вицы! Всегда готовы щедро поделиться с мужчиной тем фунтом лиха, который Ева получила вместо сухого пайка при изгнании из рая. Ну ничего, он с этой шутницей рано или поздно поквитается. За ним не заржавеет! Последующие дни были фейерверком совместных развлечений, за которыми Нортон и Орлин, впрочем, не забывали исправно и часто трудиться на ниве исполнения гавейновского требования - до потери дыхания и до седьмого пота. Лишь через неделю Нортон улучил несколько минут для разговора с кольцом, да и то лишь потому, что Орлин вздумалось принять ванну по старинной методе - с водой и мыльной пеной. В каждой из бессчетного количества гавейновских спален имелся современный ультразвуковой душ - без брызг и мыла. Но женщины существа странные - отчего-то любят поплескаться в воде, понежиться в пене... Говоря по совести, Нортон и сам был бы не прочь поплескаться в воде и понежиться в пене. Но это как-то не по-мужски. Пустое баловство... Как только Орлин удалилась в ванную комнату, Нортон мысленно убавил звук объемновизора, по которому передавали последние новости, и предался общению с кольцом. Фоном этой беседы были парламентские вести. Казалось, диктор сидит прямо в комнате и, обращаясь непосредственно к Нортону, говорит: - Представитель фракции Сатаны признал, что на этот раз им не удалось преодолеть президентское вето, но они надеются сделать это в самое ближайшее время. Речь идет лишь о нескольких дополнительных голосах. Достаточно малейшего раскола в рядах правящей... - Колечко, - сказал Нортон, - я бы хотел поговорить с тобой. Кстати, есть у тебя имя? Жим-жим. - А хочешь иметь? Жим. - Погоди, сейчас что-нибудь придумаем. Ты у нас кольцо со змейкой. Мой палец для тебя как ствол... или как кролик для удава. И ты мой бедный палец давишь и давишь... Ага, нашел! Удавчик. Нет, лучше Жимчик. Ты у нас не давишь, а жмешь. Итак, нравится имя Жимчик? ЖИМ!!! Было очевидно, что придумка очень и очень понравилась. - Ну и прекрасно, Жимчик! Ты - исчадье Черной Магии? Жим-жим. - Ты произведение Белой Магии? Жим. Кольцо может и врать. Если оно продукт Черной Магии, то ему ничего не стоит солгать. Однако Нортон был склонен верить Жимчику. Не в характере Орлин пользоваться предметами, которые сработаны Злыми Силами. В чем, в чем, а уж в этом он может не сомневаться! Оно. А почему, собственно говоря, оно? - Жимчик, а ты, кстати, какого пола? Жим. Жим. Жим. - Ах, прости! Сейчас сформулирую правильно. Ты мужчина? Жим. - Вот и славно. Значит, имя Жимчик тебе действительно подходит. Теперь следующий вопрос. Если я правильно понял, у тебя есть и другие удивительные способности? Жим. Теперь надо было каким-то образом вытянуть из него нужную информацию. Нортон проворно соображал, как выстроить серию вопросов, чтобы добиться необходимого ответа. - Какими еще способностями ты облада... Твои волшебные особенности в том, что ты способен делать, или в том, кто ты такой? Итак, в том, что ты способен делать? Жим. - В том, кто ты такой? Жим. - Стало быть, и в том и в другом? Жим. Замечательно. Очень любопытное существо! Кстати, оно одушевленное или нет? Жимчик подтвердил обе части этого вопроса. Он и одушевленный, и неодушевленный одновременно. - Ты умеешь принимать другую форму? Жим. - Ты можешь измениться по моей просьбе? Жим. - Послушай, - восторженно вскричал Нортон, - ведь ты способен стать настоящей змеей! Жим. Нортон стал обмозговывать услышанное. Какие преимущества дает такой вот Жимчик своему владельцу? Получается, бриллиантовоглазый дружок по приказу готов стать живым и спрыгнуть с пальца... А он, дурак, все норовил его снять силой, тогда как было достаточно любезно попросить кольцо покинуть руку!.. Теперь, вооруженный новым знанием, он может посылать кольцо на разведку: дескать, смотайся и погляди, а потом возвращайся для доклада на мой палец и отвечай своими сжатиями на расспросы! Нортон почесал затылок, затем недобро ухмыльнулся и повелел: - Жимчик! Иди и посмотри, что делает Орлин. Только с очень близкого расстояния посмотри! Кольцо мигом подчинилось. Оно вдруг налилось ярким изумрудным светом и превратилось в настоящую крохотную змейку. Мелькнув хвостом, эта крохотная змейка шустро сползла с хозяйского пальца и шлепнулась на пол, стремительно утолщившись и удлинившись. В новом облике Жимчик имел длину в пять-шесть дюймов. Если он и был страшен, то не размерами, а своей энергией и проворством. Нортон и ахнуть не успел, как Жимчик уже уполз в ванную комнату. Не прошло и минуты, как оттуда раздался дикий визг. Через несколько секунд Жимчик вернулся. На его шкурке кое-где виднелась мыльная пена. Нортон подставил руку - змейка обвилась вокруг его пальца и опять превратилась в металлическое колечко в форме змеи. Точнее, в мокрое металлическое колечко в форме змеи. - Она тебя видела? Жим. - Ты был совсем рядом с ней? Жим. - Она завизжала? Жим. - И стала плескать на тебя водой с мыльной пеной? Жим. - Хочешь добавить к этому еще что-нибудь? В этот момент появилась кое-как завернутая в полотенце разъяренная Орлин - полуголая, мокрая, с мыльной пеной на плечах и груди. - Чтоб подобных выходок больше никогда не было! - сердито сказала она, обращаясь к кольцу. Нортон расхохотался. Он был отомщен. Но тут Орлин сердито рухнула на него, и он тоже оказался весь в мыльной пене. - Ах ты противный! Стоило мне дать тебе чуть-чуть времени - и ты сообразил, как пользоваться кольцом! Противный! Противный! - возмущенно приговаривала она, смахивая пену со своей груди ему в глаза. Слава Богу, пена оказалась не едкой, в противном случае Нортону пришлось бы солоно! - Запомни, если ты еще раз натравишь кольцо на меня, я вас обоих утоплю в мыльной пене! - Жаль, что я не подпустил змейку той докторше! То-то была бы потеха! Позже Нортон выяснил, что Жимчик превращается не просто в змею, а в змею ядовитую. Правда, его яд не является смертельным для такого крупного существа, как человек. Однако укушенный Жимчиком тяжело заболевает на несколько часов - да так, что и не чает выжить! Впрочем, без приказа Жимчик никого не цапнет. На восстановление яда нужны сутки. Стало быть, теоретически оружие змейки можно использовать только один раз в день. Узнав это, Нортон сказал кольцу: - Любопытно. Однако у меня нет врагов. Поэтому мы с тобой никого кусать не будем. И тем не менее большое счастье, что Нортон узнал про ядовитые зубы Жимчика с опозданием. Нортоновское привычное человеколюбие могло дать осечку в тот гнусный момент, когда докторша смазывала палец в резиновой перчатке! Орлин еще долго бушевала по поводу инцидента в ванной комнате. Не то чтобы она слишком перепугалась - ей было досадно, что Нортон так быстро разгадал секрет кольца. Как только она успокоилась, Нортон стал приставать к ней с вопросом, откуда у нее взялось это удивительное колечко. В итоге он узнал, что кольцо принадлежит семье Орлин на протяжении многих и многих поколений: переходит от родителей к детям, от супруга к супругу. - Но это значит, что кольцо должно перейти к твоему ребенку! - воскликнул Нортон. - Я ведь формально не являюсь твоим супругом! - Что мне формальности! - возразила Орлин. - Я... Я тебя... Ну, ты мне по душе, Нортон... И мне хочется, чтобы кольцо было у тебя. - В таком случае я очень счастлив, что оно у меня, - сказал Нортон, нежно целуя свою подругу. В следующем месяце она наконец забеременела. Ее поведение впечатляюще изменилось: уменьшилась страсть к развлечениям, Орлин стала завзятой домоседкой, думала и говорила лишь о предстоящем прибавлении в семье. Однако она сочла нужным предупредить Нортона: - Не вздумай покинуть меня! Теперь ты мне нужен больше прежнего! Насколько он ей нужен теперь - в этом Нортон уверен не был. Зато он точно знал, что она необходима ему, что он без нее не может. Он лелеял надежду, что после рождения законного наследника все мало-помалу вернется на круги своя: Орлин станет прежней непоседливой резвушкой, они смогут вместе странствовать... Но если вдруг ничего не будет прежним... что ж, в любом случае он связан с Орлин неразрывными узами. Пусть и не по закону, но по крови-то он будет отцом! Формально не имея никаких обязательств по отношению к ребенку, разве он сможет запретить себе любить малыша? Никогда прежде Нортон и в страшном сне не представлял себя в роли образцового "скучного" семьянина. Похоже, он глубоко ошибался. Теперь он находил в себе все нужное для этой роли. Когда Орлин сказала, что он ей необходим, что он должен остаться, ему и в голову не пришло спорить. Нортон подчинился с радостью и с готовностью. По сути, он был содержанкой мужского пола, жил за счет своей полусупруги. Но, подобно большинству содержанок женского пола, он не тяготился своим зависимым положением и отнюдь не рвался на свободу. Время шло, и Орлин неуклонно расширялась в поясе. К Нортону мало-помалу перешли едва ли не все нехитрые домашние обязанности. Он не ворчал и не сопротивлялся. Можно было только диву даваться, глядя на перемены в его характере! Покорная домашняя лошадка, без всякого желания закусить удила и рвануть в прерию. Как видно, исходившее от него сияние сказало правду о глубинной природе его характера: он оказался верным другом для Орлин, нежным и заботливым. С повседневными домашними хлопотами такая богатая дама могла бы справиться и сама. Ей было дорого отношение Нортона, его неизменная эмоциональная поддержка. Он был стеной, на которую можно всегда опереться. К большому облегчению Нортона, призрак не объявлялся. Что касается второго соприкосновения с волшебством, то интерес Нортона к Жимчику оказался недолговечным. Шпионить было не за кем. Вопросов, на которые требовались бы мудрые ответы кольца, тоже как-то не возникало. Поэтому со временем хозяин перестал беспокоить Жимчика, и тот стал тем, чем был изначально, - украшением на руке. С учетом прогрессирующей беременности они все реже и реже занимались постельной акробатикой. И очень скоро Орлин наложила полный запрет на секс: она опасалась навредить ребенку. Нортон порывался возобновить долгие прогулки по паркам, но Орлин отказывалась составить ему компанию, а в одиночку идти не хотелось - ему претило надолго отлучаться от нее. В результате Нортон стал много времени проводить перед объемновизором, пристрастился к историческим программам. Ему обрыдли передачи о защите окружающей среды: природу он любил и не нуждался в том, чтобы ему внушали вдумчивое отношение к ней. Зато изучение истории было ему по сердцу: он мог заморить червячка непоседливости, который жил в его душе и звал в путешествия во времени и пространстве. Коль скоро Нортон так прочно влез в домашние тапочки в апартаментах Орлин, он поневоле задвинул в дальний угол сознания свою врожденную охоту к частой перемене мест. Путешествие в мир истории давало хоть какой-то выход неуемному духу странствий. Сверх этого Нортон занялся интерактивными учебными телекурсами сразу по нескольким дисциплинам. Особенно его увлекла география Земли и планет Солнечной системы. Знать больше о Марсе, Венере, Меркурии!.. А как любопытна астрономия! Какой чарующий мир открывается внутри Млечного Пути - все эти бесчисленные скопления галактик... О, если б он мог самолично исследовать далекие звездные миры!.. В положенный срок родился ребенок. Орлин так и сияла. Она выполнила свой долг - произвела на свет наследника. Это был мальчишка-крепыш, который странным образом оказался в большей степени похож на Гавейна, чем на Нортона. Новорожденного назвали Гавейн Второй. Нортон неизбежно почувствовал себя не в своей тарелке. Его "работа" закончена, он волен идти на все четыре стороны... Но уйти заставить себя не мог. Да и Орлин явно не собиралась прогонять его. - Как только Гавейнчик подрастет настолько, что его можно будет оставлять с нянькой, мы опять займемся тем самым, приятным, - пообещала она, игриво улыбнувшись. Однако на деле все оказалось не так просто. Орлин никаких нянек к ребенку так и не подпустила. Ей претила мысль, что за ее Гавейнчиком будет ухаживать другая женщина, робот-нянька или голем-нянька. Образцовая мать, она все хотела делать сама. Ведь и сосватали ее призраку именно поэтому - в уверенности, что из нее получится идеальная мамаша. Все помыслы Орлин сосредоточились на крошке. Чувство долга понуждало