Серго Берия. Мой отец - Лаврентий Берия Автор выражает глубокую признательность за помощь в работе над этой книгой Михаилу Сергеевичу Конюке и Виталию Евгеньевичу Бежину ОТ ИЗДАТЕЛЯ Книгу, открывающую новую серию "Осмысление века: дети об отцах", мож- но отнести, к разряду необычных. Хотя кое-кто, увидев в ее названии имя человека, который вот уже четыре десятилетия числится хрестоматийным злодеем, скопищем всех мыслимых и немыслимых пороков, может усомниться в подобном определении, сказав: "Что из ряда вон выходящего можно найти в очередных воспоминаниях? И так уже все ясно и подробно описано в вузовс- ких и школьных учебниках..." И все же смеем утверждать, что эта художественно-публицистическая книга, приоткрывающая многие неизвестные страницы отечественной и миро- вой истории, необычна, и прежде всего тем, что написал ее человек нео- бычной и нелегкой судьбы, о котором в стране и за рубежом до недавнего времени было известно только крайне узкому кругу лиц. Единственный сын одного из ближайших соратников Сталина Лаврентия Бе- рия - Серго, по воле обстоятельств отсидевший полтора года в одиночных камерах Лефортова и Бутырки, долгие годы носил имя Сергея Алексеевича Гегечкори. Серго Берия - личность действительно необычная: семнадцати- летний, с первых дней войны он радист разведгруппы за пределами СССР, в двадцать восемь - руководитель сверхсекретного КБ, доктор наук. Главный конструктор ракетно-космических систем, принимавший участие в испытаниях первой атомной и разработках водородной бомбы, много сделавший для обо- роны страны, и сегодня занят своим делом. Казалось бы, что может он, сын Берия, добавить к тем известным всему миру фактам истории нашего недавнего прошлого?.. Мемуаров на тему "крем- левских тайн" ныне на книжных полках предостаточно. Взять хотя бы воспо- минания Светланы Аллилуевой (Сталиной), Сергея Хрущева, Андрея Маленко- ва. Все они, рассказывая о своих отцах, дают им свои оценки, по-своему трактуют их деяния. В чем они правы, в чем нет, судить не беремся. Свой вердикт их мемуа- рам вынесет История, "дама" она, как известно, капризная. Со временем она все расставит по своим местам, всем воздаст по справедливости, ре наша задача оценивать степень объективности и точность фактов в этих книгах. Безусловно одно, все они могут рассматриваться как попытки доко- паться до правды, приблизить нас к истине. Именно в этом ряду видится нам и книга Серго Берия, который показывает своего отца таким, каким он его знал. Конечно, не все однозначно воспримут оценки и выводы Серго Берия. Это естественно. Но читатель должен согласиться, что каждый человек имеет право высказать свою точку зрения, по-своему осмыслить время и события. Этим правом и воспользовался автор книги "Мой отец - Лаврентий Берия", чтобы рассказать свою правду об отце, о себе и минувшей эпохе. Будет ли она правдой для всех, решит Время. ГЛАВА 1 НАЧАЛО ПУТИ Своего деда по отцу Павле я помню смутно. Остались в памяти черная дедова бурка, башлык да еще рассказы о нем самом, человеке чрезвычайно трудолюбивом и деятельном. В родной Мингрелии жизнь его не сложилась. В Абхазию он вынужден был перебраться из-за преследований жандармов. Насколько я знаю, связано это было с крестьянскими выступлениями. Горное село Мерхеули, хоть и находи- лось в Абхазии, было мингрельским. Видимо, этим и объяснялся выбор деда. Достатка большого ни на старом месте, ни здесь, в забытой Богом дере- вушке, он так и не нажил. А ту малость, что имел, вынужден был оставить в Мингрелии. Здесь все пришлось начинать с нуля. Бабушка, Марта Джакели, хотя и состояла в какомто родстве с Дадиани, владельцем Мингрелии, тоже была очень бедной женщиной. Первый муж ее умер, и она, имея сына и дочь, вышла замуж за Павле. Тем и закончилась его холостяцкая жизнь. Знаю по рассказам самой бабушки Марты, что поко- рил ее крестьянин Павле храбростью и красотой. Сама она прекрасно шила и всю жизнь подрабатывала портняжным ремеслом, внося какой-то достаток в дом. И Павле такой же с юности был - ни минуты свободной. Так и сошлись. У Павле и Марты было трое детей, но судьба всех троих сложилась тра- гично. Один мальчик прожил всего два года и, заболев оспой, умер. Оста- лась глухонемой после перенесенного заболевания Анна. Вся надежда оста- валась на Лаврентия. Павле и Марта очень хотели, чтобы их сын получил образование. Моему отцу исполнилось семь лет, когда дед решил отправить его на учебу в Сухумское высшее начальное училище. Существовало в те времена такое учебное заведение с непривычным ныне названием. Такие учи- лища еще называли реальными. В гимназию отца бы не приняли, а в таких учебных заведениях как раз и учился народ победнее. Правда, для осущест- вления своей заветной мечты дед Павле вынужден был продать полдома - лишних денег в семье ни тогда, ни позднее не было. Некоторых из учителей отца, а это были люди удивительные, учительст- вовавшие действительно по призванию, я много лет спустя встречал в Гру- зии. Много интересного рассказывали они мне о детстве отца, да и сам он всегда с теплотой отзывался о них, прекрасно понимая, чем обязан своим первым педагогам. В 15 лет, окончив Сухумское училище с отличием, отец решил учиться дальше. Пришлось деду Павле и вторую половину дома продать и перебраться с семьей в хибару из дранки. А отец отправился в Баку, в механико-строи- тельное техническое училище. Уже став зампредом Грузинской ЧК, отец конечно же помогал родителям, но жили они по-прежнему бедно. Сколько отец ни просил их перебраться в Тбилиси и жить с нами, дедушка Павле был непреклонен: "Нечего мне в ва- шем городе делать". Он действительно не мыслил своей жизни без тяжелого крестьянского труда, любил простор. Постоянно сокрушался: "Почему Серго на целый год ко мне отпустить не хотите? Я из него человека сделаю!" Ма- ма, естественно, была против. Когда узнали, что дедушка Павле простудился и слег, мама тут же пое- хала в Мерхеули, это недалеко от Сухуми. Дед и умер у нее на руках. А вот отец не успел его живым застать... Мама моя, Нина Теймуразовна, моложе отца на шесть лет - она родилась в 1905 году. Отец ее, Теймураз Гегечкори, выходец из дворянского рода. Мать, моя бабушка Дарико Чиковани, Дарья, княжеского происхождения. И у нее, и у деда это был второй брак. У Теймураза Гегечкори в один день скончались от тифа жена и два сына, у бабушки Дарико после гибели перво- го мужа остались трое детей. Дед долго не женился после смерти первой жены, с Дарико у него был единственный ребенок - моя мать. Как и бабушка, дед был очень образованным человеком, участвовал в на- циональном движении и во время одного из антицарских крестьянских выс- туплений получил семь пуль. Семидесятилетнему старику перебили обе ноги, через год он умер. Человек, стрелявший в деда, царский жандарм, был из местных, мингрел. В деревне этой он продолжал жить и когда мой отец ру- ководил Грузинской ЧК, Закавказским и Грузинским ГПУ, был первым секре- тарем ЦК партии Грузии и умер своей смертью. В какой-то степени, думаю, это характеризует нашу семью. Никто и никогда у нас никому не мстил. Мама окончила сельскую школу в мингрельской деревне, затем гимназию. Воспитывалась она в семье дяди Саши Гегечкори. Тот был большевиком. На его конспиративную квартиру и приходил мой отец, они и познакомились с мамой благодаря Саше Гегечкори. Второй ее дядя - Евгений Гегечкори - стал у меньшевиков министром иностранных дел. Такие разные судьбы... Уже при Советской власти родители уехали в Баку, позднее - в Тбилиси. Мама окончила сельскохозяйственный институт, аспирантуру, защитила кан- дидатскую диссертацию и после перевода отца в Москву работала в Сельско- хозяйственной академии имени К. А. Тимирязева. В 1953 году обеих моих бабушек - одной в то время было 84 года, дру- гой - 81-в одночасье вышвырнули из квартир и отправили в дом престарелых в сотне километров от Тбилиси. Никому из родственников взять старушек к себе власти не разрешили. Когда, оказавшись после тюрьмы в Свердловске, мы с мамой получили относительную свободу, ей все же удалось нелегально съездить в Грузию. К тому времени бабушки Дарико уже не было в живых - она умерла за четыре месяца до приезда мамы. Бабушка Марта была уже совершенно слепой, но когда мама вошла в ком- нату, та взяла ее за руку и тут же определила: "Нино..." Два месяца безуспешно добивались мы разрешения забрать ее в Сверд- ловск, но не успели... Мне до сих пор трудно понять, какую цель преследовали власти, расп- равляясь со всеми родственниками Берия. Что дала, скажем, изоляция этих старушек? Неужели власти видели и в них угрозу государству? Нас с мамой тогда утешало одно: бабушка Марта хотя бы дожила до того дня, когда узнала, что мы живы. До этого она о нас, разумеется, ничего не знала, да и мы о том, как сложились судьбы наших близких, узнали лишь в Свердловске. И о моем отце, и о нашей семье за последние сорок лет неправды напи- сано много. Прожив 87 лет, мама, любившая отца всю жизнь, умерла с твер- дым убеждением, что все эти домыслы, откровенные сплетни понадобились партийной верхушке - а это от нее исходила ложь об отце - лишь для того, чтобы очернить его после трагической гибели. Кому не знакома, скажем, легенда о похищенной Лаврентием Берия своей красавицы невесты. В одной из "биографических" книг, изданных на Западе, но хорошо известной и у нас, автор утверждает, что в конце 20-х годов мой отец приехал в Абхазию в собственном роскошном поезде с какой-то проверкой хозяйственных дел в республике и повстречал здесь мою будущую мать. Девушка ему понравилась, и он ее похитил. Сегодня эта "байка" ко- чует из одной публикации в другую, и никто почему-то не задумывается над фактами. А ведь стоит, наверное. Тогда, в конце 20-х, я уже собирался в первый класс одной из школ мо- его родного Тбилиси. А познакомились мои родители, как я уже говорил, гораздо раньше. Отец сидел в одной камере Кутаисской тюрьмы вместе с Са- шей Гегечкори. Моя мама навещала дядю. Так и познакомились. Достаточно сопоставить некоторые факты, даты, и версия похищения рассыплется, как карточный домик, но этого почему-то не делают. Я уже не говорю о том, что никакого специального поезда молодой чекист Лаврентий Берия и в гла- за не видел - не тот уровень. Я еще вернусь к воспоминаниям о нашей семье, а пока хотел бы немного рассказать об отце. Родился он 17 (30) марта 1899 года. Мечтал об архи- тектуре и сам был хорошим художником. Вспоминаю одну историю, связанную уже с моим детством. Верующим человеком я так и не стал, хотя с глубоким уважением отношусь к религии. А тогда, мальчишкой, я был воинствующим безбожником и однажды разбил икону. Смешно, разумеется, говорить о ка- ких-то убеждениях, скорее всего это стало результатом воспитания, полу- ченного в школе. Словом, бабушка Марта была очень огорчена. Она была ве- рующая и до конца жизни помогала и церкви и прихожанам. Возвратившись с работы, отец остудил мой атеистический пыл и... нари- совал новую икону. Тот разговор я запомнил надолго. "К чужим убеждениям надо относиться с уважением". Человеком он был разносторонне одаренным. Рисовал карандашом, аква- релью, маслом. Очень любил и понимал музыку. В одном из остросюжетных политических боевиков, изданных на Западе, идет речь о Берия как о "единственном советском руководителе, позволявшем себе наслаждаться роскошью по западному образцу". Вспоминают "паккард", полученный якобы через советское посольство в Вашингтоне, роскошную подмосковную дачу, принадлежавшую в свое время графу Орлову, мраморную дачу в Сочи, теннис- ные корты, бильярдные, тир для стрельбы, крытый бассейн, скоростные ка- тера. Утверждают даже, что костюмы для отца шились в Риме и Лондоне, что он обладал одной из лучших в стране коллекций пластинок, пил французский коньяк и читал лишь поэтов-романтиков прошлого... Что тут можно сказать... Какое-то нагромождение домыслов. Мама часто покупала пластинки Апрелевского завода с записями классической музыки и вместе с отцом с удовольствием их слушала. А вот поэзию, насколько пом- ню, отец не читал. Он любил историческую литературу, постоянно интересо- вался работами экономистов. Это ему было ближе. Не курил. Коньяк, водку ненавидел. Когда садились за стол, бутылка вина, правда, стояла. Отец пил только хорошее грузинское вино и только в умеренных, как принято говорить, дозах. Пьяным я его никогда не видел. А эти россказни о беспробудном пьянстве... Костюмы из Лондона, Рима и еще откуда - это и вовсе смешно. Обратите внимание: на всех снимках отец запечатлен в на редкость мешковатых кос- тюмах. Шил их портной по фамилии Фурман. О других мне слышать