е с крыш и окон по отступающим был открыт жестокий ружейный огонь. Проходить приходилось по совершенно открытой равнине, но, к счастью, стреляли беспорядочно и наши потери оказались ничтожными.

Начинало смеркаться, когда хвост отступающих перешел р. Тузлов. На западной окраине ст. Кривянской спешно выставили жидкое сторожевое охранение под командой В. Ст. Фетисова.

172

Новочеркасск снова перешел во власть красных.

Со всех сторон на восток группами и в одиночку тянулись люди. Большинство громко обменивались впечатлениями дня. Многие, как часто бывает, открыто во всем винили начальство. Лучше всех, были настроены казаки -- старики и станичники Кривянцы. Они решительно говорили, что несмотря на неудачу, они будут продолжать борьбу до тех пор, пока не прогонят последнего большевика с Дона.

Часам к 5 вечера станичная площадь Кривянки, двор станичного правления и прилегающие улицы, были заполнены чрезвычайно пестрой толпой, как по составу, так и одеянию. Скорее казалось, что происходит большая и шумливая ярмарка. В огромной и шумной толпе в хаотическом беспорядке мелькали офицерские, чиновничьи и солдатские шинели, штатские пальто, дамские шубы, шляпы, белые косынки, картузы, папахи и традиционные платки казачек. Среди множества телег, груженных домашним скарбом, лошадей, скота, овец и многочисленных собак, неистово лаявших, бегала плачущая детвора, ища родителей. Кое-где виднелись женщины с грудными детьми. Все находились под впечатлением пережитого, все были в нервно-приподнятом настроении. Военное командование и члены "Совета Обороны" должны были проявить нечеловеческие усилия, дабы хоть немного успокоить это бушующее море и не дать еще больше разгореться страстям. Принятые в этом отношении меры, уже начали давать положительные результаты, как вдруг неожиданно со стороны Новочеркасска, раздались орудийные выстрелы и несколько шрапнелей на большой высоте, разорвалось над станицей. Словно по команде, охваченные паникой, все стихийно ринулись на восток к Заплавам, дальше от города, дальше от противника. Через несколько минут площадь была пуста. На ней задержались лишь чины штаба в ограниченном количестве, члены "Совета Обороны", небольшое число офицеров, да несколько десятков казаков, не считая выставленного сторожевого охранения. Станица совершенно опустела. Такой неожиданный оборот дела грозил нам лишением нас нашей "армии". Дружинники могли, минуя Заплавы, разойтись по своим станицам. Собрать их потом и поднять против большевиков, едва ли бы удалось, тем более, что они уже достаточно были деморализованы неудачей. Поэтому, первой нашей заботой было каким-нибудь способом не допустить дружинников распылиться по домам. Употребить для этого силу мы не могли, ибо никакой надежной вооруженной воинской частью мы фактически не располагали. Нам оставалось одно -- единственное средство -- попытаться убедить казаков словом. Иного выхода не было и мы решили испробовать это последнее средство. Посадив в автомобили по несколько вооруженных казаков под командой офицеров или влиятельных стариков из "Совета Обороны", мы выслали их на главные перекрестки дорог, дабы они попытались убедить казаков не расходиться по домам, а идти. всем на Заплавы, которые мы решили сделать пунктом сосредоточения всех дружинников. Вместе с тем, с надежным гонцом послали станичному атаману Заплавской станицы приказание выставить вокруг станицы вооруженные заставы и никого не выпускать из Заплав и Бессергеневки 86). Дав затем нужные

86) Эти станицы расположены почти рядом.

173

указания начальнику сторожевого охранения у ст. Кривянской В. Ст. Фетисову и предоставив свои автомобили раненным и больным, мы, т. е. командующий армией, начальник штаба и я, в сопровождении небольшой группы офицеров и казаков, отправились пешком на Заплавы, -- цель нашего похода, надежда на отдых и база для дальнейшей борьбы. Настроение было грустное. Шли молча, понуря головы, стараясь заглянуть вперед и разгадать неизвестное будущее. В станице Кривянской начались пожары. Жуткое зарево их огней далеко отражалось на горизонте, еще более удручая настроение. Оглядываясь временами назад, я в неясном вечернем тумане различал мерцание тусклых огней родного мне Новочеркасска.

Только около полуночи мы достигли ст. Заплавской. Нас встретил станичный атаман из бывших урядников. Он весьма разумно рассказал нам о положении в станице. Выставленные им по нашему приказанию заставы никого не пропустили далее, почему станицы Заплавская и Бессергеневская оказались забиты дружинниками и беженцами до отказа. Эти сведения нас немного утешили. Где-то в глубине души начинала теплиться надежда, что наше дело еще не совсем проиграно.

В конец измученный нервной беспрерывной работой последних дней, бессонными ночами, недоеданием и утомительной ходьбой, я едва держался на ногах, не будучи уже в состоянии преодолевать свою усталость. Сказав об этом полк. Денисову, я пошел в соседнее здание школы, где и свалился на первой парте. В тот момент я ни на какую работу способен не был. Меня охватила странная апатия. Я испытывал лишь непреодолимую и безотчетную потребность, во что бы то ни стало, отдохнуть и забыться хотя бы на короткое время. Но ночью, несмотря на крепкий сон, я был разбужен дикими криками пьяных голосов. Оказалось, что это была сотня пьяных Кривянцев, решившая учинить над офицерами штаба самосуд, считая их виновниками в оставлении большевикам Новочеркасска, а главное их станицы. Охраны у нас не было. Все казаки спали мертвым сном. Только мужество и редкое самообладание полк. Денисова спасло положение. Он смело вышел к казакам и стал толково объяснять им положение. Он простыми словами сумел доказать им не только преступность их решения, но и заставить их смириться и подчиниться. Казаки притихли. Наиболее буйных оставили в Заплавах, а остальные покорно отправились на позицию в район ст. Кривянской в распоряжение В. Ст. Фетисова. Если бы только не выдержка полк. Денисова и не его знание души казака, этот инцидент кончился бы более чем трагически и для офицеров штаба и для начатого дела, каковое развалилось бы в самом зародыше.

День 5-го апреля надо считать днем зарождения Донской армии. С отходом дружинников в Заплавы, здесь началась кипучая деятельность. Трудно в немногих словах описать, сущность той картины, которая развернулась в Заплавах. Это был продуманный, но бурный по своему темпу, процесс организации, развертывания, плана борьбы и самой борьбы. Целую ночь с 4-го на 5-ое апреля тянулись казаки по дороге от Новочеркасска и Кривянской станицы к Заплавской. А ранним утром 5-го апреля, маленький человек, с большой душой и еще с большей энергией полк. Денисов, уже бегал, суетился, кричал своим характерным голосом, деятельно распоряжался на улицах станицы, ко-

174

торая тогда напоминала собой пестрый цыганский табор. Весь день без отдыха и перерыва Ген. К. Поляков и он сортировали казаков по станицам. Отделяли конных от пеших. Подсчитывали вооружение. Вместо дружин составляли сотни, полки. Из толпы выуживали офицеров и назначали их на командные должности. Я умышленно употребил слово "выуживали", ибо оно лучше всего определяет мою мысль. Как ни странно, но именно офицерский состав больше всего был тогда потрясен событиями и мало кто из офицеров верил в успех дела. Большинство офицеров всячески стремилось незаметно остаться в роли рядовых. Они видимо рассчитывали, что при неудаче и захвате их большевиками, последние не применят к ним особо строгого наказания, иначе говоря не расстреляют. Отыскать офицеров среди толпы было очень трудно, тем более, что внешние признаки офицерского звания отсутствовали. И смешно и в то же время грустно вспоминать, как в тот день полк. Денисов, знавший многих офицеров в лицо, извлекал их из толпы. -- "Иван Петрович" -- кричал он -- "и вы здесь, очень приятно, а я вас искал, нам очень нужен командир для такого-то полка. Да, кажется рядом с вами -- есаул X. Пожалуйте господа сюда. Вот вам казаки такой-то станицы. Вы назначаетесь командиром полка, а есаул командиром 1-й сотни. Составляйте из казаков сотни, подыскивайте себе офицеров и т. д." И Иван Петрович и есаул, оба крайне смущенные, протискивались вперед и волей, неволей, принимались за порученное дело. Но иногда встречались и весьма сомнительные лица офицерского звания, возможно что большевистские агенты. Они. наоборот, всячески стремились попасть на командные должности. Несколько человек было обнаружено тех, кто раньше работал у большевиков87). Поэтому, пришлось создать специальную комиссию под председательством генерала Смирнова, дабы разобраться в офицерском вопросе и, вместе с тем, очистить район от большевистских шпионов. Уже к вечеру 5-го апреля дружины были реорганизованы в полки, которым присвоили наименования по станицам. Общая численность Донской армии 5-го апреля была около 4 тысяч, а к 10-му она достигла 6? тысяч человек88). Из невооруженных сформировали при полках особые команды, надеясь в ближайшие дни вооружить их оружием за счет большевиков. Пока же эти команды использовали на тыловых работах. Артиллерия состояла из 6 орудий, но пригодных для стрельбы было только 4. Запряжек имелось лишь на 2 орудия. Снарядов было около 120. Пулеметов оказалось 30. Распределение их по полкам вызвало протесты, ибо пулеметы были трофейные и дружинники, имевшие их, не хотели делиться с другими. Когда казаков распределили по полкам, каждому полку отвели точный район квартирования, приказав местонахождение штабов полков и сотен обозначить флагами и значками и регулярными

87) Среди них оказались и офицеры генерального штаба подп. Рытиков и Дронов. В Заплавах к работе они допущены не были.

88) Пехоту составляли следующие полки: Кривянский 1000 человек, Новочеркасский 700, Заплавский 900, Бесергеневский 800, Богаевский 900, Мелиховский 500 и Раздорский 200. Кроме того, пластунский батальон из казаков, служивших в нем в Германскую войну -- 160 ч. и одна сводная сотня из казаков Аксайской, Ольгинской и Грушевской станиц. В состав конницы вошли: 7 Донской казачий полк -- 700 ч.. Сводный полк -- 400 ч. и команда конных ординарцев штаба -- 45 чел.

175

донесениями поддерживать непрерывно связь с штабом армии. От командного состава категорически потребовали неотлучно быть с казаками, знать каждого бойца, приложить все усилия, чтобы спаять казаков, объединить их, служить им во всем примером, завоевать их доверие, и вместе с тем, стать действительными их начальниками, вернув былое значение офицера.

Как видно, задача, возложенная на командный состав, была чрезвычайно сложная и трудная. Однако, к чести скромного донского офицера, могу засвидетельствовать, что он с нею справился прекрасно. Большая заслуга в этом и ген. Полякова и полк. Денисова. Они не пропускали дня, чтобы не побывать на позиции и не ободрить казаков. Они проверяли расположение частей, заботились об их питании, часто разговаривали со станичниками, а когда нужно было подтягивали их, чем естественно поддерживали престиж командного состава. У казаков постепенно проходил революционный налет и они привыкали видеть в офицере, прежде всего, своего старшего наставника и начальника.

Работа в Заплавах, надо сказать, протекала в необычайно своеобразных условиях.

К вопросу о введении настоящей дисциплины, учитывая психологию дружинников, приходилось подходить осторожно и деликатно. Легко было какой-либо несвоевременной мерой получить обратные результаты. Нельзя было не считаться, что казаки только что начали выздоравливать от большевистского угара. Их можно было уподобить выздоравливающему тифозному больному, которому, если дать сразу сытую мясную пищу, значило бы его убить.

