, не обсуждайте с ними подобных вещей. Мы понимаем ваш юмор, но они не поймут. М. Как я разочарован! Кстати, на вас сегодня очень милый галстук. Где вы его взяли? С. В Лондоне. Вы хотели бы такой? Я в свое время купил три. М. Как вы внимательны, молодой человек. Я бы, пожалуй, не отказался от цветов, но приятный галстук тоже не помешает. Мы можем двигаться дальше? ПАРАНОЙЯ ИОСИФА СТАЛИНА Великая чистка Иосифа Сталина началась в 1937 году и продолжалась с перерывом на Великую Отечественную войну вплоть до его смерти в 1953 году. Биографы советского диктатора и историки той эпохи различным образом объясняли ужасающий кровавый характер Сталина, уничтожившего по меньшей мере двадцать миллионов человек, в том числе и своих соратников по партии. Здесь содержится иной взгляд на Иосифа Сталина. М. Вы спрашиваете, стабилизировалось ли советское общество с конца 30-х годов, и я должен сказать, что хотелось бы верить, но я сомневаюсь, что Сталин позволил бы этому процессу произойти. У меня есть некоторое представление о демонах его души, и я сомневаюсь, что товарищ Иосиф полностью закончил с кровавой вакханалией. С. Почему так? Он ведь убил своих врагов в предыдущей чистке, разве нет? . М. Да, он убил миллионы людей, но я сомневаюсь, что это конец. С. Вы думаете, что он сумасшедший? Кровожадный и иррациональный человек? М. В каком-то смысле безумный, но не иррациональный. Сталин - крайне прагматичный и логичный человек... Никакой сентиментальности, один смертоносный прагматизм. С. Вам не кажется, что большая чистка была необходима для того, чтобы избавиться от всяких препятствий, оставшихся с ленинских времен? Вы согласны? М. До некоторой степени, но свирепость объясняется несколькими факторами. Во-первых, низкое происхождение бедного и физически неполноценного грузина, представителя одного из меньшинств в Советской России. Во-вторых, советское общество было Очень сильно ориентировано на истинного Большевика. Я думаю, что Сталин был блестящим деятелем во многих областях, но его отношения с революцией были весьма сложными, и это вызывало презрение таких, как Троцкий, который сражался с белыми на фронтах. Сталин как Борман: очень работоспособный бюрократ, который не играл большой роли в кровавых акциях в России после Октябрьской революции, как и до нее, конечно. Этот комплекс неполноценности определялся осознанием того, что его презирают истинные революционеры; более того, они порочат его и, страшно сказать, мечтают о его устранении. Сталин, бывший, по сути, террористом и заговорщиком, был чрезвычайно напуган: ведь другие пытались сделать с ним то, что он столь успешно проделывал сам. Учтите еще, что почти все лидеры большевистского движения, включая Ленина, были евреями или частично евреями или были женаты на еврейках. Как грузин, Сталин ненавидел евреев; впрочем, должен сказать, что он использовал их услуги, чтобы сломать хребет среднему классу. Инспирировать его деятельность в этом направлении было не трудно, особенно в конце. Я был одним из тех, кто делал это. С. Вы? М. Да, я. Подготовительная работа с целью внедрения идеи большой чистки в сознание Сталина была уже проведена, но я был единственным, кто мягко подтолкнул его с обрыва. И он продолжает лететь, даже сегодня. С. Я искренне надеюсь, что вы удостоите нас более полных сведений в этом вопросе. Впрочем, я слышал, что Гейдрих изготовил несколько поддельных писем от имени маршала Тухачевского, в которых говорилось о путче, который может состояться в недалеком будущем. Но никто сейчас не думает, что Сталин верил этим грубым подделкам, он, кажется, задолго до этих фальшивок планировал провести чистку высшего командного состава Красной Армии. M. Он мог рассматривать их как потенциально опасных для себя, но позвольте мне сказать, что Гейдрих не просто представил несколько фальшивых писем... речь идет о сотнях документов, и Сталин несомненно верил им, так как я убедил его, что они имеют прямое отношение к нему лично. У нас есть время, прежде чем мы закончим на сегодня и будем одеваться к ужину. Мы должны обсудить американские выборы или должны обсудить товарища Иосифа? С. Одно в будущем, другое - в прошлом. Почему бы не последнее? М. В самом деле, почему бы нет. Больше карандашей, мой дорогой, потому что они вам определенно понадобятся. Разрешите мне просветить вас по поводу моей первой и, возможно, самой лучшей операции против коммунистов. И я очень горд результатами хотя бы как представитель цивилизованного общества. Я должен признаться в частной беседе, что даже был шокирован результатами. Это как пнуть небольшой камешек с горы и обнаружить, что это положило начало лавине, под обломками которой погребенными под тридцатью футами камней оказались два города, железнодорожная станция, шестнадцать пивных баров и монастырь. Очень хорошо. Начинать всегда нелегко, и я не буду рассказывать вам длинную историю о радикальном движении в империалистической России, но начну с современной истории и моих собственных действий. Жил в Париже бывший царский офицер, Скоблин. Этот джентльмен поставлял СД, Гейдриху и другим, интересную информацию о его бывшей стране... и, конечно, снабжал НКВД интересной информацией о нас. Мы платили ему, и они платили ему. Он был человеком Гейдриха, а Гейдрих не очень разбирался в проблемах контрразведки. В середине 1936 года Гейдрих говорил со мной об этом человеке и его информации, так как в отличие от меня не знал ничего о коммунистах. Сначала Шеф - он любил, чтобы его так называли, - хотел перенять некоторый мой опыт, но в итоге понял, что это ему не под силу. Мне пришлось взять на себя руководство проектом, хотя я продолжал оставаться более чем почтительным с ним. Русские сообщали, что часть советских генералов недовольна Сталиным и их необходимо поддержать в желании убрать его. Поскольку, во-первых, Гитлер, а во-вторых, я представляли Россию как самого опасного врага, естественно, мы прислушивались к этим разговорам. Зная двойственность Скоблина, я понимал, что нам не следовало бы доверять ему. Весьма вероятно, что Сталин или кто-то из его окружения хотели получить материалы, подтверждающие существование заговора, что могло быть использовано, для развязывания репрессий против тех, от кого они хотели бы избавиться. Мы оба, и я и Гейдрих, хотели бы знать, что случится, если в подозрительной голове Сталина укоренится мысль о том, что заговор существует? К большевикам старой гвардии мы не имели отношений, но военные - это другое дело. И маршал Тухачевский был очень крупной фигурой и блестящим полководцем. Это он командовал войсками, пытаясь вернуть польские территории, и хотя поляки разбили его под Варшавой в 1920 году, это было, скорее, из-за некомпетентности русских, а не из-за бездарности Тухачевского. Сталин, к слову, тоже участвовал в этой кампании и проявил себя крайне плохо, по крайней мере с точки зрения военных. Итак, я размышлял об этом несколько дней и затем отправился к Гейдриху с идеей: не надо связываться с двойным агентом, надо использовать его как источник зла. Я сказал Гейдриху, что мы приготовим большое дело об антисталинской деятельности России, материалы досье убедят его в том, что все абсолютно законспирировано, этому он поверит. Гейдрих внимательно прочитал и поинтересовался тем, какое впечатление произведут на Сталина эти материалы и как это повлияет на растущую угрозу со стороны Красной армии. Я настаивал на том, что стоит попытаться, - ведь мы ничего не теряли, делая это, и в конце он предложил мне работать над этим проектом, под его наблюдением конечно. Это означало, что если все пройдет успешно, он хотел бы получить награды от Гиммлера и Гитлера. В тот момент моя карьера только началась, у меня не было выбора, и приходилось полагаться на его амбиции и его эго. Л должен сказать, что я несомненно амбициозен, но мое эго мало что получает от успехов. С. Какой вы скромный человек! Даже с меня иногда сбиваете спесь! М. Я понимаю почему. Я решил, что мы не просто приготовим несколько обличительных документов и передадим их людям Сталина. Это слишком наивно. Мой план состоял в том, чтобы сделать тоненькую папку, заполнить ее близкими по смыслу и совершенно правдоподобными бумагами, большинство которых должны быть либо подлинными, либо филигранно сконструированы Я начал собирать эту папку, имея дело с информацией и наблюдениями наших военных и разведывательных служб, протоколами интервью с теми, кто имел представление о внутренней работе сталинской системы, заявлениями таких бывших коммунистов, как Альбрехт, вырезками из газет, свежими сообщениями из Советов в наших архивах и так далее. Не упуская из вида основную тему, эти материалы должны были не только указывать на заговор против Сталина, но и подрывать, а в конечном счете, уничтожить его доверие к высшему командному составу армии. Собрав много бумаг, я просмотрел их, закладывая полоски желтой бумаги между документами, с которыми творческая работа может пойти наиболее успешно. На отдельных страницах я перечислял все отмеченные места и указывая, что было необходимо. Я должен сказать, что каждый документ в отдельности должен был полностью соответствовать общему содержанию и не казаться только что вклеенным. Позвольте сказать вам, мой друг, что это было наиболее сложным заданием, но в конце концов я сделал это досье. В гестапо хватало специалистов, прекрасно умеющих подделывать документы. Они использовали оригинальные русские пишущие машинки, бумагу и копии официальных печатей и безукоризненных подписей, которые могли пройти любую проверку. Там было, возможно, десять или одиннадцать таких бумаг... но вместе с другими материалами, образуя единое целое, они становились абсолютно взрывоопасны. Когда я закончил с этой папкой... и мы даже добавили немецкий перевод русских документов... я взял все, чтобы Гейдрих их утвердил. Мы сидели бок о бок в его кабинете и работали над этим почти шесть часов, и в итоге он заявил, что удовлетворен, и удостоил меня нескольких комплиментов. Следующей персоной, которой следовало показать папку, был сам Гитлер, и Гейдрих сказал мне, что фюрер был сильно впечатлен, особенно когда Гейдрих указал, что большинство документов - оригиналы. Теперь, заручившись согласием Гитлера, мне следовало подложить этот яд Сталину таким образом, чтобы он принял его без подозрений. С. Насколько я понимаю, вы использовали для этого чехов. М. Нет, но эта страна принимала участие. Во-первых, у меня был человек из СД, который действовал как связной Скоблина и должен был поехать в Париж, чтобы поговорить с ним о других вещах. По ходу разговора он должен был сказать, что существует значительная подшивка документов в штаб-квартире гестапо в Берлине о намечающемся внутреннем путче, направленном на ликвидацию товарища Сталина. Человеку из СД было приказано привлечь особое внимание к этому делу, но не рассматривать его в деталях, а просто случайно обмолвиться в разговоре и затем перейти к другим вопросам. Он сделал это и доложил мне, что генерал искренне заинтересовался в то время, но наш человек ушел от продолжительных дискуссий по этому поводу. Неплохо для начала. Теперь вернемся к Чехословакии. У меня в гестапо был человек, работавший с антигитлеровски настроенными немцами, которые убежали туда после 1933 года. Люди Штрассера, к примеру. Этот человек выдавал себя за беженца, немецкого коммуниста и был очень ценным для нас. Не привлекая внимания наших врагов, он тем временем наблюдал за деятельностью чешских коммунистов. Смысл был в том, что этот человек пользовался благосклонным вниманием советских