Лескин, - то она перевернулась, и все находившиеся в ней оказались в воде. Причем некоторых, в том числе и меня, накрыло шлюпкой. Я по пытался вынырнуть, но не угадал, прошел не поперек, а вдоль шлюпки и оказался снова под нею, изрядно хлебнув воды. Ледяная вода начала сковывать тело, нырнул глубже, на этот раз удачно. Схватил воздуха, оглянулся. Один из моряков английской коман ды в момент опрокидывания попал между шлюпкой и бортом суд на, получил травму грудной клетки и обеих кистей рук. В это вре мя "Эмпайр Байрон" находился от нас в нескольких десятках мет ров, но над водой просматривалась лишь его носовая часть. Слы шались шум и шипение, затем один за другим последовали два взрыва, после чего судно быстро исчезло под водой... В отдалении от нас взывал о помощи второй помощник капитана. Намокшая одежда топила его, виден был только черный бушлат. Одна из шлюпок направилась к нему, но помощь опоздала. Мы были по давлены. Не понимали, как он оказался за бортом в таком отдале нии от судна. Жалко было этого рослого, спортивного вида краси вого парня, по натуре оптимиста. Еще в Исландии мы часто соби рались в его каюте. Он рассказывал о родителях и близких, о сво ей возлюбленной Лили, показывал ее фотографии... А тем време нем мы еще барахтались в воде, помогая друг другу. Наконец по- 774 доспела помощь - шлюпка под командованием старпома В. Пран-са. Сильные руки подняли нас из воды... Вытащили из воды и травмированного моряка. Он был очень слаб, еле шевелил губами, пытался что-то сказать, но не мог. Его уложили на дно шлюпки, положили под голову анкерок. Моряк тяжело дышал, травма груди сочеталась с переломом ребер. Через двое суток он умер. Забегая вперед, скажем, что даже в этих экстремальных условиях английские моряки отдали последний долг усопшему. По морскому обычаю, тело завернули в брезент, к ногам привязали шлюпочный якорек. Перед тем как опустить его в море, все встали, сняли головные уборы, старший помощник В. Пранс вполголоса прочитал молитву, повторив в конце три раза "Аминь". На воде покачивались только две шлюпки с людьми. Это все, что осталось от английского парохода. Вскоре они сошлись и по команде капитана 42 человека с "Эмпайр Байрона" разделились поровну. Поделили также воду (по два анкерка), запас продовольствия. Кстати, в каждой шлюпке в НЗ было по 12 бутылок рома, который в дальнейшем спас от верной гибели многих моряков. На горизонте местами поднимался туман, было тихо и светло, даже временами появлялось северное солнце. Вдруг несколько человек вскочили на ноги и с радостью закричали: "Дистроер! Ди-строер!" (т. е. "Эсминец! Эсминец!"). Но когда из тумана показался корабль, все примолкли, сели. Это был не эсминец, а немецкая подводная лодка, только что утопившая "Эмпайр Байрон". На палубе лодки появились два автоматчика и командир - высокий блондин. На английском языке он скомандовал: "Шлюпкам встать вдоль борта подводной лодки". Затем, как рассказывал Ф.А. Погребняк, между немцем и капитаном Дж. Уэртоном произошел следующий диалог: Чей пароход? Английский. Какой груз? Генеральный. Кто капитан? Он погиб вместе с судном. Гитлеровский офицер посмотрел на стоявшего во весь рост седого человека в шерстяной куртке. Это был танкист Раймингтон. Немец ухватил его за воротник и потащил на борт подводной лодки, втолкнул внутрь и что-то крикнул своему матросу. Тот бросился в люк и тотчас принес бутылку тминной водки, кусок колбасы, 175 два маленьких кулечка галет и половину буханки черного и сырого хлеба. Все это передал на шлюпки. Это произошло очень быстро. Немец извинился, что спасти всех не может, указал курс следования до Новой Земли, до которой, по его словам, было около 250 миль, и лодка пошла на погружение. Опомнившись после случившегося, моряки почувствовали облегчение. Но теперь они оказались один на один со стихией. И задача была выжить. Одна шлюпка была с мотором. Вскоре его завели, взяли вторую шлюпку на буксир и пошли на Новую Землю. Трое советских моряков оказались в шлюпке, которой командовал старший помощник капитана "Эмпайр Байрона" - среднего роста крепыш в возрасте далеко за пятьдесят. Наши моряки звали его просто мистер Пранс. Вильям Пранс в 1942 г. был награжден орденом Отечественной войны I степени за доблесть и мужество, проявленные при доставке вооружения через Северную Атлантику в Советский Союз. С командой был он и строг и вежлив, но главное его достоинство - справедливость. Когда настало время выдавать порции воды, оказалось, что в одном анкерке вода протухла. Пить ее нельзя. И тогда начались самые трудные дни испытаний. Моряки, побывавшие в воде, начали терять сознание. Лечил их старпом В. Пранс совместно с нашим доктором А.И. Лескиным. Основным лекарством был ром. Рядом с рулем у Прайса лежали бутылки - одна с ромом, вторая с водой. Если кому-либо становилось совсем плохо - а такое случалось часто: изо рта шла пена, человек терял сознание, - старпом наливал половину мерки рома, добавлял воды и вливал больному в рот. Моряк приходил в себя. Воду экономили с первого дня. В. Пранс сразу же предупредил: если кто попытается украсть воду, будет выброшен за борт. Выдавали ее только два раза в сутки - утром и вечером. На всякий случай наготове держали румпель. Нелишняя предосторожность, ибо измученные люди, увидев воду, теряли самообладание. Есть совершенно не хотелось, хотя старпом регулярно выдавал каждому по две галеты и две таблетки пеммикана. Ф.А. Погребняк совершенно сник от холода, у него появилась боль в груди. Лишь на третьи сутки, когда одежда на нем просохла, почувствовал себя легче. Простуда прошла. Пранс доверил ему управлять шлюпкой, которая теперь шла под парусом (кончилось горючее). Вахту у руля попеременно несли трое: сам Пранс, Пог-.ребняк и матрос-китаец. 176 Хотя стояло лето и температура в Баренцевом море в ночное время была плюс три-пять градусов, у всех мерзли руки и ноги, давала о себе знать боль в спине. И тогда проявил себя врач А.И. Лескин. Он поочередно снимал со всех обувь и шерстяной тряпкой растирал ноги, затем смазывал их маслом, которое предназначалось для успокоения качки шлюпок при большом волнении. Кровообращение восстанавливалось. Этой простой процедурой Лескин спас многих. Шлюпка медленно продвигалась на восток. Порой ветер был не попутным, идти приходилось галсами. Все до боли в глазах всматривались в горизонт. Где-то уже должен показаться берег. Шли девятые сутки плавания. Не было конца мукам. И когда каждый был погружен в свои мрачные мысли, старший помощник Пранс, стоявший у руля, вдруг привстал и показал рукой на появившуюся на горизонте точку, которая постепенно увеличивалась. Вскоре стали различимы контуры небольшого суденышка. К шлюпке приблизился английский корвет-спасатель "Дианелла" (командир-лейтенант Рэнкин.) Корвет был увешан по бортам сетками, спускавшимися до воды. Моряки спустили парус и подошли к борту спасателя. С помощью команды корвета они поднялись на палубу. Произошло это 16 июля 1942 г. в 12 часов, когда до Новой Земли оставалось 80 миль. Сперва все бросились к воде, пили понемногу, но долго не могли утолить жажду. Спасенных экипаж корвета принял хорошо. Их накормили, одели в теплое белье, выдали каждому по чарке рома. Несколько дней ходил спасатель по Баренцеву морю в поисках людей с погибших судов 17-го конвоя, а затем повернул на юг, в Архангельск. С прибытием на родину советские моряки после кратковременного отдыха снова вышли в плавание на различных судах - перевозить грузы для фронта, для Победы. Н.П. Филипенко* КАТЕРА ПРОТИВ ИСТРЕБИТЕЛЕЙ Тихое, с редкими, словно обрывки ваты, облачками, солнечное утро 12 мая 1943 г. настроило катерников Краснознаменного дивизиона на неторопливую работу по уходу за вооружением и механизмами. За последние двое суток на это совершенно не было времени. Конвои транспортов и подводных лодок-малюток вокруг Рыбачьего в Пумманки и обратно отняли много сил у экипажей катеров. Приходилось ежеминутно быть готовыми к отражению налетов прямо-таки свирепствовавших ныне немецких истребителей. Людям хотелось отдохнуть у борта гостеприимной плавбазы. Спокойствие на катерах и в бухте нарушила тревога, прозвучавшая на дивизионе в 10.20. Катерам - No 122 и нашему - "сто тридцать шестому" было приказано выйти к Цып-Наволоку на спасение команды сторожевика No 31. Он находился в дозоре первой линии и был поражен бомбами с вражеских самолетов. Я, как всегда по боевой тревоге, стоял в расчете носовой пушки. Мы еще не дошли до сторожевика, как сигнальщик Николай Дейнего доложил командиру, старшему лейтенанту Ивану Штанько, что нас догоняет торпедный катер типа "хиггинс". Надо сказать, что первые два американской постройки катера типа "Хиггинс" - No 21и No22 ("Patrol torpedo boats" серии 86A) к нам на дивизион поступили 6 апреля. Они были доставлены на судах очередного каравана, прибывшего в Кольский залив. Вооружение каждого катера состояло из четырех 18-дюймовых (457-миллиметровых) трубчатых торпедных аппаратов, нескольких глубинных бомб, четырех спаренных пулеметов на двух турель-ных установках и двух автоматических пушек "эрликон". Пушки были удобны при стрельбе по быстро перемещающейся цели. Комендоры моментально могли развернуть их в нужном направлении, дать любой угол возвышения. Визирный прицел облегчал поиск цели, не боялся соленой воды. И самое важное - комендоры 0x08 graphic * © Н.