и прибегать к различного рода хитростям. Однажды произошел такой эпизод. Группа штурмовиков под прикрытием истребителей ушла на боевое задание. И вдруг на волне связи с самолетами слышим отчетливый голос на русском языке: - "Горбатые", "горбатые", вернитесь домой. Но "горбатыми", то есть "илами", управляли опытные летчики. Ведущий понял вражескую уловку и никак не реагировал на эти позывные. Тогда вражеская радиостанция обратилась к истребителям: \353\ - "Маленькие", верните "горбатых". Ведущий истребителей запросил пароль и убедился, что радиостанция не имеет к нам никакого отношения. А когда штурмовики, выполнив задание, отошли от цели, ведущий попросил на КП разрешение передать кое-что в адрес фашистов. - Если что будет не так - не пугайтесь, - предупредил он, и в эфир полетела тирада, очень близкая к известному письму запорожцев на имя турецкого султана. В составе нашей армии насчитывалось более 3500 женщин, из них 2200 военнослужащих - летчицы, связистки, оружейницы, синоптики, санитарки, повара и т. д. Подавляющее большинство из них вступило в армию добровольно, по зову сердца. В грозный для Родины час они видели свое призвание в том, чтобы вместе с мужчинами драться с врагом с оружием в руках, сделать все возможное для его разгрома, приблизить долгожданную победу. Это были храбрые бойцы, самоотверженные труженики. Они наравне с мужчинами делили все тяготы фронтовой жизни. Я знал замечательную летчицу Лилию Литвяк. В груди этой невысокой, хрупкой на вид девушки с серыми доверчивыми глазами билось мужественное сердце. Она была на редкость скромной и застенчивой, но в бою буквально преображалась и становилась решительным и бесстрашным бойцом. Она ни в чем не уступала прославленным асам. Мужчины-летчики охотно брали ее с собой на боевые задания, потому что знали: Лилия в бою не подведет. Литвяк начала воевать в качестве истребителя в полку Николая Ивановича Баранова, входившем в состав 8-й воздушной армии. Полк этот уже успел прославиться на Сталинградском фронте. Сражалась там и Лилия. Ее любили, по возможности старались не подвергать лишнему риску. Но у нее был упрямый характер, и, уступая настойчивым просьбам девушки, командир полка обычно махал рукой и соглашался: - Ладно, лети, только будь осторожна. Он ласково смотрел из-под густых бровей на хрупкую девчушку с вьющимися из-под шлема локонами, \354\ потом отводил ведущего группы в сторону и наставительно внушал ему: - Смотри, за Лилию головой отвечаешь. Был и еще один человек, который каждый раз с тревогой смотрел, как выруливает на взлет Литвяк. Это Алексей Саломатин, командир эскадрильи, статный и храбрый парень. 6 мая 1943 года в неравном бою погиб командир 73-го гвардейского полка Николай Баранов, а вместе с ним и лучшая подруга Лилии - Катя Буданова. А 21 мая сложил голову Алексей Саломатин, которому незадолго перед этим было присвоено звание Героя Советского Союза. Лилия сразу потеряла трех замечательных друзей. После гибели Алексея Саломатина Литвяк попросила нового командира полка послать ее на боевое задание. Тот пробовал было отговорить ее: - Потерпи денек-другой... - Нет, сейчас, - настойчиво просила она. Задание было не совсем обычным - уничтожить аэростат, с которого гитлеровцы корректировали огонь полевой артиллерии. Он поднимался в воздух километрах в пятнадцати от линии фронта и при появлении истребителей немедленно опускался на землю. В течение нескольких дней предпринимались попытки уничтожить его, но все кончалось безрезультатно. Лилия сделала обходный маневр и появилась с той стороны, с которой фашистские корректировщики ее не ожидали. С первой же атаки аэростат загорелся. Литвяк встретили на аэродроме с восторгом. А несколько дней спустя ее наградили орденом Красного Знамени. Она жила одним - жаждой мести за смерть Алексея Саломатина - и только в бою находила утешение. Был случай, когда она в составе шестерки наших истребителей сражалась с тридцатью шестью вражескими самолетами и два из них сбила. Ее самолет тоже подбили. Раненная в плечо и ногу, она все же перетянула через линию фронта и посадила плохо управляемую машину на фюзеляж. Потом в паре с новым командиром полка Иваном \355\ Голышевым Лилия вступила в схватку с десятью "мессершмиттами". В этом бою она выручила командира, но пулеметная очередь, посланная врагом в Голышева, подожгла самолет Лилии. Девушка выбросилась с парашютом и вскоре возвратилась в свою часть. 1 августа 1943 года в составе девяти истребителей Лилия встретилась в небе с сорока вражескими самолетами. Двух она сбила, но неожиданно подкравшийся "мессершмитт" поджег и ее самолет. Никто не знал, .удалось ли ей выброситься с парашютом или она упала вместе со своей машиной. Бой был жаркий, стремительный, неравный. Истребители вернулись без любимицы полка - Лилии Литвяк. Никто не верил, что она погибла. Ждали, что Лилия обязательно вернется. Но прошел день, два, месяц, а ее все не было. Ни самолета, ни ее самой не обнаружили и после освобождения территории, над которой происходил жестокий воздушный бой. Вероятно, машина взорвалась в воздухе, и прах отважной летчицы был развеян ветром по донбасской земле. Лилия Литвяк сбила десять вражеских самолетов и была посмертно награждена орденом Отечественной войны I степени. Я познакомился с ее личным делом. Биография героини умещалась на половине листка ученической тетради. Школа, учеба, работа, занятия в аэроклубе, первый самостоятельный полет на учебном самолете. Затем участие в геологической партии на Крайнем Севере. Но мечта о небе оказалась сильнее всех увлечений. Лилия возвращается с Севера и оканчивает херсонскую школу ГВФ, становится летчиком-инструктором в одном из подмосковных аэроклубов. А потом война. Рапорт за рапортом пишет Литвяк, добивается своего. Она попадает в подчинение Веры Ломако и обучается у нее искусству пилотажа самолета-истребителя. Наконец Сталинград с его огненным небом. - Прилетаю однажды в полк, - рассказывал мне командующий армией Хрюкин, - прошу показать летчика, который сбил матерого фашистского аса, награжденного тремя железными крестами. И что вы думаете? Выходит из строя этакая девчушка, потупилась в землю, будто совершила какую-то провинность, и моргает большими ресницами. Это была Лилия Литвяк... \356\ КАРПАТЫ ЗОВУТ  После отъезда генерала Хрюкина временное исполнение должности командующего 8-й воздушной армией было возложено на генерала Самохина. В период подготовки к Карпатской операции, в августе 1943 года, к нам прибыл новый командующий генерал-лейтенант авиации Василий Николаевич Жданов. Это был опытный командир, служивший еще в царской армии, вежливый, тактичный и доверчивый человек. Но если кто-нибудь пытался злоупотреблять его доверием, тому трудно было заслужить доброе расположение командующего. Высокого роста, представительный, с отличной военной выправкой, Василий Николаевич был примером безупречной точности. Если он назначал совещание, всегда приходил минута в минуту. Он не терпел опоздания и вообще малейшей недисциплинированности, разболтанности. Однажды мы прилетели с ним на аэродром. Слышим, на стоянке самолетов раздается брань. Это командир батальона аэродромного обслуживания за что-то отчитывал своего подчиненного. Жданов попросил солдата удалиться и сказал комбату: - А если бы я сейчас вот так же отругал вас, вам было бы приятно? - Я, товарищ генерал, просил его проверить качество бензина, прежде чем везти сюда, а он, разгильдяй... - Во-первых, солдат не разгильдяй, а человек. Извольте к нему относиться по-человечески. Во-вторых, воина вам не дает Права унижать его достоинство. К тому же солдат, наверно, сутки не спал. Правильно? - Больше суток, товарищ генерал. - Ну вот. Человек устал, а вы ему - "разгильдяй". Скажите по-хорошему - и он все сделает. Урок вежливого тона, преподанный командующим армией, стал известен всем офицерам объединения. К началу наступления войск 1-го Украинского фронта на Карпаты генерал Жданов побывал во всех авиационных частях и соединениях. Львовская операция закончилась выходом войск левого крыла 1-го Украинского фронта в Карпатское предгорье. Специфические условия горного театра военных действий создавали немалые трудности в управлении \357\ войсками. Поэтому Ставкой было принято решение выделить левое крыло в самостоятельное боевое объединение и образовать 4-й Украинский фронт. В его состав вошли: 1-я гвардейская и 18-я армии, 8-я воздушная армия, 1-я зенитная артиллерийская дивизия, 6-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк, четыре горно-вьючных минометных полка, два полка гвардейских минометов, два гаубичных артиллерийских полка, штурмовая инженерная бригада. Кроме того, новый фронт дополнительно усиливался четырьмя горно-вьючными полками, двумя танковыми бригадами, двумя самоходно-артиллерийскими полками и двумя горно-инженерными бригадами. Главные усилия войск сосредоточивались в направлении Гуменне, Ужгород, Мукачево. В состав нашей армии были переданы 10-й истребительный авиационный Сталинградский корпус под командованием Головни, 8-й штурмовой авиакорпус во главе с Нанейшвили, 321-я бомбардировочная авиадивизия полковника Чука, 16-й и 40-й районы авиационного базирования. Старые же соединения и полки ушли в распоряжение командующего 2-й воздушной армией. Боевой парк Состоял из 666 самолетов, в том числе 84 бомбардировщиков, 240 штурмовиков, 288 истребителей, 25 разведчиков, 29 корректировщиков. Условия полетов в районе Карпат существенно отличались от тех, что были под Сталинградом, в Донбассе и Крыму. Горы и долины часто закрывались облаками или туманом, что создавало трудности для ориентировки, особенно детальной. Нелегко было в горной местности подбирать аэродромные площадки, организовывать подвоз горючего, боеприпасов и продовольствия. Иногда весь личный состав, исключая летчиков, питался сухим пайком. Василий Николаевич Жданов быстро оценил все плюсы и минусы горного театра военных действий. Штаб тоже проделал немалую работу. Мы собрали лучших летчиков и штурманов, попросили их поделиться опытом, потом обобщили его и распространили во всех частях. Опыт подсказывал, что самым надежным и безопасным способом поражения целей в узких извилистых ущельях является бомбометание с горизонтального полета. Уничтожать цели, как правило малоразмерные, на гребнях гор лучше всего с пикирования. Наиболее целесообразный боевой порядок штурмовиков - кильватер, \358\ пеленг, близкий к кильватеру, вытянутому в глубину. При прокладке боевого курса следовало учитывать направление ущелий или долин, где располагался противник, ибо у вероятных подходов к ним он сосредоточивал свои зенитные средства. Стало