оторой, наряду с показом тяжелых кровопролитных боев, отразил, на мой взгляд, главное - величайшую убежденность воинов Сталинграда в конечном разгроме врага. И вот теперь Константин Михайлович приехал к нам, когда мы, оставив позади тысячи километров освобожденной родной земли, были уже вблизи заветных полосатых столбов западной границы. На этот раз мы имели дело со смертельно раненным, обреченным врагом. Но, отчаянно пытаясь уйти от окончательного поражения, противник именно здесь, на нашем участке фронта, искал в тот момент хотя бы временного успеха. И потому в нашей полосе шли жестокие бои. Вероятно, это и привело сюда писателя, всегда устремлявшегося туда, где было трудно, где в тяжкой борьбе особенно ярко раскрывались духовные черты человека. В этот его приезд нам удалось больше встречаться и беседовать. Правда, урывками, когда это позволяла обстановка. Помню, находясь с нами на наблюдательном пункте, он подметил, что противник часто менял направления своих ударов, а продвижения не имел и лишь нес все возраставшие потери. Искреннее восхищение вызвала у него быстрота маневра истребительно-противотанковых частей, превосходившая все, что он видел под Сталинградом. Да и как могло быть иначе! \347\ Ведь там, у Волги, вся наша артиллерия была на конной тяге. И вообще тогда у нас катастрофически не хватало технических средств борьбы - не только артиллерии, самолетов, танков, но даже автоматов. Вот почему, глядя на отличную технику" которой была оснащена теперь Красная Армия, можно было сказать, что после Сталинграда прошла целая эпоха. И это было именно так, хотя времени прошло не так уж много - примерно год и восемь месяцев. Но изменилась не только военная техника, иным стало содержание жизни и действий советского воина. Под Сталинградом он давал себе клятву: "Ни шагу назад!" Ныне же он шел вперед, освобождая родную землю и со всем пылом души готовясь принести свободу народам всей Европы. Обо всем этом и говорили мы с Константином Михайловичем. Я верил, что ему будет по силам создать крупные художественные произведения о наших воинах, о мощи нашего социалистического государства, о героической эпопее Великой Отечественной войны. От нас он уехал, когда наступило затишье. Разумеется, оно было временным. Шел май 1944 г. Сорвав попытку врага восстановить непосредственную связь со своими войсками, действовавшими в Румынии, войска левого крыла фронта перешли к обороне. В течение нескольких дней обе стороны вели бои местного значения для улучшения позиций на переднем крае. Вражеская авиация группами по 25-30 самолетов бомбила боевые порядки наших войск. Одновременно, как уже говорилось, немецко-фашистские дивизии выводились в тыл, а их сменяли венгерские войска. Мы также отводили часть войск для доукомплектования, выдвигая на их участки дивизии второго эшелона. Были выделены силы и средства для обеспечения стыков с соседними армиями, а также между корпусами. Оборона строилась по принципу батальонных узлов с траншеями вдоль всего фронта армии, отсечными позициями и ходами сообщения, тянувшимися вплоть до второго рубежа. Совершенствовалась система огня, создавались противотанковые опорные пункты, устанавливались противотанковые минные поля. Все это делалось в соответствии с директивой фронта от 4 мая и имело целью исключить какие бы то ни было неожиданности. Давно нам не приходилось столь тщательно готовиться к отражению возможных попыток врага возобновить наступление. Нам пригодился богатый опыт создания непреодолимой обороны, образцом которой являлась Курская битва. Мы обогатили его успешными оборонительными боями прошедшей зимой и теперь широко внедряли в практику. И хотя нам было известно, что долго находиться в обороне не придется, все, что относилось к ней, делалось прочно, на совесть. Этому же научил опыт войны. Он властно диктовал: даже в наступлении и тем более в предшествующий ему период будь всегда готов и к обороне. \348\ К наступлению мы, разумеется, также готовились. Разнообразным задачам армии на ближайшее время вполне соответствовал и разработанный нами на основании директивы Ставки Верховного Главнокомандования и указаний командующего фронтом десятидневный план боевой подготовки частей и соединений. Осуществлялся он во всех корпусах и дивизиях. Одновременно мы начали забрасывать в тыл к фашистам группы саперов-истребителей танков. Результат их боевой работы в связи с уходом вражеских танковых дивизий в глубокий тыл на доукомплектование и отдых оказался значительно скромнее, чем в январе-феврале. Тем не менее и он был очень весом. Вот несколько цифр. В течение мая 85 групп саперов-истребителей, проникнув в тыл противника, подорвали 18 танков, 2 самоходных орудия, 5 бронетранспортеров, 4 пушки, шестиствольный миномет. Кроме того, возвратившись в свои части, они доставили весьма ценные данные о характере вражеской обороны на переднем крае и в глубине. Надо сказать, что, готовя войска к участию в дальнейших наступательных операциях фронта, Военный совет армии считал возможным предварительно нанести удар по врагу с целью оттеснить его и с той небольшой территории, которую ему удалось захватить в апреле на отдельных участках. Признаться, мы хотели восстановить положение главным образом для того, чтобы вражеское командование, сумевшее осуществить, пожалуй, лишь сотую часть своего наступательного плана, лишилось и этого утешения. Наше намерение осуществить не пришлось, так как оно не было одобрено командующим фронтом. Прибыв 12 мая в штаб 38-й армии, находившийся тогда в населенном пункте Окно, маршал Г. К. Жуков сказал мне: - Не следует мелкими, булавочными уколами подменять сокрушительные удары по врагу. Это устраивало бы противника, особенно здесь, на Станиславском направлении, где он держит наиболее мощную группировку своих войск. Нужно готовить такую операцию, которая была бы подобна землетрясению. Для этого вы и создаете глубоко эшелонированную оборону. Георгий Константинович, выступая на совещании руководящего состава нашей армии и ее корпусов, потребовал сосредоточить внимание на доукомплектовании дивизий и обучении их личного состава. В частности, подчеркнул он, нужно подготовить сержантов, а тех из них, кто отличился в боях, направить на курсы младших лейтенантов для подготовки командиров взводов. Обучение личного состава командующий фронтом рекомендовал начать с совершенствования подготовки одиночного бойца, затем отработать действия стрелкового отделения, взвода, роты, батальона и полка в обороне и наступлении, особенно в ведении ближнего боя в траншеях и ходах сообщений. Он указал, что \349\ рядовые бойцы, сержанты и офицеры должны заниматься по 8-10 часов в день, чтобы повысить знания и навыки по своей специальности, а начиная с командиров рот и выше - еще и умение применять средства усиления. От штабов требовалось совершенствование их опыта в управлении войсками. Особое внимание они должны были уделить подготовке разведчиков и организации их успешных действий с целью изучения обороны противника на всю глубину. Времени для всего этого достаточно, отметил маршал, и нужно его должным образом использовать. В заключение он поблагодарил командный состав за умелое руководство войсками в предыдущей операции и выразил уверенность, что в будущем армия также с честью выполнит свои задачи. - Что же касается этих задач, - сказал он, - то они весьма значительны, что вполне соответствует возможностям армии, ее командования и штаба. Было очевидно, что высокие требования командующего фронтом диктовались очередными грандиозными наступательными замыслами Ставки. И это подтвердили развернувшиеся вскоре события. Совещание, о котором я упомянул, было в нашей армии последним, где Г. К. Жуков выступал в качестве командующего 1-м Украинским фронтом. Вскоре был издан приказ Ставки Верховного Главнокомандования: "С целью дать возможность маршалу Жукову руководить в будущем действиями нескольких фронтов, освободить его от временного командования 1-м Украинским фронтом"{210}. IV 24 мая в командование 1-м Украинским фронтом вступил Маршал Советского Союза И. С. Конев. Великую Отечественную войну он начал в июне 1941 г. на Западном фронте в качестве командующего 19-й армией. Затем до лета 1943 г. последовательно командовал войсками Западного, Калининского, снова Западного и Северо-Западного фронтов. И хотя мы воевали на разных направлениях, я знал, что руководимые им войска осуществили ряд удачных операций. Наши боевые пути сошлись в июле 1943 г., когда Иван Степанович был назначен командующим войсками Степного фронта - левого соседа Воронежского, в составе которого воевал и я. В Курской битве и особенно в Корсунь-Шевченковской операции ярко раскрылся его полководческий талант. И теперь он прибыл к нам зрелым руководителем операций крупного масштаба и сразу включился в работу со всей силой и энергией. \350\ Начал маршал И. С. Конев так, как и должно в таких случаях: с изучения и обобщения опыта предыдущих операций по освобождению Правобережной Украины. Он приказал командующим армиями лично провести с командирами дивизий и полков разбор боевых действий, осуществлявшихся зимой и весной 1944 г. Сам же взял на себя эту задачу в отношении командармов, начальников штабов, командиров корпусов и начальников родов войск фронта и армий. Разбор под его руководством проводился в двух группах. Одна из них включала основной командный состав всех правофланговых армий и корпусов, другая-1-й гвардейской, 18, 38 и 1-й гвардейской танковой армий. Первая работала 6 июня, вторая - два дня спустя. Здесь я должен сделать небольшое отступление. Дело в том, что именно в те дни мы получили известие о произведенной нашими союзниками по антигитлеровской коалиции - американскими и английскими войсками - высадке в Северной Франции. Судя по ее масштабам, можно было надеяться, что это и есть" наконец, столь многократно обещанный второй фронт в Европе. Но не могу не отметить, что это событие тогда не произвело на нас, фронтовиков, большого впечатления. Другое дело, если бы второй фронт был открыт на два года или хотя бы на год раньше, когда нам было намного труднее. Конечно, мы понимали важное политическое и военное значение высадки союзников, несомненно приближавшей окончание войны. И это реальное проявление их решимости принять участие в сокрушении гитлеровской Германии было встречено одобрительно всем советским народом. Но в то же время мы не могли не видеть, что пассивность союзнических сухопутных армий в борьбе с главным врагом - гитлеровской Германией, имевшая место в предшествующие годы, нанесла серьезный ущерб общему делу. Знали мы и то, что это было следствием двойственной политики господствующих классов США и Англии, которые вопреки союзническим обязательствам и не считаясь с требованиями народов своих стран, длительное время уклонялись от открытия второго фронта в Европе. Для нас не было секретом, что одни представители ведущих американских и британских монополий не скрывали своих симпатий к гитлеровской клике, а другие открыто высказывали надежду на то, что Советский Союз и фашистская Германия взаимно истощат свои силы в войне, после чего им обоим продиктуют свою волю США и Англия. Нам не могли быть безразличны слова вице-президента Соединенных Штатов Г. Трумэна о том, что, мол, если в войне будет брать верх Россия, то для США будет выгодно помогать Германии, и наоборот{211}. За этим циничным заявлением стояли реальные интересы монополий, стремившихся ослабить обе воюющие стороны. Более \351\ того, представители таких монополий высказывали сочувствие господствующей клике фашистской Германии. Их не пугала фашистская идеология, наоборот, многим она импонировала. Советский же Союз, первое в мире государство рабочих и крестьян, носитель новых общественных отношений, страшил западных монополистов. Занимая влиятельные посты в правительствах своих стран, защитники интересов монополий годами тормозили развертывание активных военных действий против фашистской Германии, срывали выполнение союзнических обязательств по отношению к СССР и обрекли свою армию на продолжительную бездеятельность. Мы, по существу, в одиночку сражались с сильным