тельно малонаселенных районах Лиса, которые они должны были посетить, новые виды насекомых. Он намеревался направиться к югу, насколько машина сможет их довезти, а остаток пути следовало идти пешком. Не вполне сообразив, что из этого следует, Элвин не возражал. У них в пути был товарищ - Криф, наиболее примечательный из всех любимцев Хилвара. Когда Криф отдыхал, его шесть невесомых крыльев складывались вдоль тела, блестевшего сквозь них подобно скипетру, усыпанному самоцветами. Но стоило его побеспокоить - и он взмывал в воздух, окутанный радужными мерцаниями и слабым жужжанием невидимых крыльев. Хотя огромное насекомое подлетало на зов и иногда даже выполняло простые приказы, оно было почти лишено разума. Но все же оно, безусловно обладало собственной личностью и по какой-то причине с подозрением относилось к Элвину, чьи попытки завоевать его доверие всегда кончались ничем. Для Элвина путешествие по Лису было воплощением иллюзорной мечты. Машина бесшумно, как призрак, скользила вдоль бескрайних равнин и петляла по лесу, нигде не сбиваясь с невидимой трассы. Она перемещалась примерно вдесятеро быстрее спокойно идущего человека: редко кому-либо из обитателей Лиса требовалась большая спешка. Они миновали много сел, некоторые из которых размерами превосходили Эрли, но в основном были построены по тому же образцу. Элвин с интересом отмечал тонкие, но вполне заметные различия в одежде и даже в физическом облике, проявлявшиеся при переезде из одной общины в другую. Цивилизация Лиса слагалась из сотен различных культур, каждая из которых вносила в целое свой особый вклад. Глайдер был загружен изрядным количеством наиболее известного продукта Эрли - небольшими желтыми персиками, которые Хилвар раздавал на пробу и которые с благодарностью принимались. Он часто останавливался поболтать с друзьями и представить им Элвина. Тот не уставал поражаться вежливости, с которой все, узнав, кто он такой, тут же переходили на устную речь. Это должно было вызывать у них затруднения, но насколько он мог судить, они всегда подавляли искушение перескочить на телепатию, и Элвин никогда не ощущал себя вне разговора. Самую длительную остановку они сделали в маленькой деревушке, почти скрытой в море высокой золотой травы; ветерок колыхал над их головами, казавшиеся живыми, кончики стеблей. Когда они зашагали через траву, то бесчисленные стебли стали одновременно клониться - точно волны накатывались на них. Сперва это даже слегка беспокоило - Элвину странным образом чудилось, будто травы сгибаются, чтобы посмотреть на него; но потом он стал находить это постоянное движение успокаивающим. Элвин вскоре обнаружил причину остановки. В небольшой компании, собравшейся еще перед тем, как глайдер въехал в село, находилась застенчивая смуглая девушка - Ньяра, как ее представил Элвину Хилвар. Юноша и девушка явно были очень рады увидеться вновь, и Элвин ощутил зависть к их счастью. Хилвар откровенно разрывался между своими обязанностями сопровождающего и желанием остаться с Ньярой наедине. Элвин вскоре освободил его от этого затруднения, отправившись посмотреть окрестности. В деревушке глядеть было особенно не на что, но он не торопился. Когда они снова двинулись в путь, Элвин не замедлил задать Хилвару множество вопросов. Он не мог представить себе природу любви в телепатическом обществе, и, выждав для приличия, затронул эту тему. Хилвар охотно пустился в объяснения, хотя Элвин подозревал, что заданный им вопрос заставил его друга прервать долгое и нежное мысленное прощание. В Лисе, судя по всему, любовь начиналась с мысленного контакта; могли пройти месяцы и годы прежде чем пары встречались в действительности. Таким образом, не оставалось места для ложных впечатлений и обоюдных обольщений. Двое, сознания которых были взаимно открыты, не могли иметь тайн друг от друга. При попытке скрыть что-либо партнер сразу узнал бы об этом. Только весьма зрелый и уравновешенный рассудок мог позволить себе такую честность; только любовь, основанная на абсолютном бескорыстии, могла ее выдержать. Элвин понимал, что подобная любовь глубже и богаче, чем та, которая была доступна его народу; Элвин с трудом верил в саму возможность такого идеального чувства. Тем не менее Хилвар убеждал его, что все, сказанное им - правда, а когда Элвин начал настаивать на большей определенности, он с заблестевшими глазами погрузился в собственные воспоминания. Существовали вещи, которых нельзя было передать: либо ты знал их, либо нет. Элвин с грустью решил, что он никогда не достигнет того уровня взаимопонимания, который был самой основой жизни этих счастливых людей. Когда глайдер вырвался из саванны, обрывавшейся столь резко, как будто трава не смела переступить прочерченной кем-то границы, впереди показалась гряда низких холмов, густо поросших лесом. Как пояснил Хилвар, это был первый уступ основного защитного вала, ограждавшего Лис. Настоящие горы находились впереди, но для Элвина даже эти холмики были зрелищем впечатляющим и внушавшим благоговение. Машина замерла в узкой, укромной долине, все еще залитой теплом и светом заходящего солнца. Хилвар посмотрел на Элвина так открыто и чистосердечно, что в его взгляде при всем желании нельзя было отыскать и следа лукавства или неискренности. - Отсюда мы двинемся пешком, - сказал он ободряюще и начал доставать из машины снаряжение. - Дальше ехать нельзя. Элвин окинул взглядом окружающие холмы и комфортабельное кресло, в котором он сидел во время поездки. - Разве нет обходного пути? - спросил он без особой надежды. - Конечно, есть, - ответил Хилвар. - Но мы не пойдем в обход. Мы пойдем к вершине, что куда интереснее. Я поставлю машину на автоматику, и она будет ждать нас, когда мы спустимся с той стороны. Решившись не сдаваться без боя, Элвин сделал последнюю попытку. - Скоро стемнеет, - запротестовал он. - Мы не сможем пройти весь этот путь до заката. - Ну да, - сказал Хилвар, с невероятной быстротой разбирая припасы и снаряжение. - Мы заночуем на вершине и закончим путешествие утром. Теперь Элвин понял, что потерпел поражение. Поклажа, которую они несли, выглядела очень внушительно, но несмотря на массивность была почти невесомой. Вся она была уложена в поляризующие тяжесть контейнеры, так что оставалось довольствоваться лишь инерцией. Пока Элвин двигался по прямой, он не ощущал, что вообще что-то несет. Управиться с контейнерами, однако, удалось лишь после некоторой практики: как только он пробовал круто сменить направление, его груз, казалось, заражался упрямством и изо всех сил старался вернуть Элвина к начальному курсу, пока тот не преодолевал его момент инерции. Когда Хилвар подтянул все ремни и нашел, что все в порядке, путешественники медленно зашагали по долине. Оглянувшись, Элвин с грустью увидел, как их глайдер двинулся задним ходом и исчез из виду; интересно, сколько времени должно пройти, прежде чем можно будет опять расслабиться в его комфортабельном кресле. Тем не менее восхождение было очень приятным. Солнце слегка согревало их спины, вокруг открывались все новые и новые виды. Они шли по прерывистой, время от времени вообще исчезавшей тропе. Хилвар, однако, умудрялся точно находить дорогу даже там, где Элвин совершенно терялся. Он спросил у Хилвара, кем проложена эта дорога. Оказалось, что среди холмов обитало много небольших животных; некоторые жили сами по себе, а некоторые - примитивными сообществами, во многих чертах напоминавшими человеческую цивилизацию. Некоторым из них удалось даже научиться использованию огня и орудий труда. Элвин даже не подумал, что подобные существа могут оказаться недружелюбными: и он, и Хилвар, как должное, принимали обратное - ведь в течение столь долгих веков ничто на Земле не оспаривало верховенства Человека. Они шли в гору уже полчаса, когда Элвин впервые услышал тихое, разносящееся по воздуху журчание. Он не мог обнаружить источник: звук, казалось, шел отовсюду и, не прерываясь, становился все громче по мере расширения горизонта вокруг. Он бы спросил Хилвара, что это такое, но надо было беречь дыхание. Элвин был идеально здоров; в сущности, он не болел и часа за всю свою жизнь. Но одного физического здоровья, при всей его важности, недоставало для выполнения возникшей задачи. Его тело не обладало нужными навыками. Широкие шаги Хилвара, которыми тот мощно и без видимых усилий преодолевал любой склон, наполняли его завистью и решимостью не сдаваться, пока он в силах передвигать ноги. Он прекрасно понимал, что Хилвар испытывает его, и не обижался. Это было добродушной игрой; он включился в нее, несмотря на постепенно охватывавшее его ноги изнеможение. Хилвар сжалился над Элвином, лишь когда они преодолели уже две трети склона. Они немного отдохнули, прислонившись к обращенной на запад каменной осыпи, пока нежный свет солнца ласкал их тела. Рокочущий грохот был теперь очень силен. Элвин спросил о нем у Хилвара, но тот отказался объяснить что-либо. Он только сказал, что в конце восхождения Элвина ждет сюрприз. Они теперь двигались наперегонки с солнцем, но, к счастью, заключительный подъем не был крутым. Деревья, покрывавшие низ холма, теперь стали более редкими, словно и они устали бороться с тяжестью. На последних сотнях метров землю устилал ковер короткой, жесткой травы, ступать по которой было очень приятно. Когда показалась вершина, Хилвар вдруг энергично рванулся вверх по склону. Элвин решил проигнорировать вызов; в сущности, у него не было выбора. Его хватило лишь на то, чтобы постепенно тащиться вперед и, поравнявшись с Хилваром, в изнеможении опуститься на землю. Лишь отдышавшись, он смог оценить пейзаж, открывшийся перед ним, и увидеть источник несмолкающего грохота. Земля по ту сторону верхушки холма стремительно переходила в почти вертикальный каменистый обрыв. С обрыва, отрываясь от него на немалое расстояние, ниспадала могучая водяная лента; плавно изгибаясь, она разбивалась о скалы в нескольких сотнях метров внизу. Там она терялась в мерцающем тумане пены, из недр которого и раздавался беспрестанно рокочущий гром, гулким эхом разносившийся по обе стороны гряды холмов. Большая часть водопада была уже в тени, но лучи солнца, струясь между гор, все еще освещали землю внизу, сообщая пейзажу чарующее очарование. Ибо у подножия водопада трепетала в недолговечной прелести последняя радуга на Земле. Хилвар взмахнул рукой, обводя горизонт. - Отсюда, - сказал он громко, чтобы его было слышно в гуле водопада, - ты можешь видеть весь Лис. Элвин вполне мог поверить ему. К северу на многие километры тянулся лес, там и сям прорезанный полянами, лугами и извилистыми нитями множества речушек. Где-то в этой бескрайней панораме пряталось село Эрли, но пытаться отыскать его было делом совершенно безнадежным. Элвину лишь ненадолго показалось, что он заметил озеро, мимо которого вела дорога в Лис. Еще дальше к северу деревья и поляны терялись в крапчатом зеленом ковре, морщинившемся кое-где грядами холмов. А еще дальше, на самом пределе видимости, подобно облачному валу, лежали горы, отсекавшие Лис от пустыни. Тот же вид открывался при взгляде на восток и запад; к югу же горы были, казалось, всего в нескольких километрах. Элвин ясно разглядел их и понял, что они значительно выше пригорка, на котором он стоял. Их разделяла страна куда более дикая на вид, чем та, которую они миновали только что. Почему-то она казалась пустынной и заброшенной, словно человек не жил здесь уже очень давно. На немой вопрос Элвина ответил Хилвар. - Некогда эта часть Лиса была заселена, - сказал он. - Я не знаю, почему ее оставили; возможно, когда-нибудь мы снова отправимся туда. Сейчас там обитают лишь животные. Действительно, там не было видно ни полян, ни укрощенных рек, указывающих на присутствие людей. Лишь в одном месте можно было заметить, что человек когда-то все же жил здесь: на расстоянии многих километров над крышей леса, подобно сломанному клыку, выступали одинокие белые руины. Все вокруг было поглощено джунглями. - Нам следовало заняться