жу. Через три секунды она уже что-то стрекотала Дэвиду Брауну и Ричарду Уэйкфилду о видеосъемке сцены ловли. Неизменно тактичный Такагиси поблагодарил Реджи Уилсона за мастерскую езду. - Начинаем, - крикнул сверху Табори. Ему удалось со второй попытки точно наметить раскачивающееся под геликоптером устройство для ловли. Оно представляло собой тяжелую сферу сантиметров двадцати в диаметре, на ее поверхности было около дюжины небольших отверстий или впадин. Сфера медленно опустилась в центр панциря одного из наружных биотов. Далее, повинуясь командам Яноша, из устройства выползли металлические пряди, свернутые внутри. Крабы не пошевелились, когда пряди опутали выбранный людьми биот. - Ну как, инспектор? - окликнул Янош Ричарда Уэйкфилда, располагавшегося во втором геликоптере. Ричард проверил взглядом странный аппарат. Толстый кабель крепился к якорному кольцу в задней части геликоптера. В пятнадцати метрах под ним находился металлический шар, исходившие из него тонкие проволоки охватывали верхнюю и нижнюю части панциря краба. - Отлично, - проговорил Ричард, - остается один только вопрос. Кто сильнее - все они или геликоптер? Дэвид Браун скомандовал Ирине Тургеневой поднимать добычу. Постепенно увеличив число оборотов ротора, она попыталась поднять машину. Крохотная слабина троса исчезла, но биоты не пошевелились. - Или они очень тяжелые, или держатся за грунт, - сказал Ричард. - Придется рвануть. Резкий рывок троса подбросил вверх весь строй биотов. С напряжением удерживал геликоптер их тяжесть в двух или трех метрах над грунтом. Первыми свалились два краба, не соприкасавшиеся с пойманным, буквально через несколько секунд они упали друг на друга, застыв неподвижной кучей. Три прочих продержались подольше - прошло секунд десять, прежде чем клешни их разжались и крабы упали на землю. Под всеобщие радостные крики и поздравления геликоптер поднялся повыше. Франческа снимала сцену ловли метров с десяти. Когда последние три биота, в том числе и вожак, отпустили пойманного и упали на грунт Рамы, она откинулась, чтобы показать, как геликоптер с добычей отправляется к берегам Цилиндрического моря. Через две-три секунды она осознала, что все кричат ей. Упав на землю, вожак и два его компаньона, несмотря на легкие повреждения, начали шевелиться буквально сразу после падения. И пока Франческа снимала геликоптер, вожак ощутил ее присутствие и направился к ней. Два других следовали в шаге за ним. Они были уже только в четырех метрах от нее, когда Франческа наконец поняла, что сама теперь сделалась дичью. Она повернулась и припустилась бежать. - В сторону, - кричал в коммуникатор Уэйкфилд, - они ходят лишь по прямой. Франческа петляла, но биоты не прекращали погони. Исходный выброс адреналина позволил ей увеличить расстояние между собой и крабами до десяти метров. Но журналистка начинала уже уставать, не знающие жалости биоты настигали ее. Франческа поскользнулась, едва не упав. И когда вновь побежала, головной биот был уже в трех метрах. Реджи Уилсон бросился к вездеходу, как только заметил, что биоты преследуют Франческу. Оказавшись за рулем, он на всей скорости бросился к ней. Сперва он намеревался подобрать ее и увезти, но теперь крабы были слишком близко, и Реджи решил сбоку врезаться в их походный порядок. Легкая машина со скрежетом протаранила биотов. План Реджи удался. Столкновение отбросило крабов в сторону. Франческа оказалась в безопасности. Но биоты не замерли на месте... куда там. Один из преследователей потерял ногу, клешня вожака была слегка повреждена, но через какие-то секунды все они приступили к разбитой машине. Сперва принялись клешнями рубить вездеход на части, превращая их в еще более мелкие обломки с помощью разного рода устройств. Столкновение на какой-то миг ошеломило Реджи. Инопланетные крабы оказались тяжелее, чем он предполагал. И машина получила серьезные повреждения. Осознав, что биоты сохранили активность, он попробовал выпрыгнуть из вездехода, но не сумел - погнувшийся приборный щиток придавил ему ноги. Ужас его продлился не более десяти секунд. Никто и ничем не мог помочь ему. Жуткие вопли Реджи Уилсона недолго оглашали просторы Рамы, пока биоты рубили его тело на части, как очередную деталь вездехода. Все совершилось быстро и организованно. Последние секунды его жизни снимали Франческа и автоматические камеры геликоптера. Изображение напрямую транслировалось на телеэкраны Земли. 30. ПОСМЕРТНАЯ II Николь неподвижно сидела в своем домике в лагере "Бета". Искаженное ужасом лицо рассекаемого на куски Реджи Уилсона не могло исчезнуть из памяти. Она пыталась заставить себя думать о чем-нибудь другом. "Что же, что же теперь с нами будет?" В Раме опять стало темно: три часа назад свет вдруг выключился, тридцати четырех секунд не дотянув до продолжительности прошлого раманского дня. В обычное время то же явление вызвало бы много шума и толков. Но не сейчас. Никто из космонавтов не хотел разговаривать. Жуткая смерть Уилсона придавила память слишком тяжелым грузом. Обычное послеобеденное совещание отложили до утра. Дэвид Браун и адмирал Хейльман были заняты долгими объяснениями с официальными лицами МКА. Николь не принимала участия в переговорах с Землей, однако их содержание нетрудно было представить. Едва ли можно сомневаться: теперь экспедицию отзовут, этого могло потребовать и общественное мнение. В конце концов вся Земля увидела такую жуткую сцену... Николь представила Женевьеву перед экраном телевизора, на котором биоты методично рубят в лапшу космонавта Уилсона. Она поежилась, а потом упрекнула себя за эгоизм. "Истинный ужас был в Лос-Анджелесе". С семьей Уилсона Николь дважды встречалась на вечеринках, когда экипаж только что был сформирован. В особенности ей запомнился мальчик. Его звали Рэнди. Ему было семь или восемь, большеглазый, чудесный мальчишка. Он любил спорт. Притащил Николь одну из своих драгоценностей - программку с Олимпиады-2184, сохранившуюся в почти идеальном состоянии, и попросил расписаться на странице, посвященной женскому тройному прыжку. Потом поблагодарил ее широкой улыбкой. В ответ она взъерошила ему волосы. Представить себе, как Рэнди Уилсон видит на экране гибель отца, Николь не могла. В уголках глаз выступили слезы. "Что за кошмарный выпал для тебя год, малыш, - подумала она. - Какая карусель. Сперва радость - отец у тебя космонавт. А потом Франческа, весь этот дурацкий развод. И теперь эта жуткая трагедия". Николь было очень тоскливо, но взбудораженный ум не хотел спать. Она решила, что неплохо с кем-нибудь поговорить, и, подойдя к ближайшей хижине, негромко постучала в дверь. - Кто там? - послышалось изнутри. - Привет, Такагиси-сан. Это Николь. Можно войти? Японец подошел к двери и открыл ее. - Неожиданный сюрприз, - проговорил он. - Это визит профессионала? - Нет, - ответила она, войдя внутрь. - Совершенно неофициальный. Уснуть не могу. И я подумала... - Рад видеть вас в любое время, - сказал Такагиси с дружелюбной улыбкой. - Не нужно никаких причин, - несколько секунд он глядел на нее. - Меня глубоко потрясло сегодняшнее событие. Я чувствую свою ответственность. По-моему, я не все сделал, чтобы остановить... - Не надо, Сигеру, не будьте смешным. Вашей вины нет. Вы хоть предупреждали. А я врач - и то ничего не сказала. Глаза ее бродили по домику Такагиси. Возле кровати японца на полу на маленьком кусочке ткани Николь заметила забавную белую фигурку с черными отметинами. Подойдя поближе, она опустилась перед ней на колени. - Что это? - спросила она. Доктор Такагиси был несколько смущен. Подойдя к Николь, он поднял с пола крошечного толстого азиата. Зажав фигурку между указательным и большим пальцами, он проговорил: - Это фигурка нэцкэ из приданого моей жены, она сделана из слоновой кости. Он передал человечка Николь. - Это царь богов. Пара его - столь же полная царица - сейчас стоит в Киото на столике возле постели моей жены. Многие люди собирали такие фигурки, когда жизни слонов как вида еще ничего не угрожало. В семье моей жены хранится великолепная коллекция. Николь разглядывала покоившегося в руке человечка, благородно и ясно улыбавшегося с ладони. Ей представилась прекрасная Матико Такагиси, оставшаяся в Японии, и на миг она позавидовала им. "Имея за спиной такую опору, легче переносить и события, подобные гибели Уилсона". - Не присядете ли? - предложил Такагиси. Николь опустилась на стоявший рядом с постелью ящик, и они минут двадцать проговорили. В основном о своих семейных традициях. Несколько раз всплывала дневная трагедия, однако о Раме и экспедиции "Ньютон" старались не вспоминать. Обоим необходимы были эти утешительные воспоминания о земной повседневной жизни. - А теперь, - проговорил Такагиси, допивая чай и ставя свою чашку на стол рядом с чашкой Николь, - у меня несколько неожиданная просьба к доктору де Жарден. Не могли бы вы принести сюда медицинское оборудование из вашего домика? Я бы хотел пройти сканирование. Николь рассмеялась, но, заметив серьезное выражение на лице коллеги, умолкла. Когда через несколько минут она возвратилась со сканером, доктор Такагиси объяснил ей причины своей просьбы. - Днем я дважды почувствовал в груди острую боль. Тогда все волновались, Уилсон как раз врезался в строй биотов, и я понял... - Предложение он не окончил. Николь, кивнув, включила свой прибор. Три минуты оба они молчали. Николь проверила все угрожающие сигналы, просмотрела графики и диаграммы, описывающие сердечную деятельность японца, то и дело качая головой. Закончив, она грустно улыбнулась своему другу. - У вас был легкий сердечный приступ, - сказала она Такагиси. - Может быть, два подряд. С тех пор сердечная деятельность не нормализовалась. - По лицу японца было видно, что новость не является для него неожиданной. - Мне очень жаль. У меня с собой есть кое-какие лекарства, и я их вам дам, но это лишь временные меры. Нам придется возвратиться на "Ньютон", чтобы сделать все необходимое. - Хорошо, - он слабо улыбнулся. - Если верны предсказания, через двенадцать часов в Раме снова станет светло. Тогда, я думаю, можно будет и отправиться. - Возможно, - ответила она, - но сперва придется переговорить с Брауном и Хейльманом. Мне кажется, что нам лучше отправиться прямо с утра. Потянувшись, он прикоснулся к ее руке. - Спасибо, Николь. Она отвернулась. Второй раз за этот час на глаза навернулись слезы. Оставив Такагиси, Николь направилась к домику доктора Брауна. - Николь, это вы, - услышала она из темноты голос Ричарда Уэйкфилда. - А я был уверен, что вы спите. У меня есть для вас кое-какие новости. - Привет, Ричард, - поздоровалась Николь, когда тот с фонариком в руках вынырнул из темноты. - Я не мог уснуть, - пояснил он, - слишком много всякой пакости в голове. И решил поразмыслить над вашим делом. - Он улыбнулся. - Все оказалось куда проще, чем я предполагал. Не заглянете ли ко мне, поговорим? Николь смутилась. Она уже обдумывала, что будет говорить Брауну и Хейльману о Такагиси. - Или вы забыли, - напомнил Ричард, - всю эту историю с программным обеспечением "Рохира" и ручными командами? - Значит, вы работали над _этим_? - переспросила она. Прямо здесь? - Конечно. Пришлось только попросить О'Тула передать сюда все данные. Пойдемте, я покажу. Николь решила, что встреча с доктором Брауном может и подождать. Она шла рядом с Ричардом. По пути тот стукнул в стенку одной из хижин. - Эй, Табори, угадай-ка, кого я нашел? - воскликнул он. - Нашу прекрасную докторшу и в самых густых потемках. Ты не хочешь к нам присоединиться? - И обратился к Николь. - Ему я кое-что уже объяснил, а в вашем домике было темно, и я решил, что вы уже спите. Через минуту в двери появился Янош, приветствовавший Николь улыбкой. - Отлично, Уэйкфилд, - ответил он, - только не затягивай, я и так засыпаю. Когда они оказались в его хижине, британский инженер с явным удовольствием поведал, что случилось с роботом-хирургом при внезапном развороте "Ньютона". - Вы были правы, Николь, - проговорил он, - в "Рохир" были введены ручные команды. Они действительно отключили защитные алгоритмы, и ни один из них не сработал _во время_ маневра Рамы. Улыбаясь, Уэйкфилд продолжил, убедившись, что Николь следит за его объяснением. - По-видимому, когда Янош упал и ударил