Ксения Букша. Дом, который построим мы
---------------------------------------------------------------
© Copyright Ксения Букша
Email: da7da(а)mail.ru
Date: 18 Aug 2004
Изд. "Амфора", 2004
---------------------------------------------------------------
Букша Ксения, 2002, С.-Петербург
Роман
Если знаешь, не говори;
Если говоришь - не записывай;
Если написал - не подписывайся;
А если и знаешь, и говоришь,
и пишешь, и подписываешься -
не удивляйся.
Народная мудрость
Глава 1: На троих
Почему я должен говорить тише
Вообще - должен я кому здесь
Я хочу тоже в полный рост, слышишь
Почему ложью я продернут весь
Почему я должен занижать курсы
И платить втрое за любой товар
Я люблю солнце - мне велят "Щурься"
Говорят "Стройся" и "Фильтруй базар"
И не то чтобы я такой неслух
И не то чтобы больше всех хочу
Но земли утроба просто лопнет, если
Я хотя бы на пробу вдруг замолчу
Я могу только изо всех орудий
По природе столько мне дано огня
И меня такого не возьмут в люди
Не пристроить к делу такого меня
Пропаду, как последний дурень
Истеку, как мягкое олово
Не расти всем колосьям в уровень
Не запудрить цыгану голову
Хорошие мысли кому попало в голову не приходят. Мысль ищет такую
голову, которая, во-первых, сможет ее оценить. Во-вторых, сможет ее
реализовать. В-третьих, не свихнется. Правда, мысли иногда ошибаются и
приходят в голову неподходящим людям. От этого все беды.
Но наша мысль была умненькая девочка.
Она долго-долго летала вокруг Земли, выбирая, куда бы ей приземлиться,
и выбрала не блаженные Штаты, не жаркую какую-нибудь Малайзию, а
Санкт-Петербург. В Петербурге был о ту пору медовый сентябрьский вечер,
сумерки и огни, листья всех оттенков, вихри ветра. Мысль приземлилась,
осмотрелась и отправилась выпить пива в бар "Корсар", что на улице Малой
Морской. Там она заказала себе пива и завертела головой по сторонам. По
стенам были развешаны картинки с пиратами, нарисованные карандашом и как бы
потрепанные. Бар заполнялся народом.
В центре зала играл гитарист, которого звали Ян Владиславович Веселуха.
Вокруг него светился воздух благородным дымным ореолом, и сиял он, и
почти не двигался, только руки ходили, одна - по грифу, левая, а другая,
правая, так била-молотила вверх и вниз, словно бы Веселуха зверька какого
мучил. Яну Веселухе было на вид лет тридцать пять, хотя на самом деле -
гораздо больше. Есть слова: "Хорошо сохранился", но только Веселуха - не
хранился.
Веселуха играл на гитаре вещь собственного сочинения, она называлась -
"Венецианский карнавал", и звучала по-разному в зависимости от настроения
исполнителя. В тот день уже первые три аккорда прозвучали как "хрясь! и -
эх!", и дальше пошло лихо. Гитарист с лютым мастерством вдавался во все
завитки, кидало его в синкопы - жаркий нрав был у этой музыки - но при этом
сам-то Ян Веселуха сидел как влитой, не тряс сивыми волосами с металлическим
отблеском, не откидывался назад.
- А кто такой Ян Веселуха? - спросила любопытная мысль у мирового Ума.
- Физик, - ответил ей мировой Ум.
- А почему же он тогда играет в баре на гитаре? - удивилась мысль. - Он
что, плохой физик?
- Перекрестись, он отличный физик! Он гениальный физик, если хочешь
знать. - К нему в голову приходили такие мысли!
Здесь было названо с полдюжины довольно известных в физических кругах
концепций. Мысль зарделась; ей бы, конечно, хотелось оказаться в такой
хорошей компании, но ее смущала практическая сторона дела.
- Меня смущает практическая сторона дела, - пискнула мысль, положив
ножку на ножку. - Ведь если он - гениальный физик, а сам играет в баре на
гитаре, значит, он - русская рохля и не может извлечь прибыль из своего
гения. Мало нашего брата сгинуло в безвестности, приходя в голову таким
дуракам?
Веселуха играл, волнами расходились от него металлические вихри.
Гитарист как будто был центром помещения, а вокруг вращалась вся окружающая
жизнь, с вкусными запахами, салатами и разными людьми.
- Он не рохля и не дурак. Просто его лавочка прогорела, - ответил
Мировой Ум. - А в баре на гитаре он тоже не просто так играет. Ты послушай.
Мысль вслушалась: от "Венецианского карнавала" хотелось пить дорогое
вино и тратить деньги: в самый раз для бара. Бились рыбы в темных омутах, и
герцог приводил свои войска в долину, и молния из тугих жарких туч била в
ненасытную землю.
- Он что, всегда был таким?
- Его сделали профессором в двадцать восемь лет. В советское время
продавцы в магазинах приносили ему со склада все, что там было. Женщины
встают в позу, только завидев его на пути, - расхваливал Мировой Ум.
- Ну-ну, - хмыкнула мысль. - Тоже мне! Это ведь не он, а его мысли!
- Нет, дорогая, это его душа.
Мысль положила острые локотки на стол и вздохнула. Если все обдумать,
то человек-то весьма и весьма сомнительный. А если не обдумывать, то теплые
серые волны с серебристыми искрами, и хоть на Колыму за ним готова.
- Ян Веселуха, - повторяла она, - Ян Веселуха. Разве это русское имя -
Ян?
- Ты, кажется, придираешься, - хохотнул Мировой Ум.
- Ладно, а чем конкретно он занимается в физике? - спросила мысль.
- Временем, - ответил Мировой Ум и отключился.
Но ведь время - не стихия, не субстанция. В нем, как в доме, живут
люди. Время не накормишь музыкой, даже такой благородной и уверенной. Время
не зальешь светом призрачным. Нужно решить трижды триста задач и построить
железный замок на бетонном острове. Об этом думал Веселуха, глядя своими
серыми глазами на ночь, этого он желал всем сердцем, и грозная лилась музыка
с его струн, как будто свежим и дымным ветром в грозу веяло. Вечер делался
гуще и пьянее, и даже пираты на картинках опьянели, - валялись под столами и
прижимались к пушкам да мачтам. Снаружи был заманчивый и медовый
сентябрьский вечер.
А мысль слушала его, и пила пиво, и закусывала мало.
Наконец, ночь вступила в свои права, народ разошелся. Свечи все потухли
у картинок, и пираты стали в темноте творить свои пиратские непотребства
(блевать на палубу, склонять головы на продажные груди).
Мысль поняла, что через секунду будет поздно. Она поднялась с дубовой
лавки, оплатила счет, кинулась за Веселухой вслед и влетела ему в правое
ухо.
Так по пьянке связала она свою судьбу с этим человеком, о чем не раз
потом жалела.
- Ага, - сказал Веселуха в восторге, остановившись и глядя вверх, - зуб
даю на холодец, что мне пришла в голову замечательная мысль. Теперь бы ее не
просрать.
А мысль-то была, на взгляд неискушенного человека, довольно прозаична,
и ничего в ней не было, казалось бы, сверхъестественного. Это была идея
прибора для определения редких и рассеянных элементов в любом составе,
твердом, жидком или газообразном, по излучению, которое исходит от этих
элементов. Словом, не более чем новый тип рентгеновского флуоресцентного
аппарата, простого и бесхитростного, с присущими ему рентгеновской трубкой,
кристаллической дифракционной решеткой, отбирающей определенные виды
излучения, и детектором, регистрирующим импульсы, исходящие от объекта
излучения. Все это, плюс сам объект излучения, будь то вода, фальшивая
банкнота или речной песок, должно было иметь взаимное расположение. Вот и
все; мысль была, конечно, хорошая, она даже вполне тянула на изобретение. Но
приди она в голову не Веселухе, а кому-нибудь другому, нечего было бы про
нее говорить.
- Записывать! - скомандовал громким шепотом Михаил Николаевич Рябинин,
лучший друг Веселухи, - записывать, тять перетять, ыть твою ллять! Где
бумажка! Карандашик! Писать давай!
- Зачем писать, - хрипло отозвался Веселуха, - они шептались, чтобы не
разбудить многочисленных детей Рябинина, а также жену и тещу, спавших тут
же, - давай сначала дернем по маленькой.
- Нет, давай писать! - голос Рябинина сорвался на суворовского петуха.
- Пор-рядок должен быть, сять-пересять!
- Писать не будем, - пререкался Веселуха, - в Англии конституция
неписаная, и вообще, все хорошее - неописуемо, а мысль изреченная есть ложь.
Вот ты напишешь, и главное мы потеряем.
- Что же надо сделать, чтобы его не потерять? - ядовитым шепотом
осведомился Рябинин.
- Закрепителя дернуть! - просипел Веселуха.
Рябинин выпустил изо рта клуб дыма и потушил окурок о купидона,
голубевшего во мраке на столе. Он жил в большой комнате на шестом этаже в
старом доме, а кресло, в котором теперь сидел Веселуха, было еще старее, чем
дом, - в том кресле сидел еще предок Рябинина, угодивший при Бироне на плаху
"за справедливый нрав" (за интриги и заговоры).
- Ты оффуел, - зловеще прошипел Рябинин, шаря по столу обеими руками в
поисках карандаша и бумажки. - Тебя Родина не простит!
- Мастерство не пропьешь, - возразил Веселуха.
Наконец, искомый карандашик был обретен; Рябинин стиснул его и принялся
при неверном свете фонаря, на подоконнике, заносить концепцию Веселухи на
бумажку. Так прошло десять минут; потом Рябинин вгляделся в написанное и
чертыхнулся.
- Ну че, не нравится? - ехидно прошелестел Веселуха из недр кресла. - Я
предупреждал, что так будет. Давай, неси закрепитель.
Рябинин ничего не ответил; он молча встал; пятеро детей, теща и жена
посапывали в разных концах комнаты.
Поутру Рябинин долго будил заспанных детей и обливался с ними холодной
водой. Он воспитывал их по-суворовски: учил, где какой музей и памятник, а
за промахи бил липовой ложкой по лбу. Потом он тяжело вздохнул и прошел в
кабинет.
В кабинете стлался слоями синий дым; Ян Владиславович сидел в кресле,
утомленный, и пил темное пиво. Рябинин опять смущенно вздохнул и сел рядом.
- Ну, это, в общем, - сказал он. - Мне как бы на работу надо. Ты
заходи, если что...
Веселуха поднял брови.
- На какую работу? Ты же теперь со мной работаешь.
- Так это же мы так, - удивился Рябинин. - Чисто теоретически.
Вчерашнее вспомнилось ему, как смутный сон: чем-то они вчера тут
баловались, пили, плясали по кабинету. Какую-то красивую задачку решали.
- Ну, нет, - сказал Веселуха спокойно. - Понимаешь, я чувствую, что...
- Веселуха щелкнул пальцами. - Ну не могу я бросить такую красивую идею.
Физически - не могу. Жалко. Идея-то перспективная, я чувствую, - Веселуха
залпом допил пиво и убрал бутылку, - понимаешь, я чую в ней что-то важное, с
большими последствиями для... в общем, давай попробуем! а там посмотрим...
- Нет, ты точно оффуел, - сказал Рябинин жалостливо. - Мало тебе было
одного раза? До сих пор долги платишь.
- Да ну! - махнул рукой Веселуха. - Тот раз не считается. Это же просто
цех на заводе был. Завод гигнулся, а этот цех я вытащил. А тут, - Веселуха
хлопнул руками по ручкам кресла, - ничего! Ровное поле!
- Вот именно, что поле, - пробурчал Рябинин. - Что тебя так восхищает?
Нет уж, - твердо заключил он, - у меня пятеро детей и предки-дворяне,
извини, друг, но тебе придется обойтись...
Конец предложения застрял у Рябинина в горле.
Он увидел в зеркале себя постаревшего на двадцать пять лет, седого и
бессмысленного. Вокруг метались печальные листья. Суровое время, если
потерять тебя, то и сам в тебе затеряешься! Если убить тебя, то и ты нас
убьешь. На что опереться? Какой дом построить, чтобы успеть тебя понять?
- Мы прогорим, - сварливо сказал Рябинин. - Тебе-то наплевать, а у меня
дети малые. Я научу их танцевать румбу, выведу на Невский, и скажу: "Люди
добрые! Веселуха втянул меня в ужасную авантюру, обаял, завязал мне глаза, и
вот теперь мои дети вынуждены кормить своего нищего предка".
- А я, - упоенно подхватил Веселуха, - буду сидеть в смрадной яме и
питаться шкурками от картошки, которые мне будут бросать добрые люди.
- И все это - ради идиотской идеи, которая нагло втемяшилась нам в
голову.
- Ради какой-то дурацкой мысли, которую мы из милости подобрали.
- И дали похмелиться.
- Все, хватит, - прервал его Веселуха, - пошли искать деньги.
Но деньги на дороге не валяются. И не всякий умеет извлекать их из
окружающей среды. Не всякому дано снимать пенки с дистиллированной воды.
Гений Веселухи и золотые руки Рябинина ничего не смогли бы тут поделать. Тут
нужен глаз-алмаз, темное прошлое и неслучайные связи.
Необязательно? Но желательно...
- А не позвать ли нам Сашу Лукина? - сказал Веселуха небрежно.
Рябинин хихикнул.
- Так он к тебе и пойдет. Он же у нас банкир, - в это слово Рябинин
влил много горькой иронии, и недаром.
