в работники определил, а когда срок учебки закончился, перевел в БОУП (батальон обеспечения учебного процесса). Уезжая в Германию, уволил его по документам на дембель, а самого бойца предупредить забыл. Закрутился подполковник в суматохе и приказ до бедолаги не довел! Бабий давно в Европе, а боец овец пасет лишний год. Выписали ему новый военный билет, поставили печать об увольнении и отправили на дембель. Пришлось, однако, деньги на дорогу из своего кармана замполиту выделять. Как задним числом проездные выпишешь? Благо ехать не очень далеко, до Ферганской долины. Повезло полковым начальникам, что скандала не случилось. -- А как родители? Сына не хватились? -- Эх, Никита! Ты один в семье? И я один. А у того бойца братьев и сестер человеко-штук около пятнадцати. И они постоянно то рождаются, то женятся, то в армию уходят, то возвращаются. За всеми не уследить. Да и парню все едино, где овец пасти. -- М-да. И это ты называешь смешной историей? -- У тебя просто чувство юмора атрофировалось. Ладно, тогда слушай еще одну, не менее смешную! В соседнем пехотном полку такая хохма произошла год назад... Хохма такая. Подходит к замполиту солдат-туркмен: "Отпусти домой, устал служить". Тот ему: "А воинская обязанность? А присяга? Гражданский долг каждого молодого советского человека -- отслужить два года в армии! Ты Меред Мередов честно выполнишь свои служебные обязанности, и через два года поедешь к родителям!" А боец: "Я не Меред, я Сайдулло! Это мой младший брат Меред. Я за него теперь служу!" Начали разбираться, а туркмен объясняет, что пять лет назад призвали в армию, попал служить на Дальний Восток. Два года добросовестно лямку военную тянул артиллеристом. Дембельнулся. Приехал домой, а отец просит: "Сайдулло, среднего Махмута призывают, но он ничего не знает про армию, а ты уже все умеешь. И здоровье у брата слабое. Отслужи за него, а мы тебе пока калым соберем!" И поехал Сайдулло на Урал, в стройбат. Через два года только возвратился, а отец вновь к нему: "Сынок, Мерда в армию забирают, может, и за него отслужишь? Он жениться собирался. А я тебе с братьями дом тем временем построю!" Вот пятый год он в сапогах ходит! Все бы ничего, но каждый раз "молодой", да "молодой", "салага", "салабон". Вот если бы сразу "дедом" или "дембелем", то и за Мухтара б, самого меньшего братишку, отслужил! А так нет, хватит! Устал. Дом мне отстроили, пусть брат сам служит. Посмотрели, пригляделись -- фото в военном билете не его. Но кто в военкомате фотокарточки рассматривает. Чурка и чурка, все на одно лицо. Мы для них тоже одинаковые -- белые. Бледнолицые братья. Потихоньку съездил ротный, поменял братьев местами и делу конец. Еще и барашка в подарок от родителей за молчание командир получил. -- М-да. И это ты называешь хохмой? -- Нет, с чувством юмора у тебя, Никита, и впрямь не того... *** -- У меня во взводе парнишка-тукмен, Ташметов был. -- к месту и не к месту встрял "душегуб" Большеногин. -- Хороший солдат. Жалко, глаз ему выбило. И казаху Кайрымову горло перебило осколком. И Олежке Смирнову -- тоже глаз. На "растяжке" подорвались... Нет, туркмен, если в роте один, то это отличный солдат. -- Это ты к чему, Большеногин? -- Так, к слову... Черт, жалко парней. До Нового года всего два дня, а они так глупо... Здравствуй, жопа, Новый год! Жалко... - Это ты с пьяну брякнул! Летом было дело. Просто мы к леднику поднялись! - возразил Никита. - Кстати! К слову! -- Про жопу? -- гыгыкнул грубый Кирпич. -- Про Новый год! - урезонил пьяного приятеля Ромашкин. Глава 11. Драка перед Новым годом Новогодние праздники в Туркестане выглядели довольно странно. Ни намека на снег, затяжные моросящие дожди. Солнце -- если повезет. Ни тебе елок с игрушками на ветках, ни тебе Деда Мороза со Снегурочкой, ни снеговиков во дворах. Ромашкину как всегда не повезло. На совещании Неслышащих (Недумающих, Незнающих, Неверящих, Невидящих, Непомнящих) довел приказ Бердымурадова: "В новогоднюю ночь замполиты рот развлекают солдат, организовывают досуг, праздничный ужин и прочие мероприятия". Значит застолье, на которое после злополучного похода в Иран, пригласил Никиту Хлюдов, отменялось. Жаль, ведь вино и коньяк они совместно закупили заранее, а на званном ужине их ожидали разные вкусности, приготовленные радушной хозяйкой, и Вовкиной молодой сестренкой с томными глазами. Шкребус хмыкнул, потирая руки: -- Наконец-то этих бездельников приобщили к полезному труду! А то в прошлый год я дежурил! А в позапрошлый -- Шмер! Твой предшественник, Штранмассер, как "дед", пользуясь званием и возрастом, припахивал нас, лейтенантов. Теперь и на нашей улице праздник! Хорошо, когда моложе нас есть офицеры! Никита грустно вздохнул. Ну почему армия построена на таком принципе: старый или молодой? В начале службы солдатом он был молодой. Только отслужил год -- поступил в училище. Первый курс -- вновь салага. Не успел стать старшекурсником, как выпустился за ворота вуза, и опять молодой, но теперь уже офицер. Потом станешь молодым майором, молодым полковником и перед пенсией молодым генералом. Если служба удастся... Эх, наверное, только маршалов молодых не бывает, одни ветераны-старики. А может и у маршалов дедовщина? -- Ромашкин! Ты чего молчишь и в ухе ручкой ковыряешь? Оглох? Барабанную перепонку проткнул? -- рявкнул Шкребус. -- Или приказ начальства не нравится? Игнорируешь? Нравится -- не нравится... Проигнорируешь тут! Разве что робкая попытка увильнуть от "почетной" обязанности -- в новогоднюю ночь бродить по роте среди спящих солдат! Робкая попытка: -- А может, кто добровольно пожелает быть ответственным тридцать первого декабря? К примеру, Ахмедка -- мусульманин. У мусульман Новый год, кажется, в апреле? А? Чего молчишь, Ахмедка? Ты по какому календарю отмечаешь? По лунному? -- Я атеист. Для меня официальный праздник родной страны и есть Новый год! -- ответил туркмен. Ишь ты! Как жену покупать и сало не жрать, так сразу: обычай, вера. Да еще что-то всегда бормочет перед едой. Наверняка молится, сволочь. А чуть что, он истовый атеист! И водку пьет, и праздники русские призна?т. -- Ромашкин! Не отлынивай! -- Несышащих был Неумолимых. Это приказ замполита полка. Не отвертишься! Дежурят только "политрабочие". Не нравится -- меняй профессию. Но! После Нового года! А сейчас займись делом: составь план работы на праздничные дни, конспект беседы, подготовь список увольняемых на выходные, но только тех к кому родители приехали. Вс?! Все офицеры, кроме Ромашкина, свободны. Счастливо дежурить и праздновать. Офицеры высыпали из канцелярии и дружно побрели в каптерку -- выпить на дорожку. -- Никита, пойдем тоже хлопнем по стакану водки! -- предложил Шмер. -- Зальешь горе-неудачу, поднимешь настроение. -- Эх, не повезло! -- вздохнул Никита. -- И почему такая напасть? В карауле два раза выпадало стоять, в наряде по роте тоже один раз у тумбочки дежурил. По-человечески только на стажировке отмечал Новый год. Не везет мне со Снегурочками-дурочками с дырочками! -- Ты просто, наверное, в разгильдяях числился. -- ухмынулся Шкребус. -- Исправляйся! Будь дисциплинированней! Шмер оскалил зубы, почесал зеленое от зеленки ухо: -- Ну, ты идешь? В третий раз не зовем! -- Иду, иду! Алкаши чертовы! Никита собрал бумажки в папку, тетрадки сунул в стол и быстро догнал приятелей, спускающихся по лестнице в подвал. Нацарапать отписку для начальства всегда успеется. Подождут бумажки, не убегут. -- Никита не грусти. Первое января -- тоже праздник. Отдежуришь и приходи в гости. Допьешь, что не допили, доешь, что не доели! Ха-ха! -- издевательски веселился Шкребус. -- Сам жри свои объедки! Обойдусь без тебя! - огрызнулся Ромашкин. Шкребус-Глобус и Непьющих быстренько выпили и, закусывая на ходу яблоками, поспешили к заждавшимся женам. -- Поехали сейчас в город за спиртным? -- предложил Шмер, отвлекая дружка от грустных мыслей. -- Купим еды разнообразной, фрукты, овощи. Мяса выберем на завтрашний шашлык! -- А, поехали! Сейчас только договорюсь с Ахметкой, чтоб поболтался по казарме, последил за порядком. И в путь. Второй час поиска деликатесов подходил к концу. В сетках -- яблоки, гранаты, мандарины, виноград, зелень. Раздувшийся, словно цистерна, дипломат булькал набором спиртного: водкой, шампанским и коньяком. Мясо тоже разыскали -- пусть не лучшего качества, но на шашлык пойдет. Хорошо, что вообще его нашли! На рынке им попался Лебедь-Белый, который навязался в компаньоны и уже ни на шаг не отставал. Он прикупил всевозможных консервов и картофеля. О! О ней, любимой картошечке, приятели чуть не забыли. -- Хватит! Я из сил выбился! -- взмолился Шмер. -- Пора сесть, передохнуть -- по пиву. Сколько мы торговались, я столько в жизни не болтал! За каждую копейку спорят, гады! Удавил бы! Рыночная мрачноватая пивнушка оказалась переполненной разномастным людом. Местные аборигены и заезжие "бичи" с "химии"... Запах пота, грязной одежды, прелых опилок. Два окошечка почти не давали света сквозь засаленные стекла. Тусклые лампочки под потолком едва мерцали сквозь табачную дымку. Заплеванный пол, замызганные стены, стойка с краном. Толстый туркмен, возвышающийся над ней. Две пустые бочки, одна на другой. Хозяин стойки тупо смотрел в дальний угол и жевал насвай. Крупный подбородок и мясистые щеки шевелились в такт жевательным движениям челюстей. Бессмысленный взгляд не выражал никаких эмоций. Рука лежала на ручке крана и время от времени поворачивала ее, наполняя подставляемые кружки и банки. Другая рука одновременно ополаскивала под тонкой струйкой холодной воды, грязную посуду. Ни одного лишнего движения, настоящий пивной автомат. -- Опять буфетчик стирального порошка добавил в бочку! Гад! -- сдувая густые хлопья пены с кружки, громко произнес Лебедь. Равнодушное лицо хозяина стойки осталось каменным и безразличным. Никакой реакции. Офицеры, морщась, выцедили кислятину из кружек и направились к выходу. Лебедь захватил со стола откупоренную, но так и не начатую бутылку водки. Это заведение никак не располагало к продолжению банкета. Лучше тогда посетить ближайшую лагманную и там под шурпу выпить по рюмочке. Внезапно шедшему первым Лебедю преградил путь небритый громила с мутными глазами наркомана. Неопределенного возраста и национальности. То ли кавказец, то ли метис, то ли мулат. Тяжелый взгляд не предвещал ничего хорошего, а огромные кулаки с татуировками угрожающе сжались. -- Куда прешь! -- прорычал "химик". -- Не видишь, человек стоит? Лыбидь покрутил головой по сторонам в недоумении: -- Где? -- Что -- где? -- Где человек? -- Шутишь, да? Издеваешься? "Химик" явно затевал скандал. Обойти его стороной -- никак, мешают столы. Еще четверо дружков "химика" внимательно наблюдала из угла прелюдию к драке, изготовившись принять в ней самое живейшее участие. Лебедь вдруг полез на рожон: -- Водки хочешь? -- Хочу! -- осклабилась вставными железными зубами рожа. -- На, пей, мурло! -- без эмоций ответил Белый, приподняв бутылку за горлышко на уровень этой самой рожи. Пока "химик" на секундочку соображал, как отреагировать, Лебедь, молниеносно подкинув, перевернул бутылку, подхватил ее в воздухе за горлышко и с силой саданул противника по башке. Бутылка звякнула и разбилась. Часть осколков осыпалась, а часть впилась "бичу" в массивный лоб. Из рассеченной кожи брызнули струйки крови и перемешались водкой. Лебедь-Белый подпрыгнул, и ударил каблуками кованых сапог в грудь покачивающегося, ошеломленного "химика". -- О-о-окхт! -- клекотнул тот горлом и громыхнув, рухнул в проход. Игорек взошел на него, как на постамент, и гаркнул начальственно, словно с трибуны вскочившим было с мест друганам "химика": -- Сидеть, суки! Всех попишу! Изуродую! Не двигаться! После подберете эту свою падаль. -- Да ты чо, братан... -- мнимо дружелюбно гнусаво затянул один из друганов "химика". -- Мы ж ничо... -- Не рыпаться!!! Двоих самых прытких сразу уложу! Ша! Гопники! Не дергаться! -- Лебедь-Белый выхватил из внутреннего кармана шинели нунчаки, с которыми никогда не расставался, а второй рукой погрозил "розочкой" разбитой