Игорь Наталик. Светотени Москва СОДЕРЖАНИЕ Несколько слов .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. Путешествие к себе .. .. .. .. .. .. .. .. Московская мозаика .. .. .. .. .. .. .. .. "Китайский караван" .. .. .. .. .. .. .. .. Страсти и капризы .. .. .. .. .. .. .. .. Театр европейских интересов .. .. .. .. .. .. Дипломатия проливов .. .. .. .. .. .. .. .. Наивная проза .. .. .. .. .. .. .. .. .. "Птенцы гнезда Петрова" .. .. .. .. .. .. .. На пороге .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. Стратегия и тактика Акционерного общества Вестингауза (вчера, сегодня, завтра) .. .. .. .. .. НЕСКОЛЬКО СЛОВ Этот новый текст - "Светотени" - не похож на предыдущие. В нем нет ни безотчетно тревожащих поэтических полунамеков, ни внутренней органной музыки, как в "Кладовой". В нем нет ни безыскусных и тем сильнее волнующих любовных ходов (мгновенных уколов любви), ни описаний романтической русской природы, как в "Старице". Нет здесь ни космических вибраций, ни мимолетных прикосновений "Миражей", которые порождают дрожь души и заставляют сильнее биться сердце, исподволь подводя к тому, что если в мире нет ничего кроме иллюзий и миражей, то они сами становятся действительностью, побуждая довериться неведомой правде. И в то же время этот текст, эта бесконечно ветвящаяся метафора, будоражит воображение читателя неисчерпаемым многообразием картинок прожитой жизни. Жизни духа. Возникает и захватывает ощущение доверия к течению Жизни, к ее неостановимому потоку, к своеобразному калейдоскопу мгновений. К тем встречам и жизненным ситуациям, которые без видимого воздействия направляют движение всего мира. К тем импульсам Жизни, которые определяют изнутри природу каждого события, порождающего конус после-действий, определяют природу каждой вещи. От текста к тексту, расширяясь и углубляясь, саморазвивается главка "Наивная проза", поддерживая традицию легендарных "От двух до пяти". Причем названный текст является открытым, он молчаливо требует от нас все новых и новых "кирпичиков" для восстановления Домика Гения Детства. А детский мир готов щедро делиться своими бесхитростными, чуть наивными открытиями с быстро все забывающим взрослым миром. И еще в этих скромных, подчас скупых строчках дышит ширь и громадность Отечества. К тому же глубина и спрессованность времени помогают окинуть внутренним взглядом и лучше понять, что нам дано на отчей земле в наследство и насколько рачительно мы это храним. Е.К. * ПУТЕШЕСТВИЕ К СЕБЕ Что имеем - не храним, потеряем - плачем. ПИСЬМО Э ти письма к тебе, возможно, похожи на тяжелые, шероховатые камни. Их слова были бы больше созвучны душе, прозвучав на природе. Среди большого города кажутся неуклюжими, чужеродными и ненужными - как листок под ногами. В городской квартире они раздражают взор и слух. Не пускают к дурманному "ящику", требуют внимания к себе и сопереживания. Тем не менее, мечтаю, чтобы в твоей комнате и в сердце постоянно звучал мой негромкий голос. А мечты - на то они и мечты ... * В СУМЕРКАХ Люблю тебя ежечасно, ежеминутно. Люблю безрассудно, благоговейно и самозабвенно, до обожания, лихорадки и изнеможения. Умираю, когда расстаюсь или сомневаюсь. Воскресаю, когда вижу или надеюсь. Казнюсь каждым своим промахом, коченея от ужаса и стыда. Они врезаны в мою память, словно горький упрек и предостережение моему сердцу, как изощренная пытка моей совести. Доверяюсь тебе беззаветно, открыто подставляю грудь: пусть твой удар будет последним, чем медленно истекать кровью, лишившись кожи. Нет. Одного твоего слова, даже взгляда достаточно, чтобы обескровить меня. А ведь казалось - нашел точку опоры. Смирил обостренную ссадинами гордость. Оставил себе лишь мнимую свободу, редкие находки в виде человеческих самородков, да игру воображения. Уже не ждал тебя, как прежде, потому что уверился - ты исчезла из моей мучительной жизни. Но ты вновь появилась. И я, подчиняясь неизъяснимой власти, покорно пью сладкую муку, что сочится из твоих чистых глаз. Неужели ты и есть моя главная в жизни встреча, единственная награда судьбы за все страдания, искромсанные миражи и иллюзии юности, за мечты, которые не сбылись? Если ты меня уже не любишь, если завтра оттолкнешь, не решишься на встречу, буду знать, что все мои невзгоды были жалкою платой за счастье пережить эту недолгую желанную горячку. За сладкое сумасшествие, за то, чтобы услышать небесное пение твоих возносящихся крыльев. Погибнуть так глупо и бездарно, словно сгораемый от жажды в двух шагах от животворного, но хоронящегося от посторонних глаз источника. Вдруг остановиться вкопанным, будто фанатик перед ликом святым. Окунуться в родную, звенящую и пьянящую стихию, шалея от счастья. Легко, радостно и покойно рядом с тобой. Посветлело вокруг, отступила и перестала отсвечивать будничная слякоть. Время замедлило свой бег иноходца и иногда останавливается в задумчивости и словно в забытьи. Как естественна, но и томительна твоя сдержанность, боязнь поспешности или ошибки. Как тягостно и таинственно это затишье души, которое можно принять и за предвестие чуда, и за скоропостижный финал. Все чаще приходится подавлять неясное предчувствие обыденной, горестной драмы, угрожающей нам опустошением и одиночеством. Что страшнее одиночества вдвоем? Человек беззащитен перед сметающей тяжестью занавеса, и я лишь молюсь о том, чтобы все это длилось и длилось. Чтобы не иссякли сладкие капли воспоминаний и они смогли утолить саднящую жажду перед последним, гаснущим, затихающим вздохом. Но ведь ты не теряла головы от близости наших одежд, нетерпеливо ждала полуслучайных свиданий у всех на виду, плакала тайком от невыразимой безнадежности и краткости прикосновений. Но увы. Все в быстро мертвеющем и густеющем от забвения прошлом. Жажду снова и снова ощутить твое присутствие, задыхаясь от желания коснуться хотя бы милой тени, вдохнуть твои ускользающие ароматы, упиться твоей пленительной прелестью наяву или во сне. Опуститься у твоих нежных , точеных ног и, обняв их, целовать, целовать, целовать до одури. Замереть, как наиверный наивный пес, прижав уши и чутко ловя намек на малейшую ласку, ветерок волнения, каждый всплеск твоей души, взгляда, улыбки. Щедро рассыпать перед тобою самоцветы лучших сияющих слов, чтобы тебя развлекал, завораживал и манил их полуслучайный и затейливый шорох. Ты загадочна и неповторима. Внезапна и неотвратима, как судьба. Невероятна, как чудо. Заманчива, как бездонная синь гулкого осеннего неба. Желанна как спасение, проходишь ты мимо, удаляясь в глуховатое и исчезающее прошлое. Зажав невидимыми тисками мое, все в заусеницах, сердце. Даже не оглянувшись на скрипучий и пыльный верстак, который давно брошен в зыбких сумерках, разлитых нечаянно кем-то... * ПРИГЛАШЕНИЕ В ПУТЬ Быть рядом с тобой, недосягаемой, совершенно невыносимо. Но настанет зима, и вновь мы случайно встретимся. Рано или поздно это обязательно произойдет. Если ты только захочешь - дверь и сердце открыты. А теперь приглашаю тебя немного попутешествовать. Я только расставлю тонкие вешки. Остальное увидишь сама. Словно воочию. Ты этому порадуешься и удивишься. Мой дух, бегущий и смятенный, вспять обернулся, озирая путь... * ЗЕЛЕНАЯ ПОРОСЛЬ По-видимому, одна из важных особенностей характера дальневосточников - ярко выраженное стремление к жизненной экспансии. И это не просто способность, а привораживающее и органически присущее им свойство. Не удивительно, что оно проявляется у потомков именно тех первопроходцев, которые шли из Европы к Тихому океану. Даже имена у них были "шагающие" и энергичные, как бы выделяющие сыновей поиска и удачи из общей весьма энергичной массы. И вновь сквозь давящие мостовые прорывается их мощная, пассионарная, зеленая поросль. * ХАБАРОВСК Душа "города на топоре" временами звучит как орган. Она словно продувается через мощные трубы - бывшие купеческие речки Чердымовка и Плюснинка. До сих пор (словно садовник, не проснувшийся от народных гуляний и фейерверков) стоит дом начала ХХ века с надписью над парадным подъездом: НОМЕРА. А вот стоявший рядом храм из розового камня был воровски взорван в безвременье храмоборчества. Издалека на неудержимо пухнущий город испуганно смотрит сопка "Два брата", которую воспринимаю совсем не по-братски: как нежные женские груди. Российский размах полей да амурский замах здесь чувствуется полною мерой. Они утоляют тоску. Перехватывающий дыхание простор и чуткий покой обволакивают сердце, охлаждают чело, радуют глаз. Душа взвивается ввысь над нержавеющим лезвием реки, натянутым струной мостом, прихотливыми одеждами берегов. Над всем живым этим чудом. * СЕКРЕТНЫЙ ГОРОД-БЛЮДЦЕ Наш пароход замедляет свой бег. Словно немного запыхался. По тщедушному (как бы молящему о пощаде), зыбкому мостику, не оглядываясь, скорее уходим прочь от воды. Ноги обретают опору, оглаживают и ощупывают твердь. Наконец-то "маятник" остановился, и Время на цыпочках замерло перед памятным валуном. На ладони город-блюдце. Завораживает и манит противоположный правый берег: крутой и сказочно живописный. Словно кто-то упрямый и щедрый небрежно махнул наотмашь кистью. И красок не пожалел. Если и здесь когда-нибудь (не дай Бог) природу изведут, то уйдет она молодою. * НИЖНЯЯ ТАМБОВКА И дернуло же нас лететь в Нижнюю Тамбовку на вертолете. Да еще летчик попался экий охальник. Завидев, что среди пассажирок - в основном молодухи с малыми детьми, этот джигит за время полета поизголялся над ними вволю. Воздушная яма следовала за ямой - прямо американские горки какие-то. Разве что в штопор свой вертолет не направлял. Всех выворачивало много раз наизнанку. Но зато и по морде на земле получил он по делу. С оттяжкой. Тетя Таня в Тамбовке встречала нас хлебосольно. А Сергей организовал фантастическую рыбалку. Таких сазанов я в Амуре отродясь не видывал. На огромную сковороду помещалась лишь часть одной туши. А голова и хвост, казалось, смогли бы достать до земли. Но все лишнее быстро отсеклось, и вот красавец вовсю сердито шкворчал, вертясь с боку на бок. На мою тихую реплику, что жарим без масла, никто не ответил. Но в считанные минуты сазан уже плавал в чем-то своем: золотистом, жирном и божественно-ароматном. Такого рыбного "шашлычка на ребрышках" не отведывал в жизни уже никогда. Вот так Тамбовка. Да еще Нижняя. * ВЛАДИК Во Владике больше всего поражает кладбище моряков. Это - вековая память моря о человеческом бесстрашии. После него вся городская "бронированная" земля и холмы воспринимаются как продолжение дремлющего океана. Хотя на самом деле вблизи эти холмы теплее и мягче. А при солнце они, словно русалочки, радостно плещутся в зелени и цветах. И все же здесь во всем чувствуется скрытая океанская мощь и некое напряжение океанского дна. Волны суши перекликаются с морскими валами. Будто великан, недоуменно проснувшись и встав посреди города, трубит в Золотой Рог. А море всей душой отзывается и приветствует косынками чаек, бликами, свежим дыханьем глубин. * ЧЕХОВСКИЙ ОСТРОВ Прежде, чем нам удастся шагнуть с материка на Остров, расскажу, почему он называется так необычно. По легенде, когда в устье Амура замаячили размытые очертания гор, адмирал Невельской спросил у одного из проводников-аборигенов: "Что впереди?". Тот ответил длинно: "Сахалян улла манга хата - черные горы в устье мутной реки". Островная природа притягательна и необыкновенна. Здесь - почти субтропики. Больше, чем двухметровая трава, огромные зонтичные, не оскудевшие горные речки. Свирепого вида "горбыли" во главе косяков горбуши, от века спешащей на нерест в верховья. Особенно поражают места, где в спящий океан можно зайти далеко, оставаясь по пояс в воде. Сверкает шальная мысль дойти так до американского континента - вдруг и они тоже навстречу пойдут? В пояснице острова - черные острые пики обгоревших деревьев. Лес мерцающих черных теней. Это - шрамы былой войны. Океан за спиною нередко балует штормами. Страшная встряска глубин - цунами - постоянно как бы нависает над нами, словно слоновья нога над людским муравейником. * ПЕРВОЕ ИЮНЯ Сегодня день защиты будущего. Защиты нежных ростков души от воинственных взрослых. У старших поколений сильно развито чувство тревожного времени. Постоянно присутствует ощущение бывшей и возможной беды. И ведут себя они соответственно: словно навсегда эвакуированы из Детства. Но многие все же помнят и прочно держат в сердцах, что выросли они именно оттуда - из этих темно-колючих и сопливых зарослей. И собственные внуки - постоянно перед глазами. Так что ж и они хотят, чтобы их дети начали чингисханить? Зачем? Непостижимо. Стремление к уничтожению Будущего - это какой-то прогрессирующий паралич души. Детство спит. Как похожи во всем мире тихие колыбельные без слов. Как доверчиво разметались во сне наши дети. Они слабыми руками своими каждого взрослого за сердце хватают. * ВДОХНОВЕНИЕ По-видимому, каждый человек, подрастая, должен иметь время, чтобы сесть на пенек, но не для того, чтобы съесть пирожок. Назовем его Временем Голодного Раздумья. Терзающая душу жажда и неведомая ранее тоска однажды привели меня в скукоженный, промезший Академгородок. Поразили воображение и Дом Ученых , и "Тэдди Бэя Клаб", и дорожки, таинственно обтекающие сосны и оканчивающиеся лесенками в никуда. Санаторная табличка "Лес на отдыхе!" здесь давно никого не удивляет. По ночам там можно было фотографировать "космику" неуклюжим многометровым аппаратом, гордо возлежащем на своем постаменте. Он - словно зрачок самой Земли, неотрывно глядящей на звезды, или око, обращенное внутрь тверди земной. А рядом - первокирпичики материи, будто взмыленные лошади на корде, гнались и гнались друг за другом по кругу, подстегиваемые невидимым электронным кнутом. В Вычислительном центре, на Ершовском семинаре программистов металась мысль, юркая, как белочка. Вдохновение настигало сердце и голову не то от голода, не то - от устрашающей близости к спящей Тайне. * ДУША ПРИРОДЫ Природа дает нам надежду. Более сильное ощущение сущего. Захватывающую пульсацию жизни. Как все оживает под солнцем. Дышат реки, леса и птицы поют задушевно. Кто-то назвал иволгу "золотой флейтой русских лесов", мечтающей о весне. Непрестанно звучит эта музыка. Великая, гармоничная и таинственная. Веще поют птицы в былинах, легендах и сказках. Вправду у Природы есть душа. А люди - ее неразумные, хищные дети. Но может статься, что вскоре и защищать-то жизнь будет некому. Да и не от кого. * ПРИТЯЖЕНИЕ РАЗЛУКИ Сильнее стал чувствовать, насколько сближают всех нас огромные расстояния. Вот посмотри. Наиболее сильный душевный резонанс - у людей любящих. Они четко настроены на единую волну. Неизбежно найдут друг друга по радиомаяку сердца. Никто и ничто другое в это время им не нужны. Разлука любящих зачастую усиливает встречный порыв душ, раскаляет молодые сердца. С другой стороны, порыв к сердцу (взаимопроникновение через толщу пространства) ускоряет возможную близость людей. Делает ожидание встречи нестерпимым. Расстояние приближает. * ТОМСКИЕ БЕРЕГА Красота человеческой души высвечивается в деревянных снежинках - резных кружевах на домах. В юности меня настигло головокружение от весны и прекрасной речки Томи. Голод и жажда молодости - вот чем остался во мне тот старый и юный, продрогший до самого сердца город. Правда, в ту весну он немного оттаял. * ВЕРТИКАЛЬ В алтайских горах есть жемчужина - Телецкое озеро. Есть и загадочное ущелье Шавло. Его украшают вершины, называемые людьми Сказка и Красавица. Шагнув к ним, мы продвигаемся вглубь себя самих. На их задумчивых склонах можно загнать и занозы в душу, и лоб остудить родниковой водою. С горами человека связывает пуповина Вечности. Невольно поверишь в неземное происхождение предгорных храмов. Ленточки на ветвях деревьев у перевала - попытки задобрить невидимых властелинов гор: как бы украшения их высоких жилищ. Каждой душе нужна вертикаль. * СПЯЩИЕ ИСПОЛИНЫ Столбы представились нам диким лесом из камней среди вековой тайги. Словно сход каменных великанов. ДЕД, похожий на сурового Ермака. Столб РУКАВИЧКА. ПЕРЬЯ и рядом с ними - ЧЕРНИЛЬНИЦА. Застывшая, волшебная сказка в камне. СЛОНИК, улегшийся у ПЕРВОГО столба, дозволяющий детям и взрослым ползать всласть по себе. Добродушный, веселый всеобщий любимец СЛОНИК. Заспанная березка и "озерко земляники" почти наверху одного из столбов - в поднебесье. Звезды особенно звонко смеются здесь ночью. И посмотри: у каждого исполина - свое имя. ПЕРВЫЙ, ВТОРОЙ, ДЕД, РУКАВИЧКА, ВОДОРАЗДЕЛ, ЛЕВ, ЛЬВИНЫЕ ВОРОТА, ГРИФЫ и МИТРА... Целая каменная вселенная с обитаемыми мирами. * НА БАЙКАЛЕ От студеной озерной воды ломит зубы и лоб. Через толщу ее (огромный живой микроскоп) увеличено видишь дно - сквозь чистейшую глубину. Здесь обострено счастливое чувство приближения к самым глазам едва заметных, глубинных движений Земли. Это - волшебная линза, хрусталик зеленоглазой планеты. И рядом на берегу - полотно умершей дороги. Словно обессилевшая змея, уползающая от знобкой воды. Шуга зимою на озере. Ветер, не дающий вдохнуть полной грудью. Этот ветрило - выдох окрестных, ворочающихся с боку на бок гор. * ОГНЕННОЕ КРЕЩЕНИЕ Опять не дает уснуть горьковатая мысль о том, что человечеству как бы извне, помимо воли людей навязывается самосожжение. И тропка такая же извилистая, как была в старину. Люди скучивались в огромную толпу. Потом появлялся очередной старец, а у всех выходов скита - крепкие молодцы. Вновь повторяется та же старая история. Произносится традиционный набор заклинаний. Полуслучайно проливается безвинная кровь. От этой крови "занимается пожар". У каждого старца была нора, заветный потайной ход - чтобы уйти от огненного смерча. Иногда фанатики, не подпускавшие никого к запертый окнам и дверям, сгорая сами, толкали в тот же лаз подземного хода вслед за старцем одного-двух смышленых мальчишек. Те становились учениками старца - ведь ТО случилось на их собственных глазах. Все потеряно в неукротимом огне. И если часть людей чудом все-таки уцелевало, то через неспешное время к ним выходили ТЕ (выросшие и поседевшие) мальчишки, ставшие старцами. Это их путь. Другого не знают - так было всегда. Сегодня этот круг замыкается. * МИРНЫЙ Когда самолет идет на посадку в Мирном, то кажется, что садимся прямо в разверстую пасть километровой огромной ямищи. Туда, куда уходит с поверхности тропка: тончайший сиреневый серпантин. По нему ползут стотонные жуки-черепахи-лопаты на колесах. От их вибрации у шоферов мясо отходит от костей. Много людей уже знают об этом, но почему-то молчат. * СЫТЫКАН Весьма примечательно - сами аборигены страсть как не любят селиться в Айхале. Они называют это место Сытыкан - Мертвая долина. На ее уступах издавна сияли дьявольским блеском уголья глаз. А потом человек, видевший их, таинственно пропадал. * ВНЕ ВРЕМЕНИ И снова мы отправляемся в путь. За порогом - густая ночь. За окнами, да и то не за всеми - умирающие костры абажуров, и дождь сыплет горох за одежду. Путь наш долог: через все времена - в будущую весну. Пусть под ногами колючки - железные и живые - мы дойдем. И наградой нам будет праздник и радость негаснущей жизни. Рано пока говорить о конечной точке пути. Мы не скоро вздохнем полной грудью. И песня польется свободно. А пока на минутку присядем и помолчим. Вот так. А теперь возьмемся за руки - и в путь. * БЕЛОНОЧЬЕ Давай побродим вместе по Питеру. Побродим среди лета и ни на что не похожей питерской тишины. Воздух здесь густой и молочный. Изредка навстречу будут попадаться тихо-счастливые люди, у которых распахнуты очи. И тело легко от недосыпания. Побредем вдоль Канавки. На Невский свернем. Мысленно осадим коней у Аничкова. Ощущение такое, что здесь не может быть "нелюбимых" мест. Как будто город состоит сплошь из любимейших уголков. И на каждом шагу - влюбленные. * ДЮРЕР Тишина и покой - вкруг стола эрмитажной библиотеки. Мои руки, совсем деревянные, где-то внизу под столом. Скорее всего потому, что эти старинные эстампы слушаются рук лишь строгой и седой библиотечной служительницы. У нее за спиной - два крыла. Листаю старинные альбомы жадными глазами. Все тело затекло - сижу не шевелясь. Не дыша. И яростно умоляю Судьбу, чтобы этот "сон" не кончался. * МЫ - ДЕТИ ДЕТИНЦА Колыбель Великого Новгорода мистически называется Детинец. В нежной груди Земли доныне зияет огромная ямища - место, где собиралось новгородское вече. Его звуки и полифония голосов исходят из глубин Времени. Непокорному вечевому колоколу (так же, как позже и его московским братьям) по приказу Ивана Грозного рвали язык. Колокол били плетьми. Вся земля вкруг того места - красная. И хотели его увезти, но смогли дотащить лишь до Валдая. Там "рассыпался звон на звоны", а колокол этот исчез. Все мы - дети Детинца. * СВЯТАЯ ДОРОГА По дороге в Пушкиногорье чувствуешь такой простор и размах, что сердце поет, рвется ввысь. Нежный, вкрадчивый снег прячет в своей пушистой, обжигающей глубине звуки шагов да непрошеных и ненужных здесь голосов. Подле дома Пушкина душа каждого пришельца-странника как бы встает на цыпочки. И пушечка с тех самых времен лежит у порога. Действительно, что же за дом Пушкиных - да без пушки! Даже дыханьем страшно прикасаться к этим задушевным местам. К святой тишине. К мельнице на том берегу. * ПЕЧОРЫ В схеме монастыря в Печорах удивительно точно повторяется в миниатюре старая часть Пскова. Монастырь долго был скрыт от глаз людских и неприступен. Вокруг - непроходимые леса. "Нашли" его лишь по звукам чудесного пения молодых монахов. За высокими стенами на верхней террасе цветут яблони. Это - райский сад. На нижней террасе - вход к подземным кельям. Печоры означает "пещеры". Два кладбища. Истлевшее (захоронения до 1700 года) вызывает мурашки и дрожь души. Гробы стоят на гробах до самого потолка. Нижние доски рассыпались под прессом времени. Но гниения, запаха тлена нет. Недалеко от келий особняком стоит гробница с опаленным углом. По легенде она сама себя защитила огнем, когда неприятель проник в монастырь и пытался вскрыть ее. И что за рок тебя подвиг спуститься раньше смерти в царство это? * ТАИНСТВЕННЫЙ КОРИДОР Издавна, когда противник русичей был очень силен, его брали хитростью. Вот как это было задумано и гениально воплощено в Псковском Кремле. Стенобитные орудия врага тщатся разрушить слабейшее место - крепостные ворота. Самые отчаянные из штурмующих врываются в цитадель впереди других воинов. И попадают в "Захаб" - неширокий ломаный коридор между двумя стенами крепости, который ведет к другим, невидимым поначалу из-за угла крепостным воротам. Сзади напирают те, кто не видит ловушки. Этого убийственного, безвыходного капкана. А защитники Псковского Кремля льют сверху кипящую смолу, сталкивают со стен припасенные каменные глыбы. Бьют, бьют и бьют врагов. Штурм захлебнулся. Цвет войска погиб. Потом внешние ворота восстанавливаются. Захаб расчищается изнутри. А тот, кто узнал его тайну, никому о ней никогда не расскажет. * НА ОКРАИНЕ На окраине заполярной Воркуты есть гора Пионерская. Названа она так в честь здешних первопроходцев-заключенных. Отбыв срок, в родные края они, как правило, не возвращаются. Кружат и кружат как волки возле мест, забравших их молодость и здоровье. Проживают заработанные на "зоне" деньги. Покупают масло и чай, лепят нехитрые твердые или жидкие "посылки" из детских пластмассовых игрушек и бросают их тем, кто остался за высоким ежовым забором. Довольно быстро деньги, полученные при выходе на свободу, проживаются, и начинается мучительный поиск новых "источников". Конец зачастую предрешен - снова "зона". И жизнь выдувается меж пальцев, словно липкая шахтная пыль. * МОРСКАЯ ДУША Яркое, но уже немного повыцветшее от скоротечного времени впечатление произвел на меня "праздник морской души" в Севастополе. Море вскипало от безудержных взмахов весел новоявленных аргонавтов. Восхищенные души зрителей, казалось, возносились косынками-чайками над морской далью, что сливалась с безоблачным небом. Тогда все мы чувствовали себя русалами-мореходами. Крымский берег таял от звенящей жары и оплавлялся в песчаные камни и гальку. А каждая русалочка на прощанье и в память о сказочном безоблачном лете хотела иметь монисто из мелких колючих ракушек. * ЧУФУТ - КАЛЕ В крымском пещерном городе Чуфут-Кале есть "железная дорога наоборот". В каменной толще в течение веков колесами пробиты две глубокие колеи. Сойти с рельсов здесь невозможно. Но теперь эта дорога ведет в Никуда. Раньше здесь процветали огромные караимские храмы-кенассы. Возникает стойкое ощущение, что это город людей-ласточек, который находится на берегу разливанного моря лаванды, переполняющего Крым и выплескивающегося вовне. На еще больший простор. У "фонтана слез" почему-то всегда сжимается сердце. Кровь как бы замедляет свой бег. И шестеренки Времени здесь скрипят особенно протяжно, задумчиво и печально. Минул недолгий срок беседы и пути: песок, я вижу, новой пылью хлынул. * СУХУМ Старинное название Абхазии означает "Страна снов". Поэт назвал эти благословенные края "зеленой калиткой" из суеты больших городов - в тенистый парк особенного дружелюбия, гостеприимности и душевности. Циклопическими шагами слоновых пальм Сухум подходит к морю и замирает на мгновение у самой кромки прибоя. Горький ком подкатывает к горлу в обезьяннике, когда смотришь эту ежедневную бессмысленную круговерть. Словно бесконечные выборы на важную обезьянью должность - должность человека, живущего за пределами железных прутьев. На свободе. И наши выборы очень все это напоминают. Только выбранный президент будет самым несвободным из всех нас, людей. Просто свою клетку стальную он будет обречен вседневно носить с собой - в своем сердце. * СОКРУШИТЕЛЬНАЯ ТИШИНА ПРИБОЯ На спину бросилась волна как рысь, рванув назад за дрогнувшие плечи. Потом я ощутил на голой шее ожог от холода и колкости зубов. И побежала кровь за воротник. Под свежим мокрым ветром рубаха прилипала к животу, вздуваясь на изодранной спине. Вот, горло сжав и навзничь опрокинув, к виску мне кто-то подтолкнул точеный морем, сверкающий чужим холодным блеском, как пуля веский, пепельный голыш. Прибой притих, предчувствуя крушенье... Все это было так давно когда-то со мной на Черном море. Как видишь, крушение корабль души может потерпеть и на мелководье, и даже на берегу. А когда шторм застигает нежданно сразу двоих, то крушение может быть обоюдным: со-крушение. Совместное - и легче, и трудней. Словно сокрушение важнейших основ внутри нас. * ТОНКИЕ СТРУНЫ Человек с душой, обожженной бедой, научен многое прощать и лучше понимать других. Несчастье утончает его душу, снижает сердечный порог, делает самых толстокожих более восприимчивыми к чужому горю. А ведь человек может замкнуться в своем несчастии и очерстветь. Тогда поди, достучись до него, проникни в его душу, искалеченную добрыми людьми. Недаром говорится: "Был бы калека, обидчики найдутся". К сожалению, страшные эти слова не уходят из нашего быта, обретая все более зловещий, символический смысл. Поэтому самые тонкие "струнки" среди нас требуют вседневной защиты. * ВЕРШИНЫ - ШТРИХИ ЖИЗНИ Попробую рассказать о двух незабываемых тянь-шаньских вершинах Возможно, найдется немало и других, но моей памяти дороги именно эти. Если посмотреть на первую из них снизу, от подошвы, то наиболее сильное, безотчетное чувство - священный страх. Особенно при ярком солнце и чистом небе. Возникает острое ощущение того, что именно здесь, прямо над твоей головою беззащитное небо вспарывается кривым и нестерпимо сверкающим ятаганом ледника. На вершине другой горы, называемой "Черные камни", покоятся две огромные каменные ладони, сложенные исполином в немой молитве перед небом. На ноздреватом глетчерном льду множество камней из "пулеметных гнезд". Гнезда эти можно распознать по белесым, глубоким чиркам на скалах. При спуске с этой вершины - переправа через ледопад. Захватывают воображение необыкновенные звуки и краски, феерия ледовых брызг-глыб, когда эта ледяная "река", словно кошка, прыгает в новое скальное ложе. И часто камень угрожал обвалом под новой тяжестью моей ноги. * ДОМБАЙ Тобою, наверное, замечены просеки на мохнатом теле вон той зеленой горы - их прекрасно видно из долины. Это - шрамы от ударов кнута-лавины. Они немного похожи на след слезы на закопченном лице человека. А знаешь, какова лавина изнутри? Человек как бы плывет в огромном снежном облаке, в верхние его слои, стараясь "всплыть" как можно быстрее. Но самое главное - в момент остановки лавины сделать перед собой воздушный мешок. Отодвинуть ставший вдруг непосильно тяжелым мокрый снег обеими руками от лица. В этом мешке содержится вся твоя жизнь. От объема воздушной "подушки" зависит, сколько еще будешь жить: час - сутки - дольше. Самому выкопаться из тела лавины практически невозможно - лежишь прочно спеленатым, словно младенец. И выесть, выгрызть вокруг себя снег невозможно. Похоронен заживо. Спасают друзья - на них вся надежда. * ТЯЖКИЕ ЗВЕЗДЫ Над Домбайской поляной нависает одна из красивейших во всем мире вершин - "Рыжая в пояснице скала". Она очень похожа на матерь альпийских гор - Маттенгорн. Особенно живописна и хороша грозная северная ее стена, украшенная дорожками семиметровых кварцевых плит - ожерельем цвета слоновой кости. Тропки вдоль этих плит словно обочины слоновьей дороги, ведущей прямо в небеса. Ночью над Домбаем нависают тяжелейшие, сочные звезды, каждая - с яблоко. Они мерно позванивают в тишине и так же близки, как елочные игрушки. Незабываемо утреннее омовение в горной речке, когда даже тонкая струйка меж лопаток склоненного к проворной воде человека порождает нутряной, полуживотный, прочищающий легкие крик. И совсем высоко - почти на плечах древних гор - вдруг нежданно встречаешься с тихою речкой, с березками, заводями. Это - Русская поляна. Кусочек российской души в самом сердце Кавказа. Гора так мудро сложена, что поначалу подыматься трудно; чем дальше вверх, тем мягче крутизна. * БЕЗЕНГИ И еще несколько слов о горах. Есть здесь нерукотворное чудо - кавказские Гималаи. Белозубые великаны стоят как бы взявшись за руки. Словно плотина поперек высочайшей в Европе горной "реки". Это - Безенгийская стена. Там, единственный раз в своей жизни, довелось увидеть "солнечный град". Это был фронт разбившейся о стену градовой тучи, что поднималась по горному ущелью снизу - вверх. Можешь ли представить себе фантастической виденье, когда в каждой, падающей с фиолетового, чистейшего неба, градине ликует слепящее солнце? Словно дождь: золотой и бесшумный. * ТЯЖЕЛАЯ СЛЕЗА Если неприступная прежде скала вдруг оступится и упадет в озеро, выплескивая почти до дна, выворачивая его наизнанку, окрестные исполины шумно вздохнут, а по щеке горного склона скатится тяжелая слеза сели. Вот, что довелось увидеть и почувствовать мне. Наша группа была уже на подходе к штурмовому лагерю. И этим восхождением закрывался тот нелегкий летний сезон. Вдруг тощий горный ручей помутнел: потом сник и исчез совсем. В зловещей тиши послышался гул, переходящий в грохот и рев. Это было слегка похоже на грохочущий звук неотвратимо накрывающего тебя локомотива, несущегося мимо по высокой насыпи. Грязевой поток сметает все, подрезает сыпучие склоны крутых берегов каньона и кажется, что скрыться от этой грохочущей и хлюпающей мясорубки невозможно. Мы все острее чувствовали свое бессилие перед селем, свою беззащитность. В нашей группе у ручья остался забытым один ледоруб. Все смотрели, как к нему подобралась и медленно поглотила эта жижа, но никто не смог оторваться от скал и спуститься за ним. Нам казалось, что это - выше нормальных человеческих сил. Вот, окаймив откос, течет поток кровавый. * ВЕЧНЫЕ СЕЛЕНЬЯ Попав в горы, все конечно замечают, что здесь темнеет моментально и густо. Словно кто-то внезапно щелкает выключателем. Ночь как будто таилась неподалеку и только ждала момента - она неловко падает на каменную кушетку откуда-то сверху и сбоку. Падает навзничь. И все проваливается в непродолжительный сон. Сон взведенной пружины. Горы коварны и покой не дают никому - только мертвым. Если гибнет товарищ, то темнеет в глазах и в сердцах. Даже в схоженной и вполне притертой группе люди начинают внутренне дергаться. Спасательные работы смещают акценты, корежат все планы, все расцвечивают и оценивают по-новому. Жестче, грубее, рельефней. И сломаться на этом легко. Иди за мной, и в вечные селенья из этих мест тебя я приведу. * КОГОТОК СУДЬБЫ Убежден, что если кабинетный ученый или чиновник хотя бы раз в жизни смог почувствовать аромат гор, ощутил их вкус, их воздух и волю, то он непременно станет иным. Среди гор чиновники не водятся - там обитают орлы. Некто целых семь лет искушал судьбу в горах, а может быть прятался там от себя самого. Но она нашла его на городской улице, прямо у дома, только чуть-чуть промахнулась. Ковырнула непоседливое сердце коготком. Рука у нее почему-то дрогнула - и его душа птахой тут же вырвалась из крепчайших силков. Иначе не встретились бы наши глаза. И ему не написать бы ни одной жалкой строчки своей кровью, а тебе бы их не прочесть. * ДРОЖЬ ЗЕМЛИ Если вам доводилось когда-нибудь бывать в молодых горах, то наверняка бросалось в глаза, что они немного похожи на беспорядочно сваленные в кучу, запыленные, но живые и подвижные вещи. Они дышат. Периодически стряхивают со своих плеч тяжесть Времени и тяжесть Солнца - жару. Суховеи пылью с песком засыпают глаза незваным гостям. Строптив характер у отрогов Памира - Фанских гор. Их жизнь необычна, не похожа на традиционную каменную жизнь. Они склонны к ознобу и сотрясению. Словно сила Земли рвется в этом месте наружу. В пустыне горной верный путь обресть отчаялся... * ПРОЩАНИЕ С ГОРАМИ И мне была опора в стопе, давившей на земную грудь. Удаляясь от гор, человек чувствует трудновыразимую тоску. Психологическое основание этого ощущения, мне кажется, усиливается невозможность сию же минуту рассказать кому-нибудь обо всем происшедшем. Обычно, спустившись с гор, наработавшийся наверху и выложившийся человек как бы немеет. Сказать слово о горах - веское, такое, чтобы кольнуло сердце, ему помогает особый голод души и некоторая дистанция от происшедшего. Дистанция во времени и в пространстве. Поэтому главные слова довольно редко произносятся вблизи самих вершин - там они могут только народиться и прорасти. Для них нужно глубокое дыхание равнины. Но "в поднебесье" (от Саян до Гималаев) всегда удивительно много озаренных и устремленных людей. Их сердца в горах навсегда остаются. Я вверх пошел и мне была опора в стопе, давившей на земную грудь. * "БЕЛЫЕ НОЧИ" Раскаленные в горах от близости солнца клинки требуют обязательной закалки - благодатной морской влаги. А измерзшей на ледниках душе нужен щедрый океан зелени. Мало кто знает, что недалеко от Сочи, в роскошном ущелье притаились диковинные деревья и травы, которых не сыщешь в других местах? Даже в субтропиках иных стран северного полушария. Это - настоящий австралийский парк. Зеленое, неистовое, ароматное и колючее чудо. Белоснежный корабль питерского санатория так же, как и сам Питер, стоит на колхидском болоте. По ночам местная "филармония" дает здесь оглушительные лягушачьи концерты. А рядом - море иногда показывает свой характер. * ЗЕЛЕНЫЙ ВЕТЕР Эти коротенькие записки порой похожи на штрихи. Скорее - на нежные крики кукушечки. Последнюю