сгорит. Дано сгубить меня напастям, а ты - в печалях о другом, Ты не придешь ко мне с участьем - от стона сердце вмиг сгорит. Машраба памятью минуя, о нем и слова не скажи: Едва лишь в Судный день вздохну я - сам райский сад-цветник сгорит. x x x Взглянуть на дивный, милый лик пришел я, одержимый, И сто уловок хитрых вмиг увидел от любимой. Сто жизней бы имел - сполна все ей принес бы в жертву, - Самой бедой идет она, и взор - неотразимый. О сумасброд, в любви хмельной, пади безгласной жертвой, - Чернеют косы за спиной волною непрозримой. Я в суетной толпе мирской влачился в лютой жажде, И кубок милою рукой мне дан был несравнимый. Пасть жертвой будь, Машраб, готов за сахар уст-рубинов И за жемчужный ряд зубов красы неизъяснимой. x x x Принарядилась, хороша, краса моя прекрасная, - Знать, кровь мою пролить спеша, она оделась в красное! Не знаю, с кем в лукавстве злом вином она потешилась, А раскраснелась вся челом, как будто солнце ясное. Нет, не волшебен, а жесток взор ее, томно- сладостный, - Ее на горе создал бог себе рукою властною. Она зашпилит пряди кос красивыми заколками - Блеснет красой волна волос, с ее красой согласная. На прахе, о Машраб, твоем взрастут цветы багряные, - То пламенным горит огнем твоя душа несчастная. x x x Испив багряного вина, она, челом красна, пришла, Сверкая взором и грозна, игрива и хмельна, пришла. И стрел ее удар был лют, и зло закушены уста, И сердца моего сосуд она, разбив до дна, пришла. И, распустивши пряди кос, она сверкала красотой, Как будто, благовоньем роз овеяна, весна пришла. С отточенным мечом в руках, с колчаном, полным острых стрел, Она меня разбить во прах - жизнь мою взять сполна, пришла. Бедняк Машраб в чаду своем стенает горестно навзрыд: Она, чьим бедственным огнем мне пытка суждена, пришла. x x x Отшельник, не стыди меня, что лик мой, как ожог, горит, - Так по ночам в пылу огня несчастный мотылек горит. В твоих нарциссовых очах кровавая таится казнь, А на рубиновых устах, как кровь, багряный сок горит. Да, все отшельники подряд - и те в огне любви горят, И каждый, кто огнем объят, хоть от огня далек, горит. Машраб, и ночью ты и днем изнемогаешь от любви: Кого разлука жжет огнем, тот, даже одинок, горит. x x x Лейли подобен облик твой - ты так красива, говорят, А я - Меджнун, что за тобой бредет пугливо, говорят. Я головы не подниму, стеная у твоих дверей, - Как ни стенаю - ни к чему вся страсть порыва, говорят. Я у врачей искал удач: "Возможно ль исцеленье мук?" "Не лечат, - отвечал мне врач, - такое диво, говорят!" Скажи мне, где Меджнун, Лейли, ответь мне, где Фархад, Ширин? Они прошли и отошли, - все в мире лживо, говорят. Пыль со следов собак твоих Машраб прижал к своим очам, - Прах этот - мазь для глаз людских, - все так правдиво говорят! x x x Что мне сетар, когда со мной беседу поведет танбур? Распутает в душе больной мне все узлы тенет танбур. Когда гнетет меня недуг от суесловия врагов, В печалях самый лучший друг, мне слух струной проймет танбур. Нет, пустодумы не поймут нетленной ценности его, А мне дарует вечный суд - весть всеблагих высот танбур. Когда, узрев любимый лик, я вновь томлюсь в плену разлук, Игрою струн в единый миг всю грудь мне рассечет танбур. Как и красы любимой вид, он душу радует мою, Мне огненной струной звенит про образ дивный тот танбур. Пронзает, жаром пламени, насквозь сердца влюбленных он: Единой искрою огня все сердце мне прожжет танбур. И так твой разум отняла, Машраб, жестокая твоя, А тут еще всю грудь дотла сжигает в свой черед танбур! x x x Надела неземной наряд красотка розотелая - И сник, смущением объят, печальный, оробело я. Как кипарис - твой стройный стан, а лик твой солнцем светится, Ты - кипарис мой и тюльпан, ты вся - жасминно-белая. Не знаю, как пройти я смог: язвят ресницы стрелами, Прошел - и с головы до ног изранился об стрелы я. И сад Ирама - гулистан, поверь, совсем не нужен мне: По всей груди - соцветья ран, словно тюльпаны зрелые. Тебе, увы, меня не жаль, твой меч сечет мне голову, Машраб, гнетет тебя печаль, тебе твой саван делая. x x x Ты, чья брови - как михраб, мне как божество дана, Ты мне в сердце свет лила б - ты ведь солнце и луна. Я к тебе - во прах у ног - как к святыне припаду, След твой - всеблагой порог мне в любые времена. Память о тебе - мой друг, оба мира мне - враги: Как пошлешь ты войско мук - мне прибежище она. Если ж невзначай войдет в сердце дума о другой, Да сгореть мне от невзгод, - знать, моя была вина! Не бывать в душе моей мыслей ни о ком другом, - Я - в силках твоих кудрей, мне опасность не страшна. То не тучи в вышине, а стеною льется дождь, - Небо плачет обо мне, и от стонов высь черна. Конь ли твой, лишен чутья, вдруг запнулся на пути? Нет, во прахе - плоть моя под копытом скакуна. И кого ж винить-то мне, что сгораю я в огне? По моей лихой вине мне и мука суждена. Умертвишь ли, оживишь - воля милости твоей, О мой властелин, услышь: верен раб тебе сполна. Я пока что жив и цел, а умру - мне быть с тобой, Рая горнего предел для меня - обитель сна. О Машраб, во прахе ляг на заветный тот порог, Другом быть ее собак - счастью твоему цена! x x x Был, увы, я сотворен для любви несчастной, И неверной был прельщен девою прекрасной. Гибну, жаждой изможден, я в глухой пустыне, А тобою воплощен океан бесстрастный. Жизнь отнимешь - я сражен, о услада сердца, - Пасть готов я, сокрушен, жертвою безгласной. Видно, гибнуть осужден я самой судьбою, Я разлукой отрешен в дол тоски всечасной. Я скажу, как я смущен, о владыка мира: Я скитальцем быть рожден, ты - султан всевластный. Я горю в пылу пламен, горестный влюбленный, Днем и ночью только стон слышен мой ужасный. Войско бед со всех сторон рушит меня силой, Мучусь, жаждой изнурен, я в тоске напрасной. Нрав твой щедро одарен злостью и лукавством, - Мотыльком лечу, спален, на огонь опасный. Как Меджнун мечусь, влюблен, - средства нет от боли, Я с младых моих времен в муке ежечасной. Одержим Машраб, смятен, - что, друзья, сказать вам? Не стыдите его: он - раб судьбы злосчастной. x x x О моем безумстве слава всем понятней всякой были, И теперь Меджнуна, право, в целом мире позабыли! Так в любви не истомятся никогда Фархад с Меджнуном, - Нет, вовеки не сравняться им со мной в любовном пыле! Ты теперь других изрядно стрелами ресниц терзаешь, - Я-то знаю, сколь нещадно стрелы душу мне язвили! Что ни миг - то тяжко станет сердцу от камней печали, И людская зависть ранит, - по сравнится с ней по силе! Хмель любви Машрабу раной лег на страждущее тело, - Как никто, от страсти пьяный среди всех людей не ты ли? x x x Лишь выйду - и