М.Я.Черненок. Поручается уголовному розыску --------------------------------- Черненок М.Я. Следствием установлено Новосибирск: Западно-сибирское книжное издательство, 1975. с. 155-334. OCR: sad369 (г. Омск) --------------------------------- 1. "Визитная карточка" Звонок зазвенел неожиданно, будто взорвался. За время отпуска Антон почти отвык от таких побудок. Не открывая глаз, он быстро протянул руку к будильнику. Звонок вроде бы поперхнулся, но тут же задребезжал пуще прежнего. Антон вспомнил, что с вечера не заводил будильник -- в запасе было еще два отпускных дня, -- и только после этого сообразил, что звонит телефон. Нехотя поднявшись с постели, зажмурился от утреннего июльского солнца, испещрившего яркими бликами комнату, и, сняв телефонную трубку, глухим спросонья голосом сказал: -- Бирюков слушает. Звонил инспектор уголовного розыска Слава Голубев. Торопливо поздоровавшись, он как из автомата выпалил: -- Быстро собирайся, товарищ Бирюков, сейчас мы за тобой заедем. Антон зевнул, потянулся: -- Я в отпуске, товарищ Славочка. -- Распоряжение подполковника. -- Серьезное что-нибудь? -- Я говорю, распоряжение подполковника, а приказы начальства не обсуждают, -- Голубев вздохнул. -- Промтоварный магазин, что возле конторы "Сельхозтехника", ночью обворовали. -- Будто, кроме меня, в уголовном розыске работников нет. -- Поехали, поехали, -- не то серьезно, не то шутливо сказал Голубев и положил трубку. "Вот заполошный", -- подумал Антон, сделал несколько гимнастических упражнений и пошел умываться. Только-только он после умывания оделся, как у подъезда рявкнула сиреной служебная машина милиции. Антон закрыл на ключ свою холостяцкую квартиру и вышел из дома. Голубев предупредительно распахнул дверцу, приглашая к себе на заднее сиденье. Рядом с ним сидел собаковод Онищенко со служебной овчаркой Барсом, место возле шофера занимала незнакомая худенькая девушка в форме лейтенанта милиции. Едва Антон, поздоровавшись, захлопнул за собой дверцу, машина, отпугивая сиреной редких прохожих и разбрызгивая лужи, помчалась к окраине райцентра. -- Дождь, что ли, ночью был? -- удивленно спросил Антон. Голубев повернулся к нему: -- Вот даешь! Ничего не слышал? Такая гроза под утро молотила, что мертвого могла разбудить. -- Я только вчера вечером с поезда, устал в дороге чертовски. Первую ночь по-человечески дома спал. -- Как отдохнулось под южным солнцем? Как самое синее в мире Черное море мое? -- Шумит, Славочка, море, шумит... -- Антон улыбнулся. -- Отдыхать хорошо, работать хуже. Думаю, после дороги хоть два денька как следует отосплюсь, а тебя уж спозаранку черт подсунул, -- он оглядел присутствующих в машине. -- А что в нашей оперативной группе я следователя не вижу? -- Кто занят, кто в отъезде. Дело, кажется, пустяковое. Подполковник поручил его уголовному розыску. Сказал: "Без следователя управитесь". -- Зачем в таком случае ты меня поднял? Побоялся, один не управишься? -- Ты сегодня в роли старшего инспектора выступаешь. -- С какой стати? А Кайров где? -- Нашел о ком вспоминать, -- Голубев присвистнул. -- Кайров две недели как уволился. Сейчас -- юрисконсульт райпотребсоюза, полностью гражданский человек. -- С чего бы это вдруг? -- удивился Антон. -- Говорит, платят больше, а ответственность меньше. Словом, рыба ищет где глубже. -- И подполковник отпустил? -- Чего ж держать? Как говорится, силой мил не будешь. А тут еще семейный конфликт на почве ревности у Кайрова произошел... -- Слава взглянул на девушку рядом с шофером и неожиданно воскликнул: -- Да! Леночка, я ведь вас не познакомил. Вот это и есть товарищ Бирюков, который с сегодняшнего дня будет исполнять обязанности старшего инспектора уголовного розыска, вместо известного тебе капитана Кайрова, беспечно ушедшего из милиции. Девушка обернулась, слегка наклонила голову. Смуглое лицо ее было красивым, темные волосы аккуратно заплетены в толстую косу, уложенную на затылке. -- А это наш новый эксперт-криминалист Лена Тимохина. Уже полмесяца у нас служит верой и правдой, -- продолжал Слава и, повернувшись к Антону, лукаво подмигнул. -- Власть над нами теперь в твоих руках. Надеюсь, по старой дружбе сильно зажимать не будешь, а? -- Когда?... -- с усмешкой спросил Антон. -- Что когда? -- не понял Слава. -- Трепаться бросишь? -- Вот Фома неверующий, -- шутливо обиделся Голубев. -- Как сообщили насчет магазина, я сразу доложил подполковнику. Он говорит: "Звони Бирюкову на квартиру. Если вернулся из отпуска, пусть с сегодняшнего дня исполняет обязанности старшего инспектора". Так что поздравляю. -- Слава помолчал, лицо его стало серьезным. -- Вообще-то сегодня нам с Леной выпало суматошное дежурство. Среди ночи на подстанции дежурный электромеханик сгорел. Только вернулись с происшествия, началась гроза. Едва на небесах отгремело, звонит участковый -- у промтоварного магазина замок взломан и стекло из окна выставлено. Вот сейчас и мчим туда. -- Как электромеханик сгорел? -- поинтересовался Антон. -- Капитально, насмерть. Руки даже обуглились. Хмельной сунулся под напряжение, а напряжение там -- не дай бог. Так что душа -- мигом в рай, а тело -- на кладбище. Девушка закурила сигарету. Повернувшись к Антону, проговорила: -- Ужасное зрелище. Никогда не видела столь сильного поражения электротоком. До сих пор не могу прийти в себя. -- На нашей работе, Леночка, не такого насмотришься, -- с наигранным спокойствием сказал Голубев, как будто ему каждый день приходилось видеть обуглившихся электромехаников. Собаковод Онищенко был уже в годах. Всю дорогу он молчал. Глядя на мокрые от дождя деревья и придорожные лужи воды, хмурил морщинистое лицо. Антон, поняв причину его пасмурного настроения, спросил: -- Барс, наверное, по такой сырости не возьмет след? -- Если преступление совершено после грозы, должен взять, -- ответил Онищенко. Барс, услышав кличку, повел ушами, повернул к Антону голову. У промтоварного магазина толпились любопытные. Среди них выделялся одетый по форме пожилой усатый милиционер, в котором Антон еще издали признал участкового инспектора. Заметив служебную машину, участковый стал оттеснять толпу от магазина. Когда машина остановилась, он подошел к ней и, виновато разведя руками, сказал: -- Вот, понимаете ли, беда стряслась. Сколько уж лет ничего подобного на участке не случалось. Антон вылез из машины, посмотрел на магазин, тихо спросил: -- Давно обнаружили? -- Как вам сказать... -- милиционер замялся. -- Проснулся от грозы. Стихла она часов в шесть утра. Как сердце чувствовало, дай, думаю, проверю участок. Примерно через полчаса подхожу к магазину, смотрю -- стекло в окне выставлено. Я -- к дверям. На передней двери все запоры целы, а на задней -- замок вместе с пробоем выдернут. Немедля позвонил в райотдел, дежурный товарищ Голубев мне ответил. Пока вас ждал, вызвал заведующую магазином, -- участковый показал на одну из женщин. -- Можете побеседовать. Видимо, догадавшись, что разговор коснулся ее, женщина подошла к машине, поздоровалась. -- Как охранялся магазин? -- спросил Антон. -- Как все магазины, -- робко ответила завмаг. -- Сторожа по штату нам не положено, охранная сигнализация раньше исправно действовала. Бывало, чуть что -- звонок на всю округу тарабанит. -- Выходит, на этот раз сигнализация не сработала? Заведующая магазином кивнула головой. -- После обнаружения взлома в магазин никто не входил? -- Что вы! -- завмаг поглядела на участкового инспектора. -- Сергей Васильич категорически запретил не только входить, но и приближаться к магазину. -- На случай, чтобы следы не затоптать, -- добавил участковый. -- Понятно, -- сказал Антон и повернулся к Онищенко. Собаковод без слов понял его и выпустил из машины Барса. Увидев здоровенную овчарку, толпившиеся у магазина разом отодвинулись еще дальше. Барс, весь напружинившись, с силой потянул за собой Онищенко к магазину. Сделав вокруг него несколько кругов, потянулся к толпе, но на полдороге остановился, заводил ушами и бросился к взломанной двери. Не добежав до нее несколько шагов, снова остановился и виновато посмотрел на своего хозяина. -- След, Барс, след! -- строго сказал Онищенко, но Антон уже понял, что дело безнадежное -- грозовой ливень полностью унес следы, оставленные преступниками. Под лучами июльского солнца трава дымилась испариной. Вместе со Славой Голубевым и экспертом Тимохиной Антон подошел к Онищенко, посмотрел на собаку и, невесело усмехнувшись, спросил: -- Что, лучший друг человека, не хочешь нам помочь? Барс тихонько взвизгнул и опять потянул собаковода к двери. Упершись передними лапами в дверь, он повел носом в сторону и, резко рванувшись к стене магазина, замер, как вкопанный. Онищенко взмахом руки подозвал Антона. Вдоль стенки сохранилась примерно метровая полоска сухой земли, прикрытая от ливня карнизом крыши. На ней, подкатившись к стене, лежал толстый обрубок полированного стального прута. Судя по царапинам и вмятинам на двери, этим обрубком, как рычагом, был выдернут из двери пробой. -- Преступление совершено до грозы, -- хмуро сказал Онищенко. -- Бесполезно собаку маять, испарение забивает все запахи. Посоветовав Тимохиной взять обрубок металлического прута в качестве вещественного доказательства, Антон осторожно открыл дверь магазина и так же осторожно перешагнул через порог. За ним чуть ли не на цыпочках двинулись Голубев, Тимохина, участковый инспектор и заведующая магазином. Внимательно глядя под ноги, прошли сумрачный коридорчик и через тесное складское помещение попали в светлый торговый зал. Антон глянул по сторонам -- в зале все было перевернуто вверх тормашками. На прилавке -- расколотые стекла, на полу -- упаковочные коробки, вороха обуви, кипы бюстгальтеров, серые мужские кепки, флаконы с одеколоном, детские игрушки, поваленные вешалки с зимними пальто и куртками. Попросив Лену Тимохину сделать фотосъемку места преступления, Антон несколько секунд понаблюдал, как она заправски-профессионально щелкает фотоаппаратом, и вместе с Голубевым стал составлять протокол осмотра. Тимохина, сфотографировав с разных точек торговый зал, прошла за прилавок, чтобы сделать несколько кадров там, и вдруг вскрикнула: -- Что с вами? -- повернувшись к ней, быстро спросил Антон. -- Здесь труп. Как по команде, все враз бросились к прилавку. За ним, неестественно подвернув под себя правую руку, а левой прижимая к груди коробку с тройным одеколоном, лежал лицом кверху худощавый, давно небритый мужчина. На лице с перекошенным желтозубым ртом и широко открытыми остекленевшими глазами застыло выражение ужаса. Антон и Голубев удивленно переглянулись. -- А, мамочки! -- вскрикнула завмаг. -- Это ж Гога-Самолет. -- Совершенно точно, -- пробормотал участковый инспектор. -- А, мамочки, -- уже потихоньку повторила завмаг. -- Вчера перед закрытием магазина три флакона тройного купил. Неужто мало оказалось... -- Совершенно точно, при мне покупал, -- подтвердил участковый. Антон спросил у него: -- Телефон поблизости есть? -- Рядом, в конторе "Сельхозтехника". -- Позвоните в районную больницу, чтобы срочно приехал сюда врач Борис Медников для проведения предварительной медицинской экспертизы. Затем из райпотребсоюза вызовите ревизионную комиссию. Пооперативней все это сделайте. Участковый вышел из магазина. Голубев взял у Тимохиной фотоаппарат, сфотографировал труп с разных точек. Крупным планом снял искаженное ужасом лицо. Заведующая магазином осторожно подняла с пола пустую коробку от тройного одеколона, трясущимися руками открыла и побледнела. -- Выручка дневная тут была, ты-тысяча рублей, -- прошептала она и заплакала. -- Почему не сдали инкассатору? -- спросил Антон. -- По субботам я всегда ее сдавала в кассу райпотребсоюза, а тут нечистая сила попутала, -- заведующая уронила коробку и прикрыла лицо ладонями. -- Выходной у нас завтра, в понедельник. Со вторника другой продавец заступает. Думаю, последний день, то есть сегодня, отторгую и сдам все деньги разом, -- и запричитала: -- А-а-а, ма-а-амочки мои-и... -- Где включается охранная сигнализация? -- перебил