рде транспорта и пяти кораблей охранения. Продолжая наблюдать за ними, мы не торопились посылать катера, чтобы не настораживать противника. Но как только стемнело, отряду капитан-лейтенанта Лозовского была поставлена задача: обойти остров Варде, подняться к мысу Маккаур, там лечь на обратный курс и идти навстречу конвою. -- У Маккаура вас будет поджидать Ил-4,-- преду предили мы В. М. Лозовского, передавая позывные ночного бомбардировщика. Для облегчения ночного поиска конвоев мы использовали первое время тихоходные самолеты Ил-4. Держась неподалеку от торпедных катеров и установив с ними надежную связь, летчик по просьбе катерников сбрасывал мощные САБы -- световые авиабомбы. Медленно опускаясь на парашюте, они освещали все вокруг на несколько миль. Так решено было поступить и на этот раз. -- Есть!.. Будет полный порядок,-- ответил Василий Михайлович.-- В такой день грешно возвращаться до мой без победы. Катера старших лейтенантов Быкова и Горбачева, капитан-лейтенанта Острякова и лейтенанта Притворо-ва, миновав мыс Вайталахти, легли курсом на норд. Спустя некоторое время радиостанция Киркенеса передала привычное: "Ахтунг!.. Ахтунг!..", оповещая свои корабли о выходе в Варангер-фиорд наших катеров. Для немецких артиллеристов и прожектористов с береговых батарей наверняка была объявлена боевая тревога. Но беспокоили их напрасно. Лозовский со своими катерами уходил все дальше и дальше на север. 159 По предварительным подсчетам торпедные катера, дойдя до мыса Маккаур и затем спускаясь вдбль берега к Варде, должны были встретиться с конвоем около 23 часов где-то в районе Маккаурсан-фиорда. Однако пошел счет новым суткам, а встреча все еще не состоялась. Казалось, на этот раз Лозовскому придется возвратиться в базу с торпедами. Но в 1 час 17 минут в динамике послышался знакомый возглас Василия Михайловича: "Атака! Вперед, орлы, круши!.." Спустя несколько минут со стороны Варде донеслись один за другим два взрыва. Потом с островов в сторону моря вырвались, рассекая темноту, серебристые лучи прожекторов. Открыли беспорядочный огонь береговые батареи. Лозовский, судя по всему, сдержал свое слово! Через два часа на пумманском причале мы встречали возвратившиеся с моря катера. Лозовский доложил, что поиск транспорта оказался безрезультатным. (Как потом было установлено, немецкое командование, узнав о выходе наших катеров, не решилось вести транспорт дальше, а приказало ему отстаиваться до рассвета в проливе Буссесунн, под защитой береговых батарей.) Но, возвращаясь в Варангер-фиорд, моряки обнаружили неподалеку от острова Рейне вражеские корабли, высланные, как можно было предполага-ть, на перехват наших катеров. Вместо охотников гитлеровцы сами стали добычей. В первую же минуту после внезапного обнаружения целей старший лейтенант Быков с дистанции, не превышавшей трех кабельтовых, успешно торпедировал сторожевой корабль. Спустя еще минуту по другому кораблю разрядились катера старшего лейтенанта Горбачева и лейтенанта Притворова. Умалчивая, как всегда, о себе, Лозовский горячо рассказывал о мужестве и мастерстве подчиненных, в частности об экипаже катера старшего лейтенанта Горбачева. -- На такое, товарищ комбриг, способны только настоящие катерники!.. Оценка "настоящие катерники" была у Василия Михайловича самой высокой. И старший лейтенант Горбачев со своими подчиненными ее действительно заслужил. ...Во время атаки к месту боя подошло еще несколько сторожевых катеров противника. В завязавшейся перестрелке катер старшего лейтенанта Горбачева полу- 160 чнл более двадцати пяти пробоин. Несколько матросов и старшин были ранены. Остановился средний мотор. Замолчала рация. Разбило компас и главный распределительный щиток. А тут еще, осветив катер прожектором, по нему открыла огонь береговая батарея. В этих нелегких условиях, забыв о собственных ранах, матросы и старшины в темноте боролись за жизнь родного корабля. На помощь старшине команды Щеп-ляку, мотористам Полетаеву, Турятко, Мельниченко пришли радист Кваша, торпедист Шепунов, дублер боцмана Нерюков. За предельно короткий срок им удалось ввести в строй остановившийся мотор, прекратить поступление забортной воды внутрь корпуса. А верхняя команда все это время вела неравный бой. Пулеметчики и комендоры метким огнем отгоняли стремившиеся подойти поближе сторожевые катера. Старший лейтенант Горбачев, искусно маневрируя, не давал береговой батарее пристреляться. Когда Щепляк доложил, что средний мотор введен в строй, старший лейтенант приказал сбросить за корму несколько зажженных дымшашек, дал самый полный ход и, оторвавшись от преследования, благополучно привел свой израненный катер в Пумманки. Как тут было не согласиться с капитан-лейтенантом Лозовским, что старший лейтенант Горбачев и его подчиненные в трудном испытании показали себя действительно настоящими катерниками! Все торпедные катера, разрядившиеся в этом бою, той же ночью были переведены из Пумманок в главную базу. Туда же для подготовки новой группы катеров ушли и мы с В. А. Чекуровым. В Пумманках остались всего два катера -- старшего лейтенанта Лихоманова и капитан-лейтенанта Острякова, а на КП -- оперативная группа во главе с помощником начальника штаба капитан-лейтенантом Г. И. Рубашенко. Мы полагали, что немцы, потеряв только что два корабля, в ближайшее время не решатся проводить конвои. Однако вечером того же 14 сентября, минут за пятнадцать до выхода в Пумманки шести торпедных катеров под командованием капитана 3 ранга В. П. Федорова, с КП-200 позвонил капитан-лейтенант Рубашенко. Он сообщил, что из Бек-фиорда в море вышел конвой-- четыре транспорта в сильном охранении. -- Эти данные нельзя считать окончательными,-- уточнил Георгий Иванович.-- Летчик обнаружил цели уже в сумерках. Так вот оно что!.. Гитлеровцы рассчитывали, что после проведенной атаки у нас не окажется катеров, готовых к бою, и конвою ничто не грозит. Что ж, разочаруем их и на этот раз! Посоветовавшись с начальником штаба, я доложил в штаб флота решение на предстоящий бой. Отряд капитана 3 ранга Федорова прямо из главной базы, не заходя в Пумманки, пойдет, минуя Варде, к мысу Макка-ур, а оттуда двинется навстречу конвою вдоль берега. Два торпедных катера, находящиеся в Пумманках, с наступлением темноты выйдут к Бек-фиорду и осмотрят прибрежную коммуникацию вплоть до Варде. Командир звена старший лейтенант Лихоманов должен выяснить, не отстаивается ли конвой у входа в пролив Буссесунн. При обнаружении там конвоя он донесет об этом и наведет на противника отряд Федорова. Наше решение было одобрено, но начальник оперативного отдела штаба флота капитан 1 ранга Румянцев поинтересовался, сможем ли мы руководить боем, оставаясь в главной базе. -- Связь не подведет? Может быть, лучше тебе, Александр Васильевич, выйти вместе с Федоровым да высадиться в Пумманках? Я напомнил, что на этот заход придется затратить не менее часа, а сейчас каждая минута на счету. Довод был достаточно убедительным, и с ним согласились. Мы с Чекуровым проводили в море шесть торпедных катеров отряда Федорова. До мыса Маккаур им предстояло пройти более ста миль. А спустя полчаса в Пумманках отдало швартовы звено Лихоманова. Теперь предстояло терпеливо ждать докладов. Первым подал весть о себе Лихоманов. Доложил, что прошел от Бек-фиорда до Варде. Работал во взаимодействии с Ил-4, но конвоя не обнаружил. Значит, немецкие корабли успели уже форсировать Буссесунн, и теперь оставалось надеяться на встречу с ними катеров 162 Федорова. Лихоманову было приказано обогнуть Варде с востока и продолжать поиск в районе Перс-фиорда. Наступило 15 сентября... В 2 часа с минутами Федоров донес, что подошел к мысу Маккаур и лег на обратный курс, навстречу конвою. Чуть позже приняли короткую радиограмму от Лихоманова: "Дошел до мыса Хар-бакен. Конвоя не обнаружил. Возвращаюсь в Варангер-фиорд". Стрелки часов продолжали отсчитывать время новых суток, а от Федорова все не было сообщения о встрече с конвоем. Куда же запропастились почти два десятка вражеских кораблей, которые обнаружила вечером авиаразведка? Как тут было не посетовать на летчика, который, увидев конвой, не сумел до наступления темноты передать его своему товарищу из ночной разведки. В результате за те несколько часов, в течение которых наблюдение за вражескими кораблями не велось, гитлеровцы либо втянули их обратно в Бек-фиорд, либо, пройдя проливом Буссесунн, успели рассредоточить по разным фиордам. И вот, пробыв всю ночь в море, торпедные катера вынуждены ни с чем возвращаться в базу. Но тут из штаба оборонительного района сообщили: враг ставит дымовую завесу в районе Кообхольм-фиор-да. Что это?.. Повторение старого приема ложной демонстрации с целью еще больше запутать нас или попытка провести свои транспорты в Лиинахамари? Это необходимо было срочно проверить. Поэтому, разрешив Федорову возвратиться в базу, приказываю звену Лихоманова пройти вблизи берега от Кообхольм-фиорда до Петсамо. Если там ничего нет, то и это звено могло возвращаться в Пумманки. ...В сентябре в Заполярье светает примерно около пяти часов утра. Наблюдая из окна штаба, как все четче и четче прояснялись, выступая из ночного мрака, окружавшие базу скалы, мы с Чекуровым с нетерпением ждали вестей от Лихоманова. Наконец он донес, что в районе Сак-фиорда обнаружен конвой. Так вот в чем дело! Значит, выйдя накануне вечером из Бек-фиорда, конвой, чтобы сбить нас с толку, до наступления темноты шел в сторону Варде. Но как только стемнело и наша воздушная разведка перестала вести наблюдение, он возвратился к Бек-фиорду, а затем направился к Петсамо. Что ж, надо признать, противник И* 163 здорово поводил нас за нос. Мы попусту сгоняли катера к мысу Маккаур. Что предпринять? Приказываю Федорову: -- Идите к Сак-фиорду. Атакуйте обнаруженный там конвой. С рассветом вас прикроют истребители. Но на двух торпедных катерах отряда горючее было на исходе. Пришлось их отправить в Пумманки. Остальные четыре катера устремились на перехват конвоя. От мыса Вайталахти, где их застал приказ, до Сак-фиорда им предстояло пройти около тридцати миль. Лихоманов должен был, не обнаруживая себя, продолжать наблюдение, ожидая подхода Федорова. Но все испортил его ведомый -- капитан-лейтенант Остряков. П. П. Остряков пришел к нам с сухопутного фронта. У нас ему пришлось начинать все сначала. Назначили его помощником командира на катер, которым командовал офицер с младшим званием. В этом не было ничего обидного: ему надо было много учиться. После Остряков получил катер. Всем хорош командир, да уж слишком горяч... И теперь, завидя конвой, Остряков забыл о приказе дожидаться подхода других катеров. -- Атакуем! -- передал он Лихоманову и дал самый полный ход. Лихоманов не сумел остановить его. Капитан-лейтенант вырвался далеко вперед. Страшно, когда смелость перерастает в безрассудство! Одиночный катер сейчас же обступили вражеские корабли. Чтобы спасти товарищей, в бой пришлось вступить Лихоманову. Его стремительная атака вызвала замешательство у гитлеровцев. Этим воспользовался Остряков, вырвался из вражеского кольца и, ставя дымзавесу, начал отходить к северу. А опомнившийся противник обрушил весь огонь на катер Лихоманова. Неравный бой длился несколько минут. Нашим катерникам удалось повредить один из вражеских кораблей. Но вскоре снаряд попал в моторный отсек. Катер потерял ход и загорелся. Советские моряки отстреливались, пока могли держать оружие. Получив последнюю радиограмму Лихоманова, мы 164 поняли, что катер погиб. Моряки его до конца выполнили свой долг. Гибель Лихоманова и его экипажа потрясла нас. Почему это произошло? И где Остряков? Его рация молчала. Мы остались без донесений разведчиков. Что ожидает наши четыре катера, несущиеся сейчас к Сак-фиорду? Мы обязаны были думать о их судьбе. Обратились за помощью к летчикам. Ближайший к нам аэродром не имел оборудования для обеспечения ночных полетов. И все же летчики пошли нам навстречу. 