Н.В.Устрялов. Белый Омск




      Текст подготовил: Олег Воробьев (voa@chat.ru), magister of state service, Moscow


      Печатается по: Устрялов Н.В. Белый Омск. Дневник колчаковца. // Альманах "Русское прошлое", 1991, No 2. СПб.: Изд. советско-американского СП "Свелен", с. 283-338.

      Дневник колчаковца

      Судьба Николая Васильевича Устрялова во многом типична для русского интеллигента конца XIX -- начала XX в. Он родился в 1890 г. в провинциальной Калуге и как многие интеллигенты своего времени упорством и трудом сумел достичь многого. Окончив юридический факультет Московского университета, он достаточно быстро сделал ученую карьеру. Приват-доцент Московского и Пермского университетов в 1916--1918 гг. Человек безусловно литературно одаренный, он сотрудничает в таких изданиях, как литературно-политический журнал "Русская мысль", в этот период руководимый талантливейшим ученым, публицистом и политиком П.Б. Струве, и газетой "Утро России". Революционные события 1917 г. вывели его на лидирующие позиции в кадетской партии. Начавшаяся гражданская война застает Устрялова в Пермском университете. После занятия Перми колчаковцами, 24 декабря 1918 г. Устрялов переезжает в Омск, где окунается в гущу "столичной жизни". Осознавая историческое значение происходящего в России, он ведет дневник.
      Мы не имеем точных данных относительно того, когда он начал вести дневниковые записи, но в своем омском дневнике он сообщает о записях в своем пермском дневнике, который он вел ранее.
      В Омске Устрялов попадает в бурную политическую жизнь. Вначале он служит юрисконсультом при Управлении Делами Верховного правителя, затем с 21 февраля директором Пресс-бюро Отдела Печати, становится во главе пропагандистской машины "Верховного правителя". Начинает издавать газету "Русское дело". Служебное положение Устрялова давало ему возможность находиться в гуще той среды, где делалась "большая" политика. Дневник охватывает события с 9 февраля по 26 января 1920 г. Основное место действия Омск и Иркутск. Разгром белого движения в Сибири вынудил Устрялова эмигрировать в Харбин. Здесь он начинает осмысливать виденное за год, приводит в порядок свои записи, пишет мемуарные эссе, которые и составляют вторую часть публикации "1919 г. Из прошлого".
      Одним из первых Устрялов публично выступил и с идеей "смены вех". По своей сути это была идея национального примирения, которая имела уже стихийное хождение, например, среди солдат Красной Армии, и выражалась в лозунге "Довольно братской крови!" и в призывах к братанию, однако это не находило поддержки у идеологов мирового революционного пожара. Краеугольным камнем сменовеховства была национальная идея, мысль о возрождении сильного и единого государства. Тактический поворот к нэпу им принимался за переход большевизма к цивилизованным формам управления обществом и общечеловеческим ценностям, на которых воспитывалась русская интеллигенция.
      В 20-е гг. национального примирения произойти не могло. Господствующей оказалась идея классовой ненависти. Идеологи большевизма продолжали грезить мировым революционным пожаром и предпринимали неимоверные усилия для его разжигания.
      Находясь в эмиграции, Устрялов активно сотрудничал в "сменовеховских" изданиях, звал к примирению с советской властью и возвращению на родину. В 1920--1934 гг. он преподавал в Харбинском университете, работал в советских учреждениях на КВЖД (в учебном отделе, директором центральной библиотеки).
      В 1935 г. с рядом сотрудников КВЖД Устрялов возвращается в Москву. Возможно, предчувствуя дальнейшие превратности судьбы, находясь еще в Харбине, в 1934--1935 гг. он интенсивно приводит в порядок свой архив, снимает копии с документов и готовит их к печати. Так он подготовил к изданию свою книгу "Белый Омск", снабдив имеющиеся материалы подробным планом, с указанием того, какой он хотел бы видеть свою книгу. Часть этой воли Николая Васильевича, по мере возможностей, выполняет автор предлагаемой публикации. Устряловым приводится в порядок и систематизируется его обширная переписка, причем каждый комплекс снабжается небольшой вступительной статьей. Все эти копии хранятся ныне в Архиве Гуверовского института войны, революции и мира в коллекции Н.В. Устрялова.
      Публикуемый дневник Устрялова представляет собой 43 машинописные страницы большого формата. Первая запись сделана 9 февраля 1919 г., последняя -- 26 января 1920 г. Перед текстом всегда стоит число и название места, где в это время находился автор (Омск, Иркутск, Чита и т.д.), в конце каждой записи указывается время суток, в которое она производилась. Каждая отдельная запись невелика по объему -- от 1/2 до 1 машинописной страницы. Имеющаяся копия показывает, что записи велись не ежедневно, а, в основном, с перерывами от одного до четырех дней, иногда, правда редко, ежедневно. Записи носят обобщающий характер и это наводит на мысль, что имелись более подробные черновые наброски, которые затем обобщались, но это не более чем предположение. На страницах дневника Устрялов воспроизводит небольшое количество документов, отрывки из писем, приводит подходящие к случаю отрывки из стихов и прозы. Некоторые фразы написаны по-французски, немецки, на латыни. Характерной особенностью дневника является то, что автор не стремится подробно зафиксировать все события дня. Вместе с тем, Устрялов указывает, что более подробный дневник он вел в Перми, когда у него имелся досуг. Краткость записей, сделанных в Омске и Иркутске, он объяснял загруженностью общественной и государственной работой. В дневнике много интересных, метко схваченных характеристик людей и настроений. Интерес дневника также состоит и в том, что он показывает нам двух Устряловых -- один стоит во главе пропагандистской машины Колчака и пишет бодрые статьи, зовущие к победе, и другой -- осознающий обреченность всего происходящего и осознающий бесцельность борьбы.

      Белый Омск

      Давно замышлял я написать и напечатать книгу под этим заглавием:
      -- Белый Омск.
      Она должна была состоять из трех частей. Первая -- мой дневник тех месяцев. Вторая -- мемуарные записи, составленные пост-фактум, уже в Харбине: факты, анализ, оценки. И третья -- мои статьи той поры. Первая и третья части должны были, таким образом, быть документами. И только второй части надлежало быть написанной заново.
      Две главы этой второй части были мною написаны и напечатаны: 1) "Кадетская партия в гражданской войне" (см. первое издание книги "Под знаком революции", очерк "Из прошлого") и 2) "Иркутск--Харбин" в большом юбилейном номере-книжке харбинской газеты "Новости Жизни", 1927 г. Другие же главы этой части писались урывками, мало-по-малу в разное время. Годы шли, острота непосредственных впечатлений сглаживалась, многие факты стирались в памяти. И связанные, обстоятельные мемуары теперь мне уже не под силу. Приходится довольствоваться тем, что есть.
      В данной рукописи я свожу воедино дневниковые записи той поры (стр. 1--43; воспроизводятся с документальной точностью) и воспоминательные наброски и очерки, составлявшиеся эпизодически в разное время в Харбине (стр. 43 -- до конца). Если дополнить их двумя вышеупомянутыми напечатанными статьями и затем сюда прибавить третью часть (статьи мои 19 года), то и получится книга, которую я замышлял, -- правда, с ущербной, скомканной второю частью.
      Общая схема этой книги окажется примерно следующей:

      Белый Омск

      1) Дневник колчаковца.
      2) 1919 год (из прошлого).
      3) Белая мечта (статьи борьбы).
      Весьма вероятно, что читателю этой книги бросилось бы в глаза некоторое несоответствие настроений дневниковых записей с одной стороны, и статьей -- с другой. Статьи выдерживаются в мажорном тоне, по преимуществу, тогда как в интимных дневниковых набросках -- немало минору. Думаю, однако, что особенно удивляться тут нечему. Борьба требует бодрости, и боевой музыке не полагается быть минорной. Думаю, вторая часть этой моей воображаемой книги в значительной степени помогает уяснить разнотонность первой и третьей ее частей. Мы боролись, стараясь подбодрить себя и других. Но подлинной бодрости, уверенности в успехе, как и настоящей веры в белое дело, -- не было; по крайней мере, во мне. Вера в Россию -- была и осталась. Но не покидали сомнения, исчерпывается ли Россия -- "нами" белыми. Впрочем, пусть все три части книги говорят сами за себя и за всю книгу...
      В заключение приведу заглавия статей, из коих должна состоять третья часть. Вот они:
      1. "Новое счастье" в газете "Свободная Пермь", 3 января 1919 г.
      2. "Рыцари печального образа", там же, 14 января 1919 г.
      3. "Крушение интернационала" в газете "Отечественные ведомости", 9 марта 1919 г.
      4. "Провокация", -- циркулярная статья Пресс-бюро, середина марта.
      5. Международная перегруппировка в газете "Сибирский благовестник", 16 марта.
      6. "Политическое обозрение" в журнале "Сибирский благовестник", март.
      7. "Наша международная ориентация", -- циркулярная статья Пресс-бюро, конец марта.
      8. "Политическое обозрение" в "Сибирском благовестнике", апрель.
      9. "Большевики и мы" в газете "Сибирская речь", 12 апреля.
      10. "Уроки революции", -- циркулярная статья Пресс-бюро, начало мая.
      11. "Итоги кадетской конференции" в "Сибирской речи", 28 мая и 1 июня.
      12. "Союзники и Россия", там же, 18 июня.
      13. "Международные перспективы", циркулярная статья Пресс-бюро, середина июля.
      14. "Судьба Сибири" в однодневной газете "День казака", 19 августа.
      15. "Русское дело" в газете "Русское дело", 5 октября.
      16. "После Версаля", там же, 7 октября.
      17. "Обреченные", там же, 10 октября.
      18. "Памяти А. С. Белорусова", там же, 11 октября.
      19. "Борьба за Россию", там же, 16 октября.
      20. "Воскресение", там же, 17 октября.
      21. "Самостийность", там же, 18 октября.
      22. "Петушки", там же, 20 октября.
      23. "Власть и общество", там же, 22 октября.
      24. "Немецкая ориентация", там же, 24 октября.
      25. "Без маски", там же, 25 октября.
      26. "Россия и Англия", там же, 28 октября.
      27. "Судьба Сибири", там же, 31 октября.
      28. "Священное единение", там же, 1 ноября.
      29. "В Иркутске", там же, 9 декабря.
      30. "Единство власти", там же, 11 декабря.
      31. "На перевале", там же, 12 декабря.
      32. "Цель и средства", там же, 13 декабря.
      33. "Призраки", там же, 17 декабря.
      34. "Распутье", там же, 20 декабря.
      35. "Читинский проект", там же, 23 декабря.
      36. "Оттепель", там же, 25 декабря.
      37. "В грозный час", там же, 26 декабря.
      38. "Два берега", там же, 27 декабря.
      39. "Вместо передовой", там же, 28 декабря.
      40. "После грозы", там же, 30 декабря.
      41. "Новый фазис", там же, 30 декабря.
      42. "Их программа", там же, 2 января 1920 г.
      43. "Перелом", -- интервью в газете "Вестник Маньчжурии", (Харбин), 1 февраля 1920 г.

      Грустно перечитывать ныне этот "длинный свиток", эти письмена борьбы, закончившейся поражением и своего рода "сердечным угрызением". Перечитываешь, -- и неизменно в сознании опять и опять "теснится тяжких дум избыток". И все же, как водится, как велит капризная природа человеческая, --
      строк печальных не смываю...
      Н.Устрялов
      Харбин, Январь 1935 г.

      1919 год

      Омск, 9 февраля
      Вот уже завтра неделя как приехали в Омск. "Устраивался". Катастрофически обстоит квартирный вопрос. Первые дни ночевал у Ключникова1, Наташа -- у Елизаветы Николаевны. Затем переехали в комнату, занятую ключниковским родственником, живущем сейчас в Томске. Послали ему телеграмму. Приедет сюда -- пропали, не приедет -- торжествуем: комната отличная и по здешнему дешево -- 350 р. в месяц.
      Ежедневно бываю в юрисконсульстве. Но уже намечается переход на новую должность, по-видимому, более интересную, хотя и значительно более трудную: Тельберг вчера предложил место заведующего отделом печати1. Принципиально согласился.
      Общее политическое положение смутно, тревожно, неустойчиво. "Радости нет" -- это уже во всяком случае. На глазах ухудшаются отношения с союзниками, шевелится внутренний большевизм, с другой стороны нарастает самая черная и бессмысленная военная реакция. Жизнь все время, как на вулкане. Мало у кого есть надежда победить большевиков.
      Сам по себе Омск занятен, особенно по населению. Сплошь типично столичные физиономии, столичное оживление. На каждом шагу -- или бывшие люди царских времен, или падучие знаменитости революционной эпохи. И грустно становится, когда смотришь на них, заброшенных злою судьбой в это сибирское захолустье: -- нет, увы, это не новая Россия, это не будущее. Это -- отживший старый мир, и ему не торжествовать победу. Грустно.
      Это не авангард обновленной государственности, это арьегард уходящего в вечность прошлого. Нужно побывать в обеденные часы в зале ресторана "Россия", чтобы почувствовать это живо и осязательно...
      Понимаешь, сознаешь, ощущаешь все это, -- и все же не оторвешься от круга уходящей жизни, ибо в ней -- корни и души, и тела... С ней умереть, с ней уйти... Ужели, в самом деле, так? Странно... Но во всяком случае, -- ave vita nona, morituri te salutant...*
      (11 ч. 15 м. д.).

      Омск, 12 февраля
      Отказался от поста управляющего отделом печати и рекомендовал Тельбергу вместо себя некоего Руднева1. Сам же замыслил войти в подготавливавшуюся большую издательско-информационно-лекционную организацию при военно-промышленном комитете. Но теперь это предприятие расстраивается из-за ставки, устраивающей при себе организацию подобного же рода и масштаба. Клафтон (организатор нашего предприятия) в отчаянии1, я -- ничего. В сущности, можно было бы войти и в ставочное предприятие, -- тем более, что зовут. Вообще же здесь -- "интриги"...
      Жизнь интересная течет, оживленная, нравится. В съедобном отношении -- абсолютное благополучие. И думаешь уже почти исключительно о делах духовного сорта. Едою жить окончательно перестал, хотя еда все время отличная, а вернее именно поэтому.
      Комнатный вопрос все в том же состоянии. (10 ч. в.).

      Омск, 14 февраля
      Опять возрождается возможность организации печатного нашего предприятия. Вчера беседовал с начальником политического отдела ставки Зубовым и разграничил функции. Сегодня Клафтон представит тему организации Тельбергу, и сегодня же, быть может, пройдет в Совете Министров кредит.
      Вчера читал доклад о Советской России в заседании "Восточного Отдела Центрального Комитета Партии Народной Свободы"1. Говорил о мудрости Ленина и о силе большевиков. В общем, тревожные перспективы...
      В юрисконсульстве бываю каждый день. Дела не так много, не обременительно. Подчас попадаются любопытные вопросы, например, вопрос о пересмотре положения о Верховном Уполномоченном на Дальнем Востоке.
      Вхожу в атмосферу "чиновной" жизни, службы в центральных учреждениях. Занятно. (10 ч. 30 м. дня).