ее изредка замечать и Нортона, и тогда он получал что-нибудь из остатков ее внимания. Конечно, говорят, остатки сладки. Но разве не обидно тому, кто привык к полному меню, питаться крошками с барского стола... Орлин настояла на том, что будет сама кормить ребенка грудью - дескать, это наиболее естественный вариант. Пеленки она стирала тоже сама - и вручную, потому как "при машинной стирке используется всякая химическая дрянь". Купание - тоже по старинке. Ультразвуковой душ малышу вреден - "ультразвук может повредить его неокрепшую нервную систему". Словом, хлопотам Орлин не было конца; за всем она хотела проследить сама, и во всем у нее были свои принципы. Исходя из собственного понимания того, какой должна быть идеальная любящая мать, она с лютым энтузиазмом следовала всем заповедям этой канонической любвеобильной матери. Не Нортону было спорить с ней - он тоже был сторонником всего естественного. Хотя некоторая оголтелость борьбы Орлин за "натуральное материнство" все-таки раздражала его. Прежде всего потому, что Орлин практически полностью устранила Нортона из процесса ухода за ребенком. В апартаментах была чертова уйма всякого современного оборудования, которое могло бы стократно облегчить хлопоты Орлин вокруг младенца, но она ничем не пользовалась. Нортон каким-то образом оказался частью этого невостребованного современного оборудования - его помощь классифицировалась как противоестественная. Веками женщины взращивали младенцев без вмешательства мужчин - вот и Орлин прекрасно справится сама! Внук был показан родителям Гавейна. Дедушка и бабушка согласно решили, что Гавейнчик - точная копия своего отца. Это растрогало их до слез. Разумеется, Орлин посещала стариков без Нортона, присутствие которого было бы в высшей степени неуместно. Мало-помалу Нортон впал в черную меланхолию. Конечно, это было глупо. Он искренне радовался счастью Орлин. Что касается двусмысленности собственного положения, так он о ней знал с самого начала. И тем не менее не мог обрести душевного равновесия в сложившейся ситуации. Ведь он надеялся, что рождение ребенка вернет ему Орлин и она будет принадлежать ему, Нортону, с прежней полнотой. Теперь стало очевидно, что младенец оттянул на себя все ее внимание, и это, похоже, необратимо. Нортон, покоряясь многомесячной привычке, простодушно возомнил, что все это хотя бы отчасти принадлежит ему - и владения Гавейна, и ребенок, и Орлин. Он привык к роскошному образу жизни, привык к постоянному вниманию молодой красивой женщины. Теперь он со всей очевидностью понял, что эта жизнь избаловала его. Не зря Орлин еще в самом начале сказала, что он возмечтал о слишком многом. Пришла пора умерить аппетит... А тут еще и призрак вернулся. Впрочем, это была хоть какая-то перемена, и Нортон едва ли не обрадовался появлению Гавейна. - Ну, дружище, я дал тебе целый год, - сказал призрак. - Чем отчитаешься? - Все в порядке, - отозвался Нортон. - Теперь у тебя есть законный наследник. - О-о! Гром и молния! - вскричал Гавейн и на радостях сделал антраша в воздухе. - Наконец-то я обрел свободу и волен удалиться в Рай! Гавейна ждет Рай? Хорошенькая новость! Раздраженно пожав плечами, Нортон сказал: - Ну, куда теперь направиться - решай сам. В Рай так в Рай... Я бы на твоем месте хотя бы взглянул на младенца. Он сейчас в спальне - спит в своей колыбельке. - Но я не смогу войти. Там Орлин. - Насколько я знаю, она в кухне, стряпает для ребенка. Хочет, чтобы его первая твердая пища была наивысшего качества. Призрак на несколько минут исчез в спальне. Вернулся он мрачнее тучи. - Мальчишка слишком, слишком похож на меня. - Ты имеешь что-нибудь против этого? Гавейн нервно прошелся взад-вперед по комнате. - Вот что, Нортон, я должен тебе кое в чем признаться. Во время моего годичного путешествия я познакомился с несколькими занятными персонами. - Обычное дело. Когда путешествуешь, встречаешься с разными интересными людьми. С чего бы мне осуждать тебя за это? Я сам завзятый бродяга. - Я познакомился с инкарнациями. - С кем, с кем? - С инкарнациями. Точнее, с двумя из них. С Войной и с Природой. - Извини, Гавейн, я что-то не понимаю, про что ты толкуешь. - Инкарнации - суть персонифицированные основополагающие понятия или силы. Существует уйма инкарнаций. Но важнейших всего лишь несколько. У них своя иерархия. Каждая инкарнация как бы в ответе за то, что она олицетворяет... Короче, я веду к тому, что я имел беседу с Природой, Зеленой Матушкой Геей, и она пообещала вложить мою сущность в моего наследника. Нортон весь напрягся. Он не мог сразу сообразить, насколько серьезна и чем чревата эта информация. - Что ты подразумеваешь под "сущностью"? - осторожно осведомился он. - Биология знает только кровное родство, а все эти навороты... Ты никак не можешь быть отцом ребенка Орлин - я имею в виду, в полном смысле этого слова. - Ха! "Биология"! В том-то и дело, что могу... если Природа пожелает! Я наблюдал кое-что из того, на что она способна. Очень впечатляюще! Не хотел бы я чем-нибудь рассердить эту почтенную матрону!.. Так вот, в качестве исключительной любезности, она дала мне слово... - Погоди, ты хочешь сказать, что встречался с подлинным воплощением Природы, с конкретной персоной, которая может изменить естественный ход вещей... - Ну да! - Получается, что ты, благодаря магическому вмешательству, являешься кровным отцом Гавейнчика? - Полагаю, что так, - кивнул призрак. - Сказать по совести, рядом с Матушкой Геей мне было не слишком-то уютно. Поэтому я поспешил поскорее убраться и не мог воочию удостовериться в том, что она сдержала свое слово. Мне только остается верить в ее порядочность... Конечно, дружище, малодушно с моей стороны. Я призрак, и мне вроде как нечего терять... Однако я здорово перетрусил рядом с госпожой Природой. Она может тако-о-о-е... да в общемто все они могут тако-о-о-е!.. Совсем другой вид силы - и такой страшный! Заметно побледневший Гавейн стер со лба воображаемый пот. После паузы он промолвил: - Но вот о внешнем сходстве я как-то не подумал. - Ребенок действительно чрезвычайно похож на тебя! Я полагал, это просто совпадение, парадоксальная игра случая... - Нет, это работа Матушки Геи. Наверное, она самая сильная среди земных инкарнаций, хотя я бы не хотел ссориться ни с одной из них. Нортон не спешил верить всему услышанному. Однако к госпоже Природе он относился с должным благоговением. Если инкарнация Природы существует на самом деле, она должна быть восхитительной, могучей и прекрасной... - А чем ты, собственно говоря, не доволен? - спросил он призрака. - Матушка Гея свое обещание выполнила. Ведь так? Гавейн зашагал по комнате с удвоенной яростью - напоминая зверя в клетке. Имей он реальный человеческий вес, ковру бы крепко досталось. Наконец он остановился, горестно вздохнул и сказал: - Дело в том, что в нашем роду гуляет наследственная болезнь. Она передается из поколения в поколение. Мой старший брат умер от нее. Поэтому-то я и стал владельцем всей этой обширной собственности. Злодейка, сидящая в наших генах, убивает в раннем возрасте - редкий больной доживает до десяти лет. А в самое последнее время она повадилась укладывать в гроб даже младенцев. - Погоди, тебя-то убил дракон! И тебе было больше десяти лет, когда ты погиб! - Меня раздавил аллозавр! - Какая разница! Главное - тебя погубила отнюдь не наследственная болезнь. - А я и не говорил, что все члены нашего рода умирают от этой болезни. Однако она затаилась в моих генах. Нортон начал догадываться. Теперь и он стал мрачнее тучи. - То есть... - Да, дружище, я увидел явственные признаки болезни. Мальчик обречен. - Да брось, Гавейн! Малыш так и пышет здоровьем! Орлин самым тщательным образом следит за его состоянием... - Наша родовая болезнь не проявляется у новорожденного. Она как бы наполовину психическая: сперва затрагивает и коверкает сознание, а уж только затем сперва калечит, а потом и убивает тело. Эта болезнь - проклятие во всех смыслах: ее жертва обречена на короткую жизнь и на вечные муки в Аду. Никакой доктор не распознает ее - тем более в наше время, когда врачи так скептически относятся ко всему сверхъестественному. Нынешние лекари в своей гордыне полагают, что им известно все, а то, чего не показывают их мудреные приборы... ну, того просто не существует. А действительность хитрее приборов... Гавейн досадливо передернул плечами. Похоже, он не ломал комедию, а и впрямь различил роковые симптомы - или уверил себя, что видит их. - Ты говоришь, эта болезнь или убивает в нежном возрасте, или милует, - потерянно пробормотал Нортон. - Но если ты ошибаешься насчет явных признаков... возможно, Гавейнчик проскочит опасный возраст - и все будет в порядке... Ведь так? - Да, болезнь убивает только детей. Исключительно детей. Но когда появляются первые симптомы, очевидные для докторов, уже поздно, ребенок обречен. Не исключено, что поздно лечить младенца с подобной наследственной патологией уже в первую же секунду после рождения. Болезнь неизлечима, неотвратима. Жертва тает, тает - и все, конец... Это как гниение дерева изнутри... - Не сомневаюсь, что современная медицина и современная магия... Гавейн мрачно тряхнул головой. - Нет, - сказал он. - Чтобы спасти моего старшего брата, перепробовали все. И тем не менее он скончался в возрасте семи лет. Мне было тогда четыре года, но я хорошо помню... - Гавейн снова мрачно тряхнул головой и горестно запричитал: - Ох-ох-ох, не стоило мне соваться не в свое дело, не стоило попусту извращать законы природы. Я все испортил, я все изгадил! Не будет теперь у меня наследника! О горе мне, горе, горе!.. Гавейн стал рвать на себе волосы. Хотя со стороны этот трагический жест в исполнении призрака выглядел достаточно комично, Нортону было не до смеха. Сомнительно, что Гавейн его дурачит. Выходит, ситуация и впрямь жутковатая... Тут Нортона вдруг осенило. - Отчего бы нам не посоветоваться с Жимчиком! - воскликнул он. - А ну как он знает ответ! - Что еще за Жимчик? - Мой добрый друг. Нортон прикоснулся к кольцу, чтобы разбудить его, хотя не был уверен, что металлическая змейка когда-либо спит. - Жимчик, отправляйся к маленькому Гавейну. Я хочу знать, болен ли он той смертельной болезнью, которая передается из поколения в поколение в роду Гавейна. Жимчик ожил, соскользнул на пол с его пальца и уполз в спальню. Призрак с интересом проследил за метаморфозой кольца в живую изумрудную змею. - Где ты раздобыл эту штуковину? Она не является частью моих сокровищ. - Это кольцо дала мне твоя супруга. В награду за ребенка. Гавейн брезгливо передернул плечами. - Ясно, - сказал он. - С тех пор как меня укокошила рептилия, я их всех на дух не переношу - и крупных, и мелких... А этот гад ползучий не укусит ли часом ребенка? - Нет-нет. Он его даже не напугает. Просто взглянет на малыша и вернется. Через несколько мгновений Жимчик появился из спальни, заполз на подставленную руку, обвился вокруг пальца и снова превратился в металлическое кольцо. - Маленький Гавейн болен? - спросил Нортон. Жим. У Нортона в животе похолодело от ужаса. - Ты уверен? Жим. - Как долго он проживет? Сколько лет? Жим. - Только один год? - ошарашенно переспросил Нортон. Жим. - Итак, он отвечает - только один год? - хмуро сказал Гавейн. - Да, именно так, - с тяжелым сердцем подтвердил Нортон. - Разумеется, Жимчик может и ошибаться... Он не силен в математике. - Увы, он прав. Я видел недвусмысленные признаки заболевания. А сколько проживет мальчик - уже неважно. Год или семь лет - какая разница, если ему все равно суждено умереть... Призрак снова зашагал по ковру с яростью зверя в клетке. - Ох уж эта Зеленая Матушка! - воскликнул он через некоторое время. - Ведь, небось, знала, старуха чертова! Все заранее знала! Мне бы, болвану, сразу сообразить, когда она с такой готовностью взялась оказать мне услугу! Как же до меня не дошло, что она неспроста так раздобрилась!.. - Послушай, эти инкарнации, о которых ты столько говорил, они... они относятся к силам Зла? - Огульно про них ничего сказать нельзя. Сатана - воплощение Зла. Бог - воплощение Добра. Большинство же инкарнаций как бы нейтральны. Хотя, по-моему, большинство относится более благожелательно к Добру... или по крайней мере к существующему