Пирс Энтони. Хтон -------------------- Пирс Энтони. Хтон ("Атон" #1). Пер. - С.Хренов. Piers Anthony. Chthon (1967) ("Aton" #1). ======================================== HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5 -------------------- ХТОН - существительное от "хтонический", имеющий отношение к подземному миру, преисподней; происходит от греческого "chthon" - "земля". 1. Подземная тюрьма для неисправимых, местонахождение засекречено. 2. Гранатовый рудник. "Энциклопедия сектора", $398 В Раю, вы слышали, нет браков... Джон Кроу Рэнсом, "Канатоходцы" ПРОЛОГ С! Сверхновая Факториал Вспышка звезды столь всеохватывающая и молниеносная, что свет отстает на века. Наша сцена: Сверхновая жизни. Она разрастается от микрокосма - до планеты Эонами; От планеты - до вселенной Веками; Ее длительность - обратная функция ее величины. $ Параграф, символическая Дата появления на свет человека: рывок к звездам. Все, происшедшее до этого, - древность. Нумеруют новые года: Параграф 1, параграф 100 итак далее; Общаются на мудреном галактическом языке - Хотя удобства разговорного языка сохраняются. Изменяют для нужд космоса человеческие гены, Но скрывают странные отклонения. Создают мифы о тех... 5 Династия Пятых Пятый ранг среди Семей-основателей Хвеи, Заселивших мир-сад в $ 9 В поисках своего запредельного рая. Но Пятых скосил озноб в $ 305. В старшем поколении остаются две линии: Аврелий ($ 348-402), обрученный с одной из дочерей Десятых; Вениамин ($ 352-460), холостой; Надежды этой высокородной Династии должен оправдать сын Аврелия: Атон ($ 374-400) Атон - агонист; Атон - протагонист; Оспаривавший знание природы зла; Осужденный за это. Атон - пока твое тело умирает в темнице, душа живет вне ее; Но оба суть одно; смерть отражает жизнь. Все, переживаемое здесь, имеет параллель в ином существованье Сейчас В прошлом И в грядущем. Атон, Атон - дитя солнца - Сойди, сойди же в наш подземный мир: Мы нуждаемся в проклятых.  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. АТОН *  $ 400 В кабине было жарко. Атон облизал соленые губы. Пот стекал по шее и пропитывал грубую тюремную рубаху. На глянцевой обложке книги, которую держал в руках, он разглядел темноволосого свежевыбритого мужчину. "Нормальные черты, средний рост - разве я похож на преступника? Разве я, - думал он, - разве я?.." Не важно. Хтон был тюрьмой проклятых, и человек, помещенный сюда, справедливо или нет, был проклят. Юридически проклят и юридически мертв: из Хтона никто не бежал. Тюрьма являла собой обширную естественную полость глубоко под поверхностью засекреченной планеты, навеки скрытую от звезд. Там не было ни камер, ни охраны: живые отбросы человеческой империи гнили среди немыслимого богатства. Ибо Хтон был гранатовым рудником; умеренная ценность отдельных камней перекрывалась их огромным количеством. Режим на этом предприятии таков: каждые двадцать четыре часа спускался единственный лифт, загруженный едой. Поднимался он с несколькими сотнями гранатов. Если ценность камней была недостаточной, следующая партия еды становилась меньше. Атон представлял Хтон именно таким, каким мог представить его любой свободный человек. Теперь предстояло изучить обратную, нижнюю сторону. Тесная клеть дрожала, выматывая напрягшиеся внутренности, и Атон покачивался в такт движению. Вдыхая собственную вонь, он чувствовал, что становится все жарче. "Разве я мечтаю о невозможном? - думал он. - Разве глупо верить слухам о возможности побега? Возвращение из смерти. Свобода. Вероятно, даже... Завершение?" Спуск прекратился. Дверь отворилась в ревущую тьму. Хлынула удушливая жара. Пот насквозь пропитал легкую одежду. Зная, что выбора нет, Атон шагнул во мрак. - В сторону! - проорал ему в ухо чей-то голос. Грубые руки с силой толкнули. Он вывалился на середину пещеры - книга под мышкой - едва различая фигуры людей, сновавших между ним и освещенным лифтом. Они работали молча, втроем, вытаскивая корзины и размещая их у ближайшей стены. Когда лифт опустел, они бережно внесли внутрь маленькие металлические шкатулки-гробики. "Гранаты", - сообразил Атон. Люди были рослыми, бородатыми, длинноволосыми и нагими, и у каждого на спине висел какой-то склизкий мешок. Картина при тусклом свете была гротескной, они напоминали Атону горбатых гномов. Один из них захлопнул дверь и отключил свет. Шум в помещении был такой сильный, что Атон не услыхал, как поднимается лифт, но догадался, что единственная его связь с внешним миром оборвана. Теперь он находился во власти Хтона. В конце концов, и здесь был свет - шипящее зеленоватое свечение, испускаемое стенами и потолком, которые словно бы тлели. Постепенно глаза приспособились. Он мог ориентироваться. К нему подошли люди. - Новичок? Имя? - Атон Пятый. - Пятый? - Не нравится, не ешь. Реплику приняли во внимание, оценивая его: так стая волков оценивает чужака. - Ладно, Пятый, - слушай и мотай на ус. Здесь внизу мы не задаем вопросов. И не отвечаем на них. Нам все равно, почему тебя послали сюда, только не делай этого впредь. Не создавай неприятности, делай свое дело и протянешь. Понял? Они ждали реакции сурово, по-волчьи. - Где я... Один из них шагнул вперед, взмахнул открытой ладонью. Атон автоматически блокировал удар предплечьем. Но опоздал на мгновение, удар пришелся в ухо - достаточно сильный, чтоб в голове загудело. Он отшатнулся. - Что?.. - Не лезь куда не надо. Дважды не повторяем. Атон, все еще злой, отступил. Какое-то мгновение он размышлял о сдаче. Что означало бы драку против троих. Этого-то они и хотели? Но, несмотря на нараставший гнев, он понимал, что совет верный. Не создавать неприятности - по крайней мере, пока не узнаешь, что к чему. Нет смысла начинать с драки. Для нее время еще будет. Он кивнул. - Молодец, - сказал мужчина и рассмеялся. - Помни - мы все умрем вместе! Остальные загоготали и пошли забирать корзины. Атон запомнит их. - Один совет, - вполне дружелюбно сказал, минуя его, один из них. - Разденься, как мы. Жарко. Все ушли, оставив Атона одного. Можно ли им верить? Он знал, что в Хтоне есть женщины, но в тюрьме без охраны и связи с окружающим миром условности должны были давно подчиниться удушающей жаре. Ненормальные нравы должны господствовать - если над ним не подшутили. Атон огляделся. Пещера круглая, стены неровные, но явно обработанные. Камень, покрытый свечением. Давным-давно какая-то разведгруппа изучила эти пещеры или, по крайней мере, достаточное их количество, чтобы обнаружить гранаты и установить, что выхода отсюда нет. Он задумался, местный ли здесь воздух или его как-то сюда накачивают: наличие воздуха казалось явлением скорее нарочитым, чем случайным. Наверняка этот ужасный жар долго не выдержать. Настоящая печь-душегубка. Есть, вероятно, и более прохладные пещеры, иначе не выжить. Он скинул мокрую от пота одежду, взял книгу и вышел из пещеры. По пути осторожно коснулся стены: она была горячей, но не пылала, а зеленоватая слизь несколько секунд продолжала светиться на его пальцах. Очевидно, жар в пещере проистекал не от химических реакций. Атон оказался в коротком туннеле. Ему говорили, что Хтон состоит из лабиринта лавовых каналов, и рассудком он понимал, что они возникли много веков назад, но в это трудно было поверить: дальний конец туннеля пульсировал жаром, а рев становился все громче, словно первобытные силы по-прежнему находились в движении. Однако другого пути не было. Наконец он вошел в большой поперечный туннель диаметром метра в три - и сразу же был впечатан в гладкую стену воздушным потоком. Ветер в замкнутых пещерах? Он-то и был источником шума; но откуда здесь такой сквозняк? Его знаний об инфернальной области было явно недостаточно. Атон собрался с силами и вошел в воздушный поток, позволив тому вести его тело по туннелю. В стенах ничего особенного, кроме свечения; туннель почти круглый. Могла ли его прокопать и обработать за несчетные годы воздушная эрозия? Хтон становился все более странным. Пронизывающий ветер - метров десять в секунду, если не больше - приятно охлаждал его медленно шагающее тело, отвечая отчасти на вопрос о выживании. И тут же он ощутил последствие ветра: обезвоживание. Нужна вода и как можно быстрее, пока тело совсем не иссохло. Где-то должны быть люди и запасы воды. Одной рукой придерживаясь за стену, Атон медленно двигался вперед, но внезапно ввалился в какой-то проем. Ветер стих, зато жара вернулась; радуясь перемене, Атон решил идти вниз. Проход был маленький, чуть выше его роста, и вел в пещеру, вроде той, куда он попал первоначально. Тупик. Он пошел было назад, но вдруг со страхом понял, что в пещере он не один. Послышалось бормотание, кто-то зашевелился, чья-то фигура поднялась с неровного пола. Она двинулась к нему, соблазнительная и слегка пугающая, вызывая в памяти смутный облик из прошлого: красота и ужас одновременно, слишком искушающие и слишком болезненные, чтобы относиться к ним беспристрастно. Завывания ветра, казалось, превратились в зловещую музыку. "Песня... - подумал он, - жуткая прерванная песня, мелодия смерти... Или это мой демон, мой суккуб, с усмешкой лишающий меня всего человеческого?" Фигура заговорила женским голосом - чуть слащавым, но обворожительным. - Ты хочешь полюбить меня? - спросила она. Теперь Атон разглядел очертания обнаженного женского тела. Сознавая свою незащищенность, он при ее приближении, словно щит, выставил вперед книгу. Он не знал ее намерений, она же отшвырнула книгу и скользнула в кольцо его рук. Женщина ступала уверенно; в этом полумраке она ориентировалась явно лучше, чем Атон. - Полюби, - сказала она. - Полюби Лазу. - Ее голые груди прижались к его животу. Он боялся женщину и мнимого сходства. Почувствовав, как напряглось ее тело, Атон отпрянул назад. Рука женщины рванулась сверху вниз: острый камень, зажатый в кулаке, слегка поцарапал ему щеку. Не прошло еще и часа, а на него напали уже дважды. - Тогда умри, ублюдок! - закричала она. - Умри, умри... Она поперхнулась, зашлась кашлем и отбежала к дальней стене, где свернулась в дрожащий комок. Атон по-прежнему слышал искаженный шепот: "Умри, умри..." Неужели она собиралась его убить? Он отступил в туннель. Лаза услышала звуки и тут же вскочила. - Ты хочешь полюбить меня? - спросила она тем же голосом, что и прежде. Главный туннель все тянулся и тянулся, пересекая многочисленные аркады. Некоторые из них казались пустыми; из других доносился непонятный шум, сопенье и скрежет. Атон быстро миновал их. Его вела жажда. Жестокий ветер бил в спину, лишая последней влаги. Он снял башмаки, чтобы дать потным ногам подышать. И двинулся дальше. Наконец звук голосов привлек его в большую пещеру. Ветер стих, разлетевшись по обширному пространству, а шум уменьшился. Оглушенные чувства Атона приходили в себя. Здесь оказалось несколько человек, они работали и вяло переговаривались. В центре зала возвышалось массивное металлическое устройство на колесах, в верхней части которого находился вал с рукоятками. Два человека толкали рукоятки и медленно, словно жернова, вращали устройство. У стены сидели на корточках еще двое и вырезали тонкими лезвиями какие-то маленькие предмета Мужчина за ними кидал камешки в корзины. Все были голыми. Рядом с ним стояла дородная, почти безволосая женщина, которая тотчас же заметила вошедшего. - Новичок? - спросила она, используя то же приветствие. - Опять неприятность? - Атон Пятый. - Ты верно пришел, - сказала она. - Все приходят к Меховой Матушке. Она рассмеялась непонимающему взгляду Атона. - Это потому, что я заведую мехами. Мех тебе понадобится, чтоб не ссохнуться. Вот. Она подошла к механизму. Мужчины прервали движения, позволив ей снять с трубы сбоку мешок. Она протянула его Атону. - Твой мех. Ни за что не захочешь с ним расстаться! Атон машинально взял мех. Тот был сделан из какого-то крепкого материала, весил килограммов восемь и имел лямки. Только теперь он разглядел, что все носят такие мешки - единственный