сверхсрочника. Органы немедленно расширили масштабы операции. В качестве первого ее этапа была задействована мощная сеть внештатных осведомителей и секретных сотрудников, внедренных повсеместно на предприятиях и в общественных организациях.. Им было дано задание составить список лиц, внешний вид и поведение которых вызывает у большинства окружающих выраженную антипатию и очевидную неприязнь. Компетентное начальство в качестве начальной версии предполагало, что проживая в обществе в качестве отдельной персоны, скрытая жопа будет вызывать именно такую реакцию. Список был через некоторое время составлен и положен на стол начальству. Этот список я тоже привожу целиком ввиду его чрезвычайной характерности: Список подозрительных лиц: 1. Брылевич Григорий Ефимович 2. Глувштейн Илья Борисович 3. Горелик Семен Исакович 4. Зельдин Яков Израилевич 5. Интрилигатор Вера Матвеевна 6. Каплан Ефим Абрамович 7. Лейзерович Аркадий Михайлович 8. Натанзон Исаак Бенционович 9. Ройтман Марк Самуилович 10. Соловейчик Матвей Израилевич 11. Стельмах Михаил Исакович 12. Трахтенброд Наум Аронович 13. Ценципер Борис Залманович 14. Ципцерович Леонид Яковлевич 15. Фишман Эсфирь Соломоновна 16. Шайбес Фрума Хацкелевна 17. Школьник Лев Ефимович 18. Ярусский Лазарь Григорьевич Начальство прочитало список очень внимательно, после чего сказало, что список оно одобряет всей душой, но сейчас задание другое: поймать и обезвредить скрытно проживающие жопы, и поэтому все усилия надо сейчас направить на поиск скрытых жоп, а не на что либо другое, хотя бы и тоже на букву "ж". Что же касается списка, который был аккуратно положен в сейф, то начальство сказало, что дело это хорошее, и руки страсть как чешутся заняться им как можно быстрее, да только время еще не пришло. Так что надо пока, ребятушки, потерпеть, а уж как время придет, то мы и с этим списком непременно разберемся, то есть, поймаем и прищучим их всех - и скрытых, и явных. Тебе, мой милый читатель, вероятно, может показаться удивительным, почему лица, указанные в этом списке, все как один вызывали выраженную антипатию и очевидную неприязнь. Мне это тоже, вобщем-то, было чрезвычайно удивительно. Более понятен мне стал этот вопрос, когда я при совершенно неожиданных обстоятельствах, уже находясь в США, познакомился с Лазарем Григорьевичем Ярусским, подозреваемым номер восемнадцать по списку. Неприятности в отделах пропусков и отделах кадров для Лазаря Григорьевича всегда начинались с вопроса "Ваша фамилия". В ответ на этот вопрос слышался внятный ответ: "Я русский". Начальство выслушивало эту наглейшую ложь, и неприязненно оглядывая горбатый нос, выпуклые близорукие глаза и большие лопатообразные зубы Лазаря Григорьевича, брезгливо цедило сквозь зубы: с национальностью вашей мы потом разберемся, вы сперва фамилию скажите. "Ярусский" - горестно отвечал Лазарь Григорьевич, выговаривая букву "р" при помощи язычка, расположенного на заднем небе. И процесс повторялся далее по циклу. Лазарь Григорьевич рассказал мне эту грустную историю, и в его глазах читалась безудержная мировая скорбь, причем скорбь того самого, хорошо известного специфического качества, из-за которого она очень у многих вместо сочувствия вызывает выраженную антипатию и очевидную неприязнь. Я очень сочувствую Лазарю Григорьевичу, потому что основой основ своих, печенкой своей знаю и понимаю, какие чувства скрываются за этим скорбным взглядом. По этой причине я не люблю смотреть в зеркало и не снимаю фильмов с собственным участием. Когда ребеночек родится на свет, ему обычно считают пальчики. На самом деле, неплохо было бы еще сосчитать количество лучиков у звезды, под которой он родился. Если в результате получилось четное число, то это уже само по себе подозрительно, ну а уж если их ровным счетом шесть, тогда даже и не надейся, что это счастливая звезда! Мировая скорбь - тяжелейшая ноша, которую нельзя бросить по своему хотению. Можно только иногда утешать себя, что это - почетная и необходимая ноша, но от этого нести ее не намного легче. Не дай Бог тебе, мой милый читатель, когда-либо чувствовать мировую скорбь! 9. Здравствуй, жопа, Новый Год! Пословица эпохи развитого постмодернизма А вот скрытые жопы, очевидно, не вызывали в обществе ни антипатии, ни неприязни. И никогда - я повторю - никогда бы не найти органам того, что они усиленно искали, если бы не было принято решение подключить к этому чрезвычайно важному делу армейскую контрразведку, и не помог бы случай. Случай этот явился в лице молодого лейтенанта Бориса Аркадьевича Кунина из контрразведки. Лейтенант Кунин был весьма наблюдателен и чрезвычайно сообразителен. Он первый сопоставил всем известные факты. А именно, дату обращения офицеров в госпиталь и дату появления в городе никому не известной, но ставшей в кратчайшее время чрезвычайно популярной певицы по имени Ашавия Апож. У нее было чудесное бархатное контральто и очень грустный репертуар. Самой популярной песней Ашавии Апож была печальная песня о потерянном любимом, которого она не может найти. Исполняя эту песню, певица плакала, казалось, натуральными слезами, и с тоской заглядывала в зал. Такая была глубокая и неподдельная грусть в ее томном голосе, что зал рыдал вместе с ней, и даже по окончании песни особенно чувствительные слушатели еще долго не могли успокоиться, а некоторые от волнения даже выходили в фойе - пить корвалол и валерианку в каплях. Ведь как известно, корвалол и валерианка в каплях - это вам не валидол в таблетках и не нитроглицерин в капсулах, которые можно засунуть под язык когда угодно и где угодно, без лишних эмоций. Но лейтенант Кунин никогда не пил ни корвалола, ни валерианки. Из всех лекарств он знал на вкус, разве что, медицинский спирт. Но как всем известно, спирт пьют вовсе не по причине недостатка здоровья, а скорее, по причине явного избытка последнего. А отменно здоровому военнослужащему, да еще и находящемуся при исполнении, как известно, неведома печаль. Вот поэтому лейтенант нисколько не печалился, слушая грустную песню, а напротив, хмурился и сосредоточенно разглядывал певицу подозрительным взглядом. Внезапно его взор остановился на программке, перевернутой кверх ногами. Борис Аркадьевич скользнул быстрым взглядом по напечатанному крупными буквами имени певицы и неожиданно замер как громом пораженный. Затем он еще раз прочитал фамилию и имя певицы спереди назад, выбросил лишнюю букву "и" перед буквой "я", и наконец переставил слова в получившейся фразе. Молниеносная догадка мгновенно пронизала мозг проницательного контрразведчика, и злодейский план вражеского агента (то, что певица была вражеским агентом, лейтенант понял значительно раньше) стал вполне очевиден. Лейтенант вспомнил, что лучшая группа технических специалистов КГБ и военной разведки уже несколько дней пыталась разобраться с зеркалами, вывезенными из квартир обоих офицеров, но безрезультатно: зеркала были мертвы, их поверхность была непроницаемо черного цвета, она не разбивалась молотком, и даже пистолетные пули с воем и визгом рикошетировали от непонятного зеркала, не нанося его поверхности решительно никакого вреда. Итак, размышлял Борис Аркадьевич, иностранный агент был трансформирован в заднюю часть тела и перенесен в пространстве неизвестной техникой (страну, заславшую агента и внедрившую неизвестный прибор, предстояло еще узнать на допросе). Затем прибор, вероятно, отказал. В результате агент потерял связь, а без связи он, разумеется, уже не агент, а абсолютно никто - сама бесполезность. Связь должна быть восстановлена любыми путями. Таким образом, песня о потерянном любимом - это, вне всякого сомнения, зашифрованное сообщение "Ищу связь". А в имени певицы была спрятана кодовая фраза: "Я - ваша жопа". Эта фраза, без сомнения, являлась суггестивным триггером для завербованных офицеров - то, что они были завербованы, в этом лейтенант тоже нисколько не сомневался. Вражеский резидент, который был каким-то образом совмещен с задней частью тела завербованного офицера, вероятнее всего, уже выполнил задание по сбору разведданных, но затем потерял связь и в результате внезапного отказа спецтехники не мог вернуться в исходную точку . Борис Аркадьевич изучал в разведшколе и встречал на практике многочисленные хитроумные виды легализации разведчиков во вражеской стране, принципы маскировки агентов, но чтобы какой-то разведчик замаскировался под задницу офицера вражеской армии и таким образом беспрепятственно проходил в Генеральный штаб и в другие закрытые от посторонних глаз и ушей места - с этим явлением лейтенант столкнулся впервые. "Грамотно работают, черти, ах как грамотно! То в задницу превратился, то в певицу... Эх, нам бы такую технику!" - думал лейтенант одной частью мозга, а другая в этот момент уже обдумывала план поимки коварной обладательницы знаменитого контральто. Таким образом, тучи над любимейшей частью тела Халивана Хутебевича - а это конечно была именно она - быстро сгущались. И снова я чувствую, что у тебя, мой милый читатель, возникло определенное беспокойство, и причиной этого беспокойства, конечно же, является вопрос: как могла обычная офицерская задница, пусть даже принадлежащая величайшему танцору, стать певицей? Был ли тому причиной эффект Заебека или двойной синфазный пьезоэлектрический резонанс? И тут я должен разочаровать тебя, мой милый читатель. Я всего лишь пытаюсь рассказать тебе о достоверных событиях, происходивших в не столь далекие времена, и в моем распоряжении находятся далеко не все факты, и поэтому, к великому сожалению, я не все могу объяснить в этой правдивой истории. Но если тебе, читатель, интересно мое мнение, то мне представляется, что физические явления сыграли в этом необыкновенном превращении лишь частичную роль. Нельзя забывать, что та, которая стала певицей, была страстно влюблена и нежно любима. Так неужели ты не можешь вдохновенно поверить, о мой читатель, что такая сильная и страстная любовь, к тому же взаимная, способна творить чудеса? Где твой романтизм, где твоя вера в любовь - в то единственное вечное начало, в которое просто нельзя не верить? Я много раз был наказан за свою веру в это невозможное чудо, и тем не менее, по неизвестным мне причинам, продолжаю упрямо верить в него до сих пор. Именно поэтому появление в городе печальной певицы с нежным голосом не только не кажется мне чудом, но напротив, представляется мне совершенно естественным ходом развития событий. Безусловно, эффект Заебека сыграл свою роль, так же как и двойной синфазный пьезоэлектрический резонанс. Но изначальной причиной появления певицы я все же считаю великую любовь, рожденную вдохновенной душой, и никто меня в этом не разубедит. Я не думаю, что лейтенант Кунин в своих выводах руководствовался теми же рассуждениями, что и автор этого правдивого рассказа, но тем не менее, выводы, сделанные им, были вполне правильны. Высокое начальство выслушало доклад лейтенанта с большим вниманием, и его версия была принята почти без возражений. На срочном объединенном совещании представителей органов и контрразведки немедленно был составлен план с привлечением опытнейших оперативников, спецтехники, и разумеется, приманки. Жопа должна была быть поймана с поличным. В качестве приманки в оперный театр был привезен из госпиталя Халиван Хутебеевич. Несчастного офицера перед этим допрашивали несколько раз, пытаясь узнать, кем он был завербован, когда где и как произошла вербовка, но бедняга танцор только безутешно плакал, стонал и не отвечал ни на какие вопросы. В этом плачевном состоянии он и был привезен в театр и усажен на первый ряд. Всегда живой, подвижный и улыбчивый, он сидел в своем кресле безвольно, как тряпичная кукла, а рядом с ним сидела расфуфыренная дама с шиньоном на голове и лорнетом в руках, облаченных в тонкие кожаные перчатки, по виду типичная театралка. И только очень немногие из тех оперативников, что сидели в других рядах или сновали по залу под видом театральных служащих, знали, что под этим платьем и умелым гримом скрывается опытнейший специалист в области контрразведки и антитеррора полковник Федор Антонович Дорин, от которого еще не удавалось ускользнуть никому из шпионской братии. Под видом