ался до базы. Но катер стоял у пирса. Его можно было пощупать руками. Можно было самому пересчитать пробоины (их, кстати сказать, когда катер был поднят на слип, насчитали не сто, а все двести). 14 А. В. Кузьмин 209 Главным героем здесь стал коммунист старшина 1-й статьи Г. Д. Курбатов. Георгий Дмитриевич -- среднего роста, с открытым приветливым лицом -- был ветераном нашего соединения. Первое время он плавал мотористом у Шабалина. В 1944 году назначили старшиной команды на катер капитан-лейтенанта Успенского. Примерно за месяц до прорыва в Лиинахамари коммунисты бригады приняли Курбатова в свои ряды. Катер Е. Успенского в паре с катером лейтенанта Литовченко ворвался в Лиинахамари, как я уже говорил, первым. Под обстрелом подошел к причалу. Курбатов вместе с боцманом прыгнули на обледенелые бревна, чтобы занести носовые швартовы. Однако здесь не оказалось тумбы и ничего такого, что бы могло ее заменить. Тогда старшина обмотал трос вокруг своего туловища и так удерживал корабль, пока последний из десантников не сошел на берег. Как было заранее условлено, капитан-лейтенант Успенский, закончив высадку, остался у пирса: может какому-нибудь катеру потребуется помощь. Но всего в нескольких десятках метров шел бой. Чтобы обезопасить стоянку катера, командир вместе с боцманом Свет-лаковым и матросами Яценко и Перетрухиным, захватив автоматы и гранаты, сошли на берег. Осмотрели находившиеся на пирсе амбары и организовали "первую линию обороны" на случай прорыва гитлеровцев на пирс. Курбатов остался на причале. Командир отделения мотористов старшина 2-й статьи Андрей Малякшин вынес ему автомат и несколько плотно набитых дисков. Хотя обстановка никак не располагала к веселью, но, увидев своего друга, Курбатов не мог удержаться от смеха: одетый в "канадку", командир отделения мотористов выскочил на пирс в носках, чтобы, как он объяснил старшине, "не поскользнуться ненароком да не угодить в воду". Прошло более часа. Многие из кораблей, высадив десант, уже возвращались домой. Только тогда катер Успенского покинул свой пост. Катер развернулся и, набирая скорость, направился к выходу из фиорда. Но тут его осветил прожектор, открыли огонь вражеские батареи, доты и дзоты. Прикрывшись дымовой завесой, Успенский, маневрируя 210 ходами, пробирался меж всплесков. И вдруг катер встал. "Влезли в противоторпедную сеть",-- догадался Успенский. Пока с переднего хода давали полный назад, пока, вооружившись отпорным крюком, боцман Свет-лаков отцеплял сети, катер, освещенный прожектором, расстреливался противником чуть ли не в упор. Наконец сети остались за кормой. Но на этом испытание не закончилось. Очередной вражеский снаряд разорвался совсем близко. Отброшенный взрывной волной к борту, Курбатов почувствовал нестерпимую боль в кисти левой руки. Подбежавший на помощь боцман стал, как умел, делать перевязку. В это время еще один снаряд разорвался под самой кормой катера, повредив кронштейн и сорвав с места сектор правого руля. Как ни старался командир, штурвал провернуть не смог: заело штур-трос. Управляться теперь можно было лишь с помощью моторов. Несмотря на ранение, Курбатов занял свое место у рычагов дросселей. При каждом движении левую руку пронизывала страшная боль. От большой потери крови кружилась голова. Но Георгий Дмитриевич, собрав все силы, выполнял приказания командира: "Левый -- самый полный вперед!", "Правый -- малый вперед!". Так и шли, меняя обороты то одного, то другого двигателя. Катер рыскал из стороны в сторону. Порой казалось, вот-вот врежется в берег. Но капитан-лейтенант успевал вовремя подать очередную команду. Закусив губу, чтобы не закричать от боли, Курбатов вновь и вновь передвигал рычаги дросселей. Катер зигзагами мчался между отвесными берегами. Наконец "коридор смерти" остался позади. В последний раз поднялись по левому борту высокие всплески от упавших в воду снарядов. Прошло еще несколько минут, и катер был вне опасности. Уже на подходе к Рыбачьему заглохли моторы: кончилось горючее. Выпустив из рук рычаги дросселей, Курбатов упал без сознания. Когда в Пумманках Курбатова укладывали в машину, чтобы отвезти в госпиталь, адмирал Головко подозвал врача и спросил: Как его рука? Сейчас ничего еще сказать нельзя. Посмотрим в госпитале... 14* 211 -- Я очень прошу сделать все возможное. Он ни с чем не посчитался, спасая катер и товарищей. Теперь наш черед отплатить ему тем же. Если потребуется помощь врачей главного госпиталя, звоните в любое время. Пошлем торпедный катер в Полярное. Каждый из участников прорыва в Лиинахамари дрался геройски. Форсировать под ожесточенным обстрелом узкий фиорд, высадить десант прямо в порту и при этом не потерять ни одного катера! Нам самим трудно было поверить в такую удачу. Немецкий генерал Эрфурт, бывший представителем Гитлера при ставке Маннергейма, признает в своей книге "Конец войны": "...положение 19-го горнострелкового корпуса 9 ок тября 1944 года обострилось в связи с высадкой советских десантов на северном фланге... 12 октября, когда русские высадились с торпедных катеров в Петсамо-фиорде, кризис усилился..." Признание хотя и скупое, но существенное. Высадка десанта в Лиинахамари не означала еще полного освобождения порта. 13 октября по обоим берегам залива все еще не стихал ожесточенный бой. Успешно преодолев первый пояс дотов и дзотов, наши десантники к рассвету подошли ко второму рубежу вражеской обороны. Здесь их встретил плотный огонь пулеметов, минометов, мелкокалиберной артиллерии. Получив подкрепление из военного городка и поселка Паркино, гитлеровцы не только отчаянно оборонялись, но предприняли несколько контратак. Трудный бой, нередко переходивший в яростные рукопашные схватки, вели в районе нефтескладов десантники капитана Волкова и старшего лейтенанта Кондратьева. Такой же нелегкий бой в западной стороне порта вели автоматчики старшего лейтенанта Петербургского. Все еще продолжал сопротивление и гарнизон 150-миллиметровой батареи на мысе Крестовом. Утром 13 октября, когда на поддержку отряду капитана Бар-ченко подошла группа десантников лейтенанта Ледина, высаженная на Крестовом одним из малых охотников, 212 гарнизону вражеской батареи был предъявлен ультиматум о прекращении огня и немедленной сдаче в плен с гарантией сохранения жизни солдатам и офицерам. Ультиматум был высокомерно отвергнут. Бой разгорелся с новой силой. И только к ночи, когда к Крестовому начали подходить передовые подразделения 12-й бригады морской пехоты полковника В. В. Рассохина, остатки разгромленного гарнизона подняли белый флаг. Оказалось, что при трех орудиях батареи находилось еще 1200 снарядов, которые гитлеровцам так и не удалось использовать. В связи с выходом морских пехотинцев Рассохина на восточный берег Петсамовуоно, командующий флотом приказал бригаде торпедных катеров в ночь на 14 октября еще раз прорваться в фиорд, чтобы перебросить части морской пехоты СОРа с восточного берега залива непосредственно в порт Лиинахамари. Хотя за минувшие сутки систематическим огнем береговых батарей и мощными бомбо-штурмовыми ударами нашей авиации оборона противника в Петсамовуоно была в значительной мере дезорганизована и ослаблена (к примеру, крупнокалиберная вражеская батарея полуострова Нумерониеми вела огонь всего лишь одним, а батарея полуострова Нурменсетти -- только двумя орудиями), мы понимали, что нашим катерам будет нелегко. Поэтому отряд капитана 3 ранга Федорова основательно готовился к походу. Мы условились с Федоровым, что до обнаружения противником наши катера не будут вести никаких радиопереговоров, чтобы раньше времени не выдать своего приближения. Подходить к Петсамовуоно они будут на малом ходу, чтобы по возможности более скрытно миновать опасную зону. Даже обстрел полуостровов Нурменсетти и Нумерониеми нашими береговыми батареями со Среднего было решено начать лишь по требованию самого Федорова. Все это в какой-то мере облегчило прорыв. Вспоминая о тех днях, В. П. Федоров (ныне контрадмирал, руководитель кафедры одного из высших военно-морских училищ) писал мне: "Наши четыре катера были встречены огнем противника. Но прорыв 213 прошел организованно. До подхода подразделений бригады полковника Рассохина мы почти сутки отбивались от врага, оказывая помощь десантникам Тимофеева и разведчикам, сражавшимся в порту. Затем, тоже под огнем, стали переправлять морскую пехоту с восточного на западный берег залива". Новый удар наших частей окончательно решил судьбу вражеской группировки в Лиинахамари. Скоро наши радисты перехватили радиограмму немецкого коменданта порта. Открытым текстом (было не до шифрования!) он докладывал своему начальству в Кирке-нес: "Лиинахамари захвачен русскими матросами. Отхожу на запад. Согласно приказу корветтенкапитана Франка все взрываю". Да, уцелевшие гитлеровцы поспешно отходили на запад. Что же касается слов "все взрываю", так в это заявление немецкого коменданта наши морские пехотинцы внесли существенную поправку: большинство из того, что враг намеревался взорвать, осталось в целости и сохранности. Успешно завершив разгром группировки противника в Лиинахамари, морские пехотинцы, преследуя врага, продвигались все ближе и ближе к Печенге (Петсамо). Сюда же приближались с боями и части 14-й армии. Вечером 14 октября к Печенге подошли подразделения 10-й стрелковой дивизии и 7-й танковой бригады. В это же время, форсировав реку, в восточную часть города ворвались части 14-й стрелковой дивизии. Начались жаркие уличные бои. Днем 15 октября позвонил адмирал Головко. -- Подготовь торпедный катер И сам никуда не отлучайся. Пойдешь со мной в Лиинахамари Спустя полчаса два торпедных катера (один в качестве охраны) вышли из Пумманок. За последние месяцы мы успели привыкнуть к тому, что, стоило только днем торпедному катеру выйти из Пумманок, как с ближнего фашистского аэродрома тотчас же поднимались в воздух несколько истребителей. Но теперь там стояли уже наши, советские самолеты Показался вход в Петсамовуоно Еще два дня назад 214 мы наблюдали в стереотрубы, как при подходе наших катеров, тут, словно бы подкаливая небо алыми всполохами, с Нурменсетти и Нумерониеми палили вражеские батареи. Теперь здесь было тихо. Батареи еще вчера были захвачены нашими десантниками. Чем дальше проходили мы в глубь залива, тем он, сдавливаемый суровыми гранитными скалами, становился все уже. Без труда можно было рассмотреть но обоим берегам остатки разбитых дотов, дзотов, огневых позиций минометов и орудий. Да, только увидев все это собственными глазами, можно было в полной мере представить себе, с чем пришлось встретиться нашим катерникам во время прорывов в Лиинахамари! На пирсе адмирала Головко встретил генерал-майор Е. Т. Дубовцев с группой своих офицеров. Ефим Тимофеевич прибыл сюда еще утром. Осмотрели отбитый у врага порт. Здесь еще все напоминало о недавнем бое. На пирсах, возле многочисленных дотов и дзотов, врытых в землю танков валялись не успевшие еще потускнеть гильзы. Чуть ли не на каждом шагу были видны воронки от снарядов и бомб. Тут и там торчали столбики с табличками -- череп и две скрещенные кости -- гитлеровцы грозили смертью каждому, кто отваживался проникнуть на территорию порта. Одна из таких зловещих табличек стояла перед высотой, на которой располагалась 210-миллиметровая батарея. Крутые склоны немцы усеяли минами, оплели колючей проволокой Но и это не помогло. Ошеломленные нашим дерзким десантом, вражеские артиллеристы убежали, не успев уничтожить батарею. По узкому проходу, проделанному нашими минерами в минном поле и проволочных заграждениях, мы поднялись к одному из бетонных двориков. Ствол "Берты", как гитлеровцы называли свои тяжелые пушки, все еще был устремлен на северо-восток -- туда, где в легкой туманной дымке просматривались полуострова Средний и Рыбачий. Но стрелять в этом направлении "Берта" уже не будет. Никогда! Взобравшись на массивную стенку орудийного дворика, Головко, окинув взглядом окрестность, сказал: 215 -- Ну, здравствуй Печенга, русская земля!.. Да, кругом лежала опаленная боем, израненная, затоптанная врагом, но родная и близкая