страничку допишу на закате. Птица подскажет - когда. А пока через эти письмена говорю с тобой и с природой. Даже ветер в лесу - зеленый. Кто, например, приходит в парк для того, чтобы пересчитать липы, а в лесу - сосны? Разделить с милой сердцу женщиной лесную тропинку, окутанную щебетом птиц, равнозначно тому, как разделить с нею ложе. Нельзя это делать сверхчасто. Сокровище может превратиться в разбитый пятак. Стал с некоторых пор безумно жаден до леса. Словно сам обуздался и, пришпоривая, гоню и гоню по жизни вдоль кукушкиных вскриков. Хочу повстречать себя в ней - быстротекущей. Не промахнуться бы. * * * МОСКОВСКАЯ МОЗАИКА Москва... Как много в этом... НОЖ В СПИНУ Т еперь вернемся домой, к одной из самых загадочных кремлевских башенок. Строители Кремля не забыли сделать фортификационную ловушку - барбакан. Замысел здесь был в следующем. Осаждающие крепость войска (если бы ее брали приступом в те времена) проверив, что башенка пуста, крыши нет, без окон - без дверей, обтекали башню и устремлялись на штурм. Кутафью башню с цитаделью соединял подземный ход под руслом Неглинной, по которому отряд самых дерзких бойцов из осажденных проникал в Кутафью. Она невелика, но около двухсот человек с оружием там вполне разместятся - по пятнадцать в ряду. Разбиралась тонкая кладка "скрытой двери". И отряд жалил штурмующих в спину. Затем подземным же ходом все возвращались в крепость, взорвав его или тщательно завалив на время. Вот поэтому мысленно называю эту башенку, а вместе с ней и древнейший мост через Неглинную "нож в спину". До сих пор в теле Кремля зияет рана - Троицкие ворота, защищаемые распростертыми крылами. * ПЕРВЫЙ РОСТОК Люди, многое пережив и испытав, радуются первому ростку - пробуждению жизни - порою больше, чем последующим цветам и плодам. Тишина кладбища зачастую уродливее, чем шум ветра в беспокойных кронах берез. Как бы не рушилось все вокруг - только кладбища не теряют своих прихожан. Новый мир - для тех, кто может продолжать жить несмотря ни на что. Для тех, кто может бороться и побеждать Все испытать, все превозмочь. Победить саму смерть. * В КОЛОМЕНСКОМ Дайте руку - пойдем дальше. Старейшие в столице деревья выстроились "стрелкой" в затылок друг другу. По старому преданию на расстоянии полета стрелы от их схода было что-то зарыто. Великаны беззубо шелестят листами и смеются над людьми. Под ногами у этих дубов мальчиком играл Петр Великий. А затем дети, присев на корточки к ним вплотную и прикрывшись ладошками от любопытных и снисходительных взрослых, нашептывают деревьям свои ребячьи секреты. Эти корни и ветви налиты ленивым, тягучим соком Времени. Исполины молчаливы, снисходительны и мудры. * ДОМ - УТЮЖОК Вы никогда не замечали, что Прошлое оставило на улицах иных городов дома-утюги? У них очень острые, выступающие на нас углы и немного отрешенный вид. Теперь люди часто их задевают плечом. А ведь раньше аккуратно обходили и экипажи их также чинно объезжали. Но современные утюжки не обижаются - знай поглаживают и прогревают улицы и тех, кто зябнет от ветра. Особенно много таких "утюжков" в Питере. В Москве неожиданно запнулся о подобные домики на углу улиц Щусева - Алексея Толстого и еще кое-где в центре. Найдите их - это доставит истинное удовольствие. Мое маленькое открытие произошло весной и проклюнулось потом таким акварельным образом: За старым усталым мостом Над улицы чистым холстом У дома с бессонным окном весенний рассыпался гром Он громыхнул за окном И громом разбуженный гном (немного простуженный гном) Покинул свой солнечный дом Шагнув через сонный мост Взошел над серым холстом Прогрел и разгладил холст Домиком-утюжком. * ШЕХТЕЛЕВЫ ЦВЕТЫ Федор Шехтель на переломе веков собирался построить особняки, символизирующие каждую из стихий: воду, землю, воздух и огонь. По просьбе владельца крупнейших на Москве автомобильных мастерских Рябушинского он выстроил у Никитских ворот скромный дом-аквариум на случай банкротства. В результате получилась ожившая, но спящая подводная сказка. Озерцо, точнее, подводное царство в самом центре города, у бульваров, на которых издревле не строили здания, а сажали цветы. Здесь должны были стоять "стены дальнего подступа" (кроме монастырей - вокруг), вновь отстраиваемые после каждого вражеского нашествия. А в более поздние времена эти руины стали зарастать травой. Затем - украшаться цветами. * ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ ПРИКАЗ В беспорядочно застроенных переулках мне однажды открылись древние здания Преображенского приказа, окруженные почти кремлевскими стенами и стаями воронья. На стенах домов - кирпичные звезды и старинные таинственные знаки. Такие же, какие оставил Баженов на боках "архитектурной игрушки" в Царицыно. В приказе, этом кровавом месте жестко хватают за руки пальцы "костлявой". Рядом - вполне современное торжище, гомон и суета. А по вечерам в живой темноте ясно слышатся вздохи и тихие голоса. Видно земля еще не остыла с тех давних лет. * ОТКРЫТИЕ Недавно сделал для себя небольшое открытие. На Москве, оказывается, прихотью ретивых чиновников порожден шедевр под названием "Магистральный... тупик". А сколько еще таких незаметных магистральных тупиков во всей нашей громадине-стране, в каждой отрасли, в каждом районе? Усмешкой судьбы Москва сегодня неузнаваема и разношерстна. Нет слов. * СКВОЗНЯКИ Порадуемся вместе тому, что вдохнули новую жизнь в Останкино и Кусково. Довольно медленно, но все же возвращается к нам Царицыно. Настало время вплотную заняться необыкновенными, сказочными близмосковскими усадьбами. Понимаю, что сходные мысли посещают не только меня. Мемориальный парк в подмосковском Вороново необходимо возродить в былом величии, а уж сохранить - непременно. А тем временем у Юрьевского пруда разрушаются фундаменты обелисков, гибнут вековые липы. Почти каждый год они падают, словно бойцы с простреленной грудью. И дело не только в ураганах. Скорее - в сквозняках, гуляющих в душах людей. Не выдули бы они самое главное - память и человечность. * ШРАМЫ Сегодня мы все как будто замираем в безмолвии. Потом , задыхаясь, судорожно глотаем мирный, летний, душистый воздух. Но взгляды наши где-то там, вдали. Мысленно - за горизонтом. В этот день особенно внимательно всматриваюсь в лица. Ведь о состоянии души можно судить по тому, как сжаты губы у человека. У молодых, моложавых душой они - приоткрытая раковина. Во время зрелости - усиливается волевое сжатие губ. К старости они становятся похожими на вход в склеп души. А может быть губы все сильнее и сильнее сжимает перенесенное горе? Так и хочется протянуть к ним кринку с молоком или прохладной водой. * ИДИ И СМОТРИ В Дни Памяти особенно остро понимаешь силу сказанного: Иди и смотри. Лаконичная форма усиливает и без того набатное звучание заложенной здесь мысли. Однажды и я запнулся об эти слова. Увиденное на экране разрывало душу, оборачивало вовнутрь глаза и било по сердцу. Все сидевшие рядом стали как бы единым глазом, одним нервом. Обнажены, заострены чувства - будто сдернута кожа. Все переполнялось почти несбыточным желанием вернуть недолгое, мирное время. Уберечь Будущее, вырваться из кровавого болота войны на свет мирной жизни. Многие плакали - не стесняясь. Но все чувствовали и понимали, что только через страдания можно прийти к очищению. Как те простые крестьяне, которые выбирали для себя огненное крещение, смерть в огне, но не бросали своих голопятых детей. * ТАБЛЕТКА ДУХА Ну вот, в самую горячую пору жизни нам до жгучей жажды и озноба захотелось тишины. Но ведь нельзя все бросить и спрятаться на пасеке. Переведи дух, отдышись. А тишина отдыху не помеха. Особенно в большом городе. Естественно, под отдыхом не пойми прострацию, фиксацию взгляда на потолке. Самое эффективное - это смена занятий или прикосновение к искусству. По-видимому, надо научиться и привыкнуть постоянно пользоваться искусством как средством конденсации сил. Недаром говорят: произведение искусства. То есть то, что произведено для людей. Чему художник слова отдал свой талант, силы и труд. Создал своеобразную таблетку духа. И эта таблетка очень кстати немного уставшей душе. Улыбнешься теперь - или нет? * ЛЕГЕНДА Хочу поделиться старой-старой легендой. Я услышал ее совершенно случайно в пути. Поврежденный саркофаг одного из фараонов надо было восстановить, но увидавшему его полагалась смерть. Долго не находили смельчаков. Но однажды пришел человек вместе со своим сыном. Спустился в подземелье и сделал порученную работу. Молча поднялся он к дневному свету и долго смотрел в сыновни глаза. Потом, моложавый и резкий, молча склонил голову. И молча отрубили ее. И вырос на месте казни тростник, а сын того Мастера бесследно исчез. Но однажды остро заточенный библос в руках изумленного писца вдруг сам вывел правдивые скорбные строки. И долго еще путешествовала из страны в страну в сказаниях и памяти народной эта легенда. * К МОРЮ Знаешь, о чем мечтаю сейчас? Совсем о простом - о полузабытом состоянии собственной души. Очень хочу, например, встретиться с морем. Тоскую по нему, как по родному, живому, близкому и чуткому существу. Смешно сказать, но боготворю море как женщину. Хочу раствориться в глубинах и стать им, или чайкой над ним, или в крайнем случае - большим кораблем. Чтобы долго-предолго качало оно тот корабль на нежных руках и ласкалось к крутым бокам, и пенилось, и сверкало на солнце. Наверное, море - это теплая душа нашего мира. Это - слезы его, его кровь, его жизнь. Афродита родилась из пены. "Живность" вышла из моря. Птицы взлетают с воды. И вода наших рек возвращается в море, ослабляя соленость всех слез. * ДОБЫЧА СЛОВА Безмерно хочу, чтобы у нас воспитывалось зоркое и чуткое к чужой боли сердце. Одно на двоих. К возрасту зрелости будем должны спуститься в каменоломни русского языка и работать там до исступления, до боли в суставах, до ломоты в сердце. Даст Бог, научимся добывать единственное, совершенное и желанное слово. Слово, равное в засуху глотку ключевой воды и ломтю бесценного хлеба. Когда это злато-слово будет у нас в сердце, на устах и в руках, с наших ног спадут путы, с глаз - бельма, пропадет немота. И рванемся к людям из всех сухожилий, а они, возможно, устремятся навстречу. Но до этого еще далеко. * ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО Спасибо за нежное и немножко безумное письмо. Сцеловал с него все строчки. Синеватая бумага намокла от торопливой, непрошеной влаги. Этот набухший, тяжелый комок вдруг превратился в легкую ветку, которая постукивает в стекло. Отныне твое письмо растет под моим окном. Истинный смысл его станет ясен лишь по весне, когда из почек хрупкой и нежной, как запястье ветки вылупятся и зачирикают желторотые, с капельками смолы у глаз, по-детски полубеспомощные слова. Они встрепенутся и будут летать следом за мною повсюду. Совьют себе гнезда под хорошо знакомыми крышами. Уютно устроятся в оттаявшем сердце. И только упрямые вопросы : "Зачем это? О чем ты все время думаешь?" будут упрямо каркать и кружить над головой, склоненной в одной неустанной молитве. Склоненной на плаху? Эти редкие и с виду невзрачные птицы ненасытны. Но со временем они могут вырасти в огромную черную выпь, которая попытается накрыть крылами и нас, и весь мир. А пока она далеко, еще редко ее оперенье, слаб клюв, что жаждет вонзиться в трепещущее живое. Поэтому надо чаще смотреть в любящие глаза. Над моей любовью кружится тревога подстреленной птицей. Благодарю за дивное письмо. Я целовал его до исступленья. Благодарю за нежность откровенья, как теплый ветер в изморозь оно. Его зимой у сердца я носил, там слабо проступали жилки-клетки, листок стал легкой веткой и теперь постукивает по утрам в мое окно. Она мне улыбнется по весне, когда из почек вылупятся робко со слезками смолы у самых глаз слова беспомощные, спящие пока. Они за мной увяжутся : "Скорей пойми, пойми не мешкая, сейчас. Пусти в скворечник-сердце, обогрей. К тебе твоя любовь послала нас". Благодарю за нежное письмо... * * * "КИТАЙСКИЙ КАРАВАН" (продолжение) На долю фарфора выпало столько славы, сколько не пришлось ее испытать ни одному керамическому материалу. Его цена приравнивалась к цене золота, фарфоровая ваза выменивалась на роту солдат, выдача секрета фарфоровой массы каралась смертной казнью... Деньги. Кровь. Изящество и изыск. ... В то же самое время в Петербурге производились систематические опыты по производству саксонского фарфора. Однако, донесение Лебратовского живо заинтересовало как Государыню, так и ее приближенных. Поэтому, когда вся команда Лебратовского возвратилась весною 1747 года в Петербург, последовал Высочайший указ, объявленный графом Разумовским барону Черкасову об отсылке выехавших из Китая людей, знающих порцелинное искусство, в Царское Село, где они должны были произвести под наблюдением Лебратовского необходимые опыты. ПИСЬМО графа А.