ягивал лука. Вот, меж тем как рога неспешной сгибал он рукою, Вмиг изловчился Персей, полено схватил, что дымилось На алтаре, и лица раздробил ему вдребезги кости. Тотчас, едва увидал, как ликом пленительным бьется 60 Тот, простертый в крови, Ликабант ассириец, ближайший Друг и товарищ его, глубокой любви не скрывавший, Вмиг испустившего дух от тягостной раны оплакав Юношу Атиса, лук, который натягивал Атис, Выхватил и закричал: "Теперь ты со мною сразишься! 65 Отрока гибель тебе ненадолго веселием будет, Ненависть ею верней, не хвалу обретешь!" Не успел он Молвить стрела с тетивы сорвалась, заостренная дивно. Тот отстранился, она ж застряла в складчатом платье. Тут обратил на него, знаменитый убийством Медузы, 70 Меч свой Акризия внук и вонзил ему в грудь, и, кончаясь, Взором, блуждавшим уже под теменью ночи, окинул Атиса друг неизменный его и, к нему наклонившись, К манам подземным унес утешенье, что умерли вместе! Вот сиенец Форбант, Метиона дитя, и либиец 75 Амфимедон, завязать пожелавшие бой, поскользнувшись В теплой крови, от которой земля широко задымилась, Наземь упали. Им меч подняться уже не позволил, В горло Форбанта вонзись, другому же в ребра проникнув. А на Эрита Персей, Акторова сына, который 80 Сжал двусторонний топор, кривого меча не направил: В обе руки он схватил глубокой резьбою покрытый Тяжкого веса кратер, размером огромный, и бросил В мужа. Тот же изверг багровую кровь и, на землю Навзничь упав головой, умирая, колотится об пол. 85 Вот Полидаймон, чей род происходит от Семирамиды, Вот Ликет Сперхеяд, Абарид, уроженец Кавказа, Клит, Флегиат и волос не стригший с рождения Гелик, - Все сражены, и, свиреп, умирающих топчет он груды. И не решился Финей сойтись с неприятелем в схватке, 90 Дрот запустил он, но тот уклонился ошибочно в Ида, Тщетно отвергшего бой, не поднявшего вовсе оружья. Этот, грозно в у нор на Финея свирепого глядя, - "Если ты в бой вовлекаешь меня, - промолвил, - узнай же, Сделал кого ты врагом, и за рану уплачивай раной!" 95 Он уж ответить хотел копьем, извлеченным из тела, Но, обескровлен, упал, слабеющим телом поникнув. Вот и Одит, за царем первейший в народе Кефенов, Пал, Клименом пронзен, Гипсей проколол Протенора; Сам от Линкида погиб. Был тут и древний летами 100 Эматион, богов почитатель и правды блюститель. Он, хоть уж годы ему воевать воспрещали, словами Ратует, вышел вперед и клянет нечестивую бойню. Но, между тем как алтарь он дрожащими обнял руками, Голову Хромид ему мечом отрубил, и упала 105 Та на алтарь, и проклятий слова языком полумертвым Вымолвил Змятион и дух испустил меж огнями. Два близнеца Бротеад и Аммон, что в бою на кулачках Непобедимы, - когда б кулаками мечи побеждались! - Пали, - сразил их Финей, - и священнослужитель 110 Ампик, чья голова белоснежной повязана лентой, Пал и ты, Лампетид, не к подобным призванный битвам, Но к содроганию струн и голоса, - мирному делу, - Призванный славить пиры, возвеличивать празднества пеньем! Вот, меж тем как вдали он стоял с невоинственный плектром, 115 Петтал, насмешлив, - "Пропой остальное ты манам стигийским!" - Крикнул и в левый висок наконечник вонзил ему дрота. Пал на землю, но все полумертвые пальцы касались Лирных струп: нечаянно звук раздался плачевный. Но без возмездия пасть не позволил Ликорм ему лютый: 120 С правой дверной вереи засов сорвал он дубовый, Череп ему раскроил посредине, и тот повалился Наземь, как падает бык, пораженный секирой. Тотчас же Снять попытался засов дубовый и с левой верейки Сын Кинифеев, Пелат; но пронзил ему правую руку 125 Мармаридянин Корит, пригвоздив ее к дереву двери. Абант висящего бок поразил; и тот не свалился, Но, к косяку прикреплен, повис на руке, умирая. Вот распростерт Меналей, за Персея поднявший оружье, Назамопийских полей, Дорил, богатейший хозяин, - 130 Тот богатейший Дорил, - никто не владел столь обширной В крае землей, не сбирал в изобилье таком благовоний. Брошено косо, копье в паху у Дорила застряло, Место смертельное пах. Лишь раны виновник, бактриец Галкионей увидал, что прерывисто тот испускает 135 Дух и глаза закатил, промолвил: "Земля под ступнями - Вот все владенья твои!" - и бескровное тело покинул. Бросил в бактрийца копье, из раны горячей исторгнув, Мститель, Абанта внук, и оно сквозь ноздри проникло, Через затылок прошло и с обеих сторон выступало. 140 Руку Фортуна сама направляет; и Клитий и Кланий, Матери дети одной, по-разному ранены были: Клитию ясень пронзил, тяжелою пущен рукою, Лядвеи обе зараз; а Кланий зубами вонзился В древко, пал Келадон, что из Мендеса, и палестинской 145 Матери сын Астрей, чей был неизвестен родитель; И Этион, что умел когда-то грядущее видеть, - Лживою птицей теперь он обманут; и оруженосец Царский Тоакт, и Агирт, опозоренный отцеубийством... Больше, однако, в живых оставалось. С единым покончить 150 Было стремленье у всех. Ополчились ряды отовсюду Единодушно, вражда на заслугу и честь ополчилась! Богобоязненный тесть и теща с женой молодою Тщетно стоят за него, наполняя лишь воплями сени, Их оружия звук и поверженных стон заглушают. 155 Вот оскверненных уже заливает Беллона пенатов Кровью обильной и вновь замешать поспешает сраженье, Вот окружает его Финей и тысяча следом Сзади Финея. Летят, многочисленней градин зимою, Копья с обеих сторон - и глаз и ушей его мимо. 160 Тут-то прижался спиной он к камню огромной колонны, Обезопасив свой тыл, к супротивным рядам обращенный, - Их отбивает напор! Впереди напирающих слева Был хаониец Молпей; Этемон из Набатии - справа. Словно тигрицу, когда, истомленная голодом, слышит 165 В разных долинах она двух стад мычанье, не знает, Ей на какое напасть, напасть же стремится на оба, - Так сомневался Персей, направо ему иль налево Ринуться; все же, пронзив его голень, отбросил Молпея. Впрок ему бегство. Меж тем Этемон не дает передышки, 170 Бесится, рану стремясь нанести в часть верхнюю шеи. Не рассчитал своих сил, и надвое меч занесенный Переломился о ствол сотрясенной ударом колонны. И разлетелся клинок, и вонзился в гортань господина. Но, чтобы смерть причинить, была недостаточна рана. 175 И между тем как тот трепетал, безоружные руки Вытянув тщетно, мечом Персей пронзил килленийским, - Но, как увидел, что пасть должна перед множеством доблесть, - "Помощи, - молвил Персей, - раз вами к тому понужден я, Буду искать у врага! Отверните же лица скорее, 180 Если меж вами есть друг!" - и главу он приподнял Горгоны. "Нет, других поищи, кто твоим чудесам бы поверил!" - Тескел сказал и готов был рукой роковое оружье Бросить, но так и застыл изваяньем из мрамора. Ампик, Тотчас стоявший за ним, на полную доблестным духом 185 Грудь Линкида с мечом устремился, но в этом движенье Окоченела рука, ни вперед, ни назад не движима. Тотчас Нилей, что солгал, семиречным будто бы Нилом Он порожден, на щите обозначивший семь его устий, - Часть из них серебром, другую же золотом, - молвил: 190 "Вот полюбуйся, Персей, на источники нашего рода! К манам немым унесешь утешенье немалое в смерти, Пав от такого, как я!" Но часть последняя речи Вдруг прервалась, и мнится, что рот, вполовину открытый, Хочет еще говорить, но слова не находят дороги. 195 От малодушия вы, а совсем не от мощи Горгоны Остолбенели! - бранит их Эрике. - Накинемся вместе, Наземь повергнем юнца с его чародейным оружьем!" Кинуться был он готов; но землею задержаны стопы, - Вооруженный стоит из камня недвижного образ. 200 Кару те все понесли по заслугам. Но воин Персея Был там один, Аконтей; пока за Персея сражался, Лик он Горгоны узрел и в камень тотчас обратился. Астиагей же его, за живого сочтя, ударяет Длинным мечом. Засвистел его меч пронзительным свистом, 205 Астиагей изумлен, - но принял он ту же природу, Мраморным став, и лицо выраженье хранит изумленья. Долгое дело - мужей имена из простого народа Перечислять. Их двести всего после боя осталось, - Остолбенев, все двести стоят: увидали Горгону! 210 Тут лишь Финей пожалел наконец о неправедной битве, - Только что ж делать ему? Он лишь образы разные видит, Он и своих узнает и, по имени каждого клича, Помощи просит; не веря себе, касается ближних. Тел, - но мрамор они; отвернулся и так, умоляя, 215 В стороны руки простер, изъявляя покорность, и молвил: "Ты побеждаешь, Персей: отврати это чудище, в камень Все обращающий лик Медузы, какой бы он ни был. О, отврати, я молю! Не злоба, не царствовать жажда К брани подвигли меня: за супругу я поднял оружье. 220 Право заслугами ты приобрел, а я - ожиданьем. Не уступил, - и мне жаль. Из всего, о храбрейший, мою лишь Душу ты мне уступи, да будет твоим остальное!" И говорившему так, и того, к кому сам обращался, Видеть не смевшему, - "Что, - говорит, - о Финей боязливый, 225 Дать, тебе ныне могу, - и дар то не малый для труса! - Дам, ты страх свой откинь. Не обижу тебя я железом. Наоборот, на века, как памятник некий, оставлю. Будешь всегда на виду ты в доме у нашего тестя, Чтобы супругу мою утешал нареченного образ!" 230 Молвив такие слова, он главу повернул Форкиниды К месту, куда был Финей лицом обращен трепетавшим. И, между тем как глаза повернуть пытался он, шея Окоченела его, и в камень слеза затвердела. Но умоляющий лик и уста боязливые в камне 235 Видны досель, о пощаде мольба и покорности знаки. Вот победитель Персей с супругою в отчие стены Входит. Защитник семьи, неповинности дедовой мститель, Вот он на Прета напал: затем, что, оружием выгнав Брата, Прет захватил твердыню Акризия силой. 240 Но ни оружьем своим, ни присвоенной подло твердыней Грозных не мог одолеть он очей змееноеного чуда. Все же тебя, Полидект, небольшого правитель Серифа, Юноши доблесть, в дедах очевидная стольких, ни беды Все же смягчить не могли. Ненавидишь упорно Персея, 245 Непримиримый, и нет неправому гневу предела. Хочешь и славы лишить, утверждаешь ты, будто измыслил Он, что Медузу убил. "Я дам тебе знак непреложный. Поберегите глаза!" - воскликнул Персей, и Медузы Ликом царево лицо превращает он в камень бескровный. 230 Сопровождала досель своего златородного брата Дева Тритония. Вот, окруженная облаком полым, Бросив Сериф и Кита и Гиар направо оставив, Наикратчайшим путем через море отправилась в Фивы, На Геликон, обиталище Дев. Геликона достигнув, 235 Остановилась и так обратилась к сестрам ученым: "Слава наших ушей об источнике новом достигла, Том, что копытом пробил в скале Быстрокрылец Медузы, Ради того я пришла. Я хотела чудесное дело Видеть. Я зрела, как сам он из крови возник материнской". 