В высоту. Алюминиевые Птицы СССР Хранят границы. (Мальчик 11-ти лет) В этих стихах, несомненно, сказалось влияние нашей советской поэзии для детей. Тут есть и словесная скупость (почти одни глаголы и существительные), и ритмическая четкость, и тема движения, очень характерная для тех наших поэтов, которые пишут стихи для маленьких читателей. Но все то, что ребята берут от современной поэзии, и взрослой и детской, они как бы устанавливают на прочном постаменте классического стиля, если понимать этот стиль в самом широком смысле, включая сюда и большую, значительную тему, и строгую, чистую форму. Это радостное и замечательное явление. Значит, правда, что у нас уже создается большая и самая демократическая из всех культур, если даже первая прививка, первые годы всеобщей грамотности дают такие ростки. ШУТ КОРОЛЯ ЛИРА  В трагедии "Король Лир" песенки шута занимают не слишком большое месте. Да и вся роль шута невелика. Она почти ничего не вносит в сюжетное движение шекспировской пьесы. Шут только откликается на то, что происходит и на сцене, и за пределами сцены - в современном ему обществе, - откликается то краткой эпиграммой, то целой обличительной тирадой. Переводить эти песенки нелегко. Меткость и ясность суждений, продиктованных народным здравым смыслом, сочетаются в них с причудливой, нарочито дурашливой формой. Философское, этическое и даже политическое содержание песенок шута почти всегда замаскировано, упрятано в загадку, в пословицу, в шутку, как будто бы простодушную и ребячливую. По существу же самый взрослый персонаж в трагедии - именно шут, видящий подоплеку всех отношений и трезво их оценивающий. Для того чтобы перевести его стихотворные реплики, нужно сначала раскрыть, расшифровать подчас загадочный смысл подлинника, а потом вновь замаскировать его, облечь в уклончивую, игривую форму прибаутки. Пословица, поговорка трудно поддаются переводу. Они своеобразны и сопротивляются пересадке на чужую почву. Буквальный перевод - слово за слово - может их убить. Для каждой шутки, для каждой пословицы, для каждой присказки нужно найти в своем языке равноценную шутку, пословицу, присказку. Только тогда перевод будет точен не в школьном, а в поэтическом смысле этого слова. Только тогда в нем можно будет узнать подлинник. В этом-то и, заключалась сложность перевода песенок шута. Мне хотелось сохранить в переводе и предельную лаконичность подлинника, и его свободную непринужденность, которая заставляет верить в то, что каждая реплика шута рождается тут же на сцене, как острое словцо, сказанное вовремя и к месту, как счастливая импровизация. Шут не лезет за словом в карман. Не задумываясь, он бросает как будто бы первые пришедшие ему на язык слова, но эти слова бьют метко, клеймят беспощадно. В его песенках редко можно найти прямое обращение к тому или другому герою трагедии, но и сценическим персонажам, и зрителям совершенно ясно, кого имеет в виду шут, когда в присутствии неблагодарной королевской дочки он произносит насмешливые стихи: Вскормил кукушку воробей - Бездомного птенца, А та возьми да и убей Приемного отца! А иной раз реплики шута направлены не против персонажей трагедии, находящихся тут же на сцене или за кулисами, а метят дальше и шире. Голос шута становится громким и патетичным: Тогда-то будет Альбион До основанья потрясен, Тогда ходить мы будем с вами Вверх головами, вниз ногами! Живую и разнообразную импровизацию, врывающуюся в текст трагедии Шекспира, мне хотелось донести до советского зрителя, не утратив ее непосредственности и остроты. В поисках того варианта, который был бы наиболее выразителен и более всего соответствовал бы требованиям театра, я переводил каждую из песенок шута по три, по четыре раза. О том, удалось ли мне справиться со всеми трудностями, пусть судят читатель и зритель. Мне же эта работа, сделанная по предложению Малого театра в Москве и Большого драматического в Ленинграде, доставала немало забот, но и немало радости. ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ  Много раз случалось мне за эти четырнадцать месяцев войны видеть на железнодорожных станциях, на рельсовых путях длинные цепи вагонов, из окон которых выглядывали только дети, - множество белокурых, темных и золотисто-красных головок в каждом окне. Издали эти поезда казались веселыми. Дети - всегда дети. Детские вагоны полны шума и суеты, полны какого-то нетерпеливого ожидания. Маленькие пассажиры кого-то зовут, кому-то машут руками, выскакивают на площадки, высовываются из окошек. Но если приглядеться к каждому ребенку в отдельности, нельзя не заметить, что многие из этих шести-семилетних путешественников перестали быть детьми, оставили свое детство где-то далеко - там, где сгорели их дома, где у них на глазах были убиты их отцы и матери. С такими детьми нелегко заговорить. Страшно разбудить в них память, которая вновь заставит их пережить то, что не по силам перенести и взрослому. Детей увозят от войны в края, куда не долетают самыо мощные самолеты врага, где земля не вздрагивает от взрывов фугасных бомб и артиллерийских снарядов, где дома стоят совершенно целые и невредимые, со всеми стеклами в окошках и вечером за этими стеклами беспечно зажигается свет. По нынешним временам даже трудно себе представить, что есть такие края. Дети едут туда, веря и не веря рассказам взрослых. А в этих сказочных краях их ждут. Освобождают для них, достраивают и приводят в порядок просторные дома. Тысячи детей найдут приют в этих домах. Но многие из ребят растекутся по городам и деревням, попадут в семьи врачей, учителей, кузнецов, колхозников. И эти семьи станут для них родными. В плодоносном Советском Узбекистане, где почти круглый год что-нибудь цветет и зреет, пожилой кузнец Ахмед Шамахмудов за один последний год стал отцом четверых детей. И дети у него все разных национальностей и разных фамилий: Рая Мальцева - белорусска, Малика Исламова - татарка, Володя Урусов - русский, а четвертый сын Ахмеда - безымянный двухлетний мальчик неизвестного происхождения. Ахмед сам дал ему имя - Ногмат, что значит "дар". Весть о большой семье кузнеца Шамахмудова разнеслась по всей нашей стране, дошла и до фронта. Ахмед получил письмо и денежный перевод с передовых позиций. Старший лейтенант Левицкий прислал ему несколько сот рублей - большую часть того, что получает в месяц командир его звания - и обещал посылать столько же ежемесячно до тех пор, пока будет жив. Ему хочется помочь Ахмеду хоть чем-нибудь в воспитании детей. Ахмед не знал, как поступить с деньгами. Всех четверых детей он уже привык считать своими, а брать у кого-то деньги на то, чтобы кормить и одевать свою семью, ему казалось странным. Отказать же хорошему человеку он тоже не хотел - зачем обижать его! Ахмед Шамахмудов подумал и взял на воспитание еще одного сына - пятого - украинца Саню Брынина. У Сани - два приемных отца: узбекский кузнец, которого он только что увидел, и русский лейтенант, которого он, может быть, не увидит никогда. У этого русского лейтенанта были и свои дети. Теперь их нет - их совсем недавно убили немцы. Человек, так жестоко и бессмысленно ограбленный, сохраняет в душе только большие простые чувства. Эти чувства - любовь и ненависть. Они тесно переплетаются между собой и питают друг друга. Лейтенанту Левицкому не нужно было видеть своего маленького приемного сына, чтобы отдать ему нерастраченную нежность, чтобы по первому порыву взять на себя заботу о нем. С такой же силой ненавидит русский лейтенант того неизвестного ему немца, с которым он завтра или даже сегодня, - может быть, через какой-нибудь час встретится в бою лицом к лицу. Этот неизвестный немец - родной брат того, который убил детей лейтенанта, и соучастник его преступления. Оба они послушны одной и той же злой воле, которая снесла с лица земли столько теплых домашних очагов и уничтожила на этой земле счастье. Вот уже несколько лет люди чуть ли не на всей вашей планете лишены самых простых и самых драгоценных своих прав. Им мешают любить, создавать семью, воспитывать детей, возводить дома и города, заниматься наукой, путешествовать, строить планы будущего. Люди перестали верить в прочность своего дома, своей семьи, своей собственной жизни. И чем дороже нам прелесть земного бытия во всем его разнообразии, чем сильнее мы любим жизнь, тем глубже ненавидим мы смертоносную машину, работающую день и ночь для ограбления, уничтожения и порабощения человека. В наши дни у нас нет и не может быть других желании, кроме желания остановить и уничтожить эту машину, кромсающую жизнь. Во время защиты Севастополя пятеро черноморских моряков обвязали себя гранатами и бросились под гусеницы неприятельских танков, чтобы ценой своей гибели задержать и сломить напор врага. А на Балтийском море краснофлотец Сидоренко бросился в воду и руками отвел мину от своего корабля. Четыре часа он провел в соседстве со смертью, предупреждая проходящие суда. - Осторожно! Мина! На Южном фронте летчик, у которого во время боя загорелся самолет, бросил его, как зажигательный снаряд, на немецкие цистерны с нефтью и бензином. Это - не единственный случай. Другой летчик, подбитый над вражеским аэродромом, спокойно и трезво выбрал цель - несколько "мессершмиттов", стоявших рядом на линейке - и обрушился на них с высоты. Его раненый истребитель при падении вспыхнул, а вместе с ним загорелись ярким, высоким пламенем фашистские "мессершмитты". Гибель этих молодых людей и тысяч им подобных, всех этих юношей, которые без оглядки отдают свою единственную, свою неповторимую жизнь, возлагает на нас, на каждого из нас, огромную ответственность. Не ради разрушения нескольких цистерн с горючим или трех-четырех "мессершмиттов" обрекли они себя на смерть, - слишком велика бы была цена этим цистернам и "мессершмиттам"! - а для того, чтобы силой своей любви и ненависти сломить жестокую, темную волю, направленную на уничтожение всего, что нам дорого на земле. В Москву, через линию огня, привело письмо из отдаленного района, в котором уже целый год хозяйничают немцы. Таких писем приходит из глубокого немецкого тыла немало, а сколько их, вероятно, пропадает в пути, вместе с теми людьми, которые берутся их доставить. Но это письмо трогает и волнует больше многих других - не менее замечательных - писем. Эти несколько страничек представляют собой скромный и добросовестный отчет о простых делах, в которых не было бы ничего удивительного, если бы они не совершались под дулом вражеского автомата. В конце письма стоят подписи нескольких десятков деревенских девушек. "Вы знаете, - пишут они, - что почти все наши юноши ушли в Красную Армию и партизанские отряды. На нашем собрании присутствует только один молодой парень, а все остальные - девушки. За время нашей работы мы приготовили больше 750 подарков для партизан и для Красной Армии, сшили 250 рубашек, выстирали 1500 пар белья, ухаживали за ранеными бойцами, помогали в сборе продуктов..." Письмо спокойное и обстоятельное. Шили рубашки, стирали белье, ухаживали за ранеными... Недосказано в письме только одно: в какой смертельной опасности делались все эти простые дела. Раненые бойцы или партизаны, за которыми ухаживали девушки, лежали не на лазаретных койках, а где-нибудь в сарае, в погребе или в лесу. Перевязать им раны или выстирать их окровавленное белье в деревне, занятой немцами, было не менее опасно, чем руками отвести мину от борта корабля. "У нас в селе, - говорится в этом самом письме, - расстреляно 25 девушек и парней, а одну девушку - Нюру Казанову - закопали в землю живьем за то, что она отказалась работать на фрицев..." И все-таки девушки собираются и пишут в Москву это тайное письмо, которое может стоить им жизни, и берут на себя новые обязательства, и клянутся их выполнить. Нет никакого сомнения - они выполнят свою клятву! Их поддерживает уверенность в том, что они не напрасно рискуют и жертвуют своей жизнью. Пусть только случайно, только урывками доходят до них правдивые вести о тех великих битвах, которые идут на "большой земле" - за вражеским кольцом, окружившим