бутылки. -- Сидеть, "бичи"!!! Он несколько раз подпрыгнул на безжизненном теле, которое после каждого прыжка всхрапывало воздухом, вырывающимся из легких. Бармен бросил растерянный взгляд на офицеров и скрылся под стойкой, при этом с грохотом сдвинув бочки. Несколько кружек, слетев под прилавок, разбились. Привставшая с места ватага гопников медленно присела на скамейки и замерла. Лебедь запрыгнул на стол, стукнув коваными сапогами по дереву. Столешница скрипнула, но не сломалась. -- Мужики, быстро на выход! -- зашипел сквозь зубы Лебедь. -- Я прикрываю отступление! Живо! Не каменейте! Шагайте прямо по этому пугалу, без церемоний. Никита неуклюже перепрыгнул через тело и торопливо вышел на улицу, вытирая пот со лба рукавом шинели. Шмер же, наступив правой ногой на живот поверженного, левой с удовольствием приложился попутно в промежность. -- О-у! -- подал признаки жизни бугай. -- У-у-у! Последним из шалмана выметнулся Лебедь: -- Ну, надеюсь, полдюжины ребер я этому уроду сломал. Не пить ему пива полгода, а то и больше! -- Ребра? При чем тут? Ты ж его бутылкой... -- А я когда со стола спрыгнул, так прямо ему на грудь, сучаре! -- счастливо улыбнулся Лебедь. -- Игорь! Хватит болтать! -- воскликнул Шмер. -- Бежим отсюда, пока уже и нам бандюги кости не переломали. -- Не бежим, -- с достоинством возразил Лебедь, -- а отходим на заранее подготовленные позиции. Они втроем завернули за угол, проскочили два квартала до остановки маршрутки. С полными сумками бежать тяжело. Но надо! На свежем воздухе дышалось легко, и мелкий моросящий дождик освежал. Им наперерез вдруг бросились две женщины. Русские? Русские! Одна -- в кожаном плаще и высоких черных сапожках. Вторая -- в короткой курточке и короткой же юбочке выше колен. Местные так не ходят. Окруженные стайкой молоденьких сально гогочущих азитов, они старались увернуться от поглаживаний и щипков. -- Ребята! Помогите! Эти пристали! Дикари какие-то! -- О-о-о! Азияты! На наших, на русских! -- плотоядно заорал Лебедь, недовоевавший в пивном шалмане. -- Ну, ща!!! "Ща" получилось более чем внушительным. Ни Ромашкин, ни Шмер не успели и глазом моргнуть. Да и сумки тяжелые, не бросать же! В общем, не успели. А уж как азияты не успели! Игорь одним ударом расквасил нос ближайшему азияту. Второму звучно угодил носком сапога в копчик. Третьему -- хук в челюсть -- хрустнуло... И враг бежит-бежит-бежит! -- Ну, денек! -- с удовольствием отдуваясь, прокомментировал Лебедь. Давненько я так душу не отводил! -- Вы наши спасители! -- защебетала блондинка в короткой юбке. -- Сволочь! Такие дорогие колготки порвал, Щипнул, а ногти нестрижены! Я думала, нас изнасилуют прямо на улице! -- Нинка! Не надо было такую короткую юбку надевать! -- облегченно визгнула чернявенькая, в плаще и сапожках. -- Ладно тебе Вика! Не изнасиловали же! Или ты наоборот расстроилась? -- Дура! Спасибо еще раз, ребята! -- изблагодарилась чернявенькая Вика. Я готова... ну просто готова вас всех расцеловать! -- Эх, ты! Расцеловать! И всего-то! -- пристыдила блондинка Нинка. -- Ребята, приходите к нам в гости на Новый год! Я мужу расскажу, какие вы отважные герои. Будем вам рады! А тебя, я обязательно поощрю еще как-нибудь! -- она ласково мазнула геройского Лебедя по щеке, одновременно почему-то хитро подмигнув Ромашкину. -- Нинель! Благодарная ты моя! -- хмыкнула чернявенькая Вика. -- Прямо тут не начни их поощрять! -- Тебе-то что? Не свое, не экономь! -- блондинка Нинка сверкнула похотливыми глазами. -- Так! Вс?! Марш на... маршрутку! У тебя одно на уме, с кем пошоркаться! Да, подошла маршрутка. Народ ломанулся. Самое забавное, всем троим офицерам места не хватило. Они еще потоптались у дверцы... А куда, если некуда?! -- Ребятишки! Приходите на Новый год! Дом семь, квартира тридцать. Обязательно! -- блондинка Нинка состроила многообещающе глазки. -- Придем! Обязательно придем! -- Лебедь потер сбитые в кровь костяшки кулаков. Маршрутка уехала, подпрыгивая на ухабах, лязгая рессорами и коптя воздух некачественным бензином. -- Да-а-а... Не зря я дал в морду и уркам, и чуркам! Чую, отметим праздник не только хорошей выпивкой, но и легким расслаблением организма... А черненькая ничего, а! -- И блондинка ничего! -- справедливости ради отметил Шмер. -- Забиваю очередь! -- За мной не занимать! Хочу обеих! Но... так и быть, -- смилостивился Лебедь, -- поделюсь с друзьями! -- С другом, -- поправил педантичный Шмер. -- Со мной. Никитушка наш автоматически выбывает. Он празднует в солдатской семье, с ротой. -- А мы с тобой, Игорек, к девчонкам -- на посиделки, на полежалки! Как тяжело быть лейтенантом, как тяжело быть лейтенантом. Хуже работы, я вам, ребята не назову... Подъехал второй, последний, рейсовый "Рафик". Загружаемся! Не зевай! А то пешком... Не находились еще?! Глава 12. Новый год. Досадная, конечно, необходимость -- дежурить в новогоднюю ночь. Но унывать? Никита жил по принципу: искать во всем хорошие моменты. Понимая, что попытки изменить решение командования обречены на провал, решил организовать праздник на рабочем месте. Персонально для себя прикупил в городе две бутылки шампанского, ром, "Токай". Коньяк привез очередной солдатский родитель. Пусть и не "Арарат", но и не "Тбилиси". Настоящий "Белый Аист" из веселой Молдавии. Вот ведь интересно как получается, вино в Грузии великолепное, а коньяк у "генацвали" не лучшего качества. За год дегустаций напитков из национальных республик, Никита составил собственный ранжир для коньяков. Во главе, понятное дело, армянские. Далее -- молдавские. Затем -- дагестанские, узбекские, ставропольские, туркменские, грузинские, грозненские, кабардино-балкарские, киргизские. Последнего и совсем не почетного места удостоились азербайджанские коньяки. Почему-то именно они лейтенанту менее всего нравились. "Бакы" -- ну какая же это гадость! Такой напиток коньяком может назвать лишь человек с извращенным вкусом! Возможно, настроение в день дегустации этого "Бакы" было плохое, и отсюда последнее место, но что-то было в напитке не то. Коньяк явно отдавал бормотухой. Видимо, много лишнего украли в процессе и разбавили бочку суррогатной дрянью. Никита раскрыл дверцы скрипучего шкафа и поместил бутылки на верхнюю полку. Туда же -- коробку с ароматными фруктами: апельсинами, яблоками, мандаринами, гранатами. Полезная вещь для восстановления организма витаминами после атаки на него спиртным. В алюминиевую армейскую тарелку высыпал конфеты и шоколадки. На поднос -- свежий торт (с трудом, но удалось отразить натиск приятелей и не дать им сожрать по дороге в гарнизон). Внизу на полке -- заранее заготовленный ящик, полный грецких и земляных орехов. Еще один десерт! В общем, сплошной десерт, а поесть нечего. Никита в раздумье потеребил нос, достал из кармана складной ножик и мелко нарезал лимон. Но и это не пища. В канцелярию заглянул сержант Наседкин, смешно шевеля губой, разодранной еще в детстве: -- Товарищ лейтенант, я из наряда по кухне пришел. Дежурный по столовой спрашивает, вам картошечки пожарить или не нужно? -- Обязательно, Серега! -- А рыбки принести? -- И рыбки! И зеленых помидоров, и соленых огурчиков. -- Есть! Через пятнадцать минут, к великой радости Никиты, огурцы, помидоры и капуста уже стояли в шкафу в мисках. Внезапно в коридоре раздалась команда "смирно". Ага. Надо понимать, комбат. Надо непременно доложиться начальству... Показать что трезв! Алсын был слегка подшофе и в прекрасном настроении. Видимо, получил от аборигенов перед праздником причитающийся от "работорговли", бакшиш. -- Ага, Ромашкин! Ты на месте -- это хорошо. А то я зашел этажом выше, а Хлюдова нет. Он взводного за себя оставил. Подумаешь, птица столичная! Москвич! Блатной министерский сынок! Приказ нарушает, понимаешь ли! И Колчакова на месте нет почему-то. -- Наверное, ужинать пошли, товарищ подполковник. Я их недавно видел, -- соврал Никита, выгораживая товарищей. -- Ладно, попозже зайду, проверю опять. А как у тебя в роте обстановка? -- Все нормально, без происшествий. Наряд по столовой через полчаса придет, остальные смотрят телевизор. В двадцать один ноль-ноль -- праздничный ужин и отбой. Завтра мероприятия в соответствии с планом: лекция, беседа, футбол, кино. -- Молодец, понимаешь ли! А как порадуешь комбата, чем поздравишь? -- М-м-м. Разрешите предложить коньяк? -- Нет, я его не люблю, он воняет, понимаешь ли. -- Тогда и ром предлагать не буду. -- Правильно, не предлагай, о-о-облисполком! Водка есть? Никита замялся. Водка, в принципе, была. Но не его, а ротного. Да и стояла она в командирском сейфе. -- Ну, чего топчешься? Есть? -- Есть немного. -- Так наливай, не жмись! Понимаешь ли! Ромашкин открыл ключом сейф и достал поллитру. -- Ого! Немного! Я что, слон? Полная бутылка, а он говорит немного. Ох, Ромашкин, оправдываешь свое прозвище -- Рюмашкин! -- Да, это ребята шутят, я водку вообще мало пью. -- Мало, мало... От ведра мало отхлебываешь? Наливай! Не топчись, в ногах правды нет! Садись. О-облсполком... Никита налил комбату стопку до краев, поставил на стол тарелку с маринованными помидорчиками, нарезал колбасы. -- А ты что, так и будешь смотреть мне в рот? Бери стакан! Полный наливай, лейтенант. С комбатом пьешь! Краев не видишь? Никита вздохнул и подчинился. -- Ромашкин! Поздравляю тебя с Новым годом! Понимаешь ли! Желаю тебе стать настоящим офицером и всего самого наилучшего, понимаешь ли! Вот так! О-о-облисполком! -- Алсын опрокинул стопку в бездонную глотку. Крякнул, съел огурчик, обтер усы и, хитро улыбаясь, зацепил криволапой рукой бутылку со стола: -- Ты сегодня ответственный, поэтому водку конфискую. Не ровен час, напьешься и завалишь дело. -- К-какое дело? -- За порядкой следить! Запомни, лейтенант! Порядка сама не приходит. Ее надо наводить ежедневно и ежечасно! И еженощно! Понят-тна? -- Понят-тна! -- не удержался Никита. -- Ты что, лейтенант, меня сейчас дразнил? -- Нет, я просто, чтобы вам было понят-тна -- бутылка не моя, ротного. -- Передай привет ротному и мое персональное спасибо, за водку! Понят-тна? -- Так точно! Панят-тна! -- Юморист? У меня сегодня настроение хороший. Накажу как попало, в следующий раз, завтра. Точнее, в новом году! Ушел. Зато спустя пять минут пришел Рахимов, замполит батальона. Толсто намекнул, что не прочь выпить с подчиненным коньячку. Да что тут, медом намазано?! Ну, положим, не медом... Выпили. Налили по второй. И -- в канцелярию ворвался начальник штаба, Давыденко: -- Вот так! Уже пьет! Лейтенант! Я кому вчера говорил быть трезвым, как стекло? -- Ну, мне. -- Без "ну", товарищ лейтенант?! Не запряг, не нукай! -- Мирон, это я его подбил... на мелкое нарушение дисциплины! -- успокоил Рахимов. -- Ага! -- кивнул Никита. -- А перед товарищем Рахимовым приходил товарищ Алсынбабаев... подбивал... Вы коньяк будете, товарищ майор? -- Нет, посмотрите на него! Я его ругаю, а он меня споить пытается! Я на дежурстве! -- А шампанского? Будете? -- Шампанского? Хорошо! Шампанского наливай! Новый год все-таки. Э, не в рюмку же! В стакан!.. Ладно, коньяку тоже добавь. Коктейль "Бурый медведь"!.. Ну, с Новым годом! За укрепление воинской дисциплины! -- Давыденко заглотил "Бурого медведя", бесцеремонно набил карманы шинели орехами, выбрал самое крупное яблоко, апельсин и удалился. -- Вот человек! -- не выдержал Никита. -- Все настроение испоганил! Плюнет в душу и счастлив от этого! Еще и ограбил! Петух гамбургский! -- Вот это ты зря! Про петуха! Еще скажи, я тебе тоже плюнул и тоже ограбил! -- благосклонно подмигнул Рахимов. -- Не болтай о начальстве в присутствии другого начальства! -- Ну, что-о вы! Никогда не скажу! Да и не болтаю я... -- Тогда -- удачи! Бывай, лейтенант! В будущем году свидимся. Век бы вас всех не видеть! Никита допил оставшуюся половину бутылки шампанского -- выдыхается ведь! Вдруг захорошело. Почему ж вдруг?! Вс? логично. Вс? начальство отметилось и ушло. И по анекдоту: "Савсэм один! Савсэм один!" Печаль переходящая в бурную радость. Конечно, одному немного грустно, но ведь можно и Колчакова позвать с первого этажа. Вадик -- душа-человек! Тем более, когда есть что выпить... А можно выпить и с собственным отражением, чокнувшись в зеркале. Старинный способ избавления от одиночества. Никита плеснул в рюмку чуток рому и цокнул ею по зеркалу: -- Ваше здоровье, Никита Александрович, долгих лет жизни! Счастья и здравия! Расти большим во всех местах! Полегчало еще больше. Нет, в самом деле! Чего сидеть дома в Новый год? К Хлюдовым -- было б занятно, но больно ласково глядит его сестра, ластится кошкой, глазками стреляет, не было б скандала! Идти нажраться в общагу -- невелико удовольствие, закончится потасовкой и массовым блевом в туалете. А так -- бойцам отбой, телик -- в канцелярию. И смотри концерты до утра! С самим собой-любименьким! Кр-расота! Гм, страшная сила... Ага! С самим собой-любименьким -- ка-ак же! Рано пташечка запела. Дверь приоткрылась, и в нее прошмыгнул Колчаков. -- Ты чего, Вадик? Гонится кто? -- Это я от начштаба прячусь. Надоел. Ему делать не хрен, он у меня в канцелярии сидит, в шашки играть заставляет. А я их терпеть не могу. Наливай, а то уйду! Ну, на... Йо-хо-хо... И бутылку рома... Ополовинили... -- Ох, хорошо! -- Вадик Колчаков по-хозяйски расположился, вытянув длинные ноги -- ладно, что не на стол, а на стул. Выковырял из мятой пачки сигарету, закурил, пуская кольца. -- Ну, вот что! -- неожиданно для себя взвился Никита. -- Гаси хабарик! Гаси! -- Чего-чего? -- Того-того! Ведешь себя, как свинья. Явился с пустыми руками, пьешь мой ром, грязные сапоги задрал выше головы! Да еще и куришь! А мне тут ночью спать! -- Какое "спать"?! -- отпарировал Вадик, но ноги со стула снял. -- Де-жу-рить, понял! Не спать, лейтенант, не спа-ать! Тебе ж еще на доклад к начальству. Заметь, сегодня! -- Так вместе и пойдем! Ты будешь говорить, а я буду рядом стоять и молчать. В крайнем случае, с умным видом кивну. -- Не, с умным -- уже не получится. Рожа в багровых пятнах, разит от тебя как... Да нету аналогов! -- Нету, да? -- Нету! Собирайся, пойдем к замполиту. Авось, Бердымурадов не заметит, что мы употребили. И лучше поскорее, пока нас не развезло. Пошли! Ну пошли... Чему быть, того не миновать. Остался всего один час до наступления нового года, блин. Что год грядущий нам готовит?.. Никита брел, хлюпая сапогами по широким лужам. Брызги разлетались в стороны. Полы парадной шинели сразу намокли, поднимать ноги и не хлюпать -- ни сил, ни желания. Добрести до штаба и не упасть -- вот задача! -- Т-товарищ замполит! Р-зршить доложить!.. Товарищ замполит ничего не заметил. Сам если принимал на грудь хоть сто граммов водки, соображал весьма туго после контузии в Афгане. А сегодня таки уже принял. И не сто граммов. Новый год... Так что для замполита Бердымурадова сегодня главный показатель дежурства -- прибытие офицера, как такового. Напротив фамилии в списке ответственных подполковник, прилагая усилие, чтоб попасть в нужную графу, ставил крестик и отправлял дежурившего в подразделение. Некоторые не являлись, и вот с ними он пытался воевать. Звонил по телефону, отправлял посыльных, матерился на русском и туркменском языках. Ромашкин и Колчаков из штаба, поспешили в батальон. Навстречу, по касательной, сумбурно матерясь, не заметив во тьме -- начштаба Давыденко. У каждого свои проблемы... -- Коз-зел рогатый! -- зло произнес Вадик. -- Почему рогатый? -- тупо спросил Никита. Все-таки в сочетании с "козлом" более устоявшееся -- "безрогий". -- А потому что! знаю. Сам лично ему рога наставил! Сам лично и с превеликим удовольствием! И не далее как два часа назад, пока он меня разыскивал в казарме! О, сколько нам открытий чудных!.. -- Хороша-а! -- отыгрывался Колчаков за все про вс?. -- Активистка! Страсть как любит это дело! Подходит к процессу творчески! И рога у нашего Мирона аж закручиваются в трубочку! А он пусть еще меня поищет! Днем с огнем! Никита поймал себя на мысли: "Ну, почему не я!" То бишь на месте Вадика, не на месте рогатого Давыденко. Мысль шуганул... -- Никита! Давай похулиганим! -- от щедрот предложил раздухарившийся Колаков. -- Чего скучать в праздничную ночь?! Раз пошла такая пьянка!... Устроим фейерверк! У меня есть четыре ракеты, красные и зеленые. Запустим их на плацу? -- А у меня припрятаны два взрывпакета и граната, -- поддался на провокацию Ромашкин. -- Ка-а-ак бабахнем!!! -- Но-но! Достаточно взрывпакетов. За гранату могут к ответственности привлечь. А за салют только выговор влепят... если поймают. Они, качаясь и спотыкаясь, заторопились к казарме. Там извлекли из своих загашникиов припрятанную пиротехнику и вышли на плац. Когда стрелки часов сомкнулись на двенадцати, дружно рванули за колечки. Ракеты с шипением взметнулись ввысь. Через мгновение -- громкий хлопок, и яркие разноцветные вспышки в ночном небо. Тотчас вверх была отправлена следующая пара сигнальных ракет. Где-то радостно заорали "ура!". Где-то присоединили к из ракетам свои -- из открытых окон. Салют!.. Если поймают, значит? Никита побежал с плаца в батальон, а Вадим в противоположную сторону, к городку, наверное, решился по-новой навестить жену Давыденко. Никита на секунду приостановился возле чугунных "пепельниц". Поджег взрывпакеты. Швырнул их в урны. Едва скрылся за дверями -- раздался страшный грохот. Столбы искр и огня взметнулись вверх, увлекая за собой мусор. Окурки разлетелись вокруг крыльца, а газета, словно большая птица с подбитыми крыльями, спланировала на кустарник. На плац примчались не совсем адекватно воспринимающий обстановку замполит полка и дежурный. Тщетно пытались обнаружить тех, кто запускал ракеты, но... тщетно. Тут бабахнуло еще несколько взрывпакетов в районе штаба полка, и оттуда же взлетела ракета, рассекая ночное небо полосами белого бледного огня. Затем полыхнула яркой вспышкой, и маленький парашютик стал медленно опускаться в жилой городок. А, штабные писаря резвятся, обрадованные отсутствием начальства. Когда салют иссяк и в гарнизоне стало относительно тихо, Никита налил в жестяную кружку шампанского и выпил ее до дна, пожелав сам себе счастья и любви в наступившем Новом году. Вот, главное, любви!.. Затем вышел из канцелярии, приказал дневальному перенести к себе в кабинет телевизор и пошел по темной казарме проверить бойцов. Усталые солдаты спали мертвым сном. Умаялись, бедняги, за день. Богатырский храп раздавался из разных углов, порой курсанты что-то бормотали на русском, узбекском, азербайджанском или еще каком-то языке. Крепкий запах... Ну, в общем, запах казармы. Надо ли разъяснять? К горлу подкатил комок. Ой, какие мы нежные! Да не нежные мы, но -- ром, коньяк, водка в одном флаконе, так сказать... и шампанского до кучи. Ой-?! Никита несколько минут шумно рычал в темноту, перегнувшись через подоконник. ...Дежурный по роте довел его до канцелярии, уложил в койку, стянул сапоги, укрыл одеялом и вышел, плотно притворив дверь. Счастливый и удовлетворенный Колчаков объявился где-то через час. Очень желал поделиться приподнятым настроением с другом-приятелем Никитой. Но, знаете ли, друга-приятеля Никиту нынче уже не приподнять. Ни настроением, ни вообще. С сожалением поглядев на мертвецки спящего Ромашкина, Колчаков не спросясь достал из приотворенного шкафа бутылку с остатками рома. Допил из горлышка. Отправился восвояси. Где-то они, эти свояси... Новый год победоносно шагал по стране, сшибая с ног миллионы жителей. Советские трудящиеся поедали тонны салата "оливье" и селедки под шубой, выпивали цистерны водки и шампанского. Затем либо тупо смотрели "Голубой огонек", либо пели и танцевали. Какая-то, самая счастливая, часть общества предавалась любви. А Никита... Что ж, Никита. В прострации Никита. План перестройки страны начинали составлять без него. *** -- А я, дважды Новый год в Афгане встречал, и оба раза в горах! - сказал Большеногин. - Помнишь, Никита, тогда еще моя БМП подорвалась, а после ротного ранило и девять бойцов... -- Помню! Я тогда в эфир только и рявкнул: "Кандец Большеногу!" А комдив меня обругал!.. Жалко Вовку Киселева! Хороший был парень! Вернулся после ранения и нашел свою смерть от снайперской пули.... -- Помянем ротного еще раз? -- Помянем ротного. Помянули. Глава 13. Сумасшедшие гости Утром Никита, едва пробудившись, покачиваясь на нетвердых ногах, вихляющейся походкой покинул казарму. В голове гудело, кости ломило, в глазах зыбкая пелена. Хорошо встретил Новый год, нечего сказать.... Не вписавшись в дыру в заборе, он сильно ударился плечом и ребрами. -- Черт! Понастроили стен, пройти не возможно! В парадной шинели и кителе ему по габаритам в узкий лаз -- никак. Пришлось раздеться, взяв шинельку в руки. Продравшись, наконец, наружу, в городок, он плюхнулся на колени, измазал галифе. Громко матерясь, добрался до квартиры. Долго искал ключи, а когда нашел, несколько минут тщательно целился в замочную скважину. Стыковка не произошла. Осознав, что войти тихо в дом не удастся, Ромашкин повернулся спиной к двери и заколотил по ней каблуками: -- Шмер! Мишка! Шмер! Открой, сволочь! Открой! Хватит спать. Дверь внезапно отворилась и с силой ударила Никиту в спину. Он слетел с верхней ступени и приземлился во дворе на четыре точки. -- Хто тут? -- спросил голос откуда-то сверху. Лейтенант обернулся и увидел стоящего с закрытыми глазами солдата Кулешова. Тот тер лицо кулаками и силился разомкнуть слипшиеся ото сна веки, продолжая бубнить: -- Хто тут орет? Чаво надо? Хозяева сплять! -- Кулешов, скотина! Это я! Хозяин квартиры и твой начальник! Глазищи протри! -- Никита поднялся с карачек, потряс за грудки не желающего просыпаться бойца. Тот шмякнулся на кушетку в углу веранды, невнятно оправдываясь в ответ. Да ну тебя, дурака Кулешова! Ромашкин, на ходу судорожно стряхивая со своих ног сапоги, устремился к заветному дивану. Грузно плюхнулся, слегка придавив Шмера, свернувшегося в клубок под простыней. -- У-у! Сволота! -- взвыл сонным голосом взводный и отодвинулся к стене. -- Ты, почему спишь на моем диване, гад?! Еще и курил, скотина, лежа? Марш отсюда! На свою койку! На второй этаж! На крышу! Шмер громко засопел и не ответил. Освобождать лежбище явно не желал. Никита швырнул шинель в один угол, китель -- в другой. Галстук сунул под матрац, остальную одежду -- куда придется. Блаженно улыбаясь, примостился на второй половине дивана. Потянул на себя одеяло. Шмер -- на себя. После недолгой борьбы за тепло победил более трезвый Шмер. Пришлось укутаться в простыню... К полудню продрогший, но не протрезвевший Ромашкин проснулся. Волей-неволей. Мишка Шмер поливал его, словно комнатное растение, водой из кружки. Никита вскочил и оттолкнул взводного. Тот оскалился рыжевато-желтыми прокуренными зубами, прищурил щелочки припухших глаз. Отекшее лицо взводного приобрело землистый цвет, а зеленые мочки торчащих ушей контрастно выделялись яркими пятнами. -- Отойди от меня, Крокодил Гена! Тьфу! То есть крокодил Миша! Михаил-крокодил! Чучело, а не офицер! Ну и рыло. Старлей с зелеными ушами! Шмер возобновил попытку полива "комнатного растения". -- Я тебе что, клумба?! -- взвился Никита. -- Отстань! Дай поспать! Я новогоднюю ночь службу нес, твой покой охранял! -- Наслышан-наслышан, как ты охранял, пьянь несусветная! Бойцы с утра мусор вокруг казарм собирают после вашего салюта. -- О как! Комбату донесли? -- А я знаю? Но думаю, доброжелатели найдутся. -- Вот черт! Как неудачно вышло! А вс? коктейль, коктейль! Зарекался ведь не смешивать напитки! Дегустатор хренов!.. Ну? И зачем ты меня будишь? В штаб вызывают? -- Нет, не в штаб. Нас девчонки в гости звали! Ждут наверное... -- Какие еще девчонки? -- Забыл? Те, самые, которых мы вчера от "урюков" выручили. "Мы", гм! -- Ну да, ну да, припоминаю. Сами приходили сюда? -- Нет, утром Лебедь прилетал, прокурлыкал: после обеда идем в поход, сбор у общаги. Надо что-то взять с собой, вчерашний запас кончился. Давай денег! -- Вот денег как нет, так и не было, -- уныло констатировал Никита. - И не в деньгах счастье, а в потенции! А ее... не поднять. -- Что-что, но это поднимем! А денег, что, действительно нет? -- Я тебе больше скажу -- даже выпить нечего! Вчера