ивлением, затем все набирая скорость, охватывает российские регионы. Попытки работников государственной торговли поднять народ на протест против аукционной продажи под лозунгом сохранения священных прав трудовых коллективов массовой поддержки не получили. Люди слишком хорошо познакомились с этими "правами" за время дефицита. Мы исходили из того, что экономически оптимальных решений достичь практически едва ли удастся. В долгосрочной перспективе экономически оптимальным может стать то, что сегодня является максимально социально приемлемым и устойчивым. В этом суть программы приватизации, которую весной 1992 года правительство с огромным трудом пропихнуло через Верховный Совет, растрачивая остатки первоначального политического капитала реформаторского курса. Предложены были варианты приватизации, обеспечивающие возможность реализации претензий трудовых коллективов (льготная продажа части акций по остаточной стоимости), директоров (опционы для руководителей предприятий), местных органов власти (направление доходов от приватизации в первую очередь в региональные бюджеты), рядовых граждан, не занятых в хозрасчетном секторе (бесплатная приватизация за чеки). Далеко не идеальный, но работающий компромисс, позволяющий добиться широкого, упорядоченного распределения собственности, открыть дорогу рыночному механизму ее эффективного перераспределения. В ходе обсуждения в Верховном Совете одной группе все же удалось склонить чашу весов в свою сторону. Был введен новый вариант приватизации, открывающий возможность для трудовых коллективов выкупить по остаточной стоимости 51 процент акций предприятий. Это сильный удар по интересам граждан. Верховный Совет умудрился обесценить приватизационные чеки еще до того, как они были выданы. Но еще важнее другое: после приватизации предприятия приобретают характерные черты "промышленных колхозов". Установленные Верховным Советом ограничения на переоценку имущества, покупаемого трудовыми коллективами по остаточной стоимости, существенно снизили возможные доходы от приватизации. Правительство оказалось перед выбором: упорно стоять на страже чистоты замысла, затормозив процесс распределения прав собственности, или согласиться с этими корректировками, понимая, что формирующаяся структура собственности будет далека от оптимальной. Потеря темпа была бы непозволительной роскошью. Решение в пользу скорейшего запуска далекого от совершенства, но позволяющего начать движение вперед механизма приватизации во многом предопределило дальнейшее развитие экономических реформ в России. Первоначально законодательством о приватизации введение наличного платежного средства -- приватизационного чека -- не предусматривалось. Предполагалось открыть систему именных приватизационных счетов, вести операции с этими счетами. С самого начала стало ясно, что попытка реализовать этот вариант ведет к неразрешимым техническим проблемам -- нужно формировать вторую систему сберегательного банка, требуются огромные вложения в расширение его сети, колоссальные деньги и время. Пойти по этому пути значило отсрочить реальное начало преобразований собственности по меньшей мере на год. Альтернатива была предельно простая. Либо мы начнем эту техническую работу и упустим короткий исторический момент, когда можно реально провести процесс распределения собственности, либо обходим эти ограничения и начинаем быстро продвигаться вперед. Бедой многих приватизационных программ, реализованных в государствах Восточной Европы и в республиках бывшего Союза, стала неликвидность приватизационных инструментов. Как только люди понимали, что им дали что-то, что никто не покупает и не продает, им немедленно становится ясно, что все это пустое. Поэтому принципиально важным было сделать приватизационный чек ликвидным, свободно продаваемым. Именно это сделало ваучер живым инструментом. Вопрос, какой номинал ставить на ваучер, вообще-то, беспредметен. Он не имеет никакого значения, кроме социальнопсихологического. Этот документ -- часть права на приватизируемую собственность, и его реальная оценка не зависит от того, что на нем написано. Она определяется объемом приватизированного имущества, уровнем финансовой стабильности, теми льготами, которыми обладают трудовые коллективы. В конце концов из соображений простоты остановились на номинале в 10 000 рублей. Мы прекрасно понимали, что 148 миллионов людей сразу, получив ваучер, не поменяют своей психологии, не станут собственниками. И в то же время этот инструмент позволил изменить механизм распределения собственности в России. Психология собственника будет формироваться в нашей стране на протяжении многих десятилетий, ее не создашь по заказу, решением о выдаче приватизационных чеков. Но такое решение формирует рынок собственности. Именно здесь основной социальный смысл приватизации. Келейная, чисто номенклатурная приватизация отныне сломана. Да, рынок собственности не является равным и открытым -- "одним махом" зачеркнуть все сложившиеся имущественновластные отношения невозможно, да и не нужно, как невозможно и не нужно ломать уже сформированные представления о легитимности тех или иных прав собственности. Приватизация как раз создает мягкий, пластичный механизм смены собственников, по крайней мере возможности такой смены. Пусть в результате первого этапа приватизации в образовавшихся "промышленных колхозах" командуют прежние директора, являясь, как и раньше, фактическими владельцами предприятий. "Номенклатурным" или "свободным" рынок собственности является отнюдь не в зависимости от анкет наиболее сильных групп собственников. Любой "анкетный расизм" -- деление на "плохих" и "хороших" в зависимости от национальности, происхождения, предыдущей работы и т. д. -- и отвратителен, и бессмыслен. "Номенклатурный рынок" -- это не рынок, где командуют бывшие члены номенклатуры, "номенклатурная приватизация" -- не приватизация, при которой права хозяев получает экс-номенклатура. Речь не о персоналиях, а о системе, не об актерах, а о ролях и правилах игры в экономическом театре. Каковы правила на рынке -- открытые, писаные, экономические, рыночные, подчиняющиеся закону свободной конкуренции или же по-прежнему тайные, телефонные, административные, скованные властными отношениями, ориентированные на государственно-бюрократическую машину? Вот где критерий различения "номенклатурного" и "свободного" рынка, "номенклатурной" и "рыночной" приватизации. Если в систему свободного рынка входят, начинают играть по ее правилам члены номенклатуры, система от этого не становится номенклатурной. Также, если властные позиции на бюрократическом рынке займут и станут играть по его правилам бывшие диссиденты, рынок не станет демократическим. Приватизация изменила юридические отношения собственности, размыла саму систему номенклатурно-бюрократического "рынка власти". Произошла приватизация самой номенклатуры. Теперь она должна будет играть по рыночным законам, круговая бюрократическая порука если не распалась, то надломлена. Конечно, система, которая сложилась сегодня, переходная. Закончен лишь первый этап приватизации, но если на втором этапе действительно заработают уже принятые законы о банкротстве, если возникнет вторичный рынок ценных бумаг, начнется массированная продажа пакетов акций, принадлежащих государству, пойдет постоянный процесс чисто рыночного перераспределения собственности, тогда перемены примут необратимый характер, страна пойдет от "номенклатурного капитализма", от смешанного рынка с сильными элементами бюрократического рынка, от лжегосударственной формы частной собственности к рынку свободному, к частной собственности. Важнейшим и необходимым этапом на этом пути и была приватизация 1992--1994 годов. 