ылась.


   Документ оказался длинным. Николь прикинула,  что  на  прочтение  вслух
потребуется минут пятнадцать и уж не менее десяти.
   - Вы уже прочли его? - осведомился Орел. - Нам хотелось  бы  как  можно
скорее приступить к "стрельбе". Так вы, кажется, говорите?
   -  Пожалуйста,  повторите  мне  еще  раз,   что   произойдет   с   этим
видеоизображением, - попросила Николь.
   - Мы передадим его на Землю за несколько  лет  до  вашего  появления  в
Солнечной системе.
   - А как вы узнаете, что передачу примут?
   - Для уведомления о приеме предусмотрен простой сигнал.
   - А если он не будет получен?
   - На этот случай предусмотрены запасные варианты плана.
   Николь  послание  не  понравилось.  Она  поинтересовалась,  нельзя   ли
обсудить его дома с Майклом и Ричардом.
   - Что вас в нем беспокоит? - спросил Орел.
   - Практически все, - ответила Николь. - Оно какое-то неправильное.  Мне
кажется, что мною просто пользуются в каких-то целях, и,  поскольку  я  не
знаю, в каких именно, боюсь оказаться в предателях рода человеческого.
   Орел поднес Николь стакан воды и сел возле нее.
   - Давайте подойдем к вопросу логически, - проговорил он.  -  Мы  вполне
определенным образом сообщили вам, что нашей главной целью  является  сбор
подробной  информации  о  космических  путешественниках,  населяющих   эту
Галактику. Так?
   Николь кивнула.
   - Мы также соорудили внутри Рамы  поселение  на  две  тысячи  землян  и
отсылаем  вас  и  вашу  семью  за  теми  людьми,  что  отправятся  в  этот
наблюдательный вояж. И эта видеопередача всего лишь извещает землян о том,
что мы в пути и что две  тысячи  представителей  вашего  вида,  оснащенные
всеми необходимыми предметами вашей культуры,  должны  ожидать  нас  возле
орбиты Марса. Что в этом плохого?
   - Но текст, - возразила Николь, показывая на врученный  ей  электронный
блокнот, - составлен крайне расплывчато. Я не говорю уже о том, что неясна
судьба этих  людей  -  понятно  лишь,  что  о  них  будут  "заботиться"  и
"наблюдать" за ними во время какого-то путешествия. Ничего не говорится  о
том, почему проводятся подобные наблюдения за людьми... ни слова об Узле и
его управляющем интеллекте. Кроме того, общий стиль выдержан в  угрожающих
интонациях. Я  должна  сказать  людям  Земли,  что,  если  Раму  не  будут
встречать на орбите Марса, корабль приблизится к Земле и  "заберет  нужные
образцы в менее доброжелательной манере". Заявление дышит враждебностью.
   - Если вы хотите,  можете  ввести  свои  стилевые  поправки,  не  меняя
смысла, но я вынужден предупредить вас:  мы  обладаем  огромным  опытом  в
составлении таких сообщений.  Оперируя  с  видами,  подобными  вашему,  мы
всегда  достигали  максимального  эффекта  при  использовании  не  слишком
конкретных формулировок.
   - Тогда почему вы не разрешаете мне взять документ домой? Мы  могли  бы
все обсудить с Майклом и Ричардом и смягчить по возможности тон.
   - Потому что передачу следует подготовить сегодня. Мы готовы обсудить с
вами любые поправки и будем работать, сколько потребуется. Но  все  должно
быть закончено сегодня - до возвращения в семью.
   Голос звучал дружелюбно, но смысл слов был абсолютно ясен. "Выбора нет,
- решила Николь.  -  Мне  приказывают  исполнять".  Несколько  секунд  она
глядела на странное создание, сидящее  возле  нее.  "Этот  Орел  -  просто
машина, - сказала она себе, чувствуя, как  нарастает  гнев.  -  Он  просто
выполняет заложенную свыше программу... Стоит ли сердиться на него".
   - Нет, - резко  проговорила  она,  удивив  отказом  саму  себя.  Николь
качнула головой. - Я не стану этого делать.
   Орел не был готов к подобной реакции Николь. Наступило долгое молчание.
Невзирая на возбуждение, Николь  не  могла  заставить  себя  отвлечься  от
странного компаньона. "Что с ним сейчас происходит?  -  гадала  она.  -  В
мозгу его подключаются новые логические контуры более высокого уровня? Или
же он сейчас получает сигналы извне?"
   Наконец Орел поднялся.
   - Что ж, - сказал он, - вы удивили нас... Мы не ожидали отказа.
   - Значит, вы не обратили внимания на мои слова... Мне кажется,  что  вы
или то, что командует вами,  используете  меня,  объясняя  по  возможности
меньше... Если вы хотите, чтобы я что-то делала для вас,  дайте  ответ  по
крайней мере на часть моих вопросов.
   - И что _именно_ вы хотите узнать?
   - Я уже сказала, - не скрывая разочарования, ответила Николь. - Что  за
чертовщина здесь творится в действительности? Кто или что вы есть на самом
деле? Зачем вы хотите наблюдать за нами?..  Кстати,  раз  уж  зашла  речь,
зачем вам потребовалась эта репродуктивная пара? Мне никогда не  нравилась
идея расставания с семьей - наверное,  следовало  сильнее  протестовать  с
самого начала. Если ваша техника настолько великолепна,  что  вы  способны
создать такие невероятные сооружения, как Узел, почему нельзя просто взять
яйцеклетку и сперму...
   - Успокойтесь, миссис Уэйкфилд, - проговорил Орел. - Я еще не видел вас
такой возбужденной,  а  считал  самой  уравновешенной  личностью  во  всей
группе.
   "И самой податливой, конечно же, - решила Николь. Она подождала,  чтобы
успокоиться.  -  Этот  загадочный  интеллект   наверняка   полагается   на
определенную вероятность того, что я буду кротко исполнять все  приказы...
ну что ж, вот я и надула тебя".
   - Видите ли, мистер Орел, - сказала Николь, помедлив несколько  секунд.
- Я не глупа. Я понимаю, кто здесь хозяин. Просто я полагаю, что мы, люди,
заслуживаем, чтобы с нами обращались с  чуть  большим  уважением.  И  наши
вопросы вполне закономерны.
   - А если мы дадим вам исчерпывающий ответ?
   - Вы наблюдали за мной более года, - проговорила Николь и улыбнулась. -
Неужели я зарекомендовала себя неразумной?


   - Куда мы направляемся? - поинтересовалась Николь.
   - Недалеко, - ответил Орел. -  Возможно,  так  вас  будет  легче  всего
убедить.
   Странный сферический кораблик едва вмещал Орла и Николь.  Вся  передняя
его  полусфера  оказалась  прозрачной.  Возле   окна,   там,   где   сидел
птицечеловек, располагался небольшой пульт  управления.  Во  время  полета
Орел иногда прикасался  к  нему,  однако  в  основном  суденышко,  похоже,
повиновалось собственной воле.
   Через какие-то секунды после того, как они  заняли  свои  места,  сфера
скользнула по длинному  коридору  и,  миновав  несколько  двойных  дверей,
погрузилась в полную темноту. Николь  охнула  -  ей  показалось,  что  они
плывут в пространстве.
   - Каждый из трех сферических модулей Узла, - проговорил Орел,  -  имеет
полую сердцевину. Сейчас мы  вошли  в  проход,  ведущий  к  центру  жилого
модуля.
   Почти через  минуту  впереди  замаячили  огоньки.  Вскоре  после  этого
суденышко  выскочило  из  черного  прохода  в  просторную  полость.  Сфера
качнулась, повернулась и, полностью дезориентировав Николь, направилась во
тьму - прочь от огней, изнутри покрывавших жилой модуль.
   - Мы наблюдаем за всеми нашими гостями, за всеми происходящими  с  ними
переменами  -  и  быстротечными,  и  длительными.  Как  вы  понимаете,  мы
располагаем сотнями разного рода датчиков внутри вашего  обиталища.  Но  и
сами стены представляют собой односторонние зеркала. Отсюда из  сердцевины
мы можем наблюдать за вами с иной, более широкой, перспективой.
   Николь  успела  привыкнуть  к  чудесам  Узла,  однако   новое   зрелище
ошеломляло. Вокруг, во тьме  перемещались  дюжины,  наверное,  даже  сотни
крошечных мерцающих  огоньков  -  словно  рой  светляков  в  летнюю  ночь.
Некоторые парили возле стен, другие неторопливо пересекали пустоту. Третьи
были настолько удалены, что казались неподвижными.
   - Здесь у нас расположен большой центр обслуживания, - проговорил Орел,
указывая на плотное скопление огоньков вдалеке. - Отсюда из  центра  можно
быстро добраться до любого участка  модуля,  если  возникнут  какие-нибудь
технические проблемы.
   - А там что делается? - спросила Николь, постучав по окну: в нескольких
сотнях миль справа от нее целая группа кораблей  теснилась  возле  большой
освещенной части жилого модуля.
   - В этом месте проводятся активные наблюдения,  -  ответил  Орел,  -  с
помощью  наших  самых  совершенных  дистанционных   устройств.   Восточные
апартаменты вмещают необычный вид, подобных ему в данном секторе Галактики
еще не обнаруживалось. Многие из доставленных личностей умирают, и  мы  не
можем понять почему. Мы пытаемся сейчас спасти их.
   - Значит, не всегда все у вас получается по задуманному?
   - Так, - согласился Орел. Освещенное светом извне лицо его улыбалось. -
Вот потому-то и нужны дублирующие планы во всем их разнообразии.
   - А как вы  поступили  бы,  если  бы  люди  немедленно  не  отправились
исследовать Раму? - вдруг поинтересовалась Николь.
   - Своей цели мы  добиваемся  различными  способами,  -  не  вдаваясь  в
подробности, объяснил Орел.
   Кораблик мчался вдоль хорды в  полной  темноте.  Вскоре  к  нему  слева
приблизилась подобная сфера только чуть большей величины.
   - Не хотите ли встретиться с представителем одного из  видов,  примерно
равного вашему по уровню развития? - спросил Орел. Он прикоснулся к пульту
управления и кабина осветилась изнутри неярким светом.
   Прежде чем Николь могла отреагировать, второй кораблик оказался  рядом:
передняя  полусфера  также  была  прозрачной.   В   бесцветной   жидкости,
наполнявшей это суденышко,  плавали  два  существа.  Они  были  похожи  на
огромных плащеносных угрей, и тела их извивались в  жидкости.  По  оценкам
Николь, длина их достигала примерно трех  метров,  а  толщина  -  двадцати
сантиметров. Во время движений черные плащи крыльями -  приблизительно  на
метр - расправлялись.
   - Тот, что справа, без цветных пятен, -  проговорил  Орел,  -  является
искусственной разумной системой  и  исполняет  роль  хозяина,  аналогичную
моей. Другое же создание - космоплаватель.
   Николь глядела на инопланетянина. Запахнувшись  в  плащ,  он  застыл  в
жидкости почти не шевелясь. Существо  расположилось  подковой,  обратив  к
Николь оба конца своего тела. Из одного поднялась вверх цепочка пузырей.
   - Оно говорит: "Здравствуй, какое ты интересное", - произнес Орел.
   - А откуда вы это знаете? - спросила Николь, не в силах отвести глаз от
причудливого создания. Обе оконечности его  тела,  ярко-красная  и  серая,
теперь переплетались друг с другом, прижимаясь к окну.
   - Мой коллега на другом кораблике переводит его речь и передает  мне...
Хотите что-нибудь ответить?
   В голове Николь  царила  пустота.  "Что  сказать?"  -  размышляла  она,
разглядывая морщины и выступы на теле инопланетянина. На каждом конце тела
было около дюжины различных черт, в том числе и  пара  белых  вертикальных
щелей на красной "физиономии". Не было ничего, имевшего хотя бы отдаленную
земную аналогию.  Николь  молча  глядела,  вспоминая  долгие  разговоры  с
Майклом и Ричардом о том, что нужно спросить, если удастся переговорить  с
разумным внеземным существом. "Но  подобной  ситуации  мы  не  могли  даже
представить".
   За окном вновь потекли струей пузырьки.
   - Наша  родная  планета  образовалась  пять  миллиардов  лет  назад,  -
переводил Орел. - Двойные звезды достигли стабильности еще через  миллиард
лет. В нашей планетной системе четырнадцать планет,  на  двух  из  которых
возникла жизнь. На нашей океанской планете разумны три вида, но  в  космос
вышли лишь мы одни. Космические исследования мы  начали  чуть  более  двух
тысячелетий назад.
   Собственное молчание уже смущало Николь.
   - Здравствуйте... здравствуйте, - нерешительно проговорила она. -  Рада
встретиться с вами... Наш вид занимается космическими путешествиями третью
сотню лет. Мы являемся единственными разумными существами на планете,  две
трети которой покрыто водой.  Тепло  и  свет  она  получает  от  одиночной
стационарной желтой звезды. Наша эволюция началась  в  воде  -  три-четыре
миллиарда лет назад, - но теперь мы обитаем на суше...
   Николь умолкла. Инопланетное создание, развернувшись, приникло к  окну.
Теперь детали строения его тела видны были более отчетливо. Николь поняла:
она встала и, приблизившись к окну, медленно повернулась,  вытянула  руку,
пошевелила пальцами. Вновь появились пузырьки.
   - А  у  вас  есть  альтернативное  проявление?  -  перевел  Орел  через
несколько секунд.
   - Не понимаю, - ответила Николь. Представитель Узла в соседней  капсуле
задвигал телом и пустил пузыри, передавая вопрос.
   - У нас проявлений два, - пояснил инопланетянин.  -  У  моих  отпрысков
будут конечности, отличные от ваших, и они будут обитать  на  дне  океана,
строить дома, заводы, космические корабли, а  потом  произведут  следующее
поколение: таких, как я.
   - Нет-нет, - наконец произнесла Николь. - У нас только одно  проявление
и дети всегда подобны родителям.
   Разговор продлился еще минут  пять.  Оба  представителя  космоплавающих
видов  беседовали  в  основном  на  биологические  темы.  Чужака  особенно
впечатлял  диапазон  температур,  в  котором  функционирует   человеческий
организм. Он объяснил Николь, что представители  их  расы  погибают,  если
температура среды выходит за весьма узкие рамки.
   Николь  не  просто  заворожило  описание  водной  планеты,  поверхность
которой  покрыта  почти  сплошным  ковром  фотосинтезирующих   организмов.
Плащеносные угри (или нечто похожее) жили на мелководье, как раз под  этим
слоем, и использовали сотни обитающих в  нем  организмов  практически  для
всего: пищи, строительных материалов, даже для родовспоможения.
   Наконец Орел сообщил Николь, что пора двигаться  дальше.  Она  помахала
чужаку, все еще припавшему к окну. Он отозвался  целой  струей  пузырей  и
расцепил оба конца своего тела. И через какую-то секунду капсулы разделяла
уже не одна сотня метров.
   Внутри движущейся сферы вновь стало темно.  Орел  молчал.  Николь  была
возбуждена. В уме крутились мысли, она все еще  пыталась  придумать  новые
вопросы к чужаку, встреча с которым оказалась такой короткой. "Есть  ли  у
вас семьи? А если есть, как уживаются столь различные создания? Можете  ли
вы общаться со своими детьми, обитателями глубин?"
   В  общий  поток  сознания  скользнул  новый  вопрос,  и  Николь   вдруг
устыдилась. "Все наука, все клиника,  -  подумала  она.  -  А  нужно  было
спросить, каким они видят Бога... о жизни после смерти, об этике".
   - Философская беседа в данном случае не  могла  состояться,  -  пояснил
Орел, после того как Николь  выразила  неудовлетворенность  собой.  -  Для
подобных разговоров необходимо кое-что знать о собеседнике: едва ли  можно
обсуждать символы и тому подобные вещи.
   "Но я должна была попробовать, - корила себя Николь. - Кто знает,  быть
может, этот подковообразный инопланетянин и сумел бы ответить на некоторые
из интересующих меня вопросов". Размышления Николь  нарушили  человеческие
голоса.  Она  вопросительно  поглядела  на  Орла,  а   когда   обернулась,
оказалось, что сфера находится лишь в нескольких метрах от ее собственного
жилья.
   В спальне Майкла и Симоны зажегся свет.
   - Это Бенджи? - Николь услышала, как дочь шепнула  мужу  что-то  о  еще
нескольких днях.
   - Я так тоже считаю, - согласился Майкл.
   Николь видела, как дочь поднялась из постели, набросила халат и вышла в
коридор. Включив свет в  гостиной,  Симона  заметила  умственно  отсталого
братца, свернувшегося в кресле клубком.
   - Бенджи, что ты здесь делаешь? - ласково спросила Симона. - Тебе  пора
быть в постели. Уже очень, очень поздно.
   - Я не могу уснуть, - с усилием  ответил  Бенджи.  -  Я  вол-ну-юсь  за
ма-му.
   - Она скоро вернется, - утешала его Симона, - скоро-скоро.
   Ощутив комок в горле, Николь глотнула,  и  глаза  ее  увлажнились.  Она
поглядела  на  Орла,  на  освещенное  помещение  прямо  перед  собой,   на
кораблики, светляками маячившие над головой. Она глубоко вздохнула.
   - Хорошо, - медленно произнесла Николь, - я  готова,  будем  записывать
послание.
   - Я ревную, - сказал Ричард, - действительно ревную. Обе руки отдал  бы
за возможность переговорить с таким существом.
   - Удивительно, - отозвалась Николь. - Я даже сейчас не верю,  наяву  ли
все это произошло... Но еще более потрясает то, что Орел заранее знал, как
я буду реагировать.
   - Он предполагал, но, возможно, не  надеялся  уладить  эту  проблему  с
такой легкостью. Ты даже не заставила его объяснить, зачем  нужна  им  эта
репродуктивная пара...
   - Нет, _не так_, - ответила Николь, пытаясь защититься. -  Он  объяснил
мне, что  процесс  развития  человека  на  стадии  эмбриона  исключительно
сложен, поэтому даже _они_ до конца не понимают всего,  что  дает  ребенку
мать, не знают, как зреет и развивается эмбрион...
   - Прости, дорогая, - поспешно вставил Ричард. - Я не хотел сказать, что
у тебя был выбор...
   - Я  почувствовала,  что  они  хотя  бы  _пытаются_  удовлетворить  мои
требования, - вздохнула Николь. - А может быть, я просто обманывала  себя.
В конце концов я сделала  им  эту  запись  -  в  том  виде,  в  каком  они
требовали.
   Ричард обнял Николь.
   - Я же сказал, дорогая, у тебя не было выбора. Не кори себя.
   Николь поцеловала Ричарда и села в постели.
   - Но что, если все это им  требуется,  чтобы  получше  подготовиться  к
вторжению?
   - Мы уже обо всем говорили, -  ответил  Ричард.  -  Их  технологические
возможности позволяют захватить Землю в любую минуту... если только она им
понадобится. Орел и сам говорил, что, если бы они  намеревались  захватить
нас и покорить, все можно было бы сделать куда более простым способом.
   - А теперь кто у нас доверчивый?
   - Я не  то  чтобы  доверчив,  я  просто  реалист.  Не  сомневаюсь,  что
благоденствие рода человеческого не числится среди важных тем,  занимающих
интеллект Узла. Но можешь не  беспокоиться:  своей  передачей  ты  бед  не
наделаешь. Орел прав. Скорее  всего  ты  облегчишь  людям  Земли  "процесс
выделения образчиков".
   Они недолго помолчали.
   - Дорогой, - наконец спросила Николь. - Как  по-твоему,  почему  мы  не
направляемся прямо к Земле?
   - Я полагаю, что мы сперва должны сделать где-то остановку. Может быть,
им нужно прихватить образчики другого вида, находящегося на той же  стадии
развития, что и мы сами.
   - И они будут жить в том втором модуле внутри Рамы?
   - Так я считаю, - ответил Ричард.



