ремя, наука римского права все более и более становилась просто наукой права; римское право, преподававшееся в университетах, стало восприниматься как "писаный разум" всего христианского мира. Влияние римского права росло по мере того, как появлялись более поздние компиляции. Об этом со всей ясностью свидетельствует преобразование обычного и партикулярного права во Франции и в Германии. Единственное исключение составляют кодификации, которые были проведены в Норвегии (1683 год), Дании (1687 год), в Швеции и Финляндии (1734 год). Следует также особо оговорить эволюцию в православных странах, не имевших в то время университетов и оторванных от остальной части христианства. 42. Роль французского парламента. Рассмотрим более подробно, как в разных странах развивалось право под воздействием судебной практики. Во Франции уже в конце XII века на местах, в судебных округах (бальяжах) и сенешальствах существовала хорошо организованная королевская юстиция. В середине XIII века происходит специализация в рамках Суда королевской курии. Парижский парламент и позднее провинциальные парламенты выступают как независимые суды, участвующие в управлении королевством. Они не были строго связаны обычаем или римским правом и могли основывать свои решения на различных источниках права. Их связь с королевской властью вообще давала им возможность отойти от буквы права и строить решение на справедливости. Французские судьи всегда чувствовали себя свободными в отношении университетов и преподававшегося там римского права. Наука -- это одно, а управление страной -- другое. Французские парламенты стремились модернизировать право, но руководствовались при этом самыми различными факторами. Римское право в их глазах обладало престижем в определенных областях (например, договоры), и здесь следовали его установлениям. Но в целом во Франции к римскому праву относились лишь как к "писаному разуму", но не как к общему действующему праву. Таковым во Франции скорее считалась судебная практика парламентов, о значимости которой свидетельствуют ее сборники. В XVI и XVII веках стали особенно частыми такие решения -- прежде всего в области процесса и гражданского права,-- по которым можно было предугадать, как в будущем поступит парламент при таких же обстоятельствах. И вообще "прецеденты", на которые часто ссылались, играли в эту эпоху во Франции не меньшую, а даже большую роль, чем в тогдашней Англии. Имея в виду судебную практику парламентов, можно даже говорить о Франции XVIII века как о стране "общего обычного права", во многом отличного от римского права. 43. Немецкое частное право. Иной была ситуация в Германии. С XIII века в этой стране не было централизованной судебной системы. Имперский суд, обладавший весьма узкой компетенцией, не имел ни определенного местопребывания, ни постоянного состава судей, ни возможности приводить свои решения в исполнение. Активность нового суда -- Каммергерихта, основанного в 1495 году императором Максимилианом,-- также осталась ограниченной. В этих условиях судебная практика имела в Германии значение лишь в региональных масштабах, в рамках отдельных немецких государств. Она не смогла создать систему немецкого права, и тем самым была открыта дорога рецепции римского права. Можно говорить лишь о немецком частном праве, да и то в значительно меньшей мере, чем применительно к Франции. Однако еще до рецепции римского права в Германии появилось новое право городов, замечательный пример которого дает Ганза. Часто статут одного города копировал статут другого. Сложился обычай при толковании статута обращаться за консультацией в суд того города, с которого был скопирован данный статут. Такая практика могла бы привести к частичному созданию общего немецкого права хотя бы в области торговли. Однако эта практика прекратилась в XVI веке, поскольку каждый немецкий князь желал обладать в своем государстве монополией на правосудие. Правда, в это же время городские суды оказались под контролем юристов. В XVIII веке некоторые авторы пытались систематизировать германское право, противопоставив его праву, основанному на рецепции римского права. Но было слишком поздно. Римское право заняло прочные позиции, и попытка дероманизировать действовавшее в стране право и придать ему национальный характер не удалась. Еще более типичен опыт исторической школы права в XIX веке, которая утверждала необходимость спонтанного развития права, подобного развитию нравов и языка и отражающего конкретно-исторический уровень цивилизации в каждой стране. Но в силу любопытной логики глава этой школы Савиньи пришел к обоснованию рецепции римского права и даже к требованию более строгого применения римского права в Германии. По его мнению, признанными выразителями духа народа в области права являются юристы, которые хотят применять римское право. Замечание Салейля о том, что "желание устранить римское право при создании кодекса значило бы (в конце XIX века) создать немецкий кодекс без немецкого права", было совершенно верно: римское право стало в ту эпоху национальным правом Германии'. Часто говорят, что французский Гражданский кодекс содержит больше германских элементов, чем германское Гражданское уложение2. Бесспорно римское влияние и на австрийское Гражданское уложение 1811 года. 44. Латинские страны. Само собой разумеется, что римское право стало "общим правом" в таких странах, как Италия, Испания, Португалия. Здесь римское право и без рецепции представляло собой общепризнанный обычай... На Иберийском полуострове этому сильно способствовали Siete Partidas, оттеснившие местные обычаи, которые могли бы противостоять римскому праву. Опасность состояла в другом, а именно в окостенении права в результате слишком большой привязанности к учениям постглоссаторов. Но под влиянием школы естественного права ситуация менялась. В Савойе в 1729 году и в Неаполе в 1774 году этот процесс был ускорен вмешательством законодателя, который запретил судьям ссылаться в обоснование их решений на "commonus omnia doctorum". При отсутствии закона решения должны были основываться на разуме. Аналогичный процесс прошел и в Португалии, где в 1769 году один из законов маркиза де Помбаля освободил судей от строгой обязанности следовать высказываниям Аккурсия и Бартола (что было предписано Ордонансами 1603 и 1643 годов). Отныне этими высказываниями надлежало руководствоваться только тогда, когда они соответствовали здравому разуму. 45. Законодательство. Нам осталось рассмотреть, какую роль играло в рассматриваемый период законодательство. В строго юридическом плане его роль была незначительна. Согласно представлениям, господствовавшим в средние века, право существовало независимо от приказов властей; суверен не был уполномочен ни создавать, ни изменять право. Суверен выполнял чисто административные функции; он мог вмешиваться только в целях организации и облегчения отправления правосудия, помогать формулированию права, которое он не создавал. Изданием ордонансов, эдиктов или путем такой административной практики, как приказы о недействительности, суверен мог исправить некоторые судебные ошибки; он вправе был также создавать суды и регламентировать их процедуру. Строго говоря, суверен не создавал сам и законы. Эта концепция сохранилась и до наших дней в мусульманском праве. Суверен издает лишь указания по применению принципов права, которое создано независимо от него другими источниками. Как следствие таких взглядов на законодательство, ордонансы, издававшиеся в Европе в рассматриваемый период, играли важную роль лишь в организации управления и вообще в сфере публичного права, включая уголовное право. Единственный более или менее значимый имперский акт в Германии--это Каролина (1532 год), говорящая об уголовном праве. Что касается частного права, то значение законодательства здесь куда меньше. Далее модернизации обычаев власти не шли. Французские короли были заинтересованы в сохранении обычаев. Неправильно существующее мнение, будто они активно способствовали утверждению римского права как якобы помогавшего им в установлении и обосновании абсолютной власти. Даже позднее абсолютные монархи не считали себя свободными в возможности изменять нормы частного права. Они не поддержали имевших место попыток осуществить унификацию частного права. За все время до 1789 года можно насчитать не более дюжины ордонансов, затрагивавших сферы частного права'. Ордонансы XVI века (Виллье-Коттере, Мулэн) регламентировали процесс и доказательства. Ордонансы Кольбера в XVII веке ограничились сферой отправления правосудия (Ордонанс о гражданском процессе). Они лишь косвенно затрагивали частное право (ордонансы о торговле и мореплавании). Ордонансы Да-гессо в XVIII веке имели своим объектом частное право, но им придан вид систематизированного изложения норм обычая; король и здесь не считал, что он по своей воле может изменить право. Школа естественного права в XVIII веке порывает с этой традиционной концепцией. Она далека от того, чтобы признавать всемогущество суверена и считать законами приказы, принятые им единолично. Но она готова видеть в суверене законодателя; она признает за ним полномочия изменять право для исправления прошлых ошибок и придавать авторитет нормам, полностью соответствующим естественному праву. Под влиянием этих идей страны Европейского континента стали ориентироваться на новую форму кодификации, весьма отличавшуюся от предшествовавших компиляций. Кодификация подводит нас к новому периоду в истории романо-германской правовой семьи, к периоду, когда функции создания н развития права осуществляет главным образом законодатель. Глава II. ПЕРИОД ЗАКОНОДАТЕЛЬНОГО ПРАВА 46. Создание публичного права. Школа естественного права добилась яркого успеха в двух направлениях. Прежде всего она заставила признать, что право должно распространяться на сферу отношений между управителями и управляемыми, между администрацией и частными лицами. Римское право формулировало различие между публичным и частным правом, но лишь для того, чтобы оставить публичное право в стороне. Сами же юристы предпочитали соблюдать осторожность и не вторгаться в эту опасную область'. Школа естественного права положила конец этому табу. Вопросы публичного права стали занимать юристов со значительным успехом в области уголовного права, со средним -- в области административного права и с весьма посредственным -- в области конституционного права. Тем не менее после XVIII века сложилось здание публичного права, которое по всем параметрам близко к традиционному частному праву. 47. Кодификация. Вторым направлением, где проявился успех школы естественного права, стала кодификация. Кодификация является естественным завершением концепции, лежащей в ее основе, и всего многовекового творчества университетов. В течение шести веков в университетах преподавалось право, преподносившееся как образец справедливости. С большой терпеливостью эта идея втолковывалась юристам, и в конце концов они прониклись убеждением в превосходстве этого образца и стали рассматривать местное право как пережиток прошлого обскурантизма. Почему же ныне, когда разум, достигнув расцвета, правит миром, не сделать образцовое право университетов, дополненное и уточненное школой естественного права, действующим реальным правом, применяемым на практике различными нациями? С этой точки зрения школа естественного права знаменует поворот в истории; впервые появляется желание сделать действующим правом идеальное право, преподаваемое в университетах. Можно сказать, что впервые возник интерес к позитивному праву. Впервые также стало допускаться, что суверен может создавать право и пересматривать его в целом. Правда, считалось, что эти полномочия даются суверену для закрепления принципов естественного права. Как говорил Комбасерес, речь идет о "создании кодекса, соответствующего природе, санкционированного разумом и гарантированного свободой". Однако, получив соответствующие полномочия, власть может уклониться от названной цели; законодатель может использовать ее для изменения основ общества, не заботясь о "естественных правах". Кодификация -- это техника, которая позволяла осуществить замыслы школы естественного права, завершить многовековую эволюцию правовой науки, четко изложив в отличие от хаоса компиляций Юстиниана право, соответствующее интересам общества. Это право и должно применяться судами. Кодификация положила конец достаточно многочисленным юридическим архаизмам, правовому партикуляризму, множественности обычаев, мешавшей практике. Всем этим кодификация отличалась от официальных или частных компиляций предыдущих веков, которые могли вносить в право иногда полезные, но лишь частичные изменения, которые ни охватом проблем, ни масштабами применения не могли удовлетворить запросы школы естественного права. Для того чтобы кодификация отвечала этим запросам, были необходимы два условия. С одной стороны, кодификация должна быть творением просвещенного суверена, не подвластного путам прошлого и желающего закрепить -- даже в ущерб привилегиям старого порядка -- новые принципы справедливости, свободы и достоинства индивидуума. С другой стороны, нужно, чтобы такая кодификация была осуществлена в крупной стране, оказывающей влияние на другие страны. Все это .