ии все посылавшиеся через него депеши. Англичанин брал недорого - всего 300-400 франков в месяц (эти деньги ему еще выплачивались осенью 1822 г.). К эпохе Реставрации относится действие одного из наиболее известных романов А. Дюма "Граф Монте-Кристо", сюжет которого большинству читателей хорошо знаком с детских лет. Однако далеко не всем известно, что главные линии сюжета знаменитый французский романист позаимствовал из исторической работы некоего Пеше, основанной на архиве парижской полиции. Дюма отнес начало романа к 1814-1815 гг. - ко времени первой Реставрации. Юный моряк Эдмон Дантес, выполняя последнюю волю своего умершего капитана, привозит во Францию письмо, не подозревая, что в нем содержатся инструкции тайной бонапартистской организации, подготовлявшей возвращение Наполеона с острова Эльбы. Данглар, завидовавший сослуживцу, который теперь стал капитаном корабля, и Фернан, мечтавший отнять у него невесту Мерседес, пишут донос на Дантеса. Следователь Вильфор приказывает без суда заточить Дантеса в замок Иф. Таким путем этот судейский чиновник, сделавший карьеру при Бурбонах, надеется скрыть, что Дантес привез письмо к отцу Вильфора - руководителю бонапартистского подполья. В жизни все было иначе, хотя тоже самым непосредственным образом было связано с происходившей тогда ожесточенной тайной войной. Прототипом Дантеса являлся бедный парижский сапожник Франсуа Пико родом из Нима. Однажды он зашел к своему земляку трактирщику Матье Лупиану и с торжеством сообщил радостную новость - в следующий вторник он женится на богатой и красивой девушке Маргарите Вигору. Завистливый кабатчик был уязвлен в самое сердце. Когда Пико ушел, Лупиан предложил трем своим приятелям, тоже уроженцам Нима, наказать хвастуна Пико. Сказано - сделано. Несмотря на робкие возражения одного из друзей, Антуана Аллю, был состряпан донос полицейскому комиссару, а тот поспешил переправить его начальнику одной из наполеоновских полиций Савари. В доносе утверждалось, будто Пико - агент английской разведки, дворянин из Лангедока, обеспечивающий связь с роялистами в южных и восточных департаментах Франции. По приказу Савари Пико был схвачен и брошен в темницу. Тщетно родители и невеста пытались наводить справки - арестованный исчез без следа. Семь лет просидел Пико в мрачном каземате. Другой заключенный - прелат из Милана, также, очевидно, жертва тайной войны, завещал ему свое наследственное имение, капиталы, вложенные в иностранные банки, рассказал о тайнике, где им было спрятано много золота и драгоценных камней. После падения Наполеона Пико в 1814 г. вышел из тюрьмы и отправился в Италию, потом в Амстердам и вступил в права наследства. Трудно было поверить, что этому сгорбленному от страданий человеку всего 34 года, невозможно было узнать в нем прежнего жизнерадостного и веселого малого, завоевавшего любовь красавицы Маргариты. Однако бедный ремесленник вышел из тюрьмы миллионером. Во время Ста дней Пико притворялся больным. После вторичного воцарения Бурбонов он стал наводить справки о причинах своего ареста. Он узнал, что его невеста Маргарита Вигору два года ждала пропавшего жениха, а потом приняла предложение кабатчика Лупиана. Под именем аббата Бальдини Пико приехал в Рим, где жил Антуан Аллю. Итальянский священник рассказал Аллю, что во время владычества Наполеона его, Бальдини, держали в суровом заключении в Неаполе, в замке Окуф. В тюрьме Бальдини познакомился с Пико. Тот перед своей кончиной просил прелата выполнить одну его просьбу. Он, Пико, получил от другого заключенного - англичанина в наследство алмаз стоимостью 50 тыс. франков. Пусть Бальдини съездит в Рим к Антуану Аллю и расспросит, не известна ли ему причина ареста Пико. Если Аллю согласится рассказать об этом, Бальдини должен передать ему в подарок алмаз, а сам вернуться в Неаполь и начертать имена людей, погубивших Пико, на его могильной плите. После некоторых колебаний Аллю назвал имена Лупиана и двух его сообщников. Получив алмаз, Аллю продал его ювелиру за 60 с лишним тысяч франков. Однако вскоре Аллю узнал, что драгоценный камень был перепродан ювелиром какому-то турецкому купцу за сумму, вдвое большую. Подстрекаемый женой, Аллю убил ювелира и похитил его деньги, после чего преступная чета скрылась. А Пико приступил к осуществлению своего плана мести. Он добыл отличные рекомендации и нанялся официантом в ресторан, который содержал разбогатевший Лупиан. Его жене показалось знакомым лицо нового слуги по фамилии Просперо, но и она не узнала его. Двое соучастников Лупиана по-прежнему часто бывали у земляка. Вскоре одного из них нашли на мосту заколотого кинжалом, на ручке которого были вырезаны слова "Номер первый". Прошло немного времени, и был отравлен другой сообщник. К черному сукну, которым был обтянут его гроб, кто-то прикрепил записку: "Номер второй". Еще до этого на семью Лупиана обрушились тяжкие несчастья. Его дочь была обесчещена каким-то богатым маркизом. Он, правда, неожиданно согласился жениться на обольщенной им девушке, но во время свадебного бала выяснилось, что мнимый маркиз - беглый каторжник, который снова скрылся от преследовавшей его полиции. А еще через несколько дней сгорел дом, где помещался ресторан Лупиана. Прошло немного времени, и юного сына Лупиана втянули в воровскую компанию. Его арестовали и приговорили к 20 годам тюрьмы. Жена Лупиана умерла от горя, а дочь стала любовницей Просперо, который обещал уплатить долги ее отца. Поздно вечером в темной аллее парка Тюильри Лупиан встретил человека в маске. Это был Пико, который рассказал Лупиану о своей мести и поразил его кинжалом, на котором было написано "Номер три". Однако, когда Пико покидал место преступления, на него набросился какой-то незнакомец, заткнул рот, связал веревками руки и ноги. Пико пришел в себя в темном подвале. Незнакомец - Аллен Аллю, который наконец догадался, кто погубил Лупиана и его друзей. Несколько дней Аллю издевался над теперь беззащитным Пико, морил его голодом и жаждой, требуя за каждый кусок хлеба и глоток воды 25 тыс. франков. Пико, которого богатство сделало скупым, отказывался платить до тех пор, пока голод; и страх не лишили его рассудка. Надежды Аллю овладеть миллионами Пико были разрушены. Аллю в ярости убил своего пленника и бежал в Англию. В 1828 г., перед кончиной, он признался во всем католическому священнику, который под диктовку умирающего записал страшный рассказ о целой цепи преступлений. Скрепленный подписью Аллю, этот документ поступил в архив парижской полиции, был изложен в работе Пеше и стал после этого материалом для лучшего романа Дюма. Конечно, под пером художника мрачная история Пико преобразилась. Кровожадный убийца превратился в мстителя, воплощавшего справедливость и правосудие. Не известно, чем руководствовался Дюма, отнеся арест своего героя ко времени не империи, а Реставрации. Возможно, здесь сыграло роль стремление приблизить годы, когда в "Графе Монте-Кристо" развертываются сцены мщения, ко времени написания романа (таковым было пожелание издателя). Однако Эдмона Дантеса, как и Франсуа Пико, бросают в тюрьму на основании столь же обычного, сколь и страшного в ту эпоху обвинения, что он - секретный агент неприятеля. Герой "Графа Монте-Кристо", как и его прототип, становится одной из многих случайных жертв тайной войны. Пинкертон и веселая вдова Условия гражданской войны в США (1861-1865 гг.) наложили сильный отпечаток на секретную службу северян и южан. На Севере центральный государственный аппарат, включая армейские круги, накануне войны буквально кишел сторонниками южных мятежников или по крайней мере сочувствующими рабовладельческой Конфедерации и поборниками примирения с нею любой ценой. Секретную службу пришлось фактически строить с самого начала. Она стала пополняться различными людьми. Одни шли в нее, охваченные общим подъемом народной борьбы против рабовладельческого мятежа, другие - во имя интересов собственной карьеры, в погоне за чинами и золотом, причем среди них также оказывалось немало сторонников компромисса с Югом. Были, впрочем, и расчетливые честолюбцы, не обделенные ни умом, ни энергией, ни силой воли, которые делали ставку на использование народных настроений, ожесточенной борьбы против рабовладельцев, чтобы, изображая непреклонных борцов с мятежниками, добиваться личного продвижения, почестей и власти. К их числу, несомненно, принадлежал и 36-летний уроженец Нью-Йорка Лафайет Бейкер, внук одного из известных деятелей войны английских колоний в Северной Америке за независимость. К 1861 г. за плечами Бейкера был уже немалый опыт странствий по стране, участия в наведении жесткого буржуазного "порядка" в Сан-Франциско. В годы гражданской войны Лафайет Бейкер стал главой секретной службы Соединенных Штатов. Его не без основания прозвали "американским Фуше". Соперником Бейкера, организовавшим широкую разведывательную сеть на Юге и контрразведывательную - на Севере, был директор частного сыскного агентства Аллен Пинкертон. (Его фамилия была использована в бесчисленных детективных романах.) Сын полицейского офицера из Шотландии, убитого во время стычки с забастовщиками, Аллен Пинкертон, если верить его биографам, в молодости пережил увлечение радикализмом и вынужден был покинуть родину, чтобы избежать тюремного заключения за участие в рабочем движении. Как бы то ни было, в Америке мы его сразу же видим в другой роли - сначала сыщика в полицейском управлении Чикаго, а потом организатора частного детективного агентства, уже тогда и особенно впоследствии широко использовавшегося предпринимателями для слежки за рабочими, для организации провокаций во время стачек и т. п. Однако в борьбе с Югом симпатии Пинкертона находились на стороне северян. Его агентура сообщала ему о тайных планах южан еще до начала гражданской войны. Так, Пинкертону удалось узнать о готовившемся в штате Мэриленд покушении на недавно избранного президента Авраама Линкольна. В Балтиморе, столице этого штата, на одной из улиц несколько заговорщиков, инсценировав драку, должны были отвлечь внимание, а восемь других, отобранных в результате тайной жеребьевки, намеревались броситься к экипажу президента и убить его. В разговоре с Линкольном Пинкертон уверял, что его агент даже принимал участие в этой жеребьевке. Получая отовсюду тревожные сигналы, Линкольн согласился принять меры предосторожности. Избраннику американского народа пришлось приезжать на железнодорожные вокзалы в наглухо закрытых каретах. Были приняты меры для временного прекращения движения поездов по железным дорогам, чтобы воспрепятствовать столкновению с экспрессом президента. Агенты Пинкертона перерезали телеграфные линии, чтобы заговорщики не успели сообщить о передвижении поезда, в котором ехал Линкольн. В Филадельфии Пинкертон, напротив, с помощью уловки задержал регулярный ночной экспресс, отправлявшийся в Вашингтон. Кружным путем президента доставили в закрытом экипаже с вокзала на вокзал, где до этого одна женщина из числа агентов Пинкертона закупила большое число мест в спальном вагоне. Она объясняла всем, что предполагает везти в столицу своего больного брата и его друзей. Пинкертон и его помощники тщательно следили за путем следования поезда, заранее зная наиболее опасные места, где могла быть сделана попытка покушения. Поезд прибыл в Балтимор в половине четвертого утра. Чтобы продолжить путешествие, надо было пересесть в поезд на другом вокзале. Экипаж ехал через весь город. Путешествие по ночному Балтимору прошло без происшествий - заговорщики не проникли в секрет изменения маршрута и времени проезда президента. Однако на вокзале выяснилось, что поезд отправится только через два часа. Это были часы тягостного ожидания, когда каждую минуту инкогнито Линкольна могло быть раскрыто и он оказался бы беззащитным в руках своих злейших врагов. Впрочем, президенту удалось скрасить время мучительного напряжения, рассказывая своим спутникам различные веселые истории и анекдоты. Вскоре подошел железнодорожный состав, и балтиморский заговор 1861 г. окончился полной неудачей. С начала войны Пинкертон предоставил себя в распоряжение генерала Мак Клеллана, назначенного Линкольном после первых неудач федеральной армии главнокомандующим