ра только закончилась. Иво показалось, что только Афра чувствовала неловкость, - это говорило кое-что о ней и о других сотрудниках станции. Ученые уважали талант, где бы он не проявлялся; у Афры же были другие критерии. Толстяк сейчас, должно быть, завидовал тому, как Бланк умеет работать ракеткой, и не обращает внимания на такие мелочи, как образование. В центре комнаты возвышался пьедестал, на котором на уровне глаз была помещена сверкающая статуя. Это была модель парового экскаватора, как на картинке в исторической книге, с маленьким изящным ковшом. Островерхая вогнутая крыша кабины, покрытая черепицей, придавала сходство с деревенским коттеджем. На двери был укреплен яркий полумесяц. В ковше лежал крошечный мраморный глобус, столь тщательно и любовно сработанный, что можно было разобрать на нем очертания Северной Америки. На пьедестале были высечены замысловато украшенные буквы - SPDS. - Что они означают? Афра опять выглядела смущенной. - Брад называет это - "Одетая в Платину Тайна", - тихо сказала она, хотя никого рядом не было. - Так оно и есть. Я имею в виду, что действительно все покрыто платиной. Он это сконструировал, а в мастерских изготовили. Всем очень нравится. - Но эти буквы - SPDS, - не означают ли они... Она слегка покраснела. Ему это нравилось - консерватизм был их общим качеством, хотя в остальном их взгляды сильно различались. - Сами у него спросите. - Она сменила тему. - Мы тут говорили о высоких материях, а о вас забыли. Откуда вы приехали, Иво? То есть, где вы жили после проекта? - В основном я странствовал по Джорджии. Все, кто участвовал в проекте, получили гарантированный доход, по крайней мере, на первое время. Это немного, но мне хватало. - Это очень интересно. Я родилась в Маконе. Джорджия мой родной штат. - В Маконе! А я и не знал. На самом деле он знал, но только не мог сказать, откуда. - Что интересного в Джорджии? Вы там знаете кого-нибудь? - Можно сказать, что так. - Как ей рассказать о десяти годах безделья, о том, как он путешествовал по дорогам жизни своего предка? Она не настаивала. - Я должна вам показать изолятор. Брад попросил. Наверное, он хочет, чтобы вы точно обрисовали Шену ситуацию. Иво двинулся за ней. Он недоумевал, что такого можно увидеть в изоляторе, но удовлетворился ее объяснением. С каждой минутой он узнавал о ней все больше и жаждал знать все, и хорошее, и плохое. - Одного не понимаю, - сказала Афра раздраженно. - Почему Шен был в другом проекте. Он должен был быть вместе с Брадом. - Он скрывался. Вы знаете притчу о хорошей рыбе? - О хорошей рыбе? - она мило нахмурилась. - Рыбак, когда вытащил сеть, оставил хорошую рыбу, а плохую выбросил в воду [Евангелие от Матфея, XIII:48]. - Не вижу связи. - Представьте, что вы рыба в том озере. Какой рыбой вы хотели бы быть? - Хорошей, конечно. Мораль притчи в том, что на хороших людей снизойдет милость божья, а плохие погибнут. - Так что же случается, фактически, с хорошей рыбой? - Ну, ее отвозят на рынок, а затем... - она запнулась. - Как минимум, от них есть польза. - А в это время плохие рыбы плавают, как ни в чем ни бывало, поскольку рыбаку они не нужны. Я бы хотел быть одной из них. - Возможно, вы и правы, если так подходить, но какое это имеет отношение к... - она опять прервалась. - Зачем им нужно было столько гениев вместе в проекте Брада? - Это было не мое дело. Я думаю, что Шен хотел жить сам по себе, а не быть подопытным кроликом. Вот он и спрятался там, где его никто не мог найти. Плохая рыба. - У Брада не было проблем. Я знаю, он дурачил их не меньше, чем он дурачил меня. Он гораздо умней, чем говорит о себе. Иво вспомнил, что Брад представился ей, как коэффициент сто шестьдесят. - Неужели? А мне он всегда казался обычным парнем. - На него похоже. Он ладит со всеми, и проходит много времени, прежде чем понимаешь, насколько он умен и проницателен. Благодаря ему проект имел такой успех - вы, конечно же, знаете. Несмотря на то, что он заявляет, что дурак по сравнению с Шеном. Я уж было полагала, что он выдумал Шена, чтобы меня позабавить, но тут этот кризис... - Да, со мной было почти то же самое. Но сейчас, выходит, я должен поверить в Шена, хотя я очень хотел бы забыть о нем. Потому что иначе непонятно, что я здесь делаю. Она улыбнулась. - Я бы вам посоветовала не жалеть себя, если бы сама часто не делала того же. Никто не хочет казаться глупым, но рядом с Брадом... - Да, - согласился он. Они вошли в изолятор. Их встретил запах асептиков, неизменный атрибут унылой чистоты больницы. - Вот они, все пятеро. - Афра указала на сидящих в ряд мужчин. - Доктор Джонсон, доктор Санг, доктор Смит, доктор Мбслети, мистер Холт. Все пятеро - известные астрономы и криптологи. - Джонсон? Холт? Санг? Я слышал эти имена раньше. - Должно быть, Брад упомянул их, если вы не знакомы с их работами. Наиболее интересные планеты были названы их именами. Разве Брад вам не объяснил? - Он показал мне несколько планет. Теперь вспомнил, просто сразу не сообразил. Иво посмотрел на сидящих людей. Доктор Джонсон был благообразным стариком, с волосами и бровями цвета стали, глубокие морщины вокруг глаз говорили о сильном характере. Он напряженно смотрел в одну и ту же точку, будто решал какую-то сложную головоломку. - Доктор, - обратился Иво, - я без ума от вашей планеты, с ее лапшевидными кустами и желтыми деревьями. Спокойные серые глаза смотрели на него. Стиснутые челюсти задвигались, и через секунду-другую разжались губы: - Хо-хо-хо, - произнес Джонсон. Из уголка рта показалась слюна. - Здравствуйте, - отчетливо выговорила Афра. - Здрав-ствуй-те! Не закрывая рта Джонсон улыбнулся. В нос ударило зловоние. - Он пытается сказать "Здравствуйте", - пояснила Афра. - Он у нас такой галантный. - Она принюхалась. - О, Боже! Санитар! Появился молодой человек в белом. - Я позабочусь, мисс Саммерфилд, - сказал он. - А сейчас вам лучше уйти. - Хорошо. - И они покинули изолятор. - Они плохо себя контролируют. Мы пытаемся их обучить заново, но пока не знаем, насколько это возможно. То, что с ними произошло, просто ужасно, и все мы не... К ним быстро приближался Брад. - Очередной кризис, - сказал он, присоединяясь к ним. - Приезжает американский сенатор. Кто-то ему наболтал про разрушитель мозга, и он собирается провести расследование. - Это очень плохо? - спросил Иво. - Принимая во внимание, что мы не распространяем информацию за пределы станции, да, - ответил Брад. - Пусть тебя не вводит в заблуждение наша откровенность, Иво. Все это совершенно секретно. Мы подделываем отчеты всех жертв, чтобы ничего не было заметно, пока мы пытаемся найти выход. До того, как выход будет найден, никто станцию не покинет, разумеется, из тех, кто посвящен. - Как насчет того, кто меня привез, Гротона? - Он умеет держать язык за зубами. И даже тогда все, что он знал, это - кто ты, где тебя найти, что сказать, когда вы окажетесь наедине. Это объясняло слежку. Гротон не хотел подходить к нему в людном месте, хотя в конце концов ему пришлось. - Не думай о нем плохо, - сказала Афра. - Гарольд и Беатрикс очень радушные люди. Означало ли это, что Гротон женат? Иво не мог себе представить. Это еще раз доказывало, каким ложным бывает первое впечатление. - Ситуация следующая, - сказал Брад, когда они вошли в его комнату. - Сенатор Борланд на пути к станции. Для нас это будет землетрясение в девять баллов. Борланд на первом сроке, но уже сильно озабочен общенациональным паблисити, к тому же он безжалостен. Он не дурак, я думаю, у него есть хороший шанс войти в программу разрушителя. И, конечно, он нам задаст жару, если мы попытаемся подсунуть подделку. - Ты не можешь показать ему разрушитель, - с тревогой сказала Афра. - Мы не можем не показать ему программу, если он этого захочет - а он хочет ее увидеть. Он знает, что здесь кроется что-то очень важное, жаждет увидеть свое имя в передовицах газет всего мира еще до конца расследования. Ковонов мне сказал прямо: Борланд - американец, так что он твой клиент. Я должен его нейтрализовать до того, как мы найдем решение и будем контролировать ситуацию, иначе здесь начнется невообразимое. - Когда он прибывает? - спросил Иво. - Через шесть часов. Нам сообщили, когда он отправился, но только сейчас стали известны его намерения. Он типичный болтун из Конгресса, но умеет молчать, если это ему выгодно - в политике он не любитель. Очевидно, он уже давно все знал, но сейчас решил немного популярности на нас заработать, это помогает на выборах. - А почему бы не сказать ему правду? Если он такой умник, он должен стремиться сделать что-то полезное для своих избирателей, вместо того, чтобы... - Правда без готового решения - это конец всем нам, а Борланд станет кандидатом в президенты на следующих выборах. Ему наплевать и на нас, и на будущее космических программ. Он был бы только рад прекратить американское участие в программе макроскопа. - Но другие страны будут продолжать программу, не так ли? Разве она находится не под общим руководством ООН? - Под более чем общим. Программа, конечно, может и будет продолжаться, и тогда мы станем второсортной страной, а другие будут делать открытия вроде моего теплового экрана. Америка не сможет уже подняться на уровень космической науки. Или проект макроскопа вообще закроют, испугавшись болтовни о лучах смерти из космоса. Средний обыватель питает глубокое недоверие к передовой космической науке, наверное потому, что действительность непохожа на то, что он видел в космических операх. Людям приятно думать о бесстрашных космонавтах, которые мчатся на ракетах в бескрайнем космосе, а не о сложностях релятивистской космологии или квантовой физике. - А что, если дать ему то, что он хочет - пускай посмотрит программу. - И что это решает? Если он не войдет в нее, то у него будет "доказательство", что мы убиваем известных ученых не столь уж экзотическим способом, как утверждаем - ну, естественно, международный заговор, а если он просмотрит всю программу - тогда нам придется отчитываться за пятерых известных ученых и одного американского сенатора. Иво пожал плечами: - Тогда мы влипли. - У нас только один шанс выйти из положения до того, как он прилетит сюда. Поэтому Шен нам нужен с каждой минутой все больше. - У нас нет уже времени привезти Шена с Земли, - заметила Афра. Брад ничего не ответил. - Не уверен, что Шен нам поможет, - сказал Иво. - Ему нет дела ни до Америки, ни до макроскопа. - А до чего ему есть дело? - спросила Афра. Брад прервал беседу: - Давайте передохнем. Мы ведем себя так, будто на станции это касается только нас. Афра хотела было возразить, но он прижал палец к ее губам и заставил замолчать. Иво заметил, что Браду она позволяла то, что больше никому бы не простила. Но в данной ситуации ее протест был понятен. Иво вручил им бомбу, которая взорвется через шесть часов, а затем объявляет перерыв, будто дело не очень срочное. Как бы объяснить этому одухотворенному созданию, что Брад уже проявил всю галантность, на которую способен, а этот перерыв он сделал не просто, чтобы передохнуть, как могло бы показаться. И все же она доверяла ему. Эх! Иметь такую девушку... Перерыв оказался просто изысканным обедом в семье Гротонов. Иво уже знал, что Гротон временно был посланником на Землю, и ему еще раз пришлось пересмотреть свое отношение к этому человеку. Брад всегда умел подобрать хорошую компанию. Беатрикс, жена Гротона, была полноватой, улыбчивой женщиной, лет под сорок, с седоватыми волосами и светлыми глазами, вряд ли ее можно было назвать сексуально привлекательной. Квартира Гротонов была ненавязчиво опрятной, будто хозяйка больше беспокоилась об удобстве, нежели о внешнем виде, в противоположность кричащей обстановке в комнате Афры. Иво показалось, что он вошел в дом на Земле, и если сейчас посмотрит в окно, то увидит улицу или двор. Но окна не было. Зато было кое-что получше. Гротоны проживали на внешней кромке тора, и их иллюминатор приходился на боковой край обода. Станция была сориентирована плоскостью к Солнцу, так что одна сторона находилась в тени, а другая была обращена к светилу. Они находились