один посетитель все-таки ждет. Впустили адмирала Хенса и оставили нас одних в маленькой, уютной, как газовая камера, комнате. Он долго мялся, говорил что-то о сочувствии, ему было довольно трудно перейти к сути дела. Но в конце концов, он изложил ее довольно ясно: в обмен на все, что я знаю об организации хетеников, обещают значительное смягчение приговора. Я ответил, что не знаю об организации ничего такого, о чем бы не было известно Тэнси Краппу. Хенсу пришлось довольствоваться этим. Запрет допрашивать офицеров Флота исполнялся неукоснительно и касался как официальных, так и неофициальных вопросов. Он стоял довольно долго, изучающе глядя на меня, и наконец задал мне бередящий душу вопрос: - Зачем, Бен? Все ответы, которые я мог дать, походили на бред лунатика, но других не было. На следующий день меня погрузили на корабль, направлявшийся к планете под названием Розовый Мир. На борту находился еще двадцать один заключенный. ЧАСТЬ ВТОРАЯ 1 Свой новый дом я впервые увидел на рассвете: розовый свет над розовой пустыней, простиравшейся до гряды розовых гор в розовой дали. Мы вышли из корабля, и нас окутали жар, сухость и проникающий всюду запах каленого железа. По приказу мы построились в две колонны, нас пересчитали, и мы пошли под надзором охраны к длинному, низкому сараю с эмблемой Флота над входом. Маленький опрятный, усталый на вид человек в простом комбинезоне сообщил нам, что мы - свободные люди. Нас не будут ограничивать и принуждать никоим образом. Если мы хотим, то можем уйти со станции и никогда не возвращаться. Он сделал паузу, чтобы мы оценили сказанное. - Однако, - продолжил он, - те из вас, которые пожелают остаться здесь, должны придерживаться правил, установленных для этой станции. Эти правила деспотичны и непререкаемы. Никаких исключений нет. Наказание за любое нарушение - насильственное изгнание со станции без права возвратиться обратно. Мои приятели-осужденные покашливали, переминались с ноги на ногу, но никто ничего не говорил. Полагаю, что все представляли себе необъятные просторы розовой пустыни, окружавшей станцию. - Здесь все платное, - продолжал лектор. - Если вы захотите чем-нибудь воспользоваться, то будете за это платить. Единственное исключение - воздух. Мы не пытаемся контролировать потребление воздуха. Но это не от щедрости. Воздух не вырабатывается станцией, а потому является общественной собственностью. - Он явно не шутил и, насколько я понял, никто это и не воспринял как шутку. Мужчина средних лет с узким, морщинистым лицом поднял руку. Лектор кивнул. - Это включает пищу и так далее? - Это включает все, что производит станция, в том числе ответы на лишние вопросы. Ты уже должен один кредит. - Ну, а как производится оплата? Ведь у нас на счете ничего нет. - Два кредита долга, этот вопрос будет освещен в моей речи. Вы будете работать. Сколько заработаете - зависит от вас. Сколько вам заплатят - зависит от надсмотрщика. - Не такой уж большой выбор, а? - возмутился высокий, стройный парень. - Мы можем уйти и голодать в пустыне или остаться здесь и работать на ваших условиях. - Вы свободны в том, чтобы принять наши условия или отвергнуть их. - А если я откажусь? - мускулистый человек неожиданно встал и шагнул вперед. - Что, если я... Он успел сказать только это. Раздался резкий щелчок, дверь распахнулась, и вошли два вооруженных человека в сером. - Если вы их отвергаете, то уйдете со станции прямо сейчас. Мускулистый сел. - Выбор работы за вами, - продолжал лектор. Оба охранника оперлись о стену, сложили руки на груди и уставились на мускулистого человека. - Здесь и повсюду на планете достаточно работы для всех. Если хотите, можете покинуть эту станцию и работать по контракту на внешней станции. - Что представляют собой эти станции? - осведомился тот, кто спрашивал про еду. - Три долга. Это промышленные объекты: шахты, фабрики, перерабатывающие предприятия и тому подобное. - Что будет, если я отправлюсь в одно из этих мест и мне там не понравится? Могу я оттуда уйти? - Когда вы покидаете станцию, на вас уже не распространяется ее юрисдикция. Соблюдение правил на внешних станциях - дело отдельных надсмотрщиков. - А можно вернуться сюда, если там не понравится? - Пять долгов. Чем вы занимались, покинув станцию, - ваше личное дело. Пока вы не нарушили правил этой станции, вы можете вернуться и остаться здесь. - Какая здесь работа? - Шесть долгов. Физический труд, требующий определенных навыков. - Физический труд? Я... Я был... То есть, мое образование... - Он замолк. Мне было интересно, какое применение найдут в Розовом Мире моему образованию. - Мы ничего не тратим зря, включая время, - сказал лектор. - Желающие получить другую работу могут сообщить в контору по трудоустройству. Время от времени здесь будут появляться вербовщики с внешних станций, а ты, - он показал на человека, который задавал вопросы, - ты должен попросить работу немедленно. Это будет обязательная работа в течение шести дней, без компенсации. - Что? Шести дней? - Пищу и жилье получишь в свободное время. Советую тебе научиться помалкивать и слушать. Все, что нужно, вам скажут. Это - бесплатная информация. В конторе мне предложили три места на выбор: помощника повара, помощника рабочего по ремонту машин и разнорабочего. Я выбрал последнее на поденной основе. При такой системе заработок был ниже - один кредит за шестичасовой рабочий день, - но если поступало более выгодное предложение, с этой работы можно было уйти. Работа, которую мне поручали, состояла в том, что я сгребал гравий, рыл песок, дробил и грузил камни, мыл окна, полы и кухню на станции. Работа была тяжелая, и я старался, как мог. Нас неплохо кормили и времени на сон тоже было достаточно, но мне так и не удалось восстановить силы после длительного голодания. В свободное время можно было бродить по станции и любоваться песчаными садами. За исключением нескольких декоративных кактусов с Терры, которые росли возле административного блока, вокруг не было ничего живого. На станции находились девяносто четыре осужденных, десяток административных работников, некоторые из которых тоже были ссыльными, и двадцать хорошо вооруженных охранников. Без необходимости никто из нас друг с другом не говорил. Оказалось, что правила поведения на станции разумны и не суровы. Для лишенных мозга простейших такое существование было бы идиллией. Прошла неделя. Я не был ни подавленным, ни окрыленным. Я сгребал бледно-розовый гравий, клал на место розовый камень и смывал со зданий струей из шланга пыль цвета фуксии, превращая ее в кроваво-красную грязь. Все это казалось нереальным - я работал, спал, ел, гулял. На десятый или одиннадцатый день (я стал сбиваться со счета) прибыл вербовщик из Ливорч-Хена. Дело было после ужина. Я лежал на койке и читал историю Пелопонесских войн. Он вошел в сопровождении двух охранников, которые со скучающим видом остановились в сторонке. Вербовщик встал посреди длинной комнаты и начал свои заклинания. Его звали Симрег, и он пришел сюда, чтобы предложить нам нечто более интересное, чем жизнь на Станции. Это был огромный черноволосый парень с сединой на висках. На его лице и тыльных сторонах ладоней было множество маленьких, сморщенных шрамов. Голос у него был дребезжащий и резкий, как скрежет металла по камню, но дикция говорила о том, что он человек образованный. - Мы проводим подземные работы в Ливорч-Хен, - прохрюкал вербовщик. - Оплата сдельная. Четырехчасовой рабочий день обеспечит ваше существование. Работа сверх нормы даст вам возможность приобрести вещи, которых нет здесь: спиртное, безалкогольные напитки, свежее мясо, одежду, личное жилье, всякого рода промышленные товары и так далее. Помимо жалованья выплачивается премия за определенного сорта находки: драгоценные камни, ископаемые, редкие минералы и многое другое. Он рассказал, что Ливорч-Хен находится в ста двадцати милях от Главной Станции, что это одна из старейших внешних станций на планете, что она основана в 2103 году разведывательной партией, которая искала вольфрам, чтобы произвести ремонт корабля. Каждый рабочий подписывает пятилетний контракт, который может быть прерван только работодателем, а не нанимающимся. В случае разрыва контракта - бесплатная доставка на Главную Станцию. Вопросов никто не задавал. Когда он спросил, кто хочет поехать, из двадцати одного человека, находившегося в бараке, вперед выступило семнадцать. Мистер Симрег шел вдоль шеренги, внимательно оглядывая каждого, и остановился перед высоким парнем с бесцветными, хитрыми глазами. Осмотрев его с ног до головы, он сделал выпад и хотел ударить парня в челюсть, но тот отбил удар. Уголки губ мистера Симрега дрогнули, скривились. Он кивнул и сказал: - Ты. Потом он задержался перед мощным мужчиной с толстыми руками, угольно-черными волосами и подбородком, отливающим синевой. - Поверни голову, - приказал Симрег. Мужчина повернул. - В другую сторону. Тот повернул в другую. Мистер Симрег сказал: - Ты, - и пошел дальше. Он остановился возле высокого тонкого парня с лицом преждевременно состарившегося подростка. Когда они разглядывали друг друга, по лицу парня вдруг потекли слезы. Симрег прошел мимо и больше не останавливался, пока не дошел до моей персоны. Он внимательно посмотрел на меня. Я - на него. Вблизи его кожа была шершавой, изъеденной крошечными шрамами. Глаза - желтовато-зеленые с красными белками, губы - искривлены из-за шрамов. Жизнь изрядно потрепала этого человека. - Ваше имя? Его дыхание отдавало ржавым железом. С тех пор, как я прилетел на Розовый Мир, мне впервые задавали такой вопрос, и я почти забыл, что у меня есть имя. - Джонс, - сказал я. - Кратко - Джони. Он колебался, и я подумал, что получу отказ. Но он кивнул и сказал: - Ты. В других бараках Симрег отобрал еще пять человек, все гораздо выше среднего роста, хотя с точки зрения физической силы далеко не лучшие экземпляры. Большинство, если не все, в прошлом были флотскими и, следовательно, в основном здоровыми и крепкими, хотя некоторые в большей или меньшей степени ослабели: одни до прибытия на Розовый Мир, другие - после. Под недремлющим оком маленького человечка, который давал нам первые наставления мы, восемь новобранцев, подписали контракты. Симрег посадил нас в низкий, пыльный фургон для перевозки людей, завел допотопный турбодвигатель и помчался вдоль улицы по направлению к пустыне. До Ливорч-Хена было пять часов езды через цепи пыльно-розовых холмов, по песку и камням. Несмотря на то, что кузов был крытым, пыль проникала внутрь и оседала повсюду, даже в горле. Симрег останавливал машину каждый час, чтобы мы могли размять ноги. Нам давали воду и пищу, правда не слишком много. Был разгар дня, когда мы свернули на извилистую дорогу между изъеденными ветром красными холмами. Она вела к небольшому поселку, который выглядел почти цивилизованно по сравнению с Главной Станцией. Дома, окруженные садами с невероятно зеленой растительностью и дорожками, обрамленными кустами, выстроились аккуратными рядами; на площади расположился торговый центр, а за ним - комплекс больших серых зданий с высокими трубами, из которых валил дым. К сожалению, наш фургон проехал дальше. Мы свернули на дорогу, идущую вокруг поселка, миновали фабрику, окруженную высоким забором из проволоки, и попали в изрытую каньонами и оврагами местность. Там на небольшой площадке, выбитой в скале, мы и остановились. Низкие сараи, несколько пыльных машин, обломки огромных валунов. С десяток мужчин в бесформенных комбинезонах стояли неподалеку и наблюдали за нашим прибытием. Симрег приказал нам выйти из машины и передал нас в распоряжение высокого лысого негра, круглая голова которого, казалось, вырастала прямо из плечей. Новый начальник повел нас на небольшую открытую площадку между хижинами. Выстроив новых рабочих в шеренгу, он прошелся вдоль нее, вернулся и встал в центре перед нами. - Есть здесь кто-нибудь, кто считает, что способен управиться с этой командой? Вперед шагнул сухопарый мужчина, с волосами цвета соломы, плотно сжатым ртом и быстрыми глазами. Лысый подошел к нему. - Почему вы считаете, что управитесь с ними? Сухопарый усмехнулся. - Я привык командовать, - сказал он негромко. - Я бывший, э-э... Большая