л по-рыцарски дожидаться, чтобы тот открыл огонь первым: до цели было метров четыреста, когда он длинной кучной очередью накрыл всех, и дракона, и седоков; бесформенный ком рухнул вниз, как будто никогда не был грозным летающим ящером и властными людишками в униформе... Два зверя, сказал он себе. Или даже три. И шесть-семь человеческих ублюдков. Неплохо для начала. - Неплохо для начала! - крикнул он. Голос прозвучал тонко и противно, совершенно по-петушиному. Гелий выходил из оболочки. Правда, балласта взято много, а Топец - классный пилот... Он передохнул и даже успел выкурить сигарету. А потом появилось сразу восемь пар драконов. В свете многих ракет видны были и тяжелые стальные набрюшники, и какая-то массивная дрянь, подвешенная под некоторыми из зверей. За него решили сразу взяться по-настоящему. Он поплевал на ладони, потер - и стал выцеливать самого смелого... Париж, 8 марта 1945. 20 часов 30 минут Да уж... назначил место... Такого сосредоточения живописного мусора Штурмфогель не видал никогда. Наверное, над созданием этого кусочка Великого Города поработало чье-то особо изощренное и яркое подсознание. Всяческая мебель, имя которой помнят только театральные художники и бутафоры, драные диваны и трехногие стулья, чемоданы, коробки, подставки для цветов и кадки с пальмами, тряпье, перекошенные зеркала, бочки целые и разбитые, целые штабеля толстых глиняных тарелок, а главное - море пустых бутылок, маленьких, средних, больших, огромных, стройных и пузатых, светлых до полной прозрачности и черных, изогнутых, с ручками, с краниками, с гравировкой... Да, подумал Штурмфогель, вот и в Берлине верхнем было так же... да нет, круче было в Берлине. Он попытался вспомнить, но цельной картины не возникало. До того как вывезли куда-то далеко на периферию и там изолировали сначала всех душевнобольных, а потом евреев, улицы Берлина местами походили на материализацию кошмаров безумного кладовщика: повсюду громоздились всяческие ящики, шкафы, тюки с одеждой и провизией, курганы угля и дров - то есть всего того, без чего натерпелись за времена войны, разрухи, революции, инфляции... Но уже лет пять, пожалуй, улицы чисты, светлы, даже ровны - и Шпеер клянется, что еще пять лет - и узнать город будет невозможно. Клялся, поправил себя Штурмфогель. Уже довольно давно Шпеер занят другими делами, ему не до архитектуры... А казалось бы, до чего просто: двести тысяч плакатов с видами нового города расклеены повсюду внизу - и Верх преображается, выпрямляются улицы, дома тянутся к небу, а не нависают над головами, и само небо светлеет... Темнеет небо. Время уже, время! Опаздывает Кляйнштиммель, так его и так. А вдруг... Только сейчас Штурмфогель подумал: а ведь он мог просто уйти. Нет у него поблизости никаких опергрупп, соврал. Ушел, и все. И тут же понял, что в этом случае, в случае обмана, - Кляйнштиммель должен будет пойти до конца, то есть убить. И двум поднявшимся навстречу ему силуэтам он не удивился. Равно как и упершимся в спину стволам. - Он не придет, - сказал Хете, подходя. - Уже догадался, - сплюнул Штурмфогель. - Только поздно. Если окажешься в моей шкуре, Хете, запомни: не доверяй никому. - Я не окажусь в твоей шкуре, - сказал Хете слишком ровно. - Кто тебя будет спрашивать? - хмыкнул Штурмфогель. - Меня, например, не спрашивали: назначили, как в наряд по кухне. Скажи-ка... - Кончай его, Антон, - сказал тот, кто стоял дальше... Эмиль, вспомнил Штурмфогель с некоторым уже трудом. - Опасно. Накроют. Общая тревога по всем полицейским участкам. - Заткнись, Эмиль, - сказал Хете, не оборачиваясь. - Я буду говорить столько, сколько считаю нужным. А ты, если понадобится, сдохнешь, прикрывая меня, пока я тут болтаю о погоде... - Понял, командир. - Вас навел Кляйнштиммель? Можешь не отвечать - знаю, что он. И приказал ликвидировать на месте? Ладно, Антон, приказ есть приказ, но слушай внимательно: предатель - он. Теперь уже окончательный предатель, потому что сначала грешил, не ведая... И я единственный, кто это знает и может доказать. И вообще они, наши шефы, все немножко предатели. И Нойман, и покойный Гуго... ну а про Кляйнштиммеля я уже сказал. Вот не знаю, замешан ли Эдель. Может, и нет. Готов слушать? - Говори. Кстати, Гуго отнюдь не покойный. Он как-то выкрутился. - Точно? Тогда это здорово. Все-таки он мне нравился... нравится. Значит, так, Антон: наши шефы решили допустить покушение на переговорщиков, переговоры тем самым сорвать - и перенести войну сюда, наверх. У Ноймана грядущая гибель Салема - просто идея фикс, Гуго же считает, что только так Германия имеет шансы выиграть ту, нижнюю, войну... - Я тоже так считаю, - сказал Хете мрачно. - Антон! Переговоры подготовили люди рейхсфюрера. Рейхсфюрер сам будет в них участвовать. Ты что, думаешь, он менее нашего озабочен судьбой Германии? Но он лучше нашего владеет