не. Недавно вышла еще одна книжка о Вернее - профессора А. А. Елистратовой. Называется она "Роберт Берне. Критико-биографический очерк" (Государственное издательство художественной литературы, 1957 год). Надеюсь, что в январе 1959 года у нас будет отмечаться, как и во всем мире, славная годовщина этого глубоко народного поэта [4]. Примите мой сердечный привет. С. Маршак 1 В письме от 5 марта 1958 года Джон Митчелл, англичанин, в 1958 году сотрудник англо-американского института Гумбольдского университета (ГДР, Берлин), выразил свое восхищение переводами С. Маршака из Р. Бернса; просил указать самые значительные работы о Вернее, вышедшие в Советском Союзе. 2 В 1830 году М. Ю. Лермонтов перевел четверостишие из стихотворения Р. Бернса "Прощальная песнь в Кларинде" ("Parting Song to Clarinda"), послужившее эпиграфом к поэме Байрона "Абидосская невеста". У Лермонтова перевод назван по первой строчке оригинала: "Had we never loved so kindly". Полный перевод этого стихотворения - "Расставание" см. в т. 3 наст. изд. 3 М. Л. Михайлов перевел шесть стихотворений шотландского поэта, среди которых были такие значительные произведения Бернса, как "Джон Ячменное Зерно", "Пахарь", "К полевой мыши, разоренной моим плугом". Переводы были напечатаны в некрасовском "Современнике", 1856, Э 6. 4 200-летие со дня рождения Роберта Бернса. 263. А. Н. АВАКОВОЙ  Москва, 2 апреля 1958 г. Уважаемая А. Н. Авакова, Прежде всего, мне хотелось бы предостеречь Вас от одной ошибки в работе [1]. Среди упоминаемых Вами стихотворений есть переводы в точном смысле этого слова, но есть также свободные поэтические пересказы, а также оригинальные сказки, написанные по мотивам народных, или такие, где народная сказка или песенка послужила только толчком к созданию оригинального произведения. Нельзя все это включать в одну рубрику. К первому разряду принадлежат, например, мои переводы стихов Киплинга, Льюиса Кэрролла, Джанни Родари и т. д. Конечно, и в этих, довольно близких к оригиналу переводах есть известная доля поэтической свободы, без которой перевод стихов невозможен. К пересказам относятся мои стихи из английской народной детской поэзии. Причудливое создание фольклора требует от поэта-переводчика еще большей свободы. Только в этом случае его пересказы могут передавать дух подлинника, причудливую словесную игру. В сказках "Старуха, дверь закрой!", "Мельник, мальчик и осел" и других подобных использованы бродячие сюжеты народных сказок. Трудно установить, какому народу эти сюжеты принадлежат. Впервые я нашел сюжет "Мельника, мальчика и осла" в немецком фольклоре, но вскоре обнаружил тот же сюжет в восточных сказках. Сюжет "Старухи, дверь закрой!" я встречал и в английском фольклоре, и в латышском, и в украинском. Вероятно, все это очень древние сюжеты, переходившие из страны в страну. В размере, ритме и стиле этих сказок я сохранял совершенную свободу, хоть и пытался придать той или иной сказке национальный колорит. Драматическая сказка "Кошкин дом" родилась из нескольких строчек детской песенки, а сюжет в ней, как и в "Теремке", разработан самостоятельно. "Сказку о глупом мышонке" роднит с фольклором толь--ко вытекающая из нее мораль о непослушном ребенке" В некоторых сказках использованы только отдельные сюжетные повороты фольклора. Например, в восточной сказке "Про двух соседей" я сохранил первый эпизод (про осла) и в противовес ему придумал второй эпизод (про барана). В сказке "Не так" сюжет самостоятелен, хотя в сказку и вошла, как деталь, традиционная история дурака, который плачет на свадьбе и пляшет на похоронах. Впрочем, все, что я говорю Вам об источниках и материалах сказок, может быть в равной мере отнесено и ко мне, и ко всем другим сказочникам, классическим и современным. Я был бы рад уловить в Вашем письме какие-нибудь собственные Ваши мысли и наблюдения, возникшие у Вас в процессе длительной работы. Но пока я их не нахожу. Буду рад помочь Вам в меру моих сил, если Вы более точно сформулируете свои вопросы, выводы и заключения. С искренним приветом и пожеланием успеха С. Маршак 1 А. В. Авакова, студентка III курса Ленинградского библиотечного института, писала курсовую работу о переводах С. Я. Маршака для детей из фольклора разных стран. 264. ШКОЛЕ Э 124 г. ВЕРЕЩАГИНА, 5а КЛАССУ Москва, 9 апреля 1958 г. Дорогие ребята, Я был очень рад узнать, что Вы живете дружно и хорошо учитесь [1]. Посылаю Вам на память книжки. Много лет тому назад я был близко знаком с полковником Александром Васильевичем Верещагиным, братом художника, по имени которого назван Ваш город. Александр Васильевич был адъютантом генерала М. Д. Скобелева и воевал вместе с ним на Балканах в 1877-1878 годах. Он написал когда-то очень хорошую книгу, которая называлась "Дома и на войне" [2]. Думаю, что Вам - гражданам города Верещагине - будет небезынтересно узнать об этом. Желаю Вам всем успехов в работе, здоровья и счастья. Очень прошу Юрия Леушканова и Нину Верховых не отставать от всего класса в успехах и поведении. Я буду очень рад, если они исполнят мою горячую просьбу. Ваш С. Маршак 1 В письме от 6 февраля 1958 года ученики 5а класса школы Э 124 г. Верещагине (Пермская обл.) писали о своей жизни; просили поэта помочь им "исправить" нерадивых учеников класса Юру Леушканова и Нину Верховых; рассказали о том, что их город назван в честь русского художника Василия Васильевича Верещагина. 2 А. В. Верещагин, Дома и на войне. 1853-1881. Воспоминания и рассказы..., СПб. 1886. 265. З. Д. ФЕДОРОВСКОЙ  Москва, 16 апреля 1958 г. Многоуважаемая Зииаида Дмитриевна, Я внимательно прочел присланные Вами стихи [1]. На мой взгляд, лучше других "Снегирь" и "Осень". Вы хорошо чувствуете и умеете наблюдать природу, владеете чистым и живым языком. Хотелось бы только посоветовать Вам избегать некоторой монотонности стихотворных размеров. Ведь один и тот же размер может звучать очень разнообразно в зависимости от интонаций. Часто эта монотонность вызывается у Вас тем, что Вы злоупотребляете женской рифмой, не чередуя ее с мужской. Иной раз Вы строите строфу механически - безо всяких оттенков живого голоса: Покачал в лесу травинку, На травинке жук сидел, Жук потрогал ножкой спинку, Полетел и загудел. Пожалуй, только в последней строчке можно уловить более или менее живую интонацию. Все остальное звучит, как рубленая проза. К тому же слова то и дело слипаются одно с другим, Получается: На травинке жук сидел. Или: Жук потрогал ножкой спинку. Надо заботиться о том, чтобы короткие, односложпые слова не прилипали к другим. Все слова должны звучать раздельно и четко. Об этом Вам следует серьезно позаботиться. Сочиняйте стихи не про себя, а вслух, стараясь добиться полного и четкого звучания каждой строчки. Слова не должны быть смяты, скомканы в строфе. А строфа должна соответствовать живым интонациям Вашего голоса. Пишите смело, но в то же время бережно. Очень трудно поддаются исправлению те промахи и огрехи, которые получаются в процессе небрежного писания. Избегайте банальности. Рядом со стихами, в которые вложены живые наблюдения, у Вас нередко попадаются и шаблонные строчки, общие места. Лучшие народные песенки, пословицы, загадки получились в результате строгого отбора, которому подвергал их автор-исполнитель - то есть сам народ. Каждый из нас должен так же подвергать строгому отбору свои строчки и строфы. Каждый из нас должен не переставая учиться у Пушкина, Баратынского, Лермонтова, как бы открывая их для себя заново. В юности Вы вряд ли обращали внимание на живость, разнообразие интонаций, раздельное и полное звучание каждого слова в пушкинских стихах. Перечтите хотя бы стихотворение "Зимнее утро": Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный, - Пора, красавица, проснись... ................................. Вся комната янтарным блеском Озарена. Веселым треском Трещит затопленная печь... Все стихотворение написано одним размером, а между тем какое в них богатство оттенков и настроений. К детским стихам мы должны предъявлять не менее строгие требования, чем к стихам для взрослых. Очень трудно давать советы и отзывы на расстоянии. Но я буду рад, если что-нибудь из того, о чем я пишу здесь, Вам в хоть какой-нибудь мере пригодится. Если Вы хотите, я предложу "Снегиря" и "Осень" издающемуся в Москве детскому календарю [2]. Но позвольте мне слегка отредактировать эти стихи. Желаю Вам успеха в работе. С искренним приветом. С. Маршак Печатается по машинописной копии. 1 Вместе с письмом от 4 марта 1958 года З. Д. Федоровская (г. Владимир) прислала девять стихотворений из цикла "Родная природа"; спрашивала поэта, стоит ли ей работать над стихотворениями. 2 Стихотворение З. Д. Федоровской "Снегирь" было напечатано в календаре для школьников в 1960 году. 266. В. М. КОНАШЕВИЧУ  Москва, <4 мая 1958 г.> Дорогой Владимир Михайлович, Вот и Вам семьдесят лет. Вдвое моложе были мы с Вами, когда нас познакомила, а потом и подружила общая работа над книгой. С любовью и нежностью вспоминаю наши встречи у меня на Потемкинской и на Пантелеймоновской, у Вас в тихом Павловске, в ленинградских шумных редакциях. В те времена только создавалась новая книга для детей, которой мы с Вами отдали столько лет и сил. Помню, каким замечательным подарком были для меня Ваши рисунки к "Дому, который построил Джек", а потом к "Пожару" [1]. Вы и тогда уже были большим, зрелым, своеобразным мастером, и тонкое мастерство всегда сочеталось у Вас с той счастливой непосредственностью, которая радует взрослых и совершенно необходима в книге, обращенной к детям. В истории советской книги, а особенно книги для детей, Вам принадлежит видная и почетная страница. Вы глубоко чувствуете лирику, и поэтому Вам так удались рисунки к Фету [2], поэзию которого трудно, почти невозможно воплотить в изобразительном искусстве. Вы много работали на своем веку, но работы Ваши всегда сохраняли изящную и прихотливую легкость, не увядающую с годами жизнерадостность. Свое семидесятилетие Вы встречаете еще в полном расцвете сил. Сколько молодой свежести и веселой изобретательности проявили Вы в книге, вышедшей совсем недавно, - "Плывет, плывет кораблик" [3]. Эта книга так знаменательно перекликается с первой книгой, которую мы сделали вместе, - с работой наших молодых лет. Пет ничего дороже воспоминаний молодости. И сегодня, думая о Вас, я повторяю строчки Бернса: Забыть ли старую любовь И дружбу прежних дней?.. [4] Позвольте же мне, милый Владимир Михайлович, дружески обнять Вас и пожелать Вам еще долгого-долгого счастливого пути Ваш С. Маршак Шлю сердечный привет и поздравление Евгении Петровне и Оле [5]. (...) 1 Речь идет об иллюстрациях В. М. Конашевича (1888-1963) к книгам С. Я. Маршака: "Дом, который построил Джек (Английские детские песенки)", Гиз, М. 1924, и "Пожар", "Радуга", М. - П. 1924. 2 Рисунки В. М. Конашевича к лирике Фета см. в кн.: А. А. Фет, Стихотворения, "Аквилон", П. 1922. 3 С. Маршак, Плывет, плывет кораблик. Английские детские песенки, Детгиз, М. 1956. 4 Строки из стихотворения Р. Бернса "Старая дружба" в переводе С. Я. Маршака (см. т. 3 наст, изд.). 5 Жена и дочь В. М. Конашевича. 