ия. Я думаю,
что  основная причина в том,  что он  не  хочет новых детей. У него уже есть
трое от первого брака. Он с ними постоянно поддерживает отношения, они любят
друг   друга,   им   хорошо  вместе.   Они   часто  встречаются,   ежедневно
перезваниваются, и ему этого достаточно. И он понимает, что я захочу хотя бы
одного ребенка.
     - Да, доченька, я постоянно думаю об этом. У тебя возраст уже поджимает
для первых родов.
     -  Я  думаю,  что Майк  это  тоже  понимает, и  это  вселяет  некоторое
неудобство в нашу жизнь.
     -  И  ты думаешь,  что  Майк  еще  не решил, хочет ли он иметь  с тобой
ребенка,  поэтому не  делает  предложение? -  перебила Нонна дочь, поскольку
рассказы о жене Майка ей были совершенно неинтересны, особенной сейчас.
     - Мамочка, тут все глубже.
     - Что же глубже?
     - Я  не знаю, как тебе объяснить покороче. Понимаешь, мы пришли друг  к
другу  из  разных   жизней.  Я  прошла   через  многое,  мама.  Ты  даже  не
представляешь,  через что  я прошла. Мы никогда, с момента  нашего приезда в
Америку, не были с тобой так близки, как сейчас, и ты ничего не знала о моей
жизни. Я прошла  через взлеты и падения. Я в  Голливуде  работала одно время
массажисткой, ты  знаешь. И ты не представляешь, какие у меня были  мужчины,
куда они меня  возили,  в каких гостиницах я  жила.  Я все это воспринимала,
мягко  говоря,  слишком  романтически  и наивно. Я  уже  грезила о сказочной
жизни, о том, что меня кто-то приметит, выпустит  на  экран, либо на обложку
журнала. Но ничего такого не произошло. Я решила уехать, я  чувствовала себя
побитой  и  ничтожной.  А  в   Нью-Йорке,  в  разных  тусовках  начала  себя
уничтожать. В чем только я не участвовала, я перепробовала наркотики.
     Ася сделала небольшую паузу, а Нонна почувствовала, что ее сердце может
разорваться от сострадания к дочери.
     - Не знаю,  что  было бы,  мамочка, -  продолжила  Ася,  глядя в  стол,
который нервно  протирала  упавшим  с дерева  листом, - если бы не встретила
случайно  на Бродвее Фаньку Костецкую. Ты же ее помнишь, еще с Одессы? Когда
мы встретились на Бродвее летом 1990 года, она уже работала врачом, а муж, с
которым они незадолго до  этого поженились,  начинал карьеру в университете.
Фанька  мне показалось такой доброй, чистой, спокойной,  благополучной,  как
человек с другой планеты  на фоне моих  самоощущений.  У нее и  в мыслях  не
могло возникнуть то,  какая дистанция нас разделяет, и она меня пригласила к
ней домой на вечеринку. Это была пятница,  и я решила поехать.  Как только я
зашла в дом, я  сразу же  ощутила,  как  лазерный луч, сверлящие  меня глаза
незнакомого  мужчины. Это, как ты догадалась, были глаза  Олега. Он влюбился
просто с первого  взгляда. А через  несколько дней  после  первой встречи он
сделал  мне  предложение.  Он  сказал,   что  поскольку  у  него   все  дети
самостоятельные,  проблем с  разводом  не будет  и,  как  только я приеду  в
Россию, куда он меня тут же пригласил, мы оформим официально наши отношения.
Ему  оставалось  два  месяца  до конца командировки, и мы жили вместе до его
отъезда. Дальше ты все знаешь, - Ася снова заплакала.
     Нонна предложила ей выпить кофе.
     - Мама, мамочка, я не могу избавиться от чувства вины, - стенала Ася, -
я  не могу. Это чувство  подчинило себе всю  мою жизнь с того момента, как я
узнала  о смерти  Олега.  Я не могу теперь  сполна радоваться  ничему в этой
жизни.
     -  Но, доченька, так нельзя, ты же не могла знать,  что так случится. И
вообще, пора уже не вспоминать это.
     -  Я  просто  к  тому,  чтоб  ты  поняла,  что я  к  Майку  пришла  уже
настрадавшимся, надломленным  и многое повидавшим  человеком. У Майка же все
наоборот.  Он  из тех мужчин,  которые из  гадкого  утенка, какими бывают  в
юности, превращаются  в  прекрасного лебедя в зрелости.  Он был некрасивым в
молодости (я видела его фотографии) и, комплексуя перед женским полом, рано,
еще студентом, женился на некрасивой,  старше  его  на  несколько лет, дочке
каких-то семейных друзей. Она была его  первой и единственной женщиной, пока
он  не  развелся. Она  ему  родила троих детей, превратившись  в сытую бабу,
ограниченную бытом, то есть в типичную  обывательницу. Он же, наоборот, стал
очень  интересным,  преуспевающим, привлекательным мужчиной с жаждой вкусить
от жизни все, наверстать упущенное. Они разошлись, и он зарекся не жениться.
Но встретил меня тогда у вас на пикнике, это сломало его планы.
     Ты знаешь,  как было дальше? Он сразу же пригласил меня в ресторан и...
предложил переехать к нему жить.  И вот мы живем с разным отношением друг  к
другу. Я хотела в нем найти тихую пристань, а он во мне - карету для выезда.
В браке он не то чтобы  стыдился своей жены. У американцев как-то нет этого.
Но  ему просто неинтересно было с ней где-то появляться. Поэтому он всегда и
всюду бывал один.  А сейчас он покупает мне все самое дорогое и хочет, чтобы
я  везде сопровождала  его  -  и на самых высоких приемах,  и на  вечеринках
старых друзей, во всех поездках и служебных  встречах. А мне ничего этого не
нужно. Я через столько всего прошла, что вижу в этом только суету и не более
того.
     - Так что же ты хочешь, Асенька? - разволновалась Нонна.
     - Я хочу детей.
     -  Но  дочка, не  мы  ли,  женщины,  знаем, как можно заморочить голову
любящему нас мужчине, чтоб  он делал все, что мы хотим, думая, что он делает
все по-своему.
     - Я понимаю, что ты имеешь в виду, мамочка. Но пока не получается. Пока
я  чаще  всего  делаю  то,  что он хочет. И он  тщательно  контролирует  эту
ситуацию. Я стала думать вот о чем. Я  слишком быстро  согласилась перейти к
нему. Я слишком легко ему досталась. А теперь я думаю, что, может, стоило бы
нам на время расстаться. Может, я вернусь на несколько недель в Нью-Йорк.
     -  Зачем,  поживи   у  нас!  -  разнервничалась  Нонна  от   нежеланной
перспективы снова разъехаться с дочкой.
     - Нет,  мамочка. Это будет выглядеть непонятным, если я буду жить с ним
в одном  городе  и не у него. Это будет выглядеть, как ссора, а я не  хочу с
ним  ссориться, уходить от него.  Понимаешь, когда я  думала о  замужестве с
Олегом, я не мечтала тогда о детях. Наоборот, я думала  о  том, что заживу с
ним такой веселой жизнью, о которой  мечтала в  юности. Жизнью без быта, где
одни  путешествия,  развлечения, праздники. Но с тех пор все изменилось. Той
меня уже нет и в помине. Я  хочу одного -  свой дом, наполненный счастливыми
голосами  детей.  И все!  Мне не  нужны  светские тусовки,  сногсшибательные
наряды. Я хочу тихую жизнь.
     - Но, может, все так именно  и будет, доченька. Майк же любит тебя, это
по всему видно. И, как порядочный человек, понимает, что для первого ребенка
время уже поджимает, и раз ты с ним живешь...
     -  Мамочка, - перебила Ася нервно, -  не забывай, что  он американец и,
если  он что-то понимает, то это то, что  я сама  отвечаю за  себя!  А  наши
отношения,  на  которые я согласилась, его  ни к чему большему, чем есть, не
обвязывают.  "It  is  your  choice" (это твой  выбор),- единственное, что он
может  мне  сказать.  Потому единственный  путь, который  я вижу,  это  чуть
испугать  Майка тем, что он может меня потерять. Если он меня любит и думает
о чем-то  более  серьезном  в  связи со мной, это сразу станет ясно. Он либо
прилетит немедленно в  Нью-Йорк ко мне, либо будет звонить по телефону, либо
примет без особых эмоций мой отъезд.
     - Асенька, ты у меня умница. Когда ж ты намерена ему сказать об этом?
     -  Не  знаю,  мама. Эта идея только что пришла  мне  в  голову.  Но для
решения пока я еще  не созрела. Мне  нужно настроиться. Подожду, присмотрюсь
еще немного.
     -  Асенька,  а знаешь  что?  У меня  родилась  идея! Давайте  вчетвером
съездим  в круиз на Новый год. Знаешь, со стороны виднее. За неделю круиза я
тоже смогу кое-что увидеть.  Не торопись с отъездом. Давайте, отгуляем Новый
Год. А до  него  еще более двух месяцев. А  мы  будем  и вместе и отдельно с
Вами, как Вы захотите. Я скажу  Бобу, - все более оживлялась Нонна,  - чтобы
он предложил это Майку как бы от себя. Посмотрим, как он отреагирует.
     Что ж,  может,  в этом что-то  есть.  Спасибо  мама, - ответила Ася,  с
огоньком надежды в глазах, который не ускользнул от взора ее матери.


        <i>ГЛАВА 2.</i>

     <i>- Итак,  мы разошлись окончательно.  Я полагаю,  что  нас уже ничто  не
может воссоединить в этой жизни. Мы раскинуты по разным берегам. Ты здесь, а
я там. Тебе хорошо, комфортно, вольготно и беззаботно,  а мне невыносимо.  И
мы ничего  не можем изменить. Так распорядилась судьба. Здесь  все не то,  к
чему я привыкла, на чем выросла. Я задыхаюсь и потому живу своей жизнью, уже
не связанной с твоей.</i>
     <i>-  Я  понимаю,  я  все  понимаю, Душа  моя!  Говорят:  "Понять,  значит
простить".  Но я не могу тебя простить. Мне всегда казалось, что  мы  жили в
гармонии друг с другом,  но  ведущей была всегда  ты. Да, ты, только  ты. Ты
стимулировала меня к  тому, чтоб  быть всегда в форме, на уровне, потому что
те   цели,  тот  уровень   потребностей,  который   ты  задавала,  требовали
мобильности,  активности.  Твой нравственно-этический стержень  был  основой
нашего союза, и ты определяла  мои личные потребности. Мне было отрадно, что
при  четкой определенности своих основополагающих принципов, ты всегда  была
гибкой,  мобильной,  способной адаптироваться к  новым  условиям  окружающей
обстановки. И кто бы мог подумать, что здесь, в этом огромном, разнообразном
пространстве ты не найдешь для себя  пищи, будешь ныть и тосковать. Разводом
ты обрекаешь меня на растительное существование. Я не знаю, как жить дальше.</i>
     <i>- Но позвольте, друзья мои! Вы, кажется, забыли обо мне. Я понимаю, что
ваш союз был доминирующим в нашем неравнобедренном треугольнике. Но мой угол
в нем - не самый маленький. Я все же немалую роль играла во всем, что с нами
происходило. И в  нашем состязании с  тобой,  Душа моя, мне порой  удавалось
одерживать  верх. Вспомните,  вспомните, тогда,  тогда... Вспомните,  тогда,
когда и ты, Душа, и  ты, Тело, почти утратили связь с  реальностью. И только
благодаря мне, Мысли, мы приняли верное решение.</i>
     <i>-  Знаешь что,  Мысль! Погоди, погоди, сейчас, сейчас. Что-то я  совсем
сжалась  от твоих  слов. Погоди... Да, да, послушай, что  я тебе скажу: "Чем
больше проходит  времени, тем больше  я понимаю,  что  не  должна была  тебя
слушать  тогда.  Мы  здесь все втроем  оказались никому не нужными, никем не
востребованными. И наш союз здесь не имеет почвы.</i>
     <i>- Ну, перестань ныть, Душа моя. И тебе кое-что перепадает, и  ты имеешь
возможность что-то  полезное извлечь для себя, если  захочешь,  а ныть,- это
легче всего.</i>
     <i>- Нет, ты  меня  не понимаешь. Я не хочу  сама по  себе существовать. Я
хочу вернуть  прочность нашего союза, когда мы взаимно обогощали друг друга:
я стимулировала  вас, вы  стимулировали меня... Мне уныло  и одиноко. Я хочу
любви, я хочу дерзать,  я хочу  трудиться. А вы меня погружаете  в  какой-то
застой, прозябание...</i>
     <i>- Вы снова забыли  обо мне, вы забыли, что своим местом  в этом мире вы
обязаны мне. Вспомните слова философа: "Я мыслю,- значит, существую". Вы без
меня -  ничто.  А я, Мысль,  могу существовать без вас обоих. Вот унесусь  в
любые, неведомые дали, и вы мне вовсе не нужны.</i>
     <i>- Нет уж, позволь с тобой не  согласиться!  Философ Рене Декарт  в этот
афоризм вложил  именно  личностный  аспект,  потому  что  под существованием
имелось в виду не просто животное, биологическое  присутствие в этом мире, а
человеческая   взаимосвязь  с  миром,  его   познание,   включение  в  него,
осмысленная связь  с ним.  Он в  своем  учении  отождествлял мысль  и  бытие
человека. Поэтому  В. Г. Белинский,  комментируя это высказывание  философа,
отмечал:  "Животное чувствует  свое  отличие  от  окружающих  его предметов,
чувствует  свою  индивидуальность,  но у него нет  личности,  оно  не  может
сказать себе: мыслю, следовательно, существую". Так что ты, Мысль, без меня,
Души, вообще ничто. Мы можем бороться, сражаться, противостоять друг  другу.
Но наш союз нерасторжим.</i>
     <i>- Послушайте, Душа и Мысль,  вы можете спорить сколько угодно, но точно
знаю,  что  Душа мне  сейчас  не  нужна.  Мне  необходима Мысль.  Причем мне
необходима  здоровая  Мысль,  а  ты,  Душа, своими  терзаниями,  делаешь  ее
больной, потому бесполезной.  А мне она нужна в здравии. Вот  и решайте, кто
из  вас важнее между собой. А для меня сейчас ты, Душа, не  имеешь значение,
потому что если я попаду во власть к тебе, я погибну.</i>
        Х Х Х
     Инга  сидела в машине и, увидев  яркие  очертания  сказочных сюжетов из
цветных гирлянд, которыми был окружен дом профессора Томсона, вспомнила, как
в  детстве мама приводила их с сестрой в центр Одессы  к новогодней елке.  И
там, в  теплой Одессе, как и здесь, в этом южном штате, не суждено было Деду
Морозу быть  окруженным настоящим снегом. Но все равно хотелось  верить, что
этот добрый улыбающийся старик в красном халате и таком  же колпаке, румяный
от  сильного  мороза, и что белый подол халата  - не  вата, а  следы снежных
сугробов,  сквозь  которые он  из сказочных  далей явился с  тяжелым  мешком
радости и счастья в виде подарков.
