М.Ю.Лермонтов. Стихотворения (ПСС, т.2) ----------------------------------------------------------------------- Полное собрание сочинений, том 2. Государственное издательство художественной литературы, Москва 1956 OCR: Конник М.В. ----------------------------------------------------------------------- ТАМБОВСКАЯ КАЗНАЧЕЙША Играй, да не отыгрывайся. Пословица Посвящение Пускай слыву я старовером, Мне все равно -- я даже рад: Пишу Онегина размером; Пою, друзья, на старый лад. Прошу послушать эту сказку! Ее нежданную развязку Одобрите, быть может, вы Склоненьем легким головы. Обычай древний наблюдая, Мы благодетельным вином Стихи негладкие запьем, И пробегут они, хромая, За мирною своей семьей К реке забвенья на покой. Тамбов на карте генеральной Кружком означен не всегда; Он прежде город был опальный, Теперь же, право, хоть куда. Там есть три улицы прямые, И фонари, и мостовые, Там два трактира есть, один "Московский", а другой "Берлин". Там есть еще четыре будки, При них два будочника есть; По форме отдают вам честь, И смена им два раза в сутки; Короче, славный городок. Но скука, скука, боже правый, Гостит и там, как над Невой, Поит вас пресною отравой, Ласкает черствою рукой. И там есть чопорные франты, Неумолимые педанты, И там нет средства от глупцов И музыкальных вечеров; И там есть дамы-просто чудо! Дианы строгие в чепцах, С отказом вечным на устах. При них нельзя подумать худо: В глазах греховное прочтут И вас осудят, проклянут. ш Вдруг оживился круг дворянский; Губернских дев нельзя узнать; Пришло известье: полк уланский В Тамбове будет зимовать. Уланы, ах! такие хваты... Полковник, верно, неженатый -- А уж бригадный генерал Конечно даст блестящий бал. У матушек сверкнули взоры; Зато, несносные купцы, Неумолимые отцы Пришли в раздумье: сабли, шпоры Беда для крашеных полов... Так волновался весь Тамбов. IV И вот однажды утром рано, В час лучший девственного сна, Когда сквозь пелену тумана Едва проглядывает Цна, Когда лишь куполы собора Роскошно золотит Аврора И, тишины известный враг, Еще безмолвствовал кабак, Уланы справа по шести Вступили в город; музыканты, Дремля на лошадях своих, Играли марш из "Двух слепых". Услыша ласковое ржанье Желанных вороных коней, Чье сердце, полное вниманья, Тут не запрыгало сильней? Забыта жаркая перина... "Малашка, дура, Катерина, Скорее туфли и платок! Да где Иван? какой мешок! Два года ставни отворяют..." Вот ставни настежь. Целый дом Трет стекла тусклые сукном -- И любопытно пробегают Глаза опухшие девиц Ряды суровых, пыльных лиц. TI "Ах, посмотри сюда, кузина, Вот этот!"-"Где? майор?"-"О, нет Как он хорош, а конь -- картина, Да жаль, он, кажется, корнет... Как ловко, смело избочился... Поверишь ли, он мне приснился... Я после не могла уснуть..." И тут девическая грудь Косынку тихо поднимает --. И разыгравшейся мечтой Слегка темнится взор живой. Но полк прошел. За ним мелькает Толпа мальчишек городских, Немытых, шумных и босых. VII Против гостиницы "Московской? Притона буйных усачей, Жил некто господин Бобковской, Губернский старый казначей. Давно был дом его построен; Хотя невзрачен, но спокоен; Меж двух облупленных колонн Держался кое-как балкон. На кровле треснувшие доски Зеленым мохом поросли; Зато пред окнами цвели Четыре стриженых березки Взамен гардин и пышных стор, Невинной роскоши убор. Хозяин был старик угрюмый С огромной лысой головой. От юных лет с казенной суммой Он жил как с собственной казной. В пучинах сумрачных расчета Блуждать была ему охота, И потому он был игрок (Его единственный порок). Любил налево и направо 25 Он в зимний вечер прометнуть, Четвертый куш перечеркнуть, Рутеркой понтирнуть со славой, И талью скверную порой Запить цимлянского струей. IX Он был врагом трудов полезных, Трибун тамбовских удальцов, Гроза всех матушек уездных И воспитатель их сынков. Его крапленые колоды Не раз невинные доходы С индеек, масла и овса Вдруг пожирали в полчаса. Губернский врач, судья, исправник -- Таков его всегдашний круг; Последний был делец и друг И за столом такой забавник, Что казначейша иногда Сгорит, бывало, от стыда. Я не поведал вам, читатель, Что казначей мой был женат. Благословил его создатель, Послав ему в супруге клад. Ее ценил он тысяч во сто, Хотя держал довольно просто И не выписывал чепцов Ей из столичных городов. Предав ей таинства науки, Как бросить вздох иль томный взор, Чтоб легче влюбчивый понтер Не разглядел проворной штуки, Меж тем' догадливый старик С глаз не спускал ее на миг. 26 XI И впрямь Авдотья Николавна Была прелакомый кусок. Идет, бывало, гордо, плавно -- Чуть тронет землю башмачок; В Тамбове не запомнят люди Такой высокой, полной груди: Бела как сахар, так нежна, Что жилка каждая видна. Казалося, для нежной страсти Она родилась. А глаза... Ну что такое бирюза? Что небо? Впрочем, я отчасти Поклонник голубых очей И не гожусь в число судей. XII А этот носик! эти губки, Два свежих розовых листка! А перламутровые зубки, А голос сладкий как мечта! Она картавя говорила, Нечисто "р" произносила; Но этот маленький порок Кто извинить бы в ней не мог? Любил трепать ее ланиты, Разнежась, старый казначей. Как жаль, что не было детей У них! -- == -- == -- == -- Для большей ясности романа Здесь объявить мне вам пора, Что страстно влюблена в улана Была одна ее сестра. Она, как должно, тайну эту Открыла Дуне по секрету. Вам не случалось двух сестер Замужних слышать разговор? О чем тут, боже справедливый, Не судят милые уста! О русских нравов простота! Я, право, человек нелживый -- А из-за ширмов раза два Такие слышал я слова... XI? Итак, тамбовская красотка Ценить умела уж усы Что --ж? знание ее сгубило! Один улан, повеса милый (Я вместе часто с ним бывал), В трактире номер занимал Окно в окно с ее уборной. Он был мужчина в тридцать лет; Штаб-ротмистр, строен как корнет; Взор пылкий, ус довольно черный: Короче, идеал девиц, Одно из славных русских лиц. XV Он все отцовское именье Еще корнетом прокутил; С тех пор дарами провиденья, Как птица божия, он жил. Он спать, лежать привык; не ведать, Чем будет завтра пообедать. Шатаясь по Руси кругом, То на курьерских, то верхом, То полупьяным ремонтером, То волокитой отпускным, Привык он к случаям таким, Что я бы сам почел их вздором, Когда бы все его слова Хоть тень имели хвастовства. 28 XVI Страстьми земными не смущаем, Он не терялся никогда. Бывало, в деле, под картечью Всех рассмешит надутой речью, Гримасой, фарсой площадной Иль неподдельной остротой. Шутя однажды после спора Всадил он другу пулю в лоб; Шутя и сам он лег бы в гроб -- Порой незлобен как дитя, Был добр и честен, но шутя. XYH Он не был тем, что волокитой У нас привыкли называть; Он не ходил тропой избитой, Свой путь умея пролагать; Не делал страстных изъяснений, Не становился на колени; А несмотря на то, друзья, Счастливей был, чем вы и я. Таков-то был штаб-ротмистр Гарин: По крайней мере мой портрет Был схож тому назад пять лет. хтш Спешил о редкостях Тамбова Он у трактирщика узнать. Узнал немало он смешного -- Интриг секретных шесть иль пять, Узнал, невесты как богаты, Где свахи водятся иль сваты; 29 Но занял более всего Мысль беспокойную его Рассказ о молодой соседке. "Бедняжка! -- думает улан, -- Такой безжизненный болван Имеет право в этой клетке Тебя стеречь -- и я, злодей, Не тронусь участью твоей?" XIX К окну поспешно он садится, Надев персидский архалук; В устах его едва дымится Узорный бисерный чубук. На кудри мягкие надета Ермолка вишневого цвета С каймой и кистью золотой, Дар молдаванки молодой. Сидит и смотрит он прилежно... Вот, промелькнувши как во мгле, Обрисовался на стекле Головки милой профиль нежный; Вот будто стукнуло окно... Вот отворяется оно. XX Еще безмолвен город сонный: На окнах блещет утра свет; Еще по улице мощеной Не раздается стук карет... Что ж казначейшу молодую Так рано подняло? Какую Назвать причину поверней? Уж не бессонница ль у ней? На ручку опершись головкой, Она вздыхает, а в руке Чулок; но дело не в чулке -- Заняться этим нам неловко... И если правду уж сказать -- Ну кстати ль было б ей вязать? 30  XXI Сначала взор ее прелестный Бродил по синим небесам, Потом склонился к поднебесной И вдруг... какой позор и срам! Напротив, у окна трактира, Сидит мужчина без мундира. Скорей, штаб-ротмистр! ваш сюртук! И поделом... окошко стук... И скрылось милое виденье. Конечно, добрые друзья, Такая грустная статья На вас навеяла б смущенье;' Но я отдам улану честь -- Он молвил: "Что ж? начало есть". ххп Два дня окно не отворялось. Он терпелив. На третий день На стеклах снова показалась Ее пленительная тень; Тихонько рама заскрипела. Она с чулком к окну подсела. Но опытный заметил взгляд Ее заботливый наряд. Своей удачею довольный, Он встал и вышел со двора -- И не вернулся до утра. Потом, хоть было очень больно, Собрав запас душевных сил, Три дня к окну не подходил. ххш Но эта маленькая ссора Имела участь нежных ссор: Меж них завелся очень скоро Немой, но внятный разговор. Язык любви, язык чудесный, Одной лишь юности известный, 31 Кому, кто раз хоть был любим, Не стал ты языком родным? В минуту страстного волненья Кому хоть раз ты не помог Близ милых уст, у милых ног? Кого под игом принужденья, В толпе завистливой и злой, Не спас ты, чудный и живой? XXIV Скажу короче: в две недели Наш Гарин твердо мог узнать, Когда она встает с постели, Пьет с мужем чай, идет гулять. Отправится ль она к обедне -- Он в церкви, верно, не последний; К сырой колонне прислонясь, Стоит все время не крестясь. Лучом краснеющей лампады Его лицо озарено: Как мрачно, холодно оно! А испытующие взгляды То вдруг померкнут, то блестят -- Проникнуть в грудь ее хотят. XXV Давно разрешено сомненье, Что любопытен нежный пол. Улан большое впечатленье На казначейшу произвел Своею странностью. Конечно, Не надо было б мысли грешной Дорогу в сердце пролагать, Ее бояться и ласкать! Жизнь без любви такая скверность! А что, скажите, за предмет Для страсти муж, который сед? 32 С) XXVI Но время шло. "Пора к развязке! Так говорил любовник мой. -- Вздыхают молча только в сказке, А я не сказочный герой". Раз входит, кланяясь пренизко, Лакей. "Что это?"