быть, сначала необходимо было выделять специальные группы самолетов для подавления зенитных средств, а потом уже посылать бомбардировщики и штурмовики. Были и другие трудности. К примеру, на равнинной местности пехота обозначала свое местонахождение полотнищами. А как это делать в горах, покрытых густым лесом? Практика подсказывала, что с воздуха лучше всего заметны световые и дымовые сигналы. Значит, надо подсказать пехоте, иначе не исключена была возможность нанесения удара по своим войскам. Руководить экипажами в горах стало сложнее, чем на равнине. Поэтому мы организовали на командном пункте армии, действовавшей на решающем направлении, главный пункт управления ВВС. Теперь командующий мог быстро сосредоточивать силы авиации на том участке, где требовала обстановка. В каждой стрелковой дивизии первого эшелона штаб имел своего офицера наведения. На него возлагалось непосредственное руководство авиацией над полем боя, выбор целей, координация действий экипажей. Подготовительная работа к предстоящей операции отнимала много времени и сил. Побывав во всех частях и соединениях, Жданов сказал мне: - Условимся так: я занимаюсь командирами и летным составом, вы - политработниками, тылами, техниками, авиаспециалистами. Пришлось созвать совещание, чтобы договориться, как лучше обеспечить подвоз горючего и боеприпасов. Армейские склады отстали от полков, перелетевших на передовые аэродромы. Пути подвоза растянулись. Машин и повозок не хватало. Требовалось найти выход. Решили привести в порядок весь транспорт, проинструктировать водителей, поощрять тех, кто больше перевезет грузов. Продумали меры технической безопасности. В частности, наладили изготовление клиньев, которые водителям приходилось подкладывать под колеса машин на крутых подъемах пли спусках. Особое внимание уделили повышению бдительности \359\ и охране колонн. Дело в том, что, отступая, враг оставлял в лесах диверсантов, вооруженных бандитов из местной националистической организации. Они нападали на тыловые подразделения и мелкие группы. Так, в середине августа неподалеку от города Рогатин банда напала на солдат 16-го района авиационного базирования, сопровождавших стадо коров. В другой раз бандиты убили водителя грузовой машины. Таким образом, обстановка требовала большой предварительной подготовки и повышенной бдительности. Однажды летчики, посланные на разведку, доложили, что в пути и на станциях обнаружили сосредоточение вражеских эшелонов. Командующий армией поручил начальнику штаба собрать все данные об интересующей нас железной дороге, о ее пропускной способности, об участках наиболее целесообразного разрушения полотна, о расположении водонапорных башен, пунктов связи, подсчитать, сколько самолетов потребуется для нанесения удара. Такие сведения были собраны. Участок железной дороги Турка - Ужгород проходил по восточным склонам Карпат. На нем насчитывалось девятнадцать перегонов, для разрушения которых требовалось семьдесят шесть машин. Одну восьмерку предназначили для вывода из строя полотна в дефиле западнее Сольи, второй поручили ударить по крупному железнодорожному узлу Перечин. 321-й бомбардировочной дивизии предстояло "поработать" в этот день над железнодорожным узлом в Ужгороде. Но эффект от штурмовок оказался бы неполным, если бы мы на время приостановили движение по дороге Турка - Ужгород и оставили в покое параллельный ей путь Гребенув - Свалава. Гитлеровцы наверняка использовали бы эту артерию для переброски войск и техники. Поэтому мы выделили еще сто самолетов. 8-й штурмовой авиационный корпус, которому поручалась столь ответственная операция, располагал таким количеством боевых машин. Мы пригласили в штаб армии комкора, детально обсудили намеченную операцию, определили пути подхода к цели, вид маневра, способ уничтожения противовоздушной обороны объектов. Условились, что 27 августа удар будет нанесен одновременно на всех участках дороги, чтобы надолго парализовать движение эшелонов. \360\ Начальник политотдела полковник Щербина и я вместе с другими офицерами помогли людям на местах подготовиться к операции, разъяснили предстоящую задачу. И вот по заранее разработанным маршрутам "илы", оснащенные бомбами и реактивными снарядами, ушли на боевое задание. Весь день не смолкал гул моторов на аэродромах, весь день уничтожались составы, входные и выходные стрелки, водонапорные башни, мосты, виадуки, станционные здания, выводилось из строя само полотно железной дороги. Понятно, что после такого массированного удара дорога надолго был выведена из строя и немцы вынуждены были прибегнуть к автогужевому транспорту. В подготовительный период Карпатской операции ни на один день не прекращалась массово-политическая работа. Командующий 4-м Украинским фронтом генерал армии Петров в беседе с Ждановым и со мной посоветовал напомнить личному составу о знаменитом походе русских чудо-богатырей через Альпы, о прорыве немецкой обороны в Карпатах и выходе в Венгерскую долину в 1916 году. - Разумеется,-говорил он,-теперешнюю оборону немцев не сравнишь с той, что была в прошлом. Они создали тут гранитный железобетонный пояс, обильно насыщенный огневыми точками. Так что артиллерия и танки не сразу могут пройти. Для вас же, летчиков, таких преград не существует. Встреча с командующим фронтом произошла в районе Станислава на командном пункте. Моросил дождь, из долин тянуло пронизывающим холодом. Иван Ефимович сидел за столом в меховой безрукавке и внимательно разглядывал нас через стекла своего пенсне. Гордо поднятая голова его время от времени подергивалась: видимо, давало о себе знать прежнее ранение. Говорил он несколько в нос, растягивая слова, и редко когда не смотрел на собеседника: - Значит, вы были на правом фланге 1-го Украинского? - Так точно, - подтвердил Жданов. - Ну а теперь будете на левом. Петров кивнул головой, поднялся, неторопливо подошел к карте, закрывавшей собой чуть ли не полстены. \361\ - На правом было легче, - сказал он. - Правый фланг и центр продолжают наступление. А левый, как видите, уперся в Карпаты, отстал и тормозит продвижение других войск. Он занимает, как видите, самостоятельное оперативное направление и потому выделен в особый, 4-й Украинский фронт, который мы и имеем честь представлять. Командующий отошел от карты, развязал тесьму скрученного на столе рулона, развернул крупномасштабную карту Карпат и прилегающих к ним районов. - Карпаты не простая горушка, - сказал он. - Это цепь. хребтов, простирающихся в глубину более чем на сто километров. Видите, сколько долин и горных рек! Карпаты - серьезная преграда. И тут авиация должна сыграть большую роль. Петров понимал толк в авиации и по достоинству ценил ее. Он, например, сам лично ставил задачи воздушным разведчикам и выслушивал их доклады. Однажды мы представили ему на утверждение план одной из частных операций. Петров внимательно просмотрел его, кое-что подчеркнул, а потом дал совет, с которым нельзя было не согласиться. - Надо же! - одобрительно заметил потом Жданов.-- Размах фронта огромный, забот у командующего побольше, чем у нас, а он все же нашел время спокойно разобраться в наших делах. Под стать командующему был и начальник политуправления фронта Михаил Михайлович Пронин. Судьба второй раз за время войны свела нас вместе и больше уж не разлучала до Дня Победы. Я научился у него многому, и прежде всего принципиальности в решении вопросов, партийной оценке событий и фактов. Пронин, так же как и Петров, вникал в детали любого дела, которое предстояло решать, взвешивал его во взаимосвязи с другими событиями и такой обстоятельностью подкупал каждого, кто соприкасался с ним по работе. Член Военного совета фронта Лев Захарович Мехлис жил несколько поодаль. Честно говоря, я еще не совсем избавился от предубеждения к этому человеку, которое сложилось у меня еще по возвращении из Китая. Тогда я целую неделю ждал его приема. Жданов и я зашли к нему. Он встал, поздоровался и сразу же задал несколько вопросов: \362\ - Как вы, летчики, будете отыскивать цели в горах? Как отличите свои войска от войск противника? Где намерены расположить командный пункт? - И, не дожидаясь ответа, заявил: - Имейте в виду: ударите по своим - будем спрашивать с вас, и только с вас. Разговаривал Мехлис лаконично, мысль свою выражал предельно ясно. Обращаясь ко мне, он сказал: - Помните, я должен всегда знать, чем живет ваша армия, как прошел день, какие успехи, какие недостатки выявились, что думаете делать завтра. Однажды в минуту откровенности он признался: - Не могу спать спокойно, пока не узнаю подробно обстановку. Он жил как бы вне времени, для него не существовало ни дня, ни ночи. Мехлису ничего не стоило в час ночи позвонить и сказать: "Приезжайте, нужно поговорить о деле", хотя я в это время находился где-либо в шестидесяти километрах от штаба фронта. Правда, по пустякам, ради каприза он никогда никого не вызывал. По многим вопросам он обращался лично к Сталину. Его разговоры с Верховным Главнокомандующим отличались смелостью суждений. Он не просто комментировал обстановку, а высказывал свои конкретные предложения. Доклады Мехлиса отличались широтой охвата событий, концентрировались на узловых вопросах. Нам, политработникам, было чему у него поучиться. Он не полагался только на свою память, хотя она была у него довольно цепкая, а возил с собой большой блокнот, куда записывал все, что привлекало его внимание в войсках. Вернувшись в штаб, Мехлис вызывал к себе ответственных людей и вел с ними далеко не лицеприятный разговор. Как-то у нас взорвались два вагона боеприпасов. Мехлис звонит мне и говорит: - Приезжайте ко мне и привозите Малышева. Приезжаем, входим в кабинет. - Знаю, будете оправдываться. Генерал, мол, не может проследить за каждым ящиком снарядов, - упредил он наши объяснения. - Но научить людей охранять военное имущество и боеприпасы, проявлять бдительность вы должны и обязаны. Мехлис отругал меня и начальника тыла, потом доверительно сказал: \363\ - Поймите, товарищи: успех в войне на четыре пятых зависит сейчас от того, выдержим ли мы экономически, сумеем ли в достатке обеспечить армию оружием и боеприпасами. Расход снарядов, бомб неимоверно огромный, а тут по чьей-то нерадивости вагоны взлетают на воздух. Учтите это, чтобы к такому разговору впредь не возвращаться. По делам службы мне довелось заехать в гвардейский истребительный авиационный полк, где заместителем командира по политической части был подполковник Зуб. Я и раньше слышал об Иване Андреевиче немало хорошего: храбрый летчик, лично сбил четырнадцать вражеских самолетов, награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны и Александра