на скакуне навстречу мне она спешит, Бутон, расцветший по весне, она, красой красна, спешит. Ресницы стрелами меча и грозным взором всех разя, Она, как пламя горяча, челом озарена, спешит. И уст ее хмельная сласть пьянит всех встречных, как вино, - Она, в пылу разгорячась, как будто от вина, спешит. Всю душу жаром пламеня и страстной ревностью томя, Восторгом опьянив меня, ко мне сама весна спешит. Ей другом быть никто не смел: она равно со всеми зла, И мне грозят ресницы стрел: ко мне она, грозна, спешит. Стерпеть ли, как ни терпелив, разлуку долгих-долгих дней! Она, лишь сердце мне пронзив и сил лишив сполна, спешит. От бед моих и от невзгод ну как не умереть, друзья? Она всю душу мне сожжет и - видеть пламена спешит! И грешников и всех святош она к себе приворожит, И я для веры уж негож, когда ко мне она спешит. Ни по ночам она, ни днем вовек меня не навестит, А иногда - вот диво в чем - сама, как ночь темна, спешит. Сжимает меч ее рука, в колчане - жала острых стрел, - Ко мне она издалека, всю душу взяв до дна, спешит. Как лепестки увядших роз, от горя пожелтел Машраб, - Она с бедой ли - вот вопрос - или любви верна, спешит? x x x В саду красоты средь кущей ты блещешь красою стана, И горлица сердца пуще стенает и стонет рьяно. Глаза - как палач, суровы, ресницы твои - кинжалы, Уста - как рубин, пунцовы, цветут, как бутон, румяно. Ханжа, ты меня не сманишь, не знаешь ты муку сердца, - Ты в душу едва заглянешь, все сердце - сплошная рана. И если, тобой терзаем, я в рай без тебя попал бы, То разве была б мне раем вся в море огня поляна! И что мне весь мир в разлуке, дурманом меня томящей, - Нет, лучше смертные муки, чем гибнуть в плену дурмана. Машраб жил надеждой страстной, а видел в любви лишь муки, И если умрет несчастный - как жаль, что он умер рано! x x x Не подует ветер сладко - розы цвет румян не будет, Без любви в куропатка петь среди полян не будет. Соловей в весенних кущах, не пленен прекрасной розой, Не поет в кустах цветущих - он от страсти пьян не будет. Лишь любовью опаленный пожелтеет ясным ликом, - Не сожжен огнем, влюбленный рдеть от крови ран не будет. Взором жгуче-животворным, лунным ликом не согретый, Камень, прежде бывший черным, как рубин, багрян не будет. Лик твой - словно светоч вешний среди тьмы кудрей душистых, Без тебя мне мрак кромешный светом осиян не будет. x x x "Лунный лик без покрывала, - я молил, - яви во мраке", - "А без туч, - она сказала, - перл любви слиян не будет". {*} "Не тверди мне то и дело о страданиях разлуки, - Не поправший дух и тело страстью обуян не будет". Я сказал ей: "Мое горе до смерти меня сжигает, - Как же исцелиться хвори, если лекарь ждан не будет?" Ни к чему, Машраб, кручина, хоть ты и разорван в клочья: Зерна битого рубина портить тот изъян не будет! {* По поверьям, жемчуг зреет в раковинах от попадания в них капель дождя.} x x x Огня моих невзгод и мук ни друг, ни брат не стерпят, А если застенаю вдруг - и супостат не стерпит. Когда хоть тенью упадет моя печаль на небо, Взгремит гроза - сам небосвод моих утрат не стерпит. Когда суть тайн моих сполна поведаю я небу, Клянусь - ни солнце, ни луна весь этот ад не стерпят. Когда, не в силах мук стерпеть, влюбленные застонут, Сам проповедник и мечеть дотла сгорят, не стерпят. Поведать, в чем моя страда, какая гложет мука, - Вселенная и в День суда такой разлад не стерпит. А проповедь читать бы стал я пред людьми в мечети - Сгорели б все - велик и мал, и стар и млад, - не стерпят. Усладен слог в стихах твоих, Машраб, - ответ твой ладен, - Сам Музаффар сей ладный стих, тоской объят, не стерпит. x x x Нет, солнца твоего чела никто лучей не стерпит, И даже сама вера - зла твоих очей не стерпит. Восславлю строем звучных слов твои уста- рубины - И ни один диван стихов таких речей не стерпит. А озорным лукавством глаз блеснет лишь чаровница, Глупец и умный глянут раз - и взор ничей не стерпит. А если в райский сад войдет она с такой красою, То и светящий гладью вод родник-ручей не стерпит. А жребий, что меня постиг, и в самой малой доле Никто из всех земных владык и богачей не стерпит. Падет лишь капля слез моих в глубины океана - И лучший перл пучин морских ее лучей не стерпит... x x x Как много в сердце тайн и боли - все написать о том нельзя, Сказ о любви и горькой доле поведать и стихом нельзя. Где розы - там шипы и жала, где ремесло - там труд и пот, - С любимой хочешь быть - сначала терпи, а напролом - нельзя! Меня волнение смутило, едва лишь я узрел твой лик, Но в небе ухватить светило, как руку ни взметнем, нельзя. Во мне, смирению послушном, твои ресницы - жала стрел, - Сказать о горе тем бездушным, кто с горем незнаком, нельзя. Но ты заветного чертога, Машраб, достичь так и не смог: Хоть сотню лет томись убого - увы, войти в тот дом нельзя! x x x Ты ангел или человек, иль гурия - понять нельзя, Но милостей твоих и нег утратить благодать нельзя. О, ты немилосердно зла, ты беспощадна, но, увы, От блеска твоего чела мне сердце оторвать нельзя. Узрел я солнце - образ твой, и, восхищенный, онемел, Но с неба солнце взять рукой, увы, как сил ни трать, нельзя. Твой лик - как роза в каплях рос, а я - как соловей шальной, И соловья от рдяных роз, поверь, вовек прогнать нельзя. Когда душа в любви хмельна, Машраб, не спи беспечным сном, Но вот беда, друзья: от сна очнуться, как ни ладь, нельзя! x x x Кто пошел стезей любви, тому смирным быть, покорным - нестерпимо, С четками поклоны бить ему в рвении притворном - нестерпимо. Кто дождался благодатных встреч с дивною владычицею сердца, Изнемог он, ему душу влечь к радостям зазорным - нестерпимо. Кто по отрешенному пути ревностно идет вослед Адхаму, Для того, блаженствуя, идти по дорогам торным - нестерпимо. Если благовонный воздух нег обвевает сломленного страстью, Никнет он, ему влачить свой век в бытии тлетворном - нестерпимо. О святоша, ты хоть раз вдвоем побыл бы с красою луноликой, - Стало бы тебе тогда в твоем ханжестве затворном нестерпимо. Знай: тому, кто ведал благодать страсти одержимого Меджнуна, Порицаниям ему внимать, грубым и упорным, нестерпимо. Для того, кто отрешенно пьет радостей любви хмельную чашу, Не нужны ни слава, ни почет, страсть к чинам придворным - нестерпима. Знай, о шах, тому, кто выбрал путь страсти, чуждой суетных стремлений, К славе и высокой власти льнуть в рвении задорном - нестерпимо. Жаждай сердцем доброй красоты, о Машраб, в стремленье непорочном: Жаждущему сердцем чистоты - в этом мире черном нестерпимо. x x x О своей любви скажу - вовек слушающий муки той не стерпит, И никто - ни зверь, ни человек, - в мире ни