Давыдович Карпухин и сержант Петр Никифорович Гречаник. От конвоя остался на воде один сторожевой катер. Пара самолетов, возглавляемая капитаном Николаем Казаковым, накрыла его бомбами и отправила на дно. В тот же день на удар по обнаруженным разведчиками двум конвоям вылетели три штурмовика и пять бомбардировщиков-топмачтовиков, ведомые комэском капитаном Либерманом и штурманом майором Мотицыным. Один караван состоял из двух транспортов по две с половиной тысячи тонн, трех сухогрузных барж, трех сторожевых катеров и четырех быстроходных десантных барж. Второй - из двух транспортов по тысяче тонн, четырех быстроходных десантных барж и двух сторожевых катеров. Либерман решил нанести удар по первому. Штурмовики основательно обработали корабли охранения, топмачтовики под огнем зениток тройкой и парой машин атаковали транспорт и две сухогрузные баржи. Все цели были поражены прямыми попаданиями бомб. На другой день утром командир дивизии полковник Канарев произвел тщательный разбор вчерашних вылетов. Главное внимание сосредоточил на недостатках в организации взаимодействия. Общий итог был, однако, неплохим: за день 3 мая экипажами 5-го и 13-го гвардейских авиаполков было потоплено два транспорта, одна самоходная баржа, одна быстроходная десантная баржа, два сторожевых катера, повреждены транспорт и два катера. Комдив поставил в пример действия группы высотных торпедоносцев майора Буркина, отметил отличившиеся экипажи бомбардировщиков - майора Ильина, капитанов Либермана и Казакова, младшего сержанта Галушко. (16 мая 1944 года Илье Ивановичу Ильину было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.) Конкретные выводы из этого боя были сделаны в эскадрильях. Капитан Чупров подробно разобрал действия группы Ольхового, указал, какие решения можно было принять. Потребовал от всех командиров настойчивости в достижении целей. Посоветовал секретарю партбюро старшему технику-лейтенанту Сезоненко обсудить этот вопрос на открытом партийном собрании. Собрание состоялось на другой день. С докладом выступил опытнейший воздушный боец штурман эскадрильи Федор Николаевич Аглотков. Особое внимание он уделил точности расчетов выхода на цель и в атаку, всесторонне проанализировал ошибки, допущенные низкими торпедоносцами. Много конкретных советов и предложений последовало за его вдумчивым, деловитым разбором. Выступали коммунисты, комсомольцы, беспартийные, ветераны и молодые воздушные бойцы. Одни делились опытом, другие заверяли товарищей в том, что будут верны традициям славной гвардейской части, не пожалеют сил, а если понадобится, и жизни для окончательной победы над врагом. КОМБИНИРОВАННЫЙ, ОДНОВРЕМЕННЫЙ Тактика комбинированных ударов предъявляла новые требования к командирам и штурманам. Ведущим экипажам необходимо было быстрее и лучше ориентироваться в обстановке, проявлять смелость в принятии решений в меняющихся условиях боя, без колебаний брать на себя ответственность за возможные последствия. Такая смелость основывается на глубоком знании возможностей подчиненных экипажей, боевой техники, на умении всесторонне оценить боевую обстановку. Приходилось многому учиться заново, глубже осмыслять накопленный боевой опыт. Это хорошо понимали командир полка Михаил Иванович Буркин и флаг-штурман Сергей Прокофьевич Дуплий. Обладая высшей летно-тактической квалификацией, они первыми осваивали сложные боевые приемы, ненавязчиво делились своим опытом с лучшими экипажами полка, подготавливая из них надежных ведущих групп. Те, в свою очередь, проявляли заботу о подготовке ведущих пар. Все внимательно изучали тактику и боевые возможности новых наших ближайших соратников - топмачтовиков. Учеба сочеталась с повседневной боевой работой. 4 мая целей на море обнаружено не было. Пятерка наших Ил-4 перевозила горючее на одесский аэродром. Под вечер десять экипажей, в том числе и наш, получили задание на постановку мин в районе порта Сулина и Сулинского гирла. Работу пришлось выполнять при сильном боковом ветре. Но экипажи были подобраны опытные, задание выполнили успешно. 5 мая ввиду плохих метеоусловий над морем полк, как и вся дивизия, боевых вылетов не производил. Днем мы узнали, что наши войска под Севастополем перешли в наступление. Враг упорно сопротивляется. Приходится буквально прогрызать его оборону... 6 мая с утра погода выдалась прекрасная. С восходом солнца село ожило. Заскрипели калитки, забрякали у колодца ведра, на все голоса заливались в садах птицы. За околицей затарахтел трактор - его выделила наша техническая база, помочь колхозу вспахать землю под яровые. Мир да и только! Однако эту иллюзию тут же развеял сигнал рейсовой полуторки. Наскоро умывшись, поспешили на аэродром. На КП уже ждал майор Буркин. - Воздушной разведкой тридцатого авиаполка в пять часов пятьдесят минут в ста километрах от Севастополя обнаружено два транспорта водоизмещением по три тысячи тонн в охранении семи быстроходных десантных барж и трех сторожевых катеров. Конвой идет курсом на запад со скоростью шестнадцать километров в час. Командир дивизии принял решение одновременным комбинированным ударом высотных и низких торпедоносцев и бомбардировщиков топ-мачтового бомбометания уничтожить оба транспорта. Ведущим всех групп назначен я. Время удара - десять часов пятьдесят пять минут. Далее командир полка определил состав ударных групп и порядок атаки. Пятерка высотных торпедоносцев атакует первый транспорт, четверка низких - второй. Атака с двух бортов. Прикрытие - восемь истребителей. Четыре штурмовика и пять бомбардировщиков 13-го полка под прикрытием шести истребителей атакуют цель одновременно с торпедоносцами. Группу высотных торпедоносцев ведет сам Буркин, низких - Ольховой. Штурмовиков возглавляет Тарасов, бомбардировщиков - Либерман. Казалось бы, все как в прошлый раз, 3 мая. Различие в одном слове - одновременно. Если в тот раз не удалось даже сойтись в одно время в районе цели, то теперь надо в одну и ту же минуту атаковать. Не собираясь вместе, не поджидая друг друга... Наш экипаж был назначен запасным для группы высотных торпедоносцев, экипаж Киценко - для низких. Взвилась зеленая ракета. Торпедоносцы порулили на старт. Буркин, Федор Федоров, Трофимов, Тарасов, Дарьин. Затем низкие - Ольховой, Синицын, Вальцев, Новиков. Через некоторое время ушли в воздух бомбардировщики и штурмовики. Киценко и я выключаем моторы. Мысленно желаем друзьям успешного удара, благополучного возвращения. - Да, задал ребятам задачку Михаил Иванович,- вздохнул, сбросив с плеч лямки парашюта, Иван. - Как думаешь, получится? Что тут думать? Мы-то знаем, что значит привести самолет в какую-то точку, нисколько не уклонясь от расчета. Даже и при спокойной погоде. А если "мессеры"? - Главное тут... - Не накаркать. - Ага, и не сглазить. На том и сошлись. О ходе боя узнали потом из рассказов вернувшихся товарищей. Штурман Дуплий точно и своевременно вывел группы торпедоносцев на цель. Буркин подал сигнал - атакуем с ходу. Обе группы под разными курсовыми углами устремились на конвой. Низкие торпедоносцы - с резким снижением. На кораблях заработали зенитки. Средние полуавтоматические, автоматические, спаренные и счетверенные пулеметы... Ближе - гуще. Сплошная метель... Торпедоносцы Ольхового едва не задевают своими "сигарами" воду. Боевой курс! Пятнадцать-восемнадцать секунд всего-то... И в этот момент нападают два Me-110, Первая очередь, с дальней дистанции. Не сманеврируешь, не свернешь. А наши ястребки уже перескочили конвой, ждут по ту сторону... Чтобы не попасть под огонь своих зениток, "мессеры" круто взмывают в высоту. Затем кидаются на чуть отставший самолет Синицына. Снопы огня из пушек и пулеметов. Сраженный торпедоносец проносится над палубами вражеских кораблей, втыкается в море... Штурманы Касаткин, Ляпин и Тихомиров успели прицельно сбросить торпеды. "Мессеры" насели на Ольхового. Два наших истребителя, развернувшись, устремились наперерез. Пара очередей, и ведущий фашист камнем падает вниз... Группа Буркина отцепила все пять торпед. Они приводнились по носу головного транспорта и начали "оплетать" его паутиной своих кругов... Взрывы. Один транспорт и три баржи получили торпеды в борт. Пока наши истребители выручали Ольхового, к ним сзади пристроились четыре "мессера" - очевидно, спешили на выручку к своей паре, но опоздали. Набросились на ведущего. Прикрывавший его напарник моментально вернулся и ударил из всего бортового оружия по ведущему фашистской четверки. "Мессер" вспыхнул и развалился в воздухе. Оставшиеся без командира гитлеровцы поспешили выйти из атаки. От зенитного огня самолет Ольхового получил повреждение мотора, в стабилизаторе и плоскости зияли огромные дыры. Скорость еле позволяла удерживать высоту. Тем временем наши истребители распылили свои силы: прикрывали группу Буркина, пару Вальцева. И только двое сопровождали Ольхового. Озлобленные неудачами гитлеровцы решили отыграться за его счет. Два "мессера" сковали боем прикрывавшую пару ястребков, два других со снижением устремились на торпедоносец. Ольховой перевел самолет в отлогое планирование, намереваясь прижаться к воде и предоставить своим стрелкам наилучшие условия для обороны. Фашисты не открывали огня, надеясь расстрелять поврежденную машину в упор. Стрелки Петр Коношенков и Павел Шевченко также не торопились, чувствуя, что гитлеровцы не ожидают отпора. И вот они приблизились и уже собирались нажать на гашетки... От метких очередей "мессеры" отпрянули, точно ошпаренные кипятком. - Ага, гады! - кричал, торжествуя, Шевченко. Фашисты снова заходят в атаку, и вновь пулеметы стрелков окатывают их огнем. Но силы неравны. В кабине летчика запахло бензином, разбита приборная доска, самолет с трудом держится в воздухе. Тяжело раненный в грудь Коношенков сполз с верхней турели на пол. Шевченко занял его место у крупнокалиберного пулемета, а Петр подполз к люковой установке. Снова атака. У стрелков на исходе боеприпасы... За израненным торпедоносцем следует клубок вьющихся истребителей. Шевченко видит, как пара наших ястребков отбивается от обложивших ее четырех фашистов. Два Me-110 отделяются от клубка... - Держаться, держаться! - кричит в микрофон Ольховой. "Мессеры" атакуют сбоку. Шевченко поворачивает пулемет до отказа, но достать их не может. Ведущий фашист палит из всего оружия, трассы сливаются в огненную плоскость. Она стелется под фюзеляжем торпедоносца. "Мессер" приподымает нос... Густой пучок трасс, пройдя сквозь кабину воздушного стрелка, обрывается, гаснет. Тяжело раненный Шевченко падает вниз, на пол кабины. На выручку приходит еще пара наших истребителей. Теперь "мессерам" не до атак. Они спешно выходят из боя и скрываются в стороне Севастополя. Ольховой дотянул до аэродрома в Евпатории и посадил там свой изрешеченный самолет с истекающими кровью боевыми друзьями. Штурмовики 13-го полка вышли на цель после удара наших торпедоносцев. Атаковали со стороны солнца. Тарасов перевел машину в пикирование, за ним скользнули ведомые. Прорвав завесу разрывов и трасс, высыпали серии бомб на сторожевой катер. Его тут же поглотило море. Гвардейцы пошли на повторный заход. После того как четверка Тарасова сбросила на корабли охранения более пятисот мелких бомб и основательно обработала палубы пулеметным огнем, в атаку пошли топмачтовики. В это же время истребители прикрытия завязали бой с шестью Ме-110, прикрывавшими остатки конвоя; к ним вскоре присоединилась еще пара "мессеров". На долю топмачтовиков остались две быстроходные десантные баржи. Они яростно оборонялись. Перед носом машины комэска Либермана повисли черные шапки, дымные шнуры "эрликонов". Сбоку, снизу, сверху... Ведущий бесстрашно сближается с целью. Из его носовых пулеметов вырываются огненные струи, несутся навстречу бешено стреляющему кораблю... - Пора! - подсказывает штурман Яков Мотицын. Командир нажимает на кнопки. Через несколько секунд мощные взрывы скрывают обе баржи... Вышедшие из атаки штурмовики и топмачтовики были атакованы четырьмя Ме-110: наши