ньям. Завтра вечером ты будешь дома?" "Буду. И поговорю." "Знаешь он
какой сильный! Он меня как-то через Кировский проспект на руках перенес,
чтобы ног на замочила. Ты маму так носил? А... прости. Я забыла, что ты
тряханутый. Папочка!.."
8.
"Сегодня кина не будет, - решительно отвела Майя руки Валерия. -
Сегодня будем только разговаривать. Курс уже на Шпицберген. Что там будешь
делать? Или - мы будем делать?" "Ты согласна попытаться бежать со мной в
свободный мир?" "Я не знаю..." "Тебе мало одного ПТН? Или ты думаешь, что
все ласкают как я?" "Если попадемся, будет не ПТН, а МГБ. Это уже не
спектакль... Борис..."
"Я готов рискнуть. Но хочу с тобой." "Не насытил свою страсть?" "А ты?"
"Разговор не обо мне, а о тебе? Я тебе не надоела, второй заяц, как
первому?" "Ты ему не надоела. Он наоборот за себя боялся, если вдруг
потеряет контроль и..." "Слышала я эти сказки братьев... как вас там...
Рабиновичей..." "Не обижайся на Бориса. Ему там ой как не сладко. И в семье,
и в институте." "Аесли он провалится и расколется..." "Тогда нам с тобой..."
"Поняла. Но ведь и ему жить хочется. Так что выпьем, как там тебя, зайка, за
того, второго. И - все. Следующий сеанс нашего с тобой эротического триллера
- только там, за железным занавесом. Все! Я сказала - все! Старайся, чтобы
мы не попались, если хочешь продолжения этого фильма... Валерий Алексеевич.
А то нам с тобой, вместе и порознь, такие ужасы устроят!.. С такими умелыми
партнерами..."
3.
1.
"А, Валерий Алексеевич! Наконец-то, дорогой. Побледнел, похудел, словно
лет пять пробыл на Севере. Неужели так вымотала дорога?" "Простите, Кирилл
Антонович..."
У собеседника вытянулось лицо: "Чего это вдруг?" (На "ты" с ним, понял
Борис.) "Приболел я, Кирилл, прости. С памятью что-то. Потом расскажу.
Впрочем, распространяться не рекомендовали..." "Даже та-ак?" "Что-то
случилось тут без меня?"
"Вот именно, - раскипятился заместитель начальника отдела Коршунов,
подробно описанный Валерием. - Дубовик, мерзавец, опять выступил без
разрешения. На выездном научно-техническом совете министерства..." "Ого!" (И
что за Дубовик?). "Вот именно! Он здесь, в приемной. Позвать? Пусть сам
расскажет, а мы оба послушаем." "Зови."
Коршунов как-то боком, словно опасался повернуться к начальству спиной,
скользнул к обитым кожей двойным дверям, в которых тотчас появился высокий
худой субъект. Губы в ниточку, наивные голубые глаза за стеклами очков в
тонкой оправе, потертая папка под мышкой. За ним, как-то сразу вся с головы
до ног, возникла загорелая статная брюнетка в недавно разрешенной миниюбке и
уже не преследуемой кофточке с глубоким декольте.
Ослепительно улыбнувшись Борису ровными белыми зубами среди ярких губ
на золотисто-коричневом лице, она радостно заворковала, подчеркивая дикцию:
"С возвращением, Валерий Алексеевич. Я была в издательстве по поводу вашей
монографии. Если нужна, я на месте." "Спасибо, Галочка, - весело ответил
Борис, догадываясь, что это и есть та самая секретарша, о которой так
загадочно, но часто упоминал Валерий. - Я сейчас освобожусь и поговорим."
Все почему-то смутились. (Не тот уровень отношений?). Красотка, изогнувшись
и стрельнув глазами, вышла, намеренно играя бедрами и осторожно прикрыла за
собой обе двери.
"Прошу садиться, - показал Борис ладонью на стулья вокруг стола. Оба
его посетителя почему-то снова переглянулись. - Обсудим создавшуюся
ситуацию. Вам слово, - он кивнул Дубовику, пристально заглянув в
затравленные глаза. - Что вы тут без меня натворили?"
"Я б-без разрешения н-начальства, - глухо произнес Дубовик, вставая, -
з-записался в прениях и изложил с-свою версию п-проекта махолета - с нашим
гидроприводом вместо вашего - электрического. Т-товарищ К-коршунов считает,
что материал сырой и..." "Во-первых, вы садитесь и продолжайте сидя.
Во-вторых, не волнуйтесь так. И, главное, излагайте свою точку зрения, а
позиция Кирил-Антоныча (как я уловил его интонацию, а!) мне хорошо
известна."
"Я не совсем понимаю... Но продолжу сидя, хотя н-не приучен... вами
же... Итак, я вам сто раз г-говорил, что м-махолет, по-моему, вообще
осуществим только в гидравлическом варианте. И в этом в-виде готов к
п-проектированию, изготовлению и испытанию опытного образца."
"Виктор Семенович (наконец-то!) слишком много на себя берет, - не
выдержал Коршунов. - Если бы даже он был и прав, то к этому решению мы дожны
придти сначала в лаборатории, потом в отделе, потом в институте, а уже потом
в Министерстве что-то обещать." "Я просил тебя помолчать... Виктор
Семенович. А вы продолжайте, пожалуйста." "Очень л-любезно с в-вашей
с-стороны... Не ожидал. Я уже давно отвык в-выделять вас, Валерий
Алексеевич, из массы в-власть имущих, перед коими метать бисер..." "А если
без балды?" - вырвалось у Бориса. "Б-без чего, п-простите? Вы ошиблись. По
фене уд-добно с Ясиновским. Со мной, если уж мы перешли на иностранные
языки, удобнее по-английски." "Итак, вы полагаете, под свою персональную
ответственность... не под нашу с Кириллом Антоновичем, а под вашу, что можно
заказывать проект и макет гидромахолета?"
"Какая у него к дьяволу ответственность, у корсара-авантюриста от
науки!.." - не выдержал Коршунов. "Выйди, - тихо сказал Борис. - Я тебя
вызову, Кирилл Антонович..." "Вот..." "Выйди, я сказал!" "Ничего себе!" -
ошеломленно попятился Коршунов. "ВалерийАлексеевич, по-моему сошел с ума," -
шепнул он в приемной улыбающейся Гале. "Мне тоже так показалось, - повела
она тугим бюстом в сторону закрытой двери. - Но как ему это идет!.."
"Почему вам не дали разрешения на доклад, как руководителю темы?" -
спросил Борис, пересаживаясь за стол посетителей и наклонившись к Дубовику.
"Будто не знаете. В-ведь разрешение дают уд-добным людям, а я самый что ни
на есть н-неудобный..." "А директор? Опытный ученый..." "Тридцать лет сидит
на науке..." "А Ясиновский? (Самый располезный для тебя человек в институте.
Председатель элитного яхтклуба. Все у него схвачены, особенно директор, -
вспомнил Борис наставления Валерия).Он вас вроде бы поддерживает?" "Нежно и
надежно, как веревка уд-давленника... Н-начальник по принадлежности... Как
директор - Лауреат Бериевской премии п-п-по должности. Но Ясиновский умеет
облекать с-свои н-намерения в такие формы, что н-никогда не угадаешь, за он
или п-против." "Попробуйте-ка с самого начала, как незнакомого, убедить меня
в своей правоте. И заодно подумайте, как бы вы поступили на моем месте, если
бы я, на вашем, убедил начальство помочь. Итак, что это вообще такое,
махолет с гидравлическим приводом?"
Два час звонили телефоны и Галя терпеливо говорила "На совещании".
Борис расспрашивал, чиркал на эскизах, возражал, ругался так, что у
вспотевшего изумленного Дубовика слетали очки, а Галя недоуменно поводила в
сторону закрытой двери тугой грудью, не верясвоим ушам. Наконец, Борис
откинулся на спинку стула, закинул руки за голову, как сидел с ним Валерий,
и стал внимательно рассматривать Дубовика. Тот протирал очки, едва удерживая
платокдрожащими руками.
"Итак, - сказал Борис глухо. - Махолет в вашем варианте - энтосамолет с
гидроприводом, ибо никакой иной привод крыльев не обеспечивает им столь
частой смены направления движения. Вы отклонили коршуновский вариант
электромоторов в каждом крыле и бесчисленных сервомоторов в подкрылках,
создав единую гидросистему, свойственную, кстати, насекомым, у которых вы
махолет скопировали, но не созвучную всем прочим разработкам института, в
частности шагающему автомобилю и дельфинообразной подводной лодке, так?"
"Другой путь..." "Поскольку, - прервал его Борис, - нашим традиционным
смежникам в вашем проекте делать нечего, а директор, Драбин, Коршунов и
Ясиновский - специалисты по электроприводам, вам тормозят проект, в силу
непонимания вопроса, а вы уверены, что природа не ошиблась, остановившись на
гидроприводе с пневмоникой, так как вообще не знаетэлектродвижения с
электронникой. В то же время, начальники всех уровней, чтобы не проявить
свою некомпетентность, вам не дают хода. Я верно изложил суть конфликта?"
"Б-будто вы не знали сути до этого разговора, - тихо сказал Дубовик. -
Б-будто не вы этот конфликт умело спровоцировали и раздували, Валерий
Алексеевич..." "Разговоры не всегда бывают лишними. Считай, что мой голос за
и..." "Я вас очень ув-важаю, Валерий Алексеевич, н-но п-предпочел бы
остаться на вы..." "Мой голос за," - Борис с удовольствием пожал сухую
крепкую руку "корсара"."М-можно последний вопрос? Где бюст Монтескье,
которому я обязан?.." "Вы свободны, - не понял Борис, почему-то подумав о
поразившем его бюсте секретарши. - А я готовлю докладную и иду к директору."
Он вышел в приемную и стал диктовать докладную, опираясь на стол
ладонями над склонившейся над клавишами компьютера Галей, не сводя глаз с
загорелых шаров в вырезе блузки с ослепительно белой полоской кожи на грани
видных сверху кружев лифчика. Она ежилась под непривычно откровенным в
рабочее время взглядом, чуть шевеля сдвинутыми стройными
золотисто-коричневыми бедрами под миниюбкой, словно раздваиваясь от шеи до
туфель.
"Красивая у меня секретарша," - глухо сказал Борис, просматривая
докладную. "Это вы на Севере вспомнили? - смущенно поправила она прическу,
поспешно вставая, чтобы избежать такого откровенного любования своими
прелестями начальством. - Прямо не похоже на вас..." Борис провел рукой по
вздрогнувшей теплой талии девушки. Та гибко выскользнула, взяла его за
кисти, отвела их ему за спину и замерла, дыша в лицо открытым улыбающимся
ярким ртом с чувственными губами: "Начальство должно держать руки вот тут...
Подальше от спины секретарши. Она приучена к сдержанному и культурному
начальнику отдела." "Попробую переучить." "Ну не здесь же! - жарко выдохнула
она. - Не проще ли... у меня сегодня, скажем, в семь... Идет?" "Еще как
пойдет, - коснулся он щекой ее горящей щеки. - Я у директора, - добавил он,
отходя к двери."
"Хо-орошо... - ошеломленно сказала Галя, проводя ладонью по лицу. - Вы
у директора..."
Борис вдруг быстро вернулся и, снова наклонившись к отпрянувшей было
Гале, сказал шопотом: "Сейчас зайдет человек. Быстро, письменно - кто
это?.." "Владислав Николаевич Ясиновский," - написала умная Галочка, подняв
голову на стремительно открывшуюся дверь приемной, и тут же порвала листик,
со страхом глядя на Бориса снизу вверх.
"А-а! Владислав Николаевич, - запел Борис, протягивая руки к вошедшему
коренастому дочерна загорелому блондину с актерским лицом. Ясиновский был
как-то порочно красив, подтянут, двигался уверенно и стремительно. - Я тебя
в коридоре не узнал, богатый будешь."
"А я не узнал Дубовика, - смеялся Владислав Николаевич. - Вышел от тебя
такой сияющий, как будто повышение получил. Чем же это порадовал Дубовика
наш шеф, несравненная Галина Вадимовна?" "Говорите, - улыбнулся Борис Гале.
- Вы же докладную печатали." "Нет уж, меня от ваших дел увольте, -
отмахнулась она. - У меня своих полно." И уселась, снова раздвоившись на две
загорелые половины, теперь перед двумя восхищенными взглядами.
"Чем порадовал? Обещал помочь с махолетом." "Помочь? - искренне
удивился Ясиновский. - А ему что-то или кто-то мешает? Не вы ли, милейшая
Галина Вадимовна преследуете бедного непонятого гения в этом логове
консерваторов? И что же ему обещано, если это не секрет от меня, как
начальника лаборатории, в которой идет махолет, между прочим?.." "Не секрет,
- с веселой злостью сказал Борис. - Ему гарантирована моя подпись в приказе
о проектировании опытного образца в гидравлическом варианте." "Твоя подпись?
