Артур Кларк, Джентри Ли. Рама II ----------------------------------------------------------------------- Arthur C.Clarke, Gentry Lee. Rama II (1989) ("Rama" #2). Изд. "Мир", М., 1994. Пер. - Ю.Соколов. OCR & spellcheck by HarryFan, 22 August 2000 ----------------------------------------------------------------------- 1. РАМА ВОЗВРАЩАЕТСЯ Огромный, питаемый энергией ядерных взрывов импульсный радиолокатор "Экскалибур" не работал уже почти полвека. Его проектировали и сооружали в лихорадочной спешке, сопровождавшей прохождение Рамы через Солнечную систему. О вводе локатора в эксплуатацию пресса сообщила в 2132 году. Земля построила "Экскалибур", чтобы иметь возможность заранее обнаруживать новых гостей; гигантские сооружения, подобные Раме, локатор мог обнаружить среди ближайших звезд, давая Земле годы на подготовку к встрече... задолго до того как гость сумеет повлиять на земные дела. Решение о постройке "Экскалибура" было принято еще до того, как Рама прошел перигелий. Но первый гость из космоса обогнул Солнце и вновь отправился к звездам, а целая армия ученых приступила к обработке информации, привезенной на Землю побывавшей на Раме экспедицией. И все единодушно решили, что Раму можно считать разумным роботом, не проявившим никакого интереса к Солнечной системе и ее обитателям. Многочисленные тайны, с которыми пришлось столкнуться исследователям в официальных материалах, так и не нашли объяснения; тем не менее эксперты сумели убедить себя в том, что постигли один из основных принципов, заложенных в конструкцию Рамы. Главные системы и подсистемы, которые предстали перед взором земных исследователей внутри космического гостя, были троекратно сдублированы. Поэтому земляне решили - инопланетяне все создают "тройками", а поскольку и весь огромный космический остров можно считать машиной, общее мнение склонилось к тому, что за первым гостем последуют еще два. Но просторы пространства оставались пустыми, и новые гости не спешили посетить Солнечную систему. Шли годы. Перед жителями Земли вставали новые, куда более насущные проблемы. И интерес к создателям Рамы, неведомым существам, задумавшим и изготовившим темно-серый цилиндр длиной в пятьдесят километров, стал слабеть по мере того как событие уходило в историю. Многие ученые все еще продолжали интересоваться Рамой, но большинство представителей человеческого рода вынуждено было обратиться к другим вопросам. В начале 2140-х годов мир охватил жестокий экономический кризис. На обслуживание "Экскалибура" денег более не осталось. Редкие научные открытия не оправдывали огромных расходов, необходимых для обеспечения его безопасного функционирования. Громадный импульсный ядерный локатор полностью обезлюдел. Через сорок пять лет потребовалось тридцать три месяца, чтобы вновь привести "Экскалибур" в рабочее состояние. Локатор восстанавливался в научных целях. В годы кризиса радарная техника процветала и обогатилась новыми методами интерпретации данных, существенно повысивших ценность наблюдений "Экскалибура". Но когда локатор снова обратился к далеким небесам, на Земле уже никто не ожидал появления нового Рамы. Впервые заметив странное пятнышко на экране, руководитель смены наблюдателей на станции "Экскалибур" даже не стал информировать свое начальство. Он принял его за наведенную ошибку, затесавшуюся при обработке данных. Но пятно появлялось еще несколько раз, тогда он уделил ему больше внимания и вызвал научного руководителя "Экскалибура". Проанализировав данные, тот решил, что замечена долгопериодическая комета. Только через два месяца какой-то дипломник доказал, что этот сигнал порождается гладким телом длиной не менее сорока километров. Так в 2197 году мир узнал, что из внешнего космоса к внутренним планетам Солнечной системы мчится второй внеземной космический аппарат. Международное космическое агентство (МКА) потратило все что имело и организовало экспедицию, которая должна была перехватить пришельца внутри орбиты Венеры к концу февраля 2200 года. Вновь человечество повернулось лицом к звездам, и глубокие философские проблемы, поднятые во время появления первого Рамы, опять привлекли к себе внимание землян. Новый гость подлетал все ближе и ближе, и обращенные к нему сенсорные устройства подтвердили, что космический аппарат подобен предшественнику, по крайней мере внешне. Рама вернулся. Человечеству снова предстояла встреча с судьбой. 2. ИСПЫТАНИЯ И ТРЕНИРОВКИ Странное металлическое создание двигалось вверх по стене, уже вползая под козырек. Оно походило на кожистого броненосца, членистое тело которого покрывала тонкая оболочка, вздымавшаяся бугорками в середине трех секций, - там скрывалась электронная аппаратура. В двух метрах от стены висел геликоптер. Из носовой части тянулась длинная гибкая рука с захватом на конце, клешня его как раз только что сомкнулась, едва не захватив корпус странного создания. - Черт побери, - ругнулся Янош Табори, - ну что можно сделать, пока посудина так болтается в воздухе? Операции при максимальном выдвижении руки даже в идеальных условиях трудно выполнять, - он поглядел на пилота. - А почему нельзя было сделать так, чтобы эта фантастическая машина еще и сама точно выдерживала свое положение в пространстве? - Сдвиньте геликоптер ближе к стене, - приказал доктор Дэвид Браун. Хиро Яманака невозмутимо поглядел на Брауна и ввел команду с пульта управления. Перед ним вспыхнул красный экран, на котором проступили буквы: "КОМАНДА ОШИБОЧНАЯ. ДОПУСК НЕ ПРИЕМЛЕМ". Яманака ничего не сказал. Геликоптер продолжал висеть в том же месте. - От кончиков лопастей до стенки осталось сантиметров пятьдесят, самое большее семьдесят пять, - вслух размышлял Браун. - Еще две-три минуты, и биот окажется в безопасности под навесом. Переходим на ручное управление и ловим его. Табори, на этот раз промаха не должно быть. Выполняйте. Какое-то мгновение Хиро Яманака с сомнением глядел на лысеющего ученого, сквозь очки смотревшего на него справа. Потом пилот обернулся, набрал на пульте другую команду и перевел большой черный переключатель в левое положение. На экране мгновенно появилась надпись: "РУЧНОЕ УПРАВЛЕНИЕ. АВТОМАТИЧЕСКАЯ ЗАЩИТА ОТКЛЮЧЕНА". Яманака осторожно сдвинул геликоптер ближе к стене. Инженер Табори был готов к действиям. Его рука уже была в сенсорной перчатке, и клешня на конце длинной искусственной руки открывалась и закрывалась. Рука вновь протянулась и захват сомкнулся вокруг членистого тела. Контуры обратной связи от перчатки дали знать Табори, что дичь поймана. - Готово! - восторженно воскликнул он, начиная неторопливо подтягивать добычу