ситуацией - и если он считает, что нам нужно договариваться с противником, то кто мы такие, чтобы эти планы рушить? Ты уверен, что знаешь все? Нет? Ты слышал, например, о проекте "Антипо"? А между тем в него вложено средств больше, чем в бомбардировку Англии. Я не знаю, что это, не имею права знать, но мне поручена защита одной из ветвей этого проекта... была поручена, пока у нас не началось... А может быть, рейхсфюрер считает, что нам нужно любой ценой сохранить Салем - с теми изменениями, которые мы в него внесли за эти тринадцать лет? Может быть, это и было самым главным, ради чего... ну, все то, внизу... Не знаю, ребята, что говорят сами себе наши начальники, когда творят такую вот тихую измену, но еще: я догадываюсь, как именно им была внушена эта идея. И кем. И как это связано с уничтожением Дрездена. Сейчас у меня вот здесь, - он, морщась, показал на голову, - гордиев узел. И им хочется разрубить его - вместе с моими мозгами. Слушай, Антон, если бы они не были предателями - скажи, стали бы они настаивать именно на ликвидации? Почему не захватить меня, не доставить в контору и не допросить как следует? Ну? Вон телефон. Позвони, скажи, что взял меня, просишь дополнительных инструкций. Что я сдался сам и готов дать информацию. Ценную информацию. Позвони. Это будет момент истины. Ведь вы же не механические куклы, черт возьми! Вы такие же солдаты, как я, - почему же вы, зараза, допускаете, чтобы вас использовали как наемных убийц? Позвони, Антон. - Это хорошая мысль, - сказал кто-то сзади. - Я подозревала, что дело нечисто... - еще кто-то. Вернее, если не Хельга, то Дора. Или Берта. Скорее Дора, хотя Штурмфогель, выполняя приказ, не вникал в структуру отряда, именно Дору он видел с блокнотом и карандашом, напряженно размышляющую над чем-то. Аналитик... - Я позвоню, - сказал Хете. - Все остаются на местах. Ждите. Он повернулся и быстро пошел к телефону - и в этот момент ему заступили дорогу. Угловатый, шипастый, стремительный, очень опасный силуэт... - Хельга! Назад... Поздно, две или три автоматные очереди ломают странную фигуру, отбрасывают назад... да и сам Штурмфогель падает лицом в землю, уложенный грамотно и четко: руки уже скручены... - Почему ты сказал: Хельга?! - Потому что это Хельга... Это - Хельга. Пустите. Она была еще жива, когда Штурмфогель и кто-то еще - он не смотрел кто - склонились над нею. Из приоткрытого рта текла пузырящаяся черная кровь. Она силилась выговорить что-то важное... - Единороги, - повторил за ней Штурмфогель, сжимая обеими руками ее сухую твердую кисть. - Единороги. Мы пойдем к ним. Не волнуйся. Мы их найдем... Его тронули за плечо. Хете невозмутимо возвращался от телефонной будки. - Тебя приказано убить на месте без допроса, - сказал он. - Короче... Потом не выдержал и посмотрел вниз. Сглотнул. - Кто это сделал? - Волков. Он же Дрозд. - Никогда не думал... оказывается - можно... Так вот, Штурмфогель, я не тебе верю. Ты для меня как был, так и остаешься одним из офицеров. Но я верю ситуации. И ситуация мне приказывает... - Антон, подожди, - сказал Штурмфогель. - Подожди. Я только что потерял своего основного бойца. У меня нет больше почти никого. Мне будут противостоять как минимум два десятка парней с автоматами и минометами. Если ты веришь ситуации, то ситуация приказывает именно тебе идти в бой. За мной следом. Тебе и твоему отряду. Вопреки формальному приказу. Я даже не знаю, как ты сможешь потом отбрехаться... - Им будет трудно судить победителей - сказал Хете. - В противном же случае не придется и отбрехиваться... Отряд, стройся. Ситуация всем ясна, не повторяюсь. Не имею права никому приказывать. Кто идет со мной - шаг вперед, остальные на месте... Только Эмиль задержался на долю секунды - и тоже шагнул вместе со всеми. - Тогда возьмите тело, и пошли. - Она мертва... - Хете, неуверенно. - Может быть. Но нести недалеко... Крапицы, возбужденно звучавшие, смолкли, когда увидели тело подруги на руках бойцов. Как же вы так? Отпустили... ...она так быстро, так внезапно бросилась... не спросила, не сказала... Штурмфогель только кивнул. Конечно, что они могли сделать? Хельга не научилась их слышать... просто не успела. Но некогда было горевать о павших. Вперед, вперед, вперед!!! Не задерживаться, это как с горки... вперед! Одиннадцать нас, подумал Штурмфогель. Сколько же будет их? Хорватия, 8 марта 1945. 