Когда-то Александр Петрович Лукин был неплохим физиком. По мнению
Рябинина, его уход в бизнес был предательством родного выпуска и всей
физической науки. - "Шустрый!" - с ненавистью говорил Рябинин. С такой
ненавистью не говорят о чужих - только о своих, родных.
- Я тебе еще раз говорю, что он к нам не пойдет, - терпеливо объяснил
Рябинин. - Он не тот человек.
- Какой он человек, нам неважно, - молвил Веселуха. - Но он разбирается
в финансовых потоках.
Труднее было бы найти вещь, в которой Лукин не разбирался. У этого
человека было шило в одном месте. Он, как летучий Меркурий, опылял все
темные сделки Севера и Запада. Четыре дня назад он пил водку с одним из
сотрудников Комитета Бесценных Бумаг по случаю погашения облигаций
городского долга, и тот проболтался, что "на границе слышен шум моторов,
виден блеск вражеских касок", - в общем, "все хорошо, да что-то нехорошо".
Лукин нервно потер шею (галстук начинал натирать) и на следующее же утро
сбежал с номинального места работы, заметая следы зелеными деньгами. Теперь
Лукин сидел в кафе, положив ногу на ногу, облегченно отдувался, и читал в
газете "Спекулянтъ" про то, как всех его начальников схватили, повязали и
пришили им уголовное дело. А с него спрос какой? Он человек маленький.
Лукин пил кофе, мир виделся ему в радужных красках. Рядом с ним лежал
его маленький телефончик. - "Интересно, кто первый меня перекупит?" - думал
Лукин. Он прикидывал свою будущую зарплату и сдувал пылинки с ботинок. - Ну,
кто там звонит? кого Лукин осчастливит своим беспокойным гением?
- Здравствуй, Лукин, - сказали в трубке. - Это Ян Веселуха.
- А, да! - схватился Лукин. - Привет! Как ты там? живешь?
- Ты мне нужен, - сказали на том конце. - Иди ко мне работать.
- Счас, - ответил Лукин легкомысленно. - Шнурки поглажу. А как ты
догадался, что я безработный?
- Нутром почуял, - сказали там. - Ну, приезжай ко мне, обсудим!
- Ладно, - сказал Лукин, - давно не виделись.
Вспомнить, думал он беспечно, друзей, может, чем помочь. Ведь есть же
на свете люди, которые... Как ему сейчас обрадуются! Зазавидуют. Ну, он не
будет хвастаться. С этими мыслями мелкий жулик Лукин и вошел: Веселуха и
Рябинин сидели за столом и смотрели на Лукина жалостливыми взглядами.
Лукину стало несколько не по себе.
- Пришел, - приветствовал его Веселуха. - Выперли из банка-то?
- Да я, собственно, там и не работал, - почему-то смутился Лукин.
- Выперли, - заключил Веселуха. - Безработный теперь. Кушать хочешь?
- Сколько дней не ел? - Рябинин посмотрел Лукину в глаза. - Только
честно!
И навалил банкиру на тарелку килограмм тушеных овощей.
- Ты что, я столько не съем!..
- Идиот! - вскричал Веселуха. - Ему нельзя столько, он же голодал. Еще
станет плохо по первости-то.
Лукин вертел головой и ничего не понимал. Шутки он тоже любит, но,
похоже, эти ребята не шутят.
- Ладно, - продолжал между тем Веселуха, - ничего, поработаешь у нас,
оклемаешься.
- Где - у вас? - спросил Лукин машинально, и выпил водки.
- У меня на фирме, - заявил Веселуха. - Не вздумай отказываться! Я
знаю, что ты гордый, но мы же не милостыню тебе подаем, ты нам на самом деле
нужен. Ведь ты все-таки финансовый гений. Хорошо знаешь, где какая рыба и
почем. Мы, конечно, не сможем платить тебе много, но на первых порах на еду
хватит...
- Мама! - вскричал Лукин. - На какую еду!
- На какую захочешь, - пожал плечами Рябинин. - Вкус вкусу не указчик:
один любит арбуз, а другой свиной хрящик.
И всунул Лукину в рот большой кусок. Тот почувствовал легкое
головокружение.
- Вы что-то не так поняли, - попытался он поведать сквозь мясо. - Я не
голодаю, и мне ничего от вас не нужно...
- Зато нам нужно, - сказал Веселуха. - Очень нужно.
Лукин проглотил кусок и посмотрел на Веселуху.
- Ты что, серьезно?.. - вымолвил он. - Ты... меня... приглашаешь
работать к себе на свою маленькую дерьмовенькую фирмочку?
- Ее еще нет, - возразил Веселуха. - Почем ты знаешь, что она будет
дерьмовенькая? Это зависит в том числе и от тебя. Нет, ты, конечно, можешь
по-прежнему делать деньги из воздуха и бросать их на ветер. Но я советую
тебе, просто ради прикола, попробовать поработать на реальный сектор.
Лукин расхохотался от души.
- Нет, Веселуха, - вымолвил он, - в глазах его почему-то прыгали искры,
- ты все-таки идеалист. Сейчас я все брошу... и пойду на тебя работать!
Он так сыто хихикал, - поел на чужой счет, - что Рябинин от горькой
зависти только крякнул.
- А спорим, что пойдешь? - сказал Веселуха. - Зуб даю на холодец, что
пойдешь. И прямо сейчас.
Это было фирменное Веселухино словцо, обозначавшее полную и абсолютную
уверенность.
- Что, шантажировать меня будешь? - засмеялся Лукин.
- Зачем?! - легкомысленно вытаращил глаза Веселуха. - Силой доводов,
так сказать, э-э... красноречием исключительно.
Лукин хихикнул еще два раза. Веселуха подсел к нему поближе,
доверительно к нему обратился и начал неожиданно грустным и хриплым,
прямо-таки замогильным голосом:
- Неправильно ты живешь, Лукин. А знаешь, почему? Не потому, что ты
мелкий жулик. И не потому, что аморальный тип. Нет, не поэтому. А потому,
что руки твои не знают никакого ремесла. Ты не видишь того, с чем имеешь
дело. Столяр видит свои кресла, садовод - выращенную картошку, футболист -
мяч. А ты пинаешь воздух, окучиваешь пустоту, тешешь дырку. И сам ты есть
отверстие мира, черная дыра, прогрызенная во времени. Я хочу оплодотворить
твой талант реальным делом, применить тебя - может быть, ты оценишь, сколь
много удовольствия может приносить такая работа...
Так или примерно так говорил Веселуха, и, конечно, никогда в жизни не
убедили бы эти слова Лукина, если бы их говорил кто-нибудь другой, или если
бы он видел их написанными в книге. Он бы просто не стал их слушать или
читать. Но Веселуху Лукин слушал очень внимательно, опустив голову, как
пришибленный. Ян Владиславович брал его за шкирку и волок с собой, сделать
Лукин ничего не мог.
- Р-р-р, - тихо рычал он, как щенок.
- ...только полный придурок, - твердо и жизнеутверждающе заключил
Веселуха, шмякнув кулаком по ладошке. - Лукин, мне кажется, ты злишься. На
кого?
- Какого черта! - завопил Лукин. - Я тебе покажу! Я тебя на деньги
кину! - пообещал он. - Тиран! Фокусник!
- Постой, он что, согласен? - не поверил Рябинин.
- Согласен! - разорялся Лукин. - Ему только дай - он на весь мир такое
"согласие" наведет, помяни мое слово, Миша! Шпана с Мальцевского рынка!..
- А ты старушка-процентщица, - высказался Веселуха. И вообще, оставим в
покое личности, давайте лучше выпьем.
Выпить Веселуха был не дурак, особенно любил хорошие крепкие напитки -
дрянь не пил, разбирался, и посмотреть на него было приятно: как он
незаметно крутил рюмку за ножку, как вдыхал аромат, - и обсудить умел,
впрочем, без снобизма.
- А, пирог! - закричал Рябинин радостно. - Здравствуй, Ирочка.
Это вплыла в комнату мадам Веселуха, - в руках у нее был фирменный
пирог с грибами. Но не за хозяйственность выбрал ее Веселуха, а за редкую
красоту. Женщин Ян Владиславович обожал, но не уважал, может быть, потому,
что они всю жизнь складывались перед ним в штабеля. Мадам Веселуха была на
семнадцать лет моложе мужа, и это была его третья законная жена. Он подобрал
ее, пацанку, провинциалку, на кафедре, как бриллиант в куче мусора, приодел,
обучил хорошим манерам. Впрочем, мадам Веселуха была далеко не дура - в
жизненном смысле.
- Да, это я, - сказала она кокетливо. - А почему вы сначала пирог
заметили, а потом меня?
- Натурально, потому что он был впереди, - пошутил Веселуха. - Ира,
пить будешь?
- Нет, пейте на троих, - отказалась мадам Веселуха.
И они выпили, и снова налили, и потом, ближе к полуночи, Веселуха взял
гитару и под плеск осенних струй (ливень, холодный и рыжий, бил в окна,
стоял стеной) сбацал что-то не ровное, с оттягом, с синкопами - не то джаз,
не то мазурку - а Лукин, который с горя напился, сплясал с мадам Веселухой
на столе, среди хрусталя, прищелкивая пальцами.
"Это я-то дырка! - злопамятно думал он. - Ну, Веселуха, погоди, узнаешь
ты у меня".
Ах, ночь петербургская, осенняя ночь! Листья слетают, сумерки тают,
птицы кричат и витают. Грибами пахнет, сыростью постельной да банной одурью
похмельной, в потемках приглядной. Бледные лица во тьме, как рубахи, груди
волнуются, как море, в землю впивается горький ливень, сбивает с деревьев
листья. Очень просто в такую ночь некоторые выпускают душу полетать - а она
и не возвращается... держите крепче, закусывайте, жгите свечи.
Ах, ночь петербургская - печальная ночь. Прочь, ступай прочь!
Глава 2: С прибором
Нева созрела, налилась
Все возвышалась в ней вода
Бежала, спела и вилась
Рвала и мыла горы льда
Крошились брызги под мостом
И капли-росы били в дом
Поверх всего разлился пар
Засыпал снег
Тугие косы
Стыл поток
Рукавчик треснул и потек
И затопил пологий брег
А мы стояли на мосту,
Который выгибался над водой,
Разлитой вправо, влево на версту,
Под низкой тучей и звездой,
А справа крепость высока, красна
Стояла третий век - зубцы и завитушки,
Нам в ноябре невидима весна,
И только легкий запах стружки
Приносило к нам с залива
Третий век тут пахнет эдак,
Может, твой дворянский предок,
Угодивший несчастливо
В эту крепость, чуял тоже
Этот запах, запах нови,
Он был шишка и вельможа,
В жилах пламенныя крови.
Нева играет и шипит,
Она сравнительно чиста,
И ею, словно пивом "Пит",
Мы упиваемся с моста,
А Питер строит, мастерит
И жизнь нелегкая проста.
В осенних думах восседал Ян Веселуха на столе с ногами, держа в руке
бокал молодого Божоле. В кресле скрутился калачиком господин Лукин,
рассчитывая, сколько будет стоить аренда самого дешевого помещения. На полу,
среди раскиданных цацек и болтов, сидел растерянный Рябинин и крутил носом.
- В чем дело? - спросил Веселуха.
- Кристалла нет, - объяснил Рябинин.
Кристалл для прибора был - главнейшее дело. Без него можно было и не
заморачиваться.
- Что, на весь Питер ни одного кристалла фторида лития? - не поверил
Веселуха. - Что-то ты мне голову морочишь. Не может быть.
- Нету, нету, - отозвался Лукин из кресла. - Я весь город обегал. Ни на
рынке, ни в супермаркете - нет. Даже в частных коллекциях нет. Увы.
И они уныло поникли головами. Веселуха прислушался к завыванию ветра,
всмотрелся в осенний сумрак за окном, и подумал: "В такой день хорошо играть
свадьбы и заключать контракты". Плакать же в такой день совершенно ненужно и
даже вредно: Нева может выйти из берегов. Веселуха вскочил со стола, взял
длинную веревку, намотал ее на пояс и призвал:
- За мной.
Навстречу ветру ехали они, по набережной и через мост; Петропавловская
крепость встала перед ними огромным хищным зубом; служитель пустил их
внутрь, и они молча, только отдыхиваясь, дошли до самого верха. Дальше
лестницы не было, и балки кончились.
- Если друг оказался вдруг, - сказал Веселуха, стягивая пояс веревкой.
- Первый я, за мной Рябинин, Лукин третий.
Шпиль был мокрый и скользкий, он сужался. Несмотря на дикий ветер, с
подветренной стороны на Веселуху село три стойких комарихи и пили кровь.
Болото внизу колыхалось и вздымалось, гнулись травы, зрели решения, ехали
машины. На булыжной площади стояли, взявшись за руки, дети Рябинина, глядя
вверх.
- Я наверху! - крикнул Веселуха, перекрывая гул ветра. - Начинаем!
- Пошел! - крикнул Рябинин Лукину.
Трое отлипли от шпиля, и на истошном ветру завопили в три голоса на всю
Россию:
- НУЖНЫ КРИСТАЛЛЫ ФТОРИДА ЛИТИЯ!
Вздохнули - и по новой:
- НУЖНЫ КРИСТАЛЛЫ ФТОРИДА ЛИТИЯ!!
На три голоса, за скользкий шпиль цепляясь, голову запрокидывая:
- НУЖНЫ КРИСТАЛЛЫ ФТОРИДА ЛИТИЯ!!!
