---------------------------------------------------------------
© Copyright Александр Исаев
Email: olis(a)mail.primorye.ru
Date: 1 Dec 2007
---------------------------------------------------------------
Рассказ
Игорь еще раз взглянул на часы: без двадцати восемь, до начала работы
оставался почти целый час. Обычно он доезжал на троллейбусе до самого
института, но сегодня обращать на себя внимание столь ранним визитом было
нельзя. Мгновение помедлив, он все же решился и, расталкивая пассажиров, в
последний момент выскочил из троллейбуса. Двери с грохотом съехались у него
за спиной.
Заснул он только под утро, когда предрассветные сумерки обозначили
очертания соседних домов. В половине седьмого его разбудил дребезжащий
будильник. Голова была тяжелой, слегка мутило, но спать все равно больше не
хотелось. За стеной у соседей скрипнул водопроводный кран. Загундосила и
часто затарахтела вода в трубе. И без того плохую изоляцию между комнатами
дополнял общий трубопровод, связывающий сливные отверстия смежных раковин. В
коридоре стукнула дверь, послышались шаги. За окном раздался зычный голос
продавщицы молочного магазина: "Мо-ло-ко в киоске!.. Мо-ло-ко!.." Каждое
утро, когда в магазин привозили запотевшие молочные бидоны, она считала
своим долгом оповестить об этом всех жителей микрорайона, особенно
усердствуя под окнами аспирантского общежития:
-- Мо-ло-ко в киоске!.. Мо-ло-ко!..
Надо вставать! Игорь отбросил простыню, натянул старые джинсы и,
прихватив махровое полотенце, вышел в коридор. В ванной уже кто-то был.
Чертыхнувшись, он открыл дверь на кухню и первым делом взглянул на
подоконник, где обычно лежал спичечный коробок. (В их секции мужчинам,
независимо от степеней и знаний, разрешалось дымить только на кухне, и
частенько они, закурив, опускали спички в карман.) Сегодня коробок лежал на
своем месте. Едва не наступив на жестяную крышечку с крошками хлеба,
припорошенными кристалликами сахара и борной кислоты,-- радикальное средство
в борьбе с тараканами, -- Игорь поставил чайник под кран, зажег газ.
Голубоватый поясок пламени охватил закопченную конфорку.
Через стеклянную дверь было видно, как из ванной вышла соседка, жена
завкафедрой английского языка, достала из рундука оцинкованный таз и стала
убирать из-под "лягушатника" воду. Ванна протекала, и соседи снизу постоянно
жаловались, что у них капает с потолка.
Игорь выглянул в коридор.
-- Лида, не надо. Я потом уберу.
Холодный душ немного взбодрил. Скорее заставив себя проглотить
бутерброд с сыром и маслом, он запил его чашкой растворимого кофе без
сахара. Теперь надо было решить, что надеть. Несмотря на конец сентября,
день обещал быть теплым. Игорь распахнул стенной шкаф и после недолгих
раздумий выбрал серые брюки и белую австрийскую сорочку.
По заведенному в институте порядку все сотрудники
научно-исследовательского сектора должны были фиксировать свой приход на
работу, сняв номерок в табельной и оставив роспись в журнале. Игорь раскрыл
журнал, отыскал свое имя в графе "м. н. с." (младшие научные сотрудники) и
указал время: 8.10.
Лаборатория кафедры "Теоретические основы теплотехники" находилась в
подвале центрального корпуса, построенного еще в конце прошлого века. Открыв
замок, Игорь вошел в каморку, где он работал и где сейчас помещалась его
многострадальная установка. (Прежде здесь был туалет, но потом унитазы
демонтировали, перегородки сломали, и лаборатория приобрела дополнительную
площадь.) Каморка была мрачноватой, мало того что окно упиралось в каменный
колодец, оно еще выходило во двор, затемненный кроной акации, верхние ветви
которой были вровень с крышей. У окна на полу возвышалась груда пачек
поваренной соли, необходимой для приготовления искусственной морской воды.
Игорь щелкнул выключателем: настольная лампа осветила портрет Владимира
Высоцкого, отпечатанный электронно-вычислительной машиной, таблицу
физических свойств воды на линии насыщения, синусоиды эмоционального,
интеллектуального и физического циклов.
