тов Николь проверила наличие эмбриона и его размер. Еще она определила чувствительность организма Франчески к абортивной жидкости. Плоду было около пяти дней. "Чей же он?" - размышляла Николь, рассматривая на экране увеличенное изображение крошечного пузырька, утопающего в стенке матки. Микроскоп на конце зонда ничем не выдавал, что это скопление клеток - живое существо. "Уже сейчас живое и разумное. И весь будущий облик уже закодирован в генах". Николь распечатала на принтере для Франчески все ожидаемые последствия приема лекарства. Плод будет отторгнут и выброшен из организма в течение двадцати четырех часов. Возможны кое-какие легкие отклонения от нормальной менструации, которая должна начаться немедленно. Франческа выпила жидкость без колебаний. Пока она одевалась, Николь вспоминала, как сама узнала о своей беременности. "Мне ни разу даже в голову не пришло такое... и не потому, что отцом моего ребенка был принц. Нет. Я думала только о своей ответственности... и любви к будущему ребенку". - Вижу о чем ты думаешь, - сказала Франческа, прежде чем покинуть лазарет. Она стояла возле двери. - Советую не тратить времени понапрасну. У тебя довольно и собственных проблем. Николь не ответила. - Значит, назавтра маленького паршивца не будет, - холодно проговорила Франческа с усталостью и гневом в глазах. - Отлично. Миру не нужен еще один мулат. - Реакции Николь Франческа не стала дожидаться. 16. РАМА, ЯРОСТНО ГОРЯЩИЙ Посадка возле входного тамбура Рамы прошла гладко, без всяких неприятностей. Следуя опыту капитана Нортона, генерал Борзов, как это уже было семьдесят лет назад, приказал Яманаке и Тургеневой вести "Ньютон" к стометровому диску, расположенному на оси вращения гигантского цилиндра. Низкие решетчатые конструкции соединили космический корабль землян с неторопливо вращающимся гигантом. И за какие-то десять минут "Ньютон" оказался прочно прикрепленным к поверхности Рамы. Огромный диск, как было известно, прикрывал воздушный шлюз. Чтобы отыскать утопленный в поверхность штурвал, Уэйкфилд и Табори отправились с "Ньютона" в устройствах для свободного передвижения в космосе. Это колесо, позволявшее вручную управлять воздушным шлюзом, оказалось именно там, где они и ожидали его увидеть. Надежды людей оправдались: колесо легко повернулось, открывая отверстие во внешней оболочке Рамы. Поскольку отличий в конструкции Рамы II не было обнаружено, оба космонавта продолжили входные операции. Четыре часа спустя, порядком посуетившись в тоннелях и коридорах, растянувшихся на полкилометра и соединявших внутренние полости космического корабля чужаков с воздушным шлюзом, космонавты открыли все три дублирующие друг друга двери. За это время они развернули транспортную систему, которая переправит людей и оборудование с "Ньютона" внутрь Рамы. Земные инженеры спроектировали ее, пользуясь параллельными желобками, которые рамане врезали в стенки внешних тоннелей многие века назад. После короткого перерыва к Уэйкфилду и Табори присоединился Яманака, и уже втроем они собрали во внутреннем конце тоннеля станцию радиорелейной связи "Альфа". Расположение и облик ее антенн были подобраны так, что в случае идентичности второго корабля раман первому космонавты получали возможность пользоваться двусторонней связью повсюду - от лестниц до северной половины Центральной равнины. Полный план развертывания системы связи предусматривал еще одну релейную станцию, "Бета", возле Цилиндрического моря; совместно обе они должны были обеспечить надежную связь в северной части цилиндра вплоть до острова Нью-Йорк. Браун и Такагиси сразу же заняли свои места в центре управления, как только была подтверждена работоспособность станции "Альфа". Шел предпусковой отсчет перед запуском внутренних зондов. Нервный и взволнованный Такагиси заканчивал предполетные проверки летательного аппарата. Браун же, завершая приготовления к отправке второго зонда, казался спокойным и деловитым. Франческа Сабатини сидела перед экранами мониторов, чтобы без опоздания переключить для передачи на Землю самые интересные изображения. Последовательностью действий руководил сам генерал Борзов. Прежде чем отдать команду, он сделал театральную паузу. Потом зонды мгновенно исчезли в черной темноте внутри Рамы. Через какие-то секунды в центре управления ярко вспыхнул первый экран, передававший изображение с зонда Дэвида Брауна, - сработала первая вспышка. Когда яркость снизилась до приемлемого уровня, стали видны очертания первого широкоугольного снимка. Для начала намечалось получить панораму северной части цилиндра, включая всю территорию чаши вплоть до Цилиндрического моря, занимающего середину искусственного мира. Резкое изображение, застывшее на экране, потрясало. Одно дело читать о Раме, заниматься на тренажерах, имитирующих отдельные его части, другое - находиться возле орбиты Венеры на этом сверхгигантском корабле и впервые заглядывать в его недра... Изумление людей постепенно проходило, потому что панорама оказалась знакомой. От краев напоминающей кратер чаши, в центре которой они вышли из тоннелей, начинались террасы и плавные склоны, опускавшиеся к цилиндрической части внутренней поверхности корабля. Эту чашу на три части разделяли широкие трапы, напоминавшие железнодорожные колеи; каждый из них заканчивался широким лестничным маршем более чем в тридцать тысяч ступеней. Все три переходящих в лестницы трапа напоминали ребра огромного зонтика, по ним можно было спуститься с плоского дна кратера на просторную Центральную равнину, по всей внутренней поверхности обегавшую вращающийся цилиндр. Большую часть снимка занимала северная половина Центральной равнины. Огромное пространство за пределами "городов" распадалось на прямоугольные поля неправильной формы. В широкоугольном снимке оказались три города - три скопления высоких стройных объектов, отдаленно напоминавших дома Земли; они были связаны чем-то вроде шоссе, разбегавшихся вдоль краев полей. Экипаж немедленно признал в них Париж, Рим и Лондон: эти имена дали участники экспедиции на первого Раму. Не менее сильное впечатление производили длинные прямые ложбины или долины на Центральной равнине. Три длинные ложбины в десять километров длиной и сотню метров шириной были равноудалены друг от друга. Во время первой встречи с Рамой они были источником света, озарившего здешний мирок после того как растаяли льды Цилиндрического моря. На краю изображения странное море полосой воды огибало огромный цилиндр. Как и следовало ожидать, оно пока оставалось замерзшим, посреди него высился весь в небоскребах таинственный остров, названный первооткрывателями Нью-Йорком. Небоскребы Нью-Йорка были видны у самого края снимка, громадные башни ждали исследователя. Экипаж в полном составе почти с минуту молча рассматривал небоскребы. - Отлично, все как прежде, - начал доктор Дэвид Браун радостным тоном. - Эй, вы, неверующие, - гордо завопил он, так чтобы слышали все, - видите, этот Рама _в точности_ такой же, как первый. - Видеокамера Франчески повернулась, чтобы запечатлеть восторг Брауна. Члены экипажа в безмолвии не отводили глаз от экрана. Тем временем зонд Такагиси передавал снимки местности возле тоннеля в обычном формате. Их выводили на экраны поменьше по всему центру управления. Этими изображениями воспользуются для уточнения конфигураций транспортной системы и системы связи, которые будут размещены внутри Рамы. Начиналась работа экспедиции: тысячи снимков, полученных с обоих летающих зондов, будут сопоставляться с изображениями, снятыми семьдесят лет назад на Раме I. Сопоставление изображения будет производиться численно с помощью компьютеров, а значит, автоматически; в них обязательно найдутся и различия, для объяснения которых потребуется человеческий разум. Даже если оба корабля идентичны, одни только различия в степени освещенности при съемке создадут свои проблемы. Когда через два часа последний из зондов возвратился на радиорелейную станцию, фотографическое сравнение уже дало первые результаты. В масштабе до сотни метров заметных различий в конструкции Рамы II и более раннего космического аппарата не было обнаружено. При таком разрешении значительные несовпадения наблюдались лишь в Цилиндрическом море - прямолинейный алгоритм численного сравнения не позволял однозначно учесть отражательную способность льда. День оказался долгим, но увлекательным. Борзов объявил, что состав группы, намеченной для первой вылазки, будет вывешен через час, а "специальный обед" - подан в центре управления еще часом позже. - Вы не посмеете, - кричал разъяренный Дэвид Браун, без стука ворвавшись в каюту командира с листом, на котором были отпечатаны фамилии назначенных в первую вылазку. - О чем это вы говорите? - спросил генерал Борзов. Грубые выходки Брауна порядком надоели ему. - Здесь какая-то ошибка, - по-прежнему орал Браун. - Неужели вы рассчитываете, что я останусь на "Ньютоне" во время первой вылазки? - Реакции генерала Борзова не последовало и американский ученый изменил тактику. - Я хочу, чтобы вы поняли, - я с этим не согласен. Управлению МКА такое тоже не придется по нраву. Борзов встал, оставаясь за столом. - Закройте дверь, Браун, - спокойно ответил он. Дэвид Браун хлопнул скользящей дверью. - А теперь выслушайте. Меня совершенно не волнует, кого вы там знаете. Этой экспедицией командую я. И если вы станете и дальше вести себя как примадонна, постараюсь, чтобы вы _никогда_ не ступили ногой на поверхность Рамы. Браун попритих. - Я требую объяснений, - не скрывая враждебности, объявил он. - Я старший ученый-специалист экспедиции и отвечаю за информацию о ней в прессе. Чем же вы можете объяснить, что оставляете меня на борту "Ньютона", отправляя внутрь Рамы девятерых космонавтов? - Я не собираюсь искать оправданий своим действиям, - в этот миг Борзов испытывал удовлетворение от того, что наглый американец подчинен ему. - Но могу пояснить вам, почему доктор Браун не включен в состав первой партии. Наша вылазка имеет две цели: мы должны разместить транспортную систему и систему связи, а также завершить подробный осмотр внутренней части Рамы II, чтобы доказать его идентичность первому аппарату... - Но летающие зонды уже выполнили эту задачу, - перебил его Браун. - Такагиси так не считает, - возразил Борзов. - Он говорит, что... - Дерьмо этот ваш Такагиси. Он будет ныть, пока не докажет, что каждый квадратный сантиметр Рамы II неотличим от Рамы I. Вы же видели результаты, полученные зондами. Неужели у вас остаются сомнения... Дэвид Браун смолк, не договорив. Генерал Борзов, холодно глядя ему в глаза, барабанил пальцами по столу. - Быть может, вы наконец разрешите мне закончить? - сказал Борзов и подождал еще несколько секунд. - Независимо от вашего мнения, - продолжил командир, - доктор Такагиси считается на Земле главным специалистом по Раме. Не вздумайте утверждать, что вы знакомы с обликом корабля лучше японца. Все пятеро космических кадетов нужны мне для технических работ. Идут оба журналиста... не только потому, что они не могут дублировать работу друг друга: дело в том, что сейчас внимание всего мира приковано к нам. Наконец, я считаю, что для успешного руководства экспедицией мне следует хотя бы раз войти внутрь Рамы, и намерен сделать это не откладывая. И поскольку методиками предусмотрено, что на начальном этапе экспедиции вне Рамы должно оставаться не менее трех членов экипажа, нетрудно сосчитать, кто... - Вы не обманете меня, - вновь перебил его настырный Браун. - Я-то понимаю истинные причины вашего выбора. Да, командир, вы состряпали логичное объяснение, почему меня нет в первой группе. Но по-настоящему дело не в этом. Вы мне завидуете, Борзов. Не можете пережить, что весь мир считает подлинным руководителем экспедиции меня, а не вас. Командир секунд пятнадцать молча глядел на Брауна. - Знаете, Браун, - наконец проговорил он, - мне жаль вас. Вы и в самом деле человек одаренный, но ваше мнение о себе куда как превосходит ваш талант. И не будь вы таким... - на этот раз сам Борзов умолк, не договорив фразы. Он поглядел в сторону. - Кстати, поскольку я знаю, что вы сейчас броситесь в свою комнату докучать жалобами кому-либо в МКА, имейте в виду: в отчете службы жизнеобеспечения рекомендовано избегать