Лесли Гровс. Теперь об этом можно рассказать. История Манхэттенского проекта Воспроизведено с издания: Л. Гровс. Теперь об этом можно рассказать. М., Атомиздат, 1964 г. Сокращенный перевод с английского О.П. Бегичева с издания: NOW IT CAN BE TOLD. The story of Manhattan project. By Leslie R. Groves, Lieutenant General, U.S. Army, Retired. Harper & Brothers Publishers, New York. OCR: Борис Чимит-Доржиев, bch@writeme.com ОГЛАВЛЕНИЕ. Предисловие к русскому изданию. Предисловие. Глава первая. Организация Манхэттенского инженерного округа Глава вторая. Первые шаги. Глава третья. Урановая руда. Глава четвертая. Работы по получению плутония. Глава пятая. Лос-Аламос. Подготовительные работы. Глава шестая. Ханфорд. Глава седьмая. Строительство плутониевого комбината. Глава восьмая. Ок-Ридж. Глава девятая. Переговоры с англичанами. Глава десятая. Обеспечение секретности и цензура печати. Глава одиннадцатая, Лос-Аламос. Глава двенадцатая. Трест объединенных разработок. Глава тринадцатая. Миссия "Алсос" в Италии. Глава четырнадцатая. Ложные страхи в Европе. Глава пятнадцатая. Миссия "Алсос" во Франции. Глава шестнадцатая. Осложнения с французскими учеными. Глава семнадцатая. Миссия "Алсос" в Германии. Глава восемнадцатая. Подготовка авиационного подразделения. Глава девятнадцатая. Выбор цели. Глава двадцатая. Тиниан. Глава двадцать первая. Аламогордо. Глава двадцать вторая. План операции. Глава двадцать третья. Хиросима. Глава двадцать четвертая. Реакция немецких ученых. Глава двадцать пятая. Нагасаки. Приложение. ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ. Все последующие поколения людей, восхищенные открытием внутриядерной энергии в XX веке, очевидно, никогда не перестанут проклинать то время, когда это творение человеческого разума было подчинено целям создания и страшного оружия уничтожения. Эту мысль хорошо выразил один из творцов атомной бомбы Роберт Оппенгеймер, когда в знак признания заслуг руководимой им Лос-Аламосской лаборатории ему вручали почетную грамоту. "Сегодня наша гордость не может не быть омрачена глубоким беспокойством. Если атомным бомбам будет суждено пополнить арсенал средств уничтожения, то неминуемо наступит время, когда человечество проклянет слова Лос-Аламос и Хиросима". Время оправдало самые худшие предположения ученого. Столпы империализма увидели в новом оружии прежде всего средство устрашения и шантажа других стран и народов. Атомным бомбам было суждено не только пополнить арсенал средств уничтожения, но и дать толчок невиданной до тех пор гонке вооружений, создать напряженность в отношениях между государствами, основанную на страхе перед чудовищными последствиями термоядерной войны. Именно с точки зрения военного преимущества были расценены результаты научных открытий в области ядерной физики. В начале 1939 г. Фредерик Жолио Кюри и Лео Сциллард на основе открытия явления эмиссий нейтронов при делении ядра урана почти одновременно предсказали возможность цепной ядерной реакции. По иронии судьбы это открытие совпало с интенсивной подготовкой второй мировой войны. У большинства ученых-физиков уже не оставалось сомнения относительно возможности создания на этой основе оружия большой разрушительной силы, поэтому правящие круги капиталистических стран и в первую очередь фашистской Германии, проводящие бешеную подготовку к войне, стали уделять пристальное внимание проектам атомной бомбы. Соединенным. Штатам Америки в этом отношении повезло: на их земле в конце 30-х годов оказалось немало видных ученых-атомников, бежавших от преследований фашистского режима. В числе их были венгр Лео Сциллард и итальянец Энрико Ферми. Тот факт, что многие ученые, тесно связанные с проблемами ядерной физики, остались во власти держав оси, не мог не насторожить физиков, эмигрировавших в США. Случилось так, что не кто иной, как Сциллард, выступивший в свое время инициатором соглашения между учеными-атомниками о прекращении публикования материалов по проблемам ядерной физики, в 1939 г. уговорил творца теории относительности Альберта Эйнштейна подписать предостерегающее письмо президенту Рузвельту, в котором высказывалось опасение относительно величайшей катастрофы в том случае, если нацистам удастся изготовить атомную бомбу. Ученые на этом основании просили у американского правительства солидной материальной помощи для ускорения атомных исследований. 6 декабря 1941 г. Белый дом принял решение ассигновать крупные средства на производство атомной бомбы. Все работы по изготовлению атомного оружия были поручены армии и известны сейчас под общим названием Манхэттенского проекта, Это кодовое название было взято от названия Манхэттенского инженерного округа, который считался главным производителем инженерно-строительных работ. Руководителем проекта был назначен бригадный генерал Лесли Гровс, ныне генерал-лейтенант в отставке. Работы по Манхэттенскому проекту протекали в обстановке почти абсолютной секретности. Они были секретными долгое время и после войны. Теперь, спустя 20 лет, Гровс решил поделиться секретами. Советскому читателю будет небезынтересно узнать, как создавалась первая атомная бомба, какими методами пользовалось при этом политическое и военное руководство США, какой огромный аппарат принуждения ученых-атомников был использован во имя осуществления проекта, какое соперничество разгорелось между капиталистическими державами на этой почве в период второй мировой войны и как империалисты США пытались использовать свою атомную монополию для гегемонии в послевоенном мире. На эти вопросы с той или иной степенью полноты читатель найдет ответы в предлагаемой его вниманию книге. Несмотря на то, что библиотека, посвященная истории-создания атомной бомбы, насчитывает не один десяток книг, эта книга также представляет значительный интерес, так как в ней нарисована довольно полная картина осуществления работ по созданию и применению первых образцов атомного оружия. Генерал Гровс, который был полновластным руководителем всего Манхэттенского проекта, обладает большими преимуществами перед авторами ранее опубликованных книг на эту тему, так как они чаще всего касались описания отдельных звеньев этого грандиозного плана. Если учесть, что из 15 тысяч человек, занятых в создании первой атомной бомбы, только около десятка знали проект в целом, то мемуары Гровса, принадлежавшего к этому десятку лиц, имеют для нас безусловную ценность. По сути дела, никто, в том числе президент и министр обороны США, не мог сравниться с ним в знании всех многочисленных деталей проекта. Сам Гровс по специальности ничего общего с ядерной физикой не имел. Это типичный представитель когорты "надзирателей в погонах", которых американское правительство наделяло чрезвычайными полномочиями и назначало на посты руководителей различных учреждений Манхэттенского проекта. Под их надзор попадали и ученые-атомники, и заводы, и научные лаборатории. Это делалось для того, чтобы иметь полную уверенность, что наука всегда сообразует свои шаги с политикой правящих кругов. Горячим сторонником таких методов руководства был и сам генерал Гровс. Он даже настоял на присвоении ему звания генерала, прежде чем его официально назначили руководителем Манхэттенского проекта. "Мне часто приходилось наблюдать, -- замечает он, -- что символы власти и ранги действуют на ученых сильнее, чем на военных". Правительство США вряд ли могло найти для этой роли более подходящего человека, чем Гровс. Он имел опыт в строительных делах, в частности под его руководством возводилось здание американского министерства обороны -- Пентагона. В книгах, посвященных работам над атомной бомбой, Гровс предстает как зловещая фигура человека, лишенного каких-либо эмоций, как грубый солдат, не только попирающий мнения своих ближайших помощников и ученых, но действующий иногда в обход прямых указаний сверху, если они почему-либо расходились с его взглядами. Нью-йоркское издательство "Братья Харперс", выпустившее книгу Гровса, сопроводило ее такими нелестными для автора словами: "Большинство его поступков и решений вызывало возмущенные протесты со стороны той или иной группы лиц. Произвол, диктат, бестактность -- вот лишь часть предъявлявшихся ему обвинений". При всем том Гровсу нельзя отказать в настойчивости, которая во многом способствовала осуществлению проекта, и в незаурядном организаторском таланте. Нужно учесть, что Манхэттенский проект в смысле его осуществления представлял совершенно новое дело с точки зрения организации производства делящихся материалов, конструкции технологии изготовления самой бомбы, хотя к тому времени уже имелись определенные теоретические и практические предпосылки. На некоторые вопросы ученым и инженерам приходилось искать ответ подобно тому, как ищут иголку стоге сена. Сам Гровс, конечно, не сделал каких-либо открытий и изобретений. Это сделали ученые, которые по разным причинам оказались прикованными к руководимой им лестнице. Но Гровс сумел слить их достижения воедино и воплотить в жизнь, дав в руки американским империалиста" такое оружие, при помощи которого, как он считал, в течение 10--15 лет Соединенным Штатам будет обеспечено безраздельное господство над миром. Это было, как говорил Гровс, венцом его солдатской карьеры, делом всей его жизни. После войны он хвастался журналистам, что ему удалось создать изумительную машину (атомную бомбу) с помощью "величайшей коллекции битых горшков". "Битыми горшками" для него были интеллигенты-ученые, среди которых оказалось немало ученых с мировым именем, лауреатов Нобелевской премии. Научную лабораторию в Лос-Аламосе возглавлял Роберт Оппенгеймер, сочетавший в себе качества ученого и организатора, способный зажечь энтузиазмом своих коллег и умевший ладить с генералами и полковниками, под присмотром которых работали ученые. Гровс подробно описывает весь процесс создания Манхэттенского проекта, начиная с его первых шагов и кончая применением двух атомных бомб в Японии. Манхэттенский проект был подчинен президенту США через военного министра Стимсона. Он включал научную лабораторию в Лос-Аламосе, в которой разрабатывались, теоретически и практически, конструкция атомной бомбы и технологический процесс ее изготовления; Ханфордский и Клинтонский заводы, призванные обеспечить работы исходными материалами. Позже проекту была передана специальная группа планирования военных операций, руководимая бригадным генералом Фареллом. В результате усилий Гровса, стремившегося к обособлению и полной бесконтрольности работ по созданию бомбы, в составе Манхэттенского проекта видное место заняла собственная служба безопасности, насчитывающая к моменту окончания работ 485 сотрудников во главе с полковником Пашем. Для принятия особо ответственных решений и для политического контроля за работами в области атомной энергии был создан временный военно-политический комитет, в который вошли генералы Стайер и Гровс, вице-адмирал Пернелл и двое ученых -- Буш и Конэнт. Влияние Гровса на принятие решений в военно-политическом комитете было весьма ощутимым. Он сумел провести в жизнь свои собственные взгляды на сотрудничество в области атомной энергии с союзниками США, ограничившись обменом незначительной информацией. Прочтя книгу Гровса, читатель сможет представить общую картину работ, проводимых по Манхэттенскому проекту, атмосферу, в которой жили и трудились ученые и инженеры, политический климат, создавшийся вокруг проблемы изготовления и применения атомной бомбы. Повествование Гровса проливает свет на некоторые стороны взаимоотношений американцев и англичан в период создания атомного оружия, на методы "порабощения" представителей науки политическим руководством, на разногласия и трения, которые возникали в среде руководителей внешнеполитического курса США и ученых по поводу использования атомной бомбы в условиях сомнительной военной необходимости. Гровс нисколько не скрывает и даже гордится тем, что ему удалось возвести почти непроницаемую стену секретности вокруг руководимого им проекта. Причем одним из главных мотивов таких стараний было стремление "сохранить в тайне от русских... открытия и детали... проектов и заводов". Даже державы