на темной стороне. За большим иллюминатором была космическая ночь. - Все меняется со временем года, - пояснил Брад заметив, куда смотрит Иво. - Формально наша станция - это планета, у которой есть годовой цикл. Для создания искусственной гравитации необходимо вращение, которое придает и гироскопическую стабильность. Станция сохраняет абсолютную ориентацию, вращаясь вокруг Солнца, так что световые сутки в этой комнате равны году. Через три месяца здесь будут сумерки, а через шесть - полдень, и им придется затемнять окно мощными фильтрами. Иво уставился на немигающие звезды в арктической ночи. - Они движутся! - воскликнул он и тут же осекся. Конечно же, они на самом деле не двигались. Тор вращался, и пейзаж за окном тоже совершал полный круг каждую минуту - словно небеса были нанизаны на гигантскую ось. Видны были те же самые звезды и созвездия, которые он наблюдал, стоя на поверхности макроскопа, но апертура иллюминатора совершенно меняла перспективу. Это было, в буквальном смысле слова, головокружительное зрелище. Все заулыбались. - Трудно поверить, что эти звезды все время расширяются, - несколько неуверенно произнес Иво. - Большинство тех, что вы видите, не расширяются вовсе, - сказала Афра. - Все они принадлежат нашей галактике, Млечному Пути, довольно стабильному образованию. Даже соседние галактики из нашей локальной группы ведут себя достаточно спокойно. Иво понял, что после одной глупости сморозил другую. Но тут ему на выручку пришла Беатрикс. - Ой! - воскликнула она. - А я думала, что все галактики разбегаются после той большой ссоры. - Так называемый Большой Взрыв, - серьезно поправил Брад. - Ты права, Трикс. Группы галактик отдаляются друг от друга, по крайней мере такое создается визуальное впечатление. Но это должно быть временное состояние, и, может быть, уже начался обратный процесс, так как наша Вселенная конечна, и ее размеры не превышают известного гравитационного радиуса. Еще несколько лет наблюдений в макроскоп, и мы будем знать точно. Если удастся избавиться от ограничений, накладываемых галактической интерференцией. - Обратно? - забеспокоилась Беатрикс, - ты хочешь сказать, что все опять начнет собираться в кучу? - Боюсь, что так. Со временем здесь будет тесновато. - Ох, - горестно вздохнула она. - Да, да, через пять-шесть миллиардов лет здесь будет очень жарко. Брад поддразнивал ее, и как показалось Иво, немного жестоко, теперь была его очередь прийти на помощь: - А что это за галактическая интерференция? Это не... - Нет, это не разрушитель. Все более очевидно. В пределах галактики макроскоп работает превосходно, но нам пока не удается получить изображение из других галактик. По крайней мере, на которых можно что-то понять. Какие-то переплетения нечетких полос. Так что для расстояний больших, чем миллион световых лет традиционные телескопы подходят больше. - Большой Глаз и Большое Ухо лучше для больших расстояний, чем Большой Нос, - заключил Иво. - Мы уверены, что совершенствуя методику, преодолеем и это. - Тем не менее, я думаю, вам пока хватит и галактики, - сказал Иво. - Четыре миллиарда звезд, обнюхивайте их, хоть в трех, хоть в четырех измерениях. - А также каждую планету и пылинку, если есть время, - согласился Брад. - Все возможно, если еще будут скопы и сотрудники. - В четырех измерениях, - вклинилась Беатрикс. - Пространственно-временной континуум, - ответил Брад. - Или, по-простому, наша древняя проблема путешествий во времени. Чем дальше наблюдаемая звезда, тем она старше, так как макронам требуется время, чтобы добраться до нас. Это не играет роли, если мы разглядываем Землю, - задержка всего пять секунд. Диаметр нашей Солнечной системы - это какие-то световые часы. Но Альфа-Центавра отстоит от нас на четыре световых года, а любопытный монстр Бетельгейзе - кстати, в переводе это - "свекольный сок" - на триста. Планета Санга, населенная цивилизацией пробов, которую я тебе показывал, находится на расстоянии десять тысяч световых лет. Таким образом, наша звездная карта на момент завершения будет верна с точностью десять тысяч световых лет. А галактическая карта будет иметь точность плюс-минус сто тысяч световых лет. Дело безнадежное, если мы не поймем, что необходима четвертая координата - время. - Если бы у нас была возможность мгновенно перемещаться, разумеется, это все чисто умозрительно, - тогда мы здорово повеселились бы, посетив цивилизацию планеты Санга, если она еще существует, - продолжал Брад. - Но тогда пришлось бы предположить, что наша мгновенная система координат покоится, а это не так. Наша галактика движется и вращается с приличной скоростью. Звезда на расстоянии тысячи световых лет через некоторое время будет неизвестно где, даже если в конкретный момент наши карты абсолютно точны. - А почему бы не ориентироваться по галактике? - спросил Иво. - Ведь внутри галактики звезды почти неподвижны друг относительно друга. - Это было бы слишком просто. Ты подразумеваешь, что галактика не вращается, но это неверно. Ты прыгаешь к центру на расстояние тридцать тысяч световых лет и имеешь при этом довольно большой импульс. Момент инерции сохраняется. Это как сила Кориолиса или закон Феррела на Земле. Ты... - Дай я попробую объяснить, - вежливо прервал их Гарольд Гротон. - Я это сам проходил. Иво, вы когда-нибудь крутили пищалку на конце веревки? - Нет. Но я представляю, о чем вы говорите. - И что происходит, если потянуть за веревку и укоротить ее? - Пищит тоном в два раза выше. - То же произойдет, если вы будете двигаться к центру вращающейся галактики. - Все при условии, что есть аппарат для мгновенных перемещений, - заключил Брад. - Но вопрос чисто академический, и думаю, не имеет большого значения то, что наши карты устареют еще до того, как мы их сделаем. Обед закончился, и Иво осознал, что он даже не помнит, что ел. Шоколадное пирожное на десерт и... - Слушай, Брадли, - сказал Гротон. - Не желаешь ли дать отдых своему гениальному мозгу и сыграть партию в спраут? [spraut - росток (англ.)] - Легкое вино и... Брад рассмеялся: - Ну, ты все не унимаешься. Почему бы тебе не сыграть с Иво? Гротон покорно повернулся к Иво: - Вы знакомы с игрой? - И картофельное пюре, - произнес Иво, и тут же вспыхнул, когда все на него посмотрели с удивлением. Надо держать свои мысли при себе! - Ах, игра. Думаю, что не знаком. Афра опять выглядела встревоженной, Иво тоже начал недоумевать. Брад знал, что он не успеет вызвать Шена до радостной встречи с представителями власти. Зачем же он затеял эту вечеринку с играми. Ведь расходуется драгоценное время. Браду следовало бы побеспокоиться о том, чтобы отвлечь сенатора и оттянуть катастрофу. С другой стороны, что же еще остается делать, кроме как играть? Мысли Брада трудно предугадать простому человеку. Он никогда не пасовал перед лицом опасности. Гротон достал лист бумаги и два карандаша. - Спраут, это интеллектуальная игра, вот уже много лет она популярна в научных кругах. Существует несколько вариантов, но сейчас мы воспользуемся первым, он по-прежнему остается самым лучшим. Он нарисовал на листе три точки. - Правила просты. Все, что нужно делать, это соединять точки. Вот я делаю первый ход. Он провел линию между двумя точками и поставил третью на середине линии. - Теперь вы можете соединить две точки, пририсовать к точке петлю, замкнутую на себя, и прибавить точку на середине линии. Нельзя пересекать линию или точку либо использовать точку, которая имеет уже три связи. Новые точки, естественно, уже имеют две связи. - По-моему, очень просто. А как определяют победителя? - Победитель тот, кто делает последний ход. Так как во время хода соединяются две точки, а добавляется только одна, то существует некий предел. Иво изучил рисунок. - Это не игра, - возразил он. - Первый игрок имеет решающее преимущество и выигрывает. Брад и Афра рассмеялись. - Здорово он тебя поймал, Гарольд, старый ты плут, - сказал Брад. - Я с удовольствием буду вторым, - спокойно ответил Гротон. - Может, мы начнем с двухточечной игры, чтобы вы вошли во вкус? - Тогда победит второй игрок. Гротон задумчиво посмотрел на него. - Вы точно никогда не играли в эту игру? - Это не игра. В ней нет элемента случайности и не нужно умения. - Очень хорошо. Начнем трехточечную игру, и я попытаю удачу, хоть и мое умение тут, оказывается, ни к чему. Иво пожал плечами и нарисовал три точки: соединил левую с верхней и поставил третью в центр отрезка. Гротон соединил центральную и отдельно стоящую точки. Иво замкнул петлю вокруг верхней части фигуры: Гротон хмыкнул и добавил еще петлю. Через два хода внутри фигуры появился глаз, а внизу основание. Последним ходом Иво добавил полукруг к основанию, и оставил Гротону две точки, но соединить их было уже невозможно - одна была внутри, а другая снаружи. - Может, повысим ставки? - сказал Гротон. - Скажем, пять или шесть точек? - Если точек пять - побеждает первый игрок, если шесть... - он на секунду задумался, - если шесть, то второй. Все равно это не игра. - Как это вам удается? Вмешался Брад: - У Иво способности к подобным вещам. Он знает - и все тут, и выиграет в спраут у всех нас хоть сейчас, я уверен. - Даже у Ковонова? - Может быть. Гротон с сомнением покачал головой. - Поверю, когда увижу. Иво поймал пристальный взгляд Афры. - Извините, - сказал он смущенно. - Я думал, что все вам объяснили. Тут нет ничего особенного. Просто логические фокусы. Это у меня с тех пор, как себя помню. - Вы меня заинтересовали, - сказал Гротон. - Вы мне не сообщите дату вашего рождения? - Не говори ему, Иво! - сказал Брад. - Ты так выдашь все секреты своей жизни. - Он не скажет! - вскрикнула Арфа. - Не будьте смешным. Иво окинул всех взглядом, стараясь не задерживаться на лице Афры, слишком уж она была прекрасна в гневе. - Я что-то не то сказал? - и добавил про себя: "Опять?" - Гарольд у нас астролог, - пояснил Брад. Скажи ему дату и место рождения с точностью до минуты, и он тебе составит гороскоп, на котором будет даже твой личный номер. Гротон выглядел немного уязвленным. - Астрология - это мое хобби. Вы можете говорить, что это салонная игра, но я считаю, что правильно применив астрологию, можно извлечь пользу. Иво пожалел, что его втянули в разговор, но не потому, что был неравнодушен к астрологии, просто ему было неприятно видеть, как издеваются над Гротоном. Не то, что бы ему нравился Гротон, но жестокость, даже вежливая, была ему не по нутру. Казалось, Брад иногда был немилосерден к слабостям тех, кто не так умен, как он. - 29 марта 1955 года, - сказал Иво. Гротон записал дату в маленький блокнот. - Не известно ли точное время? - Известно. Я как-то видел запись - 6:20 утра. Гротон и это записал. - Я припоминаю, вы как-то говорили, что родились в Филадельфии. Это в Пенсильвании или в Миссисипи? Иво попытался вспомнить, когда он это упоминал. - В Пенсильвании. Это имеет значение? - Все имеет значение. Я мог бы вам объяснить, если интересно. - Давайте не будем устраивать школьный урок, - раздраженно сказала Афра. Иво отметил, что в ней тоже была какая-то бесчувственность, как и у Брада, хотя, возможно, это была лишь импульсивная реакция. Она была как скаковая лошадь - норовистая, непоседливая, ей не было дела до симпатий и антипатий других. Зачем Браду скаковая лошадь? А зачем она ему? - Интересная мысль, - невозмутимо ответил Гротон. - Астрологию вполне можно было бы преподавать в школе. Я жалею, что не начал изучать ее лет на десять раньше. - Я не понимаю, - продолжала Афра с наигранным недоумением. - Как может грамотный инженер, вроде вас, мириться с такими предрассудками? Нет, действительно... - А ты ведь когда-то преподавал в школе? - спросила Беатрикс, мягко прервав Афру, только потом Иво понял, что она предотвратила начинающуюся ссору. Очевидно, это случалось уже не раз, и жена хорошо знала признаки надвигающегося конфликта. Иво и сам их видел: грузный мужчина спокойно отвечает на насмешливые вопросы, не теряя самообладания, в то время, как легко возбудимая девушка начинает выходить из себя. Наверное, Гротон защищал астрологию потому, что это было нелепо и, тем самым, слегка, а может и не слегка, поддразнивал Афру. Может быть, ему нравился недостойный человек? Афра была изумительна и прекрасна, но ее темперамент изменял ей. В подобных ситуациях это может быть серьезной помехой. Ерунда. Брад прервал бы любой спор, если бы он зашел слишком далеко. Гротон опять что-то сказал, и Афра опять на него набросилась, но Иво, задумавшись, не слышал, что именно. Когда он вернулся к действительности, Гротон рассказывал о своем опыте преподавания. Иво прислушался и с удивлением обнаружил, что ему интересно. Оказалось, что это было до его женитьбы на Беатрикс. Иво знал о Гротоне намного меньше, чем предполагал. - ...