предмет туалета. Но каково их назначение? Меховая Матушка взяла пустой мешок и повесила его на трубу. Мужчины возобновили работу. Мех начал медленно наполняться. Атон понял. - Вода! - воскликнул он, поднес узкое горлышко меха к губам и жадно отпил. Жидкость была сравнительно холодная и восхитительная на вкус. Женщина взглянула с одобрением. - Подороже любых гранатов, - сказала она. - Мы осаждаем воду в конденсатном баке, и все довольны. И потому все за старую Матушку. Атон принял информацию к сведению. Какая бы подземная иерархия здесь ни существовала, у этой женщины имелась власть. Она принялась представлять остальных. - Народ, вот Пятый. Эти двое - мои толкачи, эта смена - Жид и Козел. Вот там старик Шахматист. Он делает из ломаных гранатов шахматы и кое-что еще. Красивые вещицы. Вновь удивившись, Атон кивнул. Наверху эти фигурки стоили целое состояние, как из-за материала, так и из-за работы. Художник оказался седым стариком, который сидел на корточках и ковырял погнутым ножом. - Его Подмастерка... Они понимают друг друга. Подмастерьем была девушка чуть старше двадцати, симпатичная и хорошо сложенная. Атону захотелось узнать, за какое преступление она оказалась в таком возрасте в Хтоне. Он представил, что их "понимание" ублажало скорее стариковское тщеславие, чем его романтическую удаль. Доброе имя, вероятно, здесь самое важное - надо запомнить. Меховая Матушка подвела его к мужчине с корзинами. - Счетовод, - сказала она. - Отлично считает, наметанный глаз на гранаты. Не перечь ему. - Счетовод сортировал камешки по цвету: в каждой корзинке разные оттенки красного и коричневого, едва различимые при плохом освещении. Симпатичная девушка сортировала гранаты по размеру. - Это Кретинка, - сказала Матушка. - Ее зовут Кристинка-Кретинка. - Девушка подняла глаза и хихикнула. - У каждого своя работа, - заключила Матушка. - Ты походи тут немного, Пятый, освойся, мы тебя к чему-нибудь пристроим. Не торопись. - Потом негромко добавила: - Ты принес какой-нибудь инструмент? - Инструмент? Ее зоркий взгляд упал на книгу. Зря бы она этот вопрос не задала. Атон открыл книгу. - ДЗЛ, - сказал он. - Книга. Мне разрешили всего одну вещь. Матушка отвернулась с молчаливым отвращением. Таковы были обстоятельства. Привыкнув к жаре и ветру, научившись определять дорогу в переплетении туннелей по звуку и виду, Атон нашел тюремную жизнь на удивление легкой. Чересчур легкой - в их положении могло и не существовать постоянной тяги к побегу. Обитатели были довольны, он - нет. Придется искать катализатор. Пещеры простирались вниз до бесконечности. Гранаты поступали откуда-то снизу для сортировки и обмена с внешним миром. Цены назначались далекие от истинной стоимости драгоценных камней. Искусственные камни превосходили их по качеству, но им не доставало привкуса дурной славы. Эти же добывались проклятыми руками, происходили из жуткого Хтона. Патология притягивает человека. Атон счел положение узников необъяснимым. Это наверняка худшая тюрьма в человеческом секторе галактики, созданная для душевнобольных преступников и неисправимых извращенцев - для всех тех, кого общество не могло ни излечить, ни игнорировать. Хтон рисовался извне обителью непрерывных буйств и оргий, изощренных пыток и садизма. Вместо этого Атон открыл грубоватое, но тихое сообщество, члены которого следовали правилу: не создавать неприятности. Подлинные сумасшедшие были изолированы в пещерах, их опекали добровольные стражи. Тех, кто был не опасен, предоставляли самим себе. Даже нормальные люди вряд ли бы устроились лучше. Преступники ли они на самом деле? Если нет, то почему принимают свою участь с такой легкостью? Наверняка здесь имелся какой-то сокровенный элемент, связующая сила. Чтобы действовать, Атону необходимо было ее постичь. 2 - Атон. Голос - теплый, чуть хрипловатый. Он перестал грезить, увидев Кристину в вызывающей позе. Она уже не хихикала. Ее взгляд задерживался на нем, когда бы они не встречались. Но даже зная об этом, Атон чувствовал, что должен сторониться женщин, пока не разгаданы остальные тайны. Женщина где угодно создаст неприятности. Она подошла к нему, выставив грудь. - Я - не Лаза, Атон, - сказала она, опередив его мысль. - С тобой ничего не случится. Можешь подойти поближе. Атон не шелохнулся. - Женщина Счетовода? - Счетовод знает, где я. Он всегда знает, кто где. - Она подошла к нему вплотную, мягкая и гибкая, как кошка. - Давно у тебя была женщина, Атон? Один-ноль в ее пользу. Слишком давно. Он изучал порядок вещей в космосе, но с космосом теперь - все; возможно, навсегда. Судя по всему, она сказала о Счетоводе правду. Тот даже мог послать ее в виде дружеского жеста. Кристина повернулась к нему спиной и отошла. Уверенная в том, что ей удалось завладеть его вниманием, она начала танцевать, ритмично подпрыгивая и покачиваясь - настолько соблазнительно, что Атон отложил книгу к стене и пошел за ней. Она хихикнула и отбежала. Играя в замысловатые прятки руками и телом, она привела его к боковому проходу. Атон осторожно заглянул туда, но никого не увидел. Кристина дотронулась до него. Он поймал ее и прижал вместе с мехом к стене. Их губы соединились в поцелуе, окрашенном страстью, затем она вырвалась и оттанцевала на середину пещеры. Ее глаза горели. Атон последовал за ней, отрезая выход и загоняя ее в нишу, она с удовольствием уворачивалась. Когда Кристина увидела, что поймана, она принялась напевать какую-то мелодию. Заключительная уловка: невинный, безразличный напев, будто она одна. Это должно было подвигнуть его на последний шаг. Вместо этого его отбросило назад, и весь пыл в один миг улетучился. Звучала прерванная песня! Кристина увидела: что-то не так. - В чем дело, Атон? Он отвернулся: - Уходи, Кретинка. Ты совсем не та женщина, которую я хочу. Потрясенная и разгневанная она убежала. Атон прислушался к звуку ее шагов - шлепанье босых ног в завывающем ветре. Они складывались в мелодию прерванной песни. "Злоба, - подумал он. - О Злоба, неужели ты никогда меня не оставишь?" Это был, конечно, сон, но лишь Атон знал это. Увлеченный иллюзорным соблазном, он по глупости обо всем забыл. В его сознании он не стоял один в туннеле, женщина в гневе не убегала. Было поражение, да, но не полное. Когда они пошли по мрачному туннелю, Кристина взяла его за руку. Светлая блузка и темная юбка говорили о ее фигуре лучше всякой наготы. - Люба, - сказал он, - я хочу извиниться за случившееся. Но ты должна понять, какую боль причиняет мне эта песня. Когда... Она потащила его за локоть. Сквозь куртку он чувствовал нежное прикосновение ее пальцев. - Меня зовут Кристина, - сказала она. Они свернули в боковой туннель. Постепенно расширяясь, он вел вниз. - Твой интерес ко мне застал меня врасплох, - продолжал он, сознавая неуклюжесть своего объяснения. - Я никогда не думал о тебе как о женщине, Люба. - Почему ты зовешь меня "Люба"? - спросила она. - Взгляни на меня, Атон. Я Кристина. Кретинка-Кристинка, пещерная девушка. Он посмотрел на нее. - Возможно, - сказал он. - Я не признал тебя одетой. - Спасибо. Он провел ее к креслу и сел рядом. - Я не думал, что в Хтоне есть такое. У нас на "Иокасте" был театр для команды, но я ни разу туда не ходил... Атон растерянно замолк. Ее рука коснулась его паха и расстегнула застежку брюк. Потом пальцы проникли внутрь, двинулись вниз, в поисках того, что там скрывается. Он попробовал воспротивиться, но тут обернулись люди в соседних креслах, и чтобы не выставлять себя напоказ, ему пришлось умолкнуть. На большом экране появилась фигура. Атон сосредоточил внимание на экране. По крутой тропе взбирался человек; сильный мужчина в античном одеянии; молодой мужчина, облаченный в ниспадающие складки неопределенного цвета. Всего один мужчина, но исполненный глубокого смысла. Дорога позади него уходила по каменистому, мшистому склону - необыкновенно привлекательный пейзаж. Картина сменилась другой. На переднем плане виднелся резкий обрыв с пугающим намеком на глубину. Тропа поднималась, словно шла через перевал: в поле зрения выделялся покатый холм, а окружающий пейзаж стушевался. Двое мужчин, поднявшись по разным склонам и встретившись на вершине, стояли лицом друг к другу. Справа - сильный молодой человек из предыдущей картины; слева - пожилой мужчина в таком же одеянии. Они то ли беседовали, то ли спорили. Рука старика была поднята в повелительном жесте. Третий кадр более динамичный: тело юноши искривлено в яростном движении, руки раскинуты, лицо искажено. Пожилой мужчина завис над пропастью - он раскинул руки, словно по-птичьи отталкивался от воздуха - но не летел, а падал. У них произошла ссора, спор, возможно, стычка за право пройти первому. Как знать, если образы обрывочны и бессловесны? Но все было совершено - и бесповоротно. Далеко внизу находилось невидимое глазу узкое русло реки - Атон удивился, откуда он это знал. Еще одна картина, вряд ли связанная с предыдущими: огромное животное с могучими сложенными крыльями и чувственной грудью зрелой женщины. Рот вопросительно приоткрыт, словно загадывает загадку, и все. Невыразимый ужас охватил Атона, приступ тошноты от отвращения к чудовищу скрутил желудок и бросил в жар. Вскоре ощущения переменились. Он глянул вниз и увидел, что к нему безжалостно, словно клещи, тянется женская рука. Нет, это был шнур - змееподобный, кроваво-красный в полумраке - связывающий их животы. Он видел женское лицо, не лицо Лазы, которая убила бы его, а другое лицо, невероятно прелестное и злое. Атон попытался освободиться, но не смог сдвинуться с места. Страшную душевную боль причиняло растяжение упругой связки, которое извлекало его корень прочь из плоти. Внезапно из этой боли вырвалась мелодия, и он познал, наконец, завершение. Атон проснулся от звука приближающихся шагов, обливаясь холодным потом, дрожа и понимая, что он обязан выбраться из Хтона. 3 - Пятый. На этот раз голос принадлежал мужчине. Кристине не понадобилось много времени, чтобы наябедничать. Он обернулся и увидел Счетовода с двумя дюжими помощниками. - Я не дотрагивался до нее, - сообщил Атон. Счетовод был суров. - Знаю. Поэтому я здесь. Атон настороженно взглянул на двух других. Он понял их задачу и узнал одного из них. - Потому что Кретинка строила мне глазки? - Отчасти, - без обиняков заявил Счетовод. - Она не должна этого делать. Но ты-то ее отверг. - Не хотел неприятностей. - Не хотел! - взорвался Счетовод. - Проклятый чужак! Ты выставил меня на посмешище всему Хтону, как будто моя девушка не стоит того, чтобы с ней переспать. Приставая к ней, ты мог, в конце концов, чего-то добиться. Если ты этого не хотел, мог бы сразу сказать "Нет", но нет же, ты... - Все не так. Я хотел ее, но... Глаза Счетовода оценивали: - "Но"?.. Чего ты боялся? Снаружи никто тебя больше не увидит. Теперь ты живешь по-нашему. Никаких церемоний, никаких двусмысленностей. Она хотела тебя, и я разрешил ей развлечься. Здесь внизу ты не сможешь зачать ублюдков, если это тебя так беспокоит. В нашем климате все к черту отторгается. - Я знал. Я... - Из-за тебя, Пятый, я потерял лицо. Есть только один способ вернуть его. - Не только... - начал Атон, но Счетовод уже дал сигнал, и двое мужчин приблизились к нему. Оба мускулистые, один из числа встречавших у лифта. Оба сбросили меха. Атон увидел, что разумного пути к отступлению нет. Он облизал губы, но мех снимать не стал. В самом ли деле он хотел объяснить? Время. Координация. Решение. Атон прыгнул. Первый получил босой ногой в солнечное сплетение, не успев ничего осознать, и начал падать, сжимаясь в комок. Не успел он коснуться земли, как Атон занялся его спутником - запустил тренированную ладонь во всклокоченную бороду и стремительно дернул вниз. Мозолистые костяшки пальцев свободной руки глухо хрустнули о затылок противника. Первый без сознания беспомощно к чему-то тянулся. Другой умирал с проломленным черепом. Все заняло от силы четыре секунды. Пораженный Счетовод потупился. - Космогард, - сказал