ты без пиз...юлей, ни чего не можешь делать, так что ли? -- Ну ведь чуть-чуть не попал, -- промямлил Сапог. -- Нет, насчет этого я тебе ни чего не говорю, выстрелил ты хорошо, я даже удивился. Я про другое, тебе пока не вставишь, до тебя не доходит. А если пойдем на проческу, или нарвемся на засаду, я что, за тобой буду ходить и пугать, навроде, если не попадешь, то в лоб получишь и все такое, так что ли? Да нас тогда обоих завалят, дурила ты. Станем на блок, ты у меня тренироваться часами напролет будешь. Понял? -- Понял, -- пробубнил Сапог. КАРАВАН БТР ротного вдруг резко стал, мы потихоньку подъехали к ним и остановились рядом. Ротный смотрел в бинокль. -- Вот идет караван, по сыпучим пескам, он везет анашу в свой родной Пакистан, -- пропел слова из песни, ротный. -- Что там такое, товарищ старший лейтенант. Караван что ли? -- Три барбухайки направляются в сторону иранской границы. Выехали, по-моему, из подножья этих гор. Так, а ну быстро за ними, до границы еще далеко, так что накроем их минут через двадцать, не больше. Мы рванули вперед, все попрыгали в люки и похватали бронежилеты, боеприпасы, и выскочили на броню. Бронежилеты у нас были Б-2, они были легкие, 6 килограмм, пуля их конечно пробивала как фанеру, но от осколков и пуль на излете они иногда помогали. Туркмен пересел за руль, а Хасан, взяв автомат, выскочил на броню. Я приготовил пулеметы к бою и, оставив их на взводе, тоже вылез на броню. Минут через пять на горизонте показались четыре точки. Ротный, смотря в бинокль, показал четыре пальца, но мы уже и так видели, что там было четыре барбухайки. -- Может, мирный караван? -- сказал Качок, проверяя затвор своего АКСа. -- Может и мирный. Только, когда не далеко в ущелье идет бой, мирные караваны навряд ли будут шататься возле гор. Так что, наверняка, это духовский, -- ответил я ему. Уже ясно стали видны очертания каравана, и было видно, что первым идет верблюд, а за ним три барбухайки с крытыми кузовами навроде будок, расстояние до них было в пределах километра. Из БТРа ротного пальнул короткой очередью пулемет КПВТ, давая предупредительный выстрел. Мы сняли автоматы с предохранителей и передернули затворы, я сел рядом с люком, чтоб, если что, сразу прыгнуть за башенные пулеметы. Караван остановился, неужели мирный, подумал я, духовские обычно отстреливаются, а этот стал и стоит. Ротный показал нам, что их БТР заедет спереди, а нам показал заходить сзади. Мы разделились, БТР ротного на всех парах полетел наперерез каравану, а мы направились прямо по курсу, как и ехали до этого, только прибавив скорости. Все молча наблюдали за приближающимся караваном, и с готовностью в любой момент вступить в бой. Вдруг караван начал рассыпаться: две барбухайки развернувшись, помчались в сторону гор, а верблюд и оставшаяся барбухайка стояли на месте. Далеко отъехать они, конечно, не смогут, БТР едет намного быстрее этих колымаг, можно было достать их из КПВТ, но они успели заскочить за сопку у подножия гор. Туркмен, высунувшись из люка, показал в сторону отъезжающих двух барбухаек и крикнул нам: -- Догоняем эти две, я постараюсь перескочить через сопку и срезать им путь к горам. -- Давай, давай, Туркмен, жми, -- крикнул я ему. Наш БТР подлетел к сопке и начал на нее взбираться, движки работали на пределе, машина уверенно взбиралась вверх. Надо отдать должное Туркмену, БТР наш был всегда на ходу, и отказов почти никогда не было, мало того, он пер как зверь, будь то в гору, будь то по пескам. Да еще плюс к тому, Туркмен где-то урвал бескамерные колеса, что значительно сокращало проблемы в рейдах. Взобравшись на сопку, БТР вдруг накренило вниз, впереди был крутой, почти вертикальный спуск. -- Держитесь, черт возьми! -- успел крикнуть я, и схватился за крышку люка. Все похватались, кто за что мог: Урал с качком схватились за ствол от башенного пулемета, Хасан схватился за баки с водой, я одной рукой держался за люк, а другой держал за шкварник Сапога, который чуть не улетел вперед БТРа. Туркмен давил на тормоза, но машину юзом тащило вниз, а вода из баков лилась нам на голову. Спустя время, мы сопровождаемые столбом пыли, можно сказать приземлились, клуб пыли накрыл нас. Кашляя, отплевываясь и матерясь, мы начали приходить в себя. -- Все на месте, никто не выпал? -- закричал Туркмен. -- Если даже Сапог здесь, значит все, -- крикнул Урал. -- Ну, тогда двигаем дальше, -- сказал Туркмен. Пыль рассеялась, я оглянулся назад и обалдел, мы летели метров сто вниз, почти по вертикальному склону. Вдруг перед нами выскочила барбухайка, я в какое то мгновение даже успел увидеть удивленные рожи двух духов, сидящих в кабине. Не успели мы обалдеть, как барбухайка развернулась к нам бортом, за ней выскочила вторая, и тоже резко вырулила вбок, все это произошло в считанные секунды. Я посмотрел вперед, и меня пробило холодным потом -- на нас в упор смотрели два ствола ДШКа. -- Ложись, ДШКа в кузове! -- успел крикнуть я, и нас всех как ветром сдуло с брони. Раздался грохот, и пули зазвенели по броне. Я упал на землю и прижался к десантному люку, рядом со мной почти одновременно тоже кто-то грохнулся. Если сказать, что я испугался, то значит, вообще ничего не сказать. -- Бля, пиз...ец, на дембель в цинковом ящике, на этот раз точно, -- услышал я чей-то голос, оказалось, это был Хасан, который лежал рядом со мной. -- Урал, ты живой? Давай мочи из гранатомета, иначе нам всем жопа! -- заорал я, и посмотрел вверх. На броне сидел Сапог, вцепившись в ствол КПВТ. Я обалдел, от него по идее и мокрого места не должно остаться после такой канонады. Его счастье, что БТР был накренен на бок, и пули рикошетом улетали в сторону. Я подпрыгнул и, схватив Сапога за штанину, резко дернул вниз, он упал на землю, как мешок. Башня БТРа мгновенно развернулась, и заработали сразу оба башенных пулемета, это, скорее всего, Туркмен прыгнул за пулеметы, но из-за Сапога, который можно сказать висел на стволе, Туркмен не мог развернуть башню пораньше. Потом раздался взрыв впереди БТРа, я пальнул пару раз из подствольника в сторону, где предположительно находилась барбухайка. Вокруг происходило непонятно что, одновременно работали и ДШКа и КПВТ с ПКТ, свист пуль раздавался со всех сторон. Я огляделся вокруг, рядом лежал Сапог, распластавшись, как лягушонок, за колесом сидел Хасан и плевал из подствольника, сопровождая все это благим матом. Высовываться из-за БТРа было как-то страшновато, если пуля от ДШКа попадет в голову, то башка разлетится как арбуз. Но желание увидеть, что все-таки происходит, оказалось сильнее страха, и я высунулся, держа АКС наготове. Метрах в ста пятидесяти горела барбухайка, накренившись на один бок, у нее не было заднего колеса. ДШКа продолжал работать, но пули уже не долетали до БТРа. Из-за сильного наклона кузова, угол подъема на станине, где крепились пулеметы, не позволял поднять стволы выше. Потом духовские пулеметы заглохли, из кузова барбухайки выскочил дух и, прихрамывая, побежал в противоположную от нас сторону, я выстрелил очередью ему по ногам, он упал. Вторая барбухайка была в полукилометре от нас и направлялась в сторону гор. Возле меня открылся десантный люк, из него появился Туркмен: -- Все живые? -- спросил он. -- Да х...й его знает! Качок, Урал! Вы живые там? -- крикнул я. -- Да, да все нормально, Качок ранен в бок, но не тяжело, -- крикнул в ответ Урал, с другой стороны БТРа. -- Давайте быстро в машину и погнали за второй барбухайкой, а то уйдет сука, -- крикнул Туркмен. -- Не уйдет. Дай мне "муху", только быстро. Туркмен исчез в люке и через секунду появился обратно с трубой в руках. Я взял трубу, выбежал на равнину, взводя на ходу установку. Присев на одно колено, я поймал в прицел барбухайку, шла она на подъем и двигалась медленно, к тому же расположена была боком к нам. Цель была прекрасная, расстояние составляло метров пятьсот-шестьсот от силы. -- Ну, держите бакшиш, сучары, -- произнес я со злостью, и нажал на спуск. Ракета быстро пошла на цель, блеснула вспышка в районе кабины, и барбухайка встала, было четко видно, как заполыхала кабина. Я отбросил в сторону пустую трубу, сел на землю и достал сигарету, руки дрожали от пережитого стресса, я с трудом прикурил сигарету, сделал несколько глубоких затяжек, потом медленно поднялся и побрел к БТРу. Неужели все обошлось, я не верил, что остался живой, а перед глазами стояли две дырки от стволов ДШКа, состояние, мягко выражаясь, было жуткое. Недалеко горела другая барбухайка, я хотел пойти заглянуть в кабину и посмотреть, остался ли кто жив из духов, но потом подумал, да ну их на хер, к тому же Туркмен там поработал из башенных пулеметов, так что навряд ли кто живой остался. -- Ни хрена себе дела, так и ебан....ться можно, -- сказал я приглушенным голосом, подойдя к мужикам. -- Юра, что это было, черт возьми? И вообще, откуда они взялись?! -- спросил Хасан с обалдевшим взглядом. -- Пиз...ец подкрался незаметно, вот что это было, -- ответил я и сел под колесо БТРа. Потом посмотрел на Хасана, и спросил: -- Хасан, а че ты косяк не забиваешь, а? Как раз самое время. -- Что-то не хочется, -- ответил Хасан. -- Руки дрожат наверно? -- начал я подкалывать Хасана, хотя самому мне было не смешно. Хасан подскочил и протянул мне руки со словами: -- На, на, смотри. Ну, где они дрожат? -- Да ладно, убери руки. У меня у самого они дрожат, еле сигарету подкурил, -- сказал я глядя на Хасана. -- Скоре всего, духи хотели заскочить за сопку, чтоб слинять из зоны обстрела, а мы двинули наперерез, и перескочили через эту сопку, -- заявил Туркмен высовываясь из люка. -- Скажи, что мы наебн...лись с этой сопки. Туркмен, так ведь можно и в пропасть улететь. Ты че, не видел, куда летишь? Туркмен посмотрел вверх, потом на меня и, присвистнув, спросил: -- Мы живые, или нет? -- Что-то я ангелов не вижу, -- помахав руками, как крыльями, сказал Хасан. -- А вон они горят, ангелы твои, -- ляпнул я Хасану. И тут вспомнил, что Качок-то ранен. Я встал и спросил: -- А Качок где, что с ним? -- Там он, с другой стороны, наверное, с Уралом, -- ответил Хасан. -- А придурок этот где? -- Здесь в БТРе сидит, если еще не сдох с перепугу, -- ответил Туркмен. Я встал и обошел БТР, Урал что-то колдовал над Качком. -- Урал, возьми гранатомет и пальни пару раз по кузову, той барбухайке кабину я подорвал, а будка вроде целая, хоть там никого не видно было, но для верности все же не мешало б еще долбануть. Урал молча встал, взял гранатомет, и полез в люк за гранатами. Качок полулежал на боку, облокотившись на локоть, бок его был перетянут бинтом, а лицо было перекошено от боли. -- Ну, как ты? -- спросил я его. -- Если не считать пробитого бока, и то, что я чуть не обосрался от страха, то в остальном все нормально. -- Бок сильно задело? -- Да не знаю, черт... боль жуткая, там торчит что-то, я чувствую. -- Дай посмотрю, если есть там что-то, то надо вытащить, а то так и будешь мучиться. За БТРом раздался выстрел, потом второй, это Урал из гранатомета добивал барбухайку. Я снял перевязку сделанную Уралом, рана была как порез, сантиметра четыре длиной, кровь шла не очень сильно, я раздвинул рану, что б посмотреть глубоко ли его зацепило. -- А-а-ай! Юра, ты че делаешь, гонишь что ли?! -- закричал Качок. К нам подошли Хасан и Туркмен, и сели на корточки. -- Ну, че там? -- тихо спросил Хасан. -- Да хрен его знает, на пулю не похоже, -- ответил я. Потом спросил Качка: -- Качок, может, когда ты падал, зацепился за какую-то ерунду? -- Какой хер зацепился, я же говорю там торчит что-то, -- стеная, ответил Качок. -- Так. В общем надо доставать. Качок, ты как, готов терпеть боль? -- А что мне остается? Или может, посоветуешь, как ее не терпеть? -- Давай косяк ему забьем, он выкурит, может, не так больно будет, -- предложил Хасан. -- Да че толку твой косяк, надо героин или на крайняк промедол. У нас есть что-нибудь? -- спросил я. -- Только "баян", но заправить его нечем, -- ответил Туркмен, разводя руками. -- Сапог! -- крикнул я. Из люка показалась морда, вся в пыли. -- Канистру тащи! -- крикнул я ему. -- А? -- издал короткий звук Сапог. -- Ну че ты на меня уставился? Канистру с брагой неси, труп ходячий. Сапог полез на броню за брагой. -- Бля буду, везет же дуракам, на броне остался, и ни хрена ни одна пуля не попала. Я наверх посмотрел, вижу, Сапог сидит на броне, уцепившись за ствол пулемета. Ни фига себе думаю, подпрыгнул и дернул его за штанину, он грохнулся оттуда, как мешок с говном, -- начал я рассказывать, смеясь. Тут Туркмен подпрыгнул: -- А я думаю, че за ерунда, поворотный механизм на пулеметах заклинил, что ли, а это оказывается Сапог на них висел, ишак. Мы начали смеяться, напряжение и страх прошли, наступило время обсуждать произошедшее. -- А-а-ах, бля! Да не смешите вы, и так больно, черт возьми, -- простонал со смехом Качок. -- Мужики, надо Качка оперировать, а то мы забазарились. Сапог, ну где ты там, черт тебя возьми? Давай быстрее брагу неси, тормоз х...