бновленья До утра пели соловьи. О, дай же доступ мне, моей любви мятежной, О, сбрось последний снег, растай, растай скорей... И я тогда зальюсь такою песней нежной, Какой не ведал соловей! 5 февраля 1859 К МОЛОДОСТИ Светлый призрак, кроткий и любимый, Что ты дразнишь, вдаль меня маня? Чуждым звуком с высоты незримой Голос твой доходит до меня. Вкруг меня все сумраком одето... Что же мне, поверженному в прах, До того, что ты сияешь где-то В недоступном блеске и лучах? Те лучи согреть меня не могут - Все ушло, чем жизнь была тепла, Только видеть мне ясней помогут, Что за ночь вокруг меня легла! Если ж в сердце встрепенется сила И оно, как прежде, задрожит, Широко раскрытая могила На меня насмешливо глядит. 1860-е годы "ВЕСЕННИЕ ПЕСНИ" 1 О, удались навек, тяжелый дух сомненья, О, не тревожь меня печалью старины; Когда так пламенно природы обновленье И так свежительно дыхание весны; Когда так радостно над душными стенами, Над снегом тающим, над пестрою толпой Сверкают небеса горячими лучами, Пророчат ласточки свободу и покой; Когда во мне самом, тоски моей сильнее, Теснят ее гурьбой веселые мечты, Когда я чувствую, дрожа и пламенея, Присутствие во всем знакомой красоты; Когда мои глаза, объятые дремотой, Навстречу тянутся к мелькнувшему лучу... Когда мне хочется прижать к груди кого-то, Когда не знаю я, кого обнять хочу; Когда весь этот мир любви и наслажденья С природой заодно так молод и хорош... О, удались навек, тяжелый дух сомненья, Печалью старою мне сердца не тревожь! 20 апреля 1857 2 Опять я очнулся с природой! И кажется, вновь надо мной Все радостно грезит свободой, Все веет и дышит весной. Опять в безотчетном томленьи, Усталый, предавшись труду, Я дней без труда и волненья С каким-то волнением жду. И слышу, как жизнь молодая Желания будит в крови, Как сердце дрожит, изнывая Тоской беспредметной любви... Опять эти звуки былого, И счастья ребяческий бред... И все, что понятно без слова, И все, чему имени нет. 15 мая 1857 3 Весенней ночи сумрак влажный Струями льется предо мной, И что-то шепчет гул протяжный Над обновленною землей. Зачем, о звезды, вы глядите Сквозь эти мягкие струи? О чем так громко вы журчите, Неугомонные ручьи? Вам долго слух без мысли внемлет, К вам без тоски прикован взор... И сладко грудь мою объемлет Какой-то тающий простор. 10 апреля 1858 4 Затих утомительный говор людей, Потухла свеча у постели моей, Уж близок рассвет; мне не спится давно... Болит мое сердце, устало оно. Но кто же приник к изголовью со мной? Ты ль это, мой призрак, мой ангел земной? О, верь мне, тебя я люблю глубоко... Как девственной груди дыханье легко, Как светит и греет твой ласковый взгляд, Как кротко в тиши твои речи звучат! Ты руку мне жмешь - она жарче огня... Ты долго и нежно целуешь меня... Ты тихо уходишь... О, Боже! Постой... Останься, мой ангел, останься со мной! Ведь этих лобзаний, навеянных сном, Ведь этого счастья не будет потом! Ведь завтра опять ты мне бросишь едва Холодные взгляды, пустые слова, Ведь сердце опять запылает тоской... Останься, мой ангел, мне сладко с тобой! 16 апреля 1859 5. ПРОБУЖДЕНИЕ Проснулся я... В раскрытое окно Повеяло прохладой и цветами; Уж солнце ходит по небу давно, А соловей не молкнет за кустами... Я слушаю: так песнь его полна Тоскливого и страстного желанья, Так радостно проносится весна, Что кажется, на что б еще страданье? Но мне всю ночь ужасный снился сон, Но дважды я все с той же грезой бился, И каждый раз был стоном пробужден, И после долго плакал и томился... Мне тяжело. О нет, в немой ночи Отраднее сносить такие грезы, О, слишком жгут весенние лучи Еще недавно высохшие слезы! 9 мая 1858 6. УТЕШЕНИЕ ВЕСНЫ Не плачь, мой певец одинокой, Покуда кипит в тебе кровь. Я знаю: коварно, жестоко Тебя обманула любовь. Я знаю: любовь незабвенна... Но слушай: тебе я верна, Моя красота неизменна, Мне вечная юность дана! Покроют ли небо туманы, Приблизится ль осени час, В далекие, теплые страны Надолго я скроюсь от вас. Как часто в томленьях недуга Ты будешь меня призывать, Ты ждать меня будешь как друга, Как нежно любимую мать! Приду я... На душу больную Навею чудесные сны И язвы легко уврачую Твоей безрассудной весны! Когда же по мелочи, скупо Растратишь ты жизнь и - старик - Начнешь равнодушно и тупо Мой ласковый слушать язык,- Тихонько, родными руками, Я вежды твои опущу, Твой гроб увенчаю цветами, Твой темный приют посещу, А там - под покровом могилы - Умолкнут и стоны любви, И смех, и кипевшие силы, И скучные песни твои! 5 мая 1859 7 Опять весна! Опять какой-то гений Мне шепчет незнакомые слова, И сердце жаждет новых песнопений, И в забытьи кружится голова. Опять кругом зазеленели нивы, Черемуха цветет, блестит роса, И над землей, светлы и горделивы, Как купол храма, блещут небеса. Но этой жизни мне теперь уж мало, Душа моя тоской отравлена... Не так она являлась мне, бывало, Красавица, волшебница-весна! Сперва ребенка языку природы Она, смеясь, учила в тишине, И для меня сбирала хороводы, И первый стих нашептывала мне. Потом, когда с тревогой непонятной Зажглася в сердце отрока любовь, Она пришла и речью благодатной Живила сны и волновала кровь: Свидания влюбленным назначала, Ждала, томилась с нами заодно, Мелодией по клавишам звучала, Врывалася в раскрытое окно. Теперь на жизнь гляжу я оком мужа, И к сердцу моему, как в дверь тюрьмы, Уж начала подкрадываться стужа, Печальная предвестница зимы... Проходят дни без страсти и без дела, И чья-то тень глядит из-за угла... Что ж, неужели юность улетела? Ужели жизнь прошла и отцвела? Погибну ль я в борьбе святой и честной Иль просто так умру в объятьях сна,- Явися мне в моей могиле тесной, Красавица, волшебница-весна! Покрой меня травой и свежим дерном, Как прежде, разукрась свои черты, И над моим забытым трупом черным Рассыпь свои любимые цветы!.. 1862 НАКАНУНЕ Она задумчиво сидела меж гостей, И в близком будущем мечта ее витала... Надолго едет муж... О, только б поскорей! "Я ваша навсегда!" - она на днях писала. Вот он стоит пред ней - не муж, а тот, другой - И смотрит на нее таким победным взглядом... "Нет,- думает она,- не сладишь ты со мной: Тебе ль, мечтателю, идти со мною рядом? Ползти у ног моих судьбой ты обречен, Я этот гордый ум согну рукою властной; Как обессиленный, раздавленный Самсон, Признание свое забудешь в неге страстной!" Прочел ли юноша ту мысль в ее глазах,- Но взор по-прежнему сиял победной силой... "Посмотрим, кто скорей измучится в цепях",- Довольное лицо, казалось, говорило. Кто победит из них? Пускай решит судьба... Но любят ли они? Что это? страсть слепая Иль самолюбия бесцельная борьба? Бог знает! Их речам рассеянно внимая, Сидит поодаль муж с нахмуренным лицом; Он знает, что его изгнание погубит... Но что до этого? Кто думает о нем? Он жертвой должен быть! Его вина: он любит. 1876 * * * В темную ночь, непроглядную, Думы такие несвязные Бродят в моей голове. Вижу я степь безотрадную... Люди и призраки разные Ходят по желтой траве. Вижу селение дальнее... Детской мечтой озаренные, Годы катились там... но... Комнаты смотрят печальнее, Липы стоят обнаженные, Песни замолкли давно. Осень... Большою дорогою Едут обозы скрипучие, Ветер шумит по кустам. Станция... крыша убогая... Слезы старинные, жгучие Снова текут по щекам. Вижу я оргию шумную, Бальные пары за парою, Блеск набежавшей весны,- Всю мою юность безумную, Все увлечения старые, Все позабытые сны. Снится мне счастье прожитое... Очи недавно любимые Ярко горят в темноте; Месяц... окошко раскрытое... Речи, с мечтой уносимые... Речи так ласковы те! Помнишь, как с радостью жадною Слушал я речи те праздные, Как я поверил тебе! В темную ночь, непроглядную, Думы такие несвязные Бродят в моей голове! 1875 * * * * * Мне не жаль, что тобою я не был любим,- Я любви недостоин твоей! Мне не жаль, что теперь я разлукой томим,- Я в разлуке люблю горячей; Мне не жаль, что и налил и выпил я сам Унижения чашу до дна, Что к проклятьям моим, и к слезам, и к мольбам Оставалася ты холодна; Мне не жаль, что огонь, закипевший в крови, Мое сердце сжигал и томил, Но мне жаль, что когда-то я жил без любви, Но мне жаль, что я мало любил! 1870-е годы * * * * * (М. Д. Жедринской) В уютном уголке сидели мы вдвоем, В открытое окно впивались наши очи, И, напрягая слух, в безмолвии ночном Чего-то ждали мы от этой тихой ночи. Звон колокольчика нам чудился порой, Пугал нас лай собак, тревожил листьев шорох... О, сколько нежности и жалости немой, Не тратя лишних слов, читали мы во взорах! И сколько, сколько раз, сквозь сумрак новых лет, Светиться будет мне тот уголок уютный, И ночи тишина, и яркий лампы свет, И сердца чуткого обман ежеминутный! 24 августа 1874 ПАМЯТИ Ф.И. ТЮТЧЕВА Ни у домашнего, простого камелька, Ни в шуме светских фраз и суеты салонной Нам не забыть его, седого старика, С улыбкой едкою, с душою благосклонной! Ленивой поступью прошел он жизни путь, Но мыслью обнял все, что на пути заметил, И перед тем, чтоб сном могильным отдохнуть, Он был как голубь чист и как младенец светел. Искусства, знания, событья наших дней - Все отклик верный в нем будило неизбежно, И словом, брошенным на факты и людей, Он клейма вечные накладывал небрежно... Вы помните его в кругу его друзей? Как мысли сыпались нежданные, живые, Как забывали мы под звук его речей И вечер длившийся, и годы прожитые! В нем злобы не было. Когда ж он говорил, Язвительно смеясь, над жизнью или веком, То самый смех его нас с жизнию мирил, А светлый лик его мирил нас с человеком! Между 1873 и 1875 * * * * * Ни отзыва, ни слова, ни привета, Пустынею меж нами мир лежит, И мысль моя с вопросом без ответа Испуганно над сердцем тяготит: Ужель среди часов тоски и гнева Прошедшее исчезнет без следа, Как легкий звук забытого напева, Как в мрак ночной упавшая звезда? 