Очень много вызывал хлопот вопрос продовольствия казаков, отрезанных от своих станиц. Они очутились на положении пасынков, ибо станицы с которыми связь существовала, заботу о продовольствии своих полков целиком взяли на себя, но чужих кормить не желали. Однако, в конечном результате, все же удалось убедить станицы все продовольствие и фураж доставлять в Заплавы, где оно интендантом армии полк. Бобриковым будет уже распределяться по частям. Для раненых и больных учредили подобие госпиталя. Нашлось 2--3 врача и несколько сестер милосердия. За неимением медикаментов и перевязочного материала пользовались подручными средствами.

Наши новые полки по очереди несли сторожевую службу на позиции. Район между Новочеркасском и Заплавами -- открытая равнина, пересекаемая изредка неглубокими лощинами. Нашу главную позицию мы выбрали примерно в 2 верстах к западу от станицы и в ночь на 6 апреля приступили к рытью окопов и ее оборудованию. Штаб армии расположился в станичном правлении и был: связан телефоном с позицией. Довольно далеко вперед, на левом фланге у ст. Кривянской обстоятельства вынуждали иметь авангардную позицию 89).

89) С военной точки зрения эта позиция была совершенно ненужной, но Кривянцы, настроенные весьма воинственно и составлявшие отличный полк под командой полк. И. Зубова, настойчиво просили не оставлять их станицу и держать около нее наши части. Пришлось, в ущерб делу, согласиться с этим, причем только Кривянцы, и несли, на ней службу, не пропуская в то же время свою очередь и на главной позиции.

176

Большевики допустили огромную ошибку, что 4 апреля нас не преследовали. Они упустили наиболее благоприятный момент разогнать "казачью армию", бывшую тогда в образе полувооруженной и панически настроенной толпы. Оставались они пассивны и 5-го апреля, тем самым позволив нам переорганизовать дружины и несколько упорядочить самые важные и неотложные вопросы.

С нами в Заплавы несомненно проникли и большевистские агенты. Когда они донесли в Ростов, что здесь закладывается прочный фундамент будущей армии и что вскоре может создаться серьезная угроза существованию советской власти не только в Новочеркасске, но и в целой области, большевики крайне обеспокоились и решили уничтожить эту опасность.

С 6-го апреля они начали активные действия против Заплав. Главный удар большевики направляли на ст. Кривянскую, предварительно обстреляв ее сильным артиллерийским огнем. Наши части это наступление успешно отбили. Столь же были неудачны атаки красных и 8-го апреля. Зарвавшись в наше расположение красногвардейский Титовский полк потерпел поражение, потеряв при этом около сотни человек убитыми и ранеными и в том числе своего влиятельного красного командира. Последнего хоронили в Новочеркасске. Церемония торжественных похорон заняла у большевиков два дня. В течение этих дней они нас не беспокоили, а мы пользуясь передышкой, лихорадочно налаживали дело организации и сколачивания частей. Первые успехи сильно ободрили казаков. Большевики же, ввиду неудачной борьбы с казаками оружием, решили испробовать на них свой излюбленный прием, т. е. агитацию. И вот, как-то перед нашей позицией показались автомобили противника с белыми флагами. Их появление вызвало в окопах разные комментарии и горячие споры по вопросу -- стрелять или нет. На другой день, такие автомобили приблизившись к окопам, бросили несколько пачек прокламаций и затем удалились. В оставленных прокламациях большевики предлагали казакам мир на условиях выдачи ими своего командного состава. В них же они поясняли казакам, что им нет никакого смысла воевать против таких же трудовых казаков и крестьян и что их в междуусобную борьбу обманным путем втянули офицеры и помещики. Такая пропаганда была тогда крайне опасна и могла иметь для нас весьма тяжелые последствия. Это зло было самое опасное и с ним приходилось бороться весьма осмотрительно. Я помню, как на мое категорическое приказание начальнику боевой линии открыть по большевистским автомобилям огонь и не допустить их к окопам, он мне ответил, что казаки отказываются стрелять в противника, едущего к ним с белыми флагами. Только на одном участке и то хитростью удалось захватить одного главаря делегации красных. Он был доставлен в штаб и оказался казаком Лагутиным. Я лично его опрашивал и скажу, что держал себя он крайне вызывающе. После короткого опроса, он был предан "Суду защиты Дона" 90). Его су-

90) Этот суд был учрежден нами и состоял из пяти лиц: двух от "Совета Обороны", двух от полков и председателя по назначению командующего армией, каковым был назначен полк. К. Греков, добрый по натуре, но сильной воли человек. Суд руководился только законами совести и его решения обжалованию не подлежали. Высший над ним контроль был командующий армией.

177

дили и приговорили к смертной казни. В тот же день он был повешен на видном месте в станице. -- "На изменника казачеству и служителя сатаны, -- говорили казаки, -- жаль тратить патрон".

Столь строгая и быстрая кара сразу отрезвила казаков, а вместе с тем у них сильно возросла ненависть к большевикам. Красные сами увеличивали ее тем, что делая налеты на ст. Кривянскую, они грабили казачье добро и многое увозили с собой в город. Больше всех были озлоблены на большевиков, конечно, Кривянцы. Они негодовали на красных и своей злобой заражали и остальных казаков. Особенно беспощадно и жестоко расправлялись Кривянцы с мародерами. Их обычно приводили в Заплавы, где на площади всенародно судили. Суд и расправа были коротки. Нередко в них принимали участие и казачки. Были случаи, что мародеров засекали на смерть. Остановить и запретить подобные расправы было тогда совершенно невозможно. Да к тому же и большевики не щадили наших пленных, особенно офицеров. Последних они часто немилосердно мучили. Выкалывали им глаза (бои под Александровск-Грушевский) или вырезывали лампасы и погоны, т. е. с живого сдирали с ног и плеч полосу кожи, шириной примерно в полтора вершка.

Борьба становилась ожесточенной и беспощадной. Однако, настроение казаков Заплавской группы, нельзя сказать, чтобы было особенно устойчивым. То они горели желанием победить врага или умереть, то вдруг в минуты утомления, такая решимость сменялась малодушием. Тогда они глухо ворчали и говорили о ненужности и бесцельности борьбы с большевиками, которых им все равно не победить, ибо за ними стоит вся Россия. Случались и худшие моменты, когда они не прочь были "замириться" с красными и выдать им своих старших начальников. Такие колебания станичников от нас не укрывались. Приходилось поэтому направлять ум и энергию не только на ведение боевых операций, но и зорко следить за настроением дружинников. Надо было все время поддерживать в них бодрость духа и решительно устранять причины и явления, могущие на них действовать отрицательно. Нам было ясно, что первая неудача, могла бы погубить все дело и оказаться гибельной своими последствиями для командного состава. Поэтому требовалось сколачивать войска и закалять их дух только на победах.

Большую помощь в деле сколачивания Заплавских войск, оказывал командованию "Совет Обороны", переименованный 8-го апреля во "Временное Донское Правительство".

В тот момент, когда большинство умов было захвачено повстанческой энергией и сердца бились счастьем и верой в свободу, это был исподволь создавшийся орган, временную власть которого никто не оспаривал и в котором власть военная черпала силу и авторитет в своих действиях.

Командный состав, зародившейся армии тесно жил с "Советом Обороны", который разделял с ним все тяготы боевой жизни91). Без преувеличения могу сказать, что дни совместной работы в Заплавах, -- были лучшими днями единения власти военной и гражданской.

91) Из состава Правительства, занимавшего помещение вблизи штаба во время одного наступления большевиков были ранены И. Любимов и П. Сычов.

178

В дни боевой тяжелой работы долетали до нас различные слухи. В один из светлых весенних дней, прибыли из-за Дона казаки и рассказали нам обстановку в Кагальницкой станице и о своей борьбе с красными. Они просили нас помочь им снарядами и патронами. Их прибытие было для нас особенно дорогой вестью. Как-то невольно исчезало чувство жуткого одиночества в борьбе с большевиками и увеличивались шансы на конечный успех. Мы наладили связь и стали обмениваться сведениями. Скоро пришла другая весть о том, что в Задонье прибыл разъезд полк. Барцевича Добровольческой армии. Мы узнали, что армия еще жива, но потеряла своего вождя ген. Корнилова. Наконец, глухие и противоречивые сведения о Пох. Атамане, который, как известно читателю, 12-го февраля ушел с отрядом из Новочеркасска в степи, стали определеннее. Его отряд в составе около 1 000 человек с 3 пушками и двумя десятками пулеметов, посаженный на пароходы, 9-го апреля причалил к пристани ст. Константиновской. К нам в Заплавы прибыло несколько офицеров из этого отряда и рассказали нам подробности похода. Говорили, что поход был тяжелый. Шли в холодную зиму по широким степям, занесенным снегом. Не хватало теплой одежды. Не было запаса снарядов и патронов. Движение отряда стеснялось ранеными и больными, которых приходилось вести с собой. Пополнений не было и отряд постепенно таял. Участники теряли веру в благополучный исход похода и уже начали искать спасение удалением из отряда одиночным порядком или группами. Положение делалось отчаянным и потому, еще в степи, возник вопрос о распылении отряда. К моменту перехода через реку Сал этот вопрос уже созрел окончательно и считался решенным в положительном смысле в кругах близких к Пох. Атаману. Участники похода утверждали, что в штабе Поход. Атамана был даже заготовлен приказ о распылении всего отряда. И только случай -- вести о восстании в Суворовской станице, да настойчивые просьбы казаков, удержали штаб от опубликования этого приказа.

Измотавшийся душевно и физически отряд Пох. Атамана, полетел из степи, как мотылек, на огонек в район Суворовской станицы. В этом, надо считать, было его спасение: уже в пути в районе Ремонтная-Котельниково ген. Попов встретился с отрядами восставших казаков... И спасенные казаками, усвоив роль спасителей, отряд ген. Попова, поехал вниз по Дону, совершенно забыв о том, кто кого спасал. Спускаясь по Дону, отряд нес весть о свободе и о восстании. Истосковавшиеся за порядком станицы жаждали присоединиться к какой-либо власти. Пох. Атаману никто не возражал в его стремлении объединить повстанцев около своего имени, как лица по принципу преемственности власти, ставшего на вершину волны казачьего освободительного движения.

Между тем, предоставленная самой себе в борьбе с большевиками, наша Заплавская группа имела о Пох. Атамане своеобразное представление. В его приходе видели спасение не только казаки, но и начальники. Это был богатый содержанием психологический фактор. Открыто ставшая на борьбу за Дон, успевшая сформироваться в полки, выдержавшая уже не один бой, Заплавская группа ждала от Пох. Атамана помощи и искала пути соединения с ним. Для встречи Пох. Атама-

179

на и для доклада ему военной и политической обстановки в Заплавах, было решено послать 10-го апреля в ст. Константиновскую делегацию. В нее вошли от Вр. Донского Правительства Янов и Горчуков, а от военного командования -- я. Невольно в моей памяти встает картина нашей встречи на пароходе "Москва" с генералом Поповым и его приближенными. Чтобы быть правдивым, следует сказать, что свидание это было крайне тягостным. Нас приняли и холодно к сухо. Мало того, наш приезд стремились истолковать, как какое-то покаяние заблудившихся. Но в чем состояли наши грехи, нам не говорили. Особенно же поражало то, что и Атамана и его окружение, состоявшее из полк. Сидорина -- начальника его штаба, полк. Семилетова -- командующего отрядом и без определенных занятий полк. генерального штаба Гущина (крайне себя скомпрометировавшего во время революции"г) -- больше всего интересовали вопросы персональные, нежели общая обстановка в Заплавах. Надменность "свиты" Попова временами переходила всякие границы. В этом отношении побивали рекорд -- Гущин и Семилетов. Несколько сдержанее держал себя Сидорин. Я довольно подробно изложил Атаману положение в районе Заплав, оттенив при этом состояние духа войск, их организацию, а также и ту стойкость, которую неоднократно проявили станичники, отбивая атаки красных. Мой доклад вызвал и со стороны Походного Атамана и его окружения, только неуместные, иронические и порой даже оскорбительные замечания и реплики. Только к концу нашего заседания, можно было уже уловить причину сухости и недовольства ген. Попова и его штаба. Чувствовалось, что Пох. Атаману и особенно его свите приятнее было бы видеть у себя депутацию рядовых казаков, заявивших о своей готовности мобилизоваться по приказу Пох. Атамана, нежели встретить представителей высшей Временной власти на Дону и представителя уже организованной казачьей армии, к тому же далеко превышающей численность отряда Пох Атамана. Видно было, что руководители степного похода крайне раздражены, что дело организации казачьего восстания проведено без них и без их благословения и главное лицами, обладавшими достаточным опытом и знанием. Их сердило и то, что эти лица уже стали популярными среди казачьей массы и потому беспричинное устранение их могло иметь неприятные последствия не только для общего дела, но и для окружения Пох. Атамана.