ев! -- крикнул я Сапогу. Я легонько похлопал Качка по плечу, и сказал: -- Держись, Качок, сейчас браги литр хапнешь, и будет все нормально, вытащим тебе эту канитель. Сапог принес канистру и поставил рядом со мной. -- Ну как ты Сапог, крыша не поехала еще? -- спросил я его. -- Чуть не поехала, -- дрожащим голосом пролепетал Сапог. -- Скажи спасибо, что тебе ее не снесло вообще. Кружки тащи, и пару банок тушенки. Сапог опять убежал. Я посмотрел на небо, день шел к закату, через часа три-четыре стемнеет, надо побыстрее сматывать отсюда. -- Дело к закату, мужики, -- показав на солнце сказал я. -- Время еще есть, успеем, -- сказал спокойно Хасан. -- А БТР как? -- спросил я Туркмена. -- В командирское окно пуля попала, на своем-то я успел щиток захлопнуть, а в остальном, все нормально. -- Ну надо же, мы просто в рубашке родились, я думал нам пи...дец всем, а тут все так обошлось, я до сих пор не могу поверить. -- Ну, это кому как, мне вон бочину пробили, -- сказал Качок, кривясь от боли. -- Да это ерунда, главное, что не смертельно, -- успокоил я Качка. Появился Сапог с кружками и тушенкой. -- Давай, открывай тушенку, -- обратился я к Сапогу. -- Открывалку забыл, -- с сожалением проговорил Сапог. -- Я сейчас тебя пристрелю, сука, если ты не растормозишься, -- я встал, схватил Сапога за шкирку и толкнул к БТРу. Он со свистом заскочил в десантный люк. Я налил по очереди пять кружек, потом взял одну и протянул Качку, он взял кружку и медленно выпил, потом выпили мы, одна кружка осталась полной. -- А где Урал? -- спросил Хасан. -- Да хрен его знает, улетел наверно, вместе с гранатой, -- сказал я и крикнул: -- Урал! Где ты там?! Появился Сапог с открывалкой, и принялся открывать тушенку. -- Сапог, а где твоя кружка? -- спросил его Хасан. -- Там, в котелке лежит, -- ответил Сапог, показывая в сторону БТРа -- Ну так неси ее, и тоже выпьешь, ты ведь теперь в составе экипажа. Сапог молча пошел за кружкой, через минуту он вернулся и поставил кружку рядом с канистрой, я налил в нее браги. -- Ну, давай Сапог, вмажь, за то, что жив остался, -- проговорил Хасан. Сапог выпил и покривился. -- А тебе, Качок, еще две кружки залпом, и я попробую вынуть тебе из бочины то, что ты там якобы чувствуешь, -- сказал я, повернувшись к Качку. Я налил кружку и протянул Качку, он выпил, я налил еще одну и опять протянул ему. -- Дай отдышаться, черт возьми. Ух, крепкая падла, -- сказал Качок, потом достал сигарету и прикурил ее. -- Действительно крепкая, неужели за сутки так покрепчала, -- произнес Хасан с удивлением. -- Трое суток уже стоит, мы тебе не сказали тогда, чтоб ты не накинулся на нее, -- ответил я ему. Да где же этот Татарин, елки палки, подумал я, потом встал и пошел посмотреть, куда он делся. Я увидел, как Урал тащил что-то тяжелое. -- Урал, что ты там волочешь? -- крикнул я ему. -- Духа тащу, с перебитыми ногами. Помоги лучше, чем спрашивать, -- ответил он. И я вспомнил, как прострелил ноги духу, который выскочил из кузова барбухайки. -- Урал, да брось ты его нахер. -- Зачем бросать, он еще живой, и к тому же в сознании. -- Ну тогда сам и тащи его, -- ответил я ему и пошел обратно к пацанам. -- Че там такое, Урал духа что ли тащит? -- спросил Туркмен, и все посмотрели на меня. -- Да, духа прет, я прострелил ему ноги, и забыл про него, это дух, который за ДШКа сидел. -- Бля, да я его сейчас пристрелю козла, -- сказал Хасан, и встал передернув затвор АКСа. -- Успокойся Хасан, пристрелить всегда успеем, лучше заберем его с собой, садись, садись давай, -- сказал я, и дернул Хасана за штанину. К нам подошел Урал, увидев налитую кружку, он взял ее, и молча выпил. -- Ну, куда денем этого душару? -- А куда ты его дел? -- спросил я Урала. -- Там лежит, за БТРом. Хасан встал и пошел за БТР. -- Хасан! Ты там не замочи его, -- крикнул я Хасану. -- Да не ссы ты, я просто побазарю с ним немного, -- ответил из-за БТРа Хасан. -- А он не уползет? -- опять спросил я Урала. -- Нет, я связал ему руки его же чалмой. -- А не сдохнет? -- спросил Туркмен. -- Нет, не сдохнет, я перебинтовал ему ноги тряпкой, -- ответил спокойно Урал. -- Ну, ты Татарин заботливый такой, прям как сестра милосердия, -- сказал я ему. Потом я встал и залез в БТР, там у нас в аптечке лежали медицинские щипчики с загнутыми концами похожие на ножницы, я не знаю, как они там у медиков называются, но мы их называли щипцы. Мы специально возили их с собой, на случай если придется вытаскивать пулю или осколки из тела. Я достал щипцы и йод, после чего вылез обратно. -- Ну Качок, готовься, сейчас будем тебя оперировать. Брагу вмазал? -- спросил я его. -- Да вмазал, только подожди, покурю вот, а потом приступай, -- сказал Качок. -- Ну, кури, кури, никто тебя не торопит. Сапог стоял радом, и пялился на Качка. Я посмотрел на него и спросил: -- Сапог, ну чего уставился, Андрюху первый раз видишь что ли? Иди вон, лучше на духа посмотри. Да не ссы ты, он не укусит тебя, а если укусит, то выбей ему зубы, я разрешаю. Сапог молча пошел за БТР, куда минуту назад пошел Хасан. Послышался гул мотора. -- Это ротный! -- крикнул я, и быстро налил брагу в кружки. -- Давайте, берите быстрее. Сапог! Беги сюда, быстро. Сапог подбежал и спросил: -- Че такое, Юра? -- Че такое, че такое! А ну хватай канистру, и бегом ее с глаз долой! Мы спешно выпили, и Сапог утащил канистру в БТР. Через минуту нарисовался БТР ротного. Развернувшись, он остановился рядом с нашим. -- Как вы там?! -- крикнул ротный и, спрыгнув на землю, направился к нам. -- Да вот, Качок ранен, а в остальном, вроде пронесло. А у вас как дела, че так долго не было? -- спросил я ротного. -- За верблюдом гонялись. -- А что, верблюды быстро бегают? -- Если в твою жопу посмотрят два пулемета, ты тоже быстро побежишь. -- Мне они, только что в морду посмотрели. К нам подошли пацаны из БТРа ротного, водила Петруха, Серега с Володей, Олег и Бача. -- Ну, как вы? -- спросил Олег. -- Да вот, живые вроде. Правда пришлось немножко испугаться, барбухайки из-за сопки выскочили, а у одной в кузове пара ДШКа оказалась, а мы все на броне. Да мало того, еще и вон с того откоса слетели, не успели после приземления прийти в себя, а тут еще духи перед глазами, я их маму еб...л, думали труба всем приснилась. Но вроде пронесло и на этот раз, -- закончил рассказ Хасан и спросил: -- А вы-то как? -- Да мы тоже, вроде, ништяк, барбухайку замочили, она была с ранеными духами в кузове, человек двадцать, наверно, мы их гранатами закидали. А верблюд вез медикаменты, провизию, муру в общем разную, его мы тоже замочили. Одного духа живым взяли, того который на верблюде ехал, -- рассказывал Петруха, размахивая руками. -- Мы тоже одного взяли, там за БТРом валяется, -- перебил его Урал. -- А мясо вам не надо верблюжье? Мы маленько того верблюда обдербанили, вот только надо его побыстрее захавать, а то протухнет, -- предложил Олег. -- Давай, давай, надо, надо, давно я верблюжатины не ел, -- потирая руки, сказал обрадованный Туркмен. -- Так вы оттуда прилетели? -- удивленно спросил ротный, показывая пальцем на крутой спуск. -- Да, оттуда, -- сказал спокойно Туркмен. -- Ну ни хрена вы даете! Думали, наверно, что БТР летать умеет? -- не переставал удивляться ротный. Потом подошел Закиров, и сел рядом с пацанами, слушая, как они рассказывают друг другу о недавнем приключении. У Закирова это был первый рейд, видно было, что ему этих впечатлений было больше чем достаточно, но для него это было только начало. Я разговаривал с Закировым еще в полку, он как никак мой земляк, на первый взгляд он мне показался неплохим парнишкой, кое какие понятия у него были, а там дальше видно будет. Я не стал подключаться к общему базару, а направился к Качку. -- Мужики, а чего это вы такие веселые, на обкуренных вроде не похожи? -- спросил вдруг ротный, глядя мне в глаза. -- Время провели весело, вот и веселые, -- сказал я, смазывая йодом щипцы. -- Да я не об этом. -- А о чем? -- спросил я у ротного, а потом обратился к Качку: -- Ну как ты, Качок, готов? Он кивнул, после чего, я начал развязывать Качку рану. -- Да тут запах какой-то специфический, -- не унимался ротный. -- Ну, товарищ старший лейтенант, сами понимаете, это дело хозяйское. Вы у танкистов тоже, вроде, кое-что забрали со специфическим запахом. -- Да ладно, я ничего против не имею, просто так интересуюсь. Ну, в общем, базар базаром, а надо побыстрее отсюда валить. Давай Юра, побыстрей приводи в порядок Андрея и поехали. А вторая барбухайка где, их вроде три было? Одну мы замочили, одна вон горит. А третья ушла что ли? -- Да нет, не ушла, она во-он там на склоне горела, уже наверное потухла, хотя вон дым еще видно. Но я ее конкретно приложил из "мухи". -- И я еще из гранатомета пару раз по кузову пальнул, для верности, -- сказал Урал. -- Вы что, живого духа взяли? -- спросил ротный, вставая. -- Да, только он ранен в ноги, -- ответил Урал. -- Что с собой возьмете, или? -- ротный провел пальцем по горлу. -- Возьмем, не помешает, может пригодиться, если не издохнет по дороге. Я разбинтовал рану Качку. -- Ну, Качок, терпи, я полез тебе в нутро, -- промолвил я. Двумя пальцами я раздвинул рану и потихоньку сунул туда щипцы, Качок застонал от боли. -- Терпи, Андрюха, -- успокаивал я Качка. Щипцы наткнулись на что-то твердое, это был металл. Зацепив эту штуковину щипцами, я на мгновенье подумал: вытащить потихоньку, или резко выдернуть, и как-то самопроизвольно рванул щипцы. Качок взвыл от боли и, выругавшись матом, схватился рукой за бок. -- Ты че, сука, больно ведь, еб..! -- Ничего Андрей, все нормально, -- спокойно сказал я ему, разглядывая осколок вытащенный из раны. -- А ну дай сюда, -- сказал ротный протягивая руку. Я подал ему щипцы. -- Что это за чертовщина? -- спросил Хасан. Я оглянулся, оказывается, все пацаны собрались вокруг нас, и наблюдали за процессом. -- Это медная рубашка от пули ДШК, товарищ старший лейтенант, -- заметил я. -- Да, ты прав, Юра, -- ответил ротный. -- Качок, тебе повезло, ты в рубашке родился, -- показывая на окровавленный осколок сказал Хасан. Медная оболочка пули была ровно развернута, и походила на отрезанный под конус кусок красного картона. -- Надо же, как ровно развернулась, прям как из под пресса, на, Андрей, бери на память, -- сказал ротный, протягивая осколок Качку. Качок взял кусочек медяшки и, внимательно посмотрев на нее, сказал: -- Я же говорил, что у меня что-то торчит в бочине, а вы не верили. -- Ну ладно, мужики, давайте закругляться, пора сваливать отсюда, -- скомандовал ротный и, посмотрев на Качка спросил: -- Ну, как ты, Андрей, в госпитализации нуждаешься? -- Да нет, товарищ старший лейтенант, со мной все будет нормально, бывало и похуже, -- ответил Качок. -- Ну, тогда по машинам, и вперед, -- махнув рукой, сказал ротный, и направился в свой БТР. МИНА -- Урал, перебинтуешь Качка в БТРе, -- сказал я Уралу, потом подхватил за руку Качка, Хасан взял его с другой стороны, и мы направились в БТР. Качок держал рану куском бинта, между пальцев сочилась кровь. Мы подвели Качка к десантному люку, дальше он полез сам. Хасан и Сапог запрыгнули на броню, а я полез в люк за Качком, поддерживая его сзади. -- Юра, да не пекись ты обо мне, я нормально