вверх, чтобы занять позицию для новой атаки. Сбитие ведущего, а им всегда был командир группы, нарушило управление и психологически подавило вражеских летчиков. Повторный удар по ведущему левой девятки привел к расстройству боевого порядка бомбардировщиков. Этим незамедлительно воспользовались летчики звена и сбили еще три самолета. У противника началась паника. Сбрасывая бомбы и пикируя к земле, бомбардировщики врассыпную стали удирать в направлении Керченского пролива. Создались благоприятные условия для уничтожения их поодиночке. Но наша задача была в другом. Дал команду своему звену: - Прекратить преследование! Атаковать второй эшелон! С двадцатью семью Ю-87 второго эшелона повторилось то же, что и с первым: прорвавшись через жгуты дымных трасс, я сбил ведущего центральной девятки и на повторной атаке еще одного Ю-87. Мои ведомые действовали смело и решительно. Летчики сбили каждый по одному бомбардировщику. Гитлеровские пилоты не ожидали такого стремительного и точного удара. Сбросив бомбы на свою территорию, они повернули на запад. А наше звено нацелилось на третий эшелон из трех девяток "юнкерсов". Но те, видя как мы расправились с предыдущими, не стали испытывать судьбу и развернулись на запад. Задача была выполнена, бомбардировка наших войск сорвана. Теперь можно преследовать удирающих бомбардировщиков. Но преследование пришлось прекратить. По радио услышал приказ: - Покрышкин, я - "Тигр", немедленно возвращайтесь на Крымскую. В воздухе появился противник. Как ни заманчива была перед нами добыча, приказ - закон. Построив группу в боевой порядок, взяли новый курс. Невольно оглядываясь на обратном пути, насчитал от Керченского пролива до станции Верхне-Баканской двенадцать дымных столбов. Это догорали на земле сбитые самолеты. Над Крымской мы разогнали группу Ме-109. По-видимому, эти истребители имели цель сковать нас боем перед приходом своих бомбардировщиков. На этот раз мы их обхитрили. Пока они здесь нас караулили, мы потрепали их подопечных еще над вражеской территорией. Уходить домой наша группа не могла - время патрулирования еще не кончилось. Положение было незавидное, боеприпасы израсходованы, а смены нет. Патрулируем на скорости. Вдруг обнаруживаем идущую со стороны Черного моря большую группу самолетов противника. Насчитали до пятидесяти бомбардировщиков и истребителей. Снова бой, а стрелять почти нечем. Как пригодились остатки боеприпасов. Я сбил пятого бомбардировщика. На повторной атаке оружие уже не стреляло. Такое же положение было и у других летчиков нашей группы. Что делать? Ведь противник идет к линии фронта. Не долго думая, даю команду: - Всем сомкнуться плотней ко мне! Идем в психическую! И вот уже звено, плотное, как сжатый кулак, пикирует на группу бомбардировщиков. Федоров со своими напарниками сковал боем "мессершмиттов". Бомбардировщики, считая, что мы идем на таран, сбрасывают бомбы на свои войска и, рассыпая строй, удирают на запад. Преследовать мы их не стали. Стрелять нечем и горючее на исходе. Вот наконец и смена. Довольные своими победами, без потерь возвращаемся домой. Неплохо потрудились, сбито более десятка вражеских самолетов! Но не всегда перехват бомбардировщиков противника до подхода их к линии фронта был таким удачным. В очередное патрулирование вылетели четверкой. Сил, конечно, было мало. Наступление наших войск на Крымскую до предела накалило и воздушную обстановку. Сражения над полем боя шли ожесточенные. На этот раз мы встретили четыре девятки Ю-87, прикрытые восьмеркой Ме-109. Вражеская группа шла плотной колонной. Это затрудняло атаку ведущего. - Атакую бомберов. Речкалов, прикрой! - дал команду. Ударом сверху сбил ведущего задней девятки и решил не уходить на горку, а проскочить вплотную над бомбардировщиками и атаковать командира группы. Это привело к уменьшению скорости. Только я расстрелял ведущего бомбардировщика, как мощная трасса пуль и снарядов пронеслась перед самолетом. Бросив свой истребитель под атакующего Ме-109, ушел из-под трассы. Не успел вывернуть свою машину, как второй Ме-109 слева поставил впереди трассу огня. Глянул назад - в хвосте еще пара Ме-109. Резким разворотом выскочил от "мессершмиттов" в сторону тройки наших истребителей. Все же даже одиночные точные атаки подействовали на вражеских летчиков. Сбросив бомбы, они не стали штурмовать наземные цели и развернулись на запад. После посадки я возмущенно спросил у своего ведомого Степанова: - Вы почему меня не прикрыли при атаке? - Товарищ командир, меня самого атаковали, я едва ушел из-под удара к нашей паре. Думал, вы там. - Разве не видели по номеру на самолете, что меня там нет? Ведомый не должен бросать в бою ведущего. Вас прощает только одно обстоятельство: отсутствие боевого опыта. Тут же я подозвал техника самолета. - Крупно белой краской обозначьте номер самолета. Надо, чтобы далеко был виден тринадцатый номер. - Писать не стоит, товарищ командир. Пригнали новую партию машин и приказано дать вам другую, с номером сто, - доложил Чувашкин. - Хорошо. Напишите сотку крупными цифрами. 5 мая 1943 года наши войска полностью овладели станицей Крымской и начали наступление на высоты западнее нее. Погода с утра сдерживала действия авиации. К середине дня облачность начала подниматься. Первой вылетела на патрулирование шестерка в составе моего звена и пары Фадеева. Такой состав группы наше командование определило, мотивируя плохой погодой. Сразу же взяли курс на станцию Аманат, чтобы выйти западнее Крымской. Это был вероятный маршрут подлета бомбардировщиков противника. Идем к линии фронта. Пара Фадеева, летевшая левее, все больше отходит от моего звена восточнее. Это меня начинает беспокоить. - "Борода", я - Покрышкин, подойди ближе, почему отрываешься? - Сейчас подойду! Но выполнить маневр уже не успел. Западнее Крымской, точно над моей парой, из облаков появился "Хейнкель-111". Он вышел так близко над нами, что и атаковать было нельзя. Делая горку, я бы выскочил впереди противника. Надо было отстать. Но летчики "хейнкеля", видать с перепугу, сыпанули бомбы. Они проскочили за хвостом моего самолета. А вражеский бомбардировщик сразу же нырнул обратно в облака. В первые мгновения решил пробить облака и выше их подловить "хейнкеля". Но в эти секунды увидел между ярусами облачности группу Ю-87. Они перестраивались для бомбометания. - "Юнкерсы", приготовиться к атаке! - дал команду. А сам зашел вдоль колонны и начал последовательно обстреливать Ю-87. Обстановка в том бою сложилась не простая. После нескольких атак левее и правее оказались две пары Ме-109. Они попытались взять меня в "клещи". Рывком вверх и в сторону выскочил из-под их удара и закрутился с ними на виражах. Но низкая высота и нависшая над нами облачность не дали возможности перевести бой на вертикали. Выручил Степанов. Он вовремя пришел на помощь и "мессершмитты" нырнули в облака. Пара Речкалова атаковала удирающих Ю-87. После боя, собрав группу в боевой порядок, мы продолжали патрулировать. К нам пристроился Андрей Труд. Узнав его по номеру самолета, запросил: - Где Вадим? - Он подбит и ушел домой. - А почему ты его не сопровождал? - Был скован "мессерами", не мог оторваться. Положение с Фадеевым встревожило меня. Расспросы пришлось отложить до приземления. Сбоку нас, на удалении до двух километров, появилась шестерка Ме-109. Они летели параллельно нашей группе и в бой не вступали. Мы поджидали вражеские бомбардировщики и не старались связываться с истребителями. В направлении Анапы, на фоне облаков, уже были видны силуэты тяжелых самолетов. Так мы и ходили с севера на юг и обратно недалеко от группы "мессершмиттов". Вдруг западнее нас выскочил Як-1 и пошел прямо на меня. - "Як, "Як", я свой! - немедленно предупредил его, но тот атаковал в лоб и, стреляя, проскочил мимо. Хорошо было видно, как из выбрасывателя его пушки вылетали гильзы. Один прицельный снаряд угодил в крыло моего самолета. Тут сомнения, что на нашем самолете был фашист, у меня исчезли. Дал команду своим летчикам сбить "яка". Но он успел развернуться и ушел к группе "мессершмиттов". После этого "мессы" ринулись на нас. Мы тоже сделали доворот и пошли в лобовую. Поймав с упреждением в перекрестие прицела ведущего группы противника, я длинной очередью сбил его. Остальные сразу же ушли. Бомбардировщики так и не появились, очевидно, отменили налет. Закончив патрулирование, пришли на аэродром. - Фадеев сел? - спросил Чувашкина после посадки. - Нет, не садился. - Где Вадим и что с вами было? Докладывайте! - потребовал я у Труда. Из его рассказа кое-что стало ясно. Оторвавшись от моего звена, пара Вадима вышла на Крымскую. Там наскочила на группу Ме-109. Завязался жаркий бой. Пара рассыпалась. В один из моментов боя Труд услышал Вадима: - Я - Фадеев, иду домой... По голосу чувствовалось, что Фадеев был ранен. А Труду никак не удавалось оторваться от двух "мессершмиттов". Ждали мы сообщений о судьбе Фадеева несколько дней. Стало ясно, что Вадим погиб. После освобождения Крымской наши войска еще неделю вели тяжелые бои за высоты западнее станицы. Этот рубеж позволял выйти в глубокие тылы обороны противника, на Новороссийск. Гитлеровцы защищались отчаянно. Они перебросили в этот район все резервы и сосредоточили здесь большую авиационную группировку. Бои в воздухе носили ожесточенный характер. Наши летчики самоотверженно вступали в схватки с численно превосходящим противником, чтобы сорвать бомбардировку наших войск. В этих боях полк потерял отважных и способных командиров звеньев Дмитрия Коваля и Михаила Сутырина. Меня также чуть не сбили над Таманским плацдармом. Спасла случайность. Вылетели мы тогда четверкой рано утром на прикрытие района. В группе были летчики третьей эскадрильи, оставшейся без командира после гибели Вадима Фадеева. Ведомым в свою пару я нерасчетливо назначил молодого летчика, имеющего небольшой боевой опыт. Подходим к Крымской. Сплошная многоярусная облачность. Вражеская авиация могла быть только на большой высоте. Решил пробить облака. Мой ведомый не имел опыта полетов в сложных метеоусловиях. Оторвался от нас. А искать его и пристраивать к группе условия не позволяли - к линии фронта шла девятка двухмоторных бомбардировщиков Ю-88. Дал по радио команду ведомому уходить домой. Тройкой ринулись навстречу противнику. Набирать высоту для "соколиного удара" времени не было, да и второй ярус облаков мешал. Вначале все складывалось хорошо, как было задумано. С боевого разворота вклиниваюсь в строй девятки. В упор, длинной очередью, расстреливаю ведущего. Проскочив строй бомбардировщиков, посмотрел в сторону и назад. Сбитый Ю-88 дымил в падении. Успел заметить рядом остальных бомбардировщиков. С них вниз сыпались бомбы. Сделал рывок в сторону - и вновь захожу в атаку. Бомбардировщики стали беспорядочно разворачиваться на запад. Я кинулся на отставшего Ю-88. Он пытается уйти, переходит в пикирование. Догоняю "юнкерса" и расстреливаю его. Вывел самолет из атаки над самым верхним краем нижней облачности. Дальнейшее следование за Ю-88 грозило столкновением с землей, ибо нижний край облачности был всего в двухстах метрах. Выйдя на высоту боевым разворотом, увидел под облаками вторую девятку бомбардировщиков. Не теряя времени, устремился к ней. Главное - не допустить "юнкерсов" к линии фронта. Атакую правого бомбардировщика в девятке. Ю-88 загорелся. Остальные, сбрасывая на развороте бомбы, круто отворачивали строем на запад. Пристраиваюсь им в хвост, сближаюсь. Вот они рядом. Прицеливаюсь по крайнему справа "юнкерсу". Он чуть отстал от группы. Очередь по стрелку, вторая - по мотору. Черный дым тянется за "юнкерсом". Но он еще летит. Надо добить. Нажимаю гашетку - оружие не стреляет. По-видимому, отказало. Решаю перезарядить. И тут, несмотря на азарт боя, глянул в сторону хвоста моего самолета. Шестерка "мессершмиттов" уже пристраивалась ко мне. Тут же делаю энергичный переворот. Трассы огня прошли выше. Проскочив нижнюю облачность, вывел самолет у земли, над населенным пунктом, Узнал его - подо мной была станица Варениковская. Горкой вошел в облака. Скрываясь от "мессершмиттов" и зениток, взял курс на аэродром. После