миропорядку. Что же касается Природы, или Геи, или Земли-Матери, то она... она просто непредсказуемая. Если ее чем-то разозлишь - жди большой беды. Но загвоздка в том, что не всегда знаешь, когда и чем ты ее разозлил. Порой она - сама доброта, и тогда дары ее благостны; а иногда такое отмочит, такое отчубучит!.. О-о, будь моя воля, я бы ее, каргу злобную... Всю загробную жизнь мне отравила, все в моей душе перековеркала!.. Нортон воздержался от комментариев. Про себя он подумал, что если персонифицированная Природа существует, то ей трудновато держать в памяти все детали наследственности одного из миллионов и миллионов детей, которым предстоит родиться на Земле. Возможно, добрая старушка и не хотела насолить Гавейну. Быть может, тут просто недосмотр с ее стороны... Но Гавейн сейчас был в таком воинственном настроении, что доводы в пользу Матушки Геи не пришлись бы ему по вкусу. Поэтому Нортон, выдержав паузу, заговорил о другом. - В любом случае, - сказал он, - мы должны показать ребенка медицинским светилам. Даже если они бессильны его спасти - попытаться следует. В медицине случаются неожиданные прорывы - порой болезни, бывшие смертельными при жизни одного поколения, становятся излечимыми при жизни следующего. Доктору, который следит за здоровьем Орлин и младенца, стоило бы изучить историю болезни твоего брата и сравнить симптомы. Организуешь? - Ладно, - угрюмо согласился Гавейн. - Только Орлин поставишь в известность ты. - Это может сделать доктор. - Может - в стиле этих самоуверенных ребят. Некоторые доктора любят покрасоваться - в ущерб человечности... Послушай, Нортон, даже я, человек грубый и к сантиментам не склонный, - даже я понимаю, что у тебя это лучше получится. Нортону вспомнилось чудо в белом халате, которое, шелестя резиновыми перчатками, ошарашило его афористичным "Так забавнее". Он вздохнул и согласился с Гавейном. Призрак незамедлительно исчез. Нортон удрученно поплелся на кухню к Орлин. Поначалу она попросту не поверила его словам. Однако семейный доктор, основываясь на историях болезни других членов рода Гавейна, провел предельно тщательное обследование младенца - с применением новейших методов диагностики, в том числе и магической. Его вывод был неутешительным. Орлин пришлось поверить. И тогда она озлобилась на всех и вся. Она возненавидела и Гавейна, и Природу, и Нортона, и саму себя. В голове ее рождались невероятнейшие планы, как спасти маленького Гавейна. Она готова была заключить сделку с любыми силами Света или Тьмы, лишь бы уберечь младенца. Увы, как и следовало ожидать, все ее полубезумные прожекты не дали никакого результата. Тогда Орлин впала в полное уныние, близкое к прострации. Ничто не могло утешить ее. Да и Нортон был не в лучшем состоянии. Ему оставалось лишь бездеятельно и тупо наблюдать со стороны, как стремительно ухудшается здоровье ребенка, и безрадостно констатировать, что Гавейн прав и болезнь становится с каждым новым поколением безжалостнее и быстротечное. Поскольку теперь стало совершенно очевидно, что любовь Орлин к ребенку была многократно сильнее ее любви к "заместителю мужа", то и в роли утешителя Нортон потерпел горестное фиаско. Материнское начало в Орлин было намного сильнее "женского", то есть она была от природы лучшей матерью, чем любовницей и женой. Нортону приходилось смириться с тем, что он занимает подчеркнуто второстепенное место в ее жизни. Что касается призрака... тот он просто исчез. Развязка наступила в предсказанное время: младенец умер, немного не дожив до года. Они ждали неизбежного, но оказались не готовы к нему. Все свершилось внезапно и стремительно. Орлин, вся в черном, часами сидела у колыбели со страшно исхудавшим умирающим мальчиком. Казалось, и она стоит одной ногой в могиле: за эти месяцы она истаяла, стала тенью той красавицы, в которую Нортон некогда влюбился с первого взгляда. И медицина, и магия оказались бессильны. Нортон и Орлин беспомощно присутствовали при постепенном умирании маленького Гавейна. Это было душераздирающее зрелище. А потом пришла смерть. Пришла в буквальном смысле - персонифицированная. Это был мужчина в черном одеянии, с накинутым на голову огромным капюшоном. Орлин увидела его первой и сдавленно вскрикнула, стараясь руками прикрыть, защитить младенца. Незваный гость помедлил у колыбели, и Нортон нашел в себе мужество попристальнее рассмотреть его. В первый момент господин Смерть был полупрозрачным призраком, но постепенно он обрел иллюзорную телесность. - Послушайте, - воскликнул Нортон, - зачем вам это нужно? Зачем вы это делаете? Кто вы такой, что позволяете себе причинять людям такое горе? Мрачный пришелец повернулся к нему. Нортон разглядел то, что было под капюшоном: никакого лица, лишь голый череп с пустыми глазницами. - Скорблю, что вынужден так поступать, - сказал черный человек неожиданно мягким и проникновенным голосом. - Я - Танатос. Мой долг - забирать души тех, чей жизненный срок истек. - Вы - инкарнация Смерти? - Да. - И вам по душе похищать из жизни невинных младенцев? Черный капюшон Танатоса повернулся сперва в сторону Орлин, затем в сторону колыбели. Наконец пустые глазницы снова уставились на Нортона. Танатос приподнял широкий рукав, под которым оказались массивные черные часы. Жуткий палец скелета, без кожи и мяса, тронул циферблат, после чего Танатос сказал. - Смертный, мы можем побеседовать несколько минут. Проследуй за мной. Нортон взирал на мрачную фигуру с почтением, к которому примешивались и страх, и ненависть. Рассказам Гавейна об инкарнациях Нортон никогда до конца не верил - если они и существуют, думал он, то это какие-то сложные мистификации. И вот перед ним Танатос, и трудно оспаривать то, что видят твои собственные глаза... Как ни удивительно, воплощение смерти не показалось ему бессердечным и равнодушным. Быть может, этим можно как-то воспользоваться?.. Танатос и Нортон вышли из комнаты. Орлин даже не пошевелилась. Она застыла возле колыбели, все так же простирая исхудалые руки над ребенком - в исступленной попытке защитить его. Вид безутешной матери был страшен. Спутанные и потерявшие блеск волосы, кости лица пугающе обтянуты кожей... Лишь ее огромные глаза оставались прекрасны. Казалось, что она больше не дышит. Казалось, что время в комнате остановилось... Нортон со своим страшным спутником вышел из апартаментов Гавейна. В коридоре стоял конь бледный, статный красавец. Как ни странно, Нортон отчего-то нисколько не удивился, увидев его. Танатос вскочил на коня, а Нортон без колебаний сел у него за спиной. Скакун рванул вперед. Нечувствительно проницая стены, конь проскакал здание насквозь и начал перебирать копытами в воздухе - при этом всадники не почувствовали никакой перемены. Через несколько мгновений они, словно по невидимой наклонной дороге, добрались до ближайшего обширного парка. Танатос и Нортон спешились на лесной поляне и присели для беседы на ствол поваленного дерева. Конь бледный щипал травку в стороне. Нортон был спокоен. Неизвестно почему, разговор со скелетом уже не казался ему из ряда вон выходящим событием. Он был весь сосредоточен на теме переговоров. - Хочу ввести вас в курс дела относительно ребенка, - сказал Танатос. - Сей младенец, вопреки очевидному, отнюдь не невинный. Он в равновесии. Вы понимаете, что я имею в виду? - Не очень. Вы его что - взвешивали? Нортону показалось, что череп улыбнулся, - хотя какая может быть улыбка при отсутствии лица? - Да, в определенном смысле я его взвешивал, - сказал Танатос. - Точнее, его бесплотную душу. У меня есть особенные весы для сортировки душ. Если злые поступки человека перевешивают добрые, я отсылаю его в Ад. Если наоборот - то в Рай. Это правда, что человек обладает свободной волей и прижизненным поведением определяет свой жребий за гробом. Однако некоторые души находятся в равновесии, то есть накопили в себе к моменту смерти равное количество добра и зла. Таких я отсылаю в Чистилище. - Вы хотите сказать, что Рай, Ад и Чистилище не плод вымысла, а совершенно реальные места? - Нет, это не реальные места, - ответил Танатос. - Это скорее реальные состояния. Рай, Ад и Чистилище, равно как и некоторые из инкарнаций, существуют исключительно в нашей культуре, благодаря достаточно сильной вере в них. В других культурах иные системы. И у меня очень мало клиентов в этих других культурах, где преобладают другие верования и где смерть имеет иное олицетворение. - Извините, но я-то никогда не верил ни в Рай, ни в Ад, ни в инкарнации! - воскликнул Нортон. - Сознательно - быть может. Однако способны ли вы поручиться за то, что таится в сокровенных глубинах вашей души? Скажите, вы верите в Добро и Зло и в свободу выбора? Важнейший вопрос! И очень кстати! - Оставим меня, - сказал Нортон. - Ребенок... откуда взяться злу в его душе? Он никому не причинил вреда. Наоборот, он - жертва недобрых обстоятельств, созданных другими... которые способны более или менее сознательно верить в Добро и Зло и свободно выбирать между ними! - Верно. Матушка Гея весьма и весьма сожалеет о том, что произошло. По досадному недосмотру ее дар Гавейну оказался с изъяном. Когда она обнаружила свою ошибку, было уже поздно что-либо менять. Матушка Гея не в силах преступать собственные законы - она может лишь изредка раздвигать их рамки... Она неимоверно могуча, но у нее такое невероятное количество дел! Видя смертного, который за гробом так истово старается стать лучше, нежели он был при жизни. Зеленая Мать умилилась и захотела оказать ему услугу. Из-за большой занятости она не до конца вникла во все обстоятельства дела - вот и вышел досадный конфуз. Да, инкарнациям тоже случается совершать ошибки - и даже горшие, чем ошибки смертных. - Хорош "конфуз"! Он стоит человеческой жизни! - возмущенно воскликнул Нортон. - Гавейну будет дан второй шанс, - заявил Танатос. - Гея, сознавая свою вину, решила компенсировать промах. Она уже переговорила с Клото, одной из богинь Судьбы, и они пришли к соглашению. - Ребенок выздоровеет? - Нет, младенец безнадежен. Гавейну будет дарована возможность жениться вторично, и на этот раз более удачно. У Нортона холодок пробежал по спине. - Жениться вторично? - переспросил он. - Стало быть, он разведется с Орлин? - Нет. - Значит, она родит ему второго ребенка? Не понимаю... Он что - должен вторично жениться на Орлин? - У Орлин не будет второго ребенка. Большая часть зла, в котором повинен этот младенец, именно в том и состоит, что он - причина безвременной смерти собственной матери. - Безвременной смерти? - в ужасе переспросил Нортон. - Мне горько сообщать это вам, но таков неизбежный ход вещей. Быть может, вам будет легче, если вы узнаете всю подоплеку событий. Вы непричастны к этой драме. Вся тяжесть вины - на ребенке. - Но ребенок ничего дурного не сделал! - Ребенок вот-вот умрет. И этим убьет свою мать. - Ребенок не выбирал - умирать или жить! Это несправедливо! - Если так, то, значит, грех отца лег бременем на невинную душу сына. Не вмешайся Гея, ребенок был бы здоров. У вас, Нортон, отличные гены. - Не сомневаюсь, - с горечью отозвался Нортон. - В моем роду сплошь здоровяки и долгожители... И все же в этом перебросе греха есть что-то нелепое, бесчестное. Ведь отец ребенка как бы я... - Я не смею сказать, что система, которой я служу, идеальна, - мягко возразил Танатос. - Но изменить ничего нельзя. Вы абсолютно ни в чем не виноваты - ни по отношению к ребенку, ни по отношению к его матери. Вы должны понять, что загробная судьба ребенка пока до конца неясна, тогда как путь матери очевиден - в Рай. Она - чистое, доброе существо. Такой она была в радости, такой осталась и в горе. Ее безвременная кончина от тоски - недобрый поступок по отношению к близким, но сие малое зло не повредит ее запредельной судьбе... Я надеюсь, что полное знание всех обстоятельств избавит вас от ненужных страданий. Вы хороший человек и проживете всю жизнь в союзе с Добром, если выйдете с неисковерканной душой из горнила этого испытания. - Как трогательно, что Смерть заботится о моем нравственном комфорте! - воскликнул Нортон с горькой усмешкой. - Вы объявляете, что мой ребенок... то есть ребенок Гавейна должен умереть. Вы объявляете, что моя любимая женщина должна умереть. И при этом вы