260 "Ради чего б ни пришла, - отвечала Урания, - в наши Сени, богиня, всегда ты нашему сердцу желанна! Верен, однако же, слух: Пегасом тот новый источник Был изведен", - и свела Тритонию к влаге священной, Долго дивилась воде, от удара копыта потекшей, 265 Обозревала потом и лесов вековечные чащи, Своды пещер и луга, где цветы без счета пестрели, И назвала Мнемонид счастливыми в по занятьям, И по урочищам их. Одна из сестер ей" сказала: "О, если б доблесть твоя не влекла тебя к большим деяньям, 270 Что бы тебе не примкнуть, Тритония, к нашему хору! Молвишь ты правду, хваля по заслугам и дело и место. Наша прекрасна судьба, - да лишь бы нам жить безопасно! Но - до чего же ничто не запретно пороку! - девичьи Все устрашает сердца: Пиренеи пред глазами жестокий Так и стоит, до сих пор не могу отойти от испуга. Лютый, в давлидских полях и фокейских он стал господином С войском фракийским своим и без права владел государством, В храмы парнасские мы направлялись: нас увидал он И, с выраженьем таким, будто чтит божественность нашу, - 280 "О Мнемониды! - сказал, - он по виду узнал нас. - Постойте! Не сомневайтесь, молю, от дождя с непогодой укройтесь - Дождь пошел, - под кровлей моей! И в меньшие клети Боги входили не раз". Побуждаемы речью и часом, Дали согласие мы и в передние входим хоромы. 285 Дождь меж тем перестал, был Австр побежден Аквилоном, По небу, чистому вновь, лишь темные тучи бежали. Мы собрались уходить. Но дом Пиренеи запирает. Нам же насильем грозит. Его мы избегли - на крыльях. Как бы вслед устремясь, во весь рост он стоял на твердыне! 290 "Тем же путем понесусь, - говорит, - где вы понесетесь!" Вдруг, безрассудный, стремглав с верхушки бросился башни; Вниз головой он упал и раздробленным черепом оземь Грянулся, землю залив, перед смертью, проклятою кровью". Муза вела свой рассказ. Но крылья вверху зазвучали, 295 И от высоких ветвей раздался приветствия голос. Глянула верх не поймет, откуда так слышится ясно Говор. Юпитера дочь полагает: то речи людские. Были то птицы! Числом же их девять: на рок свой пеняя, В ветках сороки сидят, что всему подражают на свете, 300 И удивленной рекла богиня богине: "Недавно Птиц приумножили сонм побежденные в споре сороки. Их же богатый Пиэр породил на равнине пеллейской. Мать им Эвиппа была пеонийка, что к мощной Луцине, Девять рождавшая раз, обращалась девятикратно. 305 Вот возгордилась числом толпа тех сестер безрассудных. Множество градов они гемонийских прошли и ахайских, К нам пришли и такой состязанье затеяли речью: "Полно вам темный народ своею обманывать ложной Сладостью! С нами теперь, феспийские, спорьте, богини, 310 Если себе доверяете вы! Ни искусством, ни звуком Не победить нас. Числом нас столько же. Иль уступите, Сдавшись, Медузы родник заодно с Аганиппой гиантской, Иль эмафийские вам мы равнины уступим до самых Снежных Пеонов, - и пусть нам нимфы судьями будут". 315 В спор было стыдно вступать, но еще показалось стыднее - Им уступить. Вот выбрали нимф, - и тотчас, поклявшись Реками, сели они на сиденье из дикого камня. Дева, что вызвала нас, начинает без жребия первой. Брани бессмертных поет; воздает не по праву Гигантам 320 Честь, а великих богов деянья меж тем умаляет: Будто, когда изошел Тифей из подземного царства, На небожителей страх он нагнал, и они, убегая, Тыл обратили, пока утомленных не принял Египет В тучные земли и Нил, на семь рукавов разделенный. 325 Будто потом и туда заявился Тифей земнородный, И что бессмертным пришлось под обманными видами скрыться. "Стада вождем, - говорит, - стал сам Юпитер: Либийский Изображаем Аммон и доныне с крутыми рогами! Вороном сделался Феб, козлом - порожденье Семелы. 330 Кошкой - Делийца сестра, Сатурния - белой коровой* Рыбой Венера ушла, Киллений стал ибисом-птицей". Все это спела она, сочетая с кифарою голос. "Вызвали нас, Аонид, - но тебе недосужно, быть может, Некогда, может быть, слух склонять к песнопениям нашим?" 335 "Не сомневайся и всю передай по порядку мне песню", - Молвит Паллада и в тень прохладную рощи садится. Муза, - "Даем мы одной, - говорит, - одолеть в состязанье!" - Встала и, плющ молодой вплетя себе в волосы, стала Пальцем из струн извлекать Каллиопа печальные звуки, 340 Сопровождая такой дрожание струнное песней: "Первой Церера кривым сошником целину всколыхнула, Первой - земле принесла и плоды, и покорную пищу, Первой - законы дала, и все даровала - Церера! Буду ее воспевать. О, только б достойно богини 345 Песня пропелась моя! - богиня сей песни достойна. Остров Тринакрия был на падших наложен Гигантов, Грузом тяжелым его под землей лежащий придавлен Древний Тифей, что дерзнул возмечтать о престоле небесном, Все продолжает борьбу, все время восстать угрожает. 350 Но авсонииский Пелор над правой простерся рукою, Ты же на левой, Пахин; Лилибеем придавлены ноги, Голову Этна гнетет. Тифей, протянувшись под нею, Ртом извергает песок и огонь изрыгает, беснуясь. Тщетно старается он то бремя свалить земляное, 355 Силой своей раскидать города и огромные горы: Вот и трепещет земля, и сам повелитель безмолвных В страхе, не вскрылась бы вдруг, не дала бы зияния суша. Свет не проник бы к нему, ужасая пугливые тени. Царь, той напасти страшась, из хором своих сумрачных вышел, 360 На колесницу ступил и, черными мчимый конями, Тщательно стал объезжать основанья земли Сицилийской. Все осмотрев, убедясь, что ничто не грозит обвалиться, Страх отложил он. Меж тем Эрикина его увидала С ей посвященной горы. И, обняв крылатого сына, - 365 "Сын мой, оружье мое, и рука, и могущество! - молвит, - Лук свой возьми, Купидон, которым ты всех поражаешь, Быстрые стрелы направь в грудь бога, которому жребий Выпал последний, когда триединое царство делили. Горние все и Юпитер-отец, и боги морские 370 Власть твою знают, и тот, в чьей власти боги морские. Тартару что ж отставать? Что власти своей и моей ты Не расширяешь? Идет ведь дело о трети вселенной! Даже и в небе у нас - каково же терпение наше! - Презрены мы; уменьшается власть и моя и Амура, 370 Разве не видишь: от нас и Паллада теперь и Диана Лучница прочь отошли? И девствовать будет Цереры Дочь, коль допустим: она и сама этой участи хочет. Ежели к просьбе моей ты не глух - ради общего царства С дядей богиню сведи". Сказала Венера. И тотчас 380 Взялся Амур за колчан и стрелу, как мать повелела, Выбрал из тысячи стрел одну, но острее которой Не было и ни одной, что лучше бы слушалась лука. Вот свой податливый рог изогнул, подставив колено, Мальчик и Диту пронзил искривленной тростинкою сердце, 385 Глубоководное есть от стен недалеко геннейских Озеро; названо Перг; лебединых более кликов В волнах струистых своих и Каистр едва ли услышит! Воды венчая, их лес окружил отовсюду, листвою Фебов огонь заслоня, покрывалу в театре подобно, 390 Ветви прохладу дарят, цветы разноцветные - почва. Там неизменно весна. Пока Прозерпина резвилась В роще, фиалки брала и белые лилии с луга, В рвенье девичьем своем и подол и корзины цветами Полнила, спутниц-подруг превзойти стараясь усердьем, 395 Мигом ее увидал, полюбил и похитил Подземный, - Столь он поспешен в любви! Перепугана насмерть богиня, Мать и подружек своих - но мать все ж чаще! - в смятенье Кличет. Когда ж порвала у верхнего края одежду, Все, что сбирала, цветы из распущенной туники пали. 400 Столько еще простоты в ее летах младенческих было, Что и утрата цветов увеличила девичье горе! А похититель меж тем, по имени их называя, Гонит храпящих коней, торопясь, по шеям, по гривам Сыплет удары вожжей, покрытых ржавчиной темной, 405 Мимо священных озер и Паликовых, пахнущих серой, Вод, что бурлят, прорываясь из недр; через местность несется, Где бакхиады - народ из Коринфа двуморского - древле Стены воздвигли меж двух корабельных стоянок неравных! Меж Кианеей лежит и пизейским ключом Аретузой, 410 Там, где отроги сошлись, пространство зажатое моря. Там-то жила - от нее происходит и местности имя - Нимфа, в Сицилии всех знаменитее нимф, Кианея. Вот, до полживота над поверхностью водной поднявшись, Деву узнала она. "Не проедете дальше! - сказала, - 415 Зятем Цереры тебе не бывать против воли богини; Просьбой, не силою взять ты должен был деву. Коль можно С малым большое равнять, - полюбил и меня мой Анапис, Все ж он меня испросил, я в брак не со страха вступила". Молвила нимфа и их, в обе стороны руки раздвинув, 420 Не пропустила. Сдержать тут гнева не мог уж Сатурний. Страшных своих разогнал он коней и в бездну пучины Царский скиптр, на лету закрутившийся, мощной рукою Кинул, - и, поражена, земля путь в Тартар открыла И колесницу богов приняла в середину провала. 425 А Кианея, скорбя, что похищена дева, что этим Попрано право ее, с тех пор безутешную рану Носит в безмолвной душе и вся истекает слезами. В воды, которых была божеством лишь недавно великим, Вся переходит сама, утончаясь; смягчаются члены, 430 Кости - можно согнуть, и ногти утратили твердость, Что было тоньше всего, становится первое жидким, - Пряди лазурных волос, персты ее, икры и стопы. После, как члены она потеряла, в холодные струи Краток уж был переход. Бока, спина ее, плечи 435 И ослабевшая грудь - все тонкими стало ручьями. Вот наконец, вместо крови живой, в изменившихся жилах Льется вода, и уж нет ничего, что можно схватить бы. В ужасе мать между тем пропавшую дочь понапрасну Ищет везде на земле, во всех ее ищет глубинах. 440 Отдых вкушавшей ее не видала Аврора с власами Влажными, Геспер не зрел. В обеих руках запалила Ветви горючей сосны, на Этне возросшей, богиня И леденящею тьмой проносила, не зная покоя. Снова, лишь радостный день погашал созвездия ночи, 445 Дочь искала она, где Солнце заходит и всходит. Раз, утомившись, она стала мучиться жаждой, но нечем Было ей уст освежить; соломой крытую видит Хижину, в низкую дверь постучала; выходит старуха, Видит богиню она и тотчас выносит просящей 450 Сладкого чашу питья из поджаренных зерен ячменных. Пьет Церера. Меж тем злоречивый и дерзкий мальчишка Перед богинею стал и, смеясь, обозвал ее "жадной". И оскорбилась она и, еще не допивши напитка, Мальчика вдруг облила ячменем, в воде разведенным. 