вс? приговорили. А с пустыми руками в гости -- это как-то... не по- офицерски. -- Пошли в общагу, пройдемся по комнатам. Не может быть, чтобы вс?... -- Вряд ли что сыщем. Необходимы внутренние резервы... О, Лебедь! -- осенило Никиту. -- Что -- Лебедь? -- Он ведь тоже приглашен! -- Нет, как вам нравится это "тоже"! -- Лебедь наш -- спортсмен, в одиночку не пьет. Так что наверняка у него осталось. Мы же без него вчера напивались! И потом... спирт... -- со значением напомнил Никита Шмеру. А и верно! Лебедь снимал квартиру у какого-то капитана-перестарка, который после недавнего развода с женой обитал в общаге и беспробудно пил. Запой продолжался третий месяц -- свобода, брат, свобода, брат, свобода!.. Сколько Лебедь платил тому капитану за жилье, неизвестно. Скорее всего, расплачивался спиртом, доступ к которому у него был постоянный. Этим спиртом Лебедь-Белый должен был протирать измерительные приборы и средства связи, но только дышал на них парами алкоголя... и протирал, конечно, после этого, протирал. Оно, конечно, идти в гости к дамам со спиртом... А с другой стороны! По анекдоту! "Это водка? -- Обижаете! Чтоб я даме -- водки?! Это чистейший спирт, леди!" Дверь домика оказалась не заперта, но почему-то лишь чуть приоткрылась от толчка. В узкую щель удалось разглядеть чьи-то ноги в сапогах. Ромашкин и Шмер надавили на дверь, и она с шорохом и шуршанием все же отворилась на разумную и достаточную ширину, подвинув тело. Включив свет в прихожей, опознали тело -- перестарок-капитан, хозяин квартиры, пьян в сосиску. Так-так. А что в комнате? Тук-тук, кто в комнате живет? Ну, если это можно назвать жизнью... Скорее, пограничное состояние между... В комнате стоял сильный смрад, кислятина-тухлятина. Ситцевые линялые занавески слабо пропускали свет, но и в полумраке можно было разглядеть следы безумной попойки. Лебедь распростерся поперек кровати -- головой возле подушки, а ноги на полу, причем одна из них стояла в полупустом ведре с водой. Нет, но когда успел?! Утром же еще прилетал-клекотал -- в здравии и вменяемости! Настроение у Ромашкина и Шмера резко испортилось. С кем связались! На кого понадеялись! И это называется трезвенник, спортсмен, каратист и боксер! На захламленном столе валялись перевернутые стаканы, огрызки, и остатки какой-то закуски. Недопитая бутылка водки стояла в центре. Еще одна лежала рядом, жидкость из нее почти вся вытекла и разлилась по столу. Судя по запаху, ее уронили недавно. -- Вставай, сенсей! -- Шмер толкнул Лебедя в бок носком сапога. -- Ну и лейтенанты пошли! Пить не умеют, а не пить не могут. Словно из вытрезвителя вас в наш гарнизон собрали! -- Му-у-у-у! -- нечленораздельно отреагировал Лебедь на пинок. -- Ромашкин! Полей его водичкой. Мы должны дознаться, где у него наше спиртное! -- Наше? Ты разве давал ему денег на закупку? -- Не давал. Но ведь он наверняка купил! И припрятал! Главное, чтоб показал где. Хотя бы направление, ориентир. И пусть дальше спит себе! К бабам пойдем без него. Сразу после ключевого слова "бабы" Игорь разомкнул веки: -- Ага. Заявились! Дружки, называется! К девчатам собрались?! А меня бросить тут решили?! Не-ет уж! Я скажу, где у меня водочка спрятана, когда вы меня в чувство приведете! -- Лебедь, высвобождая ногу, отшвырнул ведро. -- Ведро... Вода... Душ... -- Игорь вновь отключился. Ромашкин взял ведро в руки: -- Что, Миша? Будем его поливать прямо на кровати? Или на пол сбросим? -- Конечно на кровати! Он сам велел. Сбросить с постели указаний не было. Скинем -- а он драться полезет! Он это любит. И умеет. Неси воду! Никита, пошатываясь, вышел во двор, набрал из колонки холодной воды, вернулся обратно. -- Лей! Прямо на него! -- распорядился Шмер. -- Сам лей! Угу. "А он драться полезет! Он это любит. И умеет..." Шмер что-то недовольно буркнул себе под нос, взялся за ручку ведра, сделал широкий замах и окатил пьяного Лебедя от пояса до лица. -- У-у-у! Су-у-уки! Ох-х-х... Хоро-шо! -- резко вскочил Лебедь. И вновь рухнул замертво на постель. -- Ковшик! Второе ведро! Похолоднее! -- распорядился Шмер тоном хирурга. Типа: скальпель, зажим, спирт, еще спирт, огурец! Никита вздохнул и снова отправился во дворик. Тонкая струйка продолжала течь из открытого крана, и под дверями образовалась лужа. Никита открутил вентиль посильнее и на минуточку присел тут же, на выщербленной лавочке. По стенке дома полз паук -- вверх, к стеклам, где была сплетена обширная паутина. В ней жужжала свежая муха... Вот Никита со товарищи -- как эта муха. Угодили в ловушку. Их общая ловушка -- этот дурацкий Педжен. -- Надоело все к чертовой матери! Тоска! -- громко вслух произнес Никита. И для разрядки еще громче, почти сорвавшись на крик: -- Жизнь -- дерьмо!!! Никто не ответил. Даже эхо. Не подтвердил. Но и не возразил. ...Это второе ведро вылили целиком -- прямо в пьяную морду лица Лебедя-Белого. Тот вскочил и, не открывая глаз, вслепую принялся махать пудовыми кулаками. Первым же ударом сшиб с ног Шмера, который отлетел в угол. Остальные удары "в молоко" -- Никита вовремя спрятался под стол. Лебедь пнул табуретку, и она, подлетев под потолок, плюхнулась на лежащего в проходе пьяного капитана-перестарка. Тот всхлипнул, но не очнулся. Лебедь прыгнул босыми ногами на стол и... только тут открыл глаза. Сопоставил себя и окружающий мир. И себя в окружающем мире, включающем товарищей по оружию: -- Вы чего?! Охренели?! -- он отбил пятками чечетку и только после этого спрыгнул на пол. -- Ты сам сказал: ведро, вода, душ! -- Шмер потирал ушибленную грудь. -- Я?! Сказал?! -- Сказал-сказал, -- подтвердил Никита, выбираясь из-под стола. -- Сам сказал, а сам сразу кулаками махать! -- Ну да, сказал, -- вынужденно признал Лебедь. -- Но! Ведро, вода, душ! А вы?! Ниагарский водопад тут устроили!.. Заставь вас богу молиться... -- Сам дурак! -- Зато красавец! -- благосклонно пропустил "дурака" Лебедь. Содрал с себя, срывая пуговицы, мокрую рубашку, обтер ею лицо и швырнул, как тряпку, в дальний угол. Туда же -- и майку. Стянул брюки и трусы, перебросил через спинку кровати, изобразил танец живота и остального хозяйства. Затем, напрягая мускулы, принял позу культуриста. -- О, как я красив! Аполлон! Как я замечательно красив и прекрасен!.. Нет, мужики, согласитесь -- мы, мужики, гораздо красивше баб! -- Игорь? Игорь! Игорь, блин!!! -- А чего?! Нет?! В природе самцы всегда красивше самок! Как красив павлин, и насколько убога пава. Лев -- красавец, львица -- драная кошка. А рыбки в аквариуме?! -- А рогатый козел? И драная коза? - брякнул не подумавши Шмер. - Так надо понимать, -- напряженно проговорил Никита, -- ты предлагаешь нам с Мишкой себя-великолепного. Заместо дамочек-дурнушек, к которым мы собрались? Хозяйством своим тут перед нами трясешь, как... Рискованно, Никита! Можно и по чайнику схлопотать! По сути, гомиком обозвал. Но риск благородное дело. Оправдался риск. Культурист Лебедь секунду раздумывал, нанести ли сослуживцу сокрушительный маваши-гери или заржать и таки одеться. Заржал и таки оделся. -- Ну? Я готов? Побежали? -- Погоди, Игорь. Ты же сказал, что скажешь, где у тебя водочка спрятана? -- А я никогда от своих слов не отказываюсь! Вот тут, -- Лебедь погладил себя по брюшному прессу, -- тут она вся и спрятана. С утра! И еще там! -- Лебедь ткнул пальцем в недвижимое тело капитана-перестарка. -- И водочка, и спиртяшка вся! -- То есть... у нас ничего нет?! В смысле, с собой?! -- Как?! У вас ничего нет?! В смысле, с собой?! Поня-а-атно... -- Ладно, шучу, -- успокоил Лебедь. -- Там вон возьмите. Три бутыля шампанского. Я его как спортсмен принципиально не пью. Завет номер один: опасайтесь пузырьковых! Вот и не пью. Даже в Новый год. Покупаю как дань традиции, но не пью... Нашел, Мишка? -- Нашел, Игорек, -- порывшись в "там", отозвался Шмер. -- Только тут не три, а две. То есть три, но одна пустая. -- Ага! А я-то думаю, чего меня так колбасит! Поступился, значит, принципами. Ну, ничо! Как раз две -- по числу приглашающих дамочек. Мы ж к ним не пить идем, а? Вот и в подарок -- по шампусику! Леблединная железная логика. Чугунная! ...У нужного подъезда офицеры тщательно обтерли сапоги о бордюрные камни, помыли их в проточном дождевом ручейке и направились искать заветную квартиру. Где-то ревела музыка -- на нее и сориентировались. Точно! Она раздавалась из-за нужной двери. Значит, пришли не зря. Хозяева не спят, находятся на месте, и застолье в разгаре. Однако попытки вызвать кого-либо, нажатием звонка, успехом не увенчались. Стук в дверь кулаком произвел тот же эффект, то есть никакого. Лебедь встал спиной к двери и замолотил по ней каблуком: -- Ребятишки! Отворяйте! К вам Лебедь прилетел! Курлы-курлы! -- Прекрати, Игореха! Всех обитателей распугаешь! Хозяева, если услышат, наоборот, не откроют. Решат, психопат ломится! -- попытался урезонить Никита и... ошибся. Музыка в комнате внезапно оборвалась. Кто-то подошел, щелкнул замком, дверь распахнулась. Лебедь-Белый спиной рухнул в образовавшийся проем. Но не разбился, а рассмеялся. Так вот в чем радость... Чернявенькая Вика в халатике на очевидно голое тело и в босоножках на, разумеется, босую ногу, пожалуй, еще привлекательней, чем в давешнем плаще и сапожках! И без всякого "пожалуй", пожалуй... Заметьте, халатик не "домохозяйский", а, мол, кимоно, парадно-выходное. Она настороженно окинула взглядом новоприбывших и внезапно вспомнила: -- А-а-а! Мальчики, это вы? -- Нет, не мы! Это тени отца Гамлета! -- дурацки пошутил Никита. Но что-то надо же сказать! За спиной чернявенькой Вики появились другие обитатели квартиры -- двое мужчин и две красотки. -- Ой, Нинка! -- радостно всплеснула руками чернявенькая Вика. -- Это мальчики, которые вчера нас от дикарей спасли! -- Ой, ма-альчики! Пришли! Молодцы! -- возрадовалась блондинка Нинка, выглядывая из-за спины пьяненького мужичка в расстегнутой до пупа рубашке. -- Васенька! Вот эти мальчики спасли нашу невинность! Познакомься! -- подтянула Вика толстяка-очкарика. В общем... вот и познакомились. Поручкались со всеми. Лебедь поручкался со всеми, так и лежа на коридорном полу. После чего пружинно вскочил на ноги и принялся обниматься с хозяевами, как со старыми знакомыми. Дольше всего обнимался с женщинами. Значит, чернявенькая Вика, блондинка Нинка. Плюс огненно рыженькая Татьяна, тоненькая, длинноногая. Итак, она звалась Татьяна... которая сразу положила глаз на Лебедя-Белого. Шмер приударил за чернявенькой Викой. Эти чернявенькие... рыбак рыбака видит издалека! А блондинка Нинка сразу запала на Никиту. Не случайно, выходит, подмигнула еще там, на предновогодней улице. Ах, да! Тут же еще и как бы мужички-сопернички, нет? Нет. Это не соперники. Не знаем, господа хорошие, чем вы тут до прихода господ офицеров занимались, но в данный момент ваш номер восемь, отдохните-проспитесь. А мы... Что -- мы? Мы мирно посидим, пообщаемся, по бокалу шампанского примем с дамами -- на брудершафт, так? Так. Блондинка Нинка в темпе вальса успела уже дважды выпить с Никитой на брудершафт, крепко поцеловав в губы. Ого! В прозрачной кофточке она была просто... просто... Да что там! Никита понял, что в брюках ему тесно. То бишь не целиком ему, а отчасти. От самой дорогой его части. Ну, мужчины поймут. А уж женщины! Блондинка Нинка мелодично хохотнула и как бы ненароком мазнула ладонью по... -- А как насчет выпить за любовь с первого взгляда? -- Легко! Выпили. Вдвоем. И пусть весь мир подождет. Ни рядом, ни вокруг, ни вообще -- никого. Только ты и я. О, темпы! О, amore! Блондинка Нинка плотно придвинулась, задышала прерывисто и возбужденно. -- Прогуляться бы, -- воркнула грудным тоном -- К-х-худа ? -- в горле Никиты мгновенно пересохло. -- А... в ванную хотя бы... -- она смотрела на него в упор, не мигая. "В ванную? Вам плохо? -- Дурачок, мне хорошо. С тобой. А в ванной будет еще лучше. С тобой..." -- такой взгляд. Ну, я пошла. А ты -- через минуту-две. Никита несколько опешил. Конечно, господа офицеры для того сюда и шли -- пофлиртовать и кого-нибудь охмурить. Но чтоб так откровенно... Он плеснул себе в