Без моей?"" "А мы больше не тандем?" "В авантюрах Дубовика? Нет, конечно. У
него в проекте была узкая задача: гидрошарнир рулям направления и высоты, а
он замахнулся на силовой гидропривод машущих крыльев. Да еще перед Министром
выложил эту бредовую идею через голову института. О каком тандеме тут может
идти речь? Даже в Америке махолеты проектируют..." "Но по его схеме махолет
сделать можно?" "Сделать, дорогой, все можно, но постепенно. Пусть сначала
наш махолет полетит по американской схеме. Все проекты в мире базируются на
электроприводе. Да ты что, сам не понимаешь, что ни один из нас тут в
силовой гидравлике, тем более в сочетании с управляющей ею пневмоникой ни
уха ни рыла, как говорят французы... Кому все это проектировать-то? Если мы
перейдем на гидро-пневмо вариант, то немедленно из уникальных специалистов
попадаем в дилетанты, нуждающиеся в руководстве Дубовика и Пухина. Ты
почему-то этого добиваешься? Странно, конечно, с твоим-то самолюбием...
Отлично - твое дело, но я...." "Так ты не ставишь на докладную свою
подпись?" "Валерий!..Опомнись... Ведь и Коршунов ни за что не подпишет!"
Борис мастерски подделал подпись Драбина и вышел в коридор, направляясь к
огромной двери директорской приемной.
2.
Угловатый голый череп директора был украшен красным пористым лицом с
могучим носом и отопыренными какими-то мертвенно-белыми ушами. Очки казались
игрушечными на таком носу, особенно в сочетании с маленькими буравчиками
прозрачных холодных глаз. Он встал из-за стола навстречу Борису и выбросил
перед собой негнущуюся красную ладонь. Пожатия не было. Борис просто
подержал с отвращением холодное потное твердое мясо.
Директор читал докладную, шевеля бледно-синими толстыми губами,
наливаясь кровью и словно раздуваясь как пиявка.
"Вы одурели, Валерий Алексеевич, - заревел он, вставая в какой-то
нечеловеческий рост. Высокий Борис был карлик по сравнению с этим чудовищем.
- Я должен подписать такую бумагу? После того, как Дубовик подставил меня в
Министерстве? Чтобы прослыть на самом верху укрощенным консерватором? Кто
такой Дубовик? Где и кто его знает, чтобы ему отдать проект с правом
принимать в институт специалистов и менять все направление исследований по
всем темам? Ведь и без того его сторонников полно и среди дельфинологов, и
среди шагаечников. И вы МНЕ предлагаете отдать МОЙ институт под ЕГО научное
руководство? А меня, Коршунова, Ясиновского, вас самого, наконец, прикажете
переучивать новым руковолителям института или вообще уволить? Вы с ума
сошли, милейший?! Короче, я - не подпишу! У меня, лауреата и академика может
быть свое мнение?" "Нет." "То-есть..." "То есть, это не столько ваше мнение,
сколько мнение Ясиновского, Петр Иванович. А он вам помог с яхтой. И -
недаром. Детали к яхтам нигде не продаются. А директор ЦНИИПМФ гражданин
Сакун имеет красного дерева яхту в Ленинградском клубе. Она весома, груба и
зрима. Будет подпись - не будет докладной в Органы. Идет?"
"Да я... Я не брал никаких взяток, - побледнел до синевы директор,
опадая лицом словно проткнутая булавкой пиявка. - Это... это... шантаж! Вы -
уголовник..." "Кто из нас двоих уголовник, решит суд, - весело сказал Борис,
любуясь на свежую подпись Сакуна на резолюции. - Пока помолчу о вас с
Ясиновким. До свидания, Петр Иванович."
"Подождите... Надеюсь, вы понимаете, Валерий Алексеевич, что после
такого... вымогательства нам вместе не работать и..." "Это ваши проблемы.
Подыщите себе другое место и пишите заявление. Но не мне. Вы - номенклатура
Министерства, а не моего отдела."
3.
"Чушь собачья, - Ясиновский, изумленно глядел на угловтый череп
директора, на котором лицо и уши обвисли, как тряпки на чучеле после грозы.
- примитивный шантаж! Вы знаете меня столько лет и могли поверить, что Я
способен заниматься незаконными сделками, как какой-то простак?.. В нашей-то
стране, где малейшее нарушение законности карается с такой свирепостью,
чтобы никому и никогда было неповадно повторить подобное... О каких
поставках может идти речь, если все яхты строятся из неликвидов списанных
судов, на которых полно красного дерева? Суда списанные - все даром! Надо
только знать нужных людей и нужные каналы. И все, естественно, по закону.
Валерию просто захотелось стать директором, но такой путь... Да мы его
самого привлечем за уголовный шантаж, я сейчас же позвоню Василию Дмитричу с
"Гаяне"... Он работает в прокруратуре и..." "Ни в коем случае! -
заполоскалось лицо на черепе. - А если Драбин действительно раскопал что-то?
Он серьезный противник, помните, как в прошлом году он мокнул Министра
за..." "Как хотите, Петр Иванович... Но как вы вообще могли его испугаться?"
"Так он же ваш ближайший друг... Я решил, что..." "Был, - ощерился
по-звериному Ясиновский. - Теперь он мой злейший враг. А мои враги долго на
свободе не живут..."
4.
В приемной сидел новый незнакомец, поднявшийся навстречу Борису. Умная
Галочка повела грудью на записку:Лев Андреевич Пухин, доктор биологических и
технических наук, профессор. Борис кивнул, лихо подмигнул просиявшей и
зардевшейся девушке и направился к элегантному старику в черной тройке. Тот
старомодно поклонился, испытующе посмотрел в глаза Борису и прошел в
кабинет, даже не спрашивая разрешения. Там они уселись как до того с
Дубовиком - лицо в лицо, глаза в глаза. Пухин молча выложил на стол папку и
открыл ее. Борис углубился в чтение и сразу понял, что влип.
Если в материалах Дубовика все было почти ясно, то тут оказались
сплошные формулы, диаграммы, графики, алгоритмы. Борис машинально листал
папку под насмешливым взглядом профессора, который даже не скрывал своего
знания правды, пока не удивляясь и не реагируя. Дойдя до перечня литературы
и патентов, Борис вдруг вздрогнул и остановился на неприметной строчке.
Тут был знакомый номер и его имя: Дробинский Б.А. Приводная гибкая
коленчатая балка. ЦКБ сельскохозяйственного машиностроения. Биробиджан. "Что
это? - впервые подал голос Борис. - Что-то путное?"
"Еще бы, - спокойно ответил Пухин. - На этом изобретении собственно
основаны все гидросхемы Дубовика, весь гидромахолет! Вашему покорномуслуге
оставалось только констатировать, что подобная схема заложена природой в
двигательные механизмы всех без исключения насекомых." "Но я не знал ни о
каких насекомых! - вдруг вырвалось у Бориса. - Эта штука была применена для
слежения за неровностями почвы на гусеничном комбайне." "Я знаю, Борис
Абрамович, - так же ровно ответил старик. - Я ездил в Биробиджан специально,
чтобы познакомиться с вами, был в вашем ЦКБ... Но увидел только вашу
фотографию на доске почета. И вот теперь воспользуюсь случаем порасспросить
вас кое-о-чем, раз вы больше не плаваете матросом в Арктике... Так вот,
вернувшись из командировки, я рассказал о вашем удивительном сходстве
Валерию Алексеевичу, и он тотчас заторопился на Север. Между прочим, он тут
же порвал подписанное в МГБ разрешение на вашу кратковременную командировку,
в порядке исключения, к нам сюда... Так вы к нам теперь надолго, или Драбин
вернется?" "А вам как бы хотелось?" "Хорошо бы, чтобы этот монстр не
вернулся никогда." "Вы... решили не выдавать меня?" "Зачем? После вашей
совершенно непостижимой операции с неприступным и неустрашимым до того
Сакуном вы для нас с Дубовиком - просто подарок судьбы! Тем более, что я
навел о вас справки в Автономии. Толковый и бескомпромиссный новатор.
Еврейский Дубовик, если угодно. Вы теперь наш человек, который рискует
жизнью, появившись в Ленинграде. Не в моих правилах выдавать своих боевых
товарищей." "Вы меня вычислили потому, что я ничего не понял из вашего
отчета?" "Нет. Не поэтому. Ваш... двойник понял бы немногим больше, э...
Валерий Алексеевич. Что до идентификации, то я долго был агентурным
разведчиком. Работал в Египте, Израеле. Мне достаточно в глаза человеку
посмотреть. Но я вас, как вы изволили выразиться, вычислил еще до того. Как
только Дубовик мне описал ваш с ним разговор, я не только понял, что вы не
Драбин, но и догадался, что у нас теперь сам Дробинский. С чем я институт
про себя тотчас поздравил. Теперь мне надо вас срочно натаскивать, как я
готовил своих агентов в тыл врага. А вам надо слушаться меня. И мы не только
избежим разоблачения, но и сварганим оригинальный советский махолет - в пику
американцам. Итак, чем вы взяли Сакуна?.."
5.
В институтской столовой Пухин и Борис устроились за дальним угловым
столиком, где их никто не мог услышать. Борис впервые обедал на Материке и
был поражен изобилием и вкусом блюд. Коммунизм предполагал бесплатное
общественное питание по всей стране, но здесь оно было куда разнообразнее,
калорийнее, чем а Автономии или на Севере. Как и все в Ленинграде - оригинал
вместо суррогата. "Между прочим, - говорил Пухин, изящно орудуя вилкой и
ножом. - Петр Иванович - милейший человек и совсем не плохой директор. Вы
произвели залп не совсем в ту сторону. Надо было бить Ясиновского, а не
Сакуна. Ешьте аккуратнее... Смотрите, как я держу приборы: указательный
палец чуть согнут, вот так. Драбин никогда не позволил бы себе есть сосиску
с ножа и салат чайной ложечкой, простите. Вот так, потренируйтесь дома. Это
очень важно. Для разведчика не существует мелочей. Имейте в виду, что Галина
Вадимовна тут же мне сказала, что вы не вы. Мне с трудом удалось ее
успокоить и попросить никому не говорить. Ваша легенда, высказанная
Коршунову, неплоха, но и не идеальна. Но и я пока не придумал другой.
Поэтому сказал, что вы попали в аварию, о которой уже звонили из МГБ в
Первый отдел института, милейшему Василию Никитичу Праглину, вашему, кстати,
близкому приятелю, с просьбой не распространяться о последствиях." "Но
Праглин может перепроверить и..." "А ему действительно звонили, - он показал
пальцем на свой галстук. - И сделали нашим мощным союзником. Ясиновского уже
вызывали в Первый отдел и предупредили о ваших возможных странностях после
контузии и облучения разлившимся сверхсекретным препаратом..." "Отлично..."
Ясиновский, сияя на все стороны актерской улыбкой, обедал с Галочкой.
Уверенно и элегантно запивал бесплатный ресторанный обед невским пивом и
косил сытым глазом на выставленную над столом загорелую грудь в вырезе
блузки. То и дело понижая голос, он, словно к принюхиваясь к букету,
наклонялся к ней через стол, а красотка синхронно склонялась ему навстречу.
Незаменимый специалист комдержавы, человек с безупречной славянской,
польской кровью в жилах, породистый столичный ученый. И вполне арийская
женщина, чуть подпорченная темным цветом волос и глаз. За этой ослепительной
парой был едва виден за своим столиком тоже вполне славянин, но всего лишь
так называемый научный лимитчик Дубовик, который был временно впущен в
северную столицу только за проявленные до того в Прибалтике одаренность.
Сейчас он нелепо воевал со шницелем и блестел очками, готовясь к защите
правого дела, каким он считал создание махолета для ускорения победы
коммунизма во всем мире. Как, впрочем, идвое в углу - энтузиасты
технического прогресса своей родины, старомодный профессор и подпольный
ученый, вчерашний мусорщик, да еще тайно проникший в столицу автономник...
6.
В лаборатории Ясиновского шла обычная расслабленная после обеда
трепотня, когда вошел как всегда сияющий улыбкой элегантный начальник с
неизменной спичкой между зубами.
"Ну-с, как говорят французы, замочим следующего фраера, - резвился он.
- Кстати, Виктор, что ты там наговорил Валерию, что тот сразу побежал к
Петру Иванычу? Я ничего не понимаю, поясни, если ты в расположении."
Дубовик побледнел и сверкнул очками: "Д-дело в том, что на В-валерия
Алексеевича упал со шкафа бюст М-монтескье." "Ага, - обрадовался умный
Ясиновский. - Это утешает. Рад был бы с тобой согласиться. То есть ты
полагаешь, что потрясение у нашего Папаши, по Куприну,ненадолго?"
"Б-боюсь вас разочаровать,Владислав Николаевич, но вы л-лучше м-меня
знаете, что Петр Иванович НИКОГДА не отменяет своих резолюций..." "А зачем,
собственно, ее менять? Что в ней нового? Мы десять лет работаем над
утвержденной темой в обоих вариантах и работаем успешно..."
"МЫ работаем. А ВЫ мешаете!.." Ясиновский удрученно всплеснул руками,
любовно-покровительственно глядя на взъерошенного Дубовика: "Ну вот, опять
ты ставишь какие-то нелепые акценты. Кому это на пользу? Давай попробуем
спокойно разобраться..." "С-скоро д-десять лет работаем и все это время
п-пытаемя разобраться," - Дубовик задохнулся от гнева. Лицо его покрылось
испариной.