причитания Антон. Завмаг рукой показала в направлении взломанной двери: -- Там. Антон подошел к выключателю. Ручка находилась в положении "Выключено". Заведующая магазином тоже увидела это, уставилась на Антона растерянным взглядом и, захлебываясь слезами, испуганно заговорила: -- Точно помню, включала сигнализацию. Истинный бог, включала. Пять лет тут работаю, ни разу не было, чтобы забыла включить. Да разве ж я враг себе, чтобы не включить. Вот так вот включала, -- она потянулась к выключателю. Антон успел перехватить ее руку и попросил Тимохину: -- Лена, снимите, пожалуйста, с выключателя отпечатки пальцев. Предупредив завмага, чтобы она ничего не трогала, Антон внимательно стал осматривать место возле прилавка. На глаза почти сразу попался пустой флакон из-под тройного одеколона, а чуть попозже -- измятая сигаретная пачка, тоже пустая. Слава Голубев дотошно исследовал выставленное окно, соскабливая с острого края стекла на подстеленный лист бумаги бурую точку, похожую на засохшую капельку крови. Остановившись возле него, Антон задумался. Создавалось странное положение. Если сигнализация, как уверяет заведующая магазином, была действительно включена, то в момент, когда преступник выставил стекло, она должна была сработать. Должен был зазвонить колокол и при взломе дверного замка. Но он не зазвонил. И еще: кому и зачем понадобилось одновременно взламывать дверь и выставлять окно? Отчего на лице трупа застыло выражение ужаса? Что здесь случилось ночью? Тимохина, закончив с выключателем, принялась исследовать флакон из-под одеколона. Голубев метр за метром стал проверять проводку охранной сигнализации. -- Сигнализация исправна, -- наконец сказал он Антону. Антон подошел к выключателю и повернул рукоятку в положение "Включено". Тот же миг, как корабельный колокол громкого боя, тревожно зазвонил звонок. И звенел он до тех пор, пока Антон его не выключил. Вернулся участковый инспектор, доложил, что распоряжение выполнено. Заведующая магазином опять запричитала: -- Сергей Васильич, миленький, вы ж вчера присутствовали при закрытии магазина. Видели, как я включала сигнализацию? -- Точно, видел, -- подтвердил участковый. -- Почему ж она не сработала? -- спросил Антон. -- Почему оказалась выключенной? Участковый недоуменно развел руками. Не дождавшись ни от кого ответа, Антон, стараясь ничего не сдвинуть с места, осторожно прошелся по магазину. Остановился у разбросанных на полу серых мужских кепок. Одна из них привлекла внимание -- старая, с темными масляными пятнами. Антон поднял кепку -- на подкладке химическим карандашом было написано: "Ф. КОСТЫРЕВ". Подошел Слава Голубев, увидев надпись, удивился: -- Впервые встречаюсь со столь галантными ворами. Даже визитную карточку оставили. Антон подозвал участкового, показав на надпись, спросил: -- Знаете такого? Участковый удивился не меньше Голубева: -- Знаю. Федор Костырев живет на моем участке. Работает столяром в райпотребсоюзе. Семья рабочая, порядочная. Да и сам парень трудяга, хотя и молод. Правда... -- участковый кашлянул: -- Не так давно за хулиганство отбывал пятнадцать суток. Сдружился, понимаете ли, с Павлом Моховым. Тот учинил пьяный дебош, и Костырев заодно с ним. Вроде, в его защиту полез. Чтобы отучить от подобных штучек, пришлось оформить материал, -- участковый повернулся к Славе Голубеву. -- Вот товарищ Голубев мне помогал. После того нарушений порядка со стороны гражданина Федора Костырева не наблюдалось. -- А Мохов кто? -- Карманник. Трижды судим. Неоднократно проводил с ним беседы -- ничего не помогает. Антон кивнул в сторону прилавка, за которым лежал труп: -- О нем что знаете? -- Фамилия Гоганкин. Прозвище -- Гога-Самолет. Когда-то работал в областном аэропорту. У нас появился позапрошлым летом. Устроился в "Сельхозтехнику" электриком. Башковитый, понимаете ли, в электрике был. Только вот это дело, -- участковый щелкнул по горлу, -- сгубило мужика. Пил всякую гадость, в какой хоть капля спирта есть. Предполагаю, в магазин за одеколоном забрался. Видели, закоченел от испуга, а коробку с одеколоном не выпустил. -- В таком случае лучше было забраться в продовольственный и набрать водки, -- сказал Антон. -- Оно так, конечно. Только в нашей округе продовольственные магазины спиртным не торгуют, а до винно-водочного больше часа надо топать. Его ж прижало, видно, невтерпеж. -- Семья у Гоганкина есть? -- снова спросил Антон. -- Какая у пропойцы может быть семья. Пристроился тут к одной, себе подобной, пьянчужке. Дунечкой ее зовут. Вдвоем беспробудно забутыливали. Желаете, можно сходить до нее. Через три усадьбы от магазина живет. Возможно, даст какие показания. Только я в этом сомневаюсь. Непутевая женщина. Приехавший на машине "скорой помощи" Борис Медников осмотрел труп и, не обнаружив на нем никаких телесных повреждений, кроме незначительного пореза на руке, увез труп в морг. Антон, закончив свои дела, посоветовался с Голубевым и решил, что Слава с экспертом Тимохиной отправятся на машине к Федору Костыреву, кепку которого нашли в магазине, а он с участковым инспектором побывает у Дунечки, сожительницы Гоганкина. Прибывшие на место происшествия представители райпотребсоюза приступили к ревизии магазина. 2. Пустой номер Похилившаяся глинобитная избушка Дунечки сиротливо стояла среди захламленного всякой всячиной двора. От калитки, еле-еле держащейся на проволоке, к крыльцу тянулась редкая цепочка вдавленных в грязь кирпичей -- своего рода тротуар на время слякоти. Перекошенная, с полуоторванной ручкой дверь избушки была приоткрыта, однако участковый инспектор для порядка громко постучал. На стук ответил хриплый женский голос: -- Входи! Чего там... Вслед за участковым Антон шагнул в избушку и сразу почувствовал сильный запах тройного одеколона. Избушка была настолько тесной, что в ней с трудом вмещались потрескавшаяся русская печь, грязный, с объедками и флаконами из-под одеколона, стол и низенькая, вроде раскладушки, кровать. На кровати лежала женщина. Под правым ее глазом расплылся лилово-кровавый, в полщеки, синяк, чуть прикрытый растрепанными космами желто-сивых волос. -- Здравствуй, Евдокия, -- сказал участковый. -- Черт тебя принес, -- буркнула в ответ женщина, лениво натягивая на себя старенькое байковое одеяло и прикрывая волосами подбитый глаз. Антон понял, что это и есть Дунечка, сожительница Гоги-Самолета. Не рассчитывая на приглашение, он хотел было сесть на узенькую скамейку у стола, но скамейка и стол так густо кишели мухами, что садиться было неприятно. Пришлось остаться на ногах. Поморщившись от духоты, Антон спросил: -- Где ваш муж? -- Объелся груш, -- прежним тоном ответила Дунечка. -- Мы по служебным делам пришли, Евдокия, -- строго сказал участковый. -- Поэтому отвечай на вопросы со всей серьезностью. -- Со всей серьезностью с жены спрашивай. -- Евдокия! -- участковый нахмурился. -- Добром прошу, говори, где Гога-Самолет? -- Вы б не приперлись, я столько бы знала, где вы шляетесь. -- В какое время и куда он вчера от тебя ушел? Дунечка плюнула на пол и зло прохрипела: -- Катись ты от меня со своими вопросами. Участкового словно ударили по лицу. Усы его задрожали. Он взглянул на Антона, потом на Дунечку и вдруг изо всей силы хрястнул кулаком по столу: -- Встать! Дунька! Со стола звонко посыпались флаконы. По избушке заметался встревоженный рой мух. Дунечка села на кровати, ошарашенно уставила на участкового мутные глаза. -- Опять вчера забутыливали? -- строго спросил участковый. -- На какие шиши? Копейки в доме нет. Участковый показал на упавший со стола флакон: -- А это что? Дунечка заплакала: -- Больная я, Сергей Васильич. Лечиться надо, иначе подохну от болезни, как собака. -- Сколько раз тебе об этом говорено! -- Решимости, Сергей Васильич, набраться не могу. Сам посуди, какая жизнь после леченья будет? Стопки в рот нельзя взять. От скуки тогда подохну. Участковый безнадежно махнул рукой: -- Почему не отвечаешь на вопрос, в какое время и куда ушел от тебя Гога-Самолет? -- Вот те крест, -- Дунечка перекрестилась, -- не знаю. Ну, выпили вчера самую малость, чтоб здоровье поправить. Поговорили недолго. Потом ушел Самолет. Куда -- он мне не докладывает. А часов у нас в доме нет, чтобы глядеть, когда ушел. -- Если что знаете, не скрывайте, -- вмешался Антон. -- Дело очень серьезное. Дунечка удивленно повернулась к нему заплывшим глазом, будто только сейчас заметила, что в избе, кроме участкового, есть еще посетитель. -- Чего мне скрывать? -- торопливо захрипела она. -- Кто мне Самолет? Кум, брат, сват... -- и опять заканючила, размазывая по опухшему лицу хмельные слезы: -- Больная, Сергей Васильич, я. Лечиться надо... Так ничего и не добившись, Антон с участковым вышли из душной, пропахшей тройным одеколоном избушки и, оказавшись на свежем воздухе, глубоко вздохнули. Сияло яркое июльское солнце. Под голубым небом буйно зеленели умытые ночным ливнем тополя. Участковый первым нарушил молчание: -- Знает пьянчужка что-то о Самолете. Вон как отрекаться от него начала. И синяк, как я приметил, свой прикрывает, вроде стесняется. Раньше подобных синяков не стеснялась, напоказ все выставляла. Не Гога ли Самолет ее по глазу огрел? -- Надо бы повежливее с нею, -- сказал Антон. -- Думаете, превысил полномочия? С Дунечкой по-вежливому нельзя -- вмиг обматерит, -- проговорил участковый и категорично заключил: -- Арестовать ее, товарищ Бирюков, надо, чтобы протрезвилась. Трезвая она покладистей становится, все расскажет. -- У нас оснований для ареста нет, -- сказал Антон и, попросив участкового, если появятся новые сведения о магазине, немедленно сообщить их уголовному розыску, поехал на автобусе в райотдел. Слава Голубев и Тимохина, когда он приехал, были уже там. По их лицам можно было сразу понять, что ничего существенного они не добились. -- Пустой номер, -- не дожидаясь вопроса, сказал Голубев. -- Костырев и Мохов два дня назад выехали из райцентра неизвестно куда. -- С кем разговаривали? -- спросил Антон. -- С матерью Костырева. Говорит, сын завербовался на север. Больше ничего не знает. Были дома у Мохова -- тоже ноль сведений. 3. Ловля "блох" На следующий день Антон пришел на работу раньше обычного, рассчитывая, пока никто не мешает, на свежую голову обмозговать собранные материалы расследования. Хотя уголовное дело было только что возбуждено, в нем уже, кроме протокола осмотра места происшествия на десяти страницах, набралось около двух десятков страниц первоначальных показаний свидетелей, включая показания заведующей магазином. Отомкнув ключом дверь, Антон прошелся по узкому своему кабинетику, сел за стол. Почти месяц не сидел он за этим столом, но, казалось, будто отпуска вовсе и не было. Как всегда поутру, пол кабинета чисто вымыт, в графине -- свежая вода, на столе -- ни пылинки и даже на перекидном календаре сегодняшнее число -- 16 июля, понедельник. "Преступление совершено в ночь с субботы на воскресенье", -- машинально подумал Антон и принялся перечитывать материалы расследования. Чтение заняло около часа. Отложив последнюю страницу, облокотился на стол, задумался. Создавалось впечатление, что в магазин, словно соревнуясь, проникли два преступника. При этом -- каждый своим путем: один влез через выставленное окно, другой--через взломанную заднюю дверь. Или это -- своего рода маскировка, чтобы запутать следствие? "Позвоню-ка Медникову, как у него дела", -- решил Антон, придвигая к себе телефонный аппарат. Медников ответил быстро, словно ждал звонка. -- Здравствуй, Боря, -- сказал Антон. -- Чем порадуешь? -- Земные радости ничтожны, -- в обычной своей манере изрек Медников. -- Строчу вот тебе заключение. Если не торопишься, к концу дня занесу. -- Может, по телефону коротенько проинформируешь? -- Не терпится? -- С девяти часов начинаю допрашивать свидетелей. Авось что пригодится из твоего заключения. Медников вздохнул: -- Коротенько говоря, смерть Гоганкина наступила в результате острой сердечной недостаточности. Еще короче и яснее -- умер от разрыва сердца. -- С чего бы вдруг этот разрыв произошел? -- Причин