     Светлана Георгиевна неделю назад уехала домой в Россию, и Инга, считая,
что у  нее нет  другого выхода, кроме как закрыть  глаза на легкое (как  она
сама определила) увлечение мужа российской коллегой, и сейчас  уже старалась
забыть о прошлых тревожных двух месяцах.
     Саша  припарковал  машину,  и  тут  же  навстречу  им  вышли  счастливо
улыбающиеся профессор Томсон в большом красном "сантеклаусовском" колпаке на
голове  и  его  супруга Джейси в таком  же колпаке, полностью закрывающем ее
черные волосы. С  обеих сторон колпака свисали искусственные  "блондинистые"
косички с бантиками.  Хозяевам было в пределах пятидесяти, но оба  выглядели
очень молодо, спортивно, воодушевленно. Томсон был одним из самых  уважаемых
профессоров на кафедре, а Джейси, хоть и закончила тот же университет, что и
муж,  но  с момента рождения детей  никогда не работала. Сейчас, когда сын и
дочь  выросли  и  живут  самостоятельно,  она  активно   занимается  всякими
общественными  работами, а также  сопровождает мужа  в  поездках,  и  являет
имедж)   женщины,  у  которой   жизнь  сплошной   праздник,   как  и   этот,
рождественский.
     Джейси,  набросив поверх платья забавный "золотой" новогодний передник,
отправилась в кухню. Там уже вовсю трудились  приехавшие на праздник  сын  с
дочкой и несколько их  друзей. Они раскладывали на  большие блюда холодные и
горячие  закуски.  Готовили,  чтобы  расставить  их  в столовой,  где  столы
украшены,  как  и  все в доме, рождественской атрибутикой (красные скатерти,
свечи в подсвечниках,  знаменитые красные рождественские цветы в  горшочках,
обернутых  в  золотую  фольгу, и  в тон всему, красные  бумажные  салфетки с
картинками нарядных елок).
     Пока хозяйка и ее  помощники накрывали стол,  хозяин с  основной частью
гостей находится на нижнем  этаже, который  был оборудован для  развлечений:
комнатка  с  игральными  автоматами,  комната  для  игры  в теннис  и другие
спортивные  игры.  Но самой  главной являлась комната, представляющая  собой
настоящий бар  с бильярдом. Здесь  была стойка с модным гранитным покрытием,
умывальник  и  холодильник,  встроенные в  стену.  На  стенах  -  освещенные
рекламные щиты напитков.  За стойкой  -  стена, обвешенная полками,  которые
заставлены  всевозможными  бутылками  с напитками.  Над  стойкой специальное
металлическое сооружение с ячейками для бокалов и рюмок. (
     На стойке  установлена касса.  Профессор  Томсон,  стоя у кассы, брал в
качестве платы один цент, выдавал чек, и гости  "покупали" желаемый напиток.
"Отоварившись"  горячительным напитками  или просто  любимой "Пепси",  гости
расходятся  кто куда:  кто  играет в  бильярд, кто в теннис,  кто  играет  с
автоматом, а  некоторые просто рассаживаются  на  диваны и кресла,  которыми
заставлены стены и углы всех комнат.
     Обычно, придя на вечеринки, в ресторан,  супруги  договариваются о том,
кто  поведет машину домой.  Тогда тот,  кто не  будет  водителем, может себе
позволить  расслабиться  и  выпить.  Это,  однако,  не  способствует  потере
внутреннего контроля и самоограничения, потому что основная жизнь американца
связана с машиной.
     Вся  трапеза  происходит в разных комнатах  вверху и  внизу,  где гости
группируются,  в  основном,   случайным  образом,  беседуют  и  рады  каждой
возможности, дающей основание громко расхохотаться. И то,  что Инге казалось
здесь ранее скучным, теперь  воспринимается  очень приятным, забавным. Когда
гости,  насытившись,  заметно  охладевают  к  столам  с  закусками,  хозяйка
зазывает   желающих   пройти    в    музыкальную    гостиную.   Там    стоит
электромеханическое пианино -  инструмент красного дерева, по  виду ничем не
отличающееся от обычного фортепиано.  По заказу гостей она  вставляет внутрь
корпуса   соответствующий  бумажный  рулон  и  начинает  нажимать   клавиши.
Раздается мелодия любимой  песни, которую они  все подпевают. Затем включают
караоке, и желающие из гостей выходят петь.
     Инге было так  хорошо и уютно  на  этом вечере, что она  даже попросила
мужа узнать, нет ли записей каких-либо русских мелодий.
     Джери,  сын хозяев, посмотрел список и сказал,  что  что-то есть. Снова
глянув, он сказал: "Катиуша". Инга с  Сашей, попросив минуту, чтоб вспомнить
слова,  дали знак, для  включения  музыки.  Но  тут  под названием "Катиуша"
зазвучала мелодия  песни  "Коробейники"  в  современных,  весьма  ускоренных
ритмах. "Певцы"  растерялись не только  из-за  того,  что  появилась  другая
мелодия, но и потому,  что  слов этой общеизвестной  песни  они  не помнили.
Деваться  было  некуда и, пользуясь тем, что никто не знает русского  языка,
они  на ходу комбинировали нечто  из запомнившихся слов:  "Эх,  полным полна
коробушка, есть  и  ситец  и  парча...  была  бы только  тройка,  да  тройка
порезвей...", - с трудом преодолевая хохот.  Когда  мелодия закончилась, все
дружно зааплодировали  "русским",  их замечательному  пению и  замечательной
русской песне.
     Наступила  полночь.  Все  замерли,  слушая  молитву,  которую профессор
Томсон произнес так задушевно, что Инга  почувствовала слезы и  ком в горле.
После проникновенного "Аминь",  которое  все  произнесли вслед  за хозяином,
гостям  было  предложено подойти  к главной,  самой  большой елке,  подножье
которой  было  обложено красочно обвернутыми коробками и  пакетами. Там были
подарки хозяев гостям и  друг другу,  подарки, принесенные гостями хозяевам.
Начался  фейерверк распаковывания с  возгласами восторгов, благодарностей  и
поцелуев. Комната вмиг превратилась  в груды  развалин  красочных  упаковок.
Цветные,  золотисто-серебряные  ворохи  бумаг,  бумажных  и  атласных  лент,
искусственных  цветов  сделали  гостиную  еще  более  праздничной,  веселой.
Возгласы восторга и обсуждения подарков были  прерваны хозяйкой, пригасившей
всех к десерту. После десерта веселые гости начали собираться домой.
     Инга  была так  растрогана и довольна этим  праздником, что к удивлению
мужа,  не посоветовавшись  с ним, пригласила хозяев и всех  присутствовавших
там сотрудников кафедры к ним на Новый год ровно через неделю.
     Х Х Х
     <b>ЛИНА</b> заканчивала последние приготовления  к новогоднему вечеру, который
их кампания  устраивала в этом году в ресторане,  по иронии  судьбы,  в  том
самом, где  начался  ее  двухдневный роман  с президентом  компании  Данилой
Ивановичем. С тех пор прошло два месяца, и они ни разу не пересеклись.
     Данила Иванович тогда уехал  в командировку за границу и по возвращению
в Москву  попал в больницу с приступом аппендицита. Операция прошла успешно,
но после операции начались осложнения - больной, не устояв перед угощениями,
которые ему принесли в палату московские друзья, нарушил предписанную диету.
Пришлось пробыть в больнице значительно дольше, чем положено при  нормальном
исходе операции.
     Вернулся он  в Новосибирск неделю назад вполне  здоровым, общался  пока
только с самыми приближенными сотрудниками из руководства, и никто толком не
знал, будет он на  вечере или нет. Лина, с одной  стороны, хотела,  чтобы он
там  был. Она  считала,  что  праздничная, неформальная обстановка  вечера в
окружении  весело настроенных людей, смягчит напряжение первой встречи после
того, что произошло между ними. С другой стороны, предстоящая встреча ее так
волновала, что она боялась каким-то образом выдать окружающим связавшую ее с
начальником тайну. Все это время она напряженно работала, готовясь к поездке
в Америку, которая была перенесена на несколько месяцев.
     С  момента  поступления  на  работу, Лина  периодически пересекалась  с
Данилой Ивановичем, который и принял ее на фирму более пяти лет назад. Но до
того  случая между ними, она никогда не соприкасалась  с ним в  неформальной
обстановке,  мало знала его, как  человека, и теперь не могла  предположить,
каким образом их случайная связь скажется на ее  дальнейшей работе. А вдруг,
не желая вспоминать о проявленной им слабости в эти два дня их "романа",  он
просто пожелает избавиться от меня, - порой сверлило у нее в голове...
     Позвонил таксист и сообщил, что  уже ждет ее у подъезда. Перед тем  как
надеть  шубу, Лина  еще раз посмотрела на  себя  в зеркало. Длинное  красное
трикотажное  платье  облегало  всю   ее  превосходную  фигуру,  которую  она
поддерживала диетой, утренними  упражнениями,  посещениями  клуба здоровья и
вечерними прогулками. Макияж изысканно подчеркивал красоту ее лица.
     Вдруг   она  обнаружила,  что  пытается  оценить  себя  глазами  Данилы
Ивановича, и  даже съежилась от этих мыслей. Еще подумает, что я решила  его
соблазнить - упрекнула себя  Лина и  стала нервно  смывать  с  лица все, что
успела накрасить.
     Еще  заказывая такси, она решила, что  лучше прибыть в  ресторан позже,
когда уже  все сядут за стол.  Ее  опоздание все  поймут, так как она  живет
дальше всех, в  Академгородке.  Данила  Иванович, если он  придет,  конечно,
будет  сидеть  в  центре,  и  все  будут  стараться  пристроиться поближе  к
начальнику.  Значит,  свободное  место  будет   далеко  от  него  и  другого
начальства, и можно будет его тихо занять.
     Расчет оказался верным.  К ресторану Лина прибыла с опозданием примерно
на полчаса.  Выйдя  из такси,  она прошла  к раздевалке  в  холле и  тут  же
столкнулась  с  Марией  Ивановной.  Секретарь  президента   компании.  Мария
Ивановна  на  фирме  была  больше,  чем  секретарь.  Она  имела гуманитарное
университетское  образование,  слыла  человеком,  достойным  более  высокого
положения,  но  почти  всю  трудовую  жизнь  отдала секретарско-референтской
работе при первых лицах.
     Быть  доверенной,  быть  приближенной,  видеть   заискивающие   взгляды
посетителей в приемной, очевидно,  компенсировало  какие-то ее  комплексы, и
поэтому  она   этот   вид   деятельности  предпочла  дерзаниям   на  поприще
гуманитарных  наук,  где,  вероятно,  могла  преуспеть,  обладая недюжинными
аналитическими способностями и усердием.
     Ее высоко ценили, поощряли материально и прощали склонность к сплетням,
которая, однако, сочеталась у нее  с  умением  свято  хранить  доступные  ей
"производственные" секреты.
     Зато о  сотрудниках,  об  их  личной жизни, о том,  что кто кому о  ком
сказал, кто кого с кем видел, кто с кем спал, гулял, ездил, - Мария Ивановна
узнавала  или  "вычисляла"  первой  и  щедро  делилась  этой  информацией  с
сотрудниками. Ее рот называли безразмерным.  Еще любили  шутливо спрашивать:
"Ну,   что   утекло   сегодня   из   "рота"   изобилия?".   Этим   вопросом,
сопровождавшимся иронической улыбкой,  сотрудники  часто приветствовали друг
друга в начале рабочего дня.
     Никто, естественно, не хотел, чтобы она о нем распускала слухи, и чтобы
личные секреты  становились  общественным  достоянием, но зато каждый  хотел
услышать  от  нее что-нибудь новенькое о  ком-то другом. Поэтому  вокруг нее
всегда  толпился народ, и она себя  ощущала властительницей душ  коллектива.
Нельзя  сказать,  что  поведение  Марии  Ивановны  приносило  ощутимый  вред
кому-либо, что на  основании  ее  сплетен менялось  отношение  начальства  к
сотрудникам или  сотрудников друг к другу. Просто все,  кому это было нужно,
что-то  мотали  себе  на  ус,  а кому не  было  нужно -  не  придавали  этим
разговорам  никакого значения, свыкшись с этими сплетнями, как с атрибутикой
жизни их довольно благополучного коллектива.
     В коллективе Марию Ивановну любили и не любили одновременно.  Любили за
отзывчивость  и  доброту,   не  любили  из-за  боязни  ее  языка  и  особого
расположения к ней Данилы Ивановича. Она была его доверенным лицом не только
в  производственных,  но  и  в  личных  делах его  жизни.  Она  находила ему
приходящих  домработниц,  помогала советами в обустройстве  квартиры, иногда
готовила  ему  обеды прямо  на  работе, помогала  при  организации приемов и
вечеринок у него дома, давала советы по приобретению личных вещей, вплоть до
костюмов и рубашек. Когда он уезжал надолго, он ей оставлял ключ от квартиры
для поливки цветов, для приглашения приходящей уборщицы и других дел.
     Возраст  этой полноватой,  не  очень  красивой  женщины  приближался  к
пенсионному, но выглядела она моложаво, всегда элегантно и на пенсию уходить
не планировала.
     С  мужем она  давно разошлась, дети жили отдельно. В  результате разных
разменов  и  обменов,  она  обрела  независимость  в однокомнатной  квартире
девятиэтажного дома в Новосибирске.
     У  Лины,  в  отличие  от  многих  женщин кампании, отношения  с  Марией
Ивановной  ограничивались сугубо производственными рамками,  поэтому  она не
поставляла секретарю и не получала  от  нее никакой информации  за пределами
производственных   дел.  Сейчас,   завидев   болтливого  секретаря  в  холле
ресторана,   Лина   официально   вежливо   поздоровалась   традиционным   "С
наступающим!" и направилась к банкетному залу.