и жестоким врагом, использовавшим против нас военный и промышленный потенциал почти всей Европы. Естественно, что нам было тяжело, особенно в 1941-1942 гг. Никогда не забыть грозной опасности под Москвой, тяжких боев при отходе к Сталинграду, у Калача, в междуречье Волги и Дона. Был момент, когда всего 8 км отделяли 1-ю гвардейскую армию от 62-й армии В. И. Чуйкова, сражавшейся в Сталинграде, а мы так и не смогли соединиться с ней. Непрерывно атаковали, отвлекая на себя крупные вражеские силы, штурмовавшие город, нанося им огромные потери, но преодолеть узкий коридор не хватило сил. Не раз смертельная опасность угрожала нашему социалистическому государству. С предельным напряжением отражали мы \352\ натиск озверелого фашизма, а наши союзники по антигитлеровской коалиции отказывались открыть второй фронт в Европе" чтобы отвлечь хотя бы часть сил врага. Даже в 1943 г. они предпочитали во имя своих империалистических интересов захватывать позиции в Средиземноморье, не оказывавшие серьезного влияния на ход борьбы на советско-германском фронте, где решались судьбы всей второй мировой войны, судьбы народов всего мира. Советский народ и его Красная Армия под руководством Коммунистической партии не только выстояли в этой борьбе, но и, измотав и обескровив отборнейшие войска противника, обрушили на него всю мощь своих Вооруженных Сил. Развязывая войну против Советского Союза, гитлеровская клика полагала, что первые военные неудачи Красной Армии подорвут доверие народных масс нашей страны к Коммунистической партии и Советской (власти, посеют рознь между многочисленными народами СССР, расшатают основу социалистического государства - союз рабочих, крестьян и интеллигенции. В действительности же трудности военного времени еще больше укрепили доверие народных масс к партии и правительству, упрочили дружбу между народами и союз трудящихся нашей Родины. Советский народ единодушно поднялся на защиту своего Отечества. В тяжелых кровопролитных боях, в неслыханном единоборстве на фронте в 3 тыс. километров Красная Армия сначала сдерживала многомиллионную, оснащенную новейшей военной техникой немецко-фашистскую армию, нанося ей огромный урон в людях и вооружении. Сравнительно легко покорив десяток европейских стран, фашистская военная машина в боях против Советского Союза дала осечку. В первый год войны Красная Армия разгромила вражеские ударные силы под Москвой, второй ознаменовался поражением и уничтожением немецко-фашистских войск под Сталинградом, третий начался с их тяжелого поражения в Курской битве и теперь заканчивался поспешным отходом обескровленного противника по всему фронту. Таков был военно-политический итог трех лет Великой Отечественной войны. Фашисты рассчитывали на неспособность советской промышленности справиться с задачами производства вооружения в массовых масштабах, транспорта - с военными перевозками, а сельского хозяйства - со снабжением армии и народа продовольствием и промышленным сырьем. И в этом враг просчитался. Военное хозяйство нашей страны, преодолевая огромные трудности, быстро шло в гору{212}. Достаточно сказать, что в первой половине 1944 г. объем промышленной продукции тыловых районов \353\ по сравнению с первой половиной 1941 г. составил 185%, а по четырем наркоматам военной промышленности - 570%. За первую половицу 1944 г. страна дала Красной Армии около 16 тыс. самолетов, почти 14 тыс. тяжелых и средних танков и самоходно-артиллерийских установок, 26 тыс. орудий калибра 76 мм и выше, 477 тыс. пулеметов, не считая авиационных, и автоматов, 91 млн. снарядов, авиабомб и мин. Только за первые пять месяцев 1944 г. количество танков, самоходно-артиллерийских установок и самолетов в действующей армии увеличилось более чем на 25 %. Объем продукции рос также за счет фабрик, заводов, рудников, колхозов и совхозов, встававших из пепла и руин на освобожденной от оккупации земле. За те же полгода Донбасс дал около 8 млн. т угля, заводы Юга выплавили около 400 тыс. т стали. Колхозы и совхозы освобожденных районов засеяли яровыми культурами 19 млн. гектаров земли. Так советский народ опрокинул все расчеты врага на непрочность советской экономики. Былое превосходство врага в количестве танков и самолетов осталось позади. Советское государство, основанное на нерушимом братском содружестве народов, в ходе войны окрепло и упрочилось, а фашистское государство, основанное на угнетении народов, не выдержало испытаний войны и стояло перед неминуемой катастрофой. Не менее разительным был и внешнеполитический итог трех лет Великой Отечественной войны. К 1941 г. гитлеровская клика поработила страны Западной Европы, вовлекла в разбойничий союз Италию, Румынию, Финляндию, Венгрию, Болгарию и угрожала жизни и безопасности всех народов мира. Вероломным нападением на Советский Союз она стремилась обеспечить осуществление своих планов мирового господства. Тогда наша страна вела смертельную борьбу один на один. К лету 1944 г. положение в корне изменилось. Государства антигитлеровской коалиции укрепили свой боевой союз, имели согласованные планы полного разгрома вооруженных сил гитлеровской Германии, превосходили врага в количестве и качестве войск и вооружения. Фашистский блок проиграл войну, близился час его полного разгрома. Что же касается вклада западных союзников в завоевание победы, то к тому моменту, о котором здесь рассказывается, он был невелик. В связи с этим нельзя не удивляться западным фальсификаторам истории, и поныне утверждающим, что бомбардировка немецкой военной промышленности авиацией Соединенных Штатов и Англии оказала решающее влияние на сокращение производства и обеспечение фашистских войск техникой. Увы, это не так. Усиление интенсивности англо-американских бомбардировок в 1943-1944 гг. действительно имело место. И все же упомянутого сокращения не произошло. Напротив, немецкая \354\ военная промышленность в первой половине 1944 г. продолжала наращивать выпуск продукции и достигла в июле высшего уровня за все годы войны. Производство танков увеличилось в 5,1 раза, самолетов - в 2,6 раза, артиллерийско-стрелкового вооружения - в 3,2 раза и боеприпасов - в 3 раза по сравнению с январем-февралем 1942 г.{213} Вопрос о том, чьими усилиями был нанесен основной ущерб обеспечению вермахта вооружением, станет яснее, если напомнить об огромных потерях, нанесенных ему Красной Армией. Только в первой половине 1944 г. трофейная служба советских войск подобрала на полях сражений такую массу брошенных отступавшим врагом оружия, боеприпасов и техники, что эти потери, по признанию экономистов Западной Германии, "сократили наличие вооружения в таких размерах, которые превышали производственную мощность промышленности"{214}. На германской военной экономике резко сказалось поражение немецко-фашистской армии зимой 1943 и весной 1944 гг. В связи с колоссальными потерями в личном составе командующий армией запаса вермахта поставил вопрос об увеличении пополнений для фронта. В своем докладе он писал: "Если при старой цифре (т. е. при прежнем уровне потерь. - К. М.) месячная норма пополнения составляла 200 тыс. человек, то теперь она должна быть увеличена примерно на 70 тыс. Следовательно, в месяц требуется 270 тыс., а на летний период - 1,62 млн. человек. ...Для обеспечения 1,6-миллионной цифры имеется в наличии согласно плану... примерно 400 тыс. человек, если не меньше. Остальные 1,2 млн. человек могут быть набраны только из числа забронированных"{215}. Иначе говоря, пришлось мобилизовать людей, занятых в промышленности, а это, в свою очередь, вело к уменьшению выпуска вооружения, боеприпасов и боевой техники. Словом, нос вытащили - хвост увяз. Не менее беспочвенны утверждения фальсификаторов истории о том, что поставки по ленд-лизу будто бы спасли СССР от неминуемой гибели. Нет, мы не забыли, что в ходе войны под давлением народных масс правительства США и Англии взяли на себя обязательства оказывать Советскому Союзу экономическую помощь и направили в нашу страну известное количество продовольствия, автотранспорта, сырья и вооружения. Однако ленд-лиз не мог оказать существенного влияния на ход и исход войны на советско-германском фронте, поскольку поставки в нашу страну по отношению к военной продукции, изготовленной тогда в СССР, \355\ составили: по танкам- 10%, по самолетам-менее 12%, по зенитным орудиям-около 2%, а в целом не превышали 4%{216}. О многом говорит и тот факт, что поставки по ленд-лизу достигли наибольшего размера в 1943-1944 гг., когда Советские Вооруженные Силы добились уже перелома в войне в свою пользу, а отечественная промышленность работала на полную мощность. Именно в эти годы наша военная индустрия дала соответственно 224% и 251% продукции по сравнению с 1940 г. А вот в неимоверно тяжелом для нас 1941 г. США и Англия передали Советскому Союзу всего лишь 750 самолетов, 501 танк и 8 зенитных пушек. Победы Красной Армии, одержанные зимой и весной 1944 г., свидетельствовали о неуклонном росте могущества социалистической державы. Какая огромная дистанция отделяла наше государство от царской России времен первой мировой войны! Царская Россия на третьем году империалистической войны, в конце 1916 г., имела разрушенное хозяйство и неудержимо катилась вниз. Народ обнищал, был озлоблен, ненавидел царское правительство и его бюрократический продажный аппарат. Войскам не хватало вооружения и боеприпасов. Армия терпела поражение и была бессильна добиться перелома в ходе войны. Бездарный генералитет занимал господствующее положение в царской ставке и генеральном штабе. В стране складывалась революционная ситуация. Советский Союз на исходе третьего года жесточайшей в истории человечества войны был одним из самых могучих государств мира. Социалистическая военная экономика неуклонно росла. Советский народ, воспитанный и сплоченный Коммунистической партией, представлял собой образец морально-политического единства. Красная Армия во все возрастающем количестве получала великолепную боевую технику, боеприпасы, снаряжение, продовольствие. Совершенствовались ее организационные формы. Росло мастерство солдат, офицеров и генералов. Творчески осваивая опыт войны, советские воины научились бить врага в любой обстановке и шли от победы к победе. С выходом наших войск на юге к государственной границе начала приобретать реальные очертания великая освободительная миссия Советских Вооруженных Сил в отношении народов стран, порабощенных гитлеровцами. Еще 6 ноября 1941 г. в докладе на торжественном заседании в Москве, посвященном 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, И. В. Сталин от имени нашей партии и всего народа говорил: "У нас нет и не может \356\ быть таких целей войны, как захват чужих территорий, покорение чужих народов, все равно, идет ли речь о народах и территориях Европы, или о народах и территории Азии, в том числе и Ирана. Наша первая цель состоит в том, чтобы освободить наши территории и наши народы от немецко-фашистского ига. У нас нет и не может быть таких целей войны, как навязывание своей воли и своего режима славянским и другим порабощенным народам Европы, ждущим от нас помощи. Наша цель состоит в том, чтобы помочь этим народам в их освободительной борьбе против гитлеровской тирании и потом предоставить им вполне свободно устроиться на своей земле так, как они хотят. Никакого вмешательства во внутренние дела других народов"{217}. Эти слова, прозвучавшие в тяжкий для нашей Родины час, уже тогда выражали непреклонную решимость Коммунистической партии и всего советского народа разгромить врага и, очистив от него собственную землю, помочь в этом другим народам. Уже в то время они вдохнули надежду в сердца порабощенных гитлеровцами сотен миллионов людей за рубежом. И, поднимаясь на борьбу с врагом, они с нетерпением ждали освобождения, веря, что его принесет им Красная Армия. Интернациональный долг, в духе которого Коммунистическая партия воспитала весь наш народ, повелевал Красной Армии оказать народам Европы помощь в их освободительной борьбе. Наконец, во имя интересов всего человечества мы не могли прекратить борьбу до ликвидации германского фашизма. Таково было и взаимное