посадки приказал Чувашкину: - Проверьте, почему-то внезапно отказало оружие. Через несколько минут техник, усмехнувшись, доложил: - Оружие работает отлично. В контейнерах нет ни одного снаряда и ни одного патрона. - Да!.. Это меня и спасло. Если бы оружие еще две-три секунды стреляло, то сегодня домой не вернулся бы. "Мессеры" бы прикончили, - невольно вырвалось у меня. На первого сбитого бомбардировщика, упавшего вблизи линии фронта, штаб получил подтверждение стрелковой части. Его засчитали мне. Второй, сбитый в глубине вражеской обороны, и третий, подбитый, который наверняка упал позже, пошли в пользу общей победы. Старчиков в этом бою также сбил "юнкерса" из первой девятки. Мы выполнили боевую задачу - не дали бомбить наши войска. После 10 мая наступление на фронте прекратилось В воздухе наступило относительное спокойствие. Обстановка позволяла подвести итоги последних боев. С докладом о действиях летчиков выступил командир полка. Итоги он в основном подводил по цифровым показателям; сколько вылетов, часы боевого налета, количество боев, сбитых самолетов. Понятно, что летчики слушали эти данные без особого интереса. А ведь в этих боях впервые мы применили много новинок. Да и противник перешел к другой тактике. Смелее стал использовать высоту, маневр. Сбивать "мессершмитты" стало труднее. Все ждали выступления Михаила Акимовича Погребного. Этот политработник умел видеть главное. Он всегда беседовал с нами после боевых вылетов. Замполит хорошо знал динамику проведенных боев и действий каждого летчика в них. Летчики и техники полка были откровенны с Погребным, очень уважали его за внимательное и доброе отношение, за умение снять угнетенное настроение при неудачах, вызвать глубокие патриотические чувства. Вот и сейчас он сумел приковать к себе внимание. Кратко напомнив успехи полка и лично летчиков в боях за Крымскую, Погребной среди лучших назвал Вадима Фадеева. Сказал - и замолк, как бы обдумывая или давая нам вспомнить этого летчика. Все притихли и ждали, что он скажет о Вадиме. Волнуясь, иногда умолкая, он поведал нам об этом замечательном человеке и отличном воздушном бойце, о его гибели. Слушая Погребного, я думал о Вадиме. Никто не знал его так хорошо, как я. Нас связывала личная и боевая дружба. Природа щедро наделила Фадеева редкими физическими и духовными качествами. Неиссякаемая энергия и оптимизм, искреннее чувство товарищества вызывали у всех восхищение. В трудное для меня время Вадим всегда старался поддержать словом и делом. Гибель Вадима была для меня самой тяжелой потерей с начала войны. Не умаляя его достоинств, я много думал об истинных причинах, которые привели его к гибели. Натура волжского богатыря, уверенного в своих незаурядных способностях, нередко проявлялась в пренебрежении к опасностям в бою, в переоценке своих возможностей. Я был старше Вадима, имел больший жизненный и боевой опыт. Старался как друг подсказать и поправить его, особенно в вопросах тактики действий. В последнем боевом вылете он как командир эскадрильи проявил самоуверенность, по-видимому, решил действовать самостоятельно. В этом была его роковая ошибка. М. Погребной остановился на вопросах формирования высоких морально-боевых качеств у летчиков, подчеркнул необходимость совершенствования тактической выучки. Закончив выступление, М. А. Погребной обратился к летчикам: - Кто хочет высказаться? - Разрешите? - попросил я. Остановился на том, что основной причиной гибели наших летчиков является патрулирование малыми группами, четверками, в лучшем случае шестерками. Встретив крупные группы вражеских бомбардировщиков под сильным прикрытием "мессершмиттов", наши летчики, чтобы сорвать бомбометание, самоотверженно бросаются на численно превосходящего противника и порой гибнут в неравных боях. Так были сбиты Науменко, Коваль, Сутырин и некоторые другие. Высказал предложение посылать в ожидаемое время налета патрули из двух-трех шестерок, а лучше - восьмерок. - Надо считаться с количественным составом полка, - заметил Н. Заев. - Можно увеличить количество боевых вылетов на каждого летчика, - сказал я, оглядев товарищей. - Летный состав на это согласен. В эти дни затишья вызвали в штаб воздушной армии летчиков, наиболее отличившихся в боях. Штаб располагался в пригороде Краснодара, в станице Пашковской. Вылетели туда на самолетах. Садились на незнакомой площадке ограниченных размеров. Здесь базировалась лишь эскадрилья связи. На посадке нога шасси моего У-2 попала в глубокую колею от автомашины и сломалась. К самолету подошел командир эскадрильи лейтенант Олиференко. Видя, что я расстроен, он успокоил: - Не беспокойтесь, товарищ капитан. Доставим сюда запасные части. У нас этих тихоходов хватает. Отремонтируем быстро. Мы разговорились. Олиференко высказал свое неудовлетворение назначением его командиром подразделения связи. Он стремился стать истребителем. Заметно смущаясь, попросил меня: - Товарищ капитан, поговорите с командующим армией о переводе в ваш полк. - Вы же не летаете на истребителе, а только на У-2. - До войны был инструктором в аэроклубе. Истребитель освою быстро. Поверьте, не подведу, товарищ капитан! - Но мы можем взять вас в полк только на должность рядового летчика, а вы сейчас командир отдельной эскадрильи. Кроме того, летчикам-истребителям часто достается в боях, - пытался разубедить Олиференко, понимая всю сложность переучивания летчика на боевой самолет во фронтовых условиях. - Согласен быть рядовым летчиком, но на истребителе! А опасность этой профессии меня не пугает. - Хорошо! Если представится возможность, доложу командующему о вашей просьбе и буду ходатайствовать о переводе к нам. По дороге в штаб, слушая разговоры ехавших со мной летчиков, я думал об Олиференко. Вспоминал, как сам много лет добивался стать летчиком. Сомневаться в искренности патриотических стремлений Олиференко не приходилось. Он понимал всю опасность для жизни, но хотел лично участвовать в воздушных боях. Такому человеку следовало помочь. Нас встретил начальник штаба армии генерал А. З. Устинов. - Прибыли? Командующий пока занят, Сейчас пройдите в столовую штаба. За завтраком мы обговорили вопросы, которые следовало доложить командующему. Эту нелегкую задачу возложили на меня. Я понимал ответственность. Говорить на таком совещании надо кратко и веско, высказать главное, что тревожит нас, истребителей. Это был первый случай за время войны, когда вызвали рядовых летчиков в такой высокий штаб на деловой разговор. Между тем боевая жизнь давно подсказывала, что надо изучать и обобщать боевой опыт, смелее искать пути более эффективного использования истребителей в боевых условиях. Принял нас генерал К. А. Вершинин. Он был недавно назначен командующим 4-й воздушной армией, объединившей в конце апреля всю авиацию нашего фронта. Распыление сил по двум армиям наконец-то было ликвидировано. Однако основы ее боевого применения оставались пока прежними. Мы продолжали летать мелкими группами. Лишь отвага и умение позволяли нам побеждать в боях превосходящего в силах врага. Бытовавший в это время лозунг: "Бить врага не числом, а уменьем" был очень патриотичен, но не всегда приводил к успехам в бою над численно превосходящим противником. Боевые летчики ждали от этого совещания многого. Хотелось, чтобы новое в боевом применении нашей авиации стало активнее внедряться в жизнь. Без особых вступлений К. А. Вершинин открыл совещание. - Давайте, товарищи, посоветуемся, как нам лучше бить врага на земле и в воздухе, - сказал он. Командующий кратко обрисовал воздушную обстановку на нашем фронте. Он остановился на важных проблемах применения воздушной армии. Подробно изложил принципы авиационного наступления при прорыве обороны противника и боях в глубине. Он говорил о массированном применении бомбардировочной и штурмовой авиации. Истребителям поставил главную задачу: завоевание господства в воздухе с целью обеспечить действия бомбардировщиков и штурмовиков, срыва ударов авиации противника по нашим наземным войскам. Авиационное наступление было новой формой боевого применения авиации в наступательной операции. Оно способствовало значительному повышению боевой эффективности и явилось крупным шагом в оперативном искусстве Военно-Воздушных Сил. Не скрою, от слов командующего, других руководителей воздушной армии на душе становилось радостнее. Мы можем успешно наступать и гнать с нашей земли ненавистных захватчиков! Авиации теперь ставят такие сложные задачи, о которых мы могли лишь мечтать. Когда закончились выступления авиационных военачальников, я попросил слово. От имени присутствующих на совещании истребителей высказал мнение по приказу, ограничивающему скорость патрулирования истребителей над объектом прикрытия. Объяснил недостатки этого способа, обрекающего нас вести оборонительный бой на горизонтальных маневрах. Наступательный бой с применением вертикального маневра достигается лишь при полете патрулей на большой скорости. Доложил, что бомбардировщики противника наносят удары в течение дня с определенной периодичностью. В предполагаемое время их налетов следует посылать усиленный патруль из двух или трех восьмерок. Мы же сейчас с утра до вечера летаем группами из четырех- шести истребителей. Этим составом нам и приходится вести бои с крупными силами бомбардировщиков и истребителей. Верно, это потребует увеличения боевой нагрузки на каждого воздушного бойца. Однако летчики согласны иметь боевых вылетов в день в два раза больше, чем установлено сейчас. В своем выступлении говорил о целесообразности перехвата вражеских бомбардировщиков на маршруте их полета к цели, чтобы предотвратить удары по нашим наземным войскам. Привел примеры перехвата моей восьмеркой больших групп бомбардировщиков противника в глубоком тылу врага. К сожалению, уничтоженную технику нам не засчитывают. В приказе, изданном еще в начале войны, установлено, что сбитые самолеты противника должны быть подтверждены нашими наземными войсками или зафиксированы кинопулеметом. Разве могут передовые части видеть воздушный бой, если мы деремся в двадцати - тридцати километрах в тылу у противника? Наша же промышленность пока производит самолеты без кинопулеметов. К примеру, в районе Мысхако основные бои нам пришлось вести над морем, в пятидесяти километрах западнее Новороссийска. Сбитые машины врага хорошо видели стрелки сопровождаемых нами бомбардировщиков. Но их данные не служат подтверждением победы в воздушной схватке. Попросил от имени летчиков-истребителей этот приказ изменить. Выслушав мое выступление и сделав пометки в блокноте на столе, Вершинин сказал: - Товарищ Покрышкин, ваше выступление заслуживает внимания. По этим вопросам будут даны указания. Предложения по приказу о сбитых самолетах доложим в Москву. В отношении боев в районе Мысхако вам и штурману армии завтра же слетать в бомбардировочный полк. При получении подтверждения засчитаем сбитые самолеты. Совещание закончилось, и все расходились с уверенностью, что будут учтены наш боевой опыт и предложения. После совещания я обратился к генералу Вершинину по поводу Олиференко. - Какой же из него истребитель? Обучать его здесь, на фронте, у вас не будет времени, - заметил командующий. - Отпустите его, товарищ генерал, в наш полк! Он хочет стать истребителем. При таком рвении он будет хорошим воздушным бойцом. Я найду время для его обучения. - Что ж, надеюсь на вас и возражать о переводе не буду. Только осторожнее с ним, не торопитесь пускать в бой. Вскоре возвратился к своему самолету. Его уже отремонтировали. Там ждал Олиференко. - Все нормально, - сообщил ему. - Командующий дал "добро". Сдавайте эскадрилью и прибывайте в полк. На другой день со штурманом армии разобрались в количестве сбитых нами "мессершмиттов" и "фоккеров" в боях при сопровождении бомбардировщиков в районе Мысхако. Данные стрелков самолетов Пе-2 были выше, чем наши донесения. Беседуя с командиром бомбардировочного полка, с горечью сказал, что недавно не уберег Пе-2 и его сбили. Как же был удивлен и обрадован, когда мне сообщили, что летчик Пе-2 с целью дезориентации "фоккеров" имитировал падение. А сам благополучно