он. - Ты же сам хотел, чтоб все без обмана, - Атон чувствовал, что заслужил его уважение. - Я хотел объяснить. Счетовод оттащил мужчин и вернулся один. - Хорошо. Я не могу сводить с тобой счеты таким образом. Я знаю только одного человека, который дерется так же, но он... недосягаем. - Космогард? - с интересом спросил Атон. - Креллевод. Атону хотелось бы его увидеть. Члены гильдии, выращивающей смертоносную траву крелль, культивировали древнее искусство каратэ - кара-атэ, бой без оружия - в ином направлении, нежели их космические собратья. И те, и другие наносили удар, чтобы отключить, искалечить или убить; но за ударом космогарда скрывалась убийственная мощь, а за ударом креллевода - наука смерти. Какая школа выше? Этот вопрос, по его сведениям, никогда не задавали. - Где он? - Внизу, его зовут Старшой. Счетовод сменил тему. - Я признаю свое поражение и забуду о нем. Но я хочу знать одну вещь, хотя это не совсем мое дело. Готов с тобой обменяться. Атон понял важность предложения - в таком-то месте, где информация ценится дороже собственности. - Я тоже хочу кое-что знать, - сказал он. - Честные ответы? Но тут же понял, что вопрос ошибочный. Человек, мошенничавший с информацией, долго бы здесь не прожил. - Давай задавать вопросы, - сказал Счетовод. - Сделка заключена. - Устройство Хтона. - Причина, по которой ты ее отверг. Атон с запозданием понял, почему Счетовод оборвал его объяснение. Он не мог допустить свободного знания. Проще сразу же вызвать недоброжелательство, чем потом распутывать клубок. Это был честный человек, в стиле Хтона. - Ответ может тебе не понравиться, - сказал Атон. - Я хочу начистоту. Они переглянулись и кивнули. - Тебе кажется, здесь слишком тихо? - издалека начал Счетовод. - Не удивительно. Это только часть Хтона - лучшая его часть. Примерные заключенные: безвредные невротики, политические, предсказуемые сумасшедшие. У нас легкая жизнь, потому что мы избраны, знаем друг друга, и мы - высшая инстанция. Но внизу... туда путь есть, а назад нет. Всех, с кем мы не можем справиться, бросают в дыру и забывают о них. Там-то и находится рудник; мы спускаем вниз еду, а они посылают наверх добытые гранаты. - Тюрьма в тюрьме! - Верно. Снаружи думают, что мы все - одна большая несчастная семья, занятая драками и добычей. Может, внизу так и есть. Не знаю. Но нам нравится, что здесь тихо, и мы поступаем с шахтой так же, как внешний мир с нами: нет гранатов - нет пищи. Нам первым достается еда; и нам не приходится много работать, разве что для поддержания привычного хода вещей. Мы не можем выбраться - но живем, в общем, неплохо. Порой спускают новичка, вроде тебя, это на время разнообразит жизнь, пока мы не ставим его на место. - Не выбраться, - сказал Атон. - Наши пещеры заперты. Это удерживает нас внутри, а чудовищ - снаружи. Внизу... никто не знает, где заканчиваются туннели и что в них. Неисследованные пещеры! Единственная надежда на побег. Иначе говоря - столкнуться с тюрьмой, которой страшатся самые отпетые заключенные, смешаться с людьми, слишком порочными, чтобы принимать какие-либо нравственные запреты. Ничего другого не оставалось. - Насчет Кретинки, - сказал Атон, делая свой ход и зная продолжение. - Не при чем ни она, ни ты. Она - славная девушка; я бы овладел ей, если бы мог. Но что-то остановило меня, что-то, с чем мне не совладать. - Остановило космогарда в такой интересный момент? Странный ты человек! Ты и твоя проклятая книга. Атон произнес слово, приговорившее его: - Миньонетка. Счетовод уставился на него: - Я слышал об этом. Сказки... ты хочешь сказать, что встречал ее? Они в самом деле существуют? Атон не ответил. Счетовод отступил. - Я слышал о том, что они делают. О мужчинах, которые... - его голос, до этого дружелюбный, стал безучастным. - Неприятность в тебе. А я послал к тебе Кретинку. Счетовод принял решение: - Я не хочу знать больше. Ты не наш, Пятый. Ты должен спуститься вниз. Меня не волнует, сколько людей ты убьешь: с нами ты не останешься. Такой реакции Атон и ожидал. - Никаких убийств, - сказал он. - Я пошел. $ 381 ОДИН Хвея была пасторальным миром без пасторальных животных. Ее невысокие горы и тихие долины не требовали борьбы. Постройки не заполняли всю поверхность, лишь несколько угловатых объектов человеческой цивилизации уродовали естественный пейзаж. Население было небольшое и избранное, оно едва бы заполнило самый маленький из городов мегаполисной Земли. Основное занятие было одно, как и предмет экспорта: хвеи. Маленький мальчик бродил по круговым полям Династии Пятых, стараясь не наступать на зеленые цветы, тянувшиеся к нему. Слишком юный, чтобы их выращивать, он мог быть лишь их другом. Растения вокруг него выступали совокупной личностью, почти осязаемой аурой, которая ласкала его, успокаивала... Вчера ему исполнилось семь лет, и он все еще благоговел перед этим чудом - очередной год так внезапно свалился на него. На восьмом году жизни планета стала меньше, и он хотел исследовать ее вдоль и поперек и освоить новые измерения. В руках он нес большой тяжелый предмет - подарок на день рождения. Это была книга в лоснящемся водонепроницаемом переплете, с блестящей металлической застежкой, снабженной цифровым замком. Витиеватые буквы на обложке гласили: ДЗЛ, а ниже от руки было приписано его имя: АТОН ПЯТЫЙ. Девственный лес Хвеи подступал к самым садам, деревья были менее восприимчивы к настроению человека, чем выращиваемые растения, но так же дружелюбны. Мальчик вошел в тень леса, оглянувшись напоследок на дом своего отца, Аврелия, далеко за полем. Атон постоял у новой садовой беседки, построенной в этом году, застенчиво поглядывая на высокую остроконечную крышу и обдумывая чересчур огромные для него мысли. Потом заглянул за беседку, где горячее черное шоссе извивалось в сторону космопорта - асфальт, ведущий за его мальчишеские горизонты. В эту минуту задумчивости послышались звуки музыки, несомые слабым ветром, - слишком воздушные, чтобы быть реальными. Мальчик остановился и прислушался, - он поворачивал голову то туда, то сюда, улавливая напев, его музыкальный слух был неразвит, но не поддаться неотразимой красоте мелодии было невозможно. Песня поднималась и опускалась призрачными завываниями - тончайшая мелодия, исполняемая на каком-то сказочном инструменте. В ней были и трели птиц, и журчание неприметного ручейка, и изящные звуки полузабытых мелодий древних трубадуров. Атону вспомнилась музыка, в которой позднее он узнал "Зеленые рукава" и "Римские фонтаны", а также более старые и новые вещи - и он был очарован. Песня прервалась незаконченной. Семилетний мальчик забыл обо всех делах, охваченный желанием услышать окончание. Он обязательно должен его услышать. Волнующая мелодия послышалась опять, и он, прижав к груди огромную книгу, пошел вслед за своим любопытством в лес. Очарование росло, все крепче цепляясь за его разум; прекраснее этой вещи он еще не слышал... Громадные деревья сами, казалось, реагировали на песню, замирая и позволяя ей плыть меж ними. Атон дотрагивался до стволов, храбрился, когда проходил мимо бездонного лесного колодца (он боялся его черной глубины), и шел дальше. Теперь он различал музыку более отчетливо, но она завела его в незнакомую часть леса. Послышался женский голос, в котором угадывались обертоны обещания и восторга. Ему в контрапункт аккомпанировали изящные арпеджио нежнозвучного струнного инструмента. Женщина пела песню, и смысл едва слышных слов вполне соответствовал настроению леса и дня. Атон вышел на поляну и заглянул за высокие папоротники, вздымавшиеся вдоль ее края. Здесь он увидел лесную нимфу - молодую женщину такой потрясающей и изысканной красоты, что даже ребенок, едва перешагнувший рубеж семи лет, смог понять, что на его планете подобных ей нет. Завороженный, он смотрел и слушал. Нимфа почувствовала чужое присутствие в папоротнике и замолчала. "Нет!" - хотелось крикнуть ему, когда песня прервалась посреди припева, но она уже отложила инструмент. - Подойди ко мне, молодой человек, - сказала нимфа отчетливо, но негромко. Неожиданно обнаруженный, он робко направился к ней. - Как тебя зовут? - спросила она. - Атон Пятый, - ответил он, гордый своим звучным именем. - Вчера мне исполнилось семь. - Семь, - повторила она, заставив его почувствовать, что это и впрямь солидный возраст. - А что ты несешь? - спросила она, дотронувшись до книги и улыбнувшись. - Это моя книга, - сказал он со скромным тщеславием. - На ней мое имя. - Можно взглянуть? Атон сделал шаг назад: - Она моя! Нимфа взглянула на него, и мальчик устыдился своего эгоизма. - Она заперта, - объяснил он. - А ты умеешь читать, Атон? Он хотел объяснить, что заглавные буквы ДЗЛ означают "Древнеземлянская литература", а остальные - его собственное имя в знак того, что книга принадлежит ему. Но когда мальчик встретил ее глубокий молчаливый взгляд, слова застряли в его горле. - Она заперта. - Никто не должен знать шифр, - сказала нимфа. - Но я закрою глаза, и ты откроешь ее сам. Она закрыла глаза, ее черты были спокойны и совершенны, как у изваяния, и Атон, почувствовав, что ему доверяют, нисколько не смутился. Он принялся возиться с замком, набирая недавно выученный набор цифр. Застежка щелкнула и распахнулась, показались тонированные листы. При этом звуке ее глаза открылись, и взгляд снова упал на него - теплый и ясный, как луч солнца. Мальчик сунул том в ее ждущие руки и со страхом наблюдал, как она перелистывает тонкие страницы. - Прекрасная книга, Атон! - похвалила она, и он от гордости зарделся. - Ты должен выучить старинный язык - английский, а это нелегко, поскольку символы в нем не всегда соответствуют словам. Они не так ясны, как в галактическом. Как думаешь, сможешь? - Не знаю. Она улыбнулась. - Сможешь, если захочешь, - она нашла какое то место и разгладила лист. - Сейчас ты ребенок, Атон, но эта книга будет для тебя многое значить. Вот как Вордсворт говорит о бессмертии детства: О радость! В нашем пепле Жизнь теплится еще, Природа помнит вечно, Что мигом утекло. Атон слушал, не понимая. - Звучит туманно, - сказала нимфа, - поскольку _т_в_о_и_ символы не вполне совпадают с символами поэта. Но когда ты начнешь схватывать суть, язык поэзии станет для тебя прямым путем к истине. Ты поймешь его, Атон, вероятно, когда тебе исполнится два раза по семь. Кем, интересно, ты станешь тогда, что будешь делать? - Я буду выращивать хвеи, - сказал он. - Расскажи мне о хвеях. И Атон рассказал о зеленых цветах, растущих на полях в ожидании любви, и о том, что когда человек срывает цветок, тот любит его и остается зеленым, пока человек жив, и не может пережить его отсутствия, и что когда владелец цветка взрослеет и собирается жениться, он отдает хвею своей суженой, и цветок живет, если она любит его, и умирает, если ее любовь неискренна, а если цветок не умирает, они женятся, и муж забирает цветок обратно и никогда уже больше не проверяет ее любовь, и что хвеи растут только на Хвее, планете, названной в их честь, или, возможно, наоборот, и что их рассылают по всему человеческому сектору галактики, потому что люди, где бы они ни жили, хотят знать, что они любимы. - Верно, - сказала нимфа, когда у мальчика прервалось дыхание. - Любовь - самая мучительная вещь на свете. Но скажи мне, молодой человек, неужели ты в самом деле знаешь, что это такое? - Нет, - признался он, ибо его красноречивые слова были повторением рассказов взрослых. Он задумался, верно ли он расслышал ее определение любви. Потом она сказала ему нечто, весьма необычное. - Посмотри на меня. Посмотри, Атон, и скажи, что я прекрасна. Мальчик послушно посмотрел ей в лицо, но увидел лишь темно-зеленые глаза и волосы - огонь и дым, горящие и кружащиеся на ветру. - Да, - сказал он, находя в этом неожиданное удовольствие. - Ты прекрасна, как пламя над водой, когда отец выжигает весной болото. Нимфа рассмеялась с легким отзвуком недавней музыки, восприняв комплимент