вашего сотрудничества с Уилсоном из-за той враждебности, которую вы старательно проявляете друг к другу. Глаза Брауна сузились. - Значит, вы хотите сказать, что Николь де Жарден в официальной бумаге выделила Уилсона и меня. Борзов кивнул. - Ну и сука, - пробормотал Браун. - Вечно кто-то да виноват, только не доктор Браун, - улыбнулся Борзов своему оппоненту. Дэвид Браун повернулся и направился к выходу. Генерал Борзов приказал откупорить к банкету несколько бесценных бутылок вина. Командир был в великолепном настроении. Франческа придумала отличную вещь. Космонавты сдвигали столы в центре управления и крепили их к полу, ощущая явное взаимное расположение. Доктор Дэвид Браун на банкет не явился. Он оставался в своей каюте, а остальные одиннадцать членов экипажа пировали, насыщаясь домашней курятиной и отварным дикорастущим рисом. Франческа неловко заметила, что Брауну не по себе, но, когда Янош Табори шутливо вызвался проверить здоровье американского ученого, поспешно добавила, что доктор Браун хотел побыть в одиночестве. Янош и Ричард Уэйкфилд, перехватив несколько бокалов вина, болтали с Франческой, тем временем на другом конце стола шла оживленная беседа между Реджи Уилсоном и генералом О'Тулом о близящемся бейсбольном сезоне. Николь сидела между генералом Борзовым и адмиралом Хейльманом и внимала воспоминаниям обоих миротворцев о временах, последовавших за Великим хаосом. Когда с едой было покончено, Франческа с извинениями поднялась и на несколько минут исчезла вместе с доктором Такагиси. Когда же они возвратились, итальянка попросила всех повернуться к большому экрану. Выключили свет, и на экране появился Рама, видимый снаружи. Только перед ними был отнюдь не привычный серый цилиндр. На этот раз изображение было ярко раскрашено с помощью подпрограмм преобразования изображения. Черный цилиндр был покрыт золотисто-желтыми полосами и напоминал какую-то физиономию. В мгновенно воцарившейся в комнате тишине Франческа начала: Тигр, о тигр, светло горящий В глубине полночной чащи, Кем задуман огневой Соразмерный образ твой. По спине Николь де Жарден пробежал холодок, Франческа начала следующую строфу: В небесах или глубинах Тлел огонь очей звериных... "В конце концов весь вопрос в том, - думала Николь, - кто создал этот гигантский корабль? Кто... и знать это куда важнее для нашей судьбы, чем знать, почему он создан". Что за горн пред ним пылал? Что за млат тебя ковал? Кто впервые сжал клещами Гневный мозг, метавший пламя? Сидевший напротив генерал О'Тул тоже был заворожен чтением Франчески. Ум его вновь сражался с той же фундаментальной проблемой, что смущала его с того дня, когда он впервые приступил к подготовке экспедиции. "Боже мой, - удивлялся он. - Какое место эти рамане занимают в Твоей вселенной? Создал ли Ты их прежде, чем нас? Тогда они в известном смысле наши кузены? Зачем Ты послал их сюда? Зачем сделал это сейчас?" А когда весь купол звездный Оросился влагой слезной, Улыбнулся ль, - наконец, Делу рук своих Творец? [У.Блейк. Тигр] Когда Франческа закончила чтение стиха, воцарилось недолгое молчание, за которым последовал взрыв аплодисментов. Она любезно выразила признательность доктору Такагиси за участие в обработке изображения. Японец ответил смиренным поклоном. Потом поднялся Янош Табори. - Я хочу от имени всего экипажа поблагодарить вас, Сигеру, и вас, Франческа, за оригинальное и наводящее на размышления представление, - сказал он, улыбаясь. - И оно едва не заставило меня относиться "менее серьезно" к тому, что ожидает нас завтра. - Говоря об этом... - произнес генерал Борзов, поднимая взгляд от недавно откупоренной бутылки украинской водки, к которой уже успел приложиться. - Настало время тостов - есть такая старинная русская традиция. Я прихватил с собой всего лишь пару бутылок этого напитка, гордости нашей, и обе хочу разделить с вами, друзья мои и коллеги, по особому поводу. Он передал обе бутылки в руки генерала О'Тула, американец с помощью разливателя жидкости ловко распределил водку по маленьким чашечкам с крышкой. - Как известно Ирине Тургеневой, - продолжал командир, - на дне каждой бутылки настоящей украинской водки всегда есть червячок. Говорят, что тот, кто проглотит этого червячка вместе с напитком, целые сутки будет наделен повышенной активностью в известной области. Адмирал Хейльман пометил дно двух чашек инфракрасным крестом. Те двое, у кого окажутся меченые чашки, съедят по пропитанному водкой червячку. - Ух, пронесло, - проговорил Янош секундой спустя, передавая Николь инфракрасный сканер. Он первым успел убедиться, что креста на дне его чашки нет. - Такое соревнование не худо и проиграть. Крест обнаружился на дне чашки Николь. Значит, она попала в число двоих счастливцев, получивших возможность съесть украинского червяка. Николь невольно задумалась: "А нужно ли это мне? - И утвердительно ответила на этот вопрос, заметив живое нетерпение на лице командира. - Ну, во всяком случае, не умру. А все паразиты в нем наверняка убиты спиртом". Вторая чашка с крестом оказалась в руках самого генерала Борзова. Генерал улыбнулся, выплеснул одного из крохотных червячков в собственную чашку, другую - Николь и поднял свой импровизированный бокал над столом. - Давайте выпьем за успех экспедиции, - сказал он. - Для каждого из нас ближайшие дни и недели станут величайшим приключением в жизни. По сути дела, мы являемся послами землян перед лицом чуждой культуры. Да не посрамит каждый из нас чести рода человеческого. Сняв крышку со своей чашки и стараясь не взболтнуть содержимое, он выпил его одним глотком. Вместе с червячком. Николь тоже не стала разжевывать, впрочем, отметив, что мерзкий клубень, который ей пришлось съесть во время обряда поро в Республике Берег Слоновой Кости, был все-таки хуже на вкус. После еще нескольких коротких тостов огни в комнате начали тускнеть. - А теперь, - объявил с широким жестом Борзов, - наши гости из Стратфорда, гордость "Ньютона" - Ричард Уэйкфилд с труппой гениальных роботов. В комнате стало темно, лишь на полу слева от стола светилось пятно, освещенное с потолка лампой. Посреди него находился макет старинного замка. Облаченный в женское платье робот, двадцати сантиметров роста, расхаживал по одной из комнат. Эта дама читала письмо. Сделав несколько шагов, она уронила руки по бокам и начала: Да, Гламис ты, и Кавдор ты и станешь Тем, что тебе предсказано. И все ж Боюсь я, что тебе, кто от природы Молочной незлобивостью вспоен, Кратчайший путь не выбрать... к величью... - Эту даму я знаю, - ухмыльнулся Янош Николь, - встречались где-то. - Ш-ш-ш, - произнесла Николь. Точность движений леди Макбет заворожила ее. "А Уэйкфилд действительно гений, - думала она. - Как это он умудряется так точно выполнять подобные вещи?" Особенно ее удивил диапазон выражений на лице робота. Когда Николь пригляделась, крошечная сцена поплыла в ее голове. Она вдруг забыла, что перед ней роботы. Вошел вестник и объявил леди Макбет, что ее муж уже неподалеку от замка и что король Дункан проведет там ночь. Николь видела, как исказилось лицо леди Макбет, когда посыльный вышел. Ко мне, о духи смерти! Измените Мой пол. Меня от головы до пят Злодейством напитайте. Кровь мою Сгустите. [У.Шекспир. Макбет] "Боже, - думала Николь, мигая глазами, чтобы убедиться в том, что они не лгут. - Она преображается?" Так и было. И со словами "Измените мой пол" обличье робота начало меняться, приобретая мужеподобные черты. Выпуклости грудей и ягодиц, даже мягкость лица... все исчезло. Дальше леди Макбет изображал какой-то андрогин. Очарованная Николь кружила в потоке фантазий, порожденных собственным воображением и алкоголем. Новое лицо робота кого-то смутно напоминало. Заметив шевеление справа, она обернулась к Реджи Уилсону, жарко говорившему с Франческой. Николь переводила глаза с Франчески на леди Макбет и обратно. "Да, - заметила она про себя. - Лицо новой леди Макбет напоминает Франческу". Страх и предчувствие чего-то непоправимого вдруг обрушились на Николь, повергая ее в трепет. "Вот-вот произойдет нечто ужасное", - говорил ее ум. Она несколько раз глубоко вздохнула и попыталась успокоиться, но странное чувство не проходило. На маленькой сцене хозяйка замка приветствовала короля Дункана. Слева Франческа потчевала генерала Борзова остатками вина. Николь не могла более бороться с паникой. - В чем дело, Николь? - спросил Янош. Он чувствовал, что она расстроена. - Ни в чем, - ответила Николь и, собрав все силы, поднялась на ноги. - Должно быть, еда не пошла мне впрок. Пойду-ка к себе. - Но после обеда еще будет кино, - со смешком уговаривал Янош. Николь выдавила улыбку. Венгр помог ей встать. Она услыхала, как леди Макбет костит мужа за недостаток храбрости, и новая волна суеверного страха накатила на нее. Подождав пока адреналин в крови рассосется, Николь извинилась и оставила кают-компанию. Медленно возвращалась она в свою комнату. 17. СМЕРТЬ СОЛДАТА Николь снилось, что ей опять десять лет и она играет в лесу неподалеку от дома в парижском пригороде Шилли-Мазарин. И вдруг понимает, что ее мать умирает. А потом в ужасе бежит домой рассказать все отцу. Прямо на ее пути оказывается небольшая кошка, шипящая и скалящая зубы. Николь останавливается. Неожиданно в лесу раздается вопль, и она бежит по лесу, оставив тропу, и ветви царапают ее кожу. Кошка следом. Новый вопль! Проснувшись, она увидела над собой встревоженную физиономию Яноша Табори. - Что-то случилось с генералом Борзовым, - проговорил Янош, - у него сильные боли. Мгновенно выпрыгнув из постели, Николь запахнулась в халат, подхватила портативную аптечку и следом за Яношем направилась в коридор. - Похоже на аппендицит, - заметил коллега-врач, пока они пересекали кают-компанию, - правда, я не совсем уверен. Ирина Тургенева стояла на коленях возле командира и держала его за руку. Генерал был распростерт на кушетке. Лицо его побледнело, на лбу выступил пот. - А вот и доктор де Жарден, - он ухитрился улыбнуться. Попытался сесть, дернулся от боли и опустился на спину. - Николь, - тихо пожаловался он, - адская боль. Ничего подобного со мной в жизни не было, даже когда ранили, было легче. - И давно это началось? - спросила Николь, извлекая сканер и биомонитор, чтобы проверить все характеристики организма больного. Тем временем из-за правого плеча Николь показалась физиономия Франчески, снимающей доктора за установлением диагноза. Николь с досадой велела ей подвинуться назад. - Минуты две или три назад, - с трудом проговорил генерал Борзов. - Я сидел в кресле, смотрел кино и, кажется, от души смеялся, и вдруг острая резкая боль - справа внизу живота. Словно что-то жжет меня изнутри. Николь запрограммировала сканер на считывание всей рассеянной по организму информации с зондов Хакамацу за последние три минуты. По частоте пульса и секреции эндокринных желез она легко установила момент начала болевого приступа и запросила информацию со всех каналов. - Янош, сходите в кладовую и принесите портативный диагност. - Она передала Табори карточку с кодом, открывающим дверь. - Слегка лихорадит, значит организм сопротивляется инфекции, - заметила Николь, обращаясь к генералу Борзову. - Внутренние датчики подтверждают наличие острой боли. Космонавт Табори вернулся с небольшим электронным устройством в виде коробочки. Достав из сканера маленький куб с данными, Николь вставила его в диагност. Секунд через тридцать небольшой экранчик засветился, на нем выступили слова "АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 94%". Николь нажала на кнопку, проверяя возможные варианты. В остальных случаях диагност выдавал вероятность не более 2%. "Есть две возможности, - Николь торопилась с мыслями, генерал Борзов дернулся от боли. - Можно отослать все данные на Землю для постановки окончательного диагноза... - Она поглядела на часы и быстро прикинула, сколько времени потребуется сигналу на путешествие до Земли и обратно и сколько уйдет, чтобы собрать там консилиум после получения диагноза. - Можно и опоздать". - Что он говорит, доктор? - спросил генерал. Глаза его молили снять боль как можно быстрее. - Наиболее вероятный диагноз - аппендицит, - ответила Николь. - Черт побери, - выругался Борзов. Он поглядел на остальных. Здесь были