4 Как известно, настоящей шоковой терапии у нас в 1992 году (не говоря уж про последующие годы) так и не было. Сбивание инфляции шло неровно, толчками, непоследовательно и потому особенно мучительно. Чтобы понять, чем отличается "номенклатурный" капитализм от "полудемократического", достаточно сравнить два трехлетних периода: 1989--1991 и 1992--1994. Первый период: при сравнительно небольшом падении производства, при сравнительно умеренной явной инфляции идет постоянный и безнадежный развал экономики и непрерывное падение жизненного уровня огромного большинства населения при сказочном обогащении номенклатуры за счет разграбления госсобственности. Отсюда и постоянно растущее социально-политическое напряжение. Второй период: падение производства становится явным, также как инфляция и рост цен. Экономические раны обнажаются, но с этого момента может начаться и лечение, а не "заговаривание". Да, жизненный уровень значительной массы населения продолжает падать, но ситуация уже меняется. Все более широкие круги населения начинают втягиваться в орбиту "полусвободного" рынка, у людей (особенно молодых, активных) появляется надежда, свет в конце тоннеля. Изменилась социальная ситуация: коммерческой деятельностью смогли заняться не десятки, не сотни тысяч "избранных", а миллионы, десятки миллионов. Именно тут зародыш не класса миллионеров, а настоящего среднего класса. Вот что нокаутирует "непримиримую оппозицию" -- не дубинки ОМОНа, а "невидимая рука" рынка, пусть и зажатого, изуродованного, но все-таки рынка. Чисто хищническая, паразитическая, самоедская экономика госкапитализма (социализма) начинает меняться. Анализ экономической динамики последних лет в России, других независимых государствах, сформировавшихся на базе союзных республик и восточноевропейских стран, приводит к парадоксальным результатам, которые, на первый взгляд, трудно объяснить. Производство упало резко и повсеместно. В то же время потребительский рынок, полностью разрушенный к началу реформ, наполнился. По данным бюджетных обследований, потребление многих товаров, обеспеченность ими домашних хозяйств выросли. Это видно и не вооруженным статистическим инструментарием взглядом по тому, как люди одеты, как увеличилось число легковых машин (отнюдь не только "мерседесов": так, например, в Москве в 1992--1994 годах число автомобилей увеличилось более чем в 2 раза), как недоступные ранее товары стали предметом массового потребления. Динамика производства как бы теряет связь с каждодневной жизнью людей. В Белоруссии, проводившей политику медленного, "регулируемого" вхождения в рынок, падение промышленного производства меньше, чем в других странах, зато средняя зарплата здесь на лето 1994 года была 20 долларов в месяц. В Эстонии и Латвии, проводивших классическую "шоковую терапию", падение производства больше, а средняя зарплата соответственно 110 и 125 долларов. В течение января 1992 -- августа 1994 года в России, по официальной статистике, происходило крутое падение промышленного производства и на его фоне -- медленный рост розничного товарооборота, реальных доходов населения, затем сбережений, позитивное сальдо торгового баланса, рост валютных резервов. В нормальных рыночных экономиках такого просто не может быть. Конечно, рассчитывать, что такая ситуация продлится долго, невозможно. Но во всяком случае поучительно разобраться в причинах парадоксальной ситуации 1992--1994 годов. Крайнее, запредельное уродство социалистической экономики -- вот что в какой-то мере облегчило процесс ее реформирования. Если уровень жизни древнеегипетского крестьянина и был как-то связан с успехами власти в строительстве пирамид, то лишь обратной зависимостью. Социализм довел масштабы бессмысленной с точки зрения благосостояния общества экономической деятельности до уровня, о котором не могли и мечтать архаичные восточные деспотии, поднял строительство промышленных "пирамид" на уровень технологий XX века. Производство вооружений было техническим, экономическим и социальным стержнем социалистической промышленности, в то время как гражданский сектор был низведен до функции подсобного хозяйства ВПК. Именно оборонный сектор был крупнейшим потребителем высококачественных сталей, цветных металлов, химических продуктов, электронного оборудования. К концу 1980-х годов абсурдность происходящего уже бросалась в глаза: страна влезала в долги, правительство проматывало золотой и валютный запасы, потребительский рынок разваливался на глазах, снабжение продуктами питания все в большей мере зависело от импорта продовольствия и кредитов, которые коммунистические правительства униженно выпрашивали у Запада, а военно-промышленный комплекс продолжал готовиться к войне против всего мира. Резкое сокращение производства вооружений не только позво лило разорвать этот порочный круг и создать предпосылки экономического оздоровления, но и запустило механизм индустриального кризиса сверхмилитаризованной экономики, сделав неизбежным болезненный процесс структурной перестройки изготовлявших вооружение отраслей производства. Гипертрофированный военный сектор -- самый яркий, но отнюдь не единственный пример крупномасштабной, бессмысленной с точки зрения благосостояния людей экономической деятельности. СССР всегда заметно отставал от Соединенных Штатов по производству сельскохозяйственной продукции. Глубокий аграрный кризис, обусловленный фатальной неспособностью колхозов и совхозов обеспечить эффективное сельскохозяйственное производство, пытались компенсировать, направляя в эту сферу всевозрастающий поток ресурсов. В общем, к 1985 году, который можно считать "пиком" стабильного социализма, мы уже обогнали США по производству удобрений в 1,5 раза, тракторов -- в 5, зерноуборочных комбайнов -- в 16 раз, а зависимость от импорта американского зерна продолжала возрастать. Нетрудно оценить качество выпускаемых тракторов и комбайнов, эффективность их использования, понять, что в таком количестве их в принципе невозможно продать за деньги. В горы крашеного металлолома превращена продукция металлургов, шахтеров, химиков, энергетиков, транспортников, Широко известный пример масштабной малопродуктивной деятельности, перекликающийся с циклопическими проектами восточных деспотий, -- мелиоративное строительство позднего социализма. В 1970--1985 годах в РСФСР площадь орошаемых земель возросла втрое, в 1985 году на мелиоративные проекты направлялось вдвое больше средств, чем на производство промышленных потребительских товаров (группа Б). Никто так и не смог продемонстрировать позитивных результатов этой циклопической деятельности, выраженных в росте эффективности сельскохозяйственного производства. С поворотом к рынку резкое сокращение мелиоративных работ стало неизбежным, а за ним -- спад спроса на цемент, железобетон, строительную и железнодорожную технику, на металл для ее производства, топливо. Постсоциалистическая экономика с трудом освобождается от огромного бремени бессмысленной хозяйственной деятельности, встает с головы на ноги. Успешность этого процесса -- абсолютно необходимая предпосылка экономической стабилизации, прекращения инфляции. Вместе с тем само по себе насыщение рынка товарами отнюдь не является самоцелью. Если дефицит ликвидируется по принципу "за нефть -- сникерсы", то это внутренне деструктурированная тупиковая система по своей сути самоедской экономики, которая бездумно паразитирует на природных ресурсах (как паразитировала на них в свое время "экономика пирамид" при социализме), является нестабильной, как в финансовом, так и в социальном плане. И невозможно предугадать, когда вулкан этой нестабильности возобновит свою активность. В этом смысле крики наших оппонентов о "колониальной экономике", разрушении высоких технологий и т. д., разумеется, имеют под собой определенные основания. Но, как всегда, констатируя проблему, которую, прямо скажем, трудно не заметить, они дают неверные рецепты ее решения. В принципе проблема ясна: необходимо постепенное восстановление переструктурированного производства. Только это даст надежную основу благосостояния, только это является стратегическим приоритетом для России. Именно такое восстановление предоставляет нашей стране исторический шанс закрепиться в числе стран "первого мира". До этого момента царит общее согласие. Спор начинается на следующем шаге: как добиться благосостояния? 