ястребки, увлеченные боем, не заметили, как к гитлеровцам подошло подкрепление. - Справа "мессеры"! - доложил стрелок-радист Леонтьев своему командиру Тарасову. Самолет метнулся вправо, огненные трассы прошли рядом. Тарасов развернулся на девяносто градусов, повел свою группу в сторону солнца. На миг ослепленные гитлеровцы прозевали момент. Леонтьев поймал одного в прицел, выпустил длинную очередь. "Мессер" перевернулся на крыло и упал в море. - Есть один! - доложил стрелок командиру. И тут же пошел вниз еще один: его срезал стрелок-радист Старцев... В конце дня мне и Александру Жесткову было приказано просмотреть подходы к порту Констанца - здесь был узел коммуникаций, соединяющих вражеские тылы с войсками, осажденными в Севастополе. Ведущим назначили меня. Отыскать корабли противника в сумерках и поразить их - задача весьма трудная. Этим и объяснялось, что она была поручена нам - наши экипажи считались наиболее опытными и слетанными, штурманы Николай Прилуцкий и Иван Локтюхин пользовались репутацией признанных мастеров торпедных ударов. Взлетели в девятнадцать, через два с лишним часа были в районе поиска. Южные сумерки быстро сгущались. Надо было торопиться. Расчет поиска строили так, чтобы заметить корабли на фоне светлой стороны горизонта. Вскоре блеклую полоску заката перечеркнули черные столбы, превратили ее в пунктир. Конвой! Вот уже различимы и силуэты. С ходу направляю самолет на большой транспорт. Рядом идет Жестков. И вдруг... - Командир, взгляни вправо! Но я уж увидел, секундой раньше, - еще один конвой! И тоже с довольно большим транспортом. Что делать? Приказать Жесткову атаковать второй? Но менять курс в полутьме, притом выдержать высоту... На решение - считанные секунды. За двумя зайцами... Выбрал то, что верней - атаковать первый транспорт парой. Бдительность на кораблях охранения из-за наступившей темноты была снижена. Не встретив противодействия, сбрасываем торпеды с дистанции четырехсот метров. Только при выходе из атаки видим взлетающие мячи "эрликонов". Поздно! В транспорт водоизмещением две с половиной тысячи тонн попали обе торпеды. Судьба его была решена. - Знатно сработали! - сам себя похвалил Прилуцкий. - А я уж подумал, что ты пожадничаешь, командир... - Вовремя вспомнилась поговорка о двух зайцах. - Вот видишь, и фольклор помогает. - Все помогает, когда везет! Эх, была бы еще торпедка... В тот же вечер четыре экипажа нашего полка выполнили минные постановки у входа в Сулинское гирло. При этом они были обстреляны из автоматических пушек с судов, стоящих в устье Дуная. Видимо, враг изменил тактику: опасаясь минных заграждений, устанавливаемых ночью, заблаговременно выводит свои плавсредства на фарватер. На другой день утром командир дивизии провел разбор действий торпедоносцев и топмачтовиков. Вначале были объявлены результаты. Торпедоносцами 5-го гвардейского авиаполка за два боевых вылета потоплены два транспорта и три быстроходные десантные баржи. Бомбардировщиками 13-го Краснознаменного гвардейского - одна быстроходная десантная баржа и один сторожевой катер; в воздушном бою сбито два Ме-110. Минутой молчания гвардейцы почтили память погибших товарищей: младшего лейтенанта Николая Павловича Синицына, лейтенанта Федора Григорьевича Скоромненко, старшины 2-й статьи Ивана Леонтьевича Дулина, младшего сержанта Петра Ананьевича Исаева. В результате тщательного анализа совместных действий боевых групп двух полков были сделаны следующие основные выводы. Первое. Практика применения комбинированных ударов высотных и низких торпедоносцев, штурмовиков и бомбардировщиков-топмачтовиков по конвоям противника себя полностью оправдала. При этом, если даже не удается одновременный удар, эффективность действий как торпедоносцев, так и групп топмачтового бомбометания значительно повышается. Второе. Опыт показал, что в условиях комбинированных торпедобомбовых ударов группы высотных торпедоносцев могут успешно применяться не только как сковывающая, но и как поражающая сила. В дальнейшем при ударах по большим конвоям целесообразно использовать их эшелонирование, группами от трех до пяти самолетов. После разбора пять торпедоносцев и восемь бомбардировщиков заступили в тридцатиминутную готовность в ожидании данных воздушной разведки. Только под вечер поступило приказание: топмачтовикам уничтожить транспорт водоизмещением три тысячи тонн, идущий в охранении сторожевых катеров и быстроходной десантной баржи. Группу повел комэск Рувим Либерман. После ужина нас с Жестковым опять вызвал командир полка. Задача вчерашняя - "свободная охота" на коммуникации Севастополь - Констанца. Если бы то же и везение... - Вчера у вас ладненько получилось. Но учтите, противник, несомненно, усилил прикрытие кораблей с воздуха. Напутствие, мягко говоря, не очень вдохновляющее, если летишь без прикрытия. Сумерки спустились на море как-то сразу. Пройдено всего три четверти пути, а горизонтальная видимость хуже, чем вчера после атаки. Изо всех сил напрягаем зрение. Летчику из своей кабины вести поиск удобней всего, но то и дело приходится отрывать взгляд к приборам. Смотрю только в западном направлении, стараюсь вести самолет так, чтобы и экипажу дать эту возможность. И вот удача: на фоне угасающего неба - контур большого корабля. Вокруг, как в мареве, еще несколько расплывающихся точек. Качнувшись с крыла на крыло, даю знать Жесткову: внимание, цель! Ведомый показывает, что понял. Не опознанное в полутьме судно атакуем с ходу. Прилуцкий и Локтюхин сбрасывают торпеды с четырехсот метров. Зенитного огня нет. На выходе из атаки стрелки замечают четверку Ме-110-идут в нашу сторону. Еще четыре остаются барражировать над судном. Ясно, что увидеть результат улара не удастся. - Усилить наблюдение за задней полусферой! Неприятельские летчики уже обнаружили нас. Открыли огонь издали. В ответ загрохотал пулемет Должикова. Затем и Жуковца. Потянулись трассы и от машины Жесткова: Сергей Игумнов и Илья Кушнир - стрелки хладнокровные и меткие. "Мессеры" отвалили. - Не нравится, гады? - осведомляется Должиков. И только после: - Командир, снарядом задело мою кабину, - Не ранен? - Нет, только брызгами плексигласа немножко испортило красоту... - Сзади "мессеры"! - перебивает Жуковец. - Спокойно, ребята! Перехожу на бреющий. Со скольжением бросаю машину вниз, Маневром сбиваю фашистам прицел. Жестков держится как на привязи. Славно мы с ним слетались! Грохочут пулеметы, в кабину тянет пороховой гарью. - Отвернули! Жми, командир! Проносятся последние огненные пунктиры. Еще раз бросаю машину из стороны в сторону, на полном газу ухожу в сторону восточной, темной части горизонта. - Кто видел взрывы торпед? Никто, вели бой с "мессерами". Запрашиваю Жесткова. Тот же ответ. Разрешаю ему следовать на аэродром самостоятельно. Он быстро скрывается в сгустившейся тьме. Прилуцкий предлагает: - Пройдем поближе к Севастополю, посмотрим, что творится на фронте. - Давай! Пересекаем береговую черту. Слева Кача, справа Севастополь. На подступах к городу полыхают зарницы - наша артиллерия. Дальше - мощные искристые взрывы, отблески на облаках: авиация дальнего действия обрабатывает наземные объекты. Полоса ярко-желтых вспышек: вражеские посты наведения нацеливают на бомбардировщики свои истребители... Даю команду стрелкам усилить наблюдение. И тут же очередь - Жуковец различил силуэт фашистского самолета. В воздухе блуждают огни... - Слева самолет с зажженными фарами, - докладывает Должиков. - Наблюдение справа и в задней полусфере, - напоминаю стрелкам. Тактика "мессеров" известна: один с зажженными фарами отвлекает внимание на себя, другой снизу или с противоположной стороны подкрадывается и атакует. - Насмотрелся, штурман? - Пожалуй. Не стоит лишний раз испытывать судьбу... Через час садимся на своем аэродроме. Узнаем, что группа топмачтовиков, вылетевшая перед нами, успеха не достигла. Бомбы, сброшенные после штурмовки, легли с недолетом, в пяти - десяти метрах от борта вражеского транспорта. Наших миноносцев Корнилова, Чупрова и Киценко в эту ночь снова атаковали Ме-110 и обстреляли зенитки с кораблей. 8 мая весь день просидели в готовности. Торпедоносцы, ввиду отсутствия целей, боевых вылетов не производили. Соседи шестью самолетами - из них два штурмовика - вылетали на топ-мачтовый удар по конвою из четырех барж. Несмотря на огонь зениток и атаки вражеских истребителей, Либерман принял решение атаковать. Четверка прорвалась к цели, потопила одну самоходную баржу и повредила быстроходную десантную. Все экипажи благополучно возвратились на свою базу. ПЕРВЫЙ, ВТОРОЙ... 9 мая. На заре гроза расколола небо, на землю хлынули потоки воды. Тугие струи хлестали по крышам, по стеклам окон, смывали с ветвей отцветших яблонь последние жухлые лепестки. Дождь перестал так же вдруг, как и хлынул. Сквозь кисейную завесу водяной пыли брызнули лучи целиком выкатившегося из-за горизонта солнца. Экипажи поспешили на аэродром. Оба полка уже имели боевой расчет на день. От 5-го гвардейского в дежурство заступали девять торпедоносцев и пять бомбардировщиков, от 13-го-девятка бомбардировщиков-топмачтовиков со штурмовиками. Четыре наших "ила" продолжали перевозку горючего для истребителей на аэродром в Одессу; пяти самолетам предстояло вечером вылететь на постановку мин в районе Констанца. Нам с Жестковым - на "свободную охоту" с торпедами. На этот раз не в сумерках, а ночью: видимо, целеуказания от разведчиков на вечер не ожидалось, а для самостоятельного поиска сумерки коротки. Потянулось дежурство: ударные группы ждали данных от экипажей 30-го разведывательного авиаполка, с рассвета бороздивших небо над морем. Дело привычное. После подвески вооружения и проверки готовности машин к вылету ребята расположились под крыльями самолетов на травке, писали письма, рассказывали забавные истории. Вскоре на аэродром прибыл Иван Григорьевич. Привез подробные сведения о ходе боев под Севастополем. 5 мая войска 4-го Украинского фронта во взаимодействии с Черноморским флотом начали наступательные бои за город. Первыми в направлении Северной бухты пошли в атаку войска 2-й гвардейской армии. Враг яростно сопротивлялся. В течение первых двух дней сражения удалось оттеснить гитлеровцев лишь за вторую и третью линии траншей. Самым напряженным был день 7 мая. Наши соединения вышли к ключевому пункту обороны противника - Сапун-горе. Ее каменистые склоны противник опоясал укреплениями от подножья до гребня, на обратном скате расположил артиллерию, минометы и пехотные резервы. Десятки лотов и дзотов, до предела насыщенных огневыми средствами, возвышались над подступами к горе. Атаке предшествовала мощная артиллерийская и авиационная подготовка. Казалось, на этом сравнительно узком участке не должно остаться ничего, живого. Однако штурм продолжался весь день. Отчаявшиеся гитлеровцы то и дело бросались в ожесточенные контратаки. Неустанно вела огонь наша артиллерия, с воздуха, сменяя друг друга, непрерывно обрабатывали позиции противника группы бомбардировщиков и штурмовиков... - В результате упорнейших наступательных боев, - голос замполита обрел необычную торжественность, - войска 4-го Украинского фронта прорвали основную полосу обороны противника и вышли на гребень Сапун-горы. 8 мая 51-я и Приморская армии приступили к штурму внутреннего обвода оборонительных укреплений. Полагаю, что сегодня мы получим сообщение: Севастополь наш! Мощное "ура" завершило политинформацию. Возбужденные авиаторы тесно окружили замполита, обсуждая радостную весть. Разошлись только после настойчивого напоминания комэсков: боевое дежурство, экипажи должны находиться у машин. Мы с Жестковым, позвав своих штурманов, отправились на укрытую кустами лужайку в конце аэродрома - обсудить предстоящий полет. Хоть на этот раз он и не будет совместным: в ночных условиях действовать можно лишь в одиночку. Но дело новое, не мешает обменяться соображениями. Первая забота - поиск. Одно дело отыскивать корабли в сумерках и по ориентировочным данным разведки, другое - в полной темноте