войсками Севера. Мак Клеллан, избранник и любимец крупной северной буржуазии, не сочувствовал стремлению превратить борьбу против Юга в революционную народную войну за ликвидацию рабства. Позднее он стал сторонником соглашения с Югом и соперником Линкольна на президентских выборах 1864 г. Таким образом. Пинкертон явно связал себя с наиболее консервативной частью северной буржуазии, помышлявшей о компромиссном мире с Югом. Но соглашаться на условия, выдвигавшиеся рабовладельцами, идти на раздел 'страны не хотели и эти буржуазные круги. И Пинкертон, продолжая сохранять лояльность правительству Линкольна, стал усердно заниматься выслеживанием агентов южан в Вашингтоне. Пределы его деятельности были сразу же, однако, резко ограничены. Пинкертон мог ловить и арестовывать прямых агентов Юга, передававших шпионские донесения о передвижениях войск северян. Но он и пальцем не осмелился тронуть тех многочисленных представителей банковских и торговых кругов, которые требовали мира с южанами-плантаторами, открыто выступали в скупленных ими газетах против стремления окончательно подавить мятеж рабовладельцев и освободить невольников. Эти "медянки", как тогда называли симпатизировавших Югу, могли почти до самого конца войны практически без препятствий продолжать свою деятельность. А она включала в себя и тайную корреспонденцию с главарями южан о согласовании действий против президента Линкольна, и провоцирование антиправительственных волнений в Нью-Йорке и других городах, и попытки помешать вербовке солдат в армию. Все это "не касалось" ни Пинкертона, ни других организаторов федеральной контрразведки. Но и без этого у них было дел по горло. Чувствуя безнаказанность, агентура южан в Вашингтоне окончательно распоясалась. Показателен случай со шпионкой Розой О'Нил Гринхау, особняк которой, как впоследствии писали южане, находился на расстоянии "ружейного выстрела от Белого дома". Рано овдовевшая миссис Гринхау имела большое число знакомых в самых высокопоставленных кругах столицы. Многие из ее друзей, правда, перекочевали на Юг, заняв важные правительственные посты в Конфедерации. Но их сменили другие влиятельные люди, среди которых был государственный секретарь Сьюард. Роза Гринхау стала фактически руководителем широко разветвленного шпионского центра, собиравшего самую различную информацию о северной армии и переправлявшего ее рабовладельческому правительству Юга. Тысячи и тысячи солдат армии северян заплатили жизнью за долго не прерывавшуюся ничьим вмешательством деятельность веселой вдовы из Вашингтона. Ее информация сильно способствовала поражениям, которые потерпела армия северян в первые месяцы гражданской войны. За ликвидацию этого шпионского гнезда и должен был взяться Пинкертон. Целыми днями он наблюдал за домом Розы Гринхау. Как-то раз ее посетил один из многочисленных поклонников. Сыщик узнал в нем пехотного капитана, служившего в управлении военной полиции. Пинкертону удалось выяснить, что он принес шпионке карту вашингтонских укреплений, и даже подслушать их разговор. Разумеется, Пинкертон и сопровождавший его помощник стали следить за офицером и после того, как он покинул гостеприимный дом. Очевидно, капитан заметил слежку. На углу Пенсильвания-авеню он вдруг исчез за одной из дверей дома, откуда почти немедленно вышли со штыками наперевес четверо солдат, которые... арестовали обоих сыщиков. Здание оказалось казармой, и капитан, считавший себя хозяином положения, стал допрашивать арестованных. Пинкертон назвался Е. Д. Алленом - псевдонимом, которым пользовался, работая сыщиком. Ночь Пинкертон провел в темной камере, и эта ночь могла оказаться далеко не единственной, если бы ему не удалось завоевать доверие часового и передать через него весть о себе. Наутро Пинкертон был, конечно, сразу же освобожден. После доклада контрразведчика военному министру капитана задержали. Его год держали за решеткой, но он отказывался сообщить какие-либо сведения. Однажды заключенного нашли на полу камеры с перерезанным горлом. Осталось неизвестным, было ли это самоубийство или имитация самоубийства, совершенная агентами южан, чтобы избежать разоблачений. При засоренности правительственного аппарата сторонниками рабовладельцев в этом не было бы ничего удивительного. Роза Гринхау, правда, в конце концов была арестована, но, несмотря на доказанность обвинения, подержав некоторое время в тюрьме, ее отправили на территорию, занятую южанами. Там шпионку с почестями встретили и восхваляли руководители Конфедерации. Пинкертону удалось сплести свою разведывательную сеть в южных штатах. Так, успешным разведчиком оказался принятый им на службу рядовой 21-го пехотного нью-йоркского полка Дейв Грехем. Под видом коробейника, разносчика и мелочного торговца он исходил вдоль и поперек многие районы расположения армии южан. Однажды он даже взорвал склады и вагоны, груженные боеприпасами. Кажется, Грехем ни разу не вызвал серьезных подозрений у южных властей. Ему даже не пришлось, выпутываясь из затруднительных положений, прибегнуть к своему коронному трюку. Грехем умел настолько артистически изображать эпилептический припадок, что вводил в заблуждение и опытных врачей. Успешной была деятельность Элизабет ван Лью в столице Конфедерации Ричмонде. Она обладала одним неоценимым для разведчика преимуществом. По рождению и общественному положению ее считали своей в кругах правившей на Юге рабовладельческой знати. Правда, она не скрывала своей приверженности к Северу и даже организовала, несмотря на косые взгляды и прямые угрозы, медицинскую помощь и снабжение теплыми одеялами военнопленных армии северян, которых содержали под стражей в Ричмонде. Однако и эти открыто и демонстративно выказывавшиеся симпатии Северу оказались полезными для ее разведывательной работы - трудно было заподозрить человека, нисколько не скрывавшего своего сочувствия к врагу. В этой работе ей активно помогали слуги, состоявшие в основном из отпущенных ею на волю рабов. Мисс Элизабет имела небольшой участок земли за городом, где были разведены огороды. Это создавало удобный предлог для посылки за город слуг, которые исполняли обязанности связных. Более того, продолжая играть свою роль, она явилась даже на прием к Джефферсону Девису с требованием защиты против угроз со стороны соседей, яростно ненавидевших ее за помощь военнопленным. Что значительно важнее: по совету Элизабет одна из ее бывших рабынь, Мэри Элизабет Баузер, поступила служанкой в дом президента и часто с наступлением темноты встречалась со своей прежней хозяйкой. Элизабет не только удалось создать довольно обширную разведывательную организацию. Она осуществляла руководство и разведчиками, которых засылали в южную столицу с Севера. В крайнем случае они всегда могли скрыться от преследования и найти убежище в ее доме. Среди агентов Элизабет было несколько чиновников военного министерства южан. Элизабет ван Лю сообщила массу важных сведений генералу Батлеру и главнокомандующему северян генералу Гранту. Несколько раз к Элизабет подсылали провокаторов, неоднократно она находилась на грани разоблачения. Однако все обошлось благополучно, и она смогла встретить вступившие в апреле 1865 г. в Ричмонд войска северян. После ухода конфедератов Элизабет бросилась к зданию правительства, где среди массы сжигавшихся архивов пыталась разыскать бумаги, представлявшие интерес для федеральных властей. История гражданской войны знает немало других разведчиков, во многом напоминавших тех, о ком рассказывалось выше, впрочем, как правило, менее удачливых. Благочестие и порнография советника Штибера Около 80 лет назад в Берлине была издана книга, повествующая - на основании неопубликованного личного архива недавно скончавшегося тайного советника Штибера - о его добродетелях и бескорыстном служении отечеству. Почти все, что читатель сейчас узнает, не вошло в книгу: Штибер и его душеприказчики предпочли умолчать о том, что представляет особый интерес для истории тайной войны. Вильгельм Штибер родился в Саксонии в 1818 г. После окончания юридического факультета он стал довольно известным адвокатом по уголовным делам. Штиберу очень везло на процессах. Ему часто удавалось спасти от наказания многих своих заведомо виновных клиентов. Этот успех проистекал отнюдь не из адвокатского красноречия. Штибер стал издателем "Полицейского журнала" и приобрел солидные связи в полиции. Их укреплению способствовало также поступление Штибера на полицейскую службу в качестве тайного агента. В его обязанности теперь входило втереться в доверие к немецким революционерам и подстрекать их к авантюрам, которые помогли бы арестовывать и отправлять за решетку всех врагов прусской монархии. При таких условиях судебные власти сквозь пальцы смотрели на то, что Штибер загодя узнавал о всех доказательствах, которые собирала полиция против его клиентов-уголовников, и мог заранее соответствующим образом подготовить защиту. Однако настоящая карьера Штибера началась во время революции 1848 г. Однажды, в марте, он сумел спасти короля Фридриха Вильгельма, на которого напала угрожающе настроенная толпа. Штибер увлек короля в ближайшее здание и захлопнул дверь. После этого случая и вплоть до 1857 г., когда Фридрих Вильгельм, и ранее выказывавший признаки ненормальности, окончательно сошел с ума, Штибер мог твердо рассчитывать на королевские милости. Он начал быстро продвигаться по службе к великой зависти своих менее удачливых коллег, считавших его невежественным дилетантом и выскочкой. Совместно с другим полицейским чиновником, Вермутом, Штибер опубликовал в 1853 г. двухтомное сочинение "Коммунистические заговоры XIX века", которое в известном смысле является началом систематической фальсификации в буржуазной литературе истории революционного рабочего движения. Штибер занялся фабрикацией документов, которые должны были служить предлогом для обысков, арестов и других полицейских преследований. Подложность документов, изготовлявшихся Штибером, вынужден был признать даже прусский королевский суд. Однако жандармское рвение Штибера только увеличило к нему благосклонность короля, которому к тому же очень нравились ультрамонархические взгляды провокатора. В правительственных кругах острили: "Все у Штибера полицейское, даже фамилия". ("Штибер" по-немецки - собака-ищейка.) А Фридрих Вильгельм с удовольствием каждый день заслушивал его длинные отчеты, которые состояли неизменно из двух частей: первая касалась "противоправительственной" активности революционеров, а вторая была посвящена... королевской свите и представителям прусского царствующего дома. О них Фридрих Вильгельм получал самые подробные сведения: от меню обеда до того, как в данный день складывались отношения братьев короля с их любовницами. С некоторого времени, как опытный царедворец,. Штибер к удовольствию Фридриха Вильгельма тактично стал передавать в закрытых конвертах отчеты о каждом из братьев короля. В октябре 1854 г. король поручил Штиберу наладить шпионаж против Франции, Австрии и других государств. В марте 1855 г. прусский ландтаг выделил значительную сумму на финансирование шпионской службы, которую возглавлял Штибер. Правда, потом, после помешательства короля, карьера Штибера прервалась на несколько лет. Он успел нажить много врагов, и, главное, его деятельность вызывала возмущение в широких кругах общества. Принц-регент (впоследствии король Вильгельм) считал благосклонность Фридриха Вильгельма к такому проходимцу, как Штибер, лишь еще одним свидетельством слабоумия своего предшественника. Штибера отдали под суд, но шпик ускользнул от наказания, утверждая, что все инкриминируемые ему незаконные деяния совершал по приказу Фридриха Вильгельма. Пойти на осуждение монарха прусский королевский суд, конечно, не мог, но Штиберу все же пришлось расстаться с государственной службой. Штибер даже уезжал в Россию, куда был приглашен для "консультации" в связи с реорганизацией царской тайной полиции. Однако и здесь Штибер "на всякий случай" собрал много сведений о состоянии русской армии, представлявших крупный интерес для прусского командования. Тем временем в Пруссии взошла звезда Бисмарка. Штибер был представлен новому прусскому премьер-министру издателем подкупленной правительством