обязательство держав антигитлеровской коалиции - Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Англии, торжественно провозглашенное на Тегеранской конференции, состоявшейся 28 ноября-1 декабря 1943 г. Главы трех правительств И. В. Сталин, Ф. Д. Рузвельт и У. Черчилль приняли в Тегеране Декларацию о совместных действиях в войне против гитлеровской Германии и о послевоенном сотрудничестве. Были согласованы и военные вопросы, среди которых одним из важнейших являлось решение об открытии в Западной Европе второго фронта к 1 мая 1944 г. По этому вопросу уже написано немало. Хочу поэтому подчеркнуть лишь одну важную деталь. Согласие США и Англии на открытие весной 1944 г. второго фронта, с которым они преднамеренно тянули уже третий год, было в значительной мере также обусловлено победами Красной Армии, в том числе и разгромом немецко-фашистских войск на Правобережной Украине. Кстати, сохранился очень интересный документ, касающийся и этого вопроса. Я имею в виду запись беседы И. В. Сталина с британским министром иностранных дел А. Иденом примерно за месяц до Тегеранской конференции. Этот документ приведен \357\ на страницах журнала "Международная жизнь". Здесь же целесообразно процитировать из него всего несколько слов, сказанных тогда И. В. Сталиным о втором фронте. Вот они: "Мы не буквоеды. Мы не будем требовать того, что наши союзники не в состоянии сделать"{218}. Весь ход событий на советско-германском фронте не мог не внушить правительствам наших тогдашних западных союзников мысль о том, что Красная Армия и без второго фронта разгромит гитлеровскую Германию. А это значило, что в случае дальнейшей оттяжки с высадкой во Франции они могли вообще опоздать к финалу борьбы на европейском континенте. Из сказанного видно, что хотя мы и были рады открытию второго фронта, но для особых восторгов не было причин. Не верилось, что наконец-то западные союзники начнут воевать всерьез. Уж очень долго они не выполняли свои обещания. И теперь мы хотели убедиться, что вслед за американской консервированной тушенкой, которую у нас в войну иронически называли вторым фронтом, вступили в борьбу с гитлеровской Германией и англо-американские войска. Как известно, наши ожидания на этот раз оправдались. Вскоре англо-американские войска развернули боевые действия в Нормандии в широких масштабах, и это способствовало ускорению разгрома врага. Впрочем, несмотря на высадку в Нормандии, гитлеровское командование продолжало держать свои главные силы на советско-германском фронте. Здесь в июне 1944 г. действовали 228 дивизий и 23 бригады врага, а объединенным англо-американским войскам противостояли 86 дивизий, из которых 61 находилась во Франции, Бельгии и Голландии, а остальные в Италии{219}. Поэтому не следует забывать, что высадка в Нормандии была произведена в чрезвычайно выгодных условиях. Красная Армия за три года войны нанесла немецко-фашистским войскам крупные поражения, измотала и обескровила их. А тот факт, что оставшиеся боеспособными вражеские войска находились на советско-германском фронте, означал, что у гитлеровского командования не было достаточных сил, чтобы помешать созданию фронта в Северной Франции. По свидетельству Гудериана, немецко-фашистские войска к 1944 г. понесли на Восточном фронте такие огромные потери, что "были разрушены планы создания сил на Западе для отражения англо-американского вторжения"{220}. Несколько забегая вперед, отмечу, что и после открытия второго фронта в Западной Европе решающая роль в разгроме \358\ гитлеровской Германии по-прежнему принадлежала Красной Армии. Главным оставался советско-германский фронт. Что же касается сил противника в Западной Европе, то генерал Меллентин, ставший к тому времени начальником штаба группы армий "Г", охарактеризовал их следующим образом: "Войска, находившиеся под нашим командованием, были невероятно пестрыми: тут были солдаты из различных частей ВВС, полицейские, старики и подростки, были даже специальные батальоны из людей, страдающих желудочными заболеваниями или ушными болезнями"{221}. Представляют интерес также следующие пояснения, которые дал впоследствии бывший начальник штаба Западного фронта генерал Вестфаль: "Было общеизвестно, что боеспособность немецких войск на Западе уже к моменту вторжения была значительно ниже, чем боеспособность наших дивизий на Востоке. Соединения, понесшие огромные потери на Восточном фронте, приходилось обменивать на такие же соединения, пополненные на Западе. Значительное количество находившихся во Франции так называемых "стационарных" дивизий (их было 22, т. е. треть всех немецких дивизий, находившихся во Франции, Бельгии и Голландии. - К. М.) было скудно оснащено вооружением и автотранспортом и состояло в основном из солдат престарелого возраста"{222}. Перед нами же до конца войны, как подтверждают и немецкие источники, были наиболее сильные и боеспособные дивизии противника, которые в целом и по численности, и по вооружению в несколько раз превосходили войска вермахта на Западном фронте. И нам предстояло их окончательно сокрушить. Этой задаче были посвящены усилия всей Красной Армии, в том числе и войск 1-го Украинского фронта, совершенствовавших свое воинское мастерство в преддверии новых боев с врагом. Боевое, приподнятое настроение царило в наших войсках, готовившихся с честью выполнить предстоящие задачи. Этой цели и был посвящен организованный И. С. Коневым разбор предшествующих операций. V В нашей группе, собравшейся 8 июня в штабе 38-й армии, докладчиками были командующие 1-й гвардейской армией генерал-полковник А. А. Гречко и 1-й гвардейской танковой армией генерал-полковник М. Е. Катуков. Они подробно рассказали о действиях войск при прорыве обороны противника и бое в глубине, отметили и положительный опыт, и недостатки. В ходе дальнейшего обсуждения выступающие указывали на упущения \359\ при окружении 1-й танковой армии противника. Упреки адресовались командованию, штабам и начальникам родов войск как фронта, так и армий. Высказывалось сожаление, что не удалось полностью уничтожить окруженную группировку. Как и многие другие участники обсуждения, говорил об этом и я. Отметив положительные стороны операции, а она была превосходной по своим результатам, я счел необходимым сказать о слабости внутреннего и внешнего фронтов окружения с западной стороны кольца и о наших ошибках. Заключительное слово маршала Конева на разборе мартовской наступательной операции 1-го Украинского фронта содержало одновременно указания о подготовке войск к последующим операциям. Полагаю полезным воспроизвести его выступление по памяти и по документам{223}. Вот его содержание: А. Оценка действий войск Красной Армии Мартовские операции трех Украинских фронтов войдут в историю как лучшие операции Великой Отечественной войны. Обстановка была такова, что вражеские войска, измотанные и понесшие крупные потери зимой, надеялись отсидеться в условиях весенней распутицы. Командование противника не ожидало, что Красная Армия может нанести удар в марте. Ставка Верховного Главнокомандования учла это обстоятельство и, несмотря на трудности, решила нанести удары силами трех фронтов. В ходе проведения операций оказалось, что они были полной неожиданностью для противника. Если местами и не была достигнута тактическая внезапность, то в стратегическом масштабе она была налицо. Для решений командиров было характерно массирование танковых, артиллерийских и пехотных сил и средств на решающих участках фронта для прорыва вражеской обороны, в частности массирование танков, которые осуществили прорыв на большую глубину. Вопрос о плотности боевых порядков наших войск и о насыщении их артиллерией решался в зависимости от группировок противника. Плотность стрелковых войск на участках прорыва, достигавшая пяти стрелковых дивизий на 14 км фронта, обеспечила успех в начале операции и в ходе ее развития. Принципы внезапности, неожиданности нанесения ударов и массирования сил и средств на участках прорыва должны оставаться ведущими и в последующих операциях. Б. Некоторые особенности проведенных операций 1. В ходе весенних операций противник встретил трудности, связанные с условиями бездорожья, что в свою очередь вызвало резкое падение его маневренных возможностей. На действиях наших войск природные условия сказались в завершающий \360\ период операции, когда противник подтянул оперативные резервы, в том числе 31)0-400 танков, а наша артиллерия не смогла обеспечить развитие прорыва и сопровождение пехоты в оперативной глубине. 2. Несмотря на бездорожье и грязь, мартовская наступательная операция носила ярко выраженные черты маневренной операции, чего нам так не хватало в первый период войны. Теперь мы владеем большим искусством маневра силами и средствами. Смелый маневр нередко помогал нам в трудные моменты операции, выводил из затруднительных положений. Оперативный маневр дал хорошие и даже неожиданные результаты. Научившись маневрировать, мы теперь можем шире использовать возможности войск. 3. Искусство управления войсками и организации взаимодействия их находится на высоком уровне, но все же не на таком, какой нужен при проведении маневренной операции. При высшем, более совершенном уровне управления войсками и организации взаимодействия их по цели, месту и времени мы достигли бы в мартовской операции еще больших результатов. У нас еще недостаточно налажена информация снизу вверх. Командиры и штабы опаздывают с принятием решений. Средства усиления и подавления отстают. Разведка, обеспечение флангов и стыков по-прежнему являются слабым местом. 4. Мы выигрываем за счет стратегического маневра. Умеем осуществлять оперативный маневр. Тактическое же маневрирование является слабым местом. Нередко можно наблюдать лобовые атаки, в результате которых противник вытесняется. Нужно учить войска охватам и обходам, заставлять врага вести бой в невыгодных условиях, тогда и результаты будут еще большие. 5. Оперативное положение наших войск в начале марта было выгодным, так как целые армии нависали над флангом группы армий "Юг", и это облегчило разгром противника. Ему нанесены огромные потери, и ныне он восстанавливает поредевшие части и соединения. Теперь начертание переднего края обороны прямолинейное, и нам следует решить, как добиться позиционного преимущества в самом начале предстоящего наступления. 6. Операция на окружение требует маневра и непрерывного централизованного управления. Разведка должна дать данные о составе и силах окруженных и постоянно знать их намерения. Окруженный противник, как правило, на первых порах упорствует, а затем ищет выхода из окружения. Вовремя определить намерения противника тоже входит в функции разведки. 7. 1-я гвардейская танковая армия получила задачу в первый день развить прорыв на глубину 35-40 км. Это вполне соответствует смелым действиям и проверено на практике. Армия не вводилась в прорыв, а сначала участвовала в прорыве, затем \361\ совершила смелый бросок в глубину, оторвалась от пехоты и в дальнейшем действовала самостоятельно. Танковые армии еще не освоили, не научились быстро преодолевать крупные водные преграды. Этому надо готовить танковые части, но не следует забывать, что, кроме строительства своих переправ, нужно готовить танкистов к захвату вражеских. 8. При разборе недостаточно говорилось о противнике, его действиях и тактике в ходе операции, а это надо постоянно изучать во всех звеньях войск. В. Как готовить войска к будущим операциям 1. Боевые порядки наших войск в наступлении должны соответствовать обороне, созданной противником. Чем глубже оборона противника, тем глубже должны быть наши боевые порядки. Сейчас оборона противника, как никогда раньше, имеет несколько оборонительных полос, поэтому надо разведать, как эти полосы насыщены войсками, и в зависимости от этого строить боевой порядок. Атака должна быть организована так, чтобы танки и пехота при непрерывной поддержке артиллерии прорвали вражескую оборону на всю ее глубину. Короче, весь боевой порядок должен осуществить сквозную атаку. 