дополнительных прожекторов в зале были установлены специальные пушки, стреляющие сетями, на случай если агент неожиданно начнет перемещаться в пространстве. Несколько снайперов сидели в заранее забронированных ложах, уставив глаза в прицел. Все с нетерпением ждали начала концерта. И вот концерт начался. Певица в этот вечер вышла на сцену в широкой светлой турецкой тунике, наподобие греческой хламидии со свободно свисающими складками, которая поэтому напоминала нечто вроде римской тоги. Зрители долго и возбужденно хлопали, а когда аплодисменты стихли, погас верхний свет, вспыхнули цветные прожектора, из оркестровой ямы раздались звуки музыки, и певица запела любимую всеми песню о потерянном возлюбленном. Оркестр играл божественно, а певица пела еще прекраснее, и все слушали, как зачарованные. Слушали зрители, слушали билетеры, слушал администратор и директор театра, слушали контрамарочники на галерке, слушали осветители, слушали оркестранты, держащие паузу. Слушали оперативники, забыв о том, что певица - это вражеский агент, которого предстоит поймать. Слушал даже полковник Дорин, вытирая настоящие крупные слезы уголком кружевного шелкового платочка, выданного ему гэрэушным костюмером в числе прочего реквизита. Слушал, забыв про операцию по взятию агента, забыв даже про Халивана Хутебеевича, безучастно сидевшего рядом. Все в зале забыли обо всем на свете и обратились в слух - уж такова волшебная сила настоящего искусства! Милый мой читатель! Как бы хотел я разгадать, в чем состоит сила искусства, повелевающего душами людей! Иные люди стремятся к светской власти, чтобы повелевать бренными людскими телами, другие алчут власти духовной, чтобы управлять чужой волей, а заодно наложить лапу и на тело, и на кошелек... Я ничуть не осуждаю эти стремления, так как без них не было бы у человечества никакой истории, и скучно было бы жить, потому что не было бы в жизни людей решительно никакой цели. Но мне не интересна эта власть, потому что она умирает вместе с властителем. А власть искусства вечна и неизменна, как человеческая любовь и ненависть. Искусство порождает новые идеи и новые чувства, изменяющие человеческую жизнь, изменяет само понимание жизни. Оно постоянно надстраивает все новые этажи над порядком надоевшими основами мироздания, а другими словами, над вселенским дерьмом, из которого, собственно, все и растет, и только этот процесс заглушает чувство безысходности, которое у умных людей является наисильнейшим чувством с момента рождения. Согласитесь, что развитие техники никак не помогает преодолеть чувство безысходности, а напротив, лишь усиливает это чувство, и одно только искусство в силах его преодолеть. Ведь одно дело - в одиночку выть на Луну от вселенской тоски, а совсем другое дело - от той же тоски слушать Бетховена в концертном зале. И есть значительная разница в том, как вести бой со снедающей душу тоской. В одном случае тоскливые рулады воя проделывают робкие бреши в неприступной стене экзистенциальной тоски, а в другом случае ее пробивает несокрушимая симфоническая мощь Бетховенского гения, и когда я слушаю финальные аккорды Девятой симфонии, я чувствую как нескончаемая стена тоски падает и рушится с инфернальным Пинкфлойдовским грохотом. Впрочем, тяжелый и трудный катарсис лучше, чем совсем никакого... Искусство - это техника владения душой, и именно по этой причине у него не было, нет и никогда не будет формальных правил. И это просто замечательно! Ведь если кто нибудь сумел бы четко сформулировать эти правила, то что осталось бы от искусства? Решительно ничего, одна голая техника. Исчезла бы главная загадка искусства, и оно в один миг потеряло бы свою пленительность, очарование и таинственность на веки вечные. Что бы осталось тогда? Тоска, одна тоска... И даже завыть от тоски было бы невозможно, потому что какой смысл выть по правилам? Выть надо диким надрывным воем, так чтобы тоска рвалась и корежилась в душе. Но если уже заранее известны все правила, определяющие степень дикости и надрывности тоскливого воя, то стоит ли вообще начинать выть? С другой стороны - очень печально, обидно и даже страшно прожить всю жизнь и так и не узнать самой таинственной и главнейшей ее загадки, не постичь собственной природы. Хотя, надо еще разобраться, что означает это самое "постичь". Ведь для того, чтобы постичь что-то чувством, совсем не обязательно понимать формальные правила и уметь их выразить: достаточно чувствовать их душой и уметь правильно ими пользоваться. Но тайный страх постоянно снедает слабую душу: а вдруг мои чувства меня обманывают? А не поверить ли все же алгеброй гармонию? Видимо по этой самой причине я и пытаюсь всю жизнь понять, уяснить для себя хотя бы крупицу, хоть малую часть этих правил. Зачем?.. Кому они нужны, эти метания между Сциллой горького знания и Харибдой сладкого неведения? Смешное все же существо - человек. Смешное и нелепое. Но вот, певица взяла последнюю ноту, широко раскрыла руки и взглянула в зал, прямо в первый ряд. Внезапно она вскрикнула, как пойманная птица, и часто задышала. Затем она вскрикнула еще раз, но это уже был крик радости. И был некто, отозвавшийся на этот крик. Его громкий, страстный вопль прозвучал словно эхо из первого ряда, а в следующий миг Халиван Хутебеевич стрелой полетел на сцену, навстречу певице. Полковник Дорин рванулся за ним, отшвырнув в сторону лорнет. Повсюду в зале вскакивали замаскированные оперативники и неслись к сцене, толкая и давя перепуганных зрителей. Певица рванулась навстречу к вновь обретенному любимому, но тут рядом с ней с громким хлопком разорвалась петарда, распахнув крепкую густую сеть. Певица запуталась в сети, а к ней уже подбегали с яростными лицами запыхавшиеся оперативники, на ходу вынимая пистолеты и наручники. Зрители были в шоке от происходящего: так быстро оно происходило. Певица отчаянно рванулась из сети и от усилия слегка пукнула - этот звук был хорошо услышан всеми. И одновременно с этим звуком римская тога неожиданно свалилась с плеч певицы, и сами плечи пропали, а также пропала ее хорошенькая головка, руки, и вообще все, что выше пояса. Из сети высвободилась и металась по сцене отчаянными балетными прыжками обнаженная мужская задница. Подбежавший к ней ближайший оперативник беспомощно размахивал наручниками. Ну подумайте сами - на что их надевать, если выше пояса ничего нет! Публика ахнула в один голос и вовсе перестала дышать. А Халиван Хутебеевич был уже совсем близко от преобразившейся в задницу певицы. Полковник Дорин метнулся к скачущей заднице с намерением повалить и прижать к полу, но тут влюбленная пара синхронно прыгнула навстречу друг другу, и внезапно на сцене сверкнула исчерна- серебристая вспышка, воздух вокруг обоих наполнился упругими серебристыми волнами, а затем эффект Заебека также внезапно прекратился, наваждение исчезло, и голая задница тоже исчезла без следа, воссоединившись с возлюбленным в единое первородное тело. Халиван Хутебеевич, смертельно бледный, лежал на сцене в глубоком обмороке. Оперативники обступили его со всех сторон, крича: "Держи! Держи его! Смотри, не упусти!". Послышалось еще несколько громких хлопков, и раскрылось еще несколько сетей. Два или три оперативника запутались в этих сетях и повалились друг на друга и почти сразу же повалили и запутали остальных. На сцене моментально выросла огромная куча-мала, которая рвалась из сетей, бряцала пистолетами и наручниками и отчаянно материлась. Первым вырвался из кучи-малы испытанный полковник Дорин. Но не успел он отряхнуться и оглядеться, как ему в грудь ударила мощная струя из пожарного брандспойта. Кто и зачем включил этот брандспойт, навсегда осталось загадкой: вероятно, рабочие приняли вспышку за начинающийся пожар. Струя хлестнула по сцене, свалив с ног нескольких оперативников, ударила в оркестровую яму, а затем вонзилась в потолок, круша хрустальные подвески на люстрах. Зал взвизгивал от брызг, вопил, топал и улюлюкал. Наконец контрразведчики и бойцы из группы антитеррора кое-как освободились и убрались со сцены, унося мокрые порванные сети, пистолеты и наручники, а также Халивана Хутебеевича, который постепенно приходил в себя. Полковник Дорин, все еще в платье и в женском гриме, оглядел место побоища и, увидев, что добыча безнадежно ускользнула, смачно сплюнул на сцену, вложив в этот плевок всю свою злобу и досаду, а затем неожиданно склонился над оркестровой ямой и рявкнул жутчайшим военным басом: "Без паники!!! Всем оставаться на местах! Маэстро, вмандячьте польку-бабочку!" Дирижер оторопело глянул в его сторону, взмахнул своей палочкой, словно во сне, и обалдевший, несколько подмокший оркестр не грянул, и даже не хватил, и даже не урезал, а именно по омерзительному выражению полковника вмандячил, причем даже и не польку-бабочку, а какой-то совершенно разнузданный верблюжий галоп с похабного двугорбого затакта. Казалось, в воздухе звучит старинная разухабистая частушка советских времен: Эх еб вашу мать С вашим городишком! Ваши девки не дают Нашим ребятишкам! А может это были совсем другие слова, а может и вовсе не было никаких слов, и все происходило в каком-то диком сне... Да нет, не во сне, потому что всего несколько минут назад на сцене находилась прекрасная певица и пела о любви так трогательно и задушевно... Хотя может быть, именно певица и была во сне, кто его знает... Администрация театра изо всех сил успокаивала зрителей, возбужденных всем происходящим и напуганных тем, что по стенам и потолку метались красные точки лазерных прицелов: обескураженные руководители операции обалдели настолько, что позабыли вовремя снять снайперов с огневой позиции. А Халиван Хутебеевич, лежа на носилках в театральном вестибюле, окруженный со всех сторон контрразведчиками с оружием, щупал себя за зад, гладил, мял и щипал, и при этом смеялся радостно и заливисто, как ребенок. Его погрузили в машину скорой помощи с военным номером "32-77 ОХ" и увезли в военный госпиталь имени известного военного хирурга Николая Ивановича Бормотушенко. Между тем, помятые, изумленные и все еще несколько испуганные слушатели столь необычно закончившегося концерта валом валили на улицу через театральные двери, горячо и оживленно обсуждая детали увиденного, строя догадки и не переставая удивляться. А удивляться было чему, уж это точно. Да и не только удивляться... Должен сказать, что настроение у многих чувствительных особ было весьма минорным. Далеко не все любят безобразные скандалы и всяческие непристойности, и поэтому на многих слушателей и очевидцев скандала происшедшее произвело крайне гнетущее впечатление. Как же! Была такая необыкновенная любовь, такая грусть и тоска, такая нежность, и все это неожиданно и грубо закончилось грандиозной и скандальной жопой, скачущей по сцене, наручниками, сетями для ловли шпионов и прочими гадкими спецэффектами. Всей этой истории еще предстояло быть многократно перевраной и перетолкованной. Так уж заведено, что в отсутствии действительных знаний рождаются легенды - иногда хорошие, иногда плохие, и ни те, ни другие не имеют абсолютно ничего общего с действительно происходившими событиями. Что поделать: такова наша странная, очень странная жизнь. 