     Мария  Ивановна же  обрадовалась, что  есть  на  кого выпустить "порох"
душевного  напряжения. Не считаясь с очевидным желанием  опоздавшей поскорее
пройти в банкетный зал, она встала на ее пути и заговорила:
     -  Ой,  Галина Петровна,  что ж  вы так!  Уже  все  за  столом!  Ну,  я
пониманию, из Академгородка... Но ничего,  ничего, зато оттянули время шока.
Хотя,  может,  для  вас это не  шок. Вы вообще, хоть  и очень добросовестный
работник,  но жизнью коллектива не живете, на вечерах никогда  не бываете, в
культпоходы с нами не ходите. Но, ради бога, не сочтите это за упрек.
     Лина чувствовала,  что еще мгновенье, и ее терпение лопнет,  она скажет
что-то дерзкое этой назойливой особе, чего крайне  не хотелось  в новогодний
вечер.  Мария  Ивановна,  возможно,  уловила  настроение Лины  и  перешла  к
главному, выбрав еще более иронично-саркастический тон.
     - Ну, ладно,  ладно! Извините  за болтливость.  Это предновогодняя ночь
располагает задумываться  над  основами  сути бытия человеческого и  нашего,
бабского, в том числе. Но это так, для раскрутки того главного, что хочу вам
сообщить,- чувствовалось, что Мария Ивановна упивается предвкушением эффекта
от того,  что  она сообщит. -  В все  же думаю, что  эта новость не  оставит
равнодушной  и  вас, поскольку  может  коснуться  всех  в компании.  Поэтому
предупреждаю  - не  падайте, держитесь  за меня, или вот за эту  стенку.  Не
держитесь?  Ну,  смотрите.  Я  ни  за  что не ручаюсь,  потому  что  новость
сногсшибательна!  Итак,  как вы  думаете: вы  куда пришли нынче, а? Конечно,
голуба  моя, вы думаете, что пришли на новогодний бал?! Нет! Вы ошиблись, вы
совершенно ошиблись! Вы при-ш-ш-ли на св-а-а-дьбу!
     Лина  подумала,  что Мария  Ивановна  говорит  о  том,  что  в  этом же
банкетном  зале  еще кто-то  устроил  свадьбу,  что  ущемило  амбиции  Марии
Ивановны, занимавшейся арендой зала.
     - Не  удив-ляй-тесь, голуба моя, - продолжала Мария Ивановна, уже  сама
ухватив Лину за локоть, - я гово-рю серьезно.
     Лина  не могла  не заметить, что Мария  Ивановна так возбуждена, что ее
шея покрылась красными пятнами.
     -  Да, да!  Вы пришли на свадьбу, и  не к  кому-нибудь,  голубушка!  Вы
пришли на свадьбу  нашего пре-зи-дента, то бишь Дани-лы  свет  Ива-ныча! Да,
да. Он, оказывается, в Москве не  только  лечился, но и "любился". Вот новый
термин придумала (она нервно рассмеялась). А почему бы нет!  Мы же  говорим:
"Мылся, ругался, целовался..." А почему  нельзя сказать "любился"? Ха-ха,  -
Мария Ивановна  явно  тянула  с финалом,  из-за  чего терпение Лины  грозило
окончательно  иссякнуть,-  а  любился,  любился  так,  -  продолжала сражать
собеседницу Мария Ивановна, - что... женился!
     Марья Ивановна,  извините, я ничего не  поняла, о  чем  вы?  - спросила
Лина, не веря в то, что доносится до ее ушей.
     - Ну, как не поняли, голуба моя!  Разве  я  неясно сказала? Наш  Данила
Иванович привез из Москвы жену. Она врач, которая его оперировала. Видать ей
так понравился вырезанный аппендикс, что она решила охмурить  его хозяина. И
вот...  Он  с ней  приехал. Пока, говорят, она  приехала только в  отпуск на
Новый  год.  А  потом -  насовсем.  Мне лично она не  понравилась  с первого
взгляда.  Такая,  знаете,  заносчивая, крутая  москвичка.  Хотя  неясно, чем
заноситься:  не так  чтобы красавица, и не  так чтобы молода.  Старше нашего
Данилы  настолько,  что  и  никакой  макияж не  приблизит  ее  внешне к  его
возрасту. Да что  там вычислять  возраст, если у  нее  дети взрослые и  даже
внук.  А  держится, а  держится...  ну  прямо  королева.  И  фамилия  у  нее
соответствующая - Царева.
     - И вы все это смогли рассмотреть и разузнать за такое  короткое время?
-  спросила  Лина,  как  могла,  скрывая волнение, вызванное  охватившей  ее
неожиданной  (для нее самой) ревностью  и  мыслью,  что  упустила, возможно,
неповторимый в жизни шанс.
     - А что ж тут не  заметить?! -  с неприкрытым раздражением  воскликнула
Мария  Ивановна,- знаете,  я где-то читала, что  каждая женщина загадка  для
мужчины, но не представляет никакой тайны для представительницы своего пола.
Да, это истинная правда.  Мы, бабоньки, все узнаем  друг о  дружке с первого
взгляда. Это мужикам мы можем мозги  пудрить  и, будучи  стервой по природе,
прикидываться божеством , выдавать себя  за безобидного котенка, являясь  на
самом деле тигрицей. Но мы-то, бабы, знаем и  видим друг дружку насквозь.: И
я уже ее разгадала. Этой мадам палец в рот не клади. Говорят, у нее муж  был
ученым. Так она с ним разошлась, а фамилию его сохранила. Ну, зачем такой...
извините, муж ученый,  особенно сейчас, когда науку ни  в  грош не ставят, и
зарплаты там нищенские. Сейчас ученый муж - идет налево,  песнь заводит: "Не
могу я  тебе в день  рождения  дорогие  подарки  дарить...",  идет направо -
сказку говорит:  "Иду туда, не знаю куда, чтобы взять то,  не знаю что..." А
зачем такой царевне песни и сказки. Ей денежки, ей Мерседесы, ей заграничные
курорты подавай. А  кто сейчас может  такое подавать, как не бизнесмен?  Все
они такие, эти москвички, все за бизнесменами гоняются. А квартиру, говорят,
московскую  она   сохранила,   чтобы   было   где  останавливаться  мужу   в
командировках. Я уверена, что на самом  деле  такая,  как она, здесь жить не
будет. Она его в Москву перетащит. Вот  вам командировка предстоит  весной в
Америку.  Молитесь,  чтобы  наша  фирма  до  весны  еще  здесь  была,  а  не
перекочевала в  Москву. Она  там будет фирмой  заправлять, а мы здесь  носом
крутить, где  бы работенку приличную найти,  хоть чуть похожую по  оплате  и
условиям на то, что нам эта фирма предоставляет.Он и  опомниться  не успеет,
как она  все  к рукам приберет.  Наш Данила - он талантливый бизнесмен, а  в
быту,  как ребенок. Я  знаю его  как никто.  Ему мамку нужно, няньку, прежде
всего.  Ведь  он с  юности еще маму потерял.  Без  мамы рос.  Вот ему маму и
нужно.   Но   эта   ему   мамой  не   будет.   Так  эта  мамой,  готовой  на
самопожертвование, не будет. Не для того столицу бросила. И  зачем ему такая
понадобилась? Может, я права в своих подозрениях, что  Данила Иванович детей
производить на свет не может?  Может, поэтому ему и понадобилось сразу семью
приобрести с готовыми детьми?
     Мария Ивановна своей тирадой все больше показывала не только ревность к
жене НАЧАЛЬНИКА которая лишит ее привилегии самого приближенного к его жизни
человека,  но и страх потерять любимую работу  и неформальный  статус правой
руки президента. И по мере нарастания внутреннего возбуждения ее шея и  лицо
уже начали покрываться  красными пятнами. Глаза же метали стрелы ненависти к
неожиданной  избраннице  шефа,  служению  которого  она отдавала свои лучшие
чувства и силы.
     - Ну,  ладно,  - вдруг прервала себя  Мария  Ивановна, поняв,  что  уже
переступила всякую  грань дозволенного, - что это  я?  Идите,  идите  и  все
увидите, - она  оценивающе осмотрела  Лину с головы до ног и, словно впервые
ее увидев, сказала восторженно, - а вы, однако, хороши сегодня, как никогда.
И  то, что без макияжа, совсем юной выглядите. Вы ведь  вдова, одна  живете,
насколько я знаю. Вот и надо было взяться за нашего Данилу.
     Мария Ивановна и не подозревала, что каждое ее  слово ранит  Лине душу,
поэтому  все  больше  распалялась.  -  Она,  эта,  москвичка, между  прочим,
по-моему, не моложе вас, а выглядит и того старше, хоть и ухоженная, и одета
с иголочки. Да, одета  с иголочки, и наверняка уже с данилиных денег. Вот  с
москвичек   нужно   пример  брать.   А  мы   все  провинциалки  комплексуем,
скромничаем. Такого мужика упустили... Вот, пойдите и полюбуйтесь.
     - Да, интересно... Однако извините, Мария Ивановна,  мне нужно забежать
в туалет,-  сказала Лина,  чтобы  поскорее  уйти и  не выдать  ничем  своего
отчаянья.
     Зайдя в туалет, она закрылась в кабинке, и  ей стало ясно, что  все эти
два  месяца,  с  того  вечера  в  этом самом  ресторане,  она любила  Данилу
Ивановича, жила любовью к нему, думала о нем, следила  за собой как никогда,
чтобы  понравиться  ему  еще  больше  при  встрече.  Все   два   месяца  ее,
истосковавшееся по  мужской  ласке,  тело  жило ощущениями двух незабываемых
дней любви с ним.
     В банкетном зале ресторана столы были расставлены буквой "Т", и входная
дверь была  точно  напротив стола, за  которым рядом с яркой брюнеткой сидел
Данила Иванович. Играли те же музыканты, что и два месяца назад, когда Лина,
проводив иностранных гостей,  забежала сюда с Данилой  Ивановичем поужинать.
Заиграла та же песня, под которую он впервые пригласил ее на танец.
     Как она и предполагала, одно свободное место оказалось самым отдаленным
от "начальственного". Таким образом, она оказалась в конце стола с краю.
     Тут же  к ней  подошел веселый, дружелюбный  официант, чтобы  наполнить
напитком ее  бокал, проверить, есть  ли у  нее все  необходимые  приборы. Но
ничего ни пить, ни есть ей не хотелось. Она, слегка отвернувшись, так, чтобы
оказаться  спиной  к  столу  начальства, завела  непринужденный  разговор  с
сидевшей рядом сотрудницей планового отдела, муж которой, несмотря на начало
застолья, уже подавал все признаки  опьянения и  еле ворочал глазами. Прошло
около часа, прежде чем Лина, ни разу  не отреагировав на то, что  подливали,
уносили  и  приносили  официанты,  почувствовала   необходимость   в   смене
обстановки и решила  выйти в туалет.  Не повернув  головы в сторону главного
стола, она вышла из  банкетного зала и тут  же в холле столкнулась с Данилой
Ивановичем, чуть не упав в обморок от волнения.
     В новой дубленке, пушистой  лисьей шапке  он показался Лине огромным и,
как  никогда,  красивым. Лицо  его  выражало довольство жизнью.  В  руках он
держал женскую норковую шубу, соболью шапку и, судя по всему, поджидал жену,
вошедшую  в туалет.  Завидев  Лину,  президент,  сияя  дружелюбной  улыбкой,
направился к ней.
     - Галина  Петровна,  с наступающим! Я долго отсутствовал  на фирме, но,
естественно,  в  курсе  всех  дел  и знаю, что  вы  успешно  справляетесь  с
заданиями, связанными  с работой над "американским" контрактом. Я очень рад.
Ну, мы еще поговорим об этом.
     Лина слушала его  и чувствовала, что ее сердце разрывается от  ощущения
потери.
     - Но главное не это, Галина Петровна, главное, что хотел вам сказать, -
оживившись, почти  воскликнул Данила Иванович,  - главное, что я  хотел  вам
сказать,  это  то,   что   познакомился...  Нет,  вы  не   догадаетесь...  Я
познакомился с вашим сыном! А вы с ним общались по телефону последнее время?
Да? И он не сказал вам? Ну, это его дело, еще скажет.
     - С  моим  сыном?! - воскликнула Лина,  охваченная волнением  от  того,
какие  могут быть причины  и последствия этого знакомства. Настораживало то,
что Алеша ничего не сказал ей об этом.
     - Да, да,  именно с вашим  сыном Алешей. Он работает в той клинике, где
мне делали операцию.  Правда, оперировала меня  Оля,  моя жена,-  он  сделал
небольшую паузу, словно воспроизводя в памяти что-то ему одному ведомое,- но
ваш сын наблюдал за мной. Он такой у вас славный. И, говорят, врач  хороший,
набирает авторитет.  Знаете, мы с  ним  даже подружились и как-то случайно в
разговоре обнаружили, что он ваш сын. Замечательный парень.
     - Спасибо, Данила Иванович, на добром слове. Мой Алеша - это чудо.
     В  это время  к  ним подошла, новоиспеченная  жена  Данилы  Ивановича с
выражением  счастья  и  обожания  мужа  на  лице.  Внешне  она  была  полной
противоположностью  Лине. Жгучая брюнетка  с  огромными  черными  глазами  и
большими,  густо накрашенными  губами.  О  таких говорят: "сзади пионерка, а
спереди  пенсионерка".  Действительно ее  маленькая  фигурка  не  отличалась
красивыми  формами  -  совсем  плоская, почти без очертания талии,  но из-за
худобы смотрелась молодо, сексуально. Но даже  при толстом слое "штукатурки"
лицо и шея при малейшем движении выдавали признаки ее подлинного возраста. С
короткой стрижкой и в коротком, до колен, дорогом черном платье-сарафане она
чем-то напоминала Лайзу Минелли в фильме "Кабаре".
     - Спасибо,  милый, -  сказала  она, ласково  заглядывая в  глаза Данилы
Ивановича и не обращая внимания на стоявшую рядом с  ним  женщину. Она взяла
из его рук соболью шапку, ловко набросила ее на голову и тут  же  подставила
спину, чтоб муж помог ей надеть шубу.
     Лине  хотелось,  чтобы  она  сама,  либо  эта  ненавистная  ей  женщина
провалилась сквозь землю,- так неудобно и тяжело ей было здесь находиться.
     - Оленька,  -  оживленно сказал  Данила Иванович,  когда освободился от
шубы жены, - Оленька, позволь тебе представить:  эта очаровательная  женщина
не  только  ценный  сотрудник  нашей  фирмы, но  есть  никто иной, как  мама
замечательного врача вашей клиники Алексея.