к борту геликоптера. Внезапный порыв ветра качнул геликоптер налево, и рука с биотом ударилась о стенку. Табори ощутил, как слабеет захват. - Скорей выпрямляйте, - крикнул он, продолжая убирать руку. Яманака пытался предотвратить крен аппарата и чуть опустил вниз его носовую часть. Скрежет лопастей о стенку болезненно отозвался в ушах всех троих членов экипажа. Японец-пилот торопливо нажал на аварийную кнопку, и геликоптер вновь перешел на автоматический режим. Через долю секунды зазвенел сигнал тревоги и на пульте вспыхнул красный экран: "ОПАСНЫЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ. ВЫСОКАЯ ВЕРОЯТНОСТЬ КРУШЕНИЯ. КАТАПУЛЬТИРОВАНИЕ ЭКИПАЖА". Яманака не колебался. Через какое-то мгновение он уже вылетал через открытую кабину, его парашют сразу же развернулся. Табори и Браун последовали за ним. Как только венгр-инженер извлек руку из специальной перчатки, клешня снаружи разжалась, и механический броненосец свалился вниз. Через сотню метров достигнув ровной поверхности, он разлетелся на кусочки. Лишившийся пилота геликоптер, раскачиваясь в воздухе, опускался к равнине. И несмотря на включенный автопилот, кстати, прекрасно справившийся с управлением, он тяжело ударился о землю посадочными опорами и завалился на бок. Неподалеку от места вынужденной посадки аппарата крупный мужчина в коричневом военном мундире, украшенном галунами, выскочил из открытой кабинки лифта. Он только что спустился из центра управления и, не скрывая возбуждения, резко зашагал к ожидавшему вездеходу. Следом за ним торопилась худощавая блондинка в летном комбинезоне МКА, с обоих ее плеч свисали камеры. Это был генерал Валерий Борзов, руководитель экспедиции "Ньютон". - Есть раненые? - спросил он у сидевшего в вездеходе электронщика экспедиции Ричарда Уэйкфилда. - Янош сильно ударился плечом при катапультировании. Но Николь уже радировала - ни ран, ни переломов, одни только синяки. Генерал Борзов уселся на переднее сиденье вездехода рядом с Уэйкфилдом, расположившимся за пультом управления. Блондинка - тележурналистка Франческа Сабатини - закончила съемку и направилась к задней дверце вездехода. Борзов подал ей знак рукой. - Снимите лучше де Жарден и Табори, - проговорил он, указывая в сторону плоской равнины. - Уилсон, наверное, уже там. Машина с Борзовым и Уэйкфилдом направилась в противоположную сторону. Примерно через четыре сотни метров они подъехали к Дэвиду Брауну, хилой личности лет пятидесяти, одетой в новый летный комбинезон. Он был занят делом - складывал парашют и убирал его в сумку. Выйдя из вездехода, Борзов подошел к американскому ученому. - С вами все в порядке, доктор Браун? - спросил генерал, явно намереваясь поскорее покончить с формальностями. Браун молча кивнул. - В таком случае, - спокойным тоном продолжал генерал Борзов, - быть может, вы объясните мне, о чем думали, приказывая Яманаке перейти на ручное управление? Об этом лучше переговорить здесь, вдали от всех. Доктор Дэвид Браун безмолвствовал. - Или вы не видели предупреждающие транспаранты? Неужели вам даже в голову не пришло, что такой маневр не безопасен для экипажа? Браун искоса метнул на Борзова угрюмый и злобный взгляд. Когда он наконец открыл рот, голос его подрагивал, выдавая волнение. - Я счел целесообразным подвести геликоптер поближе к стене. Мы еще имели небольшой зазор - иначе биот можно было упустить. В конце концов, наша цель - доставить домой... - Не нужно рассказывать мне, в чем состоит наша задача. Не забудьте, я сам помогал формулировать ее. Но я обязан снова напомнить вам, что _во все времена_ в первую очередь надлежит обеспечивать безопасность экипажа. В особенности здесь, на тренажере... Должен сказать, что я крайне изумлен этой вашей безумной выходкой. Геликоптер поврежден, Табори травмирован, ваше счастье, что все живы. Дэвид Браун больше не обращал внимания на генерала Борзова. Он отвернулся в сторону, закрывая прозрачную парашютную сумку. Судя по постановке плеч и ярости, с которой он исполнял это дело, было ясно - космонавт разгневан. Борзов вернулся к вездеходу. Подождав несколько секунд, он предложил доктору Брауну довезти его до базы. Не говоря ни слова, американец отрицательно качнул головой, забросил сумку на плечи и отправился в сторону геликоптера - к подъемнику. 3. СОВЕЩАНИЕ ЭКИПАЖА Янош Табори сидел возле конференц-зала на стуле, взятом из аудитории, при свете переносной, но мощной лампы. - Расстояние до модели биота было предельным для механической руки, - объяснял он перед крошечной камерой, которую держала в руках Франческа Сабатини. - Я дважды пытался поймать его, и оба раза безуспешно. Тогда доктор Браун решил перевести геликоптер на ручное управление, чтобы немного приблизить его к стене... Тут дверь в конференц-зал распахнулась, и в ней появилась приветливая рыжеволосая физиономия. - Мы уже заждались вас, - дружелюбно проговорил генерал О'Тул. - Борзов, по-моему, уж теряет терпение. Франческа выключила свет и опустила видеокамеру в карман летнего комбинезона. - Ну что же, мой венгерский герой, - усмехнулась она, - отложим беседу. Всем известно, что наш вождь не любит ждать. - Она подошла к стулу и, обняв за плечи невысокого мужчину, прикоснулась к его повязке. - Мы все действительно очень рады, что все обошлось. Симпатичный чернокожий мужчина - ему было немногим больше сорока - во время интервью старался не попадать в кадр и набирал что-то на плоском прямоугольном пульте площадью около квадратного фута. Следом за Яношем и Франческой он отправился в конференц-зал. - Мне хотелось бы на этой неделе обратиться к новым проектным концепциям, использованным в телеуправлении рукой с помощью перчатки, - шепнул Реджи Уилсон, опускаясь рядом с Табори. - Многие читатели находят эту техническую чепуху потрясающе интересной. - Ну наконец-то! Какое счастье, что и вы трое сочли возможным присоединиться к нам, - саркастически загудел Борзов из другой половины зала. - Я уже было решил, что для вас собрание экипажа - досадное недоразумение, отрывающее от более важных дел... конечно, куда важнее поговорить о собственных неудачах или очередную умную статейку тиснуть, - тут он указал на Реджи Уилсона, которого изобличал плоский пульт, лежавший перед ним на столе. - Знаете что, Уилсон, едва ли вы мне поверите, но в первую очередь вы - член экипажа, а потом уже журналист. Способны вы хотя бы на время отложить эту проклятую штуковину и просто послушать меня? Мне много нужно сказать, и я не хочу, чтобы это осталось в записи! Уилсон убрал пульт, спрятав его в чемоданчик. Борзов встал и принялся ходить по комнате, разговаривая