Сполоснув руки под краном, он облачился в черный халат и опустился на
стул. Перед ним на столе лежал листок бумаги с перечнем вопросов, которые он
должен был решить до отпуска. "Встретиться с редактором научного сборника,
взять билет до Симферополя..."
Каждый пункт этой программы был обведен кружком.
В аспирантуру он поступил сразу после окончания института. Вообще-то
условия приема требовали двухлетнего стажа работы по специальности, но для
выпускников, окончивших вуз с "красным" дипломом, по рекомендации ученого
совета допускалось исключение.
Его научным руководителем стал профессор Ильенко. Это был маленький,
кругленький, лысенький старичок, с лукавой улыбкой Бертольда Брехта,
пользовавшийся любовью студентов всего факультета.
В вопросах руководства аспирантами Ильенко придерживался принципа: "Не
мешай", искренне считая, что руководитель не должен навязывать свое мнение
подопечному. Соискателю надо предложить актуальную проблему, в принципе
разрешимую за три-четыре года, и бросить как щенка в воду. Пусть барахтается
сам! Выплывет -- хорошо, не выплывет -- тоже особой трагедии не будет:
народному хозяйству нужны не только научные кадры. Сам он занимался наукой
больше "для души". Его любимой поговоркой была: "Наука -- это единственная
возможность удовлетворить собственное любопытство за чужой счет". Лет сорок
назад под руководством Рамзина, небезызвестного лидера Промпартин, он
защитил кандидатскую диссертацию и с тех пор регулярно изменял своим научным
пристрастиям, не задерживаясь на одной проблеме больше двух-трех лет. В
качестве научного руководителя Ильенко подготовил восемнадцать кандидатов
наук, четверо из которых перещеголяли шефа, защитив докторские диссертации.
Авторитет Ильенко был исключительно высок. Автор многих учебников, член
Всесоюзной аттестационной комиссии, заслуженный деятель науки и техники.
Одно его имя на титульном листе диссертации гарантировало почти
стопроцентный успех. Игорю он предложил заняться изучением процессов,
протекающих при удалении из воды коррозионно-активных газов.
С химией у Игоря были натянутые отношения еще со школы. В
седьмом-восьмом классе учителя менялись у них едва ли не каждую неделю. Кто
только не проводил занятия! Начиная с директора школы, историка по
образованию, и кончая физруком. Наконец в девятом классе удалось найти
недостающую единицу. Ею оказалась жена военнослужащего, переведенного в их
город откуда-то с Дальнего Востока. На первом же уроке она наповал убила
своих ученичков, называя фосфор "хвосфором" и требуя, чтобы в тетрадях по
химии был обязательно начертан эпиграф: "Золото -- царь металлов"... Но
выбора у него не было. Пришлось влезать в химию основательно, вплоть до
школьных учебников.
Тема, предложенная Ильенко, полностью отвечала представлениям Игоря о
том, какой должна быть кандидатская. В известном смысле это был "верняк".
Принцип обескислораживания воды электронно-обменными смолами знали еще при
царе Горохе. Оставалось воплотить идею в "железо". Создать сначала
лабораторный, затем промышленный образец. Обкатать на стенде. Получить
эмпирические зависимости, которые в дальнейшем планировалось использовать
при разработке математической модели фильтра и реализации последней на ЭВМ.
Откровенно говоря, переворота в науке он не совершал. Это была тема
добротной диссертации. Игорь всегда старался критически оценивать свои
возможности и отдавал себе отчет в том, что, прежде всего, он -
"прикладник", удел которого довольствоваться жалкими крохами, оброненными
учеными, занимающимися фундаментальными проблемами. А к тому же замахиваться
на Большую Науку в институте, где нет ни соответствующей лабораторной базы,
ни фондов, где создание экспериментального оборудования -- "дело рук самих
утопающих", где диссертации сколачивают лишь наиболее упорные
кустари-одиночки, по меньшей мере, несерьезно.
За три года обучения в аспирантуре он полностью завершил работу над
диссертацией. Сдал все кандидатские экзамены. Опубликовал шесть научных
статей. Получил авторское свидетельство на созданную им установку.