означает, что кодификация могла увенчаться успехом и обновить действующие системы лишь в тех условиях, в которых она и была осуществлена (во Франции в период наполеоновской экспансии, сразу же после революции, ассоциируясь тем самым с престижем идей 1789 года). Прусское Земельное уложение 1794 года не имело успеха, так как не было соблюдено первое из указанных выше условий. Австрийское Гражданское уложение 1811 года имело весьма ограниченное значение в силу отсутствия второго условия. 48. Достоинства кодификации. Часто считали, что кодификация была причиной расчленения европейского права, распада европейского юридического сообщества и романо-германской правовой семьи. Этот тезис нуждается в уточнении. Следует напомнить, что право, преподававшееся в университетах до кодификации, не было правом, применявшимся на практике. Кодификация как таковая ни в какой мере не могла подорвать единство европейского права. Наоборот, распространение кодекса Наполеона способствовало ему'. Кроме того, кодификация явилась великолепным орудием для распространения как в Европе, так и вне ее системы романо-германского права. Мы еще вернемся к этому вопросу при изучении этой системы вне ее европейской колыбели. 49. Отрицательные последствия кодификации. Они не были связаны с ее принципами и должны были быть исправлены прежде всего самими юристами. Во Франции в 1804 году, в Германии в 1896 году, в Швейцарии в 1881--1907 годах при кодификации права, в первую очередь гражданского, упустили из виду университетскую традицию, которая заключалась в стремлении обучить поискам справедливого права, предложить право-образец, а не систематизацию или комментарии права той или иной страны или области. После принятия национальных гражданских кодексов складывается представление, что отныне право и закон совпадают и что университетам остается лишь толковать новые кодексы. Отказавшись от практического духа постглоссаторов и от смелости пандектистов, профессора права вернулись к школе глоссаторов, занявшись комментированием новых кодексов. Таким образом, кодексы вопреки идее, которая вдохновляла их создание, вызвали к жизни юридический позитивизм, усиленный национализмом. Отныне юристы стали считать правом их национальное право. Они занялись своими кодексами и перестали видеть, что право -- норма общественного поведения -- по своему существу является наднациональным. 50. Законодательный позитивизм и юридический национализм. Целью кодификации должно было стать изложение принципов обновленного общего права, приспособленного к условиям и нуждам XIX века. На место usus modernus она должна была поставить usus nissimus Pandectarum. Однако закат универсализма и национализм XIX века придали кодификации, во всяком случае временно, иной характер. Кодексы рассматривались не как новое изложение общего права, а как простое обобщение, новое издание "частного обычая", возведенного на национальный уровень. Вместо того чтобы видеть в кодексах новое выражение общего права, как это предполагали инициаторы кодификации, их рассматривали как средство придания праву "национального духа". В результате в Европе сама идея общего для всех права почти исчезла. Европейской драмой была не кодификация, а отказ от кодификации французского толка в Германии, а также позиция, занятая университетами после кодификации. Кодификация и все последующее законодательное развитие повлекли за собой законодательный позитивизм и одновременно юридический национализм, в котором могла, казалось, потонуть идея о существовании юридической общности между европейскими нациями (а тем более неевропейскими) и романо-германской правовой семьей. Во всех европейских странах, правда в разной степени, право отождествлялось с приказами суверена, но перестало отождествляться со справедливостью. Подобное изменение позиции проявилось, само собой разумеется, в каждой стране лишь после проведения национальной кодификации. Сами же кодексы, напротив, часто вырабатывались на основе сравнительного права, а иногда в качестве образцов для тех или иных кодексов использовались и кодексы других стран'. Эта практика свидетельствует о родственности всех правовых систем, составляющих романо-германскую правовую семью. С другой стороны, она отвергает доктрину, считавшую возможным замкнуться на национальном праве, отказавшись, таким образом, от своей постоянной роли -- развивать юридическую науку и совершенствовать право. 51. Новые тенденции. В настоящее время этот кризис как будто бы находится в стадии разрешения. Кодексы устарели, и это ослабило, если не устранило, законодательный позитивизм XIX века. Мы все более открыто признаем ведущую роль доктрины и судебной практики в формировании и эволюции права, и ни один юрист не считает, что лишь законодательные тексты важны для знания права. Даже в области уголовного права, где действует принцип "нет преступления, если оно не предусмотрено законом", все более широкие полномочия предоставляются судьям или администрации по определению меры наказания и урегулированию его применения, что фактически ставит право в значительную зависимость от идей тех, кто призван его осуществлять. Наличие многочисленных международных конвенций и развитие сравнительного права заставляют судей все чаще и чаще интересоваться тем, как понимается или толкуется право в других странах. Таким образом, юридический национализм отступает, и можно полагать, что кризис, вызванный европейскими кодификациями XIX и XX веков, носил временный характер. Возрождение идеи естественного права, которое наблюдается в наше время, является на деле возрождением идеи единого права, обновлением сознания того, что право не следует понимать как нечто идентичное закону и имеющее в силу этого национальный характер. С другой стороны, однако, очевидно, что право находится в состоянии кризиса. В давние времена были озабочены по преимуществу коммутативной справедливостью. Сегодня на авансцену вышла идея дистрибутивной справедливости. Как следствие этого акцент, который когда-то делался на отношениях между частными лицами и на частном праве, переместился теперь на публичное право. Главная роль в обеспечении нового типа справедливости в обновленном обществе отводится государству и управлению. Правовые понятия и техника, которые еще недавно были вполне удовлетворительны, для реализации такой роли недостаточны. С их помощью можно ответить, что соответствует справедливости в отношениях продавца и покупателя, собственника и арендатора, издателя и автора. Для всех этих ситуаций имелись достаточно точные нормы. Значительно сложнее регламентировать и контролировать действия администрации, когда встает вопрос о выдаче разрешения на строительство, изъятии земель для общественных нужд, предоставлении кредита предприятию, разрешении иностранцу проживать в стране. При решении таких проблем настолько отсутствует определенность, что впору даже задать вопрос, идет ли вообще здесь речь о праве. Ответ, разумеется, будет положительным, и задача права и юристов в том и состоит, чтобы установить конкретно, что требует от нас концепция справедливости, преобладающая в обществе. Не менее очевидно, что для разработки нового права, отвечающего современным концепциям, необходимо знать, каково положение вещей в других странах, то есть опереться на сравнительное правоведение. 52. Постоянное преобразование системы. Все сказанное выше выявляет ряд основных факторов, создающих единство романо-германской правовой семьи. Теперь надо дополнить их, отметив некоторые течения, которые в разные эпохи и в разных странах могли создать ощущение утраты этого единства и вызвать опасение, что какая-либо из систем, входящих в эту семью, выйдет из нее. Романо-германское право -- право живое, а это предполагает постоянные преобразования. Определенные изменения, направленные на трансформацию системы, возникают сначала в одной стране или группе стран и лишь затем либо воспринимаются семьей в целом, либо отвергаются ею. Поэтому всегда существует известный разрыв между правовыми системами, входящими в семью; они оказываются как бы смещенными по отношению друг к другу. Право какой-либо страны, в котором проведен известный эксперимент или восприняты новые тенденции, может оказаться в какой-то момент в положении вырвавшегося вперед по отношению к другим странам. И в каждый из этих моментов встает вопрос, не подорвано ли единство семьи. Все зависит от того, воспримут другие страны изменения, внесенные в право данной страны, или нет, откажется сама страна от проводимого ею эксперимента, чтобы вернуться в рамки традиции, или нет. При рассмотрении источников и структуры правовых систем Европейского континента мы будем иметь возможность обратить внимание на те различия, которые, таким образом, постоянно подрывают в глазах юристов глубокое единство романо-германской правовой семьи. Укажем на несколько фактов, иллюстрирующих это непрекращающееся движение, этот постоянный разрыв, который характеризует и обусловливает саму жизнь данной системы. 53. Непостоянные исторические факторы различия. Даже в самом преподавании права в университетах сложились разные школы: галльская школа, с ее тенденцией к историзму, отличалась от итальянской школы, ориентировавшейся на применение правовых норм на практике; иберийская школа выделялась своей консервативностью, а германская -- стала основой возникновения школы пандектистов. Эти региональные тенденции могли, казалось, стать постоянной угрозой для единообразия европейского континентального права, однако это единство восторжествовало, и произошло это благодаря школе естественного права. Триумф школы естественного права и идей кодификации вновь выдвинул вопрос о том, последуют ли другие страны примеру Франции в таком эксперименте, как наполеоновская кодификация; не станут ли кодексы причиной расчленения европейского права. Однако за редким исключением, право всех стран восприняло в конечном счете французскую форму кодификации. Таким образом, стало очевидным, что различие кодексов, подобное различию законов и обычаев прошлого, вовсе не влечет за собой распада романо-германской правовой семьи. В то же время разрыв, который все же имелся в отношении сроков кодификации во Франции и в Германии, оставил определенные следы. В тот период, когда французские юристы занимались толкованием своих кодексов, немецкие юристы продолжали работы университетов над текстами римского права. В Германии восторжествовала новая школа -- школа пандектистов, которая привела к гораздо более высокому уровню систематизации римских принципов, чем прежде. Германское Гражданское уложение было составлено в конце XIX века на основе трудов пандектистов; отсюда и различие методов и стиля французского и немецкого гражданских кодексов. Эти различия, как мы видим,-- продукт исторической случайности; сомнительно, что здесь таится источник постоянного противостояния французского и немецкого права. И совершенно неверно было бы на этой основе делать вывод о принципиальном различии между латинской и германской концепциями права. Такой вывод противоречил бы и истории, и тому факту, что правовые системы других "германских" стран (Австрии, Голландии, Швейцарии, Скандинавских стран) благодаря меньшей склонности к абстрактности более близки к французскому, чем немецкому, праву. 