лается на дорогах между Демянском и Старой Руссой. Я немедленно позвонил командиру 33-го гвардейского штурмового полка: - Найдите добровольца, который мог бы вылететь на разведку. Только самого опытного. Минут через пять он доложил: - Есть такой. Младший лейтенант Девятаев. Он уже не раз бывал в том районе. - Хорошо. Посылайте. А когда вернется с задания, сразу же позвоните. Я понимал, на какое трудное и рискованное задание посылаю летчика. Но... без риска на войне не обойтись. Прошел час, пора бы уже вернуться Девятаеву, но телефон молчал. Наконец раздался звонок: - Вернулся. Все благополучно. Сел со второго захода. Посадку обеспечивали ракетами. Доставленные воздушным разведчиком сведения я сразу же передал командующему армией. - Так я и предполагал, - сказал oн. - Противник спешно перебрасывает из Старой Руссы резервы. Может быть, ударите по ним? Ох, сейчас это нужно! Звоню снова в 33-й штурмовой, прошу найти охотников ударить по колоннам на дорогах. - К вылету готовы все, - отвечает мне командир полка. - Сколько экипажей прикажете поднять? - Хотя бы четыре, но только самых лучших. - Понятно, будет сделано. Посланные экипажи пробились сквозь проклятый снегопад, нашли вражескую колонну и основательно ее потрепали. - Вот за это спасибо, - поблагодарил командующий 11-й армией, - А мы тоже не стоим на месте. Сегодня освободили деревни Кукуй, Малое Стрешнево, Высокое, Городилово. На третий день наступления погода немного улучшилась, и наши аэродромы сразу же ожили. Поднимая снежную пыль, самолеты один за другим стали уходить на задания. Особенно много работы в тот день выпало на долю 243-й штурмовой авиадивизии. Мощным артиллерийским \247\ и минометным огнем противник прижал нашу пехоту к земле. С земли обнаружить хорошо замаскированные огневые точки было невозможно. И от командующего 11-й армией поступила очередная просьба: - Особенно нам надоедает батарея, упрятанная где-то вот здесь, - указал он пальцем место на карте. Это был лесной массив. - Прикажите разыскать ее и подавить. - Пошлите Васильчикова, - приказываю по телефону командиру авиационной дивизии. - Он с этим заданием справится. Гвардии старшему сержанту Владимиру Васильчикову мне незадолго до наступления довелось вручать орден Красного Знамени. Он со своей группой отличился при штурмовке вражеского аэродрома. Преодолев огневой заслон, "илы" сожгли тогда четыре Ю-52. При возвращении Васильчикову пришлось вступить в бой с вражескими истребителями. Одного "мессершмитта" он сбил. 35 штурмовок произвел к тому времени старший сержант, возглавляя группы, и не потерял ни одного самолета. Это был храбрый и умелый летчик. На задание Васильчиков вылетел во главе пятерки штурмовиков. Разыскав на опушке леса вражескую батарею, он повел группу в атаку. Сначала "илы" сбросили бомбы, а потом начали косить гитлеровцев из пулеметов. Затем Васильчиков обнаружил еще одну батарею. И эту штурмовики уничтожили четырьмя заходами. Артиллерийский огонь противника заметно ослаб. Наша пехота снова устремилась вперед. С передового командного пункта мне передали по телефону: "Группа работала отлично". Похвала была заслуженной. Пятерка Владимира Васильчикова на обратном пути обстреляла большую колонну автомашин с пехотой. Другие группы в тот же день уничтожили немало танков и артиллерийских орудий, разрушили 11 блиндажей, взорвали несколько складов с боеприпасами. Особенно отличились штурмовики, ведомые лейтенантами Фроловым и Кочетковым и старшим лейтенантом Калистратовым. Недаром штурмовик прозвали летающим танком. Своими точными и мощными ударами "илы" хорошо помогали своей наступающей пехоте. Действуя в основном с \248\ малых высот, они уничтожали врага не только бомбами, но и огнем бортового оружия. Кроме "илов" в штурмовках участвовали и самолеты По-2. Например, командир эскадрильи капитан А. П. Еро-феевский точными попаданиями бомб взорвал вражеский бензосклад. Отблески пожарища были хорошо видны даже с нашего аэродрома. Африкана Платоновича я знал хорошо. Скромный, подтянутый, с пышными черными усами на красивом волевом лице, он отличался еще и веселым характером, любил петь. Эта кажущаяся беззаботность сочеталась в нем с твердой волей, исключительной смелостью. На своем По-2 он совершил более 200 боевых вылетов, уничтожил немало живой силы и техники врага. В ноябре 1944 года ему присвоили звание Героя Советского Союза. В составе войск Северо-Западного фронта сражалась Латышская стрелковая дивизия, которая пользовалась большой боевой славой. Она была сформирована в 1941 году, участвовала в боях под Москвой, освобождала Наро-Фоминск и Боровск. У нас, на Северо-Западном фронте, героически сражалась под Старой Руссой и Великими Луками. 70 процентов ее бойцов составляли добровольцы, среди которых было немало ветеранов, отстаивавших Советскую власть еще в годы гражданской войны. Это - командир соединения Я. Вейкин, Д. Бранткалп, Э. Бирзит, П. Матисон, Я. Кинтслер, Р. Варкали, Ф. Фридрихсон, Я. Мельбарт, Э. Фельдман. В дивизию часто приезжали секретарь ЦК Латвийской ССР Я. Э. Калнберзин и председатель Совета Министров республики Вилис Лацис. Они проводили большую организаторскую и политическую работу. В январе 1942 года Латышская стрелковая дивизия вошла в состав 1-ой ударной армии. Она участвовала и в окружении, и в разгроме демянской группировки. Особенно запомнились мне бои в районе Ногатина. Когда я прибыл к Яну Вейкину, чтобы организовать взаимодействие, он принял меня как родного. Командир хорошо знал обстановку, на его карте были точно указаны все опорные пункты противника. Наши штурмовики немедленно занялись их обработкой. Я. Вейкин остался очень доволен их действиями. Активно поддерживаемые с \249\ воздуха, его пехотинцы уверенно пошли вперед и глубоко вклинились во вражескую оборону. - Приезжайте после войны в Ригу, - сказал мне комдив на прощание. - Там будем праздновать победу. 5 октября 1942 года соединению было присвоено наименование гвардейского. Оно стало называться "43-я гвардейская латышская стрелковая дивизия". В 1944 году гвардейцы, действуя в составе 130-го латышского стрелкового корпуса, подошли к границам своей республики и участвовали в освобождении всей Прибалтики. Один из ветеранов этого соединения, участник гражданской войны Петр Юрьевич Залинь, после очередного ранения оказался в нашем госпитале. Вылечившись, он остался у нас, поскольку его дивизия ушла на другой фронт. Старого коммуниста, опытного политработника назначили заместителем командира 7-го района авиационного базирования но политической части. И не ошиблись. Петр Юрьевич вкладывал в работу всю душу, проявил незаурядные организаторские способности. Он пользовался большим авторитетом как у начальников, так и у подчиненных. 18 февраля погода улучшилась, и в боевую работу включились истребители. Они сопровождали на задания штурмовиков и бомбардировщиков, патрулировали над полем боя, прикрывая с воздуха наступающую пехоту. В небе днем и ночью неумолчно гудели моторы. Такого большого количества самолетов здесь и у нас, и у неприятеля раньше не было. Из-под Ленинграда и с Волховского фронта гитлеровцы перебросили сюда несколько истребительных и бомбардировочных частей, входивших в состав воздушного флота Ритгофена. На наш фронт, в частности, прибыла 54-я истребительная эскадра подполковника Траутлофта, укомплектованная отборными асами. Обычно противник бросал ее туда, где ему приходилось особенно туго. Они летали на истребителях "Фокке-Вульф-190", считавшихся неуязвимыми. Но наши опытные бойцы, как уже знает читатель, поснимали с них мишурную позолоту. И вот они снова против нас. Из разведывательных сводок я знал о волчьих повадках фашистских асов и через свой штаб передал в части \250\ соответствующее предостережение и рекомендации. Они были адресованы прежде всего молодым летчикам, которыми непрерывно пополнялись полки. Новый фашистский самолет был силен на вертикалях, но лишался своих преимуществ, когда боевое маневрирование совершалось в горизонтальной плоскости. Молодежи следовало знать об этом. 18 февраля четверка наших истребителей, барражировавшая над передним краем, встретилась с шестью вражескими. Советские летчики, которыми командовал гвардии старший лейтенант Смирнов, несмотря на неравенство сил, провели этот воздушный бой успешно. Они сбили три фашистских самолета. Здесь проявились опыт и мастерство ведущего, сумевшего навязать фашистским асам поединок на малой высоте. Я хорошо знал Героя Советского Союза Алексея Смирнова, дважды вручал ему ордена. Забегая вперед, скажу, что только на Северо-Западном фронте он уничтожил 20 неприятельских самолетов. За время войны он довел эту цифру до 34 и в феврале 1945 года был удостоен второй медали Золотая Звезда. Крестьянский парень из деревни Пальцево Калининской области вырос в искусного воздушного бойца, стал грозой даже для самых опытных фашистских асов. 19 февраля воздушная разведка донесла, что противник начал отходить из района Демянска на запад. Доложив об этом командующему фронтом, я тут же приказал штурмовикам и истребителям перенести свои удары на отступающие колонны. Для борьбы с нашей авиацией не-мецко-фашистское командование посылало все новые и новые группы самолетов. В воздухе то и дело завязывались жаркие схватки. Преследование врага начала 34-я армия (командующий генерал-лейтенант А. И. Лопатин), а 20 февраля перешла в наступление 53-я армия (командующий генерал-майор Е. П.. Журавлев). 11-я армия продолжала бои в районе Рамушевского коридора, который непрерывно сужался. К 28 февраля войска фронта вышли к р. Ловать. 20 февраля советские летчики-истребители одержали крупную победу. Сражаясь вчетвером против многочисленной группы "фоккеров", "юнкерсов" и "мессеров", они сбили пять самолетов противника и не потеряли ни одного своего. \251\ Вот что рассказал об этом поединке командир группы майор Николай Магерин. "Нас было четверо, а немецких самолетов в несколько раз больше. Силы были далеко не равные, и все же решили атаковать. Я подал команду "Внимание!" и приблизился к самой кромке облаков. За мной последовали товарищи. Расчет был простой: фашисты нас не заметят, и мы нападем на них внезапно. Чтобы спутать врагу карты, я решил атаковать первую группу бомбардировщиков. Дистанция между ней и остальными небольшая. Стоит нарушить строй впереди идущих, и получится неразбериха. Выбрав удобный момент, подаю команду, правда не совсем обычную: "Бей фашистскую сволочь!" В первой же атаке я сбил флагмана. "Юнкере" задымил, перевернулся и вскоре врезался в землю. Малышевский и Заболотнов тоже сбили по "юпкерсу". Расчет наш оправдался: немецкие самолеты смешались, получилась каша. Бомбардировщики тут же начали освобождаться от груза и уходить в облака. Их бомбы на-крыли свои же войска. Потом схватились с немецкими истребителями. Их было двенадцать, нас трое. Царев, увлекшись, погнался за "юпкерсами". На Заболотнова сразу навалились шесть "фоккеров". Малышевский, подоспев на помощь товарищу, первой же очередью сбил "фокке-вульфа". Бой длился уже восемнадцать минут. Я дрался с "мессерами". Два из них, круто пикируя, стали уходить. Используя преимущество в высоте, я тоже устремился вниз и сбил еще одного. Разгром врага был полный". Я наблюдал за этим боем и, когда он окончился, объявил по радио благодарность всем летчикам. Николай Магерин был смелым и талантливым истребителем, о нем знал весь фронт. Коммунисты избрали его в партийную комиссию дивизии. Часть, в которой он служил, потом перелетела на другой фронт, и я надолго потерял из виду летчика. Встретился с ним только после войны. Магерин был уже полковником, потом стал генералом. 