      Приложение.

      Приказ по управлению делами верховного правителя и совета Министров
      7 февраля 1919 года
      No 51
      по юрисконсультской части

      Приглашаются: к исполнению обязанностей Юрисконсультов при Управлении Делами Верховного Правителя и Совета Министров, из платы по найму, И. д. Ординарного Профессора Пермского Университета, Магистр уголовного права Александр Николаевич Круглевский, декан Юридического факультета, и. д. экстраординарного Профессора Пермского Университета Николай Николаевич ФИОЛЕТОВ и и. д. сверхштатного экстраординарного Профессора Пермского Университета Николай Васильевич УСТРЯЛОВ, все трое с 27 января 1919 г.

      Управляющий Делами Верховного Правителя и Совета Министров Г.Тельберг.
      Исп. об. Старшего Юрисконсульта К.Харитонов.

      Омск, 20 февраля
      Не пошел сегодня на службу -- буран. Снег, ветер невероятный, пронизывающий: -- Сибирь!..
      Живется интересно. Центр. В гуще. Приходится непосредственно созерцать механизм "строительства". Все усилия напрягает власть ради создания действительной, настоящей, а не игрушечной власти. Выйдет ли что?..
      На днях, в качестве представителя юрисконсультской части, был в междуведомственной комиссии Пепеляева1 по выработке закона о "государственной охране". Занятно. Сам Пепеляев, директор департамента милиции, весьма напоминает собой по виду Пьера Безухова. Хорошее впечатление производил представитель военного ведомства.
      Написал статью "Крушение интернационала", думаю завтра послать Белорусову в "Отечественные ведомости"1.
      Согласился редактировать отдел политического обозрения в "Сибирском благовестнике", органе церковного ведомства.
      Комната, слава Богу, окончательно осталась за нами. (2 ч. 45 м. д.).

      Омск, 23--24 февраля
      Третьего дня -- 21-го -- был в заседании Совета Министров в качестве заместителя старшего юрисконсульта. Давал заключение по вопросу о конской повинности -- против военного ведомства. В общем, удачно.
      Совет производит довольно приятное, хотя и мало импозантное впечатление. Некоторые министры совсем юнцы -- особенно Михайлов, министр финансов, как говорят, душа омского правительства...1 Дают чай с сахаром, а кое-кому и с бутербродами; светло -- и электричество, и свечи, -- прекрасная зала с белыми колоннами и бронзовою оправою зеркал, столы, покрытые красным сукном... Дежурный офицер в фуражке, выдержанный...
      Ну, а у меня опять перемена: -- назначен директором правительственного пресс-бюро (см. приложение), нужно организовывать все это дело. Издательство, циркулярные статьи для провинциальной прессы, -- может быть, и за границу... Дело интересное, но трудноватое и ... полезное ли?.. Хочется думать, хочется верить, что да. Попробую... (1 ч. 55 м. ночи).

      Приложение
      Приказ по управлению делами верховного правителя и совета министров No 82
      г. Омск "21" февраля 1919 г.

      Назначается исп. об. Юрисконсульта Юрисконсультской части Управления Делами Верхового Правителя и Совета Министров Николай Васильевич УСТРЯЛОВ Директором пресс-бюро Отдела Печати с 21-го февраля сего года.

      Управляющий Делами Верховного правителя и Совета Министров ТЕЛЬБЕРГ
      За Директора Общей Канцелярии Вице-Директор МОЧЕНКОВ.

      Омск, 28 февраля
      Занят с утра до вечера, и даже ночью -- весь в мыслях о деле. Организовываю пресс-бюро, заказываю брошюры, статьи, плакаты, сам пишу, заседаю, бываю "с докладами" у Тельберга. Дело, в общем, по-видимому, подвигается: обещаны до двадцати брошюр, намечаются и листовки, и статьи. Пригласил в качестве сотрудника некоего Деминова, у которого idee-fixe* -- разложить пропагандой большевистскую армию. Занятый человек, с виду почему-то напоминает штабс-капитана Рыбникова -- купринского; говорит по-русски, кажется, без акцента, и фамилия русская, а глаза японские... Вообще со многими любопытными людьми приходится встречаться и сталкиваться... Масса впечатлений.
      Сейчас был на докладе здешнего корреспондента "Таймс" об Англии, союзниках и положении дела. В кадетском комитете. Ничего себе. Ругал президента Вильсона1. Утешительного не особенно много. (11 ч. 50 м. ночи).

      Омск, 4 марта

      Все глубже и глубже погружаюсь в политическую жизнь большого, "столичного" масштаба. Вспоминается московская суматоха прошлого года. Только разница та, что теперь принимаю непосредственное участие в работе самого правительственного аппарата, новый приобретаю опыт... "Пресс-бюро" налаживается. Уже отпечатали одну листовку, печатаем другую, готово много статей для провинции.
      А в сфере большой политики, -- в общем, все то же. Трудно. По-видимому, фатально назревает японская "ориентация" -- последняя ставка. Большевики будто бы подходят к Одессе, и Деникин признает опасность положения. Да, великая русская революция достойна Великой России!..
      Живется тут хорошо. Уютно. Обедаем дома, гуси исключительно жирные, каждый день молочница приносит по кринке молока, сахара вволю, -- понятно, что пермское истощение как рукой сняло... (8 ч. вечера).

      Омск, 6--7 марта

      Был в театре: -- находящийся здесь английский батальон устраивал парадный "концерт с дивертисментом" в честь Колчака. Торжественно. "Министры", "представители иностранных держав", "видные общественные деятели" и пр... Разумеется, и сам Колчак. В литерной ложе, слева, если смотреть со сцены.
      Интересное лицо. Энергичное, еще молодое. Увидев его, вспомнил, что где-то когда-то встречал его портрет.
      Играли, разумеется, средне. Наиболее непосредственно занятное -- были гимнастические упражнения и бокс. Остальное -- лишь характерно. Здоровый народ. Не прошибешь. Но... славянофилы нашли бы много чего сказать... Пели "типэрэри", играли "Коль славен", английский гимн, марсельезу. Грустно было. Кругом иностранцы -- слетелись на развалины и думают, вспоминают о родине. А мы... Горько, тяжело. (1 час ночи).

      Омск, 7--8 марта

      Что-то будет? Весна приближается, а вместе с нею разгадка. Последний, решительный бой.
      Большевики, видимо, держатся крепко. Молодцы! Говорят, Украина уже окончательно ими очищена и близится решительная схватка с Деникиным. Последний секретно сообщает, что положение серьезно.
      В Германии -- снова неспокойно. Юг словно уже захвачен спартаковцами. Ужели то же, что у нас?.. Vive la Russie revolutionnaire!*. Пусть мы боремся с нею, -- не признавать ее величия было бы близоруко и... непатриотично. Мы должны "до полной победы" продолжить нашу борьбу с большевизмом, но мы обязаны воздать ему должное. Теперь уже нельзя противопоставлять его французскому якобинизму. Их устойчивость одинакова...
      Хочется верить, -- настанет пора, когда, истребив и похоронивши большевиков, мы со спокойной совестью бросим на их могилы иммортели...1 (Ночь).

      Омск, 8--9 марта

      Сегодня был на заседании бюро здешнего центрального кадетского комитета ("восточного отдела"). Уже третье заседание обсуждается "ориентационная" проблема, или, конкретнее, японский вопрос (японцы -- варяги). Присутствовал начальник Главного Штаба генерал Марковский, давал конфиденциальнейшим образом интереснейшие сообщения. Явно склоняется к мысли о желательности участия на нашем фронте двух--трех японских дивизий -- тогда, вне всякого сомнения, большевизм был бы кончен. Ну, а иначе трудно что предсказать. У большевиков более многочисленная и более совершенная (!) армия, чем у нас. Разве вот если будет измена или наш случайный успех нанесет им моральный удар... Последние вести благоприятны -- взяты Оханск и Оса, и на Бирском направлении на нашу сторону перешли три красных полка. Но никаких расчетов на такие единичные успехи строить не приходится. Войска наши посредственны, офицеров совсем мало, мобилизация проводится ставкой бессистемно и бессмысленно. Вообще, судя по некоторым его замечаниям, чувствуется наличие сильного антагонизма между штабом и ставкой. Относительно Деникина известия скудные, но к весне, по-видимому, предполагается установить прочный контакт и с ним, и с Юденичем -- через Париж.
      Хорошее впечатление производит этот генерал -- умный, серьезный. И любопытно: который раз приходится встречать умных и замечательно приятных представителей военного ведомства, -- среди штатских словно меньше...
      Говорит, что у большевиков много офицеров и даже офицеров Генерального штаба, которые, впрочем, иногда "играют в поддавки". Так недавняя кунгурская операция была ими задумана таким образом, что наши могли отрезать большую часть их наступавшей колонны. Но не сумели, и так и не взяли отдававшиеся шашки...
      Сегодня начал курс государственного права (2 ч. в неделю) на курсах союза "Возрождения"...1 (Ночь).

      Омск, 16 марта

      Вчера опять заседание кадетского бюро -- на этот раз с Тельбергом, сообщившим о сущности правительственной точки зрения в вопросе международной "ориентации". Оказывается, в правительстве окончательно победила "американофильская" линия. "Ссориться с Америкой нельзя ни в коем случае". Америка нас снабжает, Америка будет налаживать наш транспорт, а в транспорте сейчас -- центр нашего бытия. Конечно, и с Японией необходимо поддерживать отношения возможно более дружественные, но нет никаких оснований полагать, что Япония хочет реально нам помочь. Находящийся здесь адмирал Танака таинственно умолкает всякий раз, когда разговор начинает принимать интересный оборот. Говорит о Сибири, о погоде, о чем угодно, наконец, просто молчит, но дела из него не вытянешь, -- восточная дипломатия!
      Правительство полагает, что мы не можем ныне вести активную международную политику -- для этого мы слишком слабы. Тельберг категорически заявил, что каждый общественный, газетный выпад против Америки до крайности тягостно отражается на отношениях последней к омскому правительству.
      Ясно, что в Совете Министров победила точка зрения Сукина, исконного американофила1. Может быть, это и хорошо.
      Опасно лишь, что ориентация на Америку может привести к ориентации на "органы революционной демократии" (так возражал Тельбергу Митаревский), и кроме того -- что, если Япония все же не прочь в конце концов нас реально поддержать? Использованы ли, испробованы ли все пути?.. Правда, сейчас на фронте удачи, взята Уфа и т.д., но сам Тельберг, подобно Марковскому, заявляет, что шансов на конечный успех (Москва!) у нас во всяком случае не больше 50... Трудные проблемы, трудное положение. Что-то будет?.. (12 ч. 5 м. дня).

      Омск, 13--14 апреля
      Вербное воскресенье. Тепло, на улицах бурные ручьи, на перекрестках -- озера, шумно, солнце. Сегодня долго сидел у окна, смотрел, как мальчишки устраивали запруды, и как прорывалась через них вода и уносила комья снега, и как один мальчишка-гимназистик продал другому за полтинник бабку1, и т.д. Потом гулял с Наташей -- опьяняющий весенний воздух!
      Вчера ходили ко всенощной, -- но опоздали, хотя до собора пришли не так поздно: в 8 с четвертью. Уже кончилась служба, и лишь архиерей мазал миром лбы людей. Архиерей -- Вениамин, бывший калужский, затем симбирский; -- с белыми бежал из Симбирска перед сдачей его большевикам.
      ...Редко стал писать о себе, -- и вполне понятно: -- все душевные силы уходят вовне, с утра до вечера -- дело. Не то что в Перми: -- там душа была обращена прежде всего на саму себя, и оттого так много страничек там исписал... (1 ч. 15 м. ночи).

      Омск, 18 апреля (Великая Пятница)
      Вчера начались пасхальней вакации -- ненадолго, до понедельника: во Вторник снова "присутствие".
      Вечером вчера был в соборе на "двенадцати евангелиях": епископ Сильвестр служил, много народу, свечей; простоял пять евангелий, очень долго тянулись; хор средний.
      Написал в "Сибирскую Речь" пасхальную статью по надоедливому настоянию редактора. Прошлую ночь мучительно сочинял. Неважно вышло.
      На фронте отлично. По-видимому, линия Волги будет занята в ближайшем будущем. И на Вятку наступают, -- и везде весьма успешно. Самарцы уже готовятся к отъезду, постоянно совещаются об организации управления и т.д. А в Казань будто бы уже окончательно намечен губернатор...
      А в сфере "служебной" все треплется вопрос о "новом обществе" печатного дела... Канитель. (11 ч. 45 м. дня).

      Омск, 19 апреля (Великая Суббота)
      Тепло, хорошо, на улицах суше, все время солнце, и воздух убаюкивающий, навевающий усталость и дрему. На улицах оживленно, делают последние закупки, предпразднично... Был в Совете Министров, у Тельберга, совещание с военными об организации учреждения по агитации в советском тылу. Как обычно, говорил глупости Гаттенбергер1 и труден на понимание был военный министр1; неважное впечатление произвел представитель ставки генкварм Церетели1, и лишь генерал Марковский остался верен себе: умен, сообразителен, толков...
      Вчера в два часа дня был в соборе. Торжественная служба в присутствии Верховного Правителя, министров и "чинов до четвертого класса включительно". Прошел удачно и стал напротив этих особ, совсем недалеко от Адмирала. Всматривался, как и все, в его лицо. Физиономия не совсем русского типа. Интересные черты. Худой, сухой какой-то, быстрые, черные глаза, черные брови, облик, напоминающий собою хищную птицу... Если вдаваться в фантазию, можно, пожалуй, сказать, что чувствуется на этом лице некая печать рока, обреченности... За всю службу он перекрестился всего один раз, да и то как-то наскоро, небрежно, да еще в конце, когда прикладывался к плащанице, дважды опустился на колени и крестился уже, кажется, как следует. Архиепископ (а не епископ, как я написал вчера) Сильвестр произнес плохую проповедь. По окончании Правитель обошел войска, выстроившиеся на площади перед собором, и уехал на автомобиле.
      Приятно все-таки, что опять Пасха -- праздник, открыто чтимый самим государством, радостное торжество. Не то, что в прошлом году...
      И радостно, что хорошо на фронте. Недаром пасхальные номера газет проникнуты таким ликованием -- пафосом национального Воскресения. (6 ч. 30 м. вечера).

      Омск, 19 апреля
      Собираемся к заутрене. В соборе -- по билетам, и потому, если не проникнем туда, придется спешить в иную церковь. Пойдем пораньше -- около 11 часов. Сейчас -- уборка. Готовится пасхальный "стол"... На моем столе -- темноватая лампа с испорченной сеткой, на другом -- восковая свечка. Куличи покрыты уже "глазурью", режется ветчинный "рулет". В комнате все же еще порядочный беспорядок.
      Не сказал бы, что на душе настроение особенно праздничное. Так, -- спокойно, тихо.
      Подожди немного, --
      отдохнешь и ты...
      Мы отдохнем, дядя Ваня, мы отдохнем...1 В минуты передышки от шумного света мечтаешь о пристани, отдыхе; весна -- хочется отдаться воздуху бесконечному, безбрежному... А потом -- "домой"... Заснуть у себя, на светелке, под радостное тиканье кукушки... (9 ч. 30 м. вечера).