не прихо- дилось. По-моему, отец просто не обращал внимания на такие вещи. Харак- тер жизни был совершенно иной, нежели сегодня. Назовите это ханжеством, как хотите, но жить в роскоши у руководителей государства тогда не было принято. В нашей семье, по крайней мере, стремления к роскоши не было никогда. Дача, во всяком случае, была одна, современной постройки, и к графу Орлову конечно же ни малейшего касательства иметь не могла. Да и не отцу она принадлежала, а государству. Пять небольших комнат, включая столо- вую, в одной действительно стоял бильярд. Вот и все. Когда мы переехали из Тбилиси в Москву, отец получил квартиру в пра- вительственном доме, его называли еще Домом политкаторжанина. Жили там наркомы, крупные военные, некоторые члены ЦК. Как-то в нашу квартиру заглянул Сталин: "Нечего в муравейнике жить, переезжайте в Кремль!" Мама не захотела. "Ладно, - сказал Сталин, - как хотите. Тогда распоряжусь, пусть какой-то особняк подберут". И дачу мы сменили после его приезда. В районе села Ильинское, что по Рублевскому шоссе, был у нас небольшой домик из трех комнатушек. Сталин приехал, осмотрел и говорит: "Я в ссылке лучше жил". И нас переселили на дачу по соседству с Кагановичем, Орджоникидзе. Кортов и бассейнов ни у кого там не было. Запомнилась лишь дача маршала Конева. Он привез из Германии и развел у себя павлинов. А "паккард" действительно был, как у всех членов Политбюро. Закупили их тогда, кажется, десятка полтора. Один из них выделили отцу, но в от- личие от Сталина, Молотова, Ворошилова и других отец на нем не ездил. Это была бронированная машина. Отец же пользовался обычной. Говорю это не к тому, что руководители государства не имели каких-то льгот. Мать, как и другие жены членов Политбюро, в магазин могла не хо- дить. Существовала специальная служба. Например, комендант получал за- каз, брал деньги и привозил все, что было необходимо той или иной семье. А излишества просто не позволялись, даже появись у кого-то из сталинско- го окружения такое желание. Лишь один пример: вторых брюк у меня не бы- ло. Первую шубу в своей жизни мама получила в подарок от меня, когда я получил Государственную премию. И дело не в том, разумеется, что отец с матерью были бедные люди. Конечно же нет. Просто в те годы, повторяю, не принято было жить в роскоши. Сталин ведь сам был аскет. Никаких изли- шеств! Естественно, это сказывалось и на его окружении. Он никогда не предупреждал о своих приходах. Сам любил простую пищу и смотрел, как живут другие. Пышных застолий ни у нас, ни на дачах Стали- на, о которых столько написано, я никогда не видел. Ни коньяка, ни вод- ки. Но всегда хорошее грузинское вино. Это потом уже руководители страны почувствовали вкус к роскоши. А тогда... Вспоминаю довольно типичную ис- торию с наркомом путей сообщения Ковалевым. Однажды он подарил жене в день рождения бриллиантики. Сейчас школьницы такие носят. Тут же донесли Сталину. Бедолагу без всяких объяснений выгнали из партии и с работы. Отец потом помогал ему устроиться... Правильно это или нет, судить не берусь. Может, и не к чему был такой аскетизм, но - было. Не раз встречал в прессе такие "факты": якобы при обыске в нашем доме были найдены сотни тысяч рублей, драгоценности, сорок стволов оружия... Все эти абсурдные вещи не стоят комментариев. Скажем, в Тбилиси жил портной Саша, уж и фамилии его не помню. Както он приехал в Москву, и мама заказала у него платье. На следствии ей припомнили и этот случай: "Использование наемного труда!" Обвинили даже в том, что мама привезла из Нечерноземья ведро красно- зема, использовав государственный транспорт - самолет. Мама тогда дейс- твительно занималась исследованием почв, работая в сельхозакадемии. Глупость на глупости. Утверждали, что она разъезжала на лошадях с зо- лотыми колокольчиками. На самом деле мама действительно любила лошадей и ходила в манеж. Золотые колокольчики, естественно, очередная выдумка. Пройдет время, и все эти "обвинения" будут растиражированы и пойдут гулять по свету, обрастая новыми легендами. Как, скажем, эта: якобы у отца была своя элитная преторианская гвардия из 200 грузин. Если верить тем же западным источникам, "охрана любила Берия, как своего племенного вождя". И это сказки, но подтекст совершенно ясен: два грузина оккупиро- вали Россию и бесчинствовали в ней. Охрана, естественно, тоже из грузин, сотрудники НКВД - тоже грузины... Правда лишь в том, что личная охрана действительно любила отца. И он к ним очень хорошо относился. Было этих ребят человек 10-12, не больше. Да и работали они не в одну смену. Боль- ше трех я никогда не видел. Обычно за его машиной шла еще одна машина сопровождения. Вот и вся охрана. Да еще у ворот дачи дежурный находился, но военным он не был. И еще одна любопытная деталь: в личной охране отца был один грузин и один армянин - Саркисов. Остальные - русские и украин- цы. Как ни странно, но и саму биографию отца умудрились переписать до не- узнаваемости. Если верить некоторым публикациям, то он стал одним из ру- ководителей государства едва ли не в начале 30-х. Разумеется, это не так. Он довольно рано пришел в революционное движение, еще в училище ор- ганизовал нелегальный марксистский кружок. В июне 1917 года в качестве техника-практиканта армейской гидротехни- ческой школы его направляют на Румынский фронт. А дальше - революция. Работал в подполье, был арес- тован, снова подполье, и снова арест... После революции жизнь его сложилась совершенно иначе, чем он планиро- вал. Не став архитектором, как мечтал, отец увлекся нефтеразведкой. Его даже собирались отправить на учебу в Бельгию, о чем он не раз впоследс- твии вспоминал. Но и здесь не сложилось. С 1921 года отец работает за- местителем начальника секретно-оперативной части АзЧК, затем становится начальником секретно-оперативной части, позднее - заместителем председа- теля Грузинской ЧК. До этого - непродолжительная работа в ЦК КП(б) Азер- байджана, учеба в Бакинском политехническом институте. Сохранились документы, связанные с работой отца в Азербайджане, дати- рованные 1923 годом. Из характеристики Л. 17. Берия: "...обладает въедающимися способностями, проявленными в разных аппа- ратах государственного механизма... Он с присущей ему энергией, настой- чивостью выполнял все задания, возложенные партией, дав блестящие ре- зультаты своей разносторонней работой... Следует отметить, как лучшего, ценного, неутомимого работника, столь необходимого в настоящий момент в советском строительстве". Характеристика подписана секретарем ЦК Ахундовым. Столь же высоко це- нят молодого энергичного чекиста, направленного в ЧК партией большеви- ков, его непосредственные руководители. Отец явно с благословения Дзер- жинского становится кавалером ордена Боевого Красного Знамени, награжда- ется именным оружием - пистолетом "Браунинг", часами с монограммой. В 32 года он уже председатель Закавказского, Грузинского ГНУ, полномочный представитель ОГПУ в Закавказье. Впереди - высокий пост первого секрета- ря ЦК партии Грузии, руководителя партийной организации Закавказья, пе- ревод в Москву... Блестящая карьера? Безусловно. Но где ее истоки? В благосклонном отношении Сталина, как об этом нередко пишут? Отнюдь, в те годы они просто-напросто не были знакомы. Тогда где? Как правило, путь был один. Вспомните карьеру Маленкова хотя бы. Как и многие другие, он сделал ее в Орготделе ЦК. Не исключение и Хрущев. В поле зрения Сталина и партийной верхушки он оказался, когда громил троц- кистскую оппозицию. Доносы, интриги - все это было абсолютно типично для того времени. Биография отца - имею в виду подлинную его биографию, ос- нованную на реальных фактах, а не домыслах - резко отличалась от боль- шинства других. Его довольно быстрое, даже по тем временам, продвижение по служебной лестнице связано в первую очередь с его позицией, занятой в 1924 году по отношению к меньшевистскому восстанию в Грузии. Именно тог- да на него обратили внимание в Политбюро. А произошло вот что. В 1924 году отец, заместитель начальника Гру- зинской ЧК, узнает, причем заблаговременно, о том, что готовится меньше- вистское восстание. Учитывая масштаб будущих выступлений, отец предлага- ет любыми политическими мерами предотвратить кровопролитие. Орджоникид- зе, в свою очередь, передает его информацию в Москву. Ситуация тревож- ная: разведке достоверно известно, что разработан полный план восстания, готовятся отряды, создаются арсеналы. Выступления вспыхнут по всей рес- публике, и пусть они в действительности не будут носить характера всена- родного восстания, но выглядеть это будет именно так. Отец понимал, что эта авантюра изначально обречена на провал, на большие человеческие жертвы. Необходимы были энергичные меры, которые позволили бы предотвратить кровопролитие. И тогда он предложил пойти на такой шаг - допустить утечку полученной информации. Его предложение сво- дилось к тому, чтобы сами меньшевистские руководители узнали из досто- верных источников: Грузинская ЧК располагает полной информацией о гото- вящемся восстании, а следовательно, надеяться на успех бессмысленно. Орджоникидзе, видимо получив согласие Москвы не возражал: в той непрос- той обстановке это было единственно верным решением. Но меньшевики этой информации не поверили и расценили ее всего лишь как провокацию. Видимо, пересилила вера в заверения Франции и Англии. Вы, мол, начните, а мы поддержим... В дальнейшем события развивались так. В Грузию был направлен один из лидеров меньшевистского движения, руководитель национальной гвардии Джу- гели. О его переброске отец узнал заблаговременно от своих разведчиков и, разумеется, принял меры: Валико Джугели был взят под наблюдение с мо- мента перехода границы. Но всего лишь под наблюдение - арестовывать од- ного из влиятельных лидеров меньшевиков не спешили. Само пребывание Джу- гели в Грузии решено было использовать для дела. По своим каналам отец предупредил Джугели, что для Грузинской ЧК его переход границы не секрет и ему предоставлена возможность самому убедиться, что восстание обречено на провал. К сожалению, и эта информация была расценена как провокация чекистов. Джугели решил, что ГрузЧК просто боится массовых выступлений в республи- ке и неспособна их предотвратить, поэтому пытается любыми средствами убедить меньшевистское руководство в обратном. Джугели все же был арестован, но из-за досадной случайности - его опознал на улице кто-то из старых знакомых, и его официально задержали. Уже в тюрьме Джугели ознакомили с материалами, которыми располагала раз- ведка ГрузЧК, и он написал письмо, в котором убеждал соратников отка- заться от выступления. Ни за границей, ни в самой Грузии к нему не прис- лушались. Восстание меньшевики все же организовали, но, как и следовало ожидать, армия его подавила, а народ понес бессмысленные жертвы, которых вполне можно было избежать. Если бы Орджоникидзе вмешался, кровопролития еще можно было не допустить, потому что в первые же часы все руководите- ли восстания были арестованы, склады с оружием захвачены. По сути, армия громила неуправляемых и безоружных людей... Но как бы там ни было, отца, сделавшего все, чтобы избежать кровопро- лития, запомнили. К слову, и в дальнейшем он всегда выступал лишь за по- литические решения любых вопросов, отвергая подход с позиции силы. У чи- тателя еще будет возможность не раз в этом убедиться. Он по своей натуре был аналитиком и никогда не спешил с выводами, ос- новываясь лишь на собственном эмоциональном восприятии тех или иных со- бытий. Для политика это вещь, считал он, абсолютно недопустимая. Вне всяких сомнений, наложила свой отпечаток на его характер многолетняя ра- бота в разведке. Любой его вывод основывался на глубоко проработанном конкретном материале. Сужу даже по тому, как он формировал меня как лич- ность, как приучал к систематическому труду, работе над материалами, со- поставлению фактов, прогнозированию. Сказалась, очевидно, и его давняя тяга к технике. Даже если не имеешь непосредственного отношения к каким-то расчетам, само занятие ею требует аналитического склада ума. Я не раз наблюдал, как ответственейшие реше- ния, связанные, например, с новым оружием, он принимал за каких-то 15 минут. Но это чисто внешнее восприятие. Я-то прекрасно знал, что за этим стоит. Такому решению предшествовала колоссальная работа. И речь не только о многочасовых совещаниях, консультациях со специалистами, но и о самостоятельной работе над материалами. Так было, помню, когда решалась судьба ядерного проекта, проектов баллистических ракет, систем ПВО и других. А еще это был очень