пошел добровольцем. Полагаю, что многие инженеры были такими же наивными, как я. Но компания, на которую я работал, - не забывайте, это было в 67 или в 68, недолюбливала бастующих учителей, и предложила всем желающим попытать счастья в новом деле, предоставив оплачиваемый отпуск. И, естественно, временная зарплата в школе, вдобавок. Многие из нас, инженеров, решили показать этим диссидентам, что мы, в отличие от них, ценим школьную систему и не позволим ее разрушить, и пусть бастуют хоть целую вечность. В конце концов, все мы имели образование не хуже, чем они, так как каждый был бакалавром либо магистром, а то и доктором в своей области плюс большой опыт практической работы. Так мне, по крайней мере, казалось в двадцать семь лет. Он остановился, но на этот раз Афра не стала отпускать колкие замечания. Ей тоже было интересно. Двадцать семь. На два года больше, чем сейчас Иво. Он живо представил себя на месте Гротона, доброволец на место преподавателя в школе, в которой учителя объявили незаконную забастовку. Фактически, тебя увольняют с работы, а когда надоест преподавать, берут обратно... более чем ясно. Он одел лучший костюм, пытаясь выглядеть уверенным в себе человеком, но пульс учащенно бился при одной мысли о встрече с подростковой аудиторией. Не забудет ли он, что говорить? Сможет ли он ясно изложить то, что так хорошо понимает сам? Очень важно должным образом суметь иллюстрировать материал. Эта школа не могла одновременно занять все классы, и часть начальных классов была распущена по домам, тем не менее казалось, что школа набита детьми. Мальчишки визжали и носились по коридорам, швыряли на пол книги, сбивались в шумные кучи; было очевидно, что никто не может призвать их к порядку. Когда Иво с другими добровольцами ожидал инструктажа, прямо на пороге одного из классов разыгрывалась довольно неприличная любовная сцена, однако проходящие учителя делали вид, что не замечают этого. Иво просто забыл, насколько физически зрелыми бывают шестнадцати- и семнадцатилетние девушки. Два мальчика принялись драться прямо перед кабинетом директора, тот лишь высунул голову и крикнул: "А ну, прекратите" и гневно смотрел на них, пока они не убежали. Любовники прервали свое занятие только для того, чтобы отойти к дальнему дверному проему, где продолжили свои любезности. В общем, царил полный хаос. Его классная комната была в конце крыла, в технической секции. Он был рад, что так случилось, по крайней мере это было ему знакомо. Другие инженеры из его компании пытались преподавать английский или историю, а одного даже приставили нянчиться с испанским классом. Дети что-то лопотали по-испански и смеялись, когда он не мог отличить ответ на уроке от грязных шуток в его адрес. Позднее Иво всегда чувствовал тошноту, вспоминая об этом, - это было все равно, что выйти голым на сцену. Итак, он стоял перед тридцатью пятью студентами старшего инженерного класса. Они вели себя довольно спокойно и внимательно слушали его. Но это было затишье перед бурей. Что же сказать вначале? Как сломить лед? Нет проблем. Нужно провести проверку присутствующих. Директор им это хорошо растолковал. Несколько хлопушек или баллонов с водой на перемене - с этим можно мириться, но с пропуском уроков - ни в коем случае. Создавалось впечатление, что штат ежедневно хорошо платил за каждую голову в классе, и школа не могла себе позволить упускать хоть одну. Кроме того, это позволяло каким-то образом контролировать ситуацию. Ученик мог носиться по коридору или заниматься любовью в углу, но если он не успевал в класс по звонку, его не допускали на урок. Так что проверка не была такой уж глупостью. Легко сказать, да трудно сделать. Он не знал этих подростков в лицо, и ему приходилось верить на слово, когда они откликались на имя, которое он старательно выговаривал. В классе нарастало веселье, Иво считал, что это вызвано неправильно произнесенными фамилиями, пока на одну из фамилий - Браун, не откликнулось сразу два голоса. Стало понятно, что товарищи покрывают отсутствующего студента. Он с облегчением вспомнил, что у него есть схема, на которой записаны места студентов в классе. Так он сможет их проверить, если, разумеется, все сидят на своих местах. - Так, инженеры, все на свои места! Я хочу, чтобы каждый занял свое место. - Мое место дома! - сострил один студент и все весело захохотали. Следующей задачей было выяснить, где чье место на практических занятиях, чтобы можно было начать целенаправленное обучение. Это был общий курс, в основном электроника, учебники были хорошие, но безнадежно устаревшие. Он попытался дополнить их, заполняя пробелы, относящиеся к последним десятилетиям, иначе обучение было бессмысленным. Один из подростков, как ни в чем ни бывало, достал сигарету и закурил. Иво призвал весь класс ко вниманию: - Так, вы... - он справился по схеме, - Бунтон, что вы делаете? - Курю, - ответил студент, изобразив удивление. - Разве нет школьного правила, которое запрещает студентам курение? - Старшим в техническом крыле разрешено, сэр. Иво осмотрелся, подозревая ложь. Остальные скрывали ухмылки. Они пытались выпереть совместителя, как его и предупреждали. Настало время жестких мер. Директор им все ясно изложил: "Либо вы управляете классом, либо класс управляет вами. Если вы слабак, они это сразу почувствуют. Будьте построже. За вами авторитет общественной образовательной системы. Большинство наших детей - это хорошие дети, но нужна твердая рука. Не позволяйте нескольким баламутам взять верх..." "Обычная болтовня", - думал он тогда - час назад? - но совет скорее всего дельный. Сейчас пришло время ему последовать. Он изобразил решительность, которой не было и в помине, и поставил свои условия: - Мне все равно, какие правила в техническом крыле для старших или младших. Но я не допущу пожара из-за курения в моем кабинете. Убери свою травку сейчас же! Тут все на него набросились. - Что вы себе позволяете! - Мистер Хувер нам разрешает! - Как же мы сможем сосредоточиться?! - Козел! Иво заколебался, чувствуя неуверенность. Он не хотел быть их марионеткой. - Хорошо, Бунтон. Вы можете курить в классе, - шумное ликование, - если покажете письменное разрешение директора. Тишина. Подросток вскочил. - Я сейчас пойду к нему! Он вам скажет, что можно! Иво отпустил его. Остаток урока он пытался выяснить, что студенты знают о конструировании и как далеко продвинулись по учебнику. Было нелегко принимать класс от другого учителя, и он предвидел, что еще больше усилий понадобиться затратить постоянному учителю, когда он вернется, так как у них были явно разные стили преподавания. Бунтон так и не вернулся. У Иво не было времени выяснять почему. Наверное, директор был занят. Прозвеневший звонок напомнил ему, что он так ничего и не сделал. Все, что успел - это проверка присутствующих, инцидент с курением и попытка выяснить, с чего начать. Когда студенты вышли из класса и ввалилась новая толпа, он вспомнил, что даже не дал им домашнее задание. Ну и начало! В комнате был полный беспорядок. На полу валялись комки бумаги, стулья разбросаны, мусор на партах и всюду куски разноцветного провода. Теперь все нужно повторить с новым классом. Каким-то образом ему это удалось. Тем же вечером он получил записку от директора, в ней предлагалось ему самому решать проблемы своего класса, а не оскорблять студентов и вовлекать в конфликт дирекцию. Как выяснилось, Бунтон просто пошел домой и рассказал там историю о том, как его несправедливо выгнал с урока временный учитель. Его мать в ярости позвонила директору и настаивала на том, чтобы преподаватель был наказан. Иво с ужасом прочитал записку. Никому не было дела до того, правда это или нет. Оказывается, любой студент может выдвигать против преподавателя какие угодно обвинения, и ему поверят. В конце концов, он дошел до предела. Попытался встретиться с директором во время своего ежедневного свободного часа, но тот был слишком занят. Тогда он сел на учительский диван и написал рапорт, в котором изложил ситуацию. Это отняло время, которое он планировал потратить на просмотр материалов завтрашнего урока, но, он надеялся, все будет улажено. - Ха! - сказала Афра. Иво встрепенулся и вернулся к действительности: это была жизнь Гротона, а не его. - В тот день я смертельно устал, - продолжал Гротон. - Насколько я могу судить, пришлось убрать достаточно мусора и неправильно произнести достаточно имен, чтобы хватило на целый год, но я никого ничему не научил. И, вдобавок ко всему, я получил три телефонных звонка от сердитых родителей, которые ругали меня за дурное обращение с их работящими ангелочками. Последний звонок был в час ночи и, наверное, я только тогда понял, что значит быть учителем. - Следующий день был еще хуже. Прошел слух, что меня могут отозвать. Казалось, что каждый знал о моих неприятностях с дирекцией, и студенты решили меня сломать. Они без разрешения разговаривали, спали на уроках, рассматривали комиксы; я не мог сосредоточить их внимание даже на время. Я видел, что некоторые были заинтересованы в предмете и думали о будущем, но те, кто вовсе ничего не знал, отказывались даже слушать. Они рисовали девушек и гоночные автомобили на учебниках, и на доске всегда было написано неприличное слово. Всякий раз я его молча стирал, хотя мне советовали прочитать нотацию, но на следующий день оно появлялось снова. Когда я начинал говорить, раздавался непонятный звук - писк губной гармошки или что-то в этом роде, - который прекращался, когда я замолкал. Я не мог его игнорировать, так как только он раздавался, весь класс начинал шуметь, а обнаружить источник я не мог. И я и они прекрасно знали, что случится, если я пошлю нарушителя дисциплины к директору. Со мной ПРОВЕДУТ БЕСЕДУ, не со студентами, на тему "Как важно держать ситуацию под контролем". Это была моя обязанность. - Ад, - сказал Гротон, - это полный класс непослушных подростков и малодушная администрация. Это была каторга, но я не уходил. Тогда я и заинтересовался ходом переговоров между правительством штата и FEA [FEA - Florida Education Association]. - FEA? - спросил Иво. - Ассоциация преподавателей Флориды. Это была организация учителей, может, она еще существует. Я действительно начал уважать их позицию. Я еще никогда так не работал, а кругом была ложь и несправедливость. Газеты были полны заголовками: "Замечательные добровольцы становятся на место сбежавших учителей!", "Никому не нужны наши невинные дети!", "Губернатор не дает комментариев" и так далее. Но теперь уж я знал, где правда. Эти дети были невиннее разве что журналистов! Я был скэбом - штрейкбрехером, и думал, что должны быть какие-то другие формы протеста, но ведь у учителей были свои убедительные аргументы. Добавочные деньги поначалу казались благом. Мой доход увеличился на сорок процентов. Но эти деньги того не стоили! Прежде всего, моя жизнь уже не принадлежала мне; я проверял работы каждую ночь и пытался что-то предпринять, если находил одинаковые ошибки - явный признак списывания, но не было ДОКАЗАТЕЛЬСТВ. К тому же, еще нужно было подготовить урок на следующий день. Я не мог уснуть. Передо мной стояли эти хитрые юные лица, которые только ждали оговорки или того, чтобы я отвернулся, чтобы плюнуть на оконное стекло. Тут до меня дошло - их прежний учитель переносил все это за сорок процентов моей зарплаты! - Гротон на секунду задумался. - Но самый сильный шок был в