455 Пятна впитались в лицо; где были у дерзкого руки, - Выросли ноги, и хвост к измененным прибавился членам. И в невеликий размер, - чтобы силы вредить не имел он, - Сжался: в ящерку он превращен был, малого меньше. От изумленной, в слезах, попытавшейся чуда коснуться 460 Бабки бежал он и в норку ушел. Так и носит названье В изобличенье стыда, и в крапинках все его тело. Сколько богиня еще по землям блуждала и водам, Трудно в словах передать. Весь мир был для ищущей тесен. И возвратилась она в Сиканию; все озирая, 465 До Кианеи дошла. Кианея, не будь превращенной, Все рассказала бы ей. Хоть нимфа сказать и желала, Не было уст у нее, языка, чтобы вымолвить слово. Знаки, однако, дала; очам материнским знакомый, Павший в том месте в святой водоем поясок Персефоны 470 Молча богине она на поверхности вод показала. Та, лишь узнала его, убедясь наконец в похищенье Дочери, стала терзать в небреженье висящие кудри, И без числа себе грудь ладонями мать поражала, Все же не знала, где дочь. Все земли клянет, называет 475 Неблагодарными их, недостойными дара богини, Всех же сильнее клянет Тринакрию, где обнаружен След был беды. Вне себя, богиня пахавшие землю Переломала плуги, предала одинаковой смерти И поселян, и волов, работников поля; велела 480 Нивам доверье людей обмануть, семена загубила... Плодоношенье земли, всего достояние мира, Сокрушено. В зеленях по полям умирают посевы; То от излишних дождей, то от солнца излишнего чахнут; Звезды и ветер вредят. Опавшие зерна сбирают 485 Жадные птицы; волчец и куколь и разные травы, Не выводимы ничем, полонили пшеничные нивы. Тут Алфеяда главу из вод показала элейских И, оттолкнув к ушам волос струящихся пряди, Молвит: "О девы той мать, искомой по целому миру, 490 Мать урожаев земных, отреши непомерные муки И в раздраженье своем не гневись на верную землю! Не заслужила земля: похищенью открылась невольно. Нет, не за родину я умоляю. Пришла я как гостья. Родина в Пизе моя, происходим же мы из Элиды. 495 Я чужестранкой живу в Сикании. Все же милей мне Всех она стран. У меня, Аретузы, здесь ныне пенаты, Здесь пребыванье мое: его пощади, всеблагая! Двинулась с места зачем, как я под громадою моря В край Ортигийский пришла, - рассказам об этом настанет 500 Время свое, когда от забот свободна ты будешь И просветлеешь лицом. Для потока доступна, дорогу Мне открывает земля; пройдя по глубинным пещерам, Здесь я подъемлю чело и смотрю на забытые звезды. Там-то, когда я текла под землею стремниной стигийской, 505 Я Прозерпину твою лицезрела своими глазами. Так же печальна она, с таким же испуганным ликом, Но - государыней там великою темного царства, Но преисподних царя, могучею стала супругой!" Мать при этих словах как каменной стала и долго 510 Поражена словно громом была; когда же сменилось Тяжкий страданием в вей беспамятство тяжкое, взмыла На колеснице в эфир. И с ликом, тучами скрытым, В негодованье, власы распустив, пред Юпитером стала. "Вот я, Юпитер, пришла молить тебя, - молвила, - ради 515 Крови моей и твоей. О, если ты мать не жалеешь, Дочь пусть тронет тебя! Да не будет твое попеченье Менее к ней оттого, что была рождена она мною. Дочь я нашла наконец, которую долго искала. Ежели только "найти" означает "утратить" иль если 520 Знать, где она, означает найти! Прощу похищенье, Лишь бы вернул он ее, затем, что грабителя мужа Дочь недостойна твоя, - коль моей уже быть перестала!" Царь ей богов возразил: "Для обоих залог и забота Наше с тобою дитя. Но ежели хочешь ты вещи 525 Правильным именем звать, - то это ничуть не обида; Наоборот, то - любовь. И зять нам такой не постыден. Дай лишь согласье свое. Не касаясь иного, - не мало Братом Юпитера быть! У него же и много иного. Жребием только своим меня он пониже. Но если 530 Так их жаждешь развесть, да вернется в эфир Прозерпина, Но при условье одном, чтоб там никогда не вкушала Пищи: Парками так предусмотрено в вечных законах". Молвил. И вывесть на свет Прозерпину решила Церера. Но воспрепятствовал рок. Нечаянно пост разрешила 535 Дева: она, в простоте, по подземным бродя вертоградам, С ветки кривой сорвала одно из гранатовых яблок И из подсохшей коры семь вынула зерен и в губы Выжала: только один Аскалаф ее видел при этом, - Тот, про кого говорят, что его в дни оные Орфна, 540 Между Авернских сестер превеликой известности нимфа, В мрачных глубинах пещер родила своему Ахеронту. Видел - и девы возврат погубил, жестокий, доносом. Стон издала владычица тьмы, и отверженной птицей Стал чрез нее Аскалаф: окропив флегетоновой влагой 545 Темя его, придала ему клюв и округлые очи. Он, потерявший себя, одевается в желтые перья И головою растет; загибаются длинные когти; Новые крылья еще непроворными зыблет руками. Гнусною птицей он стал, вещуньей грозящего горя, 550 Нерасторопной совой, для смертных предвестием бедствий. Этот, как можно судить, за язык и донос наказанье Мог понести. Но у вас, Ахелоевы дочери, птичьи Перья и ноги зачем? Ведь раньше вы девами были! Иль оттого, что, когда собирала цветы Прозерпина 555 Вешние, были вы с ней, сирены ученые, вместе? После по миру всему ее вы напрасно искали, И чтобы даже моря про вашу узнали заботу, Вскоре над зыбью морской на крыльях-веслах держаться Вы пожелали, и к вам божества благосклонность явили: 560 Руки и ноги у вас вдруг желтыми стали от перьев! Но чтобы пение их, на усладу рожденное слуху, Чтобы подобная речь в даровитых устах не пропала, Девичьи лица у них, человечий по-прежнему голос. И между братом своим и печальной сестрою посредник, - 565 Круг годовой разделил на две половины Юпитер. Ныне - равно двух царств божество - проводит богиня Месяцев столько ж в году при матери, сколько при муже. А у Цереры тотчас и душа и лицо изменились. И перед Дитом самим предстать дерзнувшая в скорби, 570 Вдруг просветлела челом, как солнце, что было закрыто Туч дождевых пеленой, но из туч побежденных выходит. Дочь получив, успокоена, так вопрошает Церера: "Что ж, Аретуза, ушла? Почему ты - священный источник?" И приумолкли струи, и главу подымает богиня 575 Из глубины родника, и, зеленые волосы выжав, Так начала про любовь элейского бога речного: "Происхожу, - говорит, - из нимф я, живущих в Ахайе, Не было девы меж них, что усердней меня выбирала б Место охоты иль сеть усердней меня наставляла. 580 И хоть своей красотой не стремилась я славы достигнуть, Хоть и могуча была, но красивою все же считалась. Пусть хвалили меня, не тщеславилась я красотою. Рады иные, - а я в простоте деревенской стыдилась Женской красы: понравиться - мне преступленьем казалось. 585 Из стимфалидских дубрав возвращалась я, помню, усталой. Зной был, труды же мои - немалые - зной удвояли. Вот подошла я к воде, без воронок, без рокота текшей, Ясной до самого дна, чрез которую камешки в глуби Можно все было счесть, как будто совсем неподвижной, 590 Ветлы седые кругом и тополи, вскормлены влагой, Склонам ее берегов природную тень доставляли. Я подошла и ступню сначала в струю погрузила. Вот по колена стою. Не довольствуясь этим, снимаю Пояс и мягкий покров кладу на склоненную иву. 595 Вот уж и вся я в воде. Ударяю по ней, загребаю, Черпаю на сто ладов и руками машу, отряхаясь. Тут глубоко под водой услыхала какой-то я ропот, - И в перепуге плыву на закраину ближнего брега. "Что ты спешишь, Аретуза? - Алфей из вод своих молвит, - 600 Что ты спешишь?" - еще раз повторяет он голосом хриплым. Мчусь я, такой как была, без одежды, - мои ведь одежды Были на том берегу. И настойчивей он пламенеет, Голою видит меня и считает на все уж согласной. Я убегала, а он меня настигал, разъяренный, - 605 Так, крылом трепеща, от ястреба голуби мчатся; Ястреб, преследуя, так голубей трепещущих гонит. Мимо уже Орхомен, Псофиды, Киллены и сгиба Гор Меналийских, туда, к Эриманфу, и дальше, в Элиду Я продолжаю бежать. Он был меня не быстрее. 610 Но выносить столь длительный бег, неравная силой, Я не могла, - а Алфей был в долгой работе вынослив. Я через долы, поля и лесами покрытые горы, Через утесы, скалы без всякой дороги бежала. Солнце светило в тылу; и видела длинную тень я 615 Перед собою у ног - иль, может быть, страх ее видел! Но ужасал меня звук приближавшихся ног, и под сильным Уст дыханьем уже в волосах волповались повязки. Тут я вскричала, устав: "Он схватит меня! Помоги же Оруженосице ты, о Диктинна, которой нередко 620 Лук свой давала носить и стрелы в наполненном туле!" Тронул богиню мой зов, и, облако выбрав густое, Приосенила меня. Не найдет он покрытую мраком И понапрасну вокруг близ облака полого ищет. Два раза место, где я укрыта была, обогнул он; 625 Дважды "И_о_, Аретуза! И_о_, Аретуза!" взывал он. Что было тут на душе у несчастной? Не чувство ль ягненка, Если рычанье волков у высокого, слышит он хлева? Иль русака, что сидит, притаясь, и враждебные видит Морды собачьи, а сам шевельнуться от страха не смеет? 630 Но не уходит Речной; не видит, чтоб продолжались Ног девичьих следы: на облако смотрит, на берег. Потом холодным меж тем мои покрываются члены, С тела всего у меня упадают лазурные капли. Стоит мне двинуть ногой, - образуется лужа; стекают 635 Струи с волос, - и скорей, чем об этом тебе повествую, Влагою вся становлюсь. Но узнал он желанные воды И, навлеченное им мужское обличив скинув, Снова в теченье свое обернулся, чтоб слиться со мною. Делией вскрыта земля. По бессветным влекусь я пещерам 640 Вплоть до Ортигии. Та, мне единым с моею богиней Именем милая, вновь наверх меня вывела, в воздух". Кончила речь Аретуза. Впрягла урожаев богиня Вновь в колесницу свою двух змей и уста им взнуздала. Между небес и земли по воздуху так проезжая, 645 Легкую правила в путь колесницу к Тритонии в город, В дом к Триптолему: семян половину велела посеять На целине, а другие в полях, не паханных долго. Над европейской землей и азийской высоко поднялся Юноша. Вот он уже до скифских домчался пределов. 650 В Скифии царствовал Линк. Вошел он под царскую кровлю, С чем и откуда пришел, про имя и родину спрошен, - "Родина, - молвил, - моя - пресветлой твердыня Афины, Имя же мне - Триптолем. Не на судне я прибыл, по водам, Не на ногах по земле: мне открыты пути по эфиру. 655 Вот вам Цереры дары: по широким рассеяны нивам, Пышные жатвы они принесут вам и добрую пищу". Зависть почуял дикарь: быть хочет виновником дара Сам. Триптолема приняв, как гостя, на спящего крепко Он нападает с мечом. Но, грудь пронзить уж готовый, 660 Был он Церерою в рысь обращен. И священною парой Править по небу вспять Мопсопийцу богиня велела". Старшая наша сестра ученую кончила песню. Хором согласным тогда геликонским победу богиням Нимфы судили. Когда ж побежденные стали в них сыпать 665 Бранью, сказала она: "Для вас недостаточно, видно, От посрамленья страдать; к вине прибавляете ругань Злобную, но и у нас иссякло терпенье; вступим Мы на карающий путь, своему мы последуем гневу". Лишь засмеялись в ответ Эмафиды, презрели угрозы. 670 Вновь пытались они говорить и протягивать с криком Наглые руки свои; но увидели вдруг, что выходят Перья у них из ногтей, что у них оперяются руки. Видят, одна у другой, как у всех на лице вырастает Жесткий клюв, а в лесу появляются новые птицы. 