медицина знает много. Слабенькое сердчишко может отказать от большой физической нагрузки, от чрезмерной радости, испуга... от алкогольного отравления. Энциклопедические сведения, думаю, тебе не нужны, поэтому в своем заключении указываю две предполагаемых причины смерти. Первая -- от испуга, вторая -- от алкогольного отравления. Труп буквально пробальзамирован тройным одеколоном, а внутренние органы настолько разрушены, что более наглядного примера для иллюстрации влияния алкоголя трудно подыскать. -- Тебе не показалось, что на лице трупа застыло выражение ужаса? -- Нет. Этого мне не показалось, -- Медников помолчал. -- Все дело в том, что Гога-Самолет даже в лучшие свои годы не был красавцем. Черты его лица, строение черепа лишний раз подтверждают дарвиновское учение, что человек произошел от обезьяны. -- Все шутишь? -- Отчасти. У Гоганкина -- череп врожденного дебила, рот набок и впридачу с глазными мышцами не все в порядке. Встречал когда-нибудь людей, спящих с полуоткрытыми глазами? Вот Гоганкин из них. -- Выходит, смерть не насильственная? -- На трупе, кроме пустячного пореза руки, нет ни малейших следов насилия. В кабинет осторожно постучали. Держа в руке повестку, робко вошла девушка лет двадцати, не больше. -- Чурсина, -- смущаясь, сказала она. Антон показал на стул, попрощался с Медниковым и. положив телефонную трубку, уточнил: -- Чурсина Лидия Ивановна? -- Да. -- Заведующая магазином, Мария Ивановна, не родня вам? -- Нет. У нас одинаковое отчество и только. Девушка робко присела на краешек стула и, сцепив в пальцах руки, прикрыла ими обнажившиеся колени. Чуть-чуть подкрашенные глаза ее избегали встречи со взглядом Антона. Чтобы дать Чурсиной время успокоиться, Антон неторопливо заполнил формальную часть протокола и попросил: -- Лидия Ивановна, расскажите, что вам известно о происшествии в магазине. -- Ничего, -- Чурсина покраснела. -- Мы с Марией Ивановной работаем поочередно. Неделю она, неделю я. Моя смена должна была начаться с завтрашнего дня. Вчера, то есть в воскресенье, я пришла в магазин, чтобы принять смену, а там... Сами знаете. -- Что же привлекло воров в ваш магазин? Чурсина пожала плечами. Лицо ее горело нервными пятнами, а сцепленные на коленях пальцы рук заметно дрожали, хотя было видно, что она изо всех сил старается эту дрожь сдержать. -- Не за тройным же одеколоном воры лезли, -- не дождавшись ответа, сказал Антон. -- Видимо, было в магазине что-то ценное. -- Может, золотые часы, -- тихо сказала Чурсина. -- 0 пятницу Мария Ивановна получила с базы партию золотых часов. Антон насторожился: -- И все они исчезли? -- Нет. Больше половины в тот же день с оплатой по перечислению закупила "Сельхозтехника", двое были проданы в субботу, об остальных ничего не знаю. -- Откуда вам известно, сколько продано, сколько "Сельхозтехника" закупила, если ни в пятницу, ни в субботу вы не работали? -- В субботу, узнав, что поступили часы, я зашла в магазин и купила себе одни часики, а другие купил пришедший со мною товарищ. О "Сельхозтехнике" мне Мария Ивановна сказала. -- Фамилию своего товарища назвать можете? Лицо Чурсиной вспыхнуло кумачом. -- Мы мало знакомы, -- тихо проговорила она. Дальнейший разговор ничего не добавил. Уставившись взглядом в пол, Чурсина, как капризный ребенок, на все вопросы стала отвечать одним и тем же: "Не знаю, не знаю, не знаю..." В конце концов Антону надоело толочь в ступе воду. Он прекратил допрос и, положив перед Чурсиной заполненный протокол, попросил: -- Прочтите, пожалуйста, Лидия Ивановна, распишитесь и можете быть свободны. Чурсина, не читая протокола, поставила в нужных местах свою подпись и, еле слышно сказав "до свидания", вышла из кабинета. Спустя несколько минут в кабинет заглянула заведующая магазином. -- Проходите, Мария Ивановна, садитесь, -- как старую знакомую пригласил ее Антон и, показав на листки вчерашнего протокола допроса, спросил: -- Что сегодня добавите к тому, что мы с вами уже записали? Заведующая поставила возле стула старенькую хозяйственную сумку, поправила на голове полинявшую косынку и, глядя на Антона, стала почти дословно повторять прежние показания. Антон, кивая головой, добросовестно слушал, стараясь уловить что-нибудь новое. Пересказав уже записанные показания, заведующая смущенно спросила: -- Вам, наверное, надоело одно и то же слушать? Честное слово, не могу вспомнить, что украдено. Ревизия давно была, ежедневный учет проданных товаров мы не ведем, поэтому... -- И развела беспомощно руками. -- Неужели ничего конкретного так и не вспомнили? Заведующая чуть задумалась, будто сомневалась, стоит ли говорить, и вдруг, опять посмотрев на Антона, решительно сказала: -- Кое-что вспомнила. Три опасных бритвы исчезло. Год назад я их получила пять штук и ни одной не продала. Опасные бритвы сейчас никто не покупает. Всем подавай электрические или хорошие лезвия к безопасным. Вот пять опасных бритв целый год у меня на витрине перед глазами пролежали. Как сейчас помню: пять штучек с коричневыми ручками, А после кражи только две осталось. -- Может, запамятовали? -- Что вы! Как сейчас помню! -- заведующая магазином оживилась. -- И еще три пары золотых часов пропало. За день до воровства привезла я с базы восемнадцать часиков. Десять из них тотчас забрал представитель "Сельхозтехники", одни на следующий день купила Лидочка, продавщица моя, другие -- ее товарищ. Стало быть, шесть часиков оставалось в магазине и ни одних не стало. -- Как же вы такое сразу не могли вспомнить? -- с укором спросил Антон. -- Разве до этого было! С перепугу памяти лишилась. Тюрьма, думаю, верная. А тут еще сигнализация... Не могу понять, что с ней произошло. Почему она оказалась выключенной... -- Понятно, -- сказал Антон и задал новый вопрос: -- Вы Костырева и Мохова хорошо знаете? -- Не так, чтобы уж очень, но знаю, -- ответила заведующая. -- Федя Костырев -- парень хороший, а Пашка Мохов -- уголовник. Сергей Васильич, наш участковый, мне его как-то показывал и предупреждал: "Гони из магазина, набедокурить запросто может". -- Накануне преступления был кто-нибудь из них в магазине? -- Недели две, пожалуй... Ну, да! Две недели тому назад Костырев прилавок ремонтировал. Он же столяром в нашей организации работает. После того встречала Федю в конторе райпотребсоюза несколько раз, а Мохова уж и не помню, когда видела. -- Не замечали, Костырев сигнализацией не интересовался? Заведующая испуганно махнула руками: -- Что вы! Федя -- порядочный парень, труженик безотказный, из хорошей семьи. У них и мать и отец работящие. Нет-нет! Костырев не может воровством заняться. -- Как же кепка его в магазине оказалась? -- А это он ее, когда прилавок ремонтировал, позабыл. Помню, встретила его в конторе и говорю: "Ты что ж, Федя, не придешь, кепку свою не заберешь? Возьму продам ее". А он: "Ее и бесплатно, теть Машь, никто не возьмет. Выбрось, она -- старье". Что-то подозрительным показалось в ответе завмага. Почему на предыдущем допросе она ни слова об этом не сказала? Не повидался ли уж с ней Костырев? Не припугнул ли? Нахмурившись, Антон строго спросил: -- Вчера вы и это не могли вспомнить с перепуга? -- Истинный господь, до смерти перепугалась. -- А что за товарищ был с Лидией Ивановной, который тоже золотые часы купил? -- Красивый обходительный молодой человек. Выправкой и одеждой похож на физкультурника. Правда, старше Лидочки лет на десять. Я его первый раз видела. Тихонько, помню, спросила Лидочку, когда он отошел в сторонку: "Жених?" Лидочка смутилась: "Что вы, Марь-Иванна! Просто знакомый. Из Новосибирска по делам приехал". Я, конечно, ничего не сказала, но подумала, что дела тут сердечные... -- Лидия Ивановна никогда вам о нем не рассказывала? -- Никогда. Лидочка вообще стеснительная. Последнее время, правда, побойчее стала, а вначале... тихоня-тихоней была. Заканчивая допрос, Антон поинтересовался мнением завмага о Гоге-Самолете и Дунечке. Заведующая тяжело вздохнула: -- Мнится мне, что пьяницы они горькие, попрошайки, а не воры. Если б Самолета не нашли в магазине, мысли б не допустила, что он на такое способен. Не иначе, кто-то подбил его на преступление, а потом пристукнул. -- Дунечка не могла этого сделать? -- Господь с вами! -- завмаг испуганно подняла руку, словно хотела перекреститься. -- Самолет хоть и худенький мужичонка был, а жилистый. Где ей, бабе, с ним справиться! Нет, нет... -- Дунечка работает где-нибудь? -- В пивном баре "Волна" уборщицей. -- Давно ее знаете? -- Можно сказать, с девчонок. Годов-то ей чуть поболе тридцати. Это из-за беспробудной пьянки она видом под старуху стала. А девушкой очень даже интересной на внешность была. Техникум закончила, на железной дороге работала, все ладно было. Потом женихи довели до ручки. С молодости очень неравнодушна к мужчинам была, раза четыре замуж выходила. Пить начала и... -- Ну, а о Гоге-Самолете что скажете? -- Отлетался, голубчик, -- заведующая помолчала. -- Его я мало знаю -- недавно к нам залетел. По электричеству подрабатывал и вместе с Дунечкой пропивал все до копейки. Мужик недрачливый был, услужливый. Бывало, кому утюг электрический починить, плитку, машину стиральную и прочие разные механизмы только попроси -- за стопку мигом сделает. -- Сигнализацию он у вас в магазине никогда не ремонтировал? -- Что вы! По сигнализации особые мастера имеются. Без специального разрешения никого к ней не допускаем. У нас с этим очень большие строгости. Упаси бог, мы не враги себе, чтобы кого попало к сигнализации допускать. До сих пор ломаю голову, отчего она оказалась выключенной? Ведь включала же я ее перед закрытием магазина, включала! Участковый сотрудник Сергей Васильич при этом присутствовал. Он почти каждый раз перед закрытием магазина к нам заходит. Коротко стукнув в дверь, в кабинет заглянул Слава Голубев. Увидев, что Антон не один, спросил: -- Занят? -- Проходи, -- предложил Антон и, закончив формальности с протоколом допроса, отпустил заведующую магазином. Когда она вышла, Голубев сел на освободившийся стул, торопливо, как всегда, зачастил: -- Отыскал в нашем архиве кое-что о Павле Мохове. Кличка Клоп, задерживался за карманные кражи, но однажды пробовал и в магазин забраться. Сигнализация тот раз подвела, не смог отключить. Есть основания полагать, что в данном случае спелся с Гогой-Самолетом, возможно, еще с кем-то. На прилавке отпечатки его пальцев обнаружены, 'сейчас Тимохина заканчивает экспертизу. В кабинет ввалился Борис Медников: -- Здорово, Шерлоки Холмсы! -- Здорово, эскулап, -- ответил Антон. -- Вы -- как геологи, ничего не теряли, а все ищете? -- Все ищем, Боренька. -- Успехи? -- Будут. -- А пока, как при ловле блох, много движений -- мало достижений? -- Медников улыбнулся. -- Или я ошибаюсь? -- Точно, Боря. Пока ловим "блох", -- ответил Антон и посмотрел на Голубева. -- За блохами Клопа бы не упустить. -- Не упустим, -- уверенно заявил Слава. -- На Мохова и Костырева еще вчера ориентировку в областное управление направил. Далеко не уйдут. -- На Костырева, видимо, зря тень наводим. Кепку он раньше в магазине оставил, сейчас заведующая рассказала. -- Да?... -- удивился Голубев. -- Что ж она вчера молчала? Ну, ничего, перестраховка не повредит. Медников положил перед Антоном заключение о смерти Гоги-Самолета и опять же с улыбкой сказал: -- Там у дежурного свидетельница одна к тебе прорывается. -- На сегодня я никого больше не вызывал. -- Она без вызова. -- Кто такая? -- Сейчас увидишь. Можно, поприсутствую? 