один живой не стерпит. Если я про боль моих утрат прочитаю проповедь в мечети, Вся мечеть и люди все сгорят: кто и с умной головой - не стерпит. А зайду я в винный погребец и спрошу, рыдая, о любимой - Все сгорят - и праведный мудрец, и невежда чумовой, - не стерпят. Ежели среди нагорных гряд молнией блеснет Меджнун безумный, Вспыхнув, запылают рай и ад - этой вспышки грозовой не стерпят. О моей любви сложу я сказ - так и знайте, что случится чудо: Сам святой коран смутится враз - моей муки горевой не стерпит. Рвенья моего взъярится конь, оседлаю я его и гикну - Он помчится, словно бы огонь, - мой безумный крик и вой не стерпит. Ты про свой, Машраб, любовный гнет рассказал, и я клянусь аллахом: Этого ни тело не снесет, и ни дух погибший твой не стерпит. x x x Как быть? Моей любимой я стал чужим, увы, - Тоской неизъяснимой я одержим, увы. И этот рок со мною - разлуки горький хмель: Я с чашею хмельною нерасторжим, увы. Я - у ее порога, но милостей лишен, Один влачусь убого, бедой кружим, увы. Тоскую о любимой, томлюсь я мотыльком - Лечу, огнем палимый, неудержим, увы. Меня позорит люто язык молвы людской, Позор мой среди люда непостижим, увы. Пристанища лишенный, в глуши я одинок - Томлюсь совою сонной я, недвижим, увы. Машраб, в притон запретный ты от святынь ушел, - Тебе твой свет заветный недостижим, увы. x x x Меня сдружил с лихим позором мой грозный рок в конце концов. И, в прах поверженный разором, я изнемог в конце концов, Влачусь я в безысходном сраме, и не сносить мне головы, - От всех, кого я звал друзьями, я стал далек в конце концов. Не знаю я, моим мытарствам куда дано меня вести, Лишь горе стало мне лекарством от всех тревог в конце концов. И всех, кто строен был, едино судьба пригнула до земли: Сгибала даже львов судьбина в бараний рог в конце концов. В огне разлуки, в кольцах чада, я, как в курильнице, горю, - Во всех кустах моего сада весь высох сок в конце концов. Я с теми, чья душа негожа, согласье дружбы порывал, Вступал на правый путь - и что же? Брел без дорог в конце концов. Кому, какому добродею сказать о горе? Друга нет. Весь мир сгорит - не пожалею: какой в нем прок в конце концов? И сердце все поникло долу, в нем - лишь печаль, куда ни глянь, Но я же к горнему престолу взлететь не мог в конце концов! С душой расстался дух мой слабый, усталой жизни рвется нить, - Неверная прийти могла бы, ну хоть разок, в конце концов. И раз ни после и ни вскоре с тобой влюбленному не быть, К леченью горя само горе Машраб привлек в конце концов! x x x Молитву, ветер, и привет моей всевластной передай - Той, что причина моих бед и муки страстной, передай. Я неприкаян, одинок, но я сложил сам сладкий слог, - О том, как гнет ее жесток, ты ей, прекрасной, передай. Я, как луна, брожу везде, и нет подмоги мне нигде, - Ты о моей лихой беде ей, ликом ясной, передай. О том, что, сир в плену обид, всем миром я давно забыт, Той, что томиться мне велит в ночи ненастной, передай. Что, словно сыч, я день-деньской один с лихой своей тоской, Ты ей, отнявшей мой покой и безучастной, передай. Потоком бедствий бытия сокрушена вся жизнь моя, - Когда умру - как умер я в тоске напрасной, передай. К моей Лейли лети, спеши, мои страданья опиши - Рассказ, как бедствует в глуши Меджнун несчастный, передай. И - как, увы, она чужда и сердцем как она тверда, Как властью надо мной горда, - ей, злой и властной, передай. Скажи, как на весах невзгод весом ее жестокий гнет, - Мольбу - мол, может быть, придет - ты ей, бесстрастной передай. x x x О ласковый мой ветерок, друг моих бедствий в тревог, Ей зов того, кто изнемог в беде всечасной, передай. Покинул я ради нее мое убогое жилье, - Ты ей стенание мое - мой зов безгласный передай. Она - мой луч, она - мой свет, она - очам моим рассвет, - Ты ей, как мучусь я от бед в судьбе злосчастной, передай. Зачем ей знать мою беду, мою безмерную страду? Ты ей, что жертвой я паду, на все согласный, передай. И знаю я: Машраб умрет, - так повелел мне небосвод, - Ты это ей, чья речь - как мед, - ей, сладкогласной, передай. x x x Оставлю Наманган и дом, - кому есть дело до меня? Умру я в городе чужом, - кому есть дело до меня? Я в мире хмель любви обрел, кипел я страстью, как котел, Я этот бренный мир прошел, - кому есть дело до меня? Любовь горька и тяжела: она, послав мне бремя зла, Меня безумцем нарекла, - кому есть дело до меня? И оставаться здесь невмочь, и нету сил уйти мне прочь, И пыл любви не превозмочь, - кому есть дело до меня? Страдать ли здесь от жгучих ран, уйти ль обратно в Наманган, Пойти ль к пределам дальних стран, - кому есть дело до меня? Как горек этот дол, Машраб, не знают люди, как ты слаб, Уйти отсюда, но куда б? - Кому есть дело до меня! x x x О, как меня томишь ты злом, - когда ж ему конец придет? Мне ноги вяжешь ты узлом, и как распутать узел тот? Едва я твой заслышал зов, пошел скитальцем я бродить, Я свыкся с лаем твоих псов, и кто ж от них меня спасет! Весь мир в мученьях изнемог, томясь в сетях твоих кудрей, Но как порвать хоть волосок весь мир опутавших тенет? Морям любви не знать препон, и рек любви не заградить, А ты - ты ставишь им заслон, и кто ж, скажи, его сметет! Ну что ж, обрядом обойди вокруг Каабы всех сердец, Но сердце хоть в одной груди разрушишь - рухнет горний свод! Терпи безумие, смирясь, Машраб, ты истиной пленен, А сокровенной тайны вязь узлы не прочно ли плетет? x x x При жизни ли влюбленный любимую узрит Иль будет, изможденный, разлукою убит? Сжигаем ли гореньем он будет одинок Иль соловьем весенним он розу истомит? Усталым, изнемогшим в разлуке я томлюсь, - Моим очам поблекшим ты явишь ли свой вид? Сказал я сердцу: "Встречи с любимою не жди!" А сердце: "Что за речи! Кто ж нас разъединит!" Мне, кравчий, сердце студит, налей, - да стану пьян, - Иначе кем же будет мой кубок сей налит? Любимая, на части мне душу рвет любовь, - Придешь ли ты? От страсти стенаю я навзрыд. Машраб, от века муки тебе даны судьбой, - О, кто ж, друзья, в разлуке мне выжить пособит? x x x В губительном огне меня сожгла красавица, Спалила сердце мне огнем дотла красавица. Плоды в сени ветвей я в кущах сердца вырастил, Я пел, как соловей, - мне не вняла красавица. Ресницы-острия мне грудь язвили муками, - О, как же месть твоя мне тяжела, красавица! О, сколько есть вокруг скитальцев погибающих, - Меджнуном в страны мук меня гнала красавица. И брови-луки бьют, как птицу, сердце стрелами, О, как же гнев твой лют и как ты зла, красавица! И был уж я ведом к концу моему смертному, Но вдруг в мой жалкий дом, смягчась, пришла красавица. И я очнулся вмиг и встал, собравшись