себя чувствую и сам смогу залезть, -- сказал мне Качок. -- Ну, мало ли чего, вдруг тебе помощь нужна. -- Нет, не нужна, да и вообще, я уже залез. Я тоже залез в БТР и захлопнул люк. -- Ну как все, на месте? -- спросил Туркмен. -- Да, все. Поехали давай, -- сказал я. -- Духа нету, которого я притащил, -- опомнился Урал. -- А где он? -- спросил я. -- Там впереди БТРа лежит, -- ответил Урал. -- Да на хрен он сдался, этот твой дух, -- сказал я Уралу, и крикнул Туркмену: -- Туркмен! Там где-то впереди БТРа дух раненый лежит, переедь через него. -- Щас сделаем, какой базар, -- ответил Туркмен. БТР сначала отъехал назад, потом резко двинулся вперед. -- Аля, бесмеля, готов душара, -- произнес Туркмен. В командирский люк заглянул Хасан и выкрикнул: -- Э-э, мы духа задавили! -- А тебе что, жалко его стало? -- спросил Туркмен. -- Да в общем нет, ну я думал, может, взяли бы его с собой, да поприкаловались бы с него. -- Что, за два года не наприкаловался еще? -- сказал я Хасану. -- Да он, наверно, снюхался с этим духом, пока они там базарили, -- приколол Хасана Туркмен. -- Да, кстати, а о чем вы там с этим духом трещали, а, Хасан? -- спросил я его. -- Я спрашивал, откуда они. -- Ну, и откуда? -- С гор, там у них бой идет с десантурой, а эти раненых развозили по кишлакам, и тут мы им обломились, ну а дальше случилось то, что случилось, -- ответил Хасан и голова его исчезла из поля зрения. Урал разорвал санитарный пакет и достал бинт. Качок убрал руку с окровавленным шматком бинта, кровь хлынула из раны. Урал по быстрому начал перевязывать рану. -- Может, зашьем рану, Качок ты как на это смотришь? -- предложил я. -- Смотрю отрицательно, ты и так мне чуть кишки не вырвал, -- проговорил Качок, стиснув от боли зубы. -- Скажи спасибо, что рубашка развернулась так ровно, а то бы точно кишки вырвало. -- Да уж, ты прав, Юра, мне самому интересно, как это она так ровно распласталась. -- А куда ты ее денешь, а, Качок, на шее будешь таскать, да? -- поинтересовался Урал. -- В жопу засуну, -- простонав, ответил Качок. -- А ну, покажи, как ты это сделаешь? -- спросил я Качка. -- Да пошел ты, и без того тошно. Черт что-то кровяна хлещет через бинт, -- приподнимаясь и смотря на рану сказал Качок. -- Урал, на еще пакет, намотай побольше, -- я подал Уралу еще один пакет. -- Качок! Как ты там, живой еще!? -- крикнул Хасан, опять заглянув в командирский люк. -- Нет, не живой, помер ужо! -- ответил ему Качок. -- Пусть будет земля тебе пухом, Качок, -- опять крикнул Хасан. -- Аминь, -- ответил Качок. -- Хасан, забей лучше косяк, -- обратился я к Хасану. -- Осталось всего на косяк, и больше нету, -- ответил Хасан. -- Забивай давай, приедем на место, у пацанов возьмем, -- сказал я. Хасан запрыгнул в командирское сиденье и принялся за дело, он достал иголку, насадил на нее кусочек чарса, потом подогрел его на огне от спички, и раздавил пальцами. Мы часто так делали, грели чарс на огне, и пока он горячий, раздавливали его пальцами, а так он был прессованный и жесткий. Иногда мы отламывали от лепешки маленькие кропалики величиной со спичечную головку, но этот процесс был долгим, да и пальцы от этого болели, особенно указательный и большой, и ногти этих пальцев всегда нарывали. Окно напротив командирского сиденья было закрыто защитным щитком, так как оно было выбито пулей от ДШКа. Хасан сначала привстал поближе к открытому люку, но там был ветер, который мог сдуть чарс с ладони, Хасан наклонился к Туркмену и стал забивать, пользуясь светом от его окна. -- Хасан, не мешай ехать, иди забей возле лампочки, -- сказал Туркмен отталкивая Хасана. -- Дай забить, Туркмен, потерпишь пару минут, -- возмутился Хасан и снова наклонился к водительскому окну. -- Хасан, сука! Над обрывом едем, не видишь что ли. Вали отсюда со своим чарсом, сейчас, вон, в пропасть улетим к чертям собачьим, -- крикнул Туркмен и снова отпихнул Хасана. На этот раз Хасан перелез в десантный отсек, и начал забивать под лампочкой, плафоны в десантном отсеке были бледно-зеленого цвета, и видимость была плохая, но руки Хасана были с детства натренированны на это дело, и он без особого труда забил косяк. После чего посмотрел на нас, и спросил: -- Ну, кто будет? -- Все будут, чего зря спрашивать, -- сказал я Хасану. -- Я не буду, мне и браги хватает, -- ответил Туркмен. -- А я курну маленько, -- отозвался Качок. -- Может Сапога обдолбим, -- предложил Урал. -- Да он тогда ваще потеряется навсегда, и бесповоротно, -- ляпнул Хасан, прикуривая косяк. Мы курнули косяк, стало легко и свободно, все обломы, те, что были и те, что будут, стали как-то глубоко похеру. Я прыгнул в командирское кресло и натянул шлемофон, как раз в это время шли переговоры между ротным и комбатом, из наушников доносилось прерывистые слова: -- Березка, Березка, я Тайга. Как слышно? Прием. Березка -- это позывной нашей роты, а Тайга -- это комбат, он был родом из Сибири, и позывной у него был или Тайга, или Сосна. Дальше послышался ответ ротного: -- Я Березка, слышно нормально. Где вы, Тайга? -- В одиннадцатом квадрате. Березка, почему не выходили на связь, как у вас? -- У нас все нормально, с караваном пришлось повозиться, один ранен, но не тяжело. -- Березка, давайте быстрее подтягивайтесь, до темноты надо кишлак прочесать, сейчас над ним работают штурмовики. Полк уже здесь, артдивизион на подходе. Как понял? -- Все понял, минут через сорок будем на месте. Конец связи. Я снял шлемофон и повернулся к пацанам. -- Полк уже подъехал. -- Куда подъехал? -- спросил Хасан. -- Туда подъехал, -- ответил я, показывая указательным пальцем по ходу БТРа. -- Юра, че ты паришься, какой полк, куда подъехал? -- опять спросил Хасан. -- Полк, говорю, подъехал, он уже на месте. Понял? Я хрен его знает, где точно, в одиннадцатом квадрате, короче. Но это херня, сейчас на проческу пойдем. -- Че, по рации услышал, да? -- спросил Урал. -- Да, ротный с комбатом только что базарили, -- ответил я. -- А что еще они базарили? -- спросил Туркмен. -- Да не много. Комбат спросил, чего не выходили на связь, полк говорит, уже подошел, в кишлаке работают вертушки, по приезду будем чесать кишлак, в общем. -- А че, завтра что ли нельзя прочесать, обязательно сегодня, -- начал возмущаться Хасан. Я протянул ему шлемофон, и сказал: -- На, скажи это комбату. Хасан махнул рукой, взял автомат и полез на броню, за ним вылез Урал. Стало слышно, как разносился раскат взрывов, где-то вдалеке. Туркмен думал о чем-то о своем, в такие минуты с ним бесполезно говорить, он все равно ничего не будет слушать. Качок кемарил, он потерял много крови, и по этому его от слабости тянуло на сон. Я взял автомат, запрыгнул наверх и сел на броню, облокотившись о крышку люка. Хасан с Сапогом о чем-то беседовали, сидя возле баков с водой, точнее, Хасан что-то втирал Сапогу, а тот слушал и кивал. Я осмотрелся вокруг, справа от нас были отвесные скалы, слева глубокая пропасть, ехали мы по горной дороге, ехали медленно, так как эта опасная дорога шла серпантином. Я сидел и думал, сколько же, черт возьми, за эти два года пришлось исколесить по этим проклятым горным дорогам, и сколько бронетехники улетело в пропасть вместе с экипажами. Куда ни глянь, везде братские могилы, да вообще весь Афган -- это братская могила. Из этой войны два выхода, как при менингите, или умер, или сошел с ума, и еще не известно, что лучше. Помню, как-то в наш детдом, какие то блатные притащили видик, в начале восьмидесятых это была диковина, мы никогда не видели ничего подобного. Показали нам фильм ужасов, мы были ошарашены, после этого просмотра я первое время боялся один оставаться в темноте. А сейчас, после всего увиденного и пережитого в Афгане, и вспоминая этот фильм, я про себя думаю, какая это была наивная сказка. Видеть ужасы на экране, и видеть их в натуре, мало того, еще и участвовать во всем этом кошмаре самому, поверьте мне, это огромная разница. Я посмотрел на Сапога, как раз в этот момент он перечитывал какие-то письма, наверно из дома. Ах, как я ему завидовал в этот момент, сам я за эти два года в Афгане не получил ни одного письма. Да и кто мне напишет, у меня ведь нет никого, ни родных не близких. А если вы спросите, как же друзья по детдому? Да они, скорее всего, по зонам расфасованы, и того, что я сейчас в Афгане, они возможно и не знают. И когда в роту приносят почту, на душе такая тоска наступает, аж выть охота, в такие минуты начинаешь думать, застрелиться что ли, один хрен никто оплакивать не будет. И вот видя, как Сапог читает письмо, мною опять овладели подобные мысли. Вдруг БТР ротного резко остановился, мы уткнулись ему в зад. -- Что случилось?! -- крикнул Хасан. -- Петруха увидел на дороге что-то похожее на мину, -- ответил Закиров. Меня как током ударило. -- Товарищ старший лейтенант, разрешите -- я пойду, -- крикнул я. -- Бережной, ты знаешь, на что идешь, -- ответил ротный. -- Да, я знаю, разрешите выполнять? -- Иди, Юра. -- Есть, -- ответил я, и направился в сторону мины. Я подошел к месту, где предположительно должна была находиться мина и откинул несколько камней. Под камнями и вправду лежала мина, это была английская мина с круглым пластмассовым корпусом и резиновым взрывателем на воздушной подушке. Такая мина с первого раза могла и не сработать, взрыватель срабатывал от давления воздуха внутри воздушной подушки, так что неизвестно где она шарахнет, или под первым колесом первого БТРа, или посреди колоны. Вдруг откуда-то появился скорпион и заполз на мину, наверно, вылез из под камней, которые я расшевелил. -- Дурила, знал бы ты, на чем сидишь. А ну, кыш отсюда, -- я махнул рукой. Скорпион ощетинился и принял боевую позицию, жало его было наготове и клещи подняты к верху, он, постояв немного в такой позе, стал потихоньку пятится назад. -- Что, разозлился, сученок? Вот так все вы здесь к нам относитесь. Наверно думаешь, явились сюда гости не званные, в чужой монастырь со своим уставом. Да хотя, что ты можешь думать, тупое насекомое? -- я вытащил штык-нож и, подцепив скорпиона острием, откинул его в сторону. Потом я посмотрел на круглый черный пятак взрывателя, на душе была какая-то пустота, страха я не ощущал. Возможно, по этой мине уже кто-нибудь проезжал, а может нет, с какого времени она стоит, неизвестно, может час, может день, может год, черт ее знает. В голове промелькнула страшная мысль, сейчас стоит нажать на эту черную точку и все, быстрая и безболезненная смерть, тебя разорвет на куски, не успеешь даже осознать, что произошло. Я не раз видел, как умирают мучительной смертью, видел, как горят живьем. Не раз приходилось видеть, как духи подбрасывали наших пленных после жутких казней, на них страшно было смотреть, тела были изувечены до неузнаваемости. Я не хотел такой смерти, я всегда думал, пусть лучше убьют сразу, но только бы не остаться калекой, или мучиться, перед тем как умереть. А тут передо мной лежала мина, я был один на один с этим смертоносным механизмом, и был выбор или жить, или умереть. Я где-то слышал, что у каждого человека все предрешено судьбой, или, как еще можно выразиться, "на все воля божья". Но все-таки, если я не хочу жить, то меня уже ни что не остановит, ни судьба, ни воля божья. Подумав об этом, я протянул руку к мине, и нажал на резиновый взрыватель. По спине пробежала мелкая дрожь, и я почувствовал, как на лбу выступил холодный пот, сердце бешено стучало. Мина не взорвалась, я со злостью ударил кулаком по взрывателю с криком: -- Черт, будь ты проклята, сука! Дальше играть в русскую рулетку у меня не хватило духа, когда она взорвется неизвестно, а испытывать эти муки после каждого нажатия у меня не было сил, и я встал. -- Бережной! Ну, чего там такое?! -- крикнул ротный. -- Мина на воздушной подушке, сейчас я ее вытащу! -- ответил я и снова присел на корточки. Я небрежно отбросил еще несколько камней прикрывающих мину, разгреб землю вокруг нее и, взявшись за корпус, вытащил мину из ямы. Повертев ее в руках, я подумал, да, тяжелая зараза, и, оглядевшись вокруг, бросил мину в пропасть, потом посмотрел на место, где она лежала, и увидел пару