21 февраля, в последний день боев за Демянск, истребители нашей армии провели семь воздушных схваток, в которых уничтожили 13 самолетов врага. Такие же поединки происходили тогда и на других участках фронта. \252\ Младший лейтенант Логвинов сбил ФВ-190. По одному самолету записали на свой боевой счет старшие лейтенанты Хальзунов и Орехов, лейтенант Шишкин, младший лейтенант Гнатенко. Отважно сражались с десяткой "мессеров" старший лейтенант Гражданинов и его напарник старший сержант Давыдов. Их грозные атаки я видел сам. Выполняя горку, Давыдов заметил, что один из "мессеров" преследует Гражданинова. Ведомый тут же свалил свой истребитель влево и устремился к фашисту. Он настиг ею и с дистанции 100 метров выпустил длинную очередь. "Мессер" вспыхнул и врезался в землю. Набрав высоту, Давыдов заметил, что второй фашист заходит в хвост ведущему. Ведомый перевел самолет в пике, догнал и расстрелял врага. Боевой пыл вражеских истребителей начал остывать. Наши же "ястребки" атаковали их с нарастающей активностью. Старший лейтенант Гражданинов сбил третьего фашиста лобовой атакой со стороны солнца. Вдруг он услышал голос Давыдова: - Сзади нас три "мессера". Наша пара развернулась и пошла на сближение с противником. Тот не выдержал, стал отваливать. Но было поздно. Сначала Гражданинов, а затем его ведомый сбили еще по самолету. Всего они вогнали в землю пять вражеских машин. Вскоре выяснилось, что Гражданинов и Давыдов сражались с группой отборных летчиков. Командовал ею один из асов Германии - командир второй группы 54-й истребительной эскадры. Он оказался в числе сбитых, выбросился с парашютом, но приземлился на нашей территории, и его взяли в плен. - Еще не родился тот летчик, который бы мог со мной справиться, - заявил он. - А ваших я и сегодня трех свалил. - Ну и наглец, - сказал полковник Стороженко, когда ему перевели слова фашиста. - Ведь наши сегодня потеряли только один самолет. - А как вы объясните свое пребывание здесь, в плену? - с трудом сдерживая негодование, спрашиваю фашиста. - Случайность. Забыл взять с собой пистолет. \253\ - Врете! Пистолет был при вас, -одернул его начальник разведки Прусаков. - Вот он, - и положил на стол новенький "вальтер". - Вы трусливо выбросили его в снег и сразу подняли руки вверх, как только заметили советского солдата. Фашист, опустив голову, сник. Гражданинов и позже не раз участвовал в жарких воздушных схватках и одерживал победы. В 1943 году ему было присвоено звание Героя Советского Союза. В то время как истребители вели воздушные бои, штурмовики и бомбардировщики наносили удары по отступающим колоннам врага. 21 февраля только 70-й штурмовой полк уничтожил 37 автомашин на дорогах, 26 повозок, до двух рот пехоты. Одна машина, видимо, везла боеприпасы и от прямого попадания бомбы взлетела на воздух. 21 февраля сухопутные войска полностью очистили Демянский район и начали преследовать противника в Рамушевском коридоре. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Они оставили на деревьях множество "кукушек", которые вели огонь из автоматов. Они были обречены на верную гибель. Заснеженные леса и незамерзающие болота с опасными трясинами сильно затрудняли продвижение наших войск, мешали подтянуть артиллерию к шоссе, ведущему из Демянска в Старую Руссу. А просочившиеся сквозь вражеские заслоны лыжные батальоны и группы автоматчиков не могли, конечно, уничтожить многочисленные дзоты и пулеметные гнезда, густо рассеянные вдоль дороги. Требовалась помощь авиации. Но сначала пурга, а затем густой туман сковали ее на аэродромах. За три дня, пока стояла нелетная погода, основные силы полуокруженной немецкой армии успели выйти из демянского мешка по Рамушевскому коридору. Но выход этот стоил фашистам огромных потерь. Вот что сообщало Совинформбюро 1 марта 1943 года: "В сентябре 1941 года немецко-фашистским войскам удалось прорваться юго-восточнее озера Ильмень и занять силами 16-й немецкой армии район Залучье - Лычково - Демянск и далее на восток до берегов озер Велье и Селигер. В течение последующих 17 месяцев противник \254\ упорно и настойчиво стремился удержать за собой захваченный плацдарм и превратил его в мощный укрепленный район, назвав его "Демянской крепостью". Немцы рассчитывали использовать этот укрепленный район для развертывания удара на важнейшие коммуникации северной группы наших войск. За это же время указанный район неоднократно был ареной ожесточенных боев, в которых перемалывались немецкие дивизии. На днях войска Северо-Западного фронта под командованием маршала Тимошенко перешли в наступление против 16-й немецкой армии. В ходе боев наши войска, прорвав на ряде участков сильно укрепленную полосу противника, создали реальную угрозу двойного окружения немецко-фашистских войск. Противник, почувствовав опасность окружения, начал под ударами наших войск поспешное отступление на запад. За восемь дней боев наши войска, неотступно преследуя противника, освободили 302 населенных пункта, в том числе город Демянск и районные центры Лычково, Залучье. Очищена от противника территория площадью в 2350 квадратных километров. За восемь дней боев наши войска захватили в плен 3000 немецких солдат и офицеров. За это же время взяты следующие трофеи: самолетов - 78, танков - 97, орудий разного калибра - 289, пулеметов-711, а также большое количество боеприпасов и много другого военного имущества. Противник оставил на поле боя более 8000 трупов". К этому надо добавить, что за время пребывания в районе Демянска гитлеровцы только от действий авиации потеряли 345 самолетов, 1131 автомашину, 807 артиллерийских орудий, 136 разных складов. О напряженности боевой работы частей нашей воздушной армии в тот период красноречиво говорят и такие цифры. За период с 15 февраля по 18 марта нами совершено 9345 самолето-вылетов, израсходовано 1525 тонн боеприпасов (161 железнодорожный вагон), 3884 тонны (107 железнодорожных цистерн) горючего. С конца февраля 1943 года начался второй этап изгнания противника за р. Полнеть и борьба за освобождение древнего русского города Старая Русса. 3 марта в состав \255\ Северо-Западного фронта вошла 68-я армия под командованием генерал-лейтенанта Ф. И. Толбухина. 14 марта ее ввели в бой на стыке 11-й и 53-й армий. Борьба за Старую Руссу затянулась надолго. Выведя войска из демянского котла, немецко-фашистское командование приняло все меры, чтобы удержаться на рубежах рек Пола, Ловать, Редья, Полнеть. Эти естественные преграды были усилены многочисленными фортификационными сооружениями. Бездорожье, начавшаяся оттепель, туманы создали еще более благоприятные условия для противника. Располагая хорошими дорогами от Старой Руссы на запад, гитлеровцы успели перебросить в этот район крупные резервы. Три недели шли упорные бои на подступах к Старой Руссе. И только к концу дня 14 марта наши передовые части вышли к окраинам города, преодолев три мощных оборонительных рубежа на реках Пола, Ловать и Редья. За это время выделилось всего 6 погожих летных дней, и поэтому каждый из них мы старались использовать до предела. Вернувшись с задания, экипажи наскоро закусывали, пока заправлялись самолеты, и снова поднимались в воздух. Действия авиации во время боев на подступах к Старой Руссе отличались особой ожесточенностью. С обеих сторон в них участвовало большое количество самолетов. Немецкое командование теперь применяло авиацию массированно. По опыту Демянска оно поняло, что имеет дело с сильным и хорошо подготовленным воздушным противником, что время безнаказанных прогулок по советскому небу безвозвратно прошло. Вражеские бомбардировщики и здесь летали под мощным прикрытием истребителей. У истребителей нашей армии не было достаточного опыта борьбы с большим количеством самолетов. Поэтому воздушный бой, проведенный группой майора Н. Магерина, о котором я рассказал, изучался во всех деталях. В первый же летный день, 5 марта, наши истребители и штурмовики обратили внимание на то, что гитлеровцы появляются в воздухе только группами, насчитывающими не менее двух-трех десятков самолетов. Парами не летали \256\ даже истребители, одиночные "охотники" вообще но появлялись в небе. Из этого факта мы сделали вывод: надо срочно готовить летный состав к массированным действиям. Через начальника штаба армии я немедленно передал распоряжение подвести во всех истребительных и штурмовых частях итоги первого летного дня, а затем сформировать боевые группы, которые возглавляли бы наиболее опытные командиры эскадрилий и полков. Ведь гитлеровцы, как и накануне, могли снова поднять в воздух целые армады, чтобы воздействовать на нас хотя бы психически. Утром 7 марта на задание вылетело несколько групп наших истребителей. Они по-прежнему были немногочисленны, по 6-8 самолетов в каждой. Но ведущие шестерок и восьмерок договорились в любой момент по условному сигналу соединиться для совместных действий. Такая предусмотрительность оказалась не напрасной. Объединить усилия пришлось в первом же вылете. В 15 километрах южнее Старой Руссы над междуречьем Редьи и Полисти появилась большая группа вражеских самолетов - свыше 20 "юнкерсов" и 14 "фокке-вульфов". Они шли бомбить наши передовые части. В этом районе, на удалении примерно двенадцати километров друг от друга, барражировали две восьмерки наших "яков". Одну возглавлял майор Суриков, другую - старший лейтенант Муравьев. Первым заметил противника Муравьев. - Впереди меня более тридцати самолетов противника, - передал он Сурикову. - Действуй по плану, уничтожай "юнкерсов"). Пользуясь преимуществом в высоте, группа Муравьева разошлась попарно и одновременно с нескольких направлений обрушилась на вражеских истребителей. Завязался бой. В этот момент летчики Сурикова атаковали бомбардировщиков. В воздухе закружились 50 самолетов. Один за другим задымили и пошли к земле два "фоккера". Затем вспыхнули три "юнкерса". Строй бомбардировщиков распался, и они, стремясь быстрее освободиться от бомб, начали сбрасывать их в болото. Преследуя "юнкерсов", группа Сурикова расстреливала их с коротких дистанций. "Фокке-вульфы" же, скованные Муравьевым, никакой помощи оказать своим подопечным не могли. \257\ Бой длился всего 16 минут. Но за это короткое время противник потерял девять "юнкерсов" и четыре "фокке-вульфа". Находясь на вспомогательном пункте управления, я по командам и репликам, раздававшимся в динамике, следил за всеми перипетиями этой жаркой схватки. Меня радовали четкие и согласованные действия наших летчиков. Примерно через час завязался воздушный бой на другом участке фронта: 14 советских истребителей столкнулись с десятью "мессерами" и шестью "фокке-вульфа-ми". Нашу группу возглавлял капитан И. М. Холодов. На его попечении было 16 бомбардировщиков. Восьмерка "яков" следовала позади бомбардировщиков, осуществляя их непосредственное прикрытие, а шестерка, предназначавшаяся для борьбы с немецкими истребителями, держалась чуть в стороне и выше. Гвардии капитан Холодов давно зарекомендовал себя искусным и смелым бойцом. В составе 6-го истребительного авиакорпуса ПВО он защищал Москву. Там же ему присвоили звание Героя Советского Союза. Отвагу и мастерство он не раз показывал и на нашем фронте, успел сбить уже десяток вражеских самолетов. Однажды он, возглавляя четверку истребителей, вступил в бой с шестью "мессерами" и четырьмя "фокке-вульфами". Гитлеровская карусель крутилась то в вертикальной, то в горизонтальной плоскостях. Но вот у Холодова кончились боеприпасы. И как раз в этот момент один из "мессеров" зашел в хвост его машины. Еще минута, и он влепит порцию снарядов. Искусным маневром Холодов сначала вывернулся из-под удара, а затем плоскостью отрубил противнику хвост. Примеру командира последовал и лейтенант Коваль. Когда у него тоже кончились боеприпасы, он винтом отрубил стабилизатор "фокке-вульфу". Два тарана в одном бою! Известие о мужестве летчиков-истребителей в тот же день облетело все части воздушной армии. Но вернемся к последнему бою. Встретив в районе цели, к которой направлялись наши бомбардировщики, 16 вражеских истребителей, Холодов своей шестеркой связал их боем, а ведущему восьмерки приказал не ослаблять прикрытия. \258\ Когда экипажи бомбардировщиков уничтожили цель и легли на обратный курс, Холодов дал новое распоряжение: - Первой четверке продолжать сопровождение, второй - идти к нам на помощь. Теперь наших истребителей стало десять. Разница в соотношении сократилась. Но враг был уже измотан. Вот тут и началось его избиение! Прилетевший на домощь в составе четверки летчик Прокопенко с ходу поджег одного "мессера". Вскоре, почти одновременно, пошли к земле "мессершмитт", сбитый ведущим пары Анискиным, и "фокке-вульф", напоровшийся на огонь старшего лейтенанта Гарама. Ошеломленные стремительным ударом, фашисты начали по одному выходить из боя. Наши только того и ждали. Действуя парами, они настигали фашистов и расстреливали в упор. Противник был настолько деморализован, что перестал обороняться. Но преследовать его дальше наши не могли: подходило к концу горючее. Семь побед без единого поражения! Блестящий итог! Этот бой мы потом описали и документ разослали по частям, чтебы на опыте мастеров училась молодежь. В период упорных и тяжелых боев на Северо-Западном фронте добрую славу завоевали многие офицеры-летчики. Среди них: Герои Советского Союза командир истребительной авиаэскадрильи майор И. М. Дзюба, командир отряда ночных бомбардировщиков капитан Ф. Н. Орлов, заместители командира бомбардировочной и истребительной эскадрилий старший лейтенант И. В. Стружкин и капитан В. П. Погорелов, командиры штурмовых эскадрилий капитан В. С. Романенко и гвардии старший лейтенант Н. П. Кочетков, командир звена разведчиков старший лейтенант Г. Е. Бойко, командир и штурман звена бомбардировщиков старший лейтенант Д. В. Майский и старший лейтенант Плашкин. 