и наудачу. Здесь необходимы безукоризненная прокладка маршрута, неустанное внимание всех членов экипажа, умение использовать лунную дорожку, светлую сторону горизонта, фон береговой черты... И - сам удар. Ночной, торпедный. Он требует особой натренированности от летчика. Малейшая ошибка в определении высоты, случайное отклонение от горизонтали, и - столкновение с водой, гибель... Кое-какие навыки у меня были: в свое время наш экипаж прошел специальную подготовку и первым в полку был допущен к ночному торпедометанию. С тех пор и действуя днем, я старался, когда позволяла обстановка, мысленно переключать себя на ночные условия. Кажется, такая тренировка в воображении дала немало. По крайней мере, в психологическом смысле. До обеда прошли все этапы поиска и атаки. Почувствовали нетерпение лететь - верный признак хорошо исполненной подготовки. В полдень бомбардировщики 13-го авиаполка получили приказ на вылет. Наши "илы" к удару не привлекались: по указанию командующего ВВС флота торпедоносцы должны были использоваться лишь по транспортам водоизмещением не менее трех тысяч тонн. Топмачтовиков вел комэск капитан Либерман. Осмотрев заданный район и убедившись, что указанного разведчиками конвоя в нем нет, принял решение возвратиться. На обратном пути встретили вражеский сейнер, атаковали его. "Только щепки полетели от кораблика!" - поделился впечатлением бывший мой штурман Володя Ерастов... Когда солнце скрылось за горизонтом, пошли на стоянку и мы. В полутьме под крылом самолета я еще издали различил знакомую фигуру. Он, конечно, майор Шевченко. - Ну как, Василий Иванович, устроим фрицам "темную"? - Постараемся, товарищ майор! Потоптался, оглядел экипаж, машину. Обнял за плечи, шепнул в ухо: - Ты все же поосторожнее, Вася. Главное, не забывай о воде. Ну и о себе, о ребятах... - Постараюсь, товарищ майор. А что еще скажешь? Взлетаю. За мной с часовым интервалом пойдет Жестков. Поколебавшись, делаю ненужный разворот над аэродромом. - Двести десять, - напоминает курс Прилуцкий. - Двести десять, - повторяю, пытаясь разглядеть на земле маленькую темную фигурку. Эх, штурман! Знал бы ты, какую инструкцию получил я насчет тебя... насчет всех нас... Молчу. Скупой народ летчики в изъявлении чувств. - Поточней рассчитай заход, Коля. Чтобы со стороны луны. - Есть, командир,- в голосе штурмана спокойная деловитость. Летим над морем. Слева луна, справа - серебряная дорожка. Все внимание - к ней. Десять, двадцать минут, полчаса... - А все-таки красиво море ночью! - не выдерживает Должиков. - Не любоваться! Мы на охоте! - А разве Тургенев, когда охотился... - Отставить разговоры! Искать всем! Ищи, Иван, ищи, - невольно сбавляю тон. - Вот вышвырнем нечисть из Севастополя, тогда и рассмотрим вокруг все красоты. Еще через четверть часа на лунной дорожке появляются черные полоски. Одна, три... семь... десять! Самоходные баржи идут в Севастополь. С подкреплением? Не хотят, гады, сдаваться... - Штурман, видишь? - Вижу, командир! - Гуськом! - восхищается Жуковец. - В кильватер, - поправляет пунктуальный Должиков. Принимаем решение уйти влево, затем, развернувшись на сто восемьдесят, зайти под прямым углом к лунной дороге. Выходим на середину конвоя. Выбираем баржу покрупнее - не менее тысячи тонн. Триммером создаю небольшой кабрирующий момент, сдерживаю давление на штурвал. Плавно снижаюсь. "Не забывай о воде..." Вода почти не просматривается. Тридцать метров... - Так, штурман? Ложимся на боевой? - Баржа в прицеле! Противник огня не открывает. Значит, не видит, - Сброс! Самолет облегченно "вспухает". Курс не меняю, иду с небольшим набором высоты. Под крылом светлым пятном проносится палуба баржи. "Хвоста" торпеды не видно. Разворачиваюсь. - Есть! Цель! Цель, командир! Выравниваю машину, вглядываюсь. Внизу клубы дыма ли, пара - словно в море спустили огромный утюг. - Кто видел взрыв? - Все! - хором. Захожу еще раз. Пересчитываю. В конвое - девять барж. - Молодец, Коля! Чистенькая работа! Должиков выстукивает на землю: "Задание выполнено..." На стоянке, в окружении команды Белякова, - Иван Григорьевич. На том же месте, будто и не уходил. - Ну спасибо! Молодцы, хлопцы! Дайте-ка обниму вас... Вот так... А теперь... Тоже в долгу не останусь, подарок, как полагается, за подарок. Угадайте, что приготовил для вас? Ладно, вижу, не до загадок. Только что вы улетели, пришла весть: Севастополь свободен! Несколько секунд стоим молча, не очень веря ушам,- в них не смолк еще гул моторов. Понятливый Иван Григорьевич поднимает руку. - Ура! Ура! Ура! - рубим вслед за ним, как на тренировке к параду. Когда смолкло в ночи троекратное эхо, еще уточнили: - Совсем? - Начисто! - майор подкрепил слово жестом, будто смахнул со стола сор. - Хлопцы уже, чай, отпраздновали в столовой.,. - Хлопцы? А как же... Без вас? Вы-то как же, Иван Григорьевич? - Завтра, завтра! После митинга, вместе с вами. Возьмете в свою компанию? Еще как отметим! И первый успешный ночной удар. Первый в полку, торпедный! Можно, выходит, топить гада и при луне? - Вполне! - авторитетно заверил Прилуцкий, толкнув меня локтем: мол, завтра-то, между прочим, уже наступило. - Ну вот! Вот это и главное. Доказали! Война-то еще ведь не кончилась, так? Вот и отпразднуем первый... А может быть... и второй? - Ну так и он тоже первый! - решили, что речь о Жесткове. - Лишь бы нашли что-нибудь... У них с Локтюхиным не сорвется! - Не сорвется, да, да, и у них, - рассеянно согласился Иван Григорьевич. - Но... вот что, ребятки, - охватил нас с Прилуцким за плечи. - Пошли-ка к начальству, чай, тоже заждалось, пошли-ка, пошли... - Минутку, товарищ майор, - я вырвался чуть не силой дать указания Мише: моторам назначены были регламентные работы, попросить, чтоб закончил к утру. В землянке КП за столом, целиком застланным картой, нас встретил майор Немировский. Выслушал доклад, уточнил детали. - Как себя чувствует экипаж? - Нормально... вполне, - добавил я, несколько удивленный его вопросом. - Противодействия не было,- повторил. Начштаба кивнул, постукал кончиками пальцев по карте, бережно разгладил еле заметную морщинку на сгибе. Коротко переглянулся с замполитом. - У них всегда нормально! - подмигнул нам Иван Григорьевич. - Такой экипаж! - Ну, если такой... Вот что, друзья... Настала очередь обменяться взглядами нам с Николаем. Подобного обращения от начштаба никому еще слышать не приходилось: вечно занятый Немировский был всегда краток и официален. Бытовало даже мнение, что он нарочно преувеличивает свою суховатость, считая ее непременным качеством подлинного штабиста. - С обстановкой Иван Григорьевич вас, понятно, уже ознакомил? Слышал, слышал, ура кричать не разучились. Да, противник из города выбит. Однако в порту продолжают грузиться его корабли и суда. Техникой, живой силой. Через месяц-другой на каком-то участке все это обратится опять против наших войск. Таким образом, каждый выпущенный из Крыма гитлеровский солдат, каждое спасенное ими орудие... Странновато себя вел начштаба сегодня. Кажется, решил отбить хлеб у замполита. И вдруг меня охватило жаром. - Разрешите, товарищ майор? Сбегаю крикну... регламентные работы. Хотел, чтоб закончили до утра... Губы начштаба тронула еле заметная улыбка. - Поторопились? Впредь разрешения следует спрашивать. Ладно, пусть продолжают. Вернется Жесткое - полетите на его машине. Торпеду к стоянке уже подвезли, вылет - в два ноль-ноль. Час тридцать - на отдых и подготовку. Зайдите в палатку, попейте чайку... Когда вышли на воздух, я толкнул локтем Прилуцкого. - Чайку, а, Коля? С печеньицем из военторга, а? В порядке психологической подготовки. Штурман только сплюнул. - Что оно в психологии понимает, это начальство. Само же настроит, потом... - Не понял ты, Коля. Поторопился настроиться. После митинга же, сказали, с устатку. Кликнули Должикова и Жуковца. В палатке - и в самом деле психология - официантка Нина. Из местных, Нина-Кубанка, как звали ее все в полку. Рослая, белокурая, с ямочками на успевших уже посмуглеть щеках. - Ниночка-Нина, и когда ты только спишь? - с ходу включился отзывчивый на подобную красоту Жуковец. Девушка улыбнулась, проворно расставляя на столе миски голыми до плеча руками. - Ну? - Что - ну? - Ну, ну дальше. Следующий вопрос! - Ох уж эти кубанки, - смутился наш бывалый ухажер. На середине стола в большом блюде появился наваристый студень. Прилуцкий вздохнул, огляделся. Сплюнуть здесь было некуда. - Какая разница, Коля, - попробовал я утешить.- Можно и наоборот. Сперва закусим... - Потом выпьем чайку, - подхватил Должиков. - Потом слетаем, - напомнил Жуковец. - А после доложим, и на разбор, - заключил сам Прилуцкий. Развеселились. Сашок даже запел с чайку, не отрывая от Нины натренированных у прицела глаз: - И просторно и ра-а-достно... на душе... - Жуковца, - подсказал опять Должиков, - от такого хорошего... - ...от ее хо-лод-ца, - мощным баритоном заключил Прилуцкий. Сквозь звонкий смех Нины прорвался сдержанный рокот моторов. Все смолкли, вслушиваясь. - Снизился... - Выровнялся, пошел на посадку... Подтянулись, готовясь подняться. Нина, наоборот, вдруг сникла, стала неожиданно маленькой. Сидела, опустив плечи, теребя пальцами застиранный белый передничек. - Уходите, ребята? Хотела спросить... не успела... - Спрашивай, спрашивай, Ниночка, время еще есть, - готовно подвинулся к ней Сашок. - Пока торпеду подвесят... - Очень там страшно? Ночью, над морем... совсем одним. - Ну, одним-то еще... Что ты, Нинок! Красиво! - Нет, я серьезно. - А я? Вон и Иван подтвердит. Чуть выговор давеча от командира не схлопотал - залюбовался. Когда-нибудь слетаешь с нами, сама увидишь! - Когда? - Ну, как совсем успокоим фрица. Чтоб не палил в белый свет со страху, а то еще такую красавицу... Девушка благодарно блеснула глазами, отвернулась, скрывая порозовевшие щеки. И вдруг закрылась совсем, потянула к лицу подол фартучка. Жуковец растерянно огляделся. - Ты что, а, Нинок? Или чего сморозил? Сморозил, ребята, да? Нин, ну скажи... Или случилось что, может... - Случилось... Красивая, а... а вы? Вы-то разве... - Ну... и мы ничего. Вот вернемся... Прилуцкий поймал мой взгляд, постучал под столом по циферблату часов. Я кивнул Должикову. Сашок догнал нас у самой стоянки. Черные глаза его гневно пылали, ноздри раздувались - не от одышки. - Н-ну, гады... Покажем им, да, командир? Такую дивчину расстроить... такую... Жесткое с Локтюхиным рассказали: обнаружили четыре самоходки, одну потопили. - Как матчасть, Саша? - В порядке, а что? - Приказано вспорхнуть на твоей птичке. - Сейчас? - Сейчас. - Ну давай! Птичка не подведет. Только и ты с ней поласковей, уговорились? Решил, значит, все-таки вставить мне фитиля? - Не тебе, Саша, фрицу. Да и не я решил. - Ну давай. Ни пуха! - К черту! - Ага, на рога! Тиснули друг другу руки. От самолета отделилась солидная, неторопливая фигура - техник Григорий Гармаш. - Через двадцать минут машина будет готова, товарищ старший лейтенант! Самолет с хвостовым номером девять по праву считался самым везучим в полку. Единственная машина, оставшаяся в строю с первых дней войны, довоенное производство! Мне не раз приходилось летать на ней, и каждый раз заново она удивляла своей легкостью в управлении и летучестью. Птичка! Но, что ни говори,- чужая. У каждой птички свой характер... Сигнал. Запускаю моторы. Опробовав их на всех режимах, выруливаю на старт. Далеко впереди два створных ограничительных огня - направление взлета, предел полосы. Увеличиваю обороты до максимальных, набираю скорость. Огни несутся на нас, раздвигаясь и разгораясь. Пора отрываться, и вдруг... Опасное завывание. Раскрутка винта! Чуть промедли, и все, моторы разрушат сами себя... Бросаю взгляд на приборы. Обороты превышают нормальный предел на пятьсот. Створные огни уже справа и слева... Увеличиваю шаг винтов. Вой стихает. Подбираю штурвал. Мы в воздухе. С удовлетворением воспринимаю два четких толчка - сработали замки шасси. Все! Да, сколько раз ни взлетай... А особенно на чужой машине. Как курсант, контролируешь каждое