"Я готов разбираться еще десять лет, если это нужно для дела." "Для его
торможения!" "Хорошо, ты полагаешь, что надо заказывать проект опытного
образца по твоей схеме? Без опытной проверки узлов? Без теоретической базы?
Без поддержки Министерства, наконец, которому резолюция Сакуна до фени,
между прочим."
"Положим, - тихо начал Пухин, - теоретическая база есть и довольно
солидная. Мне, по моей наивности, кажется, что вы здесь, Владислав
Николаевич, по своему обыкновению, чуток передергиваете." "Господи, да
неужели вы считаете свои исследования солидной базой? Лев Андреевич,
но ведь это просто смешно! Вам ли не знать цену всей этой макулатуры,
которую мы выдаем в виде отчетов дабл-доктора? Какое это имеет отношение к
реальному махолету, который должен летать, а не издаваться в виде очередных
пухлых пухинских монографий?" "Ваше мнение..." "Основано на опыте
многолетнего руководства вашей бурной деятельностью. В своих выкладках вы
допускаете арифметические ошибки. Ваши расчеты и выводы не сходятся даже с
данными, полученными Дубовиком, низкий научно-технический уровень
которого..."
"Вот так!..." - выдохнул Дубовик сокрушенно. "Так вы нас проверьте и
поправьте, - невозмутимо сказал старик. - Иначе зачем вообще должность
начальника лаборатории? Ведь ваш творческий вклад в проект вообще нулевой."
"Да поймите вы, товарищи, что мне некогда работать за вас! Вы же
специалисты, вот и убедите меня в своей правоте..."
Опять эта волынка, уныло думал Дубовик, глядя в вечно серое балтийское
небо за огромным окном. Плевать ИМ на НАШУ резолюцию. ОНИ непобедимы. Как он
самоуверен и самовлюблен! Словно Драбин все тот же.
Звонок телефона пробудил его от невеселых дум: "Безумно счастлив вас
слышать, прекраснейшая Галина Вадимовна, - ворковал Ясиновский. -
Всенепременно. Немедленно. Нас троих к Валерию," - добавил он, лучезарно
улыбаясь Дубовику и Пухину.
Борис молча протянул вошедшим директиву, оперативно составленную еще в
столовой Пухиным и напечатанную Галей.
"Обратите внимане на сроки и персональную ответвенность, - сухо сказал
Борис, строго глядя в глаза Ясиновскому. - Все прочие работы отложить. В
лаборатории ни о чем более не спорить. Узнаю - лишу отпуска. Вопросы?"
"Ма-аленький вопросик, позвольте? - вкрадчиво начал Ясиновский. - Насколько
я понял, мы остановились на варианте Дубовика, а потому я позволю заметить,
что для заказа проекта, изготовления и испытания опытного образца
гидромахолета необходимы такие мелочи, как обоснование
двигательно-движительного комплекса, как, - голос его окреп и зазвенел: -
аэродинамические испытания в трубе, пневмоническая схема, которую
разрабатывать в институте некому, включая наших недопонятых гениев, наконец,
одобрение Министерства на поворот направления не только нашего проекта, но и
всего института, ибо нелогично продолжать шагайку и "дельфина" по старой
схеме, если махолет свернул на гидравлику... И всего этого у нас, к
величайшему сожалению, нет..." - он сел и удрученно развел руками.
Борис с изумлением заметил, что у Ясиновского даже выступили на глазах
слезы, которые он, стесняясь, смахнул кончиком выдернутого из нагрудного
кармашка платка. "Позвольте," - взволнованно начал Пухин, тоже бледный, с
пятнами на лице, но Борис властным, совершенно Драбинским жестом остановил
его. Да уж не дурит ли он меня, - ошеломленно подумал Пухин, глядя на хорошо
знакомого надутого и агрессивного Драбина на месте, где только что вроде бы
сидел Борис. "За сроки и успех отвечаешь, Слава, ты лично. Министерство
факсом поздравило Сакуна с творческим подходом к инициативе снизу. Мы с
директором поставили Министра в известность о доверии к начальнику
лаборатории Ясиновскому в осуществлении проекта. Так что все твои
ма-аленькие вопросики отныне для тебя бо-ольшой вопрос твоего соответствия
должности, если не пребывания на свободе. Пойди и подумай. Спичку можешь
выплюнуть: теперь тебе понадобятся самые крепкие сигареты, какие ты только
найдешь в нашем буфете. Иди за ними. А вы, товарищи, останьтесь."
Ясиновскому почудилось, что за закрытой шустрой Галочкой дверью
раздался дружный смех. Вернувшись в лабораторию, он дрожащими руками достал
лист бумаги, непроизвольно театральным движением достал авторучку и
калиграфически вывел: "Докладная". У него было странное атавистическое
ощущение, что на него только что на санном пути бросился из чащи и схватил
за горло свирепый волк...
В кабинет директора его, как обычно, впустили без доклада. Сакун
несколько минут грохотал по телефону, раздувая лицо на черепе, словно от
ветра в затылок со всех сторон, потом остывал, положив на стол вытянутые
огромные ладони. И только потом поднял буравчики измученных больных глаз на
визитера, снова наливаясь кровью. "Я вас слушшшаю," - прошипел он зловеще.
Проклиная себя за так осуждаемые им в других суетливые движения,
Владислав Николаевич протянул свой листик. Не читая, директор аккуратно
сложил его вдвое, потом вчетверо, потом прижал тяжелой ладонью, словно
таракана на столе, и брезгливо смахнул в урну.
"Что-нибудь еще? - грозно спросил он. - Так вот. Я всю жизнь считал
себя честным человеком. Честным! И ваше счастье, что Драбин настоял на вашей
незаменимости в качестве руководителя проекта Дубовика. Иначе... Короче
говоря, яхту я подарил школе юнг. Вас же, милейший, я видеть в этом кабинете
далее не желаю. Никогда!!" - вдруг заорал он так, что Ясиновский с ужасом
почувствовал, что в штаны изнутри брызнуло горячим. Не веря происходящему,
особенно этой обширной луже на красном директорском ковре и оставляемому
мокрому следу к приемной, он зигзагом вылетел на ватных ногах в коридор.
Нарушая грозный приказ того же Сакуна, он тотчас закурил прямо в коридоре
директорского этажа, потом, не соображая, что творит, сунул рядом с торчащей
изо рта сигаретой вторую, стал нервно, судорожно сгибаясь, чиркать
зажигалкой, с возрастающим ужасом глядя на капли из брюк на палас. Больше
всего на свете он всю свою жизно боялся выглядеть смешным, боялся позора...
4.
1.
Солнце и в Ленинграде било горизонтально, прямо в глаза, словно это не
шесть вечера, а полярный полдень. Или полночь... Борис опустошенно сидел на
непривычно просторной садовой скамейке Таврического Сада, глядя на уточек на
гладкой поверхности черного пруда. Густая темная зелень в сочетании с яркими
"цветами Росси" дворца за прудом придавала саду неповторимое очарование,
существующее только в этом удивительном городе, который он и вообразить
никогда не пытался. Девушка с тележкой остановилась напротив него и
улыбнулас из-под фирменной фуражки, предлагая мороженное. Он провел своей
магнитной карточкой по узкому желобу на тележке, взял вафельный конус и
погрузил зубы в ароматную белую массу невообразимого вкуса. Нагромождение
новых людей и событий напоминало горячечный сон, но ни в каком сне ему не
могло присниться, скажем, такое мороженное...
Немой ужас, овладевший им после первого разоблачения Пухина, сменился
веселой уверенностью, когда тот же Пухин ошеломленно таращился на него в
кабинете, уже совсем не уверенный, что его самого не разыгрывают. Близнецы
всегда склонны к розыгрышам, подумал Борис. И тотчас содрогнулся от
сознания, что этого ВСЕГДА они с Валерием были насильно лишены беспощадной
депортацией и отлучением от погибших у них на глазах родителей и друг от
друга.
Так чего и кого ради я веду этот бой с Ясиновским? Не логичнее было бы
не бороться за новое оружие, а отомстить мачехе-родине, этому зловещему
оборотню, вредительством, беспощадным и умелым? Не двигать махолет вперед,
чтобы он потом помогал и без того стремительному расширению в мире
коммунистического правления, азавести его в тупик, не обостряя отношений в
институте, не ссорясь с полезным Ясиновским, затравив насмерть этого
наивного Дубовика и выжившего из ума (это было бы так легко доказать!)
Пухина... Вместо этого он вступил в бой, в конечном итоге, за Страну
Советов, за ее верного союзника Китай, добивающего Индию,
занародно-освободительные движения не только по всей Азии, Африке и
Латинской Америке, но и в Европе, где прокоммунистическая Ирландия и
мятежная Страна басков ждут не дождутся такого маневренного и экономичного
летательного аппарата... Куда умнее, как всегда, поступает Валерий, который
спешит предложить свой опыт и знания свободному миру, прежде всего
поставленной на грань катастрофы Англии. А я? Пошел на хладнокоровное
убийство в защиту злейшего врага моего древнего народа - коммунистической
диктатуры... Ладно, судьбу не переспоришь. Поплывем по течению, а там видно
будет. Еще не вечер. В конце концов, толку Западу от Драбина с его никчемным
электрическим вариантом махолета никакого, тем более без Дубовика и Пухина.
А от Дробинского, быть может, будет такой подарок!.. А пока скоро семь, а в
семь - мое первое после Майки романтическое свидание. Галочка очень даже
мила. Интересно, что она делаетсейчас?
2.
Занятия Галины Вадимовны после работы не мог вообразить никто из ее
бесчисленных служебных обожателей.
Вернувшись домой и наскоро приняв душ в коммунальной ванной, она
поспешила в купальном халате в свою комнату, умело ускольнув от рук вечно
пьяного соседав узком коридоре. Заперев дверь и проверив, заклеена ли липким
пластырем замочная скважина, она открыла дверь зеркального шкафа, отдернула
штору высокого окна, выходящего в темный двор-колодец, убедилась, что в
единственном окне напротив, из которого можно видеть ее комнату, привычно
поблескивают стекла театрального бинокля.
После этого она включила люстру и настольную лампу, повернутую в
сторону шкафа, встала перед зеркалом так, чтобы ее в окно ОТТУДА было видно
со всех сторон и не спеша, улыбаясь вроде бы только себе в зеркале, сняла
халат, отражаясь в зеркале с головы до ног во всем великолепии
послеотпускного крымского загара на сильном стройном теле, словно одетом в
ослепительно белый купальник-бикини, всего три года назад разрешенный
идеологическим отделом ЦК советским женщинам.
Но на этом бикини были мастерски подрисованы природой такие милые
детали, что созерцатель по ту сторону узкого двора евдва не сходил с ума.
Галя давно знала первого красавца Ленинграда знаменитого Егора Ракова
только по многочисленным фотографиям в спортивных хрониках, как чемпиона
города по спортивной гимнастике. И, как многие молодые ленинградки, была по
уши в него влюблена.Потом было сообщение о его тяжелой травме на тренировке,
и он исчез с журнальных обложек.
Теперь этот бывший кумир города великого Ленина сидел с атрофированными
ногами-тряпками в стареньком инвалидном кресле и не отрываясь смотрел в
театральный бинокль на стриптиз, который ежевечерне дарила ему незнакомая
девушка, даже не знавшая слово эксгибиционизм, как несчастный намеренно
искалеченный парень не знал и слова визионизм, но оба получали огромное
удовольствие от этого неестественного общения. Как не знавшие родительской
ласки и общего детства близнецы после страшного зрелища массовой жестокости
и насилий при депортации их народа получали наслаждение от неестественного
общения с несчастной Майей,в свою очередь, искалеченной духовно
надругательством над ее молодостью и красотой...
Галя никак не давала ему понять, что знает о его бдениях. Она вроде бы
просто делала под музыку зарядку нагая у него на глазах. Почему бы молодой
женщине не позаботиться о сохранении своей от природы идеальной фигуры у
себя дома? Когда она впервые заподозрила, что ее видно из окна напротив, она
сначала задергивала шторы, лишая себя и так скудного естественного света с
улицы. Но потом она случайно узнала, что за этим окном ею тайно любуется не
какой-то похотливый козел, а сам Раков. Она специально проверила,
действительно ли ее прелести видны только из окна гимнаста, ходила по
вонючей темной лестнице подъезда напротив, бродила под окнами, вычисляя. А
потом тайком, тоже в бинокль, сама разглядела своего жалкого обожателя в его
облезлом кресле на кривых колесах в темном углу его комнатушки.
Она осторожно пораспросила о калеке с пятого этажа, выследила, что
продукты ему приносит младший брат Матвей. Потому и разговорилась в Крыму с
Люсей - не менее знаменитой чемпионкой по художественной гимнастике. Та
оказалась девушкой Матвея и рассказала, с риском для собственной свободы и
жизни, что Раков вовсе не сорвался на тренировке со спортивного снаряда, а
был арестован за распространение антисоветской литературы. При допросах ему
сломали позвоночник.