П. Филипенко 178 были защищены бронещитками.. Все это много значило в бою с авиацией. На катерах стояли двигатели фирмы Паккард,_имевшие максимальную мощность около 1350 лошадиных сил каждый. Мотористы долго осваивали их, изучали недостатки. На разных режимах двигатели работали строго определенное время из-за ненадежных серебряных подшипников, выходивших из строя при большой нагрузке и резких переменах ходов. Всестороннюю и тщательную проверку катерам проводили на ходу, в море. И вот сегодня, создавая выхлопом моторов слишком много шума, широкие, утюгооб-разные, высоко задрав нос, на котором еще оставался старый номер и буквы РТ, оба катера вышли на очередные испытания. Торпед в аппараты не заряжали - шли налегке. Имея скорость в 40 узлов, "хиггинс-21" почти нагнал нас и тут же развернулся на обратный курс. Стал догонять уходивший в Кольский залив торпедный катер No 22. Когда они удалились от нашего "сто тридцать шестого" мили на три-четыре, мы увидели, что над ними в 11.45 пролетели два истребителя. Комендоры торпедных катеров почему-то не стреляли по неопознанным самолетам. Видимо, посчитали их за свои. А пилоты истребителей "фокке-вульф-190" (мы-то их сразу определили) воспользовались таким благодушием неопытных экипажей, развернулись и атаковали концевой ТКА-21. Проскочив над катерами на небольшой высоте, снова вернулись и обстреляли их еще раз. Комендоры ТКА-22 старшего лейтенанта Никитина наконец-то дружным огнем из "эрликонов" и пулеметов сбили один "фокке-вульф". Между тем поврежденный ТКА-21 потерял ход, и его комендоры опять молчали. Увидев такое, командир нашего "сто тридцать шестого" старший лейтенант Штанько доложил на головной катер командиру отряда капитан-лейтенанту Демидову о несчастье с ТКА-21. Получив приказание идти на помощь, он поспешил к уже горевшему "хиггинсу". Катер No 22 продолжал движение к месту гибели СКР-31. Как после рассказывали парни, им удалось поднять из воды 13 живых и 24 мертвых моряка... Минут через 8-10 наш "сто тридцать шестой" и ТКА-22 почти одновременно подошли к терпящему бедствие. Высадили на него людей с минимаксами и в противогазах. Они спустились в машинное отделение и повели борьбу с пожаром. По приказу командира носового расчета Александр Лазарев, Иван Гнасевич, Сергей Кру-пин и я в течение нескольких минут перенесли раненых и убитых 179 к себе на палубу. Кому требовалось - оказали первую помощь. Невредимыми на "хиггенсе" оказались только командир его и матрос-пулеметчик и тот в шоковом состоянии. Его мы с трудом вытащили из пулеметной башни. Как оказалось, он впервые вышел в море и сразу попал в такую переделку. Кстати, команды этих торпедных катеров в основном укомплектовали молодежью, присланной из учебного отряда. Совместными усилиями командам катеров удалось ликвидировать очаги пожара на "двадцать первом". Наш сигнальщик Николай Дейнего доложил, что вблизи проходит спасательный буксир. Старший лейтенант Штанько приказал капитану буксира Георгию Гальма буксировать ТКА в Порт-Владимир. Мы пошли рядом, охраняя их от возможного нападения врага, а ТКА-22 ушел на базу. Прошло более часа нашего совместного спокойного движения, и вдруг из бензоотсека "хиггинса" вырвался столб пламени и черного дыма. Мы снова подошли к борту ТКА и высадили ту же группу моряков для тушения пожара. Они быстро справились с пламенем. Мы отошли от "хиггинса", и буксир продолжил движение. Но минут через 15 неожиданно прогремел взрыв, и весь охваченный пламенем ТКА-21 начал погружаться в воду. Вероятно, где-то внутри помещений огонь все же был ликвидирован не полностью, поскольку пожар тушили надев противогазы и в чаду могли не заметить, где притаился коварный огонек. С погибающего катера в море бросились командир и матрос. Несмотря на то что мы их быстро подняли из воды, матрос был уже мертв. Команду погибшего ТКА-21 - живых и мертвых - мы доставили на базу. Такая нелепая гибель "хиггинса-21" положила начало счету чувствительных для дивизиона потерь от стычек с немецкими истребителями Ме-109 и особенно ФВ-190, имевшими сильное вооружение. В течение года дивизион потерял еще три катера и семь были повре-ждены. Только после основательного ремонта они вошли в строй. * * * На календаре 10 июня 1943 г. Сегодня на удивление вновь хорошо пригревает солнце. Пролетают легкие рваные облака. Только позавтракали, как поступило распоряжение на выход. В кубрик и кают-компанию нашего "сто тридцать шестого" погрузились три десятка солдата и офицеров. Наш сосед - катер No 131 принял столько же пассажиров. Как сказал командир отряда капитан-лейтенант Николай Федулаев, возглавивший группу кораблей, все это воинство следовало доставить на Рыбачий, прямо в бухту Озерко. 180 У входа в Кольский залив к нам присоединился тихоходный мотобот: ему по дороге с нами. Хорошо, что море было срайнительно тихим, но скорость движения сразу стала черепашьей. Вйе-таки доползли до Мотовского залива и повернули в него. Вокруг было тихо и спокойно. Но мы по опыту знали, нельзя доверять тишине. И наши опасения вскоре подтвердились. Уже на подходах к Ура-губе наш маленький конвой атаковала пятерка Me-109. Стреляли по ним мы, как говорится, на выбор - по наиболее близким и нахальным. Отбились. "Мессеры" скрылись в облаках. Надолго ли?.. Федулаев, верно оценив обстановку и вероятность новрго налета, принял решение зайти в Порт-Владимир. Он как в воду глядел. Только мы успели зайти в ковш бухты, как над ней появилась, видно, та же пятерка истребителей. Но здесь нас уже крепко поддержала береговая зенитная батарея. Обошлось без потерь. А за четыре часа стоянки мы не торопясь почистили пушки и пулеметы, проверили моторы. Где-то часов в 16-17 с моря пошел все более усиливающийся туман, и плотнее становилась облачность. Такой благоприятной для нас лргодой и решил воспользоваться Федулаев. В 22.30 прозвенел сигнал боевой тревоги - и вперед, в море! Теперь нас уже четверо: два катера-охотника и два мотобота СКА-211 и -212. Но у них скорость всего каких-то 7-8 узлов от силы, поэтому мы еле-еле движемся к далекой еще цели. Не успели дойти до Эйна-губы, как над нами пролетел немецкий разведчик. Огонь по нему не открывали - высоко и разбрасываться снарядами попросту не было смысла. Только старший лейтенант Штанько предупредил нас, чтобы лучше наблюдали за воздухом, и не зря. В 01.25 сигнальщики обнаружили низко над водами залива появившуюся с запада большую группу самолетов. Через две-три минуты десять "мессеров" и "фокке-вульфов" в лоб атаковали конвой. Катера дали полную скорость и открыли по истребителям заградительный огонь, чтобы не дать им прицельно ударить по мотоботам. Рвутся в воде авиабомбы. Свистят осколки. Через пару минут атакующих стало больше: подлетели еще семь "фокке-вульфов". Стреляем по ним, крутимся возле мотоботов и упорно продвигаемся дальше. Теперь подключилась зловредная батарея с мыса Пикшуев: открыла стрельбу по мотоботам. На "сто тридцать первом" поняли всю опасность для наших подопечных. Сделали крутой разворот, и его минеры укрыли мотоботы дымовой завесой. Минеры нашего 181 "сто тридцать шестого" Иван Глушенко и Анатолий Хабаров по приказу командира добавили дыма, и стена его стала мешать самолетам врага. В бой с истребителями вступили и зенитчики Рыбачьего, отвлекая немцев от нас. И все же в одной из атак "фокке-вульфу" удалось проскочить над "сто тридцать первым" и обстрелять его. Был убит радист Бойченко и ранен в ногу моторист Голубенко - подносчик снарядов в артрасчете. На нашем катере потерь нет. Зато пулеметная очередь резанула по кормовому моторному отсеку и вывела из строя средний двигатель. Катер заметно потерял скорость. Замедлилось маневрирование. "А быстрота в маневре - первая необходимость в бою", - не раз говорил старшина рулевых Алексей Му-сиенко. Но мы продолжали стрелять и усиленно дымить, прикрывая мотоботы. Командир нашего орудийного расчета Александр Лазарев работал как автомат, выжимая из пушки полную скорострельность. Еле успевали подавать ему снаряды из ящика. Налет был сравнительно недолгим, и истребители скрываются в сторону сухопутного фронта у реки Западная Лица. Усилиями старшины Василия Беляева и моториста Ромы Коваля средний двигатель был введен в строй менее чем за 20 минут. Скорость у катера сразу возросла, и мы, стоявшие на верхней палубе, без слов поняли, что со средним мотором все в порядке. Это оказалось очень своевременно. Наш маленький конвой уже подходил к повороту в губу Мотка, когда со стороны Варангер-фьорда на нас устремилась целая армада "фокке-вульфов-190". И снова ожесточенный бой. Комендоры "сто тридцать первого" сразу же сбили один истребитель. Почти одновременно мы усилием двух артиллерийских расчетов совместно с пулеметчиком боцманом Калугиным отправили на дно другой "фокке-вульф". А затем отличились и зенитчики Рыбачьего - "сняли" еще один. Такой отпор, видимо, отрезвил немцев. Атаки прекратились и далее, до самого причала в бухте Озерко, нас сопровождала необычная тишина. Правда, в ушах еще долго стоял звон от грохота завершившегося боя. Как только вошли в бухту Озерко, постарались как можно сильнее надымить: укрыть все вокруг высоким и плотным слоем дымовых завес. Лишь после этого пришвартовались к западному причалу и высадили своих пассажиров. Покидая палубы катеров, они благодарили нас и как-то по-особому серьезно и пристально смотрели на нас, сумевших выйти победителями из такой невероятной схватки. 182 Стоянка была недолгой. Над бухтой появились шесть наших краснозвездных истребителей, а нам приказали под их прикрытием возвращаться без мотоботов на базу. Обратный путь прошел без осложнений, хотя все стояли по тревоге. К тому же на траверзе Эйна-губы нас встретили друзья - катера No 111 и 126. Сопровождавшие нас истребители посчитали свою миссию выполненной и, покачав крыльями, улетели на аэродром. Мы же всей четверкой пришли вскоре в Екатерининскую гавань. Парни со "сто тридцать первого" отнесли Ивана Голубенко в базовый госпиталь, пожелали ему быстрейшего выздоровления. А на следующий день, 13 июня, с воинским троекратным салютом проводили в последний путь погибшего радиста А. Бойченко. Такой дорогой ценой заплатили мы за рейс в Озерко. * * * Гораздо дороже обходилось катерникам спасение команд мотоботов. За этими маленькими и беззащитными суденышками, зачастую ходившими в одиночку, без надежного прикрытия, немцы этим летом стали буквально охотиться. Жгли и топили их почти безнаказанно. Через две недели после нашего выхода в Озерко, а именно 26 июня, ровно в 15.00 наш "сто тридцать шестой" помчался к мысу Городецкому, что на полуострове Рыбачий, у входа в Мотовский залив. В том районе немецкие истребители потопили мотобот "Пищестрой". Он направлялся в Озерко. Как мы ни спешили, как ни искали, но никого из его команды спасти не удалось. Минут через пять после нас и также на спасение команды мотобота "Лебедь", подожженного "мессерами", в Мотовский залив вышел катер No 121 старшего лейтенанта Кульчицкого. Над морем почти чистое небо, а над заливом сплошная облачность. Того и жди, что из нее внезапно вывалится осиный рой "мессеров" или "фокке-вульфов". Так оно и случилось. "Сто двадцать первый" еще не дошел до горевшего вдалеке мотобота и находился в пяти милях от мыса Выев-Новолок, когда из туч на него выскочила шестерка Me-109. Снизившись до высоты 20-30 м, они с кормовых углов атаковали катер. Прицельно бить по ним комендорам Чугунову, Антюшину, Мартынову и думать не приходилось: ветер с норд-оста гнал по заливу четырех-бальную волну и катер валяло с борта на борт. Но комендоры все же успели сделать выстрелов по шесть из