18 марта 1943 года в газетах было опубликовано сообщение Народного комиссариата обороны о преобразовании ряда авиационных корпусов и дивизий Военно-Воз-душных Сил в гвардейские. Приятно было узнать, что "за проявленную отвагу в боях за Отечество с немецкими захватчиками, за стойкость, дисциплину и организованность, за героизм личного состава", как подчеркивалось в сообщении, \259\ этой чести удостоены и некоторые соединения нашей воздушной армии. 1-й истребительный авиакорпус (командир генерал-майор авиации Е. М. Белецкий) стал 1-м гвардейским, 239-я истребительная авиадивизия (командир полковник Г. А. Иванов) - 5-й гвардейской, 243-я штурмовая авиадивизия (командир полковник Г. А. Сухоребриков) -3-й гвардейской, 263-я бомбардировочная авиадивизия (командир полковник Ф. И. Добыш) - 4-й гвардейской. Вручение гвардейских знамен явилось большим праздником для личного состава. В торжественной обстановке командир каждого соединения и части преклонял колено перед святыней и целовал край полотнища. Авиаторы клялись высоко нести добытое кровью гвардейское знамя, приумножать в грядущих боях славу своего полка, дивизии, корпуса. \260\ БРАТСТВО Тысячами незримых нитей были связаны наши авиаторы со своим народом, с теми, кто, оставшись в тылу, делал все необходимое, чтобы приблизить победу. Об их славных делах воины узнавали не только из газет и радиопередач. К нам нескончаемым потоком шли письма и посылки, а иногда авиаторы лично встречались с героическими тружениками тыла. Хорошо помню волнующую картину вручения нашим летчикам боевого самолета, построенного на личные сбережения семьи Шумковых, проживавшей в далекой Сибири. Это было в апреле 1943 года. К нам в армию приехала молоденькая девугпка - комсомолка Христина. А чуть раньше на один из аэродромов перегнали новенький истребитель с бортовой надписью "Красноярский комсомолец". Христина Шумкова была одета в добротный полушубок, на голове - пуховая шаль. - Вам не жарко?-с улыбкой спросил замполит Выволокин. - Жар костей не ломит, - бойко ответила девушка. И, помолчав, добавила: - Это у вас здесь весна. А в Сибири еще трескучие морозы. На митинге Шумкова произнесла взволнованную речь. - У нас в деревне, - говорила она, - остались лишь старики, женщины да малые ребята. Все, кто может держать оружие, ушли на фронт. Но и без них мы трудимся не покладая рук, чтобы вы были одеты, обуты и сытно накормлены. Один вам наказ - крепче бейте фашистов! До войны семья у нас была большая, а колхоз богатым. Много денег получали мы на трудодни. Вот и решили теперь на семейные сбережения купить самолет. - Этот истребитель я вручаю вам, Николай Григорьевич, - обратилась она к стоявшему рядом гвардии \261\ подполковнику Соболеву. - Уверена, что он будет в надежных руках, что вы вгоните в землю еще не одного фашиста. Бейте их, окаянных, изо всех сил бейте! По рядам пронеслось громкое "ура!". Христина Шумкова не ошиблась, вручая свой подарок Н. Г. Соболеву. На его счету в то время было уже 17 сбитых самолетов противника. На груди летчика красовались орден Ленина и четыре ордена Красного Знамени. В ответной речи Николай Григорьевич поблагодарил гостью и заверил, что не пожалеет сил, чтобы добыть победу над врагом. Затем он обнял ее и крепко поцеловал. В одной из наших частей служили братья Покашевские. Иван был летчиком, младшим лейтенантом, Владимир - воздушным стрелком. Хотя летали они на разных самолетах, но ревниво следили за боевыми успехами друг друга. Однажды получаем телеграмму: "К вам выезжает колхозник Иван Потапович Покашевский, который на личные сбережения приобрел Ил-2 и хочет передать его своим сыновьям. Встретьте как полагается". Что за разговор? Гостям мы всегда были рады, а тем более таким, которые готовы все отдать для достижения победы над врагом. Вручение самолета-штурмовика состоялось на одном из тыловых аэродромов. Мы с Андреем Федоровичем Выволокиным и Яковом Ивановичем Драйчуком прибыли туда заранее, чтобы подготовить встречу. На фюзеляже грозной боевой машины полковой художник крупными буквами написал: "От колхозника Ивана Покашевского - сыновьям". Очень волнующей была встреча старого крестьянина со своими сыновьями. Разгладив окладистую бороду, он троекратно расцеловал каждого и прослезился. Растроганный и смущенный, Иван тихо уговаривал старика: - Папаня, не надо, люди же смотрят. На крыле самолета разостлали ковер. Ивана Потаповича и его сыновей попросили подняться туда, чтобы их видели все собравшиеся на аэродроме. Митинг открыл командир штурмового полка подполковник Васильев. Он говорил о единстве армии и народа, 6 героических усилиях, которые прилагают советские люди, чтобы дать воинам все необходимое для успешной борьбы с врагом. В заключение сказал: \262\ - Сегодня у нас в гостях патриот земли русской Иван Потапович Покашевский. Из своих сбережений он отдал 120 тысяч рублей на постройку боевого самолета. Вы, Иван Потапович, можете гордиться своими сыновьями. Иван и Владимир - настоящие воины, храбро сражаются с фашистами. Теперь они будут летать вместе на подаренной машине и, без сомнения, приумножат добрую славу героев-патриотов Покашевских. На глазах у старика заблестели слезы. Не стыдясь их, он обнял сыновей и растроганно произнес: - Спасибо, сыночки. - Потом, сняв шапку, поклонился всему полку и добавил: - Всем вам спасибо, за то что гоните немца-супостата с родной земли... На братьев, между прочим, нашей воздушной армии везло. В одной из истребительных частей, например, служили Владимир и Александр Некрасовы. Первый родился в 1922 году, второй - годом позже. До войны они вместе работали на авторемонтном заводе в Хабаровске, вместе поступили сначала в аэроклуб, а затем в авиаучилище, вместе прибыли на фронт. В сентябре 1943 года приняли боевое крещение. Выполняя боевые задания, они не раз попадали в серьезные переделки и всегда выходили победителями. Как-то братьям Некрасовым пришлось вдвоем сражаться против шести "фокке-вульфов", которые неожиданно вывалились из облаков. Четверка набросилась на ведущего - Владимира, а пара - на Александра. Искусно маневрируя, Некрасовы все же вывернулись из-под удара и с набором высоты скрылись в облаках. Оттуда они, развив бешеную скорость, свалились как снег на голову на четверку "фоккеров" и одного из них подожгли. Горящий "фоккер" упал на землю. Боевой счет братьев Некрасовых рос быстро. К концу войны Владимир стал Героем Советского Союза. В другой части вместе воевали братья Пироженковы. Виктор командовал эскадрильей, а Константин был у него мотористом. Когда старший возвращался с победой, младший брал кисть, баночку с краской и рисовал на фюзеляже самолета очередную звездочку. К концу войны их более десяти появилось на самолете Виктора. Старательно выполнял свои обязанности и Константин Пироженков. За самолетом он ухаживал, как мать за ребенком. \263\ При выполнении одного из заданий самолет Виктора подбили зенитки. Приглядевшись, как заходит тот на посадку, брат почуял что-то неладное. Не дожидаясь, пока Виктор срулил с полосы, Костя бросился к нему и быстро открыл фонарь. - Ты ранен?-спросил он встревоженным голосом, помогая брату сойти на землю. - Пустяки, - отмахнулся тот. -Какие пустяки? Смотри, вся штанина в крови. Константин взвалил Виктора на плечи и понес к санитарной машине. Летный состав армии непрерывно пополнялся молодыми летчиками, прошедшими ускоренный курс обучения. Они нуждались в особом внимании командиров, политработников; партийных и комсомольских организаций. Особенно хорошо работа с молодежью была поставлена и 239-й истребительной авиадивизии. Опытные летчики--коммунисты Заболотнов, Шишкин, Лагутенко, Мишкин и другие доводили до совершенствования технику пилотирования вчерашних курсантов, учили их метко стрелять, показывали различные тактические приемы. У старшего лейтенанта Смирнова ведомыми были молодые летчики, сначала Углянский, затем Чаплиев. Каждого из них он не переставал наставлять: - Стрелять за километр - все равно что в белый свет. Бить врага надо только с короткой дистанции. Ученики его оказались понятливыми и способными. В одном из боев Углянский почти в упор расстрелял фашиста. Чаплиев, подбив "фоккера", гнался за ним километров 20 и все-таки доконал: тот врезался в землю и взорвался. - Молодцы! Хвалю за смелость и упорство, - сказал своим ученикам Смирнов. За науку побеждать молодые летчики платили учителям сердечной привязанностью, грудью защищали их в бою. Я знаю немало случаев, когда ведомые с риском для жизни бросались на выручку попавшему в беду ведущему. Не оставались без внимания и воздушные стрелки. С ними тоже проводились занятия, опыт лучших обобщался на конференциях, освещался в печати, распространялся \264\ в беседах и докладах. А иначе и быть не могло. Ведь от стрелка во многом зависит и жизнь экипажа, и сохранность машины. Если он смел, внимателен, меток, летчик чувствует себя уверенно, действует решительно. Он не опасается за заднюю полусферу. Как-то Яков Иванович рассказал мне любопытный случай. В одной из частей стали замечать, что старший лейтенант Калинин, возвратившись с задания, сажает самолет не на аэродром, а не долетая до него, на замерзшем болоте. Первому объяснению поверили: самолет-де, мол, подбит, не мог дотянуть. Но когда недолеты стали повторяться, с летчиком пришлось поговорить иначе. - Что за фокусы? - строго спросил у него заместитель командира эскадрильи по политчасти Белоус. - Ведь другие летчики садились не на таких израненных машинах. Подумаешь, две пробоины в крыле. Калинин в ответ лишь пожал плечами: как, мол, хотите, так и судите. Не смог долететь. - А вы знаете, - кто-то доверительно сказал политработнику, - Калинин не очень верит в живучесть штурмовика. Когда его подбивают, ему кажется, что самолет долго не продержится в воздухе. И как только летчика одолеет этот страх, его словно магнитом тянет к земле. Решили принять другие меры. Во вторую кабину посадили смелого, не раз огнем крещенного воздушного стрелка Турчака. Во время пребывания штурмовиков над целью их сильно обстреливали вражеские зенитки. Свою долю осколков получила и машина Калинина. На обратном курсе летчика охватило беспокойство. Постепенно он стал отставать от строя. В этот момент Калинин услышал по переговорному устройству спокойный голос воздушного стрелка: - Командир! Наша лошадка что-то плохо тянет. Нельзя ли поддать побольше газку? Скорей домой вернуться хочется. Летчик прибавил газу, скорость увеличилась. - Вот теперь хорошо, - сказал Турчак. - Как там у вас, у меня все в порядке. А через некоторое время Калинин сам поинтересовался самочувствием стрелка. - Нормально, - послышалось в ответ. Спокойствие Турчака вернуло былую уверенность летчику. Он догнал строй и по всем правилам посадил машину \265\ на полосу. А когда вылез из кабины - ахнул. Весь фюзеляж был в пробоинах, половина