        9

   Расставание было назначено на 13 января  2215  года,  если  считать  по
календарю, который Ричард вместе с Николь старательно вели после того, как
Рама уклонился от удара ядерной  фаланги.  Конечно,  эта  дата  ничего  не
говорила никому, кроме них самих. Ее можно было  считать  чисто  условной,
поскольку долгое путешествие к Сириусу  со  скоростью,  составлявшей  чуть
более половины световой, замедлило ход времени внутри корабля, по  крайней
мере по сравнению с Землей. По оценкам Ричарда, время их отбытия с Узла по
земному календарю приходилось на более поздние годы - 2217 или 2218. Он не
мог рассчитать  точную  дату,  поскольку  не  знал,  как  именно  менялась
скорость движения Рамы за все проведенные  ими  внутри  него  годы.  Таким
образом,  Ричарду  оставалось   только   аппроксимировать   релятивистские
соотношения, преобразующие их личное время в земное.
   - Но земная дата для нас совершенно несущественна,  -  объяснил  Ричард
Николь. Они только что проснулись, наступал последний день их пребывания в
Узле.  -  К  тому  же,  -  продолжил  он,  -  можно  не  сомневаться,  что
возвращаться домой мы будем на очень высоких скоростях, а значит, когда мы
окажемся на орбите Марса, разность времени возрастет еще больше.
   Прежде Николь как-то не понимала все  эти  временные  парадоксы  -  они
полностью не отвечали ее интуиции - и, безусловно, не  собиралась  тратить
на них силы в день  расставания  с  Симоной  и  Майклом.  Она  знала,  что
прощание будет тяжелым, и намеревалась сохранить для этого все  оставшиеся
силы.
   - Орел сказал, что придет за нами  в  одиннадцать,  -  сообщила  Николь
Ричарду, пока они одевались. - Я надеялась, что после завтрака  мы  сможем
посидеть в гостиной, чтобы у детей была возможность проститься.
   Завтрак прошел легко, даже приятно, но, когда все собрались в гостиной,
каждый наконец вспомнил, что осталось только два  часа  до  того  момента,
когда Орел заберет  всех  с  собой,  кроме  Симоны  и  Майкла...  разговор
сделался натянутым.
   Новобрачные уселись рядышком на кушетке,  лицом  к  Ричарду,  Николь  и
остальным четверым детям. Кэти, как всегда, была в жутком возбуждении. Она
непрерывно говорила, перескакивая с  темы  на  тему  и  стараясь  избегать
разговоров о скором прощании. Кэти как раз  находилась  в  самой  середине
долгого монолога о совершенно диком сне, который видела в предыдущую ночь,
когда ее повествование  перебили  два  голоса,  доносившиеся  от  входа  в
мастерскую.
   - Проклятие, сэр Джон, - говорил один из них голосом Ричарда, - это наш
последний шанс. Я хочу попрощаться. Идешь ты со мной или нет!
   - Эти прощания, мой принц, душу из  меня  тянут.  Я  еще  не  настолько
набрался, чтобы забыть про боль. Ты же  сам  говорил,  что  девица  эта  -
чистый ангел. Как можно...
   - Ну что же, значит, я  иду  без  тебя,  -  сказал  принц  Хэл.  И  все
семейство обратило взоры к крошечному роботу, вступившему  в  гостиную  из
коридора.  За  ним  ковылял  Фальстаф,  останавливавшийся   через   каждые
четыре-пять шагов, чтобы приложиться к фляжке.
   Хэл остановился перед Симоной.
   - Драгоценнейшая леди, - произнес он, преклоняя одно  колено.  Не  могу
подыскать  слов,  чтобы  сказать,  как  мне  будет   не   хватать   вашего
улыбающегося лица. Во всем  моем  королевстве  не  найти  дамы  прекрасней
вас...
   - Слова, - перебил его Фальстаф, опускаясь на оба колена  возле  своего
принца. - Наверное, сэр Джон ошибся. Зачем мне общество этого сброда, -  и
он указал в  сторону  Ричарда,  Николь  и  остальных  детей,  уже  во  всю
улыбавшихся, - когда можно оставаться возле красотки, тем более что  рядом
с ней только старик? Помню, Долл Тершит... [персонаж из  пьесы  У.Шекспира
"Генрих IV"]
   Пока  пара  20-сантиметровых  роботов  развлекала   семейство,   Бенджи
поднялся с места и подошел к Симоне и Майклу.
   - Си-мона, - проговорил он, едва  сдерживая  слезы.  -  Мне  бу-дет  не
хватать тебя. Я люблю тебя. - Бенджи на  миг  умолк,  поглядел  сперва  на
Симону, потом  на  отца.  -  Надеюсь,  что  ты  и  па-почка  будете  очень
сча-стливы.
   Встав, Симона обняла дрожащего младшего братца.
   - Ах, Бенджи, спасибо. Мне тоже будет  плохо  без  тебя.  Но  твой  дух
всегда будет рядом со мной.
   Ее объятия совсем  расстроили  мальчика.  Тело  Бенджи  сотрясалось  от
рыданий, и от его стенаний слезы немедленно  набежали  на  глаза  каждого.
Патрик тотчас перебрался на колени к отцу, он спрятал распухшие  глаза  на
его груди.
   - Папочка... Папочка... - повторял мальчик снова и снова.
   Даже хореограф не мог бы поставить столь прекрасного прощального танца:
сияющая Симона, светясь сквозь слезы, вальсировала по комнате, прощаясь  с
каждым членом семьи. Майкл О'Тул сидел на кушетке с Патриком на коленях  и
Бенджи рядом с ним.  Его  глаза  то  и  дело  наполнялись  слезами,  когда
очередной член семьи подходил к нему прощаться и обнимал в последний раз.
   "Этот момент запомнится навсегда... Столько любви..."  -  сказала  себе
Николь, окинув комнату взглядом. Майкл держал на руках кроху Элли;  Симона
говорила Кэти, как будет ей не хватать их  бесед.  На  миг  даже  Кэти  не
выдержала - она молча глядела в спину Симоне, возвращавшейся через комнату
к мужу.
   Майкл мягко снял Патрика с колен и взял  протянутую  руку  Симоны.  Они
обернулись к остальным и опустились на колени, соединив руки в молитвенном
жесте.
   - Отец наш небесный, - строгим голосом начал Майкл и сделал паузу, пока
все остальные, даже Ричард, опускались на колени возле них двоих.
   - Мы возносим Тебе хвалу за то, что дал нам  жить  в  любви  и  счастье
единой семьей. Мы возносим Тебе хвалу за то, что явил нам чудеса  творения
Твоего во вселенной. И молим Тебя, если будет на  то  воля  Твоя,  хранить
каждого из нас на дарованном Тобой отдельном пути. Мы не знаем,  будет  ли
угодно Тебе возобновить ту дружбу и любовь, что возносила всех нас. Будь с
нами повсюду, на  любой  тропе  своего  чудесного  творения,  и  дай  нам,
Господи, соединиться вновь - в этом мире или в следующем. Аминь!
   Зазвонил колокольчик. Пришел Орел.