оси, с которыми воевала Америка, не казались Гровсу главными соперниками. Ученые работали в обстановке слежки и строгой изоляции. Каждый знал только те детали проекта, которые касались его работы непосредственно. Даже в случае крайней необходимости для обмена информацией между различными отделами требовалось особое разрешение. Дело доходило буквально до курьезов: физик Генри Д. Смит, возглавлявший одновременно два отдела, для разговора с самим собой должен был получать разрешение у Гровса. После войны много писалось о пресловутом деле Оппенгеймера, сфабрикованном, агентами службы безопасности Манхэттенского проекта. До своего назначения на пост руководителя Лос-Аламосской лаборатории в июне 1942 г. Роберт Оппенгеймер имел связи с левыми организациями, от которых затем отошел. Однако вследствие того, что проверка лояльности сотрудников Манхэттенского проекта простиралась вплоть до событий их детства, за ним была установлена тщательная слежка. Каждый шаг Оппенгеймера, как свидетельствует полковник Б. Паш, был известен агентам манхэттенской службы безопасности, каждое письмо прочитано, каждый телефонный разговор подслушан, каждая, встреча проверена и изучена. В результате на Оппенгеймера был собран компрометирующий материал. Гровс, чувствуя, что Оппенгеймера заменить невозможно, вызвал его к себе и демонстративно положил этот материал под сукно, чтобы заслужить полное доверие и благодарность ученого. После войны все это, однако, оказалось в комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Непрерывные перекрестные допросы, заполнение анкет, снятие отпечатков пальцев, прислуга, завербованная в агенты контрразведки, микрофоны, спрятанные в стенах служебных кабинетов и на квартирах сотрудников, и, наконец, строгая цензура -- все это входило в арсенал методов деятельности службы безопасности Манхэттенского проекта. Во имя сохранения секретности Гровс избегал даже письменных докладов и донесений министру обороны, поскольку каждое донесение, изложенное на бумаге, в процессе осуществления проекта расценивалось секретным до такой степени, что его следовало, как говорится, по получении сжечь и убить доставившего его курьера. Жизнь в условиях режима строгой секретности и казарменного распорядка страшно тяготила ученых. Были случаи, когда отдельные сотрудники не выдерживали этих "гестаповских" методов руководства и требовали увольнения. Таких обычно не выпускали из поля зрения до тех пор, пока не были завершены все работы. Гровс создал свою собственную разветвленную сеть контрразведки, действующую в обход обычных каналов ФБР. Даже госдепартамент США до начала Ялтинской конференции в феврале 1945 г. ничего не знал о проекте атомной бомбы, не говоря уже о том, что в цели проекта не был посвящен и объединенный комитет начальников штабов. Все работы по созданию атомной бомбы проводились с лихорадочной поспешностью. Движущим моментом такой спешки было сделать бомбу до окончания войны с Японией, поскольку уже в 1943 г. американцам стало абсолютно ясно, что немцы отстают от них более чем на два года. К тому времени Германия, как оказалось, не имела даже заводов по производству урана-235 и плутония. Об этой поспешности говорит хотя бы такой факт. 25 ноября 1942 г. помощник военного министра США Джон Макклой подписал приказ о приобретении Лос-Аламоса. Через несколько дней там уже велись строительные работы. В марте 1943 г. в Лос-Аламосе появились первые ученые-атомники. В июле было доставлено оборудование для лабораторий. Особая горячка охватила деятелей Манхэттенского проекта на последнем этапе работы. Гровс все время требовал сокращения сроков и, наконец, установил предельную готовность атомной бомбы 24 июля 1945 г. В книге немало страниц посвящено истории взаимоотношений с союзниками. Автор откровенно пишет о том, как он умышленно тормозил сотрудничество с англичанами и французами, чтобы закрепить преимущество США в области производства атомного оружия на многие годы после войны. В этих интересах взаимная информация с англичанами допускалась только в тех случаях, когда она могла чем-либо помочь созданию первых американских образцов атомного оружия. Как только англичане проявляли интерес к перспективам изготовления собственной атомной бомбы, все двери для них наглухо закрывались. Автор книги "Ярче тысячи солнц" Р. Юнг свидетельствует, что Гровс в 1954 г. говорил: "Я не, несу ответственности за наше тесное сотрудничество с англичанами. Я старался делать все, чтобы затруднить его" (Р. Юнг. Ярче тысячи солнц. М., Госатомиздат, 1961, стр. 104). Гровс не без гордости пишет, что когда английское правительство направило в США главу всех своих работ по атомной энергии Эйкерса, который добивался более обширного обмена информацией, то он, Гровс, решительно отказал англичанину. Мотивами отказа, во-первых, было то, что англичане могут использовать расширение обмена информацией в послевоенных условиях; во-вторых, он твердо придерживался мнения, что США не следует выдавать атомные секреты другим странам, если это не поможет выиграть войну. Гровс в связи с этим пишет: "Из бесед с англичанами в тот период нам стало ясно, что они не в состоянии начать крупные атомные исследования или организовать массовое производство делящегося материала, пока идет война". После этого обмен информацией был практически прекращен. Автор описывает один случай, который, к его удовлетворению, помог сохранить в тайне от англичан работы по Манхэттенскому проекту. Черчилль обратился к президенту Рузвельту с просьбой об отмене ограничений; 25 мая 1943 г. в Белом доме было созвано совещание, на которое не был приглашен Гровс. На нем присутствовали Гарри Гопкинс, Буш и консультант Черчилля по вопросам науки Черуэлл. Результаты обсуждения настроили президента Рузвельта на отмену утвержденных им же рекомендаций военно-политического комитета. Однако в результате искажения письма президента при передаче его в Лондон, куда направились на совещание с Черчиллем члены комитета Конэнт и Буш, они не поняли его содержания. И так как один из них, а именно Конэнт, как он писал потом, это решение президента считал ошибкой, американские представители не дали английскому премьеру каких-либо обязательств на отмену запрета информации. Гровс по этому поводу высказывает не только свое удовлетворение, но и подвергает критике необдуманные, как он считает, шаги президента США. "Таким образом, -- пишет он, -- президент еще раз (из-за тесного контакта с Черчиллем) вторгся в сферу дел, о которых он был не полностью информирован". Это заявление характеризует не только самого Гровса как человека, лелеявшего мечты о безраздельном господстве США в области производства атомного оружия, но и показывает, в какой степени о работах над атомной бомбой был информирован сам президент Соединенных Штатов Америки. Гровс создал из руководимого им проекта нечто вроде государства в государстве, пользуясь огромными полномочиями и бесконтрольностью. Мы уже указывали раньше на незавидное положение, в котором оказался госдепартамент США в связи с работами по созданию атомной бомбы. Но вернемся к деятельности Гровса как ревностного хранителя атомных секретов и в связи с этим напомним о миссии "Алсос". Американцы весьма настороженно относились не только к тем работам по урановой проблеме, которые вела фашистская Германия, но и к работам союзников -- Англии и Франции. Характера взаимоотношений с Англией на этой почве мы уже коснулись. Не меньшую энергию Гровс развил, чтобы помешать атомным работам во Франции. Его пугало, что в оккупированной Франции находился ученый-коммунист -- Фредерик Жолио-Кюри, открывший возможность цепной реакции. Кроме того, Гровсу стало известно, что Жолио-Кюри и его ближайшие помощники Халбан и Коварски еще в 1939 г. запатентовали ряд открытий. Халбан, эмигрировавший сначала в Англию, а позже очутившийся в Канаде, в 1942 г. заключил с официальными английскими учреждениями соответствующее соглашение на передачу англичанам этих патентов, оговорив право получить от англичан информацию по интересующим Францию вопросам. Гровс в связи с этим пишет, что англичане обманули их, подписывая Квебекское соглашение, в котором было обязательство не передавать третьей стороне какие-либо сведения об атомном проекте. Между тем известно, что Квебекское соглашение подписано в августе 1943 г., а договор Халбаном был заключен в сентябре 1942 г. Не раз Гровс с пристрастием допрашивал потом Халбана, прибывшего в США после посещения Жолио-Кюри в Париже, чтобы выпытать у него, что известно французам о работах в США и, в частности, о Манхэттенском проекте. Ему показалось, что французы слишком хорошо информированы об американских атомных секретах, и он обрушивает свой гнев на англичан. Однако совершенно очевидно, что для Жолио-Кюри и его коллег в то время не составляло особого труда предсказать, каким путем может пойти производство атомной бомбы. Гровс же был твердо убежден, что пример Манхэттенского проекта единственный в своем роде. Видимо, отсутствие специальных знаний не позволило этому человеку, стоявшему у истоков атомного проекта, понять такой простой вещи. Все описанные перипетии соперничества предшествовали миссии "Алсос" и в известной мере определили ее деятельность в Европе. Полковник Б. Паш, глава этой миссии, вместе с передовыми отрядами союзных войск появился в Париже и занял помещение Коллеж де Франс, где были лаборатории Жолио-Кюри, надеясь захватить там какие-либо материалы. Но он не нашел там ничего, кроме приспособлений для изготовления примитивных бомб, которые делал ученый, принимавший деятельное участие в борьбе французского Сопротивления. Дальнейшей целью полковника Паша было захватить видных немецких ученых-атомников и овладеть германскими атомными секретами. Причем ради этих секретов Паш обшарил всю территорию западной части Германии, независимо от того, в чью зону оккупации она входила. Так, получив данные о том, что немецкий физик Гейзенберг находится в Эхингене, который входил во французскую зону оккупации, Паш прорвался туда, чтобы опередить вступление войск французского генерала де Латтра. Тем временем работы по Манхэттенскому проекту продолжались. Приближался срок испытания первого образца атомной бомбы. В книге Гровса вся суматоха в связи с этим испытанием описана порой в драматических тонах. Читатель найдет в главе "Аламогордо" описание, как выбиралось место для испытания, какие сомнения одолевали "отца атомной бомбы" Оппенгеймера, описание самой процедуры испытаний и реакции всех присутствующих. Характерно, что, когда произошел взрыв и рассеялся дым, окутавший местность, на слова "Война кончена" Гровс ответил: "Да, но после того, как мы сбросим еще две бомбы на Японию". Для него это было давно решенным делом. Однако не так думали ученые. Для некоторых из них моральное, нравственное и физическое потрясение, испытанное при взрыве, стало лишним аргументом против применения атомной бомбы для уничтожения тысяч людей. Вокруг вопроса о применении первых атомных бомб против мирных городов Японии до сих пор идут разговоры. У Гровса мы можем прочитать только о тех аргументах, которые выдвигались "за" и "против" применения бомбы в 1945 г. Нужно напомнить, что главным мотивом ученых, которые привлекли внимание американского правительства к созданию атомной бомбы, было то, что весь мир может оказаться безоружным перед Гитлером, если ему удастся создать бомбу раньше. Но когда ученые достигли успеха в США, они поняли, что "сделали работу за дьявола", и почувствовали себя обманутыми. "Если бы я знал, -- говорил после войны Альберт Эйнштейн, -- что немцам не удастся создать атомную бомбу, я бы и пальцем не пошевельнул" (Р. Юнг. Ярче тысячи солнц. М., Госатомиздат, 1961, стр. 79). После испытания атомной бомбы в Аламогордо против ее применения в Японии выступили многие из тех, кто ее создал. В Чикагском университете была создана комиссия под председательством лауреата Нобелевской премии профессора Франка. В нее вошел и Лео Сциллард. Эта комиссия вручила военному министру США петицию ученых, выступавших не только от своего имени, но и от имени всех сотрудников Манхэттенского проекта. В петиции