Невского. Отвага и пилотажное мастерство в нем сочетались с прекрасными организаторскими способностями и душевными качествами. Я далек от мысли идеализировать людей. Но при более близком знакомстве с подполковником Зубом у меня невольно мелькнула мысль: вот человек, который по праву носит гордое имя политического работника. Я бы не сказал, что Иван Андреевич сам вникал в каждую мелочь, хотя, как говорится, политработнику до всего есть дело. Прекрасно зная людей, он умел опереться на них, вовлекал в работу весь партийный актив. Благодаря хорошо поставленной информации он всегда был в курсе происходящих событий в полку, своевременно реагировал на каждое явление. Чего греха таить: встречаются еще такие политработники, которые стараются всюду поспеть сами. Мечутся они. нервничают и вроде стараются, а дело стоит, то там, то здесь обнаруживаются прорехи. Подполковник Зуб поступал по-другому. В каждой эскадрилье у него были надежные помощники - коммунисты, которые охотно выполняли все его поручения. В итоге - и политическая работа шла неплохо, и летать замполит успевал. В день моего приезда в полку проводилось совещание летного и технического состава. Обсуждались особенности полетов и боевых действий над горной местностью. Ведь наши наземные войска подошли к Карпатам. \364\ Полк, ранее воевавший на Кавказе, уже имел в этом отношении некоторый опыт. Такие асы, как майор Гнидо, капитан Дударь, старшие лейтенанты Ясанис, Карачинский, лейтенант Рейдель, сбили не по одному самолету над горами. Приглашенный на совещание командир штурмовой авиаэскадрильи майор Можейко тоже уже пять раз водил свои экипажи над гористой местностью и успел уничтожить шесть вражеских эшелонов. Но дело в том, что осенью 1944 года полк пополнился большой группой молодых летчиков. Их-то и учили ветераны, чтобы не нести потом напрасных жертв. На совещании шел разговор об особенностях ориентировки над районом .предстоящих боевых действий, о тактике истребителей при ведении группового боя в этих условиях и по другим важным вопросам. Послушал я выступавших и подумал: "Дельные советы высказывают, почему бы этот опыт не распространить в других частях?" После совещания поговорил на этот счет с подполковником Зубом. - У нас тут кое-что написано, вроде памятки летчику,-сказал он.- Если подойдет другим, будем только рады. "Молодец! -- подумал я об Иване Андреевиче. - Ведь никто ему не приказывал ни таких совещаний проводить, ни разрабатывать памятку. Сам додумался, увидел, что польза от этого будет немалая". Памятку я, конечно, взял. Мы ее потом размножили типографским способом и разослали по другим частям. Но этим не ограничились. Опытные летчики Гнидо, Дударь, Ясанис и другие по нашей просьбе побывали почти во всех истребительных авиаполках и провели беседы. Мы обращали внимание летчиков и на то, чтобы они умели хорошо ориентироваться непосредственно в горах и в лесу, на случай если придется выпрыгнуть. На совещаниях и в беседах острее, чем раньше, ставились также вопросы взаимной выручки между авиаторами и бойцами наземных войск. Приводились поучительные примеры. ...Над Карпатами был подбит летчик 181-го гвардейского истребительного авиаполка Герой Советского Союза Виктор Дудниченко. Ему пришлось оставить горящий \365\ самолет и выпрыгнуть с парашютом. Вернулся старший лейтенант через трое суток - грязный, обросший, усталый, с простреленной ногой. Его тут же отправили в госпиталь. А через день - звонок из стрелкового корпуса. Спрашивают: - Как себя чувствует Дудниченко? - Лечится в госпитале. - Командир корпуса выражает ему благодарность. - За что? - поинтересовались наши товарищи. - А разве сам он не докладывал? - Сказал только, что задание выполнил, что был подбит и выпрыгнул с парашютом. - Вот скромняга! Да ведь он нашего тяжелораненого пулеметчика спас. - Где, при каких обстоятельствах? - Когда Дудниченко переходил линию фронта, увидел между нашими и немецкими позициями советского солдата, лежавшего без сознания. Он не бросил его, хотя сам был в очень плохом состоянии. Фамилия пулеметчика Туболкин. О благородном поступке офицера-летчика мы в тот же день сообщили во все политотделы дивизий, посвятили ему листовку. Когда Виктора спросили, почему не сказал о спасении солдата, он ответил: - А зачем хвалиться? Каждый поступил бы так же. Не погибать же товарищу. Друзья пехотинцы платили авиаторам тем же. Вспоминается такой эпизод. Герой Советского Союза старший лейтенант С. Г. Глинкин во главе пятерки "Лавочкиных" прикрывал штурмовиков. Внезапно из-за облаков его атаковали два "мессершмитта". Пуля пробила летчику ногу, самолет загорелся. Глинкин устремился вслед за атаковавшим его фашистом, догнал "мессера" и винтом отрубил ему хвостовое оперение. Тот сразу же свалился в пике и врезался в землю. Советскому летчику с трудом удалось сбросить фонарь и выпрыгнуть из охваченной пламенем кабины. Приземлился он на ничейной полосе, в ста метрах от вражеских позиций. Немцы бросились к месту приземления парашютиста, чтобы захватить его живым. Но наши пехотинцы открыли дружный огонь из пулеметов и автоматов, а затем и из минометов. Несколько смельчаков рванулись вперед и спасли летчика. \366\ Узнав об этом случае, мы написали командиру стрелковой части благодарственное письмо. Оно заканчивалось словами: "Пусть дружба и взаимная выручка между нашими войсками крепнет и развивается. В этом - залог победы над врагом". Хорошо помогала летчикам знакомиться с характером боевых действий в горах армейская газета. В частности, она опубликовала письмо младшего лейтенанта Белова. Этого молодого летчика в первом полете постигла неудача: плохо ориентируясь на местности, он не смог отыскать цель. "Как правильно действовать в горах?" - спрашивал Белов. На его вопрос откликнулись многие ветераны армии, в том числе и участники боев за Карпаты. На страницах газеты состоялся полезный разговор о путях повышения боеготовности подразделений, тактике действий истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков. Свои суждения люди подкрепляли примерами из боевой практики. Таким образом, были использованы все формы пропаганды боевого опыта накануне штурма Карпат. Некоторые события заставили советские войска перейти в решительное наступление раньше намеченного срока, В конце августа в Словакии вспыхнуло народное восстание против немецко-фашистских оккупантов. Его поддержала значительная часть словацкой армии, в том числе летчики, насильно мобилизованные гитлеровцами. Захватив самолеты, они перелетели на нашу сторону. Дело было так. В один из безоблачных дней в небе появилась большая группа немецких самолетов. Они шли курсом на восток. Затем часть из них отвернула и направилась в сторону полевого аэродрома под Перемышлем, где стоял один из наших бомбардировочных полков. Советские зенитчики, разумеется, встретили их огнем. Но вскоре заметили, что противник ведет себя как-то странно. Снижаясь, самолеты не бросали бомб, не открывали огня. От них отделилось лишь несколько белых ракет. Командир полка вначале растерялся: что делать? Не провокация ли? Самолеты один за другим пошли на посадку. Солдат-финишер выхватил ракетницу и стал палить по их кабинам. Все самолеты благополучно сели и срулили с посадочной полосы. К ним бежали поднятые по тревоге наши солдаты. Фонари некоторых машин открылись, и на землю \367\ спрыгнули летчики в немецкой военной форме. Послышались голоса, обращенные к нашим воинам: - Здрасте, друзи. Мы до вас из Словакии. Разумеете? До вас, до нашего генерала Свобода. Летчики тут же начали срывать с себя погоны фашистской армии. Они с ожесточением бросали их на землю и топтали сапогами. Стало совершенно ясно: на немецких самолетах к нам прилетели словаки. В кабинете командующего армией раздался звонок: - На аэродром села группа неприятельских самолетов. Их пригнали словаки. Что делать? - Что делать? - отозвался Жданов. - Экипажи хорошо накормить, у самолетов выставить охрану. - И, повернувшись ко мне, сказал: - Случай очень необычный. Надо дать ему политическую оценку. Полагаю, нам следует самим съездить под Перемышль. На сборы ушло не более пяти минут. "Газик" ужо стоял возле штаба. Мы сели в машину и помчались на аэродром. Встреча со словацкими летчиками началась с рукопожатий и закончилась импровизированным митингом. На аэродроме собрался почти весь личный состав. Каждому хотелось посмотреть на людей, прилетевших с той стороны линии фронта, послушать, что они будут говорить. Словаки, в гневе сжимая кулаки, ругали Гитлера. Некоторые из них неплохо объяснялись по-русски. Вскоре все они стали нашими боевыми друзьями. Из них была создана особая боевая группа. Летали преимущественно на истребителях Ме-109 и ФВ-190. Сопровождали наших бомбардировщиков за Карпаты, туда, где их отцы и братья сражались с оккупантами. Вспоминается такой случай. Части 1-й Чехословацкой стрелковой бригады овладели горным участком шоссе Змигруд - Новы Дукия и закрепились на высоте 534. Гитлеровцы стремились во что бы то ни стало сбить их с занятых позиций, то и дело бросались в контратаки. Группа наших бомбардировщиков получила приказ нанести удар по мотопехоте врага. На горных петляющих дорогах отыскать такие подвижные цели очень трудно. К тому же экипажам приходилось постоянно осматриваться и внимательно следить за своими "фоккерами" и "мессершмиттами", на которых летали словацкие летчики. В случае \368\ воздушного боя их немудрено было перепутать с вражескими. На подходе к цели бомбардировщиков встретили фашистские истребители. Но путь им преградили словаки. Немцы пришли в замешательство: их атаковали свои самолеты. Пока они разгадывали эту загадку, наши пикировщики нанесли удар по их мотопехоте. Контратака противника была сорвана. Позже советское командование решило вернуть словацких летчиков на родную землю, чтобы они оттуда помогали нам громить врага. Наши товарищи сопровождали их. Маршрут проходил над горами. Надо было отыскать партизанский аэродром и там приземлиться. Погода, как нередко случается в горах, стояла неустойчивая, долины были затянуты облаками и туманом. Но словацкие летчики знали на родной земле каждую тропинку и уверенно шли к аэродрому Зална. Неожиданно в воздухе появились истребители противника. Короткая схватка. Атака фашистов отбита. Путь вперед открыт. ...