Откуда ты знаешь, что я не придушу тебя во сне? - спросила она, когда мы улеглись под деревом. - Не советую пробовать, а то ведь я, неровен час, могу и забыть, что приберегаю тебя для волшебника Иня. - Варвар! - фыркнула она, и слово это почему-то не прозвучало как комплимент. - Варвар и есть, - подтвердил я, надеясь что моя угроза ее малость утихомирит. Угроза вообще-то пустая, я уже говорил, что варвары вовсе не склонны к насилию над женщинами. На сей счет ходит множество самых ужасных слухов, которые мы сами и распускаем для поддержания сложившейся репутации. Но Панихида не желала утихомириваться. - Если придется, я использую свой талант, - предупредила она. - Я что у тебя за талант? живо заинтересовался я. В Ксанфе, конечно, все не без дара, но талант таланту рознь. - ...страция, - невнятно пробормотала Панихида. - Что? - ...монстрация. - Как-как? - Демонстация, олух. Это часть моей демонической наследственности. Демонстрация. - О! - только и протянул я, поскольку решительно ничего не понял. Лишь весьма сведущие люди не стыдятся открыто признавать свое невежество. - Ладно, делай что хочешь, только не мешай мне спать. - Не буду, - заверила она. И слово сдержала. Я заснул и спокойно спал около часа, Панихида не пыталась развязать узел, не пробовала меня душить - все было тихо. Но когда, проснувшись, я машинально потянул лиану, выяснилось, что пленница исчезла. Петля, затянутая вокруг ее запястья, была пуста. Каким-то образом ей удалось выскользнуть, не потревожив узел. Вскочив на ноги, я поспешил, куда указывала стрелка, и догнал беглянку совсем неподалеку, - видимо, она высвободилась всего несколько минут назад. - Королевская дочь собралась пройтись в полночь? - поинтересовался я. - Вот незадача! - сердито воскликнула она. - Ну что бы тебе поспать подольше? - Как тебе удалось выскользнуть из петли? - спросил я, когда мы вернулись к дереву. - Она слишком узка даже для твоей маленькой ладошки. - Я же говорила тебе, дубина, страция. - А, демонстрация, - пробормотал я, понимая, что она не расположена раскрывать свой секрет. - Ладно, посмотрим, что можно сделать. А, вот что. Поскольку от петли толку мало, мне придется держать тебя самому. - Я буду пинаться, кусаться и царапаться. - А я исцелюсь. - Зато тебе будет больно. И не очень-то ты поспишь. - Слушай, у меня есть предложение. Ты не станешь пинаться, кусаться и царапаться, а я прогоню прочь грязные мысли, которые подсказывают мне, что с тобой следует сделать. - Ты... ты... - Она просто задохнулась от ярости. Думаю, до нее дошло, что я не обманываю и даже в какой-то мере надеюсь, что она не примет моего предложения. Я обхватил ее руками, и мы улеглись. Каменная рука почти не ощущала ее тела, зато правая, нормальная, чувствовала за обе. Панихида малость поворочалась, по-видимому, размышляя, не стоит ли начать пинаться, кусаться и царапаться, потом затихла, опустила голову - ее черные волосы щекотали мне нос - и уснула! С рассветом я проснулся - и обнаружил, что руки мои пусты. Панихида снова ускользнула. Как, во имя Ксанфа, такое могло случиться? Пришлось снова прибегнуть к помощи стрелки. Панихида уже брела по тягучим пескам, направляясь домой. Спустившись по склону, я набросил на нее аркан и вытянул на твердую землю. Бегство ее не столько рассердило, сколько удивило меня. - Слушая, как ты высвободилась? Я же не выпускал тебя из рук. - Высвободилась и снова высвобожусь. Тебе меня не удержать. Это походило на правду. Мне показалось, что выглядит она как-то странно, но надо было собираться в дорогу. - Ладно, посмотрим. А сейчас перекуси - и в путь. Панихида съела несколько картофелин, и мы двинулись дальше. На сей раз я не стал ее связывать, но не спускал с нее глаз. Бежать она не пыталась. Неожиданно на востоке появилось диковинное облако - оно искрилось и переливалось всеми цветами радуги. - Не нравится мне это, - пробормотал я, таращась на небо. Облако было очень красиво, но варварам действительно не нравится то, чего они не понимают. Правда, Панихида мне определенно нравилась. - Это самоцветный град, - сказала она. - Такие тучи зарождаются в этих краях, на границе между тягучими и бегучими песками. Нам надо поискать укрытие. - Укрываться от града? - возмутился я. - Чтобы варвар обращал внимание на такие мелочи? - Дело твое, недоумок. Ее слова понравились мне еще меньше, чем разноцветная туча, но нам все равно не оставалось ничего другого, кроме как идти. Мы шли, а туча росла и разбухала, пока не закрыла половину неба. Затем я услышал тревожную, грустную мелодию и не сразу понял, что это поет Панихида. - Чего это ты распелась? - Пою погребальную песнь, - пояснила она, - отпеваю нас с тобой. За это умение я и получила свое имя. Правда, с лютней у меня получается гораздо лучше. Надо же, она до сих пор сердилась на меня из-за своей тренькалки. Наверное, стоило разрешить ей взять с собой лютню - со здоровенной тыквой под мышкой труднее убежать. Впрочем, сейчас меня больше интересовало другое. - Отпеваешь? Ты хочешь сказать, что какой-то там град грозит нам смертью? - Тебе, может, и нет, ты в конце концов очухаешься. Но у всех остальных такого таланта не имеется. Я заметил, что уши Пуки стали тревожно подрагивать. Он вовсе не стремился превратиться в настоящего призрака. Его смерть никак не входила в мои планы, равно как и смерть Панихиды. Сомневаюсь, чтобы мое задание предусматривало доставку в замок мертвого тела. - Хорошо, поищем укрытие. Оглядевшись по сторонам, я приметил выше по склону маленькую рощицу и устремился туда. С помощью меча мне удалось довольно быстро нарубить бревен и соорудить из них коническое строение - нижние концы я крепко вбил в землю, а верхние связал лианами. Щели между бревнами законопатил мхом, каркас обвязал содранной с тех же бревен корой, и получился неказистый, но крепкий и надежный фигвам, жилище, которое варвары используют для защиты от непогоды. Мы все трое забрались внутрь как раз перед тем, как упали первые градины. - Ловко это у тебя получилось, - с безразличным видом промолвила Панихида. - Мы, варвары, мастера строить фигвамы, - горделиво промолвил я, как последний дурак купившись на похвалу. - Век живи - век учись. Я-то думала, вы только и умеете, что похищать беззащитных девиц. - Это мы тоже можем. Град забарабанил по нашему убежищу, и мне показалось, что с неба падают камни. Я высунулся - и едва успел увернуться. Самый настоящий камень со свистом пролетел мимо моей головы и ударился оземь, образовав маленькую воронку. Подхватив его, я нырнул в фигвам. Камушек оказался зеленым, в серо-буро-малиновую крапинку. - Но это же камень, - растерянно пробормотал я. - Ясное дело. А ты чего ожидал? - Ну как... град - это же лед. Я думал, из тучи посыплются цветные ледяные шарики. - То был бы цветной град, недотепа. А это самоцветный. И действительно, с неба градом сыпались самоцветы - синие, красные, зеленые, оранжевые и голубые. Они были очень красивы - но каждый запросто мог размозжить голову человеку или животному. Возможно, именно по этой причине мы не встречали в окрестностях крупных животных - только маленькие зверушки могли укрыться от этой напасти. Панихида не зря настаивала на укрытии. Волей-неволей пришлось ждать, когда кончится град. Панихида сидела верхом на Пуке, а я стоял рядом, прижавшись всем телом к ее левой ноге. Не нарочно, просто фигвам был довольно тесен. Панихида снова завела свою песню, и Пука досадливо прижал уши - ему не нравилась ни она, ни ее пение. А вот я был в восторге и от того, и от другого. И особенно от ноги. Самоцветная буря бушевала около часа. Я задремал, чувствуя под боком прелестную ножку Панихиды, а проснувшись, увидел, что привалился к боку коня-призрака. Пленница снова исчезла. - Эй, а куда она подевалась? - спросил я. Пука тоже дремал, а когда проснулся, удивился не меньше меня. Выбраться из тесного фигвама, не потревожив никого из нас, казалось решительно невозможным. Пришлось опять задействовать стрелку. С течением времени она постепенно истаивала и теперь казалась полупрозрачной, но все еще годилась для дела. Стрелка указала на запад - Панихида и на сей раз направилась к дому. Мы выбрались из укрытия, изрядно потрепанного камнями, пустились в погоню и довольно скоро перехватили беглянку. Она еще не добралась до тягучих песков, но двигалась довольно медленно. Я схватил ее за руку, и мои пальцы прошли сквозь тонкое запястье. - Ты призрак! - воскликнул я. - Добегалась! Небось выскочила под град, получила самоцветом по голове, и стала привидением. - Никакой я не призрак, остолоп, - едва слышно возразила Панихида, - просто чуточку разволновалась. Я потрогал ее - и мои пальцы легко прошли сквозь тело, представлявшее собой нечто вроде густого тумана. Не слишком плотного, но все же более материального, нежели то, из чего состоят призраки. - Ой, щекотно! - пискнула Панихида, когда мои пальцы показались из ее груди. Я смущенно отдернул руку: - Что с тобой случилось? - Ничего особенного. Это мой талант, точнее, часть моего таланта. Я бы ушла далеко, да встречный ветер помешал. Трудно идти против ветра, когда ты в таком состоянии. Словно в подтверждении сказанного, налетевший порыв ветра едва не сбил ее с ног. Кажется, она почти ничего не весила. - Так твой талант состоит в умении утончаться? - Сколько я тебе долдонила, что этот талант связан с моим демоническим происхождением. Его название происходит от слов "демон" и "монстр", то есть чудовище, и означает чудовищную способность демонов превращаться во что угодно. Изменять плотность, форму и размеры тела по своему усмотрению. - Но почему ты позволила связать себя, ежели умеешь выделывать такие фокусы? - Потому что на это уходит много времени, - с горечью призналась Панихида. - Чтобы изменить что-нибудь одно, скажем, плотность, требуется целый час. А ты ни разу не оставлял меня без пригляду дольше. Честно скажу, я чувствовал себя почти виноватым. - Значит, сквозь петлю ты просто просочилась? - Конечно. - Голос Панихиды стал звучать громче, она постепенно уплотнялась. - То же самое и сейчас. Я сделалась почти бесплотной, так что самоцветы не могли причинить мне вреда, они просто пролетали насквозь. Но град закончился слишком рано, и ты смог пуститься в погоню. Да еще этот противный встречный ветер... Поначалу я малость подрастерялся, не зная, как удержать существо, подобное дыму или туману, но довольно скоро смекнул, что это не так уж сложно. Нужен веер, опахало или что-нибудь в этом роде. Достаточно подгонять ее ветерком, и она полетит туда, куда надо. - А ты умеешь изменяться и в других отношениях? Панихида бросила на меня сердитый взгляд и махнула рукой: - Так и быть, расскажу тебе все. Уж больно ты везучий. Так вот, демоны умеют изменять свой облик мгновенно, благодаря чему моя мать и смогла ввести в заблуждение короля Громлена, который и пальцем бы ее не тронул, знай он, кто она такая. Истинное ее обличье ужасно, но ей ничего не стоило прикинуться человеком, да так, что никто не мог углядеть разницу. Но я демонесса лишь наполовину и не могу продемонстрировать такую же эффективность. Если я хочу стать больше или меньше своего истинного размера, на это уходит час. Но в результате я разуплотняюсь или наоборот, уплотняюсь и превращаюсь в туманного гиганта или сверхплотного карлика. Для того чтобы вернуть нормальную плотность, требуется еще час. Ну и наконец, ежели я захочу стать с виду... например, нормальной мышью, придется добавить третий час - на изменение формы. Если бы ты хоть раз предоставил мне три часа... Оставалось лишь качать головой. Ну и создание. Чего доброго превратится в дракона да слопает меня за милую душу. - Не могу понять, как может волшебник Инь хотеть жениться на такой женщине. - Да не хочет он этого! Единственное его желание - взойти на трон. Но он хочет обеспечить своего рода преемственность, чтобы народ Ксанфа с готовностью признал его королем и ни у кого не было никаких сомнений в законности его власти. Но же самое и Ян. У них обоих одна политика на уме, а до меня им нет дела. А мне до них. Я не хочу замуж ни за того, ни за другого. - А как же вся эта шумиха, связанная с твоим происхождением? Люди