агентов в Праге и я инструктировал его быть более точным, чем наш человек в Париже. Он сказал русским, что знает от своего друга, что эти документы существуют, и рассказал о малой толике содержащейся там информации. После этого он стал ждать, когда большая рыба клюнет на наживку. Из-за бюрократической медлительности, особенно в России, потребовался целый месяц, чтобы понять, что рыба клюнула. Париж и Прага накинулись на наживку, как голодные рыбы, и следующий акт моей маленькой драмы начался. У нас была специальная комната в штаб-квартире гестапо, где мы хранили очень щекотливые материалы. Только несколько проверенных людей имели к ней доступ. Был один чиновник, за которым мы в то время наблюдали. Он был социалистом до 1933 года, и мы подозревали, что он связан с Советами. Мы усилили наше наблюдение за ним, его почтой и телефонными разговорами и по прошествии примерно двух недель были вознаграждены, узнав, когда состоялся контакт. Он встретился с польским коммунистом в пивном баре, где они говорили некоторое время. Я не удивился, когда узнал, что наш внушающий подозрение коллега вскоре захотел перейти в комнату с документами. Я устроил так, чтобы он свободно мог входить в специальное помещение, где получал доступ к материалам, но постоянное присутствие других сотрудников лишало его возможности скопировать хотя бы слово. Он влез в фальшивые документы, прочитал все. Teперь ему было необходимо сообщить обо всем шпиону Павлу. Павел должен был поговорить со своим резидентом, которого мы обнаружили, следя за Павлом, и резидент собирался связаться с Москвой. Вскоре, а это заняло еще две недели, наш друг попросил разрешения работать по вечерам, так как в дневные часы он посещал школу - практика, которую я поощрял. Мы оставили его в комнате ночью в присутствии еще одноге человека и поручили этому человеку сказать шпиону, что он хотел бы исчезать два раза в неделю, чтобы встречаться со своей возлюбленной. Итак, за несколько недель этот старательный парень полностью переснял досье. У нас был ключ от его дома, и когда он был на работе, наши люди наблюдали, как продвигается дело. Когда дело было сделано, он со всеми этими материалами, которые так хотел заполучить НКВД и Сталин, пришел на рандеву со своим польским другом и они договорились о сумме, которая окупит эту измену. У нас был соседний столик, и официант числился в нашей платежной ведомости, так что мы знали все. Прошла еще одна неделя, и поляк явился с картонным чемоданчиком, наполненным чем? - настоящими банкнотами. Несколько сотен тысяч немецких марок. С. Вы сказали, подлинные банкноты. Хеттль говорил нам, что это были фальшивые банкноты. М. Хеттль - мошенник и жулик высшей пробы. Я говорю вам, это были две сотни тысяч марок и все банкноты были в полном порядке. Наш шпион в туалете при баре запихнул немного себе в карман, остальные унес в чемодане. Слава богу - у нас были в запасе два бедных чудака, которые ограбили его, когда он, пересекая парк, шел к остановке трамвая. Деньги оказались кстати, чтобы заплатить за некоторые дела, которые мы не хотели указывать в наших бухгалтерских книгах. Я уверен, что вы знаете о таких закулисных, но полезных вещах. Во всяком случае, наш шпион никогда не заявлял в полицию о краже его сокровищ и удовлетворился содержимым своего кармана и уверенностью в том, что рабоче-крестьянский рай был предупрежден о врагах народа, как называл их Сталин. С. Что случилось со шпионом? Еще одна прогулка по лесу? М. Ничего подобного. Он ведь был испытанным и полезным источником для НКВД, который мог захотеть вновь прибегнуть к его услугам. Должны ли мы были облегчить для них эту задачу, оставив его в покое, хотя и под строгим наблюдением, или убрать его, дав тем самым русским знать, что мы его раскрыли? Ответ очевиден. Мы просто повысили его в должности и отправили - туда, где он не мог приносить вред. До тех пор, конечно, пока русские не захотели бы задействовать его снова, в таком случае мы бы вновь переместили его в хранилище. С. Если вы поскоблите циника, то обнаружите идеалиста, генерал. М. Не всегда. С. Судя по тому, что случилось в 1937 году и позднее, кажется, Сталин съел приманку. М. Да. Я узнал много позднее, что игра произвела гораздо больший эффект, чем я мог даже предполагать. Когда НКВД пытал обвиняемых, все они не только признавались в приписываемых им и полностью вымышленных преступлениях, но и указывали на причастность к делу многих других людей: их жен, друзей, их врачей, дантистов, дворников и так далее. Сначала Сталин был взбешен, но когда он прочитал протоколы допросов, он ужаснулся степени и масштабу ненависти к нему и просто сделал то, на что я надеялся: он убил всех, даже жен и маленьких детей своих врагов. С. Это совершенно ужасно. М. Не будьте столь слабонервны. Гниды производят вшей, в конце концов. Если вы не можете посмотреть на это с такой стороны, давайте обсуждать другие вопросы. Сейчас я рад сказать, что верхушка советского высшего командования была полностью уничтожена. Окончательный счет бойни включал приблизительно 90 процентов всех советских генералов и маршалов, почти всех командиров армий, больше половины командиров родов войск, почти всех командиров дивизий и около половины командиров полков. И, насколько вам известно, почти всех старых большевиков и уцелевших соратников Ленина. Все они, за редким исключением, были уничтожены, и сотни тысяч более радикальных коммунистов запихивались в вагоны для скота и переправлялись в концентрационные лагеря в , Сибири, чтобы заработать себе скорую смерть. Говорят, берега рек были покрыты выбеленными костями мертвых. И причиной того, что это прекратилось или немного сбавило обороты, была война. Теперь вы имеете представление о том, что происходит в России. Вскоре Иосиф начнет более масштабные чистки, он совершенно убежден, что должен сломать хребет громадному заговору против него. Да, чтобы вернуться к вашему недавнему утверждению, Сталин безумен, по крайней мере в одной области. Психиатры сказали бы, что он параноик, и он действительно стал им. Мои фальшивые документы вызвали признания жертв, а это абсолютно убедило великого грузина в том, что он и в самом деле на волосок от политического убийства. С. Я полагаю, у вас есть копии некоторых ваших работ? М. Конечно, но от этого вашему мистеру Визнеру лучше не станет. Они все мертвы и гниют сейчас в своих могилах, и только Сталин и следующая серия потенциальных жертв все еще живы, чтобы сбивать с толку мир их безумной религией. В конце концов, когда Бог прекратит развлекаться с ними, он убьет их всех и мы все будем жить в гораздо лучшем мире. С. Кто-нибудь знает, как много людей погибло в этих чистках? М. Никто. Миллионы, возможно, двадцать миллионов или более мертвых, и когда Иосиф опять поднимет ветер, миллионы снова умрут. Молитесь, чтобы кто-то не подсунул ему досье, доказывающее, что Соединенные Штаты планируют напасть на него, или вы в первую очередь узнаете, что такое сталинская ярость. С. Я так рад, что вы решили работать на нас, генерал. М. Я не буду цитировать мое последнее замечание кому-либо еще. С. Только из любопытства, получил ли Гейдрих награду за все это... М. Получил. С. Да, но что же остановило его от того, чтобы удалить вас как опасного человека? М. Гейдрих очень нуждался в моем опыте. У него не было опыта контрразведывательных игр, и, кроме того, я поведал эту историю Гиммлеру и позже, когда у меня было гораздо больше власти, самому Гитлеру. Конечно, к тому времени Гейдрих был мертв, но я действовал искусно, как рука виолончелиста. С. Вы упомянули о музыкальных достижениях Гейдриха, мне показалось. М. Конечно. Он так же хорошо играл на виолончели, как я на фортепьяно, и однажды мы провели прекрасный вечер музыки с женой адмирала Канариса, которая также играла на виолончели. Разве культура не есть нечто возвышающее? ГЕНРИ РОБИНСОН И ШПИОНЫ В ВЕЛИКОБРИТАНИИ Один из наиболее крупных советских агентов, захваченных руководимым Мюллером гестапо, был человек по имени Генри Робинсон, или Henri Robinsohn, как он был известен в Швейцарии. С. Бывая в Швейцарии вместе с Даллесом, я очень интересовался советскими шпионами в этой стране, любыми связями, которые вы могли бы подтвердить. Конечно, во время войны, но и после, я предполагаю, что многие, кто там были, все еще на месте. М. Это было бы верное предположение. Многие были отозваны и во время чистки ликвидированы Великим Сталиным, но те, кто находился здесь во время войны, в основном по-прежнему здесь. Конечно, появились и другие, но, вы знаете, во время войны эта страна была самым центром шпионажа. Конечно, швейцарцы знали это. Оба - и Хаусман, и Массой, и многие из тех, кто работал на них, осознавали тот факт, что все: вы, мы, британцы, русские и так далее - использовали эту страну как базу для работы. Португалия и Испания также использовались как подобные базы, но в значительно меньшей степени, а другие нейтральные страны, такие, как Турция, были слишком удалены, чтобы больше чем минимально использоваться. Швейцарцы позволили Советам использовать их страну как базу для их деятельности, но здесь необходимо было учитывать два момента. Первый: не должно было вестись шпионажа против Швейцарии, и подобная деятельность каралась смертью Я думаю, они казнили около тридцати предателей. Нет, большинство шпионов, работавших в Европе во время и перед войной, базировались в Швейцарии, правда, после революции в России основной базой для шпионов была наша страна. Германия, как вы знаете, была обессилена войной, и Ленин жаждал получить контроль над нами. Он знал, что русские плохо образованны, в основном крестьяне, этого недостаточно, чтобы осуществить эффективную мировую кампанию по установлению их религии повсюду. Так что Ленин использовал Германию как свою ферму, внедряя своих агентов по всей стране. Был момент, когда Россия имела более тридцати тысяч активных агентов в Веймарской республике. С. Это было известно авторитетным лицам? М. Конечно. И хотя целью их деятельности была революция в Германии, их не трогали. Когда полиция раскрывала группу шпионов или узнавала, что тот или другой советский дипломат занимался шпионажем или организацией террористической сети, ничего не предпринималось, поскольку в подавляющем большинстве случаев идиоты из Министерства иностранных дел вмешивались и блокировали любое эффективное расследование. С. Как много среди этих шпионов было русских и как много - немцев? М. Руководство было полностью русским, а большинство нижних рангов немцы. Это та же схема, которая наблюдалась в деле "Красной Капеллы". В данном случае все руководство сети состояло из советских евреев, в основном действовавших из Франции и Швейцарии. Швейцарцы осознавали это и зорко следили за ними. С другой стороны, они разрешили нам, вам и британцам действовать в их стране. Но, конечно, мой основной интерес вызывали гнезда коммунисТОВ там, и поэтому я завел в этой стране хороших друзей на очень высоких уровнях. С. Вы были знакомы с Массовом? М. Очень хорошо, и также с г-ном Хаусманом. И со многими другими, кого мы не будем обсуждать сейчас, потому что большинство из них все еще на местах И мы не должны разорять свои собственные гнезда, не так ли? С. Насколько я представляю, нет; но, чтобы вернуться к вопросу о советских сетях там, насколько они были распространены? М. Ну, как я сказал, они были на любом уровне германского общества до 1933 года. Они были на всех заводах, в университетах, индустрии вооружений, авиационных компаниях и, конечно, в рабочем движении и где угодно еще. Они имели