сердцу русская земля! Еще десять с лишним веков назад бросили в этом заливе якоря своих ладей сыны великого Новгорода и, нарушая былое безмолвие, зазвучала тут русская речь. Спугивая чаек, застучал на этих берегах топор, отесывая смолистые лесины для рубленых русских изб. Отсюда отважные кормчие выводили карбасы на добычу морского зверя, рыбы. И с той поры остались за приметными местами залива русские имена: мыс Крикун, мыс Девкин, Трифонов ручей, Девкина заводь, перенесенные потом на все морские карты. Но берега этого залива были свидетелями не только созидательного труда русского человека. В 1589 году сюда неожиданно ворвались иноземные захватчики. Враг рассчитывал на богатую и легкую поживу. Однако рыбаки, зверобои и монахи обосновавшегося тут монастыря достойно встретили неприятеля. Не их вина, что победа тогда осталась за иноземцами. Русские люди с топорами, дубинами, рогатинами сражались до последнего. Даже женщины и дети, укрывшись в монастыре, предпочли сгореть заживо, но не идти в полон врагу. Предав все огню и мечу, захватчики ушли. Но потом снова ожили здешние места. Появились в Девкиной заводи русские суда. По берегам залива поднялись бревенчатые избы. За минувшие с тех пор столетия много наших знаменитых соотечественников побывало в этих водах, дающих, по словам составителя старинной "Лоции Мурманского побережья", "приятный отдых для глаза мореплавателя, утомленного мрачным видом неприветливых, голых скал нашего Мурмана". В 1767 году заходил сюда еще мичманом на корабле "Норген" Ф. Ф. Ушаков, а чуть позже -- П. С. Нахимов -- прославленные русские адмиралы, чьими именами в годы Великой Отечественной войны были названы ордена и медали, которыми благодарная Родина отмечала боевые заслуги военных моряков. Побывал тут известный русский мореплаватель и составитель первой лоции северных морей Ф. Литке. В 1897 году стоял в этом заливе первый 2)6 русский ледокол "Ермак", на борту которого находился его создатель вице-адмирал С. О. Макаров. Бывал здесь в конце прошлого столетия выдающийся русский художник И. А. Коровин: северная природа покорила его своей суровой, но величественной красотой, Четверть века назад Печенга отошла к Финляндии, а последние несколько лет в ней хозяйничали гитлеровцы. Но исконная русская земля знала и верила, что недалек час, когда законные хозяева освободят ее от фашистского рабства. И, преодолев все трудности, они пришли сюда--советские солдаты и матросы! Наш флотский поэт Николай Флеров писал в те дни: Вперед прорываясь упрямо, Мечтали мы ночью и днем. Что время придет, и Петсамо Мы Печенгой вновь назовем. И кажется: с нами незримо В едином и грозном строю Пришли Ушаков и Нахимов, Что Печенгу знали свою. На месте сражений горячих Наш доблестный флаг водружен. И страж Заполярья -- Рыбачий -- Шлет Печенге братский поклон. А песня летит над волнами, И глухо рокочет прибой. Над Печенгой Красное знамя, А путь нам, товарищи, -- в бой! Да, как ни велика была радость от большой победы-- освобождения родной Печенги -- но война еще продолжалась, и дела нам хватало. Я вернулся в Пумманки, на ЗКП. Вечером прилег отдохнуть после нескольких бессонных ночей. Разбудил Вася Игумнов. Он влетел, словно вихрь: -- Так что же вы, товарищ комбриг, Москва ведь! Про нас! И он включил приемник на всю мощь. Знакомый левитановский голос заполнил комнату: -- "Приказ Верховного Главнокомандующего. Генералу армии Мерецкову. Адмиралу Головко. Войска Карельского фронта прорвали сильно укреп- 217 ленную оборону немцев северо-западнее Мурманска и сегодня, 15 октября, при содействии кораблей и десантных частей Северного флота овладели городом Петсамо (Печенга) -- важной военно-морской базой и мощным опорным пунктом обороны немцев на Крайнем Севере..." Далее следовали имена командиров частей, личный состав которых отличился в проведенной операции. В числе других слышу свою фамилию и фамилии командиров наших дивизионов -- капитана 2 ранга Алексеева, капитана 3 ранга Федорова, капитана 2 ранга Коршу-новича. -- "В ознаменование одержанной победы, -- Леви тан еще повысил голос, -- войсковые соединения, кораб ли и части флота, наиболее отличившиеся в боях за Петсамо (Печенга), представить к присвоению наиме нования Печенгских и к награждению орденами. Сегодня, 15 октября, в 21 час столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Карельского фронта, кораблям и частям Северного флота, овладевшим Петсамо, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий..." Тут было уже не до сна! Из офицерского общежития, из матросских землянок неслось многоголосое "ура". Все поздравляли друг друга. Обнимались. Целовались. Заслужить благодарность Родины, народа -- есть ли для советского человека что-нибудь радостнее и выше! Вызвал на связь Е. Т. Дубовцев. После теплых взаимных поздравлений Ефим Тимофеевич рассказал, что, узнав о приказе, один из морских пехотинцев взобрался на колокольню в Печенге и ударил во все колокола. -- Такой торжественный перезвон устроил, что и фи налу "Ивана Сусанина" не уступит. Праздник получил ся по всем статьям! Да, это был большой и волнующий праздник! На пирсе в Пумманках возник митинг. Один за другим поднимались на трибуну матросы, старшины, офицеры. Звучали идущие от самого сердца слова сыновней благодарности советскому народу, Коммунистической партии за высокую оценку ратного труда моряков и заверения не пожалеть сил и самой жизни во имя любимой Родины. 218 Курт Типпельскирх в своей "Истории второй мировой войны" пишет: "Из накопленных на Крайнем Севере запасов продовольствия и огромного количества военного имущества всех трех видов германских вооруженных сил лишь частица могла быть вывезена через северные порты. Отход осложнялся трудностями полярной ночи и зимы...". Что касается признания, что из больших запасов, накопленных германскими вооруженными силами на Севере (добавим сразу же -- и из войск, которые у них там были), гитлеровцы смогли вывезти "лишь частицу", с Типпельскирхом нельзя спорить. Бывшему начальнику разведывательного управления генерального штаба гитлеровских сухопутных сил, а в конце войны -- командующему армией -- это лучше известно. Но вот в объяснении причин, почему так произошло, К. Типпельскирх явно грешит против истины. Вывоз различных грузов и эвакуация частей германских вооруженных сил через северные порты Норвегии осложнялись не столько трудностями полярной ночи и зимы, сколько (и это в первую очередь плотной блокадой морских коммуникаций противника авиацией, подводными лодками и торпедными катерами Северного флота. После высадки десантов в губе Малой Волоковой (Маативуоно) и Лиинахамари катерники нашей бригады приняли активное участие в высадке ряда других тактических десантов на территории Финляндии и Северной Норвегии. 18 октября батальон 12-й бригады морской пехоты был высажен с наших катеров на побережье заливов Суоловуоно и Аресвуоно. Через пять дней, 23 октября, еще один батальон этой бригады и отряд морских пехотинцев 125-го отдельного полка был доставлен торпедными катерами капитан-лейтенанта И. Решетько и морскими охотниками в Кообхольм-фиорд. А 25 октября пятнадцать торпедных катеров, четыре малых и один большой охотник, совершив трудный штормовой переход, высадили более восьмисот морских пехотинцев в Холменгро-фиорде. (Мне довелось быть командиром высадки этого десанта.) Захватив расположенные здесь мощные батареи противника, десантники, вместе с частями 14-й армии, приняли участие в штурме Киркенеса -- важной военно-морской ба- 219 зы гитлеровцев и крупнейшего порта Норвегии в Ва-рангер-фиорде. Наряду с участием |в высадке десантов, экипажи торпедных катеров бригады с такой же активностью выполняли и вторую важную задачу, определенную для нас директивой на операцию "Вест": "...блокаду морских коммуникаций противника с целью воспрепятствовать эвакуации войск и вывоза грузов через порты Ва-рангер-фиорда". Из многих боевых эпизодов этого периода примечательным был, в частности бой, проведенный двумя нашими торпедными катерами против восьми сторожевых катеров противника поддержанных еще береговой батареей, в ночь на З октября. Получив задание на поиск в районе от Кообхольм-фиорда до острова Лилле Эккерей в море тогда вышли три торпедных катера. Командир отряда капитан-лейтенант Иван Антонов находился на катере старшего лейтенанта Петра Косовнина, имевшем радиолокационную станцию. Двумя другими катерами командовали старший лейтенант Николай Травин и лейтенант Степан Тодоров После полуночи на подходе к острову Лилле-Экке-рей юнга-радиометрист Женя Малиновский доложил командиру отряда о появлении на дистанции 18--20 ка-бельтовых пяти целей. Полагая, что это конвой противника, капитан-лейтенант пошел на сближение. Однако в 1 час 3 минуты, с дистанции 6--7 кабельтовых, уже визуально было определено, что вместо конвоя обнаружены пять немецких сторожевых катеров. Гитлеровцы тоже заметил наши катера. В небо взвилась ракета. Как видно, это был условный сигнал: через несколько минут береговая батарея с мыса Скаль-нес открыла огонь осветительными снарядами. Убедившись в своем численном превосходстве, фашисты осмелели и кинулись к нашим катерам. В 1 час 15 минут радиометрист доложил капитан-лейтенанту Антонову об обнаружении еще трех целей, предположительно сторожевых катеров, идущих на пересечку курса. Стало очевидным, что боя не миновать. Учитывая слабость вооружения катера Косовнина-- 220 на нем имелась только одна спаренная пулеметная установка,-- Травин предложил командиру отряда отойти одному. (Все мы очень оберегали радиолокационные катера: ведь тогда у нас на бригаде их было только три.) -- Отходите, -- убеждал Антонова старший лейтенант, -- а мы вас прикроем. Отходите! Не теряйте времени!.. Капитан-лейтенант понимал, что Травин прав. Действительно, рисковать радиолокационным катером нельзя. И командир отряда приказал Косовнину отходить. А экипажи Травина и Тодорова вступили в бой с четырежды превосходящим по силам противником. Группа из трех сторожевых катеров, навстречу которой пошел лейтенант Тодоров, попыталась было оттеснить его к берегу. Выигрывая время, необходимое для отхода радиолокационного катера, Тодоров сделал вид, что врагу затея удается. А потом, развив полную скорость, ловким маневром прорвался сквозь полукольцо вражеских катеров и, ставя отсекающие дым-завесы, начал отходить в сторону Рыбачьего. Через 25 минут он благополучно оторвался от преследования. Более тяжелое положение сложилось для старшего лейтенанта Травина. Пять сторожевых катеров, с которыми он вступил в бой, разделились на две группы: три зашли с правого, а два -- с левого борта. Огонь их пушек и пулеметов дополняла еще береговая батарея: сделав залп осветительными снарядами и уточнив место нашего катера, она выпускала по нему два-три залпа. Советские моряки мужественно отбивались. Когда вражеский 37-миллиметровый снаряд угодил в моторный отсек, комсомольцы Злагарев и Иванисов быстро погасили возникший пожар. Но правый мотор остановился. Скорость катера снизилась до четырнадцати узлов. Численное превосходство противника дополнилось еще и преимуществом в скорости. И тут очень убедительно подтвердилось старое воинское правило, что храбрость превосходит силу. Идя в сторону дымовых завес, поставленных лейтенантом Тодоровым, Травин принял единственно правильное в этих условиях решение: в момент, когда погасли очередные осветительные снаряды батареи, он приказал своим комендорам и пу- 221 леметчикам прекратить стрельбу. На какие-то считанные секунды гитлеровцы потеряли из вида наш катер. А как только все вокруг вновь залило зеленоватое сияние осветительных снарядов, по команде старшего лейтенанта огонь был открыт не по нескольким целям, как прежде, а сосредоточен лишь на головном вражеском катере, шедшем по правому борту. После нескольких метких очередей старшины 2-й статьи Третьякова, старшего матроса Низовцева и матроса Шайдулина на сторожевом катере возник пожар. С новым залпом батареи осветительными снарядами наши катерники повторили этот же прием, сосредоточив теперь весь огонь на следующем