с силами, И вдруг, открыв свой лик, речь повела красавица. И все ж Машраб в огне обрел предел мучениям: Велела гибнуть мне в юдоли зла красавица. x x x Твоею жертвою я стану, лишь приоткрой свой дивный лик, Жизнь хочешь взять - приму я рану, срази мечом в единый миг. Век Хызру дан был бесконечный водою чудо- родника, Даруй мне благо жизни вечной - открой мне уст твоих родник. Твой лик и стан душой смущенной припомню - в сердце хлынет кровь, - Моею кровью орошенный, воспрянет стан твой - чаровник. Два локона со станом юным - не образ ли твоей души? В ней, "джимом" обрамлен и "нуном", "алиф" - твой стройный стан возник. {*} Два полумесяца впервые восходят враз на небесах: Два новолуния живые - вот двух бровей твоих тайник. Когда о счастье я толкую, мне говорят: "Испей вина!" - О, как бы я воскрес, ликуя, когда б хмель уст твоих постиг! Вино я вью, от мук усталый, изранен стрелами разлук, - Машраба словом ты пожалуй - беднейшего из горемык! {* Имеется в виду написание слова "жон" ("душа"), в котором первая ("джим") и третья ("нун") буквы расположены во сторонам второй ("алиф") буквы, вертикальная черта, которой обычно уподобляется стройному стану.} x x x Скиталец, я огнем разлук лечусь, - он жарче ада, право, Но умереть, любя, от мух влюбленному - награда, право. О, если бы твои уста хоть слово молвили страдальцу, - Вот лишь о чем моя мечта, и рая мне не надо, право. Как моя доля тяжела - душа уж к горлу подступили, - Ты душу бы к себе взяла, она была бы рада, право. От мук разлуки и обид, увы, я истекаю кровью, И весь я кровью слез омыт, а в сердце - горечь яда, право. Будь ты судьею в День суда, моя печаль - тебе свидетель: Меня неволили беда и кар твоих засада, право. Когда бы столь же горький дар достался праведным святошам, Их опалил бы страшный жар и вмиг сожгла досада, право. Ханжи-святоши с давних пор, молясь, смиренно четки нижут, А их дела - стыд и позор, притворство - их отрада, право. И что мне рай, что Вавилон! В слезах бреду я по вселенной, Иду к любимой, изможден, но это мне - услада, право. Весь мир спалила ты дотла, вселенную сжигаешь жаром, - О, смилуйся! Мне, жертве зла, дождаться хоть бы взгляда, право. Машраб, ты хочешь, чист и благ, судилище мирское встретить, - Перед жестокой - жертвой ляг, ведь ей чужда пощада, право. x x x Отдать красавиц всей вселенной за твой единый взгляд не жаль, Презреть за взор твой несравненный всех мудрецов подряд не жаль. Едва ты глянешь дерзновенно, завесу от лица отняв, Мне мотыльком сгореть мгновенно, влетев в огонь и чад, не жаль. Когда лукавишь ты со мною, давая мне фиал вина, За то лукавство неземное мне чаши всех услад не жаль. Когда ты даришь, словно кубок, мне хмель твоих рубинов-уст, Отдать за перлы твоих зубок бесценный перл я рад, - не жаль. О, если б ты ко мне могла бы прийти, блистая красотой, - Я отдал бы саму Каабу, - мне никаких утрат не жаль. Когда бы ты мне повелела всю жизнь мою тебе отдать, Я пал бы пред тобою смело - мне жизнь отдать стократ не жаль. И если ты ресницам-стрелам пронзить мне душу повелишь, Я грудью их приму, всем телом, и пусть меня пронзят, - не жаль. Когда выходишь ты в гордыне в наряде алом, - я - убит, - Того, кто, как Меджнун в пустыне, от страсти бесноват, не жаль. Ты обещала мне свершенье моей мечты тебя узреть, - Даруй мне чашу единенья, уж раз тебе наград не жаль! Когда бы хоть один твой локон Машрабу гребнем расчесать, За локон твой все дать бы смог он - ему любых отрад не жаль. МУСТАЗАДЫ Тобой сожжен, моя луна, вконец тобою посрамлен, Любовью одержим я стал. Вся грудь любовью сожжена, но что тебе мой горький стон! Как мотылек, палим я стал. Едва лишь твой прекрасный лик луной передо мной возник, Я изнемог в единый миг: От кар соперников я сник и, божьей карою казнен, Тебе совсем чужим я стал. Я - раб печалей и обид, несчастный, плачу я навзрыд, Ты мне - прибежище и щит: О, сжалься, горем я убит, я потерял покой и сон - Надеждою томим я стал. Влачусь в разлуке день и ночь, и мне от мук моих невмочь, Я в степь скорбей отторгнут прочь, Страданий мне не превозмочь: стенаю я, бедой сражен, - Измучен, нелюдим я стал. О, сколь, Машраб, ты одинок! Где друг твоих лихих тревог, И кто б тебе в беде помог? Разрушил сердце грозный рок - увы, никем не навещен, Хмелен собой самим я стал! x x x Я встретился с той ладной, как кипарис, прекрасной, - Лишь бровью повела. С повадкою усладной ты зов послала страстный - Пойдем, мол, и - ушла! Ей - дерзкой, огнесловой, как самоцвет пунцовой, Дарован взор бедовый, И я, на все готовый, смятенным стал, несчастный, - Мой ум сгорел дотла. За локон ее черный, за нрав ее задорный С хвалою непритворной Сто жизней бы покорно я отдал бы безгласно, - Она меня сожгла. Блестя красою статной, она ушла обратно - Грудь мне пронзив стократно, Презрев тысячекратно, она повадкой властной Жизнь у меня взяла. Машраба волей рока сгубила ты жестоко, - О, сколь ты грозноока! Ты речь ведешь - далеко всем слышен ежечасно Твой зов, что злее зла! x x x Мечтаю свидеться с тобой, об этом вся печаль моя Уже немалый срок. С тобою разлучен судьбой, томлюсь я, в сердце боль тая, Душой я изнемог. Взываю я: "О, где Лейли?" и страсть к тебе меня томит, Но ты, увы, молчишь. Печален сердцем я, - внемли, страна невзгод - мои края, Зол без тебя мой рок. То, как Меджнун, чей рок суров, я одинок среди пустынь, Лишь лани - мне друзья. То, как Лейли, среди лугов вкушаю радость бытия, И сам я - что цветок. То я с венцом над головой властителен, как грозный шах, - Мне счастье - быть с тобой. И, странно, голью горевой тогда всевластно правлю я И славой я высок. Когда стезю любви найдешь, молитва - благо и добро, И в том сомнений нет. Но я стыжу ханжей-святош, - поверь, они мне не друзья, Мой путь от них далек. x x x Когда Лейли узрел я вдруг, всю жизнь мою я отдал ей, - О благе я мечтал. Язвят Меджнуна в доле мук лихих страданий острия, - О, путь любви жесток! Я говорю ей: "О, постой, хотя бы миг со мной побудь!" Она в ответ: "Терпи, Другие, - говорит, - со мной, от них и так мне нет житья. Узнают - гнев их строг!" Всегда един, а не двояк всей сокровенной правды знак, Клянусь, велик аллах, А вот с людьми я - так и сяк: к ним двуязычна речь моя, - Вот скрытых тайн клубок! Стремлюсь к тебе я, и невмочь Машрабу муки одолеть, Он изнемог в борьбе. Рыдаю я и день и ночь, от мук не зная забытья, - Я кровью весь истек. Ты властвуешь над миром, ты всех земель владыка, Превыше всех ты властна. Влюблен я сердцем сирым, как я смятен, - взгляни-ка, Чело твое так ясно! О, заступи стопою мой прах, помилуй, сжалься, Приди в мой дом