конце. Забастовка провалилась через пару недель, и большинство учителей вернулись на свои старые места. Я пошел на постоянную работу и вздохнул с облегчением. Казалось, гора упала с плеч. Но я еще раз навестил эту школу. Я хотел встретиться с человеком, которого я замещал. Я хотел извиниться за свое невежественное вмешательство и сказать, что он лучше, чем я. Это была мне наука, и я испытывал к нему огромное уважение и хотел, чтобы он знал, какую титаническую работу он делает в таких условиях. Я просматривал его книги и записи, и могу сказать, что он был очень хорошим инженером, он был на уровне, несмотря на то, что учебники и программы устарели. Но его там не было. Его классы расформировали. Администрация отказалась принять его вновь. Оказалось, что он был в руководстве FEA и одним из организаторов забастовки. Администрация отомстила ему и его соратникам, хотя все они были одними из лучших учителей в системе. Заурядных оставили, ведь те не "подстрекали" и не требовали улучшения системы образования. Я узнал, что так поступили во всем штате, а это значило, что система образования никогда уже прежней не будет. Они грубо вышвырнули наиболее преданных делу людей, наиболее небезразличных, вместо того, чтобы признать справедливость их требований. - Почему они не увеличили зарплату? - спросил Иво. - Купили бы новые учебники и так далее. Так же сделали многие другие штаты. - В то время у штата был большой дефицит бюджета. Если бы подняли зарплату учителям, пришлось бы поднять ее и другим низкооплачиваемым профессиям: полицейским, социальной сфере, даже временным рабочим. А это означает увеличение налогов... - А-а... - Или закрытие лазеек в налогообложении, - добавил Брад. - А это сильно ударило бы по специфическим интересам власть имущих. Перед мысленным взором Иво появились пробоскоиды, разоряющие планету Санга. "Вот так оно и происходит", - подумал он. Общественная апатия приводит к власти нечистоплотных индивидуумов с их специфическими интересами, а это и есть путь к гибели. Знал ли Брад, что беседа примет такой оборот? Хотел ли он сказать этим, что придется встретить врага на последнем рубеже, космическом? Сенатор Борланд, представляющий реакционные силы... Гротон улыбнулся: - Извините, я не хотел заводить об этом разговор. Обычно... - Ты мне никогда не рассказывал об этом, дорогой, - сказала Беатрикс. - Никому не нравится распространяться о своих ошибках. Поэтому я пытался забыть, чем на самом деле было мое "преподавание". Меня и сейчас бросает в дрожь, когда я вспоминаю эти адские две недели - они были как два месяца. Прошло много времени, прежде чем я пришел в себя. Прежде, чем я смог забыть, что значит ответственность без власти, что такое деградация нашей молодежи, что такое тщетные усилия и несправедливость руководства. "А сам ты ничего не сделал", - подумал Иво. Как же может человечество что-то изменить, если даже те, кого шокирует творящаяся вакханалия, отступают. - Теперь я уже кое в чем разбираюсь, - сказал Гротон. - У меня есть Беатрикс. И я держусь подальше от всякой "борьбы". Может, я просто утратил ненужный идеализм. Брад взял Иво на встречу. Афра была занята, и он старался не думать о ней. Сенатор Борланд был на удивление похож на душевнобольного профессора Джонсона, которого Афра представила Иво в изоляторе. Но первые же минуты общения изменили первоначальное впечатление - Борланд был моложе и энергичнее, чем мог бы быть ученый. Иво попытался не думать о нем предвзято, как о враге. Борланд, наверное, не занимался закрытием школ и увольнениями бастующих учителей. Было странно видеть, что такому молодому человеку, как Брад, доверили вести переговоры с этим типом. Но Брад - это Брад. Сенатор приехал со своим личным секретарем - шумным молодым человеком, которого можно было описать одним словом - хлыщ. Хлыщ говорил о Борланде в третьем лице, будто тот отсутствовал, в то время как Борланд внимательно осматривался и, казалось, не обращал внимания на разговор. - Вы! - крикнул начальственно хлыщ, увидев Брада. - Вы американец, да? Сенатор желает с вами поговорить. Брад медленно подошел. Он с трудом сдерживал ярость: пожалуй, к нему, единственному на станции, нельзя было обращаться таким тоном. Хлыщ заглянул в блокнот: - Вы Брад Карпентер, так? Вундеркинд из Кеннеди Теха, так? Сенатор желает знать, чем вы тут занимаетесь. - Астрономией, - ответил Брад. Среди собравшихся сотрудников станции прошла волна оживления, а один человек с советским гербом на лацкане усмехнулся, демонстрируя презрение к капиталистической иерархии. Лица западноевропейцев были неподвижны, но кто-то все же кашлянул. Борланд, конечно же, не имел над ними власти, но существовали какие-то правила приличия. - Звездочеты, значит. Ну-ну, - подытожил хлыщ. - Сенатор собирается положить конец этой ненужной и бесконтрольной трате средств. Вы имеете представление о том, сколько денег, заработанных тяжелым трудом налогоплательщиков, вы тут растранжирили за последний год? - Имею, - ответил Брад. - Сенатор собирается прекратить это безобразие. Это составило... - сколько? - Нисколько. - То есть? - Мы не транжирим деньги. Вы, по-видимому, полагаете, что результатами исследований должна быть реальная продукция. Это не так. Дело не в исследованиях, неверны сами ваши посылки. Борланд повернулся к Браду. Он прикоснулся к плечу секретаря, и тот замолчал. - Давайте это выясним. Допустим, что вы доказали ваше утверждение. И чего же особенного в вашем телескопе, что он жрет многие миллиарды долларов? Расскажите мне все, как на экскурсии. - Прибор не является телескопом. - Сенатор вас не спрашивает, чем он не ЯВЛЯЕТСЯ! Было очевидно, что все собравшиеся, даже те, кто не понимает по-английски, ожидают увидеть, как Брад прихлопнет этого слепня. Тонкий юмор Брада был не единственной его чертой, которую ценили его друзья. Но этого не последовало. Брад начал скучную лекцию, предназначавшуюся для высокопоставленных визитеров. Через некоторое время стало ясно - Брад собирается прихлопнуть не слепня, а быка. - Согласно теории гравитации Ньютона, каждое тело притягивается другим телом с силой, прямо пропорциональной массе и обратно пропорциональной квадрату расстояния. Сейчас принято считать, что гравитация - следствие искривления пространства материей. Это... - Ближе к делу, - прервал хлыщ. - Сенатора не интересует ваш... Сенатор опять тронул его за плечо, словно снял иглу с пластинки. - Так вот, - продолжал Брад, пройдя к одной из досок и начал стирать диаграммы, нарисованные игроками в спраут, - пространство можно заменить упругой пленкой, а объекты Вселенной - предметами с пропорциональной массой, помещаемыми на эту пленку. Более тяжелые предметы сильнее прогибают пленку естественно... Он нарисовал вогнутую кривую с кружком в центре и добавил кружок поменьше. Иво попытался разложить рисунок на комбинацию ходов в спраут, но это ему не удалось, даже с его талантом. - Приблизительно так Солнце, искривляя пространство, притягивает Землю, если отвлечься от двумерности рисунка. Как видите, малые объекты стремятся скатиться к большим, если они не вращаются, и центробежная сила не уравновешивает притяжение. Земля, в свою очередь, тоже искривляет пространство и точно так же притягивает близлежащие тела, и ее гравитационное поле формирует их орбиты. Вселенная, как целое, искривлена и имеет сложную конфигурацию, так как гравитационное взаимодействие дальнодействующее, и нельзя пренебрегать влиянием даже малых масс. Обычное понятие "силы" неприменимо к гравитации, это просто свойство материи. Гравитационные поля есть повсюду, правда, они интерферируют, и могут сильно меняться. Есть еще вопросы? - ОТО, - сказал Борланд. - Да, Общая Теория Относительности. То, чем мы занимаемся. - Брад пометил место на линии между Землей и Солнцем, поближе к Земле, в максимуме потенциала. - Мы обнаружили, что интерференция деформаций пространства или, другими словами, гравитационных полей, в точке, где их потенциалы равны, приводит к слабой специфической турбулентности. Эффект напоминает дифракцию звуковой волны на препятствии или Черенковское излучение. Как и в эффекте Черенкова, излучается свет, вернее, высшая гармоника световой волны, проходящей через турбулентность. До недавнего времени не существовало теории явления, его даже невозможно было наблюдать. Но сегодня есть оборудование, позволяющее принимать это излучение, хотя в теории еще не все ясно. Борланд поднял руку, словно на уроке, и Иво пришел в голову рассказ Гротона. Правда, на сей раз плевки были политическими. - Позвольте задать вопрос. Значит, вы говорите, что луч света, проходя между телами в космосе, слегка искривляется. Но насколько я понимаю, в космосе вряд ли есть дырки, в которых нет гравитации, слишком уж много там звезд и всякой пыли, и все поля, даже самые маленькие, вызывают возмущения на бесконечности. Ваш луч претерпевает множество таких изгибов, может, тысячи и тысячи на пути к вам. Как же потом разобраться, где какой изгиб? По-моему, лучше воспринимать свет таким, как он есть и смотреть в обычный телескоп, там, по крайней мере, все ясно. Иво с беспокойством подумал, что за сенаторской личиной скрывается острый ум. - Это так, - согласился Брад. - Исходный сигнал содержит информацию об очень многих лишних "изгибах". Но обычный свет хорошо работает либо на очень малых расстояниях, либо на очень больших. В промежуточном диапазоне, скажем, между световыми минутами и сотней тысяч световых лет его преимущества теряются. Макронное излучение, напротив, не дифрагирует так сильно, как свет, хотя причины нам еще не ясны. Так что макронное изображение звезды на расстоянии тысяча световых лет такое же четкое, как сигналы от Солнца. Это справедливо для нашей галактики. Но если пойти дальше... - Я вас понял. Нужно кричать, чтобы окликнуть кого-то в коридоре, но если вы звоните по телефону, то нет разницы - в соседний город или на другой континент, хотя звук и не очень громкий. А этот термин - макрон, - это звучит как вещь, а не свойство материи. - Да. Наши термины туманны, поскольку представления туманны. Скорее всего, здесь замешана квантовая природа света и, может быть, квантовая природа гравитации. Вероятно, поэтому, поле не убывает, как обратный квадрат. - Скрещиваем гравитон с фотоном и получаем макрон, - заметил Борланд. - Чертовски интересно. Теперь я понял, в чем дело, хотя и профан в квантовой механике. Профан в квантовой механике, но не полный невежда, подумал Иво. - Значит, вы или принимаете все макронное излучение, или вообще ничего, - продолжал Борланд. - Но как вы получаете изображение изнутри планеты, там ведь нет света? - Турбулентность расходится в пространстве. Если объект внутри планеты имеет массу, его поле взаимодействует с полями планеты и других объектов. В какой-то точке происходит взаимодействие со светом, и рождаются макроны, которые мы принимаем, как бы далеко мы не находились. Все, что нужно - приемная аппаратура соответствующей чувствительности. Компьютерная обработка очищает сигнал и формирует изображение из миллиарда разрозненных фрагментов. Но на выходе... - Выходит, с помощью макроскопа можно наблюдать любое место как в космосе, так и на Земле? Брад кивнул. - Я тут посмотрел на ваш символ... - Мы этим не занимаемся, - отрезал Брад. До Иво дошло, что они говорят о платиновом экскаваторе с надписью SPDS. Разве тут что-то можно понять? Сенатор, видимо, сразу разобрал аббревиатуру. Или знал заранее? Он все меньше и меньше походил на любителя. Справится ли с ним Брад? - Ну, разумеется, - продолжил Борланд. - Но кое-кому могут очень не понравиться подобные наблюдения. Кое-кто может просто взбеситься, когда узнает, что в его личную жизнь вмешиваются и примет суровые меры. Вы следите за мной? - Да, - сказал Брад, в его тоне слышалось отвращение. - Да нет. Вы когда-нибудь жили напротив многоквартирного дома? Вы смотрите в окно, а перед вами сотни окон. - Нет. - Ты многое упустил, парень. - Борланд повернулся. - А кто-нибудь жил? Повисла напряженная тишина. Из толпы поднялась коричневая рука. Это был Фред Бланк, из технической службы, чемпион по теннису. Он поднял руку неуверенно, словно не хотел обращать на себя внимание при таком скоплении народа. Борланд повернулся к нему. - А у тебя был бинокль? Фред смутился. - Ну хотя бы дешевый телескоп? - настаивал Борланд. - Ты же знаешь, о чем я. Десять, двадцать, если повезет - сто окон, зависит от комнаты, и на половине нет занавесок. Какие занавески на зарплату ниггера? Некоторые девочки не знают, что они заняты в шоу. Некоторым наплевать. А некоторые думают, что это хороший бизнес. А семейные драки? Это еще то зрелище. - Он повернулся к Браду. - И что бы вы сделали с "дальнобойщиком"? - Я позову полицию. Борланд опять повернулся к Бланку. - Ты бы так сделал, брат по духу? [аллюзия на слова М.