могут не захотеть, чтобы их королевой стала незаконнорожденная, да еще и наполовину демонесса. - Так ведь простой народ ничего об этом не знает. Скандал был громкий, но он затронул только волшебников и придворных. Для всего Ксанфа я дочь короля - и этого достаточно. Я вздохнул: - Жаль, что мне придется отвезти тебя в замок. Честное слово, очень жаль. Но варвары всегда выполняют свои обещания. Может, потом тебе удастся сбежать, ты ведь на это мастерица. - Сказал тоже - сбежать! Разве от волшебников убежишь? Разве от него спрячешься? Они прекрасно знали, где я живу, и не приставали ко мне лишь потому, что я пригрозила им самоубийством. Сказала, что брошусь в Провал. У меня в хижине специально устроен люк... Впрочем, ты знаешь. Но в замке Ругна мне нечем их напугать. - По ее туманным щекам катились прозрачные слезы. - Лучше мне умереть, чем выйти за любого из них! Но у меня нет выбора - и все из-за тебя, бесчувственный негодяй! Я печально кивнул, ибо если и был негодяем, то отнюдь не бесчувственным И чувствовал себя ужасно. Мы вернулись в фигвам. Примерно через час Панихида восстановила нормальную плотность, но к тому времени уже начинало смеркаться, и пускаться в дорогу было поздно. Мы решили заночевать здесь. Ближние деревья изрядно потрепало градом, но нам было только на руку, ведь самоцветы посшибали на землю множество съедобных фруктов. Передо мной стояла нелегкая задача - сообразить, как удержать Панихиду от побега в течение ночи. Она уже продемонстрировала мне свои возможности, и я понимал, что никакие узы ее не остановят. Но там, где бесполезна сила, иногда помогает хитрость. Если моя уловка сработает, все существенно упростится. Ну а не сработает... в любом случае стоит попробовать. Я вышел наружу и обошел наше убежище с таким видом, будто что-то ищу. Рука моя на рукояти меча. - Как жаль, что у меня нет лука, - пробормотал я, словно в пространство. - Лук-то тебе зачем? - спросила Панихида. - Решил пристрелить меня, если я снова вздумаю убежать? - Не обращай внимания, все в порядке, - промолвил я, вглядываясь во тьму из-под окаменевшей руки. - Мне вовсе не хотелось тебя пугать. Едва ли они нападут ночью... - Кто не нападет ночью? - требовательно спросила Панихида. - Следы не слишком горячие, - продолжал я, - надо думать, они улетели пару дней назад. Пука, ты не чуешь ничего посвежее? Пука понюхал воздух и отрицательно замотал головой. Он был достаточно сообразителен, чтобы подыграть мне. - Кто улетел? - не унималась моя пленница. Неизвестность всегда раздражает - мне хорошо знакомо это чувство. - Гарпии, конечно, - отозвался наконец я. - В этих краях не водится никаких гарпий. - Вот и я говорю, не водится. Кажется, они гнездятся на утесах, наверное, пролетали мимо. Они не вернутся, зачем им возвращаться? Панихида промолчала. Когда мы стали устраиваться на ночь, я заявил, что буду спать снаррки. - Неужели ты не станешь меня держать? - А тебя держи не держи - никакого толку. Думаю, ты могла бы высвободиться, даже когда ехала верхом, просто не хотела делать это на виду. - Правильно, варвар. Она немного поразмыслила и добавила: - Но если хочешь, можешь опять обхватить меня своими ручищами. Вдруг на сей раз что-нибудь почувствуешь. Прозвучало это несколько двусмысленно. - Нет, думаю, мне лучше остаться снаружи, - промолвил я, нервно поглядывая по сторонам, словно и впрямь опасался гарпий. Затем я прилег, не снимая руки с рукояти меча. - Значит, решил поспать на свежем воздухе. А вдруг гарпии налетят? - Так ведь они в здешних краях не водятся, - напомнил я. Но вытащил меч из ножен. Панихида скривилась и нырнула в фигвам. Пук пощипывал травку на склоне. Я уснул - варвары умеют и засыпать, и пробуждаться мгновенно, на манер диких животных. Через некоторое время меня разбудил шелест крыльев. Открыв глаза, я увидел, что это всего лишь воробей, не представлявший для нас никакой опасности, ибо воров среди нас не имелось и бить ему было некого. Но тут из укрытия выскользнула Панихида. Она вовсе не пустилась наутек, а прилегла рядом со мной и шепнула: - Лучше бы ты меня держал, а то я могу наделать глупостей. Ага. Кажется, моя уловка сработала. Кому захочется бегать по ночам, ежели рядом могут оказаться гарпии. С этими тварями шутки плохи. - Делай что хочешь, демонстрантка. Она придвинулась ко мне - теплая и мягкая: - Я очень жалею, что убила тебя, Джордан. В первый раз Панихида назвала меня по имени. - Ты ведь лгунья. - Будь ты проклят! - Она стукнула меня маленьким кулачком. Совсем небольно, тем паче что мне было приятно любое ее прикосновение. Жаль, что наши отношения складывались таким образом. - Это тоже ложь! - неожиданно заявила Панихида и поцеловала меня в губы - долгим, крепким поцелуем. Увы, я и без ее слов знал, что все это ложь. Панихиду не заботило, жив я или мертв, она просто хотела заморочить мне голову, убаюкать меня до потери бдительности, чтобы получить возможность бежать. Во всем, что касалось женщин, я был весьма наивен, но даже моя наивность имела пределы. Да и собственный опыт чему-то учил. Но при всем этом мне очень хотелось думать, что столь очаровательная девушка, как Панихида, демонесса она или нет, могла и взаправду увлечься простым неотесанным варваром. - Теперь мне понятно, что случилось с королем Громденом, - пробормотал я, когда ее губы оторвались от моих. Панихида напряглась, а потом грустно рассмеялась: - Клянусь, я никогда не поступила бы с мужчиной так, как обошлась мать с моим отцом... Впрочем, возможно, я и сейчас лгу. Она умолкла, уткнулась в мое плечо - и оно стало влажным. Панихида плакала. Но может ли плакать бездушное создание? И станет ли, даже если может? Разве что притворно. Но... - Эй, с тобой все в порядке? - спросил я. В ответ Панихида всхлипнула. Я вел себя как дурак и понимал, что веду себя как дурак, но ничего не мог с этим поделать. Иногда мужчине приходится быть дураком, если он действительно мужчина. Я обнял ее и прижал к себе - не для того, чтобы помешать ей убежать, а потому, что мне очень этого хотелось. Она плакала несколько минут, а потом уснула. Следом заснул и я, но через некоторое время по привычке проснулся и, глядя в ночное небо, пробормотал: - Нет здесь никаких гарпий. - А то я не знаю, - сонным голосом отозвалась Панихида. Надо же, а я думал, она спит. Во второй раз меня разбудил рассвет. Панихида лежала рядом. Этой ночью она не пыталась бежать. Глава 11 МЕЧ И КАМЕНЬ Поутру мы продолжили путь. Склон изгибался к югу, и мы следовали по нему, пока не обошли зону тягучих песков, после чего вернулись на ровную землю. Здесь было полно животных, так что мне пришлось отогнать грифона и пугануть какое-то речное чудовище, но ничего интересного не случилось. На следующий день нам предстояло прибыть в замок Ругна. - Ты знаешь, что я не хочу туда возвращаться? - спросила Панихида, глядя на меня огромными темными глазами. - Знаю. - Ты знаешь, что, если я вернусь, замок Ругна падет? - Только с твоих слов. Но ты могла и солгать. - Может, не стоит торопиться? Кажется, ты начинаешь мне нравиться. - Не знаю, не знаю... ты что угодно скажешь, лишь бы добиться своего. - Хочешь убедиться, что это правда? Что я очень даже к тебе расположена? Только дурак мог согласиться на это - а уж отказаться тем более. Я понимал, что Панихида скорее всего не кто иная, как лживая, вероломная полу-демонесса, но она была прекрасна, а варвары ценят телесную красоту куда выше духовной. И если я отвергал ее соблазны, то не потому, что боялся ее тела, а потому, что боялся того, что это тело может сделать с моим умом. Но решимость моя ослабевала с каждым мгновением. - Не хочешь - как хочешь. Тогда я превращусь во что-нибудь и сбегу от тебя. - Далеко не убежишь. Здесь полно чудовищ, так что для одинокой девицы вовсе нелишне иметь под рукой крепкого варвара с мечом. Не думаю, что ты сумела бы сама отбиться от грифона. - Говорил я умно, видимо, все еще сказывалось воздействие К.И. - Сама посули, ведь когда ты принимаешь облик какого-либо создания, то становишься точь-в-точь таким, как оно, с виду, но не им самим. Скажем, ежели ты превратишься в птицу, это еще не значит, что полетишь. Ну разве что когда станешь туманной, тебя унесет ветер. А на то, чтобы научиться летать по-птичьи, может уйти вся жизнь. Она пожала плечами, но возражать не стала. - Вообще-то кое в чем я могу подражать существам, в которых превращаюсь, но насчет полета ты скорее всего прав. Это особое умение, и его не обретешь, просто отрастив крылья. Попробовав полететь, я, наверное, впилилась бы в ближайшее дерево, после чего стала легкой добычей какого-нибудь хищника. - Вот-вот. В таком деле надо много практиковаться, но как раз практиковаться-то и опасно. А умение зачастую значит не меньше, чем обличье. Так что возможности твоего таланта не безграничны. - Я поняла это еще тогда, когда ты стал пугать меня гарпиями. В Ксанфе полным-полно тварей, которые с радостью полакомятся беззащитной одинокой девушкой. Тебе-то что, вон у тебя какие мускулы, да еще и меч в придачу. Кажется, он заменяет тебе сердце. Знай кроши чудовищ в свое удовольствие, Я - совсем другое дело. Пусть до моего дома всего-то день пути, у меня нет уверенности, что я туда доберусь. - Панихида развела руками. - Сердце у меня, может, и каменное, но чудовищам до этого дела нет. Они вмиг пожрут мое тело, но задаваясь вопросом об отсутствии или наличии в нем души. А воскреснуть я, в отличии от тебя, не смогу. - Выходит, у меня вместо сердца меч, а у тебя камень, - сказал я с усмешкой, ибо часть моего тела все еще не раскаменела. - Что-то в это роде. Вот будь у меня твое тело, я могла бы пойти прямо домой. - Так превратись в меня - и вперед. - Превратиться - дело нехитрое, - задумчиво сказала она, - но ты ведь сам объяснил, что я стану тобой с виду. И это правда. У меня не будет ни твоего умения владеть мечом, ни твоей способности к самоисцелению. А от одной внешности толку мало. - Как сказать. Будь у меня твоя внешность, я был бы прекрасным созданием. - Душа моя вовсе не так прекрасна - если у меня вообще есть душа. Я промолчал. Панихида была очаровательной женщиной, и, естественно, ее очарование меня очаровывало. Зная о ее происхождении, я не желал о нем помнить и хотел верить, что внутренне она так же хороша, как и внешне. В конце концов, у меня даже были для этого некоторые основания - Панихида проявила незаурядный ум, а это уж никак не внешнее качество. И уж во всяком случае она не была слишком злой, хотя, назвать ее чересчур доброй язык бы не повернулся. Но тут я, пожалуй, стал рассуждать о материях, слишком сложных для варвара. Жизнь гораздо проще, когда добро и зло четко разграничены. И правильно обозначены. К полудню мы добрались до дивной рощи родословных деревьев. Могучий ствол каждого из них разделялся на две главные ветви, потом на четыре, потом на восемь... а к вершине набиралось столько маленьких веточек, что их уж не различал глаз. Трещинки на коре складывались в печатные буквы, в какой-то момент я даже пожалел, что не умею читать. Вот здорово было бы узнать собственную родословную. - А вот я умею читать, - заявила Панихида, - королевских детей непременно обучают грамоте. Но родословными не интересуюсь. Мне не хочется вспоминать о своих предках по демонической линии. Мы двинулись дальше и вскоре увидели галерейную рощу с самыми прекрасными деревьями, какие только можно представить. Точеные стволы и ветви являли собой образцы самой изысканной скульптуры. Живописные кроны радовали глаз великолепным сочетанием красок. Ажурное хитросплетение листьев зачаровывало волшебной игрой света и тени. Ни одна галерейная роща - уж не знаю почему - не обходится без натюрмортии, и здесь мы тоже встретили такое дерево. Конечно, оно было мертвым, но это ничуть не умаляло его красоты. Более того, его отличали особая четкость и строгость линий. В нижней части ствола, у самых корней, темнело большое дупло, но даже оно представляло собой изящную арку, походившую на вход в сказочное подземное царство. Залюбовавшись этим насажанным неведомо кем вернисажем, я позабыл обо всем, и, когда увидел лежавший на земле маленький черный меч, было уже слишком поздно. Он