этим раньше, - сказал как всегда практичный Хилвар, распаковывая снаряжение. - Через пять минут здесь будет темным-темно и к тому же холодно. На траве появились диковинные детали какого-то аппарата. На тонком треножнике возвышался вертикальный шест с грушевидным придатком на конце. Хилвар выдвигал его до тех пор, пока груша не оказалась как раз у них над головами, и дал мысленную команду, не уловленную Элвином. Их маленький лагерь озарился ярким светом. Груша давала не только свет, но и тепло - Элвин кожей ощутил нежное, ласкающее сияние. Держа треножник в одной руке, а свой контейнер - в другой, Хилвар стал спускаться по склону, Элвин же поспешал сзади, изо всех сил стараясь удержаться в круге света. Наконец, они разбили лагерь в небольшой ложбине в нескольких сотнях метров от вершины, и Хилвар занялся приведением в действие прочего снаряжения. Первой появилась большая полусфера из какого-то прочного и почти невидимого материала, полностью окутавшая их, защитив от начинающегося холодного ветра. Купол, судя по всему, генерировался небольшим ящичком, который Хилвар кинул на землю, тут же полностью забыв о нем и даже забросав прочими пожитками. Возможно, из него же спроецировались комфортабельные полупрозрачные кушетки, на одной из которых Элвин с наслаждением растянулся. Впервые в Лисе он увидел материализацию мебели; дома здесь казались ему сверх меры забитыми всякой всячиной, которую было бы куда лучше убрать с дороги в Банки Памяти. Еда, которую Хилвар достал из очередного контейнера, также оказалась первой чисто синтетической пищей, отведанной Элвином после прибытия в Лис. Когда преобразователь материи, поглотив сырье, сотворил каждодневное чудо, воздух под куполом ровно колыхнулся и просочился в отверстие где-то вверху. Вообще-то Элвин был очень рад синтезированной еде. Способы, которыми приготовлялись другие ее виды, шокировали Элвина своей пугающей негигиеничностью; кроме того, имея дело с преобразователем материи, можно было точно знать, что именно ты ешь. Когда они расположились на ужин, ночь уже наступила и показались звезды. К концу ужина за пределами их светового круга было уже совсем темно. У его края Элвин заметил неясные силуэты вышедших из укрытия лесных обитателей. Время от времени в уставившихся на него глазах мелькали отблески света. Но какие бы звери ни глядели оттуда, ближе они не подошли, и ему не удалось их рассмотреть. Все было очень мирно, и Элвин ощущал полное удовлетворение жизнью. Улегшись на кушетках, Элвин и Хилвар долго беседовали, обсуждая увиденное, загадки, которыми оба были заинтригованы, различия в обеих культурах. Хилвар был поражен чудесными свойствами схем вечности, поставившими Диаспар вне власти времени, и Элвину совсем непросто было ответить на некоторые его вопросы. - Что мне непонятно, - сказал Хилвар, - каким это образом конструкторы Диаспара достигли уверенности в том, что в схемах памяти ничего не может испортиться. Ты сказал мне, что информация, описывающая город и всех живущих в нем, хранится в виде распределения электрических зарядов внутри кристаллов. Хорошо, ну пусть сами кристаллы вечны - но как насчет подключенных к ним схем? Неужели абсолютно никогда не происходит никаких сбоев? - Этот же вопрос я задавал Хедрону, и он объяснил мне, что Банки Памяти на самом деле утроены. Любой из трех банков может обслуживать город, и если с одним из них что-нибудь будет не так, два других автоматически исправят его. Только если одинаковая ошибка произойдет одновременно в двух банках, ущерб окажется непоправимым - но вероятность этого бесконечно мала. - А как осуществляется связь между образами в блоках памяти и действительными составляющими города? Между планом и вещами, которые он описывает? Увы, Элвин полностью исчерпал свою эрудицию. Он знал, что ответ включает в себя использование технологий, основанных на манипуляции самим пространством - но как можно жестко удержать на месте атом, исходя из хранящихся где-то данных, он не мог объяснить даже в самых общих чертах. Во внезапном озарении он указал на невидимый купол, защищавший их от ночи. - Расскажи мне, как ящик, на котором ты сидишь, создает эту крышу над нашими головами, - объявил он, - и тогда я объясню тебе, как работают схемы вечности. Хилвар расхохотался. - Ну что ж, полагаю, это честное сопоставление. Тебе надо будет расспросить об этом у кого-нибудь из наших специалистов по теории поля. Я, конечно, не смогу тебе ответить. Эта реплика повергла Элвина в глубокое раздумье. Значит, в Лисе все еще были люди, понимавшие, как работают их машины; в Диаспаре же таких людей не осталось. Они еще долго разговаривали на подобные темы, и наконец Хилвар заявил: - Я устал. А ты - ты не собираешься спать? Элвин потер все еще ноющие конечности. - Возможно, я бы и захотел, - признался он, - но не уверен, что смогу. Мне это все еще кажется странной привычкой. - Это куда больше чем привычка, - улыбнулся Хилвар. - Мне говорили, что некогда сон являлся необходимостью для всех людей. Мы все еще любим поспать по крайней мере раз в сутки, хотя бы несколько часов. За это время тело освежается, и то же происходит с рассудком. Неужели в Диаспаре никто никогда не спит? - В очень редких случаях, - сказал Элвин. - Джезерак, мой наставник, делал это раз или два, после исключительных умственных усилий. Хорошо сконструированное тело не должно нуждаться в подобных периодах отдыха: мы покончили с ними миллионы лет назад. Тут же действия Элвина вступили в прямое противоречие с его весьма хвастливыми словами. Он почувствовал усталость, какой прежде никогда не знал; она словно расползалась из его ног, затопляя все тело. В этом ощущении не было ничего неприятного - скорее наоборот. Хилвар с веселой усмешкой наблюдал за ним, и у Элвина достало сил подумать - не испытывает ли его спутник на нем возможности своей умственной энергии? Впрочем, он был далек от мысли протестовать по этому поводу. Свет, исходивший от металлической груши наверху, померк до слабого сияния, но излучаемое ею тепло не убывало. В последних проблесках света затуманившийся рассудок Элвина отметил курьезное обстоятельство, о котором обязательно следовало расспросить наутро. Когда Хилвар раздевался, Элвин впервые увидел, насколько разошлись две ветви человеческого рода. Некоторые различия касались лишь пропорций или заметности, но другие - наружные гениталии, зубы, ногти, волосы на теле - являлись более существенными. Однако сильнее всего его поразила загадочная маленькая впадинка в центре живота Хилвара. Когда спустя несколько дней он припомнил эту тему, потребовались долгие объяснения. Пока Хилвар разъяснял Элвину функции пупка, ему пришлось произнести тысячи слов и нарисовать с полдюжины схем. И оба они сделали огромный шаг вперед к пониманию основ, на которых строилась каждая из двух цивилизаций. 12 Когда Элвин проснулся, стояла глубокая ночь. Что-то побеспокоило его - какой-то шорох, шелест, проникший в сознание сквозь беспрерывный грохот водопада. Он сел и, затаив дыхание, напряженно вгляделся в покрытую мраком землю, прислушиваясь к рокочущему гулу воды и тихим звукам, издаваемым крадущимися ночными тварями. Ничего не было видно. Свет звезд был слишком слаб, чтобы можно было разглядеть раскинувшуюся далеко внизу равнину; лишь еще более темная изрезанная линия, затмевающая звезды, напоминала о горах на южном горизонте. В темноте Элвин услышал, что его спутник повернулся на бок и тоже сел. - Что случилось? - послышался шепот. - Кажется, я услышал шум. - Что за шум? - Не знаю; может, это просто почудилось. Две пары глаз в молчании уставились в ночь, полную загадок. Вдруг Хилвар схватил Элвина за руку. - Гляди! - шепнул он. Далеко на юге вспыхнула яркая точка, расположенная слишком низко, чтобы ее можно было принять за звезду. Она была ослепительно белой, с фиолетовым оттенком, и разгоралась прямо на глазах, так что вскоре на нее стало больно смотреть. Вдруг она взорвалась - точно молния ударила снизу. На короткое мгновение в ночном мраке огнем высветились горы и окруженная ими земля. Спустя вечность донесся призрачный гул далекого взрыва, и внезапный порыв ветра колыхнул деревья в лесу. Ветер быстро стих, и поверженные звезды одна за другой начали возвращаться на небо. Второй раз в жизни Элвину стало страшно. Но это было не то глубокое и безнадежное чувство, которое он испытал в зале движущихся дорог, принимая решение, направившее его в Лис. Скорее это был даже не страх, а благоговение; он лицом к лицу столкнулся с неизвестностью и словно почувствовал: ему необходимо увидеть то, что находится там, за горами. - Что это было? - прошептал он наконец. Последовала пауза, столь долгая, что Элвин повторил вопрос. - Я стараюсь выяснить, - сказал Хилвар и вновь замолчал. Элвин догадался, чем тот занят, и больше не мешал его безмолвным поискам. Наконец, Хилвар разочарованно вздохнул. - Все спят, - сказал он. - Спросить некого. Придется ждать до утра или разбудить кого-нибудь из моих друзей. Но без крайней необходимости мне не хотелось бы этого делать. Интересно, что же Хилвар считает крайней необходимостью, подумал Элвин не без сарказма. Он хотел сказать, что происходящее вполне достойно того, чтобы нарушить чей-нибудь сон. Но тут Хилвар заговорил снова. - Я только что вспомнил, - сказал он, оправдываясь. - Я давно здесь не был и не очень уверенно ориентируюсь. Но это должна быть Шалмирана. - Шалмирана! Так она еще существует? - Да; я совсем забыл о ней. Серанис как-то рассказывала, что крепость расположена среди этих гор. Конечно, она уже бесконечно давно лежит в руинах, но, может быть, там еще живет кто-нибудь. Шалмирана! Название это было равно легендарным для сыновей обеих рас, столь различных по культуре и истории. Земля не помнила эпопеи более величественной, чем оборона Шалмираны от Пришельцев, завоевавших всю Вселенную. И хотя подлинные события полностью терялись в густом тумане прошлого, легенды не забывались. Они просуществуют так же долго, как и само человечество. В темноте опять раздался голос Хилвара: - Люди с юга расскажут нам больше. У меня тут есть друзья; утром я свяжусь с ними. Элвин едва обратил внимание на эти слова; он был глубоко погружен в собственные мысли, пытаясь припомнить все когда-либо слышанное о Шалмиране. Впрочем, вспомнить удалось немногое: спустя столь огромное время никто не мог отличить истину от легенды. Достоверно известно было лишь одно: Битва при Шалмиране ознаменовала конец завоеваний Человека и начало его долгого отступления. В этих горах, подумал Элвин, он, пожалуй, сможет найти ответы на вопросы, мучавшие его в течение долгих лет. - Сколько времени, - спросил он у Хилвара, - понадобится нам, чтобы добраться до крепости? - Я там никогда не бывал. Но это намного дальше того места, до которого я собирался дойти. Сомневаюсь, чтобы нам это удалось за одни сутки. - А не можем ли мы использовать глайдер? - Нет, путь лежит через горы, глайдер там не пройдет. Элвин размышлял. Он устал, его ступни горели, мышцы на ногах все еще ныли от непривычной нагрузки. Невольно хотелось оставить все на следующий раз. Но следующего раза могло и не быть. Под тусклым светом звезд, немалая часть которых померкла за время, прошедшее после постройки Шалмираны, Элвин боролся с противоречивыми мыслями и, наконец, принял решение. Ничто не изменилось; горы по-прежнему сторожили дремавшую страну. Но уже наступил и отошел в прошлое поворотный миг истории - и человечество двинулось к новому, неизвестному будущему. В эту ночь Элвин и Хилвар больше не спали. С первыми проблесками рассвета они свернули лагерь. Холм окропился росой, и сверкающие бриллианты на стебельках и листьях восхитили Элвина. Его обворожил скрип мокрой травы под ногами. Обернувшись, он увидел собственный след - темную полосу среди искрящейся земли. Солнце взошло над западным валом Лиса в тот самый момент, когда они добрались до опушки леса. Здесь господствовала природа. Даже Хилвар, казалось, немного растерялся среди огромных деревьев, которые