Тяжело было это свидание, еще тяжелее оказались его последствия для Заплавцев.

Вернувшись в Заплавы, мы подробно рассказали о нашем свидании с Пох. Атаманом. Тогда командующий армией и начальник штаба полк. Денисов, решили 12-го апреля сами отправиться к ген. Попову. К этому времени флотилия Пох. Атамана бросила якоря у ст. Раздорской, в одном переходе позади ст. Заплавской. Как мне передавал полк. Денисов, их в Раздорах приняли далеко не радушно. Повторилась точно та же картина, как и в ст. Константиновской с той лишь разницей, что после этого свидания ген. К. Поляков оставил командование Дон-

92) По свидетельству ген. Денисова имеются снимки, на которых этот офицер запечатлен рыдающем на плече Керенского. "Гражданская война на юге России" 1918-1920 гг. Стр. 71.

180

ской армией. На эту должность назначили полк. Денисова а меня начальником штаба. Наша армия была переименована в "Южную группу" степной отряд ген. Попова в "Северную группу", восставшие казаки Задонья, составили "Задонскую группу". Эти три группы образовывали Донскую армию, численностью более 10 тысяч человек, раскинувшуюся на десятки верст. Возглавил ее Пох. Атаман. После долгих и горячих дебатов, гражданскую власть все-таки нам удалось сохранить за Вр. Донским Правительством. Но Пох. Атаман и его окружение в отношении этого высшего органа Донской власти, заняли явно враждебную позицию. Такое их беспричинное отношение к органу Донской власти, конечно, сильно обижало казаков, тем более, что в его составе было много представителей наших воинских частей.

Только 13-го апреля Пох. Атаман решил посетить Заплавскую группу. Прибыл он к нам почему-то в сопровождении полк. Гущина. Для встречи Атамана нами были выстроены полки, находившиеся в резерве. Здесь следует отметить одну весьма характерную деталь, показывающую до какой степени неутомимой работой нашего офицерского состава, была изменена психология станичников. Накануне приезда Атамана, казаки сами пришли просить начальство, разрешить им на приветствие Атамана ответить по старому -- "Ваше Превосходительство", а не "Г-н, генерал".

Для Заплавцев день приезда Атамана был большим праздником. Уже с утра казаки мылись, чистились, суетились, нервничали, с нетерпением ожидая команды строиться. Мы встретили Атамана со всеми подобающими почестями. Ген. Попов сначала обошел выстроенные полки и поздоровался с ними, а затем обратился к казакам с речью. Каждое слово Атамана глубоко западало в казачьи души. Ген. Попов немного побранил казаков за прошлое, поблагодарил их за настоящее предсказал им лучшее будущее и призвал теперь стойко и до конца отстаивать свои права и казачью свободу. Впечатление осталось бы отличное, если бы Пох. Атаман в конце своей речи не перешел на офицерский вопрос. Начал он с того, что всех офицеров разделил на три категории. Первую, по его словам, составляли те, кто ушел с его отрядом в степи, кто честно выполнил свой долг перед Родиной, и кто только и заслуживает название -- офицера. В третью категорию он включил, назвав преступниками, оставшихся сейчас в Новочеркасске. Наконец, в среднюю он соблаговолил зачислить нас, т. е. тех кто, как он выразился, немного искупили свою вину тем, что 4-го апреля ушли из Новочеркасска. Такая неуместная, публичная оценка офицеров, произвела ошеломляющее впечатление, и глубоко оскорбила наш офицерский состав. Во II части моих "Воспоминаний" я подробно излагал обстановку оставления Новочеркасска Пох. Атаманом, когда он и его штаб выказали полную неспособность, хотя бы сколько нибудь, обеспечить офицерам возможность выхода из города. Еще так памятна и свежа была у меня тогда картина оставления Новочеркасска 12-го февраля и поспешное бегство штаба Пох. Атамана с группой приближенных. Неужели же, думал я, все это так быстро испарилось из его памяти и ген. Попов уже забыл, что не только офицеров, но даже и партизан не предупредили об оставлении города и тем самым бросили их на произвол судьбы. Скорее можно было считать, что это ловкий, но и крайне неудачный маневр реабилитировать себя за свое постыдное

181

поведение во время ухода из Новочеркасска и тем предотвратить могущие быть обвинения 93). Во всяком случае, непродуманный выпад ген. Попова имел следствием то, что офицеры Заплавской группы войск считали себя оскорбленными, а казаки обиженными за своих начальников, которые разделяли с ними все невзгоды боевой жизни и наравне с ними ежедневно рисковали своей жизнью. Неоспоримо то, что радость встречи Заплавцев с Пох. Атаманом этим инцидентом уже была сильно омрачена. Неприятное впечатление еще более увеличилось, когда после Атамана, выступил с речью полк. Гущин. Его манеры, жесты и приемы, живо напомнили казакам большевистских агитаторов в памятные и недавние дни "бескровной".

После отъезда Пох. Атамана, мы могли убедиться, что желаемого эффекта на войска нашей группы, его приезд не произвел. Наоборот, образовалась, как бы трещина в отношениях между ним и участниками событий в Заплавах в период 5--23 апреля, прозванный впоследствии "Заплавским сидением". Хотя мы поведение ген. Попова и порицали, но все же ждали, что в ближайшие дни произойдет усиление Заплавской группы уже потому, что с приходом Пох. Атамана, восставшие казаки дальних станиц тянулись к Раздорам, откуда и направлялись далее по указанию штаба Атамана. Но этого не только не случилось, но вскоре нам пришлось еще более разочароваться, когда пришло приказание Пох. Атамана два наших орудия 94) со снарядами передать в тыл, в "Северную группу" полк. Семилетова. Выходило, что Заплавскую группу, которой приходилось ежедневно отбиваться от противника и боем добывать средства к жизни и войне, не только не усиливают, но наоборот ослабляют. Для людей, близко стоявших к делу управления войсками в штабе Пох. Атамана, уже не было секретом, что мотивы таких решений были глубоко персональные. Вопрос шел о первенстве в лаврах славы. Чтобы почить на них, полк Семилетову следовало идти на Новочеркасск -- столицу Дона, но на этом пути стоял Полк. Денисов с Заплавской группой войск, которая его уже полюбила и свою судьбу связала с его судьбой. Не было причин устранять его. Искали выхода и нашли: решено было в первую голову "Северной группой" атаковать г. Александровск-Грушевский и, таким образом, первую ветку венка славы, мог бы взять себе полк. Семилетов и, значит, степной отряд ген. Попова.

Боевые действия под Александровск-Грушевский вскоре показали цену такой стратегии. Троекратные атаки этого города полк. Семилетовым были безуспешны. В результате, своеобразная партизанская тактика в конец измотала силы "Северной группы", а для "Южной группы" также имела не менее пагубные последствия. Наши полки, направляемые по приказу Пох. Атамана на усиление войск полк. Семилетова, возвращались к нам почти небоеспособными. В бою у Бурасовского рудника наш лучший доблестный Новочеркасский полк, успешно атаковал красных. Но части Семилетова запоздали и во время его не поддержали. Новочеркассцы отступили, понеся при этом огромные потери. Столь же сильно потрепанными и почти небоеспособными

93) Ген. Попова я раньше не знал, но ген. Денисов, а также и ген. П. Н. Краснов считали его весьма ограниченным, но крайне тщеславным, ставящим всегда свои личные интересы и благополучие на первое место.

94) У нас было только четыре орудия.

182

оказались Заплавский и Богаевский полки, а Мелеховский полк даже самовольно бросив позиции, отошел в свою станицу и привел с собой большевистских фуражиров 95).

Неудачи под Александровск-Грушевскпй сильно понизили моральное состояние наших войск. Не было поведение Пох. Атамана без влияния на Заплавцев и по другим причинам. Засев в тылу в Раздорах, Пох. Атаман не считал нужным появляться в войсках и поддерживать их дух. Народная молва несла различные слухи, создававшие настроение. Особенное внимание масс привлекало к себе то обстоятельство, что Атаман продолжал жить на пароходе. К этому добавляли, что пароходы стоят под парами, а злые языки Пох. Атамана называли атаманом "пароходным".

Эти слухи имели под собой некоторое основание, так как в день первой неудачи полк. Семилетова под Александровск-Грушевский, слухи взволновали обитателей пароходных кают и они, настроившись панически, были совершенно готовы отплыть из Раздорской.

Между тем, крепло сознание, что прибытие Пох. Атамана нам никакой пользы не принесло. Вместо усиления наших войск, ген. Попов беспрестанно нас ослаблял выделением наших полков в "Северную группу". После каждой неуспешной атаки наши полки возвращались в Заплавы, но уже в сильно уменьшенном составе и значительно деморализованные. И сердце казака дрогнуло. Среди них родилось недовольство. Пошел глухой ропот. Были даже попытки к неповиновению и нежелание исполнять боевой приказ. Создалось положение грозившее катастрофой.

Полк. Денисов, со свойственной ему прямотой, 16-го апреля обрисовал Пох. Атаману истинное положение в Заплавах. Дабы окончательно не развалилась наша "Южная группа", он настойчиво просил Атамана: 1) Впредь не ослаблять наши войска, а выделенные части вернуть обратно, 2) Занять гарнизоном из частей "Северной группы" ст. Мелиховскую, как ненадежную и находящуюся на единственном пути между Заплавами и Роздорской, 3) Убрать из ставки лиц, заклеймивших себя недостойным поведение во время революции (полк. Гущин), нахождение которых при Атамане дает пищу разным толкам и 4) Атаману оставить пароход и переехать в Заплавы, дабы своим присутствием здесь прекратить вздорные слухи и ободрить казаков.

Вместе с тем, мы и сами приняли меры, чтобы удержать войска от дальнейшего распада и успешно отражать непрекращающиеся атаки противника.

17-го апреля, нам стало известно, что большевики, учитывая ослабление "Южной группы" и неустойчивое ее состояние, решили в день пролетарского праздника 1-го мая (18 апреля) окончательно покончить с нею.

В этот день, как обычно, я около 4 часов утра взобрался на церковную колокольню, откуда открывался широкий кругозор на равнину между Новочеркасском и Заплавами. Пользуясь цейсом и напрягая зрение, я в предрассветном тумане, внимательно осматривал подступы

95) За это Мелиховцы понесли строгое наказание. Наш особый отряд успел захватить хвост большевистского обоза и вместе с Мелиховцами доставить в Заплавы.

183

к нашей позиции, стараясь уловить, то или иное движение со стороны противника.

Сначала все оставалось спокойным. Но вскоре вдали, стали появляться, то черные точки, то какие-то длинные змейки или широкие ленты. Они отделялись от города, направляясь в нашу сторону и временами принимали неясные очертания человеческих силуэтов. За ними, дальше, виднелись другие, более крупные, двигающиеся пятна. То были орудия, зарядные ящики, автомобили, повозки. Все это расползалось по равнине, резко меняя ее обычный пустынный вид. Вдруг, в сырой утренней мгле, блеснула зарница и прогремел орудийный выстрел. Его подхватили, гулко затрещав, далеко впереди, пулеметы. Начинался бой. Мы отменили смену войск на позиции и подняли все полки по тревоге.