20 часов 40 минут Старший говорил на ломаном немецком, остальные болтали по-своему, но так весело и дружелюбно, что даже Эрика прекратила тихие рыдания, вытерла слезы и попыталась поправить волосы. И именно сейчас, глядя на ее распухшее лицо, на красный мокрый нос и искусанные губы, Гуго впервые в жизни подумал, что она молода, мила и красива... Как понял он из объяснений старшего, разведчиков-усташей послали за ними, потому что самолет не смог прорваться; им предстоял двухдневный путь на лошадях до железной дороги - если ее еще не перерезали титовские партизаны или русские и не взорвали сербские четники, которые воюют сейчас и против немцев, и против усташей, и против партизан, и против русских - но зато за короля... Последний раз в седле Гуго сидел в пятнадцатилетнем возрасте, а Эрика не сидела вообще, и только Джино смотрелся вполне уверенно, как настоящий берсальер. Было почти темно и по-лесному сыро и душно, падал редкий дождь - а может быть, это скатывался с деревьев сгустившийся туман, - сильно пахло прелым дубовым листом и прорастающими желудями. Тропа пока была широка, ехали по двое. Эрику посадили в седло боком, она крепко вцеплялась в луку, боясь свалиться назад. - Не понимаю, что ты вбила себе в голову, - сказал Гуго. - Я вовсе не собираюсь тебя бросать. Эрика судорожно вздохнула. На небольшой поляне их ждали еще несколько всадников. Они искали пилота и пассажира сбитого несколько дней назад связного самолета. Судя по оживленному обмену репликами, поиски оказались успешными. А потом Гуго внезапно услышал такой знакомый голос, что забыл, как управляют лошадью, и кубарем полетел на землю... Крепость Боссэ, 8 марта 1945. 21 час 10 минут Что-то долго они молчат, подумал Эйб. Не к добру... Мрак уже сгустился бы, но из какой-то близкой канавки, заросшей кустарником, постоянно выпускали в небо над крепостью осветительные ракеты - по одной, по две, по нескольку. Они висели на парашютах, трещали, роняли искры... Ровный, протяжный, тягучий звон моторов дотянулся до земли от неба. Вот оно что... Сквозь световую завесь, созданную ракетами, не было видно ни черта, и все же показалось: распластанные крылья. Но тут же в глаза упала резь, как будто хватил горячего песка, и пробила слеза. Эйб чихнул, замотал головой. И тут же донесся до слуха множественный свист падающих бомб. Упадут во двор, подумал Эйб отвлеченно. Или за стену. А мы-то все - на стене. Чтобы нас сковырнуть, стену надо снести. На всякий случай он лег. Взрывов не было. Только громкий, резкий, точечный звон бьющейся посуды. Зажигательные? Но и огня не было. Химия? С них станется... На несколько десятков секунд ракеты вдруг погасли, а когда вновь вспыхнули, Эйбу показалось, что из крепостного двора к небу поднимается несколько столбов плотного струистого дыма. Будто легкие ленты неслись в попутной струе бьющего снизу вверх ветра. Он уже понял, что это. Если не двигаться, то еще есть шанс уцелеть. Они не видят неподвижного... Наверное, кто-то из ребят этого не знал. Или не заметил опасности. Несколько лент пружинисто метнулись вниз... Эйб не решился посмотреть туда. Дикий вой, в котором не было ничего человеческого, сказал ему все. - Сдавайтесь! - приказали из-за стены. Громко приказали, но звук не был пропущен через механику - в нем чувствовалось горячее дыхание. - Иначе всем конец. Это явно был Маг. Магам непристойно ввязываться в дела и отношения людей... а значит, произошло или происходит что-то необычное... И как бы в подтверждение новый крик, хруст, агония. - На две минуты я их парализую, - продолжал голос. - За две минуты вы должны выйти. Кто не успеет, тот погиб. Сейчас я начну читать заклинание. Когда я дойду до многократного повторения слов "мам цах", вставайте и бегите к воротам. Повторяю: кто не успеет, тот погибнет, Я начинаю: тудруб прикот ма, прикот ма. Тудруб хачрав ма, хачрав ма. Прикот давара давара, прикот шогарав ма, шогарав ма. Хачрав мам цах ма, мам цах ма, хачрав тудруб ма, тудруб ма. Мам цах, мам цах ма, мам цах, мам цах ма!.. - Бегом! - крикнул Эйб и сам метнулся по стене в сторону ворот... не успеть, их ведь еще надо открыть... И когда ворота вылетели буквально в лицо ему тучей мелкой деревянной пыли, он не испугался, а даже обрадовался... Maг стоял, окруженный несколькими полицейскими чинами, огромный, страшный. Росту в нем было метра два с половиной - фуражки чинов мелко маячили на уровне его груди. Он пристально посмотрел на Эйба, и Эйб неожиданно успокоился. Все самое страшное состоялось, и теперь бояться больше нечего... Глаз его он не увидел, а взгляд почувствовал: мудрый, темный, страшный. Их клали лицом в землю и вязали руки и ноги, а Эйб все пытался повернуться и еще раз поймать этот взгляд... Арденнский лес, 8 марта 1945. 