приземлился на аэродроме Геленджика. Штурман же и стрелок, решившие, что самолет сбит, выбросились без команды летчика с парашютами. На аэродроме бомбардировщиков встретил своего одноклассника по ФЗУ Семена Пыжикова. С ним мы не встречались более десяти лет. Мне удалось согласовать его перевод замполитом в мою эскадрилью. И он вскоре прибыл в наш полк. МОЛОДЫЕ РАСПРАВЛЯЮТ КРЫЛЬЯ Войска Северо-Кавказского фронта готовились к новому прорыву "Голубой линии". Противник совершенствовал оборонительные позиции. Напряжение в боевых действиях в воздухе спало. Налеты бомбардировщиков и штурмовиков, как наших, так и вражеских, носили эпизодический характер. Действовали небольшими группами. Воздушные бои между истребителями проходили редко. Командование воздушной армии, используя затишье, принимало меры по восполнению понесенных потерь. Нашей дивизии приказали подобрать летный состав в ближайшем запасном авиаполку. Однако молодые летчики этой части, прибывшие из авиашкол, были еще не подготовлены для полетов на новой технике. Брать таких летчиков и переучивать их в боевых условиях было нельзя. Да и времени для этого у нас не было. Командование воздушной армии нашло другой выход: пополнить дивизию за счет полков, убывающих на перевооружение с самолетов "Чайка" и И-16 на новые скоростные истребители. Пока решался вопрос о пополнении, наша эскадрилья продолжала летать на прикрытие сосредоточении наземных войск. Патрулируя над линией фронта, обратил внимание на особенность действий истребителей противника. После ряда неудачных попыток помешать нашим летчикам выполнять боевые задачи гитлеровцы изменили тактику. В период работы наших бомбардировщиков по оборонительным узлам противника "месcершмитты" и не пытались их атаковывать, опасаясь ударов патрулирующих истребителей. Они кружились в стороне, ожидая отхода наших групп после выполнения ими боевой задачи. А как только наши бомбардировщики ложились на обратный курс, "мессеры" устремлялись за ними. Нам этот прием был уже известен. Объяснялся он тем, что после удачного выполнения боевой задачи наступает некоторое расслабление, внимательность у наших летчиков над своей территорией становится ниже. В этой обстановке фашисты и пытались сбить отставшие или потерявшие бдительность экипажи. Посоветовавшись с товарищами, я решил применить свою хитрость, использовать внезапность. Вижу, бомбардировщики кончают работать над целью. Увожу патрулирующую группу с набором высоты на запад. В расчетное время разворачиваемся на обратный курс. За счет предварительно набранной высоты, снижаясь, быстро нагоняем группу бомбардировщиков. Расчет оказался точным: в заднюю полусферу пристраиваются для атаки "мессершмитты". Увлеченные преследованием, они не замечают нашего сближения. И сами попадают в ловушку. Очереди в упор - и минуту назад уверенные в себе гитлеровцы на горящих "мессерах" падают к земле. Остальные уходят на пикирование, потом на большой скорости удирают на запад. Наша группа, нанеся удар, вновь идет на высоту и продолжает патрулирование над линией фронта. Преследовать "мессершмиттов" опасно, в это время могут подойти на высоте "юнкерсы" и беспрепятственно нанести бомбовый удар по нашим войскам. А это - срыв задачи. Приходилось свое стремление бить воздушного противника подчинять главным требованиям дня. Отступление от этого всегда приводило к плохим результатам. К сожалению, нарушения иногда встречались в боевой практике. Редкое появление вражеских бомбардировщиков, слабая активность истребителей в какой-то степени расхолаживала летчиков, снижала их требовательность к себе в выполнении функциональных обязанностей в боевом вылете, вызывала у некоторых престижное стремление увеличить свой счет сбитых самолетов. Из-за этого мне пришлось однажды выдержать тяжелый бой с численно превосходящим противником. Однажды утром меня срочно вызвали на КП. Командир полка поставил задачу немедленно вылететь шестеркой на Крымскую. - Вторую пару вашей группы будет возглавлять Речкалов, а третью - Лукьянов, - сказал он. - Товарищ командир, это же какая-то сборная команда равных по должности начальников. Разрешите идти слетанной группой! - Над Крымской очень мощная облачность. С "Тигра" приказали срочно выслать наиболее опытных летчиков. Не торгуйтесь и быстрее вылетайте! Состав шестерки вызвал у меня опасение в успехе выполнения боевой задачи, но спорить было бесполезно. Подходим к станице Киевской. Правее нас выскочила из облачности пара Ме-109. Речкалов, даже не успев предупредить меня, развернулся и пошел на нее, увлекая находившуюся на верхнем ярусе боевого порядка группу Лукьянова. В тыл обороны противника мы вышли лишь с ведомым Табаченко. Выше нас обнаружили десятку "мессершмиттов". Дав команду на сбор группы над Крымской, я нацелился на нее. Сверху, в хвост наших самолетов, неожиданно свалилась пара Ме-109. Мы энергично развернулись и пошли в лобовую атаку. "Мессершмитты" ее не приняли, начали разворачиваться в обратном направлении. Ведомый Ме-109 запоздал с маневром и попал в мой прицел. Дал очередь по животу. И Ме-109, объятый огнем, понесся к земле. Теперь очередь за ведущим. И в этот момент увидел атакующую нас справа и сверху четверку "мессершмиттов". Делаю боевой разворот навстречу им. Но они, обходя нас с набором высоты, ушли от лобовой. Минут десять наша пара отбивала атаки вражеской группы. Четверка Речкалова так и не появлялась. А как она была нужна сейчас! Противник пока действовал вяло. Чувствовалось, что сбитие Ме-109 в начале боя психологически подействовало на вражеских летчиков, снизило их активность. Но на это долго рассчитывать было нельзя. В ходе боя внезапно появилась еще и пара фашистских истребителей "фоккеров". С дистанции почти двух тысяч метров она открыла по нас огонь. Можно было не опасаться стрельбы с такой дальности, но вдруг под меня нырнул ведомый. - Табаченко, стань на свое место, а то "мессеры" съедят, - дал команду. - Командир, я ранен, ухожу домой! Прикройте! Это было уже совсем некстати. Что делать? Если сопровождать Табаченко, то вся свора вражеских истребителей бросится вдогонку. Нас собьют, как куропаток. Решаю продолжить бой с десятью истребителями противника, сковать их боем и обеспечить безопасный уход ведомого. - Табаченко, уходи пикированием на Краснодар, я прикрываю. Продолжая отражать атаки, я зорко смотрел за вражеской группой, готовый ринуться за теми, кто попытается преследовать Табаченко. Получив по радио сообщение о его подходе к Краснодару, уловил удобный момент, сделал резкий переворот и, пикируя до земли, вышел из боя. После посадки состоялся разговор с Речкаловым. - Вы что же, на съедение "мессерам" бросили мою пару? - Понимаешь, правее нас появились "мессеры". Попутно решил сбить их. Они удрали в облака, а мы с Лукьяновым уже не смогли вас найти. - Твое счастье, Речкалов, что не было "юнкерсов" и Табаченко был легко ранен, а то бы не миновать тебе неприятностей! - бросил я в сердцах. С Лукьяновым поговорить не успел - вызвали на КП. Около него увидел недавно назначенного командира дивизии полковника Ибрагима Магометовича Дзусова. Перед ним стоял строй летчиков. Я пробежал по нему взглядом - знакомых нет. - Покрышкин, иди сюда! Знакомься с пополнением, прибывшим в ваш полк. Побеседуй с ними. Тебе придется учить их своей тактике боя. - Есть, товарищ командир! - Заходил в вашу землянку и познакомился с твоей академией. - Что вы, какая там академия! Просто тактический класс для обучения летчиков. - Это сейчас и нужно. В академии учат воевать на картах, а ты - сбивать самолеты. Вот и готовь молодежь. Надо сделать их настоящими воздушными бойцами. Летчики ваши, и учить будете самостоятельно. Разумно спланируй занятия, - сказал Дзусов в заключение, простился и направился на КП. Я стоял перед строем. Внимательно вглядывался в каждого летчика... Будут ли они хорошей сменой погибшим: Фадееву, Ковалю, Сутырину и другим, отдавшим свою жизнь за нашу Родину? Мое внимание привлек стоящий на правом фланге строя лейтенант. Лицо со следами ожогов, орден Красного Знамени на груди говорили о том, что это бывалый боец. - На чем воевали и где горели? - Лейтенант Клубов. На "Чайке" и И-16, а горел под Орджоникидзе. Имею на счету четыре сбитых самолета. Рядом с Клубовым стоял небольшого роста худенький летчик, тоже с орденом Красного Знамени. - Лейтенант Трофимов, - представился он. - Лично сбил один самолет и выполнил семьдесят вылетов на штурмовку. - А что такой худой, плохо кормили? - Да, товарищ капитан, его сколько ни корми, он таким и останется. Как говорят: "Не в коня корм", - ответил за Трофимова стоящий рядом. Его пояснение вызвало дружный смех. Я невольно остановил на нем взгляд. В поношенной гимнастерке, без знаков различия, в солдатских ботинках с обмотками. Рядовой боец пехоты. - Вы кто? - спросил остряка. - Солдат Сухов, - бодро ответил он. - Солдат?! - удивился я. - Солдаты на самолетах не воюют. Как вы попали в строй? Из его объяснений выяснилось, что в прошлом году из-за нехватки самолетов весь их выпуск из авиашколы был направлен в кавалерию, где он и воевал в калмыцких степях. Был пулеметчиком. Недавно переведен в авиаполк. Не скрою, дальнейшее знакомство с пополнением разочаровало. Боевой опыт у подавляющего большинства летчиков был небольшой, а у некоторых его и вовсе не было. Я представил себе ответственность, которая навалилась на мои плечи. Предстояло, не прекращая боевых вылетов, научить вновь прибывших летчиков летать на строгой, скоростной "кобре", освоить тактику действий, ввести их в бой. Пока все это не будет выполнено, нельзя посылать их на боевые задания. В ходе беседы возникла мысль подготовить и создать из пополнения постоянную восьмерку для вылетов на боевые задания. Мне надоели неудачи при вождении неслетанных групп, составленных из пилотов разных эскадрилий. Закончив опрос, я кратко разъяснил, какие темы по теоретической и летной подготовке мы будем осваивать. Затем с молодым пополнением провел первое занятие заместитель командира полка по политчасти М. А. Погребной. Он подробно рассказал о боевом пути части, о летчиках, заслуги которых сделали полк гвардейским, назвал тех, кто геройски погиб в боях. Призвал поддерживать и крепить боевые традиции, воевать смело, как подобает гвардейцам. Пока политработник проводил занятия, я успел набросать вопросы, которые надо проработать в первую очередь. - О тактике действий истребителей вам расскажет Александр Иванович Покрышкин. Он недавно назначен помощником командира полка по тактике и воздушной стрельбе. В этих вопросах он главный специалист в полку, - с улыбкой предоставил мне слово Михаил Акимович. Так началась форсированная подготовка прибывших летчиков. Занятия по изучению материальной части самолетов сменялись уроками по теории пилотирования, по тактической подготовке. Мне пришлось, как говорят, с ходу разработать программу ввода в строй пополнения, подобрать преподавателей. Изучение самолета проводилось под руководством инженерно-технического состава. Летная подготовка, тактическая и боевое применение были возложены на меня. Учеба проходила с большим напряжением, с использованием каждой свободной минуты от боевых вылетов. А когда мы были в воздухе, молодежь осваивала темы самостоятельно. На первом занятии я кратко остановился на необходимости формирования у летчиков высоких морально-политических качеств - патриотизма, любви к Родине, чувства долга, храбрости и инициативы. Воздушный боец должен хорошо знать и умело применять боевую технику, знать повадки врага, совершенствовать тактику боя. После этого перешел к конкретным вопросам боевой выучки. - Вы раньше выполняли задачи в основном по штурмовке войск противника. Действовали на малой высоте, на нескоростных самолетах "Чайка" и И-16. У вас вынужденно выработалась тактика ведения оборонительного боя на виражах. Прикрывали огнем хвосты друг у друга и отбивали атаки "мессеров". Так, что ли? Или я ошибаюсь? - Так оно и было. Крутили "карусель" и отстреливались, - послышалось в ответ. - Сейчас от этого надо решительно отказаться. Истребитель - оружие нападения. Бой вести на нем надо