немецком катере, вынудив и его выйти из боя. Наконец Травин укрылся в первой из дымовых завес, получив тем самым несколько минут передышки. Выйдя из завесы, наши моряки вновь обнаружили немецкие катера. Но их осталось теперь три и, продолжая преследование, они старались держаться уже на более почтительном расстоянии. Так, переходя из одной дымзавесы в другую, периодически вступая в перестрелку с противником, экипажу нашего катера удалось через 45 минут после начала этого трудного боя оторваться от преследования. И как это ни покажется удивительным, но среди подчиненных старшего лейтенанта Травина не было даже раненых. Узнав об этом бое, мы на КП-200 решили было выслать в море другие катера на перехват противника. -- А не прикрывали ли немцы там свои транспор ты? -- спросил адмирал Головко, когда я доложил ему о нашем намерении. Выслушав мой ответ, что никаких крупных целей в этом районе не обнаружено, адмирал выход катеров не разрешил. -- Зачем дразнить гусей раньше времени. А Трави ну с Тодоровым и их подчиненным передайте благодар ность Военного совета. Молодцы! Я уже упоминал, что в день высадки десанта в Маа-тивуоно мы получили из штаба флота сообщение об 222 обнаружении в районе мыса Нордкин вражеского транспорта, шедшего в сопровождении пяти сторожевых кораблей и четырех тральщиков на юго-восток, в сторону. Варангер-фиорда. На перехват этого конвоя из нашей основной базы вышли шесть торпедных катеров под командованием капитана 3 ранга В. П. Федорова. По договоренности со штабом ВВС, в районе Варде к ним должны были присоединиться два Ил-4, чтобы подсветить цели. Осенняя погода в Заполярье коварна. Выходишь в море, и ничто будто не предвещает ненастья. Легкий ветерок ласково развевает полотнище флага. В низких облаках проглядывает голубоватое небо, ночами нет-нет да заиграет нежными чарующими красками северное сияние. И только разве высокий накат, мерно раскачивающий катер, напоминает о том, что где-то там, в бескрайних просторах Ледовитого океана, бушует шторм. Но как знать, куда он продвигается: на юг или на север, на запад или на восток? В Заполярье тогда вообще было не так много метеостанций. А с 1941 года число их еще более сократилось. Обмен метеонаблюдениями между странами тоже прекратился (в то время и погода имела военное значение). Поэтому прогнозы синоп-' тиков не отличались особой точностью. Словно бы пользуясь этим, заполярная погода нередко преподносила нам довольно коварные сюрпризы, когда за каких-нибудь два-три часа слабый ветер набирал чуть ли не ураганную силу, а налетавшие неведомо откуда бешеные хороводы метели обступали катер непроглядной стеной. Так случилось и на этот раз. Когда торпедные катера капитана 3 ранга В. П. Федорова выходили в море, погода была хорошей. Но часа через три Василий Панфилович сообщил о внезапном усилении ветра. К полуночи ветер достиг шести баллов. Шедшие навстречу волне торпедные катера заливало так, что они вынуждены были перейти на самый малый ход. Стало очевидным, что к условленному времени подойти к Варде Федоров не успеет. Мы перенацелили торпедные катера на район Лилле-Эккерей: направляясь отсюда к мысу Скальнес, с наибольшей вероятностью можно было рассчитывать на встречу с конвоем. С приходом к острову Лилле-Эккерей и началом 223 движения на норд-ост к торпедным катерам присоединились два самолета Ил-4, но выполнить поставленную перед ними задачу -- подсветить цели--летчику не смогли: была слишком низка облачность. Самолеты пришлось отозвать на аэродром. Торпедные катера продолжали поиск самостоятельно. А погода все ухудшалась. К 4 часам 10 октября ветер достиг восьми-девяти, а волна семи баллов. Снежные заряды сменились неистовой полярной пургой. Идущие против волны катера, плохо слушаясь руля, начали рыскать по курсу. Качало их так, что трубы торпедных аппаратов то и дело черпали воду. Выпуск торпед в та-ких условиях невозможен. Учитывая это, мы приказали Федорову вернуться на базу. О том, какой тяжелой для моряков была борьба с разбушевавшейся стихией, можно судить хотя бы по тому, что тридцать миль, отделявших от базы, они шли без малого пять часов. Их скорость, таким образом, не превышала шести узлов -- это для торпедных-то катеров! Мы не без оснований опасались, что от многочасовой неистовой качки компасы на катерах выйдут из меридиана и на точность их работы полагаться будет нельзя. А видимость в море из-за метели не превышала полкабельтова. Возникла реальная угроза, что катера попросту заблудятся. Тогда флагманский связист штаба капитан 3 ранга Смирнов предложил воспользоваться радиопеленгатором, который имелся у летчиков. -- Будем делать с его помощью засечки пеленгов по отсчету катеров, а потом передавать им нужный курс на базу. Хотя никакого опыта в этом деле у нас тогда еще не было, все же решили попробовать. Летчики не только любезно согласились предоставить в наше распоря-жение свой радиопеленгатор, но и вызвались помочь в задуманном нами деле. Не сразу все пошло на лад. Но в конечном итоге радиопеленгатор все же полностью оправдал надежды. С его помощью катера были благополучно приведены в базу, Пробыв почти пятнадцать часов в разбушевавшемся море, не просто промокшие, но и обледеневшие так, что брови и выбившиеся из-под шлемов волосы обросли сосульками, катерники, сойдя на берег, прежде всего спра- 224 шивали, как прошла высадка десанта и началось ли наше наступление на Муста-Тунтури И только узнав, что операция развивается успешно, отправлялись отогреваться 11 октября стал черным днем для немецкой конвой-вой службы в зоне прибрежных коммуникаций от мыса Нордкин до Бек-фиорда Около сотни наших самолетов ианесли бомбо-штурмовые удары по конвоям и стоянкам вражеских кораблей Трижды за эти сутки их успешно атаковали североморские подводные лодки.' Внесли свою лепту в разгром вражеских конвоев и торпедные катера нашей бригады Было это так Во второй половине дня воздушный разведчик сообщил, что в районе Гамвика, западнее Тана-фиорда, обнаружены три транспорта, следующие в сильном охранении вдоль побережья к Варангер-фиорду В 17 часов 30 минут конвой миновал Сюльте-фиорд Стало очевидным, что гитлеровцы задались целью с наступлением темноты провести транспорты в Киркенес Решаем выслать в море три группы торпедных катеров первая -- четыре катера под командованием капитана 2 ранга Алексеева -- должна вести поиск в районе острова Лилле-Эккерей, маяк Стуршер, вторая -- два катера под командованием капитана 3 ранга Федорова -- будет поджидать конвой на подходах к Бек-фиорду и третья, тоже из двух катеров под командованием капитан-лейтенанта Паламарчука, выйдет к Кообхольм-фиорду на случай, если противник попытается вдруг ввести свой конвой туда На всякий случай капитан-лейтенанту Шабалину было приказано держать в готовности к выходу в море в Пумманках еще звено катеров. По нашим предварительным расчетам наибольшая вероятность встречи с конвоем была у В Н Алексеева Поэтому мы включили в его группу радиолокационный катер старшего лейтенанта Петра Косовнина, а для страховки -- локация была в то время делом новым -- придали еще звено самолетов -- ночных разведчиков с осветительными бомбами Однако недоверие к новой технике, как известно, не остается безнаказанным Не избежали этой участи и мы С наступлением темноты, в 19 часов с минутами, 15 А В Кузьмин 225 группы Алексеева и Федорова покинули Пумманки. Скоро радиоразведка штаба флота перехватила оповещение киркенесской радиостанции о выходе в Варангер-фиорд советских катеров. Причем наиболее точно указывался район, в котором находились катера капитана 2 ранга Алексеева. Объяснялось это не столько бдительностью немцев и точностью работы их радара на мысе Киберг-нес, сколько нашей ошибкой: стремясь использовать в поиске конвоя одновременно самолеты и локацию, командир группы вынужден был вести довольно оживленные переговоры то с летчиками, то с катером Косов-нина. Перехватить эти переговоры и определить по ним место наших катеров для противника не составило большого труда. Наше недоверие к новой технике было, таким образом, заслуженно наказано. Мы тут же постарались исправить ошибку. Самолеты были отозваны на аэродром. Пересадить капитана 2 ранга Алексеева с катера лейтенанта Никитина к Ко-совнину, -- а место командира группы, как мы убедились, было именно там, возле радиолокатора, -- возможности не было. Пришлось ограничиться полумерой: Алексеев был предупрежден о необходимости до минимума сократить радиопереговоры и до поры до времени только отвечать на вызовы старшего лейтенанта Косов-нина. Успех или неудача поиска и атаки конвоя теперь в полной мере зависели от флагманского специалиста бригады по радиолокации инженер-капитан-лейтенанта А. Г. Приймака и радиометриста юнги Малиновского. Все предыдущие выходы в море наших радиолокационных катеров, как я уже упоминал, оказывались безрезультатными из-за отсутствия объектов атаки. Этот поиск был, по существу, первым, когда мы точно знали, что корабли противника в Варангер-фиорде есть и их нужно только обнаружить. А "первый блин", по народной поговорке, зачастую бывает комом. Около 23 часов, ведя поиск в районе Ютре-Киберга, радиометристу показалось, что у самого берега находятся корабли. Об этом было тотчас сообщено командиру группы. Алексеев, однако, не торопился с командой на атаку. Но самый молодой и менее опытный из 226 командиров катеров старший лейтенант Н. М. Панкин, услышав по радиофону доклад радиометриста, не ожидая команды, вышел в атаку и поспешил выпустить по обнаруженным "целям" одну за другой две торпеды. Мы на КП-200 получили от Ганкина доклад, что "торпедирован вражеский транспорт". Однако командир группы тотчас же внес в этот доклад довольно существенную поправку: оказывается, старший лейтенант довольно лихо атаковал не транспорт, а... прибрежную скалу. Сам Н. М. Ганкин, вспоминая этот случай, пишет в письме: "Камни в районе Ютре-Киберга, надо сказать, очень похожи на силуэты транспортов. Возле них даже пенный след прибоя тянется лентой, словно от форштевня идущего корабля. В этом походе обеспечивающим у меня на катере шел Виктор Домысловский. Услышав доклад радиолокационного катера, мы приняли эти камни за вражеские корабли, и Домысловский сказал: "Атакуй!.." А мне, признаться, очень хотелось иметь победу. Ну, я и атаковал... Когда же после взрыва торпед Алексеев запросил по радиофону: "Кто стрелял?", я сразу понял, что допустил ошибку. Но исправить что-либо было уже нельзя. Переживал я потом этот случай очень тяжело. Ведь, выпустив попусту торпеды, я лишился возможности участвовать в атаке конвоя..." Да, держать в море разрядившийся катер не было никакого смысла, и Ганкин получил приказание возвратиться в Пумманки. Учитывая недостаточную опытность старшего лейтенанта, мы не предъявили ему особых претензий. Только друзья довольно долго разыгрывали Наума Моисеевича, припоминая при удобном случае его "лихую атаку". А три оставшихся в море торпедных катера группы капитана 2 ранга Алексеева продолжали поиск. И не без успеха. В 00 часов 7 минут 12 октября, при движении вдоль берега на юго-запад, А. Г. Приймак доложил на мостик: -- Конвой в десяти милях по корме. Идет от мыса Кибергнес в сторону Киркенеса. Локатор вскрыл и ордер обнаруженного конвоя, и определил места транспортов, которые представляли "5* 227 для атакующих катеров куда большую ценность, нежели корабли охранения. А. Г. Приймак, вспоминая об этом бое, рассказывал потом: -- Нам с Малиновским на экране было хорошо видно, как впереди трех больших целей, наверняка транспортов, шло охранение -- две цели поменьше. Это, кстати, потом подтвердилось. А с моря транспорты прикрывались еще несколькими кораблями. Такой ордер конвоя подсказывал выгодность атаки из-под берега, с наименее охраняемого направления. Получив разрешение командира дивизиона, я начал наводить катера на цели... Первым по данным радиолокации сблизился на выгодном курсовом угле и с короткой дистанции выпустил торпеды по крупнотоннажному двухтрубному транспорту флагманский катер лейтенанта Никитина. Хотя командиры кораблей конвоя