черная рука схватила сухопарого за комбинезон и приподняла над землей. - Вы - бывший никто, - рявкнул негр. - У вас нет прошлого и чертовски неопределенное будущее. Усек? Худой издал какие-то звуки, и лысый отпустил его. - Ну что, все еще думаешь, что управишься с этой бригадой? Худой отрицательно покачал головой и вернулся в строй. Он стоял и внимательно смотрел на лысого. - Вы не имеете права, - быстро произнес он, когда тот отвернулся. Лысый резко повернулся к нему. - Возьми меня за рубашку. Худой выпучил глаза. - Возьми, возьми, - мягко продолжал лысый. - Вот здесь, - и он показал на место чуть ниже воротника. Худой с опаской протянул руку и ухватился за ткань. - А теперь подними меня. Худой громко сглотнул, сгорбился, плечи его опустились, лицо покраснело, перекосилось, рука напряглась и дрожала. Лысый не пошевелился. - Все еще думаешь, что справишься с моей бригадой? - Я... я... - пробормотал худой. Лысый вернулся на свое место в центре и приказал: - Рассчитайтесь! Мы рассчитались. - Первые номера - налево, вторые - направо. Я стоял лицом к сухопарому. Веки его подергивались. Он смотрел мимо моего левого уха. - Вы слышали о принципе "помогай ближнему"? - спросил негр. Глаза худого уперлись мне в подбородок. - Ну так вот, у нас такого принципа нет, - зло сказал лысый. - Тот, кто сейчас стоит перед вами, - враг. Он - ваш противник. Он может помешать вам получить премиальные. Он способен сделать больше вас. Все, что он получит, он получит за ваш счет! Я ясно выражаюсь? Никто не ответил. - Хорошо, тогда - бей его! Я услышал какой-то хрюкающий звук и уголком глаза увидел, как из шеренги упал человек. Мужчина, стоявший передо мной, нахмурился и вновь взглянул на мой подбородок. - Бей его, черт побери! - кричал лысый. Худой подпрыгнул и выбросил вперед кулак. Он сделал ложный выпад левой, целясь мне в лицо, но бил правой и слегка задел мой подбородок. Я успел отклониться назад и ударил его в живот. Он повалился на колени. Дрались все. Какой-то мужчина сзади пошатнулся и упал на моего, напарника. - Стоп! Отлично! - пролаял лысый. - Вы, четверо, деретесь попарно! Я обнаружил, что оказался в паре с большим толстым человеком из моего барака. Его глаза были тусклыми, из уголка рта текла кровь. Толстяк бросился на меня, но его левый хук не получился, и он упал. Я его даже не коснулся. Упал еще кто-то. На ногах оставался еще один - парень с широкой, как бочка, грудной клеткой и волосами, как медная проволока. Он ринулся на меня и... Солнце взорвалось. Я сидел на земле, в голове стучало, во рту был вкус крови. Рыжеволосый боксер потирал свой кулак и, видимо, был очень доволен собой. Лысый приказал строиться. Я кое-как нашел свои ноги и встал. - Есть желающие сразиться с победителем? - спросил начальник. Желающих не было. Лысый повернулся к чемпиону и как бы случайно ударил его в солнечное сплетение. Тот согнулся пополам и негр нанес удар снизу. Рыжий упал. - Ну что? Кто-нибудь по-прежнему считает, что может справиться с моей командой? Ответом ему была тишина. Лысый показал пальцем на лежащего у его ног мужчину. - Поставьте это на ноги. Мы отправляемся. Двадцать минут мы шли по неровной дороге к большой яме, похожей на кратер от метеорита. На дне кратера виднелись три больших отверстия, укрепленные стальными балками. От каждой дыры шла колея к платформе в центре, где стоял транспортер. Его лента тянулась наверх к грузовым вагончикам. В облаках пыли двигались люди в комбинезонах. Они походили на спасательную команду во время тушения пожара. Четверых из нас назначили в шахту "2", четверых - в шахту "3". Я оказался в последней группе, вместе с сухопарым, рыжим и молоденьким парнишкой, слишком молодым, чтобы так рано погибнуть и попасть в ад. Мы шли по туннелю за человеком в комбинезоне и маске; лампы, висевшие на потолке, едва освещали нам путь. Он привел нас в помещение, из которого в разные стороны шли туннели, а в центре был поворотный круг. Из боковых отсеков появлялись люди. Они катили нагруженные тачки и перегружали их в тележки для транспортировки руды наверх. Воздух здесь был чище. Через определенные интервалы из трубы, идущей вдоль стены, били струи воды. Стоял страшный грохот. Одного из нас оставили собирать рассыпанную рабочими руду, которая грузилась в специальный вагон. Другого назначили толкать тележки на поворотный круг. Мне и сухопарому наш проводник велел идти за ним в боковой туннель. Ламп там не было; путь мы освещали факелом. В конце туннеля была стена незнакомой горной породы. В свете факела темные пласты в скале сверкали, как черное стекло. Рядом ждала пустая тележка. Здесь было потише, но зато дышать трудно. Шея у меня болела - из-за низкого потолка приходилось все время нагибаться. - Что, орлы, приходилось работать отбойным молотком? - спросил шахтер. Нам не приходилось. Он выругался, подобрал с пола тяжелое устройство, перекинул через плечо шнур и надавил на какой-то рычаг. Раздался оглушительный грохот. Шахтер уперся резцом молотка в скалу и прорубил на уровне пояса горизонтальную борозду в дюйм шириной и в четыре фута длиной. Потом выдолбил еще одну борозду, на фут ниже, отключил молоток, взял короткое, толстое зубило, установил его в верхней борозде и ударил по нему молотком. Откололась плоская полоска породы. Он поднял ее и бросил в тележку. - Вот так это делается. Одна небольшая пластина за раз. Если вы увидите что-нибудь - все, что угодно, кроме красного камня и черного стекла, - хватайте и тащите мне. Ясно? - Послушайте, - сказал худой, - вы что, хотите сказать, что мы просто... просто начнем работать без всякого обучения? - Я вам только что все показал, так что лучше поторапливайтесь, вам нужно успеть выполнить норму. - Да, но мы не ели и не отдохнули... - Будете есть, когда заработаете на еду, а отдыхать, когда сможете уплатить за койку. С вашими темпами это может произойти не скоро. - А как... Как мы узнаем, что выполнили норму? - Я скажу вам, не беспокойтесь. Пока, умники. Да здравствует революция. 2 Сухопарый и я долго экспериментировали с молотком, пока не проделали неглубокую извилистую бороздку. Мы стучали по ней по очереди, и откололи всего лишь две горсти маленьких кусочков. - Тут нужна сноровка, - сказал мой напарник. - Как и во всем остальном, - согласился я. Мы продолжили наши попытки. Эта порода представляла собой твердый мел, похожий на тот, что лежал на поверхности и по которому мы проехали сто двадцать миль, добираясь до Ливорч-Хена. Я не мог понять, зачем мы копаем это на глубине пятидесяти пяти футов. Через полчаса мы были перепачканы кровью, которая сочилась из десятков маленьких порезов от отлетающих осколков породы. Здесь, в конце тоннеля, было жарко и душно. В свете факела, который нам оставили, чтобы освещать место работы, все казалось серым. Через какое-то время дно тележки было прикрыто. Сухопарый спросил у меня, сколько, по моему мнению, мы работаем. Я не знал. Мы решили отдохнуть, сели на каменный пол в кучу пыли и уставились в пустоту. Вскоре мы вновь принялись за работу. Тележка наполнялась медленно. Внезапно нас ослепил свет. Он отражался от верхнего слоя породы и сверкал на стекловидных черных прожилках. Подошел шахтер, посмотрел на стену, посветил в тележку. - Смена окончена, - сказал он. - Пошли, - и отвернулся. Сухопарый бросил молоток и собрался было идти за ним. - А тележка? - спросил я. - Нам нужно отвезти ее? - Ничего. Я все сделаю сам. - Мы не хотим утруждать вас, - сказал я. - Вперед, друг, давай отвезем ее. - Зачем? Он сказал... - Давай привыкать все делать самостоятельно. Ничто не дается даром, помнишь? Человек с фонариком хмыкнул и ушел. В главном помещении человек с компостером приказал вкатить тележку на весы. На поясе у него висела коробочка, из которой он достал карточки из голубого пластика. Худой взял свою и устремился наружу. - Как я понимаю, это за отработанное время, - сказал я. - Но мне бы хотелось получить чек и за породу тоже. Весовщик уставился на меня. - Чек? - А как же иначе я докажу, сколько выработал? - Ты затратил время и за это получишь койку и пищу! Чего тебе еще нужно, салага? - Я что-то слышал о нормах. Он поднял маску, сплюнул и вытер лицо ладонью. - Жетон получают только за полную тележку. - Предположим, что в следующую смену я наполню ее доверху. Он пренебрежительно взглянул на тележку. - Тут недостаточно даже для того, чтобы оплатить хранение. - То есть? - Ты берешь тележку и платишь за нее. Если ты хорошо трудишься четыре часа и твоя тележка нагружена доверху, тогда покрывается стоимость инструментов, тележки и плюс еще пара жетонов. Десять жетонов составляют один кредит. Если же ты едва ноги волочишь и твоя тележка полупуста, ты получаешь койку и завтрак. Это именно твой случай, салага. А сейчас иди. - А что будет с породой? - За ней присмотрят. - Понятно. Я подошел к тележке и стал толкать ее по рельсам назад в туннель. Он хотел было преградить мне дорогу, но в последний момент отошел в сторону. - Умнее всех, да? Ничего, приятель, у меня есть способ тебя утихомирить. Я работал еще несколько часов, загрузил тележку доверху, потом добавил еще несколько кусков, чтоб уж никто не мог придраться. Мне пришлось лечь и несколько минут отдохнуть, прежде чем я смог толкать тележку по туннелю. На весах стоял другой человек. Когда я был уже в шести футах от него, с моей тележки упал десятифунтовый кусок породы. Я наклонился за ним, но какой-то человек был тут как тут, схватил кусок и оттолкнул меня. Глаза его дико горели. - Это мой, слышишь? - прорычал он, как медведь гризли, попавший лапой в пчелиный улей. Я чуть не задохнулся от злости, поднял руки - мои кулаки казались огромными, как бейсбольные перчатки, и горели, как воспаленные нарывы, - и пошел на него. Остальные собрались вокруг нас и враждебно смотрели на меня. - Положи назад, - приказал я. Человек, оттолкнувший меня, оглянулся. - Я нашел его в отходах на полу. - Прекрати это, - сказал мне человек с компостером. - Ты проиграл, новичок. Лучше научись правильно нагружать. - В тот же миг он резко повернулся и тыльной стороной руки ударил вора в челюсть. От неожиданности тот выронил камень, который уже считал своим. - Спасибо, - сказал я. - Не благодари, новичок, - хрюкнул весовщик. - Если бы я дал ему уйти, он бы стал воровать постоянно. А мне не нужны неурядицы, они снижают производительность. А если производительность упадет, я не заработаю жетоны. Ставь тележку на весы. - Похоже, ваш предшественник не особо заинтересован в увеличении выработки? - Если бы он смог одурачить тебя и забрать себе твои полтележки, то вышел бы вперед. Он нажал на рычаг, раздалось клацанье, и четыре бледно-желтых треугольника со стуком упали из автомата на весах в лоток. Он сгреб их и протянул мне три. - Чего ждешь? - прорычал он. - Убирайся, ты. - Я жду еще один жетон. Весовщик мгновенно взбесился. - Ты что, думаешь, я работаю бесплатно, недоделок? Он был огромным, намного здоровее меня и далеко не таким уставшим. Один его вид действовал на меня угнетающе. Но я пошел на него. Он оттолкнул меня. - Подумай, новичок. Это честная сделка. Я ударил, но промахнулся и чуть не упал. Он схватил меня за воротник и встряхнул мои бедные кости. - Мне не нужны неприятности, - невозмутимо проговорил он. - Будь умницей, и я отблагодарю тебя. На эти чеки ты можешь жить, есть и пить семь дней, - он оттолкнул меня. - Отдаю их тебе, новичок. Стоит это одного жетона? Я подумал о рези в моем пустом желудке и моем пересохшем горле и решил, что стоит. Я с трудом нашел дорогу из ямы и еле добрел до лагеря. Вывеска на одном из бараков указывала, что это столовая. Я удивился. Здесь никто не давал информацию просто так. Внутри стояли столы, а вдоль одной из стен тянулась стойка для предпочитающих есть стоя, в дальнем конце зала был прилавок из нержавеющей стали. Около десятка мужчин склонились над тарелками, не более одного за каждым столом. Надпись на стене гласила: "Бери все, что хочешь; ешь все, что взял". Я увидел Симрега, размышляющего о чем-то над дымящейся чашкой. Когда я потянулся за подносом, неизвестно откуда появился человек, с отвращением посмотрел на меня и пробил дырку в моем голубом билетике. После чего я мог выбирать из восьми блюд, начиная