10. Все, что начинается хорошо, кончается плохо. Все, что начинается плохо, кончается еще хуже. Первый закон Мерфи Только на четвертый день после описываемых событий подполковник Виктор Витальевич Пыхтяев был вызван к руководству и прикомандирован к составу группы специалистов, работающих над "зеркалом". Разумеется, он моментально узнал свои приборы и был чрезвычайно удивлен, каким образом они могли оказаться там, где они в силу своей секретности просто никак не могли быть. Наконец-то дело начало проясняться. В лабораторию, где стояли два "вражеских" прибора, быстро понаехали чины в лампасах, со множеством звезд на погонах, и начали словом и делом подтвержать давнюю армейскую пословицу, гласящую: "Чем больше дуб, тем громче шумит". После громких раскатов хорошо поставленных командных голосов и начальственных матюков, подполковник Пыхтяев все же сумел мягко, но весьма убедительно сказать, что сверхсекретный прибор КЗП-72/11 попал в квартиры пострадавших офицеров явно по ошибке, и что к этой ошибке он лично не имеет никакого отношения. Высокое начальство из контрразведки какое-то время выясняло все обстоятельства и переговаривалось с начальством Виктора Витальевича, после чего было устроено совместное совещание генералов из различных ведомств и демонстрация прибора. Разумеется, на совещании присутствовало и начальство самого подполковника Пыхтяева, которое время от времени свирепо посматривало на доставившего ему столь неожиданные неприятности подчиненного, и даже один раз показало из-под стола громадный волосатый кулак. Виктор Витальевич примирительно и ободряюще кивнул в ответ, взял в руки пульт и продемонстрировал, как с помощью прибора можно перемещать объекты в пространстве. В качестве примера он переместил стоявший в лаборатории сейф в предварительно запертую комнату. Генералы, однако, пожелали увидеть процесс раздвоения задней части тела. Подполковник Пыхтяев невозмутимо набрал код на пульте управления, и из зеркала высунулась голая нога, за ней вторая, и голый зад Виктора Витальевича прошлепал в туалет. Потрясенные генералы во все глаза смотрели, как голая задница помочилась, стоя над унитазом, нажала на рычаг большим пальцем ноги, после чего возвратилась назад в зеркало. Подполковник снова нажал клавиши на пульте, и зеркало, вспыхнув, резко почернело. Генералы были в восторге, и контрразведка выразила желание взять прибор на вооружение. При этом, однако, генерал-майор Пустомелин, представитель отдела внешней разведки, решил усложнить задание. Он попросил, чтобы задняя часть тела, сгенерированная прибором, выполнила какое-нибудь разведывательное задание, например, сделала фотоснимки вокзалов или документов, или военного аэродрома. Разумеется, Виктор Витальевич согласился, но предупредил, что прибор задницы сам по себе не генегирует, а делает репликации с существующих оригиналов. В данный момент необходимо, чтобы кто-то из генералов согласился подойти к прибору и послужить матрицей для создания имиджа. Генерал-майор Пустомелин подошел к прибору и занял место на стуле напротив, а Виктор Витальевич принялся колдовать над пультом. "А что если я введу ей задание сделать портретные снимки каждого из присутствующих?" - предложил Виктор Витальевич. "А мы будем твоего разведчика ловить", - откликнулся один из генералов. "И пиздить!" - добавил другой. "Нет-нет! Ни в коем случае не бейте, а то у товарища генерал-майора потом будут синяки на ягодицах" - предупредил подполковник Пыхтяев и нажал на кнопку. Из зеркала бодрым пружинистым прыжком выскочила задница, совершенно голая, но при этом почему-то обутая в дорогие и дефицитные кроссовки "Адидас". И у этой задницы из самой задницы торчал длинный черный объектив с гармошкой, тускло поблескивая линзами. И оптика, и гармошка были точь в точь как у старинного фотоаппарата "Фотокор". Задница развернулась, подскочила и непристойно раздвинула ягодицы. При этом объектив резко дернулся вперед- назад, издав характерный фотографический звук, столь любимый режиссерами шпионских фильмов. Генералы повскакивали с мест и бросились ловить охального фотографа. Но поймать его оказалось нелегко. Задница подпрыгивала, юлила и изворачивалась, увертывалась, кувыркалась и крутилась юлой, ни на секунду не прекращая фотографировать. Наконец, она сделала в воздухе непристойное сальто и размашистым нырком юркнула обратно в зеркало, как сурок в нору. Генерал-майор Пустомелин ощупал свои ягодицы и болезненно поморщился. "Ну что ж, оперативная выучка хорошая", резюмировал он, - "А где же снимки-то?". В это время из зеркала послышалось громкое "тьфу!", и одновременно с этим звуком оттуда вылетела толстая пачка фотоснимков, изображавших генералов в момент охоты на "фотографа". Все фотографии были безукоризненно отсняты, и вдобавок тщательно просушены и отглянцованы. "А каким образом аппарат создает этот зад?" "А почему именно задницу, а не другую часть тела?" - посыпались вопросы. Виктор Витальевич щелкнул пультом, и зекрало почернело. "Видите ли", - сказал он ,- "прибор не создает физической копии какой-либо части человеческого тела. Согласно моей рабочей гипотезе, прибор копирует какие-то пока неизвестные науке физические биополя, связанные с душевной деятельностью человека, и очертания копии исходной матрицы повторяют контуры оригинала, то есть той части тела, где происходит основная масса душевных движений". "Вы что же, подполковник, хотите сказать, что душевные движения происходят в заднице?" - послышался вопрос. "По-видимому, у военнослужащих они именно там и происходят. Про гражданских лиц я ничего сказать не могу, поскольку гражданские специалисты и иные гражданские лица к этому проекту не допускались", - четко ответил подполковник Пыхтяев и щелкнул каблуками. "А каким образом результаты работы прибора зависят от подготовки военнослужащего, от рода войск, от звания?". "Мы не имеем статистики относительно родов войск. Подготовка играет большую роль: знания и навыки копируются прибором. Звание также играет большую роль. При копировании у рядового и сержантского состава, а также у младших офицеров, необходимо направлять дополнительный контур на область головы, иначе копирования не происходит. Но во всех случаях, когда звание было выше полковника, голова переставала быть необходимой и становилось достаточно одной задней части тела". "Это почему так? Вы на что позволяете себе намекать, подполковник?" - возмутился генерал-полковник Бабаев, - "Звездочки Вам, надо понимать, надоели?!". Последние слова генерал-полковник проговорил уже с металлом в голосе. "Прошу прощения, товарищ генерал-полковник , но я ни на что не намекаю. Я прямо указываю на экспериментально обнаруженную нами разницу в типе мышления у военнослужащих высшего комсостава по сравнению с младшими офицерами. В то время как младшим офицерам, а также рядовому и сержантскому составу более свойствен рассудочный подход к решению штатных оперативно-тактических задач, высшие офицеры решают более сложные стратегические задачи. И они решают их уже не на рассудочном, а на чисто интуитивном уровне: в вопросах стратегии одним знанием учебников и уставов уже не обойтись. Необходимы не только знания, но еще и определенные врожденные свойства характера, благодаря которым человек может стать высшим офицером. А это не только повышенная интуитивность, но еще и хитрость. И интуитивность, и хитрость относятся отнюдь не к ведению рассудка, а к душевным движениям. Восточная традиция прямо направлена на развитие у воина в первую очередь именно этих интуитивных качеств как наиболее ценных. Известно, что тот, кто обладает хитростью, обычно побеждает того, кто полагается на один лишь рассудок. Интуитивный тип мышления в боевых условиях является гораздо более действенным нежели способность к схоластическим упражнениям ума. И те, кто обвиняет военных в тупости, просто не понимают, что военные люди - это особые существа, и ум у них тоже особый. Так вот, интуитивные качества являются компонентами душевных движений, а эти движения в свою очередь, как выяснилось в процессе опытной эксплуатации прибора КЗП-72/11 , происходят в той самой части тела, которая..." "...так что, подполковник, язва ты сибирская! Согласно твоей науке выходит, что дослужиться до генерала может только тот, кто самый хитрожопый?". Виктор Витальевич тактично кашлянул, чтобы ответить, но тут генерал Бабаев басисто захохотал, смех тут же подхватили дюжие генеральские глотки, и стекла в окнах мелко затряслись. Смеялись все, за исключением генерала Софронова, начальника подполковника Пыхтяева, который показал ему из под стола уже не один, а оба огромных кулака, выразительно постукав один об другой. Так или иначе, но обстановка разрядилась, и назревавшего скандала, связанного с как бы не совсем тактичным заявлением подполковника, удалось избежать. Таков печальный удел науки: не успеет ученый сделать какие-то выводы, как жди беды. Сколь бы объективны и беспристрастны не были бы результаты, всегда найдутся обиженные, которым начихать на науку, всю вместе взятую, а главное - сохранить свой авторитет, положение, доходы и много чего еще. И если эти обиженные в высоких чинах - считай, что этой науки больше не существует. Сметут ее вместе с учеными, и следа не оставят. Потом, может быть, когда нибудь кто нибудь повторит забытые открытия, но сути дела это не меняет. Не наука определяет лицо общества, а наоборот: общество определяет лицо науки, которая, в основном, только тем и занята, что рабски обслуживает общественные потребности, какими бы гнусными и убогими они не были. Вот так и появляется на свет нейтронная бомба, противопехотная мина, напиток кока-кола, презервативы с усиками и бородкой, памперсы, сникерсы, самоучитель игры на фондовой бирже, а также фаллоимитатор на цыплячьих ножках, умеющий скакать по столу с жалобным писком, продающийся в Лас-Вегасе на улице под веселым названием Стрип. Все благородные открытия и замечательные природные явления, в конце концов, используются для создания какой-нибудь очередной человеческой гнусности, и конца-края этому не видно. Как ты уже знаешь, мой милый читатель, в число этих явлений попал в конце концов и эффект Заебека, и двойной синфазный пьезоэлектрический резонанс. 11. А напоследок я скажу: Прощай! Любить не обязуйся... Из романса А что же случилось со вторым пострадавшим офицером? После того как выяснилось, что прибор вовсе не вражеский, что потерявшиеся зады угрозы не представляют, появилась задача найти заплутавшую задницу генерал-майора Громыхайлова и вернуть ее законному владельцу. Именно такое задание получил Виктор Витальевич. К сожалению, он совершенно не представлял, как он может его выполнить, поскольку поиска объектов его прибор делать еще не умел. Оставалось только надеяться, что генеральская жопа проявит сообразительность, а также благоразумие и чуткость, и сама по своей охоте вернется к своему владельцу. Но она не возвращалась, и генерал-майору становилось все хуже и хуже. Он перестал есть, пить, двигаться, говорить и был переведен в реанимационное отделение и положен под капельницу, а затем переведен на аппарат искусственного дыхания, так как у генерал-майора развилось апное, то есть, он прекратил дышать самостоятельно. Вызваны был невропатолог, кардиолог, другие специалисты. Все только разводили руками. В конце концов больному поставили для проформы диагноз "восходящий паралич Ландри", просто чтобы что-то стояло на крышке истории болезни. В госпиталях и в больницах есть много страшных вещей. Например, огромные стационарные стойки для капельниц в гематологическом отделении, стоящие в кабинете химиотерапии. Они стоят у каждой койки, сурово и непреклонно, как виселицы на эшафоте. Зимой в кабинете химиотерапии страшный холод, потому что больница плохо отапливается, а в окнах сплошные щели. Бледным обескровленным больным ставят в ледяной палате ледяную капельницу, к бутылке которой ни одна добрая душа никогда не привяжет грелку. После этой капельницы заледеневший больной встает и шатаясь бредет в туалет, где его рвет от самых печенок - такое уж побочное действие у этой химиотерапии. Посмотришь на эту палату, на этот ряд стоек - и мороз по коже продирает. Но есть в больнице вещи и пострашнее. И самая страшная из них - это больничная постель. Ложишься на нее - и Бог один знает, сколько мертвых тел заворачивали в эту простыню, сколько умирающих отдали в этот матрас свое последнее тепло. Вот больной вздохнул раз, другой, вспучился в последней судороге и затих. Подвяжут ему полотенцем нижнюю челюсть - это уж не для него, ему полотенцем не поможешь. Это для родственников делается, чтобы покойник не зиял открытым ртом в гробу. Свяжут ему простыней ноги, руки к телу примотают, чтобы в гробу красиво покойник лежал, а из палаты его сразу не унесут. Будет он по правилам два часа еще лежать среди живых на своей койке. Если ты нервный очень - выйди, да походи часа два по коридору. А не нервный - так лежи рядом и тихо радуйся что ты дышишь еще пока, а сосед - уже нет. Все там будем, да только сегодня ты, а завтра - я... А потом завернут твоего соседа санитары с головой в простыню, да сделают два узла - головной и ножной. Потом возьмут