15 сентября солнце всходило в 5 часов 41 минуту, а истребители капитана Максимовича поднялись в воздух в 5 часов 19 минут -- почти за полчаса до восхода солнца. Через восемь минут после взлета, они были уже над катерами и установили с Федоровым прямую радиосвязь. Вообще-то дневная (к моменту подхода катеров к Сак-фиорду уже совсем развиднелось) атака четырьмя торпедными катерами конвоя из двух десятков кораблей -- рискованное предприятие. Но мы решились на этот шаг, полагаясь на мастерство наших моряков и надежную поддержку с воздуха. Тесное боевое взаимодействие с авиацией нас еще никогда не подводило. В моем архиве по счастливой случайности сохранился интересный документ -- запись радиоперехвата переговоров между капитаном 3 ранга Федоровым и старшим лейтенантом Николаевым, который командовал группой истребителей, непосредственно прикрывавшей катера. В ней, как мне думается, хорошо отражается и динамика того памятного боя, и вся сила боевого содружества моряков и летчиков. Первая запись была сделана в 5 часов 27 минут, когда торпедные катера и появившиеся над ними истребители прикрытия установили между собой радиосвязь. Николаев: Федоров! Как меня слышишь?.. Федоров: Слышу тебя отлично. Конвоя не наблюдаешь?.. Николаев: Пока нет. Будь спокоен, предупредим вовремя. В 6 часов 6 минут открыла огонь батарея из района Сак-фиорда. С высокой прибрежной скалы, на кото- 165 рой находилась эта батарея, немецким артиллеристам удалось обнаружить катера поверх дымовой завесы задолго до их подхода к конвою. Однако сколько-нибудь серьезной помехи для пас этот обстрел не представлял. Не так-то просто попасть в свободно маневрирующие торпедные катера с дистанции более пятидесяти кабельтовых. И если все же немецкие артиллеристы открыли огонь, то, пожалуй, с единственной целью предупредить свой конвой о приближающейся опасности и показать направление, откуда нужно ждать торпедной атаки. Это подтверждается, в частности, записью радиоперехвата. В 6 часов 19 минут Николаев предупредил Федорова: -- К норд-весту от вас сторожевые катера. Идут на сближение. Четыре вражеских катера, появившись из дымзавесы, выпустили несколько очередей и снова спрятались в дыму. Так повторялось раз, два... Старшие лейтенанты Шкутов и Желваков готовы были уже ввязаться в бой. Но Федоров остановил их: -- Не увлекайтесь. Охотники заманивают вас. Будь те внимательны! А в эфире послышалась команда Николаева своим ведомым: -- Помогать катерникам! Штурмуйте вражеские охотники! Наши истребители, пикируя и поливая сторожевые катера меткими очередями, заставили их отойти. В 6 часов 26 минут Николаев сообщил Федорову: -- Вижу конвой. Четыре крупные цели у берега. Мо ристее -- сторожевики, тральщики, катера. Атакуйте. Поддержим!.. Наступили самые ответственные минуты боя. И тут новая неожиданность: летчики обнаружили катер Остря-кова. Наши поспешили к нему. Оказывается, катер без хода -- из поврежденной системы вытекло масло. Разбита рация. Товарищи передали Острякову два ведра масла с другого катера. Через четырнадцать минут после встречи с Остряко-вым, в 6 часов 46 минут, капитан 3 ранга Федоров, прорываясь уже непосредственно к транспортам, обратился за помощью к самолетам прикрытия: -- Николаев! Штурмуйте охранение! 166 Вас понял,-- ответил старший лейтенант и прика зал своим летчикам: Помогать катерам! Штурмовать корабли охра нения! Атака истребителей облегчила катерникам прорыв к целям. Уже через полторы-две минуты старший лейтенант Шкутов успешно выпустил торпеды по транспорту. На отходе Шкутов, удалившись от конвоя на семь--восемь кабельтовых, приказал сбросить за борт зажженные дымовые шашки. На месте их падения заклубилось густое облако. Со стороны создавалось полное впечатление, что это дымит невыключенная дымаппаратура подбитого катера. Наши командиры не раз прибегали к этой хитрости. Удалась она и теперь. Вражеские корабли сосредоточили огонь по этому месту, не догадываясь, что стреляют не по катеру, а по плавающим дымовым шашкам. Вслед за Шкутовым в атаку ринулся катер старшего лейтенанта Желвакова. И еще один транспорт, получив в борт две торпеды, отправился на дно. В тумане многочисленных дымовых завес, маневрируя под огнем противника, катера нередко теряли ориентировку. И тут на помощь им опять приходили боевые друзья -- летчики. -- Транспорт прямо перед тобой. Идешь правильно. Эти слова Николаева адресовались командиру катера лейтенанту Г. Аксенову. Тот сейчас же отозвался: -- Я -- "КН-двадцать четыре". Вас понял: цель пря мо по курсу. Спустя две минуты Аксенов сам увидел долгожданную цель, и выпущенные им торпеды уничтожили третий в этом бою транспорт. В 6 часов 53 минуты командир группы истребителей прикрытия передал: -- Федоров!.. Три катера разрядились. Цели пораже ны. Один идет в атаку. На этот раз речь шла о катере старшего лейтенанта Е. Успенского. Прорвавшись к конвою последним, старший лейтенант, заботясь об облегчении отхода уже разрядившихся катеров, прошел под яростным обстрелом вдоль всего строя вражеских кораблей, протянув за собой густую дымзавесу. Затем, не выключая дымаппара- 167 туры, он резко повернул вправо. Гитлеровцы наверняка решили, что, укрывшись за своей дымзавесой, этот катер тоже начал отход. Корабли охранения перенесли огонь в сторону моря. Но Успенский совершенно неожиданно для противника выскочил из дымзавесы и с короткой дистанции выпустил торпеды по транспорту. Яркая вспышка, озарившая клубящуюся дымзавесу, и сильный взрыв показали, что и последний транспорт конвоя нашел свой бесславный конец. Хочется подчеркнуть такую деталь: к моменту прорыва к конвою на этом катере оставалось так мало горючего, что его приходилось подкачивать вручную. И все время, пока старший лейтенант Успенский ставил дымовую завесу, а затем выходил в атаку на транспорт, старшина группы мотористов коммунист старшина 1-й статьи Малякшин не отходил от ручной помпы. -- Утренняя зарядочка была -- лучше и не придума ешь,-- улыбаясь рассказывал потом старшина. Командир отряда уже готов был дать приказание об общем отходе, но в это время услышал голос Николаева: Федоров! Еще один катер пошел в атаку. Подо жди его! Где еще катер? -- недоумевая, спросил Василий Панфилович. Показываю трассой. И с истребителя потянулись огненные черточки в сторону берега. Оказалось, что это, подойдя позже всех к месту боя, попытался выйти в атаку капитан-лейтенант Остряков. Хотел атаковать вражеские сторожевики. Не получилось -- дорогу преградили фашистские катера. Отбиться от них Острякову удалось лишь с помощью истребителей. Федоров отдал приказ об общем отходе. В нескольких милях от места боя Василию Панфиловичу удалось собрать вокруг себя весь отряд. Заняв места в строю противовоздушной обороны, катера взяли курс на Пум-манки, передав эстафету по разгрому конвоя летчикам. Через несколько минут над Сак-фиордом появилась группа самолетов, ведомая старшим лейтенантом Ско- 168 пинцевым. В итоге их бомбо-штурмового удара ярким костром запылал один из сторожевых кораблей. Прилетевшие на смену этой группе штурмовики старшего лейтенанта Тамарова и лейтенанта Хиринского отправили на дно сторожевой катер. Спустя некоторое время остатки конвоя были атакованы штурмовиками Героя Советского Союза капитана Осыки. Попытка прорыва в блокированный североморцами порт Лиинахамари дорого обошлась гитлеровцам. В то время как штурмовики добивали остатки конвоя у Сак-фиорда, на подходах к Рыбачьему завязались ожесточенные воздушные бои между "мессершмитта-ми" и истребителями прикрытия торпедных катеров. Здесь два "мессершмитта" сбил гвардии старший лейтенант Голодников. По одному вражескому истребителю сбили капитан Сахаров и старший лейтенант Шевченко. Наши потеряли один самолет. Летчик, лейтенант Муромцев, выбросился с парашютом, и его подобрали из воды моряки флагманского торпедного катера старшего лейтенанта Желвакова. Моряки в этой воздушной схватке не были простыми наблюдателями. Спустя несколько дней в газете "Североморский летчик" старший лейтенант Николаев писал, вспоминая о минувшем бое: "Пара "мессершмиттов" вступила в бой с парой Сахарова. Первая атака была на встречных курсах. Потом бой продолжался на виражах. Одному из "мессершмиттов" удалось зайти самолету Сахарова в хвост. Это заметили катерники и немедленно открыли по врагу заградительный огонь. Атака немца была сорвана. Через некоторое время, когда Сахаров заходил в хвост ведущему немцу, ведомый "мессер" опять оказался на близкой дистанции. И опять капитана выручили комендоры торпедных катеров. Дружным огнем они заставили немца отвернуть в сторону, а Сахаров спокойно продолжал сближаться с противником и в упор сбил его..." Николаев после боя позвонил на стоянку катеров и поблагодарил комендора старшего краснофлотца Колесникова за то, что он своим метким огнем хорошо помог нашим летчикам. В 9 часов утра, пробыв в море на ходу более полусуток, отряд катеров В. П. Федорова ошвартовался у причалов в Пумманках. 169 А по акватории Варангер-фиорда как напоминание о бое еще несколько дней носило дымовые завесы. Растянутая легким ветерком серая пелена дыма затянула площадь почти в триста квадратных километров. Радость очередной победы -- четыре потопленных транспорта -- успех немалый! -- омрачалась гибелью старшего лейтенанта В. М. Лихоманова и его подчиненных. Виктор Митрофанович -- невысокий, широкоплечий, ладно сложенный -- пришел на торпедные катера в 1942 году. Ему в ту пору не исполнилось еще и 22 лет. Но на войне люди быстро мужали. К нам в бригаду он пришел уже испытанным бойцом, у которого было чему поучиться. И он щедро делился своим опытом с молодыми командирами. Обычно Лихоманов был сдержанным, немногословным. Но однажды мне довелось видеть старшего лейтенанта восторженно-возбужденным. В этот день он получил письмо о том, что у него родился сын. Когда я поздравил его, Виктор Митрофанович вынул из кармана письмо. -- Нет, вы представляете, товарищ комбриг, вес -- 4 кило 200 граммов. Рост 52 сантиметра. Это же богатырь, правда?! Жена пишет, что сын даже рыжеватый в меня! И засмеялся, счастливый, лохматя свою курчавую шевелюру. Но увидеть сына Виктору Митрофановичу так и не довелось... Узнав обстоятельства гибели катера Лихоманова, я хотел отдать Острякова под суд военного трибунала. Капитан-лейтенант и не пытался оправдываться. В своем рапорте он всячески подчеркивал свою вину и выражал готовность понести любое наказание. Он сидел перед нами чуть ссутулившись и глядя в одну точку. -- Атака казалась простой. Конвой-то был вот он, рядом. Но получилось... А тут еще масло потекло. Все, в общем, плохо.., 170 Когда капитан-лейтенант вышел, мы какое-то время молчали. Потом капитан 3 ранга Мураневич проговорил: -- Я, пожалуй, не подберу сразу убедительных доводов, но уверен: большего наказания, чем все случившееся, ему ни один трибунал не вынесет. Да, мы понимали, как сейчас горько Острякову. Нет тяжелее горя, чем сознание, что из-за тебя погибли товарищи. Трагедия у Сак-фиорда заставила офицера пересмотреть и осудить все свое поведение. И прав Андрей Евгеньевич: это подействует на Острякова сильнее любого приговора. Остряков остался на бригаде. Командующий флотом требовал от нас наращивать силу ударов по врагу. -- Осень -- пора штормов. Но тем не менее ваша задача сейчас -- еще упорнее искать противника. И бить, бить всюду, где найдете! Всем было ясно, что мы на пороге значительных со- бытии. 