все, кроме Уилсона и Такагиси, не ставших смотреть кино. - Но работы не будут прерваны. Первая и вторая вылазки пройдут без моего участия. - Очередной приступ боли искривил его лицо. - Ну пока еще не все ясно. Нужны дополнительные данные. - Николь вновь сняла показания, но теперь с поправкой на две минуты, проведенные ею в общей каюте. И на этот раз диагноз "АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 92%". Как и положено, она собиралась проверить альтернативные диагнозы, но сильная рука командира остановила ее. - Если все сделать быстро, пока в моем организме не оказалось много отравы, эту несложную операцию может осуществить и робот-хирург? Николь кивнула. - А если мы затратим время на диагностическое подтверждение с Земли... ох... мое тело может получить более серьезные повреждения? "Будто читает мои мысли", - сперва подумала Николь, но затем сообразила, что генерал просто досконально следует методике действий экипажа "Ньютона". - Значит, пациент уже делает предложение доктору? - спросила она, не сумев скрыть улыбку, невзирая на страдания Борзова. - Я еще не настолько самонадеян, - ответил Борзов, чуть шевельнув веком, как бы подмигивая. Николь глядела на экран монитора. На нем светились те же слова "АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 92%". - Можете ли вы что-нибудь добавить? - спросила она у Яноша Табори. - Только то, что мне приходилось видеть аппендицит на практике в Будапеште, - ответил невысокий венгр. - И симптомы полностью совпадают. - Хорошо, готовьте "Рохира" к операции. Адмирал Хейльман, не доставите ли вы с космонавтом Яманакой генерала Борзова в госпиталь? - Николь повернулась к Франческе. - Я понимаю, что это сенсация, и допущу вас в операционную, только если вы обещаете выполнить три условия: пройдете такую же дезинфицирующую обработку, как и хирурги; во время операции простоите со своей камерой у стенки; будете повиноваться любым моим приказам. - Весьма любезно с вашей стороны, - кивнула Франческа. - Благодарю вас. Когда Борзов вместе с Хейльманом и Яманакой покинули общую каюту, в ней остались Ирина Тургенева и генерал О'Тул. - Знаете, волнуюсь, как Ирина, - с обычной своей искренностью обращаясь к Николь, проговорил американец. - Можем ли мы хоть чем-то помочь? - Во время операции Янош будет ассистировать мне. Но пара рук может пригодиться в качестве стратегического резерва. - Это как раз для меня, - ответил О'Тул, - приходилось в порядке благотворительности работать в госпиталях. - Отлично. А теперь идемте готовиться. "Рохир", переносный робот-хирург, находившийся на "Ньютоне" именно для подобных нужд, с точки зрения медицинского совершенства по классу уступал полностью автономным операционным лучших госпиталей Земли, но и его не без оснований можно было считать техническим чудом. Это сложное устройство, упакованное в небольшой чемоданчик, весило всего четыре килограмма. Требования к мощности питания тоже были невелики. Но прибегать к его услугам можно было более чем в сотне случаев. Янош Табори распаковал "Рохира". Вид чемоданчика не больно-то впечатлял. Все необходимые конечности и соединения были сложены для длительного хранения. Проверив наличие инструкции к роботу-хирургу, Янош прикрепил его сбоку к кровати, на которой уже находился генерал Борзов. Боль слегка отпустила его. Но нетерпеливый командир торопил всех. Янош ввел кодовое обозначение операции. "Рохир" автоматически расправил конечности, в том числе удивительную руку-скальпель с четырьмя пальцами - именно той самой конфигурации, что предназначена для удаления аппендицита. В это время в комнате, подняв руки в перчатках, появилась Николь, облаченная в белый халат хирурга. - Вы проверили программное обеспечение? - спросила она у Яноша. Тот отрицательно качнул головой. - Пока вы умываетесь, я закончу предоперационные тесты, - сказала ему Николь, давая знаком разрешение Франческе и О'Тулу войти в операционную. - Лучше не стало? - обратилась она к Борзову. - Не слишком, - пробормотал он. - Пока я дала вам легкое успокоительное. Перед началом операции "Рохир" введет полную дозу анестезии. Переодеваясь, Николь освежила в памяти все подробности. Эту операцию она знала наизусть, ею пользовались в качестве теста при отработке хирургических процедур. Николь ввела информацию об организме Борзова в "Рохир", проверила электронные цепи, несущие информацию о пациенте во время операции, провела автоиспытания всех программ. В качестве итоговой проверки она тщательно настроила пару крошечных стереокамер, действовавших совместно с хирургической рукой. Янош вернулся в комнату, Николь с пульта управления робота-хирурга быстро распечатала две копии описания последовательности операции. Одну взяла сама, другую передала Яношу. - Ну все готовы? - спросила она, глядя на генерала. Командир "Ньютона" утвердительно - вверх-вниз - качнул головой. Николь включила "Рохир". Одна из четырех конечностей руки "Рохира" впрыснула анестетик в тело пациента, и за какую-то минуту сознание оставило генерала. Камера Франчески фиксировала каждый этап исторической операции - по ходу дела она что-то нашептывала в сверхчувствительный микрофон. Рука "Рохира" со скальпелем, руководствуясь картинкой, полученной с помощью пары глаз, сделала надрезы, необходимые для вскрытия нужного органа. Никакой живой хирург не смог бы сделать все так быстро и точно. Вооруженный целой батареей датчиков, каждую секунду проверяющий сотни параметров, "Рохир" отогнул все ткани покрова и обнажил аппендикс за какие-то две минуты. Автоматической последовательностью операции был предусмотрен тридцатисекундный перерыв для осмотра, прежде чем робот-хирург приступит к удалению органа. Николь нагнулась к пациенту, чтобы разглядеть открытый отросток. Он не был ни воспаленным, ни распухшим. - Янош, посмотри, быстро, - сказала она, одним глазом приглядывая за цифровым датчиком, отсчитывающим время визуального осмотра. - Совершенно нормальный аппендикс. Янош наклонился с другой стороны операционного стола. "Боже, - думала Николь, - неужели мы удаляем здоровый..." На цифровом датчике времени значилось 00:08. - Выключай хирурга, - крикнула она, - прекращаем операцию, - и одновременно с Яношем потянулась к пульту управления. И в этот самый миг весь космический корабль землян дернулся куда-то вбок. Николь отбросило назад, к стене. Янош упал вперед, ударившись головой об операционный стол. Пальцы его руки скользнули по клавишам пульта управления и потом опустились на пол. Генерала О'Тула швырнуло вместе с Франческой к дальней стене. Раздавшийся в комнате писк зонда Хакамацу свидетельствовал, что кто-то из экипажа в опасности. Николь, коротко глянув, убедилась, что с Франческой и генералом О'Тулом все в порядке и, с трудом превозмогая действующий на всех крутящий момент, попыталась добраться до операционного стола. С огромным усилием тянулась она вперед, подтягиваясь за закрепленные ножки стола. И когда добралась до него, поднялась, пытаясь сохранить равновесие. Едва голова Николь появилась над операционным столом, кровь брызнула ей в лицо. Не веря своим глазам, она глядела на тело Борзова. Разрез был теперь полон крови, и рука-скальпель "Рохира" уходила в рану и резала... отчаянно сигналил набор зондов в теле Борзова, хотя Николь перед операцией задала допуски побольше. Волна страха и дурноты охватила Николь, осознавшую, что робот ни на минуту не оставлял хирургической деятельности. Крепко вцепившись в край стола, чтобы не поддаться огромной силе, она сумела дотянуться до пульта управления и выключить питание хирурга. Скальпель поднялся из кровавой лужицы на теле и лег возле опоры. Николь попробовала остановить сильнейшее кровотечение. Через тридцать секунд неожиданная сила исчезла, словно ее и не было. Генерал О'Тул поднялся на ноги и рванулся к уже не скрывавшей отчаяния Николь. Скальпель натворил слишком много. Командир истекал кровью перед ее глазами. - Нет-нет. О Боже! - воскликнул О'Тул, глядя на истерзанное тело друга. Датчики настойчиво звенели. Теперь звуки доносились не только с операционного стола. Франческа очнулась как раз вовремя, чтобы запечатлеть последние десять секунд жизни Валерия Борзова. Эта ночь всему экипажу "Ньютона" показалась чересчур долгой. За два часа, последовавших сразу за неудачной операцией. Рама трижды проводил коррекцию орбиты: каждая из них, подобно первой, длилась одну-две минуты. Земля в конце концов подтвердила, что маневры изменили ориентацию, скорость вращения и орбиту космического корабля чужаков. Цели ночных маневров определить не смогли и там. Земля ограничилась сообщением, что "коррекции" изменили наклонение и линию апсид орбиты Рамы. Однако энергетически траектория не изменилась. Рама оставался на гиперболической орбите, разомкнутой относительно Солнца. Внезапная смерть генерала Борзова ошеломила всех и на "Ньютоне", и на Земле. Пресса всех стран превозносила покойного, а начальники и сотрудники вспоминали многочисленные свершения, связанные с его именем. Смерть Борзова, как было объявлено, произошла в результате несчастного случая, вызванного неожиданными маневрами Рамы, совпавшими с обычной аппендэктомией. Но уже через восемь часов после смерти генерала осведомленные люди повсюду задавали одни и те же вопросы. Почему Рама вдруг начал двигаться именно в это самое время? Почему не сработала защитная система "Рохира", не сумевшая прервать операцию? Почему присутствовавшие при операции офицеры медицинской службы не смогли выключить аппарат, прежде чем оказалось слишком поздно. И сама Николь де Жарден задавала себе те же вопросы. Она как раз закончила оформление всех документов, требующихся от врача, когда в космосе случается смерть, и поместила тело Борзова в вакуумный гроб, оставленный во вместительном трюме в задней части военного корабля. Потом быстро составила и записала отчет о случившемся; О'Тул, Сабатини и Табори проделали то же самое. Во всех отчетах обнаружилось одно-единственное существенное расхождение. Янош забыл упомянуть, что во время маневра раман тянулся к пульту управления. В этот момент умолчание показалось Николь несущественным. Вынужденные телепереговоры с представителями МКА проходили даже болезненно. Основной мишенью резких и дурацких вопросов являлась Николь. Несколько раз она сохраняла спокойствие только собрав все свои силы. Николь ждала, что Франческа в своей телепередаче будет делать намеки на некомпетентность врачей "Ньютона", но итальянская журналистка держалась непредубежденно и доброжелательно. Дав короткое интервью Франческе, где она в основном подчеркнула тот ужас, который испытала, увидев окровавленный разрез в теле Борзова, офицер службы жизнеобеспечения направилась в свою комнату, сославшись на желание отдохнуть или поспать. Но Николь не позволила себе этой роскоши. Снова и снова переживала она критические секунды операции. Могла ли она чем-нибудь изменить ее исход? И как объяснить тот факт, что "Рохир" не остановился сам? Николь и предположить не могла, что в защитные алгоритмы программ "Рохира" может прокрасться ошибка - в таком случае они не прошли бы всей той интенсивной предстартовой проверки. Значит, или где-то была допущена ошибка, небрежность - они с Яношем в спешке могли пропустить какой-нибудь ключевой параметр, ведающий автоматикой хирурга, - или же причиной всему был несчастный случай уже после внезапного разворота Рамы. Бесплодные поиски разгадки и почти полное изнеможение заставили ее наконец уснуть. Но одна часть уравнения, с ее точки зрения, была яснее ясного - умер человек, и она несет ответственность за эту смерть. 