оту. Писали на флажках призывы: "Вперед, за Родину!", с которыми воины шли в атаку на врага; расписывали борта машин. Рисовали плакаты для оформления дорог и полян при проведении митингов на праздниках. Очень важной и трудной работой было рисовать портреты. Художники работали в землянках штаба батальона, куда вызывали лучших воинов. Зачастую потолок сотрясался от разрывов, сыпался песок или капал дождь; рисовали при тусклом свете из маленького оконца или коптилки из сплющенной гильзы. За полтора года было написано около 300 фронтовых портретов. Часть из них находилась в Москве на выставках в Историческом музее и в Третьяковской галерее. Две кинопередвижки клуба были смонтированы на полуторках. Чтобы показать кино в полку, шоферы Я. Белов и В. Закревский проявляли чудеса изобретательности, добираясь по бездорожью без поломок. В весеннюю распутицу киноаппарат переставляли на телегу. Но как-то лошадь не справилась с такой тяжестью. Тогда командование 161-го стрелкового полка выделило несколько солдат, и, подхватив телегу, они дотащили установку поближе к передовой. Кинорадиотехниками работали В. Чуркин и А. Дряпак. Сеансы давали поздно вечером на полянке в лесу, куда группами приводили бойцов. Иногда раздавалось: "Во-о-оздух!", предупреждая о приближении немецкого самолета. Свет поспешно выключали... Стремясь перехитрить немцев, ребята решили показывать кино днем. И для этого из еловых веток сплетали в лесу навесы, где бойцы могли смотреть кинофильмы. Машину А. Дряпака часто использовали для звуковой передачи на войска противника. Немцы стреляли на звук из орудий и минометов. Под селом Малое Врагово из-за сильного обстрела был выведен из строя почти весь состав группы, но благодаря выдержке и мужеству наших людей передача была обеспечена до конца. Из-под огня вывезли раненых, аппаратуру и пробитую автомашину. Когда на участке Цесис -- Си-гулда пехота сделала в течение суток 70-километровый марш-бросок, киномашины выезжали вперед к местам кратковременного отдыха полков, передавали сводки Совинформбюро и проигрывали пластинки на радиоле. Заслышав музыку, люди шли бодрее. Здесь же вблизи развалин старинного замка, недалеко от моста через реку Гауя, где только что сняли немецкую засаду, поставили оркестр, и он играл марш, пока не прошли все полки. Три музыканта держали круговую оборону на случай внезапного нападения. Клуб был организацией, живо откликающейся на все задания политотдела. В конце 1943 года, когда дивизия стояла в обороне, командование решило встретить Новый год, вызвав из полков по нескольку человек. На высоком берегу Ло-вати, недалеко от Краснодубья, вырыли большую землянку. Нашли елку. Старшина музвзвода, мастер по починке духовых инструментов Петя Петров вырезал из консервных банок и скрепил настоящую выпуклую пятиконечную звезду. Надели ее на верхушку елки, и она поблескивала золотыми гранями. Игрушки сделали из бумаги и марли, используя для раскраски марганцовку, риваноль и т. п. Без пяти двенадцать включили радио. Затаив дыхание, слушали негромкий душевный голос Михаила Ивановича Калинина, пожелавшего всем нам успеха в наступающем Новом году. В двенадцать часов внезапно погасили свет, а на елке зажглись лампочки от ручных фонариков, смонтированные В. Чуркиным. Тихо сидели бойцы, уносясь мыслями в родной дом. На минуту забылось, что сидишь глубоко зарытый в землю, а кругом снег, мороз и настороженная тишина, изредка прерываемая трескотней немецких автоматов. А потом смотрели концерт и пели песни... По заданию политотдела работники клуба подготовили для корпуса альбом-отчет "Партийно-политическая работа в боях". В качестве документов были вложены подлинные "боевые листки" и листки-"мол-нии", которые писали во время боя комсорги и парторги рот. Частенько приходилось нам брать оружие в руки. В боях за Тарту наступление дивизии было стремительным. Музыканты, в том числе и 20-летний Саша Комаров, работали на подвозке боеприпасов; группа из восьми человек в течение трех дней нагрузила 150 трехтонных машин снарядами, минами и гранатами. Тылы, подтягиваясь вплотную к боевым порядкам пехоты, перебазировались в лес Пириварике на шоссе Выру -- Антсла. Разгружались в определенном порядке по краям поляны, прижимаясь к лесу. Замаскировав киномашину, в девять часов утра я отправилась с Листопадовым на командный пункт дивизии. Увидев, что над лесом начали кружиться немецкие самолеты, побежали обратно к себе. Глядим -- вместо солнечной полянки, заросшей малиной,-- вздыбленная земля, воронки, пыль и дым, обломки машин, трупы. Баянист Г. А. Филимонов, стоя вместе с завскладом на горящей машине, сбрасывал загорающиеся ящики со снарядами. Им удалось предотвратить взрыв склада. Раненный, с ожогами руки, Филимонов перевязался и, погрузив снаряды на уцелевшую машину, повел ее на передний край по дороге, на которую просачивались немцы. Музыкант П. Харин, перевозивший снаряды, вытащил раненых музыкантов А. Румянцева и А. Заводова, но сам был ранен, закрыв собою командира. В. Чуркин и В. Закревский, проявив мужество и отвагу, вывели киномашину из зоны огня, и спасли ее вместе с аппаратурой. Бомбежка и обстрел продолжались весь день. К вечеру весь наличный состав клуба был поставлен как взвод автоматчиков на охрану управления тыла дивизии. На следующий день налеты продолжались. Много машин автороты оказались разбитыми. На киномашине были вывезены секретные документы. 8 мая 1945 г. дивизия пошла в наступление на последний крупный опорный пункт фашистов на Балтике-- город-порт Лиепая. Привычно маскируясь, двигался и клуб по лесной дороге. В три часа дня начальник политотдела остановил нас и на мой вопрос: "Что случилось?" -- шепотом сказал: "Война кончена. В Лиепае и вообще. Только ты не говори никому". Вернулась к своим ребятам и на их молчаливые взгляды сказала шепотом: "Война кончена. Только вы никому не говорите". И вот все молчат, и ждут, и сидят вокруг радиоприемников. Вот и двенадцать ночи, но передают песни. И наконец, в 2 часа 15 минут 9 мая услышали: "Война кончена". Так просто. Сердце наполнилось такой радостью, что нет слов...