вспыхнул и мгновенно увеличился до размеров обычного клинка. Затем Меч взлетел и повис в воздухе на уровне моего лица. Вороненая сталь угрожающе сверкала в лучах полуденного солнца. Итак, меня в очередной раз угораздило нарваться на черное заклятие Яна. И когда я наконец научась бдительности? Но варвары не зря славятся быстротой реакции - мой собственный меч был уже выхвачен из ножен. - Берегитесь! - крикнул я Пуке и Панихиде. - Держитесь от меня подальше. Эта штуковина смертельно опасна! В следующий миг я в полной мере убедился в правоте своих слов. Черный клинок с размаху нанес рубящий удар, который мне едва удалось отбить. Меня отбросило назад, и рука моя загудела. Казалось, черным мечом орудует незримый гигант. Следующий удар был нанесен с той же сокрушительной силой. Я парировал и его. Клинки сшиблись, в воздух полетели искры, и на моем мече осталась зазубрина. Ничего не скажешь, злые волшебники делают мечи из стали доброй закалки. Правда, мой меч слегка погнулся и зазубрился в результате падения... Хм... не помню куда. Но куда-то он точно падал, и я вместе с ним. Вражий меч перекрутился в воздухе и попытался пронзить меня колющим ударом сзади. Я отскочил в сторону, и черное острие со свистом пролетело мимо, но, чтобы уклониться от очередного выпада, мне пришлось упасть на землю. Никогда прежде мне не доводилось сталкиваться ни с чем подобным. Умение владеть мечом - гордость всякого уважающего себя варвара, и я, разумеется, тоже гордился своим искусством. Именно оно позволяло мне не бояться древопутан и грифонов - при всем моем к ним уважении. Конечно, с драконами дело обстояло сложнее, но на то они и драконы. Драка для них самое разлюбезное занятие - что же не драться, ежели пышешь паром, дымом или огнем да вдобавок прикрыт чешуйчатой броней. Однако сейчас мне приходилось иметь дело не с ветвями древопутаны, не с клювом грифона и даже не с драконьей пастью, а с мечом, наносившим по три удара в секунду. И при этом я не мог поразить того, кто его держал, потому что его никто не держал. Поняв, что меня не достать ни с фронта, ни с тыла, черный меч нанес неожиданный удар сбоку - он был обучен и фланговым атакам. Я уже поднимался на ноги, но, пытаясь увернуться, снова упал. Клинок полоснул по моим ногам, однако я успел их поджать, и черное лезвие, как заправский лемех, выворотило пласт земли. Как уже говорилось, реакция у меня отличная, да и силы не занимать. Правда, в последнее время мне приходилось слишком часто умирать, но я уже почти полностью исцелился, разве что не совсем раскаменел. Кстати, мне не было никакой нужды отдергивать ноги. Нет такой стали, которая способна рубить камень. В общем, сражался я хорошо, но, зная толк в воинском искусстве, прекрасно понимал, что положение мое безнадежное. Магический меч отличался невиданной свирепостью и, в отличие от меня, не выказывал ни малейших признаков утомления. Волшебник Ян, конечно, бессовестный злодей, но заклятия мастерит на совесть. Не худо бы унести ноги - но как? Меч преследовал меня с неослабевающим упорством. Он жаждал моей крови, только моей крови и ничего, кроме моей крови. В следующий миг черный клинок перелетел на левую сторону и рубанул, прежде чем я успел развернуться ему навстречу. Оставалось одно - подставить левую руку. Волшебный меч с громким клацаньем отлетел назад. Ну конечно, моя рука все еще оставалась каменной. Пожалуй, я впервые порадовался тому, что исцеление происходило не слишком быстро. Вот уж воистину, не было бы счастья, да несчастье помогло - одно черное заклятие Яна в какой-то мере защищало меня от другого. Неудача не охладила пыл магического клинка, напротив привела его в ярость. Я едва отразил удар, направленный в шею, - достигни он цели, моя голова, наверное, улетела бы на луну. Что нежелательно - с луны ее не достанешь, а отращивать новую - занятие хлопотное и неприятное. Решив схитрить, отбитый клинок упал на землю, а затем неожиданно подсек мне ноги. На сей раз я не стал их отдергивать. Сталь снова звякнула о камень. Пока мне везло, но я понимал, что без магического щита этой битвы не выиграть. Рано или поздно я просто свалюсь от усталости. - Заклятие! - изо всей мочи заорал я Панихиде. - Достань заклятие! - Какое? И впрямь - какое? Заклятие перепутаны, да и вообще, с чего я решил, что она станет мне помогать? Ежели черная железяка раскромсает меня на части, Панихида сможет отправиться домой. Правда, без меня ей все равно до дому не добраться - слопают по дороге, так что скорее всего она поможет. В любом случае, выбора у меня не было. Пригнувшись - черный меч просвистел над моей головой, - я крикнул: - Бери любое. Они у Пуки. Панихида медлила; думаю, она размышляла, стоит ли выполнять мою просьбу. Но Пука предупреждающе фыркнул, и она все-таки решила помочь. Подойдя к нему, Панихида открыла сумку с чарами и запустила в нее руку. Между тем волшебный клинок ярился пуще прежнего. Он сплетал в воздухе такие узоры, что у меня рябило в глазах, и с каждым мгновением парировать его удары становилось все труднее и труднее. Он вертелся вокруг, заставляя и меня беспрерывно поворачиваться, оберегая то тыл, то фланги. наконец я понял, что если не сумею прикрыть спину, то буду изрублен в считанные мгновения. К счастью, в этот миг на глаза мне попалось мертвое дерево с высоким похожим на стрельчатую арку дуплом. Как раз то, что требовалось. Я поспешно отступил к дереву и встал под аркой, которая оказалась как раз в мой рост. Теперь черный меч не мог атаковать меня сзади. Осознав это, он взбесился от злости и со страшной силой рубанул по мертвому стволу. Однако древесина оказалась столь же твердой, сколь и красивой - клинку удалось сделать лишь неглубокую зарубку. В такой позиции можно было продержаться довольно долго. Отступать глубже, пожалуй, не стоило - внутри ствола я не смог бы свободно орудовать собственным мечом, тогда как сейчас держал его наготове, предоставив вражескому клинку растрачивать силы на рубку дерева. Мое отступление длилось считанные секунды. Мне они показались часами, но за это время Панихида достала из сумы одно из белых заклятий. - Это сгодится? - спросила она, с отвращением глядя на глазастую белую лиану. - Какая гадость! Я знал, что заклятие, первоначально запечатленное в этой лиане, уже было пущено в ход, а стало быть, сейчас там могло оказаться что угодно. В том числе и белый щит, в котором я так отчаянно нуждался. - Сойдет! - крикнул я. - Бросай сюда! Снова схлестнулись клинки - и вновь полетели искры. На моем мече было уже немало зарубок, но варварская сталь все же держалась. Панихида сделала несколько шагов по направлению ко мне, а затем в потешной женской манере - снизу вверх - бросила свернутую в клубок лозу. Как ни странно, бросок оказался довольно точным - заклятие ударилось о ствол дерева и отлетело мне под ноги. Почуяв неладное, черный меч нацелился на лиану. - Действуй! - заорал я. Вспышка произошла за долю секунды до того, как меч нанес удар. А затем случилось нечто более чем странное. Мое сознание, а может, это был разум, или душа, или что-то подобное, выпорхнуло из тела и взмыло в воздух. Может быть, черный клинок все-таки зарубил меня, и теперь душа летела туда, куда в таких случаях попадают души? Однако я умирал уже не раз, но никогда прежде ничего подобного не испытывал. Затем это - остановимся на слове "сознание" - приблизилось к Панихиде, нырнуло в ее тело и устроилось там. Раздался хриплый крик. Мое тело выронило меч и попятилось вглубь дупла. В ту же секунду вражий клинок сделал выпад и пронзил мое незащищенное сердце. Кровь ручьем хлынула из груди. Я пошатнулся и упал ничком. Но черный меч этим не удовлетворился. Взлетев в воздух, он со всего размаху обрушился на незащищенную шею. Голова отлетела, откатилась на несколько шагов и остановилась в какой-то ямке, таращась в небо с несколько удивленным видом. Однако злодейскому клинку и того было мало. Сначала он отсек мою правую руку, а затем оттяпал и левую - возле самого плеча, где она не была каменной. Кажется, он вознамерился изрубить меня на мелкие кусочки. Не в силах выносить такое надругательство над своим телом, я рванулся вперед - но тут же замер на месте. Как и куда я мог рвануться, ежели заколот, обезглавлен и расчленен? Кто это - я или не я? В следующее мгновение до меня дошло, что, коли мое тело мертво, а сознание живо, стало быть, оно перенеслось в тело Панихиды. А сознание Панихиды, надо полагать, пребывало в моем теле - в данный момент бессознательном. Ибо я задействовал заклятие обмена. Точнее, обратного обмена, оно предназначалось для противодействия злому заклятию Яна. Но поскольку то, черное заклятие, еще не было пущено в ход, вместо обратного обмена произошел прямой. Белые чары сработали так, как полагалось сработать черным. Бедная Панихида, представляю, каково ей было обнаружить себя в моем теле, сражающейся со смертоносным мечом. Оружием она не владела и защитить себя, разумеется, не могла. Для того чтобы летать, недостаточно принять облик птицы, точно так же и чтобы сражаться, как мужчина, недостаточно оказаться в мужском теле. Будучи женщиной, Панихида и повела себя как женщина - бросила меч, закричала и попыталась убежать. Вражий клинок мигом воспользовался полученным преимуществом - откуда ему было знать, что убивает он не того, кого надо. Вернуть меня в собственное тело могло лишь черное обменное заклятие - но поди его найди. Кроме того, не мешало подумать о том, как это тело сохранить. Черный меч не унимался. Он рьяно кромсал поверженного врага, а я стоял столбом и не знал, что делать. В последнее время у моего таланта было слишком много работы. Усердие черного меча заставляло усомниться в том, что мое тело сможет восстановиться скоро. Да и сможет ли вообще? Кто знает, с чем связан магический талант - с телом или с сознанием? Возможно, способность к самоисцелению вместе с моим "я" перекочевало в тело Панихиды. В таком случае мое тело погибло окончательно - а вместе с ним и сознание Панихиды. Неужто теперь я на всю жизнь останусь в ее облике? Хм... а Инь? Что же мне теперь, выходить за него замуж? Эта мысль заставила меня с большим сочувствием и пониманием отнестись к нежеланию Панихиды возвращаться в замок Ругна. Но нет, скорее всего наши таланты остались в телах. И мне следует сделать все, чтобы от моего тела осталось как можно больше. Необходимо остановить меч. А раз сил для этого у меня нет, придется действовать хитростью. Подбежав к искромсанному телу, я ухватил черный меч за рукоять. Тот несколько удивился, но прервал свою кровавую работу и выжидающе замер. - Спасибо тебе, славный клинок! - воскликнул я голосом Панихиды. - Ты действовал отважно и спас меня от участи, худшей, чем смерть. Теперь можешь и отдохнуть. Меч помедлил, потом, кажется, решил принять мое предложение. Я улыбнулся, по опыту зная, как действуют на мужчин улыбки хорошеньких женщин, - а трудно было заподозрить, что у черного меча женская натура. Однако долго ли мне удастся дурить эту кровожадную железяку? Стоит мечу сообразить, что случилось, и он мигом расчленит и это тело. Вот уж тогда со мной будет покончено. Необходимо было вывести черный клинок из игры, прежде чем он заподозрит неладное. Но как? Ответ на этот вопрос нашелся почти сразу. Конечно же, с помощью таланта Панихиды. Ведь когда она разуплотнялась, разуплотнялось и ее платье. В противном случае я поймал бы ее голой, а такое не забывается. Следовало предположить, что способность к изменению облика затрагивает все предметы, непосредственно связанные с носителем таланта. Ежели разуплотнялось серое платье, то самое, которое сейчас на мне, значит, и зажатый в моей руке черный клинок мог... Ну а дальше что? Не могу же я вечно оставаться парообразным. И меч тоже. Я его выпущу, он затвердеет и, сообразив, что его провели, изрубит на части и это тело. От него не убежишь, потому что он умеет летать. Наверное, со временем придающие ему силу чары ослабнут, но, судя по продолжительности действия других заклятий, это произойдет весьма не скоро. Однако, не избавившись от меча, я не мог ничего сделать для своего тела, а от одного вида таращившейся в небо отсеченной