Л.Кинга] Бланк покачал головой. Сейчас он несмело улыбался. - Да, уж ты то знаешь, - Борланд уже полностью контролировал ход разговора. - Ты был там. Ты все видел. Звать легавых на помощь там не принято. Все ученые молчали, кроме тех, кто переводил сказанное своим товарищам. Борланд всех выставил оторванными от жизни теоретиками. - Надеюсь, что теперь вы меня понимаете. Выражаясь вашим высоконаучным языком: массовый вуайеризм есть типичное следствие кибернетической революции и с ним не справиться дореволюционными методами. В старые добрые времена мы были кочевниками и ютились в вигвамах. Если кто-то совался в дверь непрошенным, то тут же получал по роже мозолистым кулаком. Аграрная революция все изменила - стали возможны города, а в них по определению людно. После индустриальной революции, лет, эдак, через пять тысяч, стало гораздо хуже, так как любой Джо имел право безнаказанно совать свой нос в соседские дела. А уж после кибернетической революции все и вовсе распоясались, теперь у этого самого Джо было и право, и ВРЕМЯ подглядывать - кому нужно шоу в записи, если можно посмотреть живьем и бесплатно. Сегодня у нас есть суперскоп, и мы можем соваться в дела своих космических соседей, будто у нас своих недостаточно. А теперь предположим, - некие ушлые инопланетяне страшно ценят интимность и захотят дать по роже "дальнобойщикам", пусть они даже за четырнадцать тысяч световых лет. Ученые удивленно переглянулись. Это же очевидно, но никто не догадался! Разрушитель разума, который убивает "дальнобойщиков", где бы и когда бы они не находились. Самый простой и правдоподобный ответ. Борланд подождал, пока смолкнет бормотание переводчиков и разговоры. Те, кто смотрели на него со скрытым презрением, теперь уважали его, русский перестал улыбаться. - А сейчас, товарищи [в ориг. comarades], забудем о гипотезах и займемся главной проблемой. Я знаю ваши правительства лучше, чем вы - да, да, даже твое, Иван, - это моя профессия. Также я знаю кое-что о человеческой природе - на практике, а не в теории - следовательно, и о природе внеземных существ. Вы в беде, а я не тот человек, чьи советы вы будете слушать. Но давайте забудем о рангах, объединим наши усилия и попытаемся совместно найти выход. Может быть, мы немного поможем друг другу. Среди собравшихся прошло оживление, кое-кто улыбнулся. - Может быть и так, - ответил Брад. Борланд обратился к помощнику: - Сходи и проведи предварительную пресс-конференцию, мальчик мой. Скажи им о намерениях сенатора - но факты попридержи. В общем, поводи их за нос. Ну, как обычно. Хлыщ молча удалился. - Он чудо, не правда ли? - заметил Борланд. - Потребовались годы, чтобы найти такую занозу. Ладно, где пленка? - Пленка? - Парень, моя разведка работает неплохо. Запись разрушителя. Та, что затуманивает мозги, ха-ха-ха. "Призрак ведает..." - Это не пленка и даже не запись, - ответил Брад. - Мы не можем записать это, в записи разрушитель не действует. Иначе говоря, он не регистрируется. - Но можно же показать это здесь, живьем? Нет смысла исследовать мертвый вирус. Мы хотим узнать, где собака зарыта. Сигнал передает только одна станция, верно? И круглосуточно, можно всегда настроиться на прием, не так ли? - Передача идет в одном из макронных диапазонов. В основном там, где возможен самый уверенный прием. Тот, где можно эффективнее всего работать, если избавиться от передачи разрушителя. Брад провел сенатора в маленький просмотровый зал. Большинство научных сотрудников и персонал разошлись, полагая, что инцидент исчерпан. Появилась Афра в блузе и юбке - даже в простой одежде она выглядела элегантно. Иво потащился за ними, на мгновение забыв обо всем. - Программа, - задумчиво произнес Борланд. - Мышеловка в гареме. Зачем устраивать это представление, не проще ли начинить взрывчаткой Солнце? - По-видимому, создатель разрушителя не против жизни ВООБЩЕ, - сказал Брад. - Это селективное средство. Действует только на развитые цивилизации, создавшие космические технологии и макроскоп. На "дальнобойщиков". Мы в безопасности, пока не достигнем определенного уровня. - Mои нервы тоже. Но это та безопасность, о которой вы мечтаете? - Нет. "Тогда давайте повторим. Я вам изложу теорию, как я ее понял, но на сто процентов я не уверен. Принцип GIGO [Garbage In Garbage Out - термин из программирования - мусор на входе - мусор на выходе], знаете ли. Каков вопрос, таков ответ. Может быть моя идея верна, давайте работать методом исключения. Ну, это как в той песне: Ох, почему я не работаю, будто все остальные? Какая тут, к черту, работа, когда небо такое голубое? Аллилуйя, я ни хрена не делаю. Пропойте это священнику, и он вам скажет, что вы богохульствуете. Нужно говорить не "черт", а "лукавый" - одобренный церковью эвфемизм. Теперь подсуньте профессору, и он вам укажет на ошибку - нужно говорить не "будто другие", а "как другие". А рабочий вообще скажет, что над текстом поработала цензура. А в оригинале было: "Какая тут, к черту работа, если я безработный?" Они зрят в корень, наши работяги. Правда, не всегда. Как вы думаете, они боятся, что какие-нибудь инопланетные ловкачи займут их места?" - Через четырнадцать тысяч лет? Даже если бы у нас был фотонный двигатель, которого у нас никогда не будет, понадобится еще четырнадцать тысяч лет, чтобы добраться до них. Раньше нам даже не удастся ответить на их послание. Так что в сумме не меньше тридцати световых лет. Я не могу представить, чтобы они так долго ждали ответа. - Может, это долговременная передача. Пока мы знаем, что она идет около миллиона лет, - сказал Борланд. - Ждут, когда мы ответим. Может быть, для них время идет медленнее? Может, для них четырнадцать тысяч лет это вроде недели? - Нет. Программа идет в привычном для нас темпе. Ничего не нужно подстраивать. Если бы они чувствовали время так, как вы говорите, программа бы шла лет тысячу, а не несколько минут. - Может и так. Значит, вы считаете, что у них маниакальная ненависть к развитым цивилизациям, когда бы они не жили? - Ксенофобия? Возможно. Но опять же, временная задержка ставит это под сомнение. Как можно ненавидеть то, что будет существовать через десятки тысячелетий? - Инопланетяне могут. Их мозг, если он у них есть, возможно, работает совсем не так, как мой. - Все же, существуют общепринятые критерии интеллекта. Логично предположить... - Оставьте логику в покое. Здесь нужна философия. Брад посмотрел на Борланда: - О какой философии вы говорите, сенатор? - О философии в практическом смысле, конечно. Вы можете превзойти в логике самого дьявола, а проблему так и не решить. Вы считаете свои научные методы лучшими в мире. Это, скажу я вам, не так. - Мы наблюдаем за явлениями, выдвигаем гипотезы, которыми пытаемся эти явления объяснить; пересматриваем или отвергаем их, если они противоречат новым данным. По-моему, это разумно. Разве у Аристотеля, Канта или Маркса было что-то лучше? - Да. Главная забота философа - не истина, а цель. Ваш разрушитель - это не кризис истины, а кризис цели. Пока ничего определенного не известно, бессмысленно делать предположения и пытаться все связать по правилам математики. Нужно понять исходные посылки тех, кто создал разрушитель, а не отвечать вопросами на вопросы. Только тогда, может быть, мы немного продвинемся к вопросу о цели. Брад нахмурился и повернулся к Иво и Афре: - Вы что нибудь понимаете? - Нет, - ответила Афра. - Да, - сказал Иво. - Вы не сможете это понять, используя формальные рассуждения. Мы не в шахматы играем, нам даже не известны правила. Твердо известно одно - мы проигрываем, - и давайте спросим почему. Значит, эта штука уничтожает разум. Ну и что в этом плохого? - С космологической точки зрения - ничего, - сказал Брад. - Но мы чувствуем себя не очень уютно. Было бы лучше, если бы разрушитель выключал людей с низким интеллектом, а не... Борланд нахмурился: - Вы имеете в виду интеллектуальный коэффициент? Определяемый как ментальный возраст, деленный на хронологический и умноженный на сто? - Да. Конечно, нельзя быть уверенным в том, что коэффициент отражает что-то, кроме способности субъекта отвечать правильно на интеллектуальные тесты, так что мы можем ошибаться в направлении удара разрушителя. Значение коэффициента не включает в себя такие важные черты, как индивидуальность, независимость мышления, темперамент - и если даже коэффициенты одинаковы... - Это не означает, что способности людей идентичны, - закончил Борланд. - Я читал об этом в книжках и знаю недостатки метода. Помните болтовню лет двадцать назад о "творческих способностях", и эту дурацкую моду на клубы обладателей высокого интеллекта? Если мне нужен хороший человек, я держусь подальше от этих доморощенных интеллектуалов. Мне достаточно просто в лицо посмотреть, чтобы сказать, кто достойный парень, а кто сопляк с клубным синдромом. Борланд окинул их лица острым взглядом. - Вы, - он ткнул узловатым пальцем на Афру. Она вздрогнула. - Вы член клуба, да? Афра растерянно кивнула, но Борланд уже повернулся к Браду: - А вы - нет. Тот здоровый русский, что только что вышел, тоже нет. - Он взглянул на Иво. - А тебя они даже на порог не пустили бы. Он вернулся к Браду. - Коэффициент - это практический инструмент, используемый, когда нужно обобщить интеллектуальный уровень больших групп людей, но его применение оправдано, пока нет ничего лучшего. Можно его определить, как способность обучаться - в среднем индивидуум с коэффициентом 120 выглядит более импозантно, чем его собрат с коэффициентом сто. Таким образом, система выдумана лишь удобства ради. А теперь перейдем к главному, хорошо? Брад рассмеялся. - Хорошо, сенатор. Применяйте вашу философию. - Значит, сигнал приходит не в речевой форме, и чтобы его понять, необходимо преодолеть некий порог. Вы должны иметь непонятно какие способности, чтобы переступить этот порог. Как это понять: то ли у гения больше шансов войти в программу, то ли как с макроскопом - или все, или ничего? - По-видимому, просто больше шансов. Интеллект - весьма специфическая вещь, и нельзя быть точно уверенным... - Ясно. Давайте тогда по порядку. У вас коэффициент двести четырнадцать, - обратился он к Браду. - Что? - удивленно переспросила Афра. - Это не... - Знаю, знаю, - сказал Борланд. - Цифры ничего не значат, а если бы и значили, то это ничего не меняет, потому что вы в сто раз умнее какого-нибудь Джо, который вас тестирует. Это все условно. Нет, я не просматривал ваше досье, просто пытаюсь интерполировать. А если в вашем досье есть эта запись, то она выглядит примерно так, как я говорю, не правда ли? Брад не стал отрицать. Афра даже не смотрела в его сторону. Иво знал, о чем она сейчас думает. Она считала, что его коэффициент 175-180, все же где-то недалеко от ее собственного. Эти числа много значили для нее. Теперь она осознала насколько он был выше ее - так же, как она была выше среднего человека, - а средний человек для нее был нестерпимо туп. - Таким образом, вероятно, что вас он поразит первым из нашей группы, - сказал Борланд. - Вас мы поместим во главе стола. Ну-с, а я сравнительно глуп, около сорока пунктов ниже вашей цифры, а вообще-то это военная тайна, потому что с мозгами в Сенате трудно выжить, - ну и еще ваша девушка - еще пунктов десять вниз. Этот парень... - Сто двадцать пять, - сказал Иво. - Но это некорректная оценка, у