были заранее предупреждены о возможной встрече с советскими торпедными катерами (недаром же радиостанция Киркенеса несколько раз передала ставшее уже привычным: "Ахтунг!.. Ахтунг!.."), все же наша атака оказалась для противника неожиданной. Во всяком случае, до взрыва первого из транспортов корабли охранения, соблюдая скрытность, не стреляли. Но зато сразу же после этого, словно бы наверстывая упущенное, со сторожевых кораблей, тральщиков и сторожевых катеров был открыт яростный огонь К кораблям охранения тут же присоединилась еще береговая батарея, начав стрельбу осветительными снарядами. Все это осложнило действия наших катерников, но не охладило их стремления к атаке Командир "катера-контакта" старший лейтенант Косов-нин, не выдержав, сам сблизился со вторым транспортом и торпедировал его. По третьему, последнему в составе конвоя, транспорту выпустил торпеды капитан-лейтенант Г. Шерстюк. Косовнин и Шерстюк, прикрываясь дымзавесами и проходя после выпуска торпед под кормой атакованных транспортов в сторону моря, сравнительно легко оторвались от преследования кораблей охранения, не понеся при этом никаких потерь. Труднее пришлось лейтенанту Никитину. Прижатый к берегу, его катер оказался в огненных тисках: со сто- 228 роны моря его обстреливали, расположившись полукругом, немецкие сторожевые катера, а с суши -- береговая батарея. Спасти мог только смелый и неожиданный для противника маневр. По совету капитана 2 ранга Алексеева лейтенант Никитин прикрылся дымзавесой, а йотом на самом полном ходу вырвался из плотного дымного облака и, разбрасывая по сторонам густые пенные усы, устремился на немецкие катера. Решив, по-видимому, что командир советского торпедного катера, отчаявшись, идет на таран, гитлеровцы, струхнув, расступились. Мы на КП-200 с облегчением вздохнули, получив донесение лейтенанта Никитина о благополучном прорыве в открытое море. Итак, боевую задачу, поставленную командованием флота перед нашей бригадой, можно было считать по существу выполненной. Вражеский конвой разгромлен Но у нас была возможность, используя заблаговременно развернутые в море группы торпедных катеров, нанести врагу еще больший урон, и этим грешно было бы не воспользоваться. Отозвав катера лейтенанта Никитина и капитан-лейтенанта Шерстюка в базу, мы с КП-200 приказали старшему лейтенанту Косовнину остаться в море и, продолжая наблюдение за кораблями противника, навести на -них последующие группы торпедных катеров Менее чем через полчаса после первой атаки, в 00 часов 37 минут, по данным радиолокационного катера Косовнина, к конвою подошло звено капитана 3 ранга Федорова. Приученные действовать по шаблону, гитлеровцы и наших моряков мерили на свой аршин: раз, дескать, первая атака была со стороны берега, то и теперь следует ее ждать оттуда же. Все внимание противника было направлено в сторону берега А наши катера на этот раз ударили со стороны моря. После успешной атаки лейтенанта Родионова и старшего лейтенанта Диренко, на дно Варангер-фиорда отправились сторожевой корабль и тральщик противника. Продолжая оставаться в море и вести наблюдение, старший лейтенант Косовнин около половины второго ночи доложил на КП-200, что радиометрист обнаружил в районе мыса Комагнес еще несколько целей, идущих 229 к Варде. Трудно было сказать, что это за корабли: то ли, воспользовавшись тем, что две группы наших катеров уже разрядились, гитлеровцы решили вывести свои транспорты из Бек-фиорда, то ли выслали несколько боевых кораблей, чтобы собрать и сопроводить остатки разгромленного нами конвоя. На перехват этих целей из Пумманок тотчас вышло звено катеров капитан-лейтенанта Шабалина. Туда мы направили и катера капитан-лейтенанта Паламарчука, которые до этого несли дозор у Кообхольм-фиорда. Но до боя дело не дошло: обнаружив в фиорде наши катера, гитлеровцы решили, как видно, не рисковать и повернули свои корабли на обратный курс. Оставив на КП-200 начальника штаба, я выехал в Пумманки встретить возвратившиеся с моря катера. На борту катера лейтенанта Никитина лежали, прикрытые кормовым флагом, тела убитых -- командира отделения мотористов старшины 1-й статьи Николая Вейнаровского и старшего моториста старшины 2-й статьи Михаила Кормича. Старшина 2-й статьи Кормич повторил в этом бою подвиг Саши Ковалева. Снарядом был перебит коллектор одного из моторов. В отсек ударила струя горячей воды. Каждая минута замешательства неминуемо вела к остановке мотора. Не раздумывая, Михаил Кормич телом своим закрыл пробоину. Осколок второго снаряда смертельно ранил старшину. Но до последней минуты жизни моряк думал о спасении родного катера, своих товарищей и, даже умирая, не отошел от коллектора. Позже комсомолец старшина 2-й статьи Михаил Кормич был навечно зачислен в списки личного состава 3-го дивизиона бригады торпедных катеров Северного флота. Вечером, приехав в Пумманки, адмирал Головко пригласил в одну из землянок Алексеева, Косовнина, Приймака и юнгу Малиновского. -- Ну, вы заслуживаете особой награды, -- сказал Арсений Григорьевич, выслушав короткие рассказы каждого о прошедшем бое. -- Ведь вы первые в совет- 230 ском Военно-Морском Флоте успешно применили в бою радиолокацию. Расспросив юнгу, как его зовут, сколько лет, где живут родители, Арсений Григорьевич дружески обнял Малиновского. -- Вот она, какая смена-то у нас растет боевая! Что же, Женя, пиши отцу, что ты награжден орденом Красного Знамени. Кстати сказать, спустя месяц мы пригласили отца Евгения Малиновского, рабочего одного из московских заводов, к нам в гости. Он прожил несколько дней в нашей базе. Рассказывал морякам о трудовых успехах коллектива родного завода. Побывал на торпедных катерах. Выходил вместе с сыном в море. Разгром немецкого конвоя 12 октября довольно широко комментировался в зарубежной печати. Даже газеты фашистской Германии вынуждены были опубликовать сообщение, что в эту ночь советскими торпедными катерами были потоплены в Варангер-фиорде транспорт "Люммс" и тральщик "М-303". То, что в этом невольном признании число потопленных нами кораблей значительно преуменьшено, не удивительно. Гитлеровское командование ведь вообще старалось умалчивать о своих потерях на восточном фронте. А если и признавалось, то сокращало их в несколько раз. После 12 октября мы с еще большей настойчивостью продолжали поиски конвоев (наша авиация -- днем, торпедные катера -- ночью). В каждую группу торпедных катеров теперь непременно включались катера с радиолокационными станциями. Октябрьские ночи в Заполярье долгие. Каждый из этих походов продолжался по 10--12 часов. Другие корабли мы могли менять, давая возможность экипажам отдохнуть, но катеров с радиолокационными станциями у нас было мало, и они выходили в море чуть ли не каждую ночь. Моряки этих катеров с ног валились от усталости. Но никто из них не сетовал на трудности. 21 октября позвонили из штаба флота: -- У мыса Нордкин обнаружены пять немецких де- 231 сантных барж. В сопровождении нескольких сторожевых катеров идут к Варангер-фиорду. Командующий приказал с наступлением темноты провести поиск и атаковать их... Не будучи уверенным, что эти БДБ действительно дойдут до Варангер-фиорда (на пути от Нордкина было немало и других мест, куда они могли зайти, что потом и подтвердилось), В. А Чекуров предложил выслать на поиск лишь одно звено катеров, с тем чтобы в случае необходимости подкрепить его новой группой. -- А старшим предлагаю послать капитана 3 ранга Холина, -- сказал Валентин Андреевич. -- Он уж очень просится пустить его в море. Начальник штаба 1-го дивизиона капитан 3 ранга Н Г. Холин начал войну на Черноморском флоте. Проходя службу на ледоколе "Микоян", он в 1942 году участвовал в легендарном переходе этого судна с Черного моря на Дальний Восток. К нам на бригаду пришел летом 1944 года. Перед звеном капитана 3 ранга Н. Г. Холина (головным шел катер лейтенанта С. Тодорова, а ведомым -- капитан-лейтенанта П. Шуляковского) была поставлена задача: провести поиск в районе от острова Лилле-Эккерей до Варде, а затем, выйдя за пределы Варангер-фиорда, установить линию дозора примерно на полпути от Варде до мыса Харбакен. Поздним вечером катера покинули Пумманки. А спустя некоторое время нам стало известно о выходе из Бек-фиорда еще одного конвоя в составе трех крупнотоннажных транспортов, буксируемого парусника и более десятка кораблей охранения. Не так уж трудно было представить себе ход мыслей немецкого командования: проследив радаром за звеном наших катеров, уже огибавших к этому времени острова Варде, оно решило воспользоваться этим. Пока мы перенацелим катера, конвой успеет дойти до пролива Буссесунн. Но если немцы считали себя "с бородой", то и мы были "с усами". Отправив звено капитана 3 ранга Холина на поиск десантных барж, подходивших с северо-запада, мы тут же подготовили к выходу в море еще три торпедных катера под командованием капитана 3 ранга А. И. Ефимова. Головным в этой группе был 232 радиолокационный катер Косовнина, а двумя другими катерами командовали старшие лейтенанты П. Дирен-ко и В. Кузнецов. Дав возможность немецким кораблям без помех пройти некоторое расстояние, чтобы, обнаружив новую группу наших катеров, они не успели вернуться в Бек-фиорд, мы примерно около полуночи на-яравили Ефимова в море. Спустя час юнга Малиновский уже доложил на мостик об обнаружении целей. Спустившись к радиометристу, капитан 3 ранга Ефимов отчетливо увидел на экране локатора четыре крупных корабля, прижимавшихся к берегу, и мористее их -- две завесы охранения. В 1 час 48 минут первым устремился в атаку и точным двухторпедным залпом отправил тральщик на дно старший лейтенант Диренко. За ним, используя выгодную позицию, атаковал сторожевой корабль старший лейтенант Косовнин. Не повезло лишь экипажу Кузнецова. Катер старшего лейтенанта был контратакован четырьмя немецкими сторожевыми катерами. Выпускать торпеды, не будучи твердо уверенным, что они попадут в цель, Кузнецов не хотел, и потому вынужден был отойти. Через 16 минут он предпринял вторую попытку прорваться к конвою севернее мыса Кибергнес, потом-- уже у самого входа в пролив Буссесунн. Трижды в течение часа! Но всякий раз путь преграждали сторожевые катера. Опасаясь, как бы боевой азарт старшего лейтенанта не привел в конце концов к печальным последствиям, с КП-200 Кузнецову было рекомендовано оставить на время конвой в покое. Пусть гитлеровцы уверуют, что советский торпедный катер отказался от атаки. -- А пока корабли будут проходить проливом, вы, обогните острова Варде да атакуйте противника уже за пределами Варангер-фиорда. Старший лейтенант так и поступил. Догнав конвой у мыса Блудшютодден, он в 4 часа 9 минут атаковал и потопил тральщик. Открыв огонь, сторожевые катера бросились вдогонку за Кузнецовым. Погоня продолжалась около 17 минут, но успеха гитлеровцам не принесла. Наш катер благополучно вышел из боя и возвратился в Пумманки. Воспользовавшись замешательством, вызванным среди кораблей охранения атакой старшего лейтенанта 233 Кузнецова, еще один -- третий за эту ночь! -- удар по немецкому конвою нанесло звено Холина. Правильно оценив обстановку, капитан 3 ранга вывел свои катера к целям со стороны берега -- с направления, откуда они меньше всего ожидали атаки. И сначала лейтенант То-доров, потом капитан-лейтенант Шуляковский выпустили торпеды по грузно осевшим в воду транспортам. Окончательно сбитые с толку, корабли охранения конвоя принялись сбрасывать глубинные бомбы, полагая, что транспорты атакованы подводной лодкой. Что же, нашим катерникам это было только на руку... Так, в результате трех атак -- последних торпедных атак североморских катерников в Великой Отечественной войне -- из состава вражеского конвоя, насчитывавшего пятнадцать вымпелов, за эту ночь было выведено из строя пять кораблей: потоплены транспорт и два тральщика да сильно повреждены транспорт и сторожевой корабль. Значительные потери, понесенные от атак нашей авиации, подводных лодок и торпедных катеров, вынудили немецко-фашистское командование отказаться от посылки конвоев в Варангер-фиорд. Эвакуацию своих