Фронтовая агитбригада. В первом ряду (слева направо): Т. Бенедиктова, О. Басина, М. Алексеева, П. Малышев, Н. Куценко, Е. Зенькова; стоят: В. Лебедев, В. Наройченко, В. Зайцев, П. Листопадов, И. Хабаров, Г. Филимонов (1944 г.).
...Прошло много лет. Для многих участников агитбригады дивизионная самодеятельность явилась хорошей школой. Вернувшись к мирному труду, они получили образование и стали специалистами своего дела. Т. И. Бенедиктова работает заведующей кафедрой физвоспитания в Рижском университете. Работает режиссером театра в Ростове-на-Дону П. Т. Листопадов. После тяжкой контузии нашел в себе мужество вернуться к активному труду Ю. К. Авдеев и работает Директором Музея-усадьбы А. П. Чехова, В. А. Лебедев -- артист Московской филармонии. Дирижерами симфонических и джаз-оркестров стали А. П. Бафталовский, Д. А. Шапиро, а П. Е. Малышев -- модельер одного из рижских театров. Другие вернулись к довоенной специальности или получили новую. Но всех нас объединяет фронтовая дружба, и все мы -- горячие пропагандисты мирной политики Советского Союза. ЛЮДИ СТАНКОЛИТОВСКОЙ ЗАКАЛКИ Л. КНЯЗЕВ, военный корреспондент Бывает так, что какое-то событие, вторгаясь в жизнь человека, обостряет его сознание, и далекое прошлое неожиданно оживает в его памяти с самыми мельчайшими подробностями. Таким событием для Ивана Александровича Никольского, всколыхнувшим всю его жизнь, явился праздничный вечер в Колонном зале Дома союзов, посвященный 30-летию столичного завода "Станколит". На торжество собрались и те, кто давал первую плавку, и те, кто выпускал фронтовую продукцию в годы минувшей войны, и те, кто приумножает славу знаменитого литейщика в наши дни. Молодость и зрелость соединились в одном потоке, олицетворяя живую связь поколений. Среди участников торжества находилось немало бывших воинов-станколитовцев, с оружием в руках сражавшихся за честь и независимость Родины. Дорогим гостем являлся и Никольский. На лацкане костюма ветерана поблескивали орден Отечественной войны I степени и боевые медали. Темные очки скрывали его глаза. Он не видел блеска люстр, сияния огней, счастливых и радостных лиц гостей, не видел помолодевших в этот вечер глаз его друзей-однополчан и товарищей по работе. Но Иван Александрович всем сердцем чувствовал большую взволнованность окружавших его людей, таких дорогих и близких ему. Его связывали с каждым нераздельные узы боевого братства и товарищества. К нему все время подходили знакомые, друзья, обменивались рукопожатиями, интересовались здоровьем. Смех, шутки, горячие разговоры доносились со всех сторон. И конечно, звенели песни -- непременные спутницы подобных вечеров. На торжественном собрании говорили об успехах коллектива, говорили и о тех, кто ушел на фронт в трудные годы войны и не вернулся, кто мог бы быть в этот радостный день среди собравшихся, но, до конца выполнив свой долг перед Родиной, только незримо присутствовал в зале. И песня, взволновавшая сердце, и торжества, и встречи с друзьями -- все настраивало Ивана Александровича на воспоминания о минувших днях. Давние впечатления ожили, наполнили его тревогой незабываемых военных лет... Партия призвала пополнить ряды защитников Москвы. Коммунисты, как и всегда, встали в первые ряды бойцов. Партийное бюро завода "Станколит" напоминало в те дни боевой штаб. Сюда шли все, кто с оружием в руках готов был драться с врагом. Пришел в партбюро и электрик Кузьма Ильич Ровнов. По состоянию здоровья он не был годен к военной службе, но просил записать его добровольцем. Нельзя иначе. В год смерти В. И. Ленина Ровнов вступил в комсомол. Тогда юноша дал клятву: по-ленински служить Родине, народу. В 1930 г. он уже член партии. Где бы Кузьма Ильич ни работал, он высоко держал честь коммуниста. И теперь его место на переднем крае. Рядом с ним оказались и старые производственники: коммунисты Михаил Фролов, Федор Кокин, Евгений Бенцман, Михаил Андреев, Анатолий Ярлов. Атаковали партийное бюро комсомольцы Ваня Поляков, Юра Князев, Василий Ажирков, Сергей Дугов и многие другие. У Вани Фоничкина на одной руке не было нескольких пальцев. Его никак не хотели брать. Дело дошло до слез. Ваня настойчиво просил отправить его вместе со всеми. И он добился своего. Все ребята подобрались дружные, с крепкой станколитовской закалкой. Записался добровольцем и он, Никольский. У него имелась бронь. Он мог бы не идти на фронт, и никто его не стал бы укорять за это. Но совесть подсказывала: нельзя уходить от трудных путей, выбирай наиболее сложное испытание. В середине октября Коммунистический батальон, куда входил и пулеметный взвод, целиком сформированный из станколитовцев, отправился на строительство оборонительных рубежей. Дни проходили в большом напряжении. Копали противотанковые рвы, ставили "ежи", оборудовали огневые точки. Одновременно учили и учились. Но то, на что в обычных условиях требовались месяцы, осваивалось теперь в недели. Ежедневно несли боевое дежурство у огневых точек. Как-то навестил участок обороны генерал. Он похвалил за умелую организацию обороны. И в приказе по части взвод отметили как лучший. Здесь же на оборонительном рубеже станколитовцы приняли военную присягу... Нить воспоминаний раскручивалась с лихорадочной быстротой. Никольский как бы снова совершал путешествие в огневую молодость. Ожидали отправки на фронт. Бесконечный вопрос командирам: скоро ли? Наконец объявили: едем! Стоял завьюженный февраль. Прощание с родными и близкими у Савеловского вокзала. Иван Александрович снова как бы ощущал горячее дыхание невесты, видел ее то грустные, то улыбающиеся светло-синие глаза, вспоминал ее слова: "Береги себя! Что бы с тобой ни случилось -- жду, жду тебя!" Что