головы мне становилось не по себе. Вдруг, пока я тут рассусоливаю, придет какой-нибудь хищник, да и схрумкает ее как ни в чем не бывало. Однако в новом теле я соображал довольно быстро, может потому, что в голове Панихиды не было ни песка, ни грязи. А почему бы, подумалось мне, не попробовать сначала разуплотнить меч, а потом засадить его в какую-нибудь штуковину потверже, из которой ему не выбраться? Затея казалась многообещающей, но прежде всего следовало узнать, в состоянии ли я воспользоваться талантом Панихиды. У меня не было ни малейшего представления о том, как пустить его в ход. Достаточно ли просто захотеть истончиться, или надо вообразить себя чем-то вроде призрака, или необходимо изречь ключевое слово? Мой собственный талант не требовалось специально приводить в действие - он работал сам по себе, когда возникала нужда. Ладно, решил я, чем гадать, лучше попробовать. Сосредоточусь на бесплотности и посмотрю, что из этого выйдет. - Почему бы нам не прогуляться, дружок? - сказал я черному мечу, держа его рукоять в маленькой ручке Панихиды. Конечно, клинок был слишком тяжел для такой руки, но он сам поддерживал себя на весу, видимо, не желая затруднять красивую женщину, кажется, я уже говорил, что у него явно была мужская натура. Должен признать, что выглядел меч великолепно и на его лезвии не было ни единой зарубки. Прочностью и закалкой он превосходил мой - но не был моим, и доверять ему я не мог. Ни сейчас, ни, особенно, после того, как исцелится мое тело. Интересно, откуда он вообще взялся? Вряд ли волшебник Ян сам выковал клинок, скорее всего раздобыл где-нибудь, п потом заколдовал. То же могло относиться и к другим его заклятиям, равно как и к заклятиям Иня. Удивительно, что у этих двойняшек столь схожие таланты. Близнецы в Ксанфе не редкость, но таланты у них, как правило, разные. Я обернулся и увидел Пуку. Уши его были прижаты к голове, ноздри раздувались, глаза побелели от гнева. Он злобно скалил зубы. Ох, этого-то я и не учел. Верный друг считал меня погибшим, а перед собой видел Панихиду, дружески беседующую с погубившим меня черным клинком. - Пука, - начал было я, - не делай глупостей. Дай мне объяснить... К счастью, у меня хватило ума не продолжать. Черный меч все слышал, и, узнай он правду, я не смог бы удержать его слабыми ручонками Панихиды. Возможно, и собственными не удержал бы - этот клинок обладал дьявольской силой. Нужно было придумать, как разъяснить обстановку Пуке, не разоблачив себя перед черным мечом. К счастью, - кажется, я об этом уже упоминал, - в теле Панихиды я соображал быстрее. Может, мозги у нее лучше моих? - Стой на месте, животное! - выкрикнул я. - Ибо сей доблестный меч расправится со всяким, кто попытается доставить меня в замок Ругна. Отныне я свободе... свободна! Видишь, что случилось с этим невеждой? - я бросил взгляд на искромсанное тело. Пука напрягся, дрожа от ярости. Я понял, что еще миг, и он бросится в бой, не страшась черного меча. Таким другом действительно можно гордиться. - Подумай, животное, кого ты видишь перед собой, - продолжал я, глядя Пуке прямо в глаза. Держа меч в правой руке у правого бедра, я подмигнул коню левым глазом, так, чтобы черный клинок не заметил. Пука и сам моргнул, не иначе как от удивления, но его напряжение не ослабло. Он знал, что Панихида лгунья, и не ждал от нее ничего, кроме подвоха. - Вспомни, какими чарами набита сума, что нацепил на тебя этот бездельник, - сказал я. - Какие из них пущены в ход, а какие нет. Сказать больше значило навлечь на себя подозрение - мало ли что могло быть известно на сей счет мечу. Но Пука знал о заклятиях все - по пути к дому Панихиды я рассказал ему о них, поскольку они могли подействовать и на него. Увы, мой намек не был понят. Пук, похоже, забыл про обменное заклятие, а может, гнев мешал ему сосредоточиться. - Припомни, сколько горя тебе пришлось хлебнуть из-за этого варвара. Разве не он виной тому, что ты едва не налетел на огненную стену, с трудом ускакал от гоблинов и еле выбрался из Пещеры свинопотамов? Я снова подмигнул, и Пука снова моргнул. Все эти приключения мы пережили вдвоем, когда Панихиды с нами не было. Конь-призрак не помнил, чтобы я ей о них рассказывал. Сейчас он пребывал в растерянности. - А эльфы? - не унимался я. - Этот лоботряс три дня увивался за Колокольчик, а о тебе и думать забыл. Чем ты ему обязан? Тем, что тебя едва не сожрали драконы, после чего тебе же пришлось лезть в самое логовище огров, чтобы выполнить работу за погибшего аиста? - Я со значением уставился ему в глаза. - И что вообще может связывать коня-призрака с варваром? Дружба, вот что. Кто-кто, а Пука знал ответ. Я незаметно подмигнул ему в третий раз и увидел, как уши его вновь встали торчком. Конь фыркнул и мотнул головой. Он понял, что случилось, и признал меня мною, а стало быть, я мог рассчитывать на его помощь. - Думаю, ты и без меня сообразишь, что делать с этим никчемным трупом, - сказал я, указывая на свое тело. - Займись им, а у меня есть кое-какие дела. Пука отступил в сторону, а я, держа меч перед собой, двинулся мимо него по галерейной роще. Сейчас ее великолепие и разнообразие производили на меня еще большее впечатление, чем когда я пребывал в собственном теле. Оно и понятно, я любовался ею глазами королевской дочки, а принцессы, как правило, обладают более развитым художественным вкусом, чем неотесанные варвары. Шагая между деревьями, я изо всех сил пытался разуплотниться. Ничего не получалось, но меня это не останавливало. Со слов Панихиды мне было известно, что нельзя стать бесплотным, как туман, быстрее чем за час. Значит, надо тянуть время. Только сейчас я начал по-настоящему осознавать, в какое тело меня занесло. Оно весьма отличалось от того, к которому я привык. Ноги казались толстоватыми в бедрах, ступни непропорционально маленькими, а уж ручонки... Ничего похожего на мускулы. Центр тяжести находился непривычно низко, к чему мне не сразу удалось приспособиться. Похлопав себя левой рукой, я обнаружил несколько явно лишних выпуклостей - ягодицы были слишком округлыми, а уж о груди и говорить нечего. Грудными мышцами там и не пахло, а... то, что находилось на их месте, дрожало и подпрыгивало на каждом шагу. Мало того, что я ощущал себя до крайности неуклюжим, так еще и длинные черные волосы все время норовили упасть на лицо, так что приходилось идти, задрав подбородок. Причем мелкими, семенящими шажками, потому как при нормальной походке бедра невообразимо вихляли. М-да, а прежде я никогда не задумывался, каково приходится женщинам, постоянно пребывающим в таких телах. Неудивительно, что они завидуют мужчинам. Примерно через полчаса, к превеликому своему облегчению, я почувствовал, что талант Панихиды действует. Тело стало заметно легче, а сопротивление воздуха ощущалось сильнее. Пришло время подумать, куда засунуть этот проклятый меч. Дерево не годилось - рано или поздно стальной клинок вырвется на волю. Закопать в глубокую нору? Нет, пожалуй, он сам же и откопается. Что бы такое найти, покрепче да потверже... И тут на самом краю галерейкой рощи я увидел здоровенный, высотой в половину человеческого роста валун. Кажется, это был кусок мрамора. Как раз то, что нужно. Тем временем и я, и меч сделались бесплотными, как туман. Направляясь к валуну, я пнул попавшееся по пути деревце, и нога моя прошла насквозь без всякого сопротивления. Мне оставалось лишь осуществить свой замысел. Подойдя к валуну вплотную, я перехватил меч так, чтобы острие было направлено вниз, обеими руками поднял над головой и изо всех сил вонзил в камень. Клинок погрузился в мрамор по самую рукоять. Я выпустил его, отступил на шаг, любуясь делом своих рук, и удовлетворенно проговорил: - Здесь тебе самое место. И кто меня, дурака, за язык тянул? Меч услышал мои слова, заподозрил неладное и стал подниматься, высвобождаясь из камня. Я поспешно схватился за рукоять и принялся запихивать его обратно, ласково приговаривая: - Куда ты, доблестный клинок? После таких славных трудов надо как следует отдохнуть, ты это заслужил. Нельзя же все время рубить варваров. Вкрадчивый голос и обворожительный взгляд Панихиды сделали свое дело - меч успокоился. Однако теперь я не решался выпустить его из рук - вдруг он снова выберется из валуна и взлетит? Поймать его и провести во второй раз явно не удастся. Оставалось лишь убаюкивать его, поглаживая рукоять, как, помнится, поглаживала меня Панихида в ту ночь, когда ни с того ни с сего припала к моим губам. Итак, я оставался возле валуна, и мы оба - я и меч - постепенно твердели. Возможно, это происходило слишком быстро - клинок что-то заподозрил и начал беспокойно ворочаться. Чтобы утихомирить его, я запел. Никогда прежде мне не приходилось делать ничего подобного. Я не знал мелодии и слов ни единой песни, а потому с огромным воодушевлением напевал "ля-ля-ля", но дело спас прелестный печальный голосок Панихиды. Смертоносное оружие заслушалось и успокоилось. Ох уж эти мне женские уловки! Петь пришлось целый час, но за это время и мое тело, и меч восстановили нормальную плотность. Лишь тогда я осмелился выпустить рукоять, надеясь, что клинок прочно застрял в камне. Кажется, он и вправду завяз основательно. Я отступил на шаг... еще на шаг - меч оставался на месте. Неожиданно мне пришло в голову, что этот валун может появиться в другом месте, в неведомой мне земле, и кто-то извлечет из него меч с помощью магии. Лезут же порой в башку всякие глупости. Какой дурак станет вытаскивать меч из камня? В Ксанфе таких не было, нет и не будет. Повернувшись, я зашагал туда, где оставалось мое расчлененное тело, но неожиданно приметил крылатую тень. Неужто это... Надо же, так и есть. Я машинально потянулся за мечом - и хлопнул себя слабой ручонкой по мягкому бедру. Ну конечно, черный меч застрял в камне, а мой собственный валялся рядом с моим же телом. Я был безоружен. Крылатое существо мягко спланировало на поляну передо мной. Грифон. Точнее, грифоница - я понял это по невзрачному коричневому оперению. У большинства живых существ самцы выглядят куда эффектнее самок, как правило, они не только крупнее, но и лучше сложены и ярче окрашены. Исключение составляет лишь род человеческий - женщины несомненно привлекательнее мужчин. Мне это всегда казалось неправильным. Возможно, на людей до сих пор действует какое-то древнее проклятие. Самки других живых существ прекрасно охотятся и сражаются, а наши красавицы только строят глазки да морочат головы мужчинам. Вот и мое нынешнее тело со стороны выглядело куда как завлекательнее прежнего, но, пребывая в нем, я чувствовал себя совершенно беспомощным. Грифоница имела и клюв, и когти, тогда как я... Прятаться было слишком поздно - хищница приземлилась потому, что углядела легкую добычу. Сражаться я не мог, ибо не имел ни меча, ни мускулов, чтобы с ним управляться, а смена облика требовала времени. Теперь я понял, каково быть женщиной. Неудивительно, что Панихида не хотела отправляться домой одна, - она не прожила бы и нескольких часов. Хищники, кроме разве что драконов, знают, что с вооруженными варварами шутки плохи, и предпочитают с ними не связываться. Иное дело беззащитная женщина. Впрочем, так ли уж она беззащитна? Естественное оружие женщины - всяческие хитрости и уловки. Панихида пыталась использовать это оружие против меня, а мне с его помощью удалось отделаться от черного меча. Надо попробовать обвести грифоницу вокруг когтя. Но на что она может клюнуть - так, чтобы не заклевала меня? Ага! Грифоны мнят себя существами аристократического происхождения, похваляются древностью своего рода и, в отличие от гарпий, славятся аккуратностью и чистоплотностью. И самцы, и самки часами чистят перышки, вылизывают мех и полируют когти. Подобно птицам рок едят они только свежатину и никогда не прикасаются к падали. Не было случая, чтобы грифон отравился пищей или подцепил заразу. Оно и понятно, будучи умелыми охотниками, эти хищники могут позволить себе выбирать в качестве добычи только здоровых особей. Я испустил громкий, жалобный стон. Приближавшаяся грифоница остановилась, склонив набок птичью голову. Она не спешила, понимая, что мне не удрать, и