Но поскольку, несмотря на все это, говорят, что все равно никакой победы не было, что вместо Дня Победы надо установить день траура, мотивируя это ссылками на большие потери и наше неумение воевать, то, видимо, есть смысл задуматься, какие же история выработала объективные критерии, определяющие победы и поражения. Из чего же всегда исходили, чтобы отличать победу от поражения?
Во-первых, в практике общественной жизни и исторической науке при подходе к этому вопросу исходили из того, какие военно-политические и стратегические цели ставили перед собой воюющие стороны и насколько они на деле достигались.
Известно, что цель фашистской Германии состояла в захвате и ликвидации СССР, как государства, порабощении и истреблении огромных масс славянских и других народов, составляющих "низшую расу", в завоевании мирового господства. Советский Союз и другие страны антигитлеровской коалиции ставили своей главной целью защиту свободы и независимости своих государств и других народов, разгром и искоренение фашизма. Как достигнуты эти цели? Германия, Япония и их союзники потерпели полное поражение, ликвидирован навязанный народам фашистский режим. Советский Союз и другие страны антигитлеровской коалиции сокрушили агрессоров на Западе и Востоке и освободили оккупированные врагом территории. И не фашисты пришли в Москву, Лондон и Вашингтон, как это они планировали, а войска союзных стран вступили как победители в Берлин, Рим и Токио. Если бы был "разгром советских войск под Москвой", как утверждает "Столица", фашисты пришли бы в Москву, но они были отброшены от Москвы и наши войска пришли в Берлин. Вот ведь в чем "нестыковка" в позиции ниспровергателей нашей истории.
Во-вторых, была ли победа или поражение на войне, определяется тем, в каком состоянии страна и армия закончили войну. Советский Союз, несмотря на огромные потери и разрушения, вышел из войны окрепшим и более мощным государством, чем до начала войны, как в экономическом, так и военном отношении, фашистский рейх и бундесвер, милитаристская Япония и ее армия были сокрушены и вообще перестали существовать, территории государств-агрессоров оккупированы союзными войсками.
В-третьих, как показывает исторический опыт, на достигнутую победу накладывает особый отпечаток "качество победы", ее цена, выраженная не только в приобретениях, но и потерях и издержках, понесенных во время войны. Наиболее распространенный в публицистике тезис состоит в том, что мы "неправильно" воевали и победили. Страна вообще к войне не была подготовлена. Армия начала и кончила войну, не умея воевать, оружие ее было никудышним, "все ее командиры и полководцы были бездарными". Не делается даже исключения ни для Жукова, ни для Конева, ни для Рокоссовского, ни для Покрышкина, ни для сержанта Павлова, ни для кого.
Но такого не может быть, чтобы немцы все делали правильно, а мы во всем поступали неправильно и каким-то чудом взяли и победили. В действительности были многие экономические, политические и военные факторы, которые предопределили нашу победу. Серьезный фундамент обороны был заложен еще до войны. Советский Союз, несмотря на большие потери в народном хозяйстве в 1941-42 гг., уже во второй половине войны в производстве основных видов оружия превосходил Германию, которая опиралась на промышленность всей Западной Европы.
Для сравнения можно вспомнить, какие неразрешимые трудности испытала царская Россия в обеспечении армии оружием и боеприпасами в период первой мировой войны. И во время Великой Отечественной войны были большие ограничения и трудности в обеспечении продовольствием тружеников тыла, проявивших не меньшее мужество, чем солдаты на фронте. Но ради спасения Отечества все это приходилось терпеливо сносить. Нужды фронта и тыла в основном удовлетворялись. Многое справедливо говорится об ущербности советского тоталитарного политического режима. Но, как уже говорилось, надо бы задуматься и над тем, почему демократическая Франция вместе с английскими и бельгийскими войсками летом 1940 г. за короткий срок потерпела сокрушительное поражение? Почему не выдержал испытание войной еще более тоталитарный режим фашистской Германии? А советский политический режим, несмотря на все его изъяны, добился активного участия основной массы народа в Великой Отечественной войне, что явилось решающим условием победы. Все это надо всесторонне, объективно исследовать, преодолевая как прежние узость и идеологический догматизм, так и современные нигилистические крайности.
Во всяком случае, можно определенно сказать, что жесткая централизация политической и военной власти, строгая требовательность и ответственность во всех звеньях, установившиеся в нашей стране во время войны, имели не только отрицательные, но и некоторые положительные стороны. Было и насилие, порой совершенно недопустимое и неоправданное даже с точки зрения интересов военного времени, особенно со стороны органов НКВД. Но нельзя согласиться и с тем, что все якобы держалось на насилии. Это не только несправедливо и оскорбительно для участников войны, но и не соответствует действительности. Уж какие свирепые репрессивные меры с массовыми расстрелами применяли фашисты, но они так и не смогли покорить большинство советских людей и партизан на оккупированной территории. Вообще российскими народами одним лишь насилием управлять невозможно.
Иногда события войны изображают так, что наша страна при любых обстоятельствах, чуть ли не автоматически должна была победить, поскольку у нас было больше населения, территории, ресурсов. Но Россия в 1904--1905 гг. еще больше превосходила Японию по этим показателям, однако потерпела поражение. В действительности, в 1941--1942 гг. из-за крупных просчетов политического руководства и военного командования у нас были отчаянные моменты, и мы стояли порой на грани поражения, но все же наш народ сумел выйти из этих трудных положений и одержать победу. Как подчеркивал Г.К. Жуков, для этого требовалось и умелое стратегическое руководство и высокий уровень военного искусства. Совершая только просчеты и ошибки, одержать победу невозможно.
Наш народ по достоинству оценивает большой вклад в победу, который внесли народы и армии США, Великобритании, Франции, Китая и других стран антигитлеровской коалиции. Г.К. Жуков прямо говорил об этом генералам Эйзенхауэру и Монтгомери. Мы высоко ценим самоотверженную борьбу с фашистскими захватчиками бойцов воинских соединений и партизан Югославии. Мужественно сражались вместе с Советской Армией Войско Польское и Чехословацкая армия. Навсегда в летописи антифашистской борьбы войдут действия патриотов Болгарии, Румынии, Албании, Венгрии, участников движения Сопротивления, широко развернувшегося в оккупированных странах.
Но историческая истина состоит в том, что советский народ и его Вооруженные Силы преградили дорогу фашистским агрессорам к мировому господству, их экспансии на другие страны и континенты. Именно на советско-германском фронте происходили главные битвы второй мировой войны. Здесь были достигнуты основные результаты в вооруженной борьбе. На советско-германском фронте фашистское военно-политическое руководство использовало подавляющую часть своих войск и войск европейских союзников. В течение первых двух лет против Советской Армии сражались почти все действующие силы вермахта. В течение последующих лет на советско-германском фронте находилось две трети общего числа соединений, которыми располагала тогда фашистская Германия. Ни на одном из фронтов второй мировой войны не было столько продолжительных, непрерывных и ожесточенных военных действий, как на советско-германском фронте. С первого до последнего дня, днем и ночью здесь шли кровопролитные сражения, которые в разное время охватывали или весь фронт, или значительные его участки.
Советскими Вооруженными Силами было разгромлено 507 немецко-фашистских дивизий и 100 дивизий ее союзников, почти в 3,5 раза больше, чем на всех остальных фронтах второй мировой войны.
На советско-германском фронте вооруженные силы Германии потеряли более 73% убитыми, ранеными и пленными из общих потерь за войну. Здесь же была уничтожена основная часть военной техники вермахта: свыше 70 тыс. (более 75%) самолетов, около 50 тыс. (до 75%) танков и штурмовых орудий, 167 тыс. (74%) артиллерийских орудий, более 2,5 тыс. боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов.
Небывалым в истории был пространственный размах вооруженной борьбы на советско-германском фронте. С первых же дней она развернулась здесь на рубежах протяжением свыше 4 тыс. км. К осени 1942 г. фронт превысил 6 тыс. км. В целом, протяженность советско-германского фронта была в четыре раза больше северо-африканского, итальянского и западно-европейского, вместе взятых. О глубине территории, на которой происходило военное противоборство Советской Армии с армиями фашистского блока, можно судить по тому, что советские войска прошли от Сталинграда до Берлина, Праги и Вены более 2,5 тыс. км. От немецко-фашистских захватчиков было освобождено не только 1,9 млн.км2 советской земли, но и 1 млн. км2 территории стран Центральной и Юго-Восточной Европы.
Все это предопределило и размах полководческой деятельности Г.К. Жукова, К.К. Рокоссовского, А.М. Василевского, И.С. Конева, Р.Я. Малиновского, И.Д. Черняховского и других наших замечательных полководцев, не сравнимый с тем, что было на других фронтах второй мировой войны.
Даже открытие второго фронта не изменило значения советско-германского фронта, как главного в войне. Так, в июне 1944 г. против Советской Армии действовало 181,5 немецких и 58 дивизий сателлитов Германии. Американским и английским войскам противодействовали 81,5 немецких дивизий. Перед завершающей кампанией 1945 г. советские войска имели против себя 179 немецких и 16 дивизий ее союзников, а американско-английские войска 107 немецких дивизий. Не говоря уже о том, что в первые, самые трудные годы войны СССР один противостоял фашистскому агрессору. Конечно, были разные дни войны. Были крупные неудачи и поражения 1941--1942 гг. Но и в первой половине войны были не только поражения и неудачи. Были победы под Москвой, Сталинградом, Курском и в других сражениях.
А в операциях 1944-1945 гг. советские Вооруженные Силы настолько превосходили армии противника во всех отношениях (в вооружении, технике, умении воевать, высоком моральном духе), что в короткие сроки прорывали его оборонительные рубежи, сходу форсировали крупные водные преграды, окружали и уничтожали крупные группировки противника, показывая высочайшие образцы военного искусства, хотя успехи и в этих операциях достигались путем огромного напряжения сил армии, флота и тружеников тыла. Именно эти блестящие наступательные операции, о которых теперь принято "скромно" умалчивать, привели нас в конечном счете к желанной победе.
Как писал Эйзенхауэр, "великие подвиги Красной Армии во время войны в Европе вызвали восхищение всего мира. Как солдат, наблюдавший кампанию Красной Армии, я проникся глубочайшим восхищением мастерством ее руководителей".
В 1996 г. в Париже опубликована книга французского ученого Жака Сапира "Забытая Маньжурия". В ней он, сопоставляя войны, которые вела Россия в ХХ в., приходит к выводу о преимуществе советской системы ведения войны над германской. "В ходе войны, -- пишет он, -- германские офицеры, ответственные за стратегическое планирование, пришли к тому, что стали презирать своих начальников и восхищаться Советским Союзом".