он мог тогда сказать ей? Беречь себя! У него в кармане лежало извещение о смерти старшего брата, ушедшего еще раньше него в народное ополчение. Ненависть к гитлеровцам кипела в нем. Рядом прощался со своими ребятами и женой Михаил Фролов. У него было трое мальчиков и девочка. Девочку он держал на одной руке, мальчика -- самого младшего -- на другой. А двое старших вцепились ему в полы шинели и ни на шаг не отходили. Девочка, ласкаясь к отцу, все говорила: "Папа, ты убьешь фашистов?" Михаил лишь крепче прижимался к ней щекой и плотнее стискивал зубы, чтобы сдержать душившие его слезы. Как ему было трудно расставаться с ребятами! Но что делать? Счастье их было в его руках. Через несколько дней часть прибыла в район боев. Начался тяжелый путь к переднему краю. Оружие и технику несли на руках по глубокому снегу. Голодный паек. Проходили по местам, где недавно гремели бои. Страшно было смотреть на сожженные деревни, в которых одиноко маячили печные трубы, на плачущих женщин и исхудалых ребятишек, копошившихся в развалинах домов. Невыносимо больно было видеть изуродованные обстрелами леса, срезанные верхушки деревьев, расщепленные стволы сосен и берез. Марш совершили длительный, но отдых был коротким, всего несколько ночных часов. К утру заняли исходный рубеж для наступления. Впереди почти на километр простиралось покрытое глубоким снегом поле, за ним -- деревня Дубровка, в которой укрепился враг. Нужно было внезапно атаковать врага и овладеть опорным пунктом. Пулеметчиков придали стрелковой роте, которой командовал в то время лейтенант Бар-дуков. Никольский с особым уважением вспоминал этого замечательного офицера. До начала боев он командовал взводом станколитовцев. Его любили солдаты. Любили за мужество, за личный пример во всем. Никто так далеко и метко не бросал гранаты, никто так точно не поражал цели из винтовки, как он. И вот в утренней тишине послышалась команда: "Вперед!" Трудно Ивану Александровичу представить сейчас цельную картину первого боя. Вспоминались лишь отдельные, разрозненные эпизоды, но и они ярко говорили о том, как мужественно боролись за каждую пядь земли бойцы Коммунистического взвода. Некоторое время двигались тихо. Это была жуткая тишина. С той и с другой стороны ни одного выстрела. И вдруг все переменилось. Заговорили наши пулеметы. Стреляя на ходу, бойцы перебежками продвигались вперед. Оборона гитлеровцев ощетинилась яростным огнем. Противник прижал роту. Создалось трудное положение. В это время смертельно ранило командира пулеметного отделения сержанта Василия Ажир-кова. К нему бросились на помощь его товарищи. Собрав последние силы, Ажирков приказал усилить огонь по дзоту, который прикрывал оборону немцев на правом фланге и мешал продвижению роты вперед. На руках друзей Василий скончался. Никольский взял в свои руки командование отделением. Огонь по вражескому дзоту был усилен. Но он не достигал цели. Дзот огрызался. Бойцы ни на метр не могли продвинуться вперед. -- Разрешите, я его гранатами заставлю замолчать?-- обратился Фролов к командиру роты. Михаил рисковал жизнью. Подходы к дзоту открытые. Только совсем близко от него проходила небольшая лощина. Но медлить дальше тоже было нельзя. Фролов настойчиво повторил свою просьбу. -- Действуй! -- сказал командир. Он приказал еще более усилить огонь по противнику. Энергично разгребая снег руками, Фролов пополз к дзоту. С тревогой солдаты наблюдали за каждым движением Михаила. Он, кажется, совершенно сливался со снегом. Почти у самой лощины противник обнаружил его. Вокруг взвихрились фонтанчики снега. Вдруг Михаил откинул руку и замер. Кажется, все, погиб. Гитлеровцы прекратили огонь по нему. Но тут произошло неожиданное. Фролов быстро вскочил и сделал резкий бросок вперед. Теперь он уже был в лощине и совсем близко от дзота. Он обманул гитлеровцев, прикинувшись убитым. Но что-то медлил Михаил. Или это так казалось от томительного ожидания? И вот одна, другая полетели гранаты в амбразуру дзота. Огневая точка противника была подавлена. Подразделение использовало этот момент, сделало стремительный бросок вперед и выбило гитлеровцев из опорного пункта... В сознании возникали новые и новые картины сурового героизма товарищей по оружию. Как забыть Ваню Полякова? Он был самым молодым во взводе. Все называли его почему-то Иваном Ивановичем. По-видимому, этим хотели подчеркнуть его молодость и в то же время большое уважение к нему. Нравился ом бойцам за веселый характер, бесстрашие и какое-то чистое, юношеское простодушие. Ваня выполнял обязанности подносчика патронов. Действовал решительно и инициативно. Как бы трудно ни складывалась обстановка, он вовремя доставлял патроны в отделение. И вот Ваню ранило. Кровь обильно стекала по лицу. Ну, думали, отвоевался наш герой. Перевязали его, а затем предложили пробираться в тыл. Ваня наотрез отказался это сделать. -- Пока не выбьем фашистов из деревни,-- сказал он решительно,-- никуда не уйду отсюда. Так Ванюша и оставался до конца боя со взводом. А Юра Князев? Замечательно действовал этот рослый красивый паренек из модельного цеха. Он был первым номером у пулемета. Юра не раз вступал в поединок с вражескими огневыми точками. Противник приспособил один из сараев под огневую точку и из него обстреливал наступавших. Это не ускользнуло от зорких глаз Юры. Он пустил по сараю очередь зажигательных пуль и поджег его. Когда гитлеровцы побежали из сарая, их настигли меткие очереди пулемета Юры. Первый бой! Он оставил в памяти особенно яркий след. Ему, Никольскому, как и другим его однополчанам, пришлось затем участвовать во многих, не менее трудных схватках. Но не было уже такого живого восприятия всех деталей. Именно в первом бою каждый по-особому проверял себя на выдержку, волю, мужество. Раздумывая о прошлом, Иван Александрович снова и снова как бы слышал грохот взрывов, стоны раненых, видел бросающихся в атаку