предлагаете мне все понять, на все наплевать, расслабиться и наслаждаться жизнью! Чего ради вы затеяли весь этот разговор? Стоило ли так напрягать себя? - Потому что я не люблю бессмысленные страдания, - наисерьезнейшим тоном ответил Танатос. - Смерть есть неизбежность, коей не дано избежать ни единому живому существу. Я за всяким приду в свое время. И это справедливо, потому что венец праведной жизни - праведная смерть. Однако сами по себе обстоятельства смерти могут быть разными. Я решительно предпочитаю не усугублять эти обстоятельства излишней жестокостью. А значит, не должно длить сверх меры агонию умирающего или, наоборот, каким-либо образом укорачивать срок жизни, отпущенный человеку Атропос. - Атропос? - Это третья из воплощений Судьбы, одной из важнейших инкарнаций. Клото прядет нить человеческой жизни, Лахесис, так сказать, определяет ее окрас, ну а Атропос в назначенный час обрезает эту нить. Смерть человека ложится тяжким бременем на души тех, кому он был дорог. Поэтому значительная часть моих забот - не о мертвых, а о живых, таких, как вы. Я испытываю сострадание к смертным, потому что им действительно приходится порой очень и очень нелегко. - Сострадание! - насмешливо передразнил Нортон. - Да, в это трудно поверить, еще трудней это понять и принять, но Смерть искренне сочувствует смертным. Нортон нашел в себе мужество пристально вглядеться в пустые глазницы черепа. Что-то подсказывало ему - это жуткое нечто, этот страшный Танатос и в самом деле способен на сострадание. Он пытается уврачевать рану, которую же сам и наносит. В конце концов Танатос лишь исполнитель чужой, неведомой воли... Но эта чужая, неведомая воля... нет, Нортону она не нравится! - И это все? - не без раздражения спросил Нортон. - Вы потратили столько своего драгоценного времени на то, чтобы избавить меня от угрызений совести? - Разве на это не стоит потратить время? - возразил Танатос. - А впрочем, я и секунды не потерял, потому что время стоит на месте. - Знакомым жестом он поднял широкий рукав и показал массивные черные часы. - Я коснулся их - и остановил время, чтобы иметь возможность без спешки побеседовать с вами. - Спасибо, - сказал Нортон. После всего, что произошло, ему уже не стоило труда поверить в остановленное время. Он припомнил странную окаменелость Орлин, когда он вместе с Танатосом покидал комнату, где лежал умирающий младенец. Да и лес был как зачарованный - ничто в нем не двигалось, кроме них самих и бледного коня. Хоть бы один листочек трепыхнулся, хоть бы одна тень шелохнулась! И облака словно вмерзли в небо. За разговором Нортон не обращал внимания на все это. Теперь же он с ясностью видел могущество сверхъестественных сил. - Наверно, удобно иметь такие часики и распоряжаться временем по своему капризу, - не без иронии заметил он. - Ну, у вас есть приспособление покруче, - сказал Танатос. - Как раз это и стало второй причиной, побудившей меня отложить дела ради встречи с вами. - Второй причиной? А какая же первая? - То, что вы сумели почувствовать и увидеть меня. Очень немногие люди из тех, кого судьба умирающего не затрагивает напрямую, способны заметить приближение Смерти. - Это так естественно! - с жаром воскликнул Нортон. - Я люблю Орлин. И все, что затрагивает ее, близко и моему сердцу! - Вы доказали это тем, что увидели меня. А я в свою очередь увидел... ваше кольцо. Нортон рассеянно покосился на свою левую руку. - А-а, ну да, - сказал он. - Это Жимчик, подарок Орлин. - Можно только диву даваться, - заметил Танатос, - какой силы волшебный заряд вложен в такую фитюльку! Тот, кого вы называете "Жимчиком", имеет демоническую природу и почти так же стар, как сама Вечность. - Но он не принадлежит к силам Тьмы! - горячо возразил Нортон. - Каким же образом он может иметь демоническую природу? - Демоны, как и люди, бывают разными. Этот демон хороший - покуда он исправно служит Добру. Большая удача - иметь подобного слугу. Если он действительно подчиняется вам, считайте себя счастливчиком. Такой поворот разговора оказался настолько неожиданным, что мысли Нортона на некоторое время отвлеклись от главной, трагической темы их беседы. - Жимчик, - обратился он к кольцу, - скажи мне, Танатос действительно тот, кем он себя называет? Жим. Жим. Жим. - Значит, тебе нужно сперва проверить это? Каким образом? Притронуться к нему? Жим. - Вы не будете возражать? - спросил Нортон Танатоса. Танатос мотнул черепом - дескать, извольте. - Приступай, Жимчик. Жимчик соскользнул с руки хозяина и быстро пополз в сторону черной фигуры в капюшоне. Танатос сделал нечто странное. Он потянул безмясые костяшки своей левой руки - и снял их. Это оказался просто рисунок поверх тонкой перчатки. А под перчаткой была нормальная рука - из плоти и крови. Даже с грязью под ногтями. Танатос протянул руку в сторону Жимчика, который быстро лизнул ее, как будто пробуя на вкус. Затем змейка шустро вернулась на безымянный палец хозяина. А Танатос тем временем снова надел на левую руку облегающую перчатку - и его рука опять превратилась в жутковатую конечность скелета. Даже теперь, зная секрет и внимательно приглядываясь, Нортон не мог различить обман. Он почему-то был уверен, что и на ощупь рука Танатоса оказалась бы рукой скелета. - Ну так что? - спросил Нортон у Жимчика, когда тот угомонился на его пальце и превратился в кольцо. - Танатос настоящий? Жим. - И все, что он мне говорит, - правда? Жим. - Он из числа хороших? Жим. Этого было достаточно. Жимчику Нортон доверял. - Прежде я не очень-то верил в вас - просто был заинтригован вашей таинственной персоной, - простодушно сказал Нортон. - Теперь я убедился, что вы действительно Танатос... Я искренне благодарен вам за доброе отношение ко мне... Но все равно попытаюсь спасти Орлин! - В этом нет ничего неожиданного для меня. Такова уж ваша натура. Благодаря таким упрямцам, как вы, мир становится лучше. Танатос поднялся с поваленного ствола, на котором они сидели, и мрачно протянул руку своему собеседнику. Вконец озадаченный Нортон тоже встал и пожал руку Смерти. На ощупь это действительно была рука скелета. - Морт! - кликнул Танатос своего коня. Тот сразу же приблизился к хозяину. Танатос и Нортон вскочили на чудесного скакуна и стремительно проделали обратный путь - по воздуху и затем сквозь стены небоскреба. На этот раз Нортон был более внимателен и заметил окаменелость людей во всех коридорах и комнатах. Особое впечатление на него произвел один парень в спортивном зале - время остановилось в тот момент, когда гимнаст делал сальто-мортале. И так и висел в воздухе, согнувшись в три погибели - лучшее доказательство того, что Танатос и впрямь "заморозил" время! И это легким прикосновением к циферблату своих магических часов!.. Каким невероятным могуществом обладает инкарнация Смерти, если ей, дабы просто поболтать со смертным, ничего не стоит остановить ход времени - походя, небрежным жестом шахматиста, сделавшего свой ход! Наконец конь бледный остановился в апартаментах Гавейна - в комнате, где умирал младенец. Танатос и Нортон спешились. Орлин, словно мраморная статуя, оставалась в прежней позе - защищая руками ребенка. Танатос вновь коснулся циферблата своих часов. Напоследок Нортон сказал: - Э-э... спасибо... за все... Обращенные к Смерти слова благодарности прозвучали довольно неуклюже. Нортон нисколько не смирился с бессмысленной жестокостью происходящего. Однако теперь он по крайней мере не винил во всем Танатоса. Ответом на благодарность был торжественный кивок демона в черном. Время возобновило свой бег. Танатос шагнул к колыбели и потянулся за ребенком. Глядя на него округлившимися от ужаса глазами, Орлин пронзительно закричала: - Нет! Нет! Прочь, Смерть! Он тебе не достанется! Рука Танатоса на мгновение замерла. - Крошка страдает, - сказал он. - Я освобожу его от боли. - Нет! У нас есть лекарства для облегчения боли! Орлин хотела в гневе оттолкнуть Танатоса, но руки ее пронзили пустоту, как если бы он был призраком. Это для Нортона он был "плотным" существом, но не для нее. - Смерть приходит в положенный срок - и срок пришел, - с печалью в голосе возразил Танатос. - Ведь вы не хотите длить его страдания, правда? - Тут он стремительно наклонился к ребенку и выхватил его душу из тела - в руках Смерти мелькнуло что-то прозрачное, неопределенной формы. Дыхание младенца пресеклось, личико вдруг обмякло и навеки застыло - с таким выражением, будто маленький Гавейн наконец испытал несказанное облегчение. Орлин без сознания рухнула на пол. Танатос обернулся к Нортону. - Как мне ни жаль, - сказал он, - но это мой долг. Он сложил забранную у младенца душу и аккуратно спрятал ее в свою черную суму. После чего вышел вон, ведя под уздцы своего коня. Нортон был сам не свой от горя. С могильным холодом в душе он подхватил с пола бесчувственное тело Орлин и положил его на диван. Какой легкой оказалась его любимая! Муки последних месяцев до последней степени источили ее здоровье. Затем он сделал необходимый телефонный звонок и сообщил о смерти. Девушка на экране видеотелефона деловито кивнула. Для нее это рутина. Она не может почувствовать тот же ужас, который... Когда все довольно долгие формальности были закончены, Нортон отключил связь и вернулся к Орлин. Теперь пришло время самого важного. Внутри его все онемело, однако он был в силах чувствовать и мыслить и теперь лихорадочно думал, что скажет Орлин, когда та очнется. Наконец она очнулась, и он сразу сказал ей, что ребенок умер. Было бы нелепо прибегать к эвфемизмам. - Я знаю, Нортон, - устало сказала она. - Прости меня... у меня есть кое-какие дела... И она ушла в свою спальню. Как - и это все? Он не мог поверить, что их совместное переживание горя сведется к вымученному "я знаю" и "прости меня". В следующие дни Орлин оставалась такой же странно спокойной. Она выглядела просто усталой. Исправно хлопотала по дому и касательно похорон. Нортон удивлялся ее самообладанию. Неужели Танатос переоценил глубину горя Орлин? Быть может, через какое-то время она действительно успокоится - и они будут снова счастливы вдвоем... А потом смогут зачать нового ребенка, здорового, жизнеспособного... И у всей этой гавейновской собственности наконец появится наследник. Уверенность Нортона в счастливом исходе возрастала изо дня в день. А через десять дней после смерти мальчика Орлин отравилась. Ее бумаги оказались в полном порядке. В эти десять дней она позаботилась о том, чтобы после ее смерти не возникло никаких проблем: распорядилась касательно своей личной не слишком большой собственности, а также насчет похорон. Она не хотела, чтобы ее смерть доставила какие-либо хлопоты близким людям. Орлин сидела у пианино, уронив голову на клавиши. Как только Нортон увидел ее, он понял, что она сыграла последнюю в своей жизни мелодию. Она никак не попрощалась с ним. И в этом не было жестокости. Просто она знала, что он попытается воспрепятствовать ее решению, а она все равно осуществит свое намерение уйти из жизни. Она деликатно оградила Нортона от этой заключительной бесплодной борьбы... 