убогий. Во прахе пред тобою лежу я, горемыка, - Краса твоя прекрасна. В любви к тебе влачиться дано мне в муке смертной, Ты - жизнь моя, весь мир мой. Узреть бы, чаровница, мне свет твоего лика, - В тебя влюблен я страстно. Все таинства земные одна лишь ты постигла, Ты властвуешь над всеми. Лжецы - все остальные, притворство - их улика, Их злая суть опасна. Отверг я все земное, страдает одержимо Машраб, скиталец горький. Лишь мой танбур со мною, в нем боль моего крика, А ночь разлук ненастна! x x x Увы, любовью страстной сжигает мне все тело Твой локон непокорный. Как соловей стогласный, я льну осиротело К той розе животворной. Моей беде безмерной, увы, не сострадала. Та, что подобна розе. Нет, не дано быть верной ей, лгущей столь умело Обманщице притворной. Как мотылек спаленный, в огне любви горел я От безысходной муки. А ею, непреклонной, охота жечь владела, - О, что за нрав упорный! Сожжен я страстью лютой к твоей красе чудесной, Невмочь терпеть страданья. Весь мир ты полнишь смутой, но до других нет дела Красе твоей задорной. Мне душу мука гложет - как в мире жить мне сиро, Томясь по луноликой? Открыться ей - быть может, меня бы пожалела, - Я жертвой пал покорной. Сколь тяжек путь Машраба: открыл он тайну сердца, Измученный скитаньем. Хоть раз ко мне пришла бы! Нет, видно, нет предела Немилости той черной. x x x Ее увидел я опять - души моей беду, Ее уста - бутон. Ей любо сердце мое взять - пощады я не жду, Увы, всего лишен. Но если мне еще узреть жестокую дано, - Поймите же, друзья: Погибший, как о ней я впредь рассказ-то поведу! Лик ее - свет пламен! Я умираю, перестань разлукою терзать, Помилуй, пощади. Хоть раз на муки мои глянь, забудь ко мне вражду, Жизнь моя - тяжкий сон. Ты - шах, а я с бедой знаком: бессильный, чуть влачусь, Мечтая о тебе. Я бесприютным бедняком, от мук согбен, бреду, Всегда смущен, смятен. Любовь к тебе огнем невзгод все сердце мне сожгла, - О боже, как мне быть? Кто стоны мук моих сочтет, поймет мою страду - Мой неизбывный стон? x x x Томясь от тьмы кудрей твоих, я помраченным стал, И сил нет никаких. Тяжелый гнет смятенья лих - кричу я, как в бреду, В пустыню отрешен. Я, сердце мукою губя, мечусь, не зная сна, Я жизнь тебе вручил. Помилуй: может, у тебя лекарство я найду, О диво всех времен. Безмерен моей муки жар, - о, исцели меня Вином желанных встреч. Спаси меня от этих кар - быть каждый миг в аду, - Я весь окровавлен. Печаль и боль тебе даны, о горестный Машраб, - Стезя твоя грустна. Скиталец чуждой стороны, я торжищем иду, Отвержен испокон. x x x Она меня совсем сожгла своей лукавой красотой, Прелестен стан ее - самшит. Серебряной красой чела и статью, светом залитой, Она всех райских дев затмит. Ее уста - живой родник для всех соперников моих, А вот что мне сулит она: Сто жизней у меня за миг отнимет нрав ее крутой, И я от мук кричу навзрыд. И рать разлук со всех сторон тебе, душа, грозит враждой, - В неведенье не будь о том. Как лук, согбен мой стан, а стон - пускай он, как стрела, взвитой, Во вражескую рать летит. И пусть в любой чертог уйдет, сокрывшись от моих очей, Спеша покинуть сей предел: Кто сказочно прекрасен, тот умчится горней высотой, Как будто быстрым ветром взвит. И ежели и чист и благ Машраба просветленный слог, Тут удивленью места нет: Дан богом его сердцу знак, и ты смирись пред тайной той, Вовек не ведая обид. x x x Сладкогласна, прекрасна, красива, Ты красивее всех людей. Но ко мне ты жестока на диво, Словно алчущий жертв злодей. Помрачен я, терзается страстью Сердце горестное мое. Стрелы мук в меня мечет гневливо Та, что всех суровей и злей. Если ищешь ты верного друга, Знай: таких, как я, не найти. Кто еще, как я, терпеливо Все сносил от любви твоей? Я, смиренно согнувшись, склонился: Словно свиток, твой лик - коран. И видны мне меж строк два извива - Оба лука твоих бровей. Свет чела, тьма кудрей ее - братья, - Так весь люд вселенский решил, - Хиндустан и Хитай столь ревниво Равно чтут их в любви своей. Что ни миг, луки-брови пронзают Грудь мою тучей стрел-ресниц, Но меня не слабей их порыва Создал зодчий - рок-чудодей. x x x То не молнии, не грохотанье Обожженных грозой небес, - Нет, то стон мой ударит в огниво - В небе гром и всполох огней. Много лет о свиданье мечтая, Я скитаюсь, убог и сир. Я в разлуке стенаю тоскливо И рыдаю я все сильней. Мотыльком опаленным кружился Я у жара твоей красы, - Не открыла ты лик, и призыва Не послала светом очей. Полетай к ней, жестокой, о ветер, Передай от меня поклон, - Что все сердце мое - боль нарыва, Весть снеси любимой моей. "Как безумцем ты стал?" - меня спросят, И тогда я скажу в ответ: "Все - от той, что пленительна, льстива, Чьи уста слаще всех сластей!" Разве странно, что, сломлен разлукой, Жертвой лягу я, как Машраб? Ведь за розу - и нет в этом дива - Жизнь свою отдает соловей. x x x Увидел я красавицу, что красотой красна, - Спешит, возбуждена. Мне облик ее нравится, прекрасней всех она, Изящна и стройна. Лукавой, сребротелою предстала она мне - Смущающей весь мир. Что с бедствием я сделаю? Она меж всех - одна, Весь мир взбурлен до дна. О, как меня встревожило нежданною бедой - Жестокою красой. Взглянула - уничтожила, всю жизнь отняв сполна, - Как хороша она! О, как пред ней я выстою: стройна, красив наряд, Весь в золоте убор. Легла волной душистою кос черных пелена, Она - сама луна! Лицо - как роза рдяная, и сладко льется речь, А бровь - что серп луны. Уста ее - медвяные, а взор - хмельней вина, И вся - озарена. Едва я ту прекрасную - мою беду узрел, Любовью истомлен, Объят я мукой страстною - томлюсь, не зная сна, - Сколь тяжки времена! Я ей сказал: "Немеющих очей моих коснись!" - И был мне злой ответ: "А на тюльпанах рдеющих не кровь ли ран видна? От терна боль сильна!" Объято сердце мукою в силках ее кудрей - Ее - самой беды. Измучен я разлукою, печаль мне суждена, - Лачуга бед темна! В сердце, тобой разбитое, зарыл я клад любви, Он глубоко сокрыт. Ведь тайна, глубже скрытая, верней утаена От взора болтуна. "Пади во прах - помилую!" - сказала мне, смеясь, - О горестный Машраб, Спеши скорей быть с милою, пади пред ней - она Пока еще верна. x x x Как о муках молвлю слово я - Вникни думой сокровенною: К моим стонам не суровая, Пожалей, о несравненная! О друзья, в тяжелой думе я: Нет страдальца, мне подобного, - Ей понять бы: от безумия, Как Меджнун, в неволе пленной я. Смерть тяжка, но как иначе я Тягость страсти моей выплачу? Так влюблен, что кровью плачу я, - Соловей самозабвенный я. От тебя, моей возлюбленной, Все стерплю - как мне забыть тебя? Не забыть: любовью сгубленный, Суд