4. Дунечка Она не вошла, а скорее -- ворвалась, столкнувшись в дверях со Славой Голубевым, выходившим из кабинета. Тяжело переводя дыхание, словно только что скрылась от бешеной погони, прислонилась к стене, икнула и, посмотрев сначала на Медникова, затем на Антона одним глазом, спросила: -- Кто тут из вас расследует грабеж магазина? Желто-сивые волосы ее были растрепаны, правый глаз чернел запекшимся кровавым пятном, платье измятое, грязное. Антон не успел ответить -- в кабинет почти вбежал дежурный по райотделу. Схватив Дунечку за руку, он потянул ее за дверь и виновато проговорил: -- Не доглядел, товарищ Бирюков, когда проскользнула. -- Подожди, -- остановил Антон. -- Она по делу ко мне. -- Какие дела с ней могут быть? -- удивился дежурный. -- Машину из вытрезвителя уже вызвал. -- Машина подождет. Дежурный отпустил Дунечку, козырнул и вышел из кабинета. -- Цербер, -- зло бросила ему вслед Дунечка. -- Нашел, чем бабу пугать. Да вытрезвитель -- мне дом родной. Понял?! -- и, как ни в чем не бывало, повернулась к Антону. -- Ты, что ли, старший? Свидетельские показания по смерти Гоги-Самолета надо? Антон утвердительно кивнул. Она, шаркая стоптанными мужскими ботинками без шнурков, подошла к свободному стулу, не дожидаясь приглашения, села. -- Пиши. Травина Евдокия Алексеевна, рождения тысяча девятьсот сорок первого года, беспартийная, образование среднетехническое. Устраивает? -- Вполне, -- Антон улыбнулся. -- Вот так. Это я перед лопухами богомольную дуру изображаю. Дуракам легче живется. Понял? А если по правде, то образование имею не меньше, чем некоторые. Хочешь, поговорим о культуре? -- Давайте лучше -- о Гоганкине. -- Папироской или сигареткой угостишь? А то я спички дома оставила. -- Не курю и вам не советую. -- Мал еще мне советовать. Не таких соколиков видела. -- Дунечка опять икнула и бесцеремонно почесала голову, еще больше растрепав желто-сивые космы. -- Все советуют! Все учат! Думают, уборщица, дура набитая... Я уборщица с дипломом! Антон, нахмурившись, пригрозил: -- Будете кричать, мигом дежурного сотрудника вызову. -- Не пугай сотрудником. Моя милиция -- меня бережет, -- хрипло хохотнула. -- Подумаешь, обидчивый. "Крича-а-ать..." У меня разговор такой с мужиками. Терпеть их не могу. Всю жизнь, с-сволочи, поломали! -- морщинистое серое лицо ее болезненно передернулось. Дунечка показала на подбитый, почерневший от запекшейся крови глаз и хрипло спросила: -- Видишь? Антон секунду помолчал: -- Вижу. -- Кавказец. -- Что кавказец? -- Долбанул. -- За что? -- Хрен его, собаку, знает, -- Дунечка уткнулась лицом в ладони и хрипло запричитала: -- Все против меня, с-сволочи! Больная я... Лечиться надо, иначе подохну от болезни... Три рубля дашь за помощь, которую окажу следствию? -- неожиданно спросила она. Антон сделал вид, что тянется к телефону. -- Обожди, божди, божди... -- проглатывая начала слов, заторопилась Дунечка. -- Значит, так, все без утайки, по порядку. Выпили мы с Самолетом самую малость в субботу вечером, чтоб здоровье поправить. Чуточку не хватило. Пошли к другу, чтоб сообразить на "Стрелецкую" или красненькую. Пришли -- друг в ночь дежурит. Попробовали сблатовать его бабу. Куда там! Интеллигентшу разыграла, гавкать, как Бобик, начала. Плюнули, идем домой. Ночь, темно, хоть глаз выткни. Лампочки на столбах не горят, тучи перед грозой небо затянули. Подходим к магазину -- мама родная! -- изображая испуг, Дунечка широко открыла глаз. -- Кавказец в окно полез! Что делать?... Шепчу Самолету: "Спасать надо госимущество". Вижу, трусит. Не отступаюсь: "Ну, чего скосоротился, когда на твоих глазах тянут общественное добро? Не ночевать же кавказец туда полез". Дошло до Самолета, принимает решение: меня направляет к задним дверям, чтобы кавказец, значит, через них не смылся, сам хватает железяку и через окно за кавказцем нырь. Я -- за кирпичину и дуй -- не стой, к задней двери. Слышу, битва внутри магазина пошла. Заревел Самолет белугой и моментом утих. Я -- к дверям, чтобы, значит, Самолету помощь оказать. А из дверей выпуливается кавказец и без всяких разговоров бенц меня кинжалом по лицу! -- Дунечка опять страшно выпучила глаз и развела руками. -- Сознание мое, как пташка, фырк -- и улетело. Пока очухалась, кавказца Митькой звали, и след его простыл. Пришла домой, Самолета нет. А вчера люди рассказали, что утром его мертвого в магазине нашли. Это тот кавказец его угробил. Понял?! -- Понять-то понял, -- Антон нахмурился, -- однако надо уточнить. К какому другу вы с Самолетом ходили? Что за кавказец? -- Какая тебе разница? -- Дунечка зябко поежилась. -- К другу и вся любовь! А кавказец -- черный, как негр. Фамилии не назвал. -- Жена друга, к которому ходили, подтвердит, что вы у нее были в тот вечер? -- Она, собака, все подтвердит. Чтоб ей, жадюге... -- Дунечка резко протянула руку. -- Ну, дай три рубля. Верну с получки. -- Вы не ответили, к кому ходили. -- Вот зарядил: "К кому? К кому?" К Ивану Лаптеву ходили, что на подстанции сгорел, -- Дунечка прижала ладони к лицу. -- Два таких друга в одну ночь расстались с жизнью! Да их с оркестром хоронить надо! -- Убрала от лица руки, повернулась к Антону и без всякого перехода хрипло потребовала: -- Гони три рубля! Антон усмехнулся: -- На оркестр, что ли? -- Не прикидывайся! -- возмутилась Дунечка. -- За мою помощь плати. Если б не рассказала, откуда б ты правду о гибели Самолета узнал? Я ж тебе целый рассказ наговорила. -- Милиция рассказов не печатает, чтобы за них платить. -- Ни... ни копейки не... не дашь? Антон отрицательно покрутил головой. Дунечка взорвалась: -- Жадюга! Чтоб тебя под старость дети так кормили! Чтоб... Чтоб... Как порядочному, пришла на помощь, расписаться под показаниями хотела. Теперь во распишусь! -- она показала кукиш, вскочила со стула и, чуть не оставив впопыхах ботинки, ринулась к двери. Запнувшись о порог, оглянулась и, зло сверкнув глазом, хрипло спросила: -- Где тут у вас туалет? -- Там... -- неопределенно махнул рукой Антон. -- Дежурный покажет. Дунечка молча еще раз показала кукиш и захлопнула за собою дверь. Антон быстро набрал номер телефона Голубева. -- Слава, -- сказал он, -- из моего кабинета только что вышла гражданка... -- Дунечка? -- перебил Голубев. -- Точно. Задержи ее немедленно и отправь в медвытрезвитель. Накажи ребятам, чтобы без нашего разрешения не выпускали. Кажется, знает она о магазине. -- Бегу! -- выпалил Голубев. Медников, навалившись грудью на стол, содрогался от смеха. -- Чего ржешь, эскулап? -- положив телефонную трубку, улыбнулся Антон. -- Финал допроса беспрецедентный: "Где тут у вас туалет?" -- Медников вытер повлажневшие от смеха глаза. -- Кому ты поверил, Шерлок Холмс? Неугомонное племя алкоголиков неистощимо в изобретении способов сравнительно мирного отъема денег, когда их прижимает похмельная нужда. -- Понимаешь, после ее рассказа у меня появилась мысль. Если подтвердится... Кстати, зачем она и какого кавказца в дело плетет? -- Надо знать Дунечку. У нее каждый смуглый здоровый мужчина -- кавказец. Что-то вроде символа мужской силы. Вошел Слава Голубев. Разглядывая руку, сердито сказал: -- Чуть не укусила, разбойница. Отправили кое-как. -- Ты Мохова и Костырева в лицо знаешь? -- спросил Антон. -- Приходилось встречаться, когда их дебош разбирал. Мохов -- маленький, плоский, как клоп. Костырев -- здоровый черный верзила. А что? -- Дунечка сейчас тут выступала. Говорит, кавказец ее кинжалом у магазина ударил. Не Костырева ли она имела в виду? Что-то не верится мне, что он кепку во время ремонта прилавка оставил. Голубев небрежно махнул рукой: -- У нее чем-то тупым кожа под глазом рассечена. Я специально пригляделся. Наверное, шарахнулась об угол по пьянке. -- Возможно, -- нехотя согласился Антон. -- Но привлекает в Дунечкином рассказе еще один факт: погибший на подстанции электромеханик и Гога-Самолет были друзьями. Предлагаю версию: электромеханик отключает электроэнергию и тем самым обесточивает сигнализацию. Гога-Самолет в это время проникает в магазин. Голубев задумался: -- Логично, только... На подстанции вышел из строя ртутный выпрямитель. Лаптев стал его восстанавливать, произошло короткое замыкание. Дальше, -- продолжал Слава, -- если было так, как ты предполагаешь, то зачем взламывать дверь и одновременно выставлять окно? Вдобавок: труп Гоги-Самолета нашли в магазине, а вещички утопали. Они что, самоходные? -- Я вовсе не сказал, что Гоганкин один был в магазине. -- Время аварии на подстанции и происшествия совпадает?-- спросил Медников. -- Не знаем мы, Боренька, точного времени происшествия, -- Антон машинально нарисовал на чистом листе бумаги крупный вопросительный знак. -- Повреждение окна и замка у магазина участковый обнаружил только утром, перед началом рабочего дня. Медников присвистнул. Зазвонил телефон. Антон снял трубку. Разговаривал он недолго, односложно повторяя: "Так... так... так..." В конце разговора сказал: -- Хорошо, Сергей Васильевич, примем к сведению. Будет новое, сразу докладывайте. Спасибо, -- и положил трубку. Голубев с Медниковым начали было прерванный телефонным звонком разговор, но Антон перебил их: -- Звонил участковый. Дунечка вчера в пивном баре рассказывала, что Гогу-Самолета кавказец убил на улице и труп спрятал в магазине. Говорит, задушил его кавказец. -- Чушь несусветная! -- возмутился Медников. -- На трупе нет даже малейших следов насильственной смерти. 5. Света может рассказать Подполковник Гладышев слушал не перебивая. В кабинете, кроме него и Антона, сидели Слава Голубев и эксперт-криминалист Тимохина. Антон, коротко изложив все известное о происшествии, по пунктам докладывал результаты криминалистической экспертизы, которые, по его мнению, превзошли ожидания. Во-первых. Отпечатки пальцев Гоги-Самолета обнаружены на оконном стекле магазина, прилавке, выключателе сигнализации и на флаконе из-под тройного одеколона, судя по всему, опустошенном Гогой-Самолетом прямо в магазине. Во-вторых. Обнаруженная на выставленном оконном стекле капля человеческой крови той же группы, что у Гоги-Самолета. В-третьих. Отпечатки на замке и полированном обрубке стального прута, которым был взломан запор магазина, идентичны отпечаткам пальцев Павла Мохова, хранящимся на дактилоскопической карте в уголовном розыске. Такие же отпечатки обнаружены на разбитом стекле прилавка. В-четвертых. На обрубке стального прута обнаружены следы крови с признаками, характерными для крови женщин, и прилипший седеющий волос, слабо окрашенный хною, что придает ему желтоватый цвет. Волосы такого цвета у Дунечки. -- Все это наводит на мысль, что Гога-Самолет, воспользовавшись отсутствием электроэнергии, проник в магазин через окно и отключил сигнализацию. Мохов пробрался через взломанную дверь. Он же ударил Дунечку по лицу металлическим прутом, -- начал делать выводы Антон. -- За прилавком магазина обнаружена мятая пустая пачка из-под сигарет "Наша марка" Ростовской табачной фабрики, -- сказала Тимохина. -- На целлофановой упаковке сохранились отчетливые отпечатки пальцев Мохова и другие, смутные, которых в нашей картотеке не числится. -- А что, продают сейчас "Нашу марку"? -- спросил подполковник. -- Ни у нас в районе, ни в Новосибирске этих сигарет нет в продаже, говорю это вполне ответственно, будучи человеком курящим, -- ответила Тимохина. -- А вообще, как сильно распространены эти сигареты?