При оценке итогов Великой Отечественной войны особенно остро поднимается вопрос о наших жертвах во время войны. Из-за наших больших людских потерь ставится под сомнение вообще значимость достигнутой победы, поскольку, мол, мы победили исключительно за счет того, что завалили противника своими трупами. Но результаты войны, цена победы, как уже отмечалось -- это прежде всего разгром врага, защита Родины, избавление своего и других народов от фашистского порабощения. Если бы мы не смогли победить и потерпели поражение, наша страна потеряла бы все и общие потери были бы неизмеримо большими. Нет слов, безмерно тяжелы и случившиеся утраты и жертвы войны. И нет, наверное, ничего более недостойного и кощунственного, как злорадство по поводу людских и материальных потерь, использование этой чрезвычайно болезненной темы в неблаговидных целях.
Если говорить о потерях Советского Союза в целом, то его людские потери составляют около 27 млн. человек.
Война не только уничтожала людей, опустошала казну и несла разрушения, она препятствовала созданию новых ценностей, привела к ряду отрицательных последствий в области экономики, демографических процессов, которые в совокупности составили косвенные издержки войны. Огромны и наши военные потери. Но они все же не такие, как иногда изображается.
Идет какое-то глупое соревнование, кто придумает больше потерь. Один известный деятель говорит о том, что потери советских войск в 14 раз превышали потери фашистских войск (это, по существу, все мужское население страны). Другой сообщает о 22 млн. безвозвратных военных потерь. И если некоторые редакции весь этот бред охотно печатают, следовательно, кому-то все это очень нужно.
Вместе с тем надо самокритично признать и то, что многие домыслы порождались тем, что не были своевременно опубликованы подлинные данные. Автору, совместно с военными и гражданскими специалистами-демографами, пришлось основательно заниматься изучением документов, анализом и сопоставлением различных данных у нас и за рубежом, а по нашим вооруженным силам -- прежде всего ежемесячных донесений фронтов о потерях.
В результате было установлено, что общие безвозвратные потери Советских Вооруженных Сил вместе с союзниками -- польскими, чехословацкими, болгарскими, румынскими воинами (75943 чел.) к концу войны составляли 10,3 млн. человек. Потери фашистского блока -- 9,3 млн. чел. (7,4 млн. человек фашистская Германия, 1,2 млн. -- ее сателлиты в Европе, 0,7 млн. -- Япония в маньчжурской операции), не считая потерь вспомогательных частей из числа иностранных формирований, воевавших на стороне фашистов (по некоторым данным -- до 500--600 тыс. человек).
При этом безвозвратные потери Советских Вооруженных Сил, включая войска КГБ, МВД (погибло, умерло от ран, пропало без вести, не вернулись из плена и небоевые потери) за годы войны, с учетом Дальневосточной кампании, составляют 8 668 400 человек, в том числе армии и флота -- 8 509 300 чел., погранвойск КГБ СССР -- 61 409 чел., внутренних войск МВД СССР -- 97 700. Значительная часть всех потерь приходится на 1941-42 гг. (3 048 800 чел.) ввиду крайне неудачно сложившихся обстоятельств для нас в первом периоде войны.
Безвозвратные потери по годам войны выглядят следующим образом: 1941 г. (за полгода войны) -- 27,8; 1942 г. -- 28,2; 1943 г. -- 20,5; 1944 г. -- 15,6; 1945 г. -- 7,5% от общего количества потерь. Следовательно, за первые полтора года войны наши потери составили 57,6, а за остальные 2,5 года -- 42,4%.
Для выяснения подлинных данных о потерях следует иметь в виду и следующие обстоятельства. Так, при изучении документов военно-мобилизационных и репатриационных органов выявлено, что при проведении мобилизации на освобожденной от оккупации территории СССР в 1943--1944 гг. в Советскую Армию вторично было призвано 939700 военнослужащих, ранее находившихся в плену, в окружении и на оккупированной территории. Кроме того, 1 836 000 человек бывших военнослужащих вернулось из плена после окончания войны. Поэтому все эти военнослужащие (общей численностью 2 775 700 чел.) из общего числа безвозвратных потерь исключены. Исходя из этого складывается количество потерь 8,6 млн. человек.
Г.К. Жуков первым из числа крупных руководителей занялся проблемой военнопленных, поднял вопрос о произволе, репрессиях против тех, кто был в плену. По его инициативе было принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров от 26.06.1956 г "Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей".
В ходе работы, упомянутой выше, нашей комиссии пришлось столкнуться с источниками, где эти вторично призванные в армию (около 1 млн. человек), а иногда и люди, возвратившиеся из плена или оставшиеся за рубежом, зачислялись в наши безвозвратные потери. При ознакомлении с некоторыми зарубежными материалами мы встретились с таким подходом, когда в число наших потерь включались потери власовцев, бандеровцев и других националистических, профашистских формирований, которые сражались против Советской Армии на стороне врага. Причем некоторые из этих людей дважды включались в число наших потерь. Вначале -- как попавшие в плен, а затем как погибшие. Но засчитать эти потери надо той стороне, на чьей они воевали.
Нет слов, приведенные выше потери огромны, и без боли о них говорить невозможно. Но тем более грешно добавлять к ним что-то надуманное.
По расчетным данным, составленным по трофейным и другим документальным материалам, безвозвратные потери фашистского блока составляют 8 649 000 чел. (фашистской Германии -- 7 413 000, ее сателлитов -- 1 245 000), из них на советско-германском фронте 7 168 000. После окончания войны из Советского Союза было возвращено из плена 1 939 000 немецких военнослужащих. Таким образом, боевые потери самой фашистской Германии к концу войны составили около 7,4 млн. чел., а с учетом возвращенных пленных безвозвратные потери составили 5,5 млн чел., ее союзников 1,2 млн чел. (всего 6,7 млн чел.). Не говоря уже о том, что в 1945 г. вся фашистская армия в полном составе капитулировала перед Советской Армией и союзными армиями.
Безвозвратные потери Квантунской армии Японии в период боевых действий на Дальнем Востоке (август -- сентябрь 1945 г.) составили 677 700 чел., в том числе убитыми 83 737 чел. Наши потери в маньчжурской операции составили 12 тыс. человек.
В сведениях, опубликованных в ФРГ и других западных странах, данные о потерях фашистского блока явно занижены. Например, не учитываются потери союзников Германии -- Италии, Румынии, Венгрии, Финляндии; иностранных формирований, воевавших на стороне фашистской Германии (власовцы, словаки и др.); тыловых учреждений вермахта, строительных организаций, в которых в основном работали лица других национальностей (поляки, чехи, словаки, сербы, хорваты и др.). Следует подчеркнуть также, что СССР и Германия возвратили после войны примерно по два миллиона человек военнопленных, в то время как наших пленных Германией было захвачено больше. (По некоторым данным пленных было около 5 млн. человек).
Таким образом, если учесть потери вспомогательных частей Германии, исключить наши потери, связанные с гибелью военнослужащих в плену ввиду зверского с ними обращения со стороны фашистов и взять соотношение потерь за всю Великую Отечественную войну, включая Маньчжурскую операцию, то общие боевые потери советских вооруженных сил и наших восточно-европейских союзников с одной стороны и Германии и ее союзников с другой стороны, расходятся не в такой степени, как это изображается.
В телесериале "Монстр" диктор говорит, что мы за время войны потеряли 27 млн., а немцы 6 млн. человек. Но почему в нашей стране берут всех (и русских, и казахов, и грузин, и др.), в том числе потери на Дальнем Востоке, а со стороны фашистского блока только немцев, а где -- австрийцы, венгры, румыны, финны, другие, кто воевал против Советского Союза? Почти через полстолетия после войны неловко говорить о любых потерях, с чьей бы то стороны они ни были, но делать это приходится только для того, чтобы показать недопустимость такой подтасовки фактов.
Как уже отмечалось, безвозвратные военные потери советских Вооруженных Сил составляют 8,6 млн. человек. Остальные наши потери ( более 18 млн. чел.) относятся к мирному населению, больше всего пострадавшему от фашистских зверств и репрессий. Сами немецкие историки пишут о том, что Германия захватила 5 млн. наших военнопленных. Но из них возвратились после войны лишь 1836 тыс. человек. Куда девались остальные, какова их трагическая судьба в фашистском плену -- теперь уже хорошо известно. Если бы Советская Армия, придя на немецкую землю, поступала по отношению к мирному населению и военнопленным так же, как фашисты к нашим людям, соотношение потерь было бы другим, но этого не случилось. И не могло случиться.
И теперь "цивилизованный" подход к этому крайне деликатному вопросу довели до того, что нашему народу ставят в вину его же гуманность, да еще пытаются привесить к этой "вине" жертвы фашистских злодеяний. И приходится только удивляться, что люди, исповедующие такую дикую "логику", смеют говорить, что выступают за историческую "правду". И, конечно, более углубленная работа по выявлению структуры потерь должна продолжаться. В частности, в Генштабе нет точных сведений о потерях наших войск в 1941 г. (донесения от штабов не всегда поступали) и поэтому данные за этот период выявлены на основе сопоставления обобщенных документальных материалов о количестве имевшихся войск к началу войны, поданного пополнения и оставшейся численности действующей армии к концу 1941 г.
Сейчас вообще нужно не охаивать огульно то, что сделано, как поступают доктора наук Мерцаловы ("Свободная мысль" No 3, 1993 г.), а опираясь на опубликованные официальные данные, искать новые источники, дополнительные данные и сопоставлять конкретные сведения и документы. Критиковать и все ставить под сомнение, не приводя никаких других данных и источников, -- это самое легкое и вместе с тем и самое бесплодное занятие. Нужна критическая, но конкретная работа. Нельзя верить и многим сообщениям германского командования о наших потерях и захваченных пленных, как и докладам наших штабов о немецких потерях. Данные о потерях противника по соображениям военного времени всегда завышались, да и определить их точно во время военных действий практически невозможно.
За время войны были также большими потери в вооружении и военной технике. Советская Армия потеряла 61,5 тыс. орудий и минометов полевой артиллерии, 83,5 тыс. танков, 13 тыс. самоходно-артиллерийских установок, более 46 тыс. самолетов, 1014 боевых кораблей. Ежесуточно в советских войсках в среднем выбывало 11 тыс. единиц стрелкового оружия, 68 танков, 224 орудия и миномета, 30 самолетов.
Германские вооруженные силы потеряли танков и штурмовых орудий 42,7 тыс., орудий и минометов -- 394, 2 тыс., боевых самолетов -- 75,7 тыс.
Но если к концу войны фашистская армия вообще перестала существовать и потеряла все вооружение, произведенное ею перед нападением на СССР и в ходе войны, то советские вооруженные силы к 9.5.1945 г. на своем оснащении имели 35,2 тыс. танков и САУ -- в 1,6 раза больше, чем у нее было на 22.6.1941 г., орудий и минометов 321,5 тыс. единиц (превышение в 2,5 раза), боевых самолетов -- 47,3 тыс. -- в 2,4 раза больше, чем в начале войны.