-"Вот-с записка; Вам барин кланяться велел-с; Сам не приехал -- много дел-с; Да приказал вас звать к обеду, А вечерком потанцевать. Он сам изволил так сказать". "Ступай скажи, что я приеду". И в три часа, надев колет, Летит штаб-ротмистр на обед. XXVII Амфитрион был предводитель -- И в день рождения жены, Порядка ревностный блюститель, Созвал губернские чины И целый полк. Хотя бригадный Заставил ждать себя изрядно И после целый день зевал, Но праздник в том не потерял. Он был устроен очень мило: В огромных вазах по столам Стояли яблоки для дам; А для мужчин в буфете было Еще с утра принесено В больших трех ящиках вино. xxvro Вперед под ручку с генеральшей Пошел хозяин. Вот за стол Уселся от мужчин подальше Прекрасный, но стыдливый пол -- И дружно загремел с балкона, Средь утешительного звона 33 Тарелок, ложек и ножей, Весь хор уланских трубачей: Обычай древний, но прекрасный; Он возбуждает аппетит, Порою кстати заглушит Меж двух соседей говор страстный Но в паше время решено, Что все старинное смешно. Родов, обычаев боярских Теперь и следу не ищи, И только на пирах гусарских Гремят, как прежде, трубачи. О, скоро ль мне придется снова Сидеть среди кружка родного С бокалом влаги золотой При звуках песни, полковой! И скоро ль ментиков червонных Приветный блеск увижу я, В тот серый час, когда заря На строй гусаров полусонных И на бивак их у леска Бросает луч исподтишка! XXX С Авдотьей Николавной рядом Сидел штаб-ротмистр удалой- Впился в нее упрямым взглядом, Крутя усы одной рукой. Он видел, как в ней сердце билось. И вдруг-не знаю, как случилось, Ноги ее иль башмачка Коснулся шпорой он слегка. Тут началися извиненья И завязался разговор; Два комплимента, нежный взор -- И уж дошло до изъясненья... Да, да -- как честный офицер! Но казначейша -- не пример. XXXI Она, в ответ на нежный шепот, Н-гмой восторг спеша сокрыть, Невинной дружбы тяжкий опыт Ему решилась предложить -- Таков обычай деревенский! Помучить -- способ самый женский. Но уж давно известна нам Любовь друзей и дружба дам! Какое адское мученье Сидеть весь вечер tete-a-tete С красавицей в осьмнадцать лет XXXII Вообще я мог в году последнем В девицах наших городских Заметить страсть к воздушным бредням И мистицизму. Бойтесь их! Такая мудрая супруга, В часы любовного досуга, Вам вдруг захочет доказать, Что два и три совсем не пять; Иль вместо пламенных лобзаний Магнетизировать начнет -- И счастлив муж, коли заснет!.. Плоды подобных замечаний, Конечно б, мог не ведать мир, Но польза, польза мой кумир. XXXIII Я бал описывать не стану, Хоть это был блестящий бал. Весь вечер моему улану Амур прилежно помогал. Увы -- == -- == -- -- Не веруют амуру ныне; 35 Забыт любви волшебный царь; Давно остыл его алтарь! Но за столичным просвещеньем Провинциалы не спешат; XXXIV И сердце Дуни покорилось; Его сковал могучий взор... Ей дома целу ночь все снилось Бряцанье сабли или шпор. Поутру, встав часу в девятом, Садится в шлафоре измятом Она за вечную канву -- Все тот же сон и наяву. По службе занят муж ревнивый, Она одна-разгул мечтам! Вдруг дверью стукнули. "Кто там? Андрюшка! Ах, тюлень ленивый!.." Вот чей-то шаг -- и перед ней Явился... только не Андрей. хххт Вы отгадаете, конечно, . Кто этот гость нежданный был. Немного, может быть, поспешно Любовник смелый поступил; Но, впрочем, взявши в рассмотренье Его минувшее терпенье И рассудив, легко поймешь, Зачем рискует молодежь. Кивнув легонько головою, Он к Дуне молча подошел И на лицо ее навел Взор, отуманенный тоскою; Потом стал длинный ус крутить, Вздохнул и начал говорить: 36 XXXVI "Я вижу, вы меня не ждали- Прочесть легко из ваших глаз; Ах, вы еще не испытали, Что в страсти значит день, что час! Среди сердечного волненья Нет сил, нет власти, нет терпенья! Я здесь -- на все решился я... Тебе я предан... ты моя! Ни мелочные толки света, Ничто, ничто не страшно мне; Презренье светской болтовне -- Иль я умру от пистолета... О, не пугайся, не дрожи; Ведь я любим -- скажи, скажи!.." XXXVII И взор его притворно скромный, Склоняясь к ней, то угасал, То, разгораясь страстью томной, Огнем сверкающим пылал. Бледна, в смущенье оставалась Она пред ним... Ему казалось, Что чрез минуту для него Любви наступит торжество... Как вдруг внезапный и невольный Стыд овладел ее душой -- И, вспыхнув вся, она рукой Толкнула прочь его: "Довольно, Молчите -- слышать не хочу! Оставите ль? я закричу!.." XXXV Ш Он смотрит: это не притворство,. Не штуки -- как ни говори, -- А просто женское упорство, Капризы -- черт их побери! И вот-о, верх всех унижений! -- Штаб-ротмистр преклонил колени 37 И молит жалобно; как вдруг Дверь настежь -- ив дверях супруг, Красотка: "Ах!" Они взглянули Друг другу сумрачно в глаза; Но молча разнеслась гроза, И Гарин вышел. Дома пули И пистолеты снарядил, Присел -- и трубку закурил. XXXIX И через час ему приносит Записку грязную лакей. Что это? чудо! Нынче просит К себе на вистик казначей, Он именинник -- будут гости... От удивления и злости Чуть не задохся наш герой. Уж не обман ли тут какой? Весь день проводит он в волненье. Настал и вечер наконец. Глядит в окно: каков хитрец- Дом полон, что за освещенье! А все засунуть -- или нет? -- В карман на случай пистолет. XL Он входит в дом. Его встречает Она сама, потупя взор. Вздох полновесный прерывает . Едва начатый разговор. О сцене утренней ни слова. Они друг другу чужды снова. Он о погоде говорит; Она "да-с, нет-с" -- и замолчит. Измучен тайною досадой, Идет он дальше в кабинет... Но здесь спешить нам нужды нет, Притом спешить нигде не надо. Итак, позвольте отдохнуть, А там докончим как-нибудь. 38 XLI Я жить спешил в былые годы, Искал волнений и тревог, Законы мудрые природы Я безрассудно пренебрег. Что ж вышло? Право, смех и жалость! Сковала душу мне усталость, А сожаленье день и ночь Твердит о прошлом. Чем помочь? Назад не возвратят усилья. Так в клетке молодой орел, Глядя на горы и на дол, Напрасно не подъемлет крылья -- Кровавой пищи не клюет, Сидит, молчит и смерти ждет. хьп Ужель исчез ты, возраст милый, Когда все сердце говорит, И бьется сердце с дивной силой, И мысль восторгами кипит? Не все ж томиться бесполезно Орлу за клеткою железной: Он свой воздушный прежний путь Еще найдет когда-нибудь, . Туда, где снегом и туманом Одеты темные скалы, Где гнезда вьют одни орлы, Где тучи бродят караваном! Там можно крылья развернуть На вольный и роскошный путь! XLIII Но есть всему конец на свете, И даже выспренним мечтам. Ну, к делу. Гарин в кабинете. О чудеса! Хозяин сам Его встречает с восхищеньем, Сажает, потчует вареньем, 39 Несет шампанского стакан. "Иуда!"-мыслит мой улан. Толпа гостей теснилась шумно Вокруг зеленого стола; Игра уж дельная была, И банк притом благоразумный. Его держал сам казначей Для облегчения друзей. И так как господин Бобковский Великим делом занят сам, То здесь блестящий круг тамбовский Позвольте мне представить вам. Во-первых, господин советник, Блюститель нравов, мирный сплетник, А вот уездный предводитель, Весь спрятан в галстук, фрак до пят, Дискант, усы и мутный взгляд. А вот, спокойствия рачитель, Сидит и сам исправник -- но Об нем уж я сказал давно. XLT Вот, в полуфрачке, раздушенный, Времен новейших Митрофан, Нетесаный, недоученный, А уж безнравственный болван. Доверье полное имея К игре- и знанью казначея, Он понтирует, как велят, -- И этой чести очень рад. Еще тут были....но довольно, Читатель милый, будет с вас. И так несвязный мой рассказ, Перу покорствуя невольно И своенравию чернил, Бог знает чем я испестрил. 40 XJLYI Пошла игра. Один, бледнея, Рвал карты, вскрикивал; другой, Поверить проигрыш не смея, Сидел с поникшей головой. Иные, при удачной талье, Стаканы шумно наливали И чокались. Но банкомет Был нем и мрачен. Хладный пот По гладкой лысине струился. Он все проигрывал дотла. В ушах его "дана", "взяла" Так и звучали. Он взбесился -- И проиграл свой старый дом И все, что в нем или при нем. XLYII Он проиграл коляску, дрожки, Трех лошадей, два хомута, Всю мебель, женины сережки, Короче -- все, все дочиста. Отчаянья и злости полный, Сидел он бледный и безмолвный. Уж было за полночь. Треща, Одна погасла уж свеча. Свет утра синевато-бледный Вдоль по туманным небесам Скользил. Уж многим игрокам Сон прогулять казалось вредно, Как вдруг, очнувшись, казначей Вниманья просит у гостей. Х1ЛШ И просит важно позволенья Лишь талью прометнуть одну, Но с тем, чтоб отыграть именье Иль "проиграть уж и жену". О страх! о ужас! о злодейство! И как доныне казначейство 41 Еще терпеть его могло! Всех будто варом обожгло. Улан один прехладнокровно К нему подходит. "Очень рад, -- Он говорит, -- пускай шумят; Мы дело кончим полюбовно, Но только чур не плутовать -- Иначе вам несдобровать!" XLSX Теперь кружок понтеров праздных Вообразить прошу я вас, Цвета их лиц разнообразных, Блистанье их очков и глаз, Потом усастого героя, Который понтирует стоя; Против него меж двух свечей Огромный лоб, седых кудрей Покрытый редкими клочками, Улыбкой вытянутый рот И две руки с колодой -- вот И вся картина перед вами, Когда прибавим вдалеке Жену на креслах в уголке. Что в ней тогда происходило -- Я не берусь вам объяснить: Ее лицо изобразило Так много мук, что, может быть, Когда бы вы их разгадали, Вы поневоле б зарыдали. Но пусть участия слеза Не отуманит вам глаза: Смешно участье в человеке, Который жил и знает свет. Рассказы вымышленных бед В чувствительном прошедшем веке Не мало проливали слез... Кто ж в этом выиграл -- вопрос? 42 и Недолго битва продолжалась; Улан отчаянно играл; Над стариком судьба смеялась -- И жребий выпал... час настал... Тогда Авдотья Николавна, Встав с кресел, медленно и плавно К столу в молчанье подошла -- Но только цвет ее чела Был страшно бледен; обомлела Толпа, -- все ждут чего-нибудь -- Упреков, жалоб, слез -- ничуть! Она на мужа посмотрела И бросила ему в лицо Свое венчальное кольцо -- ьп И в обморок. Ее в охапку Схватив -- с добычей дорогой, Забыв расчеты, саблю, шапку, Улан отправился домой. Поутру вестию забавной Смущен был город благонравный. Неделю целую спустя, Кто очень важно, кто шутя, Об этом все распространялись; Старик защитников нашел; Улана проклял милый пол -- За что, мы, право, не дознались. Не зависть ли!.. Но нет, нет, нет; Ух! я не выношу клевет!.. И вот конец печальной были; Иль сказки -- выражусь прямей. Признайтесь, вы меня бранили? Вы ждали действия? страстей? Повсюду нынче ищут драмы, Все просят крови -- даже дамы. 43 А я, как робкий ученик, Остановился в лучший миг; Простым нервическим припадком Неловко сцену заключил, Соперников не помирил И не поссорил их порядком... Что ж делать! Вот вам мой рассказ, Друзья; покамест будет с вас. БЕГЛЕЦ Горская легенда Гарун бежал быстрее лани, Быстрей, чем заяц от орла; Бежал он в страхе с поля брани, Где кровь черкесская текла; Отец и два родные брата За честь и вольность там легли, И под пятой у супостата Лежат их головы в пыли. Их кровь течет и просит мщенья, Гарун забыл свой долг и стыд; Он растерял в пылу сраженья Винтовку, шашку -- и бежит! -- И скрылся день; клубясь, туманы Одели темные поляны Широкой белой пеленой; Пахнуло холодом с востока, И над пустынею пророка Встал тихо месяц золотой!.. Усталый, жаждою томимый, С лица стирая кровь и пот, Гарун меж скал аул родимый При лунном свете узнает; 45 Подкрался он никем не зримый... Кругом молчанье и покой, С кровавой битвы невредимый Лишь он один пришел домой; И к сакле он спешит знакомой, Там блещет свет, хозяин дома; Скрепясь душой как только мог, Гарун ступил через порог; Селима звал он прежде другом, Селим пришельца не узнал; На ложе мучимый недугом, -- Один, -- он молча умирал... "Велик аллах! от злой отравы Он светлым ангелам своим Велел беречь тебя для славы!" "Что нового?" -- спросил Селим, Подняв слабеющие вежды, И взор блеснул огнем надежды!.. И он привстал, и кровь бойца Вновь разыгралась в час конца. "Два дня мы билися в теснине; Отец мой пал, и братья с ним; И скрылся я один в пустыне, Как зверь, преследуем, гоним, С окровавленными ногами От острых камней и кустов, Я шел безвестными тропами По следу вепрей и волков; Черкесы гибнут -- враг повсюду. Прими меня, мой старый друг; И вот пророк! твоих услуг Я до могилы не забуду!.." И умирающий в ответ: "Ступай -- достоин ты презренья. Ни крова, ни благословенья Здесь у меня для труса нет!.." Стыда и тайной муки полный, Без гнева вытерпев упрек, Ступил опять Гарун безмолвный За неприветливый порог, 46 И саклю новую минуя, На миг остановился он, И прежних дней летучий сон . Вдруг обдал жаром поцелуя Его холодное чело. И стало сладко и светло Его душе; во мраке ночи, Казалось, пламенные очи Блеснули ласково пред ним, И он подумал: я любим,. Она лишь мной живет и дышит... И хочет он взойти -- и слышит, И слышит песню старины... И стал Гарун бледней луны: Месяц плывет Тих и спокоен, А юноша воин На битву идет. Ружье заряжает джигит, А дева ему говорит: Мой милый, смелее Вверяйся ты року, Молися востоку, Будь верен пророку, Будь славе вернее. Своим изменивший Изменой кровавой, Врага не сразивши, Погибнет без славы, Дожди его ран не обмоют, И звери костей не зароют. . Месяц плывет И тих и спокоен, А юноша воин На битву идет. Главой поникнув, с быстротою Гарун свой продолжает путь, И крупная слеза порою С ресницы падает на грудь... 