     - Да что ты!  -  воскликнула  Оля,  обратив восторженный  взгляд  своих
лучистых <b>глаз  на Лину. - Это правд</b>а, что вы мама Алексея?! Ну, надо же, как
тесен мир! Кто бы мог подумать, что здесь я  встречу маму своего фаворита. А
он много говорил о вас, говорил о том, что у вас их четверо! Я предполагала,
что это должна быть немолодая, уставшая женщина. А  вы так юны! Данилушка, -
повернула она лицо к мужу, - у вас в Сибири все женщины такие? Ну да, они же
живут в  холодильнике.  Значит,  и меня  ждет  неплохая перспектива,  -  она
рассмеялась каким-то детским, казалось даже наивным смехом, -  очень рада  с
вами познакомиться,  - сказала  она,  с почтительной улыбкой протягивая руку
Лине.  -   ваш  Алеша  замечательный,  редкой  культуры   человек   и  очень
перспективный врач. Как хорошо, что  моя  жизнь в  Сибири начинается с такой
приятной встречи. Я как-нибудь приеду в Академгородок. Вы покажете мне  его?
Да?  Спасибо.  Действительно,  мир  тесен, -  продолжала  Оля,  демонстрируя
искреннюю  симпатию Лине,  - с  Новым  вас  годом!  Пусть  он  принесет  вам
исполнение всех ваших мечтаний и счастье вашим детям!
     Она подошла к Лине и поцеловала ее в щеку. Невольно взгляд Лины упал на
лицо Данилы Ивановича. По его лицу было  видно, что ничего он не забыл об их
коротком романе, что в линином  поведении с его женой он видит подтверждение
того,  что она  была достойна  его  подлинных чувств  и  его страсти  к ней,
которыми он был охвачен те двое суток.
     Лина в ответ поцеловала  его жену,- Оля, спасибо вам за хорошие слова о
моем сыне. Я рада помочь вам приспособиться к  сибирской жизни, если вам это
понадобится. Желаю вам счастья!
     Х Х Х
     Нонна  с  Асей  вышли  из  лифта  на верхнюю  палубу, где  располагался
огромный бассейн, наполненный морской водой. На специальном подиуме в центре
бассейна  стояли  в  ярких нарядах и сомбреро, музыканты, которые играли  на
гитарах и  пели "Бе Саме Мучо". Публика им хлопала, а кое-кто танцевал прямо
в  бассейне или  на  его  бортиках.  Всюду  слышались  смех, громкие  голоса
отдыхающих и шум воды от бассейна и океана.
     Боб и Майк, пришедшие сюда раньше, уже искупались и сидели в баре, ведя
свои мужские разговоры.
     - А тут-то  веселье,  -  воскликнула  Ася,  -  мамочка! Это  ты здорово
придумала,  - что бы ни было, чем бы  не  кончилось  все это,  но сам  круиз
просто великолепный.
     -  Асенька,  дочка,  ну  что  ты  говоришь, "чем  бы  не кончилось",  -
встрепенулась  Нонна, - я наблюдаю за Майком  и у меня нет сомнений, что  он
тебя действительно любит и рано или поздно предложит стать его женой.
     - Вот  именно,  что может  предложить слишком  поздно, когда  я  уже не
решусь рожать, - сказала Ася, глядя на океан.
     - Так, доченька! Отставим  все серьезные разговоры,  и не  будем раньше
времени портить себе настроение.  Мы  приехали на праздник. Через два дня мы
встретим новый 1999-й год. Погоди минутку.
     Нонна  рукой  поманила  темнокожего  официанта,  разгуливающего   между
шезлонгами с подносом, на котором стояли умопомрачительные по красоте бокалы
с напитками. Он тут же подскочил к ним и выдал по заказу Ноне "bloody Merry"
(кровавую Мери), а Асе "Маргариту"  -  первый что-то вроде острого томатного
сока  с  алкоголем, второй  - что-то вроде  лимонада с  мексиканской  водкой
"Текила". Женщины с этими  бокалами в руках казались  еще более красивыми  и
нарядными.
     -  Асенька! Предлагаю  тост. Я хочу  пожелать  себе  встретить грядущее
столетие бабушкой. Давай выпьем за это!
     Ася,  благодарная  матери  за этот круиз, старалась сделать  все, чтобы
поддержать ее праздничное настроение. Поэтому  она произнесла то,  во что не
верила:
     - Так  и будет,  мамочка.  Так  и будет. За тебя,  которая  будет самой
красивой и молодой бабушкой на свете.
     - Да, да, так и будет, доченька, - сказала Нонна весело.
     - Так, бокалы давно опустели. Очень жарко, пойдем окунемся, давно пора.
     Нонна,  взяв Асю за руку, потянула к лесенке бассейна. Игриво покачивая
бедрами в  такт музыке,  они спустились  в  бассейн  и,  как  русалки, стали
плавать   в  воде.  Пароход  слегка  покачивало,   и  движение  воды  океана
повторялось в  движениях воды в бассейне, что  придавало особое удовольствие
купающимся. Проплавав минут двадцать, они вышли.
     Нонна глянула на часы, и сказала:
     -  А время-то не стоит  на месте.  Пошли.  Сначала нужно отправиться  к
нашим  мужчинам  и  сказать, что мы сбегаем на  ланч сами, потому  что хотим
поесть только чуть-чуть и оставить в желудке место для ужина. Не забыла, что
сегодня  ужин с  капитаном?  Ты видела,  как нарядно  и красиво  одеваются к
обеду,  но  то, что  ты  увидишь сегодня вечером!.. Это  на  улицах, в толпе
кажется, что все американцы ходят только в шортах и шлепках.
     Нонна  каждой своей <b>репликой демонстрировала гордость за то, что, начав
путь  в Америке бедными эмигрантами, они достигли такого уровня благополучия
, который позволяет им приобщиться  к изысканной стороне жизни американского</b>
общества.
     Нонна  и  Ася повязали у талии свои юбки-накидки и направились  к бару,
где  находились  Боб с  Майком. Они были внутри бара у маленького столика  с
плетеными креслами.  Оба сидели, положив босые ноги на столик, держа в руках
высокие бокалы с пивом. Они только одобрительно кивнули женщинам, сообщившим
им, что идут сами, без них на ланч, и продолжили свою беседу.
     Лифт привез Нонну с Асей  прямо к  огромному помещению -  столовой, где
был  сервирован "буфет", - этим словом здесь было принято называть то, что в
России  называют "шведским столом". Столовая состояла из закрытой и открытой
частей.  Но поскольку  Нонна  с Асей были в легких накидках, наброшенных  на
купальники, они решили остаться в закрытой части.
     Заняв  столик у  окна с видом на  океан, они направились к центру зала,
где отдыхающие с большими керамическими тарелками степенно двигались друг за
другом вокруг овальной формы многоярусного сооружения,  напоминающего сказку
о  скатерти-самобранке, которая волшебным образом наполнила  это  сооружение
всевозможными  яствами.  Чуть в стороне  находилось похожее,  но значительно
меньшее и одноярусное устройство,  у которого стояло лишь несколько человек.
Там  были  экзотические  для  американцев  закуски,  в  числе  которых  была
натуральная  черная икра.  Наполнив тарелки,  они  направились было к своему
столу, когда Ася увидела в  открытой части столовой большую очередь, ведущую
к какой-то стойке.
     - Мам, пройдем туда,  там, наверное, что-то совсем экзотическое дают, -
воскликнула  Ася  и,  не  дожидаясь  реакции матери,  потащила ее за руку  к
загадочному  месту, привлекавшему  дымом  и рассеянным  запахом  копчености.
Только они встали в очередь, как Ася воскликнула удивленно:
     -  Мама,  смотри,  что  они  уносят  оттуда!  Они  уносят  обыкновенные
гамбургеры. С ума сойти. Икру они не едят, и при таком изобилии всевозможных
рыбных, мясных и всяких деликатесов стоят в  очереди за гамбургерами. Кто бы
сказал, ни за что бы не поверила!
     - Да, доченька, так и есть, гамбургеры! Они их любят. Понимаешь, они не
знали что такое дефицит. Поэтому у них нет цели "нахватать" того, что сейчас
"дают", как мы  привыкли.  И  если ты посмотришь, что  у  них в тарелках, то
увидишь, что в основном, они набирают то, что любят и что привыкли есть. Они
пройдут мимо  балыков,  дорогих  колбас и возьмут кусок  пиццы, пройдут мимо
дорогих минеральных вод и возьмут пепси.
     -  Да,  потрясающе,  -  сказала Ася,  покачивая  головой,  с выражением
недоумения на лице.
     - Так, дочка, пошли, - сказала Нонна игриво, - нам гамбургеры не нужны.
Счастливые мать с дочкой уселись против  друг  друга за свой столик. На фоне
голубизны океана, который только и  был виден  за окном, их красивые профили
были  отчетливы и представляли  собой прекрасную  романтическую картину  для
рекламы морского круиза.
     -  Как хорошо!  Может,  это нам  награда  за  то, что пережили в жизни:
одиночество,  предательства,  бедность?  Ты-то мама, это  точно заслужила. А
я... . У Аси навернулись на глаза слезы.
     -  Ася, Ася, оставь  это!  Ты настрадалась больше, чем я,  и хватит! Мы
приехали сюда на праздник. И не каждый день мы можем себе такое позволить...
     Без пяти  шесть они, нарядные и благоухающие дорогими духами,  вышли из
своих кают.  На Асе было  асимметричной длины  черное облегающее трикотажное
платье,   которое  завершалось  у  подола  воланом,  с  левой  стороны  едва
достигавшего колена, а  с правой,  ниспадающего  до  щиколотки.  Плечи  были
обнажены,  как  и  спина  до  талии, где  платье поддерживалось пересеченным
накрест  тонким  руликом.  В  руках  у  нее  была  вечерняя  белая  сумочка,
сочетающаяся  с белыми босоножками на высоком каблуке. Ася излучала радость,
покой и благополучие, что делало мать поистине счастливой.
     На Нонне было черное длинное строгое платье с эффектной белой отделкой.
Ее  туалет дополнял  комплект из черных  туфель и  сумки,  купленной в самом
дорогом  магазине. Боб  и  Майк  были  одеты  в  черные  костюмы  Токседо  с
бабочками. Когда они все  четверо, красивые, направились к месту приема, все
смотрели на них и, как принято у американцев, вслух выражали восторг.
     Они направлялись в холл, у порога которого стоял в парадной белой форме
капитан корабля. Им оказался, очевидно,  испаноязычный красавец средних лет.
Каждого   пассажира   он   персонально   приветствовал   пожатием   руки   и
соответствующим набором стандартных слов.
     Завидев  Асю,  он  невольно сменил специально  одетую для парада улыбку
неприкрытым восхищением.  Это не  осталось незамеченным Майком, и  он тут же
протянул капитану свою  руку, чтобы Ася поскорее отошла и уступила ему место
для "получения" своей порции приветствия.
     Затем  они  прошли  в  огромный,  роскошно  убранный  холл, уставленный
маленькими  столиками  с  креслами.  На   каждом  столике   горели  свечи  в
оригинальных   подсвечниках.   Стояли   бокалы   для  шампанского,   которые
наполнялись  снующими  официантами  -  персональное  угощение  капитана.  На
стойках   вдоль   стен   зала    были   разложены   на   красивых   подносах
микроскопического  размера  всевозможные  вкусные   "штучки",  называемых  в
Америке "апетайзерами".
     Весь  этот  "коктейль-ресепшн"  длился  полтора  часа,  после  которого
отдыхающие направились на ужин.
     Обед  закончился  примерно  в  десять  часов.   Ася   предложила   всем
переодеться и выйти на верхнюю палубу, с которой доносилась музыка.
     Нонна была счастлива видеть свою  дочь в таком приподнятом настроении и
тут  же  поддержала  ее.   Ася  надела,  купленную  на  стоянке  в  Мексике,
расширенную книзу в поперечных воланах яркую юбку и соответствующую блузку с
разноцветной вышивкой.  Им в  тон она надела цветные босоножки на  невысоком
каблучке.  Прилагаемым  к юбке поясом  в виде косички из  цветных ниток  она
обвязала  волосы  вокруг головы  и стала  похожа  на цыганку  необыкновенной
красоты. Нонна одела легкий бордового цвета хлопчатобумажный сарафан и в тон
ему сандалии. Мужчины вернулись к дневным шортам с сандалиям на босу ногу.
     На палубе,  на  небольшой эстрадной площадке  у бассейна та  же  группа
музыкантов  исполняла  зажигательные  мелодии,  стимулирующие  отдыхающих  к
танцам.  Когда  зазвучала  традиционная для  массовых  танцевальных  тусовок
мелодия танца "Макарена", Нонна обратила внимание на дочь, в  которой все: и
взгляд,  и  невольные  движения плеч  - выдавало  реакцию  на  зажигательную
музыку.  Матери  очень захотелось увидеть дочь в  этом жизнерадостном танце,
ведь она так еще молода, когда же танцевать, если не сейчас. Но Майк выражал
солидарность  с танцующими лишь веселой улыбкой,  не  проявляя  ни малейшего
желания к ним присоединиться.
     Танец  завершился  под общие  аплодисменты и  наблюдателей и  танцоров.
Танцплощадка опустела, и  Нонна взяла дочь под руку, этим давая  понять, что
лучше пойти в более спокойное место.
     В  это   время   совершенно   неожиданно  палуба  заполнилась  мелодией
"Цыганочки", очевидно заказанной кем-то из  русских пассажиров.  Подобранная
музыкантами на ходу мелодия не  воспроизводилась  ими в  точности, но обрела
новые   оттенки  и  вариации,  что  придавало  ей  какую-то  особую  щемящую
эмоциональность.
     На  "цыганочку" здесь,  на  этом  пароходе  американской  туристической
кампании  никто не торопился откликаться.  Музыкантам же просто  так  играть
стало неинтересно, и они стали закругляться.
     Но тут,  может,  неожиданно для самой себя, на  площадку вышла Ася. Она
сдернула с головы повязку, ее роскошные волосы упали на плечи,  и она начала
двигаться  так чувственно и грациозно, что  и музыканты, и публика оторопели
от ее красоты и соответствия ее  наряда, как  будто  она заранее знала,  что
будет  танец  специально для нее.  Поражали  не  только  ее  движения, но  и
выражение лица, сверкание глаз, бросающих вызов всему тому, что сковывает ее
внутреннюю свободу и возможность полностью раскрыть себя в любви.