      Омск, 22 апреля
      Совсем, совсем тепло, выхожу на улицу раздевшись. Вчера был "бал": Палечеки, Фиолетов, Кадомцев. Недурно, -- беседовали о том, о сем. Любопытно: все трое нынче "сановники", директора департаментов...
      Тянет куда-нибудь проехаться... Думаем летом прокатиться на пароходе до Тобольска что ли (10 ч. 35 м. дня).

      Омск, 4 мая
      Все время, все дни -- сплошная лихорадочная работа. Окончательно организовывается "русское общественное информационное бюро", бесконечные совещания, улаживание споров между Клафтоном и правлением, кроме того -- служба в правительственном Пресс-Бюро, кроме того -- постоянные собрания кадетского комитета (15 мая -- конференция), разные "вечера", вроде славянского, опять же статьи... Целый день варишься, как в котле. Все силы уходят на это, и некогда придти в себя... (6 ч. 5 м. вечера).

      Омск, 10 мая
      Заботы, хлопоты без конца, образовалось, наконец, "русское общественное бюро печати"... "но радости нет"!... Дело не подвигается ни на шаг вперед, -- напротив... Нет помещения, нет людей, которые взялись бы наладить хозяйственную сторону организации, уже начинаются взаимные пререкания, -- и только без толку сыплются новые тысячи и миллионы... Подчас охватывает желание плюнуть на все это, бросить и уехать в Пермь на вакации... В конце концов, скучно, досадно...
      15-го кадетская конференция. У меня доклад по международной политике. Говорят, провинциальные кадеты точат зубы на центральный Комитет. -- Вообще словно каждый здесь точит зубы на всех и все на каждого. Так делается национальное дело.
      На фронте средне. Верховный Правитель -- в Екатеринбурге. (6 ч. 15 м. вечера).

      Омск, 14 мая
      Плохие вести со всех сторон. На фронте идет наступление большевиков, пока очень успешное. Сданы им Бугуруслан, Сергиевск, Чистополь и уже, по-видимому, Бугульма. Неважно, грустно.
      Плохо и в сфере нашего предприятия. Идет травля против него и справа, и слева -- из военного лагеря и от эсеров. Возможно, что дело кончится неутверждением Верховным Правителем постановления Совета Министров о передаче в наше ведение телеграфных агентств. Любопытно, что ген. Марковский будто бы уверен, что предприятие попало в руки... эсеровской компании (!!), в то время как эсерствующие газеты видят в его создании попытку "кадетизации общественного мнения"... Надо "бороться", "нажимать пружины", -- все это перед лицом грозного положения на фронте. При всем желании "лихорадочно работать" подчас руки опускаются. Если погибнем -- значит, достойны гибели. (11 ч. вечера).

      Омск, 22 мая
      Вчера читал "международный" доклад на кадетской конференции1. Проводил "общесоюзническую ориентацию" с акцентом на англо-американо-французский блок. Ничего не поделаешь, надо приспосабливаться к силе, пока нет силы у самих.
      Резолюция принята конференцией единогласно -- и без всякого изменения. Предлагались поправки о включении в нее пары теплых слов по адресу братьев-славян, но за эти поправки голосовали лишь их авторы...
      Вообще конференция прошла недурно. Несмотря на некоторую оппозицию, Центральный Комитет встретил полную поддержку со стороны подавляющего большинства делегатов.
      Тактический и международный доклады , равно как и вступительный отчет ЦК о деятельности застенографированы со всеми прениями по ним. (10 ч. 55 м. дня).

      Омск, 23--24 мая
      Вчера закрылась конференция, сегодня после длительного перерыва свободный вечер. Гуляли с Наташей по берегу Иртыша и затона -- хорошо, свежо, водой, весной пахнет, нарядные огоньки зажигаются на пароходах, много воды, лодки, поют "шарабан", мальчик лошадь купает, и потом она с явным удовольствием катается на спине в песке... Большой пароход прошел вниз по течению, быстро-быстро. Вернулись домой, и долго сидел у окна, смотрел: темнело совсем, свежело, ветерок, пахло родным, Калугой, Венера с Юпитером (?) вместе опускались на горизонт, и со всех сторон доносился непрерывный, переливчатый, многомотивный собачий лай... Думалось.. Пока времени не видишь, мечешься в круговороте забот и "деятельности" -- живешь моментом. Ну, а как только придешь в себя -- немедленно погрузишься либо в прошлое, либо в вечность... Нередко навещают в такие несчастные минуты думы и даже ощущения смерти. Панорама жизни -- словно в свете волшебного фонаря. Судьба, судьба...
      Тихо. Наташа спит, укутавшись , приткнувшись к стене, на полу (нет у нас доселе второй кровати), завтра, по кухонным соображениям, ей рано вставать. Пишу, свечка светит, три лампы зачем-то стоят на столе, знакомое зеркальце, папино складное, лупа, купленная в 1915 (?) для разборки рукописей И.И. Шаховского, екатеринбургский слоник, бювар, собачка-мопсик для обтирки перьев, пасхальное яичко красное с рисунком Леши Палечека (освященная церковь), тетради, на них сверху обломок подковы, бумаги, книжек штуки четыре, деревянный стакан для перьев и карандашей, черный из маминой комнаты, банка с самодельными, из цветного карандаша, фиолетовыми чернилами, ну, еще всякая мелочь... Конечно, тикают часы над постелью. Настроение "самообъективизации". Думы и чувства мелькают и болезненно отпечатываются в голове, в сердце, в душе... (Ночь).

      Омск, 23--24 июня
      Короткие ночи, вечера длинные, ласковые, у реки копошится народ, детвора, оживленно... Лодки, конечно, "Стенька Разин" и "Шарабан". Лошадей купают, начали купаться и люди. Воды много, красиво. Свежо. Течение довольно слабое, не то что у нас на Оке. Хочется на пароход. Не удастся, пожалуй. Завтра буду "проситься"...
      В Перми, говорят, паника -- еще бы!.. В Англии раскрыта большевистская организация. Ясно --
      Ложится тьма густая
      На дальнем Западе, стране святых чудес...
      Хотят помогать... Не поздно ли? Если справимся, то справимся вне зависимости -- будет ли помощь... Впрочем... -- всякое даяние... Ну, уж только благодарности, извините, не ждите... Попили нашей кровушки...
      Милюков знаменательно льстит Японии... Или пришла пора "активной политики?" На Дону и у Деникина крепнет тяготение к Гинденбургу1. Сам черт ногу сломит (1 ч. 10 м. ночи).

      Омск, 6--7 июля
      Сейчас вернулся, был на заседании совета профессоров пермского университета в Министерстве народного просвещения. Приехали, несчастные, вчера из Перми, теперь совещались, куда отправиться дальше и как быть. Поезд их (теплушка) стоит в Куломзине, там семьи -- жены, дети, старики -- всего 280 человек. Присутствовали министр Преображенский и его товарищи. Решили, что завтра совет поедет в Томск, а дальше видно будет... Потом были в ресторане, беседовали. По дороге, недалеко уже от Омска, утонул, купаясь, профессор Вейхарт, завтра похороны -- если привезут тело. Вид у всех довольно измученный -- загорелые, грязноватые, обросшие волосами. Ехали с 27 июня. Пермь эвакуировали плохо1, например, оставили 7 типографий и полторы тысячи пудов бумаги. Черед за Екатеринбургом, Златоустом, Челябинском...1 Зато прекрасно у Деникина.
      ...Дурденевский -- мне на вопрос, что он думает о положении: -- Ясно, это конец Вандеи!.. (1 ч. 20 м. ночи).

      Омск, 26 мая
      Горячка с агитационной литературой. Верховный Правитель и ставка потребовали срочно развить максимум энергии и в неделю изготовить чуть ли не миллион листовок и прокламаций. Поставили на ноги типографии, спешим...
      Самые последние вести -- ничего. Юденич непосредственно угрожает Петербургу1, Деникин идет на Царицын, наши оправляются, мирная конференция будто бы решила признать Колчака. Большевики -- как затравленные звери, умирают, но не сдаются. Честь им и слава! Возможно, что они попробуют и им удастся ближе сойтись с Германией и тем подбросить хвороста в угасающий очаг всемирной революции. Во всяком случае, жить все интереснее и интереснее становится. И за Россию все спокойнее. Откровенно говоря, ее будущее обеспечено -- вне зависимости от того, кто победит -- Колчак или Ленин... (6 ч. 50 м. вечера).

      Омск, 22 июня
      Все время, со всех сторон -- много впечатлений. "В центре". Налаживается, мало-помалу, работа по информации, выпустили более двух миллионов прокламаций на фронт, брошюры печатаются, словом, в Пресс-Бюро благополучно. Хуже с иностранной информацией, Сукин ворчит, что она ничуть не улучшается. Хочу ближе ею заняться, но масса технических препятствий, -- до сих пор нет помещения, беда.
      В общем очень устал, хочется отдохнуть, не знаю, удастся ли, хоть немножко... И кроме того, не могу сказать, чтобы эта деятельность меня удовлетворяла вполне, всецело. Заведывание прокламациями, телеграммами -- да, теперь это важно, это нужное дело и, разумеется, живое, интересное. Но все же слишком много сил отнимает в нем просто техника, и для "творчества" места остается меньше, чем хотелось бы. Конечно, когда минет лихорадочное время, оставаться журналистом только или даже журналистом по преимуществу -- не захочется.
      Что-то будет?.. У нас на фронте -- плохо, большевики -- у Осы и Оханска, взяли Уфу и продолжают наступать. Зато, кажется, хорошо у Деникина. Кроме того, недурно, кажется, складываются дела международные. Еще неизвестно конкретно, в чем дело, но Сукин получил ряд телеграмм из-за границы, поздравляющих с "большою дипломатической победой". Из Франции и Америки телеграфируют о "радостном событии" и пр. Из ноты союзников еще не ясно точно, в чем дело -- официального признания еще, очевидно, нет, но что-то, несомненно, улучшилось. Министерство Иностранных дел послало соответствующий запрос в Париж1. Большевистское радио бешено ругает союзников за дружбу с Колчаком. Что будет?..
      Стоит жара. Солнце. Хочется проехаться на лодке. Жаль, что здесь нет окрестностей (12 ч. 25 м. дня).

      Омск, 10--11 июля
      В общем, тревожно. Начинаются там и сям "панические" разговоры, обыватели готовят чемоданы, "беднота" открыто радуется и поджидает большевиков. Говорят, и в сибирских деревнях настроение большевистское. Не переболели еще, не знают, на себе не испытали, что такое Советская власть, а ведь рассказам русский человек плохо верит. Эмпиризм дикарей -- ничего не поделаешь. Возможно, что Сибири еще суждено испить эту горькую чашу. Неспокойно в низах, возможен внутренний взрыв, если продолжатся неуспехи на фронте. А они, увы, продолжаются, положение ухудшается. Фронт приближается к Екатеринбургу и Челябинску, хотя большевики снимают части на Деникинский фронт. Что-то будет? Ужели новые испытания, бегство... арест? Впрочем, не очень думаешь обо всех этих ужасах, живешь интенсивно, напряженно и... не скучно, просто хорошо. (12 ч. 50 м. ночи).

      Омск, 14 июля
      Разгар лета. И совсем, совсем не приходится пользоваться им, проходит бесплодно. Пыльные, душные улицы, и на душе не до природы. Лишь иногда потянет, взгрустнется... Сейчас прекрасные лунные ночи, и даже в городе, особенно ближе к окраинам, чувствуется радостная свежесть... Надеюсь, что все-таки удастся проехаться на пароходе по Иртышу, передохнуть.
      У Деникина началось контрнаступление большевиков. Уже взяли обратно Балашев (значит, восстановили железнодорожную связь с Саратовым) и ведутся бои за Харьков и Екатеринослав. Ужели повторится история нашего наступления?.. Ну, а у нас, разумеется, отвратительно, -- судьба Екатеринбурга, вероятно, уже предрешена. В тылу -- гнусная грызня генералов, обывательская паника, рост общественного недовольства -- верный спутник неудач. Беда. На Западе -- шатко. (11 ч. дня).

      Омск, 15--16 июля
      Заседание "блока"1 -- о политическом положении. Отвратительное, гнусное впечатление. Сброд невежд, шумящий, ищущий "виновника" и, конечно, находящий его в Правительстве, Правителе, власти... Суждения "чем я хуже Сукина?", "отчего не выслушивают наших мнений о международной политике?", "мы должны им прямо сказать", и т.д.. и т. д. ... Какие-то казацкие полковники, едва ли не впервые попавшие в "высокое собрание", делающие "большую политику"... И вот -- общественное мнение...
      Одни (Белорусов) хотят использовать чехов для фронта, другие (промышленники, казаки) мечтают о японцах -- и все это примитивно, наивно... Белорусов все возмущается "произволом в управлении" и думает, что нужно изменить курс правительственной политики в смысле большей демократичности. Чехи будто бы тоже поставят это условие. Глупо! Кадеты решили не поддерживать Белорусова. Что касается японцев, то, кажется, они сменят чехов по охране железной дороги, с благословения Совета 5-ти.1 (2 ч. 10 м. ночи).

      Омск, 20 июля
      Сейчас вместе с делегацией омского "блока" был у Верхового Правителя -- в домике у Иртыша1. Длинная беседа на злобы дня. Хорошее и сильное впечатление. Чувствуется ум, честность и добрая воля. Говорил очень искренно, откровенно. Об "отсутствии порядочных людей", "трудном положении армии ("развал")", о союзниках. "Мое мнение -- они не заинтересованы в создании сильной России... Она им не нужна". О Японии, о наивности тех, кто думает, что стоит лишь ее попросить, и она пришлет дивизии... Об отвратительных злоупотреблениях агентов власти на фронте и в тылу. "Худшие враги правительства -- его собственные агенты". То же и у Деникина, то же и у большевиков -- "это общее явление, нет людей"... У большевиков это устраняет чрезвычайка, но и она не может устранить преступлений агентов. Мы же мечтаем о законе. "У меня полнота власти, я фактически могу расстрелять преступников, -- но я отдаю их под суд, и дела затягиваются"... Беседовали около двух часов. (5 ч. дня).