говорилось, что применение атомной бомбы грозит США катастрофой в тысячу раз более ужасной, чем в Пирл-Харборе. Ученые предупреждали, что США не удастся долго сохранить монополию на атомное оружие. Петиция заканчивалась советом "не применять преждевременно атомную бомбу для внезапного нападения на Японию. Если США первыми обрушат на человечество это слепое орудие уничтожения, то они лишатся поддержки общественности всего мира, ускорят гонку вооружений и сорвут возможность договориться относительно подготовки международного соглашения, л предусматривающего контроль над подобным оружием" (М. Рузе. Роберт Оппенгеймер и атомная бомба. М., Госатомиздат, 1963, стр. 66). Эта петиция, так же как и вторая, направленная президенту Трумэну Сциллардом за подписью 67 ученых, не возымела действия. Отвергнуто было и предложение ученых продемонстрировать противнику мощь атомного оружия где-нибудь в пустынном районе. Гровс мало касается отрицательной реакции ученых на применение атомной бомбы. Однако все его помыслы направлены на то, чтобы как-то реабилитировать себя и других, кто требовал во что бы то ни стало испытать новое оружие на мирном населении городов. Но все доводы Гровса рушатся перед теми ужасными последствиями, которые связаны с первыми атомными взрывами в Японии. Гровс часто ссылается на огромные средства, которые были вложены американцами в Манхэттенский проект, на то, что в результате его осуществления было запатентовано тысячи новых открытий. В результате окончательного подсчета после завершения работ по Манхэттенскому проекту эти затраты составили сумму в два миллиарда долларов. Следовало ли теперь добровольно отказываться от получения компенсации за столь высокую себестоимость бомбы. "Наблюдая, как проект, -- пишет он, -- пожирает гигантские средства, правительство все более склонялось к мысли о применении атомной бомбы". Поэтому после войны Гровс не раз подчеркивал, что Трумэн не так уж много сделал, сказав "да", ибо в то время нужно было иметь больше мужества, чтобы сказать "нет". Среди законодателей американской политики в этом вопросе оказалось больше людей, которые не колеблясь высказались за применение атомного оружия. Среди них был, конечно, и генерал Гровс. Причем он и раньше высказывался за ее применение независимо от исхода борьбы с Германией. Внешне это решение было, конечно, обставлено соответствующим образом. Тут были и слова о крайней военной необходимости подобного шага, и заверения, что это, мол, сохранит тысячи жизней американских солдат, и даже об указующем персте бога. Как же выглядела тогдашняя военно-политическая обстановка на самом деле? Япония к моменту создания американцами атомной бомбы была на краю гибели. Не раз уже японцы через различные каналы пытались зондировать почву о возможности заключения перемирия. В июле 1945 г. император Японии пытался начать переговоры через своего посла в Москве. Потеря самого могущественного союзника -- Германии указывала на то, что надеяться Японии на чью-либо помощь больше не приходится. Флот Японии был значительно ослаблен, экономические ресурсы на исходе, перспективы успешного продолжения войны отсутствовали. Кроме того, на северных границах Японии были сосредоточены силы Советской Армии, которая, выполняя обязательства, данные советским правительством американцам и англичанам, готова была начать свои действия по разгрому Квантунской армии. Автор книги даже не скрывает, что основным принципом, которым он руководствовался, настаивая на применении атомного оружия, было желание доказать миру величие Америки. Военное значение этого шага числилось в аргументах, которые попали под рубрику "кроме того". Гровс пишет, что главным обстоятельством было возложенная на него ответственность за обеспечение господствующего положения США в области атомной энергии после войны. Теперь все люди на земле, в том числе и сам Гровс, видят, привел ли этот шаг к величию Америки. Министр обороны Стимсон, решая вопрос о применении атомных бомб, нередко делал упор на то, что им всегда следует исходить из той исторической роли, которую США должны будут играть после войны. Эту роль он понимал не иначе, как роль гегемона и законодателя. Во имя этой политической цели были принесены в жертву даже стратегические соображения. Каждый человек, более или менее разбирающийся в стратегии, знает, что для достижения успеха необходимо сосредоточить силы и средства и применять их массированно. Поэтому некоторые военные требовали избежать дробления атомных средств нападения, чтобы окончательно подавить волю противника к сопротивлению и показать, что США располагают обширным запасом этих средств. Однако Гровс был убежден, что во имя тех целей, которые преследовались, можно было отбросить эти соображения. Итак, решение о применении атомной бомбы в Японии состоялось. Оно было бесповоротным, и оставалось только обеспечить его техническое исполнение. Важным в этом деле был выбор целей для атомных ударов. Гровс сделал это без привлечения военных специалистов, занимавшихся планированием военных операций в генеральном штабе. Он предложил первоначально четыре объекта для атомной бомбардировки: города Кокура, Хиросима, Ниигата и центр древней культуры бывшую столицу Японии -- Киото. При назначении этих объектов Гровс руководствовался соображениями, весьма далекими от гуманности. Когда возникли возражения против Киото, он привел в доказательство своей правоты два аргумента: во-первых, этот город называет больше миллиона населения, что, следовательно, обещает хороший эффект взрыва; во-вторых, он занимает огромную площадь, на которой вполне укладывается предполагаемый диаметр зоны разрушения. Одним словом, его очень устраивала площадь города для оценки мощности бомбы. Гровс долго настаивал на выборе этого объекта для первой атомной бомбардировки. Но на этот раз даже поощрявшие его настойчивость политические деятели увидели, что генерал перегнул палку. Впоследствии объекты для атомных ударов были уточнены и вместо Киото в список попал ныне получивший печальную известность город Нагасаки. Характерен для личности Гровса и такой факт: когда цели были утверждены, выяснилось, что вблизи них находятся лагеря военнопленных американцев и их союзников, и тогда Гровс не колеблясь дал указание не принимать во внимание этот фактор. Для применения первых атомных бомб было создано специальное авиационное подразделение, которое проходило предварительную подготовку на военно-воздушной базе Тиниан. Перед тем как отправить бомбу в последнее путешествие, было проведено богослужение. Этот фарисейский ритуал должен был, очевидно, означать, что господь бог солидарен с сынами Америки и одобряет их братоубийственный шаг. Бомба на Хиросиму была сброшена 6 августа 1945 г., 9 августа была сброшена вторая -- на Нагасаки. Результаты этого злодеяния мы сейчас знаем доподлинно. Атомным взрывом только в Хиросиме было мгновенно убито около 80 тысяч человек, свыше 14 тысяч пропало без вести, более 37 тысяч было тяжело ранено и 235 тысяч получили травмы от светового излучения и проникающей радиации. Общее число убитых, раненых и пострадавших в двух городах превысило полмиллиона человек, не считая тех жертв, которые пострадали и будут страдать от остаточной радиации. Японский народ до сих пор испытывает на себе влияние последствий атомных бомбардировок. Известно, что каждый ядерный взрыв сопровождается выбросом в атмосферу большого количества радиоактивных веществ. Попадая затем в организм человека, эти вещества фиксируются в различных тканях. Например, стронций-90 накапливается в костной ткани, воздействуя на кроветворные органы и вызывая наследственные заболевания. Этим объясняются, в частности, болезни японских детей, рожденных в послевоенные годы, особенно от родителей, подвергшихся в той или иной мере воздействию радиоактивности в 1945 г. У детей наблюдается ярко выраженное слабоумие, частые психические расстройства, уродства, слепота. Радиоактивные осадки, сопровождающие ядерный взрыв, также способствуют повышению процента смертности людей от лейкемии (белокровия), резкому снижению сопротивляемости инфекционным заболеваниям. Гровс пытается теперь оправдаться перед историей хотя бы тем, что люди, принимавшие решение о применении атомной бомбы, не знали об образовании большого количества радиоактивных продуктов деления, сопровождающих ядерный взрыв. На самом деле это далеко не так. Ученые, работавшие под руководством Гровса, имели полное представление о радиоактивности и буквально умоляли генерала разрешить вместе с бомбой сбросить брошюры, указывающие на эту опасность. Но военные власти, стремясь отвлечь внимание от радиоактивного заражения, воспротивились этому. Гровс даже заявил в конгрессе США, что в его представлении смерть от радиации даже "весьма приятная смерть". Цинизм этого изречения разоблачает и те высказывания Гровса, которые сделаны, чтобы задним числом оправдать совершенные убийства. Ведь к моменту сбрасывания бомбы на Хиросиму один лос-аламосский физик, Г. Даньян, уже испытал на себе действие радиации. Он как раз в то время безуспешно боролся с угрозой мучительной смерти, которая наступила спустя 24 дня после того, как Даньян попал в клинику. Случай этот был не единственным. После окончания второй мировой войны даже сами американцы чувствовали неловкость и стыд за то, что их страна положила начало чудовищной гонке ядерных вооружений. Гровс же считает, что все это результат неверных суждений и что на самом деле атомная бомба -- величайшее научное достижение и доказательство превосходства Америки над другими странами. Руководитель Манхэттенского проекта всегда рассматривал атомную бомбу прежде всего как весьма значительную величину "в политическом уравнении послевоенного мира", как средство, способное обеспечить мировое господство США. Он и книгу-то написал, как указывается в предисловии, в расчете на то, что организация, подобная Манхэттенскому проекту, наверняка не последняя в США. В книге есть описание обстановки, в которой на Потсдамской конференции был вручен Трумэну доклад Гровса об удачном испытании первого атомного устройства в Аламогордо. Трумэн резко изменил свой тон при ведении переговоров, стал несговорчив, категорически отверг все предложения союзников. Даже Черчилль был удивлен такой метаморфозой. Но Трумэну не терпелось как можно скорей пожать плоды усилий и затрат на новое сверхмощное оружие и нагнать страх на всех тех, кто может препятствовать гегемонии США. В этих же целях Гровс создал в системе Манхэттенского проекта специальную службу информации, которая призвана была заблаговременно подготовить материалы для внешнеполитических заявлений президента по поводу применения первых атомных бомб, проекты выгодных для США и кабальных для других стран соглашений по использованию атомной энергии, сообщения в прессу и на радио. Сотрудники этой службы приняли участие в подготовке проекта международного контроля за атомной энергией, который предусматривал не запрещение и уничтожение атомного оружия, а установление диктата США в контроле над делящимися материалами и их применением как промышленного, так и военного характера. Этот проект вошел в историю как план Баруха. США разрабатывали и вносили в ООН после войны массу всяких проектов контроля за атомной энергией и расходом делящихся материалов, но все они, как правило, носили печать американской заинтересованности. В них слишком откровенно подчеркивалась монополия и приоритет США в области производства атомного оружия и сквозила уверенность в том, что эта монополия непоколебима. Так, предлагая контроль за делящимися материалами и сырьем для атомного производства, США уже обладали формальным правом закупки всего имеющегося в наличии урана в Бельгийском Конго (с I960 г. Республика Конго). Это соглашение вступило в силу еще в декабре 1944 г. и было заключено не без стараний Гровса. По его же настоянию в составе Манхэттенского проекта еще в начале 1943 г. появилась группа, занявшаяся учетом распределения запасов урановых и ториевых руд во всем мире. Так что, когда американцы предлагали контроль за делящимися материалами, они хотели протянуть руку к тем