Под прикрытием огня нескольких батарей, большевики крупными силами вели энергичное наступление на Заплавы. К ним непрерывно шли подкрепления из Новочеркасска.

Следя за движением противника, мы определили, что большевики главный удар направляют на наш правый фланг и тыл, стремясь отрезать нас от "Северной группы".

Наши жидкие передовые цепи, сбитые красными, постепенно жались к станице. Подтянув свои батареи, большевики с открытых позиций, стали безнаказанно громить Заплавы. Наши 3 орудия стреляли редко, ибо у нас было только 40 снарядов. Всем было строго приказано беречь снаряды и патроны и стрелять лишь наверняка. Слабый наш артиллерийский огонь, конечно, придавал красным храбрость. Броневики противника и грузовые автомобили с установленными на них пулеметами, временами, нагло подскакивали к станице и почти в упор расстреливали ее защитников.

После полудня, артиллерийский огонь красных усилился. Большевики буквально засыпали станицу снарядами. Несколько гранат попало и во двор штаба. Убило и ранило несколько ординарцев и лошадей, выбило в штабе стекла, сорвало карнизы, засыпав всех штукатуркой. В штабе тогда, кроме меня, находился ген. М. Свечин, есаул Алексеев и 2--3 писаря. Остальные офицеры штаба были посланы в части для непосредственного участия в бою 96).

Обстановка складывалась не в нашу пользу. Численность, богатство вооружения и неисчерпаемость снарядов и патронов, были на стороне противника. За нами оставались лишь знание и опыт. "Северная группа" войск не давала о себе знать, оставаясь пассивной в роли безучастного зрителя.

Примерно часов около 4-х дня, наша артиллерия замолкла. Прибежавший ординарец (телефонные линии все уже были перебиты) доло-

96) Весь мой штаб тогда состоял из шести лиц: начальник службы связи -- есаул Алексеев, начальник контрразведки -- капитан Иоль-де-Монклар, он же и помощник по оперативной части, очень энергичный и неутомимый работник (оказал мне особенно ценную помощь в работе в первые дни взятия нами Новочеркасска), офицер для поручении -- подъесаул П. Греков, начальник команды ординарцев -- есаул Сафронов, заведующий довольствием штаба полк. Карпов и в роли писаря генерального штаба ген.-лент. М. Свечин, не желавший занять какую-либо должность, но охотно помогавший мне в работе своим знанием и опытом.

184

жил мне, что артиллеристы расстреляли последние снаряды и ждут дальнейших приказании. Молчание наших орудий воодушевило большевиков. Они начали еще больше неистовствовать. Густыми толпами красные охватывали наш правый фланг и тыл, стремясь прижать нас к Дону, разлившемуся тогда на десятки верст и тем поставить нас в безвыходное положешю. Обходные колонны большевиков, сопровождаемые вооруженными автомобилями, уже выходили глубоко нам в тыл. Часть артиллерии красных, снявшись с позиций, походным порядком направлялась к Заплавам.

Не было никакого сомнения, что большевики с полной уверенностью считали себя победителями и бой оконченным, тем более, что в это время в наших частях произошло замешательство, они перемешались и почти прекратился ружейный огонь.

Полковник Денисов и я руководили боем и весьма внимательно следили за его дыханием. С самого раннего утра, Денисов носился с одного участка на другой, появляясь в наиболее опасных местах и ВСЮДУ личным примером воодушевлял казаков и поддерживал в них веру в победу.

Создавшееся положение, мы как будто учли правильно. Наспех приведя в порядок наши конные части, мы пустили их в атаку против обходной колонны красных. В то же время, последний наш резерв -- сводную сотню подъесаула Сафронова, состоявшую наполовину из ординарцев штаба, да очутившуюся под рукой полусотню пеших казаков, бросили в лоб противнику победоносно шедшему к станице. И полк. Денисов и я в эти атаках приняли непосредственное участие.

Эффект бы неожиданный. Большевики, очевидно, никак уже не ожидали какого-либо сопротивления с нашей стороны 97). Они растерялись. Это их минутное замешательство было для них роковым. Наши конные части буквально врезались в красногвардейские толпы. Успех в одном месте, молниеносно покатился по всему фронту. Через несколько минут, вся равнина была покрыта бегущими большевиками. Из домов, садов, кустов, ям и огородов выскакивали наши станичники. Они подхватывали "ура", на бегу подбирали, брошенные большевиками винтовки и патроны и безостановочно гнали противника. Разгром красных был полный. Преследование противника велось до самого Новочеркасска. Казаки горели желанием на плечах большевиков захватить и самый город. Но этому намерению мы категорически воспротивились, учитывая урок В. Ст. Фетисова 1-го апреля. Город мы взяли бы, но едва ли удержали, принимая во внимание сильную перемешанность наших частей и отсутствие управления ими.

Всю ночь до утра свозили трофеи. Они по тому времени казались нам необычайно огромными и чрезвычайно ценными. Нам досталось 8 исправных орудий с запряжками, около 5 тысяч снарядов, более 200 000 патронов, около 2 тысяч винтовок, несколько пулеметов, броневик,

97) Насколько большевики считали себя уже победителями, показывает телеграмма красного главковерха хромого Яшки Антонова, посланная им -- всем, воем, всем и найденная позднее нами: "победа полная, белогвардейские банды у Заплав совершенно уничтожены и вместе с Денисовым и Поляковым сброшены в Дон".

185

4 грузовых и 1 легковой автомобиль, лошади, повозки, разное имущество и даже гурт скота. Но пленных оказалось мало. Большинство красных было или убито, или тяжело ранено.

Бой 18-го апреля явился, в сущности, первым серьезным испытанием наших войск. И следует признать, что "Южная группа" блестяще выдержала этот экзамен, сама, без помощи войск Пох. Атамана. Станичники ликовали. Их воинственность сильно возросла. К ним вернулось утерянное равновесие, они стали больше верить своим начальникам и бодрее смотреть на будущее. Сильно возрос и удельный вес "Южной групп" в глазах остальных войсковых групп, особенно принимая во внимание, что и Северная и Задонская группы получили от нас снаряды и патроны, т. е. самое ценное по тогдашнему времени.

Учитывая благоприятное настроение Заллавских войск, а также и общие положение, мы решили, что наступил момент для начала операций против главного объекта наших действий, т. е. Новочеркасска.

К этому времени обстановка была такова: 1) По железнодорожной линии Лихая-Ростов, наша разведка установила большое движение красных воинских эшелонов на юг, на Ростов, откуда не задерживаясь эшелоны следовали на Кавказ; в обратном направлении шли только порожние подвижные составы. 3) В направлении ст. Каменской временами слышалась отдаленная артиллерийская канонада. 3) Жители, бежавшие из Ростова и наши лазутчики подтверждали слухи, что какие-то антибольшевистские войска -- будто бы заняли Таганрог и наступают на Ростов, что в Ростове среди большевиков заметно замешательство и что многие видные комиссары спешно уезжают на Кавказ или в Царицын. 4) Стало известно, что Добровольческая армия уже находится в пределах Донской области и своими разъездами связалась с восставшими казаками Егорлыцкой, Мечетенской и Кагальницкой станиц. 5) Усилились слухи об успешных восстаниях казаков 1-го и 2-го Донских округов и на севере области.

Совокупность перечисленных данных указывало, в общем, на то, что под давлением какой-то неизвестной силы (оказались то немцы) большевики спешно уходят на Ростов и далее на юго-восток. При таких условиях можно было надеяться, что большевики не окажут нам серьезного сопротивления при атаке Новочеркасска. Число местных большевиков в нем было не особенно велико, а элемент пришлый, по-видимому, торопился уйти. Все это повышало наши шансы на успех, а новая победа, вне сомнения, еще больше подняла бы дух нашей группы. Овладев Новочеркасском и оставив наблюдение за Ростовским направлением, главные наши силы можно было сосредоточить на север и коротким ударом покончить с Александровск-Грушевский, что, как увидит читатель позднее в действительности и было выполнено.

Кроме того, мы учитывали, что операция против Новочеркасска понятна каждому казаку, что также повышало шансы на победу. Казаки горели желанием, прежде всего, освободить свою столицу. Не использовать их этот порыв, было бы по крайней мере непростительно 98). Освобождение Новочеркасска от красных имело бы, конечно, и огромное моральное значение. Весть об этом молниеносно разнеслась бы по

98) Я сам слышал, как офицеры говорили: "чего доброго мы досидимся здесь до тех пор, пока наши жены на извозчиках приедут за нами".

186

всей области и послужила бы сигналом для общего восстания что потом фактически и случилось99). К нам переходил административный центр, прерывалась бы железнодорожная магистраль, разъединялись самые крупные группы противника, расположенные в районах Зверево--Алексанровск-Грушевский и Ростов--Тихорецкая и являлась бы возможность бить их по частям. Наконец, мы могли рассчитывать на большие склады снарядов и патронов скорее в Новочеркасске, нежели в Александровск-Грушевский. Занятие последнего пункта наоборот никаких выгод не сулило, а успех между тем был сомнителен. Неудачные атаки этого пункта " Северной ~группой" при содействии и наших частей уже подорвали у казаков веру в победу здесь. Неуспешные операции против Александровск-Грушевский следует объяснить не только ошибками и неуменьем командования "Северной группы" согласовать атаки по времени, но еще и упорством шахтеров. Они здесь защищали свои дома, свое имущество и проявляли редкую устойчивость. Все эти соображения и побуждали командование "Южной группы" упорно настаивать на атаке в первую очередь Новочеркасска.

Я остановился на этом подробно только потому, что на страницах "Донской Летописи" вопросу необходимости атаки сначала Александровск-Грушевский, а не Новочеркасска, отведено большое место. Такую точку зрения пытается оправдать и ген. Быкадоров. Отстаивая свое мнение, названный генерал не задумывается всем инакомыслящим и расценивающим тогдашнюю обстановку не по его шаблону, бросить обвинение даже в преступности 100), прием, надо сказать, своеобразный и мало применяемый. Не с целью полемики, а исключительно с целью установления обстановки того времени, я считаю необходимым дать исчерпывающие разъяснения по этому вопросу. Начну с того, что не будучи участником Заплавских событий, ген. Быкадоров уже по одному этому, не мог знать подлинной обстановки. За все время, он только раз был в ст. Константиновской, т. е. в глубоком тылу где оказался в числе авторов пресловутого плана атаки Александровск-Грушевский. Этот план, как я уже говорил, был составлен вопреки здравому смыслу и лишь с определенным стремлением удовлетворить честолюбие "окружения" Пох. Атамана и тем разрешить вопросы персональные 101). Обстановка в ставке Пох. Атамана оценивалась главным образом, на основании моих данных. Я производил опросы пленных, перебежчиков и других лиц и мною же давались задачи нашей разведке. "Южная группа" войск стояла на главном направлении и всегда находилась в соприкосновении с противником 102). Все получаемые сведения, я лично суммировал, обрабатывал, делал выводы и в готовом виде посылал в штаб Пох. Атамана. Уже в силу этих условий, мне обстановка была известна более, нежели кому-либо другому. Ген.

99) По тем же причинам. надо полагать, и ген. Корнилов так упорно стремился освободить столицу Кубами -- Екатеринодар, где сам погиб и где легла большая часть Добровольческой армии.

100) "Донская Летопись", том III. Заметка в статье "Освобождение Новочеркасска".

101) Кроме него в составлении плана участвовали: полк. Сидорин, Гущин и Семилетов.

102) Штаб Пох. Атамана был далеко в тылу и разведки не производил.