с холодных пирожков и заканчивая тем, что оказалось овсянкой с грибами. У дальнего конца прилавка меня ждал еще один мужчина. Он протянул большую мозолистую руку. Как и все, кого я здесь встречал, этот тоже казался больше, сильнее и здоровее меня. - Жетон, старик, - сказал он весело. Я прошел мимо него и сел за стол около Симрега. Для любителей дрожжей пирожки были высший класс. Овсянка никуда не годилась. Я поел и, так же как это делали другие, опустил поднос в щель. Парень с протянутой рукой ждал меня у выхода. На сей раз рука была сжата в кулак и походила на кувалду. - За что жетон? - спросил я прежде, чем он успел раскрыть рот. - Налог, - не моргнув глазом ответил он. - Официальный налог, или ты работаешь на себя? - поинтересовался я, отодвигаясь на безопасное расстояние. - Что значит официальный? - Он смотрел укоризненно. - Слушай, приятель, к чему все усложнять? Плати и живи себе спокойно. Я попытался улизнуть, но он поймал меня за руку, чуть не сломав ее. Я ударил его ногой в левую голень. Он нахмурился, но ломать мою руку не стал. - Ну, старик, - протянул он грустно, - трудно тебе будет. На нем был ладно сидящий, новенький комбинезон из мягкой рыжевато-коричневой ткани. На плечах красовались прелестные крошечные погончики, а на карманах - клапаны с медными пуговицами. Он отпустил мою руку. - Давай плати! Я сделал вид, что лезу в карман, но вместо этого опять ударил его. По теории, лучший способ обескуражить задиру - доставить ему больше неприятностей, чем он заслуживает. Я промахнулся и ухватился за клапан его кармана. Посыпались пуговицы. Он отшатнулся, посмотрел на свой костюм, выругался и развел руками. - Вот он, значит, какой. - Голос звучал скорее расстроенно, чем зло. - Знаешь, во сколько мне обошелся этот костюм? Девять кредитов. Да, девять! А ты порвал его. И все ради вонючего жетона. - Не стоило, правда? - спросил я и отодвинулся на ярд в сторону. - Может быть, тебе лучше забыть об этом жетоне? - Эй, послушай! Выкинь из головы эту ерунду "законно - не законно". Здесь закон ничего не значит. Совсем ничего. Только то, что приносит прибыль, и все. А мой рэкет - прибыльное дело. - А ты просто исключи меня из списка налогоплательщиков, и все, - предложил я. - Ты думаешь, что можешь идти один против всех? - Он окинул меня взглядом. - Забудь об этом, приятель. Для этого ты ростом не вышел. - Я надеюсь прожить своим умом. От потер подбородок. - Парень, тебе нужна защита. Ты понял? - Я нужен им, чтобы копать, - ответил я. - И они не дадут тебе убить меня. - Верно. - Он ткнул меня пальцем. - Или покалечить тебя, чтобы ты не смог грузить камни. Или не давать тебе спать и есть. Слушай, а как насчет того, чтобы выкручивать тебе руку? По полчаса каждый день? - У тебя есть лишние полчаса? Ему стало мерзко от моих слов. - Да, это слабое место, - согласился он. - Но ты первый понял это. - Сколько времени ты уже занимаешься поборами, Тяжеловес? - Шесть дней. Это мне недавно пришло в голову. Вчера я купил костюм на то, что собрал. - Он нахмурился, вспомнив оторванный карман. - Слушай, давай так: старайся держаться рядом, и моя защита, в смысле питания, тебе обеспечена. Ну как? - Что, всегда рядом? - Знаешь, просто для вида. Чтобы дать понять этим деревенщинам, что мы с тобой заодно. Если они поймут, что ты не из болтунов, никому в голову не взбредут никакие идиотские мысли. - Не рассчитывай на меня. Тяжеловес. Не думаю, что мы поладим. Он сжал кулаки и пошел на меня, но вдруг встал как вкопанный - дверь столовой открылась и, держа между толстыми пальцами дымящуюся сигару, вышел Симрег. Он посмотрел на Тяжеловеса. - Я наблюдал за тем, как ты тут организовал сбор налога, - сказал он, - и решил, что мне это не нравится. Он зажал сигару в зубах и зашагал дальше. Когда он ушел, Тяжеловес с несчастным видом посмотрел на меня. - Прощай, налоговый бизнес! Жизнь была хороша. - А кто такой Симрег? - спросил я. - Человек Компании? Тяжеловес глянул на меня с легким презрением. - Он - осужденный, как и все мы. Ни один человек Компании носу не высунет за пределы Главной Станции. А если рискнет - его песенка спета. Во всяком случае, так они говорят. - С ним-то ты бы мог справиться, - сказал я. - Да-а, но я не могу тягаться с Синдикатом. - Одну минуту, - сказал я, когда он повернулся, чтобы уйти. - Что такое Синдикат? - Ничего, - ответил он. - Может быть, мне лучше спросить Симрега. Тяжеловес огляделся вокруг, как будто опасаясь подслушивающих, подтянул ремень и подошел ко мне поближе. - Слушай, новичок, - сказал он жестко, - руби свою породу, плати жетоны и дыши, понял? - Вот как? - сказал я чуть громче, чем было нужно. Он закивал. - Конечно. Ты низко летаешь. Ты только что попал сюда. Пару месяцев назад ты был образцовым флотским, честь, долг и хорошая пенсия. Офицер, должно быть, младший командир. И вот неожиданно ты очутился здесь и глотаешь розовую пыль. - Его палец уперся мне в грудь. - Слушай, лучше есть пыль, чем не есть совсем, верно? Тебе еще далеко до смерти. И, черт побери, может, ты еще успеешь немножко повеселиться, кто знает? - Я все время веселюсь. Тяжеловес, - сказал я. - Я думаю, ты один из темных случаев, - продолжал он. - Такие, как ты, - хуже всего. Все выспрашивают и высматривают, но ответов-то и нет. Взгляни на это так: человек может попасть в беду, когда угодно и где угодно. Несчастный случай в генераторной будке; небольшая неисправность в какой-нибудь системе, и, черт побери, бедолага летит домой в долгосрочный отпуск. То, что случилось с тобой, - это как раз тот случай. Это не шуточки. Как будто камень падает тебе на голову. Но ты еще жив, так? Ты ощущаешь запах, вкус, дышишь. Ты можешь даже заработать несколько оплеух. Я хочу сказать, что не все кончено. Пока еще. - Каков твой интерес в этом деле? - Никаких, дохляк. Просто... - Он раскрыл ладонь и посмотрел вверх, словно проверял, идет дождь или нет. Потом сжал кулак. - Так или иначе, мужчина должен давать сдачу. Понятно? - Знаешь, Тяжеловес, - сказал я, - у меня есть подозрение, что с тобой тоже не все ясно. Он дико посмотрел на меня. - Уймись, салага! Твои дела неважнецкие, поэтому угомонись. Тут во всем сразу не разберешься. Он медленно побрел прочь, потирая суставы пальцев. Я пошел в ближайший барак и отдал голубую пластинку дежурному, тот усмехнулся и показал пустую койку. Не помню, как добрел до нее. Следующую смену я работал один, и работа, казалось, шла немного быстрее. Ни один камень не упал с тележки. Человек с компостером выплатил все полностью, без споров и лишь зло посмотрел на меня. В столовой я прошел мимо Тяжеловеса прямо к выходу. Он поморщился и печально покачал головой. К концу пятого дня я набрал тринадцать жетонов, которые и обменял в лагере у чиновника по курсу одиннадцать жетонов за кредитную фишку. Фишки делались из пластика, который распадался через год, чтобы их не могли копить. Я потратил фишку на респиратор. Проработав три недели забойщиком, я потребовал, чтобы меня перевели на уборку. Эта работа была легче. Правила - неписаные, но неуклонно выполняемые - давали мне право подбирать то, что падало с тележек, подметать вокруг забойщиков, собирать осколки в зоне, где шла погрузка, словом, собирать все что мог. Кроме того, за четырехчасовую смену получалось нагрузить еще две добавочные тележки, а уборка давала возможность поддерживать шахту в чистоте. Я ни с кем не подружился. Тяжеловес был, кажется, единственным человеком в Ливорч-Хене, который умел улыбаться, но мы не общались. Время от времени я видел тех, кто приехал сюда вместе во мной, но они не горели желанием поддерживать компанию. Мало-помалу я усвоил систему взяток и чаевых, научился противостоять вымогательству, узнал, когда нужно послушно заплатить. Этой системой ведали самостийные начальники, "старички" с крепкими кулаками, которые делали их аргументы неотразимыми. С уборки я перешел на ремонт тележек. Эта работа оплачивалась всеми, а сбором денег занимался тот, кто их получал. Накопив денег, я купил себе молоток и зубило и опять стал забойщиком. Именно на этой работе можно было получить премиальные. Я научился тому, как правильно держать зубило и какой силы удар нужно нанести, чтобы отколоть десятифунтовый пласт камня. Я усердно искал признаки какого-нибудь другого минерала, кроме розового мела и черного стекла. И однажды нашел. Это был шершавый, пористый кусок черного металла размером с обеденную тарелку и толщиной в дюйм. В общем, он походил на кусок метеоритного железа, но был гораздо тяжелее и тверже. Я бросил наполовину наполненную тележку и понес свой трофей к весовщику. Уже за пятьдесят футов он увидел меня, забеспокоился и нажал кнопку, которую, насколько я помнил, до этого никогда не нажимал. Завыла сирена. Из боковых туннелей хлынули люди, но главный вход в шахту был немедленно перекрыт охранниками, которые, взяв оружие наизготовку, отгоняли толпу от весов. Двое из них перегородили вход в туннель, где я только что работал. Я бросил свой трофей на весы и смотрел, как весовщик записывает что-то в блокноте. Он покрутил машинку для выдачи жетонов и протянул мне черный премиальный чек. У него было такое выражение лица, будто он отрывает его от сердца. На чеке были пробиты цифры, обозначающие стоимость моей находки. Я понял, что это был не тот случай, когда весовщик попытается меня обжулить. Он выдал мне и голубой жетон, хотя я еще не отработал четырех часов. - Находка окупает стоимость работы за смену, - сказал он. - Сообщи Администрации немедленно. Когда я уходил, команда из четырех рабочих направилась в мой забой. В бараке, где помещалась Администрация, маленький человечек закудахтал над моим жетоном и ввел в компьютер какие-то записи, потом опять пробежал пальцами по клавиатуре, и в бункер с приятным тяжелым стуком упал небольшой пакет. Он протянул его мне через прилавок. - Сто кредитов, - сказал он с завистью. - Есть отпечаток пальца. Я открыл пакет и пересчитал жетоны: ровно сто, все приятного золотистого цвета. Я засунул их в карман. - За счет чего металл становится таким ценным? - спросил я. Человек сердито посмотрел на меня. - Бери свою премию и шагай, - приказал он. Мне захотелось слегка придушить его, но я знал правила обращения со служащими, и ушел. Между бараками меня ждала та четверка рабочих. - Тебе повезло, новичок, а? - сказал один. Это был широкий, костлявый человек с вытянутым болезненным лицом и срезанным подбородком. Приятели были ему под стать. - Главное знать, где искать, - ответил я. Головы у них дернулись, будто все они были привязаны к одной и той же веревочке. Двое сказали: - А? - Не умничай, новичок, - сказал тот, у кого был срезан подбородок. - Такие разговоры до добра не доведут. - Он с насмешкой посмотрел на меня из-под косматых бровей. - Мы тут подумали, что ты, должно быть, собираешься прогуляться до Хена, - продолжил он. - Новичку это небезопасно. Нужно, чтоб тебя кто-то оберегал. - Как-нибудь сам справлюсь, спасибо. Я хотел обойти их, но говоривший вытянул руку. - Побереги себя, - сказал он нежно. - Мы пойдем за тобой. Хорошо? - Не слишком ли жирно?. Я рассчитывал на то, что они не решатся на открытый грабеж, но, очевидно, факт того, что все кредиты уплывают из-под носа, был непереносим одному из участников квартета, человеку с маленькой головой и толстой шеей. - Нет, постой! - Он схватил меня за одежду. Я отступил в сторону, собираясь удрать в здание Администрации, но кто-то сзади обхватил меня руками. Я изо всех сил ударил его каблуком по ноге и закричал. Это был самый громкий крик из тех, что мне довелось услышать за много недель. Человек, державший меня, ослабил руки, я ударил его локтем в лицо, но тут остальные вцепились в меня и потащили за угол, туда, откуда они появились. Я упирался, уже мысленно прощаясь со своими кредитками, но тут послышался звук, напоминающий треск разбиваемого ногой арбуза, и руки мои оказались свободными. Я повернулся в тот момент, когда человек, которого я называл Тяжеловесом, наносил удар в живот тому, у которого не было подбородка. Другой, у которого было несколько подбородков, стараясь восстановить дыхание, в нелепой позе прислонился к стене. Остальные участники квартета отступали. Тяжеловес сделал шаг в их сторону, они повернулись и стремглав бросились бежать. Он посмотрел на меня и подмигнул. - Может быть, самое время возобновить наши деловые переговоры, дохляк, - сказал он. - Пока ты не связался с плохой компанией. Я разминал затекшее плечо. - Я собрался прогуляться до городка, если бы ты пошел со мной, может, мы бы до чего и договорились. 