В ответ на некоторые измышления в иностранной печати о нашей победе Г.К. Жуков в одном из своих интервью в 1945 г. сказал: мы со своими армиями, со своим оружием стоим в Берлине, а фашистской армии я больше не вижу.
Вместе с тем, рассматривая боевые потери, надо сказать и о совершенно не оправданных интересами боевой обстановки потерях, которых в ряде случаев наверняка можно было избежать. Так, ошибки Сталина в 1941 году привели к потере более 3 млн. человек.
Упрямство Сталина и несвоевременный отвод основной группировки войск Юго-Западного фронта за р. Днепр увеличили наши потери примерно на полмиллиона человек. Просчеты ВГК, неумелое руководство командующих и командиров на местах привели к большим потерям в Крыму и под Харьковом в 1942 г., в наступательных операциях Западного фронта зимой 1943--1944 гг. и в некоторых других операциях.
К сожалению, в нашей армии существовала и такая практика, когда по указаниям Сталина и других начальников требовали продолжения практически завершившихся наступательных операций, несмотря на то, что наступление уже явно выдохлось, и в таких бесплодных, неподготовленных и материально необеспеченных атаках наши войска порой несли больше потерь, чем в основной части успешно проведенной операции. Бои такого характера, конечно, изматывали и противника, не давая ему закрепляться, но и своим войскам наносили в ряде случаев несопоставимый урон. Как уже было сказано по ходу нашего повествования, именно Г.К. Жуков на протяжении всей войны как мог противостоял произволу Сталина в этих вопросах и многое он предотвратил, но не все было и в его силах. Выражаясь словами А. Твардовского: "Тут ни убавить, ни прибавить -- так это было на войне".
Наши потери могли бы быть сокращены, если бы западные союзники открыли второй фронт в 1942 или в 1943 г. Кстати, когда сравнивают наши жертвы с потерями американских или английских войск, то забывают об одном очень важном обстоятельстве. Судьба войны решалась на советско-германском фронте, где происходили наиболее ожесточенные сражения. Пользуясь скованностью германских войск на этом фронте, командование союзников имело возможность и не спешить, могло из года в года откладывать открытие второго фронта или ту или иную операцию. Но этого не могло себе позволить советское командование, ибо от ряда сражений -- под Москвой, Сталинградом, Курском и др., уклоняться было невозможно. Больше заинтересованное в быстрейшем окончании воины, оно более последовательно выполняло и союзнический долг, начиная иногда по просьбе союзников операции ранее установленных сроков, как это было, например, в Висло-Одерской операции в январе 1945 г.
Отрицательное значение имели и некоторые другие факторы, вызвавшие большие потери, о них откровенно и обоснованно говорится в воспоминаниях Г.К. Жукова. Анализировать причины потерь нужно и сегодня, но делать это грамотно, не устраивая вокруг такой щепетильной проблемы скандальные сенсации.
Сколько было заклинаний по поводу того, что Генеральный штаб скрывает данные о потерях. Но из документов, опубликованных в журнале "Источник" No 5, за 1994 г., видно, что Министерством обороны представлялись предложения в ЦК КПСС об опубликовании сведений о потерях, но как раз те политические деятели, которые больше всего говорили о "сокрытии" этих данных, под всевозможными предлогами возражали, тормозили предание их огласке в печати.
Продолжаются спекуляции и после опубликования официальных (ранее закрытых) данных. Причем некоторые газеты обязательно ко Дню Победы приурочивают публикации о потерях и поражениях.
Но в любой, даже самой несчастной семье, кроме горестей, бывают и праздничные дни. Представьте себе, например, человека, который приходит на свадьбу, и начинает долго и нудно говорить только об умерших, погибших, несчастьях. В его словах может быть и правда, но в данном случае люди ее не примут, так как кроме этого в их жизни есть и другие события. Так и в День Победы -- помянут они и тех, кто ушел из жизни, но все к этому сводить не станут -- День Победы -- это праздник!
Иногда, чтобы уйти от сути дела или принизить роль Жукова и других полководцев, говорят, не одни они победили, победил народ. В принципе это верно. Но к народу относятся и Жуков и Власов, рядовой Матросов, Зоя Космодемьянская и те, кто бежал с фронта, служил в полицаях. Подавляющее большинство советских людей, составляющих народ, до конца остались верными своей Родине. Но мерить всех одной меркой тоже нельзя. Поэтому народ будет прославлять тех, кто больше всего сделал для победы, поклонится и маршалам и рядовым. С полным правом воздастся должное и маршалу Жукову.
Виктор Петрович Астафьев когда-то написал хорошие книги о войне. Еще в 1985 г. он справедливо писал: "О войне и о войнах надо говорить всю правду, пусть иногда и горькую. Мы достойно вели себя на войне и достойны не только благодарности, но и самой высокой, самой святой правды, мы и весь наш многострадальный героический народ на века, на все будущие времена прославивший себя и трудом, и ратным делом".
Теперь вдруг, в новые времена, оказывается, этого народа не стало.
Сейчас он уже пишет: "В итоге всего этого и получилось у нас: был народ -- стало народонаселение, аморфная, послушная масса трудящихся, не осознающая своих интересов, не способная самоорганизоваться для их защиты, с энтузиазмом голосующая то за Жириновского, то за Зюганова".
Виктор Петрович по этому вопросу уже заодно с А. Нуйкиным и М. Капустиным. "Хватит уже молиться на наш "святой народ"! Да нет его давно уже, этого народа, есть то, что достаточно точно описала прозорливая западная мысль -- есть масса! (см. "Восстание масс" Ортеги; читайте Рисмена, Миллса, Белла, Шилза)" -- пишет философ М. Капустин.
Таким образом, был народ без героев, а теперь уже и самого народа нет. Но когда победу ниспровергают, а героев унижают, замахнувшись даже на Жукова, побед и подвигов может не быть уже никогда. На это может быть и делается расчет.
В результате ряда откровенных бесед после войны Г.К. Жуков и Д. Эйзенхауэр сошлись на том, что советский и американский народы имеют много общих интересов и поэтому должны продолжать тесное сотрудничество, которое обеспечило нашу общую победу.
Но несмотря на официальную договоренность, наши власти не дали Жукову возможность посетить США. А Эйзенхауэра увели в сторону другие политические силы. Начавшаяся "холодная война" нанесла огромный вред не только советско-американским отношениям, но и всему международному сообществу. Но и с окончанием "холодной войны" ее завалы в области истории второй мировой войны до сих пор не преодолены. Дело не только в отдельных ошибках и извращениях истории второй мировой войны или, скажем, роли Жукова в важнейших сражениях, а в реальной позиции, которая занимается сегодня.
Если наши бывшие союзники по антигитлеровской коалиции не сочли нужным пригласить представителей России на 50-летие Нормандской операции или настояли на том, чтобы их войска и части российской армии порознь выводились из Берлина, то это вынуждает еще раз задуматься над тем, почему они не хотели договариваться с СССР еще в 1939 г., почему так долго тянули с открытием второго фронта, как и над некоторыми другими событиями периода "холодной войны".
И официально провозглашенное "партнерство во имя мира", и другие формально заключенные соглашения, и самые громкие политические заверения о благих намерениях мало что дают и мы уже сполна это испытали еще в 1941 г. Главным является стратегическая направленность политики, стремление к искреннему и честному сотрудничеству, чего нет, к сожалению, и поныне.
Но опыт войны свидетельствует о том, что, несмотря на трудности и противоречия, такое сотрудничество возможно и необходимо, особенно между народами и ветеранами наших стран, которые и в прошлую войну не занимались политическими играми, а честно сражались и вместе ковали победу. Большое значение для такого сотрудничества имеет и создание добротной исторической базы, объективно вскрывающей ошибки и уроки прошлого. Только правдивая история, свободная как от прежнего приукрашивания и замалчивания неугодных фактов, так и современного все отрицающего нигилизма, может способствовать укреплению мер доверия между народами. Нужна и элементарная преемственность исторического процесса. Нормальному человеку трудно понять, почему отмечается 300-летие флота и 4-летие российской армии. Попытки некоторых историков перечеркнуть целые периоды истории или потрафить западным коллегам и подогнать оценки и выводы по истории второй мировой войны под модные и идеологизированные на новый лад веяния лишь вызывают недоверие и сеют новые подозрения, еще больше дискредитируя историческую науку.
Вообще, выдающиеся, мыслящие люди России отрицательно относились к нигилистическому подходу к отечественной истории. В свое время Л.Н. Толстой критиковал односторонность исследований истории С.М. Соловьевым, принижение им роли народа, который не только управлялся сменявшими друг друга государями, но и созидал, жил своей жизнью. Такой подход, по мнению великого писателя, не давал историку постичь главную суть и саму тайну истории. "Читаю историю Соловьева, -- писал Толстой. -- Все, по истории этой, было безобразие в допетровской России: жестокость, грабеж, грубость, глупость, неумение ничего сделать... Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершилась история России. Но как же так ряд безобразий произвели великое, единое государство? Но кроме того, читая о том, как грабили, правили, воевали (только об этом и речь в истории), невольно приходишь к вопросу: что грабили и разоряли? А от этого вопроса к другому: кто производил то, что разоряли?".
В последнее время освещение истории Великой Отечественной войны, значение победы в ней часто даются только под одним углом зрения -- необходимости разоблачительного подхода к нашему прошлому и слишком уж легко оправдывается все, что делалось и делается на Западе.
В "Известиях" Станислав Кондрашев пытался даже оправдать то, что осудила уже вся мировая общественность, а именно -- применение США 50 лет назад атомных бомб для уничтожения десятков тысяч мирных жителей в Хиросиме и Нагасаки. Эта варварская акция была предпринята исключительно с политическими целями, так как никакой военной необходимости в ней не было. Ми Чарлз в книге "Встреча в Потсдаме" писал, что государственный секретарь США "...считал, что главное достоинство бомбы -- отнюдь не в степени ее воздействия на Японию. Бомба, -- говорил он, -- будет применена с иной целью, а именно: сделать русских более сговорчивыми в Европе". Уинстон Черчилль, получив сообщение Трумэна о предстоящем применении атомного оружия, и не подумал о противнике, с которым воевали. В беседе с фельдмаршалом Аланбруком он весьма определенно заявил: "Теперь у нас есть новое средство, которое сбалансирует соотношение сил с Россией... Сейчас Советскому Союзу можно заявить: Ну раз вы настаиваете, чтобы сделать то или это, ладно же... А потом мы посмотрим, куда же они подевались, эти русские". Так, что цели были совсем не те, которые им задним числом приписывает С.Кондрашев. Его восхищает национальный прагматизм американского государства, которое "как зеницу ока, бережет сограждан, максимально обеспечивая успех чужой, а не своей кровью" (автора не смущает, что атомные бомбы сброшены на мирное население). Слов нет, нашим политикам не мешало бы поучиться американскому национальному эгоизму. Вместе с тем следовало бы задуматься, насколько рационален такой эгоизм, если соотносить его с целями борьбы с общим противником, интересами союзников, особенно если союзники и партнеры будут поступать в таком же духе по отношению к американцам.