1867 * * * * * Я люблю тебя так оттого, Что из пошлых и гордых собою Не напомнишь ты мне никого Откровенной и ясной душою, Что с участьем могла ты понять Роковую борьбу человека, Что в тебе уловил я печать Отдаленного, лучшего века! Я люблю тебя так потому, Что не любишь ты мертвого слова, Что не веришь ты слепо уму, Что чужда ты расчета мирского; Что горячее сердце твое Часто бьется тревожно и шибко... Что смиряется горе мое Пред твоей миротворной улыбкой! 24 июля 1859 * * * * * Сухие, редкие, нечаянные встречи, Пустой, ничтожный разговор, Твои умышленно-уклончивые речи, И твой намеренно-холодный, строгий взор,- Все говорит, что надо нам расстаться, Что счастье было и прошло... Но в этом так же горько мне сознаться, Как кончить с жизнью тяжело. Так в детстве, помню я, когда меня будили И зимний день глядел в замерзшее окно,- О, как остаться там уста мои молили, Где так тепло, уютно и темно! В подушки прятался я, плача от волненья, Дневной тревогой оглушен, И засыпал, счастливый на мгновенье, Стараясь на лету поймать недавний сон, Бояся потерять ребяческие бредни... Такой же детский страх теперь объял меня. Прости мне этот сон последний При свете тусклого, грозящего мне дня! 1869, 1874 НА НОВЫЙ ГОД Безотрадные ночи! Счастливые дни! Как стрела, как мечта пронеслися они. Я не год пережил, а десятки годов, То страдал и томился под гнетом оков, То несбыточным счастием был опьянен... Я не знаю, то правда была или сон. Мчалась тройка по свежему снегу в глуши, И была ты со мной, и кругом ни души... Лишь мелькали деревья в серебряной мгле, И казалось, что все в небесах, на земле Мне шептало: люби, позабудь обо всем... Я не знаю, что правдою было, что сном! И теперь меня мысль роковая гнетет: Что пошлет он мне, новый, неведомый год? Ждет ли светлое счастье меня впереди, Иль последнее пламя потухнет в груди, И опять побреду я живым мертвецом... Я не знаю, что правдою будет, что сном! Декабрь 1881 (?) ПОДРАЖАНИЕ ДРЕВНИМ В грезах сладострастных видел я тебя; Грез таких не знал я никогда любя. Мне во сне казалось: к морю я пришел - Полдень был так зноен, воздух так тяжел! На скале горячей, в ярком свете дня Ты одна стояла и звала меня, Но, тебя увидя, я не чуял ног И, прикован взором, двинуться не мог. Волосы, сверкая блеском золотым, Падали кудрями по плечам твоим; Голова горела, солнцем облита, Поцелуя ждали сжатые уста; Тайные желанья, силясь ускользнуть, Тяжко колебали поднятую грудь, Белые одежды, легки, как туман, Слабо закрывали твой цветущий стан, Так что я под ними каждый страсти пыл, Каждый жизни трепет трепетно ловил... И я ждал, смятенный: миг еще, и вот Эта ткань, сорвавшись, в волны упадет... Но волненьем страшным был я пробужден. Медленно и грустно уходил мой сон. К ложу приникая, я не мог вздохнуть, Тщетные желанья колебали грудь, Слезы, вырываясь с ропотом глухим, Падали ручьями по щекам моим, И, всю ночь рыдая, я молил богов: Не тебя хотел я, а таких же снов!.. 2 июня 1857 * * * * * Исход, глава XIV, стих XX Когда Израиля в пустыне враг настиг, Чтоб путь ему пресечь в обещанные страны, Тогда Господь столп облачный воздвиг, Который разделил враждующие станы. Одних он тьмой объял до утренних лучей, Другим всю ночь он лил потоки света. О, как душе тоскующей моей Близка святая повесть эта! В пустыне жизненной мы встретились давно, Друг друга ищем мы и сердцем и очами, Но сблизиться нам, верь, не суждено: Столп облачный стоит и между нами. Тебе он светит яркою звездой, Как солнца луч тебя он греет, А мой удел, увы! другой: Оттуда мне лишь ночью веет, И безотрадной и глухой! Начало 1870-х годов НА БАЛЕ Блещут огнями палаты просторные, Музыки грохот не молкнет в ушах. Нового года ждут взгляды притворные, Новое счастье у всех на устах. Душу мне давит тоска нестерпимая, Хочется дальше от этих людей... Мной не забытая, вечно любимая, Что-то теперь на могиле твоей? Спят ли спокойно в глубоком молчании, Прежнюю радость и горе тая, Словно застывшие в лунном сиянии, Желтая церковь и насыпь твоя? Или туман неприветливый стелется, Или, гонима незримым врагом, С дикими воплями злая метелица Плачет, и скачет, и воет кругом, И покрывает сугробами снежными Все, что от нас невозвратно ушло: Очи, со взглядами кроткими, нежными. Сердце, что прежде так билось тепло! 1860-е годы * * * * * Пусть не любишь стихов ты; пусть будет чужда Тебе муза моя, безотрадно плакучая, Но в тебе отразилась, как в море звезда, Вся поэзия жизни кипучая. И какие бы образы, краски, черты Мог художник похитить в огне вдохновенья, Пред которыми образ твоей красоты Побледнел бы хотя на мгновенье? И какая же мысль упоительней той, Чтоб любить тебя нежно и свято, Чтоб отдать тебе счастье, и труд, и покой, Чтобы, все позабывши, лишь только тобой Было верное сердце объято? И какие же рифмы звучней Твоего поцелуя прощального, Что и ныне, в безмолвьи ночей, Не отходит от ложа, от ложа печального, И мелодией будит своей Все мечты невозвратно утраченных дней, Все блаженство минувшего, дальнего?.. 1870-е годы СТАРАЯ ЛЮБОВЬ О, не гони меня, - твердит она, вздыхая,- Не проклинай докучный мой приход, Еще не раз душа твоя больная Меня, быть может, призовет! Я только тень... зачем же против тени Старинную враждующую рать Упреков, жалоб и сомнений С невольной злобой вызывать? Я только тень, я призрак без названья, Мой жертвенник упал, огонь на нем погас, Но есть меж нами связь; та связь - твои страданья: Они навек соединили нас. Ты можешь позабыть и ласки, и объятья, И речи нежные, и тихий блеск очей, Но не забудешь жгучие проклятья, Смущавшие покой твоих ночей. И верь мне: чем сильней росло твое волненье, Чем ближе ты страдал, без пользы жизнь губя, Тем ближе чуял ты мое прикосновенье, Тем явственней звучал мой голос для тебя. Благодари меня за все: за пыл мечтаний, За счастье и обман, за солнце и грозу, За каждый вопль разбитых упований, За каждую пролитую слезу; И если, жизнью смят, в томлении недуга, Меня ты призовешь, к тебе явлюсь я вновь, Я, лучших дней твоих забытая подруга, Я старая и верная любовь! 1886 * * * * * Как пловец утомленный, без веры, без сил, Я о береге жадно мечтал и молил; Но мне берег несносен, тяжел мне покой, Словно полог свинцовый висит надо мной... Уноси ж меня снова, безумный мой челн, В необъятную ширь расходившихся волн! Не страшат меня тучи, ни буря, ни гром... Только б изредка все утихало кругом, И чуть слышный, приветливый говор волны Навевал мне на душу волшебные сны, И в победной красе, выходя из-за туч, Согревал меня солнца ласкающий луч! 1885 БУДУЩЕМУ ЧИТАТЕЛЮ В альбом О. А. Козловой Хоть стих наш устарел, но преклони свой слух И знай, что их уж нет, когда-то бодро певших, Их песня замерла, и взор у них потух, И перья выпали из рук окоченевших! Но смерть не все взяла. Средь этих урн и плит Неизгладимый след минувших дней таится; Все струны порвались, но звук еще дрожит, И жертвенник погас, но дым еще струится. Конец 1860-х годов АСТРАМ Поздние гости отцветшего лета, Шепчутся ваши головки понурые, Словно клянете вы дни без просвета, Словно пугают вас ноченьки хмурые... Розы - вот те отцвели, да хоть жили... Нечего вам помянуть пред кончиною: Звезды весенние вам не светили, Песней не тешились вы соловьиною... Начало 1860-х годов МАЮ Бывало, с детскими мечтами Являлся ты как ангел дня, Блистая белыми крылами, Весенним голосом звеня; Твой взор горел огнем надежды, Ты волновал мечтами кровь И сыпал с радужной одежды Цветы, и рифмы, и любовь. Прошли года. Ты вновь со мною, Но грустно юное чело, Глаза подернулись тоскою, Одежду пылью занесло. Ты смотришь холодно и строго, Веселый голос твой затих, И белых перьев много, много Из крыльев выпало твоих. Минуют дни, пройдут недели... В изнеможении тупом, Забытый всеми, на постели Я буду спать глубоким сном. Слетев под брошенную крышу, Ты скажешь мне: "Проснися, брат!" Но слов твоих я не услышу, Могильным холодом объят. 1859 ВСТРЕЧА Тропинкой узкою я шел в ночи немой, И в черном женщина явилась предо мной. Остановился я, дрожа, как в лихорадке... Одежды траурной рассыпанные складки, Седые волосы на сгорбленных плечах - Все в душу скорбную вливало тайный страх. Хотел я своротить, но места было мало; Хотел бежать назад, но силы не хватало, Горела голова, дышала тяжко грудь... И вздумал я в лицо старухи заглянуть, Но то, что я прочел в ее недвижном взоре, Таило новое, неведомое горе. Сомненья, жалости в нем не было следа, Не злоба то была, не месть и не вражда, Но что-то темное, как ночи дуновенье, Неумолимое, как времени теченье. Она сказала мне: "Я смерть, иди со мной!" Уж чуял я ее дыханье над собой, Вдруг сильная рука, неведомо откуда, Схватила, и меня, какой-то силой чуда, Перенесла в мой дом... Живу я, но с тех пор Ничей не радует меня волшебный взор, Не могут уж ничьи приветливые речи Заставить позабыть слова той страшной встречи. Конец 1860-х годов ЛЮБОВЬ Когда без страсти и без дела Бесцветно дни мои текли, Она как буря налетела И унесла меня с земли. Она меня лишила веры И вдохновение зажгла, Дала мне счастие без меры И слезы, слезы без числа... Сухими, жесткими словами Терзала сердце мне порой, И хохотала над слезами, И издевалась над тоской; А иногда горячим словом И взором ласковых очей Гнала печаль,- и в блеске новом В душе светилася моей! Я все забыл, дышу лишь ею, Всю жизнь я отдал ей во власть, Благословить ее не смею И не могу ее проклясть. 