обеих пушек, когда их заклинило. Кульчицкий прибавил было скорость, но забыл о необходимости маневра, и катер продолжал прямолинейное движе- 183 ние. Пулеметно-пушечные очереди с быстрых черных машин ударили по мостику, рубке и бензоотсеку. Сразу же упали тяжело раненные сигнальщик Николай Руденко, командир Михаил Кульчицкий и его помощник старший лейтенант Борис Сербский. Е рубке убило радиста Стефана Нечаева. Погиб весь расчет носовой пушки. Вспыхнул пожар в бензоотсеке, и подхваченное ветром пламя охватило бак катера. А истребители делают новый заход, бьют по корме. После первой же очереди заело пулемет у боцмана Иванова. Не успел он исправить задержку, как упал убитый. Замолчал и второй пулемет: тяжело ранило стреляющего из него старшину минеров Кулакова. Один за другим заглохли все три мотора, и катер по существу превратился в неподвижную, пылающую мишень для неунимающихся налетчиков. И - новые людские потери. А ветер гонит вперед катера полосу огня от горящего в воде бензина. Высоко поднимается столб черного дыма. На нашем "сто тридцать шестом" сразу заметили, что экипажу "сто двадцать первого" приходится туго, и мы поспешили к нему на выручку. Когда же приближались к горящему катеру, радист Сергей Лоскутов принял запоздалый приказ: "Идти на помощь Кульчицкому". Немцы, обстреляв "сто двадцать первый", попытались было атаковать и нас, но, встретив отпор, скрылись в облаках. Наши ребята заранее приготовились к борьбе с огнем: подали на верхнюю палубу все огнетушители и запустили центробежный насос для подачи забортной воды в пожарную магистраль. Осторожно швартуемся носом к корме "сто двадцать первого", куда еще не добрался пожар. Старший лейтенант приказал нашему носовому артрасчету приступить к спасению людей, остальные же -оставаться на своих боевых постах на случай возможного повторения нападения немцев. Мы четверо - старшина Александр Лазарев, Иван Гнасевич, я и рулевой Сергей Крупин - стали торопливо переправлять к нам на палубу тех раненых, которые собрались на корме - пока еще в безопасном месте - среди стеллажей глубинных бомб. Ближе к мостику лежал с перебитыми ногами потерявший сознание старшина второй статьи Александр Несчета, и нам его пришлось переносить всей четверкой. Умер он, как и помощник командира Борис Сербский, уже в госпитале Полярного. Только Александр Хворостухин, раненный осколком в спину, перешел к нам на катер сам. У носовой пушки горели тела убитых комендоров - командира расчета Чугунова и молодых краснофлотцев Часникова и Гор- 184 бачева. Их никак нельзя было достать из пламени, хотя старшина мотористов Василий Беляев и пытался пробиться к ним, действуя двумя огнетушителями. Раненых и убитых мы перенесли к себе на палубу в считанные минуты. Все сделали вовремя. И тут из клубов дыма вдруг выскочил незамеченный нами немецкий истребитель. Он не успел сориентироваться и открыть огонь, как по нему ударили обе наши пушки и пулеметы. Немец тут же свечой ушел в облака. В тот день у нас на борту находился проходивший морскую практику курсант военно-морского медицинского училища А. Ло-лабеков. Он-то и оказал всем раненым первую помощь. Пришлось ему, кроме бинтов, израсходовать на перевязки простыни и полотенца. Сделал все на совесть. Так после оценили врачи госпиталя в Полярном. Вот только своему товарищу по училищу - курсанту Басову он уже ничем не мог помочь... Старший лейтенант Штатько, видя тщетность наших усилий в борьбе со все более разгоравшимся пожаром и опасаясь взрыва, отвел "сто тридцать шестой" подальше от погибавшего. И тут к месту трагедии подошел катер No 111 с командиром отряда капитан-лейтенантом Соломоном Раскиным на борту. Он приказал старшему лейтенанту Штанько взять горящий "сто двадцать первый" на буксир и доставить его к южному берегу залива, до которого было мили три. Боцман Калугин закрепил буксирный конец на начинавшей гореть корме "сто двадцать первого", но, как только дали ход, буксир оборвался на большой волне. Дважды Калугин заводил трос, и оба раза его рвало как нитку. А пламя меж тем охватило весь катер, горело все внутри него. Видя такое, капитан-лейтенант Раскин после недолгого раздумья приказал старшему лейтенанту Штанько артогнем потопить "сто двадцать первый". Отошли от него на полкабельтова и с тяжелым сердцем стреляем. Но катер не тонет. Дело в том, что после недавнего ремонта корпус его основательно просох. Пришлось нам израсходовать 35 снарядов и изрешетить борт "сто двадцать первого" так, чтобы вода заполнила все помещение. А немцам неймется. Снова из густого дыма, стлавшегося над заливом, выскочили два "фокке-вульфа-190". И тут комендоры обоих катеров, что называется, отвели душу: таким огнем встретили их, что немцы тут же скрылись за сопками. А мы, сняв каски, издалека смотрели на агонию корабля. Только почти через полтора часа, в 18.57, катер No 121 тихо погрузился в воды Мотовского залива... Ф.В. Константинов* PQ-16 И PQ-17 В МОЕЙ ПАМЯТИ 17 октября 1941 г. подводную лодку Д-3 ("Красногвардеец"), которой я командовал, поставили в плавучий док. Неожиданно через двое суток меня вызвал командующий флотом А. Головко. Разговор был коротким. Комфлот задал мне только один вопрос: ходил ли я в Англию? После утвердительного ответа он объявил о своем решении направить меня туда в составе союзного конвоя. "О своей роли в плавании более подробно узнаете в оперативном отделе штаба флота", - сказал в заключение Головко. Заместитель начальника оперотдела капитан 2-го ранга Г. Иванов объяснил мне, что готовится союзный конвой. Впервые в его состав войдут 5 или 7 советских транспортов. Мне предстояло убыть в Архангельск, где располагался штаб Беломорской военной флотилии. С горем пополам добрался до нового места службы. Начальник штаба флотилии капитан 1-го ранга М. Попов, с которым мы вместе служили в Полярном в бригаде подводных лодок, встретил меня по-дружески, приветливо. Михаил Николаевич ввел меня в курс дела по подготовке наших транспортов. От него я узнал о том, что, находясь на борту одного из наших транспортов вместе с переводчиком и тремя военными моряками-сигнальщиками, буду выполнять обязанности офицера связи с командором союзного конвоя в вопросах удержания своих мест в походном ордере и по маневрированию при перестроении. Вначале я обосновался на борту транспорта "Мироныч". Выход конвоя, к сожалению, задерживался из-за отсутствия в Архангельске угля. В середине декабря меня вызвал М. Попов и сообщил неприятную новость: фашисты разбомбили эшелон с углем и принято решения включить в конвой только один транспорт. - Согласен идти на борту "Сухоны"? - спросил он меня. Я дал согласие.После этого я перешел на борт транспорта "Су- 0x08 graphic * © Ф.В. Константинов 186 хона", которым командовал опытный капитан дальнего плавания Андрей Александрович Малыгин. В начале последней недели декабря караван транспортных судов под проводкой ледокола начал движение по Белому морю. В ночь под новый, 1942 год было сильное сжатие льдов. Суда находились в дрейфе. 3 января в районе горла Белого моря вышли на чистую воду. Ночью подошли корабли эскорта и заняли свои места в походном ордере. В районе острова Медвежьего командир эскорта сообщил, что все военные корабли ложатся на обратный курс, а транспортам предстоит следовать в Исландию самостоятельно. Это было вечернее время. А когда рассвело, мы не обнаружили на горизонте ни одного транспорта из нашего конвоя. "Сухона" в этом караване держала первенство по тихоходности. Она шла в балласте, и половина гребного винта торчала в воздухе. Запас угля был рассчитан на хорошую погоду. Но вскоре море заштормило. Ночью, когда до Исландии оставалось 10-15 миль, кочегары сообщили, что весь уголь кончился, надо гасить котлы. Настала "радостное" время. Поскольку никакими кодами и шифрами мы не располагали, пришлось дать радиограмму открытым текстом: "Советское судно"Сухона" на якоре без угля. Просим помощи. Широта... долгота..." Бесспорно, мы рисковали. Но, к счастью, нас услышали союзники и прислали рыболовный траулер с углем в небольших мешках. Так как из-за сильного волнения пришвартоваться не было возможности, то траулер подходил на такое расстояние, чтобы два моряка могли забросить на наш борт мешок с углем. Работа была адская, но рыбаки снабдили "Сухону" таким количеством угля, чтобы можно было дойти до Сайдис-фьорда, находившегося от нас примерно в 25 милях. Капитан Малыгин не рискнул в ночное время следовать в Сай-дис-фьорд, а встал на якорь в Вапна-фьорде. С рассветом "Сухона" продолжила движение. Поскольку в Исландии с углем не густо, "Сухоне" опять выдали "паек", рассчитанный на хорошую погоду. В Сайдис-фьорде укомплектовали небольшой конвой из пяти транспортов и трех кораблей охранения. Сразу же после выхода разыгрался сильный шторм. "Сухона" вновь отстала от конвоя. Вскоре выяснилось, что до порта назначения не дотянуть, пришлось в северной части Оркнейских островов встать на якорь и опять просить угольной милостыни. Когда очередной "рыбак" поделился с 187 нами углем, двинулись дальше. Примерно в 10 милях от Скапа-флоу нас должен был встретить миноносец, но ввиду штормовой погоды его на месте не оказалось. Пришлось следовать самостоятельно. В Скапа-флоу формировали огромный конвой, примерно из 50 транспортов и двух-трех десятков аэростатами. Затем постепенно конвой стал делиться на небольшие группы. "Сухона" вошла в группу судов, следовавших в столицу Шотландии - порт Эдинбург. На 48-е сутки (вместо 15-16) тяжелый рейс "Сухоны" в Англию завершился. 20 февраля 1942 г. я получил телеграмму от военно-морского атташе СССР в Англии контр-адмирала Харламова с приглашением в Лондон для участия в празднике, посвященном 24-й годовщине Красной Армии. На прием в советское посольство прибыло много интересных людей, среди которых члены европейских правительств, находившихся в изгнании, руководитель британских трейд-юнионов Ллойд Джорж, дочь премьер-министра Англии Черчилля (сам премьер из-за болезни в приеме не участвовал). Приемом руководил посол Советского Союза И. Майский. После недельного пребывания в Лондоне я возвратился в Эдинбург. Впереди было много хлопот, в том числе и установка на борту "Сухоны" артиллерийского вооружения. Закончив ремонтные и погрузочные работы, в 20-х числах апреля 1942 г., "Сухона" в составе небольшого конвоя перешла в Исландию, где формировался арктический конвой для следования в Советский Союз. Все испытания судьбы были впереди... Накануне выхода в море капитанов транспортов и командиров эскортных кораблей пригласили на борт флагманского корабля, где был проведен тщательный инструктаж по порядку съемки с якорей и правилам плавания в составе конвоев. Вытягивались из Рейкьявика медленно и долго. Выйдя на просторы Датского пролива, отделяющего Исландию от Гренландии, легли на курс норд, примерно по 23-му меридиану. На траверзе северо-западной оконечности Исландского острова изменили курс на северо-восточный. Не успели еще исландские берега исчезнуть из видимости, как конвой вполз в пелену густого тумана. Второй помощник капитана Савин, заглянув к штурману, с тревогой спросил Малыгина - капитана "Сухоны": - Андрей Александрович, какого черта лезем на север? Так и недолго на льды напороться. 