Но не давала ответа Россия на запрос их неистовый и серьезный. То ли не
было у нее кристаллов фторида лития, так нужных для дифракционной решетки
нового прибора, то ли просто занималась она своим делом. И Рябинин повис на
своей веревке, сокрушенно цыкая зубом, а Лукин пнул шпиль носком ботинка, а
дети Рябинина внизу сели, взявшись за руки, на булыжник, - но не сдался Ян
Веселуха. Он мотнул головой и заорал один - злобно и вдохновенно:
- Эй, вы! Срань болотная! Ишаки отвязные! Это ваш последний шанс
продать ваши хреновы никому не нужные кристаллы фторида лития! Если я и
соглашаюсь купить их у вас, то только из сожаления к вам, потому что больше
дураков вы не найдете! Я жду три секунды и слезаю!
И вот тогда где-то всколыхнулись верхи бурьяна, забулькало болото, и
раздался голос - слабенький и вроде женский:
- Ну бяритя, бяритя! приезжайтя! так и быть, прададим! есть у нас адин
кристалл, мы им агурцы саленыи придавливаям!..
- Мы должны говорить не о том, что нужно нам, - понял Веселуха, - а о
том, что нужно нашему партнеру.
Лукин только головой покачал: Ян Владиславович удивительно быстро делал
выводы.
- А теперь нам нужен кредит доверия, - сказал Веселуха. - Ты, Лукин,
лично - что можешь предложить? Ничего? Тогда - зачем мы тебя держим?..
- Не так скоро, - сказал Лукин, вытряхивая комаров из ушей. - Есть у
меня одна затейка... Только не удивляйтесь и не мешайте мне.
- Глупо, - пожал плечами Веселуха. - Кто и зачем будет тебе мешать,
если ты принесешь нам деньги?
- А если это беззаконие? - вмешался Рябинин, враждебно глядя на Лукина.
"Разделяй и властвуй, - подумал Веселуха, - совок и жулик в товарищах".
- Если беззаконие, - сурово сказал он вслух, - тогда... деньги отберем,
а тебя, Лукин, сдадим в ментовку.
Надушенный и одетый в хорошее пальто, Лукин стоял посередине Сенной
площади, поигрывая золотой цепочкой. На цепочке, проносясь у него над
головой и навевая крылами сон и мрак, носилась над городом гигантская моль,
огромная и серая - страшная.
- Дамы и господа, - вещал Лукин без выражения, - объявляется скупка
зимних вещей на прокорм гигантской моли. Данный вид потребляет в день: шуб
норковых шесть единиц, полушубков овчинных десять единиц, шапок-ушанок
мужских семьдесят пять единиц...
Собирался народ; менты с интересом поглядывали; скинхеды таились у
стенки. Пара пропитых субьектов уже успели сбегать домой и толкнуть свои
полупердончики; моль радостно приземлилась, сожрала мех и взмыла опять,
натягивая цепочку.
- А что она будет есть, если не хватит? - спросила какая-то любопытная
старушка.
Менты прислушались.
- Может напасть, - равнодушно сказал Лукин. - У нее вообще-то яички
отложены. Скоро потребность увеличится.
На этом месте менты решили вмешаться.
- Гражданин! - сказали они, обступая Лукина. - Давайте со своей молью
куда-нибудь за город.
- За город никак нельзя, - сказал Лукин,- поскольку моль требует ухода,
горячей воды и центрального отопления. Она нежная. И яички. А если по вашей
вине моль умрет, - Лукин отступил на шаг и значительно поднял голову, - у
вас будут крупные неприятности в связи с трехсотлетием города.
- Ты что ее, мужик, на трехсотлетие Петербурга откармливаешь? -
поразились менты.
- Да, - ответил Лукин, - на ее крылья будет нанесена карта города, а в
зубах она должна держать якорь. Но вы же видите, что насекомое живет
впроголодь. Уже пыльца с крыльев осыпается.
Менты в замешательстве переглянулись, и Лукин понял, что его дело
восторжествует.
Вечером того же дня губернатор кричал на подчиненных:
- Смотрите у меня! Вы там мне трехсотлетие не компрометируйте! Я ведь
все вижу, как вы с животными обращаетесь! Чуть моль праздничную не уморили,
позор какой!
Под моль было списано много денег из бюджета; вечером того же дня
Лукин, по обоюдному согласию, пристрелил тварюгу из охотничьего ружья.
- Мысль была ничего, - одобрил Веселуха, - но хороши такие мысли только
для "эпохи первоначального накопления". И ты мне, титан Возрождения, больше
эдак не крути! Знаем мы твои "надежные схемы".
- Не буду, - поклялся Лукин, а сам подумал: "Ты меня еще узнаешь,
Веселуха!"
Шел первый снег, - какое сладкое время для свиданий, для сделок, для
конфликтов, для переворотов. И ведь знаем мы, петербургские жители, что не
бывает в октябре настоящей зимы, что еще снег смоет черными дождями, но как
хорошо бывает и как приятно, когда вдруг, замедляя темп, осадки начинают не
капать, а вот именно оседать...
В эти дни Веселуха метался на собаках по Петербургу, пытаясь заключить
первый контракт. Срок кредита подходил к концу, в конце декабря маячила
смрадная долговая яма. Снежинки падали на красный язык Яна Владиславовича;
его волосы цвета светлого металла стояли дыбом, и пригладить их не было
никакой возможности. Веселуха источал чистейшее обаяние, он влиял, скакал и
интриговал, но директора заводов были и сами не промах. Они подсидели
красных директоров, они грабили некогда на большой дороге, учились в
бизнес-школах и начинали позорными подметалами. Некоторые из них делали по
четыре ошибки в слове из трех букв. Поэтому разговаривал с ними Веселуха
так.
- Вашему заводу нужен рентгеновский флуоресцентный? - рявкал он.
- Зачем он нам? - кисло морщились эти консерваторы. - Мы же
пластмассовые игрушки делаем.
- Будете смотреть, - гремел Веселуха, - чтобы в пластмассу свинец не
попал, а то детки будут ее грызть, помирать, и ваши игрушки никто не будет
покупать. А на вас все будут показывать пальцем и говорить: "Вон идет
директор завода, который не знал, что в пластмассе был свинец".
Директора обалдевали от такого напора. В кабинете становилось нечем
дышать. Веселуха бил графины с водой об пол. Директора чувствовали себя
обязанными что-нибудь для него сделать. Мокрый молочный снежок засыпал
лениво весь Питер сверху донизу. Страсти разгорались.
- Тут нам прибор какой-то хотят всучить.
- Что за прибор?
- Рентгеновский флюоресцентный спектрометр.
- А он нам что, жизненно необходим?
- Да на хрен он нам не нужен. - Просто позвони им и скажи: "На хрен нам
ваш спектрометр? Он нам не нужен". И они отстанут.
Просто позвони им и скажи.
И вот Веселухин телефон наконец зачирикал. Веселуха долго слушал, что
по нему сообщают, а потом ответил "Да", положил трубку и небрежно молвил:
- Господа... Мне кажется, у нас наклевывается контракт.
- Вот как! - удивился Лукин.
Он уже сторговал себе приличное местечко в одном из банков, и уже
воображал себе, как он скажет Веселухе "Спасибо тебе за доверие".
- И что? - спросил Рябинин жадно. - Мы что, повезем прибор прямо им?
нет, пусть сами приходят! Прибор хрупкий. Пусть приходят сюда. Я не повезу
прибор, нет, не повезу...
- Ишак ты отвязный, - нежно сказал Веселуха.
На следующий день они повезли прибор заказчику. Накануне долго
торговались о цене. Веселуха исходил из себестоимости, Лукин - из рыночной
цены, а Рябинин пытался сочинить цену "по совести". Наконец, все было
решено, и вот они поехали на "Ауди" Лукина (Веселуха свою девятку продал) к
заказчику.
Лукин вел хорошо, но немного резко. Веселуха сидел рядом и непрерывно
курил, Рябинин трясся сзади, держа на коленках прибор, как котенка. Вот
вдали показались огни завода-заказчика. Их встретил главный инженер.
Веселуха взмахом руки пригласил Лукина и Рябинина: те аккуратно внесли
прибор и поставили его на стол.
- Ой, какой маленький! - умилились лаборантки. - Спектрометры обычно -
у-у-у!
- Двадцать четыре килограмма, - сказал Рябинин смущенно.
- А обеспечение ему какое? - поинтересовались программисты.
- Обычный ПК, - пожал плечами Рябинин.
Он стеснялся, но Лукин задал тон:
- Без разрушения и порчи образца! - вскричал он.
- Погрешность до пятого знака по всем элементам! - подхватил Рябинин.
- Сто анализов в сутки!
- Прост до неприличия!
- Работать может даже обезьяна!
Так они распинались; характеристики у прибора были и впрямь
исключительные, поверить такому всегда трудно: не обманывают ли нас? Народ
переглянулся; тогда к столу вышел главный инженер, хлопнул по крышке прибора
ладонью (Рябинин вздрогнул) и спросил веско, глядя Веселухе в глаза:
- Хорошо, а на Западе - сколько стоит такой прибор?
Народ затаил дыхание. Ян Веселуха вежливо ответил:
- Наш прибор не имеет аналогов ни в России, ни на Западе...
Все выдохнули и посмотрели на прибор с благоговением, а главный
инженер, не желая показаться лохом, проворчал:
- Это все лирика, а вы продемонстрируйте, как он работает! Может, он и
не работает вовсе.
Рябинин, волнуясь, поставил образец в кювету и начал анализ.
Прибор мигнул, тихо пискнул и анализировать не стал.
- Что это он у вас, сломался, что ли?
- Да, ежкин кот, - спроста сказал Рябинин в сердцах.
Ситуация назревала очень смешная, и уже кое-кто начал улыбаться, но
Веселуха не дал ситуации созреть:
- Да! - вскричал он вдохновенно. - Прибор сломался. Если бы этого не
произошло, вы бы много потеряли! А так у вас имеется редкая возможность
понаблюдать, как мы на ходу вносим доработки в его технические
характеристики!
- Работа над ним ведется непрерывно, - подключился Лукин. - Он
становится все лучше и лучше!
Рябинин засунул руку в недра прибора и что-то там подкрутил: прибор
согласно моргнул, пискнул и начал анализ. Рябинин засветился, как горный
гном с самоцветами. Прибор был продан. Долговая яма миновала.
Острый снег сваливался в круглые сугробы; он лежал на каждой веточке,
на всех мелких подробностях округи: на завитушках Расстрелли, на колоннах
Росси, на младенцах, ангелах и демонах. Два бомжа тащили картонную коробку в
пункт приема; в конце узкого длинного двора, перед кирпичным забором, махал
голыми ветвями обтрепанный тополь.
- Вот - наша резиденция, - сказал Веселуха.
Шаги отдавались эхом в пустых помещениях, оклеенных белой бумагой.
- На берегу пустынных волн, - сказал Лукин.
- Зато на окнах забрала железные, - заступился Веселуха.
- Перестройка, - отозвался Рябинин из угла.
- Чего?
- Перестройка, говорю, - сказал Рябинин. - Журналы восемьдесят девятого
- девяносто третьего. Кто-то свалил.
- Пусть лежат, есть не просят, - указал Лукин. - С налогами хуже.
- Да ну, налоги, - махнул рукой Веселуха. - Налогов мы вообще платить
не будем.
- Это как, интересно? - подбоченился Лукин. - Сами говорили - без схем!
- А тут никаких схем и не надо, - ответил Веселуха. - Я же временем
занимаюсь. Ну, создадим на нашем участке поле того времени, когда были
маленькие налоги.
- Да когда ж они были маленькие? - резонно возразил Лукин. - И как это
налоговой объяснить? они же не физики.
Трубы играли над Петербургом в миг, когда Веселуха вынес из здания с
башнями лист, усеянный подписями и печатями. Все было составлено
самодержавно. Остальные могли быть сколь угодно крепкими парнями, но
хозяином становился Веселуха, и, по сути, только он, хотя по форме весь этот
торт назывался ЗАО НПО "Амарант".
- А логотип? Какой у нас будет логотип?
- Это очень важно.
- Вот такой.
- Это гробик?
- Это кристалл!
- А я такой хотел, смотрите.
- Это глисты?
- Это рентгеновские лучи!!!
Когда проспались, поднимался серый день, снег таял, а второго прибора,
законченного три дня назад, на столе не было.
- Черт, - проскрипел Веселуха, хватаясь за голову, - его же уже Кириши
купили. Что мы им скажем?
- Что его украли.
- А может, это они его вчера забрали?
- Нам нельзя много пить, - сказал Рябинин мрачно. - Нельзя много пить
за начало работы. Вот, например, в моей родной деревне однажды мужики начали
строить дом. Накопили на цемент. Причем долго копили, год. Потом купили этот
цемент, разгрузили его, жидкий, около ямы под фундамент, и решили на
радостях выпить. Хе-хе.
Веселуха откинулся назад, но забыл, что там, сзади. А сзади что-то было
вроде пружинки, отчего на дворе стемнело, как в ящике. Край родимый
погрузился во мрак, только лаяли собаки, даже машины на Гороховой притихли и
не ехали. Небо в окне, перегороженным железным забралом, было
полуобморочного цвета: красноватого, сиреневого, местами почти белого - и
это была ночь. Внизу было темно, каркали вороны, проносясь низко над снегом.
- Веселуха, я, кажется, знаю, - догадался Рябинин. - Это мой дворянский
предок прибор унес.