огромную фабрику поддельных документов, даже три громадных фабрики подделок, работавших в Германии почти в открытую. С. Деньги? М. Нет, документы, удостоверения личности и так далее. И у них была впечатляющая сеть безопасных домов, где агенты могли спрятаться от редких полицейских рейдов или прийти в себя после России. А также радио- и курьерские сети почти во всех городах и даже в маленьких населенных пунктах. О нет, когда Гитлер пришел к власти в 1933 году, коммунисты имели широкую, разветвленную шпионскую сеть по всей Германии. Стоит ли добавлять, что подобные сети существовали во Франции, Англии и в Соединенных Штатах. Тогда в вашей стране и в Англии проникновение на высокий уровень в правительстве, банковских профессиях и военной структуре было изумительным. В Америке они копали в открытую при полном согласии и содействии Рузвельта, но в Англии было по-другому. По-прежнему Англия имела больше, чем требовалось, серьезных агентов и источников. Конечно, мы в Германии не были обеспокоены их подрывной деятельностью в Англии, но были озабочены таковой в Соединенных Штатах. С. Почему? Что привлекало Германию в американских коммунистах? М. Почему? Потому что агенты Сталина были нашими смертельными врагами и они имели безграничное влияние на вашего президента. Многие из близких советников Рузвельта даже оплачивались русскими или поддерживали их по этническим или идеологическим соображениям. С. Генерал, я думаю, что в этом разговоре вы проявляете себя как антисемит. М. А, попался, который кусался! Я не произносил слово "еврей". Вы это предположили... С. Нет, нет, вы использовали слово "этнический". Вы ведь не имели в виду этнических русских? Не думаю, что их было много в окружении Рузвельта. М. Нет, я не имел в виду русских. Вы уловили смысл моих слов очень хорошо. Я просто пытался подтолкнуть вас к этому выводу, но вывод этот вы сделали сами. Вот почему мы были обеспокоены советским влиянием или, лучше сказать, советским контролем высших уровней вашего правительства. Вы говорите о русских, я говорю о Гарри Уайте из вашего Государственного казначейства. Мы обсуждали его раньше. Несомненно, он один из их наиболее выдающихся агентов, еще точнее - оплачиваемый, убежденный коммунистический шпион. Я давал вам список и думаю, когда мы простимся с горами Швейцарии, вы и ваши друзья уже будут иметь досье на всех остальных. Разрешите внести ясность по этому вопросу. Я сказал "оплаченные шпионы", и это вот что. Профессиональные шпионы, убежденные или нет, и кроме того, я рассматриваю коммунистов как последователей религии, верующих в Евангелие от Маркса и Энгельса, интерпретированное великим папой Лениным и его младшим братом Сталиным. Все коммунисты подчиняются приказам и послушны только Москве, и никому другому. Запомните это. С. Как долго продолжалось их господство после того, как Гитлер пришел к власти? М. Сейчас вы затрагиваете дело моей жизни, так ведь? Разве это не прекрасно, получать удовольствие от своей работы? С. Я не знаю об этом. М. Я уверяю вас, что я доволен своей работой в Германии, тем, что руководил гестапо. До того дня коммунисты царили в Германии, но скоро они узнали, что у меня острые зубы и я знаю, как их использовать. Сначала было необходимо учредить организацию. Гестапо было прусской политической полицией, когда я вступил в должность. Я немного расширил его, внедрив некоторых своих товарищей из баварской политической полиции Мюнхена, и тогда мы начали организовывать структуру, способную уничтожить еще не вылупившихся гадюк. С. Как драматично. М. Так, так, менее критично. Вы никогда не сталкивались с этими паразитами? Наиболее важным было опознать врага, узнать структуру его организации и место, которое занимает каждый агент. Это было очень сложное и требующее времени задание, и я начинал с того, что завел картотеку. На каждого в Германии, кто даже отдаленно мог рассматриваться как коммунист или симпатизирующий им, более того, как кто-то, кто мог хотеть стать прислужником Москвы. Мы имели информацию. Страна была поделена на регионы и подрегионы, которые имели свои картотеки и посылали копии в центральный офис в Берлине. Мы установили всевозможные устройства для хранения записей, делали пометки на карточках, так что мы могли, помещая информацию в машину, получить данные на любого человека. Это прекрасно работало, и в итоге у нас выстроилась точная картина сети советской разведки в Германии, что позволяло ликвидировать почти все существующие сети и выследить новые, когда они появлялись. С. И ликвидировать агентов? М. В основном нет. Они начинали работать на нас. Профессиональные агенты почти всегда так делали. У нас были проблемы с низшими чинами, потому что они верили в святого Маркса и рассматривали сотрудничество с нами - как благочестивый христианин рассматривал бы работу на дьявола. Почти все они были перевезены в лагеря, где и содержались. Вы знаете, это очень забавная история, в новых книгах говорится, что лагеря были построены только для того, чтобы мучить и убивать евреев, но поверьте, цель системы лагерей - изолировать антигосударственные элементы, и это включало профессиональных преступников, лиц с отклоняющимся от норм поведением и особенно - большинство коммунистов. Евреи представляли только очень небольшой процент; но здесь были не евреи-коммунисты, а евреи как евреи. Поверьте, нас намного больше интересовали советские агенты, чем еврей-лавочник из Майнца. С. Полагаю, мы ушли от темы. М. Это ваша точка зрения, но мы можем продолжить. Мне никогда не удавалось полностью уничтожить сети, но я перевел их руководство и их основных агентов в Швейцарию или во Францию. Правда, многие смогли сбежать в Англию и в Соединенные Штаты, где начали выдавать себя за беженцев от "отвратительных нацистов". Ваш Голливуд наполнен этими трагическими персонажами, но остальные поехали в Лондон или Вашингтон, где развернули междоусобную грызню. Кстати, в этом преимущество диктатуры. С. Поясните. М. Мы за несколько лет можем достичь некоторых вещей, которых демократия не может достичь никогда, за несколько лет. Позвольте мне сравнить диктатуру и демократию на примере больного человека. В одном случае он отправляется в больницу, его лечат, а когда он выздоравливает, отпускают к семье. В случае с демократией не существует лечения - больной заражает всех вокруг себя и все умирают. Если у вас гангрена, вы должны отрезать ногу, или инфекция попадет во внутренние органы и вы умрете. И если вы не отрубите коммунистов и их союзников от вашей системы, они отравят ее и в конце концов доведут до такого состояния, когда смогут поглотить ее. Вы думаете, что я паникер, но я из тех людей, с кем вы могли бы поговорить... за исключением, я полагаю, высших чинов НКВД... могу сказать вам по своему долгому и очень горькому опыту об ужасной угрозе, которую советский коммунизм представляет для всех цивилизованных и развитых стран. Я знаю их методы тайного проникновения в охраняемые объекты и нападения лучше, чем кто бы то ни было, и это, мой друг, объясняет, почему мы сидим здесь и почему ваш президент хочет нанять меня как известного крысолова из Гамельна. Ему безразлично, кем или чем я являюсь, до тех пор, пока я могу делать для Америки то, что я делал для Германии, при этом не имеется ввиду заталкивание евреев в духовки или смертное избиение министра его деревянной ногой. Вы знаете, время от времени я чувствую упрек с вашей стороны, и я полностью осознаю, что вы должны ненавидеть меня. Видимо, вы представляете меня в образе этакой Немезиды для евреев, которой на самом деле не являюсь. Почему бы вам не признать это сейчас? С. Мои чувства не важны. Мы оба знаем, что важно, а то, что мы думаем друг о друге. - не существенно, не так ли? М. Это вам так кажется. Я здесь не для того, чтобы обидеть вас или чтобы вы обидели меня, я думаю, мы достаточно цивилизованные люди, чтобы отмести все лишнее. Столетия тому назад, как вам известно, была великая война в Европе. С одной стороны католическая церковь и с другой - приверженцы Лютера. Эта война продолжалась около сотни лет и нанесла огромный ущерб общественному устройству Европы. Вы знаете, что послужило причиной этой продолжительной бойни? Знаете? Лютер был очень недоволен тем, что не мог участвовать в прибыльной продаже папских индульгенций. Хотя его попытки реформ базировались на фактах, мотивация основывалась на жадности и зависти. Но вы ведь признаете, что Лютер считается великим немецким патриотом только потому, что немецкие князья решили, что они могут делать больше денег и сохранять больше власти, вырвавшись из-под диктаторского правления Рима. Это не вера, мой друг, это, скорее, более основательные мотивы. Я также могу напомнить вам о действительно свирепых вещах, которые Лютер написал о евреях. Вы ведь сталкивались с ними, так? С. Да. M. Новые религии хуже. Коммунизм - тому пример. Он базируется на псевдоэкономике и в конце концов рухнет еще и потому, что он требует беспрекословного подчинения приказам Москвы. Евреям это нравится, потому что Сталин обнимает их, во всяком случае на публике, что дает им чувство общественной важности. Кстати, я всегда считал евреев очень умными и лояльными. Советские евреи пожалели о своей лояльности Сталину в итоге, а евреи в Германии, те, кто жил там сотни лет, были так же лояльны и сдержанны, как и все остальные в нашей стране. Многие сражались и погибли на войне и заслужили высочайшие награды. Был даже один летчик-ас, награжденный орденом за заслуги, и это был еврей-офицер, который когда-то представил Гитлера к Железному кресту. Я всегда хотел расспросить об этом, когда встречал Гитлера и видел его орден, но он не говорил о таких вещах. С. Давайте вернемся к основной линии, в частности к русским в Англии. Вы упоминали Робинсона... М. Великолепный Генри... Генри Робинсон был русским евреем, который родился в Германии где-то около 1897 года. Его отец и мать были из России. Он жил в Швейцарии во время войны 1914 года и учился там. В то время он стал коммунистом, поехал в Германию как член Германской компартии, и в конце концов оказался в Москве как руководящий член OMS, что переводится как отдел международных связей Коминтерна. Был в Париже, откуда он руководил группой советских шпионов в Англии, а позже был связан с "Красной Капеллой" в Германии. После того как мы поймали Леопольда Треппера, авторитетного шпиона, он сдал нам всех связанных с ним, включая Робинсона. Мы арестовали его в декабре 1942 года. Когда мои люди осознали, какая большая рыба попалась к ним в сети, мне доложили об этом, и тотчас Робинсон полетел в Берлин. Естественно, он говорил по-немецки, и я допрашивал его три дня пока он не согласился, довольно искренне, работать на меня. Я пообещал ему возможную свободу, покровительство и финансовую поддержку его подруге, с чем также не было проблем. Робинсон был шпионом самого высокого уровня из всех побывавших в моих руках, и моя сделка обещала быть очень ценной для меня и очень плохой для вашей стороны, поверьте мне. В его квартире в Париже были спрятаны списки его агентов, среди которых наиболее ценен его полный аппарат в Англии, до и во время войны. Знаете, способ, которым Советы руководили сетями своих шпионов, был таков: существовал главный шеф, который знал людей, подчинявшихся ему, низшее руководство не знало друг друга, но только своих подчиненных, и никто из последних не знал вообще больше никого. Все это на тот случай, если кого-то арестуют, чтобы он не смог выдать все окружение. С. У вас имеются эти документы? М. Конечно. Полный набор