на ходу. Стол в конференц-зале был овальным - в самой широкой части около двух метров шириной. Вокруг него располагалось двенадцать рабочих мест, каждое с клавиатурой компьютера и экраном, слегка углубленным в поверхность стола, - при необходимости его можно было прикрыть полированной крышкой, сливавшейся с деревянной поверхностью стола. Как и всегда, оба других военных участника экспедиции, адмирал европейского флота Отто Хейльман - герой операции по ликвидации Каракасского кризиса, проведенной Советом Объединенных Правительств (СОП), и генерал американских ВВС Майкл Райан О'Тул сидели по обе стороны от Борзова около узкой оконечности овала. Остальные девять членов экипажа "Ньютона" обычно занимали разные места: это факт всегда беспокоил любителя внешних проявлений порядка адмирала Хейльмана и в меньшей степени - его начальника Борзова. Временами "непрофессионалы" - те, кто не был космонавтом, - группировались у противоположного конца стола, оставляя "космическим кадетам" - так называли выпускников Космической академии - буферную зону в середине. После почти года пристального внимания прессы публика разделила экипаж "Ньютона" на три подгруппы: непрофессионалы (к ним относились двое ученых и двое журналистов), военная тройка и пятеро специалистов, которые во время полета должны были выполнять самые квалифицированные работы. Но в этот день обе невоенные группы перемешались. Японец Сигеру Такагиси - ученый-универсал, считавшийся в мире крупнейшим знатоком всего, что касалось экспедиции на первого Раму, автор "Атласа Рамы", рекомендованного к изучению другим членам экипажа, - сидел в середине овала между советским пилотом Ириной Тургеневой и британским космонавтом, инженером-электронщиком Ричардом Уэйкфилдом. Напротив них располагались офицер службы жизнеобеспечения Николь де Жарден, смуглая, изящная, как статуэтка, женщина смешанного франко-африканского происхождения, великолепный пилот Яманака, склонный к некоторой автоматичности действий, и наделенная сногсшибательной внешностью синьора Сабатини. Оставшиеся три места на "южной" оконечности овала, обращенные к огромным картам и диаграммам Рамы на противоположной стене, занимали американский журналист Уилсон, словоохотливый Табори - космонавт из советского Будапешта и доктор Дэвид Браун. Последний казался весьма сосредоточенным и озабоченным: к началу совещания стол перед ним был уже завален бумагами. - Просто непостижимо, - говорил Борзов, целеустремленно вышагивая вокруг стола, - как любой из вас, пусть на миг, может забыть, что является участником самой важной из экспедиций человечества. Но по итогам последних работ на тренажере должен признать, что относительно некоторых из вас у меня начинают возникать сомнения. - Кое-кто полагает, что новый Рама будет копией предыдущего, - продолжил Борзов, - и не проявит интереса к тем ничтожным созданиям, которые явятся исследовать его. Согласен, он может иметь ту же форму и размер - это подтверждают и результаты проводившихся в последние три года локаторных измерений. Но даже если нас ожидает еще один мертвый корабль, многие тысячи лет назад построенный чужаками, предстоящее дело окажется самым важным в жизни каждого. Я считаю, что оно потребует от всех огромного напряжения сил. Советский генерал умолк, чтобы собраться с мыслями. Янош Табори решил задать вопрос, но Борзов жестом остановил его, вновь приступив к прерванному монологу. - Действия экипажа на последних тренировках были просто отвратительными. Некоторые из вас проявили себя выдающимися... - вы знаете кем, - кое-кто действовал так, словно не имел ни малейшего представления о том, что нам предстоит. Я убежден, иные из вас даже не читают инструкций перед тренировками. Конечно, эти бумаги подчас могут показаться скучными, но десять месяцев назад приступая к подготовке, все вы _были согласны_ изучить методики и исполнять их требования в соответствии с интересами экспедиции. В том числе и те из вас, кто не имеет летного опыта. Борзов остановился перед одной из больших карт на стене, в нижнем углу которой была вставка - вид на так называемый "Нью-Йорк", комплекс загадочных сооружений, обнаруженный внутри первого внеземного корабля. Высокие тонкие здания, похожие на небоскребы Манхаттана, жались друг к другу на островке посреди Цилиндрического моря, - частично этот район был картографирован во время первой встречи цивилизаций. - Через шесть недель мы окажемся на загадочном космическом корабле и там, возможно, обнаружим подобный город. Все человечество увидит в нас своих представителей. Так что любые наши приготовления могут быть недостаточными. Никто не может заранее предвидеть, с чем нам придется столкнуться. И все плановые операции вы должны выполнять автоматически, выучить их назубок, чтобы руки давали свободу мозгу, чтобы он мог адекватно реагировать на любые условия, в которых мы можем оказаться. Командир занял свое место во главе стола. - Сегодняшние тренировки закончились едва ли не полной катастрофой. Мы могли разом потерять троих обученных членов экипажа и самый дорогой в истории техники геликоптер. И я хочу еще раз всем напомнить об основных целях нашей экспедиции, какими их видят Международное космическое агентство и Совет Объединенных Правительств. В первую очередь мы должны обеспечить безопасность экипажа - это главное. Вторая наша задача состоит в определении и исследовании опасности, которую может представлять Рама для Земли и ее населения. - Теперь Борзов глядел прямо на Брауна, отвечавшего командиру неподвижным, словно окаменевшим взглядом. - Только после того как будут выполнены эти основные требования, а корабль Рама будет признан безвредным, можно приступать к поимке биотов! - Хотелось бы напомнить генералу Борзову, - немедленно звонким голосом возразил Дэвид Браун, - не все из нас согласны с тем, что цели можно слепо расставлять по ранжиру. Трудно переоценить значение биотов, интерес к ним со стороны научного сообщества Земли. Я неоднократно говорил об этом и на собраниях космонавтов, и во время моих частых выступлений в теленовостях. Вот если этот второй Рама окажется во всем подобен первому и будет полностью игнорировать наше присутствие, а мы при этом проявим нерасторопность и не сумеем захватить ни одного биота, прежде чем нам придется оставить корабль, - тогда и получится, что абсолютно уникальный шанс, вновь предоставившийся науке, принесен в жертву трусости политиканов всего мира. Борзов собрался ответить, но доктор Браун, вскочив, возбужденно замахал руками. - Нет, нет, выслушайте меня до конца. Сейчас вы обвиняли именно меня в