      Омск, 21 июля
      "Диктатор"... Я всматривался в него вчера, вслушивался в каждое его слово... Трезвый, нервный ум, чуткий, усложненный. Благородство, величайшая простота, отсутствие всякой позы, фразы, аффектированности. Думается, нет в нем тех отрицательных для обыкновенного человека, но простительных для гения свойств, которыми был богат Наполеон. Видимо, лозунг "цель оправдывает средства" ему слишком чужд, органически неприемлем, хотя умом, быть может, он и сознает все его значение. В этом отношении величайший человек современности (тоже к гордости нашей русской) Ленин -- является ему живым и разительным контрастом.
      Говоря о том, что союзники не хотят помочь России стать снова великой, он прибавил вчера: "Это мое мнение... Но ведь иногда приходится руководствоваться не внутренними убеждениями, а интересами государства... Политика в смысле попыток привлечения помощи союзников будет продолжаться...". Чувствовалось, что он лично считал бы нужным более независимый, самостоятельный тон в разговорах с союзниками. Но... он поддается доводам советников. То же в вопросе с Семеновым. "Разве я держал бы себя так во всей этой истории с Семеновым?"...
      Что это? Излишняя искренность "абсолютно честного человека"? Недостаточная напряженность воли? ни того, ни другого свойства не было у Наполеона, нет у Ленина. Дай Бог, чтобы оба эти свойства не помешали их обладателю стать "историческим человеком". А может быть, я ошибаюсь... Но не скрою -- не столь историческим величием, сколько дыханием исключительной нравственной чистоты веяло от слов Верховного Правителя и всей его личности. Конечно, трудно судить современникам. Исторических людей создают не только их собственные характеры, но и окружающие обстоятельства. Но я боюсь -- слишком честен, слишком тонок, слишком "хрупок" адмирал Колчак для "героя" истории... (8 ч. вечера).

      Омск, 25 июля
      Жизнь вся в хлопотах и заботах душных, пыльных, как Омск в июле... Блок, партия, бюро, газета... Резолюции, статьи, доклады, речи... Нечто лихорадочное, в конце концов изнурительное. Все интересы более утонченного и высшего порядка ушли словно безвозвратно. С другой стороны, нет минуты спокойного, настоящего отдыха, не отравленного пылью, свободного от тягостного осадка на душе. Впрочем, это -- та жизнь, о которой не раз я мечтал в дни занятий "утонченного и высшего порядка", а также и в минуты "спокойного, настоящего отдыха"... Трудно в мире сем угодить человеку...
      Все более и более заманчивою представляется Москва, хотя бы даже и большевистская. С тоскливой, но сладкой грустью вспоминаются ее улицы, дома, былые дни жизни в ней, и тянет туда, тянет все чаще и все сильней. И Калуга представляется, милая, родная... Доведется ли вас увидеть, славные, любимые?.. (7 ч. 10 м. вечера).

      Омск, 7--8 августа
      Сейчас вернулся с заседания блока. Горячо обсуждался вопрос "реконструкции" власти1. Глупо, гнусно, противно. Сейчас сосредоточили внимание на "персональной" реорганизации Совета Министров. Плохо, что казаки -- с фрондерами. Приходится учитывать. Мы, кадеты, идем на компромисс -- согласны на замену Вологодского1 Балакшиным, председателем блока. Умный мужик -- но мужик!.. Достоинство его -- популярность в Сибири, главным образом в кооперативных кругах, но малая интеллигентность, корявость несомнения. Конечно, такая фигура в качестве премьера -- комизм и конфуз большого калибра, в особенности для "Российского Правительства"... Впрочем, как говорят, Верховный Правитель весьма против всяких перемен, хлопает дверью и выходит из комнаты, когда даже министры начинают о них заикаться. Положение серое, тупое. Хочется плюнуть, уйти куда-нибудь -- к природе, к книгам... Трещим... (1 ч. ночи).

      Омск, 12--13 августа
      Первый день -- дыхание некоторой тревоги подлинной. Чувствуется, что приближается гроза, во всем чувствуется... Объявлен указ (или закон?) о мобилизации городского населения до 43 лет. Отсрочки и освобождения недействительны. Значит, призываться. Куда? Как?
      Говорят уже, что вряд ли будут задерживаться на Тоболе -- обещанная ставкой заветная, заповедная черта. А теперь, по-видимому, будут отступать и дальше. Нет армии, везде плохо. Верховный Правитель будто бы уж заявляет, что "должно быть, придется отвинчивать голову"...
      Ну, а интриги не затихают, льются обильно во всех направлениях помои, душно, гадко... В народе повсюду большевизм, везде враждебная атмосфера, радостное ожидание. Тяжко.
      Опять бежать? Зачем? Куда? Не бесполезно ли? Ужели прав Дурденевский -- "конец Вандеи"?.. (12 ч. 37 м. ночи).

      Омск, 14 августа
      Был сегодня -- недавно -- на торжественном обеде: казаки устраивали чехословакам. Говорили речи Иванов-Ринов1, Дутов1, герой ноябрьского переворота полковник Красильников1. Кричали ура, наздар. Оркестр играл гимны чешский, русский, польский, сербский. На душе грустно было. Веет что-то большевизмом. Болдырев1 увлечен идеей "крестовых отрядов", хлопочет, верит. Дай-то Бог... По общим отзывам, большевики бессильны и держатся только нашим развалом. Такие-то дела. (5 ч. 30 м. дня).

      Омск, 15 августа
      Ужели опять невзгоды?.. Бежать или еще хуже -- становиться к стенке? Роковая черта все ползет, ползет на восток, неумолимая, зловещая... А Деникин побеждает. Нелепо! Был бы смысл в победе большевиков, в объединении ими всей России. Но ведь этого нет! Глупая кадриль -- changes vos places...* Страна истекает кровью. Глупо. (7 ч. 25 м. вечера).

      Омск, 25 августа
      Утром появились слухи, будто наши с тыла взяли Челябинск, и поэтому приостанавливается эвакуация Омска. Но никаких подтверждений не пришло. Напротив, радио большевиков принесло плохие вести: Деникин сдал Камышин, Валуйки, мы -- Кустанай. Большевики торжествуют на всех фронтах. Тяжелое чувство, камень на душе.
      Открылись агитационные курсы при Осведверхе. Читал вступительные лекции, потом беседовал со слушателями. Ощущается в них -- даже у них! -- состояние недовольства властью, полуоппозиции. Ужасно санитарное состояние армии, до 70% тифозных, полное отчуждение от начальства, бурбонство. Нет доверия к власти даже у тех, кто заведомо -- враг большевиков. Армия голодна, гола, мужики перепороты -- трудно агитировать при таких условиях.
      В городе -- некоторое оживление, "крестовые дружины", добровольцы, эвакуация... Нервность -- не предсмертная ли? ( 11 ч. 25 м. вечера).

      Омск, 31 августа -- 1-го сентября
      На фронте начались "активные операции" с нашей стороны, немедленно поползли оптимистические слухи -- перед бедою? -- сводка не сообщает ничего радостного, однако в городе почему-то спокойнее.
      Был с Наташей за городом, в рощице, хорошо. Кузнечики, сжатая желтая рожь снопами, некоторые участки еще на корню, красные маки, голубое небо, березы, теплая трава, теплая земля -- еще летняя... Думалось о Калуге -- о доме, маме, Мише... Наверно, вспоминают, тревожатся, мама подчас всплакнет... Судьба. С чего это? Qui proteste?* -- Значит, так надо.
      Лето уходит -- незамеченное более, чем когда-либо в жизни. Душа в заботах, в делах. "Секундные стрелки истории"... Однако, часовая -- у Mittelnacht*. Гудит набат -- словно труба архангела... (12 ч. 55 м ночи).

      Омск, 3--4 сентября
      Снова дни решающие, роковые. Бой за Омск, за победу, за бытие Колчака, за перелом... Решается, кстати, и наша судьба -- закинутых сюда порывом урагана людей. Что будет зимой -- бегство, бедствия, гибель или успокоение и радость победы, в худшем случае, зима в Омске со всеми удобствами теперешней жизни. Господи, пошли скорее мир России -- по крайней мере, конец этой смертной междоусобной войне...
      Вчера были в роще вечером. Хорошо, возвращаясь, видели всенощную у беженцев. Служат священники -- сами беженцы -- на чистом воздухе... Тишина вечерняя, золотая лента заката, сзади луна тоже золотистая, березы, свечи, и поют беженцы торжественно, задушевно. Тепло, воздух полон запахами лета, вечера. Кругом повсюду повозки со скарбом, вроде палаток, и огоньки, огоньки... Несчастные... Этим уж не нужны агитационные курсы. (12 ч. 30 м. ночи).

      Омск, 7 сентября
      Осенний вечер типичный. Дождь упорный, серый, стемнело рано. В такие вечера, длинные, мокрые, хорошо дома -- в уюте, когда никуда не нужно идти, когда на душе тепло, домашне и не за что тревожиться...
      Воскресенье. Целый день -- дома. Приятно. Мирок. Все-таки и здесь -- подобие уюта. Нельзя без него. И в походной обстановке сам собою он создается. Уйдешь в себя, и вот при свечке тихо живешь своим, собой...
      Ветер, ветер
      На всем Божьем свете!
      Ничего -- окопаешь себе канавку, по примеру старца Серафима, и ветер не залетит... или хоть передышку даст...
      Живем при внешних условиях, в сущности, прекрасных. Денег вдоволь, гастрономических впечатлений -- хоть отбавляй, даже в мирное время не было такого благополучия: бесконечные арбузы, дыни, конфеты, печения -- все, все, что можно купить, доступно. Недаром называем себя "комиссарами": жизненно заинтересованы в сохранении этого режима. Да -- "канавка"...
      А ветер гуляет. У нас все еще продолжается бой за Омск. На южной линии, у Сахарова1, лучше, на северной, у Пепеляева1, напряженно, -- ни в ту, ни в другую сторону. У Деникина, видимо, средне -- вот-вот возьмут Царицын. Тошно. На радость всего мира Россия добивает себя, истощает. Досадно.
      Читал письмо из Лондона, Тырковой1. Неутешительно, хотя, быть может, и слишком сгущены краски.

      О нашем Парижском Совещании1 пишет: "Сазонов1 в политическом смысле -- ramolli*. Львов мелкий хитрец, невежественный оппортунист, играющий налево и т.д.1 Нет ни одного сильного и надежного государственного человека. О Маклакове писать не хочется, до того он дрябл1. Бахметьев -- просто хам1".
      Много грустного сообщает и насчет союзников. Главное: "Чтобы понять многое в союзной политике, надо знать, что Клемансо, Вильсон и Ллойд-Джордж, все трое, не любят России и боятся нашего усиления"...1
      Милюков, по-видимому, тоже отнюдь не очарован политикой союзников, хотя непосредственных сведений от него нет. Но Сукин говорит, что "они там в Лондоне, как видно, потеряли головы: думают, что дело так плохо, что его спасти могут лишь некоторые новые комбинации"... Какие?..
      Интересно бы узнать. "Германская ориентация?" Или... мир с Советами?
      Узнаю коней ретивых...
      Ну, а мы здесь все твердим союзнические зады и тянем вечную канитель, вконец разоряя страну... (10 ч. 5 м. в.).

      Омск, 14 сентября
      Продолжаются бои, перелома еще нет, напряженно. Большевики, как говорят, дерутся отлично, наши -- тоже. Большие сравнительно потери с обеих сторон. Мы взяли порядочно пленных. Офицеров и комиссаров расстреливают, вешают -- c'est l'usage* и ничего не поделаешь... С Деникинского фронта, кажется лучше...
      Внутри -- усиливающееся злое чувство к союзникам за их политику расчленения России, за их равнодушие, за их невмешательство. В сущности, они, быть может, по своему и правы -- за чужой щекой зуб не болит, но, с другой стороны, когда болит зуб, нервы, как известно, сугубо расстроены. И естественно, ищешь врага...Наши неуспехи сильно затормозили дело. Опять же, изумительная ловкость большевиков...
      Но как бы то ни было, антипатия ко всем союзникам (кроме Японии) растет в самых различных кругах -- от солдатских до ультра-политических -- и пропорционально усиливается интерес к Германии.
      Большой успех имеет стихотворение поэта Г.Маслова "Парижанину", на днях напечатанное здесь в двух газетах рядом с телеграммой Бурцева1 о равнодушии к России французского делегата на мирной конференции г. Тардье. Вот эти стихи:
      От хмеля победы горд,
      Ты в веселом кафе сидишь,
      Но скоро разгул обезумевших орд
      Сметет одряхлевший Париж.

      Банкир, убегая, уютное жилье
      Запрет, тяжело дыша,
      И наденет кружевное белье
      Любовница апаша.

      На аэроплане умчится Фош
      Вербовать надежные полки,
      А ты, парижанин, в каморке умрешь,
      Изнывая от страха и тоски.

      И будет снится в краю чужом
      Париж, как русским Москва --
      И мы мириться вас позовем
      На Принцевы острова...

      Везде с большим злорадством цитируются эти стихи, а в миссиях ими сильно недовольны. Несомненно, для "германской ориентации" почва становится все благоприятнее. Со своей стороны, в телеграфном агентстве, в прессе мы отнюдь не склонны замалчивать все возможности. Только бы до зимы кончилась гражданская бойня!..
      Быть может, на днях начнем (Русское Бюро Печати) издавать свою газету "Русское Дело". Буду ее фактическим редактором. Не знаю -- хватит ли здесь литературных сил. А хорошо бы создать что-нибудь вроде "Накануне"!..1 Только что-то не пишутся статьи за последнее время, несколько раз принимался, ничего не выходит. Должно быть, устал, перестает работать голова. Отдохнуть бы... (10 ч. 5 м. в.).

      Омск, 29 сентября
      Радио большевиков становится исступленно, взвинчено в своей кровожадности, истерично -- нечто подобное было с советскими вождями осенью, вернее, поздним летом прошлого года, когда "чехи" взяли Симбирск, Казань и, казалось, угрожали Нижнему... Террор опять оживился до нелепости. В Москве расстреляли 67 человек -- раскрыли Национальный Центр1. Призывают "громы" на "ученых", "литераторов" -- словом, интеллигенцию. "Бей, губи их, злодеев проклятых".. Захлебывающаяся злоба, хрипящая... В ответ брошены бомбы на собрании коммунистов, есть убитые, раненые -- все второй и третий сорт1. Деникин -- на пол-дороге от Курска к Орлу, в опасности Воронеж, Мамонтов1 где-то в Тульской губернии, неуловимый, неуязвимый, словно Девет в бурскую войну1 -- да, революция в опасности. У нас -- тоже мало для них утешительного. Что будет? Опять спасутся? Ушли бы в Туркестан, к Индии... Стали бы восточным форпостом Великой России. Хорошо бы (10 ч. 50 м. в.).

      Омск, 29 сентября
      Конечно, много интересного приходится видеть и переживать. Если доведется выйти живым из этого водоворота -- какой прекрасный материал можно будет дать "Историческому Вестнику" или "Русской Старине"...1 Жаль, что трудно сейчас записывать -- и некогда, да нет, не столько некогда, сколько уж очень неподходящее для мемуарных записок состояние духа... Уж очень тревожно -- по всем направлениям, по всем этажам души: -- и о фронте, и о доме с домашними, и о Бюро, и о газете, и вот о комнате -- обо всем надо подумать, трудно не подумать. Живешь ведь прямо на вулкане, и живешь днями -- где уж тут сосредоточиться, запомнить, записать о том, о другом: о "министрах", о партии, об "общественных деятелях" и прочая, и прочая. А много любопытного. Все-таки живая история. Ну, конечно, за чертой еще интересней, еще "историчней". Но и здесь -- занятно. Все-таки многое проходит перед глазами, бросается в глаза. Записать бы... (11 ч. 30 м. н.).