Г.Разумовского к барону И.А.Черкасову с сообщением именного Императрицы Елисаветы Петровны Указа об отсылке людей Лебратовского в Царское Село для делания опытов производства фарфора, 9 мая 1747 г. "Государь мой, барон Иван Антонович. Ее Императорское Величество указала привезенных в Сант-Петербурх из Китая асессором Лебратовским людей, кои знают искусство порцелинной работы, и с ними поручика Барышникова, который оттуда же приехал, отослать к советнику Замятнину для учинения ими , под смотрением означенного асессора Лебратовского, тому делу пробы в Селе Царском, где им от оного Замятнина показано будет место; а потребные для того материалы отпустить с ними из наличных от порцелинного мастера Гунгера; а каких недостанет, оные промысля, с ним же отослать; о чем объявя, пребываю вашего превосходительства государя моего охотнейший слуга граф А.Разумовский Мая 9 дня 1747 году, Царское Село". Для этого из существовавшей уже в столице фарфоровой фабрики были отпущены материалы, которые однако братьями Андреем и Алексеем Курсиными были признаны негодными для фарфора. Они сами отправились на поиски нужных им земель на Олонец. Опыты, проведенные близ Пулковской мызы, не дали удовлетворительных результатов. Тогда Курсины объявили, что местные материалы для изготовления фарфора не годятся, а главное, что рецепты, сообщенные китайским мастером, - неправильные, равно как и план печи. В результате мастера сидели без дела и без жалованья . Наконец Алексей Курсин подал в Сенат жалобу, обвиняя Лебратовского в насильственном увозе его из Иркутска. Он просил отпустить его домой, категорически заявляя, что русские были в Китае обмануты тем, кто продал им секрет. Сенат потребовал от директора "китайского каравана" объяснения, так как становилось ясно, что затея, стоившая больших денег, рушится. Тому приходилось теперь бесконечно отписываться и в Сенат, и в Кабинет Ее Императорского Величества, заботясь уже не об отстаивании дела, а о необходимости принятия на счет Кабинета сделанных без разрешения расходов. Возможно, что китайский мастер, продавший Лебратовскому секрет, поступил коварно, сообщив иностранцу неверные рецепты. Однако, с другой стороны, Лебратовский, высказывая уверенность, что братья Курсины могли со временем достигнуть совершенства в производстве фарфора был по-своему прав. Но он, как зачастую случается в нашем Отечестве, не встретил достаточной поддержки. * Незадолго до опытов Лебратовского в Петербурге под надзором управляющего Кабинета барона Черкасова была учреждена первая фарфоровая фабрика, которая также находилась в периоде опытов. Барону Черкасову не нравилась конкуренция Лебратовского, поэтому он относился без сочувствия к опытам Курсиных. Иван Антонович Черкасов (1692-1757), сначала - канцелярист в Кабинете Императора Павла I, дослужился потом до звания тайного кабинет-секретаря. Как приверженец Бестужева, он во время господства Меньшикова попал в опалу и был смещен с занимаемой должности. После падения Меньшикова положение Черкасова к лучшему не изменилось. Когда же на престол вступила Императрица Елисавета Петровна, считавшая долгом покровительствовать всем бывшим сподвижникам своего отца, Черкасов приобрел большое влияние, был сделан управляющим восстановленного Кабинета Ея Величества, получил деревни и баронский титул. Современники характеризуют Черкасова как человека, не получившего надлежащего образования, резкого в обращении и любившего покой. Однако тот факт, что Черкасов дослужился до высокого поста, свидетельствует, что он, во всяком случае, был способный и деловой человек. * * * СТРАСТИ И КАПРИЗЫ Никто своим аршином чужих сил мерить не должен. В 1743 году русским правительством, для поддержки шведского короля, были отправлены в Стокгольм войска под командованием генерала Джеймса Кейта. Там в это время проживал Христофор Конрад Гунгер, выдававший себя за мастера фарфора. С ним камергер Ее Величества барон Н.А.Корф, находившийся по дипломатическим делам в Швеции, заключил договор о принятии его на русскую службу. Тогда как к Корфу, так и к Кейту обращалось немало различных, проживавших в Швеции иностранных мастеров и прожектеров, надеявшихся устроиться в щедрой и обильной России. Конечно же, и русское правительство было не прочь воспользоваться удобным случаем привлечь нужных людей. А так как о своей фарфоровой фабрике в Петербурге давно уже мечтали, то Корф и был уполномочен заключить с Гунгером соответствующий договор. Итак, 15 июня 1744 года генералу Кейту были даны два именных указа: об удалении русских войск из Швеции и о вызове Гунгера с семьей в Россию. В последнем указе предписывалось, между прочим, взять Гунгера тайно, "дабы шведы, уведомлясь, не остановили". Такое предписание не покажется странным, если вспомнить, как высоко ценилось в то время знание секрета фарфорового производства. И как ревниво оберегались от выезда из государства люди, обладавшие этим секретом, так называемые "арканисты". Кейт, в силу Высочайшего указа, принял Гунгера на военные галеры, но одного - без семьи. И увез его в Ревель. Узнав из донесения Кейта, что Гунгер уже в России, Императрица поручила надзор за открывающейся фабрикой барону Черкасову, управляющему Кабинетом Ее Величества. Черкасов взялся за порученное ему дело с большой энергией, желая угодить Государыне, а также из чувства соперничества с обер-гофмаршалом Д.Шепелевым, который заведовал Императорской шпалерной мануфактурой, переживавшей период упадка. Отношение Черкасова к этой мануфактуре было весьма характерным для нравов того времени. Он железной рукой довел ее до гибели, избрав для этого надежнейшее средство - не давать денег на содержание предприятия (это средство надежно действует и сегодня - в 2001 году по Р.Х.). Не получая годами ни жалования, ни дров, ни свечей, мастера и рабочие были вынуждены разрушать деревянные фабричные здания для отопления своих квартир и даже - просить милостыню на улице. Д.Шепелев - директор шпалерной мануфактуры - многократно представлял докладные записки и писал лично барону Черкасову. Но тот на вопиющие письма не обращал никакого внимания. А докладам, пользуясь преимуществом своего положения перед Шепелевым (царедворцем предшествующего царствования), никакого хода не давал. Только когда барона Черкасова не стало в Кабинете, Императрица получила возможность узнать правду о положении шпалерной мануфактуры и принять меры к ее восстановлению. * Таким образом, успех нового предприятия, пользовавшегося вниманием самой Императрицы и находившегося в ведении приближенного к ней влиятельного лица, был вполне обеспечен. Но для осуществления дела необходим был опытный человек, обладавший достаточными техническими знаниями. Эта важная сторона дела всецело зависела от Гунгера. Этот человек, по-видимому, принадлежал к разряду великолепных авантюристов, которыми был богат XVШ век. Не имея достаточных знаний и опытности, но обладая исключительной энергичностью и умением эксплуатировать доверчивых людей, он успешно делал карьеру, выдавая себя за арканиста. Являясь в новое место Европы, Гунгер не скупился на обещания, а как только доверие к нему колебалось, спешил до грозы перебраться в другую страну. Естественно, что потеряв почву под ногами в Швеции, он поспешил воспользоваться удобным случаем и предложил свои услуги русскому правительству. Предложение было сделано кстати. И если барон Корф, заключивший контракт с Гунгером, не позаботился поточнее разведать о его прошлом и действительном уровне его знаний, то причина понятна: мастерами, знавшими секрет фарфорового производства, в то время очень интересовались европейские правительства и принимали все меры, чтобы они не могли уйти в другую страну. В этой связи приходилось вести переговоры в строжайшем секрете - из резонных опасений, что об этом узнают и мастера не отпустят. Поэтому барон Корф не смог своевременно навести должные справки. Вывоз Гунгера из Стокгольма был таинственно-стремительным. Семья арканиста, оставшаяся в Швеции, состояла из его жены Иоганны Марианны, зятя Иоганна Генриха Генрихсена - мастера миниатюры, и его сына от умершей дочери Гунгера - пятилетнего мальчика. Все они жили вместе и после отъезда Гунгера терпели большую нужду. За этой семьей в 1745 году был послан сержант Воронин, доставивший всех в Россию. Шведское правительство, имевшее несколько ранее возможность правильно оценить знания Гунгера, не чинило препятствий к выезду его семьи из Стокгольма. Зато русскому правительству пришлось уплатить за них значительные долги. Таким образом, приглашение Гунгера на первых же порах стоило правительству довольно больших по тем временам денег - более 500 рублей. Вызов зятя Гунгера Генрихсена в Россию был намечен уже во время переговоров с самим мастером, так как Генрихсен был неплохим миниатюристом и, следовательно, мог быть полезен на фарфоровой фабрике в качестве живописца. Однако договора с ним предусмотрительно не заключали. * В России поведение Гунгера с первого же момента вызвало недоверие: в Петербурге он сразу заявил претензию на невыдачу ему установленной в контракте суммы. От Кейта потребовали объяснений. Расследование Черкасова выявило, что Гунгер получил от Кейта даже более, чем следовало. И вообще, арканист слишком много о себе говорил, он оказался заносчивым и неуживчивым. Естественно, такое поведение мастера не могло не отразиться на отношении к нему в России. Трезин, радушно принявший гостя в свой дом, первым в письме к Черкасову высказал сомнение относительно его знаний: "Разговоров от него весьма прилично, а что будет впредь какой от него плод, Бог знает. И как слышно от некоторых людей, что он был в Гишпании, в Венеции, в Вене и потом в Швеции, но нигде, буде, плода от него не принесено, а правда то, или нет - впредь подлинно окажется". Когда Гунгер приехал в Петербург, то Трезин по приказанию Черкасова доставил ему глину из Царского Села, Стрелиной мызы, деревни Мартышктной и других мест. Были взяты также образцы московских глин, имевшихся на петербургских стеклянных заводах. Гунгер хотел сразу произвести пробы этим глинам, но Трезин объявил ему приказание от барона Черкасова ехать немедленно в Москву, куда мастер выехал из столицы 29 сентября с большой неохотой. Гунгер опасался, как бы его не заставили устраивать фарфоровую фабрику в Москве. Опасение это было совершенно напрасным. Черкасов поскорее видеть мастера и желал, чтобы Гунгер на месте познакомился с различными сортами великолепных гжельских глин, давно уже служивших кустарям для выделки простой белой посуды, а замечательной фабрике Гребенщикова - для выделки фаянса и проведения многочисленных опытов. Именно