17 сентября наши войска, прорвав мощную обо- рону противника, погнали гитлеровцев на ухтинском, кастеньгском и Кандалакшском направлениях. Ветер долгожданного наступления воодушевлял всех. Моряки рвались в бой. В ночь на 19 сентября в море выходило две группы торпедных катеров. Перед звеном Героя Советского Союза капитан-лейтенанта А. Шабалина была поставлена задача: разведать боем расположение береговых батарей у входа в залив Петсамовуоно. Появление здесь советских кораблей противник расценил, видимо, как попытку прорыва в залив. Тотчас зажглись прожектора. Открыли огонь береговые батареи. Нашим наблюдателям оставалось только как можно точнее отмечать на планшетах расположение орудий. Отряд катеров капитан-лейтенанта И. Решетько в это время вел разведку у побережья, на участке между островами Лилле-Эккерей и Варде. В следующую ночь пять катеров во взаимодействии с самолетами Ил-4 проводили поиск в районе маяка Стуршер -- острова Варде. Как обычно, летчики, по просьбе катерников, время от времени сбрасывали 171 САБы. Но обнаружить ничего не удалось. Да если бы даже немцы и готовились вывести в эту ночь свои корабли в Варангер-фиорд, то, заметив вспышки осветительных авиабомб, наверняка отказались бы от своего намерения. Становилось очевидным, что хотя наше взаимодействие с Ил-4 и было уже достаточно надежно отработано, от него все же приходилось отказываться. Использование САБов в ночном поиске исключало скрытность нападения. Жизнь настоятельно требовала применения радиолокаторов, которые к тому времени уже вошли на вооружение наших катеров. Еще летом бригада получила три катера с радиолокационными станциями. Из флотской мастерской прибыл старший инженер-лейтенант А. Г. Приймак. Немало времени и сил потратил он на регулировку радиолокационных станций. Наблюдая за его работой, мы убедились, что это отличный инженер и чудесный человек -- трудолюбивый, скромный, внимательный к людям. Мы с ним несколько раз выходили в море для проверки аппаратуры в действии. И с каждым разом Андрей Григорьевич мне все больше нравился. Я предложил ему занять только что введенную на бригаде должность флагманского специалиста по радиолокации. Худощавое лицо инженера вспыхнуло румянцем. Буду считать за честь! Вот и хорошо. Назначение оформим приказом. Предварительная договоренность на этот счет с управ лением кадров флота есть... Новый флагманский специалист принялся за подготовку радиометристов. Он подбирал их придирчиво. К новым приборам допускались люди, страстно влюбленные в технику. Наиболее примечательным из них был, пожалуй, юнга Малиновский -- шестнадцатилетний паренек, сын московского рабочего. Он готов был сутками не вылезать из крохотной каютки, где размещалась радиолокационная аппаратура. Терпеливо и неутомимо учил и тренировал своих подчиненных инженер Приймак. К наступлению полярной ночи все наши радиометристы уже умело управляли довольно капризными приборами. В ночь на 21 сентября в отряд, направившийся в 172 район Сюльте-фиорда, впервые был включен катер с радиолокационной станцией. Хотя, к немалому огорчению А. Г. Приймака да и нашему, ни одной цели встретить не удалось, этот поход все же позволил проверить станцию и подготовку радиометриста уже в боевой обстановке. Теперь мы почти каждую ночь тщательно обшаривали побережье в поисках вражеских кораблей. Но самый крупный бой в сентябре нам довелось вести без радиолокаторов, так как он разгорелся днем. Поздно вечером 24 сентября меня вызвали к телефону. Капитан 1 ранга Т. С. Иванов, из оперативного отдела штаба флота, сообщил, что примерно в 19 часов подводная лодка капитана 2 ранга Г. И. Щедрина атаковала у мыса Нордкин конвой, следовавший на восток. Потоплен транспорт водоизмещением до четырех тысяч тонн. (Вот уже в третий раз неутомимый Григорий Иванович упреждал своей атакой наши удары по конвою, и катерники прониклись глубоким уважением к этому асу подводного флота.) Перед бригадой ставилась задача во взаимодействии с авиацией атаковать и разгромить этот конвой в Варангер-фиорде. Общее руководство боем возлагалось на меня. На КП-200 наступила еще одна бессонная ночь. По данным, полученным от подводников, можно было предположить, что корабли противника минуют Варде часов в 11 утра. Не зная еще точного состава конвоя, мы сосредоточили в Пумманках пять катеров капитана 2 ранга В. Алексеева и четыре -- капитан-лейтенанта И. Решетько. Связались с командующим ВВС флота. Генерал Преображенский сообщил, что к полуночи "а аэродромах в тридцатиминутной готовности будут находиться три группы Ил-2 (18 самолетов) для штурмовки кораблей охранений конвоя и столько же истребителей прикрытия. Два специально выделенных штурмовика будут ставить дымовые завесы, чтобы облегчить действия катеров. 14 истребителей-бомбардировщиков под командованием майора Бабернова выделялись для нанесения топ-мачтового удара по вражеским кораблям. 173 -- Ну, как считаешь, достаточно? -- спросил генерал. -- А то можем еще подбросить. Вот как!.. Еще сравнительно недавно у нас был на счету каждый самолет, а теперь только на обеспечение торпедных катеров командующий авиацией флота выделяет полсотни самолетов и готов "подбросить" еще. Это ли не убедительное свидетельство нашей неизмеримо возросшей боевой мощи. С рассветом на разведку вылетело звено "яков" старшего лейтенанта Шевченко. Конвой оказался в трех-четырех милях к востоку от полуострова Харбакен. Спустя некоторое время воздушный разведчик доложил, что вражеские корабли миновали пролив Буссесунн. В 8 часов Шевченко, вновь вылетев на разведку, передал по радио, что конвой прошел мыс Кибергнес и следует курсом в Бек-фиорд. Теперь пришла пора вступать в дело нам. На КП-200, не переставая, звонят телефоны. Уточняем последовательность действий. Главный удар наносят торпедные катера. За пять минут до торпедного залпа первой волны катеров (Алексеева) корабли охранения должны быть атакованы штурмовиками Ил-2. Тотчас после них самолеты-дымзавесчики ставят ближние завесы перед конвоем. Истребители-бомбардировщики майора Бабер-ного атакуют совместно с торпедными катерами И. Ре-шетько. В 9 часов 34 минуты вышли в море обе группы торпедных катеров. Спустя шесть минут с аэродрома поднялись в воздух две группы штурмовиков -- старшего лейтенанта Суворова и лейтенанта Хиринского, -- по шесть самолетов в каждой, в сопровождении истребителей. В 10 часов я дал приказание для всех: "Главный удар нанести в 11 часов 00 минут. Район Эккерей". Впервые за много месяцев погода благоприятствовала нам. Дул всего лишь четырехбалльный юго-западный ветер (по заполярным условиям это не ветер, а ветерок), и волнение моря не превышало трех баллов. Перистые облака с частыми синеватыми просветами помогали нашей ударной авиации незамеченной подойти к цели. С вершины горы Земляной открывалась вся панорама залива. Идя тридцатиузловой скоростью, капитан 2 ранга 174 В. Н. Алексеев заметил первый из кораблей конвоя в 10 часов 32 минуты, то есть почти на полчаса раньше, чем мы предполагали. Наши катера тоже были обнаружены. По ним в 10 часов 40 минут открыли огонь корабли охранения конвоя и береговые батареи. В. Н. Алексеев был поставлен перед нелегким выбором: либо, поджидая самолеты, отойти, но тем самым дать возможность гитлеровцам подготовиться к отпору, либо начинать атаку только своими силами. Быстро оценив обстановку, он решил атаковать. -- Прошу разрешения приступить к постановке дым-завесы, -- передал Остряков командиру дивизиона. По просьбе капитан-лейтенанта его катер был выделен на этот бой дымзавесчиком. Нам хотелось дать офицеру возможность реабилитировать себя в бою. Катер Павла Острякова, получив "добро" командира дивизиона, резко вырвался вперед. Идя контр-кур-сом с конвоем, капитан-лейтенант приказал включить дымаппаратуру и под яростным обстрелом полетел вдоль вражеского строя. На мостик к Острякову поступали один за другим тревожные доклады: "Пробоина в правом борту!..", "Снаряд разорвался в кубрике!..", "Осколком повредило радиостанцию. Связи нет!.." Капитан-лейтенант видел, как струйка крови стекала по лицу пулеметчика матроса Фомкина. Были раненые и среди мотористов. Но ни один из катерников не покинул своего боевого поста. Каждый понимал, что, приняв на себя весь огонь кораблей противника, они обеспечивали успешные действия друзей. Первым, прорвав дымовую завесу, поставленную Остряковым, вышел к конвою флагманский катер, за штурвалом которого стоял лейтенант Владимир Барба-шев. Перед ним, на выгодном курсовом угле, оказался грузно осевший транспорт. Вокруг катера высоким частоколом поднялись всплески от снарядов. На разные голоса свистели в воздухе осколки. Однако Барбашев упорно рвался к цели. Через тридцать секунд после залпа на месте, где только что находился транспорт, к небу взметнулись космы черного дыма. Это произошло в 10 часов 44 минуты. Через минуту выпустил торпеды по головному тральщику старший лейтенант Василий Кузнецов, за ним -- лейтенант Николай Шаповалов. Летчик 175 старший лейтенант Николаев, прикрывавший со своими боевыми друзьями торпедные катера с воздуха, передал: "Второй фашист взорвался. Только куски в разные стороны полетели!" Заканчивая постановку дымовой завесы, решил попытать счастья в атаке и Остряков. В хвосте конвоя шли низкобортная десантная баржа и сторожевой корабль. Окрыленный успехом с постановкой дымзавесы, капитан-лейтенант решил, было, атаковать сразу обе эти цели. -- Не гонись за двумя зайцами. Атакуй-ка лучше сторожевик, -- посоветовал ему начальник штаба диви зиона капитан 3 ранга Н. Г. Холин, шедший на его ка тере. Сторожевой корабль не смог отвернуть от выпущенных с предельно короткой дистанции торпед и, взорвавшись, затонул. Мы все порадовались за Острякова. Он доказал, что может отлично воевать. Разгром конвоя продолжался. К месту боя подоспели наши штурмовики, и теперь на вражеские корабли обрушивались удары и с моря, и с воздуха. Успешно выпустили по целям торпеды катера старшего лейтенанта Алексея Киреева, капитан-лейтенантов Виктора Чернявского и Леонида Алексеева. Выходя в атаку последним, старший лейтенант Георгий Макаров обнаружил вначале подбитый кем-то тральщик и хотел добить его, но капитан-лейтенант Решетько, находившийся на катере Макарова, протянул руку: -- Смотри! Из-за тральщика показался форштевень сторожевого корабля. Да, эта цель позавиднее! И Макаров направил торпеды в борт сторожевика. Бомбы с самолетов и торпеды, выпущенные с катеров, взрывались иногда одновременно, и тогда трудно было разобраться, что утопили летчики, что катерники. Выполнив боевую задачу, катера начали отходить к Пумманкам. Тут пригодились и дымовые завесы, поставленные самолетами. Под их прикрытием легче было вырываться из зоны обстрела береговых батарей. Но бой еще не закончился. Взбешенные понесенными потерями, гитлеровцы вызвали в Варангер-фиорд большую группу истребителей. 176 Проникнув сквозь барраж наших самолетов, один из "фокке-вульфов" атаковал катер В. Быкова. Фашист успел выпустить всего одну очередь и тут же был сбит. Но очередь эта оказалась точной. Упал бездыханным на палубу пулеметчик комсомолец старшина 2-й статьи Суворов. Повис на ремнях "эрликона" тяжелораненый комсомолец старшина 2-й статьи Полтавский. Ранило торпедиста Мамичева, старшину группы мотористов Горбунова. Что с вами, товарищ командир? -- спросил по мощник командира коммунист П. Заклинский, увидев, что по лицу старшего лейтенанта Быкова из-под сталь ной каски стекает кровь. Да вот царапнуло малость, -- ответил, пытаясь улыбнуться, Василий Иванович. -- Становись-ка, мич ман, на руль. А я посижу. Знаешь, в глазах что-то... Да и рука у меня, кажется, повреждена... Второй "фокке-вульф" попытался, было, атаковать катер старшего лейтенанта Василия Кузнецова, но комендор старшина 1-й статьи Приенский и пулеметчик матрос Хазов встретили вражеский истребитель меткими очередями. Оставляя в небе черный хвост дыма, "фокке-вульф" направился к берегу. Там, теряя высоту, врезался в гранитную скалу и взорвался. Последними подходили к Рыбачьему катера капитан-лейтенанта Чернявского и лейтенанта Шаповалова. У самого входа в Пумманский залив с катера Чернявского заметили плавающую мину. Капитан-лейтенант донес об этом на КП и получил приказание: "Мину уничтожить!" В это время со стороны нашего берега показалась группа самолетов. В первое мгновение они были приняты за свои истребители. Когда же сигнальщики разобрались в ошибке, было уже поздно. Сделав горку, немецкие самолеты осыпали катера ливнем снарядов и пуль. И почти все они обрушились на катер капитан-лейтенанта В. Чернявского. (Потом в корпусе этого катера судоремонтники насчитали 172 пробоины.) Три человека из экипажа были убиты. Остальные ранены. Лишь каким-то чудом осколки снарядов и пули не задели командира и старшину группы мотористов. На помощь Чернявскому поспешил катер лейтенанта Николая Шаповалова. Через несколько минут к ним подошел еще высланный из Пумманок Алексей Киреев. Удерживая полузатонувший катер с обоих бортов на швартовах, они довели его до базы. ...