активно, дерзко, навязывая свою волю противнику. Если хотите побеждать в бою, то в основе тактики боя должна быть формула: "Высота - скорость - маневр - огонь". Кто находится выше противника, тот хозяин воздуха. Высота - это скорость, скорость - это высота. Другими словами - маневр с высоты дает скорость, а скорость позволяет энергично набрать высоту. Скоростной маневр по вертикали обеспечивает внезапность удара, создает большие угловые перемещения. Наиболее выгодный вертикальный маневр - это "соколиный удар", внезапный, быстрый, точный. Современный бой - это бой на вертикальных маневрах. Что такое огонь по этой формуле? Как вы это понимаете? - Прицельный огонь с близкой дистанции, так я понимаю, - высказался Клубов. - В основном верно. Для уничтожения вражеского самолета огонь должен вестись из всего оружия, прицельно, на близкой дистанции, в упор, по жизненно важным частям самолета... На второй день, утром, прилетев с патрулирования над линией фронта, начал проверку у летчиков пополнения техники пилотирования. Вывозил их на учебно-тренировочном самолете УТИ-4. За день, с перерывами на боевые вылеты, проверил всех летчиков. Результаты не обрадовали. Почти половина их летала лишь удовлетворительно и требовала продолжительной тренировки. Особенно плохо выполнил полет молодой летчик Вячеслав Березкин. Он прибыл в боевую часть после девятимесячного обучения в авиашколе. После приземления спросил у него: - Что вы так дергали самолет? Никакой координации движения рулями управления. - Простите меня, товарищ капитан! Мне старые летчики полка сказали, что вы любите резкий пилотаж. Ну я и старался... - Дорогой ты мой! Чтобы энергично пилотировать самолет, надо выработать чувство точной координации. А для этого надо много летать. После проверки распределил пополнение на два потока. Летчиков, показавших хорошие результаты, включил в первый и начал усиленно готовить их к боевым действиям в предстоящем наступлении нашего фронта. Со вторым требовалось время на дополнительные тренировки. Такая система работы с пополнением в дальнейшем оправдала себя. Закончив учебно-тренировочную подготовку с летчиками первой группы, приступил к вводу их в бой, или, как говорили летчики полка, к "натаскиванию". В первый такой боевой вылет взял своим ведомым очень способного летчика Н. Чистова. Ведущим второй, средней пары в боевом порядке "этажерки" назначил А. Клубова. Ведомым у него был В. Жердев. А верхней парой руководил командир звена А. Федоров. Только подошли к району патрулирования, сразу встретили пару истребителей соседнего полка. Они гнались за одиночным Ме-109. Я понял, что этот "мессершмитт" выполняет роль "подсадной утки", а на высоте наверняка находится основная группа. Она готова броситься на тех, кто клюнул на приманку. Однако появление нашей шестерки спутало карты противнику. По-видимому, вражеские летчики боялись снизиться. Ме-109, уходя от преследующей его пары, наскочил на нашу группу. Когда увидел опасность, пытался отвернуть в сторону, но опоздал. На развороте моя очередь послала его к земле. Он упал на окраине станицы Киевской. Находившаяся выше группа "мессершмиттов", по-видимому, попыталась отплатить за сбитый Ме-109. Она набросилась на мою пару. Но мы были начеку. Встретив решительный отпор, "мессершмитты" прекратили атаки и ушли на запад. В ходе боя Клубов со своим напарником устремились за уходящим одиночным Ме-109 и оторвались от нас. Не найдя группу, Клубов с Жердевым приняли правильное решение уходить домой. После возвращения с задания собрал летчиков пополнения. Провел краткий разбор. Остановился и на ошибке Клубова. Она могла привести к встрече с крупной группой вражеских истребителей. Этот отрыв ослабил нашу группу, главной задачей которой был перехват бомбардировщиков. К сожалению, подобную же ошибку вскоре совершил опытный летчик, командир звена Николай Искрин. Это привело к тяжелому ранению. В конце мая немецкое командование для усиления своей авиации на Кубани, понесшей большие потери в предыдущих боях, перебросило из-под Харькова на Таманский полуостров новую истребительную эскадру. Как выяснилось позже, при допросе пленных, ей была поставлена задача ударами по аэродромам наших истребителей нанести потери частям и психологически подавить советских летчиков. Внезапно рано утром по нашему аэродрому нанесла штурмовой удар восьмерка Ме-109. Похоже было на то, что вражеские летчики остерегались наших зениток, хотя на аэродроме их не было. "Мессершмитты" обстреляли летное поле с большой высоты. Огонь вели неприцельно. Тем не менее был убит инженер полка Апполинарий Урванцев. В момент налета была дана ракета на взлет дежурной пары. Она пошла на выруливание. Тут ее и обстреляли, ранили летчика Якова Моисеенко. Во время эвакуации в госпиталь у пилота уже началась гангрена бедра, и Моисеенко через два дня скончался. Его гибель явилась следствием неразумных действий офицеров КП. Было ясно, что взлет дежурных истребителей при штурмовке неизбежно приведет к потерям. Малая высота и скорость не позволяют экипажам сманеврировать, уйти от огня атакующих. Гибель боевых товарищей опечалила всех в полку. Но она и добавила злости к фашистам. Каждый летчик думал о расплате с врагом в предстоящих боях. На следующий день неудача постигла Н. Искрина. Это произошло в ходе боя нашей пятерки с восемью "мессершмиттами". Они пытались нанести штурмовой удар по аэродрому соседнего полка нашей дивизии. Мне удалось сбить Ме-109 с первой атаки, а Искрин ударил очередью второго. Подбитый им "мессер" пытался уйти со снижением к линии фронта. Николай со своим напарником пошел в преследование и добил врага у земли. Но при этом оторвался от нашей группы. Вскоре он попал под удар отходящих на запад вражеских истребителей. Свалившись с высоты, они зажгли самолет Искрина. Прыгая из самолета, Искрин ногой ударился о стабилизатор и раздробил голень. Его ведомый Степанов прикрыл спускающегося на парашюте товарища, отбил попытки фашистов расстрелять его в воздухе. К счастью, Искрин остался жив, но летать он больше не мог. Полк потерял опытного и смелого летчика. Я очень жалел Николая. С ним мы сделали много совместных боевых вылетов. Мы привыкли друг к другу, сроднились. Новое наступление войск Северо-Кавказского фронта в конце мая началось нанесением мощных ударов артиллерии и авиации в полосе прорыва. А в воздухе развернулось третье воздушное сражение над Кубанью. Наш полк принимал в нем активное участие. Главное внимание было сосредоточено на прикрытии наземных войск. В первый же день нашей группе была поставлена задача очистить от истребителей противника зону проведения авиационной подготовки в районе станиц Киевской и Крымской. В свою ударную четверку я включил трех подготовленных летчиков из нового пополнения. Для ее прикрытия третью пару в боевом порядке "этажерки" возглавил опытный командир звена Лукьянов. При выходе в заданный район обнаружили западнее нас шестерку вражеских истребителей. Я повел группу на сближение. Однако фашистские летчики боя не приняли. Форсируя моторы, они ушли к Керченскому проливу. Оставлять район мы не могли и вернулись обратно. Ниже навстречу нам в колонне девяток шло более двухсот наших бомбардировщиков и штурмовиков в сопровождении истребителей. Приятно было смотреть на такой мощный боевой строй. Вдруг в эфире раздалось предупреждение с передового КП, с "Тигра": - В воздухе появились "мессеры". Будьте внимательны! - Я "сотка", где "мессеры"? Наводите! - тут же дал запрос. - "Сотка", я "Тигр", выполняйте свою задачу! Истребители сопровождения справятся без вас. В том вылете мне очень хотелось показать предметный урок впервые вводимой в бой паре Трофимова. Выполняя приказ "Тигра", продолжали искать вражеские истребители. И вскоре обнаружили их над колонной бомбардировщиков, но ниже нас. Время терять было нельзя. - Я "сотый", ниже нас "мессеры". Атакуем! - дал команду группе и энергично сделал переворот для нанесения "соколиного удара". Атака была стремительной. Ведущего группы "мессершмиттов" расстрелял в упор. Он вскоре врезался в землю. Остальные бросились вниз. Их попытался нагнать мой ведомый. Пришлось дать ему команду: - Чистов, встань на место! Наша задача не пропустить их на поле боя. Группы наших бомбардировщиков и штурмовиков усиленно работали над целью. Задачу по очистке района мы выполнили. Я сбил Ме-109. Но это не удовлетворяло. Хотелось показать молодежи различные способы атаки. Внимательно оглядел воздушное пространство. "Мессершмитты" ходили в стороне и не ввязывались в активный бой. По-видимому, решил я, попытаются напасть при отходе бомбардировщиков домой. Попытаемся перехитрить врага. Разворачиваюсь на запад и набираю высоту, Пора делать разворот. Со снижением, на большой скорости идем на догон колонны наших самолетов. Мое предположение оправдалось. Приближалась четверка Ме-109. - На двенадцать, ниже двадцать градусов - "мессеры"! Атакуем! - даю команду и захожу на ведущего. Обнаружив нашу группу, летчик "мессершмитта" круто разворачивается влево. Большая скорость не позволяет мне вписать его в прицел. Тогда я перебрасываю самолет в разворот на идущего справа ведомого Ме-109. А он вместо того, чтобы нырнуть под меня, отворачивает все правее и как бы застывает в прицеле. Длинная очередь в упор поражает Ме-109. Он тут же идет к земле. Первый сбитый - это расплата за недавно погибшего Урванцева. Второй за Моисеенко. За удирающими бросились парой Трофимов и Лукьянов. Мы прикрыли их. На бреющем полете Трофимов догнал и сбил ведущего Ме-109, ускользнувшего от моей атаки. Вернулись на аэродром. Было приятно слышать веселые рассказы и смех по поводу проведенного боя. Радость от победы в первом же вылете - это начало психологического становления будущих истребителей. Молодые летчики вырастают в бойцов. Сейчас они в боевом строю полка, встали на смену погибшим. Наравне с опытными летчиками будут и дальше громить в небе врага, сражаться за свободу и честь нашей любимой Родины. В конце дня заруливаю на стоянку. Вижу, мой самолет окружают летчики и техники. Что случилось, уж не погиб ли кто из близких друзей?.. Но веселые, улыбающиеся лица сразу успокоили. Вылез из кабины на крыло самолета и, отстегивая лямки парашюта, спросил: - Что такие веселые? Война еще не кончилась!.. - Поздравляем с присвоением тебе звания Героя Советского Союза! - говорит Павел Павлович Крюков. Смотрю на него, словно вижу впервые, и чувство радости охватывает меня. Значит, командование высоко оценило мою боевую деятельность. Спрыгнул с крыла и попал в объятия боевых друзей. Крепкие рукопожатия, теплые поздравления растрогали. Когда все успокоились, я спросил: - Кому еще присвоено это высокое звание? - В нашем полку Фадееву, Речкалову и мне, а в соседних - Борису и Дмитрию Глинкам, Семенишину и другим летчикам, - сообщил Крюков. - Дорогой Пал Палыч, как рад за тебя!.. От души поздравляю! Жаль Фадеева. Не дожил Вадим до этого счастливого дня... Вечером в штабе дивизии чествовали героев. А на следующий день снова начались боевые полеты и жаркие схватки в воздухе с превосходящим в силе противником. Немецко-фашистское командование, стремясь удержать оборону, задействовало дополнительные бомбардировочные эскадры с южной и восточной Украины, сосредоточив более тысячи четырехсот самолетов. Враг создал полуторное превосходство над советской авиационной группировкой на Кубани. Это в некоторой степени повлияло и на результаты действий наземных войск. После взятия нескольких населенных пунктов наступление постепенно выдыхалось. Вступивший в это время в командование фронтом талантливый военачальник генерал-полковник Иван Ефимович Петров разумно оценил обстановку и противостоящие силы. С разрешения Ставки Верховного Главнокомандования он решил прекратить наступление и начал готовить решительный разгром противника на Таманском полуострове. Наступило относительное затишье в воздушных схватках. Не прекращая вылеты на боевые задания, старались использовать все возможности для совершенствования подготовки второй группы летчиков пополнения. Очередь дошла до прибывшего к нам Олиференко, бывшего кавалериста Сухова, Березкина