здесь надеялись найти пригодный для изготовления фарфора материал. Однако дальнейшие поступки Гунгера вызвали неудовольствие Черкасова. Мастер подчеркнуто таился со своим секретом, вместе с тем постоянно досаждая вельможе мелочными просьбами: о вывозе семьи и о деньгах, о выделении экипажа, часто - совершенно безосновательными. Поэтому, хотя Императрица и Черкасов еще верили в знания арканиста, но нашли нужным предусмотрительно принять меры на будущее против его заносчивости и капризов, а также против всевозможных случайностей. В результате как только Гунгер приступил к подготовительным работам по устройству фабрики, то есть еще на стадии исследования гжельских глин, к нему немедленно был приставлен Дмитрий Виноградов, который не отходил от мастера ни на шаг, имея целью досконально изучить все операции фарфорового производства. * Дмитрий Иванович Виноградов родился около 1720 года в Суздале, где его отец был священником. Дмитрий воспитывался вместе со своим старшим братом Яковом в Москве, в известной школе при академии Заиконоспасского монастыря. В конце 1735 года оба брата в числе других двадцати учеников (среди которых был и великий Ломоносов) направляются по требованию Сената в Петербург для продолжения образования при Академии Наук. В 1736 году Академия, по предложению Тайного кабинета Министров, выбрала из числа своих воспитанников молодых людей для отправления за границу для углубленного изучения металлургии. Избранными оказались: Михаил Ломоносов, Густав Ульрих Рейзер и Дмитрий Виноградов, которому в то время было только шестнадцать лет. Они провели за границей более пяти лет, прекрасно усвоив немецкий язык и обретя там друзей. Хотя за границей российские студенты вели довольно беспорядочный образ жизни, а Виноградов, в особенности, приводил в отчаяние руководителей своим буйным поведением, склонностью к кутежам и расточительности, иногда даже небрежным отношением к систематическим занятиям. Тем не менее, годы учебы для всех троих студентов не пропали даром. Молодые люди возвратились в Россию с основательными, фундаментальными познаниями в науках и с богатыми практическими сведениями по металлургии. По итогам экзамена по возвращении Берг-коллегия определила: быть Виноградову маркшейдером в ранге капитана-поручика, а по прошествии года - бергмейстером. Но еще раньше Кабинет своим отношением от 5 ноября 1744 года сообщил Берг-коллегии именной указ об отчислении Виноградова из ее ведомства и о причислении его к Кабинету Ея Величества. * ... А через два года дело дошло до столкновения между Гунгером и Виноградовым с довольно неприятными для арканиста последствиями. В ответ на информацию Виноградова о том, что именно ему поручено от Кабинета все дело, Гунгер заявил, что если это так, то он совсем бросит работу. Однако угроза Гунгера уже не могла подействовать: в нем теперь мало нуждались, так как материалы, входящие в состав фарфора, Виноградову были известны, неопытность Гунгера в этом деле стала очевидна, а его заносчивость успела всем надоесть. Гунгер оставался при фабрике еще около двух лет, но никакого влияния уже не имел, почти ничего не делал, но и жалование не всегда получал, и стал терпеть нужду. Ему пришлось, наконец, сознаться в своем невежестве: он оказался не в силах привести фарфоровую фабрику в лучшее состояние, а вместо фарфора обещал делать фаянс. Но и тут у него ничего не вышло. Арканист еще делал слабые попытки доказать, что его несправедливо устранили от дела. Производил какие-то опыты, пробовал объясниться с бароном Черкасовым, и вообще суетился - ходил по знакомым и показывал им вещи своего производства. Например, в июне 1747 года в доме живописца Каравака он показывал некую "лощатую" чашку в присутствии Кабинет-секретаря Ивана Морсочникова, которому чашка показалась довольно удачной. Барон Черкасов заинтересовался чашкой и приказал Виноградову взять ее у Гунгера и прислать ему или дать объяснение: что это за вещь. Виноградов прислал чашку, но объяснил, что сделана она еще прошлым летом и многократно обжигалась без всякой удачи. Кроме того, она была вновь наглазурована и обожжена Гунгером не в большой фарфоровой печи, а в ручном горне угольями, следовательно, ее нельзя принимать за образец. После этого Черкасов распорядился прекратить выдачу Гунгеру жалованья. Одновременно барон Черкасов пожелал узнать настоящую цену, как мастеру рисования на финифти и фарфоре, Генрихсену. А потому, не заключая контракта, поручил ему написать одну вещь на финифти для пробы. Работа была выполнена недурно. Тогда Генрихсену поручили написать шестнадцать миниатюрных портретов Государыни (тоже на финифти). Однако эти портреты сама Государыня признала неудовлетворительными из-за "плохой работы и великого несходства". Генрихсену в виде вознаграждения было выдано 400 рублей, но контракта с ним заключать не хотели по причине его неумеренных требований. Поэтому вскоре он уже ходатайствовал через шведского посла о паспорте для выезда из России. Черкасов решил отделаться по этому случаю от Генрихсена и от Гунгера одним махом: 10 ноября 1748 года из Кабинета Гунгеру был послан указ с объявлением "апшита". Гунгер имел неприятность получить свою отставку из рук Виноградова, которому Черкасов поручил также предложить Гунгеру очистить квартиру и не давать ему впредь ни дров и ни свеч. Отставка Гунгера, 10 ноября 1748 года "По указу Ея Величества Государыни Императрицы Елисаветы Петровны, Самодержицы Всероссийской и прочая, и прочая, и прочая. Объявитель сего, порцелинового дела мастер Христофор-Конрад Гунгер, который по контракту обретался на службе Ея Императорского Величества, из оной службы уволен, и дан ему сей апшит из Кабинета Ея Императорского Величества, с которым явиться ему в Коллегию Иностранных дел для получения пашпорта. В Санктъ-Петербурхе, ноября 10 дня 1748 году". С этого самого времени в истории русского фарфора начался недолгий, но блестящий период, который по праву называется "виноградовским"... А уже в девятнадцатом веке фантастический взлет производства русского фарфора тесно связан с возникновением крупных предприятий и товариществ, основанных представителями семьи энергичных промышленников Кузнецовых. Так в истории фарфора начался новый замечательный период - "кузнецовский". * Начав свое дело с кустарного фарфорового заведения, основанного в Гжели в деревне Ново-Харитоново (1810), Кузнецовы к концу XIX века превратились в крупнейших на русском и мировом рынке поставщиков фарфора, фаянса, майолики и других видов керамики. Сын основателя фамилии Кузнецовых (Якова Васильевича, кузнеца и лесопромышленника) - Терентий, владевший новохаритоновским заводом, в 1832 году построил второй: в пустоши Дулево Владимирской губернии, ставший впоследствии основой могущественной фирмы "Товарищество М.С. Кузнецова". Терентий Яковлевич арендовал в 1851 году хорошо известный завод Сафронова в деревне Короткой, который был затем приобретен его старшим сыном Сидором Терентьевичем, расширен и переведен в Дулево. Еще раньше, в 1843 году, Сидор Терентьевич Кузнецов основал в Риге довольно крупный фарфорово-фаянсовый завод. Он, как и его сын Матвей были людьми энергичными, смелыми, ловкими и сметливыми дельцами с весьма широкими планами на будущее. Они тщательно изучали потребности рынка, заботились о классном техническом оснащении своих заводов, о совершенстве изделий и владели всем спектром вопросов российской деловой жизни. К концу девятнадцатого столетия восемнадцать заводов "Товарищества М.С. Кузнецова" почти полностью завоевали внутренний рынок России и вышли со своими товарами на зарубежные рынки. И прежде всего - в Персию. Турцию, Китай, Афганистан и другие страны Востока. Специальные агенты "Товарищества" кропотливо и досконально изучали характер изделий зарубежной керамической промышленности, вкусы и потребности потенциальный западноевропейских рынков и конкретных покупателей. В то же самое время резко усиливаются связи Матвея Сидоровича Кузнецова с московским художественным Строгановским училищем и петербургской школой Общества поощрения художеств, при которых предприниматель имел своих студентов-стипендиатов. Умный и дальновидный промышленник стремился привлечь к работе для своих заводов выдающихся художников-живописцев, в частности, гениального Михаила Врубеля. Эта идея реализовалась весьма настойчиво, но не без определенных трудностей. Влияние творческих озарений выдающихся русских художников - Михаила Врубеля, Александра Головина, Николая Рериха, Сергея Малютина, Василия Васнецова, Елены и Василия Поленовых сказалось прежде всего в возрождении и безоговорочном утверждении в художественных и общественных кругах разных стран интереса к российской истории, к самобытной культуре, к великим традициям русского народного творчества. И на рубеже двадцатого века, и позже (параллельно с увлечением мало оцененным стилем "модерн") этот неугасимый интерес к русской теме, к русскому наследию, к непреходящему народному искусству не угасал во всем мире. Достаточно вспомнить хотя бы знаменитые "Русские сезоны" Сергея Дягилева в Париже. Так развитие русского фарфорового производства получило дополнительную энергию и новые импульсы и в продукции старинных гжельских заведений, и в шедеврах кузнецовских промышленных предприятий. * * * ТЕАТР ЕВРОПЕЙСКИХ ИНТЕРЕСОВ Россия умеет забывать оскорбления, она не нарушает своих трактатов и не отрекается от своих традиций... Переговоры о коммерческом трактате между Россией и Англией в начале 1795 года приняли весьма благоприятный оборот. В Санкт-Петербург вновь приехал бывший английский посланник Фиц Герберт, который внес в эти переговоры много доброжелательства и явил свое близкое знакомство с особенностями и нюансами современной торговли. Наиболее серьезным было разногласие насчет статьи английского проекта, в силу которой английским купцам было предоставлено право "торговать и продавать друг другу ими купленные товары, как русские, так и иностранные". Кроме того, английские уполномоченные приводили многочисленные случаи, когда русские подданные, заключившие контракты, отказывались их исполнять на том основании, что они были недееспособны по русским законам (сравним, любезный читатель с современными ссылками на "несовершенство действующего российского законодательства"). В конце концов это английское требование по трактату было также уважено. Однако, когда Чарльз Витворт стал требовать полной свободы ввоза в Россию английского пива, ему было категорически отказано ссылкой на необходимость покровительствовать русской пивоваренной промышленности. Наконец, английское правительство желало заключить торговый трактат не на восемь лет, а на гораздо больший срок ввиду "постоянства интересов" обоих государств. Однако Россия находила, что торговые обороты постоянно развиваются по восходящей, изменяясь по отдельным видам продукции, и поэтому нецелесообразно заключать соглашений на более продолжительные сроки. Государственные интересы России и Англии утвердил новый союзный трактат, который был подписан в Санкт-Петербурге со стороны России - князем Безбородко, Кочубеем и графом Ростопчиным, а со стороны Англии - сэром Витвортом. Лондонский двор постоянно изъявлял желание, чтобы русская армия, руководимая генерал-лейтенантом Римским-Корсаковым и предназначенная действовать на Рейне, была отправлена в Швейцарию. Поэтому к трактату была присоединена особая дополнительная статья, относившаяся до соединения в Швейцарии русских армий под началом генералов Римского-Корсакова и Ребиндера. Таким образом, и это пожелание англичан было исполнено. Графу Воронцову было сообщено специальное решение Государя поддерживать в Швейцарии старые порядки "против галльских разбойников-революционеров". Но в то