47 Но вот от бури наклоненный Пред ним родной белеет дом; Надеждой снова ободренный, Гарун стучится под окном. Там, верно, теплые молитвы Восходят к небу за него, Старуха мать ждет сына с битвы, Но ждет его не одного!.. "Мать, отвори! я странник бедн Я твой Гарун! твой младший сын; Сквозь пули русские безвредно Пришел к тебе!" "Один?" "Один!.." "А где отец и братья?" "Пали! Пророк их смерть благословил, И ангелы их души взяли". "Ты отомстил?" "Не отомстил... Но я стрелой пустился в горы, . Оставил меч в чужом краю, Чтобы твои утешить взоры И утереть слезу твою..." "Молчи, молчи! гяур лукавой, Ты умереть не мог со славой, Так удались, живи один. Твоим стыдом, беглец свободы, Не омрачу я стары годы, Ты раб и трус-и мне не сын!.." Умолкло слово отверженья, И все кругом объято сном. Проклятья, стоны и моленья Звучали долго под окном; И наконец удар кинжала Пресек несчастного позор... И мать поутру увидала... И хладно отвернула взор. И труп, от праведных изгнанный, Никто к кладбищу не отнес, 4S И кровь с его глубокой раны Лизал, рыча, домашний пес; Ребята малые ругались Над хладным телом мертвеца, В преданьях вольности остались Позор и гибель беглеца. Душа его от глаз пророка Со страхом удалилась прочь; И тень его в горах востока Поныне бродит в темну ночь, И под окном поутру рано Он в сакли просится, стуча, Но, внемля громкий стих корана, Лежит опять под сень тумана, Как прежде бегал от меча. СКАЗКА ДЛЯ ДЕТЕЙ Умчался век эпических поэм, И повести в стихах пришли в упадок; Поэты в том виновны не совсем (Хотя у многих стих не вовсе гладок) И публика не права между тем; Кто виноват, кто прав -- уж я не знаю, А сам стихов давно я не читаю -- Не потому, чтоб не любил стихов, А так: смешно ж терять для звучных строф Златое время... в нашем веке зрелом, Известно вам, все заняты мы делом. Стихов я не читаю -- но люблю Марать шутя бумаги лист летучий; Свой стих за хвост отважно я ловлю; Я без ума от тройственных созвучий И влажных рифм -- как, например, на ю. Вот почему пишу я эту сказку. Ее волшебно темную завязку Не стану я подробно объяснять, 71 Чтоб кой-каких допросов избежать; Зато конец не будет без морали, Чтобы ее хоть дети прочитали. Герой известен, и не .нов предмет; Тем лучше: устарело все, что ново! Кипя огнем и силой юных лет, Я прежде пел про демона иного: То был безумный, страстный, детский бред. Бог знает где заветная тетрадка? Касается ль душистая перчатка Ее листов-и слышно: c'est joli?.. ' Иль мышь над ней старается в пыли?.. Но этот черт совсем иного сорта -- Аристократ и не похож на черта. Перенестись теперь прошу сейчас За мною в спальню -- розовые шторы Опущены -- с трудом лишь может глаз Следить ковра восточные узоры. Приятный трепет вдруг объемлет вас, И, девственным дыханьем напоенный, Огнем в лицо вам пышет воздух сонный; Вот ручка, вот плечо, и возле них На кисее подушек кружевных Рисуется младой, но строгий профиль... И на него взирает Мефистофель. То был ли сам великий Сатана, Иль мелкий бес из самых нечиновных, Которых дружба людям так нужна Для тайных дел, семейных и любовных? Не знаю. Если б им была дана *это мило?.. (франц.) Земная форма, по рогам и платью Я мог бы сволочь различить со знатью; Но дух -- известно, что такое дух: Жизнь, сила, чувство, зренье, голос, слух И мысль -- без тела -- часто в видах разных; (Бесов вобще рисуют безобразных). Но я не так всегда воображал Врага святых и чистых побуждений. Мой юный ум, бывало, возмущал Могучий образ. Меж иных видений, Как царь, немой и гордый, он сиял Такой волшебно сладкой красотою, Что было страшно... и душа тоскою Сжималася -- и этот дикий бред Преследовал мой разум много лет... Но я, расставшись с прочими мечтами, И от него отделался -- стихами. Оружие отличное -- врагам Кидаете в лицо вы эпиграммой... Вам насолить захочется ль друзьям? Пустите в них поэмой или драмой! Но полно, к делу. Я сказал уж вам, Что в спальне той таился хитрый демон. Невинным сном был тронут не совсем он. Не мудрено-кипела в нем не кровь, И понимал иначе он любовь; И речь его коварных искушений Была полна -- ведь он недаром гений. "Не знаешь ты, кто я, но уж давно Читаю я в душе твоей, незримо, Неслышно; говорю с тобою -- но Слова мои как тень проходят мимо 73 Ребяческого сердца -- и оно Дивится им спокойно и в молчанье. Пускай. Зачем тебе мое названье? Ты с ужасом отвергнула б мою Безумную любовь -- но я люблю По-своему... терпеть и ждать могу я, Не надо мне ни ласк, ни поцелуя. Когда ты спишь, о ангел мой земной, И шибко бьется девственною кровью Младая грудь под грезою ночной, Знай, это я, склонившись к изголовью, Любуюся -- и говорю с тобой. И в тишине, наставник твой случайный, Чудесные рассказываю тайны... А много было взору моему Доступно и понятно, потому Что узами земными я не связан, И вечностью и знанием наказан... Тому назад еще немного лет Я пролетал над сонною столицей. Кидала ночь свой странный полусвет, Румяный запад с новою денницей На севере сливались, как привет Свидания с молением разлуки; Над городом таинственные звуки, Как грешных снов нескромные слова, Неясно раздавались -- и Нева, Меж кораблей сверкая на просторе, Журча, с волной их уносила в море. Задумчиво столбы дворцов немых По берегам тесннлися как тени, И в пене вод гранитных крылец их 74 Купалися широкие ступени; Минувших лет событий роковых Волна следы смывала роковые; И улыбались звезды голубые, Глядя с высот на гордый прах земли, Как будто мир достоин их любви, Как будто им земля небес дороже... И я тогда -- я улыбнулся тоже. И я кругом глубокий кинул взгляд И увидал с невольною отрадой Преступный сон под сению палат, Корыстный труд пред тощею лампадой, И страшных тайн везде печальный ряд; Я стал ловить блуждающие звуки, Веселый смех-и крик последней муки: То ликовал иль мучился порок! В молитвах я подслушивал упрек, В бреду любви -- бесстыдное желанье! Везде обман, безумство иль страданье. Но близ Невы один старинный дом Казался полн священной тишиною; Все важностью наследственною в нем И роскошью дышало вековою; Украшен был он княжеским гербом; Из мрамора волнистого колонны Кругом теснились чинно, и балконы Чугунные воздушною семьей Меж них гордились дивною резьбой; И окон ряд, всегда прозрачно-темных, Манил, пугая, взор очей нескромных. Пора была, боярская пора! Теснилась знать в роскошные покои -- Былая знать минувшего двора, 75 Забытых дел померкшие герои! Музыкой тут гремели вечера, В Неве дробился блеск высоких окон; Напудренный мелькал и вился локон, И часто ножка с красным каблучком Давала знак условный под столом; И старики в звездах и бриллиантах Судили резко о тогдашних франтах... 15 Тот век прошел, и люди те прошли; Сменили их другие; род старинный Перевелся; в готической пыли Портреты гордых бар, краса гостиной, Забытые, тускнели; поросли Дворы травой, и блеск сменив бывалый, Сырая мгла и сумрак длинной залой Спокойно завладели... тихий дом Казался пуст; но жил хозяин в нем, Старик худой и с виду величавый, Озлобленный на новый век и нравы; Он ростом был двенадцати вершков, С домашними был строг неумолимо, Всегда молчал; ходил до двух часов, Обедал, спал... да иногда, томимый Бессонницей, собранье острых слов Перебирал или читал Вольтера; Как быть? Сильна к преданьям в людях вера Имел он дочь четырнадцати лет, Но с ней видался редко; за обед Она являлась в фартучке, с мадамой; Сидела чинно и держалась прямо. Всегда одна, запугана отцом И англичанки строгостью небрежной, Она росла, -- как ландыш за стеклом 76 Или скорей как бледный цвет подснежный. Она была стройна, но с каждым днем С ее лица сбегали жизни краски, Задумчивей большие стали глазки; Покинув книжку скучную, она Охотнее садилась у окна, И вдалеке мечты ее блуждали, Пока ее играть не посылали. 18 Тогда она сходила в длинный зал, По бегать в нем ей как-то страшно было; И как-то странно детский шаг звучал Между колонн. Разрытою могилой Над юной жизнью воздух там дышал. И в зеркалах являлися предметы Длиннее и бесцветнее, одеты Какой-то мертвой дымкою; и вдруг Неясный шорох слышался вокруг: То загремит, то снова тише, тише (То были тени предков-или мыши). 19 И что ж? -- она привыкла толковать По-своему развалин говор странный, И стала мысль горячая летать Над бледною головкой и туманный, Воздушный рой видений навевать. Я с ней не разлучался. Детский лепет Подслушивать, невинной груди трепет Следить, ее дыханием с немой, Мучительной и жадною тоской Как жизнью упиваться... это было Смешно! -- но мне так ново и так мило! 20 Влюбился я. И точно хороша Была не в шутку маленькая Нина. Нет, никогда свинец карандаша Рафаэля иль кисти Перуджина 77 Не начертали, пламенем дыша, Подобный профиль... все ее движенья Особого казались выраженья Исполнены -- но с самых детских дней Ее глаза не изменяли ей, Тая равно надежду, радость, горе, И было темно в них, как в синем море. 21 Я понял, что душа ее была Из тех, которым рано все понятно. Для мук и счастья, для добра и зла В них пищи много -- только невозвратно Они идут, куда их повела Случайность, без раскаянья, упреков И жалобы -- им в жизни нет уроков: Их чувствам повторяться не дано... Такие души я любил давно Отыскивать по свету на свободе: Я сам ведь был немножко в этом роде. 22 Ее смущали странные мечты; Порой она среди пустого зала Сиянье, роскошь, музыку, цветы, Толпу гостей и шум воображала; Кипела кровь от душной тесноты, На платьице чудесные узоры Виднелись ей -- и вот гремели шпоры, К ней кавалер незримый подходил И в мнимый вальс с собою уносил. И вот она кружилась в вихре бала И, утомясь, на кресла упадала... 