хотела присмотреться к добыче. Грифоны плотоядны, но не кровожадны и убивают лишь тех, кого собираются съесть. В отличие от драконов, они не лезут в драку ради драки, но если уж убивают, то быстро, четко и умело. Жертва дракона, как правило, превращается в кровавое месиво, тогда как добыча грифона и вскрикнуть не всегда успевает. - О-о-о! - истошно завопил я. - О, какой ужас! Как я страдаю! Если б я только знала, что эти ягоды ядовиты! Ушей у грифонов вроде бы нет, но слышат они превосходно. Стоило мне упомянуть про яд, как хищница насторожилась. - Такие красивые, такие сочные ягоды, - кричал я, - и надо же, оказались пурпурными гнилушками! Теперь меня распирает пурпурный гной. Убей меня, добрая грифоница, убей скорее, пока я не лопнула! Я качнулся вперед, и грифоница попятилась - но не далеко. Своим глазам она доверяла больше, чем чужим словам, а с виду я вовсе не походил на больно... на больную. Тело, в котором я сейчас пребывал, выглядело более чем привлекательным - на любой вкус. Будь у меня время, я непременно вымазался бы гадким соком детской зеленки, чтобы выглядеть отталкивающе, как зомби. Увы, любая идея хороша, лишь если ее удается воплотить в жизнь своевременно. Однако отчаяние стимулирует работу мысли. - Ты не поверишь, - воскликнул я, - но на самом деле перед тобой мужчина! Да-да, мужчина! Я выгляжу так ужасно, потому что вся моя плоть разложилась и гной рвется наружу. Посмотри, - я приподнял на ладони прекрасную грудь Панихиды, - ты только посмотри, во что превратились мои грудные мышцы! Грифоница отступила еще на шаг. Я снова шагнул к ней: - Умоляю, разорви меня, выпусти гной! У меня нет больше сил терпеть! Я сделал вид, будто пытаюсь разорвать грудь руками. Грифоница развернулась, распростерла крылья и улетела. Возможно, она не совсем мне поверила, но решила не испытывать судьбу. Я с облегчением вздохнул - хитрость удалась. Возможно потому, что это была не совсем женская хитрость, - настоящая женщина едва ли стала бы говорить о себе подобные вещи. Наверное, и грифонице пришло в голову то же самое. Интересно, как Панихиде удалось прожить так долго в уединенной лесной хижине? Угроза броситься в... - куда там она грозилась сигануть? - могла подействовать на Иня с Яном, но не на хищных зверей. Впрочем, у нее в запасе наверняка имелись и другие уловки. Теперь я лучше понимал, почему она прибегла к яду, - как еще отделаться от незваного гостя, ежели нет сил вытолкать его взашей? Она называла себя лгуньей - и на самом деле была таковой, - но что остается существу, неспособному постоять за себя в честном бою? Понимая это, я мог понять, почему она готова на всяческие ухищрения, лишь бы не возвращаться в замок и не выходить замуж за волшебника, которого интересует только корона. Будь я на ее месте - хм, кажется, именно на нем я и нахожусь, - мне, наверное, больше понравилось бы иметь дело с мужчиной, которого привлекает мое... ее тело. Во всяком случае это было бы честнее. Однако сейчас меня заботило другое, я поспешил к собственному телу. Прошло более двух часов, за это время могло случиться все что угодно. К счастью, ничего страшного не произошло. Пука собрал мои останки на большом зеленом листе, причем на этот раз ухитрился не перемешать их с грязью. - От меча удалось отделаться, - сказал я, - но есть и другая проблема. Я нахожусь в чужом теле. Пука понимающе кивнул. К тому же это тело мало на что годится. Ну... не совсем так, но варвару-воителю оно не подходит. И вообще, я предпочитаю свое. Конь-призрак снова кивнул, выражая полное согласие. В отличие от меня или, скажем, грифонов он никогда не находил тело Панихиды привлекательным ни с какой точки зрения. - Разумеется, - продолжил я, - могло быть и хуже. Окажись ты ближе, мы обменялись бы личностями с тобой. Пука фыркнул. Я рассмеялся и склонился над собственным телом, которое уже начало исцеляться. Пук подкатил голову к шее и руки к плечам, они приросли, и часть вытекшей крови втекла обратно. Глаза больше не пялились в небо, веки были опущены, как во сне. Еще несколько часов, и тело будет в полном порядке - обезглавливание не так уж страшно, главное при этом не потерять голову. Пожалуй, лишь сейчас, глядя со стороны, я смог по-настоящему оценить свой талант. Изнутри все воспринимается по-другому. Однако день клонился к вечеру, и стоило подумать о безопасном убежище на ночь... - Дружище, здесь водятся грифоны, а в ночи могут появиться и твари похуже. Будь я самим собой, мы бы с ними сладили, но в этом обличье... - Я посмотрел на нежные, слабые руки и стройные щиколотки. Тело Панихиды выглядело превосходно, но я решительно предпочел бы смотреть на него со стороны. Пук кивнул в третий раз. Он явно чуял присутствие хищников. - Так вот, в нынешнем состоянии мы для тебя только обуза. Один ты наверняка выживешь, а с нами вряд ли. Не лучше ли тебе пойти своей дорогой? Пука негодующе ударил копытом. Я понял, что верный друг не покинет меня в беде и, к собственному удивлению, чуть не расплакался. Впрочем, чему тут удивляться - для тела Панихиды это была естественная реакция. Сумев сдержать слезы, я девичьей рукой обнял его за шею. Пука перенес это стоически. - До поры до времени мне придется заботиться об обоих телах, - сказал я. - Где бы укрыться? Может, на дерево залезть? Но достаточно было взглянуть на мои тонкие руки и на валявшееся на земле могучее мужское тело, чтобы понять: этакого громилу женщине на дерево не втащить. И почему варвары такие здоровенные? Я с тоской посмотрел на свой меч, сознавая, что он слишком тяжел для женской руки, и разразился бранью. Крепкие словечки казались неуместными на нежных губах. Будучи лгуньей и отравительницей, Панихида не была замечена в сквернословии. От отчаяния я вцепился в свои, точнее, в ее черные волосы и едва не вырвал клок. Что делать? И тут - уже во второй раз за день - взгляд мой упал на дупло мертвого дерева. - Пожалуй, - сказал я, - стоит затащить туда свое тело и залезть самому. Ежели ты останешься на страже снаружи, нам, возможно, удастся пережить ночь. Ну а к утру мое тело малость оправится, так что станет полегче. Пука кивнул в знак согласия. Я подхватил свое тело подмышки и потянул - с весьма плачевным результатом. Пришлось напомнить себе, что Панихида сумела отволочь то же самое тело к люку, чтобы сбросить... неважно куда, главное, что у нее хватило на это сил. И пребывала она при этом в том самом теле, которое нынче досталось мне. Я поднатужился, и дело, то есть тело сдвинулось с места. Задыхаясь и обливаясь потом, я подтащил собственные останки к дереву, заглянул в дупло и увидел нечто не замеченное раньше - там была лестница. Вниз, во тьму подземелья, вели ступени. Это и впрямь было не дупло, а вход в... Куда? - задумался я. Наличие ступеней означало присутствие людей или каких-то человекоподобных существ. Но человекоподобные существа, обитающие под землей, могут оказаться опасными. Стоит ли спускаться вниз? Тем временем Пука настороженно нюхал воздух и поводил ушами, ловя каждый звук, недоступный моему восприятию. Не знаю, кто создал человека, но этот малый явно дал маху с ушами - у людей они с виду не так хороши, как у большинства живых существ, и толку от них гораздо меньше. Скажем, Пуковы уши бесспорно превосходили мои во всех отношениях. - Какая-то опасность? - спросил я, приметив его обеспокоенность. Конь-призрак кивнул. - Вроде дракона? Снова кивок. - Коли так, выбора у нас нет. Беги, дружище, постарайся его отвлечь да завести куда подальше. Думаю, у тебя получится, ты на такие штуки мастер. А я попробую спуститься вниз и спустить это... свое тело. К сожалению, Пука не мог последовать за мной - коню по лестнице не спуститься. Я снова склонился над тяжеленным трупом, но остановился и покачал головой: - Ох, Пук, ежели у меня ничего не выйдет... Не закончив фразу, я обнял коня за шею, поцеловал в ухо и уронил ему на гриву две-три девичьих слезы. После чего поволок бесчувственное тело вниз. Это оказалось полегче, чем тащить его по ровной земле, ибо мне помогала сила тяготения. Откуда берется и что собой представляет эта волшебная сила, толком никто не знает, но порой она оказывается весьма полезной. Миновав несколько ступеней, я помедлил, бросил прощальный взгляд на маячивший в проеме силуэт Пуки и двинулся дальше. Лестница изогнулась, дупло пропало из виду, и нас - меня и мое тело - окружила тьма. Глава 12 ГНЕВЛИВЫЕ ГНОМЫ Без Пука я чувствовал себя наполовину раздетым, что вдвойне неприятно, когда находишься в чужом теле. Но временная разлука была единственным разумным выходом для нас обоих, оставаясь наверху, Пука мог оберегать дупло от мелких хищников, а в случае появления чудовища ничто не помешало бы ему убежать. Я, спрятавшись в подземелье, мог отдохнуть, а мое тело - привести себя в порядок в относительной безопасности. Конечно, едой внизу скорее всего не разживешься, но сейчас это не главное. Подкрепиться можно будет и поутру. Но куда ведет этот ход? - гадал я, медленно спуская свое тело по лестнице. Судя по отсутствию паутины в углах, им пользовались, но кто и зачем - об этом я не имел ни малейшего представления. Впрочем, и не стремился выяснить. Мне только и хотелось, что найти удобное местечко, где можно спокойно провести ночь. И такие места были - в проход, на лестницу, открывались вырубленные в плотном грунте ниши. Некоторые из них были достаточно просторны, чтобы я мог поместиться там вместе со своим все еще бесчувственным телом. Приглядев одно из таких помещений, я поволок тело туда. Ох и паршивая же работенка таскать варварские туши/ Врагу не пожелаешь! Неожиданно я ощутил постороннее присутствие. В тоннеле было темно, свет из дупла почти не пробивался вниз, но там впереди, появился желтоватый огонек. Кто-то приближался. Конечно, следовало поскорее спрятаться в нишу, но я не мог бросить свое тело и был слишком слаб, чтобы быстро затащить его в укрытие. Я все еще пыхтел и потел, когда свет фонаря упал на мое лицо. - Так-так, - послышался хриплый, сердитый голос. - И кого же это мы нашли? По голосу я понял, что попал в обиталище гномов, и это меня отнюдь не обрадовало. Живущие под землей гномы славятся как умелые рудокопы - они без устали роют длиннющие тоннели, добывая драгоценные металлы и камня. Любовь к драгоценностям сделала этот народ скупым и подозрительным - гномы терпеть не могут, когда в их шахты заглядывают чужаки. Незваных гостей они зачастую просто съедают, а с молодыми красивыми женщинами... тоже обходятся неучтиво. Конечно, гномы не столь злобны и дики, как гоблины, ибо они восприняли некоторые элементы цивилизации, тем не менее разумный человек предпочел бы держаться от них подальше. Правда, некоторые считают их безобидным маленьким народцем вроде эльфов, но это ошибочная точка зрения, и те, кому приходилось иметь дело с гномами, отнюдь ее не разделяют. - Моя... мой друг и я... мой спутник ранен и нуждается в убежище, - запричитал я, надеясь разжалобить гнома. Надежда моя оказалась тщетной. - Ага, чужаки! - гневно воскликнул гном. Я приметил, что в руке он сжимал кирку. Этот инструмент, легко прорубавший ходы р твердом базальте, мог при случае легко превратиться в опасное оружие. - Сейчас вы испытаете на себе силу гнева гнома Гнуси из племени гневливых гномов! - С этими словами он замахнулся своей смертоносной киркой. Будь я в своем теле да с мечом в руках, мне не стоило бы большего труда успокоить этого негостеприимного грубияна. Гном едва достигал трети моего нормального роста, да и кирка при всех ее достоинствах слабовата против варварского меча. Но в теле Панихиды, без оружия я был совершенно беспомощен. Как и в случае с грифоницей, оставалось полагаться только на хитрость. - Почтенный гном, достойный сэр! - воскликнул я. - Нет никакой нужды убивать нас, да еще столь поспешно. Мы можем принести пользу вашему славному племени. Мы... - я уже совсем было впал в отчаяние, ибо решительно не знал, какой толк от нас подземным рудокопам, но неожиданно для себя, по какому-то наитии закончил: - Мы умеем петь. - Знаю я ваши человеческие песни, - угрюмо пробурчал Гнуси. - Хиханьки да хаханьки, бодрость да веселье! Нашему народу такая музыка не