1872 ПОЗДНЕЕ МЩЕНИЕ Она не может спать. Назойливая, злая Тоска ее грызет. Пылает голова, И душит мрак ее, и давит тишь ночная... Знакомый голос, ей по сердцу ударяя, Лепечет страшные, безумные слова: "Когда, потупив взор, походкою усталой Сегодня тихо шла за гробом ты моим, Ты думала, что все меж нами миновало... Но в комнату твою вошел я, как бывало, И снова мы с тобой о прошлом говорим. Ты помнишь, сколько раз ты верность мне сулила, А я тебя молил о правде лишь одной? Но ложью ты мне жизнь как ядом отравила, Все тайны прошлого сказала мне могила, И вся душа твоя открыта предо мной. Я все тебе прощал: обманы, оскорбленья, Я только для тебя хотел дышать и жить... Ты предала меня врагам без сожаленья... И вот теперь она пришла, минута мщенья, Теперь я силен тем, что не могу простить. Я силен потому, что труп не шевельнется, Не запылает взор от блеска красоты, Что сердце, полное тобою, уж не бьется, Что в мой свинцовый гроб твой голос не ворвется, Что нет в нем воздуха, которым дышишь ты! Я буду мстить тебе. Когда, вернувшись с бала, Ты, сбросив свой наряд, останешься одна, В невольном забытьи задремлешь ты сначала, Но в комнату твою войду я, как бывало, И ночь твоя пройдет тревожно и без сна. И все, забытое среди дневного гула, Тогда припомнишь ты: и день тот роковой, Когда безжалостно меня ты обманула, И тот, когда меня так грубо оттолкнула, И тот, когда так зло смеялась надо мной! Я мщу тебе за то, что жил я пресмыкаясь, В безвыходной тоске дары небес губя, За то, что я погиб, словам твоим вверяясь; За то, что, чуя смерть и с жизнью расставаясь, Я проклял эту жизнь, и душу, и тебя!!." Июль 1884 ДВА ГОЛОСА Посвящается С. А. и Е. К. Зыбиным Два голоса, прелестью тихой полны, Носились над шумом салонным, И две уж давно не звучавших струны Им вторили в сердце смущенном. И матери голос раздумьем звучал Про счастье, давно прожитое, Про жизненный путь между мелей и скал, Про тихую радость покоя. И дочери голос надеждой звучал Про силу людского участья, Про блеск оживленных, сияющих зал, Про жажду безвестного счастья. Казалось, что, в небе лазурном горя, С прекрасной вечерней зарею Сливается пышная утра заря, - И блещут одной красотою. 1870-е годы * * * * * Опять в моей душе тревоги и мечты, И льется скорбный стих, бессонницы отрада... О, рви их поскорей - последние цветы Из моего поблекнувшего сада! Их много сожжено случайною грозой, Размыто ранними дождями, А осень близится неслышною стопой С ночами хмурыми, с бессолнечными днями. Уж ветер выл холодный по ночам, Сухими листьями дорожки покрывая; Уже к далеким, теплым небесам Промчалась журавлей заботливая стая, И между липами, из-за нагих ветвей Сквозит зловещее, чернеющее поле... Последние цветы сомкнулися тесней... О, рви же, рви же их скорей, Дай им хоть день еще прожить в тепле и холе! Конец 1860-х годов СУДЬБА К 5-й симфонии Бетховена С своей походною клюкой, С своими мрачными очами, Судьба, как грозный часовой, Повсюду следует за нами. Бедой лицо ее грозит, Она в угрозах поседела, Она уж многих одолела, И все стучит, и все стучит: Стук, стук, стук... Полно, друг, Брось за счастием гоняться! Стук, стук, стук... Бедняк совсем обжился с ней: Рука с рукой они гуляют, Сбирают вместе хлеб с полей, В награду вместе голодают. День целый дождь его кропит, По вечерам ласкает вьюга, А ночью с горя да с испуга Судьба сквозь сон ему стучит: Стук, стук, стук... Глянь-ка, друг, Как другие поживают! Стук, стук, стук... Другие праздновать сошлись Богатство, молодость и славу. Их песни радостно неслись, Вино сменилось им в забаву; Давно уж пир у них шумит, Но смолкли вдруг, бледнея, гости... Рукой, дрожащею от злости, Судьба в окошко к ним стучит: Стук, стук, стук... Новый друг К вам пришел, готовьте место! Стук, стук, стук... Герой на жертву все принес. Он говорил, что люди братья, За братьев пролил много слез, За слезы слышал их проклятья. Он верно слабых защитит, Он к ним придет, долой с дороги! Но отчего ж недвижны ноги И что-то на ногах стучит? Стук, стук, стук... Скован друг Человечества, свободы... Стук, стук, стук... Но есть же счастье на земле! Однажды, полный ожиданья, С восторгом юным на челе Пришел счастливец на свиданье! Еще один он, все молчит, Заря за рощей потухает, И соловей уж затихает, А сердце бьется и стучит: Стук, стук, стук... Милый друг, Ты придешь ли на свиданье? Стук, стук, стук... Но вот идет она, и вмиг Любовь, тревога, ожиданье, Блаженство - все слилось у них В одно безумное лобзанье! Немая ночь на них глядит, Все небо залито огнями, А кто-то тихо за кустами Клюкой докучною стучит: Стук, стук, стук... Старый друг К вам пришел, довольно счастья! Стук, стук, стук... 1863 * * * В дверях покинутого храма С кадил недвижных фимиама Еще струился синий дым, Когда за юною четою Пошли мы пестрою толпою, Под небом ясным, голубым. Покровом облаков прозрачных Оно, казалось, новобрачных Благословляло с высоты, И звуки музыки дрожали, И словно счастье обещали Благоухавшие цветы. Людское горе забывая, Душа смягчалася больная И оживала в этот час... И тихим, чистым упоеньем, Как будто сладким сновиденьем, Отвсюду веяло на нас. Начало 1870-х годов "ПРАЗДНИКОМ ПРАЗДНИК" Торжественный гул не смолкает в Кремле, Кадила дымятся, проносится стройное пенье... Как будто на мертвой земле Свершается вновь Воскресенье! Народные волны ликуют, куда-то спеша... Зачем в этот час меня горькая мысль одолела? Под гнетом усталого, слабого тела Тебе не воскреснуть, разбитая жизнью душа! Напрасно рвалася ты к свету и жаждала воли; Конец недалек: ты, как прежде, во тьме и в пыли; Житейские дрязги тебя искололи, Тяжелые думы тебя извели; И вот, утомясь, исстрадавшись без меры, Позорно сдалась ты гнетущей судьбе... И нет в тебе теплого места для веры, И нет для безверия силы в тебе! Начало 1870-х годов ИЗ ПОЭМЫ "ПОСЛЕДНИЙ РОМАНТИК" 1 Малыгин родился в глуши степной, На бледный север вовсе не похожей, Разнообразной, пестрой и живой. Отца не знал он, матери он тоже Лишился рано... но едва, едва, Как дивный сон, как звук волшебной сказки, Он помнил чьи-то пламенные ласки И нежные любимые слова. Он помнил, что неведомая сила Его к какой-то женщине влекла, Что вечером она его крестила, И голову к нему на грудь клонила, И долго оторваться не могла; И что однажды, в тихий вечер мая, Когда в расцвете нежилась весна, Она лежала, глаз не открывая, Как мрамор неподвижна и бледна; Он помнил, как дьячки псалтырь читали, Как плакал он и как в тот грозный час Под окнами цветы благоухали, Жужжаиз окон пчелы вылетали И чья-то песня громкая неслась. Потом он жил у старой, строгой тетки, Пред образом святителя Петра Молившейся с утра и до утра И с важностью перебиравшей четки. И мальчик стал неловок, нелюдим, Акафисты читал ей ежедневно, И, чуть запнется, слышит, как над ним Уж раздается тетки голос гневный: "Да что ты, Миша, все глядишь в окно?" И Миша, точно, глаз отвесть от сада Не мог. В саду темнело уж давно, В окно лилась вечерняя прохлада; Последний луч заката догорал, За речкою излучистой краснея... И, кончив чтенье, тотчас убегал Он из дому. Широкая аллея Тянулась вдаль. Оттуда старый дом Еще казался старей и мрачнее, Там каждый кустик был ему знаком И длинные ракиты улыбались Еще с верхушек... Он дохнуть не смел И, весь дрожа от радости, глядел, Как в синем небе звезды загорались... 1860 2 CHANSON A BOIRE  Если измена тебя поразила, Если тоскуешь ты, плача, любя, Если в борьбе истощается сила, Если обида терзает тебя, Сердце ли рвется, Ноет ли грудь,- Пей, пока пьется, Все позабудь! Выпьешь, заискрится сила во взоре, Бури, нужда и борьба нипочем... Старые раны, вчерашнее горе,- Все обойдется, зальется вином. Жизнь пронесется Лучше, скорей, Пей, пока пьется, Сил не жалей! Если ж любим ты и счастлив мечтою, Годы беспечности мигом пройдут, В темной могиле, под рыхлой землею Мысли, и чувства, и ласки замрут. Жизнь пронесется Счастья быстрей... Пей, пока пьется, Пей веселей! Что нам все радости, что наслажденья? Долго на свете им жить не дано... Дай нам забвенья, о, только забвенья, Легкой дремой отумань нас, вино! Сердце ль смеется, Ноет ли грудь,- Пей, пока пьется, Все позабудь! 