3 Сборы в мой первый поход из лагеря были несложными: голубой жетончик позволил мне войти в барак; я снял комбинезон и бросил его в вибратор, где он очистился от грязи, душ проделал аналогичную процедуру с моим телом. Мы вышли из лагеря по той самой дороге, по которой я прибыл сюда три недели назад. Не было никакого наблюдения, никакой охраны, никакого пароля. Я был свободен как птица, только жил не так, как она - получал кров и еду только после отработки смены. Даже обретенное мной богатство ничего не меняло; голубые жетоны, которые нельзя было никому передавать, имели цену только в бараках и в столовой. Такая система обеспечивала стабильное производство. Была вторая половина дня. Розовое солнце сияло над пыльной дорогой. - Скажи-ка, Тяжеловес, - начал я, когда последний барак остался в ста ярдах позади. - Коль скоро Симрег такой же заключенный, как и мы, то кто же на самом деле начальник лагеря? - Почему ты меня спрашиваешь? Я знаю не больше, чем ты, худышка. - Сколько ты уже здесь? - Не знаю. Год, может, чуть больше. Какая разница? - У тебя было время разузнать. - Я знаю только то, что вижу. Лагерем управляют сами заключенные. Самый сильный назначает себя начальником и устанавливает правила. Тот, кто эти правила нарушает, имеет много неприятностей. - Ты крепкий парень. Почему ты не пробился наверх? - Умный босс, такой, например, как Симрег, достаточно хорошо знает, как дать по рукам любому восходящему таланту. Если бы я задумал вербовать слишком много народа, готовя кадры для переворота, его ребята вмешались бы. - А как он сам стал главным? - Прежний босс состарился. Симрег тоже когда-нибудь состарится, и более молодой волк съест его. А пока правит Симрег. - Почему нас заставляют добывать в шахте породу, которая ничем не отличается от той, что лежит на поверхности? И почему так ценятся куски шлака? - Главное здесь - это те находки, за которые дают премии. Мы не породу добываем, дохляк!. Мы ищем то, что ты только что нашел. - Почему? Для чего это нужно? - Не знаю. - Хорошо. Итак, у нас либеральное общественное устройство, основанное на принципе "кто смел - тот и съел", плюс способности, плюс мускулы. Все это сдерживается тем обстоятельством, что производство все оплачивает, а человек занимается этим производством. Но как же оборудование: бараки, и весы, и весовщики, и тележки... - Все куплено за счет производства. Первоначально, больше ста лет назад, это место построила Компания. Шахта не приносила дохода. И тогда Розовый Ад выбрали местом ссылки. Когда здесь стали работать только осужденные, Компания предложила оплачивать их содержание и давать премии за любые находки, - такие, как куски расплавленного металла. И люди смогли тратить свои заработанные денежки как им заблагорассудится; стали импортировать товары, за которые они хорошо платили, построили городок, оборудовали его, разработали систему жетонов. Эти люди не могут вернуться назад домой, но почему же им не постараться жить как можно лучше. - Ты говоришь "люди", "они" так, будто ты не один из нас, - сказал я. Он засмеялся, правда, не очень весело. - Может быть, худышка, мне хочется немного обмануть самого себя. - И на какой-то миг твой морской жаргон тоже исчез. Несколько шагов он прошел молча. Потом сказал: - Правило номер один: не проявляй любопытства, худышка! - Но здесь мы можем говорить, - сказал я. - Здесь никто не подслушивает. - Откуда ты знаешь, что на нас не направлено индуктивное ухо? - Через твердые породы оно не действует. Он повернулся и бросил на меня свирепый взгляд, который отличался от его обычного, как рапира от банана. - Лучше руби породу и трать свои кредиты. Так будет безопаснее, - сказал он. Я засмеялся. Мне не следовало начинать смеяться, но остановиться я уже не мог. Я упал на колени и продолжал смеяться, стоя на четвереньках. Я смеялся и смеялся, хоть и понимал, что различие между моим смехом и рыданиями - небольшое и очень тонкое, различие это легко исчезало, а вместе с ним и защитная оболочка, которая давала мне возможность двигаться, говорить, а, может, даже и мыслить с того самого момента, как я увидел изуродованное, мертвое лицо Пола Дэнтона. Тяжеловес помог мне. Он поставил меня на ноги и ударил наотмашь по лицу - рука была тяжелая, как весло байдарки - и еще раз, когда я пытался ответить. - Вот так-то, мистер, - посочувствовал Тяжеловес, и неожиданно у меня перед глазами всплыло давно знакомое лицо, которое я видел в Академии еще будучи подростком. Тогда это лицо было моложе, но не намного красивее, сверху это лицо венчала фуражка с капитанским шнурком. Он был командиром кадетов и его звали... В центре деревушки под названием Ливорч-Хен располагалась мощенная кирпичом площадь, вокруг которой зазывно блестели витринами маленькие магазинчики и от которой в разные стороны разбегались шумные улочки. Они вели к фабрикам на севере, а на юге заканчивались жилыми районами, украшенными деревьями, цветами и травой. Дома были скромными, чистенькими, старомодными, с трубами и черепицей. Если бы не розовая пустыня вдали, этот пейзаж вполне бы мог сойти за декорацию к пьесе из сельской жизни двадцатого века. На улицах встречались не только мужчины. Я видел, как средних лет женщина выходила из продуктового магазина с корзиной фруктов в руках. Через полквартала стройненькая девушка прогуливала на поводке маленькую собачку. - Уютно, как дома, - с поразительной оригинальностью отметил я. - Точно, - вздохнул Тяжеловес. - Ужасно забавно. Может быть, пропустим по одной, чтобы расслабиться? Он уверенно пошел вдоль одной из узких улиц к винной лавочке, над которой красовалась вывеска, изображавшая розового черта с обгоревшей рожей и торчащим хвостом. Мы заняли место за столиком в углу и заказали у старика бармена бренди. Его принесли лишь после того, как я показал наличные. В лавчонке было еще несколько посетителей - все пожилые. - Кто они? - спросил я. - Почему они не в шахте? - Существует нечто вроде пенсионной программы, - ответил Тяжеловес. - Ты вносишь деньги, накапливая основную сумму плюс еще немного сверх того. Когда врачи определят, что ты не можешь больше работать, ты уходишь на пенсию. Или тебя могут отправить на Базу. Говорят, что где-то на севере есть дом престарелых. Но мало кто выбирает этот маршрут. Я слышал, он означает укол, легкую смерть и дешевые похороны. Бренди был сносным. Мы выпили по два стаканчика, по кредиту за каждый. Солнце уже клонилось к закату. Мы набрели на дешевый ресторанчик и съели натуральное мясо с овощами. Это обошлось нам еще в десять кредитов. Когда мы снова вышли на улицу, меня схватил за рукав маленький человечек, у которого не было половины лица. Он предлагал на выбор: карты, наркотики, женщин. - Как насчет картишек, дохляк? - оживился Тяжеловес. - Ты бы смог удвоить свой капитал, и тогда - кутнем по-настоящему!. - Не важно, что вы там решите, все равно вам лучше пойти со мной, - сказал посыльный. - С вами хочет переброситься парой слов большой человек. Мы переглянулись. - А у этого большого человека есть имя? - спросил я. - Узнаешь, - изрек посыльный. - Без него. - Он ткнул пальцем в Тяжеловеса. - Только ты - один. - Наверное, тебе лучше пойти, - неожиданно согласился Тяжеловес. - Все равно у меня есть кое-какие дела. - Он повернулся и ушел. - Эй, ты, пошли, - прошамкал мой новый приятель. - Там не любят ждать. Тяжеловес говорил мне, что в этом городе категорически запрещено какое бы то ни было насилие. Казалось, не было никаких причин, чтобы не удовлетворить мое любопытство. - Хорошо, - сказал я. - Веди. Он засеменил по тротуару, нырнул в боковую улочку, и мы остановились у ничем не примечательного дома. Мы спустились по лестнице в подвал, посыльный с трудом открыл тяжелую дверь, и мы очутились в ярко освещенной комнате. За заваленным бумагами столом сидели двое мужчин. Один мне не был знаком. Вторым оказался Симрег. Они взглянули на меня, потом друг на друга. Незнакомец нахмурился. Он начал было говорить, но потом замотал головой и вновь уставился на меня, бормоча что-то себе под нос. Симрег, казалось, успокаивал его. Похоже, они вели довольно сложный разговор, не прибегая к помощи слов. - Я давно наблюдаю за тобой, Джон, - наконец сказал Симрег. - Ты уже нашел часть ответов. А сейчас тебя мучают более сложные вопросы. - Он посмотрел на свой большой палец. - Мне бы не хотелось, чтобы ты запутался. Я позвал тебя сюда, чтобы дать кое-какую информацию, которая поможет тебе сделать правильные выводы. - Вы сказали "дать"? - На сей раз бесплатно, - спокойно ответил он. - Джон, ты один из двухсот двадцати девяти мужчин, которых бросили в пустыне, где нет законов, полиции и судов. Просто толпа осужденных преступников на планете, где человек не проживет и дня без искусственных систем жизнеобеспечения. Как ты думаешь, что поддерживает жизнь в Ливорч-Хене? Благодаря чему он функционирует? - Управление с согласия управляемых плюс страх смерти от голода, если не приспособишься к системе, - ответил я. - Есть и положительные стороны. Умный человек, у которого получится приноровиться к системе, может разбогатеть и жить в роскоши даже здесь. - В обществе, экономика которого основана на том, что бесполезному товару приписывается несуществующая ценность? - Тогда что же за этим стоит? - У всех есть работа. - Почему это кто-то должен беспокоиться, заняты мы работой или нет? Не проще позволить нам поубивать друг друга? - Нас приговорили к ссылке, а не к смерти. Симрег слегка улыбнулся. Так улыбаются, глядя на глупого щенка. - Тебя осудили незаслуженно, так? - Я был виновен. Выражение лица Симрега указывало на то, что я отошел от сценария. - Какое обвинение тебе предъявили? - Какое вам до этого дело, мистер Симрег? Мне показалось странным, что я это произнес, и странным было ощущение дрожи в желудке от того, какой оборот принял наш разговор. Симрег откинулся на спинку кресла, разглядывая меня из-под бровей. - Дезертирство, - просипел второй. Он был очень худым, волосы седые; голос хриплый, почти пронзительный шепот. - Воровство. Убийство. Так ведь, мистер Тарлетон? - Так ты говоришь, что виновен? - переспросил Симрег. - Достаточно виновен. - Я смотрел на второго, гадая, откуда он это знает и что еще ему известно. - Обвинение в убийстве отклонено, - продолжал второй. - Остального было достаточно, чтобы заслать его сюда. - Зачем? - спросил Симрег. - Зачем ты сделал то, что сделал? - Я не хочу говорить об этом, - не очень вежливо ответил я. - Спасибо за приглашение... - Прекрати дурацкие разговоры, Джон, - сказал Симрег. - Ты уйдешь отсюда, когда я разрешу тебе уйти. - В показаниях Тарлетона говорится, что некий гражданский служащий убил офицера Флота и пытался убить его, когда он не вовремя очутился рядом, - сказал тощий. - Что гражданский погиб случайно, и Тарлетон, вероятно, лишь отчасти способствовал этой гибели; он был уверен, что произошел мятеж, и поэтому покинул корабль и вернулся на Землю. По прибытии он с удивлением узнал, что никакого мятежа не было и что его погибший друг, очевидно, был замешан в преступной деятельности и предательстве. Его защита была вялой. - Ты доволен тем, как Флот вел твое дело? - спросил меня Симрег. - Ты считаешь справедливым, что оказался здесь? - Я верю в разумное устройство мира, мистер Симрег. Я нарушил дисциплину, зная о последствиях. - Ты считал, что действуешь в интересах Флота, не так ли? - язвительно спросил Симрег. - Думаю, что да, - по возможности твердо ответил я. Я слышал, как в моей голове пульсирует кровь. Меня тошнило. Я задыхался. - И как же они тебя отблагодарили? Хоть кто-нибудь усомнился в твоей виновности? Помогли тебе старые друзья? Учли твои предыдущие служебные заслуги? - Не имело смысла... - Однобокая лояльность, - прорычал Симрег. - Какую медицинскую помощь ты получил до суда? - спросил худой. - Обо мне хорошо заботились. - Неужели? Ты чуть не умер от