буквально. - Пожалуй, я и в самом деле такова, - согласилась она. Потом протянула руку и подняла холодными пальцами его подбородок, так что он еще раз посмотрел ей в глаза. Воздействие было гипнотическим. - Ты никогда не увидишь такой прекрасной женщины, как я, - сказала она, и он понял, что вынужден ей безусловно поверить и, покуда жив, не сможет оспорить ее слов. Она отпустила его. - Скажи, - спросила она, - скажи мне - тебя когда-нибудь целовали? - Когда к нам в гости приходит моя тетка, она целует меня, - сказал Атон, морща нос. - Я похожа на твою тетку? Он посмотрел на нее. В патриархальной генеалогии Хвеи с женщинами почти не считались, а внешность сестер отца была довольно невзрачной. - Нет. - Тогда я сейчас поцелую тебя. Нимфа снова дотронулась пальцами до его подбородка, а другую руку положила на макушку, наклонив голову чуть в сторону. Держа его так, она нежно поцеловала его в губы. Семилетний Атон не знал, что делать. "Я ничего не ощутил", - говорил он себе впоследствии, вновь и вновь переживая этот миг, но понять это "ничего" он не мог. - Тебя раньше так целовали? - Нет. Она ослепительно улыбнулась. - Никто, никто не поцелует тебя так... никогда. Взгляд нимфы упал на крошечное растение у ее ног. - Оно тоже прекрасно, - сказала она, протягивая к нему руки. Атон резко заговорил: - Это же хвея! Дикая хвея. - Мне не позволено ее сорвать? - Не позволена, - сказал он, бессознательно подражая ее выбору слов. - Хвея - только для мужчин. Я уже тебе говорил. Она снова рассмеялась. - До тех пор, пока они любимы, - она сорвала цветок. - Смотри! Смотри, она не вянет в моей руке. Я даю ее тебе в подарок, и она будет любить тебя и оставаться с тобой, пока ты будешь помнить мою песню. - Я не знаю твоей песий. Ока воткнула зеленый стебель ему в волосы. - Ты должен прийти ко мне еще раз и выучить ее, - руки нимфы легли на плечи мальчика, разворачивая его кругом. - Иди, иди же, не оглядывайся. Атон пошел, смущенный и восторженный одновременно. Он вернулся на следующий день, но поляна была пуста. Лесная нимфа исчезла и забрала с собой песню. Он вспоминал ее, пытаясь восстановить мелодию, но возникали лишь мимолетные обрывки. Атон дотронулся до пня, на котором она сидела, желая узнать, сохранилось ли в нем ее тепло. Потом начал сомневаться, существовала ли она вообще, но не смог избавиться от видения нимфы. Она разговаривала с ним, она поцеловала его, она подарила ему хвею и часть песни; воспоминание было необычным, сильным и таинственным. В последующие дни Атон продолжал посещать поляну в лесу, надеясь найти хоть какой-то намек на музыку. В конце концов он перестал делать это и сдался более унылому миру действительности - почти сдался. Ближайшие соседи жили в долине, в пяти километрах от них. Они принадлежали к одной из ветвей низкородной Династии Восемьдесят-Первых, которые возделывали неплодородную землю и делали это не слишком усердно. Аврелий никогда о них не вспоминал. Атон не знал об их существовании до тех пор, пока нимфа косвенно не познакомила его с детьми Восемьдесят-Первых. После того, как и десятое посещение леса ничего не дало, одолеваемый одиночеством Атон вынужден был предположить, что прекрасная женщина ушла навсегда (сделать это было ему легче, чем считать двузначные числа с помощью всего-навсего десяти пальцев), или же начать ее поиски в других местах. Он выбрал последнее. Наверняка она _г_д_е_-_т_о_ была, и естественно было исследовать длинную равнину, поскольку гулять по горячему черному шоссе ему запрещали. Его тетка всегда прибывала на аэромобиле оттуда, пересекая равнину, и пока он не представлял себе ее местожительство в пространстве, да и не желал его посещать, это прибавило логики его решению. Вооруженный увесистой ДЗЛ он отправился в путь и зашагал по удивительным полям, мимо извилистых потоков и перелесков. Представший перед ним мир оказался обширнее, чем он предвкушал, но Атон перекладывал тяжелую книгу из руки в руку, иногда отдыхал, приказывал ногам не страшиться немыслимых расстояний и, наконец, оказался у границы Восемьдесят-Первых. Там он встретил не нимфу, которую искал, а мальчиков-близнецов своего возраста, Лешу и Леню, и их младшую сестренку Любу. Так завязалась дружба, длившаяся ровно семь лет. - Смотрите, у него хвея! - закричал Леша, заметив целеустремленного путника. Дети Восемьдесят-Первых окружили Атона, который отреагировал на интерес к его знаку отличия со снисходительной хмуростью. - А почему у вас нет? - спросил он. Леня замялся: - Я пробовал. Она умерла. - А где ты взял свою? - задал вопрос Леша. Атон объяснил, что красивая лесная женщина подарила ему цветок на день рождения и что теперь он ее ищет. - Ну, и врать ты мастер! - завистливо произнес Леня. - А ты можешь сделать бомбу? - Мы делаем бомбу! - воскликнула маленькая Люба. Леня хлопнул ее по голой спине. - Без девчонок, - произнес он. - Это мужское дело. - Ага, - сказал Леша. - Ага, - отозвался Атон, хотя бомба была ему неинтересна. - Только мне нужно безопасное место для книги. В ней Словесная Земля [Атон на слух воспринял фамилию Wordsworth как Words-Earth]. - Это вроде багрового песка? - поинтересовался Леша. - Может, использовать ее для бомбы? - Нет! Словесная Земля - поэт. Он пишет в рифму о теплом пепле. "О радость! В нашем пепле..." - Кому это надо? - сказал Леня. - _Н_а_с_т_о_я_щ_и_е_ мужчины делают бомбы. Затем они спрятались втроем в укрытии близнецов - скрытой в густом кустарнике землянке возле загона для свиней. Они мастерили бомбу из камней и разноцветного песка. Леня слышал, что смесь серы (которую они узнавали по желтому цвету) и калийной соли взрывается, если бросить ее достаточно сильно. Но почему-то смесь не взрывалась. - Наверняка из-за соли, - сказал Леня. - Это обычный белый песок. А нам нужна _н_а_с_т_о_я_щ_а_я_ соль. Люба, вертевшаяся возле землянки, не упустила благоприятного случая. - Я могу достать! Вскоре она вернулась с солонкой, которую стащила из кухни, но не отдавала ее мальчикам до тех пор, пока они не пообещали принять ее в игру. Оставшуюся часть дня она приставала к Атону, порой вызывая у него отвращение. Она была в грязи с ног до головы, а ее длинные черные косы все время лезли в бомбу. ДВА Прошли годы. Началось обучение. Атон узнал об истории и обычаях своей планеты и о великой Династии Пятых. Он научился читать на трудном древнем языке и с изумлением пробирался сквозь огромный текст ДЗЛ. Считал он теперь куда дальше, чем до десяти, и производил с числами разные действия. Он знал К-шкалу температур и $-шкалу времени. Он начал долгое ученичество в хвееведении. Свое свободное время, теперь более редкое, Атон проводил, в основном, на хуторе Восемьдесят-Первых. Мальчишки бросили заниматься бомбой и перешли к другим затеям. Лешу и Леню не обязывали получать объем знаний, требуемый от сына Пятого, и учеба у них шла гораздо легче. Люба никогда не отказывалась от своей привязанности к Атону. Близнецы же то и дело его дразнили "Поцелуй ее, и она принесет соли. _К_р_е_п_к_о_й_ соли". Но он воспринимал Любу как сестру, которой у него никогда не было, и довольствовался тем, что дергал ее за косы, достаточно сильно, впрочем, чтобы она вела себя как следует. А время неуловимо воздействовало на всех. Выращивание нежных зеленых цветов представляло собой сложное дело: смесь науки, искусства и характера. Вскоре стало очевидно, что у Атона к этому призвание. Растения, за которыми он ухаживал, были крупнее и красивее остальных, а его опытные участки цвели вовсю. Будущее хвеевода казалось ему гарантированным. Был и другой варианта профессия механика. Атон научился управлять аэромобилем Пятых, точно определяя координаты планеты на географическом нониусе машины. Локационная сетка была размечена в стандартных единицах для восточного склонения и нордовой разности широт с наложенной нониусной шкалой, выводящей из фокуса все, кроме правильного показания. Здесь Атон столкнулся с безмерными трудностями. Ему, похоже, не хватало тяги к механике, по крайней мере, в таком возрасте. "Только не ходи на Флот, - предупреждал домашний учитель. - Там из тебя обязательно сделают машиниста. У них жуткая способность выбирать для работы совершенно не тех людей". Но, освоив технику, Атон начал уважать ее. Что-то радостное было в мгновенном фокусировании после нескончаемых попыток. "Вероятно, - думал он, - красоту фокусирования можно оценить только п_о_т_о_м_у_, что она возникает после борьбы". Одно продолжало затуманивать выбор судьбы: не покидающий его образ лесной нимфы. Пока оставалась эта тайна, Атон не мог верить в себя вполне. Когда он, обливаясь потом под жарким солнцем, работал в поле на прополке сорняков (он думал, что это крелль, хотя крелль намного опаснее), прерванная песня звучала в его голове - настойчивая и мучительная. Откуда пришла нимфа? Зачем? Что она хотела от маленького мальчика? Постепенно возраст смазал воспоминание. Оставалось лишь ядро неудовлетворения, придававшее Атону чуть неуравновешенности и заставлявшее гадать, правда ли, что жизнь в роли хвеевода - лучшая из возможных? Однако что еще могло быть? Ему исполнилось четырнадцать лет. Он пересаживал саженцы хвей возле границы усадьбы, когда издали послышалась знакомая мелодия. Руки у него задрожали. Неужели она... неужели она вернулась наконец на поляну? Он оставил цветы и то бегом, то сдерживая себя последовал за волшебным звуком. Возбуждение бурлило в нем, пока он кружил по лесу у заброшенного колодца. Неужели это нимфа? Неужели она зовет его? Атон пришел на поляну, не изменившуюся, если верить его памяти, за семь лет. Нимфа была там! Она была там, она сидела и пела; ее легкие пальцы перебирали струны маленького инструмента - иномирянской шестиструнной лютни - которая звучала воистину завораживающе. Прежний образ в душе Атона побледнел перед действительностью. Лес, поляна, даже воздух вокруг были прекрасны. Он стоял на краю поляны, впитывая ее присутствие. Казалось, лишь мгновение прошло с тех пор, как он стоял здесь впервые; время одинокой мечты - мгновение и вечность. Она не изменилась - он же повзрослел на семь лет. И теперь он видел не только то, что видел семилетним ребенком. На ней было полупрозрачное в лучах солнца светло-зеленое платье со шнуровкой на лифе - на Хвее таких не носили. Ее лицо, бледное и чистое, обрамляли великолепные волосы - поток темно-красного и иссиня-черного в обворожительном союзе. В фигуре была изящная цельность - не чувственная, не хрупкая. Ее внешность являла собой соединение противоположностей, о поиске которого Атон никогда сознательно не думал. Огонь и вода, обычные враги, совмещались здесь в резком фокусе, наподобие пересечения шкал нониуса. Атон стоял словно в трансе и в восторге от этого зрелища забыл о времени и о себе. Нимфа, как и раньше, заметила его и оборвала песню. - Атон, Атон, иди ко мне! Она его узнала? Подросток стоял перед прекрасной женщиной смущенный, зардевшийся от первых неловких мужских побуждений. Она была желанием мужчины, ее присутствие делало его большим и грубым, Атон ощущал на своих ладонях землю, а на рубахе - пот. Он не мог остаться, он не мог уйти. - Четырнадцать, - сказала она, вкладывая в это слово некое волшебство. - Четырнадцать. Ты уже выше меня. - Она поднялась, распускаясь как цветок, чтобы подтвердить, что это правда. - И носишь мою хвею, - продолжала она, протягивая руку к его волосам. Цветок лег на ее ладонь, зеленые лепестки были темнее платья. - Ты подаришь ее мне, Атон? Он молча таращил глаза, не в силах воспринять вопрос. - Еще рано, слишком рано, - сказала она. - Я не возьму ее, Атон. Не сейчас. - Она заметила его обветренные пустые руки. - А где же твоя книга? - Я работал в поле... - Ах, да, - подхватила она, покачивая в руках хвею. - Тебе два раза по семь, и ты теперь хвеевод. А помнишь ли ты... - "Указания на бессмертие" Вильяма Вордсворта, - выпалил он, пораженный своим громким голосом. Она схватила его за руку, сжала ее. - Не забывай