267. О. К. ЗАБРОДЕ  Москва, 25 мая 1958 г. Дорогая Оксана Кирилловна, Пишу Вам из санатория "Барвиха", куда мне переслали Ваше письмо [1]. В трактовке пьесы Вы совершенно правы. Но я хотел бы предостеречь Вас от излишней карикатурности в обрисовке отрицательных персонажей. Они жадны, лукавы, готовы сбыть Горе другому любой ценой. Но у них проскальзывают иной раз нотки человечности. Царь в те минуты, когда Горе хозяйничает у него во дворце, меняется. Когда он снимает корону, перед нами просто плешивый старичок, всеми брошенный, одинокий, растерявшийся. Это не мешает ему хитрить в разговоре с солдатом. Он подсовывает Горе единственному честному человеку, который не покинул своего поста подобно другим. А потом, сбыв Горе, он становится еще спесивее и надменнее. Купец совершенно искренне уверяет Горе-злосчастье, что он бы с ним век не расстался, да в ремесле его горе не к месту будет. "Ишь ты какой нетерпеливый! - отвечает Горе. - Я таких не люблю". Живые, реальные черты не должны быть заслонены и у дровосека, и у гостей. Конечно, Горе - существо фантастическое, но и ему народ придает некоторые реалистические черты. Оно приобретает окраску той среды, в которой находится. Надо заботиться о том, чтобы лирическая героиня - Настя - не была слащава, мелодраматична. Она - нежная, но сильная девушка, под стать ее другу - солдату. В общем же Вы поняли сказку-комедию совершенно правильно, и я уверен, что Ваш коллектив будет играть непосредственно, с душой и талантом. Передайте мой самый искренний привет всем участникам будущего спектакля. В санатории я пробуду, вероятно, до середины июня. Пишите мне в Москву - письмо перешлют. Крепко жму руку. С. Маршак Печатается по машинописной копии. Письмо послано из подмосковного санатория "Барвиха". 1 В письме от 13 мая 1958 года заслуженная артистка УССР О. К. Заброда (Киев), режиссер Республиканского театра юного зрителя, рассказала о своей трактовке пьесы С. Я. Маршака "Горя бояться - счастья не видать" как "комедии-сатиры с гротесковой окраской в обрисовке отрицательных действующих лиц (например, купец, царь) и лирической окраской в обрисовке действующих лиц положительных (солдат, Настя)"; рассматривала Горе-злосчастье как существо сугубо фантастическое, 268. Н. А. РАДЗИМОВСКОЙ  Москва, 2 июля 1958 г. Уважаемая Наталия Александровна, Письмо Ваше [1] было получено в то время, когда я находился в санатории. Поэтому отвечаю Вам с некоторым опозданием. Когда писал Горький В. А. Серову о скульпторе Герцовском и как отнесся Серов к его просьбе, мне неизвестно. Могу только с уверенностью сказать, что это было после августа 1904 года, когда я и Герцовский впервые встретились с Горьким на даче у В. В. Стасова. Полагаю, что в Московском училище ваяния и зодчества Герцовский никогда не учился, так как до лета 1906 года он находился в Питере, а в конце лета был арестован и после нескольких месяцев заключения в Петропавловской крепости выслан за границу. Дальнейшая судьба скульптора Герцовского мне неизвестна. Из его работ помню только две. Одна изображала Моисея, другая - бедного портного. У кого он учился, - не знаю. Насколько я помню, на первых порах давал ему советы и указания скульптор И. Я. Гинцбург. Большое участие принимал в его судьбе В. В. Стасов. 0 Горьком я писал довольно много - и при жизни его, и после смерти. Но в каких моих стихах и очерках шла речь о периоде 1904-1905 годов, мне сейчас припомнить трудно. Пишу Вам второпях, так как завтра я вновь уезжаю из Москвы. По возвращении буду рад ответить на все интересующие Вас вопросы. С искренним уважением С. Маршак 1 В письме от 15 июня 1958 года Н. А. Радзимовская (Москва), старший научный сотрудник Третьяковской галереи, обратилась к поэту с рядом вопросов о жизни и творчестве Г. Р. Герцовского, друга юности С. Я. Маршака. 269. Л. К. ЧУКОВСКОЙ  Малеевка, 29 июля 1958 г. Дорогая Лида, Прочел Вашу статью [1] и давно уже собираюсь написать Вам хоть несколько слов, но, к сожалению, у меня и здесь много спешного дела, не дающего мне передышки. Во всем номере журнала только Ваша статья написана умно, сердечно, бескорыстно. Она дает меткие и точные портреты книг и портреты авторов. Читая Ваш очерк, я невольно думал: какие хорошие были у нас книги - и какие разнообразные! И Вам в полной мере удалось передать это разнообразие, удалось в каждой главе повернуть свой авторский стиль к той книге, о которой идет речь. А главное - что так редко бывает в критических и литературоведческих статьях, печатаемых в газетах и журналах, - температура Вашей статьи поднята до высоких градусов. Такие статьи всегда вызывают либо горячее сочувствие, либо столь же страстную злобу. Ну да ведь нам не привыкать стать! Кстати, как обстоят дела с изданием "Солнечного вещества?" [2] Был ли у Вас разговор с Пискуновым? [3] Перед моим отъездом он заверил меня, что незамедлительно прочтет книгу сам. Исполнил ли он свое обещание? Если <'воз и ныне там", постараюсь сдвинуть его с места, когда вернусь. Жму Вашу руку. Привет Корнею Ивановичу. Ваш С. Маршак 1 Статья Лидии Чуковской "О книгах забытых или незамеченных" (журнал "Вопросы литературы", 1958, Э 2, стр. 42-71). В статье речь шла о книгах: Г. Белых и Л. Пантелеев, "Республика Шкид", Л. Будогоская, "Повесть о фонаре" и "Часовой", И. Шорин, "Одногодки", М. Бронштейн,. "Солнечное вещество". 2 Книга М. Бронштейна вышла вторым изданием в 1959 году (Детгиз, М.). 3 К. Ф. Пискунов - директор Детгиза. 270. Э. Р. ГОЛЬДЕРНЕССУ  Москва, 29 сентября 1958 г. Дорогой Эдуард, Простите, что я отвечаю на Ваше письмо и телеграмму [1] не так скоро, как следовало бы. Очередная вспышка пневмонии уложила меня в постель. Да и сейчас еще я не чувствую себя здоровым. Поэтому пишу Вам очень коротко. Ваши сонеты, в сущности, очень хороши. Они говорят о зрелости мысли и чувства, об умении владеть такой строгой и тонкой формой. Но эти достоинства обязывают Вас к большей самостоятельности. Вы слишком зависите от своих образцов и поэтому утрачиваете иной раз что-то характерное для Вас и для Вашего времени. Думая о Вас заботливо и практично, я бы посоветовал не печатать сразу большой цикл сонетов, а подготовить одну или несколько подборок из стихов разных жанров, включая туда понемногу и сонеты. Думайте о том, чтобы Вам выступить в качестве современного поэта, - какой Вы и есть на самом деле. В такой подборке были бы хороши новые переводы из грузинских поэтов и Ваша собственная лирика, больше связанная с сегодняшним днем. (Есть ли у Вас что-нибудь подходящее?) Из сонетов я бы на первый раз выбрал бы: "Друзьям на Севере", "Цель жизни - жизнь" и "Прости, я не хотел тебя обидеть". Я выбрал их потому, что они наиболее самостоятельны и не кажутся переводом, хотя бы и очень хорошим. Посылаю Вам мое письмо к К. А. Лордкипанидзе [2] и несколько слов, которые можно поместить в качестве предисловия к Вашей подборке. Передайте их с моим приветом т. Лордкипанидзе или Лохвицкому [3]. Поклонитесь от меня всем Вашим. Жму руку. С. Маршак 1 Вместе с письмом от 17 сентября 1958 года Э. Р. Гольдернесс (Тбилиси), поэт и переводчик с английского и грузинского языков, прислал двадцать своих оригинальных сонетов и несколько переводов с грузинского. Телеграмма не сохранилась. 2 К. А. Лордкипанидзе, редактор журнала "Литературная Грузия". В тот же день С. Я. Маршак послал к нему письмо, в котором рекомендовал напечатать произведения Э. Р. Гольдернесса. 3 М. Ю. Лохвицкий, писатель, переводчик с грузинского, заведующий отделом журнала "Литературная Грузия". 271. Е. М. ФЛЕЙСУ  Москва, 5 ноября 1958 г. Дорогой товарищ Флейс, Мне кажется, что Вы правильно поступаете, предприняв издание книжки стихов Якова Година в Ижевске еще до того, как ее выпустят в Москве [1]. Я несколько раз говорил с руководителями здешних издательств и надеюсь, что они в конце концов включат эту книгу в свой план, но рассчитывать на выпуск ее в ближайшее время не приходится. Посылаю Вам предисловие, написанное старейшим из наших портов и очень давним товарищем Я. В. Година - Сергеем Городецким. Я все время болею и с трудом справляюсь со своей самой неотложной работой. Но если нужно будет, я припишу несколько строк к этому предисловию, дающему хотя и краткую, но довольно полную характеристику поэзии Якова Владимировича. При отборе стихов Я. В. Година, мне кажется, надо учесть следующее. По характеру своего дарования он был прежде и больше всего лириком, и, хотя его сатирические фельетоны и стихи для детей представляют собой известную ценность и говорят о его чутком отношении ко всему, чем жила и живет наша страна, эти разделы книги не должны вытеснить или заслонить наиболее талантливые лирические его стихи, написанные им главным образом в молодости. Впрочем, Вы и сами хорошо знаете (а главное, любите) его поэзию и сумеете построить сборник так, чтобы проявить наиболее сильные ее стороны. Очень рад, что дочерям Якова Владимировича предоставили наконец квартиру в новом доме. Передайте им, пожалуйста, от меня привет и лучшие пожелания. Поздравляю Вас с наступающим праздником и жму Вашу руку. С. Маршак 1 В письме от 28 октября 1958 года Е. М. Флейс (Ижевск) сообщал, что он принимает меры к выпуску в Ижевске сборника избранных стихотворений Якова Година, друга юности С. Я. Маршака; просил написать предисловие к этому изданию. 272. Н. Т. КОВАЧЕВОЙ  Москва, 20 декабря 1958 г. Дорогая Надежда Тодоровна, Не так легко ответить на поставленные Вами вопросы [1]. Я только что вышел из больницы, собираюсь ехать в санаторий на лечение, а до отъезда еще очень много работы. Вопросы, которые Вы задаете, таковы, что на них невозможно ответить в двух-трех словах. И все-таки мне очень хочется помочь Вам в Вашей работе. Попытаюсь. Идею и сюжет моей "Почты" мне подсказал один конверт, целиком облепленный марками разных стран. Я себе представил множество почтальонов, через руки которых прошло это письмо, путешествуя и по воде, и по суше, и по воздуху. Героем книги я сделал, как, вероятно, Вам известно, моего знакомого, писателя Бориса Житкова, который мне много рассказывал о своих странствиях. Так возник сюжет, суть которого заключается в том, что письмо совершает кругосветное путешествие, догоняя адресата. Но одного сюжета недостаточно. Нужно было еще найти ритм, соответствовавший теме, который передает движение поезда, парохода, самолета. Ритм, музыкальная тема - все это не менее важно, чем внешняя фабула. Вспоминаю, как долго я не приступал к "Сказке про глупого мышонка", пока не нашел тот главный мотив, который придал стройность и единство сказке. Книжку "Пожар" я почти целиком сочинил устно, гуляя по улице и бормоча первые приходившие на ум стихи то в одном ритме, то в другом. Вы знаете, как любят дети пожарных, как им нравятся стремительные пожарные машины, которым все уступают дорогу, какими сказочными им кажутся лестницы, в один миг вырастающие до самого верхнего этажа, шланги, дрожащие от напора воды и заливающие пламя сильной струей. Недаром почти все мальчишки в определенном возрасте мечтают стать пожарными. Однако меня к этой теме привлекли не только воспоминания детства. В ней я увидел то сочетание реального и фантастического, которое лежит в основе подлинной сказки. Кроме того, стиху свойственно передавать ритм труда, ритм движения. Если Вы уже успели познакомиться с тем, что я написал и пишу, Вы, вероятно, заметили, что движение и труд - главные герои моих детских книжек, будь то "Рассказ о неизвестном герое", "Ледяной остров", "Почта" и даже "Сказка об умном мышонке", которая является как бы продолжением истории о "глупом мышонке". Моя книжка "Война с Днепром" - ровесница нашего Днепростроя. Когда я уезжал на эту стройку, я еще не Знал, смогу ли я что-то написать о ней, тем более для детей. Но стройность хорошо согласованного труда мне подсказала ритм этой маленькой поэмы. Отчетливая перекличка между соревнующимися берегами как бы диктовала мне звонко рифмующиеся двустишия. Вы спрашиваете, приходится ли мне вносить изменения в тексты моих стихов и сказок при их новом издании. Разумеется, приходится - и не редко. Автор с трудом расстается со своим сюжетом и героями. Книга напечатана, а начатая игра чувств и воображения еще не закончена. И в результате книга растет и изменяется, включая новые мысли, новые ситуации, новые