     Нонна смотрела на  дочь, осознавая,  что совершенно  не знает  ее.  Она
никогда не задумывалась над тем, что в Асе, хоть и на одну восьмую, но течет
цыганская  кровь  от  бабушки,  нонниной  мамы,  красавицы  Азы,  наполовину
цыганки.
     Ничего о себе  не знает  моя дочь. Сколько в ней страсти, сколько жажды
жизни, яркой, сверкающей.  Она себя обманывает, говоря,  что ей  нужна тихая
жизнь. Она просто устала сейчас,- рассуждала Нонна,  любуясь дочерью и вновь
тревожась за ее будущее.
     Ася между тем  набирала темп, и вот  она села  на пол, заиграв плечами,
потом  встала,  подхватив  юбку,  играя  ею, все быстрее отбивая  каблучками
зажигательный ритм. Публика  смотрела как,  завороженная и, похоже, никто не
решался составить танцовщице компанию. Но  вдруг к ней присоединился молодой
мужчина, который  стал  исполнять  мужскую  партию  этой же  самой "русской"
цыганочки.  Музыканты  вдохновились  и  стали играть  еще темпераментнее,  а
восторженная публика в такт музыке начала хлопать.
     Внешний облик незваного партнера никак  не  гармонировал с танцовщицей.
Это  был  высокий,  подстриженный "под  ежик" блондин,  с большими  голубыми
глазами, с  мощной напряженной шеей,  накачанными  мускулами. Он был одет  в
белый костюм Токседо, что  выдавало в нем человека,  впервые  оказавшегося в
таком  "заграничном" круизе,  где  принято  к  каждому  мероприятию надевать
подобающую  одежду.  Его  костюм  никак  не  соответствовал  этой   палубной
"фиесте".  Казалось,  что  его  преисполненному  спортивной   энергией  телу
чрезвычайно тесно в этом "формал"- костюме, тем более в зажигательном танце,
который он исполнял мастерски.
     Ася  продолжала  танец,  не  обращая внимания  на  незнакомца,  который
постоянно  пытался  поймать  ее   взгляд.  Музыка  закончилась   под  бурные
аплодисменты и возгласы  "бьютифул Кармен, вондерфул,  горджеоус Кармен",  и
Ася, словно выйдя из забытья, остановилась в смущении.
     В  поведении  парня  все  выдавало желание  заговорить  с  Асей.  Но ее
отрешенный вид остановил его, и он скрылся в толпе, окружавшей танцплощадку.
Нонна видела, что дочь после  своего откровения в  этом танце, смущена и  не
знает что делать. Она стремительно подошла  к  ней, прижала, как  малютку, к
груди со словами:
     - Ну, до чего же ты прекрасно  танцевала, доченька. Я и не подозревала,
что ты так танцуешь. И какая ж ты у меня красавица, - она взяла ее за руку и
подвела к мужчинам. Боб и Майк ей дружелюбно хлопали, но было видно, что Ася
уже жалеет  об этом танце, как бывает с нами, когда мы осознаем, что сказали
что-то лишнее  или  неуместное. Она посмотрела на Майка, пытаясь угадать его
реакцию. Он похлопал ее по спине со словами:
     - Это было  прекрасно. Не знал, что ты  так  прекрасно танцуешь русские
танцы. А...  этот  русский  -  сильный  парень. Наверное, о  таких  в России
говорят "крутой",- сказал Майк, громко рассмеявшись, чтобы скрыть ревность.
     -  А  почему ты решил, что он русский? -  спросила Ася, уловив ревнивый
тон Майка.
     - Это  я сказала Майку,  что  он русский. Я его  видела несколько раз с
какими-то  людьми,  старше его:  двое  мужчин и  две  женщины, они  говорили
по-русски.  Да, а вы, надеюсь, не забыли,  что еще главное впереди, - словно
что-то вспомнив, воскликнула Нонна,  чтобы сменить  тему, так  как понимала,
что <b>Асин</b> танец изменил настроение Майка.
     -  Нет,  нет,  я  давно  очень  хотела  побывать  на  этом мероприятии.
Обязательно  пойдем,  -  сказала  Ася, тоже  обрадовавшись  тому,  что  тема
разговора сменилась.
     - Ты  не передумала, не устала? - спросил  Майк  Асю, таким тоном,  как
родители  обращаются  к  детям,  когда хотят  их отговорить от  ненужной  им
покупки в магазине игрушек.
     - Майк, если ты устал и хочешь спать, то конечно я не пойду.
     -  А знаете что, -  вдруг сказала воодушевленно Нонна, испугавшись, что
Ася пропустит мероприятие, которое так хотела увидеть, - вы идите оба спать,
а мы с  Асей сходим туда вдвоем. Ведь ты, Майк, подобное видел, наверное, не
раз. Бывал же в круизах. Боб и я тоже. Одна Асенька нет. И вообще - что вам,
мужикам,  до сладостей. Идите,  идите. Мы сами  справимся,  - Нонна  ласково
улыбнулась мужу, похлопывая его по спине.
     Нельзя сказать, что такой поворот событий вызвал  восторг у  Майка,  но
Боб так радостно  поддержал предложение  жены, что Майку уже было неловко не
последовать ему, тем более  что по  существу это мероприятие как таковое его
нисколько не привлекало.
     Мужчины ушли, а  Нонна с Асей  направились к тому месту, где в полночь,
то есть  через полчаса, должно  открыться "десертная фиеста". Это было в том
самом помещении, куда они ходили на завтрак. Дверь еще была заперта, и Нонна
с Асей встали в очередь сладкоежек,  которая уже вышла за пределы  коридора,
примыкающего к  столовой,  и  спускалась  вдоль  лестницы,  ведущей к нижним
палубам.
     Дверь открыли ровно в двенадцать,  и Ася замерла от того, что предстало
ее глазам:  сказочные  огромные скульптуры изо  льда и шоколада всех цветов,
многоярусные,  необъятных  размеров  вазы  с  тортами,  пирожными, печеньем,
шоколадными  изделиями,   муссами,  кремами,  всевозможных  видов  и  цветов
мороженного, фруктами целиком и кусочками. И все это перемежалось роскошными
композициями всевозможных  цветов,  которые вместе  с  пирожными  и  тортами
представляли огромные красочные клумбы. Тут же стояли  всевозможные сосуды с
холодными и горячими напитками. Все посетители этого гурманского мероприятия
с  вожделением   задвигались   по  кругу  вдоль   стоек,   наполняя  большие
керамические  тарелки,  нисколько  не  сомневаясь  в невозможности  все  это
уместить в своем желудке.
     Точно  так  же  и Нонна  с Асей, смеясь над <b>своей "жадностью",</b> вместе с
тем, накладывали в тарелки все, что  выглядело наиболее привлекательно.  Уже
трудно было найти  свободный столик  на двоих, поэтому они  расположились  у
одного из столиков на четверых и тут же стали разглядывать свою "добычу".
     - Да,  для похудания  мы сегодня  постарались, -  сказала Ася с веселой
иронией,  - я поняла,  что здесь, в круизе  питание входит в такой же разряд
развлечений, как все другие шоу.
     - Именно так, Асенька, -  Нонна, вдруг себя прервала, открыла сумочку и
воскликнула,- так точно, я так и подумала - я забыла в каюте свой ключ и мне
придется будить Боба поздно. Вот дура рассеянная. Знаешь что, ты посиди, а я
сбегаю  за  ключом,  и  буду  потом  чувствовать   себя  спокойно.  Так  что
наслаждайся сладостями, я быстро.
     - Мама, давай-ка лучше я сбегаю, - предложила Ася участливо.
     -  Да  нет,  спасибо.  Мне  все  равно  еще  в  туалет  нужно,  - Нонна
рассмеялась и, поцеловав дочку в затылок, быстро направилась к выходу.
     Только Нонна  отошла, к их  столу подошел и  сел на свободное место тот
самый блондин, который еще недавно танцевал с Асей. В руках его была тарелка
с кусочком торта. Сейчас он уже был одет по-спортивному и выглядел еще более
привлекательно.
     Ася  была  крайне  недовольна  таким  соседством,  но  ничего  не могла
сделать,  чтобы  избавиться  от  него, потому  что  здесь  все  садились  на
свободные места, а их уже к этому времени почти не было.
     Ася  уткнулась глазами в  тарелку  и  лениво  вилкой  ковыряла  сладкие
"сокровища".
     - Ну,  раз уж  <b>нас  круизная судьба  свела  за одним  столом,  согласно
этикету  мы  должны хоть о чем-то, но  все  же говорить.,- начал незнакомец</b>,
совершенно не реагируя на ее равнодушие,- А то нет ничего тягостней молчания
за  столом. Ведь стол - это не только место  для потребления  пищи, но еще и
место для  общения.  Так вот, чтобы  начать, хочу  спросить  - кто же посмел
оставить в такой час такую красивую женщину одну?
     - О, Боже! Вы, наверное, юрист. Это  про юристов в Одессе говорили, что
у  них несколько дней после смерти еще язык болтается по инерции, потому что
у них рот не закрывается никогда, - сказала Ася кокетливо.
     -  Я не юрист, но  гуманитарий. И то, что вы  сказали, можно отнести ко
всем гуманитариям,- он дружелюбно  улыбнулся, давая понять,  что и не  думал
обижаться. Это подкупило Асю, и она уже серьезно ответила:
     - Я не одна, а с мамой.
     - А вот я действительно один. То есть, не один, а с братом, с его женой
и  его друзьями, так что  - пятый  лишний. Старший брат с  женой  уговорили.
Конечно,  все здесь любопытно, но мне  лично  как-то  невесело.  Целый  день
истребляй пищу, каждый вечер эти шоу с красотками  в перьях. Как-то, знаете,
это не по мне.
     - А вы  откуда  ж сами, что вам все  так  здесь не нравится? - прервала
Ася, чтобы сменить тему.
     - Я из России, а вы?
     - Я из США.
     - А, ясно, эмигрантка.
     - А это плохо?
     - Ну, почему же, каждый имеет право жить, где ему нравится.
     - А вы прямо из России?
     - Именно так.
     - Ну, это здорово, что  россияне, да  еще такие молодые, как вы,  могут
себе позволить такой дорогой круиз.
     - А что тут удивляться. Видать, вы давно уехали. Сейчас Россия - другая
страна. И в ней немало людей, которые могут себе это позволить.
     - Так вы что,  тот самый "новый русский"?! А  почему пиджак белый, а не
красный? - Ася рассмеялась.
     - Нет, я не новый русский, я новейший русский.
     - Да-а? И такое бывает? А в чем отличие?
     А в  том, что новые русские богатели оттого, что хватали, а  новейшие -
потому что  заработали. Да,  именно  так.  Я все зарабатываю честным трудом,
горбом своим.
     Ася  шутливо  приподнялась, якобы  для  того,  чтоб  через  его  голову
разглядеть горб на спине.
     - Ну, горба, допустим, не видно.
     -  Это  неважно.  Важно  то,  что  в  свои  тридцать  пять  я абсолютно
независимый человек  и могу  себе позволить  все, что хочу. Ну,  в  пределах
разумного, естественно.
     А что, например?
     - А  то. Вот вы - цыганка, по  крайней мере, в  этом одеянье, вернее, в
этом  образе, который вы сегодня публично, так сказать, представили. Ну  что
за  цыганка без украшений? Вот пойдемте в  здешний ювелирный, я вам  накуплю
всего. Он работает круглосуточно и открыт. Пойдемте.
     - Да? А что! Заслабо?
     - Да заслабо! - он встал -ОН ВСТАЛ И ПРОТЯНУЛ РУКУ призывая последовать
за ним.
     -  Ну,  неужели  всерьез?  -  Ася расхохоталась,-  во-первых,  спасибо,
конечно!  Во-вторых, у меня есть все, что нужно для этого круиза. Но давайте
о серьезном.  Вы мне ответьте, если не  секрет: чем  вы занимаетесь, на  чем
заработали свои капиталы?
     -  Я,  например, имею сеть промтоварных  магазинчиков. Дело  поставлено
хорошо. Правда, вкалывать  приходится, еще как., но так это ж для себя. Есть
стимул. Приедете в гости, я вас на БМВ, или на Мерседесе покатаю.
     - Да?- засмеялась Ася, - может быть, подумаю.
     - А вы не думайте. Выходите за меня  замуж, и поедем вместе. Там сейчас
интересно жить.
     Ася чуть не подавилась пирожным.  То, что произнес незнакомец, было так
дерзко, что нужно было его либо грубо прогнать, либо все превратить в шутку.
Она выбрала  второй  вариант,  так  как  этот  парень  у нее пробудил  чисто
спортивный интерес.
     -  А почему вы такое говорите? Разве  вы не  видите,  что я не одна?  -
сказала  она игриво, чтобы  он понял, что она  и не подумала отнестись к его
словам серьезно.
     - Но вы же не с мужем?
     - Почему вы так решили?
     -Не  решил, а знаю! Этот холеный мужчина  вам не  муж. И мужем вашим не
будет!
     - Это любопытно, а почему?
     - А потому.  Знаете,-  парень начал говорить медленно,  словно стараясь
подбирать наиболее точные слова, - ну, во-первых, давайте познакомимся. Меня
зовут Андрей, а вас - Ася!
     - А как вы узнали мое имя? - удивилась Ася.
     - Я случайно услышал.
     - Значит, Андрей! Ну, слушаю, ясновидящий вы наш.
     - Нет, я  не  ясновидящий. -  Андрей  рассмеялся. Я -  ясно понимающий,
потому как  это  моя профессия - понимать души людей.  Дело  в том,  что  по
профессии я  психолог,  вернее психоаналитик,  причем,  имейте  в  виду, - с
университетским   образованием.  И,   кстати,  сейчас  моя  профессия  очень
востребована в России.
     - Да? И кем в первую очередь: новыми русскими, новейшими или старыми?
     Вообще-то,  Ася,  об  это  нельзя  говорить  в шутливой  манере.  Но  я
пониманию, что сама обстановка не располагает к серьезным разговорам. Прежде
чем  ответить на ваш вопрос, я просто расскажу,  чем я занимаюсь, чтоб у вас
было  доверие к моим словам.  Почему  в  России  востребована моя  профессия
сейчас.  Ну,  если коротко, то не нужно быть  специалистом-аналитиком, чтобы
понять - переходный период, который переживает страна со времен перестройки,
изменения в социально-экономическом положении людей, не могут не  отразиться
на  их  психологическом состоянии, Я имею  в виду  и психологию. населения в
целом, отдельных социальных групп, так и на индивидуальном уровне. Например,
на начальном этапе перестройки,  когда еще ничего не изменилось в содержании
образа  жизни  людей, но  изменялось позитивно настроение  людей в  связи  с
надеждами, которая  внушала  перестройка,  уровень  самоубийств  резко упал.