54. Латинские и германские правовые системы. Можно ли говорить о группе латинских правовых систем (в которую наряду с французским правом входит право Италии, Испании и Португалии), отличающихся от систем немецкого права? Подобное предложение не встречает единодушной поддержки. Право различных латинских стран Европы, конечно, сходно между собой, хотя бы благодаря единой терминологии. Но между ними существуют и различия по многим вопросам. Эти различия вполне можно считать столь же значительными, что и различия между французским и немецким или шведским правом. Существенные различия между Францией, Испанией, Италией и Португалией имеются в области конституционного и административного права, в режиме имущества супругов, в гражданском процессе. Каждая из правовых систем континента по-своему оригинальна. Однако не следует переоценивать имеющиеся между ними различия. В конечном итоге их сходство весьма велико, особенно если рассматривать системы в целом. Поэтому без всякого опасения мы можем говорить о романо-германской семье, отказавшись от поисков в ней подгрупп. Таковые могут быть обнаружены, но лишь на уровне одной или нескольких отдельных отраслей права. 55. Отделение социалистического права. Различие экономической структуры и политических режимов, существующих в различных странах, ставили и ставят другую проблему. Единство правовых систем Европейского континента возникло и сохранилось в течение веков в очень разных странах, начиная со стран с феодальным режимом и кончая развитыми демократиями. Не следует, однако, исходя из этого факта, недооценивать риск, которому подвергается единство правовых систем в силу различия экономических структур и политических режимов. Единство исторически было основано на частном праве, и если оно устояло перед имеющимися экономическими и политическими различиями, то лишь потому, что частное право в значительной мере независимо от экономики и политики. Однако современное право -- это не только частное право: после Французской революции 1789 года возникло публичное право. Не следует закрывать глаза на тот факт, что единство романо-германской правовой семьи будет лишь частичным и рискует вообще остаться внешним, если оно ограничится рамками частного права и не распространится на публичное право. Такая опасность была всегда; она стала особенно серьезной сейчас, когда возрастающее значение публичного права зачастую ставит частное право во все большую зависимость от него. Опасность разрыва особенно велика, когда в какой-либо стране устанавливается режим, который, не удовлетворясь переделкой имеющихся правовых институтов, может дойти до отказа от самой концепции права, на которой основываются наши взгляды. Таков трагический период национал-социализма. В наше время среди стран, которые в прошлом принадлежали к романо-германской правовой семье, очень серьезны различия между СССР и другими европейскими социалистическими странами, с одной стороны, и остальными странами континентальной Европы -- с другой. Это различие обозначилось настолько очевидно, что сейчас его можно рассматривать как настоящий раскол. Мы выделили советское право и право народных республик, как на этом настаивают юристы этих государств, в особую правовую семью, независимую от романо-германской. Тем не менее концепция права, существующая в СССР и народных республиках, не является полностью новой. Карл Маркс и В. И. Ленин сформировались как юристы в странах, входивших в романо-германскую правовую семью; их учение перекликается с юридическим позитивизмом, преобладавшим в XIX и сохранившим свое значение в XX веке, позитивизмом, который хотел видеть в праве выражение воли законодателя, высшего толкователя справедливости. Советские авторы развили эту идею, в то время как юристы Запада, напротив, выступили против нее и, чтобы возродить традиционную идею о тесной связи между правом и справедливостью, считали необходимым освободиться от установившейся в XIX веке связи между государством и правом. Советская мысль коренным образом отличается от нашей в видении будущего, где надеются создать общество без права. Однако для настоящего времени сохраняются государство, право, принцип законности, которые квалифицированы как социалистические. Право социалистических государств, как нам представляется, верно позитивистским концепциям, упадок которых наблюдается в Западной Европе. Представляется возможным, что через 50 или 100 лет расколотое ныне единство будет восстановлено. Глава III. ВНЕЕВРОПЕЙСКИЕ ПРАВОВЫЕ СИСТЕМЫ Колонизация крупных заморских территорий повлекла за собой распространение вне Европы романо-германского права. Форма кодификации, принятая в XIX и XX веках, благоприятствовала этой экспансии во многие другие страны. 56. Америка. Испанские, португальские, французские и голландские колонии в Америке, созданные в странах, практически необитаемых, или в странах, где местная цивилизация была обречена на исчезновение, естественно восприняли характерные правовые понятия романо-германской семьи. Сначала повсюду, кроме городов и некоторых центров, применялось весьма примитивное право, что было связано с подчиненным положением стран и отсутствием юристов. По мере развития Америки право, применяемое практикой стало сближаться с правом ученых: с доктринальным правом, преподававшимся в университетах Америки' и метрополии, затем с правом, инкорпорированным в кодексах, составленных по европейскому образцу. Вопрос об отказе от этой традиции никогда не стоял. Речь шла лишь о том, в какой мере особые условия Америки, очень отличающиеся от европейских, должны привести и практически привели к признанию или приданию известной оригинальности правовым системам Америки по сравнению с европейскими системами, входящими в романо-германскую правовую семью. В Мексике, Перу, Гватемале сохранился своеобразный аграрный режим индийских общин. Лицо, которое, по нашим теоретическим представлениям, является собственником земли, в действительности может быть не таковым, а лишь представителем общины, за счет и в интересах которой оно должно в соответствии с обычаем использовать землю. Жизнь на Гаити во многих сферах протекала в соответствии с обычаями, которые просто-напросто игнорировали формально действующее "ученое" право страны . С другой стороны, возник вопрос относительно некоторых территорий Америки, которые некогда находились под испанским или французским господством, а сейчас входят в состав стран, где преобладает англосаксонское право, или стран, которые находятся под политическим влиянием страны этого права. Может ли при подобных обстоятельствах сохраниться традиционная принадлежность к романо-германской правовой семье? Отрицательный ответ на этот вопрос должен быть дан относительно бывшей Французской Луизианы (за исключением современного штата Луизианы -- бывшей территории Нового Орлеана, расположенной в устье Миссисипи). Бывшие испанские владения, ставшие сегодня штатами США (Флорида, Калифорния, Нью-Мексико, Аризона, Техас и др.), смогли сохранить лишь некоторые институты бывшего колониального права, и в наши дни они также стали странами англосаксонского права. Напротив, штат Луизиана, провинция Квебек, а также Пуэрто-Рико и сейчас остались верными традиции: здесь действует смешанное право, сохранившее в известной степени свою принадлежность к романо-германской правовой семье. 57. Африка и Мадагаскар. В результате колонизации романо-германская правовая семья получила распространение также в Черной Африке и на Мадагаскаре. В этих странах не существовало сколько-нибудь развитой системы права, появлению которой препятствовали традиционные структуры. Само понятие права было привнесено туда колониальными державами. Государства, бывшие ранее колониями Франции, Бельгии, испанские и португальские владения вошли, таким образом, в состав франко-германской правовой семьи. Остров Маврикий и Сейшельские острова также в силу исторических причин принадлежат к этой семье, несмотря на то, что они входят в британское Содружество. Лишь будущая эволюция позволит нам установить, составляют ли правовые системы Черной Африки одну или несколько автономных групп внутри романо-германской правовой семьи. Страны, входившие в состав Южно-Африканского Союза до их захвата Англией, находясь под голландским господством, принадлежали к романо-германской правовой семье. Однако романо-голландское право при англичанах пришло в упадок. Под английским влиянием были осуществлены изменения, которые позволяют считать сегодня право Южной Африки смешанным правом. Северная Африка также принадлежит к романо-германской правовой семье, так как различные страны Северной Африки восприняли французские или итальянские законы в результате колонизации или под политическим и культурным влиянием Франции. Однако важную роль в этих странах продолжает играть мусульманское право. 58. Азия и Индонезия. Романо-германская правовая семья нашла приверженцев в совершенно различных районах Азии. Турция с эпохи Танзимата, начавшейся в 1839 году, для модернизации своего права использовала в качестве образца европейские кодексы. Она сохраняла верность мусульманской традиции в праве до войны 1914 года, но затем отказалась от нее. С тех пор она полностью принадлежит к романо-германской правовой семье. Что касается арабских государств, возникших на Ближнем Востоке вследствие распада Оттоманской империи в 1918 году, то их эволюция напоминает скорее эволюцию Египта. Они сохранили и усилили с 1918 года юридические связи с Францией, оставленные им в наследство Оттоманской империей и соответствовавшие их собственным наклонностям. Однако они не полностью секуляризировали свое право, как это сделала Турция, и в этих странах в отношении их граждан, исповедующих мусульманскую религию, широко действует мусульманское право. Особый случай представляет Израиль; в тот период, когда Палестина являлась английской подмандатной территорией, влияние общего права в значительной степени вытеснило здесь влияние ранее действовавшего франко-оттоманского права. Аналогичное положение было в Ираке и Иордании, но отмена британского мандата повлекла за собой восстановление романо-германской концепции права. Аравийский полуостров ранее вовсе не испытывал романо-германского влияния. Формы его будущей модернизации пока неясны: трудно сказать, будет ли здесь преобладающим английское и американское экономическое влияние, столь сильное в Саудовской Аравии и различных эмиратах Персидского залива, или же более тесные связи с арабским миром ориентируют право этих стран на присоединение, хотя бы частичное, к романо-германской правовой семье. Не исключена также возможность присоединения права этих стран к социалистическим образцам (например, Народно-Демократическая Республика Йемен). Иран, создавший кодификацию по французскому образцу, находился в таком же положении, что и Египет, Сирия или Ирак. Здесь до "исламской революции" существовало смешанное право, наполовину романо-германское, наполовину основанное на исламе. На другом конце Азии романо-германская семья имела лишь временный успех в Китае до установления нового строя. Таково же положение во Вьетнаме и в Северной Корее. Тесные связи с романо-германской правовой семьей характерны для Японии, Тайваня, Южной Кореи. Испанская колонизация привела к включению Филиппин в романо-германскую правовую семью. Однако пятьдесят лет американской оккупации привнесли новые элементы в филиппинское право и сделали его смешанным. Право Цейлона -- Шри-Ланки -- также можно рассматривать как смешанное. Индонезия, колонизированная голландцами, принадлежала в известной степени к романо-германской правовой семье. Однако концепции романо-германской правовой семьи сочетаются здесь с мусульманским правом и с обычным правом (адатом); поэтому и эту систему права можно считать смешанной. Раздел