4. ХРОНОС Теперь Нортон осознал, что Орлин никогда по-настоящему не любила его. Для нее в их отношениях был слишком силен привкус незаконности. Поэтому всю силу своей любви она перенесла на ребенка. Орлин любила лишь маленького Гавейна - и никого больше. Нортон был для нее средством выполнить взятое на себя обязательство - родить законному супругу наследника. То, что Нортон оказался к тому же замечательным любовником и другом, просто добавило приятности в процесс "созидания" ребенка. Возможно, ей и померещилось на какое-то время, что она действительно любит Нортона, однако в итоге истина вышла наружу. Если бы она по-настоящему любила его, она бы не поступила так. Есть грустная ирония, думал Нортон, в том, с какой тщательностью Орлин подошла к выбору будущего фактического отца - вся эта магия, многозначительное сияние вокруг человека, перебор кандидатов... и все пошло псу под хвост из-за неожиданного, непредсказуемого поворота событий. Судьба ударила Орлин не из-за того угла, из-за которого она опасалась удара. Беда пришла не от "заместителя супруга", а от самого супруга, который вмешался в естественный ход событий и, пусть и с самыми лучшими намерениями, извратил его. Гавейн оказался поневоле ответственным за происшедшую трагедию. Что касается самой Орлин, то Нортон с ясностью видел, что она своим роковым решением уйти из жизни лишь усугубила трагедию. Многие, очень многие женщины детородного возраста, потеряв ребенка, рыдают и рвут на себе волосы, но затем мало-помалу приходят в себя и утешаются тем, что беременеют и рожают нового младенца, находят в себе силы перебороть горе и энергично взяться за восстановление в семье любви и счастья. А Орлин позволила судьбе сломать себя. Трудно упрекать женщину в недостатке мужества, и все-таки, все-таки... Нортон угодил в эту историю совершенно случайно - призрак мог повстречать и другого достойного мужчину. Но теперь Нортон не мог выбросить из души любовь к умершей женщине. Как ему жить дальше? Чем утешиться? После смерти Орлин он покинул апартаменты Гавейна и поселился в лесопарке. Сейчас он загасил костер и снова залег в своем шалаше из веток и листьев. Сквозь просветы меж ветками было видно предсумеречное небо. Нортон вернулся к своему излюбленному бродячему образу жизни. Он и раньше странствовал в одиночку и спал в лесах. Но теперь в этой жизни не было прежней отрады. Орлин завещала ему небольшую сумму денег, так что финансовых проблем у него в ближайшее время не предвиделось. В своей предсмертной записке Орлин написала, что он ни в малейшей степени не виноват в смерти ребенка и достоин пожизненно получать небольшой процент с ее доли в гавейновских владениях. Призрак не стал оспаривать последнюю волю Орлин. Нортон тратил эти деньги экономно - да и велики ли расходы у человека, который странствует по лесам и спит под деревьями в спальном мешке! Снимая деньги со счета, Нортон всякий раз мысленно благодарил Орлин: пусть она и не любила его с той же силой, с какой он любил ее, но он был ей по-своему дорог. Сгоряча, сразу же после ее самоубийства, Нортон хотел отказаться от этого дара. Но теперь он радовался тому, что удержался и не оскорбил ее память своим надменным отказом. В просвете выхода из шалаша внезапно возникла человеческая фигура. Это был Гавейн. - Вот ты где шатаешься! Наконец-то я тебя нашел! - воскликнул призрак. - Я был уверен, что рано или поздно наскочу на тебя, если начну прочесывать парки. - Поди прочь, - пробормотал Нортон, устало закрывая глаза. - Твой банковский счет помог мне сузить район поисков, - невозмутимо продолжал призрак. - Я справился о том, где ты в последний раз снимал деньги, и вычислил, в каком именно парке ты можешь обретаться. Но это была такая морока - искать тебя в обширном лесу! Ты же такой природолюб и аккуратист, что не оставляешь никаких следов: не мусоришь, веток не рубишь. Если б не дым костра, я не углядел бы твоего шалаша и пролетел мимо и таскался бы по этому лесу до самой темноты! - Будь другом, - сказал Нортон, нелюбезно прикрывая уши руками, - окажи мне большую услугу: не угляди моего шалаша и пролети мимо. Призрак не пожелал обидеться и продолжал миролюбиво: - Видишь ли, Нортон, у меня к тебе новое предложение. С первым ты справился блестяще. Ни в чем тебя упрекнуть не могу. Нортон резко открыл глаза. - Мне снилось, - воскликнул он, - что я погублю Орлин. И я, черт побери, действительно погубил ее! Мое видение оказалось пророческим. С моей помощью зародилась жизнь, которая в итоге убила ее. Не смей благодарить меня за весь этот кошмар! - Ну-ну-ну! - успокаивающе произнес Гавейн. - Ты же отлично знаешь, что на деле все было совсем не так. Ты свою часть договора выполнил безупречно. А я самовольно и непрошенно вторгся туда, куда вторгаться не имел права. Я получил серьезный урок. В следующий раз не стану соваться не в свое дело. Нортон так и взвился: - По-твоему, Орлин умерла лишь для того, чтобы преподать тебе урок! Ах ты, каменное сердце! Не любил ее - и помалкивай! А я любил - и стал орудием ее смерти. Мне тошно беседовать с тобой в том тоне, который ты мне навязываешь! И вообще тошно с тобой беседовать! - Послушай, Нортон, - упрямо гнул свое призрак, - кончина Орлин дает мне возможность жениться во второй раз. Я сам или мои родичи найдут новую жену, которая подарит мне наследника. Жених я завидный, выбирать могу. А потому я женюсь на красивой и одаренной умнице - а тебе, Нортон, ведь именно такие и нравятся: хорошенькие, бойкие и смышленые! Из моей воли моя новая жена не посмеет выступить - стало быть, она примет тебя без разговоров. Так что, давай, Нортон, собирай манатки, топай обратно в мои апартаменты и жди там следующую бабенку. Нортон был возмущен до глубины души. - Ты хоть понимаешь, что говоришь? Обслуживать в постели другую женщину? Как до тебя не доходит, что я любил Орлин! И никакая другая женщина мне не нужна. - Я искренне восхищаюсь твоей верностью Орлин, - сказал подрастерявшийся Гавейн. - Но смена впечатлений, новое лицо - разве это не лучшая терапия в подобном случае?.. - Нет! - Я знаю, что ты честный малый, доброе и чистое сердце. Потому-то я и добиваюсь именно твоей помощи. От тебя родится крепкий и нравственно здоровый мальчик. А сам ты не станешь разевать рот на мои владения. Нортон снова закрыл глаза. - Проваливай, - сказал он. - Ищи дурака в другом месте. - Знаешь, из-за чего весь сыр-бор вышел? Я отправился к Гее с единственной целью: просить, чтобы родился обязательно мальчик. А во время разговора бес попутал. Гея вдруг растрогалась и предложила прямое отцовство - ну как я мог отказаться от такой во всех смыслах волшебной возможности! Так вот, теперь я ученый. Зачнете девочку - ладно, я дергаться не стану. Рожайте девочку. Можете ее оставить и воспитывать. Только потом заделаете мне мальчика, обязательно. Мальчик мне нужен во как! Клянусь, я больше не стану встревать куда не следует... - УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! Призрак огорченно вздохнул и заявил: - Ладно, ладно. Только я все равно вернусь. Когда Нортон через некоторое время открыл глаза, Гавейна рядом не было. Однако Нортон еще долго ворочался в своем шалаше и не мог заснуть. Сердце по-прежнему ныло от тоски, даром что после смерти Орлин уже прошло больше двух месяцев. Пролетело еще два месяца, и Гавейн явился опять. Он разыскал Нортона в другом лесу. Количество парков и лесов в двадцать первом веке увеличилось неимоверно - это был неизбежный компромисс человека с природой, которую он терзал слишком долго. Сращенные крыши домов в новейших городах представляли собой нескончаемые парки. В этих зеленых островах, естественных и сотворенных магией, водились и обычные звери, и фантастические существа. Так что таким любителям природы и завзятым бродягам, как Нортон, было где странствовать. - Нашел! - без всякого вступления возбужденно затараторил призрак. - Я ее нашел! А уж такая красавица, такая красавица - прямо не верится! И главное, такая сексуальная кошечка - рехнуться можно! Зовут Лайла. Только взгляни - и тебя на аркане от нее не оттащишь... - Пошел вон! - огрызнулся Нортон. - Я ведь сказал: никакая другая женщина меня не интересует. - Но нельзя же бесконечно в одиночку болтаться по чащобам! Уже, слава Богу, четыре месяца прошло! Ты здоровый мужик в самом соку - как тебе без женского пола? Против естества идти нельзя. С Лайлой все на мази - она видела твою фотографию, и ты ей пришелся по душе. Чего уж там - она заранее влюблена в тебя по уши. Нортон, в ее объятиях ты мигом забудешь... Взбешенный Нортон со всего размаху дал Гавейну по носу - увы, кулак прошел сквозь пустоту. - Как ты не поймешь! У меня нет желания забыть Орлин! Я люблю ее. И никогда не перестану любить. - Это нездоровые мысли, Нортон, - не унимался призрак. - Твое тело в отличной форме, а вот дух досадно ослабел. Мне твое уныние очень и очень знакомо: сам подолгу ходил как в воду опущенный, когда какой-нибудь дракон удирал от меня живым и невредимым! Тут главное - вовремя встряхнуться и зажить по-новому... - Ни-ко-гда! - отчеканил Нортон. - Найди своей жене другого жеребца. Что до меня, то я пас. Гавейн осуждающе затряс головой: - Ты не понимаешь, от чего отказываешься. Она, когда ходит, бедрышками так, так, так... - Прочь! Сгинь, нечистый дух! Раздосадованный призрак печально крякнул - и тут же исчез. Прошло чуть больше месяца, и Гавейн снова объявился. Такой же настырный. Теперь он доложил, что отыскал замену Нортону - и Лайла приняла этого мужчину. Во-первых, Гавейн не баловал ее выбором. Во-вторых, она женщина деловая и относится к ситуации по-деловому. Лайла быстро забеременела. Отца тут же из города поперли - чтоб под ногами не путался. Беременность протекает - тьфу, тьфу, тьфу - хорошо. Похоже, в положенный срок родится долгожданный наследник. А пока что Гавейн намеревался преподать Нортону обещанные уроки драконоборства. Тот отнекивался, отнекивался - а потом взял и согласился. Чего не сделаешь, чтобы развеять тоску! Было ясно, что призраку хватает благоразумия держаться подальше от своей беременной жены и не затевать никаких авральных улучшений. Но он не до конца доверял этой бедрастой Лайле и не спешил отлететь в Рай: лучше держать события под контролем до самого конца. А чтобы избежать соблазна опять вмешаться в беременность жены, Гавейну было очень кстати заняться увлекательным делом в компании Нортона. Вот так и получилось, что Нортон занялся изучением искусства истреблять драконов. Конечно, никого убивать он не собирался. Но разве это не любопытно - знать тактику боя с фантастическими существами и все тонкости их нрава? - Перво-наперво тебе надо заиметь добрый меч, - объяснял Гавейн. - Предпочтительнее - заговоренный. Однако осваивать технику боя лучше с обычным, неволшебным. Только так можно приобрести настоящую сноровку. Мой старинный меч вполне подойдет - распорядители моего имущества выдадут его тебе по первому требованию. - Да не нужен мне никакой меч! - артачился Нортон. Однако в конце концов он сдался: если не учиться владеть мечом, курс драконоборства приобретает чересчур умозрительный характер! Меч был доставлен прямо в тот лес, где Нортон обосновался надолго. Оружие было заговоренным, но они с Гавейном игнорировали его волшебные свойства, и Нортон получал необходимую практику в полном объеме. Прошло несколько месяцев. Злая тоска мало-помалу отпускала Нортона. Общество призрака не Бог весть какая роскошь, а все же оно отвлекало от черных мыслей - вкупе с долгими и утомительными занятиями с мечом. Однажды его новоприобретенное искусство спасло ему жизнь. Нортон несколько недель был бельмом на глазу у пары злостных браконьеров, потому что шугал их при всяком удобном случае. Выведенные из себя его нотациями, негодяи накинулись на Нортона с ножами. Тут он выхватил меч и показал им несколько эффектных приемов, после чего противников как ветром сдуло. Еще бы! Он взмахом меча срезал у каждого по клоку волос на голове и пригрозил отхватить им носы, если они будут продолжать в том же духе. Не будучи человеком агрессивным, Нортон все же возгордился своим подвигом. Если кто и выводил его из себя, так это люди, не уважающие дикую природу. Несмотря на нынешнее обилие зеленых насаждений, по-настоящему нетронутых уголков природы так мало! Нортон аккуратно уложил отсеченные пряди волос в ящичек - чтобы передать полиции. Там волосы проанализируют и мигом определят по генному коду, кому они принадлежат. Уже к вечеру обоих браконьеров сцапают. Если это не первое их преступление против дикой природы (а по всему видно, что эти ребята рецидивисты), то приговор будет весьма суров. Скажем, лесофобное заклятие, после которого эти типы и на пушечный выстрел не подойдут к лесу - он будет для них что выпивка для того, кто закодирован против алкоголя. И другое наказание вполне подойдет для пакостников: мусороедный заговор. Тот, на кого наложено подобное заклятие, гадить в лесу и в городе не перестанет, но неодолимая сила заставит его вернуться и сожрать оставленный мусор. Сломает пару зубов на консервной банке, проглотит килограмм банановой кожуры - мигом приучится к чистоте! Гавейн временами отлучался за свежими новостями о том, как протекает беременность его жены. В один прекрасный день он радостно сообщил, что Лайла родила прелестную здоровую дочку. Конечно, он ждал сына, но лучше смириться с этим и не гневить своими жалобами