свое движение, каждую реакцию самолета: убрать шасси, закрылки, парировать крены, выдержать скорость, следить за высотой... - На вой "юнкерса", правда, похоже? - нарушает мои размышления Прилуцкий. - Когда он пикирует. - Точно, ага! Как еще наши зенитки не лупанули! Теперь можно шутить, а за те пять секунд... Будь мирное время, и сединой можно было вполне чуб украсить. - Уж если сначала не повезет... Да, Сиваш весь закрыт туманом. Выходим к морю. То же и тут. В десяти-пятнадцати километрах от берега - туман до самой воды. Вести поиск в таких условиях бесполезно даже и днем. - Что будем делать, штурман? Может быть, в Севастополе бухты открыты? - А ты думаешь, там еще что-то осталось? - Посмотрим? - Посмотрим. У Севастополя - никакого тумана. Район Херсонесского маяка, бухты Стрелецкая, Круглая, Камышовая, Казачья полыхают разрывами снарядов, бомб... - Ну вот видишь, не опоздали! - Да... Все зенитки из города сюда вывезли... Отражая налет наших дальних бомбардировщиков, гитлеровцы организовали четырехслойный заградительный огонь. Сплошной фейерверк! Но самолеты идут и идут... Вот один факелом врезался в воды Казачьей бухты, в лучах прожекторов промелькнул парашют. Должно быть, только одному удалось выпрыгнуть. И куда? Вся бухта кипит от взрывов... - Похоже, мы мало что можем прибавить тут, командир. - У нас свой счет, штурман. Какая разница, где? Все равно обмен выгоден: за торпеду - кораблик! - Только в придачу еще самолет не отдай! Жестков тебе за свою птичку... Но зениткам противника не до нас. Лупят вверх, где густо висят бомбардировщики дальней. В отблесках взрывов и пожаров выбираем цель в Казачьей бухте. Снижаюсь до тридцати, выхожу на боевой. - Сброс! Только тут замельтешили шары "эрликонов". С набором высоты разворачиваюсь в сторону Херсонесского маяка. Жуковец докладывает: - Торпеда сработала! Вижу взрыв и столб дыма. Баржа горит! - Юго-западнее маяка, в километре, вижу еще три,- докладывает штурман. - Курс - от бухт. - Драпают, гады! Уже нагрузились. Жаль, мы их раньше не обнаружили... - Успеем еще догнать утром! - А праздник? - До праздника тут... Приземляемся перед рассветом. Немировский все еще на КП. - Противник стянул много плавсредств к Севастополю и Херсонесу... - Видели. - Предстоит жаркий день. Отдохните часа четыре и приезжайте. Задание получите сразу. Вот так... НА НАШЕМ СЧЕТУ "ТЕЙЯ" Шли последние дни боев за освобождение Крыма. Севастополь был наш, остатки разгромленной немецкой группировки отступили на мыс Херсонес и отчаянно оборонялись, прикрывая эвакуацию своих войск морским путем. Поздно вечером 9 мая майора Буркина и подполковника Мусатова вызвал к аппарату командир дивизии: завтра к рассвету всем составом обоих полков быть в готовности к нанесению ударов по плавсредствам противника, готовящимся к выходу из бухт Севастополя. Рано утром воздушная разведка донесла: из Казачьей бухты вышел конвой в составе сорока четырех единиц, курс двести семьдесят. Второй конвой обнаружен в трех-пяти километрах западнее Херсонесского маяка: шестнадцать плавединиц, среди них два груженых транспорта водоизмещением свыше трех тысяч тонн. Такого нам еще видеть не приходилось. Соответственным было и решение командования: к разгрому отступающего врага привлекалась почти вся авиация Черноморского флота. Общий замысел: выполнить задачу несколькими массированными ударами групп торпедоносцев и топмачтовиков во взаимодействии со штурмовиками и пикирующими бомбардировщиками. С восходом солнца наши соседи были уже в воздухе. Об этом первом ударе рассказал потом Володя Ерастов. В пятидесяти километрах юго-западнее Севастополя их группа обнаружила конвой, состоящий из транспорта в три тысячи тонн, десяти быстроходных десантных барж и шести сторожевых катеров. Вражеских истребителей над ним не было. Командир полка подполковник Мусатов, лично руководивший боем с самолета управления, приказал потопить до предела нагруженный живой силой и техникой транспорт. Три штурмовика круто взмыли вверх, группа топмачтовиков перестроилась для атаки. Триста шестьдесят бомб малого калибра буквально засыпали палубы судна, Обезумевшие гитлеровцы бросились в трюмы... Яростный огонь открыли зенитки с кораблей. Оранжевые трассы, видные даже при солнце, расчертили небо, образовав, казалось, непроходимые сплетения. Умело маневрируя, штурмовики вновь устремились в атаку. Теперь в их прицеле оказались две быстроходные баржи, прикрывающие борт транспорта со стороны заходящих на удар топмачтовиков. Застрочили восемнадцать крупнокалиберных пулеметов. Их трассы веерами прошли по палубам, сметая эвакуируемую пехоту, разя расчеты зениток. Затем в атаку на транспорт пошли топмачтовики. Вихрем пронеслись над водой, сбросили бомбы с предельно близкой дистанции. - Работу наблюдаю, - передал Мусатов их ведущему комэску Либерману. - Сделайте еще один заход. Восемь стокилограммовых бомб - восемь прямых попаданий. Транспорт горел, корма его погружалась в воду. Либерман напомнил летчику Степанову о его задаче - сфотографировать результат. - Готово! - ответил тот. - Кадры будут отменные! Потом эти снимки висели в штабе и на стоянке, красовались во флотской газете. Все самолеты вернулись на свой аэродром, хотя и с повреждениями. Вслед за этим последовал вылет торпедоносцев. Группу в основном составляли молодые летчики, сравнительно недавно пополнившие наш полк, но прошедшие основательную подготовку под руководством ветеранов. Повел ее комэск Иван Чупров. Он же - ведущий тройки высотных торпедоносцев. Командир звена Иван Киценко возглавил четверку низких. Над Севастополем на сотни метров поднимался густой столб дыма. Проходя вблизи него, ведущие групп потеряли друг друга из виду. Каждому пришлось действовать самостоятельно. Поиск целей также был затруднен. Штурман эскадрильи Федор Аглотков, лежа на полу кабины, прильнул к переднему блистеру. - Командир, что-то блеснуло слева... Чупров довернул самолет, и они различили силуэты. Прямо по курсу - транспорт в охранении двух сторожевых катеров. Зенитки открыли огонь. Аглотков с ходу произвел сброс, вслед за ним - ведомые. Приводнившись на парашютах, три торпеды начали циркулировать вокруг транспорта. Тот умело маневрировал. - Эх, сейчас бы довершить ударом низких! - посетовал Чупров. Попаданий зафиксировано не было. Группа Киценко обнаружила две баржи, шедшие на буксирах. Вокруг много мелких судов - сейнеров, катеров, баркасов. Ведущий принял решение торпедировать баржи. Три самолета легли на боевой курс (один возвратился из-за неисправности мотора). Пошли сквозь огонь, отсчитывая сотни метров. Пятьсот, четыреста... Сброс! Маневрируя, пронеслись над судами. Хороню было видно, как мечутся на палубах солдаты. Взрыв, другой... Обломки самоходной баржи взлетают высоко в небо. Вокруг - шлюпки, бочки, копошащиеся в воде гитлеровцы... Проанализировав доклады возвратившихся топ мачтовиков и торпедоносцев, а также данные воздушной разведки, штабы пришли к выводу: большие караваны распались на несколько конвоев. Враг рассредоточил свои корабли, чтобы снизить эффективность ударов нашей авиации. В полдень начальник политотдела дивизии полковник Семен Семенович Бессонов собрал на аэродроме весь личный состав двух полков. Зачитал обращение Военного совета Черноморского флота в связи с освобождением Севастополя. - Товарищи гвардейцы! Остались считанные дни, и остатки вражеской группировки будут окончательно разгромлены и сброшены в море. Бейте беспощадно гитлеровское зверье, не давайте ему безнаказанно улизнуть из Крыма! Отомстим за разрушенный Севастополь! Смерть фашистским оккупантам! Начался митинг. На платформу грузовой машины поднимались летчики, техники, авиаторы всех специальностей. Они заверяли командование, своих боевых друзей, что приложат все силы к тому, чтобы помочь войскам и флоту добить врага, не дать ему спастись морем. Выступления перебил офицер штаба: - Эскадрилью капитана Либермана - к командиру полка! Через двадцать минут девять бомбардировщиков вылетели на очередной удар. В ста километрах южнее Севастополя группа настигла транспорт и быстроходную десантную баржу. Ведущий штурмовиков лейтенант Фиряев вывел свою тройку вперед и, круто развернувшись, перевел машину в пикирование. Навстречу смельчакам потянулись пулеметные трассы, красные шнуры "эрликонов". Минута, другая, и палуба транспорта усеялась серыми кустами дыма от разрывов малокалиберных бомб... Штурманом у Фиряева был мой старый боевой товарищ Володя Ерастов. - Во, заметались! - рассказывал он взахлеб. - Представляешь? Заранее кидались в море, когда пошли в атаку топмачтовики! Уже наслышались, гады, о нашей работе... Двумя заходами штурмовиков зенитки, стоявшие на открытых платформах, были надежно подавлены. Это позволило топмачтовикам отбомбиться особенно "ювелирно", как выразился Володя. Пять прямых попаданий в борт и кормовую часть транспорта - таков был результат. Затем два экипажа атаковали баржу. Взрывы бомб оторвали у нее часть кормы. Специально выделенный самолет сфотографировал оба тонущих судна. После обеда от нашего полка приготовились к вылету две группы бомбардировщиков. Первую пятерку повел комэск Чупров, ведомыми летели майор Дарьин и молодые летчики Александр Вальцев, Петр Курушин и Василий Аниканов. Группу прикрывала шестерка истребителей. Поражение кораблей бомбами с горизонтального полета - задача весьма трудная, эффективность этого способа невелика. Но пришлось прибегнуть к нему из-за малых размеров целей. Опытный штурман Федор Аглотков быстро вывел группу на цель, хотя видимость и затруднялась клубящимися внизу рваными облаками. Вражеский конвой состоял из пятнадцати единиц: самоходная баржа, восемь быстроходных десантных барж, шесть катеров. С воздуха корабли прикрывались четырьмя Ме-110. Решили бомбить с ходу. Корабельные зенитки открыли яростный огонь. Трассы "эрликонов" сплелись в сплошной огненный ливень. Группа немедленно легла на боевой курс. В считанные секунды все пять самолетов освободились от груза. Шестьдесят "соток" устремились вниз. Корабли в панике бросились врассыпную. Поздно! Бомбы, рвались рядом с бортами, заливая палубы фонтанами воды, разя гитлеровцев осколками... "Мессеры" запоздали, пошли в атаку, когда уже сыпались бомбы. Облегченные "илы", сомкнувшись, организовали дружный пулеметный огонь. Подоспели истребители прикрытия, неожиданно обрушились на противника со стороны солнца. Ведущий одной из пар длинной очередью хлестнул по головному "мессеру". Огненные строчки прошили крылья с черными крестами. В небе раскрылись два парашюта, "мессершмитт", беспорядочно кувыркаясь, врезался в воду... Все бомбардировщики вернулись на аэродром. Молодые экипажи получили достойное боевое крещение. Хотя прямых попаданий в корабли и не наблюдалось, бомбардировку с горизонтального полета можно было считать успешной. Вторую пятерку поручено было вести комэску-два майору Федорову. В ее числе был и наш экипаж. Пока техники готовили самолеты, подвешивали под каждый из них по тринадцать "соток", штурман эскадрильи Василий Григорьевич Галухин, расстелив карту на ящике для инструмента, обдумывал маршрут к конвою, обнаруженному самолетами-разведчиками. Вокруг склонились Прилуцкий, Меркурьев, Галкин, Жеребиленко. Ясно, что бомбардировщики будут встречены интенсивным огнем. Штурманам надо выбрать такое направление захода и такую высоту бомбометания, чтобы появиться по возможности неожиданно и ударить без промаха. На войне легких вылетов не бывает. Каждый требует максимального умственного и физического напряжения, каждый таит в себе неожиданности. Предусмотреть их, чаранее разработать возможные варианты ответных действий - на это направлены сейчас коллективные усилия всех штурманов. В тринадцать сорок бомбардировщики поднимаются в воздух. Справа от Федорова идет наша машина, за ней- Тарасова. Слева - Трофимов, Лисицын. В районе Евпатории к группе пристраиваются четыре истребителя. Под нами море. Курс - на юг. По всему судя, вражеский конвой избрал нестандартный путь: сначала в направлении Турции и лишь потом к румынскому берегу. Спустя час Галухин безошибочно вывел группу на конвой. Транспорт водоизмещением около шести тысяч тонн, быстроходная десантная баржа, три сторожевых катера. Курс на большой транспорт. Стрелка высотомера скользит вниз. Штурман приник к наглазнику прицела. - Горизонт, режим есть! - докладываю Прилуцкому, выровняв машину. По его позе вижу: поймал. Корабли идут по прямой, почти параллельно курсовой черте перекрестия. - Вправо пять градусов! - Есть! Очевидно, ту же команду Галухин подал Федорову: ведущий чуть качнулся и тут же выровнялся. Правый борт транспорта - точно по курсу полета, поперечная риска перекрестия ложится под корму. Большой палец правой руки штурмана на кнопке сброса. Напряженнейшие секунды. Когда тоненькая черточка разделит цель на две равные части... Вспышки на кораблях - зенитки. Опоздали. Если и мы... если... Ну, штурман! Из люков ведущей машины, как в замедленной съемке, вывернулись первые бомбы. - Сброс! - в ту же секунду докладывает Николай. Маневр. Бомбы отстают, остаются справа. Плавно уменьшая угол визирования, Прилуцкий удерживает их в объективе прицела. Разрывы в двух метрах по правому борту транспорта. Прямое попадание в баржу... - Ай да Галухин! - восторгается Николай. Повторный заход для фотографирования результата. Зенитчики с катеров пробуют отыграться. Мы идем на повышенной скорости, трассы остаются позади. Прошли над транспортом. Он без хода, с креном на правый борт. На воде большое масляное пятно... - Разворотили! Уже не заткнуть. Во, вовсе ложится на бок! - А баржа уже тама! - дополняет Должиков. Вспомнились слова Василия Галухина - услышал, проходя как-то мимо лужайки, где он проводил занятие с молодыми штурманами: "При бомбометании главная помеха - ветер. Говорят, не будь ветра, и штурману делать было бы нечего". Сам он учился на каждом полете. Какая бы ни сложилась воздушная обстановка после сброса, всегда находил возможность записать все данные, результат. На земле вносил в таблицу, которую вел аккуратнейшим образом: угол прицеливания, сноса, путевая скорость, скорость и направление ветра... Думал, высчитывал поправки, запоминал. Потому и бомбы ему подчинялись лучше, чем многим другим штурманам. До дому оставалось не более получаса. Группа шла, строго соблюдая строй. - Что примолк, штурман? - Черт его знает, морозит что-то, - не сразу откликается Николай. Вспоминаю, что в сорок втором он болел тропической лихорадкой. - Ничего, скоро будем в столовой! Сто пятьдесят с перцем, и снимет все как рукой! - Да? Ну тогда уж для верности двести. На стоянке нас встретили Буркин и Шевченко. - Только что получили данные от самолета-разведчика, - сообщил, собрав экипажи, командир полка. - Ваш транспорт затонул! От лица службы объявляю всем благодарность! Вместо уставного ответа над полем раздалось дружное "ура". Тогда мы еще не знали, что это был транспорт "Тейя". Вместе с ним пошло ко дну три с половиной тысячи гитлеровских солдат и офицеров. Тут же была поставлена задача нашему экипажу - с наступлением темноты вылететь на "свободную охоту" с торпедой в район Констанцы. Штурманом вместо заболевшего Николая был назначен лейтенант Касаткин. Несмотря на приближающийся вечер, аэродром продолжал напряженно работать. На стоянку зарулили два торпедоносца, их водили на удар Александр Жестков и Иван Дурновцев. Штурман Локтюхин был недоволен полетом. Возбужденно доказывал своему командиру: - Нужно было пройти весь маршрут! - Говорю же тебе, истребители... - оборонялся Жестков. - Ну и шут с ними! - Ишь ты, храбрец! Что бы мы сделали парой против хоть пары же "мессеров"... Оказалось, что из-за недостаточного запаса горючего у истребителей прикрытия им пришлось сократить маршрут. На пройденном отрезке транспорта не обнаружили, ведущий пары Жестков принял решение идти к Севастополю. Там тоже ждала неудача. У причала 35-й батареи под погрузкой стояли небольшой транспорт, четыре быстроходные десантные баржи и пять сторожевых катеров. Но с берега и с кораблей их встретили таким адским огнем, что попытка прорваться сулила верную и бесполезную гибель. Штурманы Иван Локтюхин и Михаил Беспалов сбросили торпеды с шестисот метров. Опытные летчики с трудом вышли из-под огня. Взрывов торпед не наблюдали... Семнадцать часов, на старт выруливают А-20. Их поведет в бой капитан Николай Иванович Тарасов. Штурманом у него лейтенант Валентин Григорьевич Рог. Организованно и быстро семерка взмывает в воздух, собравшись, ложится на курс. О результате узнаем спустя два с половиной часа. Конвой они обнаружили в ходу. Восемь быстроходных десантных барж, пять сторожевых катеров. Тарасов подал штурмовикам команду "Атака", Фиряев передал ведомому: - Атакуем головную с двух бортов, я захожу с правого. Бомбы бросать с пикирования. Психологический расчет: сконцентрировав удар на одном корабле, вызвать панику на остальных - мол, настанет и их очередь. Сто двадцать небольших бомб накрыли всю палубу, тесно заполненную гитлеровцами. Второй заход - вдоль всего конвоя. Метким пулеметным огнем с бреющего полета ранили штурмовики живую силу. С головной баржи уцелевшие гитлеровцы в панике бросались в воду... Очередь за топмачтовиками. Грозна, впечатляюща их атака! Четверка бомбардировщиков, снизившись до двадцати метров, фронтом устремилась на вторую баржу. Со всех кораблей потянулись к ним огненные пунктиры, на воде впереди взмыли всплески разрывов. Боевой курс, выбора нет... Бомбы, сброшенные с двухсот пятидесяти метров, дважды чиркнув по воде, ударили в цель. Самолеты, обогнав их, вихрем пронеслись над конвоем... Противозенитный маневр, выход из-под огня. Результат? Блестящий! Две бомбы, пробив борт баржи, разорвались в трюме. Судно затонуло... День клонился к закату. К вылету на задание по данным воздушной разведки готовились экипажи комэсков Чупрова и Дарьнна и командира звена Киценко. Ведущий - капитан Чупров. По всему чувствовалось: его штурман Федор Аглотков недоволен двумя предыдущими вылетами. Молча закончив прокладку курса, он с подчеркнутой аккуратностью складывал гармошкой, казалось, бесконечную полосу карты. - Не на полюс готовишься, Федор Николаевич? - попробовал развеселить его Чупров. - Как знать, как знать, - угрюмовато отпарировал штурман. - Красиво, говорят, летишь, да где сядешь... Сколько раз они вместе глядели в глаза смерти, сколько огневых завес, атак вражеских истребителей встретили не дрогнув, помня лишь об одном: задание должно быть выполнено. Остальное... Как повезет. Взлетели и в самом деле красиво. Три аса, три ветерана - на новых машинах, недавно полученных с завода. Мощные моторы стремительно пронесли отблескивающие на солнце самолеты по зеленому ковру аэродрома, тройка почти одновременно оторвалась от земли, с ходу построилась, легла на заданный курс... У выхода в море к ней пристроилась шестерка истребителей прикрытия. Вечер был ясным, погожим. На море полный штиль. Первым увидел конвой Чупров. Два транспорта, восемь быстроходных десантных барж, четыре сторожевых корабля. Бомбардировщики в четком боевом строю нацелились на транспорты - осев под тяжестью грузов, те медленно двигались в центре конвоя, опоясанные двойным кольцом хорошо вооруженных кораблей. Преодолели заградительную стену из разрывов снарядов и трасс автоматических пушек "эрликон". Легли на боевой курс. Вокруг самолетов бушевали сталь и свинец- по ним били из всех видов оружия... Чупров не дрогнул. Не дрогнули и ведомые. Прямое попадание в быстроходную десантную баржу - крен, затопление. Прямое попадание в корму транспорта водоизмещением две с половиной тысячи тонн - пожар, потеря хода... Штурман эскадрильи Аглотков мог быть доволен. Очередной боевой день закончен успешно. За ужином в столовой встретились с Володей Ерастовым. Вид у него был неважный. - Ну и ну! Трижды побывал в преисподней. Бьют, гады, точно взбесились! Да, три штурмовки в день... Посидели, поговорили. Это была последняя наша встреча. На следующий день Владимир Ерастов погиб смертью героя. Мой вылет назначен на двадцать один. Штурман Александр Касаткин, с которым мне предстоит охотиться ночью с торпедой, в этом деле пока дебютант. Присутствуя при приеме им самолета, осторожно делюсь "секретами": как пользоваться освещением в кабине, какие маневры могут помочь наблюдению за морем, прицеливанию, уславливаюсь о подаче команд на довороты при нахождении на боевом курсе. И вот мы в воздухе. Охота в этот раз не совсем "свободная": ориентировочно нас нацелили на конвой, который по расчетам к полуночи должен быть южнее Констанцы, где-то возле Мангалии. Над морем дымка, просмотр водной поверхности затруднен. Посоветовавшись, решаем напрямик выйти в предполагаемый район нахождения цели и лишь там приступить к поиску. Касаткин ведет себя уверенно, по всему видно - хозяин своего дела. В наушниках тишина. Должиков и Жуковец внимательно следят за воздухом: тьма с горизонтом еще не сомкнулась. Выйдя к берегу, опознаем Мангалию. Кораблей нет. Проходим на юг - и там пусто. Обратный курс строим иначе. "Пилой" вдоль береговой черты, делая галсы-зигзаги: пять-восемь километров в море, затем, под углом, обратно. На одном из таких зубцов неожиданно оказываемся над конвоем. Настолько неожиданно, что его зенитки не успевают открыть огонь. Резкий отворот в море - запоздалые трассы проносятся в стороне... Ордер конвоя не разглядели. Вовсе потеряли его во тьме. Повторяем заход с юга, на том же удалении от берега. Вот он! В середине транспорт, со стороны моря прикрытие - до шести кораблей. Луна только в четверти, светит слабо. Для выхода в атаку нужен ориентир на берегу. Заходим еще раз. Выходим на расстояние видимости транспорта, выдерживая нужную высоту. Уточнив курсовой угол, сбрасываем торпеду с дистанции строго четырехсот метров. Перескочив через конвой и отвернув влево, наблюдаем взрыв, озаривший транспорт. Зенитки опять прозевали, открыли огонь "в белый свет", когда мы уже вышли из атаки... - Всем наблюдать! - передаю, уворачиваясь от огня. Приказ, конечно, излишний. - Идет на дно, командир! - Ага, ясно видно! Гаснет, как головешка в ведре... Жуковец на сравнения мастер. - Поздравляю, штурман! Должиков, передать: потоплен транспорт! - Ура-а-а... - "Ура" не передавать. Приземлились в два часа ночи. Встретил опять Иван Григорьевич. - Ну, молодцы! Вас особо поздравляю. Касаткин! Теперь вы классный штурман, все виды боевой работы можете выполнять. Завтра выпустим боевой листок, расскажем всему полку... Закончился еще один день. Для авиации Черноморского флота он был особенно результативным. За 10 мая ею было потоплено двадцать пять плавединиц с вражескими войсками, в том числе два крупных транспорта - "Тейя" и "Тотила". У ПИЛОТОВ МОРСКИХ... Раннее утро 11 мая. Весь личный состав двух полков уже на аэродроме. Летчики, штурманы, воздушные стрелки помогают техническим экипажам и вооруженцам подвеши-вать под боевые машины бомбы различных калибров, торпеды, укладывать патронные ленты в ящики. Ясно, что день предстоит напряженный, погоду метеорологи предсказали хорошую, без дел не останется ни один экипаж. Когда с подготовкой было закончено, на стоянке, как всегда, появился майор Шевченко, Сегодня он начал с воспоминаний. Как оборонялся Севастополь в сорок первом и сорок втором годах, какое участие в этих героических боях принимал наш полк. Ивану Григорьевичу было что вспомнить. Войну он встретил, будучи замполитом у истребителей, долгие месяцы севастопольской обороны провел на Херсонес-ском маяке, летал в непосредственном подчинении у легендарного генерала Острякова. Там же располагалась и наша группа "севастопольцев" - полдюжины бомбардировщиков 5-го ran под командой майора Чумичева... Однако речь сейчас не о том. - Из ста двенадцати тысяч жителей Севастополя, оказавшихся под фашистской оккупацией, освобождения дождались две тысячи человек... Двадцать концлагерей... гигантская фабрика смерти... По рядам летчиков прокатывается негодующий гул. - Уходя из города, эсэсовские