- Зачем ему?
- Да начальник его на Монетном дворе монету портил, а разницу себе
воровал, - объяснил Рябинин, - ну вот, предок мой не будь дурак, хочет это
злоупотребление вскрыть и начальника подсидеть.
- Умный ты, правнук, - послышалось из угла.
Предок был невысок, но крепок и хорош собой, насколько можно было
разобрать в полумраке. Одет он был в простой казакин берлинского сукна, и
шапки не снял.
- Так что я ваш приборчик заберу, ладно? - по-свойски молвил предок,
присаживаясь на корточки перед мужиками. - Всеж-ки я его у вас заберу, у вас
от одного прибора не убудет, вы еще их наделаете. А долг перед предками и
перед Отечеством надо помнить.
- Да, да, - соглашался Рябинин, глядя на предка во все глаза и пытаясь
различить в нем сходство с собой.
Веселуха оторвался от стены и встал: был он выше предка на голову, хоть
и моложе лет на пятнадцать.
- А вот это вы видели, ваше высокопревосходительство? - спросил
Веселуха и показал предку шиш. - Прибор ему, понимаешь! Задаром!
- Так я же за Отечество радею, - повысил голос вельможа. - Этот
мерзавец Курятинский нам монету портит, а государыня не знает ничего!
- За Отечество, - буркнул Лукин, - сам, небось, на его месте будешь так
же...
- За Отечество - пожалуйста, - согласился Веселуха. - Можем скинуть
цену - слегка.
- Я вам не купец торговаться, - надулся предок. - Хотите - от налогов
вас избавлю, это могу.
- А ты знаешь, какие у нас налоги? - поинтересовался Лукин.
- А то, - ответил предок, - как не знать. Налоги у вас - грабительские.
Сорок с выручки, тридцать с прибыли... Что ж вы, милые? Фонды выбыли?
Амортизационный срок? А у нас и на это налог. И прощать не в российском
опыте - как на западе, что ни попадя...
- Чем шире живешь, - подхватил Веселуха, - тем больше плати! Как ни
крути - отдашь нам - немного, о нет! - прибыли девять десятых в бюджет!
- Неси на блюдечке с синей каемкою!
- Ах, производство наукоемкое?
- Ах, там еще и проборов гора?
- Ура!!!
- В узел рубли увязывай!
- И - ни в чем себе не отказывай!
- Наша гордость, радетель, рачитель!
- Наш... российский производитель!
Рябинин и Лукин, раскрыв рты, слушали эту крамолу, не то раешник, не то
джаз, а предок и Веселуха, пьяные, плясали и выпендривались:
- Сорок с прибыли?
- Тридцать с выручки?
- Ах надыбали!
- Нет ли дырочки?
- Куча законов - не пропадем!
- Не перепрыгнем, чай, обойдем!
- Всех обойду!
- Все украду!
- Спрячу!
- Страчу!
- В тень уйду!
- Хамство да барство, что за государство!
- Руки в боки - денежны потоки!
- С покрышкой в деньгах -
- В долгах как в шелках -
- Сливки общества пеной к ногам государя...
- Вы скоморохи!
- Вы - не бояре!
- Сливки общества.
- Слитки отчества.
- Шурики, борики, тузики, максики...
- ...пузики, прыщики, лысики, глазики...
- Местные боги!
- Оплот демократии!
- А ну-ка снижайте налоги на предприятия -
- росчерком правой руки,
- ...временщики!..
Веселуха выдохся и свалился на пол, а предок задумчиво сказал:
- Разучились пить... а ведь этот еще из лучших... Ладно, избавлю вас от
налогов. У меня в Питере все схвачено.
С этими словами предок повернулся и вышел вон. Свет вокруг померк
окончательно, а Лукин задумчиво сказал:
- Тут давеча читал в одном продвинутом журнале, что понятие "крыша" -
это уже архаизм. Так вот что они имели в виду.
Аспирант и менеджер по продажам Паша Ненашев в этот момент сидел у себя
на кровати в общежитии Финэка, абсолютно оглушенный, держа себя за уши, и не
знал, что делать.
С милым, конечно, и в шалаше рай. Но неженатым супругам Паше и Марине
ужасно хотелось свой дом. И под это дело Паша взял большой кредит. Уже
завезли стройматериалы, уже началась стройка, и тут друг Пашин по жизни и по
совместному делу оказался не друг. Вражиной и подлюкой, можно сказать,
обернулся Пашин друг.
По истечении пяти минут Паша Ненашев как настоящий менеджер принял
решение.
- А толкнуть меня без покрытия, - сказал Паша. - В данный момент я -
одни сплошные долги.
- И враги, - сказала Маринка, обнимая Пашу за талию.
- Да, враги и долги, - сказал Паша злобно. - И виноват я, кому, блин,
поверил! Поэтому я - смотри - толкаю себя без покрытия. Вот я открываю
идиотскую газету, которую тебе дали в метро.
Паша развернул газету.
- Теперь я закрываю глаза и тыкаю пальцем, где нужен менеджер по
продажам.
- Не делай этого! - пискнула Марина в священном ужасе.
Но Пашин палец уже совершенно неумолимо уткнулся именно туда, где Паша
и был, по видимому, нужнее всего.
- Амарант, - прочел Паша, пожимая плечами. - Контора господина
Шарашкина с грамоткой имени Филькина. Ну вот, Марина. В нашей стране вообще
жить нельзя. Будем, значит, не жить, а как все.
Это был Пашин пунктик. Его отрочество пришлось на эпоху перемен. Даже
относительное затишье, последовавшее за кризисом, вызывало в Паше
скептическую усмешку. А уж теперь-то ему и вовсе не хотелось верить никому,
кроме судьбы.
- А если в этом амаранте все уголовники? - спросила Марина, прижимаясь.
- Блин, - сказал Паша. - Блин! Как все хреново!
Ради прикола Паша решил дойти-таки до этого "Амаранта": это где же это
нужен он, сам Паша, менеджер с опытом, да еще и стажировка за границей? Где
это имеют наглость его хотеть? Вступив во двор и проплыв пять метров по пояс
в снегу, Паша расхохотался. Все кругом было не просто хреново, но просто
анекдотически хреново. Предельно, так сказать. Разило помойкой и бомжами, с
Сенной доносились попсовые песни.
- И мое сердце, - подпел Паша. - Зам-мерр-ло! О-о-о!!
И вот Паша вошел, принюхиваясь, в серое помещение, оклеенное белой
бумагой. На столе стоял компьютер. К нему был присоединен средних размеров
прибор. Рядом похаживал мужик. - "Здесь чего-то не хватает, - подумал Паша.
- Ах да. Надо повесить на стену карту области".
Нет, здешний воздух Паше положительно нравился. В нем не пахло
наркотой. Но это не был и бумажно-кондиционированный дух офиса - дух
неопределенный, ведь все бумаги пахнут одинаково, от страха перед
разоблачением не потеют, вот так и кидают нашего брата. Здесь пахло
определенно: свежими досками и штукатуркой. Потому что исподтишка шел
ремонт.
- Так будет пахнуть дом, который построим мы, - сказал себе Паша и
вошел внутрь.
Веселуха принял Пашу благосклонно, однако не стал скрывать от него
возможных трудностей:
- У нас, Паша, партизанский отряд, - сказал он. - Работать в нашем
коллективе - большая честь. Одновременно, не скрою, работа потребует от тебя
полной самоотдачи. Денег не обещаю - только удовлетворение от тяжелого
труда.
- Физического?
- Не исключено.
- Ну, ничего, - пожал плечами Паша (а что ему оставалось делать). -
Главное - мне приятно работать с таким умным и опытным человеком, как вы.
Самое главное в работе - это коллектив.
- Я могу и из окошка выкинуть, если что, - признался Веселуха. -
Рябинин - отличный физик, но совок и ретроград, к тому же у него пятеро
детей. Ну, а Лукин - просто мелкий жулик, и к тому же не физик. А ты -
физик?
- Я менеджер, - сказал Паша Ненашев гордо.
И был принят.
Глава 3: Под клиентом
Небо в сахаре затворожено
Взвесь и кружево, мелет крошево
Пашут пахари с красными рожами
Полукружьями.
И мутовкой бьют, и огнем куют,
Месят ночь и день, сыплют снег в сирень.
А синоптики Мерлины
У них дырки просверлены
А синоптики нытики
Они ух аналитики!
На слиянье рек
Молодой слезой
Льется, льется снег
Пополам с грозой.
Цель высока, но есть близкие цели, без которой не будет той, высокой.
Продали - хорошо; но как закрепить успех? Над этим не спал дней и ночей Ян
Владиславович Веселуха, расхаживая по производству и завязывая рукава
свитера на животе.
- Болезни роста - они по двум причинам бывают, - соображал Веселуха на
ходу. - Либо не хватает какого-нибудь важного вещества, либо оно не
усваивается. В результате одно растет, а другое - нет. Дети в наше время,
как правило, выживают, а вот фирмы иногда загибаются, не прожив и года.
Почему? Скажи мне, Паша, ты на фирмача учился.
- Потому, - утверждал Паша Ненашев, почесывая бородку, - что средства
должны в фирму поступать мощным потоком, а не тоненькой струйкой. Каналы
должны соответствовать друг другу. Если мы хотим быть маленькими, мы,
конечно, можем каждого клиента ловить на отдельную удочку. Если же мы
все-таки хотим расти, придется ловить клиентов сетями.
- Нда? - недоверчиво морщился Веселуха. - Сетями, говоришь? Что-то уж
больно красиво. Где ты это вычитал? В учебнике Макбрюннелла и Ко?
- Все об этом говорят! - ссылался Паша. - Велите купить широкие и
частые шелковые сети и навесить на них бубенчики, чтобы клиенты запутывались
в этих сетях стаями!
- За свой счет покупайте, - распорядился Веселуха. - А мне почему-то не
нравится эта идея.
Рябинин и Лукин радостно моргнули глазом, сбегали в Апрашку и купили
там огромную сеть. После обеда они долго елозили по крыше, закрепляя на ней
сеть и навешивая на нее бубенцы и красные бантики.
- Хм, - сказал Веселуха, увидев их приготовления. - Зря это вы.
- Почему зря? - удивились все.
Веселуха не ответил. Он прошел в сумрачную залу, в которой, каждый под
своей лампочкой, сидели сборщики. При виде директора они разинули рты и
бросили работать. Их лица были равнодушны и белели кругом, как рубахи;
каждый делал свое дело, каждый ждал шести часов, чтобы смыться.
- Вот почему, - понял Веселуха и покачал головой. - Ох, зря это они!
У него были недобрые предчувствия. Паша Ненашев только рукой махнул:
- А, Ян Владиславович, все будет хорошо. Справимся.
Но на следующий день, как только утро приподнялось из снежных перин,
сотрудники "Амаранта" услышали бешеный, залихватский звон, или, как шутил
Достоевский, "колокольчик-дарвалдай". Вот-вот, именно дарвалдай. Дарвалдаяло
по всей крыше, - клиентов в сети было видимо-невидимо.
- Tu l'ai voulu, George Dandin, - высказал Веселуха Паше Ненашеву и
Лукину, - теперь лезьте на крышу встречать, западные вы мои!
Клиенты на крыше поднимались на ноги и отряхивались от снега, а на их
месте запутывались новые и новые. Лукин помогал отряхнуться дамам, Паша
здоровался с мужчинами.
- Нам нужен ваш прибор! - кричали они радостно, слетая с серого
декабристского неба в сугробы.
- Нефть татарская! - барахтался в сетях товарищ в овчинной шапке.
- Вода минеральная! - отплевывалась от снега дама в платке.
- Экспертиза судебно-медицинская! - подавал Паше мокрую руку
господинчик в черном пальто.
- И нам нужен, и нам! - приветливо вопили клиенты, устремляясь за Пашей
гурьбой по лестнице.
Паша проскакал по коридору и распахнул дверь своего кабинета:
- Входите, господа!
Проклятые колокольчики все дарвалдаяли на крыше, и новые потоки
клиентов топотали в коридоре, набивались в кабинет.
Паша Ненашев, не будь менеджер, не терял присутствия духа - посопел
немного, а потом, перекрывая колокольчик, начал громко и решительно, заложив
руки за спину, как премьер-министр:
- Господа!
- А-а-а! - отозвались клиенты.
- Приборов у нас хватит на всех, - обещаю.
Тут Паша сделал широкий жест.
- У-у-у! - запрыгали от радости клиенты.
- Мы удовлетворим все ваши пожелания, - обещал Паша далее, - научим вас
всех с ним работать. И не только вас, но и всех, кто захочет к нам
обратиться.
- О-о-о! - клиенты перли на Пашу, полчища их лезли в двери, глаза у них
горели, они пахли жевательной резинкой, а некоторые чесноком.
- В общем, - округлил Паша вдохновенно, - все по очереди получат по
прибору. Долго ждать вам не придется, ведь единственное, чего мы хотим в
этой жизни - это чтоб вам было хорошо.
Тут колокольчик перестал дарвалдаять: сеть не выдержала наплыва добычи
и слетела во двор, и поток клиентов на время прервался.
Ближе к вечеру Паша сидел за компьютером, занося клиентов в базу
данных, и вдруг почувствовал на себе взгляд Веселухи.
- Хулиганничаем? - спросил Веселуха грозно.
- Помаленьку, - небрежно ответил Паша.
- Пошли со мной, - приказал Веселуха, схватил Пашу за руку и потащил в
сборку.