На пирсе, накрытые бело-голубым полотнищем Военно-морского флага, лежали тела погибших моряков. Вокруг стояли, склонив головы, их боевые друзья. И вдруг, нарушая скорбные минуты сурового прощания, загрохотали залпы: наши береговые батареи проводили очередной огневой налет по артиллерийским позициям гитлеровцев в районе Лиинахамари. Грозовые раскаты мощных орудий были одновременно и траурным салютом в честь наших погибших товарищей, и предвестниками близкой победы. ОПЕРАЦИЯ "ВЕСТ" ночь на 26 сентября на одном из катеров дивизиона Алексеева я перешел из Пумманок в нашу основную базу. На рассвете высокие гранитные скалы, окружавшие бухту, многократным эхом повторили длинные пулеметные очереди: катерники извещали боевых друзей об одержанной победе в последнем бою в Варангер-фиорде. Спустя три дня, уже собравшись возвращаться на КП-200, я получил приказание прибыть на линейный корабль "Архангельск". -- Цель прибытия? -- повторил оперативный дежур ный штаба флота мой вопрос. -- На сей счет никаких указаний не было. Видимо, на совещание. А там, кто знает... Захватив наугад кое-какие материалы, я вместо Пумманок вышел на катере в Ваенгу. "Архангельск" стоял на рейде. Вокруг линкора покачивались в дрейфе десятка полтора катеров. Над заливом барражировали истребители. Как видно, совещание важное. О чем же пойдет на нем речь?.. Встретивший у трапа старший помощник командира линкора мой давний знакомый капитан 1 ранга М. 3. Чинчарадзе пригласил в кают-компанию. -- Военный совет совещается с армейскими генера лами уже часа два, -- сказал Михаил Захарович.-- А командиры соединений флота только что прибывают. В кают-компании линкора многолюдно. Судя по всему, совещание только что закончилось. Было много армейских генералов. Рядом с А. Г. Головко сидел командующий Карельским фронтом генерал армии 12* 179 (ныне маршал) К. А. Мерецков. Остальные были незнакомы. Я доложил о своем прибытии. -- Представляю вам, товарищи, -- обратился Арсе ний Григорьевич к армейцам, -- командира Краснозна менной бригады торпедных катеров. Обходи, Кузьмин, всех по кругу... Так мне довелось познакомиться с руководством Карельского фронта и 14-й армии, дислоцированной в приморской полосе. Командир линкора контр-адмирал В. И. Иванов пригласил к столу. За обедом завязалась оживленная беседа, но на темы, далекие от войны. Вспоминались разные смешные истории. Армейские товарищи пытались подшучивать над моряками. Адмиралы не оставались в долгу. Создавалось впечатление, что за столом сидят не военачальники, только что принявшие важнейшее для Родины решение, а беспечные приятели, коротающие время за веселой беседой. После обеда, проводив гостей, командующий флотом и член Военного совета стали вызывать командиров соединений. Разговор был коротким. Но люди выходили из адмиральской каюты посуровевшими, сосредоточенными. И тотчас же сходили на свои катера. Настал и мой черед. Адмирал Головко сообщил, что Ставкой Верховного Главнокомандующего войскам Карельского фронта и Северному флоту приказано изгнать немецко-фашистских захватчиков из советского Заполярья и освободить район Петсамо. Наступление начнется в ближайшее время. Задача нашей бригады -- во взаимодействии с авиацией прервать коммуникации противника в Варангер-фиорде, чтобы лишить гитлеровцев возможности эвакуировать свои войска и подвозить морем резервы и воинские грузы. -- В деталях боевая задача будет определена спе циальной директивой, -- продолжал адмирал. -- Вы по лучите ее через день-два. Но уже теперь вводите в дей ствие как можно больше катеров. Каждому из них най дется дело. Вице-адмирал Николаев подчеркнул необходимость еще активнее и действеннее организовывать в эти дни партийно-политическую работу среди моряков. -- Мы сейчас сильнее врага и приказ Верховного 180 Главнокомандования несомненно будет выполнен. Но это вовсе не значит, что гитлеровцев можно шапками закидать. Людей нужно готовить к суровым испытаниям. От каждого матроса, старшины и офицера потребуется мужество и полное напряжение сил. Итак, наступление... Здесь, на Рыбачьем, многие новости приходили к нам с опозданием. Но мы сами заметили, что наша артиллерия, к примеру, за последнее время стала все чаще вступать в борьбу с вражескими береговыми батареями в районе Петсамо и Муста-Тун-тури, словно бы пристреливаясь к ним. На аэродромах заметно увеличилось число самолетов. Появились летчики с Черного моря, где боевые действия заканчивались. Выехав как-то на КП командующего оборонительным районом, мы не без труда добрались до него: ночная дорога была забита колоннами автомашин, по обочинам шагали морские пехотинцы -- их было много, и были они в новом обмундировании -- свежие части из резерва. Мы понимали, что предстоящее наступление не будет легким маршем. 19-й горнострелковый корпус "Норвегия", державший оборону на петсамо-киркенесском направлении (корпусом этим, кстати сказать, командовал племянник одного из заправил фашистского рейха начальника штаба оперативного руководства ОКВ Йодля -- генерал артиллерии Ф. Йодль), насчитывал; по свидетельству квартирмейстера этого корпуса, до 110 тысяч отборных солдат. За три года войны они понастроили немало различных дотов, дзотов и иных укреплений. У нас на полуострове Среднем линия фронта пересекала перешеек по горному хребту Муста-Тунтури. На его высокие обрывистые скалы не так-то просто было взобраться и специалисту-скалолазу. А нашим войскам предстояло на этом девятикилометровом участке преодолеть еще около двухсот дзотов и дотов, часть которых была соединена между собой туннелями. Подступы к горному хребту преграждали заполненный водой глубокий ров, минные поля и многоярусные проволочные заграждения. Мы знали, что за главной оборонительной полосой немцы на рубеже реки Титовки создали вторую, а по 181 западному берегу реки Печенги еще и третью полосу укреплений. Недаром гитлеровцы хвастливо называли свою оборону "гранитным северным валом". Веря в его неприступность, командир 2-й немецкой горнострелковой дивизии генерал-лейтенант Деген писал в одном из своих приказов: "Русским мы предоставим возможность нахлынуть на наши сильно укрепленные позиции, а затем уничтожим их мощным контрударом... Мы именно здесь должны показать русским, что еще существует немецкая армия и держит фронт, который для них непреодолим". Но наше командование придерживалось по этому поводу иного мнения. Заканчивая беседу, адмирал Головко, как бы между прочим, сказал: -- Начинаем формирование Печенгской военно-морской базы... -- И, хитровато улыбнувшись, добавил:--- Как видишь, открываются новые вакантные должности... Через два дня мы получили директиву командующе го флотом на предстоящую наступательную операцию под кодовым наименованием "Вест". Боевая задача, определяемая этой директивой для нашей бригады, была уточнена: не только прервать коммуникации противни ка в Варангер-фиорде, но и быть готовыми участвовать в высадке десантов. * > Предчувствуя приближение решающих боев, моряки бригады не жалели сил, чтобы получше подготовить свои корабли. Катер капитан-лейтенанта Чернявского, получивший в бою 25 сентября более 170 пробоин, был введен в строй всего за четыре дня. Когда командир дивизиона доложил, что этот катер готов к выходу в море, то я, признаться, не очень в это поверил. Но Рихтер подтвердил, что полученные в предыдущем бою повреждения на катере устранены, и сделано все добротно. -- Весь новый экипаж работал так, что даже на обед и ужин людей приходилось чуть ли не по приказанию отправлять, -- довольно улыбаясь, сказал Андрей Михайлович. Горячая пора наступила для политотдела, партийных и комсомольских организаций. Необычайно горячо катерники воспринимали каждое слово агитатора. Наша многотиражная газета и листовки, выпускаемые полит- 182 отделом, расхватывались и зачитывались до дыр, и, как всегда бывает в особо ответственные для советских людей моменты жизни, усилился поток заявлений с просьбой принять в партию. Десятки матросов, старшин и офицеров выразили желание идти в бой коммунистами. Каждое заявление, написанное зачастую карандашом, со следами масляных пятен, потому что писалось оно прямо на моторе или на казеннике пушки, нельзя было читать без волнения. В них говорилось о самом сокровенном-- о любви к Советской Родине, о преданности великой ленинской партии. Объясняя сложность обстановки, призывая товарищей быть смелыми и мужественными в боях, коммунисты и комсомольцы заботились и о повышении мастерства каждого катерника. -- Беседуя с матросами и старшинами, -- напутство вал агитаторов начальник политотдела А. Е. Муране- вич, -- не уставайте напоминать, что одного только же лания разгромить врага мало. Тут необходимо еще и умение!.. И очень часто случалось, что беседа агитатора перерастала в своеобразную техническую конференцию -- катерникам не терпелось поделиться друг с другом не только мыслями и чувствами, но и сволм опытом, знаниями, умением. В моей записной книжке тех лет сохранилась любопытная в этом смысле запись. Я зашел послушать беседу коммуниста старшины 2-й статьи Н. Иващенко с радистами. Говорил он горячо, увлеченно. Напомнил о геройских делах своих друзей в последних боях. И вдруг задал неожиданный вопрос: -- Представьте себе, что пулеметной очередью или осколком срезало штырьевую антенну. Что вы будете делать? Надо сказать, что такие случаи у нас бывали нередко и приводили к серьезным неприятностям: катер оказывался без радиосвязи. Задумались матросы. Один предлагает одно, второй-- другое, но все на поверку оказывается не то. -- А я убедился, -- говорит агитатор, -- что лучше всего в подобных случаях использовать штангу, которой чистят ствол автомата. 183 Возвратившись в штаб, я рассказал о предложении старшины флагманскому связисту капитану 3 ранга Смирнову. Тот отнесся к нему очень скептически. Но все же мы решили попробовать. И оказалось, здорово придумал старшина! Металлическая складная штанга в трудную минуту действительно могла с успехом заменить штырьевую антенну. В каком учебнике об этом прочитаешь?! 7 октября после сокрушительной артиллерийской подготовки войска 14-й армии перешли в наступление. В 10 часов 35 минут "гранитный северный вал", непри ступностью которого так похвалялись гитлеровцы, был прорван южнее озера Чапр. Советские войска устреми лись вперед. Наступление развивалось в невероятно трудных условиях, через тундру, незамерзающие болота, гранитные сопки. Солдаты шли временами по колено в ледяной воде. Тягачи застревали в непролазной грязи, пушки отставали. Вражеские доты и дзоты солдаты брали взрывчаткой и "карманной артиллерией" -- гранатами И все же к исходу вторых суток боев наши войска форсировали ре:.у Титовку и овладели основными опорными пунктами второй линии обороны противника. С гордостью за боевых друзей-пехотинцев читали мы оперативную сводку Карельского фронта. 8 ночь на 9 октября к нам на полуостров Средний прибыли на двух больших охотниках адмирал Головко, вице-адмирал Николаев и группа офицеров штаба фло та. На командном пункте генерала Дубовцева обосно вался походный штаб командующего флотом. Непода леку от КП бригады расположился со своим походным штабом генерал Преображенский, временно исполняю щий обязанности командующего ВВС. В ту же ночь в Пумманки из Пала-губы перешли восемь малых и де сять больших охотников. Утром вместе с другими командирами соединений я был вызван к командующему флотом. Головко сообщил нам, что генерал армии Мерецков приказал перейти в наступление и частям Северного оборонительного района. Они должны прорвать оборону противника на хребте Муста-Тунтури, выйти на материк и перерезать доро- 184 гу Поровоара -- Титовка, а затем вместе с частями 14-й армии наступать на Печенгу. Чтобы облегчить нашим войскам штурм Муста-Тунтури, нынешней ночью в тыл гитлеровцам будет высажен десант -- 63-я бригада морской пехоты. -- Вопросы есть? -- спросил Головко, заканчивая совещание (умели мы тогда проводить совещания коротко, без лишних словопрений!).