их родной край. Они и без вестей знают, что кольцо это рано или поздно будет прорвано, и делают все, что в их силах и даже больше их сил, чтобы пробиться изнутри навстречу тем, кто идет к ним на выручку. Работая ночью над рубашкой для бойца или укрывая от немцев собранный в поле хлеб, они сознательно и ответственно борются с бездушной и враждебной всему человеческому гитлеровской системой. Они знают, что с ними их родина, с ними лучшие люди "большой земли". Их надежды должны быть оправданы. Их подвиг не будет напрасным! <О БЕЛИНСКОМ> <Выступление на открытии лектория по детской литературе> Сегодня у нас в Доме писателей новый год. Мы начинаем рабочий год нашей комиссии по детской литературе. Какие задачи ставим мы перед собой? Лучше и проще всего они выражены в памятном постановлении ЦК партии. "Сила советской литературы, самой передовой литературы в мире, состоит в том, что она является литературой, у которой нет и не может быть других интересов, кроме интересов народа, интересов государства. Задача советской литературы состоит в том, чтобы помочь государству правильно воспитать молодежь, ответить на ее вопросы, воспитать новое поколение бодрым, верящим в свое дело, не боящимся препятствий, готовым преодолеть всякие препятствия..." {1} Если эти слова постановления относятся ко всей литературе в целом, то, разумеется, прямее всего они относятся к литературе, встречающей человека на самом пороге жизни, то есть к детской и юношеской. Что же мы должны делать для того, чтобы и в этой области советской литературы способствовать осуществлению стоящих перед нами больших целей? Каждый из писателей решает эти задачи по-своему за своим письменным столом. Каждый педагог повседневно решает задачи коммунистического воспитания у себя в школе, в детском саду, в детском доме. Каждый библиотекарь - у полки с книгами. Но у всех у нас есть потребность и даже необходимость, пройдя какой-то, хотя бы небольшой, участок пути, оглядеться, сделать выводы, обменяться скопившимися мыслями с товарищами, идущими бок о бок с нами. Вот для этой-то дели мы и создали этот наш так называемый лекторий. Собственно говоря, я не думаю, что название это вполне соответствует задаче. Когда мы, группа писателей, собирались в соседнем доме или на Спиридоновке лет пятнадцать тому назад для встреч с Алексеем Максимовичем Горьким и слушали его живые, практичные и в то же время всегда высоко принципиальные, философски направленные замечания и мысли по поводу детской литературы, - мысли, вызывавшие непосредственный ответ слушателей, - нам и в голову не приходило, что мы находимся в каком-то лектории. Но дело не в названии. То, что мы называем здесь лекциями, есть попытка продолжить эти живые беседы людей, непосредственно и горячо заинтересованных в судьбах нашей детской литературы, занимающихся ею изо дня в день. Писатель, педагог, библиотекарь, студент, изучающий эту область литературы, должны найти здесь товарищескую; среду, с которой они могут поделиться результатами своей работы, если эта работа касается боевых, сегодняшних наших задач. Мы начинаем наши занятия словом, посвященным Виссариону Григорьевичу Белинскому. "В. Г. Белинский и детская литература" - так называется нынешнее выступление Ивана Игнатьевича Халтурина {2}. Мы вспоминаем сегодня великого русского критика не только в связи с его юбилейным годом. Белинский - это не вчерашний день. Он для нас непревзойденный образец критика, сочетавшего в себе публициста, борца, педагога в самом высокими смысле этого слова, философа и поэта. Его статьи о детской литературе полны мыслей о воспитании, которые и до сих пор не утратили своей действенности, свежести и остроты. Прочтите его статьи и рецензии, в которых он касается отдельных детских книг, и вы найдете целый поток мыслей - и не только о литературе для детей, но и о воспитании в целом. Вы найдете страстную и беспощадную критику, направленную не только против ремесленников, стряпающих по скучному рецепту "плохо склеенные рассказы, приправленные резонерскими сентенциями" {3}, но и против родителей, беззаботно и бездумно относящихся к ответственной задаче воспитания растущего человека. Читая горячие, взволнованные строки Белинского, где одна мысль обгоняет другую, видишь, что эти мысли родились не в процессе писания статьи, а задолго до того - вместе с мыслями о путях развития русского общества, о судьбах родины. Да иначе и быть не может, Вопросы воспитания неотделимы от всех больших, боевых вопросов современности. Не надо быть профессиональным педагогом, чтобы думать о воспитании юношества. Не надо быть специально детским писателем, чтобы думать о детском чтении, - и лучшим примером этому может служить Горький, Не надо быть критиком - специалистом по детской литературе, чтобы писать о ней с живейшим интересом и пониманием ее большого значения и задач, - и этому пример - Белинский. Перед памятью Белинского да смутятся и покраснеют многие из наших критиков, которые с академической важностью заявляют: "Разумеется, детская литература - дело весьма, почтенное, но мы в ней ничего не понимаем. Пусть об этом пишут специалисты!" И если наши журналы - толстые и тонкие, если наши газеты - большие и маленькие, молчат о детской литературе, только изредка прерывая свое молчание краткими сообщениями ТАСС о результатах конкурса в Министерстве народного просвещения, то это означает, что критики не помнят ни Белинского, от которого они как будто бы ведут свою родословную, ни постановления: ЦК партии, так четко говорящего о воспитательных задачах советской литературы. Белинский нам дорог не как материал для удобных цитат, не как позолоченная икона. Он бы не простил нам такого отношения. Мы чтим в нем страстного полемиста, пробивавшего рыхлую толщу косности, равнодушия и благополучия. Мы чтим в нем критика, умевшего от частности, от разговора об одном стихотворении, рассказе или детской сказке переходить к большой социальной и философской теме, видеть в малом целый мир. Пожалуй, статья Белинского о "Сказках дедушки Иринея" дороже и ценнее для нашей литературы, чем самые сказки, о которых идет речь в статье. Сказки-то к нашему времени несколько устарели, а статья о них до сих пор горит живой мыслью и вдохновляет нас на работу сегодняшнего дня. Ведь именно в этой статье о детских сказках дедушки Иринея сказаны им знаменитые слова, так удивительно перекликающиеся с одной из важных тем нашего сегодняшнего дня: "Давайте детям больше и больше созерцание общего, человеческого, мирового, но преимущественно старайтесь знакомить их с этим чрез родные и национальные явления: пусть они сперва узнают не только о Петре Великом, но и об Иоанне III, чем о Генрихах, Карлах и Наполеонах. Общее является только в частном: кто не принадлежит своему отечеству, тот не принадлежит и человечеству". Белинский с пренебрежением говорит о назидательных или слащавых книжках, которые дарят детям богатые литературы англичан, французов и немцев. "У французов, например, - говорит Белинский, - писали для детей Беркен, Бульи, Жанлис и прочие, написали бездну, но дети от этого нисколько не богаче книгами для своего чтения". Любопытнее всего, что на Западе до сих пор кормят детей книжками, которые значатся у Белинского под рубрикой "Жанлис и прочие". Полтора десятка лет тому назад в Париже я видел в руках у детей и повести мадам Жанлис, и книжки мадам Сегюр, от которых, по словам Белинского, дети не стали богаче. В противовес "дурно склеенным рассказам, пересыпанным моральными сентенциями", цель которых "обманывать детей, искажая в их глазах действительность", Белинский бережно отбирает для детей книжку за книжкой из русской и мировой литературы, как это делал на наших глазах основоположник советской литературы Алексей Максимович Горький. Оба они боролись с попытками холодных резонеров убить в детях воображение, "живость, резвость и шаловливость, которые составляют необходимое условие юного возраста". Оба они говорили о высоком призвании детской литературы. У нашей советской литературы для детей замечательные традиции. Она взлелеяна великим писателем-революционером Горьким и окружена заботой партии и Советского правительства. Ей предстоит светлое будущее, а наш долг - долг поэтов, прозаиков, критиков и педагогов - собирать ее день за днем, отмечать ее успехи и неудачи, не забывая ни на минуту, что детская книга не в меньшей степени, чем школа, призвана воспитывать строителей нашего будущего. <НЕСКОЛЬКО МЫСЛЕЙ О ВОСПИТАНИИ> Я не профессиональный педагог. Но мне хотелось бы поделиться с вами, теоретиками, методистами и практиками педагогического дела, некоторыми соображениями, накопившимися у меня, литератора, за долгие годы моего общения с детьми. Как известно, игра - одна из существенных потребностей растущего человека. Но играет он всегда всерьез. Если бы вы убедили его, что деревянная лошадь или палка, на которой он ездит верхом, не настоящий конь, игра потеряла бы для него всякий смысл. И если бы вам удалось внушить подростку, жадно глотающему фантастическую повесть или сказку, что "это все про неправду написано", вы неизбежно охладили бы читательский пыл. Подлинный секрет детской книги в том, что автор ее умеет играть со своим читателем и в то же время быть с ним вполне серьезным. Без этой серьезности детская книга впадает в фальшь и сюсюканье, а без игры - в назидание. Лучшим примером очень серьезной и очень увлекательной игры с читателем была всесоюзная игра в тимуровцев, которую затеял когда-то Аркадий Гайдар. Дети любят большие, смелые и ответственные затеи. В последние годы своей жизни Алексей Максимович Горький сговорился с пионерами - жителями далекой Игарки, о том, что они напишут при его помощи и поддержке историю родного края. Многие из этих пионеров были ровесниками своего заполярного города, а иные из них даже могли вспомнить, первые его улицы и дома. 414 Горький написал пионерам Игарки замечательное, глубоко поэтическое ниеьмо, благословляющее и вдохновляющее авторов на это необычное дело. Он предложил им самый общий, самый краткий план, полагаясь на собственную инициативу юных историков. И ребята вполне оправдали надежды Горького. Они основательно поработали и выпустили памятную книгу "Мы из Игарки". Дело воспитания требует терпеливой и кропотливой работы с детьми. Но наряду с этой кропотливостью нужен и широкий размах, нужно полное доверие к силам и возможностям юного человека. А главное, ребенок должен видеть перед собой цель, ради которой стоит мобилизовать все силы. Цель - близкую или далекую - ему непременно надо видеть или угадывать и тогда, когда он играет гаммы, обучаясь музыке, и тогда, когда он решает задачи, учась арифметике или алгебре. Я часто думал о том, как медленно и вяло обучаются ребята в школе иностранным языкам. Целые годы пишут они упражнения, учат слова, читают стишки и рассказцы, а в конце концов выходят из школы, так и не зная языка. А между тем я встречал людей, которые в течение года так овладевали английским языком, что свободно читали Диккенса и даже Шекспира. Но у этих людей была ясно осознанная цель. Они очень хотели знать язык, они стремились запомнить как можно больше слов и как можно лучше усвоить обороты чужой речи. Надо поставить перед собой большую задачу, чтобы идти к ее разрешению широким, а не черепашьим шагом. Я отнюдь не предлагаю прибавить лишнюю тяжесть к той школьной нагрузке, которую несут наши ребята. Для того, чтобы больше успевать, не всегда надо тратить больше времени. Труд, окрыленный интересом к делу, легче, а не тяжелее труда, выполняемого по обязанности. Учение в школе и пионерская работа должны быть для ребенка и подростка не только подготовкой к жизни, но и самою жизнью в полном смысле слова, В игре да и в решении интересной, увлекательной задачи дети живут этой полной жизнью и готовы преодолевать любые трудности. Чтобы пионерская работа была достаточно заманчивой, она, как и детская литература, должна стать разнообразнее, если можно так выразиться, "сюжетнее". Я уже упоминал о чудесной инициативе Горького, сплотившей