спецкоманды взрывали уцелевшие здания, убивали укрывавшихся в развалинах женщин, детей, стариков... - Отомстим! Смерть извергам!.. За родной Севастополь, за наших отцов и матерей... Политинформация превратилась в стихийный митинг. Летчики, штурманы, воздушные стрелки вскакивали с мест, клялись не выпустить из Крыма ни одного гитлеровского палача, не дать дойти до чужого берега ни одному судну под презренным пиратским флагом... Сквозь гневные выкрики, клятвы и одобрительный шум едва пробился голос связного: - Дежурные экипажи - к командиру полка! Дежурным был, считай, весь полк. - В пять ноль-ноль в сорока километрах от Севастополя, - спокойный деловой тон приказа как нельзя лучше заключил все предшествующее, - воздушной разведкой обнаружены два транспорта, четыре десантные и две самоходные баржи, идущие к Херсонесскому маяку. Полку приказано последовательными ударами разгромить конвой противника. Первыми наносят совместный удар пятерка бомбардировщиков и четверка торпедоносцев. Затем - с интервалом - пятерки бомбардировщиков второй и третьей эскадрилий... В семь часов две пары торпедоносцев вырулили на старт. Киценко и Новиков, Жестков и Вальцов. Ведущий группы - Киценко. Первой в район цели, как и было предусмотрено приказом, вышла наша пятерка бомбардировщиков (торпедоносцы заходили в район Евпатории для встречи с истребителями). Группу вел капитан Чупров со штурманом эскадрильи Аглотковым. В правом пеленге шли Петр Курушин и я, в левом - Николай Лисицын и комэск-два Федор Федоров. На траверзе Качи обнаружили два каравана. Первый двигался на запад и состоял из транспорта в две тысячи тонн, миноносца и шести быстроходных десантных барж. Второй, очевидно, был тем, что имелся в виду в приказе. Чупров взял курс на него. Транспорты и корабли находились у самого берега, вероятней всего, под погрузкой. Приблизившись к ним, уточнили состав: один транспорт в три тысячи тонн, два по тысяче пятьсот, один миноносец, три быстроходные десантные и одна самоходная баржи. - Похоже, здесь уже поработали наши штурмовики, - предположил Прилуцкий. Над большим транспортом вздымались клубы дыма и пара - видимо, команда пыталась потушить пожар. Один из меньших неподвижно стоял у берега, вокруг него сновали катера. Другой маневрировал на рейде возле стоящих на якоре барж. Чупров с Аглотковым выбрали его. Транспорт усилил маневрирование, зенитки почему-то не стреляли. - Неужели так здорово их подавили штурмовики? - подивился Прилуцкий, не отрываясь от прицела. Чупрову приходилось все время доворачивать самолет на движущуюся цель, мы неотступно следовали за ним. Неожиданно из-под фюзеляжа ведущего посыпались бомбы. - Сброс! - тут же доложил и Прилуцкий. - Так не с горизонтального... Был же крен, не заметил? - Сейчас посмотрим, - Николай прилип к прицелу, развернутому на сто восемьдесят градусов. - Федор Николаич не подведет... Видишь? Накрыли баржу, горит! А транспорт, гад, уклонился... На втором заходе нас встретил зенитный огонь. Аглотков хладнокровно прицеливался, доворотов почти не было. Сбросили... Несколько бомб попало в одну из барж, ее буквально разнесло на куски... - Федор Николаич свое дело знает, - с удовлетворением подвел итог Прилуцкий. Через две минуты после нас появились торпедоносцы. Киценко решил атаковать маневрирующий транспорт. Жесткову передал, чтобы заходил на другой, стоящий у берега в районе 35-й батареи. Пары разошлись. На берегу кипел ожесточенный бой: фашисты прикрывали погрузку своих войск, выведенных из боевых действий. Не успевшие оправиться от удара бомбардировщиков вражеские моряки не сразу обнаружили низко летящие самолеты. Заметили, когда торпедоносцы уже ложились на боевой курс. Борта кораблей и берег заклокотали сотнями орудийных вспышек. Киценко и Новиков пробились сквозь огневой заслон, но удачного завершения атаки не получилось: торпеда штурмана Басалкевича затонула, вторая, сброшенная Тихомировым, прошла в нескольких метрах по носу сманеврировавшего транспорта. Пара Жесткова также не добилась успеха. Одна торпеда взорвалась за десяток метров до цели, очевидно, задев за камни, вторая уткнулась в берег. С аэродрома на удар по тем же транспортам вылетела следующая пятерка - во главе с комэском-три Дарьиным. В полк приехал командир дивизии, приказал построить экипажи, участвовавшие в первых ударах. Тридцать шесть авиаторов, только что вернувшихся из боя, выстроились на зеленом поле, невдалеке от К.П. Лица летчиков еще были мокры от пота, в глазах - напряжение и азарт. Киценко, Жестков и их штурманы стояли, опустив взгляды к носкам сапог. Комдив коротко обрисовал обстановку. До полного уничтожения херсонесской группировки врага остались считанные часы. Но за эти часы большая ее часть может ускользнуть меж пальцев. И виноваты в этом будем мы. - Мы, и никто другой! - жестко повторил комдив, глядя в упор на Киценко. Иван, и без того донельзя удрученный неудачей, казалось, окаменел. Я стоял во втором ряду, как раз сзади, и видел, как наливается краской его шея, туго охваченная пружинящим целлулоидным подворотничком. Еще подивился: что он, так и летает в этой удавке? Нет, не тому, а что Канарев, Виктор Павлович, бывший наш командир полка, что он, не знает характер Ивана? - Удар группы Киценко не получился потому, что торпеды были сброшены с больших расстояний... Это уже был намек. Совершенно немыслимый в адрес Ивана. Я почувствовал собственным телом, как в нем дрогнуло что-то, точно сорвалась пружина, внутри. И как раз взгляд полковника задержался на его груди, на орденах, вызывающе отблескивающих на солнце. - А еще... Прошли секунды. Я не заметил, когда Иван поднял руку, но вдруг увидел, как мгновенно ослаб, отскочил от шеи тугой целлулоидный обруч... - Ты что? - успел дохнуть в ухо, схватить за локоть. Иван тяжело дышал. Я в упор смотрел на комдива, изо всех сил стискивая руку Ивана. В чуть побледневшем лице полковника мелькнуло что-то вроде растерянности. - Ну, ну... - Виноват, товарищ полковник! - поспешил я покаяться за Ивана, Виктор Павлович перевел взгляд, кивнул. Показалось, что благодарно. - Ну-ну... Я ведь только напомнить... Вам, старым гвардейцам, однополчанам, а вы... - Извините, товарищ полковник, - не попадая крючком в зацепку, вытянулся Иван. - Ну-ну. Готовьтесь к повторному вылету, - обратился комдив ко всем. - Понимаю, устали. Но выпустить нечисть из Крыма все равно не имеем права! За каждую вырвавшуюся сволочь придется расплачиваться жизнью нашего бойца... Разошлись молча. А что тут скажешь? Только одно. Все на войне одинаково тяжело - и оборона, и наступление... И еще одна сценка. Другого рода. На стоянке меня поджидает Леонид Клейман, наш мастер по электрооборудованию. - Разрешите обратиться, товарищ гвардии старший лейтенант? С разрешения гвардии старшего техника-лейтенанта Белякова. Такое вступление не могло предвещать ничего утешительного. Тем более, что отчасти я уже был подготовлен к нему дипломатичными намеками Жуковца, друга и соратника Клеймана по севастопольской обороне. - Ну-ну, - повторил машинально, все еще находясь под впечатлением пережитого. - Да вольно же, вольно, не карантинная же команда. - Возьмите меня в полет! - упорно не ослабляя левой ноги, выпалил бравый электрик. - На удар ведь пойдем, дорогой мой! - И что? Очень хочется посмотреть на Херсонесский маяк, на Севастополь... - Сентиментальность, Клейман. Вряд ли что и увидите, кроме зенитных разрывов. - Ну уж это... как повезет. Вот именно. Как и кому. Если самого Клеймана еще можно было в какой-то степени счесть везучим, то никак не того, кто решится его взять в полет. Дело в том, что электрик однажды уже подымался в воздух. В сорок втором, с того самого "пятачка" у Херсонесского маяка, на который теперь собирался взглянуть. Летчик старший лейтенант Юрин должен был облетать машину после ремонта. Клейман попросился вместо воздушного стрелка - посмотреть Севастополь. Юрин поддался: вылет не боевой. Да только немцы об этом не знали. Те, что следили с ближайших высот за каждым взлетом наших машин - по тучам пыли, вздымаемым ими. Едва "ил" оторвался от земли, на него налетел Me-109. Товарищи беспомощно наблюдали с земли за неравным поединком: ни одного свободного ястребка в этот час на аэродроме не оказалось. Юрин отчаянно маневрировал, Клейман стрелял из пулемета. На машине их было двое. Юрина ранило в ногу, Клеймана - в ногу и в живот. "Мессер" подошел вплотную, выпустил длинную очередь. Клейман, теряя сознание, прицелился и ответил тем же. На Ил-4 вспыхнул крыльевой бензобак, Me-109 ткнулся в землю и взорвался вблизи маяка. Юрин чудом сумел посадить пылающий самолет на аэродром, друзья вытащили их из огня. У летчика, было обожжено все тело, у Клеймана - лицо. Спустя три недели Николай Ильич Юрин скончался в госпитале. Леонида Моисеевича Клеймана за проявленную смелость и находчивость наградили орденом Красной Звезды... Теперь он стоял передо мной с той же просьбой. Я с нарочитым вниманием оглядел белесоватые шрамы на его лбу и щеках. - Значит, хотите еще раз обозреть легендарный город? - Но ведь тогда же не удалось... И я решил наплевать на приметы и на запреты. - Ладно, идите достаньте себе парашют. Полетите в кабине стрелков, пятым. А что, в самом деле, разве не заслужил человек увидеть своими глазами, как драпают гитлеровцы из Крыма? Вскоре вернулась пятерка Дарьина. Отбомбилась не очень удачно. На корабли вышли с ходу. Большой транспорт еще горел. Довернув на него, ведущий вывел группу на боевой курс. Заколотили зенитки. Экипажи, не обращая внимания на огонь, целились со всем тщанием. Бомбы легли кучно, разрывы скрыли транспорт. Однако когда дым рассеялся, стало ясно: прямых попаданий нет. - Надо было бомбить с двух заходов, - закончил рассказ об этом налете штурман звена Беспалов. Задним умом, конечно, видней. А если бы с двух неудача? В воздухе снова наша пятерка. Состав ее тот же, если не считать "усиления" нашего экипажа электриком Клейманом. Тот же и боевой порядок. Курс на Евпаторию, где к нам должны пристроиться истребители сопровождения. Видимость прекрасная: слева Крымские горы, справа западное побережье полуострова, Каркинитский залив. Стрелки вращают башни, внимательно просматривая свою полусферу. В небе много самолетов. В стороне идут курсом на Херсонес несколько групп Пе-2, внизу стремительно несутся штурмовики, навстречу то и дело попадаются группы уже отработавших бомбардировщиков. Да, жарко там, на последнем клочке крымской земли, еще удерживаемом оккупантами... К группе присоединяется четверка ястребков. Чупров оглядывает строй, поднимает вверх большой палец: высший класс, так держать. Чем ближе подходим к Херсонесу, тем больше дивимся тому, что видим. В радиусе двадцати-тридцати километров от Херсонесского маяка в море копошится множество различных кораблей и судов, доверху нагруженных недобитыми фашистами. Мелкие транспорты, баржи, тральщики, танкеры и сухогрузы, противолодочные корабли и сторожевые катера, неопределенные крохотные посудины, плоты... Многие горят, переворачиваются, тонут. Штурмовики и истребители поливают их пушечно-пулеметным огнем, сметая с палуб все живое, с неба сыплются все новые и новые бомбы... - Панорамка! Видал, командир? - делится впечатлением Прилуцкий. - В панораму бы и включить, - азартно откликается Должиков. - Севастопольской обороны! Когда ее восстановят в городе. Неужели никого из художников нет? Будущих, в воздухе, среди экипажей? - Как там Клейман? - вспоминаю о пассажире. - Во-во! Может, он и зарисует. Лежит, от люка не оторвешь! - Ладно, ему-то можно. А вы не зевайте там с Жуковцом! Предупреждение оказалось своевременным. Впереди, в километре появилась четверка Ме-110. Должиков передал целеуказание истребителям прикрытия, предупреждение экипажам группы. Невольно вспомнилось о невезучести нашего пассажира. Однако бой оказался коротким. Прежде чем мы увидели наших ястребков, "мессершмитты" уже сделали переворот. Догнав их на пикировании, ведущий истребителей капитан Константин Питерцев ударил