--Нет? Ну, желаем всем успеха! Возвращаемся в Пумманки. Обычно у нас днем безлюдно и тихо. Ведь до вражеских батарей -- рукой подать! А теперь у причалов и на рейде скопилось десятка четыре торпедных катеров, больших и малых охотников. В сопках, окруживших бухту, расположилась со своим хозяйством бригада морской пехоты полковника Крылова. Здесь же разведчики Леонова и Барченко. Еще несколько месяцев назад мы вряд ли решились бы собрать столько войск в одном месте. Но теперь мы знаем, что ни один "юнкерс" сюда больше не сунется! В распоряжении ВВС флота семьсот боевых самолетов! День пролетел в хлопотах Вместе с командиром десанта полковником А. М. Крыловым и командиром высадки -- командиром бригады сторожевых кораблей капитаном 1 ранга М. С. Клевенским (на мне лежит прикрытие десанта с моря) в последний раз уточнили детали перехода катеров морем и высадки десанта. На южный берег губы Маативуоно (Малая Волоковая) нам нужно доставить в общей сложности около трех тысяч морских пехотинцев и несколько десятков тонн боеприпасов. Высадку решили провести тремя эшелонами. Первыми подойдут к вражескому берегу три торпедных катера под командованием старшего лейтенанта Е. Г. Шкутова и высадят причальные команды. Затем восемь малых охотников под командованием гвардии капитана 3 ранга С. Д. Зюзина доставят разведгруппу и три роты автоматчиков. В это же время, но в соседнем районе катера-охотники гвардии старшего лейтенанта Б. Л. Ляха скрытно высадят разведчиков капитана И. П. Барченко-Емельянова и старшего лейтенанта В. Н. Леонова. Второй, основной, эшелон десанта следует в Маативуоно на одиннадцати больших охотниках капитана 3 ранга И. Н. Грицука. Третий эшелон следует 185 на семи торпедных катерах капитана 2 ранга В. Н. Алексеева. Для прикрытия десанта с моря наша бригада выставляла две линии подвижного дозора: ближнюю -- для наблюдения за выходом из Лиинахамари и дальнюю, в район Пеуровуоно,--для перехвата ^ораблей противника со стороны Бек-фиорда. За час-полтора до высадки основного десанта в Ва-рангер-фиорде, точнее в губе Маативуоно, катера нашей бригады и малые охотники при артиллерийской поддержке эскадренных миноносцев высадят две группы демонстративного десанта в Мотовском заливе. Главная задача там -- наделать как можно больше шума, привлекая на себя внимание гитлеровцев. Во второй половине дня ко всем этим заботам добавилась еще одна, не менее важная. Из штаба флота сообщили, что в 16 часов 10 минут в районе мыса Нордкин обнаружен вражеский конвой: транспорт в сопровождении четырех тральщиков и пяти сторожевых кораблей. Со скоростью семи узлов он идет к Варангер-фиорду. И надо же было немцам посылать свой конвой именно в этот день! Но, с другой стороны, это очень хорошо: значит, враг ни о чем не догадывается. По расчетам операторов, конвой будет в пределах Варангер-фиорда около полуночи. У нас, таким образом, еще было время для развертывания своих сил. В 18 часов 15 минут из главной базы в море вышли шесть торпедных катеров под командованием капитана 3 ранга В. Федорова. По договоренности со штабом ВВС в районе Варде к ним должны были присоединиться два Ил-4, чтобы подсветить цели. Вечером собрали командиров отрядов и катеров, которым предстояло идти с десантом. Рассказали об ожидающих их трудностях. Предупредили о створных огнях, подготовленных гидрографами. -- У меня одна просьба,-- обратился к командирам катеров полковник Крылов,-- чтобы бойцы вышли на берег сухими. Сами понимаете, обсушиться там будет не- 186 где. А сейчас не лето. Октябрь на дворе. Того и гляди выпадет снег. Началась посадка десанта на корабли. Один за другим подходили в заранее условленном порядке ко всем трем причалам торпедные катера (каждый из них, оставив на базе торпеды, принимал на борт 50--60 человек), малые и большие охотники. Моряки разводили солдат по кубрикам. Крепили на палубах минометы, пулеметы, ящики с боеприпасами. Пока в Пумманках продолжалась посадка, из бухты Порт-Владимир в Мотовский залив вышли торпедные катера, малые охотники и катерные тральщики с двумя группами демонстративного десанта. В 22 часа 15 минут поступил доклад, что первая группа десантников высажена у мыса Пикшуев. Спустя некоторое время западнее этого мыса, у опорного пункта гитлеровцев Обергоф, высадилась еще одна группа. Освободившись от десанта, катера начали маневрировать в этом районе. Они выпускали торпеды по берегу, обстреливали его из пушек и пулеметов, ставили дымовые завесы. Миноносцы "Гремящий" и "Громкий" в это время обстреливали переправы противника на реке Титовке. -- Шума и дыма столько,-- ответили на наш запрос с поста СНИС,-- словно тут целая дивизия высаживается!.. Немецкие радисты подняли в эфире переполох. Только и слышится: "Мотовский залив!.. Мотовский залив!.." Что ж, очень хорошо! А наша бухта все больше и больше пустела. Растаяли в ночной тьме торпедные катера Шкутова. Вслед за ними, заняв места в походном ордере, покинули рейд малые охотники Зюзина и Ляха. Приняв десантников и полностью подготовившись к недальнему (им предстояло пройти всего немногим более 20 миль), но опасному переходу, ждали своей очереди большие охотники Грицука и торпедные катера Алексеева. Когда последний из кораблей с десантом покидал Пумманки, по вражескому побережью открыли огонь наши батареи со Среднего и Рыбачьего. За три часа артиллеристы оборонительного района выпустили по расположению противника около двух тысяч снарядов. 187 Мы вглядывались в темень. Лишь бы враг не обнаружил наши катера раньше времени. И вдруг на берегу вспыхнул прожектор. С нашего КП было хорошо видно, как его луч, скользя по гребням волн, ощупывает море. Посветив несколько минут, прожектор погас. Темнота стала еще непрогляднее. Ждем еще несколько минут. Пока все спокойно. Но вот вражеский берег ожил. Ударили минометы. Вспыхнуло до десятка прожекторов, лучи их засновали из стороны в сторону. Вот один из них, высветив строй малых охотников, замер. Тут же открыли огонь береговые батареи. Вокруг катеров стали вырастать яркие столбики разрывов. Потом мы перестали их видеть -- все укрыла дымовая завеса. В 23 часа 30 минут от С. Д. Зюзина была принята радиограмма: первый бросок десанта высажен на участке от мыса Пунайненниеми до мыса Ахкиониеми. Тем временем в заливе Пунайнен-Лахти катера Б. Л. Ляха скрытно высадили разведчиков В. И. Леонова и И. П. Барченко-Емельянова. На следующее утро старший лейтенант Е. Г. Шкутов рассказал подробности о действиях экипажей трех торпедных катеров, первыми подошедших к вражескому берегу. -- В общем-то нам пришлось, пожалуй, легче, чем всем остальным,-- пытался уверить нас Евгений Германович.-- Вот только когда сразу за Айновскими островами немцы чуть не высветили нас прожектором, на душе, признаться, кошки заскребли. Ведь протяни они луч чуть-чуть дальше -- и мы оказались бы у них как на ладони. Тогда уж наверняка обстрела не миновать. А у нас полные катера десантников. Однако пронесло. А когда у самого берега немцы стали нас из минометов обстреливать, то это было уже не так страшно. В суматохе они кидали мины куда глаза глядят. Место высадки оказалось очень удачным, без подводных камней. Уткнулись форштевнями прямо в скалы. Я в центре, справа -- катер Притворова, слева -- Кузнецова. Чтобы от берега не отжимало, подрабатывали одним мотором. Матросы сразу за борт -- трап поддерживать. У меня прыгнули боцман коммунист Ярдынов и комендор Полтораков. Вода им выше пояса. Купание не из приятных. Но зато все десантники сошли с катеров сухими. Затем выгрузили боеприпасы. Через три 188 минуты -- я по часам заметил -- мы уже отошли. Вот, собственно, все... Все, если не считать, что после эти три катера влились в подвижной дозор и направились к вражеским батареям. Принимая на себя весь их огонь, они закрыли дымовыми завесами остальные корабли, следовавшие с десантом к месту высадки. А потом еще два часа дразнили вражеских артиллеристов, и, ловко маневрируя под обстрелом, отвлекали их внимание. Получив донесение, что заставы противника сбиты и десантники первого эшелона надежно закрепились на ]j плацдарме, в 0 часов 50 минут большие охотники капитана 3 ранга Грицука высадили в Маативуоно еще полторы тысячи морских пехотинцев. А спустя двадцать минут к местам высадки подошли торпедные катера Алексеева. Высадка третьего эшелона десанта проходила в особенно трудных условиях. Прикрываясь от обстрела противника дымзавесами, корабли двух предыдущих групп высадки так надымили, что теперь командиры катеров подходили к берегу, зачастую не видя даже форштевня собственного корабля. Помогло, как говорят, чувство локтя. Когда один из кораблей неподалеку от берега сел на подводные камни, на выручку сейчас же поспешил старший лейтенант П. Диренко. Общими усилиями катер был снят с камней. С погнутыми валами и винтами, он все же подошел к берегу и высадил десант. На другом торпедном катере во время высадки треснули доски переброшенного на берег трапа. Спрыгнув за борт, комсомолец матрос Калинин подпер трап спиной и простоял так в ледяной воде до тех пор, пока с катера не сошел последний морской пехотинец. А на малом охотнике гвардии лейтенанта Рекало волной от разорвавшегося * поблизости снаряда смыло за борт трап, подготовленный для высадки десантников. Что делать?.. И тут со стоящего у берега катера ему крикнули в мегафон: "Швартуйся к моему борту!" Рекало немедленно воспользовался этим. Товарищи помогли ему высадить десантников, задержавшись еще на несколько минут под минометным обстрелом. А ведь каждая из этих минут могла стать для них роковой!.. 189 Несмотря на все трудности, в тылу у противника была высажена целая бригада морской пехоты, при этом с незначительными потерями: у десантников при высадке один человек был убит и пятеро ранены, а из моряков торпедных катеров был ранен один. Единственно, пожалуй, кто остался не очень доволен итогами минувшей ночи, то это капитан-лейтенант И. Антонов и моряки торпедных катеров его группы, несшие дозор у Пеуровуоно. Они так и не встретили ни одного вражеского корабля. Гитлеровцы даже не попытались противодействовать с моря высадке нашего десанта. Это было еще одним свидетельством того, что десантная операция в Маативуоно явилась полной неожиданностью для врага. Высаженная нами 63-я бригада морской пехоты стремительно продвигалась вперед. Вскоре она перерезала дорогу Поровоара -- Титовка, лишив гитлеровцев возможности подвести подкрепления своим частям, державшим оборону на перешейке полуострова Средний. В 5 часов 10 октября после мощной артиллерийской подготовки (по врагу было выпущено более восьми тысяч снарядов и мин) начала штурм укреплений противника на хребте Муста-Тунтури 12-я бригада морской пехоты полковника В. В. Рассохина. Ни мощные укрепления, ни отчаянное сопротивление врага не смогли сдержать порыва наших морских пехотинцев. К вечеру 11 октября обе бригады морской пехоты -- и та, что была высажена в Маативуоно,, и та, что пробилась через хребет Муста-Тунтури -- соединились, заняв высоту 388.9. На следующий день части 14-й армии штурмом овладели Луастари, а 63-я бригада морской пехоты вышла на нашу государственную границу 1940 года. Неся тяжелые потери, немецко-фашистские войска откатывались на запад. ЗДРАВСТВУЙ, ПЕЧЕНГА! В ечером 10 октября в Пумманки прибыли командующий и член Военного совета флота. Поздравив с успешной высадкой десанта в Маативуоно и сообщив о первых боевых успехах морских пехотинцев, адмирал Головко сказал: -- А теперь перед вашей бригадой новая задача: подготовить группу катеров для прорыва в Лиинахама- ри. Пойдут они туда не одни. Как и в Маативуоно, в высадке десанта примут участие гвардейцы Зюзина. Десантный отряд -- примерно пятьсот человек -- готовит Дубовцев. Прорыв в Лиинахамари и высадка десанта прямо на пирсы -- дело трудное. Но дать вам много времени на подготовку мы не можем. Максимум три- четыре дня. А то и меньше... Все это было настолько неожиданно, что я, признаться, не сразу собрался с мыслями. Потом спросил: -- А как батареи на мысе Крестовом? Они же за крывают туда вход, словно пробка бутылку... Вопрос о батареях на мысе Крестовом не случайно был первым. Придавая большое значение порту Лиинахамари, расположенному в глубине Печенгского залива (Пет-самовуоно), гитлеровцы не жалели ни сил, ни средств, чтобы надежно прикрыть его со стороны моря. Задавшись целью превратить Петсамовуоно, по словам одного из пленных немецких артиллеристов, в "коридор смерти", они установили тяжелые батареи на Нурменсетти, 191 Нумерониеми и Ристиниеми, 210-миллиметровую батарею на одной из высот к западу от мыса Девкина, а по обоим берегам залива расставили противокатерные орудия и десятки железобетонных и каменных дотов. Но главным опорным пунктом обороны Лиинахамари был мыс Крестовый. Выступая острым уступом чуть ли не на середину залива, он накрепо закрывал проход в порт. С высоких, нависших над водой гранитных скал Крестового хорошо просматривался весь залив Петса-мовуоно и подступы к нему. Установив тут две батареи--88-миллиметровую зенитную и тяжелую 150-миллиметровую,-- простреливающие продольным огнем весь более чем трехмильный проход в порт, гитлеровцы не зря считали Крестовый "замком Лиинахамари". Не подобрав верных и надежных ключей к этому замку, нельзя было рассчитывать на прорыв даже ценой очень больших потерь. -- Ну, что я тебе говорил, Александр Андреевич,-- с улыбкой сказал Головко вице-адмиралу Николаеву.