   Николь оставила дом, преднамеренно повторявший облик семейной  виллы  в
Бовуа, оставшейся в  невообразимо  далекой  Франции,  и  по  узкой  улочке
направилась к станции. Она шла мимо домов, пустых  и  темных,  и  пыталась
представить, как оживут они, наполнясь людьми. "Жизнь моя  словно  сон,  -
вздохнула она. - Кому еще из людей выпадала подобная участь?"
   От домов с одной стороны от нее ложились тени  -  имитированное  солнце
ползло по дуге  над  головой.  "Удивительный  мир,  -  размышляла  Николь,
разглядывая дома поселка, расположенного  в  юго-восточном  уголке  Нового
Эдема. - Орел был прав, когда говорил, что свой поселок люди не отличат от
земного".
   На короткий миг Николь представила голубой мир,  океанскую  планету,  в
девяти световых годах отсюда. Она  вспомнила,  как  пятнадцать  лет  назад
стояла возле Яноша Табори, когда "Ньютон" отрывался  от  "Низкоорбитальной
станции-3". "Вон Будапешт", - проговорил Янош,  указав  пальцем  на  некую
деталь земного рельефа, появившуюся в обсервационном окне.
   Николь же  отыскала  Бовуа  -  во  всяком  случае,  место  расположения
городка, - проследив течение Луары от Атлантического океана.  "А  мой  дом
там, - показала она Яношу, - возможно, отец и дочь сейчас смотрят в нужную
сторону".
   "Женевьева, - подумала Николь, как только воспоминание  изгладилось.  -
Моя Женевьева. Сейчас ты - молодая  женщина.  Тебе  уже  почти  тридцать".
Николь медленно шла по улице от  своего  нового  дома  в  земном  поселке,
расположенном внутри Рамы. Имя старшей дочери заставило  Николь  вспомнить
последний разговор с Орлом во время перерыва в видеозаписи.
   - Сумею ли я пообщаться со своей дочерью Женевьевой, когда мы  окажемся
рядом с Землей? - спросила Николь.
   - Мы не знаем, - ответил Орел после недолгих колебаний. -  Все  зависит
от того, как  ваши  собратья-земляне  отреагируют  на  послание.  Сами  вы
остаетесь внутри Рамы при любом ходе событий, но ваша дочь может оказаться
среди тех двух тысяч, которые прилетят с Земли, чтобы поселиться  в  Новом
Эдеме. Подобное случалось прежде - с другими космоплавателями...
   - А  что  будет  с  Симоной?  -  поинтересовалась  Николь,  когда  Орел
договорил. - Увижу ли я ее?
   -  На  этот  вопрос  ответить  сложнее,  -  проговорил  Орел.   -   Тут
задействовано  слишком  много  факторов.  -   Птицечеловек   поглядел   на
расстроенную женщину. - Прошу прощения, миссис Уэйкфилд.
   "Одна  дочь  осталась  на  Земле,  другую  придется  покинуть  в  чужом
искусственном мире почти в сотне тысяч миллиардов километров от первой.  А
я сама буду еще где-то, вообще неизвестно где". Николь ощущала невероятное
одиночество. Она остановилась и огляделась. Перед ней  оказалась  округлая
площадка в  парке:  скалы  окружали  осыпь,  песочницу,  гигантские  шаги,
карусель - идеальная площадка для игр, отведенная земным детям. Под ногами
плелась сетка ГОУ... когда еще ее сменит завезенная с Земли трава.
   Николь пригнулась, чтобы поглядеть на крошечные  газообменники.  Каждый
из них был невелик - всего два  сантиметра  в  диаметре.  Несколько  тысяч
колонн и рядов, собранных из подобных предметов, высились по всему  парку.
"Электронная растительность, - решила Николь, -  преобразующая  углекислый
газ в кислород. Чтобы мы, животные, могли выжить".
   Умственным взором Николь уже видела этот парк - с травой,  деревьями  и
лилиями  в  небольшом  пруду;  таким  он  получился   на   голографическом
изображении, которое им показывали в Узле. И  хотя  она  знала,  что  Рама
возвращается к Земле, чтобы заполнить этот технологический рай людьми,  ей
трудно было представить детей в таком парке. "Я  не  видела  людей,  кроме
членов своей семьи, уже пятнадцать лет", - думала она.
   Оставив  парк,  Николь  направилась  к   станции.   Тут   жилые   дома,
выстроившиеся вдоль узких улочек, сменялись рядком строений, которые будут
служить  магазинчиками.  Конечно,  сейчас  в  них  было  пусто,  как  и  в
расположенном   против   станции    прямоугольном    сооружении    повыше,
предназначенном под супермаркет.
   Она прошла в калитку  и  уселась  в  ожидавший  вагончик,  как  раз  за
кабиной, в которой находился робот с внешностью Бениты Гарсиа.
   - Уже почти стемнело, - громко сказала Николь.
   - Осталось восемнадцать минут, - ответил робот.
   - Сколько ехать до сомнариума? - поинтересовалась Николь.
   - Поездка до Главного вокзала займет десять минут, -  ответила  Бенита,
отправляя поезд с юго-восточной станции. - Потом  придется  пройти  минуты
две.
   Ответ  был  заранее  известен  Николь.  Она  просто   хотела   услышать
чей-нибудь голос и, поскольку уже второй  день  проводила  в  одиночестве,
предпочитала разговаривать с роботом-Гарсиа, чем сама с собой.
   Поезд вез ее по юго-восточной оконечности поселка в его  географический
центр. По левую руку Николь открылись берега озера Шекспир,  по  правую  -
склоны горы Олимп, там ГОУ было побольше. Экраны мониторов  внутри  поезда
показывали информацию о местности, время дня и расстояние от станции.
   "Вы с Орлом хорошо потрудились над железной  дорогой,  -  сказала  себе
Николь, подумав о своем муже Ричарде, теперь уже спавшем вместе  со  всеми
остальными членами семьи. - Скоро и я присоединюсь  к  вам,  приду  в  эту
большую круглую комнату".
   В   сущности   сомнариум   представлял   собой   отделение   госпиталя,
расположенного в двухстах метрах от Главного вокзала.  Сойдя  с  поезда  и
миновав библиотеку, Николь вошла в госпиталь и,  пройдя  по  его  длинному
коридору, вступила в сомнариум.  Каждому  члену  ее  семьи  отведено  было
спальное  место,  все  покоились  в  продолговатых,   похожих   на   гроб,
устройствах,  герметически  изолирующих  спящего  от  среды.   Лишь   лица
виднелись под небольшими окошками. Как сказал ей  Орел,  Николь  проверила
данные о физическом состоянии мужа, двух дочерей и двух сыновей. Все  было
хорошо... никакого намека даже на малейшее отклонение.
   Николь остановилась и с тоской  поглядела  на  каждого  из  дорогих  ей
людей. Эта инспекция была последней. В соответствии с процедурой, раз  все
критические параметры укладывались в норму,  теперь  могла  уснуть  и  она
сама. Увидеться вновь им суждено через долгие годы.
   "Бенджи, дорогой мой Бенджи, - Николь со вздохом  поглядела  на  своего
умственно отсталого сына. - Этот перерыв во времени  будет  тяжелее  всего
для тебя. Кэти, Патрик и Элли скоро догонят. У них острый и живой  ум.  Но
ты - тебе будет не  хватать  этих  лет,  которые  могли  бы  сделать  тебя
самостоятельным".
   Ложа были прикреплены к округлой стене, словно бы кованной  из  железа.
Расстояние от головы одной  постели  до  ног  другой  составляло  примерно
полтора метра. Пустое еще ложе Николь располагалось  посередине  -  у  его
головы был Ричард, за ним лежала Кэти; Патрик, Бенджи и Элли находились  в
ногах.
   Возле Ричарда она несколько помедлила. Он последним отправился спать  -
всего два дня назад. В соответствии с просьбой на его груди в  герметичном
контейнере покоились принц Хэл и Фальстаф.  "Любимый,  три  последних  дня
были просто великолепными, - сказала себе Николь, поглядев на бесстрастное
лицо мужа за окошком. - На большее нельзя было и рассчитывать".
   Они поплавали  в  озере  Шекспир,  даже  покатались  на  водных  лыжах,
поднялись на гору Олимп и занимались любовью, едва  только  кто-нибудь  из
них обнаруживал желание. И потом всю  ночь  не  могли  расстаться  друг  с
другом в большой постели  своего  нового  дома.  Раз  в  день  они  вдвоем
проверяли состояние детей, но в основном обследовали полученные владения.
   Это было волнующее,  насыщенное  впечатлениями  время.  Перед  тем  как
Николь включила систему, погрузившую его в сон, муж на прощание сказал ей:
   - Николь, ты - дивная женщина, и я тебя очень люблю.
   Теперь пришел ее черед. Тянуть более было незачем.  Она  погрузилась  в
свое  ложе,  как  делала  это  на  тренировках  во  время  первой  недели,
проведенной в Новом Эдеме, и нажала на все  кнопки,  кроме  одной.  Вокруг
образовалась немыслимо уютная пена.  На  ложе  сверху  опустилась  крышка.
Нажатием последней кнопки оставалось подать усыпляющий газ.
   Николь глубоко вздохнула.  Ложась  на  спину,  она  вспомнила,  как  ей
снилась Спящая Красавица...  Это  было  в  Узле,  на  одной  из  последних
тренировок. Память ее обратилась к детским  годам,  к  тем  восхитительным
воскресным дням, что проводили они с отцом на праздниках  в  честь  Спящей
Красавицы в Шато-д'Юссэ.
   "Как хорошо так засыпать, - решила она, ощутив  сонливость;  усыпляющий
газ уже сочился вовнутрь. - И думать, что тебя разбудит Прекрасный Принц".




        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. РАНДЕВУ ОКОЛО МАРСА


        1

   - Миссис Уэйкфилд.
   Голос казался далеким... таким далеким. Он вторгся в ее сознание, но не
сумел полностью рассеять сон.
   - Миссис Уэйкфилд.
   На этот раз голос был  громче.  Не  открывая  глаз,  Николь  попыталась
понять, где находится. Она повернулась, и пена  "поехала",  чтобы  создать
максимальный комфорт. Ее память начала  неторопливо  рассылать  сигналы  в
мозг. "Новый Эдем. Я внутри  Рамы.  Возвращаюсь  в  Солнечную  систему,  -
вспомнила она. - Неужели все это - сон?"
   Наконец  Николь  открыла  глаза.  Первые  несколько   секунд   картинка
оставалась размытой, затем склонившаяся над ней фигура  сделалась  четкой.
Это была ее мать, облаченная в платье медсестры!
   - Миссис Уэйкфилд, - проговорил голос. - Пора вставать и  готовиться  к
встрече.
   Николь испытала короткое потрясение. Где она? И  что  делает  здесь  ее
мать? Тут только она вспомнила. "Роботы, - подумала Николь. - Один из пяти
типов гуманоидных роботов имеет внешность моей  матери.  Роботы  в  облике
Анави Тиассо следят за здоровьем и тренированностью".
   Николь села, и робот поддержал ее пошатнувшееся тело. За  долгое  время
сна интерьер комнаты не переменился.
   - Где мы? - спросила Николь, готовясь выбраться из ложа.
   - Главная программа торможения выполнена, мы уже вошли в вашу Солнечную
систему, -  ответила  угольно-черная  Анави  Тиассо.  -  Орбиту  Марса  мы
пересечем через шесть месяцев.
   Мышцы вовсе не отказывались повиноваться. Перед отлетом  из  Узла  Орел
предупредил Николь, что каждое  ложе  снабжено  специальными  электронными
компонентами, которые не только должны  регулярно  создавать  нагрузку  на
мышцы и прочие биологические системы, чтобы предотвратить  атрофию,  но  и
следить за состоянием жизненно важных органов. Николь ступила на лестницу.
Достигнув пола, она потянулась.
   - Как вы себя чувствуете?  -  поинтересовался  робот.  Это  была  Анави
Тиассо номер 017. Цифры, нанесенные на правое плечо ее формы, были  хорошо
видны.
   - Неплохо, - ответила Николь.  -  Неплохо,  017-я,  -  она  внимательно
поглядела на робота. Медсестра во всем походила на ее мать. Ей  и  Ричарду
показали все прототипы перед отлетом с Узла, но, когда они ложились спать,
уже две недели  функционировала  лишь  Бенита  Гарсиа.  Остальных  роботов
Нового Эдема изготовляли и испытывали во  время  долгого  полета.  "А  она
действительно похожа на мать, - подумала  Николь,  восхищаясь  мастерством
неизвестных  раманских  кудесников.  -  Они   внесли   в   прототипы   все
предлагавшиеся мной изменения".
   Вдали послышался звук шагов.  Николь  обернулась.  К  ним  приближалась
вторая Анави Тиассо в белом одеянии медсестры.
   - 009-я также назначена помогать вам в процедуре пробуждения ото сна, -
сказала Тиассо, стоявшая возле Николь.
   - Кем назначена? - Николь пыталась вспомнить  свои  беседы  с  Орлом  о
методике пробуждения.
   - В соответствии с заданным заранее планом действий, - ответила  017-я.
- Когда все люди станут живыми и активными, мы будем  принимать  поручения
только от них.
   Ричард проснулся быстрее, однако по короткой лестнице спускался не  так
проворно. Обеим Тиассо пришлось поддерживать его, чтобы он не  упал.  Свою
жену Ричард встретил с восторгом. Обняв и поцеловав Николь,  он  несколько
секунд разглядывал ее.
   - А шкурка ничуть не истерлась, - пошутил он. - Седины прибавилось,  но
кое-где еще попадаются черные клочки.
   Николь улыбнулась. Как приятно слышать мужа.
   - Кстати, - спросил он секундой позже, - сколько времени мы  провели  в
этих дурацких гробах?
   Николь пожала плечами.
   - Не знаю. Пока не спрашивала: я успела разбудить только тебя.
   Ричард повернулся к обеим Тиассо.
   - А вы, добрые женщины, не подскажете, давно ли мы оставили Узел?
   - Вы проспали девятнадцать лет  по  корабельному  времени,  -  ответила
Тиассо 009.
   - А это что еще за такое время? - спросила Николь.
   Ричард улыбнулся.
   - Просто так говорят, дорогая. Время само по  себе  ничего  не  значит,
если нет точки отсчета. Внутри Рамы прошло девятнадцать лет, но  эти  годы
лишь...
   - Не надо, - остановила его Николь. -  Я  проспала  столько  не  затем,
чтобы после пробуждения выслушивать лекции по теории  относительности.  Ты
объяснишь мне это после обеда. К тому же у нас есть более важная  тема:  в
каком порядке будить детей.
   -  У  меня  другое  предложение,  -  произнес  Ричард  после  недолгого
раздумья. - Я знаю, тебе хочется их видеть. Мне тоже. Но пусть поспят  еще
несколько часов, вреда от этого не будет. А нам столько нужно обсудить. Мы
можем сразу начать готовиться  к  рандеву,  прикинуть,  что  делать  с  их
образованием, неплохо бы разок-другой возобновить знакомство...
   Николь _не терпелось_ поговорить с детьми, но логика подсказывала,  что
в предложении  Ричарда  были  свои  достоинства.  Они  успели  перед  сном
составить лишь грубую схему своих поступков после пробуждения,  во  многом
потому, что Орел утверждал - неопределенных  факторов  чересчур  много.  И
планированием будет легче заняться до пробуждения детей...
   - Хорошо, - наконец сказала Николь, - если ясно, что все в порядке... -
она поглядела на первую Тиассо.
   - Данные свидетельствуют о том, что все ваши  дети  перенесли  сон  без
каких-либо негативных последствий, - ответил биот.
   Николь повернулась и внимательно посмотрела на мужа. Он состарился,  но
в меньшей степени, чем можно было предположить.
   - А где твоя борода? - вдруг выпалила она, осознав,  что  муж,  как  ни
странно, чисто выбрит.
   - Мы побрили мужчин вчера - во сне, - отозвалась  Тиассо  009.  -  Всех
подстригли и выкупали - в соответствии с плановой процедурой.
   "Мужчин? - удивилась Николь.  -  Конечно  же,  поправила  она  себя.  И
Бенджи, и Патрик теперь мужчины!"
   Она взяла Ричарда за руки, и  оба  они  торопливо  направились  к  ложу
Патрика. За окном оказалось совсем незнакомое лицо:  ее  маленький  Патрик
больше не был ребенком. Лицо его чуть  вытянулось,  а  детская  округлость
исчезла. Николь молча, минуту, наверное, глядела на сына.
   - Теперь ему лет шестнадцать-семнадцать, - ответила  на  вопросительный
взгляд Тиассо 017. -  Мистер  Бенджамин  О'Тул  на  полтора  года  старше.
Конечно, это  приблизительный  возраст.  Как  объяснял  Орел  перед  вашим
отправлением из  Узла,  мы  сумели  в  какой-то  мере  задержать  действие
ключевых ферментов, определяющих старение, но не с  одинаковой  скоростью.
Когда мы говорим, что мистеру Патрику О'Тулу шестнадцать  или  семнадцать,
то имеем в виду лишь внутренние  биологические  часы.  Этот  возраст  есть
некое среднее, определяемое процессами роста, созревания и старения.
   Ричард с Николь постояли возле каждого из  детей,  по  нескольку  минут
разглядывая их через окна. Николь то и дело возбужденно трясла головой.
   - Куда же подевались мои детки? - наконец вздохнула она,  заметив,  что
за время путешествия даже Элли стала подростком.
   - Мы же знали, что так и будет, - без  особой  печали  прокомментировал
Ричард, не собиравшийся сочувствовать материнской потере.
   - _Знать_ - это одно, - сказала Николь. -  А  вот  увидеть  все  своими
глазами, пережить - дело другое. Это же не обычная материнская беда, когда
до мамаши с большим опозданием доходит, что  ее  дети  выросли.  Такого  с
людьми еще не бывало. Мы получим своих детей уже взрослыми. Их  умственное
и  социальное  развитие  было  прервано  на  десять-двенадцать  лет.   Как
подготовить их за шесть месяцев к встрече с другими людьми?
   Николь  была  взбудоражена.  Какой-то  частью  рассудка  она   все-таки
сомневалась  в  словах  Орла,  описывавшего  ей  то,  что   произойдет   с
семейством: Ну что ж, еще одно невероятное событие  в  немыслимой  судьбе.
"Итак, - размышляла Николь, - как мать я обязана сделать многое, а времени
почти нет. Жаль, что я не запланировала всего этого еще перед  отлетом  из
Узла".
   Пока Николь старалась справиться с собственной  эмоциональной  реакцией
на неожиданное взросление  детей,  Ричард  болтал  с  обеими  Тиассо.  Они
непринужденно  отвечали  на  его  вопросы.  Ричард  весьма  удивлялся   их
возможностям, физическим и умственным.
   - Неужели весь этот объем информации  вы  храните  в  своей  памяти?  -
спросил он у роботов в середине разговора.
   - Подробной информацией о вашем здоровье располагаем лишь мы, Тиассо, -
отвечала 009-я. - Однако все гуманоидные биоты  имеют  доступ  к  широкому
диапазону основных фактов. Впрочем, в момент первого контакта с людьми все
типы биотов будут лишены части своей памяти. В ней не останется ни  одного
события, связанного с Орлом, Узлом, теми ситуациями, что  имели  место  во
время вашего сна. Из всего этого раннего периода мы будем располагать лишь
информацией о вашем здоровье - все эти данные сохранятся в нас, Тиассо.
   Николь как раз подумала об Узле.
   - Вы до сих пор находитесь в контакте с Орлом? - вдруг спросила она.
   - Нет, - на этот раз ответила 017-я  Тиассо.  -  Безусловно,  Орел  или
кто-либо, представляющий интеллект  Узла,  периодически  контролирует  ход
нашей экспедиции, однако, после  того  как  Рама  оставил  Ангар,  никаких
контактов не осуществлялось. Вы, мы и Рама  предоставлены  самим  себе  до
выполнения поставленной задачи.