От нее Галя узнала, что и Матвея, и саму Люсю допрашивали в МГБ, что
родители братьев-диссидентов сгинули лет пять назад после их ареста. Но
Матвей приходил только по утрам, а все остальное время Егор был дома один со
своими кубками и фотографиями атлета на кольцах и брусьях... Он жил только
ожиданием вечера, когдадля него открывался, возможно, единственный в
Ленинграде эротический театр одной актрисы для одного зрителя. Она знала,
что дарит человеку уникальную радость и была счастлива самой возможности ее
дарить без чьего-то на это разрешения. Театр имел занавес, люстру, сцену,
юпитеры. Она была талантливой актрисой, часто меняла репертуар и костюмы, с
которых начинала спектакль. Просто пойти к Егору и стать его девушкой она
боялась. Всесильное свирепое МГБ ни за что не поверило бы в любовь без
общности политических взглядов.
В Крыму Галя узнала во всех жутких подробностях, что ей грозит в случае
ареста по делу Ракова. Это было так страшно, что Галя перестала с ней
встречаться, но не могла отказать Егору в его ожиданиях.
Сегодня же она торопилась к приходу Бориса, а потому сократила пьесу до
одного акта. Но, в предвкушении нормального общения да еще с доселе
недоступным Драбиным, таким интересным разведенным мужчиной, да еще
начальником,Галя устроила просто фейерверк поз и движений для бедного Егора
по ту сторону рампы-двора...
Закончив свое действо, она задернула портьеру, быстро оделась и
встретила в дверях квартиры Бориса, все еще дрожа от возбуждения, которое он
с удивлением, но естественно отнес на свой счет. Борис поставил на столик
букет,вино, конфеты, а Галочка, одетая скромнее, чем на работе, но еще более
мило, бегала на кухню и обратно за салатами и горячим.
"У каждой свои закидоны, - выскользнула она из его объятий и отошла к
своему зеркалу. - С твоего позволения, Валерий, я тебя сначала чуть развлеку
по-своему." Сильно волнуясь от непривычного спектакля - не при тайном, а при
явном и близко сидящем зрителе, готовом к естественному продолжению привычно
неестветвеного до того общения,Галявключила оба света, музыку, не веря еще,
что вообще посмеет, вот так, вблизи, глаза в глаза, раздеться донага и
танцевать перед своим начальником.
Но она стала танцевать, постепенно снимая с себя одежду, потом белье,
все увереннее, профессиональнее и смелее. Оставшись в своем ослепительно
белом бикини из собственной нежной кожи на фоне ровного золотистого загара,
она стала танцевать перед ним все ближе, ловко ускользая от его попыток
поймать ее. Наконец, она самавскочила верхом ему на колени, заполнив своей
бело-загорелой душистой плотью и темными разметавшимися по потным
плечамволосами весь белый свет...
3.
"Виктор, но это же победа, виктория!" - сияла улыбкой Тамара Дубовик,
сидя напротив мужа за обеденным столом. "Научный корсар" уплетал тающие во
рту ее знаменитые на весь отдел пирожки.
Дубовики снимали отдельную квартиру, чуть ли не единственная семья в
отделе, включая самого Драбина. Да еще эта квартира располагалась у самого
ЦНИИПМФа. Поэтому все юбилеи и праздничные вечеринки проходили здесь. Тут
завязывались нехитрые служебные романы и решались научные проблемы. В период
бесконечного ленинградского межсезонья, когда невозможно было понять осень
на дворе или весна, день или ночь, здесь было уютно и тихо. Могильная
тишина, шутил домаВиктор Семенович, намекая на особое расположение квартиры:
узкие, в полметра высотой ее окна выходили подоконником на тротуар. "Мы вас
узнаем по туфлям, - смеялась Тамара, когда гости спускались на этаж ниже с
двора и звонили в облезлую двер в черном проеме под лестничной клеткой."
Но на стол подавались пирожки, пахло свежезаваренным кофе, были
неизменные миноги, приводившие нервную Галочку в притворный ужас: "Мы будем
есть этих гадюк в соусе?.." И все тайно завидовали чете Дубовиков, не
имевших соседей.Партия уже четыре пятилетки гордилась полным решением
жилищного вопроса. Страна предоставляла бесплатное жилье и бесплатные
коммунальные услуги всем своим гражданам, но это был курс на коммунальные
квартиры. Считалось, что такой вид жилья сплачивает людей, не дает им
замкнуться, отделиться от дружного советского общества. Были построены
высотные жилые здания, где огромные квартиры с гостиными и спальнями
все-таки имели общую кухню и санузлы. А тут семья из трех человек имела
отдельную квартиру! Это было чудом... Никто не рисковал этим вслух
восхищаться, но многие втайне охотно поменялись бы с Дубовиками.
"Мне ни разу в жизни так не везло, - заливался, не заикаясь никогда
дома Дубовик. - Надо же, в одно мгновение злейший враг сам по себе
становится не просто другом, но и всемогущим покровителем." "Так что теперь
махолет твой? - с замиранием сердца спрашивала Тамара. - И мы получим,
наконец, ленинградскую прописку." "Бери выше. Если он полетит, то нам с
Драбиным и Пухиным Бериевская премия обеспечена!" "А сколько это?" "Господи,
да какая разница, сколько! Главное, твой муж будет лауреатом!" "Что-то тут
нечисто, - Тамара как обычно, слушала обожаемого мужа, стоя коленями на
табурете и оперев подбородок на ладони и локти на стол. - На моей памяти
бегемоты не становились пегасами. Так что литавры заказывать рановато. Но
приятно, что хотя бы не наказали за самовольный доклад." "Да, пожалуй,
литавры не про меня..." - тут же согласился он. - За Генкой ты пойдешь?" "А
вместе?" "Я бы хотел пока посмотреть махолет еще раз..." Тамара быстро
вышла, а Виктор Семенович перешел в крохотный пенал их спальни и раскрыл
рулон чертежей. Он не любил компьютерной графики и предпочитал старый
кульман, где изделие словно возникало из небытия и тянулось сквозь бумагу к
металлу.
Махолет грозно раскинул угловатые конечности и короткие круглые крылья
на их тахте, кося на создателя огромным глазом застекленной кабины пилота.
Несколько комично выглядели усы антенн впереди круглой головы. Двигатель
едва проглядывал на чертеже. Сколько раз он представлял махолет в действии!
Впрочем не представить его не мог и ребенок - достаточно посмотреть на любую
осу.
Ни одного сервомотора. Ни одной вращающейся и трущейся детали.
Революция в технике. Каждая цифра, узел, решение - обойденный сын, обиженная
невниманием Тамара, лишняя нагрузка на сердце, море сомнений в собственной
полноценности. Обычно, работая дома, Дубовик громко спорил сам с собой.
Теперь он молчал. Махолет был закончен. Ни прибавить, ни убавить... Он
подавлял чужеродным совершенством.
Не зря в последнее время Дубовикасловно возненавидели все. А он их. И
вдруг - Драбкин-Папаша...
Вернулись Тамара и Гена. Сын, как всегда, тут же включил телевизор в
салоне. Тамара дышала за плечом мужа: "Ну и что теперь будет?" "Завертится."
"И - прекрасно?" "Скорее страшно. Впервые по-настоящему страшно." "Но тебе
же помогут?" "Не знаю..."
4.
Завертелось с такой страшной силой, на какую был способен только
патологически энергичный Ясиновский, ставший во главе проекта. Борис так
лихо проводил совещания, что совершенно растерявшийся Пухин уже почти был
уверен, что его зачем-то провели, как стрелянного воробья на мякине. Борис
внимательно следил за своей речью, манерами и скоро стал неотличим от
настоящего Драбина. Но он без конца напряженно слушал Пухина, что давало
последнему новую почву для уверенности, что это все-таки двойник.
Дубовик перешел к шагаечникам, внедряя и там гидровариант. А махолетом
уже занимались конструкторы, технологи, рабочие. Умные мальчики внимали
Дубовику с собачьей преданностью - тут пахло диссертациями. Ясиновкий трещал
по телефонам, носился по этажам, возился в чреве машины, подключал все свои
связи по всей стране, резво подписывая бесчисленные рискованные бумаги.
Посыпались предложения инженеров и рабочих, которые Дубовик едва успевал
осмысливать, принимать или отвергать.
Партком радостно рапортовал в Смольный, а тот в Кремль, что создается
нечто свое, советское, оригинальное, вроде неповторимых Т-34. Ясиновкий был
так заботлив, тактичен, так прямо по-женски был нежен с Борисом и Дубовиком,
что оба таяли в лучах его искрящейся голубыми глазами улыбки. Пухин ехидно
заметил по этому поводу: "Без вас ему не справиться, а он - руководитель
проекта. Таким людям важно быть в рамках любого установленного порядка. Без
вас нарушается не только порядок, но и его собственная карьера..."
5.
Теплоход стоял на рейде в тени черных скалистых гор в снеговых
вертикальных полосах. Валерий не находил себе места и едва сдерживался,
чтобы не спросить, станут ли к причалу, или погрузка угля будет с лихтеров.
Но "чиф" - старпом сам подошел к нему: "Боря, при швартовке сделай так,
чтобы нас не протянуло за вон тот пакгауз, а то потом тебе же рубку до
самого Мурманска от угля чистить. Ветер видишь откуда? Конец кидай вон к
тому кнехту."
Под погузку стали вечером, который и в Арктике когда-то впервые
наступает, чтобы потом превратиться в вечную ночь. Одновременно спустился с
гор густой и сырой промозглый туман, завыл портовый ревун. Валерий влетел на
мостик и взглянул оттуда на бак. Оттуда не видно было не только брашпиля,
около которого они с Майей собирались перелезть через фальшборт, но и
фокмачты. Работы остановились из-за тумана, краны замерли. Команда и
комсостав ужинали, Майя улыбалась всем в кают-компании, подавая компот.
Потом сказала второй буфетчице, что разболелась голова и надо пройтись,
оделась и вышла в туман, едва находя дорогу вдоль борта. Она прямо
натолкнулась на Валерия, стоящего у фальшборта на баке. Он напряженно
вглядывался в густую темь, пытаясь определить, нет ли пограничника у кнехта.
"Береженного Бог бережет," - пробормотал он и вдруг исчез во мраке.
Майя растерянно вглядывалась во тьму вокруг, когда у трапа раздался звон
разбившейся бутылки и крики на причале. Тотчас кто-то загрохотал сапогами
под самым баком, лязгнули затворы автоматов. И почти тотчас примчался
Валерий.
Он стремительно связал Майе кисти своим шарфом иподставил ей свою шею
так, что девушка повисла у него за спиной. "Держись за мои плечи. Старайся
не давить на горло, а то оба улетим вниз. Ну, Маечка, пошли..."
Они перелезли за фальшборт. Дрожащей ногой он нащупал невидимый в
темноте швартовный канат, встал на него, держась еще руками за скользкий
холодный борт судна, потом присел, охватил канат руками и ногами. Майя,
обмирая от страха, повисла над невидимой черной водой на его плечах, вложив
все свои силы в сжимающие реглан пальцы и ногти. Шаг за шагом они сдвигались
к уже чуть видимому черному мокрому причалу. Пограничники галдели у трапа.
Там был скандал, слышались голоса капитана и первого помощника. Туда же,
едва пробивая ледяной туман, светилипрожекторы с крана и с судна.
Майя стала на колени на скользкий кранец и лихорадочно перевалилась
спиной на твердь причала. Валерий быстро развязал ей руки и увлек за собой
во тьму. Они нырнули в проем между контейнерами, пробежали до конца штабеля
и уперлись в крашенной белым трехметровый гладкий бетонный забор. По его
кромке была колючая проволока и поблескивали изоляторы тока высокого
напряжения - граница на замке, враг не дремлет.
"Как же мы?.. - жалко шепнула Майка. - Поймают... замучают..."
"Тут работают советские люди, - уверенно сказал Валерий. - А потому в
заборе должна быть дыра. Пошли..."
Дыра была тщательно замаскирована ломаными ящиками. Беглецы быстро,
отдергивая руки от острых гвоздей, разобрали кучу, легли на мокрый бетон и
просочились за забор.
"Неужели мы за границей? - Майя принялась целовать грязное лицо
Драбкина. - Господи, пронесло..." "Ничего не пронесло, - сурово ответил он.
- У администрации угольных копей договор с МГБ - выдавать беглецов. Иначе
забор был бы без дырок..." "Что же делать?" "Прежде всего почисть меня, а я
тебя. Сойдем пока за жителей советского поселка." "Пока? А потом что?.."
"Видишь вон тот причал? Это для норвежских рыбаков. Рыбаки любят деньги
больше, чем своих советских соседей. Пошли. Да не спеши ты, мы же местные,
гуляем себе по поселку, вот рыбку свежую у норвегов задумали к ужину
купить..."
На черном причале тошно пахло рыбой и сильно раскачивалось и скрипело
черное же суденышко с крестом на флаге. По пирсу ходил советский
пограничник. Беглецы скользнули в канаву, заползли под мостик.
Здесь Майя сосредоточенно выслушала Валерия, дождалась, когда солдат
зашагал к ним спиной, выбралась на дорогу и решительно подошла к
пограничнику.