-- снова спросил Гладышев. -- Сигареты хорошие, последнее время выпускаются со Знаком качества. Особой популярностью пользуются они у курильщиков областей страны, прилегающих к Ростовской. Помню, проводила отпуск на юге, так там почти каждый третий курит ростовскую "Нашу марку". Встречала эти сигареты в Москве, из близлежащих городов -- в Томске. -- Может, не зря Дунечка кавказца приплела, -- шепнул Антону на ухо Слава Голубев. -- Авось на юг или в Москву командировочка проклюнется. Ни разу не был в столице. Уже который год собираюсь там побывать, но никак не получается. -- Гога-Самолет курящим был? -- подполковник повернулся к Антону: -- Мохов?... -- У Гоги-Самолета в кармане обнаружена пачка папирос "Волна" Бийской фабрики, -- ответил Антон. -- Насчет Мохова не знаю. -- Какую предлагаешь версию? -- У меня сложилось только начало. Предполагаю сговор Гоги-Самолета с дежурным электромехаником Лаптевым. В условленное время Лаптев, отключив энергию, обесточил магазин. Гога-Самолет влез через окно. Вероятно, в магазине побывал и Мохов. Скорее всего, проник он через дверь, но на основании имеющихся материалов установить невозможно, раньше Самолета он это сделал или позже. Кепка Костырева, найденная в магазине, навела нас на след Мохова, так как, по заявлению участкового, Костырев последнее время стал дружить с Моховым. Однако здесь имею в виду два варианта: либо Костырев -- соучастник преступления и обронил кепку в магазине в силу каких-то обстоятельств, либо кепка подброшена преступниками с целью увести следствие в ложном направлении и тем самым выиграть время. Не исключено, что Костырев действительно, как показывает завмаг, забыл кепку в магазине две недели назад, когда ремонтировал там прилавок. -- Отпечатки его не обнаружены? -- Костырев ни разу не привлекался к уголовной ответственности и в нашей регистрации не числится. На стекле прилавка много самых различных свежих отпечатков. Возможно, среди них есть и костыревские, но сверить не с чем. -- На какие мысли наводит тебя пачка "Нашей марки"? Антон пожал плечами: -- Могу только предположить, что один из участников преступления был приезжим. И приехал совсем недавно, коль у него сохранились сигареты, купленные не в нашей области. -- Сколько всего участников насчитываешь? -- Активных подозреваю пятерых: Гога-Самолет, Дунечка, Мохов, Приезжий и... будем считать, Костырев. Шестой -- пособник, электромонтер Лаптев. -- Вместе они действовали и передрались или... как говорят, вор у вора дубинку украл? -- На этот вопрос пока не могу ответить. -- Экспертиза подтвердила, что Лаптев действительно в опьяненном состоянии погиб? -- Да. -- А такого не допускаешь, что Лаптева специально подпоили, чтобы, воспользовавшись опьянением, без его ведома отключить электроэнергию? -- Нет, товарищ подполковник, -- вместо Антона ответил Голубев. -- С Лаптевым дежурил молоденький монтер, который с дежурства не отлучался. Утверждает и клянется честным комсомольским, что никто из посторонних к пульту управления не подходил. -- Проверьте получше этого монтера. Быть может, с перепугу стал клясться, а когда одумается, другое заговорит. Кроме того, надо побывать у родителей Костырева, выяснить его связь с Моховым. Поинтересуйтесь, не было ли кого приезжих... Поговорите с соседями, друзьями, знакомыми Костырева. Вполне возможно, что он никакого отношения к делу не имеет. Небольшой потемневший домик Костыревых среди добротных соседних домов казался съежившимся, словно человек, переживающий горе. Пожилая, скромно одетая мать Костырева встретила Антона настороженно, тревожно. Антон, стараясь не показать, что заметил эту тревогу, спокойно сел на предложенный ему стул и, разглядывая красивую полированную мебель, сказал: -- Добротная работа. -- Что?... -- отчужденно спросила Костырева и, перебирая в пальцах краешек ситцевого передника, непонимающим взглядом уставилась на вместительный, занимающий чуть ли не четверть комнаты шифоньер. -- Сын делал, Федя, -- вдруг сказала она, погладила ладонью почти зеркальную стенку шифоньера и заплакала. -- Что с вами? -- участливо спросил Антон. Костырева приложила передник к глазам, тихо проговорила: -- Будто не знаете... За время работы в уголовном розыске Антон насмотрелся всяких слез. Теперь они уже не вызывали у него растерянности и безрассудного сочувствия, как было поначалу, но эту немолодую, с натруженными руками женщину вдруг стало жалко. -- Нам ведь сказали, что Федину кепку нашли в обворованном магазине, -- почти прошептала Костырева. -- Кто вам мог сказать? -- Лида, продавщица. В воскресенье вечером за молоком прибегала. Корову мы держим. А вчера сказывала, что в милиции ее допрашивали. -- Костырева, вытирая глаза, всхлипнула. -- Как чувствовало мое сердце: в воскресенье утром, когда парень с девушкой на милиционерской машине приехали и Федей интересовались, что неладное с ним случилось. -- Где сейчас Федор? -- спросил Антон. -- В пятницу собрал чемодан, выписался в паспортном столе и уехал. Сказал, что пришлет письмо с нового места, будто на севере, где много платят, работу облюбовал. Тут его не хотели отпускать, в райпотребсоюзе столярничал. Золотые руки у парня, полтораста с лишним рублей в месяц получал, мало показалось... Это все Пашка Мохов его с панталыку сбил, тюремщик. Они школу в одном классе начинали. Потом Пашка по тюрьмам пошел, а Федя восемь классов закончил. Никогда их дружбы не замечала, а последний раз, как Пашка освободился из заключения, зачастил к нам. И все сманивал Федю на север, все рубли длиной по метру расхваливал... Антон слушал внимательно. Костырева горой стояла за своего сына, однако в ее рассказе сквозило что-то истинное, необманное. -- Последнее время, не скрою, вино Федя попивать стал. Как будто стряслась у него неприятность. Скрытный стал, злой. Наверное, Пашка в свою шайку его втянул. Федя парень здоровый, а Пашка сопля. Драку затеет, Федя выручит. Так до милиции дело дошло. Пашка скрылся, а Федю за хулиганство на пятнадцать суток посадили, каких-то мужиков, заступаясь за Пашку, избил. С тех пор совсем озверел. Затвердил: "Уеду отсюда, и все!" Я так думаю, стыдно ему за пятнадцать суток стало. А до этого все хорошо было. С девушкой Федя дружил. Светой ее зовут. В вечерней школе стал учиться, хотел на инженера поступить. Кто Света? В соседях с нами жили. Березовы фамилия. В прошлом году дом продали и уехали в Новосибирск. Люди зажиточные, сам-то счетным работником. А Света -- дочка их. Нравился ей Федя, хотя родители косо на него смотрели. Только она не слушала их. И сейчас приедет к подружкам, в первую стать к нам забежит. Она-то и заставила Федю в вечерней школе учиться. -- Муж ваш на работе? -- спросил Антон. -- Отдыхает, -- Костырева взглядом показала на прикрытую цветастой занавеской дверь в маленькую комнатушку. -- После ночной смены. На железной дороге он дежурным работает. За занавеской раздался кашель, из-за нее появился крупный, почти под потолок ростом, мужчина, похожий на цыгана, только без бороды и усов. -- Какой тут отдых, -- растирая ладонями лицо, сказал он и грузно опустился на табуретку. -- Вот опять из милиции, -- виновато посмотрев на мужа, сказала Костырева и уткнулась в передник. -- Теперь мы к милиции привязаны. Нюни распускать ни к чему. Раньше жалеть надо было. -- Разве я не жалела? -- Не с той стороны, видно, жалела, -- глядя себе под ноги, хмуро проговорил Костырев и, не поднимая головы, спросил, адресуя вопрос Антону: -- Словили уже воров? -- Получив отрицательный ответ, удивился. -- Что так долго не можете словить? Третий день пошел... Ну, ничего, словите. Антон высказал предположение, что, может статься, Федор не имеет никакого отношения к преступлению, но Костырев, в отличие от матери, не стал защищать сына. "Как не имеет! Заодно он с Пашкой. Если Мохов был в магазине, значит, и наш там. Костыревы за чужие спины никогда не прятались. Словите паршивца, дайте на всю катушку. Пусть поймет! Опозорил перед миром. Мать тут расплакалась, с пути сбили, видишь ли, ее сыночка... Порядочного человека никто с пути не собьет. А уж коли сбился, то не человек это, а дерьмо самое настоящее". -- Но ведь Федор уехал из райцентра в пятницу, а магазин обворовали в ночь с субботы на воскресенье, -- попробовал еще защитить Антон. -- Верно, в пятницу, верно, -- обрадованно подхватила Костырева, но муж оборвал ее: -- Ты провожала? Нет. И я не провожал. Никуда он в тот день мог и не уехать. Для отвода глаз унес из дома чемодан. Костырев помолчал и, словно между прочим, сказал: -- Говорят, Гогу-Самолета в магазине мертвого нашли. Антон промолчал. -- Паршивцы не должны бы его прикончить... -- Костырев кашлянул, подумал. -- Пашка Мохов -- трус, а наш на убийство ни за какие пряники не пойдет. В этом ручаюсь. Слушая, Антон посматривал в окно. На противоположной стороне улицы, у остановившихся рядом с конторой "Сельхозтехники" автомашин, разговаривая, курили шоферы. За конторой виднелся обворованный магазин. Над его крышей безмятежно кувыркались в высоком небе пестрые голуби. Выяснив, что в последние дни никакие друзья и знакомые, кроме Павла Мохова, к Федору не заходили, Антон поднялся. Костырева вышла проводить. Дойдя до калитки, торопливо заговорила: -- Не слушайте нашего отца. Суровый он. Намедни со Светой поругался из-за Феди. Последнее время она долго у нас не была, экзамены за институт сдавала. А вчера -- как снег на голову. Письмо какое-то получила. Тревожная, нервничает. Не поздоровалась даже -- и сразу. "Где Федя?" Сказали мы про кепку, не стали скрытничать. Аж вся побледнела, говорит, догадывается, откуда ветер дует, и сразу собралась уезжать. Пообещала всех дружков на чистую воду вывести. А понадобится, на суде в защиту Феди выступит, никого не побоится. Тут отец и напустился. Дескать, Федя не заслуживает того, чтоб его защищать, -- Костырева вытерла слезы. -- Вы уж, ради бога, поговорите со Светой. Света может рассказать, чего мы с отцом ни сном, ни духом не знаем. Антон записал новосибирский адрес Березовой и попрощался. В райотделе его ждала новость. При попытке продать по спекулятивной цене дефицитную женскую кофточку в аэропорту Толмачево задержали Павла Мохова, а вместе с ним и Федора Костырева. В их чемоданах, кроме личного дешевенького белья, обнаружены дорогие вещи с неоторванными фабричными ярлыками, две новенькие, в упаковке, опасные бритвы и билеты на самолет до Якутска. Об этом сообщил подполковнику Гладышеву инспектор областного уголовного розыска Степан Степанович Стуков, имевший поручение от своего начальства контролировать задержание преступников по ориентировкам райотделов милиции. В этот же день Антон срочно выехал в Новосибирск. 6. Разговор в "Космосе" Электричка бойко постукивала на стыках рельсов. Мимо мелькали подступающие почти вплотную к железнодорожному полотну березки, лениво тянулись просторные ярко-зеленые поля. Глядя в окно, Антон перебирал в памяти обстоятельства дела. В общем-то, если бы не труп Гоги-Самолета, оно не представляло большой сложности. Ревизия установила недостачу в три с половиной тысячи рублей. Сумма не ахти какая. По вещам и опасным бритвам, обнаруженным у Мохова и Костырева, можно наверняка доказать причастность их к преступлению. К тому же -- отпечатки пальцев Мохова на разбитом стекле прилавка и на обрубке металлического прута, которым был выдернут дверной запор, -- улика серьезная, и отрицать ее бессмысленно. Труднее установить связь преступников с погибшим электромехаником Лаптевым. "Так ли уж обязательна эта связь? -- задал себе вопрос Антон. -- Преступники могли воспользоваться отсутствием электроэнергии, скажем, заметив, что погас свет в районе магазина". Мысли вернулись к Гоге-Самолету. И опять закружились в голове вопрос за вопросом. По сговору с Лаптевым действовал Гога или по случайности? Заодно с Моховым или самостоятельно? Как попала в магазин сигаретная пачка ростовской "Нашей марки"? Каких друзей собирается вывести на чистую воду Светлана Березова? Чем дольше размышлял Антон, тем больше и больше возникало вопросов. "Прежде всего надо встретиться с Березовой", -- в конце концов твердо решил он, за размышлениями не заметив, как в дороге прошло время. Электричка уже отстукивала в черте Новосибирска. Слева тянулась широкая Обь с маленькими издали, будто игрушечными, катерами. Мелькнула пристань "Октябрьская". Нырнул под железнодорожный виадук нарядный Красный проспект, заполненный встречными потоками автомашин, троллейбусов и пешеходов. Город с почти полуторамиллионным населением жил обычной размеренной жизнью. Дом Березовых Антон отыскал сравнительно быстро. Уже по внешнему виду кирпичного особняка, обнесенного свежевыкрашенным высоким забором, можно было догадаться, что живут Березовы в достатке. Едва только Антон взялся за ручку калитки, как во дворе, по проволоке заскребла цепь и послышался грозный собачий лай. Появившаяся на высоком крыльце женщина прикрикнула на здоровенного пса: -- Дозор! На место! Пес послушно прогремел цепью и настороженно лег у конуры. Антон вошел в ограду, поздоровавшись с женщиной, спросил: -- Могу я увидеть Светлану Березову? Женщина посмотрела на него строго. Прежде чем ответить, подумала. -- Света в институте, -- сказала она. -- У вас к ней дело? -- Да. Служебное. -- Вы Светин знакомый? -- Женщина