и других пилотов, имеющих малый налет на боевых самолетах. Обучение в основном шло нормально. Лишь с Суховым вначале произошла неприятность. Выполняя в зоне сложный пилотаж, на вертикальной горке Сухов завалил машину на спину. Истребитель потерял скорость, вошел в обратный штопор. Наблюдая за падающим к земле самолетом, я отсчитывал витки и понял, что единственное спасение - покинуть "кобру". - Сухов! Сухов, прыгай! Прыгай немедленно! - приказал я по радио. Самолет продолжал вращаться, падая к земле. Вот уже рядом земля. У меня сжалось сердце. Казалось, гибель неминуема. Я даже невольно отвернулся в сторону. - Товарищ командир, напрасно кричите Сухову. Наш "солдат" уже на веревках выше болтается, - с усмешкой произнес Андрей Труд. Он стоял рядом со мной. Глянул вверх, увидел парашютиста. От сердца отлегло. Спасся! Бросил микрофон на землю и ушел на командный пункт. Через час Сухова привезли на автомашине на КП. Выглядел он плачевно. Позднее, вспоминая эти минуты, рассказывал, что тогда он уже решил, что это был его последний полет. Подошел к командиру полка и доложил о том, что случилось, ничего не утаивая. Тот решения принимать не стал. - Вон твой учитель! - показал рукой на меня. - С ним и решайте, как дальше поступить. Мы вышли из КП. У меня ушло волнение, улеглось недовольство за промах летчика. - Ну что?.. Будешь летать или уйдешь в наземники? - спросил я. Вижу, Сухов с ходу не может ничего сообразить. - Здорово перепугался? - Немножко испугался. Но летать хочу! - На лице его засветилась уверенность. - Летать - это не на верблюде с пулеметом ездить. При пилотировании самолет надо чувствовать всем телом, даже мягким местом. По звуку мотора, шуму обтекающего воздуха, по напряжению рулей управления можно почувствовать скорость, не глядя на приборы. Иди, отдыхай. Готовься, завтра слетаем на спарке УТИ-4. Я верил, что из Сухова получится хороший истребитель, требовалось лишь преодолеть разрыв в полетах, вызванный пребыванием в кавалерии. И действительно, он встал на ноги. Освоил машину, ее боевое применение. Правда, в первом боевом вылете у него также произошел казус. При вылете на патрулирование он был назначен ведомым в среднюю пару шестерки, к Жердеву. При скоростном маятниковом снижении от Новороссийска вдоль линии фронта я увидел впереди, ниже нас, группу Ме-109. Истребители прямо-таки крались на Крымскую. Видать, собирались там подловить нас. Даю команду: - Я - "сотый", двенадцать, ниже пятнадцать, "мессеры"! Атакую! Жердев, прикрой! На скорости захожу в хвост ведущему верхней пары и открываю огонь. "Мессершмитт", прошитый очередью, переворачивается на спину. Не выпуская его из прицела, незаметно для себя я тоже переворачиваюсь на спину и второй очередью доканчиваю его. Перевожу самолет в нормальное положение и в поле моего зрения оказывается пара Жердева. Но что это? За самолетом Сухова струя черного дыма. Горит! Когда зажгли? Как я не усмотрел? - Сухов, что с вами? - запросил я. - Все в порядке! Перепутал сектора мотора! Волнение спало, но время на погоню за группой противника было потеряно. Позднее узнали, как все произошло. Волнуясь, Сухов дал вперед сектор высотного корректора вместо газа. Мотор, естественно, забарахлил, выбрасывая недогоревшую смесь. Ругать за это его не стал. Все бывает в первом боевом вылете. Больше будет думать, тренироваться... К концу июня 1943 года все молодые летчики были хорошо подготовлены и введены в первые бои. Лишь Березкина я оберегал, тренировал в учебных полетах, а на боевые задания не пускал. Он оказался наиболее слабым в предварительной подготовке среди пополнения. Я считал, что надо дать ему больше влетаться, чтобы он себя чувствовал увереннее в бою. В середине июня произошло знаменательное и радостное для нас событие - нашей дивизии присвоили гвардейское звание. Получил звание гвардейского и наш 45-й истребительный полк. Высокая оценка радовала нас, вызывала еще большее стремление оправдать ее в боях. Однако были и горести. Разбился опытный летчик полка Валентин Степанов. Заходя на посадку на поврежденном самолете, он на четвертом развороте сорвался в штопор и погиб. У меня были и личные переживания. В Краснодаре, во время суда над предателями Родины, где я присутствовал по приглашению местных властей, ко мне подошел сержант-пехотинец и обратился: - Как мне сказали, вы Покрышкин? - Да! Слушаю вас. - Вы знаете что-либо о судьбе вашего брата, Петра? - Нет!.. Мать уже во многих письмах ко мне просит о нем сообщить, а я ничего не знаю. - Я был там, где он, вероятно, погиб. И сержант рассказал мне о последних днях моего брата. Их часть воевала на Карельском перешейке и, отступая, вышла на берег Ладожского озера. Когда были построены плоты для переправы через озеро, командир дивизиона предложил выйти из строя тем, кто останется прикрывать от наседающего противника переправлявшиеся подразделения. Мой брат, сержант Петр Покрышкин, вышел первым. Рядом с ним стали еще семнадцать бойцов. Им передали все оставшиеся патроны и гранаты. Плоты отплыли. Бойцы гребли изо всех сил. А сзади еще долго слышны были выстрелы и взрывы гранат. Потом наступила тишина. Так погиб мой брат, самый сильный и крепкий в семье. Богатырского роста, отчаянный, он не мог поступить по-другому. Петр пошел на смерть ради своих товарищей. Матери я не написал об этом. Пусть пока будет он для нее живым. А мы должны сполна расплатиться с врагом за погибших героев, за слезы матерей. В этот период началась битва под Курском. Мы знали, что там развернулось одно из крупнейших сражений за всю войну. Радовались успехам нашей авиации и завидовали тем, кто в ожесточенных воздушных сражениях жег фашистские авиационные эскадры. Летчики переживали, что находятся в стороне от этой битвы и с нетерпением ждали перебазирования нашей дивизии на Украину. Но успокаивало то, что наш кубанский боевой опыт используется авиацией над Курской дугой. Наступил день, когда, к нашей радости, была получена команда на перебазирование в состав Южного фронта. Мы поняли, что примем участие в прорыве обороны противника на реке Миус и в освобождении Донбасса. Первой вылетела моя группа. В восьмерке все летчики, кроме меня, были из молодого пополнения, ведомым у меня шел Георгий Голубев, вторую пару в звене вел Жердев, а второе звено - Клубов. На этот состав я возлагал большие надежды в предстоящих боях. Впереди показался Ростов. Прощай, Кубань! Над твоей землей пришлось провести много тяжелых боев. Здесь погибли наши боевые друзья. Кубань принесла славу полкам нашей дивизии. В боях над этой землей подтвердились и многие мои тактические замыслы. Летчики полка овладели новой совершенной тактикой, и мы используем ее в боях за Украину. ОТ МИУСА ДО ДНЕПРА Впереди показались терриконы Донбасса. Прошел год, как я их видел в последний раз. Сейчас треугольные силуэты вдали радовали меня. Отступая, верили и обещали, что вернемся сюда. И вот мы снова здесь. Заруливая после посадки на аэродроме Любимое и наблюдая за приземлением самолетов моей группы, я не увидел на них подвесных баков для запасного горючего. А ведь было мое указание перелетать с ними. Собрал летчиков восьмерки. - Почему на самолетах нет подвесных баков? - Сбросили на маршруте после выработки из них горючего. А зачем они нам? - А как же вы собираетесь ловить вражеские самолеты, когда отрежут Крым? Для охоты за ними без подвесных баков у вас горючего не хватит. И будут фашистские самолеты спокойно летать по трассам над Черным морем. Эх вы! Думаете лишь о сегодняшнем дне, не заглядывая вперед... - Товарищ майор! Нам и над сушей войны хватит... У Жердева поджилки трясутся, когда он летит над морем, - усмехнулся Клубов, - плавать-то не умеет. Из двух полков только я и мой ведомый Георгий Голубев прилетели с бачками. К вечеру сообщили, что нашей главной задачей будет прикрытие сосредоточения войск Южного фронта севернее Таганрога. В эти дни обстановка была сравнительно спокойная - шла подготовка к наступательной операции. Противник же, потерпев поражение под Орлом и Белгородом, лихорадочно сосредоточивал танковые и пехотные дивизии для переброски их в район Харькова. Нашему полку была поставлена задача сопровождать бомбардировщики, наносящие удары по скоплениям войск на станциях Иловайск, Харцызск, Горловка. Утром следующего дня над нашим аэродромом появились две девятки Пе-2. На сопровождение взлетела шестерка Клубова. После них вылетела моя четверка, которая имела задачу блокировать вражеский аэродром около города Сталине. Неожиданно услышал по радио возгласы летчиков: - Пару Клубова сбили!.. Где "мессеры"?.. Поглядев назад, увидел, как к земле падали, кувыркаясь, два самолета. В небе висели два парашютиста. Быстро осмотрев воздушное пространство, я не увидел вражеских истребителей. Стало ясно, что они столкнулись. Понимая, что группа сопровождения осталась без командира и не сможет успешно защитить бомбардировщиков, принял решение изменить свою задачу. Даю команду: - Я - "сотка"! Всем стать на свои места! Я своей группой иду с вами в непосредственном сопровождении. Четверка из группы Клубова идет ударной. По-видимому, спокойный, твердый голос внес успокоение. Болтовня по радио сразу же прекратилась. При подходе к Харцызску к бомбардировщикам попыталась пробиться группа "мессершмиттов". Но получила резкий отпор. "Мессеры" отошли в сторону и с высоты наблюдали за нашими действиями. На этой станции и около нее было до десяти эшелонов, большое скопление танков и машин. Шла погрузка. Из бомбардировщиков посыпались бомбы. Над вагонами и техникой встала полоса взрывов. При развороте домой я глянул на станцию. Десятки дымовых столбов поднимались вверх. А это значит, что не все танки и машины дойдут до Харькова. После прилета мне не пришлось ругать Клубова и его ведомого. Это уже сделал Заев. Я провел со всеми летчиками разбор ошибок в паре Клубова, которые привели к столкновению самолетов по вине ведомого. - Карпов, вас учили перестраиваться в паре с предварительным взмыванием и переходом сверху над ведущим. Вы же перестраивались с принижением, были ослеплены солнцем и врезались в самолет Клубова. Какая нужна вам еще учеба? - Виноват, товарищ майор! Старая школьная привычка подвела. Больше это не повторится. Прошу не отстранять от боевых полетов! - Летать будете! Но запомните, при энергичных маневрах пары ведомый всегда идет в остром растянутом пеленге. Помнить об этом надо и на земле, и в полете! Удары бомбардировщиков по станциям погрузки, штурмовые действия истребителей на перегонах значительно потрепали дивизии противника. Дальше их передали, как эстафету, соседнему Юго-Западному фронту. Там их обрабатывала авиация 17-й воздушной армии. Части и соединения врага прибыли на место назначения значительно ослабленными. В этом была наша помощь наземным войскам, наступающим западнее Харькова. Выполнив эту важную боевую задачу, полк переключился на прикрытие линии фронта. Там с первого боевого дня успешно действовал 100-й полк. Его летчики имели уже сбитые вражеские самолеты. Но встречи и бои в воздухе были редкими - противник не проявлял активности. В этой относительно спокойной обстановке командир эскадрильи Речкалов выпустил в первый боевой вылет Березкина. Он пошел ведомым у командира звена Цветкова. Пара вылетела на разведку. Выполнив задачу, на обратном пути они встретили над линией фронта самолет-разведчик "Фокке-Вульф-189", прикрытый четверкой "мессершмиттов". Цветков решил напасть на истребителей, а Березкину приказал атаковать "раму". Молодой летчик действовал отважно, но поторопился, открыв огонь на большой дистанции. "Рама", маневрируя, ускользала из прицела. Березкин был ранен в руку и ногу огнем стрелка. Стремясь не отпустить вражеского разведчика, советский летчик ударил крылом своего самолета по хвостовой части "рамы", и та, падая, развалилась на куски. Поврежденная машина Вячеслава тоже начала падать. Для спасения оставалось одно - парашют. К счастью, западный ветер снес Березкина на передний край наших войск. Ему оказали медицинскую помощь и отправили в госпиталь. Он вернулся в полк почти через три месяца. В середине августа