проявленной сегодня некомпетентности, и я имею право возразить вам, - он взял со стола компьютерную распечатку и махнул ей перед собой. - Вот задания на сегодняшнюю тренировку, сформулированные и отпечатанные _вашими_ инженерами. Позвольте мне, генерал, освежить вашу память на случай, если вы кое-что позабыли. К примеру, базовое условие N_1: экспедиция близится к завершению, твердо установлены пассивность Рамы II и отсутствие угрозы для планеты Земля. Базовое условие N_2: во время экспедиции биоты наблюдаются спорадически, но никогда в группах. По телодвижениям остальных членов экипажа Дэвид Браун мог видеть, что выступление его пока имеет успех. Переведя дыхание, он продолжил: - Исходя из обоих базовых условий, я решил, что в данной тренировке отрабатываются действия, когда для поимки биота останется последняя возможность, и думал только о том, какое значение для земной науки будет иметь несколько образцов этих созданий - ведь во всей истории человечества достоверный контакт с внеземными существами был только однажды, в 2130 году, когда космонавты Земли высадились на Раму. Но долгосрочный научный эффект первой встречи оказался куда меньшим, чем это было возможно. Да, мы располагаем результатами всех измерений и наблюдений первой экспедиции, в том числе и подробной информацией о вскрытии паукообразного биота, выполненном доктором Лаурой Эрнст. Но с собой на Землю космонавты привезли только один артефакт, небольшую часть биомеханического цветка, чьи физические характеристики необратимо изменились, прежде чем удалось постичь его тайны. Среди сувениров, оставшихся от первой экспедиции, нет ничего, что хотя бы отдаленно напоминало его: их пепельницы, стаканы, даже транзисторный приемник, которыми пользовался экипаж, ничего не скажут нам об уровне техники раман. И вот нам предоставлен еще один шанс. Доктор Браун поднял глаза к овальному потолку над головой. Голос его набирал силу. - Если нам удастся обнаружить и доставить на Землю два-три типа биотов, а также открыть секреты этих созданий, то наша экспедиция, без всякого сомнения, окажется самым значительным событием всех времен. Только постигнув основы техники раман, мы сможем осуществить истинный контакт. Даже на лице Борзова отразилось произведенное речью Брауна впечатление. Красноречие то и дело позволяло американцу обращать поражение в победу. Советский генерал немедленно изменил тактику. - И все же, - спокойным тоном проговорил Борзов, едва наметилась пауза в риторике Брауна, - не следует забывать, что мы имеем дело с человеческими жизнями и ничто не может оправдать нарушения правил безопасности, - он глянул через стол на других членов экипажа. - Я тоже хочу доставить биоты с Рамы на Землю - не меньше, чем все вы, - продолжил он, - но должен признаться: ничем не подкрепленное мнение, что второй аппарат будет в точности подобен первому, не выдерживает никакой критики. Какие результаты первого соприкосновения с раманами позволяют нам надеяться на отсутствие враждебности с их стороны? Мы даже не представляем себе их облик. Опасно слишком рано приступить к захвату биота. - Так или иначе, командир, никто не может заранее знать, какая точка зрения окажется справедливой, - проговорил Ричард Уэйкфилд, сидевший за столом посредине между Борзовым и Брауном. - Но даже если мы убедимся, что этот аппарат идентичен первому, у нас нет никаких оснований делать предположения относительно того, что может случиться, если мы решимся на захват биота. Хорошо, допустим, что прав доктор Браун, и оба корабля представляют собой чрезвычайно сложные и умные роботы, созданные миллионы лет назад теперь уже исчезнувшей расой на другой оконечности Галактики. Как можно определить, какого рода программы использованы в биотах для предупреждения опасности? Что, если биоты некоторым непонятным нам образом включены в основные подсистемы корабля? Естественно, подобные механизмы должны быть запрограммированы на самооборону. Очевидно, что любые наши действия, способные показаться враждебными, могут вызвать реакцию, в корне меняющую весь характер функционирования корабля. Хочу всем напомнить - даже в систему управления автоматической посадочной ступени, разбившейся в 2012 году о поверхность этанового моря на Титане, были заложены совершенно разные стратегии действий в зависимости от того, что... - Стоп! - с дружелюбной улыбкой перебил его Янош Табори. - Всякие тайны и секреты начального этапа исследований Солнечной системы автоматическими аппаратами не имеют отношения к сегодняшней траурной церемонии. - Он глянул на Борзова. - Шкипер, плечо болит, в пузе пусто, на душе после утреннего потрясения кошки скребут. Все эти речи прекрасны, но если они сейчас не закончатся чем-нибудь конкретным, значит наше заседание не достигло цели, и мы уже можем считать себя свободными, чтобы иметь возможность, так сказать, получше уложить чемоданы. Адмирал Хейльман склонился вперед. - Космонавт Табори, нашими собраниями руководит генерал Борзов. И ему решать... Советский командир махнул рукой в сторону Хейльмана. - Не надо, Отто. По-моему, Янош прав. Сегодня и так выпал трудный день, к тому же он последний из семнадцати весьма загруженных занятиями дней. После отдыха и разговор пойдет легче. Борзов встал. - Объявляем перерыв. После обеда в аэропорт пойдут автобусы. - Экипаж начал подниматься. - Во время короткого отдыха, - заметил он, подводя итоги, - пусть каждый из вас подумает, на какой стадии подготовки находится. У нас осталось только две недели работы на имитаторах тренировочного центра - скоро новогодние праздники. Сразу после них начнется интенсивная подготовка к запуску. И следующая серия тренировок станет последним шансом все поправить. Я надеюсь, что каждый из вас возвратится полностью подготовленным к дальнейшей работе, глубоко пересмотрев свое представление о целях экспедиции. 