   Кэти стояла перед высоким зеркалом и изучала свое  нагое  тело.  Прошел
месяц, но оно все еще оставалось для нее новым. Ей нравилось трогать себя.
В особенности ей нравилось гладить свои груди и следить за  поднимающимися
сосками. Тогда она начинала оглаживать себя повсюду, пока наконец по  телу
не начинали волнами бегать мурашки, и хотелось плакать от удовольствия.
   Мать объяснила ей, что это такое, но, когда  Кэти  захотела  поговорить
обо всем еще пару раз, сказала ей тихонько перед обедом.
   - Мастурбация - это очень личная вещь, дорогая, и о ней  говорят  разве
что с самыми близкими друзьями.
   Ждать помощи от Элли не  приходилось.  Кэти  не  видела,  чтобы  сестра
разглядывала себя, хотя бы разок. "Наверное, она никогда так не делает,  -
подумала Кэти. - И, безусловно, не хочет говорить об этом".
   - Ты уже помылась? - услыхала Кэти голос сестры из соседней комнаты.  У
каждой из девочек была отдельная спальня, однако ванная комната была  одна
на двоих.
   - Да, - откликнулась Кэти.
   Скромная Элли явилась в ванную завернутая в полотенце и коротко глянула
на сестру, нагой  красовавшуюся  перед  зеркалом.  Младшая  хотела  что-то
сказать, но передумала, сбросила полотенце и, ежась, вступила под душ.
   Кэти следила за Элли через прозрачную дверь. Поглядев на  тело  сестры,
она  переводила  взгляд  на  отражение  собственного  тела  в  зеркале   и
сравнивала каждую анатомическую деталь. Кэти решила, что лицо и цвет  кожи
у нее получше - после отца она была в семье, пожалуй,  самой  светлокожей,
но у Элли была превосходная фигура.
   - Почему я так похожа на мальчишку? - спросила  Кэти  у  Николь  недели
через две, закончив читать кубик, содержащий описание старинных мод.
   - Почему именно, я тебе не  могу  объяснить,  -  Николь  отвлеклась  от
собственного чтения. -  Генетика  -  чрезвычайно  сложная  вещь...  Грегор
Мендель даже не подозревал насколько.
   Усмехнувшись самой себе - ясно, что Кэти просто не могла понять  ее,  -
Николь поправилась.
   - Кэти, - продолжала она уже не столь наставительным  тоном.  -  Каждый
ребенок несет  в  себе  уникальную  комбинацию  особенностей  обоих  своих
родителей. Эти  определяющие  характеристики  записываются  на  молекулах,
именуемых  генами.  И  наследственность  одной  пары  может  проявиться  в
миллиардах  различных  комбинаций.  Вот  почему   дети   одних   родителей
отличаются друг от друга.
   Кэти нахмурилась - ее интересовало другое.  Николь  поняла  и  добавила
утешительным тоном:
   - К тому  же  твою  фигуру  мальчишеской  не  назовешь,  ну  разве  что
атлетической.
   - В любом случае, - Кэти показала на сестру, углубившуюся в  занятия  в
углу гостиной, - я на Элли мало  похожа.  Вот  у  нее  тело  действительно
привлекательное, грудь даже больше и выше, чем у тебя.
   Николь расхохоталась.
   - Да, у Элли фигура впечатляющая. Но и у  тебя  не  хуже  -  просто  вы
разные, - и Николь возвратилась к чтению, полагая, что разговор окончен.
   - А в этих журналах таких женщин, как я,  немного,  -  после  недолгого
молчания  возобновила  беседу  Кэти.  Она   показала   на   экран   своего
электронного блокнота, но Николь не обратила внимания.  -  А  знаешь  что,
мама, - продолжила дочь, - по-моему, Орел  что-то  напутал  в  моем  ложе.
Наверное, я получила гормоны, предназначенные Патрику или Бенджи.
   - Кэти, дорогая, - ответила Николь,  осознав,  что  дочь  действительно
расстроена своей фигурой, - могу тебя уверить, ты осталась такой  же,  как
было запрограммировано в генах в момент зачатия. Ты очаровательная и умная
юная женщина. И будешь куда счастливее, если  перестанешь  искать  в  себе
недостатки, а обратишься к многочисленным достоинствам.
   После пробуждения их разговоры имели одну и ту же направленность.  Кэти
казалось,  что  мать  не  хочет  понять  ее  и  всегда   готова   отвечать
наставлением или колкостью. "Жить - это не значит быть довольной собой", -
вечно  звучало  в  ушах  Кэти.  С  другой  стороны,  Элли  как  будто   бы
удостаивалась одних похвал: "Элли так  хорошо  учится,  хотя  начала  лишь
недавно", "Элли всегда поможет, ее ни о чем не надо  просить",  "Почему  у
тебя всегда не хватает терпения на Бенджи, поучись у Элли".
   "Сперва у нее Симона, потом Элли, - говорила себе Кэти, голой  улегшись
под одеяло после ссоры с сестрой... Мать отругала  только  ее.  -  Она  не
понимает меня. Мы такие разные. Можно и не пытаться..."
   Пальцы сновали по телу, возбуждая желание. Кэти, предвкушая, вздохнула.
"Во всяком случае, - решила она, - кое в чем можно обойтись и без матери".


   - Ричард, - сказала Николь. Они были в постели. До Марса оставалось еще
шесть недель пути.
   - Ммммм, - отозвался он, засыпая.
   - Меня беспокоит Кэти, - проговорила Николь.  -  Меня  радует  прогресс
прочих детей, особенно Бенджи, благослови его Господь.  Но  Кэти  тревожит
меня по-настоящему.
   - Чем именно? - поинтересовался Ричард, опираясь на один локоть.
   - Своими мнениями. Кэти невероятно эгоцентрична. Она  раздражительна  и
нетерпелива с другими детьми, даже с Патриком, который обожает ее. Она все
время противоречит мне, часто из-за пустяков. И, по-моему,  слишком  много
времени проводит в своей комнате.
   - Ей скучно, - ответил Ричард. - Физически Кэти уже чуть  за  двадцать.
Пойми - она молодая женщина, ей уже на свидания бегать  пора,  а  тут  еще
независимый нрав. Здесь же ей не на кого поглядеть... Признай, и мы подчас
относимся к ней, словно к двенадцатилетней девочке.
   Николь молчала. Ричард потянулся к ее руке.
   - Мы же всегда знали, что наша Кэти самая  тонкая  из  детей.  Увы,  ей
досталось от меня слишком много.
   - Но ты по крайней мере  направляешь  собственную  энергию  в  дело,  -
возразила Николь. - А Кэти то строит, то разрушает... Ричард,  поговори  с
ней. Иначе у нас возникнут проблемы, когда мы встретимся с другими людьми.
   - И что же мне сказать ей? - помолчав, осведомился Ричард. - Что  жизнь
- не цепь развлечений?.. И зачем выгонять ее из комнаты,  из  придуманного
ею мирка? Возможно, там интереснее. К несчастью, в Новом Эдеме в настоящее
время нет ничего привлекательного для молодой женщины.
   - Я рассчитывала на большее  понимание  с  твоей  стороны,  -  ответила
Николь с некоторым раздражением. - Ричард, мне нужна твоя помощь.  К  тому
же Кэти лучше реагирует на тебя.
   Ричард снова умолк, опускаясь в постель.
   - Пойдем с ней завтра кататься на водных лыжах - она это любит, -  и  я
попрошу ее хотя бы считаться с остальными членами семьи.


   - Очень хорошо.  Великолепно,  -  проговорил  Ричард,  закончив  читать
тетрадь Патрика. Он выключил блокнот и поглядел на мальчика,  с  некоторым
беспокойством глядевшего на него из кресла.
   - Ты быстро  освоил  алгебру,  -  продолжил  Ричард.  -  У  тебя  явные
способности к математике. Когда в Новом Эдеме  появятся  люди,  ты  будешь
вполне подготовлен для поступления в университет  -  по  крайней  мере  по
математике и точным наукам.
   - Но мама говорит, что с английским у меня не все в порядке, -  ответил
Патрик. - Она утверждает, что такие сочинения пишут малые дети.
   Услыхав разговор, из кухни выглянула Николь.
   - Патрик, дорогой, Гарсиа 041  говорит,  что  к  письму  ты  относишься
легкомысленно. Я понимаю, что за один вечер всего не выучишь, но, если  ты
хочешь избежать  недоразумений  при  встрече  с  остальными  людьми,  тебе
следует подтянуться.
   Входная дверь вдруг распахнулась, внутрь влетела Кэти. За ней следовала
Элли. Кэти сияла.
   - Извините за опоздание, - сказала она, - но у нас был _такой_ день,  -
она обернулась к Патрику. - Я _сама_  переправилась  на  лодке  через  все
озеро Шекспир. Гарсиа мы оставили на берегу.
   Элли восторга сестры не разделяла, она даже казалась обиженной.
   - С тобой все в порядке, детка? - спросила  Николь  у  младшей  дочери,
пока Кэти потчевала семейство повествованием о приключении на озере.
   - Так здорово было, - делилась впечатлениями  Кэти.  -  Мы  мчались  по
волнам, быстро-быстро. Бам-бам-бам - с волны на волну. Мне даже  казалось,
что я лечу.
   - Лодки - это не игрушки, - отозвалась спустя  недолгое  время  Николь.
Она пригласила всех к столу. Бенджи, таскавший пальцами на кухне салат  из
миски, последним присоединился к обедающим.
   -  А  что  бы  ты  стала  делать,  если  бы  лодка   перевернулась?   -
поинтересовалась Николь, когда все уселись за стол.
   - Гарсиа спасли бы нас, - в голосе Кэти не было сомнений. Их  там  было
трое на берегу, и все приглядывали за нами... В конце  концов,  зачем  еще
они нужны... Кстати, мы были в спасательных жилетах, и я умею плавать.
   - А твоя сестра - нет, - с осуждением в голосе возразила Николь, - и ты
знаешь, что ей было бы страшно упасть в воду.
   Кэти начала возражать, но Ричард вмешался и переменил тему прежде,  чем
успел вспыхнуть конфликт. Все  нервничали  и  без  того.  Рама  уже  месяц
находился на орбите вокруг Марса, а с  Земли  никто  не  прилетел.  Николь
всегда предполагала, что встреча с людьми состоится сразу же,  как  только
Рама выйдет на орбиту Марса.
   После обеда вместе с Ричардом все отправились в маленькую  обсерваторию
на заднем дворе, чтобы поглядеть на Марс. Обсерватория была  подключена  к
датчикам внешнего обзора, но на самом Раме она ничего не позволяла  видеть
вне Нового Эдема (Орел  твердо  настаивал  на  этом  во  время  обсуждения
проекта), так  что  люди  могли  только  наслаждаться  великолепным  видом
красной планеты.
   Особенно любил эти наблюдения Бенджи. Он гордо показывал на  вулканы  в
районе Тарсис, на огромный каньон, именуемый Долиной Маринера,  и  область
Хрис, где более двухсот  лет  назад  опустился  на  Марс  первый  "Викинг"
[американский  космический  аппарат,  впервые   совершивший   посадку   на
поверхность Марса в  1976  г.].  К  югу  от  станции  Матч,  ядра  крупной
марсианской колонии, заброшенной в скорбные годы, последовавшие за Великим
хаосом, образовывалась пыльная буря. Ричард рассуждал вслух о том, что эта
буря может распространиться на всю планету: наступало время подобных бурь.
   - А что будет, если земляне не прилетят? - спросила Кэти во время паузы
в наблюдениях. - Мама, только отвечай прямо. Мы уже не дети.
   Николь не обратила внимания на выпад.
   - Если я ничего не забыла, мы должны оставаться на орбите  Марса  шесть
месяцев. Если за это время встреча не состоится, Рама направится к  Земле.
- Она помедлила несколько секунд. - Но о том, что будет после того,  мы  с
отцом не имеем ни малейшего представления. Орел сказал, что, если придется
обращаться к  дублирующим  планам,  нам  сообщат  ровно  столько,  сколько
следует знать.
   На громадном настенном экране сменяли друг Друга изображения Марса.
   - А где же Земля? - спросил Бенджи.
   - Она обращается вокруг Солнца внутри орбиты Марса,  третья  от  нашего
светила планета, - ответил Ричард. - Помнишь, я показывал тебе все планеты
на компьютере.
   - Я не об этом, - очень медленно проговорил Бенджи. - Я  хочу  _видеть_
Землю.
   Простая просьба. Ричарду даже в голову не приходило, хотя он уже не раз
приводил семью в  обсерваторию,  что  детям  интересен  маленький  голубой
огонек в звездном небе.
   - Отсюда Землю не разглядеть, чересчур далеко, - Ричард запросил у базы
данных процедуру выхода на нужный видеодатчик. - Она  выглядит  как  яркая
звезда, например Сириус.
   Ричард не понимал их. Стоило только ему отыскать Землю и  установить  в
центре  экрана  крохотный  огонек,  как  дети  с  неподдельным   вниманием
принимались изучать светлую точку.
   "Это наш дом, - думала Николь, удивленная внезапной сменой настроения в
комнате, - хоть вы и не были там, мои дорогие". Она тоже смотрела  на  эту
звездочку, и воспоминания о Земле сменяли друг друга. Николь почувствовала
такую тоску по дому, такое стремление вернуться на благословенную,  полную
чудес океанскую планету. Слезы  наполнили  ее  глаза,  и  она  постаралась
обнять сбившихся в кучу детей.
   - Куда бы ни занесло нас, к какому пределу  этой  дивной  Вселенной,  -
тихо проговорила она, - всегда и везде  эта  голубая  звездочка  останется
нашим домом.