Известно, например, что в мае 1945 г. японское правительство предлагало СССР выступить посредником в поисках путей прекращения войны с США. Взамен предлагалось вернуть Советскому Союзу Сахалин, Курильские острова и еще некоторые территории. Если руководствоваться только "национальным прагматизмом" и игнорировать интересы общей борьбы и союзников, Советский Союз имел возможность достичь своих политических и военно-стратегических целей не вступая в войну против Японии и не имея никаких потерь. Но как пишет президент Трумэн, Сталин дал японцам отрицательный ответ и "я поблагодарил маршала Сталина". Он же после Потсдамской конференции, где была достигнута окончательная договоренность о вступлении СССР в войну с Японией, в своем дневнике записал: "когда это случится -- японцам конец". К этому времени решение о применении атомных бомб против Японии президентом в принципе уже было принято. СССР мог вполне уклониться от войны, в этом случае Япония и после применения против нее атомных бомб продолжала бы сопротивление и тогда могли оправдаться расчеты американского командования на то, что войну против Японии удастся завершить лишь в 1946 или в 1947 г., смирившись с потерями около одного миллиона американских солдат. Вот что могло и может быть, если не только американцы, но и другие государства будут руководствоваться в политике и стратегии исключительно национальным эгоизмом. Таковы действительные уроки и, как выразился уважаемый журналист, "жесткие прикладные истины американской демократии и демократии вообще", ибо в наше время подобный подход куда опаснее, чем в прошлом. Поэтому жизненные интересы США и России требуют вспомнить о начале совсем другого сотрудничества, которое пытались заложить Эйзенхауэр и Жуков.
В последнее время появились суждения о том, что войну советского народа против фашистской Германии можно считать отечественной и освободительной только до момента выхода советских войск к нашим государственным границам. Дальше вроде бы западные страны вели войну освободительную, а мы -- захватническую.
Высказывается точка зрения, что Советскому Союзу следовало выйти на свои границы и на этом кончать войну. Тогда, мол, война на год раньше кончилась бы. Кончить войну, не добив фашизм, сохранив гитлеровскую армию, оставив под оккупацией Польшу, Чехословакию и другие страны, не освободив угнанных в неволю своих соотечественников и военнопленных?! При самых благих намерениях вряд ли это было возможно и тем более целесообразно. Перечисляя все очевидные негативные аспекты такого решения, скажем лишь о том, что в этом случае вместо 50 лет мирной жизни нашему народу возможно, пришлось бы перенести еще одну тяжелую войну.
Великая Отечественная война навсегда останется одним из самых трагических и героических периодов в истории нашей страны. Разные страницы были в истории войны и их толкование еще долго будет вызывать горячие споры и различные суждения. Но ничто не может поколебать величие и значимость победы. Никто не вправе отрицать главного. Советский народ и его армия вынесли на своих плечах основную тяжесть войны и внесли решающий вклад в освобождение народов Европы и Азии и достижение победы над фашистской Германией, милитаристской Японией и их союзниками. Несомненной и общепризнанной во всем мире остается и огромная роль, которую сыграл в достижении победы маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, как наиболее талантливый и выдающийся полководец второй мировой войны.
3. Кто и в чем обвиняет Жукова?
Прежде всего те политические общественные круги в нашей стране и за рубежом, обслуживающие их средства массовой информации, кто ставит своей целью дискредитировать победу Советского Союза во второй мировой войне, вообще лишить российский народ исторической памяти, национального достоинства и тем самым заложить в его сознание чувство исторической неполноценности и обреченности.
Одной из самых ярких личностей, олицетворяющих нашу победу в минувшей войне и национальное достоинство российских народов, является Г.К. Жуков. Поэтому не случайно люди, чуждые подлинным российским национальным интересам, кому не по нутру наша армия и ее герои, направляют свои отравленные ложью стрелы в первую очередь против великого полководца. Как справедливо отмечали генерал-полковник Родионов И.Н. и другие товарищи из Академии Генштаба: "Жуков по праву стал одной из выдающихся фигур в национальном самосознании нашего народа, и именно поэтому появились нападки на него, как на национального героя...".
Причем опубликовать что-либо доброе о Жукове или других полководцах невозможно. В то время как порочащие их материалы охотно издаются и тиражируются.
В истории не раз уже бывало, когда победившие революции во многом невольно копировали свергнутые режимы, повторяли в еще более жестоком виде методы их борьбы с противниками, оппозицией и в конечном счете приходили к тому, против чего боролись. В последнее время, когда непримиримость ужесточилась, многие справедливо выражают озабоченность тем, что продолжение такой линии может привести к новой форме единомыслия, что было бы опасным не только для судьбы исторической науки, но и вообще для демократии, для всего общества.
Поощрение конъюнктурности неизбежно ведет к снижению научной требовательности. В научную среду под прикрытием модной политической демагогии легко проникает масса посредственностей, порождающих ту самую глухую стену, о которую в истории науки разбивались многие новые мысли и открытия. Эта среда и порождает в основном ниспровергателей Жукова.
На этой бесплодной ниве, к сожалению, подвизается В.П. Астафьев -- известный писатель-фронтовик. В последние годы он не только о Жукове, но и о всей войне пишет как-то озлобленно, однобоко, главным образом о ее грязной, жестокой стороне. Вроде бы оно и правильно. Все это было, война есть война. Но В. Астафьев, -- замечает Виктор Розов, -- "как бы забывает, во имя чего она нами велась, что это все было необходимо для спасения Родины, то есть матери нашей. Ведь если ты хочешь спасти свою мать или спасти своего ребенка, ты готов горло врагу перекусить". Присоединился к ниспровергателям полководца писатель В. Солоухин, которого, как говорят, война обошла стороной.
Среди других историков и публицистов, занимающихся дискредитацией Жукова, нет людей ни с таким фронтовым опытом, как у В. Астафьева, ни с современными военными и военно-историческими знаниями, без чего судить обоснованно о чьем-либо полководческом искусстве невозможно. Кто же они? Один из них во время войны заведовал библиотекой, был начальником Дома офицеров; другой -- разносчиком газет в политотделе корпуса; третий ухитрился всю войну просидеть в запасном полку и только к концу войны на короткое время попал на фронт. На этом недостойном поприще ниспровержения нашей победы и Жукова пытаются приобрести себе скандальную известность и некоторые более молодые, не нашедшие себя в серьезном деле младшие научные сотрудники.
Исполнителями травли Жукова после войны стали работники ЦК КПСС, Главпура, КГБ, в частности Шелепин и Семичастный, отсидевшиеся в тылу во время войны на комсомольской работе. Система наша в этом отношении была никудышной, но ее питали подобные, в том числе и быстро перевернувшиеся, люди.
Историк А. Мерцалов в своей публикации "Георгий Жуков: новое прочтение или новый миф? Посмертная судьба "маршала Победы" пишет о низком уровне советского военного искусства, полководческих способностей Жукова, представив его в качестве малообразованного, посредственного военачальника, лишенного морали, нравственности и допустившего во время войны "грубейшие просчеты и вреднейшие действия". В таком же духе брани и выдумок писали в "Независимой газете" Арсений Тонин и Б. Соколов.
Полковник М. Захарчук в той же газете пишет: "За время правления Сталина и за многие годы после него в армии царило тотальное невежество убогих духовно, интеллектуально и нравственно, но очень исполнительных людей". Далее продолжает он: "Даже самого Жукова, нашего выдающегося, если хотите гениального, полководца, нельзя поставить в один ряд с известными генералами русской армии. И не вина его в том, а беда великая, что двигался он по службе не в окружении людей высокообразованных, благородных, честных, какими были царские офицеры, а в амбициозной массе сослуживцев -- послушных, исполнительных, готовых по первому зову партии предать, оклеветать, осудить. Хотя повторяю: Жуков был гениален для той конкретно-исторической обстановки, когда солдаты закрывали своими телами вражеские амбразуры, а смершевцы за нечаянно оброненное слово истребляли этих бойцов или в лучшем случае формировали из них штрафные батальоны".
Удивительно, каким образом из этого мрака невежества вышли такие светлые личности как А. Мерцалов, М. Захарчук, Б. Соколов и другие.
И не может не знать М. Захарчук, как показали себя образованные и изысканно воспитанные русские генералы в русско-японскую, в первую мировую войну или на стороне белых в гражданскую войну. Да и в 1941--1945 гг. и в Генштабе и в управлениях фронтов и армий (из-за деликатности не станем называть фамилий) было еще немало генералов, вышедших из благородной дворянской сферы. Но, видимо, никто не будет утверждать, что Жуков по своим полководческим качествам в чем-то им уступал. Не будем повторять сказанное относительно очень образованных германских генералов. Навязать человечеству две мировые войны, в обеих потерпеть сокрушительное поражение и после этого с помощью нынешних апологетов пытаться числиться в законодателях военного дела -- нет, это уж слишком!..
И еще о некоторых не очень корректных сопоставлениях. В 1 томе военно-исторических очерков Института военной истории отмечается, что "Шапошников кроме высокой теоретической подготовки имел богатую практику штабной работы в стратегическом звене. В гражданскую войну он возглавлял оперативный отдел Полевого штаба Реввоенсовета республики, а в межвоенный период дважды назначался начальником Генерального штаба РККА. В отличие от Жукова, происходившего из простых крестьян и пришедшего в Красную Армию в звании младшего унтер-офицера царской армии, Шапошников окончил Николаевскую академию и еще до революции успел получить чин полковника".
Действительно, Б.М. Шапошников один из самых уважаемых и достойных наших военачальников. Он вошел в историю как один из выдающихся военных теоретиков ХХ века и обладал чудесными человеческими качествами. У него многому научились наши генштабисты, к нему всегда очень тепло относились Жуков и Василевский. Но крестьянское происхождение Жукова нисколько не унижает его достоинство. Получить больших чинов до революции он не мог и по возрасту. Конечно, ему было далеко до Бориса Михайловича в области знания генштабовской службы. Но все же если сам Генштаб по ряду важных вопросов оказался не подготовленным к войне, то кто за это несет больше ответственности: тот, кто в предвоенные годы дважды по нескольку лет занимал должность начальника Генштаба или тот, кто был в этой должности всего несколько месяцев?