4. ВЕЛИКИЙ ХАОС Вторжение первого корабля раман в сердцевину Солнечной системы в начале 2130 года отразилось на всей истории рода человеческого. Когда капитан Нортон вернулся со своим экипажем после встречи с Рамой I, повседневная жизнь землян не претерпела никаких изменений. Но теперь было ясно, что во Вселенной существует - или _существовал_ - разум, намного превосходящий возможности человека, заставляющий переосмыслить самое место человечества во Вселенной. Теперь человечество знало: порожденные великими звездными катаклизмами в другой части небес неведомые химические соединения, усложняясь, породили жизнь и сознание - пусть и за другое время. Кто же они, эти рамане? Зачем создавали огромный и сложный космический аппарат... чтобы просто пропылить по разбитым дорогам нашего звездного захолустья и умчаться восвояси? Так что в беседах и пересудах, как и в публичных выступлениях, рамане занимали первое место в течение многих месяцев. Одни терпеливо, другие с нетерпением принялись ожидать появления во Вселенной новых признаков существования раман и прождали... чуть более года. Радиотелескопы на всех длинах волн глядели вслед удалявшемуся кораблю - не удастся ли уловить нечто новенькое. Ничего не было обнаружено. Тихо было в небесах, и рамане отправились в обратный путь столь же быстро и необъяснимо, как и появились. "Экскалибур" тогда уже действовал, но, когда начальные исследования неба ничего нового не принесли, отношение человечества к первому контакту с Рамой заметно переменилось. Встреча с ним как-то вдруг сделалась историческим событием, _случившимся_ и завершенным. Тон газетных и журнальных статей, еще недавно начинавшихся с фраз вроде "...когда рамане вернутся..." сменился на "...если когда-нибудь нам удастся вновь повстречаться с таинственными существами, построившими огромный корабль, обнаруженный в 2130 году..." И событие, еще недавно казавшееся угрозой для всей планеты, враждебное и чуждое для грядущих судеб людей, быстро превратилось в исторический курьез. Можно было вновь позабыть о фундаментальных вопросах, связанных с ожидаемым возвращением раман или же с грядущей участью человеческой расы во Вселенной, населенной разумными существами. Человечество вновь расслабилось - ненадолго. А потом забилось в таком припадке нарциссизма, перед которым все прежние стадии самолюбования рода людского показались невинными шалостями. Прилив безграничной инициативы в глобальном масштабе понять было несложно. После встречи с Рамой I нечто существенное произошло с человеческой психикой. Еще недавно гордое человечество видело себя величественным и одиноким... еще бы - единственный настоящий ум во Вселенной. Человек сам сумеет обеспечить будущность своих потомков до самых отдаленных времен... Это представление положено в основу едва ли не каждого жизнеспособного философского течения. Существуют рамане или существовали - независимо от времени глагола философская мысль приходила к одному выводу - факт их бытия меняет все. Человечество не оригинально, быть может, ничем не выделяется среди прочих. Конечно, прошло немало времени, прежде чем преобладавшая ранее антропоцентрическая точка зрения вдребезги была разбита доказательством существования Других. Поэтому нетрудно понять, почему тогда многие люди вдруг обратились к самоудовлетворению. Так советовали поступать литераторы прежних времен... Например, едва не пять столетий назад Роберт Херрик уверял девиц не терять времени понапрасну... стихотворение начиналось со слов: "Кто ценит свежесть нежных роз, тот рвет их на рассвете..." [Р.Херрик "Совет девушкам"] Ничем не сдерживаемый взрыв неоправданного потребления и жадности в глобальном масштабе продлился почти два года. Лихорадочное желание всех и каждого попользоваться всем, что только способен изобрести человеческий ум, тяжким бременем легло на ослабевшую экономическую инфраструктуру, которая и так уже сдала к началу 2130 года, когда Рама ворвался во внутренние области Солнечной системы. В 2130-е и 2131-е годы грозящий срыв был предотвращен объединенными усилиями правительств и финансовых организаций, хотя главные причины экономических трудностей остались, конечно, без внимания. С наступлением 2132 года начался новый подъем, мир разом вступил в период быстрого роста. Объем производимой продукции увеличивался, биржи процветали, и доверие потребителей вместе со степенью занятости достигло рекордной отметки. Наступил период беспрецедентного процветания, на короткое время уровень жизни почти всего человечества резко повысился. К концу 2133 года кое-кому из самых опытных знатоков человеческой истории стало понятно, что "Раманский бум" грозит землянам бедой. Над блаженным урчанием толп, целыми миллионами пополнявших благополучные средний и высший классы, возвысились тревожные выкрики, сулившие грядущую экономическую катастрофу. Требований немедленно сбалансировать бюджеты и сократить кредиты на всех экономических уровнях не слышал никто. Напротив, усердствующие правительства отдавали массам все больше и больше власти, попадавшей в руки тех, кто успел забыть слова "подожди", "потише" и "нет". Спад не общемировом рынке начался в январе 2134 года, немедленно послышались предупреждения о приближающемся кризисе. Но большинству людей, населявших Землю и горсточку ее колоний в Солнечной системе, возможность грядущего краха казалась немыслимой. В конце концов, в мировой экономике прирост наблюдался уже девять лет, причем в последние годы со скоростью, не имевшей прецедента в последние два столетия. Государственные лидеры уверяли, что сумели наконец обнаружить механизмы, противодействующие спадам в циклах капиталистического производства. И человечество верило им - до мая 2134 года. Уже в первые три месяца нового года уровень производства начал снижаться, сперва понемногу, потом довольно резко. Впрочем, многие из сохранивших суеверный трепет перед кометами, властвовавший над человечеством уже не менее двух тысяч лет, немедленно связали этот спад с новым возвращением кометы Галлея. Начиная с марта она сделалась куда более яркой, чем того ожидали ученые. Шли недели, ученые всего мира с пылом спорили, стараясь понять, почему яркость кометы не соответствует их предсказаниям. В конце марта она проскочила перигелий и к середине апреля появилась на вечернем небе с хвостом на полнебосвода. Земные же дела определял в основном начинающийся экономический кризис. Первого мая 2134 года три самых крупных международных банка объявили себя неплатежеспособными из-за недостаточности вкладов. Через два дня паника уже охватила весь мир. Свыше миллиона домашних терминалов обслуживали перемещение индивидуальных вложений. Нагрузка на глобальную систему связи достигла невероятного уровня. Обслуживающие ее машины работали за пределами мощности и проектных требований. Следуя очередности поступлений, данные опаздывали сперва на минуты, потом на часы, что еще более усиливало панику. К концу недели во всей неразберихе прояснились две вещи: во-первых, половина ценных бумаг в мире потеряла всякую стоимость, а во-вторых, многие крупные и малые вкладчики в полной мере израсходовали свои средства и остались практически без единого пенни. Из памяти машин, отслеживавших банковские счета, с которых автоматически снимались деньги для покрытия непредвиденных расходов, понеслись сигналы