придирчиво разглядывала Антона. -- Учитесь с нею вместе? "Воспитанные люди вначале приглашают сесть, а уж затем начинают задавать вопросы", -- с какой-то неожиданной неприязнью подумал Антон и ответил: -- Я из уголовного розыска. Надо поговорить со Светланой об одном ее знакомом. Женщину словно подменили. -- Извините, на вас гражданская одежда... -- смущенно проговорила она и протянула руку. -- Мы не познакомились. Я Светина мама, Нина Михайловна. -- Инспектор Бирюков, -- сухо отрекомендовался Антон. Лицо Нины Михайловны еще более подобрело: -- Проходите в дом, пожалуйста. -- Спасибо. Подожду, как говорят, на свежем воздухе. -- Как вам будет угодно, -- быстро согласилась Нина Михайловна и тут же спросила: -- Извините за любопытство, кто этот знакомый, которым уголовный розыск интересуется? -- Федор Костырев. Знаете такого? С его родителями вы когда-то по соседству жили. -- Конечно! Чуть ли не с грудного возраста знаю Федора. Больше двух десятков лет прожили с Костыревыми в соседях. Мы ведь только в прошлом году из райцентра в Новосибирск переехали, мужа повысили по работе, -- последнее Нина Михайловна вроде бы даже подчеркнула. -- Интересно, что же натворил Федор? -- Ничего особенного, -- уклонился от ответа Антон. На лице Нины Михайловны появилось удивление. -- Странно. Почему же в таком случае им интересуется уголовный розыск? -- проговорила она и заторопилась, словно боялась, что ее вот-вот перебьют и не дадут высказаться. -- Очень нехороший юноша Федор Костырев. Необразованный, грубый. Натерпелись мы от него. Одних огурцов поворовал ужас сколько! -- Светлана о нем такого же мнения, как вы? Нина Михайловна замялась, тяжело вздохнула: -- Трудная молодежь пошла, о будущем совершенно не думает. Глядя на сверстников, и Света от родительских рук отбивается. Мы с мужем столько на нее сил потратили! Не преувеличиваю, жизнь ей свою отдаем. И вот в благодарность она, видите ли, берет шефство над хулиганом Костыревым. Он, дескать, непохож на всех: у него доброе сердце, он умница! Скажите, может быть умницей взрослый юноша, не закончивший среднюю школу? -- Школа дает образование, ум -- природа, -- с претензией на афоризм ответил Антон. -- Допустим. Только Костырев Свете не пара. Как увижу их рядом, сердце обрывается. Он неотесанный какой-то, а Светочка... Вы знаете, какие ребята за ней ухаживают? Володя, например, такой воспитанный мальчик. Скромница, студент. Придет, весь вечер со мной проговорит. И отец Светочке твердит: выходи за Володю замуж. Лежавший у конуры пес вдруг вскочил, завилял хвостом. Щелкнула чека калитки, и в ограду почти вбежала похожая на школьницу-выпускницу девушка. Увидев Антона, она удивленно остановилась, перекинула рукой с плеч на спину пушистые темно-каштановые волосы, поздоровалась: -- Здравствуйте. Антон наклонил голову, но ответить не успел. Его опередила Нина Михайловна. -- Светочка, -- ласково сказала она, -- товарищ из уголовного розыска интересуется Федором Костыревым. Сколько я предупреждала... -- Мама! Это же... -- Девушка словно задохнулась от возмущения. -- И вообще!... -- Что с тобой, доченька? -- испугалась Нина Михайловна. -- Что значит, вообще? -- Лить на человека грязь! Ты уже наговорила... Наговорила, да? Я знаю твой характер. На глазах Нины Михайловны выступили неподдельные слезы. -- Света... Ты не считаешься с моим сердцем, ты вгонишь меня в гроб, -- почти прошептала она. -- С тобою невозможно говорить! -- Девушка резко повернулась к Антону. -- Уйдемте отсюда. Нина Михайловна сложила на груди руки и беспомощно втянула голову в плечи. -- Не волнуйтесь, все будет хорошо, -- успокоил ее Антон. Березова, нетерпеливо сжимая в руках ремень дамской сумочки, дожидалась его за калиткой. Едва он вышел, резко спросила: -- Федю арестовали? -- С чего вы взяли? -- Антон покосился на прохожих. -- Где бы нам спокойно поговорить? Она на секунду задумалась, гордо подняла голову и рукою стала поправлять волосы, как будто они ей мешали. -- Поедемте в кафе "Космос". Люда устроит за служебный стол, никто не будет мешать. -- И, не дожидаясь согласия, бросилась к остановке троллейбуса. Пока ехали до кафе, Антон узнал, что Светлана только что окончила электротехнический, что Люда Суркова, ее двоюродная сестра, работает в кафе "Космос", что это лучшее кафе в городе и что, когда Федор Костырев приезжал, они сидели только в "Космосе". Кафе на самом деле было хорошим. Два зала, разделенные стеклянной перегородкой, на стенах -- современная глянцевито-черная мозаика с крупными звездами и пересекающимися линиями траекторий и орбит, небольшие столики на четверых, удобные кресла. Все сияло свежестью и чистотой. Народу в кафе было много, но через несколько минут Березова и Антон сидели за служебным столиком, для порядка взяв бутылку минеральной воды. Люда была чем-то расстроена. Она хотела заговорить с Березовой, однако та остановила ее: -- Не мучайся, ради бога. Так надо. Заявление твое уже передала куда следует. После поговорим. Хорошо? Люда ничего не сказала и ушла. Березова нервно хрустнула суставами пальцев, пристально посмотрела на Антона: -- Федю арестовали? -- снова, как тогда, за калиткой, спросила она. Антон, наливая из бутылки в фужеры воду, кивнул головой. -- Федя ни в чем не виноват. Его запутали. -- Кто? -- Не знаю. -- Слабая аргументация, -- Антон помолчал. -- Надеюсь, вы это понимаете? -- Я не дурочка. -- В таком случае давайте вести разговор спокойно и по порядку. Расскажите мне о Костыреве. -- Я только хорошее могу о нем сказать. -- Ваше право, -- Антон придвинул к Березовой фужер с пузырящейся водой, улыбнулся: -- Пейте, Света. Говорят, нервы успокаивает. -- Терпеть минералку не могу, -- Березова решительно отодвинула фужер. -- Федор Костырев, если хотите, добрейший парень. С чувством юмора, которого, к сожалению, многим недостает. По развитию не уступит большинству студентов, хотя не имеет законченного среднего образования. Честен до безупречности. Женщина для него -- божество. Если ребята делали для девушек что-то хорошее, Федя восторгался: "Вы же настоящие мужчины, мальчики!" Нет, правда... -- Березова тревожно уставилась на Антона. Глаза у нее были выразительные, с зеленоватым отливом. -- Вы совершенно мне не верите? -- Говорите, говорите, -- попросил Антон. -- Нет, я знаю, вы не верите. Мама успела наплести на Федю нехорошего. Только в этом нет правды ни на каплю. У мамы тяжелый характер, она, уж если кого невзлюбит, теряет всякую объективность. -- Давайте о Костыреве. -- С Федей случилось что-то ужасное. Он прислал мне письмо. К сожалению, слишком поздно. -- Письмо?... -- Антон спокойно посмотрел на Березову. -- Оно сохранилось? Вы можете мне его показать? Березова на секунду задумалась, будто соображала, как поступить, но тут же решительно открыла сумочку. Антона удивил красивый, грамотный почерк Костырева. Письмо было несколько сентиментальным и коротким. "Света! Сегодня мне очень тяжело, но ни в чем тебя не виню. Видимо, рано или поздно так и должно было случиться. Зачем ты порываешь с человеком своего круга, если можешь быть счастлива с ним? У нас же с тобою ничего не получится -- судьбы разные и Нина Михайловна не позволит. Все нелепо и глупо, но уже не исправить. Прощай". Ниже стоял постскриптум: "Уезжаю на север. Всегда буду помнить тебя". Антон осторожно вложил листок в конверт и посмотрел на почтовый штемпель. Письмо было отправлено из райцентра накануне преступления, в пятницу. В этот день Костырев ушел из дома. Березова опять открыла сумочку, достала из нее другой, сложенный вдвое, конверт и тоже подала Антону. -- Одновременно со своим письмом Федя прислал мне вот это, -- быстро сказала она. В конверте, адресованном Костыреву, лежал размашисто исписанный с одной стороны листок из общей тетради. "Дорогой, хороший, Василий Михайлович! Не знаю, как Вас благодарить за доброту, участие и помощь. Дипломную закончила. Кажется, защищусь нормально. И все благодаря Вам! Самое искреннее, самое сердечное спасибо. Получила посылку с книгами и письмо. Горько, досадно обижать Вас, но углублять, как Вы предлагаете, наши отношения не могу. Есть очень веские причины. Не надо больше мне писать, звонить и подавать телеграммы. Ради бога, не сердитесь на меня. Света". Антон вопросительно дернул бровями и посмотрел на Березову. Та смущенно вспыхнула, будто случайно или опрометчиво доверила постороннему человеку сокровенную тайну. Нервно, порывисто заговорила: -- Не удивляйтесь. Это -- мое письмо к инженеру Василию Михайловичу Митякину. Он возглавляет конструкторское бюро одного из крупных московских заводов. Я была там на практике, и Василий Михайлович руководил моей дипломной работой. Обаятельнейший человек. У нас сложились самые деловые отношения, но... В последнем своем письме он намекнул на большее. Я вынуждена была ответить... Антон, еще раз прочитав на конверте фамилию и адрес Костырева, сочувствующе улыбнулся: -- И по рассеянности отправили письмо Федору? Лицо Березовой стало внимательно-настороженным, пальцы рук вздрогнули и нервно забарабанили по столу. -- В том-то и загадка, что нет! -- горячо сказала она. -- Это письмо Василий Михайлович получил. Несмотря на мою просьбу, он все-таки прислал телеграмму, где сообщал, что очень жалеет о нашем разрыве, но волю свою навязывать не собирается. -- Странно, -- удивился Антон. -- Очень даже, -- подхватила Березова. -- Тем более, что адрес на конверте к Феде написан не мною. Это фальшивка. -- Письмо или только адрес? -- Да, адрес. Письмо -- подлинник. Антон внимательно сличил почерк на конверте с письмом и заметил, что конверт действительно надписан другой рукой, хотя пишущий и старался подделать почерк Березовой. Почтовая марка была погашена штемпелем Новосибирского главпочтамта. -- Каким образом письмо, полученное адресатом в Москве, могло очутиться в Новосибирске, чтобы отсюда улететь к Костыреву? -- задумчиво спросил Антон. -- Не знаю, -- отрывисто сказала Березова. -- Василий Михайлович после получения этого письма был здесь? -- Однажды писал, что собирается в ближайшее время проездом побывать в нашем городе -- у него здесь какой-то друг живет. Возможно, и приезжал, но дело-то ведь не в том. Митякин очень порядочный человек. Уверяю, он не способен на подобную гнусность, и вообще... Тем более, что о наших с Федей отношениях понятия не имеет. -- Я заберу у вас эти письма, -- сказал Антон; еще раз перечитал письмо Костырева и, не найдя ни единой ошибки, высказал предположение: -- Для Федора, по-моему, грамотно написано. Не по подсказке ли писал? -- Вы совершенно его не знаете! -- вспыхнула Березова. -- Федя в грамотности никому не уступит. -- А в электротехнике? -- При чем здесь электротехника? -- Интересуюсь, нет ли среди друзей или знакомых Федора, кто работает... скажем, электромехаником, монтером. Березова сильно наморщила лоб, задумалась: -- Таких не знаю. Радиотехник-любитель у него есть знакомый. Валерка. Смышленый мальчишка, сам телевизоры ремонтирует и даже собирает. Только не здесь надо искать корни. Федина мама рассказывала о Мохове, -- Березова хрустнула пальцами. -- С Моховым мы начинали учиться в школе. Из четвертого класса его выгнали за неуспеваемость и воровство. В гардеробной по карманам шарился. Мохов подлец, и если окажется, что Федя замешан в нехорошем, то это не обошлось без влияния Мохова. Клянусь всеми святыми, Федя не способен на преступление. Его могли обмануть, запутать... -- Запугать, -- подсказал Антон. -- Нет. Федя не из робкого десятка. Что угодно, только не страх. Вот вы опять мне не верите, между тем держу любое пари. -- Я пока не беседовал с Федором, но улики против него есть. И серьезные, -- Антон взглянул на Березову. -- Факты -- упрямая вещь, как говорится. Березова гордо вскинула голову: -- Как вы не понимаете, что чепуха все это! Случилось что-то ужасное... Нет, вы не понимаете. -- Света, вы любите Костырева, -- вдруг сказал Антон. -- И не скрываю этого. -- На лице Березовой мелькнуло недоумение, сменившееся тревогой. -- Скажете, любовь слепа? Лишает человека