Роберт Рождественский. Стихи разных лет

 
  • Роберт Рождественский. Стихи разных лет
  • КОГДА ЛЮБИЛ... (из поэмы "До твоего прихода")
  • x x x
  • x x x
  • Я
  • ЧУДО
  • x x x
  • СКАЗКА С НЕСКАЗОЧНЫМ КОНЦОМ
  • СТИХИ, НАПИСАННЫЕ ВОСЬМОГО МАРТА
  • БАЛЛАДА О ТАЛАНТЕ, БОГЕ И ЧЕРТЕ
  • x x x




  •       © Copyright Роберт Рождественский
          Источник: семейный архив
          From: Ксения Рождественская (xenya@redline.ru)
          Date: 13 Dec 1998

    КОГДА ЛЮБИЛ... (из поэмы "До твоего прихода")


    Люб- (Воздуха!
          Воздуха!
          Самую малость бы!
          Самую-самую...) лю! (Хочешь, --
          уедем куда-нибудь
          заново,
          замертво,
          за море?..) Люб- (Богово -- богу,
          а женское -- женщине
          сказано,
          воздано.) лю! (Ты покоренная.
          Ты непокорная...
          Воздуха!
          Воздуха!) Люб- (Руки разбросаны.
          Губы закушены.
          Волосы скомканы.) лю! (Стены расходятся.
          Звезды, качаясь,
          врываются в комнаты.) Люб- (В загнанном мире
          кто-то рождается,
          что-то предвидится...) лю! (Где-то
          законы,
          запреты,
          заставы,
          заносы,
          правительства...) Люб- (Врут очевидцы,
          сонно глядят океаны остывшие. лю! (Охай, бесстрашная!
          Падай, наивная!
          Смейся, бесстыжая!) Люб- (Пусть эти сумерки
          станут проклятием
          или ошибкою...) лю! (Бейся в руках моих
          каждым изгибом
          и каждою жилкою!) Люб- (Радостно всхлипывай,
          плачь и выскальзывай,
          вздрагивай,
          жалуйся!..) лю! (Хочешь -- уедем?
          Сегодня? --
          пожалуйста.
          Завтра? --
          пожалуйста!) Люб- (Царствуй, рабыня!
          Бесчинствуй, учитель!
          Неистовствуй, женщина!) лю! (Вот и глаза твои.
          Жалкие,
          долгие
          и сумасшедшие!..) Люб- (Чертовы горы уставились в небо
          темными бивнями.) лю! (Только люби меня!
          Слышишь,
          люби меня!
          Знаешь,
          люби меня!) Люб- (Чтоб навсегда!
          Чтоб отсюда -- до гибели...
          Вот оно...
          Вот оно...) лю! (Мы никогда,
          никогда не расстанемся...
          Воздуха...
          Воздуха!..)

    x x x


    Приходит врач, на воробья похожий, и прыгает смешно перед постелью. И клювиком выстукивает грудь. И маленькими крылышками машет. -- Ну, как дела? --
          чирикает привычно. -- Есть жалобы?.. -- Я отвечаю:
          -- Есть. Есть жалобы. Есть очень много жалоб... Вот, -- говорю, --
          не прыгал с парашютом... Вот, -- говорю, --
          на лошади не ездил... По проволоке в цирке не ходил...
    Он морщится: -- Да бросьте вы! Не надо! Ведь я серьезно...
    -- Я серьезно тоже. Послушайте, великолепный доктор: когда-то в Омске
          у большой реки мальчишка жил, затравленный войною... Он так мечтал о небе --
          синем-синем! О невозможно белом парашюте, качающемся
          в теплой тишине... Еще мечтал он
          о ночных погонях! О странном, древнем ощущенье скачки, когда подпрыгивает сердце к горлу и ноги прирастают к стременам!.. Он цирк любил. И в нем --
          не акробатов, не клоунов, не львов, больших и грустных, а девочку,
          шагающую мягко по воздуху, спрессованному в нить. О, как он после представлений клялся: "Я научусь! И я пойду за нею!.." Вы скажете:
          -- Но это все наивно... -- Да-да, конечно. Это все наивно. Мы --
          взрослые --
          мечтаем по-другому и о другом... Мечта приходит к нам еще неосязаемой,
          неясной, невидимой, неназванной, как правнук. И остается в нас до исполненья. Или до смерти. Это все равно. Мы без мечты немыслимы.
          Бессильны. Но если исполняется она, за ней -- как ослепление -- другая!.. Исполнилось лишь самое начало. Любовь исполнилась и крик ребенка. Исполнились друзья,
          дороги,
          дали. Не все дороги и не все друзья, -- я это понимаю!..
    Только где-то живут мечты --
          наивные, смешные, -- с которых мы и начали мечтать. Они нам в спины смотрят долго-долго -- вдруг обернемся и "спасибо!" скажем. Рукой взмахнем:
          -- Счастливо!..
          Оставайтесь... Простите за измену. Мы спешим... -- Но, может, это даже не измена?!
    ...А доктор
          собирает чемоданчик. Молчит и улыбается по-птичьи. Уходит. И уже у самой двери он тихо говорит: -- А я мечтал... давно когда-то...
          вырастить
          овчарку... А после
          подарить погранзаставе... И не успел... -- Действительно, смешно.


    x x x



          Савве Бродскому
    Я богат. Повезло мне и родом
          и племенем. У меня есть Арбат. И немножко свободного времени...