же время Император объявил, что он никому не позволит поживиться на счет Швейцарии или Италии, где русской армии под началом покрытого славой князя Суворова-Рымникского было суждено одерживать над французами одну победу за другой. Павлу I в то же самое время удалось подвигнуть Австрию на новую войну с Францией. Вслед за подписанием трактата, после кончины Екатерины II, оказалось, что Высокие договаривающиеся державы упустили из виду "сущий пустяк" - факт возникновения Северо-Американских Соединенных Штатов, бывших в момент заключения коммерческого трактата 1766 года под властью английского короля. В этой связи с целью предупреждения всяких недоразумений, в апреле 1797 года была подписана особая декларация, точнее определяющая смысл международного трактата от февраля того же года. * Надлежит на Камчатке или в другом месте сделать один или два бота с палубами, на оных возле земли, которая идет на Норд и по чаянию (понеже оной конца не знают), окажется та земля часть Америки, для того искать, где оная сошлась с Америкою: самим побывать на берегу, взять подлинную ведомость и, поставя на карту, приезжать сюды. (Петр I - Витусу Берингу) Заключению Санкт-Петербургской конвенции предшествовала цепь трагических событий, которые развернулись стремительно и необоримо. Дело в том, что позиция, занятая английским правительством на Троппауском и Лайбахском конгрессах, сохранилась и на Веронском конгрессе, который был собран для обсуждения внутренних дел Испании. Под личным давлением Короля министерство лорда Ливерпуля согласилось принять участие в заседаниях Веронского конгресса. Но это участие по решению английского правительства, должно было оставаться совершенно пассивным - на уровне наблюдателя. Сам лорд Лондондерри был намерен отправиться в Верону через Вену. Но в августе 1822 года он покончил жизнь самоубийством. Всего за несколько часов до этой трагедии с ним общались родные. Однако, опасные признаки еще не настолько явно обнаружились, поэтому за ним был установлен постоянный надзор и только. Но, воспользовавшись двумя минутами, когда остался один, он успел вскрыть ножом артерию. Известие об этом трагическом происшествии произвело в Англии самое тяжелое впечатление, которое вполне разделял Российский Император. В лорде Лондондерри Европа справедливо видела один из устоев европейского мира и торжества добрых начал в области международных отношений... Веронский конгресс усилил разногласия между Англией и Россией по поводу войны испанских колоний против метрополии. Английские министры под давлением национальных коммерческих интересов должны были поддержать развитие торговых отношений с восставшими испанскими колониями, а впоследствии раньше других признать их полную независимость. Русский посол весьма рассердился, когда Каннинг сказал ему, что дерзкое послание президента Монро вызвано Императорским указом 1821 года. Известно, что этим указом были разграничены русские владения в Северной Америке как на суше, так и на море. Было объявлено право русской прибрежной власти на 100 миль от берега, то есть на все Бегингово море и значительную часть Тихого океана, которые объявлялись русскими территориальными водами и внутренним морем. Когда указ Императора Александра I от 4 сентября 1821 года был получен в Лондоне, английское правительство передало его на заключение своих юристов. Последние дали заключение в том смысле, что этот указ противоречит общепризнанным началам международного права и нарушает права Англии. Российское Императорское правительство согласилось безотлагательно вступить в переговоры и Лондонским и Вашингтонским кабинетами "для устранения недоразумений", вызванных данным указом. "Государь желает, чтобы Ваше превосходительство (писал граф Нессельроде князю Ливену) на словах объявили английскому министерству о новых инструкциях, данных судам Императорского флота, отряженным для присмотра за нашими берегами в северно-западной части американского континента. Желательно, прибавил граф Нессельроде, - чтобы английское правительство скорее сообщило конкретные доказательства в пользу своих претензий". Вместе с тем князю Ливену были сообщены инструкции, данные барону Туиллу, русскому посланнику в Вашингтоне, суть которых сводилось к следующему: никаких завоевательских замыслов Россия не преследует, охраняя законные права Русско-Американской компании над владениями, несомненно принадлежащими России. Несколько ранее русским крейсерам было приказано удаляться насколько возможно меньше от берега и ни в коем случае не распространять своего крейсерства дальше той линии, до которой Русско-Американская компания "действительным образом осуществляла свою привилегию охоты и рыболовства после возобновления ее Хартии в 1799 году. Государь основывает все принятые временные распоряжения на неопровержимом фундаменте мирного фактического владения". * Миром международных отношений движет не благородство, не благодарность и даже не правосознание, а интересы и силы народов... В основу дальнейших переговоров полагаются "политические удобства" и необходимость точнее определить границы обоюдных владений в Северной Америке. Кроме того, оба правительства были обязаны предложить России средства, обеспечивающие полную неприкосновенность ее владений и интересов. Английское правительство приняло предложенную Санкт-Петербургским кабинетом демаркационную линию их обоюдных владений в Северной Америке: по хребту гор, идущих вдоль берега Океана до горы Св.Ильи. Но оно при этом все-таки желало, чтобы пограничная линия была проведена более на запад от 139 градуса, предложенного Россией, с целью предупредить окончание русской границы в устье реки Макензи. В то же самое время Стратфорд Каннинг заявил нотой от 29 мая 1824 года на имя князя Ливена: "Мы считаем установленным принципом, что последует полное отречение от исключительных претензий на мореплавание и юрисдикцию в северной части Тихого океана, провозглашенных в сентябрьском указе 1821 года". Российское Императорское правительство энергично возражало против подобных английских требований. Однако затем оно согласилось уступить и объявило, что сентябрьский указ "не будет исполняться, поскольку он относится к пространству в 100 миль в открытом море, в котором он запрещает плавание иностранным судам". Оно согласилось также признать за английскими подданными право плавать по рекам, находящимся в черте русских владений. Но английское правительство в своих требованиях шло все дальше и дальше. Так, уже в августе 1824 года оно потребовало: 1) права для своих подданных охотиться, ловить рыбу и торговать с туземным населением на вечные времена, в пределах территории, составляющей предмет спора, то есть от 59 градуса до 54 градуса северной широты; 2) свободы для английских подданных охотиться, ловить рыбу и торговать с туземными обитателями в продолжении 10 лет в другой части русских владений и на островах, начиная от 59 градуса северной широты до Берингова пролива. Наконец, 3) английское правительство настаивало на открытии для его подданных на вечные времена порта Ситхе и Ново-Архангельска. Князю Ливену в этой связи было повелено объявить Лондонскому кабинету, что эти требования никогда не будут приняты Императорским правительством. Не может быть и речи о вечности права охоты или рыболовства, потому что это было бы равносильно отречению от своего территориального суверенитета. Даже Соединенные Штаты требуют признания права рыболовства только на десять лет, а не на вечные времена. Наиболее трудным оказался вопрос о той части берегового владения России, которая принадлежала ей "на американском материке, начиная от 56 градуса северной широты до пункта пересечения 141 градуса западной долготы". Государь полагал лучшим, чтобы горный хребет служил государственной границей между владениями обеих держав. Но английский уполномоченный в Санкт-Петербурге Стратфорд Каннинг решительно отказался исполнить это пожелание, и русское правительство уступило. 16 февраля 1825 года была подписана конвенция о разграничении обоюдных владений России и Англии в Северной Америке. Этим актом было упразднено исполнение указа 1821 года в части, касающейся международных отношений. Отметим для любознательного читателя, что препровождая в Лондон русскую ратификацию февральской конвенции, граф Нессельроде поручил русскому послу еще раз возвратиться к вопросу о разграничении хребтом гор с 56 градуса северной широты до пересечения 141 градуса западной долготы. Послу предлагалось сказать английским министрам, что если они уступят, то Государь усмотрел бы в этой уступчивости доказательство особенного дружелюбия Англии к нему. Но разумеется, что после ратификации конвенции нечего было и ожидать от английского правительства каких-либо уступок. Как говорится, что после драки кулаками-то махать... * Нужно, чтобы поведение всякого правительства было бы благородно, ясно народу и не вызывало бы никакого ложного толкования. В то же самое время, когда проходили переговоры относительно разграничения северо-американских владений, Вашингтонское правительство возбудило другой, весьма важный, вопрос. Северо-американский посланник Мидльтон нотой от 5 декабря 1823 года обратился к Императорскому правительству с предложением отменить "каперство" и признать неприкосновенность частной собственности во время морской войны. В этой ноте приводилась следующая аргументация: Исходя из того положения, что частная собственность неприкосновенна в сухопутной войне, Вашингтонское правительство полагает, что и во время морской войны она должна быть неприкосновенна. Соединенные Штаты всегда стояли за такую безусловную неприкосновенность. Но теперь, когда "Государи Европы провозгласили предписания христианской религии правилами для своего поведения", когда принципы человеколюбия восторжествовали в запрещении торговли неграми, наступило время для признания полной неприкосновенности частной собственности как на суше, так и на море. В заключение Вашингтонский кабинет выразил уверенность, что Государь, основавший Священный Союз, не только одобрит изложенные в американской ноте соображения, на и обеспечит ее исполнение своей могущественной поддержкой. К американской ноте был приложен проект международной конвенции из двадцати одной статьи, которыми запрещалась конфискация частных имуществ, репрессалии, насильственная вербовка, "каперство" и так далее. Российское Императорское правительство выразило свое полное сочувствие инициативе Вашингтонского кабинета, но поставило заключение международной конвенции в зависимость от согласия других морских держав в связи с тем, что оно положило себе правилом действовать сообща, а не сепаратно. Впрочем, граф Нессельроде предупредил князя Ливена, что он отлично понимает "затаенную цель американского предложения", которая не была достигнута вследствие решительного отказа Англии даже вступить в переговоры по данному вопросу... * Хотя коридоры истории становятся весьма узкими, человек не потеряет в них нить, связывающую его с бесконечностью. Что может быть красноречивее документа? Итак... Во имя пресвятой и неразделимой Троицы Е.В.Император Всероссийский и Е.В.Король Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии, желая утвердить существующие между ними связи доброго согласия и дружества еще более посредством постановления, основанного на взаимных выгодах, о разных предметах, относящихся как до торговли, мореплавания и рыбных промыслов обоюдных их подданных на Тихом Океане, так и до границ обоюдных владений их на северо-западном берегу Америки, назначили полномочных для заключения особой конвенции, а именно: Е.В.Император Всероссийский графа Карла Роберта Нессельроде, своего Действ. Тайного Советника, члена Государственного Совета, статс-секретаря, Управляющего Министерством Иностранных Дел и т.