1858 УМИРАЮЩАЯ МАТЬ (С французского) "Что, умерла, жива? Потише говорите, Быть может, удалось на время ей заснуть..." И кто-то предложил: ребенка принесите И положите ей на грудь! И вот на месте том, где прежде сердце билось, Ребенок с плачем скрыл лицо свое... О, если и теперь она не пробудилась,- Все кончено, молитесь за нее! 1871 МОЛОДАЯ УЗНИЦА (Из А. Шенье) "Неспелый колос ждет, не тронутый косой, Все лето виноград питается росой, Грозящей осени не чуя; Я также хороша, я также молода! Пусть все полны кругом и страха, и стыда,- Холодной смерти не хочу я! Лишь стоик сгорбленный бежит навстречу к ней, Я плачу, грустная... В окно тюрьмы моей Приветно смотрит блеск лазури, За днем безрадостным и радостный придет: Увы! Кто пил всегда без пресыщенья мед? Кто видел океан без бури? Широкая мечта живет в моей груди, Тюрьма гнетет меня напрасно: впереди Летит, летит надежда смело... Так, чудом избежав охотника сетей, В родные небеса счастливей и смелей Несется с песней Филомела. О, мне ли умереть? Упреком не смущен, Спокойно и легко проносится мой сон Без дум, без призраков ужасных; Явлюсь ли утром, все приветствуют меня, И радость тихую в глазах читаю я У этих узников несчастных. Жизнь, как знакомый путь, передо мной светла, Еще деревьев тех немного я прошла, Что смотрят на дорогу нашу; Пир жизни начался, и, кланяясь гостям, Едва, едва поднесть успела я к губам Свою наполненную чашу. Весна моя цветет, я жатвы жду с серпом: Как солнце, обойдя вселенную кругом, Я кончить год хочу тяжелый; Как зреющий цветок, краса своих полей, Я свет увидела из утренних лучей,- Я кончить день хочу веселый. О смерть! Меня твой лик забвеньем не манит. Ступай утешить тех, кого печаль томит Иль совесть мучит, негодуя... А у меня в груди тепло струится кровь, Мне рощи темные, мне песни, мне любовь... Холодной смерти не хочу я!" Так, пробудясь в тюрьме, печальный узник сам, Внимал тревожно я замедленным речам Какой-то узницы... И муки, И ужас, и тюрьму - я все позабывал И в стройные стихи, томясь, перелагал Ее пленительные звуки. Те песни, чудные свидетели тюрьмы, Кого-нибудь склонят певицу этой тьмы Искать, назвать ее своею... Был полон прелести аккорд звеневших нот, И, как она, за дни бояться станет тот, Кто будет проводить их с нею. 13 декабря 1858 НИНЕ (Из А. Мюссе) Что, чернокудрая с лазурными глазами, Что, если я скажу вам, как я вас люблю? Любовь, вы знаете, есть кара над сердцами,- Я знаю: любящих жалеете вы сами... Но, может быть, за то я гнев ваш потерплю? Что, если я скажу, как много мук и боли Таится у меня в душевной глубине? Вы, Нина, так умны, что часто против воли Все видите насквозь: печаль и даже боле... "Я знаю",- может быть, ответите вы мне. Что, если я скажу, что вечное стремленье Меня за вами мчит, назло расчетам всем? Тень недоверия и легкого сомненья Вам придают еще ума и выраженья... Вы не поверите мне, может быть, совсем? Что, если вспомню я все наши разговоры Вдвоем пред камельком в вечерней тишине? Вы знаете, что гнев меняет очень скоро В две ярких молнии приветливые взоры... Быть может, видеть вас вы запретите мне? Что, если я скажу, что ночью, в час тяжелый, Я плачу и молюсь, забывши целый свет? Когда смеетесь вы,- вы знаете, что пчелы В ваш ротик, как в цветок, слетят гурьбой веселой... Вы засмеетеся мне, может быть, в ответ? Но нет! Я не скажу. Без мысли признаваться - Я в вашу комнату иду, как верный страж; Могу там слушать вас, дыханьем упиваться, И будете ли вы отгадывать, смеяться,- Мне меньше нравиться не может образ ваш. Глубоко я в душе таю любовь и муки, И вечером, когда к роялю вы в мечтах Присядете,- ловлю я пламенные звуки, А если в вальсе вас мои обхватят руки, Вы, как живой тростник, сгибаетесь в руках. Когда ж наступит ночь, и дома, за замками, Останусь я один, для мира глух и нем,- О, все я вспомню, все ревнивыми мечтами, И сердце гордое, наполненное вами, Раскрою, как скупой, не видимый никем! Люблю я, и храню холодное молчанье; Люблю, и чувств своих не выдам напоказ, И тайна мне мила, и мило мне страданье, И мною дан обет любить без упованья, Но не без счастия: я здесь, - я вижу вас. Нет, мне не суждено быть, умирая, с вами И жить у ваших ног, сгорая, как в огне... Но... если бы любовь я высказал словами, Что, чернокудрая с лазурными глазами, О, что? о, что тогда ответили б вы мне? 1865 ПЕПИТЕ (Из А. Мюссе) Когда на землю ночь спустилась И сад твой охватила мгла; Когда ты с матерью простилась И уж молиться начала; В тот час, когда, в тревоги света Смотря усталою душой, У ночи просишь ты ответа И чепчик развязался твой; Когда кругом все тьмой покрыто, А в небе теплится звезда,- Скажи, мой друг, моя Пепита, О чем ты думаешь тогда? Кто знает детские мечтанья? Быть может, мысль твоя летит Туда, где сладки упованья И где действительность молчит; О героине ли романа, Тобой оставленной в слезах; Быть может, о дворцах султана, О поцелуях, о мужьях; О той, чья страсть тебе открыта В обмене мыслей молодом; Быть может, обо мне, Пепита... Быть может, ровно ни о чем. 1865 ОТРЫВОК (Из А. Мюссе) Что так усиленно сердце больное Бьется, и просит, и жаждет покоя? Чем я взволнован, испуган в ночи? Стукнула дверь, застонав и заноя, Гаснущей лампы блеснули лучи... Боже мой! Дух мне в груди захватило! Кто-то зовет меня, шепчет уныло... Кто-то вошел... Моя келья пуста, Нет никого, это полночь пробило... О, одиночество, о, нищета! 2 сентября 1856 * * * * * Черная туча висит над полями, Шепчутся клены, березы качаются, Дубы столетние машут ветвями, Точно со мной говорить собираются. "Что тебе нужно, пришлец бесприютный? (Голос их важный с вершины мне чудится.) Думаешь, отдых вкушая минутный, Так вот и прошлое все позабудется? Нет, ты словами себя не обманешь: Спета она, твоя песенка скудная! Новую песню уж ты не затянешь, Хоть и звучит она, близкая, чудная! Сердце усталое, сердце больное Звуков волшебных напрасно искало бы: Здесь, между нами, ищи ты покоя, С жизнью простися без стонов и жалобы. Смерти боишься ты? Страх малодушный! Все, что томило игрой бесполезною: Мысли, и чувства, и стих, им послушный,- Смерть остановит рукою железною. Все, клеветавшее тайно, незримо, Все, угнетавшее с дикою силою, Вмиг разлетится, как облако дыма, Над неповинною, свежей могилою! Если же кто-нибудь тишь гробовую Вздохом нарушит, слезою участия, О, за слезу бы ты отдал такую Все свои призраки прошлого счастия! Тихо, прохладно лежать между нами, Тень наша шире и шорох приветнее..." В вечер ненастный, качая ветвями, Так говорили мне дубы столетние. 30 июля 1873 НАД СВЯЗКОЙ ПИСЕМ Не я один тебя любил И, жизнь отдав тебе охотно, В очах задумчивых ловил Хоть призрак ласки мимолетной; Не я один в тиши ночей Припоминал с тревогой тайной И каждый звук твоих речей, И взор, мне брошенный случайно. И не во мне одном душа, Смущаясь встречею холодной, Безумной ревностью дыша, Томилась горько и бесплодно. Как побежденный властелин, Забыв всю тяжесть униженья, Не я один, не я один Молил простить мои мученья! О, кто же он, соперник мой? Его не видел я, не знаю, Но с непонятною тоской Я эти жалобы читаю. Его любовь во мне жива, И, весь в ее волшебной власти, Твержу горячие слова Хотя чужой, но близкой страсти. 1877 РАЗБИТАЯ ВАЗА (Подражание Сюлли-Прюдому) Ту вазу, где цветок ты сберегала нежный, Ударом веера толкнула ты небрежно, И трещина, едва заметная, на ней Осталась... Но с тех пор прошло не много дней, Небрежность детская твоя давно забыта, А вазе уж грозит нежданная беда! Увял ее цветок; ушла ее вода... Не тронь ее: она разбита. Так сердца моего коснулась ты рукой - Рукою нежной и любимой,- И с той поры на нем, как от обиды злой, Остался след неизгладимый. Оно как прежде бьется и живет, От всех его страданье скрыто, Но рана глубока и каждый день растет... Не тронь его: оно разбито. 1870-е годы ПАМЯТИ ПРОШЛОГО Не стучись ко мне в ночь бессонную, Не буди любовь схороненную, Мне твой образ чужд и язык твой нем, Я в гробу лежу, я затих совсем. Мысли ясные мглой окутались, Нити жизни все перепутались, И не знаю я, кто играет мной, Кто мне верный друг, что мне враг лихой. С злой усмешкою, с речью горькою Ты приснилась мне перед зорькою... Не смотри ты так, подожди хоть дня, Я в гробу лежу, обмани меня... Ведь умершим лгут, ведь удел живых - Ряд измен, обид, оскорблений злых... А едва умрем, - на прощание Нам надгробное шлют рыдание, Возглашают нам память вечную, Обещают жизнь... бесконечную! 1886 * * * * * Приветствую вас, дни труда и вдохновенья! Опять блестя минувшей красотой, Являются мне жизни впечатленья И в ярких образах толпятся предо мной. Но, суетой вседневною объята, Моя душа порой глуха на этот зов И тщетно молит к прежнему возврата, И вырваться не может из оков... Так лебедь, занесенный в край безводный И с жизнью свыкшийся иной, Порою хочет, гордый и свободный, Лететь к стране своей родной... Но взор его потух, отяжелели крылья, И если удалось ему на миг взлететь,- То только чтоб свое почувствовать бессилье И песнь последнюю пропеть! 1870, 1885(?) 5 ДЕКАБРЯ 1885 ГОДА И светел, и грустен наш праздник, друзья! Спеша в эти стены родные, Отвсюду стеклась правоведов семья Поминки свершать дорогие. Помянем же первого - принца Петра, Для нас это имя священно: Он был нам примером, он жил для добра, Он другом нам был неизменно. Помянем наставников наших былых, Завет свой исполнивших строго; Помянем товарищей дней молодых... В полвека ушло их так много! И чудится: в этот торжественный час Разверзлась их сень гробовая, Их милые тени приветствуют нас, Незримо над нами витая. Покой отошедшим, и счастье живым, И слава им вечная вместе! Пусть будет союз наш навек нерушим Во имя отчизны и чести! Пусть будет училища кров дорогой Рассадником правды и света, Пусть светит он нам путеводной звездой На многие, многие лета! Июль 1885 А.Г. РУБИНШТЕЙНУ По поводу "исторических концертов" Увенчанный давно всемирной громкой славой, Ты лавр историка вплетаешь в свой венок, И с честью занял ты свой скромный уголок Под сенью новой музы величавой. В былую жизнь людей душою погружен, Ты не описывал их пламенных раздоров, Ни всех нарушенных, хоть "вечных" договоров, Ни бедствий без числа народов и племен... Ты в звуках воскресил с могучим вдохновеньем Что было дорого отжившим поколеньям, То, что, подобно яркому лучу, Гнетущий жизни мрак порою разгоняло, Что жить с любовью равной помогало И бедняку, и богачу! 