        2

   Наи Буатонг проснулась в предрассветной мгле.  Скользнула  в  хлопковое
безрукавное платье, коротко поклонилась Будде  в  семейном  хонгпра  возле
гостиной и открыла переднюю дверь, не потревожив никого из  членов  семьи.
Было тихое летнее утро. Легкий  ветерок  нес  запах  цветов,  смешанный  с
тайскими пряностями - кто-то из соседей уже готовил завтрак.
   Ее сандалии бесшумно ступали по мягкой пыли. Наи не  торопилась,  вовсю
крутила головой, впитывая взглядом знакомые тени, которые скоро  сделаются
воспоминаниями. "Последний день, - думала она. - Настал час расставания".
   Через несколько минут она свернула направо по мощеной улочке, уводившей
к  деловому  району   Лампанга.   По   пути   попадались   только   редкие
велосипедисты. Лавки в основном были еще закрыты.
   Возле храма Наи  миновала  двоих  буддийских  монахов,  шедших  по  обе
стороны дороги. Каждый из них был облачен в мантию привычного  шафранового
цвета и нес большой металлический горшок. Они искали себе завтрак, как это
делалось по утрам во всем  Таиланде,  и  полагались  на  щедрость  жителей
Лампанга. Из двери лавки по правую руку от Наи появилась женщина и бросила
в горшок монаха какую-то еду. Все было сделано молча, и выражение на  лице
монаха даже не изменилось.
   "У  них  нет  ничего  своего,  -  размышляла  Наи,  -  даже  одежда  не
принадлежит им. И все же они счастливы". Она  быстро  припомнила  основной
тезис "Желание - причина страдания" и  подумала  о  невообразимо  огромном
состоянии семьи ее нового мужа, проживающей в районе Хигасияма на  окраине
Киото. "Кэндзи говорит, что у его матери есть все, кроме спокойствия.  Она
просто не знает, где купить его".
   На  миг  вспомнился  огромный  дом  семейства  Ватанабэ,   воспоминание
отодвинуло простую тайскую дорогу, по которой она сейчас шла.  Пышный  дом
производил впечатление. Однако там ее не ждали. Немедленно выяснилось, что
для родителей Кэндзи  она  была  чужой,  иностранкой,  против  их  желания
выскочившей за их сына. С ней не были грубы - просто холодны. Наи замучили
вопросами о семье и образовании ее членов, задавая их  с  лишенной  эмоций
логической точностью. Кэндзи позже утешал ее тем, что на Марсе  его  семья
до них не доберется.
   Остановившись  на  улице  Лампанга,  она  поглядела  на  храм  королевы
Чаматеви. Это было любимое место Наи во всем городе, быть может,  во  всем
Таиланде. Возраст отдельных частей  храма  превышал  полтора  тысячелетия;
безмолвные  каменные  часовые  видели  историю,  настолько  непохожую   на
настоящее, что ее можно было бы считать происходившей на другой планете.
   Наи пересекла улицу и вошла в храмовый двор. Как раз над самым  верхним
чеди старинного тайского храма на темном утреннем небе горел  огонек.  Наи
поняла, что это Марс, что это ее судьба. Совпадение  было  идеальным.  Все
двадцать шесть лет своей жизни,  за  исключением  четырех  лет  занятий  в
университете Чиангмая, провела она в этом городе. Через шесть  недель  она
окажется на борту огромного космического корабля,  который  отнесет  ее  в
места, что целых пять лет будут ей  домом,  -  в  космическую  колонию  на
красную планету.
   Усевшись в позе лотоса в уголке двора, Наи остановила свой взор на этом
огоньке. "Какое совпадение, - размышляла она. - Марс глядит на меня в  это
утро". И  приступила  к  ритмичному  дыханию,  которым  начинала  утреннюю
медитацию. Но готовясь к покою и  миру,  вбирая  их  на  целый  день,  Наи
поняла, что на самом деле ее раздирают сильные эмоции.
   "Надо подумать,  -  Наи  решила  чуть  отложить  медитацию.  -  В  этот
последний день, который мне предстоит  провести  дома,  я  должна  в  мире
принять все события, полностью преобразившие мою жизнь".


   За одиннадцать месяцев до того Наи Буатонг сидела в  том  же  месте,  и
кубики с уроками французского и английского  языков  стояли  возле  нее  в
аккуратном чехольчике. Наи собиралась перестроить материл для ожидавшей ее
учебной практики и решила, что в качестве преподавателя иностранных языков
должна выглядеть более интересной и энергичной.
   Прежде чем приступить к работе в  тот  судьбоносный  день,  она  прочла
утреннюю газету, печатавшуюся в  Чиангмае.  Вставив  кубик  в  считывающее
устройство,  она  быстро  пробежала  несколько  страниц,  ограничиваясь  в
основном заголовками. На задней странице нашлось объявление на английском,
привлекшее ее внимание:

   ВРАЧ, МЕДСЕСТРА, УЧИТЕЛЬ, ФЕРМЕР
   Если ты предприимчив, здоров и знаешь несколько языков.
   Международное космическое агентство (МКА) организует крупную экспедицию
на Марс (на пятилетний срок) для возобновления колонии. Производится набор
незаурядных личностей, специалистов в перечисленных областях. Персональное
собеседование состоится в Чиангмае в понедельник  23  августа  2244  года.
Исключительно высокая оплата. С  заявлением  можно  обращаться  в  тайскую
почту: т.462-62-4930.

   Отправив свое заявление в МКА, Наи  не  считала  свои  шансы  высокими.
Напротив, она была уверена, что  не  пройдет  отбора  и  даже  не  получит
приглашения на собеседование. И весьма удивилась, когда через шесть недель
обнаружила таковое в своей электронной почте. Еще  ей  сообщили,  что  все
свои вопросы до собеседования она может направить в МКА в письменном виде.
Чиновники из комиссии особо подчеркивали, что намереваются беседовать лишь
с кандидатами, согласными остаться в марсианской колонии.
   Наи обратилась с единственным вопросом: ее интересовало, сумеет ли  она
перечислять значительную часть своего заработка на  Землю.  Она  добавила,
что ответ на этот вопрос имеет для нее решающее значение.
   Десять дней спустя очередным электронным письмом явился ответ.  Он  был
весьма краток. Да, гласило послание, часть ее  заработка  можно  регулярно
пересылать в банк на Земле.  Однако  следовало  подумать  над  разделением
доходов: после отлета с Земли величину выделенной доли  уже  нельзя  будет
изменить.
   Жизнь в Лампанге обходилась недорого, и заработок,  предлагавшийся  МКА
преподавателю  языков  в  марсианской  колонии,   почти   вдвое   превышал
потребности семьи Наи. На плечах молодой женщины лежал тяжелый  груз.  Она
единственная зарабатывала на пропитание семьи, состоящей из инвалида-отца,
матери и двух младших сестер.
   Ее детство было трудным, и семья едва держалась над чертой бедности.  А
в  тот  год,  когда  Наи  заканчивала  учебу  в  университете,   произошло
несчастье. Сперва у отца случился удар,  сделавший  его  инвалидом.  Потом
мать, ничего не понимавшая в бизнесе,  попыталась  распоряжаться  семейной
лавкой в соответствии со своим разумением, игнорируя советы  родственников
и друзей. Через год семья потеряла буквально все, и Наи пришлось не только
истратить все свои сбережения на еду и одежду для  семьи,  но  и  оставить
мечты о занятиях литературным переводом для одного из крупных  издательств
в Бангкоке.
   В течение недели Наи преподавала в школе,  по  выходным  дням  работала
экскурсоводом. В субботу  перед  собеседованием  в  МКА  Наи  сопровождала
группу в Чиангмай, расположенный в тридцати километрах от ее  дома.  В  ее
группе оказалось несколько  японцев.  Один  из  них,  симпатичный  молодой
человек,  едва  переваливший  за   тридцать,   разговаривал   по-английски
практически  без  акцента.  Его  звали  Кэндзи  Ватанабэ.  Он  с  глубоким
вниманием выслушивал все пояснения Наи, задавал умные вопросы и был крайне
вежлив.
   Осмотрев святые места  буддистов  в  Чиангмае,  группа  отправилась  по
канатной дороге на гору Дой-Сутхеп, чтобы посетить  знаменитый  буддийский
храм на ее вершине. Все туристы были достаточно утомлены,  за  исключением
Кэндзи Ватанабэ. Сперва он настоял, чтобы, как  подобает  паломникам,  они
пешком поднялись по длинной драконовой лестнице, хотя от вагончика к храму
вел фуникулер. А потом задавал вопрос за вопросом, выслушивая удивительную
историю  сооружения  храма.  Наконец,  они  спустились  вниз,  и   Наи   в
одиночестве отправилась пить чай в очаровательный ресторанчик  у  подножия
горы. Остальные  туристы  разбрелись  по  лавочкам  сувениров,  но  Кэндзи
приблизился к ее столику.
   - Kaw tode krap? [разрешите присесть?] -  спросил  он  на  превосходном
тайском, удивив этим мисс Буатонг. - У меня есть еще несколько вопросов.
   - Khun pode pasa thai  dai  mai  ka?  [Откуда  вы  знаете  тайский?]  -
поинтересовалась ошеломленная Наи.
   - Pohm kaojai pasa thai dai nitnoy [немного понимаю], - ответил он. - А
вы? Аната ва нихон го ханасимасу ка? [Понимаете ли вы по-японски? (яп.)]
   Наи покачала головой.
   - Нихон го ханасимасен [не очень хорошо (яп.)],  -  она  улыбнулась.  -
Знаю  только  английский,  французский  и  тайский.  Впрочем,  чуточку   и
японский... что-нибудь несложное и если будут говорить помедленнее.
   - Я был потрясен, - продолжил Кэндзи на английском,  усевшись  напротив
Наи, - фресками, изображающими основание храма на Дой-Сутхеп. Изумительная
легенда, в ней смешаны история и мистика, но как историка меня  интересуют
две вещи. Прежде всего, не мог ли этот достопочтенный монах  со  Шри-Ланки
заранее знать по каким-то религиозным каналам о  том,  что  в  этой  почти
заброшенной пагоде хранятся реликвии Будды? Иначе, мне кажется, он не стал
бы рисковать своей репутацией. Ну и потом,  конечно,  белый  слон,  несший
реликвию, который поднялся на вершину и воспарил... слишком все нереально.
Подтверждается   ли   все   повествование   какими-нибудь    небуддийскими
источниками XV века?
   Прежде чем ответить, Наи несколько секунд глядела на  ретивого  мистера
Ватанабэ.
   - Сэр, - произнесла она с рассеянной улыбкой, - за те два года,  что  я
вожу экскурсии по буддийским достопримечательностям этих краев, мне  никто
не задавал подобных вопросов. Я не могу  ничего  ответить,  но,  если  вам
интересно, могу назвать имя одного  профессора  в  университете  Чиангмая,
великолепного знатока буддийской истории королевства Лан-на. Он специалист
по истории всего периода, начинающегося с правления короля Менграя...
   Разговор их нарушило объявление - вагончик канатной  дороги  готов  был
отвезти своих пассажиров обратно в город.  Извинившись,  Наи  поднялась  с
места. Кэндзи присоединился к группе. Приглядываясь к нему издали, Наи  не
могла  отвести  взгляд  от  этих  проницательных  глаз.   "Невероятно,   -
размышляла она, -  я  еще  не  видела  глаз,  настолько  чистых  и  полных
любознательности".
   Вновь она увидела  эти  глаза  в  понедельник  днем,  когда  явилась  в
гостиницу Дусит  Тхани  в  Чиангмае  для  собеседования,  и  с  удивлением
обнаружила перед собой  сидящего  за  столом  Кэндзи  с  эмблемой  МКА  на
рубашке. Наи поначалу смутилась.
   - До субботы я не смотрел ваших документов, заверяю  вас,  -  извинился
Кэндзи. - Если бы я знал, что вы подали заявление, то, конечно, направился
бы по другому маршруту.
   Беседа прошла гладко. Кэндзи в основном хвалил ее учебные достижения  -
действительно отменные - и добровольную работу в детских приютах  Лампанга
и Чиангмая. Наи  честно  призналась,  что  не  испытывает  "всепоглощающей
страсти" к космическим путешествиям, но считает себя по природе  "склонной
к приключениям" и вызвалась лететь на Марс, поскольку эта работа  позволит
ей обеспечить семью.
   Перед концом собеседования наступила пауза.
   - Можно идти? - спросила Наи, приподнимаясь в кресле.
   -  Еще  один  вопрос,  -   произнес   Кэндзи   Ватанабэ   с   внезапной
застенчивостью. - Быть может, вы поможете мне растолковать один сон?
   Наи улыбнулась.
   - Слушаю, - сказала она.
   Кэндзи глубоко вздохнул.
   - В ночь на субботу мне приснилось, что я попал в джунгли -  куда-то  к
подножию Дой-Сутхеп. Я понял это потому, что  где-то  наверху  видна  была
золотая чеди. Раздвигая ветви, я бросился искать дорогу, и  тут  путь  мне
преградил огромный питон,  растянувшийся  на  толстой  ветви  примерно  на
уровне моих глаз. "Куда ты идешь?"  -  спросил  меня  питон.  "Я  ищу  мою
милую", - ответил я. "Она на вершине горы", - проговорил змей. Тут джунгли
кончились, и от их  края,  освещенный  солнечным  светом,  я  поглядел  на
вершину Дой-Сутхеп. Там стояла симпатия моих юных  лет  Кейко  Муросава  и
махала мне рукой. Я обернулся и поглядел на питона. "Гляди еще", -  сказал
он. И когда я второй раз обернулся к  горе,  лицо  женщины  преобразилось.
Кейко исчезла, а с вершины Дой-Сутхеп махали мне вы.
   Кэндзи умолк на несколько секунд.
   - Я никогда еще не видел настолько необычного и яркого сна  и  подумал,
что...
   Слушая слова Кэндзи, Наи ощущала, как по  ее  руке  бегают  мурашки,  и
окончание истории - то, что она, Наи Буатонг, будет махать с вершины горы,
- поняла прежде, чем он договорил. Наи подалась вперед в своем  кресле  и,
помедлив, сказала.
   - Мистер Ватанабэ, надеюсь, что ничем не обижу вас...
   Наи недолго молчала и, избегая его взгляда, проговорила:
   - У нас, тайцев, есть знаменитая поговорка: если  с  человеком  во  сне
говорит змея, значит, он встретил мужчину или женщину, на  которой  должен
жениться.