источникам атомного сырья, которые еще контролировались другими странами. Предсказания Гровса о 15-летней монополии США на атомное оружие не сбылись. Уже в 1947 г. Советский Союз заявил об отсутствии "секрета" атомной бомбы, а в 1949 г. произвел атомный взрыв, который был зарегистрирован в США. В августе 1953 г. в СССР была испытана первая водородная бомба. В США было к тому времени взорвано только громоздкое устройство. Одновременно с созданием ядерного оружия, что было продиктовано требованием укрепления оборонной мощи, в Советском Союзе развернулись большие работы по мирному использованию атомной энергии, результатом чего явился пуск 27 июня 1954 г. первой в мире атомной электростанции. Успехи Советского Союза разоблачили тех американских пропагандистов, которые не верили в силы советской науки. Это явилось для американских империалистов полной неожиданностью, Под этим впечатлением они находились и во время войны в Корее, где не решились применить атомную бомбу. Когда президент Трумэн высказал предположение о возможности применения атомного оружия в Корее, против этого выступили даже многие конгрессмены, не говоря уже об ученых. Намерение Трумэна вызвало резко отрицательную реакцию и в странах -- союзниках США. В Англии 100 членов парламента обратились с петицией к премьер-министру Эттли, в которой решительно потребовали отзыва английских войск из Кореи, если американцы применят атомное оружие. Свою книгу Гровс заканчивает выдержкой из речи Оппенгеймера, где есть слова о гуманизме и человеколюбии. Но сам Гровс, судя по его деятельности и книге, которую он называет исповедью, так же далек от гуманизма и человеколюбия, как зловещее оружие, созданное под его руководством. В. В. Ларионов ПРЕДИСЛОВИЕ. Атомная физика не принадлежит к числу оккультных наук. Конечно, люди, посвятившие ее изучению большую часть своей жизни, знают о ней намного больше, чем я или другой столь же непосвященный. Но в таком положении оказывается неспециалист и в любой другой области науки. И настолько, насколько предприниматели могут понять законы экономики, а автомобилисты -- законы механики, мы можем составить себе представление об общих законах атомной физики. Проникновение человека в тайны природы -- процесс постепенный и требующий накопления определенного уровня знаний. Именно так обстояло дело с развитием атомной физики. Она появилась не в результате неожиданного откровения. Ее современное состояние есть результат многолетнего труда целой армии ученых разных стран. Основные этапы развития этой науки, приведшей к образованию Манхэттенского проекта и созданию атомной бомбы, уже многократно описывались, и мне нечего к этому добавить. Поэтому я пишу лишь о том, о чем я могу рассказать: о моем собственном участии в работе проекта в качестве его руководителя с 17 сентября 1942 г. и по 31 декабря 1946 г. В основном я стремился затрагивать лишь те вопросы, с которыми непосредственно сталкивался. Вопросов, лежащих вне моей компетенции, я касаюсь лишь настолько, насколько это необходимо для понимания читателем существа нашей работы и тех трудностей, с которыми нам приходилось сталкиваться. (До своего назначения на пост руководителя Манхэттенского проекта генерал Гровс в чине полковника занимал должность заместителя начальника инженерных войск армии США по строительству. Гровс родился в 1896 г. в штате Алабама. В 1913 г. он поступил в Вашингтонский университет и в 1914 г. переходит в Массачусетский технологический институт, а два года спустя поступает в Вест-Пойнт (военное училище). С 1918 по 1921 г. учился в армейской инженерной школе, в 1935--1936 гг. -- в командно-штабной школе. В 1939 г. окончил армейский колледж (военную академию). Гровс долгое время занимал должности заместителя квартирмейстера строительной программы армии США и заместителя начальника инженерных войск. За свою деятельность на посту руководителя Манхэттенского проекта Гровс награжден многими знаками отличия США, Великобритании и других капиталистических стран. -- Прим. ред.) Еще недавно подобный рассказ был невозможен, поскольку государственные интересы США не позволяли осветить многие аспекты нашей деятельности во время войны. Однако грандиозные успехи американской техники в последние годы позволили все же пренебречь опасностью разглашения тайны и рассказать о том, что теперь стало почти историей. С течением времени все больше сведений о нашей работе рассекречивалось, и, наконец, в мае 1959 г. издание специального приказа позволило приоткрыть завесу над всей историей проекта. Несмотря на то, что некоторые детали все еще остаются секретными, сведений теперь вполне достаточно, чтобы дать полное представление о проекте и методах руководства им. Работая над этой книгой, я стремился в первую очередь по возможности возместить некоторую неполноту представлений о деятельности проекта, характерную для американской общественности. Недостаточность сведений породила ряд неверных суждений о проекте, поэтому многие американцы даже склонны теперь чувствовать неловкость и стыд за то, что является на самом деле величайшим научным достижением их страны. Во-вторых, мне хотелось подчеркнуть ту тесную взаимосвязь различных учреждений и групп лиц, которая проявилась в работе проекта, поскольку этот фактор часто не учитывается. И, наконец, я хотел поделиться теми уроками, которые получил, руководя проектом. В то время у нас не было опыта подобного рода организаций. Задача, поставленная перед нами, и те проблемы, которые возникали при ее решении, были беспрецедентными и уникальными. Мы многому научились на наших ошибках и наших успехах. Я надеюсь, что этот опыт, большей частью полученный ценою тяжелых испытаний, может оказаться полезным для тех, кому по поручению государства или частных организаций приходится действовать в новой области. Наш проект был первой большой организацией подобного рода, но наверняка не последней. Хотя бы поэтому его история достойна внимания. Многие из тех, кто уже писали о работах в области атомной энергии, в годы войны участвовали в работе Манхэттенского проекта в разных ролях. Но, несмотря на то, что их работа в большинстве случаев имела крайне важное значение, их кругозор в силу необходимости был несколько ограничен и рассказы в основном относились либо к некоторому этапу, либо к определенному участку нашей работы. Другая часть авторов, не имевших непосредственного отношения к проекту, предпринимала попытки более общего описания его работы. Однако, несмотря на явный интерес и ценность большинства таких описаний, они не могли не страдать из-за незнания их авторами многих важных фактов. Поскольку мои обязанности носили характер личной ответственности и были всеобъемлющи, моя точка зрения, естественно, во многих отношениях отличается от точки зрения этих авторов. В той же степени мое описание отличается от их. Руководящие органы Манхэттенского проекта -- как была названа организация по созданию атомной бомбы -- не имели аналогии в прошлом. Они развивались одновременно с организацией и изменялись в зависимости от условий. Однако основной принцип -- объединение ответственности и власти -- никогда не нарушался. Несмотря на многочисленные рассказы о нечеткости и запутанности нашей системы руководства, каждый сотрудник проекта всегда понимал, что он должен делать. Мы сумели сделать так, что любой участник работ до конца знал свою долю участия в общем труде. Именно эту долю, и ничего более. Даже такая организация, как Объединенный комитет начальников штабов, не привлекалась к рассмотрению наших планов и не посвящалась в их цели (дальше читатель увидит, что Манхэттенский проект осуществлялся в тайне даже от Госдепартамента США. -- Прим. ред.). Каждый из четырех начальников штабов был информирован лишь настолько, насколько это вызывалось его непосредственными обязанностями. Лицами, способствовавшими принятию президентом Рузвельтом решения о, преобразовании работ по исследованию атомной энергии в программу создания "решающего" оружия, были в первую очередь Ванневар Буш -- председатель Управления научных исследований и разработок (ОСРД -- от начальных букв английских слов Office of Scientific Research and Development. -- Прим. ред.) и Джеймс Б. Конэнт -- председатель Национального комитета по оборонным научно-исследовательским работам (НДРК -- от начальных букв английских слов National Defense Research Committee. -- Прим. ред.), входившего в ОСРД. С момента констатации военного характера этой программы на сцене появляются- начальник Службы снабжения армии генерал-лейтенант Б. Сомервел и его начальник штаба генерал-майор У. Д. Стайер. Через несколько месяцев они выдвигают мою кандидатуру на должность руководителя программы, подлежавшую утверждению генералом Маршаллом, министром обороны Стимсоном и, наконец, президентом США. Одновременно с моим утверждением Буш, Конэнт и вице-адмирал У. Пернелл были назначены ответственными перед Стимсоном и президентом за контроль над моей деятельностью и состоянием работ. Сначала я отвечал только за проектирование, сооружение и работу заводов по получению делящихся материалов. И если бы стоявшая перед нами задача была привычной и ясно сформулированной, вероятно, мои обязанности этим бы и ограничились. Однако Бушу и мне скоро стало ясно, что если мы хотим избежать задержки в работе, нужно объединить исполнительную власть с ответственностью, расширив круг задач Манхэттенского инженерного округа (МЕД -- от начальных букв английских слов Manhattan Engineer District. -- Прим. ред.) подчинив этой организации все атомные исследования, которые велись под руководством ОСРД. Такое подчинение было осуществлено в конце 1942 г. и прошло без всяких трений. В новых договорах, заключенных после истечения срока прежних, заказчиком вместо ОСРД стал МЕД. Передача прошла настолько незаметно, что, читая впоследствии воспоминания различных участников наших работ, я был поражен, узнав, что они абсолютно не представляли себе, когда же именно это случилось. Постепенно я вынужден был заниматься и такими вопросами, как вопросы безопасности и контрразведки. Я также стал ответственным за работу разведки США в области атомных исследований во всем мире, равно как и за обеспечение господствующего положения США в области атомной энергии после войны. Поскольку я не мог руководить порученной работой не касаясь вопросов, относящихся к политическим планам на будущее, я оказался вовлеченным в сферу самой высокой политики, включая и международные отношения. А поскольку мои основные обязанности требовали от меня быть в курсе всех деталей проводившихся работ, которых никто другой, менее связанный с программой, никогда не мог знать, я все более и более становился ответственным за формулировку основных принципов общей политики и за претворение этой политики в жизнь (здесь автор явно преувеличивает свою роль. Он действительно оказывал заметное влияние на принятие решений политического руководства, которые относились к атомной бомбе. Но, что касается других аспектов "высокой политики", то тут его советов даже не спрашивали, так как генерал не обладал гибкостью суждений и необходимой политической зрелостью. -- Прим. ред.). Так я стал ответственным лицом (в частности, перед генералом Маршаллом, министром обороны Стимсоном и президентом Трумэном) за успех всей операции по использованию бомбы против Японии. Эта задача включала: выбор городов-целей по согласованию с начальником генерального штаба и министром обороны; разработку инструкций и приказов по самой операции сбрасывания бомбы и организацию взаимодействия с подразделениями армии и флота для осуществления необходимой поддержки наших действий в удаленном районе. К тому времени, когда все эти вспомогательные силы были введены в действие, общая картина была настолько сложной и быстро меняющейся, что децентрализация власти, к которой мы в США обычно стремимся, была уже невозможной. Вся ответственность за эту операцию оказалась сосредоточенной в Вашингтоне. Я еще раз повторяю, что ни у одного из руководящих лиц нашего проекта никогда не возникало ни малейших сомнений и неясности в отношении своих обязанностей или субординации. Ни