5 В данной книге я не считаю возможным входить в экономические подробности. Для ответа на поставленный выше вопрос достаточно иметь в виду следующее. Существуют в принципе два разных источника финансирования экономики: государственные и частные накопления. Ясно, что в современных условиях будет использовано и то и другое. Вопрос в пропорциях. Примат государственного финансирования в современной России является тупиковым по трем причинам: такое финансирование в обозримой перспективе непосильно для страны; оно экономически неэффективно; оно закрепляет уродливую социально-экономическую структуру. Источник государственного финансирования, в сущности, один -- налоги (включая, разумеется, сеньораж -- доходы государства от денежной эмиссии, налог на денежные активы). Между тем сегодня в числе немногих фактов, признанных в России всеми, от коммунистов до либералов, то, что дальше повышать уровень налогового бремени некуда. Любые попытки двигаться в этом направлении приведут лишь к одному стандартному результату -- уклонению от уплаты налогов, уходу хозяйственной деятельности в тень, сокращению реальных финансовых поступлений в бюджет. Уроки наших соседей -- Украины, Белоруссии, -- пытавшихся идти в этом направлении, слишком близки и наглядны. Велико бремя финансирования расходов, связанных с решением доставшихся в наследство от социализма текущих проблем: от содержания социальной сферы останавливающихся предприятий до ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы. Перспективный финансовый анализ со всей убедительностью показывает, что надежды на крупномасштабное финансирование производства государством за счет налоговых поступлений беспочвенны. Государство не лучшим образом распоряжается деньгами. После всего, что сказано выше, долго объяснять не нужно: средствами распоряжается бюрократия, не слишком озабоченная экономическим результатом для страны в долгосрочной или краткосрочной перспективе и куда больше думающая о своих "комиссионных". Такое финансирование воспроизводит и консервирует паразитическую структуру "лжегосударственной" экономики. Бюрократические кредиты, циркулирующие на бюрократическом рынке, имеют своей целью поддержание бюрократии. Львиная доля финансовых вливаний достанется неэффективным гигантам, военно-промышленным "латифундиям". Такие кредиты похожи не на дождь, проливающийся на сохнущее растение, а на бурю в пустыне, инфляционную бурю в экономической пустыне, где стоят те самые промышленные пирамиды. Между тем мировой опыт показывает, что самыми эффективными и экономически, и в плане технического прогресса являются как раз средние и мелкие частные фирмы с четко фиксированным индивидуальным владельцем (или двумя-тремя совладельцами). Именно совокупность миллионов таких фирм должна создать живую плоть растущей российской экономики. Следовательно, возможности экономического роста в России теперь находятся в прямой и тесной зависимости от масштабов частных инвестиций. Историю первоначального накопления в нашей стране писать пока рано, процесс продолжается. Как и во всем мире, накопление начиналось с экспортно-импортных операций, финансовых спекуляций, операций с недвижимостью, торговли. Капиталы, в том числе вышедшие из золотой пены инфляции и финансовых спекуляций, не могут долго мирно лежать в сейфах. Естественно, что для российского капитала сфера приложения все-таки не Швейцария, а Россия. Капитал постоянно в поиске, он ищет сферу приложения, в которой имеются возможности для его роста. Для того чтобы уже созданные и вновь образующиеся состояния работали в России, стали ферментом роста ее экономики, необходимы два важнейших условия стабильности: устойчивая валюта и надежные гарантии неприкосновенности частной собственности безотносительно к властным или криминально-силовым возможностям ее владельца. Необходимо отделение собственности от власти и -- что еще сложнее -- власти, бюрократии от собственности. Четкие законодательные гарантии частной собственности, практическая деятельность государства, направленная на обеспечение эффективности этих гарантий, поддержка мощных, хорошо организованных политических структур, готовых ее надежно защитить от угрозы конфискаций, -- сегодня не столько предмет идеологической рефлексии, сколько жесткие требования жизни, необходимые предпосылки экономического роста в России. Будут созданы такие предпосылки -- и Россия с ее безграничными возможностями эффективного вложения капитала двинется по пути динамичного экономического роста. Если в течение нескольких лет соблюдается юридический принцип неприкосновенности частной собственности, то он переходит в стереотип поведения, интериоризируется, из юридического принципа превращается в социально-психологический. Проблемы отсутствия эффективных гарантий собственности особенно хорошо просматриваются в депрессивных российских регионах так называемого "красного пояса", где тяжелые структурные проблемы тянут вниз уровень жизни, усиливают позиции коммунистов, создают благоприятный фон становления бюрократического рынка, отпугивают частных инвесторов. В результате складывается порочный круг: депрессивность -- отсутствие гарантий собственности -- отсутствие частных капиталовложений -- депрессивность. Суть вопроса в том, сумеем ли мы вырвать из такого порочного круга Россию. Что же касается условия, названного первым, -- прекращение изматывающей лихорадки инфляции, стабильная национальная валюта, -- то лишь его выполнение делает осмысленными долговременные инвестиции, в том числе в производственную сферу. В действительности несложно увидеть связь между этими двумя проблемами на уровне политической и социальной стратегии. Если в экономике делается ставка на государство, то это означает: государственные инвестиции, неизбежная вследствие недостатка денежных источников инфляция (губительная для частного бизнеса и государственной экономики, но не для бюрократии) и правовая нестабильность "конкурирующего" частного сектора. И если взглянуть с точки зрения социологической, если задаться вопросом о том, кому выгодна такая ставка на государство, то ответ очевиден. Экономика продолжает вращаться в заколдованном бюрократическом круге. Деньги своими бюрократическими каналами поступают производственным гигантам (прежде всего ВПК как вечному гаранту доминирования госсобственности), возглавляющей их номенклатуре и связанным с ней финансовым баронам. Причем поскольку ничьих денег не бывает, то фактический источник финансирования -- средства, изъятые через систему налогов (включая и инфляционный налог на денежные сбережения населения, мелкого и среднего бизнеса), средства, перекачанные от зарождающегося среднего класса к избранной части высшего класса. Разорение среднего класса ради сверхобогащения части правящей элиты. Как результат -- экономическая стагнация122 и социально-политические потрясения, верный путь в "третий мир". Итог, который в действительности оказывается убийственным и для бюрократической элиты, коль скоро она правит, обогащается, просто живет в этой стране. Но азарт погони за сиюминутной личной "тактической корыстью", как правило, всегда оказывается сильнее страха перед общим стратегическим поражением. Если