И нельзя отождествлять сталинизм и Жукова. Он как мог противостоял сталинской системе еще в те времена, когда другие нынешние герои и пикнуть не смели. Где же были эти борцы за справедливость, когда после войны в течение 25-ти лет травили человека, который всю свою жизнь посвятил служению своему Отечеству. Поговаривают и о том, что сейчас возвеличивают Жукова и совсем забыты другие, не менее заслуженные полководцы. Конечно, этого не должно быть. Но в данном случае речь идет о Жукове. И почему нынешние критики не поднимали своего голоса, когда в официальных трудах и изданиях по истории войны замалчивали и по сей день продолжают замалчивать заслуги Жукова. В вышедшем в 1994 г. фильме Ю. Озерова "Сталинград" (из киноэпопеи "Освобождение") в роли вершителей победы под Сталинградом изображены Хрущев, Еременко, Чуйков, но не удостоены внимания не только Жуков, но и Василевский, Рокоссовский, Ватутин. При таком однобоком, конъюнктурном подходе о каком поиске истины может идти речь.
Иногда для того, чтобы опорочить Жукова, ссылаются на отдельные критические замечания других полководцев, в частности, Рокоссовского. Но они ведь, в отличие от нынешних ниспровергателей, не отрицали в целом роль и способности Жукова. Тот же Константин Константинович, отмечая недостатки в его характере, вместе с тем признавал, что у Георгия Константиновича "всего было через край -- и таланта, и энергии и уверенности в своих силах". И разговор о заслугах Жукова не умаляет и не может умалять заслуг других полководцев.
В предыдущих главах этой книги приведены исторические факты, данные о численности сторон и соотношение сил, подтвержденные реальными результатами проведенных операций и итогами войны, аргументы, опровегающие всякого рода измышления о Жукове и свидетельствующие о высоком уровне его образованности и полководческого искусства. Разве такие операции как Сталинградская, Белорусская, Висло-Одерская и другие с окружением, расчленением и уничтожением по частям крупных группировок противника похожи на "искусство парового молота", выталкивания и выдавливания пришельца со своей земли, о котором пытается толковать профессор А. Мерцалов? По ходу нашего повествования сказано и об ошибках и доле ответственности Жукова за неудачи в 1941--1942 гг.
Распространяются, правда, различного рода примитивные байки и сплетни о деятельности Жукова во время войны, которые не стоят даже того, чтобы их опровергать. Пусть судит читатель хотя бы по такому примеру. В День Победы в этом году по НТВ показали английский фильм о Жукове, в котором ведущий утверждал, что наш полководец в Берлинской операции с целью прокладывания пути для танков через противотанковые минные поля посылал вперед пехоту. Но элементарно смыслящий в военном деле человек понимает, что это чепуха, ибо для подрыва противотанковой мины нужно давление не менее 250--500 кг. Под пехотинцем она не подорвется.
В. Солоухин тоже выдумал свои данные о потерях, к этому добавил: "Известно, что Жуков просил перед каждым наступлением, чтобы соотношение наших бойцов и немцев было десять к одному". В том то и дело, что неизвестно, откуда это взято, на чем основано. Из рассмотренных нами исторических фактов это никак не вытекает.
Наиболее распространенный тезис в обвинениях в адрес Жукова -- это ничем не подтвержденные домыслы о его жестокости, невнимательности к подчиненным, стремлении добиваться цели "любой ценой", о непомерно больших потерях в личном составе (по сравнению с другими полководцами) во всех операциях, которые он проводил. Георгий Владимов в романе "Генерал и его армия" приводит мысль, что Гудериан бережно относился к людям, а наш Жуков исходил из принципа "с потерями не считаться". Как же обстоит дело в действительности? Жуков на протяжении всей своей военной службы исповедовал принцип максимально возможного сбережения людей, достижения победы с минимальными потерями.
В 1924 г., прощаясь с личным составом 39-го Бузулукского полка перед отправкой на учебу в Высшую кавалерийскую школу, Георгий Константинович сказал:
"Товарищи бойцы, командиры и политработники. Уезжая в высшую кавшколу для пополнения своих знаний, которые требуются Красной Армии в связи с эволюцией военного искусства, вытекающей из достижений техники, должен сказать... Передовой кадр армии трудящихся, разрешая свои задачи на полях сражений, обязан будет разрешить их с наименьшими жертвами, с наименьшей затратой крови, ибо трудовые силы, родственные нам по крови, не могут гибнуть от незнания ее руководителей, а посему, уезжая на учебу, я полон надежды, что каждый командир и боец, который в текущем году не мог быть направлен в широко раскинутые школы СССР, не потеряет ни одной лишней минуты для самообразования и самовоспитания, и те достижения, которые имеет 39-й Бузулукский полк в деле поднятия своей боеспособности, будут, безусловно, закреплены и углублены".
В приказе по полку No 132 от 6.5.1926 г. он указывал: "Замечены случаи ведения строевых занятий в праздничные дни. Так, 18 апреля производились занятия по джигитовке по желанию красноармейцев. Кроме того, в эти же дни зачастую производятся разного рода хоз. работы. Штабы частей перегружаются рабочими часами. В результате переутомление как личного, так и конского состава, и, как следствие, несчастные случаи.
Отмечая эти ненормальности, приказываю:
1) Строевые занятия производить в отведенное для этого время... задерживая сотрудников лишь в крайней к тому необходимости и спешности. Праздничные дни целиком предоставлять для отдыха, и никаких занятий в эти дни не производить".
Особенно беспощаден был Г.К.Жуков к фактам произвола и насилия, строго наказывал виноватых за это.
Но Жуков не просто голословно провозглашал требования о сбережении людей. Он своим самоотверженным требовательным отношением к своей личной особе и боевой подготовке войск, тщательной подготовкой командиров, штабов и войск к каждой операции, предостерегая от оплошностей, настойчиво добиваясь (насколько это было возможно) наиболее целесообразных решений -- всем этим уже закладывал основы для успешного выполнения боевых задач и сокращения потерь в людях и технике.
Уже на Халхин-Голе Жуков тяжело переживал потери, требуя беречь людей, в том числе командиров. Например, он приказывал на всех танках "БТ", а не только на командирских, установить штыревые антенны, по которым японцы опознавали и выводили в первую очередь из строя командиров. И тогда все танки внешне стали одинаковыми. Да и в целом он разгромил группировку японских войск, понеся значительно меньшие потери, чем противник.
Во время Великой Отечественной войны Жуков, как уже отмечалось, настойчиво добивался, чтобы не предпринимались не подготовленные операции, но это не всегда удавалось. Сталин распоряжения о немедленном наступлении или контрударе нередко доводил непосредственно до командующих объединениями. Имело место стремление некоторых из них выполнить сталинскую директиву любой ценой, не считаясь ни с обстановкой, ни с потерями. Поэтому Жуков оказывался в труднейшем положении.
Во время оборонительных сражений под Сталинградом он внушал командному составу 1-й Гвардейской армии: "Мы воюем второй год, и пора бы уже научиться воевать грамотно. Еще Суворов говорил, что разведка -- глаза и уши армии. А именно разведка у вас работает неудовлетворительно. Поэтому вы наступаете вслепую, не зная противостоящего противника, системы его обороны, пулеметно-артиллерийского и прежде всего противотанкового огня. Ссылка на недостаток времени для организации разведки неосновательна. Разведку всех видов мы обязаны вести непрерывно, круглосуточно, на марше и при выходе в районы сосредоточения. Нельзя полагаться только на патриотизм, мужество и отвагу наших бойцов, бросать их в бой на неизвестного вам противника одним призывом "Вперед, на врага!". Немцев на "ура" не возьмешь. Мы не имеем права губить людей понапрасну и вместе с тем должны сделать все возможное, чтобы выполнить приказ Ставки -- разгромить вражескую группировку, прорвавшуюся к Волге, и оказать помощь Сталинграду".
В донесении в Ставку он отмечал: "Вступление в бой армий по частям и без средств усиления не дало нам возможности прорвать оборону противника и соединиться со сталинградцами, но зато наш быстрый удар заставил противника повернуть от Сталинграда его главные силы против нашей группировки, чем облегчилось положение защитников города, который без этого удара был бы взят противником".
Ясно, что выполнение боевых задач в таких труднейших условиях сопровождалось и тяжелыми потерями. Но исторические факты, их сопоставление опровергают такие утверждения (в том числе маршала И.С. Конева) о том, что в операциях, которыми непосредственно руководил Жуков, потери были значительно бу льшими, чем на других фронтах. Об этом можно судить по следующей таблице потерь в операциях, проведенных в одно время и примерно в одинаковых условиях различными фронтами.
Потери
войск фронтов в некоторых стратегических наступательных операциях Великой Отечественной войны
1941-1945 гг.
О П Е Р А Ц И И И Ф Р О Н Т Ы |
Числ. войск к началу операции |
П О Т Е Р И |
|
Безвозвратн. |
|||
кол-во |
% к числ. войск к началу опер. |
||
| Контрнаступление под Москвой | |||
| Западный фронт | 748700 |
101192 |
13,5 |
| Калининский фронт | 192200 |
27343 |
14,2 |
| Правое крыло Юго-Западного фронта | 80800 |
9709 |
12,0 |
| Итого | 1021700 |
139586 |
13,7 |
| Ржевско-Вяземская наступательная операция | |||
| Калининский фронт | 346100 |
123380 |
35,6 |
| Западный фронт | 713100 |
148940 |
20,9 |
| Итого | 1059200 |
272320 |
25,7 |
| Висло-Одерская операция |
|||
| 1-й Белорусский фронт | 1028900 |
17032 |
1,7 |
| 1-й Украинский фронт | 1083800 |
26219 |
2,4 |
| Итого | 2112700 |
43251 |
2,1 |
| Берлинская операция | |||
| 2-й Белорусский фронт | 441600 |
13070 |
ок. 3,0 |
| 1-й Белорусский фронт | 908500 |
37610 |
4,1 |
| 1-й Украинский фронт | 550900 |
27580 |
5,0 |
| Итого | 1906200 |
78291 |
4,1 |
Из приведенной таблицы видно, что безвозвратные потери в Московской наступательной операции составили: Западного фронта (командующий Г.К. Жуков) -- 13,5% от общей численности войск, Калининского (командующий И.С. Конев) -- 14,2%.
В Ржевско-Вяземской наступательной операции соответственно -- Калининский фронт -- 35,6, Западный фронт -- 20,9%.
В Висло-Одерской операции при практически одинаковой численности войск (чуть больше 1 млн человек в каждом фронте) -- потери 1-го Белорусского фронта 17032 (1,7%), 1-го Украинского фронта 26219 человек (2,4%).
В Берлинской операции, где наиболее крупная и сильная группировка противника противостояла 1-му Белорусскому фронту, 2-й Белорусский фронт (К.К. Рокоссовский) -- 3%, 1-й Белорусский (Г.К. Жуков) -- 4,1%, 1-й Украинский фронт (И.С.Конев) -- 5% от общей численности войск. Причем потери противника в полосе 1-го Белорусского фронта составили 232766 человек и в полосе 1-го Украинского фронта 108700 человек.