целеустремленный, настойчивый человек. Если он брался за какую-то работу, то всегда доводил начатое до конца. Не чурал- ся черновой работы, изнуряющих поездок. Сколько я его помню, никогда не изменял выработанным еще в юности привычкам. Вставал не позднее шести утра. После зарядки минимум три часа работал с материалами. Возвратившись с работы, ужинал и вновь шел в свой кабинет. А это еще два-три часа работы. Исключением становились лишь дни, когда затягивались какие-то важные заседания. Еще, разумеется, необыкновенное трудолюбие. Вот, пожалуй, слагаемые тех практических результатов, которых он достигал. В отличие от других членов Политбюро, занимавшихся, что скрывать, чистой демагогией да из- вечными "кадровыми" вопросами, ему ведь всегда поручалось конкретное де- ло. Допускаю, что и в партийной работе надо было иметь дело с людьми, заниматься какими-то организаторскими вопросами, но, по моему глубокому убеждению, претила она отцу именно тем, что не давала, да и не могла дать конкретного результата, а следовательно, и морального удовлетворе- ния от сделанного. Когда отца в начале тридцатых направили из разведки на партийную работу, своего недовольства он не скрывал. Но и там, как человек деятельный, он нашел себе дело. Строго говоря, в общепринятом смысле партийной работой он и не занимался, отдав ее на откуп аппарату. Сам же в течение тех нескольких лет, используя права главы республики, поднимал народное хозяйство Грузии. Позднее он и сам не раз подчеркивал, что не дело партии подменять хозяйственные органы, но тогда, в тридца- тые, видимо, иначе просто было нельзя. Тот же первый секретарь ЦК партии республики, если он, конечно, не был по натуре аппаратчиком, мог немало сделать и в промышленности, и в сельском хозяйстве, и в строительстве. Должность первого секретаря ЦК позволяла отцу активно вмешиваться в хо- зяйственные проблемы и решать их на самом высоком уровне, чего, скажем, при всем желании не могли сделать сами хозяйственные руководители. К сожалению, в дальнейшем партийные органы превратились всего лишь в контролирующие органы, далекие от решения практических задач. Наверное, это странно звучит, но мой отец был очень мягким человеком. Странно, потому что за последние сорок лет столько написано о допросах, которые он якобы проводил в подвалах Лубянки, о его нетерпимости к чужо- му мнению, о грубости. Все это, заявляю откровенно, беспардонная ложь. Это по его настоянию - в архивах есть его записка в Политбюро и ЦК по этому поводу - был наложен запрет на любое насилие над обвиняемыми. Это он сделал все, чтобы остановить колесо репрессий, очистить органы госу- дарственной безопасности от скомпрометировавших себя активным участием в массовых репрессиях работников. Впрочем, это тема отдельного разговора, от которого я ни в коей мере не собираюсь уходить. Пока скажу лишь одно: не был мой отец тем страшным человеком, каким пытались его представить в глазах народа тогдашние вожди. Не был и не мог быть, потому что всегда отвергал любое насилие. Даже когда говорят, что отец, став наркомом внутренних дел, разогнал "органы", повинные в злодеяниях 30-х годов, это не так. Ушли, вынуждены были уйти и понести ответственность лишь те сле- дователи, сотрудники лагерной охраны, кто нарушал закон. Этого отец не прощал ни тогда, ни позднее. А тысячи и тысячи честных работников про- должали бороться с уголовной преступностью, как и прежде, работали в разведке и контрразведке. Насколько известно, приход нового наркома внутренних дел связан и с самой реорганизацией карательных органов, и с массовым освобождением из тюрем и лагерей сотен тысяч ни в чем не повин- ных людей. Сегодня мало кто знает, что наркомом внутренних дел отец был назначен в конце ноября 1938 года. Люди старшего поколения хорошо помнят, когда прекратились в СССР массовые репрессии. Достаточно сопоставить факты. После 1942 года - и это известно - он уже не имел никакого отношения к органам государственной безопасности. Тогда, в войну, отца сменил на этой должности Всеволод Меркулов, а после войны органами безопасности руководили Абакумов, Игнатьев. И все же, когда речь заходит о всех пос- левоенных преступлениях Системы, об этом предпочитают не вспоминать. То и дело встречаешь в различных источниках: министр внутренних дел Л. П. Берия. А все дело в том, что в марте 1953 года мой отец действительно возглавил МВД СССР. Правда, проработать ему там довелось всего лишь три месяца. Полагаю, читателям этой книги небезынтересно будет узнать и об этой странице жизни моего отца. Пока скажу лишь, что никакого желания идти на эту должность у отца не было. К сожалению, в своих нашумевших мемуарах Никита Сергеевич Хрущев не написал, как в течение нескольких дней просидел у нас на даче, уговаривай отца после смерти Сталина: "Ты должен согласиться и принять МВД. Надо наводить там порядок!" Отец отка- зывался, мотивируя это тем, что чрезмерно загружен оборонными вопросами. Но Политбюро все же сумело настоять на своем. Аргументы оппонентов отца были не менее вескими: он в свое время немало сделал для восстановления законности в правоохранительных органах, а сейчас ситуация такая же и требует вмешательства компетентного человека. Отец был вынужден согла- ситься. Думаю, это все делалось с дальним прицелом - списать в будущем все грехи на нового главу карательного ведомства. Надо ведь было как-то объ- яснять народу и довоенные репрессии, и последующие преступления Системы. А отец, как признавался впоследствии сам Хрущев, действительно оказался удобной фигурой. Как ни странно, элементарного смещения дат оказалось достаточно для того, чтобы полностью извратить факты. Ну, кто, скажите, помнит сегодня, особенно из людей молодых, кто и когда возглавлял НКВД? Многие историки, например, недвусмысленно намекают на причастность моего отца к смерти Серго Орджоникидзе, убийству Сергея Мироновича Киро- ва. Говорит об этом и Светлана Аллилуева: "И лето 1934 года прошло так же - Киров был с нами в Сочи. А в декабре последовал выстрел Николаева. ...Не лучше ли и не логичнее ли связать этот выстрел с именем Берия, а не с именем моего отца, как это теперь делают? В причастность отца к этой гибели я не поверю никогда... Был еще один старый друг нашего дома, которого мы потеряли в 1936 году, - я думаю, не без интриг и подлостей Берия. Я говорю о Георгии Константиновиче (Серго) Орджоникидзе". Уверен, что подобных обвинений читатель встречал немало. Но кто знает, как доро- ги были всю жизнь и моему отцу, и всей нашей семье эти два человека. Серго Орджоникидзе - мой крестный отец... Меня ведь и назвали в честь Серго. Когда родители приезжали из Тбилиси в Москву, непременно останав- ливались в его доме, да и Серго часто бывал у нас, когда приезжал по де- лам или на отдых в Грузию. Такие были отношения. А Сергей Миронович Киров дважды вытаскивал отца из меньшевистской тюрьмы. Когда убили Кирова, отец работал в Грузии, но позднее рассказы- вал, что никакого заговора, как писали газеты, не было. Убийца - одиноч- ка. Уже возглавив НКВД, отец, разумеется, возвратился к этой трагической истории и попытался восстановить детали случившегося, но каких-либо до- кументов, позволяющих трактовать смерть Сергея Мироновича иначе, не на- шел. Не было их, естественно, и у тех, кто впоследствии обвинил в орга- низации этого убийства Сталина. Тем не менее и эта версия оказалась жи- вучей. Впрочем, удивляться не стоит. Написала же Светлана Аллилуева, что во время гражданской войны на Кавказе "Берия был арестован красными и Киров приказал расстрелять предателя"... А как отнестись к утверждениям, что Берия был агентом муссаватистской разведки? Это обвинение в адрес отца прозвучало даже на Пленуме ЦК, где отца после его трагической гибе- ли исключили из партии. А ведь то, что отец по заданию партии большеви- ков работал в контрразведке в Баку, никогда не скрывалось. Именно там начинал он свой путь в разведке. Лучше других знал об этом Анастас Мико- ян, работавший там же по тому же заданию. На Пленуме ЦК просто перекрутили общеизвестные факты. Сам Микоян мне впоследствии говорил, что выступал в защиту отца и рассказал все, что знает. К сожалению, и это оказалось неправдой. У правящей верхушки не было никогда и не могло быть каких-либо дока- зательств вины отца, а скомпрометировать его в глазах народа было крайне необходимо - разрушалась легенда... Прочитав эту книгу, читатель, наде- юсь, сам придет к каким-то выводам. Мой же рассказ об отце - лишь штрихи к портрету человека, который честно делал свое дело, был настоящим граж- данином, хорошим сыном и хорошим отцом, любящим мужем и верным другом. Я, как и люди, знавшие его многие годы, никогда не мог смириться с ут- верждениями официальной пропаганды о моем отце, хотя и понимал, что ждать другого от Системы, в основе которой ложь, - по меньшей мере наив- но... Когда я говорю об отце, всплывают в памяти давно забытые картины детства. Скажем, я с детства интересовался техникой, и отец это всячески поощрял. Ему очень хотелось, чтобы я поступил в технический вуз и стал инженером. Довольно характерный пример. Понятное дело, ему ничего не стоило даже тогда разрешить мне кататься на машине. Как бы не так... Хо- чешь кататься - иди в гараж, там есть старенькие машины. Соберешь - тог- да гоняй. Старенький "фордик" я, конечно, с помощью опытных механиков собрал, но дело не в этом. Отец с детства приучал меня к работе, за что я ему благодарен и по сей день. Принесет стопку иностранных журналов и просит сделать перевод ка- ких-то статей или обзор тех или иных материалов. Теперь-то я понимаю: если бы дело было серьезным, неужели не поручил бы такую работу профес- сиональным переводчикам? Просто заставлял таким "хитрым" образом тру- диться. И отец, и мать моему воспитанию уделяли много внимания, хотя свободного времени у обоих было, понятно, маловато. Заставляли серьезно заниматься языками, музыкой, собственным примером приобщали к спорту. Еще в школе я выучил немецкий, английский, позднее - французский, датский, голландский. Немного читаю по-японски. Стоит ли говорить, как это пригодилось мне в жизни... Вспоминаю наши лыжные походы в Подмосковье, прогулки по лесу. Отец очень любил активный отдых и умел отдыхать. Помню, недели две вдвоем с ним занимались мы оборудованием спортивной площадки. И каток небольшой нашли, с тем чтобы уплотнить землю, и сетку волейбольную купили. Оба бы- ли очень довольны. Когда уезжали в отпуск на юг, а мы всегда проводили отпуска вместе, позднее они отдыхали с мамой всегда вдвоем, он любил ходить в горы. Хо- рошо плавал, ходил на байдарке или на веслах. Здесь уже постоянной спут- ницей была мама. Вместе с мамой посещал манеж - к верховой езде был приучен с детства и, чувствовалось, в молодости был неплохим наездником. Ну а о том, как отец любил футбол, ходят легенды. Утверждают даже, что в молодости Берия был чуть ли не профессиональным футболистом. Это преувеличение, конечно, хотя, как и волейбол, футбол он очень любил и, наверное, играл неплохо. Когда создавалось спортивное общество "Динамо", его основной задачей было приобщение сотрудников к физической культуре, спорту. Тон здесь должны были задавать руководители. Так что любовь отца к спорту стала носить и показательный характер. Молодым чекистам было неудобно отста- вать от начальства... Как и все мы, отец был неприхотлив в еде. Быт высшего эшелона, разу- меется, отличался от того, который был присущ миллионам людей. Была ох- рана, существовали определенные льготы, правда, абсолютно не те, которы- ми партийная номенклатура облагодетельствовала себя впоследствии... При- ходила девушка, помогавшая в уборке квартиры, на кухне. Был повар, очень молодой симпатичный человек, и, если не ошибаюсь, он даже имел соответс- твующую подготовку - окончил нечто наподобие знаменитого хазановского кулинарного техникума. Но, как выяснилось, опыта работы он не имел, что, впрочем, ничуть не смутило домашних. Мама сама готовила хорошо, так что наш повар быстро перенял все секреты кулинарного мастерства и готовил вполне сносно. Предпочтение, естественно, отдавалось грузинской кухне: фасоль, оре- ховые соусы. Если ждали гостей, тут уж подключались все. Особых пиршеств не было никогда, но всегда это было приятно. Собирались ученые, художни- ки, писатели, военные, навещали близкие из Грузии, друзья. Словом, все, как у всех. На правах члена семьи многие годы, а точнее до самой смерти отца, жи- ла в нашем доме замечательная женщина Элла Эммануиловна Альмедингер. Учительница, немка по национальности. Мы и оказавшись в ссылке не теряли с ней связь. Когда началась