188 Капитан, проведя рукой по усталому лицу, недовольно пробурчал: - Мысль командира конвоя мне понятна: он хочет укрыть суда в зоне дрейфующих льдов, где меньше шныряет фашистских лодок, но этот чертов туман... Опасения Савина оказались пророческими. Когда неуправляемый по условиям погоды конвой находился примерно в 500 милях от Исландии, на "Сухоне" совершилось самое страшное, чего можно было ожидать. При очередном повороте, ударившись кормовой частью о громадную льдину, пароход обломал все лопасти единственного гребного винта. Примерно через сутки "Андре Марти", второе советское судно из всех тридцати транспортов, блуждая между льдами, наткнулся на обреченную "Сухону". Радости не было конца. Но вскоре, когда моряки "Андре Марти" узнали, что "Сухона" не имеет хода, а у них хватает своих повреждений, радость сменилась огорчением. Начались "дипломатические" переговоры. Моряки "Андре Марти" предложили "сухоновцам" перейти на борт их судна, а пароход затопить, открыв кингстоны. Команда отвергла такое предложение, да и моряки "Андре Марти" поняли, что это не выход из положения. Поэтому пришли обоюдному согласию: "Андре Марти" берет "Сухону" на буксир и следует в ближайший пункт Исландии. Начался новый изнурительный аврал. Примерно за четыре часа были изорваны все стальные тросы как буксировщика, так и "Сухоны". К счастью, на ней в числе различного груза оказался и стальной трос. В конце концов надежный буксир соединил два советских судна, и они легли курсом на небольшой исландский порт Аккурейри. На пятые сутки под вечер "Андре Марти" с "Сухоной" вышли из тумана. Видимость самая полная, что ухудшило настроение экипажей. Их тревога была ненапрасной. Перед заходом солнца на горизонте замелькали вспышки морзянки с неизвестного корабля, который потребовал сообщить свою государственную принадлежность. Ничего не оставалось, как дать ответ. На всякий случай объявили артиллерийскую тревогу. "Пушкари" заняли места у орудий. Вскоре наши сигнальщики доложили, что на встреченном корабле поднят норвежский флаг. По-видимому, "норвежец" чувствовал беспокойство советских моряков, поэтому сообщил, что имеет приказание английских военно-морских сил эскортировать обнару- 189 Спасенные моряки с транспортов каравана PQ 17 Июль 1942 г женные суда в порт Аккурейри Мини-конвой в составе "Сухоны", "Андре Марта" и вооруженного норвежского буксирного парохода благополучно прибыл в Аккурейри, и суда стали на якорь Через несколько суток "Сухону" взял на буксир спасатель и под охраной фрегата перевел ее в Рейкьявик В Исландии не было возможности устранить повреждения на "Сухоне", ей предстоял переход в Англию на буксире В это время в Рейкьявик из Лондона прибыл представитель советской военно-морской миссии и сообщил мне, что я должен доставить в Советский Союз груз литературы с описанием военной техники, поставляемой нам союзниками Ставшая несамоходной "Сухона" ожидала очередного буксировщика для следования в Англию с целью замены гребного винта Поэтому мне пришлось пока базироваться на ее борту вместе со своим попутчиком Александром Медвецким, который, отслужив положенный срок в наших представительствах за рубежом, возвращался на Родину Вместе с ним мы переживали все тяготы и невзгоды плавания в составе ледового конвоя Примерно за два-три дня до выхода конвоя мне сообщили, что 190 старший морской начальник решил разместить меня как кадрового офицера на борту одного из эскадренных миноносцев, входящих в состав эскорта конвоя Мне не хотелось расставаться со своим попутчиком, с которым успел сдружиться, поэтому обратился к английскому адмиралу с просьбой, чтобы и Медвецкому разрешили следовать вместе со мной на борту миноносца, но получил категорический отказ Адмирал предложил компромиссное решение - разместить нас на борту командорского транспортного судна типа "либерти", которое называлось "Оушен Войс" ("Голос океана") Перебравшись на транспортное судно, стали обживать каюту и осваивать распорядок жизни экипажа, состоявшего в основном из английских моряков 19 мая 1942 г конвой PQ-16 покинул порт Рейкьявик, взяв курс на северные порты Советского Союза В составе конвоя находилось 35 транспортных судов, около 20 кораблей эскорта, в том числе и вспомогательный крейсер ПВО. Кроме того, в непосредственной близости от конвоя следовал отряд прикрытия в составе двух крейсеров и 20 эскадренных миноносцев Несколько суток конвой продвигался без помех со стороны противника, но примерно на полпути от острова Ян-Майен к острову Медвежьему появился фашистский воздушный разведчик Ю-88 А через пять часов начались первые комбинированные удары по конвою В течение суток фашисты совершили четыре комбинированные атаки, но под огневым воздействием кораблей экспорта и в результате мощного огня крейсеров и эскадренных миноносцев отряда прикрытия существенного успеха они не добились Однако враг не думал прекращать свои атаки Неожиданно английское морское командование приказало отряду прикрытия отойти от конвоя за пределы видимости, что дало возможность фашистам 27 мая 1942 г потопить пять транспортных судов, а некоторые повредить Среди них был и советский теплоход "Старый большевик" Авиационная бомба угодила в полубак, уничтожив орудие вместе с прислугой На судне возник пожар От сильного сотрясения корпуса двигатель вышел из строя "Старый большевик" потерял ход, а конвой продвигался своим курсом В тот день сброшенная фашистским самолетом 250-килограммовая бомба попала в командорский транспорт "Оушен Войс", который, как уверял английский адмирал в Рейкьявике, будет следовать в самом безопасном месте походного ордера Бомба, проло- 191 мив люковицы второго грузового трюма, взорвалась, образовав пробоину в правом борту размером более 40 кв. м. На "Оушен Войс" была сыграна шлюпочная тревога. Но ни одну шлюпку спустить не успели: поступило распоряжение продолжить борьбу за живучесть корабля. Она оказалась успешной. Вскоре "Оушен Войс", дав большую скорость, чем имел конвой, постепенно стал приближаться к своему месту в походном ордере. Следуя под прикрытием низкой облачности, мы неоднократно слышали мощный гул моторов авиационной армады, лишенной возможности визуально наблюдать корабли и транспорты конвоя. Под надежным щитом облаков конвой уверенно продвигался на восток. А "Старый большевик" к тому времени полностью скрылся за горизонтом. Но вот наступил момент, когда на западной части горизонта показались мачты, затем труба и корпус судна. А вскоре командор конвоя получил семафор: "Прошу занять свое место в походном ордере. Капитан "Старого большевика"". На командорском судне подняли флажный сигнал: "Восхищен мужеством вашего экипажа". Вскоре такой сигнал взвился на всех кораблях и торговых судах конвоя. Наступил момент, когда мы стали выходить из зоны сплошной низкой и плотной облачности. Все с тревогой ожидали новых атак фашистов. Многие с облегчением вздохнули, когда узнали, что подошли эскадренные миноносцы Северного флота. Их активные действия вызывали восхищение. Так, например, когда на горизонте появился вражеский самолет-разведчик, один из наших эсминцев из главного калибра обстрелял его разрывными снарядами. Фашистскому разведчику пришлось уйти от греха подальше. Когда же в воздухе появились краснозвездные самолеты-истребители, родилась твердая уверенность, что мы дойдем до пункта назначения. И мы дошли, доставив для нашей Родины необходимый груз. * * * Прошло уже почти полвека, но трагическая судьба союзного конвоя PQ-17 до сих пор волнует умы историков, военных и торговых моряков многих стран. В самом конвое я не участвовал, а вот в поиске уцелевших транспортов в июле 1942 г. пришлось. Подсчет судов, погибших в водах Баренца, показал, что при- 192 мерно десять транспортов уцелели, и они находятся в море. Но где именно, никто не мог сказать. Командующий флотом А.Г. Головко срочно собрал на совет ведущих офицеров штаба, где решили: суда необходимо искать в районе Новой Земли. Командующему ВВС флота было приказано немедленно подготовить к полету два гидросамолета типа ГСТ с максимальной заправкой горючим. Были определены и маршруты полета. Один самолет летит к Югорскому Шару и затем вдоль побережья острова Вайгач и Новая Земля до Маточкина Шара, другой - к Маточкину Шару, а потом вдоль побережья Новой Земли до мыса Желания. По первому маршу довелось лететь автору этих строк, а по второму - начальнику конвойной службы флота, бывшему подводнику капитану 3-го ранга А. Георги. Сборы были недолги. Штабной катер доставил нас в губу Грязную, где на якорях стояли два ГСТ с прогретыми моторами. ГСТ - гидросамолет транспортный. Это были двухмоторные металлические лодки с моторами воздушного охлаждения. Горючего хватало на 12 часов при скорости 180 км/час. Вооружены были двумя спаренными установками крупнокалиберных пулеметов и способны были подвешивать под плоскостями 10 противолодочных бомб ПЛАБ-100. Экипаж самолета, на котором я летел, возглавлял командир 118-го отдельного разведывательного полка майор Н. Павлов, другим командовал старший лейтенант С. Макаревич (погиб в 1943 г.). Штурман - старший лейтенант А. Живикин. Фамилий борттехника и стрелка-радиста, к сожалению, не помню. Оторвавшись от водной глади Кольского залива и набрав высоту, наш самолет лег на курс к Югорскому Шару. Море не штормило, наблюдалось легкое волнение. Летели на высоте 2-2,5 тыс. м почти в сплошной облачности. Примерно на полпути в разрывах облаков обнаружили летящий самолет неустановленного типа. Приняв его за фашистский "юнкерс", стали прятаться в более плотных облаках. Подлетев к проливу Югорский Шар, отделяющему остров Вайгач от материка, развернулись влево и легли на курс вдоль западного побережья Вайгача. Высота полета 500 м. Четко были видны даже мельчайшие изрезы берега. Преодолев Карские Ворота, стали обследовать все бухточки западного берега Новой Земли. Стрелок-наблюдатель зорко просматривал прибрежную зону, но транспортов не было видно. И вдруг мы услышали его радостный возглас: "Справа, десять градусов, вижу стоящее на якоре судно!" 