голода, лей... Джон! Организм, если ему не помогать, медленно и не всегда справляется с таким испытанием. Если бы применяли методы современной медицины, ты бы мог полностью восстановиться за неделю. А ты не получал никакого лечения. Вместо этого тебя сослали сюда, на каторжные работы. - Он повернулся к Симрегу. - Как вы думаете, сколько лейте... Джону лет? - Далеко за тридцать. Худой снова посмотрел на меня. - Сколько тебе, Джон? - Двадцать восемь. Симрег хмыкнул. - Они сделали из тебя старика, Джон, - сказал худой. - И что ты теперь думаешь о справедливости этих правителей, а? - Говорите, что вам от меня нужно, - сказал я. С каждой минутой мне становилось все хуже. - Нас бросили здесь, как сломанный инструмент, который больше никому не нужен, - жестко проговорил Симрег. - Они бы предпочли сразу убить нас, однако то, что мы еще живы, успокаивает их совесть. Но совесть - роскошь, без которой они могли бы спокойно прожить. - Он наклонился вперед и внимательно посмотрел мне в глаза. - Они считают нас безвредными, Джон, но это не так. - Понимаю. - Нет, не понимаешь. Ты считаешь меня сумасшедшим. Ты думаешь, что мы лишь ничтожные муравьи под пятой Компании. Они ошибаются, Джон! Они сильно недооценивают нас. Они пригнали нас сюда - доставили всех вместе, всех своих врагов сразу, одной группой. Это было глупо, Джон. Но это было не самой большой глупостью. Они выбрали Розовый Ад в качестве ссылки, концентрационного лагеря. Из всех планет Сектора - Розовый Ад, ни больше, не меньше! - Для чего вы приплетаете сюда Компании? - спросил я. - Это дело было связано с Флотом. Симрег с сожалением поглядел на меня. - Да, Джон, с Флотом. А как ты думаешь, кто отдает приказы Флоту? - Общественный Исполнительный Комитет, конечно. - Джон, в Академии ты изучал историю. Она более или менее верно отражала действительность. Но некоторые важные моменты выбросили. Ты слышал когда-нибудь о человеке по имени Имболо? - Это богатый судовладелец, так? - Да, помимо всего прочего, и это. А о Катрисе? - Шахты на Луне, - сказал я. - Он подарил оперный театр городу, в котором я родился. - Очень щедрый человек, этот лорд Катрис. А имя Беншайер что-нибудь говорит тебе? - В Бостоне есть здание его имени. - А лорд Улан? Энс? - Я слышал, что Комитет присвоил им почетные титулы. Я забыл, как их всех зовут. Но к чему вы клоните? - Пять человек, которых я назвал, держат под контролем Пять Компаний, Джон. А эти Пять Компаний управляют миром, включая и Флот. - Эта сплетня мне известна, Симрег, - сказал я. - Но она никогда не казалась мне убедительной. - Просто Симрег, без "мистер". А я и не обсуждаю здесь сплетни, Джон. Я привожу тебе факты. Компании держат Землю в полной экономической зависимости. Они контролируют все основные отрасли промышленности на планете, а через Флот освоенную часть Космоса. Общественность - это фасад, не более того. Исполнительный Комитет получает приказы от этой Пятерки. - Если вы пригласили меня сюда, чтобы я выслушал лекцию о политической ситуации, то зря тратите время, Симрег. - Минутку, Джон. Ты, что, сомневаешься в том, что я тебе говорю? Сопоставь факты: какая энергия используется на кораблях, исследующих Глубокий Космос? - Это риторический вопрос? Все корабли, независимо от их размеров, используют БВ-двигатели. - А как обогреваются и освещаются города? - Районными энергетическими станциями. - А эти станции получают энергию от циклодайна, который является вариантом БВ-двигателя. - Думаю... - Ты еще не дослушал. Представь наше общество в целом, всю цивилизацию в масштабе всей планеты. Транспорт, приборы, станки, системы связи - все основано и работает на этой энергии. - Это я знаю. - Джон, ты слышал когда-нибудь о приборе под названием "старкор". - Нет, никогда. - Какой принцип лежит в основе БВ-двигателя? - Думаю, ядерный синтез. - Ты сомневаешься? Ты, офицер Флота? - Я был специалистом по связи, а не энергетиком. - А тебе доводилось быть знакомым с кем-нибудь из специалистов-энергетиков? - Конечно. - Они показывали тебе двигатели? Говорили с тобой о том, что его ремонтируют, заменяют? - Нет, что-то не припомню. - Дело в том, Джон, что энергетические блоки на всех кораблях Флота опечатаны. Тебе это известно? - У меня не было случая... - То же самое и с нашими энергостанциями. Они запечатаны, и персоналу туда вход запрещен. А знаешь, почему? - Поскольку я не знал, что они опечатаны, я вряд ли смогу... - Потому что они пусты, Джон!. У них внутри ничего нет. Никаких мощных турбин, вращающих гигантские валы. Никаких ядерных реакторов, вырабатывающих десятки миллиардов ватт. Это лишь маскировка, чтобы скрыть главное - какую-то тайну. - Понятно. - Нет, пока еще тебе ничего не понятно. Я уже говорил - энергоблоки пусты, почти пусты. Там находится лишь один небольшой предмет: "старкор". Предмет, который можно удержать в одной руке. И это все, Джон! Именно он и является источником энергии. Именно он и есть их тайна. Именно его они так тщательно оберегают. - Если допустить, что все это так, то при чем здесь я? - Это и есть причина того, что ты здесь, а не несешь вахту на "Тиране". Я встал. - Мне кажется, что вы пытаетесь меня в чем-то убедить, но я не понимаю в чем. Боюсь, что вам это не очень-то удается. Вы не возражаете, если я пойду? У меня еще осталось несколько кредитов, которые я могу истратить. - Джон, ты знаешь, что такое промывание мозгов? - Вопрос Симрега прозвучал как удар хлыста. Он не стал дожидаться ответа. - Мозги можно промыть любому. Любому! Мне хотелось бы, чтобы ты учел возможность, что и с тобой это уже проделали. Как мне казалось, он говорил вполне серьезно. И, в некотором смысле, это был правомерный вопрос. Я задумался. - Кто мог это сделать? Когда? С какой целью? - Общество, - сказал он. - Флот. Вся твоя жизнь. Чтобы превратить тебя в послушный автомат, слепо исполняющий назначенную ему роль. Я немного успокоился. - Хорошо, если вы предпочитаете называть процесс усвоения культуры и этикета промыванием мозгов, то у меня нет оснований обсуждать этот вопрос. Что вы можете предложить взамен? Чтобы наши дети росли как дикие звери? Он проигнорировал этот вопрос. - Наше так называемое общество создано на потребу и радость пятерым. Они перестроили мир ради своего удобства. Все мы лишь их слуги, Джон. Как тебе такая перспектива? - Мне кажется, что наше рабское положение - довольно комфортабельно. Мир сейчас намного лучше, чем когда-либо раньше. - Неужели? - Он провел пальцами по подлокотнику кресла и показал мне розовую пыль. - Тебя сослали сюда не потому, что ты совершил преступление. Тебя сослали сюда потому, что ты представлял угрозу, или потенциальную угрозу, этой системе. - Боюсь, для меня это чересчур сложно... - Твой друг Дэнтон о чем-то пронюхал, Джон. Он был близок к разгадке какой-то тайны. Именно поэтому его убили. И они считали, что тебе тоже что-то известно... - Симрег выжидающе смотрел на меня. - Ну, теперь понятно, чего вы добиваетесь. - Я чуть не рассмеялся. - Джон, нам нужны эти сведения! - Вы попусту тратите время, Симрег. Пол ничего мне не рассказывал... - Но ты встречался с представителями организации. - Хетеники? Они одержимы той же идеей, что и вы. - Мы не называем их хетениками, Джон. В их мышлении есть некоторая предвзятость, это как бы один из видов промывания мозгов. - Вы хотите сказать, что связаны с... - Организация намного больше, чем ты думаешь, Тарлетон... - Кстати, как вам удалось столько узнать обо мне? - Я уже сказал, нас гораздо больше, чем ты думаешь. У нас везде свои люди. И некоторые из нас, - он кивнул на худого, - могут свободно передвигаться в отличие от нас с тобой, Джон. Они уверены, что уже вырезали раковую опухоль, но они ошибаются. Сведения не только доходят до нас, но и уходят отсюда. И твоя информация, возможно, и есть то, чего мы давно ждем. - Я уже сказал... - Знаю. У тебя есть все основания быть скрытным. Но пришло время воспользоваться тем, что тебе известно. Вряд ли Дэнтон хотел, чтобы его открытие умерло вместе с ним. - Что вы надеетесь от меня услышать? Ведь у вас на все есть ответы, так? Компании правят миром, как частным клубом, они контролируют источники энергии, а источники энергии, как вы меня уверяете, отнюдь не то, чем кажутся. По-моему, картина вполне четкая. Что я могу к этому добавить? - Попытайся понять, Джон: они напуганы! А это значит, что они уязвимы. Нам известно, что способы, которыми они защищают свою тайну, выходят за рамки законов. Но почему? Именно это мы и стремимся узнать. Итак, расскажи нам все, парень! - К сожалению, ничем не могу помочь. - И ты спокойно позволишь им держать весь мир в руках? Повелевать тобой и тебе подобными? Использовать нас как скот? - Давайте посмотрим на все иначе, - предложил я. - Они изобрели, как вы его называете, "старкор". Они пользуются плодом своей изобретательности, своего гения, для того, чтобы превратить мир в цветущий сад. Если при этом они достигли и личного благополучия, то, по моему мнению, они его заслужили. И я не испытываю ни малейшего желания бороться с ними, а лишь желаю им успеха. Они внимательно наблюдали за мной. - Послушайте, Симрег, Пол Дэнтон ничего мне не сказал, но даже если бы и сказал... - Продолжай, - пророкотал Симрег. - Постарайтесь понять, я не бунтарь. Мне нравится мир, в котором я родился, я верил в существующую систему и верю по сей день. Несомненно, ее можно усовершенствовать, но она и совершенствуется! Путем эволюции, а не революции. Меня не интересуют спасители мира с безумными глазами, которые хотят Все Мгновенно Исправить, уничтожая все, что создавалось в течение пяти тысячелетий эволюции культуры. Я не хетеник, Симрег. Мне не нравится ни их система ценностей, ни их образ мыслей. - И все же ты сам признался, что оставил корабль. Неужели на то не было никаких причин? - Я совершил ошибку и расплачиваюсь за нее. Но стабильное, мирное, разумно организованное общество для меня гораздо важнее, чем мой собственный драгоценный комфорт. Я достаточно ясно выразился? - Чего же ты хочешь, Джон? Что ты отстаиваешь, за что борешься? - Вы реформаторы, - сказал я. - Вы благодетели. Вы революционеры, которые до основания переделают нынешний безрадостный мир. Неужели вы не глядите время от времени в зеркало и неужели вам не отвратительно то, что вы там видите? Неужели ненависть, которая кипит в вас, не сделала вас несчастными? Я направился к двери, но Симрег поднялся с кресла и преградил мне дорогу. - Ты дурак, Джон! Ты имел шанс возместить все, что потерял, и получить сверх того... - После того, как вы разгоните всех негодяев, - сказал я, - понадобится ввести жесткую партийную дисциплину для поддержания порядка. Какое-то время придется функционировать старому управленческому аппарату. А кто лучше старых чиновников справится с этой работой? Разумеется, вам придется их потерпеть, ведь для удовлетворения общественности вокруг ваших персон будет создан ореол помпезности, огромное количество церемоний. Вы будете жить, как короли, во дворцах бывших тиранов, а новая полиция день и ночь будет рыскать в поисках потенциальных контрреволюционеров. Но в глубине души вы, конечно, останетесь настоящими демократами, озабоченными лишь благосостоянием крестьянства. А каким будет мое вознаграждение? Звезда адмирала Нового Революционного Флота? Пустое место в лишенной смысла организации, состоящей из партийных наемников и политически надежных? - Ты предпочитаешь жить в Розовом Аду? Симрег крошил слова, как каменотес, раскалывающий булыжник в гравий. - Симрег, неужели все, на что вы способны, - месть? Вы хотите задушить тех, кто послал вас сюда, и вы разрушите мир, чтобы достичь этого. К счастью, это только разговоры. Вы застряли здесь, Симрег, и Бог с ними, с вашими заговорами. Только меня - увольте. - Ты совершаешь ошибку, Джон, - просипел худой. - Прочь с дороги, Симрег, - сказал я. Симрег не пошевелился. Он смотрел через мое плечо на худого с таким выражением лица, словно он должен был решить неприятную проблему. Я сжал кулаки и ударил, но попал по пряжке его ремня. Симрег зарычал, толкнул меня в грудь, и я приземлился на стол. Сзади меня обхватил худой. - Ты скажешь мне все, что знаешь, Джон... - начал Симрег и вдруг замолк, прислушиваясь. Снаружи послышался топот шагов, треск сломанного дерева, и дверь распахнулась. Тяжеловес ворвался в комнату и остановился, увидев перед собой нашу компанию. Рукав у него был оторван, на голове алела ссадина. Он облизал губы и оглядел комнату. - Пошли, Джон, - сказал он. - Кажется, самое время отправляться назад в лагерь. - Я как раз собирался. Симрег и худой молча наблюдали, как мы уходим. 