21 час 45 минут - Есть! - выскочил из палатки ассистент длинного Уха. - Есть общая тревога! Они вылетают! - Ну, все, - сказал Волков, подавив в себе желание перекреститься. - Дождались. По коням! - крикнул он сначала по-русски, а потом уж перевел на приличествующий в этом обществе испанский. - По коням! да шлемы им, гадам, поплотнее натяните, шлемы! давай манок, Гонза! Раскрыв от усердия или от натуги рот, Гонза, помощник Пекаря, завертел ручку сирены, специально перенастроенной магрибскими волшебниками-драконолюбами. Ее почти не было слышно - только слабый металлический посвист. Что такого находили драконы в этом звуке... Вон они - приплясывают, хвостами землю роют. Ну? А где же стан крылатых, что должны слетаться, как мухи на сладкую дрисню? Ага! Трепеща крылышками по-воробьиному, торопился этакий птичк, совсем не слушая поднявшихся в стременах седоков - прямо под раструб драконобоя. С громким кошачьим мявом лиловое кольцо сорвалось с торчащей из раструба толстой иглы, лениво скользнуло навстречу дракону, облекло его плотным светящимся маревом, раскаталось, словно свернутый презерватив... миг-другой дракон еще был виден, а потом погас и исчез! - Первый пошел! - крикнул Волков. И первый пошел. Серый, оседланный под четверых седоков дракон приподнялся на сильных задних лапах, побежал, отталкиваясь все сильнее, потом подпрыгнул и ударил крыльями. Звук был как от заполоскавшего на сильном ветру паруса. Дракон еще раза два-три дотянулся лапами до земли, а потом поджал их, вытянул стрункой хвост и стал набирать высоту. Снова мяукнул драконобой, и Волков дал отмашку на взлет второму дракону... Лес Броселианда, 8 марта 1945 года. 22 часа 20 минут - Летят, - громко произнес кто-то. Штурмфогель метнулся к окну. С востока низко над землей летели шесть драконов. Судя по частоте взмахов, они были достаточно нагружены. Если бы Штурмфогель не был уверен на сто пятьдесят процентов, что перед ним Волков со своими людьми, он наверняка принял бы их за то самое полицейское усиление, о прибытии которого их предупредили тридцать пять минут назад. Драконы были обычной полицейской масти, летели спокойным плотным строем, перед тем, как сесть, сделали положенную "коробочку"... - По местам! - скомандовал Штурмфогель. Ребята из "Гейера" отошли к центру зала - туда, где должны будут, по идее, появляться те, кто уцелеет в ловушке, и выстроились полукругом. А барон, ставший вдруг бледнее того мела, которым он расчерчивал полы, бросился по лестнице вниз, в холл первого этажа, и там, упав на четвереньки, стал что-то подправлять, стирая рукавом лишнее, что-то подрисовывать... Он закончил, взбежал вверх, задыхаясь, - и в этот миг во дворец ворвалась передовая группа террористов. Штурмфогель ничего не видел, но хорошо слышал это: основательные очереди МП, крики и гвалт призраков... - Сработало! - выдохнул барон. Тихо, не говори ничего, мысленно попросил его Штурмфогель. Все и так висит на волоске... такие ловушки не делают за пятнадцать минут - а главное, умные люди в такие ловушки обычно не попадают. Волков же явно не глуп - судя по тому, что вот он, в лесу Броселианда. Месте малодоступном. Месте, которое само способно отбирать, кого впускать в себя. Хотя этот момент был достаточно невнятен и Штурмфогель прекрасно знал, что и сюда, бывало, наведывались коварные убийцы со стилетами и ядом... но тем не менее аквитанские короли отличались завидным долгожительством... Он еще раз посмотрел на своих ребят. Слава Богу, решение о выборе оружия оказалось верным: у всех МП. Почти наугад, почти на голой интуиции... и если это угадано правильно, то значит ли, что правильно и все остальное?.. Но оставалось только ждать, когда оно наконец все кончится. Тогда будет ясно, кто оказался прав и по какой причине... Разведгруппу вел Варга - в настоящем своем теле, радостно возбужденный красивым боем и просвистевшими рядом смертями. Он успел свалить еще одного дракона и, кажется, одного серьезно подранил, прежде чем цеппелин разнесли в клочья ракетами... Уже в свободном падении он выбрался из того, обреченного, тела и, не задерживаясь в нижнем, пускающем шутихи в казарме охранников какого-то лагеря, вернулся в собственное, которое как раз напяливало на себя омерзительную полицейскую форму. Ко дворцу они подходили так, как должны были, по их мнению, подходить настоящие полицейские, - маршируя. Варга все ждал, когда их остановят и зададут какие-то важные вопросы: пароль и все такое, - и тогда он ответит... Он уже приготовил этот ответ и держал на готове, но почему-то никто их не останавливал и ни о чем не спрашивал. Впрочем, это Броселианда, напомнил он себе, здесь все не так, как у нормальных людей. А возможно, охране просто-напросто не разрешено находиться вблизи дворца, а только где-то по периметру... и это логично. Да, вполне логично. На отдалении. Чтобы своим присутствием не смущать делегатов... Дверь распахнулась перед ними, и низкий голос произнес: - Известного злонравия итог, конь блед, входи же! И эти выродки, что следуют с тобой, как силы ада... Огромный холл дворца был полон темным качающимся светом факелов, и в этом свете стояли и смотрели на них три десятка людей, одетых разностильно, но при этом как-то неуловимо похоже - словно все костюмы рисовал один и тот же не слишком умелый художник. Казалось, что они только что разговаривали между собой - по двое, по трое - и вот вдруг обернулись посмотреть на неожиданных