7 Северные конвои 193 Отражение налета немецкой авиации на караван. 1942 г. Подбежав к нему, попросил бинокль. Внимательно осмотрев стоящее у берега судно, сразу узнал союзный транспорт типа "либерти". Чтобы избежать возможного применения против нас оружия, решили приводниться на довольно гладкую поверхность моря и вдоль берега стали подруливать к "незнакомцу". Когда мы обогнули один из мысков, то обнаружили, что вблизи судна на плаву находится самолет типа ГСТ. Вскоре выяснилось, что это самолет Героя Советского Союза Ильи Павловича Мазурука, который в свое время участвовал в высадке первой научной экспедиции на Северный полюс во главе с И.Д. Папаниным. Узнав от Мазурука, что они только что приводнились и подрулили к транспорту, мы выяснили, что это его самолет мы приняли за "юнкере", когда летели над морем. Обращаясь к нам, Мазурук сказал: "Странное дело. Мы кричим, кричим, а на судне никакого реагирования". Решили спустить на воду надувные шлюпки и подойти к берегу. Пологий песчаный берег у уреза воды постепенно поднимался до 5-7 м над уровнем моря. Каково было наше удивление, когда перед нашим взором возник "цыганский" палаточный табор, а его обитатели безмятежно играли в футбол. Установив контакт с моряками транспорта, завязали с ними "дипломатические" разговоры, из которых выяснили: перед нами моряки аме- 194 риканского судна. Его капитан преднамеренно посадил транспорт на мели и вывел из строя вооружение, несмотря на то что он не имел никаких повреждений. Поскольку для полного выполнения задания нам предстоял еще полет вдоль Новой Земли до Маточкина Шара, мы распрощались с экипажем Мазурука и американскими моряками и поднялись в воздух. Не обнаружив на трассе судов конвоя PQ-17, мы взяли курс к берегам Кольского залива. Вскоре мы узнали, что американский транспорт кораблями Северного флота был снят с мели и благополучно отконвоирован в Архангельск. Второму нашему самолету ГСТ повезло больше, чем нам. Экипаж обнаружил в районе мыса Желания три судна, уцелевших от разгромленного фашистами конвоя PQ-17. Так закончилась наша воздушная экспедиция по поиску союзных транспортов. 7* С.Н. Завизионов ТАК БЫЛО* На шестой день с начала немецкого наступления в Заполярье двум дивизиям горных егерей удалось продвинуться до реки Западная Лица. Это километров 30 на восток от государственной границы. На рубеже их остановили части нашей 14-й армии. Надежная связь с обороняющимися отсутствовала. Командование армии и флота, чтобы оперативно получать сведения о складывающейся обстановке на этом участке фронта, приняло решение установить в непосредственной близи от него, в губе Западной Лицы, дежурство катеров дивизиона морских охотников. Наш МО-123 под командованием энергичного лейтенанта Василия Лозовского впервые вошел в губу Западной Лицы 6 июля 1941 г. Вместе с катером МО-141 лейтенанта Владимира Гущина мы должны были установить связь с частями 14-й армии и заодно обстрелять противника, пытавшегося форсировать водную преграду. После удачно выполненного задания наш катер еще не раз побывал там с той же задачей. А потом принял участие в высадке десанта моряков на западный берег губы, в тыл наступавшему противнику. Может, потому, что нашему МО-123 чаще других приходилось дежурить в этом горячем районе, друзья Лозовского - командиры других катеров в шутку прозвали его "'старожилом Западной Лицы". Каждые сутки он по радио передал в штаб флота сведения об изменениях в положении войск. Для того чтобы получить такие сведения от армейских командиров, двое из нашего экипажа поочередно ходили на передовую. По запросам армейского командования МО-123 несколько раз подходил к самому устью реки и обстреливал позиции немцев. Однажды такой рейд чуть не закончился для нас печально. Разворачиваясь при отходе, катер попал на песчаную отмель, моторы заглохли. Пока мы, мотористы - старшина Иван Котляр, Яков За- 0x08 graphic * © С.Ы. Завизионов 196 харин, Иван Федотов и я, - старались вновь запустить их, комендорам пришлось прямой наводкой вести беглый огонь по позициям горных егерей. Сноровисто действовали у носовой пушки старшина комендоров Александр Лазарев и Валентин Гладышев, в кормовом расчете - Иван Фомин и Владимир Белый. Короткими очередями били пулеметчики - боцман, ленинградец Борис Цы-бин и архангельский парень Александр Пуляев (после войны был капитаном плавбазы "Рыбный Мурман"). "Приключение" закончилось для нас благополучно. 19 июля в Западную Лицу пришла землеотвозная шаланда "Те-риберка" с пушками и снарядами для армейских частей. С разгрузкой ее почему-то не торопились, и немецкие бомбардировщики потопили у скалы Нерпичьей шаланду вместе с ценным грузом. Чтобы достать пушки и боезапас к ним из-под воды, пришлось здорово потрудиться водолазам. А нам поручили охранять их. Лозовский даже распорядился, чтобы был выставлен дозор, передовая от нас была всего в каких-нибудь 2 км. Числа 22 или 23 июля (точно уже не помню) в дозор отправились старшина рулевых Федор Рагушин (он из Архангельска и после войны плавал механиком грузового судна) и я. Вооружены мы были винтовкой и ручным пулеметом Дегтярева. Замаскировались в камнях. Ближе к вечеру смотрим: через кусты низеньких березок идет кто-то в черном. Сперва мы приняли его за своего - мы обычно ходили в черных кожанках. Но когда неизвестный подошел к нам ближе, то смотрим - это же горный егерь! Мы сперва даже опешили, но, оправившись от изумления, скомандовали ему: "Хенде хох! Бросай оружие!" Вздрогнув от неожиданности, почти двухметрового роста детина бросил автомат и поднял руки. Федор Рагушин сказал мне: "Забери оружие!", а сам - у пулемета. Я кое-как набрался смелости, вышел из засады и поднял автомат. А потом мы гуськом стали спускаться вниз, к катеру. Рагушин шел вперед, немец - посредине, а я замыкающим, с автоматом на плече и винтовкой, направленной в спину пленному. Я все. опасался, что этот громила опомнится и рискнет напасть на нас, сбросит обоих со скалы. Но он покорно шел по узкой крутой тропе, куда ему указывал старшина. В этот час, отужинав, вся команда катера собралась на перекур на корме. Мы подошли не замеченными вахтенным, с большим усилием втроем подтянули катер за носовой конец и поднялись на палубу. Увидев здоровенного живого немца, все оторопели. А по- 797 том посыпались вопросы: где его взяли и как удалось справиться с таким? Командир катера тоже изумлен. Старшина Рагушин доложил ему: "Вот пришел к нам закусывать. Напоили перед наступлением..." Лозовский распорядился, чтобы его накормили, и мы ужинали втроем. Немцу понравилась наша еда. А наши парни все разглядывали горного егеря, его нашивки на черной форме. Тем временем командир доложил по радио в штаб флота. Вскоре пришел катер и забрал от нас "трофейного" немца. А наш МО-123 остался в Западной Лице до памятных для всех нас дней 2 и 3 августа. Тогда враг в который раз предпринял попытку наступления. В небе висели бомбардировщики и истребители немцев. Второго августа комендоры нашего МО-123 отбили три ожесточенные атаки "мессершмиттов". Один истребитель мы сбили. Но из-за сильной и близкой бомбежки в один из моментов боя заборная вода через выхлопные трубы попала в цилиндры моторов, и мы никак не могли их завести. Мой правый мотор завелся было на предельных оборотах, но тут же захлебнулся. Старшина Иван Котляр доложил об этом трагичном положении командиру катера. Лейтенант Лозовский уже намеревался заминировать корабль и при необходимости взорвать. А экипаж должен был сойти на берег, предварительно сняв кое-что из вооружения. Но тут подошел "спаситель наших душ" - катер МО-121 под командованием лейтенанта Михаила Миронова (он уроженец Архангельска) и взял нас на буксир. Дал полный ход, и вода от скорости, через подводный выхлоп, сама вытянулась из моторов. Так наш "сто двадцать трети?" снова обрел ход и жизнь. Лозовский сердечно поблагодарил Миронова за братскую выручку. Вместе с другими катерами дивизиона наш МО-123 занялся снятием выполнившего свою задачу десанта с западного берега губы и переброской его на восточный. Потом мы приняли в кубрики и на палубу более 80 раненных и ушли в Полярное. Там нам дали "добро" на поочередной технический осмотр моторов. Когда же сняли крышку блока правого мотора как самого надежного, то было страшно смотреть на его выхлопные клапаны. Все они было точно изгрызены крысами. На других моторах вид клапанов был еще хуже. Но дошли же мы своим ходом до базы, и это было удивительно для нас и дивизионного механика. Так удачно закончились наши дежурства в губе Западная Лица. 198 * * * Десятого августа 1941 г. командиры четырех катеров - охотников за подводными лодками получили приказание: экипажам в полном составе отбыть в Мурманск. Сборы были недолгими, и вот мы уже в поезде. Выгрузились в Беломорске. У входа в Бело-морско-Балтийский канал нас уже ожидали четыре новеньких катера типа MO-IV. Поле проводки в шлюзах канала их оборудованием занимались рабочие Ленинградского судостроительного завода и разношерстные экипажи чуть ли не из участников Цусимы и краснофлотцев-первогодков во главе с мичманом Хачатурян-цем (до этого он был старшиной роты в Военно-морском училище имени М.