хвостового оперения отбита. Еще более ужаснулся Калинин, когда увидел залитого кровью стрелка. Тот сидел за турелью, не в силах двинуться с места. Увидев летчика, попытался улыбнуться. - Что с тобой? - растерянно спросил летчик и стал осторожно вытаскивать обмякшее тело стрелка из кабины. - Ты же говорил "все нормально"... В душе Калинина произошел перелом. "Ведь Турчак прекрасно видел, что самолет летит почти без хвоста, - подумал он, - а вот не побоялся, что разобьется. Значит, "ильюша" и, впрямь живуч. Значит, напрасно раньше опасался за машину". С тех пор никто не мог упрекнуть Калинина в отсутствии у него выдержки. Хороший урок воли, спокойствия и веры в самолет преподал ему воздушный стрелок. В экипаже старшего сержанта Зайчикова стрелком летал ефрейтор Михаил Коршунов. Однажды, при подходе к объекту, на штурмовик насели два "мессершмитта". Коршунов, отстреливаясь, уловил момент, когда один из них стал выходить из атаки, и всадил ему в брюхо длинную очередь. Истребитель вспыхнул и, описав дугу, свалился на землю. Но второму фашисту все же удалось поймать кабину Коршунова в прицел. Три снаряда, пробив остекление, разорвались позади стрелка. Сам он, к счастью, остался невредим, но кабина загорелась. Не обращая внимания на огонь, Коршунов продолжал отбиваться от наседавшего противника и, только когда истребитель скрылся из виду, стал тушить пожар. А ведь могло быть иначе. Не получив никаких сообщений от Коршунова, летчик решил бы, что стрелок погиб. С полным правом он бы покинул машину. Отважными воздушными стрелками показали себя Березин, Нечаев и многие другие. Старшина Березин, например, совершил более ста боевых вылетов, 38 раз отражал атаки вражеских истребителей. Мы подняли на щит славы этих бойцов, обобщили и распространили их опыт. \266\ ПОД СТАРОЙ РУССОЙ Утром 14 марта после массированного ночного удара бомбардировщиков наземные войска вплотную подошли к Старой Руссе. Они прорвали вражескую оборону на р. Ловать, на участке Кобылкино - Черенчицы и стали быстро загибать фланги. К 16 марта противник отошел на рубеж р. Редья и закрепился на заранее подготовленных позициях. Теперь уже не существовало ни демянского плацдарма, ни Рамушевского коридора. Линия фронта выровнялась. Задача советских войск состояла в том, чтобы захватить плацдармы на западной стороне демянских болот, выйти на "сухую" землю, оседлать дороги, ведущие к Сольцам, Порхову, Пскову. Выровняв фронт, гитлеровцы значительно уплотнили свою оборону, насытили ее и людьми, и огневыми средствами. Преодолеть такой рубеж было нелегко. Хроника действий авиации 6-й воздушной армии в те дни выглядела так. В ночь на 14 марта мы совершили массированный налет на военные объекты в Старой Руссе и ее окраинах, а утром нанесли удар по основным узлам сопротивления фашистов. Всего было сделано 332 боевых вылета. 15 марта на рассвете три группы пикирующих бомбардировщиков Пе-2 и группа штурмовиков появились над вражескими аэродромами Сольцы и Гривочки. Уничтожив там двадцать самолетов, они на обратном пути подожгли эшелон на ст. Сольцы и вывели из строя железнодорожный путь на участке Шимск - Старая Русса. Истребителям прикрытия пришлось выдержать упорный воздушный бой. Первым открыл счет старший лейтенант Алексей Смирнов, по одному вражескому самолету сбили капитан Минов, старшина Сомов, майор Берко, капитан Скупченко, майор Маркитанов и лейтенант Фокин. Все они - из части подполковника Найденова. \267\ 16 марта истребители противника действовали несколько необычно. Восьмерке наших "яков", возглавляемой старшим лейтенантом Муравьевым, пришлось драться со смешанной группой, причем "мессеры" атаковали сверху, а "фоккеры" - снизу. Получилось что-то вроде шитья с двух сторон. Наши летчики быстро раскусили эту тактическую новинку. Они вынудили противника вести бой на виражах и подняться на высоту, где "фоккеры" сразу потеряли свою маневренность. Пока одна группа наших истребителей дралась с "мессерами" и "фокке-вульфами", вторая непрерывно атаковала бомбардировщиков. Муравьев тогда сбил два "юн-керса", а старший лейтенант Моношин, младший лейтенант Вострухин, старшина Алексеев и сержант Горобец - по одному. В этот же день шестерка истребителей во главе с лейтенантом Скоруком сопровождала штурмовиков. На обратном маршруте командир в предвидении встречи с противником приказал старшему сержанту Гуськову и сержанту Попову подняться на несколько сот метров выше, чтобы обезопасить "илы" от внезапного нападения. Предусмотрительность ведущего оказалась не лишней. Гуськову и Попову пришлось первым принять на себя удар и некоторое время вдвоем драться с шестеркой "мессеров". Причем два вражеских самолета им удалось сбить. Проводив штурмовиков до аэродрома, Скорук со своей четверкой вернулся на помощь товарищам. Теперь соотношение сил резко изменилось в нашу пользу. Прибывшие на подмогу истребители смело набросились на противника и одного за другим свалили на землю всю четверку. Такого разгрома гитлеровцы не ожидали, и в тот день их самолеты в небе больше не появлялись. 18 марта 34-я армия получила приказ перейти в наступление и освободить Старую Руссу. Подготовка к этой операции усиленно велась на протяжении почти пяти месяцев, в том числе и в нашей воздушной армии. Нам противостоял довольно сильный противник. На рубеже Ужин, Медведко, Брянская гора, Соболеве, Бол. Казанка, Дмитрове занимали оборону три пехотные (30, 32 и 329-я) и две (5-я и 8-я) легкие пехотные немецкие дивизии. В армейском резерве в районе Утошкино находилась еще одна - 122-я пехотная дивизия. Враг располагал 714 артиллерийскими \268\ орудиями, 108 минометами, 60 орудиями зенитной артиллерии. А протяженность фронта составляла всего 60 километров. Довольно мощным у противника был и авиационный кулак. По нашим данным, он имел более сотни самолетов. Знали мы и о том, что на участке Старая Русса - Поддорье сосредоточено 14 батарей зенитной артиллерии и 25 прожекторов. Заслон довольно серьезный.. Перед наступлением я побывал в штабе фронта, уточнил задачи, вопросы взаимодействия авиации с наземными частями. Главный удар наши наносили южнее Старой Руссы, чтобы выйти затем в тыл находящейся здесь группировке. Вспомогательный нацеливался на северную окраину города. Вечером в политотдел воздушной армии поступило обращение Военного совета фронта к войскам. Там были такие слова: "...Долгожданный час настал. Пришло время освободить от гитлеровских палачей древний русский город Приильменья - Старую Руссу". В политотделе это обращение размножили и разослали по частям. На рассвете в подразделениях состоялись митинги. Воины поклялись сделать все для того, чтобы помочь войскам в освобождении Старой Руссы. Воздушной армии предстояло в ночь на 18 марта совместно с партизанами разгромить штаб и узел связи 16-й немецкой армии. Места их расположения мы хорошо знали. Это район Песочки (12 км юго-западнее Шимска) и совхоз Выбити (12 км северо-западнее Сольцы). Свою задачу авиация выполнила. На указанные объекты в течение часа экипажи бомбардировщиков сбросили 13 тонн бомб. Летчики и штурманы доложили: на земле вспыхнули пожары. Но партизаны по ряду причин не могли воспользоваться суматохой, поднявшейся в немецком штабе и на узле связи. В итоге хороший замысел оказался незавершенным. Вслед за первой неудачей последовали и другие, которые в конечном итоге привели к свертыванию операции. По плану намечалось в 5 часов утра 18 марта начать артиллерийскую и авиационную подготовку. Артиллерии предстояло разрушить укрепления и подавить огневые точки на переднем крае. Авиации указывались цели на южной окраине города. Там находились прочные кирпичные \269\ дома, в которых противник установил пулеметы и противотанковые пушки. Перед рассветом, когда надо было вылетать, погода вдруг стала резко ухудшаться. В западных районах облачность понизилась до 100-150 метров. Местами прошли дожди, с восходом солнца все вокруг затянулось туманом. Хорошо, что ночью удалось совершить 332 боевых вылета, а перед утром поставить на восточной окраине города дымовую завесу. Под ее покровом должны были наступать войска. Ровно в 5 часов началась артиллерийская подготовка. Сотни орудий открыли огонь по переднему краю гитлеровской обороны. Два часа длилась канонада. В 7 часов пехота поднялась в атаку и двинулась вперед за огневым валом. Теперь свое слово должна была сказать авиация. Но облака и туман прижали к земле самолеты, и ни один из них подняться не смог. Я в то время находился на КП командующего 34-й армией и с болью наблюдал, как бьет по наступающим вражеская артиллерия, вздымая к небу фонтаны земли. Лупит, проклятая, а мы, располагая солидными авиационными силами, не можем заставить ее замолчать. И это в самый решающий момент! С переднего края поступило донесение: южнее Старой Руссы немцы подтягивают из глубины резервы. По всей вероятности, враг готовится предпринять контратаку. - Эх, как не хватает сейчас штурмовиков и бомбардировщиков, - с досадой обронил командующий армией. - Накрыть бы этот резерв... Я промолчал. Да и что я мог сказать в столь горестную для себя минуту? Я чувствовал себя так, будто по моей вине наплыла эта мгла, заставившая притихнуть наши аэродромы, в сердцах тормошил синоптиков, но те ничего утешительного не обещали. Гитлеровцы действительно вскоре предприняли контратаку, и наступление частей 34-й армии приостановилось. К концу дня небо стало понемногу очищаться. Я тут же позвонил на аэродром, где сидели штурмовики, и приказал поднять три группы самолетов. Цель-южная окраина города и прилегающие к ней укрепления. Штурмовики не заставили себя ждать. Они прошумели в стороне от командного пункта, чуть не касаясь верхушек деревьев, и растаяли в молочной мгле. Следом за ними появились работяги По-2 и на наших глазах стали \270\ клевать бомбами залегшие на мокром снегу грязно-зеленые цепи немцев. Но время было упущено, и наши отчаянные усилия уже не могли изменить обстановку. Из-за нелетной погоды авиация противника в тот день ни разу в небе не появлялась. Мы же использовали каждый час прояснения для боевой работы. На малых высотах, в зоне ружейно-пулеметного огня, экипажи штурмовали вражеские позиции, стараясь помочь залегшей пехоте. Их встречали ливнем огня. И были редкими случаи, когда хоть один самолет, летавший на штурмовку, возвращался невредимым. 19 марта погода не улучшилась. Но я приказал отобрать лучшие экипажи и послать их на задание. Таких набралось 78. Характерно, что только один самолет вернулся без повреждения. Остальные имели пробоины. 29 машин были настолько изрешечены, что в полевых условиях восстановить их оказалось невозможным. 20 марта в 11 часов командующий 34-й армией отдал приказ возобновить наступление. Но до самого вечера мы не могли поддержать пехоту. Туман опять спутал все наши карты. И только незадолго до сумерек к переднему краю обороны противника смогли вылететь шесть групп штурмовиков - 48 самолетов. Несколько раньше от воздушного разведчика поступило сообщение, что на ст. Тулебля прибыло четыре эшелона. Штаб тотчас же передал распоряжение 70-му гвардейскому штурмовому полку - выслать шестерку "илов". Часа через полтора из полка по телефону доложили: - Эшелоны разгромлены. Станция горит. Чтобы представить, с каким упорством и боевой дерзостью дрались летчики-штурмовики, приведу один эпизод. Над передним краем обороны противника на предельно малой высоте появилась семерка "илов". Вел ее командир эскадрильи 33-го гвардейского штурмового полка гвардии лейтенант Н. И. Белавин. На пути встала сплошная завеса огня: с земли били трассирующими пулями крупнокалиберные пулеметы. Но штурмовики не дрогнули, не повернули назад. Маневрируя, они прорвались через огневой заслон, встали в круг и начали уничтожать наиболее важные цели. Летчик Мосин заметил на лесной опушке вспышки выстрелов вражеской зенитки. Двумя бомбами орудие было уничтожено. Лейтенанты Малоушкин и В. В. Удачин прямым \271\ попаданием бомб разрушили переправу. Остальные летчики пикировали на минометные батареи и блиндажи гитлеровцев. В течение получаса "илы" висели над позициями врага, не давая ему поднять головы. Были уничтожены 4 полевые и 2 зенитные батареи, несколько минометов и пулеметных гнезд, подавлен огонь трех артбатарей. Командир стрелковой дивизии, стоявшей на этом участке, сообщил в штаб воздушной армии: "На площади, атакованной семеркой штурмовиков, все смешано с землей, враг парализован". К исходу 20 марта войскам 34-й армии удалось вышибить противника из нескольких укрепленных пунктов. ...