войск противник начал по шоссейной дороге до Танна-фиорда, а то и дальше и лишь оттуда вывозил их на кораблях. Несмотря на это, мы до конца октября, до освобождения советскими войсками Киркенеса и портов Варде и Вадсе, почти каждую ночь проводили поиск в Варан-гер-фиорде. Не обнаружив кораблей противника, капитан 2 ранга В. Н. Алексеев с нашего согласия решился даже на атаку судов, стоявших в порту Вадсе. В ночь на 26 октября, оставив остальные катера своей группы в море, сам командир дивизиона подошел на радиолокационном катере к Вадсе и, ориентируясь по экрану локатора, выпустил торпеды в глубь бухты по скопившимся у причала судам. Взрывы и наблюдавшиеся затем пожары в порту подтвердили, что торпеды были потрачены не зря. Наши катера проводили систематический поиск вражеских кораблей не только в Варангер-фиорде, но и за 234 его пределами. Один такой поиск был проведен, в частности, в Танна-фиорде. Узнав из сообщения воздушной разведки о том, что в этом фиорде находились крупные немецкие боевые корабли, мы послали туда шесть торпедных катеров под командованием В. Н. Алексеева. Они прошли около трехсот миль в прибрежных водах противника и успешно достигли фиорда, но нанести удар им не удалось. По-видимому, заранее предупрежденные о подходе наших катеров, фашистские корабли сменили место стоянки. А побережье Танна-фиорда изрезано множеством хорошо укрытых бухт. Наши моряки не имели возможности вести длительный поиск: на катерах осталось так мало бензина, что его еле хватало на обратный путь. Однако сам факт выхода в Танна-фиорд убедительно свидетельствовал и о хорошей морской выучке экипажей торпедных катеров, и о большом желании искать и громить врага. Октябрь был для моряков нашей бригады самым напряженным месяцем за весь 1944 год. По подсчетам флагманского инженер-механика, за один этот месяц моторы наших катеров выработали годовую норму. 25 октября столица нашей Родины салютовала войскам Карельского фронта и морякам Северного флота, овладевшим городом и портом Киркенес. 1 ноября 1944 года Москва торжественным салютом оповестила мир о крупнейшей победе в Заполярье -- полном освобождении от врага Печенгской области. Бригада торпедных катеров наряду с другими соединениями флота получила наименование Печенгской. Народ дружественной Норвегии выражал советским воинам глубокую признательность за помощь в освобождении страны от гитлеровских захватчиков. Мне по ряду обстоятельств не довелось в то время посетить Норвегию, но друзья, побывавшие в Киркенесе и других местах, рассказывали, с какой любовью и признательностью встречали норвежцы наших солдат и матросов. В числе других офицеров Северного флота я был удостоен норвежского ордена "Крест свободы". Большие и радостные события переживали мы в канун 27-й годовщины Великого Октября. 3 ноября бригада была награждена орденом Ушакова I степени, 5 ноября 1944 года Указом Президиума Верховного Со- 235 вета СССР девяти нашим катерникам было присвоено звание Героя Советского Союза. Капитан-лейтенант А. О. Шабалин удостоился этого высокого звания во второй раз Это была заслуженная награда Александр Осипович, один из старожилов нашей бригады, добился первой победы еще в сентябре 1941 года А теперь на его боевом счету уже девять потопленных вражеских кораблей. Звания Героя Советского Союза были удостоены командиры дивизионов капитаны 2 ранга В. Н. Алексеев и С. Г. Коршунович, командиры отрядов капитан-лейтенанты В. М. Лозовский и А. И. Кисов, командиры катеров старшие лейтенанты И. М. Желваков, В. И. Быков и Б. Т. Павлов, старшина группы мотористов Г. Д. Курбатов. Каждый из них в боях с врагом служил примером мужества и верности воинскому долгу. Присвоение большой группе боевых товарищей звания Героя Советского Союза моряки бригады расценивали как высокую оценку наших общих успехов в борьбе с гитлеровскими захватчиками. Потому-то день 5 ноября и стал для матросов, старшин и офицеров бригады общим большим праздником. Враг теперь был далеко от Варангер-фиорда, и мы покинули свой КП-200 на горе Земляной и ставшие уже родными Пумманки. Хотя жилось тут порой и не очень сладко, но сколько дорогого и памятного на всю жизнь было связано у каждого из нас с этими местами!.. На бригаде теперь верховодили флагманские специалисты. Вынужденные прежде мириться с тем, что ремонт механизмов, оружия и приборов проводился спешным порядком, лишь бы скорее подготовить корабли к новому бою, теперь капитан-лейтенант Сударев, стар ший лейтенант Стрелков, капитан-лейтенант Чириков, капитан 3 ранга Смирнов, инженер-капитан 2 ранга Рихтер, инженер-капитан-лейтенант Приймак приводили свои заведования в идеальное состояние. А штаб переключился на обобщение боевого опыта бригады, корректуру боевых наставлений Начались, в общем, обычные дела и заботы мирного времени. Война в Заполярье, казалось, уже прекратилась Но вскоре нам снова пришлось по боевой тревоге выводить катера в море Мстя за свое поражение на Севере, командование 236 гитлеровского флота, отозвав свои подводные лодки с других театров военных действий, бросило их в Заполярье. Они все чаще нападали на союзные конвои и наши торговые и боевые корабли Это заставило наше командование принять срочные меры. К борьбе с вражескими подводными лодками были привлечены все силы, в том числе и бригада торпедных катеров Мы проводили поиск вражеских субмарин как самостоятельно, так и во взаимодействии с катерами-охотниками. Эта напряженная работа длилась всю зиму 4 марта 1945 года бригаде вручались ее боевые награды Хотя март считается весенним месяцем, у нас еще царствовала зима Неподалеку от пирса матросы утоптали глубокий снег, образовав небольшую площадку. Стройными рядами здесь построились моряки Командующий флотом зачитал Указы Президиума Верховного Совета СССР о награждении бригады орденами Красного Знамени и Ушакова I степени Прикрепил к знамени ордена и орденские ленты. Высоко поднятое в руках Героя Советского Союза главного старшины Курбатова, знамя торжественно проплыло вдоль строя катерников -- Я счастлив вручить вам высокие награды, которыми наша Родина заслуженно отметила ратный труд людей вашего соединения, -- сказал на митинге адмирал Головко -- Своими подвигами в борьбе с врагом вы еще выше подняли боевую слав> Северного флота Как старый катерник, я горжусь вами' . За год существования бригады наши катерники провели более ста групповых поисков конвоев противника. Враг делал все возможное, чтобы сберечь свои суда. Из двухсот с лишним единиц, входивших в состав атакованных нами конвоев, транспортов было сорок, остальные -- корабли охранения--миноносцы, сторожевые корабли и катера, тральщики В некоторых случаях соотношение транспортов и кораблей охранения достигало одного к десяти Однако ничто не могло остановить наших катерников Они смело атаковали врага и добивались победы 237 В четвертом томе "Истории Великой Отечественной войны" есть такие строки "На вражеских коммуникациях в Варангер-фиорде активно действовала бригада торпедных катеров . Успех этой бригады объяснялся прежде всего массированным использованием торпедных катеров и их четким взаимодействием с авиацией Настойчивые атаки торпедных катеров не только в темное, но и в светлое время суток вынудили врага бросить на борьбу с ними все эскадренные миноносцы и значительную часть авиации. Но наши катерники, применяя дымовые завесы, используя прикрытие истребителей, продолжали смело действовать .. Даже буржуазные военные историки вынуждены дать высокую оценку боевым действиям советских торпедных катеров. Юрг Мейстер, например, пишет "Немцы с удивлением отмечали, что русские торпедные катера действовали .. с необычной предприимчивостью .. Их боевая деятельность осенью 1944 года достигла наивысшего уровня, чем значительно затруднила эвакуацию германских войск". 12 апреля позвонил адмирал Головко и сообщил, что меня вызывают в Москву -- Вылетай завтра же Судя по тому, что тебе приказано сдать дела, получишь новое назначение Куда? Ну, этого я не знаю. В должностях теперь недостатка нет Кому сдашь дела? Я ответил, что, конечно, В А. Чекурову. А начальником штаба бригады рекомендую капитана 2 ранга В Н Алексеева Командующий согласился Обхожу торпедные катера, прощаясь с моряками Как дороги стали мне эти люди, с которыми сроднила нас самая крепкая дружба -- дружба, испытанная в боях' Ранним утром я уже с самолета смотрел на проступающие в разрывах облачности знакомые берега Прощай, Заполярье' Военная судьба соединила нас не надолго Всего на год Но я буду всегда помнить тебя'.. ВТОРАЯ НА ЮЖНОЙ Балтике БАЛТИЙСКАЯ БРИГАДА В Москве меня принял Народный комиссар ВМФ адмирал Н Г. Кузнецов. Николай Герасимович сразу перешел к делу: -- Есть намерение назначить тебя на Тихий океан, начальником штаба морского оборонительного района. Что скажешь?.. Я ожидал всего чего угодно, но только не этого, и потому вид у меня, нужно полагать, был недоумевающий Во всяком случае, нарком с улыбкой спросил: -- Что, не радует? Я ответил, что готов, разумеется, поехать снова на Тихоокеанский флот, но, откровенно говоря, без особой охоты. Война не кончилась, а у меня уже есть некоторый боевой опыт. Считаю, что он был бы полезен на действующем флоте. -- Значит, возвращаться на Тихоокеанский флот охоты нет? -- спросил нарком. -- Ну что же, быть по сему. Тогда поедешь на Балтику. Примешь там бригаду торпедных катеров. В Москве тебя никакие личные дела не задерживают? Ну, тогда завтра же вылетай в Палангу. Там сейчас выносной командный пункт Три- буца Ты с ним знаком'. Я ответил, что наслышан об адмирале много, но служить под его командованием не доводилось. -- Ну вот теперь познакомишься. Приказ о твоем назначении будет сегодня же подписан. Желаю успеха. Назначение на балтийскую бригаду я расценивал как большую честь. Бригада эта -- одно из старейших со- 16 А В Кузьмин 241 единений торпедных катеров. Еще в двадцатых годах на Балтике была сформирована группа торпедных катеров из трофейных "торникрофтов" Потом эти деревянные суденышки пошли на слом, их заменили катера отечественного производства. Группа была преобразована в Отряд особого назначения. Балтийским отрядом, а потом и бригадой торпедных катеров командовали многие широко известные теперь адмиралы. Первым командиром был В. Ф. Чернышев -- в прошлом "черный гардемарин", как назывались выпускники Морского кадетского корпуса. Ныне он -- контр-адмирал, доцент, старший преподаватель кафедры тактики Военно-морской академии. Все мы, катерники, по праву считаем его одним из основоположников тактики торпедных катеров. Мне посчастливилось познакомиться с Всеволодом Феодосеевичем в конце тридцатых годов. Я был в то время начальником штаба бригады торпедных катеров Тихоокеанского флота, а В. Ф. Чернышев в составе инспекции Главного морского штаба приезжал проверять нашу работу. Среднего роста, уже достаточно пожилой к тому времени, Всеволод Феодосеевич запомнился прежде всего очень внимательным и мягким обращением со всеми -- и с матросами, и с офицерами. Старые катерники, кому довелось служить еще в Отряде особого назначения, вспоминали, что Чернышев никогда и ни на кого не повышал голоса. Скорее просил, чем приказывал. И тем не менее каждое его слово было для подчиненных законом,-- так велико было обаяние этого человека! Я испытал это на самом себе. Несколько бесед с Всеволодом Феодосеевичем можно было сравнить с наставлениями учителя и близкого человека, который делится с тобой своими богатыми знаниями не по обязанности, а по щедрости души, благородному стремлению быть тебе полезным. Хотя штаб бригады в ту пору по оценке инспекции был отнесен к числу лучших на флоте, В. Ф. Чернышев за время пребывания у нас говорил, разумеется, не только приятное. Однако даже недовольство свое он умел выразить так, что это никого не обижало, а лишь побуждало как можно скорее исправить ошибки. Командиром балтийских катерников был одно время 242 капитан 1 ранга Г. Л. Нествед -- потом тоже преподаватель Военно-морской академии. И он много труда вложил в разработку методов торпедной стрельбы для катеров. В 1929 