В Будапештской операции, где войскам 2-го Украинского (Р.Я. Малиновский) и 3-го Украинского (И.Ф. Толбухин) также пришлось овладевать большим городом, безвозвратные потери личного состава в процентном отношении (7,7%) были в 1,5--2 раза выше, чем 1-го Белорусского фронта в Берлинской операции, в том числе 3-го Украинского фронта 14%.
Об этих потерях приходится с большим сожалением напоминать, поскольку Родион Яковлевич не раз поговаривал о том, что Жуков с потерями не считался.
Поэтому наговоры на Жукова и по этому вопросу не выдерживают сопоставления с реальными фактами.
Вопрос об отношении к потерям весьма принципиальный и щепетильный. Некоторые генералы и офицеры, прошедшие Афганистан и Чечню, чуть ли не с гордостью говорят, что они в ряде случаев, получив боевую задачу, старались ее не выполнять, а лишь имитировать выполнение, оправдывая свои действия стремлением избежать потерь. Но если бы так же действовали Жуков и другие командиры во время войны, мы, видимо, до сих пор бы не закончили войну и не освободили свою страну от фашистов. Опыт Великой Отечественной, как и других, более поздних войн, показывает, что наименьшие потери случаются именно при массированных, решительных, хорошо организованных боевых действиях. И наоборот, всякое обозначение военных действий, вялотекущие, пассивные действия вызывают наибольшие потери с наименьшими результатами.
Далее А. Мерцалов в упомянутых работах утверждал, что военную деятельность маршала Жукова никто в мировой литературе не изучал. Она якобы просто неизвестна. Но мне в последние годы пришлось побывать во многих военно-учебных заведениях, учебных центрах США, Великобритании, участвовать в научных форумах в Германии, Норвегии, Швейцарии, Сирии и я имел возможность убедиться, что Жукова хорошо знают и его полководческое искусство тщательно изучают.
Как мы -- группа авторов -- уже писали, возможно, что людям, не следящим за современной зарубежной историографией, военная деятельность Жукова и неизвестна. Но это ведь не довод для подобных категоричных заявлений. Укажем, что только за последние годы различные работы о маршале Жукове были опубликованы в США, Канаде, Англии, Сирии, Италии, Испании, ФРГ, Франции. Вот что, в частности, говорилось в опубликованном несколько лет назад в специальном выпуске итальянского издания "Сториа иллюстрата" под красноречивым названием "Георгий Константинович Жуков. Остановил нацистов под Москвой".
"Роль Жукова в войне с Германией, пожалуй, больше, чем роль других генералов второй мировой войны -- русских и зарубежных... Ни один из крупных стратегических планов советского командования не был разработан без участия Жукова, наиболее крупные операции осуществлялись под его прямым руководством. Рассказать о вкладе этого военного руководителя в победу над Германией значило бы рассказать о всем ходе войны Советского Союза против Германии в эти годы".
Заслуги во второй мировой войне и полководческий талант Жукова признаны во всем мире. "Я восхищен полководческим дарованием Жукова и его качествами как человека, -- говорил Эйзенхауэр. -- Когда я был главнокомандующим союзными войсками в Западной Европе, то мы все -- и я, и мои подчиненные, и генералы, командовавшие союзными воинскими соединениями, -- буквально затаив дыхание следили за победным маршем советских войск под командованием Жукова в направлении Берлина. Мы знали, что Жуков шутить не любит, если уж он поставил цель сокрушить главную цитадель фашизма в самом сердце Германии, то непременно это сделает... Мы видели, что, несмотря на бешеное сопротивление гитлеровских войск, на всем протяжении советско-германского фронта инициативу прочно удерживала наступавшая Красная Армия".
Жуков является признанным авторитетом и в зарубежных ученых кругах. Крупный американский публицист Гарррисон Е. Солсбери в книге "Великие битвы маршала Жукова" отмечал: "Когда история завершит свой мучительный процесс оценки, когда отсеются зерна истинных достижений от плевел известности, тогда над всеми остальными военачальниками засияет имя этого сурового, решительного человека, полководца полководцев в ведении войны массовыми армиями. Он поворачивал течение битв против нацистов, против Гитлера не раз, а много раз".
Американский военный историк Мартин Кайден в книге "Тигры горят" (1974 г.) разъяснял своим соотечественникам: "У нас, на Западе, были крупные военные. На память приходит генерал Джордж Паттон. Были фельдмаршал Бернард Л. Монтгомери и генерал Дуглас Макартур. Были и другие военные гиганты. Адмирал Честер У. Нимиц, генерал Дуайт Д. Эйзенхауэр. Но много ли исследователей теперь ушедшей в прошлое второй мировой войны сразу назовут имя Георгия Жукова? Сколько из них знают, кто он был и что сделал? Многие ли понимают, что Жуков действительно был, по самой точной характеристике Гаррисона Е. Солсбери, "полководцем полководцев в ведении войны массовыми армиями двадцатого столетия"? Он нанес немцам больше потерь, чем любой другой военачальник или группа их во второй мировой войне. В каждой битве он командовал более чем миллионом людей. Он вводил в дело фантастическое количество танков. Немцы были более чем знакомы с именем и сокрушающим мастерством Жукова, ибо перед ними был военный гений". Он был, заканчивает Кайден, "чудо-маршалом", а Солсбери особо выделил: "Он знал назубок всю классическую военную литературу от Цезаря до Клаузевица". Как же после этого можно говорить, что Жукова никто не знает?
После войны среди трофейных документов германского командования было найдено досье на советских военачальников.
Об этом досье Геббельс -- в это время он комиссар обороны Берлина -- записал в дневнике 18 марта 1945 г.: "Мне представлено генштабом дело, содержащее биографии и портреты советских генералов и маршалов...". Забыв о своих небрежных, наглых суждениях 1941 г., он ошеломленно пытается за полтора месяца до падения Берлина найти объяснение победному натиску советских войск: "Эти маршалы и генералы почти все не старше 50 лет. С богатой политико-революционной деятельностью за плечами, убежденные большевики, исключительно энергичные люди, и по их лицам видно, что народного они корня... Словом, приходится прийти к неприятному убеждению, что военное руководство Советского Союза состоит из лучших, чем наше, классов...".
Здесь вынужденное почтение нашим полководцам и проклятия в адрес своих, которых Геббельс называет предателями. То, что понял даже Геббельс, ранее с насмешками отзывавшийся о нашем командном составе, никак не могут понять наши нынешние мародеры в области истории.
Такими же несостоятельными являются и все другие домыслы о Жукове.
На чем тогда основываются упомянутые его ниспровергатели, чем они могут опровергнуть такие факты и свидетельства, как одержанные победы и высокое воинское искусство, которое было при этом проявлено, или, наконец, приведенные выше цифры и факты (в том числе о потерях), авторитетные свидетельства отечественных и зарубежных военачальников? А никаких доказательств, фактов нет. Есть одно злопыхательство и голословные заявления в угоду некоторым новым веяниям и неоидеологическим установкам -- любой ценой дискредитировать победу в Великой Отечественной войне и заслуги одного из ее главных творцов. По этому поводу, несколько изменяя лермонтовские слова, можно было бы сказать: "и вы не смоете всей вашей черной ложью Жукова истинную роль". Его роль в достижении победы и славу величайшего полководца вычеркнуть из истории невозможно. Вместе с тем жуковское полководческое искусство, как и других полководцев должно изучаться и осваиваться строго критически, объективно. Только тогда оно нам будет верно служить.
Глава четвертаяВ ЧЕМ УНИКАЛЬНОСТЬ ПОЛКОВОДЧЕСКОГО ИСКУССТВА ЖУКОВА
В Ставку Верховного Главнокомандования во время войны входили: И.В. Сталин, А.И. Антонов, Л.П. Берия, С.М. Буденный, Н.А. Булганин, А.М. Василевский, К.Е.Ворошилов, Г.К. Жуков, Н.Г. Кузнецов, В.М. Молотов, С.К. Тимошенко, Б.М. Шапошников.
Деятельность Ставки заключалась в оценке военно-политической и стратегической обстановки, принятии стратегических и оперативных решений, создании группировок войск, организации взаимодействия и координации действий в ходе операций между группами фронтов, фронтами и отд. армиями, между действующей армией и партизанскими силами. Ставка руководила формированием и подготовкой стратегических резервов, материально-техническим обеспечением Вооруженных Сил, решала другие вопросы, касающиеся военных действий.
В стратегическом руководстве Ставка ВГК опиралась на Генеральный штаб.
Сталин, будучи Генеральным секретарем ЦК ВКП(б), еще до войны сконцентрировал в своих руках всю политическую власть в стране и осуществлял непосредственное руководство укреплением обороны и военным строительством. В мае 1941 г. он стал Председателем Совета Народных Комиссаров СССР. С началом Великой Отечественной войны (с 30 июня 1941 г.) Сталин становится Председателем Государственного комитета обороны. Сосредоточив всю полноту власти в СССР, ГКО руководил в годы войны деятельностью всех государственных ведомств, перестройкой народного хозяйства и всей жизни страны в соответствии с требованиями военного времени, мобилизацией всех ресурсов на нужды ведения войны, определял общий характер стратегического применения вооруженных сил. 10 июля 1941 г. Сталин назначается Председателем Ставки Верховного Командования (с 8 августа -- Верховного Главнокомандования). 19 июля Сталин взял на себя и функции Народного Комиссара обороны. Одновременно он становится Главнокомандующим Вооруженными Силами СССР.
Жуков на протяжении всей войны был членом Ставки, а с лета 1942 он стал также заместителем Верховного Главнокомандующего. Члены Ставки занимали далеко не одинаковое положение.
Например, Ворошилов и Буденный весьма редко участвовали в работе этого органа. Из числа военных наиболее активно и практически постоянно участвовали в ее работе Г.К. Жуков и А.М. Василевский, хотя последний, будучи начальником Генштаба, формально не входил в состав Ставки и стал ее членом лишь в 1945 г.
В целом, как уже отмечалось, с точки зрения стратегического и оперативного руководства, победа в Великой Отечественной войне достигнута совместными усилиями многих полководцев, флотоводцев, военачальников и офицеров Генштаба, штабов и начальников родов войск всех уровней под общим руководством Ставки Верховного Главнокомандования, возглавляемого И.В. Сталиным.
Полководческая деятельность Жукова, как и других полководцев, протекала под воздействием сталинского стиля руководства.
Выполнение Сталиным функций Верховного Главнокомандующего вооруженными силами было крайне противоречивым, как, впрочем и вся его деятельность во время войны. Не подлежит сомнению, что вследствие прежде всего его просчетов и ошибок произошли катастрофические поражения в начале войны. Очевидно в то же время, что во многом благодаря его мобилизующей роли и организаторским усилиям, поддержанным большинством народа, нашей стране удалось выстоять, а затем и прийти к победе.