по замыкающему. "Мессер" загорелся и, не выйдя из пике, врезался в воду. Повторная атака - второй фашист потянул шлейф к берегу, сел на воду, не дотянув. - Видал, какая война пошла, командир? - Да, у них-то пошла... - Ничего, сейчас и у нас... Федор Николаич с пустыми руками домой не приходит. - На Николаича надейся, да сам не плошай. - Спасибо за совет, командир! Аглотков уже выводил группу на прямую: решил нанести бомбоудар с ходу. Корабли хорошо видны, высота тысяча семьсот. Забили зенитки. Достают не только "эрликоны", но и крупнокалиберные пулеметы. - Снаряды рвутся на нашей высоте, - докладывает Должиков. - И под нами, - дополняет Жуковец. Вновь вспоминаю о пассажире. - Сейчас... Сейчас сбросим, - пытается ободрить Прилуцкий - кажется, больше себя, чем нас. - Очереди слева... Во, гад! Под левой плоскостью раздается сухой треск. Поворачиваюсь посмотреть, не горим ли... - Бомбы сбросил! Наконец-то! - Фотографируйте результат! Чупров круто разворачивается на север, выводит группу из-под огня. Сквозь прорезь в приборной доске вижу: Прилуцкий делает запись в своем бортжурнале. - Ну? - Боюсь, командир, признаться. - Промазали? - Вроде попали. Перекрыли весь транспорт... - Говори толком! - Прямое попадание в носовую часть! - Молодец Федор Николаич! И ты молодец. И Клейман! - А Клейман-то при чем? - Это уж наше с ним дело. Усилить наблюдение за воздухом! Проходим траверз Херсонесского маяка. Взрывы, пожары, дымы, карусели из самолетов... - Жуковец! - Слушаю, командир! - Как себя чувствует Клейман? - Неважно. От ответственности не оправился. Говорит, неизвестно, что снимки еще покажут. - Пусти его к люку, пусть отвлечется. - Есть! Если выпрыгнет, вы будете отвечать, командир. Да, теперь весело. Гудит набатом гневное небо. Небо Тавриды! Под мощными ударами бомбардировщиков, штурмовиков рушатся на последнем клочке крымской земли вражеские укрепления, пылают танки, машины, бронетранспортеры, падают наземь бескрылые "мессеры", родной Херсонес содрогается в гневе, освобождая себя от пришлой нечисти... На подходе к аэродрому встречаем пятерку бомбардировщиков. Повел ее сам майор Буркин. С ним опытные экипажи майора Дарьина, капитанов Трофимова и Алфимова, старшего лейтенанта Дурновцева. В шестидесяти километрах от Севастополя эта группа обнаружила идущий к Херсонесу конвой в составе трех транспортов, трех быстроходных десантных барж и сторожевых катеров. Командир полка и его штурман майор Сергей Прокофьевич Дуплий решили нанести бомбоудар с двух заходов. С кораблей по бомбардировщикам открыли сильный огонь. Сброшенные с ходу тридцать ФАБ-100 разорвались рядом с кораблями. Вторая серия - еще ближе. Сильно поврежденный транспорт водоизмещением две тысячи тонн вскоре затонул. Была повреждена также одна из десантных барж. Пока мы докладывали о своем полете, фотограмметристы успели проявить пленки. В землянку ворвался адъютант эскадрильи капитан Довгаленко. - Смотрите! Прямое попадание в большой транспорт! Видно, что поврежден... Майор Немировский протянул руку Аглоткову: - Поздравляю, Федор Николаевич! Тот смущенно обвел жестом нас: - Одно попадание на всех. Значит, и поздравление... Мы зааплодировали. Немировский обратился к комэску-два Федорову: - Очередь за вами. Вылетайте пятеркой бомбардировщиков. Место конвоя узнаете у майора Конзелько. - У меня одна молодежь... - Чупров, дайте ему заместителя. - Минаков, как с машиной? Наш самолет был основательно поврежден осколками. - Дам резервную, - опередил мой ответ Федоров. - Машина что надо! Перед тем как отправиться на стоянку второй эскадрильи, заглянул к своим. Михаил Беляков и его техническая дружина клали заплаты на плоскости нашей многострадальной "пятерки". - К утру будет готова? - К полуночи управимся, командир! Тут же трудился Клейман. - Ну? Нагляделся на свой маяк, Леонид? Не узнал, наверно? - Как не узнать! Спасибо, командир. А попадание подтвердилось? - Еще как! - Ну вот. Не такой уж, выходит, я невезучий. Знаю, знаю, командир! Что случись, виноват был бы Клейман. - Ну, положим, не он один... - И на том спасибо. Похохотали. Который уж раз благодарю судьбу: отличные посылает мне экипажи! И летные, и технические - как на подбор. До вылета оставалось около часа. Понаблюдал за работой штурманов. Их готовил к полету штурман второй эскадрильи Василий Григорьевич Галухин. Удивительный человек! Мало того что летает с Федоровым, одним из неутомимейших летчиков полка, так еще и выкраивает время сходить на удар с кем-нибудь из молодых штурманов, в роли инструктора. Сейчас он неторопливо прорабатывал все возможные варианты предстоящего бомбоудара. - Младший лейтенант Любовский, как будете заходить на цель? Вы сами ведущий. - А, если так... Парнишка соображает всего пять секунд. Строит заход толково. - Работу с приборами довели до автоматизма? Чтобы ни на секунду не отключать голову от основной работы. Голову и глаза. И руки, насколько возможно. Смотрю на Прилуцкого. Мой штурман, один из самых бывалых в полку, прислушивается серьезно и с видимым одобрением. Отлично поставлено штурманское дело во второй эскадрилье. Никаких вольностей, скидок на опыт, наметанный глаз. При приемке самолетов все проверили собственными руками - правильность подвески бомб, надежность закрывания створок бомболюков, контров-ку взрывателей. - По самолетам! - звучит команда. Меня у машины встречает старший техник звена Иван Иванович Иващенко. Он же - секретарь партбюро эскадрильи. - Машина к полету готова! Похоже, на этот раз никаких сюрпризов от чужого самолета ждать не придется. Надеваем парашюты, усаживаемся. Должиков и Жуковец еще раз проверяют пулеметы, Прилуцкий - кабину. Докладывают мне. Зеленая ракета. Дублирующие сигналы техников - запускать. Механики выбивают из-под колес колодки. Тяжело нагруженные бомбардировщики тянутся к старту. Упругими струями воздуха от винтов, как гребнем, прочесывается молодая трава... Сколько раз это было! И сколько раз будет! И все равно... Недаром же говорится: предстартовое волнение. В воздухе собираемся в "журавлиный клин". Справа за Федоровым иду я, за мной - Курушин. Слева - Новиков и Тарасов. При выходе в море присоединяется четверка истребителей - наше прикрытие. До цели сто пятьдесят километров. Солнце к закату, прозрачный майский вечер. Голубизна неба уже не слепит, наши самолеты на ее фоне - как нарисованные. Незамеченными подойти к кораблям не удается. Вражеские зенитчики палят сегодня, как будто хотят израсходовать как можно больше боеприпасов. Наверно, и в самом деле так... Вот и конвой. Тоже как на картинке. Впереди транспорт в три тысячи тонн, за ним несколько барж и сторожевых кораблей. Над ними две черные точки. Быстро растут, превращаются в силуэты "мессеров". Смелые, дьяволы, идут прямо на нас, хоть и видят прикрытие. Хотят разорвать строй. Пара ястребков вылетает навстречу. Завязывается бой. Вторая пара как ни в чем не бывало продолжает барражировать вокруг нас. Ложимся на боевой. Высота тысяча семьсот. Рядом с машиной вспыхивает облачко, второе, третье... Пристрелялись. Сплошная дымная стена... - Бомбы сбросил! - А что ведущий?.. - Черта увидишь тут, командир... Вспышка огня, водяные столбы, клубы дыма. Федоров со снижением входит в разворот... - Цель накрыта! - докладывает Должиков. - А по-твоему, штурман? - Что могли, сделали. Кто-нибудь придет добивать. Вернулись уже в сумерках. Четыре машины сели благополучно, в воздухе оставалась пятая, молодого летчика Курушина - это его третий боевой вылет. Не выпустились закрылки, пилот занервничал. Посадка с убранными закрылками - не такая уж мудреная вещь, но нужны хладнокровие и опыт. Курушин допустил промах. Перелетел посадочные знаки и на пробеге зацепил правой плоскостью за угол легкой постройки, где располагался личный состав 13-го авиаполка. К счастью, экипаж отделался легкими ушибами. Вскоре узнали: по тому же конвою после нас отработали шесть Пе-2 из дивизии полковника Корзунова. В результате обоих ударов потоплен транспорт "Данубиус" водоизмещением три тысячи тонн. С ним на дно канули сотни фашистских вояк... Порадовались и за Киценко. Во второй половине дня он повел тройку на торпедный удар. С ним летели Жестков и Вальцев. После недолгого поиска обнаружили в ста километрах юго-западнее Севастополя груженый конвой противника, идущий к берегам Румынии. Транспорт в три тысячи тонн, две быстроходные десантные баржи, сторожевой катер, буксир, сухогрузная баржа. Первый заход на транспорт к успеху не привел: судно сманеврировало и оказалось под невыгодным углом, Экипажи умело вышли из атаки, не сбросив торпед. Хладнокровно зашли с другого борта и, несмотря на ожесточеннейший огонь, сблизились, прижимая машины к воде. Перескочили через заслонившие транспорт баржи и катера. Первым с дистанции четырехсот метров сбросил торпеду Басалкевич, за ним - Локтюхин и Ляпин. Сфотографировали результат. Одна из торпед попала в центральную часть, вторая - в кормовую. Транспорт тут же затонул. Охраняющие корабли не успели взять на борт ни одного из сотен находившихся на нем гитлеровских солдат и офицеров... В этот день погиб мой друг и бывший мой штурман Володя Ерастов. Вот что удалось узнать от его новых однополчан. Эскадрилья, где обязанности командира временно исполнял капитан Владимир Мейев, получила задание уничтожить эсминец противника: его обнаружил воздушный разведчик в ста километрах юго-западнее Севастополя. Взлет был назначен на четырнадцать часов. Подготовив и проверив машины, экипажи укрылись от солнца под крыльями самолетов. Потянулись томительные минуты ожидания. Группу штурмовиков вел, как всегда, Николай Фиряев. Ерастов летал с ним. За несколько минут до взлета к машине подошел незнакомый офицер. - Корреспондент "Красного черноморца", - представился Ерастову. - Лейтенант Фиряев - это не вы? Владимир кивком указал на своего командира. Тот лежал на спине, глядя вверх широко расставленными, в точности отразившими синеву неба глазами. Русые волосы колечками спадают на не успевший загореть лоб, воротник комбинезона расстегнут, на нежной по-девичьи шее бьется точеная жилка... Корреспондент невольно вернул взгляд к мужественной фигуре Ерастова. - Коля, - негромко окликнул тот. Николай повернулся, выплюнул изо рта изжеванную травинку. - Вряд ли удастся побеседовать... Кто вас послал к нам? - К вам лично, - извинительно улыбнувшись Володе, уточнил гость. - Но я ведь один не летаю. Штурман, займись, мне еще... - С биографии начинать? - спросил Ерастов, усмешливым взглядом проводив командира. - С чего хотите, - поспешил согласиться газетчик, доставая из сумки блокнот. Володя задумался. Николай не очень распространялся о прошлом. Боялся расслабиться? И как раз появился адъютант: - Штурмовики, по самолетам! Корреспондент отыскал взглядом Фиряева. Тот стоял у стремянки, техник услужливо держал перед ним парашют с расправленными лямками. "Тоненький, светлый паренек с не отвыкшими удивляться глазами..." Но удивляться пришлось ему самому. - А ну обожди, - что-то вдруг передумав, отвел руки друга Фиряев. Следующим движением он моментально расстегнул и откинул верхнюю часть комбинезона, стащил поддетую под него меховую безрукавку. - Держи! Тебе пригодится. - Пошарил в карманах, выложил на ладонь трофейную зажигалку, складной нож с приборами. - И это. - Вы что, командир? - оторопел простоватый техник. - Бери, говорю. На память. Ну, понял? Вернусь - отдашь. - А, если так... Да нет же... Постой, Николай! Коля!.. Тройка штурмовиков взмыла в воздух. Следом - четверка топмачтовиков, ее повел Мейев... Вместо эсминца они обнаружили груженый транспорт с тральщиком. Мейев решил атаковать. Вперед вышла тройка Фиряева, стремительно понеслась вниз. Тральщик ощетинился огнем, Николай нацелился на него. Сбросили половину бомб, обработали палубу из пулеметов. Развернулись, зашли на транспорт. Осколки бомб и пучки трасс начисто обмели и его... Снаряд попал, когда Фиряев выходил из атаки. Самолет сделал "горку", перескочил транспорт и отвесно воткнулся в море... Смертью