объективности? -- Нет. Просто уточняю. -- Антон опустил взгляд и, чтобы не затягивать разговор, ради которого встретился с Березовой, попросил: -- Расскажите подробней о характере Костырева. Что он за человек? -- Я же сказала, порядочный, честный. -- Что могло сблизить его с Моховым? -- Не знаю. Последний раз я видела Мохова с месяц назад здесь, в "Космосе". Федя, я и Люда сидели за этим столиком, за которым мы с вами сидим, а вот там, -- Березова показала в противоположный конец зала, -- студенты из медицинского пили шампанское. С ними почему-то был Мохов. Он несколько раз подходил к нам, вмешивался в разговор, уговаривал Люду перейти за их стол. Федя не вытерпел и на какую-то минутку с ним отлучился. После этого Мохов забыл о нашем столике... Сейчас припоминаю тот вечер и думаю, что никакой близости у Феди с Моховым тогда не было. Они знали друг друга как бывшие соклассники, и только. Вообще какой-то грустный был вечер. Федя хандрил, иногда на него находит. Вдобавок во время танца у меня порвались бусы и горохом брызнули под ноги танцующих. Медики с хохотом объявили конкурс, кто больше соберет бусинок. Это было смешно и почему-то неловко. -- Рассказывая, Березова задумчиво смотрела вдоль зала, переводя взгляд со столика на столик. -- Потом Федя провожал нас с Людой домой. Неподалеку от кафе, у остановки троллейбуса, идущего в сторону железнодорожного вокзала, его окликнул Мохов и спросил, когда он едет домой. "С последней электричкой", -- ответил Федя. "Вместе, значит, покатим", -- сказал Мохов. -- С кем он был? Березова перестала разглядывать зал, повернулась к Антону. -- Я особо не приглядывалась. По-моему, Мохов разговаривал с одним из парней, с которыми сидел в кафе. Рядом с ними стояла такая эффектная блондинка. Она точно была в компании медиков, это я приметила. Затем к ним подошел... сумасшедший, которого при встрече я каждый раз пугаюсь до ужаса. Есть у нас тут один помешанный. Уже немолодой мужчина, одет всегда в черный костюм и, самое любопытное, на поводке возит за собой игрушечную розовую собачку, вроде детской лошадки на колесиках. Как-то я рассказала о нем маме. Она говорит, видимо, у этого человека была любимая собака, которая умерла. Помню, всю ночь не могла уснуть... В кафе заиграла музыка. Несколько пар, как по команде, поднялись танцевать. За соседним столом парень залпом осушил стакан вина, сунул в пепельницу дымящуюся сигарету и бесцеремонно потянул за руку сидевшую с ним девушку к танцующим парам. Антон, разглядывая причудливые линии сигаретного дыма над пепельницей, вдруг вспомнил найденную в магазине пачку из-под "Нашей марки". -- Света, знакомый ваш москвич курит? -- неожиданно спросил он Березову. Она недоуменно подняла брови: -- Курит. -- Папиросы или сигареты? -- Я не курильщица, такие тонкости не подмечаю. Странный вопрос. Не пойму, к чему? -- Мещанское любопытство, -- отшутился Антон и, посмотрев на почти не тронутую бутылку минеральной воды, предложил: -- Поужинаем? -- Что вы! -- Березова испуганно покрутила головой: -- Мама и так наверняка валидол глотает. 7. Гражданин с розовой собачкой День кончался. Поблескивая стеклами, безостановочно хлопали двери магазинов, поглощая и выталкивая покупателей с авоськами. Люди толпились на транспортных остановках, выстраивались в очереди у газетных киосков за "Вечеркой". Расставшись со Светланой Березовой, Антон, не теряя времени, направился к Степану Степановичу Стукову. В сером темноватом коридоре уголовного розыска никого не было. Пахло свежей масляной краской и застоявшимся табачным дымом. Пройдя почти в самый конец коридора, Антон открыл знакомую дверь кабинета с табличкой "Инспектор С. С. Стуков". Степан Степанович оторвался от чтения "Вечерки" и, складывая газету, через старомодные роговые очки, вроде как исподлобья, посмотрел на него. -- Антоша! -- обрадовался он, молодо поднялся из-за стола и развел руками, словно намеревался обнять. -- Невольно к этим грустным берегам меня влечет неведомая сила, -- шутливо продекламировал Антон, поставил на один из стульев свой видавший виды портфель и протянул Стукову руку: -- Здравствуйте, дорогой Степан Степанович. -- Здравствуй, Антоша, здравствуй. Полдня тебя жду. Звонил Гладышеву, он сказал, что ты приедешь. Ну, садись, рассказывай. За два года Стуков почти не изменился. Сняв очки, он все так же, как и прежде, близоруко щурился и улыбался, разглядывая Антона. Только, пожалуй, взъерошенный чубчик волос стал совсем белым от седины. -- Что рассказывать... -- присаживаясь к столу Степана Степановича, проговорил с улыбкой Антон. -- Почти нечего рассказывать. -- В нашей работе всегда так, Антоша. Это ведь только у продавца-торопыги быстро получается: "Сорок да сорок -- рубль сорок. Спички брали? Нет. Пять двадцать!" Нам такая бухгалтерия не годится. Бывает, действительно поначалу сказать нечего, а когда обмозгуется все, смотришь, и разговор получается, а? Антон вздохнул и стал рассказывать. Стуков слушал внимательно. Дымил сигаретой, изредка задавал уточняющие вопросы. Когда Антон пересказал содержание разговора со Светланой Березовой, он долго сидел задумавшись, будто припоминая что-то очень давнее, серьезное! Антон заговорил снова: -- Доказать причастность Мохова, а возможно, и Костырева, по-моему, будет нетрудно. Опасаюсь другого: как бы не улизнул кто из соучастников. Ведь если Мохов и Костырев знают о смерти электромеханика и Гоги-Самолета, -- а такое вполне возможно, -- то они до посинения будут отрицать связь с ними и утверждать, что действовали самостоятельно. Связь же эта -- ну, прямо-таки напрашивается. К тому же, пачка из-под ростовских сигарет... -- Три с половиной тысячи, говоришь, недостача? -- переспросил Стуков. -- Сумма не то чтобы большая, но и не маленькая. Приманкой, по всей вероятности, послужили золотые часы. Впридачу к ним выручка да вещички -- это уже кое-что. Средней руки воришка может пойти на такое дело. Но, прежде чем идти, надо видеть приманку или хотя бы знать о ней. Давай подумаем, кто мог выступить в роли наводчика. Продавцы, в первую очередь. Затем работники базы, которые отпускают товар, и госбанка, поскольку, как ты сказал, "Сельхозтехника" платила за часики перечислением. Кто-то из знающих подсказал, что в такой-то день, в таком-то магазине будет восемнадцать золотых часиков... Но ведь большую часть их сразу забрала "Сельхозтехника", -- возразил Антон. -- Вот этого как раз "знающий" и не знал. Поэтому круг сужается, -- Стуков прищурился, закурил новую сигарету. -- Не будем, Антоша, пока над этим ломать голову. Завтра предварительно допросишь Мохова и Костырева, прощупаешь их. Смотришь, горизонт и расширится, дело прояснится. Меня другое в твоем сообщении заинтересовало. Покажи-ка конверт с подделанным адресом. Антон достал из портфеля взятые у Березовой письма, одно из них подал Степану Степановичу. Стуков неторопливо надел очки, поразглядывал конверт так и сяк. Возвращая его Антону, с сожалением сказал: -- Не то, совсем не походит. -- На что не походит? -- спросил Антон. -- Очень трудное дело, около месяца вместе с прокуратурой ведем -- и пока безуспешно. Молодая замужняя дамочка вернулась с Черноморского побережья и через полтора месяца захворала. Врач поликлиники выдал ей бюллетень сроком на трое суток с указанием диагноза по женской части. А на четвертый день дамочка скончалась. -- Стуков помолчал, стряхнул с сигареты пепел -- Вместо женской болезни, указанной в бюллетене, врачи установили, что смерть наступила от криминального аборта. -- Какая дикость! -- Я ж упомянул, что дамочка приехала с курорта. Замужняя. А мужья, как правило, знают, что и на Черноморском побережье детей приносят не аисты, -- Стуков задумался. -- Самое интересное, бюллетень выписан несуществующим врачом несуществующей поликлиники. Как установили наши графологи, заполнен детской рукой. Предусмотрительность серьезная, попахивает не бабкой-повитухой, тем более, что в день заполнения бюллетеня дамочка сняла со сберкнижки триста рублей. -- Действительно, трудное дело, -- сказал Антон. -- Такое нелегко расследовать. -- Расследовать расследуем. Вопрос только в том: когда? -- Стуков опять задумался, что-то припоминая. -- Березова, кажется, Семенюка упоминала? -- вдруг спросил он. -- Какого Семенюка? -- не понял Антон. -- Гражданина с розовой собачкой. -- Да. Он, вроде бы, подходил на троллейбусной остановке к Мохову, разговаривающему со студентом-медиком. Вы знаете этого... с собачкой? -- Доводилось встречаться. Крайне несчастный человек. Заведовал в одном из институтов кафедрой электросварки, попал в автокатастрофу и с тех пор заболел. Не так давно после припадка в состоянии помрачненного сознания Семенюк выбил стекло в книжном магазине. Вот акт медицинской экспертизы. -- Стуков достал из стола заполненный бланк и подал его Антону. Начинался акт обычным канцелярским вступлением, затем шло описание происшедшего случая. Антон быстро пробежал глазами необходимые при экспертизе вводные и, дойдя до заключения врачей психоневрологического диспансера, стал читать внимательно. "... На основании изложенного комиссия приходит к заключению, что гражданин Семенюк Н. П. страдает хроническим психическим заболеванием в форме травматической эпилепсии со значительным снижением интеллекта и изменением личности по эпитипу. На это указывают данные о перенесенной им травме головного мозга с последующим развитием судорожных припадков, а также данные настоящего обследования, выявляющие у испытуемого нарушение мышления, снижение интеллекта и памяти в сочетании с нарушением критических способностей. Степень указанных изменений столь значительна, что не позволяет испытуемому давать отчет в своих действиях и руководить ими. Поэтому в отношении инкриминируемого ему деяния гражданина Семенюка Н. П., как душевнобольного, следует считать НЕВМЕНЯЕМЫМ". Антон вернул Степану Степановичу акт и спросил: -- С кем он живет, этот Семенюк, на какие средства? -- У него были сбережения. Сам он, разумеется, ими пользоваться не может. Врачи хотели устроить в стационар, но отыскался племянник. Вот его и определили опекуном. Живут вдвоем. -- Стуков спрятал акт в стол и положил ключи в карман. 8. Горизонт не расширяется Прежде чем допрашивать Мохова и Костырева, Антон ознакомился с протоколом задержания и перечнем вещей, обнаруженных в чемоданах задержанных, отметив при этом для себя, что все похищенные из магазина вещи находились в чемодане Мохова. Не было только часов и одной бритвы. Зато наличных денег, с учетом стоимости купленных до Якутска авиабилетов, оказалось на триста с лишним рублей больше исчезнувшей из магазина выручки. В чемодане Костырева, кроме сменного белья, зубной щетки с мыльницей и электробритвы, лежал небольшой сборник стихов Петрарки. На титульном листе знакомым для Антона почерком Березовой было написано: "Солнышко! Не сердись на меня". Антон несколько раз прочитал надпись, безуспешно стараясь понять, по какому поводу она сделана, полистав страницы, пробежал взглядом несколько коротких стихотворений, затем положил книжку на место и решил начинать допрос. Федор Костырев -- здоровенный парень, смуглостью и лицом похожий на отца, казался старше своих двадцати трех лет. Поправляя широкой ладонью то и дело свисающую на лоб густую прядь черных волос, он понуро смотрел в пол, изредка бросая взгляд на включенный магнитофон. На все вопросы, касающиеся магазина, упрямо твердил: "Ничего я не знаю". -- Вас задержали с Моховым. Где и когда вы с ним встретились? -- начал с другого конца Антон. -- В пятницу, в райцентре, -- коротко бросил Костырев. -- Куда собирались уехать? -- Не уехать, а улететь в Якутск. Билеты же у нас отобрали. Чего лишний раз спрашиваете. -- Почему именно в Якутск? -- Потому что дальше билетов не достали. Справки там какие-то надо в кассу предъявлять. -- Значит, дальше собирались? -- Собирались, -- подтвердил Костырев. -- Мохов давно уговаривал завербоваться на север. -- Почему только в пятницу вы на это решились? -- Решился, и все. Какое вам дело -- почему. -- В ночь с субботы на воскресенье в райцентре обворовали магазин, -- строго сказал Антон. -- В чемодане Мохова обнаружены краденые вещи. -- С него и спрашивайте, -- буркнул Костырев. -- А что вы на это скажете? -- Ничего. Фискалом никогда не был и быть не собираюсь. -- Блатной жаргон уже успели изучить? - С кем поведешься -- от того и наберешься, -- Костырев усмехнулся. -- В кэпэзэ научат. Со стажем урки сидят. -- Запугали? -- Тот еще не родился, кто меня запугает. -- Давно с Моховым дружите? Костырев коротко исподлобья взглянул на Антона. -- Какая у нас дружба? Я на севере собирался работать, а не воровать. -- А Мохов, выходит, воровать собирался? -- Не ловите на слове. Антон достал из портфеля кепку, найденную в магазине, и, стараясь заметить, какое это произведет впечатление, положил ее перед собою на стол. Костырев ничуть не изменился в лице. На вопрос: "Узнаете ли кепку?"