второй СТРУКТУРА ПРАВА 59. План. Правовые системы романо-германской семьи по содержанию существенно отличаются друг от друга, и особенно их публичное право, что связано с различиями в политической ориентации и степени централизации. Некоторые отрасли частного права также отражают разные подходы или уровни развития. При всех этих расхождениях материально-правовых норм правовые системы, которые мы рассматриваем, благодаря их структуре могут быть сближены и объединены в одну семью. Чтобы убедиться в правильности этого утверждения, следует, во-первых, обратиться к категориям, в соответствии с которыми систематизированы нормы права, и, во-вторых, изучить первичный элемент этих систем, то есть норму права, которая повсюду понимается одинаково. Глава 1. СТРУКТУРА И ПОНЯТИЯ 60. Публичное право и частное право! Во всех странах романо-германской правовой семьи юридическая наука объединяет правовые нормы в одни и те же крупные группы. Повсюду мы встречаемся с одним и тем же фундаментальным делением права на публичное и частное, которое основано на идее, очевидной для всех юристов этой семьи, а именно: отношения между правящими и управляемыми выдвигают свои, свойственные им проблемы и требуют иной регламентации, чем отношения между частными лицами. Общий интерес и частные интересы не могут быть взвешены на одних и тех же весах. Добавим к этому, что уважение к праву куда легче внушить частным лицам (государство может играть здесь роль арбитра), чем государству--носителю власти. В течение долгого времени деление "публичное право -- частное право" рассматривали в рамках учения, считавшего право "естественным порядком", независимым от государства и высшим по отношению к нему. Фактически при этом все внимание юристов было сконцентрировано на частном праве; занятие публичным правом казалось бесплодным и одновременно опасным. В Риме не было ни конституционного, ни административного права, и уголовное право обязано своим развитием тому, что регламентировало по большей части отношения между частными лицами (преступник и жертва или его семья) и, следовательно, не лежало полностью в сфере "публичного права". Некоторые авторы, работающие на стыке права, политической науки и науки управления, давно уже делали попытки изучения норм публичного права. Однако поскольку речь шла о материях, тесно связанных с различными политическими режимами и национальными управленческими структурами, эти попытки не имели серьезного практического значения. Не составляло большого труда описать и даже подвергнуть критике действующие институты и дать правителям соответствующие рекомендации. Но такого рода работа уже по самой логике вещей существенно отличалась от того, что совершили университеты в области частного права. Новые перспективы для развития публичного права открылись тогда, когда во многих странах восторжествовала доктрина, утверждавшая примат разума и существование естественных прав человека, что повлекло создание в этих странах демократического режима. Тогда выявилась необходимость реализовать на практике то, что доселе было лишь идеалом: государство, не управляемое более монархом, помазанником божьим, должно было получить разумную организацию и при этом особенно важно было действенным образом оградить естественные права граждан от злоупотреблений власти. Еще более насущной стала эта потребность в XX веке, когда "полицейское государство" прошлого уступило место "государству благоденствия", стремящемуся создать новое общество и оказавшемуся перед лицом все возрастающего числа задач. Остро встала проблема, каким образом удержать в рамках и проконтролировать эту многогранную деятельность, которая по логике вещей требует неограниченной власти. Органы управления руководят социальным и экономическим развитием страны, устанавливают ограничения права собственности, регламентируют профессиональную деятельность, выдают разрешения и лицензии, жалуют льготы. Как согласовать все это с принципами свободы и равенства, гарантии которых не менее важны? И как, не тормозя деятельность этих органов, обязать их учитывать частные интересы, защищаемые конституцией? Как мы видим, возникают новые проблемы, и мы спрашиваем себя, а не относятся ли они не столько к праву, сколько к недавно возникшей науке управления. Эти новые проблемы наслаиваются на старые, которые в свою очередь приобретают новое звучание. Как сделать так, чтобы суды, учреждаемые государством и выносящие решения от его имени, оставались достаточно независимыми от политической власти? Как заставить государственную администрацию подчиняться судебной юрисдикции и выполнять выносимые ею решения? Чтобы публичное право действовало, нужен высокий уровень гражданской сознательности. Реализация этого права достижима, лишь если общественное мнение требует от правителей и администраторов подчинения дисциплине и контролю; она предполагает, что правители видят в управляемых граждан, а не подданных. Опыт показывает, что наибольшие трудности могут возникать тогда, когда администрацию побуждают принять меры элементарной справедливости или отказаться от явно неразумного проекта. 61. Слабости публичного права. Все указанные условия обеспечить было трудно; этого достигли в некоторых странах довольно поздно и весьма недостаточно. Это можно продемонстрировать на примере Франции, несомненно являющейся страной, где административное право достигло наиболее высокой степени развития. То, что создано Государственным советом Франции, с этой точки зрения достойно восхищения: данной модели следуют многие государства, и даже английские юристы отдают ей должное2. Тем не менее сколько недостатков и слабых мест можно найти в этом хваленом административном праве! Стремление не вмешиваться в сферу общих судов привело Государственный совет к отказу от контроля за судебной полицией. С другой стороны, полицейским властям предоставлены широчайшие полномочия по задержанию лиц, подозреваемых в деятельности, характер которой определен весьма туманно. В отличие от налагаемых администрацией санкций многие льготы, предоставляемые ею, не подлежат судебному контролю. Административное право, как и уголовное право, в конечном счете в значительной степени применяется или не применяется по усмотрению администрации. Добавим к этому, что административные суды во Франции не считают себя правомочными давать какие-либо приказы администрации3; они ограничиваются аннулированием незаконных актов и признанием за частными лицами права на возмещение ущерба. Длительность административного процесса и трудность исполнения решений также ослабляют эффективность административного права. Скандалы во Франции сравнительно редки и незначительны, но не стоит на этом основании делать обманчивых выводов. Их небольшое число объясняется чувством долга и сознательностью администрации, как правило очень квалифицированной. Само по себе административное право, с его контрольными функциями и административными санкциями, бессильно предотвратить эти скандалы. Если таково положение во Франции, стране административного права, то каково же оно в тех странах, где либеральная традиция слабее, а администрация меньше чем французская уважает право? 62. Различные отрасли права. Публичное право, как и" частное право, во всех странах романо-германской системы распадается на одни и те же основные отрасли: конституционное право, административное право, международное публичное право, уголовное право, процессуальное право, гражданское право и торговое право, трудовое право и т. д. То же совпадение наблюдается и на более низком уровне -- правовых институтов и понятий, в связи с чем, как правило, нет никаких трудностей при переводе юридических терминов с французского языка на немецкий, испанский, итальянский, голландский, греческий или португальский. Это сходство обеспечивает тем, кто знает одну из этих правовых систем, возможность понимания других правовых систем. Основные нормы этих систем могут иметь различия, но мы всегда сразу понимаем, о чем идет речь, какой обсуждается или ставится вопрос, его место, его природу и т. д.,-- для этого нам не надо никаких объяснений, не надо приспосабливаться к другой форме мышления. Объяснение подобной общности уже было дано. Она основывается на том, что правовая наука во всей континентальной Европе в течение веков имела одну и ту же базу для обучения праву: римское и каноническое право. Методы применения этой науки на практике могли быть различными в разные времена и в разных странах. Однако терминология всегда была одинаковой и выражала одни и те же понятия. Объяснение, которое мы дали, вызывает тем не менее один вопрос. Если верно, что сходство между правовыми системами романо-германской правовой семьи объясняется тем, что исторически одна и та же правовая наука процветала в университетах, не следует ли из этого, что сходство существует лишь в дисциплинах, которые преподавались? Иными словами, не существует ли единая романо-германская правовая семья только в сфере частного права, то есть гражданского права, которое развилось на базе римского права? Можем ли мы говорить о той же романо-германской правовой семье, если речь идет о публичном праве, уголовном праве или процессе? Рассмотрим последовательно частное и публичное право. 63. Частное право. В какой мере частное право различных стран, входящих в романо-германскую правовую семью, имеет одинаковую структуру? Даже среди институтов, регламентируемых гражданскими кодексами, не все имеют римское происхождение. Французский Гражданский кодекс, например, позаимствовал регламентацию одних институтов в каноническом праве (брак, усыновление), других--в обычном праве (режимы брачного имущества). Этот кодекс также значительно обновил регламентацию таких институтов, как право собственности, наследование, закрепив идеи револю-(брачный режим). С другой стороны, этот кодекс значительно обновил регламентацию таких институтов, как право собственности, наследование, закрепив идеи революции. Что же в конечном счете осталось в этом труде от правовой науки, созданной в университетах? На первый взгляд может показаться, что очень мало. Несомненно, что каждое национальное право представляет даже в том, что касается гражданского права, известную оригинальность, проявляющуюся в наличии только ему свойственных институтов. Тем не менее между различными правовыми системами существует определенное сходство. Оно становится очевидным прежде всего при изучении отношений, урегулированных на основе римского права. Сходство, однако, не ограничивается этим. В отношениях, регламентация которых основывается на каноническом праве, также существует большая общность, во всяком случае когда речь идет о правовых системах христианских стран. С другой стороны, в регламентации отношений на основе обычного права имеются некоторые различия. Кодексы могут воспринять в том или ином вопросе национальные и региональные обычаи, и тогда они, конечно, будут содержать определенные особенности, хотя сами национальные и региональные обычаи сводятся в итоге к нескольким типам, довольно ограниченным по количеству. Но кодексы могут быть составлены и на основе обычного права, которое до кодификации было интернациональным; тогда и здесь будет наблюдаться сходство между различными правовыми системами. Изложенное имеет большое практическое значение, так как касается всего торгового права, в том числе и морского. Торговые обычаи, сформировавшиеся в средние века, были искусственно привязаны к римскому праву в результате творчества постглоссаторов. Принятые всей Европой, где они возникли, эти обычаи были затем реципированы вместе с гражданским правом в странах Востока и Дальнего Востока, пожелавших присоединиться к романо-германской правовой семье, и составили вместе с собственно гражданским обязательственным правом единый комплекс, который придает большое значение этой системе, обеспечивая единство структуры во всем, что касается оборота. 