187

Быкадоров с видом военного знатока 103) оценивает боевую работу "Южной группы", т. е. тех войск, которых он сам никогда не видел. В таких случаях, то или иное суждение должно основываться исключительно на фактах. А факты-то, как раз говорят в пользу "Южной группы". Ведь только Заплавская группа (Южная группа) добывала от противника снаряды и патроны, снабжая ими все остальные войска, подчиненные Пох. Атаману. Ведя ежедневно бои с большевиками, она неизменно оставалась победительницей и ее успехи неслись по Донской земле, воодушевляя казаков и побуждая их к восстанию против Советской власти. Она освободила столицу Дона, а затем послужила ядром той Донской армии, которая в трех-месячный период очистила от большевиков всю казачью область, что подтверждают официальные документы 104). От генерала Быкадорова, конечно, нельзя ожидать беспристрастной оценки действий "Южной группы" и ее командования уже по одному тому, что позднее это командование устранило ген. Быкадорова от участия в борьбе, признав его неспособным к занятию ответственной должности. Однако и этими мотивами никак нельзя оправдать искажение исторической правды. Истории нужны положения, подтвержденные фактами, а факты говорят диаметрально противоположное тому, что высказал ген. И. Быкадоров105).

Итак, как было сказано, обстановка настоятельно требовала начала активных действий против Новочеркасска. Но ни наши просьбы, ни наша уверенность в легкости победы, на штаб Пох. Атамана не действовали. Там снова затевали четвертую атаку г. Александровск-Грушевский и, конечно, опять намеревались ослабить нас выделением полков в "Северную группу". Требовались героические усилия, чтобы удержать Пох. Атамана от этого плана и указать действительно правильные пути борьбы.

19-го апреля полк. Денисов сделал последнюю попытку убедить ген. Попова, послав ему обстоятельный доклад. В нем, между прочим, он говорил: "обстановка ясна до очевидности и капризам Вашего штаба места быть не может. Если надо "другому лицу" быть во главе войск, победоносно входящих в столицу Дона, я отойду в сторону, уступлю место достойному, но нельзя губить и проваливать верное и святое дело. Если ставка, по-прежнему будет упорствовать, несмотря на ясную обстановку, срывать верную операцию на Новочеркасск и добиваться

103) Академию генерального штаба названный генерал окончил по второму разряду.

104) Отчет управляющего Морским и Военным отделами Войсковому Кругу.

105) Свое полное незнание Донских событий тот же автор высказывает и на стр. 63 "Донской Летописи", говоря: "...Это написано после того, как в командование Денисова Донская армия весной 1918 года принуждена была с тяжелыми потерями отойти на север на р. Донец и от Царицина на р. Маныч, когда разъезды красных подходили к ст. Богаевской, т. е. были в 18 верстах от Новочеркасска. Дальше этой объективности идти некуда". Да, скажу я, дальше такого поразительного незнания событий идти некуда. Ведь весной 1918 года весь Дон был под большевиками и только небольшими оазисами в разных местах были очаги восстания, а Новочеркасск полк. Денисов освободил только 23 апреля. Допустим, что ген. Быкадоров все перепутал и это относится к весне 1919 года, но и опять не отвечает истине. При чем же тогда ген. Денисов, который еще 2 февраля 1919 года. т. е. зимой, покинул пределы Дона. Если что-либо подобное и случилось, то должно быть отнесено уже не к генералу Денисову, а к новому командованию, т. е. к генералу Сидорину.

188

выполнения только своего плана (4-я атака Алек.-Грушевский) то "Южная группа", убедившись вполне, что наши дороги разные, пойдет одна на Новочеркасск и в, случае неудачи, будет пробиваться на восток для соединения с теми войсками, которые подходят от Таганрога к Ростову и от которых уходят большевики... Если такую обстановку,-- закончил полк. Денисов, -- в штабе Пох. Атамана не понимают, то только потому, что не желают".

В ответ на это вечером 19-го апреля нами было получено приказание Пох. Атамана отправить еще один наш полк на усиление "Северной группы". Мы отчаивались, предугадывая вновь затеваемую Александровск-Грушевскую операцию, которая могла погубить не только "Северную группу", но и свести на нет и нашу всю работу. Дабы образумить ставку, полк. Денисов решил испробовать последнее средство, послав Пох. Атаману следующий рапорт: "состояние моего здоровья и иные обстоятельства, о которых я доложу Вам лично, обязывают меня ходатайствовать об освобождении меня от занимаемой мною должности. Командующий войсками Южной группы Ген. штаба полк. Денисов. 19 апреля 1918 г. No 14".

Против всякого ожидания этот рапорт, оказал действие на ставку, ибо 20-го апреля ген. Попов в сопровождении двух адъютантов прибыл к нам в Заплавы.

Ознакомившись на месте с обстановкой и выслушав наши доклады о целесообразности и необходимости операции против Новочеркасска, он, не без колебаний, утвердил наш план, а затем стал собираться к отъезду. Мы, однако опасались, что вернувшись в Раздоры Пох. Атаман под влиянием своего окружения переменит решение, или отложит его на неопределенное время и потому дали ему понять, что в наш план входит его личное присутствие среди Заплавской группы и въезд в г. Новочеркасск во главе победоносных войск. Быть может, это не убедило бы ген. Попова, если бы нам не помог случай. Как раз в это время, отряд большевиков из района Александр-Грушевский выдвинулся к ст. Мелиховской и стал обстреливать участки р. Дона. Доложив об этом Пох. Атаману, я добавил, что ему нет смысла ехать сейчас в Раздоры и бесцельно подвергать себя опасности. -- "В таком случае, -- сказал он, обратившись к своим адъютантам, -- попытайтесь вы пробраться в мой штаб и скажите начальнику штаба, что меня "арестовал" командующий "Южной группой" и я не протестую. Возможно, что и моему штабу придется сюда переехать".

Как только это решение Атамана стало известно в ставке, оно вызвало там бурю негодования. Ставка считала себя обиженной. Она нервничала и сердилась. По телефону беспрерывно сыпались упреки. Весь ее гнев, конечно, обрушился на Денисова и меня. Но самое характерное было то, что штаб Пох. Атамана совсем не интересовался предстоящей операцией. Центр тяжести в переговорах занимали только вопросы характера персонального. Нас ежеминутно спрашивали: "Кто же теперь начальник штаба Пох. Атамана?" Почему принят ваш, а не наш план?" "Значит распоряжаетесь вы, а мы больше не нужны?" "Вы губите все дело и срываете нашу операцию против Александровск-Грушевский". Я не знаю как бы долго это продолжалось, тем более, что ген. Попов упорно не желал лично переговорить со ставкой по телефо-

189

ну, -- если бы большевики не прервали нашу телефонную связь со ставкой, а я умышленно приказал ее не восстанавливать. Втайне, я был очень доволен этому обстоятельству, так как прекратились бесполезные разговоры и мы могли спокойно заняться отшлифовкой плана атаки Новочеркасска. Я сказал -- отшлифовкой, ибо уже несколько дней тому назад вся операция до мельчайших подробностей была нами разработана. Не только сама атака города была детально изучена, но предусмотрены и задачи частям на первые дни. Войска в изобилии были снабжены картами и наглядными схемами города, разделенного на районы. Были заранее назначены начальники участков, указаны места расквартирования частей, предназначенных для гарнизонной службы и определен порядок их довольствия. В каждом районе были назначены пункты для пленных и сбора оружия и заранее составлены команды под начальством офицеров (каждый имел заместителя) для занятия главных учреждений. Будущее место расположения штаба было известно каждому станичнику. Даже заготовили объявления о призыве добровольцев на пополнение войск с указанием мест их явок и т. д.

В общем, не только офицер, но и каждый боец в этой операции отлично знал свою задачу. Мало того, обязанности каждого были несколько раз проверены. Тяжелый урок 1--4 апреля был учтен полностью. Сделано было все, чтобы не повторить его ошибок, а использовать как опыт. Благоприятные данные разведки укрепляли в нас веру в успех операции и эта вера невольно передавалась нашим войскам.

Атаку назначили в ночь на 23 апреля, т. е. под второй день праздника Святой Пасхи. Мы рассчитывали, что в первый день праздника красногвардейцы перепьются, будут спать непробудным сном и нам удастся достигнуть цели с наименьшими потерями.

22-го апреля наши полки выступили с началом сумерек и, соблюдая полную тишину, в полночь заняли исходное положение. Все чувствовали серьезность момента. Кто мог переодел чистое белье. Шли молча, сосредоточенно, с твердой решимостью выполнить свою задачу.

План операции состоял в полном окружении города. В первую очередь необходимо было прервать железнодорожное сообщение и заслонами прикрыть Новочеркасск с севера и юга. По условиям наличной обстановки, наступление главными силами мы решили вести с восточной стороны через м. Хотунок и Фашинный мост, -- единственную переправу через р. Тузлов. Трудная задача выпадала на конницу полк. Туроверова, которая должна была прикрыть Новочеркасск с юга. Ввиду разлития Дона ей предстояло пройти ночью около 60 верст, переправиться через реку, обогнуть город с севера и запада и выйти на юг, где занять железную дорогу, прервав по ней сообщение. Я считался с возможностью запоздания нашей конницы и потому для перестраховки отправил на лодках через Дон команду охотников -- подрывников, с задачей разрушить железную дорогу в районе ст. Аксайской. Другой заслон, высылаемый на север, обязан был захватить станцию Персияновку и продвигаться на север к Александровск-Грушевский, основательно разрушая железнодорожный путь. Остальные войска предназначались для атаки города. При их распределении пришлось помимо тактических соображений считаться и с иными обстоятельст-

190

вами. Так например, Новочеркасский полк под командой популярного среди казаков полк. А. Фицхелаурова, стремился скорее освободить свою станицу, составлявшую северо-восточную часть г. Новочеркасска. Кривянцы негодовали на железнодорожников за их предательскую стрельбу 4-го апреля при нашем отступлении из города и горели желанием скорее им отомстить. Эти полки составили фланги. Полки менее стойкие пришлось поместить в середине и так их направить, чтобы они удалялись от своих станиц, а не приближались, дабы не иметь соблазна сбежать домой.

Около 12 часов ночи, ген. Попов, Денисов и я во главе нашего резерва, состоявшего из двух конных сотен, оставили Заплавы и двинулись верхом в направлении Новочеркасска. Прикрытие района Заплавы--Бессергеневка, со стороны Александровск-Грушевский, Пох. Атаман возложил на "Северную группу". Для этого последняя должна была сделать небольшую перегруппировку сил и об этом уведомить нас. Мы до последнего момента нетерпеливо ожидали донесения об этом, но так его и не получили. Названный район пришлось бросить на произвол судьбы. Не было никакого сомнения, что в ставке личные побуждения доминировали над пользой общего дела и нам умышленно осложняли положение. Тяжело вспоминать об этом, но, к сожалению, таково было отношение к нам руководителей степного похода, составлявших тогда "ставку" Пох. Атамана. Только поздно ночью мы получили уведомление о том, что в наше распоряжение для участия в атаке Новочеркасска направляется 6-ти сотенного состава пеший полк под командой есаула Климова.

С исходного положения наши войска должны были начать одновременное наступление по сигналу зажженной вехи.

И сейчас еще я вспоминаю эту тихую, весеннюю, звездную ночь. Совсем недалеко, в неясном ночном тумане виднелись причудливые очертания города, возвышающегося над равниной. То зажигались, то потухая, мерцали огни родного мне Новочеркасска. Я сошел с коня, и прислонился к телеграфному столбу, шумевшему тогда, как-то особенно жутко. В голове роились разные мысли. Я задумался, вспомнилось былое прошлое и еще кошмарнее стала ужасная действительность. Я ждал донесений от наших боковых отрядов, после чего должен был приказать зажечь веху, что послужило бы артиллерии сигналом открыть огонь, а войскам двинуться в атаку. Еще накануне я дал нужные указания начальнику нашей артиллерии. Ему было приказано стрелять только по станции и ближайшему к ней району. Когда же мы овладеем вокзалом, -- перенести огонь на южную и северо-западную окраины, всемерно щадя самый город и мирное его население.