разу целостность наших руководящих органов не испытывала нарушений. Тот факт, что некоторые историки не сумели себе полностью представить нашу систему управления проектом, безусловно, связан с их неосведомленностью о наших методах работы. К сожалению, в любой секретной операции невозможно предоставлять полную информацию каждому, претендующему на нее, и отсюда, естественно, может возникнуть чувство обиды. Наша работа не является исключением из этого положения. Несмотря на то, что уже минуло два десятилетия, все еще рано рассказывать полностью реальную историю создания первых атомных бомб. Я пытался это сделать, но обнаружил, что лишь по прошествии срока большего, чем мне отпущен, можно будет вынести окончательное суждение о некоторых, довольно противоречивых сторонах нашей работы. Однако неумолимое время постепенно убирает со сцены тех, кто помнит действительные события и они все больше становятся поводом для догадок и предположений историков. Поэтому я рассказываю в этой книге о неизвестных ранее фактах, которые, по моему мнению, читателю следует знать. Я делаю это для того, чтобы всем было ясно, как я выполнял возложенные на меня обязанности руководителя проекта. Я рассказываю в основном о тех событиях, в которых принимал активное участие. Это далеко не исчерпывает всей истории проекта. Значительная часть работы шла автоматически, стимулируемая сознанием важности и срочности задачи, и не требовала моего личного вмешательства. Уважение к читателю и недостаток места не позволяют мне упомянуть здесь имена многих людей и организаций, сыгравших важную роль в достижении нашего успеха. Однако я хочу выразить мое восхищение и чувство признательности тысячам преданных тружеников науки и промышленности, осуществивших это историческое научно-техническое достижение. Долг нашей страны перед ними ни с чем не может сравниться. ГЛАВА ПЕРВАЯ. ОРГАНИЗАЦИЯ МАНХЕТТЕНСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА. В один из дней середины сентября 1942 г., примерно за полтора месяца до высадки союзников в Северной Африке, мне было сделано чрезвычайно интересное предложение. В то время я служил в Вашингтоне. Занимая пост заместителя начальника инженерных войск по строительству, я ведал всеми строительными работами для армии на территории США и базах, расположенных в прилегающих водах. Работа заключалась в строительстве лагерей, аэродромов, заводов по производству боеприпасов и химических веществ, железнодорожных станций, портовых сооружений и других объектов. И хотя это был важный и ответственный пост, я, как и каждый кадровый офицер, стремился получить назначение за границу в действующую армию. Поэтому я ответил, что меня устраивает любое назначение на театр военных действий, однако прежде чем дать окончательный ответ, мне нужно согласовать его с командующим Службой снабжения армии генерал-лейтенантом Б. Сомервелом. На следующее утро, сразу же после того как я закончил доклад о военном строительстве, я разыскал Сомервела и спросил, не будет ли он возражать против моего ухода с занимаемого поста. К моему крайнему удивлению, он сообщил, что я не могу покинуть Вашингтон. -- Военный министр выдвинул вашу кандидатуру на очень важную должность, -- добавил он, -- и она уже одобрена президентом. -- Где? -- В Вашингтоне. -- Я не хочу оставаться в Вашингтоне. -- Если вы справитесь с этим делом, мы выиграем войну. Когда я понял, что он имеет в виду, мое настроение совсем упало. -- А, вот вы о чем... -- сказал я. -- Если это вообще осуществимо, вы, я уверен, с этим справитесь. Зайдите к Стайеру (генерал-майор У. Д. Стайер был начальником штаба Службы снабжения армии США), он вам расскажет подробнее. Я был крайне разочарован таким оборотом событий. В то время мне не были известны подробности нашей программы по атомным делам, однако по характеру моих обязанностей я знал о ее существовании и о главной цели -- создать атомную бомбу, которая, как надеялись, будет обладать чудовищной силой. Безусловно, это был крупный проект. Полная стоимость его, как предполагалось, не превысит 100 миллионов долларов, что было выше стоимости любой из работ, проводившихся под моим руководством, но значительно меньше наших обычных еженедельных расходов. В сочетании с другими немногими сведениями, которые мне были известны, это не особенно обрадовало меня. Знай я в то время все, мое разочарование было бы еще большим. В то же утро я навестил Стайера. Он подтвердил мои самые худшие предчувствия, сказав, что я буду назначен ответственным за проводимые армией работы по созданию атомной бомбы и кратко охарактеризовал мои будущие обязанности. "Основные исследования уже проведены. Вам предстоит лишь довести эти черновые проекты до законченного вида, построить несколько заводов и организовать их эксплуатацию. На этом ваша миссия, собственно, будет закончена, а одновременно с ней и война". Я и тогда уже был настроен скептически, однако лишь спустя несколько недель я понял, насколько сверхоптимистическую картину нарисовал мне Стайер. В ходе обсуждения мы пришли к выводу, что мне не следует оставлять руководство строительством здания Пентагона, так как, во-первых, мое внезапное отстранение от работ по строительству Пентагона привлекло бы значительно большее внимание, чем отстранение меня от других обязанностей; во-вторых, поскольку строительством Пентагона заинтересовались многие члены Конгресса, было удобнее не передавать руководство этой работой на последнем этапе кому-либо менее знакомому со всей историей этого строительства и множеством его политических аспектов. Мы также выработали текст приказа о моем назначении руководителем атомного проекта, который должен был подписать Сомервел. Прежде чем я ушел, Стайер заметил, что генерал Маршалл дал указание о производстве меня в бригадные генералы и что приказ о присвоении звания выйдет через несколько дней. Тогда я высказал соображение, с которым Стайер согласился: мне не следует приступать официально новым обязанностям, пока я не буду утвержден в звании бригадного генерала. Я предчувствовал, что у меня могут возникнуть трения с учеными, привлеченными к работам по проекту, поэтому мое положение будет более выгодным, ели они будут видеть во мне с самого начала генерала, а не полковника, недавно произведенного в генералы. Это был верный шаг. Как ни странно, но мне часто приходилось наблюдать, что символы власти и ранги действуют на ученых сильнее, чем на военных. Ко времени моего назначения исследования по использованию энергии атома, начавшиеся в январе 1939 г. с доказательства расщепляемости атома урана, развивались все ускоряющимися темпами. Это открытие могло быть использовано в двух направлениях. Большинство физиков понимало, что энергию, высвобождаемую в результате деления атома, можно использовать как в мирных целях, так и для создания мощного оружия. Первыми среди ученых, осознавших возможность военного использования атомной энергии и его влияние на политику, были в основном те, кто успел познакомиться с гитлеровским "новым порядком". Большая часть американских физиков не обращала внимания на этот аспект: они еще не привыкли расценивать то или иное научное открытие с точки зрения его военного применения. Некоторые из европейских и американских ученых, представлявшие потенциальные возможности атомного оружия, были подавлены мыслью о тех опустошениях, которые оно может произвести. По мере роста могущества гитлеровского рейха многие ученые начали сомневаться в правильности информирования ученых враждебной стороны о результатах исследований. Особенно большое беспокойство проявляли ученые, бежавшие в Америку от преследований нацистов. Эти ученые высоко оценивали способности своих немецких коллег, оставшихся в Германии, и знали об их успехах в области атомных исследований. Они также хорошо знали, какое давление может быть оказано на ученых, чтобы заставить их отдать все силы военным приготовлениям Гитлера. Большая часть американских ученых не видела грозившей опасности с такой же ясностью, как эти ученые-эмигранты. Тем не менее, американцы и англичане попытались достигнуть соглашения о засекречивании данных исследований в области атомной энергии. Эффективность этого соглашения, однако, сильно снизилась из-за отказа французских ученых от участия в нем. В это же время группа ученых, бежавших в Америку, стала средоточием усилий, направленных на то, чтобы поставить в известность правительство США об опасностях и перспективах использования атомной энергии. Еще в марте 1939 г. Э. Ферми обсуждал с представителем министерства военно-морского флота Дж. Б. Пеграмом вопрос о развитии исследований в этой области. Однако Ферми отнесся тогда довольно скептически к возможному военному использованию энергии атома, и поэтому правительство США не проявляло серьезного интереса к данному вопросу до октября 1939 г., когда Александр Сакс, личный друг и советник президента Рузвельта, обратился к нему с предложением поддержать исследования по атомной энергии. Сакс, в течение некоторого времени изучавший возможности использования атомной энергии, пришел к выводу, что правительство должно оказать активную помощь исследованиям. С этой целью он обсудил вопрос с группой ученых Колумбийского университета и с Эйнштейном. Последний согласился подписать соответствующее письмо президенту США. Сакс написал письмо и, дав подписать его Эйнштейну, направил в Белый дом. В этом письме подчеркивалась серьезность проблемы использования атомной энергии в военных целях. Президент, на которого аргументы Сакса произвели большое впечатление, создает Консультативный комитет по урану и поручает ему изучить этот вопрос. Комитет по урану состоял из представителей Национального бюро стандартов, армии и военно-морского флота. На заседаниях комитета изучались как перспективы получения энергии, так и возможности создания оружия с использованием урана. В результате комитет по урану предложил армии и военно-морскому флоту выделить некоторые, не очень большие, средства для закупки необходимых для исследований материалов. Деятельность этого комитета стала более энергичной с апреля 1940 г., когда стало известно, что Институт кайзера Вильгельма в Берлине начал интенсивные исследования, связанные с ураном. В июне 1940 г. был образован Национальный комитет по оборонным исследованиям (НДРК) под председательством доктора Ванневара Буша. Комитет по урану вошел в него в качестве одного из подкомитетов и сыграл важную роль в дальнейшем развитии атомных исследований. Были заключены договоры с университетами, частными и общественными организациями. К ноябрю 1941 г. было заключено 16 договоров на общую сумму около 300 тысяч долларов. Весной и летом 1941 г. вся программа работ по атомным исследованиям тщательно изучалась с целью установления их оборонного значения. В результате Буш, разделяя уверенность британских ученых в большой оборонной важности этих исследований, пришел к выводу, что усилия США в области военного использования атомной энергии должны быть расширены. Этот вопрос он обсудил с президентом и заручился его поддержкой. В этот период Рузвельт как раз образовал группу по вопросам высшей политики, состоявшей из него самого, вице-президента Уоллеса, военного министра Стимсона, начальника штаба генерала Маршалла, Буша и Конэнта. В ноябре 1941 г. урановый проект перерос рамки НДРК и был непосредственно подчинен Управлению научных исследований и разработок (ОСРД), одним из подразделений которого стал НДРК. Одновременно Буш, который возглавлял ОСРД, создал планирующий совет для проектирования как опытных заводов, так и в последствии промышленных комбинатов. Практически целью всех лабораторных исследований, проводившихся в то время, было осуществление управляемой цепной реакции в уране-235 -- редком изотопе урана, содержащемся в природном уране в количестве 0,7 процента, Этот изотоп обладает способностью легко делиться, чего лишен составляющий основную массу урана изотоп с атомным весом 238. Однако уже вскоре стало ясно, что, до тех пор пока не получены неслыханные по тем временам количестве этого редкого изотопа в чистом виде, цепную реакцию осуществить не удастся. Таким