рукой по клавиатуре, он отдал три команды. Так по крайней мере решил "Рохир", он принял последовательность из трех ручных команд. Естественно, получилась бессмыслица, но "Рохир" не знал этого. - Быть может, вы теперь представите, какие кошмары терзают душу того, кто создает программное обеспечение. Всех вариантов никто не может предвидеть. И программисты предусмотрели защиту от _одной_ случайной команды - ну если кто-то неумышленно прикоснется к пульту во время операции, - но не от _нескольких_. Все ручные команды система считает экстренными. И, поскольку они обладают высоким приоритетом в программном обеспечении "Рохира", принимаются к исполнению немедленно. Однако программа знает, что одиночная ручная команда может оказаться "плохой", и способна отвергнуть ее и обратиться к следующему приоритету, в том числе и к защите от ошибок. - Извините, - сказала Николь. - Я не поняла. Как это может программа отвергнуть одну плохую команду, а несколько пропустить? Я считала, что процессор оперирует с рядами. Обернувшись к своему портативному компьютеру, Ричард по заметкам вывел на монитор ряды и колонки цифр. - Вот операции, которые "Рохир" выполнял после этих ручных команд. - Они повторяются, - заметил Янош, - через семь операций. - Правильно, - ответил Ричард. - Три раза "Рохир" пытался исполнить первую ручную команду и каждый раз неудачно, потом он перешел к следующей команде, как это и предусмотрено программой... - Но почему, - осведомился Табори, - он вернулся потом к первой команде? - Потому что программисты не предусмотрели возможности поступления _многократной_ ошибочной команды. Закончив обработку каждой команды, программа всякий раз спрашивает у себя - нет ли на буфере другой ручной команды. Если ее _нет_, программа отвергает первую команду и происходит прерывание. Если она _есть_, программа запоминает отвергнутую команду и считывает следующую. И если последовательно не прошли уже две команды, программа _решает_, что сломан процессор, и переключается на дублирующий и вновь пытается обработать те же ручные команды. Понимаете. Пусть одна... Несколько секунд Николь слушала, как Ричард и Янош разговаривают о дублировании подсистем, буферных командах и очередности считывания. Ее знания в области защиты от неисправностей и дублирования были минимальны, поэтому участвовать в разговоре она не могла. - Минуточку, - наконец вмешалась она. - Я опять сбилась. Помните, я все-таки не инженер. Может ли кто-нибудь изложить мне суть дела на обычном английском языке? Уэйкфилд пустился в извинения. - Простите, Николь, - проговорил он, - вы знаете как устроены программы с прерыванием? - Она кивнула. - А очередность приоритетов в такой системе вам знакома? Хорошо. Тогда объяснение будет несложным. Сигналы на прерывание от видеосистемы и акселерометра обладали меньшим приоритетом, чем ручные команды, непроизвольно созданные Яношем при падении. Программа зациклилась по контуру обработки ручных команд и не смогла услышать сигналы датчиков. Поэтому скальпель продолжал резать. Николь почему-то ощутила разочарование. Объяснение оказалось достаточно простым, и ей вовсе не хотелось бы узнать, что виноват Янош или любой другой член экипажа. Но уж слишком простым было это объяснение. Оно не стоило потраченного ею времени и сил. Сев на кушетку Ричарда, Николь проговорила: - Вот и вся моя тайна? Янош опустился возле нее. - Николь, приободритесь, - сказал он. - Новость неплохая. Во всяком случае, мы не напутали в исходных данных, и все нашло достаточно логичное объяснение. - Просто великолепное, - саркастически отозвалась Николь. - Но генерал Борзов тем не менее мертв. А теперь еще и Реджи Уилсон. - Николь припомнила возбужденное состояние американского журналиста в последние дни и свой разговор с Франческой. - Кстати, - не задумываясь, спросила она, - никто из вас не слышал, жаловался ли генерал Борзов на головную боль или на какие-нибудь другие неудобства? В особенности в день банкета? Уэйкфилд покачал головой. - Нет, - ответил Янош. - А почему вы спрашиваете? - Дело в том, что я запросила у портативного диагноста возможный диагноз, основываясь на его биометрических показаниях, в том случае, если у него _не было_ аппендицита. Наиболее вероятная причина - отравление. Вероятность - 62%. Я подумала, что возможна аллергическая реакция на какой-нибудь медикамент. - В самом деле? - Янош был явно задет. - А почему вы ничего не говорили мне об этом? - Я собиралась... несколько раз. Но мне показалось, что вам неинтересно было меня слушать. Помните, я хотела зайти к вам в каюту на "Ньютоне" через день после смерти Борзова? Как раз после собрания экипажа. По вашей реакции я решила, что лучше не ворошить... - Боже, - Янош покачал головой, - насколько же мы, люди, не умеем общаться и понимать друг друга. У меня просто голова болела тогда, вот и все. Я и не предполагал, что вы расцените мою реакцию как нежелание говорить о смерти Валерия. - Кстати, об общении, - произнесла Николь, устало поднимаясь с кушетки. - Перед сном мне нужно переговорить еще с доктором Брауном и адмиралом Хейльманом. - Она поглядела на Уэйкфилда. - Большое спасибо за помощь, Ричард. Если бы могла, сказала бы, что теперь чувствую себя лучше. Она подошла к Яношу. - Извините, друг мой. Мне следовало бы провести расследование совместно с вами. Тогда оно наверняка закончилось бы быстрее. - Отлично, - ответил тот. - Не будем вспоминать об этом, - он улыбнулся. - Пойдемте, провожу вас до дома. Постучав в дверь домика, Николь услышала внутри громкий разговор. Дэвид Браун, Отто Хейльман и Франческа Сабатини спорили о том, как реагировать на последние директивы с Земли. - Они переигрывают, - говорила Франческа. - Сами все поймут, как только появится время для размышлений. Это же не первая экспедиция, в которой погиб человек. - Но нам же _приказали_ возвращаться на "Ньютон" как можно скорее, - протестовал адмирал Хейльман. - Значит, завтра придется переговорить с ними еще раз, объяснить, почему мы собираемся сперва обследовать Нью-Йорк. Такагиси утверждает, что через день-другой море начнет таять, и нам все равно придется уходить. Кстати, Уэйкфилд, Такагиси и я что-то слыхали в _ту_ ночь, хотя Дэвид и не верит мне. - Не знаю, Франческа, - начал Дэвид Браун, когда услышал стук Николь. - Кто еще там? - резко спросил он. - Космонавт де Жарден. У меня важная медицинская информация... - Знаете, де Жарден, - торопливо перебил ее Браун, - мы сейчас очень заняты. Не может ли ваше дело подождать до утра? "Хорошо, - подумала Николь. - Я-то до утра подожду". Ей вовсе не хотелось торопиться извещать Дэвида Брауна о состоянии сердца Такагиси. - Приняла, - ответила она громко. Через какие-то секунды спор за ее спиной вновь разгорелся. Она медленно брела к своей хижине. "Уж завтра дело пойдет лучше", - думала она, укладываясь на кушетке. 31. ВУНДЕРКИНД ИЗ ОРВИЕТО - Спокойной ночи, Отто, - проговорил Дэвид Браун в спину германскому адмиралу, выходившему из его хижины. - До завтра, - доктор Браун зевнул и потянулся. Поглядел на часы. Оставалось еще чуть более восьми часов до того, как свет включится снова. Он стащил свой летный костюм, отпил воды. Франческа вошла в его хижину, едва он опустился на ложе. - Дэвид, - объявила она, - у нас новые сложности, - и, подойдя поближе, коротко чмокнула его в щеку. - Я разговаривала с Яношем. Николь заподозрила, что Валерий получил препарат. - Чтооо? - Браун взвился с кушетки. - Как она сумела? Ведь даже возможности не было... - Очевидно, биометрия обнаружила какие-то свидетельства, и она ими воспользовалась. Сегодня Николь проговорилась об этом Яношу. - Ты ничем не выдала себя, когда разговаривала с ним? Мы должны совершенно... - Конечно, нет, - ответила Франческа. - Во всяком случае, Яношу ничего подобного и в голову не придет. Он-то - просто воплощенная невинность, по крайней мере в таких делах. - Чертова баба. Лезет повсюду со своей проклятой биометрией. - Дэвид потер лицо руками. - Ну и денек. Сперва этот дурень Уилсон лезет в герои. Теперь еще эта... Я же говорил тебе, что надо стереть все данные об операции. Уничтожить основные файлы совсем не сложно. И тогда ничто не... - Результаты биометрии останутся, - возразила Франческа, - а в них и содержится главное свидетельство против нас. Чтобы обнаружить все это по данным об операции, нужно быть не иначе как гением. Она села и прижала голову доктора Брауна к груди. - Наша серьезная ошибка заключалась не в том, что мы не уничтожили файлы - такое могло лишь вызвать подозрения в МКА. Мы ошиблись в оценке Николь де Жарден. Высвободившись из ее объятий, доктор Браун поднялся. - Черт побери, Франческа, во всем виновата ты. Зачем я только позволил тебе втравить меня в это дело. Я же с самого начала знал... - С самого начала знал, - резко перебила Франческа своего соучастника, - что ты, доктор Дэвид Браун, не участвуешь в первой вылазке внутрь Рамы. Ты знал, что и твои будущие миллионы, и слава лидера экспедиции будут поставлены под сомнение, если ты останешься на борту "Ньютона". - Перестав ходить, Браун замер перед Франческой. - С самого начала ты знал, - продолжала она уже более мягким тоном, - что и я была заинтересована в твоем участии в первой вылазке. И что ты можешь рассчитывать на мою поддержку. Взяв Брауна за руки, она потянула его к кушетке. - Садись, Дэвид. Мы вновь и вновь возвращаемся к одному и тому же. Генерала Борзова убили не мы. Мы с тобой только дали ему препарат, вызвавший симптомы аппендицита. Но решились на это мы вместе. И если бы Рама не начал этот маневр и если бы не подвел робот-хирург, наш план сработал бы превосходно. Борзов сейчас поправлялся бы после аппендэктомии на борту "Ньютона", а мы с тобой распоряжались бы экспедицией внутри "Рамы". Выдернув свои руки из ее ладоней, Браун принялся их тереть. - Я... я замарался, - проговорил он. - Прежде я ничего подобного не делал. То есть нравится это нам с тобой или нет, отчасти мы виноваты в гибели Борзова. И в смерти Уилсона, пожалуй, тоже. Нам могут предъявить обвинение, - он вновь покачал головой, на его лице появилась отрешенность. - Я же ученый. Что же стряслось со мной? Как я вляпался во все это? - Избавь меня от этих претензий на добродетель, - резким тоном проговорила Франческа. - И нечего себя обманывать. Или это не ты тот самый мужчина, что похитил важнейшее астрономическое открытие десятилетия у своей выпускницы, а потом еще женился на ней, чтобы навсегда заткнуть рот? Так что невинности ты лишился давным-давно. - Ну это неправда, - возмутился доктор Браун. - В прочих вещах я был честен, кроме... - Кроме тех случаев, которые сулили тебе выгоду. Просто куча дерьма! - Франческа вскочила и сама уже принялась расхаживать по домику. - Все вы, мужчины, ханжи. Просто удивляешься тем объяснениям, которыми вы поддерживаете в себе представления о собственном благородстве. Вы никогда не признаетесь в том, каковыми являетесь и чего добиваетесь. Женщины честнее относятся к себе. Мы знаем наши амбиции, желания, основные потребности... собственные слабости тоже. И принимаем себя такими, какими являемся, а не какими хотели бы видеть. Вернувшись к кушетке, Франческа вновь взяла руки Дэвида Брауна в свои. - Милый мой, - откровенно сказала она, - мы с тобой родственные души. Наш союз построен на самой прочной основе - на взаимном эгоизме. Нас обоих влечет одно и то же - слава и могущество. - Жутко слушать. - Тем не менее это так, даже если ты не хочешь признаваться себе в этом. Дэвид, милый, разве ты не понимаешь, что испытываешь нерешительность потому, что не можешь сознаться в своей истинной сути? Погляди на меня. Я всегда точно знаю, чего хочу, и никогда не колеблюсь, когда приходится что-то решать. Поступаю автоматически. Американский физик долго молчал, сидя рядом с Франческой. Наконец он повернулся и положил голову ей на плечо. - Сперва Борзов, теперь Уилсон, - вздохнул он. - Меня словно выпороли. Хорошо бы всего этого не было. - Дэвид, сдаваться поздно, - Франческа погладила его по голове. - Мы зашли чересчур далеко и главный приз уже перед нами. Потянувшись, Франческа начала расстегивать рубашку на нем. - День был долгий и трудный, - проговорила она успокоительным тоном, - давай попытаемся забыть об этом. - Дэвид