заслоняли свет, отбрасывая на землю озерца тени. К счастью, река, бравшая начало у подножия водопада, стремилась к югу по пути настолько прямому, что его искусственное происхождение не вызывало сомнений. Держась берега, они шли в стороне от самых густых зарослей. Немалую часть времени Хилвар потратил на выслеживание Крифа, который то и дело исчезал в джунглях или стремительно мчался над водой. Даже Элвин, которому все было пока в диковинку, смог почувствовать, что здешний лес обладает незнакомыми чарами, не свойственными небольшим, ухоженным рощам на севере Лиса. Среди деревьев редко встречались одинаковые; большинство находилось на разных стадиях одичания, а некоторые в течение долгих веков успели окончательно вернуться к первичным формам, заданным природой. Родина многих деревьев была явно не на Земле - и даже, вероятно, не в Солнечной системе. Великаны-секвойи, достигавшие в высоту ста и более метров, словно часовые, возвышались над прочими деревьями. Некогда их принято было считать самыми древними жителями Земли: ведь они были старше Человека. Русло реки стало шире; по мере продвижения вниз по течению она все чаще разливалась озерцами, среди которых, словно на якоре, стояли крошечные островки. Здесь были насекомые - ярко окрашенные существа, носившиеся над водной гладью. Раз, несмотря на окрики Хилвара, Криф умчался, чтобы присоединиться к своим дальним родичам. Он тут же исчез в облаке сверкающих крыльев, изнутри которого донеслось сердитое жужжание. Секундой позже облако распалось, и Криф возвратился, пронесшись над озером быстрее, чем мог уследить глаз. С тех пор он держался подле Хилвара и больше не пытался удрать. К вечеру впереди показались горы. Река, так долго служившая надежным проводником, теперь текла сонно, словно тоже приближалась к концу пути. Стало ясно, что они не достигнут гор до наступления сумерек: задолго до заката лес покрылся таким мраком, что дальнейшее продвижение стало невозможным. Огромные деревья стояли в пятнах тьмы, и холодный ветер шумел в листьях. Элвин и Хилвар остановились на ночлег под гигантским красным деревом, верхние ветви которого еще золотились под лучами зари. Когда уже неразличимое за деревьями солнце наконец зашло, свет какое-то время еще теплился в играющих водах. Двое исследователей - а теперь они вполне заслуживали этого звания - улеглись в надвигавшемся мраке, глядя на реку и размышляя об увиденном. Вскоре Элвин вновь ощутил чувство восхитительной дремоты, впервые познанное им в предыдущую ночь, и радостно отдался сну. Хотя сон и не был необходим в беззаботной жизни Диаспара, здесь он доставлял удовольствие. В последний миг перед погружением в забытье Элвин успел призадуматься о том, кто и как давно в последний раз шел этой дорогой. Солнце стояло уже высоко, когда они вышли из леса и наконец оказались перед горными стенами Лиса. Земля перед ними круто вздымалась к небу волнами бесплодного камня. Река здесь заканчивалась столь же впечатляюще, как и начиналась: она с ревом убегала в разверзшуюся на ее пути расселину. Интересно, подумал Элвин, что же потом происходит с ней: через какие подземные ходы она движется, прежде чем снова выйти на дневной свет. Возможно, потерянные океаны Земли еще сохраняются глубоко внизу, в вечной тьме, и эта древняя река чувствует зов, влекущий ее к морю. Хилвар стоял несколько секунд, рассматривая водоворот и тянущуюся далее голую землю. - Вот он, путь на Шалмирану, - уверенно заявил он. Элвин не спрашивал, откуда Хилвару это известно, предполагая, что он быстро связался в уме с кем-то из друзей вдали отсюда, и безмолвно воспринял необходимую информацию. До расселины в горах путешественники добрались быстро; пройдя через нее, они оказались на странном плато с постепенно ниспадающими краями. Элвин забыл об усталости и страхе и ощущал лишь легкое волнение в ожидании близящихся приключений. Он не знал, что именно ему предстоит обнаружить, но нисколько не сомневался, что найдет нечто существенное. С приближением к вершине вид почвы резко изменился. Нижние склоны горы представляли собой пористый вулканический камень, повсюду громоздились шлаковые осыпи. Здесь же поверхность земли обратилась в твердые, стекловидные слои, гладкие и коварные. Казалось, что некогда расплавленный камень потоками стекал с горы. Край плато был уже почти у самых ног. Хилвар достиг его первым. Через несколько секунд Элвин присоединился к Хилвару и, изумленный, застыл рядом с ним. Ибо они оказались не на краю плато, как можно было ожидать, а у кромки гигантской чаши глубиной метров в пятьсот и диаметром в три километра. Земля перед ними круто ныряла вниз, постепенно выпрямляясь ко дну впадины и снова поднимаясь все более и более круто к противоположному краю. Самый низ чаши был занят круглым озером, поверхность которого непрерывно рябилась в неутихающем волнении. Вся эта огромная впадина, была черным-черна, несмотря на то, что купалась в солнечном сиянии. Элвин и Хилвар не могли даже приблизительно догадываться, из какого материала состоит кратер, но он был темен подобно камню из мира, незнакомого с солнцем. У их ног, окольцовывая весь кратер, проходила полоса металла в несколько десятков метров шириной - и без единого пятнышка. Потускневшая от безмерно древнего возраста, она не несла ни малейших признаков коррозии. Когда глаза освоились с этим неземным пейзажем, Элвин и Хилвар поняли, что чернота чаши не столь абсолютна, как им сперва показалось. Там и сям, ускользая от прямого взгляда, на темных стенах мигали крошечные вспышки света. Они появлялись случайно и исчезали, едва возникнув, словно отблески звезд на волнующемся море. - Вот это да! - воскликнул Элвин. - Но что же это такое? - Это похоже на какой-то рефлектор. - Но он совсем черный! - Лишь для наших глаз, не забывай этого. Мы же не знаем, какими лучами они пользовались. - Но ведь должно быть еще что-нибудь! Где же крепость? Хилвар указал на озеро. - Погляди хорошенько, - произнес он. Элвин всмотрелся в дрожащую гладь озера, пытаясь проникнуть в скрытые под водою тайны. Сперва он ничего особенного не увидел; затем у края, на мелкой воде, он различил едва заметную сетку теней и отсветов. Он сумел проследить ее на некоторое расстояние, пока ближе к центру озера все следы не затерялись в глубине. Темное озеро поглотило крепость. Внизу лежали руины некогда могучих сооружений, опрокинутых временем. Но под воду ушло не все - у дальней стороны кратера Элвин теперь заметил бесформенные груды камней и огромные блоки, из которых, должно быть, некогда слагались массивные стены. Воды уже плескались вокруг них, но еще не поднялись настолько, чтобы одержать окончательную победу. - Обойдем вокруг озера, - сказал Хилвар тихим голосом, словно величественное запустение наполнило благоговением его душу. - Может быть, мы найдем что-нибудь в этих развалинах. На первых сотнях метров стенки кратера были такими крутыми и гладкими, что держаться прямо было непросто. Но затем они достигли более пологих участков и пошли с легкостью. У края озера гладкая чернота поверхности была скрыта тонким слоем почвы, должно быть, нанесенной сюда ветрами Лиса за долгие века. Циклопические каменные блоки были навалены метрах в трехстах отсюда, подобно брошенным игрушкам ребенка-великана. Кое-где еще можно было распознать часть массивной стены; два резных обелиска обозначали некогда величественный портал. Все заросло мхом, вьющимися растениями и чахлыми деревцами. Даже ветер стих. Так Элвин и Хилвар пришли к руинам Шалмираны. К этим стенам, к сокрытой в них мощи некогда подступили и сотрясли их силы, способные обращать в пыль целые миры - и потерпели полное поражение. Некогда эти мирные небеса пылали огнем, вырванным из солнечных сердец, и перед яростью своих властелинов, как живые, дрожали горы Лиса. Никто и никогда не смог захватить Шалмирану. Но теперь крепость, неодолимая твердыня наконец пала - побежденная и разрушенная упрямыми усиками плюща, миллиардами вгрызавшихся в камень червей, медленно поднимающимися водами озера. Подавленные ее величием, Элвин и Хилвар молча брели среди колоссальных развалин. Они миновали тень обломившейся стены и вступили в ущелье, где каменные горы раскололись надвое. Перед ними распростерлось озеро; еще несколько шагов, и они уже стояли у темной воды. Крошечные волны, не выше нескольких сантиметров, беспрестанно бились об узкий берег. Первым заговорил Хилвар. В голосе его была неуверенность, заставившая Элвина с удивлением взглянуть на друга. - Я чего-то не понимаю, - произнес он медленно. - Ветра нет - от чего же эта рябь? Вода должна быть совершенно спокойной. Прежде чем Элвин мог придумать какое-либо объяснение, Хилвар присел, повернул голову набок и опустил правое ухо в воду. Сначала Элвин не понял, смысла этих нелепых действий, но затем сообразил, что Хилвар прислушивается. С некоторым отвращением - вода без единого светового блика выглядела на редкость непривлекательно - он последовал его примеру. Шок от холода длился лишь секунду; когда он прошел, Элвин слабо, но вполне определенно расслышал постоянное ритмичное биение. Будто стук огромного сердца донесся до него из глубин озера. Они отряхнули воду с волос и уставились друг на друга в молчаливом подозрении. Обоим не хотелось высказывать вслух одну и ту же догадку: в озере есть жизнь. - Будет лучше, - сказал наконец Хилвар, - если мы осмотрим эти развалины и будем держаться от озера подальше. - Ты думаешь, там есть что-нибудь? - спросил Элвин, указывая на загадочную рябь, все еще плескавшуюся у его ног. - Оттуда может исходить опасность? - Ничто, обладающее разумом, не опасно, - ответил Хилвар ( Так ли? - подумал Элвин. - А Пришельцы? ). - Я не чувствую здесь каких-либо мыслей, но не верится, что мы тут одни. Все это очень странно. Они медленно вернулись к руинам крепости. У обоих в мыслях была эта размеренная, приглушенная пульсация. Элвину казалось, что одна тайна громоздится на другую, и он, несмотря на все усилия, уходит все дальше и дальше от постижения столь влекущей его истины. На первый взгляд развалины не могли содержать в себе ничего поучительного, но они все же тщательно обыскали груды щебня и большие каменные осыпи. Здесь, наверное, было кладбище машин, бесконечно давно уже сделавших свое дело. Теперь, в случае возвращения Пришельцев, все это будет бесполезно, подумал Элвин. А почему Пришельцы никогда больше не появлялись? Еще одна тайна; но загадок и без того хватает, нечего выискивать новые. В нескольких метрах от озера они обнаружили небольшой участок, расчищенный от щебня. Он зарос сорняками, которые, однако, почернели и обуглились от колоссального жара. Когда Элвин и Хилвар подошли ближе, растения обратились в золу, пачкая их ноги угольными полосами. В центре прогалины стоял металлический треножник, прочно укрепленный в земле. Он поддерживал кольцо, повернутое на оси так, что оно было обращено к небу и смотрело в точку, находившуюся на полпути к зениту. На первый взгляд кольцо казалось пустым; но когда Элвин пригляделся, он различил заполнявшую кольцо слабую дымку, свет от которой беспокоил глаза, находясь где-то на краю видимого спектра. В этом сиянии крылась мощь. Без сомнения, именно этот аппарат породил световой взрыв, призвавший их в Шалмирану. Они не отважились подойти ближе и разглядывали механизм с безопасного расстояния. Мы на правильном пути, думал Элвин; теперь остается только узнать, кто установил здесь этот аппарат и с какой целью. Это наклонное кольцо явно нацелено в космос. Не служила ли замеченная ими вспышка света каким-то сигналом? От вытекающих из этой мысли следствий дух захватывало. - Элвин, - сказал внезапно Хилвар тихим, но предостерегающим голосом, - у нас гости. Рывком обернувшись, Элвин очутился перед взором треугольника из немигающих глаз. Так, по крайней мере ему показалось вначале; затем он различил за ними очертания небольшой, но сложной машины. Она висела в воздухе в метре от земли и не походила ни на одного из встречавшихся ему прежде