году в Отряд особого назначения пришел Ф. С. Октябрьский -- ныне адмирал, Герой Советского Союза. В то время Филипп Сергеевич был уже немало послужившим и опытным офицером (он носил, как тогда говорили, "три средних", что в наше время равноценно воинскому званию капитана 3 ранга), но с такими маленькими кораблями имел дело впервые и поэтому упросил, чтобы его назначили командиром катера. Примерно через два года Ф. С. Октябрьский с группой катеров был переведен на Дальний Восток, где он положил начало формированию бригады торпедных катеров Тихоокеанского флота. Мне довелось служить под командованием Филиппа Сергеевича в должностях командира звена, отряда, дивизиона, и я вспоминаю о том времени с большим удовлетворением. Балтийские катерники заслужили в народе добрую славу мужественных и смелых моряков. В годы Великой Отечественной войны они отличились во многих боях. Не случайно первыми среди катерников всех наших флотов высокое звание Героя Советского Союза заслужили именно балтийцы -- в ту пору еще капитан-лейтенант С. А. Осипов, старший лейтенант В. П. Гу-маненко и лейтенант А. И. Афанасьев (воспитанник нашей тихоокеанской бригады, переведенный на Балтику в 1940 году). В 1942 году балтийские катерники выставляли активные минные заграждения на опушках финских шхер, чем доставляли врагу крупные неприятности. В 1943 году, базируясь на остров Лавенсаари, торпедные катера, совместно с катерами-охотниками и тральщиками, вели трудную борьбу за поддержание минной безопасности на фарватерах, участвовали в конвоировании подводных лодок, выходивших за пределы Финского залива в южную Балтику. В 1944 году, с началом победоносного наступления Советской Армии вдоль побережья Прибалтики, торпедные катера приняли участие во многих десантных операциях. Локса, Таллин, Палдиски, острова 16* 243 Моонзундского архипелага -- все это места, где на долю катерников выпадало самое трудное и опасное -- высадка первого броска десанта. В оперативном управлении Главного морского штаба меня огорчили, сообщив, что подготовленные еще в мою бытность в Заполярье и отправленные с Северного флота на Балтику большие торпедные катера прибудут к месту назначения не скоро реки и озера, по которым они пойдут, пока еще покрыты льдом, и природу никакими приказами не поторопишь На следующий день, 14 апреля 1945 года, я вылетел из Москвы к новому месту службы Первым, кому я представился в Паланге, был на чальник штаба Юго-западного морского района (в него входила бригада катеров) контр-адмирал Н Г. Богданов Николай Георгиевич рассказал о трудностях, которые переживает бригада В боях за освобождение островов Моонзундского архипелага многие торпедные катера, участвовавшие в высадке десантов, получили повреждения и теперь ремонтируются в Кронштадте и Ленинграде Судоремонтники довольно быстро "лечат" их, но задерживается перевозка, железные дороги заняты грузами для наступающих войск Ленинградского, 2-го и 3-го Белорусских фронтов. Сейчас же бригада располагает всего тремя десятками торпедных катеров, да и те распылены по всему побережью от Клайпеды до Померании -- Такое теперь у вас широкое поле деятельности, только воюй -- сказал контр-адмирал в заключение -- Ну, а окончательную ориентацию получите у командующего флотом Ехал я к комфлота, а из головы не выходила беседа с Богдановым Что и говорить, "поле деятельности" и перечень боевых задач у бригады такие, что действительно "только воюй" Но как раз в условиях такого "широкого поля деятельности" воевать будет трудно. На Севере мы давно убедились, что наибольшего успеха добиваешься, когда действуешь, как говорил А Г Головко, не растопыренными пальцами, а туго сжатым 244 кулаком. И в данном случае наверняка полезнее было бы не рассредоточивать катера по многим базам, а собрать все воедино, чтобы наносить массированные удары. Вот сосредоточить бригаду, скажем, в Данцигскои бухте да вместе с авиацией нагрянуть на порт Хела, откуда вражеские корабли выходят для артиллерийской поддержки своих отступающих частей и обстрела наших войск на Земландском полуострове... Эти свои соображения я уже высказал в разговоре с Богдановым, но начальник штаба ЮЗМОРа остановил меня: -- Не забывайте, что Северный флот -- это одно, а Балтика -- другое. Слов нет, Балтику не сравнить с Севером. Но ведь основные-то принципы боевого использования торпедных катеров должны оставаться едиными для любого морского театра. Больше того, мне казалось, что для массированного использования торпедных катеров на Балтике имеется еще больше оснований, чем на Севере. Из-за минной опасности в Финском заливе большие корабли все еще вынуждены отстаиваться в Кронштадте и Ленинграде. Поддержка морских флангов наступающей Красной Армии поэтому легла в основном на малые корабли, в том числе на торпедные катера. Сама жизнь требует, чтобы мы сосредоточивали свои силы на самых главных направлениях, где наша помощь особенно необходима сухопутным войскам Но вступать в дебаты со старшими в первый день прибытия на новый флот было не совсем прилично, да, как оказалось, взгляды, высказанные Богдановым, не были только его личными взглядами Командующий флотом адмирал В. Ф. Трибуц отнесся к моим предложениям тоже довольно холодно. Он куда-то спешил и только перечислил стоящие перед бригадой боевые задачи: участвовать в блокаде Либа-вы, действовать на коммуникациях противника в Дан-цигской бухте, готовить группу катеров по мере их поступления в Клайпеду из Кронштадта и Ленинграда к перебазированию в Кольберг для действий против немецкой военно-морской базы Свинемюнде и ко всему этому иметь еще в виду возможность участия торпедных катеров в высадке десанта в Пиллау Получив этот довольно внушительный перечень задач, я выехал из Паланги в Клайпеду, где находился 245 штаб Краснознаменной бригады торпедных катеров, которой мне предстояло теперь командовать. Здесь, на Балтике, мне, по существу, впервые довелось лицом к лицу встретиться с последствиями войны. На Севере от вражеских бомбардировок тяжело пострадал лишь Мурманск. Но бывали мы там только проездом, и его разрушения как-то не очень врезались в память. А тут за стеклом автомашины, сменяя одна другую, проходили страшные картины разрушенных городов и поселков -- горы щебня и редкие остовы зданий, глядящие в мир пустыми глазницами окон. По полям тут и там чернели обгоревшие стальные коробки танков, искореженные орудия. На месте недавних лесных массивов, словно после неистового урагана, валялись поваленные сосны. И все же жизнь -- всесильная и неистребимая -- побеждала. В полях вокруг сгоревших танков поднималась яркая зелень озимых. В городах и поселках люди, хлопотливо разбирая завалы, лепили себе временные жилища. Там, где живет и трудится народ, отстоявший свою свободу, пустыне не бывать!.. Сильно была разрушена и Клайпеда, переименованная гитлеровцами на свой лад, в Мемель. По рассказам оставшихся в живых жителей, немецкие подрывники перед отступлением методически уничтожали улицу за улицей. В этом хаосе битого кирпича неведомо как все же сохранилось несколько целых зданий. В одном из них -- в прошлом городской гимназии, а во время хозяйничанья гитлеровцев -- помещении гестапо (вскоре это здание тоже было разрушено взрывом припрятанного в подвале минного "сюрприза", да, к счастью, за несколько дней до этого мы перебрались в другое место) -- я и отыскал штаб и политотдел бригады. Начальника штаба бригады капитана 3 ранга Г. П. Тимченко я знал еще по тихоокеанской бригаде, где он служил командиром катера. Потом Георгий Павлович уехал учиться в академию С той поры минуло почти десять лет. И вот мы снова встретились. С первых дней совместной работы стало очевидно, что Тимченко-- превосходный специалист, человек трудолюбивый и ини- 246 циативный, под стать в этом смысле В. А Чекурову. Единственной слабостью Георгия Павловича, если это, конечно, можно назвать слабостью, являлось его постоянное стремление самому выйти в море. Сколько я ни доказывал ему, что наша с ним задача -- организация боевых действий катеров здесь, в штабе, а в море бой организуют командиры дивизионов или отрядов, все равно при первой же возможности Тимченко старался "улизнуть" из штаба в море. Но в общем-то работали мы с Георгием Павловичем дружно. Расстались после окончания войны друзьями и до сих пор поддерживаем самые теплые отношения. Вообще-то на принятие дел официально положено несколько дней, в течение которых происходит фактическое безвластие, потому что подчиненные не знают, к кому обращаться: не то к старому, не то к новому командиру. В данном случае соблюдение всех формальностей не имело никакого смысла. Катера и люди, которые на них воевали,-- это не "дела". Чтобы ознакомиться с документами, много времени не требовалось. Безвластие же в боевых условиях -- положение совершенно недопустимое. Поэтому мое вступление в командование бригадой не заняло и получаса. Мы с начальником политотдела капитаном 2 ранга Ильиным начали знакомиться с моряками бригады. Ильин, как и я, был на бригаде человеком новым. Работал он до этого в ОВР, специфики службы на торпедных катерах не знал и оказался примерно в таком же положении, как в свое время на североморской бригаде А. Е. Мураневич. Но у Андрея Евгеньевича была возможность, пока североморская бригада формировалась, в сравнительно спокойной обстановке осмотреться и войти в круг новых обязанностей. Здесь же бригада уже воевала, причем воевала в очень сложных условиях, и Ильину "раскачиваться" было некогда. Нужно было сразу же приниматься за дела, тем более что первое же наше знакомство с состоянием партийно-политической работы на дивизионах показало, что ее необходимо решительно улучшать. Надо сказать, что моряки балтийской бригады находились в это время в куда более трудных условиях, чем 247 даже катерники Северного флота. Матросы, старшины и офицеры жили прямо на катерах, без самых элементарных бытовых удобств. Не легче было и с материально-техническим обеспечением. Если офицеры нашей передвижной береговой базы Прохоренко, Костицын, Мин-кин хотя и с трудом, но все же ухитрялись, несмотря на разбросанность, обеспечивать катера бензином и боеприпасами, то с ремонтом механизмов и с доставкой необходимых запасных частей дело обстояло далеко не так благополучно. Мотористы, торпедисты, радисты, пулеметчики, чтобы поддерживать свои заведования в постоянной боевой готовности, трудились круглыми сутками: проведя всю ночь в море, они, вернувшись в маневренную базу, весь день занимались ремонтом, а вечером опять уходили на задание. От политработников в этих условиях требовались не общие указания, которыми некоторые товарищи слишком злоупотребляли, а заботливое вникание в мелочи быта, жизни, настроение людей. И капитан 2 ранга Ильин, нужно отдать ему должное, сразу стал перестраивать всю работу в этом направлении. Знакомство с бригадой мы начали с гвардейского дивизиона, которым командовал Герой Советского Союза гвардии капитан 2 ранга С. А Осипов. Прославленный катерник, в свое время воевавший еще добровольцем в Испании, Сергей Александрович сражался на Балтике с первых дней войны О его лихих, построенных на строгом расчете атаках знали все наши катерники. Среди подчиненных он пользовался непререкаемым авторитетом и искренней любовью. Беседуя с командирами отрядов этого дивизиона -- гвардии капитан-лейтенантом Виктором Александровым и старшим лейтенантом Сергеем Головко (братом адмирала А Г. Головко), с командирами звеньев и катеров -- гвардии старшими лейтенантами Константином Шлис-сом, Василием Калмыковым, лейтенантом Кузнецовым и другими, со старшинами и матросами, мы заметили: каждый из них старается чем-то походить на своего комдива, так же, как он, всегда рвутся в море, в бой. Вечером я зашел на катер гвардии старшего лейтенанта Василия Алексеевича Калмыкова. Матросы и старшины сидели на палубе за скромным ужином. 