Браун закрыл глаза, она поглаживала его по лицу и плечам. Потом Франческа надолго припала к его губам и вдруг отодвинулась. - Знаешь что, пока мы вместе, можно черпать силу друг в друге. - Начиная неторопливо раздеваться, она стала перед Дэвидом, заставляя его открыть глаза. - Поспеши, - нетерпеливо произнес он, - я уже... - Не волнуйся, - ответила Франческа, лениво спуская с себя трусы, - со мной у тебя никаких проблем не было. - Франческа вновь улыбнулась, раздвигая его колени и прижимая голову к грудям. - Не забывай об этом, - проговорила она, потянув с него шорты свободной рукой. - Я тебе не Элейн. Франческа разглядывала уснувшего возле нее Дэвида Брауна. Напряженность и беспокойство, еще несколько минут назад не исчезавшие с его лица, сменились спокойной мальчишеской улыбкой. "Как примитивны мужчины, - размышляла Франческа, - оргазм моментально успокаивает их. Хотелось бы, чтобы так было с нами, женщинами". Она соскользнула с узкой кушетки и оделась. Франческа старалась не побеспокоить спящего друга. "У нас с тобой все-таки остается проблема, - сказала она себе, закончив с одеванием, - и решать ее нужно безотлагательно. Куда более трудная, ведь придется иметь дело с женщиной". Франческа вышла наружу - во тьму недр Рамы. Возле склада на другом конце лагеря светились огоньки, но в остальном лагерь "Бета" был погружен во мрак. Все спали. Включив свой небольшой фонарик, она пошла к югу - в сторону Цилиндрического моря. "Что же вам нужно, мадам Николь де Жарден? - размышляла она. - Где ваша слабость, где мне искать вашу ахиллесову пяту?" Несколько минут Франческа старательно перебирала в памяти все что знала о Николь, тщетно пытаясь обнаружить какой-нибудь дефект личности или характера, за который можно было бы зацепиться. "Деньги? Нет. Секс тоже, во всяком случае, я ее не заинтересую. - Она усмехнулась про себя. - Дэвид тоже. Николь не скрывает неприязни к нему". "А как насчет шантажа?" - спросила себя Франческа, оказавшись возле берега моря. Ей вспомнилась реакция Николь на вопрос об отце Женевьевы. "Пригодилось бы, - подумала она, - знай я только ответ... но я его не знаю". Франческа была озадачена: ей не удалось придумать способ скомпрометировать Николь де Жарден. Огоньки лагеря уже были едва заметны во мраке. Франческа выключила фонарик и очень осторожно опустилась на край утеса, спустив ноги вниз. Оказавшись в такой позе над льдами Цилиндрического моря, Франческа вдруг вспомнила свое детство в Орвието. В одиннадцать лет, невзирая на все предупреждения, доносившиеся со всех сторон, не по годам развитая девочка решила начать курить сигареты. Каждый день после школы она спускалась из своего городка на окружавшую его равнину - на бережок любимого ручейка. И там дымила в тишине, как бы выражая этим личный протест, придумывая себе сказочный мир - с замками, принцами... где-нибудь в миллионах километров от матери и отчима. Воспоминания о юности пробудили в Франческе желание покурить. В экспедиции она принимала никотиновые пилюли, удовлетворявшие лишь потребность привыкшего к наркотику тела. Усмехнувшись про себя, Франческа потянулась к одному из карманов летного комбинезона. Там в специальном футляре она хранила три сигареты - на "крайний случай". Выкурить сигаретку внутри внеземного звездолета, пожалуй, будет поступком еще более дерзким, чем курение в одиннадцать лет. Откинув голову назад, она выпустила из легких в воздух Рамы струю табачного дыма. Франческе хотелось кричать от восторга: поступок позволил ей ощутить собственную свободу. И угроза, которую представляла для нее Николь де Жарден, вдруг показалась не столь существенной. Попыхивая сигареткой, Франческа вспоминала жгучее одиночество девчонки, бродившей по склонам старого Орвието. И тот ужасный секрет, который навеки спрятала в своем сердце. Об отчиме Франческа не говорила никому, тем более матери, да и теперь вспоминала нечасто. Но здесь, над Цилиндрическим морем, ту детскую боль она ощутила очень остро. "Все началось сразу после моего одиннадцатого дня рождения, - подумала она, вновь погружаясь в воспоминания восемнадцатилетней давности. - Сперва я даже не поняла, чего добивается этот сукин сын. - Она снова глубоко затянулась. - Даже после того, как начал мне ни с того ни с сего подарки таскать". Он был директором ее новой школы. В своем первом же тесте Франческа обнаружила редкие знания по истории Орвието. Она выходила за всякие рамки - чудо и только. До той поры отчим не замечал ее. Восемнадцать месяцев назад они с матерью поженились и немедленно завели близнецов. Франческа была лишним ртом и докукой - просто предметом в приданом матери. "Несколько месяцев он старался быть со мной особенно ласковым, а потом мать отправилась ненадолго погостить у тети Карлы". Потоком хлынули мучительные воспоминания: запах вина в дыхании отчима, его потное тело и свои слезы - когда он оставил ее комнату. Кошмар продлился около года. Отчим овладевал ею, когда матери не было дома. А потом однажды вечером, пока он одевался, повернувшись к ней спиной, Франческа врезала ему по затылку алюминиевой бейсбольной битой. Окровавленный и потерявший сознание отчим свалился на пол. Она выволокла его в гостиную и бросила. "Он больше не посмел прикоснуться ко мне, - вспоминала Франческа, вминая сигарету в грунт Рамы. - Мы жили в одном доме как незнакомцы. С тех пор я стала проводить бОльшую часть своего времени с Роберто и его друзьями. Я ждала своего часа. И когда пришел Карло, я не упустила его". Летом 2184 года Франческе исполнилось четырнадцать. Большую часть лета она провела, слоняясь вокруг центральной площади Орвието. Ее кузен Роберто как раз получил диплом экскурсовода по кафедральному собору. Старинный Il Duomo, главная достопримечательность города, строился этапами начиная с XIV века. Этот храм был художественным и архитектурным шедевром. Фрески Луки Синьорелли [итальянский художник (1445/50-1523)] в его капелле Сан-Брицио были провозглашены самым прекрасным примером стенной живописи XV века за пределами Ватиканского музея. Сделаться официальным экскурсоводом по Il Duomo было непросто, в особенности в девятнадцать лет. Франческа гордилась Роберто. И иногда сопровождала его, правда заранее дав обещание не затруднять кузена заковыристыми вопросами. И вот августовским вечером, как раз после ленча, на площадь возле Il Duomo выкатил изящный лимузин; шофер потребовал в туристическом бюро экскурсовода. Джентльмен в лимузине не делал предварительного заказа, и под рукой оказался один Роберто. Франческа с немалым любопытством разглядывала невысокого симпатичного мужчину, или заканчивавшего третий десяток, или уже разменявшего четвертый. Уже целое столетие автомобили в верхнюю часть Орвието пропускали только по специальному разрешению. Значит, этот мужчина - личность незаурядная. Как и всегда, Роберто начал экскурсию с рельефов работы Лоренцо Майтани [итальянский скульптор и архитектор (умер в 1330 г.)] на наружном портале храма. Любопытствуя, Франческа держалась в сторонке и курила, тем временем кузен рассказывал о причудливых изваяниях демонов в подножии колонн. - Перед вами одно из самых ранних изображений ада, - говорил Роберто, указывая на поистине дантовы фигуры. - XIV век... Концепция ада, порожденная буквальным истолкованием Библии. - Ха! - вдруг встряла Франческа. Бросив сигарету на брусчатую мостовую, она подошла к Роберто и пригожему незнакомцу. - Концепция ада в мужском понимании. Посмотрите, у многих демонов заметны груди, и по большей части изображенные грехи имеют половую природу. Мужчины всегда полагали, что сотворены совершенными, и только женщины научили их греху. Незнакомец был удивлен шпанистого вида девицей, пускающей дым изо рта. Но тут же отметил природную красоту и сметливость. Кто она? - Это моя кузина Франческа, - ответил взволнованный ее неожиданным вмешательством Роберто. - Карло Бьянки, - сказал мужчина, протягивая руку. Ладонь была влажной. Заглянув ему в лицо, Франческа заметила интерес. Она ощущала, как колотится в груди сердце. - Слушая Роберто, - застенчиво проговорила она, - вы получите только официальную информацию. Смачные кусочки он опускает. - А вы, юная леди... - Франческа, - сказала она. - Значит, Франческа. У вас есть особенная информация? Франческа ответила самой обворожительной улыбкой. - Я много читала, - пояснила она, - и все знаю о мастерах, создававших собор, в частности о живописце Луке Синьорелли. - Она помедлила и затем продолжила. - А знаете ли вы, что Микеланджело приезжал сюда изучать фрески Синьорелли, прежде чем приступил к росписи Сикстинской капеллы. - Нет, не слыхал, - Карло от всей души расхохотался. Он был заинтересован. - А теперь узнал. Пойдем с нами. Будешь добавлять то, что пропустил кузен Роберто. Ей нравилось, как он глядит на нее. С восхищением, как на прекрасную картину или драгоценное ожерелье - ничего не пропуская бесстыжими глазами в ее фигуре. Его легкий смешок только подстегивал Франческу. И ее комментарии сделались еще более дерзкими и непристойными. - Видите эту бедняжку у демона на спине? - спросила она, пока гость разглядывал гениальные фрески Синьорелли внутри капеллы Сан-Брицио. - Она вроде бы едет на нем, так? Знаете, кто она? И лицо, и тело принадлежат подружке Синьорелли. Пока он день за днем вкалывал здесь, она соскучилась и решила позабавиться с парочкой герцогов. Словом, обделала Луку с головы до ног. Вот он и отомстил ей - обрек вечно ездить на бесе. Отсмеявшись, Карло спросил Франческу, справедливо ли было наказывать женщину. - Конечно, нет, - ответила четырнадцатилеточка. - Вот вам еще один пример мужского шовинизма XV века. Мужчина мог вставить кому угодно, и его назвали бы мужественным, а когда женщина хотела удовлетворить свои... - _Франческа_! - перебил ее Роберто. - Это уж слишком. Твоя мать убила бы тебя, если бы слышала, что ты здесь говоришь. - Причем тут мать. Я говорю о двойном стандарте, существующем и поныне. Поглядите на... Карло Бьянки не мог поверить своему счастью. Этот богатый модельер из Милана, добившийся к тридцати годам международной известности по случаю, из чистой прихоти нанял машину до Рима вместо того, чтобы воспользоваться, как обычно, скорым поездом. Его сестра Моника вечно твердила ему о дивном Il Duomo в Орвието. Остановиться он решил буквально в последнюю секунду. И тут - вот это да! - такой лакомый кусочек. После экскурсии он пригласил Франческу в ресторан. Но у входа в самый шикарный ресторан Орвието юная женщина замялась. И Карло понял причину. Они пошли в магазин, он купил ей дорогое платье, туфли к нему и все прочее. Карло был изумлен ее красотой. В четырнадцать-то лет! Франческе еще не приводилось пить по-настоящему хорошее вино. И она пила его словно воду, а при каждом новом блюде едва не повизгивала от удовольствия. Карло был очарован женщиной-ребенком. И тем, как сигаретка торчала у нее из уголка рта. Такая неиспорченная, такая неотесанная. С едой они покончили, когда уже стемнело. Франческа дошла с ним до лимузина на площади перед Il Duomo. Пока они спускались по темному переулку, она пригнулась и игриво прикусила мочку его уха. Притянув ее к себе, он был немедленно вознагражден взрывным поцелуем. Напряжение в чреслах одолевало его. Франческу тоже. Она, ни секунды не колеблясь, приняла предложение Карло проехаться на автомобиле. И когда лимузин подкатил к предместьям Орвието, она уже сидела на нем. Через полчаса, после того как они закончили заниматься любовью второй раз, Карло понял, что не в силах расстаться с этой невозможной девицей. Он спросил Франческу, не проводит ли она его до Рима. - Andiamo! [пошли! (итал.)] - ответила та с улыбкой. "А потом мы отправились в Рим и на Капри, - вспоминала Франческа. - Провели неделю в Париже. В Милане мне пришлось жить с Моникой и Луиджи. Для вида - внешнее впечатление весьма заботит мужчин". Долгие размышления Франчески нарушили померещившиеся вдалеке шаги. Она осторожно поднялась и прислушалась. Кроме собственного дыхания ничего не было слышно. Потом звук снова донесся до нее - слева. Слух свидетельствовал: кто-то идет по льду. Накатил страх - воображению представились жуткие твари, крадущиеся по льду к лагерю. Она вновь прислушалась, но ничего не услышала. Франческа направилась к лагерю. "Карло, - сказала она себе, - если я и любила мужчину, то только тебя. Даже когда ты начал делить меня со своими друзьями". Проснулась давняя, позабытая уже боль. Франческа с гневом противилась ей. "Но ты начал бить меня. И тогда все погибло. Ты и в самом деле оказался сукиным сыном". И Франческа решительно отодвинула воспоминания в сторонку. "Так на чем же я остановилась, - думала она, подходя к своему домику. - Ах, да. На Николь де Жарден. Что именно она уже успела узнать? И что с ней делать?" 