тревоги... едва не в двадцати процентах домов всего мира! На деле же все обстояло еще хуже. Только малая доля перечислений могла пробиться к компьютерам: объем информации, передаваемой всем мыслимым адресатам, превышал любые заранее предусмотренные уровни. Выражаясь языком электронщиков, глобальная финансовая система "зависла". Так что миллионы и миллионы не столь значимых отправлений откладывались информационной сетью, пропускавшей без помех только важнейшие сообщения. В общем, все задержки и запаздывание информации привели к тому, что суммы, значившиеся на банковских счетах, были неверными... часами, даже днями вкладчики не могли учесть возрастающие потери. И когда разом поняли это, немедленно и единодушно кинулись тратить все, что оставалось еще на счетах, прежде чем компьютеры успеют произвести пересчеты. К тому времени правительства и финансовые учреждения сумели полностью осознать, что происходит, попытались пресечь бурную деятельность, но опоздали. Потрясенная в своих основах, система рухнула. Причины случившегося удалось установить, сверяя и сопоставляя дублирующие контрольные файлы, хранившиеся примерно в сотне разбросанных по всему миру мест. Около трех недель электронная система финансового управления, ведающая всеми перемещениями денег, оставалась полностью недоступной. Никто не знал, сколько денег у него осталось. Наличность давно уже считалась ненужной, разве только у какого-нибудь эксцентрика или коллекционера могло хватить в доме денег, чтобы накупить провизии на неделю. Люди начали выменивать необходимое. Дружеские связи и знакомства помогли многим выжить. Но это было только начало болезни. Всякий раз, когда Международная контрольная организация, следившая за действием глобальной финансовой системы, объявляла о ее включении и молила людей прибегать к услугам терминалов лишь "в случае крайней необходимости", на ее просьбы никто не обращал внимания, и запросы заполняли систему потоком, вновь рушившим ее собственной тяжестью. Через пару недель ученые мира пришли к общему мнению относительно причин усиления яркости кометы Галлея. Но лишь спустя четыре месяца люди смогли вновь положиться на информацию, предоставляемую глобальной системой связи. Долгий хаос обошелся обществу в неизмеримую сумму. И когда электронные машины возобновили нормальную экономическую деятельность, финансовый мир уже начал валиться в пропасть, дна которой он не мог достичь и через двенадцать лет. Только через пятьдесят лет общий объем производства планеты вернулся к уровню, достигнутому перед крахом 2134 года. 5. ПОСЛЕ КРАХА Все сходятся на одном: Великий хаос глубочайшим образом изменил все стороны жизни земной цивилизации. Катализатором относительно быстрого коллапса существовавшей доселе инфраструктуры послужил крах рыночной системы, разрушившей все мировые финансы. Однако одни эти события не могли повергнуть мир в такую продолжительную депрессию. Но действие всех властей после краха вполне заслуживало названия "комедии ошибок", если бы в результате их экономических головотяпств человечество не потеряло столько жизней. Бездарные политические вожди сперва отрицали крах, игнорировали даже само наличие экономических трудностей, а потом одновременно разразились последовательным рядом недальновидных и некомпетентных мер, после чего им оставалось только заламывать руки на публике, тогда как кризис ширился и углублялся. К этому времени многое - связь, торговля, перевозки, в том числе и космические, поддержание мира и стабильности денежного обращения, обмен информацией и защита окружающей среды, если ограничиться самыми важными пунктами, - производилось на международной, порой и межпланетной, основе, учитывая космические колонии, и большая часть соглашений, на которых базировалась деятельность межпланетных институтов, содержала пункты, позволявшие отдельным нациям после небольшого срока оставить организацию, если ее деятельность начинала противоречить интересам страны. Короче, каждая нация из участвовавших в международной организации обладала правом в одностороннем порядке покинуть ее в случае недовольства действиями остальных участников. Годы, непосредственно предшествовавшие появлению первого Рамы в начале 2130 года, были временем экстраординарной стабильности и процветания. После того как мир оправился от последствий катастрофического столкновения с кометой - это случилось в Италии близ Падуи в 2077 году, - целых полстолетия длилась стадия умеренного роста. За исключением нескольких относительно краткосрочных и не слишком серьезных экономических спадов, все это время условия жизни во многих странах медленно улучшались. Временами случались местные войны и гражданские беспорядки... чаще в слаборазвитых странах, но совместными усилиями глобальные миротворческие силы непреклонно сдерживали их, не позволяя слишком разбушеваться страстям. Правда, серьезных кризисов, способных послужить настоящим испытанием новых наднациональных механизмов, не происходило. Однако после завершения полета к Раме I начались быстрые преобразования основных правительственных аппаратов. Во-первых, спешные траты на "Экскалибур" и прочие связанные с Рамой крупные проекты отвлекли средства от уже начатых программ. Во-вторых, начиная с 2132 года громкие и постоянные требования урезать налоги, предоставить больше средств личности как таковой еще более затруднили финансирование. К концу 2133 большинство новых международных организаций растеряли свой персонал, а вместе с ним и эффективность. Так что крах общемирового рынка произошел уже в среде усомнившихся в нем - население потеряло веру в эффективность всей сети международных организаций. Финансовый хаос продолжался, и отдельным странам становилось все проще прекратить выплату взносов тем самым глобальным фондам и организациям, что были способны справиться с несчастьем, правильно применив имеющиеся средства. В первую очередь причиной этому послужила близорукость политических деятелей. Ужасы Великого хаоса отражены в тысячах исторических текстов. В первые два года на финансовом небе ракетами взрывались обанкротившиеся частные фирмы и корпорации; безработица отодвигала финансовые трудности на второй план - число бездомных и голодающих все увеличивалось. К зиме 2136-2137 годов в общественных парках больших городов возникли городки из лачуг и палаток, муниципалитеты в отчаянии изыскивали средства, чтобы обеспечить их минимумом удобств. Принятые меры должны были уменьшить предположительно временные трудности, обусловленные появлением орд безработных и голодных личностей. Но экономика не собиралась поправляться, жалкие палаточные городки не исчезали. Напротив, они стали как бы городской достопримечательностью, раковые опухоли постепенно превратились в самостоятельные миры, а занятия и интересы их населения были существенно иными, чем в городах, помогавших изгоям. Время шло, и палаточные лагеря сделались очагами отчаяния, бурлящими словно котлы в сердце породивших их городов, вечно грозившими взрывом разнести в клочья то самое, что делало еще возможным их собственное существование. Но пусть и в тревогах, под дамокловым мечом городской анархии, мир проскрипел небывало жестокую зиму 2137-2138 годов, более или менее сохранив основу ткани современной цивилизации. В начале 2138 года в Италии происходили удивительные события. Вершились они вокруг Микеля Балатрези, еще юного новициата францисканского ордена, который позднее прославился во всем мире под именем св.