23 И тут она, склонив лукавый взор И выставив едва приметно ножку, Двусмысленный и темный разговор С ним завести старалась понемножку; Сначала был он весел и остер, А иногда и чересчур небрежен; Ко под конец зато как мил и нежен... Что делать ей? -- притворно строгий взгляд Его как гром отталкивал назад... А сердце билось в ней так шибко, шибко, И по устам змеилася улыбка. 24 Пред зеркалом, бывало, целый час То волосы пригладит, то красивый Цветок пришпилит к ним; движенью глаз, Головке наклоненной вид ленивый Придав, стоит... и учится; не раз Хотелось мне совет ей дать лукавый, По ум ее, и сметливый и здравый, Отгадывал все мигом сам собой; Так годы шли безмолвной чередой; И вот настал тот возраст, о котором Так полны ваши книги всяким вздором. 25 То был великий день: семнадцать лет! Все, что досель таилось за решеткой, Теперь надменно явится на свет! Старик отец послал за старой теткой, И съехались родные на совет; Их затруднил удачный выбор бала: Что, будет двор иль нет? Иных пугала Застенчивость дикарки молодой, Но очень тонко замечал другой, Что это вид ей даст оригинальный; Потом наряд осматривали бальный. 26 Но вот настал и вечер роковой. Она с утра была как в лихорадке; Поплакала немножко, золотой Браслет сломала, в суетах перчатки Разорвала... со страхом и тоской Она в карету села и дорогой Была полна мучительной тревогой И, выходя, споткнулась на крыльце... И с бледностью печальной на лице Вступила в залу... Странный шепот встретил Ее явленье -- свет ее заметил. Кипел, сиял уж в полном блеске бал; Тут было все, что называют светом; Не я ему названье это дал; Хоть смысл глубокий есть в названье этом; Моих друзей я тут бы не узнал; Улыбки, лица лгали так искусно, Что даже мне чуть-чуть не стало грустно; Прислушаться хотел я -- но едва Ловил мой слух летучие слова, Отрывки безыменных чуств и мнений -- Эпиграфы неведомых творении!.." ЧЕРКЕСЫ Подобно племени Батыя, Изменит прадедам Кавказ: Забудет брани вещий глас, Оставит стрелы боевые... .. И к тем скалам, где крылись вы, Подъедет путник без боязни, И возвестят о вашей казни Преданья темные молвы!.. А. Пушкин. Уж в горах солнце исчезает, В долинах всюду мертвый сон, Заря, блистая, угасает, Вдали гудит протяжный звон, Покрыто мглой туманно поле, Зарница блещет в небесах, В долинах стад не видно боле, Лишь серны скачут на холмах. И серый волк бежит чрез горы; Его свирепо блещут взоры. В тени развесистых дубов Влезает он в свою берлогу. За ним бежит через дорогу С ружьем охотник, пара псов На сворах рвутся с нетерпенья; Все тихо; и в глуши лесов 115 Не слышно жалобного пенья Пустынной иволги; лишь там Весенний ветерок играет, Перелетая по кустам; В глуши кукушка занывает; И на дупле как тень сидит Полночный ворон и кричит. Меж диких скал крутит, сверкает Подале Терек за горой; Высокий берег подмывает, Крутяся, пеною седой. ii Одето небо черной мглою, В тумане месяц чуть блестит; Лишь на сухих скалах травою Полночный ветер шевелит. На холмах маяки блистают; Там стражи русские стоят; Их копья острые блестят; Друг друга громко окликают: "Не спи, казак, во тьме ночной; Чеченцы ходят за рекой!" Но вот они стрелу пускают, Взвилась! -- и падает казак С окровавленного кургана; В очах его смертельный мрак: Ему не зреть родного Дона, Ни милых сердцу, ни семью: Он жизнь окончил здесь свою. ш В густом лесу видна поляна, Чуть освещенная луной, Мелькают, будто из тумана, Огни на крепости большой. Вдруг слышен шорох за кустами, Въезжают несколько людей; Обкинув все кругом очами, 116 Они слезают с лошадей. На каждом шашка, за плечами Ружье заряжено висит, Два пистолета, борзы кони; По бурке на седле лежит. Огонь черкесы зажигают, И все садятся тут кругом; Привязанные к деревам В лесу кони траву щипают, Клубится дым, огонь трещит, Кругом поляна вся блестит. IT Один черкес одет в кольчугу, Из серебра его наряд, Уздени вкруг него сидят; Другие ж все лежат по лугу. Иные чистят шашки остры Иль навостряют стрелы быстры. Кругом все тихо, все молчит. Восстал вдруг князь и говорит: "Черкесы, мой народ военный, Готовы будьте всякий час, На жертву смерти -- смерти славной Не всяк достоин здесь из вас. Взгляните: в крепости высокой В цепях, в тюрьме, мой брат сидит, В печали, в скорби, одинокой, Его спасу иль мне не жить. Вчера я спал под хладной мглой И вдруг увидел будто брата, Что он стоял передо мной -- И мне сказал: "Минуты трата, И я погиб, -- спаси меня"; Но призрак легкий вдруг сокрылся; С сырой земли поднялся я; Его спасти я устремился; 117 И вот ищу и ночь и день; И призрак легкий не являлся С тех пор, как брата бледна тень Меня звала, и я старался Его избавить от оков; И я на смерть всегда готов! Теперь, клянуся Магометом, Клянусь, клянуся целым светом!.. Настал неизбежимый час, Для русских смерть или мученье Иль мне взглянуть в последний раз На ярко солнце восхожденье". У молкнул князь. И все трикратно Повторили его слова: "Погибнуть русским невозвратно Иль с тела свалится глава". Восток, алея, пламенеет, И день заботливый светлеет. Уже в селах кричит петух; Уж месяц в облаке потух. Денница, тихо поднимаясь, Златит холмы и тихий бор; И юный луч, со тьмой сражаясь, Вдруг показался из-за гор. Колосья в поле под серпами Ложатся желтыми рядами. Все утром дышит; ветерок Играет в Тереке на волнах, Вздымает зыблемый песок. Свод неба синий тих и чист; Прохлада с речки повевает, Прелестный запах юный лист С весенней свежестью сливает. Везде, кругом сгустился лес, Повсюду тихое молчанье; Струей, сквозь темный свод древес П Прокравшись, дневное сиянье Верхи и корни золотит. 118 Лишь ветра тихим дуновеньем Сорван листок летит, блестит, Смущая тишину паденьем. Но вот, приметя свет дневной, Черкесы на коней садятся, Быстрее стрел по лесу мчатся, Как пчел неутомимый рой, Сокрылися в тени густой. О, если б ты, прекрасный день, Гнал так же горесть, страх, смятенья, Как гонишь ты ночную тень И снов обманчивых виденья! Заутрень в граде дальний звон По роще ветром разнесен; И на горе стоит высокой Прекрасный град, там слышен громкий Стук барабанов, и войска, Закинув ружья на плеча, Стоят на площади. И в параде Народ весь в праздничном наряде Идет из церкви. Стук карет, Колясок, дрожек раздается; На небе стая галок вьется; Всяк в дом свой завтракать идет; Там --тихо ставни растворяют; Там по улице гуляют Иль идут войско посмотреть В большую крепость. Но чернеть Уж стали тучи за горами, И только яркими лучами Блистало солнце с высоты; И ветр бежал через кусты. тш Уж войско хочет расходиться , В большую крепость на горе; Но топот слышен в тишине. 119 Вдали густая пыль клубится. И видят, кто-то на коне С оглядкой боязливой мчится. Но вот он здесь уж, вот слезает; К начальнику он подбегает И говорит: "Погибель нам! Вели готовиться войскам; Черкесы мчатся за горами, Нас было двое, и за нами Они пустились на конях. Меня объял внезапный страх; Насилу я от них умчался; Да конь хорош, а то б попался". IX Начальник всем полкам велел Сбираться к бою, зазвенел Набатный колокол; толпятся, Мятутся, строятся, делятся; Вороты крепости сперлись. Иные вихрем понеслись Остановить черкесску силу Иль с славою вкусить могилу. И видно зарево кругом; Черкесы поле покрывают, Ряды, как львы, перебегают; Со звоном сшибся меч с мечом; И разом храброго не стало. Ядро во мраке прожужжало, И целый ряд бесстрашных пал; Но все смешались в дыме черном. Здесь бурный конь с копьем вонзенным, Вскочивши на дыбы, заржал, Сквозь русские ряды несется, Упал на землю, сильно рвется, Покрывши всадника собой, Повсюду слышен стон и вой. 120 Пушек гром везде грохочет; А здесь изрубленный герой Воззвать к дружине верной хочет; И голос замер на устах. Другой бежит на поле ратном; Бежит, глотая пыль и прах; Трикрат сверкнул мечом булатным, И в воздухе недвижим меч; Звеня, падет кольчуга с плеч; Копье рамена прободает, И хлещет кровь из них рекой. Несчастный раны зажимает Холодной, трепетной рукой. Еще ружье свое он ищет; Повсюду стук, и пули свищут; Повсюду, слышен пушек вой; Повсюду смерть и ужас мещет В горах, и в долах, и в лесах; Во граде жители трепещут; И гул несется в небесах. Иный черкеса поражает; Бесплодно меч его сверкает. Махнул еще; его рука, Подъята вверх, окостенела. Бежать хотел. Его нога Дрожит недвижима, замлела; Встает и пал. Но вот несется На лошади черкес лихой Сквозь ряд штыков; он сильно рвется И держит меч над головой; Он с казаком вступает в бой; Их сабли остры ярко блещут; Уж лук звенит, стрела трепещет; Удар несется роковой. Стрела блестит, свистит, мелькает И вмиг казака убивает. Но вдруг, толпою окружен, Копьями острыми пронзен, Князь сам от раны издыхает; 121 Падет с коня -- и все бегут И бранно поле оставляют. Лишь ядры русские ревут Над их, ужасно, головой. Помалу тихнет шумный бои. Лишь под горами пыль клубится. Черкесы побежденны мчатся, Преследоваемы толпой Сынов неустрашимых Дона, Которых Рейн, Лоар и Рона Видали на своих брегах, Несут за ними смерть и страх. XI Утихло все: лишь изредка Услышишь выстрел за горою; Редко видно казака, Несущегося прямо к бою, И в стане русском уж покой. Спасен и град,, и над рекой Маяк блестит, и сторож бродит, В окружность быстрым оком смотрит И на плече ружье несет. Лишь только слышно: "Кто идет", Лишь громко "слушай" раздается; Лишь только редко пронесется Лихой казак чрез русский стан. Лишь редко крикнет черный вран Голодный, трупы пожирая; Лишь изредка мелькнет, блистая, Огонь в палатке у солдат. И редко чуть блеснет булат, Заржавый от крови в сраженье, Иль крикнет вдруг в уединенье Близ стана русский часовой; Везде господствует покой. ПРЕСТУПНИК Повесть "Скажи нам, атаман честной, Как жил ты в стороне родной, Чай, прежний жар в тебе и ныне Не остывает от годов. Здесь под дубочком ты в пустыне Потешишь добрых молодцов!" "Отец мой, век свой доживая, Был на второй жене женат; Она красотка молодая, Он был и знатен и богат... Перетерпевши лет удары, Когда захочет сокол старый Подругу молодую взять, Так он не думает, не чует, Что после будет проклинать. Он все голубит, все милует; К нему ласкается она, Его хранит в минуту сна. Но вдруг увидела другого, Не старого, а молодого. Лишь первая приходит ночь, Она без всякого зазренья 154 Клевком лишит супруга зренья И от гнезда уж мчится прочь! Пиры, веселья забывая, И златострунное вино, И дом, где, чашу наполняя, Палило кровь мою оно, Как часто я чело покоил В коленах мачехи моей И с нею вместе козни строил Против отца, среди ночей. Ее пронзительных лобзаний Огонь впивал я в грудь свою. Я помню ночь страстей, желаний, Мольбы, угроз и заклинаний, По слезы злобы только лью!.. Бог весть: меня она любила, Иль это был притворный жар? И мысль печально утаила, Чтобы верней свершить удар? Иль мнила, что она любима, Порочной страстию дыша? Кто знает: женская душа, Как океан, неисследима!.. И дни летели. Час настал! Уж греховодник в дни младые, Я, как пред казнию, дрожал. Гремят проклятья роковые. Я принужден, как некий тать, Из дому отчего бежать. О, сколько мук! потеря чести! Любовь, и стыд, и нищета! Вражда непримиримой мести И гнев отца!.. за ворота Бежал <^я> сирый, одинокий, И, обратившись, бросил взор С проклятием на дом высокий, На тот пустой, унылый двор, На пруд заглохший, сад широкий!. 