меня... - Ну вот, выдали еще один военный секрет, - пробормотал Брад. - Не думаю, что мистеру Арчеру следует... - Я настаиваю на своем месте в вашей группе, - серьезно сказал Иво. - Хорошо, вместе с вами получится неплохой градиент, так что пусть будет так, - заключил Борланд. - А сейчас позовите кого-нибудь с коэффициентом сто или около того. - Таких людей на станции нет... - начала было Афра. - Позови Беатрикс, - тихо сказал Брад. - Позвать!.. - Это не такой уж страшный порок - быть умственно средним человеком, - мягко сказал Брад. - Ведь все мы лишь статистические отношения. Афра покраснела и вышла из комнаты. - Темпераментная бабенка, - заметил Борланд. - Технический секретарь? - Более чем - но две минуты назад. - Займемся делом. Вы можете прямо сейчас запустить прием программы? - Вы, я вижу, решили, что мы и впрямь собираемся это сделать. - Нервы сдали, сын мой? Вы же знаете, что к этому все идет. Если боитесь, то пускайте программу и убирайтесь. - Сенатор, если я вам покажу разрушитель, то никто вам уже не поможет. Вы совершите ментальный суицид. Борланд прищурился: - А если, скажем, я просмотрю его и выживу? Скажем, я выведаю то, что пытаются скрыть инопланетяне? Кем я тогда буду здесь, на Земле? - Либо вы будете слишком глупы даже для должности спикера, либо... Иво понял недосказанное. Сенатор был явно не дурак. Если он пройдет через разрушитель и останется в здравом уме, то у него будут во власти все тайны Вселенной. Он будет самым могущественным человеком на Земле. Борланд был из тех людей, которые готовы пойти ва-банк и поставить на карту все. Он не шутил. За этим он сюда приехал. Он должен посмотреть разрушитель. И Брад не может позволить ему пойти ва-банк одному. Победа сенатора будет стоить Земле больше, чем его поражение, - если только Брад сам не раскроет секрет и не остановит его. Борланд метнул свирепый взгляд на Брада. - Что, сыграем без правил, сынок? - Повестка в Конгресс? - пожал плечами Борланд. - Нет, мы вместе совершим это самоубийство. - Давай, парень. Брад взглянул на Иво, - тот не уходил, и нажал кнопку под столом. Телевизионный экран на дальней стене вспыхнул разноцветной радугой. Все трое повернулись к нему. Иво даже не успел удивиться, настолько все быстро произошло. Троица сидела полукругом, придавая некую торжественность моменту. Брад никогда бы не позволил пойти на такой риск женщине, Афра никогда бы не покинула их, если бы знала, что здесь назревает. Появилась фигура - извивающаяся, неуловимой формы, постоянно изменяющаяся. Большая красная сфера, по теням можно было определить, что это именно сфера, несмотря на двумерность картинки, а рядом с ней маленькое голубое пятнышко. Пятнышко расползлось в голубую сферу, которая частично перекрыла красную. Место пересечения сфер окрасилось в промежуточный пурпурный цвет. У Иво заработала интуиция. Он сосредоточил свои логические способности на чертеже так же, как он делал это при игре в спраут. Это было иллюстрированное представление теории групп с обобщением на Булеву алгебру и с цветом, как дополнительным параметром. После теории групп начинающему можно было преподавать математику, логику, электронику и другие области знания - не прибегая к речевой форме. Язык можно сам по себе эффективно анализировать этими методами. Одна головоломка решена: у инопланетян было доступное средство общения. Менялись цвета, фигуры переплетались, расширялись, изменяли форму образовывая сложные узоры, которые постороннему показались бы просто нагромождением линий, но это было не так. В рисунках была высокая логика, недоступная среднему интеллекту. Это была внеземная, но абсолютно рациональная логика, если принять исходные термины и определения. Неумолимо все теоремы и постулаты объединялись в одно великое целое. Сокровенным смыслом бытия было... Интуиция Иво посылала ему отчаянные сигналы об опасности. Он подходил к сущности послания, чувствуя на себе удары трансцендентальной силы. Внезапно он понял, что программу нужно остановить. Он попытался встать, позвать на помощь, но его двигательные рефлексы были отключены. Он даже не мог закрыть глаза. Но Иво сделал единственное, на что он был еще способен - усилием воли расфокусировал зрачки. Образы разрушителя утратили четкость и постепенно начали отпускать его. Постепенно веки опустились, и он смог повернуть голову. Иво навалился всем телом на стол - он был слишком слаб, чтобы хоть что-то предпринять. Программа шла к своему неизбежному финалу. Он знал это, хотя и не видел экрана. В комнате было тихо. Дверь распахнулась. - Брад! - отчаянно прокричала Афра. - Ты не подождал меня! Иво вышел из транса. Вернулись силы. Он неуверенно встал на ноги, пытаясь обрести равновесие. Пошатываясь, прошел к углу стола, где находилась кнопка, на которую нажал Брад. Непослушными пальцами он царапал тыльную сторону крышки в поисках кнопки. Наконец экран погас. Афра, стоявшая на пороге, ожила. Разрушитель захватил ее, и она уже входила на второй уровень, но видела его не больше нескольких секунд. Этого было недостаточно для уничтожения мозга. В комнату набились люди. Все смотрели на сидящих. Иво посмотрел на своего друга. Брадли Карпентер сидел совершенно спокойно, не обращая внимания на истерические крики и причитания Афры. Пустой взгляд, влажная нижняя челюсть безвольно отвисла. Прибывший станционный врач что-то сказал и отрицательно покачал головой. Чуть подальше в кресле неуклюже развалился сенатор. Врач тщательно осмотрел его. - Мертв! - последовал диагноз. 3 Настойчивый стук в дверь прервал беспокойный сон Иво. Он так и не привык к гамаку, к тому же воспоминания о трагедии были болезненно свежи. Он не мог забыть, что живет в комнате человека, чей мозг фактически мертв, - он казался себе самозванцем. Иво потянулся и прошлепал к двери. Рывком открыл ее, протирая глаза. На пороге стояла Афра в халате и домашних тапочках. Ее золотистые волосы были собраны под газовой косынкой, как захлопотанной домохозяйки, никакой косметики, но для Иво она была по-прежнему ослепительна. Его пронзил небесно-голубой взгляд. - Доставка на дом, - сказала она без тени юмора. - Телеграмма, - и протянула конверт. Иво взял его и только в этот момент вспомнил о своем виде. Он стоял перед очаровательной девушкой в помятых после сна шортах. - Спасибо. Я должен переодеться. Она оперлась рукой на дверь, не давая ее закрыть. - Это вам? Он посмотрел на конверт. Вместо адреса было стилизованное изображение стрелы. Больше ничего. - Это могло попросту означать энтропию, - сказала она и шагнула вперед, заставив его отступить. - В этом случае стрела - это время. Но я вспомнила ваше первое имя - вариант тевтонского Ивон, что в переводе означает "военный лучник". А ваше второе имя... - Да, я сам догадался, - сказал Иво, слегка обеспокоенный. Если только она что-то знает! - Женская форма будет Ивонна, - живо продолжала она, оттеснив его еще на один шаг. - Значения имен всегда очень интересны. Например, мое означает "Тот, кто приветствует людей", - опять же, тевтонское. Иво внимательно посмотрел на нее, подозревая неладное. Ни голос, ни выражение лица не выдавали ее в этот момент, но Иво знал, что после трагедии с Брадом она потеряла голову от горя. Глаза были затуманены, и от тела исходил слабый запах пота. Либо она боялась остаться одна, либо у нее было какое-то извращенное влечение к комнате Брада. - Думаю, вам лучше прочитать его, чтобы уж знать точно, - сказала она. - Я нашла его возле телетайпа. Оператор спал - слишком устал, знаете ли, так я его взяла. Она все никак не могла успокоиться. Должно быть, она слонялась по станции, со всеми заговаривала, хватаясь за любой предлог, лишь бы забыть о кошмарном происшествии. Ей было безразлично, кто такой Иво Арчер и как он одет - в данный момент телеграмма была важнее всего. Он вскрыл конверт, а Афра закружилась по комнате, легонько прикасаясь к вещам Брада. Вдруг она остановилась и жадно посмотрела на послание, которое Иво держал в руках. У него вырвалось лишь одно невнятное слово, после чего он смял бумагу и зло отшвырнул ее. - Что вы делаете? Ведь вы даже точно не знаете, кому оно! - Это мне. - Что там написано? Вы не можете просто... - Я не знаю, что там написано. Знаю лишь, что ничего хорошего. - Как минимум, дайте мне прочитать. - Пожалуйста, - лаконично ответил он и бросил ей комок бумаги. - Мне нужно одеться. Намек остался непонятым. Она развернула лист и задумалась, в то время как Иво поспешно натягивал брюки и рубашку, повернувшись к ней спиной. - Ну, это писал полиглот! - воскликнула Афра. - А я думала, что вы не знаете... - Я и не знаю. Она скользнула к столу и положила на него послание. - Кто бы мог такое написать? Очаровательно... - Это означает неприятность, - повторил он. Подошел, и опять посмотрел на текст, только для того, чтобы побыть рядом с ней. На листе было разборчиво напечатано: SURRULINEN XPACT SHON AG I ENCAJE. Подписи не было. - Что за мешанина, - сказала она и достала карандаш. - Не уверена, что удастся расшифровать, но это определенно что-то обозначает. Если бы Брад... Она уронила голову, и сухие рыдания сотрясли ее плечи. Затем она решительно подняла голову и уставилась на послание. Иво беспомощно стоял рядом, он хотел одного - иметь право прикоснуться к ней и утешить - и корил себя за это желание. Что за девушка! - Shon - это по-немецки, конечно. Это, - она остановилась, - Шен, это же друг Брада по проекту! Нужно было дать это Браду для перевода. - Наверное. Он размышлял, не лучше ли было не давать ей телеграмму, а сразу же ее уничтожить. По интеллекту ей было далековато до Брада, но, тем не менее, соображала она достаточно быстро. - Шен - это тот самый, если бы кто-нибудь мог... Иво мог только пожалеть ее, зная, что человек в таком положении хватается за соломинку. Даже Шену не удалось бы восстановить разрушенные ткани мозга ее друга. Это требовало хирургического вмешательства, которое невозможно провести на высших животных. - Я должна знать, что там написано, тогда мы сможем ответить... Она принялась за работу с удвоенной энергией. Шелковый платок колебался в такт наклонам ее головы. - Последнее слово - "ENCAJE" - по-испански это кружево. А предпоследнее "I" - вполне может быть английским. От Брада вполне можно было бы ожидать "прямого" слова в головоломке, а уж от Шена и подавно. Она написала английские эквиваленты под словами исходного текста. Иво, несмотря на скептическое отношение к затее, был заинтригован. Он никогда не завидовал лингвистическим способностям гениев, но сейчас, принимая косвенное участие в разгадке послания, тем не менее почувствовал возбуждение охотника, идущего по следу. Поиск слова, оказывается, может также щекотать нервы, как охота за человеком, правда, при определенных обстоятельствах. Даже если ответ известен. - XPACT - это слово не романской группы, и не германской, - пробормотала она. - Финно-угорская?... Конечно! Это - славянская группа. Русское - нет, но близко. Давайте посмотрим. Она переписала слово экзотическими буквами. Афра подняла голову, глаза ее возбужденно блестели. Теперь Иво не мог понять, почему до того, как он ее встретил, ему не очень нравились глаза такого цвета. - Желудь, я поняла! Похоже на правду? Иво пожал плечами. - А SURRULINEN - это по-фински печальный. Осталось одно слово. Думаю, что по-турецки это сеть. - Она откинулась и прочла: - Печальные желуди, моя кружевная прекрасная сеть. Иво усмехнулся, и она тоже улыбнулась краешками губ. - Но у нас кружевная - это прилагательное, так что еще не все. Нет сказуемого - это еще не предложение. Значит, "I" не совсем подходит... Ага, это может быть польский союз "и". "Прекрасная кружевная сеть" сравнивается с ничтожными желудями. Она опять начала возиться с текстом, высунув кончик языка между ровными белыми зубами. "А что, если она решит?" - предположил Иво. - "Сказать ей правду прямо сейчас, попытаться объяснить? Нет, это неразумно". - Мрачный дуб, прелестные косы в кружевах, - наконец продекламировала она. - Что-то в этом духе. Больше вариантов нет, и я не знаю, где начать интерпретацию. Боже, как