ребят вокруг интересного дела - истории города. Такого рода затеи, способствующие углублению школьных знаний, - по истории, географии, родному языку, физике, математике, естествознанию, прямое дело пионерской дружины. Но не надо забывать, что Горький не просто посоветовал ребятам изучать свой край, а дал им сюжет, придумал занятную задачу - создание книги. Целый поток вполне конкретных и вполне осуществимых дел показал детям их умный друг Гайдар, затеяв тимуровское движение. Конечно, нам незачем создавать среди ребят какую бы то ни было новую организацию, параллельную пионерской. Но в самом пионерском движении должна постоянно проявляться живая, свежая, новая инициатива, питающая это движение, как бьющие со дна ключи питают реку. Как много инициативы и выдумки может проявить пионерская организация, стремясь помочь юному ленинцу стать умелым, ловким мастером на все руки, человеком, не теряющимся ни при каких обстоятельствах. Пусть дружины спорят между собой о том, какая из них лучше подготовит своих пионеров к ботанической, геологоразведочной или археологической экспедиции. В городе Аксае, еще недавно бывшем станицей, я видел великолепный краеведческий музей, созданный руками педагогов и ребят. Собирание экспонатов - образцов краевой флоры, раскопки, в результате которых были найдены кости ископаемых животных, старинные монеты и утварь, - все это дало ребятам не только новые знания, но и прекрасную техническую подготовку к будущим экспедициям. Процесс подготовки иной раз ценнее конечной цели, но без увлекательной цели не будет и подготовки. В каждом маленьком деле целесообразность и целеустремленность - залог успеха. Но не только расширение кругозора ребят и приобретение ими практических, полезных для деятельной жизни навыков может и должно быть содержанием воспитательной работы среди пионеров. Пожалуй, существеннее всего - воспитание чувств, моральное воспитание. Поверхностные беседы на всякого рода нравоучительные темы, чтение беглых и схематичных книг, в которых герои легко делятся на "положительных" и "отрицательных", а моральные проблемы решаются чрезвычайно просто и легко - по "шпаргалке" автора, - во всем этом мало проку. Недавно директор одной из московских школ рассказал на совещании в Центральном детском театре такой эпизод. В классе писали сочинения на тему "Кем я хочу быть". Это было в конце войны. Юноша, числившийся хорошим учени- ком и неплохим комсомольцем, написал несколько патетических страниц о том, что у всякого истинного патриота в эти дни одна дорога - на фронт. Сочинение всем очень понравилось, произвело впечатление. Однако, окончив школу, автор сочинения избрал для себя такое учебное заведение, которое бронировало его от призыва на военную службу. И только по окончании войны он перевелся в институт, более соответствовавший его влечениям, но не защищавший в свое время от фронта. На поверхностный взгляд юноша не совершил ничего предосудительного. Формуляр его в полном порядке. Но, может быть, именно такие внешне "безобидные" факты дают более содержательный материал для обсуждения, чем случаи явного нарушения дисциплины или этики. Книга, конечно, может послужить прекрасным поводом или трамплином для начала горячего спора о разных проблемах поведения. Но для этого она должна быть достаточно сложной, без подсунутых под руку ответов на все возникающие вопросы. Надо уметь находить такие книги в классической и современной литературе, уметь связывать их с сегодняшним днем. ----- Подрастающий человек воспитывается не только в школе и в отряде. В сущности, у большинства городских ребят три различных облика, три обособленных одна от другой жизни: в школе, дома и на дворе или на улице. И, конечно, активнее всего ребенок именно на улице, на дворе. Иные родители, наблюдая своих ребят в уличной обстановке со стороны, издали, не узнают их. Повадки, голоса, обороты речи - все это у них на дворе другое, недомашнее, незнакомое. Оттуда, со двора, с улицы, ребята приносят домой такие лихие и зазвонистые словечки, что родители подчас только диву даются, - откуда это взялось? На дворе, на улице ребят подстерегают самые серьезные испытания и опасности, самые неожиданные впечатления и влияния. Я далек от мысли, что детей следует опекать и в школе, и дома, и даже на дворе. Наоборот, им всюду надо предоставлять достаточную долю свободной инициативы. Но нельзя упускать из виду ту значительную часть их жизни, кото-" рая протекает вне стен класса, пионерской комнаты и дворца пионеров, - жизнь во дворе, на лестнице, у ворот гаража, на каком-нибудь пустыре, который служит им импровизированной футбольной площадкой, у дверей кино или в маленьком скверике - подальше от глаз взрослых. Хотелось бы, чтобы пионерская работа проникала глубже в быт наших ребят. Настоящие педагоги-общественники, талантливые вожатые должны идти навстречу жизни - именно туда, где они особенно нужны. Я знаю, что для ребят, не имеющих возможности выехать за город, во дворах больших, густонаселенных домов устраивают кое-где летние городские лагеря. Это хорошая затея. Но таких лагерей пока еще мало, и далеко не всегда они успешно справляются со своей задачей - стать центром жизни слоняющихся по двору или по улице ребят. В лучшем случае эти лагеря организуют за лето несколько загородных экскурсий или прогулок по городу. В худшем - во дворе устраивают что-то вроде площадки, посреди которой появляется беседка в виде гриба, качели да передвижная библиотечка, которая раз в неделю выдает книги. А между тем было бы очень хорошо, если бы двор большого дома превратился бы в форпост пионерской работы, который мог бы служить заслоном, предохраняющим ребят от многих опасностей улицы. Но нужно найти настоящее, живое и крупное дело, чтобы оно могло отвлечь ребят от досужего пересмешничества, драки или картежной игры на лестнице. Этим делом могут быть и какие-нибудь очень интересные чтения, и драматическая постановка, и спорт, и создание сада там, где его до сих пор не было. Прошлым летом мне довелось познакомиться с любопытным и достойным всяческого уважения начинанием. В одном из самых населенных районов Москвы талантливая и энергичная женщина - деятельница общества озеленения Москвы - создала на клочке земли среди двора, где прежде сваливали мусор, замечательный цветник. Этот крошечный ботанический сад, в котором велась серьезная селекционная работа, привлек к себе внимание ребят чуть ли не всего района. Получая от садоводов семена, рассаду, а также советы и указания, многие ребята завели и у себя во дворах цветники, ютящиеся между домами, гаражами, сараями и водосточными канавами. Нелегко им это далось: они выдержали долгую и упорную борьбу не только с бесплодной, окаменевшей почвой, но и с хищниками - соседскими ребятами, которые, подобно диким ордам, то и дело вытаптывали и разоряли грядки. Но эта непрестанная борьба воспитала в маленьких мичуринцах такую любовь к природе и к своему делу, какую редко можно наблюдать на благоустроенных станциях юных садоводов. Юннатская работа приобрела здесь характер боевой, почти героический. А ведь мобилизовать волю ребят, увлечь их каким-нибудь делом, легче всего именно тогда, когда они чувствуют себя партизанами, участниками идейного, боевого движения. Всесоюзная пионерская организация - это большая сила. Стоит положить много труда и много мысли, чтобы обогатить содержание ее работы. Алексей Максимович Горький мечтал когда-то о созыве большого съезда, посвященного делу воспитания подрастающих советских людей. В этом съезде, по его мысли, должны были принять участие не только профессиональные, но и не профессиональные педагоги, то есть люди самых разнообразных специальностей, объединенные интересом и любовью к детям и желающие передать свой опыт будущим поколениям. Быть может, со временем эта идея Горького осуществится. А пока было бы чрезвычайно важно расширить круг людей, способных проявить в деле воспитания живую инициативу, то есть привлечь к делу именно тех "непрофессиональных" педагогов, о которых говорил Горький. С помощью наших газет и журналов можно поднять, всколыхнуть педагогическую мысль страны, вызвать к деятельности новые, свежие силы и получить множество ценных практических предложений и советов. <ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ЛОНДОНСКОЙ МЕЖДУНАРОДНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ ПО ИСТОРИИ ТЕАТРА> Я вовсе не театральный деятель, но, будучи писателем, в какой-то мере связан с театром. И сегодня я бы хотел поделиться с вами несколькими мыслями, которые, может быть, найдут у вас некоторый отклик. ----- Это была очень хорошая идея - собрать нас вместе для того, чтобы мы смогли сообща оглядеть, что представляет собой подготовленная предшествовавшими поколениями театральная культура нашего времени, что внес и вносит в нее, каждый народ. Искусство обладает волшебной способностью преодолевать преграды расы, национальности и традиции, заставляя людей сознавать свое всемирное братство. Научные и технические успехи какого-нибудь народа завоевывают ему уважение и восхищение, но творения искусства заставляют всех полюбить этот народ. Каждая нация вложила свой вклад в могущественное Здание мирового искусства. Свод за сводом возводятся над краеугольными камнями Шекспира, Лопе де Вега и Гольдони. Эти своды перекрывают океаны и континенты. Чем серьезнее и честнее художник творит для собственного народа, тем интернациональнее могут стать результаты его творчества, ибо настоящее искусство достигает других частей мира, только если оно пустило глубокие корни в почву народной культуры. Такие подлинно национальные драматурги, как Шекспир, Мольер, Бомарше, Гольдони, Шеридан и Бернард Шоу или Гоголь, Толстой, Чехов и Горький, стали достоянием всего человечества. Наш великий поэт Александр Пушкин, русский до глубины души, которому было свойственно тончайшее проникновение в искусство и литературу других народов, с нежностью говорил: "Отец наш Шекспир" {1}. А сколько сегодняшних драматургов, в каком бы государстве они ни жили, могли бы сказать о Чехове "Отец наш"? Но художники не копируют друг друга. Они влияют один на другого так, как итальянцы влияли на Шекспира или как Шекспир влиял на драматургию Пушкина. Такое влияние необходимо для расцвета искусства. Как невозможно при закрытых окнах проветрить комнату, так нельзя уловить свежих дуновений искусства, если окна стран не будут распахнуты навстречу друг другу. Этой встречей в Лондоне мы открываем окна и проветриваем комнату. И, быть может, никогда еще проветривание не было более своевременным. Духота и напряженность атмосферы современного мира не могут не действовать на художника. К счастью, появляются признаки ослабления этой напряженности, которому нам, деятелям искусства, следует всячески способствовать. Кто же несет большую ответственность, кто же сильнее влияет на мысли людей, чем писатель, поэт, артист? Человеческими сердцами в собственной стране и за рубежом драматургу легче завладеть, чем другим писателям. Он говорит не только словами, но и действием - языком, понятным всем людям, независимо от их опыта. Вот почему у Шекспира такая большая, такая долгая мировая история. Французский, немецкий, русский Шекспир - как он различен на каждом языке и как в то же время един. Когда я переводил лирику Шекспира, его бессмертные сонеты, я понял, насколько медленнее просачивается лирическое слово, чем слово, произнесенное со сцены и подкрепленное живым действием. Я был далеко не первым переводчиком сонетов на русский язык {2}, но только в наше время они наконец дошли у нас до сотен тысяч читателей. А между тем самые первые, давние, робкие и приблизительные переводы и даже пересказы трагедий и комедий Шекспира (они появились у нас в середине XVIII века) сразу вышли на русскую сцену и завоевали сердца зрителей. Чуть ли не каждое поколение создавало у нас свои новые переводы Шекспира, все более близкие к подлинникам и все более поэтические. И это не только победа великого драматурга, но и победа жанра, пользующегося