32. ИССЛЕДОВАТЕЛЬ НЬЮ-ЙОРКА Тоненький звонок наручных часов вывел доктора Такагиси из глубочайшего сна. Некоторое время он даже не мог осознать, где находится. Сев на кушетке, японец потер глаза. И наконец понял, что находится внутри Рамы и что будильник должен был поднять его через пять часов сна. Он оделся в темноте. Потом взял большую сумку и несколько секунд шарил внутри нее. Удовлетворившись содержанием, перебросил ремень через плечо и направился к выходу из хижины. Осторожно выглянул - света в других домиках не было. Такагиси вздохнул и на цыпочках вышел наружу. Ведущий специалист Земли, первый знаток Рамы шел в сторону Цилиндрического моря. Добравшись до берега, спустился на лед по лестнице, прорезавшей 50-метровый обрыв. Став на нижнюю ступеньку, еще упрятанную в толще утеса, достал из сумки специальные шипы и прикрепил к подошве ботинок. Прежде чем сойти на лед, ученый установил индивидуальное навигационное устройство на нужное направление. Оказавшись в двух сотнях метров от берега, Такагиси потянулся в карман за портативным датчиком. С коротким стуком прибор упал на лед. Через несколько секунд Такагиси подобрал его. Датчик показывал, что температура вокруг -2 градуса Цельсия, а тихий ветерок дует над морем со скоростью восемь километров в час. Такагиси глубоко вздохнул и изумился - странный и невероятно знакомый запах. Озадаченный, он вздохнул снова, теперь уже желая лишь ощутить природу этого запаха. Сомнений не оставалось - пахло сигаретным дымом! Он торопливо выключил фонарь и застыл на месте. Его ум лихорадочно искал объяснения. Из всех космонавтов курила только Франческа Сабатини. Неужели она следовала за ним из лагеря? Что, если она заметила огонек, когда он проверял погодные условия? Он прислушался, но ничего не услышал в окружавшей его тьме. Но все-таки ждал. И когда через несколько минут после этого сигаретный дымок исчез, доктор Такагиси возобновил свой путь через льды, останавливаясь каждые четыре-пять шагов, чтобы убедиться, что за ним никто не увязался. Наконец он убедился, что Франческа не идет следом. Однако осторожный Такагиси включил свой фонарик лишь тогда, когда отошел от берега на километр и уже стал беспокоиться - не сбился ли с дороги. Чтобы перебраться к острову Нью-Йорк посреди моря, ему потребовалось сорок пять минут. Оказавшись в ста метрах от берега, японский ученый извлек из сумки другой фонарь, посильнее, и включил его. Мощный луч выхватил призрачные силуэты небоскребов. Мурашки забегали по спине японца. Наконец-то он здесь! Наконец можно приступить к поиску ответов на вопросы, не подчиняясь ничьим произвольным суждениям. Доктор Такагиси в точности знал, куда ему нужно в Нью-Йорке. Каждый из трех секторов города раман был поделен на три дольки - словно пирог на ломти. В центре каждого из трех основных районов находилось ядро - главная площадь, вокруг которой и группировались строения и улицы. Еще мальчишкой в Киото, перечитав все, что удалось обнаружить об экспедиции на первого Раму, Такагиси мечтал постоять в центре одной из этих неведомых, чужих площадей, поглядеть задрав голову на здания, сооруженные существами с иной звезды. Такагиси был уверен: именно Нью-Йорк скрывает все главные секреты Рамы, на этих трех площадях и следует искать ключи к загадочному предназначению межзвездного корабля. Карта Нью-Йорка, доставленная на Землю первой экспедицией, была выгравирована в памяти Такагиси едва ли не столь же отчетливо, как и карта родного Киото. Но космонавты-предшественники не могли уделить Нью-Йорку много времени. Из девяти его частей они смогли подробно картографировать лишь одну и, воспользовавшись общими достаточно неполными наблюдениями, решили, что все районы города идентичны. По мере того как Такагиси все больше и больше углублялся в зловещий покой одного из центральных районов, начали проявляться известные отличия между этим сегментом Рамы и местом, исследованным экипажем Нортона, - в примыкающем ломте. Общее расположение улиц в обоих случаях повторялось, однако по мере приближения к площади Такагиси понял, что мелкие улочки направлены чуть иначе, не так, как свидетельствовали первооткрыватели. Научная жилка в душе Такагиси то и дело заставляла его останавливаться, чтобы занести все различия в портативный компьютер. Японец уже входил в область, непосредственно примыкающую к площади, улицы от нее разбегались концентрическими кругами. Миновав три поперечные улицы, он оказался перед огромным зеркальным октаэдром высотой в сотню метров. Лучи от сильного фонаря играли на его поверхности, отражаясь в окружающих зданиях. Такагиси медленно обошел октаэдр, разыскивая вход, но ничего не нашел. По другую сторону восьмигранного сооружения в центре площади располагался широкий круг, где не было высоких сооружений. Сигеру Такагиси направился вдоль его периметра, внимательно изучая окружающие здания. Никаких новых представлений о предназначении сооружений ему не удалось получить. Временами оборачиваясь к центру площади, он также не видел на ней ничего необычного. Тем не менее он ввел в свой компьютер расположение многочисленных низких, ничем не примечательных металлических ящиков, разделявших площадь на отделения. Вновь оказавшись перед октаэдром, доктор Такагиси сунул руку в сумку и извлек из нее тонкую гексагональную плату, плотно прикрытую электроникой. Свою научную аппаратуру он разместил на площади в трех или четырех метрах от октаэдра, а потом затратил десять минут, проверяя радиоаппаратом исправность всех приборов. По окончании этой работы японский ученый быстро оставил площадь и направился к Цилиндрическому морю. Такагиси находился как раз на середине второй поперечной улицы, когда до его ушей с площади донесся короткий, но громкий хлопок. Он обернулся и застыл на месте. Через несколько секунд японец услышал другой звук. Его Такагиси помнил с первой вылазки: шорох металлических щеток и утопающий в нем тонкий посвист. Он посветил фонарем в сторону площади. Звук прекратился. Такагиси выключил фонарь, по-прежнему стоя посреди улицы. Через несколько минут шорох послышался вновь. Такагиси, крадучись, миновал в обратном направлении обе поперечные улицы и начал обходить октаэдр, двигаясь в направлении шума. Когда он уже поворачивал к выходу с площади, в сумке зазвенел звонок. Когда Такагиси выключил сигнал, свидетельствовавший, что оставленное им на площади оборудование уже вышло из строя, в Нью-Йорке воцарился полный покой. И доктор Такагиси снова стал ждать, но на этот раз звук не повторился. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, он призвал всю свою храбрость. Однако любопытство каким-то образом пересилило страх, и Такагиси вернулся к площади, чтобы проверить, что случилось с его приборами. Его удивило исчезновение гексагональной платы... Куда она могла подеваться? Кто или что - причина исчезновения? Такагиси понимал, что близок к чрезвычайно важному открытию. А еще ему было страшно. Еле преодолевая желание спастись бегством, он обвел края площади лучом фонаря, надеясь найти объяснение внезапного исчезновения научной станции. Луч высветил металлическую пластинку метрах в тридцати или сорока ближе к центру площади. Инстинктивно Такагиси понял, что свет отражается от его приборов. Он поспешил к ним. Встав на колени, японец разглядывал электронную схему. Видимых повреждений не было, и он уже вытащил свой радиоаппарат, чтобы по одному проверить отдельные узлы, когда заметил нечто вроде куска толстого каната около пятнадцати сантиметров в диаметре на краю освещенного круга. Подобрав фонарь, Такагиси подошел ближе к загадочному объекту. Покрытый черными и золотыми полосами, он тянулся метров на двенадцать в сторону странного вида металлического сооружения примерно трех метров высотой. Такагиси ощупал объект. Сверху он оказался мягким, даже пушистым. Но когда японец попытался прикоснуться снизу, объект шевельнулся. Такагиси мгновенно выронил странный предмет и только глазами следил, как тот медленно уползает к укрытию; его движение сопровождалось шорохом металлических щеток. Доктор Такагиси мог уже слышать биение собственного сердца. И вновь нахлынуло желание бежать... Он вспомнил свои первые медитации в колледже - в саду наставника дзэн. Он не будет бояться. Такагиси велел своим ногам идти к укрытию. Черно-золотая веревка исчезла, на всей площади воцарилось безмолвие. Такагиси приближался к металлическому навесу, посвечивая фонарем в то самое место, где исчез странный канат. Обойдя угол, он осветил фонариком внутреннюю часть навеса - и не смог поверить своим глазам: в лучах света извивался огромный ком переплетенных черно-золотых щупалец. Тонкий визг вдруг словно взорвался в ушах. Глянув через левое плечо, доктор Такагиси застыл как громом пораженный. Глаза его выкатились, и вопль потонул в усиливавшемся шуме. Три щупальца ползли, чтобы схватить его. Тогда стенки сердца не выдержали, и он рухнул уже мертвым прямо на протянувшиеся конечности удивительного существа. 33. ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК - Адмирал Хейльман? - Да, генерал О'Тул? - Вы один? - Безусловно. Я только что проснулся - несколько минут назад. До встречи с доктором Брауном осталось более часа. Почему вы звоните так рано? - Пока вы спали, я получил кодированное сообщение особой важности из военного командования Совета Объединенных Правительств (СОП). Речь идет о плане "Троица". Их интересует положение дел. - Что именно интересует вас, генерал? - Переговорная линия надежна, адмирал? Вы отключили автоматическую запись? - Отключаю. - Они задали нам два вопроса. Сообщил ли перед смертью Борзов кому-нибудь свой код? Знает ли о "Троице" еще кто-нибудь из экипажа? - Вы знаете ответ на оба вопроса. - Я хотел убедиться, что вы ничего не сообщили доктору Брауну. Они настаивали, чтобы я переговорил с вами, прежде чем кодировать ответ. Как вы полагаете, с чего бы все это? - Не знаю, Майкл. Наверное, там, на Земле, уже начинают нервничать. Смерть Уилсона ужаснула всех. - Меня, во всяком случае. Но не настолько, чтобы вспомнить о "Троице". Не проведала ли Земля о чем-то таком, чего мы не знаем? - Может быть, скоро узнаем. Все официальные лица МКА настаивают на эвакуации экспедиции с Рамы при первой же возможности. Им не по вкусу пришлось даже то, что мы дали людям несколько часов на отдых. На этот раз, мне кажется, они не передумают. - Адмирал, вы помните нашу совместную беседу с Борзовым во время полета об условиях, в которых следует активировать "Троицу"? - Помню немного. А что такое? - Вы все еще не согласны с проявленной им настойчивостью в том, что мы должны знать _причины_ для задействования плана "Троица"? Тогда-то вы утверждали, что, если опасность грозит всей Земле, вам не обязательно досконально разбираться в причинах. - Боюсь, я чего-то не понимаю, генерал. Почему вы задаете мне эти вопросы? - С вашего позволения, Отто, я бы хотел запросить в этой шифровке у военного командования СОП причины их запроса о состоянии "Троицы". Если мы в опасности, это следует знать. - Майкл, можете запросить дополнительную информацию, но, держу пари, подобный запрос является чисто рутинным. Янош Табори проснулся, когда внутри Рамы было еще темно. Натягивая летный комбинезон, он в уме составлял последовательность действий, которые следовало бы предпринять, чтобы доставить захваченного краба на "Ньютон". Если приказ оставить Раму будет подтвержден, отправляться придется сразу же едва рассветет. Обратившись к методике эвакуации, записанной в его компьютере, Янош дополнил ее несколькими новыми данными, касающимися биота. Он проверил часы: до рассвета оставалось только пятнадцать минут, если, конечно, в Раме действительно поддерживался правильный