я устала! И зачем ему потребовалось отправлять вам подобное послание? - Темнота дубравы, расшитая парчой, - сказал Иво. Она встрепенулась: - Для вас это что-то означает. Отрывок из стиха? - Да, - она была слишком умна, а он уж и так сказал слишком много. - Это из вашей прежней работы? Знакомая цитата? Это как-то должно указать вам путь? - Да, - он понимал, что сейчас она спросит имя автора и не был готов ответить. Она и так его отгадает или... или чем она попробует его соблазнить? - Теперь могу и отдохнуть, - сказала Афра. Она прошаркала к гамаку и упала в него. Сбросив тапочки, она свернулась, выставив колени. Она забыла, где находится - или ей действительно было уже все равно. Не иначе, подумал Иво с неожиданной ревностью, привыкла спать здесь. В комнате Брада. Он посмотрел на нее. Легкие волосы выбились из-под косынки, тонкая рука свисала за край гамака и покачивалась в такт его колебаниям, белые колени, округлые, гладкие... Иво выругал себя за вожделенный взгляд. Согласно нынешним ощущениям Иво, Афра была женщиной мечты. Не имело значения то, что мечта воплощалась в реальности. Он приучил себя мириться с людьми с более высоким интеллектом, но не ожидать особых способностей от девушки, на которой придется жениться. Не нужно особой красоты, можно не обращать внимание на мелкие изъяны характера - сотни маленьких предосторожностей ради будущего спокойствия и удобства. Он не был выдающимся человеком, кроме одного качества, которое не давало ему обрести цель в жизни. Заурядный человек вряд ли завоюет расположение незаурядной женщины. А такой как он, и ЛЮБОЙ женщины. Теперь ему стало понятно, насколько он недооценивал свою восприимчивость к простой плотской красоте. Он любил Афру с первого взгляда, до того, как узнал что-то существенное о ней. Побежденный, он мог надеяться только на милость. - Я думала, что хуже уже никогда не будет, - сонно проговорила Афра в подушку, - когда потеряла отца. А теперь Брад - опять все то же. Иво промолчал, зная, что ответ не нужен. Она забыла о нем, омраченный горем разум все время возвращался к пережитому. Но новость несколько удивила его, раньше она не упоминала об этой трагедии. Должно быть, ее отец умер или потерял рассудок внезапно, и она вспомнила об этом в состоянии сильного стресса, после несчастья с Брадом. Иво отметил про себя, что не следует при ней заводить разговор о родителях. - Он мне сказал... не могу вспомнить... что-то про Шена. Внезапно Иво почувствовал, что это касается его. "Он" - это Брад. Что он сказал ей о Шене? Иво ждал продолжения, но Афра уже уснула. Глаза закрыты, на ресницах слезы. Девушка Брада... Иво вышел, ему было больно смотреть на нее. Он тоже горевал о Браде, но разве можно сравнить... Он направился в изолятор. Шесть тел восседали на стульях. Казалось, они так и не сдвинулись. На станции была ночь. - Здравствуйте, доктор Джонсон, - бросил Иво проходя. Патриарх проводил его взглядом. - Здравствуйте, доктор Смит, доктор Санг, мистер Холт, доктор Карпентер. Появился, зевая, санитар. - Что вам угодно? Иво продолжал смотреть на мирно спящего Брада Карпентера. Тот спал мирно для стороннего наблюдателя, мертвому мозгу было безразлично, что происходит с телом. Почему Брад пошел на это, он ведь знал цену? Это был акт самоубийства, он ведь мог отказать сенатору, если бы захотел. Повестка, конечно же, вызвала бы страшный скандал, но это все же меньшее зло. Частичная смерть была вдвойне ужасна. Рассудок утрачен, а тело осталось - бремя обществу и мука тем, кто знал Брада при жизни. - А, вы были с ним друзьями на Земле, - сказал санитар, узнав Иво. - Сожалею. Брад проснулся. Вялые черты лица задрожали, глаза уставились на Иво. Губы слабо сжались. Казалось, рассудок ненадолго вернулся к Браду. - Ш-ш-ш... - выдавил Брад. Санитар успокаивающе поглядел на него. - Все в порядке, мистер Карпентер. Все в порядке. Расслабьтесь. - Затем санитар обратился к Иво: - Не следует их перетруждать. Может, удастся частично восстановить мозг, если будут соответствующие условия. Мы пока ничего толком не знаем, так что не будем рисковать. Вы понимаете? Вам лучше уйти. Брад напряженно смотрел на Иво. - Ш-ш-ш... - Шен, - сказал Иво. Тело Брада обмякло. Санитар удивленно поднял брови: - Что вы сказали? - Это по-немецки, - коротко бросил Иво. - Он пытался говорить, это удивительно! Прошло всего несколько часов. - Это много для него значит. Брад уже спал, его сверхзадача была выполнена. - Другие-то несколько дней и рта раскрыть не могли, - продолжал санитар. - Вдруг он не так сильно пострадал и сможет выздороветь? - Может быть. - Иво покидал изолятор, думая о тщете этих надежд. Вероятно, одна отчаянная попытка, попытка произнести одно слово - все, на что он был способен. Жуткая в своей простоте истина предстала перед Иво: Брад пожертвовал собой, надеясь таким образом призвать Шена. Он был уверен, что только Шен способен нейтрализовать разрушитель и решить проблему макроскопа. Но все было зря. Как можно допустить Шена к этому колоссальному источнику знания и власти, зная, что аморальное всемогущество Шена будет ничем не лучше тщеславных устремлений сенатора Борланда? Он не мог этого сделать. Иво встретил Гротона на полпути к главному залу станции. - Иво, - остановил его Гротон. - Я понимаю, что сейчас не время, но мне хотелось бы от вас кое-что узнать. - Время сейчас не хуже, чем когда бы то ни было. - Иво был рад поводу отвлечься от мыслей о катастрофе. Он знал, что Гротон не просто надоедливый инженер, как показал его рассказ об опыте преподавания, у него нетривиальные мысли о важных вещах. Опасно поддаваться первому впечатлению и вести себя предвзято, как произошло во время первой встречи с Гротоном. - Что вы хотите знать? Мне известно немногое. - Я работал над вашим гороскопом - до сих пор не мог уснуть, - и, ну, было бы неплохо, если бы вы мне рассказали о кризисах в вашей жизни. Гротон тоже это почувствовал. Каждый по-своему реагирует на стресс. Астрология, несомненно, позволяет отвлечься не хуже, чем что-либо другое. - Об этом кризисе? Пока я не могу объективно судить о нем. Он что, решил его помучить? Да, но он только что думал о предвзятости. То, что Иво считает астрологию пустым занятием вовсе не означает, что нужно грубить Гротону. У людей бывает странное хобби. - Я имел в виду вашу прошлую жизнь. Может, что-то произошло в детстве, что изменило всю дальнейшую жизнь... - Я думал, звезды вам поведали о всей моей жизни, начиная с самого рождения. - Кажется, получилось не слишком вежливо. - Не совсем так. Лучше получить информацию из первых рук. Тогда мы сможем более уверенно трактовать диаграммы. Астрология точная наука, и она использует самые настоящие научные методы. - А также немного философии, - сказал Иво, вспомнив замечание сенатора по этому поводу. - Разумеется. Так что, если вы... Они вошли в жилище Гротона. Из кухни доносился запах готовящейся пищи, очевидно, Беатрикс была у плиты. Иво почувствовал необъяснимую ностальгию: на станции никто, если только имел малейшую возможность, не питался в столовой, хотя кормили там вполне сносно. - У меня не было детства, - сказал Иво. - Вы говорите о проекте. Вся жизнь под контролем, воспоминания нечеткие. Ну а после того, как вы вышли из проекта? Иво вспомнил тот момент, когда наступил перелом в его жизни. Тогда-то все и началось, если можно сказать, что у этого вообще было начало. В тот день, когда ему исполнилось двадцать три. 3 февраля 1865 года. В этот день он обнаружил у себя воспаление легких. Пойнт Лукаут - кошмарнее места не выдумаешь. Это был настоящий ад, а майор Брейди - дьявол в нем. Двадцать акров голой земли, обнесенной частоколом. Пленниками были белые южане, а большинство охранников - негры. Неграм доставляло удовольствие мучить заключенных и издеваться над ними, но хуже всего были зимние холода. Еды и одежды не хватало, медицинская помощь не оказывалась. Поили протухшей водой. Единственным типом жилища были армейские палатки. Заключенные спали на голой, сырой земле, подстилки или нары считались излишеством, жечь костры в палатках было запрещено. Попытки пожаловаться на условия приводили к ответным жестким мерам и уменьшению и без того скудного рациона. Кроме него, в палатке спало еще двенадцать несчастных. Сгрудившиеся тела позволяли хоть немного согреться, но также способствовали быстрому распространению болезней. Дифтерия, дизентерия, тиф, цинга, лишай - от четырнадцати до двадцати человек умирало ежедневно. Он уже не мог не замечать туберкулезный кашель и истощение тела. Стало ясно, что конец близок. Неужели только четыре года назад штат Джорджия проголосовал за выход из Союза? Поначалу он не был конфедератом. Голосование проходило в Милледжвилле, в двух милях от города, где он перебивался преподавателем. Эти настроения, словно чума, были чрезвычайно заразны - даже священники стали воинственными патриотами. НА НИХ ПОВЕЯЛО ДЫХАНИЕМ ВОЙНЫ. И через некоторое время он, непонятно почему, был уверен, что может одной рукой сразить, как минимум, пятерых янки, и что любой истинный джорджинец сможет то же самое. А теперь он медленно умирал в Пойнт Лукауте. - Какие же мы были идиоты! - прошептал он. Обман отдельного человека смешон, ведь один ничего не решает, но обман нации - это трагедия. Его поманили патриотические миражи, и он записался добровольцем. Он, чьим призванием была музыка! Война сама по себе не была большой тяжестью. Иво вспомнил, как он, оборванный солдат, проходил в каком-то городе под окнами местного филармонического клуба, в котором репетировал оркестр. Он достал свою флейту и заиграл. Оркестр прервал репетицию, все прислушались к его игре, и после этого его чествовали как освободителя города. Во время отпуска случались концерты с друзьями и, конечно, женщины. Он был все время в кого-нибудь влюблен и не видел ничего зазорного в том, что завоевывал с помощью флейты женские сердца. Ему удалось пронести флейту в лагерь, и музыка доставляла ему редкие приятные минуты. Флейта была единственной вещью, с которой он не расстался, когда "Люси" в Гольфстриме захватили янки. Они тогда пытались прорвать блокаду. Он, сигнальный офицер, отказался назваться англичанином, предпочитая плен позорному бегству. Теперь это решение его погубит, так же, как погубят нацию союзные армии. До сего дня у него еще теплилась надежда. Где же, Господи, твоя справедливость?! Гарольд Гротон ждал ответа. Что он мог ему сказать? - Это трудно определить. Я чуть было не умер, когда мне было двадцать три. Это то, что вы хотели? - Это было для вас сильным потрясением. Некоторые люди, находясь на волосок от смерти, едва замечают это, а других глубоко задевает безобидное замечание в их адрес. Дело не столько в самом событии, сколько в отношении индивидуума к нему. - Для меня это многое значит. Я заболел и... был в тюрьме. Друзья собрали деньги для залога. Я возвращался на корабле домой. - Вы были не в Америке? - Не совсем. Мой корабль на три дня был затерт во льдах на пути в Сити Порт, Вирджиния. Гротон воздержался от замечаний. Стоило ли пытаться ему объяснить, что же произошло? Для того, чтобы он получил точные данные для своей псевдонауки? Иво был сражен горем, и ему было все равно. Три дня во льдах, начало марта, 1865 год. Он и другие репатриированные пленные сгрудились в трюме, содрогаясь от холода. Иво умирал. Один из заключенных пробовал наигрывать на флейте. Маленькая девочка, дочь пассажира с верхней палубы, услышала и была зачарована мелодией. - Если ты думаешь, что я играю хорошо, то тебе следует послушать этого парня, - сказал тот человек. - Жаль, он вряд ли долго протянет на таком холоде. Девочка рассказала обо всем матери. Та ответила: - Я знаю только одного человека, который по-настоящему умеет играть на флейте. Один мой старый друг, но здесь оказаться он не мог никак. Но она все-таки спустилась в трюм, надеясь на невозможное, и нашла его там - завернутого в грязное одеяло, с обезумевшим взглядом, сотрясаемым конвульсиями. Женщина узнала своего друга. В трюм набилось столько народу, что его пришлось передавать по рукам. Она плеснула ему в рот виски, но он даже не смог его проглотить. Вместе с девочкой они согрели его и оказали первую помощь. К полуночи он немного пришел в себя. Женщина протянула ему флейту - лучшее лекарство, - и он принялся тихонько наигрывать. Бывшие заключенные шумно радовались, услышав его игру. Он выживет! - Это проявление милосердия и было отправной точкой, - сказал Иво, - иначе бы я умер. Гротон покачал головой. - Странную историю вы мне рассказали. Но, как я уже говорил, ее ценность в том, насколько она важна для вас, детали роли не играют. Я воспользуюсь ею в своих изысканиях. Иво почувствовал неловкость и отказался завтракать с Гротоном. Он был сильно голоден и направился в главный зал станции. Было довольно рано по станционному времени. Позавтракав, он вновь ощутил беспокойство. Спит ли еще Афра в комнате Брада? Не зайти ли туда? Он остановился напротив уборной - и ему внезапно бросилось в глаза, что двери всех туалетов направлены в одну сторону. Конструкция была такова, что сидящий в туалете смотрел в направлении "вперед" относительно ориентации тора. - Когда тебе придется присесть, знай, что твоя задница смотрит на корму, - произнес он вслух, наконец-то до конца поняв каламбур Брада - тот прошелся насчет станционных терминов. Иво моргнул, на глаза навернулись слезы. Брадли Карпентер, доктор наук в области космических технологий в двадцать два года, в двадцать пять лет, собрав уцелевший рассудок, смог прошептать лишь одну букву из немецкого слова. Брад! Гордость безымянного проекта, который местные остряки прозвали "Эксперимент Пекера" [Pecker - здесь "обжора" (англ.)]