персонажи. Так было и с моим "Мистером Твистером", когда постепенно создавалась роль дочери Твистера, увеличивалась роль чистильщика сапог и на последних страницах появились два негритенка. Сказка-пьеса "Кошкин дом", которая занимала сначала 5-6 страничек, превратилась в целое большое представление, в бытовую комедию с большим числом действующих лиц. Маленькая сказка "Горе-злосчастье" выросла в большую пьесу "Горя бояться - счастья не видать". Петя и Сережа пока появились в двух книгах (одна названа их именами, а другая вышла под названием "Приключение в дороге"). Но я не собираюсь расставаться с ними и надеюсь, что мне еще удастся позабавить детей новыми приключениями братьев Комаровых [2]. На последние Ваши вопросы отвечу совсем кратко: Я очень ценю переводы моих стихов, сделанные Христо Радевским. Другие переводы мне неизвестны3. Напишите мне, кто и как переводил. Вы спрашиваете, над чем я работаю теперь. Я только что завершил свою работу над новыми книжками для детей. Одна из них - сказка "Угомон", другая - смешная история о щенке таксе, третья - забавная арифметика в картинках: "Веселый счет". Кроме того, в последнее время я работаю над книгой (в прозе) о моем детстве и юношестве. Она будет называться "В начале жизни". Когда новые книжки напечатают, я постараюсь послать их Вам. Давно мечтаю приехать в Болгарию, но, к сожалению, состояние Моего здоровья до сих пор мешает мне воспользоваться приглашением Вашего Союза писателей [4]. Желаю Вам успехов в работе и счастливого Нового года. С. Маршак Подлинник письма утрачен. Сохранилась копия письма в переводе на болгарский язык. Печатается по присланному из Болгарии переводу этой копии на русский язык. 1 В письме от 5 декабря 1958 года Н. Т. Ковачева (Болгария, София), студентка пятого курса филологического факультета Софийского университета, сообщала, что она пишет дипломную работу на тему: "Поэмы для детей С. Я. Маршака - идейность и художественное мастерство"; просила ответить на ряд ее вопросов, в частности, познакомить ее с творческим процессом создания поэм. 2 Н. Т. Ковачева спрашивала, закончил ли поэт книгу о Пете и Сереже. Речь идет о стихотворениях С. Маршака "Где тут Петя, где Сережа?" и "Приключение в дороге" (см. т. 1 наст, изд.)- Замы" сел книжки о новых приключениях братьев Комаровых остался неосуществленным. 3 Н. Т. Ковачева спрашивала, как оценивает С. Маршак переводы его произведений на болгарский язык. 4 Союз писателей Болгарии пригласил С. Я. Маршака еще весной 1957 года; весной 1958 года подтвердил свое приглашение. 273. Б. П. СЛУЧАНКО  Москва, 22 декабря 1958 г. Уважаемый Борис Петрович, Я нездоров, уезжаю в санаторию - и могу ответить па Ваше письмо [1] только несколькими краткими строчками. Петра Лазаревича Войкова я знал в 1905 году. Он был, как мне помнится, в это время учеником 8-го класса Ялтинской гимназии и принимал деятельное участие во всех наших собраниях и сходках. Я был двумя классами моложе и относился к нему, как ко взрослому политическому деятелю. Я знал, что он в партии, чуть ли не в городском комитете, и это окружало его в наших глазах каким-то особенным ореолом. Помню, как на одном из гимназических собраний, на котором он был председателем, кто-то предложил объявить забастовку. Большинство собравшихся готово было поддержать это предложение, но Петя Войков умерил их пыл и сказал, что такие дела нельзя решать сгоряча, не посоветовавшись со старшими товарищами. Авторитет Войкова был так велик, что все сразу согласились с ним. Войков был не по возрасту серьезен, хотя голос его еще не установился и в нем порой звучали мальчишеские нотки. Он был весел, приветлив, добр. Я не так часто встречался с ним, и все же - хотя с тех пор прошло более полувека, он встает передо мной, как живой - вместе со всем бурным и замечательным девятьсот пятым годом, который навсегда запечатлелся в памяти тех, кто пережил этот год в юности. Вот и все, что я могу Вам сказать в этом кратком письме. С искренним приветом С. Маршак 1 В письме от 14 декабря 1958 года Б. П. Случайно (Керчь), член литературного объединения при газете "Керченский рабочий", просил поделиться воспоминаниями о революционере и советском дипломате П. Л. Войкове (1888-1927), которого С. Я. Маршак знал по ялтинской гимназии. 274. В. И. СТЕЛЛЕЦКОМУ  Москва, 11 апреля 1959 г. Дорогой Владимир Иванович, От души благодарю Вас за книгу и оттиски Ваших статей [1]. В "Литературной газете" [2] - к моему глубокому сожалению - я был лишен возможности упомянуть всех выдающихся мастеров художественного перевода - замечательных поэтов прошлого и наших современников. "Греческие эпиграммы" Блуменау и "Рубайят" Тхоржевского упомянуты мною лишь потому, что первая из этих книг была издана в ничтожном количестве экземпляров и совершенно забыта, а вторая никогда целиком не издавалась" Пишу это я Вам не для самооправдания, а для разъяснения. Посылаю Вам несколько слов о Ваших трудах в качестве рекомендации для вступления в Союз писателей. Примите мой искренний привет. Уважающий Вас С. Маршак 1 В. И. Стеллецкий (Москва), переводчик и литературовед, прислал книгу "Слово о полку Игореве", Л. 1953, и оттиск статьи "К изучению текста "Слова о полку Игореве" ("Известия Академии паук СССР", ОЛЯ, 1955, т. XIV, вып. 2). 2 Речь идет о статье С. Маршака "Почерк века, почерк поколения" ("Литературная газета", 1959, Э 41. 4 апреля- см. т. 6 наст. изд.). В. И. Стеллецкий в письме от 9 апреля 1959 года недоумевал, почему С. Маршак, перечислив многих советских переводчиков, не упомянул о переводчиках "Слова о полку Игореве". 275. В. Н. МИХАНОВСКОМУ  Москва, 25 апреля 1959 г. Дорогой Владимир Наумович, Спасибо за книгу Томсона и за Ваши новые стихи [1]. По поводу стихов в сборнике "Люблю" [2] и в рукописи я могу пока высказать только самые короткие и беглые соображения. У Вас есть поэтические удачи, но от многих стихотворений веет холодком рассудочности. Это объясняется, как я полагаю, тем, что интересный подчас замысел Вы не всегда доводите до глубины, до поэтической конкретности, которая только и может дать своеобразие. Пожалуй, более других мне запомнилась строфа: Тишь... Но ею ты не обманись, - В мире нашем многое не просто: Может, эта голубая высь Скрыла в тучах Стронций-90. Или, например, строфа из стихотворения "На Аничковом мосту": Всех дела куда-то гонят, Только я чего-то жду, Неподвижен, словно кони На Аничковом мосту. В первой строфе этого стихотворения неудачно сказуемое "рвутся". У Крылова сказано: "Лебедь рвется в облака", а не просто "рвется". У Пушкина Нева "рвалася к морю против бури". А "рваться" безо всякого дополнения воспринимается в буквальном значении. Как я уже говорил Вам при встрече [3], Вам следовало бы поглубже и основательнее овладеть живой и гибкой русской речью. Может быть, для этого надо было бы пожить в местах, где можно услышать чистый русский говор, богатый интонациями и словарем. Многое может дать многократное чтение лучших образцов русской прозы (Герцена "Былое и думы", весь Лесков, проза Пушкина - включая письма, - Лермонтова). 0 Ваших делах в "Литературной) газете" я посоветуюсь с Г. М. Левиным [4]. Жму Вашу руку и от души желаю успеха. С. Маршак 1 С письмом от 14 апреля В. Н. Михановский (Харьков) по просьбе поэта прислал кн.: Д. Томсон, Предвидимое будущее, М. 1958, и свои новые стихи в рукописи. 2 В. Михановский, Люблю, Стихи, Харьков, 1958. 3 В. И. Михановскчй был у С. Я. Маршака б апреля 1958 года. 4 Сотрудник газеты. Речь идет о публикации стихов В. Михановского в "Литературной газете". 276. В. К. ВАСЕНЦОВИЧУ  Москва, 27 апреля 1959 г. Уважаемый тов. Васенцович, В ответ на Ваше любезное письмо [1] считаю долгом сообщить Вам, что детские стихи "Шалтай-Болтай" являются переводом классической английской народной песенки. Думаю, что Вы не напрасно искали какой-то смысл в Этих стихах. Задолго до меня их перевел Фридрих Энгельс в своем письме Карлу Марксу [2]. Перевел он эту шутливую песенку на латинский язык ("Humptius-Dumptius"), чтобы доставить удовольствие своему другу. В песенке нет прямого указания на то, кто подразумевается под именем "Шалтая-Болтая" ("Humpty-Dumpty"), но есть основание предполагать, что она сочинена под влиянием французской революции и говорит о том, что разбитую вдребезги королевскую власть нельзя вновь собрать и склеить. Так можно понять строчки: Вся королевская конница, Вся королевская рать Не может Шалтая, Не может Болтая, Шалтая-Болтая собрать... Может быть, именно этот скрытый смысл и привлек внимание Энгельса. Впрочем, как все люди большого ума, он мог попросту оценить юмор причудливого произведения фольклора. Нужно ли было издательству приложить к переводу подробные объяснения и комментарии? Думаю, в этом нет необходимости, - иначе пришлось бы все популярные детские считалки и народные песенки (Вроде "Шишел-вышел - вон пошел" или "Гори, гори ясно, чтобы не погасло") сопровождать глубокомысленными комментариями. Дети в них не нуждаются. Они ценят фольклор за словесную игру, живость, юмор и умеют отличать его классические образцы от мусора. С первомайским приветом. С. Маршак 1 В письме от 23 апреля 1959 года В. К. Васенцович (Москва), пенсионер, просил раскрыть смысл стихотворения "Шалтай-Болтай", которого он не смог объяснить своей внучке четырех лет. 2 С. Я. Маршак запамятовал: см. письмо Ф. Энгельса К. Каутскому от 4 декабря 1893 года (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 39, стр. 153). 277. ЛЕНИНГРАДСКОМУ ДОМУ ДЕТСКОЙ КНИГИ  Москва, 11 октября 1959 г. Дорогие товарищи, Простите, что отвечаю Вам с опозданием [1]. Я ездил в Шотландию на юбилей Роберта Бернса, а потом болел и находился в больнице. Постараюсь хотя бы вкратце ответить на Ваш вопрос. Первая детская книжка, которую я прочел, называлась "Степка-Растрепка". Это был вольный и довольно неуклюжий перевод с немецкого. И все же эту книжку я без конца перечитывал. Мне нравились и бойкие, веселые стихи, и картинки. (До "Степки-Растрепки" я не видел книг с рисунками.) Читать я научился лет четырех и читал без разбора все, что попадалось мне под руку. Лет в 6-7 я начал читать Пушкина, Лермонтова, басни Крылова, а в восемь-девять лет бесконечное число раз перечитывал роман Жюля Верна "Север против Юга", в котором изображалась война северных штатов против южных за освобождение негров. Тогда же или немного позднее я прочел "Робинзона Крузо", "Путешествия Гулливера", "Дон-Кихота". Родителям было некогда следить за моим чтением. Детской библиотеки в городе, где я провел детство и юность, в то время не было, и я читал все, что мог достать у соседей. Лет в десять - в одиннадцать я прочел множество русских и переводных романов, отнюдь не предназначенных для детей. С благодарностью вспоминаю книгу Н. А. Рубакина. Кажется, она называлась "Из мира науки и истории мысли" [2]. Состояла она из отдельных биографий великих ученых и выдающихся изобретателей. Особенно взволновала меня биография "Мученика науки, доктора Исаака Джеймса", впервые применившего при лечении больного переливание крови. Больной выздоровел, а оба сына врача, у которых он взял кровь для переливания, погибли. Я обливался слезами, читая эту грустную историю, и впервые понял, что наука без жертв не обходится. Мне не очень нравились стихи, которые задавали мне на урок в первых классах гимназии. Но помню, с каким восторгом читал я стихи Тютчева "Люблю грозу в начале мая". Это были первые стихи о природе, которые я оценил в детстве. Вы просите меня послать юным читателям мои пожелания. Прежде всего я хочу пожелать им читать хорошие книги, не торопясь и не заглядывая в конец. Смотреть кино или телевизор гораздо легче, чем читать книги, но книга, внимательно прочитанная, гораздо больше обогащает нашу речь и нашу мысль. А еще я желаю им и всем работникам Дома детской книги здоровья и счастья. С. Маршак 1 В письме от 31 июля 1959 года сотрудники Дома детской книги Детгиза (Ленинградский филиал) просили поэта написать "о своих любимых писателях и книгах, о том, какие книги, прочитанные в детстве и юности, дороги Вам до сих пор". 