2. Бросок в атаку должен быть стремительный. В первом эшелоне должен двигаться штурмовой батальон, которому необходимо придать танки, орудия, саперов и др. Пехота должна ни в коем случае не залегать под минометным огнем, а продвигаться перебежками и переползанием. Для маскировки широко применять дымы. 3. Боевой порядок стрелковых подразделений - цепь, управляемая офицерами, - оправдал себя. Пехотинцы должны отстрелять упражнения курса боевых стрельб с целью совершенствования меткости. 4. Наши артиллеристы приобрели опыт артиллерийского планирования прорыва, но его необходимо постоянно совершенствовать и видоизменять, так как противник привыкает к нашим методам и приспосабливается к ним с целью понижения эффективности артиллерийского огня. 5. Основой успеха артиллерийского наступления является хорошее знание противника и непрерывное уничтожение его огневых точек при сопровождении пехоты и танков в глубине. Надо улучшить артиллерийскую разведку и наблюдение. В бою не ждать заявки на огонь от командиров стрелковых и танковых подразделений (с заявками надо покончить навсегда), а самим нести ответственность за результаты боя. Отставание наблюдательных пунктов от пехоты и танков, а также опоздание с занятием огневых позиций недопустимы. \362\ 6. Расчеты всех калибров артиллерии, в том числе большой мощности и эрэсов, тренировать для ведения огня по танкам. Отражение 38-й армией в ноябре 1943 г. контрудара противника на киевском плацдарме показало необходимость такого обучения и эффективность борьбы специальных видов артиллерии с танками. 7. Управление боем при прорыве должно быть до предела централизованным и непрерывным, поэтому штабы должны находиться вблизи войск, ведущих бой. Одну часть работников штаба начальник штаба должен держать при себе, а другую - в войсках. Роль корпусного звена возрастает, хотя корпус еще не охватывает все вопросы боя. Командир корпуса со штабом должен быть хорошим организатором взаимодействия на поле боя. Надеюсь, читатель должным образом оценит это выступление И. С. Конева. Хотя оно и несколько пространно, однако содержит очень ценное обобщение опыта ведения боевых действий, столь необходимое в тот момент, когда наступательная операция, к которой мы готовили войска, была уже не за горами. \363\ ГЛАВА XI. На новый участок фронта I В мае-июне 1944 г. у нас на 1-м Украинском фронте шла интенсивная подготовка к новому наступлению. Она сопровождалась разбором предшествующих операций зимне-весенней кампании, обобщением и изучением во всех звеньях войск приобретенного опыта. Предстоящее наступление должно было стать важной составной частью летне-осенней кампании Красной Армии, грандиозной по масштабу и замыслу. Прежде чем рассказать о ее целях и задачах, коснусь некоторых событий, относящихся к участию в ней 38-й армии, ибо они ярко иллюстрируют необыкновенную тщательность и продуманность всех деталей подготовки Ставкой Верховного Главнокомандования плана этой кампании. Наша 38-я армия, как уже известно читателю, находилась в районе Станиславского выступа. Отразив попытки противника соединить разорванный у Восточных Карпат стратегический фронт и улучшить свои позиции, мы закрепились на занятом нами рубеже и готовились к наступлению. Представлялось очевидным, что наступать нам следует в северо-западном направлении - через Станислав на Львов, охватывая последний с юго-востока. Преимущества такого решения определялись сложившейся конфигурацией фронта. Действуя со Станиславского выступа, мы имели благоприятные условия для обхода войск противника, оборонявшихся по рубежу р. Стрыпа, проходившему к северу от Днестра. Сулило успех и то обстоятельство, что здесь находился стык 1-й немецкой танковой и 1-й венгерской армий. Наконец, в ходе наступления наш правый фланг прикрывался Днестром и мы получали возможность рассечь вражеский фронт и занять охватывающее положение по отношению ко всей группировке противника, оборонявшейся восточное Львова. Этот замысел армейской операции поддержали члены Военного совета А. А. Епишев и Ф. И. Олейник, а также наш штаб и командиры корпусов. Докладывая о нем командующему \364\ фронтом маршалу И. С. Коневу, я предложил использовать для развития успеха в полосе 38-й армии 1-ю гвардейскую танковую армию, дислоцировавшуюся в междуречье Днестра и Прута вместе с 10-м танковым корпусом 4-й танковой армии. Прежде чем принять решение, Иван Степанович приехал к нам на наблюдательный пункт, откуда ознакомился с местностью, на которой предстояло наступать. Он побывал также в частях на переднем крае, выслушал доклады командиров о группировке противника и состоянии его обороны. После всего этого командующий фронтом одобрил наш замысел и дал указание приступить к планированию прорыва и подготовке войск к наступлению. Он с удовлетворением отметил, что предложенная идея совпадает с его намерениями нанести один удар из района Станиславского выступа, а другой, не менее мощный, на правом крыле фронта, тоже на Львов с охватом вражеской группировки с севера. 19 июня командующий фронтом подписал план предстоящей операции и через несколько дней вместе с членом Военного совета К. В. Крайнюковым вылетел в Москву для представления своих соображений в Ставку. Идея фронтовой операции заключалась в разгроме вражеской группы армий "Северная Украина" нанесением ей трех ударов. Один из них предполагалось нанести из центра оперативного построения войск на Львов силами 60-й, 3-й гвардейской танковой армий и еще одного танкового корпуса, другой - правее, из района стыка 3-й гвардейской и 13-й армий, в обход Львова с севера. Эшелон развития прорыва составляли два танковых и два кавалерийских корпуса. Главный удар намечался на Станиславском направлении, в обход Львова с юго-востока силами 38-й и 18-й армий, в полосах которых соответственно вводились 1-я и 4-я танковые армии. Что касается 38-й армии, то план ее перегруппировки в соответствии с этим замыслом был утвержден командующим фронтом еще 17 июня{224}. План всей операции и был представлен в Ставку. Ставка внесла в него важнейшие коррективы, изменив не только замысел двухстороннего охвата, но и группировку наших войск, а также направление главного удара фронта. О причинах такого решения Ставки Иван Степанович рассказал мне тогда, позвонив по телефону из Москвы. Постараюсь на основе этого телефонного разговора, а также разъяснении И. С. Конева после возвращения из Ставки изложить содержание его беседы с Верховным Главнокомандующим. Я хочу коснуться данного вопроса, поскольку он связан с дальнейшими действиями 38-й армии. Докладывая в Ставке план разгрома львовской группировки противника, командующий 1-м Украинским фронтом изложил \365\ свое вышеприведенное решение. Необходимость удара на Станиславском направлении он мотивировал тем, что на стыке 1-й немецкой танковой и 1-й венгерской армий легче осуществить прорыв и охватить слева немецко-фашистскую группировку в районе Львова. И. С. Конев полагал, что предложенный план имел и военно-политическое значение, поскольку его осуществление предусматривало изолировать в Карпатах венгерскую армию от немецко-фашистских войск. Внимательно выслушав, Верховный Главнокомандующий, однако, не согласился с отдельными положениями предложенного плана. - Наши командующие фронтами, армиями и их штабы, - сказал И. В. Сталин, - научились хорошо планировать и осуществлять свои замыслы с чисто военной точки зрения, но им следует также овладеть уменьем учитывать политическую обстановку. С военной точки зрения выбор Станиславского направления заслуживает одобрения, так как учитывает выгодную конфигурацию фронта и особенности противостоящего противника. Но, подчеркнул Верховный, он не отвечает сложившейся политической ситуации. Далее И. В. Сталин пояснил: путем оккупации Венгрии гитлеровцам удалось несколько затормозить развал фашистского блока, и для того, чтобы ускорить его, необходимо сосредоточить усилия не в стыке венгерской и немецкой армий, а против главной группировки немецко-фашистских войск в районе Львова, разгром которых, естественно, приведет к выходу сателлитов из войны на стороне гитлеровской Германии. В связи с этим Ставка предложила сосредоточить главные силы фронта на львовском направлении и ударом на кратчайшем направлении на Львов разгромить противника. Удар на Станиславском направлении отменялся еще и потому, что паша группировка за Днестром и войска, наступавшие на Львов с востока, были разделены большим расстоянием, что вело к распылению сил фронта и лишало возможности маневрировать ими. Даже сейчас, когда прошло столько лет после окончания войны и нам хорошо известны все события ее последнего года, такое решение представляется примечательным по своему характеру. Чтобы принять его вопреки чисто военным преимуществам, надо было не только ясно видеть всю исключительную сложность политической обстановки того времени и правильно определить ход ее развития, но и найти наиболее действенные средства, влияющие на это развитие. Принятое Ставкой решение учитывало все эти моменты. Только так можно его оценивать теперь, когда, повторяю, мы знаем, что это решение в огромной степени способствовало последовавшему вскоре развалу фашистского блока. Но хочу подчеркнуть, что и тогда, в июне 1944 г., решение Верховного Главнокомандующего произвело HP меня огромное \366\ впечатление. Я перебирал в памяти события недавнего прошлого, первую встречу с хортистской армией. Еще в январе 1943 г. на Дону венгерские солдаты не хотели воевать за интересы гитлеровской Германии, но они еще только роптали. Теперь же, после того как 19 марта 1944 г. немецко-фашистские войска оккупировали Венгрию, абсурдность положения венгерских солдат и офицеров стала еще более очевидной, и они уже большими группами сдавались в плен и переходили на сторону Красной Армии. Вот некоторые из их заявлений, впоследствии переданные нами Советскому информбюро для опубликования. Ефрейтор 37-го венгерского полка: "Когда мы уезжали на фронт, у казарм собралась большая толпа женщин. Они плакали и говорили: - Немцы грабят Венгрию, а вы едете на фронт. Оставайтесь дома, и пусть немцы сами воюют"{225}. Один из 19 солдат 57-го венгерского полка, перешедших на сторону Красной Армии и принесших с собой винтовки и 6 ручных пулеметов: "Еще будучи в Венгрии, мы сговорились не воевать на стороне немцев. При первом удобном случае решили \367\ сдаться в плен. Воспользовавшись тем, что нас послали в боевое охранение, мы перешли к русским"{226}. Группа артиллеристов 1-й венгерской горнострелковой бригады: "Наш отряд в количестве 50 человек охранял склад, боеприпасов. Русские автоматчики приблизились к складу. Сержант Имре Бор запретил нам стрелять в русских и предложил организованно сдаться в плен. Все солдаты с радостью поддержали сержанта. До отъезда на фронт мы видели, как немцы оккупировали и грабили Венгрию. Никто из нас не хотел сложить свою голову за Гитлера"{227}. Коллективное заявление восьми солдат 27-й венгерской легкопехотной дивизии: "На днях офицеры объявили нам приказ командира корпуса, в котором говорилось, что жены, дети и все члены семей солдат, перешедших к русским, будут расстреливаться. Все имущество перебежчиков будет конфисковано. Такими приказами предатели венгерского народа думают удержать солдат на фронте и заставить их умирать за Гитлера. Но всех солдат им не запугать. Мы не хотим быть вместе с немцами и поэтому перешли на вашу сторону"{228}. В архиве Министерства обороны СССР сохранилось множество подобных документов. В одном из них зафиксировано, например, что на Станиславском направлении только в мае 1944 г., т. е. сразу после смены немецких частей венгерскими, перешли на сторону Красной Армии 570 хонведов{229}. В этом, как и в вышеприведенных фактах, отразилось принявшее в то время широкий размах антифашистское движение в Венгрии и в ее армии, подробно описанное впоследствии в исторической литературе{230}. Да и сам факт оккупации Венгрии войсками вермахта по существу означал, что это государство из сателлита фашистской Германии превратилось в порабощенную гитлеровцами страну. На волоске держался и союз правителей ряда других европейских стран с германским фашизмом. Несомненно, на всем этом и основывался вывод Ставки о том, что новое поражение гитлеровских войск неминуемо повлечет за собой развал фашистского блока. Как известно, именно таков и был один из важнейших итогов летне-осенней кампании Красной Армии в 1944 г. Что же касается венгерских войск на советско-германском фронте, то значительная их часть отказалась воевать против Красной Армии. В частности, начала вскоре разваливаться 1-я венгерская армия, ее командование сдалось в плен советским войскам. \368\ Итак, нашему замыслу нанесения удара в стыке немецкой и венгерской армий не суждено было осуществиться. И тем не менее 38-й армии предстояло не только наступать, но и выполнять одну из основных задач готовившейся операции. Об этом сказал мне И. С. Конев по возвращении из Москвы. Ставка, как я узнал от него, сначала настаивала на том, чтобы нанести один мощный удар - на львовском направлении, однако при вторичном обсуждении по предложению командующего фронтом было принято решение наступать одновременно и в направлении Равы-Русской. Вот как описывает это заседание Ставки присутствовавший на нем член Военного совета фронта К. В. Крайнюков: "... Мы были в кремлевском кабинете Верховного Главнокомандующего. Здесь собрались члены Политбюро ЦК ВКП(б) и ГКО, представители Ставки и Генштаба. И. В. Сталин предоставил слово маршалу Коневу, предложив в пределах 45-20 минут изложить идею плана. И. С. Конев объяснил замысел предстоящей операции, показав на карте, как наши войска двумя мощными ударами на львовском и рава-русском направлениях должны будут рассечь группу немецко-фашистских армий "Северная Украина", окружить и уничтожить противника в районе Броды. - А почему два удара?