образом, определилась основная проблема -- разработка промышленного процесса получения вещества, которое до этого получали лишь в микроскопических количествах. Все процессы, предназначавшиеся для достижения этой цели, были основаны на использовании ничтожного различия в физико-химических свойствах изотопов урана. Радостные надежды вселили в нас исследования, теоретически предсказавшие возможность превращения урана-238 в новый, легко делящийся элемент -- плутоний, который мог быть отделен от исходного урана химическим способом. Эти надежды основывались на том, что выделение плутония окажется более доступным процессом, чем разделение изотопов урана. Группе исследователей в Калифорнийском университете, возглавляемой Гленном Сиборгом, было поручено выделить плутоний, и к марту 1941 г. ей удалось добыть первое микроскопическое количество плутония-239. Несколько позже было подтверждено предсказание о том, что плутоний при облучении нейтронами делится так же легко, как и уран-235. Особенно настойчиво указывал на необходимость более тщательного изучения возможности военного использования плутония Эрнест Лоуренс. В декабре 1941 г. после проведения необходимых исследований это предложение было поддержано ОСРД. Решение основывалось на расчетах необходимого количества плутония, оценках эффективности его военного использования и примерных оценках времени производства, естественно, в предположении, что процесс вообще осуществим. В этом же месяце при поддержке и по инициативе ОСРД в Металлургической лаборатории Чикагского университета начались интенсивные исследования, которыми руководил лауреат Нобелевской премии Артур Комптон, приобретший широкую известность после открытия эффекта, названного его именем. Основной целью исследований было накопление сведений, необходимых для проектирования, строительства и эксплуатации заводов по переработке урана в плутоний. Другие университетские лаборатории, а также несколько промышленных предприятий занимались поисками достаточно быстрого и экономичного способа разделения изотопов урана. Вступление США во вторую мировую войну положило конец мирным исследованиям в области атомной энергии и дало мощный толчок работам по созданию атомной бомбы (здесь умышленно допущена неточность. Известно, что официальное вступление США во вторую мировую войну связано с нападением японцев на Пирл-Харбор. Оно произошло 7 декабря 1941 г. и было для США полной неожиданностью. Решение же Белого дома о выделении средств и ресурсов на создание атомного оружия было принято 6 декабря 1941 г., т. е. за день до начала войны и, следовательно, независимо от событий ближайших дней. Таким образом, если США и собирались когда-либо вступать в войну по своей инициативе, то вероятные сроки создания атомного оружия здесь играли немаловажную роль. Это еще раз разоблачает далеко идущие политические цели, которые преследовали работы над атомной бомбой. -- Прим. ред.). С этого момента Буш, как и многие другие ответственные лица, начали сознавать, что, несмотря на всю важность лабораторных исследований, наиболее жгучими проблемами становились проектирование и строительство промышленных установок. Для этих целей был создан планирующий совет, однако с каждым днем становилась очевидной необходимость в более мощной организации. Буш и его коллеги заслуживают самой высокой оценки, так как они смогли понять ограниченность руководимой ими организации и публично признать это во имя интересов страны. Приняв такое решение, Буш на заседании Группы по вопросам высшей политики 16 декабря 1941 г. рекомендовал поручить строительные работы инженерным войскам США и ввести в курс работ проекта какого-нибудь сведущего офицера. Генерал Маршалл поручил это генерал-майору Стайеру. В марте 1942 г., докладывая президенту о плутониевом проекте, Буш снова предложил привлечь инженерные войска к строительству, связанному с проектом. Вскоре Конэнт занялся изучением всей атомной программы в целом. В его докладе Бушу высказывалось преобладавшее тогда мнение, что существует несколько основных способов производства делящихся материалов, сулящих примерно одинаковые шансы на успех. Этими методами для получения урана-235 были: центрифугирование, диффузия и электромагнитное разделение; для получения плутония рекомендовалось использовать уран-графитовые и уран-тяжеловодные реакторы. Эти методы были достаточно разработаны, чтобы приступать к строительству экспериментальных заводов и, может быть, к пробному проектированию производственных комбинатов. 17 июня 1942 г. Буш направил президенту подробный доклад, где указывал, что создание атомного оружия вполне возможно. Описывая далее пути создания такого оружия, он выражал уверенность, что при благоприятных обстоятельствах его можно изготовить за столь короткое время, которое даст возможность оказать влияние на исход войны. Этот доклад Буша был одобрен президентом. На следующий день для выполнения задач, связанных с атомной программой, Стайер поручил полковнику Дж. Маршаллу сформировать новый округ инженерных войск. Наступление осени 1942 г. совпало с новой ориентацией проекта. Работы не могли далее ограничиваться стенами лабораторий, ибо ученые уже обладали сведениями, достаточными для того, чтобы приступить к предварительному проектированию промышленных установок. Никто в тот момент не мог сказать, оправдается ли на практике тот или иной метод получения делящихся материалов, но, исходя из предположения, что хотя бы один из них все-таки оправдается, можно было заранее определить наши потребности. Генеральная задача, поставленная перед американскими специалистами, была двоякой: во-первых, создать оружие, способное обеспечить победу в войне, и, во-вторых, сделать это раньше наших противников. Чтобы справиться с этими двумя задачами, мы должны были работать ускоренными темпами. Первоначальная задача, стоявшая перед инженерными войсками, ограничивалась всего-навсего строительством и эксплуатацией производственных комбинатов. Задачу, связанную с непосредственным созданием бомбы и ее использованием, перед ними не ставили. О масштабах проекта также не было ясного представления. Никто не мог даже предполагать, что расходы по проекту будут исчисляться миллиардами долларов. Лишь позднее нам стало ясно, что риск, на который мы тогда шли, показался бы в нормальных условиях совершенно безрассудным. Лишь позднее мы привыкли без страха вести крупные работы, несмотря на большие пробелы в знаниях. Лишь позднее все интересы, будь то чисто научные устремления ученых или сохранение дружественных взаимоотношений с другими странами, оказались подчиненными одной главной цели. Лишь позднее, наконец, все участники проекта свыклись с мыслью, что в наших условиях спешка, которую обычно стремятся избежать, была необходимой. Но пока работы по проекту велись обычными, испытанными методами. 18 июня 1942 г., как только был получен приказ об образовании специального округа, полковник Маршалл поставил об этом в известность командующего инженерными войсками генерала Рэйболда, его заместителя и начальника строительных работ генерала Робинса, а также меня -- заместителя Робинса по строительству. К его рассказу о выданных ему неограниченных полномочиях я и Робинс отнеслись скептически. Мы знали по опыту, что подобное внимание оказывается лишь до той поры, пока не возникнет какой-нибудь новый проект. Однако, несмотря на весь наш скепсис, мы были готовы помочь Маршаллу. Своим заместителем Маршалл назначил подполковника К. Николса, и они вдвоем приступили к организации округа. Посетив Буша и ознакомившись с общим состоянием проекта, Маршалл рассказал мне, что для решения задач, поставленных перед ним, ему срочно нужна квалифицированная помощь. После короткого обсуждения я высказал мысль, что фирма "Стоун и Вебстер" наиболее удовлетворяет нашим требованиям. Она, во-первых, имеет опыт совместной работы с учеными; во-вторых, это крупная фирма, имеющая большие инженерные и строительные резервы, и, в-третьих, Маршалл согласился с моими доводами и тут же начал набрасывать план привлечения этой фирмы к работам проекта. 25 июня Маршалл, Николс и Стайер присутствовали на заседании Комитета С-1 ОСРД (так теперь стал называться комитет по урану). В ходе дискуссии выяснилось, что методы центрифугирования и диффузии для получения урана-235 еще окончательно не разработаны и потребуется некоторое время, прежде чем можно будет приступить к проектированию соответствующих заводов. Была также проведена оценка необходимой потребности первых промышленных установок в электроэнергии. Для эксплуатации заводов, которые предполагалось построить, была необходима мощность порядка 108 тысяч киловатт. Поэтому намечалось довести к концу 1943 г. мощность электростанций до 150 тысяч киловатт. Поскольку многие исследования, проводившиеся в лабораториях: по договорам с ОСРД, тормозились из-за отсутствия средств, полковник Маршалл договорился о передаче ОСРД 15 миллионов долларов из бюджета инженерных войск. Это позволило продлить срок договоров до 30 июня, т. е. до конца финансового года. Еще с большими трудностями Маршалл столкнулся при обеспечении исследований необходимыми редкими материалами и оборудованием. Трудности со снабжением стремительно возрастали и, если бы не были приняты срочные меры, могли остановить все исследования. Возник вопрос и о названии проекта. В конце июня Рэйболд пригласил Робинса, Маршалла, Николса и меня и сообщил нам, что на совещании с Сомервелом и Стайером решено назвать новую организацию, т. е. комплекс заводов для изготовления разных частей атомной бомбы, лабораторией по разработке заменяющих материалов или ДСМ. Мне это название показалось сомнительным с точки зрения сохранения секретности, поскольку оно не могло не возбудить любопытства. Предлагалось еще несколько названий, но Рэйболд оставил первое, поскольку Сомервел с ним уже согласился. На этом же совещании мы приняли окончательное решение: в качестве инженерной и строительной фирмы-подрядчика выбрать фирму "Стоун и Вебстер". Инженерные войска должны были взять на себя приобретение всех земельных участков, которые смогут потребоваться в ходе работ. 29 июня официальные представители фирмы "Стоун и Вебстер" встретились с Робинсом, Маршаллом, Николсом и мной. Мы с Робинсом стремились выяснить, сможет ли фирма без ущерба для других работ, проводимых ею по договорам с инженерными войсками и другими ведомствами, уделить достаточно сил и средств работам по проекту. (Я всеми силами стремился помочь полковнику Маршаллу, однако при этом старался сделать так, чтобы его проект не повредил работам, за которые отвечал сам.) Их ответы удовлетворили нас, и сделка состоялась. Еще раньше по просьбе Маршалла я через свое управление начал подыскивать удобный район для строительства производственных комбинатов. Предполагалось сосредоточить все предприятия для производства делящихся материал лов в одном месте, и для этого, следовательно, необходим был очень большой участок земли. Поэтому мы сосредоточили внимание на сравнительно мало развитых районах, где цена на землю была еще не так велика, как в других местах. Нужный нам район должен был находиться в центре страны, чтобы исключить опасность прямого нападения противника, располагать большими резервами электрической энергии. Сообщение района с Вашингтоном, Нью-Йорком и Чикаго должно было быть удобным и не очень длительным. Район должен был располагать довольно значительными водными ресурсами. Кстати, потребление воды будущими заводами нам было совершенно неизвестно, однако мы предполагали, что оно будет очень большим. Существенным требованием, предъявляемым к району, был его климат (он должен был позволять вести крупные строительные работы круглый год). И, наконец, район должен был располагать резервами рабочей силы как для строительных работ, так и для обслуживания заводов. Учитывая все это, я пришел к выводу, что наилучшим местом будет район города Ноксвилла в штате Теннесси. Местность, по-видимому, удовлетворяла всем нашим требованиям и была весьма удобной с точки зрения поселения будущего персонала. Это обстоятельство казалось нам особенно счастливым, поскольку мы предчувствовали, что большую часть квалифицированного обслуживающего персонала нам придется переводить из других частей страны. Маршалл согласился с моим выбором, и 1 июля он в обществе Николса, представителей фирмы "Стоун и Вебстер" и Управления по развитию долины Теннесси (ТВА) начали обследовать местность в районе Ноксвилла. Управление ТВА, по мнению его главного инженера полковника Парнера, могло обеспечить потребность проекта в электроэнергии, однако для этого ему надо было оказать помощь в приобретении мощного электросилового оборудования. Несколько дней спустя в Металлургической лаборатории было организовано несколько встреч с представителями фирмы "Стоун и Вебстер" для введения их в курс работ по плутониевому проекту. Комптон очень беспокоился о возможной нехватке окиси урана, поэтому фирме было поручено немедленно закупить 350 тонн этого материала. В это же время предпринимались попытки к выбору места для строительства опытного завода по переработке урана, так как было решено не приступать к строительству промышленного комбината, пока не заработает экспериментальный реактор и не будет проверена полупромышленная установка. Для строительства опытного завода было выбрано место недалеко от Чикаго, в Аргоннском лесу, находившемся в ведении лесного заповедника графства Кук. Лесная комиссия, возглавлявшаяся К. Смитом, отнеслась к нам благожелательно, однако разъяснить ей, что завод будет строиться так, чтобы не затрагивать ее планов, стоило больших усилий. В соответствии с договором об аренде земельного участка как участок, так и все выстроенные на нем здания должны были быть после войны возвращены заповеднику. 