18. ПОСМЕРТНАЯ Как и следовало ожидать, день после смерти генерала Борзова был полон суеты. Представители МКА проводили расследование инцидента, и большая часть космонавтов подверглась новому длительному перекрестному опросу. От Николь требовали признания в нетрезвости. Некоторые вопросы были просто подлыми, и Николь, пытавшаяся сохранить силы, чтобы самостоятельно заняться расследованием событий, связанных с трагедией, дважды теряла терпение во время допроса. - Ну знаете, - воскликнула она в первый раз. - Я уже четыре раза повторяла, что выпила две рюмки вина и рюмку водки за три часа до операции. Я бы не стала даже прикасаться к алкоголю, _если бы знала_, что мне предстоит операция. Я даже признала задним умом, что одному из двоих офицеров жизнеобеспечения следовало бы соблюдать полную трезвость. Все это - остроумие на лестничной клетке. И опять повторяю собственные слова. Ни на мои суждения, ни на физические действия во время операции алкоголь не оказал никакого воздействия. Оказавшись вновь в своей комнате, Николь сосредоточилась на одной мысли: почему робот-хирург не прервал операцию, повинуясь внутренней защите от ошибок. В соответствии с инструкцией две отдельные сенсорные системы "Рохира" должны были сигнализировать об ошибке его центральному процессору, а акселерометры - известить процессор о том, что гравитационные условия изменились вследствие появления чрезмерного бокового ускорения. Поступающее со стереокамер изображение также должно было отличаться от ожидаемого. Но по какой-то причине ни одному из датчиков не удалось прервать ход операции. Что же случилось? Чтобы установить возможность существенной ошибки в программном обеспечении или в инструкции самого "Рохира", Николь потратила почти пять часов. В загруженной программе и базе данных ошибок не оказалось; это она подтвердила путем эталонного сравнения кодов со стандартным вариантом, часто проверявшимся перед запуском. Ей удалось выделить сигналы стереосистемы и акселерометра, в какие-то секунды последовавшие за поворотом гигантского корабля. Все данные надлежащим образом поступили в центральный процессор и должны были привести к прекращению операции. Этого не случилось. Почему же? Оставался единственный вывод - после времени загрузки программ или в ходе аппендэктомии действиям компьютера помешали неправильные ручные команды. Здесь Николь оказалась не в своем огороде. Познания в области программирования и системотехники позволяли ей убедиться, что программа загружена правильно. Но понять, когда и где ручные команды могли изменить ход действий "Рохира", способен был только специалист, прекрасно владеющий машинным языком и умеющий выудить необходимое из миллиардов битов записанной об операции информации. Николь отложила свое расследование: нужно было отыскать какого-нибудь помощника. "Может быть, вообще отказаться от расследования?" - спросил внутренний голос. - "Разве можно? - устыдил ее другой голос. - Следует понять причины смерти генерала Борзова". Стремясь разгадать эту тайну в первую очередь, Николь надеялась убедиться, что смерть Борзова вызвана не ее собственной ошибкой. Отвалившись от терминала, она рухнула на кровать. И уже лежа, вспомнила о том изумлении, которое испытала, увидев открытый аппендикс генерала. "Не было у него аппендицита", - подумала Николь и поднялась, чтобы вновь усесться за терминал. Отыскала второй набор данных, по которым электронный прибор выдал свой диагноз, прежде чем она решилась на операцию. В этот раз она не стала уделять внимания первому диагнозу "АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 92%" и сразу обратилась к остальным. Здесь вполне допустимым было "ОТРАВЛЕНИЕ" с вероятностью 4%. Николь попробовала ввести данные другим способом. Она запросила через статистическую программу вероятности прочих заболеваний _в предположении_, что это не аппендицит. Через какие-то секунды на экране возникли результаты. Николь нахмурилась. Подсчеты показывали, что, если не было аппендицита, вероятность отравления составляла 62%. Прежде чем Николь могла продолжить свои исследования, в дверь постучали. - Входите, - проговорила она, не отрываясь от терминала. Обернувшись, Николь увидела в дверях Ирину Тургеневу. Пилот молчала. - Меня просили позвать вас, - нерешительно сказала Ирина. Она была очень застенчива и держалась весьма скованно со всеми, кроме своих друзей из Восточной Европы - Табори и Борзова. - Весь экипаж собирается в общей каюте. Николь сохранила в памяти компьютера все созданные ею временные файлы данных и присоединилась к поджидавшей в коридоре Ирине. - Что там еще за собрание? - Организационное, - ответила Ирина, ограничившись одним словом. Когда обе женщины вступили в каюту, Реджи Уилсон и Дэвид Браун были заняты яростной перепалкой. - По-вашему выходит, - саркастически настаивал доктор Браун, - что Рама _преднамеренно_ совершил маневр в тот самый момент. А если так, не объясните ли вы, _как_ этот неодушевленный металлический астероид узнал, когда именно будут делать операцию генералу Борзову? И если вы еще не изменили своего мнения, поясните, почему этот злокозненный космический корабль позволил нам высадиться на него, не предприняв никаких мер против нас? Реджи Уилсон огляделся в поисках поддержки. - Все это лишь внешне логично, Браун, - проговорил он с явным недовольством. - Вы всегда логичны и поверхностны. Только не мне одному это совпадение кажется зловещим. Например, Ирине Тургеневой. Именно ей первой пришли в голову эти мысли. Доктор Браун заметил появление обеих женщин. В тоне его вопросов чувствовалось, что собранием заправляет он. - Это так, Ирина? - спросил Дэвид Браун. - И вы тоже считаете, что Рама давал нам зловещий знак, коварно изменив курс во время операции? Ирина и Хиро Яманака во время совещания экипажа разговаривали менее других. Под обращенным к ней общим взглядом Ирина нерешительно выдавила "нет". - Но вчера вы же сами говорили... - настаивал Уилсон. - Довольно об этом, - повелительным тоном распорядился Дэвид Браун. - Я думаю, все мы сошлись в едином мнении - земные службы наблюдения за полетом тоже подтверждают это, - что маневр Рамы случаен и непредусмотрен. - Он поглядел на разъяренного Реджи Уилсона. - У нас есть более важные вопросы. Я хотел бы попросить адмирала Хейльмана рассказать нам, что он выяснил в отношении наследования руководства. Отто Хейльман прочел: "Согласно методике, экипаж "Ньютона" в случае смерти или неспособности командующего офицера выполнять свои обязанности сперва должен завершить все действия в соответствии с ранее полученными указаниями. Однако, поскольку "все действия" нами закончены, предполагается, что космонавты должны ожидать назначения с Земли нового командира". Дэвид Браун вновь бросился в разговор: - Мы с адмиралом Хейльманом приступили к обсуждению ситуации около часа назад и быстро поняли, что у нас есть все причины для беспокойства. Представители МКА затеяли расследование по поводу смерти Борзова. Они там даже не подумали, что кто-то должен его замещать. Ну а стоит им только начать размышлять - решать будут не одну неделю. Вспомните, это те самые бюрократы, что так и не сумели назначить заместителя Борзова и в конце концов разрешили проблему с невиданной мудростью: просто объявили, что заместитель ему вовсе не нужен. - Браун подождал несколько секунд, чтобы остальные члены экипажа вдумались в его слова. - Отто предлагает не дожидаться решения Земли, - продолжал доктор Браун. - По его мнению, мы должны создать собственную систему управления, приемлемую для всех нас, и отослать свои предложения в МКА. Адмирал Хейльман полагает, что они будут приняты, поскольку позволят Земле избежать долгих дебатов. - Со своей идеей адмирал Хейльман и доктор Браун явились ко мне, - вступил Янош Табори, - и подчеркнули, как важно для нас приступить к работам внутри Рамы. И даже изложили некоторые вполне приемлемые основные моменты. Поскольку никто из нас не обладает опытом генерала Борзова, они предлагают, так сказать, двоевластие, и берутся возглавить это дело. Отто согласен заняться военными вопросами и техническим обеспечением космических кораблей, а доктор Браун - исследованиями Рамы. - А что будет в случае расхождения мнений, в особенности если области их деятельности совпадут? - поинтересовался Ричард Уэйкфилд. - В таком случае, - отозвался адмирал Хейльман, - вопрос будет решаться голосованием всех космонавтов. - Ничего себе совпадение! - выкрикнул Реджи Уилсон. Он все еще сердился. Отложив пульт, на котором набирал какие-то заметки, он обратился ко всем космонавтам. - Брауна и Хейльмана ни с того ни с сего обеспокоило безначалие, и тут их немедленно осеняет идея - как разделить власть в экспедиции между собой. Неужели один я ощущаю запашок от этого предложения? - Не надо, Реджи, - убежденно возразила Франческа Сабатини, опуская вниз камеру. - Все вполне логично. Доктор Браун является старшим ученым-специалистом экспедиции, адмирал Хейльман многие годы тесно сотрудничал с генералом Борзовым. Никому из нас не под силу руководить работами сразу по обоим направлениям. И разделить обязанности... С Франческой Реджи Уилсон спорить не собирался. Тем не менее он перебил ее на полуслове. - Я не согласен с этим предложением, - ответил он тоном ниже. - Думаю, нам необходим единый руководитель. И, исходя из собственного мнения об экипаже, могу предложить кандидатуру, против которой никто не будет возражать. Это генерал О'Тул, - он махнул рукой в сторону американца. - Если здесь еще действует демократия, я рекомендую его кандидатуру на пост нового начальника экспедиции. Во всеобщем шуме Реджи опустился на место. Дэвид Браун попытался восстановить порядок. - Прошу вас, прошу всех, - выкрикнул он, - давайте решать вопросы по одному. Так как же, будем выбирать себе командира или позволим МКА руководить нами? Если решаем мы, то можно и обсудить кандидатуры. - Я не думал обо всем этом до начала собрания, - проговорил Ричард Уэйкфилд, - но я согласен: Землю следует исключить из контура. Они не знают, кто есть кто в экспедиции. И, что еще важнее, находятся не на космическом корабле, прилепившемся к инопланетному левиафану. Если будет допущена ошибка, то здесь, внутри орбиты Венеры, страдать придется лишь нам. Давайте решать сами. Ясно было, что все, пожалуй кроме Уилсона, предпочитают самостоятельно определить организацию управления экспедицией, а затем уже ознакомить с ней МКА. - Хорошо, - продолжил Отто Хейльман через несколько минут. - Будем выбирать наших лидеров. Одно предложение предполагало разделение руководства между мной и доктором Брауном. Реджи Уилсон предложил единоначалие в лице генерала О'Тула. Есть другие предложения? Кто-нибудь хочет высказаться? В каюте воцарилось молчание. - Простите, - проговорил генерал О'Тул, - мне хотелось бы высказать ряд соображений. - Американского генерала слушали все. Реджи Уилсон был прав. Несмотря на всем известную религиозность О'Тула, а может быть, и благодаря ей, - впрочем, своих взглядов генерал никому не навязывал, - он пользовался уважением всего экипажа. - Я полагаю, нам сейчас следует проявить осторожность и не растерять тот дух товарищества, который мы с таким трудом выработали за последний год. Выборы на соревновательной основе могут разделить нас. И результат их не столь важен, как может показаться. Кто бы номинально ни значился руководителем экспедиции, все равно каждый ее участник обязан выполнять те функции, которые входят в круг его обязанностей. И их мы будем выполнять в любой ситуации. В каюте согласно кивали. - Со своей стороны, - продолжал генерал О'Тул, - должен признаться, что почти ничего... во всяком случае, очень мало знаю о том, что предстоит нам делать внутри Рамы. Я учился управлять двумя кораблями "Ньютона", принимать меры против возможной военной угрозы и исполнять на борту функции координатора и связиста. Я не обладаю квалификацией, необходимой для начальника экспедиции. - Реджи Уилсон попытался прервать его, но О'Тул продолжил без всякой паузы. - Мне бы хотелось рекомендовать всем план, предложенный Хейльманом и Брауном, и заняться нашим главным делом - а именно исследованием левиафана, приплывшего к нам от звезд. Завершая собрание, два новых лидера проинформировали прочих космонавтов о том, что наметки сценария первой вылазки будут готовы к завтрашнему утру. Николь отправилась в свою комнату. По пути она остановилась возле двери Яноша Табори и постучала. Сперва ответа не было. Постучав второй раз, она услыхала голос Яноша: - Кто там? - Это я, Николь, - отозвалась она. - Входи. Табори лежал на спине с непривычным для него хмурым выражением на лице. - В чем дело? - спросила Николь. - Ни в чем. Просто голова болит. - Принимал чего-нибудь? - осведомилась Николь. - Нет. Не такая уж сильная боль, - Янош не улыбнулся. - Чем могу услужить? - спросил он неприязненным тоном. Николь была озадачена. Она осторожно попробовала обратиться к интересующему ее вопросу. - Видишь ли, я прочла твой отчет о смерти Валерия... - Зачем тебе это понадобилось? - резко прервал ее Янош. - Чтобы посмотреть, нет ли разночтении в нашем восприятии событий, - отозвалась Николь. Ей было ясно, что Табори не желает касаться этой темы. Подождав несколько секунд, Николь заговорила снова: - Извини, Янош. Вижу - попала не вовремя. Зайду в другой раз. - Нет-нет, - ответил он. - Давай-ка немедленно покончим с этим делом. "Странный способ постановки вопроса", - подумала Николь, подбирая слова. - Янош, в своем отчете ты нигде не упомянул, что успел дотянуться до пульта "Рохира" перед началом маневра. Клянусь, что видела твои пальцы на клавиатуре, прежде чем отлетела к стене. Николь умолкла. На лице космонавта Табори застыла ничего не выражающая маска. Словно бы он думал о чем-то далеком. - Не помню, - наконец без всяких эмоций выговорил он, - может быть, ты и права. Этот удар затронул мою память. "Стоп, - обратилась к себе Николь, глядя на коллегу. - Здесь ничего более не узнать". 