    Я

    подамся от бумажных
          запутанных ворохов в государство переулков,
          проспектов
          и двориков. Все, что я растерял, отыщу в мельтешении радужном. Где витой канделябр и бетонные глыбины -- рядышком. Где гитары
          щекочут невест, где тепло от варений малиновых. Где колясок
          на каждый подъезд десять -- детских и две -- инвалидных. Там, где будничны тополя
          перед спящими школами. Там, где булькают, как вскипевшие чайники,
          голуби. Выхожу не хвалить, не командовать
          уличной вьюгою. Просто так улыбаться
          и плыть по Арбату седеющим юнгою.

    ЧУДО


    Так полыхнуло --
          сплеча,
          сполна -- над ледяным прудом! .. (Два человека --
          он и она -- были виновны в том...) В доме напротив полночный лифт взвился до чердака. Свет был таким,
          что мельчайший шрифт читался наверняка... Так полыхнуло, так занялось -- весной ли, огнем -- не понять. И о потомстве подумал лось, а заяц решил линять. Землю пробили усики трав и посверлили лучи. Тотчас, об этом чуде узнав, заспешили с юга
          грачи. На лентах сейсмографов стала видна нервная полоса... (Два человека --
          он и она -- глядели друг другу в глаза...) Реки набухли. Народ бежал и жмурился от тепла. Кто-то кричал:
          "Пожар! ..
          Пожар! .." А это любовь была.

    x x x


    Все начинается с любви... Твердят: "Вначале
          было
          слово..." А я провозглашаю снова: Все начинается с любви!..
    Все начинается с любви: и озаренье,
          и работа, глаза цветов, глаза ребенка -- все начинается с любви.
    Все начинается с любви, С любви! Я это точно знаю. Все,
          даже ненависть -- родная и вечная сестра любви.
    Все начинается с любви: мечта и страх, вино и порох. Трагедия,
          тоска
          и подвиг -- все начинается с любви...
    Весна шепнет тебе:
          "Живи..." И ты от шепота качнешься. И выпрямишься. И начнешься. Все начинается с любви!

    СКАЗКА С НЕСКАЗОЧНЫМ КОНЦОМ


    Страна была до того малюсенькой, что, когда проводился военный парад, армия
          маршировала на месте от начала парада и до конца. Ибо, если подать другую команду, -- не "на месте шагом",
          а "шагом вперед...", -- очень просто могла бы начаться война. Первый шаг был бы шагом через границу.
    Страна была до того малюсенькой, что, когда чихал знаменитый булочник (знаменитый тем, что он был единственным булочником в этой стране), -- так вот, когда он чихал троекратно, булочники из соседних стран говорили вежливо:
          "Будьте здоровы!.." И ладонью стирали брызги со щек.
    Страна была до того малюсенькой, что весь ее общественный транспорт состоял из автобуса без мотора. Этот самый автобус -- денно и нощно, сверкая никелем, лаком и хромом, опершись на прочный гранитный фундамент перегораживал Главную улицу. И тот,
          кто хотел проехать в автобусе, входил, как положено, с задней площадки, брал билеты, садился в удобное кресло и,
          посидев в нем минут пятнадцать, -- вставал и вместе с толпой пассажиров выходил с передней площадки --
          довольный -- уже на другом конце государства.
    Страна была до того малюсенькой, что, когда проводились соревнования по легкой атлетике,
          все спортсмены соревновались (как сговорившись!) в одном лишь виде:
          прыжках в высоту. Другие виды не развивались. Ибо даже дистанция стометровки пересекалась почти посредине чертой Государственнейшей границы, На этой черте
          с обеих сторон стояли будочки полицейских. И спортсмен, добежав до знакомой черты, останавливался, предъявлял свой паспорт. Брал визу на выезд. Визу на въезд. А потом он мучительно препирался с полицейским соседнего государства, который требовал прежде всего список участников соревнований -- (вдруг ты -- хиппи, а не спортсмен!). Потом этот список переводили на звучный язык соседней страны, снимали у всех отпечатки пальцев и -- предлагали следовать дальше. Так и заканчивалась стометровка. Иногда -- представьте! -- с новым рекордом.
    Страна была до того малюсенькой, что жители этой скромной державы разводили только домашнюю птицу и не очень крупный рогатый скот (так возвышенно я называю баранов). Что касается более крупных зверей, то единственная в государстве корова перед тем, как подохнуть,
          успела сожрать всю траву на единственной здешней лужайке, всю листву на обоих деревьях страны, все цветы без остатка
          (подумать страшно!) на единственной клумбе у дома Премьера. Это было еще в позапрошлом году. До сих пор весь народ говорит с содроганьем о мычании
          этой голодной коровы.
    Страна была до того малюсенькой, что, когда семья садилась за стол, и суп оказывался недосоленным, глава семьи звонил в Министерство Иностранных Дел и Внешней Торговли. Ибо угол стола,
          где стояла солонка, был уже совершенно чужой территорией со своей конституцией и сводом законов (достаточно строгих, кстати сказать). И об этом все в государстве знали. Потому что однажды хозяин семьи (не этой,
          а той, что живет по соседству), руку свою протянул за солонкой, и рука была арестована тут же! Ее посадили на хлеб и воду, а после организовали процесс -- шумный,
          торжественный,
          принципиальный -- с продажей дешевых входных билетов, с присутствием очень влиятельных лиц. Правую руку главы семьи приговорили,
          во-первых -- к штрафу, во-вторых (условно) -- к году тюрьмы... В результате
          несчастный глава семейства оказался в двусмысленном положенье: целый год он после -- одною левой -- отрабатывал штраф и кормил семью.
    Страна была до того малюсенькой, что ее музыканты с далеких пор. играли только на флейтах и скрипках, лишь на самых маленьких скрипках и флейтах! Больше они ни на чем не играли. А рояль они видели только в кино да еще --
          в иллюстрированных журналах, Потому что загадочный айсберг рояля, несмотря на значительные старанья, не влезал в территорию этой страны. Нет, вернее, сам-то рояль помещался, но тогда
          исполнителю
          не было места. (А играть на рояле из-за границы -- согласитесь -- не очень-то патриотично!) Страна была невероятно крохотной. Соседи эту страну уважали. Никто не хотел на нее нападать. И все же
          один отставной генерал (уроженец страны и большой патриот) несколько раз выступал в Сенате, несколько раз давал интервью корреспондентам, центральных газет, посылал посланья Главе государства, в которых
          решительно и однозначно ругал профсоюзы и коммунистов, просил увеличить военный бюджет, восхвалял свою армию.
          И для армии требовал атомного оружия!