звучащим словом, жестом, движением. Драматургия, даже сложная, скорее окажется понятной и доступной самому наивному в неподготовленному зрителю. Но такая доступность ответственна и ко многому обязывает. Тот, кто умеет говорить громко, должен говорить хорошо и о достойных предметах. Конечно, бывают случаи, когда громким голосом пользуются для того, чтобы браниться, злословить, клеветать или рекламировать с экрана и со сцены дурной товар. Но этот шум - не искусство, и он никогда не удерживается на долгое время. Если оглянуться на произведения искусства, которые пережили, не потеряв свежести и обаяния, хотя бы два поколения, видишь, что они построены на крепкой этической основе. Такое искусство человечно в самом прямом смысле Этого слова. У Чехова и Горького, как и у Бернарда Шоу, было много современников-драматургов, пьесы которых пользовались успехом. Однако эти пьесы сошли со сцены и забыты, и дело здесь не в недостатке таланта. Или, вернее сказать, недостаток таланта - это неумение говорить о главном, о самом существенном для жизни человечества. В наше время самое важное для жизни человечества - это мир и дружественное общение между народами и странами, какой бы политической системы и веры они ни придерживались. О чем бы ни говорил художник сегодня, он не может и не должен этого забывать. В конце концов самая высшая оригинальность достигается тогда, когда художник различает в беглой смене дней движение истории, когда он видит в тысяче противоречивых мелочей одну большую и простую правду. И быть может, более всего художник отвечает перед молодежью, которая будет продолжать наше дело, когда нас не станет. В 1916 году, когда мир был охвачен пламенем первой мировой войны, Максим Горький, смело борясь с царившим тогда военным психозом, написал Ромену Роллану письмо, в котором предлагал ему написать книгу для детей о жизни Бетховена {3}. Тогда же он просил Уэллса написать биографию Эдисона, а Нансена - биографию Христофора Колумба. Сам он брался писать о Гарибальди, обещая организовать издание всех этих книг. "Наша цель, - писал Горький Роллану, - внушить молодежи любовь и веру в жизнь". Разве в наши дни рта цель не является столь же важной? Больше, чем когда бы то ни было, молодежь всего мира, та молодежь, -которая еще помнит последнюю войну и слишком много слышит о будущей, нуждается в том, чтобы ее учили любить жизнь и верить в нее. Лучший учитель в этом деле - искусство. Искусство учит по-своему: радостью, игрой, эстетическим наслаждением. И настоящее искусство никогда не отрывает красоту от правды, эстетику от этики. Правда, все мы знаем, что искусство нередко низводят до роли изнеженной, праздной, прихотливой любовницы, у которой одна забота - быть обольстительной. Но гораздо больше искусству идет величавая и скромная роль хозяйки дома, полной материнской заботы о судьбах растущих поколений. Я отнюдь не хочу сказать, что эта хозяйка дома должна ходить в переднике, не расставаться с пыльной тряпкой и читать по каждому поводу плоские наставления. Подлинная мораль искусства слишком сложна для того, чтобы преподноситься по заказу в готовом виде. Невозможно уложить в какую-то формулу или часто даже расшифровать мораль комедий или трагедий Шекспира. И все же они не лишены морали. Торжество ума, бескорыстия и благородства в комедиях и те катастрофы, которые так потрясают зрителя в трагедиях, - разве они не ведут нас к моральному выводу, хоть мораль здесь не плавает на поверхности, а обнимает нас, как вдыхаемый нами воздух. И то же самое можно сказать о театре совсем другого времени и характера, - например, о пьесах Ибсена, Гауптмана, Чехова и Горького. Недаром же все эти пьесы так широко идут во всех странах. После 1917 года театры появились там, где так недавно были непроходимые чащи и голые пустыни. Можно с уверенностью сказать, что Шекспир, Мольер, Лоне де Вега, Толстой и Чехов нигде не располагают такой огромной и такой непосредственной аудиторией, как в нашей стране. Театр стал частью и участником нашей жизни. В каждой из республик Советского Союза растут свои драматурги, режиссеры, актеры, художники сцены. Жители даже самого маленького города с гордостью покажут вам свой театр. А в деревне, в колхозе, вы почти повсюду найдете любительские театры, в которых идут классические и современные пьесы. Среди всех этих театров я хотел бы отметить одну категорию, возникшую после революции. Я говорю о театре для детей, который обладает, быть может, самым ответственным воспитательным влиянием. До революции столичные и крупные провинциальные театры ставили иногда утренние спектакли для детей. Эго делалось по большим праздникам, чаще всего с коммерческой целью. Репертуар этих утренников был случаен и беден, участниками их были большей частью второстепенные и третьестепенные актеры, а зрителями - главным образом дети узкого состоятельного круга, которые, кстати сказать, охотнее ходили в цирк. Чуть ли не с самых первых лет революции, еще в годы гражданской войны и интервенции, суровой бедности и разрухи, молодое Советское государство не жалело сил и средств на то, чтобы наряду с многочисленными и многонациональными школами и библиотеками создавать театры для детей. Это были театры со своими специальными сценами, труппами, режиссерами и драматургами. Они были избавлены от всяких коммерческих интересов. Зато на них была возложена ответственная, почетная обязанность: радовать и воспитывать самых активных и чутких зрителей - детей. Эту обязанность они приняли с горячим воодушевлением и самоотверженностью. В этом они были продолжателями лучших традиций прогрессивного русского театра, который устами замечательного режиссера Станиславского так определил свои задачи и цели в 1898 году, когда еще только складывался Московский Художественный театр. "Мы, - сказал Станиславский, - приняли на себя дело, имеющее не простой, частный, а общественный характер... Мы стремимся создать первый разумный, нравственный, общедоступный театр. Этой высокой цели мы посвящаем свою жизнь" {4}. В наше время общественным, общедоступным стал не только Московский Художественный театр, основанный Станиславским и Немировичем-Данченко, а все наши театры. У театров есть, конечно, свои удачи и неудачи, но все они свободны от двух зол, которые нередко губили и губят самые лучшие художественные начинания, а именно - от меркантильности и от снобизма. Только при таких условиях и стал возможен тот буйный рост театров для детей - в том числе и кукольных, какой мы наблюдали у нас в стране. Они пользуются государственной дотацией и повсеместно признаны одним из важнейших средств воспитания. Сейчас в Советском Союзе существует 31 театр юного зрителя и 68 кукольных театров - главным образом для зрителей самого младшего возраста. И если детские театры, на сцене которых играют живые профессиональные актеры, возникли в самых разных концах страны (на Украине, в Армении, в Грузии, в Азербайджане, в Узбекистане, Казахстане, Латвии, Эстонии, Татарии, Чувашии и т. д.), то кукольные театры в своей передвижной работе проникают туда, где еще никогда не зажигались огни рампы. Они расставляют свои ширмы на необозримых полях, где работают трактора, в бараках сплавщиков леса, в тайге и в тундре, куда кукловоды и ящики с игрушечными актерами и сложенными ширмами пробираются на собачьих упряжках. Создание театра для детей, соответствующего своему назначению, было делом не простым и не легким. Ведь речь идет не только о том, чтобы построить театральное здание, оборудовать сцену и организовать труппу. Надо было научиться говорить с детьми без сюсюканья и без проповеднической наставительности. На вопрос, как играть для детей, Станиславский ответил когда-то: "...так же, как для взрослых, только лучше". И, однако же, драматург, пишущий для детей, и актер, играющий для них, не должны забывать, что перед ними зритель особенный. Когда бываешь в детском театре, не знаешь порой, куда смотреть - на сцену или в зрительный зал. Зрительный зал отражает сцену, как увеличительное зеркало. Горят глаза, пылают щеки, десятки голосов предупреждают героя о западне, которая ему готовится, буря аплодисментов встречает подоспевшую к нему подмогу. Однажды мне пришлось разговаривать с мальчиком, который только что видел на экране широко известный фильм о Чапаеве. - Тебе понравилось? - спросил я. - Нет, - хмуро ответил мальчик. Я удивился: - Почему же? - Потому, что Чапаев утонул. Завтра я пойду смотреть эту картину в другой кинематограф. Может быть, там он выплывет! Конечно, это был маленький мальчик. Но и зрители постарше, - которые уже не сердятся на театр за то, что герой гибнет, и вполне способны оценить качество пьесы и мастерство актера, - даже эти зрители умеют так горячо и быстро отзываться на всякую мысль, чувство и образ, что невольно приходит в голову вопрос: не для них ли сочинил Шиллер "Коварство и любовь", не для них ли написана история Ромео и Джульетты? Бесконечно увлекательна задача написать пьесу для зрителя с таким пылким и отзывчивым воображением. Недаром один из опытнейших и старейших советских драматургов Николай Погодин, никогда прежде не писавший для детей, с горячностью взялся за детскую пьесу после того, как побывал в детском театре, где шла комедия молодого драматурга Виктора Розова "В добрый час". Что ж, в добрый час! Это доказывает, что наша молодая драматургия театра для детей уже способна оказывать влияние не только на юных зрителей, но и на своих учителей, давно забывших, что такое детство. И если театр для детей хорош тем, что он готовит своих юных зрителей к большому будущему, то взрослому зрителю он не менее полезен, так как напоминает ему об истоках жизни, о детстве. Мы считаем знаменательным для нашего времени тот факт, что театр все чаще берет на себя воспитательные задачи, все чаще обращается к детям. Из многих стран приходят к нам вести о талантливых, бережно подготовленных спектаклях для детей. Мы слышим об успехе таких спектаклей в Польше, Чехословакии, Венгрии, Болгарии, Китае, а в последнее время и в Японии. Правда, мы еще не располагаем достаточными сведениями обо всех странах, где театр ставит перед собой эту благородную задачу, но уже то, что мы знаем, обещает очень многое. Не будем забывать, что забота о молодежи, об ее эстетическом и моральном воспитании более всего гарантирует непрерывность культуры и ее расцвет в будущем. Один из крупнейших писателей нашего века Максим Горький сказал: - Только дети бессмертны. О ЧТЕЦАХ И ДЕКЛАМАТОРАХ  Стихи часто читают с эстрады. Но для того чтобы верно читать стихи, надо их прежде всего верно прочесть. А это далеко не всем удается. У чтеца нет перед глазами нот, как у певца, - вот ему и кажется, что он совершенно свободен в выборе темпа, интонации, смыслового ударения. Так любителю, играющему по слуху, кажется, что он свободен в интерпретации музыки. Но это счастливое заблуждение невежества. Ритм, темп, смена интонации, даже дыхание чтеца - все это предопределено в стихах (разумеется, в хороших стихах) текстом. Актер или чтец не могут придать ни одной строчке скорбную, тревожную, торжественную или ироническую интонацию, если они не нашли ее в самом ритме и стиле стиха, в его звуковом строе. Иначе всякая актерская экспрессия поневоле окажется фальшивой, деланной, надуманной. Актерам и чтецам, неспособным прочесть стихи так, как требует текст, в сущности, следует читать плохие стихи, оставляющие гораздо больше простора для произвола. Именно такой репертуар предлагали в былые времена бально-эстрадные сборники, печатавшиеся на глянцевитой бумаге и носившие пышное название "Чтец-декламатор". Чтение хороших стихов требует строгой дисциплины и большой, вдумчивой работы. Чтец должен понять сложные законы, управляющие стихом. И далеко-далеко не все эти законы можно найти в книгах по теории поэзии. Несравненно больше в стихах законов, еще не обнаруженных и не сформулированных, чаще всего относящихся лишь к данному стихотворению. Понять их может только человек, умеющий вслушиваться и вдумываться в то, что читает, - в