суточный цикл. Янош усмехнулся. Рама уже подарил людям столько сюрпризов - нельзя было надеяться, что свет будет включаться строго по графику. Но, если такое случится, Яношу хотелось бы видеть здешний "восход". А завтрак может пока подождать. В сотне метров от его хижины в прозрачной клетке застыл пойманный краб, в этом положении он оставался с предыдущего дня, когда его оторвали от спутников. Посветив фонариком сквозь прочную прозрачную стенку, Янош убедился, что биот ночью не пошевелился. Установив это, он направился из лагеря "Бета" в сторону моря. Ожидая вспышки света, он обнаружил, что возвратился мыслями к тому, чем закончился вчера их разговор с Николь. Что-то крылось за предложенным ею объяснением возможной причины приступа болей у генерала Борзова в ту ночь, когда он умер. Янош ясно помнил здоровый аппендикс; значит, нельзя было сомневаться в том, что первый диагноз оказался неверным. Но почему же Николь не переговорила с ним о возможном отравлении? Тем более, если она пыталась разобраться с причинами несчастья... Янош пришел к неизбежному выводу: или доктор де Жарден усомнилась в его способностях, или почему-то заподозрила, что это он мог дать Борзову какой-то препарат, не посоветовавшись с ней. В любом случае следовало узнать, что именно она о нем думает. В душу закралось странное чувство вины... Что, если Николь каким-то образом узнала о проекте Шмидта - Хагенеста и подозревает всю четверку? И в первый раз Янош понял, что приступ у Борзова скорее всего не был вызван естественными причинами. Он вспомнил ту их бурную сходку, когда четверка собралась через два часа после того, как Дэвид Браун узнал, что не участвует в первой вылазке. "Отто, тебе нужно поговорить с ним, - сказал недовольный Браун адмиралу Хейльману. - Его следует переубедить". Отто Хейльман выразил мнение, что едва ли генерал Борзов пересмотрит состав намеченной им группы. "Тогда, - отвечал Браун раздраженным тоном, - все мы можем распрощаться с премиями по контракту". Во время той встречи Франческа Сабатини держалась спокойно и не проявляла волнения. Уходя, Янош слышал, что Браун добрался и до нее. "Почему ты сидишь так спокойно? - говорил он. - Ты потеряешь столько же, сколько и все мы. Или у тебя есть какой-то план?" Ответную улыбку Франчески Янош видел лишь мельком, однако отметил про себя странно уверенное выражение на ее лице. И пока космонавт Табори дожидался рассвета на Раме, подобная улыбка перекочевала на его собственное лицо. При познаниях Франчески во всяких лекарствах она вполне могла дать генералу Борзову средство, способное вызвать симптомы аппендицита. Но неужели она способна дойти до такой... низости, только чтобы увеличить их заработок после полета? И вновь внутренность Рамы залил свет, как и всегда, предоставляя зрению настоящий пир. Янош медленно поворачивался во все стороны, приглядывался к обеим чашам, замыкавшим колоссальное сооружение, и уже при ярком свете решил переговорить с Франческой, как только появится возможность. Как ни странно, первой этот вопрос задала Ирина Тургенева. Космонавты почти закончили завтрак. Доктор Браун и адмирал Хейльман уже оставили стол ради очередных неотложных переговоров с руководством МКА. - А где доктор Такагиси? - невинно спросила она. - Никогда бы не подумала, что он способен опаздывать. - Наверное, заспался и будильника не услышал, - ответил Янош Табори, отодвигая от стола свой складной стул. - Я схожу за ним. Через минуту он возвратился и в недоумении пожал плечами. - Его там нет. Наверное, вышел пройтись. Сердце Николь де Жарден упало. Оставив недоеденным завтрак, она резко поднялась. - Надо бы поискать его, - сказала она, не скрывая беспокойства, - иначе он не успеет собраться. Возбуждение Николь заметили и другие космонавты. - Что такое, - добродушно проговорил Ричард Уэйкфилд. - Один из наших ученых поутру решил прогуляться и вы, доктор, сразу запаниковали. - Он включил радио. - Доброе утро, Такагиси. Вы меня слышите. Это Уэйкфилд. Будьте добры, скажите нам, что все в порядке и мы спокойно закончим завтрак. Наступило долгое молчание. Каждый член экипажа знал, что иметь при себе передатчик следовало в любой ситуации. Если приспичило, можешь отключить его, но слушать обязан в любое время. - Такагиси-сан, - строгим тоном продолжила за Уэйкфилдом Николь. - С вами все в порядке? Отвечайте, пожалуйста. - Во время последовавшего молчания внутренности Николь стянулись в тугой комок. С ее другом случилось нечто ужасное. - Я уже дважды повторил это, доктор Максвелл, - возбужденным тоном говорил Дэвид Браун. - Часть экипажа эвакуировать бессмысленно. Искать Такагиси лучше всем вместе. И как только мы его обнаружим, сразу же со всей поспешностью оставим Раму. Отвечая на ваш последний вопрос, могу добавить: - Нет, это не выдумка экипажа, чтобы уклониться от эвакуации. Обернувшись к генералу Хейльману, он вручил ему микрофон. - Черт побери, Отто, - буркнул Браун. - Теперь твоя очередь разговаривать с этим тупым бюрократом. Он думает, что, сидя в сотне миллионов километров отсюда, будет лучше командовать экспедицией, чем мы. - Доктор Максвелл, говорит адмирал Хейльман. Я полностью согласен с доктором Брауном. В любом случае не будем тратить времени на споры при таком запаздывании сигнала. Мы продолжаем выполнение намеченного плана. Космонавт Табори останется со мной в лагере "Бета", чтобы запаковать все тяжелое оборудование, в том числе и биота. Я координирую поиски. Браун, Сабатини и де Жарден по льду отправляются в Нью-Йорк, скорее всего профессор мог уйти именно туда. Уэйкфилд, Тургенева и Яманака будут искать его с геликоптеров. - Он помедлил. - Не торопитесь с ответом. Мы приступаем к поискам, не дожидаясь вашего мнения. Николь паковала ранец с медикаментами и корила себя - как она не догадалась, что Такагиси решит совершить прощальный визит в Нью-Йорк. "Новая твоя ошибка, - ругала себя Николь. - Теперь остается лишь подготовить все необходимое, что может потребоваться, когда его найдут". Она назубок помнила все, что положено иметь с собой, но тем не менее решила сэкономить на воде и еде, чтобы прихватить то, что может понадобиться больному или раненому Такагиси. Искать японского ученого ей придется в компании этой парочки. Подобная перспектива не радовала Николь, однако ей и в голову не пришло, что такие спутники могли подобраться вполне преднамеренно. Об интересе Такагиси к Нью-Йорку знали все. А раз так - неудивительно, что именно Браун и Сабатини сопутствуют ей в главной области поисков. Уже перед тем как выйти, Николь заметила у входа Ричарда Уэйкфилда. - Можно войти? - спросил он. - Конечно, - ответила Николь. Он вошел внутрь, обнаружив необычную для него неуверенность... пожалуй, даже смущение. - В чем дело? - спросила Николь, нарушив неловкое молчание. Уэйкфилд улыбнулся. - Ну, - проговорил он кротким тоном, - несколько минут назад мне пришла в голову неплохая мысль. Может быть, вам она покажется глупостью или детством... - Николь заметила какой-то предмет в правой руке Уэйкфилда. - Я кое-что принес вам, - продолжил он. - Талисман на счастье. Мне подумалось, что будет лучше, если в Нью-Йорке с вами окажется спутник. И космонавт Уэйкфилд разжал ладонь, на ней оказалась фигурка принца Хэла. - Можете мне говорить что угодно о мужестве, решимости и всем прочем, однако иногда важна и чуточка удачи. Николь вдруг растрогалась. Взяв небольшую фигурку из руки Уэйкфилда, она с восхищением стала разглядывать ее. - А нет ли у принца каких-нибудь особенных талантов, о которых мне следует знать? - спросила она с улыбкой. - О, да, - просиял Ричард. - Он любит проводить вечера в трактирах за шутливой беседой с толстыми рыцарями и всякой недостопочтенной публикой. Или воевать со всякими там взбунтовавшимися графами и герцогами. А еще - ухаживать за прекрасными француженками-принцессами. Николь слегка порозовела. - Что нужно сделать, если мне будет одиноко и я захочу, чтобы принц развлек меня? Подойдя к Николь, Ричард показал ей на крошечную клавиатуру чуть повыше одного места фигурки. - Он исполняет много команд, - проговорил Ричард, вручая ей тонкий стерженек длиной с булавку. - Подходит к любой клавише. Нажимайте "Р" для разговора или "Д" для действия, тогда он покажет все свои штучки. Опустив крошечного принца и стерженек в карман летного комбинезона, Николь поблагодарила Уэйкфилда: - Спасибо, Ричард. Очень мило с вашей стороны. Уэйкфилд обрадовался. - Ничего, вы же понимаете - это пустяк. Просто нас преследуют неудачи, и мне хотелось бы... - Еще раз спасибо, Ричард, - перебила его Николь. - Спасибо за заботу. - Из домика они вышли вместе. 34. СТРАННЫЕ КОМПАНЬОНЫ Дэвид Браун относился к числу теоретиков, не знавших и не любивших техники. Опубликованные его работы по большей части касались умозрительных вопросов - подробности и формализм эмпирической науки отталкивали его. Эмпирики имели дело с машинами... и, что хуже, с инженерами. С точки зрения Брауна, их можно было считать дипломированными плотниками и водопроводчиками. Правда, приходилось мириться с их существованием: должен же кто-то подтверждать его теории экспериментом. Когда Николь невинно принялась задавать Брауну самые простые вопросы об устройстве ледомобиля, Франческа не могла сдержать смешка. - Он и представления не имеет, - ответила итальянская журналистка, - ему это вообще не интересно. Не знаю, поверите ли, но этот мужчина даже не умеет водить электрокар. Я видела, как он тридцать минут глядел на простейшего кухонного робота, так и не сумев вычислить, что с ним следует делать. И умер бы с голоду, если бы ему некому было помочь. - Не может быть, Франческа, - произнесла Николь, усаживаясь следом за итальянкой на переднее сиденье ледомобиля. - Не настолько он у нас плох. Все-таки пользоваться бытовыми компьютерами, передатчиками, системой обработки видеоинформации на "Ньютоне" надо уметь. Вы преувеличиваете. Разговор шел легкий и безобидный. Плюхнувшись на заднее сиденье, доктор Дэвид Браун тяжело вздохнул. - Неужели у двух столь исключительных дам не нашлось более интересной темы для разговора? А если нет, может быть, вы объясните мне, почему этот японский лунатик рванул из лагеря прямо посреди ночи? - Как утверждает раболепный прихвостень Максвелла, этот ничтожный Миллс, на Земле многие считают, что наш добрый доктор похищен раманами. - Франческа, не надо, давай серьезно. Почему доктор Такагиси решил вдруг проявить инициативу? - У меня есть идея, - медленно проговорила Николь. - Принятая последовательность исследований раздражала его. Вы же знаете, как пылко он верит в особое предназначение Нью-Йорка. После инцидента с Уилсоном... ну он решил, что нам прикажут уходить на "Ньютон", и к тому времени, когда - _и если_ - мы вернемся. Цилиндрическое море растает и до Нью-Йорка будет труднее добраться. Природная честность побуждала Николь рассказать Брауну и Сабатини о возникших проблемах с сердцем Такагиси. Но интуиция советовала не доверять таким компаньонам. - Он не из той породы, чтобы бросаться сломя голову, - говорил доктор Браун, - возможно, он что-то увидел или услышал. - А может быть, просто голова болела или уснуть не мог, - предположила Франческа. - Вот и Реджи Уилсон бродил по ночам, когда голова его беспокоила. Дэвид Браун склонился вперед. - Кстати, - обратился он к Николь. - Франческа сказала мне, что, по вашему мнению, на обычную нестабильность поведения Уилсона наложился пароксизм, вызванный действием пилюль от головной боли. Конечно, вы разбираетесь в лекарствах. Я был удивлен тем, как быстро и точно вы определили тип снотворного, которое я принял. - Кстати, о таблетках, - добавила Франческа после короткой паузы. - Янош Табори упоминал о вашем с ним разговоре по поводу смерти Борзова. Может быть, я не правильно его поняла, но он говорил о воздействии какого-то препарата. Они ехали вперед по льду. Разговор велся в ровном, даже непринужденном тоне. Оснований для подозрений у Николь не было. "Тем не менее, - решила Николь, обдумывая слова Франчески, - что-то уж очень легко у них получается, чуть ли не отработано". Она повернулась к Дэвиду Брауну. Николь подозревала, что Франческу так просто не возьмешь, однако, возможно, ей удастся понять по выражению лица Брауна, не заранее