документов, записных книжек, книг кодов и все такое было отправлено в Берлин одним из моих лучших людей, и я просмотрел их все вместе с Генри за несколько дней. С. И значит, вы изучили их сеть в Англии? М. Пожалуй, так. Сейчас у меня здесь часть из этих списков англичан, работавших на Робинсона. Или, по крайней мере, он отвечал за них. Почти никто из них не должен был даже слышать о нем. Они докладывали своим руководителям, которые в свою очередь передавали информацию Генри, который посылал все это в Москву. Обычно он посылал большую часть информации прямо в Швейцарию, и находившиеся там советские агенты отправляли это в Москву. У Сталина не было дипломатов в Швейцарии, и приходилось полагаться на местных агентов. Конечно, в других странах это позволило бы официально распознать коммунистов, их посольства и консульства были не чем другим, как центрами шпионажа и убийств. Советская радиосвязь была печально известна своей ненадежностью. Очень плохая аппаратура, плохая конструкция и полное отсутствие технических знаний. Фактически, это было их единственное слабое место, которое я с радостью использовал. С. Будете вы так добры, чтобы дать мне имена? М. Почему нет? С. Спасибо. (Пауза. ) Я не вижу должностей этих людей, генерал, только имена. Некоторых я узнаю, но остальных - нет. Вы можете дать мне что-нибудь еще? М. Конечно, но всему свое время. С. Разрешите внести это в запись... Я хотел бы, чтобы вы записали их в алфавитном порядке когда-нибудь. М. Вы говорите, как моя жена. Успокойтесь, они у вас в кармане. Досье на подходе, но мы не можем потратить целый день на чтение. В другой раз я потрачу неделю, расставляя все по порядку. Вы хотите их расположить по фамилиям или датам рождения? Как насчет размеров их шляп? Сексуальных предпочтений? С. Теперь вы понимаете, что я имею в виду. М. Какой же вы правильный и суетливый человек. И я могу отметить, что вы так же играете в шахматы. Предсказуемо. Давайте сюда список и вернемся к вашим нетерпеливым вопросам. С. Здесь немало выдающихся имен. И это все - агенты? М. О нет, здесь их немного, большинство - маленькие люди, но раз уж я их вытащил, они ваши и делайте с ними, что хотите. Я думаю, ваши друзья и работодатели поразвлекаются с ними. Да, пока не забыл, могу дать вам немного имен из Швейцарии тоже. С. Швейцарские агенты? М. Нет, нет, нет, британские, которые способны повернуться. Обычно я не люблю выдавать людей, которые работали на нас, но тут есть интересный шанс, что вы могли знать эти имена. С. О боже, только не еще одна из ваших жестоких шуток. Я чувствую себя не готовым к этому сегодня. М. Слишком много выпили прошлой ночью? Вы не должны пить слишком много этого китайского бренди, мой друг. Вы знаете, его настаивают на полыни. С. О чем вы говорите? Что вы знаете о моих пристрастиях в выпивке? М. Боже мой, и в общении также. Вы разве не интересуетесь Востоком? С. Иногда вы просто несносны. М. Я знаю. Иногда я просто ничего не могу с собой поделать. Все это проявляется, когда мы меньше всего ждем этого. Мы можем попытаться быть более осторожными. И теперь, когда я осуждал вас за ваши дурные наклонности в запале мести за ваши злобные замечания по поводу того, как плохо я умею располагать в алфавитном порядке, позвольте мне подбросить вам немного имен из прошлого. И не восемнадцатилетних китайцев. Не делайте гримасы. Это вам не идет, и я обижаюсь. Итак, говорят ли вам что-нибудь имена Идж Лесли и Джон МакКэффри? С. Почему вы издеваетесь надо мной сегодня? Я знал их обоих. М. Конечно, вы знали. Один - это МИ-6, а другой - отдел специальных операций. Мы перевербовали их обоих с небольшой помощью швейцарцев. Люди покидают дом и думают, что могут позволить себе странное поведение в отдаленных местах без последствий. Извлеките из этого урок и имейте в виду, что ваши пабы кишат нехорошими людьми. Конечно, вы - мой друг, но они не были... по крайней мере вначале. Вы знаете, мы, немцы, не используем сексуальный шантаж так часто, как русские или британцы. Разве не странно, что британцы, которые любят подлавливать дипломатов и прочих носителей информации на сексуальных отношениях, так просто попадают в эти ловушки сами? И, конечно, нам вечно твердили, что британская разведка всегда была лучшей в мире. Я полагаю, вы знаете, что ряд их зарубленных резидентур сделали довольно хороший бизнес перед войной, шантажируя несчастных мечущихся евреев, которые хотели заполучить английские документы. Я помню скандал, когда кто-то по фамилии Далтон в Голландии был пойман на этом в 1936 году и застрелился. По крайней мере, я верю, что он застрелил себя сам. Это было до того, как Черчилль пришел к власти, вот почему он действительно мог это сделать без посторонней помощи. Я знаю, что те, кто не были врожденными идиотами, были извращенцами в том или другом виде. Их коды было легко взломать, и поэтому мы знаем, кто является агентом британской разведки. Мы давали этим агентам фальшивую информацию. Когда "Цицерон" действовал в Турции во время войны, система безопасности в английском посольстве была такой слабой, что мы могли, наверное, развесить по стенам их офиса портреты Гитлера, и никто бы ничего не заметил. После того как разразилась война, насколько я помню, существовала ужасная "пятая колонна" в Англии с толстым запевалой Черчиллем во главе. Нас обвиняли в том, что мы сбрасывали парашютистов, переодетых монахинями, во Францию, и так далее. И вот после того как мы прогнали британцев с континента, они стали повсеместно арестовывать любого человека с иностранным акцентом и были абсолютно уверены, что над их страной прошел дождь из замаскированных монашек, нищих попрошаек и британских полицейских. - Конечно, "пятая колонна" была прекрасным оправданием ужасного и стремительного военного поражения, которое потерпели Англия и Франция в 1940 году. Плохая подготовка или вообще отсутствие подготовки, слабое командование, недостаток смелости и готовность пуститься в бегство от наших танков так быстро, как только можно, могла быть оправдана только вымышленной армией переодетых агентов, работающих в тыловых районах. Безвинные французские крестьяне были расстреляны просто потому, что они вывешивали свои простыни на границе. Конечно, каждый знал, что это был сигнал для наступления зловещих немцев, переодетых моторизированными монашками. Я думаю, мы использовали подобный камуфляж единственный раз, когда части абвера, переодетые в голландскую таможенную форму, захватили мост в Голландии. Других примеров я не знаю. Иногда мы сбрасывали ненастоящих парашютистов: пускали манекены, дабы ввести врага в заблуждение, но эти манекены не были одеты монашками или шарманщиками. Мы как-нибудь обсудим использование слухов и паники, но сейчас для этого нет ни времени, ни места. Однажды я читал документ особой секретности, выпущенный одним английским управлением безопасности в 1939 году, который утверждал, что безусловно существовали тысячи нацистских шпионов в Англии, замаскированных под нянь, молочников и официантов, только и ждущих того, чтобы вытащить пистолеты из нижнего белья и начать стрелять. Действительно, мы посылали специальные радиосообщения той или другой группе в Англии, используя шифры, о которых было известно, что они раскрыты, и давали, скажем, группе "Роза" приказ взорвать завод Виккерса или группе "Орел" поджечь доки "Индия" в Лондоне. Конечно, там не было подобных групп, зато много беготни вокруг и многие были арестованы из-за этих бессмысленных посланий, но такова игра. Никогда не говорите, что немцы лишены чувства юмора. С. Я должен сказать, что ваше собственное чувство юмора не из приятных. М. Мне нравится разыгрывать. Мы говорим: "Злорадство - всегда лучшая радость". Согласны с этим? Возможно, нет. Не сомневаюсь, вы слишком долго были жертвой, чтобы смеяться над чужими несчастьями. Ну хорошо, возможно, мне следует прийти на наш следующий сеанс одетым монахиней и тогда все будут приветливыми и легкомысленными. ЗАГОВОР "БЕЛОЙ РОЗЫ" В начале 1943 года специальная сессия наводящего ужас Германского народного суда была созвана в Мюнхене для слушания дел о государственной измене. Как становится ясно из нижеследующего диалога, Генрих Мюллер играл значительную роль в этом процессе. М. Мы могли бы поговорить о деле "Белой Розы", если вы хотите, хотя это касалось исключительно внутренних раздоров и может представлять для вас лишь академический интерес. С. Я знаю кое-что об этом. Дело Шолля и Губера. Листовки. М. Да и другая пропаганда. Мы знали об этом к середине 1942 года, но нарушители были очень хорошо организованны. Короче, мы не могли найти их нигде. Не слишком приятная перспектива, так ведь? Дело само по себе было довольно простым. С. Они были пойманы полицейским в университете? М. Нет, вахтером. Довольно случайно. На самом деле, все это в целом было случайностью. Позвольте мне начать с начала и рассказать вам небольшую предысторию того, как случилось, что я стал связан с этим. Это может потребовать немного времени, так что, возможно... С. Нет, нет, давайте по порядку. Все, что вы говорите, интересно. М. Ага. Все интересно, но говорит ли он правду? У меня имеются некоторые документы обо всем этом, но я говорю, что это академический случай и, конечно, с точки зрения участников, трагедия. Я представляю себе драматурга, пишущего киносценарий на этом материале, и лишенного воображения полицейского типа меня, который является плохим рассказчиком, но начнем. Это было, насколько я помню, в середине лета 1942 года, когда моя жена обратилась ко мне с просьбой. Она знала, что не должна вмешиваться в мою деятельность, хотя изредка и пыталась получить от меня информацию по тому или другому поводу. Я никогда ничего ей не сообщал, и когда я писал доклады дома, то научился, как Леонардо, писать наоборот, и она не могла прочитать то, что у меня было на бумаге. С. Вы пользуетесь старинным шрифтом, его очень трудно разобрать. Не так трудно, как у Геббельса, но все же. М. Она пришла ко мне с просьбой, чтобы я выслушал ее хорошую подругу из Пазинга, женщину, которую она знала с детства. Когда я спросил, в чем дело, Софи сказала, что племянник ее подруги попал в исправительную тюрьму, а подруга знает, что он не виноват. Я попытался избежать тоскливого разговора, объяснив жене, что не занимаюсь уголовными делами, только случаями политического шпионажа и так далее. Однако это ее не остановило, и она напоминала мне об этом несколько дней, пока я в конце концов не согласился увидеться с ее подругой. Это было намечено на воскресенье, и я могу вас уверить, что я любил помузицировать или почитать книгу в воскресенье вместо того, чтобы слушать длинные истории о семейном горе и несправедливости, постигшей любимого племянника. Несмотря на это, я встретился с женщиной в саду и после лицемерных взаимных приветствий мы сели. Бедная женщина, боясь меня, опустилась на край садового кресла, ее руки были сложены на коленях, словно она ждала, что ее арестуют и закуют в цепи. Я знал, что моя жена ждала, что произойдет, и я придал всему происходящему респектабельный вид и предложил ей чашку настоящего кофе и кексы. Итак, история, которую она рассказала, была действительно мрачной. Ее племянник, которому еще не было двадцати, член организации "Гитлерюгенд", на хорошем счету и хороший, если не блестящий, студент, был арестован криминальной полицией за то, что украл ценное оружие из коллекции, принадлежащей одному из семьи Виттельсбахов. Вы знаете, это бывшие короли Баварии. Да, эти Виттельсбахи... Приятные люди, но совершенно безумные. Случай представлялся