роботов. Оправившись от первоначального изумления, Элвин ощутил себя полным хозяином положения. Всю жизнь ему приходилось командовать машинами. То обстоятельство, что именно данная машина была ему незнакома, не казалось особенно важным - тем более, что он повидал от силы несколько процентов роботов, обеспечивавших в Диаспаре все обыденные потребности. - Ты умеешь говорить? - спросил он. Молчание. - Тобой кто-нибудь управляет? По-прежнему молчание. - Уходи. Иди сюда. Поднимись. Опустись. Ни одна из общепринятых управляющих мыслей не возымела эффекта. Машина оставалась в презрительном бездействии. Объяснение могло быть двояким: либо она была слишком неразумна, чтобы понимать его, либо же, напротив, обладала слишком большим разумом, свободой воли и выбора. В таком случае он должен был относиться к ней как к равной. Впрочем, опасность недооценить робота все равно существовала, но бояться его негодования все же не приходилось: машины нечасто страдают пороком самодовольства. Хилвар не удержался от усмешки, видя явное поражение Элвина. Он собрался было предложить Элвину, чтобы тот уступил ему обязанности по установлению контакта, но слова вдруг замерли у него на устах. Покой Шалмираны был нарушен зловещим и совершенно недвусмысленным звуком - булькающим шлепанием по воде чего-то очень большого, вылезающего из озера. Во второй раз со времени ухода из Диаспара Элвину захотелось оказаться дома. Припомнив, однако, что неожиданные приключения полагается встречать в ином настроении, он медленно, но решительно двинулся к озеру. Существо, высунувшееся из темной воды, казалось чудовищной живой пародией на робота, по-прежнему пристально и безмолвно изучавшего их. Расположение глаз в виде такого же равностороннего треугольника не могло быть простым совпадением; даже расположение щупалец и коротких суставчатых конечностей было почти идентичным. Но в остальном сходство отсутствовало. Робот не обладал - впрочем, ему это и не требовалось - бахромой нежных, перистых плавников, постоянно колебавших воду, многочисленными коренастыми ногами, при помощи которых существо подтягивало себя к берегу, дыхательными клапанами, (если их можно было так назвать), судорожно свистевшими сейчас в разреженном воздухе. Большая часть тела существа оставалась в воде: лишь первые три метра выдвинулись в среду, явно ему чуждую. В целом оно имело метров пятнадцать в длину. Любой человек, даже не знающий биологии, заметил бы в нем некую неправильность. Облик существа был необычным, точно его части изготовлялись без особых раздумий и, по мере надобности, наскоро были слеплены вместе. Несмотря на размеры существа, ни Элвин, ни Хилвар не ощутили ни малейшего беспокойства: разглядев обитателя озера как следует, они позабыли о прежнем опасении. В существе была забавная неуклюжесть, и видеть в нем серьезную угрозу было бы нелепо, если даже по каким-то причинам оно и было враждебно настроено. Человеческий род давно преодолел детский ужас перед чуждым обликом. Подобные страхи не могли не исчезнуть после первого контакта с дружественными инопланетянами. - Разреши-ка мне им заняться, - спокойно сказал Хилвар. - Я привык общаться с животными. - Но это не животное, - прошептал в ответ Элвин. - Я уверен, что оно разумно, и этот робот принадлежит ему. - А может быть, оно само принадлежит роботу. Во всяком случае, его умственная деятельность должна быть крайне необычной. Я по-прежнему не улавливаю признаков мышления. Эй... что происходит? Монстр не изменил своего полуприподнятого положения у края воды, которое, как казалось, он удерживал с большим трудом. Но посреди треугольника глаз начала образовываться полупрозрачная мембрана - она пульсировала, дрожала и, наконец, стала издавать звуки. Это было низкое, гулкое уханье, не складывавшееся в членораздельную речь, хотя было очевидно, что существо пытается с ними разговаривать. Было тягостно следить за этой безнадежной попыткой войти в контакт. Несколько минут существо боролось безрезультатно; затем, совершенно внезапно, оно, видимо, осознало свою ошибку. Трепещущая мембрана сократилась в размерах. Частота издаваемых ею звуков значительно возросла и пришла в соответствие с диапазоном нормальной речи. Стали появляться узнаваемые слова, хотя они все еще перемежались бессмыслицей. Существо словно вспоминало словарь, известный ему издавна, но долгие годы не употреблявшийся. Хилвар попытался оказать ему посильную помощь. - Мы теперь понимаем тебя, - сказал он, произнося слова медленно и отчетливо. - Можем ли мы тебе помочь? Мы видели свет. Он привел нас сюда из Лиса. При слове "Лис" существо, казалось, сникло, словно в горьком разочаровании. - Лис, - повторило оно; не умея как следует справиться со звуком "с", оно выговорило "Лид". - Все время из Лиса. Никто другой не приходит. Мы зовем Великих, но они не слышат нас. - Кто это - Великие? - спросил Элвин, жадно подавшись вперед. Тонкие, непрерывно двигавшиеся жгутики взметнулись на секунду к небу. - Великие, - сказало существо. - С планет вечного дня. Они придут. Учитель обещал нам. Эти слова ничего не проясняли. Но прежде чем Элвин смог продолжить свой допрос, снова вмешался Хилвар. Его расспросы были столь терпеливы, полны сочувствия и в то же время глубоки, что Элвин предпочел не прерывать их, несмотря на свое нетерпение. Он не желал признавать, что Хилвар интеллектуально превосходит его. Но, без сомнения, присущий Хилвару дар обращаться с животными распространялся даже на это фантастическое существо. Более того, оно, как видно, не осталось безучастным. Его речь стала в ходе разговора более отчетливой, из резкой, почти грубой она превратилась в пространную и информативную. Пока Хилвар собирал невероятную историю воедино, Элвин потерял ощущение времени. Они так и не смогли выяснить все до конца; оставалось бескрайнее поле для догадок и споров. Существо, все более охотно отвечая на вопросы Хилвара, постепенно меняло свой облик. Оно сползло обратно в озеро, и его короткие ноги точно растворились в остальном теле. Затем произошла еще более необычайная перемена: три огромных глаза медленно закрылись, съежились и исчезли: словно существо увидело все, что хотело, и больше в глазах не нуждалось. Постепенно происходили другие, менее заметные изменения, и в конце концов над поверхностью воды осталась только вибрирующая диафрагма, с помощью которой существо разговаривало. Без сомнения, впоследствии она также растворилась бы в исходной аморфной протоплазме. Элвину трудно было поверить, что разум может существовать в столь нестабильном облике - но самый большой сюрприз ждал его впереди. Было ясно, что существо имеет неземное происхождение. Но Хилвару, несмотря на немалые познания в биологии, понадобилось время, чтобы сообразить, с каким именно организмом они имеют дело. Это было не единое существо; в разговоре оно всегда называло себя "мы". Оно представляло собой не что иное, как колонию независимых существ, управляемых неведомыми силами. Отдаленно похожие животные - к примеру, медузы - некогда процветали в древних океанах Земли. Некоторые из них имели огромные размеры, распластывая в воде свои прозрачные тела и заросли жалящих щупалец на пятнадцать, а то и на тридцать метров. Но ни одна из них не достигла даже слабейшего проблеска разума, обладая лишь простыми реакциями на внешние воздействия. Здесь же интеллект, хоть и тускнеющий, вырождающийся, определенно присутствовал. Из памяти Элвина никогда не изгладилась эта неземная встреча, когда Хилвар медленно складывал из фрагментов историю Учителя, многоликий полип подбирал забытые слова, темное озеро плескалось у руин Шалмираны, а трехглазый робот наблюдал за ними немигающими зеницами. 13 Учитель прибыл на Землю в хаосе Переходных Веков, когда Галактическая Империя уже распадалась, но связи между звездами оборвались не полностью. Он был человеком, но дом его находился на планете, обращавшейся вокруг одного из Семи Солнц. Еще в молодости он был вынужден покинуть свой мир, и воспоминания о доме преследовали его всю жизнь. В своем изгнании он винил мстительных врагов. На самом же деле он страдал неизлечимой болезнью, которая, судя по всему, из всех рас Вселенной поражала только Homo Sapiens. Этой болезнью была религиозная мания. В раннюю пору своей истории человеческий род выдвинул бесконечную череду пророков, провидцев, мессий и евангелистов, которые убеждали себя и своих последователей, что им одним открыты секреты Вселенной. Некоторые из них преуспели в установлении религий, переживших многие поколения и затронувших миллиарды людей; другие же были позабыты еще при жизни. Подъем науки, с монотонной последовательностью опровергавшей космогонии пророков и творившей чудеса, с которыми не под силу было тягаться ни одному из них, в конце концов разрушил все эти верования. Он не уничтожил благоговения, почтения, смирения, испытываемого всеми разумными существами при созерцании ошеломительной Вселенной, служившей для них домом. В итоге он ослабил и наконец стер влияние многочисленных религий, каждая из которых с невероятным высокомерием провозглашала, что именно она является единственным вместилищем истины, в то время как миллионы ее соперниц и предшественниц ошибались. Тем не менее, хотя религия и потеряла реальную власть с того момента, как человечество достигло элементарного уровня цивилизованности, отдельные новые культы все же продолжали появляться на протяжении веков. И как бы ни были фантастичны их символы веры, они всегда ухитрялись привлечь некоторое количество последователей. С особой силой они процветали в периоды смятения и беспорядка, и неудивительно, что Переходные Века дали огромный всплеск иррационализма. Когда реальность подавляет, люди пытаются утешить себя мифами. Учитель, даже будучи изгнанным из собственного мира, ушел отнюдь не обездоленным. Семь Солнц были центром галактической мощи и науки, а у него, судя по всему, были влиятельные друзья. Он начал свою хиджру на небольшом, но стремительном корабле, считавшемся одним из самых быстрых среди звездолетов всех времен. В изгнание он взял с собой и другой шедевр галактической науки - робота, который сейчас рассматривал Элвина и Хилвара. Никто не представлял себе всех талантов и возможностей этой машины. До некоторой степени она стала, в сущности, "вторым я" Учителя; без нее, вероятно, учение о Великих потерпело бы крушение после его смерти. Они скитались вдвоем среди звездных облаков извилистыми путями, которые в итоге привели (и, конечно, не случайно) в тот мир, откуда вели свое происхождение предки Учителя. Об этой саге были написаны целые библиотеки, и каждая работа вдохновляла множество комментаторов до тех пор, пока, подобно цепной реакции, исходные тома не оказались погребенными под горами толкований и аннотаций. Учитель посетил многие миры и приобрел последователей среди многих рас. Его личность, видимо, была могучей и безмерно привлекательной, если он смог вдохновить в равной мере как людей, так и негуманоидов. Без сомнения, религия со столь обширным кругом поклонников должна была включать в себя много прекрасного и благородного. Вероятно, Учитель был наиболее преуспевшим - и последним - из всех мессий человечества. Никто из его предшественников не приобрел такого количества новообращенных и не пронес свое учение через подобные бездны времени и пространства. В чем именно заключалось это учение, ни Элвин, ни Хилвар не смогли разобраться даже приблизительно. Огромный полип безнадежно старался донести до них его суть, но большая часть употребленных им слов была бессмысленна. Кроме того, он без конца повторял фразы и целые речи, заученные им чисто механически, и уследить за их содержанием было крайне трудно. В конце концов Хилвар постарался вывести разговор из этого теологического болота, чтобы сосредоточиться на реальных событиях. Учитель прибыл на Землю вместе с отрядом самых верных своих последователей еще до отмирания городов; в то время Порт Диаспара еще был открыт звездам. Они, видимо, прилетели на