ли заготовили они свои вопросы. Он слегка поежился под ее прямым взглядом. - Мы с космонавтом Табори говорили о генерале Борзове и стали гадать, что могло вызвать такую боль, - вежливо произнесла Николь. - В конце концов его аппендикс был в полном порядке, значит, причину следует искать в другом месте. И в ходе беседы я сказала Яношу, что _возможной_ причиной могла быть аномальная реакция на препарат. Я не могу ничего утверждать. Доктор Браун с явным облегчением тут же переменил тему. Однако слова Николь не удовлетворили Франческу. "Если я не ошибаюсь, у нашей журналистки остались вопросы, - размышляла Николь. - Но она не собирается их задавать". Поглядывая на Франческу, Николь видела, что итальянка даже не слушает доносящийся из-за спины монолог Дэвида Брауна. Пока тот разглагольствовал о реакции Земли на гибель Уилсона, Франческа погрузилась в глубокое раздумье. Когда Браун покончил со своими комментариями, наступила недолгая тишина. Николь глядела на мили льда вокруг них, на внушительные обрывы по краям Цилиндрического моря, на небоскребы Нью-Йорка перед собой... Впечатляющий мир. На миг ей стало стыдно за собственное недоверие к Франческе и доктору Брауну. "Просто позор, - решила она, - что мы, люди, никогда не в состоянии тянуть в одну и ту же сторону. Даже перед лицом бесконечности". - Не могу понять, как вам это удалось, - вдруг нарушила молчание Франческа. Она обратилась к Николь. - За все это время никто ничего не заподозрил. А ведь не надо быть гением, чтобы вычислить, когда это случилось. Доктор Браун недоуменно спросил: - О чем это вы? - О нашей знаменитой героине службы жизнеобеспечения. А вам разве не любопытно узнать, как это она сумела утаить от публики имя отца своей дочери? - Синьора Сабатини, - немедленно ответила по-итальянски Николь, - я уже говорила вам, что это не ваше дело. Я не потерплю никаких вторжений в мою личную жизнь... - Я только хочу вам напомнить, Николь, - быстро перебила ее Франческа тоже по-итальянски, - что у вас есть секреты, которые вы стремитесь сохранить в тайне. Дэвид Браун безучастно глядел на женщин. Он не понял ни слова из последней перепалки и был озадачен внезапно возникшей напряженностью. - Итак, Дэвид, - покровительственным тоном проговорила Франческа, - вы, кажется, рассказывали нам о настроениях на Земле. Как вы считаете, нам прикажут возвращаться? Или ограничатся прекращением одной только вылазки? - На конец недели назначено специальное заседание исполнительного комитета СОП, - ответил он, помедлив. - Доктор Максвелл полагает, что нам прикажут прекратить работы. - Обычная чрезмерная реакция группы правительственных чиновников, всегда стремившихся лишь к тому, чтобы свести к минимуму риск. Впервые в истории специально подготовленная экспедиция исследует внутренности сооруженного инопланетным разумом корабля. А эти политики на Земле ведут себя так, будто ничего необыкновенного не происходит. Они просто не способны понять это. Удивительно. Николь де Жарден более не слушала разговор Франчески с доктором Брауном, обдумывая предыдущую стычку. "Очевидно, она считает, что я располагаю доказательствами отравления Борзова, - решила Николь. - Зачем иначе ей было угрожать мне". Когда они добрались до края льда, Франческа потратила десять минут, чтобы установить роботокамеру и звукозаписывающую аппаратуру, которые должны были запечатлеть, как они втроем готовились углубиться в "инопланетный город" для поиска пропавшего коллеги. Жалобы Николь на напрасную трату времени доктор Браун оставил без внимания. Однако свое несогласие она постаралась запечатлеть, отказавшись принимать участие в съемке. Пока Франческа завершала приготовления, Николь поднялась по ближайшей лестнице и принялась разглядывать город небоскребов. Позади где-то внизу Николь слышала, как Франческа описывает драматичность момента миллионам зрителей на Земле. - Сейчас я стою на окраине таинственного островного города, именуемого Нью-Йорком. Возле этого места доктор Такагиси, космонавт Уэйкфилд и я слышали в начале текущей недели странные звуки. У нас есть основания подозревать, что именно сюда мог направиться профессор, исчезнувший прошлой ночью из лагеря "Бета", ради неведомых исследований, задуманных им в одиночку и без разрешения... Что случилось с профессором? Почему он не отвечает на радиовызовы? Вчера мы видели жуткую трагедию... Журналист Реджи Уилсон, пытаясь спасти вашего репортера, застрял в вездеходе и не смог избежать могучих клешней крабовидных биотов. Неужели и наш специалист по Раме встретил подобную судьбу? Или, может быть, внеземляне, зоны назад соорудившие этот великолепный космический корабль, снабдили его хитроумными ловушками, чтобы устранять или уничтожать непрошеных гостей? Мы не можем этого знать. Но мы... Стоя наверху, Николь пыталась не обращать внимания на Франческу, старалась понять, в каком направлении мог уйти Такагиси. Она проглядела карты, заложенные в карманный компьютер. "Наверняка он пошел к геометрическому центру города, - решила она. - Такагиси был уверен, что в его геометрии кроется свой смысл". 35. В ЯМЕ Лишь двадцать минут шли они через головоломный лабиринт улиц, но безнадежно заблудились бы без индивидуальных навигационных устройств. Плана поисков не было: они просто наугад перемещались по улицам. Каждые три-четыре минуты адмирал Хейльман обращался с чем-нибудь к доктору Брауну, и поисковая партия вынуждена была искать место, где слышимость оказалась бы лучше. - При такой скорости, - заметила Николь, вновь услыхав доносящийся из коммуникатора слабый голос Отто Хейльмана, - наши поиски затянутся навеки. Доктор Браун, может быть, вы останетесь на месте, а мы с Франческой... - Прием, прием, - голос Отто донесся отчетливее, когда Дэвид Браун зашел между двумя высокими зданиями. - Вы приняли последнюю передачу? - Боюсь, что нет, Отто, - ответил Дэвид Браун, - повторите, пожалуйста. - Яманака, Тургенева и Уэйкфилд обследовали нижнюю треть Северного полуцилиндра. Никаких следов Такагиси. Едва ли он ушел на север, разве что направился к одному из городов. В таком случае, может быть, где-нибудь обнаружатся его следы. Вероятнее всего, вы на верном пути. Тем временем у нас здесь начались события. Пойманный краб зашевелился две минуты назад. Он пытается выбраться, но только сумел поцарапать поверхность клетки своими инструментами. Возвращаю в лагерь "Бета" геликоптер Яманаки, чтобы помочь Табори. Будет здесь через минуту... Погодите... Срочное сообщение от Уэйкфилда... Включаю. Едва слышный голос Ричарда Уэйкфилда, хотя и с явным британским акцентом, донесся до тройки в Нью-Йорк. - Пауки, - завопил он в ответ на вопрос адмирала Хейльмана. - Помните паукообразного биота, вскрытого Лаурой Эрнст? Мы видим шестерых возле края южного обрыва. Сейчас все они рядом с временной хижиной, которую мы соорудили там. И кто-то починил двух мертвых крабов, теперь братцы нашего пленника топают к Южному полюсу... - Снимайте! - крикнула Франческа в микрофон. - Вы снимаете их? - Что, что? Простите, не расслышал. - Франческа хочет знать, снимаете ли вы, - пояснил адмирал Хейльман. - Конечно, родная, - отвечал Ричард Уэйкфилд. - И автоматической видеокамерой геликоптера, и ручной камерой, которой вы меня наделили с утра... щелкаем без перерыва. Удивительные пауки, никогда не видел таких быстрых движений... Кстати, как там насчет следов нашего японского профессора? - Ничего нет, - отозвался из Нью-Йорка Дэвид Браун. - В этом лабиринте быстро не найдешь. Похоже, мы ищем иголку в стоге сена. Хейльман подтвердил прежнее задание Уэйкфилду и Тургеневой - продолжать поиски японца. Ричард сказал, что тогда придется вернуться в лагерь "Бета" и заправиться. - А что у вас, Дэвид? - спросил Хейльман. - Вы не хотели бы вернуться в лагерь, все-таки и этих сукиных детей на Земле следует держать в курсе дела? Пусть космонавты Сабатини и де Жарден вдвоем продолжают поиски доктора Такагиси. В случае необходимости можно прислать вам замену на геликоптере. - Не знаю, Отто, я еще не... - Франческа щелкнула выключателем на передатчике Брауна. Он гневно глянул на нее, но тут же смягчился. - Надо поговорить об этом, - твердо сказала она. - Передай Хейльману, что сам вызовешь его через пару минут. Николь была ошарашена их последующим разговором. Ни Франческу Сабатини, ни доктора Брауна судьба доктора Такагиси ничуть не волновала. Франческа настаивала на своем немедленном возвращении в лагерь, чтобы иметь возможность зафиксировать _все_ обнаруженные сюжеты. Доктора Брауна беспокоило то, что он оказался вне "основного" поля деятельности экспедиции. Каждый из них считал свои доводы для возвращения более вескими. Что, если им обоим оставить Нью-Йорк? Нет, тогда космонавт де Жарден останется здесь одна. А может быть, она отправится вместе с ними, и к поискам Такагиси можно будет приступить через несколько часов, когда обстановка нормализуется. Наконец Николь взорвалась. - Я еще никогда, _никогда_ не видела, - кричала она, - столь эгоистичных... - она не сумела подобрать существительное. - Один из ваших коллег исчез, почти наверняка нуждается в помощи. Он, может быть, ранен или умирает, а вы тут спорите из-за вздорных претензий. Слушать тошно. Помедлив, чтобы не задохнуться от возмущения, все еще пылая гневом, она продолжила: - Я не собираюсь возвращаться в лагерь "Бета" и плевать хотела на любые приказы. Я останусь здесь и закончу поиск. У меня другие ценности. Для меня жизнь человека куда важнее вашего имиджа, статуса и вашего дурацкого контракта с прессой. Дэвид Браун дважды моргнул, словно получил пощечину. Франческа улыбнулась. - Ну-ну, - проговорила она, - отшельница-то наша, докторша милая, знает больше, чем мы могли предположить. - Глянув на Дэвида, потом на Николь, она продолжила. - Дорогая, простите. Нам нужно обсудить кое-что наедине. Франческа с Брауном отошли метров на двадцать к подножию высокого небоскреба и начали взволнованно перешептываться. Николь отвернулась. Она корила себя: не следовало поддаваться гневу и в особенности выдавать, что знает об их контракте со Шмидтом и Хагенестом. "Сочтут, что это Янош проговорился, - решила она. - В конце концов мы с ним дружили". Пока доктор Браун радировал адмиралу Хейльману, Франческа подошла к Николь. - Дэвид вызвал геликоптер к ледомобилю. Он уверен, что сам сумеет добраться до него. Я останусь с вами, будем искать Такагиси. Во всяком случае, я хорошо сниму Нью-Йорк. Голос Франчески не обнаруживал никаких эмоций. Николь не могла понять ее настроения. - Вот еще что, - добавила Франческа. - Я обещала Дэвиду, что мы закончим поиски и будем готовы вернуться в лагерь не позднее чем через четыре часа. В течение первого часа поисков женщины не разговаривали. Франческа предоставила Николь право выбирать дорогу. Каждые пятнадцать минут они останавливались и радировали в лагерь "Бета", чтобы уточнить свое положение. - Сейчас вы находитесь в двух километрах к югу и в четырех к востоку от ледомобиля, - сообщил им Ричард Уэйкфилд, когда они остановились перекусить. Ему доверили следить за их перемещениями. - Сейчас вы находитесь к востоку от центральной площади. Сперва они отправились к центральной площади, поскольку Николь считала, что Такагиси мог направиться именно туда. Они обнаружили открытое округлое пространство с множеством невысоких сооружений, однако следов профессора там не оказалось. Потом Франческа и Николь посетили еще две площади, старательно прочесали вдоль две центральные дольки пирога. И ничего не нашли. Николь призналась, что не знает, как быть дальше. - Удивительное место, - отозвалась Франческа, приступая к еде. Они сидели на квадратном металлическом ящике примерно в метр высотой. - Мои съемки едва ли могут показать эту атмосферу... покой, высоту... что-то совершенно чуждое нам. - Без ваших снимков многое здесь даже не удастся описать словами. Эти многогранники, например. В каждом ломте найдется один, а самый крупный всегда располагается возле площади. Интересно, зачем они нужны? Почему располагаются именно там, а не в другом месте? Эмоциональное неприятие, разделявшее обеих женщин, ничем не проявляло себя. Они немного поболтали о том, что заметили по дороге через Нью-Йорк. Особенно заинтересовала Франческу решетчатая