гостей. Офицер дворцовой стражи встал перед Варгой, бросил руку к виску: - Я командор Гонсало де Уллоа - я здесь стою на страже их покоя, как статуя из камня и железа. Скажи мне, воин, кем же послан ты и какова великая причина, что изменила планы Совершенства? Варга хотел что-то ответить, выдать наконец ту свою заготовку, но рот был словно залеплен сладковатым тестом. - Свободным слогом здесь не говорят, - вкрадчивый шепот над ухом. Варга заторможенно скосил глаза. Некрупный ангел с крылышками стрекозы висел неподвижно в воздухе. - Коли намерен ты вести беседу, используй подобающий размер и подбирай слова не столь по смыслу, сколь по звучанию... - Правдивость - несвободе дань, - пояснил командор. - А значит, несвобода важней для нас, чем... - Огонь! - в ужасе крикнул Варга. Он чувствовал, что еще немного - и его затянет, увлечет в словесный водоворот. Слова выстраивались в цепочки, вытягивая наружу какой-то скрытый смысл, затаенные мысли... Но случилось чудо: одно слово сумело как-то проскочить, сумело найти щель в этой изощренной защите... Руки все сделали сами. Варга лишь почувствовал, как забился автомат. А уши уже полны были ваты, и звук очередей колотился в виски. Командора отбросило, почти разорвав пополам, и дальше пули неслись свободно, пробивая воздух и тех, кто не успевал убраться с их пути, кто застревал в неровно текущем времени, опрокидывали их на пол, пятнали красными брызгами... почему-то это выглядело гротескно. Чья-то рука взлетела над головами, упала на пол и поползла, перебирая пальцами, ткнулась в дергающееся тело, опрокинулась кверху ладонью и картинно раскинулась. Кто-то шагал по кругу, собирая вывалившиеся внутренности. Кровь отовсюду хлестала тугими струями, причем была при этом какого-то гнусного грязно-оранжевого цвета... Руки переменили магазин и продолжили стрельбу. Сам Варга, может быть, не стал бы этого делать. Наконец не осталось ни одного стоящего на ногах. Сквозь вату в ушах долетал треск факелов. Не в силах говорить, Варга махнул рукой: по лестнице наверх. Ковер, закрепленный на ступенях толстыми латунными прутьями, вдруг стал выскальзывать из-под них и запутываться вокруг ног. Идти приходилось, как в высокой траве... Волков видел, как разведчики вошли в холл - и почти тут же началась бешеная пальба. Он прислушался к звукам. Стреляли только из МП - из пяти-шести стволов. Длинными, от живота, очередями. - Вперед! - скомандовал он. Уже не стараясь казаться кем-то другим, террористы бросились во дворец. Волков шел последним. За его спиной оставались лишь двое, присматривающие за драконами. Штурмфогель провел ладонью по лбу: пот. Это просто пот. Обычный пот. Ничего особенного. Уже должны бы подняться... Ковер стал совсем скользким - ледяная широкая лента. Варга удержался, схватившись за перила, остальные ссыпались вниз, ударяясь о ступени. Теперь они поднимались с трудом, оскальзываясь, преодолевая сопротивление невидимого беззвучного потока. Кажется, стало заметно темнее. Варга поднял глаза. На самом верху лестницы стоял высокий клоун в белом балахоне с огромными пуговицами и в матросском берете. Огромный рот был намалеван на его безглазом лице - хищный рот со множеством мелких острых зубов... Волков застыл в дверях. Внутри дворца происходило что-то невероятное: его бойцы хлестали длинными очередями по стенам, окнам... летела пыль, штукатурка, осколки камня, стекла... от порохового дыма тут же заслезились глаза... Одновременно он видел, конечно, груды окровавленных тел, раскинутые руки, широко разинутые кричащие рты... но это были призраки. Даже не слишком похожие на реальных людей. Нечеткие, непропорциональные... Вот что значит наметанный глаз. Он уже знал, что все кончено. Но следовало понять почему. Первый же взгляд вниз, под ноги, снял все вопросы. Шесть знаков Азахави, соединенных двойной змеей, были нарисованы на полу простым белым мелом. Если бы он переступил эти знаки, он видел бы сейчас то же самое, что и его обреченные люди. А сейчас он мог просто стоять и смотреть, как их будут убивать. Или не смотреть. Сделать уже ничего было нельзя. Переступившие знаки Азахави были обречены - все равно как если бы они шагнули на мины, или проглотили ложку мышьяка, или были брошены в яму со змеями... Но кто же посмел здесь, в лесу Броселианда, применить такое средство? Не важно. Кто-то посмел. А значит - расколол план. И еще этот кто-то сумел пробраться сюда раньше, чем он. Или предупредил внутреннюю охрану. Что, по сути, не имело уже никакого значения. Вот и сыграна твоя последняя партия, Волков. На выход, с вещами... Он повернулся и пошел к драконам. Двое, остававшиеся возле зверей, смотрели на него с удивлением. - Все, - сказал он. - Идите, помогите пока ребятам. Я тут и сам... Варга был клоуну по пояс. Тот прошел мимо; от его балахона невыносимо пахло морозом и мятой; вместо матросского беретика голову его теперь венчала королевская корона. Варга видел, как клоун схватил за ноги одного из бойцов, ползущих по лестнице, поднял его над своей запрокинутой головой и опустил, извивающегося, внутрь себя. Варга услышал нечеловеческий вопль и клацанье зубов... А потом сверху стал спускаться кто-то еще, но кто - Варга уже не видел, потому что ужас вдавил его взгляд в ступени. Если смотреть вот так вот вниз, то ничего не случится. ...