терплю молвы презренной я. Если бессловесной жертвою Я сгорю - ну что ж поделаешь: Сердце, душу тебе жертвую, - То, Машраб, - судьба блаженная! x x x Лишь увижу ее, красивую, Мучусь мукою я кровавой. В дол разлуки бреду пугливо я, - Ей привычен обман лукавый. Горько плача, влачусь за нею я, - Хоть бы раз мена пожалела! Но жестокой моей и лживою Я покаран злою расправой. Днем и ночью горю в страданьях я, Ты ж веселый утехам рада, - Если будешь ты справедливою, Что случится с твоею славой? За тобой мотыльком летаю я, А едва лишь тебя найду я - Не обласкан тобой, счастливою, Становлюсь я тебе забавой. А на розы, красой цветущие, Даже я и взглянуть не в силах: Для неверных их глаз - пожива я, - Точат меч на меня неправый! Распростился, Машраб, ты с верою - Той неверной ты душу продал, Стал брахманом ты сутью льстивою, Нечестивой сражен отравой! МУРАББА Стенаю я, грущу, как соловей, Слагаю повесть о любви своей, И сердце полнит радость все живей, - Придет ли срок, друзья, мне быть с любимой? Моих печалей торе бьет волной, Рыдает от любви мой стон больной, Любимая проходит стороной, - Придет ли срок, друзья, мне быть с любимой? Забрали меня в плен войска разлук, - О, истерзай меня мечами мук! Стенаю я, смертелен мой недуг, - Придет ли срок, друзья, мне быть с любимой? Огонь твоих измен сжигает грудь, Пролег до сердца слез кровавых путь, Машрабу-горемыке не уснуть, - Придет ли срок, друзья, мне быть с любимой? x x x Томлюсь я, с любимой моей разлучен, Горю я, горюя, любовью сожжен. Расплавит и камни мой огненный стон, - О ветер, любимой привет передай. В разлуке с любимой я стал одержим, Безумец, я стал всему миру чужим. Друг бедствий, я вихрем несчастий кружим, - О ветер, любимой привет передай. С тобой разлучен в моей горькой судьбе, Слезами кровавыми плачу в мольбе, Клянусь, я умру, истомясь по тебе, - О ветер, любимой привет передай. Грущу я от милой моей вдалеке, Меч бедствий обрек меня гибнуть в тоске. Душа унеслась, птица сердца - в силке, - О ветер, любимой привет передай. Моей чернобровой письмо я пишу, Потоками слез я письмо орошу, Каменьями бед я себя сокрушу, - О ветер, любимой привет передай. На камне я высеку муку мою, Оставлю сей дол, реки слез изолью, Предел ты кладешь моему бытию, - О ветер, любимой привет передай. О, где обрести мне мой светоч любви, От мук и страданий все сердце в крови, Молю, луноликая, свет мне яви, - О ветер, любимой привет передай. Лохмотьями стал мой убогий наряд, Испил я до дна моих горестей яд, Хмелен я от бед моей доли утрат, - О ветер, любимой привет передай. Любимую мне повидать бы хоть раз - Красу неземную ее черных глаз, И слов моих горечь - об этом рассказ, - О ветер, любимой привет передай. Брожу, неприкаянный, я день и ночь, Бездомной собакою жить мне невмочь. Не видеть ее мне - я, сир, бреду прочь, - О ветер, любимой привет передай. Любовью терзаясь, стенает Машраб, Сжигаем страданьем, измучен и слаб, Он - слез своих горьких отверженный раб, - О ветер, любимой привет передай! МУХАММАСЫ Не сгорит никто от страсти, муки страстной не познав, Мотыльком никто не вьется, светоч ясный не познав, Храбрецом никто не станет, бой опасный не познав, Осуждений и печалей тьмы ненастной не познав, Не оценят и ракушек, перл прекрасный не познав! Оба мира, чаровница, мне в разлуке не нужны, Хоть всю власть и все богатства дай мне в руки, - не нужны. Хызров век, живой родник мне - верь поруке - не нужны. Без себя умру я, сжалься, верь: мне муки не нужны, Мне не жить, твоего гнева, кары властной не познав. Я вздохну - и трон предвечный, словно в Судный день, сгорел, Люди, ангелы взрыдают, сетуя на свой удел, Стон мой искрою займется - и никто не будет цел, Райский сад и сонмы гурий смертный обретут предел, - Кто же властвует, пыланья ад ужасный не познав! От любви к тебе дрожу я а слезами весь истек, Что ж, готов терпеть я муки, если так судил мне рок! Я стенаю и страдаю, путь влюбленного жесток, Я в безмерной муке плачу, скорбно пав на твой порог, - Плачу, милостей от гневной, безучастной не познав! Если ты влюблен - ляг жертвой, день и ночь покорным будь, Как разлука ни измучит - боль тая, упорным будь, И уже не истой вере - верен косам черным будь, И, стеная безустанно, в горе непритворном будь, - Душам не соединиться, страсти властной не познав. Пей вино весною, тешься, это ведь не вред - добро, Дай вина мне, виночерпий, славный час бесед - добро. О друзья, твердят святоши - четки, мол, обет - добро, А Машрабу-горемыке бремя мук и бед - добро, - Не увидишь лик любимый, рок злосчастный не познав! x x x Всю вселенную в бездну бедствий, в смуту вверг мой позор, увы, Смыло девять небес потоком, словно рухнувшим с гор, увы. Мне веселье с любимой было, ну а людям - разор, увы, А теперь обхожу я, маясь, весь вселенский простор, увы, - Как, бескрылый, взлечу я в небо, если сир я и хвор, увы! Сладких кущ и садов предвечных, сводов рая не надо мне, Млеть, из сот и мирских и божьих мед сбирая, не надо мне, Никаких благодатей Рума и Хитая не надо мне, Жить, в мечтах о престоле-троне зря витая, не надо мне, - Средь морей и пустынь влачусь я, нищ и наг с давних пор, увы. Сколько сломленных карой гнева, сокрушенных я повидал, Сколько раненных горькой мукой, изнуренных я повидал, Сколько светлых и звездооких, просветленных я повидал, Сколько любящих, в дол смиренья отрешенных я повидал, - Вихрь безумия всех рассеял - налетел, зол и скор, увы. И теперь я хмельной главою в кабачке перед старцем лег, Не нужны ни шейх, ни брахман мне, я от их наказов далек. Как ни падал я, ни влачился, путь к тебе меня влек и влек, И пока мне не быть с тобою, пусть тебя охранит сам бог, - Луноликою мне скитаться наречен приговор, увы. О Машраб, ты в приюте сердца с милым другом жаждешь бесед, Но в твоем одиноком доме друга милого нет как нет. Любо мучить тебя любимой, чтоб покинул ты этот свет, Уничтожь свое "я", пока ты сердцем любящим не согрет, - Тот не будет с любимым другом, кто в себе "я" не стер, увы! x x x Если я, горько плача ныне, изнемог - я того и стою, Если ворот я рву в кручине, сир-убог, - я того и стою, Если жалко влачусь в пустыне без дорог - я того и стою. Если слезы мои - как ливень, как поток - я того и стою, Если плачу я без любимой, одинок - я того и стою. Нет, я в кущах мирского сада жить без мук не привык душою, Что ни день, был в плену разлада и печально я сник душою, Что такое радость, отрада, я не знал ни на миг душою. Если слезы мои - как ливень, как поток - я того и стою, Если плачу я без любимой, одинок, - я того и стою. Где друзья - разделить несчастья? Их, увы, сурово