19. ОБРЯД ПОСВЯЩЕНИЯ Женевьева вдруг разрыдалась. - Мама, я тебя так люблю... все это совершенно невозможно. Девочка поспешно исчезла из кадра, на ее месте возникло лицо отца Николь. Несколько секунд Пьер глядел вправо и, убедившись, что девочка не может его слышать, повернулся лицом к монитору. - Последние сутки были для нее просто невыносимы. Сама ведь знаешь, ты - ее божок. В иностранной печати проскочили намеки, что это ты завалила операцию. А какой-то американский репортер и вовсе ляпнул, что ты делала операцию пьяной. Он умолк. Тревога проступала и на лице отца. - Мы-то с Женевьевой знаем, что все это вздорные измышления. Мы тебя любим, держись. Экран потемнел. Николь уже звонила домой, и первый разговор с семьей подбодрил ее. Но последующий, когда отец с дочерью появились на экране с опозданием в двадцать пять минут, ясно показал, что случившееся на борту "Ньютона" нарушило и спокойный ход жизни в Бовуа... Особенно расстраивалась Женевьева. Вспоминая генерала Борзова, она то и дело ударялась в слезы, - с ним она несколько раз встречалась, русский дядюшка всегда был очень приветлив с ней, - и едва смогла взять себя в руки, прежде чем вновь разреветься в конце разговора. "Значит, и тебя я смутила, дочка", - думала Николь, опускаясь на постель. Она потерла глаза. Николь ощущала крайнюю усталость. Медленно, не замечая глубин собственного уныния, она разделась ко сну. Ее ум одолевали сценки, которые могли происходить в школе в Люине, где главным действующим лицом была ее дочь. Поежившись, Николь представила себе, как подруги Женевьевы расспрашивают ее об операции и смерти Борзова. "Доченька, думала она, если бы ты знала, как я тебя люблю. Если бы только я могла избавить тебя от этой муки". Николь хотелось бы обнять Женевьеву, утешить ее, окружить материнской лаской, прогоняющей от своего ребенка всяких демонов. Но это было немыслимо. Женевьева находилась в сотне миллионов километров от матери. Николь лежала на спине. Глаза ее были закрыты, но уснуть она не могла. Ома ощущала глубочайшее одиночество, куда более острое, чем когда-либо в жизни. Николь понимала, что ждет от кого-нибудь знаков симпатии, ждет, чтобы кто-нибудь сказал ей, что ощущение собственной неполноценности выдумано ею и не отвечает действительности. Но никто не мог этого сделать. Отец с дочерью на Земле. А из двоих самых близких ей членов экипажа "Ньютона" один был мертв, другой же вел себя довольно подозрительно. "Неудачница я, - томилась Николь в своей постели, - провалила самое важное дело своей жизни". Ей уже приходилось испытывать на себе, что такое неудача. Тогда ей было шестнадцать. Николь решила принять участие в конкурсе на роль Жанны д'Арк - огромном национальном мероприятии, затеянном по поводу 750-й годовщины гибели девы. В случае победы Николь получила бы право играть Жанну д'Арк в целой серии представлений, растянувшейся на два года. Она полностью отдалась состязанию, прочла о Жанне все, что могла, и проглядела все видеоматериалы. И по всем разделам конкурса Николь оказалась первой, кроме одного - внешнего сходства. И проиграла. Отец утешал ее тем, что французы еще не готовы воспринять свою героиню в облике темнокожей девушки. "Но все-таки это не было неудачей, - говорила себе офицер службы жизнеобеспечения "Ньютона". - В любом случае отец сумел утешить меня..." Николь вспомнились похороны матери. Тогда ей было десять. Мать одна отправилась в Республику Берег Слоновой Кости, чтобы повидать прибывших из Америки родственников. Анави оказалась в Нидугу, когда на деревню обрушилась эпидемия лихорадки Хогана. Мучилась она недолго. Пять дней спустя Анави сожгли с почестями, подобающими королеве сенуфо. Николь плакала, а Омэ заклинаниями пролагал душе матери путь по тому свету в Землю Приготовления, где она должна была отдохнуть перед новым воплощением на Земле. Когда пламя охватило костер и задымилось королевское одеяние матери, Николь ощутила всепоглощающее чувство потери. И одиночества. "Но в тот раз рядом со мной был отец. Он держал меня за руку, и мы оба следили, как огонь пожирал тело матери. Вместе это все-таки давалось легче. Во время поро я была куда более одинокой. И испуганной". Она еще помнила тот ужас и ту беспомощность, что наполняли ее семилетнее сердчишко в то весеннее утро в аэропорту Парижа. Отец ласково поглаживал ее. - Милая моя, родная, - говорил он. - Я буду очень скучать без тебя. Возвращайся целой и невредимой. - Зачем ты нас отправляешь, папа? - интересовалась она. - Почему ты не летишь с нами? Он нагнулся к ней. - Ты должна стать частью народа своей матери. Все дети сенуфо проходят обряд поро в семь лет. Николь начала плакать. - Но, папа, я не хочу. Я же француженка, не африканка. Мне не нравятся эти странные люди, эта жара, эти букашки... Отец крепко взял в ладони ее голову. - Надо ехать, Николь. Мы так решили с мамой. Анави действительно не один раз обсуждала все это с Пьером. Николь всю свою жизнь провела во Франции. И о своей африканской стороне знала лишь то, что рассказывала ей мать и чему научилась во время долгих - месяца на два - наездов всего семейства в Республику Берег Слоновой Кости. Пьеру нелегко было дать согласие... нелегко было отпустить свою дочь на поро. Примитивный обряд. Но Пьер знал, что поро является краеугольным камнем всей религиозной традиции сенуфо. Еще во время свадьбы с Анави он заверил Омэ, что все его дети вернутся в Нидугу для участия хотя бы в первой части этого обряда. Труднее всего было для Пьера остаться во Франции. Но Анави права. В Нидугу он чужой. Он не имеет права участвовать в поро и ничего не поймет в происходящем. Его присутствие будет лишь отвлекать малышку. С болью в сердце он целовал жену и дочь перед посадкой на самолет, отправляющийся в Абиджан. Анави была обеспокоена тем, как ее единственная дочка, ее детка, едва достигшая семи лет, пройдет обряд посвящения. И она учила Николь всему, что знала сама. Дитя имело дар к языкам и начатками речи сенуфо овладела достаточно быстро. Однако нельзя было даже сомневаться, что в сравнении с остальными детьми Николь окажется в невыгодном положении. Те всю свою жизнь провели в африканских деревнях и прекрасно знакомы с окрестностями. Чтобы девочка успела приспособиться, Анави привезла ее в Нидугу за неделю до срока. В основу поро было положено представление о том, что жизнь есть последовательность фаз или циклов и переходы между ними следует отмечать соответствующим образом. Циклы длились по семь лет. И в жизни каждого сенуфо должно было состояться три поро - три метаморфозы требовались для того, чтобы ребенок племени мог сделаться взрослым. Несмотря на то что нашествие современных телекоммуникационных средств на деревни Республики Берег Слоновой Кости в XXI веке вытеснило многие из традиционных обрядов, поро остался непременной принадлежностью общества сенуфо. В XXII веке племенной образ жизни испытал истинное возрождение, в особенности после того как Великий хаос доказал большинству африканских лидеров, что опасно чрезмерно полагаться на европейский мир. Как и положено, Анави с улыбкой встретила жрецов, явившихся забрать девочку на поро. Она не хотела, чтобы Николь ощутила ее страх и волнение. Тем не менее Николь видела, что мать обеспокоена. - Маман, у тебя холодные и мокрые руки, - шепнула она, обнимая Анави на прощание. - Не беспокойся. Все будет хорошо. И действительно, когда они уселись в тележки, только кофейная физиономия Николь среди целой дюжины девчоночьих угольно-черных мордашек казалась довольной и ожидающей развлечения, словно в увеселительном парке или зоосаде. Тележек было четыре: в двух ехали девочки, в двух везли нечто неизвестное, прикрытое сверху. Подружка, с которой Николь была знакома уже четыре года, - одна из ее кузин по имени Лутува, - объяснила остальным, что в этих, последних, едут жрецы и везут с собой "приспособления для пыток"... После этого все долго молчали, наконец одна из девочек набралась смелости и спросила, что, собственно, Лутува имеет в виду. - Мне это приснилось две ночи назад, - деловито проговорила Лутува. - Они будут жечь нам соски и совать палки во все дырки. И если мы не будем плакать, то не почувствуем никакой боли. Последующий час пять девочек, ехавших вместе с Николь, в том числе и Лутува, не проронили ни слова. К закату они заехали далеко на восток - мимо заброшенной микроволновой ретрансляционной станции - в места, ведомые лишь религиозным старейшинам племени. С полдюжины жрецов устроили временные укрытия и начали разводить костер. Когда стемнело, девочек, широким кругом сидевших возле костра, накормили и напоили. После ужина начались костюмированные пляски. Омэ комментировал четыре пляски в честь различных животных. Гремели тамбурины и грубые ксилофоны, монотонный ритм отбивали на тамтаме. К счастью, каждый важный момент рассказа Омэ подчеркивался трубным звуком костяного охотничьего рога. Перед тем как девочек уложили спать, Омэ в огромной маске и головном уборе, явно выдающем в нем главного, вручил каждой из них по мешку из выделанной шкуры антилопы и приказал внимательно изучить его содержимое. Там была фляга с водой, немного сушеных фруктов и орехов, два ломтя местного хлеба, что-то режущее, немного веревки, две различные мази и клубень неизвестного ей растения. - Дети, завтра вас увезут из лагеря, - сказал Омэ, - и оставят неподалеку отсюда. Все девочки будут иметь с собой лишь завернутые в шкуру антилопы дары. Каждая из вас должна суметь выжить и возвратиться сюда, когда на следующий день солнце поднимется высоко. В шкуру уложено все необходимое, кроме мудрости, отваги и любопытства. А клубень - вещь особая. Если мясистую плоть его съест робкий, он еще более устрашится, но отважному клубень может придать сверхъестественную силу и зрение. 