ловко за эти узлы, положат на каталку и увезут в морг. А потом и койку перестелят: старое белье сорвут с нее, отнесут в прачечную, а постелят новое, стираное, принесенное санитаркой из той же прачечной. Ложись, новенький, жди своей очереди. Все там будем... Только белье-то ходит по кругу долго, а нам с тобой двух кругов не пройти - одного в самый раз будет. Вот потому-то больничная постель для меня - это и есть самая страшная в больнице вещь. Заправлена коечка, простыночка где белая, а где с желтинкой. На ней и черные пятна найдешь, и серые, и коричневые тоже есть. По этой простынке всю историю болезней изучить можно, тех, кто на ней лежал. А только тому, кто на ней лежал, ему та простынка и не нужна уже. Лежит он в морге на мраморном столе с откинутой головой, странно неподвижный, и от той своей неподвижности, человеческому телу не свойственной, напоминает больше не человека, а вещь. И оттого нагота мертвого тела не стыдная уже никому. Бледное восковое лицо, трупные фиолетовые пятна на спине и ягодицах, желтые пятки, грубые швы, оставленные патологоанатомом после вскрытия. Вот так и лежал в морге уже известный нам генерал-майор Михаил Михайлович Громыхайлов, пополнив собой список боевых потерь, понесенных в мирное время. Посещай иногда морги, мой милый читатель. Удивительный у тебя вкус! Ведь я уверен, что по выходным ты ходишь куда угодно - в кино, в театр, в ресторан. Возможно ходишь даже в сауну или в кегельбан, или на горнолыжную базу, и только до морга все никак не дойдешь. А зря! Зрелище смерти в кино тебя почему-то будоражит, а в реальности ты отчего-то смотреть на нее не хочешь. Противно тебе и страшно. Непонятно, почему ненатуральные актерские и режиссерские выверты, целый кинематографический культ смерти, вызывают у тебя пряный интерес, а натуралистическое зрелище - рвотный позыв и похолодание конечностей. Как справедливо подметил немецкий писатель Бертольд Вральт еще в прошлом столетии, "самых больших курьезов в нашей жизни мы никогда не замечаем". И это сущая правда. Ведь перверсии восприятия и воображения касаются не только представления о смерти, но и представления о жизни. В любой области жизни, в любом аспекте человек создал огромное количество символов, образов, представлений, штампов и стереотипов, исковерканных и изломанных, противоестественных природе. Можно предположить, что какое-то время все это делалось в значительной степени безотчетно, в погоне за более современной и острой эстетикой. Можно поверить, что созданный в результате конгломерат условностей продолжал довлеть над развитием эстетики еше какое-то время столь же безотчетно, как и когда он создавался. Но я абсолютно уверен, что в наше циничное время искажение, заострение и посыпание красным перцем соли и сахара делается абсолютно сознательно, в погоне за влиянием и деньгами, а деньги и влияние в наше время - это абсолютно одно и то же. В генетических лабораториях современной массовой культуры направленно, методично и упорно выращивают жутких трансгенных мутантов от эстетики, и эти кошмарные создания с хрустом пожирают нормальные человеческие чувства, превращая нормальных людей в беснующееся стадо панков с зелено- фиолетовыми гребнями, в феерический розово-голубой марш лесбиянок и педерастов, непристойно празднующих однополую "любовь", а сухой остаток, уцелевший от этого дьявольского нашествия, тихонько дрочит под порнушку или под компьютерный чат, отчаявшись найти в реальной жизни партнера столь же желанного, как взращенные в голливудских лабораториях сладко-пряные химеры. Ты еще не успел очнуться, а тебя уже "сделали", из тебя уже выкачали живую кровь, а взамен налили эстрагонового уксуса непотребных желаний, а политтехнологи, имидж-мейкеры и рекламодатели вкупе с производителями рекламы успешно довершат остальное. Зачем так долго и так мучительно убивать живую ткань человеческого чувства? Зачем пропитывать ее по капле вонючим, грубым формалином суррогатной жизни? Не лучше ли сразу в морг? Не естественнее ли? О современное общество, куда несешься ты во тьме необузданных, старательно разожженных желаний, под косноязычную трескотню рэпа и пулеметные очереди железного Терминатора? Дай ответ! Не дает ответа... Оно и само не знает и не может знать этого ответа, а это значит, что создатели трансгенных чудищ перверсной эстетики - сами теперь их заложники. Давно, с самого начала, с того момента, когда люди открыли правила построения и пробуждения к жизни уродливых франкенштейнов современной культуры. Да лучше всю жизнь выть от приступов тяжелейшей тоски, чем придумать такие правила. Если хотя бы эти правила были созданы по ошибке слабым духом человеком в стремлении усовершенствовать духовность! Увы!.. Эти правила были вполне сознательно созданы для полнейшего истребления духовности как последнего форпоста независимости личности, для полного ее порабощения, для самого верного способа посадить на иглу. Сказать, что деньги убили духовность - значит ничего не сказать. Финансовый контроль, политический контроль, идеологический, эстетический... Идея уже не денежного обогащения, даже не финансового контроля, но тотального контроля, полной власти над человеческим существом, над каждым его нервом - вот имя того демона, которым одержим наш великий и злосчастный век... Милосердное желание завладеть деньгами ближнего и потерять к нему после этого интерес осталось в прошлом. Нынешний демон алчет вовсе не тех денег, что у тебя в кармане, а тех, которые еще не отпечатаны - тех самых, которые ты будешь делать для него всю жизнь, разрывая свои жилы и калеча душу, отдавая всю свою энергию без остатка, подстегиваемый распаленными этим демоном уродливыми желаниями. Вот почему этот демон не может управлять человеком раньше, чем он не разрушит каждую его здоровую клеточку, каждую здоровую молекулу, каждый квант здоровой энергии, который сопротивляется кощунственному, уничтожительному превращению в мерзкое ничто, управляемое ничем. И по этой простой причине современная массовая культура изначально антидуховна и античеловечна. Она исторгает из своих недр липкие уродливые фетиши, прообразы болезненных неуправляемых страстей, подменяющие природную эстетику и гуманистические идеалы, и убивающие душу. И создают их нелюди, которых этот демон уже съел до конца. Остерегайся этого демона, мой дорогой читатель! Не отдавай ему своих желаний и всегда оставайся самим собой. Современная культура продуцирует символы острейших и бесстыднейших наслаждений такой силы и глубины, каких не в состоянии выдержать человеческий организм. Получить такое наслаждение - это гарантированная смерть, оно просто взорвет человека изнутри, как граната, снятая с предохранителя и засунутая в задний проход. Поэтому символ этого наслаждения обречен всегда оставаться лишь символом несбыточной цели. Но это никого не останавливает, и поэтому создается впечатление, что никто этого не понимает. Или, скорее, делает вид, что не понимает. И поэтому смертельная игра продолжается, степерь ее напряжения растет, и символы становятся все острее, пронзительнее, и число их все возрастает. Вещи теряют свой изначальный смысл. Из простых и ясных предметов они становятся символами дикой, неуправляемой, агональной страсти, за которой следует только смерть. Обладание этими заветными символами становится тысячекратно важнее, чем обладание простыми, но реальными ценностями, необходимыми для нормальной здоровой жизни. Купить такой символ, стать его обладателем, становится делом престижа. Престиж обладания символом становится наслаждением, сопоставимым по силе с тем наслаждением, на которое непосредственно указывает сам символ. Покупка символов престижа, успеха и удовлетворения желаний становится делом всей жизни, а иногда и смерти. Передозняк и смерть - логическое завершение неуправляемой и неразборчивой страсти к наслаждениям, индуцированной и тщательно культивируемой корпорациями по массовому производству и продаже этих наслаждений. Оргазм и смерть слиты воедино в руках чудовищного демона, взирающего с сардонической ухмылкой, с какой легкостью люди летят к своей смерти, словно мотыльки на огонь. При всем при том, этот разрушительный демон вполне цивилизован и очень современен. И вызывают его отнюдь не чернокнижники. Описание принципов работы этого рукотворного демона, мой милый читатель, ты можешь легко найти в учебниках маркетинга в разделах, посвященных психологическим аспектам создания и удержания рынков и формирования спросового поведения. Этот демон не только разрушает, он и созидает. Он опирается на самые современные технологии, он создает великолепные фабрики и чудо-конвейеры. Он создает самые притягательные, самые великолепные формы, чтобы вернее, точнее и тоньше разрушить несбыточным наслаждением души людей - создателей технологий, форм и символов, из которых состоит демон социального прогресса. У каждого вида наслаждения есть свой имидж, свой символ: человек окружил себя нескончаемым слоем материальных и нематериальных форм, невероятно уродливых от избытка односторонней, техногенной, несбалансированной красоты, виртуозно искаженных противу природы, и называет все это "современной культурой". Он барахтается в этом "культурном слое", как мотылек на свечном столе. Стриптизерша никогда не покажет тебе просто голую пизду. Да что она может вызвать, голая-то пизда? Обычную нормальную эрекцию. А ведь от тебя совсем не этого хотят. От тебя жаждут нерассуждающего экстаза, наркотической потребности. Тобой, твоими желаниями, хотят завладеть раз и навсегда. Вот потому-то стриптизерша если и покажет кому-то голую пизду без всяких прикрас, рюшечек и кружавчиков, так не тебе, а своему гинекологу. А тебе, если ты не гинеколог, она никогда не станет открыто показывать просто голую пизду, потому что это противу жанра. Она лишь по временам будет выстреливать в зал голой пиздой из-под специального напиздничка такой виртуозной формы, да еще с такими танцами и вывертами, чтобы у тебя хуй лопался от возбуждения, и кошелек раскрывался сам собой, как от эрекции. И пизда в этом контексте является уже не детородным органом, но символом вожделения, символом полной и неограниченной власти над желанием. На такую пизду встает уже не хуй, на нее должен вставать непременно кошелек! Эрекция, которая не поднимает хуй, а открывает кошелек - вот он тебе, мой милый читатель, символ современной культуры! Но и это еще не все. Сами деньги стали символом, вызывающим бешеный прилив крови не только к половому отростку, но и ко всем органам. Деньги, как символ всех возможных наслаждений и утех, вызывают оргазм еще до того, как их успели обратить в конкретные блага. Боже, как все-таки все условно в этом мире! И из-за этих условностей в кино всегда посетителей гораздо больше, чем в морге. А в том морге, где лежал наш покойный генерал-майор их и вообще не было. Не было? Нет, стоп! Был один. Он зашел тихонько с черного хода, со двора. Крупный мужчина с толстыми, отвислыми щеками, выпуклым лбом, крохотными глазками, жесткой щеткой редких усов под носом, пухлыми ручищами и погонами старшины- сверхсрочника. Посетитель подошел к покойному и долго смотрел на него печальным и укоризненным взором, время от времени тяжело вздыхая и что-то бормоча. Что говорил старшина, толком не известно, но кажется он упомянул какого-то Маршала Советского Союза. Заслышав в коридоре шаги, старшина вытянулся по стойке "смирно", отдал честь обеими руками, бросил печальный прощальный взгляд на недвижное тело и быстро вышел вон из морга. Да, слишком поздно нашел наш уважаемый старшина своего самого близкого человека, который был ему дорог, несмотря ни на что, каков бы он ни был. Сказать, что старшина любил своего генерала? Нет, это не то слово, не подходит оно здесь. Чувства старшины к генералу совсем не были похожи на любовь певицы к танцору, о которой я уже упоминал ранее. Скорее это была как бы сыновья почтительная преданность и родственная привычка. Ведь как родителей не выбирают, точно так и появившаяся на свет задница не выбирает своего хозяина и во всю жизнь свою не знает, о чем думает голова, которую она носит по белу свету, повинуясь ее желаниям. Конечно, она все чувствует, и