газеты "Норддойче альгемайне цайтунг" Брассом, который был известен более под именем "великого пресмыкающегося". Теперь бывшему чиновнику недолго пришлось убеждать главу правительства, что он, Штибер, является весьма полезным человеком. Бисмарк предложил Штиберу организовать разведывательную службу против Австрии, с которой Пруссия собиралась воевать. Штибер понял, что ему нужен крупный успех и притом достигнутый лично им самим. Только таким путем разжалованный полицейский чиновник мог рассчитывать на новую карьеру. Штибер отправился в Австрию и стал путешествовать по стране под личиной коммивояжера. А торговал он двумя не совсем схожими изделиями: иконами и порнографическими картинками. Разделив род человеческий на овец и козлищ, Штибер считал, что ему удастся прельстить любого одним из этих товаров, если не обоими сразу. Разъезжая по деревням и оживленно болтая со своими покупателями, прусский шпион в обмен на припасенные им городские новости умел незаметно выудить сведения о дислокации воинских частей, о расположении укреплений и казарм. В течение двух лет, с апреля 1864 г. по май 1866 г., Штибер исколесил вдоль и поперек все провинции Австрии, которые должны были стать ареной военных действий. В одном небольшом селении, когда он прислушивался к разговору торговцев на постоялом дворе, его узнали. "Это - Штибер!" - гневно закричал один из присутствовавших, указывая на бывшего главу прусской тайной полиции. Ночью под охраной двух австрийских жандармов Штибер был доставлен на границу. Но в Берлин он вернулся не с пустыми руками. Прусское командование получило подробные сведения о состоянии вооруженных сил будущего противника - столь подробные, сколь возможно было добыть без кражи секретных документов австрийского генерального штаба. На территории Австрии были созданы шпионские гнезда, и когда вскоре прусские войска двинулись в поход, в каждом селении они находили заранее' указанного им человека, который сообщал детальные сведения о положении неприятельских сил, о местных ресурсах продовольствия и фуража. Бисмарк мог быть доволен. Он поручил Штиберу создать особую службу - формально для охраны жизни короля и министров, а в действительности выполнявшую функции контрразведки. Подобной специальной контрразведывательной службы в мирное время не имела еще ни одна европейская страна. Штибер занялся также организацией военной цензуры и военной пропаганды для поддержания духа внутри страны и дезориентации противника. В 1866 г. прусские войска в короткой кампании разгромили австрийскую армию. Бисмарк начал подготовку к войне против Франции, которая оставалась главным препятствием на пути к объединению Германии "железом и кровью" под прусским владычеством. Щедро снабженный деньгами, Штибер опутал Францию густой разведывательной сетью, подобной которой еще не знала история шпионажа. На Штибера по настоянию Бисмарка посыпались награды и почести, хотя высокородные генералы и третировали полицейского-выскочку. Штибер стал главой полиции. Даже король Вильгельм покаялся, что вначале не сумел оценить этого верноподданного человека, оказавшего столь большие услуги. С сентября 1866 г. по октябрь 1869 г. Штибер четыре раза ездил во Францию. Он и его ближайшие помощники - поляк Зерницкий и баварец Кальтенбах - прожили во Франции более чем по году, методически организуя одну за другой локальные ячейки прусской шпионской организации. Постепенно стала действовать целая армия шпионов - по позднейшему хвастливому утверждению Штибера - в 30 тыс. или даже 40 тыс. человек (на деле - значительно меньше). В их числе якобы было 4-5 тыс. человек, замаскировавшихся под местных крестьян, торговцев, мелких служащих, 7-9 тыс. служанок кафе, ресторанов и отелей, 600-700 бывших прусских унтер-офицеров, разъезжавших по Франции под видом коммивояжеров или путешественников, которые сами добывали сведения или собирали их от других шпионов Штибера. Агентов Штибера интересовали не только военные планы, вооружение, организация и дислокация французской армии, но также характер и семейные связи офицеров и генералов. Заранее предвидя, что прусские войска вторгнутся на французскую территорию, Штибер детально выяснял пропускную способность всех французских дорог и мостов, расположение складов, исчислял поголовье скота и домашней птицы в каждом из предполагаемых районов военных действий, поскольку будущие оккупанты намеревались содержать себя за счет местного населения. Были заранее установлены размеры контрибуции, которую можно будет наложить на каждый город, каждое селение, каждое крестьянское хозяйство. В 1870 г. прусская армия вторглась во Францию, обладая знанием всего того, что могло пригодиться для захвата и ограбления страны. Напротив, французы, по позднейшему признанию Наполеона III, не имели никаких сведений о противнике. Во время самой войны Штибер был одним из организаторов беспощадного террора против мирного французского населения. Смертной казни подвергали за самые ничтожные или даже мнимые провинности, по простому подозрению. Однако, когда война приобрела для Франции характер освободительной борьбы против прусского нашествия, успехи Штибера заметно уменьшились. Сотни и тысячи людей, рискуя жизнью, пробирались с важными донесениями в осажденные пруссаками французские города, и контрразведка Штибера не смогла победить в этой тайной войне. В январе 1871 г. в прусскую ставку для переговоров прибыл французский министр Жюль Фавр. Штибер вырядился лакеем и в течение переговоров Бисмарка с Фавром тщательно просматривал корреспонденцию французского представителя. В первый раз Штибер не успел сделать копии с некоторых документов, тогда Бисмарк нарочно под каким-то предлогом отложил на день заседание. Копии были сняты. В своих мемуарах Штибер без удержу хвастает, что ему удалось провести Жюля Фавра. "Я вспоминаю, - иронически писал Штибер, - что я, стоя наверху лестницы, наблюдал, как карета, увозившая Фавра обратно в Париж, исчезала вдали. Почти падая от усталости, вызванной двумя бессонными ночами, я не мог все же не улыбаться, когда сжимал и бренчал монетами, которые вложил мне в руку Фавр". Бахвальство Штибера не совсем лишено основания: он имел дело с матерым политиканом и, главное, с адвокатом, который был не только знаком со всеми преступными уловками своих клиентов, но и сам при случае пускал их в ход. После окончания войны Штибер приступил к организации шпионской сети во многих европейских странах. Секретные фонды, расходуемые на шпионаж, выросли в 10-15 раз. Агентами Штибера были служащие отелей, продавцы в табачных лавках или гувернантки в богатых домах, странствующие ремесленники и фешенебельные кокотки, модные парикмахеры и скромные чиновники почтового ведомства. Шпионами у Штибера служили немцы, швейцарцы, бельгийцы, а также жители страны, в которой проводилась шпионская "работа". В эти годы произошел один из колоритных эпизодов в деятельности Штибера - случай с французским генералом Сиссе. Этот генерал попал в плен во время франко-прусской войны. С ним обращались подчеркнуто хорошо. Генерал жил на вилле около Гамбурга и под честное слово не делать попыток к бегству получил разрешение пользоваться, в известных пределах, свободой. В Гамбурге он близко познакомился с молодой красавицей баронессой Каулой. Бездарный генерал оказался, несмотря на свои пожилые годы, отличным и искусным любовником. Связь стала настолько приятной, что разомлевший старик едва нашел в себе силы после войны покинуть место, где проходили столь приятно дни плена, и возвратиться во Францию. Его назначили командиром одного из корпусов версальских войск. По приказу Сиссе были расстреляны сотни коммунаров. В 1875 г. Сиссе оказался на посту военного министра. Время было тревожное. Бисмарк замышлял новую войну, чтобы окончательно сокрушить Францию, быстро оправлявшуюся от военного разгрома. Штибер вызвал баронессу Каулу и попросил ее отправиться в Париж для новой встречи с генералом Сиссе. Просьба была равносильна приказу. Но он был излишним. Баронесса явно не имела ничего против возобновления знакомства с пускай не молодым, но пылким французским поклонником. Штибер щедро снабдил своего агента деньгами, и перекочевавшая во французскую столицу Каула быстро восстановила прежние связи с генералом. Ее роскошный дом был куда богаче квартиры Сиссе, вынужденного ограничиваться не очень большим жалованьем. Отдыхая в этом доме от трудового дня, Сиссе, облачась в халат и ночные туфли, часто рассказывал своей любовнице о трудностях и превратностях службы, о планах реорганизации французской армии. Все это напоминало скверный фарс, но на карту было поставлено слишком многое. Французская контрразведка - Второе бюро - вскоре заинтересовалась баронессой и установила, что она встречается со Штибером. Но Второе бюро могло ограничиться лишь тем, что Каулу быстро выдворили из Франции как нежелательную иностранку: президент Мак-Магон и правительство любой ценой стремились избежать скандала. Однако победителем все же оказался Штибер. К тому времени, когда Каула была выслана в Германию, немецкая разведка знала все о французских планах, что ей было нужно. Позднее великосветскую красавицу в роли главного немецкого шпиона заменил скромный кучер экипажа, принадлежавшего другому военному министру-генералу Мерсье. Под этой маской скрывался немец Людвиг Виндель. Вместе с Мерсье он объездил многие крепости и укрепленные районы Франции, которые посещал во время своих инспекционных поездок глава военного ведомства. Виндель издал в Америке мемуары, к которым приложил гравюру, изображавшую его на козлах министерской кареты. Начав свою службу разведчика в качестве офицера, прикомандированного к генеральному штабу, Виндель быстро продвигался по службе. Однажды ему было дано деликатное поручение - разузнать, кто являлся автором анонимных писем, в которых сообщалось много разоблачений относительно жизни великосветского общества. Виндель пришел к выводу, что автором этих наделавших много шума писем был близкий родственник кайзера Вильгельма II герцог Шлезвиг-Гольштинский. Доказательства Винделя были признаны неубедительными, и он сразу впал в немилость. После этого ему ничего не оставалось, как согласиться на службу ча границей. Совершая частые поездки по Франции, Виндель сумел добиться ряда заметных успехов: он разоблачил одного шпиона-двойника и, переодевшись в мундир французского артиллерийского офицера, посетил секретные армейские маневры. В 1893 г. Винделю было приказано проверить полученное известие о том, что французы выкрали чертежи немецкого торпедного аппарата и намереваются испытать его в Тулонском арсенале. Виндель на лодке приблизился к запретной зоне. Часовой подал ему знак остановиться. Тогда Виндель сделал вид, что оступился, и перевернул лодку. Потерпевшему была оказана помощь, а он тем временем успел разглядеть все, что ему было нужно, на территории арсенала. Вопреки полученным в Берлине сведениям, французы не собирались проводить испытания нового оружия. Виндель уверял, что ему удалось в 1896 г. похитить портфель начальника французского генерального штаба генерала Буадефра с бумагами, раскрывавшими французский мобилизационный план, а в 1897 г. выкрасть план фортификаций Парижа. В 1875 и 1884 гг., когда Бисмарк предполагал спровоцировать новую войну против Франции, немецкие агенты подготовили планы разрушения французских железных дорог. О существовании разведывательной сети Штибера было широко известно, но большинство европейских стран не создало эффективной системы контршпионажа. Штибер же придавал большое значение контрразведке. Интересный случай произошел уже после смерти Штибера. В 1893 г. немецким судом были осуждены два французских морских офицера - Дежуи и Дельге Малава, обвиненные в попытке составить карту укреплений Гельголанда. На суде выяснилось, что о путешествии этих офицеров на яхте к Гельголанду немецкая полиция узнала еще до того, как оба француза покинули Париж. Наряду со шпионажем Штибер занимался налаживанием системы полицейской слежки, запугивания и шантажа внутри Германии. Одним из нововведений "короля шпионов", как назвал Штибера восхищенный его успехами Вильгельм I, было создание в Берлине "Зеленого дома", или просто