Словацкие летчики успешно выполняли задания штаба словацкого народного восстания. Они и с нашим командованием поддерживали тесный контакт. Советские наземные войска продвигались вперед. Чтобы не отстать от них, нам приходилось совершенствовать захваченные и строить новые аэродромы. А эта задача очень нелегкая. И все же наша инженерная служба неплохо справилась со своими обязанностями. К 1 сентября 1944 года она подготовила к боевой работе три аэроузла: Ходоровский (три аэродрома), Стрыйский (четыре аэродрома) и Дрогобычский (четыре аэродрома). На них и базировалась потом авиация 8-й воздушной армии. Перед началом Карпатской операции мы имели: 241 штурмовик, 256 истребителей, 82 бомбардировщика, 47 самолетов-разведчиков. Это была, конечно, внушительная сила, если учесть, что противник мог противопоставить нам примерно 230 самолетов. Мы хорошо знали, на каких аэродромах базируется его авиация, сколько боевых машин на каждом на них, каких типов. Разведка работала неплохо. Дебрецен, Клуж, Ньиредьхаза, Ораде-Маре, Будапешт были не только помечены на картах. \369\ У нас были подробные схемы расположенных там аэродромов. 9 сентября 1944 года на участке южнее Санок началось наступление войск 4-го Украинского фронта. План его в общих чертах выглядел так: один стрелковый корпус 1-й гвардейской армии со средствами усиления наступает в направлении М. Буковско, Команча. К концу второго дня он достигает рубежа Новотансп, [так в тексте. - OCR редактор] Пшибышув, Щавне и седлает шоссе Щавне - Кросно. В дальнейшем выходит на границу со Словакией, соединяется со словацкими войсками и партизанами. 8-я воздушная армия прикрывает наступающих с воздуха. Для этой цели она планирует двести самолето-вылетов. Но погода, как назло, испортилась. Днем и ночью шли дожди, горы закрыла сплошная облачность. Ни о каких боевых вылетах, тем более самолетов-штурмовиков, и говорить не приходилось. Только 13 сентября во второй половине дня дождь прекратился, видимость несколько улучшилась. На аэродромах весело загудели моторы. И тут как по заказу поступил сигнал о вылете. 155-я стрелковая дивизия, наступавшая южнее Санок, натолкнулась на сильный артиллерийский и минометный огонь. Следует заметить, что в Карпатах самостоятельно действовали не только дивизии и полки, но даже батальоны. Часто между ними локтевой связи не было: они продвигались вперед с открытыми флангами. Поскольку боевая обстановка на земле часто менялась, мы стали закреплять экипажи за определенными районами. Это позволяло летчикам и штурманам лучше знать местность, расположение войск и бить врага наверняка. Итак, попытка 155-й стрелковой дивизии прорвать вражескую оборону с ходу не удалась. Своих сил для подавления огневого сопротивления противника у командира не оказалось. Не всякую пушку протащишь по узким горным дорогам. И комдив решил обратиться за помощью к летчикам. ...Штурмовики в воздухе. Авиационный представитель, находящийся на переднем крае, наводит их на те объекты, которые особенно мешают .продвижению. После штурмовки пехота снова поднимается в атаку и овладевает вражескими позициями. \370\ Через несколько дней гитлеровцы, подтянув свежие силы, предприняли очередную контратаку. Они бросили в бой двадцать танков и до полка пехоты. Хорошо бы встретить противника артиллерийским огнем! Но... снарядов нужного калибра у наших не оказалось, а на переброску их с других участков фронта уже не было времени. Под натиском врага некоторые подразделения начали отходить. Что делать? И опять выручили штурмовики. Словно порывистый ураган, шли они волнами к переднему краю и обрушивали на гитлеровцев ливень ракет, снарядов и пуль. Очередная контратака противника захлебнулась. К 1 октября войска 4-го Украинского фронта вышли к Главному хребту Восточных Карпат. Бои носили исключительно напряженный характер. Фашисты отчаянно сопротивлялись. Особые трудности выпали на долю 1-й гвардейской армии. Подступы к основному шоссе Цисна - Старина через Русский перевал были практически неприступны. Нашим войскам пришлось двигаться в обход главного хребта, по бездорожью. А в это время шли беспрерывные дожди, камни стали скользкими, грунт вязким. В результате артиллерия быстро отстала. Наши летчики злились, что почти ничем не могут помочь пехотинцам. Но как только погода немного улучшилась, они сразу же поднялись в воздух. Это случилось 14 декабря. Группа штурмовиков под командованием капитана Гуляева получила задачу уничтожить артиллерийские и минометные батареи на высоте 332, прикрывающей Кошице. В течение тридцати минут "горбатые" обрабатывали огневые позиции гитлеровцев. Первую группу сменила вторая, которую возглавлял старший лейтенант Яковлев. Зенитный огонь противника, вначале очень сильный, ослабевал. "Ильюшины" поработали на славу. Вражеские батареи были подавлены. Взяв высоту, наша пехота вышла на открытые подступы к Кошице. Находившийся на пункте управления командующий 1-й гвардейской армией генерал-лейтенант Гречко лично наблюдал эту картину. Он взял у авианаводчика микрофон и передал благодарность экипажам, участвовавшим в штурмовых налетах. Дружными усилиями сухопутных войск и авиации \371\ главный Карпатский хребет был взят. Это явилось выдающимся событием в истории Отечественной войны. Впервые большие массы войск на фронте, достигавшем трехсот километров, как лавина, перекатились через мощную и хорошо укрепленную естественную преграду. Правда, нам предстояло еще преодолеть юго-западные склоны Карпат, которые тоже были сильно защищены множеством различных инженерных сооружений. Но теперь уже ничто не могло остановить наступательного порыва советских воинов. Выход войск 2-го Украинского фронта в Венгерскую долину с юга создал угрозу коммуникациям и тылам 1-й венгерской армии. Там началось брожение, и в середине октября на нашу сторону перешел ее командующий генерал-полковник Миклош Бела со своим начальником штаба. Они поняли, что дальнейшее сопротивление бесполезно, и хотели спасти своих людей от уничтожения. И хотя гитлеровцы приняли самые суровые меры, начали беспощадно расстреливать всех колеблющихся, венгерская армия таяла, боеспособность ее резко снизилась. 26 октября советские войска овладели городом Мукачево. А на следующий день был освобожден Ужгород. Путь в Венгерскую долину стал свободным. Операция по овладению Восточными Карпатами продолжалась два с половиной месяца. В итоге была почти полностью выведена из строя 1-я венгерская армия и нанесено значительное поражение 1-й немецкой танковой армии. Противник потерял свыше 66 тысяч убитыми и ранеными, 28 тысяч пленными. В наши руки попали богатые трофеи. Продвижение наземных войск создало для авиации большие трудности. Она продолжала оставаться на прежних местах. Радиус действия увеличился, управление усложнилось. Штаб армии разместился в городе Добромиль, впереди основных аэродромов базирования. Чтобы повысить оперативность руководства авиацией, на главных направлениях были созданы три армейских пункта управления (АПУ). Каждый из них имел несколько авианаводчиков непосредственно на командных пунктах стрелковых корпусов и дивизий. Кроме того, наводчики с переносными радиостанциями поднимались на вершины гор, откуда особенно хорошо можно было наблюдать за \372\ перипетиями боя. Командиры авиадивизий поддерживали тесный контакт с командованием сухопутных войск. Трудно сейчас за давностью времени назвать всех героев-летчиков, которые на заключительном этапе войны проявили отвагу и непреклонную волю к борьбе. Их были тысячи. Я уже не говорю о ветеранах. О них сказано немало добрых слов. Мужество и воинскую зрелость проявляла также и наша замечательная молодежь, быстро впитавшая в себя богатейший опыт прославленных асов. Вот небольшая страничка фронтовой жизни двух комсомольцев, двух лейтенантов, двух закадычных друзей - Губанова и Костина. Впервые они познакомились в мае 1944 года в школе воздушного боя. Закончив ее, парни попросили послать их на фронт в одну часть. Командир полка сделал для них большее - включил в состав одной пары. И прикипели ребята сердцем друг к другу - водой не разольешь. Оба без страха на смерть шли. Губанов меньше чем за год сбил пять вражеских самолетов, Костин - три. В один из дней вылетели они в составе шестерки сопровождать группу штурмовиков. Над полем боя завязалась схватка с двадцатью "мессерами". Ведущий группы Герой Советского Союза Гнидо приказал паре Губанова набрать высоту пять тысяч метров и быть в готовности парировать неожиданные удары противника. Закончив набор, Губанов видит, что четверка Ме-109 готовится атаковать пару лейтенанта Матросова. Тут же" переводит самолет в пике и открывает заградительный огонь. Одна пара "мессеров" переворотом уходит вниз, другая становится в правый вираж. Сковав ее боем, Губанов и Костин дерутся с исключительной расчетливостью. И они выходят победителями. Сначала ведомый, а затем ведущий сбивают по одному вражескому истребителю. После завершения Карпатской операции наступило затишье. Войска приводили себя в порядок. Новое наступление намечалось на 15 января. Как всегда в таких случаях, офицеры штабов согласовывали вопросы взаимодействия, составляли различные оперативные документы. Политработники же дневали и ночевали на аэродромах и в тыловых подразделениях, готовя людей к новым боям. \372\ ПОСЛЕДНИЕ МАРШРУТЫ  На юге весна наступает рано. В Закарпатский край, на территорию Польши, она пришла в тот год нежданно-негаданно. В начале марта через юры нет-нет да и прорывались метели, по ночам земля покрывалась тонкой корочкой льда. Потом облака рассеялись, небо очистилось, и с голубой вышины хлынули потоки яркого солнца. Как-то под вечер, когда боевая работа закончилась, мы с полковником Щербиной зашли в кабинет командующего. Василий Николаевич Жданов стоял у открытого окна, которое выходило в сад. Ветка яблони с набухшими почками дотянулась до самого подоконника. Жданов осторожно тронул ее рукой и задумчиво сказал: - Вот он, закон природы. Война войной, а жизнь берет свое. Она неистребима. Я впервые видел командующего в таком настроении. Раньше лирики в нем не замечалось. Да, по правде сказать, и некогда было нам предаваться мечтам. А теперь вот наступила тишина, и опять каждый из нас стал чуточку романтиком. Но вот лицо Жданова снова посуровело. Обращаясь к нам, он спросил: - Список погибших летчиков составлен? - Составлен, - ответил я. - Но уж слишком большой получился, страшно брать в руки. Надо бы как-то увековечить память погибших. - Хорошая идея, - поддержал Жданов. - И заняться этим делом нужно без промедления, пока не ушли отсюда. Я был знаком с председателем Народной рады Закарпатской Украины Иваном Ивановичем Туряницей и поэтому обратился к нему за помощью. На наше официальное письмо он ответил: просьба будет удовлетворена. 