1886 ИЗ БУМАГ ПРОКУРОРА Классически я жизнь окончу тут. Я номер взял в гостинице, известной Тем, что она излюбленный приют Людей, как я, которым в мире тесно; Слегка поужинал, спросил Бутылку хересу, бумаги и чернил И разбудить себя велел часу в девятом. Следя прилежно за собой, Я в зеркало взглянул. В лице, слегка помятом Бессонными ночами и тоской, Следов не видно лихорадки. Револьвер осмотрел я: все в порядке... Теперь пора мне приступить к письму. Так принято: пред смертью на прощанье Всегда строчат кому-нибудь посланье... И я писать готов, не знаю лишь кому. Писать родным... зачем? Нежданное наследство Утешит скоро их в утрате дорогой. Писать товарищам, друзьям, любимым с детства... Да где они? Нас жизненной волной Судьба давно навеки разделила, И будет им,- как я, чужда моя могила... Вот если написать кому-нибудь из них - Из светских болтунов, приятелей моих,- О, Боже мой, какую я услугу Им оказать бы мог! Приятель с тем письмом Перебегать начнет из дома в дом И расточать хвалы исчезнувшему другу... Про мой конец он выдумает сам Какой-нибудь роман в игривом роде И, забавляя им от скуки мрущих дам, Неделю целую, пожалуй, будет в моде. Есть у меня знакомый прокурор С болезненным лицом и умными глазами... Случайность странная: нередко между нами Самоубийц касался разговор. Он этим делом занят специально; Чуть где-нибудь случилася беда, Уж он сейчас бежит туда С своей улыбкою печальной И все исследует: как, что и почему. С научной целью напишу ему О собственном конце отчет подробный... В статистику его пошлю мой вклад загробный! "Любезный прокурор, вам интересно знать, Зачем я кончил жизнь так неприлично? Сказать по правде, я логично Вам правоту свою не мог бы доказать, Но снисхождения достоин я. Когда бы Вы поручились мне, что я умру... Ну хоть, положим, завтра ввечеру, От воспаленья или острой жабы, Я б терпеливо ждал. Но я совсем здоров И вовсе не смотрю в могилу; Могу еще прожить я множество годов, А жизнь переносить мне больше не под силу, И, как бы я ее ни жег и ни ломал, Боюсь: не сузится мой пищевой канал И не расширится аорта... А потому я смерть избрал иного сорта. Я жил, как многие, как все почти живут Из круга нашего,- я жил для наслажденья; Работника здоровый, бодрый труд Мне незнаком был с самого рожденья. Но с отроческих лет я начал в жизнь вникать, В людские действия, их цели и причины, И стерлась детской веры благодать, Как бледной краски след с неконченной картины. Когда ж при свете разума и книг Мне в даль веков пришлося углубиться, Я человечество столь гордое постиг, Но не постиг того, чем так ему гордиться? Близ солнца, на одной из маленьких планет Живет двуногий зверь некрупного сложенья, Живет сравнительно еще немного лет И думает, что он венец творенья; Что все сокровища еще безвестных стран Для прихоти его природа сотворила, Что для него горят небесные светила, Что для него ревет в час бури океан. И борется зверек с судьбой насколько можно, Хлопочет день и ночь о счастии своем, С расчетом на века устраивает дом... Но ветер на него пахнул неосторожно - И нет его... пропал и след... И, умирая, он не знает, Зачем явился он на свет, К чему он жил, куда он исчезает. При этой краткости житейского пути, В таком убожестве неведенья, бессилья Должны бы спутники соединить усилья И дружно общий крест нести... Нет, люди - эти бедные микробы - Друг с другом борются, полны Нелепой зависти и злобы. Им слезы ближнего нужны, Чтоб жизнью наcлаждаться вдвое, Им больше горя нет, как счастие чужое! Властители, рабы, народы, племена - Все дышат лишь враждой, и все стоят на страже. Куда ни посмотри, везде одна и та же Упорная, безумная война! Невыносимо жить! Я вижу: с нетерпеньем Послание мое вы прочитали вновь, И прокурорский взор туманится сомненьем... "Нет, это все не то, тут, верно, есть любовь..." Так режиссер в молчаньи строгом За ролью новичка следит из-за кулис... "Ищите женщину" - ведь это ваш девиз? Вы правы, вы нашли. А я - клянуся Богом,- Я не искал ее. Нежданная, она Явилась предо мной, и так же, как начало, Негадан был конец... Но вам сознанья мало, Вам исповедь подробная нужна. Хотите имя знать? Хотите номер дома Иль цвет ее волос? Не все ли вам равно? Поверьте мне: она вам незнакома И наш угрюмый край покинула давно. О, где теперь она? В какой стране далекой Красуется ее спокойное чело? Где ты, мой грозный бич, каравший так жестоко, Где ты, мой светлый луч, ласкавший так тепло? Давно потух огонь, давно угасли страсти, Как сон, пропали дни страданий и тревог... Но выйти из твоей неотразимой власти, Но позабыть тебя я все-таки не мог! И если б ты сюда вошла в мой час последний, Как прежде гордая, без речи о любви, И прошептала мне: "Оставь пустые бредни, Забудем прошлое, я так хочу, живи!" - О, даже и теперь я счастия слезами Ответил бы на зов души твоей родной И, как послушный раб, опять, гремя цепями, Не зная сам куда, побрел бы за тобой... Но нет, ты не войдешь. Из мрака ледяного В меня не брызнет свет от взора твоего, И звуки голоса, когда-то дорогого, Не вырвут, не спасут, не скажут ничего. Однако я вдался в лиризм... Некстати! Смешно элегию писать перед концом... А впрочем, я пишу не для печати, И лучше кончить дни стихом, Чем жизни подводить печальные итоги... Да, если б вспомнил я обид бесцельных ряд И тайной клеветы всегда могучий яд, Все дни, прожитые в мучительной тревоге, Все ночи, проведенные в слезах, Все то, чем я обязан людям-братьям,- Я разразился бы на жизнь таким проклятьем, Что содрогнуться б мог Создатель в небесах! Но я не так воспитан; уваженье Привык иметь к предметам я святым И, не ропща на Провиденье, Почтительно склоняюся пред ним. В какую рубрику меня вы поместите? Кто виноват? Любовь, наука или сплин? Но если б не нашли разумных вы причин, То все же моего поступка не сочтите За легкомысленный порыв. Я даже помню день, когда, весь мир забыв, Читал и жег я строки дорогие И мысль покончить жизнь явилась мне впервые. Тогда во мне самом все было сожжено, Разбито, попрано... И, смутная сначала, Та мысль в больное сердце, как зерно На почву благодарную, упала. Она таилася на самом дне души, Под грудой тлеющего пепла; Среди тяжелых дум она в ночной тиши Сознательно сложилась и окрепла... О, посмотрите же кругом! Не я один ищу спасения в покое,- В эпоху общего унынья мы живем. Какое-то поветрие больное - Зараза нравственной чумы - Над нами носится, и ловит, и тревожит Порабощенные умы. И в этой самой комнате, быть может, Такие же, как я, изгнанники земли Последние часы раздумья провели. Их лица бледные, дрожа от смертной муки, Мелькают предо мной в зловещей тишине, Окровавленные, блуждающие руки Они из недр земли протягивают мне... Они преступники. Они без позволенья Ушли в безвестный путь из пристани земной... Но обвинять ли их? Винить ли жизни строй, Бессмысленный и злой, не знающий прощенья? Как опытный и сведущий юрист, Все степени вины обсудите вы здраво. Вот застрелился гимназист, Не выдержав экзамена... Он, право, Не меньше виноват. С платформы под вагон Прыгнул седой банкир, сыгравший неудачно; Повесился бедняк затем, что жил невзрачно, Что жизни благами не пользовался он... О, эти блага жизни... С наслажденьем Я б отдал их за жизнь лишений и труда... Но только б мне забыть прожитые года, Но только бы я мог смотреть не с отвращеньем, А с теплой верой детских дней На лица злобные людей. Не думайте, чтоб я, судя их строго, Себя считал умней и лучше много, Чтоб я несчастный мой конец Другим хотел поставить в образец. Я не ряжуся в мантию героя, И верьте, что мучительно весь век Я презирал себя. Что я такое? Я просто жалкий, слабый человек И, может быть, слегка больной - душевно. Вам это лучше знать. Вы часто, ежедневно Субъектов видите таких; Сравните, что у вас написано о них, И, к сведенью приняв науки указанья, Постановите приговор. Прощайте же, любезный прокурор... Жаль, не могу сказать вам: до свиданья". Письмо окончено, и выпита до дна Бутылка скверного вина. Я отворил окно. На улицы пустые Громадой черною смотрели облака. Осенний ветер дул, и капли дождевые Лениво падали, как слезы старика. Потухли фонари. Казалось, поневоле Веселый город наш в холодной мгле уснул И замер вдалеке последних дрожек гул. Так час прошел, иль два, а может быть и боле... Не знаю. Вдруг в безмолвии ночном Отчетливо, протяжно и тоскливо Раздался дальний свист локомотива... О, этот звук давно уж мне знаком! В часы бессонницы до бешенства, до злости, Бывало, он терзал меня, Напоминая близость дня... Кто с этим поездом к нам едет? Что за гости? Рабочие, конечно, бедный люд... Из дальних деревень они сюда везут Здоровье, бодрость, силы молодые, И все оставят здесь... Поля мои родные! И я, увы! не в добрый час Для призраков пустых когда-то бросил вас. Мне кажется, что там, в далеком старом доме, Я мог бы жить еще... Июльский день затих. Избавившись от всех трудов дневных, Я вышел в радостной истоме На покривившийся балкон. Перед балконом старый клен Раскинул ветви, ярко зеленея, И пышных лип широкая аллея Ведет в заглохший сад. В вечерней тишине Не шелохнется лист, цветы блестят росою, И запах сена с песней удалою Из-за реки доносятся ко мне. Вот легкий шум шагов. Вдали, платком махая, Идет ко мне жена... О нет, не та - другая: Простая, кроткая, и дети жмутся к ней... Детей побольше, маленьких детей! За липы спрятался последний луч заката, Тепла немая ночь. Вот ужин, а потом Беседа тихая, Бетховена соната, Прогулка по саду вдвоем, И крепкий сон до нового рассвета... И так, вдали от суетного света, Летели б дни и годы без числа... О, Боже мой! Стучат... Ужели ночь прошла? Да, тусклый, мокрый день сурово Глядит в