нужна. - Он с суровым видом поправил высокий темный колпак. - Нет-нет! - протестующе вскричал я. - Мои песни не такие! Это грустные песни, такие печальные, что печальнее и не бывает! Ты только послушай, достойный гном. Мелодичным нежным голосом Панихиды я затянул ту же песню без слов, с помощью которой мне удалось усыпить бдительность черного меча. Послушав меня некоторое время, Гнуси сдвинул на лоб колпак, почесал затылок и, недовольно кривясь, буркнул: - Ну что ж, это, пожалуй, сойдет. Следуй за мной. Он повернулся и принялся спускаться по лестнице. Я вновь ухватился за свое тело. - Это еще что такое? - возмутился гном. - Брось сейчас же. Потом мы разделаем эту тушу, заложим в котел и сварим суп. - Не надо! - испуганно вскричал я. - Она... он тоже умеет петь. Мы поем дуэтом. Вместе гораздо лучше! Очень хотелось верить, что это окажется правдой. Варвары не особо музыкальны, и звуки, способные вырваться из моего горла, едва ли могли усладить чей-то слух. Однако теперь в моем теле пребывала Панихида, а уж она-то петь мастерица. Возможно, ее умение скомпенсирует нехватку природных данных. Гном пожал плечами: - Если соврал, ты об этом пожалеешь. Он снова зашагал вниз, а я, надрываясь из последних сил, потащил за ним свое тело. К счастью, его не пришлось волочь слишком далеко, - миновав десяток-другой ступеней, мы оказались напротив вырубленной в стене камеры с выходившим на поверхность вентиляционным отверстием. Вход перекрывала решетчатая деревянная дверь. Когда я затащил туда свою ношу, гном задвинул решетку и запер дверь на замок. - Нам нужны еда и питье! - крикнул я. - Иначе голос пропадет. - Всему свое время, - ворчливо отозвался Гнуси и удалился. - Ну что ж, рассудил я, положение не из лучших, но могло быть и хуже. Во всяком случае я жив, и мое тело со мной. Внимательно присмотревшись к нему, я не мог не подивиться тому, как быстро шло исцеление. Что ни говори, а талант у меня полезный. Правда, и талант Панихиды кое на что годился. Скажем, я мог превратиться в змею, поползти сквозь решетку - и поминай, как звали... Так-то оно так, но не бросать же собственное тело на съедение гномам. Я пристроился рядом с ним и уснул. К утру исцеление основательно продвинулось, и хотя до полного восстановления сил было еще очень и очень далеко, я приметил, что ноги мои наконец раскаменели. Вот и хорошо - если мне суждено когда-либо вернуться в свое тело, пусть это будет нормальное человеческое тело. Плоть и кровь, а не камень. Однако сейчас в этом теле должно было пробудиться сознание Панихиды, и следовало быстро и внятно объяснить ей, что с нами произошло. Объяснить прежде, чем заявятся гномы. - Лежи спокойно, - промурлыкал я, почти касаясь губами собственного уха. Оно показалось мне довольно грязным, - видимо, та грязь, что набилась в голову, теперь выходила через уши. - Мы обменялись сознаниями. Мои глаза недоверчиво расширились. Моя рука потянулась к моему лицу. Рот мой открылся. - Не кричи, - предостерегающе шепнул я, - мы в беде. Необходимо соблюдать осторожность. Соображала Панихида быстро. Кричать она не стала, но справиться с изумлением было не так-то просто. - Рук... - недоумевающе прошептала она. - Неужели это моя рука? Такая большая и волосатая... - Теперь твоя. Но к сожалению, это еще не все... Торопливым шепотом я рассказал ей обо всем, что случилось с того момента, как черное заклятие Яна сделало свое черное дело. - Уж не знаю, что из этого выйдет, но тебе придется петь, используя мой голос, - заключил я. Панихида была умна и практична. Произошедшее с нами нравилось ей ничуть не больше, чем мне, - пожалуй, ей было даже трудно приспособиться к мужскому телу, чем мне к женскому, - но она понимала, что прежде всего нам надо спастись, и ради этого готова была действовать так, как требуют обстоятельства. В конце концов, мне еще повезло, что мое сознание оказалось в человеческом теле. Ян наверняка рассчитывал, что я переселюсь в какое-нибудь животное, а то и растение и уж точно не намеревался внедрять мое сознание в тело женщины, на которой хотел жениться. Во всяком случае, намеревался. Возможно, его устроила бы и ее смерть, тогда моя миссия осталась бы невыполненной. Став победителем в состязании, Ян нашел бы способ закрепить за собой трон. Но сейчас нам обоим - и мне, и Панихиде - было не до Яна. Обстоятельства связали нас крепче, чем можно было себе представить, и чтобы выпутаться, нам приходилось действовать сообща. - Ничего хорошего я от этих гномов не жду, - сказала Панихида. - Знаю я, каков их нрав и обычай. При свете дня они и носу на поверхность не кажут и выходят на охоту лишь по ночам. Кажется, у них есть какие-то чары, отгоняющие хищников, а может, зверей отпугивает свет факелов. Но поскольку днем гномы не охотятся и существа, ведущие дневной образ жизни, попадают в их котлы крайне редко, именно их они считают самой ценной добычей. А мы, люди, дневные существа. На их взгляд мы... особенно ты, - уточнила Панихида, глядя на свое тело, едва прикрытое изодранным коричневым платьем, - выглядим весьма аппетитно. Теперь я желаю, что не дала тебе сорвать новые штаны. Слушай, а если это мое... твое тело съедят, оно сможет потом восстановиться? - Не уверен, - угрюмо отозвался я. - Ежели б его, скажем, проглотил дракон, - другое дело. Но после того, как им полакомится целая орава гномов, различные его части будут распределены по разным желудкам. Боюсь, дело безнадежное, разве что кости мои окажутся сваленными в одну кучу, - кажется, корень моего таланта именно в костях. Но если и кости будут разбросаны, мне не воскреснуть. Я ведь не червяк - того порежь на кусочки, и из каждого вырастет новый. - Так я и думала. Выходит, коли меня съедят гномы, даже в твоем теле, мне все равно больше не жить. А тебе и подавно - мое тело исцеляться не думает. Значит, надо сделать все возможное для того, чтобы нас не съели. Я не мог с ней не согласиться. - А есть ли у нас надежда сбежать? - продолжала расспрашивать Панихида. - Насколько я понимаю, твое тело гораздо сильнее моего, но сейчас я чувствую себя очень слабой. - Это пройдет. Она улыбнулась - грубоватой мужской улыбкой. - Мое тело было обезглавлено и расчленено, - пояснил я. - Исцеление было нелегким, а чем труднее исцеление, тем больше времени требуется для восстановления сил. Главное тут отдых и много еды. Если нас не будут морить голодом, то через пару дней мое тело станет таким же сильным, как прежде. - Но что толку от силы, коли у нас, нет ни инструмента, чтобы сломать решетку, ни оружия, чтобы отбиться от преследователей, - заметила она. - Скорее уж нам поможет мой талант. Мое тело может легко исчезнуть отсюда. Но... - То-то и оно, - встрял я. - Никому из нас не хочется провести остаток жизни в чужом теле. Обменное заклятие Яна могло бы вернуть нам обоим подлинный облик, но, чтобы это случилось, мы должны сохранить в целости оба тела. Мы нужны друг другу. Панихида поморщилась, но кивнула, признавая мою правоту: - Да, до поры до времени нам придется держаться вместе и действовать заодно. Вопрос в том, как действовать? Тебе, надо полагать, виднее Ты ведь варвар, привычный к опасностям. По правде сказать, дело обстояло не совсем так. Большая часть моей жизни прошла в родной деревне, а какие опасности могут подстрекать мальчугана в родительском доме? Именно потому, что такая жизнь казалось мне пресной, я и отправился на поиски приключений. В детстве я разок утонул, сломал себе шею, свалившись с дерева, и случайно угодил под взгляд приблудного василиска, но какой мальчишка не набивал шишек? Сидеть взаперти, ожидая, когда из тебя сварят похлебку, - совсем другое дело. - Ну, - предположил я, - можно превратиться в какого-нибудь зверя с острыми клыками и когтями. Я разорву тебя на мелкие части, вытолкаю их за решетку и сложу вместе, чтобы они срослись. Панихиду эта идея не восхитила. - Боюсь, тут возникнут некоторые затруднения. Это ведь, наверное, больно, когда рвут на части. Даже если ты меня оглушишь, представляешь, сколько прольется крови? Но главное, сколько на это уйдет времени? Пока ты превращаешься да разрываешь меня, сюда могут заявиться гномы. А хоть и не заявятся, - тебе ведь придется выносить меня наверх по частям и оставлять их там без пригляду. Кто поручится, что, пока ты ходишь за следующим куском, какой-нибудь хищник не слопает то, что уже вынесено на поверхность? И даже если не слопает, скоро ли срастется разорванное в клочья тело? Насколько я понимаю, чем чаще исцеляешься, тем медленнее происходит исцеление. Твое тело долго не могло справиться с окаменением, да и до сих пор не совсем справилось. Я и сейчас чувствую камушек на большом пальце левой ноги. Мне только и оставалось, что развести маленькими, нежными ручками: - С тобой не поспоришь, ты все рассудила верно. Это не сработает. Но что же нам делать? - Пожалуй, именно то, о чем ты говорил с самого начала. Будем петь, чтобы нас не сожрали, а там посмотрим. - Но я никогда не был силен в пении. Сможешь ли ты хорошо петь моим голосом? - Голос голосом, не гармония порой творит чудеса, - сказала она. - Надо попробовать. Давай попрактикуемся. - А вдруг гномы услышат? - Ну и что? Они ведь хотят, чтобы мы пели, разве не так? Не знаю, зачем это им понадобилось, но раз так, постараемся им угодить. Мы принялись петь. Голос Панихиды был очень хорош. Звучал он дивно, хотя я, как и в прошлый раз, напевал "ля-ля-ля", поскольку не знал ни од- ' ной песни. Панихида, напротив, знала толк в пении, и, хотя мой грубый и хриплый голос оставлял желать лучшего, она задавала ритм и тон. Я стал подражать ей, и дело, кажется, пошло на лад. - Тебе надо выучить песню, - сказала она, - а я буду сопровождать твое пение басовым аккомпанементом. Тут весь секрет в гармонии контрапункта: когда два голоса дополняют друг друга, они звучат лучше, чем по отдельности. А сейчас постарайся запомнить мелодию, словами займемся потом. Панихида затянула песню, заставив меня подпевать. Что ни говори, а искусство - великая сила. Я и представить себе не мог, что мой грубый голос способен выводить такие рулады. Подражая ей, я подхватил мотив более высоким и нежным голосом Панихиды, и вскоре нам удалось добиться вполне сносного звучания. Песня, которую мы разучивали, была столь же красива, сколь и печальна, - казалось, она вобрала в себя всю горечь человеческого бытия. Такая мелодия была бы уместна на похоронах близкого друга. С лестницы донесся топот, и мы умолкли. Возле решетки появился Гнуси в сопровождении нескольких других гномов. - Слышал, Гниди? - проворчал он. - А ты мне не верил. Я ведь говорил тебе, что они умеют петь. - Говорил, - кивнул Гниди. - И впрямь умеют. Вопрос в том, будут ли их слушать коровяки. - Почему бы не попробовать? Ты как думаешь, Гнонсенс? - Эти проклятые коровяки совершенно не дают нам работать, так что попробовать в любом случае стоит. Попытка не пытка. А если толку от этого не будет, мы всегда успеем отправить эту парочку в котел. При слове "котел" глаза Гниди вспыхнули, и он уставился на меня: - Лакомый кусочек, а? Ты только посмотри, какое бедрышко! Чур, мое! - Как бы не так! - возразил Гнуси, в то время как я поспешно одернул задравшийся и обнаживший бедро подол. - Я их нашел, мне и выбирать первый кусок. - Не стоит ссориться, - вмешался Гнонсенс. - Надо только откормить их как следует, тогда сочного мясца хватит на всех. С этими словами гномы удалились, а мы с Панихидой продолжили репетицию. Признаюсь, осознание того, что в случае неудачи мы немедленно отправимся в котел, изрядно добавило нам усердия. Получалось неплохо - я выводил мелодию нежным, печальным голосом, Панихида вторила мне глубоким и низким. Кажется, у нас действительно получился дуэт. С лестницы вновь донеслись шаги. Мы приумолкли и вскоре увидели группу гномид. Должен сказать, что, как и у большинства других человекоподобных существ, женщины у гномов куда привлекательнее мужчин. Правда, внешняя привлекательность женского тела сочетается с его почти полной неприспособленностью к преодолению трудностей. Взять хотя бы женские ножки. Трудно представить себе что-либо более очаровательное. Ими можно любоваться, но для того, чтобы