притом, чувствует гораздо быстрее, тоньше и правдивее, чем о том же самом думает голова своими тяжелыми и неповоротливыми мыслями. Чувствует задница опасности, и любовь, и тоску, и чужую неискренность и фальшь. Великолепно чувствует она также и предательство. Может она чувствовать даже азарт! Многие одаренные коммерсанты, без сомнения, обязаны своим состоянием своей задней части тела. Задушевный друг одного моего бывшего босса (оба одесситы), невероятно нажившегося на перепродаже нефтепродуктов в первые годы перестройки, бывало, обнимал его за плечо разгоряченной от водки ладонью и доверительно сообщал: "Лепа! Я жепой нажiву чую!". Все чувствует человеческая душа, все она понимает, но по странной прихоти создателя она находится в самой бессловесной части человеческого тела, и поэтому к тонким, невесомым ощущениям, с трудом добирающимся вверх по позвоночнику, восприимчива только слабая голова не сильно умного человека. Такой человек с детства приучается слушать не свою голову, а свою задницу, и оттого все в обществе почитают такого человека за дурака и относятся к нему соответственно. А у умного человека голова вполне самодостаточна, и заднюю часть туловища она воспринимает исключительно как опору для сидящего тела, место для постановки уколов и отправления телесных наказаний. Я надеюсь, ты уже понял, мой милый читатель, почему в нашем обществе процветает жесточайшая дискриминация? Да как же ей не процветать, если она существует уже на уровне взаимоотношений между частями тела одного-единого индивида! Верховенство головы над задницей есть не что иное как верховенство интеллекта над чувствами. Но увы! К сожалению, изолированный интеллект, развивающийся в отрыве от естественных чувств, - это великолепная питательная среда и вернейшая предпосылка к развитию бездуховности и манипуляторских отношений в обществе. Природные чувства при этом атрофируются и заменяются мерзкими суррогатами, распаляющими низменные желания, а интеллект торжествует: он указал путь чувству, он создал этот путь, по которому все бегут, толкая и топча друг друга. Но человек, бегущий по этому пути, быстро выедает себя изнутри, оставляя только кокон-оболочку, наполненный гадкими огрызками, растоптанными окурками, плевками и обрывками ярких афиш. А как красиво и нарядно все это смотрелось в фирменной упаковке еще совсем недавно! Что же осталось тебе, человече, по окончании этой гонки? Осталось тебе лишь одиночество. Один, совсем один среди чужой, враждебной толпы, в которой каждый также одинок, как и ты... Вот и старшина Иван Петрович Жадов остался на белом свете совершенно один. Со смертью генерал-майора у него исчезла возможность вернуться к той жизни, которой живут все его собратья, которых не коснулся эффект Заебека. Теперь ему предстояло научиться жить, не полагаясь на голову, а расчитывая только на самого себя. 12. Вмале и узрите мя, и паки вмале и не узрите мя. Из Евангелия Странные, волшебные иногда бывают в жизни обстоятельства! Я много лет по крупицам собирал факты, изложенные в этом правдивом повествовании, но никак не мог дойти в своих изысканиях до событий позднейших времен. С тех пор как подул сперва заманчивый, а затем все более холодный и тревожный ветер перемен, все закрутилось, завертелось, свидетели новых фактов перестали находиться, и все мои попытки анализировать периодику и архивы, чтобы найти недостающие факты, также перестали приносить результат. Цепочка событий обрывалась и уходила в неизвестность почти у самого завершения, и уже много раз я собирался прекратить свои поиски и удовлетвориться тем, что мне уже известно. И вдруг неожиданно, уже находясь в Соединенных Штатах, я случайно увидел рекламную афишу в концертной кассе. В одном из концертных залов Нью-Йорка выступали танцор Халиван Набздиев и певица Лоретта Душинская с сольными выступлениями. Я немедленно стал выяснять подробности по горячим следам, в результате чего мне удалось узнать, что это супружеская пара, что знаменитый танцор переехал в Соединенные Штаты в период российской перестройки, а затем к нему из России приехала его жена - великолепная певица, которую прежде никто не знал. И вообще вокруг супруги танцора и их брака существует какая-то большая и тщательно охраняемая тайна. Ведь не секрет, что знаменитый танцор раньше был известным членом всемирного гэй-клуба и активным сторонником гэй-движения, за что имел немало неприятностей в бывшем СССР. Мне пришлось проявить немало изобретательности, прежде чем я сумел попасть за кулисы и поговорить с Халиваном Хутебеевичем и его женой. Мы беседовали не слишком долго, и к моему удивлению, супруги не только не были против раскрытия их тайны, но и попросили меня всемерно ускорить написание и опубликование удивительной истории их любви и супружеского счастья. Оба они пребывали в уверенности, что если сделать эффект Заебека и двойной синфазный пьезоэлектрический резонанс достоянием широкой общественности, то он сможет преобразить человеческие отношения в лучшую сторону, и вполне возможно, что благодаря новейшим техническим открытиям гэй-движение в скором времени изменит свой облик. Обворожительная Лоретта высказала также мысль, что появление симпатичных и влюбчивых зазеркальных конкуренток может заставить американских женщин отбросить изрядную часть своего феминизма и стать более уступчивыми, милыми и открытыми в отношениях с мужчинами, если они не захотят утратить остатки их расположения и оказаться не у дел. Под конец беседы Халиван Хутебеевич дал мне визитную карточку, которую я не читая, положил в карман. Я пообещал поторопиться с окончанием этого рассказа, и мы сердечно распрощались и расстались лучшими друзьями. Через пару дней, складывая белье для прачечной, я машинально обшарил карманы и обнаружил там визитку, полученную на недавней встрече после концерта. Я расправил карточку и прочитал на ней: "Victor V. Pykhtiaeff, Ph.D. Full professor. MIT. Research and Development Center, Translocation Laboratoires. Далее значился номер телефона в Бостоне, который я набрал дрожащими от нетерпения руками. Через десять минут я уже мчался по девяносто пятому шоссе по направлению к Сторроу драйв и дальше в Бруклайн, где обосновался "сибирский язвенник" Витя Пыхтяев, бывший советский военный инженер. Я изо всех сил старался не нарушать "спид лимит", но от волнения у меня это очень плохо получалось. Отчаявшись бороться с дрожью в руках, я встал в крайнюю правую полосу, пристроившись за какой-то бабулькой, сидевшей за рулем белого Крайслера модели шестидесятых годов, вынул из сумки-кулера кусочек мягкого как вата американского хлеба, накапал на него купленного в русском магазине валокордина, не выпуская руля из рук, и проглотил полученный бутерброд. Минут через пять дрожь прекратилась, и я спокойно стал думать, о том, какие же вопросы мне задать Виктору Витальевичу, а главное, как мне объяснить ему свое неожиданное появление и свой нескромный интерес к его персоне и ко всей этой истории. Но объяснять ничего не пришлось вовсе. Виктор Витальевич встретил меня на пороге своей квартиры и мягко улыбнулся: "Ну что! Приехали за окончанием своего романа?" "Да какой там роман!" - смутился я, - "Рассказ... Ну в крайнем случае повестушка." "Да уж не скромничайте, Саша. Конечно роман. Ну как же может быть иначе? Раз про любовь, значит роман! Ведь дело не в размерах произведения, а в духе, в направленности. Возьмите, например Пушкина "Евгений Онегин". Ведь по размерам это небольшая поэма. А называется - роман в стихах. Уж коль Вам вздумалось писать про мое изобретение, так пишите роман. Так оно и мне интереснее будет". "Ну хорошо, пусть будет роман" - согласился я. "Но откуда Вам все известно?" "Мне абсолютно все известно, ведь я бывший контрразведчик. Меня вместе с моим прибором перевели в Аквариум сразу после той демонстрации. А вот Вам вредно так волноваться". "Как?" - удивился я. "А вот так",- снова улыбнулся Виктор Витальевич, и его пальцы пробежались по клавишам компьютера. На противоположной от окна стене комнаты засветился огромный экран, и на этом экране я неожиданно увидел себя, за рулем своей машины, капающего дрожащими пальцами валокордин на хлебный мякиш. Зрелище было весьма жалким. Неожиданно я почувствовал легкий толчок в ноги пониже колен. Я поглядел вниз и увидел роскошную белую кошку, пушистую с зелеными глазами. Кошка подняла морду вверх, заглянула мне в глаза, после чего выгнула спину и вопросительно муркнула. Я погладил кошку. Кошка приняла этот знак внимания с холодным достоинством, после чего удалилась в глубину комнаты и мягко вспрыгнув на диван, улеглась в позу Клеопатры. "Знакомьтесь. Это Няпа. На данный момент единственный член моей семьи. Абсолютно все понимает, только по-человечески не говорит. Но я ее и на кошачьем языке хорошо понимаю." "Виктор Витальевич!", взмолился я,- "Не томите! Скажите, как Вам удалось перебраться в США? Как Вы сумели уйти из армии, тем более из контрразведки?" Бывший подполковник Советской армии, а ныне профессор одного из самых престижных университетов в Америке, походил по комнате, раздумывая над ответом, а затем повернулся ко мне, видимо на что-то решившись, и сказал, едва заметно улыбаясь: "А мне и не удалось. Я умер десять лет назад, и было мне тогда ровно тридцать три года. Нет, умер ни в коем случае не фиктивно. Совершенно по-настоящему умер. Был труп, все как полагается. Труп мой сожгли в крематории Аквариума, а матушке моей сказали, что я геройски погиб при выполнении боевого задания и выдали кучку пепла в казенной капсуле". "А почему..." - начал я. "Да потому что я со своим прибором слишком много стал знать. В том числе и про высшее руководство страны. Вот Аквариум и решил себя обезопасить". "Нет, я имел в виду, почему же тогда Вы живы?" - удивился я. "А кто же Вам сказал, что я жив? То, что Вы видите перед собой - это ведь не совсем я, вернее даже, это совсем не я, это, скажем так, то что осталось после меня. Чтобы Вы поняли, с чем имеете дело, позвольте Вам кое-что продемонстрировать, так сказать, напомнить. Только уж, пожалуйста, в обморок не падайте",- ответил Виктор Витальевич и неожиданно стал уменьшаться ростом и менять очертания. У меня произошло легкое помутнение в голове: задняя часть тела, без всякого намека на верхнюю половину, прошла через комнату, занесла ногу вверх и полезла в большое зеркало, стоявшее в дальнем углу. Затем из зеркала высунулась рука, ухватила пульт, лежащий рядом с зеркалом, нажала несколько кнопок, и тут же из зеркала как ни в чем ни бывало вылез Виктор Витальевич, уже в своем обычном виде. "Так вот, знаете ли, полезно иногда предвосхищать события",- как ни в чем ни бывало продолжил профессор. "Когда я узнал, что меня собираются ликвидировать, я немедленно сообщил матушке, что меня посылают на разведку в другую страну, надолго, возможно на всю жизнь, и что отказаться никак нельзя - служба такая. Разумеется, я ее предупредил, что ей скажут, что я погиб. Так положено, и пусть она сделает вид, что поверила, а то и у нее будут неприятности. После этого я спокойно перенес все свое сознание без остатка в прибор, как раз в ночь перед ликвидацией. Я сидел в своем зеркале и конечно же видел, как в мое безмозглое и бездушное, но еще живое тело всадили четыре пули из пистолета с глушителем. Когда я убедился, что все кончено, я спокойно аннигилировал все свои приборы в Аквариуме, кроме одного, который я материализовал здесь. Мне как-то не хотелось оставаться в нынешнем своем виртуальном виде в своей стране, и я решил подсунуть свою задницу американцам. В Америке моя задница, как изволите видеть, стала профессором. Шучу конечно. Ведь я перенес в виртуальный мир не только свою задницу, то есть чувства, но все свои мысли - куда же мне без них, ведь я же ученый! Здесь в институте я потихонечку продолжаю делать науку, слежу за событиями. Пока что мне приходится использовать свой транслокатор, когда мне хочется побывать где-то на другом конце планеты. Не лабораторный, разумеется, а вот этот". Виктор Витальевич кивнул головой на зеркало. "Тот, что я сделал американцам, пока что умеет только перемещать авторучки с одного края стола на другой. Американцы и от этого прибора в диком