20. БЛАГОСЛОВЕННЫЙ СОН Маленькая девочка провела в одиночестве почти два часа, прежде чем осознала, что происходит. Омэ и один из младших жрецов оставили Николь возле небольшого пруда со стоялой водой, со всех сторон окруженного высокотравьем саванны. Напомнили, что вернутся за ней в середине следующего дня. И были таковы. Сперва Николь действовала так, словно ее приняли в занимательную игру. Она взяла мешочек из антилопьей шкуры и внимательно обследовала его содержимое. Мысленно разделила еду на три части, сообразила, что будет есть на обед, ужин и завтрак. Пищи было отнюдь не в избытке, но Николь решила, что ей хватит. В то же время, взглядом измерив свой водяной запас во фляжке, она поняла, что влаги ей отпущена самая малость. Хорошо бы, на всякий случай, найти ручей с чистой проточной водой. В качестве следующего этапа Николь составила в уме карту местности, где находилась. Особенное внимание она обратила на ориентиры, которые могут издалека указать ей местоположение этого затхлого пруда. Она была очень обстоятельной маленькой девочкой и частенько игрывала на пустовавшем лесистом участке возле дома в Шилли-Мазарин. В своей комнате Николь хранила составленные ею от руки карты леса, ее излюбленные укромные местечки были помечены звездочками и кружками. Только наткнувшись на антилопу с четырьмя полосками на спине, щипавшую траву под жаркими лучами послеполуденного солнца, Николь впервые поняла, что и взаправду осталась одна. Первым ее желанием было отыскать мать, показать Анави увиденных ею прекрасных животных. "Но мамы здесь нет, - вспомнила тогда малышка, вглядываясь в далекий горизонт. - Я совсем одна". И последнее слово пронзило ее ум чистым отчаянием. Она попыталась справиться с ним, поглядела вдаль, пытаясь отыскать какие-нибудь признаки цивилизации. Вокруг перекликались птицы, среди травы паслись животные, но ничто не указывало на существование людей. "Я совсем одна", - вновь повторила Николь, и легкий холодок страха пробежал по спине. Николь вспомнила, что собиралась отыскать источник чистой воды, и отправилась в сторону рощи высоких деревьев. Маленькая девочка не имела никакого представления о расстояниях, какими они кажутся в открытой саванне, хотя, наверное, через каждые тридцать минут она старательно останавливалась, чтобы убедиться, что еще может вернуться к своему пруду. Девочку начало уже удивлять, что далекая роща не становится ближе. Она шла и шла. Завечерело. Она устала и проголодалась. Остановилась попить воды. Вокруг жужжали мухи цеце, пытаясь ужалить ее в лицо. Николь достала обе мази, понюхала их. Той, что пахла похуже, намазала лицо и руки. Выбор оказался удачным: мухам этот запах, вероятно, тоже был неприятен, и они более не докучали Николь. До деревьев она добралась за час до наступления темноты и с восхищением обнаружила, что наткнулась на маленький оазис посреди бескрайних просторов саванны. В центре рощи оказался ключ, вода с силой била из земли, образуя округлый водоем метров десять в диаметре. Лишняя вода переливалась через его край и ручейком убегала в саванну. Николь вспотела и устала от ходьбы. Вода в небольшом пруду манила. Не раздумывая, она стянула с себя платье - кроме штанишек, конечно, - и плюхнулась в воду. Вода освежила ее усталое тельце и влила в нее силы. Опустив голову под воду и зажмурив глаза, она плыла вперед, представляя себе, что плавает в родном пригороде Парижа. Она старалась вообразить, что, как и обычно раз в неделю, пришла в _бассейн_, чтобы поплавать вместе с подругами. Воспоминание утешило ее. Наконец Николь перевернулась на спину и сделала несколько гребков. Она открыла глаза и поглядела вверх на деревья. Косые лучи заходящего солнца прорезали ветви и листья. Семилетняя Николь встала на ноги и побрела к берегу, оглядываясь в поисках одежды. Она ее не увидела. Удивленная, она осмотрела край воды более внимательно, но снова ничего не обнаружила. В уме восстановила путь, которым пришла в рощу, и точно вспомнила, где оставила одежду и мешочек из антилопьей шкуры. Вышла из воды и осмотрела это место. "Конечно, здесь я ее и оставила, - решила она, - только куда все исчезло?" Панический ужас трудно было унять. Он на мгновение овладел маленькой Николь. Глаза ее наполнились слезами, из горла вырвалось рыдание. Она закрыла глаза и заплакала, надеясь, что все вокруг - скверный сон и что через несколько секунд она проснется и увидит мать и отца. Но, когда открыла глаза, все оставалось на прежних местах. Голенькая, воспитанная по-европейски девчушка оказалась посреди дикой Африки без ничего... без еды, без воды... не имея даже надежды уцелеть до завтрашнего полудня. Тем более, что уже стемнело. С огромным усилием Николь разом одолела испуг и слезы. Она решила еще раз поискать свою одежду. На том месте, где Николь оставила ее, обнаружились отпечатки свежих следов. Поскольку она даже представить себе не могла, что за зверь их оставил, пришлось понадеяться, что они принадлежат какой-нибудь мирной антилопе, из тех, кого она видела сегодня в саванне. "Если рассудить хорошенько, наверное, здесь самый лучший водопой в саванне. И они заинтересовались моими вещичками, а плеск и шум, который я подняла, напугали их". В наступившей темноте она пошла по следу вдоль маленькой тропки. После недолгого пути обнаружила возле нее мешок из антилопьей шкуры, вернее, то, что от него осталось, - одни клочья. Вся пища исчезла, фляжка с водой была почти пуста, а все прочее потерялось, кроме мазей и клубня. Николь допила оставшуюся во фляжке воду и вместе с клубнем взяла ее в правую руку. Липкие мази она бросила. И собиралась идти дальше, когда услышала звук - нечто среднее между бормотаньем и стоном. Источник звука был где-то неподалеку. Метрах в пятидесяти от Николь тропа уходила в саванну. Напрягая зрение, Николь заметила какое-то движение среди теней, но подробностей различить не могла. А потом вновь услышала урчание - на этот раз громче. Припав к земле, она на животе поползла вперед по тропе. Метрах в пятнадцати оказался небольшой пригорок. И с его вершины маленькая Николь наконец увидела источник звука. Два львенка играли ее зеленым платьем. Их бдительная мать сидела неподалеку, внимательно вглядываясь в сумеречный простор саванны. В ужасе Николь осознала, что не гуляет по зоопарку, что все это происходит на самом деле и что львица находится только в двадцати метрах от нее. Дрожа от страха, она медленно и осторожно поползла вспять по тропинке, стараясь не привлечь к себе внимание зверя. Оказавшись возле пруда, она справилась с желанием вскочить и очертя голову броситься в саванну. "Уж тогда-то львица точно заметит меня, - подумала девочка. - Где же провести ночь? Надо найти ямку среди деревьев, подальше от тропы, решила она. И лежать тихо. Тогда я, может быть, уцелею". Сжимая в руках фляжку и корень, Николь бесшумно вернулась к ключу. Попила сама, наполнила флягу. Потом заползла в рощу и наткнулась на подходящую рытвину. И решив, что более безопасного места здесь не сыскать, утомленная уснула. Проснулась она как-то вдруг, оттого что по ней ползали какие-то букашки. Она провела рукой по голому животу. Он был весь покрыт муравьями. Николь взвизгнула - и только тогда поняла, что натворила. Львица уже ломилась через кусты, разыскивая существо, издавшее этот звук. Девочка задрожала и прутиком стала сбрасывать муравьев. А потом она увидела, что львица глядит на нее горящими глазами из темноты. Николь едва не потеряла сознание и в страхе сумела припомнить, что говорил Омэ про клубень. Положив грязный корешок в рот, она принялась жевать. Хотя вкус был ужасным, заставила себя проглотить корешок. Секундой спустя Николь уже бежала среди деревьев, а львица гналась за ней. Листья и ветви царапали грудь и лицо. Однажды Николь поскользнулась и упала. Добежав до воды, она не остановилась и продолжала бежать вперед, едва касаясь поверхности воды. Взмахнула руками. Это были не руки. Они превратились в крылья, белые крылья. Ноги ее больше не касались воды. Большой белой цаплей поднималась Николь в ночное небо. Повернув голову, поглядела на оставшуюся внизу удивленную львицу. И с радостным смехом сильнее замахала крыльями, поднимаясь вверх над деревьями. Под ней раскрывались бескрайние просторы саванны. Она уже могла видеть их на сотню километров. Николь вернулась к затхлому пруду и, повернув на запад, заметила внизу костер. Она устремилась навстречу ему, будоража ночную тишину птичьим криком. Вздрогнув, проснулся Омэ и, увидев над собой большую птицу, отвечал ей тоже по-птичьи. - Роната? - спрашивал его голос. Николь не ответила. Ей хотелось летать, подниматься... за облака. По ту сторону оказались звезды и луна - ясные и яркие. Они манили ее. Николь поднималась все выше, и вот словно услыхала нежную музыку... далекий перезвон стеклянных колокольчиков. Она вновь захотела взмахнуть крыльями - они даже не шевельнулись: приняв форму крыла самолета, они несли ее ввысь, пронзая разреженный воздух. Потом где-то за спиной полыхнули ракеты. Николь серебристым космическим кораблем - изящным и легким - уносилась в небо, оставляя за собой Землю. На орбите музыка сделалась громче. Торжественным звукам изумительной симфонии вторило величие огромной Земли под ней. Тут она услышала свое имя. Ее звали. Откуда? Кто может разыскивать ее здесь? Звук доносился из-за Луны. Она отвернулась от ночного светила и, обратившись лицом к глубинам пространства, вновь включила ракеты. Луна осталась позади, а за спиной - и Солнце. Скорость стремительно нарастала. Солнце становилось все меньше и меньше, превращаясь в крошечный огонек... и затем исчезло совсем. Вокруг воцарилась тьма. Задержав дыхание, она вынырнула на поверхность воды. Львица, пригибаясь, расхаживала взад и вперед по берегу. Николь отчетливо видела, как переливаются могучие мышцы под шкурой, прочитала выражение на лице зверя. "Пожалуйста, оставь меня, - сказала Николь. - Я не причиню вреда ни тебе, ни твоим малышам". - Мне знаком твой запах, - ответила львица. - Мои дети играют с ним. "Я тоже дитя, - продолжала Николь. - И я хочу вернуться к своей матери. Но я боюсь". - Выйди из воды, - сказала львица. - Я хочу видеть тебя. Непохоже, что ты и вправду такова, как говоришь. Призвав всю свою храбрость, не отводя глаз от львицы, маленькая девочка медленно встала. Львица не шевельнулась. Когда вода опустилась до живота, Николь сложила перед собой руки и запела. Эту бесхитростную и мирную мелодию она помнила с первых мгновений своей жизни, когда отец или мать приходили пожелать ей спокойной ночи, целовали, клали назад в колыбель и выключали свет. Зверьки в коляске над ней качались и гремели, а женский голос напевал колыбельную Брамса: - Ложись и спи... Да будет благословен твой сон. Львица осела на пятки и приготовилась к прыжку. Под тихую песню девочка шла навстречу зверю. Только когда Николь вышла из воды и оказалась лишь в пяти метрах от львицы, та метнулась вбок и исчезла в кустах. Николь продолжала идти, песня утешала ее, давала покой и силу. Через несколько минут она уже оказалась на краю саванны, а к рассвету дошла до пруда, легла в траву и глубоко уснула. И когда солнце поднялось высоко, тут ее и нашли Омэ со жрецами сенуфо - почти раздетую и спящую. Все это Николь помнила, как будто было вчера. "Почти тридцать лет миновало, - думала она, лежа без сна в своей кровати на "Ньютоне". - А те уроки, которые я тогда получила, все еще не потеряли своего значения". Николь вспоминала о семилетней девчушке, оказавшейся в совершенно чуждом ей мире и ухитрившейся выжить. "Так почему я сейчас жалею себя? - рассуждала она. - Тогда было труднее". Вновь пережитые детские воспоминания неожиданно возвратили ей силу. Уныние рассеялось. Ум снова работал, пытаясь наметить план действий, чтобы как-то объяснить случившееся во время той операции. Словом, было не до одиночества. Николь поняла, что ей следует остаться на борту "Ньютона" во время первой вылазки, если она хочет тщательно проанализировать все обстоятельства происшедшего с Борзовым. Она решила утром попросить об этом Брауна или Хейльмана. Наконец утомленная женщина уснула. И исчезая в сумеречном мире, разделяющем сон и явь, Николь напевала про себя колыбельную Брамса. 21. КУБ ПАНДОРЫ Дэвид Браун сидел за столом. Франческа склонилась над ним, что-то показывая на большой карте, разложенной перед обоими. Николь постучала в дверь командирского кабинета. - Привет, Николь, - проговорила Франческа, открывая дверь. - Чем мы можем помочь тебе? - Я пришла к доктору Брауну, - ответила Николь, - по поводу сегодняшнего распорядка работы. - Входи, - пригласила Франческа. Николь неторопливо вошла и уселась в одном из двух кресел возле стола. В другое опустилась Франческа. Николь поглядела на стены кабинета. Все уже переменилось... Исчезли фотографии жены и детей Борзова, его любимая картина, изображавшая Ленинград и одинокую птицу с распростертыми крыльями, скользящую над волнами Невы. Их сменили внушительной величины карты с крупными заголовками наверху: "Первая вылазка", "Вторая вылазка" и т.