никогда, Атон, как чудно быть ребенком. В тебе есть та бессмертная частица света, тот луч солнца, в честь которого тебя назвали. Ты должен лелеять эту искру и никогда не давать ей погаснуть, независимо от своего возраста. - Да, - сказал он, не в силах сказать ничего больше. Нимфа поднесла хвею к щеке. - Скажи мне, скажи снова, Атон, - разве я не прекрасна? Он заглянул в черно-зеленую глубину ее глаз и растерялся. - Да, - сказал он. - Лесной пожар и тихий омут. Ты топишь меня в огне... Ее смех был отзвуком горящих свечей и лесных потоков. - Неужели я так опасна? "Неотразимое создание, - подумал он. - Ты играешь мной, а я беспомощен". Подойдя к нему вплотную, нимфа подняла руки, чтобы поправить хвею в его волосах. Легкий запах ее тела одурманил его. Она - вневременна, она - совершенство. - Ты не нашел ни одной женщины, которая сравнилась бы со мной, - проговорила она. Спорить было бесполезно: даже ее тщеславие восхитительно. Ни одна смертная не могла соперничать с ее великолепием. - Ты не должен меня забывать, - сказала она. - Я поцелую тебя еще раз. Атон стоял, опустив руки, прикованный к земле, побаиваясь, что если пошевелит хоть одним мускулом, то упадет. Лесная женщина взяла его холодными пальцами за локти; слабое прикосновение вызвало в нем дрожь - от напряженных плеч до сжатых кулаков. Она потянулась губами, приводя его в радостный восторг. Поцелуй: желание и досада захлестнули его душу. Тончайшая паутина опутала все его тело. Лишь голос сохранил свою волю. - Завтра ты опять исчезнешь, - услышал он собственные слова. Она отпустила его. - Иди, иди же. Когда найдешь меня снова, ты будешь готов. - Но я даже не знаю твоего имени. Нимфа махнула рукой, и ватные ноги развернули его и увели с поляны. То, что до сих пор занимало лишь праздное воображение, ныне стало крайне необходимым. Умонастроение Атона изменилось. И если до пробуждения лесной нимфой он интересовался женщинами лишь умозрительно, то теперь обдумывал программу самообразования, которая вывела бы его за пределы, определяемые учителем. Он сажал хвеи, поглощенный своими мыслями - растения все равно цвели вовсю - и обдумывал пути и средства. Атон с нетерпением дождался приближения сумерек и поспешил по знакомой тропинке на хутор Восемьдесят-Первых. Тропа густо заросла дикими цветами, напоминая о редких посещениях хутора. Когда он в последний раз смеялся и возился с непохожими близнецами Лешей и Леней? Когда ловил в игре маленькую Любу, сознавая свою мужскую пристрастность? Детские игры отошли в сторону, возникли статусные барьеры. Разве не приходил он во времена неудовлетворенности и тысячи вопросов, чтобы обсуждать их с друзьями и составлять всевозможные планы? Близнецы были искушеннее его. Мужские разговоры с ними снимали отчужденность и сомнения. Старая дружба ослабляла невыразимое волнение, которое он испытывал. Из темноты вырос дом Восемьдесят-Первых: узкие прямоугольники света за закрытыми ставнями. Атон обогнул свинарник; его появление вызвало безразличное хрюканье. Теплый животный запах щекотал ноздри. Он обошел дом и постучал в окно близнецов условным стуком. Ответа не последовало. Он сунул палец за ставни, чуть приоткрыл их и заглянул внутрь. Комната была пуста. В тщетном гневе он ударил кулаком по стене. Где они? Как они смели уйти, если он хотел с ними поговорить? Зная, что ведет себя неразумно и высокомерно, Атон рассердился еще больше. Он прекрасно знал, что в жизни мальчишек были, кроме него, и другие интересы, к тому же с его последнего посещения прошли месяцы, но эти бесспорные истины лишь раздражали. Что делать? Вдруг ставни на окне слегка разошлись, яркий свет упал на кусты и протянулся лучом в вечернее небо. Атон поспешил к окну, но тут же остановился. Это мог быть кто-нибудь из родителей. Они, вероятно, лучше сознавали разницу в статусе Династий и не хотели неприятностей от могущественного Аврелия, не одобрявшего дружбу детей. Атон ждал, затаив дыхание. Высунулась голова: черные, как смоль, контуры, неразличимые черты. На подоконник упала длинная коса с желтым бантом. - Люба! Она повернула голову, всматриваясь в темноту. - Это ты, Атон? Он нырнул в льющийся свет, схватил косу и резко дернул. - Ой, - преувеличенно вскрикнула она. Она схватила его за руку и разжала пальцы. - Ясное дело - Атон. Без труда узнаю нашего слюнтяя. Он встал, чтобы заглянуть ей прямо в лицо: - Это я-то слюнтяй? Ее лицо было совсем близко. Спокойные глаза с черными от тени зрачками смотрели с неожиданной глубиной. - Потому что слюнявишь мои волосы... Атон не заметил игры слов. Пытаясь подавить смущение, он потянулся вперед и коснулся губами ее губ. Прикосновение было очень слабым, но это непреднамеренное действие удивило и его, и ее. Люба всегда была обузой, помехой в мужских делах, младшей сестренкой. Ее нескрываемый интерес к Атону вызывал у него подчеркнутое раздражение, поскольку он не был способен открыто выказать свое недовольство. Он ожесточался, сердился на себя, но не мог придумать ничего другого. Нет, это была не лесная нимфа. Их губы, хотя и отвечали друг другу, не были обучены. Им не хватало утонченности. Никакого волшебства - он всего-навсего целовал Любу и не встречал отпора. Атон колебался, не прерваться ли. Наконец она сама оборвала поцелуй, подняла голову и перевела дыхание. - Для соли слишком поздно, - сказала она. - Бомбу ты уже взорвал. - Я искал близнецов. Он не сумел ответить остроумно. Или он и правда искал эту девушку? Эта мысль огорчила его. Люба кивнула, одна коса скользнула по его лицу. - Я так и думала. Они наверху играют с отцом в шашки. Хочешь, позову кого-нибудь? - В шашки? Оба? - спросил Атон, стараясь продолжить разговор и уладить смутный, но сильный внутренний конфликт. - На пару. Все время проигрывают. Леньку это бесит. Атон ничего не сказал Молчание затянулось - неуклюжее, неловкое. Никто из них не двигался. Наконец он протянул ей руку, позволяя самой истолковать вложенный в этот жест смысл, и не уверенный, что он вообще есть. - Ладно, - сказала Люба, приняв, казалось, какое-то решение. Она взяла его за руку и, опершись на нее, запрыгнула на подоконника крепкие бедра просвечивали сквозь юбку, вызывая в иен виноватое возбуждение. - Подожди минуту, - сказала она и снова спрыгнула в комнату. Неужели передумала? Разочарование чередовалось в нем с облегчением. Но через миг свет погас, и Люба вернулась. - Пусть думают, будто я сплю. Атон помог ей вылезти. Он обхватил ее обеими руками за талию, чуть выше бедер, и снял с высокого подоконника. Люба оказалась тяжелее, чем он думал, и они чуть не упали, когда ее ноги коснулись земли. Ростом она была с него. Они прошли мимо свинарника и оказались на знакомой дорожке, по молчаливому согласию выбрав это направление. Голова у Атона шла кругом. Это казалось невероятным, но она была девушкой, в теле которой завязывалась женственность. Он всегда ей нравился, и теперь Люба решила выразить свою приязнь более непосредственно. Они очутились рядом со старой землянкой. Кусты закрывали вход, но внутри, похоже, все оставалось по-прежнему. Атон залез первым, осторожно ощупывая в сгустившейся темноте землю: здесь могли быть ящерицы. Отбросил несколько репейников. Люба молча следовала за ним. Сейчас они немного поболтают, и она, как всегда, попробует приблизиться к нему, а он оттолкнет ее, а она встряхнет головой и хихикнет... Она нашла в темноте его голову, повернула и прижалась губами к его губам. Он поднял руки, чтобы оттолкнуть ее, но они коснулись ее груди и отдернулись. Не прерывая поцелуя, она схватила его за рубаху и плотнее прижалась к нему. Они прервали поцелуй, и она легла на спину очертания ее тела стали заметны по мере того, как глаза привыкали к темноте. - Я думала, ты просто дразнился - раньше, - сказала она. - А сейчас ведь нет? То есть... - Нет, - сказал Атон, не вполне уверенный, не издевается ли она над ним. - Кажется, я всю жизнь ждала, чтобы ты это сделал. Наконец-то! Имела ли она в виду поцелуй? Насколько было возможно, Атон изучал ее. На ней была летняя блузка, слегка топорщившаяся на груди, и темная юбка, сливающаяся с землей. Она сбросила тапки, ее ступая белели во мраке. - Я мог бы еще, - сказал он, побаиваясь, что она рассердится, хотя раньше не обращал на такие вещи внимания. - Атон, - пробормотала она. - Делай все, что хочешь. Ты... - ее голос сорвался, словно она испугалась, что сказала слишком много. - Люба, я никогда больше не буду смеяться над тобой, - выговорил он, пытаясь справиться с возбуждением, которого не понимал и которому, в общем, не доверял. Сейчас он был уверен: она этого хотела. Но знала ли она наверняка, к чему приведет ее желание? - Ты никогда не смеялся надо мной, Атон. Правда. Я не сердилась. Он положил руку ей на блузку и осторожно дотронулся до груди. Она не возражала. Он гладил ее с интересом, но без удовольствия, потому что, несмотря на браваду, боялся сделать что-либо большее. Потом осторожно высвободил блузку из-под пояса. - Ты не против, если я?.. - Все, что хочешь, Атон. Ни о чем не спрашивай. - Она села. Он снял ей блузку через голову и увидел, как поднялись ее маленькие груди, когда она вскинула руки. Лифчика на ней не было. Атон накрыл одну грудь ладонью и, ощутив, какая она нежная, большим пальцем стал ласкать сосок. Не убирая руку, он привлек Любу к себе и снова поцеловал. На сей раз это был огонь. Он высунул язык, чтобы вкусить ее сладость. Люба медленно откинулась, и он потянулся за ней, целуя щеку, шею, грудь. Она запустила пальцы в его волосы. - Соль... зачем она? - чуть слышно спросила она. Атон забыл осторожность и положил руку ей на колено, чуть ниже юбки. Любины ноги слегка раздвинулись, и его рука скользнула с колена на внутреннюю сторону бедра. Плоть была гладкая и горячая. Его охватил тревожный трепет. Она позволила ему слишком много, предел ли это? Если он должен раздеться, раз уж посмел, не убежит ли она и не расскажет ли все родителям? Его рука продолжала движение, минуя рубежи, которые раньше он едва смел себе представить, и внезапно достигла соединения ее ног. Трусиков на ней не было. Дрожа от напряжения и возбуждения, он продолжил движение - и обнаружил вдруг густую влагу. "Кровь! - подумал он, потрясенный. - Я нарушил дозволенное, я причинил ей боль, у нее пошла кровь!" Он убрал руку и лег рядом с ней; стук его сердца наполнил землянку. "Что я наделал!" - корил он себя. Им овладели видения последствий. Поругание Восемьдесят-Первых, позор Пятым. "Зачем ты это сделал, распутный юноша! - скажут они. - Разве ты не знаешь, что никогда-никогда не должен дотрагиваться до девушки в _э_т_о_м месте?" Неужели придется везти ее в больницу? Его страсть умерла, убитая преступлением. Глаза уставились на тусклый узор ветвей кустарника в звездном небе - таком же холодном, как сжимавший его сердце страх. "Что я наделал... что... ей всего тринадцать лет!" Рука Любы коснулась его: - Атон? Он приподнялся: - Клянусь, я не хотел... - Что с тобой? - спросила она, поворачиваясь и всматриваясь в его лицо. Разве она не _з_н_а_л_а_? - Кровь. Там кровь. Она уставилась на него: - Кровь? О чем ты говоришь? - Там... между... я ее почувствовал. Я не хотел... - Ты с ума сошел! - внезапно она хихикнула. - _К_р_о_в_ь_? Ты никогда раньше этого не делал? Атон поднял голову и обнаружил ее жаркие груди у себя под подбородком. - Раньше? - Ты ничего не знаешь! - воскликнула она - беспечное дитя, вознесшееся над пробуждающейся женщиной. - В самом деле, не знаешь? Ну и ну! А я думала, ты совсем большой мальчик. Атон съежился от яростного стыда, не в силах сказать ни слова. Внезапно Люба вновь стала женщиной. - Извини, Атон. Конечно, многое тебе неизвестно. Я покажу тебе, как... Но он уже полз от нее на четвереньках и, едва выбрался наружу, под ночное небо, ринулся прочь, потрясенный и смущенный. ТРИ Атон превратился в статного, самоуверенного на вид молодого человека двадцати лет. Он никому не сообщал о своих планах; на Хвее само