торчащих наконечника от танковых снарядов. Духи частенько ставили подобные мины, сверху обычная мина, а снизу один или два снаряда от танка или САУ. Если такая дура ухнет под БТРом, то днище от взрывной волны прилипает к потолку, и если кто в это время находится в десантном отсеке, то его по стенам размажет. Сидя на броне, еще есть шанс остаться целым, а вот водилам частенько доставалось от таких мин. Но это еще ничего, вот разок мне пришлось увидеть, как танк наехал на мину, под которой лежала авиабомба. Так там шандарахнуло так, что от танка катки и траки как семечки разлетелись в разные стороны, башня улетела как фанера, а броню разорвало как жестянку. От экипажа ничего не осталось, а от командира танка, который ехал высунувшись из люка башни, нашли лишь голову, которая отлетела метров на сто от взрыва. -- Ну, ни хрена себе арсенал, -- произнес я шепотом, глядя на головки снарядов. На мгновение я даже пожалел, что хотел взорваться на этой мине, черт возьми, чтоб от меня осталось? Наверно одна пыль, б-р-р-р, какая жуть, надо взять себя в руки, иначе, когда ни будь точно на тот свет загремишь, да к тому же по своей дури. Пацаны не хотят умирать и умирают, а меня считай, постоянно проносит, это же, можно сказать, голимая везуха, а я, дурак, сам сую башку в пекло, нет, хватит, надо это дело прекращать, а мысли эти дурацкие надо выкинуть из головы. -- Юрка, ну че ты там сидишь? Солнце вон уже заходит, -- крикнул Петруха. -- Все нормально, можно ехать, -- крикнул я в ответ, и направился к машинам. Я не торопясь шел к своему БТРу, взгляд мой был устремлен вперед, но смотрел я в никуда, как бы насквозь, а все окружающее видел каким-то боковым зрением. -- Юра, с тобой все в порядке? -- услышал я голос ротного, когда поравнялся с его машиной. -- Да, командир, я в порядке. БЛОК БТР ротного тронулся с места и, гудя движками, прокатил мимо. Я запрыгнул на броню, и наш БТР тоже двинулся. Все сидели и молча смотрели на меня, мне это надоело и, посмотрев на всех по очереди, я спросил: -- Ну, че вы на меня уставились?! Видите, живой я, живой! Понятно? -- Да нет, мы видим, что ты живой, только ты бледный весь, -- негромко сказал Хасан. -- А ты что хотел, Хасан. По-твоему, я должен сиять от радости, да? Сейчас вот возьму гранату, сорву кольцо, а потом отпущу чеку, дам тебе ее в руки и посмотрю после этого на твою рожу. -- Да успокойся ты, Юра, я же не подкалываю тебя. -- Я сейчас как раз спокоен. Это пять минут назад я беспокоился. А где Сапог? -- Там внутри, наверно, где же еще ему быть, -- ответил Урал. Я постучал автоматом по броне и крикнул в люк: -- Сапог, вали сюда! Из люка показалась голова Сапога, он вопросительно посмотрел на меня. -- Хватай кружку, канистру и налей каждому по кружке браги. Мне кажется, повод для этого есть? -- Я посмотрел на пацанов. -- Да, да, конечно, какой базар! -- воскликнул Хасан, потирая ладони. -- Хасан, я с тебя балдею, меня чуть миной не разорвало, а тебе лишь бы браги вмазать. Если б меня разнесло, то вы бы за упокой всю канистру выжрали, наверно. -- Да, конечно, и еще бы у ротного заняли, -- подколол Хасан. Появился Сапог, Хасан взял у него из рук налитую кружку и передал мне со словами: -- Но не разорвало же, так ведь? Это значит, долго будешь жить. Понял? -- Да, поживешь тут, --пробубнил я себе под нос, потом приподнял кружку со словами: -- Ну ладно, пьем за нас, чтоб долго жили, и за тех, кому не досталось пожить. Я выпил, потом все остальные вмазали по кружке. Солнце быстро заходило за горизонт и начало быстро смеркаться. В низине у подножья гор показался наш полк, отчетливо была слышна стрельба, и трассера веером летели во все стороны; расстояние до полка, было километра два. Я осмотрелся вокруг и промолвил с досадой в голосе: -- Через полчаса будет темно, если погонят на проческу, я лучше застрелюсь нахер. -- Да не погонят никуда. Полкач наш не дурак ведь? -- произнес Хасан. -- Да хрен знает, что у них там на уме, -- вмешался в разговор Урал. -- А что, на блоке легче? Наверху десантура укрепилась, туда духи не полезут, а через блоки попробуют прорваться, как пить дать. Да и ваще, че гадать, приедем посмотрим, -- закончил я. -- Черт, мы мясо от верблюда забыли, -- воскликнул Хасан. -- Ну, а че ты его не забрал? -- спросил я Хасана. -- А ты че не забрал? -- Да мне до мяса было, что ли. Да и вообще, ну его нахер это мясо, с ним возиться одни проблемы. Лучше подумайте, как мы сейчас спускаться вниз будем, -- сказал я, показывая пальцем на крутой спуск. Дорога круто пошла вниз, и БТРы наши на пониженных скоростях начали спускаться вниз по горной дороге, местами приходилось съезжать на тормозах, и казалось, что вот-вот занесет машину, и улетим мы все в пропасть ко всем чертям. Мы молча смотрели вниз по ходу БТРа и держались за броню, чтоб не выскользнуть, каждый в душе молил бога: быстрее бы добраться до подножья. Ну вот, наконец, мы и внизу, я глянул на часы, спускались мы чуть более двадцати минут, а казалось, что прошла целая вечность. Впереди уже отчетливо были видны наши блоки, невдалеке от них расположился артдивизион, чуть дальше расквартировалась ремрота и медики. Весь кишлак был взят в полукольцо, через каждые сто метров стоял БТР или танк, со стороны блоков по кишлаку велся беспорядочный огонь. При подъезде к блокам машина ротного свернула в сторону и остановилась возле БТРа комбата, там же стоял БТР взводного, мы тоже свернули и стали рядом. Ротный спрыгнул с брони и пошел на доклад к комбату. Я и Хасан тоже спрыгнули, и направились к БТРу взводного узнать от пацанов, что тут за обстановка. Взводный как орел восседал на башне БТРа, повернувшись к нам, он ехидно так заявил: -- Ну что, вояки, явились? Пока вы там болтались где-то, мы успели с духами постреляться. -- Ну а вы, товарищ лейтенант, уже шило намылили, чтоб дырку в кителе для ордена колоть? -- ляпнул со злостью Хасан. -- А ну, повтори, что ты сказал? Ты сержантишка чмошный, да я тебя разжалую нахер, и не посмотрю что ты дембель, да ты у меня будешь ходить с одной соплей, я тебя вонючим вафлейтером сделаю. Я заметил, как Хасан весь напрягся и побелел от злости, рука его с силой сжала цевье автомата висящего на плече. Я дернул Хасана за рукав. -- Хасан, успокойся, не стоит вязаться с этим козлом, -- негромко сказал я ему. Но Хасан с силой отдернул руку, и почти срываясь на крик, заявил, глядя взводному в глаза: -- Лучше заткнись, пиздюнант вшивый! Не ты мне давал эти лычки, не тебе и снимать, а когда я их получал, ты в это время, салабон сопливый, еще зеленым кадетом "машку" (полотер) тягал по казарме. Взводный привстал от удивления, глаза его округлились, он некоторое время даже не мог подобрать слова, а Хасан стоял и смотрел на него, готовый ответить на любой выпад взводного. А я стоял и наблюдал, что же произойдет дальше, тормозить Хасана было бесполезно, когда он в таком состоянии, ему никакие убеждения не помогут. Вдруг сзади раздался голос ротного: -- Что здесь за разборки? А ну прекращайте! Не хватало еще драки. Гараев, Бережной, а ну быстро в машину и поехали. Давайте быстро, быстро. Гараев, кому сказал, быстро в машину. Мы с Хасаном направились к своему БТРу. -- Я с тобою в полку разберусь, -- крикнул взводный Хасану вдогонку. Хасан повернулся, но я схватил его за плечо, развернул, и толкнул вперед. -- Ну все, хватит на сегодня, потом в полку разберетесь, -- сказал я Хасану. -- Да я его пристрелю как собаку! Вот пидор, думает, раз он шакал, то можно борзеть без меры. -- Да успокойся ты, наконец. -- Я спокоен, пусть этот козел теперь беспокоится, я ему устрою, -- не унимался Хасан. Мы подошли к БТРу и запрыгнули на броню. -- Ну что, куда едем? -- спросил Туркмен, высунувшись из люка. -- А хрен его знает, -- ответил Хасан. Я вдруг вспомнил, что Качка надо к медикам завезти, он же с температурой в БТРе валяется. -- Блин, Качка же надо к медикам. Туркмен, скажи ротному по рации, что мы завернем к медикам, пусть посмотрят рану Качку, может, у него там кишки порубило, у него вроде как температура, или, может, он от браги такой горячий. Ну, короче, передай и завернем к медикам. Понял? -- Да передам, не волнуйся, -- ответил Туркмен. -- Че, к медикам едем? -- спросил Хасан. Я посмотрел на него, и ответил: -- Да, едем. А че? -- Давай сначала к танкистам заскочим, возьмем чарса, к тому же они вон, рядом. -- Да пошел ты со своим чарсом! Не успеешь что ли? Качок, вон, горит весь, -- ответил я Хасану. -- Да не, я ниче не имею против, поехали к медикам, просто я хотел как лучше, -- оправдывался Хасан. -- Туркмен! -- крикнул я. -- О-у! -- раздалось из люка. -- Ну, че там ротный базарит? -- спросил я заглянув в люк. -- А че он скажет? Говорит, езжайте, раз надо, потом на блок станем между крайним танком и БТРом Грека. И еще сказал, что полкач приказал ночью вести беспокоящий огонь в сторону кишлака, боеприпасов хватает. А утром рано на проческу, надо успеть до ветра, а то если "афганец" подымет песок с пылью, то пиз...ец. Нас наверняка вертушки поддерживать будут, а то получится как в Шолбофоне, когда пехоту из соседнего полка свои же вертушки ракетами накрыли. -- Ты мужиков из санчасти хорошо знаешь? -- спросил я Туркмена. -- Ну как тебе сказать, общаемся, в общем. -- Шириво можешь у них выцепить, морфия пару стекол хотя бы. -- Да не знаю, спрошу, в общем. А чего это ты морфий захотел? Сейчас у мужиков героина возьмем. -- Да героин бадяжить надо и все такое, хлопотно, а морфий набрал, ширнулся, и нет проблем. -- Ты что, Юра, вмазаться захотел? -- спросил удивленно Туркмен. -- Да не сейчас, завтра кишлак чесать будем, а там мало ли чего, я боли не выношу, если что, то ширнусь, а потом пусть хоть в "цинковый фрак" одевают. -- Ладно, сделаем. -- И "баян" возьми. -- А твой где? -- Разбил, давно еще. -- Ну ладно, возьму, какой базар. БТР наш резко остановился, я стукнулся головой об крышку люка. -- Приехали, -- сказал Туркмен, посмотрев на меня, и засмеялся, увидев, как я долбанулся башкой. -- Тормозить надо плавно, водила ты липовый, -- сказал я Туркмену. -- Так точно, товарищ сержант. Каску надо одевать, Юрик. Я спрыгнул и осмотрелся: уже изрядно стемнело, на горизонте показался серп луны, это хорошо, что ночь лунная, из-за луны опасность налета резко снижалась, и наблюдающим было намного легче. За мной следом спрыгнул Хасан и Туркмен, рядом стояла палатка медиков и несколько "таблеток". -- Ну, я пошел к земляку, заодно и позову какого-нибудь айболита, -- сказал Туркмен и, махнув рукой, пошел в палатку. Спустя примерно минуту из палатки вышел капитан медиков и, подойдя к нам, спросил: -- С чем пожаловали, воины? -- С раненым, товарищ капитан, -- ответил я. -- А кто ранен-то, носилки надо? -- Да нет, вроде не надо, --ответил Хасан. Я постучал по крышке десантного люка и крикнул: -- Урал, Качок! Ну че вы там? -- Уже выходим, Качок спал как убитый, еле разбудил, -- ответил Урал открыв люк. Потом показалась голова Качка с сонной рожей. -- Где мы? -- спросил он сонным голосом. -- В раю, Качок, ты помер и в рай попал, вот ангел стоит, -- сказал Хасан, показывая на капитана. -- Да пошел ты, Хасан, знаешь куда? -- пробубнил Качок и, держась за бок, вылез из люка. -- Сам можешь идти? -- спросил капитан Качка. -- Да, могу. -- Ну все, ребята, отремонтируем мы вашего товарища, будет как новый, а вы можете ехать. Мы сели рядом с БТРом и стали ждать Туркмена. Минут через десять появился Туркмен и, подойдя к нам, бодро сказал: -- Ну че, заколебались, наверно, меня ждать? -- Да нам, в общем-то, похеру, или здесь сидеть или на блоке, -- сказал, вставая, Хасан. -- Тогда прыгаем и поехали, -- воскликнул Туркмен и, ударив меня по плечу, добавил: -- Все нормально Юра, сделал все, что ты просил. -- Ну, я не сомневался, ты, Туркмен, всегда все делаешь как надо. Туркмен протянул мне сверток из бумаги со словами: -- На, держи, здесь "баян", пара стекол морфия и пара промедола. -- Ну ты, Туркмен, молодец, я твой должник. -- Да ладно, сочтемся, -- сказал Туркмен, залезая на БТР. Я запрыгнул в десантный люк, и мы тронулись с места. Подъехав к