солдат, потоки людей и машин на фронтовых дорогах. И опять мысли возвращались к товарищам по взводу, с которыми его навеки сроднила военная судьба. После боя за Дубровку Никольский попадает в отделение сержанта Михаила Андреева. Они давно знали друг друга -- чуть не с начала пуска завода. Андреев был мастером формовочного участка, уважаемым человеком на заводе. Хотя на нем и была теперь солдатская шинель, он во сне и наяву мечтал о возвращении в родной цех, к дорогому ему делу. Но партия поставила сейчас коммуниста Андреева на другой участок, где он был нужнее всего. И вот он уже сержант, командир пулеметного отделения. Всплыл в памяти один примечательный эпизод. Отделению приказали срочно помочь одному из соседних подразделений, где создалась очень трудная обстановка. Как выполнить задачу быстро? Наиболее безопасный путь лежал через лес. Но этот путь был слишком долгим. Могли запоздать с помощью. Андреев, что называется, перед самым носом противника совершает дерзкий маневр, выходит во фланг обороны гитлеровцев и открывает неожиданный огонь. Никольский был в отделении Андреева за первого номера. Он слышал четкие команды Андреева и посылал разящие очереди по растерявшимся гитлеровцам. Вражеские солдаты, испугавшись обхода, покинули траншею и хотели укрыться за стоявшим поодаль сараем. Но и там их настигали пули. А в это время наше атакующее подразделение усилило нажим на противника. Фашисты заметались, а затем начали отступать.
Слева направо: начальник политотдела дивизии полковник И. Л. Никулин, заместитель заведующего Военным отделом МГК ВКП(б) А. В, Рябинин, командир дивизии гвардии генерал-майор И. И, Бурлакин, секретарь партбюро Исполкома Моссовета Т. И. Бакаева, начальник штаба дивизии гвардии полковник Е. И. Зелик и стахановец Московского машиностроительного завода К. Я. Брыкин (1943 г,).
Никольский посылал очередь за очередью. Захваченный боем, он не заметил, что немцы обнаружили их пулемет и стали вести огонь по нему. Вдруг что-то резко ударило в правое плечо. Рука безжизненно повисла. Иван Александрович от потери крови стал терять сознание. Уже в медсанбате он узнал, что и этот опорный пункт взяли наши. Рассказывали потом, что в этих боях смело действовал станколитовец Яков Желтый, В одном из домов закрепилась большая группа гитлеровцев. Офицеры Бардуков, Антонов и рядовой Желтый стремительно ворвались в этот дом, часть вражеских солдат уничтожили на месте, а часть разоружили и взяли в плен. В ночном бою за деревню Великуши Яков Желтый снова отличился. Бойцы уже были близко от населенного пункта. Сильный огневой заслон остановил их. Головной танк гитлеровцы подбили. Казалось, что атака захлебнулась. Среди наступавших был и Желтый. Трудно себя в этот момент оторвать от земли. Но он превозмог страх, быстро вскочил и крикнул: "Вперед, за мной!" Солдаты словно ждали этого возгласа. С криком "ура" они бросились к траншеям противника. В дальнейшем судьба разбросала станколитовцев на разные боевые участки. Но куда бы они ни попали - всюду гордо несли имя бойца Коммунистического взвода. Ожила в памяти Ивана Александровича недавняя встреча бывших бойцов этого взвода. О многом поведали друг другу друзья по оружию. Яков Желтый после выздоровления попал в разведку. Несколько раз пробирался в тылы врага, выполняя самые рискованные задания. За мужественные действия в разведке его наградили орденом Красного Знамени. И он, Никольский, не кончил войну с первым ранением. Подлечился -- и снова в бой. Одна из схваток закончилась для него большой трагедией. Его пулеметчики (а он уже в это время командовал взводом) непрерывно отражали атаку за атакой, отрезая вражескую пехоту от танков. Пулеметные расчеты редели. В одном из них уже некому было заменить первый номер. Никольский сам ложится за пулемет. Отбивается очередная атака. Гитлеровцы снова лезут. И вот вражеская пуля попадает прямо в прицельную стойку. И сразу его придавило темнотой. Он еще несколько секунд нажимал на гашетку пулемета, посылая тяжелые очереди по врагу. Но адская боль в глазах, давящая чернота обессилили его. В госпитале стало известно, что надежды на возвращение зрения нет. Что делать? Где найти силы, чтобы не растеряться перед такой бедой? И Никольский говорил сам себе: крепись, не падай духом, не ослабляй воли! Не забывай, что у тебя много друзей. Тревожило только одно: будет ли с ним Мария, его невеста, с которой он мечтал построить свою жизнь? Не отступится ли она от него? Мария оказалась не из тех, которые не умеют ждать. Она полюбила Ивана серьезно и навсегда. Вместе с друзьями из заводского коллектива она помогала Ивану Александровичу. Несчастье не вывело Никольского из строя: солдат переднего края, Иван Александрович напряженно работает и учится. Вот так, с полным накалом работают и другие бывшие бойцы пулеметного взвода. В день большого торжества завода Кузьме Ильичу Ровнову вручили значок "Отличник социалистического соревнования РСФСР". За мужество, проявленное в борьбе с гитлеровцами, Кузьма Ильич получил медаль "За отвагу", а за самоотверженную работу на заводе -- медаль "За доблестный труд". Это символично. А Яков Желтый? После вторичного тяжелого ранения он уже не мог воевать. После войны он поступил в институт и успешно закончил его. А многие так и не вернулись с войны. Они погибли как герои, не отступили перед лицом смерти. Их подвиги не забыты. Герои живут в славных делах коллектива. "Мы со "Станколита"!" -- с гордостью говорили бойцы Коммунистического взвода. И сейчас слово "станколитовец" произносится всюду с большим уважением. За последние 10 лет завод удвоил выпуск продукции. Все передовое, что известно в литейной технике, впервые осваивается на "Станколите". На территории завода поставлен монумент в честь рабочих завода, погибших в годы Великой Отечественной войны. Шумят стройные тополя около монумента, шепчут легенды о годах минувших, о