155 В безумье мрачном и немом Желал, чтоб сжег небесный гром И стол,-- за коим я с друзьями Пил чашу радости и нег, И речки безыменной брег, Всегда покрытый табунами, Где принял он удар свинца, И возвышенные стремнины, И те коварные седины Неумолимого отца; И очи, очи неземные, И грудь, и плечи молодые., И сладость тайную отрад, И уст неизлечимый яд; И ту зеленую аллею, Где я в лобзаньях утопал; И ложе то, где я... и с нею, И с этой мачехой лежал!.. В лесах, изгнанник своевольный, Двумя жидами принят я: Один властями недовольный, Купец, обманщик и судья; Другой служитель Аарона, Ревнитель древнего закона; Алмазы прежде продавал, Как я, изгнанник, беден стал. Как я, искал по миру счастья, Бродяга пасмурный, скупой На деньги, на удар лихой, На поцелуи сладострастья. Но скрытен, недоверчив, глух Для всяких просьб, как адский дух!.. Придет ли ночи мрак печальный, Идем к дороге столбовой; Там из страны проезжий дальный Летит на тройке почтовой. Раздастся выстрел. С быстротой Свинец промчался непомерной. Удар губительный и верный!.. 156 С обезображенным лицом Упал ямщик! Помчались кони!.. И редко лишь удар погони Их не застигнет за леском. Раз -- подозрительна, бледна, Катилась на небе луна. Вблизи дороги, перед нами, Лежал застреленный прошлец; О, как ужасен был мертвец, С окровавленными глазами! Смотрю... лицо знакомо мне -- Кого ж при трепетной луне Я узнаю?.. Великий боже! Я узнаю его... кого же? Кто сей погубленный прошлец? Кому же роется могила? На чьих сединах кровь застыла? О!.. други!.. Это мой отец!.. Я ослабел, упал на землю; Когда ж потом очнулся, внемлю: Стучат... Жидовский разговор. Гляжу: сырой еще бугор, Над ним лежит топор с лопатой, И конь привязан под дубком, И два жида считают злато Перед разложенным костром!.. Промчались дни. На дно речное Один товарищ мой нырнул. С тех пор, как этот утонул, Пошло житье-бытье плохое: Приему не было в корчмах, Жить было негде. Отовсюду Гоняли наглого Иуду. В далеких дебрях и лесах Мы укрывалися. Без страха Не мог я спать, мечтались мне: 157 Остроги, пытки в черном сне, То петля гладная, то плаха!.. Исчезли средства прокормленья, Одно осталось: зажигать Дома господские, селенья И в суматохе пировать. В заре снедающих пожаров И дом родимый запылал; Я весь горел и трепетал, Как в шуме громовых ударов! Вдруг вижу, раздраженный жид Младую женщину тащит. Ее ланиты обгорели И шелк каштановых волос; И очи полны, полны слез На похитителя смотрели. Я не слыхал его угроз, Я не слыхал ее молений; И уж в груди ее торчал -- Кинжал, друзья мои, кинжал!.. Увы! дрожат ее колени, Она бледнее стала тени, И перси кровью облились, И недосказанные пени С уст посинелых пронеслись. Пришло Иуде наказанье: Он в ту же самую весну Повешен мною на сосну, На пищу вранам. Состраданья Последний год меня лишил. Когда ж я снова посетил Родные, мрачные стремнины, Леса, и речки, и долины, Столь крепко ведомые мне, То я увидел на сосне: Висит скелет полуистлевший, Из глаз посыпался песок, И коршун, тут же отлетевший, Тащил руки его кусок... 158 Бегут года, умчалась младость -- Остыли чувства, сердца радость Прошла. Молчит в груди моей Порыв болезненных страстей. Одни холодные остатки: Несчастной жизни отпечатки, Любовь к свободе золотой, Мне сохранил мой жребий чудный. Старик преступный, безрассудный, Я всем далек, я всем чужой. Но жар подавленный очнется, Когда за волюшку мою В кругу удалых приведется, Что чашу полную налью, Поминки юности забвенной Прославлю я и шум крамол; И нож мой, нож окровавленный Воткну, смеясь, в дубовый стол!.." ДВЕ НЕВОЛЬНИЦЫ Beware, my Lord, of jealousy "Othello". W. Shakespeare ' "Люблю тебя, моя Заира! Гречанка нежная моя! У ног твоих богатства мира И правоверная земля. Когда глазами голубыми Ты водишь медленно кругом, Я молча следую за ними, Как раб с мечтами неземными За неземным своим вождем. Пусть пляшет бойкая Гюльнара, Пускай под белою рукой Звенит испанская гитара: О, не завидуй, ангел мой! Все песни пламенной Гюльнары, Все звуки трепетной гитары, Всех роз восточных аромат, Топазы, жемчуг и рубины Избави, боже, от ревности. *"Отелло". В. Шекспир '.англ.). 160 Султан Ахмет оставить рад За поцелуя, звук единый И за один твой страстный взгляд!" "Султан! Я в дикой, бедной доле, Но с гордым духом рождена; И в униженье и в неволе Я презирать тебя вольна! Старик, забудь свои желанья: Другой уж пил мои лобзанья -- И первой страсти я верна! Конечно, грозному султану Сопротивляться я не стану; Но знай: ни пыткой, ни мольбой Любви из сердца ледяного Ты не исторгнешь: я готова! Скажи, палач готов ли твой?" Тиха, душиста и светла Настала ночь. Она была Роскошнее, чем ночь эдема. Заснул обширный Цареград, Лишь волны дальные шумят У стен крутых. Окно гарема Отворено, и свет луны, Скользя, мелькает вдоль стены; И блещут стекла расписные Холодным, радужным огнем; И блещут стены парчевые, И блещут кисти золотые, Диваны мягкие кругом. Дыша прохладою ночною, Сложивши ноги под собою, Облокотившись на окно, Сидела смуглая Гюльнара. В молчанье все погружено, Из белых рук ее гитара Упала тихо на диван; И взор чрез шумный океан Летит: туда ль, где в кущах мира 161 Она ловила жизни сон? Где зреет персик и лимон На берегу Гвадалкивнра? Нет! Он боязненно склонен К подножью стен, где пена дремлет! Едва дыша, испанка внемлет, И светит ей в лицо луна: Не оттого ль она бледна? Чу! томный крик... волной плеснуло... И на кристалле той волны Заколебалась тень стены... И что-то белое мелькнуло -- И скрылось! Снова тишина. Гюльнары нет уж у окна; С улыбкой гордости ревнивой Она гитару вновь берет И песнь Испании счастливой С какой-то дикостью поет; И часто, часто слово "мщенье" Звучит за томною струной, И злобной радости волненье Во взорах девы молодой! ПОСЛЕДНИЙ СЫН ВОЛЬНОСТИ (Повесть) Посвящается (Н. С. Шеншину) Бывало, для забавы я писал, Тревожимый младенческой мечтой; Бывало, я любовию страдал, И, с бурною пылающей душой, Я в ветреных стихах изображал Таинственных видений милый рой. Но дни надежд ко мне не придут вновь, Но изменила первая любовь!.. И я один, один был брошен в свет, Искал друзей -- и не нашел людей; Но ты явился: нежный твой привет Завязку снял с обманутых очей. Прими ж, товарищ, дружеский обет, Прими же песню родины моей, Хоть эта песнь, быть может, милый друг, Оборванной струны последний звук!.. 178 When shall such hero live again? "The Oiaour." В^гиа1. Приходит осень, золотит Венцы дубов. Трава полей От продолжительных дождей К земле прижалась; и бежит Ловец напрасно по холмам: Ему не встретить зверя там. А если даже он найдет, То ветер стрелы разнесет. На льдинах ветер тот рожден, Порывисто качает он Сухой шиповник на брегах Ильменя. В сизых облаках Станицы белых журавлей Летят на юг до лучших дней; И чайки озера кричат Им вслед и вьются над водой, И звезды ночью не блестят, Одетые сырою мглой. Приходит осень! уж стада Бегут в гостеприимну сень; Краснея, догорает день В тумане. Пусть он никогда Не озарит лучом своим Густой новогородский дым, Пусть не надуется вовек Дыханьем --теплым ветерка Летучий парус рыбака Над волнами славянских рек! Увы! пред властию чужой Склонилась гордая страна, И песня вольности святой (Какая б ни была она) Уже забвенью предана. Свершилось! дерзостный варяг * Когда такой героя родится снова? "Гяур". Ба-щюн. (аке^г.). 12* 179 Богов славянских победил; Один неосторожный шаг Свободный край поработил! Но есть поныне горсть людей, В дичи лесов, в дичи степей; Они, увидев падший гром, Не перестали помышлять В изгнанье дальнем и глухом, Как вольность пробудить опять; Отчизны верные сыны Еще надеждою полны: Так, меж грядами темных туч, Сквозь слезы бури, солнца луч Увеселяет утром взор И золотит туманы гор. На небо дым валит столбом! Откуда он? Там, где шумит Поток сердитый, над холмом, Треща, большой огонь горит, Пестреет частый лес кругом. На волчьих кожах, без щитов, Сидят недвижно у огня, Молчанье мрачное храня, Как тени грусти семь бойцов: Шесть юношей -- один старик. Они славяне! -- бранный клик Своих дружин им не слыхать, И долго, долго не видать Им милых ближних... но они Простились с озером родным, Чтоб не промчалися их дни Под самовластием чужим, Чтоб не склоняться вечно в прах, Чтоб тени предков, из земли Восстав, с упреком на устах, Тревожить сон их не пришли!.. О! если б только Чернобог Удару мщения помог!.. Неравная была борьба... И вот война! и вот судьба!.. 180 "Зачем я меч свой вынимал, И душу веселила кровь? -- Один из юношей сказал. -- Победы мы не встретим вновь, И наши имена покрыть Должно забвенье, может быть; И несвершенный подвиг наш Изгладится в умах людей: Так недостроенный шалаш Разносит буйный вихрь степей!" "О! горе нам, -- сказал другой, -- Велик, ужасен гнев богов! Но пусть и на главу врагов Спадет он гибельной звездой, Пусть в битве страх обымет их, Пускай падут от стрел своих!" Так говорили меж собой Изгнанники. Вот встал один... С руками, сжатыми крестом, И с бледным пасмурным челом На мглу волнистую долин Он посмотрел, и, наконец, Так молвил старику боец: "Подобно ласке женских рук, Смягчает горе песни звук. Так спой же, добрый Ингелот, О чем-нибудь! о чем-нибудь Ты спой, чтоб облегчилась грудь, Которую тоска гнетет. Пой для других! моя же месть Их детской жалобы .сильней: Что было, будет и что есть, Все упадает перед ней!" "Вадим! -- старик ему в ответ, -- Зачем не для тебя?.. иль нет! Не надо! что ты вверил мне, Уснет в сердечной глубине! Другую песню я спою: Садись и слушай песнь мою!" 181 И в белых кудрях старика Играли крылья ветерка, И вдохновенный взор блеснул, И песня громко раздалась. Прерывисто она неслась, Как битвы отдаленный гул. Поток, вблизи холма катясь, Срывая мох с камней и пней, Согласовал свой ропот с ней, И даже призраки бойцов, Склонясь из дымных облаков, Внимали с высоты порой Сей песни дикой и простой? ПЕСНЬ ИИГЕЛОТД Собралися люди мудрые Вкруг постели Гостомысловой. Смерть над ним летает коршуном! Но махнувши слабою рукой, Говорит он речь друзьям своим: "Ах, вы люди новгородские! Между вас змея-раздор шипит. Призовите князя чуждого, Чтоб владел он краем родины!" Так сказал и умер Гостомысл. Кривичи, славяне, весь и чудь Шлют послов за море синее, Чтобы звать князей варяжских стран. "Край наш славен -- но порядка нет!" Говорят послы князьям чужим. 