      Омск, 30 сентября
      Длинные осенние вечера, газета не выходит и статей писать некуда, книг для занятий нет, английский язык одному изучать немыслимо, -- и в результате нечего делать. Иногда, впрочем, бывают Болдыревы, играем с ними в карты... Хочется заниматься по привычке: самое время...
      Читаю Чехова, Вальтера Скотта, даже рассказики Прево. Уйти от сутолоки, от окружающего. Нет, все-таки устал. Нельзя так. И в то же время, конечно, спасибо и за это. Могло быть значительно хуже.
      На службе -- обычно. Телеграммы, обзоры, нелады с Осведверхом и прочая. Ничего не трудно, но скучно, даже занятно: конкретно чувствуешь связь с центрами мира... Но... но чего-то хочется еще: газету свою? возвратиться к науке? Или -- просто домой, домой, в Москву, в Калугу...

      Омск, 14 октября.
      Выходит газета -- "Русское Дело" -- возни с нею без конца с утра до ночи. Ничего себе, хотя трудно здесь уберечься от налета провинциализма: везде ведь здесь третий сорт...
      Пишу статьи, заказываю статьи, исправляю статьи. Кое-что все-таки выходит.
      В партии тоже ничего себе. Выравнивается. Сегодня -- заседание -- обсуждение телеграммы Деникину, в связи с его успехами, в связи с вопросом о взаимоотношении его с Омском.
      Бои у Орла, бои недалеко от Брянска. Последнее радио передает, что большевики организуют сопротивление. Значит, новый рубеж. Если он будет сломлен, -- следующий будет уже у Тулы и Калуги! Занятно.
      Стоят теплые, ясные осенние дни. Сегодня праздник, собираемся в рощу. В соборе обедня, потом парад крестовых дружин. Не пошел. (12 ч. 30 м. д.).

      Омск, 29 октября
      Объявлена "разгрузка" -- т.е. эвакуация -- Омска. На фронте плохо, "катастрофично". Падение Омска, очевидно, неминуемо. Армия обойдена с севера, с юга, быстро отступает. Совет Министров переезжает в Иркутск.
      Что делать? Сегодня начинается паника. Вагона не дадут. Идти пешком?.. Холодно. Далеко ли дойдешь?.. Кругом восстания и, конечно, падение Омска -- конец всей "омской комбинации". Тяжело. Последние дни в уюте, в тепле. Дров купили на днях, вставили рамы... Запаслись сахарком. Боже, опять горе, и на этот раз -- призрак полного тупика, смерти... Спасся в Москве, в Калуге, в Перми -- едва ли еще раз пройдет безнаказанно искушение судьбы. (8 ч. 45 м. у.).

      Омск, 1--2 ноября
      Опять, опять -- зигзаг... Ужасно... Устал. Омск, по-видимому, безнадежен. Завтра предположена наша эвакуация в Иркутск. Ночь. Собираемся. В последний раз -- уютная комнатка, обычно, самовар... Впрочем, уют нарушен, кругом мешки, корзины, на полу ненужные бумаги... Две свечи: на письменном столе и на ночном столике...
      Ехать... В теплушке... Две недели, быть может, три, месяц... Быть может, погибнуть под откосом, в тайге, от бандитов. Ну, а если даже и приедем в Иркутск -- что дальше? Отсрочка?
      Год, неделя или ночь...
      Повсюду побеждают, разбит Юденич, отходит Деникин. Разбита контрреволюция... Ave, revollutio, morituri te salutant*. (1 ч. 50 м. н.).

      Иркутск, 24--25 ноября
      Иркутск. Ехали две недели -- от 4-го до 18-го, в теплушке, в поезде Управления Делами Совета Министров. Ничего себе, пожалуй, теперь даже приятно вспомнить -- все хорошо, что хорошо кончается. Гейнцы, Сверженский, Блюменталь, Сасонов, Сапир, Мразек, Ковалева, до Тайги Баранов, до Новониколаевска офицеры-картежники... Железная печь с ночными дежурствами, нары, кошма, кипяток, визиты в Экономическое Совещание, винт с Кролем1, Поленовым, Новиковым, Крольшей, генерал украинец Савицкий, политические разговоры... Болезнь Татьяны Евгеньевны, подозрения на сыпной тиф, трусливая докторша, проблема высадки, вошь у Мразека, выздоровление... Мало вестей, жалобы Победоносцева, а по существу, приятно, что едешь и отдыхаешь в блаженном неведении среди этих бесконечных, невероятных пространств...
      ...Там не будет газетных статей и отчетов...
      Сначала -- дни степи, голой, ровной, как доска, как паркет, белой, холодной с ветром, выдувающим всякий уют, злым, омским... Потом -- дни тайги, скупые пейзажи, лески, чащи, береза, ель, сосна. Скудно... Неприютно и бедно в тебе!.. Но -- родное, даже и здесь родное, вот-вот мелькает картинка из Калужской губернии, Московской. Станции, продают разную приятную еду, гусей жареных, кур, куропаток. Расхватывают моментально. Вон студент из Экономического Совещания с гусиной дымящейся ногой в бумажном клочке, вон, счастливцы, достали четверть молока, вон туда в очереди за кипятком, рабочий из нашей типографии тащит печенку. Чекин с сыном в башлыках, сосредоточенные, серьезные, торопясь, направляются в третий класс... "Когда идем?". Никто не знает, все живут слухами, начиная с самого лошадиного министра Павлова и молоденького коменданта. Вот-вот тронемся. Жмутся у поезда, но все же несколько ухитряются остаться... После Красноярска дорожает хлеб, мясо, молоко, масло, дешевеют только папиросы, да еще появляются на станциях японские карамели и подчас яблоки... Тратятся, обильно утекают "эвакуационные"...
      Иннокентьевская. Сведения чешских телеграмм о падении Омска. Узнаем это 18 ноября. Годовщина.
      И вновь дни обычности, забот, тревог, опять политика, перспективы...
      Иркутск. Голубоватая, прозрачная Ангара, главная, "Большая" улица, с первого взгляда и на минуту вдруг напомнившая Москву, после Омска неожиданно приятная печать традиции, органичности в улицах, во многих зданиях, церквах. Но все это, как и проблема комнаты, скоро уже позади, а на уме и на глазах -- чехи, "реконструкция" кабинета, экс-министры, Пепеляев, декларации и приказы, и... Семенов с желтым спасением1. В Читу! Рекомендательные письма от какого-то генерала с умными разговорами и раскрашенной женой, петушиные напутствия Х.Х., нашего великого правительственного инспиратора... -- ужели, и в самом деле ехать?.. Завтра дадут разрешение, завтра выясню...
      А в Иркутске общее настроение, общая мечта -- мир, мир, конец войне. Словно перед 25 октябрем. Но фатально вертится колесо, размахалась рука -- и рвут свои мосты, истощаются, истребляются на радость друзьям и врагам. Глупо, и сам шебаршишься лишь по инерции, хотя и в уме, и на сердце -- иное чувство, иная мысль... (Ночь).

      В поезде Чита -- Иркутск
      1-го декабря
      Еду из Читы обратно в Иркутск. В третьем классе, занял верхнее место. Ничего.
      Настроение неважное, плохо спал, болит голова. Некоторый горький осадок на душе...
      Туда ехал лучше. В особом вагоне второго класса, с Таскиным, Управляющим Забайкальской Областью1. Беседовали много, долго. Писал там впечатления, пришлось бросить. Жаль...
      В общем, с Читою успел ознакомиться. Недурной городок в горах, сухой, свежий воздух, ясно. Любопытно, что на санях там не ездят никогда за отсутствием достаточного количества снега. С любого места города видны куски гор, покрытые седым лесом.
      Конечно, чувствуется японское "влияние". То и дело проходят по улицам маленькие солдатики с маленькими красными погончиками, с красными кантами на фуражках. То там, то сям болтаются белые флаги с красными кружками посередине. Огромный дом в центре занят японским штабом.
      Говорят, японцы очень хорошо относятся к населению, и нередко можно видеть, как они на улицах снабжают конфетами и подарками русских детей.
      А поздно вечером в ярко освещенные окна какого-нибудь опрятного особнячка можно видеть нарядную смешанную группу японских и русских офицеров. Плакаты штаба тоже говорят о "дружественной Японии", и все эти лучи восходящего солнца уверенно и весело играют на этом тихом, уютном городке...
      Много китайцев, бурят, чувствуется близость границы. Много русских офицеров -- "семеновцев". (1 ч. 45 м. д.). Сейчас проехали тоннель на Яблоновом хребте. На одной стороне надпись -- "к Атлантическому Океану", на другой -- "к Великому Океану". Темнеет, подъезжаем к разъезду, в домиках окна, лампы с зелеными абажурами (4 ч. 30 м. д.).

      2 декабря
      Скоро приедем в Верхнеудинск. Обычно, облачно, сыровато, тепло. Когда ехал туда, было лучше, свежее, колоритнее. В голове все время -- обрывки читинских впечатлений от первого до последнего дня. Все-таки занятный край, самобытный. Приеду в Иркутск -- постараюсь подробно записать все, восстановить в связной форме оставленные в Чите листки.
      Как-то снова меркнет огонек, прельщавший, тянувший к себе. Какая-то бесцельность, темь. Ошибки, ошибки, тупик!
      Сомнение, раздумье, почти уныние. И снова грустно, что забросил науку, переломил жизненный путь. Снова уйти бы в себя...
      Быть может, вероятно, -- это временное настроение, снова втянусь в этот шум, в эту сутолоку борьбы. Но все нет уже той искренности, того воодушевления идеей, что было вот скоро год тому назад. Состарилась, полиняла идея --
      Отцветает она, отцветает,
      Потемнел белоснежный венок
      И как будто весь мир увядает --
      Средь гробов я стою одинок...
      "Вечер настал. Простите мне печаль мою. Вечер настал. Простите мне, что настал вечер" (Ницше).
      Голова сегодня не болит, ощущается лишь психическая усталость, упадок сил. Реакция на последнюю ночь в Чите, на вчерашнее утро. Хорошо бы скорее доехать -- и без препятствий. (1 ч. 15 м. д.).

      3 декабря
      Едем по берегу Байкала. Слева отвесная круча, высокая, в камнях, живописных, разноцветных -- то розовых, то бурых, -- с деревьями, хмурыми, соснами, елями и вкрапленными в них березками. Справа -- озеро, ясное, с зеленым отливом, блистающее солнечным отражением. Красота изумительная, захватывающая. (9 ч. утра).

      Иркутск, 19 декабря
      Именины. Деловой, обычный день, ничего или почти ничего праздничного. Грустно. Два заседания -- днем кадетский комитет, вечером инициативная группа по организации русско-японского сближения. Вдобавок, Наташа больна, лежит, кашель -- ничем не "ознаменован" день. Впрочем, был Надоеда*, все такой же, как в Перми, нелеп и скучен.
      Да, большая разница с прошлым годом. Тревожные, но радостные, волнующие были дни. Ждали, чаяли освобождения -- и надежды, надежды, надежды... И уют был, помню, белая булка, обедня...
      А сегодня не был в церкви, вчера -- тоже. Душа в делах, в заботах. И щемящая, тупая тревога, уныние. Вертится колесо, завертелся, -- что же делать? А финал ужасен, кругом разложение и смерть. Нет надежды на улучшение, нет веры в дело. Ошибались; приняли судороги умирания за трепет рождения, а трепет рождения за конвульсии болезни. Вот и расплата. И глупое чувство стыда, ложного самолюбия мешает сознаться в ошибке. Изворачиваешься, крутишься, чтобы "в общественной деятельности" оставаться самим собою, честным перед своей совестью -- все труднее и труднее приходится. Кризис назрел, душно в старой рамке. (11 ч. 44 м. в.).

      Иркутск, 24 декабря
      Решающая ночь. Вероятно, сегодня будет переворот. И, вероятно, удачный. У правительства нет опоры даже среди офицеров. Утром сообщен из поезда Верховного Правителя приказ о назначении Семенова командующим всеми дальневосточными, а также и иркутским военным округом. Если сегодня, самое позднее завтра, не будет переворота, послезавтра уже может оказаться поздно. А в Черемхове уже грозят "совдепизацией власти". Сегодня не дают электричества, на улице непроглядная темь -- лишний симптом.
      На душе тоска, мутно. Одиноко. Одна лишь тень "весны", провозглашенной правительством, спугнула последние остатки государственных связей, и все расклеилось.
      Снова февраль или октябрь, вернее, нечто среднее, пропорциональное между ними. (6 ч. 10 м. в.).

      Иркутск, 24--25 декабря
      Был в типографии, заходил в иркутский кадетский комитет. Ничего. На улицах несколько оживленнее, чем обычно, чаще автомобили, мотоциклы. Нередко встречаются солдаты одиночные с ружьями. Возвращаясь домой, встретил верхового -- скачет по направлению к центру. Будет ли что -- не поймешь. Ясно, что ни у кого охоты драться нет, и противники до смерти боятся друг друга. Повсюду царит мелкий бес, и, конечно, будет только справедливо, если большевики пройдутся здесь своей метлой.
      Происходит занятная комбинация Колчака с Семеновым через головы Совета Министров. Вот и "программа" нового кабинета, вот и лозунг о "власти военной", которая, как известно, "да подчинится власти гражданской"! Это называется -- "жизнь сильнее нас"...
      Дни тревожные, напряженные. Сгорает жизнь. (12 ч. 5 м. н.).