окно. Что ж, разве отворить? Попробовать еще по-новому пожить? Нет, тяжело! Увидеть снова Толпу противных лиц со злобою в глазах, И уши длинные на плоских головах, И этот наглый взгляд, предательский и лживый... Услышать снова хор фальшивый Тупых, затверженных речей... Нет, ни за что! Опять стучат... Скорей! Пусть мой последний стих, как я, бобыль ненужный, Останется без рифмы... Октябрь 1888 * * * * * Проложен жизни путь бесплодными степями, И глушь, и мрак... ни хаты, ни куста... Спит сердце; скованы цепями И разум, и уста, И даль пред нами Пуста. И вдруг покажется не так тяжка дорога, Захочется и петь, и мыслить вновь. На небе звезд горит так много, Так бурно льется кровь... Мечты, тревога, Любовь! О, где же те мечты? Где радости, печали, Светившие нам ярко столько лет? От их огней в туманной дали Чуть виден слабый свет... И те пропали... Их нет. 1888 СТАРОСТЬ Бредет в глухом лесу усталый пешеход И слышит: кто-то там, далеко, за кустами, Неровными и робкими шагами За ним, как вор подкравшийся, ползет. Заныло сердце в нем, и он остановился. "Не враг ли тайный гонится за мной? Нет, мне почудилось: то, верно, лист сухой, Цепляяся за ветви, повалился Иль заяц пробежал..." Кругом не видно зги, Он продолжает путь знакомого тропою. Но вот все явственней он слышит за собою Все те же робкие, неровные шаги. И только рассвело, он видит: близко, рядом Идет старуха нищая с клюкой, Окинула его пытливым взглядом И говорит: "Скиталец бедный мой! Ужель своей походкою усталой Ты от меня надеялся уйти? На тяжком жизненном пути Исколесил ты верст немало. Ведь скоро, гордость затая, Искать начнешь ты спутника иль крова... Я старость, я пришла без зова, Подруга новая твоя! На прежних ты роптал, ты проклинал измену... О, я не изменю, щедра я и добра: Я на глаза очки тебе надену, В усы и бороду подсыплю серебра; Смешной румянец щек твоих я смою, Чело почтенными морщинами покрою, Все изменю в тебе: улыбку, поступь, взгляд... Чтоб не скучал ты в праздности со мною, К тебе болезней целый ряд Привью заботливой рукою. Тебя в ненастные, сомнительные дни Я шарфом обвяжу, подам тебе калоши... А зубы, волосы... На что тебе они? Тебя избавлю я от этой лишней ноши. Но есть могучий дар, он только мне знаком: Я опыт дам тебе, в нем истина и знанье! Всю жизнь ты их искал и сердцем и умом И воздвигал на них причудливое зданье. В нем, правда, было много красоты, Но зданье это так непрочно! Я объясню тебе, как ошибался ты; Я докажу умно и точно, Что дружбою всю жизнь ты называл расчет, Любовью - крови глупое волненье, Наукою - бессвязных мыслей сброд, Свободою - залог порабощенья, А славой - болтунов изменчивое мненье И клеветы предательский почет..." "Старуха, замолчи, остановись, довольно! (Несчастный молит пешеход.) Недаром сердце сжалося так больно, Когда я издали почуял твой приход! На что мне опыт твой? Я от твоей науки Отрекся б с ужасом и в прежние года. Покончи разом все: бери лопату в руки, Могилу вырой мне, столкни меня туда... Не хочешь? - Так уйди! Душа еще богата Воспоминанием... надеждами полна, И, если дань тебе нужна, Пожалуй, уноси с собою без возврата Здоровье, крепость сил, румянец прежних дней, Но веру в жизнь оставь, оставь мне увлеченье, Дай мне пожить хотя еще мгновенье В святых обманах юности моей!" Увы, не отогнать докучную старуху! Без устали она все движется вперед, То шепчет и язвит, к его склонившись уху, То за руку его хватает и ведет. И привыкает он к старухе понемногу: Не сердит уж его пустая болтовня, И, если про давно пройденную дорогу Она заговорит, глумяся и дразня, Он чувствует в душе одну тупую скуку, Безропотно бредет за спутницей своей И, вяло слушая поток ее речей, Сам опирается на немощную руку. Июль 1886 * * * * * Птичкой ты резвой росла, Клетка твоя золоченая Стала душна и мала. Старая няня ученая Песню твою поняла. Что тебе угол родной, Матери ласки приветные! Жизни ты жаждешь иной. Годы прошли незаметные... Близится день роковой. Ярким дивяся лучам, Крылья расправив несмелые, Ты улетишь к небесам... Тучки гуляют там белые, Воля и солнышко там! В келье забытой твоей Жизнь потечет безотрадная... О, ты тогда пожалей, Птичка моя ненаглядная, Тех, кто останется в ней! 1878 СУМАШЕДШИЙ Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страх И можете держать себя свободно, Я разрешаю вам. Вы знаете, на днях Я королем был избран всенародно, Но это все равно. Смущают мысль мою Все эти почести, приветствия, поклоны... Я день и ночь пишу законы Для счастья подданных и очень устаю. Как вам моя понравилась столица? Вы из далеких стран? А впрочем, ваши лица Напоминают мне знакомые черты, Как будто я встречал, имен еще не зная, Вас где-то, там, давно... Ах, Маша, это ты? О милая моя, родная, дорогая! Ну, обними меня, как счастлив я, как рад! И Коля... здравствуй, милый брат! Вы не поверите, как хорошо мне с вами, Как мне легко теперь! Но что с тобой. Мари? Как ты осунулась... страдаешь все глазами? Садись ко мне поближе, говори, Что наша Оля? Все растет? Здорова? О, Господи! Что дал бы я, чтоб снова Расцеловать ее, прижать к моей груди... Ты приведешь ее?.. Нет, нет, не приводи! Расплачется, пожалуй, не узнает, Как, помнишь, было раз... А ты теперь о чем Рыдаешь? Перестань! Ты видишь, молодцом Я стал совсем, и доктор уверяет, Что это легкий рецидив, Что скоро все пройдет, что нужно лишь терпенье... О да, я терпелив, я очень терпелив, Но все-таки... за что? В чем наше преступленье?.. Что дед мой болен был, что болен был отец, Что этим призраком меня пугали с детства,- Так что ж из этого? Я мог же, наконец, Не получить проклятого наследства!.. Так много лет прошло, и жили мы с тобой Так дружно, хорошо, и все нам улыбалось... Как это началось? Да, летом, в сильный зной, Мы рвали васильки, и вдруг мне показалось... Да, васильки, васильки... Много мелькало их в поле... Помнишь, до самой реки Мы их сбирали для Оли. Олечка бросит цветок В реку, головку наклонит... "Папа, - кричит, - василек Мой уплывет, не утонет?!" Я ее на руки брал, В глазки смотрел голубые, Ножки ее целовал, Бледные ножки, худые. Как эти дни далеки... Долго ль томиться я буду? Все васильки, васильки, Красные, желтые всюду... Видишь, торчат на стене, Слышишь, сбегают по крыше, Вот подползают ко мне, Лезут все выше и выше... Слышишь, смеются они... Боже, за что эти муки? Маша, спаси, отгони, Крепче сожми мои руки! Поздно! Вошли, ворвались, Стали стеной между нами, В голову так и впились, Колют ее лепестками. Рвется вся грудь от тоски... Боже! куда мне деваться? Все васильки, васильки... Как они смеют смеяться? Однако что же вы сидите предо мной? Как смеете смотреть вы дерзкими глазами? Вы избалованы моею добротой, Но все же я король, и я расправлюсь с вами! Довольно вам держать меня в плену, в тюрьме! Для этого меня безумным вы признали... Так я вам докажу, что я в своем уме: Ты мне жена, а ты - ты брат ее... Что, взяли? Я справедлив, но строг. Ты будешь казнена. Что, не понравилось? Бледнеешь от боязни? Что делать, милая, недаром вся страна Давно уж требует твоей позорной казни! Но, впрочем, может быть, смягчу я приговор И благости пример подам родному краю. Я не за казни, нет, все эти казни - вздор. Я взвешу, посмотрю, подумаю... не знаю... Эй, стража, люди, кто-нибудь! Гони их в шею всех, мне надо Быть одному... Вперед же не забудь: Сюда никто не входит без доклада. 1890 ПРИМЕЧАНИЯ  Произведения А. Н. Апухтина издаются нечасто. Сам поэт был очень взыскателен к своим произведениям. Составленный им первый сборник стихотворений появился только в 1886 г. Это, без преувеличений, один из самых поздних книжных дебютов в русской дореволюционной поэзии: автору - 46 лет. Впрочем, имя Апухтина в то время представляло далеко не "звук пустой" для его современников. Вскоре, в 1891 г., названный сборник был переиздан, а в 1893 г. выпущен вновь, с добавлением пяти стихотворений. Это произошло накануне кончины поэта. В первое пятилетие после смерти Апухтина вышло три издания его сочинений (1895, 1896, 1898 гг.), куда были включены еще более ста стихотворений, а также драматическая сцена "Князь Таврический" и проза поэта. В издании 1898 г. стихотворения впервые были расположены в хронологическом порядке. Такой принцип сохранялся в последующих дореволюционных изданиях и немногочисленных советских. Это - томики из Малой серии "Библиотеки поэта" (1938 г.) и Орловского книжного издательства (1959 г.); знаменательно для научного издания наследия Апухтина появление тома его стихотворений в Большой серии "Библиотеки поэта" (1961; вступительная статья и составление Н. А. Коварского; подготовка текста и примечания Р. А. Шацевой). По сравнению с предыдущими советскими изданиями, большей полнотой отличается книга Апухтина "Сочинения: Стихотворения. Проза" (М.: Худож. лит., 1985), куда включены некоторые стихотворения, не перепечатывавшиеся многие десятилетия. Если упомянуть еще книги: Апухтин А. Н. Песни моей Отчизны. Тула: Приокское кн. изд-во, 1985; Апухтин А. Стихотворения. А: Дет. лит., 1990 - и вспомнить несколько публикаций произведений Апухтина в сборниках и антологиях, перечень его изданий будет исчерпан. В первом разделе настоящей книги помещены - после долгого перерыва - стихотворения поэта из сборника 1886 г. в том порядке, в каком хотел их видеть сан Апухтин (включая прибавление в конце пяти стихотворений из сборника 1893 г., последнего апухтинского прижизненного издания). Сделаны лишь небольшие дополнения: цикл "Весенние