Первый из террористов выпал в предназначенное для выпадения место и куда-то пополз, подвывая; короткая очередь оборвала этот вой. Выпали еще двое, их тоже прикончили. - Ребята, не всех! - еще раз предупредил Штурмфогель. Хете успокаивающе помахал рукой. И тут Штурмфогеля позвала Рута. Она стояла у окна и смотрела вниз и вдаль - туда, где сидели драконы. Человек в полицейской форме шел к тем двоим, что стерегли драконов. Потом он остался там, а бойцы бросились бегом ко дворцу. Это Волков, сказала Рута. Это он. И он убегает. Если бы была хоть одна винтовка!.. - Хете, со мной! Девочки, задержите его! Ударом ноги Штурмфогель выбил окно. Черт, метров пять... без крыльев... Сзади набегал Хете, и он прыгнул. Крапицы обогнали его еще в воздухе, приземлившись далеко впереди. Ну, девочки... Удар о землю был ничего себе. Показалось, что-то лопнуло в паху. Сзади ухнул Хете. Зато крапицы уже неслись к драконам, еле касаясь земли. Бег их был стремителен, как полет. И все же они не успели. Дракон ударил крыльями и тяжело поскакал, подпрыгивая все выше, выше, выше... А потом вытянул лапы, лег на крыло, заложил крутой вираж - под ветром пригнулись деревья - и скрылся за крышей дворца. Штурмфогель бежал, в полном смысле слова не чувствуя под собой ног. Но бежал, а это значит - цел. Рута уже выводила дракона. Улыбка ее была опасной. Такого облегчения Волков просто еще никогда в жизни не испытывал. Хотелось кричать от какого-то черного, жуткого, мучительного наслаждения. Он был один в этом бескрайнем небе! Он наконец был один... Такого провала ему не простят. Но он и не станет испрашивать прощения. Скоро кланяться станут ему. И просить станут его... Когда найдут. А найдут не скоро. У него будет много времени для того, чтобы запустить один странный, один очень важный процесс. Один в бескрайнем небе... Мы не догоним, подумал Штурмфогель. Мы не догоним его. Я его уже почти не вижу... Сзади и сбоку держался дракон, на котором летел Хете. Где-то сзади должен был быть еще один, с Айной и Нигрой. Взлетев, Штурмфогель видел, как девочки выводили его... "Летим вперед, - вдруг очень спокойно сказала Рута. - Летим. Закружим ему голову". "Как это?" - Он еще задавал вопрос, когда уже все понял. "Летим!" - Непонятно, кто это сказал. Но сказал радостно. Уйти вдвоем с Рутой оказалось легко. Еще легче, чем недавно, когда летали на разведку. Возможно, потому что уже верил. Тогда нужно было затратить силы еще и на то, чтобы поверить, а сейчас - только на сам взлет. Или вылет. Или улет. ...Это почему-то оказался не промежуток меж двух стен, как обычно, а беспредельное пространство над кружащейся пенной чашей. И цель впереди была только одна, не нужно искать и догадываться, где и кто. Вся эта пенная чаша и была тем самым человеком. Хоть какой-то толк от этого идиотского леса Броселианда... Штурмфогель не заметил того момента, когда отставшие крапицы нагнали его; теперь он летел, большой и тяжелый, с трех сторон окруженный ими, маленькими и юркими. Вот он, вход. Черный круг на фоне стремительно меняющихся облаков. Когда-нибудь пилоты космолетов будущего именно так будут пикировать сквозь атмосферы далеких неспокойных планет... Добраться до сознания Волкова оказалось легко. Путь высвечивал дымно-огненный след. Вихри были попутны. Они оказались над островом, окруженным тьмой. Железные колонны соединяли остров с небом. Светящийся след рассыпался вверху бесконечным фейерверком. Штурмфогель опустился почти к самой земле. Плывущие сверху вниз голубые искры создавали пылающий купол. Теней не было. В центре острова стояли двери. Он пролетел сквозь них с ходу. За дверью расстилался зеленый луг. На лугу играли дети: два мальчика и девочка. Младший мальчик, в белом матросском костюмчике, вдруг замер, поднял голову и стал смотреть на летящих птиц. Вторые двери открылись рядом с ним. Когда Штурмфогель пролетел сквозь них, он уже все знал об этом мальчике. Больше того: он любил его. За дверью его ждали казарма, запах стоялой воды, тлена и немытых тел. Казарма была огромной - такой ее видела бы летящая оса. Дверь открылась в дальнем конце невероятного помещения... После нее Штурмфогель знал все о подростке-беспризорнике. За этой дверью были выгоревшие под солнцем горы и какие-то люди с оружием, а дверь вела прямо внутрь горы. После нее голова Штурмфогеля раздулась от таких знаний, за которые еще полгода назад он легко отдал