248 -- Присаживайтесь к нам, товарищ капитан первого ранга, подзакусить тем, что береговая база послала,-- с шуточкой пригласил боцман гвардии старшина 2-й статьи Иванов. По внешнему виду невысокому ладному старшине можно было дать лет 17--18. Но на его фла нелевке вместе с гвардейским значком поблескивали ордена Отечественной войны I и II степени, орден Красной Звезды и медаль "За оборону Ленинграда". Я сел в тесном матросском кружке. Завязалась беседа. Узнал я, что Юрий Иванов родом из города Малая Вишера В 1940 году поступил в школу юнг. Наставником Юрия там был бывший боцман с линейного корабля "Андрей Первозванный" коммунист с 1919 года Емельян Лаврентьевич Костюченко Однако учиться Иванову, как и другим юнгам, пришлось недолго. Началась война. В сентябре 1941 года Юрий уже участвовал в бою, отбив с группой моряков у врага Бугровский маяк на южном берегу Ладоги. За участие в десанте на остров Муху получил первую правительственную награду -- орден Отечественной войны II степени. А теперь за плечами бывшего юнги, ставшего боцманом торпедного катера, славный боевой путь от Кронштадта до Восточной Пруссии. -- Мать все спрашивает в письмах: когда же мы окончательно доколотим супостата,-- с юморком, очень схожим с юмором комдива, рассказывал старшина 2-й статьи.-- Я ей отвечаю: не расстраивайтесь, милая моя мамаша, не тратьте нервы понапрасну -- теперь уже скоро! -- Юрий задумался и продолжал уже без улыб ки: -- Оно и действительно, скорее уже надо кончать с гитлеровцами. Сами они, конечно, просто так оружия не сложат: нашкодили много. Надо заставить их поднять руки. И хотя обидно погибнуть сейчас, когда победа близка, но мы готовы к любой схватке. Лишь бы победу приблизить. Понравился мне командир другого дивизиона капитан 3 ранга Е. В. Осецкий -- высокий, элегантный (более точного определения, пожалуй, и не подберешь) Он был очень скромным и на первый взгляд даже несколько застенчивым человеком. Но это, однако, никак не мешало ему в нужное время проявлять недю- 249 жиннуго силу воли, решительность, командирскую требовательность. И Осецкого уважала не только молодежь, недавно пришедшая на дивизион, но и такие прославленные катерники -- ветераны бригады, как Герои Советского Союза капитан 3 ранга В. М. Старостин, капитан-лейтенант А. Г. Свердлов; уважали не по должности, а за опыт, мастерство и мужество. Ведь это Евгений Вячеславович Осецкий возглавил и успешно провел зимой 1945 года два выхода торпедных катеров с острова Эзель к Либаве. Он же вывел из гавани Кихелькон-па и в ледовых условиях перебазировал в Швентой семь торпедных катеров. Бывший штурман этого дивизиона, ныне капитан 1 ранга И. Н. Ратьков вспоминает об этом переходе: "Многое довелось испытать и пережить за время войны, но все же самым памятным для нас останется, несомненно, наш переход из Кихельконны в Швентой зимой 1945 года. Февраль на Балтике -- месяц суровый, с самыми, пожалуй, злыми штормами. Разбивая у берегов ледяной прибой, волны громоздят тут льдину на льдину, создавая такие баррикады-заторы, сквозь которые и пароходу не всегда удается пробиться. А тут торпедные катера. В иное время подобный переход посчитали бы сумасшествием. Но у войны свои критерии. От гавани Кихель-конна на острове Эзель, где мы тогда стояли, до Либавы, откуда немцы пытались вывести войска своей курлянд-ской группировки, более ста миль. Запасов топлива на наших катерах только дойти туда и возвратиться назад еле-еле хватало, а о поиске и атаках вражеских конвоев даже думать было нельзя. Другое дело -- Швентой. Отсюда до Либавы рукой подать. Потому-то, как это ни сложно, переходить туда нужно было. И мы распрощались с Кихельконной... Первую половину пути прошли, можно считать, более или менее спокойно. Правда, на морозе катера, заливаемые волной, обледеневали. Всем, за исключением мотористов и командира, приходилось обивать лед, чтобы катера не превратились в ледяные глыбы. Но вот миль за восемь до берега чистая вода уступила место мелкобитому льду, а потом и сплошным ледяным полям. Тут каждый метр продвижения вперед стоил неимоверного труда. Чтобы не порезать деревянные кор- 250 пуса катеров, путь им приходилось пробивать, -- пробивать нередко с риском для жизни! Так потеряли мы боцмана Федорова. Не удержался он на обледенелой палубе. Упал за борт и ушел под лед. И ничем помочь ему нельзя было. У многих тогда, по правде говоря, закралось сомнение, не напрасны ли все эти наши труды. И только командир дивизиона Е. В. Осецкий был, как всегда, спокоен. Бодрым словом, умным советом поддерживал он силы безмерно уставших моряков, вселял уверенность, что нам, катерникам, даже такое испытание по плечу. И мы дошли! Надо ли говорить, что таким офицерам, как Е. В. Осецкий, с которыми люди выходят победителями из любых испытаний, авторитета не занимать. С таким командиром каждый катерник готов пойти и в огонь, и в воду!.." Опытными катерниками, прославившимися во многих лихих торпедных атаках, были и командиры двух других дивизионов -- Герой Советского Союза капитан 3 ранга Б. Ущев и капитан 2 ранга А. Крючков. В общем, коллектив бригады был отличный -- боевой, сплоченный. О лучших подчиненных я и мечтать не мог. КОСА ФРИШ-НЕРУНГ З а несколько дней до моего вступления в командование бригадой, 11 апреля, четыре торпедных катера вышли из Клайпеды в Нейфарвассер. Вообще-то создание в аванпорте Данцига маневренной базы торпедных катеров было полностью оправданным. Гавань Нейфарвассер находилась в 45 милях от крупной военно-морской базы гитлеровцев Пиллау, за овладение которой вела в ту пору бои 11-я гвардейская армия генерал-полковника К. Н. Галицкого. До Коль-берг-Липа -- основной гавани в южной части- косы Фриш-Нерунг, на которой сосредоточилась большая группировка противника, было 29 миль. Десять миль отделяли аванпорт Данцига от устья реки Вислы, откуда, используя речные суда, немцы вывозили свои части, окруженные нашими войсками в районе Мозурских болот. И наконец, в 12 милях от Нейфарвассера находится порт Хела, имевший в то время для гитлеровцев особо важное значение: тут сходились пути из Пиллау, Кольберг-Липа, устья Вислы, и именно здесь, в порту Хела, формировались конвои для дальнейшей эвакуации разгромленных немецких частей в западные порты Германии. Таким образом, базируясь на Нейфарвассер, на-' ши торпедные катера оказывались как бы в тылу всех этих важных вражеских коммуникаций, получая возможность полностью контролировать морские перевозки противника в районе Данцигской бухты. Гитлеровцы, судя по всему, хорошо понимали, какие неприятности грозят им в случае, если мы переведем свои торпедные катера в Нейфарвассер. Недаром же, 252 перед тем как оставить Данциг, они не пожалели затопить у мола крупнотоннажный транспорт, надеясь таким образом закрыть вход в аванпорт. Однако надежда эта не оправдалась. Гитлеровцы затопили судно не совсем удачно, оставив между ним и бетонной стенкой мола семиметровую щель, которой и воспользовались наши катерники для входа и выхода из гавани. Переход этой передовой группы торпедных катеров к месту нового базирования был нелегким. 14 апреля, в день, когда я принял бригаду, стало известно, что один из четырех катеров отстал в пути, и судьба его экипажа неизвестна. Три других катера дошли до Нейфарвассе-ра, но в пути побили винты, и поэтому вести поиск немецких кораблей не в состоянии. В вышестоящих штабах все случившееся готовы были поставить в вину командиру этого отряда капитан-лейтенанту П. П. Ефименко. Но, разобравшись во всем спокойно, мы убедились, что он тут мало в чем повинен. Его поставили в очень тяжелые условия. Начать хотя бы с того, что с отправкой катеров так торопились, что не позаботились узнать, готовы ли в Нейфарвассере к приему катеров. Нельзя было считать правильным также, что отряду приказали перейти из Клайпеды сразу в Данциг, без захода в наши попутные маневренные базы, в частности в Кранц. А нужно было зайти сюда, чтобы дозаправиться горючим -- переход в 134 мили был для этого типа катеров максимальным по дальности,-- и, что не менее существенно, штурману перехода капитан-лейтенанту Журавлеву лишний раз можно было бы проверить точность работы навигационных приборов (ведь ни маяки, ни радиомаяки в ту пору не работали, и уточнить свое место ночью катерникам было практически не по чему). Никто, наконец, не побеспокоился и о том, чтобы необходимое в таком случае оповещение о переходе четырех торпедных катеров в аванпорт Данцига передать по всему побережью. А отряд все же послали. И случилось так, что попавшие в туман катера всякий раз при подходе к берегу принимались нашими армейскими частями за вражеские корабли и обстреливались пулеметным и артиллерийским огнем. В итоге вместо аванпорта Данцига катера пошли в самый конец Данцигской бухты, к порту Цоппот. Тут на мелководье побили винты. Лишь с наступлением утра 253 штурман наконец-то получил возможность уточнить свое место. После этого катера, несмотря на поврежденные винты, все же вошли в Нейфарвассер. Учитывая все это, капитан-лейтенанта П. П. Ефименко и экипажи катеров его отряда следовало не бранить, а скорее уж похвалить. Приняв всю немилость вышестоящих штабов на себя, мы, не теряя времени, направили в Данциг ремонтную бригаду и необходимые запасные части. Побитые винты на катерах были заменены. И первый же их поисковый выход в Данцигскую бухту ознаменовался боевым успехом. Несмотря на пятибалльный шторм, звено катеров под командованием капитан-лейтенанта П. П. Ефименко, скрытно миновав вражеский дозор, проникло на внешний рейд порта Хела, где стояли пять немецких миноносцев. Один из миноносцев был атакован флагманским торпедным катером. Еще через минуту, получив в борт две торпеды с катера капитан-лейтенанта Солодовникова, взорвался второй миноносец. На отходе по нашим катерам открыла огонь береговая батарея. Вдогонку бросились сторожевые корабли. Прикрываясь дымовыми завесами, капитан-лейтенант Ефименко благополучно оторвался от преследования и привел звено в Нейфарвассер. Боевой счет катеров, обосновавшихся на только что созданной маневренной базе, был открыт! А в конце апреля в штабе бригады нежданно-негаданно появился лейтенант Л. А. Замураев -- командир торпедного катера, отставшего от отряда Ефименко во время перехода из Клайпеды в Нейфарвассер. Не получив с того времени никаких сведений о судьбе этого экипажа, мы считали его уже без вести пропавшим. Лейтенант поведал нам о нелегком испытании, выпавшем на долю его самого и всего личного состава катера. На траверзе устья Вислы вышел из строя один из моторов. Пока мотористы под руководством старшего техник-лейтенанта Максимова исправляли повреждение, катер отстал от отряда. На рассвете мотор был введен в строй, и Замураев, прибавив ход, попытался было догнать остальные три катера. Но погода стала портиться, опустился туман, и катер на полном ходу 254 врезался в стоявший на якоре немецкий тральщик. Нос катера смяло до одиннадцатого шпангоута. На тральщике поднялся переполох. Немцы открыли огонь из пушек и пулеметов. Лейтенант дал задний ход и укрылся в тумане. Но через несколько минут в 40-- 30 метрах вновь открылся немецкий тральщик. Потом еще какой-то корабль. Стало очевидным, что катер попал в строй отстаивающегося в тумане вражеского конвоя. -- Велик был соблазн выпустить торпеды по противнику,-- рассказывал Л. А. Замураев. -- Но в тумане попасть можно было лишь с такой дистанции, при которой от взрыва торпеды неминуемо пострадал бы и наш катер... Блуждая в тумане, лейтенант потерял ориентировку. Только с рассветом удалось более или менее точно определиться. Замураев направился к Данцигу. При подходе к порту катер был обстрелян артиллерией. Напрасно катерники давали ракетами свои опознавательные. Не помогло. Оповещение о переходе отряда еще не было получено, и армейские артиллеристы приняли наш катер за корабль противника. Положение создалось критическое. Бензина оставалось еще максимум на час хода. А в гавань не войти -- артиллерия не прекращает огня -- значит, там враг, рассудил Замураев. Все попытки связаться по радио со штабом бригады или капитан-лейтенантом Ефименко окончились неудачей. В этих условиях лейтенант принял единственно правильное решение: вышел к пологой песчаной отмели и, дав самый полный ход, выбросился