4 - Плохо дело, - решил Тяжеловес, после того как я вкратце рассказал ему о моей дискуссии с Симрегом. - Я думал, он предложит тебе местечко в своей свите. А то, что ты рассказал, - уж совсем непонятно. Он почесал подбородок и хмуро поглядел на пол барака. - Я думаю, все это можно назвать одним словом "рехнулись", - сказал я. - Забудем об этом. - Он этого так не оставит. Не сможет. Берегись, Джон! - Тебе ведь известно правило, Тяжеловес. Никакого насилия. - Не рассчитывай на это. - Он повел плечами и вздохнул, словно собирался выйти на третий раунд. - Так, мне нужно идти. Есть кое-какие идеи. Понадобится день-два, чтобы их проверить. Он ушел, а я лег на свою койку и стал смотреть в потолок. Мысли в моей голове мягко набегали одна на другую, как воздушные шарики, плавающие в пустом танцзале. Похоже, в этой истории существуют взаимосвязи, которые необходимо узнать, но пока у меня ничего не получалось. Я устроил себе еще один выходной и целый день шатался без дела по лагерю. Если Симрег был здесь, то он не высовывался из своего жилища. Ближе к вечеру я поднялся по тропинке на гребень хребта к западу от лагеря и сидел там, наблюдая, как солнце садится за каменную гряду. По сравнению с зеленым Солнцем, оно было тускло-красного цвета. Взошли две вечерние звезды. Луны не было, но звезды сияли достаточно ярко. Я не мог отделаться от мысли, что Симрег и его Комитет захотят продолжить прерванный разговор. Страшно не было, нет, однако если он собирается продолжить разговор, то рано или поздно найдет для этого время. Я не имел ни малейшего желания, чтобы кто-то вытаскивал меня из того жалкого состояния, в котором я пребывал, но и не пытался отсрочить то, что наверняка случится. На следующий день я отправился на работу. Туннель, где я нашел свой драгоценный кусок породы, все еще охранялся. Рабочие были мне незнакомы, видимо, новые заключенные. Тяжеловеса тоже не было видно. Я выполнил свою обычную норму, получил жетоны и пообедал в столовой. Мои соседи по бараку были не более многословны, чем всегда. Как обычно, душ очистил мое тело, но он не принес ощущения свежести. Я уже собирался ложиться спать, как вдруг за мной пришли. Вошло четверо, все были мне незнакомы, все крепкие, рослые, у всех непреклонные, решительные лица, как у людей, которым необходимо выполнить какую-то грязную работу. Они включили верхний свет и остановились в центральном проходе. - Всем встать, - рявкнул один из них на весь барак. У меня мелькнула мысль ослушаться, но это сделало бы ситуацию унизительной, и вместе со всеми я встал. Нам сообщили, что совершена кража и они здесь для того, чтобы найти украденное и вора. - Пропали: отбойный молоток, детали механического резца и запасные фильтры для респиратора, - говорил главный. - Владелец здесь, - он показал на одного из четверых, - и сможет опознать свои вещи. - Для обыска нам понадобятся двое, - объявил другой. - Ты и ты. Вторым "ты" был я. Мы начали обыскивать койку за койкой с дальнего конца барака. Все стояли молча и ждали. Четверка не спускала с нас глаз. Процедура была несложной: мы заглядывали под койку, прощупывали одеяло, осматривали стены и пол. Спрятать что-либо в бараке было невозможно, однако мы со всей серьезностью вели обыск. Я наклонялся, щупал, оглядывался, шел к следующей койке, наклонялся... Найдя что-то твердое и неровное под очередным одеялом, я откинул его и увидел почти новый молоток и пакет с фильтрами. Под матрасом лежал пластиковый клапан. - Ага! - сказал тот, кто, вероятно, отвечал за все это. - Чья койка номер двадцать четыре? Я стал искать глазами того, кто был настолько глуп, что спрятал свою добычу в таком месте, где ее не составляло труда найти. И вдруг до меня дошло, что это койка моя. Оставшаяся часть спектакля была разыграна с минимальным применением силы: пока "владелец" опознавал "свои вещи", мне заломили руки. Никого, естественно, не удивило, что он уверенно объявил найденное своей пропавшей собственностью. Суд рассмотрел улики и пришел к заключению, что кто-то взял вещи и спрятал их, чтобы потом продать, и тот, в чьей койке их обнаружили, и является виновным в краже. Всякий раз, когда я пытался что-нибудь сказать, мою руку заламывали сильнее. - Вам всем известно наказание за воровство, - торжественно произнес председатель суда. Он с важным видом взглянул на меня. - Если вы хотите что-нибудь сказать - говорите. - Я уверен, что все это дело с кражей подстроено, - сказал я. - Но, пожалуй, мне лучше признаться, что рано утром я прокрался сюда и запрятал все в укромном месте, потому что даже представить себе не мог, что вы окажетесь такими ловкими ребятами и найдете укромное место, которое я так хитро выбрал. Главный палач слегка опешил, но не забыл объявить, что дело окончено. Он приказал мне одеться, потом меня окружили и вывели на темную улицу. Но вместо того, чтобы ударить меня по голове, они отвели меня в столовую и потребовали неприкосновенный запас продовольствия на пять дней и галлон воды. Пища и вода были оплачены оставшимися у меня кредитками; как это ни смешно, но их как раз хватило на то, чтобы все оплатить. Потом они повели меня к машине, возможно той самой, на которой нас сюда привезли. Я сидел на полу, стараясь уберечься от тряски и ударов. Мы ехали около получаса, этого времени было достаточно, чтобы покрыть около тридцати миль и промерзнуть до костей. Наконец машина резко остановилась и мотор затих. Задние двери открылись, и мне велели вылезти. Что я и сделал, спрыгнув в мягкий песок, от которого, несмотря на холодную ночь, еще шло дневное тепло. Один из тех двоих, которые отдавали приказы, махнул рукой в темноту и сказал: - Главная Станция - там. Другой сказал: - Пошел. Я прошел примерно пятьдесят футов, когда заревели турбины. Обернувшись я увидел, как от меня удаляются огни машины. Я остался один во всей огромной пустыне. - Все правильно, - громко сказал я. - Жертве дан шанс. До пищи и воды всего несколько сот миль. Кто знает? Может быть, я выберусь. Сутки на планете Розовый Ад длились примерно двадцать девять часов, а в дневные часы температура в долинах достигала ста тридцати градусов по Фаренгейту. Солнце село примерно часа два назад, значит, мой эпический переход начинается двенадцатичасовой ночью. Если я пойду со скоростью три мили в час, то к восходу стану ближе к спасению на тридцать шесть миль. Однако эта мысль не воодушевляла меня. Зыбучий песок осыпался под ногами. Мешок был тяжелым. Очень скоро я понял, что те несколько недель, которые я проработал на шахте, не прибавили мне сил и выносливости, которые я потерял за три месяца вынужденного безделья и голода. Я переключил температурный контроль костюма на уровень выше, но теплее не стало. Краткий осмотр показал, что энергоблок отсутствует. Все было сделано по плану: они не убивали меня в буквальном смысле, но и не помогали выжить. Как ни странно, это открытие не расстроило меня. Я постараюсь сделать все, что смогу. Замерзну так замерзну. Если сломаю ногу, поползу на коленях. Раз они хотят, чтобы я погиб, я выживу им назло. По звездам я сообразил, куда двигаться, и пошел. Уже через несколько минут во рту у меня пересохло, появился привкус мела. Через час заболели ноги, легкие жгло, а мозг бился в черепной коробке, будто старался найти выход. Но выхода не было. Я оказался на самом дне ловушки, в которую начал проваливаться с того самого момента, когда коммодор Грейсон вызвал меня к себе и сделал весьма прозрачный намек, которого было бы вполне достаточно для того, чтобы любой нормальный офицер понял, куда дует ветер... Такой мудрый взгляд на давно прошедшие события стал доступен мне только теперь. Предположим, разговор с коммодором был предупреждением или даже его призывом о помощи? Предположим, что каким-то способом, непонятным мне до сих пор, он пытался мне что-то сказать? Что-то, чего я не понял, а не поняв, пошел в противоположном направлении. Предположим, что Грейсон неверно истолковал мое непонимание, неверно истолковал мои действия? Полагая, что я знаю, где Пол, мне намекнули, что "Тиран" собирается менять стоянку. В таком случае он мог считать мои действия прямым свидетельством связи с хетениками, и это объясняло ледяной взгляд, который Грейсон бросил на меня, когда я заявил о мятеже. Впрочем, даже этого обвинения было достаточно, чтобы любой уважающий себя командир почувствовал себя оскорбленным. Я понял, что упал, когда стал выплевывать пыль. Я дал себе передохнуть, сделал несколько глотков воды, встал на ноющие от усталости ноги и двинулся дальше. Я попытался восстановить ход прерванных мыслей, но не мог, это оказалось слишком трудным, слишком сложным. Да это было и неважно. Важно продолжать идти. Сначала поставить одну ногу, потом другую, шаг за шагом, превозмогая боль от лямок, боль в ногах, жжение в горле. Передвижение пешком не должно быть таким трудным, не должно. В конце концов, миллионы лет человек передвигается пешком. Для человека ходить пешком должно быть так же естественно и легко, как для рыбы - плавать. Я думал о рыбах, холодных и зеленых, покрытых чешуей, легко скользящих в глубокой и спокойной воде, греющихся на отмелях, бессмысленно глядящих на свою вселенную. Вот что было бы настоящим счастьем: жить и быть здоровым, удовлетворять потребности в еде и общении и умереть спокойно, без осложнений, которые являются следствием избыточной конвульсивной деятельности нескольких унций серого вещества. Никогда не испытывать страха, потому что страх предполагает предвкушение, ожидание. Никогда не сожалеть, потому что если нет памяти, нет и прошлого. Никогда не желать недостижимого, никогда не мучиться вопросами, никогда не терять надежду. Я вновь лежал лицом вниз. У меня было ощущение, что я пролежал так довольно долго. Мне показалось, что в пути я потерял что-то ценное. Я стал обшаривать песок, но не нашел ничего, кроме пыли, мела и гальки. И тогда я понял, что потерял не какую-то безделушку, купленную за несколько кредитов на распродаже. Во время своих приключений я растерял юность, здоровье и надежду на будущее. То есть те самые богатства, которыми мы так недолго владеем в начале жизни, а потом вдруг теряем сразу и навсегда. Я потерял их немного раньше, чем хотелось бы. Лежать здесь, уткнувшись лицом в землю, и ждать, когда остановится сердце, показалось мне более мерзким, чем встать и идти туда, куда я не мог прийти. А там, даже если бы я добрался туда, было так же пустынно и голо, как в камере, высеченной в скале темницы, которой был весь мир. Итак, я напряг ноги и встал, сделал шаг, потом другой. И пошел. Как только первые слабые лучи восходящего солнца осветили небо, я увидел гряду утесов. Ослепительно засияли самые высокие вершины. Казалось, солнечный свет горящей полосой стекал вниз по гладкой поверхности разлома. Вдруг жар опалил мне спину. Человек, даже очень здоровый человек, не выдержал бы и часа под палящим солнцем Розового Мира. Тот же самый древний инстинкт, который не позволял мне прервать ночной переход, заставил меня проковылять к убежищу в виде неглубокой лощины, которая пересекала равнину. Там было если и не очень удобно, то во всяком случае прохладнее. Я позволил себе еще несколько глотков воды, прикинув, что запаса хватит максимум дня на два. И тогда я задумался, что лучше: выпить столько, сколько хочется, и тем самым ускорить приближение смерти, или уменьшить потребление воды и продлить мучения еще на полдня или больше. Я остановился на первом варианте, но с удивлением обнаружил, что вместо обычных четырех глотков сделал только два. Очевидно, подсознание собиралось бороться до конца. Я проспал несколько часов и проснулся оттого, что солнце поджаривало мне ступни ног. Забившись в самую глубокую щель, я продержался еще час или два. Солнце было почти в зените, когда я понял, что совершил серьезную