фужер еще вина, выпил для храбрости и потихоньку выбрался из-за стола. Компания оживленно обсуждала падение Лебедя, который находился в центре внимания. Никому не было дела ни до Ромашкина, ни до блондинки Нинки. Пока, во всяком случае. Лови момент! Поймал. Что было в ванной -- если угодно, дело личное, дело интимное. Стремительный петинг, и тут же оральный секс, и последующая "поза львицы", и завершающий обоюдный оргазм -- нынче все эти понятия почти даже приличные. Ну так все вс? так и... А подробности -- для онанистов. -- О-о-о! -- громко и протяжно выдохнули, наконец, оба, Никита и блондинка Нинка, завороженно глядя друг на друга. Причем через зеркало. Ну, поза такая, ну. И замерли. От частого дыхания дамы, зеркало запотело. Никита напряженно вслушался в происходящее там, за дверью ванной. Одновременно с чувством глубокого удовлетворения вернулась осторожность и неловкость. Черт! Надо же! За пятнадцать минут знакомства не только выпили на брудершафт, но и бурно возлюбились! Вот ведь всю жизнь считал себя скромнягой -- и на тебе! Дык! Отказаться? Если "на тебе!" -- Спасибо, мальчик! -- воркнула блондинка Нинка. -- Ты мой новогодний подарок! А то вокруг который день одни пьяные козлы-импотенты! А ты ничего, хороший. Ступай к гостям. Я -- чуть позже. А ты мне понра-авился, знаешь... Никита из ванной направился к столу, не глядя ни на кого, словно в бессознательном состоянии. Опустив глаза, сел, налил в стакан вина, выпил. И -- встретился с пронзительным ненавидящим взглядом соседа. Кто таков? Десять минут назад за столом этого соседа не было. Рядом с Никитой обособленно плюхнулась блондинка Нинка, радостно воскликнула: -- О! Вот и Олежек проснулся! Милый, голова не болит? Опохмелишься? Муж! Никита зябко поежился, невольно передернув плечами. Не было печали! -- Дрянь! Шалава подзаборная! -- муж внезапно и свирепо отвесил жене звучную оплеуху. Никиты вскочил. Как бы там ни было, кто бы ты, мужик, ни был, но щас получишь! Никиту опередил Лебедь. Рефлекс, однако. Женщину бьют! Взметнулся из-за стола, опрокинув стул, стриганул ногами, угодив ступней в грудь невежы. Классическое мае-гери, однако. Муж сложился пополам и заперхал. -- Ты чего, козел! Оборзел?! Ударить даму! -- громогласно воспитывал Лебедь противника. Никита со Шмером схватили бла-ародного офицера Лебедя за руки, чтоб более не буянил. Ну-ну, Игорь, ну-ну. Ну, вс? уже, ну, вс?. Не-ет, не вс?. Проперхавшись, муж истерично крикнул: -- Да-аму?! Это -- да-ама?! Это всем подряд дама! И тебе дам, и тебе дам, и тебе!.. Эта шалава -- моя жена! Имею право воспитывать! А ты, гаденышь, не лезь! -- и он, подскочив к Лебедю, ударил его в живот. Ой, зря. Во-первых, там не живот, а пресс-шоколадка. Почувствуйте разницу. Во-вторых, атлет Игор?ха только притворялся, что его крепко держат, а на самом деле имитировал невозможность вырваться из цепких рук. -- Хы! Ударил! Как больно! Все видели! Он меня ударил! Хы! А теперь я! -- и, стряхнув сдерживающий фактор в лице Ромашкина со Шмером, ударил. -- Чистая самооборона! -- О-о-о! Он мне зуб выбил! -- обманутый и к тому же битый муж сплюнул в ладонь вместе с кровью половинку зуба. На Лебедя накинулась вся присутствующая компания. Общими усилиями вытолкали на лестничную площадку, где он принялся орать на приятелей: -- Да отстаньте вы, дураки! Не пьян я! Трезв! Дайте повеселиться! За что он, сволочь, мне по печени врезал? Отпустите! Больше не буду! На площадку выглянула чернявенькая Вика: -- Ты что, герой, делаешь! Это же хозяин квартиры, муж Нинки! -- А мне плевать! Пусть руки не распускает! -- Псих ты, Лебедь! Такое веселое застолье испоганил! -- огорчился Шмер. -- Такой прекрасный вечер испортил! -- Ладно! Отстаньте! Буду смирным. Обещаю больше не ерепениться. Пойдемте мириться. Но как я ему! А? Вот в кулаке клок волос от плешивого! Остатки скальпа! Скальп снял! Ну, я орел! Компания ввалилась обратно в квартиру, где муж и жена продолжали на повышенных тонах выяснять отношения. -- Дурачок! Я вышла из туалета, а не из ванной! Тебе померещилось! -- врала блондинка Нинка, размазывая слезы по щекам. Косметика на ее лице "поплыла", и сразу стало видно -- уставшая женщину "кому за тридцать". Дальний гарнизон, убогий быт, неудачный брак, никаких перспектив на будущее. Унылое беспросветное существование и беспорядочный секс, если повезет, в качестве лекарства от тоски. Мужу Олегу налили полный фужер водки, который он запил фужером шампанского, и тотчас скис. Притянул к себе супругу: -- Ну, прости, киска! Я ошибся. Погорячился. Извини. Чего не бывает с пьяных глаз! Дай я поцалую твои ангельские губки. Прости дурака пьяного! Он крепко поцеловал жену. Затем чуть отстранился, понюхал ее лицо. Что за запах? Н-не понравился! Жена тотчас налила ему еще фужер водки. Пей! И не принюхивайся! Выпил. И бессильно откинулся на спинку стула, уронив голову на грудь. Блондинка Нинка с трудом подняла тело мужа и выволокла в спальню. Вернувшись, она переключилась на Лебедя. Теперь он стал ее кумиром, кавалером и рыцарем. В кои веки за нее заступились и защитили! На обратном пути в общагу Лебедь беспрестанно возмущался Ромашкиным: -- Нет, вы посмотрите на этого тихоню! То мямлит, ни рыба ни мясо, а то бабищу сразу в ванной охмурил! -- Еще кто кого охмурил! -- посмеивался Шмер. -- По-моему, она ему в штаны сама залезла!.. Черт бы побрал этих замполитов! Вечно от них неприятности. Не мог, как люди, посидеть, водки попить, с девчатами потанцевать? Конечно! Зачем ему это? Сразу подавай разврат! -- Ты мне еще аморалку припиши! Не на партсобрание, чай, ходили. Если вам никому не обломилось, попытайтесь не лопнуть от зависти! -- Это кому не повезло? -- вскинулся Лебедь. -- Очень даже повезло! Я, друг мой Ромашкин, как лысому в череп дал, так его жена оставшееся время ко мне кошкой ластилась. Заметил? -- Что ж ты ее в ванную не пригласил? -- Э, нет. Я с ней -- завтра. Пусть помоется-отмоется после тебя, друг мой Ромашкин. Мы ж все-таки не животные. Так что завтра. А ты, друг мой Ромашкин, свободен, как муха в полете. И не спорь, а то так врежу, что чубчик отвалится! Что, будешь спорить? -- Не буду! Что ж, придется уступить объект без боя. Битва с Лебедем бессмысленна. Победитель ясен заранее, разве что колом врезать по башке. И то бесполезно. Разве что кость слегка прогнется... *** -- Тебя послушать, вокруг одни шалавы! Не гарнизон -- публичный дом! - возмутился в питерский, интеллигентный Виталик - разведчик (одни питерские по всей стране). - Что не было порядочных приличных семей? Никто не любил друг друга? -- Витя! Я тоже над этим вопросом мучался и переживал, как же так? Пьянство, разврат! А мне приятель мой Шмер популярно объяснил: с кем поведешься, от того и забеременеешь! Ну, с кем еще могут молодые холостяки общаться? В какую приличную семью их позовут в гости? И зачем? -- В принципе, ты прав, конечно! - согласился разведчик. -- но как-то это... беспринципно. -- В принципе, беспринципно! Х-хорошо сказал!.. Но мы же не только водку трескали да под юбку девкам лазали! -- Неужто?! - А то! На службе: от зари, до зари! Глава 14. Полевой выход Завершился Новогодний праздник, пролетела первая неделя января, за ней другая. Наконец, настал тот момент, когда по плану занятий предстояло совершить полевой выход. Солдаты уже немного научились водить танки, стрелять -- пора их обкатывать по-настоящему, в обстановке, максимально приближенной к боевой, в условиях горно-пустынной местности. Большинству-то из них придется воевать "за речкой" -- тем, кому не повезет с распределением. Батальон собирал пожитки обстоятельно. В учебные ящики складывали материальную базу, тетради, конспекты, пособия. Старшина роты укомплектовывал вещевые мешки курсантов фляжками, котелками, кружками, ложками, майками, портянками и прочим необходимым барахлишком. В полночь учебный батальон, рота за ротой, выдвинулся пешим ходом на вокзал. Через час топанья по ночному городку солдаты прибыли на место и заполнили пространство железнодорожного перрона. Затем обычная суета с посадкой в общие вагоны, куда служивые набились плотнее, чем кильки в банке. Еще бы! На каждую роту лишь один вагон! Поехали! Семь часов тряски в душном переполненном поезде Никита перенес легко, он ведь не пьянствовал с вечера, как другие офицеры. На душе было легко. Хоть какая-то перемена в унылой и монотонной жизни армейского гарнизона.! Взводный Васька Чекушкин ночь напролет бегал блевать к унитазу -- накануне перебрал, а в вагоне, еще и добавил лишку. Отвык парень пить дрянную водку. Этот старший лейтенант прибыл вместо Мурыгина, по замене, из Афгана. В роту попал перед началом полевого выхода и никак не мог насладиться удовольствиями и соблазнами мирной обстановки в Союзе. Брал от жизни все что мог, а что не мог ухватить, тоже брал, превозмогая себя. Запах прелых портянок, дегтя, пота, пыли. Плюс аромат тушенки и баночной пшенки из солдатских пайков -- самые голодные и нетерпеливые поглощали утреннюю норму. А от офицерского кубрика разило водкой, луком, салом и чесноком. И вот так семь часов... Но -- прибыли. Келита. -- Рота подъем! Выгружаться! Бегом! Бегом! -- Военные! Стоянка поезда в Келите десять минута, -- сонно пробубнил туркмен-проводник и скрылся досыпать в служебное купе. Выгрузились в строго отведенное время. Никто не отстал, не потерялся, не исчез. Поезд протяжно загудел, состав дернулся и исчез в сумерках, постукивая колесными парами на стыках рельс. По правую сторону от "железки" -- бескрайняя пустыня. По левую, в сероватом тумане, -- высокие горы, далекие заснеженные вершины. Значит, нам туда дорога, значит нам туда дорога... Не на вершины, допустим, а лишь в ближайшее предгорье. Батальон ожидал крытый тентом "Урал", в него и загрузили имущество, а курсанты трусцой повзводно двинулись по пересеченной местности. "Уралу" предстояло сделать большой крюк по разбитой грунтовой дороге, а бойцам -- совершить тренировочный марш-бросок по прямой. Кто быстрее? Человек или автомобиль? Быстрее все-таки оказался "Урал". Часть роты в тумане заплутала и прибыла в полевой лагерь вместо полудня только к обеду. Офицеры смущенно посмеивались друг над другом, над собственным неумением ориентироваться на местности, а те взвода, что пришли первыми, радостно поглотили завтрак и обед. Некоторым не досталось ни того, ни другого: нечего блуждать вокруг да около! Давно пора лейтенантам и сержантам выучить кратчайший путь. Комбат распределил старших от управления батальона в подчиненные роты. Восьмой роте достался зампотех Антонюк. Все мечтали заполучить замполита Рахимова, но и Антонюк не самый худший вариант. Больше всех не повезло девятой роте. С ними разместился начальник штаба Давыденко. Зампотех батальона был тоже не подарок. Антонюка меньше всего интересовали дисциплина и учебный процесс, а был он жуткий халявщик и проглот! Все знали: пьет, как верблюд, впрок, а ест, как слон, -- не прокормить. Но, по сравнению с Мироном, золото, а не человек. Приступить к размещению по "конурам"! Да, иначе этакое жилье и не назвать. То, где предстояло жить командирам, -- не единая казарма, а несколько слепленных друг к другу каптерок-кубриков. Размер каждого кубрика три метра на три, а двери в них почему-то напрочь отсутствовали (скорее всего, местные аборигены их систематически воровали). Над дверным проемом зияла дыра, в которую вывели колено от трубы, и присоединили к чугунной буржуйке, затем развели огонь, двумя плащ-палатками временно завесили проход. Живите, командиры и радуйтесь. Солдаты -- в просторные лагерные палатки. Из офицерских комнатушек вымели мусор, оставленный предшественниками-пехотинцами, прибили пыль водой, закидали в печурку-буржуйку дров, растопили. Заволокли внутрь привезенные с собой панцирные койки, установив их в два яруса, застелили постелями, еле-еле втиснули между ними старый обшарпанный стол. В результате обустройства не осталось ни сантиметра свободного пространства. У входа, у очага, посадили бойца кочегарить и на этом закончили наводить уют. Истинно походный быт. Никита облюбовал