      Иркутск, 25 декабря
      Началось. Восстал 53-й полк, расположенный по ту сторону Ангары. С частью офицеров. Заняли вокзал, весь тот берег в их руках. В городе объявлено осадное положение, кругом патрули, выход на улицу запрещен после семи часов вечера. У правительства еще есть верные части. Надолго ли?
      Часть эсеров арестована. Утром пришел в бюро. Оживление. Зашел Кочнев, потом Волков, Кудрявцев, Коробов1. Беседовали в моем кабинетике. Сообщали, что жребий брошен, и правительство решило бороться. Потом пошли к Червен-Водали1, кроме Кудрявцева. Пришли в Совет Министров -- Червен ведь теперь за председателя -- пришлось подождать, он говорил по прямому проводу. Зашли в канцелярию, она же приемная -- большая комната. Оживление, некоторая нервность, атмосфера большого дня. Расхаживают туда-сюда, беседуют, смотрят в окна, особенно когда показываются колонки солдат, мелькают знакомые лица: Фармаковский, Бурышкин1, Вяткин, чиновники и барышни, так привычные по белому дому в Омске. Но вот выходит Червен в сопровождении Антропова и неизбежного Язвицкого. Входим в его кабинет (уже без свиты), начинаем беседу. Присутствует, кроме нас пятерых, заместитель министра путей сообщения (фамилии не помню), что объясняется последним актом Совета Министров: власть передана тройке -- Червен, Ханжин (военный министр)1 и, вот, министр путей1. Для ориентации они держатся преимущественно вместе. Итак, приступая к разговору, я поздравил правительство с проявлением с его стороны решимости борьбы и заявил, что мы, чем можем, готовы ему помочь. Потом сообщил о тревожных телеграммах, полученных нами из Красноярска (образование социалистического "комитета общественной безопасности"), и о некоторых признаках подозрительного поведения здешнего начальника губернии Яковлева. Затем просил информировать нас. Червен начал отвечать с Красноярска: там действительно происходит смена власти, объясняемая неминуемостью скорого занятия города большевиками; но "революции", как в Иркутске, там нет. -- На этом месте вошел Гинс1 с проектом воззвания к населению. Прочитали, чуть-чуть подправили, одобрили, хотя написано весьма посредственно, но, как оказалось, лучше никто написать не смог: пробовал министр путей, забраковали, писал, конечно, Язвицкий -- тоже, тогда взялся Гинс, писал чуть ли не всю ночь; недаром и лицо осунувшееся, и под глазами синяки. Между прочим, его мало кто любит и почти все ругают. Перешли к главному. Семенов высылает сюда войска, японцы тоже шлют подкрепления. Броневые поезда уже у Байкала, в 70 верстах от Иркутска, но их задерживают чехи, определенно расположенные к мятежникам. Продержаться мы можем, но вряд ли долго, ибо в частях, усталых, и без того не совсем твердых, неизбежно начнется разложение. Третьяков1 спрашивал из Читы -- продержимся ли неделю. Червен ответил -- едва ли. Сегодня аппарат уже не работает. Японцы формально объявили нейтралитет, но держатся дружественно к нам, однако их мало. Чехи же заявили, что даже снимают с себя ответственность за поезд Верховного Правителя и готовы поручиться лишь за поезд с ценностями. Правительство (опять же Червен-Водали) ответило резко, что этого им ни Россия, ни, даст Бог, союзники не забудут. Вообще, насколько раньше настроение руководителей правительства внушало опасение ("керенщина", "слякоть"), настолько теперь чувствуется решимость, твердость. Слава Богу -- только не поздно ли?.. (11 ч. 45 м. н.).


      Иркутск, 26--27 декабря
      Масса впечатлений, переживаний. Все время -- в центре событий. С утра уже стало известно, что события приняли резко неблагоприятный оборот: союзники заявили, что не допустят штурма или обстрела вокзала, и на огонь по мятежникам ответят огнем чешские войска. Это сообщение было передано нашему военному командованию в три часа ночи. Правительственная тройка решила отменить уже подготовленный штурм. Конечно, это ухудшило положение. Мятежники накапливались путем вооружения рабочих, бывших солдат из окрестных деревень, правительственные войска от бездействия и напряжения могли начать поддаваться разложению и агитации. Семеновские части, по-видимому, не будут допущены сюда чехами, провода на запад и на восток перерезаны. Разговор с Семеновым был утром, он просил продержаться до 28-го. Потом связаться с ним уже не удалось. -- При такой обстановке в Совете Министров опять пошли соглашательские настроения. В бюро прибегал Б. и развивал соглашательский план, сам дрожит от страха. Тот же план одобрило и большинство Совета Министров. Он таков: власть передается земцам, Верховный Правитель отказывается от своего звания и передает его Деникину. Его неприкосновенность гарантируется, также и Пепеляева, находящегося в Мариинске где-то. Ценности передаются за границу, как общерусское достояние. Совету Министров и всякому, кто хочет, предоставляется право свободного выезда на Восток. Ну, вот в общем. Червен беседовал с земцами, излагал им этот план, они снесутся с повстанцами -- словом, уже нащупывается почва. Вечером в Совете Министров в составе Червена, Гинса, Бурышкина, Коробова и меня беседовали обо всем этом. Бурышкин в совершенно паническом настроении, бегает взад-вперед, кусает ногти и умоляюще требует капитуляции. Червен колеблется. Остальные -- решительно против. Но вот все как будто меняется к лучшему: союзники меняют позицию на более благоприятную нам... (2 ч. 35 м. н.).

      Иркутск, 27 декабря
      Часов около 7 с половиной вечера пришел с Коробовым в Совет Министров. У Червена сидели земцы. Вошли в залу, там встретили Волкова. Полумрак, на одном из столов лишь горела единственная свечка. В соседней комнате совсем темно... Мелькает силуэт Бурышкина, в панике носящегося по залу. Настроение угнетенное. "Каносса"1. Волков говорил о положении, плохо. Но в душе все-таки растет и крепнет протест против капитуляции, против соглашательства. Злоба против союзников, невыносимая, душит: "вторая Одесса, ... предатели".
      Земцы уходят, мы идем в кабинет. Совещание. Много свечей, светло, садимся за стол. Беседа. Бурышкин нервно перебивает каждого, кто заикнется против соглашения. Наконец, сообщают, что вернулись наши парламентеры от союзников.
      Из Совета Министров зашел в типографию, потом отправился в Модерн: там парламентеры в кабинете Ханжина давали тройке отчет1. Прихожу, захожу в дежурную комнату. Сидит Коробов. Говорит: "ну, положение несколько лучше". Оказывается, союзники предлагают соглашение на почве полного отказа от поддержки мятежников. Просят лишь передачи им управления магистралью от Красноярска до Мысовой, гарантируют очищение от повстанцев вокзала... Словом, предают эсеров, как утром предавали нас. Повсюду лица веселеют. Идем наверх, подают чай, Червен рассказывает, радостный, словно воскресший. Весь вопрос -- как поведут себя рядовые чехи. Жалеют, разумеется, что беседовали с земцами, наобещали... "Ну, слава Богу, хоть не дал я им гарантий!" Еще бы! Все-таки министры уже готовы были сдрейфить... (11 ч. 40 м. д.).

      Иркутск, 29 декабря
      Дальше -- больше. Идет восстание уже в самом городе, на улицах. Началось третьего дня в начале пятого часа вечера. После обеда у Зуды я сидел в бюро, писал передовую. Вдруг что-то вроде выстрелов совсем недалеко, на улице. Почему-то до сознания не дошло, продолжал писать. Но через несколько минут в типографии уже поднялась паника: "стреляют, пальба..." Наборщики хватают пальто, разбегаются по домам, помещение быстро пустеет. Посмотрел на улицу. Темнело, улица совсем пустая от публики, видно движение лишь солдат -- раскидываются цепями. Выстрелы. "Что за черт?.." Идти домой уже явно опасно. Остаемся с Наташей -- она тоже обедала. Совсем темнеет. Сидим наверху, у Зуды. Приходит Кудрявцев с патрулем из добровольческой дружины Ильина. Спрашиваем, в чем дело. -- "Восстал отряд особого назначения при Яковлеве, потом, кажется, перевезли с того берега отряд"... Ушел. Настроение отвратительное. Набились все в "Летучей вороне" ("Харчевня Зуды"), делать нечего, напряженно, под окнами постреливают то в одиночку, то залпами. Стали играть в карты, в "спекуляцию"... В одиннадцатом часу пошел в Совет Министров. Патруль пропустил. У Модерна спросил солдата, где председатель совета. Оказывается, в Модерне. Вошел. Там -- вооруженный лагерь. Повсюду везде солдаты с винтовками, там и сям -- пулеметы. Поднимаюсь по лестнице. У телефонной будки Червен, Ханжин. Нервно разгуливает Бурышкин. Увидел меня, порывисто спрашивает... Узнал от него, что восстала часть инструкторского батальона и часть отряда особого назначения. Передал дальше сведение, будто вокзал занят семеновцами... Потом пошел к Червену наверх, на третий этаж. Просидел больше часа. Приходил японец, майор Мике, привозил поправки союзников к нашему тексту соглашения о дороге. Сказал, что семеновцев на вокзале нет и что броневикам их предложено не продвигаться ближе Михалево. Держался весьма дружественно.
      Этого майора Мике я помню по Омску -- он несколько раз заходил к нам в бюро. Симпатичный такой, любезный, недурно говорит по-русски, лишь слегка сюсюкая. Сообщил, что возражал против посылки семеновцам телеграммы о недопущении броневиков к Иркутску, однако Жанен рассердился, затопал ногами и настоял на своем1. Сидел японец долго, около получаса. Затем пришло известие, что мятежники сосредотачиваются против тюрьмы...
      Решил возвращаться, по дороге зашел к Т.В. Бутову. Застал накрытый скатертью стол, на нем бутылку водки, кусок лука и кусок соленой, жесткой красной рыбы (кета?). За столом, кроме Т.В., сидели Энгельфельд, Горяинов и некто для меня неизвестный. Пили. Выпил и я две рюмки. Потом пришел Бурышкин. Беседовали о Москве, о прошлом. Затем ушел в Летучую мышь.
      Вчера положение было неопределенное. Мятежники локализовались в Знаменском предместье в количестве приблизительно 600--700 человек. Должны были их оттуда выбивать.
      Прервали: -- пришел Тирлянский, хотел пробраться в бюро, не пускают. Идет бой. С утра повсюду слышна трескотня пулеметов, ружей. Видно: дело все-таки средне. Не удалось вчера ликвидировать. Ходят слухи (прохожие) будто все время мешаются чехи. Зато "радостное" известие: Семенов телеграфирует, что Япония решила ввести войска в пределы иркутского военного округа, и что читинское японское командование распорядилось уже о введении в Иркутск воинских частей. Разумеется, и телеграмма Семенова, и сегодняшний приказ начальника здешнего гарнизона, в котором она приводится, полны приветствиями по адресу благородной Японии, ее могучего Императора и ее доблестной армии. Итак, продержаться! Дикая дивизия, говорят, идет сюда уже по правому берегу пешим порядком, верстах в 15. Успеет ли? (11 ч. 20 м. д.).
      Хотел пройти в бюро или к Модерну -- не удалось. На углу Большой и Луговой остановили категорически. Мельком увидел Сапира, сообщил, что революционеры перешли в наступление, атакуют центр. Ушаковку перешли уже, стремятся обойти город, заходят к востоку. Пролетел их аэроплан, бросал прокламации "к офицерам и юнкерам" и т.д. Пальба идет сильнейшая, изредка стреляет орудие. Командир семеновской "дивизии бронепоездов" Арчегов телеграфирует, что семеновцы "давно уже были бы в Иркутске", если б не союзники, которые "изъявили энергичный протест".
      Что-то будет? (2 ч. 20 м. д.).

      Был в бюро, в Модерне. Удалось проскользнуть через Тихвинскую улицу, когда напряженный момент боя прошел. Оказывается, в первый раз мы попали в самую опасную минуту: эсеры, перейдя Ушаковку, уже теснили юнкеров к самому центру, к Большой улице. Положение было почти критическое. Но, к счастью, подошли подкрепления, и в результате красные опять отброшены за Ушаковку. В Модерне вид еще суровее, чем вчера: пулеметы повсюду, меньше штатских, явное преобладание военных. Оказывается, все панические министры и их товарищи выселены оттуда в другое здание, расположенное восточнее... Червен переодевался, когда я пришел. Искал фуфайку. На всякий случай. Сейчас лучше, но кто может поручиться. Может быть, придется отступать на восток в пешем порядке, под прикрытием военных частей... Советовал и мне перебраться на ночь с Наташей поближе к Модерну, одевшись потеплее, захватив деньги и что возможно из вещей. Поленился, остался -- авось, пронесет Господь... Завтра утром пойду на день и ночь. А пока отдохну (8 ч. 36 м. в.).

      1920 год

      Иркутск, 3 января
      Все длится восстание, углубляется, кровь, кровь... Пришли семеновцы, пришли на вокзал японцы -- все то же самое: тот берег в руках эсеров. Знаменское предместье -- тоже. Ежедневно идут бои, повстанцы из-за Ушаковки наступают на Иркутск, их отбивают. Стреляет наша артиллерия через город, а пули подчас долетают до центра. Между прочим, я нашел ружейную пулю в своем кабинете в Летучей мыши -- валялась на полу у самого стола. Вчера правительство (тройка) уехала на вокзал совещаться с союзниками. Сегодня узнаем, в чем дело.
      Постоянно бываю в Модерне, беседую, наблюдаю. На первом плане повсюду -- Червен-Водали, держит себя молодцом, но, к сожалению, имеет при себе Язвицкого, который ежеминутно может наделать любую глупость. (9 ч. 45 м. д.).

      Кончается. Перемирие по нашей инициативе. Японцы решительно не выступают. На семеновцев надежд нет: их мало, а часть (180 человек) даже перешла к революционерам. Здешний гарнизон слишком мал для обороны города и тем более для наступления. Время работает уже на них. Беседовал с Червеном. Наверху, в Модерне, Волков, Кочнев, Коробов, Червен и я. Тяжело было. Дыхание обреченности, безнадежности. Союзные комиссары держатся, в общем, холодно, недружелюбно. Лучше японец и англичанин. Отвратителен американец Гаррис и француз Могра. Правительство одиноко, и даже буржуазия жертвует на большевиков и эсеров.
      Пришла пора -- ничего не поделаешь. Большевизм побеждает, победит -- я, по крайней мере, в этом почти не сомневаюсь. Он объединит Россию -- честь ему и слава! Боже, как глубоко все ошибались, ничего не поняли. (10 ч. в.).

      Иркутск, 4 января
      Тяжело на душе. Окончательно рушится привычная идеология, отвергнутая, разбитая жизнью. Уже давно сомнение закрадывалось в душу, но теперь уже ясно: большевизм побеждает и вооруженная борьба против него не удалась. Скрывать от себя дальше эту истину просто бессмысленно, глупо.
      И острый личный вопрос: что же делать, если сегодня окончательно завершится капитуляция правительства? Допустим, что можно будет уехать на Восток -- согласно условиям, которые удастся выклянчить при помощи союзников. Но зачем ехать? Служить делу, в которое не веришь, которое считаешь вредным, уже безвозвратно проигранным? Мириться с Семеновым, когда в душе -- ни грана симпатий к нему, особенно после последних дней, когда так беспощадно обнажилось его полное бессилие? Защищать гражданскую войну, когда ясна ее пагубность для страны?
      Остаться здесь? Но это значит, порвать с кругом не только привычных идей и представлений, но и с кругом близких духовно лиц, с привычной средой, которую уважал и даже, может быть, любил. Перейти в круг людей чуждых, недоверяющих, вероятно, презирающих: "когда наша взяла, перешел к нам"... Быть ренегатом в глазах друзей и врагов... Тяжко.
      Уйти от политики? В книги? В науку? На востоке это невозможно, не позволит среда. Здесь? Тоже, пожалуй, невозможно: вряд ли здешний университет (эсеры!) согласится пригласить, да и грядущие большевики не потерпят: председатель кадетского Центрального Восточного Комитета!
      Что же делать? Опять распутье -- и какое! Пойдешь налево -- потеряешь одну половину души, направо -- другую... Или, быть может, сегодня в 12 ч. вновь заговорят пулеметы и пушки, и судьба сама навяжет выход?.. (9 ч. 10 м. у.).