различных кораблях; к примеру, полипы - на звездолете, заполненном морской водой, в которой они жили. Неизвестно, хорошо ли их приняли на Земле; по крайней мере их доктрина не встретила насильственного сопротивления, и после некоторых блужданий они нашли прибежище среди гор и лесов Лиса. На исходе долгой жизни мысли Учителя вновь обратились к дому, из которого он был изгнан. Желая посмотреть на звезды, он попросил своих друзей вынести его на воздух. С угасающими силами Учитель ждал наступления кульминации Семи Солнц. Перед своим концом он бормотал о многих вещах, и эти речи впоследствии вдохновили множество комментаторов. Опять и опять говорил он о "Великих", которые покинули материю и пространство, но, без сомнения, когда-нибудь вернутся, и поручил своим последователям оставаться здесь, чтобы встретить их. Это были его последние разумные слова. Более он не осознавал происходящего вокруг, но перед смертью произнес фразу, прошедшую сквозь века и преследовавшую впоследствии сознание всех услышавших ее: "Как чудесно следить за цветными тенями на планетах вечного света". Затем он умер. После смерти Учителя многие из его сторонников отошли от его религии. Но остались и верные Учению, постепенно совершенствовавшие его с веками. Сперва они верили, что Великие, кто бы это ни были, скоро появятся, но надежда эта угасала с бегом столетий. Рассказ в этом месте был очень запутан: вероятно, правда и легенды переплелись нерасторжимо. Элвин лишь смутно смог представить себе поколения фанатиков, ожидавшие грандиозного события, которое было им непонятно и должно было случиться в неопределенном будущем. Великие так никогда и не возвратились. Постепенно движение ослабело; смерть и разочарование похищали обращенных. Первыми из последователей Учителя ушли люди, наделенные слишком коротким веком. Некая высшая ирония была в том, что последним приверженцем пророка-человека оказалось существо, абсолютно отличное от людей. Огромный полип стал последним сторонником Учителя по очень простой причине. Он был бессмертен. Миллиарды индивидуальных клеток, составлявших его тело, умирали, но перед тем воспроизводили себя. В течение длительных периодов монстр распадался на огромное количество отдельных клеток, которые жили сами по себе и размножались делением, если для этого были подходящие условия. В этой фазе полип просто не существовал как разумная целостность, наделенная самосознанием. Это тут же напомнило Элвину обычай жителей Диаспара - проводить спокойные тысячелетия в Банках Памяти города. Когда наступало время, некая таинственная биологическая сила собирала вместе рассеянные компоненты, и начинался новый цикл бытия полипа. Он возвращался в сознание, припоминал прежние существования - хотя часто и не вполне отчетливо, поскольку случайные воздействия иногда повреждали клетки, хранившие нежные отпечатки памяти. Вероятно, никакая другая форма жизни не могла бы хранить так долго веру в догматы, позабытые всеми не менее миллиарда лет назад. В некотором смысле огромный полип был беспомощной жертвой своей биологической природы. Будучи бессмертным, он не мог перемениться и был принужден вечно воспроизводить один и тот же неизменный образ. На последних стадиях своего угасания вера в Великих стала отождествляться с поклонением Семи Солнцам. Когда же обнаружилось, что Великие упрямо не хотят являться, стали предприниматься попытки сигнализировать им. Уже давно отправление сигналов превратилась не более чем в бессмысленный ритуал, ныне выполнявшийся животным, забывшим, как познают новое, и роботом, никогда не знавшим, что означает слово "забыть". Когда немыслимо древний голос стих, в наступившем безмолвии Элвина охватила волна жалости. Бессмысленная преданность, верность пустым словам, пережившая звезды и планеты - да он никогда бы не поверил подобной истории, если бы не имел доказательств перед глазами. Мера собственного невежества удручила его больше, чем когда-либо. Лишь ненадолго высветился крошечный кусочек прошлого - и вот опять над ним сомкнулась тьма. История Вселенной, видимо, вся состояла из подобных оборванных нитей, и кто мог сказать, какие из них были важны, а какие не имели существенного значения? Эта фантастическая повесть об Учителе и Великих была похожа на другие легенды, в бесчисленном количестве уцелевшие от цивилизаций Рассвета. Но само существование гигантского полипа и безмолвно наблюдающего робота заставило Элвина признать, что это повествование - не самообман, опирающийся на безумие. Каковы были взаимоотношения между этими двумя необычайными партнерами, не прерывавшими своей связи в течение целой громады времени и к тому же отличавшимися друг от друга во всех возможных смыслах? Он почему-то был уверен, что в этой паре главенствует робот. Ведь он был доверенным лицом Учителя и, должно быть, помнил его секреты. Элвин взглянул на загадочную машину, все еще пристально глядевшую на него. Почему она молчит? Какие мысли проносятся в ее сложном, и, возможно, чуждом сознании? Но ведь если она была задумана для служения Учителю, ее рассудок не может быть совершенно чужим, она должна подчиняться приказам Человека. Размышляя о тайнах, которые должны были быть доступны этой упорно молчащей машине, Элвин ощутил приступ любознательности, граничившей с алчностью. Казалось несправедливым, что такие познания бесцельно скрыты от мира, когда они могли бы удивить даже Центральный Компьютер Диаспара. - Почему твой робот не желает с нами разговаривать? - спросил он у полипа, улучив момент, когда Хилвар исчерпал вопросы. Ответ он предугадал почти точно. - Учитель не желал, чтобы робот общался с каким-либо иным голосом, кроме его собственного, а его голос ныне смолк. - Но слушается ли он тебя? - Да, Учитель предоставил его в наше распоряжение. Мы можем видеть его глазами, где бы он ни был. Он следит за машинами, охраняющими это озеро и поддерживающими в чистоте его воды. Но вернее было бы именовать его нашим партнером, а не слугой. Элвин задумался над услышанным. В его сознании начала брезжить некая идея, еще ускользающая и незрелая. Возможно, она была внушена лишь жаждой знаний и власти; вспоминая потом этот миг, он никогда не мог сказать точно, какие именно мотивы им руководили. Возможно, мотивы эти были эгоистичны, но они включали и элемент сострадания. Если б Элвин мог, он постарался бы разрушить бесплодную монотонность событий и освободить эти существа от их фантастической судьбы. Он не вполне представлял себе, что можно сделать для полипа, но робота, без сомнения, стоило попробовать излечить от безумия, разблокировав при этом его бесценную память. - Уверены ли вы, - начал он спокойно, говоря с полипом, но адресуя свои слова роботу, - что вы действительно выполняете волю Учителя, оставаясь здесь? Он желал, чтобы мир узнал о его учении, а оно утеряно, пока вы скрываетесь тут, в Шалмиране. Лишь случайно мы обнаружили вас, но ведь многие желали бы услышать о Великих. Хилвар резко поднял глаза на Элвина, явно не понимая его намерений. Полип выглядел взволновано, и постоянные колебания его дыхательного аппарата прервались на несколько секунд. Затем он ответил, не вполне справляясь со своей речью: - Многие годы мы обсуждали эту проблему. Но мы не можем покинуть Шалмирану. Значит, мир должен придти к нам, как много времени это бы ни отняло. - У меня есть лучшая идея, - сказал Элвин нетерпеливо. - Истина такова: вы должны оставаться здесь в озере, но нет причин, чтобы ваш спутник не мог отправиться с нами. Как только он пожелает, или когда у вас возникнет в нем нужда, он сможет вернуться. После смерти Учителя многое изменилось; вам следовало бы узнать об этих изменениях, но вы их никогда не постигнете, оставаясь здесь. Робот не шевельнулся, но полип, раздираемый нерешительностью, полностью нырнул в озеро и несколько минут оставался под водой. Возможно, он безмолвно убеждал своего коллегу: несколько раз он начинал подниматься, потом, передумав, вновь скрывался в воде. Воспользовавшись задержкой, Хилвар обменялся с Элвином парой слов. - Я хотел бы знать, что ты стараешься сделать? - сказал он с мягкой шутливостью и, одновременно, серьезностью в голосе. - Или ты сам этого не знаешь? - Ты, конечно, сожалеешь об этих бедных тварях? Не думаешь ли ты, что их освобождение явится добрым делом? - Я-то так думаю. Но тебя я уже знаю достаточно, чтобы понять, что альтруизм для тебя - не главное. У тебя должны быть другие побуждения. Элвин мрачно усмехнулся. Если даже Хилвар не читал его мыслей - а у Элвина не было оснований сомневаться на его счет - то характер его он, без сомнения, расшифровал. - Твой народ располагает огромными умственными силами, - возразил он, стараясь увести разговор на безопасную почву. - Они, надеюсь, смогут сделать что-нибудь если не для этого животного, то хотя бы для робота. Он говорил очень тихо, чтобы не быть подслушанным. Эта предосторожность, возможно, не имела смысла, но если робот и уловил его слова, то виду не подал. К счастью, прежде чем Хилвар смог задать дальнейшие вопросы, полип вновь показался на поверхности. За несколько минут он сильно уменьшился и выглядел более неуклюжим. На глазах у Элвина часть его сложного полупрозрачного тела отвалилась и рассыпалась на множество меньших кусков, которые стремительно рассеялись. Существо разваливалось перед их взором. Когда полип вновь заговорил, речь его была неустойчивой и улавливалась с трудом. - Начинается новый цикл, - выговорил он дрожащим шепотом. - Не ожидали так скоро... осталось лишь несколько минут... слишком большое возбуждение... больше не можем держаться вместе... Элвин и Хилвар с испугом и изумлением уставились на существо. Хотя происходившее и соответствовало его природе, видеть разумное существо в состоянии, похожем на смертные муки, было неловко. Они также чувствовали тайную вину, пусть без особых оснований - ведь не имело значения, когда полип начнет новый цикл. Но они догадывались, что именно необычная активность и возбуждение, вызванные их появлением, привели к этой преждевременной метаморфозе. Элвин понял, что он должен действовать быстро, иначе случай будет упущен - на годы, а может быть и на века. - Что вы решили? - воскликнул он. - Идет ли робот с нами? В течение томительной паузы полип пытался заставить свое растворяющееся тело повиноваться. Речевая диафрагма затрепетала, не издавая звуков. Тогда, словно в безнадежном прощании, он слабо помахал тонкими щупальцами и уронил их в воду, где те мгновенно отделились и уплыли в озеро. Трансформация завершилась в несколько минут. Остались лишь частицы размером в два-три сантиметра. Вода была полна крошечных зеленоватых крапинок, живых и подвижных, быстро исчезавших в просторах озера. Рябь на поверхности совсем утихла, и Элвин понял, что непрерывная пульсация, звучавшая в глубинах, теперь замерла. Озеро снова было мертво - по крайней мере внешне. Но когда-нибудь неизвестные силы, столь безотказные в прошлом, снова проявят себя, и полип возродится. Да, это был необычайный и замечательный феномен, но был ли он более замечателен, чем устройство человеческого тела - этой обширной колонии отдельных живых клеток? Элвин не тратил сил на подобные рассуждения. Он был подавлен чувством поражения, хотя даже не представлял себе с полной ясностью, чего именно он добивался. Была упущена - и, возможно, навсегда - блестящая возможность. Он печально взирал на озеро и не сразу до его сознания дошли слова, которые Хилвар прошептал ему на ухо. - Элвин, - тихо сказал его друг, - по-моему, ты добился своего. Тот резко обернулся. Робот, до сих пор паривший поодаль, на расстоянии не менее пяти метров, теперь бесшумно переместился и повис в метре над его головой. Его неподвижные, широкоугольные глаза не позволяли угадать направление взгляда. Вероятно, он видел с одинаковой четкостью всю переднюю полусферу. Но Элвин не сомневался, что внимание робота сфокусировано на нем. Робот ждал его. До известной степени он перешел под управление Элвина. Он мог последовать за ним в Лис, возможно, даже и в Диаспар, - если не передумает. До поры Элвин стал его хозяином - с испытательным сроком. 