себе койку на втором ярусе, там по ночам должно быть гораздо теплее, чем внизу. Шмер лег на нижнюю. Еще две койки первого яруса заняли Неслышащих и зампотех. Шурка Пелько долго пререкался со Шмером за место на нижней койке -- для него задрать ногу выше полуметра огромная проблема, грыжа мешает. Мишка тряс ушами и доказывал, что у него боязнь высоты. В результате переспорил. День и вечер прошли в бытовой суете. Наконец, вечерняя проверка -- и отбой. Бойцы, уморившись, быстро уснули и только истопники-дневальные подтапливали печи. Дневальный Кулешов раскалил буржуйку в "конуре" докрасна и вскоре был выставлен в палатку с указанием вернуться через три часа. Успешное начало занятий предстояло обмыть, а лишние глаза и уши товарищам офицерам ни к чему. Неслышащих уселся было за столом что-то писать в ротном журнале боевой подготовки. -- Слышь, Неслышащих! -- окликнул его взводный с не менее говорящей фамилией Чекушкин. Мы собрались пить или походные дневники вести? Садись у печки и пиши сколько душе угодно. Куприн, ты, наш! Заодно дровец подбросишь. Верно говорю, товарищ майор? Зампотех, майор Антонюк воспрянул. Хоть о чем-то его спросили за день! Обратили на него внимание! -- Да-да! Капитан, давай отложи эту писанину на завтра. Надо поужинать, как следует! "Гранатовый браслет" завтра допишешь... - Или "Поединок", - хихикнул Шмер. -- Хорошо-хорошо. Я не буду мешать, -- засуетился Витька Неслышащих. -- Сейчас-сейчас, не обращайте внимания. Наливайте, режьте, открывайте. Да кто ж на тебя внимание-то обращает, Безропотных ты наш! Чекушкин отодвинул в сторону стопку тетрадей и поставил поллитровку, несколько банок сухпайка, хлеб, кружки. Старлей Чекушкин прибыл в полк всего ничего, в ноябре. Парню не повезло по службе -- воевал два года в Афганистане и по окончанию положенного срока, по замене, попал в Туркво, вместо "приличного", цивилизованного западного округа. Поговаривали, что всему виной служебные нарекания. "Залетчик", нарушитель дисциплины, разгильдяй... Раньше в роте был один ветеран войны, ротный Неслышащих, теперь их стало двое -- вместе со взводным Чекушкиным. Но Витька Неслышащий воевал всего три месяца, даже точнее, участвовал во вводе войск (если не врал, то аж несколько раз стрелял). А Васька Чекушкин -- парень конкретный, задиристый, нагловатый. Он с первого дня подмял под себя Незнающих и стал практически руководить ротой. Если раньше Витька еще мог давить на взводных капитанским званием, то теперь беспомощно махнул на все рукой и по каждому пустяку советовался со старшим лейтенантом Чекушкиным. М-да. Один бестолковый ротный -- беда для роты, а два бестолковых офицера -- катастрофа. Витька Незнающий -- "удивленный жизнью", а Васька Чекушкин -- "без царя в голове". Огненно-рыжий, голубоглазый, высоченный, был Чекушкин бесконечно самоуверен и бесконечно глуп. Едва приехал, как подцепил триппер, о чем гордо объявил во всеуслышание. Либо эта инфекция с ним приехала из Ташкента, либо (что правдоподобней) он с ней перемещался по службе. Вначале его назначили в лучший батальон и в лучшую роту. Как-никак боевой офицер! Но после нескольких дисциплинарных проступков и "художеств" в гарнизоне его перекинули к нам, вместо внезапно убывшего в Германию Мурыгина (его Лилька кому-то, видать, хорошо дала, как умела и любила это дело, скорее всего, полковому кадровику, и семья Мурыгиных в спешном порядке, почти экстренно отправилась за границу). Такой вот нам подарочек -- Чекушкин... Фамилия, данная предкам, зачастую полностью соответствует характеру ее обладателя, отображает его наклонности. Васька Чекушкин был истинным "чекушкиным". Пил практически каждый день и помногу. Кроме того был хроническим бабником. Несколько раз ему били физиономию чьи-то мужья, застав со своими женами, несколько раз он сам кого-то бил. Триппер же расползался по гарнизону в геометрической прогрессии, создавая угрозу здоровью любвеобильной части молодых офицеров. Вот такой вот Чекушкин... Стол, можно сказать, накрыт. Дневальный Кулешов принес сковороду с горячей жареной картошкой, тарелку зеленых маринованных помидорчиков, банку тушенки. И опять отправился в палатку к взводу. Офицеры дружно уселись за стол и взялись за ложки. Бутылка водки по-прежнему стояла в гордом одиночестве в центре стола. -- Не понял! -- возмущенно не понял Чекушкин. -- Вы что, все нахлебники? Где водка, жлобы? Антонюк деловито накладывал еду в свою тарелку, словно вопрос не к нему. Шмер виновато отвернул физиономию в сторону, семафоря зеленым ухом, Неслышащих на то и Неслышащих, закатил глаза и глупо ухмыльнулся. Ромашкин открыл пустой портфель и изобразил поиски чего-то ценного, что взял, но потерял. Ситуацию смягчил зампотех роты Шурка Пелько, выложив на стол алюминиевую фляжку: -- Тут спирт. Водку я не взял. -- Сойдет и спирт, -- обрадовался Чекушкин. -- Шурка ты молодец! А замполит Ромашкин чего молчит? -- А кто предупредил, что нужно пойло с собой брать? -- Я думал, что мы на занятия едем. Виноват, исправлюсь! Завтра куплю непременно. -- Купит он! Где ты купишь? Что купишь? До ближайшей лавки десять верст! Если, конечно, товарищ майор завтра авто выделит, то десять верст -- не расстояние. Со Шмером на пару прокатитесь. С него тоже причитается. А, товарищ майор? Насчет авто? Халявщик Антонюк утвердительно кивнул. С него, получается, завтра лишь казенное авто в счет сегодняшней пьянки. Устраивает! Офицеры достали из чемоданов и портфелей маринованные огурцы, банки с кильками в томате, шпроты. Ну-с, приступим? Единственную бутылку водки разлили по стопкам на один заход и тотчас принялись за спирт. -- За успехи в боевой и политической подготовке! Гы! -- Ура-ура-ура! Гы! Начали! И продолжили. И продолжили. И продолжили... Подробности к черту. Всегда одно и тоже. Вполне свинское дело -- напиться до зеленых соплей и вырубиться. Чтобы поутру очнуться с кроличьими глазами и трещащей башкой... Из подробностей -- разве что краснорожий Антонюк, халявщик, чавкающе жрущий с ножа куски масла без хлеба. Из подробностей -- моментально "поплывший" Неслышащих, подозрительно ерзающий. Из подробностей -- раздухарившийся Чекушкин с очередной фляжкой спирта... И продолжили, и продолжили. И -- закончили. Спят усталые игрушки. Общий дружный храп. ...С подъема рота пришла в движение, началась бестолковая суета. В восемь часов -- начало занятий по вождению. Ромашкину предстояло быть старшим на препятствии, контролировать правильность выполнения упражнения. Вставать не хотелось, но -- долг требует повиновения. Никита натянул галифе, надел носки и потянулся к сапогам. Отчего-то они не стояли возле табурета, а лежали в сторонке и были какими-то сырыми. -- Кулешов! Ты что воду ночью разлил? -- Никак нет, я ничего не разливал! -- ухмыльнулся солдат, отводя глаза в сторону. -- А кто?! Почему сапоги у меня сырые? -- А вы у ротного спросите. Ротный Неслышащих вскочил, зычно скомандовал: -- Быстро строиться! Товарищи командиры, хватит на койках сидеть! -- и шустро выскочил из "конуры". Дневальный Кулешов огляделся по сторонам и пробормотал, наклонившись к Никите: -- Это он вам в сапоги нассал. -- Что-о-о?! Ка-а-ак?! -- А запросто! Ротный среди ночи вскочил и к вашей койке устремился, штаны расстегнул и напрудил. Снайпер! Не промазал, точнехонько в правый сапог попал. Я их перевернул и мочу слил за дверь. Чтоб не воняло. Да-а-а. И это уже диагноз. Не впервой, блин! Контуженый, блин! Пыльным мешком по кумполу! "Удивленный жизнью"! Но не до такой же степени, блин! -- Гы-гы-гы! -- издал Чекушкин. -- А вам, товарищ старший лейтенант, он в сумку напоганил, она возле койки лежала. Чекушкин мгновенно перестал ржать, схватил полевую сумку, приподнял, тряхнул... Да, так и есть, напоганил... -- Уб-бью недоноска! -- рассвирепел Чекушкин. -- Гы-гы-гы! -- издал уже Мишка Шмер, лежащий под одеялом и не желающий подниматься. Его судьба хранила. Или просто Витька Неслышащих иссяк, и на окропление шмеровской амуниции резервов организма не хватило. -- Да я... я даже генералу не позволю гадить себе в сумку! Ну, кандец котенку!!! -- и Чекушкин выметнулся из "конуры" с намерением... ну, с понятным намерением. Никита ринулся было следом -- надо, надо ротному подрихтовать морду за нанесенную обиду! Смыть кровью! Ринулся было, но остановился. А что на ноги надеть? Тапочки? По грязи-то! Сапоги?.. Вот эти самые, ага! Судя по визгу, а потом и истошным воплям снаружи, взводный Чекушкин сладострастно осуществлял свои намерения в отношении ротного. Осуществлял, осуществлял и -- осуществил. Копытный удаляющийся перестук -- вырвался-таки Неслышащих, побежал-побежал. Куда подальше. Чекушкин вернулся с удовлетворенным оскалом на лице: -- Ты чего не вышел бить ротного, Ромашкин? По делу же! Заслужил! -- Да? А в чем? Босиком? И где потом отмываться? Воды-то нет! -- Гм, помыться тут действительно негде. Ну, нечего. Будь спок, я ему за нас двоих отвесил, по полной!.. Да, слушай! А как ты на занятия пойдешь? В тапочках? -- А никак! Вообще не пойду! Пусть сам на препятствия становится! Нечего на вышке вместе с зампотехом сидеть! Вот так вот! -- Тоже верно, -- согласился Чекушкин. -- А поехали тогда купаться? -- Куда? Воды нет, говорю, а ты -- купаться! -- Где нет, а где есть! В Бахарден поехали! Там озеро подземное! Просто восьмое чудо света! -- А тогда и я не пойду на занятия! -- обрадовался Шмер. -- В знак солидарности! Тоже хочу купаться! -- Э-э, нет уж! -- погрозил пальцем Чекушкин. -- Ты не пострадал никак. Вот если б тебе в фуражку прыснули -- другое дело! А так без всех нас занятия наверняка сорвутся. Топай на учебное место, сачок! -- он вытолкал Мишку из "конуры". - Купаться едут лишь пострадавшие! Так, Ромашкин? -- Так. Вот позавтракаем и... А чем, собственно, позавтракаем? Кулешов вновь ввалился -- с охапкой дров и сбросил их к печи. -- Кулешов! А где хлеб, масло? Сожрал ночью? -- напустился Никита на бойца. -- Что вы, товарищ лейтенант! Как можно?! Мне и картошки хватило! -- А где оно тогда? Вечером полная тарелка стояла! И где сахар? -- Дык, это ваш майор стрескал. Зампотех... -- Когда? Ночью? -- Угу, все подъел. Пока вы спали... Там и моя утренняя порция была... -- Ну, компашка подобралась! -- взъярился Чекушкин. -- Зассанец и живоглот! Нет, я в такой обстановке находиться более ни минуты не могу! Нужно успокоить нервы! Ромашкин, ну ты едешь? -- А куда это? Далеко? Что за Бахарден такой? И на чем поедем? -- Рядом! Отсюда лишь несколько километров. Я, по молодости, до Афгана служил в этих местах. Тут в горах замечательное подземное озеро, жемчужина Туркмении!.. Возможно, и всей Средней Азии! А на чем поедем... Сегодня же старшим на дежурной машине катается Колчаков. Берем его с собой и едем! Заодно для лагеря наберем дров и воды. Типа не развлекались, а работали! Вадик Колчаков, разумеется, моментально согласился. Взяли с собой и солдатика Кулешова, что б на пару с солдатиком-шофером дрова грузил и воду таскал. Сотня балбесов будет танки калечить, а мы для них дрова на себе таскать? Не офицерское это дело... Пять минут на сборы, и в путь! По пути заскочили в сельмаг за водкой и продуктами. Разве можно без дополнительного подогрева купаться! Ящик водки поставили в кабину "Урала", в вещмешок накидали консервов. Эх, что бы тут делала местная потребкооперация без русских офицеров, как бы план торговли выполняла-перевыполняла! Грузовик трясся на ухабах по безлюдной местности. Чекушкин уверенно указывал маршрут. И действительно -- несколько километров всего! Машина остановилась перед одноэтажным домиком среди чахлых деревьев. На вывеске было начертано "Ресторан". В дальнем конце двора -- еще домик, на вывеске было начертано "Гостиница". Просторная площадка пуста, ни одного автомобиля. Васька Чекушкин устремился в ресторан разведать обстановку, а приятели-лейтенанты выбрались из машины размять ноги. От дорожного тупика вверх шли крутые ступеньки в сторону пика остроконечной горы. У подножия вершины они терялись за гигантскими валунами. -- Наверное, там и есть пещера? -- предположил Колчаков. -- Может