п. Карты занимали обе боковые доски для объявлений. В кабинете генерала Борзова чувствовался уют и отпечаток личности. Эта же стерильная комната подавляла. На стене за своей спиной доктор Браун вывесил позолоченные копии двух своих самых престижных международных наград. И поднял повыше кресло, чтобы глядеть свысока на каждого, кто окажется в его кабинете. - Я хочу переговорить с вами по личному делу, - сказала Николь и подождала несколько секунд, рассчитывая, что доктор Браун предложит Франческе оставить кабинет. Тот промолчал. Наконец, Николь с явным намеком поглядела в сторону Франчески. - Она помогает мне в административных делах, - пояснил доктор Браун. - Я нахожу, что женская проницательность позволяет Франческе заметить отдельные моменты, ускользающие от меня самого. Николь помолчала еще пятнадцать секунд. Она-то готовилась к разговору с Дэвидом Брауном и, конечно, не ожидала, что придется объясняться еще и с Франческой. "Может, уйти", - мелькнула мимолетная мысль; с некоторым удивлением Николь подумала, что присутствие Франчески по-настоящему раздражает ее. - Я прочла список группы для первой вылазки, - ровным официальным тоном начала Николь. - И хочу высказать свои соображения. В соответствии с объявленным распорядком мои обязанности там минимальны. Как мне кажется, у Ирины Тургеневой тоже слишком мало обязанностей для трехдневной вылазки. Я рекомендую передать все мои немедицинские обязанности Ирине и оставить меня на борту "Ньютона" с адмиралом Хейльманом и генералом О'Тулом. Я буду внимательно следить за ходом работ и в случае возникновения каких-либо серьезных медицинских проблем могу быстро оказаться на месте. Со всеми прочими обязанностями по службе жизнеобеспечения справится и один Янош. В помещении снова воцарилось молчание. Доктор Браун поглядел на Николь, потом на Франческу. - Почему ты решила остаться на борту "Ньютона"? - поинтересовалась Франческа. - Я-то думала, ты просто горишь желанием попасть внутрь Рамы. - Я же говорила, что пришла по личному делу. Я чувствую себя слишком усталой и еще не успокоилась после смерти Борзова; к тому же скопилась целая гора бумаг. Первая вылазка - дело простое. Лучше я как следует отдохну перед второй и подготовлюсь. - Несколько неожиданное требование, - проговорил доктор Браун, - но обстоятельства позволяют согласиться на это. - Он снова глянул на Франческу. - Хотелось бы кое о чем попросить вас, Николь. Если вы не хотите идти внутрь Рамы, то, возможно, согласитесь время от времени подменять на связи генерала О'Тула? Тогда адмирал Хейльман может отправиться... - Конечно, - ответила Николь, прежде чем Браун договорил. - Хорошо. Значит, решено. Вносим изменения в состав первой группы. Вы остаетесь на "Ньютоне". - Когда доктор Браун договорил, Николь не шевельнулась в своем кресле. - Что у вас еще? - нетерпеливо спросил он. - В соответствии с методиками перед каждой вылазкой офицер службы жизнеобеспечения составляет меморандум о состоянии космонавта. Передать его адмиралу или... - Давайте все мне, - перебил ее доктор Браун. - Персональными вопросами адмирал Хейльман не занимается, - американский ученый поглядел в глаза Николь. - Но сейчас можете не готовить нового отчета. Я прочел документ, составленный вами для генерала Борзова. Его вполне достаточно, - невозмутимый взгляд Брауна не мог обмануть Николь. "Значит знаешь, - думала она, - прочел мои слова об Уилсоне и тебе. Рассчитываешь, что я обнаружу смущение или вину. И не надейся. Мое мнение не изменится от того, что ты сейчас у руля". Собственное расследование Николь продолжала ночью. Подробное исследование биометрических данных Борзова показало: в крови генерала обнаружились - и в избытке - два весьма несвойственных организму химических вещества. Николь не могла даже представить, как эти соединения могли попасть в организм погибшего. Разве только генерал принимал тайком какие-то препараты... Вещества эти повышают чувствительность к боли. Медицинская энциклопедия свидетельствовала, что их применяют для определения болевой чувствительности у страдающих расстройствами нервной системы. Что, если их выработал организм самого генерала в результате сложной аллергической реакции? Ну а как объяснить поведение Яноша? Почему он не признался в том, что тянулся к пульту управления? Почему после гибели Борзова он словно ушел в себя и поник? Полночь уже миновала, но она все еще разглядывала потолок своей крошечной спальни. "Экипаж сегодня уходит на Раму, я останусь здесь одна. Хорошо бы еще подождать, прежде чем приступить к делу". Но больше ждать она не могла. Николь была не в состоянии выбросить из головы все переполнявшие ее вопросы. "Что, если уныние Яноша как-то связано с появлением наркотических веществ в крови Борзова? И смерть генерала не случайна?" Николь вынула свой маленький чемоданчик из небольшого ящика. Она поторопилась открыть его, и содержимое рассыпалось в воздухе. Первым делом она подхватила семейные фотографии, плававшие над постелью. Потом собрала и прочие вещи, уложив их обратно. В руке Николь остался лишь кубик с данными, который Генри передал ей в Давосе. Прежде чем вставить кубик в компьютер, Николь замерла в нерешительности. Наконец, глубоко вздохнув, ввела его в считывающее устройство. На мониторе немедленно высветилось восемнадцать разделов меню. Николь предлагалось двенадцать досье на каждого из космонавтов и шесть вариантов их статистической обработки. В первую очередь она обратилась к делу Яноша Табори. В досье числилось три субменю: "Информация о личности", "Хронологическая таблица" и "Психологическая характеристика". По размерам файлов было видно, что максимум информации содержится в "Хронологической таблице". Николь начала с "Информации о личности", чтобы знать, о чем говорится в досье. Краткая схема содержала мало нового. Сорокаоднолетний Янош был одинок. В свободное от службы в МКА время проживал в Будапеште в собственной квартире - в четырех кварталах от жилья своей дважды разведенной матери. Почетная инженерная степень была присвоена ему в 2183 году Венгерским университетом. Помимо привычных неизменных показателей вроде роста, веса, количества отпрысков в карте значилось еще два числа: КИ (коэффициент интеллекта) и КС (коэффициент социальности). У Табори КИ был равен +3,37, а КС - 64. Возвратившись к главному меню, Николь запросила "Словарь", чтобы освежить в памяти определения загадочных КИ и КС. Число КИ определялось общим уровнем развития интеллекта в юношеские годы, между двенадцатью и двадцатью годами; результаты опросов, проводившихся в каждом учебном заведении мира, создавали статистическую базу для оценки. В среднем КИ равнялся нулю. Личность, обладающая коэффициентом +1,00, по умственным способностям превосходит 90% всего населения; +2,00 - 99% людей, +3,00 - 99,9% и т.д. Отрицательные значения КИ указывали на умственные способности ниже среднего уровня. Коэффициент социальности определялся куда более прямолинейно. Его также вычисляли с помощью стандартных тестов, которым все учащиеся подвергались в возрасте от двенадцати до двадцати лет. Но интерпретировались они проще. Предельная величина КС равнялась 100. Лицо, обладавшее КС, близким к сотне, пользовалось всеобщей любовью и уважением, было способно влиться в любой коллектив, не ссорилось никогда ни с кем, не капризничало, на него можно было положиться во всем. Определение КС сопровождалось примечанием, гласящим, что тесты не во всех случаях могут точно охарактеризовать качества личности, и потому КС следует употреблять с большой осторожностью. Николь велела себе обязательно проглядеть сравнительную таблицу КИ и КС для всех космонавтов. Она обратилась к "Хронологической таблице" жизни Яноша Табори. И последующие шестьдесят минут удивленное выражение не сходило с ее лица. Конечно, как офицер службы жизнеобеспечения она изучала официальные досье, составленные МКА на каждого из членов экипажа. Но, если Генри подарил ей точную информацию о Яноше Табори - а подтвердить это или опровергнуть Николь не могла, - в официальных материалах повсюду зияли внушительные пробелы. Николь уже знала, что Янош дважды был удостоен почетной стипендии Венгерского университета за отличные успехи, но не подозревала, что в течение двух лет он являлся президентом Будапештской ассоциации студентов-геев. Ей было известно, что в 2192 году Табори поступил в Космическую академию и окончил ее всего за три года - помогло знакомство с основными советскими техническими разработками. Оказалось же, что до этого он дважды пытался поступать в Академию и оба раза неудачно. В обоих случаях приемную комиссию возглавлял Валерий Борзов. В организациях геев Табори принимал активное участие до 2190 года, после чего на руководящие должности больше не возвращался. Этой информации в файлах МКА не было. Николь была изумлена. Ее не слишком смущало то, что Янош был, а может, и остается геем. В вопросах сексуальной ориентации она считала себя свободной от предрассудков. Недоумение вселяло отсутствие в официальном досье подобной информации о гомосексуальных наклонностях Яноша и предыдущих контактах с генералом Борзовым. Самые последние действия Яноша также неприятно удивили Николь. В соответствии с досье космонавт Табори заранее, еще до начала полета, в последние дни декабря подписал контракт с Шмидтом и Хагенестом - немецким издательским конгломератом. По завершении экспедиции "Ньютон" он брал на себя функции консультанта по широкому кругу вопросов в рамках так называемого "проекта Брауна - Сабатини". За подпись Табори получил аванс в размере трехсот тысяч марок. Три дня спустя его мать, уже более года ожидавшая нового искусственного имплантата, компенсировавшего повреждения мозга после болезни Альцгеймера, отправилась на неврологическую операцию в Баварский госпиталь в Мюнхене. С уставшими, покрасневшими глазами Николь дочитывала объемистое досье доктора Дэвида Брауна. За часы, отданные его "Хронологической таблице", она завела собственный субфайл, куда заносила интересовавшие ее подробности. Прежде чем вновь попытаться обратиться ко сну, Николь пробежала свой файл глазами: _Лето 2161_. Браун в возрасте одиннадцати лет отправлен отцом в лагерь Лонгхорн вопреки энергичным возражениям матери. Типичный летний лагерь для детей из состоятельных семей в гористой части Техаса, культивировавший всякого рода атлетику, стрельбу, ремесла и походы. Мальчики по десять человек жили в бараках. Браун немедленно сделался крайне непопулярным. На пятый день соседи по домику поймали его возле душа и выкрасили гениталии в черный цвет. Браун отказался вставать с постели и лежал, пока мать не приехала за ним за две сотни миль и не забрала домой. После этого случая отец перестал обращать на сына какое-либо внимание. _Сентябрь 2166_. Закончив с отличием старшие классы частной школы, Браун поступил в Принстон изучать физику. Пробыл в Нью-Джерси только восемь недель. Дипломную работу в SMU писал дома. _Июнь 2173_. В Гарварде Брауну присуждена ученая степень доктора философии в области физики. Руководитель диссертационной работы Уилсон Браунвейл отозвался о нем так: "Честолюбивый и упорный студент". _Июнь 2175_. После защиты докторской диссертации Браун совместно с Брайаном Мерчисоном завершил в Кембридже исследование эволюции звезд. _Апрель 2180_. Женился на Жаннетте Хадсон из Пасадены, шт.Калифорния. Мисс Хадсон была дипломницей в Станфорде, изучала астрономию. Единственный ребенок, дочь Анжела, родилась в декабре 2184 года. _Ноябрь 2181_. Астрономический факультет Станфордского университета отказал Брауну в должности, поскольку двое из членов квалификационной комиссии утверждали, что он кое-где сфальсифицировал материалы, использованные им в ряде научных работ. Впрочем, справедливость их подозрений так и не была подтверждена. _Январь 2184_. Назначен в первый комитет советников МКА. Подготовил подробный план наблюдений для новой обсерватории с большими телескопами, размещенной на обратной стороне Луны. _Май 2187_. Браун выбран деканом факультета физики и астрономии SMU, Даллас, шт.