лишен я, Даже друга, что, полн участья, молвит мне хоть слово, лишен я. Словно сыч, я томлюсь в ненастье - бесприютен, крова лишен я. Если слезы мои - как ливень, как поток - я того и стою, Если плачу я без любимой, одинок, - я того и стою. И вся плоть моя от мучений, словно лай, стонет стоном, право, И подкрался ветер осенний к моим кущам зеленым, право, Песни мук моих все смиренней я пою кон за коном, право. Если слезы мои - как ливень, как поток - я того и стою, Если плачу я без любимой, одинок, - я того и стою. Попран людом, в тоске великой я влачусь по путям терновым, Неприкаянным горемыкой я гоняюсь за добрым словом, Задыхаюсь: я в жажде дикой - словно рыба, настигнут ловом! Если слезы мои - как ливень, как поток - я того и стою, Если плачу я без любимой, одинок, - я того и стою. Как вскричу я от мук безмерных - смуту Судного дня спалю я, Всех - неверных и правоверных адским жаром огня спалю я, Моим сердцем, погрязшим в сквернах, и весь рай, пламени, спалю я. Если слезы мои - как ливень, как поток - я того и стою, Если плачу я без любимой, одинок, - я того и стою. Как Джейхун - моих слез лавина, и возможно ли что иное? Как Меджнун, я презрен безвинно, и возможно ли что иное? Безотрадна моя судьбина, и возможно ли что иное? Если слезы мои - как ливень, как поток - я того и стою, Если плачу я без любимой, одинок, - я того и стою. Я к пределу бед - они очи уж почти ослепили - близок, Ливень слез моих все жесточе - он к потопу по силе близок, Сердце сломлено - нету мочи, я совсем уж к могиле близок. Если слезы мои - как ливень, как поток - я того и стою, Если плачу я без любимой, одинок, - я того и стою. Я, Машраб, сдавлен мук горою - жребий бед и тревог мне выпал, Мучишь ты: лишь глаза открою - глядь, безжалостный рок мне выпал, Рать скорбей набежит порою - гнет, суров и жесток, мне выпал. Если слезы мои - как ливень, как поток - я того и стою, Если плачу я без любимой, одинок, - я того и стою. x x x К возлюбленной пошел бы на порог я И все стерпеть, как ни гнела бы, смог я. Все сердце сбил бы в кровяной клубок я, Мою бы луноликую стерег я - Узрел бы кос ее хоть завиток я. Вплетен душою в узел ее кос я, В пыль под ее стопами сердцем врос я. Палящий отблеск полуночных гроз я, Всю боль влюбленных душ в себе пронес я, Все покорил - весь запад и восток я. Когда властитель власть дарует странам, О том везде вещают барабаном. Где быть огню разлуки - там быть ранам, Низвергся стон мой полыханьем рьяным, - Гремя хвалу тебе, всю душу сжег я. Где зелен луг - цветы там рдеют ало, В крови все сердце, - где же блеск кинжала? Любимая луною воссияла, - Кумир мой, стрел твоих жестоки жала, - Ресницами мел пыль с твоих дорог я. Горою бед к земле прижато тело, Друзьям скитаться где судьба велела? Увы, и сам влачусь я омертвело, - О, если б ты меня казнила - смело Перед тобою кровью весь истек я. Как яблоку сойтись с гранатом красным? Бог лишь над сердцем сжалится несчастным. Взгляни: Машраб в страдании всечасном, Готов излиться он в признанье страстном, - Бессильно пал ничком на твой порог я. x x x Пусть, ожиданием томим, любви, как я, не ждет никто, И пусть, едва зазеленев, не сохнет от забот никто, И пусть, как сирый соловей, уныло не поет никто. Пусть, бесприютен, как и я, не терпит боль и гнет никто, Пусть сердце кровью не гнетет - кровавых слез не льет никто. И кто бы о беде моей меня хоть иногда спросил, Какой бы друг моих скорбей, как жизнь моя худа, спросил, Хоть раз бы лекарь-чудодей, что в сердце за беда, спросил! Пусть, бесприютен, как и я, не терпит боль и гнет никто, Пусть сердце кровью не гнетет - кровавых слез не льет никто. От мук разлуки и порух мой стан к земле склоненным стал, От горя свет очей потух, и взор мой помраченным стал, Провидит Судный день мой дух - с тобой я разлученным стал. Пусть, бесприютен, как и я, не терпит боль и гнет никто, Пусть сердце кровью не гнетет - кровавых слез не льет никто. И если я умру, ну что ж - я в мире счастья не нашел, И в тех, кто на меня похож, увы, участья не нашел, - Куда мне, ввергнутому в дрожь, в беде припасть, я не нашел. Пусть, бесприютен, как и я, не терпит боль и гнет никто, Пусть сердце кровью не гнетет - кровавых слез не льет никто. И друга моим мукам нет, чтоб боль излить ему, увы, Пред кем мне повесть моих бед сложить, я не пойму, увы, Ничьей я дружбой не согрет, не нужен никому, увы. Пусть, бесприютен, как и я, не терпит боль и гнет никто, Пусть сердце кровью не гнетет - кровавых слез не льет никто. Меня, забытого судьбой, забыли все - и друг и брат, В любом питье, в еде любой - одна отрава, только яд, Почтите же меня мольбой, нет сил терпеть, я смерти рад. Пусть, бесприютен, как и я, не терпит боль и гнет никто, Пусть сердце кровью не гнетет - кровавых слез не льет никто. И вот несчастным жертвам мук какой преподан мной урок: Я сам же, силой своих рук, все беды на себя навлек, И в злоключениях разлук я беспредельно одинок. Пусть, бесприютен, как и я, не терпит боль и гнет никто, Пусть сердце кровью не гнетет - кровавых слез не льет никто. И вот я, баловень времен, теперь унижен и презрен, И, кровью сердца обагрен, терплю я мук жестокий плен, Нет друга - вот о чем мой стон, я - жертва тысячи измен. Пусть, бесприютен, как и я, не терпит боль и гнет никто, Пусть сердце кровью не гнетет - кровавых слез не льет никто. Промчался ветер-ураган и, разметав мой прах, заглох, Но я мечтою обуян, что жив еще мой хладный вздох. О, если был бы друг мне дан - сказать, как жалок я и плох! Пусть, бесприютен, как и я, не терпит боль и гнет никто, Пусть сердце кровью не гнетет - кровавых слез не льет никто. О, не гоните же, молю: весь в ранах с головы до пят, Я бремя тяжких смут терплю - бьет меня их жестокий град, И безысходно я скорблю, я - кладезь бедствий и утрат. Пусть, бесприютен, как и я, не терпит боль и гнет никто, Пусть сердце кровью не гнетет - кровавых слез не льет никто. Машраб, ты в этот мир пришел - неси же груз его забот, Неси тот груз, как ни тяжел, - всему на свете свой черед, Проходят сроки бед и зол, терпи, борись - и все пройдет. Пусть, бесприютен, как и я, не терпит боль и гнет никто, Пусть сердце кровью не гнетет - кровавых слез не льет никто! x x x На дивный лик твой пал мой взгляд - рабом я поневоле стал, Во тьме разлук, в плену утрат томиться я все боле стал, Кудрей твоих арканом сжат, я пленником неволи стал, И, страстью, как Мансур, объят, я жертвой смертной доли стал, Мечом твоим сражен стократ, я изнывать от боли стал. По свитку красоты твоей я повесть чар твоих постиг, И точки я увидел в ней - душистых родинок тайник, И войско