182 Рурик, Трувор и Синав клялись: Не вести дружины за собой; Но с зарей блеснуло множество Острых копий, белых парусов Сквозь синеющий туман морской!.. Обманулись вы, сыны славян! Чей белеет стан под городом? Завтра, завтра дерзостный варяг Будет князем Новагорода, Завтра будете рабами вы!.. Тридцать юношей сбираются, Месть в душе, в глазах отчаянье. Ночи мгла спустилась на холмы, Полный месяц встал, и юноши В спящий стан врагов являются! На щиты склонясь, варяги спят, Луч луны играет по кудрям. Вот струею потекла их кровь, Гибнет враг -- но что за громкий звук? Чье копье ударилось о щит? И вскочили пробужденные, Злоба в крике и движениях! Долго защищались юноши. Много пало... только шесть осталось.. Мир костям убитых в поле том! Княжит Рурик в Новегороде, В диких дебрях бродят юноши; 183 С ними есть один старик седой Он поет о родине святой, Он поет о милой вольности! "Ужель мы только будем петь Иль с безнадежием немым На стыд отечества глядеть, Друзья мои? -- спросил Вадим. -- Клянусь, великий Чернобог, И в первый и в последний раз: Не буду у варяжских ног. Иль он, иль я: один из нас Падет! в пример другим падет!.. Молва об нем из рода в род Пускай передает рассказ; Но до конца вражда!" -- Сказал, И на колена он упал, И руки сжал, и поднял взор. И страшно взгляд его блестел, И темно-красный метеор Из тучи в тучу пролетел! И встали и пошли они Пустынной узкою тропой. Курился долго дым густой На том холме, и долго пни Трещали в медленном огне, Маня беспечных пастухов, Пугая кроликов и сов И ласточек на вышине!.. Скользнув между вечерних туч, На море лег кровавый луч; И солнце пламенным щитом Нисходит в свой подводный дом. Одни варяжские струи, . Поднявши головы свои, Любуясь на его закат, Теснятся, шепчут и шумят; И серна на крутой скале, 184 Чернея в отдаленной мгле, Как дух недвижима, глядит Туда, где небосклон горит. Сегодня с этих берегов В ладью ступило семь бойцов: Один старик, шесть молодых! Вадим отважный был меж них. И белый парус понесло Порывом ветра, и весло Ударилось о синий вал. И в той ладье Вадим стоял Между изгнанников-друзей, Подобный призраку морей! Что думал он, о чем грустил, Он даже старцу не открыл. В прощальном, мутном взоре том Изобразилось то, о чем Пересказать почти нельзя. Так удалялася ладья, Оставя пены белый след; Все мрачен в ней стоял Вадим; Воспоминаньем прежних лет, Быть может, витязь был томим... В какой далекий край они Отправились, чего искать? Кто может .это рассказать? Их нет. Бегут толпою дни!.. На вышине скалы крутой Растет порой цветок младой: Ив сердце грозного бойца Любви есть место. До конца Он верен чувству одному, Как верен слову своему. Вадим любил. Кто не любил? Кто, вечно следуя уму, Врожденный голос заглушил? Как моря вид, как вид степей, Любовь дика в стране моей... 185 Прекрасна Леда, как звезда На небе утреннем. Она Свежа, как южная весна, И, как пустынный цвет, горда. Как песня юности, жива, Как птица вольности, резва, Как вспоминание детей, Мила и грустию своей Младая Леда. И Вадим Любил. Но был ли он любим?.. Нет! равнодушный Леды взор Презренья холод оковал: Отвергнут витязь; но с тех пор Он все любил, он все страдал. До униженья, до мольбы Он не хотел себя склонить; Мог презирать удар судьбы И мог об нем не говорить. Желал он на другой предмет Излить огонь страстей своих; Но память, слезы многих лет!.. Кто устоит противу них? И рана, легкая сперва, Была все глубже день со днем, И утешения слова Встречал он с пасмурным челом. Свобода, мщенье и любовь -- Все вдруг в нем волновало кровь; Старался часто Ингелот Тревожить пыл его страстей И полагал, что в них найдет Он пользу родины своей. Я не виню тебя, старик! Ты славянин: суров и дик, Но и под этой пеленой Ты воспитал огонь святой!.. Когда на челноке Вадим Помчался по волнам морским, То показал во взоре он Души глубокую тоску, Но ни один прощальный стон 186 Он не поверил ветерку, И ни единая слеза Не отуманила глаза. И он покинул край родной, Где игры детства, как могли, Ему веселье принесли И где лукавою толпой Его надежды обошли, И в мире может только месть Опять назад его привесть. Зима сребристой пеленой Одела горы и луга. Князь Рурик с силой боевой Пошел недавно на врага. Глубоки ранние снега; На сучьях яней. Звучный лед Сковал поверхность гладких вод. Стадами волки по ночам Подходят к тихим деревням: Трещит мороз. Шумит метель: Вершиною качает ель. С полнеба день на степь глядит И за туман уйти спешит, И путник посреди полей Неверный тщетно ищет путь; Ему не зреть своих друзей, Ему холодным сном заснуть, И должен сгнить в чужих снегах Его непогребенный прах!.. Откуда зарево блестит? Не град враждебный ли горит? Тот город Руриком зажжен. Но скоро ль возвратится он С богатой данью? скоро ль меч Князь вложит в мирные ножны? И не пора ль ему пресечь Зловещий, буйный клик войны? 187 Ночь. Темен зимний небосклон. В Новгороде глубокий сон, И все объято тишиной; Лишь лай домашних псов порой Набегом ветра принесен. И только в хижине одной Лучина поздняя горит; И Леда перед ней сидит Одна; немолчное давно Прядет, гудет веретено В ее руке. Старуха мать Над снегом вышла погадать. И, наконец, она вошла: Морщины бледного чела И скорый, хитрый взгляд очей -- Все ужасом дышало в ней. В движенье судорожном рук Видна душевная борьба. Ужель бедой грозит судьба? Ужели ряд жестоких мук Искусством тайным эту ночь В грядущем видела она? Трепещет и не смеет дочь Спросить. Волшебница мрачна, Сама в себя погружена. Пока петух не прокричал, Старухи бред и чудный стон Дремоту Леды прерывал, И краткий сон ей был не в сон!.. И поутру перед окном Приметили широкий круг, И снег был весь истоптан в нем И долго в городе о том Ходил тогда недобрый слух. Шесть раз менялася луна; Давно окончена война. Князь Рурик и его вожди Спокойно ждут, когда весна Свое дыханье и дожди 188 Пошлет на белые снега, Когда печальные луга Покроют пестрые цветы, Когда над озером кусты Позеленеют, и струи Заблещут пеной молодой, И в роще Лады в час ночной Затянут песню соловьи. Тогда опять поднимут меч, И кровь соседей станет течь, И зарево, как метеор, На тучах испугает взор. Надеждою обольщена, Вотще душа славян ждала Возврата вольности: весна Пришла, но вольность не пришла. Их заговоры, их слова Варяг-властитель презирал; Все их законы, все права, Казалось, он пренебрегал. Своей дружиной окружен, Перед народ являлся он; Свои победы исчислял, Лукавой речью убеждал! Рука искусного льстеца Играла глупою толпой; И благородные сердца Томились тайною тоской... И праздник Лады настает: Повсюду радость! как весной Из улья мчится шумный рой, Так в рощу близкую народ Из Новагорода идет. Пришли. Из ветвей и цветов Видны венки на головах, И звучно песни в честь богов Уж раздались на берегах Ильменя синего. Любовь 189 Под тенью липовых ветвей Скрывается от глаз людей. С досадою, нахмуря бровь, На игры юношей глядеть Старик не смеет. Седина Ему не запрещает петь Про Диди-Ладо. Вот луна Явилась, будто шар златой, Над рощей темной и густой; Она была тиха, ясна, Как сердце Леды в этот час... Но отчего в четвертый раз Князь Рурик, к липе прислонен, С нее не сводит светлых глаз? Какою думой занят он? Зачем лишь этот хоровод Его внимание влечет?.. Страшись, невинная душа! Страшися! Пылкий этот взор, Желаньем, страстию дыша, Тебя погубит; и позор Подавит голову твою; Страшись, как гибели своей, Чтобы не молвил он: "Люблю!" Опасен яд его речей. Нет сожаленья у князей: Их ненависть, как их любовь, Бедою вечною грозит; Насытит первую лишь кровь, Вторую лишь девичий стыд. У закоптелого окна Сидит волшебница одна И ждет молоденькую дочь. Но Леды нет. Как быть? Уж ночь; Сияет в облаках луна!.. Толпа проходит за толпой Перед окном. Недвижный взгляд Старухи полон тишиной, И беспокойства не горят 190 На ледяных ее чертах; Но тайны чудной налегло Клеймо на бледное чело, И вид ее вселяет страх. Она с луны не сводит глаз. Бежит за часом скучный час!.. И вот у двери слышен стук, И быстро Леда входит вдруг И падает к ее ногам: Власы катятся по плечам, Испугом взор ее блестит. "Погибла! -- дева говорит, -- Он вырвал у меня любовь; Блаженства не найду я вновь... Проклятье на него! злодей... Наш князь!.. Мои мольбы, мой стон Презрительно отвергнул он! О! ты о мне хоть пожалей, Мать! мать!.. убей меня!.. убей!.." "Закон судьбы несокрушим; Мы все ничтожны перед ним", -- Старуха отвечает ей. И встала бедная, и тих Отчаянный казался взор, И удалилась. И с тех пор Не вылетал из уст младых Печальный ропот иль укор. Всегда с поникшей головой, Стыдом томима и тоской, На. отуманенный Ильмень Смотрела Леда целый день С береговых высоких скал. Никто ее не узнавал: Надеждой не дышала грудь, Улыбки гордой больше нет, На щеки страшно и взглянуть: Бледны, как утра первый свет. Она увяла в цвете лет!.. 191 С жестокой радостью детей Смеются девушки над ней, И мать сердито гонит прочь; Она одна и день и ночь. Так колос на поле пустом, Забыт неопытным жнецом, Стоит под бурей одинок, И буря гнет мой колосок!.. И раз в туманный, серый день Пропала дева. Ночи тень Прошла; еще заря пришла -- Но что ж? заря не привела Домой красавицу мою. Никто не знал во всем краю, Куда сокрылася она; И смерть, как жизнь ее, тедша!.. Жалели юноши об ней, Проклятья тайные неслись К властителю; ах! не нашлись В их душах чувства прежних днеи, Когда за отнятую честь Мечом бойца платила месть. Но на земле еще была Одна рука, чтоб отомстить, И было сердце, где убить Любви чужбина не могла!.. Пока надежды слабый свет Не вовсе тучами одет, Пока невольная слеза Еще пытается глаза Коварной влагой омочить, Пока мы можем позабыть Хоть вполовину, хоть на миг Измены, страсти лет былых, Как мы любили в те года, Как сердце билося тогда, Пока мы можем как-нибудь От страшной цели отвернуть 192 Не вовсе углубленный ум, Как много ядовитых дум Боятся потревожить нас! Но есть неизбежимый час... И поздно или рано он Разрушит жизни сладкий сон, Завесу с прошлого стащит И все в грядущем отравит; Осветит бездну пустоты, И нас (хоть будет тяжело) Презреть заставит нам назло Правдоподобные мечты; И с этих пор иной обман Душевных не излечит ран! Высокий дуб, краса холмов, Перед явлением снегов Роняет лист, но вновь весной Покрыт короной листовой, И, зеленея в жаркий день, Прохладную он стелет тень, И буря вкруг него шумит, Но великана не свалит; Когда же пламень громовой Могучий корень опалит, То листьев свежею толпой Он не оденется вовек... Ему подобен человек!.. Светает -- побелел восход И озарил вершины гор, И стал синеть безмолвный бор. На зеркало недвижных вод Ложится тень от берегов; И над болотом, меж кустов, Огни блудящие спешат Укрыться от дневных огней; И птицы озера шумят Между приютных камышей. Летит в пустыню черный вран, И в чащу кроется теперь 193 С каким-то страхом дикий зверь. Грядой волнистою туман Встает между зубчатых скал, Куда никто не