-- И этот сразу же заинтересовался Крестовым...-- А меня успокоил: -- Об этом мы уже побеспокоились. Выса женные вчера разведчики Барченко и Леонова получили задание захватить батареи Крестового. Сейчас развед чики в пути. Дорога туда трудная и неблизкая. Но они дойдут! Мы в этом не сомневаемся. А как только бата реи Крестового будут захвачены или блокированы, вы получите приказ о прорыве в Лиинахамари. Так что готовьтесь... Прощаясь, Арсений Григорьевич добавил: -- Да, у меня есть намерение перебраться на не сколько дней с КП Дубовцева сюда, в Пумманки. При мете?.. Я ответил, что катерники народ гостеприимный. Вот только бытовые условия у нас не ахти какие. -- Значит, "гранд-отеля" не обещаете? -- пошутил адмирал.-- Ну что же, учитывая военные условия, при дется с этим смириться. Возвращаясь на КП-200, я раздумывал о только что полученном приказании. Перебрал все операции, прове- 192 денные с участием торпедных катеров за время второй мировой войны и не мог найти ни одной схожей с той, вкоторой предстояло участвовать нам. На Западе много говорилось о прорыве группы английских кораблей в марте 1942 года в захваченный немцами французский порт Сен-Назер. Действительно, задача перед отрядом из трех миноносцев и семнадцати катеров, принявших на борт десантные группы "командос", была нелегкая. Поднявшись вверх по реке Луаре, они должны были прорваться в порт и вывести из строя входные шлюзы (батопорт) единственного сухого дока на Атлантическом побережье оккупированной немцами Франции, способном принимать линейные корабли типа "Тирпиц". Предполагалось, что, ворвавшись в порт, миноносец, переоборудованный под брандер, таранит батопорт дока и, взорвавшись, затонет там. В это время высадившиеся с катеров группы "командос" подорвут вход в другой док, служивший убежищем для вражеских подводных лодок, насосное хозяйство и иное портовое оборудование Сен-Назера, являвшегося для немцев важной базой в боях за Атлантику. Хотя и не все эти задачи были выполнены, английские моряки и "командос" сумели сделать главное: разрушить входные шлюзы большого сухого дока. Но нам, готовясь к прорыву в Лиинахамари, нечем было попользоваться из опыта сен-назерской набеговой операции. Там, во-первых, ставилась задача диверсионная: разрушить док, оборудование порта и тотчас покинуть гавань. Мы же должны были захватить порт и, напротив, не допустить его разрушения. А это, разумеется, куда сложнее. Во-вторых, сен-назерская операция далась слишком дорогой ценой (причем английское командование заранее предусматривало большие потери). В результате из семнадцати катеров, вошедших в устье Луары, вернулось к двум поджидавшим их миноносцам только восемь, а на свою базу в Англии пришло всего три катера. Три из семнадцати! И хотя нашим катерам предстояло пройти более трех миль узким, простреливаемым с обоих берегов заливом, мы должны сделать все, чтобы потерь было как можно меньше. Из десантных операций советских моряков я, конечно, прежде всего вспомнил Новороссийскую. Она готовилась тщательно и была осуществлена блестяще. Между прочим мало кто знает, что в успехе этой операции есть и некоторая доля тихоокеанских катерников. Ранней весной 1943 года нашей тихоокеанской бригаде было приказано провести испытание новых методов торпедной стрельбы -- с неподвижного катера и торпедами, движущимися по поверхности воды. На катерах того времени, вооруженных желобными аппаратами, сталкивавшими торпеду за корму, и тот и другой метод осваивался очень трудно. Неудача следовала за неудачей, а Москва торопила. Приезжие инженеры испытывали то одно, то другое приспособление, что-то доделывали, что-то исправляли. И снова катера выходили на полигон и со "стопа" выпускали торпеды. Как мы ни торопились, все же испытания и доработка приспособлений заняли около двух месяцев. За это время мы выпустили в общей сложности более ста торпед. Для чего это делалось? Об этом я узнал в октябре того же, 1943 года, когда в качестве стажера приехал на Черное море. Побывав в Новороссийске спустя месяц после успешно проведенной десантной операции, я увидел разорванные боны и разнесенные на куски молы вместе со стоявшими на них вражескими орудиями, дотами и дзотами. Все это сделали торпеды, идущие по поверхности воды. Значит, не зря мы столько труда потратили на их испытания и доводку. Припоминая сейчас все, что мне удалось узнать и увидеть тогда в Новороссийске, я не без досады убеждался, что и опытом черноморцев нам вряд ли удастся воспользоваться в полной мере. Там, в Новороссийске, прорыв осуществлялся широким фронтом, когда каждый катер более или менее был свободен в своем маневре, что заставляло противника рассредоточивать свой огонь. Нашим же катерам в Лиинахамари предстояло практически идти в кильватер друг другу по фиорду, который простреливался во всех направлениях. Надо было придумать что-то новое. Нам волей-неволей нужно было идти какими-то своими собственными, еще никем не проторенными путями. В. А. Чекуров, когда мы, оставшись вдвоем, обсуждали только что полученную задачу, сказал: 194 _ Дело прошлое, но когда я узнал, что директива "Вест" возлагает на нас лишь участие в высадке десанта в Малой Волоковой, то сразу подумал: что-то не договорено. Так оно и оказалось. И только сейчас адмирал Головко начинает "ходить козырями", которые до поры держал в секрете не только от противника, но и от нас. Что ж, командующий верен мудрой пословице: то, что не должен знать враг, не говори до времени и другу. Начали мы с подбора командиров катеров, знавших особенности прохода в Лиинахамари, Выяснилось, что прежде там бывал лишь один А. О. Шабалин. -- Да и то давно,-- признался Александр Осипович.-- А что товарищ комбриг, если нам заручиться помощью специалистов-лоцманов? Они сейчас призваны на флот. Служат в гидрографии. Эти в порт и с закрытыми глазами войдут. Обратились в штаб флота. Через сутки лоцманы были у нас. Следует сказать, что, находясь на торпедных катерах и малых охотниках при прорыве в Лиинахамари, они сыграли немалую роль в обеспечении успеха прорыва. К сожалению, не запомнились имена этих скромных тружеников моря. Из многих вариантов плана предстоявшей высадки десанта мы остановились в конце концов на самом простом. Сводился он схематически к следующему. Первыми в Лиинахамари прорываются и высаживают головную группу десанта два торпедных катера типа "Д-3" под командованием капитан-лейтенанта Шабали-на. На командиров этих катеров возлагалась также задача разведать наиболее безопасный путь к портовым причалам, в случае необходимости пробить торпедами проходы в бонах и сетях, а затем быть своеобразными "диспетчерами", показывая остальным катерам места швартовки. Вслед за Шабалиным, на дистанции в десять-- пятнадцать кабельтовых, пойдут пять торпедных катеров под командованием капитана 2 ранга Коршу-новича. ^Каждый из этих катеров, оставив, как и в предыдущей высадке в Маативуоно, торпеды на базе, принимает на борт до семидесяти десантников с вооружением и необходимым запасом боеприпасов. И, наконец, последними с основными силами десанта в порт проры- 13* 195 ваются пять малых охотников гвардии капитана 3 ранга С. Д. Зюзина и торпедный катер, который буает прикрывать десантный отряд дымовыми завесами, а в случае появления вражеских кораблей -- контратаковать их. С моря прорыв в Лиинахамари прикрывается подвижными дозорами -- несколькими заранее развернутыми группами торпедных катеров. Даже самый лучший план сам по себе еще не может гарантировать успеха. Последнее и решающее слово всегда остается за людьми, которые должны претворить этот план в жизнь. И мы всецело рассчитывали на мужество и инициативу моряков, на то, что каждый из них безупречно выполнит свой долг. Не имея времени на разработку принятых в таких случаях штабных документов, мы запросили из штаба авиации фотоснимки Лиинахамари. Вычертили в крупном масштабе схему порта со всеми его причалами. По минутам расписали последовательность движения катеров: когда и к какому пирсу каждый из них должен швартоваться для высадки десанта, как и когда выходить обратно. Познакомили с этими расчетами командиров катеров, выделенных на прорыв. На тренировках перекрестными вопросами добились, чтобы каждый из них понял и твердо усвоил свою задачу. Большие надежды возлагались нами на дымовые завесы. Поначалу это вызывало возражение некоторых офицеров. -- Такого еще никогда не бывало, чтобы при форсировании узкого залива корабли с десантом сами ставили дымовые завесы! -- говорили наши оппоненты и стращали тем, что в дыму катера могут столкнуться, потерять ориентировку, сесть на мель... Что касается утверждения, что такого еще никогда не бывало, с этим нельзя было не согласиться. Трудно было спорить и с тем, что ориентироваться в дыму не так-то просто. Но иного выхода у нас не было. Чем открыто лезть под прицельный огонь, лучше укрыться в дымзавесе, пусть это и грозит некоторыми неприятностями. К тому же, если мы не на словах, а на деле добьемся, чтобы каждый командир катера точно знал свое место, уяснил свою роль в общем маневре и был в меру осторвжен, то риск, связанный с постановкой дымзавес, будет не так уж велик. 