Там, скорчившись под настольными лампочками, сидели сборщики приборов.
Увидев Веселуху и Пашу, они, конечно, перестали работать и побросали
детальки на пол. Кое-кто был с похмелья, почти все небриты, руки их
двигались, как в меду.
- Ты собрался обеспечивать приборами всю Россию, - сказал Веселуха
нехорошим голосом, - теперь посмотри на этих людей и прикинь, что я должен с
тобой сделать.
- А это не мое дело, - беспечно пожал плечами Паша. - Это как бы не моя
работа. Это же вы делаете приборы. А я делаю деньги.
Комнату тряхнуло, сборщики попадали на пол, треснуло стекло, и только
ботинки Пашины мелькнули за окном.
- Ян, парень не виноват, - пробормотал Рябинин, осторожно заглядывая в
комнату. - Он все сделал как надо, а ты не прав.
- Я не прав? - развернулся Веселуха.
- Конечно, не прав, - пискнул Лукин, вылезая вперед. - Продажи - это
то, ради чего!.. Если мы не будем продавать, то на хрен тогда!..
- А на хрен он самодеятельность развел? - вскричал Веселуха. - Вы
посмотрите на эти рожи! - Тут он указал на сборщиков, которые так и не
работали, а сидели сложа ручки и с любопытством наблюдали за скандалом. -
Посмотрите на эту рвань, пьянь, у них руки растут из жопы, они ничего не
умеют, и других нет! Откуда я теперь все эти приборы возьму? Рожу я их, что
ли?
- Значит, надо родить, - возразил Лукин твердо. - Клиент всегда прав.
- Да ты за кого? - пригляделся Веселуха к нему. - За клиента или за
друга?
- За клиента! - гордо сказал Лукин.
Веселуха покачал головой.
- В чем-то вы, может, и правы, - буркнул он. - Но тогда ведь надо
как-то заставить их работать.
- Как, как, - рассудил Рябинин. - Зарплату им повысить.
Сборщики обрадовались.
- Вон, глазки заблестели. Нет, нельзя им зарплату повышать, как ты
думаешь?
- И правда, нельзя.
- Эй, ребята, сделаете два прибора к концу недели, премию дам.
- Очень нам надо корячиться, - сказали сборщики.
Рябинин вышел на середину комнаты и гаркнул по-суворовски:
- А ну, совести у вас нет! Мы же вас выгоним на хрен!
- Ваше право, а только быстрее работать мы не будем.
- Ну, что за люди, - брякнул Веселуха в расстройстве. - Вялые, как
ботва! Вот россияне и вырождаются поэтому!..
- А при чем тут - вырождаются, - поднял голову самый молодой сборщик,
Кирюха с мутными глазами и бритой головой.
- Да при том! При том!.. У нашего прибора ведь такие свойства... -
Веселуха махнул рукой. - Э, да что с ними разговаривать, они люди конченые,
- и отцы-основатели удалились.
Среди сборщиков воцарилось унылое молчание, но в этой тишине ворочались
их разбуженная совесть, и странные мысли приходили им в голову.
- Вырождаются, - бурча Кирюха. - В Чечню бы его, он бы там увидел.
- Вот именно, - поддержал его сосед. - А что он имел в виду, про
свойства, ты не понял?
- Может, он радиоактивный и на здоровье плохо влияет?
- Сдохнем тут все.
- Импотентами останемся.
Кирюха встал, и, переваливаясь, отправился к начальству. Там Веселуха и
Рябинин сидели под фонарем и настраивали новенький прибор. Рябинин любовно
ласкал его и регулировал, а Веселуха тщательно всматривался внутрь и по
временам дергал за ниточки в швах.
- Добрый день, - хмуро сказал Кирюха, сводя скулы. - Вы про какие
свойства говорили?
- Ну, - сказал Веселуха, не прекращая работы, - я, вероятно, имел в
виду тот побочный эффект, который происходит от наших приборов. Мужская сила
и все такое.
- Что - мужская сила? - насторожился Кирюха.
- Ну, если любить наш прибор, - пояснил Веселуха, - то станешь
секс-гигантом. А если не любить, то импотентом. Доступно? Только мужикам там
не говори, а то у них крыша съедет.
- Как понять "любить"?
Веселуха оторвал глаза от прибора и окинул взглядом Кирюху:
- Ты прибору мстишь за свою эту самую Чечню. Сосед твой - за зону.
Другие - за жизнь свою косую. А прибор вам ваш негатив будет возвращать.
Сперва волосы выпадут. Потом хозяйство отвалится. И так далее.
- Ну, ну, Ян, - проговорил Рябинин с той стороны стола. - Не видишь,
Кирилл тебе не верит. Он думает, так не бывает.
Кирилл между тем вовсе так не думал. Однажды в горах он видел, как по
зеленой траве ходила Черная сваха и собирала души убитых воинов. Другой раз
тянул из колодца ведро, а вытянул сам себя, похожего, как две капли воды.
Многое он там видел, среди жирной зелени и пустых развалин, когда день
остывал, затихая перед громом. На следующий день сборщики работали так, как
будто вызвали друг друга на соцсоревнование. Если кто-нибудь из них ронял
деталь, все втягивали головы в плечи. Рябинин бегал среди них, объясняя, что
к чему: им захотелось это узнать.
- Вот такая система мотивации, - хохотал Лукин, внутренне поеживаясь и
льстиво стирая пыль с прибора: мало ли что. - Полезли, Паша, опять сеть на
клиента ставить!
Перед Новым Годом Лукин свел концы с концами: к общему удивлению, концы
сошлись. Фирма приносила прибыль.
- Эх, мошенники мы, - смущенно говорил Рябинин.
- Да где? В чем? - кричал Веселуха.
- Да не знаю, где, - кряхтел Рябинин, - а только не может быть, чтобы
мы честно заработали столько денег. Я никогда в такое не верил, и теперь не
верю.
- Советские вы, Михаил Николаевич, - вздыхал Паша Ненашев.
- Слушай, Веселуха, - сказал Рябинин. - Нам бы химик нужен.
- Нужен, - согласился Веселуха. - он бы нам методики писал. Задачки
сочинял. В нефти понимал. А где нужно, и с клиентами бы помог Паше.
- Где же мы такого найдем?
- Где - не знаю, но нужен именно такой.
Как ни странно, сразу после Нового года такой химик был найден. Химик
действительно понимал в нефти, не пил горькую и умел придумывать задачки.
Веселуха вгляделся в ворох выбеленных кудряшек и протер глаза.
- Что, женщина, что ли?! - изумился он.
Женщин Веселуха любил, но не уважал.
- Денежкина Наталья Борисовна, - сказал химик бодро.
- Очень приятно, - кисло сказал Веселуха. - Н-ну... посмотрим. Вам
чего-нибудь нужно для вашей работы?
- Пол под весы зацементировать, - благоговейно сказала Наталья
Борисовна, кланяясь.
Раньше Наталья Борисовна работала на одну из тех нефтеналивных контор,
что спаивают нашу экономику и заваливают акционеров золотом. Платили ей
неплохо, да вот муж у Натальи Борисовны был военный человек. - "Служивый", -
как она объясняла. В молодости Наталья Борисовна питала неизъяснимую
слабость до мундира. И вот теперь муж вышел в отставку и поселился у своей
мамы - в Питере, ну и дочку хотелось в хорошую школу отдать, - так объясняла
Наталья Борисовна, оглядывая зорким взглядом свою комнату, вытирая пыль,
разглаживая складки и расставляя склянки.
На следующей неделе Веселуха сказал Рябинину:
- Пойду посмотрю, что там новый химик делает. Хоть освоилась она с
прибором или нет. Может, она не врубилась еще, как он работает.
И Веселуха пошел.
В лаборатории горел свет. Наталья Борисовна в халате поверх толстого
свитера и в сапогах стояла у прибора. Одной рукой она ставила в кювету пробу
ила для Петербургского водоканала, другой рукой печатала на компьютере
методику. К уху прижалась телефонная трубка, в которую Наталья Борисовна
ворковала что-то очень сладкое и в то же время, несомненно, химическое:
- Да, татарская нефть, наверно, да... серы там много... да... Да,
конечно. Вы можете к нам подъехать... Да, конечно, мы будем очень рады...
За столом расселась противнейшая и очень глупая тетка из
Ханты-Мансийска; она поглощала шоколад и пила чай. От тетки распространялся
запах чеснока. Она третий день училась работать на приборе. Никто не мог ее
научить. Рябинин уже отступил, матерясь, и даже Паша, девизом которого было
"Клиент всегда прав", только руками разводил, настолько глупа и противна
была эта тетка.
- Вот, клиентов обучаю на приборе работать, - радостно доложила Наталья
Борисовна Веселухе. - Мы очень быстро учимся!
Тетка жеманно прикрыла глаза и молвила:
- Тут еще проценты надо считать, а я не умею... мне это по
специальности не требуется...
- Смотрите, - ласково подхватила Наталья Борисовна, - вот у нас пять и
шесть десятых - это сто процентов. А восемьдесят процентов - это будет
сколько?..
В этом месте Наталья Борисовна, не прекращая печатать, подхватила левой
рукой с полу маленький тазик, в котором плескалась бурая жидкость, и лихо
влила из тазика в пробирку ровно тридцать семь миллилитров.
- Восемьдесят процентов - это будет четыре, - брюзгливо сказала тетка.
- Нет, нет, - проворковала Наталья Борисовна, отбирая пробу, - вот
смотрите...
Веселуха одобрительно хмыкнул и удалился.
Клиенты шли на Наталью Борисовну косяками. Они толклись у нее в
лаборатории, наглые, требовательные; несмотря на то, что почти все они были
химиками, руки у них росли из жопы; они ворчали по поводу гостиниц и
надменно говорили: "А вот у нас в Нижневартовске!" Некоторые из них пахли
перегаром, иные - жвачкой "Орбит без сахара". Они делали, что хотели, а
хотели все разного, но все одинаково уезжали с прибором под мышкой и с
аналитической методикой в зубах, и все они, даже самые тупые, умели работать
на Веселухином приборе.
- Смотрите внимательно, - интимно говорила Наталья Борисовна, - я вам
еще раз покажу, а потом запишу по пунктам...
- Как у вас на них терпения хватает! - восхищался Паша. - Знаете, у вас
прирожденный талант продавать!
- Да ничего я не продаю, - стеснялась Наталья Борисовна. - Просто к нам
все такие милые люди приходят, с ними так приятно общаться! Работать не
мешают...
В прекрасный и мартовский день, когда заснежен был город, и сугробы со
стороны земли подмачивала влага, когда среди полянок ледяных, луж и снежных
гор начинало пахнуть весной, Наталья Борисовна пришла к Веселухе, и, прячась
в собственной тени, таинственно сказала:
- Знаете чего. Я вам докладную записку написала.
Дома ее ждала дочь Анастасия, которая любила читать исторические
романы, и кот Василий, который любил есть мясо и пить пиво. Усы старили
Василия и в то же время придавали ему разбойный вид. Муж Натальи Борисовны,
полковник в отставке Денежкин, приходил домой одиннадцать и падал с ног;
такова была цена его личной конверсии.
А в докладной записке Наталья Борисовна написала Веселухе, что Газпром
объявил тендер на поставку спектрометров.
- Тендер наклевывается, - сказал Веселуха.
- Невозможно! - на два голоса сказали Рябинин и Лукин. - Невозможно. У
нас и так сорок девять человек работает. Если мы наймем еще кого-нибудь, нам
придется платить другие налоги. И все псу под хвост.
- А ты что думаешь об этом? - спросил Веселуха Пашу.
- Я не думаю, я считаю, - заявил Паша. - Я всегда все считаю! На
двадцать пять ходов вперед, назад, вверх, в стороны и вниз.
Он засунул ладонь за ремень и принялся ходить вокруг стола,
рассказывая, как он считал и к чему пришел. Веселуха слушал-слушал, а потом
посмотрел в сторону и сказал:
- Ну что ж. Тендер надо выиграть.
Больше он ничего не сказал. Денежкина победно пискнула и унеслась под
руки с двумя подгнившими дядьками из Одессы.
- Ну, уж так-таки и выиграть, - возмутился Рябинин. - Очень нагло с
нашей стороны! Мы выиграем, а остальные фирмы как будут жить?
- Никак не будут, - пообещал Паша. - Но мы будем плакать на их
поминках.
- Отставить шапкозакидательские настроения! - приказал Веселуха. - Всем
перейти на усиленный режим работы. Выдать сборщикам по плитке шоколада и по
салфетке, чтобы они не измазали шоколадом прибор. Паша и Наталья Борисовна,
вы едете на выставку-ярмарку "Без химии не жизнь" охмурять газпромовцев! С
прибором.
- А где эта выставка? - спросил Паша.
- В Нефтепресыщенске.
- О-о, - простонал Паша, - мне столько не выпить.
В Питере потихоньку наступала весна, а Нефтепресыщенск был еще погружен
в густые сугробы и продуваем злыми ветрами. Однако сугробы были не простые,
а сахарные, а ветер дышал легким ароматом дорогих духов. Дорожки в городе
каждый Божий день посыпались золотым песком. Все дома в Нефтепресыщенске
были построены из мрамора и карельской березы, а в теплых внутренних
двориках, которые рабы по ночам облизывали языком, били фонтаны из рейнского
вина и росли тысячелетние кипарисы.
- А у вас-то в Питере богато народ живет? - спросили их газпромовцы.