19 марта Народная рада Закарпатской Украины на своем заседании решила увековечить память погибших летчиков: соорудить им памятник на одной из площадей города Ужгорода. С населением Закарпатской Украины, местными властями мы довольно быстро установили тесный контакт. Вначале жители проявляли к нам известную настороженность: ведь им так много твердили о "зверствах" большевиков. Говорили, будто бы Советы вышлют \374\ закарпатское население в Сибирь, храмы закроют, а священнослужителей репрессируют. Однако вскоре все убедились, что ничего подобного Красная Армия делать не собирается. Наоборот. Крестьянам передали наделы земли, ранее принадлежавшие богатеям, помогли обзавестись скотом, семенами. Больше того, мы находили возможность помогать землеробам обрабатывать наделы тракторами. Наши агитаторы и пропагандисты несли слово правды о Советской стране и ее армии, объясняли смысл происходящих событий. Нередко мы устраивали концерты в селах, демонстрировали кинофильмы. И лед отчуждения постепенно таял, жители гостеприимно принимали наших людей в своих домах, помогали нам строить дороги. Так было не только в Закарпатской Украине, но и в Польше и Чехословакии, когда наши войска, преследуя противника, освободили их от фашистского гнета. "Поляки жгуче ненавидят немцев, - писал в своем донесении заместитель командира по политической части 565-го штурмового авиаполка майор Рысаков. - В Бохие, Шурово и других селах крестьяне рассказывают, что оккупанты забрали у них весь скот, овощи, другие продукты, взорвали мосты, разрушили дороги. Все равно, мол, они не понадобятся: придет Красная Армия - и всех вас уничтожит. Но теперь поляки убедились в лживости геббельсовской пропаганды и благодарят командиров и бойцов нашей армии за освобождение. Так, например, в деревне Длуги крестьяне радушно угощали наших авиаторов и теперь целыми делегациями приходят посмотреть наши самолеты, помогают в погрузке и разгрузке боеприпасов, ремонтируют мосты и дороги". Сближению воинов с местным населением способствовала большая и многосторонняя работа политорганов. В городах и селениях проводились беседы об освободительной миссии Красной Армии, жителям рассказывалось о зверствах гитлеровцев на территории Советского Союза и Польши. Для разъяснительной работы мы привлекали антифашистов из числа местных жителей, использовали газеты, издававшиеся на украинском и польском языках. Агитация и пропаганда часто велась с помощью радиоустановок. Специально оборудованные машины выезжали обычно на центральную площадь населенного пункта, и \375\ тут же начинались передачи, которые нередко заканчивались массовыми митингами дружбы. Когда был освобожден центр Закарпатской Украины Ужгород, политотдел 18-й армии в короткое время организовал в разных районах города около четырехсот радиопередач, распространил среди населения более десяти тысяч брошюр, расклеил на улицах свыше пятидесяти тысяч лозунгов и плакатов. На киносеансах, устраиваемых для местных жителей, в первые же дни побывало более тридцати тысяч человек. Свои праздники мы проводили обычно вместе с населением. В городе Кросно мне довелось присутствовать на торжественном собрании, посвященном 27-й годовщине Красной Армии. Проводилось оно в самом большом кинотеатре. Зал был украшен алыми знаменами. Звучали гимны СССР и Польши. На второй день рабочие заводов и служащие учреждений послали свои делегации в госпитали, воинские части для вручения подарков. Однажды командующий, главный инженер армии и я прилетели в Мукачево, чтобы поблизости найти площадку, с которой могли бы работать наши истребители: строить аэродром по всем правилам инженерного искусства не было ни времени, ни материалов. Площадку мы нашли, но грунт оказался слабым. - А что, если сделать на полосе настил из толстых досок? - предложил инженер. - Лесу-то вон сколько! - обвел он взглядом растущие по склонам гор могучие ели. Крестьяне ближайшего поселка показали, где находится небольшой лесопильный завод, и на второй день началась работа. Готовые толстые доски отвозили трактором на аэродром, под руководством инженеров укладывали их и скрепляли болтами. Не прошло и недели, как полоса была готова. Посмотреть, как на деревянный настил будут садиться самолеты, пришли все жители поселка. Они стояли в сторонке и, довольные, цокали языками, когда приземлившиеся машины, закончив пробег, отруливали в сторону. Многие крестьяне помогали нам строить посадочную полосу, и мы поблагодарили их, оплатили труд и на прощание устроили дружеский обед. Нередко местные жители помогали нам в борьбе с вражескими агентами и диверсионными группами. Так, в \376\ ночь на 6 марта над одним из лесных массивов немцы сбросили парашютистов-разведчиков. Один из крестьян сообщил об этом в 312-й батальон аэродромного обслуживания. Вскоре специально организованная поисковая группа обнаружила вражеских разведчиков. Парашютисты пытались сопротивляться, но их быстро обезоружили. За смелые действия офицер БАО Коваль, оперативный уполномоченный старший лейтенант Боголюбов и старший сержант Донцов были представлены к правительственной награде. Командование поблагодарило и крестьянина, сообщившего о выброске десанта. Были случаи, когда местные жители спасали наших летчиков. Вот что рассказал польский крестьянин Геник Станиславский. В начале октября 1944 года в воздушном бою был подбит советский самолет. Когда он приземлился в поле, около одной из деревень, нагрянули немцы. Двух членов экипажа им удалось схватить. Третий же убил из пистолета стоявшего поблизости немецкого солдата, вскочил на его коня и скрылся. - Слышу, кто-то стучится ночью в окно, - рассказывал Станиславский. - Поднимаюсь, открываю дверь. Входит советский офицер. Я дал ему свой рабочий костюм, а его обмундирование спрятал на сеновале. Оставаться у меня летчик не мог - кругом немцы. Я проводил его в лес, в шалаш, и по ночам носил ему пищу. Когда стала приближаться Красная Армия, летчик перешел линию фронта. Геник Станиславский очень сожалел, что не спросил фамилию офицера. Мы сначала усомнились в достоверности рассказа крестьянина. Решили проверить. Оказалось, что такой случай действительно был. Недалеко от города Ясло немцы подбили другой наш самолет. Пилот Андрей Солтан выпрыгнул с парашютом. Польские жители несколько дней укрывали его, потом переправили к партизанам, откуда он возвратился в свою часть. Подобные факты служили для нас, политработников, хорошим материалом для пропаганды дружбы между советским и польским народами. Мы рассказывали жителям об участии выдающихся польских революционеров в борьбе против царизма в России, приводили примеры, когда \377\ наш народ приходил на помощь полякам в пору тяжелых для них испытаний. Мне довелось встречаться почти со всеми категориями людей на территории освобожденных от немецкого ига стран: с рабочими, крестьянами, интеллигенцией и даже духовенством. Однажды мне позвонил Лев Захарович Мехлис и предупредил, чтобы я подготовился к встрече группы священнослужителей, которые прибудут на один из наших аэродромов, откуда вылетят в Москву. - Что же я должен делать? - невольно улыбнулся я. Как-то не вязалось: коммунист и попы, война и медоречивые проповеди... - Да вы не смейтесь, - заметил Мехлис. - Дело серьезное, на уровне государственной политики. Духовенство надо встретить, как положено, с достоинством. - Но я не знаю церковных ритуалов, - высказал я сомнение. - Ритуал один - вежливость, - сказал Лев Захарович. К вечеру на машинах прибыла группа священнослужителей. На них были черные сутаны, бархатные шапочки, на ногах до блеска начищенные ботинки. Старший из них - престарелый отец Алексей с седой окладистой бородой вежливо поздоровался и представил остальных. Я отрекомендовался и сказал, что самолет для отправки в столицу Советского Союза готов. Ли-2 стоял неподалеку. В его салоне мы поставили столик, несколько мягких кресел - все сделали так, чтобы слуги всевышнего не испытывали неудобств в небесах. Приготовили чай, печенье, конфеты. Старший хозяйственник предусмотрительно захватил с собой бутылку коньяку. Заметив этот мирской напиток, отец Алексей замахал руками: - Что вы, что вы! Сие грешно, особливо перед поднятием в обитель божью. Когда мы в шутку сказали, что крепкий виноградный напиток согревает тело и душу веселит, отец Алексей отвел лукавый взгляд в сторону. Вернулись они на аэродром Берегово дней через восемь. Из штаба фронта позвонили, что завтра с ними хочет встретиться командующий. Надо было найти предлог задержать гостей до утра. Этому способствовали приближение вечера и не просохшие после дождя дороги. \378\ - Темнеет, - со вздохом говорю служителям божьим. - Куда в такую непогодь ехать? Сейчас поужинаете, отдохнете с дороги, а завтра побеседуете с генералом армии Петровым, командующим фронтом, и, как говорится, с богом по домам. Священнослужители переглянулись: а при чем, мол, тут командующий, коли мы были в самой Москве? Все ждали, что скажет отец Алексей. Он подумал, перекрестился и сказал: - Оно и в самом деле, утро вечера мудренее. А беседа с полководцем братьев освободителей будет весьма кстати. Этот мудрый поп был великолепным дипломатом. В одной из просторных комнат летной столовой был приготовлен ужин по всем правилам доброго гостеприимства. При свете люстр заманчиво искрились графины с наливками. "Православный" полковник Лисянский, начальник района аэродромного базирования, не поскупился на угощение. Когда мы его представили, слуги божьи с благодарностью пожали ему руку. И вот места заняты. Я вежливо попросил отца Алексея благословить трапезу. Он понимающе улыбнулся, поклевал рукой над столом, первым взял рюмку и произнес великолепный интернациональный тост: - За доблестное воинство российское. Да сопутствует ему скорая победа над супостатами нашими - врагами русских, белорусов, украинцев, чехов и всех других братьев славян и народов, живущих в соседних с нами землях. Отец Алексей широким взмахом руки опрокинул рюмку куда-то в середину дремучей бороды. Его примеру последовали и остальные гости. Все они оказались общительными и довольно интересными людьми. Много говорили о Москве, Загорске, о лавре, своих встречах с митрополитом, о пышном антигитлеровском богослужении, на котором им довелось присутствовать. Постепенно разговор перешел к проблемам войны. Духовенство уже не раз обращало свои мольбы к всевышнему, чтобы тот поскорее даровал Красной Армии победу. Мы знали, что это не просто дань уважения гостей к хозяевам. Их желание исходит из истинных и добрых побуждений. Церковь с первых же дней вероломного нападения немецких захватчиков на нашу Родину \379\ возносила свои молитвы к небу, чтобы оно жестоко покарало фашистов за разбой и глумление над людьми. На следующий день мы выехали к командующему фронтом под Ужгород. Священники остались очень довольны беседой с Иваном