бы правую руку... Теперь он вновь оказался на острове, окруженном тьмой. Только не было железных колонн, а прямо в лицо катила туманная волна высотой до небес. Гребень волны светился; нервные сиреневые змеи дергались и впивались в глубокое фиолетово-черное небо. Лицом к волне и спиной к Штурмфогелю стоял высокий человек, обернутый вокруг могучей талии куском звериной шкуры. Не оборачиваясь, не глядя - он махнул рукой... Штурмфогеля спасло какое-то чудо. Или безумная реакция. Он успел уклониться от страшного удара, который разнес бы его на перья. Даже прошедший вскользь удар был сокрушителен - Штурмфогеля оглушило и отбросило далеко на камни. Он лежал на спине, раскинув крылья, и не мог шевельнуться. Крапицы с криком метались над ним. Человек - снизу он казался настоящим великаном - подошел, занес было ногу... но удара не последовало. Он посмотрел на крапиц, на распростертого Штурмфогеля... потом поднял его. За руку. Штурмфогель вдруг ощутил, что он опять человек. Такого не могло быть. Он ничего не понимал, в голове шумело и мерцало. Великан, встряхнув его за плечи, приказал: смотри! И сам стал смотреть в его глаза. Это был чудовищный, прожигающий, продавливающий насквозь взгляд. Штурмфогель понял, что великан - да какой он великан, этот Волков... но он казался великаном и вел себя как великан... - что Волков тоже проходит сейчас сквозь какие-то двери и тоже узнает о нем, Эрвине Штурмфогеле, все. Это вдруг стало больно. Очень больно. Невыносимо больно... ...Пауки приближались снизу, из мрака. Даже не пауки, а что-то вроде огромных мохнатых крабов. Их было трое. Клешни-ножницы покачивались перед влажными провалами ртов, обрамленных тонкими короткими щупальцами. Один из них неуловимо быстрым движением отрезал аисту клюв и принялся опутывать тело паутиной. Потом откуда-то из-под брюшка высунулось, подрагивая, жало. Паук пристроился над жертвой и всадил в нее жало, сладострастно двигая толстым брюшком... Двое других занялись диким гусем. В отличие от аиста, который был мертв или оглушен, гусь пытался отбиваться. Ему тоже отхватили клюв (вместе с половиной головы), выстригли из сети, опутали паутиной и подвесили, как в мешке. Потом тем же непристойным манером один из пауков стал накачивать в него яд. Штурмфогель видел, как чудовищно напряглось спеленатое тело гуся, как вылезли из орбит глаза... Потом вытянутая шея надломилась и упала. Наверное, гусь наконец умер. Фриц, вдруг вспомнил Штурмфогель. Это Фриц Мейссель... Пауки, освободившись, направились к нему. Он ударил крыльями, пытаясь вырваться. Правое освободилось, но левое висело бессильно. Уже привычным движением один из пауков сломал Штурмфогелю клюв, а второй, ухватив его за ногу, выстриг запутавшееся тело из паутины. Штурмфогель замороженно ждал, что его сейчас спеленают и убьют, но пауки почему-то медлили. Сеть вновь закачалась, и появился еще один паук, гораздо больший по размеру. Грубая шерсть на его теле была спутанная и седая. Ухватив Штурмфогеля клешнями за крылья, он поднял его перед собой - над собой. Капли крови с искалеченного клюва часто-часто падали на страшную и странную, поросшую редким белым волосом морду паука. Рот и щупальца алчно шевелились, а шесть красных глазок смотрели пристально и почти печально. В них не было насекомой тусклости и тупости. Потом Штурмфогель услышал хруст справа и тут же слева. Страшные клешни перекусили его крылья. Он упал на паука, оттолкнулся лапами, скользнул по мохнатой спине и рухнул куда-то вниз, на камни, в колючие кусты, в холодный поток... ...ты тоже знаешь о них? - донеслось как сквозь войлок. да... я... зна... ю. Я. Зна. Ю. О. Них. Мно. Го. Ты понимаешь, что это и есть - настоящие враги? Да. Что же мы делаем?.. Хватка разжалась. Обсудить. В более спокойной... Давай. О черт... x x x Хете почти догнал Волкова. По какой-то причине дракон Волкова вдруг свернул немного вправо и, пересекая траекторию полета Хете, стал неминуемо с ним сближаться. В какой-то миг преследователя и преследуемого разделяло метров сорок. Еще бы чуть-чуть сблизиться... но нет - сейчас начнется расхождение и удаление друг от друга, а поворот в хвост уходящему погасит на некоторое время скорость преследователя - и дистанция вновь начнет нарастать. И Хете принял единственно верное решение: он приподнялся в стременах, поднял автомат и, пружиня коленями в такт взмахам могучих крыльев, открыл огонь короткими очередями. Он наверняка убил бы Волкова - но вдруг летящий рядом дракон крапиц резко свернул... Столкновение зверей было страшным. Все словно сплелось в когтистый, клыкастый, шипастый, громыхающий ком. В следующий миг драконы разобрались во всем, оттолкнулись друг от друга, разошлись планированием... две девичьи фигурки так и сидели на спине одного из драконов. Второй летел без седока. Штурмфогель немного пришел в себя. Ночной ветер обвевал голову. Справа летел, мерно взмахивая крыльями, дракон Волкова. Слева - дракон крапиц. Хете не было видно нигде. А ведь я сделал все, что хотел, подумал Штурмфогель. Все, что мог и что хотел. Войны наверху не будет. По крайней мере в ближайшее время. По крайней мере по этой причине. А до других причин мы докопаемся как-нибудь... Мы. Я уже не один. А еще есть Лени... ...