собой разумелось, что отпрыск высокородной Династии будет возделывать поля отца. Наконец, его призвали, что, как он знал, рано или поздно должно было произойти. Гостиная в доме Аврелия была просторной и уютной. Внушительное деревянное кресло с прямой спинкой, почти трон, возвышалось в углу напротив входа; взгляд вошедшего упирался в эту зловещую реликвию. У дальней стены стоял обитый плюшем диван, но пользовались им редко. На стене над диваном висела цветная фотография симпатичной молодой женщины Долорес Десятая, умершая двадцать с лишним лет тому назад при родах. Атон не мог смотреть на эту фотографию без чувства глубокой и болезненной вины, смешанной с совсем другим чувством, которое не находил точного имени. Аврелий Пятый был стар: намного ближе к смерти, чем требовал его возраст. Будь он здоров, он оставался бы сильным мужчиной, целеустремленным и решительным, способным прожить еще лет пятьдесят; но он не был здоров и сохранил лишь силу рассудка. Слишком долго подставлял он свое тело заразному весеннему болоту ("весеннему" только условно на безсезонной Хвее), и его поразила неизлечимая - в данном месте - ржа. Аврелий, оставаясь таким, каков он есть, отказался от длительного лечения на далекой Земле, вдали от своей усадьбы. Он лишь однажды покидал планету и поклялся не делать этого впредь: теперь он умирал за свою клятву. Атон, прослышав кое-что о предшествующих обстоятельствах, смирился с этой клятвой, хотя никогда не накладывал ее на себя. Особенно близки они с отцом не были. Аврелий мог поработать еще года три и прожить пять. Говорил он медленно и быстро уставал. От него осталась лишь скорлупа былой молодости. Хвеи подпускали его, но без радости; слишком много болота проникло в него, анафема для нежных цветов. Он был изможден: казалось, плоти между висящей кожей и хрупкими костями почти не было. - Атон, - произнес изношенный человек. - Скоро... Атон стоял рядом с отцом, не ожидая никакого удовольствия от разговора, но понимая, что тот должен произойти. В их отношениях было много печального, и каждый видел печаль в другом, понимая, что она еще не достигла надира. Они влачили общий крест и не могли сбросить его до самой смерти. - Скоро ты будешь выращивать хвеи сам, - сказал Аврелий со всей убежденностью, на какую был способен, жалкий в ее подразумеваемой сомнительности. - Скоро тебе придется взять себе жену. Вот оно - условие, которого Атон боялся. Хвееводство было не единственным занятием. Смерть дочери Десятых, жены Аврелия, повредила посевам Пятых, и лишь стремительный успех Атона предотвратил бы их полную гибель. Для хвей необходим устойчивый душевный климат, а здесь его не было. Успешное хозяйство велось семьей, и браки очень тщательно обдумывались. Вопрос был слишком важным, чтобы доверять его решение незрелой молодежи. - Кто она? Аврелий улыбнулся, восприняв вопрос как знак согласия. - Третья дочь старшего Четвертого, - ответил он. Четвертый, старший. В самом деле, удачный брак. Аврелию есть чем гордиться. Обладатели Первых фамилий предпочитали иметь сыновей для продолжения рода, но опекали дочерей, стараясь выдать их замуж как можно выгоднее. Бывали случаи, когда высокородные дочери вообще отказывались вступить в брак, только бы не уронить положения. Ранг Пятых был благоприятным, но большинство дочерей на выданье было ниже их, а выше - считанные единицы. Необходимы были сложные переговоры. Понимая, что его возражение ни к чему не приведет, Атон почувствовал внезапную боль. Иномиряне считали Династии Хвеи равнодушным и холодными, и отчасти так оно и было, но в пределы формальной структуры человеческие связи оказывались очень крепкими. Атон очень редко говорил с отцом, и отношения между ними были необычны даже для их уклада жизни, но его ничуть не удивило, что Аврелий потратил много усилий на устроение выгодного брака для своего сына. Род не должен утратить своей славы, и Атон - единственный мужчина из Пятых, кто мог ее сохранить. - Нет. Аврелий продолжал: - С хорошей женой хвеи будут у тебя расти. Хозяйство будет процветать... Он прервался. Ответ Атона дошел до него. Он закрыл усталые глаза, отгораживаясь от боли. - Я должен взять другую, - заявил Атон. Старик не пытался спорить в открытую. - Она сильная и красивая, - сказал он. - Я видел ее. На всей Хвее нет пары лучше вас. Она ничуть не похожа на... опустившихся нерях из последних Династий. Ты бы... ее полюбил. Атон опустил голову, стыдясь за себя и за отца. Аврелий никогда в жизни не унижался до просьбы, но сейчас, похоже, был к этому близок. - Она - песня, прерванная песня в лесу, - сказал Атон, пытаясь объяснить то, что объяснить невозможно. Неужели он боялся связи с местной девушкой? Он тут же отбросил эту мысль. - Она поцеловала меня и подарила мне хвею, я не могу любить другую. Аврелий застыл. До этого Атон не говорил ему о лесной нимфе. Брачные обряды среди Династий не отрицали необходимости любви; скорее даже настаивали на ней. Ритуал с хвеей ее гарантировал. Атон не мог жениться без отцовского одобрения, но и не обязан был брать женщину, которую не любил. - Покажи ее мне, - сказал наконец Аврелий. На большее он согласиться не мог. Если бы Атон привел свою нимфу домой, отец ее бы одобрил; если нет, для Атона было делом чести согласиться на выбранную отцом невесту. Двадцать один год, и музыка, по которой он тосковал, прозвучала вновь. Она была воздушна и призрачна, но достаточно отчетлива для его жаждущего слуха. Атон поспешил к лесу, пересекая поля как можно быстрей, но не причиняя хвеям вреда. Аврелий помахал ему рукой с соседнего поля. Он был не в силах работать ежедневно, но на этот раз оказался в поле. Он хотел познакомиться с нимфой, и Атон, в сущности, согласился. Сгорая от нетерпения, Атон ждал, пока отец догонит его. Это была та самая прерванная песня, даже деревья склонявшая своим очарованием. Она разрасталась - лютня и сопрано, - будоража кровь Атона, великим обещанием. На сей раз, на сей раз... Песня оборвалась. Атон пробежал мимо колодца, оставив Аврелия позади. Ворвался на поляну. Слишком поздно. Поляна была пуста. Атон замер неподвижно, стараясь различить звуки ее ухода, но не услышал ничего, кроме шагов отца. Она ушла. Задыхаясь и пошатываясь, подошел Аврелий. Его глаза обежали поляну, останавливаясь на пне, земле, деревьях. Он указал рукой. С одной стороны гнилого пня сухая листва была откинута, обнажив пористую глину. На ней каким-то острым предметом торопливо и коряво были начертаны знаки. Атон вгляделся. - З-Л-О-Б-А, - прочитал он по буквам. - Что это значит? Аврелий опустился на пень, разглядывая загадочные буквы. Его дыхание стало неровным, руки затряслись; Атон с оставшимся без ответа состраданием понял, что быстрая ходьба усилила его лихорадку. - Я не был уверен, - прошептал Аврелий странным извиняющимся тоном. Атон вопросительно посмотрел на него. Аврелий оторвал взгляд от земли и с трудом произнес: - Это клеймо миньонетки. Взволнованный и пораженный исчезновением нимфы, Атон взглянул на небо Хвеи. Что ее напугало? Действительно ли она - создание, не предназначенное для глаз скептика? - Миньонетка? - Когда человек отправился в космос, он взял с собой свои легенды, - сказал Аврелий. - Как и сам человек, они менялись, но их ассортимент оставался один и тот же. Ты слышал об ужасных тафисах, пожирающих космокорабли без остатка; о ксестских людях-пауках, чьи паутинные картины вызывают обман чувств; о живом аде Хтона, где высшее богатство и ужас творят вечную любовь. А это... легенда о миньонетке. Миньонетка - сирена, бессмертная фея несказанной красоты и величия, способная постичь сокровенную страсть мужчины. Несчастен тот, кто полюбит ее... если можно назвать любовью очарование, вызванное ее прелестью. Говорят... говорят, если мужчина сможет сдержать свои чувства и вырвать ее поцелуй, тогда миньонетка полюбит его - и это страшнейшая судьба из всех. Столь длинного и искреннего монолога Атон из уст отца еще не слышал. - Но она была здесь. Это... это неправда. Аврелий сидел неподвижно, крепко закрыв глаза. - Нельзя, Атон, относиться к легендам с пренебрежением. Миньонетка была здесь. Злоба... она приходила за тобой... - Благодарю, - раздраженно оборвал его Атон. - Этот дух, этот призрак, этот миф приходил забрать маленького мальчика, который верит, в него... - Попытайся понять, сынок... - Я все понимаю! Здесь была девушка, да... девушка, играющая в свои игры, разукрашенная и артистичная, готовая очаровать сельского мальчишку простака... - Нет, Атон. Должен тебе сказать, что она... - К черту твои объяснения! - взорвался Атон, не обращая внимания на боль, исказившую отцовское лицо. - Я не хочу, чтобы ты защищал ни мою глупость, ни похотливые позы какой-то иномирянской сирены. Красивая женщина не сблизится с невинным деревенским мальчишкой... если, конечно, она не намерена завлечь его и посмеяться над его телячьей наивностью и неопытностью... Но пока Атон гремел мечами перед беспомощным отцом, он подспудно постигал мрачную истину: он любил лесную нимфу, неважно, кто она и что сделала. Рядом с ней все женщины казались тряпичными куклами с подрисованными улыбками и накладными грудями, с глупым хихиканьем и отвратительными выделениями. Этого было достаточно; так или иначе, нимфа разбила скорлупу его существования. Он должен покинуть Хвею. Он отправится в космос, найдет ее и точно установит, кто она такая. Четырнадцать лет тоски просто так не отбросить: даже если Династия - Пятые, а человек - Атон. И на сей раз он встретится лицом к лицу с ней, лицом к лицу с истиной. Аврелий, такой разговорчивый несколько минут назад, сидел теперь неподвижно. Его била лихорадка. Был ли это последний приступ? Нет, человек жил. Оставалась ли в силе обусловленная помолвка его сына? Да, она должна произойти... но нужно подождать. - Если я вернусь, - сказал Атон. Старик не разыгрывал смятения. - Мы будем ждать тебя, хвеи и я, - согласился Аврелий, открыв наконец глаза.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГРАНАТ *  $ 400 Червеобразно извиваясь в камне, пещерные туннели вели все ниже и ниже. Горячая лава давным-давно пробуравила здесь эти соты; зажатая внутри планеты она то и дело вырывалась наружу, оставляя за собой бесконечные каналы. "Как может быть все заперто, - думал Атон, - если ветер так легко носится по пещерам? Наверняка горячий поток откуда-то исходит и где-то обретает свободу. А где убегает ветер, может убежать и человек". Но на сильной узкой спине Счетовода, наполовину скрытой мехом, ответа не было. Расспрашивать бесполезно. Даже в этой тюрьме-могиле упоминание о миньонетке вызывает страх и ненависть. В нижних пещерах безопаснее вообще не заводить о ней разговор. В самом низу на плоском камне сидит страж. Рядом с ним был закреплен толстый канат, привязанный к большой корзине. Счетовод заговорил, и страж поднялся. Вдвоем они оттащили камень в сторону, и Атон увидел дыру: это и есть вход в нижние пещеры. Счетовод бросил туда корзину, и веревка уползла вслед за ней. Атон залез в дыру, ухватился за канат и, зажав книгу между ног, на руках стал спускаться в иной мир. Последний взгляд на лицо, смотревшее сверху: "Увижу ли я тебя снова, суеверный выскочка? Не похоже". Он двигался осторожно, с трудом удерживая равновесие из-за меха, наполненного водой, и книги и лишенный возможности глянуть вниз. Действительно ли здесь место высадки, или его обманным путем отправили прямо в печь? Глупец ли он, доверившийся человеку, чья девушка... Метрах в десяти от дыры он коснулся ногами пола. Канат и корзина взвились вверх, едва он их отпустил. Камень вернулся на старое место, и во второй раз Атон оказался в неведомом аду. По крайней мере, здесь был свет - такие же фосфоресцирующие стены. Был и ветер; он бессознательно боролся с ним на канате. Нижние пещеры, в конце концов, обитаемы. - Вот гранат. Держи. Атон обернулся к говорившему. Рослый мужчина, сантиметров на семь выше его. Его тело, хотя и склонное