Ефимовичем. С первых же минут генерал Петров расположил их к себе тем, что заявил: - А ведь я тоже когда-то учился по духовной линии... Гостям особенно льстило, что он хорошо знает многие религиозные обряды, богослужение и даже помнит некоторые псалмы. Беседа носила непринужденный характер. На ней присутствовал и Лев Захарович Мехлис. Вначале он не вмешивался в беседу. Потом как-то незаметно включился в разговор, переводя его в русло политики, которая в одинаковой мере волновала тогда и нас, и местные власти, и, разумеется, духовенство. Речь шла о государственном устройстве Закарпатской Украины, о ее воссоединении с нашей Родиной, о неотложных проблемах, которые нужно было решать на месте. Было известно, что церковь оказывает большое влияние на население, и от того, какую позицию она займет во всех этих вопросах, зависело очень многое. Духовенство весьма благосклонно отнеслось ко всем нашим соображениям: оно ведь тоже немало натерпелось от притеснений фашистских оккупантов. Правда, священники многие вещи понимали по-своему, но мы сходились в одном: чтобы Закарпатская Украина восстала, как говорят, из пепла и никогда больше не попадала в кабалу чужеземцам, ей необходимо воссоединиться с Советской Россией. Наконец беседа закончилась. Мы проводили духовенство по домам, и Мехлис в шутку сказал мне: - Вот так-то, отец Андрей. Кое-кто из наших недооценивает духовенство. А ведь оно пока сила, и притом большая. Имейте в виду: маленькая горстка попов может иной раз сделать гораздо больше, чем сотня наших пропагандистов. Вскоре в этом мы убедились сами. Проповеди духовенства с амвонов церквей в значительной мере помогали и нам в политической работе с местным населением. В штаб 8-й воздушной армии поступило указание о формировании 1-й чехословацкой смешанной \380\ авиационной дивизии, которая вместе с другими соединениями должна была принять участие в освобождении Чехословакии. Базой для этого послужил 1-й чехословацкий истребительный авиаполк, созданный на территории Советского Союза. В сжатые сроки мне, сотруднику особого отдела Галузину и нескольким штабным офицерам предстояло провести большую работу: ознакомиться с личными делами авиаторов, прибывших в СССР различными путями из других стран, побеседовать с людьми, дать заключение о назначении каждого из них на ту или иную должность. Прежде чем приступить к ознакомлению с документами и беседам с чехословацкими летчиками, нам пришлось досконально изучить обстановку в стране и характер политической борьбы, которая велась между эмигрантским правительством в Лондоне и Коммунистической партией, руководящее ядро которой находилось в Москве. В первую очередь ознакомились с письмом Клемента Готвальда от 21 декабря 1943 года, в котором с предельной ясностью были изложены взгляды Компартии Чехословакии и президента республики Э. Бенеша о будущем государственном устройстве страны. К моменту формирования дивизии процесс политической перегруппировки еще не закончился, и при подборе кадров нельзя было не учитывать этих обстоятельств. Судьбы чехословацких летчиков складывались довольно путано. Одни из них после мюнхенской капитуляции оказались в Англии, другие во Франции, Африке. Всех их объединяла ненависть к немецко-фашистским захватчикам, все они сражались на стороне союзников против общего врага, но политические взгляды этих людей были далеко не одинаковыми. На должность начальника штаба авиадивизии мы рекомендовали штабс-капитана Яна Клана. Это был уже немолодой офицер, уроженец Чехии. В начале 1944 года он прибыл в Москву из Лондона, где работал в комиссариате обороны Чехословацкой республики. Храбрый летчик сбил над территорией Франции пять фашистских самолетов. Правда, опыта штабной работы в масштабе соединения Клан не имел, но хорошие организаторские способности давали основание полагать, что с новой должностью он освоится быстро. Штурманом дивизии был выдвинут подполковник \381\ Рипл Франтишек. Он командовал чехословацкой эскадрильей в Англии, был летчиком-инспектором, летчиком-референтом в канцелярии президента Чехословацкой республики. Летал днем и ночью на многих типах самолетов. Своеобразно сложилась судьба майора Файтл Франтишека, назначенного командиром 1-го истребительного авиационного полка. В армии он служил с 1932 года. Учился в пехотной школе и два года в военной академии, затем окончил повышенные летные курсы во Франции. После капитуляции страны попал в Англию, воевал против немцев в должности командира эскадрильи. Над Дюнкерком был сбит. Четыре месяца потребовалось ему для того, чтобы из Франции через Испанию снова попасть в Англию. Работал офицером связи воздушной армии от чехословацкой истребительной авиации, затем командиром авиационной базы в Исландии. Сбил четыре фашистских самолета. В СССР прибыл со своей эскадрильей в апреле 1944 года. Переучился и стал летать на самолете Ла-5. В сентябре с 1-м отдельным чешским истребительным полком прибыл на аэродром Три Дуба. В последнее время он формировал чехословацкие авиационные части. Его заместителем был назначен Людвиг Коза, а штурманом полка Михаил Минка. Интересна судьба командира 2-го чехословацкого истребительного авиационного полка майора Ивана Галузицкого. Родом он из Моравии. Участвовал в боях в словацкой авиачасти против Красной Армии, хотя сам лично боевых вылетов не имел. Дрался в Словакии. Потом отдал летчикам приказ о переходе на сторону Красной Армии. Сам перелетел на аэродром под Львов. Туда же был переброшен весь летно-технический состав в количестве двухсот пятидесяти человек. Его заместитель Иозеф Стенглин после оккупации фашистами Чехословакии перебрался через Польшу во Францию и в составе французской эскадрильи сбил восемь гитлеровских самолетов. Когда немцы захватили Францию, он перелетел в Алжир, затем в Англию, где сбил еще два фашистских самолета. Потом попал в Канаду, где работал инструктором летной школы. А в 1943 году возвратился в Англию и командовал эскадрильей в чехословацком полку. 4 апреля 1944 года он прибыл в СССР и во главе эскадрильи храбро сражался против немцев. \382\ За доблесть и мужество Иозеф Стенглин награжден орденом Красного Знамени. Командир 3-го чехословацкого штурмового авиационного полка майор Микулаш Гулянич, родившийся в закарпатской Украине, прошел не менее тернистый, чем его коллеги. В период формирования дивизии к нам на фронт приезжали Клемент Готвальд, генерал Людвиг Свобода, а также представитель лондонского правительства Нежборский. Он привез с собой генерала Слезак, которого прочили командиром дивизии. Мы знали, что Слезак близок к кругам президента, всецело разделяет его взгляды и вряд ли заинтересован в том, чтобы в Чехословакии был установлен демократический строй. Мы же на должность комдива предложили Будину. Словак по национальности, он пользовался уважением среди летчиков. В беседе с Клементом Готвальдом я изложил точку зрения советского командования и сказал, что мы будем настаивать на кандидатуре Будины. Готвальд согласился. Комиссаром назначили чеха Когоута. Вскоре после сформирования авиационной дивизии в Мукачево состоялся съезд национальных комитетов. Какие жаркие дебаты разгорелись там по поводу будущего Чехословакии! Накануне из Лондона прибыл Немец - уполномоченный эмигрантского правительства. Он без зазрения совести начал вести провокационную политику, подстрекал чешских государственных деятелей не подчиняться советским военным властям, стремился оттеснить словаков на второй план. В связи с этим Немецу и сопровождавшим его лицам было предложено в трехдневный срок покинуть Закарпатскую Украину. Вопрос о будущем Чехословакии был решен в Москве, во время переговоров различных политических групп, которые проходили под председательством К. Готвальда. Помню, как рады были делегаты Словацкого Национального Совета - Шрабор, Урсина, Новомесный, Гусина и другие. - Отныне словаки признаны таким же полноправным народом, как и чехи, - говорили они. Нам, гражданам многонациональной семьи советских народов, где давно восторжествовала ленинская политика равноправия, было как-то странно слышать споры о том, \383\ имеют или не имеют право словаки быть во всем наравне с чехами. Но факт остается фактом - национальный вопрос в Чехословакии был решен только после освобождения страны Красной Армией. Мы от души поздравили словаков, пожелали им занять достойное место в своем государстве, за которое они вместе с нами проливали кровь. В марте 1945 года создается новое правительство под председательством Фирлингера, бывшего посла Чехословакии в Советском Союзе. В него вошли Готвальд, Давид, Шрамик, Урсина, Широкий и другие видные государственные и политические деятели Словакии. Министром обороны стал Людвиг Свобода. Недалеко от тех мест, где дислоцировались наши части, находился лагерь смерти Освенцим. Мне приходилось не раз выступать с докладами о зверствах гитлеровцев, массовых убийствах мирных советских граждан в Бабьем Яру, белорусских концлагерях, под Ростовом. Но сам я не был на этих фабриках смерти. А когда увидел Освенцим, был потрясен до глубины души. Ряды колючей проволоки на унылых бетонных столбах, серые вытянувшиеся строго по линейке бараки, в которых томились обреченные на гибель люди. Кирпичная труба над крематорием, сожравшим тысячи человеческих жизней... Мы осмотрели газовые камеры, куда под видом банных процедур сгоняли узников. На миг воображение нарисовало картину агонии обреченных, донесло из небытия душераздирающие крики умиравших за толстыми стенами душегубок. В бараках на нарах мы видели чудом уцелевших узников. Их не успели еще отправить в госпитали, и они лежали недвижимо - живые скелеты, обтянутые тонкой мертвенно-землистой кожей. Нам показали склады, в которых были свалены в огромную кучу детские ботинки, штанишки и платьица. А рядом волосы - черные, белые, русые. В другой комнате на цементном полу валялись человеческие челюсти с выбитыми зубами, женские туфли, детские тапочки, мужские башмаки, расчески, пуговицы.., Я смотрел на все это, и мне казалось, что кровь застыла в моих жилах. Чудовищная, садистская жестокость \384\ фашистских палачей взывала к мщению. За годы войны я видел немало ужасов, но все ранее виденное меркло перед страшным Освенцимом. В Освенцим съездили многие наши политработники командиры, сержанты и солдаты. Некоторые написали об этом родным, близким и знакомым. О зверствах фашистов и беспощадной ненависти к ним авиаторы говорили на полковых и батальонных собраниях. На одном из них механик самолета сержант Шевченко заявил: - Немцы убили моего отца, замучили мать, расстреляли брата и двух сестер. Теперь, когда я посмотрел лагерь в Освенциме, никакая сила не в состоянии удержать меня от мщения. Смерть фашистским палачам! В войну бытовало изречение: "Чтобы победить врага - надо научиться ненавидеть его всеми силами своей души". Посещение Освенцима было лучшей школой воспитания такой ненависти. Это было самое высокое чувство, не покидавшее наших людей до самого дня победы. Легко было понять жителей польских сел и городов, которые со слезами благодарности встречали наших воинов. Ведь это они, советские солдаты, спасли многих узников от лагеря Освенцим от неминуемой гибели, освободили польский народ от гитлеровского порабощения. После небольшого перерыва войска 4-го Украинского фронта снова перешли в наступление. 