Всю ночь 21 марта над вражескими траншеями висели наши По-2, а с рассветом советские войска начали вести с противником огневой бой, закрепляясь на достигнутых рубежах. Пе-2 и "илы" из-за непогоды смогли вылететь только во второй половине дня. Они уничтожали живую силу и огневые точки противника в районах Бол. Казанка, Котово и южной окраины Старой Руссы. И лишь 22 марта авиация развернулась наконец во всю мощь. Накануне я был на совещании у командующего фронтом. Он подвел итоги минувших боев и объявил, что 22 марта станет последним днем наступления. Надо нанести по противнику решительный удар. По заранее разработанному и уточненному здесь, в штабе фронта, плану действия авиации делились на два этапа. Во время первого - с 10 до 13 часов - проводится авиационная подготовка. Самолеты 3-й гвардейской штурмовой авиадивизии и бомбардировщики 58-го Краснознаменного полка наносят последовательные удары по оборонительным сооружениям, его живой силе и огневым средствам. Девять групп Ил-2 и две группы Пе-2 (по 6-8 самолетов в каждой) уничтожают живую силу и технику противника в районе Мал. Казанка, Котово, Глушицы, Аринино. Второй этап - с 15 до 16 часов. Авиация поддерживает пехоту на поле боя. Шесть групп Ил-2 и две группы Пе-2 в течение часа штурмуют оборону противника, прижимают его к земле и уничтожают огневые средства. На участок фронта шириной полтора километра в период с 10 до 16 часов было произведено 130 вылетов: 30 сделали бомбардировщики, 100 штурмовики. Экипажи сбросили на врага около 47 тонн фугасных и 395 осколочных бомб, расстреляли 20 000 снарядов и 24 000 патронов. \272\ Зенитная артиллерия врага оказывала авиации сильное противодействие. От ведущих групп потребовались большая выдержка и мастерство. Каждый вылет, каждый заход на цель отличался от предыдущих своей новизной, неожиданными для врага приемами. Это сразу же поставило противника в затруднение. Его зенитная артиллерия не могла заранее предугадать ни направления полета наших самолетов, ни их боевого строя. Авиационная подготовка, предшествующая атаке пехоты, длилась до 14 часов 30 минут. За это время прошли 9 групп самолетов (примерно 70 штурмовиков и Пе-2). Через каждые 15-25 минут над целью появлялась новая группа и методично подавляла противника. Авиация и артиллерия заставили замолчать огневые средства врага. Пехота поднялась в атаку. С воздуха ее все время поддерживали самолеты. В течение 70 минут штурмовики и бомбардировщики находились над передовыми позициями противника, накрывая их бомбами и поливая свинцом. В пробитую ими брешь устремилась пехота. Согласованные усилия наземных войск и авиации позволили 34-й армии продвинуться вперед. Правда, освободить Старую Руссу наши войска не смогли. Тем не менее наступление сыграло свою положительную роль. Немецко-фашистское командование воздержалось от переброски нескольких дивизий на южные фронты и даже вынуждено было подтянуть к Старой Руссе свежие силы. За отличные боевые действия, смелость и решительность командующий войсками Северо-Западного фронта в своем приказе объявил всему личному составу 6-й воздушной армии благодарность. * * * При подведении итогов боевых действий авиации на Северо-Западном фронте уместно привести некоторые цифры. За полтора года войны она произвела 72373 боевых вылета, уничтожила 930 самолетов, до 80 танков, около 3500 автомашин, до 12 000 орудий, минометов и зенитных установок. Было взорвано 450 разных складов, сожжено 20 железнодорожных эшелонов, рассеяно и уничтожено много живой силы и техники врага. Этот внушительный урон, нанесенный противнику с воздуха (не считая убитых и раненых солдат и офицеров) , в комментариях не нуждается. \273\ ЛОКОТЬ СОСЕДА  18 января 1943 года войска Волховского и Ленинградского фронтов прорвали вражескую блокаду Ленинграда. Но немецко-фашистское командование не смирилось с поражением и продолжало здесь накапливать силы. В начале июня 1-й воздушный флот Германии пополнился самолетами, переброшенными со Средиземноморского театра военных действий. На прифронтовых аэродромах сосредоточилось около 200 бомбардировщиков и до сотни истребителей. Начались интенсивные налеты на объекты, расположенные близ Ленинграда. Главной задачей своей авиации гитлеровское командование считало разрушение Волховской гидроэлектростанции и уничтожение железнодорожного моста через р. Волхов. По приказу Главного маршала авиации А. А. Новикова от нас в помощь военно-воздушным силам Ленинградского фронта в район Волхова была направлена 240-я истребительная авиационная дивизия под командованием полковника Г. В. Зимина (ныне Герой Советского Союза, генерал-полковник авиации). 240-я дивизия занимала у нас в армии ведущее место. В ней выросли и прославили себя выдающиеся летчики-истребители Герои Советского Союза Шинкаренко, Конев, Кузнецов, Шаров, Найденов, Ковзан, Мотуз и многие другие; о которых уже рассказывалось. В районе Волхова к тому времени установилась на редкость хорошая погода. Время белых ночей давало возможность авиации действовать круглосуточно. Бомбардировщики противника появлялись над Волховом чаще всего в предрассветных сумерках и после захода солнца. В это время воздушные бои приобретали особый накал. На Северо-Западном фронте летчики научились мастерски драться парами, четверками с небольшими группами \274\ вражеских самолетов. В районе Волхова им пришлось доучиваться. Дело в том, что противник здесь массированно применял бомбардировочную авиацию, обеспечивал ее надежным прикрытием. За пять дней мартовских боев у Старой Руссы некоторые летчики не успели приобрести достаточного опыта. Поэтому первые встречи с врагом в ленинградском небе оказались не совсем удачными. Однажды четыре истребителя, ведомые старшим лейтенантом Пушкиным, встретили на подступах к Волхову 27 немецких бомбардировщиков. Имея преимущество в высоте, истребители пошли в атаку. Одного "юнкерса" сбили. Строй бомбардировщиков нарушился. Надо было организованно повторить атаку. Но четверка Пушкина "рассыпалась". Каждый стал выбирать цель по своему усмотрению. Управление группой было потеряно. Противник не замедлил этим воспользоваться и удрал. Первая неудача заставила командиров и летчиков основательно подумать над искусством группового боя. Снова вспомнили и подробно разобрали схватку четверки Магерина с 46 самолетами противника. Тактическая ошибка, допущенная группой Пушкина, больше не повторилась, На второй день, патрулируя над Волховом, шесть наших истребителей под командованием старшего лейтенанта Александра Фокина заметили 40 немецких бомбардировщиков и 12 истребителей "Фокке-Вульф-190". Ведущий группы решил навязать врагу свою волю, атаковать первым. Он приказал ударить сначала по ведущим звеньям, как это сделал когда-то Магерин. Имея преимущество в высоте, наши истребители ринулись в атаку и сразу же свалили два бомбардировщика. Потом последовала вторая атака. "Юнкерсы" смешались. Короткий энергичный бой закончился тем, что немцы потеряли 9 бомбардировщиков и 4 "Фокке-Вульфа-190". Вскоре гитлеровцы изменили тактику. Если раньше у них вся группа подходила к объекту с одного направления и на одной высоте, то потом они и здесь стали практиковать так называемые звездные налеты. Преследовалась цель распылить силы наших истребителей и дезорганизовать огонь зенитной артиллерии. Разнообразие приемов, используемых противником, заставило командира авиадивизии подумать над организацией управления воздушным боем с земли. Ведь истребители нередко поднимались в воздух всем полком. В такой \275\ обстановке решающее слово принадлежало радиостанциям наведения, установленным на земле. Командир 744-го истребительного полка подполковник Найденов установил свою рацию на таком месте, с которого можно было хорошо наблюдать за противником, следить за ходом воздушного боя и управлять им. Еще до вылета на задание командиры ведущих групп получали от командира полка подробные сведения об обстановке в воздухе. Как только они поднимались - Найденов сообщал им о дальнейшем маршруте вражеских бомбардиров-щиков, изменении их замысла, советовал, как нужно действовать. Однажды под вечер на земле услышали глухой, захлебывающийся гул моторов. Где-то далеко ухали зенитки. Из штаба дивизии в полк Найденова передали: - Курсом 270 на высоте 3000 метров идут тремя эшелонами 30 "Хейнкелей-111", 18 "Юнкерсов-87" и "Фок-ке-Вульфов-190 ". Сообщение о появлении противника получили в полку в 20 часов 12 минут. По телефону немедленно передаля его ведущим групп, находившихся в "готовности э 4", -капитанам Зазаеву, Поповичу и Романову. Они тут же поднялись в воздух. Найденов стоял на наблюдательной вышке у рации и смотрел в небо. На горизонте показались вражеские самолеты. Наши истребители заблаговременно набрали высоту 4500 метров и стали поджидать противника. Но бомбардировщики неожиданно изменили курс, направились к одной из ближайших железнодорожных станций. Это не ускользнуло от внимания командира полка. Зазаеву и Поповичу он приказал идти на перехват бомбардировщиков, а Романову - патрулировать над Волховом. Группа Зазаева атаковала с высоты ведущую группу бомбардировщиков, состоявшую из 15 "Хейнкелей-111". С короткой дистанции Зазаев и его ведомый Иван Сомов подожгли одного "хейнкеля", а второго подбили. В это время группа Поповича атаковала вторую группу бомбардировщиков, подходившую к станции с другого направления. Строй вражеских самолетов рассыпался. "Хейнкели", поспешно бросая бомбы, повернули назад. Тогда Найденов приказал Романову, патрулировавшему со своей группой над Волховом, начать преследование \276\ врага. Пользуясь преимуществом в высоте, Романов и его летчики быстро настигли бомбардировщиков и с ходу атаковали их. Вражеские самолеты не могли оказать организованного сопротивления. Еще три "хейнкеля" загорелись и рухнули на землю. В районе Волхова противник имел значительное превосходство в самолетах. Тем не менее наши истребители часто навязывали ему свою волю. Хорошо себя, в частности, оправдали атаки вражеских бомбардировщиков с флангов. В один из дней над Волховом патрулировали две группы истребителей под командованием капитанов Мотуза и Зазаева. По радио им передали, что к линии фронта приближаются 10 "Фокке-Вульфов-190". Можно было не сомневаться, что скоро появятся и бомбардировщики. Найденов приказал истребителям не ввязываться в бой с "фоккерами", а набрать высоту и уйти в сторону. Предвидение командира полка оправдалось. Вскоре появились и бомбардировщики. Найденов насчитал их тридцать. Они шли в сопровождении пяти "мессершмиттов". Огнем зенитчиков "мессеры" были отсечены. Этим не замедлили воспользоваться наши истребители и напали на "юнкерсов": Мотуз с правого фланга, Зазаев - с левого. Внезапный удар с флангов ошеломил немцев. Строй бомбардировщиков был смят. Первой же атакой летчики Хорошков, Кудрявцев и Яровой сбили по одному "юнкерсу". Не достигнув Волхова, немцы сбросили бомбы на огороды и врассыпную ушли на запад. Многочисленные массированные налеты не принесли врагу утешения. Смелые действия наших летчиков вынудили его авиацию подняться на большие высоты, а от этого эффективность бомбометания резко снизилась. 