196 Против этого довода никто не мог возразить. И необходимость активного использования дымовых завес при прорыве в Лиинахамари была признана всеми. Вечером 11 октября в Пумманки прибыл командующий флотом. Поместили мы Арсения Григорьевича на нашем запасном КП у подножия горы Клубб, на перешейке, соединяющем полуострова Рыбачий и Средний. Тут, чуть выше причала, в расщелинах гранитных скал было у нас несколько землянок, которые матросы называли кубриками, офицерское общежитие с двухъярусными койками, как в железнодорожном вагоне, и столовая. К стене офицерского общежития прилепилась крохотная пристройка, в которую не без труда удалось втиснуть две кровати и тумбочку. Среди катерников эта пристройка официально именовалась запасным командным пунктом -- ЗКП, но в действительности у нее было куда более скромное назначение: намучившись на КП-200, мы с Валентином Андреевичем Чекуровым по очереди приезжали сюда, выкроив свободный часок, чтобы отоспаться в тепле и относительном уюте. Узнав, что на ЗКП будет жить командующий флотом, Василий Игумнов пообещал, что тут будет полный порядок. А наш вестовой слов на ветер не бросал. Интересный был человек Вася Игумнов. В свое время он служил у нас на торпедных катерах Потом пошел добровольцем в бригаду морской пехоты В бою на Западной Лице был ранен. Подлечившись, снова вернулся на фронт. Стал разведчиком, раздобыл не одного "языка". Потом снова ранение. На этот раз серьезное. После госпиталя Игумнова хотели демобилизовать. Но он попросился к нам на бригаду. Отказать такому человеку у меня язык не повернулся. Плавать на катерах по состоянию здоровья Игумнов не мог. Согласился стать вестовым в офицерском общежитии в Пумманках. И тут еще раз убедительно подтвердилась справедливость слов, что не место красит человека, а человек место. Вестовой, по правде говоря, не ахти какая завидная должность. Но надо было видеть, с какой любовью относился Вася -- его так называли все офицеры -- к своим многотрудным обязанностям! Первым вставая и пос- 197 ледним ложась отдыхать, он весь день проводил в хлопотах: топил печи, носил воду, следил, чтобы на постелях постоянно были чистые простыни. Да всего и не перечтешь... Игумнов был для нас и товарищем, и доброй нянькой. И если бы вдруг он перестал появляться в общежитии, то это было бы для всех наших офицеров очень большой потерей. Вот и на этот раз к приезду комфлота заботами Васи Игумнова на нашем ЗКП был наведен образцовый порядок. Пол чисто вымыт. На столе свежая скатерть. Матрацы и подушки взбиты и застелены белоснежными простынями. Простенький рукомойник доверху налит ключевой водой. -- А ты прибеднялся: "Где поселим?!" Это же в на ших условиях комфорт не хуже любого "гранд-отеля", -- пошутил Головко, осматривая восьмиметровую комна тушку.-- Вот только низковато малость. Когда строили эти хоромы, должно быть, к твоему росту примерялись... Доложив адмиралу разработанный нами план прорыва в Лиинахамари, я собрался было вернуться на КП-200. -- Тебя там какие-то неотложные дела ждут? Нет. Ну так оставайся,-- предложил Арсений Григорьевич.-- Что же, я тут один бедовать буду? За интересной беседой время пробежало незаметно. Отдыхать улеглись часа в два ночи. Разбудил нас легкий стук в дверь: связист принес срочную телеграмму из Главного морского штаба. Подсветив фонариком, Головко прочитал плотно исписанный лист бланка. Вот и благословение получено,-- сказал Арсений Григорьевич, протягивая мне телеграмму. Начальник Главного морского штаба адмирал В. А. Алафузов со общал, что нарком интересуется, какова будет роль Северного флота в операциях непосредственно против Петсамо. В конце телеграммы указывалось, что нарком считает весьма желательным участие флота в занятии будущей военно-морской базы и крупнейшего пункта на Севере. Так, значит, посылка разведчиков Барченко и Леонова на мыс Крестовый, наша подготовка к высадке десанта в Лиинахамари -- все это,-- изумился я,-- дела лось в расчете... Но комфлот не дал договорить. 118 А как ты думал? Обязанность подчиненного -- предвидеть мысли начальника! Мы так и поступаем. Ведь и без подсказки со стороны было очевидно, что высаживать десант там необходимо. Лиинахамари -- ключ к Петсамо. А ключи к Лиинахамари -- батареи на мысе Крестовом. Так зачем же было время терять? Теперь мы доложим Николаю Герасимовичу, что не только горим желанием выполнить его приказание, но кое-что уже и делаем... Немецкий гарнизон Лиинахамари ждет противника откуда угодно, но только не с моря. А мы нагрянем именно с моря... Утром 12 октября стало известно, что разведчики капитана Барченко-Емельянова и старшего лейтенанта Леонова добрались до мыса Крестового и атаковали расположенные там батареи. После жаркой схватки с егерями леоновцам удалось вынуть замки из орудий зенитной батареи, а разведчики Барченко блокировали позицию 150-миллиметровой батареи. На мысе Крестовом шел еще тяжелый бой, но главное было сделано: его батареи не могли уже препятствовать проходу наших катеров. "Замок", закрывавший путь в Лиинахамари, был отперт! -- Теперь слово за вами с Зюзиным,-- сказал адмирал.-- В 19 часов соберите командиров. Да, теперь слово было за нами. Начались последние приготовления. Мы встретились с командиром десанта майором И. А. Тимофеевым -- сухощавым, очень подвижным, но в то же время на редкость спокойным и рассудительным, и с командиром первого броска старшим лейтенантом Б. Ф. Петербургским. Плотный, со щегольскими усами, отпущенными, как видно, для солидности, старший лейтенант был одет в канадку -- непромокаемую, подбитую искусственным мехом куртку с большим воротником. Порыжевшая кожаная шапка-ушанка чуть сдвинута на правое ухо. Широкую грудь пересекал ремень закинутого за спину автомата. Услышав, что высадка предстоит сегодня ночью, Петербургский обратился ко мне с просьбой разрешить конфликт, возникший у него с Шебалиным. 199 Ввиду того что звену Шебалина предстояло, быть может, пробивать проход в противокатерных бонах, установленных гитлеровцами в Лиинахамари на подходах к пирсам, было решено, что катера лейтенанта Литовченко и капитан-лейтенанта Успенского пойдут с торпедами. А потому возьмут на борт не 60--70 десантников, как все другие катера, а всего лишь 25--30 человек. Старший лейтенант Петербургский никак не хотел с этим согласиться. -- Заладил одно и то же -- возьми всех его пулемет чиков, да и все тут,-- жаловался Шабалин -- А ведь в карман к себе я их не посажу. Петербургский горячо доказывал, что Литовченко и Успенский должны взять больше людей. Я понимал волнение старшего лейтенанта. Шел он действительно, пользуясь его терминологией, не к теще на блины, и каждый человек в первом броске десанта был очень нужен. Но чем тут можно было помочь? Пришлось объяснить старшему лейтенанту, что принятие такого решения -- это не каприз, а необходимость. В 19 часов собрали командиров катеров, участвовавших в десанте. Ознакомили с планом операции. Потом выступил адмирал Головко. Не скрывая трудностей, с которыми могли встретиться экипажи катеров при прорыве в Лиинахамари, Арсений Григорьевич в то же время убедительно показал, что только высадка там десанта могла спасти от разрушений этот важный для Родины заполярный порт. Командующий заверил, что катерникам будет оказана всемерная помощь. Артиллеристы СОРа получили приказание вести огонь по батареям противника, не жалея боеприпасов. Хотя погода и неблагоприятна -- низкая облачность и видимость всего 10--15 кабельтовых, -- в воздух будут подняты самолеты. -- Военный совет флота уверен,-- закончил адми рал,-- что каждый из вас и ваших подчиненных с честью выполнит свой долг и умножит боевую славу северо морцев. Нет сомнений в том, что нынешняя операция займет достойное место в истории не только нашего Северного флота. Минут годы, и дети ваши с гордостью будут говорить: "В дни Великой Отечественной войны мой отец был в числе тех, кто высаживал десант в Лиинахамари!.." 200 А в это время на пирсах с катера на катер передавался густо исписанный подписями лист с текстом клятвы. У этого замечательного документа не было автора. Клятву писали сообща. Каждый из матросов и старшин внес в нее самую заветную свою мысль, самое дорогое для него слово. "Настал долгожданный час для нас, катерников-североморцев: добить фашистских захватчиков в Заполярье, вернуть стране Печенгу и навсегда утвердить там победоносное знамя нашей Родины. Мы клянемся, что не жалея ни сил, ни самой жизни с честью выполним эту задачу! За нашу прекрасную Родину!.." Клятву подписали все моряки торпедных катеров. В бою они сдержали свое слово. А инициаторы принятия клятвы -- экипаж катера Б. Павлова -- прошел через "коридор смерти", высадил десант в назначенном месте и вернулся обратно в Пумманки, затратив на это меньше всех времени -- всего восемьдесят минут! Головко заторопился на мыс Волоковой. Там на командном пункте самого передового артиллерийского дивизиона для него был оборудован наблюдательный пункт, имевший прямую телефонную связь с командными пунктами нашей бригады и оборонительного района. -- Поехали, поехали,-- торопил Арсений Григорье вич представителя Главного морского штаба капитана 1 ранга Пилиповского и меня. На КП-200 остался начальник штаба В. А. Чекуров. Около 23 часов Валентин Андреевич позвонил нам и доложил, что катера с десантом вышли в море. Командующий поинтересовался, вылетели ли к Пет-само два звена Ил-4. Услышав утвердительный ответ, приказал: -- Свяжитесь с генералом Преображенским. Пусть он еще раз напомнит летчикам: летать на небольшой высоте. Нам очень важно, чтобы самолеты отвлекли на себя внимание противника и облегчили катерам прорыв в фиорд. Шел уже двенадцатый час ночи, а в окулярах стереотруб, устремленных на вражеский берег,-- лишь непроглядный мрак. Но вот в небе рассыпалась гроздь осле- 201 пительных огней -- вражеская батарея произвела залп осветительными снарядами. В их мертвенно-голубоватом свете крутые гранитные отроги берега выглядели особенно зловеще. Зажглись прожектора. Их щупальца ползали по морю, но выхватывали из темноты только мерно перекатывающиеся волны. Но вот в одном из лучей сверкнул серебристой звездочкой катер, за ним второй, третий... Противник всполошился. До нас докатился нарастающий гул канонады. Вокруг катеров выросли высокие всплески. Но гитлеровцы все же опоздали: обнаружив катера капитана 2 ранга Коршуновича, они проморгали головное звено капитан-лейтенанта Шабалина. Его катера в это время уже проникли в фиорд. Перебирая свои бумаги военных лет, мне посчастливилось отыскать несколько успевших уже пожелтеть от времени листков -- запись рассказа лейтенанта Литов-ченко -- командира торпедного катера, на котором шел А. О. Шабалин. Обычно не очень многословный, Литов-ченко на этот раз довольно подробно описал, как Шабалин "немцев обдурил". "Движение из Пумманок мы начали в 20 часов 40 минут, когда уже совсем стемнело. То ли немцы нас вообще не ожидали, то ли кружившие над заливом "илыошины" их внимание отвлекли, но к берегу мы подошли незамеченными. Темнотища вокруг -- хоть глаз выколи. На берегу ни огонька. Где вход в залив -- не сразу и отыщешь. Когда батарея с Нурменсетти произвела залп осветительными снарядами, это нам даже помогло -- мы смогли осмотреться. Оказалось, что до входа в Петсамовуоно рукой подать. Проскочили близ камней у мыса Нумерониеми и оказались в фиорде. Тут Шабалин приказал уменьшить ход и прижиматься ближе к правому берегу. Поначалу я не очень понял, какой в этом резон, а потом стало ясно. Правый-то берег залива высокий, обрывистый. Ну, немцы там большинство своих дотов и понастроили. Считали, что с высоты сподручнее весь залив под обстрелом держать. Оно и точно: пойди мы ближе к левому берегу или хотя бы серединой залива, досталось бы нам! А когда мы 202 прижались к кручам правого берега, гитлеровцы бьют сверху, а нас достать не могут -- мы в "мертвом пространстве" оказались. Так прошли до самого мыса Девкин. Вот и порт. Направляемся к пирсу, но тут катер словно бы в какую стену уперся: машины работают, а мы ни с места. Боцман с носа докладывает: "Противокатерные сети на буйках!" Пришлось назад отрабатывать. Я хотел было торпеды использовать -- на такой случай мы их и брали. -- Не торопись,-- говорит Шабалин,-- зря шум поднимать. Глядишь, и без торпед обойдемся. И верно: ткнулись вправо, влево и довольно скоро нашли проход. Возле пирса близ бензобаков в самый берег форштевнем ткнулись. Средней машиной подрабатывали, чтобы швартовы не подавать. А десантники -- мигом на сушу. Уже после высадки, на отходе, гитлеровцы заметили наш катер. С противоположного мыса Виниеми ударили пушки и пулеметы. А когда наши десантники на берегу вступили в бой, так не скажу точно откуда, но шарахнули фашисты зажигательными снарядами по бензобакам. Там, конечно, взрыв. И такой факелище запылал, что по всему порту как днем стало светло..." Позже немецкий офицер, взятый в плен в Лиинаха-мари, объяснил, что зажигательные снаряды угодили в бензобаки отнюдь не случайно. Враг рассчитывал, что горящий бензин хлынет в бухту, и наши катера сгорят в нем вместе с десантом. К счастью, этого не случилось. Но, осветив порт громадным пожаром, противник получил возможность вести по торпедным катерам и охотникам прицельный огонь. Вот тут-то и сыграли свою роль дымовые завесы: они укрыли наши корабли и ослепили гитлеровцев. Прикрывшись дымзавесой, катер лейтенанта Литов-ченко продолжал, встав у мыса Девкин, выполнять сложную роль лоцманского судна. Капитан-лейтенант Шабалин встречал катера капитана 2 ранга Коршунови-ча и малые охотники капитана 3 ранга Зюзина и указывал подходы к пирсам для высадки десанта. Катер Литовченко пробыл в обстреливаемом со всех сторон Лиинахамари (лишь в самом порту!) в общей сложности около часа и возвратился в Пумманки только 203 в два часа ночи. Сойдя на берег, А. О. Шабалин доложил, что среди членов экипажа и высаженных этим катером десантников нет ни одного убитого или раненого. Еще днем, когда катера Коршуновича только вышли из нашей основной базы в Пумманки, чтобы взять десантников, на КП-200 позвонил начальник медсанслуж-бы бригады и пожаловался, что несколько матросов убежали из санчасти. -- Это безобразие! -- возмущался доктор.