война, всех немцев начали переселять, а наша немка ни- куда не собирается. Кто-то доложил Сталину, что, мол, в доме Берия про- живает немка и тому подобное. Как-то приезжает Сталин (а у нас заведено было обедать всем вместе), и прелюбопытнейшая вышла картина. Сидят за одним столом Иосиф Виссарионович и Элла Эммануиловна. Сталин и спрашива- ет: - Так это вы и есть тот самый представитель Гитлера? Странно, никогда не думал, что вы немка. А Элла Эммануиловна онемела: чем-то обернется для нее этот визит. Обошлось. Сталин рассмеялся, тут же начал вспоминать Австрию, тем дело и закончилось. А к самому факту депортации отец относился крайне негатив- но, но, как это часто бывало, последнее слово, разумеется, оставалось не за ним. Я еще расскажу подробно об участии отца, как члена Государственного Комитета Обороны, в организации отпора врагу на Кавказе. Вспомнил об этой странице жизни отца я вот почему. В обороне Кавказа участвовали и местные жители. На горных перевалах насмерть стояли и ингуши, и осетины, и чеченцы. Я это видел своими глазами. Отец тоже с глубоким уважением относился к этим людям, встречался со старейшинами, деятелями духовенс- тва. К сожалению, решение Политбюро было принято и этих людей выселили. Подлость, безусловно. Но приказ был отдан, и внутренние войска заставили эту подлость сделать. А началось с того, что группа людей - не народ! - подарила Гитлеру коня и бурку. Да мало ли кто встречал оккупантов хлебом-солью и на Укра- ине, и в Белоруссии, и в России. И кто только не сотрудничают с немцами! Предателей хватало, к сожалению, везде. А Сталину преподнесли это как измену народа. Тот разбираться не стал: - Сослать всех! И с крымскими татарами, к сожалению, так получилось. Вспоминаю анек- дотический случай. Мой друг, летчик-испытатель Амет-Хан Султан, как дважды Герой Советского Союза, имел на родине собственный бюст. Любопыт- ная штука получилась. Крымские татары из Крыма выселены, а бюст постав- лен крымскому татарину. Неудобно, говорит, что единственный татарин в Крыму в таком виде... Давай моего бронзового двойника уберем. Тебе-то, скорей всего, за такое хулиганство ничего не будет. А мы в то время на полигоне под Керчью работали. Всю ночь промучились, но бюст убрали... Вышло так, что я вынужден был оставить отцовский дом в 16 лет. Война перечеркнула точно так же мои планы, связанные с учебой в университете, как и большинства моих сверстников. Я ушел в разведшколу. За тем фронт, годы учебы в Ленинградской военной электротехнической академии. А когда возвратился в Москву, даже женившись, жил с родителями. Настоял на этом отец. Вся его жизнь проходила на наших глазах. Допускаю, что можно скрыть какой-то отдельный случай, но образ жизни, как ни крути, не скро- ешь. И не только от близких. Такие люди всегда в центре внимания, хотят они того или нет. Вот уже несколько десятилетий имя Берия ассоциируется у миллионов лю- дей и с массовыми репрессиями 30-50-х годов, и с сотнями женщин, якобы ставших жертвами любвеобильного члена Политбюро. На первый взгляд, все выглядит довольно правдоподобно. Не секрет ведь, что известные челове- ческие слабости были присущи большинству советских вождей - от Владимира Ильича до Леонида Ильича. Но почему все-таки ЦК, официальная пропаганда явно культивировали всенародный интерес именно к "постельным утехам" от- ца, создавая отталкивающий образ этакого сексуального монстра? Люди старшего поколения прекрасно помнят, что при жизни никакие "страшные слухи" о нем по Москве не ходили. Правда, сегодня все чаще утверждают обратное, словно забыв о том, что живы те, кто без труда может это опро- вергнуть. Что ж, одна ложь неизбежно порождает другую: большая - малень- кую, маленькая - большую. Из стенограммы июльского (1953 года) Пленума ЦК КПСС: "Нами обнаружены многочисленные письма от женщин интимнопошлого со- держания. Нами также обнаружено большое количество предметов мужчи- ны-развратника (речь идет о результатах обыска в его служебном кабинете в здании Совета Министров СССР в Кремле). Эти вещи ратуют сами за себя, и, как говорится, комментарии излишни... Зачитаю показания некоего Сар- кисова, на протяжении 18 лет работавшего в охране Берия. Последнее время он был начальником его охраны. Вот что показал этот самый Саркисов: "Мне известны многочисленные связи Берия со всевозможными случайными женщина- ми. Мне известно, что через некую гражданку С. (разрешите мне фамилии не упоминать) Берия был знаком с подругой С., фамилию которой я не помню. Работала она в Доме моделей... Кроме того, мне известно, что Берия сожи- тельствовал со студенткой Института иностранных языков Майей. Впоследс- твии она забеременела от Берия и сделала аборт. Сожительствовал Берия также с 18-20-летней девушкой Лялей... Находясь в Тбилиси, Берия позна- комился и сожительствовал с гражданкой М. После сожительства с Берия у М. родился ребенок... Мне также известно, что Берия сожительствовал с некой Софьей. По предложению Берия через начальника санчасти МВД Волоши- на ей был сделан аборт. Повторяю, что подобных связей у Берия было очень много. По указанию Берия вел список женщин, с которыми он сожительствовал. (Смех в зале.) Впоследствии, по его предложению, я этот список уничто- жил. Однако один список я сохранил. В этом списке указаны фамилии... бо- лее 25 таких женщин. Список, о котором говорит Саркисов, обнаружен... Год или полтора назад я совершенно точно узнал, что в результате связей с проститутками он заболел сифилисом. Лечил его врач поликлиники МВД Ю. Б., фамилию его я не помню. Саркисов". Вот, товарищи, истинное лицо этого, так сказать, претендента в вожди советского народа. И эта грязная моська осмелилась соперничать с велика- ном, с нашей партией, с нашим ЦК... Партия, ЦК справлялись с шавками и покрупнее..." Стоп! Не излишне ли откровенен секретарь ЦК КПСС Н. Шаталин, обличая моральное падение члена Президиума ЦК? Обратите внимание: "Вот, товари- щи, истинное лицо этого, так сказать, претендента в вожди советского на- рода". "Претендента" уже нет в живых, почему бы не показать его уголов- ником, а не политическим противником? И звучит довольно правдоподобно: ну, кто, скажите, не без греха? Если и преувеличили, не так страшно... "Купился" на "амурные" байки даже известный писатель, посвятивший этой теме рассказ, юные героини которого трагически погибают после ночи, проведенной в спальне члена Президиума ЦК, в газовой камере, умерщвлен- ные газом "циклон". Камера, естественно, расположена в подвальном поме- щении дома Лаврентия Павловича Берия. Чушь, разумеется. Разве можно говорить об этом серьезно? Какая каме- ра, какой "циклон"... Понимаю, конечно, зачем плели такие вздорные вещи на Пленуме ЦК. Не было фактов, которые подтверждали бы участие отца в так называемом заговоре, его причастность к зарубежным спецслужбам или, как тогда говорили, империалистическим разведкам. Вот и решили показать народу разложившегося типа - пьяницу, развратника, садиста, якобы возна- мерившегося стать диктатором и ввергнуть страну в пучину кровавого тер- рора. А сейчас-то зачем все это сочинять? Не понимаю... Пожалуй, больше других преуспела в описании любовных приключений не- кая Нина Алексеева, бывшая артистка одного из ансамблей песни и пляски Москвы. Ей уже давно за 70, но неуемной энергии автора можно позавидо- вать. Вот уже несколько лет старушка охотно выступает перед самой разной аудиторией, охотно дает интервью и даже собирается издать книгу воспоми- наний о Лаврентии Павловиче Берия, с которым якобы была близка. Можно только догадываться, на чем именно собирается акцентировать внимание чи- тающей публики новоявленная писательница. Во всяком случае никаких сом- нений на сей счет после опубликованных на разных языках ее воспоминаний в периодике не появляется. На мой взгляд, Нина Васильевна просто решила заработать на хлеб в столь трудное время. Ну, посудите сами, можно ли без известного скепсиса относиться, скажем, к таким "фактам": "И вы знаете, я, конечно, с ним сблизилась, с Лаврентием Павловичем. Никаких, конечно, насилия с его стороны не было. Вначале мы сели за стол. Чего только там не было! ...Если уж говорить откровенно, он был сильный мужчина. Очень сильный, без всяких патологии. Такому мужчине, наверное, было мало одной женщины, надо было очень много женщин... Когда он в первый раз овладел мной, и с такой, вы знаете, страстью, я чувство- вала, что, конечно, ему нравлюсь. У моего дома стали часто появляться правительственные машины, этот Саркисов заходил к нам в квартиру... Я видела его отношение ко мне, очень милое. Но у меня к нему не было страсти. Он мне как-то даже сказал: "Ты холодная, ну почему ты такая красивая и такая холодная..." А потом, обстановка его дома на улице Ка- чалова мне не нравилась. Знаете, дом очень красивый с виду, но изнутри, знаете, такое невзрачное впечатление, я не могу сказать, что здесь жил Берия. Двуспальная кровать орехового дерева огромная. Помню, когда Сар- кисов привез меня вторично или в третий раз, я ждала Лаврентия Павловича очень долго. Вышла ко мне женщина в белом халате, очень милая, любезная, и говорит: "Вы не волнуйтесь, он должен приехать". По левую сторону ко- ридора, отлично помню, была библиотека. Посмотрела там книги - один сплошной Сталин. Думаю, неужели он не интересуется классикой?" Воздержусь от комментариев. Чего стоит хотя бы описание домашней биб- лиотеки в нашем доме. В таком случае, простите, куда же подевалась при- личная библиотека самого Лаврентия Павловича, книги кандидата сельскохо- зяйственных наук Нины Теймуразовны Берия, доктора физико-математических наук Серго Берия? В подвальном помещении, заполненном мифическим "цикло- ном"? Разве можно поверить, что хозяин дома, изощряясь в любовных похож- дениях, устраивал годами ночные оргии в собственной спальне на виду у жены, сына, невестки и остальных домочадцев. Я бы никогда не коснулся столь пикантной темы, если бы не многочис- ленные публикации, где по-прежнему главным действующим лицом вновь и вновь оказывается ветеран сцены госпожа Алексеева. Последняя публикация ее "дневниковых" записей, опубликованная одной из ведущих российских га- зет, просто умиляет. Если раньше Нина Васильевна не могла (?) поведать массовому читателю некоторые детали, то теперь, надо полагать, вполне откровенна. По ее утверждению, отец возил любовницу в Кунцево, на дачу Сталина. Кстати, знакомство с вождем особого впечатления на Алексееву не произвело. Что ж, бывает. Обнадеживает другое. Судя по всему, очередной цикл "любовь вождей" вполне может быть продолжен. Кто знает, какие тайны кроются за стенами Кунцевской дачи. Вероятно, Нина Васильевна в будущем не применет рассказать и об этом... Любопытна реакция одного из читателей, возмущенных публикацией на страницах популярной газеты интервью с Алексеевой под хлестким заголов- ком "Раба любви Лаврентия Берия". Что же вызвало неприятие читателя? Сам факт появления в печати очередной сказки о "монстре"? Да ничего подобно- го! "Зачем показывать молодежи, что зверь Берия был не так уж страшен?" На фоне поднадоевших порядком россказней о высматривающем у своего дома красивых женщин зампреде и вездесущем полковнике Саркисове эта публика- ция, надо полагать, выглядит бледнее... Я читал письмо возмущенного читателя и думал: до чего же живучи вби- тые в нас когда-то стереотипы. Неужели сами мы не ведаем, что творим. Давно уже нет в живых людей, использовавших эту ложь для оболванивания масс, нет уже и ЦК с его официальными рупорами и глашатаями неправды, а автомобиль легендарного полковника все колесит улицами первопрестольной, распугивая очаровательных москвичек. Ей-богу же смешно! Но и грустно - тоже. Ну, какой еще народ позволил бы в течение сорока лет держать себя за простака, чья наивность поистине беспредельна... Я еще раз повторяю, вся жизнь отца проходила на глазах семьи. Срывы, наверное, были, у каждого человека есть какие-то слабости, но такие по- хождения - вздор. Если уж на то пошло, могу рассказать о девушке, кото- рая действительно была любовницей отца, но никогда об этом никому не рассказывала. Я был уже взрослым человеком, но отношения с отцом оставались у нас на редкость доверительные. Как-то зовет к себе. "Надо, - сказал, - с то- бой поговорить. Я хочу, чтобы ты знал: у меня есть дочь. Маленький чело- вечек, который мне не безразличен. Хочу, чтобы ты об этом знал. В жизни, - сказал, - всякое может случиться, и ты всегда помни, что у тебя теперь есть сестра. Давай только не будем говорить об этом маме..." Мама умерла, так и не узнав о той женщине. Просьбу отца я выполнил. А женщину ту я видел. Было ей тогда лет 20, может, немного больше. Довольно скромная молодая женщина. Жизнь у нее, правда, не сложилась. Вышла замуж, родился второй ребенок. Муж погиб. Снова вышла замуж... Отец ее был служащим, мать - учительница. А сейчас у моей сводной сестры самой, естественно, дети. Одно время она была замужем за сыном члена Политбюро Виктора Гришина. Когда Гришин узнал, что его сын собирается жениться на дочери Берия, ре- шил посоветоваться с Брежневым. Насколько знаю, Леонид Ильич отреагиро- вал так: - Хорошо, а какое это имеет отношение к твоему сыну? И что ты делаешь вид, будто не знаешь, что все это дутое дело... К слову, мне не раз приходилось встречаться с Брежневым на заседаниях Совета обороны, других совещаниях, где обсуждались вопросы, связанные с моей работой по созданию новых видов вооружения, но никогда о том, что случилось с моим отцом, мы не говорили... Леонид Ильич эту тему просто не затрагивал, делая вид, что Гегечкори это Гегечкори, а об остальном - он не имеет ни малейшего представления. Сам он к делу отца причастен не был. Да что Брежнев - даже не все члены Президиума ЦК КПСС знали о том, что готовится его убийство. Пост- фактум уже они вынуждены были избрать для себя оптимальный вариант, ис- ходя из своего многолетнего партийного опыта - примкнуть к более силь- ным. Правда, дальнейший ход событий показал, что ни о каком единстве в верхах политической власти и после смерти моего отца речь не шла. Вспом- ните антихрущевское выступление Молотова, Кагановича и других и последо- вавшую над ними расправу Хрущева, затем вынуждены были уйти Маленков, Булганин, т.