блокам, мы стали между танком и БТРом Грека. Луна заметно поднялась, и стало более или менее светло, даже вдали вырисовывались силуэты, с одной стороны -- танка, с другой -- БТРа. -- Ну что, мужики, может браги вмажем на ночь грядущую, и заодно похаваем? -- спросил я пацанов. -- Глупый вопрос, конечно же, вмажем, -- сказал Урал. -- Не, подождите немного, я к танкистам за чарсом смотаюсь, -- предложил Хасан, и подозвав Сапога, сказал: -- Возьми большую фляжку, пластмассовая которая. Понял? И набери в нее браги, только не разливай, а то я тебя задушу. Сапог, сняв свою флягу с ремня, начал шариться по отсеку, ища вторую фляжку в полумраке. -- В вещмешке моем возьми, тормоз, а то до утра будешь здесь лазить, -- сказал я Сапогу, и показал пальцем, где лежал мой вещмешок. Сапог, недолго порывшись в мешке, нашел фляжку и вылез на броню за брагой. -- Пошли на свежий воздух, чего мы здесь сидим в этом железе, -- предложил Туркмен. Мы все вылезли из люков и расположились позади БТРа, чтоб огоньками от сигарет не привлекать внимание духовских снайперов. Через минут пять появился Сапог с фляжками, и Хасан, взяв их, отправился к танкистам за чарсом, а мы расположились поудобней, закурили и стали болтать о всякой ерунде. Минут через сорок появился Хасан, он был обдолбленый в доску. Хасан подошел и сел напротив, он смотрел на нас, мы смотрели на него. -- Ну, че ты пялишься своей обдолбленной харей. Взял то, за чем ходил, или забыл за чем ходил? -- спросил я Хасана после небольшой паузы. Хасан протянул кусок лепешки величиной с пачку сигарет и пару пластинок. Я взял у него одну пластинку и положил себе в карман. -- Остальное пусть у тебя будет, -- сказал я Хасану. -- У меня еще что-то есть, -- заплетающимся языком прошепелявил Хасан. Он залез во внутренний карман, вытащил небольшой пакетик и начал размахивать им у меня перед глазами, улыбаясь, как медведь после бани. -- Че это такое? -- спросил я его. -- А это белый порошок, который называется героин, если я не ошибаюсь, -- произнес Хасан. -- А я-то думаю, чего это ты такой балдежный. Ну, давай сюда эту герашу, мы сейчас ее хапнем, а тебе, по-моему, хватит, нам еще брагу квасить, -- сказал я, забирая пакетик у Хасана. -- Не, я еще хапну маленько, -- пролепетал Хасан. -- Вот крендель, нахапался уже до упора, а все равно мало. Ну ладно пусть хапает, нам браги больше достанется, -- произнес Туркмен. -- А я и брагу буду тоже. -- Ну, это мы посмотрим позже, -- сказал я Хасану, и обратился к Сапогу. -- Сапог, тащи сюда хавку, только кашу не бери, ее греть надо, бери тушенку и завтрак туриста, готовь на стол и брагу тащи. Я размотал пакетик и посмотрел на содержимое, в темноте не очень-то разглядишь, и я спросил: -- У кого есть зажигалка или спички, посветите, а то не разберусь? Урал зажег спичку, и заглянул в пакетик: -- О-о-о, да здесь пол-Китая можно раскумарить, -- произнес с удивлением Урал. Я снял часы, вытащил штык-нож и отковырнул заднюю крышечку от часов, потом достал шариковую ручку, открутил ее и, вытащив пасту и колпачок, положил их обратно в карман, оставив только нижнюю часть. -- На, Урал, будешь первым, -- я протянул ему половинку от ручки и спросил: -- Пятак есть? -- Да, есть, -- ответил Урал и достал из кармана пятикопеечную монету (пять копеек мы клали ребром под язык, когда затягивались дымом от героина, дым был горячий и мог обжечь горло, а проходя через медный пятак, дым остывал, половинка от ручки заменяла трубочку, через которую втягивался дым). -- Сапог, щипцы тащи сюда. Сапог сбегал и принес щипцы, которыми я вытаскивал из Качка "рубашку" от пули. Я взял щипцы, зажал в них крышку от часов и сказал Уралу: -- Давай, сыпь дозу. Урал насыпал небольшую горку героина на крышку. -- Туркмен, давай поджигай. Туркмен взял у Хасана из кармана зажигалку, поджег, и направил пламя на дно крышки от часов. Урал закинул под язык пятак, потом взял в зубы трубку от ручки и приготовился ловить дым от сгорающего героина. -- Ну смотри, Урал, не промажь, -- сказал я ему. Через несколько секунд появился дымок, Урал втянул его через трубку, после чего посидел некоторое время, потряс головой и передал трубку и пятак Туркмену. -- Татарин уже приплыл, -- сказал Туркмен, беря у него причандалы. После чего Туркмен провел такую же процедуру, потом ее проделал я, кайф сначала волной прошел по всему телу, потом навалилась приятная расслабуха. Я, летая в нирване, вдруг почувствовал, что кто-то трясет меня за плечо. Повернувшись, я увидел Хасана, который вопросительно-обдолбленным взглядом смотрел на меня. Я, преодолевая бешенный кумар, выдавил вопрос: -- Хасан, что тебе надо? -- Юра, про меня забыли что ли? -- Урал, дозу! -- обратился я к Уралу, и протянул ему крышку от часов и пакет с героином. -- Айн момент, -- прошипел Урал и, взяв пакет, насыпал дозу в крышку. Я чиркнул зажигалкой, и поднес пламя к дну крышки. Пока Хасан взял трубку и прицелился, героин сгорел и дымок улетучился. -- Хасан, тебе надо дым взять, положить в ложку, и засунуть в рот? Хочешь хапнуть -- сам делай, -- сказал я, и бросил щипцы с крышкой на землю. -- Юра, ты меня глухо обломал, -- выдавил Хасан. -- Хреново, когда тебя обламывают? -- спросил я к Хасана. -- Да, Юра, хреново, -- ответил Хасан. -- Раз знаешь, тогда не обламывай меня. Если хочешь, то припаши Сапога, пусть он на тебе тренируется. -- Ну ладно, хрен с ним, потом хапну. Вокруг раздавалась беспорядочная стрельба, пунктиры трассеров, пересекая друг друга, летели в сторону кишлака, сигнальные ракеты одна за другой вспыхивали в воздухе, освещая территорию. И по раскумарке весь этот фейерверк напоминал дискотеку, только вместо музыки была пальба и трескотня. Появился Сапог с тушенкой, брагой и кружками, он открыл банки и разлил по кружкам брагу. Мы сначала накинулись на еду, нас начал пробирать голодняк. Немного подкрепившись, мы начали потихоньку, небольшими глотками пить брагу, утоляя навернувшийся сушняк. Брага была в самый раз, в меру крепкая, до конца не доигравшая, и была похожа на шипучку. Вдруг по броне зазвенели пули, мы пригнулись и обалдели. Что за хрень такая, откуда? -- С кишлака, что ли, долбят? -- спросил Туркмен. -- Да хрен его знает. Наверно. А может наши дураки запарились? -- удивленным голосом ответил я. -- В кишлаке ДШК работает, пули об лобовую броню рикошетят, -- сказал Туркмен. Нас начали пробирать шуги, такое по раскумарке часто случается. -- Сапог, неси сюда автоматы! -- крикнул Хасан. -- И мой гранатомет, -- добавил Урал. -- И ящик с гранатами, -- крикнул я. -- А гранаты нафига? -- спросил Хасан. -- Да пусть будут, так спокойней. Сапог притащил охапку автоматов и гранатомет, положив все это рядом с нами, он снова убежал, и через время появился с ящиком гранат. -- А где гранаты от гранатомета? Тормоз! Чем я буду стрелять? Черт возьми! -- кричал Урал, тряся трубой перед мордой Сапога. -- Татарин, да пошел ты со своим гранатометом. Сапог, давай открывай запалы быстрей и вкручивай их в гранаты. Быстро! -- крикнул я. Сапог схватил банку с запалами и начал открывать. -- А вдруг они взорвутся. Целый ящик, прикиньте только. Нас вместе с БТРом разнесет, -- испуганно произнес Урал, отодвигаясь от ящика с гранатами. -- Сапог, неси отсюда ящик нахер! -- опять крикнул я. Сапог, весь в непонятках, схватил ящик и убежал опять в БТР. -- Стоп! Стоп -- мужики, -- заорал Туркмен, -- мы все на изменах, хватит париться, давайте спокойно сидеть и пить брагу, а то эти гонки до утра не закончатся. Мы все притихли и уставились на Туркмена. -- Ну че вы на меня пялитесь? Включитесь лучше. Какие к черту духи? Они в кишлаке за пару километров от нас, а везде вокруг наши, вон танк, вот БТР Грека. Сапог, наливай брагу, и не слушай этих дураков, а делать будешь, что я скажу. Понял? -- Туркмен посмотрел в упор на Сапога. Сапог закивал головой. -- И вы все тоже будете делать, что я скажу. Устроили здесь заморочки. В полку будете гусей гонять. Сейчас пьем брагу, и спать, утром на проческу. Забыли уже? Я буду первым за наблюдающего, а вы за это время разтормозитесь, -- Туркмен взял налитую кружку. -- Ну, все, пьем -- и через час отдыхать. Мы молча взяли кружки и выпили. До нас стало доходить, что мы запарились немного, один Туркмен контролировал себя, и никто не осмелился с ним спорить. Раздалось несколько залпов, это танкисты из пушек долбили по кишлаку, наверное, духи обстреляли танковые блоки. -- Может и нам пострелять по кишлаку, -- предложил Урал. -- Да там и без нас стрелков хватает, давай лучше посидим спокойно, -- ответил я. Мы посидели еще часа полтора, выпили по паре кружек браги, за это время кайф от героина немного развеялся, мы залезли в БТР и начали располагаться на ночлег, а Туркмен остался за наблюдающего. Не знаю, как остальные, а я уснул сразу же и спал как убитый. Сквозь сон я почувствовал, как меня кто-то толкает за плечо, это был Урал, он будил меня на вахту. -- Сколько время? -- спросил я зевая. -- Четыре утра, ты последний, там возле бака сигнальные ракеты, если нужны, -- ответил Урал. -- Ну, ложись тогда, в шесть я всех бужу и будем готовиться. Я взял автомат, нацепил бронежилет, каску, и залез на броню, изредка доносилась стрельба из блоков, кое-где вспыхивали сигнальные ракеты. Зачерпнув из бака воды, я сполоснул лицо, под утро на улице было прохладно, ночи вообще здесь прохладные, днем сумасшедшая жара, а ночью пронизывающий холод. Немного гудело в голове от вчерашнего пиршества, но в основном состояние было сносное. Зайдя за БТР я закурил сигарету, пряча огонек в ладони, и залез на броню, за время службы в Афгане прятать сигарету в ладони стало привычкой, даже днем, когда никакой опасности нет, все равно по привычке сигарету прячешь в руке. Умостившись возле бака с водой, я стал смотреть в сторону кишлака, башня в БТРе невысокая, и поэтому из-за нее хорошо проглядывалась местность впереди БТРа. От нечего делать я начал из автомата стрелять по сигнальным ракетам, трассера ровной строчкой летели в сторону горящей ракеты, но в сигналку не так уж легко попасть. Увидев это, с других блоков тоже начали стрелять по ракетам. Расстреляв обе связки рожков, я достал из ящика цинк с трассерами и, открыв его, начал набивать патронами рожки. Расстреляв еще четыре рожка по ракетам, я посмотрел на часы, было пять утра, время пролетело быстро за этим занятием, сейчас начнет светать. Через час надо поднимать пацанов и готовиться к проческе, часов в семь, наверное, начнем штурмовать. Исход сегодняшнего боя предвидеть невозможно, но потери будут, это я знал точно. Духи так просто не сдадутся, они загнаны в угол, а загнанный зверь опасен вдвойне, так что строить иллюзии насчет удачного финала не стоит. О том, что меня убьют или убьют кого-то из моих друзей, о таком даже не хотелось думать, но это произойти может, ведь здесь война, и в нас стреляют. Тяжело в такие минуты оставаться одному, тяжело бороться со своими мыслями, и что хуже всего, от этих мыслей ни куда не деться, они безжалостно преследуют тебя, каждую секунду, каждый миг. Я задумался о вере в бога, мне нечасто такие мысли приходили в голову, но иногда бывало. Духи нас называют неверными, по их понятиям мы не верим ни в бога, ни в черта. Это не правда, без веры в бога жить нельзя, просто у каждого свой бог, и верит в него каждый по-своему, и не обязательно для этого ходить в храм или сидеть перед иконой, главное верить. Я никогда не углублялся в понятия какой-либо веры, не читал религиозной литературы, не посещал божью обитель. Если говорят, что бог вездесущ, то зачем идти в церковь, к богу в таком случае можно обратиться отовсюду, где бы ты ни находился. Что там, за чертою жизни? Я слышал, что, умирая, люди попадают на небеса, и мне всегда представляется эдакая длинная лестница ведущая в небо, и люди, отжившие свой век, вбирающиеся по ней наверх. Я не заметил, как закемарил, мне в полудреме приснилось, как я взбираюсь по этой лестнице, и видел я себя как бы со стороны. Вот я восхожу на эту лестницу, все старики толпятся у входа, а я захожу на нее откуда-то сбоку и начинаю взбираться, но видел