14 Возвращение в Эрли заняло почти трое суток - отчасти из-за того, что сам Элвин по ряду причин не очень-то торопился. Исследование Лиса отошло на второй план, уступив место более важному и интересному занятию: он постепенно налаживал контакт со странным, затуманенным разумом, который теперь сделался его спутником. Элвин подозревал, что робот пытается использовать его в собственных целях; впрочем, в высоком смысле это было бы даже справедливо. Правда, он не мог быть уверен в намерениях робота, поскольку тот упорно отказывался вступать в беседу. По каким-то соображениям - возможно, опасаясь, что робот может выдать слишком важные секреты - Учитель наложил на его речевые схемы очень действенные блокировки, и попытки Элвина снять не привели к успеху. Даже уловки в духе "Если ты промолчишь, я буду считать, что это значит "да"" провалились: робот был слишком умен, чтобы так легко попасться. В остальном, однако, робот был более доступен. Он подчинялся всем приказам, не требовавшим от него речи или информации. В конце концов Элвин обнаружил, что им можно управлять так же, как диаспарскими роботами - чисто мысленно. Это уже было большим прогрессом, а еще чуть позже существо - трудно было думать о нем просто как о машине - еще более снизило степень осторожности и разрешило Элвину смотреть через свои глаза. Робот, видимо, не возражал против пассивных форм общения, но блокировал все попытки более тесного сближения. Существование Хилвара робот игнорировал полностью: он не подчинялся никаким его командам, защитив свое сознание от любых попыток зондирования. Поначалу это несколько разочаровало Элвина, надеявшегося, что большие психические возможности Хилвара позволят взломать этот сундук с сокровищами скрытых воспоминаний. Лишь позднее он сообразил, какие преимущества кроются в обладании слугой, послушным в целом мире тебе одному. Робот вызвал недовольство третьего члена экспедиции - Крифа. Может быть, он заподозрил в его лице соперника, а может быть, из общих соображений не одобрял все, способное летать без крыльев. Улучив момент, он предпринял несколько прямых атак на робота, который их даже не заметил, чем и поверг Крифа в еще большую ярость. В конце концов Хилвар сумел успокоить его, и во время возвращения на глайдере Криф, казалось, смирился с положением. Робот и насекомое эскортировали экипаж, бесшумно скользивший среди лесов и полей - каждый при этом держался своего хозяина и игнорировал конкурента. Когда машина вплыла в Эрли, Серанис уже поджидала их. Этот народ невозможно удивить - подумал Элвин. Взаимосвязанные сознания держат людей в курсе всего происходящего в стране. Интересно, как реагировали они на его приключения в Шалмиране, о которых, как следовало предполагать, знал уже весь Лис. Серанис выглядела более обеспокоенной и неуверенной, чем когда-либо, и Элвин вспомнил о выборе, который ему теперь предстоял, и о котором он почти забыл среди волнений последних дней, не желая тратить силы на решение проблем, отложенных на будущее. Но вот будущее наступило, и он должен решать, какой из двух миров он впредь предпочтет для жизни. Когда Серанис заговорила, голос ее был озабочен, и Элвину внезапно показалось, что в планах, которые Лис строил насчет него, что-то нарушилось. Что произошло в его отсутствие? Отправились ли эмиссары Лиса в Диаспар, чтобы воздействовать на сознание Хедрона - и смогли ли они это выполнить? - Элвин, - начала Серанис, - есть многое, о чем я не говорила тебе раньше, но теперь ты должен все узнать, чтобы понять наши действия. Ты знаешь одну из причин изоляции наших рас. Страх перед Пришельцами, эта мрачная тень в глубинах каждого человеческого сознания, обратила твой народ против мира и заставила его забыться в собственных грезах. Здесь, в Лисе, этот страх никогда не был столь огромен, несмотря на то, что мы вынесли тяжесть последней атаки. Мы имели более веские причины для наших действий, и то, что мы делали - делали с открытыми глазами. Издавна, Элвин, люди искали бессмертия и, наконец, достигли его. Они позабыли, что мир, отвергнувший смерть, должен также отвергнуть и жизнь. Возможность продлить до бесконечности свое существование может принести довольство индивидууму, но обречет род в целом на застой. Давным-давно мы пожертвовали нашим бессмертием, Диаспар же все еще следует ложным мечтам. Вот почему наши пути разошлись - и вот почему они никогда не должны пересечься опять. Слова эти отнюдь не были неожиданными, но ведь предугадать удар не значит ослабить его. И все же Элвин отказывался признать провал своих планов - хотя бы и не оформившихся окончательно - и слушал Серанис лишь частью своего сознания. Он понимал и брал на заметку все ее слова, но одновременно работающая часть его разума восстанавливала в памяти дорогу к Диаспару, стараясь предугадать все возможные препятствия. Серанис была явно огорчена. Ее голос звучал почти умоляюще, и Элвин понимал, что она говорит не только с ним, но и со своим сыном. Ей было известно о взаимопонимании и привязанности, развившихся между ними за время, проведенное вместе. Хилвар пристально наблюдал за матерью, и его взгляд, как показалось Элвину, выражал не только тревогу, но и осуждение. - Мы не хотим заставлять тебя делать что-либо против воли, но ты, конечно, должен представлять себе, что будет означать встреча наших народов. Между нашими культурами лежит пропасть не меньшая, чем та, которая некогда отделяла Землю от ее древних колоний. Подумай хотя бы вот о чем, Элвин. Ты с Хилваром сейчас примерно одного возраста - но твоя молодость продлится еще долгие столетия после того, как ни меня, ни его не станет. И это лишь первая из бесконечного ряда твоих жизней. В комнате стало тихо, так тихо, что Элвин слышал странные, заунывные крики неизвестных тварей где-то в полях. Наконец он произнес почти шепотом: - Что вы хотите от меня? - Мы надеялись предоставить тебе выбор - остаться здесь или вернуться в Диаспар - но теперь это невозможно. Произошло слишком многое, чтобы оставлять решение за тобой. Даже за короткое время твое воздействие принесло немало беспокойства. Нет, я не порицаю тебя: я уверена, что ты не хотел причинить вред. Но было бы куда лучше предоставить существа, встреченные тобой в Шалмиране, их собственной судьбе. Что же до Диаспара... - Серанис раздраженно махнула рукой. - Слишком многие знают, куда ты ушел: мы опоздали. Что хуже всего, человек, помогший тебе обнаружить Лис, исчез; ни ваш Совет, ни наши агенты не могут обнаружить его, и он остается потенциальной угрозой для нашей безопасности. Возможно, ты удивляешься, что я рассказываю тебе все это. Но я могу делать это спокойно. Боюсь, что у нас остался лишь один выход: мы должны отправить тебя в Диаспар с набором поддельных воспоминаний. Их уже сконструировали с большим мастерством. Вернувшись в Диаспар, ты полностью забудешь о нас. Тебе будут вспоминаться весьма однообразные и опасные приключения в мрачных подземельях с обваливающимися потолками, малоаппетитные коренья и вода из случайных родников, с помощью которых ты поддерживал свое существование. До конца жизни ты будешь считать это истиной, и твою историю узнают в Диаспаре все. Таким образом, Лис утратит интерес для будущих исследователей; они уверятся, что в Лисе нет ничего таинственного. Серанис, сделав паузу, озабоченно взглянула на Элвина. - Мы очень сожалеем и просим у тебя прощения, пока ты нас еще помнишь. Ты можешь не соглашаться с нашим приговором, но нам известно многое из того, что тебе недоступно. По крайней мере, таким образом мы избавим тебя от печали и сомнений. Так ли это, подумал Элвин. Он сомневался, что когда-либо сможет примириться с обыденной жизнью Диаспара, даже убедив себя, что за стенами города нет ничего стоящего. Впрочем, он и не собирался проверять это в действительности. - Когда вы хотите подвергнуть меня этой... обработке? - спросил он. - Немедленно. Мы уже готовы. Раскрой мне твое сознание, как раньше, и ты позабудешь обо всем. Элвин долго молчал. Потом он тихо сказал: - Я хотел бы попрощаться с Хилваром. Серанис кивнула. - Понимаю. Я оставлю вас и вернусь, когда ты будешь готов. Она прошла к лестнице, ведущей внутрь дома, и они остались на крыше одни. Элвин не сразу заговорил с другом; он чувствовал глубокую печаль и в то же время непоколебимую решимость не допустить крушения всех своих надежд. Он еще раз бросил взгляд на деревню, в которой было так хорошо, и которую он никогда больше не увидит, если те, кто стоят за Серанис, добьются своего. Глайдер все еще находился под одним из раскидистых деревьев, и робот терпеливо ждал, паря в воздухе. Вокруг собралось несколько детей, чтобы рассмотреть этого странного пришельца; из взрослых же им никто не интересовался. - Хилвар, - сказал внезапно Элвин, - я очень сожалею обо всем этом. - Я тоже, - ответил Хилвар дрогнувшим голосом. - Я надеялся, что ты сможешь остаться здесь. - Считаешь ли ты, что Серанис поступает правильно? - Не вини мою мать. Она делает лишь то, чего от нее требуют, - произнес Хилвар. Хотя Элвин и не получил прямого ответа, у него не хватило духа повторить вопрос. Было бы нечестно подвергать верность друга такому испытанию. - Тогда скажи мне вот что, - спросил он, - как могут твои соплеменники остановить меня, если я попытаюсь уйти с нетронутой памятью? - Это нетрудно. Если ты попытаешься убежать, мы захватим контроль над твоим сознанием и заставим тебя вернуться. Элвин ожидал чего-то в этом роде и не был обескуражен. Он хотел бы довериться Хилвару, явно потрясенному неизбежной перспективой расставания, но не рискнул поставить на карту свои планы. Очень тщательно, обдумав все мелочи, он избрал единственный путь, ведущий к Диаспару на подходящих для него условиях. Опасность заключалась лишь в следующем: если Серанис нарушила обещание и углубилась в его сознание, вся осторожная подготовка могла оказаться напрасной. Он протянул руку Хилвару. Тот крепко сжал ее, не в силах говорить. - Пойдем вниз, навстречу Серанис, - сказал Элвин. - Я бы хотел повидать еще кое-кого в селе перед уходом. Хилвар молча следовал за ним в мирной прохладе дома, через вестибюль, к кольцу из цветного стекла, окружавшему здание. Серанис ждала их там, спокойная и решительная на вид. Она знала, что Элвин старается что-то скрыть от нее, и снова подумала о принятых предосторожностях. Подобно тому как человек поигрывает мускулами перед большим усилием, она перебрала команды принуждения, которые могли ей понадобиться. - Ты готов, Элвин? - спросила она. - Вполне готов, - ответил Элвин, и тон его голоса заставил Серанис пристально взглянуть на него. - Тогда будет лучше, если ты отключишь свое сознание, как прежде. Ты ничего не почувствуешь до самого возвращения в Диаспар. Элвин обернулся к Хилвару и быстро шепнул ему, так, чтобы Серанис не расслышала: - До свидания, Хилвар. Не бойся - я вернусь. Затем он снова обратился к Серанис. - Я не обижаюсь на то, что ты пытаешься сделать, - сказал он. - Без сомнения, ты веришь, что так будет лучше; я же думаю, что ты ошибаешься. Диаспар и Лис не должны оставаться разделенными навечно: когда-нибудь они станут отчаянно нуждаться друг в друге. Поэтому я возвращаюсь домой со всем, что узнал - и я не думаю, что ты сможешь остановить меня. Он более не медлил - и поступил правильно. Серанис не шевельнулась, но Элвин внезапно ощутил, как собственное тело ускользает из-под его контроля. Сила, отшвырнувшая его волю, была даже большей, чем он рассчитывал, и он понял, что много скрытых сознаний помогали Серанис. Беспомощно Элвин побрел обратно к дому, на один тягостный момент решив, что план провалился. Затем грянула вспышка стали и хрусталя, и металлические руки стремительно сомкнулись на нем. Его тело отбивалось от них, как он и предвидел, но борьба была бесполезной. Земля ушла вниз, и он успел заметить Хилвара, окаменевшего от изумления, с глупой улыбкой на лице. Робот нес