неожиданно поступило распоряжение о немедленном перелете в район Изюма. Юго-Западный фронт начал наступательную операцию с выходом в тыл донбасской группировке противника. Наша 9-я гвардейская дивизия резерва Главного Командования перебрасывалась на усиление 17-й воздушной армии. Времени на облет района боевых действий и на ознакомление со здешними условиями нам не дали. Да и местные авиационные части, по-видимому, не известили о нашем прибытии. Впоследствии это отрицательно сказывалось на боевых действиях. Летчики на "лаггах" и "яках" зачастую атаковали нас, принимая незнакомые им наши самолеты "аэрокобры" за вражеские. На второй день после перелета первой вылетела шестерка Клубова. Южнее Изюма летчики обнаружили двух разведчиков-корректировщиков "Фокке-Вульф-189", сопровождаемых двумя парами истребителей. На высоте еще была обнаружена четверка истребителей. Клубов дал команду прикрыть его и сверху парой внезапно атаковал корректировщиков. Обе "рамы" были сбиты с первой же атаки. Прикрывая Клубова, Андрей Труд зажег "мессершмитт". Это было хорошее начало боевой работы на новом для нас фронте. Вылетев после них шестеркой, мы прибыли в район прикрытия согласно графику. Там уже вела бой с вражескими истребителями группа "лаггов", на смену которой мы и пришли. Бомбардировщики противника, к сожалению, успели отбомбиться и уходили на юг. Наша группа догнала их. С первой же атаки мне удалось сбить Ю-88. В последующих атаках было сбито и подбито еще несколько вражеских машин. Однако распоряжение с передового КП заставило нас прекратить бой и вернуться в район прорыва, где ожидался новый налет авиации противника. При последующих вылетах я обратил внимание на то, что в наш тыл неоднократно ходит дальний разведчик противника. Летел он на большой высоте и почти всегда в одно и то же время. Созрело решение перехватить его методом "свободной охоты". Мы вылетели четверкой. Такой состав группы предусмотрели на случай возможной встречи на высоте с истребителями противника. Погода была отличная, видимость хорошая. При пересечении линии фронта обнаружил ниже нас четверку "фоккеров". Они гнались за "лаггом", уходившим в сторону солнца. Даю команду на атаку и сваливаю свой самолет в пикирование. В это время, по-видимому, приняв за противника, мою пару атаковали Ла-5 и сорвали наш замысел. "Фоккеры" использовав заминку, успели скрыться. Оторвавшись от "лавочкиных", с набором высоты вышли в тыл вражеской обороны. Разведчика увидели выше нас на две тысячи метров. - "Сотый", впереди выше самолет! - сообщил Виктор Жердев, ведущий второй пары. - Вижу! Набираем высоту. Не разворачиваться! Пропустим его на нашу сторону фронта! Понимал, что разворотом на него снизу мы бы напугали вражеского пилота, заставили его изменить курс. И тогда пришлось бы гнаться за ним над вражеской территорией. А это не выгодно. Пропустив Ю-88 над собой, через некоторое время группа развернулась и с набором высоты пошла вдогон. После перелета линии фронта настигли разведчика на высоте более восьми тысяч метров. Он, уверенный в безнаказанности, летел беспечно. На короткой дистанции вписываю его в прицел. Даю очередь по стрелкам. Ю-88 круто разворачивается вправо, стремится уйти на юг. Вторая длинная очередь попала по левому мотору и центроплану, где расположены топливные баки. Заваливаясь на развороте, горящий разведчик закончил свой последний полет. В этот день молодые летчики также открыли личный счет. А вечером торжественно отметили наш славный праздник - День авиации. Утром стало известно о наступлении на реке Миус. Нашей дивизии приказано было вернуться в состав Южного фронта. Новое перебазирование не огорчило меня. На Миусс и юге Украины мне были знакомы местность и аэродромы. Хотелось летать по старым маршрутам. Ведь отступая, мы верили в наше возвращение. К вечеру прилетели к Миусу, а рано утром пошли четверкой на прикрытие ввода в прорыв механизированного и кавалерийского корпусов. Пришли в нужный район, пытаюсь связаться с "Тигром", но станция поиска и управления молчит. Наверное, думаю, после ночного переезда не успели развернуть. Решаю переходить на самостоятельный поиск противника - в этом у меня был довольно большой опыт. Вскоре увидели подходящие с запада к фронту три девятки бомбардировщиков Ю-87, прикрытых истребителями. - Я - "сотка", впереди "лапти"! Атакуем! Жердев, прикрой! - даю команду и устремляюсь со снижением, на большой скорости навстречу бомбардировщикам. Противник, обнаружив нас, стал перестраиваться в оборонительный круг, сбрасывая бомбы на свои войска. Атака - и Ю-87 с завыванием перешел в отвесное пикирование к земле. Горка - и вторая атака. Очередь попадает в "спину" ближайшего Ю-87. Он переворачивается. Очередь по "животу" - и бомбардировщик разваливается на куски. Снова уход горкой вверх. Слышу по радио голос "Тигра": - "Сотка", атакуйте бомберов! Атакуйте! К вам с юга подходит помощь. Глянул влево, к нам приближалась четверка истребителей. - Братцы, есть работа! Быстрее сюда! - передаю по радио, а сам вглядываюсь в приближающиеся машины. "Братцы" шли с дымом от форсажа моторов - это были "мессершмитты". Разворачиваюсь для лобовой атаки. Тут услышал: - "Сотка", я - Сухов! Прикрываю вас! Голубева подбили, он ушел домой. "Мессершмитты", не принимая лобовой, вытягиваются в колонну. Понимаю, пытаются обойти нас для атаки нашей растянутой в остром пеленге пары. Вдруг вижу в хвосте самолета Сухова "мессершмитт". По Сухову пошла трасса. Я кричу ему: - Тяни! Сухов, тяни ручку на себя! Крути сильнее!.. Пули ударили по крылу самолета, и он резким переворотом ушел вниз. Подбили! Не дать добить! Я со злостью нападаю на четверку, сковываю ее боем. Вся вражеская группа набрасывается на меня. Перевожу бой в вертикальный маневр. Так меня не возьмешь! Кручусь и слышу голос Жердева: - "Сотка"! Остался один. Выхожу из боя на сборный пункт Куйбышево. Мне же было не до сборного пункта. "Мессершмитты", имея численное превосходство, ходили вокруг, пытаясь поймать в прицел мой самолет. Но как только я переходил в атаку - бежали. В какой-то момент боя я удачно зашел в хвост "мессершмитту". Не успел открыть огонь, как над крылом моего самолета пронеслась трасса. Глянул назад - в хвост пристроился другой "мессер". Энергичная управляемая бочка со снижением - и я ушел из-под огня. Надо мной проскочил атаковавший меня противник. Я приподнял нос самолета, вынес перекрестие прицела на упреждение и открыл огонь. Из крыла "мессершмитта" потянулась белая струя пара - пробит радиатор охлаждения мотора. Поврежденный "мессершмитт" уходил со снижением на запад. За ним потянулась и остальная тройка. Сделал два пологих виража и, не обнаружив вокруг ни чужих, ни своих самолетов, облегченно вздохнул и взял курс домой. При заруливании я не увидел на стоянке самолет Георгия Голубева. Охватило беспокойство, почему же Голубев не вернулся? Ко мне подошли Виктор Жердев и Константин Сухов. - Что случилось с Голубевым? Кто видел? Сухов, жестикулируя, рассказал о событиях в бою. В момент, когда я устремился ко второму бомбардировщику, меня атаковала пара "мессершмиттов". Они стреляли с дистанции более пятисот метров. Голубев, спасая меня, бросился им наперерез и принял удар на себя. На горящем самолете он потянул в район наших войск. Это сообщение Сухова, дополненное Жердевым, меня еще более обеспокоило. Сумел ли Голубев дойти до нашей территории или же, выбросившись с парашютом, попал в лапы фашистам? Я сожалел, что вылетел на патрулирование четверкой. Для серьезного боя такая группа слабовата. - Ну а ты как оказался у меня ведомым? - спросил я Сухова. - Ты же был с Жердевым? - Когда отбил атаковавших "мессеров" от Голубева, то пристроился ведомым к вам. - А почему слабо крутил вираж и позволил себя обстрелять? Много привез пробоин?.. - Боялся сорваться в штопор, а в самолет попало несколько пуль. - Счастливо отделался. В следующий раз в бою на вираже подбирай на себя и триммер руля глубины, а то могут сбить... Не стал упрекать его за то, что при незначительном повреждении самолета он вышел из боя и оставил меня одного с четверкой вражеских истребителей. В первых боях даже небольшие повреждения от пуль кажутся молодому летчику тяжелыми. Эта мнительность со временем, по мере приобретения боевого опыта, проходит. Вылетевшая после нашего возвращения шестерка во главе с командиром эскадрильи Сергеем Лукьяновым провела два тяжелых боя. Молодежь показала себя смелыми бойцами. При подходе шестерки к району прикрытия "Тигр" сообщил: - Лукьянов, на подходе группы бомбардировщиков! Быстрее атакуйте! - Вас понял! Выполняю! В это же время раздался голос ведущего верхней пары Трофимова: - Впереди справа две группы бомберов с истребителями! По команде Лукьянова пара Трофимова свалилась на "мессершмиттов" и сковала их боем. Действовали летчики активно и сбили Ме-109. Пары Лукьянова и Федорова атаковали со стороны солнца в лоб первую девятку бомбардировщиков. Сразу же подожгли два Ю-87. Гитлеровцы в панике заметались. Затем наша четверка ударила по второй девятке противника с задней полусферы. Еще два "юнкерса" врезались в землю. Бомбардировщики в беспорядке устремились в западном направлении. Преследуя их, наши летчики увидели подходящую к району прикрытия третью девятку бомбардировщиков и пошли на сближение с ней. Первая атака - и горящий Ю-87 вывалился из строя. Сбрасывая бомбы на свою территорию, бомбардировщики, нарушив строй, круто разворачивались назад. Преследовать их группа Лукьянова уже не могла, на нее навалились "мессершмитты". Их было более десяти. Пришлось вести бой с ними, имея на пределе запас горючего и небольшие остатки патронов и снарядов. Весь день до наступления темноты летчики дивизии, заправив самолеты, находились в воздухе, прикрывая успешное наступление наших наземных войск. В ходе этого напряженного боевого дня летчики только нашего полка сбили около десяти бомбардировщиков и почти столько же "мессершмиттов". Вторые сутки нашего пребывания на Миус-фронте были не менее насыщенными боевыми вылетами. Противник стремился ликвидировать прорыв обороны и сорвать ввод подвижной группы войск фронта, механизированного и кавалерийского корпусов. Несмотря на большие потери в воздухе, руководство гитлеровских авиационных соединений интенсивно бросало в сражение группы бомбардировщиков под прикрытием истребителей. Вечером подсчитали результаты двух дней боев, подвели итоги действий каждого летчика. Радовали успехи молодежи. С каждым боем молодые пилоты приобретали качества настоящих воздушных бойцов-гвардейцев. Особенно отличился Николай Трофимов. За эти два дня он добавил к своему счету сбитые бомбардировщик и истребитель. При совместных полетах в группах этот летчик всегда удивлял меня своим спокойствием даже в самой сложной обстановке. Уверенно, смело и разумно вел он бои, был уникальным бойцом. Многие молодые летчики стремились подражать ему. Но трофимовского спокойствия при встрече с противником им все-таки не хватало. Увидя противника первыми, они возбужденно кричали по радио: - Справа "мессеры"! Впереди бомберы! После такого внезапного выкрика как-то непроизвольно возникало напряженное состояние, оно охватывало всю группу. Приходилось снимать психологическое напряжение командой: - Спокойно! Группе прикрытия атаковать "мессеров", я четверкой иду на бомберов! Трофимов, вылетая в моей шестерке, всегда возглавлял верхнюю пару, прикрывающую ударную четверку. При обнаружении противника он спокойно, даже как-то буднично сообщал: - Справа ниже "мессеры". Иду в атаку! Голос его был таким, словно он вступал не в смертельную схватку с врагом, а беседовал на земле со своими товарищами. ...