быстро бегать или карабкаться по скалам, они совершенно не пригодны. Скорее всего в этом коренится некий глубокий смысл. Наверное, необходим определенный баланс между красотой и целесообразностью. Впрочем, утверждать не берусь - какими быть людям, и мужчинам, и женщинам, установил не я. Но гномиды, в отличие от своих угрюмых мужей, выглядели премилыми малютками. Они принесли большой горшок с мутной водой и связку вареных кореньев. Непроваренные грубые, волокнистые коренья были ужасны на вкус, но мы с Панихидой так проголодались, что умяли их мигом, и не подумав привередничать. В любом случае они представляли собой материал, пригодный для восстановления моего тела. Подкрепившись, мы решили отдохнуть. - Чем больше спишь, тем быстрее восстанавливаются силы, - пояснил я. - Но тебе не мешало бы попрактиковаться в изменении формы, - заметила Панихида. - Разумеется, так, чтобы гномы ничего не прознали. Это умение может нам пригодиться. - Знаю, ведь именно благодаря твоему таланту мне удалось засадить черный меч в камень. Тогда я просто захотел стать бесплотным, и в конце концов это случилось. - Да, тут главное захотеть. И чем сильнее сосредоточиваешься на желании, тем быстрее идет превращение. Правда, скорее чем за час все равно не управиться. А насчет меча ты здорово придумал. Я смотрю, не так-то ты прост. - Коли припечет, поневоле сообразишь, что к чему, - пробормотал я, польщенный и смущенный похвалой. Щеки мои зарделись. - Сложность заключается в том, - продолжала она, - что можно осуществить только один вид превращения зараз, и пока его не закончишь, не перейти к следующему. Нельзя, например, изменить наполовину размер, а потом, тоже наполовину, плотность. Все приходится доводить до конца, а это требует немалого решения. Именно поэтому я ни разу не попыталась сбежать от тебя днем. В процессе превращения я... мое тело становится весьма уязвимым. - Кое-что мне понятно, - промолвил я, - в определенном смысле наши таланты схожи. Для правильного исцеления моему телу тоже нужен покои. Но вот что меня интересует - откуда твое тело знает, где следует остановиться? Я хочу сказать... Ну, например, можешь ты начать уменьшаться до эльфийского размера, а потом остановиться на размере гнома, словно это именно то, что тебе и требовалось? Мое в общем-то привлекательное, хотя и грубоватое мужское лицо удивленно вытянулось. - Я никогда об этом не задумывалась! - воскликнула Панихида. - Прежде всего я всегда представляла себе то, во что я хочу превратиться, например, мышь. Потом уменьшалась до мышиного размера и становилась такой плотной, что едва не проваливалась сквозь землю. Далее приходилось разуплотняться, чтобы вернуть себе нормальную плотность. В результате я становилась чем-то вроде бесенка - облик и плотность человеческие, а размер мышиный. Ну и наконец я изменяла форму и окончательно превращалась в мышь. Поступать иначе мне никогда не приходило в голову, но теперь я думаю, что это возможно. - Так же, как оказалось возможным приспособить мою глотку для пения, - согласился я. - Объясни поподробнее насчет сверхплотности и всего такого... Боюсь, я не совсем понял. - При изменении размера тела его масса остается прежней, - терпеливо пояснила Панихида. - Если я уменьшу массу, не изменяя размера, то стану похожа на призрака, но, когда соответственно изменю и размер, восстановится нормальная плотность. Уразумел? - Более-менее? - ответил я, полагая, что тут есть над чем поразмыслить. - Спасибо. А сейчас тебе не мешало бы поспать. Панихида охотно согласилась, и вскоре мое тело улеглось в углу, закрыло глаза, а спустя несколько мгновений оглушительно захрапело. Чем несколько удивило меня. Я догадывался, что имею обыкновение храпеть по ночам, но никогда не думал, что делаю это так громко и прямо-таки неприлично. Правда, дома, в Крайней Топи, родные уверяли, будто я не даю им спать по ночам своим храпом, но мне всегда казалось, что они шутят. Сам я спать не хотел. Хотя телу Панихиды и пришлось попотеть, оно не было разрублено на куски и не нуждалось в отдыхе в такой степени, как мое. А поскольку меня интересовали пределы его возможностей, я решил проделать несколько опытов с превращением. Поначалу я малость разуплотнился и, убедившись, что это получается у меня без труда, вернулся в нормальное состояние. Изменять форму было страшновато - вдруг нежданно-негаданно нагрянут гномы. Этак они сразу заметят неладное. Пожалуй, лучше изменить размер. Поначалу я хотел подрасти, но потом решил сделаться пониже - в случае чего это не так бросалось бы в глаза. Кроме того, я намеревался проверить, смогу ли я прервать процесс уменьшения, когда сочту нужным. Мне следовало освоиться в теле Панихиды и научиться как следует управляться с ее талантом. От этого, возможно, зависели наши жизни. Я уменьшался около четверти часа, после чего сравнил свой рост со сделанной на стене меткой и выяснил, что теперь он составляет примерно три четверти первоначального. Значит, за час я мог уменьшиться до... Хм, интересно, до чего? До нулевого размера? До микроскопического? Мне случалось слышать о микроскопах, волшебных инструментах, позволяющих видеть такие маленькие предметы, что их не различает даже самый зоркий глаз. Вот было бы забавно появиться под микроскопом и показать нос волшебнику, который в него глазеет. То-то бы он удивился! Правда, столь мелкое существо запросто может слопать любая мошка, а в этом мало забавного. Став ниже ростом, я почувствовал себя неуютно - дыхание участилось, слово мне не хватало воздуха. Впрочем, так оно и было. Масса моя осталась прежней, а легкие стали меньше, поэтому нагрузка на них возросла. Хотелось бы знать, как Панихида ухитрялась уменьшаться до размеров мыши не задохнувшись. Надо думать, она сначала разуплотнялась, иначе бы у нее ничего не вышло. Кроме того, труднее стало удерживать равновесие: во-первых, я был слишком тяжел для такого роста, а во-вторых, находясь непривычно близко к земле, не имел достаточного времени на корректировку движений. Только сейчас я понял, что размер и форма живого существа, как правило, взаимосвязаны. Существу величиной с мышь, даже будь у него нормальная плотность, трудно балансировать на двух ногах. Правда, у бесенят это получается, но исключительно за счет магии. Будучи величиной с мышь, лучше всего иметь и мышиное обличье. Вот ведь, оказывается, какое сложное дело изменять облик. Недаром Панихида прибегала к этому лишь в случае крайней необходимости. Я решил малость разуплотниться, чтобы перестать наконец пыхтеть. Кажется, мне уже удалось выяснить все, что требовалось. Ясно, что крайности опасны - ежели я стану слишком бесплотным, ветер сможет разорвать меня в клочья, а коли чересчур уплотнюсь, неровен час, провалюсь под землю. Но тут я вспомнил, что собирался выяснить, можно ли прервать один вид превращения, не доведя его до конца, и заняться другим. Панихида сомневалась в такой возможности, но ведь и я не верил, что смогу петь. Вот сейчас и проведу проверочку - кончу уменьшаться и начну разуплотняться. Я полностью сосредоточился на диффузии, и минут через пятнадцать дышать стало гораздо легче. Ну и дела! Панихида уверяла, что на изменение размера и восстановление нормальной плотности требуется два часа, а я проделал все это всего за полчаса! Что бы еще проверить? Интересно, может ли тело измениться не полностью, а только частично? Панихида считала это невозможным, но ведь она наверняка никогда не пробовала. Я сосредоточился на левой руке, воображая ее клешней, вроде как у краба. Об остальном теле я старался забыть, словно его и не было. Только клешня, левая клешня. Сработало! Всего через несколько минут моя рука стала большой зеленой клешней. Я опробовал ее на своей коже, но без впечатляющего результата. По форме клешня была как настоящая, однако по силе оставалась все той же слабой женской ручкой. Оказывается, превратить свое тело в естественное оружие не так-то просто. Хотя и возможно, если есть время. Но все-таки я совершил открытие. Панихида просто не знала на что в действительности способно ее тело. Полный цикл превращений занимал три часа, но частичные превращения можно было осуществлять гораздо быстрее. Не задумываясь о возможностях своего таланта, она тем самым сужала эти возможности. Однако сейчас стоило подумать о том, как вернуться в нормальное состояние, пока не явились гномы. Я попробовал объединить два процесса - подрасти и убрать клешню одновременно, но ничего не вышло. Следовало делать или то, или другое. Ладно, коли так, сначала клешня, потом размер. Никаких затруднений не возникло. Я малость видоизменил клешню и, когда она еще не успела окончательно превратиться в руку, переключился на размер, затем занялся плотностью и восстановил утраченную массу, а под конец снова вернулся к руке. Все виды превращений приходилось осуществлять по отдельности, но ничего не мешало мне в любой момент прервать любое из них и перейти к другому. Талант Панихиды заиграл новыми гранями, о которых она и не подозревала. А может, все мы не подозреваем о том, на что в действительности способны? Может, каждый человек способен сделать гораздо больше, чем ему кажется? Кто знает, сколько ненужных ограничений накладывает на нас неверие в свои силы. Взять хотя бы обыкновенов - они не верят в магию, поэтому в Обыкновении ее и нет. Конечно, ценность моих рассуждений скорее всего невелика, поскольку варвары не сильны в философии. Возможно, именно потому, что уверовали в собственное тупоумие. Вернувшись в нормальное состояние, я улегся и чуток вздремнул. Панихида дрыхла в моем теле до тех пор, пока гномиды не принесли еду. На сей раз с ними заявился Гнуси. - Готовьтесь, - угрюмо проворчал он, - скоро вы будете петь для коровяков. Не сказав больше ни слова, гном повернулся и зашагал прочь. - Что еще за коровяки? - поинтересовался я. - Кто они такие? Одна из гномид оглянулась, удостоверилась, что суровый Гнуси ушел, и с готовностью объяснила: - Это быкоголовый народ. - Вроде вашего Гнуси? Гномида не смогла сдержать улыбки. - Нет, ты не поняла меня, надземная женщина. Коровяки, они... - Она умолкла, пытаясь найти нужные слова. Воспользовавшись паузой, я решил представиться: - Меня зовут... - лишь в последний момент до меня дошло, что следует назвать имя, соответствующее моему нынешнему телу, в противном случае может возникнуть недоразумение. - Панихида. - Па-ни-хи-да, - с расстановкой повторила моя собеседница. - А я гномида Гнадия, можно просто Гнадя. - Рада познакомиться с тобой, Гнадя, - сказал я вполне искренне, поскольку гномиды с виду существенно отличались от гномов. Что ни говори, а составить верное представление о каком-либо народе можно лишь познакомившись с представителями обоих полов. - Так вот, Гнадя, я что-то не понял... не поняла насчет этих коровяков. Неужели они разводят коров? - О коровах, мифических существах из Обыкновении, рассказывали невероятные веши. Будто бы обыкновены, в земле которых не растет нормальный молочай, добывают молоко из этих животных. Гномиды захихикали. - Конечно же, нет, - сквозь смех ответила Гнадя. - Они сами... их головы... - она не смогла четко выразить свою мысль и закончила просто: - Быки и коровы. - Ты хочешь сказать, что тела у них как наши, а головы... - Вот-вот! - воскликнула она, довольная моей догадливостью. - Именно так. Они пасутся... - Пасутся? - Да, пасутся на наскальном мху. А он как назло растет в тех пещерах, где наши мужчины добывают камни. И у них... у них большие гадкие рога. Вопрос с коровяками начинал проясняться. - Гномам нужно работать, а коровяки хотят пастись. Из-за этого происходят столкновения. Вообще-то они не злые, но слишком большие и сильные, чтобы мы могли их прогнать. Больше всего они любят музыку и, заслышав песню, забывают обо всем. Только вот мы, гномы, не очень-то музыкальны. - Это поправимо, - великодушно сказал я. - Мы с другом мастера петь. Но что будет, если наши песни им не понравятся? - Ой, об этом даже думать не хочется! - замахала руками наша собеседница, а опиравшаяся на клюку старая гномида подошла поближе и сказала, как припечатала: - Котел. - Это Гнилия, - представила мне Гнадя старушку. - А