совершенно ясным и законченным, и я сразу же сказал ей в мягкой форме, что ей лучше заняться делом в рамках судебной системы или, возможно, послать Гитлеру петицию, надеясь на его снисходительность. О, не гримасничайте, он получал их множество и действительно реагировал на некоторые из них. Тем не менее она продолжала говорить. Отец юноши был убит во Франции в 1940 году, а его матери так стыдно за него, что она не может даже посещать его в тюрьме. Но, несмотря на это, она верит в него и должна видеть раз в месяц. Так трогательно. Я полагаю, она приносила ему сдобные булки, которые охранники имеют на ланч. Такие вот дела. Ее племянник сказал ей во время последнего посещения... С. Последнего посещения? Они казнили его? М. За кражу какого-то старого оружия? Я думаю, нет Я имел в виду ее последний визит месяцем раньше. Во время этого посещения он сказал ей, что людей, которые на самом деле украли эти предметы старины, он считал своими друзьями, а они обвинили его, хотя, она сказала мне, он ничего об этом не знал. Мой бог, если бы я получал по марке за каждую такую историю, выслушанную раньше, я бы уже давно купил прекрасный "мерседес". Но я должен был выглядеть участливым, чтобы моя жена осталась довольна, и женщина продолжала. Друзья был родственниками Вагнера, гаулейтера Мюнхена и старого друга Гитлера. Вот почему, она сказала, судьи запихнули ее драгоценного племянника в тюрьму и позволили настоящим виновникам уйти. В то время у Вагнера случился удар и он отошел от дел, но Гитлер сохранял за ним место гаулейтера, приказав Гейслеру замещать его на этот период. Я по-прежнему не имел намерения связываться с этим делом, даже если все так и было. Я не люблю вмешиваться в дела, которые не являются моей обязанностью и, кроме того, могут доставить мне неприятности. Она все продолжала об этом; о несправедливости и о том, как начальству все сходит с рук. С. Генри Менкен говорил, что не существуем правосудия, потому что люди хотят привилегий, а не равноправия перед законом. М. Менкен немец или нет? С. Но... М. Мы можем продолжить теперь. Я пытался найти способ отделаться от нее, но без грубости, когда она упомянула, почти как мысль, пришедшую в голову слишком поздно, о том, что ее племянник говорил ей. Она сказала ему, что знает мою жену и будет разговаривать со мной. Он, в свою очередь, сказал ей, что знает о деле "Белой Розы" и знает, кто в этом замешан. Я от этого подпрыгнул, скажу я вам. Мы знали об этих опасных листовках, призывающих к измене, что рассылались по почте и распространялись в Мюнхене. Мы думали, что здесь замешаны студенты из университета, но там было так много студентов и так мало офицеров гестапо, что это было безнадежной задачей. Листовки, которые были очень антигитлеровскими и антивоенными, по-прежнему появлялись, а университет был моей территорией. И тогда я стал менее безразличным и более профессиональным. Я всегда ношу блокнот, как вы могли наблюдать, хотя сейчас он в папке из кожи страуса, а в те дни это были просто листочки бумаги в дешевой картонной обложке. У меня было много вопросов к ней, я делал пометки. Это так ее взволновало, что она неоднократно возвращалась к фактам, забыв о бедном племяннике. Как она сказала, племянник знал людей, связанных с этим делом, но прокурор не захотел его слушать, ведь обвинение ему пришлось бы выдвинуть против родственников Вагнера, и он спешно провел его сквозь судебные коридоры прямо в тюрьму. Я хорошо мог понять желание прокурора не связываться с одним из самых влиятельных, с большими связями партийных чиновников в его области. Я подумал, что должен вникнуть во все это лично, и записал все факты о листовках, которые она могла мне дать. Меня совсем не заботило старое оружие. Дело состояло в том, чтобы племянник дал мне информацию, которая у него могла быть о листовках и тех, кто их писал, а оружие и его наказание оставить в стороне. Вы знаете, как это бывает. Смутные обещания могли быть даны, а позже их можно забыть. Мы делаем это все время, и, я уверен, вы также. Она плакала, когда я провожал ее. От радости. Она чувствовала, что я собираюсь открыть врата тюрьмы, словно ангел, освободивший св. Павла из темницы. Моя жена была счастлива переменам, и я смог играть на фортепьяно без помех. Итак, это становилось официальным делом, по крайней мере на время. Никогда бы не подумал - домашние радости... это не продолжалось очень долго. Во всяком случае, это не то, о чем вам стоит переживать. Здесь должно быть замолвлено слово за монашеское существование, не так ли? С. Вам непременно надо переходить на личности? М. Удовольствие для меня, должен сказать. Так на чем мы остановились? Любящая тетушка села на поезд в Мюнхен, и в понедельник я заказал в срочном порядке материалы на племянника. Хотел бы я знать, что подумал прокурор в Мюнхене, когда от шефа гестапо поступил срочный приказ прислать дело этого молодого человека. Документы пришли к концу недели, и я взял их домой, чтобы не спеша прочитать на досуге. И что я обнаружил? Ничего о листовках. Складывалось впечатление, что кто-то изъял их из дела. Единственным упоминанием о связи с Вагнером была неопределенная ссылка на "некоторые возмутительные утверждения", сделанные заключенным. Так что мы имели лишь опосредованное подтверждение. Племянник и в самом деле был хорошим студентом, верным, активным участником движения "Гитлерюгенд" и прежде имел незапятнанную репутацию и, я должен сказать, официально доказанную кражу. Не было ничего в его предыстории, что указало бы на то, почему он ворвался в резиденцию Виттельбахов и украл старинное огнестрельное оружие. Насколько я мог заметить, он не интересовался подобными вещами, хотя у него было очень немного денег и его мать жила на маленькую пенсию. У него вообще не было каких-либо пороков. Он не курил и не пил, у него не было постоянной девушки, не имел сексуальных пороков и, я отметил это с интересам, считался хорошим шахматистом. Местный шахматный клуб был единственной организацией, кроме обычной партийной группы, к которой он принадлежал. Как преданный шахматист, я признаюсь в легкой симпатии к этому человеку, но мой решающий интерес был направлен на листовки. Взвесив все обстоятельства, я решил сам допросить его, для чего решил привезти его в Берлин. И когда последовало распоряжение сделать это, воцарилось оцепенение не только в офисе прокурора, но также и в гаулейтунге. Я посадил его в один из специальных подвалов для особо важных политических заключенных, с которыми мы бы хотели сотрудничать. Надо сказать, это не обычный неприятный подвал. У него хороший туалет, окно и приличная кровать. Племянничек не мог покидать помещение, но смею заметить, что после шести месяцев в исправительной тюрьме это должно было казаться ему похожим на люкс в отеле "Кайзерхоф". Плюс приличная еда. На следующий день, когда я закончил с некоторыми делами, его привели ко мне в кабинет. Он выглядел более худым, чем на фотографии, и его бритая голова не красила его, но в остальном он произвел на меня хорошее впечатление: он не раболепствовал, он просто сел на стул перед моим столом и смотрел прямо на меня. Я ценю это в людях. Я начал говорить с ним в достаточно дружелюбной манере. Я думаю, вы знаете, насколько дружелюбным я могу быть иногда, не так ли? С. О да, когда вы чего-то хотите или когда вы только что воткнули в меня нож. М. Я действительно добрый и веселый человек. Когда могу. И, дождавшись, пока я не закончу свою небольшую речь, он сказал, что знает, что меня не интересует его осуждение и что я хотел бы знать о листовках. Поэтому он сказал об этом своей тете, надеясь, что она скажет мне. Я сказал, что у него было хорошее путешествие, и хороший сон, и если он собирается разыгрывать меня, он почувствует, что не должен был этого делать. Он сказал, что сразу начнет говорить о том, что я хочу услышать. Я оценил четкость и ясность его изложения. Короче, у него было два друга, с которыми он учился в школе. Один из них - родственник Вагнера, а второй - сын армейского полковника. Обыкновенная школьная дружба, но он был личностью, не похожей на других, и не имел много друзей. Год назад пришла полиция и забрала его по подозрению в краже. Он говорил в полиции, что ничего не знает о краже, и когда они расспрашивали его, его вдруг осенило, что он видел одну из украденных вещей на стене в комнате своего друга. Тогда перед ним возникла дилемма. Хотя он утверждал, что понятия не имеет о краже, он не мог предать друга. И, к его чести, он хранил молчание до тех пор, пока не узнал, что на него указали именно его прежние друзья, у одного из которых был обнаружен шикарный пистолет. "Это у меня от него", - сказал он, и кто будет сомневаться в словах человека, у которого в политическом мире большие связи? Для меня стало очевидно, что единственной целью полиции и прокурора было осудить этого молодого человека быстро и четко и тогда это дело не привлечет дополнительного внимания. С одной стороны, адвокат, который знал, где ему намажут хлеб маслом, благоговеющий перед судом, амбициозные полицейские чиновники, с другой - молодой человек, который отправился в тюрьму. А тем временем его друзья продолжили высшее образование в безопасной удаленности от линии фронта, получив освобождение от призыва. Коррупция и несправедливость, конечно, типичны для любого правительства в любое время. Привилегии мистера Менкена, как вы сказали. Я уверен, что вы также имеете подобный опыт в вашей абсолютно свободной стране. С. Значит, он был невиновен? М. Он был человеком, который, возможно, будет помогать мне в деле с листовками. Он сказал, что его так называемые друзья, которые, как выяснилось, были ворами, учились в университете в Мюнхене и знали некоторых студентов, которые, по всей видимости, были втянуты в антиправительственную деятельность. Студенты часто бывают недовольны правительством и его политикой. Вопрос в том, кто были это недовольные люди. Родственник Вагнера тоже принадлежал к ним? Знает ли человек, сидящий напротив меня, подобных людей? Каковы были его связи со студентами Мюнхенского университета? Нет, он никогда не встречал этих людей, или по крайней мере он не был представлен никому, кто был вовлечен в распространение листовок. У него не было денег, чтобы идти в университет, и он работал, чтобы поддержать свою мать, которая жила на пенсию после смерти во Франции мужа. Он мог бы, конечно, получить ссуду, но его мать настояла на том, чтобы он работал. Она была прекрасной матерью. Как только у ее сына начались проблемы с законом, она отказалась от него. Но к делу. В университете было огромное количество студентов, и гестапо в Мюнхене просто не могло следить за ними всеми. Я оценил мой источник информации - я рассматривал его теперь как источник. И наше общение с ним больше походило на разговор, чем на допрос. Он казался умным, с ясной головой и полный решимости не только не возвращаться в тюрьму, но и отомстить тем, кто его туда отправил. Я прямо спросил его, станет ли он мне помогать, просочившись в одну из этих студенческих групп, дабы узнать о людях с листовками. Я сказал, что он будет условно свободен и должен будет докладывать обо всем мне и моему человеку в Мюнхене. Как вы понимаете, ректор университета был человеком СС, так что мы без проблем могли определить его в учебное заведение. Я объяснил ему, что, если он нам поможет, я бы сделал его свободу постоянной, а его судимость была бы аннулирована. Я также сказал, что, если он хорошо справится с работой, я позабочусь о том, чтобы он закончил учебу в университете. С. Я полагаю, он