Все это время он вел аскетический образ жизни. В половине седьмого --
подъем. Полчаса уходило на легкую пробежку вокруг массива. Полчаса -- на
водные процедуры и завтрак, час -- на дорогу в институт. Возвращался он не
раньше десяти. (В общежитии у него была отдельная комната.) Ужинал. В
основном бутерброды и чай. И до часу ночи садился за обработку
экспериментов. Изредка, правда, он принимал участие в аспирантских
сабантуйчиках, ходил о кино, несколько раз был во Дворце спорта на концертах
Чеслава Немена, Аллы Пугачевой, английского вокального дуэта "Липс", но это
было так нечасто, что все эти случаи он мог буквально пересчитать по
пальцам.
После успешного обсуждения на кафедре он стал готовиться к защите. Еще
раз отпечатал диссертацию (печатал он сам, оставаясь на кафедре после
работы), подготовил тридцать плакатов, иллюстрирующих результаты,
исследований, сам подготовил и разослал в различные организации "болванки"
отзывов на диссертацию, поскольку рассчитывать на то, что какой-нибудь
незнакомый дядя, получив твой автореферат, тут же сядет и накатает рецензию,
было более чем наивно...
В коридоре раздался настойчивый звонок: кто-то чужой. У кафедралов были
свои ключи от входной двери. Чтобы каждый раз не бегать через всю
лабораторию, кафедральные умельцы приделали к ней электромагнитное
запирающее устройство. Игорь нажал на кнопку: застрекотал замок, послышались
торопливые шаги...
Это был один из аспирантов Корнакова.
Извини, ключи дома оставил, -- бросил он на ходу.
Ильенко умер весенним днем, сидя на скамейке в перерыве между лекциями.
За двенадцать дней до защиты.
Это был удар.
Защиту на время отложили. Формально Игорь мог выходить на защиту без
научного руководителя, но таких прецедентов в практике совета не было, и
чтобы не привлекать к работе ненужного внимания ВАК, ему посоветовали
обзавестись вторым шефом.
После смерти Ильенко кафедру возглавил профессор Корнаков. Он
согласился выступить в роли второго научного руководителя, однако указал на
ряд моментов, которые, по его мнению, нуждались в доработке. И хотя
замечания Корнакова показались Игорю малосущественными (диссертацию можно
вылизывать до бесконечности), он согласился на их устранение.
На это ушло полгода. В третий раз перепечатав работу, Игорь обвел имя
Ильенко на титульном листе траурной рамкой и, получив окончательное "добро"
Корнакова, стал готовить новый вариант автореферата. В декабре, в период
великих пертурбаций в ВАК, в институте неожиданно закрыли совет. Опять
защита откладывалась на неопределенный срок. В принципе можно было
попытаться пробиться в чужой совет, но это было слишком рискованно:
"прокатить" могли за милую душу.
Совет возобновил свою деятельность почти через два года. Примерно в это
же время был обнародован бюллетень ВАК с новыми требованиями, предъявляемыми
к диссертациям. От соискателей ученой степени в области технических наук ВАК
требовал акт о внедрении результатов исследований в производство с
подтвержденным экономическим эффектом.
Расчет экономэффекта был самым узким местом в его работе. То, что
концентрация кислорода в питательной воде парогенератора, на выходе из
фильтра, снижается в несколько раз, сомнений не вызывало. То, что при этом
уменьшается коррозия теплообменных поверхностей, было очевидно. Но вместе с
тем ответить на вопрос -- какой при этом ожидается экономический эффект? --
не представлялось возможным. Слишком много других факторов влияли на
эксплуатационную надежность парогенератора.
Игорь уже видел сам, что оказался в тупике.
В комнату заглянул аспирант Корнакова:
-- Старик, у тебя миллиметровки не найдется?
Игорь полез в стол... Логарифмическая миллиметровка была дефицитом. Лет
десять назад в Москве, в магазине канцтоваров на улице Горького, ему
посчастливилось приобрести сотню листиков. Половину он раздал, часть
использовал по назначению, но десятка два должно было остаться... Игорь
раскрыл очередную папку: "Ага, вот она!.."
-- Мне пару листиков...
-- Забирай всю, -- великодушно разрешил Игорь.-- Мне она больше не
понадобится.
И уже сказав это, пожалел о последней фразе.
Из "пике" его вывел тот же Корнаков. Он предложил ему заняться новой
проблемой -- изучением теплообмена в адиабатных испарителях.