В. Фрунзе). Приняв от них катера, мы своим ходом направились в Архангельск. Там довооружились: установили крупнокалиберные пулеметы ДШК взамен ШКАСов, погрузили запасные части для моторов, гребные винты и валы, взяли еще пулеметы ДШК для других катеров, поскольку на большей части их имелось только по одному крупнокалиберному пулемету. Особенно в Архангельске не задерживались - пошли в Полярное. С нашим прибытием на Северном флоте стало 18 катеров МО. Командование решило разделить их на два дивизиона. Командиром 3-го дивизиона судов охраны водного района Главной базы стал капитан-лейтенант Морозов. Три новых катера - наш 161, 162 и 163-й - лейтенантов Лозовского, Кравченко, Федулаева вошли в этот дивизион. Базировались мы в Тюва-губе, где раньше была база "тюлькина флота". Так называли северяне дрифтер-боты прибрежного лова объединения "Морлов". Утром 2 октября трем катерам -161, 162, 163-му - было приказано выйти в губу Порчниху, что близ Дальних Зеленцов. По данным разведки, там могла оставаться немецкая подводная лодка в ожидании проходивших мимо судов с военными грузами. Да и от постов наблюдения (СНиС) на побережье несколько раз поступали донесения о появлении в этих водах перископов и даже подлодок в надводном положении. Ранее в том районе в течение нескольких суток вел поиск подлодок врага МО-121. Только накануне нашего выхода он вернулся на базу для пополнения боезапаса и продуктов. Как докладывал его командир лейтенант Михаил Миронов, там ничего подозрительного за то время не было обнаружено. Зато экипажу МО-121 хватало стычек с немецкими самолетами, возвращавшимися после бомбежки Мурманска и аэродро- 199 мов. Катерники "сто двадцать первого" сбили один Ю-88 и совместно с МО-112 повредили истребитель Ме-109. И все же перед нами была поставлена задача найти и уничтожить подлодку врага. Еще перед выходом минеры предварительно подготовили серию глубинных бомб к сбрасыванию. И хотя катера проходили Кильдинской салмой при готовности "три", но все были готовы к встрече с любым врагом. Нам уже после всего передали, что береговые сигнальные посты Рынды и Териберки видели идущую на вест в надводном положении немецкую лодку. При подходе к Кильдину она погрузилась, и сигнальные посты потеряли ее след. Не зная этого, тройка наших катеров на средних оборотах спокойно шла проливом и уже приблизилась к восточному выходу из него. Одновременно к этому же месту подошла вражеская подлодка и, видимо для ориентирования в узкости, подняла перископ. Его-то и увидели с палубы нашего МО-161 старшина мотористов Иван Котляр и вышедший из рубки радист Александр Иванов. Пораженные такой неожиданной встречей с обнаглевшим подводным врагом, они все же не растерялись и буквально в один голос крикнули о перископе командиру лейтенанту Лозовскому. Реакция последовала моментально - прозвучали сигнал боевой тревоги и голос командира: "Атака подводной лодки!" Сигнал атаки отрепетовали на следовавших в кильватер катерах. Наш акустик Вячеслав Потемкин и его дублер - молодой краснофлотец (фамилию его я запамятовал) - быстро включили акустическую установку "Тамир" и сразу взяли пеленг на подлодку, уходившую на глубину. Лозовский торопливо, энергичным жестом показал и прокричал команду "сто шестьдесят третьего" лейтенанту Федулаеву, чтобы тот перекрыл курс лодке, а командиру "сто шестьдесят второго" лейтенанту Кравченко - начать атаку вместе. Наш старший минер Гоша Гольнев почему-то понял размашистые жесты и возгласы Лозовского как приказ начать бомбежку и поторопился выкатить за корму две большие глубинные бомбы. Командиру ничего не оставалось, как дать полный ход катеру и тут же сбавить его, чтобы не выскочить на берег. Опасно близкие взрывы глубинок даже подбросили катера, а внутри них все незакрепленное полетело вниз. Минеры МО-162 Алексей Корнеев и Василий Цебро, МО-163 Петр Зелинский и Федор Перепелица, а также нашего катера поочередно и теперь уже строго по сигналам командиров сбрасыва- 200 ли черные цилиндры бомб в бурлящую от взрывов воду. Израсходовав в этой стремительной атаке 14 больших и 24 малые глубинные бомбы, катера расположились полукругом возле места, где была обнаружена подлодка врага и застопорили моторы. Комендоры нашего катера во главе с Ликарионом Воронцовым были готовы открыть огонь, если бы лодка попыталась всплыть. Но акустики доложили, что она остановила моторы и залегла у берега Кильдина на песчаном грунте на глубине около 60 м. На успокоившейся поверхности моря стало видно, как из-под воды поднимаются пузыри воздуха и фонтанчиком бьет соляр. Потом стали всплывать и различные предметы. Минеры по-прежнему стояли у бомбовых стеллажей, готовые снова обрушить смертельные черные бочонки на лодку, если бы она попыталась уйти. Акустики сперва докладывали о стуке внутри нее. Видимо, немецкие подводники отчаянно вели борьбу за живучесть, пытались заделать пробоины, но потом все постепенно замерло. Лодка лежала без движения. Так проходил час за часом. С карауливших катеров смотрели на продолжавший вытекать из цистерн лодки соляр, широкую ленту которого уносило течением в море. Моторист Иван Федоров ради любопытства спустился на привальный брус и зачерпнул каской солярку. Подал ее товарищам: "Сохраните для подтверждения!'" Акустики продолжали нести свою безмолвную вахту. Несмотря на холод октябрьской ночи и утра, команды катеров соблюдали полнейшую тишину. Даже подмерзшие не позволяли себе согреваться стуча ногой о ногу. Утром же 3 октября прошли Кильдинской салмой катера МО-121 и МО-112 лейтенантов Миронова и Макковеева. Они снова направлялись в район к норду от острова Мало-оленьего для несения противолодочной и противовоздушной обороны. По просьбе лейтенанта Лозовского, придержавшего на всякий случай свои глубинные бомбы, эти катера сбросили по паре бомб на обвехованное место, где лежала вражеская лодка. Соляр забил сильнее, и опять стали всплывать какие-то предметы. "Сто двадцать первый" и "сто двадцатый" ушли в сторону Мало-оленьего. Не доходя до него, с катера Макковеева на берег высадили группу краснофлотцев. Они пошли к видневшемуся на краю долины подбитому бомбардировщику Ю-88. Экипажа "юнкерса" катерники не обнаружили, а на память выломали из приборной доски часы. Вероятно, по вызову этого экипажа и спешила к Кильдину немецкая подлодка, чтобы снять летчиков с этого участка неохраняемого берега. Операция не удалась: помешали катера. ДОКУМЕНТЫ РУССКИЙ СЕВЕР. СОЦИАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ С СОЮЗНИКАМИ Первый английский конвой в составе шести транспортов прибыл в Мурманск 31 августа 1941 г. С того дня сотрудничество государств Антигитлеровской коалиции с СССР стало осуществляться в практической сфере деятельности, и ее главными действующими лицами являлись уже не члены правительственных кабинетов и высокопоставленные чиновники, а моряки-союзники и население портовых городов. Надо признать, что взаимоотношения между ними на советской территории складывалось далеко не просто и подчас даже драматично. К сожалению, советская историография весьма однобоко и скудно освещала социальные контакты союзников. Почти 50 лет документальные материалы этой тематики хранились в архивах под грифом "секретно". Запрет партийно-идеологического аппарата на публикацию документов имел глубоко политическое значение, ибо в них как в зеркале отображалась вся гамма социально-политических противоречий двух государственных систем и жизненная трагедия людей в тоталитарной державе. Есть среди них материалы как официального, так и неофициального происхождения. Многие документы, пройдя в свое время руководящие инстанции на уровне констатации фактов, так и осели бесследно в архивных хранилищах. Иные же, более редкие, доходили до Кремля и удостаивались "заслуженного" внимания в правительственных кругах, а с ним получали соответствующий резонанс и имели определенные социально-политические последствия. Именно словами "заслуженного внимания" заканчивалось препроводительное письмо заместителя наркома иностранных дел С.А. Лозовского заместителю председателя ГКО и наркому иностранных дел В.М. Молотову к докладной записке корреспондента Совинформбюро, члена Союза советских писателей В.П. Беляева1, написанной в начале марта 1944 г. Что же вызвало озабоченность замнаркома в записке писателя? Слово автору: 202 Разгрузка союзных пароходов в Мурманске "Сообщаемое ниже ни в коей мере не может претендовать на полное освещение вопроса о союзниках, прибывающих в порты советского Севера. Единственными материалами, которыми я располагаю, были мои личные наблюдения, беседы с капитанами американских и английских пароходов, а также с работниками интерклубов - Мурманского, Архангельского и Молотовского2. Сплошь и рядом каждый советский человек, общающийся с иностранцами на Севере, слышит от них упреки в том, что они не встречают к себе должного дружеского отношения, что их чуждаются, что их боятся приглашать к себе домой подобно тому, как, скажем, англичане у себя на острове охотно зазывают домой русских моряков и армейцев. Английский капитан Питер Сквайр, проживший больше года в Архангельске, сказал мне: "С англичанами из русских может встречаться либо самоубийца, либо человек, тайно работающий в органах НКВД". Английский лейтенант (в прошлом журналист и фабрикант) Алекс Пэн неоднократно и систематически рассказывает о том, как дружески обращались русские моряки и англичане на борту 203 советской подводной лодки командира Братишко, стоявшей в Англии. Вместе пили, ходили сообща в гости к знакомым девушкам. Однако стоило лодке завершить свой долгий путь из Америки через Англию в Россию, как мгновенно связь между пришедшими на ее борт англичанами и русской командой оборвалась, будто кто-то ее рассек ножом. Советские военные моряки якобы прямо заявляют англичанам, что никакого личного общения, кроме служебного, у них в Советском Союзе с англичанами быть не может, так как это запрещается начальством свыше. Равным образом многие капитаны американских и английских транспортов все время жалуются, что "порядочные люди и в особенности представители советской интеллигенции общаться с ними боятся" и их удел - общение лишь с женщинами легкого поведения. В результате всего этого якобы имело место антисоветское обращение в зарубежную печать группы английских моряков, побывавших осенью 1943 г. в СССР. Они жаловались на советские порядки, запрещающие вовсе взаимоотношению с союзниками широкому населению. Лейтенант Алекс Пэн заявил мне: "90% моряков, побывавших в северных портах, вследствие местных порядков уезжает врагами советской власти и русского народа". Справедливы ли их упреки? Да, действительно особенно представители советской интеллигенции на Севере чуждаются связей с союзниками, не будучи уверены, каковы будут последствия отношений между союзными странами. Основным контингентом лиц, общающихся с союзниками в личной жизни, не по служебным заданиям, являются женщины и девушки, которые видят прежде всего личную выгоду. Американцы и англичане приносят в русские дома шоколад, продукты, сигареты - взамен этого довольно обнаженно они получают то, чего добиваются, и, ясно, уносят не очень лестное представление о таких женщинах, которых можно купить за две плитки шоколада. Довольно большое количество подобных экземпляров женского пола является частыми посетительницами интерклубов, не случайно поэтому в обиходе называют архангельский интерклуб "бардаком имени Черчилля". Вполне понятно, что время от времени органы НКВД и НКГБ делают изъятия наиболее