   "Ответ я получила через шесть недель,  -  вспоминала  Наи,  по-прежнему
сидя во дворе храма Чаматеви в Лампанге. - Пакет с материалами МКА  пришел
через три дня. А с ним - цветы от Кэндзи".
   Сам он объявился в Лампанге к следующему уик-энду.
   - Прошу прощения за то, что не звонил и не писал, - извинился он, -  но
прежде чем завязывать отношения, надо было  удостовериться,  что  вы  тоже
летите на Марс.
   В воскресенье  вечером  он  сделал  ей  предложение,  и  Наи  сразу  же
согласилась. Поженились они в Киото - через  три  месяца.  Семья  Ватанабэ
любезно оплатила дорогу в Японию  сестрам  Наи  и  еще  троим  ее  тайским
подружкам. Мать ехать не могла; к сожалению, некому  было  присмотреть  за
отцом.
   Тщательно  перебрав  недавние  события  своей  жизни,   Наи,   наконец,
приступила к медитации.  Через  тридцать  минут  она  пришла  в  состояние
счастливого и ясного ожидания начала  новой,  неизведанной  жизни.  Солнце
только что встало, и в храме появились  люди.  Она  медленно  пошла  вдоль
стен, впитывая последние мгновения, проведенные ею в родном селении.
   Внутри основного вихарна [место  молитв  буддийских  монахов],  положив
приношение на алтарь и  воскурив  благовония,  Наи  принялась  внимательно
изучать  росписи  на  стенах,  которые  видела  уже  столько  раз.   Панно
рассказывали историю жизни  королевы  Чаматеви,  единственной  ее  героини
начиная с самого детства. В VII  веке  у  каждого  племени,  обитавшего  в
районе Лампанга, была своя культура; они часто ссорились и воевали. Общего
в ту пору у них было немного - одна только легенда, миф о  юной  королеве,
что  явится  с  юга  "на  огромных  слонах"  и  объединит  все  племена  в
королевство Харипунджайя.
   Чаматеви было всего лишь двадцать три года,  когда  старый  прорицатель
назвал ее будущей  королевой  Харипунджайя  и  послал  за  ней  с  севера.
Принцесса монов  была  молода  и  прекрасна,  позже  этот  народ  возведет
кхмерский храм Ангкор-Ват. Чаматеви была еще и мудра - редкое качество для
женщины, - и все в королевском дворце любили ее.
   И потому моны были ошеломлены, узнав, что, оставив  жизнь,  исполненную
изобилия  и  удовольствий,  она   направляется   на   север,   в   опасный
шестимесячный путь - за семь сотен километров гор, джунглей и болот. Когда
Чаматеви со своей свитой "на огромных слонах" вступила в цветущую  долину,
где располагался Лампанг, будущие ее поданные немедленно  отложили  всякие
раздоры и возвели прекрасную королеву на трон. Она  правила  ими  мудро  и
справедливо целых пятьдесят лет, направив свое королевство от невежества и
нищеты к социальному прогрессу и к расцвету искусства.
   Перевалив за семьдесят лет, Чаматеви отреклась  от  трона  и  разделила
свое королевство на две части между сыновьями-близнецами. Потом  объявила,
что посвятит остаток дней  своих  Богу.  Став  буддийской  монахиней,  она
раздала все личное состояние. До девяноста девяти лет она вела в монастыре
простую и благочестивую жизнь. И  со  смертью  ее  окончился  золотой  век
Харипунджая.
   На последней фреске храма иссохшую и мудрую старуху уносила  в  нирвану
дивная колесница. Над колесницей во всем великолепии небесного света рядом
со своим Буддой восседала юная королева Чаматеви. Встав на колени в  храме
Лампанга  в  сердце  Таиланда,  будущая  марсианка  Наи   Буатонг-Ватанабэ
вознесла безмолвную молитву духу героини далекого прошлого.
   "Дорогая Чаматеви, - сказала она. - Двадцать шесть лет ты  приглядывала
за мной. Теперь я отправляюсь невесть куда, как это сделала ты, собравшись
в Харипунджая. Одели мудростью своей и прозрением меня, вступающую в новый
и чудесный мир".



        3

   На Юкико была черная шелковая рубашка, белые брюки и черно-белый берет.
Пройдя через гостиную, она обратилась к брату:
   - Хорошо бы и ты поехал, Кэндзи. Это будет самая  большая  демонстрация
за мир, планета еще не видела такой.
   Кэндзи улыбнулся младшей сестре.
   - Мне бы тоже хотелось, Юки, - ответил он. - Но до отлета осталось  два
дня, и я хочу побыть с матерью и отцом.
   С противоположного конца комнаты появилась их мать.  Она,  как  всегда,
казалась озабоченной и несла в руке большой чемодан.
   - Все уложено, - сказала она. - Но лучше бы ты передумала.  В  Хиросиме
будет сумасшедший дом. "Асахи симбун" утверждает,  что  ожидается  миллион
гостей, почти половина из-за границы.
   - Спасибо, мама, - проговорила Юкико,  принимая  чемодан.  -  Как  тебе
известно,  мы  с  Сатоко  остановимся  в  хиросимском  "Принс-отеле".   Не
волнуйся. Мы будем звонить каждое утро, пока не начнутся дела.  Во  всяком
случае, в понедельник вечером я буду дома.
   Открыв  чемоданчик,  девушка   извлекла   из   специального   отделения
бриллиантовый браслет и кольцо с сапфиром.
   - А тебе не кажется, что эти вещи лучше оставить  дома?  -  возмутилась
мать. - Не забудь, вокруг тебя будут одни иностранцы. Такие  драгоценности
могут оказаться для них чрезмерным искушением.
   Юкико расхохоталась открыто и непринужденно,  Кэндзи  всегда  любил  ее
смех.
   - Мама, - сказала она. - Ты у нас всего  боишься.  Вечно  ждешь  только
плохого...  Мы  отправляемся  в   Хиросиму   на   церемонии,   посвященные
трехсотлетию первой атомной бомбардировки. Там будет наш  премьер-министр,
три члена Центрального комитета Совета  Объединенных  Правительств  (СОП).
Знаменитые музыканты со всего света  будут  давать  концерты  по  вечерам,
словом, будет то, что папа называет _обогащающими_ переживаниями...  а  ты
думаешь только о том, что у меня могут украсть драгоценности.
   - Когда я была молодая, никто не слыхал, чтобы  две  девушки,  даже  не
окончившие университет, могли ездить по Японии без провожатого...
   - Мама, не надо повторяться, - перебила ее Юкико. - Мне почти  двадцать
два года. На  следующий  год,  после  диплома,  я  вообще  собираюсь  жить
самостоятельно, может быть, даже в другой стране. Я больше не  ребенок.  И
мы с Сатоко вполне можем приглядеть друг за другом.
   Юкико проверила часы.
   - Мне пора выходить. Сатоко, наверное,  уже  ожидает  меня  на  станции
подземки.
   Изящно приблизившись к  матери,  Юкико  коротко  чмокнула  мать,  потом
крепко обняла брата.
   - Веди себя хорошо, ани-сан [господин брат (яп.)], - шепнула она ему на
ухо. - Береги на Марсе себя и красавицу-жену. Мы гордимся тобой.
   Кэндзи никогда не был очень близок с Юкико. В конце концов, он  был  на
двенадцать лет старше ее. Юки было только четыре, когда  мистера  Ватанабэ
назначили  президентом  американского  отделения  "Интернэшнл   роботикс".
Семейство  перебралось  на  другой  берег  Тихого   океана,   в   пригород
Сан-Франциско. В те годы Кэндзи не уделял особого внимания младшей сестре.
Его увлекала новая жизнь в Калифорнии, в особенности после  поступления  в
Университет Лос-Анджелеса.
   Старшие Ватанабэ вместе с Юкико возвратились в Японию в  2232  году,  а
Кэндзи  остался  продолжать  обучение  на   втором   курсе   исторического
факультета. С тех пор они с Юки почти  не  общались.  Каждый  год  посещая
семью в Киото, Кэндзи собирался провести какое-то время с Юки, но подобное
случалось  редко.  Или  у  сестры  находились  свои  дела,  или   родители
придумывали для него чересчур много светских обязанностей, или же у Кэндзи
попросту не хватало времени.
   Стоя возле двери, Кэндзи с неясной  печалью  глядел  вслед  удалявшейся
Юкико. "Я оставляю  родную  планету,  -  думал  он,  -  так  и  не  уделив
достаточно времени собственной сестре".
   За его спиной монотонно изливала душу миссис  Ватанабэ  -  она  считала
себя неудачницей, потому что дети отдалились от  нее  и  вообще  перестали
уважать. А теперь еще единственный сын, только что женившийся на  какой-то
таиландке - просто чтобы досадить семье, - отправляется  на  Марс,  и  она
целых пять лет его не увидит.  Конечно,  средняя  дочь  подарила  ей  двух
внучек от своего банкира, однако они скучные  и  глупые,  как  и  сами  их
родители...
   - А как там Фумико? - перебил Кэндзи излияния матери. - Мне не  удастся
повидать ее и племянниц до отлета.
   - Завтра вечером они приедут из  Кобе  на  обед,  -  ответила  мать.  -
Впрочем, не представляю, чем мне их кормить. А  ты  знаешь,  что  Тацуо  и
Фумико даже не учат девочек пользоваться палочками? Ты можешь  представить
себе такое? Чтобы японский ребенок не умел пользоваться палочками? Неужели
для них нет ничего святого? Мы  отказались  от  собственного  лица,  чтобы
разбогатеть, я всегда говорила об этом твоему отцу...
   Извинившись, Кэндзи оставил мать  изливать  раздражение  в  монологе  и
отправился искать спасения в рабочем кабинете отца. На стенках  комнаты  в
рамках  висели  фотографии  -  хроника  личной  и  профессиональной  жизни
удачливого человека. Два снимка были памятны и самому Кэндзи. На одном  из
них они с отцом держали внушительный  приз,  присуждаемый  местным  клубом
победителю ежегодных соревнований по гольфу между парами "сын - отец".  На
другом сияющий мистер Ватанабэ награждал своего сына медалью,  которой  он
был удостоен за успехи в усвоении академической программы старших классов.
   Лишь поглядев на фотографии, Кэндзи вспомнил, что в  обоих  случаях  он
соперничал с Тосио Накамура, сыном самого близкого друга отца и  помощника
в его делах. На  снимках  на  лице  молодого  Накамуры,  почти  на  голову
возвышавшегося над Кэндзи, застыло напряженное и сердитое выражение.
   "Это было задолго до его дела", - подумал Кэндзи. Он вспомнил заголовок
"В Осаке арестован чиновник", четыре года назад предшествовавший осуждению
Тосио Накамуры. В статье объяснялось, что  мистер  Накамура,  в  то  время
являвшийся вице-президентом гостиничного комплекса  Томодзавы,  обвинен  в
весьма серьезных преступлениях, а  именно:  взяточничество,  сводничество,
работорговля и так далее. Через  четыре  месяца  Накамура  был  осужден  и
приговорен к тюремному заключению сроком  на  несколько  лет.  Кэндзи  был
удивлен. "Что могло случиться с Накамурой?" - частенько спрашивал он  себя
в последующие четыре года.
   Вспоминая юношеское соперничество, Кэндзи жалел  Кейко  Муросава,  жену
Накамуры; он и сам  испытывал  к  ней  привязанность  в  шестнадцатилетнем
возрасте. Тогда Кэндзи и Накамура около года  пытались  добиться  симпатии
Кейко. И когда девушка наконец решила отдать  предпочтение  Кэндзи,  Тосио
пришел в ярость. Однажды утром он  даже  подкараулил  Кэндзи  возле  храма
Реандзи и угрожал физической расправой.
   "Я, конечно, женился бы на Кейко, - подумал Кэндзи,  -  если  бы  тогда
остался в Японии". Он поглядел в окно, на усаженный  мхом  садик.  Снаружи
шел  дождь.  И  он  вдруг  вспомнил  тот  неприятный  дождливый  день   из
собственной юности.