В институте работы по теплообмену были притчей во языцех. Злословы
нарекли теплообмен "теплообманом". Виной была схема изучения нестационарного
теплопереноса: создание экспериментальной установки -- определение
зависимости между входными и выходными параметрами (на этом этапе установка
выступала в роли "черного ящика") и -- в заключение: вывод критериального
уравнения, описывающего теплопередачу в изучаемом аппарате. Действовал
принцип: что получили -- то и хотели. Понятно, что такая постановка вопроса
не могла прийтись по душе старой профессуре, взращенной на классической
формуле: эксперимент-- теория -- практика. Каждый раз на ежегодной
институтской конференции после первого же выступления, посвященного
экспериментальному изучению теплообмена, бессменный председатель секции
профессор Лях сдирал с носа очки и, словно ища поддержки у аудитории,
искренне недоумевая, разводил руками:
-- Простите, но где же здесь Наука?
Попахать, конечно, пришлось здорово. Порой по шестнадцать часов в
сутки. Но зато за два года он полностью выполнил запланированный объем
исследований и получил наконец вожделенный акт о внедрении.
Путь к финишу был свободен.
В тот день Игорь приехал в институт позже обычного. В лаборатории он
узнал, что его с утра разыскивает шеф. По выражению лица Корнакова он понял,
что случилось что-то непредвиденное. Корнаков протянул ему присланный на
рецензирование автореферат диссертации. Игорь взял автореферат... На
титульном листе, под чужим именем, стояло название его диссертации:
"Исследование и разработка методов интенсификации теплообмена в адиабатных
опреснителях". Слово в слово. Работа представлялась к защите в
Дальневосточном политехническом институте.
Такие прецеденты случались нечасто. По крайней мере, ему был известен
лишь один случай, когда защита одного соискателя делала невозможной защиту
другого.
Прошло еще несколько лет. Игорь по-прежнему работал младшим научным
сотрудником и, как говорилось в ежегодных отчетах, "заканчивал работу над
диссертацией". На самом же деле все обстояло иначе, Последнее время он стал
быстро уставать. От былой работоспособности не осталось и следа. Теперь
после трех-четырех часов работы у него возникали боли в затылке, и больше
ничем серьезным в этот день он уже заниматься не мог. Появилась ранее
несвойственная ему апатия. Случалось, месяцами не подходил к установке.
Корнаков, одно время настойчиво теребивший его и требовавший интенсивной
работы, видимо, махнул на него рукой. Проректор по науке, ранее всегда
интересовавшийся успехами, теперь при встречах лишь сдержанно кивал. Были и
другие признаки, по которым он мог судить, что его стали считать в институте
бесперспективным.
Среди его сокурсников появились первые кандидаты наук. Некоторые из них
были уже доцентами (помните: "А я все младший техник-лейтенант"?) Встречаясь
с ними в коридорах института, он ограничивался расхожими приветствиями,
стараясь избегать расспросов о диссертации. В их глазах он наверняка
выглядел хрестоматийным неудачником.
Иногда, правда, видя, какое самодовольное дубье защищает диссертации,
он с головой погружался в работу, но больше чем на неделю запала не хватало.
Игорь взглянул на часы. Четверть одиннадцатого. Пора! Он поднялся из-за
стола, заправил в брюки выбившуюся сорочку и уже направился к двери, но тут
вспомнил, что не посмотрел, какой у него сегодня день.
Синусоида интеллектуального цикла описывала симметричную дугу,
чуть-чуть смещенную влево. Физическая активность шла на убыль, однако до
критического дня было еще далеко. И только кривая эмоций пересекла ось
абсцисс в искомой точке. "Эмоции сегодня роли не играют", -- успокоил себя
он.
Улица ослепила ярким светом. Ответив на чье-то приветствие, он перешел
через дорогу и направился в сторону технологического института.
Однажды он стоял в очереди за зарплатой. Очередь была длинная, заняться
было нечем и, чтобы хоть как-то убить время, стал прикидывать, как
действовал бы на месте преступника, который задался целью похитить все
деньги, лежавшие в кассе.
Взламывание сейфа сразу отпадало. Во-первых, без автогена тут не
обойтись, а во-вторых, в связи с тем, что деньги кассир в дни выдачи
зарплаты получала ежедневно, на ночь в сейфе оставались лишь жалкие крохи.