1-й воздушный флот Германии под Волховом потерпел серьезное поражение. За месяц только летчики 240-й истребительной дивизии вогнали в землю 92 вражеских самолета. Об этом с горечью рассказывал пленный немецкий летчик: "Наша 54-я истребительная эскадра, входившая в состав 1-го флота, несколько раз пополнялась новыми экипажами. Но в районе Волхова они опять терпели поражения. Не вернулись из полета наши лучшие старые летчики Бернер, Ломан, обер-лейтенант Байфингер, который командовал 6-й эскадрильей, и многие другие". \277\ В упорных боях росли и мужали наши воины. Подполковники Найденов, Шиякаренко, Кузнецов, майор Егоров, капитаны Мотуз, Зазаев, Романов, старшие лейтенанты Корет-ков, Бочаров, Фомин, Дергач, лейтенанты Кудрявцев, Хорошков, Чубуков на подступах к Ленинграду принесли своей дивизии новую славу. Доброе слово хочется сказать и о политработниках этого соединения. Заместитель командира дивизии по политической части полковник Г. М. Головачев, заместитель командира 744-го истребительного авиаполка майор Мар-китанов, будучи сами отменными летчиками, вдохновляли воздушных бойцов на ратные подвиги, организовывали обмен опытом, поднимали на щит славы героев, приобщали К боевому мастерству молодежь. В строй выдающихся советских летчиков вошел гвардии лейтенант Дмитрий Кудрявцев, воспитанник старого истребителя капитана Зазаева. На подступах к Ленинграду он в течение трех недель уничтожил 11 немецких самолетов. Это о нем были написаны стихи, напечатанные в армейской газете "Сокол Родины". В небе, то синем, то розовом, Русский гудит самолет, "Хейнкели" валятся в озеро, "Фоккеры" - в топи болот... Командование Ленинградского фронта по достоинству оценило боевую доблесть 240-й истребительной авиационной дивизии. Многие ее летчики и командиры были награждены орденами и медалью "За оборону Ленинграда". Когда на Северо-Западном фронте установилось относительное затишье, на левом его фланге назревали большие события. Войска Калининского фронта к этому времени стояли на подступах к Витебску и Невелю. Невель-ское направление приобретало важное стратегическое значение. Противник, занимая фронт от озера Ужо до озера Сенница, общим протяжением 40 километров, создал несколько сильно укрепленных рубежей, умело использовав для обороны систему озер и лесных массивов. Центральным узлом здесь являлся г. Невель. 3-я ударная армия генерал-лейтенанта К. Н. Галицкого имела задачу прорвать оборонительную полосу противника \278\ на фронте Никифорове-Герасимове и, развивая наступление в западном направлении, овладеть невельским опорным пунктом, содействуя тем самым развитию успеха 4-й ударной армии, наступавшей на южном, витебском, направлении. Для содействия наступлению 3-й ударной армии по приказу командующего ВВС генерала А. А. Новикова прнвлеклась авиационная группа 6-й воздушной армии в составе 28-го гвардейского истребительного, 71-го гвардейского штурмового, 717-го легкобомбардировочного полков. На время операции авиагруппа 6 ВА вошла в оперативное подчинение командующего 3-й воздушной армией генерал-лейтенанта авиации Н. Ф. Папивина. Для руководства боевой работой была создана оперативная группа из офицеров штаба 6-й воздушной армии в составе 16 человек под командованием генерал-майора авиации К. Дмитриева, моего заместителя. Политическую работу возглавил заместитель начальника политотдела 6 ВА полковник В. С. Гуськов. К назначенному сроку полки были на указанных им местах. Удаление аэродромов от переднего края оказалось небольшим и полностью обеспечивало выполнение поставленных перед группой боевых задач. Для взаимодействия с наземными войсками на командный пункт командующего 3-й ударной армией была выделена группа офицеров во главе с подполковником Савченко. Ей предписывалось вызывать авиацию на поле боя, наводить истребителей на воздушного противника. Предварительно истребители и штурмовики производили облет оборонительной системы противника, знакомились с местностью, ориентирами, расположением вражеских зенитных батарей. Легкие бомбардировщики изучали район боевых действий ночью. Накануне боев мы передали руководителю оперативной группы сообщение о том, что летчику 28-го гвардейского авиационного полка гвардии капитану Алексею Смирнову присвоено звание Героя Советского Союза. На личном счету капитана к тому времени значилось 18 лично сбитых вражеских самолетов. Вечером по этому поводу на аэродроме состоялся митинг. Друзья и товарищи горячо поздравили Алексея Смирнова. На митинге выступили его ученики молодые летчики Чаплиев, Углянский, Козловский и Поляков. \279\ Они заверили командование, что в предстоящих боях их эскадрилья с честью оправдает высокую награду, которой удостоился командир. В свою очередь командование и политотдел воздушной армии тоже поздравили своего аса. Утром 6 октября началось наступление. Воздух наполнил мощный гул советской артиллерии. Тысяча орудий равных калибров обрушила свой огонь на оборонительные позиции врага. Снаряды взрывали дзоты, доты, блиндажи и другие инженерные сооружения. В момент артиллерийской подготовки в небе появилась группа штурмовиков под командованием гвардии капитана Петрова в сопровождении истребителей, которых вел Герой Советского Союза гвардии капитан Смирнов. Земля задрожала от взрывов бомб и снарядов, перестука авиационных пушек. После двухчасовой артиллерийской и авиационной подготовки вперед, вслед за огневым валом, устремились танки и пехота. Немцы не могли оказать организованного сопротивления. Широкая полоса дзотов и блиндажей на переднем крае была взломана. Над полем боя беспрерывно патрулировали наши истребители, прикрывая пехоту от немецких бомбардировщиков. Штурмовики перенесли свои удары в глубину обороны. Через три часа войска 3-й ударной армии продвинулись на отдельных участках на 5-7 километров. В образовавшийся прорыв в районе Бардино - Политыки вошла подвижная армейская группа в составе танковой бригады, усиленной мотопехотой. На плечах отступающего противника ей предстояло ворваться в город Невель и, овладев им, удерживать до подхода главных сил. Немцы отступали. На отдельных рубежах они пытались закрепиться. Для содействия успеху танковой бригады, вошедшей в прорыв, с командного пункта 3-й ударной армии вызвали наших штурмовиков. В воздух немедленно поднялась шестерка Ил-2, ведомая летчиком Сорокиным. В районе западнее Бардино штурмовики обрушили свой огонь на вражеские артиллерийские и минометные батареи. Подавив их, "ильюшины" подвергли штурмовке невельскую дорогу, по которой отступал враг. Затем ушли на задание штурмовики под командованием гвардии старшего лейтенанта Белавина. В районе лесов западнее Жидки они бомбами и пушечным огнем уничтожили батарею дальнобойных орудий, две зенитные \280\ точки, подожгли 13 грузовиков. Сопротивление врага и на этом участке было сломлено. В ходе наступления линия фронта быстро менялась, и определить ее с воздуха было трудно. Но каждый летчик знал условные сигналы своих войск. Серии ракет и белые полосы на башнях танков обозначали передний край, указывали расположение продвинувшихся вперед подразделений. Вслед за группой Белавина на штурмовку отступающего противника вылетела пятерка Ил-2 под командованием капитана Алексея Конюхова. Когда летчики прибыли в указанный квадрат, войск там не оказалось. Наблюдая за землей, А. Конюхов заметил условный сигнал наших пехотинцев. Они указывали, в каком направлении ушла вражеская колонна. Вскоре штурмовики увидели до трех десятков немецких автомашин и полевую артиллерию. Конюхов коротко приказал: - В атаку! Штурмовики стали в круг, снизились и обрушили на противника прицельный огонь. К исходу 6 октября войска 3-й ударной армии окончательно прорвали оборонительную полосу немцев и вышли на фронт Бардино - Каргач - Плотки - Черный Двор - Городище - Остров - Фролово. Танковая бригада с мотопехотой стремительно ворвалась в Невель. В ночь на 7 октября приступил к работе в районе озера Сенница 717-й бомбардировочный полк. Самолеты действовали парами с взаимным подсвечиванием над целью. Особый успех выпал на долю экипажей капитана А. Ерофеевского, В. Морщагина, А. Козлова, Я. Малыкива, П. Козлова. На следующий день наступающие встретили более упорное сопротивление. Утром из района южнее озера Сенница немцы предприняли контратаку. Но, понеся ночью большие потери от ударов легких бомбардировщиков, успеха они не добились. В разбитом штабе генерала немецких танковых войск Рейнгарда 7 октября был найден приказ. В нем говорилось: "...Пора понять, что дело идет о жизни и смерти. Поражение означает полное уничтожение личного имущества, собственности, свободы, изгнание армии в составе рабочих батальонов в Сибирь, изгнание наших женщин, \281\ отлучение детей от матерей, поголовную стерилизацию, голод..." Видать, плохи оказались дела у немцев, раз их генерал прибег к такому запугиванию солдат. На помощь потрепанным частям немецко-фашистское командование перебросило с других участков фронта несколько пехотных дивизий и авиационных полков. На аэродромах Полоцка, Орши, Кувячино, Борисова и Минска, сосредоточилось до 170 "юнкерсов" и "хейнкелей", входивших в состав различных бомбардировочных эскадр. На прифронтовых площадках Дретунь, Улла, Витебск и Идрица приземлились до ста истребителей из эскадры "Мельдерс". 8 октября над полем боя значительно возросла активность вражеской авиации. Бомбовыми ударами с воздуха немцы намеревались задержать дальнейшее продвижение советских войск. На летчиков 28-го гвардейского истребительного авиационного полка легла нелегкая задача вести борьбу с численно превосходящим противником. И они с ней справились успешно. Однажды шестерка "Аэрокобр", ведомая Героем Советского Союза гвардии капитаном А. Смирновым, выполнив задание по разведке, возвращалась домой. Километрах в двадцати от аэродрома, над озером Сенница, летчики заметили большую группу вражеских самолетов. Шли "Хейнкели-111". Спустя какое-то время они начали разворачиваться в сторону наших войск. Требовалось как можно быстрее их перехватить. Смирнов приказал Козловскому" Чаплиеву и Полякову следовать за ним и атаковать "хейнкелей" сверху, а Углянскому и Насонову - с фланга. Первой же атакой истребители сбили все ведущее звено "хейнкелей": Углянский- ведущего, Смирнов - левого ведомого, Чаплиев - правого. Вторую атаку произвели Козловский, Насонов и Поляков. Они вогнали в землю еще три бомбардировщика. Весь день в небе оглушительно ревели авиационные моторы. Группы Ил-2 одна за другой вылетели на штурмовку войск противника, продвигавшихся к Невелю с северо-запада. Штурмовиков надежно прикрывали истребители. За день они сбили 9 бомбардировщиков, 3 истребителя и один самолет-корректировщик. Особую трудность составляло то, что бои приходилось вести на высотах порядка 6000-7000 метров. Учитывая, \282\ что каждый летчик в день ходил на боевые задания по 4-5 раз, можно себе представить, как это изматывало их. Как-то на исходе дня ко мне на командный пункт явился адъютант и доложил: - Товарищ генерал, к вам капитан... Фамилию не назвал. - Хорошо, - говорю, - пусть заходит. Через порог переступил пожилой человек в помятой шинели и грязных сапогах. Шапка-ушанка была сдвинута на самые брови, и при тусклом свете я сначала не мог рассмотреть его лица. Но когда он вскинул к голове руку и озорно сверкнул глазами, я сразу же узнал Николая, хотя не виделся с ним уже много лет. - Братушка? Какими судьбами? - обнял я его за мокрые плечи. - Ты же весь мокрый. Раздевайся, садись поближе к печке и рассказывай, как ты сюда попал. Николай смущенно развел руками: - Как попал? Война - вот и попал. - Сколько же лет мы с тобой не виделись. - Сколько? - задумчиво отозвался Николай. - Да, почитай, все двадцать лет. - Как ты нашел меня? - Чисто случайно. Как-то командир части спросил меня: "Авиационный генерал Полынин не родственник тебе? - А как его зовут? - поинтересовался я. - Федор Петрович, - отвечает, - командует воздушной армией. Я его знаю". -И назвал твой адрес. Адъютант принес крепкого чая. Угощаю Николая, а он неторопливо рассказывает: - Не сразу, но все-таки отпустил меня командир повидаться с тобой. Благо часть наша в тылу находится и неизвестно, когда ее на фронт отправят. Помолчав немного, брат смущенно опустил глаза и сказал: - Может, похлопочешь, чтобы здесь оставили. Воевать хочу, понимаешь... Не бойся, не подведу. На следующий день я позвонил командующему фронтом генералу Курочкину и объяснил ему все как есть. - Не возражаю, - сказал он. - Только свяжитесь с командиром его части и оформите перевод. \283\ Так Николай остался у нас. Сначала он работал на аэродроме, выполняя различные хозяйственные поручения, а потом его назначили командиром батальона аэродромного обслуживания, обеспечивавшего полк самолетов По-2. Трудился брат добросовестно, к людям относился хорошо, заботился о них. Его наградили орденом Отечественной войны 1-й степени. Когда же на фронте наступило затишье, Николай снова затосковал. Однажды он пришел ко мне и начал упрашивать: - Помоги, Федор, перевестись в пехоту. Не могу здесь. Ты же знаешь: я к винтовке и автомату привык. Как ни уговаривал его остаться, не получилось. Николай дослужился до командира стрелкового полка, форсировал Западный Буг. Во время налета вражеской авиации в блиндаж, в котором находился брат, попала бомба, и его тяжело контузило. После лечения Николая демобилизовали из армии. Но все это было потом... Встреча с братом воскресила в памяти родные места, босоногое детство, дорогие мне образы отца, матери, братьев, сестер. ...