9 июля Маршалл, Николс и представители фирмы "Стоун и Вебстер" приняли участие в заседании Комитета С-1 ОСРД. Среди прочего было решено, что эта фирма перепоручит проектирование и изготовление оборудования для завода по производству тяжелой воды в Трейле (штат Колумбия) бостонской фирме "Бэджер и сыновья", а его строительство и эксплуатацию -- канадской фирме "Консолидэйтед майнинг энд смелтинг", на земле которой он будет расположен. Этот завод создавался в качестве резерва для производства тяжелой воды, которая могла быть использована как замедлитель в реакторе в том случае, если реактор с графиком не удастся создать. Трудность состояла в том, что никто еще не мог сказать, сколько тяжелой воды может производить такой завод, сколько ее нам может понадобиться и даже понадобится ли она вообще. Это зависело от типа технологического процесса получения плутония, который еще не был выбран к моменту, когда было решено строить завод. Мы готовились к тому, что она нам может понадобиться, и поэтому предусматривали постройку еще более мощных предприятий. К счастью, графит оправдал возлагавшиеся на него надежды -- тяжелая вода нам не понадобилась. Наш запас тяжелой воды был впоследствии передан Канаде для экспериментального реактора. Строительство трех более мощных заводов по производству тяжелой воды проводилось компанией "Дюпон" и обошлось приблизительно в 20 миллионов долларов. На том же заседании 9 июля была утверждена первая предварительная программа строительства. Строительство реакторов для получения плутония должно было начаться 1 октября 1942 г., завода по получению урана-235 методом центрифугирования -- 1 января 1943 г., газодиффузионного завода -- 1 марта 1943 г. и завода по электромагнитному разделению -- 1 ноября 1942 г. Вскоре выяснилось, что эти сроки нереальны, поскольку исследования к тому времени не дали тех результатов, которые позволили бы начать проектирование заводов. Меня очень тревожила нечеткость со сроками начала работ, поэтому я предложил добиться принятия всеми заинтересованными лицами подробного графика, которого я мог бы потом придерживаться. Маршаллу же доставляли беспокойство проблемы финансирования проекта. По его подсчетам, стоимость проекта должна была составить 85 миллионов долларов, однако все его попытки получить их окончились неудачей. Тогда мы решили через Буша обратиться за помощью непосредственно к президенту. 13 июля проекту была присвоена очередность в снабжении АА-3, а на случай затруднений с необычными материалами и оборудованием обещана очередность ААА (АА-3, ААА -- так обозначается в США степень важности, а следовательно, и очередности снабжения необходимыми материалами работ по правительственному заказу, ААА -- высшая из этих степеней. -- Прим. ред.). Однако такой порядок был явно недостаточен для столь дорогостоящего и необычного предприятия, каким являлся проект, и действительно, скоро начали возникать трудности со снабжением. Наши с Робинсом подозрения о непродолжительном внимании к проекту, казалось, начинают оправдываться. К концу июля начали поступать первые сведения о необходимых затратах на освоение района в долине Теннесси. Стоимость этого участка должна была составить больше двух миллионов долларов, причем нужно было еще переселить около 400 семей. Встретившись с такой перспективой, Маршалл решил отложить все дела по приобретению участка и сосредоточить внимание на технологии получения плутония. В тот момент ядерный реактор в Чикаго, на котором предполагалось проверить осуществимость цепной реакции, еще не начал действовать. Первый опыт на нем был поставлен лишь в декабре. Маршалл также уделял большое внимание организации работ по заключению договоров, среди которых наиболее важными были договоры с фирмой "Мэллинкрод" на очистку двуокиси урана и фирмами "Метал хайдридз" и "Вестингауз" на получение из двуокиси урана металлического урана, необходимого для получения плутония. Одновременно с помощью Николса он занимался усовершенствованием всей организации, стремился четко распределить обязанности и наладить взаимосвязь ее различных подразделений, набрать квалифицированный персонал, подыскать служебные помещения и выполнить тысячи других необходимых дел. Для помощи в организационных делах Маршалл привлек к работе несколько кадровых военных, подбирая тем временем людей для руководящей административной работы. Последние набирались в основном из гражданских лиц, длительное время связанных по работе с инженерными войсками. Они были хорошо знакомы с работой государственного аппарата, а их способности были хорошо известны нам. Их призвали на нестроевую службу в армию, и из них-то и было создано основное ядро организации, сыгравшее большую роль в дальнейшем. 11 августа Маршалл показал мне проект приказа о создании нового округа. В приказе проекту присваивалось кодовое название ДСМ. Я снова возразил против такого названия, ибо считал, что оно вызовет излишнее любопытство. После некоторых споров мы решили назвать проект по местонахождению управления Маршалла -- Манхэттену. Рэйболд согласился с этим предложением, и Манхэттенский инженерный округ (МЕД) начал свою деятельность. В это же время проводилось переоборудование существующих лабораторий в Беркли, где занимались электромагнитным разделением, а также Чикагской лаборатории. Началось проектирование завода по производству тяжелой воды в Трейле, однако строительство этого завода, требовавшее большого количества меди, сразу же вступило в конфликт с заводом синтетического каучука, которому было отдано предпочтение в снабжении этим металлом. Летом 1942 г. всякое предприятие, не имевшее высшей категории по снабжению, не могло рассчитывать на успех. Фирма "Стоун и Вебстер" определила, что на строительство полупромышленного предприятия для разделения урана электромагнитным методом при условии снабжения его по категории АА-3 потребуется 11 месяцев. Однако та же работа, но проводимая по категории АА-1, заняла бы всею восемь месяцев. В последние дни августа наш выбор территории в долине Теннесси был подвергнут ожесточенной критике, вызванной главным образом желанием некоторых научных руководителей иметь производственный комбинат неподалеку от своих лабораторий. В середине сентября Маршалл еще раз присутствовал на заседании комитета С-1. На нем был принят ряд решений, из которых наиболее важным было решение начинать работы в Теннесси. Не менее важным было также решение о начале проектирования и закупок материалов для создания небольшого предприятия по электромагнитному разделению стоимостью 30 миллионов долларов. 16 сентября я дал разрешение на снабжение медью строительства завода в Трейле по высшей категории. Это позволило использовать для проекта медь из фондов инженерных войск, что, правда, затрагивало интересы других работ, проводимых инженерными войсками. Я сделал это, чтобы поддержать Маршалла в столь важном деле. Мне и в голову не приходило, что на следующий день я сам буду нуждаться в помощи. ГЛАВА ВТОРАЯ. ПЕРВЫ ШАГИ. Вернувшись 17 сентября в управление после разговора с генералом Стайером, я показал Рэйболду и Робинсу распоряжение о переводе меня в Манхэттенский инженерный округ. Они поддержали мое намерение не приступать к работе до присвоения мне звания бригадного генерала и признали правильными те меры, которые я предлагал принять, чтобы не привлекать внимания к моему новому назначению. Затем я обсудил последние события с Николсом, которого Стайер вызвал в Вашингтон на время поездки Маршалла на тихоокеанское побережье. Мне очень хотелось побыстрее разобраться в деталях задач, стоявших перед Манхэттенским инженерным округом, особенно в тех задачах, с которыми я ранее не сталкивался. До этого я не интересовался научной стороной проекта, так как для выполнения моих обязанностей, заключавшихся в оказании помощи Маршаллу в выборе земельных участков и приобретении оборудования и материалов, это не было необходимым. Теперь же меня крайне интересовало, в какой степени наша работа будет основываться на точном знании и в какой -- на догадках и гипотезах ученых. Кроме того, я интересовался вопросами обеспечения работ материалами. Информация, которую я получил, меня не обрадовала, а, наоборот, привела в ужас. У меня создалось впечатление, что весь проект основан на теоретических предположениях, а не на доказанных фактах. Но даже если теория и была правильной, то инженерные трудности могли оказаться неразрешимыми. Очень сложной была проблема сырья, но она беспокоила меня меньше, ибо я знал, что ее в принципе можно преодолеть. Неблагоприятная ситуация с очередностью в снабжении меня также не очень беспокоила, так как эту ситуацию можно было изменить: надо было только добиться или принятия решения в высших сферах о предоставлении нам высшей категории по снабжению, или признания наших работ второстепенными. В тот же день я в сопровождении Николса явился к Бушу, уверенный, что он знает о моем назначении. Но в силу какого-то недоразумения он не был об этом извещен и не имел ни малейшего представления о том, кто я и какое я имею право задавать ему интересовавшие меня вопросы. Меня, со своей стороны, поразило его нежелание разговаривать со мной. Естественно, эта встреча не удовлетворила нас. Сразу же после моего визита Буш связался со Стайером и только от него узнал о моем назначении. Смирившись с этим, он очень встревожился: я показался ему слишком агрессивным и нетактичным. Успокоив Буша, Стайер выразил надежду, что им вдвоем удастся скомпенсировать мои недостатки, зато общее дело от такого выбора только выиграет. Буша эти доводы не убедили, и он направил X. Бэнди, занимавшемуся у Стимсона атомной программой, письмо, в котором изложил свое мнение по интересующему его вопросу. "Мистер Бэнди! Я говорил с генералом Стайером, так как опасался ненужных разговоров до Вашего возвращения. Я считаю, как и раньше, что лучше всего сначала добиться производства кандидата в генералы и лишь затем поручать ему руководство работами. Мои впечатления от генерала Гровса заставляют меня сомневаться в наличии у него достаточного для такой работы такта. С первым Стайер не согласился, но признал грубость кандидата, заметив, что другие его качества с лихвой возмещают этот недостаток. Между прочим, Сомервел уже виделся с генералом Маршаллом по поводу кандидатуры Гровса. Я боюсь, не сядем ли мы в галошу. В. Б." Несмотря на такое неудачное начало наших отношений с Бушем, уже на следующий день они улучшились, и мы с ним до сих пор остаемся большими друзьями. Позднее мы часто смеялись над "галошей". Ни разу в течение всего периода работ проекта у нас не было разногласий. Я вернулся в мой старый кабинет в управлении строительных работ расстроенным: мне была совершенно непонятна причина, по которой я не смог добиться благосклонности Буша. Встретив миссис О'Лири, я сообщил о своем новом назначении и предложил ей, если она того пожелает, остаться у меня. Проявив крайнюю недальновидность, я описал ее новую работу спокойной и легкой. Это предсказание оправдалось лишь в первые два дня. Мой и без того длинный рабочий день стал еще длинней, однако мои отлучки из Вашингтона не стали продолжительней. Моя семья жила обычной жизнью семьи военного того времени, спокойно встречая события и не задавая лишних вопросов. О характере моей работы она узнала лишь через три года, в тот день, когда было объявлено об атомной бомбардировке Хиросимы. 