фешенебельного публичного дома под непосредственным управлением министра полиции. Любезно приглашавшиеся туда буржуазные политики и вообще власть имущие (вплоть до родственников императора) вначале втягивались в "обыкновенный" разврат, который вскоре дополнялся всеми видами извращений. Широко использовались также наркотики. Штибер позаботился, чтобы "уровень" разврата в его "Зеленом доме" был выше, чем где-либо в Европе. В результате в отношении жертв этого аристократического притона можно было проводить политику "кнута и пряника". Пряник мог легко обратиться в кнут; угроза позорного разоблачения дополнялась часто не менее мучительной для жертвы угрозой лишить ее услуг "Зеленого дома". Штибер получил такие дополнительные рычаги власти, что стая одним из наибелее влиятельных людей в стране. Быть может, лучшим доказательством страха, который внушал Штибер, была нескрываемая и почти неприличная веселость толпы на его похоронах: это был действительно для многих праздник освобождения от угроз и вымогательств со стороны полицейской тени "железного канцлера". Канцлер и карлик Хотя регулярно выпускаемые памфлеты или пришедшие им на смену еженедельные и - значительно позднее - ежедневные газеты получили распространение в Европе еще в XVII в., долгое время их не считали имеющими отношение к возможному разглашению государственных секретов. Даже как орудие пропаганды эти издания имели ограниченное значение, повышавшееся во времена острых политических кризисов, таких как английская буржуазная революция середины XVII в., Фронда во Франции, война английских колоний в Северной Америке за независимость (1775-1783 гг.). Положение резко изменилось в годы Великой французской революции. После установления власти Наполеон I поставил печать под строгий полицейский контроль, который включал в себя и военную цензуру. С другой стороны, пресса, начиная с правительственного "Монитера", широко использовалась для распространен ния официальной пропаганды, в том числе путем преувеличения успехов и замалчивания неудач на войне, а также для введения в заблуждение противника. Это достигалось не столько печатанием фальшивых газетных номеров, которые, как мы помним, Шульмейстер передал австрийскому генералу Маку, сколько помещением ложной информации в самых подлинных французских изданиях. Вместе с тем Наполеон из английских газет узнал ряд важных новостей, в частности о передвижении армии Веллингтона на Пиренейском полуострове. Веллингтон писал, что "содержание всех газет - это разведывательные данные для неприятеля, на основании которых он строит планы своих операций". Во время Крымской войны в январе 1855 г. лорд Раглан, командующий английскими войсками, которые совместно с французскими войсками осаждали Севастополь, писал военному министру о представителе газеты "Тайме" У. Расселе: "Я задаю вопрос, мог ли платный агент русского императора лучше служить своему хозяину, чем это делает корреспондент газеты, имеющей самый большой тираж в Европе". Впрочем, возможно, Раглан больше опасался критики своих действий, чем действительно раскрытия военной тайны. По крайней мере после войны Рассел письменно запросил русского командующего М. Д. Горчакова, узнавал ли он какие-либо секреты из его корреспонденции. Горчаков ответил, что никаких, которых бы он не знал заранее. Правда, царю Александру II приписывали утверждения противоположного характера. Во время гражданской войны в США правительство президента Линкольна столкнулось с фактом выдачи газетами многих секретных сведений о передвижении войск. Поскольку на большей части театра военных действий не существовало сплошной линии фронта, эти газеты быстро попадали в руки южан. Разглашение военных секретов порой носило злосгный характер, было результатом враждебности "медноголовых" - влиятельных кругов на Севере, которые стремились к компромиссному миру с рабовладельцами. Газеты "медянок" нередко печатали ложную военную информацию с целью ввести в заблуждение не противника, а население северных штатов. В 1864 г. газеты "Нью-Йорк уорлд" и "Нью-Йорк джорнел оф коммерс" напечатали поддельную прокламацию президента Линкольна, в которой давалась мрачная оценка военного положения и провокационно объявлялось о мобилизации в армию еще 400 тыс. человек. Обе газеты отделались легко - запрещением выхода на три дня. Известный генерал Севера Шерман, обнаружив присутствие в его армии корреспондента "Нью-Йорк геральд" Т. Нокса, не получившего на это специального разрешения, приказал отдать репортера под суд как вражеского шпиона. Журналист был признан виновным, но президент Линкольн отменил приговор. Разгневанный вмешательством сверху, Шерман заявил: "Если уж американцы требуют и должны получать информацию, даже правдивую, но все же информацию, - пусть получают. Только они будут напоминать по своим привычкам пьяницу, у которого настолько испорчены природные наклонности, что он находит удовлетворение лишь в коньяке". Когда Шерману сообщили, что несколько корреспондентов пропали без вести, он лишь пробурчал, что теперь будет получать к завтраку новости из ада. Шерман и Грант даже думали подать в отставку из-за разглашения газетами военных тайн. Шерман предлагал распространять в газетах ложные известия, чтобы подорвать доверие к печатавшейся там правильной секретной информации. Южный командующий генерал Роберт Ли тщательно изучал газеты северян; у него были даже любимые издания, сообщавшие особо ценные сведения, например "Филадельфия инкуайер". Впрочем, немало тайн было выдано и южными газетами. На основании печатавшихся в них известий "Нью-Йорк геральд" в начале войны опубликовала сведения о численности армии южан, списки офицеров, причем военный министр Конфедерации признал потом, что эта информация была столь же точной, как и та, которой располагал он сам. В последний период войны президент рабовладельческой Конфедерации Д. Девис, чтобы приободрить население Джорджии, разболтал в своих речах планы борьбы против наступавшей армии Шермана. Некоторые современники уверяли, впрочем, без достаточного основания, что Шерман заимствовал из южных газет идею своего марша к морю, в результате которого территория Конфедерации была рассечена на две части и вскоре ее армия была разгромлена. Примеры разбалтывания военных секретов печатью очень многочисленны. Во время франко-прусской войны 3-я немецкая армия после сражения при Верте, двигаясь на запад, разминулась на два-три перехода с французскими войсками Мак-Магона, наступавшими на восток. Однако немцам попалась французская газета, сообщавшая, что армия Мак-Магона находится в Реймсе. Немецкое командование направило свои войска на север и воспрепятствовало планам французов. Утверждают, будто незадолго до сражения при Седане Мольтке получил из английских газет точную картину расположения французской армии. Примером преступного разглашения военной тайны может также служить "Вестник маньчжурской армии", издававшийся царским командованием во время русско-японской войны. В нем печатались сообщения о прибытии на Дальний Восток различных воинских соединений, отчеты о расположении частей, приказы, содержавшие данные о составе и состоянии различных корпусов и дивизий. В "Вестнике" публиковалось множество объявлений о розыске военнослужащими родных и друзей. Эти объявления давались офицерами, указывавшими свои адреса, что еще более раскрывало картину дислокации русских войск на Дальнем Востоке. Военная цензура не только как средство пресечения утечки военных секретов, но и как орудие дезинформации противника и военной пропаганды широко применялась пруссаками во время войн против Франции. Этим делом занимался Штибер. Методы разведки использовались и журналистами с целью добывания информации для своих газет. ...28 марта 1871 г. рабочие Марселя, следуя примеру Парижа, захватили власть в главном портовом городе Южной Франции. Революционеры овладели почтой и телеграфом, установили контроль над отправлявшейся корреспонденцией. Глава версальского правительства Тьер поручил восстановление буржуазного "порядка" в Марселе генералу Эспивану де ла Вильбоне. Это был тупой монархист и клерикал, сделавший карьеру угодливостью в гостиных знатных дам и выказавший полную неспособность в войне против Пруссии. Теперь этот чванливый и жестокий палач, обрадованный приказом кровавого карлика из Версаля, собирался взять реванш в сражении с коммунарами, не имевшими ни патронов, ни продовольствия. И тут генералу предложил свои услуги другой карлик - франтовато одетый, маленький толстый человечек на непомерно коротких кривых ножках и с огромной уродливой головой. Жирное лицо карлика, окаймленное "солидными" баками, украшали рачьи глаза и оттопыренная нижняя губа. Его жена, разъяснил он, сдавала внаем в своем доме квартиру Восточной телеграфной компании, которая имела свой собственный кабель до города Орана в Алжире. Компания разрешила присоединить этот провод к кабелю, идущему в Версаль. Так была установлена связь с правительством Тьера, и генерал Вальбоа получил окончательные инструкции о расправе с инсургентами. Марсельская коммуна была потоплена в крови. А супруг домовладелицы за свои шпионские заслуги был уполномочен лично сообщить об этом в Версаль. Карлик на кривых ножках звался Генрих Георг Стефан де Бловиц. Он родился в 1825 г. в Чехии в немецкой дворянской семье. Однако мы знаем историю ранних лет жизни Бловица только из его собственных "Мемуаров", а они скорее напоминают не воспоминания, а плутовской роман, правда, очень подпорченный непомерным тщеславием автора и главного героя этого повествования. Если верить Бловицу, когда ему было 16 лет, цыганка в глухой деревне на хорватской границе предсказала его дальнейшую судьбу. "Когда колдунья подошла ко мне, - рассказывает Бловиц, - она внезапно оживилась и ее тусклые глаза засверкали. - Никогда еще не видела такую руку, как у тебя, - сказала она. - Тебя ждет завидная судьба. - Что именно? - спросил я. - Ты будешь сидеть рядом с королями и обедать вместе с принцами". И действительно, воспоминания Бловица до краев заполнены рассказами о его непрерывных успехах в высшем свете, о благосклонности монархов, дружбе с министрами и встречах с другими титулованными особами рангом, конечно, не ниже графов и князей. Нет недостатка, разумеется, и в галантных приключениях, в которых герой с дипломатическими бакенбардами нередко представал в амплуа первого любовника. Как-то раз, повествует он, Бисмарк и германская разведка подослали к нему прекрасную и коварную красавицу княгиню Кральта разузнать важную тайну. Находясь вечером в салоне княгини, Бловиц был настолько покорен ее красотой и несравненным обаянием, что готов был проболтаться. Но тут он обратил внимание на одну необычную вещь: "Я заметил, что пламя свечи в канделябре, стоявшем у зеркала, отклонилось и стало вдруг мерцать. Меня это удивило, так как двери и окна были заперты. Я не мог определить, откуда идет ток воздуха, отклонявший пламя свечи. Подойдя к канделябру, я почувствовал, что дует от зеркала. Тут я сразу понял, что попал в ловушку. Внимательно исследовав зеркало, я заметил, что оно состоит из двух створок, между которыми теперь был слабый промежуток. Очевидно, там стоял кто-то и подслушивал. Я указал княгине на мерцающую свечу и на скважину в зеркале и сказал возможно более спокойно: - Сударыня, ваши хитрости бесполезны. Я понял все. Княгиня взглянула на меня и нажала пуговку электрического звонка. Явился лакей. Не глядя на меня, она указала мне на дверь". Однако далеко не во всех случаях нашему галантному рыцарю указывали на дверь. Часто он подвизался и в роли благородного спасителя таинственных молодых красавиц (тоже, конечно, сплошь принцесс и герцогинь), при этом угрожая их преследователям - все больше владетельным князьям - чуть ли не военными действиями со стороны концерта великих держав. На деле влияние Бловицу обеспечила сила, которую называли шестой великой европейской державой, - английская газета "Тайме". Настоящая карьера Бловица началась в кровавые майские дни 1871 г., когда опьяневшие от крови версальцы творили чудовищную расправу с пленными коммунарами под восторженное улюлюканье злорадствующей толпы буржуазных дам. Кровавая оргия в Париже вызвала