"Товарищ сержант... - взволнованно начала она, - там человек прячется
во-он под той лодкой. Вдруг не наш?.. Я обратно одна боюсь идти. Вы меня не
проводите?" "Беглец? - глаза белобрысого парня по-охотничьи загорелись. Вот
он - случай, награда, отпуск. - Вы тут лучше постойте, вдруг он вооружен. Я
его мигом..." И побежал к перевернутой лодке на песке, сдергивая с плеча
автомат.
Тотчас Драбин выскочил из канавы и, схватив Майю за руку, побежал к
сходням суденышка. Бородатый седой норвежец молча посторонился, пригнул им
головы за фальшборт и вернулся к сходням на корме. Пограничник уже летел
обратно.
"Дед! Тут... девка была, фреккен, не видел?" - хрипло спросил он
вахтенного. Тот равнодушно пыхнул трубкой: "Я не понимает... русский." "Во,
падла, - прошипел пограничник и стал бегать вдоль берега, заглядывая под
лодки и под мостик. - Ну, попадись ты мне... Шу-точки со мной шутит..."
Майя и Валерий поползли к рубке. Норвежец открыл им дверь, впустил в
чужое глухое тепло и свет коридора, показал пальцем на трап и вверх и вышел
к сходням, где волком рыскал пограничник. Такой же бородатый, но молодой
офицер спокойно принял деньги, проводил беглецов в узкую каюту и тотчас дал
сигнал в машинное отделение. Матрос поднял сходни, приветливо помахал
огорченному пограничнику. Рыбацкая шхуна вышла на свой промысел в море от
своего норвежского берега. И кому какое дело до целующихся в теплой каюте
русских?.. Проезд щедро оплачен до Лондона.
6.
1.
Бешенная активность Ясиновского была вознаграждена. Борис держал в
руках отчет с прилагаемым проектом опытного образца. Отчет утверждал Сакун,
выпускали Драбин и Ясиновский, как основные авторы махолета. В разработке
идеи участвовали некто Пухин и Дубовик в числе еще десятка научных
сотрудников. На чертежах же, которые единолично вчерне разрабатывал Виктор
Семенович и которыми так гордилась в отдельном подвале его жена
Тамара,фамилия Дубовика вообще не поместилась в угловом штампе. Только
Сакун, Драбин, Ясиновский... После скандала добавили Пухина консультантом.
Рассеянный, вечно занятый и неуживчивый Дубовик почти не публиковался, а
потому в перечне литературы не было ссылок на его работы, только перечень
монографий и статей Драбина и Ясиновского, не имевших к гидромахолету ни
малейшего отношения. Даже в авторском свидетельстве фамилия Дубовика была
где-то пятой, а потому было честно указано, что махолет выполнен по
оригинальному советскому изобретению Драбина, Ясиновского и других...
"Сочтемся славою,- отшучивался Борис от Пухина. - Пусть сначала полетит."
Во всех этих лихорадочных буднях Борис вообще забыл, что он не Драбин.
И дома, где он весело отругивался от соседей, и в институте, где он ходил в
героях грядущей победы ЦНИИПМФа, никчемного доселе искусственного научного
образования, он уже стал копией самого себя, даже стал покрикивать на
Дубовика и Пухина, игнорировать бедную Галочку, смотревшую на него так
влюбленно, что ей стали делать замечания львицы отдела.
И в этот момент вдруг позвонила Римма, о которой он начисто успел
забыть. Она так и не появилась с тех пор. То ли ее парень, естественно,
отказался обсуждать с посторонними свои интимные проблемы, то ли сами
проблемы не менее естественно исчезли, но общения с "новым папочкой" не
возобновлялось.
И вот они появились в его гостиной, когда он весь был в проблемах
махолета. Появились во всем великолепии погон, кортика, новенькой шинели,
мехов и замши новобрачной маленькой супруги. За ними просунулись в комнату
высокие сталинградские родственники новоиспеченного мужа и офицера флота,
включая солидного рыжеусого речного волка в фуражке. Потом к Борису неловко
подошла и поцеловала его в губы, к его немалому удивлению, невысокая женщина
с кукольными голубыми глазами. Он во-время разглядел за ней серую шинель и
папаху полковника танковых оккупационных войск и сухо поцеловал руку бывшей
жене Валерия Алексеевича Драбина. Гости вывалили чуть ли не на деловые
бумаги бутылки и закуску.
Были тосты, поздравления, "горько" и пожелания умереть через сто лет в
один день. Муля-Римма-Ирма вела себя несколько пришибленно и отстраненно, со
страхом поглядывала на папочку с мамочкой. Последняя демонстративно не
отлипала от новенького полковничьего погона и больше к Борису не
приближалась. Лейтенант с подозрением на импотенцию грохотал басом,
попыхивал трубкой и похлопывал жену по тощей спинке. Когда были выпиты
основные бутылки, Римма отвела Бориса к окну и робко сказала: "Папа, ты не
сердись, но это не свадьба, а просто ради тебя собрались... Свадьба у нас
через час в "Октябрьском", но бабушка..."
Вот он, случай, подумал Борис и решительно отвел руки обнимавшей его
племянницы-"дочери".
"Товарищи, - юбилейно начал он. - Мне тут было сказано, что на свадьбе
моей единственной дочери я - лишний! Что моя уважаемая теща не желает... Так
вот я прошу вас всех! Немедленно! Убираться - ВОН!! Вон! К ее бабушке!!"
Все почему-то не обиделись, заторопились и стали просачиваться к
вешалке в общем коридоре. Молодые задержались в двери комнаты.
"Папочка, - счастливо плакала Римма. - Наконец-то я теперь знаю, что
это все-таки ты! Сереженька, все вздор, что мы с мамой тебе говорили, его не
подменили! Это он - мой самый любимый с детства враг, мой нелепый глупый
папка!.." "Полярное - до востребования, " - пробасил лейтенант, крепко
пожимая Борису руку.
2.
На испытания прототипа махолета собрался, казалось, весь огромный
коллектив института. На взлетно-посадочной площадке Комендандантского
аэродрома стояла внушительный бетонный куб и тарахтел вертолет. Рядом стояло
нечто, укрытое брезентовым чехлом. Борис с трибуны заканчивал доклад о
махолете, уверенно ориентируясь в непреодолимых недавно терминах. В толпе
блестел очками Дубовик, бледный до синевы. Рядом грыз спичку не менее
бледный Ясиновкий. Сакун, не замечая ни Бориса, ни прочих, солидно беседовал
с товарищами из Министерства, генералами, начальником горотдела МГБ.
"А теперь позвольте продемонстрировать вам наше скромное достижение, -
закончил Борис. - Прошу вас, товарищ майор."
Летчик-испытатель в шлеме пошел к изделию. Рабочие сняли чехол, словно
с памятника. Зрители вздрогнули и отпрянули - все как один. Махолет казался
марсианином. Хрупкий, приземистый, он упруго стоял на растопыренных черных
суставчатых лапах, поводя тоже суставчатыми блестящими алюминиевыми крыльями
и закрылками сложной конфигурации. Пилот сел в кабину и завел двигатель.
Чудовище приподнялось на ногах, прошло несколько шагов, словно обнюхало
усами-антенами бетонный блок, затрещало мгновенно исчезнувшими крыльями и
скромно попятилось на ногах за переделы площадки. Вертолет уже поднялся,
сбивая со зрителей шляпы и фуражки ветром от несущего винта, и завис над
грузом.
"Нагаке внешней подвески номинал для машины мощностью тысяча киловатт,
- произнес голос Бориса по радио. - Всоответствии с правилами летной
эксплуатации вертолет не имеет права поднять больше." Винтокрылый воздушный
кран заревел, напрягся, поднял тучи пыли, от которой все стали вытирать
глаза и чихать. Он с трудом оторвал блок от площадки, пронес его по кругу,
вернул на место, отцепил, облегченно взлетел и сел за пределами площадки.
Тотчас снова затрещали все сильнее и тоньше, переходя в мощное
жужжание,крылья махолета. Странное сооружение взлетело, поджало под туловище
лапы, как-то боком стремительно подлетело к блоку, хищно схватило его
черными крабьими подбрюшными клешнями и стремительно взмыло вертикально
метров на сто.
"С ума сошли! - испуганно шепнул МГБэшник Сакуну. - А ну как уронит на
нас с такой высоты... Ведь полторы тонны..."
"Не уронит, товарищ генерал, - успокоил его Борис. - У сцепки с
грузомдесятикратный запас силы."
Махолет так же стремительно вернулся к центру площадки, отцепил груз,
сел и боком отбежал к вертолету. "Полтора номинала! - крикнул Борис в
микрофон. - При той же мощности главного двигателя, что и у вертолета. Саша,
- добавил он улыбающемуся летчику, - без лихачества с грузом. Подними на
два-три метра и опусти."
Погрузчик уложил на куб плоский стальной блин и отъехал. Махолет
затрещал крыльями, взлетел куда-то назад, потом коршуном кинулся к грузу,
захватил его, оторвал от земли, поднял, пронес по кругу и вернул на место.
Кругом аплодировали, кричали ура, Дубовика уже качали, он только успевал
хвататься за очки и вымученно улыбался, падая на дружески вытянутые руки.
"Два номинала!" - крикнул Борис. Погрузчик двинулся в очередным блиномк
грузу.
"Отставить! - вырвал у Бориса микрофон генерал МГБ. Не надо рисковать
ни машиной, ни пилотом... Я полагаю, нас всех испытания и без того убедили?"
"Еще бы! Ур-ра!" - неслось со всех сторон. "Слава советской науке! -
дорвался до микрофона представитель Смольного. - Слава создателям первого в
мире махолета! Смерть поджигателям войны-империалистам, ура, товарищи!" По
команде Бориса летчик поднял махолет в воздух без груза и пошел выделывать
такие фигуры высшего пилотажа, которые и не снились никакому летательному
аппарату. Когда же он сел сначала на крышу ангара, потом на его стену -
циклопической мухой, восторгу не было границ.
"Мы немедленно запустим махолеты в массовое производство, - задыхаясь
от волнения говорил Министр авиации. - И пошлем нашим друзьям по всему миру!
Оснастим ими нашу палубную авиацию, оснастим сами махолеты огнеметами и
ракетными кассетами! Только мы начали отставать с вертолетами, - он
покосился на криво улыбающегося генерального конструктора вертолетного бюро,
- как нам от морфологов такой подарок. Учитесь работать, товарищи. Петр
Иванович, считайте, что вторая звездочка героя у вас уже на груди!" "Я
думаю, - скромно сказал директор, - что награды заслуживают и наши ученые,
прежде всего Владислав Николаевич Ясиновский. Ну и... Валерий Алексеевич
Драбин, конечно..."
7.
1.
"Ты первый помощник или штатный дармоед? - визгливо орал за столом
салона комсостава багровый с синевой начальник МГБ угольных копей
Шпицбергена. Капитан, штурманы и механики застыли на стульях у стен,
растерянно глядя на вечно всесильного, а ныне бледного замполита. При других
обстоятельствах они бы порадовались, что кто-то посмел назвать их
идеологиеского наставника, наконец, так метко его истинной должностью. Но
сейчас им было не до злорадства - Ты кого, падла ты вонючая, взял на борт в
Певеке? Тебе что, не говорили, что на судне, идущем почти в загранку, не
должно быть никаких семейных пар?"
"Так они же не расписаны, товарищ старший майор, - пытался сохранить
культивированную годами респектабельность комдрессировщик экипажа. - И...
что это за тон?Почему вы позволяете себе кричать на представителя парткома
пароходства, да еще в присутствии комсостава его судна?.."
"Кри-чать?!" Майор стремительно перегнулся через стол, цепко схватил
комиссара за густую курчавую рыжую шевелюру и, отведя его крупную голову
назад так, что хрустнули шейные позвонки, изо всей силы ударил его лицом о
стальной корабельный стол. Политический вождь почувствовал, что внутри его
что-то рухнуло с головы до пят, что рот заполнился выбитыми зубами, что губы
не шевелятся, а вместо носа перед глазами зависло темное красное мессиво.
Знал свое нехитрое дело старший майор славных Органов, ох и знал...
Комсостав замер, капитан весь дрожал, понимая, что его ждет то же
самое, если не хуже. Старпом и боцман, которым непосредственно подчинялись
матрос-грузчик Дробинский и буфетчица Самсонова, мысленно прощались с
семьями. И занес же меня черт на этот Шпицберген, - уныло думал каждый из
них. - Ни отовариться, ни блядей, а бегут как за границей, оказывается...
Начальник МГБ посмотрел на изуродованного комиссара, только что такого
холеного красавца, встал и подошел к мгновенно вскочившему молодому
специалисту - судовому радисту, по злому року избранному комсоргом экипажа.
"Самсонова была комсомолкой?" - спросил товарищ из Органов глухо. - Да
или нет?" "Она на учет не становилась, - лепетал высокий парень с
щегольскими белыми усиками под тонким чувстсвенным носом. - Я полагал, что
она выбыла по достижении..." "По достижении двадцати семи лет? Девка
двадцати пяти лет от роду, поротая в двадцать по суду за хулиганство с
садистским уклоном? Ты, пижон сраный, куда смотрел, когда узнал, что такая
мразь на судно нанимается? Небось имел ее вместе с этим жидом, по очереди с
обрезанным? Теперь ты никого больше не поимеешь, я тебе обещаю,
красавчик..."