- зажигая трубку и разгоняя рукой сизый дымок, спросил Верховный Главнокомандующий. - Может быть, два удара и не стоит наносить? Пусть вместо двух ударов будет один мощный, сокрушительный удар на львовском направлении. Как вы думаете? И. С. Конев доложил, что один удар, пусть даже очень мощный, будет выталкивать противника, а не уничтожать его, и немецко-фашистское командование получит больше возможностей для маневра резервами, для парирования нашего удара. - Прошу вас, товарищ Сталин, - заявил И. С. Конев, - взять за основу наш оперативный план и утвердить его. Фронт - крупное войсковое объединение и в состоянии нанести мощные удары на двух направлениях. А два достаточно мощных удара сулят нам больше оперативных выгод. Я заметил, что Сталин, продолжая ходить по кабинету, спокойно выслушал доводы командующего. Потом он подошел близко к Ивану Степановичу. - Вы очень упрямы, Конев, - негромко, с характерным акцентом произнес И. В. Сталин, и, пряча усмешку в усы, добавил: - Что ж, может быть, это не так уж и плохо. При обсуждении нашего оперативного плана Верховный Главнокомандующий отнюдь не навязывал своего мнения, а, наоборот, согласился со всеми доводами Конева, предложив в рабочем порядке уточнить детали и на другой день завершить рассмотрение плана... Утвердив план операции, Верховный Главнокомандующий сообщил нам о первых удачах в наступлении Белорусских фронтов. \369\ Пожелав 1-му Украинскому фронту успехов, И, В. Сталин сказал: - Имейте в виду, Конев, операция должна пройти безупречно и принести желаемый результат"{231}. К тому времени Ставка Верховного Главнокомандования завершила огромную работу по планированию и подготовке летне-осенней кампании. Наступательные операции, проведенные Красной Армией зимой и весной 1944 г. против вражеских группировок под Ленинградом и на Украине, значительно улучшили стратегическую обстановку. Советские войска нанесли противнику тяжелое поражение, после чего временно перешли на всем фронте к обороне и развернули подготовку к летним наступательным операциям. Величественны были политические цели предстоящего наступления. Они были сформулированы в первомайском приказе Верховного Главнокомандующего и состояли прежде всего в том, чтобы "очистить от фашистских захватчиков всю нашу землю и восстановить государственные границы Советского Союза по всей линии, от Черного моря до Баренцева моря. Но наши задачи не могут ограничиться изгнанием вражеских войск из пределов нашей Родины... Чтобы избавить нашу страну и союзные с нами страны от опасности порабощения, нужно преследовать раненого немецкого зверя по пятам и добить его в его собственной берлоге. Преследуя же врага, мы должны вызволить из немецкой неволи наших братьев поляков, чехословаков и другие союзные с нами народы Западной Европы, находящиеся под пятой гитлеровской Германии"{232}. Ставка Верховного Главнокомандования наметила планы решительного наступления Красной Армии на всем советско-германском фронте. Формой его было избрано последовательное нанесение ударов на разных направлениях. Общее представление о замысле Ставки можно получить из посланий И. В. Сталина Ф. Рузвельту и У. Черчиллю. Так, 6 июня 1944 г. союзникам сообщалось: "Летнее наступление советских войск, организованное согласно уговору на Тегеранской конференции, начнется к середине июня на одном из важных участков фронта. Общее наступление советских войск будет развертываться этапами путем последовательного ввода армий в наступательные операции. В конце июня и в течение июля наступательные операции превратятся в общее наступление советских войск"{233}. В послании от 9 июня говорилось: "Подготовка летнего наступления советских войск заканчивается. Завтра, 10 июня, \370\ открывается первый тур нашего летнего наступления на Ленинградском фронте"{234}. 21 июня глава Советского правительства информировал союзников: "... Не позднее чем через неделю начнется второй тур летнего наступления советских войск (речь шла о Белорусской операции.-К. М.). В этом наступлении будет принимать участие 130 дивизий, включая сюда и бронетанковые дивизии. Я и мои коллеги рассчитываем на серьезный успех. Надеюсь, что наше наступление окажет существенную поддержку операциям союзных войск во Франции и в Италии"{235}. И еще одно послание - от 27 июня: "Относительно нашего наступления можно сказать, что мы не будем давать немцам передышку, а будем продолжать расширять фронт наших наступательных операций, усиливая мощь нашего натиска на немецкие армии"{236}. Отмечу, что идея последовательного нанесения ударов на различных направлениях была одним из новых достижений советского военного искусства. Ее рождение связано с боевыми действиями наших войск на юго-западном направлении в первой половине 1944 г. Если проследить за ходом наступательных операций 1, 2, 3 и 4-го Украинских фронтов, то легко заметить, что они как раз и представляли собой ряд последовательно нанесенных ударов, объединенных общим замыслом и единым руководством Ставки Верховного Главнокомандования и ее представителей Маршалов Советского Союза Г. К. Жукова и А. М. Василевского. Вот как это происходило. Житомирско-Бердичевская наступательная операция 1-го Украинского фронта началась 24 декабря 1943 г., Кировоградская 2-го Украинского фронта - несколько дней спустя, 5 января 1944 г. Завершились они почти одновременно: первая - 15 января, вторая - два дня спустя. И на первый взгляд может показаться, что они лишь проводились одновременно, но не были связаны единым замыслом. Это впечатление рассеивает проводившаяся непосредственно вслед за ними, с 24 января по 17 февраля, Корсунь-Шевченковская наступательная операция левого крыла 1-го и правого крыла 2-го Украинских фронтов. В те же дни - с 27 января по 11 февраля осуществлялась Ровно-Луцкая наступательная операция правого крыла 1-го Украинского фронта, а с 30 января по 29 февраля - Никопольско-Криворожская наступательная операция 3-го и 4-го Украинских фронтов. Итак, в первой половине января наступали войска двух, а в феврале уже всех четырех Украинских фронтов. При этом масштабы наступления значительно были расширены, а сами эти \371\ операции представляли собой звенья одной цепи, оперативно связанные между собой, несмотря на отделявшее их расстояние и время. Еще не заканчивалась одна операция, как начиналась другая. Такой метод полностью оправдал себя. Он позволял сковывать войска противника почти на всем фронте, резко затруднив для него создание крупных резервов и маневрирование ими. И хотя вражеское командование все же пыталось оперировать резервами, они были вынуждены метаться с одного участка фронта на другой, повсюду опаздывая. Когда же в результате этого к началу марта вражеские резервы оказались разбросаны и связаны, войска первых трех Украинских фронтов перешли в наступление всеми силами одновременно. Это была вершина блестяще осуществленного единого замысла по разгрому и изгнанию противника из пределов Правобережной Украины и выходу к западным и юго-западным государственным границам. И вот теперь Ставка Верховного Главнокомандования решила проверенный на практике группой фронтов метод последовательного нанесения ударов применить в масштабах всего советско-германского фронта в летне-осенней кампании 1944 г. План кампании разрабатывался заблаговременно, в период весенних боев. 12 апреля Государственный Комитет Обороны признал крайне невыгодным для нас начертание линии фронта на смоленско-минском направлении. Там, севернее р. Припять, на территории Белоруссии, образовался выступ, который вдавался в нашу сторону. Он представлял собой основу вражеской обороны и ограничивал действия наших войск на флангах. Удерживая этот "белорусский балкон", как называло его немецко-фашистское командование, оно прикрывало прямые пути к Берлину с востока и обеспечивало более устойчивое положение своих войск в Прибалтике и Западной Украине. Чтобы создать необходимые условия для наступления Красной Армии, нужно было прежде всего срезать этот выступ. Кроме того, здесь, в полосе Западного фронта, вражеские войска были ближе всего к Москве. Ставка Верховного Главнокомандования в связи с этим приняла решение о необходимости разгрома белорусской группировки противника. Так определилось направление главного удара. Для дезориентации врага Ставка решила демонстрировать ложное сосредоточение войск северо-восточнее Кишинева в полосе 3-го Украинского фронта, а в то же время скрытно провести перегруппировку для создания решающего превосходства в силах и средствах на центральном участке советско-германского фронта. К концу мая план наступления Красной Армии в 1944 г. окончательно сложился. Оно должно было начаться на Карельском перешейке. Затем планировалось нанести главный удар в кампании, осуществляемый на первом этапе силами 1-го Прибалтийского и трех Белорусских фронтов, а на втором - также \372\ и войсками 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов с севера, а левого крыла 1-го Белорусского фронта и 1-го Украинского фронта - с юга. Полоса наступления расширялась от Чудского озера до Карпат. II Войска нашего фронта должны были разгромить группу армий "Северная Украина". План операции, в котором исключался удар на Станиславском направлении, был утвержден на заседании Ставки. Вкратце рассказав об этом заседании, И. С. Конев также сказал мне, что принял решение наступать на рава-русском направлении силами двух общевойсковых - 3-й гвардейской и 13-й, одной танковой армий и конно-механизированной группы, а на львовском нанести войсками 60-й, нашей 38-й, двух танковых армий, конно-механизированной группы, а также 5-й гвардейской армии генерала А. С. Жадова, находившейся во втором эшелоне фронта. Признаться, я был в недоумении. - 38-я - на Львов с востока? Иван Степанович объяснил: 38-я армия рокируется в район к северо-западу от Тернополя, откуда она и будет наступать на Львов в составе главной ударной группировки фронта. Теперь все было ясно, но легче от этого не стало. Ведь нам предстояло не более и не менее как передвинуться на 170-200 км к северу с переправой через Днестр почти всей армии. Но командующий фронтом "утешил" меня: одновременно должны были перегруппироваться в соответствии с новым замыслом операции и почти все другие армии. Дело в том, что по окончании весенних военных действий основная группировка фронта оказалась к югу от Тернополя. Там находилась большая часть войск 60-й, 1-я гвардейская, 38-я, 18-я общевойсковые и все три танковые армии. Следовательно, для осуществления плана предстоящей наступательной операции потребовалось произвести крупные перемещения, а именно: 3-я гвардейская армия должна была уплотнить свои боевые порядки. Высвободившуюся таким образом часть ее полосы слева предстояло занять 13-й армии. В свою очередь она передавала небольшой участок фронта своему левому соседу - 60-й армии, которой было приказано рокировать туда семь дивизий. Часть полосы, ранее занятой ими, отводилась нашей 38-й армии, а остальную ее часть и всю прежнюю полосу 38-й армии вместе с 18-м гвардейским стрелковым корпусом в составе четырех дивизий должна была принять 1-я гвардейская армия. Таким образом, ей, как и 13-й армии, полосы увеличивались, а остальным трем армиям - уменьшались. \371\ Перегруппировывались также танковые войска и артиллерия. 