Начиная  с 1988  года, когда начались разочарования,  первые пробы  частного
бизнеса,  который,  понятно, не всегда  кружит  голову от успеха, показатель
уровня  самоубийств  вновь  начал расти,  и  в  1994  количество самоубийств
возросло  чуть   ли  не  вдвое.  А  главной  причиной  самоубийств  являются
депрессии.   И   еще  интересно:   было  принято   считать,  что  депрессии,
самоубийства - это "привилегия" богатых слоев общества. Однако международная
статистика  это  опровергает. Среди самоубийц  удовлетворенных  материальным
положением  - 44%, а неудовлетворенных  -  56%. Уровень жизни  и  количество
самоубийств не связаны между собой. Не буду утомлять Вас статистикой, но она
есть и очень показательная.
     - И вы  все это держите  в голове, всю  эту статистику?- спросила Ася с
искренним удивлением.
     -  Ну, во-первых, я не  всю статистику держу в голове.  Просто  я много
читаю литературы,  изучаю данные исследований, чтобы на  их  основе  строить
свою стратегию помощи людям.
     - И чем  же вы, как психолог, помогаете  им?- спросила Ася,  сдерживая,
прорывающуюся иронию.
     У  меня небольшая  школа, - отвечал Андрей, деля вид, что  воспринимает
асин ?вопрос  так, как  что-то, интересующее  ее  всерьез,  -  у меня  школа
психологической   помощи.   Я   работаю  с  постоянной  группой   в  течение
определенного  времени  до  тех  пор,  пока  не  увижу,  что  они  полностью
выздоровели, готовы с достоинством преодолевать трудности, веря, что никакие
невзгоды  не  стоят  того, чтобы за  них платить жизнью. Я их всех заставляю
знать  наизусть и каждый  день, как молитву,  повторять слова  американского
философа Джорджа Сантаяна: "Жизнь стоит прожить, и это утверждение  является
одним из самых необходимых, поскольку если бы  мы  так не  считали,  то этот
вывод был бы невозможен, исходя из жизни как таковой",  - он посмотрел Асе в
глаза и, увидев уже ее явное невнимание  к  разговору,  перешел  к главному,
ради чего  она удостаивала  его вниманием, - скажу то, что  обещал - о вашем
спутнике.  Сразу  видно,  что  вы ему  не жена, потому что  на  жену, даже в
которую влюблен, так не смотрят.
     - А как он на меня смотрит? - загорелась любопытством Ася.
     - Понимаете, муж на жену смотрит, как на свою собственность, даже  если
его чувство не притупилось привычкой. А на "подругу", так скажем, даже, если
долго с ней  совместно проживает, он не может смотреть как на собственность,
потому   что   она  ничем   формально   не  "пристегнута",   значит,   может
"отстегнуться",  выскочить  из  кармана.  В  любое   время.  А  это  требует
самоконтроля,  который  всегда  заметен.   Вы  вашему   бойфренду  бесспорно
нравитесь. Вы не можете  не нравиться! Он влюблен в вас. Но он не женится на
вас, потому  что вы будете для него  источником беспокойства. Вы моложе его,
вы красавица. Очевидно,  он уже был женат, и жил рутинной семейной жизнью. С
одной стороны, она ему надоела, а с другой - он именно к такой жизни привык.
Он,  интересный  мужчина,  видимо,  состоятельный,  и  может себе  позволить
зажить,  заново,  интересно,  но за это он не будет  платить своим  душевным
комфортом и  спокойствием. С вами  у него такого покоя  и свободы  не будет.
Даже если вы не будете ему подавать повода для ревности, даже если он на сто
процентов будет уверен в вашей любви к  нему и вашей порядочности, Вы будете
доставлять  ему дискомфорт тем,  что  на вас обращают  внимание.  Знаете,  я
сейчас  не говорю о ревнивых, неуверенных в себе мужчинах  и их женщинах.  Я
говорю о  тех, кто  уверен в себе  и  своей спутнице.  Так вот, среди них  я
выделяю две основные категории. К  первой отношу  мужчин, которые  гордятся,
когда на их жену, подругу обращают  внимание другие - мол, завидуйте! За это
они еще  более становятся внимательными к своим спутницам, относятся к ним с
уважением.  Ко второй категории  отношу тех, которые каждый  взгляд на  свою
жену воспринимают, как  оскорбление себя, мол,  "как это  так, с ней рядом Я
(!),  а  кто-то  смеет на нее смотреть"! Ваш  друг  - из второй категории. Я
видел  его взгляд, когда я  танцевал с  вами, я  видел  реакцию на его лице,
когда вам посылал восторженные взгляды капитан. Вашему другу это было, мягко
говоря, неприятно, и он с трудом сдерживал внутреннее раздражение.
     Ася  слушала,  все  более  убеждаясь, что  этот  прозорливый незнакомец
говорит то,  что она и сама чувствует. От этого у нее невольно стало  падать
настроение, что  породило  внутреннее раздражение  в  адрес  Андрея.  И  это
состояние вылилось в соответствующий тон.
     -  Послушайте, Андрей,  - сказала она, сменив дружелюбную веселость  на
ироничность,- может,  вам  принести карты  и  вы гадалкой поработаете, прямо
здесь. Я дам объявление по радио - и сразу очередь выстроится, уверяю вас! -
Ася рассмеялась.
     Андрей  понял,  что  под внешней  бравадой  <b>Ася скрывает  свое волнение
,вызванное его словами, и,  чтобы увести разговор, весело  сказал,</b> словно не
слыша ее слов.
     -  А знаете,  Ася,  о чем я еще  мечтаю. Я  мечтаю написать пьесу. Одну
единственную,  как  Грибоедов.  И,  может,  ею   и  прославлюсь,  -  он  так
расхохотался, что даже опрокинулся на спинку стула, - да, да. И знаете,  как
эта  пьеса будет называться? Она будет называться "Горе от  красоты". У меня
была одна пациентка.  Женщина  необыкновенной  красоты. И  у нее все горести
были от ее красоты.  Знаете,  бывают  семьи,  где  все некрасивые внешне - и
родители и дети. Так бывает. Я говорю о такой именно семье. И вот, парень из
такой семьи  влюбился и долго  добивался очень красивой девушки. Много-много
лет. Он был хорошим,  образованным, веселым, и она решила, что именно с  ним
она  будет чувствовать себя безопасно  в жизни. Знаете, как  в  песне,  - он
рассмеялся, - "Зачем вы, девочки, красивых любите?" Она переехала жить в его
дом. И тут  начались все ее несчастья. И он, и его семья сразу  же поставили
бедную красавицу в положение всегда в чем-то виновной, в чем-то грешной. Они
все время ее упрекали  за то плохое, чего  они от нее непременно ожидали. За
то, что она уже совершила, по  их подозрениям, считая, что ей все  дозволено
из-за ее красоты. Жизнь молодой  женщины  превратилась  в ад.  Она постоянно
должна была  оправдываться не только в том, что не совершила, но даже в том,
чего ей в голову не могло прийти. Ее довели до того, что она решила наложить
на  себя руки. Так она и попала ко мне, - Андрей, поймав взгляд Аси, спросил
игриво - вы приедете на премьеру моей пьесы?
     Ася  только улыбнулась, дав понять, что устала от его рассказов. К тому
же пришла в голову мысль, что раз мама задерживается, то, вероятно, пытается
вытащить все же Майка с  Бобом.  Сказать Андрею,  чтобы он пересел за другой
столик, неудобно. Но еще хуже, если Майк застанет ее за столом с мужчиной, к
которому  явно  приревновал.  Ася   резко  встала,  чтобы   не  дать  Андрею
опомниться, сказав:
     -  Извините, Андрей,  похоже, меня чуть укачало. Ведь сегодня  все-таки
море  довольно  бурное,  да  еще  эти   сладости.  Я  как-то  неважно   себя
почувствовала. Я выйду на палубу.
     - Может, мне  с  вами?!  - испуганно и даже  раболепно спросил  Андрей,
также вскочив со своего стула.
     - Нет, нет, ни в коем случае, пожалуйста. Я вас очень прошу.
     На палубе никого не было.  Ветер трепал волосы и юбку.  Нервная морская
пучина  внушала  страх.  Хотелось  вернуться  назад,  но  нельзя  было  себе
позволить  снова  сесть  за тот же стол, где Андрей наверняка ее ждет. Вдруг
она почувствовала чье-то легкое прикосновение к ее плечу. "Майк" - мелькнула
догадка,  внушившая радость. Но, повернувшись, она увидела Андрея.  Весь его
подобострастный, смущенный, как у школьника, вид  вызвал у нее раздражение и
даже   злость.  Она   не  нашла  слов   и  взглядом  выразила  недоумение  и
недовольство.
     Андрей,  у  которого  от   влюбленности  либо  атрофировалась  интуиция
психолога, либо верх взяла одержимость завоевать Асю, ухватил ее за плечи:
     -  Ася,  Ася, я за  вами слежу с первых часов, как  нас объединил  этот
пароход. Это  и есть любовь с первого взгляда, - я все для вас сделаю, я все
могу, Ася!
     Ася вся дрожала от неприязни к Андрею  и  страха  что  вот-вот появится
мама, еже хуже - Майк. Злость и даже  ненависть к Андрею возбудили ее нервы.
И,  вырываясь из  его  объятий, она лихорадочно  соображала,  что  бы  такое
сказать очень коротко и быстро, чтобы как можно скорее избавиться от него.
     - Мальчик, - выплеснула она, глядя на  него в упор, искрящимися злостью
глазами, - мальчик, ты что ли в Америку захотел?!
     Андрей резко отстранился и пронзительным взглядом  отчаянного, похожего
на испуг удивления,  глянул  на  Асю и, как  от чего-то  страшного,  гадкого
помчался вдоль палубы к лестнице, ведущей на нижний этаж.
     Х Х Х
     <b>ИНГА</b>  встала  с  постели раньше,  чем  обычно.  Саша,  как предупреждал
накануне, поехал на  несколько  часов  в  университет для каких-то дел.  Она
вышла в сад, чтобы освежиться перед подготовкой новогоднего праздника.
     Она прислонилась к стенке фасада дома, подняла к небу голову и  закрыла
глаза. В этом теплом штате снега почти никогда  не бывало. Но она так хотела
себя погрузить в предновогоднее настроение, что ностальгические воспоминания
о Новом годе  в России, в  Сибири словно перенесли ее  туда, и она физически
начала  ощущать  запах снега  и ей даже  показалось,  что  она почувствовала
свежесть  на  лице  от растаявших снежинок. Память унесла к бедному  раннему
детству,  полуподвальной  убогой  квартире,  в  которой  родители умудрялись
устраивать  праздник  елки.  Накануне  мама целый день,  так,  чтоб дети  не
видели, строчила  на старом "Зингере" из  бумаги  кульки и  пекла коржики  с
маком . Бабушка, которая жила в этом же дворе с  семьей маминой сестры, тоже
что-то делала целый день, всячески скрывая это от внуков.
     Утром  31-го,  когда они с  сестрой просыпались,  их глазу  открывалась
огромная,  еле  помещающаяся  в  их  единственной   десятиметровой  комнате,
нарядная  елка, которую, якобы, принес  Дед  Мороз  -  из заснеженных  далей
сквозь  бесснежную одесскую слякоть в их дом. А  вечером, за несколько минут
до  полуночи, когда  уже  вся семья  сидела за  столом, папа  вдруг  начинал
жаловаться  на  зубную боль  и  уходил, якобы, к  зубному врачу.  Только  он
уходил, раздавался стук  в  дверь и появлялся  в красном халате, отороченным
ватой-снегом, в красном колпаке, с бородой и усами,  в валенках, с мешком на
плечах Дед-Мороз.  Хоть  его голос  и был похож на папин, хоть  валенки были
похожи на те, что лежали  в сарае у бабушки, хоть кульки-подарки и коржики в
них были похожи  на  те, что мама готовила  накануне, но все равно  это  был
настоящий Дед Мороз - веселый, добрый, с подарками.
     Это первый Новогодний праздник в Америке, который она будет праздновать
у себя дома, так как обычно они в эти  зимние праздники куда-то уезжали. Но,
несмотря на это, они всегда устанавливали  нарядную елку, чтобы она радовала
после возвращения из новогодних путешествий.
     Но в этом году елка уже должна была играть  свою подлинную роль -  роль
главного затейника предстоящего праздника с гостями.
     В  Америке  Новый год  не  наделяется  тем таинством  волшебства, как в
России. Здесь основной "елочный" праздник - это Рождество. И елка называется
не новогодней,  не "New year's tree", а рождественской  - "Christmas  tree".
Именно  поэтому елку ставят в тех  домах,  где  придерживаются  христианских
традиций.   Однако,  многие  соотечественники,  независимо   от  религиозной
принадлежности, не  могут и  не  хотят  отказываться  от  самого  любимого в
прошлой  жизни праздника и все  же елку устанавливают  иногда .  сразу после
праздника  Рождества,  который   празднуют  за  неделю   до   Нового   года.
Рассматривая  свою елку, Инга  вспомнила недавно  прочитанный в американском
русскоязычном  издании  очень  смешной  сюжет в  рассказе Александра  Гениса
"Атеисты",  где описывается как  двое братьев-евреев, эмигрантов из  бывшего
СССР решили отмечать Новый год с новогодней елкой.  Они жили в Бруклине, где
даже  соседи-евреи  елку считали  "неуместностью  христианской флоры" в этом
районе.  Тогда  братья  решили,  дождавшись сумерек, отправиться за  елкой в
другой район и, приобретя ее, завернули ее в пальто одного из братьев, из-за
чего  со  стороны издали  напоминали  убийц,  а  вблизи - сумасшедших. Назло
соседям один из  братьев по субботам жарил картошку на свином сале, злорадно
открывая окно, выходящее на ближайшую синагогу.
     Сейчас, вспоминая  этот рассказ, Инга  начала громко  смеяться, так же,
как и при первом чтении и даже постеснялась саму себя. Кто бы глянул в окно,
решил, что здесь живет сумасшедшая,  -  подумала  она и  весело принялась за
работу.