64. Обязательственное право. Это один из основополагающих разделов любой правовой системы. входящей в романо-германскую семью. Юристы этой семьи с трудом могут представить себе, что понятие обязательственного права неизвестно другим системам, в частности из семьи общего права. Их недоумение еще более возрастает, когда они узнают, что даже само понятие и термин "обязательство", столь элементарные для них, неизвестны этой семье и не имеют аналога в английском юридическом языке. Обязательство в романо-германской системе -- это обязанность лица (должника) дать что-то другому лицу (кредитору), сделать или не сделать что-то в интересах последнего. Обязательство может возникнуть непосредственно из закона (таково, например, обязательство алиментирования по семейному праву), из договора и даже в некоторых случаях из односторонних действий лица. Обязательства возникают также из деликта и квазиделикта, когда лицо должно возместить ущерб, причиненный им или объектами, за которые он отвечает. Наконец, упомянем неосновательное обогащение, также порождающее обязанность возвратить неосновательно полученное. Опираясь на римское право, доктрина в странах романо-германской семьи создала обязательственное право, которое считается центральным разделом гражданского права, главным объектом юридической науки. Из обязательственного права узнают, как возникает обязательство каков правовой режим и последствия неисполнения, как. оно изменяется и прекращается. Благодаря своей большой практической значимости обязательственное право -- объект постоянного внимания юристов. Отсюда его высокий юридико-технический уровень. Как фактор, определяющий единство правовых систем романо-германской семьи, обязательственное право играет роль, подобную трасту в странах общего права и праву собственности в социалистических странах. 65. Публичное право. Обнаружим ли мы единство романо-германской семьи, если, покинув сферу частного права, обратимся к тем понятиям, которые используются в процессуальном, уголовном, трудовом или публичном праве? Ответ на этот вопрос вызывает особый интерес, учитывая практическое значение указанных отраслей права в современном мире. Хотя эти дисциплины не преподавались в свое время в университетах и новые принципы большинства из них были разработаны в XIX и XX веках, здесь также имеется большое сходство между различными правовыми системами романо-германской правовой семьи, что объясняется двумя моментами. Первый из них, неюридический,-- это общность политической и философской мысли различных стран. Юридическая наука часто лишь придает юридический аспект идеям и тенденциям, сложившимся первоначально в иных сферах науки. Так, на развитие публичного права на всем Европейском континенте довольно значительное влияние оказали Монтескье и Руссо. В области уголовного права Беккариа заложил основы современного уголовного права, теории, направленные на индивидуализацию наказания или отводящие определенную роль перевоспитанию преступника, завоевали весь западный мир . Одинаковый метод формирования юристов является вторым фактором, объясняющим существование романо-германской правовой семьи. Чтобы воплотить в праве новые политические и философские идеи и создать новые отрасли права, во всех странах прибегали к помощи юристов, которые получили образование на основе изучения гражданского права. При новой регламентации, совершенно естественно, взяли в качестве образца или по меньшей мере отправной точки гражданское право; оно сыграло в правопорядке роль своего рода модели, которая использовалась при создании и развитии других отраслей права (административного права, трудового права). При формировании этих дисциплин гораздо сильнее, чем в гражданском праве, уже достигшем определенной степени совершенства, ощущалась необходимость учитывать опыт других стран. Конституционное право показывает, как юридическая наука в этой новой сфере приобрела -интернациональные черты. Что же касается административного права, то это творение Государственного совета выдвинуло Францию в качестве главной страны либеральной демократии среди государств Европейского континента, хотя методы рассмотрения административных споров неодинаковы в различных странах. Любопытно отметить, что первой работой по административному праву, написанной в Германии, был курс французского административного права; и лишь после него и на его основе Отто Майер счел возможным подготовить курс немецкого административного права'. Франция больше, чем другие страны, способствовала идее о том, что административное право должно быть самостоятельным по отношению к частному. Различие между странами романо-германской семьи отражает лишь разные уровни развития административного права, но оно лишено принципиального значения. Имеющиеся несходства представляют интерес для сравнения европейских правовых систем, но не являются препятствием для него. Так же как в традиционных областях гражданского или торгового права, нет единства и в структуре различных правовых систем, относящихся к публичному праву. Тем не менее, несмотря на полное обновление, которое претерпели за последние сто лет публичное и уголовное право, и несмотря на то, что речь идет об отраслях права, где отсутствуют какие-либо традиции римского права, сходство между европейскими и неевропейскими правовыми системами, входящими в романо-германскую правовую семью, здесь не меньше, чем в традиционных областях. 66. Оригинальность некоторых понятий. Структурное сходство правовых систем, составляющих романо-германскую правовую семью, не является полным. В правовой системе одной страны могут существовать категории или понятия, неизвестные другой, о чем свидетельствуют многочисленные примеры. Испания, например, не полностью унифицировала свое гражданское право. Нормы испанского Гражданского кодекса 1889 года, если считать, что они образуют какое-то общее право (derecho comun), допускают наличие в различных районах Испании регионального права (derecho foral) . Эти два понятия неясны юристам других стран, где такого деления не существует. В ФРГ, Мексике или Швейцарии федеральному праву противостоит право земель, штатов или кантональное право. В ФРГ имеется особая форма потери права--Verwirkung, в Аргентине--форма товарищества (Sociedad de abilitation), в Швейцарии--земельного обложения (charge fonciere), в Мексике-- вид земельного владения под названием ejido, в Швеции и других Скандинавских странах существует омбудсман -- специальный институт контроля за администрацией. Все эти институты сравнительно доступны для понимания юристов, знакомых с одной из систем романо-германской правовой семьи, так как они сразу видят, каким целям служит новый для них институт и какое место занимает он в праве данной страны. Тем не менее это нарушает единство правовой системы, и одной из задач тех, кто стремится к сохранению этого единства, является изучение вопроса, стоит ли заимствовать это новое понятие или же это понятие полезно лишь в особых условиях страны, где оно возникло. Правовая наука, к счастью, не уклонилась от указанной задачи: со времени национальных кодификаций и вопреки им продолжается определенный параллелизм в развитии правовых систем, входящих в романо-германскую правовую семью. В случаях появления нового понятия ситуация более проста, чем тогда, когда мы сталкиваемся с деформацией общеизвестного института. Опасность в том, что сохранившееся сходство наименований скроет различие по содержанию. Не так-то просто заметить, что понятия "движимость" и "недвижимость", "добросовестность", "невозможность исполнения", "неосновательное обогащение" могут оказаться несходными в содержательном плане. Мы ограничимся здесь тем, что обратим внимание на эту опасность, угрожающую единству структуры правовых систем романо-германской семьи. 67. Общая часть гражданского права. В области частного права два явления привлекли особе внимание компаратистов. Во-первых, особенность Германского гражданского уложения, которое содержало новую "Общую часть". Во-вторых, слияние гражданского и торгового права в едином кодексе, осуществленное в Италии в 1942 году. Германское гражданское уложение, опубликованное в 1896 году, имеет в отличие от более ранних кодексов "Общую часть", в которой сосредоточены значимые для различных разделов гражданского права предписания. Таковы нормы о правоспособности, юридических актах, исчислении сроков давности. Общая часть ГГУ -- это следствие догматического преподавания права в немецких университетах приверженцами пандектной школы, которые в своем устремлении к систематизации основательно обновили jus commune, применявшееся в Германии в XIX веке. Не была ли степень этой систематизации чрезмерна? Такой вопрос ставили юристы всех стран, в том числе и немецкие. После опубликования нового кодекса некоторые страны оказались благосклонными к введенному им новшеству и восприняли "Общую часть". Мы видим ее во многих кодексах, принятых после 1900 года (Бразилия', Греция, кодексы Советских социалистических республик, Польши, Чехословакии). Другие страны отказались следовать немецкой модели, и "Общей части" нет в кодексах Швейцарии, Мексики, Италии, Венгрии. Авторы Гражданского кодекса Голландии заняли промежуточную позицию: "Общая часть" (книга III) кодекса касается там лишь имущественных прав. Наличие "Общей части" внесло некоторый раскол в юридическую науку романо-германской семьи. Но причиной его является не столько систематизация как таковая, сколько тенденция к абстрактности, выразившаяся в "Общей части" ГГУ. Линия раскола, которая разделила германские и романские правовые системы, скорее отражает существующие в каждой стране различия между теми, кто стремится к систематизации и абстрактности, и теми, кто предпочитает более эмпирический подход. Во Франции имеются сторонники "Общей части", а в Германии -- ее противники. 68. Гражданское право и торговое право. Унификация гражданского и торгового права, проведенная или намечаемая в ряде стран, по нашему мнению, имеет ограниченное значение. Гражданское право во всех экономически развитых государствах до такой степени слилось с торговым, что почти нет случаев, когда бы торговые обязательства регламентировались иначе, чем гражданские обязательства. С другой стороны, национальные кодификации привели к утрате торговым правом его международного характера, ранее глубоко отличавшего его от гражданского права. Вопрос о том, целесообразно ли регламентировать в специальном кодексе некоторые проблемы (торговые бумаги, компании, промышленную собственность, банкротство), которые больше интересуют коммерсантов и саму торговлю, не кажется нам сегодня важной проблемой юридической науки. В 1865 году провинция Квебек регламентировала в своем Гражданском кодексе ряд вопросов торгового права и отказалась от издания Торгового кодекса. В Швейцарии в 1881 году по причинам конституционного порядка был издан не Гражданский, а Обязательственный кодекс, но в него были включены обязательства и по гражданскому и по торговому праву. Обязательственный кодекс сохранил свою силу и после того, как в 1907 году появился Гражданский кодекс, призванный регламентировать на федеральном уровне все другие сферы гражданского права. В Нидерландах к единству гражданского и торгового права пришли в 1934 году, установив, что нормы торгового кодекса применяются ко всем -- торговцам и неторговцам -- и ко всем сделкам. Италия в 1942 году соединила гражданское и торговое право в едином Гражданском кодексе. Значит ли все это, что дуализм гражданского и торгового кодекса обречен? В Швейцарии, Италии, Нидерландах гражданское и торговое право по-прежнему преподаются в университетах как самостоятельные дисциплины, и преподают их юристы, имеющие соответственно разную специализацию. Несомненно, более существенным, чем законодательная унификация гражданского и торгового права, сегодня является превращение торгового права в "хозяйственное право", в котором преобладают установки политического и социального плана и самым тесным образом переплетены право частное и право публичное. Труды по торговому праву дают урезанное представление о своем предмете, ибо они не выходят за традиционные рамки торгового права и оставляют без внимания целый ряд существенных для этой сферы деятельности мер, как-то: налоговый режим, регламентация внешней