- Вокруг нашей фирмы все живут богато! - гордо ответил Паша. - Мы -
градообразующее предприятие. Если вам кто-нибудь будет врать, что Петербург
построил Петр Великий, не верьте: этот город вырос из нашей фирмы.
Шумела, гремела по морозу выставка-ярмарка "Без химии не жизнь". Она
совпала с масленой неделей, и в угоду газпромовцам все, кто участвовал в
тендере, должны были нарядиться в маскарадные костюмы. Наталья Борисовна
Денежкина, наряженная лисичкой, стояла рядом с прибором и зазывала:
- Пожалуйте сюда, товарищи-господа, хлопцы и барыни, милостивые
государи и государыни! Только у нас, здесь и сейчас! Прибор рентгеновский
флюоресцентный, уровень определения пятипроцентный! Двести измерений в день,
проверяй кому не лень!
Рядом тусовались сытые газпромовцы и их веселые детки с блестящими
глазами; они с интересом смотрели на прибор и на Денежкину с лисьим хвостом
и в маске. Тут подбежал Паша, чьей обязанностью было поить газпромовцев
можжевеловым напитком, и крикнул:
- Наталья Борисовна, дай десяточку.
- Возьми в кюветке, - сказала Денежкина, беседовавшая с темноволосым
горбуном в феске и малиновом плаще.
Паша протянул руку, и стоявшие вокруг детки ахнули: из прибора выползла
аккуратненькая новая десяточка!
- Тетя, а нам сделай по десяточке! - закричали детки.
- Фи, как не стыдно клянчить, - голосом лисы Алисы заметила Наталья
Борисовна, - ведь это не простые, это волшебные десяточки. Во-первых, их
можно только заработать честным трудом. Во-вторых, их нельзя тратить на
всякие пустяки.
- Мы не будем тратить на пустяки! - пообещал пацаненок лет восьми. - А
как их заработать?
- Очень просто, - ласково сказала Наталья Борисовна, - надо только
пойти к папе и рассказать ему про наш чудесный прибор, исполняющий все
желания еще до того, как они возникли...
Детки бросились зарабатывать десяточки, а один мальчик, самый
предприимчивый, пошел прямо к организатору выставки, Главному Газпромщику.
Тот как раз сидел в баре с Пашей. Паша был наряжен старым евреем, а Главный
Газпромщик - князем Владимиром Красное Солнышко. Они сидели в креслах,
обитых лионским шелком, и пили можжевеловый напиток.
- Господин Главный Газпромщик! - сказал мальчик горячо. - Спасибо Вам
за наше счастливое детство!
- Да на здоровье, - пожелал тот. - А с чем пришел?
- Господин Главный Газпромщик! - сказал мальчик. - Не вели казнить.
Стонет Россия без ихнего рентгеновского флуоресцентного прибора. Надо брать.
- Все участники тендера обещают нам многие и многие кайфы, - пожал
плечами Главный Газпромщик. - Какие кайфы можете предложить нам вы?
- Какие еще кайфы наша лавочка может предложить великому и могучему
Газпрому? - пожал плечами Паша. - Только наш прибор: а сердце наше давно
принадлежит вам.
- Если мне предлагают прибор без всяких кайфов, - заметил Главный
Газпромщик, - значит, выгоды нашего союза понятны и детям. Что нужно
Газпрому, то нужно России!
- Аминь, - заключил мальчик благоговейно.
- Аминь, - повторил Паша, содрогнувшись.
От последней фразы Главного Газпромщика пахло, право же, заговором, и
переменой образа правления, и сепаратизмом, и глобализмом, - словом, пахло
керосином. Но думать об этом Паша не смог, потому что завизжал от восторга и
захлопал в ладоши.
- Какие славные люди живут в Нефтепресыщенске, - задумчиво сказала
Денежкина, когда они уже прилетели в Питер и возвращались с победой на
фирму. - Такие, право, милые!
Ибо все были одинаково милыми людьми для госпожи Денежкиной, и редко
кто избегал этих сладких эпитетов: "милый", "славный", "хороший", - только
Веселуха, потому что про Веселуху Денежкина говорила: "великий". И не
потому, что Ян Владиславович был ее шефом.
Умнейшая Наталья Борисовна очень хорошо чувствовала людей. От Веселухи
разливались по всей фирме жаркие металлические волны. Она и сама, как
спектрометр, чувствовала, когда в этих волнах больше медовой меди, когда -
алюминия, а когда - свинца. Веселуха представал перед нею повелителем,
обаятелем. Всегда ли сила и страх ходят рядом? Есть ли богатыри светлые и
надежные, как некрашеная липовая ложка? Могучие деревья впиваются корнями в
темные глубины, кроной уходят в безлунную бездну. Ян Веселуха, кто ты такой?
Нет, нет, стоп! Не демонизируйте Яна Владиславовича. Для красного
словца мы так можем договориться до слова "ипостась"; а потом мы скажем
"отнюдь", а там, глядишь, и "харизма", - а это слово не простое: оно
происходит от древнего charms, а так в иудейских текстах иногда называли...
Нет, лучше бросим от греха весь этот белибердяевский лексикон, и скажем
словами великого уоллстритовского спекулянта Лефевра: Веселуха надеялся там,
где все боялись, и боялся там, где все надеялись.
О, сладость работы с клиентами, и в стакане чай растет и месяц светит,
долька лимона бьется, как о края колодца бьется полная луна! Ну и что, что
мы умеем извлекать деньги из окружающего мира? И снимать пенки с кипяченой
воды? В Александровском парке все ивы склонились под журчащими и тающими
сугробами, а с запада, закрывая солнце, пухнет новая снежная туча. Нежных
запахов ручьи среди полянок ледяных, луж и снежных гор. Меркнет в окнах
солнце. Последний мартовский снег лег по рогаткам дорог, по изгибам улиц,
лег, как парик.
- Мы растем, как на дрожжах, - сказал Веселуха и прошелся колесом от
радости. - Кто нам в том помог? Остервенение народа? Барклай, зима иль
русский Бог? Как распределять прибыль? Куда засунуть нашу новую концепцию
прибора, Миша?
Только Рябинин открыл рот, чтоб радостно ответить, только он пролез из
своего угла, где сидел на куче старых журналов времен перестройки, - как
дорогу ему преградил его собственный предок, то самое настырное
высокопревосходительство, что с помощью старых связей избавило фирму от
налогов.
- Давайте мне сейчас ваш усовершенствованный прибор бесплатно, -
объявил вельможа, - а то все налоги свалятся на вас, как снег с елки!
И предок упер руки в боки.
- Кто у нас там с клиентами работает? - спросил Веселуха, зажимая рот
Рябинину, который от вида предка неизменно млел и готов бы все ему простить.
- Я, - вылез нахальный Паша, утирая сметанный рот.
- Я, - пискнула Денежкина, подбивая турнюр.
- Двое таких, - усмехнулся Веселуха. - Вот идите и объясните этому
человеку...
Паша и Денежкина потащили предка в лабораторию. Стул хрустнул под его
тяжелым задом; предок оперся на спинку и сказал:
- Я вашим прибором монету печатаю. Давайте новый, хочу пробу улучшить.
- Яхонтовый, - пропела Денежкина. - Бриллиантовый вы мой барин! Ведь
наш прибор совсем для другого дела приспособлен!
- Ваш прибор, - возразил предок, - для всего годится. Он сущность
человеческую выявляет.
Глава 4: Не промах
Начинается ночь
За полями завод духарит
По болоту пуховые клочья развеяны чьи-то.
Батько-месяц сухой, полновесный на небе висит,
У Шарашкина в офисе свара - не дали кредита.
Горше горького лед. Замерзает заплаканный край,
Ветер снегом сечет, по дорогам дубовые боги,
И у каждого бога детишки, и каждому дай,
Так что это дык парень не жизнь.
А еще ведь налоги.
Не ходи в эту грязь, не дадут тебе долго прожить,
Придерутся, наедут и кинут, за грех не считая,
Оглянуться не сможешь, молитву свою сотворить,
Свистнет-хлюпнет, разбавит снега твоя кровь молодая.
Твой портвейн обожжет синий лед, только ветер-певец
Разнесет по церквам, и забумкают церкви, скорбя,
Кто-то дунет на дуло, прикажет убрать холодец,
И продолжится общая драка уже без тебя.
Так что лучше броди по тайге, комарами давись,
Смелый парень, костер на снегу разжигай, выживая,
Песни пой под гитару и думай, что вот она жизнь,
Что суровая жизнь у тебя, непростая,
мужская.
Травы пробивались сквозь бетон, ветер кружился, листья набухали, серое
небо голубело, а мир шумел и был широк. Глобалисты дрались с
антиглобалистами, солнце повышалось и понижалось, газеты шуршали свежими
страницами, а правительство объявило тендер на поставку химических приборов
в лаборатории высших учебных заведений. Тендер означал в данном случае не
то, что в строчке Love me tender, love me sweet. В данном случае тендер
означал штуку простую и бесхитростную: кто предложит ниже цену, тот и будет
продавать вузам свои приборы. Студенты, выучившись работать на приборах той
или иной фирмы, привыкнут к ней, как к родной: заманчивое предложение для
любого поставщика.
Узнав о тендере, Веселуха прибежал на фирму, блестя, как горячий медный
тазик, и принялся радостно бегать по кабинетам и объявлять работникам, что
им придется некоторое время поработать без зарплаты.
- Это почему? - робко спрашивали работники.
- Потому что мы будем делать приборы для студентов! - говорил Веселуха
с придыханием. - Представляете себе - химические лаборатории университетов,
оснащенные нашим прибором!
Рябинин тоже сиял и прыгал - он любил деток; Денежкина, услышав, что ей
не будут платить, сказала покорно и страстно:
- Я буду худеть! Может, влезу в ту юбку! Но мой кот - вынесет ли он?
Паша Ненашев отметил, что согласен с Веселухой не из-за каких-то чуждых
ему студентов-технарей, а из-за рекламы родной фирме. Менее всего энтузиазма
предложение Веселухи вызвало в Лукине: задача была непроста, а конкуренты -
могущественны, и самым опасным был холдинг "Лилит".
Главой холдинга "Лилит" был господин Самецкий. Холдинг занимался
производством сложной химической и медицинской аппаратуры, в том числе и
спектрометров. До недавнего времени "Лилит" безраздельно господствовал на
рынке, но вдруг горизонты омрачились: явился "Амарант". Рынок спектрометров
был доходным и перспективным, - отдавать его каким-то непонятным людям
Самецкому не хотелось. Он навел справки; чем больше он знал, тем меньше ему
"все это" нравилось. Теперь, когда объявили тендер, Самецкий забеспокоился
всерьез. Неужели этот самый Веселуха посмеет с ним конкурировать? Самецкий
направил на "Амарант" вооруженный глаз.
- А почему бы и нет, ведь у нас рыночная экономика, - нахально
улыбнулся Ян Владиславович прямо в подзорную трубу. - А вы, господин
Самецкий, шпионить бы постеснялись.
И Самецкий постеснялся, тем более что это не являлось его профессией.
Был Самецкий из тех самых героев эпохи первоначального накопления,
беспринципный авантюрист. Он имел дело и с чиновниками, и с бандюками, -
отнимал бестрепетно, клал на всех и ставил на себя. Впрочем, он охотно
учился новым словам и понимал, что "прошли те времена, когда..." Лицемерие -
последняя дань порока добродетели.
Наступило лето, ночи стали белыми, как молоко, вода в Неве - теплой, в
запрудах заплескались русалки.
- Придется мне нанять настоящего папарацци, - сказал Самецкий.
Вскоре нашелся и такой человек. Звали его Петя Варвар, было ему
двадцать лет, но его уже не раз перекупали различные периодические издания.
Несмотря на свои крайне молодые годы, красивый, двадцатилетний антиглобалист
Петя мог изуродовать человека одним нажатием пальца на спусковой крючок
фотоаппарата.
- Только не подходи близко к директору Веселухе, - предупредил
Самецкий. - Снимай издали.
Петя кивнул и, перебирая ножками в белых сандаликах, подкрался к фирме
поближе. "Амарант" располагался в здании бывшей швейной фабрики во дворах
близ Сенной; видок у дома был жуткий, вокруг когда-то был асфальт, а теперь
кое-где уже буйно прорастал репейник и бурьян. Окинув взглядом обстановку,
Петя заметил полуголого мужика лет сорока в рваных штанах, который тащил
через двор тяжелую коробку.
- Эй! - подозвал его Петя. - Хочешь сто долларов?
- Хочу, конечно, - сказал мужик.
- Тогда подсади меня вон на то дерево.
И Петя указал бомжу на обтерханный, перекрученный старый тополь,
который впивался корнями в твердую землю неподалеку от них.
Мужик кивнул, подставил спину, и легкий Петя без труда вскарабкался на
дерево, уцепившись за нижнюю ветку. Дальше ветки шли чаще, и Петя, перелезая
с одной на другую, быстро добрался до самой вершины. Здесь он вытащил свой
навороченный фотоаппарат и направил его прямо на "Амарант". Видимо, угол
зрения был выбран удачно, потому что Петя замурчал от удовольствия. Но тут
кайф ему спортили.
- Эй! - крикнул ему мужик снизу, стукнув по стволу тополя. - Деньги
давай, у меня работа стоит!
Петя возмутился и надменно ответил:
- Моя работа важнее, ничего, подождешь.
Сто долларов, думал Петя, ему его месячный оклад, небось, предлагают, а
он тут выеживается, тоже мне! И Петя беззаботно взлез еще чуть выше, сел в
позу лотоса на тоненькой веточке и опять стал примериваться. Но проклятый
мужик ждать не желал:
- Слушай, я последний раз говорю, давай деньги, а то я тебя оттуда
скину!