согласился? М. Что еще он мог сделать? Но он по-прежнему хотел прояснить некоторые пункты. Я сказал, что если мы, заметьте, я использовал здесь множественное число... это указывало на мое сотрудничество с ним... если нам удастся доказать, что он невиновен, мы освободим его от судимости, и если мы сможем доказать, что другие виновны, я позабочусь о том, чтобы они были наказаны, но моим способом, а не его. Ведь не мог же я нападать на родственников одного из сподвижников фюрера, не так ли? Короче говоря, он согласился, и когда его волосы немного отросли, мы внесли его в списки учащихся университета. Сначала ему надо было объяснить его друзьям, что он освобожден по амнистии фюрера, потому что его отец героически сражался во Французской кампании. Затем он должен помириться с ними, сделав вид, что поверил их лжи о том, что их били в гестапо, чтобы они обвинили его. Мне приятно отметить, что он был не только общительным со студентами, для этого мы давали ему деньги, но и хорошо успевал на занятиях. Я ценю тех, кто сам движется вперед, поверьте мне. Он держал слово и скоро познакомился с теми, кто был связан с листовками. Так, он посещал курс философии профессора Губера, гражданина Швейцарии, и начал выступать против правительства, философски обоснуя это. Это привлекло Губера, который в конце концов решил, что мой человек подходит для того, чтобы ввести его в маленький круг активных студентов. Причем, отмечу, что внедриться сверху была его оригинальная идея. Он сказал мне, что в пивных барах Швабинга имя Губера упоминается как духовного и интеллектуального врага правительства и почему бы не начать с него. В середине февраля 1943 года банда начала разбрасывать по университету пораженческие и изменнические листовки. В это время наш человек идентифицировал десять или около того конспираторов, но, это довольно забавно, университетский вахтер был одним из тех, кто видел, как они распространяли листовки, и донес на них сразу же. Мы взяли почти всех. Между прочим, эти люди из "Белой Розы" имели прямую связь со Штауффенбергом в Берлине и через него с группой "Свободная Германия" в России. С. Их всех повесили, насколько я понимаю. М. Нет, некоторым отрубили голову. Некоторые были очень молоды, и им смягчили приговор и одного вообще отпустили. Как ни странно, это был юный Карнак, чей старший брат был одним из тех, кого я привлек вместе с компанией "Красная Капелла" и который был казнен. Фрайзлер {Рейсхпрезидент Народного суда. - Примеч. ред.} решил, что младший брат достаточно страдал и, кроме того, был политически лоялен по отношению к государству. Его отпустили, другие получили очень легкие приговоры, и некоторые потеряли свои головы в Штадельхайме. В конце концов, это очень быстрый способ умереть. Грязно, но быстро. С. А ваш фальшивый студент? М. Неверно: мой настоящий студент. Он прекрасно учился в университете, и я сдержал слово. Все документы его дела были уничтожены, даже последняя фотография и комплект отпечатков пальцев. Вы знаете, что я держу слово, не так ли? С. Я могу в это поверить. Что произошло с родственниками Вагнера? М. Родственники? Ох, с теми? Их выбросили из университета, и как-то я определил их в часть СС, которая сражалась на Восточном фронте. Преподал им урок, но он на самом деле был очень коротким. С. Кончилась война? M. Они оба погибли в бою. Я не считал необходимым расстраивать фюрера делом Вагнера. С. Я чувствую некоторую интонацию, генерал, она свидетельствует о том, что их смерть не была неожиданной. М. Я никогда не сталкивался с такими сомневающимися личностями. Людей-таки убивают на войнах. Кто-то может сказать, что они были неопытными солдатами. С. Интереса ради, что случилось с информатором? Он помирился со своей матерью? М. Кто знает? Он пришел ко мне работать позже, и я должен сказать, он один из моих наиболее ценных и верных людей. С. И сейчас? М. Вы встречались с ним в субботу вечером. Он сидел за столом через три человека от вас. Вы, припоминаю, обсуждали с ним Канта. С. Вот тот? Никогда не знаешь заранее, так ведь? М. Нет, вы нет. Я был единственным, кто помог ему, я сдержал слово. Между прочим, прокурор тоже закончил на фронте, но я не знаю, дожил ли он до лучшей жизни или нет. По крайней мере он понял, что я был недоволен его поведением. И нам не стоит углубляться в дискуссию об отрубании голов студентам университета. Я замечу, что вы в Америке также сажаете людей в тюрьму за измену и без сомнений наклеиваете номер на сиденье электрического стула и запекаете их внутренности. Такой нецивилизованный способ казни людей. Почему не бросать их в кадку с кислотой или, лучше, окунать их туда слегка и ненадолго. С. Вы случайно не противник смертной казни? М. Нет, только метода. И, конечно, чтобы быть эффективными, законы должны справедливо применяться, не так ли? Ваши люди любят вешать негров на деревьях или сжигать их, но без суда. Если бы кто-нибудь попытался это сделать в, как вы любите говорить, варварской Германии, их головы бы слетели, как вареный аспарагус, поверьте мне. СЛУЧАЙ СТРАННОГО ИНЖЕНЕРА В многочисленных послевоенных историях содержатся размышления британских писателей о том, что не было функционирующих немецких агентов в Англии и что некоторых таких агентов незамедлительно вынюхивала и уничтожала британская разведка или, еще чаще, их перевербовывали и использовали против их хозяев. В следующем разделе мы увидим, что мечты не делают историю, но делают политиков и издателей счастливыми. С. Вопрос наших связей с дипломатами нейтральных стран представляет некоторый интерес. Мы очень подозревали во время войны, и я знаю, что британцы тоже, что Германия подкупила ряд этих людей, склонив к передаче информации. Конечно, подобные утечки сводились к минимуму, так как британская контрразведка является лучшей в мире, но... М. Прежде чем вы прикусили язык, позвольте мне пересмотреть ваше последнее заявление. Конечно, у нас были связи с дружественными дипломатами, и, несомненно, мы получали от них информацию. Один из клерков, имеющий доступ к секретным кодам, из вашего посольства отдал итальянцам копии необычайно щекотливого материала переговоров Черчилля и Рузвельта. После падения Муссолини мы нашли эти документы в итальянских подшивках. Немного позже, конечно, но это продемонстрировало, как эти двое договорились втянуть вашу страну в английскую войну. С. Дело Кента... М. Да. Мы использовали дипломатов время от времени. Хотя, и это правда, Англия - общество закрытое и контролируемое полицией - страна, в которую сложно проникнуть иностранцам, я могу показать, что мы справились с внедрением в сталинскую Россию наших агентов и имели очень ценный материал от них. Мы управляли проникновением в Англию германских агентов, но это было позже, во время войны, когда снизилось обеспечение безопасности. С. У вас было там много людей? И чьи это были агенты? Абвера или СД? М. Один - это все, что в действительности требуется, если этот один достаточно хорош. И к 1944 году, об этом времени я говорю, команда Канариса отошла от дел. Один агент, с которым я был связан, был великий предатель для нас, хотя этот случай иллюстрирует проблемы сбора и оценки сведений. Мы не так плохи, как англичане, в плане бюрократии и высокомерия, но даже тогда разведка имеет несколько уровней. Во-первых, агент должен быть способен находить источники ценной информации. Следующий шаг - доставлять эту информацию высшему командованию. Это высшее командование должно оценить информацию и передать ее на следующий уровень. И тогда эти высшие уровни должны действовать согласно этой информации своевременно. Вы согласны с этим? С. Конечно, но все это довольно стандартно. Ваш агент в Англии был полезен? M. O да, но с его информацией мы мало что могли сделать К сожалению... Позвольте мне развлечь вас после ланча: надеюсь, вы не уснете от моей длинной истории. С. Я постараюсь. М. В первые месяцы 1944 года для нас стало очевидно, что ваша страна отправляет войска и снаряжение в Англию для подготовки к вторжению. У нас были агенты в Галифаксе, наблюдавшие за этим процессом, источники в России, которые помогали, и конечно, нейтральные дипломаты в Англии, они давали нам информацию. Вы не можете думать, что подобные приготовления останутся незамеченными? Итак, Luftwaffe вела воздушную разведку, и у нас была информация, что и Южная Англия, и часть Шотландии наполняются войсками. Вопрос был в том, будет ли нападение начато в Норвегии или во Франции или, возможно, в обеих странах одновременно. Были связи и с французским Сопротивлением, там у нас были свои люди, и мы все полагали, что Франция будет основной целью, но уверены не были. Проблема Германии состояла в том, что у нас было слишком много земли и слишком мало живой силы, чтобы защищать ее, и нам приходилось быть весьма осторожными. На очень высоком уровне (Геринг, Гитлер и Гиммлер представляли этот уровень) было решено, что мы должны получать больше конкретной информации, нежели та, что мы получали, контролируя радиосообщения и ведя аэрофотосъемку. Все иностранные дипломаты находились под пристальным наблюдением. Британцы перлюстрировали их почту и с помощью различных устройств в посольствах слушали их телефонные разговоры Даже с вами. Так что проблема состояла в том, кого отправить в Англию и как это сделать. Это, была первая часть. Вторая заключалась в том, чтобы застраховать агента должным образом, дабы он мог собирать информацию и передавать ее нам. По опыту мы знали, что не можем, к примеру, послать агента под видом французского дезертира, так как британцы будут бить его до тех пор, пока он не признается, что работает на нас, и тогда они либо перевербуют его, либо уничтожат. В гестапо был мой человек, который идеально подходил для работы в Англии. Он родился в Германии, ребенком был увезен в Соединенные Штаты, пошел там в школу и затем стал учиться на инженера. Он стал военным курсантом и однажды захотел пойти в американскую армию, но, поскольку Рузвельт поощрял ненависть к немцам и поскольку он не был гражданином страны, он не смог сделать этого. Когда началась война, он вернулся в Германию через Португалию и пришел в гестапо, потому что его дядя был в нашей организации. Я использовал его несколько раз, считал его прекрасным человеком, но он ушел в Luftwaffe. С. Он был летчиком? М. Их разведка хотела заполучить его. Люди Геринга пронюхали о нем, и он оказался в центре допросов Luftwaffe в Оберурселе. С. Мы используем этот лагерь теперь. М. Да. Я рекомендовал его для работы, и в конце концов он был принят. Я знал полковника Киллингера, который руководил Оберурселем, и все получилось очень хорошо. Мы сделали его офицером инженерных войск, он был снабжен подлинными формой, бельем, ботинками, деньгами, документами и так далее. Идея состояла в том, чтобы его воспринимали как штабного офицера, разыскивающего военных механиков для устранения неполадок военного оборудования и обходящего с этой целью различные лагеря. С. Как он собирался передавать вам информацию? М. Мы разработали методику записи информации, ее можно было передавать в Германию по радио высокоскоростным способом. Передача звучала как беспорядочные статические помехи. У нас было несколько захваченных союзнических самолетов, некоторые из них мы использовали для разведывательных целей. Знаменитые "Летающие крепости"... С. "Боинг В-17"... М. Да, да, прекрасный самолет. Те, которые были в состоянии летать, были переданы от техников Luftwaffe в KG 200... С. Шпионская эскадрилья? М. Да. И они использовали эти самолеты для заброски агентов. Некоторых