восторге. Но сейчас меня уже гложет другая идея - использовать для перемещения Интернет. Правда, сейчас он для этого еще не годится - скорость передачи слишком мала. Так что приходится совершать вояжи по свету по-старинке, через мой верный транслокатор. Мой позапрошлогодний вояж в Россию был очень печальный: я незримо присутствовал на похоронах своей матушки. Похоронили ее со мной в одной могиле". Виктор Витальевич грустно замолк. "А что стало со старшиной Жадовым? Вы нашли его?" - спросил я. "Да нет, в том то и дело, что это не я его, а он меня нашел. Выяснилось, что со временем у виртуальной личности, каковой является, кстати, и Ваш покорный слуга, развиваются экстрасенсорные способности. Непосредственно после процесса копирования виртуальная личность - еще не личность. Это всего лишь физическое квазитело, которое по форме напоминает больше всего заднюю часть тела своего бывшего хозяина. Причины объяснять не буду - я осведомлен, что вы хорошо поизучали мои документы. А вот то, как развивается это самое виртуальное тело, как оно превращается в настоящую личность, Вы конечно не знаете. Так вот, со временем Иван Петрович возмужал, набрался опыта и оказался в состоянии меня найти. Я тогда еще был живым человеком, а не виртуальным. Мы побеседовали, и я убедил его оставить военную службу и заняться наукой. Самое подходящее занятие для нас, виртуальных существ. Хотите знать, кем стал Иван Петрович Жадов?" "Ну и кем же?" - спросил я. "Профессором психологии в частном университете - ни больше ни меньше! Хотите послушать его лекцию?" "Конечно!" - воскликнул я. Виктор Витальевич вновь пробежал пальцами по клавиатуре, и на настенном экране показалась большая университетская аудитория, наполненная студентами. На лекторскую трибуну взошел грузный мужчина в светлом костюме свободного покроя, с большой головой и выпуклым лбом. Под небольшим плоским носом топорщились жесткие усы. Студенты встали, приветствуя лектора. Профессор сделал аудитории короткий поклон, неожиданно изящный для его массы, и махнул рукой студентам садиться. Затем он быстро подошел к доске и взял в большую пухлую руку кусочек мела, а в другую - влажную тряпку. "Вы знаете, я ужасно ненавижу эти дурацкие слайдопроекторы и маркерные доски. Признаю только мел и тряпку. Без этих простых предметов я как-то и лекцию читать даже не могу. Дурацкая привычка, а! Впрочем, не в привычках дело, хотя и в них, конечно, тоже. Просто, я немного волнуюсь, у нас сегодня вводная лекция, мы с вами только знакомимся... Лет пять назад я начинал читать свою серию спецкурсов с психологии интеллекта. А теперь я решил, что никуда он не убежит, драгоценный наш интеллект, и решил начать читать с самого главного - с психологии чувств. Прежде всего, мои юные друзья, мне хотелось бы научить вас правильно понимать свои чувства. К великому сожалению, в нашей культуре существует такое количество ложных идей, символов, образов, идеалов, что становится просто невозможно правильно понимать себя и других. И раньше всего мне хотелось бы, чтобы вы расстались с такими понятиями как альтруизм и стремление к совершенству. Нет их в природе, потому что нет ничего подобного во всем спектре человеческих чувств. У человека есть всего две разновидности высших чувств, не связанных напрямую с сексом, голодом, жаждой и оборонительным рефлексом. Эти чувства - любовь и любопытство. Вы спросите, а как же ненависть? Это всего лишь оборотная сторона любви. Вы спросите, а как же альтруизм? В основе истинного альтруизма лежит любовь, а все остальное альтруизмом не является. Вы спросите, а как же стремление к совершенству? Настоящее стремление к совершенству - это та же любовь, но не к отдельному предмету и не к людям, а ко всей нашей Вселенной. А любопытство делает любовь не созерцательной, а действенной, оно заставляет искать все более интересные и гармоничные отношения. И еще один миф, мои юные друзья, я должен обязательно разрушить в вашем сознании. Считается, что любовь - это самое альтруистическое чувство, самое бескорыстное. Это чушь! Любовь - это самое пристрастное, самое личностно-ориентированное чувство. Поймите одну простую вещь: человек не волен заставить себя полюбить и разлюбить. Не разум диктует любви, а любовь диктует разуму. Человек любит, а это значит, он заинтересован в объекте своей любви, он так или иначе отождествляет себя с этим объектом. Объект любви - самая важная часть жизни любящего, иной раз важнее, чем его собственная жизнь. Любящему человеку хорошо в этом мире постольку, поскольку хорошо объекту его любви, а теряя этот объект, он умирает. И это значит, что никакого альтруизма в любви нет и в помине. Борясь за благоденствие объекта своей любви, человек борется за себя, за самые основы своего существования. Вот почему любовь - это самое эгоистическое чувство на свете. Таким образом, альтруизм - это превращенная форма эгоизма. Называем мы любовь альтруизмом или эгоизмом - это обусловлено всего лишь разницей в выборе объектов любви. Но самая большая беда людей в том, что их любовь делает странный выбор и распространяется далеко не на все объекты. Люди любят только некоторых людей и некоторые вещи, а другие люди любят других некоторых и не любят тех, которых любят первые. Из-за этого несовпадения люди начинают сомневаться в своей любви, и эти сомнения ведут к ревности, а ревность быстро приводит к ненависти - оборотной стороне любви. Люди начинают враждовать и наивно думают, что причиной этой вражды является ненависть. Боже, как они глупы! Причиной вражды является вовсе не ненависть, а прихотливая, несовершенная любовь. Любовь, которая требует взамен ответной любви, любовь, которая не распространяется на всех, а только на некоторых, так что другие чувствуют себя обделенными,- вот что является истинной причиной человеческой вражды. Давным давно жил на белом свете один человек, который умел любить всех и пытался научить людей любить всех и не требовать ничего взамен. Он ходил по дорогам босой и проповедовал свою совершенную любовь - любовь ко всем, а не к некоторым. Этот человек был очень любопытен - он постоянно придумывал что-нибудь новенькое, интересное. И самым интересным, из того, что он придумал, был новый способ любви. А знаете, мои юные друзья, за что его распяли? За то, что он предлагал каждому безбрежный океан любви, а это совсем не то, что надо человеку. Человеку не нужен океан любви, он не в силах выдержать напор этого океана. Этот океан не сделает его счастливым, потому что человек не умеет оценивать абсолютных размеров. Человек может быть счастлив только тогда, когда ему кажется, что он отдает и получает больше любви, чем прочие люди вокруг. О человеческая любовь, как ты несовершенна! Ну как могли сильные мира сего, которые властью своей узурпировали любовь своих подданных, согласиться на равную долю с остальными, хотя бы и на целый океан? И еще один миф. Считается, что того проповедника предал всего один человек из числа его учеников. И это тоже чушь! Все, все люди его предали! Ведь первая мысль каждого была о том, что человек, умеющий любить всех, получит больше всех любви в ответ. Поэтому все и возревновали и спокойно дали распять несчастного изобретателя. Всю человеческую историю людей, которым отпущено природой больше любви и любопытства, казнят их ревнивые собратья. Весь смысл человеческой жизни состоит в том, чтобы отдать свою любовь миру, который вокруг тебя. А когда человек не может этого сделать, он своей ненавистью хочет истребить ту часть мира, которая мешает ему его любить. И когда рядом живет человек, чья жизнь наполнена великой любовью, многие начинают думать, что их собственная любовь к миру мелка и ничтожна. Их это оскорбляет, они ведь не ведают, что миру одинаково нужна любовь каждого человека, а не только самых великих в своем умении любить. И тогда человек, чья любовь столь велика, становится самым ненавидимым в обществе, и его убивают. Так случилось и на этот раз. Только после того, как его казнили, людям стало не по себе. А вдруг новый способ любить мир, в котором мы живем, лучше существующего, а вдруг он и впрямь может дать больше счастья? А вдруг эта новая, непонятная любовь и вправду может дать счастье вечное? И тогда некоторым стало стыдно содеянного, а других обуяла жалость - нет, не к казненному, - а по упущенному счастью, которое он хотел, но не успел дать людям. А многим другим стало просто страшно. Вот так люди, кто из страха, кто из нечистой совести, а многие просто из корысти, стали поклоняться несчастному изобретателю как Богу и думать, что он мертвый может им помочь. Уже две тысячи лет люди притворяются, что умеют любить, как умел он. А ведь они убили его раньше, чем он успел научить своему способу любви хотя бы одного человека. Человеческая любовь все так же несовершенна, как была до него, и насилие и войны, являющиеся следствием этого несовершенства, не прекращаются всю нашу историю. Любовь - повивальная бабка насилия. Любовь, мои юные друзья, а вовсе не ненависть, как вы думаете по своей наивности..." Виктор Витальевич щелкнул пультом, и экран погас. Няпа потянулась, вонзив когти в диванную подушку и вытянувшись длинной колбасой, спрыгнула с дивана, теранулась боком об ножку стола, а затем подбежала и ткнулась Виктору Витальевичу в ноги. Виктору Витальевич нежно погладил хвостатого члена семьи. Кошка муркнула, развратно изогнулась и заурчала. Профессор ласково потрепал Няпу за подбородок, а затем стал поглаживать по подставленному шелковистому брюху. Кошка разнеженно урчала, сжимая и разжимая лапы, а затем неожиданным быстрым движением схватила передними лапами гладящую руку и сощурившись, слегка куснула ладонь коротким, хищным укусом, по всеобщему кошачьему обыкновению. "Вот так!",- резюмировал Виктор Витальевич, "Коллега без сомнения прав. Любовь - это самая жестокая вещь на свете, но к сожалению, жизнь без нее абсолютно невозможна". "А как же любопытство?"- поинтересовался я. "Понимаете, дорогой мой друг, в слове "любопытство" ведь тоже есть корень "любо". Так что это тоже любовь, ни больше ни меньше. Только это особый род любви. Это любовь не к тому миру, который мы знаем, а к тому, который мы хотим узнать, который нам еще не известен и потому часто нас страшит. Любопытство - это любовь к миру, которая умеет преодолевать страх неизведанного". Попили чаю на смородинном листе с халвой, по вкусу явно купленной в русском магазине. Я даже и не уверен, есть ли у американцев халва. Пили не спеша, в полном молчании. Виртуальная личность, вероятно, могла и пить и есть, потому что поглощала чай и халву с заметным удовольствием. Няпа все время чаепития сидела у профессора на коленях, сдержанно поуркивая и неодобрительно щуря на меня зеленые крыжовенные глаза. Видимо, таким образом она хотела показать мне свое безусловное и исключительное право на внимание Виктора Витальевича, обусловленное статусом любимого члена семьи. "Виктор Витальевич",- неожиданно попросил я,- "А можете Вы сделать меня виртуальным? Прямо сейчас?" "Разумеется, нет! Я не вправе вмешиваться в частную жизнь людей. Я - наблюдатель. Впрочем, покатать могу. На девяносто пятом шоссе сейчас жуткая пробка. Так я Вас сейчас отправлю домой с ветерком. Вашу машину где запарковать?" "Да где обычно во дворе, подальше от деревьев, а то там мусор падает, птицы опять же..." "Ну ладненько! Спасибо Вам за участие и за интерес. Заходите еще. Телефоны мои у Вас есть. Побеседуем, чайку попьем. Роман свой где собираетесь публиковать?" "Да на Интернете конечно, где же еще!"- удивленно ответил я. "Думаете, там кто-то будет его читать?" "Право, не знаю, Виктор Витальевич!", честно ответил я. "Ведь я его написал не потому, что расчитывал, что кто-то будет его читать, а потому что не мог его не написать". "Прекрасно Вас понимаю",- ответил профессор,- "Собственно, я занимаюсь своими исследованиями по той же самой причине. Садитесь вон в то кресло и расслабьтесь. Сейчас будете у себя дома сидеть на своем диване точно в этой же позе. Ну, до встречи! Звоните, когда хотите, буду очень рад с Вами пообщаться!" - и пальцы Виктора Витальевича пробежали по клавишам. 