быть, туда лифт спускается? Ну, не тоннель же в подземелье прорыт через ресторан! Не дай бог, Чекушкин каким-нибудь потайным ходом через стойку бара уйдет в подземелье купаться и нас тут бросит. Что-то его долго нет. Взводный появился через полчаса -- с бутылкой коньяка в одной руке и стаканами в другой. За ним семенил на кривых ногах, держа в руках дымящиеся шампура с шашлыком, местный повар. Лоснящееся от жира лицо источало радушие и счастье от приезда гостей. Еще бы! Очевидно, они тут первые клиенты за несколько дней. -- Мужики! Быстро пьем и быстро кушаем. И Арам отопрет нам вход в пещеру. -- Арам? -- Повар. И он же смотритель озера. Он армянин, -- у Чекушкина прорезался тон завсегдатая местного заведения. -- А что, вход под землю запирается? -- удивился Никита. -- Конышно! Конышно дарагой! -- подтвердил Арам. -- Как не закривать, обязательно закривать нада. А то кто-нибудь пьяный забредет и утонет. Или какое зверье нагадит. -- Под зверьем он имеет в виду животных или местных аборигенов? -- громко прошипел Колчаков на ухо Никите. Армянин Арам расслышал, улыбнулся: -- И тех и этих, дорогой! Всем им нечего делать в культурном заведении. Пусть моются в канале имени Ленина или арыках! Вы тоже, я прошу, только купайтесь. С мылом, с шампунем -- не надо. Это потом -- душевая кабина в гостинице есть. Куда только акцент армянина Арама сразу подевался?! -- Без проблем, хозяин! -- усмехнулся Колчаков. -- Мыться в душе. Какать и писать в туалете. Кушать за столом. Просветил, спасибо, дорогой! Лицо повара расплылось в еще более радушной улыбке, он пожелал приятного аппетита и засеменил обратно. Чекушкин налил коньяк, произнес тост за дружбу между народами и осушил в три глотка полный стакан. Никита и Вадим отхлебнули по половине и принялись за сочный шашлык. Мясо на косточках было замечательно прожарено! -- Эх, как хорошо! -- с надрывом произнес Чекушкин. -- Век бы тут сидел и смотрел на заснеженные вершины. А какое замечательное небо на Востоке по ночам! Безоблачное, высокое! Мириады звезд по всему своду, мигают, блестят холодным светом. Сказка! Фантастика! Лежишь порой на спине и разглядываешь знакомые и незнакомые созвездия. Романтика! Скажу вам, братцы, в Афганистане небо самое большущее. Ничего себе, Чекушкин! Да ты поэт! Еще и связно излагаешь порой! А так и не подумаешь ни за что. -- И что с этой романтикой делать? На хлеб вместо масла намазывать? -- спустил "поэта" с небес на землю Колчаков. -- Скучный ты мужик, Колчаков! -- Хоть и поешь хорошие белогвардейские песни, но не гусар, нет! Зря тебя гусаром величают. -- Что ты получил за риск в Афгане, Вась? -- сменил тему Никита. -- Сколько платила Родина за героизм? -- Не так чтобы очень много, но на жизнь хватало. Если водку и коньяк не покупать, то вполне даже прилично. Двести шестьдесят семь чеков. И на книжку пятьсот рублей переводили. Приезжаешь в Ташкент, а там кругленький счет в полевом банке. Снимаешь деньги и вперед, гулять по девочкам. Отрыв на полную катушку! На неделю хватало по ресторанам помотаться до полного истощения сил и средств. А в Афгане чеки тратил на шмотки, да магнитофон "Sony" купил. Там сильно не покутишь -- в Кабуле бутылка водки стоит двадцать чеков, в Джелалабаде все пятьдесят. Пять бутылок -- и нет получки. Так что я, в основном, пил спирт и самогон из винограда, "Шароп" называется. И знаете, вкусно! По крайней мере, щадит хилый организм. Я ведь его лично изготавливал и знал, на чем основан продукт, на каких ингредиентах. Честное слово, мне уже хочется вернуться обратно "за речку". Там была воля, нормальная жизнь, боевая, настоящая служба. И дружба! Не то, что тут. Мозгомойство, долбодубизм *** -- Э! "Шароп" -- вкусно? -- встрепенулся разведчик Виталик. -- Дрянь дрянью! - Пробовал, знаю! Самая вкусная вещь была в Афгане -- армянский коньяк! - солидно подтвердил Котиков. -- Совершенно справедливо! - согласился Кирпич, опрокидывая в бездонную глотку очередной стакан. -- Сашка Мандретов не дал бы соврать. Ох, любил он это дело! В смысле, коньяк армянский. Ну, Сашка Мандретов, командир героической первой роты! За его здоровье! За славного сына обрусевшего греческого народа! -- И долгих ему лет! - поддержал Серж. Глава 15. Пещера Али Бабы -- Когда в пещеру полезем? Что-то прохладно стало, -- поежился Ромашкин. -- В конце концов, я не пьянствовать ехал сюда, а купаться. Пить можно и в лагере, в теплой "конуре". -- Не гони волну, замполит! Сейчас прибежит специально обученный туркмен, отопрет решетку, включит освещение, проводит до подземелья. Ты же не хочешь свернуть шею в темноте? -- А что, там темно? -- Конечно! Это ж пещера, а не какой-нибудь овраг. Глубокая пещера Али Бабы. Сказку в детстве читал? - усмехнулся Чекушкин. -- Вот это она и есть. И клад где-то там замаскирован, возможно... Ага! А вон и проводник спешит! Маленький сухонький старикашка-туркмен прихромал к машине: -- Салам! -- произнес он и жестом показал: мол, следуйте за мной. Проследовали. -- Товарищи командиры! А нам можно с вами искупаться? -- подали голос Кулешов и солдатик-шофер. -- Можно! Но вначале сбегайте в душевую и помойтесь! -- распорядился Чекушкин. -- От вас портянками за версту воняет. А под землей и так воздух спертый. Бегом! Догоните... Кулешов и солдатик-шофер помчались мыться. Офицеры, сказано, проследовали за старикашкой. Тот поминутно оглядывался назад, что-то сердито бормотал про себя, энергично тряся редкой седой бородой. Чем выше они поднимались по серпантину, тем сильнее дул ветер. Врываясь в небольшую пещеру в конце тропы, он издавал звуки, напоминающие фальшивое пение простуженного человека. -- Джинн изволит сердиться! - произнес нарочито мрачно Чекушкин. -- Или не джинн. Дух самого Али Бабы. Добрались. Туркмен отомкнул массивную, выше человеческого роста решетку, дернул рубильник на электрощите и щелкнул потайным включателем. Минуту назад казалось, что сразу за решеткой -- провал в таинственную мрачную бездну, где обитает злобный джинн. На самом деле -- широкая площадка, которую соорудили обыкновенные люди. Тут их и запыхавшиеся солдатики нагнали, у входа, -- Кулешов с шофером, свежевымытые, полуголые. Быстроногие олени... Никита легкомысленно пошел вперед и едва не загремел по ступеням, которые резко повернули вниз и влево. Вырубленная внутри скалы лестница имела крутой наклон и представляла собой закрученную против часовой стрелки спираль. Небольшие перильца из металлических прутьев -- довольно жиденькие, раскачивались, за них лучше не хвататься. Внизу действительно разверзлась пропасть глубиною несколько десятков метров. Никита благоразумно отпрянул к стене и уцепился за выступающий из нее остроугольный камень. Он взглянул вверх -- там, высоко над головой, светила тусклая одинокая лампочка. Лучше бы не смотрел вверх -- стены закружились и поплыли перед глазами. Никита зажмурился. Страшно! Вот ты какая, клаустрофобия! И вот ты какая, боязнь высоты, в придачу! -- А не лезь поперек батьки, герой! -- придержал сзади Чекушкин. -- Думал, спелеологом быть легко и просто? Улетишь вниз, костей не соберешь! Дай-ка я впереди пойду. Дорогу ветерану- следопыту! Держась за плечи Никиты, он обошел его и аккуратно потопал вниз по ступеням, цепляясь за скальные выступы. Ромашкин потряс головой и вновь огляделся. Ствол пещеры был в диаметре метров десять, имел форму купола цирка "шапито". Над лесенкой, выдолбленной в горном монолите, метрах в семи нависал каменный свод, где и была закреплена лампочка. Внизу -- квадратная площадка с яркими фонарями по периметру. Воды как-то нигде не видать. Где-же озеро-то? Осторожно ступая по неровным ступенькам, след в след спустились в нерукотворную шахту и из полумрака выбрались на освещенную террасу, сооруженную на шероховатом граните. Тут по углам висели четыре светильника, а над перилами был закреплен яркий прожектор. Под террасой действительно (о чудо!) плескалась вода. Вернее не плескалась, а расстилалась черная, спокойная водяная гладь. Настоящее озеро "мертвой воды"! Для того чтоб в него погрузиться, предстояло спуститься еще по нескольким скользким, узким ступеням на другую площадку. А вот с нее уже можно было нырять. Какая неописуемая, величественная красота, сотворенная неведомыми силами, открылась взору! Какое великолепие и чудо создала природа! Сверху, на поверхности, безжизненные горы и выжженная солнцем пустыня, а под землей замечательный водный мир. И если у самого входа промозгло и сыро, то внизу холод совершенно не чувствовался. Наоборот, тепло, словно попали в другое время года. Вода тихо шуршала о камни, значит все-таки это живая вода, а не "мертвое море". Интересно, а есть тут рыба? -- Васька, в озере живность какая-то имеется? Лягушки там, пиявки? -- Не боись! Ни крокодилов, ни змей! Акулы отсутствуют, барракуды не водятся! Пираньий тож нет. Проверено. Никто тебе яйца в воде не откусит! Раздевайся и ныряй. Водица чистая, можно сказать стерильная. Надеюсь, такой останется и после наших чмошников! Ромашкин, Колчаков, оба солдатика разулись на верхней площадке у входа в пещеру и вниз спустились босиком (даже без носок), так как тапочек не взяли, а ненавязчивым местным сервисом наличие сменной обуви не предусматривалось. Никита снял китель, брюки, майку... Трусы? А! И трусы! Чтоб после купания форму не замочить. Остальные поступили аналогично. И без неуместного в чисто мужской компании стеснения устремились к воде. О-ой, води-ичка! Как парное молоко! Не менее тридцати градусов! Обоих солдатиков, окунувшихся несколько раз, отправили наверх, от греха подальше. Чтоб не плевались. Дрова там, вода, все такое... Хорошего помаленьку! Еще утонут, отвечай за них! -- Ох, хорошо! -- воскликнул Колчаков, выныривая через минуту из воды. -- Там глубина -- не донырнуть! Я уж не стал опускаться ниже. Темно как у негра... Нырнешь, Никит? Нырять Никита не любил -- уши закладывает. Лучше он поплывет вперед, посмотрит, что там дальше. Прожектор и фонари освещали овальное водное зеркало размером приблизительно двадцать метров на пятьдесят. Вдалеке каменный свод, резко снижаясь, опускался к воде. Непонятно, что это -- большой и глубокий колодец, заводь от подводной реки или залив широкого озера? Кто построил, такой "бассейн"? -- Алади-и-инн! Али-и Баба-а-а! Джинны! -- заорал, сложив ладони рупором, Никита. Со скального купола булькнул мелкий камешек. Так, больше не орать! А то, не ровен час, накличешь булыжник на голову. Никита несколькими гребками добрался до нависшего гранитного гребня и очутился перед торчащим из воды массивным каменным выступом. Вскарабкался на валун. Что удивительно, глыба теплая и гладкая -- ни тины, ни водорослей, ни мха. Все мертво и безжизненно, только сглаженные водой гранитные края. Купол в этом месте нависал на высоте двух метров над головой. Далее потолок опускался еще ниже, соединяясь с кромкой озера. Видимо, этот валун когда-то был частью стены, которую подмыло, и она рассыпалась. Вода уходила в черную непроглядную темень, и что там в этой мгле разглядеть было невозможно, хотя и разбирало сильное любопытство. -- Разведаем? -- предложил Никита подплывшему следом Колчакову. -- Можно попробовать. Но до тех пор, пока оглядываясь назад, будем видеть хоть лучик света. Как исчезнет -- плывем обратно. Осторожно гребя, углубились еще немного и почти уперлись в нависающий потолок. Продвигались, держась руками за острые камни, чтоб не удариться нечаянно о какой-нибудь остроконечный выступ. Вроде бы свод дальше в пещере вновь поднимался вверх, но свет ламп сзади совсем потускнел. Пора возвращаться обратно. -- Жутковато! -- признался Колчаков. -- Как перед преисподней, а? -- Не без того! -- признался Ромашкин. -- И вода намного теплей стала. Может, черти кочегарят? Поплыли обратно? -- Поплыли! Поплыли... Когда -- туда, было ощущение, что с километр преодолели. А как обратно -- чуть ли не меньше стометровки. Заветный камень находился на прежнем месте. Значит, полный порядок! Реальность не исчезла, жизнь продолжается! Фонари светят, потолок не рухнул, врата преисподней не открылись! Рановато