смелых и гордых людях, отдавших свою жизнь за счастье народа, за светлое будущее отчизны. И время бессильно стереть память о героях. Заводские ребята проходят мимо монумента и дают мысленную клятву: всей своей жизнью, всеми делами своими служить Родине так, как служили ей воины герои. БОЙЦЫ ПАРТИИ ЛЕНИНА М. Берниковский, подполковник в отставке Огромный зрительный зал переполнен. Здесь собрались ветераны 3-й Московской коммунистической дивизии. В президиуме -- убеленные сединой генералы и офицеры, давно ушедшие в запас и отставку, и совсем юные сержанты, привезшие ветеранам привет от нынешнего поколения вооруженных защитников Родины. Среди почетных гостей -- сотрудники посольства Монгольской Народной Республики в Москве. Выступают ораторы. Их слова, простые и жесткие, гулко падают в зал, который встречает их дружными аплодисментами. На трибуну поднимается гость и друг из Монгольской Народной Республики. Ему дружно рукоплещут ветераны. В одном ряду со мной сидит бывший рядовой дивизии, а ныне профессор, доктор физико-технических наук Александр Гаврилович Шафигуллин. Мне показалось, что он особенно горячо аплодирует товарищу из Монголии, и улыбка не сходит с его лица. "Почему так радуется профессор,-- думаю я,-- ведь он не был в дивизии тогда, когда монголы привезли туда знамя и полушубки. Просто, очевидно, ему так же, как и всем нам, приятно, что дружба наша с монголами так крепка, так тепла и что так сильно бушуют аплодисменты в этом зале в честь чистой и бескорыстной дружбы". Александр Гаврилович улыбается той же широкой и приятной улыбкой, с которой всегда встречал нас, когда мы, отстояв положенные часы на посту, приходили в небольшой домик и, поставив в пирамиду винтовки и сняв свои полушубки, ушанки, рукавицы, подходили к нему с пустыми мисками. Он мгновенно опускал свой черпак в бак, вмазанный в кирпичную плиту, и наполнял вкусно пахнущими щами наши миски. -- Грейтесь, друзья, ешьте на здоровье... Я сижу в зале, заседание уже закончилось, и говор плещется по рядам, а одна думка не оставляет меня: может быть, мне приснились те далекие дни 1941 г., когда у нас кашеварил Александр Гаврилович? Может быть, и не было у нас повара Шафигуллина?.. Да нет же, был он у нас, именно он и был у нас поваром, только седины тогда не было еще на его висках. Нашу группу сразу же после 7 ноября 1941 г. привезли на полуторке в какой-то крохотный подмосковный поселок. Он стоял на развилке двух важных в военном отношении шоссе. Здесь были заминированы мосты и полосы шоссе, которые мы должны были взорвать, если наши последние танки отойдут отсюда к Москве... Когда дивизионный инженер с группой офицеров обошел все заминированные объекты, расписался на какой-то бумаге и уехал, мы вспомнили о том, что неплохо бы после долгой езды на открытой полуторке и хождения по объектам чего-нибудь перекусить. В домике, в котором мы поселились, были сложены привезенные нами же пара мешков картошки, несколько кочанов капусты и несколько килограммов соленой рыбы, -- Товарищи, а кто умеет готовить? -- спросил старший команды. Наступило тягостное молчание, от чего голод наш дал знать о себе еще сильнее. -- Ну что ж, тогда будете готовить по очереди,-- решительно сказал старший.-- - Кто первый возьмется за дело? И тогда вперед вышел Александр Гаврилович Шафигуллин и тихо сказал: -- Давайте я попробую. Через некоторое время все мы с огромным удовольствием съели первый обед, приготовленный Шафигул-линым. Его судьба была решена. Так кандидат физико-технических наук стал нашим кашеваром, а мы, догадываясь, что он удручен своими новыми обязанностями, помогали ему как могли. Однако Александр Гаврилович оказался не только искусным поваром, но и отличным товарищем. Частенько, отстояв свое время на посту и отведав вкусных шафигуллинских щей или каши, мы с интересом слушали его беседы, причем не только о физике, знатоком которой был наш друг, но и о литературе, искусстве, этике, морали. А однажды, разыскивая что-то нужное ему для приготовления очередного обеда, Шафигуллин наткнулся на покинутую владельцем библиотеку и притащил десятка полтора увесистых томов. И часто потом мы в свободную минуту слушали в его исполнении отрывки из художественных произведений. Особенно хорошо он читал "Витязя в тигровой шкуре" Шота Руставели, А где-то неподалеку грохотал и гремел фронт, все приближаясь и приближаясь... В один из морозных декабрьских дней, когда артиллерийская канонада была особенно сильной и по нашей дороге прошли к фронту пушки, танки, бронетранспортеры, за нами также пришла автомашина. Поварская миссия Шафигуллина кончилась, и нам суждено было расстаться с ним на долгие годы. И вот спустя много лет он сидит подле меня в зале Вдруг рывком он встает, протягивает вперед руки с кем-то здоровается, заключает в объятия. Да, сомнения нет: это монгольские товарищи, только что сидевшие в президиуме торжественного заседания, восторженно приветствуют моего однополчанина. Они усаживаются рядом и начинают оживленно беседовать между собой. Я покидаю их, чтобы не мешать... Когда монголы уехали, Шафигуллин рассказал мне, что это были его... студенты из Улан-Батора и встреча с ними доставила ему большую радость. Оказывается, в 1942 г. А. Г. Шафигуллин был отозван из армии и через некоторое время направлен в Монгольскую Народную Республику. В ее столице ему выпала честь создавать первый в республике университет. 