разложившихся девушек, на мой взгляд совершенно правильные. Разве девушка, за две плитки шоколада поступающая на одну ночь в личное пользование иностранца, не 204 является разложившимся, аморальным и подчас социально опасным элементом? Привыкая к легкой жизни и заграничным продуктам, подобные лица могут служить и прекрасной питательной средой для действий агентов иностранных разведок. Однако каждый такой случай репрессирования вызывает необычный шум в иностранной колонии и используется ею как доказательство "большевистского террора" и вмешательства диктатуры даже в личную жизнь людей. Подобные сведения проникают и в зарубежную печать. Существует вместе с тем еще и такое положение: девушки, общающиеся с иностранцами короткое время, в случае их репрессирования заявляют, что они делали это потому, что были голодны, и тогда часто их оставляют в покое. Однако стоит девушке заявить, что она любит американского моряка, как это осуждается гораздо строже, благодаря чему среди англичан и американцев утвердилась точка зрения, что за проституцию советские власти карают менее строго, чем за нормальные отношению между людьми. Что бесспорно в жизни иностранцев на Севере? Несомненно, на всякий ли случай или заведомо точно они рассматривают Север как возможный плацдарм для вторжения англо-американских войск в Россию, как территорию, на которой прежде всего может быть повторена интервенция. В связи с этим и повышенная деятельность английской и аме риканской разведки и тщательное изучение "впрок" каждого рус ского человека, каждого явления общественной жизни и вообще всей обстановки. Отсюда стремление как можно глубже проникнуть в глубь со ветского народа, разузнать его действительные настроения, окутать себя мифом "благодетелей", абсолютно безупречных людей и т.д. Естественно поэтому, что никому из союзников, а в первую очередь представителям миссий, не нравятся те препятствия, кото рые чинят представители советской власти на пути общения с ни ми. Эти препятствия мешают разведчикам работать так же пра вильно, как, скажем, в Аргентине, и легко строить козни против советской власти. Однако это все вышесказанное и бесспорное не дает нам права оставлять широкие массы тружеников - американских и английских моряков, в симпатиях которых мы всегда были заинтересованы, людей, которые, рискуя своей жизнью, возят все-таки оружие в СССР, - за пределами нашего внимания, за своеобразной "китайской стеной". 205 0x08 graphic Нельзя, чтобы, уходя из СССР, они уносили представление о девушках СССР как о проститутках, которые только и требуют "дай, дай", или о мальчишках, которые, дергая их на улицах за куртки, кричат: "Инглиш, продай сигарет!" А так как благодаря существующему положению моряки предоставлены только такому контингенту людей, то такое превратное представление о русских людях как о попрошайках может у них сложиться. Мне кажется, что, имея в виду совершенно особую специфику Архангельска, Мурманска, Молотовска (пребывание подолгу команд иностранных пароходов на берегу, возможность их постоянно общения с советскими людьми украдкой в домах), следует время от времени разрешать вечера встреч советских, американских и английских моряков, вечера встреч моряков союзников с советской интеллигенцией, врачами, актерами, педагогами, инженерами и т.д. Надо коренным образом улучшить работу всех северных интерклубов, выделив их из системы ВЦСПС в самостоятельные единицы с весьма квалифицированным особым руководством. Инструкторский штат интерклубов следует отнести в снабжении к группам научных работников, чтобы эти наши люди с высшим образованием, беседующие с союзными моряками и по существу являющиеся главными и основными нашими пропагандистами, не голодали бы и не ходили в рваной одежде и стоптанных ботинках. Надо в системе интерклубов выделили комнаты для офицеров, подобно тому как это существует у нас. Следует раз и навсегда посчитаться с тем обстоятельством, что по Архангельску и Мурманску десятки тысяч прибывающих туда союзных моряков делают представление о всем Советском Союзе. Это представление делают не отдельные утонченные, брюзжащие дипломаты, а представители двух народов - кочегары, механики, рулевые и т.д., т.е. люди, которым у них на родине простой народ поверит без всяких. И вот, если такой кочегар у себя в Америке расскажет, как убивают русские люди в Архангельске друг друга, чтобы влезть в трамвай, или как толпы ребятишек атакуют на улицах Архангельска каждого иностранного моряка, чуть ли не силой требуя от него сигарет, то это мнение принесет плохую славу СССР и эти рассказы очевидцев в какой-то степени парализуют нашу пропаганду в союзных странах. Вот почему мне кажется, что города Севера давно пора сделать образцовыми городами СССР. Следует добиться того, чтобы зимой Архангельск не сидел половину вечеров без света, чтобы туда приезжали лучшие, хорошие 206 артисты, чтобы было в нем много бань и не ломали бы себе ноги прохожие на архангельских тротуарах и чтобы культурно работала архангельская милиция и т.д., и т.д. Мне кажется, что давно назрела необходимость доукомплектовать кадры ответственных работников такого города, как Архангельск, культурными, всесторонне развитыми работниками широкого кругозора, сделав это в порядке особой, единовременной партийной мобилизации. Но прежде всего следовало бы послать в города Севера полномочную комиссию с дипломатическими функциями, которая на месте бы выяснила, почему многие моряки прибывающих судов уносят враждебное мнение о Советском Союзе, которая не в общем централизованном порядке, относящемся ко всем городам, а именно в применении к городам Севера, учитывая их особую специфику, решила бы ряд вопросов о коренном улучшении жизни этих городов. Выводы такой комиссии были бы гораздо более конкретны и полны, чем это письмо, которое ни в какой степени не претендует на исчерпывающее освещение вопроса"3. Конечно же, докладная записка или письмо писателя было результатом его глубоких внутренних и гражданских переживаний. Вместе с тем вполне очевидно, свои мысли он преднамеренно излагал в двух плоскостях: непосредственно социальной и политико-идеологической. Отсюда все социально-политические суждения автора можно расценивать двояко: как плод его собственного сознания или как формальное прикрытие от возможных обвинений в "политической близорукости" и "притуплении пролетарской бдительности". Что ближе к истине, сказать трудно. Во всяком случае ярко выраженный идеологический аспект записки довольно ощутимо передает искусственно нагнетаемую "сверху" атмосферу политического недоверия к союзникам. По-видимому, именно политическая подоплека сообщения В.П. Беляева вызвала к нему повышенное внимание высокопоставленных должностных лиц. Для самого же писателя наиболее важным в смысловом отношении являлось, пожалуй, заключение письма, в котором он с дипломатической осторожностью давал понять адресатам, что социально-экономический кризис в портовых городах Севера гораздо глубже, чем это было описано, что для его разрешения необходимо серьезное вмешательство партийно-правительственных органов. Решение В.М. Молотова по докладной записке В.П. Беляева было немногословным: "Т.т. Вышинского и Косыгина прошу рас- 207 смотреть этот вопрос, посоветовавшись с т. Щербаковым. Надо исправить положение"4. В соответствии с резолюцией, как следовало ожидать, "исправление положения" в портовых городах осуществлялось также по двум направлениям и, естественно, с большим политическим креном. 12 мая 1944 г. Сталин подписал представленное председателем СНК РСФСР А.Н. Косыгиным постановление ГКО "О мероприятиях по улучшению городского хозяйства городов Архангельска и Молотовска Архангельской области". Однако даже полное выполнение правительственных требований не могло существенно изменить социально-экономическое положение населения двух наиболее бедствующих портовых городов. Тем более что постановление совершенно не касалось вопросов улучшения снабжения хлебом, продовольствием, одеждой и другими предметами широкого потребления. В числе главных оказались мероприятия по обеспечению городских электросетей необходимым оборудованием, светильниками и лампочками. Похоже, по мнению правительственных кругов, отсутствие электричества являлось одной из первопричин процветания распутного промысла. Впрочем, для надежности по просьбе заместителя наркома иностранных дел А.Я. Вышинского органы НКВД в течение мая и июня провели очередные "изъятия" наиболее активных проституток и социально опасных элементов в портовых городах. Спустя два месяца после выхода постановлено ГКО, 13 июля 1944 г., вступало в силу постановление ЦК ВКП(б) "О мероприятиях по улучшению массово-политической работы среди населения городов Архангельска и Молотовска", подготовленное аппаратом секретаря ЦК А.С. Щербакова. Выполнение программных установок этого документа заняло без малого пять месяцев. В итоговом отчете, представленном А.С. Щербакову в середине декабря 1944 г., заместитель начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) М. Иовчук сообщил следующее: "В своем письме на имя товарища Молотова писатель В. Беляев указывал на ряд серьезных недостатков в работе с иностранными моряками в городах Мурманске, Молотовске и Архангельске, а также на недостатки в постановке политико-просветительной работы среди населения этих городов. Для ознакомления с положением в гор. Архангельске и помощи в улучшении политической работы среди населения туда выезжал зам. нач. Управления пропаганды и агитации тов. Федоров. 208 После решения ГОКО от 12 мая... и решения ЦК ВКП(б) от 13 июля... Управлением пропаганды и агитации были проведены следующие мероприятия: Клубы иностранных моряков, являющиеся основным мес том работы с моряками, в указанных городах были переданы из ведения ВЦСПС в ведение ВОКС. В настоящее время можно от метить значительное улучшение в работе этих клубов - укрепле ны штаты инструкторов, улучшено оборудование и внеш- ниееоформление, улучшена постановка культурно-просветитель ной работы. В клубы направлено с августа по декабрь пять кон цертных бригад из артистов московских театров. В города Архангельск и Молотовск была направлена пропгруппа в составе т.