некоторое смущение даже у вполне респектабельных консервативных газет за рубежом. Тьеру хотелось, чтобы отчеты о массовых зверствах версальских войск печатались с оговорками и умолчаниями, способными как-то смягчить общую картину. Поэтому он был очень доволен, когда узнал, что давно уже знакомый ему Бловиц, бывший ранее второстепенным журналистом, получил временно должность помощника парижского корреспондента "Тайме". Оба карлика хитрили: Тьер хотел превратить Бловица в орудие для осуществления своих целей, а Бловиц - Тьера. Используя свое знакомство с главой французского правительства, Бловиц добывал первоклассную информацию, которую не получали другие корреспонденты. Однажды Бловиц заметил издалека, что Тьер говорит с одним иностранным (очевидно, немецким) послом. Когда Бловиц подошел к Тьеру, беседа уже закончилась. Глава правительства, имевший несколько смущенный вид, разъяснил временному корреспонденту "Тайме", что посол сообщил ему о своем удовлетворении некоторыми шагами, предпринятыми правительством Тьера. Но Бловиц был не меньшим шулером, чем его собеседник, и по виду премьера понял, что тот лжет. Бловиц воздержался от посылки в "Тайме" сведений, полученных от Тьера, а путем расспросов ряда знакомых сумел установить истинное содержание разговора: посол заявил резкий протест против действий французского правительства. Когда в "Тайме" появилось сообщение о встрече изворотливого премьера с послом, все соперники Тьера пришли в восторг, а тот, конечно, был в совершенной ярости. "Я никому не говорил о беседе с послом! - кричал он Бловицу. - Вы подслушали нас! Вы не смели писать об этом!" Но Бловица словами было не пронять, а ссориться даже с временным корреспондентом "Тайме" - не расчет. Карлики вскоре снова нашли общий язык. В 1874 г. Бловиц сумел наконец получить место постоянного парижского корреспондента "Тайме", занять которое стремилось немало влиятельных особ. "Маленькому великому человеку", как стали звать Бловица, удалось в 1875 г. заранее сообщить о намерении Германии начать новую "превентивную" войну против Франции, и это не могло снискать ему благосклонность Бисмарка. А между тем в 1878 г. в Берлине собрался международный конгресс, который должен был в очередной раз решать "восточный вопрос" - о судьбах народов и территорий, расположенных в европейской части турецкой империи, или, иначе говоря, о судьбе Балкан и о режиме проливов Дарданеллы и Босфор. От Бисмарка ждать информации было, конечно, нечего. "Уполномоченный Франции, - вспоминал потом Бловиц, - был робок, английские дипломаты из принципа ничего не сообщали журналистам, русские дипломаты не доверяли представителю английской газеты, австрийцы, страшась Германии и России, молчали как немые. Что же касается турецких дипломатов, то они трепетали даже от собственной тени". Учитывая все это, Бловиц создал свою частную разведку. Он послал вперед нанятого им авантюриста, который под видом богатого молодого человека из почтенной семьи должен был втереться в доверие к одному из дипломатов. Авантюрист вскоре был принят этим сановником на службу в качестве секретаря без жалованья, обучающегося тонкостям сложной дипломатической профессии. За всеми канцеляристами очень следили, поэтому Бловиц и его агент делали вид, что незнакомы друг с другом. Они лишь обедали в одном и том же ресторане, который посещали многие дипломаты и журналисты, и... носили одинаковые цилиндры. Легко догадаться, что при уходе Бловиц надевал цилиндр своего агента, под шелковой подкладкой которого находились краткие протоколы заседаний конгресса и переговоров между отдельными державами. Но и эти протоколы именно из-за их краткости были недостаточны для того, чтобы заполнить ими длинные корреспонденции в Лондон. Отталкиваясь от того немногого, что успевал записывать его агент, Бловиц начинал обход знакомых дипломатов и по крохам восполнял все звенья, которых недоставало для полного рассказа об очередном заседании конгресса. Пронырливость, мертвая хватка в разговорах и чутье ищейки не раз помогали корреспонденту "Тайме". Газета напечатала подробное изложение речи русского канцлера Горчакова. Бловицу удалось заранее узнать, что после долгих столкновений английские и русские делегаты пришли наконец к соглашению по основным вопросам и отъезд в Лондон, которым угрожал британский премьер Дизраэли (был даже демонстративно заказан специальный поезд), так и не состоится. Телеграммы Бловица предотвратили панику на бирже, знавшей, что отъезд премьера - это почти наверняка война с Россией... Тем временем агент, доставлявший информацию Бловицу, стал возбуждать подозрение. Бловицу пришлось, щедро снабдив деньгами, отправить его в качестве эмигранта в Австралию, а до этого тот нашел себе заместителя. Конгресс шел к концу, и новый агент обещал заранее раздобыть точную копию трактата, который будет подписан на заключительном заседании. "Теперь мне нужно было преодолеть два препятствия, - рассказывал впоследствии в своих мемуарах Бловиц. - Во-первых, конгресс закрывался 13 июля, в субботу. Трактат был мне необходим 12-го, чтобы он появился в газете 13-го, так как по воскресеньям газеты не выходят. В понедельник было бы уже поздно. Во-вторых, мало было достать трактат. Для меня было также важно, чтобы другие журналисты не имели его. Немецкие газеты были сердиты на Бисмарка за то, что он не принял их представителей. Я рассчитывал, что канцлер даст им трактат, чтобы успокоить их. Если документ появится в немецких газетах в субботу, то я потерплю поражение. Я был в отчаянии. Как помешать Бисмарку? Как протелеграфировать о трактате в Лондон? Из Берлина было невозможно. Из Парижа было бы поздно. Я остановился на Брюсселе". Бловицу удалось обвести вокруг пальца бельгийского посланника в Лондоне и получить от него разрешение на передачу длинной телеграммы в любое время дня и ночи. С помощью сложных маневров Бловиц помешал своим коллегам получить драгоценный документ. А в пятницу агент Бловица выкрал еще не подписанный трактат. Получив его, Бловиц, изображая печаль на лице, отправился на вокзал и сообщал всем знакомым, что окончательно потерял надежду получить текст договора. На брюссельском телеграфе вначале было отказались передавать телеграмму, когда убедились, что она содержит важное дипломатическое соглашение, но записка от посланника уладила дело. Когда делегаты конгресса еще только подписывали трактат, машины уже отпечатали субботний номер "Тайме" с полным текстом договора. Бисмарк был в ярости, а Штибера едва не хватил апоплексический удар. Современники уверяют, что Бисмарк, заходя в свой служебный кабинет, сразу же заглядывал под стол - нет ли там Бловица. Но дипломатический корреспондент "Тайме", как и все английские дипломаты, предпочитал воевать чужими руками. В 1883 г. при встрече с Бловицем Бисмарк допытывался, как ему удалось получить текст договора. Бловиц уклонился от ответа. Он рассказал, как было дело, только в своих мемуарах, опубликованных в 1903 г., но и тогда утаил имена своих агентов. Приближение бури Первой мировой войне предшествовала длительная подготовка, в том числе и в форме тайной войны. Немецкая разведка, возглавляемая специальным управлением генерального штаба, едва ли не единственная из всех разведок европейских государств пыталась насадить массовую агентуру в пограничных районах своих будущих противников. Немецкими разведчиками были наводнены восточные департаменты Франции и западные губернии России. Германская разведка - также, кажется, одна среди всех остальных - составляла обширную картотеку ("черную книгу"), включавшую десятки тысяч имен жителей других стран, которых можно было бы завербовать на службу. На каждого внесенного в "черную книгу" была заведена особая карточка. В ней отмечались имущественное, служебное и семейное положение указанного лица, его наклонности, слабости, тайные пороки. Опираясь на эти сведения, при вербовке прибегали в одном случае к запугиванию, в другом - к подкупу, в третьем - к обману. В XX в. германскую разведку считали непревзойденной в Европе. Однако ее руководители столь же уступали Штиберу, сколь посредственные политики, сменявшие друг друга на посту германского канцлера, - Бисмарку. Новые главари германского шпионажа были лишены изворотливости и гибкости, являвшихся неотъемлемыми качествами старой полицейской ищейки. Правила, установленные Штибером, выродились в шаблоны, применявшиеся без воображения и изобретательности и, что еще важнее, нередко без учета изменившихся условий. Даже главный "принцип" Штибера - массовость шпионажа - иногда становился источником неудач. У Штибера крупицы сведений, сообщаемых ему агентами, складывались как малый, но необходимый элемент в мозаике, как частички, которые помогали составить ясную общую картину. Теперь же такие крупицы собирались в груду малоценных и часто не поддающихся проверке известий, в которой могли отсутствовать самые основные звенья. Эта информация создавала лишь иллюзию осведомленности, тем самым парализуя стремление исправить дело... Несмотря на это, немецкая шпионская служба выделялась среди разведок других стран, к примеру - Великобритании. Здесь уместно сделать несколько предварительных замечаний. 40 лет, прошедшие после окончания наполеоновских войн, были временем упадка английской военной разведки. Буржуазия Англии - страны, превращавшейся в "промышленную мастерскую мира", - не предполагала вести крупномасштабные войны в Европе. Не имелось даже карт вероятных театров военных действий. Во время Крымской войны в 1854 г. командующий британскими войсками, высадившимися в Крыму, лорд Раглан жаловался, что для него дорога на Севастополь была "такой же загадкой, как для Язона и аргонавтов две с половиной тысячи лет назад". В феврале 1855 г. был создан в военном министерстве топографический и статистический департамент, который занимался в основном картографией и лишь с 1871 г. стал получать донесения от военных атташе. Через два года он был превращен в Разведывательный отдел (такой же отдел был создан британской администрацией в Индии). В 1886 г. было образовано Военно-морское разведывательное управление. Функции контрразведки были возложены на организованный в 1877 г. Криминалистический департамент расследований, который, однако, в основном выполнял обязанности политической полиции (прежде всего вел борьбу против ирландских революционеров), чем, впрочем, занималось и Управление столичной полиции. Относительно большее развитие получила военная разведка. Английская разведка делала упор не на количество, а на качество информации, которая должна была освещать главное и основное, не размениваясь на мелочи. Такая линия была, конечно, не случайной. Правящие круги Великобритании все еще лелеяли надежду, что, как и в прежних войнах, им удастся заставить другие страны таскать для них каштаны из огня. Английское правительство в это время еще не предполагало, что ему придется спешно создавать массовую армию для посылки ее на Западный фронт против немцев и на ряд других фронтов. Поэтому до поры до времени "мелочи", которые могли сообщать многие шпионы, казались тогда нужными скорее для других участников Антанты, чем для самой Великобритании. А черезмерная забота об интересах союзников была совсем не в традициях английской политики. Между тем все отчетливее стала вырисовываться вероятность или даже неизбежность столкновения Англии с Германией, что начали осознавать правящие круги Великобритании. В десятилетие, предшествовавшее 1914 г., Европа не раз находилась на пороге войны. А в 1911 г., во время Агадирского конфликта, британское правительство устами Дэвида Ллойд Джорджа недвусмысленно дало понять Берлину, что Англия ответит войной, если будут затронуты ее имперские интересы. Ускорилась гонка морских вооружений. Перспектива надвигавшегося противоборства определяла деятельность Форин оффиса. Конечно, это не могло не отразиться и на деятельности британской разведки и контрразведки. Один из высших военных руководителей, генерал Генри Вильсон, сам не раз объездил на велосипеде бельгийско-германскую границу и поощрял к этому своих офицеров. Так было зафиксировано строительство в Германии новых железнодорожных линий, что позволило составить представление о главных контурах знаменитого "плана Шлиффена", который незадолго до того был принят в Берлине. ...