565-му штурмовому авиационному полку было приказано поддержать атаку нашей пехоты. За десять минут до рассвета на задание ушел один из лучших разведчиков дивизии - старший лейтенант Новиков. Вскоре он вернулся и доложил: - К переднему краю немцев идет подкрепление. Видимость по маршруту хорошая. Началась артиллерийская подготовка, и командир полка подал сигнал: - По машинам! Один за другим штурмовики начали подниматься в небо. Согласно таблице взаимодействия самолеты должны появиться над целью через десять минут после окончания артподготовки. Когда в утреннем небе растаял гул самолетов 565-го полка, на аэродроме загудели моторы другой части. Боевые вылеты были спланированы с таким \385\ расчетом, чтобы все время держать противника под прицелом с воздуха. Темп наступления наземных войск стал совсем иным, чем в Карпатах. Обстановка на поле боя менялась стремительно. Это усложнило действия штурмовиков. Порой им приходилось самостоятельно искать объекты для атак и строго следить, чтобы не ударить по своим. На земле самолеты почти не задерживались. Механики и оружейники быстро заправляли их горючим, подвешивали бомбы, снаряжали патронами - и снова в воздух. За первый день наступления силами только двух полков было произведено двести пятнадцать вылетов. Помню, как старший лейтенант Брюханов, возглавлявший пару штурмовиков-охотников, рассказывал: - В одном месте мы обнаружили отступавшую колонну врага - примерно сто машин и столько же повозок. Местность сильно пересеченная, объезды затруднены. Мы зашли с головы колонны и залпами реактивных снарядов подожгли несколько машин. Образовалась пробка. Именно этого мы и хотели. Заходили на штурмовку до тех пор, пока не кончились боеприпасы. Фотоснимки подтвердили: штурмовики поработали отлично. По мере продвижения наземных войск вперед возрос и объем боевой работы авиации. Удары наносились по железнодорожным станциям, автоколоннам, по выдвигавшимся из неприятельского тыла резервам. Нам стало известно, что противник перебросил с запада несколько авиационных частей и в срочном порядке перегруппировывает свою истребительную авиацию. Требовалось принять необходимые меры. Штабам корпусов и дивизий было предложено организовать тщательную разведку вражеских аэродромов, пересмотреть и усилить всю систему воздушного наблюдения, оповещения и связи, проверить и привести в полную боевую готовность все средства ПВО, рассредоточить самолеты и другие машины, замаскировать штабы, командные пункты, узлы связи. Вскоре мы убедились в усилении активности вражеской авиации. Для уточнения некоторых вопросов операции к командующему 2-й воздушной армией генерал-полковнику авиации Красовскому на самолете По-2 вылетел командир \386\ 8-го штурмового корпуса Нанейшвили. Самолет вел старший лейтенант Агаджабов, который уже несколько раз летал по этому маршруту, и генерал-лейтенант ни на минуту не сомневался, что в пути будет все в порядке. И вот случилось непредвиденное. По самолету ударила пулеметная очередь. Спасение было только в одном - как можно быстрее терять высоту: у земли не страшны атаки "мессершмиттов" и зенитный огонь. Самолет сделал крутой вираж и начал снижаться. Уже перед самой посадкой По-2 сильно тряхнуло, и летчик едва сумел приземлить его. Нанейшвили вылез из кабины и осмотрел основательно потрепанный самолет. Агаджабов оставался в машине. - Что с тобой, дорогой? - участливо спросил генерал. - Ранен в живот... Нанейшвили вытащил летчика из кабины и бережно опустил на землю. В это время впереди самолета разорвался снаряд. Генерал нагнулся, прикрыв собой раненого Агаджабова. Потом разорвался второй снаряд, заухали мины. Передний край обороны противника находился в трехстах метрах, и немцам не составляло особого труда корректировать огонь. Нанейшвили взвалил летчика на плечи и поспешил в сторону наших войск. Осколком снаряда обожгло ногу, и генерал упал. Но оставаться под губительным огнем было опасно, и он пополз, волоча за собой Агаджабова. Вскоре кровь залила унты и силы оставили его. Эта трагедия развернулась на глазах наших пехотинцев. Командир 134-го Львовского стрелкового полка немедленно выслал на ничейную полосу двух разведчиков. Одного из них убило, второй возвратился и доложил, что неподалеку от самолета лежат генерал со Звездой Героя и летчик. За ними тут же была отправлена группа солдат и сержантов во главе с офицером. Минометчики и артиллеристы открыли заградительный огонь. Нанейшвили и Агаджабова отправили в госпиталь, но летчик по дороге скончался. На второй день я разыскал госпиталь, где находился генерал. - Раны не опасные, но выпишем Владимира Варденовича не скоро: он потерял много крови, - объяснил мне главный врач. \387\ Я зашел в палату, где лежал Нанейшвили, и он рассказал, что с ним произошло. - Жаль Агаджабова... Скончался, - и он углом простыни вытер глаза. - А какой парень был! Тяжело раненный, сумел посадить самолет. - Мы уже распорядились, чтобы Агаджабова перевезли в ваш корпус и похоронили со всеми воинскими почестями, - сказал я Владимиру Варденовичу. - Спасибо, дорогой, - поблагодарил Нанейшвили. - Скажите Жданову, чтобы летчики были осторожны. Немцы в воздухе, как и на земле, еще не добиты. Владимира Варденовича отправили в Москву. Но он настоял на том, чтобы его выписали из столичного госпиталя раньше времени, и возвратился на фронт. А вот еще один случай, подтвердивший усиление активности действий вражеской авиации. На бомбардировку отступавшей колонны противника вылетели пять самолетов под командованием Алексея Апсова. В районе цели летчики заметили группу фашистских истребителей. Апсову предложили с земли уклониться от встречи, уйти в зону ожидания. Но он приказал экипажам поплотнев сомкнуться, чтобы дружным огнем отразить атаку, вывел самолеты на цель и сбросил бомбовый груз. Однако на обратном пути ему не удалось избежать встречи с противником. Девятка "мессершмиттов" бросилась на группу бомбардировщиков. Завязался бой. Наши экипажи едва успевали отстреливаться. И вдруг они услышали голос: - Не робей, братцы! Я прикрою. Это подоспел на своем истребителе командир эскадрильи гвардии капитан Сергей Ясанис, возвращавшийся с боевого задания. Он атаковал четверку "мессеров". Теперь экипажам было уже несколько легче. Выбрав удобный момент, воздушный стрелок Павел Пещеров выпустил длинную очередь по приблизившемуся "мессершмитту" и сбил его. Святое воинское правило - выручать товарищей из беды - помогло нашим воинам одержать победу. Я много рассказывал о товарищеской верности, но не могу не сказать еще об одном эпизоде, который произошел на заключительном этапе войны. Группа штурмовиков под командованием гвардии старшего лейтенанта Степанищева произвела налет на \388\ вражеский аэродром. На земле бесновались зенитки. Один из снарядов попал в мотор самолета ведущего. Машина загорелась. Дотянуть до своих не было никакой возможности, пришлось садиться в поле. Ведомый Степанищева гвардии младший лейтенант Павлов тут же передал по радио товарищам: - Иду спасать командира, прикройте, - и направил свой самолет к земле. Вот он уже рядом с машиной Степанищева, кричит ему: - Быстрее в кабину стрелка! На глазах у растерявшихся гитлеровцев самолет, подпрыгивая на неровностях, взмыл ввысь. За этот подвиг Павлову было присвоено звание Героя Советского Союза. На заключительном этапе войны летчики как бы соревновались друг с другом - кто больше уничтожит самолетов, танков, орудий, живой силы противника. По указанию политотдела армии в частях на каждого воздушного бойца завели лицевой счет. Вот, например, выписка из лицевого счета комсомольца лейтенанта Александра Звягина. Он уничтожил 24 танка, 53 автомашины, подавил 5 артбатарей, поджег 37 наземных объектов. За образцовое выполнение воинского долга Звягин был награжден пятью орденами. Особенно интенсивно работали при наступлении штурмовики. Они прокладывали пехоте путь вперед, подавляли мешавшие ее продвижению огневые точки. Недаром эти самолеты гитлеровцы прозвали "черной смертью". В один из весенних дней 1945 года части 52-го стрелкового корпуса после артиллерийской подготовки поднялись в атаку. Но их тут же придавил к земле орудийный огонь с северо-западной окраины местечка Бельско. Атака захлебнулась. Через офицера наведения на пункте управления авиацией комкор попросил помощи: - Пехота не может поднять головы. Пришлите "илы". В воздухе находились четыре группы штурмовиков во главе с майором Мезенковым, капитаном Кизюн и лейтенантами Евтигиным и Яковлевым. Пункт управления перенацелил их по радио на новый объект. - Вас поняли,-ответили ведущие и взяли курс на местечко Бельско. На артиллерийские и минометные батареи противника обрушились двадцать "черных смертей" и полностью вывели их из строя. Пехота поднялась, продвинулась \389\ вперед почти на пять километров и заняла деревни Галцнув и Липник Гурны. Командир корпуса в тот же день прислал на имя Жданова телеграмму и просил объявить благодарность всем летчикам, участвовавшим в бою. С такой же отвагой дрались и истребители. Вот телеграмма командующего 38-й армией генерал-полковника Москаленко, присланная на имя командира 10-го истребительного авиакорпуса генерала Головни: "Ваши летчики работали отлично. Над полем боя дважды проведены воздушные бои. Два "лавочкиных" дрались с восьмеркой Ме-109 и один - с девятью ФВ-190. Летчики показали образцы мужества и искусства ведения воздушного боя с превосходящими силами противника. За отличные действия объявляю им благодарность и желаю дальнейших боевых успехов". Особенно упорные бои развернулись за Моравску Остраву. Этот город сами чехи называли стальным сердцем республики, ее сталелитейной и каменноугольной базой. Понятно, что его обороне гитлеровцы уделяли особое внимание. Сюда было стянуто восемнадцать пехотных, несколько танковых и моторизованных дивизий. Фельдмаршал Шернер приказал удерживать Моравску Остраву до последнего солдата. Наши воздушные разведчики почти ежедневно появлялись над этим промышленным районом и внимательно следили за всеми изменениями в обороне противника. На штабных картах появлялись все новые и новые объекты, которые предстояло уничтожить с воздуха. Но к началу операции погода испортилась. Густой туман, перемешанный с дымом от заводских труб, опустился почти над самой землей. - Товарищи летчики, - обратился к нам по телефону командующий фронтом Петров. - Знаю, что погода нелетная. Приказывать не могу. Но я прошу вас помочь. Атака пехоты захлебывается. Противник ведет убийственный огонь. Когда разговор закончился, Жданов подошел к окну, за которым клубился белесый туман, и задумался. Лететь в такую погоду очень рискованно. - Но ведь и там люди идут на смерть, - говорю командующему. - Надо помочь. Жданов вызвал к телефону командира 227-й штурмовой \390\ дивизии Лебадного и передал ему просьбу командующего фронтом. - Посылайте. Только добровольцев, - подчеркнул он. - Самых опытных. И таких людей нашлось больше чем надо. Уговаривать никого не приходилось. В этот день два экипажа не вернулись с задания, третий разбился во время посадки, но боевую задачу штурмовики выполнили. Наутро погода прояснилась. Летчики повеселели. Мощным гулом наполнились аэродромы. Самолеты, волна за волной, уходили туда, где пехота пробивала брешь во вражеской обороне. Наряду с нашими отличились и чехословацкие летчики. Их дивизия трижды упоминалась в приказах Верховного Главнокомандующего. 