13. Good bye, all you people, There's nothing you can say To make me change my mind, Good bye... Pink Floyd, "The wall" Удивительные мысли приходят мне в голову в вечерние часы, когда мутная волна суетного дня уже почти добежала до берега полуночи, чтобы разбиться об него, раствориться и схлынуть без следа. Сна еще нет, но и мысли уже не дневные. Другой у них цвет, другой вкус, темп, размерность... Вечерние мысли, почти ночные. Не сон и не явь, так - одурь какая-то. Глаза то открываются, то закрываются. Электронный будильник беззвучно отсчитывает время, но мне почему-то кажется, как будто я слышу какое-то дьявольское тиканье. О время! Неведомое, непонятное, удивительное время, зачем издеваешься ты надо мной? Почему не проходишь спокойно и гладко? Зачем роишь мысли в моей голове? Какие-то непонятные слова всплывают ни с того, ни с сего... Слова-то какие! "Любовь", "красота", еще какая-то ерунда... Зачем ты будоражишь меня, время, почему не даешь мне жить, как другим? Чего ты хочешь от меня? Хочешь, чтобы я сказал, что нет на свете красоты, которая спасет мир, что есть на свете только любовь, которая рождает красоту? Что только благодаря любви мир, умирая, каждый раз возрождается вновь? Хорошо, я готов поверить тебе, о время, я готов это сказать, я уже это сказал. Да только кто же станет меня слушать? Ведь мир часто бывает груб, жесток и столь неизящен, что почти невозможно поверить в правдивость этих слов. Я и сам очень часто в них не верю. Так объясни мне, время, как же мне жить дальше, во что мне верить? Но время не отвечает: оно медленно тикает в голове и кружит, кружит смерчи мыслей, без начала и без конца... Время никогда и ничего не объясняет сразу. Бывает, долгие месяцы все думаешь и думаешь об одном и том же, и не можешь вырваться из привычного замкнутого круга рассуждений, чувств и убеждений. Собственные пристрастия, собственная память цепко держат тебя в плену и не хотят отпускать. Но иногда вдруг в память врываются всплески и сполохи новых, неведомо откуда взявшихся ощущений, и в этот всегда неожиданный момент надо остановиться, замереть и замолчать, чтобы не спугнуть этот миг, не дать новым мыслям и новым чувствам убежать, еще толком не появившись, исчезнуть без следа. Именно такое непонятное чувство возникало у меня много раз после той достопамятной беседы с Виктором Витальевичем в его небольшой квартире на Бикон стрит. Сперва я был абсолютно точно уверен, что мы пили чай в полном молчании, а потом мне вдруг начинало чудиться, что мы о чем-то говорили, и притом о чем-то чрезвычайно важном. Но каждый раз как только я пытался вспоминать про этот разговор наяву, я чувствовал, как будто чья-то неведомая рука мягко, но очень настойчиво уводит мои мысли совсем в другую сторону. А во сне я тоже не раз и не два вспоминал нашу беседу, и опять мне начинало казаться, что мы говорили за чаем о чем-то очень важном, и я даже припоминал свои чувства во время этого разговора, и один раз даже видел, как профессор спокойно и чуть иронично о чем-то мне рассказывает, но при этом я не слышал ни единого слова. Наконец, доведенный до полного отчаяния, я решился на крайнее средство. Я отсоединил усилитель от своего любимого синтезатора "Ямаха", подтащил его поближе к своей кровати и подсоединил к его микрофонному входу мощный электретный микрофон, который я использовал, когда записывал свои песни, а также для интернетовского чата. Я сунул микрофон под подушку, положил рядом наушники и уснул, внушив самому себе, чтобы ночью мне обязательно приснилась та памятная встреча с героем моего романа. Мне довольно часто удается заставить себя видеть во сне именно то, что мне надо увидеть, и надо сказать, что для писателя это бывает чрезвычайно удобно. Я надеялся, что если мне опять приснится этот беззвучный разговор, то я быстро поверну рукоятку громкости на усилителе до предела и таким образом все-таки услышу, о чем мне рассказывал Виктор Витальевич. И вот, я уснул, сунув микрофон под подушку, но вместо маленькой уютной квартиры виртуального профессора мне неожиданно начал сниться поезд дальнего следования, мерно перестукивающий колесами. Боже, как давно я не ездил на поездах! Здесь в Америке вообще почти не ездят на поездах. Часто летают на самолетах, ездят на автомобилях, а вот пассажирских поездов здесь днем с огнем не сыщешь. Вот я и отвык от поездной романтики за эти годы. И вдруг я неожиданно оказался в линялом купе с двумя рядами полок, поцарапанным откидным столиком и жеваными занавесками на неоткрывающихся окнах, и это напомнило мне что-то бесконечно родное, почти забытое, но до боли знакомое и узнаваемое. Я не мог вспомнить, откуда и куда ехал этот поезд, да вобщем, особо и не пытался. Какая разница, куда везет тебя поезд, если он не наяву! Главное - не спугнуть сон, главное - дать поезду ехать и привезти тебя туда, где находятся разгадки тех тайн, которые тебя мучат наяву. А самое главное - не испугаться и не сойти с поезда раньше, чем доедешь до места назначения... И я расслабился и дал поезду ехать туда, куда он стремился, и отдался на волю колесного перестука. За окном мелькали поля и рощицы, жалобно звенели шлагбаумы, иногда поезд немного замедлял ход, грохотал на стрелках, а затем вновь наддавал, и мелькание за окнами восстанавливало прежний ритм. Неожиданно дверь приоткрылась, и в купе заглянул плечистый проводник в форменной фуражке и с пышными усами. Он широко и приветливо улыбнулся, не промолвив ни единого слова, осторожно поставил на столик два стакана горячего железнодорожного чаю в исчерна тускло-блестящих металлических подстаканниках знакомой с детства формы, положил рядом маленькие пакетики с железнодорожным сахаром, еще раз улыбнулся и вышел. Господи, каким вкусным казался мне этот чай во времена моего детства, когда уже один запах купе и дух путешествия пьянит и наполняет восторгом! Какая разница, чем заварен этот чай, какими вениками... Этот чай вкусен от того, что он заварен романтикой дальней поездки - ярким лучом тепловозного прожектора, прорезающим ночь, грохотом встречных составов, впечатлениями от множества пейзажей и лиц, проносящихся мимо, которых ты никогда больше не увидишь... -- Ну что, Саша, будем чай пить? -- раздался странно знакомый мягкий голос, и с верхней полки легко спустился мужчина средних лет. Среднего роста, очень интеллигентный по виду, с умным, грустным и ироничным взглядом. Я сразу его узнал. Ну конечно, это был Виктор Витальевич Пыхтяев, скромный и незаметный герой моего повествования. -- Здравствуйте, Виктор Витальевич! Сердечно рад вас видеть. Честно скажу, не ожидал вас здесь встретить. Я очень хотел увидеть во сне наш с вами разговор, чтобы вспомнить его содержание, но я думал, что этот поезд приснился мне совсем по другому случаю. Ностальгия, знаете ли... Как ни хороша Америка, а все же как вспомнишь матушку Россию, так нет-нет, да и набегает на глаза скупая мужская слеза, верите ли? -- Да-да, конечно! Конечно ностальгия! Вы правы, поезд вам приснился именно по этой причине. Он везет Вас по стране, где Вы хотели навек оставить свою грусть и печаль. Вы хотели перехитрить себя и уехать от себя подальше, а поезд вас догнал и привез вам вашу грусть и печаль - ведь вам без них плохо, я знаю. Ну а я решил воспользоваться попутным рейсом и сел в ваш поезд - каюсь - без билета. Уж вы меня простите! -- Да нет, что вы, я напротив, очень рад вашей компании! Я только хотел у вас спросить, почему я никак не могу вспомнить о чем мы говорили, когда пили чай с халвой у вас дома? Мне кажется, что это было что-то очень важное. Я не знаю, почему так получилось, но меня это мучит ужасно! Мне кажется, если вы мне дадите возможность вспомнить, мне сразу станет легче... -- Может, станет, а может и не станет... Почему вы все позабыли? Ну - это понятно. Это все - Няпины проделки. Кошка - это ведь вполне настоящая женщина, только маленькая и мохнатая. А женщины - народ ревнивый. После того как вы отправились домой, я ее, конечно, основательно пожурил. Но она посчитала, что я вам наговорил много лишнего и предприняла свои меры предосторожности". Дверь купе снова открылась, и усатый проводник сказал приятным сиплым басом: -- За чаек, господа, сейчас рассчитаемся? Я вынул из кармана несколько мятых долларовых бумажек и протянул проводнику. Тот с сомнением помял деньги в руках, поколебавшись, рассмотрел одну из бумажек на свет, после чего смущенно пробасил, переминаясь с ноги на ногу: -- Я извиняюсь, конечно, но может у вас рубли найдутся, а то как-то сомнительно, когда пассажир валютой расплачивается. Упаси Бог, я не думаю, что они фальшивые, да только с рублями как-то спокойнее. -- А сколько стоит чай?-- поинтересовался мой попутчик. -- Ну, пять рублей в самый раз будет, а хотите еще по стаканчику, можете больше дать. Виктор Витальевич открыл портмоне строгого черного цвета и вынул пятидесятирублевую бумажку: -- А Вы не могли бы найти нам какого-нибудь варенья к чаю? -- попросил он. -- Да запросто! Вам какого? Есть клубничное, сливОвое, персиковое, из крыжовника есть, можно малиновое, если горлышко болит или какая простуда. И это... фейхуевое варенье еще есть, говорят оно от сердца очень помогает. -- А откуда у Вас такая роскошь? -- удивился я. -- Дык во сне же, во сне-е-е! -- широко и радостно заулыбался проводник. -- Наяву так уже насобачишься в рейсе, что уж думаешь, хоть бы во сне-то нормально к людям подойти. Мне всегда только хорошие люди снятся - и пассажиры, и начальник поезда, даже ревизоры. Вот вы мне приснились, значит и вы тоже хорошие люди. А за доллары Вы извините - так уж приучен никому не доверять, что и во сне иной раз нервы подводят. Проводник смущенно протянул мне назад мои долларовые бумажки. Я легонько отстранил его руку: -- Да Вы оставьте себе, я полную гарантию даю, что доллары настоящие. Мне ведь тоже российский поезд только приснился. А наяву я в России испугался жить и убежал. Ну в смысле, уехал. Я теперь живу в Америке в городе Берлингтоне. Мне эти деньги дали на сдачу сегодня вечером, всего часа два назад в местном магазине под названием "Берлингтон Молл". Посмотрите, деньги-то все подерябанные, мятые. В России таких долларов почти и не бывает, они там все новенькие, хрустящие. -- А ведь и вправду! -- простодушно удивился проводник, вглядевшись в потертые зеленые бумажки. -- Ну спасибо, добрый человек! Я ваши доллары в другом сне потрачу. Вот как мне Севкин ресторан приснится, я там на них и погуляю чуток. Наяву я к Севке в ресторан никогда не хожу. Там всегда бандиты кучкуются, да и Севка сам ходит как бычара, на взводе, глазами туда-сюда зыркает - только и смотрит, как бы чего не случилось, драка не началась, не замочили бы кого. Ни отдохнуть, ни поговорить. А во сне там хорошо-о! -- тут проводник снова светло улыбнулся, показав несколько золотых зубов. -- Все так же, те же цены, те же блюда, даже музыка та же самая, только публика другая. Все вежливые такие, радостные. Ни у кого пушки из-за пазухи не торчат, никто друг друга мочить не собирается. Прямо рай! И сам Севка тоже спокойный такой всегда во сне. А знаете, у него родственники в Махачкале живут, так он к ним в гости всегда только моим поездом ездит. Тоже во сне. Наяву-то он к ним никогда не ездит, куда там! В живых бы остаться, когда такой бизнес крутишь... Все время разборки, переделы, крышу постоянно приходится менять... Когда там про родственников каких думать!. Ресторан на полдня бросить нельзя. Бросишь, а кто другой подымет. А тебя уронит... Да и ехать наяву с моим поездом - тоже знаете... У границы, бывает, поезд из автоматов обстреливают, в вагонах часто с пистолетами шалят, а пограничники - те вообще звери. Убьют на хуй, пока доедешь!.. Не-е-е, во сне только и жизнь! Проводник еще какое-то время попенял на жизнь наяву, одновременно расхваливая жизнь во сне, а затем сбегал куда-то и принес поднос, на котором стояло множество розеточек с разными сортами свежего, пахучего варенья. Он хотел еще что-то сказать, но тут послышался лязг замка и грубый голос: -- Каданников, на допрос! Проводник вздрогнул, нахмурился, а затем смущенно улыбнулся и сказал: -- Я извиняюсь, мне срочно надо по делу отлучиться. Так что сон вместе досмотреть не получится, жалко! Приятно вам чайку