В старину заволжские села часто "навещали" суховеи. Бывало, подует горячий, словно из печки "южак" (а разгуляться ему в наших степных просторах было где), и прямо на глазах начинают свертываться и опадать листья с деревьев, жухнуть трава. Может, потому и село, где я родился, называлось Сухой Отрог, что, засуха да бескормица здесь случались чуть ли не каждый год. В такое время даже Большой Иргиз, что протекает рядом с селом, начинал мелеть и из колодцев куда-то пропадала вода. Гонимые нуждой и голодом, крестьяне заколачивали свои избенки, запрягали в телеги тощих лошаденок и отправлялись кто в город, кто на Урал, где, по слухам, можно было как-то перебиться, чтобы не умереть с голоду. Жил в нашем селе преклонных лет мужичок по прозвищу Мечтало. В разговоре он любил употреблять это слово. "Я вот мечтаю о том-то". "По моей мечте надо бы сделать..." Так это слово к старику и присохло. Он и в самом деле был большой мечтатель, в молодости повидал белый свет, и сельчане любили его слушать. \284\ В рассказах старика трудно было отличить, где быль, а где выдумка, но это ему прощалось. Так вот Мечтало возьми и подай крестьянам мысль: - Что мы здесь живем, с травы на воду перебиваемся? Лучшие земли у помещиков Мальцева да Шишкина. А у нас надел - курица перескочит, робим-робим, а к весне все равно зубы клади на полку. Вот есть такой край - Алтай называется. Земли там - глазом не окинешь. Да и земля - чернозем один. Оглоблю воткни, и та в рост пойдет. А зверья, а рыбы, а лесов дремучих... Я вот давно мечтаю туда податься, только компаньона не нахожу. Взбаламутил этот знаток далекого сказочного края безземельных мужиков, заронил искру надежды и уж такую радужную картину нарисовал, что половина деревни в те райские обетованные земли засобиралась. Согласился вместе с другими поехать на Алтай и мой отец. А семья у нас была большая - пять мужчин и три женщины. Правда, братья мои - Тимофей и Иван - были уже взрослыми, да и Николаю седьмой год пошел, так что отцу подмога была хорошая. - Приедем на Алтай, - шутил отец, - Парасковью и Екатерину замуж выдадим, Тимофея и Ивана оженим и разведем там свой род, полынинский. - Ох, отец, - запричитала мать. - Задумал ты с этим переездом, а я боюсь. Ведь три тыщи верст - подумать только. - Не три, а три с половиной, - поправил ее отец. - С год, наверное, уйдет на дорогу. А чего боишься? Не одни, миром поедем. Алтай оправдал надежды сухоотрожских новоселов. Выбрали они место в горах, неподалеку от берега могучего Иртыша, построили из глины избенки и в память о родных краях назвали деревушку Самаркой. Потом прибыли переселенцы с Украины, и через год-два деревня разрослась. Русские и украинцы жили в большой дружбе, помогали друг другу, без этого нельзя в далеком необжитом и суровом краю. Борьба с природой, освоение веками пустовавшей земли требовали совместных усилий. Целину в одиночку не поднимешь. Старик Мечтало оказался прав. Земля там действительно была плодородная, и запахивай, сколько душе угодно. Трудись - не ленись. \285\ Нас, мальчишек, к труду приучали рано. В шесть лет доверяли пасти в ночном лошадей, а в семь мы уже помогали взрослым пахать, сеять, убирать урожай, ухаживать за скотом. Отец мой, Петр Федорович, был трудолюбив и вынослив, отличался недюжинной физической силой. Однажды, когда селяне убирали на бахче арбузы и дыни, в поле примчался на взмыленной лошади урядник. Люди насторожились: с добрыми вестями он не ездил. Сняв фуражку с кокардой и вытерев рукавом выступивший на лбу пот, глухо сказал: - Беда, мужики. Война началась... Бабы тут же заголосили, мужики тупо уставили взгляды в землю. А на другой день Тимофей и Иван вместе с другими молодыми парнями села на телегах отправились в уездный центр на сборный пункт. Провожали их с плачем и причитаниями все жители Самарки. Началась первая мировая война, и немногим потом довелось вернуться домой. Осенью того же года я пошел в школу. Учителями у нас были очень интересные люди. Математику, например, преподавал Горохов Александр Владимирович. Жители Самарки относились к нему с уважением. Он многое знал и отличался прямотой и деловитостью. Русский язык вела его жена Мария Александровна, красивая, интеллигентная женщина, лучшая наставница по воспитанию деревенских ребятишек. Она неплохо разбиралась в медицине и потому всегда была желанной в крестьянских семьях. В школе Мария Александровна вела драмкружок. Историю преподавал некто Губин, очень образованный человек и музыкант. Хоровой кружок, организованный им, славился на всю округу. Шли годы. Вернулись с фронта оставшиеся в живых односельчане, в том числе Тимофей с Иваном. Тимофей участвовал в брусиловском прорыве, пробыл какое-то время в Румынии в плену. Иван хлебнул горя в сырых окопах Прибалтики, нажил там ревматизм и мучился с ним до конца жизни. "Царя свергли. Революция свершилась" - принесли они с собой в село и радостную, и непонятную весть. Что такое революция? Тимофей был более-менее грамотным, \286\ за годы окопной жизни разумом понял что к чему и по-своему объяснял мужикам политические события. - Что значит революция? - говорил он. - Это фабрики - рабочим, земля - крестьянам, власть - трудящимся. Вот что такое революция. Избрали его, как фронтовика, заместителем председателя волостного исполкома. А тут началась гражданская война. Но до нас эти вести доходили с большим опозданием. Красные гнали белых на восток. Белые, отступая, свирепствовали, нещадно истребляли тех, кто поддерживал новую власть. Бандиты тогда жестоко расправились с Тимофеем. Он был убит. Иван отделился, жил своей семьей, в гражданскую был снова призван в армию, воевал против Колчака. Николай остался в семье старшим после отца. Видит, заваруха началась - собрал котомку, достал из сарая выброшенное за ненадобностью старое охотничье ружьишко и со своими односельчанами подался добровольцем к красным. Тогда ему исполнилось 17 лет. - Один был кормилец, да и тот нас покинул, - причитала мать. Отца она уже в счет не брала: он часто болел, а потом и совсем слег. Николай воевал в частях особого назначения (ЧОН), в боях с бандитами получил семь ранений, в двадцатом году заслужил орден Красного Знамени. Вернулся домой худой, обросший, на теле живого места нет, а сам веселый, глаза горят. - Ничего, - говорит. - Беляков разбили, теперь жить хорошо будем. В двадцать первом году в Самарку из Сухого Отрога стали приходить письма одно печальнее другого. Родные и близкие переселенцев сообщали: в Заволжье голод, люди мрут, просят хоть чем-нибудь помочь. Получили и мы от родных такую весточку. Отец и говорит нам с Николаем: - Езжайте, ребята, захватите с собой семян, полоски вспашете. Негоже родню в беде оставлять. А мы с матерью пока здесь перезимуем. Я уж сам теперь не работник. В Заволжье вместе с нами поехало, откликнувшись на беду, чуть ли не пол-Самарки. Все лето и осень провели в пути и только к зиме добрались наконец до родного селения. Помогли родичам, потом продали лошаденок, \287\ купили избенку и прожили в ней с братом зиму. А весной Николай и говорит: - Что ж, Федор. Видать, судьба велит нам жить в родном гнезде. Вертайся в Самарку, забирай отца с матерью. Купил я билет до Семипалатинска, много суток ехал поездом, потом на перекладных добрался наконец до Самарки. Вхожу в дом. Отец уже не вставал с постели. Как увидел меня - крикнул на радостях: "Федя" и сердце старого, измотанного жизнью человека перестало биться. Похоронили мы его рядом с могилой Тимофея и стали собираться в обратный путь. Зима в Заволжье в двадцать четвертом году выдалась малоснежная и на редкость суровая. Морозы стояли такие, что птицы на лету замерзали. Выйдешь, бывало, на улицу и слышишь, как потрескивают заиндевевшие деревья. В один из таких холодных дней кто-то, сейчас уж и не помню, привез из города в Сухой Отрог, где мы жили, скорбную весть: умер Ленин Имя Ленина в нашей семье произносилось с трепетным благоговением. О жизни и революционной деятельности Ильича вам, школьникам, многое рассказывали на уроках учителя. За идеи его, за революцию и Советскую власть сражались с беляками в гражданскую мои старшие братья Николай и Иван. С именем Ленина были связаны все социальные перемены в селе. Изгнали помещиков Мальцева и Шишкина, а земли, имущество передали беднякам и батракам. Крестьяне впервые вздохнули свободно. Рассказы о Ленине от людей, видевших его, беседовавших с ним, я впервые услышал в деревне Самарке, на Алтае. В 1918 году туда прибыла большая группа питерских рабочих с семьями. В Питере было голодно, заводы и фабрики стояли. Делегация рабочих пришла к Ленину и попросила отправить их в деревню. Владимир Ильич одобрил стремление рабочих жить трудовой коммуной, посоветовал, как помочь крестьянам в укреплении Советской власти на местах, показать пример: построить на новом месте школу, больницу, клуб, мастерские для ремонта сельскохозяйственного инвентаря. По указанию В. И. Ленина коммунарам выделили 200 военных палаток, 6 походных кухонь, хлебопекарню. \288\ Коммунары прибыли, имея при себе 50 винтовок. Эта предосторожность оказалась не лишней. Оружие потом пригодилось в борьбе с бандитами и кулачеством. Поселились коммунары недалеко от Самарки, провели первую пахоту и, как советовал Владимир Ильич, открыли поначалу кузницу, мастерскую, хлебопекарню. Между рабочими и сельской беднотой с первых же дней установилась крепкая дружба. Коммунары помогали им чем могли, разъясняли первые декреты Советской власти, несли в трудовые массы крестьян слово большевистской правды. С огромным вниманием слушали самарцы рассказы пи-терцев о Ленине. Ведь некоторым из них посчастливилось быть в Смольном, разговаривать с Ильичем. Эти беседы без нас, мальчишек, не обходились. Забьемся, бывало, в угол избы, а то взберемся на палати и слушаем, открыв рты. Такие вечера являлись для крестьян первыми уроками политграмоты, раскрывали им глаза на происходящие события. Многие из питерцев, прибывших на Алтай, в 1918- 19 годах были расстреляны колчаковцами, другие ушли в подполье и возглавили партизанскую борьбу прииртышских крестьян и казахов, объединившихся в народных батальонах со звучным названием "Горные орлы Алтая". Командиром "Горных орлов", как я потом уже узнал, был прапорщик царской армии коммунист Никита Иванович Тимофеев, уроженец Алтая, вернувшийся домой после мировой войны с эшелоном питерских рабочих. Его ближайшим помощником и другом был Иван Васильевич Воробьев. Много хорошего тогда рассказывали о петроградцах Концевом, Виноградове, балтийском матросе Филькине. Питерцы являлись посланцами Ленина, люди верили им, шли за ними. В отряде "Горных орлов" служил и мой брат Николай. В тот день, когда в село пришла печальная весть о смерти Ильича, мы всей семьей сидели за столом, обедали. Мать налила в большую чашку постный суп, посмотрела на портрет Владимира Ильича Ленина, который я вырезал из какого-то журнала и приклеил на стене, и, утирая глаза кончиком ситцевого платка, сказала с болью: - Батюшка наш дорогой. Мало пожил, сердечный... Старая неграмотная крестьянка по-своему выразила великое горе, постигшее нашу страну, все человечество. \289\ А Николай сурово сдвинул брови, отложил в сторону выщербленную деревянную ложку, вышел из-за стола, торопливо достал кисет. Я видел, как у него мелко-мелко дрожали руки, когда он скручивал цигарку. Махорка рассыпалась, он с гневом бросил на пол клочок газеты, который только что крутил, подошел ко мне, положил тяжелую, изувеченную в боях руку на мое плечо и сказал наставительно: - Какой был человек, Федюня, какой человек! Наш комиссар о нем рассказывал... Отвернулся и смахнул слезу. У меня тоже защемило под сердцем, но я тогда еще не мог осмыслить всей глубины всенародного горя. На другой день состоялся траурный митинг. В центре села на высоком берегу реки Иргиз собрались, несмотря на лютый холод, стар и млад. Из Балакова приехали на санях рабочие. Слова выступающих были просты, как сама правда, и потому хватали за душу. Как-то Николай сказал мне: - Тебе, Федор, учиться надо. Я и сам об этом не раз думал. Ведь окончил всего три класса сельской школы. Но для учебы в городе нужны были деньги, а их у нас даже на керосин не хватало. И все же я твердо решил поехать в Самару, хотя ясно не представлял, какие трудности мне предстоит преодолеть в большом, незнакомом городе. ...