д. и Петра Полетику, своего Действ. Статского Советника и кавалера орденов Св.Анны первой степени и т.д., а Е.В.Король Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии почтеннейшего Стратфорда Каннинга, Его Тайного Совета члена и магистра университета Кембриджского и проч. Которые полномочные по размене своих полномочий, найденных в надлежащем порядке, постановили и подписали следующие статьи: Статья 1. Постановляется с общего согласия, что во всех частях Великого Океана, обыкновенно Тихим Океаном именуемого, обоюдные Высоких договаривающихся Держав подданные могут пользоваться беспрепятственно и с полной свободою мореплаванием, производством рыбной ловли и правом приставать к берегам в таких местах, которые еще не заняты, для торга с природными тамошними жителями, наблюдая однако те же воспрещения и правила, кои в следующих статьях обозначены. Статья 2. Для предупреждения, чтобы предоставляемые обоюдным Высоких договаривающихся сторон подданным права мореплавания и рыбных промыслов на Великом Океане, не послужили предметом к торговле непозволенной, постановляется, что подданные Его Великобританского Величества не могут приставать в тех местах, где находится Российское селение, без позволения тамошнего правителя или начальника, а равным образом и Российские подданные не могут приставать без позволения ни к какому Британскому селению на северно-западном берегу. Статья 3. Черта разграничения между владениями Высоких договаривающихся сторон по берегу твердой земли и по островам Северо-западной Америки будет проведена следующим образом: Начиная с самой южной части острова, именуемого Принц Валлийский, каковая точка находится под 54 градусом 40 минутами северной широты и между 131 и 133 градусом западной долготы (считая от Гринвичского меридиана), вышесказанная черта протянется к северу вдоль по проливу, называемому Портландский канал до той точки твердой земли, где она касается 56 градуса северной широты. Отсюда черта разграничения последует по хребту гор, простирающихся в параллельном направлении с берегом до точки пересечения на 141 градусе западной долготы (от того же меридиана), и, наконец, от сей точки пересечения та же меридиальная линия 141 градуса составит в своем продолжении до Ледовитого моря, границу между Российскими и Великобританскими владениями на твердой земле Северо-западной Америки. Статья 4. В отношении к черте разграничения, определенной в предыдущей статье, разумеется: 1. Что остров, именуемый Принц Валлийский, принадлежать будет России весь без изъятия. 2. Что везде, где хребет гор простирается в параллельном направлении с берегом от 56 градуса северной широты до точки пересечения под 141 градусом западной долготы, отстоять будет далее десяти морских миль от Океана, граница между владениями Великобританскими и выше означенным берегом, яко долженствующим принадлежать России, проведена будет параллельной чертою с кривизнами берега и не может идти далее десяти морских миль от оного. Статья 5. Постановляется сверх того, что ни одна из двух сторон не может заводить никаких селений в тех границах, которые двумя предыдущими статьями владениями другой стороны назначены. Вследствие сего Великобританские подданные не могут заводить никаких селений ни на берегу, ни на краю твердой земли, заключающейся в границах Российского владения, так, как оные в двух предыдущих статьях показаны; а равно и Российским подданным не позволяется заводить никаких селений за оными границами. Статья 6. Разумеется, что подданные Его Великобританского Величества на пути своем, с которой бы стороны то ни было, как от Океана, так и с твердой земли, навсегда будут пользоваться правом плавать свободно и без всякого помешательства по всем рекам и речкам, кои, протекая в Тихий Океан, пересекают черту разграничения на прибрежном краю, обозначенном в 3 статье сей конвенции. Статья 7. Разумеется также, что в продолжение 10 лет, считая со дня подписания сей конвенции, корабли обеих Держав, или таковые же, принадлежащие обоюдным их подданным, могут заходить взаимно без малейшего помешательства во все внутренние моря, заливы, гавани и бухты, находящиеся по означенному в 3 статье берегу, для производства там рыбной ловли и для торга с природными тамошними жителями. Статья 8. Гавань на острове Ситхе, или Ново-Архангельский порт будет открыт для торговли и для кораблей Великобританских подданных в продолжение десяти лет, считая со дня, как ратификации сей конвенции будут разменены. Если же какой-либо другой Державе будет предоставлен срок более сего десятилетнего, то таковая же отсрочка будет предоставлена и Великобритании. Статья 9. Вышеизъясненная свобода торговли не простирается до торгу спиртовыми напитками, огнестрельным и белым оружием, порохом и другими военными снарядами; ибо Высокие договаривающиеся стороны взаимно обязуются не позволять, чтобы вышеупомянутые вещи были продаваемы или доставляемы каким-либо образом природным той страны жителям. Статья 10. Всякому кораблю Российскому или Великобританскому, который во время плавания по Тихому Океану принужден будет бурями, или по какому-либо приключению искать убежища в гаванях обоюдных сторон, позволяется исправляться там починкою, запасаться всеми нужными потребностями и выходить обратно в море без платежа иных пошлин, кроме портовых и маячных, точно таких же, какие для собственных судов в том месте установлены. Если однако же начальник корабля найдется в необходимости сбыть часть своих товаров для нужных ему издержек, то он обязан поступать по предписаниям и тарифам того места, где он находиться будет. Статья 11. В случае всяких жалоб, относящихся до нарушения статей сей конвенции, гражданские и военные начальства обеих Высоких договаривающихся сторон, не позволяя себе предварительно никакого самоуправства, или меры усилия, обязаны доносить о том в точности и подробно взаимным Дворам своим, кои обязуются оканчивать таковые дела полюбовно и по самой строгой справедливости. Статья 12. Сия конвенция будет ратификована и т.д. Во уверение чего и т.д. В С.-Петербурге, февраля 16-го (28-го) 1825 г. (М.П.) Граф Нессельроде. (М.П.) Стратфорд Каннинг. Русская ратификация от 3-го марта 1825 г. * * * ДИПЛОМАТИЯ ПРОЛИВОВ Оставляю азовский пример прочим, чтоб, делая то же, потомки со временем строили добрые корабли. Не для себя тружусь, польза государству впредь. (Петр Великий) В сороковых годах XIX века с новой силой возобновилась общеевропейская дискуссия о черноморских проливах Босфоре и Дарданеллах, в которой под угрозой собственной изоляции была вынуждена принять участие и Россия. Правительство Николая I, по-видимому, понимало что внешнеэкономические интересы западных государств направлены на то, чтобы связать действия России на Ближнем Востоке международной конвенцией и в будущем не допустить ее самостоятельного вмешательства в Восточный вопрос, обеспечив себе таким образом полный контроль над торговыми путями в этом важнейшем регионе. Вторая Лондонская конвенция была подписана 13 июля 1841 года и целиком посвящалась вопросу о режиме черноморских проливов. Осуществленный принцип закрытия проливов наносил ощутимый удар по суверенным правам и интересам России, устанавливая фактическую долгосрочную блокаду российского южного флота, запертого в Черном море. В результате со времени подписания Второй Лондонской конвенции и вплоть до первой мировой войны Россия не имела права провода военных кораблей через проливы. И только в 1915 году между союзниками по Антанте было заключено соглашение, по которому проблема проливов решалась в пользу России, но после 1917 года Англия и Франция отказались от принятых на себя обязательств. Экономическая и культурная экспансия великих держав была неразрывно связана со стратегическими интересами этих традиционных и новых, быстро формирующихся центров мировой мощи. Так, умело раздувая версию об агрессивности российского самодержавия на Ближнем Востоке, о его желании захватить проливы, британский Двор пытался сплотить Старый и Новый Свет в борьбе против мифической "российской опасности", попутно решая кардинальную задачу расширения собственного влияния, экономического и культурного проникновения в Сирию, Ливан и Египет. На динамике российских внешнеэкономических интересов фундаментально отразился известный кризис самодержавно-крепостнического строя России. Силы феодальной монархии, лишь выходившей на столбовую дорогу капиталистического развития, и силы передовых капиталистических держав были заведомо не равны. Пока Россия оставалась феодально-крепостническим государством в условиях ускоренного развития мирового капитализма, эффективное решение ее внешнеэкономических задач было весьма проблематично. Только политическая воля, только свободное перемещение товаров, труда и капиталов, только блестящие победы в острой борьбе над своими экономическими конкурентами на основе присущей нам предприимчивости и развития своих лучших природных качеств смогли обеспечить России достойное место в ряду великих мировых держав. * "Я смеюсь над Восточным вопросом, так же как и над влиянием русских в Азии. Меня интересует лишь влияние их в Европе, и я хочу положить конец тому господству, которое последнее время Петербургский кабинет приобрел на континенте". (Из светской беседы) Турция, согласившись с условиями своего первого из серии кабальных займов середины XIX века, была связана военными соглашениями с заимодавцами, и мнение Порты уже никого не интересовало. Действительно, в Турции создались благоприятные экономические условия для роста экспорта капитала и увеличения ввоза иностранных товаров, прежде всего английских. Началась передача на откуп иностранцам некоторых таможен и реализация концессионных договоров в отношении путей сообщения. В 1854-56 годах был разработан и инициирован договор с французским предпринимателем Ф.Лессепсом о строительстве Суэцкого канала. Торговые соглашения, навязанные Порте в 1830-50 годах, укрепили режим капитуляций в Турции. Осуществление принятого в 1838 году вопреки национальным интересам страны режима "свободы торговли", меры по защите интересов иностранцев в Турции и военный союз с колониальными державами - все это положило начало финансовому закабалению Османской империи и фактическому установлению там полуколониального режима. Попытки турецкого правительства создать в эти годы национальную банковскую систему встретили согласованное противодействие великих держав. Также безрезультатно окончилась попытка Порты получить в 1850-52 годах займы, свободные от кабальных обязательств. Переговоры о займах приобрели новое развитие после начала военных действий на Дунае. В августе 1854 года английские банкирские дома Дент, Палмер, Маккилори и Ко и их агенты в Париже с санкции английского правительства предоставили Порте 6-процентный заем на 3 миллиона фунтов стерлингов. Затем Порта была вынуждена просить все новые и новые займы. К этому времени непомерные для турецкого бюджета военные издержки и растущие внутренние расходы привели к образованию в бюджете дефицита в 6 миллионов ф.ст. В то же время лондонские банки (Н.М.Ротшильд и сыновья) предоставили 4-процентный заем на 5 миллионов ф.ст. В обеспечение первого займа Порту обязали выделить доходы Египта, в обеспечение второго займа - добавились поступления из таможен Сирии и Смирны. Контролировать расход средств займов и поступление возвратных платежей были назначены представители английского и французского правительств. Советник австрийского правительства при Порте наблюдал за разработкой новых законов в защиту иностранной собственности. Новый этап "реформ" был объявлен за месяц до заключения Парижского мирного договора. По требова