Микеля Сиенского. В личности св.Микеля, временно приостановившего распад общества, ярко слились гениальность, высокая духовная одаренность, политическое искусство, дар полиглота-оратора, наделенного несомненной харизмой, безошибочно знавшего время и цели. Он как-то вдруг появился на мировой арене в Тоскане, словно бы вынырнул из ниоткуда с вдохновенной религиозной проповедью, успокаивая умы и умиротворяя сердца перепуганных, лишившихся гражданских прав жителей мира. Число его последователей стремительно возрастало, не считаясь с границами стран. Непреклонно требуя от властей обращаться к коллективному способу решения всех проблем, возникающих перед человечеством, он сделался потенциальной угрозой почти для всех мировых политиков. Когда в июне 2138 года он принял мученическую кончину при жутких обстоятельствах, отягчающих вину его губителей, исчезла последняя искра надежды, дарованная человечеству. Цивилизованный мир, который уже многие месяцы удерживала от распада одна только надежда, буквально раскололся. Последующие четыре года (2138-2142) несли горе живущим. Бесконечной была их литания о бедствиях рода человеческого. Голод, болезни и беззакония бушевали повсюду. Мелкие войны и пустяковые революции трудно было и пересчитать. Полный развал всех институтов современной цивилизации превратил в невероятную фантасмагорию жизнь всех людей, кроме привилегированной горстки, укрывавшейся в комфортабельных и надежных убежищах. Все пошло навыворот, воцарился хаос. Попытки выбраться из него, предпринимавшиеся добропорядочными гражданами, не удавались, поскольку предлагаемые ими решения носили локальный характер, в то время как проблемы человечества имели глобальный масштаб. Великий хаос простер свою лапу и в космос, к колониям человечества, и разом положил конец славной эре в истории исследований пространства. Экономические невзгоды терзали планету-мать, и разбросанные по Солнечной системе ее колонии, не способные существовать без постоянных денежных вливаний, поддержки оборудованием и кадрами, быстро превратились в заброшенных падчериц Земли. Половина жителей всех колоний возвратилась на Землю в 2140 году; условия жизни на планетах Солнечной системы ухудшились настолько, что, хотя на родной планете приходилось заново привыкать к земному тяготению и повсеместной жуткой бедности, жители колоний предпочитали подобные трудности почти верной гибели, ожидавшей их дома. Процессы иммиграции усилились к 2141 и 2142 годам, когда в колониях начались поломки искусственных экосистем, вызванные катастрофической нехваткой запасных частей для целой армии роботов, поддерживавших жизнь в новых поселениях. Так что в 2143 году только на Марсе и Луне оставалось по горсточке твердокаменных колонистов. Сообщение между Землей и колониями сделалось неравномерным и хаотичным. Денег не хватало даже на регулярные радиопереговоры с ними. Организация Объединенных Планет прекратила свое существование еще два года назад. Исчез всечеловеческий форум, открытый для проблем рода людского. Совет Объединенных Правительств будет создан только через пять лет. И две умирающие колонии отчаянно и тщетно сопротивлялись подступающей смерти. В следующем, 2144 году был совершен последний известный пилотируемый космический полет той поры - спасательный рейс, предпринятый экипажем во главе с мексиканкой Бенитой Гарсиа. На чуть ли не самодельном аппарате, собранном из всякого старья, мисс Гарсия вместе с экипажем из троих мужчин сумела подняться на геосинхронную орбиту, к неисправному лайнеру "Джеймс Мартин" - последнему еще работоспособному межпланетному кораблю, - и спасти двадцать четыре человека из сотни детей и женщин, отправленных с Марса. С тех пор любой историк космических перелетов считает спасение пассажиров с борта "Джеймса Мартина" вехой, отмечающей окончание эры. Шесть месяцев спустя были оставлены и обе последние еще живые тогда колонии; почти сорок лет ни один землянин не поднимался на орбиту. К 2145 году всеми силами сопротивлявшийся мир вновь осознал значимость международных организаций, сочтенных ненужными еще в начале Великого хаоса. Талантливейшие представители рода человеческого, обдумав политическую ситуацию добродетельного начала столетия, начали понимать, что сколько-нибудь цивилизованную жизнь можно будет восстановить лишь коллективными усилиями международных организаций. Совместные титанические усилия на первых порах привели к весьма умеренному успеху, вновь вселившему оптимизм в людские сердца. Начинался процесс обновления. Медленно, очень медленно элементы человеческой цивилизации возвращались на свои прежние места. Прошло еще два года, и признаки выздоровления наконец показала и экономическая статистика. К 2147 году общемировой валовый продукт сократился до 7% уровня шестилетней давности. Безработица в развитых странах достигала 35%. В странах, не столь передовых или вовсе неразвитых, безработные и трудящиеся с частичной занятостью составляли подчас до 90% населения. По оценкам лишь в жутком 2142 году, когда сильнейшая засуха принесла в тропические районы мира прежние заболевания, от голода скончалось не менее сотни миллионов людей. Астрономическая смертность, вызванная множеством причин, и исчезающе малая рождаемость привели к тому, что за десятилетие, завершающееся 2150 годом, население Земли сократилось на один миллиард. Великий хаос навсегда оставил глубокий след на психике переживших его. Шли годы. Дети, рожденные уже после хаоса, взрослели, рядом с родителями, осторожными к фобии. В 2160-х и даже 2170-х годах молодежи вольностей не позволяли. Жуткий отпечаток, оставленный хаосом на юных годах старшего поколения, не рубцевался, заставлял взрослых настаивать на родительской