-- Они же больные! Что мне -- караул к санчасти выставлять?! В числе беглецов оказался и пулеметчик с торпедного катера Острякова Дмитрий Колынин, о котором я уже упоминал, рассказывая о бое 25 сентября. Тогда, раненный в грудь осколком снаряда, пулеметчик не сошел со своего боевого поста и разрешил сделать себе перевязку лишь после того, как закончилась схватка. И вот теперь, не долечившись, Дмитрий Михайлович сбежал из санчасти. Когда отряд Коршуновича ошвартовался в Пум манках, я спросил Острякова о Колынине. -- Так точно, на катере,-- ответил капитан-лейте нант,-- но прошу поверить, что это и для меня было неожиданностью... Оказывается, узнав, что товарищи идут в бой, пулеметчик, обманув бдительность врачей, убежал на катер. Спрятался там в укромном уголке и показался командиру, лишь когда подходили уже к Цып-Наволоку. -- Оставьте, товарищ комбриг, Колынина на кате ре,-- попросил Остряков.-- Ведь не в самоволку же он к девушкам сбежал. В бой. Вернемся, так он что поло жено в санчасти отлежит. Я за этим сам прослежу. А теперь пусть Колынин идет с нами. Пулеметчик он отменный... Ну как было не удовлетворить такую просьбу? В этом бою Колынин вновь отличился. В письме, полученном мною во время работы над этими записками, П. П. Остряков, вспоминая о "коридоре смерти", пишет, как приходилось тогда маневрировать скоростями, избегая вражеских снарядов и пулеметных трасс; как буквально силой загонял он обратно в кубрики морских пехотинцев, которые задолго до высадки под- 204 нимались на верхнюю палубу, чтобы помочь морякам подавить вражеские огневые точки. Пишет Остряков и о Колынине. "Еще при входе в залив нас неожиданно осветило прожектором. Спрашиваю Колынина: "Можешь погасить его?" Пулеметчик ответил: "Сейчас". Дал короткую очередь, и прожектор погас. Так же быстро он покончил с крупнокалиберным пулеметом, который начал было бить по нас сверху, со скалы, уже в самом порту, когда мы высаживали десант". Я уже говорил, что, планируя прорыв во вражеский фиорд, мы полагались прежде всего на мастерство и инициативу командиров. И мы не ошиблись в своих надеждах. При входе в Девкину заводь, когда огонь противника стал особенно плотным, старший лейтенант Г. Макаров самостоятельно принял решение поставить вдоль северного берега бухты дымовую завесу. Немцы сосредоточили на этом катере весь огонь. Но дымзавеса все же была поставлена, и под ее прикрытием остальные катера уже в относительной безопасности начали высадку десанта. На наблюдательном пункте в который раз зазвонил прямой телефон с КП-200. Трубку поднял командующий флотом. По его лицу нетрудно было понять, что на этот раз доклад Чекурова не очень приятен. На секунду оторвавшись от трубки, адмирал спросил: -- Кто командует "двести восьмым"? -- Лейтенант Шаповалов. На борту его катера нахо дится также замполит дивизиона капитан-лейтенант Вышкинд. -- Поступило донесение: десант высажен, но катер получил прямое попадание. Моторы заглохли. Есть уби тые и раненые. Адмирал передал мне трубку. Поговорив с начальником штаба, я велел передать Шаповалову, чтобы он постарался ввести в строй хотя бы один мотор, подошел к берегу и, покинув катер, присоединился со своим экипажем к десанту. 205 Услышав это, командующий флотом подтвердил: -- Да, да. Пусть непременно сходит на берег! Реплика комфлота не случайна. Незадолго до этого там же, в Петсамовуоно, сел на камни малый охотник старшего лейтенанта Штанько. На помощь ему поспешил катер старшего лейтенанта Ляха. Но уже начался отлив, а тут он достигает трех метров, и снять с камней попавший в беду охотник не удалось (это было сделано позже, на второй или третий день). Капитан 3 ранга Зюзин приказал, чтобы моряки попавшего в беду корабля перешли к Ляху. Но Штанько ответил, что ни сам он и никто из его подчиненных катера не оставят. Только после категорического настояния командира отряда они покинули свой корабль. А ведь происходило все это под ожесточенным вражеским обстрелом! Когда радиоперехват этих переговоров был доложен Головко, тот сказал: -- Ишь ты какой. Ему приказывают собственную голову спасать, а он упрямится! -- А потом добавил: -- Но вообще-то настоящий моряк этот Штанько. Одно слово -- гвардеец!.. Опасаясь, как видно, что теперь и лейтенант Шаповалов не захочет покинуть свой катер, адмирал от своего имени потребовал, чтобы экипаж "двести восьмого" непременно сходил на берег. Но каково было наше удивление, когда торпедный катер лейтенанта Шаповалова, который мы считали погибшим, вернулся в родные Пумманки! Да еще собственным ходом. Правда, всего лишь под одним мотором. Тогда доклад широкоплечего, неизменно спокойного, с совершенно, казалось, невозмутимым характером лейтенанта был очень кратким и скупым И только много позже Н. И. Шаповалов, ныне уже капитан 1 ранга в запасе, припомнил в своем письме некоторые подробности из того, что пришлось пережить и испытать экипажу его торпедного катера в ту незабываемую ночь: "После инструктажа, проведенного командующим флотом в землянке на берегу бухты Пумманки, я, получив задание высадить десант в западной части порта, вышел в море. Шли мы в группе капитана 2 ранга Кор-шуновича. Помощником у меня плавал тогда лейтенант Николай Быков. На катере находились заместитель 203 командира дивизиона по политической части капитан-лейтенант Яков Вышкинд и десантная группа, во главе со старшим лейтенантом Алексеевым. Когда подошли к входным мысам залива Петсамо, с левого из них нас осветил прожектор. Головные катера, увеличив ход, начали ставить дымзавесы. Мы тоже включили дымаппаратуру, и полным ходом пошли в глубь залива. В районе мыса Крестового видимость несколько улучшилась. Боцман старшина 1-й статьи Попков доложил, что справа от нас идут еще два катера, направляющиеся в район топливных складов. Сориентировавшись, мы пошли к своему пирсу. Но на пути обнаружили противоторпедную сеть. Доложил об этом, помнится, впередсмотрящий -- ученик пулеметчика Шишкин. Пришлось, маневрируя на малом ходу, искать проход. На пирсе, когда мы к нему подходили, было замечено движение людей, какая-то повозка. Замерцали в темноте автоматные очереди. Комендоры и пулеметчики Самойлов, Кузнецов, Смирнов, Велик обстреляли причал. Немцев оттуда словно ветром сдуло. Но подходить к пирсу я все же не стал. А вдруг заминирован? Решил высадить десантников прямо на берег, метрах в пятидесяти в стороне. Это тоже было рискованно, но я полагал, что если и залезу носом слишком далеко на берег, так снимусь во время прилива. Первым сошел на берег старший лейтенант Алексеев со своим связным. Но оба они тут же были скошены автоматными очередями из расположенного неподалеку склада. Там у немцев дот оказался. Наши комендоры и пулеметчики ударили по этому складу, потом по гостинице, откуда также стреляли. А ко мне подошел сержант из морских пехотинцев. Представился: "Помкомвзвода сержант Каторжный!" Я ему сказал, что командир группы Алексеев ранен, бери командование на себя. Сержант Каторжный (за этот бой он был удостоен звания Героя Советского Союза), наш боцман старшина 1-й статьи Попков и торпедист старшина 2-й статьи Лукин с возгласами "ура", "за Родину!" повели десантников за собой. В это время все остальные из экипажа катера сгружали боезапас. Заняло все это минут 15--20. Когда боцман с торпедистом вернулись на катер, мы завели моторы. С берега снялись легко. Набирая ход, 267 катер вошел в проход между сетями. В этот момент очередь трассирующих снарядов угодила нам с левого борта в машину. Моторы заглохли. Катер остановился посреди бухты, не дойдя до дымзавесы метров 100-- 150. Старшина группы мотористов главный старшина Иван Григорьевич Коваль кинулся в машину. На мостик мне доложили, что все находившиеся в моторном отсеке, убиты. Дав команду "Осмотреть отсеки!", я подошел к машинному люку, заглянул вниз. На моих глазах Коваль упал. Не без труда вытащили его на палубу. Завести моторы вызвались ученик моториста юнга Рудкин и торпедист Лукин. Завести один мотор они завели, но обоих тоже пришлось вытаскивать из машины без сознания: угорели. Пробыли мы без хода минут пятнадцать. И все это время под обстрелом. У нас кроме мотористов был убит еще пулеметчик Смирнов, тяжело ранен ученик пулеметчика Шишкин. Вошли под одним мотором в дымзавесу. Обстрел катера прекратился. Немцы, правда, палили и в дым-завесу, однако тут их огонь был уже не так страшен. Мотор у нас опять заглох. Придя к этому времени немного в себя, главный старшина Коваль, теперь уже обвязавшись концом, снова спустился в люк. Доложил, что левый и средний моторы разбиты начисто. В правом моторе из пробитого осколком снаряда радиатора водяного охлаждения вытекла вся вода. А самое неприятное -- нет бензина! Как оказалось, бензин из пробитых цистерн стек в трюм. Как мы не взорвались -- ума не приложу! Решено было бензин брать прямо из трюма касками и банками, а пресную воду перелить из разбитых моторов, заделав предварительно у правого двигателя пробитый радиатор. Работу эту под руководством главного старшины Коваля вызвались сделать старшина 1-й статьи Попков, старшина 2-й статьи Лукин и юнга Рудкин. Радист старшина 1-й статьи Мокшин наблюдал за ними с палубы, чтобы помочь, если кто-нибудь потеряет сознание. В моторном отсеке было еще угарно. Но включить вентиляцию мы не могли -- боялись взрыва. Минут через тридцать мотор заработал, и мы пошли к выходу из залива, а потом и в базу. 208 Входя в Пумманки, дали радио, чтобы от пирса отвели все катера, потому что наш единственный мотор был заклинен на передний ход. Да и опасались, как бы при швартовке мы не взорвались. Тогда бы наверняка и другие катера пострадали. - Хорошо действовали в этом трудном походе все члены экипажа, но особенно коммунист Коваль. Не отставал от своего командира ученик моториста юнга Рудкин. А ведь ему было всего 15 лет. Настоящим храбрецом показал себя боцман Попков. Он потом учился на курсах и после войны служил командиром торпедного катера. Веселый по натуре, торпедист Лукин и во время боя действовал с веселой шуткой, появляясь всегда там, где в нем особенно нуждались. Да всех и не перечтешь... Вот уж сколько лет минуло с той поры, а я все очень хорошо помню. Помню даже, как тогда в течение нескольких дней старался не показываться вам на глаза: вдруг отстраните от командования. Ведь катер-то был так побит снарядами и пулями, что его пришлось на ремонт ставить...". О всех своих подчиненных вспомнил в этом письме Николай Иванович. Только о самом себе ни слова не сказал. А ведь вытащил-то главного старшину Коваля из наполненного угарным газом машинного отделения сам Шаповалов. Да и во время всего этого трудного похода Николай Иванович проявил завидное мужество, выдержку и командирскую распорядительность. И напрасно опасался Шаповалов, что его снимут с должности. Снимать его никто не собирался. Не за что было. А вот к правительственной награде мы его и весь экипаж катера представили заслуженно!.. Не менее драматично сложилась судьба торпедного катера с бортовым номером "114". Слушая доклад его командира капитан-лейтенанта Е. Успенского, трудно было поверить, что катер с сотней пробоин в корпусе, с поврежденным кронштейном и сорванным сектором правого руля, управляясь одними моторами, все же добр