торговли, порядок и условия предоставления кредитов и т. д. Глава II. ПОНЯТИЕ НОРМЫ ПРАВА 69. Единство системы. Сходства или различия структуры следует, однако, рассматривать еще и с другой точки зрения: как понимается сама правовая норма, ее значение, природа и характер. Этот аспект выявляет один из важнейших элементов единства романо-германской правовой семьи, при всей ее географической протяженности. Во всех странах романо-германской правовой семьи правовую норму понимают, оценивают и анализируют одинаково. В этой семье, где наука традиционно занимается упорядочением и систематизацией решений, выносимых по конкретным делам, правовая норма перестала выступать лишь как средство решения конкретного случая. Благодаря усилиям науки норма права поднята на высший уровень; ее понимают как правило поведения, обладающее всеобщностью и имеющее более серьезное значение, чем только лишь ее применение судьями в конкретном деле. Стало модным известное презрение к противоположной концепции, которая ставит правовую норму на уровень конкретных казусов: казуистику объявляют ненаучным методом. Сборники судебной практики и формы исков могут, конечно, быть полезным рабочим инструментом для практиков, они также необходимы юристам в качестве исходного материала для их работы, но эти компиляции не имеют того престижа, которым окружена правовая наука. Задача юристов состоит в том, чтобы извлечь из этой беспорядочной массы нормы, а затем и принципы, освободить решение вопроса от случайности и дать практикам общее руководство решению конкретных дел. 70. Создание правовой нормы. Такова позиция, которая преобладает в странах, относящихся к романо-германской семье. Вместе с тем входящие в нее правовые системы вовсе не представляют собой продукт творчества, где жизненные реалии принесены в жертву чисто логической конструкции. В определенные периоды в некоторых странах некоторые теоретики поддавались искушению такого рода; отзвуки их влияния и сегодня ощущаются в преподавании права, но в практической деятельности их почти нет. На основе конкретных дел римские знатоки права формулировали свои взгляды; на основе изучения решений парламента исследователи старого французского права писали свои трактаты; учитывая судебную, и иную практику, современные авторы создают необходимые для нашей эпохи новые конструкции в области административного, трудового или делового права. Однако доктрина не считает, что в ее задачу входит лишь изложение и приведение по возможности в порядок созданных практикой положений. Она видит свою роль в выявлении из этой массы, складывавшейся изо дня в день, по воле случая или под давлением какой-то срочной необходимости, четких основополагающих принципов, норм права, которыми в будущем станут руководствоваться судьи и практики. Правовая норма не создается судьями: у них нет для этого времени; кроме того, заботы о справедливости решения именно по данному делу отстраняют все иные соображения, наконец, они и не вправе выносить решение "в виде общего распоряжения" (ст. 5 французского ГК). Правовая норма, которая не может и не должна быть творением судей, появляется позднее; она продукт размышления, основанного частично на изучении практики, а частично на соображениях справедливости, морали, политики и гармонии системы, которые могут ускользнуть от судей.' Правовая норма очищает практику от несоответствующих или излишних элементов, она упрощает тем самым познание права. Норма права позволяет общественному мнению, законодателю более эффективно вмешиваться в требующие этого ситуации и даже ориентировать общество на достижение определенных целей. Такая роль права соответствует традиции, согласно которой право рассматривается как модель социальной организации. Распорядительный и политический, а не только строго судебный аспект права подтверждает и выступает очень четко в современную эпоху, когда от права ждут активного участия в создании нового общества. Понятие правовой нормы, принятое в романо-германской правовой семье, является основой кодификации в том виде, как ее понимают в континентальной Европе. Нельзя создать подлинный кодекс, если видеть норму права в каждом решении, вынесенном судьей по конкретному делу. Кодекс в романо-германской трактовке не стремится к тому, чтобы решить все конкретные вопросы, встающие не практике. Его задача -- дать достаточно общие, связанные в систему, легкодоступные для обозрения и понимания? правила, на основе которых судьи и граждане, затратив минимальные усилия, могут определить, каким образок должны быть разрешены те или иные проблемы. 71. Оптимальная обобщенность нормы. Правовая норма романо-германской правовой семьи является чем-то средним между решением спора -- конкретным применением нормы -- и общими принципами права. Искусство юриста в странах романо-германской правовой системы состоит в умении найти норму и сформулировать ее с учетом необходимости указанного равновесия. Нормы права не должны быть слишком общими, так как в этом случае они перестают быть достаточно надежным руководством для практики; но в то же время нормы должны быть настолько обобщенными, чтобы регулировать определенный тип отношений, а не применяться, подобно судебному решению, лишь к конкретной ситуации. Добавим, что это равновесие вовсе не обязательно должно быть одинаковым во всех отраслях права: большая конкретизация желательна в таких отраслях, как уголовное или налоговое право, где стремятся максимально сократить произвол администрации. Напротив, большая степень обобщения бывает необходимой в некоторых других отраслях, где нет нужды так строго навязывать жесткие юридические решения. В разных странах романо-германской правовой семьи не сразу пришли к тому, что сегодня представляется оптимальным. Прусское Земельное уложение 1794 года и в еще большей мере русский Свод законов 1832 года отмечены казуистическим подходом в такой мере, в какой он сегодня представляется чрезмерным. Наполеоновские кодексы начала XIX века явились той моделью, которой затем следовали. В настоящее время степень абстрактности может считаться оптимальной во всех странах, за исключением, пожалуй, скандинавских правовых систем, где еще сильны казуистические тенденции. Значительно больше противоречий чем между отдельными странами существует с этой точки зрения внутри каждой страны между традиционными отраслями и новым законодательством. Упреки в плохой законодательной технике, адресуемые новым законам различных стран, в значительной степени объясняются тем, что законодатель в новых областях, которые он регулирует, не умеет сохранять на желаемом и привычном нам уровне правовую норму. Иногда он предается излишней казуистике (этот недостаток особенно чувствуется в поправках, вносимых парламентом в текст закона), в других случаях закон содержит слишком общие формулы и его нельзя понять до тех пор, пока не будет дано его "толкование". Критика в адрес плохой законодательной техники, конечно, обоснованна. Не следует, однако, забывать, что задача законодателя очень трудна. Потребовались века, чтобы наука смогла выработать формулы французского ГК, которые сегодня кажутся совсем простыми и само собой разумеющимися. 72. Толкование права и "техника различий". Единый подход к норме права и тому месту, которое она призвана занимать по отношению к принципам права, с одной стороны, и решению конкретных дел -- с другой,-- это одна из основополагающих черт, обусловливающих общность взглядов и мышления юристов всех стран романо-германской семьи. Важность этой черты осознана пока еще недостаточно, а между тем именно она является одним из наиболее важных и отчетливых показателей единства семьи. Подход к правовой норме предопределил, в частности, господствующую в настоящее время в этой семье теорию источников права. Общий характер, признаваемый за нормой права, объясняет, почему задачей юристов в странах романо-германской правовой семьи считается главным образом толкование законодательных формул в отличие от стран общего права, где юридическая техника характеризуется методом "установления различий". Далеко не всюду понимается одинаково, что такое "хорошая правовая норма". В странах общего права хотят, чтобы норма была сформулирована по возможности точно. В странах романо-германской правовой семьи, напротив, считают, что правовая норма должна оставлять известную свободу судье; ее функцией является лишь установление правовых рамок и директив судье; не следует регламентировать детали, так как создатель правовой нормы (юрист или законодатель) не может точно предусмотреть разнообразие конкретных дел, возникающих в практике. 73. Можно ли, исходя из характера нормы, предвидеть решение дела? Концепция правовой нормы, преобладающая в странах романо-германской правовой системы, обусловливает существование значительно меньшего числа правовых норм, чем в странах, где степень обобщения правовой нормы находится на более низком уровне и где норма предусматривает конкретные детали ситуации. Из этого следует, во всяком случае на первый взгляд, что изучить французское право или право какой-либо другой страны романо-германской правовой системы легче, чем англосаксонскую правовую систему. Французскому, египетскому или японскому юристу-практику легче, чем его английскому, американскому или канадскому коллеге, сообщить своему клиенту, какая (или какие) правовая норма применима к его делу. Однако преимущество правовых систем романо-германской правовой семьи не должно обольщать нас: оно в значительной степени иллюзорно. Концепция правовой нормы, принятая в странах романо-германской правовой семьи, отнюдь не облегчает возможности предвидеть решения по тому или иному спору. Все то, что отброшено в правовой норме как казуистические детали, автоматически увеличивает роль судьи в ее толковании. Сформулировать правовую норму наиболее обобщенно -- это значит сделать ее менее точной и предоставить судьям широкие дискреционные полномочия в применении этой нормы. Стабильность правоотношений не укрепляется в силу того, что применяемую правовую норму стало легче отыскать; скорее наоборот'. Следует отметить и еще одно положение. Нормы в том виде, как они сформулированы законодателем и доктриной, недостаточны для того, чтобы дать всестороннее представление о содержании права в странах романо-германской правовой семьи. Далеко не все, что находится ниже законодательного уровня, может быть отнесено к "фактической сфере". Стремясь укрепить стабильность правопорядка, судебная практика пытается уточнять нормы, сформулированные наиболее общим образом. Кроме того, верховные суды осуществляют контроль за тем, как нижестоящие судьи толкуют нормы. В этих условиях норма, созданная законодателем,-- это не более чем ядро, вокруг которого вращаются вторичные правовые нормы. Трудно точно определить масштабы, в которых эти вторичные нормы дополняют основную. Положение различно в разных странах, в различных отраслях права, оно зависит от способа формулирования законодательных норм, от принципов судебной организации, от традиции судей и от целого ряда других факторов. Тем не менее в тех или иных масштабах рассматриваемая ситуация имеет универсальный характер. Повсюду граница между правом и фактом весьма искусственна, и трудно сказать, в какой мере решение сложного вопроса основывается на, оценке фактов данного дела и в какой -- на толковании правовой нормы. Самое большее, что можно сказать,-- это следующее: когда фактическая ситуация кажется достаточно типичной, часто повторяющейся, то, используя тот или иной технический метод, ее пытаются охватить соответствующей правовой нормой, чтобы заинтересованные лица знали, как им следует себя вести. Так, французский Кассационный суд не только контролирует способ применения судьями правовой нормы, но и дает собственное толкование этой нормы'. 