к полноте, впечатляло мускулатурой; на плече он держал тяжелый обоюдоострый топор. Лицо обрамляли мохнатые волосы и борода каштанового цвета. Атон поднял руку, чтобы поймать брошенный ему блеснувший камешек. Очень красивый красный полупрозрачный кристалл: гранат. Атон ждал. - Будешь работать в Гранаткином руднике. Если что не так, я разберусь. Меня зовут Старшой. Пошли. Тот самый креллевод, о котором упоминал Счетовод. Атон пошел следом, наблюдая за движениями этого человека. Вряд ли он мог быть достойным соперником Атона в драке. Вероятно, его расслабила слава. Или топор - как он умудрился взять его с собой? - обеспечивал незаслуженную безопасность. Время покажет; Атон решил держаться подальше от неприятностей, пока не разузнает положение дел. Информация гораздо важнее физической победы. Знание со временем станет властью. И... побегом? По мере того, как туннель расширялся, ветер стихал. У стены на корточках сидела чудовищно горбатая женщина; но это был не горб, а всего лишь мех с водой. Она раскладывала на кучки еду - черный хлеб, соленое мясо, прочую пищу, присланную сверху, - и заворачивала ее в длинные грязные тряпка В Хтоне волновали не санитарные условия (здесь не болели), а обезвоживание. Увидев их, женщина встала. - Тебе человек, - сказал Старшой. Он обернулся к Атону: - Дай Гранатке камень. В другой раз Атон улыбнулся бы. Он протянул камень, и Гранатка, взяв его, принялась разглядывать. Крепкая, гибкая женщина, слишком крупная, чтобы быть миловидной. При лучшем освещении ее волосы могли бы быть светлыми. Она подняла один из свертков и вручила ему. - Бот так, - сказал Старшой. - Один гранат, один сверток. Конденсатор там; крути себе сколько надо, - он показал место в конце зала. Атон разглядел в нише устройство. - Время тоже твое, только не лезь на чужую территорию, - Старшой отошел в сторону. Гранатка махнула рукой, и Атон последовал за ней в боковую пещеру. Она подвела его к исцарапанному и изрезанному участку стены. Там и оставила. Атон огляделся. По обе стороны работали мужчины и женщины, ударяя острыми камнями по стене на уровне лица. Некоторые копались голыми руками в обломках. Кое-кто спал. Двое сидели и жевали, изредка переговариваясь. Место едва ли безумное. Атон обследовал стену. Гранатов не было видно. Он стал разбивать отпавшие куски тяжелым камнем, но вскоре понял, что так раскрошит все гранаты. Нужно работать очень осторожно. Он нашел выемку для ДЗЛ и обеда, взял острый камень и постучал на пробу посреди участка. В награду получил облако пыли и песка. Сколько здесь умерло от силикоза? Он откинул голову и попробовал еще раз. Так не видно, что делаешь. Можно раздробить ценный камень до того, как его заметишь. Добывание гранатов оказалось не таким уж простым делом. На соседнем участке маленький жилистый человечек наблюдал за происходившим с легкой улыбкой, растянувшей черты его лица. - Знаешь способ лучше? - спросил подавленный Атон. Человечек подошел к нему. Он забрал у Атона камень, приставил к стене и тихо постучал по нему своим камнем. Поверхность начала скалываться с минимальным сопротивлением. Он наклонился и сдул пыль, держа лицо со стороны ветра от скола. Потом вернул Атону инструмент и пошел восвояси. Атон сначала подозрительно отнесся к такому поучению. Разве здесь не самые свирепые из заключенных? Но постепенно освоил новый способ. Через час бесплодного скобления он пошел есть. Пища на вкус была замечательная. Он наполнил мех водой и снова принялся трудиться над своим пластом. Прошло несколько часов. Атон выскоблил отверстие приличных размеров, но не обнаружил и следа гранатов. Выбоины, оставшиеся от добытых ранее камней, словно насмехались над ним. Его возмущала способность неизвестного человека, преуспевавшего там, где Атона преследовала неудача. Он начал понимать, почему другие старатели не беспокоят его: добыча пропитания - слишком важное дело. Это был выматывающий, отупляющий труд, от которого возникали судороги в руках и деревенели ноги. Он закрыл глаза и увидел пустую, рябую, безжалостную стену; когда открыл, в них появилась резь, все затуманилось. Наконец начался всеобщий исход, и Атон двинулся вслед за всеми, надеясь добыть сведения о здешних порядках. Он, добрался до конторы Гранатой, где та распределяла свертки. Люди выстроились в очередь, чтобы обменять камни на еду. Атон, естественно, пришел с пустыми руками. Гранатка не приняла никаких объяснений. Нет граната, нет пищи. - Только без слюней, Пятый! - раздраженно сказала она. - Ты новенький и должен научиться работать внизу как следует. За ничто и получишь ничто. Лучше иди поищи камень. Атон ушел, усталый и рассерженный. Его руки были в ссадинах и мозолях, легкие забиты пылью. Он был голоден, пустая стена не обнадеживала. Подошел его маленький сосед: жесткие черные волосы, блестящие черные глаза. - Без еды? - Атон кивнул. - Слушай, приятель, она не даст тебе есть, если ты не добудешь камень. Надо найти гранат. Атона новость не впечатлила. - Знаю, - прорычал он. - Забыл выкопать. Человечек доверительно понизил голос: - Ну, так слушай, если я вроде как сделаю тебе одолжение, ты будешь мне приятелем? Зовут меня Влом. Если я вроде как дам тебе камень... Атон окинул его недоверчивым взглядом. "Что еще за новости? Человек раболепно горит желанием ему помочь. А вдруг он извращенец?.." - Нет, я не такой, - воскликнул Влом. Атон заметил про себя, что надо быть осторожнее в выражениях. Нетерпеливость человека казалась искренней. Так чего же он хотел? Общения или защиты? Или он пария? Не опасна ли дружба с ним? В желудке у Атона заурчало. Человечек мог пригодиться, если у него есть гранаты. Защита - полезный товар. - Возможно, - сказал он и назвал свое имя. Влом сунул грязный палец в рот и вытащил сверкающий камешек. Атон с трудом одержал удивление. Хотя где еще нагому человеку хранить в безопасности полудрагоценные камни? - Вот, - сказал Влом, протягивая влажный гранат. - У меня один лишний. Сходи и получи сверток. Потом возвращайся сюда. Запомни, я сделал тебе одолжение. Через минуту Атон принес камень Гранатке. Та взяла его и подозрительно осмотрела. - Поздравляю с добычей! - признала она с неохотой и пихнула ему ногой последний сверток. - Бери, что осталось. Атон отошел, на ходу его раскрывая. Ткань развернулась и упала - пустая. - Тут ничего нет, - сказал он, показывая тряпку. - Я забыла предупредить вас, сударь: вы слегка опоздали. Еда кончилась. - Она повернулась к нему спиной. - Но мой гранат... ты взяла гранат! Она даже не обернулась: - Тем хуже. Возврат запрещен. Атон подавил желание схватить ее за спутанные волосы и протащить по острым камням. Неуместность ситуации поразила его: вот он, совершенно голый, стоит напротив обнаженной женщины, и самое горячее его желание - выбить ей зубы! Но он не посмел. Он не был уверен, что Старшой не встретит его одного, в случае чего он не дал бы отпора жестокой иерархии. Сила толпы могла бы его уничтожить. Побег важнее сиюминутной мести. Он не мог отомстить физически. Но было и другое оружие. Не раз еще пожалеет Гранатка, что нажила себе врага. 5 Существовал некий нюх на гранаты - дар, позволявший одним с легкостью, почти по наитию, отыскивать камни, в то время как другие корячились целый день (по времени Хтона) и оставались голодными. Влом таким нюхом обладал. Казалось, он носом чует драгоценную добычу, а его жажда к сокровищам была неутолима. Атон развивал этот дар, он больше не ходил голодный, хотя запас его гранатов никогда не был большим. Каждый устраивал себе тайник, и тот же Влом регулярно работал в руднике скорее для вида, чем по необходимости. Человек, находивший гранаты слишком быстро, мог стать непопулярным, и он со своим тайником подвергался опасности со стороны голодных. Вскоре стало ясно, что Влом неспроста заручился дружбой такого человека, как Атон. В нижних пещерах трудилось много разных людей. Не все из заключенных были психически здоровы, но если особенности их характера были известны, жизнь шла своим чередом. Заключенные дрались, однако всегда по необходимости, а не ради развлечения; в общем, они уступали безумию и оставались в стороне от неприятностей, если их не хотели. На фоне однообразного поиска гранатов выделялся один человек. Он был заметен прежде всего потому, что, являя собой явно невыживающий тип, прекрасно выжил. Это был чрезвычайно тучный Первоцвета умный, начитанный, жизнерадостный человек с золотыми руками, но с полным отсутствием дара старателя и вечный неудачник. Он выживал, занимаясь посредничеством и добывая гранаты не из камня, а из людей. - Голубой гранат мне нужен так же, как любовь Лазы, - изрек толстяк Первоцвет во время перерыва. Остальные разинули рты, попавшись на удочку. - Цветик, Цветик... ты знаешь, что _т_а_к_о_е_ голубой гранат? - недоверчиво спросил Влом. - А ты знаешь, что голубой гранат _д_е_л_а_е_т с человеком? Все столпились вокруг, предвкушал спектакль. - Я знаю, что он делает с человеком, - сказал Первоцвет. - Он убивает его так быстра что химере не собрать и кусочков. "Химера" - название смертельного хищника пограничных пещер, которого никто из живых не видел. - Я рискнул бы, - сказал один мужчина. - Достань мне такой гранат. Атон полюбопытствовал: - Никогда не слышал о голубых гранатах. - О, Пятерочка, - сказал Влом, проталкиваясь в середину группы. - Позволь изложить житейские факты. Тебе известны маленькие гранаты, которые мы находим, - красные, иногда коричневые. Но есть и другие камешки, которые мы вылавливаем не так часто. Более ценные. Если ты вроде как достанешь черный, ты получаешь у старой суки Гранатки пайку на неделю, а то и больше. А если добудешь кусок белого нефрита чистой воды... ну, старику Шахматисту очень нужны наверху такие штуки, и, если пошлешь ему весточку, он достанет для тебя что-нибудь стоящее. Полна сума такого дерьма, и искать большее не надо. - Ну, это все - мелкая рыбешка. Вот разживешься голубым гранатом - получай билет на свободу. Интерес Атона резко возрос. Влом же попросту развлекал сам себя. Он почесал голову. - Ага. Тебя отпустят. Ты больше не наказан. Свободен как птица на белом свете. Остальные кивнули, соглашаясь и разделяя общую мечту. - Но вы никогда не увидите голубой гранат, - сказала какая-то женщина. - Верно, - поддержал другой. - Никто из нас не видел голубой гранат. И не увидит. Никто. - Врешь! - закричал Влом. - Сам врешь! - сердито выкрикнула женщина. У нее были тонкие черты лица и темные волосы, ниспадавшие на спину. В нижней тюрьме было мало симпатичных женщин, но эта казалась именно такой; она по-прежнему выглядела обманчиво молодой и свежей. - Сейчас проткну твои глазенки в черепушку! - продолжала она. Влом съежился было от страха, но тут же смело отступил назад: - Здесь мой приятель Пятерка. Он тебе задаст. Атон не воспринял угрозу женщины буквально. Но это было так; ногти у нее - как когти. Теперь она, оценивая, оглядела его. - Ну, с ним-то я справлюсь, - протянула она. Потом вздохнула, качнув красивой грудью. - Как насчет этого, сударь? Эти слова тоже прозвучали буквально и весьма завлекательно. Но сейчас не до того. Атон вернулся к теме разговора: - Что смертоносного в голубом гранате. Цветик? - Так твоя фамилия Пятый, - размышлял Первоцвет вслух, словно только что узнал. - Знаешь, пятерка - это магическое число. Опасное число. Five - единственное имя, известное мне, которое переводит себя в себя. - О чем ты? - не понял Влом. Первоцвет протянул к нему пухлую ладонь. Влом боролся с любопытством, но недолго. Он выплюнул маленький гранат и отдал Первоцвету. Для него Влом был ценным клиентом. - Наука нумерология, - сказал Первоцвет, и люди вокруг расселись поудобнее. - У каждой цифры от 1 до 9 свой звук. Вы складываете гласные - А это 1, первая буква древнего английского алфавита, Е - 5, пятая, и так далее... Вы складываете их все, пока не получите число. У каждой свое влияние: 1 - начало, 2 - замедление, и так далее. - А пять? - Произнеси по буквам. F - I - V - Е. I равняется 9, Е - 5. Сложи, получится 14. Оно слишком большое, поэтому сложи единицу с четверкой и получишь 5. Лицо Влома посветлело. - Пятый есть 5! - воскликнул он с восторгом первооткрывателя. Кто-то захохотал, но Влом этого не заметил. Он переводил бы людей в цифры целыми днями. И вдруг отрезвел: - Так говоришь, пятерка опасна? - Полна неожиданностей. Пятерка может нежданно-негаданно принести счастье... или внезапную смерть. Нужно внимательно следить за ее поступками. Атон в очередной раз перевел разговор: - Ты говорил об особом гранате. Первоцвет уселся поудобнее. Он ждал. Остальные посмеивались: теперь платить Атону. - Посмотрим на это дело так, - сказал Первоцвет, получив камешек. - Голубой гранат очень дорог. Настолько дорог, что человек мог бы выкупить себя им на свободу. Вполне достойная цена. Возможно, голубых гранатов вообще не существует, и власти считают, что находятся в безопасности; а может, это хитрый способ дать всем понять, что нет такой штуки, как отмена приговора. Но если _е_с_т_ь_ такая штука - в смысле, голубой гранат - то он намного дороже и любого заключенного, и даже закона. Сейчас все мы здесь преступники... - Я нет, - заорал Влом. - Я не преступник. Меня... - ВЛОМИЛИ! - прокричали все хором. - Ну да, - сказал задетый за живое Влом. - ...