В 1908 г. капитан Уильям Реджинальд Холл - будущий глава военно-морской разведки - лично отправился в Германию, чтобы получить информацию о строительстве дредноутов и береговых укреплений. Районы доков и фортов тщательно охранялись полицией. Тогда Холл попросил у находившегося в Киле герцога Вестминстерского одолжить ненадолго его моторную яхту. Переодевшись в спецовку судового механика, Холл вместе с двумя другими офицерами - капитаном Тренчем и лейтенантом Брендоном - промчался по гавани до верфей, где строились корабли. Здесь "неожиданно" мотор заглох, и офицеры незаметно сделали нужные фотографии. В 1910 г. Тренч и Брендон отправились в новый разведывательный вояж вдоль побережья Германии. Но Брендон был схвачен при осмотре артиллерийских батарей. Тренч остался в Германии, надеясь добиться освобождения Брендона, но вскоре тоже был арестован. У обоих англичан нашли компрометирующие документы, и германские власти вскоре установили, кем являются мнимые туристы. Тренч и Брендон были приговорены к четырем годам заключения. В том же 1910 г. в Бремене был задержан английский разведчик капитан Бертрам Стюарт, также занимавшийся обследованием германских укреплений на островах и на побережье от Куксхафена до Эмдена. Стюарта приговорили к шести годам тюрьмы. Всех троих британских офицеров помиловали в 1913 г. в связи с визитом в Германию английского короля Георга V. В начале XX в. одним из наиболее важных английских агентов был пресловутый Сидней Рейли. Он работал на английскую секретную службу примерно с 1897 г. (по некоторым данным, его завербовал английский разведчик майор Фозерджил, возглавлявший "научную" экспедицию в неисследованные районы Бразилии, в состав которой Рейли входил в качестве повара). В числе первых заданий, полученных Рейли, была поездка в Петербург. Там он совмещал свои обязанности британского шпиона с ухаживанием за молодой женой английского священника Хью Томаса, который не отличался крепким здоровьем. Рейли убедил Томаса, что он лучше любого доктора в состоянии давать полезные медицинские советы. Томас поверил и продолжал следовать им и после возвращения на родину. Вскоре он скончался. (Рейли, предчувствуя близость его смерти, настоятельно порекомендовал своему другу перебраться на континент, где смерть ни с кем не знакомого англичанина не могла вызвать никаких кривотолков.) Что же касается Рейли, то он поспешил жениться на Маргарет Томас: вдова унаследовала от мужа весьма солидное состояние. Но отношения молодоженов складывались отнюдь не радужно. Маргарет начала пить. Рейли не раз во время своих командировок отсылал надоевшую супругу домой и даже настойчиво добивался развода. Когда же это оказалось чрезмерно хлопотливым делом, шустрый джентльмен каким-то образом принудил Маргарет к молчанию, а сам женился во второй раз, забыв упомянуть о своем первом браке. Справедливости ради следует, впрочем, отметить, что своей третьей официальной жене Рейли все же сообщил о существовании второй, оставив их обеих в неизвестности относительно первой. Более прочный характер носил альянс Рейли с британской разведкой, хотя и здесь не обходилось без трений. Разбогатевший на финансовых спекуляциях, Рейли считал, что ему мало платят, и одно время в знак своего искреннего негодования по сему поводу даже покинул службу. Размолвка, впрочем, оказалась недолгой. Рейли покровительствовал Г. Хозьер - отец будущей жены Уинсто-на Черчилля. Через Хозьера позднее были завязаны и тесные связи между Черчиллем и Рейли. С разведывательными поручениями Рейли объездил многие страны. Бывал он и на Ближнем Востоке, а накануне русско-японской войны - в Порт-Артуре, где выдавал себя за представителя фирмы, торгующей лесом. Рейли выкрал план укреплений и шифр, использовавшийся царским командованием. Чтобы быстро уехать, не возбуждая подозрений, Рейли разыграл бурную влюбленность в некую даму и убедил предмет своей неожиданной страсти отбыть в Японию. Разумеется, немедленно последовал за ней и сам Рейли, где продал добытые сведения за большие деньги японцам. (Напомним, что Япония была тогда союзницей Англии и британская разведка, кажется, ничего не имела против этого частного бизнеса своего агента.) Ездил Рейли и в Китай. Одно время он жил даже в ламаистском монастыре, изображая из себя буддиста. Далее задания Интеллидженс сервис привели Рейли в Германию. Под именем рабочего-сварщика Карла Гана он поступил на завод Круппа. Английские авторы утверждают, что там Рейли, боясь разоблачения своей шпионской деятельности, убил двух сторожей (на его счету числилось вообще немало "мокрых дел"). За некоторое время до начала первой мировой войны Рейли снова приехал в Россию и стал членом купеческого клуба в Петербурге. Он вел широкие торговые операции, продавая все - от патентованных лекарств до авиационных моторов. Самое любопытное, что этот богатый англичанин, роскошная квартира которого, заполненная картинами художников эпохи Возрождения, напоминала музей, формально состоял... представителем немецкой судостроительной компании "Блом и Фосс", добывал для нее крупные заказы, вызывая иногда даже недовольство ее британских конкурентов. Трудно сказать, был ли Рейли в это время шпионом-двойником, но несомненно, что ему удалось получать крайне важные для Лондона сведения о немецкой судостроительной промышленности. Во время первой мировой войны Рейли занялся выгодным делом - закупкой оружия в США по заказам царских властей. Возможно, в это время он менее активно, чем ранее, выполнял прямые шпионские задания, увлекшись торговыми и финансовыми операциями. Однако в 1917 г. он уже снова на активной службе. Рейли несколько раз сбрасывали на парашюте за германскими линиями. Во время одной из таких акций английский разведчик в костюме немецкого ремесленника сумел собрать данные о готовившемся германском наступлении. Под видом немецкого офицера Рейли побывал в Восточной Пруссии, будто бы даже проник на совещание, на котором в присутствии кайзера Вильгельма II обсуждались планы подводной войны против торгового флота Антанты. Рейли якобы попал на это совещание переодетым в мундир полковника, которого незадолго до этого убил и скрыл труп в канаве. Этот последний эпизод излагается исследователями со слов самого Рейли, который в таких рассказах истины придерживался очень редко. Вообще многое сообщаемое английскими историками о похождениях Рейли в годы первой мировой войны подлежит проверке. Однако несомненно, что ему не раз удавалось добывать информацию первостепенного значения и что его акции в Интеллидженс сервис котировались очень высоко, когда в 1918 г. он снова появился в России, на этот раз в Москве... В английской буржуазной историографии провалам в подготовке к войне 1914-1918 гг. дается более чем благовидное объяснение. Англия, мол, не стремилась к конфликту и вследствие своего миролюбия не хотела верить в неизбежность войны. Этот миф давно уже отвергнут серьезными учеными. Он полностью разоблачен в трудах советских историков. На деле речь шла о серьезнейших просчетах британских политиков и военных в оценке приближавшегося гигантского столкновения, в определении размеров и форм участия в нем Англии. Позднее в своих "Военных мемуарах" Ллойд Джордж, министр, а потом глава британского правительства в военные годы, писал: "Военное ведомство находилось во власти реакционных традиций. Политика военного ведомства, казалось, сводилась не к подготовке будущей войны, а к подготовке предыдущей или предпредыдущей войны". Совершенно не представляя себе ни масштабов будущей войны, ни того, что Англии предстоит послать на поле сражения миллионы солдат и мобилизовать всю промышленность на военные нужды, соответствующие британские инстанции не имели почти никакого понятия о том, что им нужно знать о будущем противнике, о его военном потенциале. Созданию английской контрразведки посильно содействовала... беллетристика. Это ее немалая заслуга в том, что Англию не раз охватывали волны шпиономании. Первоначально в научно-фантастических романах вторжение на Британские острова осуществлялось Францией. В 1900 г. полковник Ф. Н. Моуд опубликовал "Отчет" о будущем десанте, в котором будто бы участвуют 120 тыс. французских солдат. Книжный рынок стал заполняться сочинениями вроде "Разграбление Лондона, или Великая французская война 1901 г.", "Предстоящее Ватерлоо", "Новый Трафальгар" и т. п. Эти воображаемые вторжения неизменно подготовлялись иностранными разведками. Особенную известность приобрели романы Уильяма Леке. В одном из них, "Угроза Англии. История секретной службы", главным злодеем выступает вездесущий французский агент Гастон ла Туш, стремящийся к низвержению английского могущества. Другой роман Леке на ту же тему - "Тайна Форин оффиса" - увидел || свет в 1903 г. Стоит упомянуть, что разведывательный департамент морского министерства еще ранее перевел аналогичное сочинение какого-то французского офицера "Война с Англией", изданного с грифом "Только для служебного пользования". Однако, предвосхищая создание в следующем году англо-французской Антанты, некий Е. Чайлдерс опубликовал ставший бестселлером роман "Загадка песков", повествующий уже о германском вторжении, которое было подготовлено теперь, естественно, немецкой разведкой. Леке тоже переключился на Германию. В 1905 г. газета "Дейли мейл" напечатала его роман "Вторжение 1910 года". Он был переведен на 27 языков. Немецкий переводчик, к негодованию Леке, присочинил при этом свою концовку: вторжение заканчивалось полной победой Германии. Влиятельный журнал "Куортерли ревью" в. июле 1908 г. уверял читателей, что в восточной части Англии 50 тыс. немцев - владельцев "пабов" (трактиров) и официантов представляют собой на деле "разведывательную сеть, которую еще никогда ни одно государство не создавало на территории другого". А член палаты общин Д. Бэрлоу оглушил своих избирателей цифрой 350 тыс. немецких шпионов, что составляло половину численности германской армии мирного времени. Леке, не ограничиваясь сочинением фантастических романов, ездил под чужим именем по различным европейским странам и выискивал там немецкую агентуру. Этот нелепый вояж, конечно, не мог привести ни к каким действительным разоблачениям, хотя Леке удалось встретиться с одним из руководителей германской разведки, Густавом Штейнхауэром, и сделать попытку убедить его, что ему, Леке, хорошо знакомы едва ли не все шпионы Европы. Свои мифические "разоблачения" Леке подытожил в 1909 г. в книге "Шпионы кайзера. Заговор с целью разгрома Британской империи", в которой опять рассказывалось о 50 тыс. германских разведчиков в Англии. Под влиянием этих россказней глава германского отдела британского военного министерства Уильям Туейтс подсчитал, что в Англии скрытно размещены 90 тыс. немецких резервистов, готовых к действиям в случае войны. В фантазии Леке уверовал и его друг подполковник Д. Эдмондс, ведавший тогда вопросами контрразведки. Эдмондс стал регулярно докладывать о германских шпионских полчищах военному министру Р. Холдейну. Это привело к созданию специального подкомитета при Имперском комитете обороны в составе военного и морского министров, а также министра внутренних дел и других крупных чинов для изучения вопроса "о природе и размахе иностранного шпионажа". Практическим результатом было организационное оформление военной контрразведки. ...В начале 1940 г. во время одного из налетов гитлеровского "люфтваффе" на Англию зажигательная бомба попала в здание бывшей тюрьмы Уормвуд-скрэбс. Вряд ли фашистский летчик подозревал, какой удар нанес британской секретной службе. Возник пожар, в пламени исчезли архив и огромная картотека английской контрразведки, включавшая сведения о всех подозрительных. Правда, первоначально ущерб казался не столь большим - ведь именно на случай гибели картотеки с нее были сняты фотокопии, которые хранились в глубоких подвалах, недоступных для вражеских атак с воздуха. Однако при ближайшем рассмотрении выявилась досадная деталь - снимки были сделаны с большой недодержкой или передержкой, и негативы были испорчены. Кроме того, при съемке было допущено еще столько разных ошибок, что фотокопии оказались совершенно непригодными для использования. Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения. Как раз в те зимние месяцы английская контрразведка продемонстрировала свою неспособность предотвратить действия гитлеровских диверсантов. В резиденции премьер-министра Невиля Чемберлена на Даунинг-стрит, 10, конечно, не собирались винить самих себя в бездействии, точно отражавшем обстановку "странной войны", продолжавшихся попыток найти пути для сговора с Гитлером и направления фашистской агрессии против Советского Союза. Поступили иначе. В здание на Даунинг-стрит спешно вызвали пожилого больного человека, которому предложили немедленно уйти на пенсию. Любопытно, что о его отставке в официальной "Лондон-газет" было объявлено еще за 16 лет до этого, в 1924 г. Уволенный без всяких церемоний генерал-майор Верной Келл более 30 лет возглавлял английскую контрразведку - со времени ее основания в июне 1909 г. Официально новая организация была создана "для предотвращения попыток иностранных держав узнать английские государственные секреты" и получила сначала название МО-5, а потом МИ-5. Потомственный кадровый военный Келл хорошо знал несколько языков. В 1898 г. он проходил стажировку в России и изучил русский язык, позднее участвовал в подавлении народного восстания в Китае, а потом снова побывал в России. В задачу МИ-5 входила, в частности, координация действий контрразведывательных отделов министерства внутренних дел, лондонской полиции, армии и флота. Среди сотрудников этого немногочисленного центрального ведомства наряду с офицерами были также детективы из Скотланд-Ярда. Для подделки документов прибегали к услугам "специалистов" - уголовных преступников из тюрьмы Паркхерст. Долгое время тщательно скрывался самый факт создания контрразведки. Келл неизменно именовался в бумагах одной буквой К. На счету британской контрразведки было несколько важных дел. Большой шум вызвало дело немецкого шпиона Гревса. Если верить Гревсу, круг заданий, которые им выполнялись за его более чем десятилетнюю службу в разведке, был очень широк. Он, подкупив жившего в Сингапуре индийского раджу, через него добыл у служащих сведения об этой крупнейшей английской военной базе на Дальнем Востоке, побывал в Порт-Артуре за шесть недель до начала русско-японской войны и т. д. Все это - со слов Гревса. В Англии же выяснилось, что слабо подготовленный к роли разведчика, дилетант, незнакомый с военной техникой, Гревс не сумел выполнить порученное ему задание - собрать секретные сведения о морских базах в Шотландии. За Гревсом с самого начала велась слежка, и при аресте у него были найдены вещественные доказательства занятия шпионажем - чертежи новой пушки, производившейся на заводах в Глазго. Гревса приговорили к 18 месяцам тюрьмы, но уже через четыре месяца он был освобожден. Но английская секретная служба также решила воспользоваться услугами Гревса и направила его в США, но не получила от него никаких донесений. Вместо этого за два месяца до начала первой мировой войны Гревс опубликовал очень хвастливые "мемуары" под названием "Тайны немецкого военного министерства", которые имели шумный успех (в Советском Союзе перевод книги Гревса был издан в 40-х годах), хотя были полны явных вымыслов. Французская разведка сосредоточивала свои главные усилия на борьбе против основного противника - Германии. Однако в конце XIX в. контрразведывательная секция генерального штаба (и он в целом) оказалась сильно скомпрометированной участием в пресловутом "деле Дрейфуса", с помощью которого монархисты и клерикалы пытались вести подкоп под республику. Было неопровержимо доказано, что контрразведка фабриковала подложные документы, призванные засвидетельствовать мнимую "виновность" офицера генерального штаба Дрейфуса, ложно обвиненного в шпионаже в пользу Германии. В целом французская разведка не могла похвастать особыми успехами. По ее данным, Германия могла в первые недели войны иметь армию в 2,5 млн. солдат. На деле немцы мобилизовали вдвое больше - 5 млн. человек. Интересной особенностью японского шпионажа в конце XIX - начале XX в. было то обстоятельство, что им занимались не только государственные органы - военное и морское ведомства, но также частные "патриотические общества", основанные и финансируемые богатыми помещиками и буржуа. Русская разведка сумела еще в 1904 г. добыть знаменитый "план Шлиффена". (Не исключено, что этот документ был ловким подлогом немцев, хотя и включал какие-то части подлинного плана). Он был передан французам, но там сочли его фальшивкой. Ведь план предусматривал нарушение нейтралитета Бельгии, что вызвало бы вмешательство Англии. А в Берлине любой ценой хотели бы не допустить присоединения Англии к Франции и России. В Австро-Венгрии еще в 1843 г. был создан разведывательный отдел генерального штаба, имевший своих представителей в посольствах и консульствах. Потом их заменили военные атташе. Австрийский штаб в течение ряда лет командировал в Россию для стажировки специально отобранных офицеров. Они должны были изучать страну и русский язык. Русская разведка не возражала против этой посылки в Россию будущих руководителей австрийского шпионажа. Им, в частности, разрешалось проживать в Казани. Но в Вене не знали, с каким успехом удавалось спаивать австрийцев, вводить их в долги и перекупать, как говорится, на корню. Это была история, вполне достойная детективного романа, история, в которой неполученное письмо до востребования, потерянный футляр от перочинного ножа и неудачный футбольный матч привели к раскрытию и обнародованию тайны... 26 мая 1913 г. газеты, выходившие в австро-венгерской монархии, опубликовали два сообщения, не имевшие никакой связи между собой. Одно из них - перепечатанное всеми газетами заявление Венского телеграфного агентства, извещавшее о неожиданном самоубийстве полковника Альфреда Редля, начальника штаба 8-го корпуса австро-венгерской армии. "Высокоталантливый офицер, которому предстояла блестящая карьера, - говорилось в этом заявлении, - находясь в Вене при исполнении служебных обязанностей, в припадке сумасшествия..." Далее сообщалось о предстоящих торжественных похоронах офицера, павшего жертвой нервного истощения, которое было вызвано многими неделями бессонницы. Другая новость относилась к области спорта и касалась состязания двух любительских команд Праги. Неожиданное поражение, которое потерпела команда "Шторм-1" в воскресном матче, привлекло внимание лишь газеты "Прагер тагеблатт", выразившей свое горестное изумление по поводу проигрыша. И, однако, небольшому отчету о футбольном матче суждено было не только отменить уже назначенные торжественные похороны, но и раскрыть государственную тайну, которую отчаянно пыталось сохранить официальное агентство печати. Горечь, с которой пражская газета сообщала о поражении "Шторма-1", нисколько не была наигранной. Ведь автор отчета - один из редакторов газеты - являлся одновременно капитаном этой команды. Он считал, что проигрыш был результатом отсутствия двух сильных игроков, и, отведя душу в заметке о матче, после обеда отправился к одному из них, Вагнеру, по профессии слесарю. На упреки своего капитана Вагнер мог лишь ответить, что отсутствовал по вполне уважительной причине. К нему на квартиру приехали важные военные чины и увезли его в какой-то очень богатый пражский дом, принадлежавший одному крупному военному, который в этот день умер в Вене. В доме уже находились начальник пражского корпуса и другие господа, некоторые из них, по-видимому, прибыли из Вены. Вероятно, они искали завещание, так как Вагнеру приказано было взломать замки всех ящиков, шкафов и сейфов. Это была совсем нелегкая работа - хозяин предпочитал держать свои бумаги под очень надежными запорами. Было извлечено большое количество бумаг, военных планов, фотографий, а также большая сумма денег. Часть этих бумаг была написана по-русски. Содержание найденных материалов буквально ошеломило офицеров, которые даже не пытались скрыть свой ужас. Больше ничего Вагнер не знал, но и рассказанного было достаточно, чтобы в капитане футбольной команды проснулся газетчик. Еще недоумевая, он вернулся в редакцию, где ему на глаза попалось сообщение Венского телеграфного агентства о самоубийстве Редля. Все стало на свои места. Написанные по-русски бумаги, военные документы, поспешный обыск в присутствии командующего корпусом и прибывших из столицы офицеров... Объяснение могло быть только одно: Редль оказался шпионом царской России. Конечно, нечего было и думать о том, чтобы опубликовать это известие. Полиция конфисковала бы весь тираж еще до того, как он вышел бы из типографии, а самой газете грозили бы штрафы и судебные преследования. Но австрийским журналистам было не занимать опыта владения эзоповским языком, умения иносказательно сообщить все, о чем не разрешалось помещать сведения в печати, передать новость под видом ее опровержения. На другой день в "Праге тагеблатт" была помещена небольшая заметка, сразу превратившаяся в крупнейшую сенсацию. "Одно высокопоставленное лицо, - говорилось в заметке, - просит нас опровергнуть слухи, распространяемые преимущественно в военных кругах, относительно начальника штаба пражского корпуса полковника Редля, который, как уже сообщалось, покончил самоубийством в Вене в воскресенье утром. Согласно этим слухам, полковник будто бы обвиняется в том, что передавал одному государству, а именно России, военные секреты. На самом же деле комиссия высших офицеров, приехавшая в Прагу для того, чтобы произвести обыск в доме покойного полковника, преследовала совсем другую цель". До напечатания заметки в тайну были посвящены лишь 10 высших офицеров Австро-Венгрии. Ее скрыли даже от императора Франца Иосифа. После выпуска во вторник очередного номера "Прагер тагеблатт" тайна стала известной всему миру. Однако многие важные подробности всплыли на свет только после распада в 1918 г. лоскутной австро-венгерской империи. Разоблачение Редля, видимо, было делом случая. В начале 1913 г. на главный почтамт Вены прибыло письмо до воcтребования, посланное из небольшого городка Эйдкунена в Восточной Пруссии, близ русской границы. Никто долгое время не приходил за письмом, и его отправили обратно в Германию. Там, так как автор был неизвестен, пакет вскрыли, и о содержимом его германская полиция поспешила уведомить разведку Австро-Венгрии. Так по крайней мере излагает дело в своих мемуарах начальник австро-венгерской разведки и контрразведки Макс Ронге. Однако, вероятнее всего, письмо вовсе не отсылали в Германию и вся эта история была выдумана Ронге, чтобы скрыть существование в Австро-Венгрии "черного кабинета". Каким бы то ни было путем, но содержимое пакета из Эйдкунена оказалось в распоряжении австрийской контрразведки. А оно было совсем необычным для простого письма: банкноты на сумму 6 тыс. австрийских крон и два адреса: один - в Женеве, другой - в Париже. Оба адреса были хорошо известны австрийской контрразведке как "почтовые ящики" для шпионов различных стран. Несомненно, что 6 тыс. крон представляли собой плату за шпионскую работу. Об этом говорили не только адреса, но самый факт посылки столь значительной суммы в письме. Ясно, что деньги нельзя было отправить открыто, общепринятым путем. Как же поймать шпиона, проживавшего, очевидно, в Австрии и по каким-то причинам (может быть, по болезни) не сумевшего получить посланное ему вознаграждение? Письмо было адресовано какому-то Никону Ницетасу. Это, как выяснилось, было вымышленное имя. Единственным возможным способом было наблюдение за почтой в надежде, что иностранный разведчик сам попадется в поставленную ему ловушку. Тем временем пришло еще одно письмо до востребования, адресованное, как и первое, Никону Ницетасу. В нем было 7 тыс. крон. Потом прибыло третье письмо. Однако прошел апрель, половина мая, а загадочный Ницетас так и не явился за довольно круглой суммой, которая лежала в трех письмах до востребования (контрразведка вернула на почтамт и первый пакет). Напряжение нарастало. Почтовое окно было соединено прямым проводом с расположенным неподалеку полицейским отделением. Достаточно было чиновнику нажать электрический звонок, и за одну-две минуты, уходившие