19 сентября полковник Маршалл прибыл в Вашингтон и мы обсудили с ним сложившуюся обстановку. "Манхэттенский инженерный округ будет функционировать как и раньше, а он, -- сообщил я, -- остается главным инженером этого округа". Вскоре, однако, Робинс и Рэйболд были освобождены от ответственности за проект, и мне пришлось заниматься вопросами, которыми раньше занимался Стайер. Вместе с Маршаллом мы снова посетили Буша. На этот раз наша встреча прошла гладко. Он коротко познакомил нас с предысторией проекта, ответив на многие возникшие у меня вопросы и дав много ценных советов. Он рассказал, что военно-морской флот не привлекается к работам проекта в соответствии с указанием президента, добавив, что, по его мнению, -- это большая ошибка. Его обрадовало, как мне показалось, мое предстоящее посещение исследовательской лаборатории военно-морского флота с целью ознакомления с работами в области атомной энергии. Прежде чем мне уйти, Буш заметил, что обращение с секретными сведениями внутри проекта стало несколько небрежным и выразил надежду, что нам удастся наладить должный порядок. Особенно ему казалось важным сохранить в секрете последние научные результаты, полученные в Беркли. Моим первым шагом, после того как я осознал возложенные на меня обязанности по руководству урановым проектом, было стремление ликвидировать препятствие, которое, судя по моему опыту строителя, было основным. Надо было добиться высшей категории снабжения, ибо без этого шансов на успешное завершение проекта у нас не было. Если наше дело действительно наиболее важное, то мы должны иметь абсолютное преимущество в вопросах снабжения. 19 сентября я посетил Д. Нелсона, возглавлявшего Совет по военной продукции, и изложил свои взгляды в очень простой, но решительной форме. Его реакция была крайне отрицательной. Тем не менее она быстро изменилась, и, когда я уходил из его комитета, в моем кармане было письмо Нелсона следующего содержания: Я полностью согласен со срочной передачей через Вас полномочий Совета по снабжению армии и флота начальнику Манхэттенского инженерного округа с целью установления высшей категории снабжения или любой менее высокой категории, в зависимости от потребности по тем позициям снабжения, которые, по его мнению, не могут быть вовремя получены другим путем и могут поставить под угрозу работы, проводящиеся под его руководством. Почему Нелсон так легко уступил, я так и не узнал. Как бы там ни было, но в результате моего похода к Нелсону мы обеспечили себя высшей категорией снабжения почти на год. Через два-три дня мы с Маршаллом посетили исследовательскую лабораторию военно-морского флота, где контр-адмирал Бауэн и доктор Росс Ганн, его технический советник, рассказали нам об их экспериментах по разделению делящихся материалов. Это было мое первое непосредственное знакомство с исследованиями в области атомной энергии. Оно оказалось, однако, не таким страшным, так как для инженера процесс, над которым они работали, -- термодиффузия в жидкости -- был вполне понятным. 23 сентября я был произведен в бригадные генералы и официально приступил к исполнению обязанностей руководителя проекта. В тот же день я присутствовал на совещании, происходившем в конференц-зале военного министра. На этом совещании кроме Стимсона присутствовали генерал Маршалл, Буш, Конэнт, генерал Сомервел, генерал Стайер, вице-адмирал Пернелл, Бэнди и я. Целью собравшихся было определить характер и состав органа политического контроля за работами в области атомной энергии. Всем было ясно, что ответственность тут слишком велика, чтобы ее можно было возложить на одного человека, и в то же время было ясно, что каждый член группы, созданной для такого контроля, должен был иметь возможность уделять проекту столько времени, сколько окажется нужным. Это условие автоматически исключало из числа кандидатов членов уже существовавшей группы по высшей политике, так как все три члена ее (вице-президент Уоллес, Стимсон и генерал Маршалл) не могли уделить проекту необходимого внимания. По просьбе Стимсона я рассказал собравшимся о характере будущей деятельности проекта, подчеркнув, что мы стремимся избежать создания новой промышленной империи и для этого хотим в максимальной степени использовать существующие возможности. После моего доклада Стимсон выступил с предложением о создании нового комитета по вопросам военной политики, который должен состоять из самых компетентных представителей ОСРД, армии и военно-морского флота. По его мнению, он должен состоять из девяти, в крайнем случае семи человек. Я довольно храбро возразил против такого предложения. Большой комитет будет неоперативным, медлительным в работе; большинство его членов будут рассматривать свое участие в нем как второстепенную обязанность, что наверняка нанесет ущерб делу. Мне казалось, что комитет должен состоять из трех человек. Их можно постоянно держать в курсе дела и быстро получать от них советы и указания. В конце концов с моей точкой зрения согласились. Один вопрос оставался, правда, нерешенным. Все признавали, что в состав комитета должны войти и Буш и Конэнт. Военный министр Стимсон решил эту проблему, предложив ввести в состав комитета Буша в качестве председателя (которого мог бы подменять Конэнт), вице-адмирала Пернелла от военно-морских сил и меня. Все были удовлетворены таким оборотом дела. Однако во второй половине того же дня Стимсон частично изменил свое решение, назначив в качестве представителя армии не меня, а Стайера. Я узнал об этом только после возвращения из Теннесси, куда я выехал тотчас же после совещания. Стайер, сказавший мне об этом и выглядевший слегка смущенным, заверил меня, что это произошло без его участия. Такая замена не была для меня неприятной, а ее положительные последствия со временем становились все более очевидными. Появилась возможность постоянно консультироваться у такого знающего военного инженера, как Стайер, и рассчитывать на его помощь в снабжении проекта. На следующее утро после совещания у Стимсона я встретился с полковником Маршаллом в Ноксвилле и мы осмотрели с ним предполагаемое место строительства. Выбор участка был удачней, чем мы ожидали. Он находился вблизи Клинтона, километрах в 25 от Ноксвилла. Шоссе до Ноксвилла было вполне сносным и могло удовлетворить нас по крайней мере на первых этапах работы. Железнодорожное движение было также удовлетворительным. Воду можно было брать из небольшой речки, протекавшей по участку. Это был типичный в те времена для штата Теннесси сельский край, в котором было всего несколько небольших школ. Кое-где были разбросаны фермы, но не было ни городов, ни поселков. Первоначально район именовался по имени ближайшего города (Клинтонский инженерный завод). Лишь с лета 1943 г. появилось новое название Ок-Ридж. Этим именем был назван поселок, возникший на склонах гор, окружавших участок (Ок -- по-английски дуб, дубовый; ридж -- гора, горный кряж.). Сразу же после осмотра участка, занимавшего ни много ни мало 21600 квадратных километров, начались переговоры о его приобретении. Как всегда случается при отторжении государством больших территорий, многие жители, несмотря на то, что им была выплачена стоимость их имущества, установленная либо по доброму согласию, либо после судебного разбирательства, неизбежно оказались пострадавшими в результате такой операции. Чтобы установить определенные ограничения в этом районе, требовалось распоряжение президента США. Оно вышло без задержки, однако, по моему мнению, было бы правильным ознакомить с ним лишь людей, имеющих непосредственное отношение к работам. Поэтому я попросил Маршалла довести это распоряжение прежде всего до сведения представителя верховной исполнительной власти штата губернатора Купера. К несчастью, я не дал указаний, как это лучше всего осуществить, ибо надеялся, что Маршалл займется этим делом лично. Но, как оказалось, это нужно было сделать мне, поскольку Маршалл, офицер весьма опытный в общении с высшими политическими деятелями, из-за срочных дел не смог выполнить это деликатное поручение и послал своего подчиненного. Губернатор увидел в этом грубое нарушение протокола. Ему весьма не понравилось, что решение о строительстве такого большого завода в его штате было принято без предварительной консультации с ним. Кроме того, губернатора привел в раздражение невысокий чин офицера, от которого он вынужден был впервые услышать о нашем вторжении в его владения. Соображения секретности не позволяли раскрыть цели строительства, а отсутствие в то время детальных расчетов не позволяло нам даже приблизительно охарактеризовать завод. Почти вся возможная информация, с которой мы могли его познакомить, сводилась к распоряжению, объявлявшему о создании федеральной резервации. В общем, первое знакомство с будущими соседями не предвещало ничего хорошего и, действительно, печальные последствия этого неудачного визита преследовали нас в течение многих лет. Местопребыванием своего штаба я избрал Вашингтон. При необходимости в любой момент я был готов к переезду. Однако со временем я убедился, что Вашингтон -- идеальное место для штаба, оно позволяет мне постоянно находиться в контакте с военным министерством и другими ведомствами, облегчая тем самым работу наших людей в атомных центрах, разбросанных по стране. В особенности это было важно на последних этапах работы, когда нам приходилось заниматься и международными взаимоотношениями и разведкой и когда мы действовали в тесном контакте с военным министром, штабом военно-воздушных сил и командованием экспедиционными силами. Кроме того, расстояние не позволяло мне вникать во множество деталей, что положительно сказывалось на инициативе подчиненных. Кабинет, из которого мне предстояло руководить проектом, был приготовлен во время моей первой поездки в Теннесси. Он состоял из двух комнат в новом здании военного, министерства (теперь здание Госдепартамента), расположенного на углу Двадцать первой авеню и Вирджиния-авеню. Когда теперь я сравниваю этот кабинет с современными учреждениями, тогдашние условия мне кажутся просто убогими. Одну из комнат занимал я со своим секретарем миссис О'Лири, которая вскоре стала моим главным помощником по административной части. Обстановку комнаты дополнял лишь один тяжелый сейф, к которому вскоре присоединили и второй. С целью безопасности вентиляционные отверстия во внешней двери заделали и дверь наглухо забили. Другая дверь, которая вела в зал заседаний, была наглухо заперта. И теперь попасть в мой кабинет можно было только через приемную. Эту комнату, первоначально предназначенную для посетителей, позднее заняли три секретаря-референта. Через несколько месяцев мы получили еще одну небольшую комнату. Через год наше помещение состояло уже из семи комнат, в двух из которых размещались работники округа, занимавшиеся под руководством главного инженера округа вопросами снабжения. Такое положение сохранялось вплоть до начала операций по использованию бомб в войне, после чего нам пришлось занять еще несколько комнат под информационную службу, которая должна была подготовлять сведения для прессы. Без сомнения, это была самая скромная штаб-квартира в Вашингтоне, хотя мне, конечно, было значительно лучше, чем генералу Шерману, у которого во в