6 октября 1942 г. в одном из клубов Улан-Батора состоялось его открытие. На торжества пришли и первые студенты, и многочисленные представители общественности, а руководители республики товарищи Чой-балсан и Цеденбал тепло приветствовали собравшихся. Было нечто знаменательное в том, что, когда 3-я Коммунистическая дивизия вела бои с фашистскими захватчиками на западе, ее боец в это время далеко на востоке помогал братскому монгольскому народу в развитии его национальной культуры. Вернувшись из Монголии, Александр Гаврилович через некоторое время защитил докторскую диссертацию, стал проректором Казанского университета. В последние годы он заведовал кафедрой физики в Московском высшем техническом училище имени Баумана. В настоящее время -- начальник кафедры в Военной ордена Ленина краснознаменной академии бронетанковых войск. Мы сидим в комнате, глядящей своими широкими окнами на просторный Ленинский проспект. Там, внизу, проносятся автомобили и троллейбусы, движется поток пешеходов. Медленно опускаются сумерки, и на проспекте вспыхивают огни. Зажигает свет в своей комнате и Аркадий Лаврович Сидоров. Свет падает на его лицо, на стол, стены, на стеллажи с книгами, прорывается сквозь приоткрытую дверь в коридор, где также стеллажи с книгами. Шумит, говорит за окнами проспект, в зелени листьев отражается свет, а Аркадий Лаврович неторопливо, чуть прищурив глаза, рассказывает о той тяжелой зиме, когда он и его боевые друзья под градом вражеских пуль ползли по снегу, чтобы ринуться на врага, потеснить, опрокинуть его. Третьему полку московских добровольцев было приказано выбить фашистов из деревни. Задача была не простой. Гитлеровцы опоясали деревню большим снежным валом. Политый водой и крепко схваченный морозом, этот вал представлял серьезную преграду на пути наших бойцов. Вот и сигнал атаки. Но бойцы едва продвигаются вперед -- очень сильный пулеметный и ружейный огонь противника. Стоило только подняться нашим воинам, как сразу же залаяли пулеметы противника, открыли стрельбу немецкие минометы. Цепь наступающих заметно поредела. -- Ложись! -- крикнул Сидоров.-- Жди сигнала! Нужно было выждать. Пусть зайдет солнце, пусть хоть немного стемнеет. Тогда будет меньше жертв, тогда противник не сможет вести по наступающим прицельный огонь, тогда воины преодолеют эти несколько сотен метров и окажутся у снежного вала. Они хорошо помнят, в каких местах будут штурмовать его. Когда стемнело, сигнал поднял воинов. Они дружно рванулись вперед. Короткие перебежки, автоматный и пулеметный огонь на ходу. Вот наконец и вал. В стаи врага полетели гранаты. Вот первые воины полка уже ворвались в деревню. Победа, да, первая победа одержана, первая боевая задача выполнена! Фашисты, оставив деревню, открыли по ней огонь, повесили над ней осветительные ракеты. -- Но мы захватили немецкие блиндажи, они еще теплые были,-- замечает с чуть заметной улыбкой Сидоров,-- и выбить нас из деревни уже было невозможно. Но что делать дальше? Этот вопрос обсуждали командиры, собравшись в лесу, неподалеку от деревни И тут старший политрук Сидоров, замещавший полкового комиссара Я. Ф. Богомолкина, сказал: -- Товарищи, зачем нам останавливаться? Ближайшая деревня -- Сидорово. В ней немцы сейчас готовятся к контратаке. Давайте возьмем и эту деревню и сорвем их контратаку. Предложение Сидорова единодушно поддержали Гитлеровцы не ждали удара. Отойдя в панике из деревни, побросав там лошадей, несколько орудий и свои склады, они перегруппировались и готовились вернуть потерянную деревню. Но воины 3-го полка московских рабочих опередили их: могучей лавиной они атаковали Сидорово и овладели им. Однако, взяв деревню, они оказались почти окруженными немцами. Бойцам нужно было хоть немного передохнуть. Но как это можно было организовать в пылающей деревне, да еще под непрерывным обстрелом врага? Заняли четыре несгоревших дома, чтобы в них обогреть людей. Поставили пулеметы на наиболее важных участках, на окраинах деревни выставили боевое охранение. Послали связных, чтобы доложить командиру полка обстановку. Вскоре пришло подкрепление, и москвичи прочно закрепились на новом рубеже. -- Мы очень измотались в беспрерывном двухсуточном бою, но были горды тем, что годовщину Советской Армии ознаменовали пусть небольшой, по очень важной для нас победой -- освобождением от оккупантов двух населенных пунктов на новгородской земле. Затем были бои, и еще бои, мужал в них старший политрук Сидоров, обогащался опытом политработы, мужали, вооружались боевым опытом и бойцы... На пути полка был укрепленный район противника. Он прикрывал крупный населенный пункт, откуда дорога вела в Молвотицы. Нужно было выбить гитлеровцев из этого населенного пункта. Но дорогу наступающим преграждали снежный вал, доты и дзоты, ожесточенный вражеский огонь из всех видов оружия... Цепь воинов-москвичей залегла на снегу. Населенный пункт от нее в 80-- 100 метрах. Заместитель комиссара полка Сидоров и начальник штаба полка майор Кореченков находились в цепи. Бойцы ползут по снегу, но продвигаются очень медленно -- минометный огонь врага не дает им подняться. Вот все ближе и ближе деревня. На какое-то мгновение умолкает перестрелка, стихает шум боя. Бойцы вскочили на. ноги и побежали к снежному валу. Впереди атакующих были Сидоров и Кореченков. Вокруг падают вражеские мины, длинными очередями хлещут пулеметы из немецких дотов и дзотов... Осколок мины вонзился в грудь майору Кореченкову. Он упал. Через мгновение-другое вся цепь залегла. Под непрерывным огнем пробирался Сидоров к раненому боевому другу. Он добрался до него, ухватился за его полушубок и потащил назад, в ложбину, не простреливаемую врагом. Атака захлебнулась. Лежа в снегу, наши солдаты вели огонь по врагу. Сидоров понимал, что бойцам сейчас не поможешь словом, им нужна более существенная помощь. И он, передав раненого санитару, направился на огневые позиции артиллеристов: необходима была их поддержка. Полк вновь подымается в атаку. На этот раз артиллеристы в течение двадцати минут поддерживают его своим метким и сильным огнем. И пехотинцы врываются на окраину деревни. Они дымится от пожаров, тени немцев мечутся по улице, вокруг беспорядок и хаос. Стрельба идет почти в упор. Ранен командир роты, падает еще один боец. Перестрелка усиливается. Командир пулеметной роты Кривошеее развертывает несколько расчетов здесь же, у крайних