же условия стабильности частной собственности (в том числе и денежной) соблюдены хотя бы в минимально необходимой степени, то капитал, подчиняясь закону сообщающихся сосудов? устремится в точки наиболее эффективного приложения. Чтобы понять, что концентрация таких точек в России с ее ресурсным и производственным потенциалом весьма высока, не надо быть профессиональным экономистом. Поэтому создание необходимых условий снимет препятствия для привлечения тех средств, которые "крутятся" сегодня в финансовых операциях внутри страны, и миллиардов "русских" долларов, которые лежат в западных банках, и серьезного западного капитала, который тоже ищет новые сферы приложения. Экономический подъем (как, впрочем, и кризис) похож на цепную реакцию. Если вложена "критическая масса" капитала, если началось массовое обновление основных фондов, начался рост благосостояния, то новые капиталы начинают все быстрее втягиваться, ускоренно притекать к "зоне роста", таков уж закон рынка, в том числе мирового рынка капиталов, закон притяжения капитала. А настоящий экономический подъем означает изменение социальной структуры нашего общества, долгожданное развитие среднего класса, тех миллионов владельцев маленьких частных фирм, которые только и смогут создать настоящий рынок, динамичное производство, растущую экономику России. Убежден: общество сейчас психологически живет именно этими надеждами. Прошла наивная эйфория начала перестройки, вера, что после освовождения от коммунистов наступит сам собой потребительски-капиталистический рай. Люди повзрослели. Они готовы ради нормальной жизни не митинговать, не бунтовать, но работать. Сколько бы в ответах на социологические опросы люди ни говорили в мрачном, минорном тоне, уверен -- пусть бессознательные, но ожидания скорого подъема есть, они доминируют, они скрепляют общество. Но эти надежды не могут сохраняться бесконечно. Если в ближайшем времени подъем производства, а значит, и уровня жизни реально не начнется, если вместо этого произойдет обратное и страна вступит в новый длительный период стагнации, то тогда, бесплодно исчерпав "второй запас оптимизма" (первый кончился где-то в 1991 году), вновь почувствовавшее себя обманутым общество может взорваться самоистребительным, самоубийственным бунтом или, что много вероятнее, впасть в глухую апатию. В любом случае это сулит успех политическим авантюристам, а их прорыв к власти -- это верный залог национальной катастрофы. Сейчас в стране апатии нет. Я говорю не о политической апатии, а о вещи куда более важной, об апатии социальной. Наоборот, люди проявляют повышенную социально-экономическую и трудовую активность. Одно из главных завоеваний этих лет -- с сонной одурью на работе, характерной для брежневского и предыдущих периодов, покончено. Правда, гораздо больше трудовая активность направляется в сферу торговли, обслуживания, традиционно заброшенную в социалистическом обществе. Как бы то ни было, повышение трудовой активности населения сегодня -- одна из причин, ослабляющих социально-экономический и политический кризис. Если общество утратит активность и надежду, тогда страна действительно начнет погружаться в трясину "третьего мира". С таким трудом накопленный социальный "строительный материал" превратится в материал горючий. Да, российская цивилизация много устойчивее, чем об этом рассуждают иные политологи, добывающие пропитание предсказаниями конца света в отдельно взятой стране. Но запас прочности тоже имеет предел... А сейчас выбор между бюрократическим рынком (стагнацией) и свободным рынком (развитием общества и экономики) означает, по сути дела, выбор будущего для России -- сохранится ли ее высокая цивилизация, или страна опустится в "третий мир"123. 122 Стагнация в экономике -- застой в производстве, торговле. 123 Приведу, не комментируя, следующее описание социальноэкономического строя, сделанное в 1848 году. Читатель сам может сравнить его с нашей историей и действительностью. "...Правительства редко оставляли земледельцам что-либо сверх их насущных потребностей, а часто отнимали у них даже все без остатка, вследствие чего оказывались вынужденными, забрав у землепашца весь его урожай, вернуть ему часть в долг, чтобы обеспечить его семенами и дать ему возможность просуществовать до следующего урожая. При таком способе управления, хотя основная масса населения плохо обеспечена, правительство... оказывается в состоянии... блистать богатством совершенно несоразмерно с общим положением страны. ...Значительная часть богатства распределяется среди различных чиновников правительства, раздается фаворитам... Некоторая его часть время от времени направляется на сооружение общественно полезных объектов... Однако опасности, угрожающие всякому имуществу в таком обществе, побуждают даже самых богатых покупателей отдавать предпочтение предметам, не подверженным порче, имеющим большую ценность при малом объеме, которые поэтому легко прятать или унести с собой. Вот почему золото и драгоценности составляют большую часть богатства этих народов и многие богатые азиаты почти все свое состояние надевают на себя или на женщин из своего гарема. За исключением монарха, никто здесь и не думает о таких формах помещения богатства, которые исключают возможность его унести или увезти с собой. ...Этот тип общества, однако, имеет и свой класс торговцев, подразделяющийся на два слоя: одни торгуют зерном, другие -- деньгами. Торговцы зерном обычно покупают его не у производителей, а у правительственных чиновников... Торговцы деньгами ссужают несчастных земледельцев, разоренных недородом или казенными поборами, средствами к существованию и для обработки земли, а затем из следующего урожая возвращают свою ссуду с огромными процентами. В более широких масштабах они предоставляют займы правительству или чиновникам, которым правительство выделило часть доходов... коммерческие операции этих двух разновидностей торговцев распространяются главным образом на ту часть продукта страны, которая образует доход правительства. Из этого дохода их вложенный капитал периодически возмещается с прибылью, и он же почти всегда служит источником, из которого торговцы черпают свой первоначальный капитал. Таковы в общих чертах экономические условия, существовавшие в странах Азии еще с доисторических времен и сохраняющиеся поныне всюду, где они не нарушены в результате внешних воздействий" (Милль Д.С. Основы политической экономии. М., 1980. С. 95--97). ГЛАВА VI. Выбор Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет. А. Ахматова 1 Что выбор перед нашей страной стоит именно такой -- с этим сегодня согласны все. Может быть, громче всех, с каким-то садомазохистским наслаждением об этом кричат наши противники. Весь вопрос только в одном: какую стратегию выбрать нашей стране, чтобы не оказаться в "третьем мире", в зоне вечной застойной бедности, чтобы прекратилось наконец "русское экономическое чудо" -- чудо богатейшей по природным и трудовым ресурсам, но почему-то нищей страны? Какую стратегию выбрать, чтобы страна развивалась как нормальная страна "первого мира"? Вечная русская проблема. "Мы отстали от передовых стран на 50--100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут"124. И вечный рецепт решения проблемы: "Требуется наличие такой власти, которая имела бы желание и силу двинуть использование этих огромных природных богатств на пользу народа... Требуется наличие партии, достаточно сплоченной и единой для того, чтобы направить усилия... в одну точку... не сдрейфить перед трудностями и систематически проводить в жизнь правильную... политику"125. Сталин говорил это в 1931 году. Петр мог бы сказать на 230 лет раньше. Наши государственники-патриоты (с поправками на терминологию) говорят то же самое сегодня. Неужели действительно единственный урок истории в том, что никто не извлекает уроков? Трагический опыт "больших скачков" русской истории и неизбежного затем, каждый раз совершающегося с математической точностью и неотвратимостью большого обвала, падения, нового отставания от передовых стран на 50-100 лет ничему не учит? Абсурдна сама идея "мускульным" усилием государства "догнать и перегнать" саморазвивающееся общество. Нелепо стремление уйти от "третьего мира", догнать страны европейской цивилизации, усиливая в своей стране структуры государства "восточного" типа, развивая "восточный способ производства"! 