е. люди, расправившиеся в свое время вместе с Хрущевым с мо- им отцом. Позднее уберут и самого Хрущева. Борьба за власть не прекраща- лась в Кремле никогда, как никогда не прекращалась компрометация новыми вождями вчерашних соратников. По этим законам Старая площадь жила до последнего дня существования КПСС... Все последующие руководители прекрасно знали цену хрущевским "разоб- лачениям". Знали, но разрушать легенду не хотели, так как неизбежно пришлось бы рассказать народу куда более серьезные вещи. Скажу совершенно откровенно: монахом отец не был. Это был нормальный человек, которого не обошли в жизни ни большая любовь, ни вполне понят- ные, думаю, едва ли не каждому мужчине увлечения. Нечто подобное прои- зошло с отцом в Грузии, когда он увлекся одной красивой женщиной. Здесь дело кончилось семейным скандалом. Мама собиралась уйти, но отец, ес- тественно, попросил прощения, и все обошлось. Можете представить реакцию моей матери, если бы все, что пишут сегодня об отце, было хотя бы части- цей правды. Женщина-грузинка! Она могла со Сталиным спорить, что ей сто- ило хлопнуть дверью и уйти от такого мужа... А к тем показаниям, которые выбивали у Саркисова и других, отношение у меня совершенно однозначное. И ему, и другим обещали "скостить" срок, если будут говорить то, чего от них ждали. Обманули, конечно. Они нужны были на определенном этапе. Подписал - тюрьма. И что, к примеру, мог сказать в той ситуации начальник охраны? Что охранял агента империалис- тических разведок и врага народа и партии? Велели говорить, что возил в дом Берия женщин сомнительного поведения, он и повторил. Все это вполне понятно. В те времена, наверное, просто не могло быть иначе. Возможно, кто-то дал такие показания и из женщин, признавших себя на следствии любовницами отца. Что такое конспиративные квартиры, знает лю- бой оперативник, работающий в органах государственной безопасности, ми- лиции, разведке. Как правило, содержательницами таких квартир были жен- щины, немало женщин было, что тоже вполне понятно, и среди агентуры, ра- ботающей, в частности, с иностранцами. Как руководитель объединенного Министерства внутренних дел, куда вошли незадолго до смерти отца и поли- тическая разведка, и контрразведка, отец наверняка бывал в таких кварти- рах, где встречался с агентами. Так что при желании, наверное, в тот злополучный список можно занести еще великое множество фамилий, включая иностранные... Не меньшее распространение получила еще одна легенда об отце - с его именем связывают даже покушение на Сталина, которое якобы произошло в Абхазии. А речь вот о чем. Бытует версия, что в сентябре 1933 года мой отец якобы инсценировал покушение на Сталина, когда тот отдыхал на одной из южных дач. Цель понятна - заслужить благосклонное отношение вождя. Небылиц на сей счет написано много, а вот что происходило в действитель- ности. Существовали так называемые особые периоды. Это когда Сталин где-то отдыхал. Так было и в тридцать третьем. Все знали, что Сталин уехал в Москву. И начальник ГПУ Абхазии Микеладзе, очень хороший, кстати, чело- век, решил отдохнуть. Выехал с друзьями, как говорится, "на природу", слегка расслабиться. Развлекались на берегу. Выпили, закусили, и тут Ми- келадзе увидел пограничный катер. Здесь, на его беду, и пришла в голову мысль прокатиться всей компанией, а в ней были и женщины. Кроме того, что Микеладзе руководил органами государственной безопас- ности Абхазии, ему, как начальнику оперативного сектора, подчинялись и пограничники. Но как остановить пограничный катер? Начал стрелять в воз- дух, пытаясь привлечь внимание экипажа. Подчеркиваю, в воздух - не по катеру. Кто мог знать, что на борту пограничного корабля находился в это время Сталин... Факт стрельбы зафиксировали и начали разбираться. Нашлись горячие го- ловы, которые тут же расценили это как террористический акт: мол, Мике- ладзе покушался на жизнь главы государства. Так пьяная выходка переросла в покушение. Отцу все же удалось отстоять тогда Микеладзе, тот отделался снятием с работы и переводом на низовую должность в Грузию. Он бывал у нас позднее дома вместе с женой и сокрушался, как несправедливо с ним обошлись. Отец говорил ему: - Слушай, ну что еще можно было сделать? Ты же сам понимаешь, что происходит. Вот меня даже упрекают, что я укрываю террориста. Считай, что еще легко отделался. Мама тоже переживала за эту семью. Жена Микеладзе, очень хорошая жен- щина, была химиком по профессии. Словом, Микеладзе уехал в Грузию, и об этом досадном недоразумении начали потихоньку забывать, но не все, разумеется. Когда умер председатель Совнаркома Абхазии Лакоба, его смерть связали с Микеладзе. А там вот какой случай произошел. Еще при жизни Лакобы на его даче из его же револьвера застрелилась дочь председателя Госбанка Розенгольца. Увязали и с этим фактом. Выстроили версию - специально из Москвы следователь приехал! - будто бы эта девушка подслушала разговоры заговорщиков и ее таким образом "убрали". ГПУ Абхазии к расследованию не допустили. Состоялся суд, и несколько человек были осуждены к расстрелу, в том числе и "террорист" Микеладзе. Правда, я слышал, что московские следователи обещали ему освобождение и выдачу других документов. Якобы его расстрел был фиктивным, а решение по Микеладзе принималось чуть ли не на самом "верху". Исходили из того, что сломить Микеладзе не удалось - он был действительно очень сильным человеком, - и решили взять угово- рами. Но утверждать, что бывшему руководителю ГПУ Абхазии удалось в действительности избежать тогда расстрела, я, естественно, не могу. Смерть Нестора Лакобы тоже нередко приписывают отцу, что тоже не име- ет, разумеется, под собой абсолютно никаких оснований. Могу рассказать один случай, о котором историки или не знают, или предпочитают не вспо- минать. Уже после убийства Сергея Мироновича Кирова мы с семьей Лакобы отды- хали на Рице. Дороги к озеру еще не было, и отец с Лакобой поехали пос- мотреть, где ее проложить. Нас было человек 15: моя мама, жена Лакобы, его сын, года на два старте меня, наши отцы и еще несколько человек. Разбили палатки и решили заночевать на берегу. Мы, мальчишки, набе- гавшись за день, уснули, конечно, раньше. Я находился в палатке, когда меня разбудили. Почему-то Лакоба предложил моим родителям, чтобы мы пе- решли в его палатку. Естественно, это вызвало известное недоумение. Пом- ню, мама не соглашалась. Но Лакоба, ничего не объясняя, настоял на сво- ем. Мы перешли. Я опять уснул, а мои родители и жена Лакобы остались си- деть у костра. Было уже совсем темно, когда палатку, где должна была но- чевать наша семья, прошили пулеметные очереди. Я не нахожу других объяснений случившемуся, кроме того, что Нестор Лакоба знал о готовящемся покушении на отца и предотвратил его. Будь они врагами, Лакобе надо было просто промолчать... Никакой вражды между ними никогда не существовало, напротив, отноше- ния между Лакобой и моим отцом всегда были дружескими и доверительными. У Лакобы была совершенно определенная политическая доктрина, которую он не скрывал даже перед Сталиным. Свою сепаратистскую позицию он, ска- жем, объяснял моему отцу так: даже строительство железной дороги, против которой Лакоба категорически возражал, это не что иное, как проникнове- ние России. А этого Лакоба не хотел. Отстаивал свою позицию в таких откровенных разговорах и отец. Он, например, считал, что Союз должен быть единым, и в существование автоно- мий не верил. Другое дело, что республики, входящие в тот же Союз, долж- ны обладать неизмеримо большими правами, нежели это тогда было. - Так или иначе, республики должны примкнуть к какому-то лагерю, - говорил отец. - С точки зрения исторических корней, для Грузии - это со- юз с Россией, потому что вся тысячелетняя история Грузии - это борьба нашего народа за выживание. Георгиевский трактат был принят задолго, мягко говоря, до советизации Грузии, и эту политику надо продолжать. Нас ведь связывает и единая вера, и единая культура. Надо лишь решительно отказаться от методов, присущих царскому режиму, и не подавлять язык, не заменять национальные кадры чиновниками российского происхождения. И вообще, был убежден отец, надо учитывать местные условия. Он, нап- ример, считал, что Грузия, Украина, другие республики могут иметь нацио- нальную гвардию, что отнюдь не подрывает единство Союза. Но экономика и армия должны, безусловно, быть едиными. По каким-то позициям взгляды отца и Лакобы совпадали, по другим они спорили, но на их дружбе, отношениях между ними это не сказывалось. От- цу, знаю, импонировало, что Лакоба искренне хотел процветания Абхазии. Это был человек дела, пусть и увлекающийся, но последовательный и дея- тельный. После соответствующих "проработок" на партийных пленумах, уже в конце жизни, а Лакоба, к слову, был очень больным человеком и даже ле- чился в Германии, он изменил свои взгляды и все больше склонялся к тому, что Союз все-таки должен быть единым и другого пути у республик быть не может. Можно с позиций сегодняшнего дня принимать или не принимать эти взгляды, но речь в данном случае не об этом. Когда я читаю, что Берия погубил Лакобу, ничего, кроме вполне понятного возмущения, эта ложь у меня не вызывает. То покушение на отца, которое предотвратил Лакоба, кстати, отнюдь не единственное. То, что НКВД не считался в тридцатые годы с партийными ор- ганизациями республик, известно. Центральный аппарат Наркомата внутрен- них дел опирался на указания ЦК ВКП(б). И это факт давно доказанный, здесь я ничего нового не открываю. Люди из Орготдела ЦК выезжали в рес- публики для координации и руководства массовыми репрессиями. В Белорус- сию, например, выезжал с такой целью Маленков, на Украину - Каганович. Разумеется, аресты, расстрелы ни в чем не повинных людей совершались чу- жими руками, но организаторами этих злодеяний были они, представители ЦК ВКП(б). Грузия не стала исключением. Каток репрессий прошел и по этой респуб- лике. Еще при жизни Серго Орджоникидзе отец направил через него ряд пи- сем Сталину, в которых не скрывал своей позиции: НКВД ведет планомерное уничтожение грузинской интеллигенции, грузинского народа. Орджоникидзе полностью поддерживал отца, так как всегда был противником репрессий. После смерти Орджоникидзе избиение кадров приняло еще более массовый характер. Несмотря на протесты моего отца, как руководителя республики, органы внутренних дел продолжали аресты людей. Не по собственной инициа- тиве, конечно, а выполняя прямые указания Центра. Так ведь было и в дру- гих республиках... Среди людей, арестованных по настоянию центральных органов, оказалось немало выдающихся ученых, писателей. Мой отец дважды обращался к Стали- ну, спасая, например, среди других, светоча мировой науки Джавахишвили. Дважды спасал Гамсахурдиа. К сожалению, ответом было лишь усиление мас- совых репрессий. Погиб Михаил Джавахишвили, погибли многие другие деяте- ли грузинской культуры, науки. Видимо, поведение отца стало раздражать партийную верхушку, и Ежов, руководивший в то время органами госбезопасности, через своих ставленни- ков в Грузии решил организовать на него покушение. Об этом случае я знаю не с чьих-то слов, потому что волей обстоятельств оказался в тот злопо- лучный день в машине отца. ...