675 В грудь хотят ударять, но, руками взмахнув и поднявшись, В воздухе виснут уже - злословие леса - сороки. В птицах доныне еще говорливость осталась былая, Резкая их трескотня и к болтливости лишней пристрастье. КНИГА ШЕСТАЯ К повествованьям таким Тритония слух преклонила, Песни сестер Аонид одобряла и гнев справедливый. "Мало хвалить, - подумалось ей, - и нас да похвалят! Без наказанья презреть не позволим божественность нашу", 5 В мысли пришла ей судьба меонийки Арахны. Богиня Слышала, что уступить ей славы в прядильном искусстве Та не хотела. Была ж знаменита не местом, не родом - Только искусством своим. Родитель ее колофонец Идмон напитывал шерсть фокейской пурпурною краской, 10 Мать же ее умерла, - а была из простого народа. Ровня отцу ее. Дочь, однако, по градам лидийским Славное имя себе прилежаньем стяжала, хоть тоже, В доме ничтожном родясь, обитала в ничтожных Гипенах. Чтобы самим увидать ее труд удивительный, часто 15 Нимфы сходилися к ней из родных виноградников Тмола, Нимфы сходилися к ней от волн Пактола родного. Любо рассматривать нм не только готовые ткани, - Самое деланье их: такова была прелесть искусства! Как она грубую шерсть поначалу в клубки собирала, 20 Или же пальцами шерсть разминала, работала долго, И становилась пышна, наподобие облака, волна. Как она пальцем большим крутила свое веретенце, Как рисовала иглой! - видна ученица Паллады. Та отпирается, ей и такой наставницы стыдно. 25 "Пусть поспорит со мной! Проиграю - отдам что угодно". Облик старухи приняв, виски посребрив сединою Ложной, Паллада берет, - в поддержку слабого тела, - Посох и говорит ей: "Не все преклонного возраста свойства Следует нам отвергать: с годами является опыт. 30 Не отвергай мой совет. Ты в том домогаешься славы, Что обрабатывать шерсть всех лучше умеешь из смертных. Перед богиней склонись и за то, что сказала, прощенья, Дерзкая, слезно моли. Простит она, если попросишь". Искоса глянула та, оставляет начатые нити; 35 Руку едва удержав, раздраженье лицом выражая, Речью Арахна такой ответила скрытой Палладе: "Глупая ты и к тому ж одряхлела от старости долгой! Жить слишком долго - во вред. Подобные речи невестка Слушает пусть или дочь, - коль дочь у тебя иль невестка. 40 Мне же достанет ума своего. Не подумай, совета Я твоего не приму, - при своем остаюсь убежденье. Что ж не приходит сама? Избегает зачем состязанья?" Ей же богиня, - "Пришла!" - говорит и, образ старухи Сбросив, явила себя. Молодицы-мигдонки и нимфы 45 Пали пред ней. Лишь одна не трепещет пред нею Арахна. Все же вскочила, на миг невольным покрылось румянцем Девы лицо и опять побледнело. Так утренний воздух Алым становится вдруг, едва лишь займется Аврора, И чрез мгновение вновь бледнеет при солнца восходе. 50 Не уступает она и желаньем своим безрассудным Гибель готовит себе. А Юпитера дочь, не противясь И уговоры прервав, отложить состязанья не хочет. И не замедлили: вот по разные стороны стали, Обе на легкий станок для себя натянули основу. 55 Держит основу навой; станок - разделен тростниковым Бердом; уток уж продет меж острыми зубьями: пальцы Перебирают его. Проводя между нитей основы, Зубьями берда они прибивают его, ударяя; Обе спешат и, под грудь подпоясав одежду, руками 60 Двигают ловко, забыв от старания трудность работы. Ткется пурпурная ткань, которая ведала чаны Тирские; тонки у ней, едва различимы оттенки. Так при дожде, от лучей преломленных возникшая, мощной Радуга аркой встает и пространство небес украшает. 65 Рядом сияют на ней различных тысячи красок, Самый же их переход ускользает от взора людского. Так же сливаются здесь, - хоть крайние цветом отличны. Вот вплетаются в ткань и тягучего золота нити, И стародавних времен по ткани выводится повесть. 70 Марсов Тритония холм на Кекроповой крепости нитью Изображает и спор, как этой земле нарекаться. Вот и двенадцать богов с Юпитером посередине В креслах высоких сидят, в величавом покое. Любого Можно по виду признать. Юпитера царственен образ. 75 Бога морей явила она, как длинным трезубцем Он ударяет скалу, и уж льется из каменной раны Ток водяной: этим даром хотел он город присвоить. Тут же являет себя - со щитом и копьем заостренным; Шлем покрывает главу, эгида ей грудь защищает. 80 Изображает она, как из почвы, копьем прободенной, Был извлечен урожай плодоносной сребристой оливы. Боги дивятся труду. Окончанье работы - победа. А чтоб могла увидать на примере соперница славы, Что за награду должна ожидать за безумную дерзость, - 85 По четырем сторонам - состязанья явила четыре, Дивных по краскам своим, и фигуры людей поместила. Были в одном из углов фракийцы Гем и Родопа, Снежные горы теперь, а некогда смертные люди, - Прозвища вечных богов они оба рискнули присвоить. 90 Выткан с другой стороны был матери жалких пигмеев Жребий: Юнона, ее победив в состязанье, судила Сделаться ей журавлем и войну со своими затеять. Выткала также она Антигону, дерзнувшую спорить С вышней Юноной самой, - Антигону царица Юнона 95 Сделала птицей; не впрок для нее Илион оказался С Лаомедонтом отцом, и пришлось в оперении белом Аисту - ей - восхищаться собой и постукивать клювом. Угол оставшийся был сиротеющим занят Киниром. Храма ступени обняв, - родных дочерей своих члены! - 100 Этот на камне лежит и как будто слезами исходит. Ткани края обвела миротворной богиня оливой: Как подобало ей, труд своею закончила ветвью. А меонийки узор - Европа с быком, обманувшим Нимфу: сочтешь настоящим быка, настоящим и море! 105 Видно, как смотрит она на берег, покинутый ею, Как она кличет подруг, как волн боится коснуться, Вдруг подступающих к ней, и робко ступни поджимает. Выткала, как у орла в когтях Астерия бьется; Выткала Леду она под крылом лебединым лежащей. 110 Изобразила еще, как, обличьем прикрывшись сатира, Парным Юпитер плодом Никтеиды утробу наполнил; Амфитрионом явясь, как тобой овладел он, Алкмена; Как он Данаю дождем золотым, Асопиду - огнями, Как Деоиду змеей обманул, пастухом - Мнемозину. 115 Изобразила, как ты, о Нептун, в быка превратившись, Деву Эолову взял, как, вид приняв Энипея, Двух Алоидов родил, как баран - обманул Бизальтиду, Кроткая Матерь сама, с золотыми власами из злаков, Знала тебя как коня; змеевласая матерь Пегаса 120 Птицею знала тебя, дельфином знала Меланта; Всем надлежащий им вид придала, и местности тоже. Изображен ею Феб в деревенском обличий; выткан С перьями ястреба он и с гривою льва; показала, Как он, явясь пастухом, обманул Макарееву Иссу; 125 Как Эригону провел виноградом обманчивым Либер И как Сатурн-жеребец - породил кентавра Хирона. Край же ткани ее, каймой окружавшийся узкой, Приукрашали цветы, с плющем сплетенные цепким. И ни Паллада сама не могла опорочить, ни зависть 130 Дела ее. Но успех оскорбил белокурую Деву: Изорвала она ткань - обличенье пороков небесных! Бывшим в руках у нее челноком из киторского бука Трижды, четырежды в лоб поразила Арахну. Несчастья Бедная снесть не могла и петлей отважно сдавила 135 Горло. Но, сжалясь, ее извлекла из веревки Паллада, Молвив: "Живи! Но и впредь - виси, негодяйка! Возмездье То же падет, - чтобы ты беспокоилась и о грядущем, - И на потомство твое, на внуков твоих отдаленных". И, удаляясь, ее окропила Гекатиных зелий 140 Соком, и в этот же миг, обрызганы снадобьем страшным, Волосы слезли ее, исчезли ноздри и уши, Стала мала голова, и сделалось крохотным тело. Нет уже ног, - по бокам топорщатся тонкие ножки; Все остальное - живот. Из него тем не менее тянет 145 Нитку Арахна - паук продолжает плести паутину, Лидия в трепете вся. О случившемся слух по фригийским Градам идет, и широко молва разливается всюду. Раньше, до свадьбы своей, Ниоба знавала Арахну, В те времена, как жила в меонийском краю и в Сипиле. 150 Не научило ее наказанье землячки Арахны Высшим богам уступать и быть в выраженьях скромнее. Многим гордиться могла. Однако ни мужа искусство, Ни благородная кровь, ни мощность обширного царства Любы так не были ей, - хоть было и это ей любо, - 155 Сколь сыновья с дочерьми. Счастливейшей матерью можно Было б Ниобу назвать, коль себя не сочла б таковою. Как-то Твресия дочь, владевшая даром прозренья, Манто, по улицам шла и, божественной движима силой, Провозглашала: "Толпой, Исмениды, ступайте, несите 160 Ладан Латоне скорей и обоим, Латоной рожденным, С благочестивой мольбой! Вплетете в волосы лавры! Ибо Латона сама моими глаголет устами!" Внемлют ей дочери Фив, чело украшают листвою И на священный алтарь моленья приносят и ладан. 165 Вот горделиво идет с толпой приближенных Ниоба, Золотом пышно блестя, во фригийские ткани вплетенным, - Даже и в гневе своем прекрасна и, волосы вскинув, Что ниспадали к плечам, величавой своей головою, Остановилась и, всех обведя своим взором надменным, - 170 "Что за безумье? - кричит, - предпочесть понаслышке известных - Зримым воочью богам? Почему алтарями Латону Чтут, а мое божество - без курений? Родитель мой - Тантал, Он же единственным был допущен до трапезы Вышних. Матерь - Плеядам сестра; мне дед Атлант величайший, 175 Что на могучем хребте равновесье небесное держит, Сам Юпитер мне дед. Но им я горжусь и как свекром. Фригии все племена предо мною трепещут; держава Кадма под властью моей; возведенная струнами крепость Мужа, с народом ее, - в его и в моем управленье. 180 В доме, куда бы я взор ни направила, всюду встречаю Всяких обилье богатств. К тому же достойна богини Прелесть лица моего. Семерых дочерей ты причисли, Юношей столько ж, а там и зятьев и невесток не меньше. Так вопрошайте ж, на чем моя утверждается гордость! 185 Не понимаю, как вы порожденную Кеем-титаном Смеете мне предпочесть - Латону, которой для р_о_дов Даже великой землей в ничтожном отказано месте. Небо, земля и вода - все вашу отвергло богиню. В мире скиталась, пока над блуждавшей не сжалился Делос: 190 "Странницей ты по земле блуждаешь, я же - по морю", - Остров сказал и приют неустойчивый ей предоставил. Стала там матерью двух: то детей моих часть лишь седьмая! Счастлива я: кто бы стал отрицать? И счастливой останусь. Кто усомнится? Меня обеспечило чад изобилье. 