124 Сталин И. В. Вопросы ленинизма. М., 1953. С. 362. 125 Там же. С. 357--358. Ведь не по технике, не по экономической мощи, а прежде всего по социально-экономической структуре мы отстали от передовых стран. И вот этот разрыв, это расстояние мы должны, обязаны преодолеть, стать страной, экономика которой подчиняется законам не мобилизации, а постоянно суммирующихся инноваций. Для преодоления этого разрыва нужна политическая воля -- воля развивать страну, качественно изменив в ней функции государства. Я не буду здесь подробно повторять то, что не раз уже говорилось об "особом пути" и непреодоленной евразийской, западновосточной дихотомии, которая раскалывает наше политическое, государственное сознание. Все эти, казалось бы, абстрактносалонные для обсуждения темы оборачиваются вполне конкретной реальностью политических решений и приоритетов. Какова цель российской политики, кроме, разумеется, блага народа, которым даже Сталин обосновывал свои действия? Восстановление военной сверхдержавы? Или отказ от имперских амбиций и раскрепощение общества ради свободного экономического и культурно-социального развития? Соединить же первое со вторым невозможно и технически (не хватает ресурсов), и принципиально, потому что речь идет о разных линиях развития страны, о разных структурах общества и государства, о разных идеалах и идеологиях. Когда большевики ради "свободного труда свободно собравшихся людей" вздумали всемерно усилить государство, они получили свободный труд в ГУЛаге. Имперские идеалы и вправду величественны: В неколебимой вышине, Над возмущенною Невою Стоит с простертою рукою Кумир на бронзовом коне. Ужасен он в окрестной мгле! .. . Какая дума на челе! Какая сила в нем сокрыта! А в сем коне какой огонь! Куда ты скачешь, гордый конь, И где опустишь ты копыта?126 126 Пушкин А. С. Медный всадник // Стихотворения и поэмы. М., 1972. С. 604, 608. 2 Именно такими чеканными фразами всегда отвечали "государственники" на вопросы об их конечных целях. Священные, не подлежащие критическому и рациональному обсуждению мраморные и бронзовые имперские цели-символы. Как уже говорилось, эта идеология, превратившаяся в государственную религию, оказалась более чем устойчива к любым социальным потрясениям. Самая поразительная метаморфоза, конечно, большевистская. Радикальнейшая в истории человечества революция ничуть не поколебала "медного всадника" русской истории. Имперски-государственнические идеалы вышли из огня революции только преображенными и усиленными. В 1920 году эту сущность социалистической революции точно сформулировал монархист В. В. Шульгин. Обобщая опыт революции и гражданской войны, он писал: "Резюме. Против воли моей, против воли твоей -- большевики: 1) восстанавливают военное могущество России; 2) восстанавливают границы Российской державы до ее естественных пределов; 3) подготавливают пришествие самодержца всерос сийского"127. И сегодня эти слова как нельзя более актуальны. Сегодня все более многочисленные государственники (а кто же из ныне действующих политиков не спешит объявить себя таковым?) торжественно объявляют в качестве своих приоритетных целей две первые, заявленные писателем (сейчас это звучит как "укрепление" или "сохранение" военно-промышленной мощи и "воссоздание" в той или иной форме Союза ССР). И, как опять же верно замечает В.В. Шульгин, если все силы государства сфокусированы на решении этих двух задач, сама собой осуществится и третья. Произойдет ли еще одна метаморфоза? Завершится ли демократическая эволюция тем же, чем в свое время социалистическая революция? Действительно ли русская история запрограммирована на эквифинальность -- движение из любой точки, после любых пируэтов, завершается все там же -- у подножия трона, все тем же -- политико-экономической диктатурой "восточного" государства? Обречены ли все попытки либералов, демократов сместить главный вектор истории? 127 Шульгин В.В. Дни. 1920: Записки. М., 1989. С. 517. Конечно, я глубоко убежден, что это не так, иначе незачем было бы и заниматься политикой, пытаться растопить вечный полюс оледенелой государственности, в которую вмерзло живое тело страны! Вместе с тем надо трезво видеть и опасность такого развития событий. И главное, понимать, что реальное развитие событий на самом деле зависит сегодня от наших усилий. 3 Несомненно, сегодня симптомы нового "ледникового" периода налицо. Многие из тех, кто в 1989--1991 годах из конформистских побуждений клялись в верности гражданскому обществу, демократическим идеалам, сегодня столь же горячо клянутся в верности государству, стали заядлыми "государственниками". Вчера они произносили "государство" с обязательным прилагательным "правовое", сегодня соревнуются, кто выговорит "государство" с более звонкой медью в голосе. Само по себе это не страшно, но симптоматично. Государственная религия в виде спиритуалистического "государственничества" вновь активно насаждается в нашей стране. Мы не можем не видеть незаметное, "молекулярное" перерождение власти, собственно, ее возвращение на "нормальные", исторически привычные круги свои. Вопрос тем более сложен, что здесь ведь содержится и небескорыстная "игра слов", подмена понятий. В самом деле, разве может быть ответственным политик, который против построения сильного, эффективно действующего государства? И разве есть сегодня у кого-нибудь сомнения, что наше государство крайне неэффективно, что его надо укреплять? И то и другое бесспорно для нас. Мы за повышение эффективности государства. В этом смысле мы государственники. И именно поэтому мы категорические противники тех "государственников", о которых говорилось выше. В этом вопросе надо объясниться четко, исключая возможность неверных интерпретаций. Весь вопрос в целях и приоритетах государства, в том, что, собственно, понимать под словом "государство". Если приоритет -- модернизация страны, расчистка социальноэкономического пространства для развития современного общества, то перечень обязанностей государства достаточно четок и локален. Государство должно, преодолев градации этатизма128, обеспечить неприкосновенность частной собственности, произвести разделение собственности и власти и перестать быть доминирующим собственником, субъектом экономических отношений в стране. Государство должно вести активную политику в области борьбы с инфляцией и стимулирования частных (в том числе иностранных) инвестиций, энергично проводить антимонопольную политику. Государство должно брать на себя заботы об экологии, образовании и здравоохранении, о развитии науки и культуры, о бедных и нетрудоспособных. Важнейшая задача государства сегодня -- борьба с уличной преступностью, запугавшей людей, и с мафией, которая во многом определяет экономические процессы в стране, выкручивает невидимую руку рынка. Государство должно ограничить и свой "рэкет", свои аппетиты по части налогов. Это вполне достижимо, если не государство становится основным инвестором в экономику. Наконец, необходима разумная военная политика: конверсия главного оплота госсобственности -- ВПК и сокращение армии до размера реальных потребностей страны, а не генералов. Это один