я себя не стариком, а молодым, таким как сейчас. Очнувшись от дремоты, я заметил, что начало светать, часы показывали полшестого утра, кемарил я минут десять, не больше. Что за чертовщина мне приснилась, я видел себя взбирающегося по лестнице в небеса. Но почему я видел себя таким, как сейчас? Может потому, что я боюсь старости, и мне трудно представить себя немощным стариком, одиноким и никому не нужным. А может быть? Не, не, об этом лучше не думать, только не сейчас. Стрельба почти прекратилась, кое-где изредка раздавались выстрелы, наверное, всем уже надоело стрелять без всякого толку. Послышался гул моторов, и через минуту подъехал БТР, потом раздался голос комбата: -- Есть кто живой?! -- Да есть, товарищ майор. Сержант Бережной, -- ответил я, и выглянул из-за баков. -- Ну, как дела, сержант? -- Да нормально, ночь прошла спокойно. -- В шесть поднимай экипаж, и готовьтесь. После того, как вертушки поработают кишлак, сразу пойдет пехота. Сидите на связи и ждите команды. -- Понял, товарищ майор. БТР комбата дернулся с места и поехал в сторону танковой точки. Я спрыгнул с брони и зашел за БТР, чтоб облегчиться по малому, и спокойно покурить. Последние пол часа тянулись долго, в голову непроизвольно лезли мысли о боге, о жизни, о смерти, в сознании всплывал недавний сон. Хотелось закричать: "Да пропади все это пропадом!" и бежать, бежать, бежать -- от жизни, от смерти, от войны, от себя, но что-то сдерживало весь этот порыв, и я покорно сидел и ждал, тешась мыслью, а может, пронесет и в этот раз? Я посмотрел на часы, ну что ж, пора будить пацанов, хотя солнце еще не взошло, но было уже светло, наступало утро. Запрыгнув на броню, я залез в командирский люк БТРа, пацаны спокойно спали, посмотрев на них пару минут, я ткнул Туркмена в плечо: -- Туркмен, вставай, пора. -- Не, не волде, -- на родном языке выкрикнул Туркмен. -- Вставай Туркмен, -- я продолжал его трясти. Туркмен открыл глаза, посмотрел на меня, потом огляделся вокруг и спросил: -- Юра, это ты? А сколько время? -- Начало седьмого, буди остальных, -- сказал я ему и вылез на броню. Я сидел на броне и набивал "магазины" патронами готовясь к проческе, вдали показался БТР, через минуты три к нашему блоку подкатила машина ротного. Пацаны уже попросыпались и начали друг за другом вылезать из люков. -- Ну, как спалось, вояки? -- спросил ротный. -- Спалось нормально, теперь надо думать, как бодрствовать будем, -- ответил я. Петруха, высунувшись из люка, начал мне показывать жестами из-за спины ротного, мол, чарс есть? Я кивнул, Петруха нырнул опять в люк, спустя время из десантного люка вылез Закаров и направился ко мне. Когда он подходил, я заметил у него синяк под глазом, и еще он закусывал губу, судя по всему, она была разбита. -- Петруха меня послал к тебе, -- сказал Закиров опустив лицо, чтоб я не видел синяк у него под глазом. -- Кто тебе фонарь поставил? -- Да это я ударился в БТРе. -- Кому ты эту туфту вешаешь, Закиров? Ротному будешь эти сказки рассказывать. Смотри на меня. Закиров поднял голову. -- Носорог? -- спросил я его. -- Да нет, Юра, это я сам. -- Так, значит Носорог, больше не кому. Ну ладно, я ему Козу сделаю. Я достал из кармана пластинку чарса и протянул ему, он взял и направился в свой БТР. Ротный в это время, усердно что-то разглядывал в бинокль. -- Что там такое, командир? -- спросил я. -- А это фрагмент из кинофильма "к нам приехал цирк", -- ответил ротный, продолжая разглядывать подъехавшую технику. -- Какой еще цирк? -- спросил я ротного. -- Сарбосы прикатили, наверное, с нами на проческу собрались. -- Это что, шутка? -- с удивлением произнес я, и перепрыгнул на БТР ротного. -- Да нет же, все это вполне серьезно, -- ответил ротный и протянул мне бинокль со словами: -- На, посмотри на это ополчение. Я взял бинокль и стал смотреть: возле крайнего танкового блока действительно расположились сарбосы, там я заметил несколько танков образца Т-34 и пару машин БТР-40. Какой-то сарбосовский офицер стоял на броне танка, и что-то торжественно объявлял своим воякам. Меня приколола видуха БТР-40, этакий броневик с открытым верхом, в кузове которого сидели сарбосовские солдаты в два ряда, они держали перед собой автоматы и слушали офицера. -- Если одеть буденовки этим воинам в броневике, то смотреться это будет, как Ленин в октябре, -- промолвил я и передал бинокль ротному. -- Ну ладно, готовьтесь, а я смотаюсь к крайнему блоку, узнаю, что там за катавасия, -- сказал ротный и крикнул водиле: -- Петруха, трогай! Ротный укатил в сторону сарбосов, а я продолжил набивать рожки патронами. Подошли Туркмен с Хасаном. -- Че ротный хотел? -- спросил Хасан. -- Да так, мотается, делать ему нечего. К нам "зеленые" прикатили, на проческу пойдут тоже. -- Да ну, сарбосы с нами на проческу? Ты шутишь, Юра, -- удивился Хасан. -- Да какие шутки, вон они у крайнего блока. Хасан залез на броню и стал разглядывать сарбосов. -- Да ты иди глаза промой, и вообще умойся весь, а то у тебя вид, как будто по твоей роже танки буксовали, -- сказал я Хасану. -- Точно сарбосы, вот прикол. Сапог, возьми котелок, набери воды и польешь мне! -- крикнул Хасан, слезая с брони. Со стороны гор показались четыре вертушки и взяли курс на кишлак. Я встал и крикнул пацанам: -- Мужики, готовимся быстрей, хорош тормозить, вертушки уже летят бомбить кишлак, скоро нас припашут. Я запрыгнул в БТР и стал надевать на себя причандалы. Особенно готовиться не надо было, все уже было давно готово, "лифчик" затарен всем необходимым, магазины забиты патронами, оставалось все это напялить на себя и ждать приказа к выдвижению. Надев на себя все необходимое, я вылез из машины, и стал все это на себе поправлять. На мне была каска, бронежилет, поверх бронежилета я напялил "лифчик" с дополнительными боеприпасами и сигнальными ракетами. Потом я нацепил фляжку с водой на ремень и затянул его покрепче, чтоб бронежилет не болтался, поверх ремня я надел патронташ с гранатами для подствольника, проверил штык-нож, ножны от которого были закреплены к полусапожку на правой ноги. Ну, вроде все в порядке, и все на месте, и закурив сигарету я приготовился наблюдать, как вертушки будут пахать кишлак, вертушки в это время как раз были на подлете к кишлаку. Спустя время ко мне подошли пацаны и тоже сели рядом, один Туркмен остался в кабине на рации, мы некоторое время сидели молча, и наблюдали за бомбежкой. Вертушки кругами вились над кишлаком, и черные полосы от ракет то и дело резали воздух, разнося в пыль дувалы. Хасан достал забитую сигарету и предложил нам, мы отказались, тогда он прикурил ее и стал курить сам. Я вообще удивлялся с Хасана, ему пофигу, когда обкуриться, перед боем, после боя, или во время него. Я же старался не обкуриваться в экстремальных ситуациях, чтоб не торчать на изменах, да и обламываться под кайфом не очень-то приятно, тут и в нормальном состоянии нарываться на засаду облом, а по раскумарке облом в двойне. Хотя в Афгане подобные ситуации предугадать невозможно, и бывало не раз, когда колонна попадает под обстрел, а ты в этот момент накуренный, как удав. Духи, конечно, тоже все обкуренные чарсом, и еще покруче нас. Но тут разные ситуации, духи настроены на обстрел, ждут его и готовятся, поэтому им по кайфу долбить по нашим колоннам, особенно с гор. А мы-то не ожидаем этого, и думки у нас левые, а тут вдруг -- нате вам, посыпался свинец на головы и пошла канонада. И уже после всего произошедшего сидишь и думаешь, неужели я живой, неужели пронесло, и зарекаешься, что все, мол, больше курить не буду этот проклятый чарс, но проходит час-другой и снова пошел косяк по кругу, и ничего с этим не поделаешь, это Восток, кто не был там, тому не понять. ПРОЧЕСКА -- Мужики, готовимся! -- раздался голос Туркмена. Мы попрыгали на броню и стали ждать команду к движению в сторону кишлака. Первыми пошли танки, отъезжая, они стали растягиваться, беря кишлак в полукольцо, за ними двинулись наши БТРы. С левого фланга двигались машины второй роты, справа первой, мы были в середине. Две вертушки отлетели от кишлака и, обогнув горы, исчезли из виду, остальные две, спустившись пониже и кружа почти над самыми дувалами, продолжали бомбежку, видно, им удалось обнаружить духов или пулеметные точки, потому как, сделав петлю, они стали заходить в одно определенное место. Одна вертушка на втором заходе задымилась и, сделав какой-то замысловатый вираж, стала снижаться. Было видно, как летчики пытались вывести горящую машину за пределы кишлака, им это отчасти удалось, и вертушка упала на окраине, справа от кишлака, недалеко от подножия гор. Мы все с напряжением ждали взрыва на месте ее падения, но взрыва видно не было, неужели летчикам удалось посадить горящую машину?! Вторая вертушка, пальнув еще раз ракетами, развернулась и полетела в сторону падения первой. Зависнув над местом падения, вертушка, снижаясь, скрылась за крышами дувалов, минуты через три она показалась и, набирая высоту, улетела через горы в сторону расположения полков. Я заглянул в люк БТРа, крикнул Туркмену: -- Что по рации говорят? Летчики живы? Забрали их? -- Не знаю насчет живы они остались или нет, но полкач послал пару машин из разведвзвода на место падения вертушки. С летчиками разговора я не слышал, -- ответил Туркмен. Наставало наше время, БТРы медленно и уверенно приближались к кишлаку, мы готовились к проческе, каждый повторно проверял свое оружие и снаряжение. Мы ни о чем не говорили, эта операция была не первой, и каждый знал, что ему делать, лишь один Сапог рассеяно смотрел на всех нас по очереди, и нервно сжимал свою СВДшку. Я его прекрасно понимал, и в памяти всплыли события первого моего рейда. Наш взвод в составе двенадцати бойцов и двух офицеров нарвался на засаду в зеленке, я помню, куда-то стрелял, но духов не видел, вокруг раздавались взрывы, стрельба, свист пуль и осколков, и еще помню -- было очень страшно. Количество духов превосходило нас примерно в два раза, но каким-то чудом нам удалось выйти из зеленки, погибли два бойца и лейтенант замполит роты, один пацан был дембелем, другой "чиж", моего призыва с Азербайджана, дембелей я в то время еще толком не знал. Потом подошло подкрепление, и мы взяли эту зеленку в кольцо и прочесали, убитыми мы нашли одиннадцать духов, но половина из них все же куда-то испарилась. Я надолго запомнил свое первое боевое крещение. А Сапог, уж точно запомнит этот рейд, если живой вернется. Танки остановились метров за триста, не доезжая кишлака, наши БТРы поравнялись с ними. Ротный скомандовал, покинуть машины. Мы передернули затворы и попрыгали с брони на землю. Каски мы побросали в БТРе, и напялили панамы, толк от каски небольшой, только мешает больше, болтается как кастрюля на голове. А надели мы их перед выдвижением, чтоб такие уставники, как замполит, не полоскали нам мозги насчет нарушения формы. Туркмен вылез из люка и крикнул нам: -- Пацаны, ни пуха вам! Я махнул ему рукой, и мы, обойдя танки, стали продвигаться к кишлаку. Стены вокруг кишлака не было, кое-где торчали деревья и кусты, остальная зелень была скошена бомбардировкой. Я всегда удивлялся, почему после бомбежки дувалы, хоть и были заметно повреждены, но в основном оставались целыми. Наверно они были сделаны из какой-то вязкой глины, приходилось даже видеть, как снаряды втыкались в них и торчали. В кишлаке не было видно никакого шевеления, кое-где виднелись струйки дыма, кишлак сам по себе был большой, дувалы стояли плотно друг к другу, и проходы были узкими. Если понадобится броня, то вряд ли танки смогут нам помочь, в этих переулках ни повернуться, ни развернуться, а соваться в кишлак на технике -- это самоубийство. Да, придется нам здесь горя хапнуть, промелькнуло у меня в голове. Пробирались мы к кишлаку, небольшими перебежками, ожидая обстрела в любое время и из любого дувала. Духи в кишлаке были, это было ясно, но когда от них ждать удара, было не ясно, они могли запустить нас в кишлак, а могли открыть огонь и на подходе к нему. Это ожидание изматывало нервы, наш взвод шел в числе первых, и поэтому мы первыми должны были взять удар на себя, а это перспектива не завидная. Мы все ближе и ближе подбирались к кишлаку, там было по-прежнему тихо. Ротный шел впереди недалеко от меня, рядом шел Хасан, сзади шел Урал с гранатометом, Сапог шел рядом с Хасаном почти бок о бок, позади нас шел радист Алешка с Оренбурга, неся на себе кроме автомата и боеприпасов еще и радиостанцию. До первых дувалов оставалось метров сто, мы все были на пределе, я беглым взглядом просматривал каждый дувал по очереди, но из кишлака по-прежнему не доносилось ни звука, и не было видно никакого шевеления. Неужели готовят какую-нибудь ловушку, или, может, не хотят заранее определяться, потому как, обнаружив духовские огневые точки, наши могут дать координаты и артдивизион начнет по ним работать, духи это хорошо знают. И вдруг из-за первого дувала с диким криком выскочил ишак, подпрыгивая как козел, он мчался прямо на нас. Я мельком заметил, что на спине ишака висят какие-то тюки и, инстинктивно повернув дуло автомата, нажал на курок, раздался выстрел, ротный тоже выстрелил в этого ишака -- тот упал примерно метров за 80 от нас. Ротный, развернувшись, крикнул: -- Ложись! -- и сам упал на землю. Мы все тоже попадали на землю, я закрыл голову руками, и застыл, лежа на песке. Секунд через пять раздался мощный взрыв, меня окатила горячая волна вперемешку с песком, и запахло свежим навозом. Спустя пару секунд я поднял голову, в ушах звенело. Что за хрень такая? Недалеко от меня на корточках сидел ротный и тряс головой. Я стал подниматься, отряхиваясь от песка, рядом со мной сидя на заднице матерился Хасан а возле него лежал Сапог. Слава богу, наши вроде все целы. Ротный крикнул: -- Все живы?! -- Че за ху...