Природу. Рождение девочки - наилучшее доказательство того, что Гавейн стал паинькой и больше не совался в естественный ход вещей, хотя очень даже мог... - Следующим непременно родится мальчик, - заявил призрак. - И он наследует все мои несметные богатства! Сам знаешь, право первородства - святое право... Нортон равнодушно пожал плечами. Ему все это было до лампочки. - Да, кстати, постель Лайлы нынче пустует, - как бы между прочим заметил Гавейн. - Если желаешь - то милости просим... Для дорогого друга... - Нет, - отрезал Нортон... однако не так решительно, как много-много месяцев назад. В конце концов, уже больше года прошло после кончины Орлин. В лесу оно, конечно, здорово и здорово... а все-таки нет-нет да и потянет к городским удобствам и к теплым женским телесам... Бывалый воин и хитрец, Гавейн уловил нотку колебания в голосе друга и выбрал тактику ненавязчивого давления. - Дело, конечно, твое, - сказал он. - Но я бы на твоем месте просто взглянул разок. Поверь мне, Лайла - это величественное сооружение природы. Пропорции, понимаешь ли... К тому же и чувственная... Бродит там одна в трех десятках комнат и скучает: хочется кого-нибудь приголубить - а некого... - Ага, исскучалась вся, - хмыкнул Нортон. - Мужчин в городе - до и больше! Небось, их у нее целая рота! - Штанов кругом много, это верно. Но такого, как ты - где ж она такого найдет? Да и я предпочел бы тебя в роли отца моего сына. Твой отпрыск вырос бы весь в тебя - стал бы великим защитником природы... А при тех средствах, что он унаследует, он бы многое сумел на этом великом поприще!.. Нортон подумал, подумал - и согласился. Махнул рукой и сказал: - Ладно. Взглянуть - взгляну, а как уж там потом - ничего не обещаю. Они дошли до ближайшей установки переброса материи и через секунду оказались в городе, где находились основные апартаменты Гавейна. Как транспорт переброс материи - весьма дорогое удовольствие. Но если за это баловство платит распорядитель гавейновской собственности - отчего бы и не использовать сие чудо двадцать первого века! Затем Нортон и Гавейн проехали на нескольких эскалаторах, поднялись на лифте и прибыли на место. В апартаментах все было как и прежде. Но даже вид входной двери больно ударил Нортона по нервам. Именно здесь он впервые увидел Орлин. Вот эта вот дверь открылась, и на пороге стояла она... - Я, сам знаешь, никак не могу... - извиняющимся голосом начал Гавейн. - Ну да, помню. Ты не можешь находиться в одной комнате с ней. А она тебя не видит и не слышит и даже отчасти сомневается в твоем существовании. Нортон мог только гадать, какая сила заинтересована в том, чтобы призрак был невидим для собственной супруги. Чья злая, или добрая, или причудливо-бессмысленная воля строит этакие козни? Могла ли видеть Лайла своего супруга до свадьбы? Стал ли он невидим в момент, когда она ответила "да" на вопрос священника? И какой смысл в этом принудительном прятанье Гавейна от супруги? Пути сверхъестественного воистину неисповедимы. Порой оно кажется таким бестолковым, а его впечатляющие чудеса выглядят такими неуклюжими наворотами... А расспросить Гавейна подробнее обо всем этом Нортону было как-то неловко. В лесу Нортон слегка одичал, и сейчас, нажав на кнопку звонка, он испытал чувство впервые пришедшего на свидание застенчивого подростка. "Сорок лет дураку, а все смущаешься", - невольно подумал он. За дверью послышались шаги. Небольшая задержка - видимо, его изображение на экране охранной системы подверглось изучению. Затем дверь распахнулась. Перед ним стояла Лайла. - О-о, вы Нортон! Как приятно! Я узнала вас - я видела вашу фотографию! Это было сказано с многозначительным придыханием. Что и говорить, Лайла и впрямь оказалась знойной женщиной. На вкус Нортона она была даже чересчур знойной. Чтобы не сказать - совсем корова. Похоже, во время беременности она прибавила десяток-другой килограмм, а затем не позаботилась избавиться от них. Орлин и в последний месяц беременности умудрялась выглядеть стройной. А эта... экие ляжки, и живот пузырем. Впрочем, пока что Лайлу еще можно было назвать под настроение соблазнительной пышкой, но еще килограмм-другой - и она плавно сползет в категорию "слоних" и "толстомясых". Впрочем, избыток жира - дело десятое. Главное, что его отвращало от Лайлы, - в его глазах она была тут вроде самозваного оккупанта. Она заняла место Орлин. Умом Нортон понимал, что Лайла здесь по праву, что она "работает" на Гавейна, что она преуспела в том, в чем Орлин потерпела фиаско, - родила здорового и жизнеспособного ребенка, хотя с полом и вышла некоторая промашка. Лайла заслуживала всяческого уважения... Но сердцем Нортон не был способен принять ее. К этой женщине он не смог бы прикоснуться, не чувствуя предательства по отношению к Орлин. Ощущая себя грубияном и хамом, он молча развернулся и пошел прочь. Что бы ни случилось, сюда он больше никогда не придет. Ему сюда нельзя. Он был настигнут Гавейном в очередной раз уже на Марсе. Нортон, в легком космическом комбинезоне и с запасом кислорода за спиной, совершал пробежку по холодной пустыне, покрытой мелким красным песком. Внезапно рядом из ничего соткался знакомый призрак. Ни в каком кислороде он, естественно, не нуждался и одет был совсем не по-марсиански - в сорочке с открытым воротом. Сколько Нортон его помнил, призрак всегда был в этой сорочке. А убит он был в панцире. Почему же сорочка? У призраков имеется свой гардероб? Но в таком случае - почему же этот гардероб такой бедный? - Здесь ничто не развлекает глаз, - сказал Гавейн. - Кругом песок, песок, песок. Одна разница, что красный. Чего ради тебя сюда занесло? - Потому что от Земли далеко, - сердито отозвался Нортон. - И к тому же я любознательный. - А в-третьих, тут меньше вероятность, что я найду тебя. Так? - А хотя бы и так! - Готов поспорить, ты полагал, что мне слабо до тебя добраться - ведь межпланетные путешествия призракам не по зубам. Магия бессильна перед космическими расстояниями. - Ну, полагал. - О чем ты не подумал, так это о сверхмощном переместителе материи - он часть моего богатства. Ну, тот, который в подвале. Орлин наверняка тебе показывала. Я здесь не благодаря магии, а благодаря науке. - Век живи - век учись. - Только дураком не помри. Глупо бегать от меня, Нортон. Видишь, я опять тебя нашел. - Вижу, что нашел. А теперь двигай восвояси. - Вежливый малый, нечего сказать! Рано мне отчаливать. - Гавейн, какого рожна тебе от меня нужно? Ребенка тебе родили. Если мальчика нет, то девочка станет наследницей - закон ничего против не говорит. Почему бы тебе не угомониться и не податься в Рай? Говорят, приятное местечко. - Ну, пока что Рай гарантирован мне не на все сто процентов... - А пусть бы и в какое место поплоше. Все равно лучше, чем слоняться бессильным и бесплотным духом по Земле и подкладывать своих жен под разных мужиков. Гавейн неопределенно передернул плечами. - Отчасти резонно, отчасти нет, - сказал он. - Но покуда мне никак нельзя покинуть Землю. Наследника мужского пола нет - стало быть, главное дело не закончено. И это с моей стороны не оглядка на юридические штучки-закорючки. Это личное. Хочу иметь наследника-мальчишку! Хочу и буду его иметь! - В таком случае не трать время на меня. Найди своей корове другого быка. - Есть уже, есть. Но это, сам понимаешь, быстро не делается... - Что ж получается? Ты по новой еще девять месяцев будешь кантоваться возле меня? - Не то чтобы угадал. Видишь ли, я чувствую некоторую ответственность за тебя... - Ты? Ответственность? За меня? - Да, за тебя. Кто, как не я, втравил тебя в эту историю, из которой ты вышел тенью себя прежнего? Я притащил тебя к Орлин. Я испоганил наследственность ребенка. Таким образом, я тебя вознес - и я же тебя шмякнул об землю. И не мне винить тебя за то, что ты по сю пору такой грустный и хамишь мне почем зря. - Что было, то прошло, - сказал Нортон. - Как говорится, кто старое помянет, тому глаз вон. Я же знаю, что в твоих поступках не было злого умысла. - Не было, не было. А груз на душе все-таки остался. - Как призрак может иметь груз на душе? Я полагал, что призрак - это голая душа, то есть душа без тела. - Хоть душа-то и голая, да не склизкая, - лукаво усмехнулся Гавейн. - Вот груз-то и не скатывается. Давит он на меня, давит. И вниз тянет, в сторону Ада. - Но ведь уже решено, что тебе в Рай! - На час смерти так оно и было, - пояснил Гавейн. - Но перевес добра во мне был самый минимальный. Помнишь библейское "легче верблюду пройти сквозь игольное ухо, нежели богатому войти в Царство Небесное"? При жизни я был человеком чести, даром что ты не одобряешь мое ремесло. И я был в душе больше добрым, нежели злым. Точнее говоря, чуть-чуть более добрым, нежели злым. Но потом, когда я полуневольно отравил твою жизнь, зло вдруг стало перевешивать. - Странно, - сказал Нортон. - До сих пор я считал, что смерть, образно говоря, закрывает все счета и после кончины никак нельзя добавить к уже сделанным ни новых грехов, ни новых добрых поступков. В противном случае души, обреченные на геенну огненную, после смерти брались бы за ум и совершали массу добрых поступков - так сказать, копили очки. А в итоге они все возносились бы в Рай - даром что при жизни грешили на полную катушку! - То, что смерть закрывает счета, очень близко к истине, - согласился Гавейн и начал терпеливо объяснять: - Наделе все несколько сложнее. Достойные Рая рано или поздно там и окажутся. Но прежде им придется на протяжении нескольких тысячелетий влачить самое жалкое существование - пока они не искупят свои прижизненные грехи (ибо есть они даже у праведников!). Поступки за гробом имеют лишь одну миллионную веса прижизненных поступков. Иными словами, там, где живому достаточно одного доброго дела, покойнику надо сотворить миллион добрых дел! Вот почему для всякого человека более практично жить безгрешно - не уповая на то, что после смерти он что-то наверстает. Но призраки - категория особая, равно как и инкарнации. Они как бы застряли в промежуточном состоянии: для Рая они плохи, для Ада - слишком хороши. Если они вторгаются в дела живых, то им засчитывается положительный или отрицательный результат подобного вмешательства. Когда я закрутил сюжет вокруг своего наследника, я отлично сознавал, чем рискую. Большинство душ, расставшись с телом, становятся вдруг малодушными и робеют совершать какие-либо смелые поступки. Поэтому-то в мире так мало призраков, ибо призрак - это душа, которую не смутила потеря тела, душа, которая решила энергично действовать в новых условиях. Я из тех, кто, оказавшись на том свете, не захотел стушеваться. Ведь я и при жизни не был робкого десятка! А главное, моя идефикс - продолжение рода. Я помешан на желании иметь наследника. Это было двигателем всех моих поступков после смерти... Ну и в итоге я наломал дров. Если я не исправлю причиненный тебе вред, то мне прямой путь в Ад. В последнее время Нортона несколько озадачивало и настораживало видимое бескорыстие призрака. Теперь стало ясно, отчего Гавейн так хлопочет вокруг него. Нормальный эгоизм. - Искренне сочувствую тому, что ты угодишь в Ад, - сказал Нортон. - Однако дров ты действительно наломал. Сделанного не воротишь. Если бы я познакомился с Орлин при других обстоятельствах! Если бы все не закончилось так печально... Не утруждай себя, тебе меня ничем не утешить. Ступай в Ад. - Если бы ты познакомился с Орлин при других обстоятельствах? - воскликнул Гавейн. - Послушай, а ведь это идея! Я знал, что смогу чем-нибудь зацепить твой интерес! А насчет Орлин я уже подумал - и даже побеседовал с Клото. Она ничего против не имеет. Если пожелаешь... - Пожелаю чего? Призрак приосанился. - Мне пришло в голову, - сказал он, - что тебе бы понравилось прошвырнуться назад во времени и познакомиться с Орлин до ее свадьбы со мной. Разумеется, тут есть одно крохотное затрудненьице... - Знаю я твое "крохотное затрудненьице"! Так вляпаешься, что не отмыться! - Не вороти нос! Я говорю об уникальной возможности! Такое бывает раз в жизни! А потом, что ты теряешь? Что тебя ждет на Земле? - Да, на Земле меня ничто не ждет, - согласился Нортон. - Поэтому-то я и притащился на Марс. - Да нет, я хочу сказать, какое у тебя будущее? Нортон остановился как