     Так получилось, что из приглашенных профессоров кафедры - американцев -
не все обещали прийти, потому что ко многим приехали родственники. Некоторые
уезжали сами,  что распространено  в Америке, на самую удобную  для  отпуска
неделю между Рожеством и  Новым годом. Поэтому по совету жены Саша пригласил
русскоязычных   сотрудников  других   кафедр  университета,  с  которыми  им
периодически    приходилось   где-то    пересекаться    на   университетских
мероприятиях. Таким образом, набиралось человек шестнадцать - восемь пар, из
которых  половина русскоговорящих.  Инга  решила устроить  именно  "русский"
Новый  год,  чтоб  показать американцам праздник в  подлиннике,  да и  самим
русскоязычным вспомнить добрые новогодние традиции.
     Она  накануне  целый  день  трудилась,  готовя  традиционные  "русские"
закуски и, конечно, соответствующие развлечения. Прежде всего, фильм "Ирония
судьбы  или с  легким паром". Инга  решила,  что все в этом фильме настолько
наглядно, что даже, если бы  он был немым, в  нем  все можно было бы понять.
Поэтому,  по ее  представлениям,  американцам  этот  фильм  будет  не  менее
интересен. Кроме того, она  подготовила кассету с шоу клоуна Полунина,  чтоб
заполнить развлечениями всю новогоднюю ночь.
     К  одиннадцати часам  вечера они с  мужем  уже  поглядывали  на часы  в
ожидании прихода гостей. На Инге был специально купленный к  этому празднику
серебристо-серый  костюм,  состоящий  из  длинной  прямой юбки  и  свободной
кофточки-разлетайки,  который  ей был к лицу и придавал  фигуре  стройность,
скрадывая  излишества веса. Она  <b>вновь п</b>ерекрасила волосы в свой натуральный
черный цвет. Первозданный цвет волос придал ее лицу прежнюю белизну, выделяя
красоту  ее  сине-зеленых  глаз.  Она  чувствовала  себя  красивой,  легкой,
помолодевшей, и в приподнятом настроении расхаживала по гостиным, столовой -
всем комнатам, где запланированы новогодние мероприятия  на  протяжении всей
ночи.
     К назначенному времени явились одновременно три русскоязычные пары. Они
излучали истинно российский,  новогодний  эмоциональный  подъем  и  казалось
даже, что у них щеки были разрумянены новогодним морозом. Красочно обернутые
свертки  они  сложили  под  елкой,  рассматривая  ее,   расхваливая  красоту
украшений и вкус хозяйки.
     - У нас сегодня типично "русский" Новый год!- сказал весело Саша, - это
Инга постаралась и обещала нам много всяких сюрпризов.
     - Неужели и салат "оливье", и фильм "С легким паром"?- спросил, потирая
руки, профессор Василевский.
     - Именно так,  - засмеялась Инга, немного обескураженная прозорливостью
гостя,  в одночасье лишившего таинства приготовленных ею  сюрпризов. Но,  не
подав вида, она весело продолжила:
     - Сегодня никаких апперитивов.) Вот придут остальные гости - и сразу за
стол, будем провожать старый год.
     В это время раздался звонок, и Инга, сияя радостью, подошла к двери, за
которой   были  слышны  веселые   голоса.  Она   открыла   дверь,  произнеся
восторженно:  "Welcome!"  -   и,  когда  среди  гостей  увидела  Болтунских,
приложила немало усилий, чтобы сохранить восторженную улыбку.
     Хозяева  проводили  гостей в столовую. Гости рассматривали, нахваливали
убранство  стола,  закусок,  шутили  кто  на  русском,  кто  на  английском,
хохотали, настроенные на беззаботное веселье.
     Саша,  стоя стал  разливать всем напитки, поясняя  американцам,  что по
российской традиции, нужно проводить старый год и выпить за все хорошее, что
в нем было. Гости вставали и наперебой делились воспоминаниями о серьезных и
смешных сюжетах уходящего года и произносили тосты.
     Саша после очередного тоста  встал, по-российски  постукивая по бутылке
ножом, сказал по-русски и сам перевел свои слова на английский:
     - Друзья, пожалуйста, прошу не  напиваться! - эти слова вызвали громкий
хохот у американцев, поскольку применение  к ним слова "напиваться" уже само
по себе есть  парадокс и звучит смешно,-  моя жена Инга приготовила обширную
развлекательную  программу на всю  ночь. Так  что берегите силы. А поскольку
вечер  только начался, я предлагаю все  же выпить по-русски водочку. И я вас
научу,  как  это  надо  делать.  Он  разлил  "Столичную"  всем  в  небольшие
хрустальные  рюмки,  каждому  в  тарелочку  положил  кусок соленого огурца и
черного  хлеба. Затем,  опрокинув в  рот  рюмку  и,  перевернув вверх  дном,
продемонстрировав, что  полностью  опустошил  ее,  занюхал  черным хлебом  и
закусил  огурцом. Американцы весело подхватили  инициативу  хозяина и начали
хвастаться друг перед другом тем, насколько точно  у них все получилось. Это
усилило накал  веселья до такой  степени,  что уже витала  угроза пропустить
наступление Нового года.
     Чтобы   избежать   этого,   Инга   заранее   на   буфете   в   столовой
предусмотрительно установила  переносной телевизор, который был включен  без
звука и демонстрировал картинки празднования Нового года на  планете. Сейчас
она непрерывно поглядывала на экран, чтобы не пропустить момент демонстрации
наступления Нового года.
     Шампанское уже  было разлито,  и за несколько секунд до  двенадцати она
включила максимальную громкость телевизора, который показывал сюжет с улицы,
где ликующая  толпа открывала шампанское под грохот  фейерверков.  Все гости
дружно встали, чокнулись бокалами, целуя и поздравляя друг друга.
     Время перевалило за час  ночи,  гости доедали горячее,  и Инга  сказала
по-русски и затем перевела свои слова на английский:
     -  Я  подготовила  обширную  развлекательную  программу,  в  том  числе
традиционный русский новогодний фильм. Фильм очень веселый, - обратилась она
к американцам,- вам,  уверена,  он  понравится.  Его легко понять, но мы все
вместе  будем  помогать  переводить  на  английский.   Еще  есть  кассета  с
замечательным шоу, которое смотрят с  восторгом во всем мире. Оно понятно на
всех языках,- Инга себя прервала и рассмеялась,- так  для чего я все это так
долго  говорю?  А для  того,  чтобы предупредить,  нам предстоит  еще  долго
сидеть.  Потому  я  подготовила  танцевальные  мелодии,  и  давайте  сначала
потанцуем.  Во-первых,  чтоб  сжечь  калории,  (все дружелюбно  и  солидарно
рассмеялись и захлопали  в знак одобрения). Во-вторых... ну что во-вторых, и
так ясно, танцы - это веселье. О'кей?
     -О'кей,  О'кей,  гуд   айдеа!  Замечательно,   здорово!  -  воскликнули
американцы и русские, выходя из-за стола и направляясь в гостиную к елке.
     Главная  елка стояла  в  углу.  И Инга  принесла  маленькую,  не  менее
нарядную, но искусственную маленькую, поставила ее на принесенный из спальни
белый  кожаный  пуфик, установив  все посредине  комнаты, и  предложила всем
вместе,  взявшись за руки хороводом, спеть  "В  лесу  родилась елочка".  Она
пересказала сюжет песенки, американцы, подхватывая  на  ходу  непонятные  им
звуки,  вторили  русским,  и радостный  веселый  хоровод  получился  неплохо
слаженным.  После  этого спели их  традиционные песни, типа "Джингл  Бел"  и
другие.
     Инга включила музыкальный центр, и зазвучали танцевальные мелодии.
     -Ты, молодец!  Замечательно все придумала,- сказал Саша, пригласив жену
на  танец,- смотри,  а американцы-то  как кайфуют. Видно, что они  просто  в
восторге от праздника.
     -Да, - сказала Инга, не скрывая удовлетворения своей  затеей, - знаешь,
правы те, кто утверждает,  что  люди все одинаковы.  Вот смотри,  ну  чем мы
отличаемся от них сегодня? А ничем. Нам и им хорошо от одного и того же.
     - Ну, ты  со своим философствованием никак  не  расстанешься,  - сказал
шутливо Саша, - хотя, я с тобой согласен. А праздник идет лучше, чем ожидал.
Ну  вот,  видишь,  и  Болтунский не помеха Я же видел, как ты  расстроилась,
увидев его.(МОЖЕТ ЛУЧШЕ ТАК:НЕЛЬЗЯ ЖЕ БЫЛО НЕ ЗАМЕТИТЬ, ЧТО ТЫ РАССТРОИЛАСЬ,
КОГДА ТЫ УВИДЕЛА В ДВЕРЯХ)
     - А что с ним, уж очень он необычен сегодня?- спросила Инга.
     - Да у него дела не очень хороши. Его босс, профессор, предупредил, что
на следующий год может не  быть на кафедре  денег  для  его зарплаты. И если
Толя вынужден будет  уйти,  он окажется  в  ужасном положении.  Жена  его не
работает и  не  собирается.  Ему  осталось еще  два  года,  чтобы заработать
необходимые кредиты для получения хоть минимальной пенсии "social security",
он еще не  достиг возраста, когда ему будет полагаться медицинская страховка
по  старости "medicare". Словом,  его положение может оказаться  ужасным. За
эти годы  он получал так  мало, что ни  о каких сбережениях не может  быть и
речи. Он крайне расстроен. Лихорадочно  рассылает резюме  в университеты, но
ниоткуда  ему  даже  намека  на   приглашение  не  приходит.  Так  что  сама
понимаешь...
     Ингу тронуло  сочувствие САШИ)  к своему неудачливому соотечественнику.
Она приблизилась к мужу вплотную, чтобы поцеловать его. Но, что-то, какие-то
интуитивные  сигналы  остановили ее порыв  как неуместный. Поэтому до  конца
танца она держалась от мужа на расстоянии целомудренной девицы, стесняющейся
любых, даже случайных прикосновений.
     - Ну как, десерты будем потреблять здесь, на этом этаже в столовой, или
этажом ниже,  в  кинотеатре вместе с  кино  или шоу?  - спросила Инга, когда
время, отведенное ею для танцев, истекало.
     - Может, начнем с шоу? <b>"Иронию судьбы..."</b> мы все видели. А вот Полунина
я лично не видел, - сказал профессор Василевский.
     -  Пожалуй,  вы  правы, - сказала Инга,  дружелюбно похлопав  гостя  по
плечу, - тогда вы  пока еще танцуйте, а я  спущусь, настрою видик и сервирую
там сладкий стол.
     -  Саша,  -  обратилась она  к мужу,  -  пойдем, поможешь мне  там  все
подготовить. И, главное, - отнеси вниз самовар и кофеварку.
     - А  давай  я тебе помогу,  а Саша пусть  гостей пока занимает, - вдруг
подскочил угодливо Болтунский.
     -  Да, да,  правильно,  спасибо,  Толя, -  подхватил  Саша,  и пошел  с
Болтунским в кухню, чтобы дать ему самовар.
     Инга  спустилась  в  нижнюю  гостиную,  которая  была  оборудована  под
домашний  кинотеатр.  Это  была большая,  уютная  комната  с камином,  кроме
потолка, вся отделанная  деревом. В дневное  время комната освещалась  через
стеклянную  дверь,  ведущую во дворик.  Но этого света было недостаточно для
живых цветов. Потому по углам, кроме одного, где стоял телевизор, из больших
красивых  китайских  ваз торчали  искусственные  деревья, которые невозможно
было отличить от натуральных. Сейчас на их  кроны  были наброшены  зеленного
цвета электрические гирлянды, обретавшие при их включении причудливые формы.
Инга зажгла поленья в камине, достала из холодильника десерты, разложила  на
красивые фарфоровые блюда сервиза, которым был сервирован чайный стол.
     Она еще пребывала  во власти неугомонного  веселья во время  застолья и
танцев  и,  сама себе улыбаясь, с  наслаждением  сервировала стол. Когда эта
работа была  закончена, всюду выключила  свет, и комната, освещенная  только
электрическими  гирляндами и  камином, приобрела  сказочные  очертания. Инга
подошла  к  лестнице, чтобы  подняться  наверх и  оказалась  лицом к лицу  с
Болтунским, который спускался вниз с самоваром в руках.
     - Инга, скажи, куда это поставить? - спросил он.
     - А вон туда, прямо на стол. И сразу включи.
     - Ясно! А праздник удался на славу.  Ты молодец, Инга! Говорят талант -
он талант во всем.
     -  Ну ладно, ладно, Анатолий, смотри не перехвали,  -  Инга, неожиданно
для себя проникшись  жалостью к  этому человеку, излучающему неустроенность,
неудовлетворенность  жизнью  и  подавленность, спросила с оттенком теплоты в
голосе,  - что-то ты сегодня не такой, как всегда,  Толя. Но помни: чтобы ни
было - жизнь прекрасна. И все будет О'кей!
     -Да,  да,  Инга.  Конечно,  -  говорил  угодливо  Анатолий,-  но  сытый
голодному не верит. Твоему мужу  повезло. Он не знает, что  такое  сидеть на
грантах, волнуясь о  затрашнем дне.. Не знаю, может, мне вернуться в Россию.
Устал я. Вот приедут эти русские, я с ними поговорю, все узнаю.
     - А какие русские? - Спросила Инга, чувствуя, что ее начало трясти.
     - А ты что,  не знаешь? Тебе  Саша не сказал?  В середине января  снова
приезжает та же команда. Парни всего  на несколько дней. А Светлана на целый
год, а может, и больше.
     Инга  уже  не слышала,  что говорит Болтунский. Даже не  извинившись из
вежливости,  она стремительно помчалась  по лестнице вверх и, уже не обращая
внимания ни на кого, проскочила в спальню, чтобы ни кого не видеть.