Около трех часов утра раздался сначала гул справа, затем послышались глухие взрывы слева., -- то наши подрывники рвали железную дорогу. У большевиков все, как будто, оставалось спокойно и не было заметно никакого оживления. Вскоре по летучей почте, отлично работавшей, я получил донесение из северного заслона о захвате им ст. Персияновки и начатом разрушении железнодорожного пути. Я дал знак зажечь веху и войска двинулись вперед. Наша атака для большевиков оказалась неожиданной. Захваченные врасплох, они од-

191

нако вскоре оправились и стали проявлять большое упорство. Наибольшее сопротивление большевики оказали в предместье города Хотунке, преграждая нам путь к единственной переправе через р. Тузлов. Их сильный пулеметный и ружейный огонь долго не позволял нашим цепям подняться в атаку. Желая ободрить казаков и лично проверить обстановку, полк. Денисов поскакал к Хотунку, передав мне общее руководство боем. Благоприятно для нас развивался бой в районе станции Новочеркасск. Здесь Кривянцы быстро сломили сопротивление красных. В этом им много помогла наша артиллерия. Ее на редкость удачные попадания в эшелоны груженые красногвардейцами, вызвали среди них страшную панику. Тревожные свистки паровозов огласили воздух. Поезда метались в разные стороны, но ввиду перерыва железной дороги, вынуждены были возвращаться обратно. Артиллерийскими снарядами были зажжены несколько цистерн с бензином и нефтью, что еще больше увеличило беспорядок и смятение у противника. Невооруженным глазом я наблюдал картину боя. Было видно как станичники, овладели вокзалом и прилегающей окраиной и как они постепенно втягивались в город. Взбираясь вверх по улицам, они часто работали в рукопашную. Большевики отступали, но временами задерживались на улицах и оказывали упорное сопротивление. Нередко из-за утла или в зданиях, казаков ждала засада или сторожил пулемет. С последним отчаянным усилием, красногвардейцы цеплялись за местные предметы. Но все-таки не выдержали дружного натиска и стали спешно покидать город.

Часов около 8 утра к нам прибыл полк из "Северной группы". Его командир есаул Климов явился ко мне и доложил, что люди его полка сильно устали, так как, сбившись с дороги, полк всю ночь плутал по степи. Хотя к этому времени мы и овладели городом, но тем не менее, прибытие полка было весьма кстати. У нас в резерве уже не было ни одного казака.106). Одну сотню этого полка я тотчас же послал в распоряжение коменданта станции, дабы не допустить грабежа там (было много вагонов груженных ценным имуществом вплоть до мануфактуры), а другую поставил гарнизоном в Хотунке. Остальные сотни направил к городу. Здесь у окраины встретил Походного Атамана и командующего группой. По случаю победы мы взаимно обменялись поздравлениями, а затем решили ехать в город. На всем пути от Фашинного моста до Троицкой церкви жители нас восторженно приветствовали, как своих освободителей. Нас забрасывали цветами и многие с любопытством спрашивали: "Кто мы? Кто освободил город?" На это, полк. Денисов и я отвечали: "город освободил Походный Атаман ген. Попов". Наши слова видимо нравились Пох. Атаману и он самодовольно улыбался. К большому моему огорчению, мне не суждено было до конца продолжить это триумфальное шествие. Не доезжая Троицкой церкви, меня нагнал ординарец и доложил мне, что начальник северного отряда (заслона) просит меня к телефону107). В это время орудийный огонь противника по Новочеркасску заметно усилился. Шрапнели рвались преимущественно над центром города. Несколько

106) Две сотня резерва были уже использованы в бою у Хотунка.

107) Телефонное сообщение было уже установлено посредством включения в железнодорожную линию.

192

гранат попало в Новочеркасский собор. Орудия красных очевидно были установлены где-то в районе Краснокутской рощи и кладбища. Ввиду этого, я предупредил полк. Денисова, что по окончании разговора с начальником северного заслона, я тотчас же сам поведу четыре сотни нашего резерва к Краснокутской роще с целью выбить оттуда красных. Начальник северного заслона ничего утешительного мне не сказал и только просил дать ему подкрепление. Я ориентировал его в обстановке и чтобы его успокоить обещал ему немедленно отправить в его распоряжение две сотни из резерва, а две другие, повел к указанной роще. Но не успели мы еще дойти до последней, как орудийный огонь противника внезапно прекратился 108). Тогда я оставил сотни и поспешил обратно в Хотунок и затем на железнодорожную станцию, дабы водворить там порядок и наладить связь с северным и южным нашими заслонами. Только в сумерки я смог приехать в атаманский дворец, где расположился штаб и доложить обстановку командующему группой. Из полученных донесений было видно, что победа досталась нам малой кровью. Убитых казаков было несколько человек, а раненых около сотни 109). Наоборот, потери большевиков были весьма значительны. Масса трупов красногвардейцев валялась на улицах, особенно много было их на спусках к р. Тузлов. Судя по характеру ранений, легко было заключить, что казаки были крайне озлоблены, действовали в рукопашную прикладами и штыками, не давая никому пощады. Этот день мне хорошо памятен еще и по одному эпизоду, чуть не стоившему мне жизни. Проезжая от Хотунка к станции, я услал куда-то своего адъютанта и всех ординарцев, бывших при мне и на момент очутился один. В своем штатском одеянии, я натолкнулся на группу Кривянцев. Они меня не узнали и приняв за убегающего большевика, меня арестовали. Я энергично протестовал, сердился, бранился, но думаю ни брань, ни просьбы, ничто не помогло бы и казаки со мной покончили, если бы в этот момент не подскакал ко мне ординарец с донесением. Он выручил меня из глупого, но и опасного положения. Кривянцы оторопели и слезно раскаивались в своей ошибке, и я лишь ограничился тем, что пожурил их за этот случай.

В помещении штаба, мне бросилась в глаза огромная комната, буквально заваленная разнообразными пасхальными блюдами. Оказалось, что все это было принесено сердобольными дамами Новочеркасского общества. Нам в этот день, не пришлось ломать голову и изыскивать

108) Позднее было получено донесение из нашего южного конного отряда полк. Туроверова, которое разъяснило обстановку. Оказалось, что отряд блестяще выполнил свою задачу. Он овладел ст. Аксайской и захватил у большевиков в полной исправности 6-ти орудийную батарею с запряжками и зарядными ящиками. Батарея была та, которая, как я говорил, долго обстреливала город. Захват ее не лишен интереса. Овладев ст. Аксаиской, полк. Туроверов естественно интересовался ходом событий у Новочеркасска, находившегося у него в тылу. Его сильно озабачивала продолжавшаяся артиллерийская канонада у Новочеркасска. Для выяснения обстановки он выслал разведывательную конную сотню. Незаметно подойдя к городу, сотня обнаружила стоящую на позиции батарею красных, которая обстреливала Новочеркасск. В тот момент батарея стояла спиной к сотне. Внезапно атаковав ее, казаки порубили прислугу и прикрытие. Среди казаков нашлись артиллеристы, которые взяли орудия в передки и победоносно присоединили их к отряду.

109) Был легко ранен в ногу и я.

193

средства для довольствия чинов штаба. Всего было в изобилии и с большим резервом. Те же дамы охотно взяли на себя заботу о довольствии штаба еще в течение ближайших дней. Уже давно мы не ели так вкусно и обильно, как в этот день. Я просил не забыть ординарцев и посыльных и накормить их до отвала, ко что касается спиртных напитков, то употребление таковых приказал ограничить для всех минимумом.

Дни 23 и 24 апреля прошли в лихорадочной работе. Надо было спешно провести в жизнь заранее предусмотренные мероприятия по установлению в городе спокойствия и порядка, а также наладить сложную организационную работу, как административную, так и главным образом, по управлению войсками, оборонявшими ближайшие подступы к Новочеркасску. Большинство красногвардейцев Новочеркасского гарнизона, застигнутые атакой врасплох, бежали в разные стороны. Но часть их засела в Епархиальном училище и Политехническом институте, а некоторые нашли себе убежище в Краснокутской роще или на кладбище и кирпичных заводах. Поэтому, прежде всего, требовалось срочно привести в порядок наши полки, занявшие город и ликвидировать эти остатки красных, затем установить гарнизонную службу и, наконец, изыскать возможность усиления нашего северного заслона, где противник упорно проявлял активность, пытаясь значительными силами переходить в наступление. Между тем, наше положение далеко тогда еще не было блестящим. Лучшие по составу и численности Новочеркасский и Кривянский полки, отлично работавшие при атаке Новочеркасска, в тот момент никакой реальной силы не представляли. Командир Новочеркасского полка отпустил почти всех своих казаков и партизан пойти навестить родных и узнать об их судьбе, а Кривянцы, разбившись на малые группы, рыскали в привокзальном районе, отыскивая большевиков и, главное, свое имущество, награбленное железнодорожниками в станице Кривянской. Казаки этих полков должны были вновь собраться только к полудню 25-го апреля. Полки Бессергеневский и Заплавский были слабого состава и несли службу ближайшего охранения города с юга, а отчасти и в городе. Кроме того, они занимались очисткой от большевиков Краснокутской рощи и кирпичных заводов, где по оврагам укрылись целые роты красногвардейцев. Наиболее слабым и мало надежным Богаевским полком пришлось сменить уже значительно потрепанный 6-й Пластунский батальон. Последний работал на северном направлении в районе Каменоломни и не сумел правильно выполнить поставленную ему задачу.

24-го апреля большевики повели со стороны Александровск-Грушевский наступление на Новочеркасск. Первая и вторая атаки красных были нами отбиты. Однако я видел, что дальнейшего нажима противника Богаевцы не выдержат. Резервов у нас не было. Помощь могла оказать только "Северная группа", отдыхавшая в эти тяжелые дни в районе станицы Раздорской (40 верст от Новочеркасска). Но она на все наши повторные просьбы передвинуться в район станицы Заплавской и этим одним принудить большевиков отказаться от атаки Новочеркасска, из-за опасения подставить ей свой левый фланг, а от-

194

части и тыл, -- упорно продолжала оставаться глуха и не сделала ни шагу. Не помогло и вмешательство Пох. Атамана.

К вечеру 24-го апреля обстановка складывалась так: на Ростовском направлении было тихо; из Северного заслона шли тревожные донесения. Там противник усиливался и продолжал пытаться опрокинуть наш отряд. Наконец, была полная неизвестность о намерении "Северной группы" полк. Семилетова, при которой находилась ставка-штаб Пох. Атамана. Последний, в эти дни, занял как бы нейтральное положение между нами и своей ставкой и в сущности не хотел ни работать, ни 'вмешиваться в дело. При таких условиях мы были вынуждены собственными силами выкручиваться из создавшегося положения.

Полагаться на Богаевцев было опасно. Поэтому, чтобы непосредственно прикрыть Новочеркасск с севера, мы наспех сколотили из свободных казаков, преимущественно легко раненых, две сотни и ими заняли Хотунок. Мера эта оказалась весьма удачной, ибо командир Богаевского полка, как говорится, потерял сердце. Под предлогом личного доклада обстановки, он оставил полк, приехал в город и стал готовиться к бегству. Когда же большевики нажали, то Богаевцы, оставшиеся без командира, не оказав почти никакого сопротивления, начали поспешно отходить к городу и частично распыляться. Таким образом, вся защита Новочеркасска с этой стороны легла на сборные казачьи сотни, которыми мы своевременно заняли Хотунок. Наступившая темнота, хотя и прекратила дальнейшее наступление противника, но тем не менее в городе создалось неопределенное и даже тревожное настроение. Этому значительно способствовали дезертиры из Богаевского полка и больше всех сам его командир.