домов, остальные бойцы залегают в снегу. Сидоров ползет вперед, увлекает воинов за собой. Нельзя оставлять деревню врагу! Надо немедленно атаковать гитлеровских бандитов! -- За Родину, вперед! -- кричит старший политрук и чувствует, как кровь горячей струей наполняет его левый сапог. Он делает рывок вперед, проползает еще метр-другой, но новый осколок попадает в правую ногу. Он пытается выпустить в сторону врага хотя бы еще одну автоматную очередь, но в это время сильный удар в спину, оглушительный звон в ушах -- и автомат выпадает из рук, он теряет сознание. Очнулся Сидоров на салазках от скрипа полозьев по промерзшему утоптанному снегу. В медсанбате врачи, осмотрев его сказали, что ему повезло - трижды ранен в одном бою, но не смертельно, будет жить и, возможно, вернется в строй. И Сидоров вернулся в свой полк! Но недолго пришлось ему здесь оставаться. Пришел приказ о назначении его заместителем начальника политотдела дивизии. За образцовую постановку партийно-пропагандистской работы в полку инструктору по пропаганде старшему политруку А. Л. Сидорову объявлена в приказе по дивизии благодарность. За проявленную в боях личную храбрость, неоднократное участие в атаках и отличное исполнение в боевой обстановке обязанностей заместителя комиссара полка он был награжден орденом Красной Звезды. В политотделе уже хорошо знали Сидорова и были рады его прибытию. Он быстро познакомился с работниками отдела и все свои знания, весь опыт отдавал улучшению политработы в частях и подразделениях. В те дни многие научные учреждения через центральные органы разыскивали ученых, покинувших Москву и ушедших на фронт, Когда отыскался след Сидорова, из Москвы пошла телеграмма в штаб фронта, а затем в дивизию. Сидоров был отозван в распоряжение Главного политического управления Советской Армии. Здесь его назначили на работу в Комиссию по истории Великой Отечественной войны. Спустя некоторое время ему предложили возобновить сотрудничество в редакции исторического журнала, поручили заведование кафедрой истории СССР в Московском государственном университете. Одновременно Сидоров продолжал работу над докторской диссертацией... И вот докторская диссертация успешно защищена. Преподавательская работа продолжается. Кафедрой в МГУ он руководил до 1953 г., хотя уже в 1948 г. его назначают проректором Московского университета по гуманитарным наукам. Сидоров -- заместитель директора Института истории Академии наук СССР. После смерти известного ученого академика Б. Грекова директором этого института назначают Сидорова. В течение шести лет он возглавляет институт, ведет большую научную, административную, преподавательскую и литературную работу. Тяжелая болезнь -- инфаркт миокарда -- заставляет его просить об освобождении от какой бы то ни было административной работы в институте. Он остается старшим научным сотрудником. Аркадий Лаврович редактирует журнал "Исторические записки", он член главных редакций Большой советской энциклопедии, Исторической энциклопедии, "Истории Великой Отечественной войны". Дважды он участвовал в работе международных конгрессов историков -- в Стокгольме и Риме. Воины, профессора, доктора наук, коммунисты, пламенные патриоты Сидоров и Шафигуллин оставили научные труды, обучили, вырастили сотни и тысячи своих учеников, ставших доблестными строителями коммунизма и его верными защитниками. Дело, которому отдали жизнь эти славные бойцы партии Ленина, торжествует. ЛЕТОПИСЕЦ ДИВИЗИИ Н. БУБНОВ, полковник в отставке На обороте титульного листа этого сборника стоят слова: "Составитель Т. К. Некрасов". Да, составитель на войне был пулеметчиком. Частенько он шутливо докладывал на встречах ветеранов: "Пулеметчик Некрасов прибыл!" Пожалуй, это и все, что он говорил о себе. Только один раз я слышал, как, выступая в школе-интернате, Тимофей Карпович показал ребятам искалеченный комсомольский значок, в который попал осколок снаряда и, изменив направление, прошел мимо его сердца. Он много писал о боевых друзьях, но почти ничего о себе. Его энергии хватало на описание боевой биографии своей дивизии, многих воинских подвигов и будничных дел столицы.
На снимке (слева направо): начальник отдела контрразведки дивизии гвардии майор Ф. И. Еременко, заместитель командира 157-го стрелкового полка по политчасти гвардии майор М. М. Абрамов заместитель командира 161-го стрелкового полка гвардии майор С. М. Куприков, начальник политотдела дивизии гвардии полковник В. И. Пилюгин, заместитель командира 58-го отдельного саперного батальона по политчасти гвардии капитан С. Д. Голунов, заместитель командира 159-го стрелкового полка по политчасти гвардии майор Ф. В. Бахирев (1944 г.).
Когда Тимофей Карпович поднимался на трибуну или шел в президиум, он заметно прихрамывал из-за протеза. Участники встреч с ветеранами воины понимали что перед ними выступает человек, защищавший Родину А он, улыбаясь и немного смущаясь, начинал опять же говорить не о себе, а о своих друзьях-товарищах. Военная биография Тимофея Карповича Некрасова типична и во многом поучительна. На фронт он отправился добровольцем. Человеку мирного труда в дни войны пришлось лечь за пулемет. А стрелки и пулеметчики, как известно, занимали позиции на переднем крае, были на виду у врага, находились в зоне смертельного огня. Как обычно бывало в боевой обстановке, враг стремился артиллерийским огнем подавить пулеметы, чтобы атаковать наши позиции. Под губительный массированный огонь артиллерии и попал пулеметчик Некрасов во время боев под Оршей, близ автострады Москва -- Минск. Случилось так, что Т. К. Некрасов был ранен осколками снаряда и засыпан землей. Полуживым его откопали санитары и вместе с другими ранеными под огнем доставили в медсанбат. Там Некрасову несколько раз переливали кровь, ампутировали ногу, а затем делали одну операцию за другой, спасая его жизнь. Все мучения поборол мужественный