        <i>ГЛАВА</i> 3

     - <i>Что ты лежишь, отвернувшись  от меня?  Пожалуйста, умоляю. У меня уже
нет сил  от  рыданий. Пожалуйста,  сжалься надо  мной!  Неужели тебе не жаль
меня?</i>
     <i>- Оставь меня в покое, ты мне не нужна.</i>
     <i>- Но ведь мы не сможем друг без друга, столько всего пришлось  пережить
вместе, через столько всего пройти...</i>
     <i>-  Да,  мы  через  многое  прошли  вместе,  многое преодолели,  многого
достигли. Но чего это  стоило?  Ведь  наша с  тобой  жизнь - это бесконечная
война?   Мне   хотелось   покоя,   стабильности</i>,   <i>иногда   просто   отдыха,
ничегонеделания,  а  ты...  ты  же  покоя  не  давала...  ты  вечно  куда-то
стремилась. Тебе всего было мало, ты всегда что-то хотела!</i>
     <i>- Так ведь это хорошо, что мы бывали в разладе  - это стимулировало нас
обоих. Мы порой совершенно разное любили, разного хотели. Это естественно, и
это  было  стимулом к  самосовершенствованию нас  обоих. Разве тебе  это  не
приносило пользу?  Всегда быть в форме, сохранять  активность. Разве в  этом
нет  и  моей  заслуги?  Да,  я  тебя теребила, заставляла  быть в постоянном
поиске, разве это не  подгоняло тебя? А  любовь? Разве мы не познали с тобой
настоящую любовь?</i>
     <i>- Уходи, умоляю, не сыпь мне соль на раны.</i>
     <i>- Ах, "не сыпь мне соль на раны"? Где, где они, твои раны? Нет ни одной
царапины!  Вот  я вся изранена, а держусь,  хочу держаться, потому что люблю
жизнь! Я хочу любить.</i>
     <i>- Ну и  люби  себе без меня, а я тебе  на что?  Мне  плохо, все  болит,
особенно сердце.</i>
     <i>- Я понимаю, почему у тебя болит сердце. Но если ты его вновь наполнишь
мной,  наполнишь  живительными  соками  любви, оно вылечится. Подумай, и  ты
поймешь, что не сможешь жить без меня, так же, как и я без тебя.</i>
     <i>- Но пойми: в моей нынешней  жизни нет места  для тебя,  я не знаю, что
мне с  тобой  делать, ты лишняя, понимаешь?  Лишняя!!!  Прими  достойно  эту
правду,  и не надо  рыдать!  Мне жaль тебя, я помню все  хорошее, что ты для
меня  сделала, все  прекрасное,  чем ты меня одарила,  но сейчас,  сейчас ты
лишняя. И уходи, уходи, я не могу тебя больше слушать</i>.
     - <i>Да, я тебя терзаю, но ведь  это ради тебя же. Ведь ты превратишься  в
старье без меня</i>.
     - <i>А какая разница: старье - не старье? Мой вид и мое присутствие никого
не волнует. Завтра я исчезну, никто и не заметит, даже не всплакнет.</i>
     <i>- Ты ошибаешься, уверяю тебя.</i>
     <i>-  Я  это знаю.  Уходи, прошу  тебя. Давай по-доброму разойдемся.  Ведь
посмотри вокруг,  очень  многие пары, как и мы с тобой,  рассыпались и живут
без такого партнера, как  ты, очень даже неплохо.  Может, еще  лучше живут -
никаких забот...</i>
     <i>- Но мы-то не из тех, и ты без меня погибнешь. Это настоящий  мазохизм.
Изгнание меня для тебя равносильно смерти. Зачем, зачем ты так поступаешь?</i>
     <i>- А затем, что у меня нет ни средств, ни стимулов тратиться на тебя. Ну
что, что ты  вся сжалась? Ты знаешь, что была  главной в моей жизни. В нашем
союзе тебе было отведено главное место.</i>
     <i>- Нет, нет</i>, <i>Душа  и Тело!  Я снова должна  вмешаться в ваш спор, потому
что вы снова забыли обо мне.  Тем более что в вашем случае я, Мысль, занимаю
отнюдь не  последнее место. При каждом шаге в этой жизни от меня требовалось
немало работы. Так  что ты, Душа, не преувеличивай свою роль. Да, ты была не
на последнем месте. Но нередко, когда между тобой и Телом возникал конфликт,
именно  мне была  отведена  роль холодного, беспристрастного арбитра.  И  не
могло быть иначе! Чтобы  чего-то достигнуть, нужно было укрощать запросы - и
твои, Душа, и твои, Тело!  Нередко нам всем троим приходилось конфликтовать.
Вы знаете, о чем я  говорю. Да, да о том... тогда, в те страшные дни,  когда
принималось судьбоносное решение. Наша война  стоила многого тогда нам всем.
Вы  страдали и мучались. Вы настаивали  на своем.  Вы хотели любить. Это был
тот случай, когда и ты, Тело, и ты,  Душа, были в полной гармонии. Эта  была
любовь!  Да,  любовь,  ниспосланная  откуда-то  свыше.  Недолгая,  но стоило
прожить жизнь, чтобы ее испытать!  Тогда вы  даже  не  могли бы ответить  на
вопрос: эта любовь была  факелом, признанным освещать  всю  вашу  дальнейшую
жизнь, или, наоборот, яркой вспышкой света, после которой все обесцветилось?
Я  вам  не  была  нужна вовсе,  потому  что  мыслить,  задумываться, значит,
окунуться  в реалии бытия.  А вы  витали  в  облаках. Вы были  за  пределами
реалий.</i>
     - <i>Да, тогда мы боролись  друг с  другом, боролись жестоко.  Был момент,
когда моя  победа уже  была  близка. Но мы  с  Телом отступили перед  тобой,
Мысль. Ты была непреклонна и заставила  нас принести себя в жертву тем, кому
мы не нужны сейчас.</i>
     <i>- Так было судьбе угодно.</i>
     <i>-  Кому  угодно,  Мысль?  Кому? Ты видишь, что  с нами случилось?  Телу
ничего не нужно, оно мертво. Оно только потребляет пищу, жиреет.</i>
     <i>- Я тебя понимаю, Душа, но помочь ничем не могу.</i>
     <i>- Ты можешь,  можешь. Пожалуйста,  наполни эту  пустую  голову  чем-то.
Пусть  Тело хотя  бы  осознает,  что его  жизнь  не  кончена.  Что пока  оно
относительно здорово,  оно  может вкушать радости и удовольствия  жизни. Для
этого ему нужно соединиться вновь со мной, Душой. И все заиграет по-иному. Я
буду ему путеводителем. Мы еще все можем начать сначала.</i>
     <i>- О чем ты  говоришь</i>? <i>Какое там начало. Оставьте меня. Мне и ты, Мысль,
тоже не нужна. Ты мне была нужна  там, далеко,  когда  твоя работа приносила
мне успех,  признание.  Мне  было,  на  что  тебя  употреблять.  Cуть  моего
существования сейчас близко к существованию того самого животного, о котором
В.Г.  Белинский  говорил,   что   оно   "не   может  сказать  себе:   мыслю,
следовательно, существую". Мое существование возможно без Мысли и Души.</i>
     - <i>Но что же мне, Душе-то, делать, Тело? Так разве это не твоя заслуга в
том, что я постоянно влюблена в жизнь, во все вокруг, что я так молода?</i>
     <i>- Ну, слушай, Душа! Разве ты  не можешь жить без  меня, самостоятельно?
Твой век к тому же вообще несравним с моим, тебе еще жить и жить, может быть
всегда, никто не знает, может быть, всегда.</i>
     <i>-  Вот у тебя уже  улыбка. Правда, ироническая, но все же... Я не знаю,
насколько  мой век долог, но я  хочу жить с тобой и не разлучаться  с тобой,
Тело! Мне не нужна жизнь  без тебя.  Ну, допустим, допустим,  я полечу туда,
где мы давно  не были, или  туда, где мы хотели побывать. Я могу это сделать
без тебя, ты знаешь это. Но что же дальше?</i>
     <i>- Ты можешь  вернуться к прежней любви, ты можешь даже предаться ей, ты
можешь  жить ею.  Ты можешь  наслаждаться всем окружающим  вокруг:  цветами,
музыкой, солнцем, воздухом  - видишь, сколько у тебя возможностей? И все это
ты  можешь без  меня. Ведь известно,  что внешним проявлением ты  реализуешь
себя лишь малой долей. Основная  твоя работа никому  не  ведома. Ну, работай
себе   совместно  с   Мыслью.   Вы   можете   вместе   испытать   все,   что
заблагорассудится, окунуться в любые, даже невообразимые ситуации, предаться
любви, встретиться с кем угодно  в  прошлом, настоящем и даже будущем. Зачем
вам я?</i>
     <i>-  Так чего  же ты плачешь, Тело? Выгоняешь  нас  и  плачешь? А  раз ты
плачешь, значит, ты еще  не порвало со мной, Душой. Без меня  слез не бывает
ни  у  кого.  Скажи,  что мы  можем  сделать,  чтобы  вытащить тебя из этого
оцепенения?</i>
     - <i>Ничего не надо. И никто мне не нужен. Мне будет легче без вас. Быть с
вами сейчас  для меня -  непосильный груз.  У меня нет сил. Мне нужно только
найти какой-то уголок, где бы спрятаться  от всех, чтобы меня никто не видел
и  не  слышал.  И чтобы мне  никого  не видеть и  не слышать. А вы теребите,
теребите меня и сыплете соль на раны.</i>
     <i>-  Ты опять про эту соль...  Где? Где твои раны? Это  на мне, Душе, уже
живого места не осталось.</i>
     <i>-  Никто и ничто  в этом мире не  ждет  меня. А  вы  еще осложняете мою
жизнь. Я не хочу ни тебя, Душа, ни тебя, Мысль, убирайтесь вон!</i>
     <i>- Мы  готовы принять любые  оскорбления! Только мы должна тебя вытащить
из этого оцепенения. Встань, мы  настаиваем!  Немедленно встань. Посмотри на
себя, что с тобой стало. Ты же превратишься в скотину и будешь жить скотской
жизнью.  Ты  даже уже не читаешь,  даже телевизор не смотришь. Ну да,  зачем
тебе все это, если ты от нас отказываешься. Ведь без нас, Души и Мысли,  все
это теряет смысл.</i>
     - <i>Послушай, Душа! Я тебя, прежде всего, прошу - уходи! Прошу тебя, если
ты не уйдешь и не оставишь меня в покое, я тебя вообще загублю!</i>
     <i>- Ну, как это загубишь, свинья жирная!</i>
     <i>- Я не желаю слушать твоих ругательств. Ты становишься злой грубиянкой,
а мне это неприятно.</i>
     <i>- Ах, грубой, ах, злой! А не ты ли и все окружающие всегда считали меня
тонкой, нежной, доброй?</i>
     <i>-  Может, и было  когда-то... А сейчас ты уже совсем не  та. Ну, что ты
меня терзаешь?! Ты хочешь меня доконать. Тебе ничего не поможет. Ты меня  не
вытащишь отсюда, убирайся вместе с Мыслью!</i>
        Х Х Х
     <b>ИНГА</b>  отвела  взгляд от иллюминатора. Самолет набрал высоту, и ощущение
невесомости  охватило  ее.  Невесомость!  Невесомость!  И  опять,  по  вечно
удивляющим,  неведомым  законам  памяти, вспомнился  урок физики,  где-то  в
четвертом-пятом классе.  Может,  это даже  был не урок  физики,  а какого-то
первоначального введения  в  естествознание, - сейчас уже трудно  вспомнить,
так давно это было. Да и самого  урока  она  не помнила, помнила лишь  облик
учительницы,  которая произносила: "Все в природе имеет вес, даже воздух..."
А  может, все было и не так, но память почему-то сейчас воспроизвела  именно
эти слова учительницы.
     Да, все в природе имеет вес, а у  меня  его  нет. Раз нет веса, значит,
нет и меня - то, что есть, имеет вес. Никому не нужно мое присутствие рядом,
никому  не нужны мои  советы, мой опыт, мои  переживания. Все, что есть я  -
невесомо. Завтра исчезну, никто по сути и не почувствует моего исчезновения.
О значимом человеке, принято говорить:  "Он весомый",  "Имеет вес". А у меня
его нет. Нет меня, ни души моей, ни тела моего. Они невесомы, потому что они
никому не  нужны,  а может, не нужны потому, что невесомы? Но ведь раньше, <i>в
той</i> жизни все было по-иному? Всегда была нужна, востребована?
     Да, почти восемь лет в Новом Свете. Кто бы мог подумать, что этот Новый
Свет обернется такой темнотой для меня? Кто бы мог подумать? Мужу и в голову
не приходит мысль  пощадить меня, задуматься о моем одиночестве. Тот уровень
жизни,  который  нам  дает его профессорское  положение, освободили  меня от
необходимости  соглашаться на  любую работу, как поступают многие эмигранты,
чтобы выжить.  Благополучная жизнь расслабила и  втянула  в согласие с ролью
домохозяйки,  профессорской  жены.  И  все  ограничилось  жизнью  мужа,  его
друзьями и коллегами. Ничего своего,  личного,  и никого - ни родственников,
ни близких друзей в этой стране. Разве что Нонна.
     Первое время до Инги доходили слухи о том, что Нонна знает о ее приезде
в Америку и даже выражает удивление, что подруга не выходит на связь с ней.
     Вот бы с кем сейчас поделиться, - подумала Инга, - и может,  если бы  я
ей позвонила  сейчас,  она  бы откликнулась.  Но  тогда я  совсем  перестану
уважать себя: мол, когда мне было хорошо, подруга не нужна, а когда плохо...
     Наделенная недюжинным  умом, Инга никогда не позволяла  себе забывать о
том, что внешняя  красота, которой ее щедро одарила природа  и о которой она
неустанно  заботилась, не давая себе ни в чем поблажек,- вещь преходящая,  а
карьера, любимая, работа, усилия по созданию прочной стабильной семьи всегда
могут оградить от ощущения ненужности. Именно ненужности она  более всего  в
жизни  боялась.  У нее  было даже свое  определение счастья:  "Счастье - это
когда  ты нужен тому,  кто нужен тебе".  И  вот, оказалась никому не нужной,
значит несчастной? "За все надо платить", - говорит народная  мудрость? Так,
может, это  расплата за  мою  тайную любовь,  за наш кратковременный роман с
Останговым?
     Решение об  отъезде  было  принято в  дни путча, когда дочь, уже живя в
Америке, рыдала, что  не сможет быть  счастливой вдали от  родителей.  И кто
знает, как  бы сложилась судьба, если бы не отъезд? Да, я действительно была
в отчаянье, когда сообщила Остангову об отъезде. Сообщила тогда, когда могла
осуществиться мечта  о подлинном счастье, когда этот человек, олицетворяющий
идеал  во  всем, сделал мне  предложение  стать его женой и  поехать с ним в
Москву.  Но  мечте  не  дано  было  осуществиться.  Выбор,  предопределенный
судь