преступники, посаженные сюда на всю свою оставшуюся противоестественную жизнь. И каждый больше всего на свете хочет отсюда выбраться. Здесь нет никого, у кого вообще есть такой шанс, если он боится предпринять Тяжелый Поход. Не считая того, кому посчастливится найти голубой гранат. Если бы сейчас у меня в руке был голубой гранат, вот здесь, - он выставил зажатый кулак, - я бы сказал: "Господа, эврика, и прощайте!.." Пальцы его, казалось бы, случайно раздвинулись: в ладони мелькнуло что-то голубое. Все смотрели в молчаливом потрясении. Первоцвет начал подниматься: - Ну что ж, меня ждет свобода! - весело пропел он. - Прощайте... навсегда! В то же мгновение на него упали три тела: двое мужчин и женщина бросились одновременно. Один из них схватил откинутую руку и разжал кулак. Оттуда выпал кусок голубой тряпки. Его молча отпустили, выражение алчности покинуло их лица. Первоцвет с трудом поднялся, потирая руку. - Возможно, теперь вы меня поняли, - сказал он. - Вы не сможете освободиться, если не известите о своем голубом гранате. А когда вы это сделаете... Гранатка была с Атоном безжалостна. Она оскорбляла его всякий раз, когда видела, и не упускала случая навредить ему. Еда доставалась Атону с трудом. Гранатка утверждала, что его камни слишком малы или с трещиной, или просто отрицала, что он уже дал ей гранат, требуя за один сверток два и даже три камня. Атон вот это принимал. Он никогда с ней не спорил и благодарил за пищу, словно она делала ему одолжение. Когда Гранатка на него кричала, он молчал. Временами он подходил к ней без особого повода, просто посидеть и послушать ее крики. Влом этого не понимал. - Зачем ты крутишься возле нее? - недоверчиво спрашивал он. - Вон сколько баб лучше: с отличной фигурой, с приятным голосом - и все они положили на тебя глаз. Черт возьми, Пятерка, в самом деле. Например, та смазливая девка с черными волосами. Зачем валять дурака с самой большой сукой на руднике? Атон не отвечал. Гранатка постепенно становилась все более вспыльчивой. Не раз ударяла его кулаком или ногой. Что-то доводило ее до ярости. Атон воспринимал это невозмутимо, порой даже с улыбкой. В Хтоне не было ни дня, ни ночи, но заключенные вошли в определенный режим работы и отдыха, соответствующий регулярной выдаче еды. Большинство людей работало сообща, хотя участки были индивидуальные, после чего все расходились спать по своим норам. Атон выбрал собственные часы работы, и раз случилось, что Гранатка подошла к нему, когда он работал один, вырубая необыкновенно крупный камень. Она тут же принялась его ругать. - Работай, грязный ублюдок! - закричала она, когда он приостановился, вежливо к ней повернувшись. Атон лишь улыбнулся - в пещерах, что и говорить, все были грязны. Мытье ограничивалось воздействием песка и ветра. Обычное определение, относящееся не только к физическому состоянию. - Здесь не курорт. - Знаю, дорогая. Она широко открыла рот. Потеряв дар речи от гнева, подобрала камень и ударила им по гранату. Мельком глянув на обломки, Атон крепко схватил ее. - Кажется, ты получила плату, - сказал он с новыми нотками в голосе. - Теперь твой черед оказать услугу. Она набросилась на него. Он выбил да ее руки камень и бросил Гранатку на пол пещеры. Атон был гораздо сильнее ее - его гены происходили из модифицированного набора колонии Хвеи, где была большая сила тяжести. Быстрые удары по нервным узлам заставили ее застыть от боли: Гранатка оставалась в чувствах и полном сознании, но не могла пошевелить ни рукой, ай ногой. Наконец она поняла, что происходит, и принялась яростно бороться, но поделать ничего не могла. Прерванной песни, чтобы остановить его, тут не было, а Гранатка не имела для защиты ни одежды, ни опыта. Все сложилось в его пользу, и он ее отпустил. Гранатка поковыляла прочь, шепотом ругаясь и не зная, как плакать. Атон был уверен, что она никому о случившемся не скажет: стыдна была ее забытая роль, которую она вновь сыграла, а то, что он властвовал над ней в любом смысле этого слова. Когда он отбрасывал в сторону кроваво-красные осколки разбитого граната, у него в памяти выплыл образ Злобы. "Я не получил никакого удовольствия, - подумал он, - даже от борьбы". 6 - Пятый, Пятерка, ты должен пойти со мной прямо сейчас! - Влом был невероятно взволнован. - Ты должен пойти, должен увидеть, ты должен. Влом легко возбуждался по мелочам, но тут явно было что-то незаурядное. Атон пошел. Влом вел его навстречу ветру, прочь от обитаемых пещер. - Я исследовал, - объяснял он, задыхаясь. - Искал кое-что... Искал он довольно далеко. Атон рад был случаю разведать удаленные области: раньше не находилось предлога. Сила ветра возрастала по мере ходьбы, жар яростно овевал их лица. Они часто останавливались, чтобы хлебнуть воды. Путешествие казалось бесконечным. Через час, сопротивляясь возрастающему давлению, они попали в пышущий жаром поток. Наконец Влом остановился. - За тем углом, - выдохнул он. - Высунь осторожно голову и увидишь. Уцепившись за неровности стены, Атон повиновался. Жара и ветер усилились, глаза начали болеть и слезиться. Он подумал мимоходом, но уже не в первый раз, о возможном происхождении подземного пекла. Он, вероятно, никогда этого не узнаете тайна защищена собственной температурой. Пещера впереди была как любая другая - с высоким потолком и туннелем в дальнем конце, в котором хищно выл ветер. Свечение от стен было здесь ярче и несколько иное. Причиной тому могли быть усилившаяся жара и завихрения воздуха - впрочем, по пути сюда свечение постепенно уменьшалось. Кроме этой загадки Атон ничего удивительного не обнаружил. Что-то остановило его взгляд. Атон пригляделся к потолку. Из длинных трещин капала вода и на лету испарялась в горячем ветре. Вот откуда поступала влага для конденсаторов. Это испарение, вероятно, вызывало значительное охлаждение воздуха, единственное, пожалуй, что делало пещеры выносимыми для человека. - На пол! Посмотри на пол! - закричал Влом прямо в ухо. Атон с трудом сосредоточил затуманившийся взгляд. У дальней стены пещеры, на углу уходящего туннеля мерцал один-единственный голубой гранат. Они отступили в нишу, чтоб обсудить положение. - Я видел, - сказал Атон. - Видел. Но вспомни предупреждение Цветика... Влом чуть не приплясывал от возбуждения: - Мне наплевать, что сказал Толстяк. Я должен заполучить этот камень. - Лучше оставить. Ты никогда не вынесешь его из Хтона. Это камень смерти. Влом раздраженно обернулся к нему: - Хочешь, чтоб я его оставил, чтобы забрать самому. Думаешь сам свалить - сильнее всех. Знаю я тебя... Атон посмотрел на него сверху вниз. - Извини, приятель, - сказал маленький человечек. - Я знаю, ты - другой. Но послушай... я должен его заполучить. Должен. Атон ничего на это не сказал. - Послушай, - Влом в отчаянии начал опять. - Я вроде как не преступник, как все остальные. Ничего не имею против тебя, Пятерочка. Не знаю, что ты натворил. Но меня вломили. Несправедливо, что я здесь. Я должен выбраться. "Дурак, - подумал Атон, - разве ты не понимаешь, что здесь тебе лучше, чем где-либо на воле? Твой собственный разум вломил тебя и подставил под самоубийство". Заметив, что его товарищ глубоко задумался, Влом заговорил быстрее: - Не то, будто... не то, что вроде как любой узнает, что он у меня. Я спрячу его в мех, а потом найду случай послать весточку. Счетовод наверху не обжулит... "Ты отдашь свое сердце химере", - подумал Атон. Наконец Атон пришел к решению: - Ладно. Кто пойдет его доставать? Вопрос был уместный. Они прижались к стене рядом с поворотом, все сильнее ощущая жар, проносящийся мимо, и вполне понимая, насколько хуже по ту сторону водяной завесы. Запас питья был на исходе. Чтобы достичь голубого граната и вернуться, нужен очень выносливый человек. Но Влом не унывал. - Вот почему ты мне нужен, - признался он. - Я всяко должен был сказать тебе, Пятый, приятель, но. - Если я сам побегу за ним, до камня я добегу. Но вдруг не добегу, тогда нужен кто-то, чтоб оттащить меня назад. Помни, я сделал тебе одолжение... "Ты не должен был делать это одолжение. Плата за неосторожность - смерть". - Кажется, я слышал этот довод раньше, - сказал Атон. - Но если ты настолько глуп, что пойдешь за камнем, я не менее глуп, чтобы тебя выволочь. Не лучше ли заняться этим, пока мы не испеклись? - Спасибо, приятель, - простодушно ответил Влом. Он ринулся вперед с отвагой, опровергающей его репутацию. Атон видел, как горячий вихрь припечатал его к стене. Влом закрыл лицо рукой и двинулся вперед. Перемещаясь вдоль стены, он оказался вне основного потока, но его движение было по-прежнему мучительно медленным. Он наклонялся вперед, сопротивляясь ветру и осторожно переставляя ноги. Кожа на его руках покраснела от жары. Наконец он достиг угла дальнего тоннеля. Здесь ветер затих, огибая крохотную впадину, образованную выступавшим возле входа камнем. Атон понимал, что направленный воздушный поток перед входом в туннель ужасен. Там-то и лежит гранат, пойманный небольшой рытвиной. Должно быть, прикатился сюда из другой пещеры; возможно, много лет назад. Влом сунул на пробу руку в поток и быстро убрал. Здесь было по-настоящему горячо. Капли с потолка исчезали на ветру в нескольких метрах от этого места. Собравшись для решающей попытки. Влом бросился за голубым гранатом. Атон увидел, как поток подхватил человеческое тело и отбросил его в сторону. Влом ощутил страшную боль, но одна его рука сжимала гранат. У Влома был голубой билет в гибель. Он покатился по ветру, стараясь выбраться из потока в боковое убежище. Но его усилия были слабы, случайны, забиты болью, а вскоре и вообще сошли на нет. Он потерял сознание. Было ясно, что жить ему осталось недолго. Атон рванулся в пещеру. Сильный ветер подхватил его и откинул к ближней стене. Он опустился на четвереньки, прижал голову к плечу и пополз к лежащему Влому. Колени на гладкой поверхности скользили, а центральный поток не отпускал. Дышать было тяжело. Атон лег ничком и пополз дальше. Ой больше не смотрел, куда ползет, поскольку ветер бил по телу и голове; его глаза не вынесли бы такого давления. Атон вслепую выбрал направление, головой рассекая жар. Он не знал, когда добрался до тела. Сообразив, что переползает через руку Влома, Атон ухватился за нее и попытался повернуть назад. В глазах потемнело от боли, когда он их открыл; уж лучше быть слепым. Он не мог перевернуться, держась за руку. Пришлось сесть. Порыв ветра вновь подхватил его и опрокинул. На какой-то краткий миг его глаза широко раскрылись, и он увидел мучительную, но отчетливую картину пещеры позади голубого граната. Потом опять упал ничком - ног