1-я гвардейская танковая армия в составе танкового и механизированного корпусов из района Городенки перебрасывалась по железной дороге на правое крыло фронта, в район стыка 3-й гвардейской и 13-й армий. Танковый корпус 4-й танковой армии, находившийся у Коломыи, должен был также по железной дороге прибыть в район к северу от Тернополя. Наконец, на участки прорыва перемещались с юга на север 39 артиллерийских полков и 7 артиллерийских бригад. Такая крупная перегруппировка сил и средств фронта сразу же показалась мне не вполне оправданной. Особенную озабоченность вызывала предстоявшая рокировка 38-й армии на новый, незнакомый участок фронта перед самым началом наступательной операции. Не проще ли было осуществить менее сложную передислокацию отдельных стрелковых соединений и средств усиления, с тем чтобы наступать смежными флангами 60-й и 1-й гвардейской армий? Тем более, что эти армии весьма успешно осуществили прорыв обороны противника в предыдущей Проскурово-Черновицкой операции и хорошо знали условия участка, на котором наносился новый удар... Не буду скрывать, это были всего лишь сомнения, так и не оформившиеся в какой-то определенный вывод. В конце концов во мне взяло верх стремление к тому, чтобы наша 38-я армия действовала на направлении главного удара войск фронта, и опасения, связанные с трудностями предстоявшей перегруппировки, уже не казались обоснованными. Но к этому вопросу мы еще вернемся. Наступательные операции Красной Армии летом 1944 г. начались так, как было предусмотрено планом Ставки. 10 июня войска Ленинградского фронта под командованием генерала армии Л. А. Говорова перешли в наступление на Карельском перешейке и уже через 10 дней освободили г. Выборг. Все мы были этому несказанно рады. Ведь фронт отдалился от города Ленина далеко на север, и измученные страшной блокадой герои-ленинградцы, наконец, вздохнули свободно. Тем временем пришло новое приятное известие: 21 июня войска Карельского фронта под командованием генерала армии К. А. Мерецкова также нанесли удар по врагу и спустя неделю очистили от вражеских войск столицу Карельской республики - Петрозаводск. Но врага ждали еще более мощные удары. 23 и 24 июня в Белоруссии перешли в наступление одновременно войска четырех фронтов - 1-го Прибалтийского (командующий генерал армии И. X. Баграмян, член Военного совета генерал-лейтенант Д. С. Леонов, начальник штаба генерал-лейтенант В. В. Курасов), 3-го Бе лорусского (командующий генерал-полковник И. Д. Черняховский, член Военного совета генерал-лейтенант В. Е. Макаров,, начальник штаба генерал-лейтенант А. П. Покровский), 2-го \374 - карта; 375\ Белорусского (командующий генерал-полковник Г. Ф. Захаров, член Военного совета генерал-лейтенант Л. 3. Мехлис, начальник штаба генерал-лейтенант А. Н. Боголюбов) и правого крыла 1-го Белорусского (командующий генерал армии К. К. Рокоссовский, член Военного совета генерал-лейтенант Н. А. Булганин, начальник штаба генерал-полковник М. С. Малинин). И сразу же начали приходить непрерывным потоком радостные вести, будоража и воодушевляя всех воинов нашего фронта, пока еще только готовившихся к наступлению. Под ударами Красной Армии на огромном участке советско-германского фронта от Полоцка на Западной Двине до Мозыря на Припяти была разгромлена группа армий "Центр", и ее остатки поспешно отступали на запад. Войска Прибалтийского и Белорусских фронтов 26 июня освободили Витебск, 27-го - Оршу, 28-го - Могилев, 29-го - Бобруйск. Большие группировки вражеских войск в районе Витебска, Бобруйска и восточнее Минска были окружены, уничтожены или пленены. 25 немецко-фашистских дивизий прекратили существование. 3 июля увидел своих избавителей Минск - столица Советской Белоруссии. Белорусская наступательная операция была блестящим образцом советского военного искусства. Это вынуждены были признать даже наши враги. Вот что писал о ней впоследствии Меллентин: "Эта битва явилась одним из крупнейших событии войны, а как военная операция значительно превосходила по своим масштабам вторжение союзников в Нормандию"{237}. Такой грандиозный размах наступления с одновременным участием войск четырех фронтов был делом еще невиданным. И за его блестящим развитием мы следили с радостным волнением,, вносившим особую приподнятость в трудные будни нашей подготовки к наступлению. Подготовка к бою неизменно накладывала на жизнь войск отпечаток деловитой сосредоточенности и озабоченности. И все же этот настрой не всегда был одинаков. Сколько раз в начале войны, в невыносимо тяжкие дни и месяцы, приходилось видеть в глазах наших воинов, готовившихся к бою, щемящую боль и немой вопрос: доколе же будет враг топтать нашу родимую землю? Но пришла пора, когда мы начали гнать захватчиков на запад. И хотя оставались суровыми наши будни, а война продолжала уносить жизни боевых товарищей, новое чувство жило в душе. То было радостное чувство торжествующей справедливости, ощущение близящейся победы. Было оно столь могучим и всеобъемлющим, что на любое трудное дело, на любую опасность шли наши воины с песней и веселой шуткой. И с каждым новым успехом в борьбе с врагом росло и ширилось это чувство, словно \376\ неиссякаемый родник, питавший неудержимый наступательный порыв войск. В обстановке огромного подъема готовились мы к наступлению. 24 июня была получена директива Ставки на проведение операции, получившей впоследствии наименование Львовско-Сандомирской. Командующий фронтом приступил к перемещению сил и средств в соответствии с новым планом перегруппировки, утвержденным им после возвращения из Москвы{238}. 38-я армия уходила в новую полосу с управлениями 67-го и 101-го стрелковых корпусов, 70-й гвардейской, 121, 211, 241 и 305-й стрелковыми дивизиями, а также частями усиления и тыловыми подразделениями. Марш в район Тернополя мы начали 28 июня. Стрелковые войска шли пешим порядком по заранее подготовленным маршрутам и только в ночное время. Артиллерия усиления двигалась по другим дорогам также скрытно. Перевозка боеприпасов, продовольствия и других материально-технических средств осуществлялась автомобильным и гужевым транспортом. Чтобы представить ее объем, отмечу, что только для переброски грузов армейской базы было произведено около 4 тыс. рейсов автомашин. Наибольшие трудности представлял путь через Днестр, так как переправы имелись лишь в Устечко и Залещиках. Проделав тяжелый, почти 200-километровый марш, 38-я армия к 7 июля сосредоточилась в указанных нам предпозиционных районах. В тот день завершилась и рокировка войск всего фронта, начавшаяся 26 июня. Таким образом, в течение более десяти дней почти на всем протяжении фронта сменялись и передвигались войска, одни армии растягивали свои силы по увеличившейся полосе, другие целиком покидали прежние позиции и занимали новые. Полностью передислоцировались из Станиславского выступа три армии - наша 38-я, 4-я танковая и 1-я гвардейская танковая. Последняя перегруппировывалась на правое крыло фронта для совместных действий с 3-й гвардейской и 13-й армиями. Наконец, прибывала по железной дороге из резерва Ставки 5-я гвардейская армия генерала А. С. Жадова - второй эшелон фронта. Командование фронта, несомненно, отдавало себе отчет в том, что столь крупная перегруппировка могла быть раскрыта противником. Это видно из того, что одновременно осуществлялись маскировочные мероприятия в полосах 1-й гвардейской и 18-й армий. Здесь имитировалось сосредоточение ударной группировки в составе двух общевойсковых, двух танковых армий и танкового \377\ корпуса. Для этого были изготовлены и применены макеты 453 танков, 612 орудий, 200 автомашин. Однако, как мы увидим далее, принятые меры оказались недостаточными. Противник, давно ожидавший нашего наступления на юге, систематически забрасывал парашютистов с рациями. Активизировалась и агентура гитлеровцев - националистическое подполье в западных областях Украины. И хотя действия и тех и других решительно пресекались, все же, очевидно, некоторые данные о подготовке наступления поступали к вражескому командованию, и оно усиленно готовилось к отражению удара 1-го Украинского фронта. Здесь необходимо указать еще на одно важное обстоятельство. Планы немецко-фашистского командования на лето и осень 1944 г. носили оборонительный характер. Перед лицом неминуемо надвигавшейся катастрофы гитлеровская клика стремилась выиграть время в надежде на то, что среди стран антигитлеровской коалиции начнется раскол. Именно это подразумевал Кейтель, когда он впоследствии, в июне 1945 г., сказал допрашивавшим его советским офицерам: "С лета 1944 г. я понял, что военные уже сказали свое слово и не могут оказать решающего воздействия - дело оставалось за политикой..."{239} \378\ В соответствии с этими надеждами был избран и метод действий на советско-германском фронте - стратегическая оборона. Были определены вероятные направления наступления советских войск, после чего там заранее подготовили оборонительные рубежи и сосредоточили крупные группировки войск. При этом враг допустил огромный просчет, вытекавший из неправильной оценки возможностей и намерений советского командования. Противник предполагал, что главный удар в летне-осенней кампании 1944 г. Красная Армия нанесет на юго-западном направлении, между Припятью и Черным морем. Поэтому там, на львовском и бухарестском направлениях, гитлеровское командование и сосредоточило свои главные силы - 45 % - лехотных и 73% танковых и моторизованных дивизий{240}. Начальник штаба верховного главнокомандования фашистской Германии генерал-фельдмаршал Кейтель, оценивая стратегическую обстановку, говорил в мае 1944 г. на совещании командующих армиями Восточного фронта: "На Восточном фронте положение стабилизировалось. Можно быть спокойным, так как русские не скоро могут начать наступление. Исходя из данных перегруппировки сил противника и общего военного и политического положения, надо считать, что русские, вероятно, свои главные \379 силы сконцентрируют на южном участке фронта. Они теперь не в состоянии одновременно вести бои на нескольких главных направлениях..."{241} Эту оценку подтвердил позднее на Нюрнбергском процессе возглавлявший штаб оперативного руководства Иодль: "Мы предполагали, что удар со стороны русских последует на южном участке, а именно в направлении румынской нефти, поэтому основное количество танковых дивизий и было сосредоточено нами в районе южных групп армий..."{242} Что касается белорусского направления, где в действительности готовился главный удар Красной Армии, то здесь обстановка не внушала противнику опасений. В трофейном "Бюллетене оценок положения противника на Восточном фронте" от 13 июня 1944 г. заявлялось, что готовящиеся наступательные действия советских войск "...против группы армий... "Центр" имеют цель ввести в заблуждение германское командование относительно направления главного удара и оттянуть резервы из района между Карпатами и Ковелем..."