Всю дорогу, пока пароход лениво шлепал плицами по речной глади, меня не покидало щемящее чувство тоски. С пристани я прошел на примыкавшую к ней площадь и остановился в раздумье: куда идти? В городе ни родных, ни знакомых. Приютили меня грузчики, расспросили, зачем приехал, похвалили за доброе намерение. - Парень ты молодой, - сказал один из них. - Пока есть сила да желание - учись. В городе тут учреждение есть, просветом его называют... - Не просветом, а губполитпросветом, - поправил товарища другой грузчик. - Только вчера книги туда отвозил. Пачек, наверное, десять набралось. В этот губполитпросвет тебе и надо наведаться, парень. "Губполитпросвет", -повторил я мысленно мудреное, впервые услышанное слово. И переспросил: - А что это такое? \290\ - Да ничего особенного. Учителки там ходят, книжки листают, - пояснил тот, что вчера побывал в этом учреждении. Утром пошел в город искать этот самый "губполитпросвет". Нашел его только к полудню. Поднявшись по лестнице на второй этаж, робко постучал в первую попавшуюся дверь. Меня встретила моложавая интеллигентного вида женщина в очках. - Вы к кому, юноша? Я объяснил, зачем пришел. Женщина в очках дружелюбно рассмеялась. - А что вы окончили? - Три класса сельской школы. - Давно? - Шесть лет тому назад. Лицо женщины стало серьезным. Она еще раз внимательно посмотрела на меня и, видимо заметив в моих глазах мольбу, сказала: - За городом есть школа взрослых. Учатся там в основном рабочие. Вас это устроит? Я был на седьмом небе от такого предложения. Наконец стану учиться. А где и на что придется жить - об этом как-то не думалось. - Хорошо, напишите заявление, - сказала женщина и положила передо мной листок бумаги. До экзаменов оставалось еще полторы недели. На последние гроши я вернулся домой, уверенный, что все теперь пойдет хорошо. Но эта уверенность рассеялась как дым, когда снова приехал в Самару и предстал перед экзаменационной комиссией. Из-за слабой общеобразовательной подготовки испытаний я не выдержал. Школой взрослых заведовала Раиса Тимофеевна Филимонова, чуткая, обаятельная женщина. Ее, видимо, подкупила та настойчивость, с которой деревенский паренек добивался поступления на учебу. Но таких, как я, оказалось еще несколько человек. После экзаменов Филимонова пригласила нас в свободную комнату и сказала: - Подождите дня два-три. Я сегодня переговорю кое с кем, попрошу создать для вас подготовительную группу. О возвращении домой не хотелось думать. С какими глазами предстану я перед матерью, братом, сестрой, односельчанами?.. Стыдно. \291\ Но на что дальше жить? Деньги кончились. Никакой специальности у меня нет. Да и работу в те годы было не так просто найти. И тут мне вспомнилось напутствие матери: в селькредсоюзе (кредитное товарищество) служит наш односельчанин Василий Иванович Судаков. Он, правда, меня не знал, из деревни уехал давно, но я все-таки решил сходить к нему. Василий Иванович встретил меня приветливо, повел в контору. - Дворником хотите? - спросили там. - Другой работы нет. Что ж, дворником так дворником. Есть надо - на все согласишься. Работа оказалась тяжелой. Но к трудностям мне не привыкать. Днем трудился в поте лица, а вечером торопился в школу. Спасибо Раисе Тимофеевне - добилась-таки она открытия подготовительного класса. Школа находилась на далекой окраине города. Денег на трамвай часто не бывало. Приходилось туда и обратно ходить пешком. Жил где придется. Случалось ночевать даже в конюшне. И с какой же я ненавистью смотрел тогда на новоявленных буржуев, которых немало развелось в годы нэпа в Самаре. В школе я подружился с рабочим Гусевым. Он был намного старше меня, но его почему-то все ласково называли Васей. Он работал на трубном заводе литейщиком. Вместе мы закончили подготовительный курс, и нас перевели в первый класс. Наступило лето. Из дому пришло письмо: "Учись, Федор, старательно, - писал брат Николай. - Дома тебе делать нечего, голодно тут. А я уезжаю с матерью в Сибирь". Мне стало совсем грустно. Спасибо, Вася Гусев морально поддержал. Ведь должность дворника в сель-кредитсоюзе сократили, и я кое-как перебивался случайными заработками. Осенью 1924 года удалось устроиться на табачную фабрику "Экспресс". Там меня приняли в комсомол (был ленинский призыв 1924 года). Но вскоре и там оказался не у дел. Пошел на одно из пищевых предприятий чернорабочим. Здесь уже я почувствовал, что твердо становлюсь на ноги. Шутка ли: мне уплатили за первый же месяц 28 рублей. С такими деньгами я считал себя богачом, снял даже комнату в частном доме. Учиться стало легче. \292\ Прошли три года. Школу я закончил и прочно вошел в семью рабочего класса, проникся его интересами. В субботу и по воскресеньям рабочая молодежь выходила в поле и там под руководством шефов - воеппых училась стрельбе, участвовала в разных походах, военных играх и т. д. На фабрике "Пищевик" в 1927 году меня приняли кандидатом в члены ВКП(б), как рабочего с двухлетним производственным стажем. Там я с головой окунулся в общественную жизнь: стал членом бюро комсомола, редактором стенной газеты. Кроме того, активно участвовал в рейдах "легкой кавалерии". Когда в 1928 году настало время призыра в армию, в моей судьбе принял участие весь коллектив. Нас, призывников, на неделю освободили от работы - отдохните, мол, справьте свои личные дела. Устроили торжественное собрание - с речами, добрыми пожеланиями, товарищеским ужином. Тут же вручили нам подарки и деньги, собранные коллективом. Это меня так тронуло, что я слов не находил, чтоб отблагодарить товарищей. Но вечером, в трамвае, в толчее и давке, какой-то жулик вытащил у меня деньги. Пропали и документы. Что делать? На следующий день прихожу к секретарю парторганизации производства старому большевику Ивану Семеновичу Трофимову и рассказываю о своей беде. Тот выслушал, усмехнулся в усы, обнял за плечи и участливо, по-отцовски сказал: - Вот тебе, Федор, первый урок: рот не разевай, будь бдительным. В армии это качество особенно необходимо. Сам служил, знаю. К врагам нашим проявляй бдительность. А беду с деньгами поправим. И действительно, в тот же день товарищи снова собрали какую-то сумму и предложили мне. - Иван Семенович, не возьму, стыдно, - говорю Трофимову. - Рабочие от себя отрывают, а я, раззява... - Бери, бери, - наставлял он. - С кем грех да беда не случается. * * * Фашистское командование упорно не желало мириться с потерей невельского узла. Оно подтянуло свежие силы \293\ и предприняло ряд отчаянных контратак на рубеже Бир-каны - станция Сенютино, чтобы вынудить наши войска к отступлению. Резко повысилась и активность вражеской авиации. За день она делала до 300 самолето-вылетов. Нашим истребителям в те дни приходилось особенно туго. Но они духом не падали. За один день 9 октября только Герой Советского Союза гвардии капитан Смирнов уничтожил четыре вражеских самолета. Наиболее упорные воздушные бои развернулись 10 октября. В этот день в воздухе патрулировал группами весь истребительный полк. В первом вылете группу истребителей, прикрывавших наземные войска, снова возглавил гвардии капитан Смирнов. Прибыв в заданный район, он услышал сообщение станции наведения: "В районе озера Сенница - группа немецких бомбардировщиков, прикрытых шестью "фоккерами". Смирнов направился туда и завязал там бой. Первым, меткой очередью, сбил "Фокке-Вульф-190" гвардии лейтенант П. Углянский. Остальные вражеские самолеты не выдержали и поспешили удрать. Через несколько минут группа Смирнова встретилась с четверкой "фоккеров" и снова навязала им бой. Оттягивая противника на свою территорию, гвардейцам удалось отсечь одного "фоккера" и зажать в клещи. Смирнов атаковал его. Гитлеровец резко перевел машину в пикирование, но спастись ему не удалось. Гвардии лейтенант Чап-лиев атакой сверху сзади вогнал его в землю. Бой происходил недалеко от нашего аэродрома на глазах у летчиков и механиков. Вторая группа истребителей, ведомая гвардии майором Н. Магериным, встретилась с восемнадцатью бомбардировщиками Ю-87, которых прикрывала четверка "фоккеров". Когда гвардии лейтенант Милаев одного из них поджег, остальные растерялись. Этим воспользовался Магерин. Вместе с товарищами он обрушился на "юнкерсов". Трех они сбили, остальных обратили в бегство. В сводке Совинформбюро об этом было сказано так: "Летчики-истребители части под командованием гвардии подполковника Родионова в ожесточенных воздушных боях сбили 18 вражеских самолетов, не потеряв со своей стороны ни одной машины". \294\ Командующий 3-й ударной армией генерал-лейтенант К. Н. Галицкий и командующий 3-й воздушной армией генерал-лейтенант авиации Н. Ф. Папивип дали высокую оценку действиям 28-го гвардейского истребительного полка. 12 октября мы с радостью узнали о награждении летчиков, отличившихся в последних боях. Прославленные истребители командир полка гвардии подполковник Олег Родионов, гвардии капитан Алексей Смирнов и гвардии майор Николай Магерин за умелое руководство боевыми действиями на невельском направлении награждались боевыми орденами Александра Невского. Ордена Красного Знамени получили тогда Исаев, Быковец, Кисляков, Мазурин, Насонов, Логинов, Углянский и Чаплиев. Летчики Милаев и Черноглазов награждены орденами Отечественной войны 1-й степени. Напряженно пришлось поработать тогда и штурмовикам. При появлении их над полем боя немецкие артиллерийские и минометные батареи обычно прекращали огонь. А так как они были хорошо замаскированы, то отыскать их с воздуха не представлялось возможным. В этих случаях на помощь штурмовикам всегда приходила пехота. Ракетами и огнем из орудий она указывала самолетам нужные цели. Воспользовавшись помощью пехотинцев, штурмовики под командованием гвардии лейтенанта Молева разгромили однажды большую группу фашистов, тщательно укрывшихся в лесу у шоссе Невель - Великие Луки. Впоследствии, когда этот участок был занят нашими частями, там нашли шесть сожженных танков, 12 автомашин, 4 разбитых орудия. В боях за Невель особенно крепкая боевая дружба завязалась между истребителями и штурмовиками. Одни ревностно охраняли других от нападения вражеских самолетов. Как-то группа "Аэрокобр" под командованием летчика Сорокина прикрывала штурмовиков, обрабатывавших цель в глубине обороны противника. Вражеские зенитчики подбили Ил-2 гвардии капитана Монахова. Чаплиев и Углянский прикрывали его до тех пор, пока штурмовик не достиг своей территории и не совершил вынужденную посадку. И только после того как Монахов, поднявшись на плоскость штурмовика, помахал им рукой, Чаплиев и Углянский взяли курс на свой аэродром. В период боев на невельском направлении в \295\ авиационных полках ни на один час не прекращалась партийно-политическая работа. В перерывах между боями агитаторы рассказывали о боевых делах летчиков и механиков, их подвиги описывались в боевых листках и специально издаваемых листовках. Регулярно проводились заседания партийных бюро, собрания партийного актива, на которых комм