Пожалуй, наиболее приемлемым вариантом было все же нападение на
кассира. Причем прежде всего следовало решить вопрос не "Как это сделать?",
а "Где?". Выхватить из рук женщины портфель с деньгами даже маломощному
мужчине труда не составит. Главное -- внезапность, стремительность и
детально продуманные пути к отступлению. Сложнее выбрать место, где можно
было бы успешно реализовать свой замысел.
О нападении в районе банка не могло быть и речи. Сейчас даже школьникам
известно о нарядах милиции у входа в подобные учреждения. Оставался
институт.
В институт кассир приезжала из банка на автомобиле. (Он останавливался
у самого входа.) Войдя в многолюдный -- даже в часы занятий -- вестибюль,
она поворачивала направо и, пройдя по коридору метров двадцать, входила в
бухгалтерию, из которой в кассу вела дверь-решетка... Нет, на такую авантюру
мог решиться только сумасшедший. Вот если бы касса находилась в более
укромном месте... И тут он вспомнил, что в технологическом институте, где
работал его приятель, касса как раз находится в таком закутке.
Вначале это напоминало забавную игру. Деньги кассир получала в банке
шесть раз в месяц: три раза в дни выдачи зарплаты и три -- в дни аванса.
Мелкие суммы, которые она брала на текущие расходы, в расчет не шли.
Кассиршу он видел вблизи только один раз. (Это тоже входило в условия игры.)
Это была немолодая женщина с устало-равнодушным взглядом, лицо которой он
лишь на мгновение увидел в амбразурке кассы. Из банка она возвращалась на
черной "Волге". Сопровождающих, кроме водителя, с ней никогда не было, да и
тот оставался всегда в автомобиле. Деньги-- видимо, для отвода глаз -- она
носила в хозяйственной сумке. По его подсчетам, там каждый раз было не
меньше двадцати тысяч. Игорь пытался установить точное время возвращения
кассира из банка, но тут начиналась свистопляска: диапазон составлял около
двух часов, с одиннадцати до часу дня.
Касса находилась на втором этаже правого крыла института. В корпусе --
сталинской постройки -- было три лестницы: главная и служебные. Студенты и
сотрудники института в основном пользовались главной и левой служебной,
поскольку второй этаж левого крыла был связан переходом с новым
восьмиэтажным корпусом. Войдя в старый корпус, кассир сворачивала вправо и,
миновав длинный полутемный коридор, поднималась по служебной лестнице на
второй этаж.
Лестница, точнее лестничная площадка между первым и вторым этажами,
была наиболее подходящим местом для встречи с ней. Несмотря на то, что вход
в кассу находился в закоулке, закуток этот хорошо просматривался из
коридора. Причем средний интервал между очередными перемещениями сотрудников
института мимо кассы составлял две минуты, в то время как по служебной
лестнице поднимались и спускались не чаще, чем через семь минут.
Автомобиля ректора у главного корпуса видно не было. Чтобы не мозолить
глаза, Игорь перешел на противоположную сторону улицы, где была трамвайная
остановка: отсюда хорошо просматривались все подъезды к институту.
Рядом с ним на трамвайной остановке стояло несколько юношей, по виду --
студенты, две девушки, женщина с пузатой авоськой и двухметровый,
иссиня-черный негр в цветастой рубахе, завязанной на животе узлом, и
шлепанцах на босу ногу. Во время учебного года на остановке, да и в районе
института, более многолюдно, но сейчас, в сентябре, многие студенты еще на
каникулах, а те, у кого должны начаться занятия, наверняка в колхозе.
В окошке гастронома продавали газированную воду. Очереди не было.
Положив в карман мокрые медяки, Игорь взял стакан с водой... и в это
мгновение увидел черную "Волгу", подкатившую к главному корпусу.
В вестибюле он был через минуту. Он уже видел кассиршу, выбиравшуюся из
автомобиля. Сейчас их разделял только скверик, разбитый перед старым
корпусом.