      Иркутск, 7 января.
      Рождество. Пришел домой, переоделся. Несмотря ни на что, чувствуется праздник... Булочки, ветчинка, шоколад...
      Ночевал эти две ночи у председателя местного армянского комитета -- по протекции. "Под защитою независимой Армении". Ужас, ужас...
      Жду ареста. В "Деле" ("Нашем деле") травля против Русского Бюро Печати и персонально против меня. Пусть...
      Хорошо жилось в Омске, надо возместить судьбе. Что ж, роптать я не буду никогда...
      Пил сегодня утром у армян водку, кружилась голова, сейчас проходит. Мягкая, приятная, теплая погода.
      Все мои предчувствия сбываются. Мы стояли на ложном пути. Большевизм победил. И нет основания об этом печалиться. Жаль только, что не понял, не разгадал вовремя. (1 ч. 30 м. д.).

      Иркутск, 8 января
      Скверно. Дамоклов меч. Все данные за то, что буду арестован, а это значит по теперешним обстоятельствам, что надо готовиться к смерти. Остро, реально, жгуче всплыл вопрос, как известно, вдохновляющий всю философию...
      Да, у порога. И как-то бесславно, тускло. В Иркутске -- после разгрома колчаковщины. В стане реакции. Вандея. Вандея... Признаться, все-таки не рассчитывал на такой конец.
      Спасаться? Вот -- спасаюсь. Не ночую дома. Но ведь это лишь отсрочка --
      неделя или ночь...
      Надо же будет предпринимать что-либо более серьезное. Но как? И что?
      На Восток не уедешь -- да и бессмысленно ехать: там ведь тот же развал, что был здесь, и та же будет участь. За границу? Контрреволюционная эмиграция? Грустно, тяжко.
      На Запад? Но как проехать? Нет чужого паспорта, а то бы поехал, задержался бы на пути, пережил -- и в Москву, в Москву. Хочется. Странная судьба... Три выстрела на улице. (8 ч. 5 м. в.).

      Иркутск, 9 января
      То вдруг открывается "перспектива", то снова -- тупое отчаяние. Нервы треплются, опять живешь день за месяц, или за год...
      Вечером вчера секретарь армянской миссии сказал, что, быть может, будет место в их теплушке, отправляющейся на восток; потом обнадежил насчет паспорта: будто бы не так трудно достать. Приятно. Но по опыту знаю, что за этой полосой надежды придет полоса разочарования -- так всегда.
      Делать нечего. Хочется писать (опять "пересмотр идеологии!"), но ведь негде печатать, все в прошлом. Катастрофа, крушение сверху донизу. Сплошная ошибка -- вовне представляющаяся преступлением. Опустошена душа в смысле личного содержания. Ужасно. (10 ч. 45 м. д.).

      Иркутск, 10 января.
      Все -- "возможности". Кудрявцев выхлопотал место в японском вагоне и мне, и Наташе. У майора Мике. То же Коробовым. Может быть, сегодня будем переезжать. Ужели спасение?..
      Был у армянского дипломатического представителя, тоже насчет отъезда: не тут, мол, так там. Но оказывается, миссия откладывает, как и вообще все иностранные миссии, отъезд: "хочется посмотреть, в какие формы выльются события". Жанен уехал к Семенову убеждать не упираться. Каменев, главнокомандующий большевистским фронтом, будто бы здесь уже и договаривается с политическим центром. Возможно, что большевики признают на время политический центр. Словом, все устраивается прекрасно, на глазах объединяется, возрождается страна.
      А мы? "Слуги реакции". Действительно, дикою игрой рока попал в типичные "публицисты реакции", в Меньшикова1, если не Гурлянда, колчаковщины! Чудно. Спета ли песня?
      Помню, как-то в беседе с Ключниковым перед его отъездом обсуждали эту проблему. Он еще говорил -- "ну, если увидим, что ошибались -- придет время и встретимся с большевиками".. Он, быть может, прав, я соглашался. Теперь вот осуществилось...
      Уехать на Восток, оттуда кругом -- на юг России, оттуда -- в Москву! Вот бы счастье, даже не верится... А потом -- да здравствует Советская Россия! (12 ч. д.).

      Чита, 23 января
      Получил сегодня у Таскина следующую бумажку:
      Помощник
      главнокомандующего всеми вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского Военного Округа по гражданской части 23 января 1920 года.
      No гор. Чита
      Удостоверение
      Предъявителю сего профессору Пермского Государственного Университета Николаю Васильевичу Устрялову разрешается проезд от гор. Читы до г. Владивостока, что подписью и приложением казенной печати удостоверяется.
      Помощник Главнокомандующего по гражданской части Правитель Канцелярии, подъесаул Сер. Таскин (подпись)

      Поезд Чита--Харбин, 24-го января
      Едем. Станция Карымская, верст 50 от Читы на восток. 10-го удалось перебраться на японском пароходе через Ангару. 12-го выехали из Иркутска в японском поезде военной миссии. 17-го приехали в Читу, вчера тронулись дальше. Думаю попасть во Владивосток.
      Много пришлось пережить. Очень не хотелось бежать дальше -- ведь вроде бежать невозможно, но... иного выхода не было; судьба!.. По всем сообщениям, оставаться в Иркутске было опасно. Будто бы рабочие (?) постановили арестовать меня на улице, в магазине -- вообще где возможно. Кроме того, эсеровский комиссар печати тоже сказал, что если я попадусь на глаза, то буду арестован. Опять же, явно приближавшаяся победа большевиков обещала мало чего хорошего. "Перекраситься" не хватало гражданского мужества, ехать на запад без подложного паспорта было чересчур рискованно, оставался восток -- не милый ни уму, ни сердцу, но зато хоть сулящий жизнь и какую-то свободу. Кстати, Кудрявцев достал пропуск на японский пароход и места в японский вагон. И вот -- решил ехать. (1 ч. 20 м. д.).

      Поезд Чита--Харбин, 25-го января
      Стоим на станции Оловянной, скоро, должно быть, пойдем. Выходил на станцию, торговки продают еду -- много, но дорого: кусок баранины и не очень большой 100 рублей, маленький рябчик 50 рублей и т.д. Ничего не купил: есть пока запас, да и денег не так много.
      Вчера встретили поезд японского главного начальника военных сообщений. Пригласил к себе Вологодского и имел с ним весьма интересную беседу. Усиленно рекомендовал принять участие в семеновском правительстве, огорченно удивлялся, почему омские министры проехали Читу и настойчиво советовал ехать не в Харбин, а во Владивосток. "Мы весьма ценим атамана Семенова как военачальника, но ему нужны опытные государственные советники". Кроме того, сказал, что японцы вывезли из Иркутска больше 80 лиц, работавших в правительстве Колчака. Ясно, что Япония ведет здесь довольно крупную игру. Ну, а после беседы, когда Вологодский уже возвратился в вагон, ему принесли от японского генерала подарок: два больших ящика сахара, три бутылки английской виски и две бутылки маньчжурской водки. Как же при таких условиях не согласиться на работу с Семеновым?!.

      Поезд Чита--Харбин, 26-го января
      Проехали знаменитую Даурию1, где, как Соловей-Разбойник, сидит барон Унгерн и грабит проезжающих -- под именем реквизиции вещей и денег, запрещенных к провозу за границу1. Проехали вполне благополучно, на рассвете, никто не беспокоил: еще бы -- ведь японский вагон. Скоро граница. Трудно писать, трясет (8 ч. 35 м. у.).

      Приехали в Маньчжурию. Таможня, граница. Китайцы, японцы, военные, русские. Купили белого хлеба коврижку фунта в полтора за 45 р. сибирскими. На станции продаются разные вещи, как-то: куклы, духи, серебряные чайнички и пр. Бутылка пива -- 75 р. Будем стоять здесь до завтра (10 ч. 40 м. ут.).

      Основное очередное препятствие -- дорога из Харбина до Владивостока. Нынешний вагон идет только до Харбина, ибо министры едут в Харбин, а мне придется устраиваться сепаратно, что, разумеется, труднее. Посмотрим, как это все выйдет. Потом -- устраиваться во Владивостоке, искать комнату, искать занятия. Средне, ну, да ничего, авось... Вся жизнь -- какая-то сплошная скачка с препятствиями... Как это до сих пор цела на плечах голова? (5 ч. 30 м. веч.).