т. Паешиной, Лебедевой, Пуховского, Ер- машева, Сорокина. Пропгруппа пробыла в указанных городах два месяца - с 29 июля по 29 сентября..."5 Далее в отчете обстоятельно описывались "трудодни" пропагандистов ЦК ВКП(б): совещания и семинары с партийным, советским и комсомольским активом, доклады и лекции по разъяснению военно-политической обстановки и о международном положении СССР. Последних на предприятиях, в госучреждениях и воинских частях было прочитано свыше ста с общим "охватом" 27 887 человек. Аналогичные мероприятия были проведены другой пропгруппой в Мурманске. В довершение выполнения постановления ЦК ВКП(б) в портовых городах Севера, "в порядке партийной мобилизации", прошла вербовка наиболее достойных партийных и комсомольских активисток в "шефские бригады" интерклубов. Примечательно, что в отчете Упропа ЦК ВКП(б) так и не были даже упомянуты подлинные причины социальных и политических изъянов в контактах населения портовых городов с моряками-союзниками. Впрочем, это ни в коей мере не отразилось на оценке признания "профилактической" работы Упропа на Севере. 18 декабря 1944 г. все распорядительные и исполнительные документы государственно-партийных органов вместе с письмом В.П. Беляева были сданы в архив. А вот как некоторые результаты выполнения постановлений ГКО и ЦК ВКП(б) выглядели со слов участника союзных транспортных конвоев в города Севера Ж. Блона6: "Из газетных статей военной поры известно, что девушки, представленные в клубе, были красивы, элегантны, хорошо танцевали и бегло говорили по-английски; моряки проводили поисти- 209 не "доброе время на славу", танцуя и обмениваясь взглядами со своих партнершами... На деле все было несколько иначе. Герлс "Международного клуба" не умели разговаривать по-английски и вообще не понимали этот язык, за исключением нескольких слов. Находясь под бдительным наблюдением компетентных органов, они даже улыбаться остерегались. Герлс вращались в танцах как "деревяшки", что обескураживало моряков. Зачем тогда советские власти открыли клуб? Союзные моряки этого не понимали, как и многое другое в поведении русских"7. Города-казармы - так называли моряки-союзники Архангельск и Мурманск, где неестественно показное благополучие с обилием изысканной снеди и русской водки в помпезных ресторанах интерклубов не имело ничего общего с действительным социально-бытовым положением населения. Сюда из-за границы прибывали десятки, сотни тысяч благотворительных посылок и крупные партии продовольствия, и отсюда руками изголодавшихся портовых рабочих, в основном женщин, они отгружались и отправлялись не только на военные склады - для фронта, - но и целевым назначением в запасники Наркомторга - для организации "литерного питания" в спецстоловых и для удовлетворения "нужд" номенклатурных работников. Именно здесь, в портовых городах Севера, социальное неравенство в сталинской иерархии потребления было особенно разительным, а гнет политического надзора авторитетного режима более чувствителен. Публикацию подготовил П.Н. Кнышевский ' Владимир Павлович Беляев - советский писатель, автор многих очерков, рассказов, повестей, киносценариев, а также книг "Украинские ночи", "Голос Тараса", "Залив в тумане", трилогии "Старая крепость" и др. Лауреат Сталинской премии (1952 г.). С лета 1941 г. корреспондент Совинформбюро в портовых городах Севера. 2 Молотовск - город и порт, ныне Северодвинск. 3 РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 235. Л. 44-48. 4 Там же. Л. 43. 5 Там же. Л. 49. 6 Жорж Блон - французский историк, писатель, моряк. Автор серии книг об изу- чении Мирового океана: "Великий час океанов", а также книги "Конвой в СССР" (1950). 7 Новое время. 1992. No 29. С. 37. АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЗАПИСКА к отчету о работе Инженерного управления НКВТ СССР в г. Мурманске за период Великой Отечественной Войны 1941-1945 гг.* РАЗДЕЛ 1 1941-1945 гг. Мурманский торговый порт представляет собой пять самостоятельных районов, которые расположены по берегу Кольского залива на протяжении 10 километров и находятся на значительном расстоянии друг от друга. (Схему порта см. отчет за навигацию 1944-1945 гг.). Первый пароход "Декабрист" с грузами Инженерного Управления НКВТ в Мурманский торговый порт прибыл 20 декабря 1941 г. Начиная с января 1942 г. в Мурманск стали регулярно приходить караваны в составе от 8 до 13 судов. В январе 42 г. караванами No 7 и 8 прибыло 14 пароходов. Первые прибывшие караваны обрабатывались в очень тяжелых условиях, на разгрузку одного парохода уходило от 10 до 18 дней, порт был совершенно не подготовлен, опытные работники и часть подъемных механизмов были переброшены для обработки первых шести караванов в Архангельский порт. Рабочей силы и подъемных механизмов было недостаточно, большинство кранов требовало ремонта, вследствие плохого состояния их подъемная мощность была ниже нормальной - от 30 до 60%. В среднем в сутки на разгрузке пароходов было занято до 2500 человек. Значительное количество рабочей силы отнимали восстановительные работы. После каждого налета вражеской авиации сотни метров путей 0x08 graphic РГАЭ. Ф. 413. Оп. 93. Д. 570. Л. 1-33. Подлинник. 211 оказывались разрушенными, причалы тоже получали повреждения. С тем чтобы не нарушать разгрузку кораблей, разрушения путей и причалов необходимо было немедленно восстанавливать. Указанные работы почти ежедневно отрывали от разгрузочных работ от 100 до 300 человек. Из имевшихся 16 причалов три были разрушены совершенно, а один не был приспособлен для разгрузки больших транспортов, таким образом порт располагал всего 12 причалами. Причал No 14, находящийся на расстоянии 8 км от города, использовался только для разгрузки взрывоопасного груза. Ввиду частых и больших налетов, в целях сохранения прибывающих грузов, разгрузка пароходов производилась главным образом борт - вагон. На причалах всегда оставалось небольшое количество грузов. В моменты налетов разгрузка кораблей не производилась, в ночное время (наиболее опасное) часть кораблей от причалов уходила на рейд. Указанные меры предосторожности дали возможность сохранить много ценного груза. Март-июль месяцы 1942 г. были самыми трудным периодом в работе, налетами вражеской авиации основная часть города и порта оказались разрушенными, все служебные помещения порта были уничтожены, из крытых складов остался только один No 47, который тоже был сильно поврежден. Город подвергался ежедневным массированным налетам, число которых в отдельные сутки доходило до 20. Линия фронта проходила от города и железной дороги на отдельных участках в 15-20 километрах. Помещение Уполнаркомвнешторга сгорело, несколько сотрудников НКВТ было убито и ранено, в том числе и один офицер Инженерного Управления (подполковник Ющенко). Весь аппарат Уполнаркомвнешторга перешел работать в сопки в скальные убежища. По нескольку дней сотрудники были лишены горячей пищи, т.к. столовая "Интурист" несколько раз оказывалась поврежденной от бом-бардировок. Без сна и пищи по нескольку суток, под угрозой смерти коллектив Инженерного Управления выполнял свой долг перед 212 Родиной, принимая импортное вооружение и отправляя его фронту. За период 1941-42 г.г. с грузами Инженерного Управления НКВТ СССР в Мурманском Торговом порту обработаны следующие пароходы: За период 1941-42 гг. с грузами Инженерного Управления НКВТ СССР в Мурманском Торговом порту обработаны следующие пароходы:
NoNo NoNo Наименование Дата Прибыло No дела, Приме
у. п/х пароходов прибытия фуза в тн. страница чание
Караван No 6
1 б/No "Декабрист" 20.12.41 г. 111,0 Отчет о постановке
по 1 протоколу. Де-
ло за 1942 г., опись
5385, поз. 71.
Караван No 7
1 S-25 Бот-Эйвен 11.1.42 г. 1320,2 Тоже
2 S-28 Ютланд. -"- 1434,0
3 S-30 Эмпайер -"- 141,3
Активити
4 S-31 Эмпайер Халлей _"_ 356,2
5 S-32 Чернышевский -"- 84,2
6 S-34 Эмпайер Говард -"- 998,7
7 б/No Анероид _"_ 54,0
8 Колд Харбор -"- 335,4
Караван No 8
1 S-23 Саус Гейт 20.1.42 г. 400,7 Тоже
2 "-27 Харматрис -"- 723,1
3 "-36 Дартфорд _"_ 567,3
4 б/No Эль-Альмиранте _"_ 494,0
5 -"- Старый -"- 478,2
Большевик
6 -"- Ларранга ."- 643,9
Караван No 9
1 S-33 Ижора 10.2-42 151,8 Отчет о постановке
по 1 протоколу. Де-
2 "-35 Атлантик -"- 372,2 ло за 1942 г. Опись
3 "-39 Тревариан -"- 608,1 5385, поз. 71. Ве-
4 "-40 Революционер -"- 945,7 дом, недостач по
5 "-50 Эмпайер Сельвуд _"_ 1056,4 каравану No 9,
213 Продолжение
NoNo NoNo Наименование Дата Прибыло No дела, Приме
п.п. п/х пароходов прибытия груза страница чание
втн.
6 б/No Ф. Энгельс 10.2-42 2172,7 дело за 1942 г.
No 68, стр. 14, опись
7 ."- Тбилиси 401,2 5367, поз. 101
8 _"_ Эль-Лаго 143,5
Караван No 11
S-29 Лаутер Кастл 23.2-42г. 1506,5 Отчет о поступив-
ших грузах с кара-
2 "-39 Марлин -"- 1378,7 ваном No 11. См.
3 "-41 Эмп. Мегпай -"- 1123,1 дело 65, т.И
4 "-42 Кингсвуд -"- 476,6
5 "-49 Долдорг -"- 977,4
6 "-53 Хартлибери ."_ 874,6
7 "-55 Эмп. Бафин -"- 1025,6
8 "-56 Барвин -"- 552,3
9 б/No Сити Оф Флинт 369,0
10 -"- Норд Кинг 49,0
11 ""- Степан Халтурин -"- 24,0
Караван No 12
1 S-43 Севзаплес 12.3-42 571,3 Предварительный
отчет по карава-
2 "-44 Элт. Байрон -"- 1193,4 ну No 12, дело No8,
3 "-46 Темпл Арч -". 1387,8 том 2 за 1942 г. ,
4 "-51 Эрльстон -"- 424,5 стр.187
5 S-54 Ландаф _"_ 412,3
6 "-57 Наварино -"- 459,8
7 "-59 Ланкастер-Кастл -"- 1144,4 Окончательный
отчет по карава-
8 б/No Беломорканал _"_ 8,5 ну No 65, том 2 за
9 Капулен -"- 260,0 1942 г.,стр.16.
10 -"- Артигас -"- 860,0 Опись 5367,поз.92
11 -"- Эль-Акциденте -"- 0,2
12 -"- Киев _"_ 956,0
13 -"- Стоун-Стрит -"- 490,4
Караван No 13
1 S-45 Эмп. Куппер 31.3-42 864,0 Окончательный
отчет Дело за 1942
2 "-48 Харпалион -"- 855,3 No 65Д1, стр. 27.
3 "-52 Эмп. Старлайт -"- 367,9 Опись 5367, поз. 92
4 "-58 Нью Вестмистер -"- 468,6
Сити
214 Продолжение
NoNo Наименование Дата Прибыло No дела, Приме-
п.п. п/х пароходов прибытия груза страница чание
втн.
5 "-62 Ривер Автор 31.3-42 1300,7
6 "-67 Тобрук -"- 1244,7 _"_
7 б/No Мурмакмар -"- 864,0 _"_
8 _"_ Мана -"- 22,5 _"_
9 ."- Эльдена _"_ 826,0 _"_
10 _"_ Данбайн ."_ 383,6
11 -"- Галант Фокс _"_ 89,0 _"_
Караван No 14
1 S-65 Ден и Брин 19.4-42 549,3 Оконч. отчет
No 65/и за 42 г.,
2 "-68 Трихата -"- 641,4 стр. 37, опись 5367,
поз. 92 Ведомость
3 "-70 Брайервуд -"- 232,0 расхождений, дело
4 б/No Вест Чествальд -"- 1128,2 No63/1, опись 5367
5 Яка 873,5 за 1942 г., стр. 14
Караван No 15
1 S-72 Эмп. Бард 6.5-42 138,3 Отчет по карав.No
15,
2 "-73 Эмп. Морн. -"- 446,3 дело за 1942 г. No
65,
3 "-74 Кейн-Рейс -"- 1460,3 том II, стр. 74.
Опись
4 S-76 Саус-Гейт -"- 795,9 5367, поз. 92
5 б/н Францис Скот Ки _"_ 553,0
6 -"- Забулон В.Ване -"- 898,8
7 _"_ Пауль Лукенбах _"_ 1205,0
8 -"- Ситтл Спирит _"_ 1229,0
9 -"- Хегира _"_ 443,0 Ведомость
недостач по
10 -"- Ланкастер -"- 553,0 каравану No 15,