2 Точное название: Н. А. Рубакин, Из мира науки и из истории мысли. Сборник популярных статей для юношества, М. 1896. 278. А. М. БОЯРСКОМУ  Москва, 26 октября 1959 г. Дорогой Арон Моисеевич, Мне очень жаль, что моя крайняя занятость и болезнь помешали мне вовремя ответить Вам [1]. Стихи Ваши я давно прочел, а теперь перечитал их заново. Несомненно, у Вас есть какое-то настоящее поэтическое чувство. Но, очевидно, Ваша жизнь сложилась так, что у Вас не было времени как следует работать над собой. В стихах Ваших попадаются очень хорошие строчки и строфы, но почти нет целого стихотворения, свободного от безвкусицы. Пожалуй, лучше всего стихи "Я отбилась, отстала от стаи...". Это стихотворение, как видно, вылилось у Вас из души, и поэтому оно крепче и естественнее других. Уже в самом начале, в первой строке, чувствуется какая-то энергия. Но и в этих стихах следовало бы исправить строчку "Иль сожмуся в холодный комок". Эта глагольная форма устарела, хотя она еще употребительна на Юге. Мы чаще говорим "сожмусь". Поэтому кажется, что Вы пользуетесь формой "сожмуся" только для того, чтобы выдержать размер. Очень хорошо начинается стихотворение "Картуз". Но уже во втором четверостишье слова слипаются: ...в глубокий, темный трюм свой груз... Неплохое стихотворение "Песня тайги", но и в нем третья строчка без надобности отяжелена громоздким словом "близлежащий". Обратите внимание и на звучание первой строки второго четверостишия ("Привелось с наслаждением услышать"). Да и не очень естественно звучит эта фраза. Совершенно рассыпается стих: Не чувство удовлетворения... Безвкусными кажутся мне стихи "Забеременеть от женщины". Нельзя рифмовать "гири" и "пассажиры" ("Этот бред, Эти мысли гири..."). Приходится читать либо "гиры", либо "пассажири". У Вас не раз встречается слово "мещанский". Но как Вы не слышите, что в классическом стихотворном размере, пригодном для романса, очень нелепо звучат строки: И в мещанском моем окружении Я душой не живу, а сплю. Читая Ваши стихи, я много думал о том, у каких поэтов, на каких стихах Вы учились. Иной раз мне казалось, что в Ваших стихах заметно некоторое влияние Баратынского, Тютчева, Гейне. Но если бы Вы читали этих и других лучших поэтов достаточно пристально и вдумчиво, Вы должны были настолько развить свой вкус, чтобы не допускать легковесных строчек, совершенно не соответствующих своему содержанию, вроде: И в мещанском моем окружении Я душой не живу, а сплю. Пишу я Вам это отнюдь не для того, чтобы огорчить Вас или обидеть. Но то хорошее, что я почувствовал в Ваших стихах, заставило меня пожалеть о том, что Вы не избавились от некоторой словесной неряшливости, свойственной любителям, и не усвоили той высокой культуры стиха, которую Вы можете найти в лучших образцах русской и мировой поэзии. Но, вероятно, не Вы повинны в этом> а обстоятельства Вашей жизни. Не знаю, можете ли Вы в Вашем возрасте стать профессиональным поэтом. Но стихи пишите, - по всей видимости, Вы и не можете не писать. И побольше читайте хороших поэтов, от Пушкина и Баратынского до Блока, Маяковского, Есенина и Твардовского. Поэт питается из двух источников: один из них -- жизнь, другой - поэзия. Не знаю, много ли пользы принесет Вам мое письмо. От всей души желаю Вам здоровья и поэтических радостей. Жму руку. Искренне уважающий Вас С. Маршак 1 А. М. Боярский (Одесса), рабочий завода имени Январского восстания, прислал на отзыв ряд своих стихотворений. 279. В. В. ЛИВАНОВУ  Москва, 26 октября 1959 г. Дорогой Валерий Вениаминович! Очень рад возобновить наше старинное знакомство [1] и познакомиться хотя бы заочно с Вашей дочерью-первоклассницей. К сожалению, я не могу порекомендовать Вам русский перевод "Алисы в стране чудес", хотя бы в какой-то мере передающий поэтическую прелесть подлинника. Очевидно, "Алису" переводили люди, мало знакомые с тем фольклором, которым лег в основу "Алисы". Я перевел несколько стихотворений из этой повести 2 и давно мечтал перевести всю книгу целиком. Но дела у меня всегда так много, что осуществить все мои замыслы мне никак не удается. Посылаю Вам и дочке на память мою книжку английских народных песен "Плывет, плывет кораблик". Шлю Вам сердечный привет. Ваш С. Маршак 1 В письме от 16 октября 1959 года В. В. Ливанов (Горький) вспоминал, как тридцать лет тому назад трехлетним мальчиком он познакомился с С. Я. Маршаком на волжском пароходе; просил рекомендовать хороший перевод книги Л. Кэрролла "Алиса в стране чудес" для чтения его дочери. 2 См. переводы С. Я. Маршака из Л. Кэрролла в т. 3 наст, изд. В архиве поэта имеется рукопись его перевода начала книги Кэрролла. 280. Б. С. КВИТКО  Москва, 15 ноября 1959 г. Дорогая Берта Самойловна, Конечно, я сделаю все, зависящее от меня, для того, чтобы издательство и печать воздали должное такому замечательному поэту, как незабвенный Лев Моисеевич *. Я был убежден до сих пор, что книги его в Детгизе выходят, но проверить это я не мог, так как давно уже перестал получать книги, выходящие в издательстве. К сожалению, наше издательство да и печать нередко забывает писателей, которых уже нет в живых. Так случилось, например, и с моим братом М. Ильиным. В статьях и докладах о детской литературе о нем не говорится ни слова, избранные сочинения его Гослитиздат маринует вот уже 6 лет. Надеюсь все же, что мне удастся, хоть я давно уж не имею прямого, непосредственного отношения к Детгизу, добиться того, чтобы книги Льва Квитко занимали достойное место в издательских планах [2]. Поговорю и с Институтом Мировой Литературы, который сейчас выпускает "Историю советской литературы". Я хотел бы, чтобы Вы, дорогая Берта Самойловна, достойный друг чудесного поэта, не сомневались в том, что стихи Льва Моисеевича будут еще долго жить и радовать настоящих ценителей поэзии. Очень огорчен тем, что Вы болеете. Не нужно ли помочь Вам чем-нибудь в отношении лекарств и т. п.? Шлю самый сердечный привет. Ваш С. Маршак 1 В письме от 16 ноября 1959 года Б. С. Квитко (Москва), вдова Л. М. Квитко, просила содействовать изданию произведений покойного поэта. 2 Стихи Л. Квитко были выпущены в свет Детгизом в следующем году: Л. Квитко. Моим друзьям, Детгиз, М. 1960. 281. Н. А. МИХАЙЛОВУ  Москва, 6 декабря 1959 г. Дорогой Николай Александрович! Посылаю Вам, как мы условились, два письма. Одно из них - от профессора Ротстейна по поводу книг Вильяма Морриса (William Morris), по странному недоразумению исключенных из числа экспонатов книжной выставки [1]. Другое письмо - от известного шекспироведа, профессора Киршбаума [2] из США, предлагающего прочесть у нас в августе 1960 года цикл лекций о Шекспире. На конференции шекспироведов в Стратфорде, на которой я присутствовал два года тому назад, доклад проф. Киршбаума был одним из самых содержательных. Оба письма были получены мною с опозданием и требуют срочного ответа. Очень прошу Вас сообщить мне, каково будет решение по обоим вопросам, чтобы я мог ответить на эти письма. Примите мой искренний привет. С. Маршак Письмо адресовано Н. А. Михайлову, в то время Министру культуры СССР. 1 В конце ноября - начале декабря 1959 года в Государственной библиотеке имени В. И. Ленина была открыта выставка английских книг и журналов. Имеется в виду письмо английского профессора З. Ротстейна о книгах английского порта, художника и общественного деятеля У. Морриса (1834-1896). 2 Л. Киршбаум, профессор Мичиганского университета. 282. И. Ф. ФЕДОРОВУ  <Москва, 18 декабря 1959 г.> Дорогой товарищ Федоров, Как Вы просите меня в своем письме [1], отвечаю Вам вполне откровенно. В стихах Ваших есть хорошие строчки, но, пожалуй, больше слабых. Давать оценку стихам в коротком письме - дело трудное. Но все же попытаюсь. Начнем с лучших строчек. В стихотворении "Хвастунчик" лучше всего последняя строфа: Мы нашли его за хатой, В яме спрятался, лежит Угловатый, Ноздреватый, И не дышит, а сопит... Но было бы хорошо заменить эпитет "угловатый" каким-нибудь другим. Может быть, "сероватый"? В этой строфе есть нечто, наблюденное Вами. Но в том же стихотворении есть очень много недостатков. Слащаво звучит самое название "Хвастунчик". Куда естественнее слово "хвастунишка". Невразумительна интонация строчки "Отморожу лальцы вам". Слова слипаются, а кроме того, получается ненужное ударение на слово "вам". Гораздо естественнее интонация хотя бы в строчке "Расходитесь но домам". Непонятно, почему и каким хлыстом сечет весна снег. Плохо рифмуются слова "вдогонку" и "потихоньку". В стихах для детей не должно быть ни малейшего оттенка снисходительности, "сюсюканья". Каждая строфа, даже каждая строчка должна быть для поэта радостной находкой. Хорош замысел второго стихотворения. Но и оно в сущности не вполне удалось Вам. Размер и ритм, выбранные Вами, по всей видимости, случайно, придают стихам какую-то унылую монотонность, не соответствующую их содержанию. Стихи писать продолжайте, но еще важнее Вам вчитываться и вдумываться в стихи лучших поэтов, пишущих для взрослых и для детей. От души желаю Вам успеха. С. Маршак Печатается по машинописной копии. 1 С письмом от 15 ноября 1959 года поэт И. Ф. Федоров (хутор Веселый Багаевского района Ростовской обл.), заместитель редактора районной газеты, прислал для отзыва два стихотворения для детей; писал, что он уже печатал свои стихи в центральных газетах и журналах. 283. М. А. КАНЦЕР  Москва, 28 декабря 1959 г. Дорогая Мария Александровна, Я был очень рад получить еще одну весточку от Вас. Жаль только, что Вы болеете и так сокрушаетесь о своем больном сыне. Надеюсь, что нам еще приведется увидеться с Вами, хоть мы вряд ли друг друга узнаем. Но старая дружба всегда оставляет в душе глубокий след. Получили ли Вы книгу, которую я послал Вам? В этом году будут печататься страницы моих воспоминаний о детстве [1]. Это не хроника, не фотография реальных событий, а нечто вроде повести, где поэтический вымысел окрашивает действительность. Имена людей, как и некоторые подробности их быта, изменены. Ведь я пишу о событиях, которые были около шестидесяти лет тому назад, и то, что утеряла память, надо было восполнить воображением. Больше всего мне хотелось правдиво передать время и мир чувств, которыми жил мой лирический герой. Вы найдете в этой повести и моего милого друга - Вашего брата - Женю, и себя под вымышленными именами, а иной раз и в придуманных положениях и эпизодах. Мне нужно было художественное обобщение фактов, а не их буквальная - мемуарная - точность. Вы спрашиваете меня о моем брате Моисее Яковлевиче. Он умер около пятнадцати лет тому назад. Жизнь его сложилась трудно, но он до последних своих дней остался прямым, честным, верящим в правду и справедливость человеком - в сущности, таким же юношей, каким знали его Вы. Диктую я это письмо в постели, еще не совсем оправившись от тяжелого воспаления легких. Скоро Новый год. Желаю Вам, милая Мария Александровна, и всей Вашей семье счастья, здоровья, новых сил. Крепко жму руку. Ваш С. Маршак Письмо к Другу детства М. А. Канцер, которая в это время жила в Киеве, работала в инженерно-строительном институте. М А. Канцер переписывалась с портом с 1947 года; в последних письмах приглашала его в Киев. 1 Повесть "В начале жизни" (см. т. 6 наст. изд.). 