Из Москвы возвращались по Военно-грузинской дороге. Вместе с от- цом, мамой в этой машине находились жена одного партийного работника и второй секретарь ЦК, белорус по национальности, Хацкевич. Уже стало тем- неть, когда нашу машину попытались остановить, а затем обстреляли спере- ди и сзади. Огонь явно велся на поражение. Хацкевич сидел рядом со мной, и я своими глазами видел, как его рани- ли. Умирал он на руках у моей матери. Все мы слышали его последние слова: "Ты, Нина, не забудь о моем ребенке..." Уже через год из Белоруссии поступили какие-то материалы, в которых Хацкевич, уже мертвый, был объявлен врагом народа. В таких случаях реп- рессировали и семьи, но маме удалось каким-то образом спасти ребенка Хацкевича и устроить его в семью близких нам людей. Одна существенная деталь: Хацкевич носил пенсне, как и мой отец. Ве- роятно, это и сбило с толку тех, кто стрелял в отца. Так что я знаю лишь о двух покушениях на моего отца, сколько же их было всего, сказать не могу. Этих неприятных воспоминаний в семье стара- лись не касаться... Для партийного аппарата - имею в виду аппарат ЦК ВКП(б) - отец, хотя и был секретарем ЦК республики, оставался периферийным работником, но с собственной позицией. Отношение к таким людям было всегда настороженным. Попытки привлечь отца на свою сторону предпринимали и Ягода, Ежов. Неп- равда, что это были дегенераты, начисто лишенные мозгов, как это подчас преподносят. Весь ужас и состоит в том, что люди, повинные в злодеяниях против собственного народа, были изворотливыми, а нередко и умными людь- ми, что отнюдь не мешало им идти на преступления. Скажем, сделавший карьеру в Орготделе ЦК Николай Ежов, впрочем, как и Ягода и другие, отлично понимал, какую опасность даже в личном плане представляет для них Берия. Первое: колоссальный опыт работы в разведке. Умен, на хорошем счету. Его знает Сталин. Грузин. Прогнозировать его пе- ревод в Москву вполне можно было без труда. Ни одного секретаря ЦК республики не обхаживали они так, как отца и нашу семью. Встречали в Москве, везли к себе на дачу... А отец к этому внешнему проявлению дружелюбия всегда относился - я это видел - насторо- женно. Меня это удивляло немного, так как я хорошо знал своего отца. Че- ловеком он был открытым и подобные встречи с друзьями очень любил. Помню, зимой это было, Ежов пригласил нас к себе на дачу. Внешне это выглядело, как приглашение друга. Они ведь с моим отцом на "ты" были... Но отец сказал, что нам эта поездка ни к чему. Повторяю, и Ежов и другие были неглупыми людьми. Они видели и понима- ли, что отец - один из тех, кто может оказаться в центральном аппарате, а конкурентов всегда стремились убирать заблаговременно. Это тоже, если хотите, железный закон Системы. Отец никогда на эти темы не говорил, но, думаю, "просчитал" он и Яго- ду и Ежова гораздо раньше. Хотя о самих организаторах покушений очень долго ничего не было известно, но то, что нити вели к НКВД, было ясно. Непосредственным руководителем покушения на Военно-грузинской дороге был, безусловно, нарком внутренних дел Грузии. Вполне понятно, кто пору- чил ему эту акцию. К слову, после покушений на отца Сталин прислал в Тбилиси бронирован- ный американский автомобиль. Тогда же такие машины получили и другие первые секретари ЦК союзных республик. Думая обо всем этом, я все больше склоняюсь к мысли, что нити первых заговоров против отца - еще тех, довоенных - вели однозначно в НКВД СССР. Там словно чувствовали, какими кардинальными переменами обернется для всесильного карательного ведомства его перевод в Москву... Почему партия, вернее ее высшее руководство, расправилось с моим от- цом? Потому, что он затронул святая святых советской номенклатуры - ос- нову Системы. Говорю так не для того, чтобы перед кем-то оправдать свое- го отца. Свои ошибки он знал и вину свою знал - она тоже была, - потому что нет особой разницы, разделяешь ты взгляды тех, с кем находишься в руководстве страной, или нет, голосуешь за что-то из личных убеждений или в силу каких-то обстоятельств. Да, мой отец не подписывал расстрель- ные списки, как это делал Ворошилов, не проводил массовые репрессии, как Каганович или Маленков, Хрущев или Жданов, но коль он был одним из чле- нов политического руководства, ответственность, безусловно, лежит и на нем, на каждом из них. Он ведь и хотел, настаивая на созыве внеочередно- го съезда, справедливой оценки деятельности и своей, и своих коллег То, что мы имели и до войны и позднее, не было режимом личной дикта- туры Сталина. Очень удобно сегодняшним защитникам "большевизма" предс- тавлять Сталина полусумасшедшим диктатором, а его окружение, членов По- литбюро, бессловесными жертвами обстоятельств. Да и сама большевистская партия подается как такая же жертва террора всесильного НКВД и деспотиз- ма ее Генерального секретаря. Неправда. Вина - на каждом, и на самом Сталине, и на остальных. Это они ответственны за все просчеты, за все ошибки, искривления, допущенные Системой. И за преступления, совершенные с октября 1917 года, - тоже. А уж чья вина больше или меньше, чьи заслу- ги весомей - судить Истории. В советском руководстве всегда были люди, в той или иной степени бо- ровшиеся за очищение большевистской партии, коммунистической Системы. Я глубоко убежден, что это был сизифов труд - очищать было нечего. Система была такой изначально. Каменев, Зиновьев, в какой-то период Бухарин... Уходили одни, приходили другие, но основа большевизма, его стержень - диктатура пролетариата не менялась. Со временем она, правда, выродилась в диктатуру партийного аппарата, но принципиальных изменений не последо- вало. Диктатура всегда остается диктатурой. После смерти Сталина отец все еще надеялся, что даже в условиях су- ществующей Системы что-то можно изменить. Понимали, что необходима смена курса, и те, кто работал вместе с ним - Хрущев, Маленков и остальные. Но пойти на кардинальные перемены они не могли, потому что, убрав партийное начало в руководстве страной, как того требовал отец, они сами бы оказа- лись в оппозиции к всесильному во все времена партийному аппарату. А это был бы конец партийной верхушки. Достаточно вспомнить, как зашаталось кресло под последним Генеральным секретарем, когда он начал метаться между старыми и новыми друзьями... А как "уходили" Хрущева? Всесилен не Генсек - всесилен аппарат, чьим ставленником Генсек являлся. Отец не исключал, что на смену тому, еще сталинскому, руководству мо- жет прийти новое. По его мнению, в республиках было немало толковых ру- ководителей, способных взять и, что не менее важно, выдержать новый курс. Помню, зашел у него разговор на эту тему с Маленковым и Хрущевым: - Допустим, что нам все же придется уйти и нам на смену придут моло- дые. Неужели хуже будут работать, а? - Да нет, конечно, и мы молодыми были... - соглашались Хрущев и Ма- ленков. Хорошо помню еще такие слова Маленкова: - А я всю жизнь мечтал инженером быть... Тут уж отец не выдержал: - Брось, Георгий! Знаем мы, о чем ты мечтал. Ты еще учился, а уже в партийные органы рвался. Нам-то хоть сказки не рассказывай. Такие откро- венные разговоры были. Главный просчет отца был в том, что он верил им всем. Знал ведь, с кем имеет дело, но - верил. Хотя, полагаю, догадывал- ся, конечно, что Президиум ЦК может против него выступить. Но, видимо, рассуждал так: соберется Чрезвычайный съезд, расставит все по своим мес- там и каждому воздаст то, что заслужил. Сама ситуация после смерти Ста- лина способствовала прямому честному разговору. Люди вернулись с войны, подняли разрушенную страну и ждут ответа на вопросы, которые волнуют их уже много лет: как и почему все это случилось? Что происходит сегодня? Кто виноват? Выступи отец на съезде, думаю, его бы поддержали. Есть одно обстоя- тельство, которое уже много лет мешает объективному восприятию его дея- тельности на посту одного из высших должностных лиц государства - он возглавлял карательное ведомство. Как правило, этого вполне достаточ- но... И не столь важно, когда именно и каким был он наркомом. Сама абб- ревиатура НКВД срабатывает здесь как клеймо. Я не призываю читателя в этой книге изменить отношение к карательным органам, но, надеюсь, о тайных пружинах, которые толкали эти структуры на самые страшные преступления, читатель, наконец, узнает. Но история ЧК - ОГПУ - НКВД - НКГБ - МГБ - МВД - КГБ лишь часть прав- ды о прошлом. В немалой степени эта книга и о самой партии, ье высшем эшелоне, по вине которого оборвалась жизнь моего отца. Но эта книга и о тех людях, которые честно делали то, что считали правильным, '- укрепля- ли экономику и безопасность государства, международные связи, создавали новое оружие, строили новые заводы... Одним из них был и мой отец Лав- рентий Берия. Он прожил недолгую, но, убежден, яркую жизнь. С кем только не сводила его судьба! К нему всегда тянулись думающие, инициативные, энергичные люди. Среди близких друзей моего отца - первый заместитель министра среднего машиностроения СССР Борис Львович Ванников, академик Курчатов, министр металлургической промышленности Тевосян. Довольно близким к отцу человеком был авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев. А еще - акаде- мик Минц, партийный работник Кудрявцев, маршал Жуков... Желанными гостями в доме Берия всегда были художник Тоидзе, философ Нуцибидзе, писатель Константин Гамсахурдия, известные организаторы спор- тивного движения в Грузии Арчил Бакрадзе и Эгнатошвили, многие другие интересные люди того времени. Жизнь заставила его стать чекистом, но трогательную любовь к архитек- туре, которую изучал в юности, отец сохранил на многие годы. Он по-доб- рому завидовал своим старым знакомым, друзьям, ставшим известными зодчи- ми. Знаю, что отец и в Грузии, и в Москве встречался с Жолтовским, Севе- ровым, Абросимовым, другими видными архитекторами, с удовольствием расс- матривал их проекты. Особое уважение питал отец к военным. Кроме Жукова, могу назвать и фамилии близких ему маршала Василевского, генерала Штеменко. Очень многие люди в то время сделали карьеру с помощью отца. Среди наиболее известных - Устинов, назначенный по рекомендации моего отца на должность наркома вооружения в очень молодом возрасте, те же Ванников, Тевосян, министр химической промышленности Первухин, зампред Совета Ми- нистров Малышев, Председатель Госплана Сабуров. Скажем, Сабуров, эконо- мист по образованию и чрезвычайно способный человек, не пришелся ко дво- ру партийной элите, потому что никогда не работал в партийных органах, а это в глазах номенклатуры было серьезным недостатком. Она ведь не терпе- ла настоящих специалистов ни в одной области. И хотя очень многие были против выдвижения Сабурова, отец на своем настоял. Драться за людей дела отец умел всегда, и не имело значения, какую должность занимает его оп- понент Так было и с назначением на должность наркома Дмитрия Федоровича Ус- тинова. Отец доказывал, что это замечательный организатор и талантливый инженер, а партийные чиновники в ответ: - Как же так, Лаврентий Павлович? Вы предлагаете на должность наркома вооружения (!) человека, который ни дня не работал секретарем заводского парткома. Он ведь совершенно не знает партийной работы! - Он знает дело, и этого, считаю, вполне достаточно, - парировал отец. В таких случаях нередко вмешивался Сталин, и вопросы с назначением тех или иных людей, чьи кандидатуры предлагал отец, так или иначе реша- лись. К сожалению, порочную практику выдвижения не по деловым качествам партийный аппарат культивировал всегда. Кто из нас не сталкивался с по- добным на производстве... Отношения с партийными органами у отца всегда были непростыми. Я для себя решил этот вопрос несколько десятилетий назад, когда еще не счита- лось доблестью сжигать партийные билеты: категорически отказывался после заключения возвращаться в ряды партии. Отцу было сложнее - его высокие должности предполагали непременное членство в Политбюро... Но отношения своего к партийному аппарату отец никогда не скрывал. Например, и Хрущеву, и Маленкову он прямо говорил, что партийный аппарат разлагает людей. Все это годилось на первых порах, когда только создава- лось Советское государство. А кому, спрашивал их отец, нужны контролеры сегодня? Такие же откровенные разговоры вел он и с руководителями промышлен- ности, директорами