   Кэндзи отправился в ее дом, как только узнал  новость  от  отца.  Звуки
концерта Шопена донеслись до его  ушей,  когда  юноша  вступил  на  аллею,
ведущую к дому. Встретила его миссис Муросава и строго сказала:
   - Кейко сейчас упражняется, она закончит через час.
   - Миссис Муросава, я прошу вас, - проговорил шестнадцатилетний  молодой
человек. - Это очень важно.
   Ее мать уже собиралась закрыть дверь, когда Кейко заметила Кэндзи через
окно. Бросив игру, она выскочила, ослепив его радостной улыбкой.
   - Привет, Кэндзи. Что случилось?"
   - Кое-что _очень_ важное, - ответил он загадочным тоном. - Ты не  могла
бы погулять со мной?
   Миссис Муросава что-то ворчала относительно  близящегося  концерта,  но
Кейко убедила мать в том, что один раз может и  пропустить  занятия.  Взяв
зонтик, девушка вышла к Кэндзи, поджидавшему ее возле дома.  И  когда  они
отошли подальше, так чтобы их не могли видеть из дома, она взяла  его  под
руку, как поступала всегда во время их совместных прогулок.
   - Итак, мой друг, - сказала Кейко, как только они направились  в  горы,
за пределы Киото, своим обычным путем. - И что  же  случилось  _настолько_
важное?
   - Я не хочу тебе  говорить  здесь,  в  этом  месте.  Все  скажу,  когда
окажемся там, где надо.
   Кейко и Кэндзи посмеялись и поговорили, направляясь к Тропе Философа  -
дивной  дорожке,  вьющейся  у  подножия  восточных  холмов.  Этот  маршрут
прославился в XX веке благодаря заботам философа Нисиды  Китаро,  который,
как говорили, каждое утро гулял здесь. Тропа  шла  мимо  самых  живописных
мест Киото, в том числе Гинкаку-Дзи  (Серебряного  павильона)  и  любимого
Кэндзи старого буддийского храма Хонэн-Ин.
   За  Хонэн-Ин  и  по  его  бокам  располагалось  небольшое  кладбище   с
семьюдесятью или восемьюдесятью надгробиями.  Кэндзи  и  Кейко  обнаружили
кладбище в прошлом году, исследуя на свой страх и риск окрестности.  Здесь
покоились многие из выдающихся жителей Киото, умерших в  XX  веке,  в  том
числе знаменитый романист Дзюнъитиро  Танидзаки  и  врач-стихотворец  Ивао
Мацуо. Кладбище сделалось местом свиданий Кейко и Кэндзи.  Однажды,  после
того как  молодые  люди  прочитали  "Сестер  Макиока",  шедевр  Танидзаки,
описывающий жизнь Осаки в 1930-х годах, они  около  часа  просидели  возле
надгробия автора и пересмеивались, обсуждая, на которую из сестер  Макиока
больше похожа Кейко.
   В тот день, когда мистер  Ватанабэ  известил  сына  о  том,  что  семья
перебирается в Америку, дождь пошел  еще  до  того,  как  Кэндзи  и  Кейко
добрались до Хонэн-Ин. Там Кэндзи свернул направо, на узкую  аллейку  -  в
сторону старой калитки под соломенной крышей. Как и ожидала Кейко, в  храм
они не вошли, а поднялись вверх по ступеням, ведшим на кладбище. Но Кэндзи
не остановился возле могилы Танидзаки,  он  поднялся  повыше  -  к  другой
могиле.
   -  Тут  похоронен  доктор  Ивао  Мацуо,  -  сказал   Кэндзи,   извлекая
электронную записную книжку. - Я хочу прочесть несколько стихотворений.
   Кейко шла возле своего друга, они жались теснее, стараясь укрыться  под
одним зонтиком от легкого дождя. Кэндзи прочел три стихотворения.
   - А теперь последнее. Особое хайку, написанное другом доктора Мацуо:

   В тот июньский день,
   Съев по блюдцу мороженого,
   Мы попрощались.

   Они помолчали, потом Кэндзи вновь - по памяти - повторил  хайку.  Кейко
встревожилась, даже чуть испугалась, увидев, что  серьезное  выражение  не
покидает лица Кэндзи.
   - Стихотворение говорит о расставании, -  тихо  произнесла  она.  -  Ты
хочешь сказать мне, что...
   - Я не хотел, Кейко, - перебил  ее  Кэндзи.  -  Просто  отца  направили
работать в  Америку,  -  добавил  он,  помедлив  несколько  секунд.  -  Мы
переезжаем в следующем месяце.
   Кэндзи не ожидал увидеть такую печаль на прекрасном лице  Кейко.  Когда
она поглядела на него этими жуткими в своей скорби  глазами,  он  подумал,
что его сердце вот-вот разорвется. И он обнял ее под этим  послеполуденным
дождем, и оба плакали и клялись, что будут вечно любить друг друга.



        4

   Молодая официантка в легком голубом кимоно и старомодном оби отодвинула
в сторону экран и вошла в комнату. В руках у  нее  был  поднос  с  сакэ  и
пивом.
   - Осакэ онегаи симасу [первым  делом  выпьем  сакэ  (яп.)],  -  вежливо
проговорил отец Кэндзи, подставляя чашечку.
   Кэндзи  пригубил  холодного  пива.  Вернулась  официантка  постарше   с
маленьким блюдом закуски. Посреди его  был  какой-то  моллюск  под  легким
соусом, но Кэндзи не мог определить ни ракушку, ни соус. В свои семнадцать
лет, прежде чем оставить Киото, он едва  ли  съел  больше  горсточки  этой
кайсэки [закуска (яп.)].
   - Кампай [за твое здоровье (яп.)], -  произнес  Кэндзи,  звякнув  своим
бокалом о чашечку отца. - Спасибо тебе, отец. Обедать здесь вместе с тобой
- честь для меня.
   "Ките" был самым знаменитым рестораном в районе Кансай, а может быть, и
во всей Японии. Кроме того,  он  был  ужасно  дорогим,  потому  что  здесь
сохранялись все традиции персонального обслуживания и  отдельные  кабинеты
для еды; блюда по сезону  изготавливались  только  из  самых  качественных
продуктов. Каждая перемена блюд  веселила  глаз  и  радовала  небо.  Когда
мистер Ватанабэ сообщил сыну о своем намерении отобедать с ним  вдвоем,  с
глазу на глаз, Кэндзи и в голову не пришло, что речь идет о "Ките".
   Они говорили об экспедиции на Марс.
   - Сколько японцев среди космонавтов? - спросил мистер Ватанабэ.
   - Хватает, - ответил Кэндзи. - Около трех сотен, если  я  не  ошибаюсь.
Япония поставила  многих  главных  специалистов.  Большую  по  численности
группу имеет только Америка.
   - А ты знаешь кого-нибудь из японцев?
   - Двоих или троих. Ясуко Хорикава недолго училась в моей школе в  одном
из старших классов. Возможно, ты помнишь ее:  очень  умная,  с  кроличьими
зубами, в толстых очках. Она работает - точнее,  _работала_  -  химиком  в
корпорации "Дай-Ниппон".
   Мистер Ватанабэ улыбнулся.
   - Да, кажется, помню, - сказал он. - Она как-то была у нас, когда Кейко
играла на пианино.
   - По-моему, да, - непринужденно  отозвался  Кэндзи.  Он  рассмеялся.  -
Впрочем, сам я кроме Кейко в тот вечер никого не видел.
   Мистер Ватанабэ опорожнил свою  чашечку.  Молодая  прислуга,  ожидавшая
стоя на коленях в уголке застеленной  татами  комнаты,  подошла  к  столу,
чтобы наполнить ее.
   - Кэндзи, меня волнуют эти преступники, - проговорил  мистер  Ватанабэ,
когда молодая леди удалилась.
   - О чем ты, отец? - спросил Кэндзи.
   - Я читал в журнале большую статью о  том,  как  МКА  набирало  в  вашу
колонию Лоуэлл несколько сотен  заключенных.  В  ней  подчеркивалось,  что
преступники после  ареста  ведут  себя  идеально  и  обладают  выдающимися
способностями. Но зачем потребовалось набирать их?
   Кэндзи отпил пива.
   - Дело в  том,  отец,  -  ответил  он,  -  что  в  процессе  набора  мы
столкнулись с определенными сложностями. Во-первых, мы  переоценили  число
желающих  и  установили  чересчур  строгие  критерии  отбора.   Во-вторых,
неправильно был выбран сам срок. Для молодых - в особенности - он  слишком
долог. Что еще более важно, пресса оказала весьма отрицательное влияние на
процесс комплектования. Когда  мы  ждали  заявлений,  повсюду  в  журналах
появилось множество статей (даже были созданы "специальные"  телепередачи)
о гибели марсианских колоний в прошлом веке. Люди побоялись,  что  история
вновь повторится и их оставят на Марсе.
   Кэндзи чуть помедлил, но мистер Ватанабэ молчал.
   -  Кроме  того,  как  ты   прекрасно   знаешь,   проект   страдает   от
перемежающейся финансовой  лихорадки.  Бюджетный  нажим  в  прошлом  году,
собственно,  и  заставил   нас   обратиться   к   услугам   образцовых   и
квалифицированных заключенных,  чтобы  решить  проблемы  комплектования  и
финансового  дефицита.  Они  будут   получать   минимальные   оклады,   но
заключенным предоставлены  достаточные  льготы,  позволяющие  привлечь  их
внимание. Отбор в экспедицию гарантирует каждому  амнистию  и  свободу  на
Земле после пяти лет пребывания в экспедиции.  Важен  еще  тот  факт,  что
бывшие заключенные  станут  такими  же  полноправными  гражданами  колонии
Лоуэлл, как и все остальные... им не нужно будет  подвергаться  неприятной
обязанности подчинять всю свою деятельность...
   Кэндзи остановился. На стол подали два кусочка отварной рыбы, нежных  и
прекрасных, посреди пестрых листьев. Мистер Ватанабэ взял один  из  кусков
рыбы палочками и откусил.
   - Ойсии десу [очень вкусно (яп.)], - прокомментировал он, не  глядя  на
сына.
   Кэндзи потянулся  к  собственному  куску  (разговор  о  преступниках  в
колонии  Лоуэлл  явно  закончился)  и  поглядел   за   спину   отца;   там
располагались  сады,  которыми  прославился  ресторан.   По   полированным
ступенькам бежал ручеек, его окружало  с  полдюжины  роскошных  карликовых
деревьев. Обращенное к саду сиденье за трапезой всегда считалось у японцев
почетным. Мистер Ватанабэ настоял, чтобы Кэндзи смотрел на  сад  во  время
своего последнего обеда.
   - А вы не сумели привлечь китайцев? - спросил отец, когда с рыбой  было
покончено.
   Кэндзи покачал головой.
   -  Лишь  несколько  человек  из  Сингапура  и  Малайзии.  Китайское   и
бразильское представительства  запретили  своим  гражданам  участвовать  в
экспедиции. От бразильцев этого можно было ожидать - их  Южно-Американская
империя практически находится в состоянии войны с СОП, - но мы  надеялись,
что китайцы смягчат свою позицию. Выходит, сотню лет  полной  изоляции  не
так легко изгладить из памяти.
   - Их нельзя винить в этом, - отозвался мистер Ватанабэ.  -  Этот  народ
ужасно пострадал в дни Великого  хаоса.  За  пару  недель  испарился  весь
иностранный капитал, и экономика разом рухнула.
   - Нам удалось собрать немного чернокожих африканцев (быть может,  около
сотни) и горсточку арабов, но в  основном  наши  колонисты  -  выходцы  из
стран, вносящих в МКА существенный вклад. Этого и следовало ожидать.
   Кэндзи вдруг ощутил смущение. Пока разговор шел  только  о  нем  и  его
деятельности, и во время следующих  смен  блюд  Кэндзи  расспрашивал  отца
относительно  его  работы  в  "Интернэшнл  роботикс".   Мистер   Ватанабэ,
являвшийся в настоящее время главным распорядителем в  корпорации,  просто
расцвел  от  гордости,  когда  речь  зашла  о  "его"  компании.  Она  была
крупнейшим в мире производителем роботов, обеспечивающим  нужды  различных
контор и заводов. По ежегодному объему продукции ИР, как  всегда  называли
компанию, находился в числе первых пятидесяти мировых производителей.
   - На следующий год мне исполнится шестьдесят два года, - сказал  мистер
Ватанабэ. Несколько чашек сакэ сделали его необычайно разговорчивым.  -  Я
уже подумывал об отставке. Но Накамура считает это ошибкой. Он утверждает,
что компания по-прежнему нуждается во мне...
   Когда  пришел  черед  фруктов,  Кэндзи  с  отцом  снова  беседовали  об
экспедиции.  Кэндзи  пояснил,  что  Наи  и  прочие  азиатские   колонисты,
приписанные к "Пинте" и "Нинье" [использованы названия кораблей экспедиции
Христофора Колумба], уже прибыли в тренировочный центр на южном  Кюсю.  Из
Киото он сразу же намеревался отправиться к своей  жене.  А  потом,  после
десяти дней тренировок, их в числе прочих пассажиров "Пинты"  доставят  на
"Низкоорбитальную станцию", где в течение недели  они  будут  привыкать  к
невесомости.  В  качестве  завершающего  этапа   околоземных   перемещений
космический буксир должен был доставить их на  "Геосинхронную  орбитальную
станцию-4"; там в настоящее время собирали  и  оснащали  "Пинту",  проводя
одновременно проверки систем перед долгой дорогой на Марс.
   Молодая официантка принесла две рюмки с коньяком.
   - Твоя жена воистину великолепна, - проговорил мистер Ватанабэ,  сделав
маленький глоток. - Я всегда считал  тайских  женщин  самыми  красивыми  в
мире.
   - Она прекрасна не только телом,  -  торопливо  добавил  Кэндзи,  вдруг
ощутивший тоску по своей молодой жене. - Наи еще очень умна.
   - Английским владеет превосходно, - согласился мистер  Ватанабэ.  -  Но
твоя мать утверждает, что японский у нее не в почете.
   Кэндзи ощетинился.
   - Наи попыталась говорить по-японски (она ведь никогда не изучала  его)
лишь потому, что мать  отказалась  разговаривать  с  ней  по-английски.  И
поступила так специально, чтобы Наи...
   Кэндзи осадил себя. Выступление в  защиту  Наи  сейчас  было,  пожалуй,
неуместно.
   - Гомен насаи [извините, отец, я вас слушаю (яп.)].
   Мистер Ватанабэ сделал долгий глоток.
   - Ну что ж, Кэндзи, в следующий раз  нам  удастся  посидеть  вдвоем  не
раньше чем через пять лет. Мне  было  приятно  пообедать  и  поговорить  с
тобой, - он умолк. - Впрочем, я бы хотел обсудить с тобой еще одну вещь.
   Кэндзи изменил позу (он уже успел  отвыкнуть  от  сидения  на  полу  со
скрещенными ногами, и  четырех  часов  было  для  него  слишком  много)  и
выпрямился, пытаясь прояснить голову. По тону отца было понятно, что  "еще
одна вещь" была вещью важной.
   - Я интересовался вербовкой осужденных в колонию Лоуэлл не из праздного
любопытства, - начал мистер Ватанабэ. Прежде чем  продолжить,  он  немного
помедлил. - В конце прошлой недели во второй половине дня  в  мой  кабинет
зашел Накамура-сан и сказал, что его сыну отказали  вторично.  Он  спросил
меня, не смог бы ты помочь ему попасть в колонию Лоуэлл.
   Эти слова поразили Кэндзи,  как  гром.  Он-то  и  не  предполагал,  что
соперник его мальчишеских дней подавал заявление. И теперь отец...
   - Я не принимал участия в отборе колонистов из заключенных, -  медленно
ответил Кэндзи. - Этим ведает совершенно другое отделение.
   Мистер Ватанабэ помедлил несколько секунд.
   - Нам удалось выяснить, что единственные реальные возражения против его
кандидатуры выдвинуты психиатром, доктором Риджмором  из  Новой  Зеландии,
который полагает, что, несмотря на отличное  поведение  под  стражей,  сын
Накамуры так и не признал свою вину. Кажется, в  колонию  Лоуэлл  Риджмора
привлек именно ты.
   Кэндзи был озадачен. Отец спрашивал не  из  праздного  любопытства,  он
тщательно изучил подноготную. "Но почему?  -  удивился  Кэндзи.  -  Откуда
такой интерес?"
   - Накамура-сан - прекрасный инженер, - продолжил мистер Ватанабэ. -  Он
вложил долю своего таланта во многие изделия,  обеспечивавшие  нам  успех.
Однако в последнее время его  лаборатория  не  может  похвастаться  новыми
достижениями. Иначе говоря,  ее  производительность  начала  падать  сразу
после ареста Тосио.
   Мистер Ватанабэ склонился в сторону Кэндзи, положил локти на стол.
   - Накамура-сан утратил  уверенность  в  себе.  Им  с  женой  приходится
посещать Тосио раз в месяц. Эти визиты постоянно  напоминают  Накамуре  об
унижении, выпавшем на долю его семьи. Но если его сын  сможет  отправиться
на Марс, то...
   Кэндзи  слишком  хорошо  понимал,  чего  хочет  от  него  отец.   Давно
сдерживаемые  чувства  грозили  вырваться  наружу.  Кэндзи  был  смущен  и
растерян. И уже хотел было сказать отцу, что считает подобное  предложение
"неподобающим", когда старый Ватанабэ вновь заговорил.
   - Кейко и маленькой ее дочке тоже досталось. Теперь  Айко  почти  семь.
Через выходной они регулярно ездят поездом в Асия...
   Невзирая на все усилия, Кэндзи не мог  сдержать  слез,  прихлынувших  к
уголкам глаз.  Кейко,  униженная  и  оскорбленная,  вынужденная  вместе  с
дочерью раз в две недели посещать своего мужа - это было уж чересчур.
   - На той неделе я сам разговаривал  с  Кейко,  -  добавил  отец,  -  по
просьбе Накамуры-сан. Она отчаялась. Но словно ожила, когда я сказал,  что
намереваюсь просить тебя походатайствовать за ее мужа.
   Кэндзи глубоко вздохнул и поглядел на бесстрастное лицо отца. Теперь он
знал, что хочет сделать: действительно "неподобающую" вещь - не плохую,  а
именно неподобающую. Но спорить из-за уже определенного  решения  не  было
смысла.
   Кэндзи допил коньяк.
   - Скажи Накамуре-сан, что я завтра же вызову доктора Риджмора.