      1 Ключников Юрий Васильевич (1886--1938), профессор Московского университета, специалист по международному праву, кадет, консультант и товарищ министра "Уфимской директории", управляющий министерством иностранных дел Всероссийского правительства адмирала А.В. Колчака. В 1919 г. уехал за границу, входил в парижский комитет кадетской партии. Активно участвовал в издании сборника "Смена вех" и газеты "Накануне". В 1922 г. в качестве эксперта советской делегации приглашен на Генуэзскую конференцию. В 1923 г. возвратился в Советскую Россию. Занимался научно-педагогической работой.
      1 Тельберг Г.Г., юрист, профессор Томского университета, управляющий делами Совета министров, министр юстиции, заместитель Председателя Совета министров, член Совета Верховного Правителя ("Звездная палата").
      * Да здравствует новая жизнь, тебя приветствуют идущие на смерть (стар. лат.). (Перефразированный воинский девиз времен Г.Ю. Цезаря).
      1 Руднев С.П. -- в 1921--1922 гг. министр в правительстве братьев С.Д. и Н.Д. Меркуловых.
      1 Клафтон А.К., самарский кадет, член Восточного отдела ЦК кадетской партии, затем его председатель. Расстрелян в 1920 г.
      1 9 ноября 1919 г. организован Восточный отдел ЦК партии "Народной свободы". Он состоял из членов ЦК партии, находившихся в Сибири и уполномоченных от губернских комитетов. Председатель Восточного отдела -- В.Н. Пепеляев, товарищ председатель -- В.А. Жардецкий и А.К. Клафтон, секретарь -- А.С. Соловейчик. Печатный орган "отдела" газета "Сибирская речь".
      1 Пепеляев Виктор Николаевич (1884--1920), по образованию учитель. Депутат IV Государственной Думы (от Томской губернии), кадет. Во время Первой мировой войны находился на фронте в питательном отряде. После Февральской революции назначен Временным правительством комиссаром в Кронштадт, с июня 1917 г. -- на фронте. В 1918 г. член московского отделения "Национального центра", по поручению которого выехал в Сибирь в октябре 1918 г. Принял активное участие в подготовке Омского переворота. В колчаковском правительстве занимал посты директора Департамента милиции и государственной охраны, товарищ министра внутренних дел, с ноября 1919 г. -- премьер-министр. Арестован 15 января 1920 г. на станции Иннокентьевская (около Иркутска), передан Политцентру, а затем Иркутскому ВРК, по постановлению которого расстрелян 7 февраля 1920 г.
      1 Белорусов (псевдоним публициста А.С. Белевского, встречается написание Белецкий) (1859--1919), сотрудник "Русских ведомостей", кадет, член "Национального центра", в Сибири издавал газету "Отечественные ведомости", председатель комиссии колчаковского правительства по выборам в Учредительное собрание.
      1 Михайлов Иван Адрианович, сын члена организации "Земля и воля" Адриана Михайлова. Родился в Сибири. Окончил Петербургский университет, экономист, приват-доцент. После Февральской революции служил в министерстве финансов, ближайший сотрудник министра А.И. Шингарева. В 1918 г. во Временном Сибирском и в Омском правительствах занимал посты министра финансов. Один из инициаторов омского переворота 18 ноября 1918 г. Член Совета Верховного правителя "Звездной палаты". Получил кличку "Ванька Каин" за причастность к политическим убийствам. После поражения белых бежал в Харбин, служил в правлении Восточно-Китайской железной дороги.
      * идея фикс.
      1 Вильсон Томас Вудро (1856--1924). В 1913--1921 гг. -- президент США.
      * Да здравствует революционная Россия (фр.).
      1 Иммортель -- растение бессмертник.
      1 "Союз Возрождения России" объединял представителей мелкобуржуазных партий и часть кадетов. Основан в марте 1918 г. в Москве. Выступал за созыв Учредительного собрания, продолжение войны с Германией, воссоздание России в границах 1914 г., но без Польши и Финляндии. В качестве переходной формы власти отстаивал идею директории во главе с военным диктатором. Воплощение своих планов Союз связывал с Сибирью.
      1 Сукин Иван Иванович -- управляющий делами министерства иностранных дел в Омске.
      1 "Продал бабку..." "Бабка" -- надкопытный сустав ноги у животного. Кость этого сустава употреблялась для игры. Играть в "бабки".
      1 Гаттенбергер, министр внутренних дел, весной 1919 г. заменил В.Н. Пепеляева, кадет, входил в Совет Верховного правителя "Звездная палата".
      1 По-видимому, здесь идет речь о военном министре генерале Д.А. Лебедеве.
      1 Церетели -- полковник, квартирмейстер штаба А.В. Колчака.
      1 В пьесе А.П. Чехова "Дядя Ваня" эти строчки звучат несколько по-другому: "...но погоди, дядя Ваня, погоди... Мы отдохнем. Мы отдохнем!" (А.П. Чехов. Сочинения. -- М., 1986. -- Т. 13, с. 114).
      1 20--22 мая 1919 г. в Омске состоялась Восточная конференция кадетской партии. В ней приняло участие 62 делегата.
      1 Гинденбург Пауль фон (1847--1934), германский военный и государственный деятель, генерал фельдмаршал. С августа 1916 г. -- начальник Генерального штаба. После заключения Версальского мирного договора ушел в отставку. С 1925 г. -- президент Веймарской республики.
      1 1 июля 1919 г. войска 3-й Красной армии освободили Пермь.
      1 Екатеринбург взят Красной Армией 15 июля, Златоуст -- 13 июля, Челябинск -- 24 июля.
      1 13 мая 1919 г. началось наступление Северного корпуса под командованием генерала А.П. Родзянко, который насчитывал около 4000 человек. Перед корпусом стояла задача отвоевать собственную территорию, так как до этого он дислоцировался на территории Эстонской республики и подчинялся эстонскому главнокомандующему генералу И.Лайдонеру. О захвате Петрограда с такими силами вопрос не ставился.
      1 27 мая 1919 г. страны Антанты направили Колчаку ноту, в ней дальнейшая поддержка Омска связывалась с демократическими преобразованиями, которые адмиралу следовало провести после занятия Москвы. Ответ Колчака, выдержанный в демократических тонах, удовлетворил союзников и они заявили о предоставлении ему помощи. Вместе с тем, официально правительство Колчака, как и другие белые режимы, державами Антанты никогда не признавались.
      1 "Блок 14-ти". Создан в октябре 1918 г. в Омске с целью объединения всех антибольшевистских сил. Просуществовал до осени 1919 г., распался в условиях разложения колчаковского режима. В него входили "Всероссийский Совет съездов торговли и промышленности", Центральный военно-промышленный комитет, Совет Всесибирских кооперативных союзов, сибирский филиал "Национального центра", омский отдел "Союза Возрождения России", Омский комитет партии народных социалистов, Омская группа эсеров "Воля народа", Восточный отдел ЦК партии кадетов, Акмолинский областной отдел "Национального союза", атамановская группа РСДРП "Единство", верхи казачьих войск Сибирского, Забайкальского, Семиреченского и Иркутского районов. Председатель -- кооператор А.А. Балакшин. Блок стремился ослабить влияние Совета "Верховного правителя" ("Звездную палату"). В марте 1919 г. выступил за создание законосовещательного органа из представителей общественности по назначению министров по должности.
      1 В "Совет 5-ти" на Парижской мирной конференции (1919) входили: Англия, Франция, США, Италия и Япония.
      1 20 июля 1919 г. "Блок" заявил Колчаку о верности союзным державам и "идее великой, единой и неделимой России", и призвал правительство соблюдать начала правопорядка, провозглашенные в его же декларациях.
      1 С июля 1919 г. "Блок" начал кампанию за снятие П.В. Вологодского с поста председателя Совета Министров и обновление правительства.
      1 Вологодский Петр Васильевич (1863--1928), сын томского священника. Окончил Петербургский университет, юрист, присяжный поверенный в Иркутске и Томске. С января 1918 г. занимал пост министра иностранных дел в правительстве П.Я. Дербера. 23 июня 1918 г. становится председателем и министром иностранных дел Временного Сибирского правительства в Томске. В сентябре вошел в Уфимскую директорию. Возглавил ее Совет Министров. Административный совет Директории способствовал перевороту Колчака. До 23 ноября 1919 Вологодский П.В. возглавлял "Омское правительство". Входил в Совет Верховного правителя.
      1 Иванов-Ринов П.П., полковник царской службы, начальник уезда в Туркестане, помощник военного губернатора. После Октября 1917 г. участник ряда подпольных офицерских организаций. Военный министр во Временном Сибирском правительстве, атаман Сибирского казачьего войска.
      1 Дутов Александр Ильич (1879--1921) окончил Академию Генерального штаба в 1908 г. Участник Первой мировой войны. После Февральской революции избран председателем "Союза казачьих войск", в июне 1917 г. возглавил "Всероссийский казачий съезд", поддерживал тесные связи с Корниловым. С сентября 1917 г. -- атаман Оренбургского казачества. В ноябре в Оренбурге организовал "Комитет спасения родины и революции", арестовал членов ВРК и захватил власть в городе. В январе 1918 г. отряды Красной гвардии заняли Оренбург. Член Учредительного собрания, вошел в Комуч. В 1918--19 гг. командовал Оренбургской армией Колчака, генерал-лейтенант.
      1 Красильников -- казачий есаул старой армии, колчаковский генерал, командовал отрядом, затем бригадой. Принял непосредственное участие в Омском перевороте 18 ноября 1918 г. вместе с начальником омского гарнизона полковником Волковым и войсковым старшиной Катанаевым. Отдан под суд с двумя другими участниками переворота. Оправдан. Замешан в политических убийствах. Проявлял крайнюю жестокость в карательных экспедициях. Умер в январе 1920 г. в Иркутске от сыпного тифа.
      1 Болдырев Дмитрий Васильевич (ум. 1920), из семьи военного, окончил Петроградский ун-т, вместе с А.В. Карташевым и Н.О. Лосским организовал в Петрограде в 1917 г. "Братство св. Софии". Проф. Пермского университета по кафедре философии. Выдвинул и способствовал воплощению идеи создания добровольных дружин на национально-религиозной основе. При его участии созданы дружины св. Креста и Зеленого Знамени Пророка. Всего на фронте в таких отрядах сражалось около 6000 человек. Умер от тифа в Иркутской тюремной больнице.
      * Меняйте ваши места (фр.).
      * Кто протестует? (фр.).
      * У полночи (немец.).
      1 Сахаров Константин Николаевич (1881--?). Окончил академию Генерального штаба в 1908 г. Участник Первой мировой войны, полковник. В 1918 г. произведен в генерал-лейтенанты. Командовал Армией и колчаковским Восточным фронтом. В связи с военными неудачами в декабре 1919 г. арестован братьями А.Н. и В.Н. Пепеляевыми и заменен генералом В.О. Каппелем. Служил у атамана Г.М. Семенова, но из-за соперничества с генералом А.Н. Пепеляевым вынужден был уйти. Эмигрировал в Германию.
      1 Пепеляев Анатолий Николаевич (1891--1938). Окончил Павловское военное училище (1910). В 1-ю мировую войну получил чин полковника. В 1918 г. командовал корпусом (генерал-майор). Во второй половине 1919 г. назначен командующим I-й Сибирской армией. В его армии ношение погон не вводилось, она имела репутацию демократической. Пепеляев неоднократно высказывал свое мнение Колчаку о необходимости созыва Земского собора. В декабре 1919 г. в Томске, Новониколаевске и Красноярске предпринял антиколчаковские выступления. В 1921 г. эмигрировал в Харбин. В 1922 г. участвовал в Якутском мятеже. В 1923 г. сложил оружие. Приговорен к расстрелу. Однако ВЦИК заменил смертную казнь десятилетним заключением.
      1 Тыркова-Вильямс Ариадна Владимировна (1869--1962), писательница, автор политических статей, член ЦК партии кадетов. Весной 1918 г. уехала в Лондон, где вела активную агитацию в поддержку интервенции. В начале 1919 г. вошла в Комитет освобождения России. В конце лета 1919 г. она возглавляла у Деникина отдел зарубежной пропаганды. После разгрома Деникина в эмиграции.
      1 "Русское политическое совещание" было образовано в Париже 24 декабря 1918 г. при активном содействии бывших русских дипломатов за рубежом. Распущено в июле 1919 г. Официально оно создавалось для того, чтобы представлять Россию на Парижской мирной конференции. Основатели Совещания хотели поставить его над правительством Колчака и Деникина и сосредоточить в своих руках управление антибольшевистскими силами. Совещание носило временный характер и должно было прекратить существование с созданием постоянного правительства. Реализовать свои замыслы ему не удалось, так как Колчак в Омске и Деникин в Екатеринодаре относились подозрительно к этому органу.
      1 Сазонов Сергей Дмитриевич (1860--1927), министр иностранных дел России (1910--1916). В 1918 г. начальник управления иностранных дел в "Особом совещании" при главкоме "Вооруженными силами Юга России", генерале А.И. Деникине, с января 1919 г. министр иностранных дел Всероссийского правительства адмирала Колчака. Член Русского политического совещания в Париже.
      * слабоумный (фр.).
      1 Львов Георгий Евгеньевич (1861--1925), князь, министр-председатель и министр внутренних дел Временного правительства первого и второго составов. Председатель Русского политического совещания в Париже.
      1 Маклаков Василий Алексеевич (1869--1957), адвокат, член II, III, IV Государственной Думы. После Февральской революции член Юридического совещания при Временном правительстве, председатель комиссии по пересмотру Уголовного Уложения, председатель комиссии по установлению прав и имуществ членов бывшей Императорской фамилии. В сентябре 1917 г. назначен послом Временного правительства во Францию. Член Русского политического совещания в 1918--1919 гг., член Совета послов, затем его председатель. Исполнял обязанности посла до 1924 г.
      1 Бахметьев Борис Александрович, инженер гидравлик, меньшевик, затем кадет. В 1916 г. как член закупочной комиссии находился в США. В 1917 г. назначен Временным правительством послом России в США. Сохранил свой статус до 1922 г. Один из создателей Русского политического совещания в Париже, входил в его состав и в Совет послов.
      1 Клемансо Жорж (1841--1929), французский политический и государственный деятель. С ноября 1917 по январь 1920 г. председатель Совета Министров и военный министр.
      Ллойд Джордж Дэвид (1863--1945). В 1916--1922 гг. -- премьер-министр Великобритании.
      1 Бурцев Владимир Львович (1862--1942), публицист, издатель. Боролся с русской политической полицией, разоблачая ее агентов. После Февральской революции в Петрограде издавал газету "Общее дело", после прихода к власти большевиков издавал ее на Юге России, а затем в Париже на Русском и французском языках. Возглавлял информационное агентство Унион. Собирал и распространял информацию о Советской России во Франции.
      1 Вероятно автор имеет в виду выходившую в 1918 г. в Москве еженедельную газету "Накануне".
      1 Национальный центр -- контрреволюционная организация, созданная в мае--июне 1918 г. В ее задачу входило объединение всех антибольшевистских сил, боровшихся за воссоздание "единой, неделимой России". В ноябре 1918 г. правление Национального центра переехало в Екатеринодар. Отделения организации имелись во многих крупных городах страны. Московское отделение возглавлял кадет Н.Н. Щепкин. В августе--сентябре 1919 г. раскрыта органами ВЧК.
      1 Автор имеет в виду взрыв в Леонтьевском переулке в Москве в здании МК РКП(б) 25 сентября 1919 г. Террористический акт был совершен организациями анархистов и левых эсеров. К "Национальному центру" они отношения не имели. Непосредственным исполнителем являлся анархист П.Соболев. В результате 12 человек убиты и 55 ранены. В ответ ВЧК расстреляла большое число заложников. В октябре--ноябре 1919 г. МЧК ликвидировала группу, организовавшую взрыв.
      1 Мамонтов (Маманов) Константин Константинович (1869--1920) окончил Николаевское кавалерийское училище. Участвовал в Первой мировой войне, полковник. Во время гражданской войны командовал 4-м Донским конным корпусом в армии А.И. Деникина, генерал-лейтенант. 10 августа--19 сентября возглавил рейд белоказачей конницы по тылам советских войск Южного фронта. В октябре--декабре 1919 г. корпус Мамонтова потерпел поражение в боях с корпусом С.М. Буденного. В декабре 1919 г. Мамонтов отстранен от командования. 14 февраля 1920 г. умер в Екатеринодаре от тифа.
      1 Давет Христиан (1854--1922), генерал и политический деятель. Один из руководителей буров в войне за независимость в 1880--81 гг. и в англо-бурской войне 1899--1902 гг. В 1914 г. возглавил восстание в бывших бурских республиках за независимость от Англии.
      1 Исторический Вестник -- русский ежемесячный исторический журнал издавался в Петербурге в 1880--1910.
      "Русская старина" -- ежемесячный исторический журнал выходил в Петербурге в 1870--1918.
      * Да здравствует революция, тебя приветствуют идущие на смерть (стар. лат.). (Перефразированный воинский девиз времен Г.Ю. Цезаря).
      1 Кроль Л.А., член ЦК партии кадетов, уральский инженер и предприниматель. В 1918 г. он посылается в Самару от Союза возрождении России, по поручению ЦК устанавливает контакты с губернскими комитетами партии для координации действий. С августа по ноябрь 1918 г. входил во Временное областное правительство Урала в Екатеринбурге в качестве заместителя председателя правительства и министра финансов.
      1 Семенов Григорий Михайлович (1890--1946), казачий есаул Забайкальского казачьего войска. В 1917--1920 гг. возглавил казачьи отряды. окончил оренбургское военное училище (1911). Участник Первой мировой войны. С июля 1917 г. комиссар Временного правительства в Забайкальской области по формированию добровольческих частей. В ноябре--декабре 1917 г. поднял мятеж против Советской власти, потерпел неудачу, бежал в Маньчжурию. Благодаря мятежу Чехословацкого корпуса, Семенов утвердился в Забайкалье. Временное Сибирское правительство назначило его командиром отдельного корпуса со штабом в Чите. Между Всероссийским правительством и Семеновым происходили постоянные трения. Однако Колчак вынужден был с ним примириться и назначить командующим Читинским военным округом. В начале 1919 г. при поддержке японцев Семенов объявил себя атаманом Забайкальского казачьего войска. После разгрома Колчака власть на Дальнем Востоке перешла к Семенову. В сентябре 1921 г. -- эмигрировал.
      1 Таскин С.А., комиссар Временного правительства в Забайкалье, кадет. В апреле 1918 г. входил во Временное правительство Забайкальской области атамана Семенова. С июля 1918 -- министр земледелия и государственного имущества в правительстве генерала Д.Л. Хорвата на Дальнем Востоке. В 1919 г. Управляющий гражданской частью Забайкальской области у атамана Семенова, помощник главнокомандующего по гражданской части.
      * Так называли одного пермского профессора. (Н.У.).
      1 Кочнев Д.А. -- председатель Иркутского отдела кадетской партии.
      Кудрявцев В.А. -- член Восточного отдела ЦК кадетской партии, редактор газеты "Правительственный вестник".
      Волков Н.К. -- член ЦК кадетской партии, один из руководителей "Национального центра". В марте 1919 г. по поручению "Национального центра" отправился в Сибирь для усиления местных кадетов.
      1 Червен-Водали А.А. -- член кадетской партии с 1905 г., нотариус из Твери, переехал в Москву, состоял членом Торгово-промышленного союза. В 1918 г. входил в Правый и Национальный центры. Из Москвы уехал к Деникину, где оставался до марта 1919 г., затем по поручению Национал. центра отправился в Сибирь для усиления местных кадетов. 28 декабря 1919 г. возглавил образованную вместо колчаковского правительства "Троекторию", куда входили: Червен-Водали А.А. -- министр-председатель, генерал М.В. Ханжин -- военный министр и Ларионов -- министр путей сообщения. Арестован советскими войсками, 23 июля 1920 г. расстрелян по приговору суда.
      1 Бурышкин П.А., товарищ городского головы Москвы, кадет. В 1918 г. входил в Правый и Национальный центры. Весной 1919 г. выехал из Екатеринодара в Сибирь. Введен в состав Совета Министров Всероссийского правительства премьером В.Н. Пепеляевым.
      1 Ханжин М.В. -- командующий армией Колчака, член образованной в декабре 1919 г. "Троектории".
      1 Министром путей сообщения стал Ларионов.
      1 Гинс Г.К., кадет, профессор Омского сельскохозяйственного института, управляющий делами Совета министров Всероссийского правительства, входил в Совет "Верховного правителя".
      1 Третьяков Сергей Николаевич (1882--1944). Во время Первой мировой войны член Центрального военно-промышленного комитета. С 25 сентября (8 октября) 1917 г. -- председатель экономического совета и Главного экономического комитета Временного правительства. В декабре 1919 г. Третьяков назначается заместителем председателя Совета министров и министром торговли Всероссийского правительства под председательством В.Н. Пепеляева.
      1 Здесь имеет значение -- унизительная капитуляция.
      1 Гостиница "Модерн" в Иркутске была штаб-квартирой "Троектории".
      1 Генерал Жанен М. -- глава французской военной миссии в Сибири.
      1 Меньшиков М.О. (1859--1919), публицист, сотрудник газеты "Новое время". В 1919 г. расстрелян за контрреволюционную деятельность.
      1 Русское название Приамурья и Забайкалья. Охватывает бассейн р. Амура до устья р. Зеи и ее притока Селемджи.
      1 Унгерн фон Штернберг Роман Федорович (1886--1921). Окончил Павловское военное училище (1908), служил в Забайкальском казачьем войске, участник Первой мировой войны. В августе 1917 г. вместе с Г.М. Семеновым направлен в Забайкалье для формирования добровольческих частей. В войсках Семенова командовал конно-азиатской дивизией. В 1920 г. перешел в Монголию, оттуда части Унгерна неоднократно вторгались на советскую территорию. В 1921 г. выдан монголами. По приговору трибунала расстрелян в 1921 г. в Ново-Николаевске.