заводов. Те, естественно, бездельников из ЦК на дух не переносили. Столь же откровенен был отец и со Сталиным. Иосиф Виссарионович сог- лашался, что партийный аппарат устранился от ответственности за конкрет- ное дело и, кроме говорильни, ничем не занимается. Знаю, что за год до своей смерти, когда Сталин предложил новый состав Президиума ЦК, он про- изнес речь, суть которой сводилась к тому, что надо искать новые формы руководства страной, что старые не оптимальны. Серьезный разговор шел тогда и о деятельности партии. Полагаю, любопытно сегодня было бы обна- родовать эти материалы. Но не тут-то было: официально заявлено, что той стенограммы в партийных архивах нет. Очередная ложь, разумеется... Вообще с архивами очень любопытная вещь получается. Я знаю людей, ко- торые пытались, причем весьма настойчиво, получить доступ к материалам того времени, связанным с деятельностью моего отца, высшего руководства страны. Речь, замечу, шла о попытках объективно разобраться в событиях сорокалетней давности. Ни один человек такие материалы не получил. Кто наложил запрет? Политбюро ЦК КПСС. Знаю и о столь же настойчивых попытках получить доступ к архивам со стороны зарубежных компартий. Тут уже требовалось разрешение Генерально- го секретаря ЦК КПСС. Но и в этих редких случаях доступа к документам посланцы "братских партий" не получали. Аппарат ЦК, не знакомя с исход- ными документами, предоставлял лишь справки, подготовленные ЦК по тому или иному вопросу. Так было с материалами, связанными с нашими отношени- ями с ГДР, Польшей, Венгрией, Чехословакией... КПСС, ЦК, Политбюро давно нет, но и в посткоммунистической России до- кументы сталинского периода и материалы, датированные пятидесятыми года- ми, предаются огласке лишь избирательно. Политическая игра, насколько понимаю, еще не окончена. Вся группа так называемых дел, связанных с де- ятельностью моего отца и его судьбой, засекречена, как и прежде. И это лишь один пример... Тайны Кремля, пусть простит меня читатель за тавтологию, все десяти- летия существования Советского государства оставались для народа тайной за семью печатями. Естественно, "низы" не могли знать, какие страсти бу- шуют в "верхах". Тем более не могла дойти до "низов" информация о сек- ретном ведомстве Лаврентия Берия. Отец не "мелькал", как другие, с речами в газетах, не появлялся, за редким исключением, на митингах, партийных активах и прочих массовых ме- роприятиях. И не в одной "секретности" дело. Вся эта мишура его раздра- жала. Вся его жизнь была заполнена конкретным и очень ответственным де- лом. Так было и до войны, и в войну, и после войны. У него просто не бы- ло времени на массовые мероприятия, которые обожала партийная верхушка. Опыт советских партийных и государственных деятелей последних десятиле- тий убеждает, что надо или заниматься делом, или вести многочасовые пус- топорожние разговоры "с народом". Третьего, как говорили древние, не да- но. А отец ценил каждый час. Самодисциплина у него была - знаю это с детства - высочайшая. Человек дела - это о нем. К славе отец был равнодушен, как, очевидно, любой другой человек, за- нимающий столь высокое служебное положение. Хотя, как известно, исключе- ний в советском руководстве всегда хватало... На XVII съезде он был избран в состав ЦК ВКП(б), позднее стал членом Политбюро. Имел звание Генерального комиссара государственной безопас- ности. В сорок пятом, как член Государственного Комитета Обороны, полу- чил звание Героя Социалистического Труда. Тогда же наградили Маленкова и других высших руководителей. Когда звания в органах внутренних дел и госбезопасности приравняли к армейским, отец стал Маршалом Советского Союза. За организацию обороны Кавказа в войну получил орден Суворова, до этого, за работу в разведке, орден Красного Знамени. Помню, отец смеял- ся: "Зачем мне шесть орденов Ленина? Неужели одного было бы мало?" У от- ца, кстати, были интересные предложения по изменению советской наградной системы, что тоже, как ни странно, умудрились поставить ему в вину. Речь о введении орденов союзных республик. Из стенограммы июльского (1953 года) Пленума ЦК КПСС: "БАГИРОВ. Речь идет о создании новых республиканских орденов. Звонит мне Берия и говорит: ты знаешь, я готовлю вопрос об орденах. Говорю ему, как это ты готовишь. Он поправился и говорит; мы хотим установить новые ордена. Я думаю, вопрос об орденах не простой вопрос. Это не организаци- онный вопрос. Он входит в функции Центрального Комитета партии и прави- тельства, это вопрос политики, как же он может готовить этот вопрос... МАЛЕНКОВ. Какие ордена? БАГИРОВ. Ордена культуры, союзные и республиканские ордена культуры. БУЛГАНИН. Для какой категории людей? БАГИРОВ. Для работников искусства, работников театров. МАЛЕНКОВ. Например, какие ордена. ...Ордена могут быть чьего-то имени. ЮСУПОВ. Мне звонил, по его поручению, его помощник Ордынцев, что Бе- рия вносит предложение о том, чтобы установить две группы орденов; пер- вая группа - ордена союзные, вторая группа - республиканские; затем ус- тановить ордена великих людей национальных республик. Так, например, у него Низами, у узбеков Алишер Навои и т. д. Я тогда говорю, что надо по- думать по этому вопросу. (Смех) До сих пор по-другому нас воспитыва- ли..." Сколько стрел выпущено на том пленуме в адрес моего отца, якобы поку- шавшегося на "ленинскую национальную политику, великую дружбу народов СССР". А отец просто добивался предоставления широких прав союзным рес- публикам, всячески поддерживал национальные кадры. История с орденами - довольно показательный пример. Отец считал, например, что все республики должны иметь свои государственные награды. Высшим орденом Украины, нап- ример, предполагалось сделать орден Шевченко, Грузии - орден Шота Руста- вели. Партийная верхушка не рискнула пойти даже на это. Не было со стороны моего отца "искажения национальной политики", в чем его неоднократно упрекали на том Пленуме ЦК. Отец, сторонник единого сильного государства, тем не менее был убежден, что политика, которую проводил в отношении республик Центр, как раз и вредит дружбе народов. А ЦК всегда стремился держать республики "в узде", с чем отец примириться не мог. Он не раз приводил примеры из прошлого, используя архивные материалы, связанные с имперской политикой царской России. И он доказывал, что в структуре современного государства эти же методы, пусть в видоизмененном состоянии, насаждать ни в коем случае нельзя. Как-то, знаю, они с Жуковым обсуждали, на каком этапе можно создавать национальные армейские соединения и части. Спорили долго и пришли к вы- воду, что как только начнется формирование первой такой дивизии, то этой республики в составе СССР больше нет. Может, это и звучит сегодня не очень хорошо, но Жуков и отец решили, что национальные формирования должны быть лишь декоративные, для парадов. Как, скажем, республиканские министерства иностранных дел. Помню, Жуков убеждал отца: - Ты, Лаврентий, пойми, как только такие части появятся, например, на Украине или, скажем, в Грузии, конец и армии и Союзу. Отец смеялся: - Ну и правильно, если мы душим друг друга... А если серьезно, мы должны подвести всю структуру государства к тому, чтобы остаться едиными для внешних систем, но не давить на республики. Жуков соглашался, хотя в душе, возможно, и оставались у него сомне- ния. Но национальные части так и не позволили создать. Отец шутил: - А чем Гречко не командующий украинской армией? Почему Рокоссовский может министром обороны Польши быть, а Гречко нет? И белоруса найдем... Но шутки шутками, а мысли о настоящем, а не навязанном штыками Союзе не оставляли его до дня гибели. Сохранилось множество документов по Ук- раине, Белоруссии, Грузии, прибалтийским республикам, в которых отец из- лагает свои предложения. Их-то и припомнили ему на Пленуме ЦК. Центр и тогда боялся самостоятельности республик. И еще одно обвинение в адрес моего отца изложено в постановлении того самого пленума "О преступных антипартийных и антигосударственных дейс- твиях Берия": "Как установлено фактами, Берия еще при жизни Сталина, и в особенности после его кончины, под разными предлогами всячески тормозил решение важнейших неотложных вопросов по укреплению и развитию сельского хозяйства. Теперь несомненно, что этот подлый враг народа ставил своей целью подрыв колхозов и создание трудностей в продовольственном снабже- нии населения". Смешно! Отец, насколько известно, никакого отношения к сельскому хозяйству последние лет 15 перед этим пленумом не имел, а от- ветить на эту ругань было уже некому, вот и обвинили отца и в развале сельского хозяйства, и промышленности, и в прочих грехах. Но частица правды вот в чем. Отношение отца к колхозам было известно, на этом пар- тийная верхушка и сыграла: мол, враг колхозного строя. А он действитель- но говорил, что колхоз - идеальная система для эксплуатации человека. Не зря ведь немцы организовали их работу в период оккупации... Идеальная для эксплуатации, но не оптимальная, добавлял отец. Он видел два пути подъема сельского хозяйства - фермерский путь и путь крупных агрохо- зяйств. Отец предложил провести такой эксперимент. Учитывая, что колхо- зам до крупных агрохозяйств далеко, выделить до сотни совхозов, ввести оплату труда на уровне квалифицированных заводских рабочих, дать технику и посмотреть, что выгоднее. Параллельно с этим вернуться к фермерским хозяйствам, но сделать это не с помощью Указа о роспуске колхозов. По мнению отца, это была бы вторая коллективизация, сопряженная с насилием. Он называл конкретные регионы, где фермерство имеет глубокие корни, и навязывать жителям Западной Украины Литвы, Латвии, Эстонии колхозы прос- то абсурдно. Не помню, кто именно кричал на пленуме, что Берия не прочел в жизни ни одной книги... Он постоянно работал с архивными документами, трудами еще тех, царских, историков и достаточно аргументировано доказывал, что не случайно крестьянские восстания были на Украине и на Дону. Там всегда были крепкие хозяйства и люди знали, за что дрались. Колхозы создавались там в прямом смысле кровью. А в Центральной России, скажем, этого не бы- ло. К сожалению, переубедить высшее руководство отец так и не смог. Пар- тийная верхушка постаралась любой ценой провести коллективизацию и в Прибалтике, и в Западной Украине, чего конечно же делать не следовало. А предложения отца были положены под сукно. Вспомнили об этом спустя деся- тилетия, но то, что это были предложения его, от народа опять скрыли. Знаю, что отец очень интересовался идеями Столыпина сторонника фер- мерских хозяйств. Оперируя цифрами из архивных источников, отец доказы- вал, что повторение обильных урожаев начала века вполне возможно, надо лишь не бояться использовать опыт Столыпина и решиться, наконец, на столь же серьезные реформы. Как и следовало ожидать, эти предложения ре- ализованы не были, а после гибели отца о фермерстве никто уже не риско- вал говорить вслух. "О каком коммунизме можно вести речь, если мы не сумели накормить лю- дей", - говорил он. И это не было позой высокопоставленного чиновника, на словах радеющего за народ. Отец искренне хотел улучшить жизнь тех, кто вынес на своих плечах страшную войну. Жизненный уровень в стране он считал главной задачей и немало сделал для осуществления своих замыслов. Кто-то из партийных деятелей заявил, что Берия публично называл профсою- зы бездельниками. Скажу откровенно: если он своего отношения к партийно- му аппарату никогда не скрывал, вполне допускаю, что мог такое и о проф- союзах сказать. Но ветераны металлургической, нефтяной, угольной промыш- ленности, которые в свое время он курировал, наверняка не забыли, как им тогда работалось и жилось. Смею утверждать, что в данном случае это не было проявлением трогательной заботы со стороны советских профсоюзов. Отец и люди, которые его окружали, были убеждены, что отношение к чело- веку труда не должно быть иным. Не уверен, что впоследствии социальные вопросы в этих отраслях промышленности решались с такой же настойчи- востью, как это было в трудные послевоенные годы... Почитайте, с каким раздражением говорили о нем на том пленуме партий- ные бонзы: "Он засыпал нас бумагами, предложениями... Он искал дешевой популярности..." Неприязнь номенклатуры вполне понятна. Коммунистической партии и ее "ленинскому Центральному Комитету" во все времена нужны были бездумные, безынициативные соглашатели, но не созидатели. А когда нена- висть достигла предела, партийная верхушка пошла на политическое убийс- тво, устроив после его смерти судебный фарс. Не знаю, правы ли те, кто считает, что тоща, в