Ликование молодежи от первых успешных боев и личных побед дополнилось возвращением в полк Георгия Голубева. Мы были ему несказанно рады. Все, что рассказывал о его действиях в бою Сухов, полностью подтвердилось. Я смотрел на Голубева с чувством благодарности за его отважный поступок. - Почему ты подставил свой самолет под огонь "мессеров"? - Другого выхода для спасения командира у меня не было. "Понимал, что главная задача ведомого - прикрыть ведущего в бою. Спасибо тебе за этот подвиг", - думал я. - Принимай новый самолет, Георгий, и завтра, во второй половине дня, снова пойдешь с нами в бой, если чувствуешь себя готовым к полетам. Росла молодежь, набиралась боевого опыта. К безграничной отваге прибавлялось умение. Опытные летчики старались учить молодых, оберегали их в жарких схватках. Особое внимание приходилось уделять тем, кто выполнял первые боевые вылеты, действовал пока неуверенно и напряженно. К таким летчикам относился и закончивший переучивание с У-2 на истребитель Иван Олиференко. В первом своем бою в составе группы он не смог сбить "фоккера". Вражеский истребитель удрал из боя. Выйдя из самолета после заруливания на стоянку, Олиференко со злостью сорвал с головы шлемофон, бросил его на траву, горестно оперся на крыло самолета. Подошел к нему. - Что с вами, Олиференко? Почему такой расстроенный? - Не получается из меня истребитель, товарищ майор. Весь боекомплект расстрелял, а фашистского гада не сбил. - А разобрался, в чем причина? - Все делал вроде правильно, а "фоккера" упустил, - отмахнулся он рукой. - "Вроде правильно" воевать нельзя. С какой же дистанции стрелял? - Как вы учили - с близкой. - Это могло показаться. В первых боях летчики всегда торопятся и стреляют с большой дальности. В этом, видимо, и ошибка. В следующий раз не спеши и подойди поближе, на сто метров. Тогда и бей. - Учту это, товарищ майор! - Вот даже я, опытный летчик, поймав самолет противника в прицел, чувствую, как рука тянется к спуску, а сознание подсказывает, что рано, надо подойти ближе. Поддашься чувству руки, и трасса пройдет мимо цели или будет мало попаданий. Главное иметь выдержку в стрельбе. Не переживай! Еще будет много боев. Такие беседы с молодыми летчиками сразу же после боя, у самолетов, помогали им разобраться в ошибках, приобрести уверенность в себе. Вскоре и Олиференко начал свой счет сбитых самолетов. А позднее за умелые действия в боях, за высокие организаторские способности был назначен командиром звена. Оборона противника прорвана. Наши войска устремились в глубокий тыл врага, громя его резервы. Мехкорпус держал направление на Сталине, а кавалерийский - в обход таганрогской группировки гитлеровцев. Немецко-фашистское командование, стремясь предотвратить назревающее окружение войск в районе Таганрога, задействовало против кавкорпуса основные силы своей авиации из Крыма. Открытая степная местность, лишь кое-где прорезаемая лесопосадками, не позволяла укрыться конникам от наблюдения с воздуха. Против них и направляли свои удары вражеские бомбардировщики. В воздухе разгорелись ожесточенные бои. Встречались мы со "старыми знакомыми" по Таманскому полуострову, которых хорошо потрепали еще над "Голубой линией". Не забывали нас посылать и в район города Сталино. Здесь тоже шли упорные бои. Однажды, выполнив боевую задачу и проведя тяжелый бой с крупной группой Ю-87 и "Хейнкелей-111", при заходе на посадку я увидел группу летчиков и техников на месте стоянки моего самолета. "По какой причине?" - подумал я, приземляясь. Провели мы бой как бой. Отличились в нем и молодые летчики, сбившие три бомбардировщика и один истребитель. Успешные их действия уже не новость. На стоянке меня окружили однополчане и стали поздравлять с неожиданной приятной новостью: присвоением мне и Дмитрию Глинке звания дважды Героя Советского Союза. Мне не верилось в это - прошло только три месяца, как я стал Героем, а тут уже - дважды... Верно, по количеству сбитых самолетов противника по статусу награждения все было правильно. Звание дважды Героя Советского Союза присваивалось за тридцать сбитых самолетов противника, а мой официальный счет уже подошел к сорока. Вечером на ужине Погребной официально поздравил меня, подтвердив сообщение летчиков и техников. Вручение второй Золотой Звезды мне и Дмитрию состоялось несколько позже, в штабе фронта, переименованного в 4-й Украинский. Торжества, как всегда на войне, были короткими. Требовалось отдохнуть после трудного дня и утром быть готовым к новым боям, а техническому составу - за короткую ночь залатать пробоины в самолетах. Только всходило солнце, а группа уже в воздухе. Я смотрел на "этажерку" пар и радовался, что мое стремление создать постоянную восьмерку из молодых летчиков осуществилось. Ведомым у меня идет Г. Голубев, вторая пара - В. Жердев и К. Сухов. Это ударное звено для действий против бомбардировщиков. Второе звено, охраняющее мое от атак истребителей, возглавляет А. Клубов. Все звено молодое, но уже отлично показавшее себя в боях. Любоваться боевым порядком группы долго не пришлось. С запада, на фоне земли, показалась колонна девяток Ю-88, прикрытых истребителями сопровождения. - Впереди, ниже бомберы с "мессерами"! Клубов, прикрой! Атакуем в лоб! - дал команду и со снижением ринулся вниз, наметив точку открытия огня. Ведущий первой девятки сам налез на трассу и загорелся. Оставляя дымный след, он врезался в землю. Проскакиваем над строем, ведем огонь по следующим группам. Из люков вражеских машин посыпались в поле бомбы. Поредевшие девятки неорганизованно развернулись на запад. Проскочив колонну, начинаем атаки задних рядов. Клубов кричит по радио: - "Сотка"! Бей бомберов, я прикрываю! Но своей четверкой он был не в состоянии сковать действия более десятка "мессершмиттов". Уже после второй атаки по уходящим бомбардировщикам в нашу сторону зловеще протянулись трассы. Это ведут огонь "мессеры". Пришлось бросить "юнкерсов" и отбивать атаки. Окрепшие в боях летчики, имеющие на своем счету сбитые самолеты, рвались не только выполнять задачи по прикрытию войск, но и в полеты на "свободную охоту". Я считал, что не все из них еще полностью готовы к этому сложному виду боевой работы, придерживал их. "Свободная охота" - это высший класс действий. Ведь вести бой приходится в особых условиях. Одиночно или парой скрытно проникают истребители в тыл противника, самостоятельно находят цель и внезапно уничтожают ее, избегая встречи с крупными силами врага, стремясь не попасть под сильный огонь зениток. После настойчивых просьб я разрешил наиболее способному летчику Александру Клубову вылететь на "охоту" со своим постоянным ведомым Николаем Карповым. Прошло расчетное время, но пары Клубова не было. Все стали волноваться. На последних литрах горючего на аэродром наконец пришел один Клубов. Все с тревогой следили за его посадкой. Самолет то круто снижался, то взмывал от глиссады планирования. Стало ясно, что на истребителе перебито управление рулями глубины, и летчик использует для управления триммер. А может быть, он серьезно ранен. Самолет приземлился с убранным шасси. Из кабины вылез Клубов. Его тут же окружили летчики и техники. - Все в порядке! Ранений нет! Самолет, правда, серьезно поврежден!.. - Что с Карповым? - спросил я. - Сбили его. Спустился на парашюте в расположение наших войск. На душе полегчало. Из рассказа мы узнали, как проходил этот бой. Встретив у линии фронта шестерку "мессершмиттов", Клубов "соколиным ударом" сбил ведущего и вместо немедленного ухода вверх попытался поджечь второго. Но его пара сама попала под огонь противника. Самолет Карпова загорелся, и он выбросился с парашютом. Клубов прикрыл ведомого. Не дал врагу стрелять по нему в воздухе. Крутился в бою он с такими перегрузками, что деформировался самолет. Нелегко, видать, было Клубову. Его машина получила десятки пулевых пробоин, были перебиты тяги рулей глубины. Всех удивляло, как он смог отбиваться от пятерки "мессершмиттов", прилететь и сесть на поврежденном самолете. - Понял теперь, что такое "свободная охота"? - спросил я его на следующий день. - Тут надо действовать хитро: обмануть противника, внезапно нанести удар и уходить, пока сам не превратился в дичь... - Этот бой многому научил. Вот только жалко Карпова. А вдруг его отнесло ветром и он приземлился в расположение противника? Через несколько дней в полк вернулся Карпов, живой и невредимый. Правда, измотанный и усталый. Кавалерийский корпус разгромил окруженную таганрогскую группировку противника и устремился к Мариуполю. Над городом поднимались в те дни к небу столбы дыма. Враг готовился к отходу, взрывал и жег заводы и здания. На железной дороге в направлении Волновахи плотным потоком выстроились эшелоны - фашисты вывозили ценное оборудование заводов и свои склады. Надо было закупорить эту магистраль. Выполняя разведывательный полет вдоль железной дороги, летчик 100-го полка Иван Бабак на малой высоте увидел, как из окон грузовых вагонов-теплушек ему махали руками люди. Прилетев, он, волнуясь, доложил: - В вагонах наши люди! Фашисты вывозят их из Мариуполя на каторгу! Надо принимать срочные меры! Его сообщение взволновало летчиков, "илы" и истребители, группа за группой, ушли на штурмовку. Удар наносили с особой точностью, по паровозам и путям впереди эшелона. Создалась пробка на дороге. Охрана разбежалась. Местные жители открыли вагоны и выпустили на волю людей, вывозимых в Германию. Стремительно преследуя отступающего противника, советские воины освободили город Сталино и приступили к полному изгнанию фашистских захватчиков из Донбасса. Наш полк перелетел в освобожденный Мариуполь. Мы увидели страшную картину: подорванные доменные и мартеновские печи, в разрушенных цехах заводов лежали исковерканные металлические фермы перекрытий, в порту - поваленные краны. Предстали перед глазами руины сожженных зданий в жилой части города. Фашисты, эти варвары двадцатого века, выполняя приказ бесноватого фюрера, оставляли за собой выжженную землю и развалины. За массовый героизм в боях нашей 9-й гвардейской авиационной дивизии приказом Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина было присвоено наименование "Мариупольская". В боевых полетах мы не раз видели столбы дыма над Донбассом, откуда фашистские армии, стремясь избежать окружения, поспешно отступали. Гитлеровцы взрывали и сжигали шахты, здания заводов и городов. Враг стремился укрыться на заранее подготовленной линии обороны по Днепру и Молочной. Утром на прикрытие войск уходит первая эскадрилья. При подходе к линии фронта слышим голос "Тигра": нацеливает на подходящие группы бомбардировщиков противника. Летчики уже и сами увидели девятки "юнкерсов" и "хейнкелей". Быстро произвели маневр для занятия исходного положения и последовательных атак пар. Пока появились опоздавшие "мессершмитты" сопровождения, несколько бомбардировщиков прочертили небо дымно-огневыми хвостами и врезались в землю. Остальные, сбросив неприцельно бомбы, старались побыстрее оторваться от наших истребителей. Бой окончен, и группа "кобр", не понеся потерь, идет на Мариуполь. Летчики довольны. "Тигр" подтвердил: сбито семь самолетов врага. На смену нам прибыла патрулировать вторая эскадрилья Лукьянова. Она также провела тяжелый, но успешный бой. Затем в схватку вступила группа Еремина. Первый день вылетов закончился без потерь. За день Клубов сбил три самолета, по две победы одержали Жердев и Чистов, шесть летчиков сбили по одному самолету. Вечером узнали, что и соседние полки здорово дрались в этих боях. Но, к сожалению, там не обошлось без потерь. Был ранен такой опытный летчик, как Борис Глинка. Бой даже с небольшой группой противника требует гибкой продуманной тактики. За ошибки приходится расплачиваться кровью. В этом вылете Борис, стремясь не дать группе Ю-87 прицельно нанести удар по нашим наземным войскам, пошел в атаку на плотно идущую девятку. А скорость-то была мала. Она не дала возможности быстро проскочить огневой заслон воздушных стрелков врага. Самолет Глинки был подбит, а самого Бориса тяжело ранило. Пуля попала ему в левое плечо. Превозмогая боль, на поврежденной машине летчик все же сумел приземлиться с убранным шасси рядом с расположением кавалерийской части и сразу же попал в руки к медикам. Его группа набросилась на вражескую девятку и растрепала ее. На другой день Бориса повезли в мариупольский госпиталь. Санитарка по просьбе Глинки заехала на аэродром. Летчики окружили машину, с сочувствием отнеслись к раненому товарищу. Поприветствовав его, я спросил: - Как дела, Борис?.. - Ничего, Саша! Подлечат, и буду расплачиваться