   Что будет, если интуиция подведет  меня?  "Просто  потеряю  час,  самое
большее, девяносто минут",  -  думал  Кэндзи,  оставив  семейную  встречу,
сестру Фумико и двоих племянниц. Он выбежал на улицу и сразу же направился
в сторону гор. До заката оставался час. "Она будет там, - сказал он  себе.
- Другого случая проститься не представится".
   Первым делом Кэндзи направился к небольшому храму Анраку-Дзи. Он  вошел
в хондо [главное  помещение  храма  (яп.)],  ожидая  обнаружить  Кейко  на
излюбленном месте, перед боковым деревянным алтарем,  воздвигнутым  в  XII
веке в память двух буддийских  монахинь,  некогда  бывших  наложницами  во
дворцовом гареме. Они  пошли  на  самоубийство,  когда  император  Го-Тоба
приказал им отречься от учения святого Хонэна... Кейко  там  не  было.  Не
было ее и снаружи, возле могилы обеих женщин, на самой  опушке  бамбуковых
зарослей. Кэндзи уже решил, что ошибся. "Кейко не пришла, - подумал он.  -
Она боится, что все унижения заставили ее потерять лицо".
   Оставалось надеяться, что Кейко будет дожидаться его на кладбище  возле
Хонэн-Ин, там, где семнадцать лет назад он сказал ей, что покидает Японию.
С замирающим сердцем торопился Кэндзи к  храму.  Справа  вдали  показалась
женская фигура, облаченная в простое  черное  платье.  Дама  стояла  возле
надгробия Дзюнъитиро Танидзаки.
   Хотя ее лицо и  было  обращено  в  другую  сторону,  а  сумерки  мешали
разглядеть стоящую, Кэндзи понял, что  перед  ним  Кейко.  Он  взлетел  по
ступенькам, ведущим на кладбище, и наконец остановился метрах  в  пяти  от
женщины в черном.
   - Кейко, - проговорил он, стараясь восстановить дыхание. - Я так рад...
   - Ватанабэ-сан, - вежливо ответила  женщина,  потупив  очи.  Она  низко
поклонилась ему, как прислуга. - Домо арригато  годзаимасу  [очень,  очень
большое спасибо (яп.)], - повторила она дважды.  Затем  она  распрямилась,
по-прежнему не глядя на Кэндзи.
   - Кейко, - негромко произнес он. - Это же я, Кэндзи. Я один. Погляди на
меня.
   - Не могу, - ответила она едва слышным голосом. - Но  спасибо  тебе  за
то, что ты сделал для нас с Айко. - И она снова поклонилась,  повторив:  -
Домо арригато годзаимасу.
   Кэндзи порывисто нагнулся к ней и, взяв за подбородок, обратил  к  себе
лицо Кейко. Она была все еще  прекрасна.  Но  печаль,  врезавшаяся  в  эти
тонкие черты, ранила его душу.
   - Кейко, - пробормотал он. Ее слезы  острыми  иглами  впивались  в  его
сердце.
   - Мне надо  идти,  -  сказала  она.  -  Желаю  тебе  счастья.  -  Кейко
освободилась от его руки и вновь поклонилась. А потом встала и, так  и  не
поглядев на него, медленно направилась по тропе,  растворяясь  в  вечерних
тенях.
   Кэндзи провожал ее взглядом, пока силуэт Кейко не исчез вдали. И только
тогда заметил, что стоит опершись о надгробие Танидзаки. Несколько  секунд
он глядел на  два  кандзи  [японское  иероглифическое  письмо]  -  "ку"  и
"дзаку"... на серые знаки над ними. Один гласил: "Пустота", другой  вторил
ему: "Одиночество".



        5

   Когда в 2241 году спутники слежения передали на Землю послание с  Рамы,
оно вызвало  просто  панику.  Видеозапись  выступления  Николь  немедленно
отнесли к числу особо секретных  материалов,  тем  временем  Международное
бюро расследований (МБР) - десница  СОП,  -  отвечающее  за  безопасность,
пыталось разобраться во  всем  этом  деле.  Дюжина  самых  лучших  агентов
собралась на закрытом заседании  в  Новосибирске,  чтобы  проанализировать
передачу из дальнего космоса и разработать план ответных действий СОП.
   Когда все смогли убедиться, что  ни  китайцы,  ни  бразильцы  не  могли
закодировать  сигнал  (технические  возможности  обеих  стран  по-прежнему
уступали СОП), в  направлении  Рамы  немедленно  отправили  подтверждение,
чтобы   исключить   повторение   передачи.   Теперь   суперагенты    могли
сосредоточиться на содержании самого послания.
   Пришлось начать с исторических исследований.  Считалось,  что  Рама  II
погиб от барражирующих ядерных ракет в  апреле  2200  года,  хотя  имелись
свидетельства (впрочем, ненадежные) того,  что  инопланетный  корабль  мог
избежать подобной участи. Николь де  Жарден,  предположительно  записавшая
послание, считалась погибшей еще до того, как научный  корабль  экспедиции
"Ньютон" оставил Раму. Безусловно, и сама она и любые  ее  останки  должны
были погибнуть в ядерном взрыве. Итак, говорить из космоса она не могла.
   Но если некто или нечто, записавшее телевыступление,  являлось  роботом
или подобием мадам де Жарден, уровень технологии его создателей  немыслимо
превосходил все известные  на  Земле.  Посему  предварительное  заключение
гласило,  что  землянам  вновь  приходится   иметь   дело   с   невероятно
могущественной технологической  цивилизацией,  вполне  отвечающей  уровню,
обнаруженному обоими кораблями, которые на Земле называли Рамой.
   В  том,  что  послание  заключало  в  себе  угрозу,  суперагенты   были
единодушны. Если новый Рама действительно приближался к Солнечной системе,
хотя обе станции "Экскалибур" этого еще  не  обнаружили,  Земля  не  могла
игнорировать  послание.  Конечно,  нельзя  было  исключить  и  возможность
искусного  надувательства,  наглого   розыгрыша,   учиненного   блестящими
китайскими физиками (подозревать можно было лишь их), однако до  получения
подтверждения СОП должен был выработать определенный план.
   К счастью,  уже  существовал  международный  проект,  предусматривавший
создание на Марсе небольшой  колонии  к  середине  2240-х  годов.  За  два
предыдущих десятилетия с полдюжины исследовательских  экспедиций  на  Марс
возобновили интерес к великой идее сделать красную планету  обитаемой  для
людей. На Марсе уже работало несколько автоматических научных лабораторий,
осуществлявших слишком опасные эксперименты, чтобы проводить их на  Земле.
Выполнить распоряжение Николь де Жарден и не испугать население можно было
одним путем -  следовало  объявить  о  создании  на  Марсе  более  крупной
колонии. Если  бы  вся  история  впоследствии  оказалась  надувательством,
размер колонии можно было сократить до запланированного уровня.
   Один из агентов, индиец по  имени  Рави  Шринивасан,  тщательно  изучил
архивы МКА, относящиеся к 2200 году, и нашел подтверждение тому, что  Рама
II _не был_ уничтожен ядерной фалангой.
   -  Возможно,  -  сказал  мистер  Шринивасан,   -   мы   видим   обычную
видеопередачу и перед нами действительно уважаемая мадам де Жарден.
   - Но сейчас ей должно быть семьдесят  семь  лет,  -  возразил  один  из
агентов.
   - В передаче отсутствуют указания на  время  записи,  -  аргументировал
мистер Шринивасан. - А если  вы  сопоставите  сделанные  во  время  полета
фотоснимки мадам де Жарден с женщиной на  экране,  то  сразу  же  заметите
различия. В полученном нами видеоотрывке она старше, может  быть,  лет  на
десять. Для обмана или подделки чрезмерно тонкая работа.
   Впрочем, мистер  Шринивасан  согласился,  что  МБР  разработало  вполне
разумный план, пригодный даже на случай, если  передача  и  в  самом  деле
окажется правдивой. Поэтому ему не стоит тратить силы, чтобы доказать свою
правоту. Но в первую очередь - на этом сошлись все суперагенты  -  следует
позаботиться о том, чтобы о содержании передачи  знало  как  можно  меньше
людей.
   Сорок лет, прошедшие с начала XXII века,  принесли  на  Землю  заметные
изменения.  Из  Великого  хаоса  Совет  Объединенных  Правительств   вышел
монолитной  организацией,   управляющей   -   или,   во   всяком   случае,
манипулирующей - политикой всей планеты.  Перенеся  жуткое  потрясение  во
время хаоса, лишь Китай изолировался от  внешнего  мира  и  оставался  вне
сферы влияния СОП. Однако после 2200 года  появились  признаки  того,  что
неоспоримое могущество СОП начинает слабеть.
   Первым знаком упадка явились выборы 2209 года в Корее, когда народ этой
страны, устав от вечной карусели коррумпированных политических  режимов  и
государственных чиновников, богатеющих за счет населения, проголосовал  за
объединение с Китаем на федеративных началах. Из всех основных держав лишь
в  Китае   сохранился   метод   правления,   несколько   отличающийся   от
регулируемого   капитализма,   практиковавшегося   богатыми   странами   и
конфедерациями Северной Америки, Азии и  Европы.  Китайское  правительство
установило  в  стране  нечто  вроде   социал-демократии,   основанной   на
гуманистических принципах, сведенных в единое  целое  католическим  святым
Микелем Сиенским, жившим в XXII веке в Италии.
   Результаты выборов в Корее повергли в смятение СОП да  и  весь  мир.  К
тому времени, когда МБР  сумело  затеять  гражданскую  войну  (2211-2212),
новое правительство Кореи и его китайские союзники сумели покорить  сердца
и умы своих народов. Восстание легко подавили, и Корея как составная часть
вошла в Китайскую федерацию.
   Китай  во  всеуслышание  заявил  о  том,   что   не   имеет   намерения
экспортировать сво