туда, погодим. -- Ну, что? Теперь поплыли на террасу к одежде? Поплыли. На свету как-то веселей. -- Сейчас только еще разок нырну! -- впал в азарт Колчаков. Нет, я это дно доста-ану! -- нырнул. А интересно, русалки здесь водятся? Крокодилы-змеи, акулы-барракуды -- нет, если верить Чекушкину. А вот русалки? Русалки, ау! Тут в первозданной наготе плещутся более чем достойные мужики! Где-то под каменным сводом раздался звонкий женский смех. Как по заказу! Действительно, пещера Али Бабы! Только подумаешь о русалках, и пожалуйста!.. Или глюк? Никита потряс головой, но женский смех повторился. Никита похолодел -- в теплой воде. Здрас-с-сьте! -- Не понял! -- вынырнул из глубин Колчаков. -- Это только мне мерещится? Или?.. -- Глюк! -- выбрал меньшее из зол Никита. -- У обоих. У нас глюк. Причем одинаковый. Так бывает, я читал. Мало ли, что читал! Жизнь богаче наших представлений о ней. Не глюк. Не глюк, однако... Ромашкин с Колчаковым, более чем достойные мужики в первозданной наготе, поимели счастье наблюдать веселую компанию, спускающуюся по ступеням. Впереди -- толстый туркмен, за ним -- три стройные девицы, а замыкающим -- офицер в шинели и с портфелями в обеих руках. Блин! Этот замыкающий явно из Ашхабада, штабной! На полигоне все офицеры одеты в бушлаты, а этот в шинели! Только нарваться на проверяющего не хватало в тайном подземелье! На "пляже" новоявленных экскурсантов приветствовал Чекушкин громкими возгласами восхищения неземной красотой посланниц небес. Он, словно петушок вокруг курочек, что-то "кудахтал", щебетал, смеялся, совершенно не стесняясь отсутствия одежды. Даже не сымитировал ладонями "фиговый лист". Девицы взвизгнули, дружно рассмеялись. -- Ребята, плывите сюда! Тут к нам шикарные девчата в гости! Гм! Нахальства Чекушкина хватило бы на троих. Но Никита и Колчаков, хоть их с Чекушкиным аккурат трое, вылезать постеснялись. Без плавок-то! Плавали вокруг до около с якобы независимым видом (как бы до своей одежды добраться?!) -- типа да мы еще поплещемся, нам и тут хорошо. Эх, а хотелось, хотелось пообщаться с девицами... Пришлых мужиков двое, а девиц -- три. Перебор. Один экземпляр явно свободен для обхаживания. Если начнется разврат, не скучать же ей, не для того пришла. Или это "дуплет" для толстяка? Не переломишься, толстопуз? Тут другие тоже хочут. Гм! Хочут-то, хочут, но кто ж им даст, изначально бесштанным! Как бы положено сперва представиться, каблуками щелкнуть, к ручке приложиться, вс? такое... А уж потом... М-да, проблема! Проблему в одночасье решили сами девицы. Если гора не идет к Магомету, то... Девицы скинули с себя все и бросились в воду. Две -- голышом, а третья, относительно стеснительная, что ли, вс?-таки в трусиках. Ч?рт! Подбор -- как... на подбор. Брюнетка, блондинка, рыженькая. Ведьмы с лысой горы? -- Привет, мальчики! Вам тут не скучно без нас? -- Исскуча-а-ались! -- нарочито страстно протянул Колчаков. Если вдруг что, спишется на шутку. -- А вы, девушки? -- Ой, а мы-то-о-о! -- не менее страстно в голос отозвались девушки. И похоже, на шутку не списать. -- С такими-то ухажерами и скучать? -- кивнул Никита в сторону сухопутных толстяка и шинельного. (На всякий случай, соломки подстелить...) -- Это?! Ухажеры?! Ой, я ум-моляю! -- закатила глаза рыженькая. -- Импотенты какие-то! -- О как! -- фальшиво посочувствовал братьям по полу Колчаков. -- А мы вот мы с Никитой -- нет. Мы -- не-е-ет, девушки, учтите! -- Что ты вс? "девушки, девушки"! -- хохотнула брюнетка, подпрыгнув в воде и продемонстрировав две зам-м-мечательные "боеголовки". -- Чтоб у тебя такая дырка в голове была, какие мы девушки! Рыженькая с блондинистой рассмеялись: -- Ну, ты, Ксанка, даешь! Как скажешь, так хоть ложись! -- русалочий смех, русалочий, зазывный. -- Ошибка! -- мнимо строго упрекнула подружек брюнетка (ага, Ксанка!). -- Нарушена последовательность. Сначала -- скажешь. Потом -- ложись. И уж потом -- даешь! -- Это у кого как! -- блонда пристально взглянула, впрочем, не на подружка, а на Никиту. -- Я и стоя могу, не ложась. А ты? Никита, да? Правильно поняла? -- Н-никита. П-правильно. А вас, простите... Нет, ну чтобы просто знать хотя бы... -- Ее звали Ната! -- грудным голосом проворковала блонда. - Нате Нату Никита! -- А меня Вадим! -- представился Вадим, протягивая руку рыженькой. Та схватила его за ладонь, резко потянула к себе и обхватила бедрами. Ого! Непосредственность, граничащая с бесстыдством. -- И-р-р-рина, -- прорычала она мурлыкающе, закинув руки Вадиму за шею и прижавшись к его груди своими твердыми сосками. Тот инстинктивно отпрянул назад и ушел с головой под воду -- Ой! Утонул мальчик! -- нарочито испугалась рыженькая Ирина, не выпуская затонувшего Колчакова из объятий. -- Ой! А был ли мальчик?! О-о-ох... "Мальчик" явно был. И даже находясь под водой, явно подавал признаки жизни, судя по чувственному "О-о-ох..." оседлавшей его "наезднице". Ну да, Колчаков большой любитель нырять, а уж что он там во глубине делает и чем, собственно, -- догадайтесь с двух раз. -- Что, правда, Ната? -- Ромашкин смущенно отвел глаза от резвящейся парочки и как бы продолжил светскую беседу с блондой. Очень трудно изображать светскую беседу, будучи голым и будучи лицом к лицу в сантиметрах от голой же блонды. Еще и при том, что собственный организм реагирует адекватно ситуации. То есть, как пишется в старых целомудренных книжках, восстание плоти... Да-а, восстание плоти имеет место быть. Хорошо хоть под водой не видно. -- Вообще-то Натэла, -- призналась блонда. -- Но ведь почти Ната, скажи? Ника и Ната, символично, а? Просто знак с неба -- для серьезных отношений. -- Ты еще о возвышенной любви что-нибудь ему скажи! -- хихикнула брюнетка Ксанка, шлепнув ладонью по водной глади в направлении Никиты и Наты, обрызгав. -- Отстань! -- манерно фыркнула блондинистая Ната. -- Не приставай! -- Я? Пристаю? Очень надо! Вы тут, судя по всему, распределились между собой? Мне чужого не надо. Вон на бережку еще экземпляр, вакантный -- рыжий, голубоглазый. Эх, люблю высоких. Девчонки, я поплыла! На берег! И поплыла. приподнимая ягодицы над поверхностью, широко разбрасывая ноги при гребках. Ух-х!.. Никита снова смущенно отвел глаза -- теперь уже от брюнетки, вплавь поспешающей к Чекушкину. И вновь наткнулся на пристальный взгляд блонды Кати, очень говорящий взгляд. -- Кха! Кха...Ната, А ваши попутчики не возмутятся, что мы тут в воде... кувыркаемся? -- А что, покувыркаться нельзя? У нас же ничего не было... -- невинно захлопала ресницами блондиночка. И бесстыдно добавила: ...пока. -- Нет, ну все-таки... -- промямлил Никита. -- Вон тот толстый -- Байрам, -- усмехнулась блонда, снизойдя до объяснений. -- Давний дружок Ксаны, любовник, скажем так. Он ее сюда уже несколько раз привозил. Пусть сам с ней личные проблемы решает. А мы с Иркой -- вольные пташки. Байрам нас с Иркой для этого капитана взял. Капитан какой-то странный. Байрам ему говорит, мол, развлекись с девочками, а тот грустит и беспрестанно курит. Мы в "Фирюзе" с утра шампанским баловались все вместе, ну а потом: "А поехали? А поехали!" Байрам говорит, если капитан будет сачковать, он нас всех сам обслужит. Охота была!.. А тут -- вы! Как удачно! Удачно, м-да. Колчаков наконец вынырнул, отфыркался моржом. Надо понимать у него не только фырканье моржовое. Они с рыженькой Ириной о чем-то коротко переговорили и... поплыли судорожным брассом во мрак, к тому самому камню. Ну, понятно о чем таком они коротко переговорили. Спустя минуту из мрака донеслись громкие стоны, мужской и женский. Отнюдь не потому, что оба ударились об валун в темноте. Никита, глядя за спину блонде Нате, в направлении валуна, неловко ворохнулся в воде, подавшись чуть вперед: что это там у них? нет, просто на всякий случай! вдруг случилось что-нибудь? Случилось-случилось, робкий ты наш! У них уже случилось. А мы что ж стоим, робкий ты наш? Взгляд блондинки Наты стал пристальней некуда, она провела язычком по губам. Подавшись чуть вперед, Никита непроизвольно ткнулся ей в бедро... э-э-э... своей восставшей плотью. -- О, извини! Я случайно! Не хотел. Врешь, братец! И желал и хотел! Блонда Натэла, быстро сунув руку под воду, крепко схватила Никиту за... -- Ой, что это тут! -- и не отпускала. Колчаков со своей русалкой уже возвращались из-за камня -- в направлении террасы, по диагонали. Мы славно поработали и славно отдохнем! Никита и Ната были вне их траверза. -- Наша очередь! -- блонда Ната еще раз провела язычком по губам. Сплаваем за пределы лагуны? Хочешь узнать глубину моей лагуны? Да в конце концов! Он живой человек! И... "на привязи". -- Сплаваем! Хочу! -- Очень? -- Ну, очень. Очень! Да-а, настолько очень-очень, что даже слишком... слишком быстро. Слишком быстро вс? кончилось. Только началось и тут же кончилось. Даже слишком. У кого случался большой перерыв в общении с женским полом, тот поймет. -- Может еще разок? -- предложил Никита явно разочарованной блонде. -- Слабаки вы, мужики, -- вздохнула она, скользнув губами от шеи Никиты до его груди, затем к животу... От террасы зычно позвали: -- Эй, водоплавающие! К столу! Второй раз приглашать не будем! Утонете голодными! К столу, так к столу. Восстановить силы не помешает. А там, глядишь, еще разок сплавать... На берегу Никита стряхнул ладонями с тела воду, подергал руками и ногами, разбрасывая брызги, как дворняга после купания. Полотенца-то забыли взять! Ну вот, теперь можно и присоединяться к компании. Только трусы он все-таки натянет -- у любой непринужденности должны быть свои границы. На верхней террасе, оказывается, имелся столик. Металлическая столешница была вмонтирована в каменную глыбу, а сиденьями служили две вытесанные в скале лавки, гладкие и широкие. Толстяк Байрам развалясь возлежал на одной из них. На второй -- Чекушкин между двумя мокрыми полуголыми (уже таки полуголыми, а не голыми) девицами. Офицер в шинели понуро сидел с бутылкой пива в сторонке. Где-то Никита его раньше видел! Присмотрелся вблизи и понял, что где-то определенно видел! Брюнетка Ксана притулилась в ногах толстяка Байрама и массировала его ступни, а он тем временем лениво жевывал шашлычок на косточке, запивая водкой прямо из горлышка бутылки. Вадик Колчаков "павлинил", щедро разливал шампанское по кружкам и произносил тост за тостом, один смешнее другого. Судя по трем уже пустым бутылкам, вот-вот придется идти наверх. Никите протянули кружку, и он машинально выпил шампанское. Была б кружка водки, хлопнул бы и ее, взбудораженный организм требовал покоя, вернее расслабления. Несколько раз он исподтишка бросал быстрые взгляды на капитана. Тот подстелил под задницу шинель, китель повесил на каменный выступ, снял сапоги, остался в рубашке и брюках. Где же Никита его все-таки видел? Капитан, почувствовав чужой взгляд, отвернулся. Ага! В профиль! Вот в профиль -- да! Теперь узнал! Это ж капитан... м-м... фамилию все равно не припомнить... начальник финансовой службы из медицинского батальона! Никита вместе со Шмером однажды на вокзале в пивнушке сидели, а этот капитан к ним тогда присоединился. Сидел строго в профиль. Как зовут, тоже не вспомнить. Саша? Сережа? Ну да ладно! -- Привет, Серега! -- подсел к нему Никита. -- Не признаешь своих, педженских? -- А-а-а! Да-да! -- рассеянно взглянул капитан. -- Припоминаю. Вместе в поезде ехали на сборы в Ашхабад... -- Нет, ошибся, братишка, в вокзальном кабаке пиво пили. Мишка Шмер нас знакомил. -- Точно! -- начфин хлопнул себя ладонью по лбу. -- То-то гляжу, рожа знакомая! Только я не Сергей, а Сергеич. Александр Сергеич! Как Пушкин. -- Извини дружище. -- Да ничего... м-м... Костя. -- Никита я. Ромашкин. -- Ну, извини. -- Квиты, Саша. -- Квиты, Никита. "Жигулевское" будешь? -- Буду, -- Никита взял одну из стоящих в длинном ряду пивных бутылок. -- Ничего, что мы ваших курочек-цыпочек немножко... потискали? -- Ерунда. Они же общие, пользуйтесь. Я сегодня не в настроении. Вернее, не в форме. Пятый день пью, и хмель не берет. А девок Байрам набрал -- специально черненькую, светленькую и рыженькую. Для разнооб