вкопанный в облачке красной пыли. Из-за меньшей силы тяжести эта пыль оседала медленней обычного. Буря на Марсе должна быть препротивной штукой - при таком обилии ленивой пыли! - Моя жизнь скоро закончится? - напрямик спросил Нортон. Гавейн смущенно рыл носком башмака красную пыль - не тревожа ее. - Ну, я бы так не формулировал, - бормотнул Гавейн. - Не темни! Я этих твоих экивоков терпеть не стану. Своей рукой зашвырну тебя в Ад! - А я для него стараюсь! - с упреком воскликнул Гавейн. - Послушай, Нортон, есть только одна персона, то есть одно нечто, которое вольно, по должности, перемещаться во времени. И я разнюхал, что эта, так сказать, персона вот-вот, так сказать, освободит свое кресло. Отчего бы тебе не занять эту вакантную должность с такой знатной привилегией! Ты человек достойный. Клото говорит, что ты вполне подойдешь. А она в этом дока, ее мнению можно доверять. Если поторопиться и не считать ворон - наше дельце выгорит. - Ты однажды толковал мне что-то об этой Клото. Напомни, кто она такая. - Она одна из богинь Судьбы. Их три, точнее, три аспекта единого целого. Клото - та, что прядет нить человеческой жизни. Если ты согласишься на эту работу, то будешь запросто путешествовать во времени. Сможешь делать что захочешь и когда захочешь! Пожелаешь - направишься поглядеть на Орлин, когда она была девочкой. Пожелаешь - повстречаешь ее семнадцатилетней. Возможно, тебе удастся повернуть ее жизнь так, что ничего этого не случится - ни брака со мной, ни мертвого ребенка. Мне без разницы - ведь у меня теперь есть Лайла, которая носит под сердцем моего наследника. - Природа не допускает временного парадокса. Прошлое невозможно изменить! Это все сказка. - Кому сказка, а кому и быль. Хоть и одно-единственное, но есть существо, для которого этот парадокс - семечки, потому что оно управляет временем по своему усмотрению. - Что за должность ты мне предлагаешь? - Ту, что занимает Хронос. Инкарнация Времени. - Инкарнация? Он что - вроде Танатоса? - Ну да. Честно говоря, именно Танатос предложил твою кандидатуру. Он ведь с тобой имел разговор - небось, ты не забыл! Ты пришелся ему по сердцу. Он назвал твое имя, Матушка Природа поддержала... Поверь мне, Нортон, при таких покровителях место, считай, у тебя в кармане! Только вообрази себе: ты - новый Хронос! Нортон был всерьез ошарашен. - А что... что случилось с прежним Хроносом? - наконец спросил. - Ничего плохого. Он то ли рождается, то ли зачинается - насчет этого не совсем в курсе... Короче, освобождает место. Баланс добра и зла у него в порядке, так что он отправится прямиком в Рай. - Рождается? Это что за притча? Я полагал, у него должна быть долгая жизнь за плечами? - Она и есть у него за плечами. - Не понимаю. - Ну, вот это и есть крохотное затрудненьице, которое я упоминал в начале нашего разговора. Видишь ли, Хронос живет в обратном направлении. Его работа - следить, чтобы в прошлом все свершалось правильно. Поэтому он живет навстречу прошлому - от взрослого к ребенку. Если ты согласишься стать его преемником, ты тоже начнешь жить вспять - до своего рождения или до зачатия, уж точно не знаю. После этого ты естественным образом освобождаешь свое место для кого-нибудь другого - потому что прекращаешь существование. Тебе вот-вот стукнет сорок, и впереди тебе вряд ли светит больше еще сорока лет. Таким образом, тебе все равно, в какую сторону жить - к старости и смерти или к младенчеству и рождению. Ты ничего не потеряешь в смысле количества прожитых лет. Зато какое место, какие возможности! И главное, ты снова будешь с Орлин! Прочувствуй, какой невиданный шанс! - Голова кругом идет... Возникает такая пропасть вопросов... - Так ты их задай! Айда со мной. Приглядишься как следует. Если тебе работа не глянется - что ж, тебя никто не принудит взять Песочные Часы. - Что за песочные часы? - Символ власти Хроноса. Принимая Песочные Часы, ты выражаешь согласие занять эту должность и работать до самого своего рождения. Однако нам следует спешить. Путь далекий, а я обещал Клото, что ты прибудешь уже сегодня. - Сегодня? Нет, я должен сперва хорошенько подумать. Решения такой важности в одночасье не принимаются!.. Я впервые слышу о работе Хроноса. Мне необходимо... - Смелей, дружище! Обдумаешь все по дороге. Вызови-ка песчаный скутер - пешком замучишься идти. Ошарашенный Нортон покорился. Через микрофон в своем шлеме он вызвал по радио скутер. Пока они ждали марсианский быстролет, Нортон лихорадочно соображал. Жить вспять, вновь увидеть Орлин - живой и счастливой... Однако он знал, что между ними ничего произойти не может, ибо это изменило бы курс истории. Это общеизвестная временная петля: если Нортон встретит Орлин до ее брака с Гавейном и этот брак не состоится, то не будет и всего остального, а значит, Гавейн не пошлет его в прошлое и поэтому Нортон никогда не встретит и не полюбит Орлин - неразрешимый парадокс в действии. Нарушь Нортон что-либо в прошлом - и началась бы отчаянная круговерть бессмыслицы. Стало быть, он и не сможет ничего нарушить! Стало быть, он обречен любоваться Орлин со стороны, оставаясь для нее невидимкой... точно также, как Гавейн! Быть невидимым призраком для любимой - чем это лучше смерти? Но и это мнилось Нортону соблазнительным вариантом, ибо - есть ли иной путь повидаться с обожаемой Орлин?.. На скутере Нортон добрался до ближайшей станции переброса материи, где его уже давно поджидал призрак. Оттуда они переправились в Марс-Сити и наконец оказались на Земле. На протяжении всего путешествия Гавейн в присутствии других людей оставался невидимкой: призраки далеко не всем по сердцу. Особенно настороженно к ним относятся таможенные инспектора. При первой же возможности Гавейн снова объявился и дал Нортону точные указания касательно дальнейшего маршрута. Конечной целью был полузаброшенный район одного пребывающего в упадке города. Ни развлекательных центров, ни парков на крышах. Асфальт в рытвинах, ряды жалких одинаковых блочных домов. Чужаку сюда лучше не соваться, если он не самоубийца. Как и следовало ожидать, они сразу же нарвались на большую группу агрессивного вида парней. Пока те приближались с намерением взять пришельцев в кольцо, Нортон здорово перетрусил: при нем не было оружия - призрак сорвал его с Марса внезапно, а по тамошним пустыням было глупо бродить с заговоренным мечом! - Спокойно! - сказал Гавейн. - Со мной не пропадешь. - Защитничек нашелся! - сердито буркнул Нортон. - Ты же и пальцем никого тронуть не можешь! Гавейн хитро усмехнулся. В следующее мгновение он превратился в дюжего полицейского, полностью экипированного для разгона массовых беспорядков: электрическая дубинка, бронежилет, щит и все прочее. - Подыграй мне, - шепнул призрак. Нортон не растерялся, развернулся к "полицейскому" и с ходу стал громко канючить: - Сэр, я законопослушный гражданин, и мне сорок лет! Чего ж меня под одну гребенку с другими? У вас на кого облава? На пацанов, которые уклоняются от службы в армии! Ну и ловите их! Глядите, вот же их сколько - и все призывного возраста, все отлынщики. Гавейн грозно замахнулся на Нортона электрошоком. - Что мне твой возраст? У меня разнарядка. Нужное число лбов я обязан доставить - и доставлю. Врежут пару раз дубинкой под ребра - сразу признаешься, что тебе как раз восемнадцать... А что до этих пацанов... - Обращаясь к тому, кто выглядел главарем молодежной шайки, Гавейн крикнул: - Эй ты, иди-ка сюда! Дело есть. Главарь шмыгнул в просвет между домами и был таков. Остальные бросились врассыпную. Гавейн схватил радиопередатчик и заорал в микрофон: - Длинный, разворачивай ребят. У нас тут целая гора пушечного мяса! Через пару секунд улица словно вымерла. Ни души. Нортон весело улыбнулся. Гавейн, даже будучи призраком, боец хоть куда! Без новых приключений они добрались до целого квартала развалин на краю города. Было странно видеть столько неиспользованного пространства - земля нынче дорога! Гавейн взглянул на часы, чем несказанно удивил Нортона: тот никак не предполагал, что часы на руке призрака функционируют как настоящие! - Успели, - сказал Гавейн. - Он будет через четверть часа. - Хронос? - Угу. Это место дорого его сердцу, поэтому он и выбрал его для церемонии передачи Песочных Часов. - Ты хочешь сказать, он тут родился и здесь же ему предстоит... - Нет-нет! С чего ты взял, что он тут родился? Он родился на другом краю света. - Но если он живет вспять, то покинуть жизнь, то есть родиться, он должен здесь! - Ну да, он живет вспять. И ты будешь жить так же, если согласишься. Но это не буквальное воспроизведение прошедшей жизни, не фильм задом-наперед. Иначе этот процесс был бы лишен позитивного смысла. - Не верю! Это невозможно. Временной парадокс... - Что ты заладил про парадокс! Инкарнации - сила! Им плевать с высокой башни на всякие там доксы-парадоксы. Для Хроноса его жизнь идет своим чередом. Это лишь для стороннего наблюдателя она раскручивается в обратную сторону. - Что-то мало верится! - сказал Нортон. - Бессмыслица какая-то. У тебя концы с концами не сходятся. Гавейн оставил ернический тон и сделал серьезное лицо. - Поверь мне, никакой бессмыслицы. В этом абсурде есть своя система. Как только ты уловишь ее - сразу все станет на свои места... Клото пришлось изрядно потрудиться, чтобы выхлопотать для тебя эту синекуру. Пойми это и обрати внимание: рядом с тобой ни одного другого кандидата! Тебе на блюдечке подносят шанс, который другим и не снился! И лишь потому, что инкарнации искренне сожалеют по поводу прокола Матушки Геи с больным ребенком. В подобных случаях они помогают друг другу загладить ошибку. Если ты в последний момент откажешься и отвергнешь их дар - будешь дураком и неблагодарным хамом. И к тому же всех подведешь: где им найти другого в такой короткий срок! - Не толкай меня в спину! - вскипел Нортон. - Я в Хроносы сам не напрашивался! И не чувствую себя готовым к этакой работе! Ты и себя, и меня поставил в цейтнот - а теперь давишь. Это непорядочно... Кстати, ты мне так и не ответил, почему встречу устроили именно здесь? - Да потому что это мемориальный комплекс, посвященный Хроносу, спасителю мира и все такое. Разумеется, самое подходящее место для торжественной передачи полномочий. - Вот это все - мемориальный комплекс? - удивленно вытаращился Нортон. - А я думал, мы просто ошиблись адресом и забрели на свалку строительного мусора! - Само собой, мемориальный комплекс будет здесь в будущем, - терпеливо принялся объяснять Гавейн, словно Нортон был непонятливым ребенком. - Не забывай, что Хронос явится из будущего, где на этом месте выросли современные здания и разбит великолепный парк. Это величавое обширное сооружение станет излюбленным уголком городка для его жителей и туристической Меккой. Немудрено, что оно так дорого сердцу Хроноса. Нортон нервничал все больше и больше. - Отчего же Хронос еще не здесь? - спросил он хриплым от волнения голосом. - Мы болтаем уже минут пять... - Приближается с другой стороны. Ты увидишь его лишь в момент передачи Песочных Часов. - Он движется сюда из будущего? - спросил Нортон, у которого ум за разум заходил от тщетной попытки "врубиться" в происходящее. - Все это не сложно, - сказал Гавейн. - От тебя требуется одно: взять Песочные Часы, как только ты их увидишь. - Тут призрак указал на несколько камней, выложенных в форме буквы "X". - Они появятся вот здесь, на перекрестье. И с того момента как ты их возьмешь в руки, будешь распоряжаться этим символом в одиночку, потому как мы с тобой сразу же начнем двигаться в разных направлениях. - В разных направлениях... - эхом повторил Нортон. Он ощущал себя идиотом, который не способен собраться с мыслями, а тем более на что-то решиться. Было чувство, что его подставили самым свинским образом. - Да, я направлюсь со временем вместе вперед, а ты двинешь назад, - пояснил Гавейн прежним ласково-снисходительным тоном. - Может статься, я решу наконец расслабиться и без промедления подамся в Рай, покуда я чистенький. Если снова задержусь на Земле, могу опять во что-нибудь вляпаться, и грехи опять вниз потянут... В любом случае мы с тобой больше никогда не увидимся. Нортон вспомнил, что призраку необходимо совершить хороший поступок, дабы баланс изменился в сторону