74. Подлинное значение "вторичных норм". Таким образом, право в странах романо-германской правовой семьи состоит не только из правовых норм, сформулированных законодателем, оно включает также и их толкование судьями. Может возникнуть вопрос, не противоречит ли это общей концепции правовой нормы, не возвращаемся ли мы, говоря о "вторичных правовых нормах", создаваемых судебной практикой, к концепции, очень близкой той, которая ставит правовую норму в один ранг с судебной практикой. Несомненно, что ныне в странах романо-германской семьи имеется немало юристов, которые, одни более осознанно, другие -- менее, стали на путь казуистического подхода. Стремление описать судебную практику у этих юристов перевешивает критический дух и считается более важным, чем размышление. Если такая позиция возобладает и каждое судебное решение станет рассматриваться как имеющее ту же ценность, что и норма права, то система романо-германского права окажется глубоко трансформированной и приблизится к общему праву. Однако к этому мы еще не пришли и наличие вторичных норм не превращает нашу систему ни в судейское, ни в казуистическое право. Каково бы ни было значение вторичных норм, сформулированных судебной практикой, очевидна большая степень генерализации в сравнении с тем, что создает судья, когда он вообще не связан предписаниями закона. Поэтому в странах романо-германской правовой семьи значительно "меньше права", чем в странах, где правовая норма создается непосредственно судебной практикой. Право стран романо-германской правовой семьи -- это всегда право, базирующееся на принципах, как и требует система. Это не казуистические правовые системы, и поэтому они сохраняют известные преимущества -- простоту и ясность. Правовые нормы в том виде, в каком юристы и законодатели стран романо-германской правовой системы считают нужным их сформулировать, несомненно, недостаточны сами по себе; нужны "вторичные нормы", уточняющие и дополняющие их, но в твердых и бесспорных правовых рамках. В этих странах легче проводить реформы и изменения права, потому что нетрудно увидеть (в отличие от англосаксонской системы), какие нормы затронет эта реформа, какие останутся неизменными. В частности, легко изменяемы "вторичные правовые нормы": колебания судебной практики, не затрагивающие основ системы, не представляют такой опасности и не создают такой неуверенности, как в странах, где нет общих правовых норм.; Раздел третий ИСТОЧНИКИ ПРАВА 75. Трудность вопроса. Изложить принятую в романо-германской правовой семье теорию источников права -- нелегкое дело. Концепции римского права по этому вопросу в наше время полностью обновлены и не могут служить общей исходной основой. Правовые системы, составляющие романо-германскую семью, многочисленны, и каждая из них имеет свои специфические по сравнению с другими черты. Более того, даже в каждой системе национального права этот вопрос весьма сложен и зачастую спорен. Способ, с помощью которого дается ответ на этот вопрос, может зависеть от отрасли права, в отношении которой он поставлен. Этот ответ в известной степени зависит и от психологии, и от личного темперамента каждого автора. Этот ответ менялся в разные эпохи и в зависимости от философских тенденций, господствующих в данный момент. 76. Теория и реальность. Закон в широком смысле слова -- это, по-видимому, в наши дни первостепенный, почти единственный источник права в странах романо-германской правовой семьи. Все эти страны-- страны "писаного права". Юристы здесь прежде всего обращаются к законодательным и регламентирующим актам, принятым парламентом или правительственными и административными органами. Задачу юристов видят главным образом в том, чтобы при помощи различных способов толкования найти решение, которое в каждом конкретном случае соответствует воле законодателя. Юридическое заключение, не имеющее основы в законе, несостоятельно, говорили когда-то. Другие источники права в свете этого анализа занимают подчиненное и меньшее место по сравнению с предпочитаемым классическим источником права -- законом. Однако этот подход, как бы много о нем ни говорили, фактически очень далек от реальности. Он мог быть идеалом правовых школ, господствующих во Франции в XIX веке, но никогда не был полностью принят практикой, а в настоящее время и в теории все более и более открыто признают, что абсолютный суверенитет закона в странах романо-германской правовой семьи является фикцией и что наряду с законом существуют и иные, значительные источники права. Смешивать право и закон и видеть в законе исключительный источник права -- значит противоречить всей романо-германской традиции. Университеты, в которых выковывались юридические концепции, опирались на римские законы и использовали их. С другой стороны, до XIX века они не интересовались национальными законами. Школа естественного права начиная с XVII века требовала, чтобы законодатель санкционировал своим авторитетом справедливые нормы, созданные доктриной, основывавшейся на природе и разуме. Но, предлагая новую технику, технику кодификации, эта школа никогда не смешивала право и закон и не утверждала, что одно изучение закона позволяет узнать, что такое право. По этому вопросу имеется известная путаница; достаточно перечитать замечательную "Вступительную речь к Гражданскому кодексу" Порталиса, чтобы ее рассеять. 77. Устойчивость традиции. Для того чтобы отбросить традиционный взгляд, утверждавший, что право и закон -- это не одно и то же, понадобилась революционная смена позиции, в итоге которой изменилось само определение природы права; в нем стали видеть выражение не справедливости, а воли государства. Эта революционная смена произошла, однако, не во всех, а лишь в социалистических странах. Позитивистская теория, считающая, что закон является исключительным источником права, казалось бы, бесспорно победила в разных странах романо-германской правовой семьи сразу же после кодификации. Эта доктрина и сегодня часто преподается студентам как общепринятая в этих странах. За границей, особенно в странах общего права, считают, что она соответствует и практике. На самом деле произошло значительное смягчение позиций юристов. Доктрина естественного права в наши дни возродилась. Сами сторонники позитивизма отказались от понимания закона таким, каким он представлялся в XIX веке; сейчас они признают творческую роль судей. Никто не считает более закон единственным источником права и не полагает, что чисто логическое толкование закона может во всех случаях привести к нахождению искомого правового решения3. В странах романо-германской правовой семьи имеются конституции, кодексы и многочисленные законы, тогда как прежде правовые нормы и решения следовало искать в менее систематизированных документах, которые часто не были даже санкционированы суверенной властью. Подобные изменения юридической техники, несомненно, очень важны; они позволили приспособить право к нуждам современного общества, уничтожив бесполезный разнобой и опасную неуверенность, которые слишком часто подрывали авторитет права. В эпоху, когда концепция справедливости находилась в полном расцвете, вследствие глубоких изменений в экономике и технике увеличилась и роль законодателя в изложении права. Однако от этого еще весьма далеко до догмы об абсолютном суверенитете государства в отношении права. Французские юристы XIX века могли считать, что их кодексы воплотили "совершенный разум" и что отныне наиболее надежным средством установления справедливого решения или познания права является простое толкование кодексов. Юристы других стран, вероятно, думали так же, когда в этих странах в свою очередь появились кодексы. Это предполагаемое совпадение между правом как выражением справедливости и законом, выражающим волю законодателя, могло в свое время ввести в заблуждение. Сравнительное право помогает нам освободиться от этой ошибки. Оно показало нам, как советские юристы, соединяющие право со всемогуществом государства, обвиняют наших юристов в том, что они лицемерно говорят о применении закона там, где реально происходит его деформация в политических интересах класса буржуазии. С другой стороны, сравнительное право показало, с каким удивлением английские и американские юристы узнали, что нормы наших законов -- это не каприз суверена, подлежащий буквальному исполнению и что наши кодексы, столь близкие доктринальным трудам -- это скорее рамки, в которых открыт простор для творческой деятельности и поиска справедливых решений. 78. Техника и политика судебной практики. Верно, что суды и юристы стран романо-германской правовой семьи в настоящее время чувствуют себя увереннее лишь тогда, когда они могут сослаться на один или несколько законов для обоснования предлагаемого ими решения. Иногда при обращении в суд или принесении жалобы в ту или иную судебную инстанцию возникает необходимость указать, какой закон нарушен. Все это создает впечатление, будто в романо-германской семье право и законы -- одно и то же. Но для того, чтобы понять действительное положение вещей, необходимо узнать, как толкуются законы, как на них ссылаются, а иногда нейтрализуют их действие. Даже в первое время после наполеоновской кодификации судебная практика не ограничивалась одним лишь применением текста закона, но в течение всего XIX века ее вклад в эволюцию права оставался в тени. Однако на рубеже нашего века роль судебной практики стало трудно скрывать, ибо новые условия потребовали от нее и новых, более активных инициатив. Празднование столетнего юбилея Гражданского кодекса дало возможность председателю Кассационного суда Балло-Бопре сказать, что судебная практика, не дожидаясь, пока доктрина изменит свои взгляды на ее роль, постоянно двигалась вперед "с помощью кодекса, но дальше кодекса", подобно тому, как в давние времена прогресс шел "с помощью римского права, но дальше римского права". Другой очевидный пример творческой роли французской судебной практики -- создание административного права Государственным советом. Не отступая от концепции, которой придерживались в европейских университетах в течение веков, можно констатировать, что, хотя правотворческая роль законодателя велика, само по себе право -- это нечто большее, чем только закон. Оно не растворено во власти законодателя; право должно создаваться совместными усилиями всех юристов, всех тех, кто участвует в осуществлении правосудия. Соотношение законодательных и доктринальных источников права может в нашу эпоху, по сравнению со старым правом, показаться иным, но современное право по-прежнему является правом юристов, как этого требует традиция. Закон стал главным элементом познания права, но он не исключает других элементов и имеет смысл лишь в сочетании с ними. Право Франции, Германии, Италии можно узнать в наши дни, как и прежде, лишь путем исследований, ведущихся совместно с законодателем всеми юристами. Право включает наряду с законом другие важные источники, даже если этот факт несколько затушевывается юридической техникой. 