ту или иную форму строфы, представляющей собой довольно сложную постройку, в сочетание звуков, в стихотворный размер и ритм, регулирующий дыхание. Даже большие актеры, тщательно отделывающие каждую свою роль, гораздо менее строги к себе, когда выступают в качестве чтецов. Помню, как один из таких актеров читал строчки Лермонтова: Моей любви ты знала ль цену? Ты знала, - я тебя не знал! {1} Во второй строчке он делал ударение на слово _"тебя"_, придавая этому слову адвокатски обличительную интонацию и даже трагически указуя перстом на воображаемую особу, которой посвящены стихи. Ты знала, - я _тебя-я-я_ не знал! Но у Лермонтова нет ритмического ударения на слове "тебя", нет этого театрально-эффектного обличения, которое придумал актер. С глубоким огорчением и разочарованием, но очень сдержанно и тихо произносит поэт слова: Ты знала, - _я_ тебя не знал. Стихи написаны ямбом, и словом "я" кончается вторая стопа. Следовательно, и стихотворный размер требует, чтобы ударение - ритмическое и смысловое - падало на слово "я". Нарушение ритма ведет не только к искажению смысла. Оно мешает чтецу, а заодно и слушателю понять, в чем настоящая сила стихов, в чем их поэтическая прелесть. Чтец "украшает" стихи вместо того, чтобы почувствовать и передать их подлинную красоту. Любуясь собственным голосом и эффектно демонстрируя его, чтец очень часто как бы заглушает слова поэта, мешает слушателю воспринять всю их серьезность и реальность. В таких случаях происходит не сложение, а вычитание сил. Если у автора и чтеца не сходятся интонации, темп, ритм, исполнитель не дополняет и не обогащает произведение, а только грабит его, лишает здравого смысла и подлинного чувства. Шаляпин не был ни драматическим актером, ни чтецом. Но как чуток был он к слову, как умел он проявлять каждое слово, а не заглушать его своим великолепным голосом, как строго выверена* и точна была у него каждая интонация. Казалось бы, чтец должен не менее бережно относиться к слову, должен чутко чувствовать его силу, вес, возраст. Таким чтецом был покойный Яхонтов. Временами он достигал такой силы, что нам казалось, будто у нас на глазах рождаются поэмы Пушкина и стихи Маяковского. Строго и чутко относился к стиху Антон Шварц. Есть и в наше время хорошие чтецы. Игорь Ильинский не только превосходно чувствует подлинную интонацию поэтической речи, но и умеет жить в ритме, сохраняя в то же время прелесть свободной импровизации. Но все это - только исключения из общего правила. В большинстве же случаев мы слышим со сцены и с эстрады искаженное или слабое подобие стихов. И хорошо еще, если исполнитель не перевирает и не путает текста. Уже за одно это можно простить ему многие прегрешения. От актера и чтеца часто зависит судьба стихов. Правда, люди не только слушают стихи, но и читают их сами. Однако при этом большинство читателей теряет очень много. Поэтическое слово требует полного и внятного звучания. Чтение вслух нельзя заменять чтением про себя. Нам нужны хорошие поэтические концерты, которые оживили бы умолкнувшие голоса Шекспира, Пушкина, Баратынского, Лермонтова, Гете, Гейне, Бернса, Беранже, Шевченко, Фета, Тютчева, Блока, Маяковского - и заставили бы чаще и громче звучать голоса современных поэтов. Какое огромное поэтическое богатство таим мы под спудом, богатство, которое так жизненно необходимо идущим нам на смену поколениям. Об устройстве серьезных и надолго запоминающихся концертов поэзии должна позаботиться не одна только Госэстрада. Эту почетную задачу должны взять на себя наши большие академические театры, которым такое дело и по плечу, и по пути. <ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ШЕКСПИРОВСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ В СТРАТФОРДЕ-НА-ЭЙВОНЕ> В этот прекрасный старинный город - столь дорогой для сердец всех почитателей Шекспира - я приехал не как шекспировед, а как поэт, один из тех, кто посильно потрудился, чтобы Шекспира узнали и полюбили во всех уголках обширной России. Я нахожусь здесь благодаря человеку, чьи имя и слава собрали нас вместе, - благодаря Шекспиру, которого тоже связывала с его произведениями не теория, а практика, ибо при всем своем величии он не был профессором литературы, а был поэтом. И я прибыл сюда для того, чтобы передать вам самый горячий привет и лучшие пожелания от моих соотечественников-литературоведов, актеров, режиссеров и всех ценителей Шекспира. Я счастлив и горд тем, что могу сообщить вам о непрерывном и быстром росте популярности Шекспира в моей стране от поколения к поколению. На сценах наших театров, даже в самых отдаленных маленьких городках, Шекспир - не редкий гость, а постоянный жилец. И о талантливости наших актеров судят по тому, насколько успешно они справляются с шекспировскими ролями. Но если до революции тех, кто знал и ценил Шекспира, насчитывались тысячи, то теперь их уже - миллионы. Даже в самые трудные времена гражданской войны любой московский театр, ставивший шекспировский спектакль, наполнялся до отказа. Недавно мне довелось увидеть старую афишу, извещавшую о шести пьесах Шекспира, представленных в один и тот же вечер 1920 года, - а поверьте мне, 1920 год не был для нас легким годом. За сорок лет существования Советского Союза общее количество изданных у нас на различных языках томов с произведениями Шекспира только на одну или две тысячи не дошло до трех миллионов. С сонетами познакомились старики и молодежь городов и деревень всех наших республик. Первой и простейшей причиной роста у нас популярности Шекспира является всеобщее образование, открывшее широкий доступ к литературе народным массам по всей стране, включая многие нации, которые сорок лет тому назад не имели даже своего собственного алфавита. Другая причина заключена в самом Шекспире. Его могут понять самые простые, не умудренные культурой люди, и в то же время он обогащает и тех, кто способен видеть дальше и глубже. Когда я переводил его сонеты, такие прекрасные и мудрые, я не раз задавал себе вопрос: Почему эти стихи (так же как и многие отрывки из пьес) действуют на меня сильнее, чем самые мудрые и глубокие строчки всех других поэтов давних времен - поэтов, также, как и Шекспир, говоривших о жизни, смерти, любви, вечности? Шекспир, подобно им, видел светлые и темные стороны жизни, постоянство и непостоянство человеческих характеров. Но его конечный вывод всегда оптимистичен - в подлинном смысле этого слова. Ромео и Джульетта могут погибнуть, и все же они торжествуют над холодной старостью с ее холодными старыми предрассудками. Оптимизм Шекспира - оптимизм, сознающий все опасности и ужасы жизни и все же имеющий смелость смотреть на них с широко открытыми глазами - высшее проявление человеческой сущности. Без него люди не смогли бы жить, не смогли бы любить, не смогли бы бороться за лучшую жизнь на земле, То, что сближает людей, лежит не на поверхности душ, которая у всех человеческих существ разная. Поверхностное скорее разделяет, нежели объединяет людей. Сближают нас наши более сокровенные мысли и чувства. Тончайший, показанный Шекспиром пример этого - борьба между глубокой любовью, объединившей Ромео и Джульетту, и мелкими предрассудками Монтекки и Капулетти, которые силились их разъединить. Свойство, лежащее глубоко в нашем сердце, - любовь к красоте и правде в искусстве и литературе (а оно присуще нам всем), - одна из величайших, связывающих нас сил. И доказательством этому служит место, занимаемое Шекспиром в мире и в сердце человека. <ОБРАЩЕНИЕ К УЧАСТНИКАМ ВЕЧЕРА ПАМЯТИ ХЛЕБНИКОВА> Дорогие товарищи, Я очень жалею, что по нездоровью не могу быть сегодня у вас на вечере, посвященном памяти поэта Велимира Хлебникова {1}. О нем редко вспоминали критики и литературоведы за последние три десятка лет, Почему же его так усердно замалчивали? Не был ли он нам политически чужд и враждебен? Нет, мы знаем, что Хлебников предчувствовал и предсказывал революцию задолго до ее наступления {2} и был одним из первых поэтов, приветствовавших ее приход. В годы революции были написаны его лучшие стихи и поэмы {3}. С глубоким уважением и благодарностью говорил о нем Владимир Маяковский {4}. Но, может быть, ему ставят в вину чрезмерную сложность, необычность и непонятность его стихов? Но ведь очень многие обвиняли (да и до сих пор обвиняют) в тех же грехах, то есть в сложности, непонятности, необычности, и Владимира Маяковского. Да, Хлебников сложен и часто непонятен. Есть у него стихи, для которых нужен ключ - знание того, когда и при каких обстоятельствах стихи были написаны. Но бОльшая часть его стихов становится вполне понятна, если в них пристально _вглядишься, вслушаешься, вдумаешься_. А есть у него и совсем простые и ясные стихи, как например: Мне мало надо - Краюшка хлеба И капля молока, Да это небо, Да эти облака {5}. Или, скажем, стихи о Кавказе или о букве "Л". А сложной его форма бывает часто оттого, что сложно содержание. Вы знаете, конечно, что я люблю в стихах предельную ясность. Но это ничуть не мешает мне ценить Хлебникова, поэта большой силы, глубоко чувствующего слово, владеющего необыкновенной меткостью и точностью изображения (вспомните его "Сад"). Конечно, к Хлебникову, как и ко всем поэтам, надо подходить критически. На некоторых его стихах лежит печать временных и случайных влияний, характерных для тех лет, когда они были написаны. Иной раз усложненность формы была у него протестом против трафаретных, гладких, прилизанных и бедных мыслью стихов, про которые можно было сказать то же, что говорил художник Татлин {6} по поводу многих столь же трафаретных и поверхностных рисунков: - Одна только пленка, а существа никакого нет! Надо уметь отличать Хлебникова, поэта глубокого и серьезного, от тех его современников, которые превращали высоко организованную человеческую речь в набор нечленораздельных звуков или в язык дикаря. Хлебников не из их числа. У него - своя система мысли и слова, сложная и своеобразная. Я много слышал о юных годах Хлебникова от его профессоров и товарищей по Казанскому университету. Они рассказывали, что еще в студенческом возрасте Хлебников был полон достоинства и вызывал к себе всеобщее уважение. Профессора находили у него замечательные математические способности. А по рассказам близко знавших его людей можно заключить, что это был человек редкой душевной чистоты, бескорыстия, серьезности. Да все это видно и по его стихам. Москва, 19-IV-1961 г. О МАРИИ ПАВЛОВНЕ ЧЕХОВОЙ  В Ялте жили цари, богатые купцы, фабриканты, генералы, опереточные дивы, эмир бухарский... Бывали здесь, отдыхали и лечились и замечательные писатели, художники, артисты - сам Лев Толстой, Горький, Бунин, Куприн, Найденов, Шаляпин, Станиславский, Коровин, - всех и не перечислишь. Под ялтинским солнцем коротали свои последние дни чудесный молодой художник Федор Васильев и поэт безвременья, кумир тогдашней молодежи, бедный Надсон. И все же, говоря о Ялте, прежде всего вспоминаешь одно имя - Антона Павловича Чехова. С этим именем Ялта связана навеки. Мелькают годы, десятилетия, а до сих пор кажется, что в белом чеховском доме на краю города по-прежнему живет его хозяин. На входной двери дома - скромная медная дощечка: "А. П. Чехов". В каждой из небольших комнат, на верандах и дорожках сада - невидимые следы его ног. Здесь он думает, пишет, читает, грустит, смеется, покашливает, сажает в саду деревья. И еще один человек живет и будет всегда жить в этом доме - сестра Чехова и его лучший друг, Мария Павловна. Она появилась здесь впервые еще до постройки дома, наблюдала за его постройкой, а потом подолгу жила в комнатке наверху и при жизни своего брата, и многие годы после его кончины. И пока она по-хозяйски ходила по этим комнатам или сидела в своей светелке, дом оставался жилым, по-настоящему чеховским, хоть и был уже учреждением - музеем. Таким он встретил великую революцию, таким пережил и Великую Отечественную войну, и многие годы после нее. И дело было не только в том, что тут живет сестра Чехова, беззаветно посвятившая ему всю свою жизнь. Нет, Мария Павловна была хранительницей