Коротким умелым рывком майор двинул коленом комсоргу в пах. Тот дико
закричал и рухнул на палубу, сгибаясь и разгибаясь с прижатыми к низу живота
руками.
"Товарищ старший майор, - осторожно сказал седой "дед" - стармех,
единственный, сохранивший самообладание при этой жуткой сцене. - Вам
достоверно известно, что они сбежали? Посудите сами, куда бежать такому
бичу, как Дробинский? Да этого дядь Борю весь Певек знал. Он алкаш, он
доллара в глаза не видел. За что бы его норвеги увезли с архипелага? Они
никого даром не увезут. Может быть, он просто по пьянке свалился в тумане за
борт?"
"В тумане? - прищурился на него гражданин начальник. - Жид? По пьянке?
С недопоротой русской девкой-садисткой за борт свалился? А потом через дыру
в портовом заборе со своей шалавой попер прямо на пирс к норвежским рыбакам
и с ними - в море!? И все это твой дядя Боря сделал спьяну и без долларов?
Ты, дед, уже лагерную баланду хлебал?" "Десять лет..." "Еще похлебаешь, если
будешь нам пудрить мозги. Твой бич был инженер-изобретатель в своем сраном
Биробиджане. Он, может, долларов видел больше, чем вы все тут вместе взятые,
если работал на своих пархатых за кордоном. Гуманизм Лаврентия Павловича нам
еще долго будет боком выходить. Если бы он после смерти товарища Сталина в
июне 1953 не остановил депортацию на Биробиджане, мы все тут дружно и
спокойно пили бы коньяк. И мне не пришлось бы калечить русских людей за
попустительство живым жидам в нашей интернациональной стране..."
"А вот я на тебя самого, майор, донесу, - вызверился вдруг весь
покрытый шрамами драчун-боцман. - Ты чего это при всех нас поносишь светлую
память великого Лаврентия Павловича? И вообще что-то уж слишком ты тут
раздухарился!.. Это твои погранцы-засранцы промохали сладкую парочку у
причала. Бутылку, видите ли, в них с борта кинули, нужны они нам! Это у тебя
в портовом заборе дыра, а у норвежского причалафраер вместо солдата! Чего ты
теперь на команде отыгрываешься? Вы все слышали? - не давая помертвевшему
товарищу старшему майору опомниться, заорал он вокруг, вытягивая жилистую
шею: - Он сказал, что Лаврентий Павлович, спасший страну от предательства
Хрущева, Жукова и их банды, по его мнению, снюхался с жидами!А сам помог
еврею и его крале убежать за кордон, теперь вы все поняли? Мы все подпишем!
Да ты, майор, сам с Борькой сговоривался,я видел своими глазами и подпишу.
Вы шептались с ним у меня на баке о чем-то. Как бы они нашли дыру в заборе и
путь к рыбакам без кого-то из местных? Товарищи, тут измена!!."
2.
Лондон тоже был затянут туманом и совсем не походил на тот
капиталистический рай, который рисовался Валерию со слов его тайных друзей.
Во всяком случае, там, где их высадил норвежец, была несусветная нищета и
грязь. Типичная иллюстрация к книге о язвах капитализма и к учебникам по
истории партии. Беглецы осторожно пробирались среди трущоб, бездомных,
нищих, преимущественно цветных. Вокруг были какие-то дегеративные рожи, и у
каждого в глазах был хищный интерес и угроза. Майя испуганно жалась к
растерянному Валерию и дрожала.
Подошел старенький омнибус. Они забрались по винтовой лестнице на
второй этаж. Валерий сунул кондуктору какую-то, судя по удивлению
англичанина, слишком крупную купюру. Старик долго и старательно отсчитывал
сдачу, в чем-то настойчиво убеждал Валерия, но тот с трудом понимал только
отдельные слова. Он тоже пытался что-то говорить, но на ум шло лишь "дыхание
на кончик языка: the... the... здесь дифтонг, "и" долгое..."
Майя вообще не знала по-английски ни слова, а из
школьного-институтского немецкого практически помнила только приветствия. И
она и кондуктор испугались, когда она поблагодарила его словами "Хенде хох".
Они вышли среди похожего на Ленинград богатого центра. "Do you speak
Russian?" - безнадежно спрашивал Драбин у встречных, которые почти все
останавливались и пытались о чем-то расспрашивать обшарпанную жалкую пару
иммигрантов. Наконец, аккуратная маленькая старушка, прислушавшись к их
вопросам, пересекла узкую улицу и взяла Майю за вздрогнувший локоть: "Не
могу ли я вам помочь, господа?" - спросили их, наконец, по-русски.
"Можете! - вцепилась в нее Майя, едва сдерживая истерический плач. -
Господи, кто же еще может, кроме вас? Бога ради, не уходите, не бросайте
нас! Мы первый день в Англии. Мы евреи. Мы только что сбежали из Советского
Союза..."
3.
"Ладно, судя по документам, вы, мистер Дробинский, действительно еврей.
Но ваша дама вам не жена и русская, а русским наше Еврейское агентство не
помогает." "Она моя жена." "Вот как! А где тогда ваше свидетельство о
браке?" "Позвольте, - потемнел лицом Валерий. - какое свидетельство? Мы
бежали из такого ада! Вы знаете, что такое массовая депортация евреев 1953
года?"
"Это сказки, - нахмурилась облезлая редковолосая тощая девица за
столом. - Если бы евреям в СССР действительно грозила депортация, свободный
мир объявил бы Сталину атомную войну. Сохнут посылал делегации и тогда и
потом. Никаких следов геноцида. Да, были переселения отдельных
неблагонадежных советских народов. Евреев же не выселяли, как чеченов или
татар в чужие края. Евреям, напротив, предоставили уникальное право жить в
своей республике. Мало того, им предоставили право выбора между Автономией и
просоветским Израелем. И они достойно пользовались всеми преимуществами
советского строя в Автономии. Кстати, ваша трудовая книжка тому
подтверждение. Вы бесплатно окончили Еврейский политехнический институт в
Биробиджане и работали в солидном конструкторском бюро. Нам с мужем пришлось
откладывать ползарплаты, чтобы наша дочь смогла получить такое образование!
То, что вы потом опустились до мусорщика и матроса, ваша вина. И в этом
качестве вы нам в Англии не нужны. У нас своих люмпменов девать некуда."
"Мою жену подвергли публичному телесному наказанию, - безнадежно начал
Валерий. - Вы знаете, что это такое?" "Конечно. В английских школах широко
практикуют телесные наказания. Очень действенная мера. Если бы у нас
публично секли взрослых хулиганов, было бы меньше уличных преступлений. Я
читала, что в Советском Союзе втрое сократились правонарушения после
заимствования этого возмездия у нас и у некоторых исламских стран. Короче
говоря, чтобы не отнимать время ни у вас, ни у себя, мы, Еврейское
агентство, дадим вам, Борис, пособие на жизнь и попробуем добиться вида на
жительство в Великобритании. Что же касается вашей "жены", то ей следует
обратиться в русскую миссию. Вот их телефон и адрес." "Я бы хотел также
телефон вашей секретной службы, если можно..."
Девица содрогнулась и оглянулась по сторонам: "Вы совсем одурели... Вы
хотите, чтобы нашим агентством занялась ваша всесильная разведка МГБ? У нас,
простите, вооруженной охраны нет. Мне же ради вас такого внимания даром не
надо. Я вообще жалею, что связалась с вами... - Она стала куда-то
лихорадочно звонить и что-то горячо и быстро говорить шепотом по-английски.
Потомсухо протянула Валерию бумажку: - Вот вам чек и позвоните мне через
неделю. И... - остророжно добавила она, - позвоните вот по этом телефону, а
бумажку тут же уничтожьте. Это в ваших интересах... Для нас проще всего
помочь вам уехать в Народно-демократическую республику Израель через наш
Египет. Не хотите? Но и тудавас вряд ли возьмут... мисс." "Спасибо, не надо,
- быстро сказала Майя. - Это тот же Советский Союз... То же МГБ."
К их обегчению, старушка честно, как обещала, ждала их в сквере
напротив агентства и тотчас поднялась навстречу. "Я всегда была невысокого
мнения о пресловутой еврейской солидарности, - сморщила она в улыбке
крохотное лицо. - Впрочем, возможности у них только финансовые. У евреев нет
в мире вооруженных сил и тайной разведки. Израель скорее против Сохнута, чем
за. Но не отчаивайтесь. Я сейчас кое-куда позвоню и думаю, что все
образуется..."
3.
"Это ваши микропленки? - настороженно спросил высокий англичанин
по-русски с сильным акцентом. - Вы действительно и есть тот самый Драбин,
что сотрудничал с Intelligence Service?" "Да, конечно. Много лет. На ваши
деньги я и сбежал из Союза, как только предоставилась возможность. Кстати,
ваш резидент обещал мне помочь в этом, но..." "И эти микропленки..." "...
последние разработки махолета." "С электрическим приводом?" "Разумеется."
"Вот как? - вступил в разговор до сих пор молчавший военный в форме
королевских ВВС. - А почему тогда в Ленинграде на-днях испытан, и с
удивительными результатами, гидравлический вариант?" "Эт-того... не может
быть..." "Может, может. А вот того, что вы и есть Драбин как раз быть не
может, так как испытаниями руководил как раз доктор-профессор Валерий
Алексеевич Драбин. Поэтому нам и представляется, милейший, что вы -
самозванец. И очень подозрительный. Особенно в свете гибели в Ленинграде
нашего связника три месяца назад. Его кто-то сбросил с Каменноостровского
моста как раз после того, как Драбин вернулся из командировки в Арктику. Это
не ваша ли работа?" "Все это чушь, - теряя остатки солидности, заторопился
Драбин. - Не могло быть испытаний так быстро. Тем более гидравлического
варианта. Я вам это легко докажу, господа... Не скажете ли, кто автор
гидравлического проекта?" "Некто... Я-си-новс-кий." И все вздрогнули от
истерического хохота подозрительного русского: "Это игры МГБ! - закричал он
с непритворной уверенностью. - Вас неумело водят за нос! Ясиновский был
главный противник гидравлического варианта! А фамилии Дубовик, Пухин вам
известны?" Англичане переглянулись: "Впервые слышу, - сказал высокий и
быстро продолжал: - Почему вы обратились в Еврейское агентство, если вы
Драбин? Почему представили бумаги на имя какого-то Дробинского?"
"Для меня все это не существенно, - вдруг прервал его военный и подошел
к столу. - Если вы начальник отдела ЦНИИПМФ доктор Драбин, то вы знаете и о
гидравлическом варианте махолета?" Валерий раздраженно махнул рукой: "Да
чушь это! Не пойдет..." "Уже пошел, - возразил летчик. - Да еще как! Вот
электрический вариант, по которому с вашей подачи, если выДрабин, пошли наши
проектировщики, действительно завел нас в тупик... Я вас спрашиваю: вы
можете нам толково рассказать о гидравлическом махолете? Да или нет?" "Боюсь
что нет..." "Но почему? Ведь в вашем отделе несколько лет параллельно шли
оба проекта. Не может быть, чтобы вы о втором не имели ни малейшего
представления.Учтите, от вашего желания нам помочь зависит вся ваша судьба.
Если выяснится, что вы не представляете для нас никакой ценности, то мы вас
просто депортируем обратно в Союз Советов. Вместе с вашей девушкой." "Я
могу... подумать? Несколько дней?" "Конечно. Но думать будете под нашим
наблюдением. Нет-нет. Вы не арестованы. Гуляйте, знакомьтесь с нашей
столицей, но не пытайтесь скрыться. Все равно без языка и денег вы далеко не
уйдете. В Еврейском агентстве, кстати, уже знают, что вы не вы."
"Послушайте, я скажу вам всю правду, - горячо заговорил Валерий. - Я
действительно Драбин, а там, в Ленинграде уже три месяца руководит отделом
мой близнец, Борис Абрамович Дробинский, мусорщик из Певека. Мы поменялись
биографиями и документами, чтобы мне вместо него пойти в рейс и сбежать к
вам. Он не мог встретиться со связником, он не знает паролей и явок, знаю
только я." "По-моему, - усмехнулся военный, - либо вам нужен психиатр, либо
вы всерьез полагаете, что в его визите нуждаемся мы. Посудите сами. Мусорщик
руководит отделом вместо доктора технических наук всего три месяца и
успешно, без участия доктора, осуществляет проект гидромахолета! А сам
доктор готовность своего коллектива создать этот летательный аппарат за три
месяца категорически отрицает. Более того, о гидромахолете ни малейшего
понятия не имеет! Он нас годами информирует, напротив, об "уникальном"
электрическом аппарате. Мыему за эту информацию уже пять лет платим баксами.