Техас. _Февраль 2188_. В Чикаго в фойе во время собрания AAAS [Американская академия наук и искусств] произошел кулачный поединок с Уэнделлом Томасом, профессором Принстонского университета. Томас утверждал, что Браун украл и опубликовал их совместные идеи. _Апрель 2190_. Взбудоражил научный мир, представив исключительно интересные теоретические модели, описывающие взрыв сверхновых звезд, и предсказав взрыв такой звезды в ближних окрестностях Солнца в середине марта 2191 года. Это исследование было выполнено в соавторстве с аспиранткой Элейн Бернстайн, уроженкой Нью-Йорка. Сокурсники мисс Бернстайн утверждали, что ей-то и принадлежат все идеи. Точное и смелое предсказание вознесло Брауна к вершинам славы. _Июнь 2190_. Браун развелся с женой, с которой до этого не жил уже восемнадцать месяцев. Они разошлись через три месяца после того, как Элейн Бернстайн приступила к диссертационной работе. _Декабрь 2190_. Состоялась свадьба Брауна с мисс Бернстайн в Далласе. _Март 2191_. Сверхновая-2191 осветила ночное небо Земли в соответствии с предсказаниями Брауна и др. _Июнь 2191_. Браун подписал двухгодичный контракт на научные корреспонденции с Си-би-эс ["Коламбиа бродкастинг систем" - американская радиовещательная компания]. В 2194 году перескочил в UBC [Университет Британской Колумбии] и по рекомендации агента принят в Ай-эн-эн ["Интернэшнл ньюс нетуоркс"] в 2197 году. _Декабрь 2193_. Браун награжден высшей медалью МКА за выдающиеся научные достижения. _Ноябрь 2199_. Подписал эксклюзивный многомиллионный долгосрочный контракт с Шмидтом и Хагенестом на право использования всевозможных вариантов коммерческого применения результатов работы экспедиции "Ньютон", в том числе книг, видео- и образовательных материалов. Партнер - Франческа Сабатини; консультанты - космонавты Табори и Хейльман. Выплаченные два миллиона марок размещены на секретном счете в Италии. После короткого двухчасового сна ее поднял будильник. Николь выбралась из постели и, воспользовавшись выдвижным умывальником, умылась. Неторопливо вышла в коридор и направилась к кают-компании. В центре управления восседал Дэвид Браун в окружении четверых космических кадетов, возбужденно обсуждавших первые итоги. - Итак, - говорил Ричард Уэйкфилд, - сейчас самое главное - установить на правый и левый трапы легкие индивидуальные кресельные лифты и тяжелый грузоподъемный лифт - до края Центральной равнины. Там же устанавливаем временный центр управления, собираем и испытываем три вездехода. На сегодня - подготавливаем лагерь на станции "Бета" возле края Цилиндрического моря. Сборку и размещение обоих геликоптеров оставляем на завтра. Ледомобили и моторные лодки остаются на третий день. - Точно, - отозвался доктор Браун. - Утром во время развертывания инфраструктуры с вами пойдет Франческа. Когда будут установлены и приведены в действие легкие лифты, мы с адмиралом Хейльманом присоединимся к вам, доктор Такагиси и мистер Уилсон тоже. Сегодня все ночуем внутри Рамы. - Сколько у вас мощных импульсных фонарей? - спросил Янош Табори у Ирины Тургеневой. - Двенадцать. Хватит на сегодня. - И на завтра, - добавил доктор Такагиси. - Если мы заночуем там, эта ночь будет самой темной в жизни любого из вас. Ни звезд, ни луны... не будет даже рассеянного почвой звездного света, ничего - только сплошная тьма вокруг. - А какая там температура? - поинтересовался Уэйкфилд. - Заранее точно не скажешь, - ответил японский ученый. - Первые зонды несли на себе только камеры, но на выходе из тоннеля температура была такой же, как на Раме I. Если эти показания принять за основу, в обоих лагерях будет градусов на десять ниже нуля, - Такагиси ненадолго умолк. - Теперь потеплеет, - продолжал он. - Сейчас мы находимся внутри орбиты Венеры. Можно ожидать, что свет включится через восемь-девять дней, а потом со дна начнет таять Цилиндрическое море. - Эй, - поддел его Дэвид Браун, - судя по всему, вы решили исправиться. Тон-то все-таки изменился. - Вероятность того, что Земля оба раза встречалась с идентичными кораблями, возрастает с каждым фактом, подтверждающим сходство этого космического корабля и его предшественника, прилетевшего семьдесят лет назад. Пока, за исключением момента коррекции орбиты, оба корабля ничем не отличались. Николь подошла к ним. - Вот и комплект. Поглядите, кто к нам пожаловал: последний, пятый космический кадет, - с обычной усмешкой проговорил Янош Табори и, заметив ее опухшие веки, добавил. - Наш новый командир прав: судя по виду, вам не худо и отдохнуть. - А я вот, - вмешался Ричард Уэйкфилд, - могу только сожалеть. Собирать вездеход мне придется с Яманакой, а не с мадам де Жарден. Николь-то говорить умеет. А мне, чтобы не заснуть снова, придется браться за Шекспира. - Он локтем ткнул в бок Яманаку. Японский пилот в ответ даже словно бы улыбнулся. - Пришла пожелать вам удачи, - сказала Николь. - Я уверена, доктор Браун уже известил всех, что от меня сейчас толку мало. Устала. Ничего, ко второй вылазке приду в себя. - Ну, - нетерпеливо бросила Франческа Сабатини, последний раз обводя помещение объективом и задерживая крупным планом на каждом лице. - Готовы наконец? - Идем, - проговорил Уэйкфилд. И они отправились к воздушному шлюзу, находившемуся прямо перед "Ньютоном". 22. ЗАРЯ Ричард Уэйкфилд быстро опускался в почти полной темноте. Он уже миновал половину лестницы "Альфа"; здесь гравитация, порожденная центробежной силой вращения Рамы, возрастала до одной четверти земной. Свет из лобового фонаря освещал ближние окрестности. Он заканчивал сборку очередного пилона. Ричард проверил запас воздуха - его оставалось менее половины. К этому времени ему следовало дальше углубиться в Раму, туда, где можно было дышать атмосферой корабля. Экипаж землян недооценил время, потребовавшееся на установку легких кресельных лифтов. Их конструкция была крайне проста, к тому же космонавты несколько раз проводили сборку на тренировках. Вверху трапов, где практически существовала невесомость, все шло куда быстрее. Но теперь установка каждого пилона давалась труднее - мешало все возраставшее тяготение. На высоте в тысячу ступенек над Уэйкфилдом Янош Табори крепил анкерные тросы к металлическим перилам, шедшим вдоль лестницы. Почти четыре часа скучной и однообразной работы утомили его. Ричард вспомнил аргумент, которым технический директор отклонил их с Яношем предложение - предусмотреть автоматическое устройство для установки лифтов: "Робот для одноразовой операции не оправдает затрат на разработку и изготовление. Место роботов там, где действия повторяются". Янош глядел вниз, но различал лишь ближайший пилон в двухстах пятидесяти ступеньках от себя. - А перекусить еще не время? - спросил он Уэйкфилда по переговорному устройству. - Должно быть, - отозвался тот. - Но учти - мы отстаем от графика. Яманака с Тургеневой вышли на лестницу "Гамма" только в 10:30. При такой скорости нам едва ли удастся сегодня закончить сборку легких лифтов и приступить к развертыванию лагеря. - А мы с Хиро уже едим, - откликнулась Ирина с другой стороны чаши. - Мы проголодались. Причал и верхний двигатель установили полчаса назад. Сейчас мы уже у 12-го пилона. - Хорошо потрудились, - похвалил Уэйкфилд. - Впрочем, обязан предупредить - вы пока еще в хорошем месте: на трапах и в верхней части лестницы работать гораздо легче, собирать подъемники в невесомости - одно удовольствие. А вот когда гравитация будет изменяться от пилона к пилону, дело пойдет иначе. - Судя по лазерному дальномеру, Уэйкфилд находится точно в 8,13 километра от меня. - Услыхали все голос вмешавшегося в разговор Такагиси. - Профессор, эти цифры мне ни черта не говорят, я не знаю, где вы находитесь. - Я сейчас на карнизе, как раз рядом с нашей ретрансляционной станцией у подножия лестницы "Альфа". - Ох, Сигеру, когда на вашем востоке научатся идти в ногу со всем светом? "Ньютон" находится _наверху_ Рамы, а вы - _сверху_ лестницы. Как можно надеяться понять друг друга, если мы не можем договориться даже о том, где верх, а где низ. Тут шахматы не помогут. - Благодарю вас, Янош. Хорошо. Я - _наверху_ лестницы "Альфа". Кстати, что вы делаете? Расстояние между нами быстро увеличивается. - Скольжу по поручню вниз к Ричарду, чтобы вместе поесть. В одиночестве рыба с чипсами мне в глотку не лезет. - Я тоже спускаюсь, - отозвалась Франческа. - Только что закончила съемку превосходного примера действия кориолисовой силы с участием Хиро и Ирины. Специально для начинающих изучать физику. Буду у вас через пять минут. - Эй-эй, синьора, - позвал ее Уэйкфилд, - а не хотите ли действительно поработать? Иначе мы с Яношем вам больше не позируем... Ну как, согласны на переговоры? - Охотно помогу, но только после ленча, - ответила Франческа. - А сейчас для съемки не хватает света. Вы не посветите фонарями, чтобы я могла заснять ваше с Яношем пиршество на Лестнице Богов? Уэйкфилд установил фонарик на вспышку с задержкой и отошел на восемьдесят ступеней к ближайшему карнизу. Космонавт Табори оказался в этой же точке за полминуты до того, как свет затопил ее. В двух километрах от них Франческа провела камерой вдоль трех маршей, остановила объектив на двух фигурках, скрестя ноги усевшихся на площадке. Издалека Янош и Ричард ничем не отличались от пары орлов в гнезде на отдаленной горной вершине. Лифт "Альфа" был собран и готов к испытанию. - В честь окончания трудового дня вам предоставлено право открыть движение, - проговорил Ричард, - учитывая вашу любезную помощь. - Они стояли в самом низу - там, где тяготение уже было полным. Тридцать тысяч ступеней лестницы возносились над головой и исчезали в беспросветной тьме. На Центральной равнине уже работал сверхлегкий мотор и автономный переносный источник энергии для кресельного лифта. Космонавты на собственных спинах доставили блоки электрической и механической подсистем в разобранном виде; на сборку ушло меньше часа. - Легкие кресла не присоединены к тросам, - поучал Уэйкфилд Франческу. - Для присоединения кресел на каждом из них располагается специальный механизм, обхватывающий трос. Таким образом можно обойтись небольшим количеством сидений. Франческа нерешительно уселась в пластиковое сооружение, первое в ряду подобных ему пластиковых корзинок, свисавших с бокового троса. - А вы уверены, что подъем пройдет без приключений? - спросила она, вглядываясь во тьму. - Конечно, - рассмеялся Ричард. - Все будет как на тренировках. Я поеду в следующем кресле, только через минуту - примерно в четырехстах метрах за тобой. На весь подъем снизу доверху уходит сорок минут. Средняя скорость - двадцать четыре километра в час. - Я должна сидеть спокойно, - вспоминала Франческа, - ничего не делать, держаться руками и не забыть включить автономную дыхательную систему за двадцать минут до окончания подъема. - Не забудь пристегнуться, - улыбнувшись, напомнил ей Уэйкфилд. - Если бы кабинка замедляла движение или останавливалась на самом верху, где ты не имеешь веса, инерция могла бы сбросить едущих позади прямо в пустоту Рамы. - Он улыбнулся. - Но подъемник неслучайно расположен на лестнице - в случае любой неисправности всегда несложно выбраться из корзины и самостоятельно добраться вверх по лестнице к ступице. Ричард кивнул, и Янош Табори включил мотор. Кресло с Франческой устремилось вверх и скоро исчезло во тьме. - Я перейду прямо на "Гамму", как только передашь, что ты уже в пути, - сказал Яношу Ричард. - Второй подъемник мне собирать проще, общими усилиями сможем закончить к 19:00. - Когда ты окажешься наверху, я уже подготовлю лагерь, - заметил Янош. - Как ты думаешь, мы еще собираемся ночевать здесь? - Особого смысла в этом нет, - сверху вступил в разговор Дэвид Браун. Они с Такагиси по очереди контролировали переговоры космонавтов. - Вездеходы пока не готовы, а мы надеялись уже завтра приступить к исследованиям. - Если каждый из нас возьмется спустить вниз несколько узлов, - ответил Уэйкфилд, - мы с Яношем сумеем собрать один из вездеходов еще до сна. А второй скорее всего будет готов к завтрашнему полудню, если нам ничто не помешает. - Вполне реальное предложение, - отозвался доктор Браун. - Только прежде посмотрим, что мы успеем сделать через три часа и насколько устанем. Ричард вскарабкался в крошечное кресло и подождал, пока сработает автоматическое устройство, крепящее сиденье к тросу. - Кстати, - проговорил он, начиная путь наверх, - спасибо тебе, Янош, за шутки. Без них мы, наверное, и не справились бы так быстро. Табори улыбнулся и помахал другу. Глядя вверх с движущегося кресла, Ричард Уэйкфилд едва мог различить слабый огонек лобового фонаря Франчески. "Теперь она в ста этажах над моей головой, - подумал он. - Это всего лишь два с половиной процента расстояния отсюда до ступицы. Невероятно огромное помещение". Опустив руку в карман, он извлек переносную метеостанцию, которую попросил его взять с собой Такагиси. Профессор желал иметь точный профиль всех атмосферных параметров в чаше Северног