195 Так я могуча, что мне повредить не в силах Фортуна. Если и много возьмет, то более все же оставит. Так я богата, что страх мне уже неизвестен. Представьте, Что из толпы своих чад кого-нибудь я и лишилась; Но, обездолена так, до двоих я не снижусь, - а двое - 200 Вся у Латоны толпа; не почти ли бездетна Латона? Прочь разойдитесь! Алтарь покиньте! С волос поснимайте Лавры!" Снимают венки, покидают жертвы, не кончив, И - то дозволено им! - небожителей шепотом славят. Возмущена тут богиня была и с высокой вершины 205 Кинфской с речью такой к своим близнецам обратилась: "Вот я, родившая вас, появлением гордая вашим, - Кроме Юноны, других не ниже богиня, - сомненье Вижу, богиня ли я?! Алтари у меня отнимают, Чтимые веки веков, - от вас жду помощи, дети! 210 Это не все еще зло. Танталида к печальному делу Брань добавила: вас поставить осмелилась ниже Собственных чад; и меня - то с нею да будет! - бездетной Смела назвать, - ведь язык у нее от отца негодяя!" Намеревалась мольбы тут добавить Латона, но молвил 215 Феб: "Перестань говорить! замедляешь ты жалобой кару", То же и Феба рекла, и, быстро по воздуху спрянув, Кадмова града они, под облаком скрыты, достигли. Гладкое было у стен широкое поле. Всечасно Кони топтали его Колесницы во множестве также. 220 Твердых удары копыт размягчали на поприще почву. Вот из могучих сынов Амфиона иные садятся На горделивых коней, чьи спины алеют багрянцем Тирским, и в руки берут отягченные златом поводья. Вот между ними Исмен, - что первой матери мукой 225 Некогда был, - меж тем, как он правит по кругу привычным Бегом коня своего и смиряет вспененную морду, - "Горе мне!" - вскрикнул: уже впилась стрела в середину Груди его, и, рукой умирающей повод покинув, Сник постепенно Исмен с плеча лошадиного на бок. 230 Рядом с ним ехавший, стрел услыхав бряцанье в колчане, Вмиг натянул поводья Сипил, - так кормчий пред бурей, Тучу завидя, спешит; наставляет полотна, бессильно Свисшие, чтобы поймать малейшие воздуха струи. Вмиг натянул... но едва натянул он поводья, настигнут 235 Был неминучей стрелой; трепеща, она сзади вонзилась В шею ему, и торчит наконечник железный из горла. Сам он, как был, наклонясь через шею крутую и гриву, Наземь скатился, и кровь запятнала горячая землю. Вот и несчастный Федим, и, названный именем деда, 240 Тантал, обычный свой труд завершив и тело натерши Маслом, вступили в борьбу, - подходящее юности дело. И уж сплетались они, борясь друг с другом, грудь с грудью, Тесным узлом; как вдруг, с натянутой пущена жилы, Братьев пронзила стрела сплетенными, так, как стояли. 245 И застонали зараз и зараз согбенные мукой Наземь сложили тела; зараз и последние взоры Вскинули, лежа уже, и вместе дух испустили. То увидал Алфенор; и, до крови в грудь ударяя, К ним поспешает, - обняв, их к жизни вернуть, охладевших. 250 Но упадает и сам при свершении долга: Делиец В грудь глубоко его смертоносным пронзает железом. А как стрелу извлекли, на конце крючковатом достали Легкого часть, а душа излетела с кровавой струею. Отрок меж тем Дамасйхтон двойной был раною ранен, 255 А не одной. Удар под самой икрою пришелся В месте, где мягким узлом под коленом сплетаются жилы. Но, между тем как стрелу он пытался смертельную вырвать, В горло вторая ему вонзилась по самые перья. Вытолкнул крови напор стрелу, и кверху из раны 260 Прянула и, далеко полетев, прорезала воздух. Илионей, оставшись один, напрасно с мольбою Руки меж тем воздевал: "О боги, о все без различья!" - Молвил, не зная о том, что молиться не всем надлежало, - "Сжальтесь!" - и тронут был Феб-луконосец, хотя невозможно 265 Было стрелу возвратить. Погиб он, однако, от раны Легкой: в сердце его стрела не глубоко вонзилась. Слух о беде, и народная скорбь, и домашних рыданья Вскоре уверили мать в нежданно постигшем крушенье, И удивляться смогла и гневаться, как же дерзнули 270 Боги такое свершить - что столь права их велики! Вот и отец Амфион, грудь острым железом пронзивши, Умер, горе свое одновременно с жизнью окончив. О, как Ниоба теперь отличалась от прежней Ниобы, Что от Латониных жертв недавно народ отвращала 275 Или когда среди города шла, выступая надменно, Всем на зависть своим! А теперь ее враг пожалел бы. К хладным припала телам; без порядка она расточала Всем семерым сыновьям на прощанье свои поцелуи. К небу от них подняла посиневшие руки и молвит: 280 "Горем питайся и гнев насыщай слезами моими. Зверское сердце насыть! И меня на семи погребеньях Мертвой несут. Победив, торжествуй надо мною, врагиня! Но почему - победив? У несчастной больше осталось, 285 Чем у счастливой тебя. Семерых схоронив - побеждаю". Молвила, но уж звенит тетива на натянутом луке: Кроме Ниобы одной, окружающих всех устрашила. Та же от горя смела. Стояли в одеждах печали Около братских одров распустившие волосы сестры, 280 Вот из толпы их одна, стрелу извлекая из тела, К брату своим побледневшим лицом, умирая, склонилась. Вот, несчастливицу мать пытаясь утешить, другая Смолкла внезапно и смерть приняла от невидимой раны, Губы тогда лишь сомкнув, когда испустила дыханье. 295 Эта, пытаясь спастись, вдруг падает; та умирает, Пав на сестру; та бежит, а эта стоит и трепещет. Смерть шестерых отняла, - от разных погибли ранений, Лишь оставалась одна: и мать, ее всем своим телом, Всею одеждой прикрыв, - "Одну лишь оставь мне, меньшую! 300 Только меньшую из всех прошу! - восклицает. - Одну лишь!" Молит она: а уж та, о ком она молит, - погибла... Сирой сидит, между тел сыновей, дочерей и супруга, Оцепенев от бед. Волос не шевелит ей ветер, Нет ни кровинки в щеках; на лице ее скорбном недвижно 305 Очи стоят; ничего не осталось в Ниобе живого. Вот у нее и язык с отвердевшим смерзается небом; Вот уже в мышцах ее к напряженью пропала способность. Шея не гнется уже, не в силах двинуться руки, Ноги не могут ступить, и нутро ее все каменеет. 310 Плачет, однако, и вот, окутана вихрем могучим, Унесена в свой отеческий край. На горной вершине Плачет: поныне еще источаются мрамором слезы. Тут устрашаются все очевидностью божьего гнева, - Жены, равно и мужи; и все почитают, щедрее 315 Жертвы неся на алтарь разрешившейся двойней богини. И, как всегда, о былом вспоминают в связи с настоящим. Молвил один: "Полей плодородных ликийских насельцы Тоже, Латону презрев, не остались когда-то без кары. 320 Мало известно о том, - они были незнатные люди, - Но удивительно все ж. Я озеро видел и место, Чудом известное тем. Меня мой отец престарелый, - Сам уж ходить он не мог, - послал отвести туда стадо Лучших отборных коров, в провожатые дав мне ликийца, 325 Местного жителя. С ним выбираем мы пастбище вместе; Видим меж тем: посреди озерка, почерневший от угля Жертв, выступает алтарь, тростником окруженный дрожащим, Стал и шепотом: "Будь ко мне благосклонна!" - промолвил Мой провожатый, и я: "Будь ко мне благосклонна!" - промолвил. Спрашивал я между тем, чей жертвенник - Фавна, наяд ли, 330 Местного ль бога, - и вот что тамошний передал житель: "Юноша, этот алтарь - не горного бога обитель. Жертвенник той посвящен, которой царица супруга Все заказала моря; лишь Делос блуждающий принял Странницу, - в те времена сам плавал он, остров подвижный, 335 Там-то Латона легла под Палладиным древом и пальмой И породила на свет неугодную мачехе двойню. И побежала опять от Юноны родильница, молвят, К груди прижавши, детей - бессмертных чету! - уносила. В Ликию вскоре придя, - где явилась Химера, - под тяжким 340 Зноем, палившим поля, трудом утомленная долгим, Солнцем сожженная, пить захотела беглянка-богиня, - Жадно меж тем молоко из грудей сосали младенцы. Вдруг озерко с необильной водой в глубине увидала Дола; жители сел ветвистую там добывали 345 Вербу и гибкий тростник с любезной болотам осокой. Вот подошла и, колена согнув, опустилась Латона Наземь, стремясь почерпнуть студеной струи и напиться. Сельский народ не велит. К ним так обратилась богиня: "Как же воды не давать? Достояние общее - воды. 350 В собственность воздух не дан никому от природы, ни солнце, Ни водяные струи; у народного я достоянья! Все же дать мне воды на коленях прошу; не пришла я Этой водой омывать свое истомленное тело, - Только напиться хочу. Нет влаги в устах говорящей, 355 И пересохла гортань, в ней голос насилу проходит. Нектаром будет глбток мне воды; я уверена, жизнь он Мне возвратит: озерной струей вы мне жизнь даровали б. Вы пожалейте и их, которые тянут ручонки С груди моей!" И как раз тянулись ручонками дети. 360 Тронуть кого б не могли богинины кроткие речи? Все же молящей они запрещать продолжают, к тому же - Ежели прочь не уйдет - угрожают, ругаясь вдобавок. Мало того: ногами они и руками взмутили Озеро, с самого дна они подняли тину, нарочно 365 В воду туда и сюда с намереньем прыгая злостным. Жажду гнев одолел: дочь Кея теперь уж не молит Их, недостойных, и слов, для богини чрезмерно смиренных, Не повторяет уже. Вот, к звездам руки подъемля, Молвит: "Будете жить вы вечно в озере этом!" 370 Воля богини сбылась; им нравится быть под водою, То в глубину озерка всем телом своим погружаться, То выступать головой; то по водной поверхности плавать, Или сидеть иногда на прибрежий озера, или В омут студеный нырять. Доныне они упражняют 375 В брани свой гнусный язык и, всякую совесть откинув, Хоть и сидят под водой, и там все тщатся злословить. Хриплым голос их стал: надувается вспухшая шея; Сроду широкие рты от брани еще растянулись; Головы с телом слились, а шея как будто исчезла; 380 Спинка у них зелена, а живот - часть главная - белый. В тинистом омуте, - род новоявленный, - скачут лягушки!" Только один рассказал, как ликийского племени люди Жизнь скончали, другой о Сатире припомнил, который, Сыном Латоны в игре побежден на Палладиной флейте, 385 Был им наказан. "За что с меня ты меня же сдираешь?" - Молвит. "Эх, правда, - кричит, - не стоило с флейтою знаться!" Так он взывал, но уж с рук и с плеч его содрана кожа. Раною стал он сплошной. Кровь льется по телу струями, Мышцы открыты, видны; без всяких покровов трепещут 390 Жилы, биясь; сосчитать нутряные все части возможно, И обнажились в груди перепонок прозрачные пленки. Пролили слезы о нем деревенские жители, фавны - Боги лесов, - и Олимп, знаменитый уже, и сатиры- Братья, и нимфы, и все, кто тогда по соседним нагорьям 395 Пас рудоносных овец иль скотины стада круторогой, Залили вовсе его, а земля, увлажненная слезы Тотчас в себя вобрала и впитала в глубинные жилы; В воды потом превратив, на вольный их вывела воздух. Вот он, в крутых берегах устремляясь к жадному морю, 400 Марсия имя хранит, из фригийских потоков светлейший. После рассказов таких народ возвращается снова К только что бывшему; все об Амфионе плачут и детях. Все негодуют на мать. По преданью, один лишь оплакал Пелоп ее, - и на левом плече, когда он одежды 405 С груди в печали совлек, слоновая кость показалась. С правым плечом при рожденье оно одинаково было Цветом, из плоти, как то; но руками отцовскими члены Были разрублены; вновь, говорят, их составили боги. Все их нашли, и лишь там, где сходится с краем ключицы 410 Шея, была пустота; взамен нехватающей части Вставили кость; и опять оказался в целости Пелоп. Знатные люди - родня - собираются; ближние грады Дали своим порученье царям - с утешеньем явиться, - Аргос и Спарта, а там Пелопидов столица - Микены, 415 И Калидон, до тех пор еще гневной Диане противный, Медью богатый Коринф, плодородный предел - Орхомены, Патры и град небольшой - Клеоны с Мессеною гордой, Пилос Нелеев; в те дни не Питфеево царство - Трезены, Много других городов, двум_о_рским замкнутых Истмом, 420 И в стороне от него, обращенных к двуморскому Истму. Кто бы поверил тому? Вы одни не явились, Афины! Долг помешала свершить им война: подвезенные с моря Варваров диких войска мопсопийским стенам угрожали. Царь фракийский Терей с приведенным на помощь отрядом 425 Их разгромил и победой обрел себе славное имя. С ним, изобильным землей, и богатством, и силой живою, Происходящим к тому ж от Градива, тогда породнился Царь Пандион, ему Прокну отдав; но ни брачной Юноны, Ни Гименея, увы, не видали у ложа, ни Граций. 