государственнический подход. Эффективное и недорогое государство по возможностям страны, нужное, чтобы обеспечить динамичное развитие общества на пороге XXI века. Такой подход предполагает соответствующую идеологию: секуляризация государства, отказ от "государственничества" как своего рода религии, чисто рациональное, "западное" отношение к государству. Если приоритет -- "восстановление военного могущества", "сохранение любой ценой имиджа сверхдержавы", "восстановление естественных границ", "расширение территорий до пределов СССР", это принципиально другой подход. Очевидно, что его нельзя обосновать рационально. Едва ли, скажем, можно всерьез объяснить, что мы, страна, народ, задыхаемся без "жизненного пространства" или что у нас как раз дефицит вооружений и т. д. Следовательно, здесь априори предполагается иррациональное, спиритуалистическое отношение к сакральному государству, восстановление в правах "государственничества" как особой государственной религии. Все это невозможно без официальной ксенофобии, без активного формирования "образа врага" -- внешнего и внутреннего. Далее, эта политическая линия, очевидно, предполагает (а идеология вполне оправдывает) резкое свертывание политических, экономических, гражданских прав общества и расширение власти и доходов государства, новую мобилизацию ресурсов общества ради решения имперских проблем. Убежден, что такой курс -- прямая дорога к национальной катастрофе, к краху истощенной страны вместе с возвышающимся над ней государством. Что удалось в 1920--1930-е годы, то не пройдет в канун XXI века. Расширение территорий -- это обмен пространства на время: за счет регресса во времени, возвращения к архаичным формам управления (едва ли не феодально-самодержавным) расширить физические границы державы. Это верный путь к гибели страны. To же относится и к собственно экономической сфере. Реализация подобных имперских проектов означает резкое усиление ВПК (за счет чего, каких ресурсов?), всего государственноуправляемого сектора экономики, ядром которого и является ВПК. Очевидно, что и это с точки зрения экономической эффективности путь в никуда, в пропасть. Неужели этого не видят государственники, не осознают, что, упрямо отстаивая свои позиции, они на практике оборачиваются злейшими врагами государства и страны? Чтобы ответить на этот вопрос, нам надо от высоких целей, от государственной мраморной поэзии и стальной романтики, от громких слов и клятв перейти к государственной прозе и реализму, к делам наших новейших государственников. И здесь нас ждут любопытные открытия. 128 Этатизм -- направление политической мысли, рассматривающее государство как высшее достижение и цель общественного развития и декларирующее необходимость всестороннего государственного регулирования экономической жизни общества. 4 Как-то очень быстро "всадник бронзовый, летящий" превращается в монументального городничего, а лозунг "Государство превыше всего" трансформируется в мысль "государство -- это я". Да, сегодня пришла пора не государственных идеалов, а интересов, только интересов не государства, а вечно голодных государственников. Государство как частная собственность бюрократии. Как я пытался показать, эта формула Маркса всегда и везде достаточно точно описывала ситуацию. Но сегодня в нашей стране, в эпоху первоначального накопления, когда с великим трудом удалось повернуть стрелку на несколько градусов от номенклатурной к демократически-рыночной приватизации, сегодня идеалы наших государственников совсем уж прозрачны. Нет, не социализм, не империя, не военная мощь их волнуют, это все слова. А на деле им нужно упрочение такой прозаической вещи, как бюрократический рынок, сохранение лжегосударственной экономики, где их фактически частные капиталы действуют под видом и на правах государственных. От того, что уже захвачено в ходе номенклатурной приватизации, никто, естественно, отказываться не намерен. Система монопольной госсобственности разрушена, и отнюдь не в интересах бюрократии ее восстанавливать. Не национализировать же назад то, что наконец-то стало "своим", не вываливать же опять в общую кучу то, что успели распихать по карманам. Но не существует и системы достаточно развитой частной собственности, и отнюдь не в интересах сегодняшней российской бюрократии помогать становлению полноценной системы частной собственности, отделенной от государства. Вот Сцилла и Харибда129, между которыми под самыми высокими стягами и под гром всех оркестров тащат броненосец новейшей российской государственности, рискуя посадить его на мель. Цель бюрократии -- сохранить и законсервировать нынешнюю "полуразвороченную" систему отношений собственности в России. Неопределенность этих отношений помогает номенклатуре не нести ответственности за "ничью" собственность и распоряжаться ею, пользоваться доходами с нее как со своей личной, частной собственности. Вот это и есть настоящий паразитический империализм для высшего бюрократического сословия. Ради защиты, укрепления, увековечения этой ситуации им и нужно сильное государство -- государство, укладывающееся в вечную российскую формулу: "государство жиреет -- народ худеет". Логика такого политического поведения предельно проста. В 1989--1991 годах та же бюрократическая олигархия была против усиления государства, ее представители были почти демократами. Почему? Потому что нужно было тогда ослабить скрепы, чтобы иметь возможность спокойно "приватизировать" свою власть, прибавить к ней собственность. Сегодня, когда этот цикл завершен, нужно удержать захваченное, сегодня опять понадобилось сильное государство, государственничество опять в цене. Такие интересы определяют и реальные идеалы новейшей государственности. Отныне платят и заказывают музыку бюрократы особого пошиба -- предельно циничные и хищные. Дело совсем не в личных особенностях, дело в объективной социальной ситуации. Коррупция -- старый, можно сказать, вечный бич России. Еще Н. В. Гоголь писал: "Бесчестное дело брать взятки сделалось необходимостью и потребностью даже и для таких людей, которые и не рождены быть бесчестными... пришло нам спасать нашу землю, что гибнет уже земля наша не от нашествия двадцати иноплеменных языков, а от нас самих; что уже мимо законного управления образовалось другое правление, гораздо сильнейшее всякого законного. Установились свои условия, все оценено, и цены даже приведены во всеобщую известность"130. Гоголь ясно объясняет, почему административно-бюрократический путь борьбы с коррупцией малоэффективен: "И никакой правитель, хотя бы он был мудрее всех законодателей и правителей, не в силах поправить зла, как ни ограничивай он в действиях дурных чиновников приставлением в надзиратели других чиновников"131. 129 Сцилла и Харибда -- в греческой мифологии два чудовища, живших по обеим сторонам узкого пролива и губивших проплывающих мимо них мореходов. 