структура, соединявшая два высоких небоскреба в центральной части города. - Зачем только может понадобиться такая сетка? В ней же тысяч двадцать ячеек, и высотой она метров в пятьдесят. - Смешно даже пытаться понять все это, - отмахнулась Николь и, покончив с едой, поглядела на свою спутницу. - Ну, готова? - Не совсем, - ответила Франческа. Собрав остатки еды, она положила их в карман для мусора на летном комбинезоне. - Нам с вами нужно уладить еще одно дело. Николь бросила на нее вопросительный взгляд. - По-моему, можно снять маски и честно поглядеть друг другу в глаза, - с обманчивым дружелюбием проговорила Франческа. - Если ты заподозрила, что я дала Борзову какое-то средство в день его смерти, то почему бы прямо не спросить меня об этом? Николь несколько секунд разглядывала противницу. - Ну и как, давала? - спросила она наконец. - Значит, ты так считаешь, - тихо ответила Франческа. - И зачем мне было это делать, как по-твоему? - Опять - игра на другом уровне, - помедлив, проговорила Николь. - Ты не собираешься доказывать. Просто хочешь выяснить, что я знаю. Но твои признания мне не нужны. Мне помогут наука и техника. В конце концов правда обязательно выяснится. - Сомневаюсь, - непринужденно ответила Франческа, спрыгивая с ящика. - Правда всегда избегает тех, кто ее разыскивает, - она улыбнулась. - Пойдем искать профессора. На западной стороне центральной площади женщины обнаружили еще одно уникальное сооружение. Издали оно напоминало огромный амбар. Черный гребень крыши метров на сорок высился над землей, сооружение тянулось более чем на сотню метров. Но этот амбар имел две странные особенности. Во-первых, оба его конца были открыты. Во-вторых, хотя снаружи амбар казался темным, _изнутри_ стены его были прозрачны. Чередуясь, Франческа и Николь проверили, не имеют ли они дело с оптическим обманом. Действительно, из амбара можно было смотреть во все стороны - только не вниз. Более того, зеркальные поверхности ближайших небоскребов были размещены так, чтобы все прилегающие улицы просматривались изнутри амбара. - Фантастика! - воскликнула Франческа, снимая Николь, остававшуюся по другую сторону стены. - Доктор Такагиси говорил мне, - огибая угол, произнесла Николь, - что Нью-Йорк обязательно должен иметь назначение. Не знаю, как остальные части Рамы, но столько сил и времени нельзя просто так потратить без каких-либо причин. - В ваших словах слышится вера, - прокомментировала Франческа. Николь невозмутимо поглядела на итальянку. "Подкалывает, - сказала себе Николь. - Мои мысли ее не интересуют. Мало ли что можно думать". - Эй, поглядите-ка, - после короткого молчания окликнула ее Франческа. Она зашла внутрь амбара и показывала себе под ноги. Николь стала возле нее. Прямо перед Франческой в полу была прорезана узкая прямоугольная яма. Она была около пяти метров длиной, метра полтора шириной и уходила вглубь, должно быть, метров на восемь. Большая часть ее дна находилась в тени. Лишенные каких-либо углублений, ее стенки отвесно уходили вниз. - А вот еще одна. А там другая... - Всего ям оказалось девять. Все они были одинаковы и располагались в южной половине амбара. В северной ее половине из поверхности выступало девять небольших явно осмысленно размещенных сфер. Николь поняла, что жаждет пояснений, инструкции, способной растолковать предназначение этих объектов. Она ощутила возбуждение. Пройдя через весь амбар, они услышали слабый тревожный сигнал одного из коммуникаторов. - Наверное, доктора Такагиси нашли, - проговорила Николь, пока они обе торопились к выходу из амбара. Как только они выступили из-под его крыши, сделавшийся громким сигнал обрушился на барабанные перепонки. - Хорошо, хорошо, - передала Николь. - Что случилось? Мы слышим вас. - Мы вызываем вас уже две минуты, - услышала она голос Ричарда Уэйкфилда. - Какого черта вы там запропастились? Сигнал тревоги я использовал из-за его громкости. - Мы были внутри этого удивительного сооружения, - ответила Франческа из-за спины Николь. - Какой-то сюрреалистический мир... окна, прозрачные в одном направлении, странные отражения... - Превосходно, - перебил ее Ричард. - Только у нас нет времени на болтовню. Вот что, дамы, отправляйтесь немедленно к ближайшему от вас участку берега Цилиндрического моря. Геликоптер подберет вас через десять минут. Мы бы залетели и прямо в Нью-Йорк, если бы там было где сесть. - Почему? - спросила Николь. - Что за внезапная спешка? - Вам виден Южный полюс с того места, где вы находитесь? - Нет, вокруг чересчур много высоких зданий. - Вокруг Малых рогов началось нечто странное. Огромные молнии бьют с одного на другой. Весьма впечатляющее зрелище. - После небольшой паузы Ричард произнес: - Немедленно покидайте Нью-Йорк. - О'кей, - ответила Николь. - Идем. Выключив передатчик, она обернулась к Франческе. - А вы слышали, как прибавил громкости сигнал тревоги, когда мы вышли из амбара? - Николь помедлила несколько секунд. - Значит, материал стен и крыши этого сооружения не пропускает радиосигналы. - Лицо ее просветлело. - Так вот что случилось с Такагиси: может быть, он в амбаре или в чем-то похожем на него. Франческе это было не интересно. - Ну и что? - ответила она, в последний раз снимая панораму амбара. - Теперь это неважно. Придется поторопиться, чтобы не опоздать к геликоптеру. - А что, если он в одной из этих ям, - взволновалась Николь. - Конечно, такое могло случиться. Он пришел сюда в темноте и мог упасть... Подождите, - обратилась она к Франческе, - одну минутку. Бросившись внутрь амбара, Николь согнулась возле одной из ям. Оперевшись о ее край ладонью, она посветила фонариком вниз. Там что-то было! Николь прождала несколько секунд, чтобы привыкли глаза. Но в этой яме оказалась куча какой-то ткани. Она быстро перешла к следующей. - Доктор Такагиси! - выкрикнула она. - Вы здесь, Сигеру? - продолжила Николь по-японски. - Пошли! - позвала ее Франческа от края. - Пошли, Ричард не шутил. Тень внутри четвертой ямы не позволила Николь увидеть ее дно даже при свете фонарика. На дне явно что-то было, но что именно? Она легла на живот и чуть свесилась в яму, пытаясь убедить себя в том, что бесформенная куча под ней - не тело ее японского друга. Свет внутри Рамы замигал. Оптический эффект внутри амбара оказался просто потрясающим. И дезориентирующим. Николь оглянулась, чтобы выяснить, что происходит, и потеряла равновесие. Ее тело поехало вниз. - Франческа! - выкрикнула она, упираясь руками в противоположную стенку. - Франческа, помоги! Она прождала минуту и решила, что космонавт Сабатини, должно быть, уже вышла из амбара. Руки быстро уставали - только ступни и ноги еще покоились на полу амбара. Голова оказалась у стенки - в сантиметрах восьмидесяти ниже пола. Тело уже висело в воздухе, удерживаемое от падения одними руками. Свет вспыхивал и гас. Николь задрала голову посмотреть, не сумеет ли она рукой дотянуться до края ямы, опираясь другой. Безнадежно. Голова ее слишком свесилась вниз. Она подождала еще несколько секунд, руки уставали и отчаяние усиливалось. Наконец Николь решилась выпрямиться и одновременно ухватиться за край ямы. Она почти преуспела. Но когда тело пошло вниз, руки уже не могли остановить падение. Ноги последовали за телом, и Николь ударилась головой о стенку. Потеряв сознание, она упала на дно ямы. 36. КУРС НА СОУДАРЕНИЕ Когда свет внутри Рамы вдруг замигал, Франческа испугалась. Она даже бросилась обратно в амбар. Тут была хоть крыша над головой. "Что случилось?" - думала она. Отраженные зеркальными стенами, огни били в глаза, вызывали головокружение. Франческа зажмурилась. Услыхав зов Николь, Франческа сразу бросилась на помощь, но споткнулась и упала, ударив колено. Поднявшись, Франческа увидела в торопливо мигающем свете, что Николь находится в опасном положении. Видны были только ее пятки. Замерев, Франческа помедлила. В голове неслись мысли. Она прекрасно помнила эти ямы, их глубину. "Если Николь упадет, то разобьется, - подумала Франческа, - может быть, погибнет". Вспомнились гладкие стенки. "Оттуда не вылезти". Пульсирующий свет делал окружающее воистину неземным. На глазах Франчески тело Николь поднялось над ямой, руки взметнулись к ее краю. Когда следующая вспышка осветила ноги Николь, положение их изменилось, затем они быстро исчезли из виду. Крика Франческа не слышала. Она вовремя остановила себя и чуть не поспешила к яме, чтобы посмотреть вниз. "Нет, - сказала себе Франческа, оставаясь среди невысоких сфер. - Не надо смотреть. Если случайно она сохранила сознание, то увидит меня. Тогда выбора не останется". Франческа успела оценить перспективы, возникающие после падения Николь. По прежним разговорам она была уверена: Николь приложит все силы, чтобы доказать, что генерал Борзов в последний день своей жизни принял вызывающий боль препарат. Николь даже была способна определить, какой именно, и, поскольку медикамент относился к числу редких, могла также проследить, как он попал к Франческе. Конечно, это мало вероятно, но все-таки возможно. Сама-то Франческа прекрасно помнила, как два года назад по специальному разрешению в больничной аптеке в Копенгагене покупала диметилдексил среди прочих лекарств. В то время считали, что незначительные дозы этого наркотического препарата способны вызвать легкую эйфорию у пациента, находящегося под серьезным стрессом. На следующий год в какой-то шведской статье о здравоохранении она прочла, что внушительная доза диметилдексила создает острую боль, похожую на аппендицит. И Франческа отправилась от амбара на север, ее гибкий ум анализировал все возможности. Как всегда, она взвешивала риск и выгоду. Теперь, раз уж она бросила Николь в яме, нужно было решать, сообщать ли о падении Николь вообще. Тогда ее кто-нибудь спросит: а почему ты ее бросила? Скажут: нужно было сообщить о ее падении и стоять над ямой, дожидаясь помощи. "Я испугалась, запаниковала, когда замерцали огни. И Ричард так настаивал на том, чтобы мы скорее уходили оттуда. Я решила, что лучше сообщить обо всем в геликоптере". Можно поверить такому? Едва ли. Но держаться правды все-таки проще. "Значит, придется слегка исказить истину", - размышляла Франческа, минуя октаэдр возле центральной площади. Она поняла, что чересчур уклонилась к востоку, извлекла индивидуальное навигационное устройство и изменила направление. Огни Рамы продолжали мигать. "Так что же мне остается? Уэйкфилд разговаривал с нами, когда мы были возле амбара, он знает, что мы там. Спасатели, конечно, обнаружат ее. Или же..." - Франческа вновь подумала о том, что Николь может обвинить ее в отравлении генерала Борзова. Начнется скандал, грязное расследование, в конце концов возможно и уголовное дело с обвинительным приговором. В лучшем случае репутация Франчески будет подмочена и дальнейшая карьера окажется под вопросом. Компрометирующие факты были известны лишь ее соучастнику, доктору Дэвиду Брауну. А ему терять еще больше, чем ей. "Итак, - думала Франческа, - остается только придумать правдоподобную историю, которая уменьшит шансы Николь на спасение и не бросит на меня тень, если француженку все же найдут. Дело нелегкое". Она приближалась к берегу Цилиндрического моря. Навигационное устройство свидетельствовало, что до него оставалось только шестьсот метров. Черт побери, выругалась Франческа, весьма тщательно обдумав ситуацию. "У меня просто нет безопасного варианта. Приходится выбирать: или-или. И в обоих случаях я иду на значительный риск". Перестав двигаться на север, Франческа расхаживала неподалеку от берега возле двух небоскребов. Почва под ее ногами вдруг дрогнула. Все вокруг ходило ходуном. Она опустилась на колени, чтобы не упасть. По радио до нее донесся еле слышный голос Яноша Табори. - Эй, все в порядке, не пугайтесь. Похоже, гигант совершает маневр. Так вот о чем он предупреждал нас... Кстати, Николь, где вы с Франческой? Хиро и Ричард собираются подниматься на геликоптере. - Я - рядом с берегом, - ответила Франческа, - в двух минутах ходьбы. Николь вернулась, чтобы что-то проверить. - Принял, - отозвался Янош. - Николь, где вы? Отвечайте, космонавт де Жарден. Приемник молчал. - Янош, вы же помните, - вмешалась Франческа, - здесь связь местами затруднена. Николь знает, где встречать геликоптер. Не