430 Нет, Эвмениды для них погребальное пламя держали, Нет, Эвмениды постель постилали для них, и, зловеща, К кровле припала сова и над брачным сидела покоем. Через ту птицу Терей и Прокна супругами стали, Через ту птицу - отцом и матерью. Их поздравляла 435 Фракия, да и они воссылали богам благодарность. В дни же, когда отдана была дочь Пандиона владыке Славному и родился сын _И_тис - объявлен был праздник. Не угадать, что на пользу пойдет! И год уже пятый В вечной смене Титан довел до осеннего срока. 440 К мужу ласкаясь, тогда промолвила Прокна: "О, если Только мила я тебе, отпусти повидаться с сестрою Иль пусть приедет сестра! Что скоро домой возвратится, Тестю в том слово ты дай, - мне ценным будет подарком, Ежели дашь мне сестру повидать". Он дает повеленье 445 В море спустить корабли, с парусами и веслами, в гавань Кекропа входит Терей, к берегам уж причалил Пирея. Вот повстречались они, и тесть ему правой рукою Правую жмет; при знаках благих вступают в беседу. Стал излагать он прибытия цель, порученье супруги, 450 Он обещанье дает, что гостья воротится скоро. Вот Филомела вошла, блистая роскошным нарядом, Больше блистая красой. Обычно мы слышим: такие В чаще глубоких лесов наяды с дриадами ходят, Если им только придать подобный убор и одежды. 450 И загорелся Терей, увидевши деву, пылает, - Словно бы кто подложил огня под седые колосья Или же лист подпалил и сено сухое в сеннице. Дева прекрасна лицом. Но царя прирожденная мучит Похоть; в тех областях население склонно к Венере. 460 Он сладострастьем горит, и ему и народу присущим. Страстно стремится Терей подкупить попеченье служанок, Верность кормилицы; он прельстить дорогими дарами Хочет ее самое, хоть целым пожертвовать царством, Силой похитить ее и отстаивать после войною. 465 Кажется, нет ничего, на что бы захваченный страстью Царь не решился. В груди сдержать он не может пыланья. Медлить уж нет ему сил, возвращается жадной он речью К Прокниным просьбам, меж тем о своих лишь печется желаньях, - Красноречивым он стал от любви, когда неотступно 470 Больше, чем должно, просил, повторяя: так Прокна желает! Даже и плакал порой, - так будто б она поручала! Вышние боги, увы, - как много в груди человека Тьмы беспросветной! Терей, трудясь над своим злодеяньем, Все же как честный почтен и хвалим за свое преступленье. 475 Хочет того ж Филомела сама и, отцовские плечи Нежно руками обняв, поехать с сестрой повидаться Счастьем молит своим, но себе не на счастие молит! Смотрит Терей на нее и заране в объятьях сжимает. Видя лобзанья ее и руки вокруг шеи отцовой, - 480 Все как огонь смоляной, как пищу для страсти безумной Воспринимает; едва родителя дева обнимет, Хочет родителем быть, - и тогда он честнее не стал бы! Просьбой двойной был отец побежден. Довольна девица, Бедная, благодарит, не зная о том, что обоим 485 Радостный ныне успех погибелен будет, - обоим! Фебу немного трудов еще оставалось, и кони Стали уже попирать пространство наклонного неба. Царские яства на стол и Вакхову в золоте влагу Ставят; мирному сну предают утомленное тело. 490 Царь одризийский меж тем, хоть она удалилась, пылает К ней; представляет себе и лицо, и движенья, и руки, Воображает и то, что не видел, - во власти желаний Сам свой питает огонь, отгоняя волненьем дремоту. День наступил; и, пожав отъезжавшего зятя десницу, 495 Девушку царь Пандион поручает ему со слезами. "Дочь свою, зять дорогой, - побуждаем благою причиной, Раз таково дочерей и твое, о Терей, пожеланье, - Ныне тебе отдаю. И верностью, и материнской Грудью молю, и богами: о ней позаботься с любовью 500 Отчей и мне возврати усладу моей беспокойной Старости в срок: для меня - промедление всякое длинно; Ты поскорей и сама, - довольно с Прокной разлуки! - Если ты сердцем добра, ко мне возвратись, Филомела!" Так поручал он ее и дочь целовал на прощанье, 505 И порученьям вослед обильные капали слезы. Верности брал с них залог: потребовал правые руки, Соединил их, просил его дочери дальней и внуку Отчий привет передать и сказать, что крепко их помнит. Еле последнее смог он "прости" промолвить, со словом 510 Всхлипы смешавши, боясь души своей темных предчувствий. Лишь Филомела взошла на корабль расписной, и от весел Море в движенье пришло, и земли отодвинулся берег, Крикнул Терей: "Победил! со мною желанная едет!" В сердце ликует, уже наслажденья не может дождаться 515 Варвар, взоров своих с Филомелы на миг не спускает: Так похититель орел, Юпитера птица, уносит, В согнутых лапах держа, в гнездо свое горное - зайца; Пленник не может бежать, - добычей любуется хищник. Вот и закончился путь; суда утомленные снова 520 На побережье своем. Но царь вдруг дочь Пандиона В хлев высокий влечет, затененный лесом дремучим. Там, устрашенную всем, дрожащую бледную деву, В горьких слезах о сестре вопрошавшую, запер и тут же, Ей злодеянье раскрыв, - одну и невинную, - силой 525 Одолевает ее, родителя звавшую тщетно, Звавшую тщетно сестру и великих богов особливо. Дева дрожит, как овца, что, из пасти волка седого Вырвана, в страхе еще и себя безопасной не чует. Иль как голубка, своей увлажнившая перышки кровью, 530 Жадных страшится когтей, в которых недавно висела. Только очнулась, - и рвать разметенные волосы стала; Точно над мертвым, она себе руки ломала со стоном; Длани к нему протянув, - "О варвар, в деяньях жестокий! О бессердечный! Тебя, - говорит, - ни отца порученья, 535 Ни доброта его слез, ни чувство к сестре, ни девичья Даже невинность моя не смягчили, ни брака законы! Все ты нарушил. Сестры я отныне соперницей стала, Ты же - обеим супруг. Не заслужена мной эта мука. Что ты не вырвал души у меня, чтоб тебе, вероломный, 540 Злоумышленье свершить? Что меня не убил до ужасных Наших соитий? Тогда была б моя тень не повинна. Все ж, если Вышние зрят, что сталось, коль что-нибудь значат Чтимые боги и все не погибло со мною, заплатишь Карой когда-нибудь мне! Сама я, стыдливость откинув, 545 Дело твое оглашу: о, только нашлась бы возможность! В толпы народа пойду; и, даже в лесах запертая, Речью наполню леса, пробужу сочувствие в скалах! То да услышит Эфир и бог, коль есть он в Эфире!" Тут от подобных речей возбудился в жестоком владыке 550 Гнев, и не меньше был страх. Двойной побуждаем причиной, Высвобождает он меч из висящих у пояса ножен. Волосы девы схватив, загнув ев за спину руки, Узы заставил терпеть. Филомела подставила горло, - Только увидела меч, на кончину надеяться стала. 555 Но исступленный язык, напрасно отца призывавший, Тщившийся что-то сказать, насильник, стиснув щипцами, Зверски отрезал мечом. Языка лишь остаток трепещет, Сам же он черной земле продолжает шептать свои песни. Как извивается хвост у змеи перерубленной - бьется 560 И умирая, следов госпожи своей ищет напрасно. Страшное дело свершив, говорят, - не решишься поверить! - Долго еще припадал в сладострастье к истерзанной плоти. Силы достало ему после этого к Прокне вернуться, - Та же, увидев его, о сестре вопрошала. Но стоны 565 Лживые он издает и сестры измышляет кончину. Было нельзя не поверить слезам. И Прокна срывает С плеч свой блестящий наряд с золотою широкой каймою. Черное платье она надевает, пустую гробницу Ставит и, мнимой душе вознося искупления жертву, 570 Плачет о смерти сестры, не такого бы плача достойной. Год завершая, уж бог двенадцать знаков объехал. Но Филомеле как быть? Побегу препятствует стража. Стены стоят высоки, из крепкого строены камня. О злодеянье немым не промолвить устам. Но у горя 575 Выдумки много, всегда находчивость в бедах приходит. Вот по-дикарски она повесила ткани основу И в белоснежную ткань пурпурные нити воткала, - О преступленье донос. Доткав, одному человеку Передала и без слов отнести госпоже попросила. 580 Этот же Прокне отнес, не узнав, что таит порученье. Вот полотно развернула жена государя-злодея, И Филомелы сестра прочитала злосчастную повесть, И - удивительно все ж! - смолчала. Скована болью Речь, языку негодующих слов недостало для жалоб. 585 Плакать себе не дает; безбожное с благочестивым Перемешав, целиком погружается в умысел мести. Время настало, когда тригодичные таинства Вакха Славят ситонки толпой; и ночь-: соучастница таинств: Ночью Родопа звучит бряцанием меди звенящей. 590 Ночью покинула дом свой царица, готовится богу Честь по обряду воздать; при ней - орудья радений. На голове - виноград, свисает с левого бока Шкура оленья, к плечу прислоняется тирс легковесный. Вот устремилась в леса, толпой окруженная женщин, 595 Страшная Прокна с душой, исступленными муками полной, - Будто твоими, о Вакх! Сквозь чащу достигла до хлева, И, завывая, вопит "эвоэ!", врывается в двери, И похищает сестру; похищенной, Вакховы знаки Ей надевает, лицо плющом ей закрыла зеленым 600 И, изумленную, внутрь дворца своего увлекает. Лишь поняла Филомела, что в дом нечестивый вступила, Бедную ужас объял, и страшно лицо побледнело. Прокна же, место найдя, снимает служения знаки И злополучной сестры застыдившийся лик открывает. 