Оценивая обстановку и учитывая психологию наших станичников, я считал, что посылка ночью подкреплений на Хотунок или выдвижение их к Персияновке не даст положительных результатов. По-моему, гораздо было целесообразнее употребить ночь на сбор наших частей, дабы утром, когда противник несомненно возобновит атаку, дать ему решительный бой у северо-восточной окраины города. Эти мои соображения командующий группой, полк. Денисов, вполне одобрил.

Уже три ночи мы не смыкали глаз. Поэтому я настоял, чтобы полк. Денисов пошел отдыхать и набираться сил для предстоящего боя, а я бы бодрствовал и занимался подготовительной работой. Условившись так, я тотчас же приступил к сбору свободных казаков и добровольцев. Вместе с тем, сформировал наспех и 4-х орудийную батарею из пушек, найденных нами в Новочеркасске. Командирам Новочеркасского и Кривянского полков приказал срочно собрать своих людей. Я полагал, что на южном направлении можно было рискнуть, ограничившись там лишь наблюдением. Проведение всех этих мер требовало большой решительности, а между тем усталость брала свое. Я напрягал огромные усилия, чтобы совладеть с искушением присесть и тотчас же заснуть.

К часу ночи, уже стали поступать в штаб донесения о постепенном сборе казаков в намеченные пункты. Было закончено формирование и батареи. Противник активности не проявлял. Все это увеличивало наши шансы на успех и я бодро смотрел на будущее. Как раз в это

195

именно время у меня произошла чрезвычайно интересная встреча с полк. X., которая значительно расширила мой кругозор далеко за пределы занимаемого нами района. Обер-офицер для поручений подъесаул П. М. Греков 110), доложил мне, что какой-то штатский, именующий себя полковником, желает со мной говорить по весьма важному и срочному делу. Я приказал его впустить. Ко мне в комнату вошел небольшого роста какой то штатский, по виду 45--48 лет, отрекомендовавшийся мне полковником X. Свою личность и чин он удостоверил тем, что показал мне тщательно спрятанное удостоверение на военном бланке с незнакомой мне подписью "Полковника Дроздовского". И поныне помню еще отчетливо его чрезвычайно интересный рассказ. Он сообщил мне, что полк. Дроздовский сформировал на Румынском фронте небольшой отряд, преимущественно из офицеров и повел его походным порядком на Дон. Отряду пришлось каждый свой шаг пробивать боем. И вот два дня тому назад, достигнув Ростова, дроздовцы с налета почти взяли город, но трудность удержания такого большого пункта побудила полк. Дроздовского оставить Ростов. По словам рассказчика отряд Дроздовского в данный момент был расположен в районе селения М. Салы 111). Но самая потрясающая для меня новость, которую сообщил мне мой собеседник была та, что рядом с ними деревню Б. Салы занимали немцы. Он же мне сказал, что немцы уже оккупировали всю Украину и продолжают свой марш в Донскую землю. С германцами у них установились добрососедские отношения, ибо немцы гонят большевиков, а последние являются и их врагами. И долго еще рассказывал мне полк. X. о мытарствах и подвигах своего отряда. Он назвал несколько офицеров мне лично знакомых в том числе и вр. исполняющего обязанности начальника штаба отряда генерального штаба подполк. Лесли. Как зачарованный, я слушал его и не знал: быль это или сказка. В свою очередь, я его ввел в курс наших событий и затем написал полковнику Дроздовскому записку, в которой обрисовав общую обстановку и положение у Новочеркасска, настойчиво просил, немедленно выслать нам конно-горную батарею, броневик, конницу, а затем и пехоту, посадив ее на подводы. -- "Имейте в виду, -- писал ему я, -- что бой у Новочеркасска утром неизбежен". Когда же я кончил разговор с полк. X., то должен признаться, что почувствовал в себе какое то внутреннее недоверие. Поэтому для большей верности, я дал записку подъесаулу Грекову, который присутствовал при нашем разговоре. Ему приказал сейчас же на автомобиле вместе с полк. Х и двумя казаками, отправиться в отряд полковника Дроздовского, причем, если окажется, что все рассказанное вымысел, то добавил я, там же на месте поступить с полковником, как с большевистским провокатором.

Они уехали, а я терзаемый сомнениями, задумался, не решаясь верить только что слышанному. Если рассказ полковника был правдоподобен, то для нас самое существенное было то, что мы могли базироваться не на Заплавы, бывшие под ударом противника, а на станицу Грушевскую, т. е. в юго-западном направлении. Вот каким образом до-

110) Высоко порядочный и кристальной честности человек. Впоследствии командовал калмыцким полком, участвовал в рейдах ген. Мамонтова, был ранен и умер в 1919 году от заражения крови.

111) Примерно в двух переходах от Новочеркасска.

196

шла к нам первая весть о той неведомой силе -- немцах, перед которой бежали большевики. А вместе с тем, мы узнали о небольшом числом, но крепким духом и дисциплиной отряде добровольцев Румынского фронта, под командой полк. Дроздовского. Только глубокая любовь к Родине и крепкая вера в возрождение России, дали этой горсти офицеров, учащейся молодежи и казакам, преодолеть трудный и длинный марш -- маневр от Румынской границы до пределов Донской земли.

В пять часов утра полк. Денисов был уже на ногах и в курсе обстановки. Вскоре прибыл подъесаул Греков. Он привез радостную весть, подтвердив, что все рассказанное полк. X. соответствует истине и что полк. Дроздовский уже выслал нам броневик, а также приказал конно-горной батарее под прикрытием эскадрона конницы рысью направиться к Новочеркасску 112).

Полк. Денисов тотчас же отправился к войскам, дабы лично руководить предстоящим боем 113), а мне пришлось временно задержаться в Атаманском дворце и закончить последние распоряжения по сбору частей. Часов около 8 утра меня вызвал к себе командующий группой, дабы помочь ему руководить боем. Его я нашел занятым перегруппировкой частей и их размещением в Хотунке.

Густые цепи противника при поддержке артиллерийского огня бронепоезда на широком фронте уже вели наступление с севера в направлении Хотунка. Большое численное превосходство красных и наличие у них бронепоезда, безнаказанно передвигавшегося с одного места на другое, подбадривало красногвардейцев и они энергично напирали на наши части, тесня их к Хотунку. Вскоре малочисленный гарнизон последнего стал постепенно очищать Хотунок и жаться к юго-восточной окраине Новочеркасска. На казаков, как я заметил, не столько материально, как морально действовал бронепоезд красных. Ввиду этого, я приказал срочно составить два пустых поезда и" пустить их со станции, по обоим путям, навстречу бронепоезду противника 114). Как только бронепоезд большевиков заметил мчащиеся ему навстречу поезда, он дал несколько выстрелов и, опасаясь столкновения полным ходом стал уходить на север, преследуемый пустыми составами. В конце концов, поезда где-то в районе Персияновки соскочили с рельс и закрыли собою путь. С этого момента картина боя резко изменилась. Наша батарея, установленная по 2 орудия у Троицкой и Константино-Еленинской церквей, имея великолепный обстрел и прислугу исключительно из офицеров, развила меткий и губительный огонь по цепям противника. Красные замялись, часть отхлынула назад, другие приостановились и залегли. Мы воспользовались этим и перегруппировали наши части. К противнику с севера, толпами двигались подкрепления и непрестанно вливались в цепи. Бой начал принимать затяжной характер.

112) Утверждение И. Быкадорова (Донская Летопись, том III, стр. 67) о том, что "о движении отряда Дроздовского никому, как и самому полк. Денисову, ничего не было известно до момента развития операции под Новочеркасском" истине не отвечает. Столь же необоснованно и заявление, что отряд Дроздовского "случайно" подошел к Новочеркасску, что, как видит читатель, не соответствует действительности, ибо я просил полк. Дроздовского спешить к нам.

113) Походный Атаман всецело предоставил командованию "Южной группы самостоятельно вести операции.

114) Паровозы были без машинистов.

197

На нашей стороне было преимущество в артиллерии, но численно мы значительно уступали противнику. Большевики наступали без какого либо определенного плана, шли беспорядочно, чувствовалось, что они стремятся лобовым ударом сбить нас с железной дороги и очистить себе путь на Ростов.

Полковник Денисов и я находились у Троицкой церкви. Отсюда вся равнина, где происходил бой, была видна, как на ладони. Здесь же на площади образовалась огромная толпа любопытных. Все напряженно следили за боем и должен сказать довольно сильно мешали нам руководить им.

Примерно часов в 11 утра из отряда полк. Дроздовского прибыл мотоциклист с донесением. Полк Дроздовский сообщал нам, что главные его силы подходят к хутору Каменобродскому (примерно около перехода от Новочеркасска) и что весь отряд он отдает в наше распоряжение, а броневик и конно-горная батарея под прикрытием эскадрона, уже должны быть у города и что он просит выслать им навстречу проводников. Видно было, что полк. Дроздовский, чутьем угадывая важность момента, спешил нам на помощь. Почти одновременно стало известно, что "Северная группа" только утром 25-го т. е. с большим и ничем не оправданным опозданием, выступила из ст. Раздорской в направлении Новочеркасска. Между тем, бой становился оживленнее. Красногвардейцы массой накапливалась в Хотунке, видимо намереваясь оттуда атаковать город. Дав противнику там собраться, мы перенесла огонь наших орудий на Хотунок. Через несколько минут Хотунок уже горел в разных местах и черные огромные клубы дыма совершенно заволокли строения. Красные, не поддержанные своей артиллерией 115) заколебались. Наступал перелом боя. Успех заметно склонился на нашу сторону. Не теряя времени, мы спешно вызвали для атаки противника две конные сотни, стоявшие наготове у арсенала. Не закрывая огня наших орудий, казаки стали гуськом вдоль домов спускаться вниз, Им было приказано, собравшись на окраине города, немедленно атаковать уже дрогнувшего противника. Только что мы отдали это приказание, как толпа зевак, стоявшая у церкви, испуганно шарахнулась в стороны. К площади лихо подкатил броневик. Из него молодцевато выскочил офицер и спросив начальника, подошел ко мне со словами: "Г-н полковник в ваше распоряжение из отряда полковника Дроздовского прибыл, прошу задачу".

"Очень рад, -- сказал я, -- вы прибыли как раз во время. Перед вами горящее предместье города -- Хотунок. Противник под действием огня наших орудий, начинает его очищать и отходит на север. Конным нашим сотням, которых вы видите спускающимися вниз, приказано, собравшись на окраине города, атаковать красногвардейцев вдоль железной дороги, левее ее. Ваша задача: обогните с правой стороны Хотунок и кладбище, что за ним и преследуйте противника вдоль железной дороги, держась правой ее стороны. Надеюсь, что ваш броневик всюду пройдет беспрепятственно. Вам все понятно? --спросил я 116).

115) Бронепоезд, как я сказал, удалился.

116) Вот точный смысл приказания, отданного мною начальнику броневика, из которого лучше всего можно судить о моменте и об участии в бою частей полк. Дроздовского.

198

-- "Так точно, г-н полковник", -- ответил офицер и через минуту броневик мчался по спуску и своим грохотом ободрял станичников.