284. А. Д. ГАЛАХОВОЙ  Москва, 28 декабря 1959 г. Желаю Вам, товарищ Галахова, счастья и здоровья в наступающем году. Сердечно благодарю Вас за привет [1]. Полагаю, что заключительные строфы моего стихотворения, посвященного Шаляпину, Вы неверно поняли. В них звучит хоть и сдержанная, но глубокая скорбь. Вероятно, Вы почувствуете это, если поглубже вникните в эти строчки. С искренним уважением. С. Маршак 1 В письме от 23 декабря 1959 года А. Д. Галахова (деревня Ефремовская Егорьевского района Московской обл.), учительница-пенсионерка, писала о своем недовольстве концом стихотворения С. Маршака "Шаляпин" (см. т. 5 наст, изд.), содержащимися в нем упреками в адрес певца, в конце жизни "отставшего от века". 285. М. А. КАНЦЕР  Москва, 15 января 1960 г. Дорогая Мария Александровна, Очень рад был Вашему письму [1], мой старый друг. Но жаль, что оно такое грустное. Жизнь трудна на склоне лет, но сдаваться не надо. И у меня много в жизни печального - столько горьких утрат, столько тяжких и порой непосильных забот! Но все же держусь кое-как. В 1-й книжке "Нового мира" за этот год Вы найдете первую часть "В начале жизни", которая, вероятно, будет интересна Вам. Фамилии людей, о которых я пишу, и многие имена мною изменены, так как я пишу о временах и событиях не протокольно, а с той беллетристической свободой, без которой невозможно художественное обобщение. Мне хотелось передать колорит времени - и это было главной моей задачей. Отступая от буквальной, фактической точности, я счел нужным изменить и фамилии. Женя Меньшагин называется Леней Гришаниным, а Вы остались Марусей, хоть я и Вам приписал черты и факты, которых, можот быть, в действительности не было. Я пишу о том, что было шестьдесят лет тому назад, и за это время реальное перемешалось в памяти с воображаемым. Все же люди, читавшие мои страницы, находят Марусю Гришанину очень привлекательной, а Леню Гришанина интересным и трогательным. Большого мне и не надо. Очень грустно, что милая Маруся, которую я когда-то знал таким поэтичным существом, теперь не любит стихов. Впрочем, стихи надо и можно любить только самые лучшие. Мне очень хотелось бы достать для Вас мои четыре тома. В них, кроме моих стихов и сказок для детей, есть и лирические стихи, пьесы и переводы лучших стихов (Шекспира, Мильтона, Байрона, Шелли, Роберта Браунинга, Гейне, Петефи и других). Но так как это издание подписное, найти его в продаже невозможно. А издательство, выпустившее его тиражом в 300.000 экземпляров, дало автору только десять, которые у меня мгновенно разошлись. Все же попытаюсь достать. Будьте здоровы и бодры, милая Мария Александровна. Желаю Вам и Вашей семье счастья. Ваш С. Маршак 1 Письмо М. А. Канцер от 3 января 1960 г. 286. ГЕРХАРТУ ЛИБНЕРУ  Москва, (январь I960 г.) Уважаемый Герхарт Либнер! Ваше письмо [1] глубоко тронуло меня. Я был рад услышать из уст немецкого шахтера искреннее и непосредственное выражение любви к Роберту Бернсу - поэту чужой страны и другого времени, но до сих пор близкому простым людям во всем мире. Мне кажется убедительным и справедливым высказанное Вами пожелание, чтобы память шотландского народного поэта была увековечена в родном Вам городе Веймаре, где жил и работал великий Гете, так высоко ценивший Бернса, и где уже воздвигнуты памятники Шекспиру и нашему Пушкину, Но, конечно, решать вопрос о сооружении памятника Бернсу в немецком городе Веймаре может только то государство, в пределах которого находится этот славный город. Однако, независимо от того, будет ли осуществлено Ваше предложение, оно, несомненно, вызовет живой отклик в сердцах множества людей, которым дорога поэзия Бернса, певца дружбы, любви, честного труда и свободы. Примите мой сердечный привет, Искренне уважающий Вас С. Маршак Печатается по тексту "Литературной газеты", 1960, Э 10, 23 января. 1 В начале ноября 1959 года С. Я. Маршак получил письмо от шахтера Герхарта Либнера (Вальтроп-Реклингхаузен, ФРГ). Г. Либнер предлагал воздвигнуть в Веймаре памятник шотландскому поэту Роберту Вернсу (письмо опубликовано в "Литературной газете", 1960, Э 10, 23 января). 287. Ю. С. КАЛАШНИКОВУ  Москва, 19 февраля 1960 г. Дорогой Юрий Сергеевич, Я убежден, что ВТО и книгоиздательство "Искусство" окажут большую услугу нашему искусству, если выпустят сборник статей и воспоминаний, посвященных замечательному актеру - Дмитрию Николаевичу Орлову. В декабре этого года исполняется пять лет со дня его смерти, и хорошо бы приурочить выпуск сборника к этому времени. Нет сомнения в том, что многие наши актеры, писатели, театроведы и критики сочтут для себя честью принять участие в этом сборнике. Д. Н. Орлов был народным артистом в самом буквальном и подлинном значении этих слов. Нам, людям, причастным к литературе, особенно дорого его глубокое ощущение русского слова, тончайшее знание тех разнообразных интонаций, которыми так богат народный русский язык. Навсегда останутся в памяти у нас "Кому на Руси жить хорошо" Некрасова, "Страна Муравия" и "Василий Теркин" Твардовского, проза Шолохова в исполнении Д. Н. Орлова. Когда умирает писатель, после него остаются его книги. А что остается от актера, кроме нескольких пластинок, запечатлевших его голос, да фотографий, в какой-то мере сохраняющих его внешний облик? Память актера должна быть увековечена воспоминаниями людей, которым посчастливилось видеть и слышать его. Я не сомневаюсь, что Вы сделаете все от Вас зависящее, чтобы сборник памяти Орлова поскорее вышел в свет. Крепко жму руку. С. Маршак Печатается по машинописной копии. Письмо адресовано Ю. С. Калашникову - автору вступительной статьи к сборнику "Дмитрий Николаевич Орлов. Книга о творчестве", вышедшего в издательстве "Искусство" в 1962 году. 288. А. И. КУЗНЕЦОВУ  (Москва), 23 марта 1960 г. Уважаемый Алексей Иванович, Очень многие мои читатели спрашивали меня, не изобразил ли я в своем "Рассеянном" профессора И. А. Каблукова [1]. Тот же вопрос задал моему брату - писателю М. Ильину - и сам И. А. Каблуков. Когда же брат ответил ему, что мой "Рассеянный" представляет собой собирательный образ, профессор лукаво погрозил ему пальцем и сказал: - Э, нет, батенька, Ваш брат, конечно, метил в меня! В этом была доля правды. Когда я писал свою шутливую поэму, я отчасти имел в виду обаятельного и - неподражаемого в своей рассеянности - замечательного ученого и превосходного человека - И. А. Каблукова. Вот все, что я могу Вам сообщить по этому вопросу. С искренним уважением С. Маршак 1 В письме от 20 марта 1960 года А. И. Кузнецов (Москва), преподаватель Тимирязевской академии, спрашивал, нет ли связи между образом Рассеянного ("Вот человек рассеянный") и профессором И. А. Каблуковым. 289. ШКОЛЕ СЛЕПЫХ ДЕТЕЙ ст. БОЛШЕВО, МОСКОВСКОЙ ОБЛ. (Москва), 29 марта 1960 г. Дорогие ребята! Я был очень рад вашему умному и милому письму [1]. Мне было приятно узнать, что вы не только выучили мои стихи наизусть, но даже собираетесь ставить "Петрушку-иностранца". Очень жалею о том, что я болен и должен уехать на месяц лечиться, - иначе я бы обязательно приехал к вам, чтобы увидеть вашу постановку. Спасибо вам, мои дорогие, за то, что вы прислали мне свою азбуку [2]. Очень хорошо, что вы объявили войну всем словам-"паразитам", которые засоряют наш язык. Вы спрашиваете, что я написал нового. Недавно в журнале "Новый мир" вышла моя повесть, в которой я пишу о своем детстве. Сейчас я много работаю над новыми книжками для ребят. Ну, вот и все, мои дорогие. Передайте мой сердечный привет вашим учителям. Крепко всех вас целую Ваш С. Маршак 1 Письмо членов литературного кружка школы слепых детей (ст. Болшево Московской области) от 23 марта 1960 года. 2 Азбука для слепых. 290. К. И. ЧУКОВСКОМУ  Москва, 10 мая 1960 г. Мой дорогой Корней Иванович, Спасибо за доброе письмо, в котором я слышу то лучшее, что есть в Вашем голосе и сердце [1]. Все, что написано Тамарой Григорьевной (а она написала замечательные вещи), должно быть дополнено страницами, посвященными ей самой, ее личности, такой законченной и особенной. Она прошла жизнь [2] легкой поступью, сохраняя изящество до самых последних минут сознания. В ней не было и тени ханжества. Она была человеком светским и свободным, снисходительным к слабостям других, а сама подчинялась какому-то строгому и непреложному внутреннему уставу. А сколько терпения, стойкости, мужества в ней было, - это по-настоящему знают только те, кто был с ней в ее последние недели и дни. И, конечно, Вы правы: главным ее талантом, превосходящим все другие человеческие таланты, была любовь. Любовь добрая и строгая, безо всякой примеси корысти, ревности, зависимости от другого человека. Ей было чуждо преклонение перед громким именем или высоким положением в обществе. Да и сама она никогда не искала популярности и мало думала о своих материальных делах. Ей были по душе и по характеру стихи Мильтона (сонет "О слепоте"): ...Но, может быть, не меньше служит тот Высокой воле, кто стоит и ждет [2]. Она была внешне неподвижна и внутренне деятельна. Я говорю о неподвижности только в том смысле, что ей стоило больших усилий хождения по редакциям или по театрам, где шел разговор о постановке ее пьес, но зато она могла целыми днями бродить по городу или за городом в полном одиночестве, вернее - наедине со своими мыслями. Она была зоркая - многое видела и знала в природе, очень любила архитектуру. На Аэропортовской ее маленькая квартира была обставлена с несравненно большим вкусом, чем все другие квартиры, на которые было потрачено столько денег. Если Шекспир говорит о своих стихах ...И кажется, по имени назвать Меня в стихах любое может слово [3], -" то в ее комнатах каждая полочка, лампа или этажерка могли назвать по имени свою хозяйку. Во всем этом была ее легкость, ее приветливость, ее вкус и женское изящество. Грустно думать, что теперь эти светлые, уютные, не загроможденные мебелью и всегда открытые для друзей и учеников комнаты достанутся кому-то постороннему. Горько сознавать, что мы, знавшие ей цену, не можем убедить жилищный кооператив и Союз писателей, что следует сохранить в неприкосновенности эти несколько метров площади, где жила и умерла замечательная писательница, друг и советчик очень многих молодых и старых писателей. Мое письмо затянулось, но в заключение мне хочется рассказать Вам два случая, которые могут дать более ясное представление о Тамаре Григорьевне, чем самые пространные характеристики. Она умерла, не оставив завещания. Друзья должны были справиться, не завещан ли кому-нибудь из родственников ее вклад. И вот, когда они зашли в сберкассу того района, где Тамара Григорьевна жила несколько лет тому назад, и сказали, что она умерла, - женщины, выглядывавшие из окошек перегородки, встретили это известие так, будто им сообщили о смерти самого близкого им человека. Одна из сотрудниц сказала со слезами на глазах: "Неужели же друзья так и не могли спасти ее!" И тут выяснилось, что однажды вечером Тамара Григорьевна зашла в сберкассу перед самым закрытием. Она сразу же заметила, что служащие чем-то взволнованы. Оказалось, что в кассе не хватает какой-то суммы денег и об этом надо составить акт. Тамара Григорьевна подошла к одному из окошек и сказала просто, по-дружески: - Отчего же вы у меня не попросите?.. Она тут же внесла недостающую сумму и, конечно, никому из родных и знакомых об этом не рассказала. А вот другой случай. Фадеев накануне самоубийства пришел ко мне и застал у меня Тамару Григорьевну. Он был немного более сдержан, чем всегда, но по его виду я никак не мог предположить, что передо мной человек, который на другой день лишит себя жизни. Он подробно расспрашивал меня о моем здоровье, о том, куда я намерен поехать лечиться. А я заговорил с ним о Твардовском, с которым он незадолго перед этим серьезно поссорился. Мне очень хотелось их помирить. Не желая мешать нашему разговору, Тамара Григорьевна поспешила проститься с нами, и я вышел проводить ее. В коридоре она сказала мне вполголоса, но твердо и уверенно: - Не говорите с ним ни о себе, ни о Твардовском. Вы посмотрите на него!.. Она заметила то, что как-то ускользнуло от меня, знавшего Фадеева гораздо больше и ближе. Такова была она. Простите, что я так расписался. Впрочем, в этом повинны Вы и Ваше письмо, которое меня растрогало и взволновало, В первый раз вверяю я бумаге свои мысли и воспоминание об этом человеке высокой души, в котором так нераздельно жили "правда с красотою" [4] - этическое и эстетическое. Простите и бессвязность моего письма. Написал его единым духом, не задумываясь, не подбирая слов. Очень хотел бы, чтобы Вы когда-нибудь написали о пьесах и сказках Тамары Григорьевны - и о ней самой. Крепко обнимаю Вас. Ваш С. Маршак 1 Ответ на письмо К. И. Чуковского от 5 мая 1960 года, по-священное памяти Т. Г. Габбе, скончавшейся 2 марта. Корней Иванович писал о своем восхищении "красотой ее личности, ее безошибочным вкусом, ее дарованием, ее юмором, ее эрудицией и - превыше всего - ее героическим благородством, ее гениальным умением любить". 