сомневаюсь, она вот-вот вернется, - журналистка помедлила. - А где остальные? Все в порядке? - Браун и Хейльман беседуют с Землей. Руководители МКА в полной панике, они настаивают на том, чтобы мы покинули Раму еще до начала маневра. - Мы садимся, - проговорил Ричард Уэйкфилд. - Геликоптер будет у вас через несколько минут. "Все. Выбор сделан", - сказала себе Франческа, прежде чем Ричард успел договорить. Она чувствовала странную легкость и начала повторять свой рассказ: "Мы были возле большого октаэдра на центральной площади, когда Николь заметила справа пропущенную нами улочку. До нее нужно было добираться каким-то узким проулком. Она предупредила, что связь на неопределенное время исчезнет. Я к тому времени устала - мы с ней шли очень быстро. И она сказала, чтобы я отправилась к геликоптеру..." - И с тех пор вы ее не видели? - перебил ее Ричард Уэйкфилд. Франческа покачала головой. Ричард стоял на льду, неподалеку от нее. Лед под ногами содрогался - долгий маневр еще не закончился. Свет перестал мерцать, как только заработали двигатели Рамы. Пилот Яманака сидел в открытой кабине геликоптера. Ричард проверил часы. - Мы уже пять минут как приземлились. С ней, наверное, что-то случилось. - Он огляделся. - Может быть, она вышла в другое место. Ричард и Франческа взобрались в геликоптер и Яманака поднял машину в воздух. Они дважды пролетели вдоль берега, сделали несколько кругов над неподвижным ледомобилем. - Давай в Нью-Йорк, - скомандовал Уэйкфилд. - Может быть, сумеем заметить ее. Сверху улицы не были видны. Геликоптеру приходилось держаться над самыми высокими небоскребами. Тени на узких улочках то и дело обманывали глаза. Один раз Ричарду померещилось на улицах что-то движущееся - оказалось, это оптический обман. - Николь, Николь, где вы? Черт возьми, куда вы подевались? - Уэйкфилд, - раздался в кабине звонкий голос Дэвида Брауна. - Я жду вас троих немедленно в лагере "Бета". Необходимо посовещаться. - Услышав его, Ричард удивился. После того как они улетели из лагеря, связь поддерживал Янош. - Зачем такая спешка, босс? - ответил Уэйкфилд. - Мы еще не подобрали Николь де Жарден. Она может в любую минуту выйти из Нью-Йорка. - Все подробности вы узнаете здесь. Нам предстоит сложное решение. Не сомневаюсь, что де Жарден вызовет нас по радио, когда окажется на берегу. Чтобы пересечь замерзшее море, им понадобилось немного времени. Яманака приземлил геликоптер возле лагеря "Бета", и все три космонавта спустились на трясущийся грунт. Остальные четверо членов экипажа уже ожидали их. - Невероятно долгий маневр, - Ричард с улыбкой приблизился к окружающим. - Будем надеяться, рамане знают, что делают. - Возможно, - угрюмо отозвался доктор Браун, - по крайней мере Земля так считает. - Он внимательно поглядел на часы. В соответствии с мнением службы слежения мы можем ожидать, что этот маневр продлится еще примерно девятнадцать минут с точностью до нескольких секунд. - Как они сумели узнать? - поинтересовался Уэйкфилд. - Или, пока мы здесь возились, рамане сели на Землю и предъявили маршрутный лист? Никто не рассмеялся. - Если корабль будет выдерживать эту ориентацию и ускорение, - ответил Янош с необычной для него серьезностью, - через десять минут он ляжет на курс соударения. - Соударения с чем? - спросила Франческа. Быстро пересчитав в уме, Ричард Уэйкфилд сообразил. - С Землей? - высказал он догадку. Янош кивнул. - Боже! - воскликнула Франческа. - Именно Боже, - отозвался Дэвид Браун. - Теперь этот корабль представляет угрозу для безопасности Земли. В настоящий момент идет заседание исполнительного комитета СОП, на котором будут взвешены все обстоятельства. Нам в самых крепких выражениях велели покинуть Раму сразу же после завершения маневра. Мы должны взять с собой лишь личные вещи и пойманного биота. Мы должны... - А как насчет Такагиси? И де Жарден? - спросил Уэйкфилд. - Им мы оставляем ледомобиль - там, где он сейчас находится, и вездеход в лагере "Бета". Ими нетрудно воспользоваться. Будем поддерживать радиосвязь с внутренней частью Рамы из "Ньютона", - доктор Браун поглядел прямо на Ричарда. - Если Рама действительно лег на курс соударения с Землей, наши с вами жизни более не имеют значения. Вот-вот изменится весь ход истории. - Но что, если ошиблась служба слежения? И направление движения Рамы лишь временно совпало с опасной траекторией? Возможно... - Едва ли. Помните серию коротких маневров, приведшую к смерти Борзова? Они изменили орбиту Рамы таким образом, чтобы он легко мог перейти на траекторию соударения, предприняв длительную коррекцию именно сейчас. На Земле это выяснили тридцать шесть часов назад. И утром до рассвета радировали О'Тулу, чтобы мы были готовы. Я не хотел вас тревожить, пока вы искали Такагиси. - Теперь понятно, почему они так настаивают, чтобы мы выметались отсюда, - заметил Янош. - Только отчасти, - продолжал доктор Браун. - На Земле к Раме и раманам теперь относятся совершенно иначе. Руководство МКА и лидеры исполнительного комитета СОП убеждены в их враждебности к людям. - Он помедлил несколько секунд, словно бы проверяя себя. - Сам я считаю, что они поддались эмоциям, но у меня нет никаких фактов, позволяющих переубедить их. Лично я никакой враждебности не усматриваю, разве что отсутствие интереса и пренебрежение к невероятно отсталому виду. Но телепередача о гибели Уилсона многому навредила. Ведь земляне не могут оказаться с нами, не могут оценить величие этого места. Они только нутром реагируют на жуткое... - Если вы считаете, что у раман нет враждебных намерений, - вмешалась Франческа, - то чем объяснить этот маневр? Случайным такое совпадение быть не может. Оно или они решили направить свой корабль к Земле. Неудивительно, что человечество взволновалось. Помните, первый Рама не обнаружил никакой реакции на гостей. А тут столь драматическое решение. Рамане "говорят", что знают... - Тише-тише, - заметил Ричард. - Не следует слишком поспешно переходить к выводам. У нас есть еще двенадцать минут, можно подумать, прежде чем нажать на сигнал тревоги. - Хорошо, космонавт Уэйкфилд, - проговорила Франческа и, вспомнив, что является репортером, включила видеокамеру. - Кстати, - для записи - как вы полагаете, что означает этот маневр, если в конечном счете корабль ляжет на курс соударения с Землей? Заговорил Ричард очень серьезным тоном: - Земляне! - с драматическими нотками произнес он. - Если Рама и в самом деле изменил свой курс, чтобы посетить нашу планету, не следует видеть в этом непременно враждебный поступок. Пока ничто, я повторяю, _ничто_ здесь - все космонавты "Ньютона" согласятся со мной - не дает оснований предполагать, что существа, создавшие этот корабль, желают зла человечеству. Конечно, всех нас смутила гибель космонавта Уилсона, однако в его смерти повинны несколько роботов, и не следует рассматривать ее как часть зловещего плана. Этот великолепный космический корабль представляется мне единой машиной, столь же сложной, как и живое существо. Он обладает чрезвычайно тонким интеллектом и запрограммирован на долгий срок существования. Он не выказывает ни вражды, ни дружбы. Возможно, он способен обнаруживать планеты, прослеживать, откуда прибывают на него космические визитеры. И изменение орбиты Рамы в направлении Земли может быть не чем иным, как стандартной реакцией на действие существ, способных перемещаться в космосе. Они приближаются к Земле, чтобы побольше узнать о нас. - Отличная философия, - криво усмехнулся Янош, - но шаткая. Уэйкфилд нервно рассмеялся. - Космонавт Тургенева, - сказала Франческа, переводя камеру на женщину-пилота. - А вы согласны с коллегой? После гибели генерала Борзова вы открыто утверждали, имея в виду раман, что нам, возможно, грозят смертью некие "внешние силы". Что вы думаете об этом теперь? Обычно неразговорчивая Тургенева глядела в камеру грустными выпуклыми глазами. - Да, я согласна с ним. Считаю, что космонавт Уэйкфилд блестящий инженер. Но он не ответил на несколько трудных вопросов. Почему Рама предпринял маневры именно во время операции Борзова? Почему биоты искрошили Уилсона? Куда исчез профессор Такагиси? - Ирина Тургенева помедлила, чтобы справиться с чувствами. - Мы не найдем Николь де Жарден. Возможно, Рама действительно всего лишь машина, но мы, космонавты, уже видели, какой опасной она может оказаться. И если эта машина направляется к Земле, участь моей семьи, друзей, человечества пугает меня. Мы не знаем, на что она способна. И у нас не хватит сил остановить ее. Через несколько минут Франческа Сабатини опустила свою автоматическую камеру на грунт, повернув ее в сторону застывшего моря. Она включила камеру точно за пятнадцать секунд до времени предполагаемого завершения маневра. - На ваших экранах изображение дергается, - произнесла она профессиональным тоном, - грунт Рамы трясется под нами уже сорок семь минут с самого начала маневра. В соответствии с предсказаниями службы слежения коррекция вот-вот прекратится, если Рама действительно направляется по чреватой столкновением траектории к Земле. Конечно, их расчеты основываются на известных предположениях о намерениях Рамы... Сбившись, Франческа невольно вздохнула. - Почва больше не трясется. Маневр закончен. Итак, Рама летит к Земле, грозя соударением. 37. ПОКИНУТАЯ Очнувшись в первый раз, Николь ощутила головокружение, мысли бессвязно путались, голова болела, спина и ноги тоже. Что с ней произошло? Николь едва сумела нащупать фляжку с водой и попить. "Наверное, сотрясение мозга", - подумала Николь, засыпая. Когда она снова проснулась, уже стемнело. Но заволакивающий ум туман рассеялся. Она знала теперь, где находится. Николь вспомнила, как искала Такагиси и угодила в яму, вспомнила, как кричала, звала Франческу... и долгое жуткое падение. Она немедленно сняла с пояса коммуникатор. - Эй там, на "Ньютоне", - проговорила она, медленно поднимаясь. - Это космонавт де Жарден. Я упала в яму и ударилась головой, так сказать, временно потеряла трудоспособность. Сабатини знает, где меня искать... Умолкнув, Николь принялась ждать. Ответа не было. Она повернула ручку громкости, но расслышала лишь странные помехи. "Уже темно, - подумала она, - а тогда прошло только два часа после рассвета... не более". Николь знала, что светлые периоды внутри Рамы длились около тридцати часов. Неужели она так долго пробыла без сознания? Или же Рама вновь выкинул какую-нибудь неожиданную штуку? Она поглядела на наручные часы, показывавшие время с начала второй вылазки, и быстро провела вычисления. "Я пробыла здесь тридцать два часа. Почему же никто не пришел?" Мысли Николь вернулись к последней минуте перед падением. Они переговорили с Уэйкфилдом, она бросилась проверять ямы. Ричард обычно контролировал положение при двухсторонней радиосвязи, Франческа же знала точно... Может быть, что-то случилось со всем экипажем? Если нет, почему она еще здесь? С улыбкой Николь попыталась прогнать страх. "Конечно, - рассудила она, - меня обнаружили, но я была без сознания, и поэтому..." Другой голос в голове произнес, что подобная мысль беспочвенна. Если бы ее нашли, то извлекли бы из ямы в любом случае. Она невольно поежилась от страха... что, если ее никогда не найдут. Николь заставила себя переключиться на другие темы и принялась изучать физические повреждения, полученные при падении. Осторожно ощупала череп. На нем оказалось несколько шишек: самая большая на затылке. "Наверное, именно тут я и заработала сотрясение". Но трещин не было, а легкие ссадины перестали кровоточить несколько часов назад. Она проверила руки, ноги, спину. Синяков не перечесть, однако, на диво, все кости были целы. Острые боли в верхней части спины свидетельствовали, что она либо ушибла позвоночник, либо защемила какие-то нервы. Прочее вылечить будет легко. Когда обнаружилось, что тело ее более или менее уцелело, дух сразу взыграл. Николь принялась обследовать свои владения. Она упала внутрь глубокой и узкой прямоугольной ямы. Шесть шагов вдоль, полтора - поперек. Фонариком и рукой она определила глубину ямы: метров восемь с половиной. В пустой яме лишь в одном углу были свалены горкой куски металла от пяти до пятнадцати сантиметров длиной. Николь внимательно разглядела их, посвечивая фонариком, - около