Вскоре я видел как броневик, несся вдоль южной окраины Хотунка, беспощадно расстреливая красногвардейцев. Последние выскакивали из предместья и ища спасения, устремлялись на север, где находили смерть под ударами нашей конницы, дружно преследовавшей бегущих. Немного позднее мое внимание привлекли какие-то новые орудийные выстрелы, раздавшиеся в северо-западном направлении. Опасаясь, что это быть может, подкрепление большевикам, я послал офицера выяснить и был весьма приятно обрадован, когда он доложил что это стреляет батарея из отряда полк. Дроздовского. Она заняла у скакового круга позицию и губительным фланговым огнем поддерживала атаку своего эскадрона лихо преследующего противника. Наконец, далеко на востоке, за буграми, показалась казачья лава. То были передовые конные части "Северной группы" полк. Семилетова. Они подходили к полю сражения и приняли участие в преследовании. Победа осталась за нами. Я умышленно подробно описал этапы этого боя, дабы точно разграничить участие в нем частей из отряда полк. Дроздовского и Семилетова и тем показать безобоснованность утверждений "117) будто бы полк. Дроздовский "освободил Новочеркасск" или "спас столицу Дона" и т. п.

При жизни Михаил Гордеевич Дроздовский, как я знаю, был далек от мысли приписывать себе, что-либо подобное. Не нуждается он в этом и после своей смерти. Светлая память о нем, как герое, беззаветно любившем Родину и за нее отдавшем свою жизнь, навеки запечатлена в сердцах русских патриотов.

По окончании боя, я поспешил в штаб, дабы сделать ряд спешных распоряжений. В числе их, для успокоения населения города, нами было выпущено к 20 часам 25-го апреля нижеследующее объявление:

"Красногвардейцы, наступавшие на Новочеркасск с севера и отбитые 23 и 24 апреля, сегодня, с утра 25 апреля, вновь собравши значительные силы, решили во что бы то ни стало захватить город. Положение красногвардейцев безвыходное, ибо в направлении на Сулин наступают Украинцы с поднявшимися на защиту Дона казаками и большевистским частям оставался один выход -- завладеть Новочеркасском и постараться пробиться на присоединение к своим, доживающим последний день, в г. Ростове. С утра 25-го апреля большевики, под прикрытием бронированного поезда повели энергичное наступление. Это наступление красногвардейцев, припертых к стене, первоначально имело некоторый успех, и наши части, измученные непрерывными боями, немного поддались назад. Но поддержанные сильным и метким нашим артиллерийским огнем, наши пехотные цепи, оправившись и получив подкрепления, сами перешли в наступление. Навстречу бронированному поезду, послано два наших поезда. По шляху направлен броневик из отряда полк. Дроздовского, который расстреливал бегущих красных. Противник дрогнул и обратился в бегство. Наши конные сотни бросились его преследовать. В это время около 14 часов дня появи-

117) На стр. 126 "Поход Корнилова", А. Суворин, заблуждаясь, говорит: "23 апреля донцы взяли Новочеркасск с помощью Семилетова, а 25 и Ростов с помощью отряда полк. Дроздовского и немцев".

199

лась на нашем правом фланге колонна полк. Семилетова, которая увидя наш успех, бросилась наперерез красной гвардии на Персияновку. На нашем левом фланге энергично действовал эскадрон с горными орудиями отряда полк. Дроздовского. Поражали своей смелостью четыре казака -- смельчака Новочеркасской конной сотни, которые отделившись далеко вперед от сотни, беспрерывно рубили убегавших большевиков. Преследование продолжается. Население может быть спокойно и верить, что большевики больше в город не вступят. Командующий Южной группой п. Денисов. Начальник штаба п. Поляков".

Вечером 25-го апреля части полк. Дроздовского вступили в Новочеркасск и тем самым еще более уверили обывателя в безопасности, а 27-го апреля состоялся большой парад войск, освободивших город. Теперь столица Дона была надежно обеспечена. Наши конные части безостановочно преследовали красную гвардию верст на 20, а подошедшая пехота прочно закрепила положение. В этот же день вечером было получено донесение от полк. Туроверова. Он сообщал, что его отряд одновременно с немцами вступил в г. Ростов. Последнее обстоятельство дало право Донскому Правительству предъявить немцам свои притязания. Оно настояло на том, чтобы в Ростов был поставлен наш гарнизон, назначен комендант, а затем градоначальник и поровну поделена военная добыча. Назначением своего градоначальника мы стремились подчеркнуть немцам наше желание быть у себя хозяевами, а в населении укрепить сознание, что занятие Ростова германцами не может рассматриваться, как оккупация.

Однако, радость нашей победы была омрачена другим донесением. Оказалось, что передовые части германцев были выброшены к городу Батайску и станицам Ольгинской и Аксайской, а сторожевое их охранение с огромным количеством технических средств, полукольцом охватило Новочеркасск с юга в расстоянии 11 верст от него.

Вот та крайне запутанная политическая и военная обстановка, в которой очутились Донская власть и военное командование, освободив и обеспечив от большевиков Новочеркасск и имея впереди ближайшую задачу закрепить положение и восстановить нормальную жизнь в городе и его окрестностях. Что касается Добровольческой армии, в сущности, небольшого отряда добровольцев, то он не представлял тогда никакой серьезной вооруженной силы, расположился в нашем мирном Задонье, радуясь наступившему отдыху, после тяжелого похода.

Как при создавшихся условиях нужно было отнестись к немцам? Расценивать их нашими врагами по меньшей мере было бы наивно. Ведь нельзя же было не учитывать, что одного немецкого полка, богато снабженного тяжелой артиллерией, броневыми машинами и пулеметами, было бы достаточно, чтобы в короткий срок уничтожить, как слабые казачьи отряды, так и добровольческую армию, представлявшую тогда кучку измученных людей, при большом обозе раненых и больных. Придавать серьезное значение тому, будто бы наличие Добровольческой армии внушало германскому командованию большие опасения, конечно, не приходилось. Нельзя было предполагать и того, что немцы избегают открыто ее преследовать, боясь возможных ослож-

200

нений в казачьих областях 118), что затруднило он им выполнение их плана по выкачиванию продовольствия из оккупированного ими района. Существовало еще и такое мнение: будто бы немцев пугает возможность образования "восточного фронта" в России и потому они настойчиво ищут путей сближения с казаками и Добровольческой армией. На самом деле ни то, ни другое далеко не отвечало истинному положению. Едва ли можно сомневаться, что через свою разведку,' немцы были прекрасно осведомлены о настроении казачества. Они знали что казаки страстно желали одного: скорее сбросить большевистское ярмо и заняться мирным трудом. Знали немцы, конечно, и то, что Добровольческая армия никакой реальной силы не представляет и, следовательно, не может быть для них серьезной угрозой. Мало того, немцы были уверены, что против них Донское войско воевать не будет. Я не знаю, как бы поступили кубанцы, но будучи в курсе настроения донцов, смело могу утверждать, что о защите казаками Добровольческой армии, в случае ее столкновения с германцами, не могло быть тогда и речи. Вся же Кубань, тогда была еще под большевиками.

Вопрос осуществления "восточного фронта", по-моему, был лишь мечтой и мечтой далекого будущего. Требовалось раньше сломить восточный фронт большевиков, насадить в России хотя бы приблизительный порядок и только после этого, можно было утешать себя мыслью образования фронта против германцев. Наконец, надо помнить, что оккупация немцев на казачьи области не распространилась за исключением Таганрогского округа Донской области (вскоре по настоянию Донского Правительства он ими был очищен), значит не могло быть тех причин и последствий, каковые обычно вызывает оккупация, приводя к взаимной ненависти между оккупируемым населением и оккупирующими войсками. Серьезного значения заслуживает и отношение серой казачьей массы к немцам. Участники событий того времени, хорошо помнят, что сознание "непротивления" германцам и желание ослонитъся на них в своей борьбе с большевиками, глубоко проникло в казачьи низы. Всякую мысль о борьбе с немцами казаки считали совершенно абсурдной и дикой. Были случаи, когда они сами по собственной инициативе, искали сближения с германцами, видя в них неожиданного и могущественного союзника в их борьбе с большевиками. Наконец, русская интеллигенция, освобожденная германцами от красного террора, приветствовала немцев, как своих освободителей. Как ни было больно, а приходилось с горечью признавать, что такая почетная роль выпала на долю недавних наших врагов. Вот какова была реальная обстановка и соотношение сил на юге весной 1918 года. Поэтому было бы грубой и роковой ошибкой со стороны руководителей казачьего движения, не считаться с нею, а также и с психологией казачества и идти всему наперекор. Подогревать чувства ненависти к немцам, значило бы рубить тот сук на котором сидели сами. Не покончив с большевиками, ввязываться, да еще с негодными средствами, в борьбу с немцами, значило бы без всякой надежды на успех бесцельно залить казачьей кровью Донскую землю и снова бросить казачество в объятия Советской власти. И как ни странно, но этого не могли, или

118) Подобный взгляд приводит ген. Лукомский (Архив Русской Революции. том 5).

201

вернее, упорно не хотели понять ответственные круги Добровольческой армии. Они отстаивали иную точку зрения, о чем я подробно буду говорить в V-й части моих "Воспоминаний".

Положение добровольцев по сравнению с нами, конечно, было несравнимо легче. Они не были связаны с территорией, как мы. В крайнем случае, Добровольческая армия могла уйти от немцев на Волгу, в Астраханские степи или еще в какое-либо иное место. Казаки же, в массе, никуда от своих куреней уходить не желали. Они стремились только спасти свое добро и с помощью кого угодно избавиться от красных пришельцев. Не имели Добровольцы и непосредственного соприкосновения с немцами, а перед нами в 11 верстах стояли тяжелые орудия германцев, направленные на столицу Дона -- Новочеркасск, которые каждую минуту могли заговорить и заговорить очень убедительно и красноречиво.

В общем, отношение кругов Добровольческой армии к немцам, вылилось тогда в весьма странную форму. Командование этой армии, прикрываясь нашими деловыми взаимоотношениями с германцами, всячески разжигало ненависть к немцам, а порой даже грозило им. Все это, естественно, вызывало и удивление и недоумение и прежде всего у немцев. А в то же время, добровольческое командование считало вполне нормальным, получать от нас военное снаряжение, хотя заведомо знало, что все это немецкое и кроме того, что оно получено нами только благодаря добрым отношениям, установившимся у нас с немцами. Вспоминаю, как часто при разговорах по аппарату с начальником штаба Добровольческой армии, последний на мое заявление, что в данный момент мы сами ощущаем недостаток в снарядах и патронах, говорил мне: "но вы же можете в любой момент все необходимое получить от немцев". Благодаря этому создавалось положение, каковое в жизненном обиходе можно было бы охарактеризовать такими словами: добровольческие крути хотели и невинность соблюсти и капитал приобрести. Устами своего начальника штаба Добровольческая армия говорила, что она отлично понимает обстановку и признает, что при известном контакте с немцами от них можно получить все средства, необходимые для успешно борьбы с большевиками. Но поступать сама так уклонялась, больше всего заботясь о сохранении принципа верности нашим бывшим союзникам, того принципа который горячо культивировался в ставке Добровольческой армии, часто даже и в ущерб интересам самой армии. Было бы еще полбеды, если бы все это происходило без ненужного шума и вредной кичливости. К сожалению. вынужденный и безусловно необходимый наш контакт с немцами, служил предметом самых яростных нападков на Донское командование руководителей Добровольческой армии.

Отношение немцев к большевикам было тогда довольно неопределенное. В их действиях временами проглядывала какая-то неуверенность и осторожность, что порождало слухи о том, будто бы немцы одной рукой освобождают Украину, а другой помогают большевикам. Возможно, что такие колебания происходили в главной германской квартире, еще не установившей окончательно курса своей политики к Советской власти. Однако, представители немецкого командования на Дону, с которыми мне проходилось иметь дело, не только недруже-

202

любно, но явно враждебно относились к большевикам. Они просто считали их бунтовщиками-разбойниками, подлежащими беспощадному усмиренью самими крайними мерами. Военное германское командование охотно шло нам навстречу во всем том, что касалось непосредственно борьбы с большевика лги. Как тогда, так и теперь у меня нет сомнения, что возьми руководители Добровольческой армии иной курс в отношении немцев, нам