проникал, Где камни темной пеленой Уныло кроет мох сырой!.. Взошла заря -- зачем? зачем? Она одно осветит всем: Она осветит бездну тьмы, Где гибнем невозвратно мы; Потери новые людей Она лукаво озарит, И сердце каждое лишит Всех удовольствий прежних дней, И сожаленья не возьмет, И вспоминанья не убьет!.. Два путника лесной тропой Идут под утреннею мглой К ущелиям славянских гор: Заря их привлекает взор, Играя меж ветвей густых Берез и сосен вековых. Один еще во цвете лет, Другой, старик, и худ и сед. На них одежды чуждых стран. На младшем с стрелами колчан И лук, и ржавчиной покрыт Его шишак, и меч звенит На нем, тяжелых мук бразды И битв давнишние следы Хранит его чело, но взгляд И все движенья говорят, Что не погас огонь святой Под сей кольчугой боевой... Их вид суров, и шаг их скор, И полон грусти разговор: "Прошу тебя, не уменьшай Восторг души моей! Опять Я здесь, опять родимый край 19-1 Сужден изгнанника принять; Опять, как алая заря, Надежда веселит меня; И я увижу милый кров, Где длился пир моих отцов, Где я мечом играть любил, Хоть меч был свыше детских сил. Там вырос я, там защищал Своих богов, свои права, Там за свободу я бы встал, Когда бы не твои слова. Старик! где ж замыслы твои? Ты зрел ли, как легли в крови Сыны свободные славян На берегу далеких стран? Чужой народ нам не помог, Он принял правду за предлог, Гостей врагами почитал. Старик! старик! кто б отгадал, Что прах друзей моих уснет В земле безвестной и чужой, Что под небесной синевой Один Вадим да Ингелот На сердце будут сохранять Старинной вольности любовь, Что им одням лишь увидать Дано свою отчизну вновь?.. Но что ж?.. быть может, наша весть Не извлечет слезы из глаз, Которые увидят нас, Быть может, праведную месть Судьба обманет в третий раз!.." Так юный воин говорил, И влажный взор его бродил- По диким соснам и камням И по туманным небесам. "Пусть так! -- старик ему в ответ, -- Но через много, много лет Все будет славиться Вадим; И грозным именем твоим 13* 195 Народы устрашат князей, Как тенью вольности своей. И скажут: он за милый край, Не размышляя, пролил кровь, Он презрел счастье и любовь... Дивдоь ему -- и подражай!" С улыбкой горькою боец Спешил от старца отвернуть Свои глаза: младую грудь Печаль давила, как свинец; Он вспомнил о любви своей, Невольно сердце потряслось, И все волнение страстей Из бледных уст бы излилось, Когда бы не боялся он, Что вместо речи только стон Молчанье возмутит кругом; И он, поникнувши челом, Шаги приметно ускорял И спутнику не отвечал. Идут -- и видят вдруг курган Сквозь синий утренний туман; Шиповник и репей кругом, И что-то белое на нем Недвижимо в траве лежит. И дикий коршун тут сидит, Как дух лесов, на пне большом -- То отлетит, то подлетит; И вдруг, приметив меж дерев Вдали нежданных пришлецов, Он приподнялся на ногах, Махнул крылом и полетел И, уменьшаясь в облаках, Как лодка на море, чернел!.. На том холме в траве густой Бездушный, хладный труп лежал, Одетый белой пеленой; Пустыни ветр ее срывал, Кудрями длинными играл 196 И даже не боялся дуть На эту девственную грудь, Которая была белей, Была нежней и холодней, : Чем снег зимы. Закрытый взгляд, Жестокой смертию объят, И несравненная рука Уж посинела и жестка... И к мертвой подошел Вадим... Но что за перемена с ним? -- Затрясся, побледнел, упал... И раздался меж ближних скал Какой-то длинный крик иль стон.. Похож был на последний он1 И кто бы крик сей услыхал, Наверно б сам в себе сказал, Что сердца лучшая струна В минуту эту порвана!.. О! если бы одна любовь В душе у витязя жила, То он бы не очнулся вновь; Но месть любовь превозмогла. Он долго на земле лежал И странные слова шептал, И только мог понять старик, Что то родной его язык И, наконец, страдалец встал. "Не все ль я вынес? -- он сказал, О Ингелот! любил ли ты? . Взгляни на бледные черты Умершей Леды... посмотри- Скажи... иль нет! не говори... Свершилось! я на месть иду, Я в мире ничего не жду: Здесь я нашел, здесь погубил Все, что искал, все, что любил!.." И меч спешит он обнажить И начал им могилу рыть. Старик невольно испустил Тяжелый сожаленья вздох ,197 И безнадежному помог. Готов уж смерти тесный дом, И дерн готов, и камень тут; И бедной Леды труп кладут В сырую яму... И потом Ее засыпали землей, И дерн покрыл ее сырой. И камень положен над ним. Без дум, без трепета, без слез Последний долг свершил Вадим, И этот день, как легкий дым, Надежду и любовь унес. Он стал на свете сирота. Душа его была пуста. Он сел на камень гробовой И по челу провел рукой; Но грусть -- ужасный властелин: С чела не сгладил он морщин! Но сердце билося опять -- И он не мог его унять!.. "Девица! мир твоим костям! -- Промолвил тихо Ингелот, -- Одна лишь цель богами нам Дана -- и каждый к ней придет; И жалок и безумец тот, Кто ропщет на закон судьбы: К чему? -- мы все его рабы!" И оба встали и пошли И скрылись в голубой дали!.. Горит на небе ясный день, Бегут златые облака, Синеет быстрая река, И ровен, как стекло, Ильмень. Из Новагорода народ, Тесняся, на берег идет. Там есть возвышенный курган; На нем священный истукан, 198 Изображая бога битв, Белеет издали. Предмет Благодарений и молитв, Стоит он здесь уж много лет; Но лишь недавно князь пред ним Склонен почтением немым. Толпой варягов окружен, На жертву предлагает он Добычу счастливой войны. Песнь раздалася в честь богов; И груды пышные даров На холм святой положены!.. Рассыпались толпы людей; Зажглися пни, и пир шумит, И Рурик весело сидит Между седых своих вождей!.. Но что за крик? откуда он? Кто этот воин молодой? Кто Рурика зовет на бой? Кто для погибели рожден?.. В своем заржавом шишаке Предстал Вадим -- булат в руке, Как змеи, кудри на плечах, Отчаянье и месть в очах. "Варяг! -- сказал он, -- выходи! Свободное в моей груди Трепещет сердце... испытай, Сверши злодейство до конца; Паденье одного бойца Не может погубить мой край: И так уж он у ног чужих, Забыв победы дней былых!.. Новогородцы! обо мне Не плачьте... я родной стране И жизнь и счастие принес... Не требует свобода слез!" И он мечом своим взмахнул -- И меч как молния сверкнул; И речь все души потрясла, 199 Но пробудить их не могла!.. Вскочил надменный буйный князь И мрачно также вынул меч, Известный в буре грозных сеч; Вскочил -- и битва началась. Кипя, с оружием своим, На князя кинулся Вадим; Так над пучиной бурных вод На легкий челн бежит волна -- И сразу лодку разобьет Или сама раздроблена. И долго билися они, И долго ожиданья страх Блестел у зрителей в глазах,-- Но витязя младого дни Уж сочтены на небесах!.. Дружины радостно шумят И бросил князь довольный взгляд: Над непреклонной головой Удар спустился роковой. Вадим на землю тихо пал, Не посмотрел, не простонал. Он пал в крови, и пал один -- Последний вольный славянин! Когда росистой ночи мгла На холмы темные легла, Когда на небе чередой Являлись звезды и луной Сребрилась в озере струя, Через туманные поля Охотник поздний проходил И вот что после говорил, Сидя с женой, между друзей, Перед лачугою своей: "Мне чудилось, что за холмом, Согнувшись, человек стоял, С трудом кого-то поднимал: Власы белели над челом; 200 И, что-то на плеча взвалив, Пошел -- и показалось мне, Что труп чернелся на спине' ' У старика. Поворотив С своей дороги, при луне Я видел: в недалекий лес Спешил с своею ношей он, И, наконец, совсем исчез, Как перед утром лживый сон!.." Над озером видал ли ты, Жилец простой окрестных сел, Скалу огромной высоты, У ног ее зеленый дол? Уныло желтые цветы Да можжевельника кусты, Забыты ветрами, растут В тени сырой. Два камня тут, Увязши в землю, из травы Являют серые главы: Под ними спит последним сном, С своим мечом, с своим щитом, Забыт славянскою страной, Свободы, витязь молодой. A tale of the times of old!.. The deeds of days of other years!. Сказание седых времен!.. Деянья прежних лет и дней!.. (Англ.) КАЛЛЫ * Черкесская повесть 'Т is the clime of the East: 't is the land of the Sun -- Can he smile on such deeds as his children have done? Oh! wild as .the accents of lovers' farewell Are the hearts which they bear, and the tales which they teil. "The Bride of Auydos". Byron '. "Теперь настал урочный час, И тайну я тебе открою. Мои советы -- божий глас; Клянись им следовать душою. Узнай: ты чудом сохранен От рук убийц окровавленных, Чтоб неба оправдать закон *По-черкесски: убийца. (Прим. Лермонтова.) Вот край Востока: вот страна Солнца -- Может ли оно улыбаться деяниям своих детей? О! неистовы, как возгласы любовников при расставании, Сердца у них в груди и их рассказы. *"Абидосская .невеста" Байрон (англ.}. 202 И отомстить за побежденных; И не тебе принадлежат Твои часы, твои мгновенья; Ты на земле орудье мщенья, Палач, -- а жертва Акбулат! Отец твой, мать твоя и брат, От рук злодея погибая, Молили небо об одном: Чтоб хоть одна рука родная За них разведалась с врагом! Старайся быть суров и мрачен, Забудь о жалости пустой; На грозный подвиг ты назначен Законом, клятвой и судьбой. За все минувшие злодейства Из обреченного семейства Ты никого не пощади; Ударил час их истребленья! Возьми ж мои благословенья, Кинжал булатный -- и поди!" -- Так говорил мулла жестокий, И кабардинец черноокий Безмолвно, чистя свой кинжал, Уроку мщения внимал. Он молод сердцем и годами, Но, чуждый страха, он готов Обьщай дедов и отцов Исполнить свято над врагами; Он поклялся -- своей рукой Их погубить во тьме ночной. п Уж день погас. Угрюмо бродит Аджи вкруг сакли... и давно В горах все тихо и темно; Луна как желтое пятно Из тучки в тучку переходит, И ветер свищет и гудет. Как призрак, юноша идет 203 Теперь к заветному порогу: Кинжал из кожаных. ножон Уж вынимает понемногу... И вдруг дыханье слышит он! Аджи не долго рассуждает: Врагу заснувшему он в грудь Кинжал без промаха вонзает И в ней спешит перевернуть. Кому убийцей быть судьбина Велит-тот будь им до конца; Один погиб; но с кровью сына Смешать он должен кровь отца. Пред ним старик: власы седые! Черты открытого лица Спокойны, и усы большие Уста закрыли бахромой! И для молитвы сжаты руки! Зачем ты взор потупил свой, Аджи? Ты мщенья слышишь звуки! Ты слышишь!.. то отец родной! И с ложа вниз, окровавленный, Свалился медленно старик, И стал ужасен бледный лик, Лобзаньем смерти искаженный; Взглянул убийца молодой... И жертвы ищет он другой! Обшарил стены он, чуть дышит, Но не встре<чает> ничего -- И только сердца своего Биенье трепетное слышит. Ужели все погибли? нет! Ведь дочь была у Акбулата! И ждет ее в семнадцать лет Судьба отца и участь брата... И вот луны дрожащий свет Проникнул в саклю, озаряя Два трупа на полу сыром И ложе, где роскошным сном Спала девица молодая. 