-- как ни в чем не бывало ответил: -- Узнаю. Моя. -- Ее нашли в обворованном магазине. Как она туда попала? Костырев опять усмехнулся, пожал плечами. -- Почему молчите? -- Если скажу, что оставил две недели назад, вы не поверите. -- Это почему же не поверю? -- Потому что наивно. Вам же надо доказательства, а у меня их нет, доказательств. -- Значит, можно считать, что вы совместно с Моховым обворовали магазин и оставили там свою кепку. -- Ничего я не воровал. Кепку раньше оставил, когда прилавок в магазине ремонтировал. Заведующая, тетя Маша, может подтвердить. -- Вы уверены в этом? -- Нет. Она трусливая, тетя Маша. С перепугу может от всего отказаться и что попало наговорить. -- Так кто же, все-таки, был в магазине: вы или Мохов? -- Хотите, считайте, что я был. Мне все равно. -- Поймите, -- спокойно заговорил Антон. -- Совершено преступление. Допустим, вас накажут, а настоящий преступник-запевала останется на свободе. Он может совершить более страшное преступление. На лице Костырева мелькнуло не то сожаление, не то улыбка: -- Это ж хлеб для вас. -- Поменьше бы такого хлеба. Хочется, подписывая обвинительное заключение, иметь чистую совесть. -- Пусть совесть вас не мучает. На допросе меня не запугивали. Так что вину свою признаю по собственной воле, под давлением неопровержимых улик, как говорят в суде. Кепку-то мою нашли в магазине. Антон достал фотографию мертвого Гоги-Самолета и, подав ее Костыреву, спросил: -- Вам знаком этот человек? Костырев с нескрываемым удивлением уставился на снимок и тихо проговорил: -- Кажется, Гога-Самолет, -- вскинул глаза на Антона. -- Мертвый, что ли? Антон кивнул головой. -- Кто это его? -- Вам лучше знать, -- с намеком сказал Антон. Костырев буквально впился взглядом в фотографию. Лицо его заметно бледнело. Он опять взглянул на Антона и спросил: -- В магазине, что ли? -- Да, в магазине. Надеюсь, теперь понимаете, какую ответственность берете на себя? Наступила затяжная молчаливая пауза. Щеки Костырева вздувались желваками. -- Что на это скажете? -- поторопил Антон. -- Никого я не убивал и в магазине не был, -- изменившимся, глухим голосом ответил Костырев. -- Но если вы не можете найти убийцу, пишите на меня. -- Слушайте, Федор! -- не сдержался Антон. -- Что вы чудака разыгрываете?! Мохов был в магазине? -- У него спрашивайте, -- глядя в пол, пробурчал Костырев. Антон взял себя в руки, заговорил спокойно: -- Первый раз из-за Мохова вы получили пятнадцать суток, сейчас можете заработать несколько лет. Костырев исподлобья взглянул на Антона: -- Пятнадцать суток я из-за себя получил. Не могу видеть, как пятеро здоровых мужиков лупят одного хиляка. Не вытерпел, заступился. -- Что у вас произошло со Светланой Березовой? -- Антон решил показать свою осведомленность. -- Почему вы ей такое письмо прислали? Костырев подался вперед, будто его неожиданно толкнули в спину. -- Никаких писем я не слал, -- ответил хмуро и глубоко задышал, словно в кабинете не стало хватать воздуха. -- Хотите очную ставку с Березовой? Или показать письмо? Надеюсь, узнаете свой почерк? -- Зачем?! -- Костырев совсем чуть не задохнулся. -- Зачем Березову путаете? -- Затем, что читал это письмо, а вы отрицаете... -- Ну, и работка у вас... В интимное даже нос суете. Ну, написал письмо. Пожалел девчонку. Пусть ищет себе достойную пару. Я теперь уголовник, мне в тюрьме гнить. -- Любит она вас, -- серьезно сказал Антон. -- Это уж в следовательскую компетенцию не входит. Не путайте девчонку, не позорьте. -- С кем Мохов был в "Космосе", когда вы там сидели последний раз со Светланой Березовой и Людой Сурковой? -- Откуда мне знать. -- В охранной сигнализации Мохов разбирается? -- Не знаю. -- Кто отключил сигнализацию? -- Не знаю. -- На райцентровской электростанции у Мохова друзья или знакомые есть? -- Откуда мне знать всех его друзей и знакомых. -- Вы курящий? -- Нет. И никогда этой дрянью не занимался. -- Почему пить последнее время стали? -- Для интереса несколько раз попробовал. -- Вам известно было, что Мохов обворовал магазин? Костырев промолчал, будто не слышал вопроса. Лицо его стало непроницаемым. -- Не хотите говорить? Опять молчание. -- Что можете еще добавить по делу? -- Нечего мне добавлять. Сажайте в тюрьму. Антон убрал со стола в портфель кепку и фотографию Гоги-Самолета, посмотрел на понуро опустившего голову Костырева и сказал: -- С сегодняшнего дня вас переведут в следственный изолятор, как подозреваемого в преступлении. Костырев пожал плечами. Павел Мохов был противоположностью Костырева. Низенький, тщедушный, с широкой и плоской грудью, он, оправдывая свою воровскую кличку, и впрямь походил на клопа увеличенных размеров с непропорционально большой головой. Зачесанные назад давно немытые волосы доходили чуть ли не до плеч. С первой минуты допроса Мохов повел себя бывалым уголовником. На анкетные вопросы отвечал быстро, ничуть не смущаясь, глядя Антону в глаза. Было похоже, что он подготовил хитрый ход, и допрос следовало вести осторожно. Нужен был какой-то необычный вопрос, чтобы спутать план Мохова, какая-то неожиданность. Закончив анкетную часть, Антон незаметно включил магнитофон и спросил: -- Закурить у вас не найдется? Мохов опешил, но тут же нашелся: -- Угостил бы, начальничек, только в кэпэзэ все изъяли. Сам знаешь здешние порядки -- чуть початая пачка "Северной Пальмиры" уплыла. Антон сделал вид, что действительно ищет курево. Запустил руку в один карман, в другой и огорченно сказал: -- Я "Северную Пальмиру" не курю. К ростовской "Нашей марке" привык. Физиономия Мохова совсем расплылась в улыбке: -- Денька на три раньше, угостил бы и "Нашей марочкой". Шикарные сигаретки, хоть и не Ленинградская фабрика выпущает. Сердце Антона застучало, будто у заядлого рыболова-любителя, долго сидевшего над неподвижным поплавком и вдруг увидевшего резкую поклевку. Произошло то, что часто называют везением, -- Мохов "клюнул", как говорят, с ходу. Сейчас надо было дать ему возможность поглубже заглотить "крючок". Антон, как будто уличая Мохова в неискренности, недоверчиво покосился: -- Серьезно? Мохов осклабился: -- Крест во все пузо. -- Я не про то, что у вас была "Наша марка", -- опять схитрил Антон. -- Я про то, что хорошие сигареты, хотя и ростовские. Других курильщиков угощаю -- плюются. Говорят, дрянь по сравнению с ленинградскими или московскими. -- Не понимают сявки. Сигаретки -- люкс! На них же даже значок с качеством нарисован. Знакомый у меня есть. Ба-а-ашка человек, толк в куреве знает и кроме "Нашей марочки" ростовской ничего не признает, -- Вы через него и достаете "Нашу марку"? -- Не, в магазине беру. Антон расхохотался как только мог. От смеха даже грудью на стол навалился. -- Ты чего, начальник? -- удивился Мохов. -- Уши развесил, слушаю тебя. А ты, оказывается, сочинитель. "В магазине беру". Вот даешь! В Новосибирской области днем с огнем этих сигарет не сыщешь. Мне их из Москвы присылают или из Томска. Специально об этом ребят знакомых прошу. -- Так уж и специально... так уж и из Москвы... -- неуверенно проговорил Мохов. -- Слово даю, курил "Нашу марку"! -- И в магазине покупал? -- Не. Стрельнул полпачки у одного чувака. -- У знакомого? На какую-то секунду замешкался Мохов, чуть-чуть у него что-то не сорвалось с языка, но он вовремя спохватился, покрутил косматой головой и быстро ответил: -- Не. На железнодорожном вокзале, у проезжего. "Фокус не удался", -- расстроенно подумал Антон. Мохов разглядел, уловил подсечку и "выплюнул крючок". Попробуй найди теперь этого проезжего "чувака". Скоротечно порою следовательское везение, хотя каждый раз от него что-то остается, Мохов нервно сжал ладони. Отчего он вдруг начал нервничать? Почувствовал, что скользнул по лезвию, чуть не выдав поставщика "Нашей марки", или вспомнил оставленную в магазине сигаретную пачку? Антон, чтобы не насторожить еще больше Мохова, на всякий случай, подражая Борису Медникову, когда тот очень хотел курить и ни у кого не мог стрельнуть сигаретку, тяжело вздохнул и, посерьезнев, сказал: -- Покурили, хватит. Соловья баснями не кормят. Давайте толковать о деле. Как с магазином было? Мохов удивленно вылупил глаза: -- Чего-то не пойму, начальник. С каким магазином? "Чудака решил разыгрывать? Хорошо. Долго не наиграешь. Пойдем с другого хода", -- усмехнулся про себя Антон. -- Если с магазином непонятно, расскажите, каким образом в ваш чемодан попали краденые вещи. -- А-а-а... Так бы сразу начинал. С вещичками и чемоданом, как в сказке: пришел, увидел, скарабчил, -- Мохов натянуто улыбнулся. -- Не мой это чемоданчик, гражданин начальник. Краденый он, вместе с вещичками. -- Не первый раз с уголовным розыском объясняетесь. Говорите подробней, без наводящих вопросов. У кого? Когда? Где украли? -- У проезжего, на главном новосибирском вокзале, в воскресенье, -- с наигранной лаконичностью отчеканил Мохов и добавил: -- Сявка какой-то из района подвернулся. Ложь была грубой, старомодной. Нет, не на высоте умственные способности Мохова. Нервишки, к тому же, подводят. Соврал и сам не верит: глаза заюлили. Наверняка знает о магазине, иначе не стал бы примитивно добавлять: "Сявка какой-то из района подвернулся". -- Так не пойдет, Мохов. Сказку для первоклашек сочиняете. -- Чо я, Амундсен -- сказки сочинять? Антон усмехнулся: -- Амундсен был выдающимся полярным исследователем, а фамилия знаменитого сказочника -- Андерсен. Умные, хорошие сказки сочинял, не то, что вы. -- Мы университетов не кончали, -- на лице Мохова появилось выражение, похожее на обиду, но глаза забегали еще сильнее. -- Наше образование -- четыре класса, пятый коридор. -- Это не делает вам чести и, тем более, не дает права лгать уголовному розыску. -- Не веришь? Хочешь, скажу, у кого увел? Антон поморщился: -- Хватит сочинять. Как попали в магазин? -- Чужое дело не клей, начальник. Не был я в магазинчике, -- шея Мохова вытянулась и тут же укоротилась, будто он хотел втянуть непомерно большую косматую голову в плечи. -- Моя профессия -- карманы. Чемоданчик прихватил, между делом, у Гоги-Самолета... -- И уставился на Антона, стараясь определить, какое произвел впечатление. -- Когда? -- В воскресенье утром, -- не задумываясь, ответил Мохов и ухмыльнулся. -- Без выходных работаю. Предположение Антона, возникшее после допроса Костырева? подтвердилось: о смерти Гоги-Самолета Мохов не знает. Антон неторопливо достал фотоснимок, который показывал Костыреву, и подал его Мохову. Увидев, как у того отвисла губа, понял, что попал в точку. Мохов с тупым выражением лица долго разглядывал фотографию, потом растерянно уставился на Антона и, почти как Костырев, спросил: -- Мертвый, чо ли? -- В магазине, -- подтверждая, добавил Антон. -- Как вы умудрились на главном новосибирском вокзале в воскресенье утром украсть у него чемодан, если Самолета уже в живых не было? -- Так, может, его после этого сфотографировали, -- наивно, без всякой надежды, сказал Мохов. -- К вашему сожалению, нет, -- Антон нахмурился. -- В магазине обнаружены ваши отпечатки и пустая пачка "Нашей марки". Надеюсь, понимаете, что отрицать такие улики -- бессмысленное занятие. Только запутаете себя. Говорите все начистоту.