610 Хочет в объятиях сжать. Но поднять Филомела не смеет Взора навстречу, в себе соперницу сестрину видя. Лик опустила к земле и, призвав во свидетели Вышних, Клятву хотела принесть, что насилье виною позора, Но лишь рука у нее, - нет голоса. И запылала 610 Прокна, и гнева в себе уж не в силах сдержать. Порицая Слезы сестры, говорит: "Не слезами тут действовать надо, Нужен тут меч, иль иное найдем, что меча посильнее. Видишь, сама я на все преступленья готова, родная! Факелы я разожгу, дворец запалю государев, 615 В самое пламя, в пожар искусника брошу Терея, Я и язык, и глаза, и члены, какими он отнял Стыд у тебя, мечом иссеку, и преступную душу Тысячью ран изгоню! Я великое сделать готова, - И лишь в сомнении - что?" Пока она так говорила, 620 Итис к матери льнул - и ее надоумил, что может Сделать она. Глядит та взором суровым и молвит: "Как ты похож на отца!" И уже не прибавив ни слова, Черное дело вершит, молчаливой сжигаема злобой. Но лишь приблизился сын, едва обратился с приветом 625 К матери, шею ее ручонками только нагнул он, Стал лишь ее целовать и к ней по-ребячьи ласкаться, Все же растрогалась мать, и гнев перебитый прервался, И поневоле глаза увлажнились у Прокны слезами. Но, лишь почуяв, что дух от прилившего чувства слабеет, 630 Снова от сына она на сестру свой взор переводит. И на обоих смотря очередно: "О, тронет ли лаской Он, - говорит, - коль она молчит, языка не имея? "Мать" - называет меня, но ты назовешь ли "сестрою"? В браке с супругом каким, посмотри ты, дочь Пандиона! 635 Ты унижаешь свой род: преступленье - быть доброй к Терею!" Миг - и сына влечет, как гигантская тащит тигрица Нежный оленихи плод и в темные чащи уносит. В доме высоком найдя отдаленное место, - меж тем как Ручки протягивал он и, уже свою гибель предвидя, - 640 "Мама! Мама!" - кричал и хватал материнскую шею, - Прокна ударом меча поразила младенца под ребра, Не отвратив и лица. Для него хоть достаточно было Раны одной, - Филомела мечом ему горло вспорола. Члены, живые еще, где души сохранялась толика, 645 Режут они. Вот часть в котлах закипает, другая На вертелах уж шипит: и в сгустках крови покои. Вот к какому столу жена пригласила Терея! И, сочинив, что таков обряд ее родины, в коем Муж лишь участник один, удалила рабов и придворных, 650 Сам же Терей, высоко восседая на дедовском кресле, Ест с удовольствием, сам свою плоть набивая в утробу. Ночь души такова, что, - "Пошлите за Итисом!" - молвит, Доле не в силах скрывать ликованья жестокого Прокна, - Вестницей жаждет она объявиться своей же утраты, - 655 "То, что зовешь ты, внутри у тебя!" - говорит. Огляделся Царь, вопрошает, где он. Вновь кличет и вновь вопрошает. Но, как была, - волоса разметав, - при безумном убийстве, Вдруг Филомела внеслась и кровавую голову сына Кинула зятю в лицо: вовек она так не хотела 660 Заговорить и раскрыть ликованье достойною речью! И отодвинул свой стол с ужасающим криком фракиец. И змеевласых сестер зовет из стигийского дола. Он из наполненных недр - о, ежели мог бы он! - тщится Выгнать ужасную снедь, там скрытое мясо, и плачет, 665 И называет себя злополучной сына могилой! Меч обнажив, он преследовать стал дочерей Пандиона. Но Кекропиды меж тем как будто на крыльях повисли. Вправду - крылаты они! Одна устремляется в рощи, В дом другая, - под кров. И поныне знаки убийства 670 С грудки не стерлись ее: отмечены перышки кровью. Он же и в скорби своей, и в жажде возмездия быстрой Птицею стал, у которой стоит гребешок на макушке, Клюв же, чрезмерной длины, торчит как длинное древко; Птицы названье - удод. Он выглядит вооруженным. 675 Это несчастье, не дав Пандиону познать долголетье, Раньше срока свело несчастливца к аидовым теням. Принял тогда Эрехтей управленье делами и скипетр. И неизвестно, - славней справедливостью был он иль войском. Он четырех породил сыновей и столько же рода 680 Женского; были из них две дочери равны красою. Кефал Эолов, тебя, о Прокрида, назвавши супругой, Счастье узнал. А Борею - Терей и фракийцы мешали; Бог был долго лишен любезной ему Орифйи, Просьбам пока предпочесть не желал применение силы. 685 Но, как ни в чем не успел, надеясь на мягкость, в ужасный Гнев пришел, что и так чрезмерно свойствен Борею. "И поделом! - он сказал, - для чего отложил я оружье, Ярость и силы свои, и гнев и лихие угрозы, К просьбам прибег для чего, когда не пристали мне просьбы?! 690 Сила под стать мне. Гоню облака я унылые - силой, Силой колеблю моря и кручу узловатые дубы, И укрепляю снега, и градом поля побиваю. Тот же я, если своих настигну братьев под небом, - Ибо там поприще мне, - с таким побораю усильем, 695 Что небеса до глубин от наших грохочут сражений И грозовые огни из туч исторгаются полых. Тот же, когда я вношусь в подземные узкие щели, В ярости спину свою под своды пещер подставляю, Мир весь земной и Аид тревожу великим трясеньем. 700 Вот чем должен я был домогаться невесты и тестя, Не умоляя, склонять, но заставить силком Эрехтея!" Так сказал - нет, пуще того! - Борей и раскинул Мощные крылья свои, и их леденящие взмахи Землю овеяли всю, взбушевалось пространное море. 705 Вот, по вершинам влача покрывало из пыли, метет он Почву; мраком покрыт, приведенную в ужас и трепет, Темными крыльями он Орифию свою обнимает. Так он летел, и сильней от движенья огонь разгорался. И лишь тогда задержал он ристанья воздушного вожжи, 710 Как до твердынь, где киконы живут, долетел похититель. Стала актеянка там ледяного владыки супругой. Стала и матерью двух, - разродилась она близнецами. Всем они выдались в мать, от отца унаследовав крылья. Все же у них, говорят, не с рождения крылья явились: 715 Но до тех пор, как у них не росло бороды рыжеватой, Братья Калаид и Зет оставались бесперыми вовсе, После же оба плеча, как бывает у птиц, охватили Мальчикам крылья, - тогда и щеки у них зарыжели. А как года утекли и сменилось юностью детство, 720 Оба, к минийцам примкнув, за руном, что сияло лучисто, В путь устремились они на судах по безвестному морю. КНИГА СЕДЬМАЯ Море минийцы уже кораблем пагасейским браздили, Скудную старость свою влачащий в темени вечной, Встречен был ими Финей, и младые сыны Аквилона Птиц-полудев от лица злополучного старца прогнали. 5 Вынесли много они, предводимые славным Ясоном, Быстрого Фасиса волн иловатых доколь не достигли. Вот явились к царю и руно им Фриксово выдать Требуют, множеством дел превеликих ему похваляясь; Ээтиада меж тем могучим огнем загорелась 10 После упорной борьбы, когда одолеть уж рассудком Страсти своей не могла, - "Ты борешься тщетно, Медея, - Молвит, - не знаю какой, но препятствует бог, и едва ли Это не тот, - или сходственный с ним, - что любовью зовется. Что же наказы отца мне кажутся слишком суровы? 15 Да и суровы они! Что боюсь, не погиб бы пришелец, Мельком лишь виденный мной? Где столь сильной причина боязни? Вырви из груди своей, несчастная, ежели сможешь, Этот огонь! О, если б могла, я разумней была бы! Но против воли гнетет меня новая сила. Желаю 20 Я одного, но другое твердит мне мой разум. Благое Вижу, хвалю, но к дурному влекусь. Что пылаешь ты к гостю. Царская дочь, устремясь к чужедальнему ложу? И отчий Край тебе милого даст! А он умрет ли иль будет Жив - то во власти богов. О, лишь бы он жил! Ведь об этом 25 Можно молить, не любя. А деяния малы ль Ясона? Тронуть кого бы не мог - бездушного разве! - Ясонов Возраст, и доблесть, и род? И даже без этого, кто же Не был бы тронут лицом? Вот и тронуто им мое сердце. Помощь ему не подам, - и быков он спалится дыханьем; 30 Вступит с врагами он в бой, из его же взошедшими сева, Или добычею дан ненасытному будет дракону. Если я это стерплю, признаю тогда, что тигрицей Я рождена, что ношу железо в сердце и камни! Но почему не гляжу на погибель его, наблюденьем 35 Не оскверняю глаза? Что быков на него не направлю, И порожденных землей дикарей, и бессонного змея?.. Боги пусть благо свершат. Не просить мне должно, однако, - Действовать надо! Но как предам я царство отцово? А неизвестный пришелец, которому помощь подам я, 40 Мною спасен, без меня свой парус распустит по ветру, Чтобы стать мужем другой и на муки оставить Медею? Пусть, коль это свершит, - предпочесть мне сможет другую, - Неблагодарный умрет! Но лицо у него не такое, И таковы благородство души и наружности прелесть, 45 Что не пугает меня ни обман, ни забвенье услуги. Пусть поклянется вперед! Договора в свидетели Вышних Я призову. Что страшиться тебе? Поспешай, промедленья Все отложи! И себе навсегда ты обяжешь Ясона, Он съединится с тобой при торжественных светочах; будут 50 Женщины славить тебя за добро в городах пеласгийских! Что же я - брата, сестру, и отца, н богов своих брошу? Землю родную свою, унесенная по морю ветром? Правда, сердит мой отец, и родина, правда, сурова, Брат - младенец, сестры совпадают с моими желанья.: 55 Бог величайший во мне! Я меньше на родине брошу, Чем обрету: почтут меня спасшей ахейскую юность. Лучше узнаю я край, города, о которых доходит Слава и в этот предел, обычай тех стран и искусства. Станет супругом моим Эсонид, - а его не сменила 6 60 Я ни на что, чем богата земля, - и счастлива буду, Милостью Вечных горда, и звезд коснусь головою. Пусть, как слышала я, там сходятся будто бы горы Посередине воды, где, с судами враждуя, Харибда Хлябь то вберет, то отдаст; опоясана злобными псами, 65 Из сицилийских глубин пусть лает жадная Скилла! Нет, Ясона обняв, прижимаясь к возлюбленной груди, В дали морские помчусь. С ним рядом бояться не буду. Если ж чего забоюсь, - забоюсь лишь за милого мужа. Брак не задумала ль ты, не словами ль красивыми хочешь 70 Грех свой, Медея, прикрыть? Погляди, пред каким злодеяньем Ты очутилась? Пока еще можешь, беги преступленья!" - Молвила так. И тотчас справедливость, почтенье, стыдливость Взору предстали ее, - бежал Купидон побежденный. К древним Медея пошла алтарям Персеиды Гекаты, 75 Что в потаенном лесу были скрыты, в дубраве тенистой. Овладевает собой; отверженный пыл усмирился. Но увидала его, - и потухшее вспыхнуло пламя, Щеки зарделись опять, лицо ее все загорелось. Как - если ветер подул - им питается малая искра, 80 Что, незаметна, еще под тлеющим пеплом таилась, Снова растет и опять, расшевелена, мощь обретает, Так и затихшая страсть, что, казалось, уже ослабела, - Лишь появился Ясон, от его красоты разгорелась. И приключилось как раз, что еще был красивей собою 85 Сын Эсонов в тот день: извинил бы влюбленную каждый! Смотрит, и будто его увидала впервые, не сводит Остановившихся глаз и в безумии мнит, что не смертный Перед очами ее, от него оторваться не в силах. Но лишь в беседу вступил и за правую взял ее руку 90 Гость и о помощи стал просить ее голосом тихим, Мужем ей стать обещал, - сказала она со слезами: "Вижу, что делаю, - нет, меня не незнание правды Вводит в обман, но любовь. Тебя я спасу своим даром, Ты же - спасенный - клянись!" И святыней богини триликой, 95 Темной дубравою той, где ее божество почиталось, Вечно всезрящим отцом своего нареченного тестя, Благополучьем своим и деяньями всеми клянется. Верила дева - тотчас получил он волшебные травы; Как применить их, узнал и довольный домой возвратился. 