2 Заключительные строки сонета Дж. Мильтона в переводе С. Маршака (см. т. 3 наст. изд.). 3 Из 76-го сонета В. Шекспира в переводе С. Маршака. 4 Из 14-го сонета В. Шекспира в переводе С. Маршака. 291. И. Г. КАЛИМАНУ  <Москва>, 20 мая 1960 г. Уважаемый Израиль Григорьевич, Я получил Ваши стихи перед самым уходом в больницу [1] и потому должен ограничиться всего несколькими словами., В стихах Ваших есть настоящие мысли, которые говорят о том, что Вы человек сложный и содержательный. Встречаются у Вас строчки, в которых чувствуется поэтическая энергия, но отыскать их нелегко среди множества строчек сырых, торопливых, а иной раз даже безвкусных. Ведь вот как хорошо у Вас сказано: Две радуги. Две радости. И чем они вас радуют? А за этими строчками следуют очень невразумительные: Огромной ввысь аркадою Изысканной покатости? Капроновой одеждою?.. - и т. д. Радугу и даже две радуги нельзя называть аркадой. Аркада - это ряд арок, галерея арок. И очень неубедительна "капроновая одежда". Мне кажется, что основные Ваши недостатки заключаются в следующем. У людей, которые пишут стихи "для себя", без мысли о печатании их, бывает иной раз какая-то дилетантская безответственность. В сущности, Вы прислали мне ворох черновиков. Правда, в стихах, написанных "для себя", бывает подчас и та искренность и острота, которые не часто найдешь в печатных строчках. Но есть и сумбур и недоработанность, заглушающие то лучшее, что в них есть. Читая Ваши стихи, трудно определить, каких поэтов Вы любите, у кого из них учились. Только в одном-двух чувствуется внешнее влияние Маяковского. Можно предполагать, что Вы знакомы с Гейне. Мне думается, что Вам следует позаботиться о том, чтобы выработать у себя более строгий художественный вкус. А этому может способствовать пристальное и вдумчивое чтение лучших образцов русской поэзии. Мы все читали с юных лет Пушкина, Баратынского, Жуковского, Тютчева, Фета, но только в зрелом возрасте можем по-настоящему оценить этих поэтов - так же как и Блока и Маяковского. Да и не только стихи, но и лучшая поэтическая проза (проза Пушкина, Лермонтова, Чехова) может многому научить нас в те годы, когда мы начинаем что-то понимать. Я не знаю Вас, мне неизвестен Ваш возраст, биография. Поэтому - как Вы сами понимаете, - мне трудно давать Вам советы. Но я бы сказал, что Вам следовало бы подумать о том, чтобы несколько обогатить Вашу речь. В тех местах, где Вы живете, хорошо говорят по-русски. Надо прислушиваться к богатой и живой устной речи - такой отличной от худосочного языка, которым мы пользуемся в обиходе. Не знаю, поможет ли Вам мое письмо разобраться в себе и в своем литературном хозяйстве. Но если под его влиянием Вы стали бы писать вдумчивее и бережнее, не утратив непосредственности & смелости, я был бы очень рад. С искренним приветом С. Маршак 1 И. Г. Калиман (г. Орехово-Зуево Московской обл.) прислал свои стихи в рукописи для отзыва. 292. А. Т. ЭССАУЛОВОЙ  Москва, 9 июня 1960 г. Уважаемая А. Т. Мне было очень приятно получить письмо из Острогожска [1] - да еще с Майдана. Я непременно пришлю Вам свои воспоминания, когда выйдут отдельной книгой. Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь побывать еще раз в родном Острогожске, но память детских лет живет в нашей душе всю жизнь. Попытаюсь ответить на Ваши вопросы, касающиеся отдельных персонажей моей повести. Фамилия моего учителя рисования Дмитрия Семеновича - Коняев. Фамилия учителя немецкого языка Густава Густавовича - Вихман. В повести я назвал его Рихман. Владельцем книжного и писчебумажного магазина был и в самом деле Поляков, - Вы совершенно правы. Мак-симильяна Максимильяновича при мне еще не было, а директором был "Циклоп" - одноглазый Никодим Петрович Греков. Я не упоминаю директора в повести, так как он не оставил никакого следа в моей памяти. По поводу пьесы "За океаном" [2] я могу только высказать предположение, что это инсценировка повести Шолом-Алейхема. Впрочем, я в этом не уверен. Очень рад, что страницы "воспоминаний" нашли живой отклик в сердцах моих земляков - острогожцев. Примите мой искренний привет. Жму Вашу руку. С. Маршак 1 В письме от 4 мая 1960 года А. Т. Эссаулова (г. Острогожск Воронежской обл.) вспоминала о своих гимназических годах; училась она в гимназии намного позже С. Я. Маршака, но помнит многих преподавателей, упомянутых в повести "В начале жизни". 2 Речь идет о постановке пьесы "За океаном" в острогожском театре в начале 20-х годов. А. Т. Эссаулова спрашивала, кем написана эта пьеса. 293. А. И. СПЕРАНСКОМУ  Москва, 26 июня 1960 г. Мой дорогой внук Алешенька, Очень был я рад получить от тебя весточку и узнать, что ты здоров и весел. Надеюсь, что к этому времени вы уже раскопали селище X века и приступили к раскопке курганов [1]. Завидую тебе, что ты каждый день купаешься в Днепре, хоть Днепр у вас не так широк, как описано у Гоголя. Помнишь: "Редкая птица долетит до середины Днепра"... И все же - по стариковской привычке - очень прошу тебя соблюдать во время купания необходимую осторожность. Боюсь этих "омутов днепровских". Надеюсь, что ты окрепнешь за время пребывания в экспедиции, наберешься разнообразных и свежих впечатлений, а потом за чаем в столовой на Чкаловской расскажешь мне и всей нашей семье о своих находках и приключениях. Мы все - я, твой отец, Машенька, братья - очень по тебе соскучились. Твой оглушительно громкий голос давно уже не сотрясал наших стен. Я вышел из больницы и собираюсь в Барвиху, а пока день и ночь сижу над версткой своего 4-го тома. (...) Крепко обнимаю и очень люблю тебя, мой славный внук. Жду от тебя вестей. Твой дед С. Маршак 1 А. И. Сперанский в то время был студентом исторического факультета МГУ. 294. А. В. МАКЕДОНОВУ  Москва, <29 июня I960 г.> Мой дорогой Адриан Владимирович, Я был очень рад Вашему письму [1] и только пожалел, что нам не удалось увидеться в те дни, когда Вы были в Москве. Но, может быть, мы увидимся после Вашего пребывания в Дубултах? Врачи меня отпустили только с условием, что я немедленно отправлюсь в клинический санаторий (в Барвиху). Задержала меня верстка моего 4-го тома, куда входят статьи, "Страницы воспоминаний", новые лирические стихи и переводы. Рад, что выходит Ваша книга [2]. Буду ее ждать. Моя статья о Твардовском была безбожно сокращена и потеряла значительную часть своей ценности. Последние главы "За далью - даль" [3] так обрадовали меня после некоторого затишья в творчестве их автора да и всей нашей поэзии. Столько в них победных, предельно метких строчек, что поэму в целом принимаешь, как подарок, и ждешь после нее новых, еще более высоких удач поэта, работающего в нашей литературе чуть ли не за всех поэтов, да и прозаиков. Но об этом еще поговорим, когда увидимся. Если к Вашему приезду я еще буду в санатории, мои домашние дадут Вам машину, чтобы Вы могли побывать у меня. Только мне надо знать накануне, чтобы устроить пропуск. Крепко жму Вашу руку и прошу передать самый сердечный привет Р(аисе) А(брамовне) [4]. Ваш С. Маршак 1 Письмо литературного критика А. В. Македонова из Дубулты (Рижское взморье) от 24 июня 1960 года, в котором он делился впечатлениями от только что прочитанной им статьи С. Я. Маршака "Ради жизни на земле" о поэзии А. Т. Твардовского ("Литературная газета", 1960, Э 73, 21 июня). 2 А. В. Македонов, Очерки советской поэзии, Смоленск, 1960. 3 В майском номере "Нового мира" за 1960 год были напечатаны заключительные главы поэмы А. Т. Твардовского "За далью - даль". 4 Жена А. В. Македонова. 295. ВСЕРОССИЙСКОМУ СЪЕЗДУ УЧИТЕЛЕЙ (Барвиха, начало июля 1960 г.) Привет Вам, дорогие товарищи учителя! В эти памятные дни, когда в Москве работает ваш съезд, внимание всей нашей страны обращено к вам. Ваша многотысячная армия - великая сила. Вам родители уступают значительную долю своих прав на воспитание ребенка. К вам в школу дети приходят в том возрасте, когда характер ребенка так легко поддается воздействию умного и чуткого воспитателя. Можно сказать, что именно вы формируете наше будущее. Но для того, чтобы вести других, надо и самому не стоять на месте. Учителю надо знать гораздо больше того, что он отдает ученикам. Во время Яснополянской школы Лев Толстой говорил, что для того, чтобы преподавать в младших классах арифметику, учитель должен знать высшую математику. Познания преподавателя истории будут далеко не достаточны, если они окажутся немногим больше того, что содержится в школьных учебниках. Но дело не только в знаниях. Прежде всего учителю нужна любовь к своему предмету. Опыт показал, что наибольшее число математиков выходит из школ, где преподают не только знающие, но и влюбленные в математику люди. То же можно сказать о преподавании литературы* Спросите наших выдающихся писателей, и они скажут вам, что любовь к родному языку и литературе привил им учитель, сельский или городской. От воспитателя зависит и такое важное дело, как развитие художественного вкуса его питомцев. Я знаю, что у большинства наших учителей не слишком-то много свободного времени. И все же они должны находить время, чтобы развивать свой собственный художественный вкус. Только по-настоящему оценив и полюбив литературу, преподаватель имеет право говорить с учениками о творчестве порта или прозаика. Что может сказать о композиторе человек, лишенный слуха и не понимающий, не любящий музыки? Равнодушный преподаватель словесности, не испытывающий ни малейшего восторга при чтении лучших поэтических страниц, способен убить в ребятах всякий интерес к художественной литература. Зазубривание отрывков из Пушкина (чаще всего о природе) вырабатывает у ребят как бы некий иммунитет к стихам нашего величайшего поэта. Помню, я как-то читал Пушкина вслух знакомому школьнику. Он слушал неизвестные ему стихи с напряженным вниманием. Но стоило мне прочесть строчки: Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна... - как мой юный слушатель запротестовал: - Ох, не надо!.. Очевидно, это прекрасное стихотворение потеряло всю свою прелесть на тех уроках, где его читали бесконечное число раз. И не только читали, но и разъясняли, то есть "прорабатывали". Отдельные, вырванные из классических стихов строфы и строчки, напечатанные в учебных книгах для чтения, часто теряют рифмы, стихотворный размер, а иной раз и большую часть смысла. Мне кажется, что учителя вправе потребовать от Министерства просвещения и Учпедгиза хороших учебных книг по родному языку и литературе. У нас есть известные и любимые детские книги. Пора создать любимые учебники. И, пожалуй, не меньше нужны школе