Если говорить о Сталине, как Верховном Главнокомандующем, то хорошая память, умение быстро вникнуть в суть вопроса, сильная воля и твердый характер создавали предпосылки для становления руководителя стратегического масштаба.
Но отрицательно сказывались отсутствие систематизированных военных знаний и военного опыта. Поэтому, как отмечал Г.К. Жуков, Сталин только через 1,5 года после тяжелых поражений начал более или менее разбираться в оперативно-стратегических вопросах.
Никто не отрицает, что у Сталина была хорошая интуиция, способность быстро схватывать обстановку и разбираться в сложных вопросах. Например, Черчилля поразила быстрая и верная оценка Сталиным показанного ему плана "Торч" по высадке союзников в Северной Африке в 1942 г. "Это замечательное заявление, -- отмечал он, -- произвело на меня глубокое впечатление. Оно показывало, что русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, которая до этого была новой для него. Очень немногие из живущих людей смогли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все оценил молниеносно".
Знавшие и близко работавшие со Сталиным авторитетные люди единодушно отмечали, что наиболее сильной его стороной, как Верховного Главнокомандующего, было умение разбираться в сложных военно-политических вопросах, подчинять интересам политики решение экономических и стратегических вопросов. Хотя и в этой области были крупные провалы, как это случилось с определением возможных сроков нападения Германии на нашу страну. Но в последующем были и крупные позитивные шаги. Уже то, что удалось избежать одновременной войны против Германии и Японии и осуществить их последовательный разгром, добиться участия западных стран в антигитлеровской коалиции или то, как он твердо и последовательно отстаивал на всех переговорах во время войны интересы СССР, говорит о многом. Но Сталин нередко превращал политику в самоцель и не всегда учитывал в полной мере военно-стратегические соображения, как это было например, в 1941 г.
Сталин, как известно, придавал большое значение созданию экономического фундамента обороны страны, техническому оснащению армии и флота и другим, как он говорил, постоянно действующим факторам, решающим ход и исход войны.
Сталин был сторонником максимальной централизации руководства всеми оборонными делами и вооруженными силами. С тех пор как война стала охватывать все стороны жизни государства, объединение в одних руках политической и военной власти считалось одним из условий, благоприятствующих наиболее полной мобилизации всех экономических, моральных и военных возможностей государства для ведения войны. Стремление к этому в той или иной мере проявлялось во всех государствах в периоды первой и второй мировых войн, в том числе и в буржуазно-демократических странах, таких как, скажем, США и Англия.
Вообще твердое руководство, насаждение жесткой требовательности и дисциплины были вполне оправданными в военное время. Но в нашей стране такая централизация, перейдя все допустимые разумные пределы, во многом сковывала деятельность руководящих кадров и особенно военного ведомства.
Сталин, несмотря на свою исключительно высокую работоспособность и напряженную деятельность, не мог своевременно охватить многих вопросов, а без него они не решались. Пагубно сказывались на всех делах излишние самоуверенность и упрямство Сталина. В результате, перед войной, как уже отмечалось, совершенно бесправные Нарком обороны и Генштаб, командующие войсками военных округов вносили одно предложение за другим о приведении приграничных военных округов в полную боевую готовность, но не смогли добиться одобрения и реализации своих предложений.
Контроль за исполнением приказов -- важнейшая обязанность любого вышестоящего органа управления. Но Сталин, будучи по натуре крайне подозрительным человеком и никому не доверяя, довел требование о контроле до абсурда. Нагромождение контроля не только сковывало, но и подавляло всякую инициативу подчиненных инстанций.
Не говоря уже о многих инспектирующих комиссиях, проверяющих типа Мехлиса, буквально терроризирующих подчиненных и дезорганизующих работу, о систематических доносах представителей НКВД, особых и других органов, которые в совокупности нередко создавали тягостную, нервозную обстановку в системе управления войсками. Стоило маршалу Тимошенко, будучи командующим Сталинградским фронтом, в ходе боевых действий искупаться в реке, Хрущев тут же донес об этом Сталину. Прилег представитель Ставки при фронте отдохнуть, пошел ли он в баню, сказал ли лишнее слово -- все становилось известным в Москве. И в такое тяжелое время, такие большие люди находили время собирать и рассматривать такую информацию. Положение дел усугублялось беспрерывными перемещениями командующих и других должностных лиц. Только непосредственно перед войной сменилось четыре Начгенштаба, в ходе тяжелых оборонительных сражений в 1941--1942 гг. происходили частые смены командующих фронтами и армиями. Но ни один самый одаренный командующий, прибыв на фронт, не может за несколько дней не то что изменить обстановку, но даже познакомиться и овладеть ею.
К тому же Сталин практически не бывал в действующей армии, не выезжал на фронты, а без личного общения с теми, кто выполняет боевую задачу, по одним лишь донесениям и телефонным докладам невозможно понять и прочувствовать во всей глубине все особенности складывающейся обстановки. Правда, этот изъян в стратегическом руководстве компенсировался частыми основательными выездами на фронты Г.К. Жукова, А.М. Василевского, других представителей Ставки ВГК. Но ничто не может заменить личного восприятия обстановки. Отметим, между прочим, что в отличие от Сталина, Черчилль, Де Голль, да и Гитлер побывали во время войны во всех объединениях и во многих соединениях своих войск.
Главная беда Сталина, как и других политических деятелей (например, К.Е. Ворошилова, Д.Ф. Устинова), в разное время самонадеянно бравшихся за решение военных вопросов, состояла в том, что они, не зная войск, не имея опыта управления ими, совершенно не представляли себе как в действительности могут происходить действия после принятия политических решений и отсюда военная некомпетентность решений, постановка войскам нереальных задач. Сталину казалось, как только он скажет, армия сразу же и развернется для отражения агрессии, с началом войны или в ходе войны по любому телефонному звонку войска смогут перейти в наступление или нанести контрудар, он не понимал, что на это требуется определенное время. Именно по этому вопросу в большинстве случаев происходили столкновения Жукова и Сталина.
Сталин придерживался активной наступательной стратегии, хотя в теории признавал и правомерность отступления, когда это требуется по обстановке. Он высказывал даже правильные слова о недопустимости огульного наступления, необходимости закрепления успехов. Но на деле культ наступления был доведен у него до крайностей, когда стратегическая оборона рассматривалась как что-то низменное и недостойное советского военного искусства, что явилось одной из причин наших поражений в 1941 и летом 1942 г.
Одним из коренных положений теории и практики военного искусства, выдвинутых Сталиным, был тезис о решающем значении выбора главного удара для успеха в любой операции. Его теоретические суждения о необходимости учета при выборе направления главного удара политических, экономических и военных аспектов обстановки в принципе были резонными. Но и это положение было превращено в догмат. В частности, было, конечно, большим преувеличением, что правильный выбор направления главного удара на три четвертых и чуть ли не автоматически предопределяет успех операции.
Опыт войны показал, что наряду с обоснованным решением (в том числе выбором направления сосредоточения главных усилий), постановкой реальных задач войскам, главными факторами, обеспечивающими успех, были достижение скрытности и тщательности организации боевых действий и всестороннего их боевого, материального и технического обеспечения, умелого управления войсками в ходе боя и операции.
На практике же Сталину ни в 1941, ни в 1942 гг. не удалось правильно определить направление главного удара противника и соответственно направления для сосредоточения основных усилий своих войск. В последующие годы войны, когда он стал прислушиваться к мнению Генштаба, Г.К. Жукова, других командующих фронтами, Ставке ВГК во главе с ним, как правило, удавалось изыскать наиболее выгодные направления для ударов с решительным сосредоточением основных усилий на решающих участках фронта. В отличие от контрнаступления под Москвой и наступательных операций весной и летом 1942 г., когда силы были распылены, в 1943--1945 гг. довольно удачно и продуманно определялась последовательность нанесения ударов и проведения операций путем широкого маневра силами и средствами и заблаговременной подготовки резервов с целью разгрома основных группировок противника по частям.
Срыв планов мобилизационного развертывания вооруженных сил в начале войны и тяжелое отступление с огромными потерями, непредвиденное расширение линии фронта, острая нехватка квалифицированных кадров привели к тому, что пришлось, вопреки ранее намеченным планам, значительно увеличить количество фронтов, армий и дивизий при одновременном снижении их численности и боевой мощи.
Это была одна из причин, потребовавших для решения крупных стратегических задач привлечения усилий двух и более фронтов. Однако появление новой формы стратегических действий в виде операций группы фронтов определялось и объективными условиями в связи с возрастанием размаха и сложности вооруженной борьбы. Идея необходимости объединения усилий нескольких фронтов в стратегических операциях дала о себе знать еще в период первой мировой войны и гражданской войны в СССР. Но свое наиболее полное оформление операции группы фронтов нашли в период Великой Отечественной войны, когда большинство стратегических операций проводилось силами нескольких фронтов. В завершающем периоде войны они стали основной формой ведения стратегических наступательных операций, что потребовало координации действий фронтов через представителей Ставки ВГК. На главных направлениях эту задачу решали, как правило, Г.К. Жуков и А.М. Василевский.
Разработка и практическое применение новых способов вооруженной борьбы, таких, как подготовка и ведение оборонительных операций с последующим переходом в контрнаступление, стратегических наступательных операций, в том числе и операций групп фронтов, решение проблемы стратегического и оперативного прорыва с последующим развитием успеха в глубину путем ввода мощных подвижных групп, окружением и уничтожением крупных группировок противника, форсирование сходу водных преград, способов боевого применения и взаимодействия различных видов ВС и родов войск, изыскание такой эффективной формы огневого поражения, как артиллерийское и авиационное наступление, более совершенных форм и способов построения боевых порядков, создание новой системы боевого, тылового и технического обеспечения, как и новаторское решение многих других проблем военного искусства, явились результатом творчества представителей Ставки ВГК, Генштаба, командующих видами ВС и родов войск, командующих, командиров и штабов фронтов, армий, соединений, частей и подразделений. Самое активное участие в разработке новых положений военного искусства принимал Жуков. Но неправомерно говорить о том, что все это творчество в области военного искусства было осуществлено помимо или даже вопреки Сталину, хотя бы потому, что без его ведома и согласия решения по таким вопросам и не могли приниматься. Следует сказать и о том, что война требовала ответственного отношения к военной теории. Попытки не считаться с накопленным опытом, с выработанными на его основе теоретическими рекомендациями очень быстро давали о себе знать неудачами на фронте. С этим объективным обстоятельством был вынужден считаться и Сталин. После многих неудач 1941--1942 гг., по свидетельству Г.К. Жукова и А.М. Василевского, он уже меньше проявлял произвола, самонадеянности и стал более внимательно прислушиваться к мнению людей, знающих военное дело. Хотя некоторые отрицательные черты сталинского стиля руководства не были преодолены до конца войны.