его памяти, частицей его живой души. Да и очень похожа она была на своего брата. Похожа не только внешне, но и многими чертами характера - скромностью, чуждой какой бы то ни было фальши и ложного пафоса, редкой наблюдательностью и юмором. Помню один из разговоров с ней. Мы долго ходили по дому, и я, старый курильщик, не мог удержаться от вопроса: - Мария Павловна, где тут у Вас разрешается курить? - Да курите, курите! - сказала она. - А разве можно? - В доме у Чехова все можно - и курить, и танцевать, в даже на голове ходить! Этот шутливый ответ сразу дал мне почувствовать характер чеховского дома - не музея, а именно дома. Еще больше я это почувствовал, когда Мария Павловна у себя в верхней комнатке, напоминавшей капитанский мостик корабля, рассказывала мне - не подряд, не обстоятельно, как любят рассказывать старые люди, а урывками, отдельными чертами и эпизодами - о жизни брата. Бывало, он пишет внизу, в кабинете или примостясь у подоконника в своей спаленке, а в верхней комнате у Марии Павловны соберутся подруги, разговаривают, смеются. Услышав краем уха отголоски смеха, брат прервет на минутку работу и, неслышно ступая по крутой лестнице, придет послушать, о чем болтает молодежь. Вспоминала она и таганрогские годы, времена юности и ранней молодости Антона Павловича. Еще гимназистом он очень любил ходить в театр, на что требовалось особое разрешение инспектора. Но он ходил и без разрешения, сменив гимназическую форму на штатское платье. Любила театр и мать Чехова. И когда в конце действия опускался занавес и зрители, аплодируя, шумно вызывали популярных актеров, она слышала в хоре голосов и юношеский голос своего сына сверху, с галерки. Но называл он из озорства не актерские фамилии, а фамилии известных всему городу тузов, солидных местных фабрикантов и банкиров. Тут только мать, обернувшись назад, замечала на галерке его худощавую и рослую фигуру. Никто не мог лучше, живее, чем Мария Павловна, нерв дать черты прихотливого и всегда неожиданного юмора, свойственного Антону Павловичу во все периоды его жизни, но особенно бурного в юности. И самой Марии Павловне никогда не изменяло чувство юмора. Не изменяла ей и необыкновенная общительность. До самых последних лет она любила принимать гостей и устраивать у себя в чеховской гостиной за широко раздвинутым столом ужины, длившиеся до поздней ночи. Она сидела во главе стола, прямая и стройная, живо откликаясь на все, о чем шла речь. Трудно бывало поверить, что ей уже девяносто и даже за девяносто лет. Кстати, она терпеть не могла упоминания о ее возрасте и во время игры в лото шутливо, а может быть, и всерьез сердилась, когда выпадало ненавистное ей число 90. Мария Павловна была неутомимой и зоркой хозяйкой. Несколько раз в день поднималась она и спускалась по лестнице, ведущей в ее комнату. Помню, как после долгого ужина, бережно, как ребенка, брал ее, легкую, почти невесомую, на руки Иван Семенович Козловский и, несмотря на ее протесты, уносил наверх. Я знал немало стариков, хорошо помнивших далекое прошлое. А Мария Павловна отлично помнила не только давно прошедшие, но и недавние годы. За несколько лет до ее смерти я как-то побывал у нее со своим другом, драматургом и критиком, ныне покойной Тамарой Григорьевной Габбе, блестящей собеседницей, живым и остроумным человеком. Посидели мы у Марии Павловны всего только полчаса. Она не запомнила имени моей спутницы, но в продолжении двух-трех лет каждый раз при нашей встрече спрашивала: - А где сейчас эта белокурая и такая острая?.. До последних своих дней Мария Павловна любила жизнь, любила радость и шутку. К одному из моих приездов, чтобы порадовать меня, она даже выучила наизусть одно из моих шутливых стихотворений. В ее возрасте это было настоящим подвигом. После смерти Марии Павловны дом Чехова в Ялте второй раз осиротел. Но до тех пор, пока он стоит, в нем будет жить вместе с Чеховым его самоотверженная, чистая душой, умная и наделенная долей чеховского таланта сестра. Ялта, 12 октября 1963 г. <О ШЕКСПИРЕ> <Выступление по английскому радио> Книги, как и люди, не переходят из класса в класс без экзамена. Даже самым знаменитым книгам приходится держать экзамен у каждого нового поколения в каждой стране. И бывает, что книга, мирно и спокойно стоящая на полке, как-то незаметно теряет свою жизненность и остроту. С ней происходит какой-то невидимый химический процесс. Проступает ее скелет-схема, которая была замаскирована недолговечными покровами. Но, к счастью, есть книги, не поддающиеся разоблачающему воздействию времени. Столетия, прошедшие со дня смерти Шекспира, - достаточный срок для самой строгой и многократной проверки. И какие столетия это были, как много великих событии уместилось в них. В таком бурном океане времени мог бы потерпеть крушение и пойти ко дну самый устойчивый и хорошо оснащенный корабль. Этого не случилось с Шекспиром. Его чествует весь мир, так сильно изменившийся после него. В праздновании его 400-й годовщины наряду с народами старой культуры принимают участие племена, которые в его эпоху были "dull and speechless tribes" {Непросветленные и бессловесные племена (англ.). Шекспир, сонет 107-й.} и которые наконец заговорили. Даты юбилеев не назначаются по произволу. Они предопределены. Но для юбилея Шекспира нельзя было бы выбрать более подходящего времени, чем наши дни - время великих подвигов и великих преступлений, время решительной борьбы за гуманизм. Если многим людям прошлого и начала нынешнего века казались преувеличенными и неправдоподобными характеры шекспировских трагедий и хроник - Калибан {1}, Макбет, леди Макбет, Ричард Третий, Клавдий {2}, Яго и другие, - то последние десятилетия полностью оправдали самую мрачную фантазию великого драматурга. И тем дороже стали человечеству образы Гамлета, Ромео, Джульетты, Корделии {3} - всех тех, кто противостоит людям низменных страстей и темных предубеждений. Перечитывая Шекспира, с грустью думаешь: как это могло случиться, что до сознания человечества до сих пор не дошли такие простые, четкие, вещественно осязаемые слова о равенстве людей всех рас и национальностей, вложенные Шекспиром в уста Шейлока: {4} "...я жид. Да разве у жида нет глаз? Разве у жида нет рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей, страстей? Разве не та же самая пища насыщает его, разве не то же оружие ранит его, разве он не подвержен тем же недугам, разве не те же лекарства исцеляют его, разве не согревают и не студят его те же лето и зима, как и христианина? Если нас уколоть - разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать - разве мы не смеемся? Если нас отравить - разве мы не умираем?" {Монолог Шейлока в автографе - по-английски. Здесь - в переводе Т. Щепкиной-Куперник. (Прим. ред.)} Разумеется, эти слова не могут дойти до слуха фашистов или южноафриканских расистов, но они остаются на знамени всего передового человечества и ждут своей полной победы. И чем больше становится у Шекспира читателей (а число их растет с каждым годом), тем больше основания надеяться, что он дойдет наконец до сердец всех людей на земном шаре, что он не будет только развлекать зрителей в театре и служить материалом исследований и лекций, а будет воздействовать на жизнь всей силой своего светлого и могучего таланта. Я рад, что в нашей стране Шекспир становится достоянием миллионов зрителей и читателей даже в тех отдаленных краях, где население до революции не умело читать. В наших среднеазиатских республиках его читают и смотрят в театрах не меньше, чем в Москве, Ленинграде, Киеве. Молодой актер Смоктуновский, которого в Англии и других странах знают по фильму Козинцева "Гамлет", сумел дать в своем Гамлете образ современного молодого человека, не модернизуя этот образ и оставаясь верным стилю подлинника. Смоктуновский имел на это право. Шекспировские образы потому и живы, что люди каждого поколения находят в них себя. И не только Шекспир-драматург нашел у нас - можно смело сказать - вторую родину, но и Шекспир-поэт, автор поэм и сонетов. Переводы сонетов, неоднократно издававшиеся у нас, вышли отдельными изданиями, а также в собраниях произведений Шекспира с 1946 года по 1964 общим тиражом девятьсот шестьдесят тысяч экземпляров. Книгу сонетов можно увидеть в руках у рабочего или шофера такси. Такая судьба редко выпадала на долю книги стихов. Наши виднейшие композиторы - Прокофьев, Шостакович - создали на темы Шекспира замечательную музыку. Достаточно вспомнить балет Прокофьева - "Ромео и Джульетта" и музыку Шостаковича к фильму "Гамлет". Во всех краях Советского Союза так же благоговейно и благодарно чествуют английского драматурга и поэта, как и у него на родине. На большой карте мира ярко сверкает в эти дни едва заметная на ней точка - Стратфорд-на-Эйвоне. ПРИМЕЧАНИЯ СТАТЬИ. ВЫСТУПЛЕНИЯ. ЗАМЕТКИ. ВОСПОМИНАНИЯ  В этот раздел включены статьи, не вошедшие в книгу "Воспитание словом" и либо не переиздававшиеся с момента первой публикации, либо до сих пор не печатавшиеся. Театр для детей. - Впервые в журнале "Просвещение", Краснодар, 1922, э 3-4 (7-8), январь - март. О работе С. Я. Маршака в Краснодарском театре для детей подробнее см. комментарий к т. 2 наст. изд. 1 Труппа Чистякова - детская балетная труппа, которая в начале века выступала под руководством балетмейстера и антрепренера Ивана Александровича Чистякова на детских утренниках в театре "Пассаж". 2 Лидия Чарская (псевдоним Чуриловой Лидии Алексеевны, 1875-1926) - автор повестей и романов из институтского и "великосветского" быта. О судьбе Чарской в послеоктябрьскую эпоху см. ""Дом, увенчанный глубусом") (т. 7, наст, изд.), а также книгу В. Шкловского "Старое и новое", "Детская литература", М. 1966. 3 Речь идет о цикле феодально-рыцарских романов, сложившихся вокруг имени легендарного вождя бриттов V-VI веков, героически защищавшихся от англосаксов. Романы о короле Артуре и его рыцарях (Ланселоте, Тристане и др.) появляются сначала на французском, а затем (XIII-XIV вв.) на английском языке. Произведения на этот сюжет создавались и позднее. В частности, им воспользовался в цикле своих поэм английский поэт Альфред Теннисон (1809-1892). 4 Обераммергау - селение в Германии, где с XIX века осуществляется постановка мистерий - жанра западноевропейского религиозного театра XIV-XVI веков (показ "Мистерии страстей господних"). 5 Имеется в виду бульварная разновидность литературы о детективах, излюбленным героем которой был Нат Пинкертон. Его прототипом является американский сыщик А. Пинкертон, основавший в 1850 году) сыскное агентство. Низкий идейный и художественный уровень "пинкертоновщины" не мешал многим издателям дореволюционной России поощрять ее выпуск из коммерческих соображений. 6 Андерсен Ханс Кристиан (1805-1875) - датский писатель. Известность приобрел своими "Сказками для детей" (1835-1837), "Новыми сказками" (1844-1848), "Историями" (1852-1853). 7 Уайльд Оскар Фингалл О'Флаэрти (18561900) - английский писатель, прозаик и драматург, автор 2-х сборников сказок для детей: "Счастливый принц" (1888) и "Гранатовый домик" (1891). 8 Роман испанского писателя Мигеля Сервантеса де Сааведра (1547-1616). 9 Речь идет о романе английского писателя Даниеля Дефо (1660-1731). 10 Роман английского писателя-сатирика Джонатана Свифта (1667-1745). 11 Роман американской писательницы Гарриет Бичер-Стоу (1811-1896). 12 Воинов Ростислав Владимирович (18811919) - русский скульптор и художник, много работавший в области создания детской игрушки. 13 "Аленький цветочек" - приложение к повести Сергея Тимофеевича Аксакова (1791-1859) "Детские годы Багрова-внука" (1856-1858). Это сказка, которую герой книги Сережа слышал от ключницы Пелагеи. 14 Сб. пьес "Театр для детей", написанный С. Я. Маршаком в соавторстве с Е. И. Васильевой, вышел в Краснодаре в 1922 году. Печатается по тексту журнальной публикации. Издали и вблизи. - Впервые в сб.: "Горький", Госиздат, М. -Л. 1928. К воспоминаниям о своих первых встречах с А. М. Горьким С. Я. Маршак возвращается также в статье "Две встречи в Крыму" (см. т. 7 наст. изд.). 