на формальности при выдаче корреспонденции, перед окошком оказались бы агенты венской полиции, которым было поручено наблюдение за этим делом. Но шли дни, а письма по-прежнему лежали на почтамте. Поздно вечером в субботу, 24 мая, начальник контрразведки капитан Ронге отправился с работы домой. Как только он вошел в квартиру, раздался телефонный звонок - его вызывал из венского полицейского управления статский советник Гайер: "Пожалуйста, приходите ко мне в бюро. Случилось нечто ужасное!" В субботу, во второй половине дня, к окошку почтамта подошел наконец человек, потребовавший столь долго ждавшие его письма. Почтовый служащий немедленно нажал кнопку звонка и попытался немного задержать посетителя, но сыщики все не являлись. Как раз в эту минуту в комнате полицейского управления не оказалось ни одного человека. Клиент, получив свои письма, вышел из здания почтамта. Примчавшиеся через минуту трое агентов бросились за ним следом. Неудача! Они увидели лишь, как человек, получивший письма, сел в такси и уехал. Поблизости не было другой машины, и от преследования пришлось отказаться. Полицейские успели лишь заметить номер машины. Это была единственная оставшаяся в их руках нить. Они стояли около 20 минут, обсуждая создавшуюся ситуацию, когда увидели едущее им навстречу такси. Номер совпадал, это был тот самый автомобиль, который увез незнакомца! Сыщики сели в такси и спросили шофера, куда он отвез недавно с этого места одного их друга. "В кафе "Кайзерхоф"", - ответил шофер. Новые пассажиры попросили ехать туда же. По дороге они имели время внимательно обшарить такси. При осмотре агенты наткнулись на серый шерстяной футляр от перочинного ножика. Не очень верный след: футляр мог забыть и кто-либо из пассажиров, бравших такси до получателя писем. В кафе "Кайзерхоф" было многолюдно. Хотя сыщики ранее могли видеть лишь спину незнакомца, они сразу же убедились, что его не было среди посетителей кафе. Однако, быть может, он вовсе и не собирался заходить в "Кайзерхоф", а просто решил, заметая следы, сменить такси. На ближайшей стоянке такси детективы выяснили, что примерно полчаса назад какой-то человек, приметы которого совпадали с общим обликом незнакомца, взял машину и отправился в отель "Кломзер". Детективы спешно помчались в эту гостиницу. Швейцар на заданный ему вопрос, кто приехал в отель за последний час на такси, не мог дать точный ответ. Прибыло несколько человек, по крайней мере четверо, в их числе проживающий в отеле полковник Редль. Детективы попросили швейцара опросить, кто из постояльцев потерял футляр. Их разговор был прерван появлением человека в хорошо сшитом штатском костюме. Конечно, сыщики сразу же узнали полковника - восходящую "звезду" генерального штаба, долгое время возглавлявшего разведывательную службу австро-венгерской монархии. - Извините, господин полковник, не вы ли потеряли футляр от перочинного ножика? - спросил швейцар. - Да, это мой, спасибо, - ответил полковник, посмотрев на чехол. И тут его лицо покрылось смертельной бледностью - он вспомнил, где потерял футляр. Медленно Редль оглядел трех свидетелей, присутствовавших при этом саморазоблачении, и стремительно вышел на улицу. Двое агентов последовали за ним, а один бросился звонить в полицейское управление статскому советнику Гайеру. А Гайер поставил обо всем в известность Ронге. Тот вспоминал: "Услышав известие, что многолетний член нашего разведывательного бюро, военный эксперт на многочисленных шпионских процессах разоблачен как изменник, я прямо-таки окаменел". Вскоре детективы принесли обрывки записок, разорванных и выброшенных Редлем. Когда их собрали и восстановили текст, отпали последние колебания. В них был указан ряд "почтовых ящиков", которые доказывали связь Редля не только с Россией, но и с Францией и Италией. Ронге, когда писал о потрясении, которое испытал, узнав о предательстве Редля, нисколько не преувеличивал. На него и его сотрудников в первую минуту просто-таки напал столбняк. Редль принадлежал к числу офицеров, делавших быструю карьеру в австро-венгерской армии, причем вся его служба была связана со шпионажем. Он работал в разведке с 1900 г. и ввел ряд "усовершенствований", например незаметное фотографирование всех посетителей, которых принимал в своем служебном кабинете, и даже запись разговора на фонограф. Ручки кресла и папиросы, которые предлагались посетителю, были посыпаны специальным порошком, так что каждый входивший в кабинет Редля незаметно для себя оставлял отпечатки пальцев. Начальник Редля генерал Гизль очень ценил своего подчиненного. Когда Гизль был переведен на службу из Вены в Прагу, где находился один из главных центров австро-венгерской армии, он прихватил с собой и своего опытного офицера разведки. Редль к этому времени был уже полковником. В Вене его заменил капитан Ронге. Он, в свою очередь, к "нововведениям" Редля добавил один очень старый прием - строгую почтовую цензуру, которую до того времени не применяли систематически. Целью был контршпионаж, но даже цензорам внушили, что их задачей является борьба с контрабандой. Работники австрийской разведки считали полковника Редля своим учителем и образцом, составленная им секретная инструкция "Советы по раскрытию шпионажа" была настольной книгой для его преемников. От Редля у австрийского генштаба не было тайн. А это означало, что не было тайн и от неприятельских разведок! В смятении Ронге отправился известить начальство о неслыханном открытии. ...Тем временем Редль бродил по венским улицам, видимо, обдумывая свое положение и пытаясь определить, установлена ли за ним слежка. Вскоре ему все должно было стать ясным: сыщики следовали за ним по пятам. Редль круто повернулся и возвратился в отель "Кломзер". Трудно сказать, чем руководствовался Редль в своих действиях. Может быть, он не терял надежды ускользнуть, хотя у столь опытного разведчика, как он, вряд ли могли быть сомнения в неосуществимости такой попытки. Кольцо уже замкнулось. Вероятнее всего, он, с его психологией великосветского игрока и прожигателя жизни, поняв, что ставка проиграна, решил провести наиболее приятно немногие оставшиеся у него часы. Пока Ронге докладывал по команде и получал от коменданта города санкцию на арест, Редль встретился в гостинице со своим другом Виктором Поллаком, прокурором Верховного кассационного суда, совместно с полковником выступавшим на процессах иностранных шпионов. Редль и Поллак вдвоем отправились в ресторан "Ридхоф", где в отдельном кабинете им был подан роскошный ужин. Чтобы подслушать их разговор, один из агентов предъявил свои полномочия директору ресторана и, надев костюм официанта, стал прислуживать двум важным посетителям. Однако Редль предпочитал делать свои признания Поллаку, когда официант выходил из комнаты. В своей исповеди он признался, что для удовлетворения своих извращенных склонностей ему приходилось добывать много денег. Редль говорил о душевных расстройствах, о том, что стал невменяем и не отвечает за свои поступки. Однако полковник не упомянул о своей шпионской деятельности. Поллак немедленно позвонил Гайеру, сообщив о разговоре и о том, что Редль, видимо, страдает серьезным психическим заболеванием. В половине двенадцатого Редль, распрощавшись с Поллаком, вернулся в гостиницу "Кломзер", оцепленную со всех сторон полицией. К нему в номер постучали. Вошли четверо офицеров в форме... Редль отказался отвечать на вопросы - все материалы можно будет получить в его пражской квартире. Он попросил (или ему предложили) револьвер. Офицеры ушли. В пять часов утра один из агентов зашел в отель, заявив, что ему надо спешно передать письмо Редлю. Войдя в номер, он обнаружил труп полковника, пустившего себе пулю в лоб. Агент быстро проскользнул мимо швейцара, дремавшего в этот ранний час на своем посту. Власти пытались скрыть причины самоубийства, изобразить его как полную неожиданность. Через несколько минут после ухода сыщика телефонный звонок разбудил швейцара. Какой-то властный голос, отказавшийся назвать себя, попросил немедленно вызвать полковника Редля к телефону в вестибюль. Швейцар зашел в номер, увидел мертвое тело полковника и поднял тревогу. Прибыла полиция. Рядом с убитым лежала записка, в которой Редль сообщал о решении покончить жизнь самоубийством в расплату за свои грехи. Было дано "маскировочное" сообщение в печать, начата подготовка к торжественным похоронам, которые так неожиданно были сорваны проигрышем пражской футбольной команды "Шторм-1". Специальная комиссия начала лихорадочно определять размеры ущерба, нанесенного Редлем, выяснять, что из военных секретов Австро-Венгрии попало через него в руки иностранных разведок. Окончательно это так и не удалось установить, тем более что в дело вмешались политические расчеты. Сначала всячески старались преуменьшить размеры деятельности Редля. Эту линию продолжал и Ронге в своих воспоминаниях, пытаясь задним числом спасти престиж австро-венгерской контрразведки. Имелась и другая крайность - представить Редля могильщиком Австро-Венгрии. Он, мол, с одной стороны, дезинформировал австрийское правительство о состоянии русской армии, преуменьшал ее мощь и тем толкнул Вену на проведение авантюристической политики, вызвавшей военный взрыв; с другой стороны, Редль, выдав все военные планы габсбургской монархии, серьезно ослабил ее вооруженные силы и предопределил последующее поражение австрийских войск в мировой войне. Конечно, все это крайние преувеличения - не из-за дезинформации Редлем венского правительства вспыхнула мировая война, да и не состояние австрийской армии было главным фактором, определившим исход мирового конфликта. Однако несомненно, что знание сербами (через Россию) австрийского мобилизационного плана, который был выдан Редлем, помогло им длительное время выдерживать натиск превосходящих сил неприятеля. Узнав об измене Редля, венский генеральный штаб существенно изменил план стратегического развертывания. В Петербурге без основания продолжали считать, что полностью оставался в силе проданный Редлем старый план. (Напротив, попытка немецкой разведки подбросить русскому командованию фальшивый план германского стратегического развертывания, хотя на подложном документе стояла подлинная подпись кайзера Вильгельма II и начальника генерального штаба Мольтке, оказалась безуспешной. Подделка была сравнительно быстро раскрыта.) Шпионская деятельность Редля длилась более 10 лет - с 1902 г. Он получил за нее сотни тысяч крон, и выданные им секреты стоили этого. На основе сообщенных им данных можно было составить полное представление о личном составе, материальной части австрийской армии, планах командования. Не меньшее значение имело и то, что, будучи начальником разведки и контрразведки, Редль выдавал наиболее опасных австрийских шпионов, засланных в Россию и в другие страны. Однажды какой-то царский полковник предложил находившемуся проездом в Варшаве австрийскому военному атташе продать русский план наступления на Австро-Венгрию и Германию в случае войны. Документ попал прежде всего к Редлю. Он отослал настоящий план в Петербург, а взамен его подложил в дело фальшивый. Кроме того, он сообщил царской разведке о предателе-полковнике. Тот, поняв, что разоблачен, покончил самоубийством. Австрийский военный атташе, якобы купивший фальшивый военный план, был отозван в Вену, а Редль получил от царской разведки крупный "гонорар" за свои услуги. Правда, положение Редля было не из легких. Для укрепления своего престижа он должен был ловить шпионов и в то же время не мог раздражать своих нанимателей. Приходилось лавировать. В 1903 г. он постарался поймать одного из шпионов царской разведки, ставшего уже бесполезным для своих хозяев. Это был бывший военный прокурор Зигмунд Гекайло. Он был арестован сначала совсем по другому делу - о растрате казенных денег, но улик было недостаточно, и выпущенный на свободу Гекайло поспешил эмигрировать в Бразилию, где принял имя Карла Вебера. Редль заявил судебным властям, что у него есть доказательства того, что Гекайло выдал русской разведке план совместных боевых действий Германии и Австро-Венгрии против России. Были представлены неопровержимые вещественные доказательства, для получения которых, по слов