Из полководцев, кроме Г.К. Жукова, Сталин особо высоко ценил А.М. Василевского, К.К. Рокоссовского, И.С. Конева, Л.А. Говорова, А.А. Новикова, Н.Н Воронова.
В целом страна и Вооруженные Силы во время войны твердо управлялись, поэтому нельзя дело изображать так, как это иногда делается, будто все происходило чуть ли не стихийно и мы одолевали врага вопреки всякому руководству. Но бесспорно и то, что именно самоотверженные усилия народа на фронте и в тылу, его преданность своему Отечеству во многом компенсировали издержки руководства и в конечном счете обеспечили достижение победы.
2. Г.К. ЖУКОВ -- ЧЛЕН СТАВКИ, ЗАМЕСТИТЕЛЬ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
Во время Великой Отечественной войны Жуков занимал в Ставке Верховного Главнокомандования особое место. На него, как и на Василевского, Сталин больше всего опирался, давал ему наиболее сложные и ответственные задания.
По существу, только Г.К. Жуков, А.М. Василевский и Б.М. Шапошников систематически занимались управлением Вооруженными Силами в стратегическом масштабе. По подсчетам генерал-полковника Ю.А. Горькова по этим вопросам Г.К. Жуков был в Кремле у И. Сталина около 130 раз с докладами по стратегической обстановке, выводами из нее и предложением на ведение военных действий.
Как член Ставки ВГК и заместитель Верховного Г. Жуков непосредственно в Ставке работал по крупным вопросам стратегического характера около 25 раз продолжительностью по 5--6 суток, не считая кратковременного пребывания по экстренным вопросам, когда его срочно вызывали с фронта на несколько часов и он тут же отправлялся на фронт.
Около 80 случаев отмечается работа Г.К. Жукова в войсках фронтов, где он помогал командованию в сложных вопросах вооруженной борьбы, а также для оказания помощи в подготовке войск к операциям и контролю за их готовностью. В 15 случаях за время с августа 1942 г. по ноябрь 1944 г. на Г.К. Жукова возлагалась обязанность по координации действий фронтов с полной ответственностью за исход операции и с правом отдавать приказы и распоряжения командующим войсками фронта. Особенности и методы его работы по подготовке и ведению операций, управлению войсками рассмотрены в предыдущих главах.
Более сотни раз маршал работал в армиях и дивизиях, проявляя завидную храбрость.
Когда под Москвой на командный пункт фронта в Перхушкове ворвались немецкие танки и автоматчики, Жуков вместе с другими офицерами с автоматом в руках отбивался от противника. Член Военного Совета И.С. Хохлов предлагал ему немедленно переместить КП подальше в тыл. И Жукову было понятно, что командующий и штаб не могут нормально работать, находясь под непрерывным обстрелом. Но был вынужден мириться с этой опасностью, понимая, что вслед за перемещением КП фронта потянутся пункты управления армий, дивизий, а затем и войска. В сложившейся тогда обстановке пример стойкости и личной храбрости командующего был одним из важнейших психологических факторов, обеспечивающих уверенность и упорство войск в обороне.
Маршал бронетанковых войск Г.К. Рыбалко считал, что в апреле 1944 г. Жуков проявил героизм и мужество, вылетев в расположение оказавшейся в окружении 3 гв. танковой армии и помог командованию армии найти наиболее целесообразный способ выхода из тяжелого положения.
Бывали случаи, когда он пробирался ползком на передовую, чтобы лучше изучить местность, расположение противника и своих войск. Журналист В.М. Песков записал следующий эпизод, рассказанный ему майором Н.Х. Беловым -- начальником личной охраны маршала.
"В боях на Курской дуге прежде, чем отдать приказ Ставки о наступлении Брянскому фронту, Г.К. Жуков приехал к месту намеченного удара. Было это 11 июля 1943 года. Машину оставили в леске, примерно в километре от передовой. Далее он пошел пешком с командующим фронтом М.М.Поповым. Уже у самой передовой он сказал: "Теперь вы останьтесь, а я один...". Надо было убедиться, что местность для рывка танков была выбрана без ошибки. Полз я за ним. У нейтральной полосы Жуков внимательно осмотрел лощины и взгорки. А когда возвращались, как видно, были замечены немцами. Мины!
Одна -- впереди, другая -- сзади. Третья будет наша, прижимайся к земле! При этих словах я рванулся и накрыл, как мне предписано было службой, маршала своим телом. Мина разорвалась в четырех метрах -- осколки прошли верхом. Но взрывом нас здорово тряхнуло. Георгий Константинович потерял слух".
"В 9-ю гвардейскую стрелковую дивизию, -- писал генерал А. Белобородов, -- которой я командовал, неожиданно прибыли Жуков и Рокоссовский... оказывается, прежде чем ехать к нам в штаб дивизии, он побывал на самых передовых участках. А когда мы разговорились, меня прежде всего поразило глубокое знание Георгием Константиновичем обстановки на участках дивизии. А ведь это был командующий, и фронт тянулся от Тулы до Калинина".
После войны у Георгия Константиновича спросили:
-- Какая необходимость была всю войну рисковать собой, выходя на передний край?
Жуков ответил, почти не задумываясь, будто эта мысль не покидала его:
-- Командующий или представитель Ставки даже в самое критическое время, по-моему, просто обязан непременно бывать на передовых позициях. Опасно? Да, опасно. А где и когда на фронте не опасно? На то и война. Но, посещая передовые позиции, военачальник с глазу на глаз встречается с солдатами, из первых рук получает истинные сведения о положении своих войск и войск противника. А это, во-первых, дает ему возможность принять наиболее целесообразное решение -- то ли укрепить этот участок, то ли вывести часть на передышку. Во-вторых, солдаты переднего края, как известно, располагают так называемой беспроволочной связью -- от плеча к плечу, что ли... И стоит побывать среди них, как всему переднему краю буквально за минуты становится известно, что с ними находится командующий, а это -- большое дело".
Как командующему фронтом Г.К. Жукову на протяжении войны пришлось действовать в основном на решающих стратегических направлениях, наиболее трудных участках фронта, где решались главные и наиболее сложные задачи. Он и К. Рокоссовский -- по существу два единственных полководца, которые за время войны, когда они непосредственно командовали войсками, не потерпели ни одной серьезной неудачи и поражения. Не случайно поэтому, что именно они в 1945 г. возглавляли парад победы.
Для того чтобы верно судить о полководческой деятельности Жукова, Василевского, Рокоссовского, Конева и других военачальников, никогда нельзя забывать о жестких и политически неблагоприятных условиях, в которых им приходилось проводить в жизнь стратегические и оперативные решения.
Российской армии в этом отношении уже более 150 лет не везло. Если вспомнить историю Крымской войны 1853--1856 гг., русско-японской, Первой мировой войны, то сразу бросается в глаза, в какие невыносимо трудные условия ставили политики русскую армию, из которых она каждый раз должна была выходить ценой неимоверных усилий.
Уже говорилось, в какое катастрофическое положение попали советские вооруженные силы в 1941 г. И это продолжалось в Афганистане, теперь в Чечне и т.д.
В этом отношении неплохо бы приглядеться к тому, как политически готовят применение вооруженных сил западные политики.
Они и во время второй мировой войны и в послевоенные годы, как правило, умели (за исключением Польши, Франции в 1939--1940 гг. или Вьетнама в 70-е гг.) создавать максимально благоприятные условия для действий своих вооруженных сил и всесторонней подготовки операций. Пренебрегая порою общесоюзническими интересами и исходя исключительно из эгоистичных национальных интересов, США вступили в первую мировую войну лишь в апреле 1917 г., когда исход войны был предопределен. Во вторую мировую войну они вступили лишь в декабре 1941, после внезапного нападения Японии на Перл-Харбор. Наиболее крупные десантные операции в Африке в 1942 г., Сицилии в 1943 г., в Нормандии в 1944 г. были проведены после более чем годичной подготовки каждой из них. Этим объясняются и сравнительно небольшие потери. Более тяжелый характер носили для американцев боевые действия в зоне Тихого океана. При этом военные командования на Европейском и Тихоокеанском театрах военных действий имели довольно большую самостоятельность. Характерны в этом отношении действия британского правительства во время войны с Аргентиной из-за Фолклендских (Мальвинских) островов. Политическое руководство страны определило лишь задачи, а во всем остальном военное командование, не торопясь, методично готовило десантную операцию.
В США и сегодня часто ссылаются на так называемую "доктрину Уайенберга", означающую, что США могут и должны вступить в войну только в тот момент, когда создаются для этого благоприятные условия и после гарантированной всесторонней подготовки к ней. Поучительна в этом отношении внешнеполитическая подготовка США к военной операции в районе Персидского залива в 1991 г. Это и затеянная заблаговременно сложнейшая дипломатическая игра, и политическая интрига со странами Ближнего Востока и с президентом Ирака по подталкиванию его к нападению на Кувейт; подготовка общественного мнения и обеспечение поддержки внутри страны и большинством других стран (включая СССР); проведение хорошо продуманной дезинформации и психологической операции с целью изнурения и подрыва морального духа иракских войск; получение от государств, предоставивших оружие Ираку, данных о частотах его радиоэлектронных средств, неоднократное откладывание срока нанесения удара по Ираку и создание иллюзии политического разрешения конфликта; переход в наступление сухопутных войск коалиционных сил после проведения длительной массированной воздушной кампании и именно в тот момент, когда Ирак начал отводить войска из Кувейта и вывел их из подготовленных укрытий и оборонительных позиций на открытую местность. Короче говоря, было сделано все, чтобы войска могли без особого риска, напряжения и больших потерь выполнить поставленные им задачи. Такому могут позавидовать любая армия, любой солдат.
Но всегда ли это возможно? Ясно, что такую политику, такой подход к решению военных задач могут себе позволить только такие государства, как США, Великобритания и некоторые другие, находившиеся во время второй мировой войны в особо благоприятном географическом положении, когда главные силы противостоящего противника были скованы на советско-германском фронте или в той специфической политической обстановке, которая сложилась к 1991 г.
Например, Польша в 1939 г, Франция в мае 1940 г. СССР при нападении на него в 1941 г. или в сражениях под Москвой, Сталинградом и Курском не имели возможности выбора: подождать до полной подготовки или вступать в войну, начинать то или иное сражение или нет. Когда война уже навязана, сражения начались, можно лишь капитулировать или, независимо от степени подготовленности, вести эти разразившиеся сражения. В таких условиях и усилия от вооруженных сил требуются совсем другие, и вооруженная борьба приобретает совсем иной, более сложный характер, приходится нести и потери.
Мы отдаем должное воинским заслугам наших союзников и полководч