ня! -- закричал, вставая, Грек, который шел сбоку, шагах в тридцати от нас. -- Духи решили пошутить перед намазом, -- крикнул ему ротный. Все поднялись на ноги и отряхивались от песка и навоза, многие даже не поняли, что произошло. Я взялся рукой за панаму и снял ее, рука моя оказалась в какой-то серо-зеленой каше вперемешку с кровью, это было дерьмо от ишака, я стал вытирать об песок эту парашу. Ну, начало есть. Что же будет дальше? Ротный махнул рукой, и мы осторожно двинулись дальше. В стороне раздался еще один взрыв, я резко пригнулся и повернул голову, в районе, где шла первая рота, поднялся столб песка и пыли, -- черт, мина, не повезло кому-то, подумал я, и стал внимательней смотреть под ноги. Хотя внимательность эта была до задницы, в песке мину обнаружить практически невозможно. Если мины ставились этой ночью, то можно обнаружить следы, так как ветра ночью не было, а если раньше, тогда ветер устелил песок равномерно, да и духи не такие дураки, чтоб оставлять за собой следы. Ротный показал жестом залечь, и подбежал к радисту, спустя время вся пехота остановилась и залегла. Два танка с тралами (приспособление для разминирования, железные катки впереди танка) стали прокатывать местность между нами и кишлаком. Проехав пару раз туда-обратно, и не обнаружив мин, они укатили обратно на позиции. Позднее зажигание у нашего командования, надо было раньше прокатать местность, одной жертвы можно было бы избежать, но, как говорится, пока гром не грянет... Пехота подошла вплотную к кишлаку, наступал ответственный и напряженный момент, мы готовились войти в кишлак, и хотя такое уже случалось не первый раз, все равно с каждым разом ждешь чего-то нового, духи не постоянны, иначе это были бы не духи. Уж что-что, а воевать эти суки могут, и на уловки разные у них изобретательности хватает, даже взять этого ишака-камикадзе. Ну кто мог предугадать такое? Я лично подобное встречаю первый раз. Проклятый Восток. Вот и первые дувалы, мы вошли в кишлак, озираясь по сторонам и держа оружие на взводе, шаг за шагом мы двигались дальше. Дувалы как ступеньки пошли вверх, все выше и выше, вдали, примерно в километре, виднелись скалы. Тишина, вокруг ни души, тишина эта напрягала, страх сковывал душу. В голове пульсировала мысль, кто же первый возьмет свинец на себя. Вокруг одни дувалы, натыканы везде и всюду, какой долбай проектировал эти лабиринты непонятно, с будуна такого не настроишь, можно сто раз обойти кишлак вдоль и поперек и в сто первый раз там заблудиться. Мы все глубже и глубже проникали в кишлак, ротный шел чуть спереди, Хасан и Урал поравнялись со мной, Сапог крался чуть ли не уткнувшись Хасану в спину. Хасан стукнул Сапога локтем, и показал, чтоб он шел рядом, а не тыкался ему в спину. Я заметил боковым зрением, как сбоку -- метров пятьдесят от нас -- что-то шевельнулось, резко развернув дуло автомата, я от перенапряжения чуть было не нажал на спусковой курок Оказалось, это прапорщик Приходько, командир третьего взвода, и с ним пара бойцов, Мамедов и Канатов. Мамед был из Азербайджана, а Канат из Узбекистана, оба отслужили по году. Черт, хоть бы своих ненароком, не положить, подумал я, особенно Мамед, вечно небритый, и если бы не форма, вылитый дух. Они направились в нашу сторону, прапор показал жестом: "Ну как там?" Ротный пожал плечами. Справа от нас вынырнули из-за дувала братья близнецы, потом Бача, Закиров и с ними Грек. Перед нами открылась небольшая площадь, посередине виднелся кяриз, возле него валялся дохлый верблюд, развороченный ракетой. Жителей кишлака не было видно, ни живых, ни мертвых, может ушли в горы, может, попрятались. В стороне от нас раздались выстрелы, сначала очередь из ДШК, после уже автоматный огонь, и началась перестрелка, скорее всего это первая рота нарвалась на засаду и вступила в бой. Не успели мы ничего понять, как где-то рядом раздался залп из ДШКа. У меня сбило панаму и чем-то обрызгало лицо, я упал на землю. Сбоку недалеко от меня раздался крик, началась стрельба. Медленно подняв голову, я посмотрел по сторонам. В трех метрах от меня лежал прапор, половина черепа у него была снесена пулей от ДШК. Чуть дальше ворочался в пыли Мамед, по всей вероятности он был ранен. Я перекатился к кяризу и укрылся за его камнями, на мое счастье кяриз был обложен булыжниками. Проведя по лицу ладонью, я нащупал что-то липкое, посмотрев на руку, я увидел, что это были мозги прапора перемешанные с кровью. Мамед пытался встать, я крикнул ему: -- Мамед, перекатывайся за дувал! Быстрее же. Только не вставай! Мамед сел на корточки, я заметил, что одна рука у него как-то неестественно болтается. Немного посидев на корточках, он снова упал. Я стал осматривать впереди стоящие дувалы, ища взглядом, откуда же лупят духи, но ничего не было видно. Наши забежали за дувалы и оттуда вели стрельбу по сторонам, видно, они тоже ни черта не могут понять, из какого дувала работает ДШК. Я пополз к Мамеду, поравнявшись с прапором, я перевернул его лицом вверх, пуля попала ему в район глаза, и вырвала левую верхнюю часть головы. Я примерно прикинул, где бы мог находиться духовский пулемет и, взяв автомат прапора, пополз дальше. Жалко его, прикольный был мужик, разговор у него был интересный такой, с полублатным одесским акцентом, а сам он был родом из Николаева. Мамед лежал в пыли и стонал, его АКС валялся рядом, я схватил за ремень его автомат, потом закинул через плечо его правую руку, и потащил все это за рядом стоящий дувал. Левая рука у него была оторвана под самое плечо, и болталась на небольшом куске кожи. Мамед был в шоке, и пока не понимал, что с ним произошло. Я вытащил штык-нож, и перерезал кожу на которой болталась рука, увидев это, он начал кричать в истерике: -- Ты че наделал, сука?! Зачем руку отрезал?! Зачем!? Потом Мамед начал вырываться, и так неудобно было тащить его из-под огня, да еще три автомата, а тут он начал упираться и вырываться, кричать как сумасшедший. -- Брось меня! Куда ты меня тащишь?! Я не хочу жить! Где моя рука?! Как я теперь без руки?! -- Ну ведь другая же есть, твою мать! -- крикнул я ему. С горем пополам мне удалось затащить его за дувал, здесь как раз сидели ротный с радистом, ротный что-то трещал по рации с полкачем. Достав "баян" со "стекляшкой" промедола, и зарядив шприц содержимым, я вкатил укол Мамеду. После чего приготовился его перевязывать, он потерял много крови и начинал терять сознание. Перевязочного материала не было, и пришлось обходиться тем, что было под рукой. Я снял тельник, скомкал его и засунул в панаму, приложил панаму с тельником к ране Мамеда и перетянул ее ремнем. К нам подбежал ротный: -- Тащи его на край кишлака, я вызвал "таблетку". -- Духи бьют примерно оттуда, -- я показал пальцем в сторону, откуда предположительно летели пули. -- Да сейчас сам хрен не поймет, кто и откуда долбит! Они скорее всего уже перетащили станок в другое место! -- крикнул ротный. Мамед корчился от боли, промедол мало помогал, рана в плече очень болезненная, а ему мало того, что руку оторвало, но и размолотило плечо чуть ли не до шеи, пуля была разрывная, а может он поймал их две подряд. Я зарядил шприц морфием и вмазал ему в вену, эта хрень посильнее и должна помочь на некоторое время. -- Там Приходьку убило, вот его АКС, -- крикнул я ротному. -- Да я видел. Ты тащи Мамедова отсюда побыстрее, а мертвому уже все равно, -- ответил ротный. Откуда-то появился Хасан со своим хвостом -- Сапогом, они подбежали к нам. Сапог выглядел уже по божески, и был не так перепуган, значит, стал привыкать к стрельбе и взрывам. -- Что с ним? -- спросил меня Хасан, показывая на Мамеда. -- Не видишь что ли, руку ему оторвало, -- ответил я. -- Надо выносить его, -- выдвинул предложение Хасан. -- Это я и без тебя знаю. Я его вмазал кайфом, но не знаю, на сколько хватит. Недалеко от нас раздались два взрыва один за другим, предположительно, лупили из ручного гранатомета. По всему кишлаку раздавались выстрелы, особенно сильная канонада доносилась из района, где находилась первая рота, видно, влипли мужики конкретно. -- Вон, вон с того дувала шарахнули! С АКСа бесполезно, нужен гранатомет, -- крикнул Хасан показывая ротному откуда велась стрельба из гранатомета. -- Где АГС? Е... вашу мать! -- заорал ротный. -- У Закирова с Мосейкой где-то! -- крикнул я, оттаскивая Мамеда подальше от обстрела. -- А где ручной? -- опять спросил ротный. -- Урал где-то был недалеко, я его видел недавно. Урал, где ты?! -- крикнул Хасан. -- Сейчас, сейчас. Я вижу, откуда духи стреляют! -- услышали мы крик Урала из-за соседнего дувала. -- Сапог, помоги мне Мамеда дотащить до "таблетки", и возьми его автомат. Мы с Сапогом осторожно взяли Мамеда, и поволокли на окраину кишлака. -- Быстрее возвращайтесь, мы пока будем здесь! И захватите резиновый мешок для Приходько, если у них есть, -- крикнул нам вслед ротный. Я взял правую руку Мамеда и перекинул ее через свое плечо, Сапог взял его ноги как носилки, и мы потащили раненого. Мамед был в полубессознательном состоянии, он что-то бредил на родном языке. -- Сапог, идем молча, смотри по сторонам и под ноги. Мало ли чего. Сапог кивнул, и мы молча двинулись вперед. Подходя уже к окраине кишлака, я заметил, как сбоку, метрах в пятидесяти от нас, между дувалами промелькнули две чалмы. Первая мысль была -- духи, они наверняка нас не заметили. Но откуда они здесь? Черт возьми. Ведь у окраины кишлака стоит наша бронетехника, а духи, судя по всему, направляются как раз туда. Я тихонько окликнул Сапога и показал ему жестом, что надо положить Мамеда на землю. Сапог положил ноги Мамеда, и я осторожно опустил его на землю. После чего я посмотрел на Сапога и показал ему жестом, чтоб он оставался рядом с раненым, а я сейчас вернусь, может быть. Приготовив автомат к стрельбе, я, пригнувшись, стал подбираться к промежутку между дувалами, где только что проскочили два духа. На ходу я перебирал варианты возможной встречи с духами, в голове мелькали мысли: А вдруг они нас заметили и спрятались, и не успею я выглянуть из-за дувала, как получу пулю в лоб, а может там их вовсе не двое, а больше, в этом случае они из меня решето сделают в пять секунд. Но ноги сами по себе делали шаг за шагом, приближаясь к дувалу. При подходе к краю дувала сердце у меня бешено забилось. И тут я заметил, что дувал за который заскочили духи, с одной стороны сделан полукругом, и как раз с той стороны, к которой я приближался, облом был конкретный. Ну какая же бл...