1 Стивенсон Роберт Льюис (1850-1894) - английский поэт и прозаик, автор приключенческих романов: "Остров сокровищ" (1883, русск. пер. -1889), "Черная стрела" (1888, русск. пер. - 1914), "Похищенный" (1886, русск. пер. - 1901) и др. Перевод баллады Стивенсона "Вересковый мед" см. в т. 3 наст. изд. Печатается по тексту первой публикации. О большой литературе для маленьких. - Впервые под тем же названием (как текст доклада I Всесоюзному съезду писателей) на правах рукописи с подзаголовком "Материалы к I Всесоюзному съезду советских писателей", ГИХЛ, М. 1934. В отрывках в "Литературной газете", 1934, э 41, 20 августа; в газетах: "Правда", 1934, э 229, 20 августа, "Комсомольская правда", 1934, э 194, 21 августа. Полностью в книге: "Первый Всесоюзный съезд советских писателей, 1934 г.". Стенографический отчет, "Художественная литература", М. 1934; в том же году издан отдельной брошюрой - "Художественная литература", М. 1934. В 1957 году С. Я. Маршак переработал текст своего доклада на I Всесоюзном съезде писателей. Позже материал разделов IV и VI был использован автором в статьях "О кораблях и караванах" и "Сказка крылатая и бескрылая", вошедших в книгу "Воспитание словом". В данном издании редколлегия, учитывая последнюю волю писателя, сочла возможным опубликовать доклад в виде статьи полностью, как его переработал автор в 1957 году. По предложению А. М. Горького, выступившего на I Всесоюзном съезде писателей с основным докладом о советской литературе, С. Я. Маршаку было поручено сделать вслед за ним содоклад о советской детской литературе. Как пишет Лидия Чуковская: "Мысли Маршака о литературе для детей, исходные положения его редакторской практики были Горькому близки и родственны. Всякий, кто даст себе труд внимательно сопоставить высказывания о детской литературе Маршака с высказываниями Горького, не может не заметить этом близости, этой идейной родственности, и не только в общеидеологическом смысле".(Лидия Чуковская, В лаборатории редактора, "Искусство", М. 1960, стр. 302-303), Маршак и близкие ему писатели сыграли значительную роль в предыстории "Большой литературы для маленьких". В конце 1922 года при библиотеке детской литературы Педагогического института дошкольного образования в Петрограде организовался кружок детских писателей (С. Я. Маршак, Б. С. Житков, В. В. Бианки, О. И. Капица, Е. П. Привалова и др.). Члены кружка затем вошли в состав редколлегии журнала "Новый Робинзон" (бывший "Воробей"), издававшийся в 1923-1925 годах. С. Я. Маршаку, вдохновителю дружного творческого коллектива, удалось привлечь к детской литературе талантливых писателей, педагогов, "бывалых" людей, художников. Л. Ф. Кон отмечает, что "Новый Робинзон" "был творческой лабораторией, где создавалась советская литература для детей, новая и по содержанию, и по форме. Там рождались новые темы, вовне жанры, новые писатели. Вклад "Нового Робинзона" в детскую литературу огромен" ("Советская детская литература. 1917-1923", Детгиз, М. I960, стр. 305). О "Новом Робинзоне" см. также в очерке С. Я. Маршака ("Дом, увенчанный глобусом") (т. 7, наст. изд.). Когда издание журнала было прекращено, С. Я. Маршак с группой бывших сотрудников перешел в редакцию детской литературы в Ленинградском отделении Госиздата. Горький высоко оценивал работу Маршак" и его коллег, В частности, в статье "О безответственных людях и о детской книге наших дней" Горький писал, что работники детского отдела ГИЗа, "сумели выпустить ряд весьма талантливо сделанных книг для детей" ("Правда, 1930, э 68, 10 марта). Весной 1933 года Горький пригласил Маршака-в Сорренто, с тем чтобы разработать проект специального издательства детской книги и подготовить докладную записку в ЦК ВКП(б). После того как 9 сентября 1933 года было принято постановление об организации издательства детской литературы, Горький опубликовал "Обращение к пионерам СССР." ("Правда", 1933, э 192, 14 июля), в котором просил ребят сообщить, какие книги они читают и желали бы прочитать. Анализ детских писем А. М. Горький доверил Маршаку, написавшему статью "Дети отвечают Горькому" ("Правда", 1934, э 135, 18 мая - см. .т. 7. наст. изд.). Выраженные в ней идеи в значительной мере предваряли основные теоретические положения доклада. 1 Речь идет о подвигах героя французского героического эпоса "Песнь о Роланде". 2 Имеется в виду герой романа французского писателя Ж юл я Верна (1828-1905) "Пятнадцатилетний капитан". 3 Русские популяризаторы научных сведений нередко использовали в качестве образца детской книги известный в свое время французский роман "Отчего и почему маленькой Сюзанны". 4 Анализ сказок и детских рассказов Л. Н. Толстого см. в статье "Мир в картинах" (т. 7 наст. изд.). 5 В дореволюционные годы А. М. Горький написал ряд сказок для детей: "Утро" (1910), "Воробьишко" (1912), "Случай с Евсейкой" (1912), "Самовар" (1913), "Про Иванушку-дурака" (1916). 6 Такие произведения Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка (псевдоним Д. Мамина, 1852-1912), как "Аленушкины сказки" (1894-1896), "Емеля-охотник" (1884), "Зимовье на Студеной" (1892), "Серая Шейка" (1893), переведены на многие языки мира и вошли в фонд классической детской литературы. 7 Александру Ивановичу Куприну (1870-1938) принадлежат такие известные рассказы для детей, как "Белый пудель" (1904), "Чудесный доктор" (1897), "Слон Зембо", (1913), "В зверинце" (1905). 8 Александр Александрович Блок (1880-1921) выпустил две книги для детей: "Круглый год. Стихи для детей", [М.], [т-во И. Д. Сытина, Детск. отд.] 1913 г., и "Сказки. Стихи для детей", [М.], тип. т-ва И. Д. Сытина, [1913]. 9 "Тропинка" (1906-1912) - детский журнал. В нем печатались поэты - А. Блок, А. Белый, К. Бальмонт, А. М. Ремизов, Ф. Сологуб. "Цель и задачи журнала, - говорилось в редакционной статье первого номера, - развивать в детях художественное чутье, давать им занимательное и полезное чтение, включающее религиозный и сказочный элемент". Более подробную характеристику журнала см. в статье "О наследстве и наследственности в детской литературе" (т. 7 наст. изд.). 10 Allegro - псевдоним поэтессы, драматурга и художницы Поликсены Сергеевны Соловьевой (1867-1924). Выступала на страницах журнала "Тропинка", издательницей которого она была. Перевела повесть Л. Кэрролла "Алиса в стране чудес" (журнал "Тропинка", 1909, ээ 2-5, 7-20). В последние годы сотрудничала в журнале "Воробей" ("Новый Робинзон"). 11 Саша Черный (псевдоним Гликберга Александра Михайловича, 1880-1932) - печатал произведения для детей в альманахе "Жар-птица" (Детские сборники изд-ва "Шиповник", СПБ. 1911, т. I), в сборнике "Елка" (Парус, П. 1918), в ежемесячном иллюстрированном приложении к журналу "Нива" - "Для детей" (Пг. 1917, э 1-12), а также издал "Живую азбуку", изд. "Шиповник", СПБ. 1914. В 20-30-х годах неоднократно издавались сборники его произведений для детей (сб. "Дети", изд. "Культура", Киев, 1929; "Детский остров", Гос. изд-во, М. - Л. 1928; "Трубочист", Гос. изд-во, М. - Л. 1930, и др.). 12 Речь идет о книге немецкого писателя Генриха Гофмана. 13 См. прим. 4 к повести "В начале жизни". 14 Речь идет о "Nursery Rhymes" - сборнике английских народных детских потешек, загадок, считалок. Пересказ этих песенок вышел в 1910 году в издании И. Кнебеля под названием "Гусиные песенки". Переводы С. Маршака из "Nursery Rhymes"см. т. 2 наст. изд. 15 "Чуковский Корней Иванович (1882-1969) начал работать в детской литературе еще до революции, выступив сначала с критикой повестей Чарской и других образцов бульварного чтива для детей ("Лидия Чарская", газ. "Речь", 1912, 9 сентября; "Матерям о детских журналах", "Русская скоропечатня", СПб. 1911; "Нат Пинкертон и современная литература", изд-во "Современное товарищество", М. 1908). Кроме того, им была создана имевшая большой 'успех современная сказка "Крокодил" (1916). После революции появились "Мойдодыр" (1923), "Тараканище" (1923), "Мухина свадьба", издававшаяся впоследствии под названием "Муха-цокотуха" (1924), "Бармалей" (1925) и др. В 20-30-е годы К. И. Чуковский неоднократно подвергался нападкам вульгаризаторской критики. Горький, уделявший много внимания развитию детской литературы, накануне I Съезда писателей в докладной записке "О детской литературе", направленной членам комиссии по вопросу о программах школ и школьном режиме, называл имена Чуковского, Пришвина, Григорьева и указывал, что они "были осуждены на бездействие или не были использованы в достаточной мере из-за ошибочной политики литературных организаций, критики и издательств" (сб. "М. Горький о детской литературе", "Детская литература", М. 1968, стр. 111). 16 Имеется в виду статья Е. Я. Данько "О читателях Чарской" (журн. "Звезда", 1934, э 3). 17 От "Аскольдовой могилы" до "Белого генерала". - "Аскольдова могила" (1833) - произведение Михаила Николаевича Загоскина (1789-1852). "Белый генерал" - повесть-хроника А. И. Красницкого из жизни генерала М. Д. Скобелева. 18 Арсеньев Владимир Клавдиевич (18721930) - ученый-географ, путешественник и писатель. Две книги Арсеньева - "По Уссурийскому краю" и "Дерсу Узала" (19211923) в 1926 году были переработаны им и изданы под общим названием "В дебрях Уссурийского края". В 1931 году эта книга была выпущена в редакции, рассчитанной на детское чтение. Под заглавием "Дерсу Узала" она выдержала несколько изданий. 19 В 30-е годы литература для детей пополнилась лучшими произведениями советской литературы в специальных изданиях для юного читателя. В сокращенном для детей варианте вышли "Чапаев" и "Мятеж" Д. Фурманова, переработанные главы фадеевского "Разгрома" ("Амгуньский полк" и "Метелица"). А. Толстой и А. Новиков-Прибой подготовили для детей сокращенные редакции своих романов "Петр I" и "Цусима". 20 Марк Твен (псевдоним Самюэля Ленгхорна Клеменса, 1835-1910) - американский писатель. В круг детского чтения вошли его произведения "Приключения Тома Сойера" (1876, русск. пер. - 1886), "Приключения Гекльберри Финна" (1884, русск. пер. - 1885), роман "Принц и нищий" (1881, русск. пер. - 1884). 21 Леонид Пантелеев - псевдоним Алексея Ивановича Еремеева (р. 1908). "Часы" (1928) и "Пакет" (1932) - произведения, закрепившие успех молодого писателя, который в 1927 году в соавторстве с Г. Белых выступил с повестью "Республика Шкид". Рукопись книги попала к С. Я. Маршаку. По его настоянию она была отправлена на отзыв А. М. Горькому и принята к печати. Близкое знакомство с Маршаком сыграло большую роль в личной и творческой судьбе Л. Пантелеева. В своем очерке "Маршак в Ленинграде" писатель вспоминает: "Он открыл во мне какие-то способности, кое-какой талант и ухватился за меня, как ухватывался тогда за все мало-мальски яркое, самобытное, подающее надежды. На мое счастье и к моей бесконечной радости, это увлечение с годами не остыло, а перешло в нечто большее - в дружбу. А увлекался он - и тогда, и раньше, и позже - на каждом шагу, постоянно, и всегда был в поисках, всегда выискивал, высматривал, где бы и за кого ухватиться, кому бы подать руку помощи, кому бы пособить стать на ноги. Этот дар открывателя и воспитателя он унаследовал от своих учителей - от В. В. Стасова и А. М. Горького. Очень и очень многих заметил, нашел, выискал, высмотрел Самуил Яковлевич среди тех бывалых людей, которым принадлежал и штурман дальнего плавания Житков, и натуралист Бианки, и пожарник Потулов, и водолаз 3олотовский, и полярник Безбородое, и медсестра Будогоская, и физик Бронштейн; и политработница Васильева, и почтенный академик Ферсман, и безусый колхозник Шорин..." (Л. Пантелеев, Избранное, "Художественная литература", М. 1967, стр. 472). 22 Первые произведения Бориса Степановича Житкова (18821938) были напечатаны в детском журнале "Новый Робинзон", ведущую роль в котором играл С. Я. Маршак. По воспоминаниям К. И. Чуковского, С. Я. "встретил Житкова как долгожданного друга. Именно такого бывалого человека, "умельца", влюбленного в путешествия, в механику, в технику и сочетавшего эту любовь с талантом большого художника, не хватало детской литературе тогда" (К. Чуковский, Детство. - В кн.: "Жизнь и творчество В. С. Житкова", Детгиз, М. 1955, стр. 264). 