пятьдесят третьем, мой отец проиграл. Если говорить о его гибели, вероятно, такие утверждения близки к истине. Но его идеи, принципы, которые он исповедовал всю свою жизнь, убеждают, что за них все же стоило драться. Само время, как мы убедились, рассудило, за кем была тогда правда. Политика можно убрать с политической арены, можно убить, скомпромети- ровать в глазах народа, оболгать, как поступили с моим отцом, но пере- черкнуть все то доброе, что он сделал для своей страны, убежден, невоз- можно. ГЛАВА 2 СТАЛИН И БЕРИЯ Сталин и Берия. Кто из советских, а ныне российских историков не пы- тался добраться до корней взаимоотношений этих двух исторических фигур. Кто-то, как, скажем, один из руководителей одиозного Главпура генерал от ЦК Дмитрий Волкогонов, то и дело прибегая к прямой фальсификации фактов, безуспешно пытался навязать читателю искаженный образ Берия, как бледной тени кремлевского диктатора. Другие, не склонные к столь буйной фанта- зии, продолжали разыгрывать "грузинскую карту". Увы, и эти домыслы не приблизили нас к истине. Загадка отношений между Сталиным и моим отцом так и осталась загадкой. Сопоставим, читатель, лишь два неопровержимых факта. Факт первый. Москва, Красная площадь. День похорон Сталина. С трибуны Мавзолея Лав- рентий Берия произносит свою знаменитую траурную речь: "Кто не слеп, тот видит..." Факт второй, почему-то до сих пор, в отличие от первого, не заинтересовавший историков и публицистов. Москва. Кремль. Заседание июльского Пленума ЦК КПСС. После той траурной речи прошло всего четыре месяца, но одно из обвинений в адрес отца звучит дословно так: "Берия хотел подорвать культ личности товарища Сталина". В сумбурном выступле- нии на Пленуме Анастаса Микояна есть и еще одна примечательная фраза: "В первые дни после смерти товарища Сталина он ратовал против культа лич- ности". Сама стенограмма того Пленума, рассекреченная лишь недавно, на первый взгляд способна пролить свет на взаимоотношения главы советского госу- дарства и одного из его ближайших соратников. Тот же Микоян то и дело сокрушается, что "товарищ Сталин излишне доверял Берия", но тут же опро- вергает самого себя, утверждая, что этого... не было. Столь же сомни- тельны и аргументы, свидетельствующие о явном недоверии. Мол, во время войны Сталин разделил МВД и государственную безопасность, а Лаврентий Павлович был назначен в Совет Министров и Государственный Комитет Оборо- ны. Если учесть, что 30 июня 1941 года отец вошел в ГКО, сосредоточивший всю власть в государстве, то выступление А. Микояна звучит более чем странно. Но так или иначе, пусть лишенное элементарной логики, но тем не менее прозвучавшее с высокой трибуны заявление заслуживает внимания и наводит на определенные размышления. Сколь искренен был мой отец, выступая на траурном митинге в марте пятьдесят третьего? Не противоречит ли это его другим заявлениям? То, что он мог сказать - и говорил! - на заседаниях Президиума ЦК, непозволительно было произнести с такой трибуны. Думаю, это понятно. Хо- тя отец действительно выступил первым против культа личности Сталина, что, как абсолютно ясно из материалов Пленума ЦК, это и вызвало перепо- лох в кремлевском руководстве. Меня нередко спрашивают, кто я, сталинист или антисталинист. Так вот, я не считаю себя ни сталинистом, ни антисталинистом. Я против Системы, породившей Ленина, Сталина, Троцкого, Бухарина, Рыкова... Этот список читатель может продолжить без труда. Вспомните хотя бы репрессии. Ведь не в тридцать седьмом они начались и даже не в тридцать четвертом. Го- раздо раньте! А сколько невинных жертв на совести тех, кто пришел уже после Сталина? Да и не в цифрах дело. Виновата Система! А потом уже Ста- лин, Троцкий, кто-то другой. Но и Сталин - это однозначно - виновен. И те, кто его окружал, виноваты. Но коль Сталин стоял во главе, то и от- ветственности на нем, разумеется, больше. Смерть Сталина я воспринял, скажу откровенно, двояко. В основном мне было жаль Светлану, его дочь. Она ведь - я это хорошо знал - и до этого была одиноким человеком, а после смерти Сталина жизнь ее и вовсе не за- ладилась. Внешне, конечно, и Хрущев, и Ворошилов, к примеру, ее опекали, на самом же деле эти люди прекрасно знали очень слабую психику Светланы и подталкивали ее к тому, что в конце концов и случилось... О том, что произошло со Сталиным, я узнал от мамы, когда пришел домой пообедать. Обычно в это время приезжал и отец, но в тот день его не бы- ло. Мама сидела заплаканная и сразу же сказала мне, что у Иосифа Висса- рионовича удар и, по всей вероятности, он не выживет. - Ну а ты-то чего плачешь? - спросил. - Помнишь ведь, что отец гово- рил... Речь шла о том, что готовил нам Сталин. Мама, разумеется, обо всем знала - отец действительно предупреждал нас о том, что может слу- читься. - Знаешь, - ответила, - я все понимаю, но мне его все равно жаль - он ведь очень одинокий человек. Я сел обедать, а мама поехала к Светлане. И о смерти Сталина, и о поведении его близких и соратников в те дни напи- сано много, но в основном это пересказы или явные домыслы. Широко из- вестно, скажем, что Светлана у кровати Сталина чуть ли не сутками сиде- ла. Мы же знали, что она находилась дома и была совершенно спокойной. Я не хочу сказать, что она не любила отца, но это была отнюдь не та безум- ная любовь, о которой столько написано... На похоронах Сталина я был, разумеется. Как всегда в подобных случа- ях, партийные органы дали разнарядку по организациям, а те уже выделяли людей. Но это конечно же не значит, что в противном случае я бы не по- шел. Тогда, в марте пятьдесят третьего, я не был уже тем мальчишкой из тбилисской школы, боготворящим вождя. Он многое знал и многое понимал. Сегодня могу сказать совершенно однозначно: проживи Сталин еще несколько лет, и в Президиуме ЦК не осталось бы никого из тех, кто пережил Стали- на. Мой отец, разумеется, не исключение. Его уничтожение готовилось еще при жизни Сталина, о чем он и рассказывал нам с матерью. Помню, уже после смерти Сталина, когда отец рассказывал маме, какие реформы предложил провести Хрущеву, Маленкову и другим, она сказала: - Какая разница, сделал бы это Иосиф Виссарионович или они... Если бы он - было бы не так обидно. Мама прекрасно знала сталинское окружение и не верила, что отцу поз- волят осуществить свои замыслы. Во всяком случае, никаких сомнений, что отца отстранят, у лев не было и тогда... Вне всяких сомнений, смерть Сталина спасла жизнь его окружению. Он неизбежно заменил бы своих соратников совершенно новыми людьми, которые не знали бы всего того, что знали Молотов, Маленков, Хрущев и другие, включая, повторяю, моего отца. Убрал бы Сталин, вне всяких сомнений, и министра государственной безопасности Игнатьева. Сталин уже готовился войти в историю как абсолютно, я бы сказал, чистый человек, создавший великое государство, выигравший великую войну. Будем объективны: уходя, Сталин оставлял действительно великую страну, вполне обоснованно гордив- шуюся многими достижениями. Другой вопрос, какой ценой это было достиг- нуто... Отец все это отлично понимал, но хотя и имел столкновения со Стали- ным, как ни один другой член Политбюро, смерть главы государства его расстроила. Здесь не было, знаю, наигранности, как, скажем, у Хрущева. Думаю, смерть Сталина, несмотря ни на что, он переживал чисто по-челове- чески. Наверное, это звучит несколько странно в контексте того же "Минг- рельского дела", но это так. Не был отец ни жестоким, ни злопамятным че- ловеком. И об этом знали многие. Из воспоминаний Светланы Аллилуевой: "Только один человек вел себя почти неприлично - это был Берия. Он был возбужден до крайности, лицо его, и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были - често- любие, жестокость, хитрость, власть, власть... Он так старался в этот ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы не недохитрить! И это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматри- вался в лицо больного - отец иногда открывал глаза, но, по-видимому, это было без сознания или в затуманенном сознании. Берия глядел тогда, впи- ваясь в эти затуманенные глаза; он желал и тут быть "самым верным, самым преданным" - каковым он изо всех сил старался казаться отцу и в чем, к сожалению, слишком долго преуспевал... В последние минуты, когда все уже кончалось, Берия вдруг за метил ме- ня и распорядился; "Уведите Светлану!" На него посмотрели те, кто стоял вокруг, но никто и не подумал пошевелиться. Когда все было кончено, он первым выскочил в коридор и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывавший торжества: "Хрусталев! Машину!" Это был великолепный современный тип лукавого царедворца, воп- лощение восточного коварства, лести, лицемерия, опутавшего даже отца, которого вообще-то трудно было обмануть. Многое из того, что творило эта гидра, пало теперь пятном на имя отца, во многом они повинны вместе..." В книге "Двадцать писем другу" есть и такие слова: "Страшную роль сыграл Берия в жизни нашей семьи. Как боялась и ненавидела его мама!" А между тем моего отца мать Светланы, Надежда Аллилуева, не могла ни лю- бить, ни ненавидеть. Они просто-напросто не были знакомы. Жена Сталина застрелилась в 1932 году, за шесть лет до переезда нашей семьи в Москву. Светлана была еще ребенком... Светлану я понимаю, хотя и не могу, естественно, согласиться с тем, что она написала. Ей просто хотелось, чтобы ее отец выглядел не так ужасно... Широко известно имя человека, официально обвиненного во всех преступлениях, так что можно писать о нем что угодно. Мораль здесь, нас- колько понимаю, отступает на другой план... Несколько лет назад, переехав в СССР, Светлана пожелала встретиться с нами - мама еще была жива. Мы решили, что не стоит этого делать, и встреча не состоялась. О ее жизни я знаю лишь из сообщений западной прессы. А когда-то мы были очень хорошо знакомы. Я учился в одной школе с детьми Сталина. Светлана Аллилуева сидела за одной партой с моей будущей женой. Она нас с Марфой и познакомила. Запомнилась дочь Сталина умной, скромной девочкой. Хорошо знала анг- лийский. Очень была привязана к моей матери. Уже во время войны попал я в одну неприятную историю, связанную со Светланой. После возвращения с фронта подарил ей трофейный Вальтер. Проходит время, и в академию, где я учился, приезжает генерал Власик, начальник личной охраны Сталина. - Собирайся, - говорит, - вызывает Иосиф Виссарионович. Приезжаю. Никогда раньше такого не было, чтобы вызывал. Поговорили немного о моей учебе, а потом и говорит: - Это ты Светлане револьвер подарил? А знаешь, что у нас дома с ору- жием было. Нет? Мать Светланы в дурном настроении с собой покончила... Я обалдел. Знал, что мать Светланы умерла, но о самоубийстве никто у нас в доме никогда не говорил. - Ладно, - сказал Сталин, - иди, но за такие вещи вообще-то надо на- казывать... Со Сталиным я, разумеется, встречался не раз в самых разных обстоя- тельствах и в самое разное время и должен признаться, что отношение к нему у меня и сегодня далеко не однозначное. Когда мы жили в Грузии, то просто молились на него. В Москве отношение к нему изменилось. Мне при- ходилось слышать разговоры родителей о Сталине, да я и сам уже понимал, кто повинен в репрессиях, политических процессах и прочем. И тем не менее это был человек, который мог очаровать любого. Неправ- да, что его считали великим человеком лишь заурядные льстецы. Думаю, многие деятели культуры, включая выдающихся советских писателей, худож- ников, были по-своему искренни, воспевая Сталина. Хотя, безусловно, про- ходимцев, кормившихся, как это часто бывает, на восславлении вождя, тоже хватало... Я бы не рискнул даже сегодня упрекать в чем-то и некоторых известных писателей Запада, в свое время оказавшихся очарованными Сталиным. Их вполне можно понять. Сталин действительно был человеком, способным оча- ровать и умудренного житейским опытом старика, и мальчишку. Нечто подоб- ное я испытал на себе, так что, полагаю, имею моральное право утверждать именно так. Речь не о том, плох был Сталин или хорош, диктатор он или нет. Разу- меется, диктатор, и мне абсолютно непонятен спор между "сталинистами" и "антисталинистами". Повторяю: ни к тем, ни к другим я себя не отношу. Не важнее ли увидеть за конкретной исторической фигурой явление? Но, к со- жалению, попыток действительно разобраться в "феномене Сталина" знаю немного. Из воспоминаний видного политического, государственного и военного деятеля Франции Шарля де Голля (1890-1970): "...У меня сложилось впечатление, что передо мной хитрый и непримири- мый борец изнуренной от тирании России, пы