добра и Гавейн смог взмыть в Рай. Это неизбежно вело к мысли, что пристроить Нортона на место Хроноса - хороший поступок. Если Гавейн таки ошибся - это будет такой весомый грех, что с подобным камнем на шее он мигом съедет на заднице в адский котел! Случись с Нортоном в процессе что-либо нехорошее, к тому же необратимо нехорошее, то и Гавейн обречен, потому что ему вовек не искупить этой вины. Так брать или не брать эти чертовы Песочные Часы? При удручающем дефиците точной информации его втравляют в такую чреватую последствиями затею! Нортону очень не нравилось быть бычком на веревочке, которого к тому же самым бесцеремонным образом нахлестывают: дескать, поспешай! А не на бойню ли? - Бери, бери, не сомневайся! - воскликнул Гавейн, угадывая его мысли. - Поверь, эта работа создана для тебя. Матушка Гея считает тебя идеальным кандидатом, Клото ухватилась за тебя обеими руками... - Тут призрак осекся. - Что такое? - рявкнул Нортон, пуще прежнего обуреваемый сомнениями. - Будь начеку! Уже скоро! - проговорил Гавейн, не спуская глаз с перекрестья каменного "X". - Похоже, пришло время проститься, друг! Желаю тебе счастливого прошлого! Нортон смотрел в том же направлении, что и призрак. Но ничего не видел. - Еще рано. Через минуту. - Твои часы могут отставать. - Ты мне зубы не заговаривай. Чем это я так мил инкарнациям? Что во мне такого особенного? - Ну-у... да разве ж я в курсе! Я всего лишь призрак - рылом не вышел знать всю эту высшую механику... Нортон смачно плюнул и зашагал прочь. - Хорошо, хорошо, я все скажу, - испуганно затараторил Гавейн. - Тут речь о Сатане, который является воплощением Зла. Он что-то замыслил... - Я что - в результате угожу в Ад? - Нет-нет, не ты! Он тебя не тронет - если ты сам сознательно или бессознательно не согласишься с ним сотрудничать. Дело в том, что Сатана вознамерился каким-то образом умыкнуть в Ад всех людей, без изъятия. Если его не остановить - быть грандиозной беде! - Как я, человечишка, могу остановить Сатану? Кто я такой, чтобы сразиться на равных с самим предводителем Темных Сил? - Вот! Вот! Уже! - завопил Гавейн не своим голосом. На сей раз он был прав. На перекрестье каменного "X" стоял высокий мужчина в белом одеянии с наброшенным на голову капюшоном. Он возник из ниоткуда. В руках у него посверкивали на солнце большие стеклянные песочные часы. Так, значит, это правда и Хронос действительно прибыл из будущего! И он действительно освобождает свое место для преемника! О, как сияли Песочные Часы - будто Святой Грааль! Нет, не отраженным светом, а светом, идущим изнутри, чудесным светом! Тонкая серебристая нить протягивалась из почти пустого верхнего стеклянного сосуда в нижний. Было ясно, что через несколько секунд песок иссякнет - и исполнится мера времени. В этом зрелище было что-то гипнотическое: Нортон всеми фибрами души ощущал его трансцендентальное значение. Зримая метафора конца свершала свою безжалостную работу. В сознании Нортона вихрились сомнения и обрывки доводов "за" и "против". На что решиться - он так и не знал. И тогда тело взяло ответственность на себя. Оно шагнуло вперед, протянуло руку и схватило лучащиеся теплым светом Песочные Часы. Фигура в белом исчезла так же быстро, как и возникла. Просто истаяла в воздухе. Но каким-то чудесным образом белое одеяние Хроноса в момент его исчезновения перетекло на Нортона, и он обнаружил, что стоит на перекрестье каменного "X" с Песочными Часами и в белой хламиде, а на голове у него белый капюшон. И такую силу вдруг он в себе ощутил! А с ней и странное, необъяснимое чувство свободы от времени. Млея от новых могучих ощущений, Нортон продолжал окаменело стоять на том же месте. В руке он сжимал символ своей новообретенной власти и... и не знал, что делать дальше. Неизвестно откуда донесся слабый раздраженный шепот: - Переверни!.. Переверни же!.. Не задумываясь, Нортон поспешно опрокинул Песочные Часы - именно в то мгновение, когда последняя песчинка скользнула вниз сквозь горловину в их перехвате. Отныне полная песка часть была вверху - и песчинки заспешили вниз. Вот первая коснулась дна того сосуда, который теперь стал нижним... И в тот же миг Вселенная стала иной. 5. ЛАХЕСИС Прошла не одна секунда, прежде чем Нортон, который сразу же инстинктивно почувствовал перемену в окружающем мире, освоился в новой действительности настолько, что начал различать конкретные изменения. Мудрено было заметить сразу эти конкретные изменения, такие едва уловимые - и такие ошеломляющие. Он стоял среди тех же груд битого кирпича, и те двое стояли рядом, и ветер по-прежнему трепал флаг на крыше ближайшего дома. В чем же непорядок? Во-первых, те двое смотрели не на него, а как бы сквозь него. Он быстро скосил глаза вниз и оглядел себя. Да нет, он вроде бы твердый и непрозрачный. Правда, белое одеяние с плеча Хроноса - хитон не хитон, плащ не плащ - выглядит причудливо: Нортон будто окутан плотным туманом. Но это лишь свойство какой-то неведомой ткани. Так почему же эти двое глядят сквозь него? Тут до сознания Нортона наконец дошла странность этого "двое". Один - Гавейн. А другой-то кто? Одет в марсианский прогулочный комбинезон... Господи, да это ж я! И куда я смотрю? - Привет! - как-то робко окликнул он самого себя и Гавейна. Но те никак не отозвались. Ситуация мало-помалу прояснялась в его голове. Сейчас он видит самого себя - каким он был за минуту до появления Хроноса. И, конечно, тот Нортон, который живет вперед, не способен видеть его, живущего назад. Еще этот флаг на крыше... Нортон чувствовал ветер, знал его направление. Но флаг, будто рехнувшись, развевался не по ветру, а против ветра. Трудно было поверить, что над крышей господствует другой ветер, противоположного направления. Нортон приподнял белую хламиду Хроноса, вытащил из кармана своего марсианского комбинезона лист бумаги и выставил его против ветра. Лист отклонился, но тоже навстречу ветру. Нортон выпустил бумагу из рук, и она полетела против ветра - словно лосось, который поднимается против течения. Очень странно! Чтобы взглянуть на часы, он вытянул левую руку так, что кисть выскользнула из широкого белого рукава. Секундная стрелка вращалась в обратном направлении. Стало быть, все чистая правда. Хронос и впрямь живет вспять. Всю остальную Вселенную Время несет, словно река щепку. И только он один поднимается вверх, к истокам Времени. Флаг на крыше полощется против ветра потому, что сам ветер дует обратно, то есть возвращается к своему источнику. Точно так же и дверь, которая в том мире открывается, для Нортона - закрывается. С собой прошлым Нортон не мог общаться, потому что тот, другой, жил в своем мироздании и не умел фокусировать зрение так, чтобы различать то, что двигается против течения времени. Если Нортон видел себя прошлого и весь тот мир, что живет в нормальном направлении, то лишь потому, что он знал о существовании другого мира и все его чувства были настроены на восприятие этого другого мира... Итак, жизнь продолжается, но в обратную сторону. Но чем он должен заняться теперь? Вряд ли обязанности Хроноса заключаются исключительно в бесконечных ахах и охах по поводу парадоксальности собственного существования. Тут взгляд Нортона упал на кольцо, подарок Орлин. Ах, дурак, дурак! Отчего же он раньше не посоветовался с Жимчиком! Совсем про него забыл! Ладно, лучше поздно, чем никогда. Ну-ка, не подскажет ли кольцо чего-нибудь дельного? - Жимчик, ты по-прежнему в рабочем состоянии? Жим. - Какое облегчение! Тебе известно что-либо о принципах обратного движения во времени? Жим. Замечательно! Теперь остается только правильно сформулировать вопросы. Насколько спокойней на душе в такой отчаянный момент, когда у тебя на пальце умудренный знаниями друг! - Правда, что я живу вспять и вижу мир как фильм, который перематывается в обратном направлении? Жим. - Но в таком случае как я могу общаться с нормальными людьми? Жим. Жим. Жим. Ах да, некорректный вопрос. Попробуем иначе. - Могу ли я общаться с нормальными людьми? Жим. - Есть что-то, с помощью чего я сумею осуществлять такой контакт? Причем так, что и люди смогут общаться со мной... и видеть меня! Жим. - Это "что-то" - не Песочные ли Часы? ЖИМ!!! Стало быть. Песочные Часы не просто подобие эстафетной палочки, передаваемой от одного исполняющего обязанности Хроноса другому. Они имеют важное прикладное значение. Едва ли этому стоит удивляться. Нортон оглядел символ своей власти. От тонкой струйки песка исходило мягкое беловатое свечение. Так-так, эта серебристая нить в порядке вещей - часы выполняют свое естественное назначение: отмеряют время, а в конкретном случае - его официальный срок на посту Хроноса. Впереди у Нортона - или позади - чуть больше тридцати девяти лет работы в качестве повелителя Времени. Затем, в день своего рождения, он освободит место новому Хроносу. Перспектива не то чтобы очень вдохновляющая, однако Нортон мало-помалу свыкался с ней. Меньше ясности было в том, чем он будет заниматься эти тридцать девять лет. Не бить же баклуши! Какую бы работу ни выполнял Хронос, при этом он неизбежно должен входить в контакт с окружающим миром. Помогают ему в этом Песочные Часы. Но каким образом, черт возьми? Нортон внимательнее прежнего осмотрел загадочный инструмент. Никаких видимых кнопок, выступов или рычажков. В процессе изучения он перевернул часы - и мгновенно ощутил... боль не боль, а какое-то тотальное изменение внутри себя - как будто всего его вывернули наизнанку словно перчатку. Он проворно вернул часы в прежнее положение. Что же это было? Через мгновение Нортон догадался: коль скоро Песочные Часы измеряют срок его жизни, то, перевернув их, он начинает жить в противоположном направлении. Он как бы забирает обратно череду своих поступков. И может вернуться к тому моменту, когда принял от предыдущего Хроноса символ власти. То есть он способен переиграть свое недавнее прошлое и вернуться в нормальный мир. А пугающее ощущение, как будто всего его вывернули наизнанку, вполне закономерно: очевидно, в момент разворота жизни на 180 градусов кровь начинает бежать в обратном направлении, да и все процессы в теле выполняют команду "кругом, шагом марш!". Итак, он может проявить свободу воли и отпятиться назад - до какого момента в своей жизни? Вплоть до мгновения передачи Песочных Часов? Не принять их на этот раз - и баста!.. Нет, это трусость и низость. Как говорится, взялся за гуж... Значит, о бегстве не может быть и речи. Никогда он больше не перевернет Песочные Часы. Пусть его жизнь идет и дальше в естественном, то бишь противоестественном, направлении. Нортон останется на своем посту до конца - что бы ни ждало его впереди... - Жимчик, - обратился он к кольцу, - у Песочных Часов есть еще и другие возможности? Жим. - И это несмотря на то, что на них нет панели управления? Жим. Воистину бесценная крохотная змейка! Орлин сделала ему царский подарок, истинную цену которого он осознает лишь постепенно. К тому же это кольцо - одно из самых ранних свидетельств ее любви в нему. Пока Жимчик на его пальце, Орлин как бы присутствует рядом - пусть и невидимо, но постоянно. О-о, никогда, никогда он не расстанется с этим во всех отношениях бесценным кольцом! Однако не время для сантиментов. Займемся делом. - Но как заставить Часы работать? - воскликнул Нортон. - Мне что - надо просто пожелать, то есть отдать им мысленный приказ? Жим. Ага! Вопрос был задан наобум, но попал в самую точку. Итак, разгадка получена. "Хочу стремительно перенестись в будущее!" - торжественно произнес про себя Нортон. Струйка песка из серебристой вдруг стала небесно-голубой. Все вокруг превратилось в гудящую серую сплошную массу. Оставаясь на месте, он перемещался куда-то. Причем стремительно - в этом сомневаться не приходилось. Куда его занесет при этакой скорости - можно только гадать. "СТОП!!!" - мысленно крикнул слегка перепуганный Нортон. Внезапно мир вокруг него угомонился. Песок в Часах почернел. Нортон стоял на склоне лысого холмика. Было темновато - то ли потому, что день клонился к вечеру, то ли потому, что небо было затянуто тучами. Прямо впереди высилось что-то вроде высокой пальмы. Слева и справа, сколько видел глаз, тянулись заросли исполинских папоротников. Зелени много. Одна