Через несколько секунд он был па втором этаже. Миновав пустынный гулкий
коридор, взбежал на второй этаж. Дальнейшие свои действия он мог произвести
даже с закрытыми глазами. Как только она достигнет площадки между этажами,
он быстро спустится пролетом ниже, затем -- буквально по ходу -- резкий удар
в челюсть (маловероятно, что за это мгновение ей удастся запомнить его лицо
и потом, с достаточной точностью, воспроизвести на экране фоторобота), затем
еще один пролет вниз -- поворот направо -- налево -- лестница черного хода
-- лабораторный корпус, гаражи-- и через две минуты он уже на троллейбусной
остановке.
Чтобы погасить волнение, он медленно -- до счета "восемь" -- вздохнул,
задержал дыхание и так же медленно выпустил воздух из легких...
Сегодня этот испытанный прием не действовал.
Однако ей пора бы уже и показаться. Игорь не выдержал и спустился тремя
ступеньками ниже. Прислушался... Шагов слышно не было. Тогда он более
решительно спустился на площадку... Коридор был пуст. Да что такое!
Ошибиться он не мог, он своими глазами видел, как она выбиралась из
автомобиля, а потом входила в сквер. Может, она уже в кассе? Он взбежал на
второй этаж, несколько раз изменив направление движения, оказался у кассы.
Дверь была заперта. Он дернул еще раз. Да нет! Это совершенно исключено! Он
бросился по коридору назад -- к лестнице. И тут... столкнулся с ней.
От неожиданности он так растерялся, что сделал по инерции еще несколько
шагов вперед...
Проснулся он в начале одиннадцатого. Через дверные щели в комнату
просачивались полосы желтоватого света. Из коридора доносилось шарканье ног,
хлопанье кухонной двери. Он проспал почти десять часов. К чувству
удовлетворенности подмешивался привкус досады. Он не мог простить себе, что
растерялся тогда и заметался, как мальчишка.
Он еще немного полежал в темноте. Затем поднялся. Включил настольную
лампу. Достал из верхнего отделения рундука брезентовый мешок с застежкой,
как у саквояжа, и черными печатными буквами "Госбанк СССР". Денег оказалось
больше, чем он предполагал. Двадцать восемь тысяч шестьсот. Не считая
тяжеленьких колбасок завернутых в бумагу монет. Вывалив содержимое мешка на
диван, Игорь еще раз пересчитал пачки ассигнаций и только сейчас
почувствовал, как он голоден.
На панели холодильника стояла початая бутылка сухого вина. Игорь открыл
банку фасоли в томатном соусе (чтобы не встречаться с соседями по секции,
фасоль решил не разогревать), порезал хлеб. "За успех нашего безнадежного
предприятия!" -- вспомнился забытый студенческий тост. Игорь поднял чашку с
вином и, встретившись со своим отражением в зеркале, кивнул самому себе:
"Прозит!"
В Симферополь он прилетел в девять утра. Здесь же в аэропорту
договорился с таксистом, который согласился отвезти его в Ялту. Дорогой
больше молчали. Несколько лет назад он был на семинаре в Севастополе. В
последний день оргкомитет семинара приятно удивил участников, предложив
вместо запланированной скукотищи автобусную экскурсию по южному берегу
Крыма. Потом он часто вспоминал эту поездку и дал себе слово сразу после
защиты прикатить на месячишко в Ялту.
Прошло несколько дней. Просыпался он в начале десятого (ему удалось
получить номер с видом на море, разумеется, не без помощи пятидесятирублевой
ассигнации, которую он "забыл" в паспорте, вручая его администраторше
гостиницы). До десяти валялся в постели, наслаждаясь ярким солнцем, полоской
голубого неба, свежестью постельного белья и перспективой полнейшего
безделья на весь день. Потом он поднимался, принимал душ. Долго брился.
Побродив по городу (дальше набережной и прилегавших к ней улиц он не
забирался), заходил в бар. Брал триста шампанского, плитку шоколада. Затем
возвращался в гостиницу. Обедал. Два-три часа отдыхал в постели. Опять
променад по набережной. И до часу ночи сидел в ресторане.
С Ольгой он познакомился в баре. После первых традиционных вопросов
выяснилось, что она -- москвичка, в Ялте -- на гастролях, поет в варьете
"Ницца". Это была хорошенькая брюнеточка с очаровательной улыбкой и
чувственными припухлыми губами профессиональной полудевственницы, на
пятнадцать лет моложе его.