его в четырех метрах над землей со скоростью, намного превышавшей скорость бегущего человека. Серанис мгновенно поняла его уловку и на время ослабила контроль; его усилия освободиться затихли. Но она еще не потерпела поражения, и вскоре произошло то, чего Элвин опасался, но сделал заранее все, чтобы оказать противодействие. В его сознании теперь сражались две отдельные личности. Одна из них умоляла робота опустить его на землю. Подлинный же Элвин ждал, затаив дыхание и лишь слегка сопротивляясь силам, с которыми, как он знал, бороться невозможно. Он рисковал: нельзя было заранее предвидеть, подчинится ли его ненадежный союзник только что полученным сложнейшим приказам. Ни при каких обстоятельствах, сказал он роботу, ты не должен слушаться последующих команд, пока я не буду в безопасности в Диаспаре. Таков был приказ. Если он будет исполнен, то, значит, Элвин вывел свою судьбу из пределов человеческой досягаемости. Машина без колебаний мчала его по тщательно обрисованному заранее пути. Второе "я" Элвина все еще сердито требовало выпустить его, но он знал, что уже находится в безопасности. И вскоре Серанис тоже поняла это, ибо силы в его мозгу прекратили враждовать друг с другом. И покой вновь снизошел на Элвина, как и на того странника, который много тысячелетий назад, привязанный к мачте своего корабля, услышал, как пение Сирен затухает в далях виноцветного моря. 15 Только оказавшись вновь в зале движущихся дорог, Элвин расслабился. Ведь сохранялась опасность, что люди Лиса могут остановить или даже повернуть вспять экипаж, в котором он ехал, и возвратить его, беспомощного, к исходной точке. Но его путь был повторением путешествия наружу и прошел без всяких происшествий: через сорок минут после бегства из Лиса Элвин стоял у Гробницы Ярлана Зея. Там его ждали служители Совета в официальных черных костюмах, которых они не надевали веками. Элвина не удивило и не встревожило появление этого комитета по организации встречи. Он преодолел уже столько препятствий, что мог позволить себе не обращать серьезного внимания на новые. Покинув Диаспар, Элвин приобрел огромные знания, а с ними - уверенность, граничившую с высокомерием. Более того, у него теперь был могучий, хотя и непостоянный, союзник. Лучшие умы Лиса не смогли помешать его планам; он почему-то считал, что Диаспару также не удастся справиться с ним. Для подобного мнения имелись разумные основания, но в немалой мере оно опирались на нечто иррациональное, а именно - на постепенно росшую в сознании Элвина веру в свою судьбу. Тайна его происхождения, успех в дотоле неслыханных деяниях, открывшиеся новые перспективы, ниспровержение всех препятствий - все добавляло Элвину самоуверенности. Да, вера в собственную судьбу была одним из наиболее ценных даров, врученных богами человеку, но Элвин не знал, сколь многих она привела к катастрофе. - Элвин, - сказал предводитель городских стражников, - нам приказано сопровождать тебя повсюду, пока Совет не рассмотрит твое дело и вынесет приговор. - В чем меня обвиняют? - спросил Элвин. Он все еще был охвачен восторгом и ликованием по поводу своего побега из Лиса и пока не мог всерьез отнестись к подобному развитию событий. Скорее всего Хедрон проговорился; Элвин несколько досадовал на Шута, выдавшего его секрет. - Никаких обвинений, - последовал ответ. - При необходимости они будут сформулированы после того, как тебя выслушают. - И когда это будет? - Очень скоро, я полагаю. Служитель явно был не в своей тарелке и не очень-то представлял себе, как справиться с малоприятным поручением. То он обращался к Элвину как к согражданину, то вспоминал свои обязанности стража и напускал на себя преувеличенное равнодушие. - Этот робот, - сказал он резко, указывая на компаньона Элвина, - откуда он взялся? Он из наших? - Нет, - ответил Элвин. - Я нашел его в Лисе, той стране, где я побывал. Я привел его сюда на встречу с Центральным Компьютером. Это спокойное заявление заметно смутило служителей Совета. Трудно было принять, что снаружи Диаспара вообще есть хоть что-нибудь, но то, что Элвин привел с собой одного из обитателей внешнего мира и собирается представить его мозгу города, было совсем худо. Служители уставились друг на друга в такой беспомощной тревоге, что Элвин с трудом удержался от хохота. Пока они шли из парка (причем эскорт держался позади, переговариваясь возбужденным шепотом), Элвин обдумывал следующий ход. Первым делом следовало точно выяснить, что произошло в его отсутствие. Хедрон, как сообщила ему Серанис, исчез. В Диаспаре было полно мест, способных служить укрытием, а поскольку Шут знал город как никто другой, вряд ли его можно было обнаружить до тех пор, пока он сам не соизволит показаться. Возможно, подумал Элвин, ему следует оставить сообщение там, где Хедрон его обязательно найдет, и назначить тому встречу. Впрочем, присутствие стражи может сделать это намерение неосуществимым. Следовало признать, что надзор был очень сдержанным. Добравшись до своей квартиры, Элвин почти забыл о наличии служителей. Он подумал, что до следующей попытки покинуть Диаспар они не будут ему мешать, а пока он и не собирался этого делать. В самом деле, он был совершенно уверен, что прежним путем вернуться в Лис не удастся. К этому времени, вне всякого сомнения, Серанис и ее коллеги уже отключили подземный транспорт. Служители не последовали за Элвином в комнату; зная, что выход только один, они остались снаружи. Не имея инструкций относительно робота, они позволили ему сопровождать Элвина. У них вообще не было желания связываться с этой машиной столь откровенно чуждой конструкции. Из поведения робота они не поняли, является ли он пассивным слугой Элвина или действует по собственной воле. Ввиду этой неуверенности они только рады были оставить робота в покое. Как только сомкнулась дверь, Элвин материализовал свой любимый диван и плюхнулся на него. Роскошествуя в привычном окружении, он вызвал из устройств памяти свои последние достижения в живописи и скульптуре и критически осмотрел их. Они не удовлетворяли его и раньше, а теперь выглядели вдвойне неприятно; он более не мог ими гордиться. Тот, кто создал их, уже не существовал; за несколько дней, проведенных вдали от Диаспара, Элвин, казалось, приобрел опыт целой жизни. Он уничтожил все эти юношеские опыты, начисто стерев их, а не просто вернув в Банки Памяти. Комната опять была пуста, исключая ложе, на котором он разлегся, и робота, по-прежнему обозревавшего все окружающее широкими, бездонными глазами. Интересно, что робот думает о Диаспаре? Потом Элвин сообразил, что робот здесь не новичок: он бывал в городе в последние дни контактов со звездами. Лишь полностью почувствовав себя дома, Элвин принялся вызывать друзей. Он начал с Эристона и Этании, скорее из чувства долга, чем из желания действительно увидеться и поговорить с ними. Узнав от коммуникаторов об их отсутствии, он не очень-то огорчился, но все же оставил им короткое сообщение о своем возвращении - впрочем, сейчас об этом наверняка уже знал весь город. Тем не менее Элвин надеялся, что они оценят его внимание: он начал постигать чуткость, хотя и не понял еще, что, подобно прочим достоинствам, она немного стоит, если не является внезапной и бессознательной. Затем, повинуясь неожиданному импульсу, он вызвал номер, который дал ему когда-то Хедрон в Башне Лоранна. Он, конечно, не ожидал ответа, но Хедрон мог оставить для него сообщение. Догадка была правильной; но содержание сообщения оказалось поразительно неожиданным. Стена растворилась; перед ним стоял Хедрон. Шут выглядел усталым и утратившим присутствие духа; он больше не был уверенной, слегка циничной личностью, направившей Элвина к Лису. В его глазах читалась затравленность, и он говорил так, словно очень торопился. - Элвин, - начал он, - это запись. Только ты можешь получить ее; располагай ею дальше по своему усмотрению. Для меня это не будет иметь значения. Когда я вернулся к Гробнице Ярлана Зея, то обнаружил, что Алистра выследила нас. Она, должно быть, рассказала Совету, что ты покинул Диаспар и что я помогал тебе. Очень скоро меня начали разыскивать служители, и я решил скрыться. Я привык к этому - ведь я делал это и раньше, когда некоторые из моих шуток не были оценены по достоинству (здесь, подумалось Элвину, на миг промелькнул прежний Хедрон). Служители не нашли бы меня и за тысячу лет, но я почувствовал, что мною интересуются не только они. В Диаспаре есть незнакомцы, Элвин, они могли появиться только из Лиса, и они тоже ищут меня. Я не знаю, что это означает, и мне это не нравится. То обстоятельство, что они чуть было не схватили меня в чужом для них городе, заставляет думать, что они обладают телепатической силой. Я могу бороться с Советом, но не рискую противостоять неизвестной напасти. Поэтому я решился на то, чего, думаю, потребовал бы от меня и Совет - он уже угрожал этим. Я иду туда, где мне некого опасаться и где я избегну всех перемен, которые теперь могут произойти в Диаспаре. Возможно, я делаю глупость, но это станет ясно лишь по истечении времени. Когда-нибудь я узнаю ответ. Теперь ты, видимо, догадался, что я иду обратно в Зал Творения, в покой Банков Памяти. Что бы ни произошло, я доверяюсь Центральному Компьютеру и силам, которыми он повелевает на благо Диаспара. Если что-нибудь случится с Центральным Компьютером, мы все пропали. Если нет, мне нечего бояться. Когда я снова вернусь в Диаспар, через пятьдесят или сто тысяч лет, для меня пройдет лишь миг. Интересно, какой город я увижу? Если ты будешь жить в нем, то от знакомого мне города мало что останется. Однажды, верю, мы встретимся снова. Не могу сказать, жду ли я этой встречи или опасаюсь ее. Я никогда не понимал тебя, Элвин, хотя было время, когда в своем тщеславии я думал, что понимаю. Истина ведома только Центральному Компьютеру, и только он знает правду о тех Уникумах, которые появлялись время от времени на протяжении тысячелетий и затем исчезали навсегда. Выяснил ли ты, что с ними стало? Одна из причин моего бегства в будущее - нетерпение. Я хочу увидеть результаты начатого тобой дела, но хочу позаботиться и о том, чтобы пропустить промежуточные стадии - подозреваю, что в них будет мало приятного. Интересно, какой мир окружит меня через каких-нибудь несколько минут субъективного времени; будут ли помнить тебя как творца или разрушителя - и будут ли помнить вообще. До свидания, Элвин. Я думал дать тебе пару советов, но вряд ли ты примешь их. Ты пойдешь своей дорогой, как всегда, а твои друзья будут лишь орудиями, используемыми или отбрасываемыми по обстоятельствам. Это все. Более мне нечего сказать. Еще секунду Хедрон, существующий теперь уже только в виде образа электрических зарядов в ячейках памяти города, глядел на Элвина с усталой покорностью и, казалось, с тоской. Потом экран погас. ... Когда изображение Хедрона растаяло, Элвин долго сидел в неподвижности. Впервые за всю жизнь он вгляделся в свою душу со стороны, ибо не мог отрицать справедливости слов Хедрона. Останавливался ли он во всех своих замыслах и приключениях хоть раз, чтобы подумать, как отразятся на друзьях его поступки? Он доставлял близким беспокойство, а вскоре мог навлечь на них и нечто худшее - и все из-за своего ненасытного любопытства и жажды познавать то, чем не следовало интересоваться. Ему никогда не нравился Хедрон: замкнуто-собранный характер Шута мешал установлению тесных отношений, несмотря на всю добрую волю Элвина. Но сейчас, думая о прощальных словах Шута, он мучился угрызениями совести. Ведь это из-за его поступков Шут бежал из нынешнего века в неопределенное будущее. Но, без сомнения, подумал Элвин, в этом происшествии он не должен винить только себя. Оно лишь доказало уже известное - Хедрон был трусом. Возможно, он был не более труслив, чем любой другой диаспарец. Но при этом, к собственному несчастью, Хедрон обладал слишком живым воображением. Элвин мог признать за собой в лучшем случае долю ответственности за судьбу, постигшую Шута - но