130 Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Т. 5. М., 1960. С. 528--531. Но Гоголь преувеличивал опасность -- земля хоть и гибла, но, славу богу, не погибла. Несмотря на коррупцию, Россия развивалась. Однако сейчас ситуация качественно изменилась по сравнению с временами Гоголя: коррупция сращена с мафией, которой, конечно, тогда не было! Союз мафии и корруппции при самом становлении капитализма может дать такой ужасный гибрид, аналогов которому в русской истории, пожалуй, не было. Это было бы действительно нечто вполне апокалиптическое: всемогущее мафиозное государство, подлинный спрут. Не забудем, что чиновник всегда потенциально более криминогенен, чем бизнесмен. Бизнесмен может обогащаться честно, только бы не мешали. Чиновник может обогащаться только бесчестно. Так что бюрократический аппарат несет в себе куда больший заряд мафиозности, чем бизнес. А каркас бюрократической (в том числе карательной) системы легко может стать каркасом системы мафиозной, весь вопрос только в целях деятельности. Вполне очевидно, какое государство можно выстроить, руководствуясь в реальности (не на словах, разумеется) государственническим идеалом, -- коррумпированно-криминальное, полуколониальное. Общество становится колонией государства, а само грозное государство при таком режиме становится колонией мафии, отечественной и международной, легко проникающей во все поры аппарата. Россия оказывается колонией, сырьевым придатком передовых демократических стран, построенных по принципу открытого общества, колонией отдельных фирм этих стран. Это вполне естественно, потому что "сильное" государство в привычном для нас смысле, т. е. сильное многочисленной и могущественной бюрократией, означает: -- нет равной защищенности и равных прав собственности для всех. Совсем наоборот: собственность зависит от места ее владельца на иерархической лестнице. Значит, для честного, энергичного человека надежда на продвижение на рынке равных возможно стей растоптана. Значит, в экономике господствует монополия, а рынок стал рынком взяток, современной формой традиционного бюрократического рынка; -- для поддержки "избранных" отраслей, а на самом деле "своих" руководителей банков и предприятий, для содержания супераппарата (в том числе вечно растущего военно-репрессивного) нет выхода, кроме печатания денег, кроме инфляции; -- сохраняется неэффективная структура "экономики пирамид" -- неконкурентоспособных монополистических гигантов; -- в стране всегда будут суперналоги, необходимые для того же государства. Такие налоги плюс "бюрократический рэкет" (взятка) -- верная гарантия того, что не будет среднего и малого бизнеса, этой самой динамичной части экономики, главного "инкубатора" среднего класса; -- экономика будет не открыта миру на равных для всех условиях, а фактически подчинена "фирмам друзей". 131 Гоголь Н.В. Собрание сочинений. Т. 5. М., 1960. С. 531. Думаю, что многие из числа современных бюрократов достаточно циничны, отлично понимают, какое "сильное государство" они вполне сознательно намерены строить. Нет надежды на скорое возрождение военной империи, нет и настоящего желания ее возрождать. В действительности имперские идеалы девальвированы в сознании "державников" не меньше, чем в сознании демократов. Разница в том, что если у демократов на смену этим идеалам пришли другие общие политические идеи, то у большинства российских империалистов общих политических идей просто нет. Двуглавый орел используется как ширма, за которой скрыт "золотой телец" -- подлинный идеал этих имперских дельцов. Тут уж жиреть будет не государство, а только лжегосударственники, жрецы государства, жиреть от имени, во имя и за счет государства. Сегодня у государственников нет ни большой идеи, ни четкой стратегии государственной политики (в том числе в области экономики). Отсутствие реальной цели, внутреннее неверие в ими самими с пафосом провозглашаемые цели жестоко мстят за себя. Если цель одна -- сохранить неопределенное статус-кво, заставить страну и дальше качаться между государственной и частной собственностью, то для достижения и такой цели подходят лишь серые "декаденты государственничества". Отчасти сегодняшняя ситуация напоминает (хотя и в улучшенном варианте) конец 1991 года. Тогда правящая бюрократия (государственники "по должности") также не стремилась к решительным шагам вперед, келейно-номенклатурная лжеприватизация их вполне устраивала. Политическую, государственную волю тогда, как известно, проявили именно радикал-демократы ("антигосударственники", на политическом слэнге наших оппонентов). Так и сейчас. "Официальные государственники" вполне довольны стоянием на месте, в то время как сильную программу государственной политики в социально-экономической области могут предложить как раз те, кто нацелен на стратегические задачи, стоящие перед государством, т.е. либералы, демократы. Социальное государство или свободный капитализм... Тема для академического спора! Ни фон Хайек, ни лорд Кейнс не создавали свои теории применительно к номенклатурно-"азиатскому", находящемуся под мощным криминальным воздействием государству. Сменим систему, построим хотя бы основы западного общества -- вот тогда и станут актуальны эти проблемы. Крушение бюрократической империи под воздействием разъедающей коррозии имущественных интересов бюрократической олигархии, приватизация власти -- закономерный финал любой "восточной" империи. Он означает конец определенного витка, цикла в ее развитии. Надо сделать все, чтобы большевистский цикл стал действительно последним в истории государства российского. Россия сегодня имеет уникальный шанс сменить свою социальную, экономическую, в конечном итоге историческую ориентацию, стать республикой "западного" типа. Как уже отмечалось, в этом веке русское общество описало огромный и трагический круг, "красное колесо": почти нормальная рыночная экономика (с начала века до 1914 г.) -- милитаризированная государственно-капиталистическая экономика с рынком и доминирующей частной собственностью (1914--1917) -- военный коммунизм (1918--1921) -- государственно-монополистическая экономика (империализм) с элементами рынка и частной собственности (1921--1929) -- тоталитарная экономика, элиминировавшая рынок и частную собственность (1929--1953). Так совершилось восхождение на пик коммунизма. Затем началась вторая половина века, спуск с этих страшных вершин. Этот спуск был почти симметричен подъему: государственномонополистическая экономика (империализм) с элементами полускрытого рынка и теневой частной собственности (1953--1985) -- государственно-капиталистическая экономика, сперва в форме "лжегосударственной", с постепенным переходом к открытой частной собственности и легитимизации бюрократического рынка (1985--1991)... С 1992 года начался переход к "нормальному" рынку и легитимной частной собственности. Но в центре этого круга всегда был мощнейший магнит бюрократического государства. Именно его силовое поле определяло траекторию российской истории. Государство страшно исказило черты новейшей истории. Опыт показал: государство самоедское разрушает общество, подминая его под себя, разрушаясь в конечном счете и само. Удастся ли нам наконец сойти с этого заколдованного пути, постоянно заводящего в тупик? От решения этого главного вопроса зависит вся дальнейшая судьба России. 5 Мы вступаем в XXI век. Западное общество отнюдь не является идеальным. Оно эгоистично поглощено своими тяжелыми проблемами. Здесь и отношения по оси "Север -- Юг", и перенаселение, которое впервые со времен Мальтуса132 становится грозной реальностью, и экологический кризис. Одно из бедствий капитализма -- темпы его неостановимого роста: он может быть стабильным, лишь когда бурно развивается, когда возникают и удовлетворяются все новые потребности людей. Западный мир -- не враг наш и не филантроп. Свои проблемы мы должны решать сами, и, если с ними не справимся, мир спокойно отнесется к крушению высокой российской цивилизации. Между тем проблемы эти многообразны. Нам надо одновременно решать проблемы XIX века -- формирование правового государства; начала XX века -- искоренение остатков социального и промышленного феодализма, резкая демонополизация экономики; борьба с фашизмом, другими крайними формами саморазрушительного национализма конца XX века и наступающего XXI века, о которых сказано выше. Есть у нас и уникальные проблемы, которых, пожалуй, не было у других стран, как не было нигде такого мощного тоталитаризма. К таким проблемам относится формирование среднего класса, осознание обществом и государством идеи легитимности частной собственности. И весь этот набор проблем придется решать одновременно. Последовательно это делать просто не удастся -- мир нас ждать не будет, поблажки нам история не даст. Эти проблемы взаимосвязаны и выстраиваются в единую вертикаль: от источника инвестиций (частный или государственный) до общей социальнополитической стратегии и идеологии. История предоставила нам еще один, быть может, последний, шанс, и граждане великой страны должны сделать свой выбор. Смириться с очередной бюрократической приватизацией власти или наконец разорвать замкнутый круг и сделать необратимым разделение власти и собственности. Осуществить секуляризацию государства, отделив его от псевдорелигии "государственничества", или опять скатиться к новому обожествлению государства. 