Все это время в лесу под деревьями лежало уродливое тело насекомого-Хельги. Внезапно над ним заблестели слабые язычки огня - так светится болотный газ. Тело распалось на легкие лоскуты, и из вороха этих лоскутов, как из кучи осенних листьев, поднялась маленькая девочка. Ей было на вид года четыре. Или пять. Она посидела на корточках, слабо раскачиваясь, потом встала. Из темноты к ней подошли два единорога, склонились, что-то сказали. Девочка пошла, ставя ноги по одной линии, как если бы ступала по брошенному на землю шпагату. Единороги пошли за ней, переглядываясь и улыбаясь. Они что-то знали обо всем том, что так бессмысленно, нелепо, глупо, шумно и дико творилось на дворцовой поляне... ЭПИЛОГ Берн, 17 марта 1945. 22 часа 55 минут До этого они весь день шатались по городу, заглядывая в кабачки и подвальчики, - два дезертира, два добровольца новой, самой маленькой в мире армии. Почему-то говорилось о пустяках: как нелегко было Штурмфогелю пробираться в Швейцарию низом, да еще в том нелегальном состоянии, в котором он оказался после своего исчезновения с места свершения подвига; о внезапном и странном союзе Гуго и Эрики, которая, лишившись своего стервозного Я, лишилась и массы отрицательных черт, - и, может быть, Гуго проявил определенную житейскую мудрость; о последних московских днях Волкова и о его побеге из-под ареста; о футболе... Уже почти ночью они осели в небольшом ночном баре неподалеку от вокзала. И здесь Штурмфогелю пришлось испытать немалое изумление. Они сидели в самой глубине маленького, на шесть столиков, зала, в глубоком сумраке. Пили "Бифитер", до которого оба оказались большие охотники, и обменивались лишь какими-то междометиями. А потом Штурмфогель услышал знакомый голос. За стойкой, спиной к нему, сидел седовласый мужчина в неимоверно элегантном сером костюме. Рядом с ним увивалась толстенькая и весьма пьяная девица. - О нас, математиках, говорят как о сухарях! - жарко и громко, на весь зал, шептала она. - Ложь! В любви я Эйнштейн! Я хочу быть с вами, седой красавец! Когда "седой красавец" обернулся к ней, Штурмфогель чуть не присвистнул: это был Штирлиц из ведомства Шелленберга. Ни фига себе, подумал Штурмфогель, зашли, называется, джину выпить... - Иди пока на улицу, - сказал Штирлиц девке. - Я сейчас выйду. - Правда? - Да, да... - Поклянись. - Чтоб я сдох! Иди, начерти пару формул. Иди... Девка покорно и гордо удалилась, волоча горжетку по полу. А Штирлиц вдруг повернулся на высоком табурете и обратился к сидящему за его спиной человеку с портфелем на коленях и трубкой в зубах, которую он не умел курить: - Как у вас со временем? - А что? - подозрительно спросил тот, не разжимая зубов. - Как у вас со временем? - В голосе Штирлица прозвучало раздражение. - Если есть десять минут, я напишу записку. - Десять минут есть. Я как раз успею на парижский поезд. Только... - Я напишу по-французски, левой рукой и без адреса... - С вами страшно говорить - вы ясновидящий. - Да какой я ясновидящий... Штирлиц достал ручку, блокнот и задумался, как задумываются люди над очень важными письмами. Человек с портфелем вынул наконец изо рта трубку, сунул в нагрудный карман, достал из портфеля сигареты "Ронхилл", размял фильтр и только после этого закурил. - Друг мой, - сказал Штирлиц, - сказать вам, чем сигарета отличается от папиросы? - Спасибо, - сказал тот, - но там, где я живу, сигареты курят именно так. - Хорошо огрызаетесь. Молодец. И не обижайтесь, - сказал Штирлиц. - Я не обижаюсь. Напротив, мне нравится, что вы так заботливы. - Заботлив?.. - испуганно переспросил Штирлиц. Потом он встряхнул головой и стал что-то быстро царапать в блокноте. Человек с портфелем молча ждал. Штирлиц исписал одну страницу, другую... Тот посмотрел на часы. - Да, - сказал Штирлиц. - Я вижу. - У меня есть еще пара минут. - Да ладно. - Штирлиц убрал блокнот и ручку. - Вы были правы. Не стоит это тащить через границы... И ты, Брут, подумал Штурмфогель. Все продают свой кусочек Германии - пока есть спрос. И все знают, что скоро спрос кончится. И потому они очень торопятся... Штурмфогель дождался, когда уйдет связник Штирлица, когда уйдет сам Штирлиц (сейчас он попадет в цепкие лапы математички, подумал Штурмфогель не то со злорадством, не то с сочувствием), налил себе, налил Волкову, поднял рюмку на уровень глаз: - Давай за тех, кто не дожил. По нашей вине... - За всех, - кивнул Волков. И они выпили, прекрасно понимая при этом, что каждый из них имел в виду.