это, - указала она на совсем молоденькую гномиду, стеснявшуюся принимать участие в разговоре. - Гнимфа, Все-то у этих гномов, как у людей. Молоденькие девушки, разговаривать с которыми одно удовольствие, стесняются невесть, чего, а зловредные старухи встревают в разговор, когда их не просят, и говорят всякие гадости. Гнадя беседовала со мной дружелюбно, но у меня хватило ума не просить ее выпустить нас на волю. Ключа у женщин не было, да и в любом случае они не осмелились бы обмануть своих гневливых мужчин. Кроме того, они отнеслись ко мне не плохо, поскольку приняли меня за женщину. Видать, всем женщинам, что на земле, что под землей, приходится несладко из-за грубости и самодурства мужчин. Мне это и в голову не приходило, покуда меня не занесло в женское тело. - Большое вам спасибо за угощение, - сказал я. - У моего друга Джордана, вот этого малого, отменный аппетит. Он был тяжело ранен, из-за чего нам и пришлось сюда спуститься. Мы не решились остаться на ночь в лесу, потому что там полно чудовищ. Гномиды понимающе закивали. Возможно, именно страх перед чудовищами загнал их народ в безопасную глубину подземелий. - Дракону в дупло не пролезть, это ясно, - заметил я, - но почему сюда не забираются хищники помельче? Дверь, насколько я понимаю, не запирается. - На вход наложено отвращающее заклятие, - пояснила Гнодия. - Преодолеть его может только гном или тот, кто находится в такой тяжкой нужде, которая пересиливает любое отвращение. - Как раз наш случай, - заметил я. - Близилась ночь, мой спутник был без сознания, а я смертельно устала. Тут уж не до отвращения. - Такие же заклятия наложены на колпаках наших мужчин, - продолжала Гнадия. Теперь, когда лед был сломан, она сделалась весьма словоохотливой. - Поэтому они охотятся по ночам, не опасаясь чудовищ. Ежели гном держится за свой колпак, хищник его не тронет. - Полезное заклятие, - признал я. - Хотелось бы и мне обзавестись таким колпаком. Едва мы с Панихидой отобедали, как явился Гниди. - Пошевеливайтесь! - скомандовал он, отпирая дверь. Следуя его указаниям, мы двинулись вниз, в лабиринт пещер и тоннелей. Далеко не все они были прорыты гномами. Стены естественных пещер, как правило, более просторных, чем вырубленные в камне камеры, покрывал мех. Но не везде - местами они были обтесаны кирками добывавших драгоценные камни гномов. Там, где поработали гномы, мох не рос, и я мог понять раздражение питавшихся им коровяков. С их точки зрения, гномы ради бесполезных камушков уничтожали прекрасные пастбища. Когда сталкиваются два образа жизни, трудно судить, кто прав, кто виноват. Размышляя об этом, я вспомнил о существовавшем некогда заклятии, именуемом интерфейс. Суть его сводилась к тому, что под воздействием чар лица двоих людей смыкались, а порой их черты перепутывались. У кого-то когда-то имелся такой талант, в результате чего некоторые люди были сведены лицом к лицу, хотя им вовсе того не хотелось. Впоследствии значение этого слова изменилось - под интерфейсом стали подразумевать тесную взаимосвязь, взаимовлияние и взаимное пересечение интересов, как в случае с гномами и коровяками. Не следует удивляться, что я, варвар, размышлял о происхождении слов и изменении их значения. Дело в том, что для нас, варваров, слова особенно важны, ибо мы обладаем только устной традицией. Нельзя позволить себе забывать слова, которые нигде не записаны. Каждое слово, не только волшебное обладает реальной силой. Кто не верит, пусть послушает гарпий. Через некоторое время гномы стали двигаться осторожнее. Они заметно нервничали. - Коровяки близко, - заявил Гнуси. - Я их чую. Будем надеяться, что отвращающие заклятия не подведут. Вскоре и мы учуяли крепкий запах навоза, а затем услышали хрумканье, время от времени прерываемое рыганием. Затем впереди открылась большая пещера, в которой мирно паслись коровяки - существа с человеческими телами и рогатыми коровьими головами. Они заметили нас. Стоявший впереди коровяк, ростом и телосложением напоминавший здоровенного варвара, фыркнул и поскреб пол босой ногой. Одежды на нем не было, но покрытое короткой шерстью тело не выглядело голым. Затем он склонил голову, увенчанную острыми рогами. Гнуси ухватился за колпак и попятился. - Пойте! - приказал он. - Подожди, - рассудительно начал я, - скажи, разве коровяки не имеют такое же право на эту пещеру, как и вы? Или даже больше, коли они пришли сюда первыми. В конце концов, они голодны, и им нужны пастбища. - Гниди, ставь котел на огонь, - распорядился Гнуси. - Мы споем! - воскликнул я, уразумев, что гномы располагают весьма убедительными доводами. Куда более весомыми, нежели доводы рассудка. Мы запели. Я нежным голосом Панихиды выводил мелодию, а она с чувством вторила мне моим хрипловатым басом. Неловко хвастаться, но кажется получилось у нас неплохо. Впрочем, этому в немалой степени способствовала сама пещера. Под ее просторным куполом песня звучала куда лучше, чем в нашей клетушке. На коровяков пение подействовало благотворно. Сердитый бугай успокоился, раздумал бодаться и вновь принялся пощипывать мох. С особенным вниманием слушала нас одна молоденькая коровяка, чье тело несколько напоминало то, в котором ныне пребывал я. - Заманите их в дальний конец пещеры, - с мрачным удовлетворением пробормотал Гнуси. - Мы хотим поработать. Мы с Панихидой двинулись к дальней стене, и коровяки всем стадом последовали за нами. Гномы тем временем достали кирки, вырубили из стен несколько кусков породы и стали измельчать их молотками и просеивать дробленый камень сквозь сито в поисках драгоценных камней. Работа шла медленно, ведь, чтобы добыть хотя бы один самоцвет, порой приходится дробить и просеивать целую глыбу. Я не мог не восхищаться упорством и трудолюбием гномов, но с сожалением смотрел на истерзанные кирками стены и растущую прямо на глазах груду пустой породы. Будучи более цивилизованным народом, чем коровяки, гномы наносили несравненно больший ущерб природе. Мы с Панихидой успели разучить всего один напев, но коровяков похоже, это устраивало, молоденькая коровяка шажок за шажком приближалась ко мне, стараясь держаться подальше от Панихиды. Видимо, она, как и гномиды, чувствовала себя увереннее, имея дело с представительницами своего пола. Я протянул руку. Коровяка потянулась, понюхала ее и тут же отпрянула, устыдившись собственной смелости. Судя по всему, ее сородичи были миролюбивым народом, во всяком случае сейчас они спокойно жевали свою жвачку, не проявляя ни малейших признаков агрессивности. Возможно, на них действовало отвращающее заклятие гномов. Однако, видя, как опустошаются их пастбища, коровяки порой впадали в отчаяние. Заклятие переставало действовать, и гномам приходилось туго. Разумеется, мои симпатии были на стороне коровяков, хотя бы потому, что они питались мхом, а не попавшими в беду странниками. Однако я понимал, что мы слишком мало знаем о коровяках, чтобы делать поспешные выводы. Так или иначе, пока мое тело не восстановит былую силу и нам с Панихидой не удастся найти способ вырваться на волю, мы независимо от своих симпатий вынуждены делать то, что прикажут гномы. Мы пели, пока не охрипли. Когда музыка перестала воздействовать на коровяков, те снова начали выказывать беспокойство, однако гномы уже собрались уходить. В этот день они поработали на славу и были довольны результатами. Среди добытых ими камней оказалось даже несколько алмазов, пенимых особенно высоко. По возвращении в клетку нас хорошо накормили. Не знаю, как Панихида, а я ел без удовольствия - не мог выкинуть из головы, что меня откармливают для котла. Как только наше пение перестанет отвлекать коровяков или гномы закончат работу на их пастбище, мы тут же окажемся в кипятке. Аппетита такие мысли не прибавляют. Возле решетки не было видно никаких гномов, однако варвары не привыкли полагаться на очевидное. Один из ним запросто мог спрятаться в соседней клетушке - вдруг они решили подслушать, не вынашиваем ли мы план побега? Поэтому я не заговаривал на эту тему, покуда не истаял пробивавшийся сквозь вентиляционную шахту свет, а в темноте пристроился поближе к Панихиде и прошептал ей на ухо: - Боюсь, что рано или поздно нас пустят на похлебку. - Да, котла нам не миновать, - согласилась она. - Значит, надо найти способ унести ноги. Завтра ты станешь гораздо сильнее, чем сегодня, но для полного восстановления сил потребуется еще один день. Как ты думаешь, он у нас есть? - Скорее всего да, - ответила Панихида. - Сам посуди, пещера здоровенная, и за один день гномам в ней не управиться. Да и кто знает, может, она не одна. Вдруг гномам придет в голову разорить и другие пастбища коровяков? Однако в любом случае необходимо продумать все заранее, как если бы мы собирались бежать завтра. Мне кажется, коровяки пропустят нас через свои угодья, но есть ли оттуда выход на поверхность? Чтобы шептать ей на ухо, мне приходилось опираться на локоть. Это было неудобно, но говорить громче я не решался. В конце концов рука устала настолько, что я спросил Панихиду, нельзя ли положить голову ей на плечо. - Само собой, - сказала она. Я пристроился, и Панихида тут же обхватила меня своими... моими ручищами. Одна ладонь легла мне на грудь. - Эй, ты что затеваешь?.. - начал было я, но тут же умолк по той простой причине, что Панихида поцеловала меня в губы. Я отпрянул, ее... мою... короче говоря, я сбросил руку с груди и залепил Панихиде пощечину, после чего вывернулся из ее хватки. - Ты чего дерешься? - сердито проворчала Панихида. Даже в темноте я чувствовал, как напряглись ее мышцы, и мне стало малость не по себе, слишком уж неравны были наши силы. До полного выздоровления моего тела было еще далеко, но даже сейчас Панихида запросто могла сделать со мной все, что взбредет ей в голову. - Веди себя как следует, не то позову гномов. - Руками машешь, гномов позвать грозишься... Что я такого сделала? - То и сделала, чего делать не положено! Конечно, мужчины все одинаковы! Думают, что каждая женщина им доступна, стоит только... - Я проглотил последние слова, сообразив, что несу полную несусветицу. - О чем ты говоришь? - разгневанно воскликнула Панихида, но тут же сбавила тон и невесело рассмеялась: - Знаешь, а ведь это правда. Я никогда не испытывала таких ощущений. Я вся... Слушай, мужчины всегда так реагируют на женщин? - Только на красивых, - буркнул я. - Да... Пойми, до сего дня я и представить себе не могла, какие страсти одолевают мужчин. Как вам вообще удается сдерживаться? - Порой это бывает непросто, - признал я, несколько смягчившись. - Когда такая милашка, как ты, лежит рядом и дышит... Панихида снова рассмеялась: - Да-да, мне все понятно. Теперь я знаю, что ты должен был чувствовать. И эта грязь, которая завелась в твоих мозгах... Наверное, она подействовала и на мое сознание. Ладно, не обращай внимания... Ох, Джордан, да ты никак был святым. - Святых не бывает, - отозвался я уже довольно миролюбиво. - Они существуют лишь в обыкновенной мифологии. Надеюсь, ты кое-что поняла, как, впрочем, и я. Ведь раньше мне было невдомек, что значит быть женщиной. - Прошу прошения, - сказала Панихида. - Я буду держать себя в руках. - Вот и хорошо. Мы помирились, но на всякий случай я держался от Панихиды подальше. И план побега мы в эту ночь больше не обсуждали. Следующий день был похож на первый. Мы поели, разучили новую песню и пропели ее на пастбище коровяков. На сей раз к нам приблизились сразу три коровяка. Одна совсем молоденькая, почти телочка, голову ее украшали маленькие аккуратные рожки. - М-мвы мрасиво м-моете, - промычала она, когда нам пришлось сделать маленький перерыв; петь беспрерывно целый день мы, разумеется, не могли. Странное мычание привлекло мое внимание, оно показалось мне похожим на членораздельную речь. Конечно, речь эта была не слишком разборчивой, но ведь губы и язык у коров устроены совсем по-другому, чем у людей. Они приспособлены для мычания. Видимо, поэтому всякое слово начиналось у коровяки со звука "м", а некоторые звуки она просто не выговаривала. А коли так, что же она сказала? Ну конечно! "Вы красиво поете". - Спасибо, - сказал я. - А ты прекрасно выглядишь. - М-мрасивые месни, - с д