на нее. Экипаж, захватив оружие и секретные документы, сошел на берег. Катер подорвали. Беда не приходит одна. Район, где высадились катерники, оказался занятым гитлеровцами. В первом же неравном бою шесть из десяти членов экипажа пали смертью храбрых. Четверо остальных, вырвавшись из окружения, начали пробираться к своим. Однако через несколько дней, практически безоружные, обессиленные, попали в руки гитлеровцев. Многое довелось испытать советским морякам. Улучив удобный момент, лейтенант бежал. Прятался в лесу, голодал, но, вернувшись в бригаду, Л. А. Замураев с гордостью показал свой партийный билет: несмотря ни на что, сберег его. 255 После капитуляции столицы Восточной Пруссии -- Кенигсберга -- положение окруженной и прижатой к морю немецкой группировки на Земландском полуострове стало фактически безнадежным. Однако, вопреки здравому смыслу, враг продолжал сопротивляться. И 13 апреля 1945 года наши войска начали на этом направлении новое мощное наступление. Захватив к 17 апреля город Фишгаузен, 11-я гвардейская армия, ломая упорное сопротивление противника, неудержимо продвигалась вперед, к военно-морской базе и крепости Пиллау. Терпя очередное поражение, гитлеровцы начали отводить свои разбитые части на косу Фриш-Нерунг. Отделенная от Пиллау проливом шириной 10--11 кабельтовых, коса эта, покрытая песчаными дюнами, поросшая лесом и кустарником, протянулась узким -- от двух с половиной до полкилометра шириной -- языком от Зеетифа до устья реки Вислы. Гитлеровцы спешно возводили здесь мощные оборонительные сооружения: строили бункера, доты и дзоты. Вдоль линий окопов полного профиля закапывали в землю танки и самоходные орудия. Делалось это по всей длине косы. Но в ту пору врагу уже ничто не могло помочь. Слишком велики были боевая мощь и наступательный порыв наших войск. 15 или 16 апреля, не помню точно, командующий ЮЗМОРом вице-адмирал Н. И. Виноградов обсудил с представителями береговой обороны, отряда бронекатеров и бригады торпедных катеров (от нас на этом совещании присутствовал начальник штаба Г. П. Тимченко) план высадки морского десанта в северном и восточном предместьях Пиллау. Первоначально предусматривалось, что десант этот будет высажен двумя группами. Первая--1200 человек из подразделений 260-й бригады морской пехоты и сводного стрелкового полка 13-го гвардейского корпуса -- высаживалась со стороны залива Фриш-Гаф отрядом бронекатеров капитана 2 ранга М. Ф. Крохина в район Камстигала. Вторая группа -- 600 человек из полка 11-й гвардейской армии -- высаживалась нашими торпедными катерами, двумя дивизионами катерных тральщиков капитан-лейтенанта А. В. Дудина и отрядом бронекатеров капитана 2 ранга Г. С. Гапковского в 256 район парка Платанген. Главная задача десанта -- содействовать нашим войскам в быстрейшем захвате военно-морской базы и крепости Пиллау. Но 25 апреля, прорвав последние рубежи обороны гитлеровцев, 11-я гвардейская армия овладела Пиллау. Поэтому перед десантом была поставлена новая задача: высадиться на косе Фриш-Нерунг, чтобы отрезать врагу путь отхода с северной ее части. До высадки оставалось всего десять часов -- и это несмотря на коренное изменение боевой задачи. Срок предельно короткий. Хорошо, что мы, когда еще готовились к действиям по первоначальному плану (а у нас было для этого более недели), не тратили время попусту: организовали с десантниками несколько тренировочных высадок, в том числе и в темное время суток, на необорудованный берег; провели учения по отработке организации связи как между отдельными группами катеров, участвующих в обеспечении высадки, так и между самим десантом и катерами; назначили и оттренировали "поводырей" -- так называли матросов, которые первыми сходили с катеров на берег, показывая путь десантникам. Политотдел выпустил листовки, памятки. Агитаторы провели беседы с моряками и десантниками. К 16 часам 25 апреля на рейде Пальмникена (ныне Янтарное) и у причала янтарного завода выстроились корабли нашей группы -- 38 торпедных катеров, катерных тральщиков и бронекатеров, выделенных для приема десанта и его обеспечения. Отсюда до района Вальд-хале, в северной части косы Фриш-Нерунг, -- места высадки -- нам предстояло пройти немногим более пятнадцати миль. В связи с перенацеливанием десанта, штаб бригады срочно сделал перерасчет плана высадки и ее обеспечения. Двенадцать торпедных катеров -- три отряда по четыре катера -- под командованием Героев Советского Союза капитанов 3 ранга В. М. Старостина и А. Г. Свердлова и капитан-лейтенанта П. П. Ефименко вошли в силы прикрытия десанта, общее командование которыми я оставил за собой. Два первых отряда выходили из Пальмникена на 30--40 минут раньше других кораблей с тем, чтобы тщательно просмотреть район перехода. В случае обнаружения кораблей противника отряды Старостина и Свердлова должны были либо уничтожить их, либо, связав боем, увлечь за собой в другой район. Отряд П. П. Ефименко выходил из Ней-фарвассера, прикрывая десант со стороны устья реки Вислы, где у немцев, по нашим данным, находилась к тому времени довольно значительная группа кораблей. Выделение такого числа торпедных катеров для прикрытия десанта (мы назвали их "отрядами дальнего прикрытия") диктовалось тем обстоятельством, что гитлеровцы сосредоточили к тому времени на Балтике чуть ли не все свои надводные боевые корабли. Сюда они в январе перевели из Северной Норвегии 4-ю флотилию эскадренных миноносцев, а в последние недели воины собрали на Балтике все свои миноносцы, торпедные катера и конвойные суда. Кроме того, на Балтике у немцев были также крупные артиллерийские корабли -- крейсера "Принц Ойген", "Лютцов", учебный линейный корабль "Шлезиен" и другие. Нам нельзя было забывать об этом и надлежало сделать все возможное, чтобы обезопасить десант. Высадочные средства нашей группы десанта сводились тоже в три отряда, общее командование которыми было возложено на начальника штаба бригады капитана 3 ранга Г. П. Тимченко (на этот раз он опять выпросился в море). Первый из этих отрядов, в составе семи торпедных катеров под командованием Героя Советского Союза гвардии капитана 2 ранга С. А. Осипова, состоял из двух групп: одной из них (четыре катера) командовал гвардии старший лейтенант С. Г. Головко, второй -- гвардии капитан-лейтенант В. Я. Александров. Во второй и третий отряды высадочных средств вошло по шесть катерных тральщиков типа "Рыбинец" и "КМ" капитан-лейтенанта А. В. Дудина. Учитывая возможность артиллерийского противодействия противника с косы Фриш-Нерунг, в голову каждого из этих трех отрядов было поставлено по бронекатеру, которые одновременно должны были выполнять также роль уравнителей и навигационных лидеров. Со стороны берега десант прикрывало звено торпедных катеров капитана 3 ранга И. С. Становного, а замыкал строй высадочных средств торпедный катер старшего лейтенанта В. Горячева. Артиллерийская поддержка десанта обеспечивалась двумя 258 пушечно-артиллерийскими бригадами 43-й армии и тяжелыми железнодорожными батареями флота. С рассветом 26 апреля с десантниками должны были взаимодействовать более 300 истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков. Днем 25 апреля к Пальмникену подтянулся включенный в состав группы нашего десанта сводный полк 83-й гвардейской дивизии -- стрелковые роты, взводы противотанковых ружей, минометчиков и другие подразделения. В штабе у нас появился широкоплечий, с веселой белозубой улыбкой командир десанта полковник Белый. На мой вопрос, доводилось ли ему прежде участвовать в десантах, полковник откровенно признался, что нет. -- То есть вообще-то с преодолением водных преград дело приходилось иметь не раз. Сколько рек и речек разных-- и узеньких, и широких -- форсировали, пока сюда, в Восточную Пруссию, дошел, -- не сочтешь. Но по большей части все на "подручных средствах". А так вот, на катерах, да по морю -- не доводилось ни разу. Но я полагаю, что как-нибудь выдюжим. А?!. Судя по гвардейскому значку и нескольким рядам орденских планок, украшавшим грудь полковника, он действительно все мог выдюжить. В 21 час 45 минут мне вручили радиограмму командующего ЮЗМОРом. Вице-адмирал Виноградов подтверждал, что наша группа десанта должна быть высажена на косу Фриш-Нерунг в районе Вальдхале в 2 часа 15 минут 26 апреля 1945 года. И всюду -- у нас в штабе, на причале маленькой гавани, на рейде -- все пришло в движение, словно бы стала распускаться до того туго сжатая пружина. Торпедные катера и катерные тральщики, сменяя друг друга, подходили к причалу, принимая на борт десантников. Тут и там слышались звонкие голоса моряков, рассаживавших солдат, для многих из которых предстоящий переход был своеобразным "морским крещением". Бывалые катерники с доброй шуткой советовали пехотинцам: "Садись, братцы, поплотнее, да держись друг за друга и за небо покрепче. В море выходим! Да в плащ-палат- 17* 259 ки поплотнее завернитесь, а то, чего доброго, насморк схватите. С ветерком прокатим". Через полтора часа десантники, оружие и боеприпасы были на катерах. Посадка была организована таким образом, чтобы по возможности не дробить мелких под* разделений десанта и обеспечить боевое управление ими: ведь с первых минут высадки гвардейцам полковника Белого предстояло вступить в трудный бой. В 23 часа 30 минут с рейда Пальмникена в море вышли отряды катеров капитанов 3 ранга Старостина и Свердлова. Провожая их, я смотрел, как в переливающейся серебром лунной дорожке, перечеркнувшем море, таял пенный след, взбитый винтами. С зюйд-веста тянул слабый ветерок. Волнение моря не превышало одного балла. Все вокруг залил нежный сумеречный свет луны. Стояла та торжественная тишина, которая бывает свойственна первым весенним ночам. О бушующей на земле войне напоминали только подсвеченное багровым заревом пожара небо над Пиллау, да далекий гром тяжелых орудий. Как ни хороша была ночь, но любоваться ею было некогда. В радиорубке настороженно ждали сообщении от командиров отрядов дальнего прикрытия: не встретятся ли они с кораблями противника? От этого в немалой степени зависело, сумеем ли мы в точно определенный приказом срок доставить и успешно высадить десант. Первый тревожный сигнал поступил от В. М. Старостина: вблизи берега обнаружены вражеские быстроходные десантные баржи и сторожевые катера. Все попытки выманить их в море окончились неудачей. Упрямятся?.. Ну тогда заставьте их уйти!.. Есть, заставить!.. И через несколько минут из динамика донеслось та-таканье пулеметов, резкие удары пушек. Получив несколько попаданий, вражеские корабли развернулись и ушли в море. Примерно в это же время в западной части Данциг-ской бухты в артиллерийский бой с двумя десантными баржами и сторожевым катером противника вступил отряд П. П. Ефименко. И там после короткой перестрелки гитлеровцы посчитали за лучшее отойти и укрыться в туманной дымке. 260 -- Мы позаботимся, чтобы они оттуда н не вылезали!--донес капитан-лейтенант. А три отряда катеров с десантниками уже шли в это время к косе Фриш-Нерунг. Примерно на половине пути сигнальщики с головных катеров донесли командиру высадочных средств, что слева по курсу обнаружены три БДБ. По приказанию капитана 3 ранга Г. П. Тимченко по обнаруженным целям, -- как потом оказалось это были не БДБ, а шестидесятитонные самоходные баржи,-- открыли огонь наши бронекатера. После нескольких залпов две баржи были потоплены (с них подобрали немецких моряков, которые сообщили, что баржи эти шли в порт Хела), а третьей удалось удрать Г. П. Тимченко совершенно правильно решил, что гнаться за ней нет резона: главное -- это высадка десанта! В 1 час 45 минут 26 апреля по району высадки открыла огонь артиллерия прикрытия десанта. Перепахивая прибрежные дюны, били по косе пушки двух артиллерийских бригад 43-й армии и тяжелые орудия железнодорожных батарей флота из районов Зоргенау и Кенигсберга. Через 20 минут артиллеристы перенесли огонь в глубь косы, чтобы не дать возможности противнику подбросить подкрепления к берегу. И почти тут же торпедный катер, на котором держал свой брейд-вымпел С. А. Осипов, первым начал вы