бед любви моей сразило плоть и душу вмиг, И палачи твоих очей вострят ресницы вместо пик, - Твой стан красив, как райский сад, - рабом твоей я воли стал. Увидел я твой лунный лик, и всей душою рад я был, Я пред тобой во прах поник, и мукой слез объят я был, И разум я утратил вмиг, и в плен безумьем взят я был, Весь - как Узра или Вамык, Ширин или Фархад я был, - Я преданным, как их собрат, невиданный дотоле стал. И, проливая реки слез, в тоске отныне я рыдал, И тайной муки я не снес - в лихой кручине я рыдал, Вдали от уст, что краше роз, об их рубине я рыдал, И, став Меджнуном, гол и бос, влачась в пустыне, я рыдал, - От уст твоих, от их услад страдать я в диком доле стал. От мук любви - мой горький стон, в тюльпанах ран горит вся грудь, Я стрелами ресниц пронзен, и сердцу муки не минуть, Никто из смертных всех времен тебе не равен, - о, ничуть, Унижен я и сокрушен, - о, сжалься, милостивой будь, - Машраб тебя узреть был рад, но пленником недоли стал. x x x Меня Меджнуном одиноко она скитаться обрекла, Скитальцем сделала жестоко и мне судила бремя зла, Твердыню сердца сокрушила, жестокой мукой извела, И сердце все, как саламандру, объяла огненная мгла, Меня томишь ты ожиданьем - на посрамленье предала. Мой бедный взор, ее не видя, весь блеск жемчужный растерял, От огненных моих мучений стенают все - и стар, и мал, Нет, видно, и не суждено мне узреть красу без покрывал, - Прочтите сказ мне о страдальцах, кто, как и я, томясь, страдал, - Жду ее, сир и одинок, я, и мука сердца тяжела. Она ни разу не спросила: "Мой бедный, что с тобой?" - увы, "За что из-за меня измучен ты пленною судьбой?" - увы, "Зачем ты ранишь душу с сердцем тяжелою борьбой?" - увы, "Зачем ты, сокрушенный горем, томишь себя мольбой?" - увы. Стократ она меня презрела и мук наслала без числа. Была бы верной - как о бедном, как о несчастном не спросить? Как о заблудшем, сокрушенном томленьем страстным не спросить? Как о спаленном мукой сердца рабе безгласном не спросить? Как слезы льющего - о горе его ужасном не спросить? Она ж с землей меня сравняла, во прах попрала и ушла! О, если можешь, друг, неверной вовеки сердца не вручай, Недружественной, лицемерной вовеки сердца не вручай, Томящей мукою безмерной вовеки сердца не вручай, Прекрасной, как луна, но скверной вовеки сердца не вручай! Она сожгла все мое сердце красою дивного чела. "Твое всевластие велико, ты - мой властитель", - я сказал, "В державе сердца ты - владыка, ты - мой правитель", - я сказал, "Узнала б, жив ли горемыка, о мой целитель", - я сказал, "Яви в стране души свет лика, мой повелитель!" - я сказал, - Я издали молил участья - она стенаньям не вняла. Она мой взор затмила мраком - померкнул свет моих очей, И с каждым часом жар пыланья горел в груди все горячей, Меня гнела, врагов живила она словами злых речей, Губить ей любо горемыку ударами своих бичей, - Она мой дух сожгла до пепла: он - как в курильнице зола. Она меня повергла в горе - все дни и ночи я рыдал, "Где ж есть еще такой страдалец?" - что было мочи я рыдал, "Где мне подобный горемыка?" - сжигая очи, я рыдал, Молил я: "О, внемли, владыка!" и все жесточе я рыдал, - Влечет в пучину, словно якорь, меня моих невзгод скала. А думалось, мол, Искандером и властелином стану я, Что, день и ночь вблизи любимой, чужд всем кручинам стану я, Что, ею осенен с любовью, из всех единым стану я, Что, знавший камни униженья, чудо-рубином стану я! Но, даже не взглянув ни разу, она ко мне не снизошла. Где знавший горе, кому горе я б мог, злосчастный, рассказать, - О муках, о моей неверной и безучастной рассказать, - Подняв главу с одра, о ней бы - моей прекрасной рассказать, О том, как мучусь без любимой в тоске напрасной, рассказать? Она мой пепел разметала, спалив всю плоть мою дотла. И от друзей и от врагов я надежно боль души берег, Но все о том, как дом печалей с престола бедствий я стерег, Как я бежал и пал, смятенный, к моей неверной на порог, Как я стенал в рыданьях скорби, измучен, сир и одинок, - Все тайны, что в себе таил я, она по свету разнесла! Я на твоем пути рыдаю и жду вестей я день и ночь, Ты - жемчуг мой, а я измучен, - никто не может мне помочь, На раны сломленного сердца мне сыпать соль уже невмочь! Машраб, хоть и сражен ты страстью, надеждой сердце ты упрочь: Ты медью был, а стал ты златом, - вот каковы твои дела! x x x Когда на путь любви вступил и стал безумием объят я, Щитом поставил свою грудь для стрел напастей и утрат я, Забыл сей мир тщеты и в путь, бездомный, вышел наугад я, Сей, явный, мир познал я весь, и был его покинуть рад я, И все оставил и ушел, на мир прощальный бросив взгляд, я. Стенал я, сир, в ночах разлук, - где добрый друг, не отыскал я, Кому б поведать боль души, увы, вокруг не отыскал я. Твой меч язвил меня, а чем лечить недуг - не отыскал я, Увы, покоя ни на миг от бед и мук не отыскал я, - Скорбь о тебе - вот мой отец, твоему гнету - друг и брат я. Любимая, твои уста медвяны свежестью усладной, Во благо мне твой грозный взор, как стрелы бедствий, беспощадный. Рум эфиопами сражен, - не это ли пример наглядный: Давно уж тьмою кос пленен, влачусь я в доле безотрадной, - Страну души моей круша, испепелил ее стократ я. Уж так судил предвечный рок: те, что недугами томимы, - Родня влюбленным, и вражды они не знают, побратимы. Двенадцать месяцев в году - бывают весны в них и зимы, И шах с дервишем - не одно, они вовек несовместимы, - В посконной рвани, гол и бос, как нищий, брел у чуждых врат я. Ночами другом мне была моя печаль, что так сурова, Взор чаровницы - что ловец, пустивший соколов для лова, А где печаль - там и беда: от века им дружить не ново. О, если б, о тебе томясь, взлетало сердце волей зова! Весь в перьях острых стрел твоих, стал с ними словно бы крылат я! Лихих соперников сразить потоком стонов-стрел мечтал я, Жар сердца потушить - любви тем положить предел мечтал я, О том, чтоб у костра я лег и саван свой надел, мечтал я, И насмерть сокрушить врагов, воинственен и смел, мечтал я, Друзей искал я, но, увы, и с ними познавал разлад я. Дружить с любимою моей мне дружбой тесною мечталось, Жизнь ей отдать, быть заодно мне с ней, чудесною, мечталось, Душой, как соколу, взлететь в края небесные мечталось. "Хромой птенец - и тот взлетит", - мне думой лестною мечталось, Я снова розой расцветал - взлетал, как будто юн и млад, я. О, здравствуй вечно и живи, я ж умер, сокрушен тоскою. Что этот мир небытия! Вовек мне в нем не знать покоя. Разлука в дол души пришла - терпи, не вечно зло такое. Но даже в бесскорбных жгло в любви пыланье колдовское! Кровь жжет нутро мне, и готов пр