книги, помогающие учителю, такие книги, где были бы статьи лучших педагогов, литературоведов и критиков, где молодой учитель мог бы найти записи лучших уроков, проведенных талантливыми и опытными преподавателями. Дорогие друзья, мы должны помнить, что учителя и писатели в одинаковой мере служат великому делу воспитания. Наши встречи с вами не должны быть редкими и случайными. Пишите нам со всех концов страны, пишите запросто, по-дружески о вашем житье-бытье, о работе, о разных событиях и эпизодах в жизни школы. Такие письма не только могут дать нам, литераторам, ценный материал, но и по-настоящему свяжут нас со школой. Я очень жалею, что болезнь помешала мне быть сегодня с вами. В этом письме я попытался высказать кое-какие мысли, которые накопились у меня как у литератора, более сорока лет связанного с читателями-детьми. Вероятно, о многом из того, о чем я пишу здесь, вы думали и сами. И все же я не мог удержаться от желания поделиться с вами своими раздумьями. Желаю вам, товарищи, здоровья, успехов и неугасающего вдохновения. Оно одинаково необходимо в нашем и вашем деле. С. Маршак Печатается по тексту "Литературной газеты", 1960, Э 81, 9 июля, где было напечатано под редакционным названием "Учитель и писатель - соратники". Обращение к съезду было зачитано на заседании 8 июля. 296. Л. Д. МАРТИСОВУ  (Москва), 3 сентября 1960 г. Уважаемый товарищ Мартисов, Мне очень трудно ответить на Ваш вопрос, стоит ли Вам заново приниматься за начатую Вами в 1935 году книгу [1]. Если у Вас есть желание и уверенность в том, что Ваш материал не устарел и не потерял своей значительности по сравнению с делами новых арктических и антарктических "робинзонов", то, конечно, пишите. Но, может быть, Вам следовало бы шире использовать свой богатый жизненный и трудовой опыт, рассказав в книге и о днях, проведенных Вами на льдине, и о работе во главе юного коллектива на заводе, и об участии в строительстве Волго-Дона и восстановлении Сталинграда [2]. Конечно, это отнюдь не должно быть простым и внешне последовательным перечислением всего, что Вам пришлось делать на своем веку. Любопытно было бы показать, как одна работа готовила Вас к другой, как постепенно, преодолевая трудности, Вы накапливали умение и сноровку. И все это надо дать на фоне того или иного времени и места, показать не столько в описаниях, сколько в событиях, приключениях, эпизодах. Я нисколько не настаиваю на своем предложении. Вы можете вернуться к своему первоначальному замыслу, если учтете замечания, о которых я пишу выше. Мы давно с Вами не встречались, и я не помню ни Вашей манеры, ни стиля. Одно только скажу: избегайте книжности, пишите просто и живо, как пишут по горячим следам событий. Если мое письмо хоть в малой мере поможет Вам, буду очень рад. От души желаю Вам успеха. С искренним приветом С. Маршак 1 В письме от 1 августа 1960 года Л. Д. Мартисов (Волгоград), пенсионер, бывший механик, пароход а "Челюскин", вспоминал, что в 1934 году он заключил договор с ленинградской редакцией Детиздата на "Книгу о Челюскине" ("Полярные робинзоны"); рукопись погибла во время бомбежки; спрашивал, стоит ли начать снова работу над книгой. 2 Л. Д. Мартисов рассказал также о своей жизни, полной труда и событий; спрашивал о целесообразности работы над автобиографической книгой. 297. Е. Д. РЯДЧИКОВОЙ  Москва, 21 сентября 1960 г. Дорогой товарищ! Музыку к сказке "Кошкин дом" писали в разное время несколько композиторов [1]. Первым написал музыку старейший композитор, ученик Римского-Корсакова и Балакирева, В. А. Золотарев. Ему удалось написать очень доходчивое и в то же время достаточно богатое музыкальное сопровождение. Я не знаю его адреса, но полагаю, что Вы можете обратиться к нему через Союз композиторов. Очень хорошую музыку написал к фильму "Кошкин дом" композитор Вайнберг, однако эта музыка несколько сложнее. Ему тоже можно написать по адресу Союза композиторов (Москва, ул. Огарева, д. 13). И, наконец, для спектакля в Кукольном театре Образцова и для радиоспектакля музыку написала композитор Александрова. Если Вы напишете ей по адресу Центрального Кукольного Театра п/р Образцова или через тот же самый Союз композиторов, вероятно, она не откажется прислать Вам ноты. Я согласен с Вами, что для этого спектакля нужны и танцы. От души желаю Вам успеха в этой постановке. Мне кажется, что Вы могли бы с успехом поставить одну из пьес недавно умершего талантливого драматурга Т. Г. Габбе, - например, "Хрустальный башмачок". Сборник ее пьес "Город мастеров" (название дано по первой пьесе) Вы, вероятно, найдете в библиотеке. Книга была издана Детгизом. В моем сборнике "Сказки, песни, загадки" посмотрите пьесы "Петрушка-иностранец", "Двенадцать месяцев" и "Горя бояться - счастья не видать". Посылаю Вам, всем сотрудникам клуба, а также участникам спектакля сердечный привет и лучшие пожелания. Уважающий Вас С. Маршак 1 В письме от 12 сентября 1960 года Е. Д. Рядчикова (г. Минеральные Воды Ставропольского края), заведующая детским сектором железнодорожного клуба, просила рекомендовать хорошую музыку для спектакля по пьесе С. Маршака "Кошкин дом"; просила совета в выборе "сценического материала для детей", 298. Е. И. ШВАРЦ  <Москва>, 24 сентября 1960 г. Дорогая Екатерина Ивановна! Не могу Вам сказать, как тронула меня Ваша посылка, - два тома пьес Евгения Львовича [1], моего дорогого Жени, с которым так тесно связана и переплетена моя жизнь, моя работа. Я очень рад, что книги довольно хорошо изданы, и уверен, что они будут долго жить и еще не раз переиздаваться. С каждым годом Евгений Львович приобретает все новых и новых друзей - читателей и зрителей. Его добрый и умный талант находит дорогу к сердцам детей и взрослых. Надо бы позаботиться о более полном издании того, что оставлено Евгением Львовичем. Работает ли кто-нибудь над его литературным наследством? Я был бы очень благодарен, если бы Вы написали мне несколько слов о себе. В ближайшее время я ложусь в больницу на обследование, а может быть, и на операцию, но письма мне будут пересылать. Глубоко уважающий и любящий Вас С. Маршак Я хочу, чтобы Вы знали, как дороги мне Вы, лучший друг Евгения Львовича, его радость и счастье. СМ. 1 Е. И. Шварц прислала книги: Е. Шварц, Сказки. Повести. Пьесы, "Искусство", Л. 1960, и сборник пьес, выпущенный издательством "Советский писатель" в 1960 году. 299. ФЕДЕРАЦИИ БЕРНСА. ШОТЛАНДИЯ  <Москва, сентябрь 1960 г.> Решение избрать меня почетным Президентом еще сильнее скрепило узы дружбы, которыми связаны с Шотландией не только я, но и все почитатели Бернса у меня на Родине. Пожалуй, ныне нет поэта более современного, более определенно выражающего надежды человечества, чем Берне с его заветной мечтой о братстве людей. Сейчас можно говорить о том, что настал день, когда мечта Бернса становится явью. С. Маршак Печатается по тексту "Литературной газеты", 1960, Э 117, 1 октября. 300. СОЮЗУ ПИСАТЕЛЕЙ СССР  (Больница, 8 октября 1960 г.) Дорогие товарищи, Я очень рад, что вопрос о дальнейшем развитии нашей переводной литературы обсуждается сегодня не в секции переводчиков, а в секретариате Союза писателей СССР с участием представителей национальных республик и ведущих писательских организаций нашей страны. Так оно и должно быть. Не только люди, занимающиеся художественным переводом, но и вся наша литература заинтересована в успехе этого дела. Алексей Максимович Горький никогда не был переводчиком, кажется, не перевел с иностранных языков ни одной страницы, но все мы знаем, с каким горячим вниманием относился он к воссозданию лучших произведений мировой литературы на языках нашей Родины. В самые первые годы революции, среди бессчетных дел, требовавших его участия, Горький отдавал много времени и души организации беспримерного по своей широте и размаху издательства "Всемирная литература". Он привлек к делу перевода и редактирования крупнейших писателей и ученых, знатоков западной и восточной литературы. Отделами в этом издательстве заведовали Александр Блок, Михаил Лозинский, К. Чуковский, академики Крачковский, Ольденбург и другие видные деятели литературы и науки. Один только перспективный план "Всемирной литературы", охватывавший поэзию, прозу, драматургию, народный эпос множества стран, может дать убедительное представление о том, чего ждали Горький и его сотрудники от этого нового начинания. Горького и его "Всемирную литературу" следует вспомнить нам сейчас, когда мы хотим крупно, принципиально и широко рассмотреть стоящие перед нами проблемы художественного перевода. В настоящее время "всемирная литература" раздроблена у нас между многими издательствами (Гослитиздат, Издательство иностранной литературы, "Детгиз", "Искусство" и т. д.). Издается немало хороших переводов, но все это дело лишено той далекой перспективы, того широкого идейного плана, который был у Горького в героическую пору становления советской культуры. Дело часто зависит от случая, от авторских заявок, от вкусов и личных пристрастий редакторов, а иной раз и от финансовых соображений. Да, в сущности, практически издательства, поглощенные текущей работой, и не могут справиться с этой огромной задачей художественного воспитания народа без помощи глубоко заинтересованной критики, без участия наших писателей и ученых. Редкие и случайные рецензии в печати, календарные обсуждения в секции переводчиков и на редсоветах не заменяют пристальной и систематической критики, которая умеет вовремя отличать все лучшее и передовое в этой области от неполноценного и отсталого. Да и в самом Союзе писателей еще далеко не всем ясно значение и существо художественного перевода. Еще недавно мы слышали на наших собраниях и читали в газетах высказывания о том, что переводчиков стихов и прозы следовало бы выделить в особую организацию, чуть ли не объединив их с переводчиками "Интуриста". Главная ошибка тут заключается в непонимании того, что по-настоящему переводить художественные произведения может только писатель. И в самом деле, для того чтобы роман, поэму, драму воссоздать на другом языке, сохранив поэтические достоинства подлинника - его пафос и внутреннюю жизнь, - переводчик должен обладать поэтическим воображением, опытом чувств, владеть предельно выразительной и образной речью, то есть быть талантливым писателем. Мало того, от него требуется - в не меньшей степени, чем от других писателей - острое чувство современности, целостное мировоззрение, умение зорко наблюдать жизнь и вслушиваться в живую народную речь. Без всего этого перевод будет только плохой копией оригинала. Не только по оригинальным произведениям Жуковского, но и по его переводам вы можете составить себе представление о его мировоззрении. Бунин никогда бы не создал своего замечательного перевода "Песни о Гайавате", если бы у него не было непосредственного чувства природы и чувства слова. Нам нужны не кабинетные переводчики, а поэты, живущие жизнью своего народа и умеющие смотреть на мир с вышки нашего времени. Есть ли такие переводчики у нас? Разумеется, есть, но мы еще не сумели полностью разглядеть и оценить всю ту крупную, монументальную работу, которую проделали лучшие из них на протяжении сорока с лишним лет, не сумели обнаружить с достаточной очевидностью и те наслоения ремесленничества, а подчас и "торговой спекуляции" (по выражению Пушкина), которые, нечего греха таить, живы в нашей переводной литературе еще и до сих пор. Я хочу верить, что это совещание не явится случайным и рядовым "мероприятием" секретариата, а за ним последует длительная и систематическая работа по привлечению внимания печати, издательств и всех писателей к благородному делу всемирной творческой связи, каким является художественный перевод. С. Маршак Печатается по тексту "Литературной газеты", 1960, Э 122, 13 октября, где письмо было опубликовано под заглавием "Смотреть на мир глазами нашего времени". Письмо было зачитано на расширенном заседании секретариата правления Союза писателей СССР, посвященном проблемам перевода. 