дь такую хибару сварганила, чтоб у этой скотины руки отсохли. Вспомнился анекдот, про то, как Петька бегал вокруг круглого дома, ища угол, чтоб поссать, но в данной ситуации мне было не до смеха. Я все же пересилил себя и стал пробираться вперед, прижимаясь к стене, рука судорожно сжимала АКС, палец был на спусковом крючке. За дувалом раздался выстрел из гранатомета. Пробираясь по полукруглой стене дувала, я сделал осторожно шаг в сторону и, наклонившись, посмотрел в сторону, откуда раздался выстрел. Примерно в двадцати шагах от меня, возле большого куста анаши находились два духа. Один упершись на колено, держал на плече гранатомет, другой дух стоял сбоку и заряжал в этот гранатомет гранату, оба они были расположены спиной ко мне. Впереди, на самой окраине кишлака, дымилась "таблетка", сбоку, разворачивая башню, заезжал танк, прикрывая ее броней. -- Это был ваш последний выстрел,суки, -- прошептал я сам себе и, сделав два шага вперед, выстрелил очередью по духам. Промахнуться с такого расстояния -- грех, и поэтому оба духа были моментально скошены очередью. Духу с гранатометом пули попали в спину, его "труба" отлетела в сторону и он, раскинув руки, плашмя грохнулся на землю. Второй душара успел повернуться ко мне лицом, очередь из АКСа попала ему в грудь, он выронил гранату, сделал пару резких шагов назад и упал на спину. Я глянул вперед и обалдел, из-за куста прямо на меня глядело дуло от танка. Танк находился возле крайних дувалов, от меня он был на расстоянии ста метров. Видно, танкисты заметили, откуда стреляли духи, и заслонив "таблетку" броней, развернули ствол прямо на куст, а за этим кустом нахожусь я. Выпустить ракету, чтоб предупредить танкистов, не было времени, и мне ничего не оставалось, как не чуя под собой ног броситься за дувал. Раздался выстрел, и гул от летящего снаряда пронесся где-то сбоку, через секунду раздался взрыв. Я упал на землю, слава богу, успел слинять, потом я достал дрожащими руками сигнальную ракету и выпустил ее, а не то танкисты сейчас перепашут снарядами это место. Немного подождав, я убедился, что больше сюда никто не стреляет, видно, заметили сигнальную ракету. А теперь пора идти к Сапогу с Мамедом, и я направился к ним. В глубине кишлака стрельба становилась все сильнее и сильнее, в районе нашей роты уже во всю воевали, наверное, вычислили, где находятся духи. Я достал сигарету и прикурил, но к горлу подкатил какой-то комок, сделав пару затяжек, я смял сигарету, и выкинул ее. Еще один такой стресс и нервы мои не выдержат, я сорвусь, не знаю, в чем это выразится, но когда-нибудь это произойдет. С другой стороны, я прекрасно понимал -- что бы не случилось, надо держать себя в руках, иначе тебе кранты. Сколько было случаев, когда пацаны "слетали с катушек" и, наделав глупостей, гибли. А ведь частенько возникает непреодолимое желание встать во весь рост и с диким криком броситься вперед, круша все вокруг и стрелять, стрелять, а когда закончатся патроны, грызть зубами этих проклятых духов. Но в Афгане атаки, как в Отечественную, не практикуются, у духов нет регулярной армии, здесь нужен расчет и осторожность, прав был Сухов из фильма "Белое солнце пустыни", когда сказал "Восток -- дело тонкое", я бы еще сказал "Восток -- дело хитрое". Вот показался и Сапог с Мамедом, Сапог сидел на корточках и вертел стволом от Мамедовского автомата, его СВДшка лежала рядом. -- Че там было? -- спросил испугано Сапог. -- Два духа с гранатометом, они подорвали "таблетку" -- суки. -- А где эти духи? -- Аллаха пошли проведать. Давай, понесли быстрее. Взяв Мамеда, мы потащили его дальше. -- Сапог, свою винтовку оставишь, а возьмешь АКС Мамеда. Понял? -- Ладно, возьму, -- ответил Сапог. Мы вышли на край кишлака, в стороне стоял танк, который недавно чуть было не замочил меня, танкисты ходили вокруг подорванной "таблетки", мы направились в их сторону. Танкисты заметили нас, и двое из них направились к нам навстречу. Один из них был прапор, техник взвода, в рейдах мы часто встречались, а боец был Хасана земляк, но я не был с ним хорошо знаком, так, здороваемся, когда встречаемся, и не больше. -- Привет, "соляра". Чего тут у вас? -- спросил прапор, подойдя к нам (соляра, от слова солярка, так называли пехоту в Афгане.) -- Да вот, руку пацану оторвало, надо к медикам его, -- ответил я и спросил: -- Я вижу, таблетку духи спалили? -- Да, спалили, как видишь. Там самим медикам помощь нужна, водилу насмерть, а летеху тяжело ранило. Давайте мы вашего тоже заберем заодно, тащите его в танк, -- предложил прапор. -- Вы там меня чуть не замочили из пушки. -- Это ты ракетницу пустил? -- спросил земляк Хасана и, пристроившись рядом с Сапогом, стал помогать нам тащить Мамеда. -- Да, я, два духа за кустом с гранатометом, я их грохнул, а потом увидел, как ваше дуло прямо на меня смотрит, и еле успел смыться. -- Ну что ж, бывает. Откуда мы знали, что ты там торчишь, -- сказал прапор. -- Да я не виню вас. -- А в кишлаке как дела? --Спросил прапор. -- Хреново, на ДШК нарвались, Приходько убило, командира третьего взвода, полчерепа ему снесло. -- Это хохла-то? Ну, дела-а-а, -- промолвил с сожалением прапор, и спросил: -- А еще есть погибшие? -- Не знаю, с нашей роты, вроде, никого больше, а про остальных не знаю. Первая рота сильно бучкается. Мы подошли к танку, к нам подошли еще танкисты и стали помогать грузить Мамеда на броню. -- Ну, прощай, Мамед, может, свидимся еще, -- сказал я, глядя Мамеду в глаза. Мамед ничего не говорил, и никак не реагировал, глаза его были открыты и смотрели в одну точку, только слезы скатывались по его щекам. Я не стал больше ничего говорить, и спрыгнул с брони. Тяжело было парню, я это понимал. На трансмиссии лежал мертвый водила с "таблетки", я глянул на его лицо, лицо знакомое, приходилось в полку с ним несколько раз встречаться. -- Дембель? -- спросил я пацанов, показывая на мертвого водилу. -- Не знаю, вроде "дед", -- ответил один танкист. -- Вот винтовка, оставите ее на 472-м БТРе, он по пути вам попадется, стоит вон там, как раз напротив. Я показал танкистам в сторону, где примерно стоял наш БТР, и добавил: -- И Туркмену привет передайте, это наш водила. Скажите, что Юрку с Сапогом видели. Передадите, что Приходько убили, и Мамеду руку оторвало. -- Ладно заедем, -- сказал прапор. -- Хасану привет передай от Шавдета, -- попросил земляк Хасана. -- Хорошо передам. Мы с Сапогом отправились обратно, а танк, запустив движки, двинулся в сторону расположения полка. Солнце поднялось над горами и начало чувствительно припекать, скоро задует афганец, и тогда принимай, "шурави", еще один облом ко всем прочим. Мы вошли в проход между дувалами, откуда недавно выходили. Я повернулся к Сапогу и сказал: -- Сапог, будешь осматривать местность позади нас, в общем, чаще оглядывайся, и если что заметишь, похожее на духов, стреляй не задумываясь. Понял? -- Да, понял, -- ответил Сапог. -- Ну, тогда погнали быстрей. Надо было торопиться, обстановка может измениться в любой момент, и там где были наши, могут оказаться духи. Судя по выстрелам, наша рота вроде была на том месте, где мы ее и покинули. Хотя нет, выстрелы раздаются намного ближе, вот уже рядом прерывистой очередью лупил АГС. Осторожно пробираясь между дувалами, я сначала выглянул, чтоб убедиться наши это или нет, у духов тоже были АГСы. К счастью это оказались наши. Мосейко стрелял из АГСа, а наш взводный что-то кричал ему на ухо. Я махнул Сапогу, и мы направились к ним. Взводный, увидев нас, что-то выкрикнул, но из-за грохота АГСа я не расслышал его. -- Да хорош долбить! Заеб...л уже своим грохотом! -- крикнул я Мосейке. -- Откуда вы? -- спросил взводный, когда АГС заглох. -- Мамедова вытаскивали, -- ответил я, и спросил: -- Где наш взвод? -- Там за дувалами ротный с бойцами, -- взводный показал рукой в сторону ближайших дувалов, и добавил: -- Смотрите, тут духи везде, и снайпер где-то работает, он заеб...л уже здесь всех, мы вот из гранатомета простреливаем то место, где примерно он сидит. Пока стреляешь, он вроде молчит, как мы перестаем стрелять, так он начинает щелкать. -- Никого еще не щелкнул? -- Вроде нет, но бьет сучара прицельно, и не дает перемещаться. -- Ну ладно, долбите дальше, пусть уж лучше он молчит, а мы погнали дальше. Забежав за дувалы, мы увидели ротного на рации и с ним Хасана с Уралом. Рядом лежал убитый прапор, голова его была полностью замотана его же тельником. Немного в стороне сидел Носорог, и строчил куда-то из своего АКСа. Тут были и Закиров с Бачей, они разложили НСВТ (крупнокалиберный пулемет) и короткими очередями обстреливали верхние дувалы. -- Ну, как у вас тут? -- спросил я подойдя к Хасану, он как всегда был обдолбленный. -- Как в Сочи! Не видишь, что ли? Мне вон руку прострелили суки, -- Хасан показал руку, перевязанную тряпкой чуть выше локтя. -- Ты, наверно, зацепился за куст какой-нибудь или за ветку, а думаешь, что прострелили. -- Че, развязать, показать?! -- Хасан, тыкая мне локтем в рожу. -- Да не надо, я и так вижу, как ты ей машешь. Она у тебя выглядит, лучше, чем здоровая. -- Кость не задело, шкуру только пробило. -- Еще бы, я не раз еще не видел, чтоб веткой кость пробило. -- Юрка, блядь! Не веришь, да?! На, смотри, сука, -- Хасан начал нервно развязывать узлы на перевязке. -- Да успокойся ты, Хасан. Это я так, подрочить тебя хотел немного. Когда ты только привыкнешь к этому? -- А-а, да пошел ты, -- Хасан махнул рукой и подошел к Сапогу. Ротный, закончив разговор по рации, подошел ко мне и спросил: -- Ну, как вы? -- Таблетку духи подорвали, водилу насмерть, а летеха тяжело ранен. Мы Мамедова танкистам передали. К нам подошел Грек и тоже поинтересовался: -- Ну, что делать-то будем, командир? -- Духи ушли на тот край кишлака, ближе к горам, дальше они не сунутся, там десантура сверху. Мы сейчас будем пробираться туда, где они сидели недавно, и зажмем их возле гор, потом вызовем вертушки и подключим артдивизион, пусть перепашут их к чертям. С первой ротой связи нет, вроде стрельба ведется с их стороны, а в эфир не выходят. Вторая рота продвинется параллельно с нами, а замкнут круг сарбосы с левого фланга. Справа первая рота должна пойти, а замкнет правый фланг разведвзвод. Попробуем зажать их в капкан. -- А полкач что говорит? -- спросил Грек. -- Да хрен их поймет, они там с летунами и сарбосами треплются. Замполит -- дубина, броню первой роте послал, -- духи танк спалили сразу же, как только те сунулись в кишлак. Но ихний комбат сразу отозвал танки обратно, и замполита потом на весь эфир х...ями поливал. В общем, там у них полный дурдом в эфире. Только с комбатом нашим удалось нормально переговорить. -- Какого хрена замполит лезет со своими приказами, полкач же рулит делами? -- спросил я. -- Наверно, орден хочет заработать, -- ответил ротный и, повернувшись, крикнул: -- Рота! Продвигаемся дальше! Мы все в спешном порядке стали пробираться вперед, простреливая и забрасывая гранатами из подствольников дувалы и дворы. При подходе к дувалам, где предположительно недавно были духи, мы услышали гул летящих снарядов, через мгновение впереди нас разорвалось несколько снарядов. Все сразу попадали на землю и стали отползать назад. -- Какой пидарас вызвал огневую поддержку?! Быстро все назад! -- кричал ротный. Все начали прижиматься к стенам дувалов и заборов, закрываясь от летящих осколков и кусков глины. -- Ракетницы! Ракетницы пустите! -- продолжал кричать ротный. Все похватали ракетницы и начали палить ими в воздух, но обстрел не прекращался, артдивизион по чьей-то команде продолжал упорно и уверенно простреливать территорию, где недавно были духи. Нам повезло, что мы не успели продвинуться дальше, тогда бы нам всем была крышка. Я, Хасан, Сапог и Грек успели заскочить в какой-то двор и спрятаться в дувале. -- Что за ебатина такая? -- отряхиваясь от пыли, прокричал Грек. -- Да хрен его поймет, наши, вроде, долбят из САУшек, -- сказал Хасан. -- Да че они там вообще двинулись, придурки? -- продолжал возмущаться Грек.