Своему же двойнику-мусорщику он почему-то оставляет единственно осуществимый
гидровариант, об испытании которого нас информирует совершенно другой
человек, пока наш доверенный агент, доктор Драбин, предпочитает плавать
матросом-грузчиком, чтобы, рискуя жизнью, добраться до Лондона без нашей
помощи, которая ему была обещана... Вы только вслушайтесь, как звучит все,
что вы нам тут наплели!.. Я бы арестовал и выпотрошил вас за неделю, но
профессиональная честь просто не позволяет мне работать с вами, как с
коллегой-противником. Я слишком уважаю МГБ, чтобы поверить, что оно способно
засылать к намлюдей с такими легендами!.." "Или вы сдаете нам гидромахолет,
или мы сдаем вас вашим хозяевам, - добавил высокий, стоя у окна и глядя на
улицу. - У нас нет времени на ваши шарады с мусорщиком в роли профессора
Драбина. Свободный мир стремительно сокращается под ударами всевозможных
"освободительных" движений. Штаты блокированы Кубой и прочими "народными
республиками" Латинской Америки, мы получили под боком просоветскую
Ирландию, Францию вышибли из Африки и поджимает с юга Бакская Советская
Республика, отхватившая половину Испании. У нас увели почти всю
ближневосточную нефть после образования Советского Курдистана. Если вы это
вы, то просто обязаны перестать валять дурака и отдать нам гидромахолет!
Коммунисты начинают его массовое производство. Это - страшное оружие. Это то
же, что танки в начале века против конницы. Против махолетов наша авиация и
ракеты - вчерашний день. Попробуйте нас понять и вспомнить все, чем
занимались в своем отделе."Он еще развыглянул в окно и неприятно улыбнулся
Валерию: "Пока вы свободны. Ваша женщина вон там места себе не находит."
4.
"Если ты для них и не Драбин, и не Дробинский, то кто же тогда ты?" -
плакала Майя, боясь отпустить руку так и не бросившей их старушки. Все трое
сидели в сквере и обсуждали свои дела.
"Но почему же вы, Валерий, не можете честно рассказать им, как этот
аэроплан устроен? - пожилая леди напряженно вглядывалась в осунувшееся и
побледневшее лицо Драбина, ставшего совершенно похожим на бича дядю Борю. -
Что вам теперь-то скрывать? Мне представляется, что вам сейчас должно быть
не до патриотизма..."
"Господи, - закричал, пугая голубей, несчастный Валерий Алексеевич. -
Какой, к дьяволу, у меня-то патриотизм! У меня его и сроду не было, а
теперь-то и подавно... Вы что, тоже уверены, что я - советский шпион? Да я
просто понятия не имею о гидромахолете! Я много лет делал вид, что руковожу
этим проектом, но только давил его в зародыше, потому что терпеть не мог
Пухина и Дубовика. Я был занят только тем, чтобы их любыми путями
дискредитировать. У меня просто не было ни времени, ни желаниявникать в
детали варианта, в котором я ничего не понимал, а потому и не верил. Я не
знаю теории привода его крыльев. Я понимаю в электросервомоторах и
электроннике. Я занимался поэтому электромахолетом, хотя был уверен, что и
он в дело никогда не пойдет. Япередавалангличанам все разработки по этому
варианту только потому, что они мне платили. Но твердо знал, что и тут
ничего не получится. Я совершенно не беспокоился о судьбе советского
проекта, зная что он заглохнет и забудется, как почти все темы нашего
идиотского института."
"Действительно, идиотского, - тонко улыбнулась их покровительница, -
если, простите, некомпетентный начальник намеренно мешает работать своим
одаренным подчиненным, хотя и не понимает, чем, собственно, они под его
началом столько лет занимаются..." "Хорошо, я подонок и бездарь, но что же
нам теперь-то делать? У меня осталось немного денег. Может быть бежать из
Англии? Скажем, в Америку?"
"Они же сказали тебе, что не выпустят, - уныло сказала Майя. - Сдадут
нашим. А те замучают... Я так и знала..." "Подождите, - как-то странно вдруг
посмотрела на них старушка. - Есть нетривиальный выход. Поедемьте-ка ко мне.
Будьте готовы к совершенно фантастической встрече. И - все образуется. В
конце концов, вы боитесь только МГБ. В Израиле тоже не сладко, но уж МГБ вам
там точно не грозит." "Да не хотим мы в Израель! Там все под контролем наших
Органов, там точно такой же режим, я там был."
"Я вам и не предагаю в НДР Израель. Я вас попробую отправить в
независимое и демократическое Еврейское государство."
"Такого государства в принципе быть не может. Это показали и Автономия,
и Израель... Нет на нашей планете такого еврейского общества. И быть не
может. Еврейство и независимость - несовместитые понятия!" "Значит,
попытаемсяпоискать такую страну на другой планете... Вот мы и дома. Побудьте
здесь немного, а я попробую кое-с-кем поговорить."
8 .
"Это она специально перед тобой так выламывается? - хрипло спросил
капитан МГБ Глушков, наблюдая из угла Егора в его бинокль "зарядку" Гали. -
Аппетитная девочка. Ты ведь не хочешь, чтобы мы ее попросили станцевать вот
так у нас и перед нами в твоем присутствии? Ага, я вижу, что ты не забыл,
как мы в твоем присутствии с этой красоткой Люсей разговаривали! И как она
славно выглядела после нашей милой беседы в своем станке. Все вспомнил?
Тогда, если не хочешь, чтобы я так же испортил загар твоей красотке,
расскажи мне, куда запропостился твой братишка вместе с Люсей. С моим
автографом на своей... И заодно поройся в своей памяти, у кого из твоих
знакомых он берет подрывную литературу. Не знаешь?.. Но меня-то ты хорошо
знаешь, подонок? Не жмурься, не поможет."
"Я знаю вас, вы капитан Глушков. Вы превратили меня в растение... И я
хорошо помню, как вы пытали Люсю у меня на глазах. И я твердо верю вам, что
вы с тем же мерзким наслаждением будете мучить вон ту девушку в окне
напротив. Хотя не менее твердо знаете, что она ни в чем не виновата и ничего
о наших делах не знает... Мы с ней даже не знакомы. Ни я, ни брат..."
"А с чего тогда она именно тебе своей голой жопой крутит и сиськами
трясет? Почему, если она не в курсе вашей подлой деятельности? Из жалости?..
Сочувствует врагу народа, так?"
"Да откуда ей-то знать, что... враг народа?"
"А чего это ты так запнулся, бывший красавчик? Ты что, считаешь себя
другом советского народа, живущего уже десять лет при коммунизме? Ты
полагаешь, что если ваши призывы о "свободе и демократии" будут услышаны,
если "власть МГБ" будет свергнута, то народу станет легче жить, чем при
бесплатном питании и даровой крыше над головой для каждого советского
гражданина? А я вот уверен, что ваша "свобода" в нашей стране непременно
означает массовое освобождение таких низменных инстинктов, власть таких
ненасытных и жестоких бандитов, по сравнению с которыми я, твой палач, -
ангел небесный. Да антисоветская власть тотчас же отнимет у народа все, что
он десятилетиями создавал и защищал от внешнего врага, чтобы тут же этому же
врагу продать - за свою свободу грабить народ. Знаешь ли ты, что вот эта
сладкая девочка, как и миллионы таких же красоток по всей стране будут
продавать всем подряд свое тело, чтобы прокормить себя и своих детей? Что
мужчины, чтобы не приходить домой к голодным детям с пустыми руками, будут
вынуждены убивать и грабить друг друга, так как их золотые и бесценные
сегодня рабочие руки бандитам у власти не нужны! Какое им дело до десятков
миллионов безработных, если они вообще не заинтересованы в производстве? Мы
сократили рабочий день до четырех часов, чтобы в условиях автоматизации и
компьтеризации все имели работу. Мы построили десятки тысяч клубов и
стадионов, домов отдыха, чтобы все имели досуг. Мы обеспечили наших
пенсионеров отдельным жильем, бесплатным питанием, путевками в санатории и
многочисленными государственными подарками, пока в хваленной Америке старики
питаются из мусорных баков! Мы сделали бесплатними поезда и самолеты, чтобы
трудящиеся и пенсионеры могли по два месяца в году загорать на юге, как эта
красотка в своем "купальнике". И наши дети - счастливые пионеры. Вы хотите
превратить ихв голодных и озлобленных малолетних преступников-беспризорных
Гарлема при живых родителях-наркоманах и пьяницах. В детей, которым нечего
будет к зрелости вспомнить из своего детства и нечего ждать от будущего...
Мы - единственная страна в мире, где нет наркоманов, так как за производство
и продажу наркотиков, мы помещаем виновных в специальные лагеря, где их
наркотиками же доводим до скотского состояния, чтобы они перед смертью через
пару месяцев осознали, что грозило бы их клиентам без "палачей из МГБ". Вы
хотите вернуть наше общество к законам джунглей, к власти наживы? К
поголовному бандитизму, воровству, проституции, пьянству и наркомании? Вы
хотите, чтобы все дружные сегодня советские нации были спровоцированы
националистами на отделение от Союза в духе вашей борьбы за "самоопределение
наций вплоть до отделения"? Но как только этот лозунг материализуется, чернь
немедленно почует давно ею забытый запах крови, пьянящий националистов. Она
начнет в своих республиках резать и жечь русских, чтобы отделиться и
предоставить своим паханам право грабить соседние народы. Россия наполнится
десятками миллионов нищих этнических беженцев. Чем вы с Матвеем будете их
кормить? Где поселять? Как объяснять, почему ваша новая власть их не
защитила? Я такого будущего своей Родине не желаю. А поэтому, даже если вы с
Матвеем - наивные демагоги,то мне вас не жалко давить самым жестоким образом
в защиту всех советских народов. Ибо те, кто вас, спортсменов и
комсомольцев,сбил с верного пути и натравил на нас и народ, хорошо знают,
что делают, для чего и ради кого направлена ваша подрывная деятельность,
ваши такие красивые лозунги. Моя служба - защита народа от дурных пособников
зарубежной мрази, которой дозарезу нужно наше ослабление, разорение и
последующее неизбежное разложение изнутри, ибо извне им с нами не
справиться... Впрочем, тебе все это говорить бесполезно: ты весь в своем
фанатизме.До твоего каменного сердца мне болью моего сердца не достучаться.
А потому я поставлю вопрос прямо и жестоко: кого ты предпочитаешь видеть в
хорошо тебе знакомом кабинете полковника Доренко - в моих беспощадных руках
- активного антикоммуниста Матвея, твоего братишку, или эту, как ты
говоришь, невинную секретуточку?Ведь есть же хоть какая-то совесть даже у
"борцов с бериевской тиранией?" Или я в тебе ошибся? И вот эта красоткабудет
за эту ошибку расплачиваться свой загорелой кожей? И, кстати, быстро
расскажет, отчего она именно тебя развлекает. И от кого узнала, почему ты у
нас такой сейчас красивый и ловкий. Только с твоей помощью ее еще можно
спасти."
"Я могу подумать? Хотя бы неделю..." "Надеешься, что Матвей успеет лечь
на дно? Ладно... Не зря все удивляются, что я на такой службе сохранил свое
от природы золотое сердце. Ты-то у нас без ног далеко не убежишь. А ей
вообще бегать пока незачем, так? Телефона у тебя нет, квартира блокирована.
Предупредить ее ты не сможешь. Кормить тебя будут мои люди, а потому - даю
тебе твои две недели... Ага, вот к ней кто-то пришел, раз она одевается.
Миша, - крикнул он в мобильный телефон. - Кто к серетарше там пожаловал?"
"Да тот же. Драбин, ее начальник отдела." "Ага, новоиспеченный
лауреат-орденоносец. Тоже с некоторыми странностями товарищ. Организует
звонки от нас, о которых мы и не подозреваем, на себя не совсем похож после
командировки в Арктику. Он у нас в жесткойразработке. Вот ты, Егор, меня
чуть в слезу не вогнал с невиновностью твоей стриптизерки! Никак до тебя не
дойдет, что мы - Органы. У нас горячие сердца, но чистые руки. Мы свято
блюдем права советских граждан. У нас невиновных не преследуют. Мы сотни
миллионов невиновных защищаем от таких, как ты с Матвеем. Но когда у
"невинной" красотки в приятелях ты с этим почти наверняка псевдо-Драбиным,
то есть о чем подумать,при всем восхищении ее прелестями. Не так ли, борец
за демократию?"
9.
"Это и есть те самые люди, мисс Полонски?" - спросил с порогапо-русски
без акцента высокий респектабельный господин, которого старая леди привела в
свою квартиру. Он пристально посмотрел на нахохлившихся беженцев, а потом
решительно и крепко пожал Валерию его вялую безвольную ладонь.
"Фридман, - коротко представился он, почтительно поцеловав руку у
ошеломленной Майи. - Ничего не надо мне говорить. Вам надо срочно бежать. И
я вам попробую помочь."
"Куда? - безнадежно спросила Майя.- Где нас не достанет МГБ и не
депортирует в СССР?" "Туда, естественно, где нет ни МГБ, ни СССР. Но и не к
вам на родину, в Российскую федерацию. И не в Соединенные Штаты России,
гражданином которых являюсь я и где мне категорически запрещено самовольно
путешествовать по мирам и измерениям..." "Но это же все фантастика! -
задохнулся Валерий. - Какие миры, какие русские штаты! А в Российской
федерации нас ждут..."