23 Ко времени I Съезда ССП Кассиль Лев Абрамович (1905-" 1970) был известен как автор повестей "Кондуит" (1930) и "Швамбрания" (1933). 24 Евгений Львович Шварц (1896-1958) - автор известных пьес-сказок "Ундервуд" (1930), "Клад" (1933), "Голый король" (1934), "Снежная королева" (1938), "Тень" (1940) и др., многое сделал в детской литературе. Как и Житков, Шварц сотрудничал в журнале "Новый Робинзон". После того как было прекращено издание "Нового Робинзона", Шварц работал редактором в Ленинградском отделении Госиздата и в журнале "Еж" (1928-1935). Первым редактором и наставником Шварца был С. Я. Маршак, оказавший большое влияние на его творческую судьбу. В своих воспоминаниях Е. Шварц пишет: "Все немногое, что я сделал, - следствие встреч с Маршаком в 1924 году... И я, подумав, перебрав все пережитое с ним или из-за него, со всей беспощадностью утверждаю: встреча с Маршаком весной двадцать четвертого года была счастьем для мена" (Е. Шварц, Из дневника. См. сб. "Я думал, чувствовал, я жил...", "Советский писатель", М. 1971, стр. 119-122). 25 Шестаков Николай Яковлевич (р. 1894) - автор ряда стихотворных книг и пьес для профессионального театра юных зрителей. 26 Речь идет о книге Николая Григорьевича Смирнова (1890-1933) "Джек Восьмеркин - американец". 06 авторе и его незаслуженно забытых остросюжетных произведениях см. в книге И. Рахтанова "Рассказы по памяти", "Советский писатель", М. 1966. 27 Имеются в виду "Кара-Бугаз" (1932) Константина Георгиевича Паустовского и "Рассказ о великом плане" (1930) М. Ильина. 28 Брем Альфред Эдмунд (1829-1884) - немецкий зоолог, автор популярного труда "Жизнь животных" (1863-1869). 29 Скотт Роберт (1868-1912) - английский полярный исследователь. 30 Нансен Фритьоф (1861-1930) - норвежский океанограф, исследователь Арктики. 31 Пржевальский Николай Михайлович (1839-1888) - русский исследователь Центральной Азии. 32 Вольфовские подарочные томики. - Вольф Маврикий Осипович (1825-1883) - издатель и книгопродавец, основатель фирмы "Товарищество М. О. Вольф". Широко поставил издание детской литературы, основал ряд журналов для детей. Известно его подарочное издание "Золотая библиотека". Подчинял свою издательскую деятельность главным образом коммерческим соображениям. 33 Сытинские рыночные книжонки. - Сытин Иван Дмитриевич (1851-1934) - русский издатель и книготорговец. Созданное им печатно-издательское предприятие выпускало самую разнообразную литературу, в том числе и низкосортную. 34 Асбьернсен Петер Кристен (1812-1885) - крупный норвежский фольклорист. Вместе с Иергеном My издал "Норвежские народные сказки" (1841), затем - "Норвежские волшебные сказки и народные сказания" (1845-1848). 35 Гофман Эрнст Теодор Амадей (1776-1822) - немецкий писатель-романтик. Для детей им написаны "Щелкунчик л мышиный король", "Чужое дитя" и др. 36 Гауф Вильгельм (1802-1827) - немецкий писатель-романтик, автор сказок, в которых использованы сюжеты и образы немецкого фольклора и мотивы восточных сказок. 37 Лабуле Эдуард-Рене (1811-1883) - французский публицист, ученый и общественный деятель, автор сказки-памфлета "Принц-собачка" и нескольких серий политических сказок. 38 Топпелиус Захарий (1818-1898) - шведско-финский поэт и прозаик, автор сказок для детей. 39 В круг детского чтения вошли следующие произведения Всеволода Михайловича Гаршина (1855-1888): "Лягушка-путешественница" (1887) и "Attalea princeps" (1880). 40 Кроме "Корейских сказок", из произведений Н. Гарина (псевдоним Михайловского Николая Георгиевича, 1852-1906) вошли в круг детского чтения повести "Детство Темы" (1892) и "Гимназисты" (1893). 41 "Тысяча и одна ночь" - арабские сказки, получившие мировую известность после появления французского перевода А. Галлана (начало XVIII в.). Специально для детей выпускается в России с середины XIX века ("Аладдин и волшебная лампа", "Алибаба и сорок разбойников", "Синдбад-мореход" и др.). 42 Перро Шарль (1628-1703) - французский писатель. Известен сборник "Сказки моей матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времен с моральными наставлениями" (1697), куда вошли сказки "Красная Шапочка", "Золушка" и др., созданные на основе фольклора. 43 Братья Гримм, Якоб (1785-1863) и Вильгельм (1786-1859) - немецкие ученые-филологи. Им принадлежит знаменитый сборник "Детских и семейных сказок" (2 тт., 1812-1814). 44 Киплинг Редьярд Джозеф (1865-1936) - английский писатель. Ему принадлежат сборник "Просто так сказки для маленьких детей" (1902) и "Книга джунглей" (1894-1895). 45 Ричард Львиное Сердце - положительный персонаж романа английского писателя В. Скотта "Айвенго". 46 Имеется в виду следующее высказывание К. Маркса из его работы "Теория прибавочной стоимости": "...Так как в механике и т. д. мы ушли дальше древних, то почему бы нам не создать и свой эпос? И вот взамен "Илиады" появляется "Генриада" ("К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве", т. I, "Искусство", М. 1967, стр. 175). 47 В 20-30-х годах группа критиков-вульгаризаторов под предлогом защиты детей от влияния буржуазной идеологии, от мистицизма и суеверия объявила вредным любое использование фантазии и вымысла в детских книгах. Была сделана попытка наложить запрет на произведения народного творчества, в частности, на сказку. Еще большее недоверие этим критикам внушала современная сказка, прежде всего, произведения Чуковского (см. об этом главу "Борьба за сказку" в книге К. И. Чуковского "От двух до пяти"). Эти же "теоретики" детского чтения выступали против игрового начала в литературе для детей, утверждая, что "с ребенком надо говорить всерьез". Статья под таким названием появилась в 1929 году на страницах "Литературной газеты" (э 37, 30 декабря). Ее автор, Е. Флерина - председатель комиссии по детской книге НКП РСФСР, поддерживала нападки на Маршака и Чуковского (Д. Кальм, Против халтуры в детской литературе. - " "Литературная газета", 1929, э 35, 16 декабря). Е. Флерина писала, в частности, что не стоило бы говорить о Чуковском и Маршаке, "если бы они не создавали направления, если бы объединение на их платформе вокруг журнала "Еж" и Ленгиза не было бы столь организованным и значительным по талантливости авторов данной группы. Мы далеки от того, чтобы ставить знак равенства между К. Чуковским и С. Маршаком, но в основе своих тенденций они солидаризируются. Тенденция позабавить ребенка, дурачество, анекдот, сенсация и трюки даже в серьезных общественно-политических темах - это есть не что иное, как _недоверие к теме и недоверие, неуважение к ребенку, с которым не хотят говорить всерьез о серьезных вещах"_. Против подобной трактовки деятельности С. Я. Маршака протестовали К. Федин, В. Каверин, Б. Пастернак и многие другие (см. "Литературная газета", 1929, э 37, 30 декабря). В защиту Ленинградской редакции и ее творческих принципов выступил А. М. Горький (см. статьи: "Человек, уши которого заткнуты ватой". - "Правда", 1930, э 19, 19 января, и "О безответственных людях и о детской книге наших дней". - "Правда", 1930, э 68, 10 марта). Постановление ЦК ВКП(б) "О мероприятиях по улучшению детской и юношеской печати" (1928) и "Об издательстве "Молодая гвардия" (1931) указали на порочность идеологических позиций вульгаризаторской критики. В своем докладе на Первом съезде советских писателей А. М. Горький уделил особое место роли сказки в социальном воспитании. 48 Доде Альфонс (1840-1897) - французский писатель. Для детей и подростков издавалась "Прекрасная нивернезка" (1886), "Малыш" (1868), "Удивительные приключения Тартарена из Тараскона" (1872). 49 Ожешко Элиза (1841-1910) - польская писательница. Некоторые ее рассказы о тяжелой жизни крестьян издавались для детей - "Добрая пани" (1883) и др. 50 Конопницкая Мария Юзефовна (1842-1910) - польская писательница. В России для детей издавались ее произведения: "История о гномах и о сиротке Марысе" (1895), "Мендель Гданьский" (1889) и др. 51 "Задушевное слово" (1877-1918) - детский журнал благонамеренного направления. Издавался для детей младшего и среднего возраста. Печатал статьи познавательного характера, оригинальные и переводные стихи, рассказы, повести. Значительное место на страницах журнала занимали рассказы и повести Л. Чарской. Более подробный отзыв Маршака об этом журнале см. в статье "О наследстве и наследственности" (т. 7 наст. изд.). 52 Донон - содержатель известного в свое время петербургского ресторана. 53 Фильдинг Генри (1707-1754) - английский писатель, автор романа "История Тома Джонса, Найденыша" (1749). 54 Речь идет о героине романа Чарлза Диккенса (1812-1870) "Домби и сын". 55 Ряд романов Чарлза Диккенса, принадлежащих к жанру "романа воспитания", стали излюбленным детским чтением: "Приключения Оливера Твиста" (1838, русск. пер. - 1841), "Домби и сын" (1848, русск. пер. - 1847-1848), "Дэвид Копперфильд" (1849, русск. пер. - 1849), "Большие ожидания" (1861, русск. пер. - 1861) и др. 56 Такие произведения Виктора Гюго (1802-1885), как "Ган Исландец" (1823, русск. пер. - 1833), "Бюг Жаргаль" (1826, русск. пер. - 1887), "Собор Парижской богоматери" (1831, русск. пер. - 1862), "Отверженные" (1862, русск. пер. - 1862), "Труженики моря" (1866, русск. пер. - 1866), "Человек, который смеется" (1869, русск. пер. - 1869), вошди в круг чтения детей всего мира. 57 Купер Джеймс Фенимор (1789-1851) - американский писатель. Среди подростков пользуются популярностью его романы, посвященные североамериканским индейцам ("Зверобой", "Следопыт", "Последний из могикан", "Кожаный чулок" и "Прерия") и морской теме ("Лоцман" и др.). 58 Льюис Кэрролл (псевдоним Чарлза Латуиджа Доджсона, 1832-1898) - английский детский писатель, священник и математик, профессор Оксфордского университета, автор сказочной повести "Алиса в стране чудес" (1865) и ее продолжения - "В Зазеркалье" (1871). 59 Станюкович Константин Михайлович (1843-1903) - русский писатель. Его книги "Морские рассказы", "Вокруг света на "Коршуне" и повесть "Севастопольский мальчик" вошли в круг чтения детей и юношества. 60 Лукашевич Клавдия Владимировна (1859-1937) -детская писательница, выступавшая в разных жанрах (повести, рассказы, пьесы, биографии великих людей). В рассказах из народной жизни идеализировала крестьянский быт. См. более подробную характеристику ее творчества в статье Маршака "О наследстве и наследственности..." (т. 7 наст. изд.). 61 Повесть Александра Сергеевича Неверова (псевдоним Скобелева, 1886-1923) "Ташкент - город хлебный" (в переработке для детей - "Мишка Додонов", 1925) была одним из самых популярных произведений детской литературы 20-х годов. 62 Бляхин Павел Андреевич (1887-1961) - автор повести "Красные дьяволята", которая пользовалась большим успехом в 20-е годы. "С нею, в сущности, впервые в детскую книгу входила революционная героическая тема... Повесть Н. Бляхина являлась, с одной стороны, попыткой заменить бульварную, переводную приключенческую литературу, оживавшую в годы нэпа, и одновременно - вывести на страницы детской книги нового юного героя, воодушевленного идеалом современной революционной борьбы. В этом было значение этой повести, хотя исключительные ситуации в ней заслоняли характеры и мешали создать жизненный образ юного героя" (Л. И. Тимофеев, Введение. - В кн.: История русской советской литературы, т. I. Изд-во АН СССР, М. 1958, стр. 80). 63 Григорьев (псевдоним Сергея Тимофеевича Григорьева-Патрашкина, 1875-1953). Впервые выступил в детской литературе с рассказом "Красный бакен" (1923). Повести, упоминаемые Маршаком, разрабатывали историко-революционную тему в творчестве писателя. Григорьев был одним из зачинателей исторической повести для детей ("Берко-кантонист" - 1927, "Мальчий бунт" - 1925) и принял участие в создании научно-художественной и фантастической литературы ("Гибель Британии" -1926, "Радио на Маре-Сале", 1929). 64 Повесть Льва Евгеньевича Остроумова (1892-1955) "Макар-Следопыт" (кн. 1-3, 1925-1928) рассказывала о приключениях деревенского паренька, ставшего