30 апреля Моравску Остраву взяли штурмом. Путь на Прагу был открыт. С ее освобождением мы связывали сроки окончания войны. На других фронтах события тоже развивались успешно. Красная Армия вплотную приблизилась к Берлину, и со дня на день все ожидали его падения. Это воодушевляло воинов. 4-му Украинскому фронту противостояли силы 1-й танковой армии противника, занимавшей так называемый оломоуцкий выступ. Его ликвидация была возложена иа войска нашего фронта, взаимодействовавшие с правофланговыми частями 2-го Украинского фронта. Генерал армии А. И. Еременко, назначенный вместо И. Е. Петрова, сосредоточил основные усилия в полосе 60-й и 38-й армий. Мы располагали тогда более чем 600 самолетами и оказывали наземным войскам немалую помощь. Чувствуя, что наступавшие вот-вот отрежут 1-ю танковую армию, гитлеровское командование отдало приказ оставить оломоуцкий выступ и отступить на запад. 5 мая стало известно, что пражане восстали против оккупантов. На улицах города появились баррикады. Командующий фронтом приказал мне послать на столичный аэродром Чехословакии два самолета-разведчика и узнать, есть ли там авиация. Ведущим я назначил штурмана 1-й чехословацкой авиационной дивизии майора Рипла. Возвратившись, летчики доложили, что противника на аэродроме нет. Стало ясно: еще один сокрушительный удар - и с фашистской Германией будет покончено. Следуя за \391\ наступавшими войсками, штаб нашей армии переместился в город Пардубице под Прагой. События на фронтах развивались стремительно. Бои шли на улицах Берлина. Не выключая радиоприемников, мы с нетерпением ждали особо важных известий. И вот слышим знакомые позывные, а следом взволнованный голос Левитана: "Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза..." По-юношески стремительно в мой кабинет вбежал Василий Николаевич Жданов. - Победа, Андрей Герасимович, победа! Слышал?! - восторженно произнес он и обнял меня. Я хотел было позвонить в корпуса и дивизии, чтобы сообщить о долгожданном, радостном известии, но командующий взял из моих рук трубку и сказал: - Не надо. Везде есть радио. Посмотри лучше, какое торжество царит на улице! Мы открыли окно. Над домами взлетали ракеты, в ночном небе сверкали лучи прожекторов. Слышались громкие возгласы "ура". Люди салютовали победе из всех видов оружия, подбрасывали вверх головные уборы, обнимались, качали друг друга, улыбались и плакали от радости. Свершилось то, к чему мы стремились почти четыре года, за что заплатили великими жертвами. Победа! - Слава советскому оружию! Воинам нашим - слава! - восклицали подоспевшие начальник штаба армии Зотов, другие офицеры и генералы, разливая коньяк в первые попавшиеся под руку посудины. Выходим на улицу. К нам приближаются улыбающиеся чехи. Наперебой приглашают к себе домой, обнимают, целуют нас. - Друзи, друзи, победа! Звучат песни, тренькают гитары, мандолины, лихо, по-русски, заливаются гармошки. Трещат выстрелы из винтовок, автоматов, пистолетов, ракетниц. Впечатление такое, будто идет великое сражение. Все перемешалось: смех, крики, русская, украинская, чешская, польская речь. Люди поют, и тут же, на мостовой, лихие танцоры отбивают каблуками цыганочку, барыню. Солдаты в стремительном хороводе кружат женщин. Все, что было скрыто в тайниках сердца долгие годы, теперь разом выплеснулось наружу и заполонило городские улицы и площади. \392\ Раздался колокольный звон. Где-то недалеко церковный сторож решил, видимо, по-своему выразить радость победы - поднялся на звонницу и огласил ликующий, сверкающий огнями город величественным перезвоном колоколов. А наутро над воротами, балконами, на крышах домов вспыхнули красные флаги, поперек улиц протянулись транспаранты, прославлявшие на чешском и русском языках нашу армию, армию-освободительницу. Стихийно возникли демонстрации. Чехи осыпали советских воинов цветами, угощали вином, пивом, дарили сувениры. Я сел в машину и поехал в полки. Хотелось вместе с летчиками, штурманами, инженерами, техниками, механиками разделить радость победы над врагом. Но вот мы узнали, что на всех фронтах война закончилась, враг сложил оружие, а для 4-го Украинского фронта и нашей воздушной армии она еще продолжалась. Большая, довольно сильная группировка фашистских войск под командованием Шернера отклонила требование советского командования о капитуляции и продолжала юго-западнее Праги отчаянно сопротивляться. Положение противника было безнадежным, ни на какую помощь рассчитывать он не мог, но тем не менее, истекая кровью, дрался с тупым и злобным упрямством. 10 мая на подавление шернеровской группировки были брошены крупные силы наземных войск, поддержанные штурмовиками и бомбардировщиками. Если враг не складывает оружия, надо принудить его к этому силой. Приезжаю в один из полков, говорю командиру: - Пехотинцы просят нанести удар по артиллерийской батарее фашистов. Она мешает продвижению вперед. Соберите командиров эскадрилий и выясните, кто добровольно может выполнить это задание. - Я могу, - заявил комэск Мечетнер. Такое же желание высказали и другие командиры эскадрилий. - Прошу это задание оставить за мной, - уже настойчивее попросил Мечетнер. - Если что случится - я один. Отца, мать и жену расстреляли немцы... Комэска Мечетнера в полку уважали все летчики. В каких только переделках за время войны он не побывал! Как только выдавалось трудное, опасное задание, он шел, не раздумывая, первым. \393\ Мечетнер снял с себя ордена, чего раньше никогда не делал, вытащил из кармана документы, передал их товарищам и сказал: - На всякий случай... Видимо, чуяло сердце храброго летчика, что вернуться ему уже не суждено. Прощально взмахнув рукой, он закрыл над головой фонарь, вырулил на старт и ушел в небо. Позже пехотинцы рассказывали: самолет появился над позициями гитлеровцев и сбросил несколько бомб. Потом сделал новый заход и выпустил по батарее реактивные снаряды. Вся зенитная оборона противника сосредоточила огонь по храбрецу. Но самолет не торопился покидать цель. Он перешел в пике. Видно было, как к земле потянулись огненные линии. Потом машина вдруг вспыхнула и, не выходя из пикирования, врезалась в землю. Раздался глухой взрыв, над местом падения взвились багровые клубы дыма... Не стало еще одного смелого летчика, который погиб на второй день после победы. К дому, который занимал в Пардубице член Военного совета фронта, примыкал большой тенистый сад. В нем росли яблони, груши, виноград. На деревьях уже успела распуститься листва, и воздух казался настоянным на медвяных запахах благоухающей зелени. Только что закончился банкет, устроенный Военным советом фронта по случаю разгрома остатков группы Шернера. Лев Захарович пригласил нас, политработников, к себе в дом, потом провел в сад и, выбрав широкую, покрытую изумрудной зеленью поляну, прилег на ней. Мы последовали его примеру. Тихо, солнечно, мирно. Не надо думать о боях - они в прошлом. - Как хорошо, друзья! - нарушил покой Мехлис. - Вчера еще бушевала война, и вот ее нет. Мы разгромили фашизм - страшное порождение империализма. Он приподнялся на локтях, надкусил сорванную травинку и мечтательно, ни к кому не обращаясь, стал говорить о том, что, видимо, уже давно занимало его мысли. Я хорошо помню этот разговор о будущем, о необходимости совершенствовать армию, оснащать ее новой \394\ техникой и оружием, ни в коем случае не ослаблять бдительности, ибо, пока существует империализм, будет существовать и угроза новой мировой войны. Мехлис говорил, что роль политработников в перестройке армии очень велика. Надо убеждать людей, разъяснять им значение новых задач. Люди рвутся домой, им надоела война. Однако многим из них придется остаться за пределами Родины, чтобы стоять на страже свободы и независимости стран новой демократии. Далее речь шла о том, что надо хорошо позаботиться о людях, создать нормальные условия жизни, учебы, досуга, взять на учет всех, кто по каким-либо причинам не отмечен наградами, привести в порядок места захоронения погибших. Десятки проблем, которые в ходе боевых действий порой отодвигались на второй план, сейчас приобретали особую остроту. - Одним вам справиться не под силу, - говорил Мех-лис. - Мобилизуйте все усилия партийных, комсомольских организаций. Солнце уже перевалило за полдень, а беседа все продолжалась. Нам было о чем поговорить на рубеже таких величайших контрастных явлений, как война и мир. Слишком дорогой ценой досталась нам победа, чтобы не думать о сохранении завоеванного мира. ПРИМЕЧАНИЯ {1} Подразумевается Леваневский. - Hoaxer. Список иллюстраций 01. Рытов Андрей Герасимович 02. П.В. Рычагов 03. Г.П. Кравченко 04. А.С. Благовещенко 05. И.И. Колеух 06. Слева направо: К.Г. Вишневецкий, А.И. Покрышкин, Н.Е. Лавицкий, Д.Б. Глинка, Б.Б. Глинка, И.М. Дзусов, И.И. Бабак, Г.А. Речкалов. 07. Т.Т. Хрюкин 08. С.И. Руденко 09. Слева направо: П.П. Малышев, И.К. Самохин, В.К. Жданов, А.Г. Рытов, В.В. Нанейшвили. 10. А.З. Каравацкий 11. И.С. Полбин 12. Ф.И. Добыш 13. И.Л. Федоров 14. Я.И. Андрюшин 15. Н.Д. Лепехин 16. Н.В. Пивнюк 17. Н.С. Мусинский 18. Генерал армии И.Е. Петров в районе боевых действий на Карпатах. 19. Людвиг Свобода на аэродроме 1-й чехословацкой авиадивизии. Слева - А.Г. Рытов.