"В том-то и дело, что уж там-то вас никто не ждет, там я не смогу вам
помочь натурализоваться, так как мои тамошние знакомые могут меня выдать.
Итак, вы оба евреи, так?" "У меня только дедушка... - сказала Майя. - Он
погиб при депортации 1953 года." "Я говорил о вас со своими друзьями в
Израиле..." "Только не Израель! - закричал Драбин. - Я там был, там такие
подонки! Почище советских..."
"Да нет же, - поморщился Фридман. - Израиль это не НДР Израель. Израиль
- независимое Еврейское государство, демократическая страна, каких в вашем
мире сохраненного сталинизма, пожалуй, вообще нет! Тут все, так или иначе,
замараны деспотией. Потому с вами так обошлись в вашей Англии, но не могли
бы поступить подобным образом в обоих других известных мне мирах. Верно,
мисс Полонски?" Старушка радостно кивнула: "Израиль - сказочная страна. Там
очень красиво. И очень хорошо. Если, конечно, есть работа и деньги. Но я
полагаю, дорогой Арон, - тихо добавила старая леди, - что вы совсем запутали
наших и без того запуганных друзей. Можно я им все объясню за вас? Так вот,
доктор Фридман родился в том же мире, в котором мы находимся сегодня, но на
решающем для вашего еврейского народа этапе этот мир как бы разделился на
два измерения, что часто бывает в множественных мирах. Путешествовать по ним
дано только вместе с топологами-конверсистами, каким и является мистер
Фридман. Так вот, в его измерении Сталин умер не десятого июня 1953, как в
вашем, а пятого марта того же года, как раз на Пурим. То есть в том мире
Всевышний защитил евреев, а в вашем почему-то нет.Сталин там умер до
апрельских антиеврейских процессов и майской массовой депортации евреев,
которой подвергся бы и сам Фридман. После смерти тирана Берия, как тонкий
интриган, в расчете на свою будущую власть и понимание Запада, прекратил
подготовку к процессам, реабилитировал "врачей-убийц" и вообще готовил
страну совсем не к вашему варианту развития. Но он был арестован Хрущевым и
его сподвижниками и совершенно справедливо казнен за все его злодеяния.
Новое руководство партии раскрыло преступления сталинизма, дало толчок
некоторой либерализации режима, который затем зашел в экономический тупик и
рухнул, уступив место вроде бы демократической Российской Федерации и прочим
подобным режимам союзных республик распавшегося СССР. Но вместо демократии
там вышла чудовищная система власти уголовных преступников и недобитых
коммунистов. Фридман и его семья, избежавшая депортации, вынуждена была
все-таки эмигрировать в проамериканский процветающий Израиль. Там Арон
сделал свое открытие возможности путешествия по мирам. Но не был востребован
местной научной элитой и стал искать применения своего открытия частным
образом - на благо просто своей семьи.*)
Он попытался попасть в Санкт-Петербург пушкинской эпохи, чтобы выменять
там, скажем, магнитофоны на золото. Но что-то в его построениях не
сработало, и он попал внеизвестное ему измерение, в Петроград конца
двадцатого века - в столицу могучих демократических Соединенных Штатов
России, возникших в измерении, не знавшем Октябрьской революции. Разрываясь
между не принявшим его любимым Израилем и пригласившими его же СШР, он
принял подданство последних без
*) См. Шломо Вульф "В обход черной кошки"
права помогать Израилю... Вы следите за моей мыслью?"
"С трудом, но слежу, - ошеломленно ответил Валерий. - Продолжайте,
пожалуйста. Так или иначе, я много читал об этом в фантастических романах."
"Мы с Ароном и его милой женой познакомились когда-то в Париже, стали
друзьями. Узнав об истории махолета, я связалась с ним, и он, чтобы помочь
все тому же еще любимому им Израилю, попросил меня свести меня с вами. Он не
может взять вас в СШР. Не столько потому, что махолет там не нужен: у них
решена проблема антигравитации для движения по воздуху, сколько по той
причине, что ему запрещены путешествия по мирам без санкции самого
Президента. Помогая вам, он очень рискует."
"Это мои проблемы, - поморщился Фридман. - Земля не может не вращаться,
птица не может не летать, тополог не может не путешествовать по мирам. Я
подозреваю, что и наш Департамент федеральной безопасности подозревает или
достоверно знает о моих фокусах, но Президент, с помощью моего
высокопоставленного друга, князя Мухина, решил закрывать на это глаза, коль
скоро я не связываю свои усилия собственно с СШР." "Хорошо, - подал голос
Валерий, пришибленный этим потоком несуразностей, особенно небрежным таким
появлением современного русского князя на сцене и без того театра абсурда. -
Что же от нас требуется для... такого переселения?" "Ничего, кроме
согласия." "Мы согласны! - крикнула Майя. - Мы оба на все согласны, кроме
возврата в СССР. Даже на смерть..."
"Тогда вы... уже сбежали, - улыбался Фридман, когда все четверо пришли
в себя после конверсии - короткого помрачнения действительности и
оставшегося странного головокружения. - Добро пожаловать в свободный мир!"
"Позвольте, но это... та же квартира... Тот же пейзаж за окном - мост,
Большой Бен..." "Квартира та же, поскольку мисс Полонский - мой агент во
всех трех мирах. А для вас включу-ка я телевизор, - улыбнулся опытный
тополог-конверсист. - И настрою на Россию. Ага, посмотрите, послушайте. Это
Москва, не так ли? Но это ли - ваш СССР?"
На экране буйствовала Дума, что-то лепетал полуживой президент, сидели
на рельсах безработные шахтеры, потом долго шел жуткий репортаж о массе
женщин, вынужденных от голода заниматься проституцией, потом о детях,
зарабатывающих на хлеб рекетом, о массовой наркомании. Потом обо всем
известных, но безнаказанных государственных деятелях, которые вывезли за
рубеж не только весь золотой запас, накопленный в Царской России и в СССР,
но и всю гуманитарную помощь, предоставленную обрезанной по самые уши бывшей
великой державе для спасения ее безработного населения от голода. Потом
началась зарубежная хроника. Славян - друзей России - бомбили самолеты
западных армий, а руководители великой державы, вяло огрызаясь, клянчили
кредиты у тех, кого называли агрессорами. Но кого может интересовать мнение
разложившегося и беззащитного бывшего Союза, развалившего свою армию и
военную промышленность?..
"Мистер и миссис Драбин" сидели в ужасе, который не уступал страху
перед всесильным жестоким МГБ. "Если бы я привез такой ролик в СССР, то
тотчас был за это прощен, - глухо сказал, наконец,Валерий. А потом я бы всю
оставшуюся жизнь был бы тайным агентом МГБ. Чтобы давить в зародыше любую
оппозицию... Лучше наш свирепый коммунизм, лучше фашизм, что угодно, чем все
это..."
"Ну, не все так просто, - беззаботно смеялся Фридман. - В конце концов,
не было бы "Великого Октября" и вашего МГБ-КГБ, в обществе не возникло бы
напряжения, рано или поздно чреватого социальными катастрофами. Впрочем, это
все не мое, да и не ваше дело. Израиля это пока прямо не касается. Но вот
право на достойную жизнь в еврейской стране вам еще предстоит заслужить. Что
это за махолет, который так нужен королевским ВВС? Мне уже удалось
заинтересовать им кое-кого в Израиле. И они готовы, естественно, за наши с
князем деньги, дать вам его там проектировать и построить. Вы готовы?"
"Боюсь, что нет, - покраснел Драбин. - А вот мой брат, Борис Абрамович
Дробинский, судя по всему, может. Ну и я подключусь... Надо вывезти Бориса
из СССР со всей документацией."
"Ох и не хотелось бы мне снова в Ленинград, - поморщился Фридман. - Мне
там и в нашем-то Санкт-Петербурге не нравится, а уж в вашем... Да
придется... Не ради вашего брата - ему-то как раз бежать вроде бы незачем,
не так ли? Насколько я понял, он там преуспел на чужом месте. Но ради
махолета для Израиля я попробую уговорить Бориса Дробинского бежать... Что
же касается вас, то мисс Полонски знает, что вам нужно дляэмиграции в
Израиль. Документы, легенды. Тем более, что там вас должны встретить мои
высокопоставленные друзья."
10.
1.
Егор подкатил на своей коляске к окну, осторожно открыл обе рамы, взвел
смодельный арбалет, над которым тайком работал с тех пор, как осознал Галино
внимание лично к себе. Он поклялся убить хотя бы одного из тех, кто придет
за ней, а в том, что мимо нее не пройдут, он не сомневался. Он мечтал, чтобы
этимнекто оказался сам Глушков. Взвести пружину арбалета мог только сам Егор
своими все еще могучими руками. Натянув ее, он пустил стрелу в окно Гали.
Раздался звон стекла, осколки посыпались в пустой темный двор. Стрела
воткнулась в задернутую портьеру, открыв на мгновение залитую ярким светом
комнату, где обнимались в кресле нагие Галя и Борис. Егор скрипнул зубами и
напряженно всматривался в окно по ту сторону колодца. Мужчина, уже в брюках,
обследовал подоконник и взял стрелу с запиской...
Когда на новый звук из двора в комнату Егора заглянул его охранник,
калека сидел в своем кресле лицом к телевизору. Окно было плотно закрыто.
2.
"То-есть они меня все-таки выследили... Еще не знают правды, но всерьез
подозревают." "А узнать правду для них - дело техники, - заплакала Галя. -
Мне одна несчастная девушка подробно рассказывала, что они теперь со мной
будут делать... При тебе, чтобы ты во всем сознался." "Подожди...
Расскажи-ка мне сначала про этого Егора? Ты ведь ему устраивала эти
спектакли? Зачем тебе это надо было?" "Я была в него влюблена. Совершенно
заочно и платонически - видела его выступления на Зимнем Стадионе. Потом
как-то увидела, как его брат Матвей выносил Егора, уже калеку, к коляске на
прогулку. И подруга Матвея мне рассказала, что Егор вовсе не сорвался на
тренировке, когда крутил "солнце", а был намеренно искалечен... Мне стало
его жалко... Теперь мне будет так же жалко себя... И тебя..."
"Что ты предлагаешь? Может быть, бежать?"
"Куда? МГБ вездесуще, - Галя уныло смотрела в разбитое окно, зябко
кутаясь в наброшенный халат. - Они как-то взорвали не угодного им Министра
обороны Западной Германии прямо в его туалете. Что мы с тобой против них?..
Пропали мы, Боря... Так вот для чего я так старательно загорала...
Господи!.. Уже идут..."
Двор пересекал высокий незнакомец.
"Мы не сдадимся! - решил Борис. - У тебя в комнате есть что-нибудь
тяжелое?" "От папы остались гантели... Но что они против их приемов и
автоматов?"
"Знаешь, когда пришли депортатели, мой отец, полный кавалер Славы и
бывший фронтовой разведчик, велел маме сначала вышвырнуть нас с братом в
огород за окно, а потом отстреливался от гадов из именного, талбухинского,
пистолета. Предпоследнюю пулю он отдал маме, последнюю - себе, а у порога
нашли шесть трупов. И маму не насиловали у него и у нас с братом на глазах,
как в других семьях... Кстати, та, помнишь, инспекторша-комсомолка, что
высадила меня из вагона малолеток-сирот в Биробиджане и спасла от Певека,
знала откуда-то о папе... Так что твой загар - не для них!.. Он один?
Отлично. Этого гада я гантелей поглажу напоследок. И - оба в окно... ты
согласна?" "Да, но если ты, Боря... меня выбросишь. Я сама не прыгну... Я
жутко боюсь высоты..."
3.
"В МГБ служат евреи?.. - ошеломленно вглядывался Борис в вошедшего
Фридмана, который ловким ударом тотчас вышиб у него из рук гантелю. - Или вы
не от них?" "Нет более стерильной организации в этом плане, я думаю, -
тревожно оглядывался гость. - И нет времени. Меня зовут Арон Хаимович
Фридман. И я безмерно рад, что вы ждете МГБ. Это сразу облегчает мою задачу,
ибо я пришел именно затем, чтобы предложить вам бежать за границу, Борис
Абрамович... По просьбе вашего брата. В свободный мир. Желательно с
материалами по махолету"
"Позвольте, товарищ Фридман, - тут же насторожился Борис. Откуда у меня
секретные материалы?.."
"Вы много встречали в МГБ людей, похожих на меня?"
"В МГБ нет, - сухо возразил Борис. - Но в Автономии и, особенно, в
Израеле, до черта евреев охотно сотрудничают с Органами. Так что на ваши
вопросы о махолете я пока отвечать не собираюсь. Кстати, о моем брате. Он
что, не добрался до Англии?" "Добрался. И с очень милой женой. Вы с ней
знакомы?"
"Что за жена? - забыв все страхи, ревниво насторожилась Галя, пытливо
вглядываясь в едва справляющегося с настроением Бориса. - Мне всегда
говорили, что у близнецов - все общее... Но я... не согласна!"
"Галя! - крикнул Бори