принять все на себя он не соглашался. Кого еще в Диаспаре он задел или обидел? Он подумал о Джезераке, своем наставнике, который был столь терпелив с труднейшим из учеников. Элвин вспомнил знаки доброты, полученные им от родителей за все эти годы - их оказалось гораздо больше, чем поначалу представлялось. Он подумал также об Алистре. Она любила его, а он принимал эту любовь или пренебрегал ею по своему желанию. Но что ему оставалось делать? Разве она была бы счастливей, оттолкни он ее совсем? Элвин теперь понял, почему он никогда не любил диаспарских женщин, в том числе и Алистру. То был еще один урок, преподанный ему Лисом. Диаспар позабыл многое, в том числе - истинный смысл любви. В Эрли он видел матерей, которые укачивали детей на коленях, и сам ощутил покровительственную нежность ко всем маленьким и беззащитным существам, являющуюся бескорыстным двойником любви. Но в Диаспаре не было ни одной женщины, которая бы знала или хотя бы интересовалась тем, что когда-то было конечной целью любви. В бессмертном городе не было настоящих чувств, глубоких страстей. Вероятно, подобные вещи могут зарождаться лишь благодаря тому, что они мимолетны, не могут длиться вечно и пребывают в тени; а Диаспар отрицал неясность. И вот наступил момент, когда Элвин осознал, какой должна стать его судьба. До сих пор он был бессознательным исполнителем собственной воли. Если б он знал о столь архаичных аналогиях, то мог бы сравнить себя со всадником на бешено мчащемся коне. Конь занес его в неведомые места и мог забраться в еще более глубокие дебри; но дикая скачка открыла Элвину собственные возможности и показала, куда он хотел попасть на самом деле. Размышления Элвина были грубо прерваны перезвоном стенного экрана. Тембр звука указывал, что это не поступивший вызов - кто-то прибыл к нему в действительности. Элвин послал сигнал подтверждения и спустя миг оказался перед Джезераком. Наставник казался достаточно серьезным, но дружелюбным. - Мне поручили привести тебя в Совет, Элвин, - сказал он. - Они хотят выслушать тебя. - Тут Джезерак увидел робота и с любопытством оглядел его. - Вот он, твой спутник, доставленный из странствий. Что ж, я думаю, ему лучше отправиться с нами. Это вполне устраивало Элвина. Робот уже помог ему выпутаться из одной опасной ситуации, и Элвин имел основания рассчитывать на него и дальше. Любопытно было бы узнать, что думала машина о тех приключениях и превратностях, в которые он втянул ее; в тысячный раз Элвин пожалел о невозможности понять то, что происходило в ее плотно запечатанном сознании. У него возникло впечатление, что робот решил наблюдать, анализировать и делать выводы - пока, с его точки зрения, не созреет время для собственных действий. Такое время может наступить абсолютно неожиданно, и действия робота могут разойтись с планами Элвина. Единственный союзник был привязан к нему тончайшими узами собственных интересов и мог оставить его в любой момент. На спуске, ведущем к улице, их ждала Алистра. У Элвина не хватило бы духа упрекать ее за выдачу секретов, какую бы роль она при этом ни играла: ее горе было слишком явным, и когда Алистра подбежала, чтобы обнять Элвина, глаза ее были полны слез. - Ах, Элвин! - она заплакала. - Что они собираются с тобой сделать? Элвин взял ее руки в свои с нежностью, удивившей их обоих. - Не беспокойся, Алистра, - сказал он. - Все будет в порядке. В конце концов, даже в самом худшем случае Совет может только отправить меня обратно в Банки Памяти - но я почему-то думаю, что этого не произойдет. Ее красота и печаль были так обольстительны, что даже сейчас Элвин ощутил отклик собственной плоти на ее присутствие. Но это было лишь влечение тела; он не пренебрегал им, но теперь этого было недостаточно. Элвин мягко высвободил свои руки и повернулся, чтобы следовать за Джезераком в Зал Совета. Сердце Алистры тосковало, но не горевало, когда она наблюдала его уход. Она знала теперь, что не потеряла Элвина, ибо он никогда и не принадлежал ей. Принимая это знание, она начала освобождаться от власти тщетных сожалений. Элвин едва замечал любопытные или перепуганные взгляды сограждан, пока шествовал со своей свитой по знакомым улицам. Он выстраивал в уме доводы, в которых, возможно, возникнет нужда, и представлял свою историю в наиболее выигрышном свете. Время от времени он убеждал себя, что нисколько не беспокоится и по-прежнему владеет ситуацией. В вестибюле они ждали всего несколько минут, но для Элвина этого было достаточно, чтобы призадуматься: если он не боится, то почему же столь странно подкашиваются его ноги? Это ощущение он испытал и раньше, когда заставил себя преодолеть последний подъем на далеком холме в Лисе. С этого холма Хилвар показал ему водопад, с его вершины они видели световую вспышку, завлекшую их в Шалмирану. Интересно, что делает Хилвар сейчас? И встретятся ли они опять? Вдруг ему показалось, что такая встреча была бы очень важной. Огромные двери расползлись в стороны, и Элвин вслед за Джезераком вступил в Зал Совета. Двадцать его членов уже сидели за столом в форме полумесяца, и Элвин почувствовал себя польщенным, заметив отсутствие пустых мест. Должно быть, впервые за многие века весь Совет собрался в полном составе: ведь его редкие заседания носили обычно чисто формальный характер. Все обычные дела решались путем нескольких вызовов по визифону и, при необходимости, переговорами Президента и Центрального Компьютера. Элвин знал в лицо большинство членов Совета и был успокоен, увидев стольких знакомых. Подобно Джезераку, они не выглядели враждебно - на их лицах читались разве что тревога и озадаченность. В конце концов, члены Совета были здравомыслящими людьми. Они могли быть раздражены, что кому-то удалось продемонстрировать их ошибки, но Элвин не верил, что они таят на него злобу. Некогда подобное предположение было бы очень опрометчивым - но людская натура успела в некоторых смыслах улучшиться. Члены Совета беспристрастно выслушают его, но не столь уж важно, что они при этом будут думать. Не Совету теперь судить его. Судьей ему будет Центральный Компьютер. 16 Обошлось без формальностей. Президент объявил заседание открытым и обратился к Элвину. - Элвин, - сказал он достаточно дружелюбно, - мы хотели бы, чтобы ты рассказал, что произошло со времени твоего исчезновения десять дней назад. Употребление слова "исчезновение" было, на взгляд Элвина, очень показательно. Даже теперь Совет не хотел признавать, что Элвин действительно покидал Диаспар. Интересно, знают ли они о том, что в городе побывали посторонние? Скорее всего нет, а то бы встревожились куда больше. Он четко и без излишней драматизации изложил свою историю. Для их ушей она была достаточно странной, невероятной и не нуждалась в приукрашивании. Лишь однажды Элвин погрешил против истины, утаив, каким образом он бежал из Лиса. Казалось весьма правдоподобным, что ему вновь потребуется прибегнуть к этому методу. Было занятно наблюдать, как меняется отношение членов Совета по ходу его рассказа. Вначале оно было скептическим: трудно было смириться с опровержением укоренившейся веры и самых глубоких предубеждений. Когда Элвин описывал им свое страстное желание изучить мир за пределами города, исходя из иррациональной убежденности, что такой мир существует, они разглядывали его как некое странное и непостижимое животное. В их понимании он действительно был таковым. Но в итоге они вынуждены были согласиться, что Элвин прав, а они - нет. По мере того, как развертывалось повествование Элвина, рушились последние сомнения. Рассказ мог быть им неприятен, но они не могли отрицать его истинности - достаточно было хотя бы взглянуть на молчаливого спутника Элвина. Лишь одна часть его повести вызвала их негодование - и направлено оно было не на него. По залу прокатился шум возмущения, когда Элвин пояснил, как Лис опасается осквернения со стороны Диаспара, и какие шаги предприняла Серанис, чтобы предотвратить подобную катастрофу. Город с полным правом гордился своей культурой. Члены Совета не могли стерпеть того обстоятельства, что кто-то способен рассматривать их как общество низшего сорта. Элвин был очень осторожен, стараясь не оскорбить их ненароком: он хотел, по возможности, перетянуть Совет на свою сторону. Он стремился создать такое впечатление, что не видит ничего плохого в своих действиях и ожидает за свои открытия скорее похвалы, чем осуждения. Лучшей политики он не мог бы избрать - тем самым он заранее обезоружил большинство своих критиков. В результате все обвинения, помимо воли Элвина, были переадресованы исчезнувшему Хедрону. Сам Элвин, как стало ясно его слушателям, был слишком молод, чтобы усматривать какую-либо опасность в своих поступках. Шут, однако, должен был знать все куда лучше, но действовал он совершенно безответственным образом. Члены Совета еще не знали, насколько сам Хедрон был с ними согласен. Джезерак, как наставник Элвина, тоже заслуживал порицания, и кое-кто из советников время от времени бросал на него задумчивые взгляды. Это не тревожило Джезерака, хотя он прекрасно понимал, о чем они думают. В том, что он давал поучения наиболее оригинальному из умов, зародившихся в Диаспаре со времен Рассвета, тоже была несомненная честь, и уж ее-то у него никто не мог отнять. Лишь закончив изложение фактической стороны своих приключений, Элвин ненавязчиво попытался прибегнуть к убеждению. Он каким-то образом должен был внушить этим людям истины, постигнутые им в Лисе; но можно ли было заставить их понять нечто невиданное и с трудом вообразимое? - Трагично, - сказал он, - что две выжившие ветви человеческого рода оказались разделенными в течение столь огромного промежутка времени. Когда-нибудь мы, может быть, узнаем, как это могло случиться; сейчас же более важно устранить этот разрыв и не допустить, чтобы он произошел вновь. Будучи в Лисе, я протестовал против их представления о собственном превосходстве. Они могут научить нас многому, но и мы их - не меньшему. Если б мы, подобно им, будем полагать, что нам нечему учиться друг у друга, то разве не очевидно, что и мы также неправы? Он выжидательно посмотрел на ряды лиц и получил знак продолжать. - Наши предки построили империю, простиравшуюся до звезд. Люди перемещались по разным мирам, как хотели - а сейчас их потомки боятся высунуться за пределы своего города. Сказать вам, почему? Он сделал паузу. В огромном, просторном зале никто не шелохнулся. - Потому что мы боимся - боимся чего-то, происшедшего в самом начале нашей истории. Я об этом догадывался и в своем мнении утвердился, будучи в Лисе. Должны ли мы все время, как трусы, укрываться в Диаспаре, притворяясь, что ничего иного не существует, и все из-за того, что миллиард лет назад Пришельцы отбросили нас к Земле? Он прямо указал на источник скрытого страха - страха, которого он никогда не разделял и поэтому мог полностью осознать всю его значимость. Теперь пусть поступают, как знают: он высказал свое понимание истинного положения вещей. Президент взглянул на Элвина с серьезным видом. - Есть ли у тебя что сказать сверх уже сказанного, - спросил он, - прежде, чем мы решим, что делать дальше? - Только одна просьба. Я хотел бы отвести этого робота к Центральному Компьютеру. - Но почему? Ты же знаешь, что Компьютер полностью в курсе всего, происходящего в этом помещении. - Я все же хотел бы пойти к нему, - вежливо, но упрямо ответил Элвин. - На это я прошу разрешения и у Совета, и у Компьютера. Прежде, чем Президент успел возразить, в зале раздался чистый, мягкий голос. Элвин слышал его впервые в жизни, но сразу же понял, кому он принадлежит. Информационные машины, являвшиеся не более чем удаленными фрагментами этого грандиозного интеллекта, могли беседовать с людьми - но их голос не обладал этим тембром, в котором слышались безупречная мудрость и авторитет. - Пусть он придет ко мне, - сказал Центральный Компьютер. Элвин посмотрел на Президента и, великодушно не пытаясь развить победу, спросил: - Разрешаете ли вы мне удалиться? П