ошибку, если, конечно, собирался продолжать борьбу. После полудня мое убежище будет находиться на самом солнцепеке. Задолго до того, как солнце опустится, я умру от разрыва сердца. Единственное спасение - добраться до утесов. Пройдет еще час, и у подножия появится тень. Сквозь марево расстояние определялось с трудом, но вряд ли оно превышало милю. Я мог преодолеть эту милю за двадцать минут, если не придется тратить время на падения. И чем скорее я двинусь, тем лучше. Я выпил воды, выполз из расщелины, которая едва не стала моей могилой, и пошел. Ночью было плохо, но выяснилось, что это далеко не самое страшное. Не пройдя и десятка ярдов, я ощутил странный жар сквозь подошвы ботинок. Солнце жгло макушку раскаленным железом. Воздух стал походить на отравляющий газ. И вдруг мне стало смешно. Батарея пушек пытается уничтожить муху. Бедная мушка ползет по разогретой докрасна сковородке, чтобы добраться до такого же пекла, а кто-то бьет по ней кувалдой. Все это как-то слишком, чересчур, переиграно. Как бифштекс, который жарился два лишних часа. Знаете ли вы, что человек может сидеть на деревянной скамье в сауне при температуре сто восемьдесят градусов по Фаренгейту и смотреть, как рядом, на этой же скамье, жарится кусок мяса? Умница этот человек! Зажарьте яичницу на тротуаре. Зажарьте ее в моем мозгу. Изжарьте мои мозги, мозги идиота с яичницей и ветчиной и большая кружка холодного пива на завтрак. Утонуть в холодном пиве? Или даже в холодной воде? Вы называете это смертью? Наполнить легкие ледяной морской водой и погрузиться в бездонную прозрачную синь, когда свет постепенно из синего и фиолетового сгущается до черноты... Из ниоткуда вылетел грузовик и переехал меня. Я долго плыл, пока не пристал к песчаному пляжу под тропическим солнцем. У меня был соблазн остаться там полежать, но я все-таки пополз. На сей раз я не дам себя одурачить. Притаюсь и буду ждать прибытия лодки, а потом... На моем пути построили стену. Это было нечестно. Это не по правилам. Пляж шел под уклон, потом начались деревья, какие-то кислые ягоды, тень, черная тень, и - изысканная еда. Я найду ее, и буду резать ее, погружаться в нее, и ничто меня не отвлечет. Нет, не отвлечет. Нет, не отвлечет, не уведет в другую сторону. Я вцепился в паутину, опутавшую мое сознание, разорвал ее и сконцентрировался на действительности. Я не на пляже, я в пустыне. Я на пути к скалам, где смогу лежать в тени и нежиться в изумительной прохладе. Но я не мог идти дальше из-за стены. Я открыл глаза и увидел камень, валуны, сверкающую на солнце потрескавшуюся каменную поверхность, стремящуюся ввысь. Что вы думаете? Я победил! Я добрался до скал. Но опять осечка. Тени там не было. По крайней мере сейчас. Ну, сказал я себе, человек не может продержаться и часу на таком солнце. Но может быть, я ошибаюсь? Может быть, человек все-таки способен выдержать час на таком солнцепеке. Скоро узнаю. Скоро? Вечность течет так медленно. В воспоминаниях, когда все уже позади, время кажется таким быстрым. Тень хлестнула меня, как холодная вода. Я заполз в нее и почувствовал, что темнота смыкается надо мной. Это напоминало наркоз, и я уснул. Я лежал и смотрел на громадную тень, которая заканчивалась где-то далеко вверху в ослепительном блеске, заливающем пыльные просторы. Без всякого перехода я вдруг вспомнил свой переезд с Главной Станции, когда раннее солнце отбрасывало тень позади нашей машины. Позади. Ливорч-Хен расположен к востоку от Главной Станции. Всю ночь я шел на восток. Возможно, я прошел двадцать миль совсем в другую сторону. Кувалда? Нет, покруче. Стотонный каток. Против израненной мухи. Забавная шутка! Почему израненная одинокая муха так важна? Почему на нее потрачено столько усилий? Адмирал Хэтч думал, что мне что-то известно. Так же считали и хетеники. И Симрег. Похоже, у всех одна мания. Может, действительно во всем этом что-то есть? Но если это и так, все равно мне ничего не приходило в голову. Будет забавно, если я до чего-нибудь додумаюсь в самом конце, когда окажется слишком поздно - слишком поздно и для меня и для кого-то... Я опять уснул, а когда проснулся, было уже темно. Утес был крутым, но карабкаться по нему все-таки удавалось. Я шел не в том направлении, но мысль повернуть назад меня не привлекала. Я все равно пойду в эту сторону и буду идти, пока могу. Я спросил себя почему, но ответить не смог. А потом я увидел след. Он довольно глубоко отпечатался в мягкой пыли и казался свежим. Впрочем, я мог себя обманывать. Защищенный от ветра и не омываемый дождями, он мог появиться здесь день или неделю назад, или еще раньше. Может быть, сто лет назад. Как ни странно, его вид успокаивал. Кто-то шел по тому же пути, что и я, нашел ту же дорожку к вершине утеса. Я уже не был так одинок в пустынном мире. Я стал карабкаться дальше, отыскивая новые следы. И нашел их. Они вели к вершине. Я остановился, чтобы сделать два глотка воды, перекусить и отдохнуть пять минут, и заспешил дальше. Но следы исчезли. Через полчаса я понял, что ночь мне не пережить. Как ни странно, я чувствовал себя хорошо. Ступни и ноги у меня онемели и распухли, но уже не болели. Я привык к жжению и привкусу крови в горле. Я часто падал, но не причинял себе боли, оказываясь лицом на странно мягкой почве. Упав в очередной раз, я встал и шел довольно долго, но потом понял, что все еще лежу, уткнувшись лицом в землю, и брежу. Это немного напугало меня. Я стал внимательно следить за собой, чтобы знать наверняка, проснулся я или нет. Я не сломал ногу, но все равно казалось, что я ползу на коленях. Я считал, что все идет неплохо, но, ощущая вкус песка во рту, понимал, что все-таки ошибаюсь. На сей раз меня подвели руки. Я подумал о бутылке с водой, но это желание было таким же несбыточным и чисто теоретическим, как эфемерные планы выучить незнакомые языки или научиться играть на скрипке. Моей последней отчетливой мыслью перед тем, как навалилась темнота, была мысль о том, что не нужно больше делать вид, будто я не сожалею о прошлом, о том, что утратил и никогда уже не верну. Я прислушивался к тихим звукам вдыхаемого и выдыхаемого воздуха и понял, что слышу свое собственное дыхание. Это показалось странным, как и приятная прохлада и ощущение чего-то мягкого, на чем я лежал. И еще кое-что. Звуки. Тихое бормотанье. Человеческие голоса. Я открыл глаза и увидел мерцающий свет на неровном потолке. Повернув голову, мне удалось разглядеть пол, который уходил за поворот просторного, проделанного водой туннеля. Голоса и свет доносились из угла пещеры. Я лежал, прижавшись лицом к чему-то, что на ощупь напоминало мех, и вовсю наслаждался этой галлюцинацией. Я слышал, что замерзающим кажется, будто ему приятно и тепло в те последние моменты, когда кровь уже превратилась в кристаллики. Однако эти рассказы не касались тех, кто умирал от истощения. Может быть, я еще не умер? Это казалось невероятным и ужасно несправедливым, но такая возможность все-таки была. И это следовало проверить. Я открыл рот и закричал. Результат был плачевным. Звук, который я издал, представлял собой слабое карканье; но все-таки это был звук. Требовались дальнейшие эксперименты. Я размышлял над своим следующим действием, когда галлюцинация была прервана. По потолку, надвигаясь на меня, запрыгали тени. Из-за поворота появился человек. Он шел ко мне и, приближаясь, становился все больше и больше. Он склонился надо мной - лицо огромное, как дыня, как луна, как Вселенная. - Ну что, лучше? - раздался голос, эхом Отдаваясь в пространстве, времени и моих ушах. Я сделал усилие и сосредоточился на вопросе, потом изобразил нечто вроде хрюканья. - Хорошо, молодец, - сказал человек. Потом появился еще один, встал на колени около меня, положил руку на мой лоб и прижал палец к запястью. У обоих были всклокоченные волосы и длинные густые бороды. - Обезвоживание и истощение, - сказал первый. - Отдых и пища поставят вас на ноги. На этот раз мне удалось сказать членораздельно: - Я знаю, это звучит банально, но... где я? Первый мужчина улыбнулся: - Мы называем наше маленькое укрытие Зефир. Небольшой заповедник для изгоев Ада. Они принесли мне миску слизистого, темно-коричневого супа, напоминавшего вареные каштаны, и безвкусную вафлю. На меня подошло посмотреть еще несколько человек. Все они были исхудалыми, но здоровыми, в казенных костюмах разной степени изношенности. После еды все стало казаться несколько более реальным. - Ну, я достаточно окреп и могу слушать. Последнее, что я помню, - как я шел, а потом не мог идти. Я думал, все кончено. - Не стоит так мрачно, - сказал тот, кто говорил со мной первым. - Вы живы, хотя все было против этого. А это уже кое-что. - Но как же вы меня нашли? - Эти люди лишены воображения. Одна и та же шутка разыгрывается вновь и вновь. Мы следим за тропой, проверяем ее по ночам. Иногда нам везет. Вот как прошлой ночью. - То есть? - А разве не так? У нас есть кров, вода, пища, этого достаточно для поддержания жизни. Хватает на всех. В тесноте, да не в обиде, ведь так? Я смотрел на них. С запавшими глазами, немытые, многие в лохмотьях, они пристально глядели на меня, так, словно ждали, что я расскажу им нечто удивительное, чудесное. Я засмеялся. - Отверженные из отверженных, - сказал я. - Избранное общество. Долго я опускался вниз и наконец достиг дна. - Нет, - сказал мой спаситель. - Это поворот. Отсюда только один путь - наверх. Это звучало забавно. И, продолжая смеяться, я вновь уснул. 5 Мне объяснили, что эта пещера была проделана в мягкой породе давно исчезнувшими потоками воды. Как ни странно, в ней действительно было все необходимое для поддержания жизни. У входа температура неизменно держалась на уровне семидесяти градусов, понижаясь по мере того, как пещера уходила вглубь. Откуда-то из глубины бил родник с теплой ключевой водой. Пища состояла исключительно из съедобных лишайников, которые росли в полной темноте в дальнем конце лабиринта. Из этих растений можно было приготовить блюда, напоминавшие салаты, супы, орехи и даже псевдобифштексы, когда за дело брался наш повар Тэнк, невысокий, некогда полный мужчина. Вероятно, раньше приготовление изысканных блюд было его хобби. Я отдыхал, ел и спустя какое-то время почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы подняться со своего тюфяка, набитого мхом, и сделать несколько шагов. Обитатели Зефира были настроены вполне дружелюбно. И только у моего первого знакомого, здесь его называли Джорджи, определенно имелись на меня какие-то виды. Он подал мне руку, я оперся на нее, и он поведал мне свои планы. - Конечно, мы в невыгодном положении, - говорил он. - Но кое-что нам даже на руку. Во-первых, они не знают, что мы здесь. Таким образом, мы представляем собой тайную силу, некий неожиданный элемент. Во-вторых, у нас мощный стимул... - А в-третьих? - Наши ряды непрерывно растут. Сейчас нас одиннадцать. Двенадцать, если выживет один парень. - Какой парень? - Мы нашли его за два дня до тебя. Он здорово избит, но, быть может, выкарабкается. На вид крепкий он, во всяком случае когда-то был крепким. - Где он? - В соседней пещере... - Я хочу на него посмотреть. - Пожалуйста, но это зрелище не из приятных. Джорджи провел меня через центральную пещеру, а потом в одно из боковых ответвлений. На тюфяке у стены лежал человек; его дыхание было слышно за двадцать футов. Я, присел на корточки и посмотрел на беднягу. Его лицо представляло собой сплошную массу бордовых рубцов. Распухшее, оно было в два раза больше, чем прежде. - Работа, Симрега, - констатировал я. - Знаешь его? - спросил Джорджи. - Он был, да и остается моим приятелем. - Ясно. Видимо, именно поэтому ты здесь. - Есть еще одна причина. Он сильно искалечен? - Наш врач Тигр говорит, что у него сломаны ребра и, возможно, повреждены внутренние органы. С носом тоже далеко не все в порядке - ему тяжело дышать. Удивительно еще, что он смог пройти тридцать миль в таком состоянии. С помощью Джорджи я положил свой тюфяк рядом с Тяжеловесом. От приложенных усилий у меня закружилась голова. Я лежал в полной темноте и прислушивался к его дыханию. Временами он стонал, его сознание вновь и вновь уносилось туда, где он сражался один против всех. Время шло, дыхание Тяжеловеса менялось, и