с фрицами! - Как же все произошло? - Полез без скорости в атаку через огневой заслон стрелков. Поторопился сорвать бомбежку, - смущенно ответил Борис и попросил санитарку ехать: видно, чувствовал себя он плохо. Опытный воздушный боец - и влез в такую ловушку, ведь воздушные стрелки группы врага выпускают в секунду до сотни пуль по атакующему истребителю. Здесь уж, если решился идти на штурм воздушной крепости, нужна только предельная скорость. Задачи полка возросли. Нам поручили вести прикрытие десантов Азовской военной флотилии при переходе морем и высадке на сушу. Мы знали, что морские десантники идут на перехват путей отступления противника вдоль берега, между Мариуполем и Осипенко. Прилагали все силы, чтобы помочь морякам. Патрулируя над караваном судов, летчики звена бдительно следили за воздухом. Когда обстановка была спокойной, я иногда снижался, чтобы рассмотреть поближе прикрываемых, а также внушить десантникам уверенность в их безопасности. С двухсот - трехсот метров отчетливо были видны сотни людей, орудия, автомашины. Понимали, что стоит прозевать появление бомбардировщиков - и все это может пойти на дно Азовского моря. Поэтому были особенно внимательны. И не допустили воздушного противника к каравану судов. А полет над морем - дело сложное, для некоторых пилотов непривычное. Жердев не раз ворчал, вызывая насмешки друзей: - Товарищ майор, не уходите далеко в море, не спускайтесь так низко! Что хотите, делайте со мной, но боюсь я воды! Выросший в горах Кавказа, он не любил полеты над морем. А летать надо было - его пара входила в мое постоянное звено... Мы не ограничивались только прикрытием десанта. Моряки были довольны и нашими штурмовыми действиями по отступающим колоннам противника, которые пытались прорваться через заслоны десантников. После очередного вылета в район высадки группа нашего полка возвращалась на аэродром. Неожиданно обнаружили выдвигающуюся вражескую колонну автомашин с пехотой и артиллерией. Она могла нанести большой урон десанту. Сразу же перешли в атаку по наземной цели. Истребители, обстреляв колонну, уничтожили и рассеяли противника. Штурмовые действия истребителей по наземным целям не раз наносили большой урон врагу. Однажды пара разведчиков полка передала по радио о выходе из Осипенко по приморской дороге на Ногайск большой колонны. Моя восьмерка как раз готовилась к вылету. Мы тут же пошли на штурмовку. С целью обеспечения внезапности удара я повел группу над морем, в пятнадцати - двадцати километрах от берега. Решил зайти на колонну с запада. Обойдя мористее, мы застали ее в движении. Противник не ожидал нападения с запада. Первый удар группа нанесла внезапно. Сопровождавшие колонну зенитчики даже не успели открыть огонь. Я с ходу расстрелял легковую автомашину, в которой, видимо, ехало начальство. При последующих атаках поджег цистерны с горючим, бензовозы и мощные грузовики типа "шкода" с бочками в кузовах. Летчики звена поражали автомашины, стреляли по гитлеровским солдатам. А звено Клубова своим огнем подавило зенитки, а затем перенесло огонь на автомашины. Расстреляв все боеприпасы, наша группа взяла курс домой. На дороге пылали десятки машин, поднимались к небу столбы черного дыма. При возвращении нам встретилась пара "кобр". Я запросил их по радио и услышал голос Заева: - Летим посмотреть вашу работу! После возвращения я спросил у Крюкова, который летел в паре с Заевым: - Пал Палыч, ну как наша штурмовка? - Посмотрели на ваши результаты. Здорово вы расправились с колонной! Дымовые "грибы" поднялись к самым облакам! - Это месть за наши сожженные города, за Мариуполь! Вскоре вслед за наступающими войсками полк перелетел в Осипенко. К нашим прежним задачам добавилось интенсивное ведение разведки обороны противника на реке Молочной и наблюдение за выходом его войск из Крыма. Полеты на разведку в глубокие тылы немецкой обороны на нашем участке фронта начались после посещения полка заместителем командующего ВВС Красной Армии Ф. Я. Фалалеевым. Он поставил задачу на проведение разведки движения транспорта по дорогам, а также на получение сведений об аэродромах Крыма. Такое задание возможно было выполнить, только летая с дополнительными подвесными баками. А во всей дивизии их было всего два: у меня и у моего ведомого Голубева. Все остальные были оставлены в тыловых частях на Кубани или сброшены при перелете. "Наши бачки - нам и летать с ними", - решил я. Давать их другим летчикам на вылеты в разведку было опасно. Их могли сбросить в полете. И тогда мои планы "свободной охоты" на воздушных коммуникациях над Черным морем, после того как отрежут Крым с суши, будут сорваны. Решаю на эти сложные задания летать только своей парой. В продолжительных полетах по маршруту Симферополь - Джанкой - Мелитополь мы вскрыли интенсивное выдвижение колонн и железнодорожных эшелонов из Крыма к Мелитополю, а также ряд аэродромов противника. Используя эти разведданные, бомбардировочная авиация нанесла ряд успешных ударов. Наши вылеты не могли обойтись без встреч с истребителями противника и с зенитками. Однако имея опыт ведения разведки, применяя тактические приемы, проверенные в ходе двух лет войны, мы сумели успешно справиться со сложной задачей. Однажды после боевого вылета при заруливании самолет провалился в рыхлый грунт и подломил ногу шасси. Стали его выталкивать. Потом пришлось делать подкоп. Неожиданно техники увидели в яме трупы. Когда раскопали, обнаружили десятки убитых людей. Такие же захоронения были обнаружены в лесопосадках по границам летного поля. Ямы были наполнены расстрелянными мужчинами, женщинами и детьми. От местных жителей мы узнали, что фашисты часто пригоняли на аэродром группы пленных и привозили сюда гражданских лиц под видом мобилизации на работы по строительству летной площадки. Зверство гитлеровцев до глубины души возмутило личный состав полка. Многие невольно с тревогой думали о своих близких, о тех, кто находился на занятой врагом территории. Особенно переживал за семью инженер по вооружению полка Яков Жмудь. Его жена и дети не успели выехать из города Ногайска при прорыве танков к Азовскому морю. Это было как раз в те дни, когда я пробивался с подбитым самолетом из окружения. Однажды он подошел ко мне. - Товарищ майор, вы остались сейчас за командира полка. Прошу вас разрешить мне на несколько дней съездить в Ногайск, узнать о своей семье, оставшейся там. В его голосе было столько тревоги, что я не посмел отказать, несмотря на напряженную боевую работу полка. - Хорошо! Бери в батальоне машину и выезжай. Сколько потребуется на это дней - сам решай. Нас догонишь на новом аэродроме.Через два дня полк перелетает в совхоз Розовку. С сожалением смотрел ему вслед. Не радость принесет ему эта поездка, а страшное горе. У меня не было сомнений в гибели его семьи. После захвата населенных пунктов фашисты в первую очередь уничтожали еврейское население. А прошло уже два года. "ОХОТА" НАД МОРЕМ Наступающие войска фронта, преследуя противника, с боями вышли на реку Молочная и натолкнулись там на упорное сопротивление. Заранее подготовленные позиции здесь заняли не только отступающие войска гитлеровцев, но и переброшенные силы из Крыма. Оборону не удалось прорвать с ходу. Наступила пауза, необходимая для сосредоточения наших войск и разведки вражеских позиций. Фашистское командование хорошо знало, чем грозит прорыв обороны на Молочной. Это была бы катастрофа для крымской группировки. Не имея достаточных сил для срыва предстоящего наступления нашего фронта, оно усилило свою авиационную группировку, планируя нанесение мощных ударов по войскам фронта. Для противодействия вражеской авиации наша дивизия была перебазирована в район Большого Токмака. Полк перелетел в поселок Розовку. Начались боевые будни, тяжелые воздушные бои с крупными группами противника. На второй день базирования на новом месте пришлось выручать от бомбежки полк "илов" на аэродроме в Черниговке. Прибывшие из тыла штурмовики, по-видимому, не имели понятия о войне. Они расположили самолеты в линейку и не замаскировали. Вражеский разведчик сразу же засек их, а на следующий день рано утром сюда налетела группа бомбардировщиков. В это время, сделав утреннюю зарядку у КП полка, я стоял без рубашки, а начальник штаба из чайника поливал мне холодную воду. И вдруг увидел группу из девяти "фоккеров" и за ней девятку Ю-88. - Немцы! - крикнул я. - Датский, поднимай самолеты! - Сам же бросился к своей "кобре" и как был, обнаженный по пояс, не надев парашюта, взлетел. За мной пошли в небо еще несколько самолетов. У Черниговки мы нагнали "юнкерсов", энергично атаковали их и сорвали прицельное бомбометание по стоянке "илов". Во время преследования передо мною проскочил "мессершмитт". Атака его оказалась неудачной, он промазал. И тут я вспомнил, что на мне нет парашюта - даже жарко стало, хотя я был без рубашки и мокрый. Выругал себя за горячность, а вскоре наша маленькая группа вышла из боя. Мы не особенно успешно провели эту неорганизованную схватку, но главное сделали - удар по штурмовикам нанесен не был. В Розовке, выполняя временно должность командира полка, в сложной воздушной обстановке я посылал на боевые задания по восемь-десять самолетов в группе. Они успешно отражали налеты крупных сил противника и почти не имели потерь. Правда, такой метод потребовал частых вылетов. Группами командовали, как правило, летчики, прибывшие на пополнение полка на Кубани. Многие из них показали хорошие организаторские способности. Среди них выделялся А. Клубов. Решительный, смелый, он разумно строил бой и его группа всегда добивалась успеха. Так получилось и в одном из вылетов. При подходе его восьмерки к Молочной летчики услышали команду "Тигра": - Группа бомбардировщиков идет на Большой Токмак! Скорее атакуйте! - Поняли! Выполняем! - доложил ведущий и приказал: - Сомкнуться! Истребители смело пошли в лобовую атаку плотно сомкнутыми звеньями. Вот ударило по трем идущим девяткам первое звено. И три бомбардировщика горящими пошли к земле. Атакует второе звено. Еще два Ю-88 задымили в воздухе. Затем восьмерка, энергично развернувшись, устремилась на бомбардировщики с задней полусферы. Группу Клубова вскоре сменила подошедшая восьмерка Лукьянова. Истребители стремительно и дерзко набросились на подошедшую девятку бомбардировщиков и прикрывающих их "мессершмиттов". В этом бою было уничтожено восемь "юнкерсов", не считая поврежденных. Клубов сбил три самолета, Жердев - два, Сухов, Еремин и Лукьянов - по одному. Чистов и Ивашко подбили два самолета. Боевые вылеты крупными группами оправдывали себя. Недооценка такого метода, распыление сил и средств приводили к меньшим успехам в боях, неоправданной гибели даже опытных летчиков. Именно так и произошло у нашего соседа, в 104-м полку. Командир этой части, герой боев на Кубани, Владимир Семенишин вел неравный бой небольшой группой. Противник имел значительное превосходство. Командир полка сбил три самолета. Но и сам был подбит, тяжело ранен. Семенишин нашел силы покинуть самолет. А вот открыть парашют не смог и разбился. Это была большая потеря. Она горько отозвалась в наших сердцах. Мы хорошо знали этого отважного летчика, не раз дрались в одном небе. После двухнедельного отсутствия вернулся в полк Заев. К сожалению, в последнее время он часто задерживался по каким-то делам. Сразу к нам прилетел командир дивизии И. М. Дзусов. Недовольный тем, что командир полка решал какие-то личные дела вне части, он резко поговорил с ним. Потом с упреком сказал мне: - Где находятся группы вашего полка? Их не видно и не слышно над линией фронта. Группы других полков патрулируют в поле зрения войск. А ваших не видно! - Товарищ командир дивизии, если мы над вами будем гудеть, как шмели, то задачу не выполним. Ну, собьем мы несколько "юнкерсов", а бомбы все-таки полетят на войска. Надо перехватывать противника на подходе и там срывать готовящиеся бомбежки. Такие упреждающие удары производят сильное воздействие на психическое состояние вражеских летчиков. Командир дивизии, видать, был раздражен разговором с Заевым и не стал вникать в мои доводы, хотя я знал его как вду