- Интересно знать, как? - спросил Петя, не отрываясь от фотоаппарата.
- А вот так, - сказал мужик и пнул тополь ногой.
Огромное дерево надрывно затрещало, по всей длине образовалась
продольная щель, и тополь стал со стоном и шелестом падать. Петя Варвар,
обремененный фотоаппаратом на шее, ухватился за ту из веток, что была
пониже, и завизжал, пытаясь слезть, но это ему не удавалось. Что-то
хрустнуло, и Петя полетел вперед, прямо в стену "Амаранта". Папарацци
зажмурился, вытянул руки (глупее ничего нельзя придумать, когда падаешь) и с
воплем влетел в пусконаладку, приземлившись на новый прибор.
- Здрасьте, - недовольно сказал наладчик дядя Витя. - Это вы тут
деревья ломаете?
Петя Варвар сидел на полу и хлопал глазами.
- Это я, - сказал, входя, тот самый мужик.
- Зачем, Михаил Николаич? - удивился дядя Витя.
- Да вот этого стряхнуть хотел, - указал Рябинин на Петю. - Думаю, что
за фрукт на тополе висит?
- От осинки не родятся апельсинки, - пошутил дядя Витя.
Петя к этому моменту успел понять, что от его организма ничего не
отвалилось. Он осторожно встал и потопал к двери, но Рябинин ухватил его за
плечо:
- А сто долларов?
Когда Самецкий узнал, как позорно загремел Петя Варвар, он только
плюнул:
- Эх, щенок! Но и мне впредь наука: "не гонялся бы ты, поп, за
дешевизной". В этих делах нужен тонкий подход. Найму-ка я Койотову, она
хороший профессионал.
Юлии Койотовой было, наверное, лет двадцать восемь. Ее тонкий носик
чуял ветер. По сторонам смуглого личика болтались выбеленные, выкрученные
волосы. Мимо-юбка, голая кофта, каблуки, болтами прикрученные к длинным
ногам. Одно время она работала журналисткой, да продала статейку сразу в две
газеты, и ее поперли. Тогда Юлечка занялась промышленным шпионажем. Дело это
для России новое, и гонорары у Юлии были... впрочем, какие - этого никто не
знал.
- Ф-фу, - Койотова выпустила дым и положила ножку на ножку: конечности
у нее были гладкие, как хвост у крысы. - Н-ну?
- Да тут, - буркнул Самецкий. - Надо тут про одного товарища проведать.
Веселуха Ян Владиславович, фирма "Амарант".
- А-а, - хихикнула Койотова. - Я про него что-то слышала. Профессор...
Новые хавы всякие...
- Он мне не конкурент, - прервал ее Самецкий, - это я так, на всякий
случай.
- Не конкурент? - засмеялась Койотова ядовито. - Просто у вас большая
доля рынка. А приборы у Веселухи с вашими ни в какое сравнение. Если у него
цена будет ненамного выше вашей, то возьмут его прибор - это точно.
- Ерунда, - махнул рукой Самецкий. - Все тендеры простым откатом
решаются, при чем тут, к бесу, цена и качество?
- При том, - Койотова потерла спинку, - что это вузы, а не подряд на
дорогу и не размещение облигаций. Во-первых, они нищие. Во-вторых, они
умные. У вас престиж - это так, прибамбас. А у вуза престиж - это бизнес.
Поэтому они хотят прибор как можно лучше и как можно дешевле.
Самецкий подумал ровно одну секундочку и пропел:
- Ла-адно...
На следующее утро Койотова поднялась рано. Выбеленные волосики были
спрятаны под огненно-рыжий парик. Шпионка надела балахон, отвинтила каблуки,
влезла в шлепки и постучалась у дверей ЗАО НПО "Амарант".
- Туунт ваанм перевоончица не нужнаа? - нежным сопливым голосом
спросила она.
- Нужна! - гаркнул Рябинин, распахивая дверь. - Ох, как нужна!
Проходите, нужный вы наш человек!
Прожженная Койотова, у которой нервы были, как стальные тросы, якобы
затрепетала и прислонилась к стеночке:
- Ох, вы меня так напугали, - призналась она доверительно. - Аж прям.
- Ничего, - ободрил Рябинин, волоча Койотову за руку на второй этаж, -
наш директор вам понравится. Он у нас душка.
Койотова вертела головой по сторонам: обстановка тут у них просто
нищая, как в собесе, даже хуже. Мать моя, подумала Койотова, умники
несчастные, как их до сих пор не схавал какой-нибудь настоящий человек, ну,
хоть тот же Самецкий? Лакомый кусок! Новые хавы в руках у абсолютных...
Дверь кабинета закрылась: Койотова очутилась посреди темной комнаты.
Пылинки крутились в сером луче света, проникавшем сбоку из-за штор.
Навстречу ей вышел сам директор Веселуха.
- Добрый день, - сказал он ласково. - Вы наша новая переводчица? Какие
языки знаете?
Койотова облизнула губы. Голос у подлого профессора был густой, такого
приятного вишневого цвета, - Койотова перестала понимать, где заканчивается
она и начинается воздух.
- Я не переводчица, - сказала она хрипло, - я шпионка.
"А-а-а!" - завопил кто-то внутри нее и сдох.
- Очень хорошо, - одобрил Веселуха. - Откровенность - это я люблю. То
есть вы хотите на меня кому-то нашпионить? - уточнил он.
Койотова качнулась.
- Так, сядьте в кресло, - захлопотал Веселуха, - я щас.
Койотова услышала, как Веселуха раздвигает шторы: в комнату влился
серый свет, запахло травой и землей неожиданно сильно.
- Водички, - ах, от вас током бьет, пардон, как вас зовут, я ужасно...
- Ада, - проговорила Койотова. - Не надо воды.
- Правильно, - подхватил директор откуда-то сзади (Койотовой казалось,
что он обвевает ее крыльями), - чаю с бальзамом и печеньем.
Что-то мигом забулькало, и через долю секунды Веселуха уже сидел
напротив нее, а на столе круглились две чашки из фарфора с радужными
переливами, и из чашек испарялся чай с бальзамом. Койотова схватила чашку и
отхлебнула, но хотя она работала журналисткой, а эти дамы умеют пить
горячее, язык так и обожгло.
- Пейте... как я, - вполголоса приказал Веселуха.
Он наклонил свою чашку, отставил - и, взяв блюдце, бесшумно отхлебнул
из него, как купчиха, не сводя глаз с Койотовой. Та последовала его примеру,
и мир вновь стал реальным. Койотова ужаснулась. А этот тип посмотрел на нее
- теперь, на свету, стало видно, что глаза у него яркого и красивого серого
цвета, а волосы - светлые с металлическим отливом - и сказал учтиво:
- Вообще-то ваше прошлое меня не касается, и я заранее прошу прощения
за любопытство. Но мне ужасно интересно: кому такая очаровательная женщина
хотела на меня нашпионить?
Из горла Койотовой вырвалось хищное фырканье, и она стащила с головы
парик. Глаза Веселухи изумленно округлились:
- Но у вас же превосходные волосы, зачем, в такую жару... из-за меня,
да?
Койотова хотела опять фыркнуть, но вместо этого произнесла трагическим
тоном:
- Да, из-за вас... жестокий мучитель моего сердца! Я хотела нашпионить
на вас Самецкому, главе холдинга "Лилит".
И странное дело: произнося эти слова, Койотова не испытывала больше
никакого помрачения духа. Она говорила их вполне сознательно, а этот гад по
ту сторону стола откинулся в кресле... у Койотовой засвербело во всех
укромных местах, по телу разлилась теплая волна, но самое идиотское - губы
ее растянулись в пленительную улыбку. А Веселуха, казалось, не испытал при
этом известии никакой печали, он только сказал рассудительно:
- Ну и ладно, все равно это дело прошлое.
"Сволочь!" - подумала Койотова, собрала в кулак всю свою волю и
спросила как могла жестко:
- Почему - прошлое?
Веселуха пожал плечами:
- Потому что нам действительно очень нужна переводчица.
Узнав о новой неудаче, Самецкий взвыл, растоптал ногами пять новых
телефонов и изорвал в клочки свой платок из валансьенских кружев.
- Сука! - рычал он. - Ну, все, Веселуха, ты у меня поплачешь!
С этими словами он придвинул к себе старый телефон, лакированный и
бордовый, с крутящимся диском, и стал набирать по нему номер своего человека
из правительства Санкт-Петербурга. Номер начинался с цифры "три". Когда
Самецкий понял, что случилось, он немедленно взял себя в руки, дождался,
когда к телефону подойдут, и сказал:
- Алло, это 333-33-33? Вызовите, пожалуйста, неотложку, у меня палец в
телефоне застрял.
Долго ли, коротко, в конце концов Самецкий вызвонил своего человека,
объяснил ему в общих чертах, что нужно сделать с Веселухой и его фирмой, и
вздохнул свободно: эти люди шутить не любили.
На следующий день, как только солнце заиграло на черной воде Фонтанки,
а над тополями поднялась плавная пыль, в "Амарант" нагрянула Комплексная
Проверка.
Многие считают инспекторов, осуществляющих такие проверки, ужасными
людьми. В свое время правительство, обеспокоенное мнением о них, учредило
конкурс литературных произведений на тему "Положительный образ налогового
инспектора". Первое место по праву заняла старая мудрая Книга, в которой в
качестве второстепенных героев фигурируют многочисленные раскаявшиеся
мытари. Так вот: те люди, что нагрянули в "Амарант" прекрасным летним днем,
тоже были в душе очень хорошими. А уж на вид! Дешевые хлопчатобумажные
рубашечки, белые брюки, босоножки из ремешков - и прочее - госпожа Денежкина
сразу умилилась и сказала им:
- Мы давно вас ждали.
- А мы хотели сделать вам сюрприз, - слегка расстроился один из
проверяльщиков.
Наталья Борисовна порозовела, вышла за дверь и шепнула Веселухе:
- Этим гостям надо угодить получше!
Но Веселуха был не такой человек, угождать людям, которые ему не по
душе, он никогда не стал бы.
- А где у вас тут огнетушитель?
- Ну, где бы вы его повесили? - любезно поинтересовался Ян
Владиславович. - Где он был бы наиболее уместен?
- Хоть бы вот в этом углу.
- Извольте.
Инспектор протер глаза: в углу действительно висел новенький
огнетушитель последней модели.
- Но ведь его там не было, - уточнил он.
- Что такое "не было"? - прикинулся Веселуха. - Понимаю, что вам, в
силу вашей профессии, время кажется набором дискретный точек: первый, второй
квартал, наконец, "отчетный период". Я готов уважать вашу модель, но ведь в
ее рамках достаточно трудно определить, висел ли здесь этот огнетушитель до
того, как вы обратили на него внимание?
Мытарь прибалдел, и они отправились в бухгалтерию, где его товарищ тряс
бухгалтера Розу Львовну. За плечами Розы стоял финансовый директор Лукин,
улыбался и мигал голубенькими глазками. Вообще Роза Львовна и Лукин довольно
справно дружили между собой - в деловом плане. Веселуха давно это видел, и
неоднократно прямо отмечал, что они "спелись", но ничего не предпринимал.
- Э-э... у вас туут неко-орые нарушения, - сказал мытарь, скосив глаза
на Веселуху.
- Нарушения! - взвилась Роза Львовна. - Покажите!
У нее росли усики, она носила эффектные костюмы ярких цветов.
- Этого не может быть, Роза Львовна - золотая женщина, - Лукин
подскочил к мытарю.
Бухгалтер раскрыла пухлые губы.
- Золотая? - недоверчиво протянул мытарь.
- Да, - подтвердил директор Веселуха. - Ну... не золотая, а
позолоченная местами, -
(Роза Львовна возмущенно остолбенела и закачала сережками)
- ...но зато вся хрустальная! - заключил Веселуха.
И на этих его словах Роза Львовна обратилась в огромную вазу - руки в
боки, расписанную золотым, красным, сиреневым и черным. По верху еще шел
зеленый ободок. Впрочем, "обратилась" - это не точное слово, Веселуха сказал
бы иначе: Роза Львовна всегда была ваза - руки в боки, а момент прозрения
окружающих объясняется тем, что солнце впустило три приветливых луча в
комнату.
- Но мне все-таки кажется, что-то она скрывает, - нахмурился мытарь. -
Тут дело нечисто. Там, в вазе, наверное, золото.
- Так это легко проверить, - улыбнулся Веселуха. - Попробуйте заглянуть
в вазу!
- А если там золото? - мытарям показалось, что Веселуха хочет дать им
взятку.
- Оно ваше, - посулил коварный директор.
Мытарь перегнулись через горлышко, второй, обуянный жадностью, не
пожелал от него отстать, и в следующий миг сильные руки Яна Владиславовича
склонили их за штаны внутрь.
- У-у-у-у! - загудела ваза на два голоса.
- Кто кричит громче, чем кот, застрявший в горшке из-под сметаны? -
комментировал Веселуха. - Два кота, застрявшие в горшке из-под сметаны...
- Мы каемся! - воззвали мытари. - Мы хорошие! Мы не то, что эти
фарисеи, лицемеры! Между прочим, пока все ларьки облазаешь, устаешь страшно!
А тут еще все норовят подвергнуть запрещенным Конституцией жестоким и
необычным наказаниям!