храбрых погибли лейтенант Николай Николаевич Фиряев, младший лейтенант Владимир Михайлович Ерастов, краснофлотец Анатолий Павлович Леонтьев. А бой продолжался. Еще не осел столб воды от взорвавшегося штурмовика, как на транспорт на бреющем устремились четыре бомбардировщика. Маневры врага не спасли: две "прыгающие" бомбы ударили в корму. Корабль потерял ход, накренился, стал тонуть... В тот вечер в столовой было тихо. Мы с Сашей Жуков-ном сидели рядом - два старых товарища Володи по экипажу. Молча вспоминали дела его и мечты. Мечтал о победе, о возвращении в родную Вычугу, где-то в Ивановской области, о встрече с женой, спокойной и ласковой молодой женщиной с добрым русским именем Анна, с маленькой большеглазой дочуркой Иринкой... Мечтал и летал. На штурмовку. Перед атакой топмачтовиков. Вместе с храбрейшими из храбрых, вместе с отчаянным своим командиром принимал на себя самый ожесточенный, самый организованный огонь противника, чтобы сделать возможным невозможное - дать бомбардировщикам сблизиться с вооруженными до зубов кораблями почти вплотную... Двадцать четыре года успел прожить на земле Володя. Не многим старше был и его командир... У пилотов морских Не бывает могил на войне. Словно чайки, они Пропадают в кипящей волне. Вдалеке от земли Оставляют последний свой след. Но горят корабли От наполненных гневом торпед... За день 11 мая 1944 года авиация Черноморского флота уничтожила и вывела из строя шестнадцать транспортов, барж, катеров и лихтеров противника. Большая часть их была до отказа забита бегущими из Крыма гитлеровцами. Это был общий наш боевой счет под девизом - за Севастополь! КРЫМ СВОБОДЕН! На 12 мая нашим войскам была поставлена задача нанести решительный удар с целью окончательного разгрома противника на полуострове Херсонес. День 11 мая прошел в подготовке к последней схватке. Артиллерийская канонада не умолкала: производились огневые налеты по районам сосредоточения и местам возможной погрузки живой силы и техники противника на морские суда. Те же задачи выполняла армейская авиация. Наша, флотская, отрезала врагу пути отступления по морю. Противник еще держал оборону на Старом Турецком валу. Позади него оставался лишь небольшой клинышек суши... 12 мая в четыре часа тридцать минут после мощного огневого налета три дивизии 3-го горно-стрелкового корпуса поднялись в атаку на гитлеровские позиции и с ходу овладели Турецким валом. Однако отошедшие части противника сумели организовать контратаку. Не обращая внимания на смертоносный огонь с вала и окружающих сопок, отчаявшиеся фашисты лавиной накатывались на наши соединения, не успевшие целиком подтянуть свои силы к занятому рубежу... Исход боя решила отвага и находчивость наших бойцов, умение и предусмотрительность командиров. ...Одной из рот бригады морских пехотинцев в ночь перед атакой было приказано незаметно проникнуть на Турецкий вал в район Камышовой бухты и в решающий момент ударить на врага с тыла. Командир роты Николай Терещенко сумел правильно выбрать нужный момент. Хладнокровно выждав, когда гитлеровцы поднимутся в контратаку, он ударил по ним пулеметным огнем с фланга, затем выпрыгнул из окопа: "Даешь Херсонес! Черноморцы, вперед!" Командиру, с боями проведшему своих славных бойцов от Новороссийска до Севастополя, не надо было оглядываться назад. "Впер-ре-ед!" - бросился за ним следом главстаршина Георгий Дорофеев со взводом. "Полундра!" - прокатилось по всей цепи... К десяти часам прижатые к морю остатки разгромленной 17-й армии немцев сложили оружие. Крымская земля была полностью очищена от захватчиков. На мысе Херсонес наши войска захватили двадцать одну тысячу пленных, много оружия и техники. Однако в море еще продолжали движение многие корабли и суда с войсками и военными грузами, которые противник пытался спасти. Наше сражение за Крым еще не было окончено. На рассвете 12 мая ушли на задание две пары торпедоносцев, их повели старший лейтенант Жестков и младший лейтенант Вальцев. Затем поднял в воздух пятерку бомбардировщиков комэск капитан Чупров. Обе группы должны были действовать методом "свободной охоты". В пять тридцать в восьмидесяти километрах западнее мыса Херсонес пара Жесткова обнаружила корабли, на полном ходу направляющиеся к румынскому берегу. Конвой состоял из транспорта в три тысячи тонн, пяти быстроходных барж и трех сторожевых катеров типа "олень". Жестков и Дурновцев знали, что бой будет предельно жестоким. На каждом "олене" от шести до десяти автоматических пушек и крупнокалиберных пулеметов. Десантные баржи вооружены еще лучше. Корабли до отказа забиты бегущими гитлеровцами, которые будут сражаться с отчаянием обреченных... Жестков с ходу направил свой самолет на транспорт. Дурновцев пристроился к нему во фронт. Перед торпедоносцами встала сплошная стена огня. К тому же капитан транспорта, видимо, уже бывал в подобных переделках. Жестков трижды выводил пару в атаку и каждый раз корабль на большом ходу успевал повернуться к торпедоносцам носом. Еще одна атака. Момент сброса застал транспорт на развороте. Но опытный враг тотчас застопорил ход. Торпеды прошли по носу судна, в одном-двух метрах. Огорченные экипажи вынуждены были возвратиться на свою базу ни с чем. Вторая пара - Александр Вальцев и Николай Новиков в сопровождении четырех истребителей - обнаружила конвой в семь часов утра. Он также держал курс на запад и шел под сильным прикрытием с воздуха: восемь истребителей Ме-110. Шесть из них моментально бросились на пару заходящих в атаку торпедоносцев. Вальцев принял поспешное решение сбросить торпеды. Между тем четверка наших ястребков успешно атаковала "мессеры" и подбила один из них, Не очень повезло и нашей группе бомбардировщиков. Ведомыми у Чупрова были справа я и Тарасов, слева - Трофимов и Лисицын. Прикрытие - четыре истребителя. В семь тридцать мы обнаружили транспорт в сопровождении двух сухогрузных барж и сторожевого катера. Ведущий принял решение нанести удар по транспорту с двух заходов с высоты тысяча восемьсот метров. Небольшой конвой сумел организовать интенсивный заградительный огонь. Чупров лег на боевой курс и упорно выдерживал его. Перед самым сбросом бомб около носа ведущей машины разорвалось несколько снарядов. Бомбардировщик привспух, и видно было, как комэск отдал штурвал, чтобы удержать его. Это увеличило скорость. Высыпанные вслед за тем тридцать бомб пошли с перелетом. Две из них угодили в сухогрузную баржу. - Прямое попадание, - доложил Должиков. - Барже капут! - Не было бы счастья... - с досадой проворчал Прилуцкий. Оставался второй заход. - Сзади справа атакуют истребители! в один голос предупредили стрелки. Нити трасс протянулись между машинами, промелькнули две пары Ме-110. За ними бросились наши ястребки: прозевали первую атаку, "мессеры" зашли со стороны солнца. Сближаемся. Зенитки перекрывают курс. Ведущий, сжав зубы, выдерживает режим. Еще тридцать ФАБ-100 устремляются вниз. Маневрируем... - Четырьмя разрывами повреждена десантная баржа, - в голосе штурмана окончательное разочарование. - И то хорошо! При таком огне... В общем-то сделали все возможное. С горизонтального полета попасть в точечную цель нелегко. На аэродроме готовились к вылету четыре торпедоносца. Ведущий Киценко, с ним повторно летят Жестков, Новиков и Вальцев. Задача - уничтожить транспорт, неудачно торпедированный парой Жесткова. - На этот раз не уйдет хитрый фриц! - поклялся Александр. Конвой они нашли в другом составе: два транспорта - три и полторы тысячи тонн, один тральщик, три десантные баржи. Сверху прикрытие - четыре "Гамбурга-140". Ведущий решил атаковать оба транспорта парами, но Вальцев на развороте отстал и пристроился к паре Киценко. Три машины пошли в атаку на большой транспорт с правого борта, Жестков устремился на малый с левого. "Гамбурги" также разделились на две пары. Наши истребители уже успели перескочить конвой, развернулись с опозданием. Особенно досталось самолету Жесткова, отбивавшемуся в одиночку. Стрелок-радист Сергей Игумнов едва успевал перебрасывать турель, посылая короткие очереди в наседавшие с двух сторон вражеские гидропланы... Прямо перед носом низко летящей машины возник густой слой огня. Жестков резко отвернул и снова лег на боевой курс. - Бей левого! На какой-то момент они оказались на параллельных курсах с "Гамбургом". Сергей влепил в него длинную очередь. Фашист загорелся и врезался в воду... "Гамбург", атаковавший справа, от неожиданности отпрянул, отвернул в сторону. Этого было достаточно, чтобы летчик и штурман сосредоточили все внимание на цели. Торпеду сбросили с пятисот метров. Умело маневрируя, вышли из-под огня. Зенитки сразу перенесли огонь на торпеду. Снаряды вздымали воду вокруг тянущегося за ней следа. - Вот гады! - возмущался Локтюхин. - Как точно идет-то, родная, гляди, командир! Неужели... Огромный взрыв накрыл транспорт. Когда водяная пыль осела, стало ясно: торпеда взорвалась, не дойдя... "Гамбурги", нападавшие на тройку Киценко, действовали осторожнее. Тем свирепей били орудия, "эрликоны", пулеметы с кораблей. Гитлеровцы, до отказа забившие палубы, с остервенением палили из личного оружия... Торпедоносцы неслись к цели буквально сквозь огонь. Подошли на предельно близкую дистанцию. Ведущий штурман Басалкевич сбросил торпеду с пятисот метров, Тихомиров - с четырехсот пятидесяти, Ляпин - с четырехсот... Из-под левого капота машины Вальцева вырвался дым. Летчик круто взмыл в высоту, видимо, опасаясь врезаться в воду. Перелетел через атакуемый транспорт, снизился. Над левой плоскостью трепетало пламя. Машина села на воду в четырех километрах от атакованных кораблей и спустя две минуты затонула. Экипаж сошел на шлюпку. К ней направились два сторожевых катера, их наводил "Гамбург"... Одна из сброшенных торпед попала в цель. Одна взорвалась, не дойдя до транспорта, очевидно, расстрелянная орудиями. Взрыва третьей экипажи не наблюдали. Избитые три самолета вернулись на свой аэродром... Подхожу к Жесткову. Он только что вылез из кабины. Стаскивая с разгоряченной головы шлем, сообщает, словно оправдываясь: - Хитрого не нашли. Другому пришлось врезать. Разве еще на ночную с тобой на пару пошлют. Чуть-чуть не угадал. Тут же, как из-под земли, возник вездесущий Довгаленко: - Минаков, к командиру полка! С Дурновцевым и штурманами. Ночью пойдете на "охоту" с торпедами. Я кивнул Александру: видел? - С Жесткова на сегодня хватит, - на лету схватил мысль адъютант. - В следующий раз полетите вместе. Или, думаете, Крым взяли, так уж и кончилась война? Мы этого не думали. Подумали только теперь. А в самом деле, может, это последний наш вылет? Может, и не придется с Жестковым-то вместе отсюда... Командир полка задержал ненадолго. - Знаю, устали. Задача ясна? Завтра утром последние фашистские суда втянутся в порты Румынии. Выгрузят живую силу, технику... - Ясно, товарищ майор! - Что ясно? - Чтобы как можно меньше выгрузили. Буркин устало потер лоб. - Можно и так сказать, - рассмеялся. - Можно наоборот. Чтобы как можно больше отправить их к рыбам. Определили рубежи возможного нахождения последних плавсредств противника, которые в полдень отошли от Херсонесского маяка. - Ну, желаю! - пожал всем четверым руки Буркин. - Чтобы как можно меньше. Или больше, как вам понравится. Пожал руки и Немировский. - Приду проводить, - как всегда обещал Шевченко. - Завтра в полку большой праздник. Думаю, не сорвется на этот раз. - Ну как? - оглядел я ребят, когда мы вышли. - Для пользы дела прижмем жука? Прилуцкий в сомнении переглянулся с Беспаловым. - Вы-то давайте, а нам с Михаилом... - Надо покумекать, - подхватил тот. - Пятерка Чупрова только что воротилась - море как вылизано, говорят. В воду свалили бомбы, чтоб не садиться с ними, летали-то молодые... - И Мейев вернулся с топмачтовиками. То же самое, ни фига. Днем не находят, а нам... Я взглянул на Дурновцева. Тот кивнул: - А ну его, этого жука, царапается... - Пошли, ребята! Завтра прижмем, обещал же Иван Григорьевич... Поговорили с Чупровым, сходили к Мейеву. Но