79. Единство западного права. В этом отношении позиции романо-германской правовой семьи и семьи общего права совпадают. Различие состоит, как мы это увидим, лишь в том, что в странах романо-германской правовой семьи стремятся найти справедливое юридическое решение, используя правовую технику, в основе которой находится закон, тогда как в странах, относящихся к семье общего права, стремятся к тому же результату, основываясь в первую очередь на судебных решениях. Отсюда и различный подход к норме права, которая в странах романо-германской правовой семьи понимается в ее законодательном и доктринальном аспектах, а в странах общего права -- в аспекте судебной практики. Это различие не дает, однако, оснований для вывода о различии самой природы права: она одинаково понимается во всей обширной "западной" семье, именуемой советскими авторами буржуазным правом в отличие от социалистического права. Рассмотрим теперь, как, с одной стороны, законодатель и исполнительная власть, устанавливая общие нормы, и, с другой -- судьи и юристы, толкуя закон или прибегая к другим источникам, находят соответствующие праву решения в разных странах романо-германской правовой семьи. Чтобы сделать это, мы будем придерживаться классического плана и последовательно рассмотрим роль закона, обычая, судебной практики, доктрины и некоторых высших принципов. Глава I. ЗАКОН 80. Верховенство закона в современную эпоху. В современных условиях, а также по соображениям философского и политического характера в странах романо-германской правовой семьи, как правило, считается, что для юриста лучшим способом установления справедливого, соответствующего праву решения является обращение к закону. Эта тенденция восторжествовала в XIX веке, когда почти во всех государствах романо-германской правовой семьи были приняты кодексы и писаные конституции. Она еще более укрепилась в нашу эпоху благодаря дирижистским идеям и расширению роли государства во всех областях. Работать во имя прогресса и установления господства права -- по-прежнему дело всех юристов, но в этой общей деятельности в современную эпоху ведущая роль принадлежит законодателю. Такая точка зрения соответствует принципам демократии. Она обоснована, с другой стороны, тем, что государственные и административные органы имеют, несомненно, большие, чем кто-либо иной возможности для координации деятельности различных секторов общественной жизни и для определения общего интереса. Наконец, закон в силу самой строгости его изложения представляется лучшим техническим способом установления четких норм в эпоху, когда сложность общественных отношений выдвигает на первый план среди всех аспектов правильного решения его точность и ясность. Изданные органами законодательной власти или администрацией нормы "писаного права", которые юристам предстоит толковать и применять для вынесения решения в каждом конкретном случае, составляют в странах романо-германской правовой семьи определенную иерархическую систему. 81. Конституционные нормы. На верхней ступени этой системы стоят конституции или конституционные законы. Во всех странах романо-германской правовой семьи есть писаные конституции, за нормами которых признается особый авторитет. В некоторых странах этот авторитет носит прежде всего политический характер; конституционные положения принимаются или изменяются в особом порядке, но с точки зрения права они имеют авторитет обычных законов. Напротив, в других странах конституционные положения с точки зрения права -- нечто иное, чем обычные законы. Их особый авторитет выражается в установлении контроля над конституционностью других законов, причем органы этого контроля и его способы могут быть весьма разнообразны. В наши дни существует отчетливое стремление повысить ценность конституционных норм, усилив их практическое значение как норм, стоящих над обыкновенными законами. "Законодательная власть связана конституционным строем, исполнительная власть и правосудие -- законом и правом. Все немцы имеют право оказывать сопротивление всякому, кто попытается устранить этот строй, если иные средства не могут быть использованы",-- говорит ст. 20 Основного закона ФРГ. Во многих странах шел поиск средств, гарантирующих конституционный порядок, и в некоторых из них по примеру США был установлен судебный контроль за конституционностью законов. Особенно примечательно сделанное в этой связи в Федеративной Республике Германии и в Италии как реакция на те режимы, которые попирали в этих странах принципы демократии и права человека. Здесь имеется обширная судебная практика по признанию недействительными законов, посягавших на основные права, перечисленные в конституциях. Принцип судебного контроля за конституционностью законов воспринят, хотя и с меньшим практическим значением, многими другими странами. Организация этого контроля и методы, которыми он действует, различны от страны к стране. В Японии и многих государствах Латинской Америки любой судья может, подобно тому как это происходит в США, объявить закон противоречащим конституции и отказаться применить его. Разумеется, Верховный суд контролирует такого рода решения. В ряде стран проверка конституционности законов возложена на специально создаваемые в этих целях конституционные суды. Такова ситуация в ФРГ, Австрии, Италии, Монако, Турции и др. Если обычный суд сомневается в конституционности закона, он может лишь приостановить рассмотрение дела и обратиться с запросом в Конституционный суд. Кроме того, во многих странах (ФРГ, Колумбии, Панаме, Венесуэле) определенные органы, а также и граждане могут обратиться в Конституционный суд и вне судебного процесса, что невозможно в США. Чтобы оценить практическую значимость судебного контроля за конституционностью законов, следует учитывать различные факторы. Так, масштабы этого контроля меньше, если конституция относится к разряду нежестких, сравнительно легко изменяемых. Масштабы эти будут меньше и в тех странах, где исполнительной власти предоставлено право приостанавливать действие конституции. Сказанное относится ко многим государствам Африки и Америки, но и в ФРГ в Основной закон за период 1949-- 1970 годов было внесено 27 изменений. Следует учитывать также психологию судей, ту сдержанность, с которой они пользуются своим правом конституционного контроля. Хотя теоретически нет разницы между организацией этого контроля в Японии и США, однако его практические масштабы в этих странах существенно отличны. В Швеции, Дании, Норвегии теоретически возможен отказ суда от применения закона по мотиву его неконституционности. Но практика не дает примеров признания закона неконституционным. Некоторые страны отказались от судебного контроля за конституционностью законов, например Нидерланды, Франция, где этому способствовали причины исторического порядка. Во Франции некоторое изменение позиции наметилось в результате деятельности Конституционного совета, созданного в 1958 году. Право обратиться в совет имеют лишь несколько высокопоставленных лиц или группа депутатов, насчитывающая не менее 60 человек, и лишь до того, как закон промульгирован. Таким образом, совет не может рассматриваться как аналог конституционных судов в других странах, в частности ФРГ и Италии. В Швейцарии контроль, осуществляемый Федеральным судом, ограничен вопросом о соответствии кантональных законов федеральному праву; он не распространяется на федеральные законы. 82. Международные договоры. Со значением конституционных законов сравнима роль международных конвенций. В некоторых конституциях (например, Франции, Нидерландов) закреплен принцип, согласно которому международные договоры имеют силу, превышающую силу внутренних законов. Следует ли отсюда, что в этих странах не подлежит применению закон, изданный позднее того, как вступил в силу международный договор, и противоречащий этому договору? Конституционный совет во Франции заявил, что он не вправе помешать промульгации такого закона. Одновременно Государственный совет отказался от рассмотрения этого вопроса. Кассационный суд также не занял определенной позиции; он ограничился использованием своего права толкования, придя таким путем к выводу, что новый закон, являвшийся объектом его рассмотрения, не представляется противоречащим договору (в данном случае Европейской конвенции о правах человека). Такова же позиция судебных инстанций ФРГ, где международные договоры как таковые приравнены к обыкновенным законам, но конституция говорит и о том, что "общие принципы международного права" имеют преимущество перед законами. Толкование международных договоров может быть отнесено к компетенции наднациональных юрисдикции: в этих случаях при серьезных сомнениях в том, как должен толковаться такой договор, национальным судам следует отказаться от его интерпретации. Таково, в частности, положение дел с Римским и Парижским договорами, которыми в 1951 и 1957 годах были созданы разные европейские сообщества. 83. Кодексы. Некоторые законы именуются кодексами'. Первоначально это слово обозначало сборник, в котором объединены самые различные законы: Кодекс Феодосия или Кодекс Юстиниана был именно таков. В XIX веке это название было сохранено лишь за теми компиляциями, которые излагали принципы общего права, действовавшие в данном государстве, но имевшие тенденцию к универсальному применению (в отличие от норм, носивших сугубо национальный, приспособленный лишь к данным условиям характер). Впрочем, терминология изменчива, и сегодня слово "кодекс" широко используется для наименования компиляций, группирующих и излагающих в систематизированном виде правила, относящиеся к одной определенной области. В XIX и XX веках кодификация получила широкое распространение во всех странах романо-германской семьи. Близость права этих стран выразилась не только в общей приверженности к кодификации, но также и в структуре ряда кодексов. Образцом послужила Франция, ее пять наполеоновских кодексов2 В разных странах романо-германской семьи мы находим такие же пять основных кодексов. Единственное исключение в Европе -- Скандинавские страны. В каждой из них был издан только один кодекс: в Дании -- в 1683 году, в Норвегии -- в 1687 году, в Швеции и Финляндии -- в 1734 году. Эти кодексы, принятые значительно раньше, чем наполеоновские, охватывают в целом все право, как это было сделано позднее в Пруссии в Земельном уложении (1794 год) и в России -- в Своде законов (1832 год). С тех пор северные страны пошли разными путями развития. Кодексы практически перестали существовать в Дании, Норвегии и Исландии; в этих странах отдельные части кодексов были отменены и заменены большими законами, не включенными в старые кодексы. Напротив, в Швеции и Финляндии продолжают ссылаться на Кодекс 1734 года, состоящий из 9 частей (они несколько странно называются "балками"), но все эти части были в разное время полностью обновлены. В различные эпохи рассматривались проекты кодексов, в частности гражданского и торгового, для отдельных северных стран или для всех этих стран в целом; но безотносительно к тому, исходила ли инициатива создания таких кодексов от официальных органов или частных лиц, это не привело пока к принятию кодексов и маловероятно, что оно последует в будущем. Сотрудничество, установившееся между северными странами, легче осуществить путем выработки специальных законов, чем широких кодексов. В наше время уже не стремятся формулировать принципы общего права, и это повлекло за собой очевидную диверсификацию в романо-германской правовой семье. Французские "административные кодексы", издававшиеся после 1945 года, носят сугубо национальный отпечаток, что связано с чисто регламентарным характером вопросов, которые они регулируют. Впрочем, можно задуматься, не станут ли некоторые проведенные систематизации моделями, за которыми последуют другие страны. В этой связи можно назвать итальянский Кодекс морской навигации или бельгийский Судебный кодекс. Быть может, однажды проявится решимость преодолеть в рамках Европейского экономического сообщества или в еще более широких рамках нынешний провинциализм и издать некоторые общеевропейские кодексы. 84. Кодексы и простые законы. Наличие кодексов в странах романо-германской правовой семьи вызывает один вопрос. Не следует ли, учитывая круг и значение регулируемых кодексом отношений, длительный срок действия кодексов и особенно стремление к их всеобщему применению, рассматривать эти кодексы иначе, чем простые законы, существующие наряду с ними в данной стране? Не следует ли признать за кодексами особый авторитет и установить для них иные принципы толкования, отличающиеся от принципов толкования не включенных в них законов? Ведь можно нередко видеть, как авторы некоторых новых законов, желая сузить их значение, квалифицируют их как законы, вызванные особыми обстоятельствами, или как исключительные. Такая позиция и такие различия могут найти известное историческое обоснование, если вспомнить, о чем мы уже говорили, что кодексами именовали законы, которые, выходя за рамки национального партикуляризма, претендовали на изложение общего права Европы. Никогда, однако, национальные законы или обычаи не рассматривались при этом как низшие по отношению к кодексам в том, что касалось их значения и методов толкования. Эту традицию стоит сохранить. За исключением тех случаев, когда законодатель специально оговаривает иное, кодексы не имеют никакого приоритета по сравнению с не включенными них законами. Кодексы и отдельные законы, в том что касается их толкования, равнозначны для юристов.