песни" публикуется в современном составе; полностью дан цикл "Деревенские очерки" (в изданиях 1886, 1891, 1893 гг. печаталось только стихотворение "Проселок"), а также Посвящение к поэме "Год в монастыре". Второй раздел книги содержит избранные стихотворения Апухтина, не включенные им в прижизненные сборники. В третьем разделе представлены юмористические произведения. В Приложении публикуются историко-биографическая справка о жизни А. Н. Апухтина и стихотворения, посвященные его памяти. Тексты в основном печатаются по изданию: Апухтин А. Н. Сочинения: Стихотворения. Проза. - М.: Худож. лит., 1985 (составление и подготовка текстов А. Ф. Захаркина). Часть стихотворений дана впервые в советское время по прижизненным и первым посмертным публикациям. В целом в сборнике принимаются датировки произведений и текстологический подход издателей тома А. Н. Апухтина в Большой серии "Библиотеки поэта" (последняя прижизненная печатная редакция, учет авторской правки, сопоставление автографов и авторизованных списков). При составлении комментариев к отдельным стихотворениям учитывались разыскания Ф. Н. Малинина, Р. А. Шацевой, Л. Н. Афонина, других исследователей. Список принятых сокращений Изд. 1895 г. - Сочинения А. Н. Апухтина: В 2 т. - Изд. 4-е, доп. - Спб., 1895. - Том 1. Изд. 1896 г. - Сочинения А. Н. Апухтина. - 2-е посм., доп. изд. - Спб., 18%. Изд. 1898 г. - Сочинения А. Н. Апухтина. - 3-е посм., доп. изд. - Спб., 1898. БП Апухтин А. Н. Стихотворения. - Л.: Сов. писатель, 1961. - (Большая серия "Б-ки поэта"). I. Стихотворения, входившие в прижизненные сборники А. Н. Апухтина Год в монастыре. Приукажен - приписан указом к месту узаконенного жительства. Камилавка - высокий, расширяющийся кверху головной убор фиолетового цвета, почетная награда православных священников. Киот - божница, деревянный украшенный шкафчик или застекленный ящик для икон. Ескапада (эскапада: от фр. проказа, шалость) - выходка, выпад. Ханой Дамаскина - торжественное рождественское песнопение на слова Иоанна Дамаскина (ок. 675-753), византийского богослова, первого систематизатора христианского вероучения. Здесь Новый год встречают в сентябре - по церковному (допетровскому) календарю новый год начинался с сентября. Великий Канон - покаянное великопостное богослужение. Апухтин сделал поэтическое переложение фрагментов Канона. Левит - низший храмовый служитель в иудаизме. Стихира - церковные песнопения, обычно предваряемые стихами из псалтири, сборника псалмов, входящего в Ветхий завет. Рясофорное постриженье - первая степень пострижения в монахи с надеванием рясы. Отрывок из "Года в монастыре" - "Она была твоя..." - положен на музыку Ц. А. Кюи, А. В. Анохиным, А. Т. Гречаниновым, А. С. Аренским, М. И. Ивановым, Г. Базилевским, Г. А. Гольденбергом, С. Д. Волковым-Давыдовым. М. А. Данилевской написана симфоническая оратория "Год в монастыре" и опера "Призрак" на сюжет той же поэмы, поставленная на сцене Мариинского театра в Петербурге в сезон 1911/12 г. Венеция. Апухтин был в Венеции в 1874 г. О ней "можно писать целые тома", - так говорил он о своих впечатлениях. При этом, преодолевая соблазны описательности, поэт создал произведение, в котором пластика естественно сочетается с глубоким философским началом. Микьяли, Пезаро, Фоскари, Пучи - старинные знатные венецианские роды. Совет Десяти - речь идет о периоде Венецианской республики (XIV в.), когда аристократическое правление постепенно перерастало в олигархическое. Совет Десяти и был органом верховного полицейского надзора, выполняющий свои функции в интересах только нобилитета, то есть части венецианцев, имевших право занимать государственные должности. Роковой Лепантский бой. - Около города Лепанто (ныне греческий город Нафпактос) у входа в залив 7 октября 1571 г. испано-венецианский флот разгромил турецкий, однако из-за разногласий в лагере союзников Венеции Лепанто, с 1499 г. захваченный Оттоманской империей, не удалось вернуть. Дож - здесь глава Венецианской (конец VII-XVIII в.) республики. Избирался пожизненно. Веронеэе Паоло (1528-1588) - живописец итальянского Возрождения (венецианская школа). Генрих Третий (1551-1588) - сын французского короля Генриха II, занявший польский престол. После смерти брата, французского короля Карла IX, тайно покинув Польшу, через Италию возвратился во Францию и стал французским королем. Церковь Фрари - знаменитая венецианская церковь, построена в XIII-XV вв. Канава Антонио (1757-1822) - итальянский скульптор, его гробница находится в церкви Фрари. Пытки, казни... - Для Венецианской республики была характерна ожесточенная междоусобная борьба аристократических родов за власть. Мост Dei Sospiri - прилегающий к зданию тюрьмы "Мост вздохов". Марк - Собор святого Марка, всемирно известный архитектурный памятник в центре Венеции. Твой лев - на мраморной колонне перед дворцом дожей помещено геральдическое изображение льва, символа Венеции. Берег Лидо - гавань в проливе, соединяющем Венецианский залив с морем. Реквием. Эпиграфы - из реквиема - заупокойного богослужения в католической церкви. 1, 2-я и 5-я части являются переложением отдельных фрагментов реквиема. П. И. Чайковский, отвечая на предложение великого князя Константина Романова положить на музыку апухтинский "Реквием", писал: "Многое в стихотворении Апухтина, хоть и высказано прекрасными стихами, - музыки не требует, даже скорее противостоит сущности ее... все это отлично выражает бессилие человеческое перед неразрешимыми вопросами бытия, но, не будучи прямым отражением чувства, а скорее формулированием рассудочных процессов, - трудно поддается музыке" (Чайковский М. Жизнь Петра Ильича Чайковского. - М., 1902. - Т. 3. - С. 637). Стихотворение отмечено Блоком в его экземпляре Сочинений Апухтина. "О, будь моей звездой..." Положено на музыку В. М. Орловым, С. Лаппо-Данилевским. Недостроенный памятник. Впервые: Гражданин. - 1872. - Э 1.С. 9. Памятник Екатерине II по проекту М. О. Микешина, в сооружении участвовали М. А. Чижов и А. М. Опекушин, находится в сквере перед Ленинградским академическим театром имени А. С. Пушкина (б. Александрийский). Торжественно открыт 24 ноября 1873 г. Лучше десять оправдать виновных... - По замечанию П. Сумарокова, эта фраза, приписываемая Екатерине, повторение слов Петра I (см.: Сумароков Павел. Обозрение царствования и свойств Екатерины Великия.Ч. 1. - Спб., 1832. - С. 76). Деревенские очерки. Впервые: Современник. - 1859. - Э 9. С 47-55. 1. Посвящение. Посвящено памяти матери, Марии Андреевны Апухтиной (1821-1859), кончина которой стала для поэта тяжелейшим потрясением. Еще при ее жизни он писал: "Мать моя - урожденная Желябужская - женщина ума замечательного, одаренная теплым симпатичным сердцем и самым тонким изящным вкусом. Ей, сколько мне кажется, обязан я этими порывами сердца высказывать свои ощущения" (из письма к П. А. Валуеву от 14 февраля 1856 г.; цит. по: БП. С. 326). Положено на музыку П. Г. Татариновым. 4. Песни. По предположению Н. Г. Леонтьева, стихотворение Н. А. Добролюбова "Существенность и поэзия" - пародия на "Песни" Апухтина. 6. "Вчера у окна мы сидели в молчанья..." Положено на музыку И. Добровейном. Солдатская песня о Севастополе. Тема Севастопольской обороны занимает заметное место в лирике Апухтина. Под впечатлением событий Крымской войны 1853-1856 гг. Апухтин написал стихотворения: "Молитва русских", "Чудеса", "Мысли в домике Петра Великого", "Эпаминонд" и др. Очаков. - Во время русско-турецкой войны 17871791 гг. турецкая крепость Очаков была осаждена русскими войсками. Как сходили враги без числа с кораблей... - Во время Крымской войны России противостояла коалиция Англии, Франции, Турции и Сардинии. И одиннадцать месяцев длилась резня..." - Оборона Севастополя, сковавшая основные силы, врага, длилась с сентября 1854 по август 1855 г. Ниобея. В основе стихотворения - древнегреческий миф о Ниобее, известный в поэтической обработке римского поэта Овидия Публия Назона. Жена царя Фив Амфиона, мать семи сыновей и семи дочерей, Ниобея оскорбила жену Зевса Латону, мать близнецов Аполлона и Артемиды, укорив ее тем, что у нее всего двое детей. За это боги наказали Ниобею: все ее дети погибли, а сама она была превращена в скалу, источающую слезы. Гаданье. Положено на музыку А. Васильевым. Моление о чаше. В основе - евангельский рассказ о молитве Христа Богу-отцу в Гефсиманском саду накануне его осуждения на казнь. Актеры. По воспоминаниям, Апухтин блестяще читал свои стихотворения. А. Ф. Кони писал, что поэт любил исполнять "Актеров". Письмо. Стихотворение входило в чтецкий репертуар многих известных артистов. "О, Боже, как хорош..." Положено на музыку Н. Амани, Г. Э. Конюсом, Д. Кайгородовым. Старая цыганка. П. Столпянский в статье "Кое-что о цыганах" утверждал, что фабула "Старой цыганки" "не была выдумана поэтом, и "осанистый князь" и "красавица цыганка Маша" были живыми лицами; этот рассказ весь полон реальными подробностями, взятыми из цыганской жизни" (Столица и усадьба. - 1915. - Э 34. - С. 16). Яр - ресторан в Москве, славившийся цыганскими хорами. Многократно описан в русской литературе. Коренная - Коренная пустынь, монастырь под Курском, место ежегодных ярмарок. "Я ее победил, роковую любовь..." Положено на музыку К. Ю. Давыдовым, 3. А. Рейснер-Куманиной. Ночь в Монплезире. Монплезир - летний дворец Петра I в Петергофском парке на берегу Финского залива. A la pointe. В стихотворении изображено