на Ближний Восток, некоторых на Средиземноморье, некоторых в Россию и так далее. Во всяком случае, мы снарядили нашего человека... С. Для протокола, вы могли бы дать мне имя, нет? М. Никаких имен! Я не изменил своего решения. Я продолжу, и пожалуйста, не задавайте подобных вопросов! Как я сказал, мы снабдили нашего человека всем, он летел над Англией ночью и был сброшен севернее Лондона, где было несколько воздушных баз, которыми пользовались американцы. Он спустился на парашюте и приземлился в трех милях от цели. Ночные спуски всегда полны помех, но он был проинструктирован, как дойти до базы без неприятностей. Ему приказали держаться подальше от британских мирных жителей, которые имели нюх на шпионов и информировали полицию о каждом незнакомце. Так что приземление было совершено без помех и наш человек достиг базы. Он перепрыгнул через забор, дождался, пока совершит посадку пассажирский самолет, и притворился, что сошел с него. Это прошло без проблем. Согласно его бумагам, он должен был потребовать машину и водителя и отправиться на различные американские базы. На самом деле он был четко проинструктирован: избегать британских баз, так как англичане не любят американцев и не хотят с ними сотрудничать. С. Я знаю. Я сталкивался с этим много раз. Мы были союзниками, но всегда ощущали скрытую враждебность, смешанную с презрением. Продолжим. М. Он собрал материал, отправил по радио в Германию и, установив, что вторжение в Норвегию - это ложная тревога, отправился в южные области Англии. Американцы не имели ни малейшего представления об осторожности, личный состав интересовался только сексом и выпивкой. Майору было дано большое количество американских денег, и я уверяю вас, он потратил их дельно. Теперь у нас были очень точные снимки расположения военных частей, предназначенных для вторжения во Францию, но где и когда - никто не знал. Это был очень большой секрет. Рассматривалась область Кале и Нормандия, но никто не знал точно. Наш человек выдавал себя за военного инженера и в апреле оказался недалеко от Портсмута на Ла-Манше. Здесь должны были состояться военные учения, в которых принимали участие военные инженеры, и, естественно, он вписался в эту среду. Он быстро узнал, что снаряжение для этих соединений было недостаточным (многое было оставлено, когда его отправляли в Англию, или по ошибке отправлено в Бразилию), и его привлекли к делу, чтобы заново произвести поставки. Они пришли к нему, вы понимаете, так как он был очень способный и блестящий лжец, он был очень важен и нужен в этом маленьком уголке мира. Он узнал, что будет репетиция высадки на отдаленной части побережья, в местности, которая является точной копией побережья Нормандии. Это было интересно. Учения должны были пройти в течение нескольких дней, на них собирались присутствовать множество генералов, включая Эйзенхауэра и Брэдли. Наш человек установил местонахождение штаб-квартиры, в конце апреля мы послали наши торпедные катера, чтобы нанести максимально возможный ущерб. Наши лодки потопили три ваших больших корабля, были серьезные человеческие потери. На одном из погибших мы нашли планы, которые указывали на то, что именно Нормандия станет местом высадки союзников. Конечно, для проведения оценки военно-морским флотом все это было передано в их штаб-квартиру, и оттуда Гитлеру и снова в армию, так что прошло много времени и внезапность мы утеряли. Тем не менее эта часть работы была проделана хорошо, и когда вы говорите, что в Англии не было немецких агентов, вы заблуждаетесь. Мы также послали к вам итальянского перебежчика и позволили ему попасть в плен со всевозможной фальшивой информацией. И, конечно, будьте уверены, ему было сказано, что он единственный наш агент. Он был из той породы, кто работает на кого угодно за деньги, так что мы начинили его фальшивыми фактами, как рождественского гуся, и отпустили в Англию. Я узнал позже, что незамедлительно после приземления этот человек ринулся в ближайший полицейский участок, чтобы узнать о вознаграждении. С. Они расстреляли его? М. Об этом я не слышал. В любом случае, они больше никого не высматривали. Мы сказали ему шутки ради, что мы высадили агентов в Вашингтоне. Я полагаю, мы задали много работы вашей стране, если, конечно, англичане вам передали, в чем я сомневаюсь. С. Что было с вашим человеком? М. Теперь начинается забавная история. Вы понимаете, что он был настолько эффективным (большинство инженеров утонуло), что они дали ему возможность принять участие во вторжении. Простите меня, что я смеюсь здесь, но вы можете представить состояние этого человека. Он приземлился в Нормандии и шел с войсками Соединенных Штатов почти две недели, пока смог прорваться к нашим линиям. Мы чуть не расстреляли его, и я предполагаю, что он до сих пор из-за этого нервный. Мы дали ему медаль, повысили в звании, он хорошо отдохнул на лыжном курорте Luftwaffe в Австрии, вы понимаете: он заслужил все это. И теперь когда я слышу, как невероятно успешно действовала британская контрразведка, я говорю: чушь! Выдумки победителей - это всегда только шум, в конце концов. ЕВРЕИ В ПОДВАЛЕ М. Скажите, когда вы, работая на Геринга, продавали украденные произведения еврейского искусства, что вы думали о Берлине? С. Это был огромный город, не такой приятный, как Мюнхен. М. Я согласен с вами. Конечно, как баварец я имею некоторое предубеждение в этом вопросе. Пруссаки лишены вкуса. С. Мне действительно не по душе ваши наигранные замечания по поводу украденных еврейских произведений искусства. М. Ай-я-яй, я опять вас обидел? Я полагаю, что пришло время сделать это сегодня. Я должен обижать вас каждый день, и тогда вы чувствуете себя счастливым потом, когда я мил с вами. Украденные? Чепуха. Когда Гитлер собрал вместе всех импрессионистов и свалил все в одну кучу с Клее и Кандинским, толстяк Герман (Геринг) получил огромную их часть. Конечно, я тоже решил взять несколько работ. Моей жене не нравились ренуаровские толстые, монголоидные обнаженные, висевшие в ее очень приличной гостиной, и я взял шесть Моне, одного Мане и несколько маленьких вещей, которые дарил моим бедным родственникам на Рождество. Вы же, с другой стороны, помогали старику Герману распродавать награбленное и не отрицаете этого. Вы ведь понимаете, что у вас не может быть от меня секретов? С. Нет нужды обсуждать это. М. Стенографистка знает все. Что вы ей не скажете, я скажу. Итак, если бы вы стали немного лучше играть в шахматы, мы могли бы растянуть эти разговоры на несколько недель, пока не выясним, выбрали ли мистера Трумэна, но вы все равно торговали украденными картинами. И как много вы увезли вашей милой семейке в Америку? Одну? Две? Может быть, три или четыре, только чтобы уберечь их, конечно. Может, пять? С. Я не брал ничего, если хотите знать. M. Когда я приеду в Америку, может быть, я приду к вам и увижу, насколько вы в действительности правдивы. С. Вряд ли, генерал Я останусь здесь, а у вас будут дела в Вашингтоне, которые меня абсолютно не касаются. М. Может быть, мы где-нибудь встретимся и вы покажете мне свои картины. С. Я уже говорил: у меня нет картин. М. Я найду альбомы рисунков фон Гледена, которые мы взяли у Штауффенберга, и вы сможете вырезать все симпатичные рисунки и повесить на стене. Я полагаю, что ваша семья не будет этому рада. С. Я не интересуюсь картинами молодых итальянских мальчиков. М. Может быть, мы найдем молодых китайских мальчиков? С. Генерал, ради бога, вам непременно надо развивать эту тему? М. При чем здесь Бог? Скажите, ваша семья знает об украденных еврейских предметах искусства? С. Слушайте, почему вы так свирепы сегодня? М. Без особых причин. Какой-то идиот выключил холодную воду на втором этаже, когда я принимал душ сегодня утром, и я чуть не ошпарил наиболее важные части моего тела. Это никого не приводит в хорошее настроение. К слову, один из моих садовников сказал, что видел вас вчера в городе, в кафе, с необычайно уродливой женщиной. Это ваша родственница? С. Нет, это мой друг. М. Если у вас такой же вкус в искусстве, то мне следовало бы отдать вам Ренуара, чтобы вы могли заряжаться радостью, рассматривая перед завтраком громадную дряблую задницу. Заметьте, я оказываю вам честь, утверждая, что вы крутитесь около полной женщины, а не тощего, молодого и изнеженного китайского мальчишки. С. Я сказал: просто друг. М. Как бы мне это описать? Сложена, как пивной бочонок, волосы пострижены короче, чем мои, и без макияжа. У нее случайно нет татуировок? Наверное, парусный корабль на руке? Может быть, кинжал и череп где-нибудь? Остерегайтесь женщин в мужских ботинках и с татуировками. Она также курит сигары? С. Это просто моя знакомая. М. Ладно, у вас слишком хороший, вкус, чтобы танцевать с ней польку на матрасе. Единственный тип мужчин, который захотел бы прийти к ней, это ветеринар. Кроме того, она на шесть дюймов выше вас и сложена как мужик с пивоваренного завода, который доставляет пивные бочки к моему служебному входу. Подумайте об этом, это запросто мог бы быть мужчина с бочками. Нет, ошибка. У нее усы больше. Не сомневаюсь, что она была экскурсоводом по ночной жизни здесь, в Женеве. И поверьте мне, ночное время - единственное время, когда женщине такого типа разрешено покинуть школу для девочек. Вы видели "Девушек в мундирах" или нет? С. Вы что-то имеете против лесбиянок? Ладно. Мы говорили о Буше... М. Подделка. С. Я не уверен. А почему вы уверены? М. Он какой-то неправильный. Некоторые имеют чутье на такие вещи. Кстати, вы взяли что-нибудь из Клее, когда Герман продавал их? С. Вам нравится Клее? М. Послушайте, если бы я когда-нибудь принес один из этих набросков в мой дом, я бы сделал для них обрамление из плиток, чтобы хорошо гармонировало со стенами уборной, где я бы их и повесил. Я думаю, что Гитлер был прав, когда сжигал весь этот мусор. Не работы импрессионистов, но все остальное. С. Снова антисемитские настроения? М. Попытайтесь быть веселым. Я говорил о сожженных произведениях дегенеративного искусства, а не о евреях. И кроме того, у нас никто не сжег ни одного еврея. Пока те были живы. Только трупы. А их картины были очень, очень мертвыми, насколько я могу в этом разобраться. С. Вы знаете, что много евреев было сожжено. М. Это верно. Обычно у нас были горящие евреи на Кудамм в Берлине каждую пятницу, вечером. После того как все добрые католики заканчивали свой обед, они выходили на улицу и жарили евреев на углях. Маленькие дети помогали с детьми, как вы знаете. Послушайте, не надо глупостей, хорошо? Почти все евреи, которые жили в Берлине до войны, были там же после того, как война закончилась. Если, конечно, вы же первые не убили их бомбами. Я должен рассказать вам действительно смешную историю. С. Боже, пожалуйста, не надо. Ваш юмор сегодня не из лучших, и у нас есть вопрос для обсуждения. М. О, позвольте мне поведать вам о евреях в подвале. С. Пожалуйста, не надо. М. Это действительно согревающая сердце история о извечной доброте человечества, которая так часто упускалась из виду в те дни. Я начну. Вы знаете, что в Берлине я жил на улице Корнелиуса в очень приличной части города. Вы когда-либо бывали на этой улице? С. Я не припомню. М. Это неважно. Однажды служанка соседей сказала моей жене, что ее хозяин прячет евреев в подвале. Это, конечно, считалось серьезным правонарушением. За это можно было и поплатиться. Моя жена рассказала мне об этом, и я сказал, что займусь этим. Я хотел спросить ее, где она хранит ножи на кухне - я-де пойду и сделаю им радикальную хирургическую операцию, но промолчал. С моей женой осторожность - это лучшая часть доблести, поверьте мне. Итак, в воскресенье я решил исполнить мои обязанности, как надежный часовой государства. Я надел хороший костюм, взял с собой пакет и пошел звонить моим соседям с евреями в подвале. Это была семья Шальмайер. Он был священником-лютеранином и немного формалистом, но они были соседями, так что я был очень вежливым, когда стучал в дверь. Дочь подошла к двери, и я спросил, дома ли отец. Он вышел в прихожую и выглядел как смерть в черном костюме. Они все приходили в ужас от шефа гестапо, но я должен сказать, что мои соседи были очень хорошо воспитаны. И вот сей добрый человек стоял, и казалось, что он вот-вот намочит штаны. Такой вежливый разговор. "Доброе утро, генерал", - сказал он, а я сказал: "Хайль Гитлер", - просто для того, чтобы он продолжал стоять на цыпочках. Естественно, он ответил в том же роде, мы стояли и улыбались друг другу, как пара обезьян. Я начинал уставать от вида его похожей на баранью физиономии и протянул ему пакет. "О, мой господин, что это?" - спросил он. "Ну, - сказал я, всего-навсего маленький подарок от меня. Кое-что, я думаю, что вам может пригодиться". Когда люди говорят мне такое, они обычно дарят мне свитер, который выглядит, как если бы он был связан пьяными бабуинами. С. Что там было? Ордер на арест? Пара наручников? М. Нет. Одна из тех больших индийских резиновых вещей, которые женщины, курящие сигары, любят называть "дорогой". Что там было? Отгадайте. С. Что-то ужасное, я полагаю. Человеческая рука. М. Попытайтесь быть серьезным. Он взял пакет и уставился на него, как будто в нем были кобры. Я сказал ему, чтобы он развернул сверток. С. Я думаю, что вам вряд ли стоит продолжать. М. О, не будьте столь чувствительны. Вы всегда выглядите так, как будто только что получили пощечину. Он наконец открыл пакет и продолжал глазеть и глазеть. С. Очень хорошо, я сыграю в вашу садистскую игру. Что было внутри? М. Я даже не знаю, надо ли вам говорить. Ладно, возможно, мне следует это сделать, в конце концов. Какой смысл рассказывать хорошую историю, если не заканчиваешь ее надлежащим образом. Там были продовольственные книжки и карточки на одежду. Без них во время войны ничего нельзя было купить. С. Продовольственные карточки? М. Да. Когда герр Шальмайер спросил меня, зачем нужны продовольственные карточки, я сказал ему с милой улыбкой, что они для евреев, которых он прячет в своем подвале. Я был уверен, что бедный человек обделался, и я узнал об этом позже от его дочери... С. Не так сразу, после завтрака, пожалуйста. М. Я узнал, что он сидел на полу еще десять минут после моего ухода. Он был уверен, что я вернусь со своими людьми и заберу всю семью. Что до меня, то я надел шляпу и пошел домой, так как хотел переодеться и отправиться трудиться над моим мотоциклом. Вы знаете, что я пользовался мотоциклом? БМВ-Р75. Отличная машина. Мы делаем лучшие мотоциклы, и не было ничего такого, чему бы я радовался больше, чем работе с моторами. Это было моим ремеслом, пока я не ужаснул местных священников, побив всех в Берлине в шахматы, и, возможно, даже имел жареного ребенка на воскресный ланч. Почему вы на меня так смотрите? С. Это правдивая история? М. Конечно, да. Это так глупо - выдумывать. Что с вами случилось? С. Вы это сделали? Вы действительно это сделали или нет? Что с ними стало? М. С кем? Шальмайерами? Я полагаю, они все еще там, если русские не изнасиловали и не съели их. С. Евреи. Я имею в виду евреев. Вы их забрали? М. Конечно, нет. Почему я должен был это сделать? С. Это было незаконно с вашей стороны. Вы нарушили законы рейха! М. Противозаконно продавать украденные произведения искусства, а мы совершали по сделке в неделю, в конце концов. Может быть, я должен был сделать из евреев садовых рабов и использовать их для того, чтобы они нажимали на рычаг проклятой газонокосилки, или, быть может, одеть их в костюмы и поставить вокруг как больших карликов под деревьями. Они никого там не беспокоили, и кто я такой, в конце концов, чтобы доставлять старику Шальмайеру неприятности? С. Что было с их служанкой? Что она сделала? M. Служанка. Итак, я встретился с ней сразу после всего этого и описал радости женского блока в Равенсбрюке, так что она сразу успокоилась и закрыла рот. Еще одно слово - и оно стало бы последним. Я знаю, кого мне напоминает старая карга, с которой вы вчера были. Одну из женщин Штауффенберга. Мужчины все выглядели странно и многие из них женились на русских женщинах, которые выглядели как то, что вы втыкаете на поле, чтобы отпугивать птиц. С. Они умерли за ваши грехи. М. Да ладно вам... только две. Конечно, остальных мы поместили в различные восстановительные центры на свежем воздухе, но, я полагаю, они уцелели. Я не знаю точно, но мне все равно. Мы упрятали почти всех. Мать Штауффенберга обычно часами сидела на корточках в камере, цитируя Шиллера. Конечно, она делала то же самое на свободе, и я действительно не думаю, что она понимала, где находится. Вот почему я питаю отвращение к аристократии. Странного вида люди со смешными именами типа "Вахвах" или "Клампс" (заросли). Цирковые люди. И дети, похожие на лабораторные экземпляры, плавающие в стеклянных банках. С. Вы действительно ошпарились сегодня. М. Вначале я говорю вам о вашей сказочной подружке и сержу вас, затем осчастливливаю вас рассказом о евреях в подвале, а теперь вы злитесь, потому что я насмехаюсь над упадническими старыми кроликами со шлейфом титулов и столь же безмозглыми, как черепахи Что у вас есть, кроме фальшивых картин? Как насчет хороших шахмат? Почему не взять их из банка и не сделать мне подарок? Ротшильды никогда не упускали такой возможности, и, поступив так же, вы немного улучшите вашу игру. С. Вы продолжаете приставать ко мне с подобными вещами? Вы знаете, что я просто не могу пойти в банк и дать вам то, что вы просите. Это должно быть qui pro quo в конце концов. М. А вы продолжаете приставать ко мне с царскими янтарными гарнитурами. Теперь, когда я продал их вам, вы хотите знать, есть ли у меня еще, не лежат ли сокровища где-нибудь поблизости. Вы иногда бываете таким занудой. Вы хотите отправить янтарь вашей семье? С. А, вот они где! У вас еще действительно что-то есть. М. Очень мало, и вы их не получите. С другой стороны, Дюрер великолепно смотрится в моем кабинете, большое вам спасибо. Расскажите мне что-нибудь о вашем президенте Трумэне. Он любит искусство? С. Вы должны определиться в терминах. Купальный костюм, разрекламированный в газетах, может рассматриваться как искусство, вы знаете. М. И нет сомнений, вы знаток подобных вещей, также как и репродукций позднего фон Гледена, но Трумэн, разве он не коллекционирует искусство? С. Я не знаю всех в Америке, и я не знаю Трумэна. Я так не думаю. Он простой человек из сельской местности. Если он любит картины, это должны быть изображения цветов или восхода солнца. М. Не толстые ренуаровские обнаженные женщины? С. Мой бог, нет. Его жена никогда не допустит подобных вещей. М. Если что-то стоит много денег, жены могут закрывать глаза на отвисшую грудь. С. О ком вы говорите? О миссис Трумэн? M. Нет, о живописи, вы что, идиот? Если, конечно, вы не имели связи с этой женщиной и не можете обсуждать ее анатомию по личному опыту. С. Послушайте, мы не можем быть серьезнее и вернуться к делам? М. Я просто хотел узнать, могли бы мы дать взятку президенту в виде некоторых наших, когда-то украденных, картин, вот и все. Вы сразу же начали обсуждать отвисшие груди жены президента, и я заметил, вы отказались признать, что имели с ней длительные отношения, поэтому мы и не смогли взяться за дело. Могу я дать ему картину или две? С. Почему бы вам не спросить об этом у него, если он когда-нибудь позволит вам приблизиться к нему хотя бы на милю? М. Я сначала приму ванну и натру свое тело одеколоном. Не беспокойтесь, держу пари, что я найду возможность встретиться с ним. Если я сначала наступлю в коровью лепешку, возможно, он будет добрее ко мне. Конечно, его жена может обеспокоиться тем, что я оставляю следы на ее коврах. Мне следовало бы рассказать вам о вечеринке, которую устроил Геббельс на острове Лебедя в Берлине. Что за ужасный фарс! Министр изо всех сил старался выглядеть суперэлегантно, чтобы успешно конкурировать с балами Геринга. Прекрасная вилла была наполнена цветами и слугами, оркестры играли, прекрасные девушки в маскарадных костюмах танцевали, и милые фонарики мерцали на деревьях. Конечно, большинство гостей были старыми и стойкими членами партии, они незамедлительно набрались бесплатного спиртного и сильно опьянели. В то время как Геббельс и его привлекательная жена пытались произвести хорошее впечатление на членов дипломатического корпуса и различных выдающихся иностранцев, происходили пугающие сцены за кулисами и пьяные партийные боссы бегали по сцене, пытаясь насиловать хорошеньких девушек. Геббельсу приходилось кричать, чтобы быть услышанным, чтобы перекричать бьющих посуду и орущих Золотых Фазанов. Я пришел по необходимости, и должен сказать, что получил большое удовольствие, любуясь оргией. Это выглядело как встреча венгерского парламента. Скажите мне, такие вещи происходят в Вашингтоне? С. Люди в Вашингтоне знают, как себя вести. М. Ладно, мне нравится мое предположение. Я думаю, что многие из ваших сенаторов любят иногда немного выпить. Что происходило в период Рузвельта? Я говорил, что президент был калека, так что я не могу представить себе его гоняющимся за женщиной, которая (судя по ее портретам) выглядит как лошадь задом наперед. Она, его жена, должно быть, остается целой и невредимой где угодно и когда угодно. Есть все же некоторые преимущества в том, чтобы быть уродливой. С. Миссис Рузвельт не любит мужчин. У меня есть действительно отвратительная история про нее, но мы должны вернуться к работе, пожалуйста. М. Продолжайте, пожалуйста. С. Ладно, я слышал это от нескольких достоверных источников, так что полагаю, что это правда. Есть один парень, Джо Лэш. Лидер молодых коммунистов в Америке. Миссис Рузвельт симпатизировала ему... М. Насколько я знаю, она больше любила его политику... С. Как я уже сказал... я не перебил вас, нет? М. Вы бы не посмели. Так простите же мне мою неотесанность. Я никогда не ходил в шикарный колледж. С. Как я сказал, Лэш ушел в армию и был где-то в западной части Соединенных Штатов в учебном лагере, когда миссис Рузвельт и ее секретарша приехали к нему с визитом вежливости. У него был отпуск, и они ушли на обед, который и закончили наверху, в комнатах отеля. Армия подозревала Лэша в том, что он был профессиональным коммунистом, и они установили микрофон в его комнате. Все шумы были записаны. Сначала кто-то решил, что Лэш занимался сексом с миссис Рузвельт, но, когда это всплыло, после внимательного прослушивания стало ясно, что миссис Рузвельт и на самом деле занималась сексом, но со своей секретаршей. А Лэш был в другой комнате со своей девушкой. М. А миссис Рузвельт была в постели со своей. С. ФБР было в шоке! Записи приказали уничтожить, но они не были уничтожены. Один из моих друзей слышал их и сказал, что все это было чрезвычайно смешно. М. Вы должны устроить для меня - как-нибудь - частное прослушивание. Бог знает, я слышал так много косноязычных хрюканий и громких криков страсти. Мы делали подобные вещи, и я уверен, вам все это известно по личному опыту. Но мы удалились от дела. Мы могли бы оставить в покое тему сексуальных отклонений и продолжить о том, как делаются деньги. С. Я пытался подтолкнуть вас к этому последние десять минут. М. Ваши часы отстают. Я думаю, двадцать.