не в лучшую сторону. Иногда приходил Тигр, осматривал больного, качал головой и уходил. Я очнулся от лихорадочного забытья. Меня разбудили сильные стоны, и я взглянул на Тяжеловеса. Из-за отеков его глаз не было видно, но я чувствовал, что он в сознании. - Тяжеловес, как ты? - прошептал я. Он что-то пробормотал, помотал головой. Опухоль стала больше. Казалось, его лицо вот-вот лопнет. Я пошел в главную пещеру за Тигром. Тот сидел у огня, шлепал на плоском камне лепешки из лишайника и вешал их сушиться. - Вы должны что-нибудь сделать, - сказал я. - Он так долго не протянет. - Бог мой, неужели вы думаете, что мне доставляет удовольствие видеть его страдания? - это рычание объясняло происхождение прозвища "Тигр". - Без сознания - он стонет, а когда приходит в себя - подавляет стоны, и это еще хуже. - Что же, по-вашему, я должен делать? - Вы ведь врач, да? - Послушай, Джон, мне нужны инструменты, лекарства, а их у меня нет! Ему необходима операция, чтобы удалить осколки костей, ясно? Ты думаешь, я могу оперировать голыми руками? - Но должен же быть кусок металла или осколок камня, из которого можно сделать скальпель. Это лучше, чем оставить его умирать в мучениях. - А лигатура? Зажимы? Бинты? Антисептики? Не говоря уж о наркозе. - Можно что-нибудь придумать. Тигр уставился на меня, потом отшвырнул комок пасты из лишайника и зашагал в комнату, где лежал больной. Тигр обнажил клыки и свирепо глянул на Тяжеловеса. Мы все стояли рядом и наблюдали. - Его нужно оперировать в хорошо оборудованном флотском госпитале, - процедил Тигр сквозь зубы. - Здесь я могу его убить. Тяжеловес застонал, как будто просил: "Сделайте хоть что-нибудь!" Тигр с силой ударил кулаком одной руки в ладонь другой, сказал: - Старый флотский афоризм гласит: даже если делаешь не так, все равно что-нибудь делай! - и резко обернулся. - Грифт, принеси мне несколько каменных осколков поострее! Ты, Танубр, тереби лишайник на волокна. Жаба, кипяти воду. Гринги, ты и Бочка, поднесите его ближе к огню. - Тигр одарил меня яростным взглядом. - Но если он умрет, видит Бог, свидетельство о смерти будешь выписывать ты, Джон! Тигр уверенно сделал разрез на том месте, где когда-то была переносица пациента. Дальше наблюдать не было сил. Я прислонился к стене в дальнем конце пещеры и лишь прислушивался к доносившимся звукам: бормотание хирурга, требования подать новое лезвие или добавить свет; сочувствующий шепот зрителей; прерывистое дыхание Тяжеловеса. Казалось, все это продолжается бесконечно долго. Наконец операция закончилась. Тигр прошел в боковой ход, где размещалась умывальня. Тяжеловеса отнесли обратно на его тюфяк. Он дышал значительно легче. Тигр вернулся, подошел ко мне и пробурчал: - Спасибо, что сдвинул меня с мертвой точки. Победить или проиграть. Я рад, что согласился. Носовые проходы были забиты осколками и запекшейся кровью. Черт-те что творилось. Сейчас все свободно. Опухоль сразу стала спадать. К вечеру Тяжеловес уже смог немного говорить. Первое, что он сказал: - Поищите другого... - Пауза, подобие ухмылки. - Особых примет нет... Тяжеловес поправлялся быстро. Через пару дней он мог сидеть и ел с завидным аппетитом. Однако на его лицо по-прежнему было страшно смотреть. Импровизированные швы Тигра были эффективны, но слишком грубы. Опухоль спала совсем, но вокруг глаз остались желто-черные пятна, а ниже - синевато-багровые шрамы. - Краше не бывает, - единственное, что он сказал, увидев свое отражение в воде. Я рассказал Тяжеловесу, как меня обвинили в воровстве, его история была еще проще. Они подстерегли его, велели сесть в автобус и отвезли неизвестно куда из лагеря. Однако сначала, вместо того чтобы подчиниться, Тяжеловес бросился на них с кулаками. - Я наивно полагал, что драка привлечет наших, - объяснял Тяжеловес. - Законы лагеря, и все такое. Но, как видишь, ничего не вышло. Вот тебе и законы. - Что-то не сходится, - размышлял я. - Зачем человеку, который хочет поднять восстание, так глупо привлекать к себе внимание? Тяжеловес несколько минут молча смотрел на меня, потом усмехнулся. - Может быть, я чего-то не понимаю, - продолжал я. - Мне казалось, что Компании внимательно следят за тем, что происходит в лагере. Именно люди Компании пришли и опечатали туннель, где я нашел самородок. Как это стыкуется с тем, что в лагере верховодит какой-то хетеник? - Симрег не мятежник, Джон, - спокойно ответил Тяжеловес. - Он шпион Компании. Ему нужна твоя информация. - Но мне он сказал, что он хетеник или сочувствующий хетеникам... - Он врал. - Откуда ты знаешь? - Потому что хетеник - я, - проговорил Тяжеловес. - Это слово - эпитет, которым награждается любой подозреваемый в недовольстве существующим строем, - продолжал Тяжеловес. - Исходя из определения, ты Джон - тоже хетеник. Именно поэтому ты здесь. - Он поднял руку, предупреждая мои возражения. - Я не отрицаю, что формально ты виновен - ты покинул свой пост. Но тебя вынудили к этому обстоятельства и, думаю, ты согласишься, что тебя отнюдь не удовлетворяла ситуация на "Тиране". - То, против чего я возражал, абсолютно не касалось формы правления, Тяжеловес... - Ошибаешься. Ты наблюдал этого Краудера в деле и понял, что он человек Компании. А потом ты понял, что твоему другу Дэнтону грозит беда. Ничего случайного, все было санкционировано, Джон. Они собирались убить его, а ты хотел помешать, и с этого момента подписал себе приговор. - Постарайся понять меня. Тяжеловес. Мне действительно не нравится то, что происходит. Но мне бы хотелось найти средство, не выходящие за рамки законов Флота. Я не люблю анархию. Тяжеловес осторожно прикоснулся к своему изуродованному лицу. - Как бы ты назвал режим в Ливорч-Хене? - Хен - это свалка, Тяжеловес. Она вне закона и порядка... - Но Симрег - человек Компании, ведь так? Фактически... - Продолжай. Он задумчиво смотрел на меня. Два печальных темных глаза на лице-маске. - Я не случайно сослан в Хен, Джон. Все сделано специально. - Да и я здесь не по своему желанию! - Вот мы и подошли к главному. Я-то здесь как раз по своему собственному желанию. Я смотрел на Тяжеловеса и ждал. - Они выследили здесь последнего из наших и убили. Нужна была замена, и вызвался я. - Как ты проскочил патруль? Он замотал головой. - Мне не пришлось этого делать. Я, так же как и ты, прошел через всю процедуру: военно-полевой суд, ссылка. С одной лишь разницей: тебя приговорил Флот, а я сам себя приговорил. - Если ты думаешь, будто я что-нибудь понял, то ты ошибаешься. - Компании - Хозяева Звезд - долго заправляли делами, Джон. Их конец ближе, чем они думают. Мы почти готовы. Мы ждем... Есть какое-то недостающее звено, Джон. И как только оно будет восстановлено, мы начнем. - Ты меня удивляешь, Тяжеловес. Ведь ты - флотский и должен знать, в чьих руках сила. Кроме нескольких пистолетов в полиции, все существующее вооружение отдано Флоту. - На Флоте много членов нашей организации. Например, старший помощник Пол Дэнтон. - Я так не считаю. Пол серьезно относился к присяге. Ничто не заставило бы его предать... - Но ведь что-то все-таки заставило? Неужели ты не понимаешь? Если такой человек, как Дэнтон, поверил в революцию, значит, в этом что-то есть, а? - Я попытаюсь объяснить снова, Тяжеловес. Все не так сложно. Я за мир и порядок. Я за существующие законы, нормы жизни, структуру общества, даже если она несовершенна. Если я попал рукой в машину, и она втянула меня, искорежила и выплюнула - это мои личные неприятности. И это вовсе не означает, что машину надо ломать. - Да, но если эта машина дает власть и богатство лишь нескольким Хозяевам за твой счет... - Я спокойно отношусь к тому, что люди, создавшие современную технику, получают от этого выгоду... - Разве богатства природы не принадлежат всем? - Природа создает океаны, но рыба, которую я там ловлю, - моя. - Предположим, кто-то опустошает твои сети? Или уводит твою лодку? - У меня нет доказательств этого! - А если я их тебе предоставлю? - Ну что ж, я взгляну на них. - Идем! Он повел меня через главную пещеру туда, где Джорджи подбрасывал в костерок брикеты из все того же лишайника. Над костром в каменном котелке кипела вода. - Джорджи, расскажи ему свою историю, - попросил Тяжеловес. Джорджи посмотрел на нас и погладил свою длинную бороду. - Я был младшим артиллерийским офицером на линкоре, - начал он. - Однажды ночью я принял сигнал аварии от старшины: попадание энергии на статические батареи. Осмотрев всю цепь, мы решили, что неисправность в энергоблоке. Я пытался найти энергетика, но тот запропал куда-то. Мы вернулись к блоку, шел дым и температура поднималась до критической. Вызвали отряд Особой Полиции, и они тут же оцепили трюм. Один из полицейских задержал моего сержанта, и пока он его допрашивал, я прошел мимо охраны. Дым шел из передаточного отсека. Там царила паника, люди носились в дыму по палубе и, казалось, не понимали, что случилось. На меня никто не обращал внимания. Я хотел выяснить, нужно ли мне отключить от питания мою батарею. Открыв массивную дверь в целый фут толщиной, я оказался в пустом помещении. Вернее, почти пустом. В центре на полу стоял странный прибор, от которого начинался целый лабиринт труб и трубочек. А вокруг суетились пять-шесть человек. Они вытащили из механизма небольшой ящичек и рассматривали внутри него нечто похожее на яйцо, подвешенное на тоненьких проволочках. Длинное и тонкое, белое, глянцевое, почти как воск. К одному концу этого яйца были прикреплены разноцветные провода. Джорджи сделал паузу и снял котелок с водой. - Я разглядел только это, а потом меня начали бить. Очнулся я в больничной палате. У моей койки стояли четыре охранника. Как только я смог ходить, меня препроводили в танцзал, где и был разыгран спектакль. Он поднял осколок камня и начал срезать свою бороду. - Эта идея пришла мне, когда Тигр резал тебя на кусочки, Тяжеловес. Больно, но дело все-таки идет. - Рассказывай дальше, - сказал Тяжеловес. - А дальше нечего рассказывать. Я слушал речи в суде и вдруг обнаружил, что меня увольняют с Флота. Я пытался защищаться, но меня предусмотрительно накачали наркотиками. Я не мог говорить, не мог двигаться. А пытался, должен вам сказать! Все, что я сумел, так это выдавить несколько слезинок, когда какой-то старый дурак срывал пуговицы с моего кителя. Как я потом понял, их отрезали заранее, а потом прикрепили тонкой ниточкой. Спектакль! Ой! Джорджи побрил одну сторону лица и повернулся ко мне. Меня словно громом поразило. - Я помню, гардемарин Блейн. Я присутствовал при этом. - Наш план довольно прост, - сказал Блейн. - Мы совершим переход ночью, к рассвету доберемся до Ливорч-Хена, а потом убьем или возьмем в плен Симрега и его команду. Заключенные нас поддержат. И через полчаса мы хозяева положения. - Согласен, это просто, - сказал я. - Затем, без промедления, нанесем удар по Главной Станции. На дорогу туда уйдет три дня, но у нас есть люди, которые могут взять на себя связь с Ливорч-Хеном. Не думаю, что База заподозрит неладное. Сначала приедет машина, и особая команда захватит бараки охранников; потом прибудут пешие группы и покончат с противником. И опять заключенные окажут нам помощь. - А как насчет той энергопушки, что, как мне помнится, торчит на крыше конторы? - спросил я. - Жертвы будут, но это не должно нас останавливать. - А что будет после того, как вы возьмете Главную Станцию? - Мы захватим грузовой корабль. И улетим. - Улетите? Хорошо, Джорджи, - сказал я. - Ты удивляешь меня. Этот план был бы смешон, если б не был так трагичен. У вас нет ни малейшего шанса. - Мы не одиноки, Тарлетон, - сказал Тяжеловес. - Когда новость распространится... - Они придут с сачком для бабочек, и все вернется на круги своя, - сказал я. - Не будет только тех, кто при этом погибнет. Какое-то время все молчали. Блейн вздохнул и вновь принялся скрести подбородок. - Мы знаем, что шансов мало, но лучшей возможности, чем сейчас, не представится. В любое время нас могут обнаружить; могут усилить охрану Базы или улучшить вооружение охранников. Мы должны начать именно сейчас, когда заключенных много, а противник слаб. Вот почему так важно, чтобы ты был с нами. Ты - недостающее звено, которого нам не хватает. Тяжеловес знаком велел ему замолч