. Эксперимент поставили люди, вдохновленные примером хорошо известного проекта, оборвавшегося на двадцать лет раньше - Пэкхемского Эксперимента. Но если бы благодушные доктора из Пэкхема узнали, какое зловещее продолжение получат некоторые их исследования, они надолго бы утратили сон. Насколько знал Иво, некая группа британских медиков в тридцатых годах задалась целью выяснить природу здоровья. Им казалось, что внимание традиционной медицины к болезням является ошибочным подходом, гораздо разумнее было бы принять меры по сохранению здоровья и, тем самым, исключить длительный и лишь частично эффективный процесс лечения. Основой должно было стать регулярное полное медицинское обследование каждого, причем предметом особого внимания было состояние здоровья семьи, а не отдельного индивидуума. Но насколько применим этот подход к каждой семье? Центр проекта, размещавшийся в Пэкхеме с 1935 года, вскоре представил первые доказательства жизнеспособности теории. В эксперименте участвовали многие местные семьи на протяжении нескольких лет, наслаждаясь, как никогда, здоровым телом. Но что удивительно, исследования показали, что девяносто процентов участников, - предполагалось, что это среднестатистический срез, - были не совсем здоровы изначально. Таким образом, получалось, что "нормальный" человек болен. А что, если бы девяносто процентов были бы здоровы? Пэкхемский эксперимент открывал потрясающие перспективы. Вторая мировая война, кровоточащая рана больного общества, положила всему конец. Послевоенная реорганизация не удалась из-за недостатка средств, и смелый эксперимент был закрыт. Но не забыт. Результаты эксперимента активно изучались в последующие годы, и было выдвинуто заманчивое предложение. Если средний человек болен, а "нормальный" фактически анормален, то заложенные физические ресурсы никогда не реализуются полностью, - что же тогда говорить об умственных? Могут ли должное воспитание и забота превратить среднего человека в выдающегося, а выдающегося в гения? Какие плоды принесет искусственное воспроизводство гениев? Сколько заплатит промышленность за специалистов с гарантированным интеллектуальным коэффициентом? Что от этого выиграет нация? Существует ли предел? Заинтересованные частные лица решили рискнуть. Появились средства, были начаты предварительные исследования. Предстояло выяснить, какие условия необходимы для развития высокого интеллекта. Каков наилучший исходный материал. Как на ферме, где прежде всего интересуются мясом, а не самочувствием коров, так и здесь - коэффициент, а не приличия и условности были во главе угла. Исследования, проведенные после Пэкхемского эксперимента, выявили интересные и неожиданные факты. Наследственность, конечно, играет роль, но не меньшую - окружение, причем в весьма неочевидной форме, что явилось откровением. Здоровье существенно также, как и образование. Теория и практика школьного образования давно уже созрели для революции. Вывод: На успеваемость учащегося влияет то, чего ждет от него преподаватель. И хваленая американская "самодостаточность" выливалась в более низкие оценки негритянских и индейских школьников, и более высокие, у белых, из хороших семей - НЕСМОТРЯ НА ОБЪЕКТИВНОСТЬ ТЕСТОВ. Вывод: Отсутствует корреляция между школьной успеваемостью и успехами в дальнейшей жизни. Дополнительные годы образования и дипломы теряют смысл, если обществом не поощряется "самодостаточность" его членов. Вывод: Существующий традиционный восьмилетний план начальной школы может быть без труда освоен двенадцатилетним ребенком за четыре месяца - причем большая часть постигается самостоятельно, без формального руководства. Вывод: Истинно творческий ребенок обычно скептичен, независим, самоуверен - настоящий баламут. Он, согласно традиционным определениям, не является хорошим учеником. Вывод: У животных - любых видов, - выросших в темноте, атрофируются палочки и колбочки сетчатки - они пожизненно слепы. У животных - любых видов, - выросших в стесненных условиях и однообразной обстановке, никогда не развиваются "нормальные" ментальные и эмоциональные способности - они пожизненно дебилы. Болезни, плохое питание, отсутствие эмоциональной и культурной мотивации способствуют появлению НЕПОЛНОЦЕННЫХ ЛИЧНОСТЕЙ. Вывод: Теоретически возможно поднять коэффициент среднего ребенка на тридцать пунктов и более - только создавая соответствующие условия и не стесняя здоровую инициативу. Поощряемый таким образом ребенок реализует большую часть своих природных способностей - ВОЗМОЖНОСТЬ, КОТОРОЙ ЛИШЕНЫ ЕГО СВЕРСТНИКИ. Таковыми были предпосылки проекта. Деньги текли рекой, по всему миру отбиралось сырье для производства гениев и затем щедро выкармливалось, чтобы получить здоровый и физически крепкий объект исследования. Собственно, технология получения исходного материала и послужила поводом для ироничного названия проекта [Pecker - также обжора (англ.)]. Неглупые мужчины различных рас должны были сочетаться не с супругой, а с женщиной в пике физической формы, причем обеим сторонам альянса щедро платили за службу. Обязанность на два года, причем болезни и бесплодие не приветствовались. Дети никогда не знали своих биологических родителей. Их отлучали от семей в раннем возрасте и отправляли на строго охраняемые базы проекта, где им предстояло жить в наиболее здоровой и творческой обстановке, когда-либо созданной человеком. Обычные семьи были заменены кое-чем получше: коллективной семьей. Персонал базы, как мужской, так и женский, был проинструктирован ни в чем не ограничивать ребенка, кроме одного - выхода из проекта, и никогда не вмешиваться в детские дела. А результат, полученный через годы, разочаровал. После феноменально раннего развития типичный ребенок из группы имел довольно живой, но не исключительный ум, и был, не в пример ожидаемому, посредственно одарен талантами. Распределение интеллектуального коэффициента по участникам имело форму гауссиана с максимальным значением 125 - результат, который можно предсказать, опираясь только на наследственность, и не принимая во внимание самые лучшие внешние условия. Во время тестирования удалось выявить только одного гения, много было одаренных детей и где-то столько же - посредственных, с КИ, равным 100 и даже ниже. Официально проект объявили провалившимся. Очевидно, что-то просмотрели. Конвейер для сборки гениев создать не удалось. Денежный поток иссяк. По прошествии четырнадцати лет персонал должен был быть расформирован, а питомцы распущены. Но официальные лица не знали о Шене. В общей комнате собралась группа серьезных и неразговорчивых людей. Они безучастно посмотрели на вошедшего Иво. - Извините, частная встреча, - сказал один из них. - Простите, - ответил Иво, и быстро удалился через дверь, не желая мешать. Ночная смена еще не закончилась, почему же они, как заговорщики, собрались в это время? Что они там такого секретного делают? Впрочем, это его не касается. По коридору навстречу шел плотно закусивший Гротон. - Тут какая-то встреча, - предупредил его Иво. - Эксклюзивная. В общей комнате. Меня уже выперли оттуда. - Я знаю. Я только... - Гротон остановился и схватил Иво за руку. - Боже мой. До меня только дошло - вы видели разрушитель и остались живы. - Наверное, я ниже критического уровня. - Афра говорит, что вы знаете что-то важное, способное распутать это. - Афра слишком много болтает. Иво вырвал руку, ему надоел пустой разговор. - Этот фокус с игрой - интуитивные вычисления - это Брад серьезно говорил? Вы способны всегда выигрывать? - Да, если количество точек известно, и у меня есть право выбора хода. На что он намекает? Сенатор мертв, на счету разрушителя еще шесть жертв, назревает скандал. А в это время Гротон, который еще вчера казался мыслящим человеком, рассуждает то об астрологии, то об этой идиотской игре. - Идемте, я вам уступаю место. - О чем вы говорите? - Нет времени объяснять. Мы и так опаздываем. Иво пожал плечами и двинулся за ним. Их встретили спокойные взгляды собравшихся. Теперь Иво заметил среди них несколько женщин. - Это Иво, - сказал Гротон, - он был другом доктора Карпентера, так что он имеет некоторые привилегии, и я уступаю ему место в турнире. В турнире? Кое-кто пожал плечами. Собравшиеся, по-видимому, были не в восторге, но Гротон, вероятно, имел право. - Я не могу вам сейчас всего сказать, - обратился Гротон к Иво, - и не хочу советовать, но играйте серьезно. Удачи, - и вышел. Иво осмотрелся. В комнате находились восемь мужчин и две женщины разных национальностей. Он узнал здорового русского, который дерзко улыбался сенатору Борланду, и Фреда Бланка, вездесущего техника. Это вряд ли были астрономические чтения, хотя присутствовали все крупные ученые станции. Три стола были составлены в ряд. На них лежали кучки разноцветных карандашей. Участники распределились вокруг стола, по пять человек с каждой стороны, сидя друг против друга по парам. Для Иво стула не нашлось. Он нелепо стоял посреди комнаты, пока один из мужчин, встав из-за стола, не провел его к одиноко стоявшему у стены столу. Это был русский, который, очевидно, тоже узнал его. Он указал Иво на стул. Значение короткой фразы на русском ясно и без перевода. Иво сел лицом к стене и постарался не шуметь. Русский кивнул и вернулся к главному столу. Послышался какой-то шум, после чего воцарилась тишина. Иво принялся изучать стену и с удивлением обнаружил, что она испещрена надписями на различных языках. Фантазия рисовала ему различные картины. Что это? Руководство научного проекта, потерпев поражение на научном фронте, обратилось к магии? Кабалистические знаки, заклинания... только агнца на заклание не хватает. Нужно ублажить космического бога. Сначала таинственные обряды, колдовские песнопения, точится ритуальный нож... Прошло несколько минут. Началось движение, загремели стулья. У Иво по спине пробежали мурашки. "Ритуальный нож..." Кто-то приближался к его столу. "...поднимается мускулистая рука жреца..." Рука коснулась его плеча. Иво встал, и его место занял незнакомец. Один из стульев оказался свободным - Иво прошел к нему и сел. Напротив него сидела старшая из двух женщин, на столе лежали красные и синие карандаши. И все. Дальше за столом сидели четыре пары. В таинственной тишине участники начали что-то рисовать. Женщина напротив него тоже взяла карандаш и старательно поставила на листе восемь точек, которые составили грубый контур фигуры в форме сердца. Иво недоумевающе уставился на с