100 Нового утра заря согнала лучезарные звезды, Стал собираться парод на священное Марсово поле; Вот уж стоят по холмам. В середине сам царь восседает В пурпуре, скипетром он из кости слоновой отличен. Вот вылетает уже из ноздрей адамантовых пламя 105 У меднопогих быков, - и, дыхом их тронуты, травы Тлеют. Как слышится шум из полного пламени горна Иль в печи земляной раскаленные пышут каменья Ярким огнем, если их водяные обрызгают капли, - Так же и грудь их шумит, где клубится стесненное пламя, 110 И огневая гортань. Но навстречу идет им Эсонов Сын. Обратили они в лицо подходившего храбро Страшные морды свои и рога с острием из железа; Пыльную землю разят раздвоенным копытом и местность Всю наполняют вокруг мычаньем своим дымоносным. 115 Ужас минийцев сковал. Ясон же подходит, не чуя Дыха палящего, - вот какова чародейная сила! - Смело он правой рукой подгрудки отвисшие треплет И, подведя под ярмо, заставляет быков тяжеленный Плуг волочить и взрезать непривычную землю железом. 120 Колхи - диву дались. А минийцы кричат, возбуждая Храбрость его. Тут Ясон достает из медного шлема Зубы дракона и их рассевает по вспаханной ниве. Почва мягчит семена, напоенные ядом могучим, - Зубы растут, и из них небывалые люди выходят. 125 Как принимает дитя человеческий образ во чреве Матери и в глубине из частей свой состав образует И на всеобщий простор не выходит, пока не созреет, - Так, лишь когда развился в утробе беременной почвы Образ людей из семян, - показались из нивы чреватой. 130 Но удивительней то, что уже потрясали оружьем! Лишь увидали, что те свои заостренные копья Приготовляют уже в гемонийского юношу кинуть, В страхе поникли зараз головою и духом пеласги. Тут устрашилась и та, кем юноша был безопасен, 135 Видя, как вдруг на него столь много врагов ополчилось, Стала бледна, холодна, без кровинки в лице опустилась И, чтобы силы у трав достаточно было, в подмогу Шепчет заклятий слова и к тайной взывает науке. Камень тяжелый меж тем бросает он в их середину, - 140 Бой отвратив от себя, меж собой заставляет их биться. Гибнут, друг друга разя, землей порожденные братья, Междуусобным мечом сражены. Веселятся ахейцы И, победителя сжав, теснят его в жадных объятьях. Сжать в объятьях его ты, варварка, тоже хотела, - 145 Стыд лишь помехой тебе. Иначе его обняла бы! Да удержало тебя попеченье об имени добром. Молча - дозволено то! - веселишься душой, превозносишь Чары заклятий своих и богов, создающих заклятья. Но оставалось еще усыпить бессонного змея. 150 С гребнем, о трех языках, с искривленными был он зубами, Страх нагоняющий страж, золотого блюститель барана. Только его окропил он травами с соком летейским, Трижды слова произнес, что сладостный сон нагоняют, Что бушеванье морей усмиряют и бурные реки, - 155 Сон к бессонным очам подошел, и герой пеласгийский Золотом тем завладел. Доволен добычей, с собою Он и другую увез, - виновницу первой, - и вскоре В порт Иолкский вошел победителем с юной супругой. Ради возврата сынов, отцы-старики с матерями 160 В дар приношенья несут; растоплено пламенем жарким, Сало стекает, и бык молодой с золотыми рогами В жертву богам принесен. Лишь Эсон не участник веселья, Близкий к кончине уже, от лет своих долгих усталый. Молвит тогда Эсонид: "О супруга, кому я обязан 165 Подлинно счастьем своим! Хоть ты мне и все даровала, Благодеянья твои хоть уже превзошли вероятье, - Если возможно, - но что для чар невозможно волшебных? - Часть годов у меня отними и отцу передай их". Слез не сдержала она, сыновним тронута чувством, 170 Вспомнила чувства свои, отца, что ею покинут. Сердца, однако, она не раскрыла и молвила: "Муж мой, Что за нечестье твои осквернило уста? Как могу я Переписать часть жизни твоей на другого? Гекаты Соизволенья не чай, не должного просишь. Однако 175 Больше, чем ты попросил, подарить, о Ясон, попытаюсь. Свекра длительный век обновить я попробую, вовсе Лет не отняв у тебя, - троеликая лишь бы богиня Мне помогла и к моим чрезвычайным склонилась деяньям!" Трех не хватало ночей, чтоб рога у луны съединились 180 И завершили бы круг. Но лишь полной она засияла, Только на землю взирать начала округлившимся ликом, Вышла Медея, одна, в распоясанном платье, босая, Пышные волосы вдоль по плечам распустив без убора. Шагом неверным, в немом молчании ночи глубокой, 185 Без провожатых идет. И люди, и звери, и птицы Полный вкушают покой. Не шепчет кустарник, недвижим; Леса безмолвна листва, туманный безмолвствует воздух. Звезды мерцают одни. И она простерла к ним руки, Трижды назад обернулась, воды зачерпнула в потоке 190 И омочила власы и трижды уста разрешила Воем; потом, опершись коленом о твердую землю, Молвила: "Ночь! Наперсница тайн, что луной золотою Свету преемствуешь дня! Вы, звезды! Геката с главою Троичной, ты, что ко мне сообщницей дела нисходишь 195 Мне помогать! Искусство волшбы и заклятия магов! Ты, о Земля, что магам даешь трав знанье могучих, Воздух и ветры, и вы, о озера и реки, и горы, Вы все, боги лесов, все боги ночные, явитесь! Вами, по воле моей, возвращаются реки к истокам 200 На удивленье брегам; заклинаньями я усмиряю Бурного моря волну и волную безбурное море; Ветры зову и гоню, облака навожу и свожу я; Лопаться зевы у змей заставляю я словом заклятья; Дикие камни, дубы, что исторгнуты с корнем из почвы, 205 Двигаю я и леса; велю - содрогаются горы, И завывает земля, и выходят могильные тени. Силой влеку и тебя, луна, хоть медью темесской Твой сокращаю ущерб. От заклятий моих колесница Деда бледнее; мой яд бледнеть заставляет Аврору. 210 Вы мне и пламя быков притупили, изогнутым плугом Вы пожелали сдавить их, груза не знавшую, выю; В яростный бой меж собой вы бросили змеерожденных, Стража, не знавшего сна, усыпили, - руно ж золотое, Змея хитро обведя, переправили в гавани греков. 215 Ныне мне нужен состав, от которого стала бы старость Вновь, освежившись, цвести и вернулись бы юные годы. Вы не откажете мне. Не напрасно сверкали созвездья, И не напрасно, хребтом влекома крылатых драконов, Вот колесница летит". И спустилась с небес колесница. 220 Только Медея взошла, лишь погладила шею драконам Взнузданным, только встряхнуть успела послушные вожжи, Как вознеслась в высоту, и уже фессалийскую Темпе Зрит пред собою, и, змей в пределы знакомые правит. Травы, что Осса родит с Пелионом высоким, какие 225 Офрис взращает и Пинд, и Олимп, что возвышенней Пинда, Явственно видит - и те, которые рвет она с корнем Или же режет своим медяным серпом искривленным. Много она набрала растений с брегов Апидана, Много - с Амфриса; и ты, Энипей, не остался нетронут 230 Тоже; Пеней и Сперхия тож ей что-нибудь каждый В дань принесли, и брега тростниками поросшие Беба, И с Антедоны траву животворную рвет, на Эвбее, - Люди не знали о ней, превращенья не ведая Главка. Девять дней и ночей ее видели, как, в колеснице 235 Мчась на змеиных крылах, она озирала равнины - И возвратилась. И вот, - хоть запах один их коснулся, - Сбросили змеи свою долголетнюю старую кожу. Остановилась, прибыв, у порога стоит, за дверями. Кровлей одни были ей небеса. Избегала касаний 240 Мужа. Два алтаря сложила из дерна Медея, Справа - Гекаты алтарь и жертвенник Юности - слева. Дикой листвой оплела и ветвями священными оба. Недалеко откидав из ям двух землю, свершает Таинство; в горло овцы чернорунной вонзает Медея 245 Нож и кровью ее обливает широкие ямы, Чистого чашу вина сверх крови она возливала, Медную чашу брала, молока возливала парного; Льются меж тем и слова, - богов призывает подземных, Молит владыку теней с похищенной вместе супругой, 250 Чтоб не спешили отнять у тела дряхлого душу. Милость обоих снискав молитвенным шепотом долгим, Хилого старца она приказала из дома наружу Вынести и, погрузив его в сон непробудный заклятьем, Словно безжизненный труп на подстил травяной положила. 255 Вот приказала она отойти и Ясону и слугам, Непосвященный их взор отвести повелела от тайны. И удаляются все. Волоса распустивши, Медея Рдеющих два алтаря обошла по обряду вакханок. В черной крови намочив расщепленные факелы, держит 260 Их на обоих огнях и вершит очищение старца Трижды огнем, и трижды водой, и серою трижды. В медном котле между тем могучее средство вскипает И подымается вверх и вздувшейся пеной белеет. Варит и корни она, в гемонийском найденные доле, 265 И семена, и цветы, и горькие соки растений; В них добавляет еще каменья с окраин Востока, Чистый песок, что омыт при отливе водой океана, Вот подливает росы, что ночью собрана лунной; С мясом туда же кладет и поганые филина крылья, 270 Оборотня потроха, что волчий образ звериный В вид изменяет людской; положила в варево также И кинифийской змеи чешуйчатой тонкую кожу; Печень оленя-самца; в состав опустила вдобавок Голову с клювом кривым вековухи столетней - вороны. 275 Тысячи к этим вещам прибавив еще безымянных, Варварка, смертному в дар потребный состав приготовив, Кроткой оливы седой давно уже высохшей ветвью Варево стала мешать от дна и до верхнего слоя. Вдруг этот старый сучок, вращаемый в меди горячей, 280 Зазеленел, а потом чрез короткое время оделся В листья и вдруг отягчен стал грузом тяжелых оливок. Всякий же раз, как огонь из бронзовой брызгал купели Пеной и капли ее упадали горящие наземь, Зелень являлась, цветы и густая трава луговая. 285 Только увидела то, Медея свой меч обнажила, Вскрыла им грудь старика и, прежней вылиться крови Дав, составом его наполняет. Лишь Эсон напился, Раной и ртом то зелье впитав, седину свою сбросил; Волосы и борода вмиг сделались черными снова, 290 Выгнана вновь худоба, исчезают бледность и хилость, И надуваются вновь от крови прибавленной жилы, Члены опять расцвели. Удивляется Эсон и прежний - Сорокалетье назад - свой возраст младой вспоминает. Вот увидал с высоты чудеса столь великой колдуньи 295 Либер и вздумал тогда, что его бы кормилицам можно Юные годы вернуть, - и дар получил от колхидки. Чтобы злодейств не прервать, с супругом притворную ссору Изображает она и, молельщицей, к Пелия дому Быстро бежит: ее, - ибо сам он уж старец глубокий, - 300 Дочери царские там принимают. Вскоре колхидка Хитрая их оплела, обольстила их ложною дружбой. Вот о заслугах своих рассказ им ведет, - как избавлен Эсон от старости был, - и рассказ замедляет на этом. И возникает в сердцах у Пелиевых дев упованье, 305 Что от искусства ее и отец их вернет себе юность. Вот уже просят и ей обещают любую награду. Та помолчала чуть-чуть, колеблясь будто в решенье, Ждать заставляет себя, напускною их важностью муча. Все ж обещает, сказав: "Чтоб больше доверия было 310 К дару у вас моему, пусть вашего овчьего стада Старший вожак от составов моих превратится в ягненка". Вот уж прита