Вечером с охапкой цветов он появился у входа в "Ниццу". Оставив цветы у
швейцара, прошел в зал. За его столиком сидели две девицы. Одна из них была
очень даже ничего. "Вот уж действительно: то пусто -- то густо",--
усмехнулся он. Ольги пока видно не было. На сцене под звуки "Чунга-Чанга"
кривлялись вымазанные жженой пробкой полуголые участницы ансамбля...
Потом глубокой ночью, возвращаясь с Ольгой из ресторана на такси,
которое карабкалось по крутой извилистой улице, устало развалившись на
заднем сиденье, он все еще не мог отвязаться от прилипчивого мотивчика,
засевшего в голову еще в варьете: "Жел-то-гла-за-я ночь, ты ца-ри-ца
люб-ви..."
Ольга снимала крошечную комнатенку в "частном секторе" на пару с
подружкой. Соседка уже спала. Кроме двух никелированных кроватей, стоявших
вдоль стен буквой "г", в комнате были еще стол, шифоньер, два стула. Не
зажигая света, они стали раздеваться. Игорь опустился на свободную кровать:
панцирная сетка прогнулась почти до самого пола. Ольга разделась и легла
рядом...
Заснуть ему так и не удалось. Кровать была слишком узкой, сетка
провисала, вдобавок у Ольги была оригинальная манера -- располагаться на
постели по диагонали. Под утро эти мучения ему порядком осточертели, и он,
разбитый, невыспавшийся, решил идти в гостиницу -- досыпать.
Открыв забухшую дверь, он спустился в сад. Светало. На поверхности
прозрачной воды в умывальнике плавали пожухлые листья. Ледяная вода приятно
освежила. Продолжая вытирать лицо носовым платком, он отворил скрипучую
железную калитку и стал спускаться по мощеной извилистой улице -- туда, где
в просветах между деревьями серебрилось море.
Он любил выходить из дома в эти часы. С ними были связаны лучшие
воспоминания его жизни -- когда он, ученик начальных классов, приезжал летом
к бабушке в Новочеркасск.
В Новочеркасск поезд прибывал рано утром. Бабушка жила на захолустной
улице недалеко от железнодорожной станции со смешным названием Цикуновка.
Бабушку дома они обычно не заставали. Предупрежденная об их приезде, она
уходила на рынок за свежей клубникой. Сложив ставни, мать впускала в комнату
сноп света, в котором вальсировали пылинки, принималась разбирать содержимое
чемоданов, а он отправлялся наносить визиты "друзьям детства".
Первым делом он шел к Родионовым. Сразу у калитки его встречала тетя
Тося -- школьная подруга матери, с молодыми смеющимися глазами. Она шла
будить Игоря-большого и Вадика, спавших на веранде. Сорвав несколько желтых
алычинок, Игорь опускался на скамейку. До сих пор осталось в памяти то
незабываемое ощущение, которое он испытывал, когда, запрокинув голову,
блаженно щурился от яркого солнца, чувствуя приятное тепло, перетекавшее к
его затылку от деревянного, выбеленного временем штакетника. Впереди был
длинный-предлинный день, целое лето, вся жизнь...
Бабушка умерла, когда он учился в десятом классе. С тех пор он не был в
Новочеркасске ни разу. Два года назад он был на конференции в Ростове (это
час езды до Новочеркасска на электричке), все собирался съездить, проведать
старых друзей, откладывал со дня на день, да так и не съездил.
Его задержали в холле гостиницы, когда он, отдохнувший, вальяжный,
направлялся вечером к Ольге в варьете. В Одессу самолет прилетел рано утром.
У трапа их уже ждали. В тюрьму его везли по маршруту сто двадцать девятого
автобуса. Ехали по знакомым улицам. Вот пересекли линию десятого трамвая, на
котором он часто возвращался из института в общежитие. Вывернув на
Черноморскую дорогу, микроавтобус остановился в тени, у ворот тюрьмы. За
окном, по солнечной стороне улицы, с веселым громыханьем проносились
трамваи, мелькали автомобили. Начинался новый день. Ему еще только
предстояло узнать, что женщина в тот же день скончалась в больнице от
кровоизлияния в мозг. "Жаль все-таки, что я не съездил тогда в
Новочеркасск", -- подумал он.
(С) Александр Исаев.
Популярность: 6, Last-modified: Sun, 02 Dec 2007 10:18:09 GMT