{243} Вот почему 21 из имевшихся на 1 июня на советско-германском фронте 30 танковых и моторизованных дивизий противника была сосредоточена в группах армий "Северная Украина" и "Южная Украина". Южнее Припяти находились три из четырех танковых и моторизованных дивизий, имевшихся в резерве главного командования сухопутных войск (ОКХ). Напомню, что в войну и до войны имели место просчеты и с нашей стороны. Так, мы предполагали, что в случае нападения на нашу страну немецко-фашистские войска нанесут главный удар на киевском направлении. Там и создавалась нами основная группировка войск. Между тем враг нанес главный удар на московском стратегическом направлении. Но просчет просчету рознь. Во-первых, ошибка в оценке намерений тогда еще потенциального противника была допущена до начала войны. Во-вторых, мы располагали временем и возможностями для исправления просчета. Вражеское же командование допустило большой просчет на исходе третьего года войны, не имея ни времени, ни возможностей для исправления ошибки. В результате были сорваны гитлеровские планы затяжки войны. Советское командование, со своей стороны, немало сделало для того, чтобы ввести противника в заблуждение. После весенних операций 1944 г. все шесть танковых армий, т. е. наиболее мощные подвижные объединения, были оставлены в районе южнее р. Припять. Лишь 5-я гвардейская танковая армия в последних числах мая была переброшена в район западнее Смоленска. \380\ Причем противник не заметил ее передислокации, осуществлявшейся одновременно с ложным сосредоточением войск северо-восточнее Кишинева. В Красной Армии имелись не только танковые армии, но и отдельные танковые и механизированные корпуса. Часть из них была в первую очередь доукомплектована личным составом и боевой техникой и сосредоточена на белорусском направлении. Последнее относится также к общевойсковым армиям, которые тогда или впоследствии вошли в состав Белорусских фронтов. Так было, например, с 28-й армией. В конце марта 1944 г., после освобождения г. Николаева, она была выведена из состава 3-го Украинского фронта в резерв Ставки ВГК, в кратчайший срок доукомплектована и к началу Белорусской операции находилась уже в районе Бобруйска в составе 1-го Белорусского фронта. В район Смоленска были переброшены после уничтожения крымской группировки противника 2-я гвардейская и 51-я армии, также предварительно доукомплектованные. Таким образом, упустив подготовку Белорусских фронтов к наступлению, противник пристально следил за советскими войсками южнее Припяти. В этом заключалась основная причина того, что последовавшее в июле наступление 1-го Украинского фронта не явилось неожиданностью для врага. Как нам стало известно уже в ходе наступления, 16 июля, Гитлер, за несколько дней до того издал специальный приказ противостоявшим 1-му Украинскому фронту войскам группы армий "Северная Украина", заявив, что "противник в настоящее время готов к наступлению, в связи с чем предстоят тяжелые боевые дни". "Фюрер" требовал любой ценой удержать позиции. Любопытно, что при этом он писал в том же приказе: "Дивизия, которая в случае прорыва русских не предпримет немедленных контратак с целью ликвидации брешей и удержания своих позиций до последнего солдата, подвергает опасности многие другие части..."{244} Как видим, даже в ходе разгрома войск группы армий "Центр"{245} противник придавал особенно важное значение мероприятиям по отражению предстоящего удара наших войск южнее Припяти. И усиленно к этому готовился. Таким образом, можно констатировать, что начавшаяся в первые дни Белорусской наступательной операции перегруппировка войск 1-го Украинского фронта способствовала тому, что немецко-фашистское командование утвердилось еще на некоторое время в своей ошибочной оценке. И это, с одной стороны, дало Красной Армии дополнительные преимущества при разгроме \381\ группы армий "Центр", но, с другой-в известной мере осложнило задачу советских войск на юго-западном направлении, где противник продолжал держать свои главные силы. III Здесь, на юге, враг в предшествовавший нашему наступлению период развернул и наиболее обширные оборонительные работы. Впоследствии, когда мы прорвали фашистскую оборону, знакомясь с ее характером, я невольно вспомнил Курскую битву. Создавалось впечатление, что нашу оборону, о которую летом 1943 г. разбилось последнее крупное наступление немецко-фашистских войск, они попытались скопировать ныне, год спустя. О многом подумалось в связи с этим. Гитлер и его клика вели агрессивную, захватническую войну с целью завоевания мирового господства. Орудием осуществления этих планов являлась прежде всего немецко-фашистская армия, которая должна была громить, разрушать, покорять. Места для обороны в гитлеровских планах не оставалось, поэтому в вермахте вопросами ее организации ни в теоретическом, ни в практическом плане никто не занимался. Когда же гитлеровская армия встретила отпор в битве под Москвой, где была разгромлена ее ударная группировка, она была вынуждена перейти к стратегической обороне. Но и тогда захватчики не создали прочной, глубоко эшелонированной обороны. Гитлер и его генералитет считали, что переход к оборонительным действиям - явление для них случайное, временное, и готовились с весны вновь начать наступление, надеясь на этот раз сокрушить сопротивление Красной Армии и победоносно закончить войну. Даже после Сталинграда они все еще рассчитывали сначала на реванш, а затем на разгром советских войск под Курском. Однако уже тогда им пришлось приступить к строительству оборонительных рубежей. И лишь стремительным наступлением Красной Армии, не оставлявшим противнику ни времени, ни сил для создания действительно прочной обороны, можно объяснить то, что у него не оказалось ее ни на Левобережной Украине, ни даже на Днепре. Конечно, оборонительные работы врагом велись повсюду, где это было возможно, но мощь этих сооружений, в частности оборонительного вала на Днепре, была завышена геббельсовской пропагандой с целью воодушевить немецко-фашистские войска и устрашить Красную Армию. Но если создание оборонительных рубежей противником, в частности на. Днепре, в какой-то степени было осуществлено, то попытка устрашить и остановить советские войска потерпела полный провал, ибо Вооруженные Силы СССР накопили \382\ огромный опыт прорыва вражеского фронта, подтверждавший, что неприступных оборонительных сооружений не бывает. Детище Великой Октябрьской социалистической революции, Красная Армия была и в Великую Отечественную войну достойной наследницей славных боевых традиций времен взятия Перекопа. Авантюристические руководители фашистского рейха не понимали этого. И потому пытались запугать нас действительными и мнимыми валами, остановить наше наступление массированными ударами танков и авиации. Но ни комбинация этих средств, ни маневр силами и средствами, ни любые иные их старания не давали желаемых результатов. Красная Армия, ломая сопротивление, неудержимо двигалась на запад. И вот теперь, когда гитлеровцы потеряли захваченные ими на юге нашей страны территории, когда советские войска готовились перешагнуть границы и идти дальше, к логову фашистского зверя, вражеское командование искало спасения в попытках создать действительно мощную оборону по образцу войск Центрального и Воронежского фронтов на Курской дуге. Идея глубоко эшелонированной противотанковой обороны, рожденная советским военным искусством и блестяще примененная в Курской битве, обеспечила тогда осуществление целей и задач, поставленных нашим командованием. Ныне же именно Модель, который вместе с Манштейном возглавлял ударные группировки войск, участвовавших в операции "Цитадель" и безнадежно увязавших в нашей обороне под Курском, тщился под Львовом взять реванш, позаимствовав те самые методы Красной Армии, которые привели к провалу наступления немецко-фашистских войск летом 1943 г. Из этой затеи ничего не вышло, хотя фашистскому командованию, развернувшему еще в апреле усиленные работы по сооружению укреплений, до некоторой степени удалось создать глубоко эшелонированную и хорошо подготовленную оборону. К началу наступления 1-го Украинского фронта противостоявшие войска подготовили оборонительные рубежи общей глубиной до 240 км. Основное внимание было обращено на инженерное оборудование и обеспечение войсками трех полос, глубина которых составляла 40-50 км. Кроме того, города Грубешув, Рава-Русская, Львов, Галич, Станислав и другие были превращены в мощные узлы обороны. Особенно сильно был укреплен Львов. Вокруг него были построены внешний и внутренний оборонительные обводы, прикрывавшие город с севера, востока и юго-востока. Главная полоса обороны глубиной до 6 км была обильно оборудована инженерными сооружениями, в том числе дзотами. Она имела к началу операции три-четыре сплошные траншеи полного профиля, соединенные ходами сообщения, которые одновременно являлись отсечными позициями. \383\ Чтобы получить хотя бы общее представление о вражеской обороне, следует учесть особенности местности к западу от рубежа, занимаемого нашими войсками. Она изобилует возвышенностями и глубокими оврагами. Высота отдельных холмов достигает 300 м. К югу от линии Тернополь, Николаев ее пересекают многочисленные притоки Днестра. Наиболее значительные из них Стрыпа, Золотая Липа, Гнилая Липа, текущие в меридиональном направлении. Ширина их составляет до 50 м, глубина - до 3 м. Берега крутые, обрывистые, широкие поймы заболочены. Реки в сочетании с окружающим рельефом представляют серьезные препятствия, ограничивающие действия подвижных соединений, наступающих с востока на запад. Таким образом, характер местности благоприятствовал созданию прочной обороны. Кроме того, нужно иметь в виду, что грунтовых дорог на территорий, где развернулись боевые действия войск фронта, было достаточно, а улучшенных-меньше, причем особенно не хватало сквозных маршрутов. К тому же железнодорожная сеть в районе действий противника была более развитой и полностью обеспечивала все потребности групп войск "Северная Украина". Перед 1-м Украинским фронтом оборонялись немецко-фашистские 1-я танковая и главные силы 4-й танковой, а также 1-й венгерской армии, объединенные в группу армий "Северная Украина". Вражеское командование сосредоточило основные усилия на львовском и Станиславском направлениях. Слабее обеспечивалось рава-русское направление. Основная масса пехотных дивизий находилась в первом эшелоне, второй эшелон составляли танковые, моторизованные и несколько пехотных дивизий. Они располагались в 15-30 км от переднего края, что соответствовало намерению врага вести упорную борьбу за тактическую зону обороны. Отсутствие глубоких оперативных резервов ограничивало командование противника в широком маневре имевшимися силами и средствами. Особенность обстановки, в частности, для нашей 38-й армии, как я и предполагал, состояла прежде всего в ограниченности времени между прибытием на новый, совершенно незнакомый, участок и началом наступления. Оказавшись в полосе, где до того находился левый фланг 60-й армии, мы располагали недостаточными сведениями об обороне противника, которую нам предстояло прорывать, о противостоящих силах врага, его системе огня на переднем крае и особенно в глубине. Средствами авиации для вскрытия группировки противника даже в пределах тактической зоны мы не располагали, а времени для организации серьезной наземной разведки у нас не было. Все это крайне осложняло задачу армии. \384\ Причем даже те несколько дней, которые оставались до начала наступления, мы не могли использовать для этой цели. Причина тому простая: распоряжением Ставки, подписанным заместителем Верховного Главнокомандующего Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым и заместителем начальника Генерального штаба генералом А. И. Антоновым и датированным 29 мая 1944г., в целях обеспечения скрытности проводимых фронтовых мероприятий вновь прибывшим в ту или иную полосу войскам запрещалось, в частности, ведение всех видов наземной разведки. Не дозволялись новым частям также ознакомительные облеты территории, какие-либо изменения в режиме ведения огня, в том числе даже с целью пристрелки артиллерии и минометов. Ограничивалось проведение командирских рекогносцировок. Начальник разведки армии полковник С. И. Черных хорошо знал свое дело, но и он оказался бессильным помочь своему командованию и что-либо предпринять в сложившихся условиях. Словом, мы почувствовали себя в новом районе так, словно нам набросили повязку на глаза. Хочу подчеркнуть, что не имею в виду бросить упрек в адрес тех войск, которые