традиционное великосветское гуляние на стрелке Елагина острова в Петербурге, происходящее вскоре после объявления франко-прусской войны. Баден - немецкий курорт. Бисмарк Отто (1815-1898)-в то время министр-президент и министр иностранных дел Пруссии. Швейцарке. По данным Ф. Н. Малинина, стихотворение обращено к молодой француженке, родом из Швейцарии, гувернантке дочери Жедринских (см. о них в примечании к стихотворению "В уютном уголке сидели мы вдвоем..."). Останавливаясь проездом через Курск, в доме губернатора, в отсутствие гувернантки, Апухтин ночевал в ее комнате. "Оглашении, изыдите!". В заглавие взят возглас во время литургии, по которому "оглашенные" - лица, готовящиеся принять христианство, - обязаны покинуть храм. Во время войны. Цикл из трех стихотворений. I. Братьям. II. Равнодушный. Написаны в связи с событиями русско-турецкой войны 1877-1878 гг. III. К поэзии. Стихотворение, как и стихотворение под тем же названием ("В те дни, когда широкими волнами..." - см. раздел II настоящего сборника), написано в связи с террористической деятельностью "Народной воли" и убийством Александра II 1 марта 1881 г. Посвящено, как и многие другие произведения Апухтина, в том числе "Год в монастыре", певице Александре Валерьяновне Панаевой (18531942), впоследствии жене друга Апухтина - Г. П. Карцева. От насилий, измен и коварства. - Здесь, как и во всем стихотворении, явственна полемика с Н. А. Некрасовым. Ср. в поэме "Рыцарь на час": От ликующих, праздно болтающих, Обагряющих руки в крови Уведи меня в стан погибающих За великое дело любви. Твоя слеза. Положено на музыку Б. Левензоном, Л. А. Осиповым, С. Н. Дягилевым, С. Н. Волконским, С. А. Зыбиной, Ф. Ю. Бенуа, В. Поллак. Публика. Первоначально был эпиграф, снятый Апухтиным: "Поклонник всякого успеха, авторитета жалкий раб. Веневитинов". Росси Эрнесто (1827-1896) - итальянский драматический актертрагик, в 1877 г. впервые гастролировавший в России. Мухи. Положено на музыку А. В. Щербачевым, Е. Н. Греве-Соболевской. "Отчалила лодка. Чуть брезжил рассвет..." Положено на музыку С. Голицыным, Р. М. Глиэром, С. С. Прокофьевым, А. В. Щербачевым, Ю. Геркен. "Истомил меня жизни безрадостный сон..." Положено на музыку Г. Я. Фистулари, А. А. Одениным. "День ли царит, тишина ли ночная..." В числе 6-ти романсов посвящено А. В. Панаевой. Положено на музыку П. И. Чайковским, Ф. Ю. Бенуа. Минуты счастья. Положено на музыку А. С. Аренским, Г. Л. Катуаром, А. Н. Шеферим, Н. И. Харито, С. Сорокиным; входило в сборники цыганских романсов. "Ночи безумные, ночи бессонные..." Положено на музыку П. И. Чайковским, С. И. Донауровым, Е. Вильбушевичем; также известно как популярный цыганский романс в музыкальной обработке А. А. Спиро, С. В. Зарембы, П. Веймарна. "О, смейся надо мной..." Положено на музыку П. Л. Гранд-Мезоном, Г, Э. Конюсом. "Волшебные слова любви и упоенья..." Положено на музыку С. А. Зыбиной, Н. Кочетовым. Весенние песни. Третье стихотворение цикла положено на музыку А. А. Олениным, И. Добровейном, Г. Л. Катуаром; седьмое - Г. Л. Катуаром. Накануне. Самсон - библейский герой, длинные волосы которого Давали ему исполинскую силу. Его возлюбленная филистимлянка Далила остригла спящего Самсона и позвала филистимлянских воинов, которые ослепили его и заковали в цепи. В заточении волосы Самсона вновь отросли, после чего Самсон разрушил храм, под развалинами которого вместе с ним погибли филистимляне. Легенда о Самсоне многократно воплощена в памятниках мирового искусства. "В темную ночь, непроглядную..." Стихотворение начато строкой Цыганского романса. "Мне не жаль, что тобою я не был любим..." Положено на музыку Д. Николаевым, Н. Киршбаумом, А. В. Щербачевым, Д. К. Сартинским-Беем. "В уютном уголке сидели мы вдвоем..." Жедринская Мария Дмитриевна - жена курского губернатора в 1866-1881 гг. А. Н. Жедринского. Апухтин был очень близок с семьей Жедринских, особенно с сыновьями Марии Дмитриевны Владимиром и Александром. После смерти своей: матери и раздела имущества братьями поэт перестал ездить в родное село Павлодар, большей частью проводя лето в имении Жедринских Рыбница, Орловской губернии, где им было написано немало стихотворений и поэма "Год в монастыре". Положено на музыку А. Васильевым, А. В. Щербачевым. Памяти Ф. И. Тютчева. По воспоминаниям А. В. Жиркевича, "Апухтин восторгался Тютчевым, которого знал хорошо и которого читал вслух как-то особенно, точно священнодействуя..." (Ист. вестник. - 1906. - Э 11. - С. 499). "Ни отзыва, на слова, ни привета..." Положено на музыку П. И. Чайковским, Ц. А. Кюи. "Я люблю тебя так оттого..." Положено на музыку А. Н. Шефер. Подражание древним. Впервые: Моск. вестник. - 1860. - Э 20.С. 317. "Когда Израиля в пустыне враг настиг..." Начало стихотворения представляет собой изложение библейского стиха, обозначенного в эпиграфе. Исход - одна из книг Ветхого завета, повествующая об "исходе" евреев из Египта. Положено на музыку П. Г. Чесноковым. Будущему читателю. Козлова Ольга Александровна - жена поэта и переводчика Павла Алексеевича Козлова. Собрала альбом автографов известных русских и иностранных писателей. Все струны порвались, но звук еще дрожит. - Ср. четверостишие С. Я. Надсона (1886): Не говорите мне: "он умер". - Он живет! Пусть жертвенник разбит - огонь еще пылает, Пусть роза сорвана - она еще цветет. Пусть арфа сломана - аккорд еще рыдает!.. Астрам. Положено на музыку Н. А. Соколовым, К. Ю. Давыдовым, Е. Вильбушевичем, С. М. Блуменфельдом, В. И. Ребиковым. Любовь. Положено на музыку С. В. Юферовым; известно как цыганский романс на музыку А. Шишкина. Два голоса. Посвящено Зыбиным Софье Александровне и ее дочери Екатерине Кирилловне, в замужестве Остен-Сакен (1845-1923). Стихотворение Е. К. Остен-Сакен "Памяти А. Н. Апухтина" см. в Приложении. Судьба. Основная тема Пятой симфонии Бетховена - борьба с судьбой. Судьба, как грозный часовой... - отзвук строки из стихотворения А. С. Пушкина "Анчар": "Анчар, как грозный часовой..." Положено на музыку С. В. Рахманиновым. "Праздником Праздник". Написано под впечатлением пасхальной заутрени в Кремле. В заглавие вынесено наименование Пасхи - главного христианского праздника - в одном из пасхальных песнопений. Из поэмы "Последний романтик". Других частей этой поэмы или сведений о ее замысле не обнаружено. Акафист - особые хвалебные песнопения и молитвы в честь Иисуса Христа, богородицы и святых, исполняемые стоя. "Застольная песня" была положена на музыку С. Донауровым, М. Данилевской, Н. Шишкиным, бытовала как цыганский романс. Умирающая мать. Французский источник не установлен. Положено на музыку С. М. Блуменфельдом. Молодая узница. Перевод стихотворения А. Шенье "La jeune Captive". Шенье Андре (1762-1794)-французский поэт, жертва якобинского террора. Филомела - в греческой мифологии царевна, превращенная в соловья. Здесь: соловей. Нине. Мюссе Альфред (1810-1857) - французский писатель, романист, поэт, драматург. Стихотворение написано в 1837 г. Произведения Мюссе переводили на русский язык Тургенев, Фет, Надсон, Курочкин, Минаев, Брюсов, Бунин. Пепите. Перевод стихотворения А. Мюссе "А Рера" (1831). Отрывок. Перевод отрывка из поэмы Мюссе "La nuit de mai" ("Майская ночь".) Положено на музыку С. В. Рахманиновым, Н. Харито. "Черная туча висит над полями..." Положено на музыку А. А. Кошиц. Разбитая ваза. Подражание стихотворению "La vase brise" Сюлли-Прюдома. Рене Франсуа Арман Прюдом (Сюлли-Прюдом) - французский поэт (1839-1907). Первый лауреат Нобелевской премии по литературе. Положено на музыку А. С. Аренским, А. А. Оппель. Памяти прошлого. Положено на музыку Г. Э. Конюсом. "Приветствую вас, дни труда и вдохновенья!.." Первоначально было посвящено В. П. Мещерскому; после разрыва отношений с ним Апухтин сделал новую редакцию стихотворения. Князь Мещерский Владимир Петрович (1839-1914) - товарищ Апухтина по Училищу правоведения, редактор-издатель газеты "Гражданин", с которой сотрудничал, в частности, Ф. М. Достоевский; журналист с охранительными взглядами. Одно время Апухтин был близок с Мещерским, потом они разошлись. В первой строке стихотворения явствен отзвук пушкинской "Деревни": "Приветствую тебя, пустынный уголок, Приют спокойствия, трудов и вдохновенья..." 5 декабря 1885 т. Написано в связи с празднованием 50-летия императорского Училища правоведения. Принц Петр - его императорское высочество принц Петр Георгиевич Ольденбургский (1812-1881) был с 1835 по 1881 г. попечителем Училища правоведения. А. Г. Рубинштейну. Рубинштейн Антон Григорьевич (1829-1894) - русский пианист, композитор, дирижер, музыкально-общественный деятель. Основатель Русского музыкального общества (1859) и первой русской консерватории (1862; Петербург). Гастролировал в России и Европе с циклом исторических концертов, посвященных развитию мировой фортепьянной музыки от ее истоков до современности. "Проложен жизни путь бесплодными степями..." Положено на музыку А. А. Олениным, Ф. Ю. Бенуа. "Птичкой ты резвой росла..." Положено на музыку Г. Л. Катуаром. Сумасшедший. Стихотворение входило во все дореволюциолные "Чтецы-декламаторы", было очень популярным в эстрадном и любительском декламационном репертуаре, с большим успехом исполнялось артистом П. Н. Орленевым. Известно, что "Сумасшедшего" любил декламировать молодой Блок. Да, васильки, васильки. - Этот фрагмент с некоторыми изменениями стал популярным мещанским романсом. Положено на музыку для мелодекламации Н. В. Киршбаумом.