    СТИХИ, НАПИСАННЫЕ ВОСЬМОГО МАРТА


    Все равно что за снегом идти
          в Африку, а за новою книжкой стихов --
          в мебельный и уныло просить
          со слезой в голосе адрес господа бога
          в бюро справочном, все равно что ругать океан
          с берега за его невниманье
          к твоей личности, все равно что подснежник искать
          осенью и, вздыхая, поминки справлять
          загодя, все равно что костер разводить
          в комнате, а гнедого коня
          в гараже требовать, и упорно пытаться обнять
          облако, и картошку варить
          в ледяной проруби, все равно что на суше
          учить плаванью, а увесистый камень
          считать яблоком, все равно что от курицы
          ждать лебедя -- так однажды решить,
          будто ты
          полностью разбираешься в женском характере!

    БАЛЛАДА О ТАЛАНТЕ, БОГЕ И ЧЕРТЕ


    Все говорят: "Его талант --от бога!" А ежели --от черта?
          Что тогда?..
    Выстраиваясь медленно в эпоху, ни шатко и ни валко
          шли года. И жил талант. Больной.
          Нелепый.
          Хмурый. Всего Гомера знавший назубок., Его считал
          своею креатурой тогда еще существовавший бог. Бог находил, что слог его прекрасен, что на земле таких --
          наперечет!..
    Но с богом был, конечно, не согласен тогда еще не отмененный черт. Таланту черт шептал: "Опомнись,
          бездарь! Кому теперь стихи твои нужны?! Ведь ты, как все, погибнешь в адской бездне. Расслабься! Не отягощай вины". И шел талант в кабак. И --
          расслаблялся. Он пил всерьез! Он вдохновенно
          пил! Так пил, что черт глядел и умилялся. талант себя талантливо губил!..
    Бог
          тоже не дремал! В каморке утлой, где --стол,
          перо
          и пузырек чернил, бог возникал раскаяньем наутро, загадочными строчками
          дразнил... Вставал талант, почесываясь сонно. Утерянную личность
          обретал. И банка
          огуречного рассола была ему нужнее, чем нектар... Небритый. С пересохшими губами. Упрямо ждал он
          часа своего...
    И строки
          на бумаге
          проступали, как письмена,-- отдельно от него.
    И было столько гнева и напора в самом возникновенье этих строк!.. Талант, как на медведя,
          шел
          на бога! И черта скручивал
          в бараний рог!.. Талант работал. Зло.
          Ожесточенно. Перо макая в собственную боль. Теперь он богом был!
          И был он чертом! А это значит: был самим собой. И восходило солнце
          над строкою!..
    Крестился черт. И чертыхался бог. "Да как же смог он
          написать
          такое?!" ...А он еще и не такое мог.


    x x x


    Надо верить в обычное. Надо рассчитывать
          здраво.
    У поэтов с убийцами, в сущности, равная слава. Кто в веках уцелел? Разберись в наслоенье мотивов... Мы не помним царей. Помним: были Дантес и Мартынов. Бесшабашные, нервные, святые "блюстители долга"