204 ш Мила, как сонный херувим, Перед убийцею своим Она, раскинувшись небрежно, . Лежала: только сон мятежный, Волнуя девственную грудь, Мешал свободно ей вздохнуть. Однажды, полные томленья, Открылись черные глаза, И, тайный признак упоенья, Блистала ярко в них слеза; Но испугавшись мрака ночи, Мгновенно вновь закрылись очи... Увы! их радость и любовь И слезы не откроют вновь! И он смотрел. И в думах тонет Его душа. Проходит час. Чей это стон? Кто так простонет, И не последний в жизни раз? Кто, услыхав такие звуки, До гроба может их забыть? О, как не трудно различить От крика смерти -- голос муки! IV Сидит мулла среди ковров, Добытых в Персии счастливой; В дыму табачных облаков Кальян свой курит он лениво; Вдруг слышен быстрый шум шагов, В крови, с зловещими очами, Аджи вбегает молодой; В одной руке кинжал, в другой... Зачем он с женскими власами Пришел? И что тебе, мулла, Подарок с женского чела? "О, как верны мои удары! -- Ужасным голосом сказал Аджи, -- смотри! узнал ли, старый?" -- "Ну что же?" -- "Вот что!" -- и кинжал В груди бесчувственной торчал... 205 На вышине горы священной, Вечерним солнцем озаренной, Как одинокий часовой Белеет памятник простой: Какой-то столбик округленный! Чалмы подобие на нем; Шиповник стелется кругом; Оттуда синие пустыни И гребни самых дальних гор -- Свободы вечные твердыни -- Пришельца открывает взор. Забывши мир, и им забытый, Рукою дружеской зарытый, Под этим камнем спит мулла, И вместе с ним его дела. Другого любит без боязни Его любимая жена, И не боится тайной казни От злобной ревности она!.. VI И в это время слух промчался (Гласит преданье), что в горах Безвестный странник показался, Опасный в мире и боях; Как дикий зверь, людей чуждался; И женщин он ласкать не мог! < Хранил он вечное молчанье, Но не затем, чтоб подстрекнуть Толпы болтливое вниманье; И он лишь знает, почему К.аллы ужасное прозванье В горах осталося ему. > (АЗРАИЛ) Речка, кругом широкие долины, курган, на берегу издохший копь лежит близ кургана, и вороны летают над ним. Все дико. А з р а и л (сидит на кургане) Дождуся здесь; мне не жестка Земля кургана. Ветер дует, Серебряный ковыль волнует И быстро гонит облака. Кругом все дико и бесплодно. Издохший конь передо мной Лежит, и коршуны свободно Добычу делят меж собой. Уж хладные белеют кости, И скоро пир кровавый свой Незваные оставят гости. Так точно и в душе моей: Все пусто, лишь одно мученье Грызет ее с давнишних дней И гонит прочь отдохновенье; Но никогда не устает Его отчаянная злоба, И в темной, темной келье гроба Оно вовеки не уснет. Все умирает, все проходит. Гляжу, за веком век уводит 207 Толпы народов и миров И с ними вместе исчезает. Но дух мой гибели не знает; Живу один средь мертвецов, Законом общим позабытый, С своими чувствами в борьбе, С душой, страданьями облитой, Не зная равного себе. Полуземной, полунебесный, Гонимый участью чудесной, Я все мгновенное люблю, Утрата мучит грудь мою. И я бессмертен, и за что же! Чем, чем возможно заслужить Такую пытку? Боже, боже! Хотя бы мог я не любить! Она придет сюда, я обниму Красавицу и грудь к груди прижму, У сердца сердце будет горячей; Уста к устам чем ближе, тем сильной Немая речь любви. Я расскажу Ей все и мир и вечность покажу; Она слезу уронит надо мной, Смягчит творца молитвой молодой, Поймет меня, поймет мои мечты И скажет: "Как велик, как жалок ты". Сей речи звук мне будет жизни звук, И этот час последний долгих мук. Клянусь воспоминание об нем Глубоко в сердце схоронить моем, Хотя бы на меня восстал весь ад. Тот угол, где я спрячу этот клад, Не осквернит ни ропот, ни упрек, Ни месть, ни зависть; пусть свирепый рок Сбирает тучи, пусть моя звезда В тумане вечном тонет навсегда, Я не боюсь; есть сердце у меня, Надменное и полное огня, Есть в нем любви ее святой залог, Последнего ж не отнимает бог. 208 Но слышен звук шагов, она, она. Но для чего печальна и бледна? Венок пестреет над ее челом, Играет солнце медленным лучом На белых персях, на ее кудрях -- Идет. Ужель меня тревожит страх? Дева входит, цветы в руках и на голове, в белом платье, крест на груди у нее. Дева Ветер гудет, Месяц плывет, Девушка плачет, Милый в чужбину скачет. Ни дева, ни ветер Не замолкнут; Месяц погаснет, Милый изменит. Прочь печальная песня. Я опоздала, Азранл. Так ли тебя зовут, мой друг? (Садится рядом.) А з р а и л. Что до названья? Зови меня твоим любезным, пускай твоя любовь заменит мне имя, я никогда не желал бы иметь другого. Зови как хочешь смерть -- уничтожением, гибелью, покоем, тлением, сном, -- она все равно поглотит свои жертвы. Дева. Полно с такими черными мыслями. А з р а и л. Так, моя любовь чиста, как голубь, но она хранится в мрачном месте, которое темнеет с вечностью. Дева. Кто ты? А з р а и л. Изгнанник, существо сильное и побежденное. Зачем ты хочешь знать? Дева. Что с тобою? Ты побледнел приметно, дрожь пробежала по твоим членам, твои веки опустились к земле. Милый, ты становишься страшен. А з р а и л. Не бойся, все опять прошло. Дева. О, я тебя люблю, люблю больше блаженства. Ты помнишь, когда мы встретились, я покраснела; ты прижал меня к себе, мне было так хорошо, так тепло у груди твоей. С тех пор моя душа с твоей одно. Ты несчастлив, вверь мне свою печаль, кто ты? откуда? ангел? демон? А з р а и л. Ни то, ни другое. Дева. Расскажи мне твою повесть; если ты потребуешь слез, у меня они есть; если потребуешь ласки, то я удушу тебя моими; если потребуешь помощи, о возьми все, что я имею, возьми мое сердце и приложи его к язве, терзающей свою душу; моя любовь сожжет этого червя, который гнездится в ней. Расскажи мне твою повесть! А з р а и л. Слушай, не ужасайся, склонись к моему плечу, сбрось эти цветы, твои губы душистее. Пускай эти гвоздики, фиалки унесет ближний поток, как некогда время унесет твою собственную красоту. Как, ужели эта мысль ужасна, ужели в столько столетий люди не могли к ней привыкнуть, ужели никто не может пользоваться всею опытностью предшественников? О люди! Вы жалки, но со всем тем я сменял бы мое вечное существованье на мгновенную искру жизни человеческой, чтобы чувствовать хотя все то же, что теперь чувствую, но иметь надежду когда-нибудь позабыть, что я жил и мыслил. Слушай же мою повесть. Рассказ Азраила Когда еще ряды. светил Земли не знали меж собой, В те годы я уж в мире был, Смотрел очами и душой, Молился, действовал, любил. И не один я сотворен, Нас было много; чудный край Мы населяли, только он, Как ваш давно забытый рай, Был преступленьем осквернен. Я власть великую имел, Летал, как мысль, куда хотел, Мог звезды навещать порой 210 И любоваться их красой Вблизи, не утомляя взор, Как перелетный метеор, Я мог исчезнуть и блеснуть. Везде мне был свободный путь. Я часто ангелов видал И громким песням их внимал, Когда в багряных облаках Они, качаясь на крылах, Все вместе славили творца, И не было хвалам конца. Я им завидовал: они Беспечно проводили дни, Не знали тайных беспокойств, Душевных болей и расстройств, Волнения враждебных дум И горьких слез; их светлый ум Безвестной цели не искал, Любовью грешной не страдал, Не знал пристрастия к вещам, Он весь был отдан небесам. Но я, блуждая много лет, Искал -- чего, быть может, нет: Творенье, сходное со мной Хотя бы мукою одной. И начал громко я роптать, Мое рожденье проклинать И говорил: всесильный бог, Ты знать про будущее мог, Зачем же сотворил меня? Желанье глупое храня, Везде искать мне суждено Призрак, видение одно. Ужели мил тебе мой стон? И если я уж сотворен, Чтобы игрушкою служить, Душой, бессмертной может быть, Зачем меня ты одарил? Зачем я верил и любил? 14* 211 И наказание в ответ Упало на главу мою. О, не скажу какое, нет! Твою беспечность не убью, Не дам понятия о том, Что лишь с возвышенным умом И с непреклонною душой Изведать ведено судьбой. Чем дольше мука тяготит, Тем глубже рана от нее; Обливши смертью бытие, Она опять его живит. И эта жизнь пуста, мрачна, Как. пропасть,' где не знают дна: Глотая все, добро и зло, Не наполняется она. Взгляни на бледное чело, Приметь морщин печальный ряд, Неровный ход моих речей, Мой горький смех, мой дикий взгляд При вспоминанье прошлых дней, И если тотчас не прочтешь Ты ясно всех моих страстей, То вечно, вечно не поймешь Того, кто за безумный сон, За миг столетьями казнен. Я пережил звезду свою; Как дым рассыпалась она, Рукой творца раздроблена; Но смерти верной на краю, Взирая на погибший мир, Я жил один, забыт и сир. По беспредельности небес Блуждал я много, много лет И зрел, как старый мир исчез И как родился новый свет; И страсти первые людей Не скрылись от моих очей. И ныне я живу меж вас, Бессмертный, смертную люблю 212 И с трепетом свиданья час, Как пылкий юноша, ловлю. Когда же род людей пройдет И землю вечность разобьет, Услышав грозную трубу, Я в новый удалюся мир И стану там, как прежде сир, Свою оплакивать судьбу. Вот повесть чудная моя; Поверь иль нет, мне все разно -- Доверчивое сердце я Привык не находить давно; Однако ж я молю: поверь И тем тоску мою умерь. Никто не мог тебя любить Так пламенно, как я теперь. Что сердце попусту язвить, Зачем вдвойне его казнить? Но нет, ты плачешь. Я любим, Хоть только существом одним, Хоть в первый и последний раз. Мой ум светлей отныне стал, И, признаюсь, лишь в этот час Я умереть бы не желал. Дева. Я тебя не понимаю, Азраил, ты говоришь так темно. Ты видел другой мир, где ж он? В нашем законе ничего не сказано о людях, живших прежде нас. Азраил. Потому что закон Моисея не существовал прежде земли. Дева. Полно, ты меня хочешь только испугать. Азраил бледнеет. Я пришла сюда, чтобы с тобой проститься, мой милый. Моя мать говорит, что покамест это должно, я иду 213 замуж. Мой жених славный воин, его шлем блестит как жар, и меч его опаснее молнии. А з р а и л. Вот женщина! Она обнимает одного и отдает свое сердце другому! Дева. Что сказал ты? О, не сердись. А з ра и л. Я не сержусь, (горько) и за что сердиться? АНГЕЛ СМЕРТИ Посвящается А. М. В.........и Тебе -- тебе мой дар смиренный, Мой труд безвестный и простой, Но пламенный, но вдохновенный Воспоминаньем и -- тобой! Я дни мои влачу, тоскуя И в сердце образ твой храня, Но об одном тебя прошу я: Будь ангел смерти для меня. Явись мне в грозный час страданья , И поцелуй пусть будет твой Залогом близкого свиданья В стране любви, в стране другой! . Златой Восток, страна чудес, Страна любви и сладострастья, Где блещет роза-.дочь небес, Где все обильно, кроме счастья; Где чище катится река, Вольнее' мчатся облака, Пышнее вечер догорает И мир всю прелесть сохраняет Тех дней, когда печатью зла Душа людей, по воле рока, Не обесславлена была, 215 Люблю тебя, страна Востока! Кто знал тебя, тот забывал Свою отчизну; кто видал Твоих красавиц, не забудет Надменный пламень их очей И без сомненья верить будет Печальной повести моей. Есть ангел смерти; в грозный час Последних мук и расставанья Он крепко обнимает нас, Но холодны его лобзанья, И страшен вид его для глаз Бессильной жертвы; и невольно Он заставляет трепетать, И часто сердцу больно, больно Последний вздох ему отдать. Но прежде людям эти встречи Казались-сладостный удел. Он знал таинственные речи, Он взором утешать умел, И бу