132 Мальтус Томас Роберт -- английский экономист, основоположник концепции, согласно которой положение трудящихся определяется "вечными" законами природы, обусловливающими отставание роста средств существования от роста народонаселения. Такова глобально-историческая альтернатива России, такова и наша сегодняшняя политическая альтернатива. Если страна войдет в очередной цикл приватизации власти, то закроет себе наглухо путь в "первый мир". Если удастся "расшить" социально-экономическое пространство, завершить либеральнодемократическую эволюцию государства, тогда Россия имеет все шансы занять достойное место в цивилизации XXI века. Для одних государственный подход -- это сохранение тех или иных бюрократических институтов, их власти и богатства, для других -- сохранение нашей страны, сохранение самого российского государства. Чтобы сохранить наше государство, мы обязаны его радикально преобразовать, собрать всю свою политическую волю для решения этой задачи. Необходимо вынуть из живого тела страны стальной осколок старой системы. Эта система называлась по-разному -- самодержавие, интернационал-коммунизм, национал-большевизм, сегодня примеривает название "державность". Но сущность всегда была одна -- корыстный, хищнический произвол бюрократии, прикрытый демагогией. Я уже писал, что считаю себя и своих единомышленников государственниками и патриотами своей страны. Считаю так по простейшей причине -- главную нашу задачу вижу в решении стратегических проблем государства, доведении до конца рыночных реформ и построении устойчивого, динамичного, богатеющего общества западного типа в нашей стране. Когда я пищу "западное общество", речь меньше всего идет о безумной идее унификации культур. Но есть один принцип, который мне представляется общечеловеческим и вполне подходящим для России, хотя и был он сформулирован Т. Джеф ферсоном133: "Мы считаем самоочевидными истины: что все люди созданы равными и наделены Творцом определенными неотъемлемыми правами, к числу которых относится право на жизнь, свободу и на стремление к счастью..."134 Август -- сентябрь 1994 года Москва 133 Джефферсон Томас -- американский государственный и общественный деятель. В 1775 году избран депутатом Континентального конгресса, принявшего решение об отделении североамериканских колоний от Англии, автор проекта Декларации независимости, автор "Статута о религиозной свободе", в 1801--1809 годах -- президент США. 134 Декларация независимости. Конституция Соединенных Штатов Америки. Билль о правах. М., 1991. С. 3. Библиография Амальрик А.А. Просуществует ли Советский Союз до 1984 года? //Погружение в трясину. -- М., 1991. Арбатов Г.А. Затянувшееся выздоровление. -- М., 1991. Ахматова А.А. Стихотворения и поэмы. -- Л., 1977. Бердяев Н.Н. Судьба России. -- М., 1918. Бернштейн А. Проблемы социализма и задачи социалдемократии. -- СПб., 1891. Бизнесмены России. -- М., 1994. Блок А.А. Скифы // Стихотворения. Поэмы. Театр. -- Т. 2. -- Л. , 1972. Бродель Ф. Игры обмена. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV--XVIII вв. -- Т. 2.-- М., 1988. Булгаков М.А. Избранное. -- М., 1983. Васильев Л.С. История Востока. -- Т. 1. -- М., 1993. Волошин М.А. Средоточие всех путей. -- М.,1989. Гайдар Е.Т. Россия и реформы // Известия. -- No 187; 19 августа 1992 г. Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. -- Лондон, 1986. Гоголь Н.В. Собрание сочинений. -- Т. 5. -- М., 1960. Государственный совет. Стенографический отчет 1909--1910 гг. Гумилев Н.С. Собрание сочинений. -- Т. 2. -- М., 1991. Декларация независимости // Американские федералисты. -- Benson. Kermont. 1990. Джилас М. Лицо тоталитаризма. -- М., 1992. Кейнс Дж. Общая теория занятости, процента и денег //Антология экономической классики. -- Т. 2. -- М., 1993. Ларин Ю. Частный капитал в СССР // Антология экономической классики. -- Т. 2. -- М., 1993. Ленин В.И. ПСС. -- Т. 23, 26, 30, 32, 34. Леонтович В.В. История либерализма в России. 1762--1914. -- Париж, 1980. Леонтьев К.Н. Письма к А. Губастову // Русское обозрение. -- 1897. -- No 5. Ляшенко П.И. История русского народного хозяйства. -- М., 1930. Библиография Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. -- 2-е изд. -- Т. 1, 4, 25. Мизес Л.Ф. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность. -- М., 1993. Милль Дж. С. Основы политической экономии. -- М., 1980. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. -- СПб. 1904. Монтескье Ш.Л. О духе законов // Избранные произведения. -- М., 1955. Найшуль В. Высшая и последняя стадия социализма // Погружение в трясину. -- М., 1991. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. -- Нью-Йорк, 1954. Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. -- М., 1988. Плеханов Г.В. Сочинения. -- Т. 15, -- М.-Л., 1926. Прокопович С.Н. Опыт исчисления народного дохода по 50 губ. Европейской России. -- М., 1918. Пушкин А.С. Избранные произведения. -- Т. 1. -- М., 1968. Солженицын А.И. Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни // Из-под глыб. -- Париж, 1974. Сталин И.В. Вопросы ленинизма. -- М., 1953. Тойнби А. Постижение истории. -- М., 1991. Троцкий Л.Д. Моя жизнь: опыт автобиографии. -- М., 1991. Устрялов Н.В. Под знаком революции. -- Харбин, 1925. Уэллс Г. Россия во мгле. -- М., 1970. Фест И.К. Гитлер: биография. -- Т. 3. -- Пермь, 1993. Хромов П.А. Экономическое развитие России в XIX--XX веках. 1800--1917. -- М., 1950. Чапек К. Война с саламандрами // Сочинения. -- Т. 5. -- М. 1959. Шолохов М.А. Тихий Дон. -- М., 1953. Шульгин В.В. Дни. 1920: Записки. -- М., 1989. Оглавление Для заметок От редакции .... 3 СМУТЫ и ИНСТИТУТЫ.................... 5 Введение ........... 6 ГЛАВА I Политэкономия смуты. Историческая ретроспектива .................. 16 ГЛАВА II. Русская революция: жизнь без государства............... 46 ГЛАВА III. Крах СССР ......................... 116 ГОСУДАРСТВО и ЭВОЛЮЦИЯ ........................ 183 ГЛАВА I. Две цивилизации ............. 187 ГЛАВА II. Особый путь догоняющей цивилизации ................ 213 ГЛАВА III. Три источника и три составные частибольшевизма ................... 237 ГЛАВА IV. Частная собственность номенклатуры ..................... 255 ГЛАВА V. Первоначальное накопление ............... 285 ГЛАВА VI. Выбор ........... 313 Для заметок Гайдар Егор Тимурович ВЛАСТЬ и СОБСТВЕННОСТЬ СМУТЫ и ИНСТИТУТЫ ГОСУДАРСТВО и ЭВОЛЮЦИЯ Редактор П. С. Филиппов Оригинал-макет подготовлен издательством "Норма" Технический редактор -- Фофанова Н. М. Корректор -- Волохонская Н. В. Художник -- Куршева Ю. Н. Компьютерная верстка -- Павлова А. Ю. ISBN 978-5-87857-155-5 Cдано в набор 02.04.2009. Подписано в печать 30.05.2009 Формат 84х108/32. Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура Garamond. Усл.п.л. 17,64. Тираж 7 000 экз. Заказ No Издательство "Норма 190005, Санкт-Петербург, 7 Красноармейская ул., 25/14, оф. 430 E-mail: nor@peterlink.ru Отпечатано с готовых диапозитивов в ООО "Типография Правда 1906 195299, Санкт-Петербург, ул. Киришская, д. 2 Тел. (812) 531-20-00, (812) 531-25-55