301. Л. П. ФИЛАШИНОВУ Москва, 21 октября 1960 г. Уважаемый Леонид Петрович, Я не возражаю против использования Вами моего текста в качестве либретто для оперы и буду рад, если опера окажется удачной. Однако внесенные Вами в текст реплики мне кажутся сомнительными. Хоть я и очень занят, я постарался наскоро заменить их другими. Варианты реплик Вы найдете на отдельном листе. От души желаю Вам успеха в работе. С искренним приветом С. Маршак В письме от 12 октября 1960 г. Л. П. Филашинов (Иркутск), преподаватель музыки в средней школе, рассказал о своей работе над оперой "Кошкин дом" по пьесе С. Я. Маршака; предлагал свои изменения в тексте пьесы, вызванные спецификой оперного либретто. К ответному письму С. Я. Маршак приложил варианты реплик для либретто Л. П. Филашинова: (Во время вальса.) Кошка (Коту Василию - тихо). Смотри, ни другу, ни врагу Ты о котятах ни гугу. Веди себя прилично. Кот. Попробую... Кошка. Отлично. Дуэт Кошки и Петуха Кошка. Мяу-мяу, ночь спустилась. Блещет первая звезда. Петух. Ах, куда ты удалилась? Кукареку, куд-куда? Кошка. Ты поешь, мой милый Петя, Много лучше соловья. Петух. Всех прекраснее на свете Ты, красавица моя! (После второго появления котят.) Кошка. Василий! Нищих прогони! Кот. Опять мяукают они? Кошка (тихо). Молчи ты, старый дуралей! (Гостям.) Друзья, танцуйте веселей! А я уйду на пять минут. Дела всегда хозяйку ждут. (Уходит.) Петух (Козлу). Слыхал? Козел. Слыхал. Петух. Видал? Козел. Видал. Петух. Какой неслыханный скандал! Там у ворот ее родня... Козел. А мне-то что? Оставь меня! Петух. Осел ты брат. Козел. Ты сам осел, А я порядочный козел. Я занимаю важный пост. Есть у меня рога и хвост. Ты предо мною мелюзга! Петух. А кто сломал тебе рога? Козел. Ах ты, невежа и нахал! Ну, повтори, что ты сказал! Курица (Петуху). Нет, ты несносен, как всегда. Куда ты лезешь? Куд-куда? Хоть зол Козел, Но злей коза. Она нам выклюет глаза. Петух. Нет, за себя я постою, Я сам обоих заклюю! (Входит Кошка.) 302. В. В. ЛЕБЕДЕВУ  Москва, <26 октября 1960 г.> Мой дорогой, старый друг Владимир Васильевич, Письмо Ваше получил в больнице, а вчера мне рассказывала о Вас навестившая меня Сарра Дмитриевна [2]. Очень хочу, чтобы Вы скорее поправились. Уверен, что запаса жизненных сил хватит у Вас надолго, если Вы сумеете по-настоящему беречь себя и преодолевать всякие недуги бодростью и сознанием того, что Вам выпала на долю судьба замечательного художника. После больницы, где мне удалось избежать трудной операции, я вернулся домой, порядком измученный всякими медицинскими исследованиями, а сейчас еду в Крым, чтобы избежать нового воспаления легких, которое почти всегда у меня бывает в сырую погоду. По возвращении хочу непременно повидать Вас, если не в Москве, то в Ленинграде. Милый друг, если Вы можете написать или продиктовать кому-нибудь хоть несколько строк о том, какой осталась в Вашей памяти Тамара Григорьевна, - сделайте это [3]. Ведь не только в рисунке, но и в словах Вы умеете передать то, что ускользает от многих других. А она была человеком редкого достоинства, доброты и душевной независимости, человеком ярким и чутким. Но, конечно, я не хочу ни в какой мере обязывать Вас этой просьбой. Крепко обнимаю Вас, желаю здоровья и бодрости. Передайте мой привет Аде Сергеевне [4], с которой мне так и не удалось увидеться в Москве. С. Маршак 1 Письмо В. В. Лебедева не сохранилось. 2 С. Д. Лебедева, скульптор. 3 С. Я. Маршак хотел подготовить сборник памяти Тамары Григорьевны Габбе. Замысел остался неосуществленным. 4 А. С. Лазо, жена художника В. В. Лебедева. 303. И. В. ФИЛАТОВОЙ  Крым. Ялта. Санаторий "Нижняя Ореанда". Главный корпус, 8 ноября 1960 г. Дорогая Ирина Владимировна, Ваше письмо [1] ко дню моего рождения тронуло и порадовало меня ничуть не меньше, чем торт, который Вы подарили мне в 44-м или в 45-м году. У Вас благодарная память. Она сохранила даже то немногое, что мне удалось сделать для Вас полтора десятка лет тому назад. Это всегда признак душевного благородства. Необыкновенно благодарным человеком была Тамара Григорьевна. Щедрая, готовая помочь каждому по мере сил, она помнила самую незначительную услугу или помощь, оказанную ей. Я так и называл ее - "благодарное дитя". Будем же и мы помнить ее с любовью и благодарностью. А вот некоторые грустные мысли, выраженные в Вашем письме, мне хотелось бы развеять. Не думайте, что Ваша щедрость, проявленная по отношению к другим, останется безответной. Если мы сохраним в себе живую душу, она всегда привлечет к нам хороших людей и не останется без отклика. Помните это - и не давайте воли грустным размышлениям. Пока мы видим, слышим, работаем, не прикованы к постели и нас не терзает нестерпимая боль, - мы все еще счастливы. А Тамара Григорьевна доказала нам, что даже за два дня до смерти, в муках тяжелейшего недуга, можно еще улыбаться людям и думать о них. Не теряйте же бодрости. На этом свете надо быть мужественным. Желаю Вам здоровья и радости. Ваш С. Маршак 1 В письме от 30 октября 1960 года И. В. Филатова (Москва), знакомая С. Маршака, поздравляла его с днем рождения; вспоминала о материальной и духовной помощи, оказанной ей поэтом во время Отечественной войны. 304. Е. П. ПЕШКОВОЙ  "Нижняя Ореанда", 12 ноября 1960 г. Дорогая Екатерина Павловна, По телефону было очень плохо слышно. Я так и не разобрал, почему Вы ложитесь в больницу на исследование. Если не трудно, напишите хоть несколько слов. В Ялте с большой нежностью вспоминаю годы, проведенные с Вами и у Вас. Побывал и на даче Ширяева, и на даче Ярцева, и на Дарсане [1]. Заглянул даже в квартиру, где жил очень хороший человек - инженер Демьяненко, который готовил кефир для продажи и очень любил поэзию. Сейчас здесь никого из старых знакомых, никого из моих гимназических товарищей нет. И даже дом Чехова кажется чужим - с тех пор как там не стало Марии Павловны. Думаю, что пробуду здесь до 22-го, а может быть, останусь еще на пять дней. Чувствую себя значительно лучше, но все еще слаб и двигаюсь с трудом. Зато сын мой совершает пешие походы верст по 20-30 в день. А мне странно вспомнить, как я когда-то, в старину, шел пешком - через Яйлу - из Ялты в Севастополь. Непременно напишите мне, дорогая Екатерина Павловна. А если писать трудно, пошлите мне телеграмму о своем здоровье. Крепко жму руку. Ваш С. Маршак 1 С. Я. Маршак вспоминает о времени, проведенном им в семье А. М. Горького в 1904-1906 годах на даче Ширяева, а затем на даче Ярцева на горе Дарсан. 305. ПЛЕНУМУ ПРАВЛЕНИЙ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ РСФСР,  МОСКОВСКОЙ и ЛЕНИНГРАДСКОЙ ПИСАТЕЛЬСКИХ ОРГАНИЗАЦИЙ <"Нижняя Ореанда, 5 декабря 1960 г.> Мне очень хотелось бы помочь вам, товарищи, в успешном проведении пленума, поделиться с вами своим опытом и мыслями, которые накопились за многие годы. Пленумы, посвященные литературе для детей, бывают у нас редко, и очень хотелось бы, чтобы предстоящий пленум трех правлений принес вполне реальную и существенную пользу этому большому делу. Мне писали, что обсуждение коснется книг, вышедших За последние два года. Правильно ли это? Каждый из нас что-то сделал за эти годы. Но двухлетний срок был бы слишком мал для того, чтобы судить о литературном урожае даже в том случае, если бы речь шла обо всей советской литературе в целом, а не только об одном из ее участков. Не следует ли поставить вопрос шире: о путях нашей - еще довольно молодой - детской литературы за более значительный период? А главное следовало бы, мне кажется, поставить вопрос так: детская литература не может быть делом и заботой одних только детских писателей. О ней всегда серьезно думали и заботились крупнейшие люди века - Белинский, Лев Толстой, Горький. Когда же она становилась вотчиной специально детских писательниц и писателей, она мельчала, теряла большое дыхание и масштабы. В свое время в Ленинграде мы привлекли к работе не только таких детских писателей, как Борис Житков, М. Ильин, Виталий Бианки, Л. Пантелеев (кстати, все они стали и писателями для взрослых), но и М. Пришвина, Алексея Толстого, Николая Тихонова (прозу свою он начал именно с повестей и рассказов для детей), М. Зощенко, Б. Лавренева и многих других. А наряду с ними были привлечены и солидные ученые - физики, астрономы, историки. Это было не так легко. Надо было рассеять весьма распространенное предубеждение, которое заключалось в том, что детская книга будто бы не допускает серьезных, сложных мыслей и подлинных чувств. Мы не кормим детей худшими продуктами, оставляя лучшие для взрослых. Нельзя кормить детей и неполноценной литературой. Конечно, "взрослый" писатель, если он пишет для детей, должен учиться быть детским писателем, как учился этому Лев Толстой, приступая к своим "Русским книгам для чтения". Но даже если иные писатели для взрослых и не окажутся в состоянии писать для детей, они должны были бы, по крайней мере, дарить детской литературе свое внимание, пристально следить за ней не в меньшей степени, чем Горький, который так много думал и писал о детской книге - особенно в последние годы своей жизни. А к детским писателям мы должны предъявлять не меньшие требования, чем к писателям для взрослых. Поэты, пишущие для детей, должны быть настоящими поэтами - такими, каких можно поставить в один ряд с лучшими мастерами поэзии нашей страны. Не должно быть скидок и на художественную прозу (часто детские рассказы можно назвать рассказами о том, как ничего не случилось), и на научно-популярную, и научно-художественную книгу, особенно важную в наш научный век. Широкий обзор нашей литературы за более или менее значительный период помог бы нам понять, далеко ли мы продвинулись на разных ее участках (а их так много!), что у нас передовое и что отсталое. Очень бы хотелось, чтобы пленум поднял достоинство детской литературы. Как известно, Горький на Первом съезде писателей предложил, чтобы доклад о литературе для детей поставили вторым - непосредственно после его основного доклада, подчеркнув таким образом важность этой литературы. Хорошо, если бы пленум по-настоящему воодушевил писателей, работающих над книгами для детей, привлек к этому делу новые силы и поставил перед авторами и редакторами высокие требования. От состояния и уровня детской литературы зависят в значительной степени и школьные учебники. Первым книгам для чтения и хрестоматиям не хватает коротких рассказов современных писателей. Да, в сущности, географию, историю, естествознание в младших классах следовало бы давать в рассказах, если бы таковые у нас были. Дела у детской литературы по горло. Хватило бы сил. У нас есть при Союзе писателей Совет по детской и юношеской литературе. Надо, чтобы он стал мыслью литературы для детей, чтобы в него входили лучшие писатели, видные ученые, инженеры - то есть такие люди, которые могли бы подсказать практическому издательству интересные и нужные темы. Планировать популярную научно-техническую литературу легче, чем беллетристику и поэзию. Такой совет не должен быть слишком громоздким по своему составу, должен быть достаточно мобильным, чтобы участники его могли легко собираться и обсуждать книги и темы так, как это делали мы, старики, собиравшиеся когда-то в квартире или на даче у Алексея Максимовича Горького. Эти разговоры рождали в свое время интереснейшие книги. Я наскоро набросал здесь некоторые свои мысли, зная, что они далеко не исчерпывают наших задач. Но у меня было искреннее желание со всей серьезностью о