Веселуха притворно всхлипнул, обмахнулся платочком и велел:
- Доставить вазу с содержимым господину Самецкому, у меня духу не
хватает распиливать такую красоту.
Отметим, что у Самецкого также не хватило духу; так и сидели мытари в
тесной вазе, и быт их был суров.
- Эта фирма, - бормотал Самецкий, бегая по комнате кругами, - она
держится исключительно на директоре. Как только с Веселухой что-нибудь
случится...
Здесь Самецкий остановился и посмотрел на календарь. Первая цифра года
на нем показывала "2"; девяностые годы прошли безвозвратно. Это Самецкого не
остановило:
- ...Что-нибудь случится, - отчетливо и холодно повторил он, -
"Амарант" лопнет. И уж по крайней мере - никакого тендера!
Вечером Веселуха со своей юной женой возвращались из театра через
большой сад. Все кругом было тихо. С одной стороны сада высился музей, с
другой была перекопанная улица, на которой шел ремонт, с третьей стояли
полуразрушенные необитаемые домики из тех, что строили немцы после войны.
Далеко у стены сидели влюбленные, еще дальше, совсем за деревьями, шел
собачник с собакой, а больше в саду никого не было.
- ...современность - это хорошо, - говорила мадам Веселуха, - но нельзя
же так переигрывать!
На щеках у нее были красные пятна от долгого сидения в духоте.
Светло-зеленое платье, оживленный взгляд, грудь и шея белеют в находящем
сумраке, - Веселуха смотрел только на жену, и, наконец, остановился и стал
ее целовать, сначала в губки, а потом во все места. Мадам Веселуха ахала и
радостно барахталась в его объятиях.
Тут из мохнатых лопухов послышался легкий хлопок, - Ян Владиславович
беззвучно расцепил руки и повалился к корням высокого дуба, орошая тропинку
и траву густыми каплями крови. Мадам Веселуха бросилась в кусты, и там,
лежа, вытянула из сумки мобильник.
- Алло! - зашептала она, прижимаясь к грязи. - Убийство!
Вспомнила про жену генерала Лохрина, обвиненную в убийстве мужа, и
спешно добавила:
- Это честно не я!
- Эй, мать! - крикнул Веселуха от дерева. - Ты какой телефон набрала?
- Ноль два, - ответила перепуганная мадам Веселуха. - А что?
- Набери еще ноль три, - посоветовал Ян Владиславович и отключился.
Ну, тут понаехало товарищей с мигалками, понатоптали вокруг, как
смогли, нашли оружие, нашли тепленькое место, где лежал киллер, но самого
его, конечно же, там уже не было. Потом приехали Рябинин и Лукин; врач не
стал скрывать от них всей серьезности положения, а наоборот, как это у них
заведено, брякнул что-то вроде этого:
- Очень мне удивительно, что он сразу не помер! Ну, ничего, не бойтесь,
еще помрет.
Лукин заверил врача, что он не боится, а мадам Веселуха заплакала: ей
вовсе не хотелось оставаться молодой вдовой.
- Ну, не реви, - сурово сказал ей Рябинин, засучив рукава. - Вот если
бы ты за него по любви замуж выходила, можно было бы и пореветь. А так
реветь нечего; да он и не помрет.
Эта уверенность Михаила Николаевича в том, что шеф останется жив,
придала духу и всем остальным; мадам Веселуха решительно вытерла слезы и
отправилась спать у стеночки и раздавать деньги врачам, а Лукин
многозначительно вздохнул и шепнул Рябинину:
- Это из-за тендера. Я говорил ему, что не стоит ввязываться в это
дело. Теперь-то он, наверное, понял, да поздно.
Рябинин в ответ только сложил губки: что-де тут размовлять.
- Я мстить, как бандюки в детективах, не умею, - сварливо сказал он. -
Я технарь, а не "новый русский". Пусть милиция разбирается.
"Амарант" без Веселухи опустел и помрачнел. Сборщики в особенности
ходили, как замороженные, да и вообще работалось плохо, руки опускались, -
один Рябинин вселял во всех уверенность.
- Нефиг рассупониваться! - кричал он властно. - Работать! Все будет
хорошо с вашим шефом!
Наталья Борисовна Денежкина плакала, а руки ее так и мелькали - она,
как многие женщины, умела одновременно горевать и работать, это хорошо
описано у Некрасова.
На третий день из больницы позвонили и сказали, что Веселуха пришел в
себя и желает дать некоторые распоряжения насчет стратегического развития
фирмы, - и добавили, что компаньонам следует поторопиться.
- Поторопиться! - кричал Рябинин, виляя между машинами по шоссе. - Как
это понимать? Они что, хотят сказать, что Ян сейчас отбросит коньки?
Лукин хотел ответить, что это очень даже может быть, но не стал
разубеждать Рябинина в его справедливом гневе.
В больнице сидели родственники и знакомые Веселухи: младший брат, сын
от первого брака, теща, несколько приятелей и приятельниц разных сословий и
состояний, и, конечно, мадам Веселуха. Они голосили и утирались большим
цыганским платком тещи, держась за разные его углы.
- Прекратить! - велел Рябинин, большими шагами направляясь к ним. - Вы
думаете, Веселухе приятно слушать ваши вопли?
- Помирает! - взвыла теща. - Сейчас помрет. Ой, спасите Яна
Владиславовича, господин Рябинин!
Рябинин только поморщился, - врач открыл дверь, и они с Лукиным зашли.
Ян Владиславович лежал на кровати; в него со всех сторон были
понатыканы трубочки и бутылочки. Лицо у Веселухи было грустное, из чего
Лукин заключил, что ему, наверное, некомфортно.
- Как мне хреново, - просипел Веселуха, открыв правый глаз. - Какая
сволочь этот Самецкий. Не мужик, а сплошные комплексы... Помираю, и хочу,
чтобы вы...
- Никуда ты не помрешь! - решительно сказал Рябинин. - Ты просто
притворяешься.
- Не притворяюсь, - Веселуха открыл оба глаза и навел мутные взоры на
компаньонов. - Приказываю вам долго жить. Рябинин, читай Ли Якокку и Хайека.
Лукин, не воруй. Новые разработки... у меня в компе, но там не все...
найдете на листике...
Рябинин не нашел что ответить на эти горестные распоряжения, и
отвернулся вполоборота, а Лукин сказал:
- Это все из-за тендера, Ян, вели вычеркнуть нашу фирму из списка
участников.
Веселуха закатил глаза, и врач, забеспокоившись, к нему придвинулся, но
Ян Владиславович неожиданно внятно и определенно сказал:
- Только через мой труп.
- Все, хватит, - вмешался врач, - он устал. Кыш, говорю, скажите
спасибо...
И он погнал Лукина и Рябинина прочь, выталкивая их в шею, - но они
услышали, как вслед им Веселуха вымолвил:
- Слышите! Завтра же мне отзвониться!
Должно быть, на лице у Рябинина отражались разные чувства, потому что
родственники и знакомые кинулись ему навстречу и хором воззвали:
- Ну? Что?
- Порядок, - заверил их Рябинин. - Будет жить. Но как, черт возьми, я
ему отзвонюсь? Среди всей этой аппаратуры мобильник не принимает.
Итак, "Амарант" принял окончательное решение участвовать в тендере.
Здание было превращено в настоящую крепость; Рябинин, как потомственный
дворянин имевший разрешение на охотничьи ружья, призвал предка, и они долго
советовались о том, как превратить фирму в настоящий магнатский замок. Хотя
сам дом был в плачевном состоянии, подход к нему был только один, что весьма
удобно для обороны.
Оставался один-единственный, коренной, решающий вопрос: как снизить
цену?
- Мы, конечно, можем на это пойти, - пожимал плечами Лукин, - но в два
с половиной раза!
- Дешевые приборы, - сказал Рябинин, откусив от бутерброда с медной
проволокой. - Я разберу наш прибор и вытащу из него все лишнее.
- Как твой младший сын, - усмехнулся Лукин, - ложкой выковыривает из
борща цветную капусту.
Рябинин уселся на стульчик, зажал прибор между коленками и принялся
выдирать из него винтики и шпунтики. Дело шло туго. Вначале вместо новых
дорогих кристаллов были вставлены старые - те самые кристаллы фторида лития.
Потом Рябинин, следя, чтобы старые материалы были не менее надежны, чем
новые, удешевил все второстепенное, убрал несколько датчиков, - сердце у
него разрывалось, - и расчетная себестоимость прибора с торжественным
скрежетом уменьшилась на семь процентов.
- Это смех один, - жаловался Рябинин Паше Ненашеву и Лукину. - Давайте
скажем Веселухе, что это смех!
Веселуху уже перевели в палату. Он лежал, благодушный и радостный,
мадам Веселуха сидела рядом и чесала директора за ушком, - как Рябинину не
хотелось его расстраивать!
- Знаешь что, Ян, - объявил он, глядя под ноги, - тут тебе Лукин сейчас
объяснит.
- Да, - сказал Лукин, - цена прибора должна быть меньше нашей в два с
половиной раза.
- Ну и? - изумился Веселуха. - Что вас держит, снижайте!
- Да ты понимаешь, что такое снизить цену в два с половиной раза? -
спросил Лукин язвительно.
- Зато продажи будут большие, - возразил Веселуха. - Это же тендер.
Снизил - и пошел, контракт сразу на большие поставки... знай, ваяй, лепи.
Лукин отошел от директора на два шага, взглядом голубых мошеннических
глаз его - окинул, и бровки пшеничные - поднял: "Святая простота!"
- В чем я не прав? - нахмурился Веселуха.
- Есть такая вещь, называется "операционный рычаг", - доложил Лукин. -
Это - как изменение выручки от продаж влияет на общую выручку. Чем он
больше, тем больше риск от небольших изменений цены. Скидочку пять процентов
сделал - и фирма в заднице, доступно?
Веселуха помолчал.
- У нас он - большой, - сказал Лукин. - Что же ты молчишь, делай нужные
выводы.
- Какие же? - послушно спросил Веселуха финансового директора.
- Пропадем мы с этим тендером, - вывел Лукин.
Генеральный директор посмотрел на него и сообщил доверительно:
- Знаешь, я когда в седьмом классе учился, мне страшно нравилась одна
девчонка. Смотрю я на себя в зеркало и думаю: какой я урод, ну хоть бы
волосы вились, что ли. Спросил у матери - отчего у одних людей вьются
волосы, а у других - нет? Она мне говорит: у кудрявых серы в организме
много... В общем, стал я серу из кабинета химии жрать, по чуть-чуть сначала
- эффекта ноль, я взял и с горя наелся серой по уши. Когда мать пришла в
нормальное состояние, учинила мне допрос: зачем, почему? Я ей и брякнул:
"Хотел умереть кудрявым".
- Это к чему? - удивился Лукин.
- Пойми меня правильно, - сказал Веселуха. - Оборудовать вузы такими
приборами - это очень важно. Стратегическое - не для фирмы, а... вообще.
Студенты! Ну, загнется наша лавочка, в конце концов... Новую откроем.
Лукин подумал: "Ах, как я не люблю показуху!" А вслух выругался:
- Романтизм.
- Да нет, - не согласился Веселуха. - Просто я науку люблю больше
бизнеса.
(Рябинин запрыгал от восторга.)
- Все равно романтизм, - выругался опять Лукин. - Хорошо, чуть-чуть
дешевле он будет... но в два с половиной раза? Я не дам тебе продавать ниже
себестоимости! Это не только твоя, это и моя лавочка, все дела... не
позволю... Только полный идиот... стратегические цели от тактических... все
дела... Считать... до последнего патрона... А-а-а-а!
Веселуха полюбовался на него, а потом сказал:
- Вот видишь, Лукин, какой ты стал молодец! За родную фирму - горой! Я
же говорил, что работа в реальном секторе экономики принесет тебе пользу.
Лукин захлопнул рот и откланялся. Ему иногда трудно было понять,
прислушался Веселуха к его мнению или нет; от этого Лукин каждый раз, выходя
из кабинета начальника, трясся от злобы. Веселуха подавлял его вблизи, а
вдали - раздражал безмерно.
- В заявке написано: "цена прибора", - сказал Паша Ненашев, поглядывая
на Лукина и Рябинина. - Примерная цена должна быть шесть тысяч долларов. У
Самецкого заявлено пять семьсот.
- Пять семьсот, - поднял палец Лукин, - плюс административный резерв.
Подумайте, граждане, еще не поздно отказаться.
- По моему слабому разумению, - подала голос Наталья Борисовна, - наш
прибор должен быть дороже, чем у Самецкого, чтобы было ясно, что он
качественно другой.
- Там ценовая конкуренция, - возразил Паша. - Вузы все нищие.
- Но глазки-то заблестят, - покачала головой Денежкина. - Мы можем
намекнуть, что готовы скинут цену, если кому-то не хватит.
- Итак, пишем: шесть сто...
- Шесть! - выкрикнул Рябинин. - Шесть.
- Шесть пятьдесят, - предложила Денежкина. - Пиши!
- ...пропало, - махнул рукой Лукин.
"Связался с сумасшедшими", - думал он.
Так проходила подготовка к тендеру в "Амаранте"; а что же у Самецкого?
А Самецкий метался по правительственным кабинетам, обещал и обольщал, пил
кофе с образовательными чиновниками и деканами. В "Амаранте" тряслись над
качеством, а у Самецкого все было на мази.
- Все равно я его сделаю! - потирал он лапки и трясся от злости.
И вот настал торжественный день...
В зале было полно народу; в тендере участво