попить! Там кипяточек возьмете в титане, когда надо будет, а заварочка у меня в купе в тумбочке, берите, сколько хотите, не стесняйтесь. Ну дай вам Бог всего! -- и исчез. -- Куда это он заторопился так? -- не понял я. -- Дело в том, что в реальности Георгий Иванович Каданников, наш с вами проводник, уже девять дней не работает проводником. Один из пассажиров расплатился с ним за поддельную водку фальшивыми долларами. Проводник стал с ним разбираться, и они подрались. И в драке Георгий Иванович сбросил того пассажира с поезда на полном ходу, прямо под колеса. Прокурор настаивает на умышленном убийстве, а адвокат пытается доказать, что это было убийство по неосторожности. Так что наш проводник сейчас находится в камере предварительного заключения, и его водят на допросы. Он от этих допросов уже очень устал, поэтому и уснул, стоя у стенки камеры. Там ведь так тесно, что даже присесть негде. Но он уснул стоя и попал в наш с Вами сон. Хороший человек. Все люди хорошие, но этот особенно душевный. Я, пожалуй, поприсутствую на суде потихонечку, хотя мое присутствие ничего не изменит. Дадут ему срок на всю катушку. У него ведь уже было раньше две судимости, и одна из них тоже за убийство. -- А кого он в первый раз убил? -- поинтересовался я. -- Любовника своей жены. Он очень любил свою жену и поэтому сильно расстроился, застав ее со своим другом. И от расстройста и потрясения он ударил своего друга кулаком в печень, а тот возьми да и умри от болевого шока. В тот раз ему всего четыре года дали. Потом, уже на зоне, ему еще два года подболтали, за то что раздробил челюсть охраннику, который его оскорбил. Но по понятиям по другому нельзя было - иначе бы его свои сокамерники до конца опустили. А так всего лишних два года - большая разница. Вот только теперь, вероятно, получит червонец и просидит от звонка до звонка. Очень жалко. Хороший, очень хороший, действительно добрый человек - да вы сами видели. -- Виктор Витальевич, а откуда вы все про него знаете? -- Хм! Откуда? Вопрос, что называется, в самую точку. Чтобы это понять, я должен вам снова рассказать то, что уже рассказал вам за прошлым чаепитием, и за что Няпа на меня рассердилась. -- А как она рассердилась? -- Ну как кошки сердятся - очень просто. Распушила хвост, загнула его самым что ни на есть надменным крючком, забралась под диван и демонстративно просидела там весь вечер. Я уж и звал ее, и прощения просил, но она так и не вышла. И на следующий день тоже со мной не разговаривала. -- Так что же именно Вы мне такое рассказали, что Няпа рассердилась? -- Ну, она посчитала, что некоторых личных вещей Вам знать не стоило бы. Например, тех фактов моей биографии, которые Вы знаете по документам, но которые прошли мимо Вашего внимания. -- Ну а какие именно факты? Вроде, ничего необычного. -- Ну вобщем, да. Действительно, ничего необычного, бьющего по глазам в моей биографии нет. Я и сам так считал, вот только некоторые детальки мне казались необычными. -- Как то например? -- Ну хотя бы, например, имя моей матери - Мария. Отчим - Осип, почти Иосиф. Отец неизвестен. Моя матушка решительно не знала, как она стала беременной. Тогда она еще в деревне жила. Пошли они как-то раз по весне с девчатами гулять на свадьбе у подруги, перепились там самогонки, а что дальше было - Бог знает. Только месячные пропали, да живот стал расти. Пошла она к тамошнему фельдшеру. Он ее проверил, а потом по пьяни раззвонил на всю деревню - дескать, Машка Пыхтяева так забеременеть ухитрилась, что даже целка не поломана. Ну а народ в деревне всегда рад языком чесать - что мужики, что бабы. Машка Пыхтяева, мол, от святого духа понесла. Христа нам родить собирается. Вот такие перед моим рождением были пророчества. Надсмеялась деревня над моей мамкой, так что она со стыда уехала в город. Ну, а в городе у ней я родился, все как положено. А потом Осип Данилович мою матушку пожалел, потому что он и сам несчастный мужик, горький пьяница. Витей меня мама назвала по деду, своему отцу, а отчество "Витальевич" , можно сказать, она мне с потолка придумала. Интеллигентно звучит "Витальевич", по крайней мере маме так всегда казалось". Тут до меня что-то стало доходить: -- Так Вы на самом деле не Витальевич, а Иосифович? - благоговейно произнес я. -- Экий Вы балда, Александр! Ну какой же я Иосифович? Вы что, совсем Библию не читали? -- Нет, отчего же, читал -- пробормотал я. -- Ну вот, видите! А в тридцать три года я получил четыре пули от своих ближних - две в спину и две в грудь, и от полученных ран скончался на месте. Потом кое-как воскрес, используя мной же ранее изготовленные подручные технические средства. Ну что, есть у Вас какие-то мысли по этому поводу? Мыслей у меня решительно никаких не было, если не считать массу вопросов, которая немедленно стала роиться в голове как туча шершней над дуплом. -- Я и сам не знал, как мне следует относиться к этим фактам из своей биографии,-- продолжал Виктор Витальевич,-- пока не сумел переместиться со своим транслокатором на Ближний Восток, на две тысячи лет назад. Я всего лишь хотел уточнить, как там в действительности обстояло дело, и почему моя жизнь так упорно следует столь известному сценарию. Но стоило мне материализоваться на вершине Лысой горе, у подножия того самого креста, как тут же сработали мои резонансные эффекты, и произошло неуправляемое совмещение, как в случае с Лореттой и танцором, который вы достаточно точно описали. Неуправляемое резонансное совмещение тел происходит только в одном случае: если два тела являются различными формами материализации одной и той же сущности, одной и той же интенции той изначальной эманации, которую Гегель называл мировым разумом. Вот так я и узнал, воплощением какой сущности я являлся, и почему моя биография развивалась именно по этому сценарию. По факту своего рождения я изобретатель, как и тот, кого я невольно снял с креста. Конечно, он изобретал по-своему, совсем по-другому, чем я. Он упирал в первую очередь на человеческие чувства, а не на технику. Он неустанно проповедовал и надеялся научить людей жить и любить по-другому. Отчасти ему это удалось: люди действительно стали жить по-другому, да только совсем не так как он хотел. И любить они по-другому тоже не научились. Станиславский сказал на этот счет очень точно: "ничему нельзя научить, всему можно только научиться". Это правильно, да только ведь он жил задолго до Станиславского, и в то время были совсем другие представления и понятия о том, что можно, а чего нельзя. -- Так ведь он - это теперь вы -- выдохнул я почти шепотом. -- Ну вобщем, верно. Он - это я. Вернее, я - это он, во второй попытке. Я бы не назвал эту вторую попытку очень удачной, но на мой взгляд, она все же гораздо успешнее предыдущей. Удалось избежать ненужной огласки, помпы, толпы ничего не понимающих учеников-двоечников, многочисленных прихлебателей, выдающих себя за последователей. Удалось также избежать создания новой религии, армии церковных чиновников, очередного ареопага сытых иерархов. И поэтому удалось избежать религиозных распрей, войн, очередного передела мира. Правда, мне и ничего хорошего сделать, честно говоря, тоже не удалось. И хотя технически я был вооружен несомненно лучше, чем пару тысячелетий назад, мне это абсолютно никак не помогло. Я создал прибор, который совершенно явно и четко показывает человеку его бессмертную душу. Мне самому стоило немалого труда понять, что именно я изобрел. А когда я понял, то мне показалось, что я как никогда близок к успеху, но увы! Когда дело дошло до публичной демонстрации прибора, толпа смогла увидеть только жопу в зеркале. Ничего нельзя показать со стороны. Все можно только увидеть самому, и никакая техника не изменит этого положения. -- А кто такая Няпа? -- неожиданно вспомнил я. -- Когда я ходил две тысячи лет назад по дорогам древней Иудеи, у меня был друг, голубь по имени Изя. Он всегда сидел у меня на плече. Мне остается только гадать, почему в последующих преданиях моей милой птице стали отводить какую-то совершенно мистическую роль. Изя был чрезвычайно любвеобильным и доверчивым существом, все время норовил поцеловать меня клювом. За это я его прощал, когда он гадил мне на одежду. Помните песенку: "Из края в край вперед иду, и мой сурок со мною". А у меня не было сурка, у меня был Изя. А когда меня взяли под стражу, Изя понял, что со мной происходит что-то ужасное. Он улетел в панике, и от страха позабыл об осторожности. В тот самый час, когда я умирал на кресте, моего бедного Изю съела кошка. Большая, белая, роскошная бестия. Кинулась на моего бедного друга как молния и моментально отгрызла голову. Я потом долго искал эту кошку своим транслокатором и по счастью нашел. Мне приятно иметь рядом что-то от своего старого верного друга, хотя и в новом обличье. Конечно, Няпа - не Изя, она совсем другая. Она умница, хищница и ревнивица, но я все равно ее люблю. -- Значит, Ваше изобретение все-таки не было совсем бесполезным? По крайней мере, Вы Няпу нашли -- сказал я. -- Ну почему же? Не только. С помощью спецтехники и армейского головотяпства мне в этот раз удалось спасти целых две души, и я считаю этот результат весьма неплохим. В прошлый раз не удалось спасти ни одной. Конечно, я сам себе сильно напортил в первый раз. Народ теперь чрезвычайно развращен, и во многом по моей вине. Никто не хочет работать над своей личностью, воспитывать свои чувства, дать себе труд понять себя и других. Ведь понимание и любовь - это в самом деле великий труд. Никто не хочет трудиться над своей душой, подготавливать ее к жизни вечной. Ведь для этого надо столько всего в мире понять, приспособиться к тому, что ты узнал, и не отвергать, а полюбить. Нельзя любить мир, не понимая его. Чтобы полюбить мир, надо понимать его в совершенстве. Как Вы там у себя написали? -- тут на лице Виктора Витальевича заиграла лукавая улыбка. -- Единство интеллекта и аффекта,- смущенно сказал я. -- Вот-вот. Да только достичь этого единства уж очень трудно, да и долго. А посланцы Сатаны постоянно нашептывают гораздо более легкий путь. Власть, престиж, богатство, целый сонм плотских наслаждений, не одухотворенных работой мысли... И люди слушают это нашептывание и поддаются ему чрезвычайно легко. А раз послушавшись сладко-ядовитого шепота и соблазнившись легкостью открывшегося пути, они уже ничего больше не хотят, кроме как преуспеть в этой земной жизни. Преуспеть любыми путями, чтобы получать от жизни как можно больше наслаждений в единицу времени. Того же они желают и своим детям. Ради этих минутных наслаждений люди готовы искалечить себя и других. А лиши их этих наслаждений - и сразу наступит великий страх. Страх непонимания своих чувств, своего места в мире, страх незнания, что же делать дальше. Все страшно этого боятся, и поэтому предпочитают коротать свою жизнь, гоняясь за наслаждениями. И при этом постоянно они надеются на меня. Тот же сладенький голосок нашептывает им, что я их спасу от расплаты, что я всесилен. Этот голосок, разумеется, все врет, но люди верят! Потому что если есть выбор, во что верить, то предпочитают верить в то, во что удобнее верить, даже если это явная чушь, дичь и глушь. Временное удобство все еще остается главным критерием в поиске истины, хотя всем понятно, что временных истин не бывает. Невозможно найти временное и легкое пристанище в Вечности, но именно к этому люди и стремятся. И я им нужен именно для этого, то есть, для удобства. Они все две тысячи лет считают меня кем-то типа Харона, перевозящего мертвых через воды Ахеронта прямо в рай, и при том совершенно бесплатно. А в нынешний прагматический век люди вообще начали считать, что я им чем-то обязан, что это у меня должность такая, и в мои функциональные обязанности входит продолжать серию их наслаждений после их физической смерти. Да что там, им уже мало одного меня, и они решили расширить штат, благо зарплату выплачивать все равно не надо. Теперь каждый хочет иметь себе персонального заступника и спасителя. Дело дошло до того, что политики - циничнейшее из людей племя - избрало себе в официальные небесные заступники сэра Томаса Мора! Господи, какая чушь! Как я могу помочь людям, которые пустили свою