воин. Победила выносливость организма, воля к жизни, стремление возвратиться в строй и вновь бить врага. Тимофей Карпович посвятил свою послевоенную общественную деятельность прославлению подвигов; друзей и товарищей. Сам же был предельно скромен, не допускал и грана хвастовства. Как-то после выступления в демянской средней школе ребята окружили наших ветеранов, и один из школьников обратился к Тимофею Карповичу с вопросом: -- Вам, наверное, тяжело ездить по стране, ведь у вас протез и вы инвалид! -- Что вы, что вы, ребята! Какой же я инвалид, разве вот только по бумагам! По дороге из школы Тимофей Карпович сказал своим товарищам; -- Не люблю, когда меня называют инвалидом. Это меня обижает. Разве я работаю меньше других здоровых людей?! -- Затем какое-то время он был угрюм и неразговорчив... Его скромности можно было позавидовать. Он не отмалчивался на собраниях и встречах, не отказывался от заданий и поручений, никогда не ссылался на свой недуг. Он не успел сделать всего задуманного, но сделал главное: стал летописцем 3-й Московской коммунистической дивизии. Как-то спросили Тимофея Карповича, каким образом ему удалось отыскать фото, на котором наш однополчанин красноармеец Майлов снят вместе с М. И. Калининым. -- О, это длинная история и к тому же трудная, но зато получилась хорошая журналистская находка,-- отвечал Тимофей Карпович. Действительно, редкостное фото удалось разыскать через 25 лет после войны. Для этого нужны были и желание и настойчивость. Эти качества Т. К. Некрасов проявил при состявлении данного сборника. Нелегко создать такую к составленную из выступлений многих авторов, да еще так, чтобы с наибольшей полнотой отразить подвиги воинов целой дивизии, прошедшей славный боевой путь в годы войны. Не берусь утверждать, что Тимофей Карпович знал по имени и отчеству всех ветеранов своей дивизии но наверняка знал большинство из них. Он показывал пример крепкой боевой дружбы, образец чуткого отношения к своим соратникам и их семьям. Он вникал в житейские дела ветеранов, стараясь, чтобы никто и ничто не было забыто из фронтовых дел его родной дивизии. Ей он посвятил свои усилия и свою энергию. Ветераны дивизии, родные и близкие павших воинов благодарны Т. Н. Некрасову и сохраняют глубокое уважение к своему неутомимому летописцу. Он был всегда очень занят. Как-то на квартире Тимофея Карповича пришлось слушать его бесконечные телефонные разговоры и удивляться долготерпению и выдержке, желанию участливым разговором и добрыми советами помочь каждому, кто ему звонил. Когда он находился в Москве, то телефон был его первым помощником. Как секретарю партбюро, мне многое было известно о трудовых буднях Тимофея Карповича. Он был членом партбюро и руководил одним из внештатных отделов райкома ДОСААФ. По необходимости пришлось участвовать в составлении списка газетных статей, написанных им в послевоенное время. Статей оказалось несколько сот! В журналистской деятельности Тимофей Карпович все же отдавал предпочтение теме боевых подвигов советских людей. Неутомимый летописец боевой славы мог бы писать больше, но его увлекало непосредственное общение с рабочими и колхозниками, с молодежью и школьниками, особенно тех районов, где пролегал боевой путь родной дивизии. Он много ездил по стране, получал огромное количество писем от красных следопытов, от пионерских дружин, не говоря уже о письмах от боевых товарищей. Его знали во многих школах Москвы, Вольска, Валдая, Демянска, Новосокольников, Великих Лук и других городов и сел. Юным друзьям Тимофей Карпович посылал документы и фото для школьных музеев боевой славы, разыскивал и сообщал фамилии героев, дравшихся с врагом в том или ином пункте, давал советы юным следопытам в их поисках. Особенно хорошо знали Тимофея Карповича в 3-й спецшколе, где когда-то размещался штаб 3-й Московской коммунистической дивизии. Пионеры присвоили Т. К. Некрасову звание почетного члена своего отряда. По его инициативе в школе выступали многие ветераны войны. По себе знаю, какую настойчивость приходилось ему проявлять, чтобы "вытащить" в школу скромных и уже пожилых участников войны. Но перед ним было трудно устоять, каждый чувствовал, как любит Тимофей Карпович спецшколу, место рождения своей дивизии. В каждом большом и малом деле проявлялась настойчивость в характере Тимофея Карповича. Много, очень много ездил по стране Тимофей Карпович. И по местам боев, и на встречи ветеранов, и по путевкам издательства "Правда". Как-то говорю ему: "Поедем за грибами в твои любимые манихинские леса".-- "Нет, говорит, не могу, зашился немного", хотя он очень любил ходить по грибы. Однажды по пути из командировки остановил свой "разойдись", как он называл "Запорожец", приспособленный для ручного управления, где-то за Калугой в хорошем лесу и уж отвел душу -- набрал грибов. Даже отдыхал он как бы попутно, между большими и малыми заботами. Впечатление о жизни Тимофея Карповича такое, что он находился в постоянном движении и расходовал свои силы без меры. Человек он был впечатлительный, и поездки по стране не кончались лишь физической усталостью. Душой и сердцем переживал он виденное и слышанное. Вот таким был наш общий друг и боевой товарищ Тимофей Карпович Некрасов. На всю жизнь сохранится в сердцах добрая память о нем у многих ветеранов Великой Отечественной войны. О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ Заведующей редакцией К. Кувшинов Редактор К. Вахонин Художник В. Иванов Художественный редактор А. Беднарский Технический редактор Н. Червякова Корректор 3. Кулемина Ордена Трудового Красного Знамени издательство "Московский рабочий" Москва, ул. Куйбышева, 21. Л51423. Сдано в набор 28/У1 1974 г. Подписано к печати "15/ХГ 1974 г. Формат бумаги 84 X 1087з2. Усл. печ. л. 10,92. Уч-изд. л. 10,42. Тираж 75 000. Цена 43 коп. Зак. 3650. Ордена Ленина типография "Красный пролетарий", Москва, Краснопролетарская, 16