сменила наша 38-я армия. Дело в ином. Опыт показал, что разведка должна вестись систематически и особенно активно в период, непосредственно предшествующий операции. Ибо противник, тем более настороженный, ожидающий удара, использует каждый день и час для совершенствования своих позиций, наращивания сил и средств для обороны. Кроме того, нельзя считать достаточными разведывательные данные об обороне противника в целом на участке того или иного объединения или даже соединения. Когда мы говорим, что знаем врага, это значит: части и подразделения осведомлены и о местности, на которой вот-вот начнется бой, и о противостоящих непосредственно им войсках. Это значит, каждому стрелку, пулеметчику, артиллеристу известно, откуда и из какого оружия по его позиции ведет огонь противник, а взводный и ротный командиры достоверно знают, куда направить основные усилия в атаке, в какой последовательности и какими средствами уничтожать вражеские огневые точки. Таких сведений войска 38-й армии, только что прибывшие в новую полосу, естественно, не имели. А вот противник, как уже отмечено выше, располагал известными данными о новой группировке войск 1-го Украинского фронта. Помимо главной тому причины - крупной перегруппировки, которая уже в силу своих масштабов не могла ускользнуть от внимания врага, были и другие. Имелись факты нарушения режима маскировки тыловыми и другими частями. Штабы, в том числе и нашей 38-й армии, недостаточно контролировали марш войск и переправу через р. Днестр. У нас, например, были случаи нарушения графика движения колонн. Так, общий ход марша был задержан в ночь \385\ на 29 июня в результате скрещения двигавшихся на север частей 121-й и 305-й стрелковых дивизий. Несколько часов спустя нарушили график 70-я гвардейская и 211-я стрелковые дивизии. Вследствие этого они достигли районов дневок уже в светлое время суток и могли быть замечены разведкой противника. Так получилось на следующий день в 121-й и 305-й стрелковых дивизиях. Офицеры штаба армии, облетавшие на самолетах У-2 маршрут войск с целью проверки соблюдения дисциплины марша и маскировки в районах дневок, установили, что в ряде случаев части располагались с обозами на опушках рощ и были хорошо видны с воздуха. Кроме того, места их расположения выдавали костры. Еще больше таких случаев было выявлено в тыловых частях в первые два-три дня марша. Факты нарушения режима марша и маскировки были, разумеется, пресечены. Но все же они имели место почти во всей полосе фронта, поскольку перегруппировка охватила подавляющую часть его войск. И это тоже способствовало ее обнаружению разведкой противника. Говоря о фактах демаскировки, нельзя не вспомнить об одном неприятном эпизоде. Он произошел 10 июля, когда командный состав войск армии, приданных и поддерживающих соединений после розыгрыша на картах предстоявшей операции разъезжался по своим местам. Командир 8-го штурмового авиационного корпуса генерал-лейтенант В. В. Нанейшвили улетел на У-2, но в пути самолет потерял ориентировку, был поврежден огнем противника и приземлился в ничейной полосе между двумя траншеями - нашей и вражеской, отделенными расстоянием не более 400 м. Наши солдаты увидели, как из самолета выскочили и залегли в неровностях местности два человека. Приметили также, что один из них был в генеральской форме. Видели это и гитлеровцы из противоположной траншеи. Они тут же открыли огонь. Наши воины, стремясь спасти своих, ответили тем же. В одно мгновение завязался жаркий бой. С обеих сторон в нем участвовало сначала почти по батальону пехоты и несколько артиллерийских и минометных батарей. Затем к фашистам прибыло подкрепление. В связи с этим по моему приказанию был введен в бой еще один батальон. Генерал Нанейшвили и летчик, наконец, добрались в свою траншею невредимыми{246}. Я хорошо знал генерала Нанейшвили. Опытный организатор и летчик, он всегда умел устанавливать взаимопонимание с общевойсковыми командирами и со знанием дела содействовал полевым войскам в успешном проведении операций. Сейчас он на заслуженном отдыхе, и я часто вспоминаю его добрым словом. Что же касается инцидента, о котором здесь рассказано, то он, разумеется, приведен мною исключительно для того, чтобы показать, как случай способствовал усилению настороженности \386\ врага, хорошо понимавшего, что генералы на переднем крае бывают неспроста. Конечно, не следует представлять себе дело таким образом, будто вражеское командование располагало исчерпывающими сведениями о перегруппировке войск фронта. Напротив, оно узнавало немногое и часто с опозданием. Так, наша 38-я армия к 7 июля уже находилась в новой полосе, а противник лишь на следующий день обнаружил ее уход с прежних позиций. Но все же движение крупных войсковых масс и их сосредоточение на определенных участках не укрылись от его внимания. Это позволило вражескому командованию сделать вывод, что наступление наших войск - дело ближайшего времени, и принять дополнительные меры противодействия. Судя по захваченным впоследствии документам, штаб группы армий "Северная Украина" еще в первых числах июля имел данные о готовящихся ударах на рава-русском и львовском направлениях. Немецко-фашистская разведка вскрыла расположение и состав всех общевойсковых армий, действовавших в первом эшелоне, места сосредоточения конно-механизированных групп и 3-й гвардейской танковой армии. Но вместе с тем противник стремился скрыть наличие у него сведений о перегруппировке. По-видимому, с этой целью колонны передвигавшихся войск преднамеренно не подвергались на марше воздействию вражеской авиации. Модель имел иной план, с помощью которого он рассчитывал сорвать наше наступление. О его замысле мы узнали 10 июля. В тот день командующий фронтом И. С. Конев, выступая перед руководящим составом нашей армии, предупредил, что, согласно добытым фронтовой разведкой данным, на ряде участков возможен отвод войск противника с занимаемых ими позиций на один из рубежей в глубине обороны с целью избежать потерь от нашей артиллерийской подготовки. Сообщение было не из приятных. Оно означало, что противник располагал какими-то конкретными сведениями о нашей подготовке к наступлению. И если он собирался отводить войска \387\ лишь на некоторых участках, следовательно, ему было известно, где именно таится угроза. Враг явно пытался обмануть нас. Наиболее вероятным было предположение, что отвод его войск в глубину приурочен к последнему моменту перед началом нашего наступления. Стал ясен и расчет вражеского командования на то, что мы, не заметив его маневра, обрушим огонь своих орудий и минометов на... пустое место. Снаряды вспашут оставленные позиции, и наша артиллерийская подготовка будет сорвана, вследствие чего мы не сумеем прорвать глубоко эшелонированную оборону. Читатель легко представит себе всю серьезность этого вопроса, если учтет, что на участках прорыва мы сосредоточили на каждом километре фронта в среднем по 181 орудию, не считая 45-мм пушек и 82-мм минометов. Мощный удар предстояло нанести и с воздуха. И в случае, если врагу удастся добиться того, что мы сбросим накопленные нами запасы снарядов, мин и авиабомб на позиции, оставленные его войсками, то это может значительно облегчить ему задачу отражения нашего наступления. Почти все наши штабы и войска впервые встретились с такой опасностью. Поэтому были особенно тщательно разработаны и осуществлены меры, направленные на срыв замысла противника. Прежде всего мы резко усилили наблюдение, с тем чтобы задуманный врагом маневр был своевременно замечен. Сложность этой задачи состояла в том, что установить отвод войск противника в глубину обороны мы могли лишь путем хорошо организованной неослабной разведки. Между тем проведение разведывательных мероприятий, как отмечено выше, вновь прибывшим соединениям было запрещено. Выход все же нашли. До прибытия 38-й армии в новую полосу намеченный ей участок прорыва занимала находившаяся в обороне 140-я стрелковая дивизия 60-й армии. Теперь она была включена в состав нашей армии, но должна была передать свой участок частям четырех вновь прибывших стрелковых дивизий, которым и предстояло прорывать здесь вражескую оборону. Так вот, чтобы не раскрывать их появления на переднем крае до предусмотренной планом смены, было решено разведку и усиленное наблюдение за противником с целью установления возможного преднамеренного отхода с первой траншеи возложить на 140-ю стрелковую дивизию. Ее командир генерал-майор А. Я. Киселев прекрасно справился с ответственнейшей задачей. Он расширил сеть наблюдательных пунктов, в том числе и офицерских, организовал поисковые группы разведчиков, действовавшие почти непрерывно в темное время суток, подслушивание и разведку боем. В результате скрытный отход вражеских войск с переднего края для организации сопротивления в глубине был полностью исключен. \388\ Усиленную разведку и наблюдение 140-я стрелковая дивизия вела вплоть до последнего часа своего пребывания на этом участке. Смена войск началась в ночь на 12 июля. Сначала в боевые порядки 140-й стрелковой дивизии было введено по одному стрелковому батальону четырех упомянутых дивизий в пределах намеченных для них разгранлиний. Командиры батальонов и рот сразу же расположились в траншее и на наблюдательных пунктах для изучения исходных позиций для наступления, переднего края и системы огня обороны противника, а также разработки плана предстоящих действий своих подразделений. Следующей ночью 140-я стрелковая дивизия окончательно передала свои позиции, проведя непосредственно перед этим разведку боем силами стрелковой роты в полосе каждой сменившей дивизии. Это делалось затем, чтобы удостовериться, не оставил ли противник своих позиций на переднем крае, попытаться вскрыть его огневую систему и скрыть произведенную смену войск. На следующий день мы планировали наступление передовыми батальонами, усиленными танками и артиллерией, но уже из состава сменивших дивизий. Теперь на участке прорыва заняли исходное положение в полном составе 70-я гвардейская, 211, 121 и 304-я стрелковые дивизии, которыми командовали генерал-майор И. А. Гусев, подполковник И. П. Елин, генерал-майор И. И. Ладыгин и полковник А. С. Галъцев. Они и взяли на себя дальнейшее наблюдение за противником. Таким образом, было сделано немало для того, чтобы не прошел незамеченным возможный преднамеренный отвод вражеских войск. Однако, как показали дальнейшие события, не в нем заключались те неожиданности, с которыми встретилась наша 38-я армия после начала своего наступления. Решающее воздействие на ход операции в нашей полосе, по крайней мере вначале, оказали отмеченные выше факторы - раскрытие противником подготовки войск фронта к наступательной операции и трудности, связанные с перегруппировкой на совершенно незнакомую местность непосредственно перед нанесением удара. Авторы многочисленных военно-исторических исследований и воспоминаний о Львовско-Сандомирской наступательной операции не рассматривают и критически не оценивают последствий ошибок, допущенных в подготовительный период. Почему эта операция не явилась внезапной для противника не только в оперативном, но и, особенно, в тактическом масштабах? В силу каких причин вражеское командование знало, на каких направлениях и когда будут нанесены удары наших войск, каков общий состав ударной группировки фронта? На эти вопросы наша литература пока не дала ответа. \389\ Между тем он необходим. И отнюдь не для того, чтобы задним числом бросить в чей-либо адрес упрек. Нет, это нужно для обобщения опыта Великой Отечественной войны, для выяснения сущности упущений, которым не должно быть места. Во всех крупных фронтовых и межфронтовых операциях 1944 г. при нанесении ударов достигалась в той или иной степени оперативная или тактическая внезапность. И это являлось прежде всего результатом слаженной, хорошо спланированной и осуществленной работы в подготовительный период. От внезапности удара в значительной мере зависит успех в выполнении наступательной задачи. Это один из важнейших и определяющих элементов военных действий. И его отсутствие неизбежно ведет к большому напряжению сил, привлечению дополнительных