строгости в воспитании. Они твердо знали: жизнь - это не прогулка в парке с аттракционами. Скорее напротив - дело смертельно опасное, и только твердые идеалы, власть над собой и настойчивость в продвижении к достойной цели могут подарить успех. Итак, к 2170-м годам в обществе воцарился дух, далекий от laissez-faire [не мешайте, дайте возможность действовать (франц.); здесь - политика невмешательства в дела личности] пятидесятилетней давности. Многие из старинных и стабильных общественных институтов, например национальное государство как таковое, римско-католическая церковь и Британская монархия, пережили ренессанс за время полувекового междуцарствия. Их процветание было обусловлено проявленной приспособляемостью - именно они и сумели сразу возглавить перестройку, последовавшую за Великим хаосом. К концу 2170-х, когда видимость стабильности вновь посетила планету, возродился интерес и к космосу. Воссозданное Международное космическое агентство - один из многочисленных административных придатков Совета Объединенных Правительств - отправило в космос новое поколение наблюдательных спутников и спутников связи. Поначалу к деятельности за пределами атмосферы правительства относились с большой осторожностью, и годовой бюджет МКА был весьма невелик. Активность в космосе проявляли только развитые страны. Но после первых успешных пилотируемых полетов на 2190-е годы запланировали уже целый ряд космических мероприятий. Чтобы укомплектовать экипажи кораблей обученными специалистами, в 2188 году открыли новую Космическую академию, и через четыре года из нее вышли первые выпускники. До 2196 года, в течение двадцати лет, предшествовавших открытию второго корабля раман, на Земле наблюдался устойчивый невысокий, но вполне предсказуемый рост. С точки зрения технологии, в том году человечество никуда не сдвинулось с уровня, достигнутого семьдесят лет назад, перед первой встречей с внеземной цивилизацией. К моменту второго визита гостей извне опыт космических перелетов оказался в значительной мере утерян; впрочем, в кое-каких жизненно важных отраслях, скажем в медицине и обработке информации, в последнем десятилетии XXII века человеческое общество обнаружило явное превосходство над достижениями родителей в 2130 году. Прошлый и нынешний корабли раман летели к дому схожих, но все-таки неодинаковых цивилизаций, и самое главное: поколения, жившие в 2196 году, особенно те, кто постарше, - а они-то и определяли политику, - пережили и помнили самые болезненные годы Великого хаоса. Они прекрасно знали, что такое страх. И его могучая сила определила намерения тех, кто организовывал экспедицию человечества на Раму II. 6. LA SIGNORA САБАТИНИ - Итак, вы как раз работали над докторской диссертацией по физике в SMU [Юго-Восточный университет, шт.Массачусетс], когда ваш муж сделал свое нашумевшее предсказание вспышки сверхновой 2191 года? Элейн Браун сидела в большом и мягком кресле в собственной гостиной. Облаченная в абсолютно не женственный строгий коричневый костюм и блузку с высоким стоячим воротничком, она выглядела скованной и озабоченной, как будто не могла дождаться окончания интервью. - Шел уже второй год аспирантуры, Дэвид был моим руководителем, - осторожно проговорила она, вопросительно поглядывая на мужа. Тот был в другой половине комнаты, за камерами. - Дэвид очень внимательно относился к своим выпускникам. Все знали об этом. Выбирая SMU для диссертационной работы, я это учитывала. Франческа Сабатини выглядела великолепно. Длинные светлые волосы свободно ниспадали на плечи. Дорогую шелковую блузку украшал просто королевской синевы бант, завязанный вокруг шеи. Брюки были того же цвета, что и бант. Она сидела в кресле рядом с Элейн. Между ними на невысоком столике стояли две чашки кофе. - Доктор Браун, кажется, уже был тогда женат? Я хочу сказать, когда он стал вашим руководителем. Элейн заметно покраснела, не успев дослушать вопрос Франчески. Итальянка по-прежнему невинно улыбалась, словно бы в ее словах не было никакого подвоха. Миссис Браун помедлила, вздохнула и неуверенным голосом начала. - Да-да, помнится, во время нашего знакомства он был еще официально женат, но развод оформили прежде, чем я завершила диссертацию. - Тут она вновь умолкла и лицо ее просветлело. - Он тогда подарил мне обручальное кольцо - сразу как только я закончила работу. Франческа Сабатини пристально разглядывала предмет своего интервью. "После этих слов я могла бы разделать тебя под орех, - быстро пронеслось в ее голове. - И всего какой-нибудь парой вопросов. Но это не в моих интересах". - Хорошо, заканчиваем, - проговорила она. - Дайте еще общий план, и можно убирать оборудование в автобус. Старший оператор подошел к роботокамере N_1, запрограммированной на показ Франчески крупным планом, ввел три команды с миниатюрного пульта, расположенного сбоку на корпусе камеры. Тем временем - Элейн поднялась со своего места - камера N_2 на треногой опоре автоматически поползла назад, на ходу втягивая линзы объектива. Второй оператор махнул миссис Браун, чтобы она оставалась на месте, пока он отключит вторую камеру. Режиссер быстро набрал команды автоматического управления, чтобы воспроизвести пять последних минут интервью. Изображения, заснятые всеми камерами, одновременно появились на экране; в центре его находилось изображение журналистки и Элейн, по бокам крупные планы обеих женщин. Франческа была истинным мастером своего дела. После беглого просмотра она сразу поняла, что весь материал для этого отрывка своего выступления у нее есть. Вот вам Элейн, жена доктора Дэвида Брауна... молода, интеллигентна, честна и открыта, отнюдь не наслаждается обращенным к ней всеобщим вниманием. Все это и запечатлела видеолента. Пока Франческа вместе со своими помощниками согласовывала все детали дальнейших действий и договаривалась, чтобы аннотированное интервью занесли ей к утру до отлета, прямо в отель Далласского транспортного комплекса, Элейн Браун вернулась в гостиную, следуя за обычным роботом-сервировщиком, нагруженным двумя сортами сыра, несколькими бутылками вина и массой бокалов. Франческа успела заметить, как на мгновение нахмурился Дэвид Браун, когда Элейн объявила о начале маленькой вечеринки по поводу окончания интервью. Все обступили робота и вино. Дэвид извинился и вышел из гостиной в длинный коридор, соединявший расположенные в тыльной части дома спальни с гостиными, находившимися спереди. Франческа последовала за ним. - Извини, Дэвид, - проговорила она. Тот, не скрывая нетерпения, обернулся. - Не забывай, что у нас с тобой остались кое-какие неоконченные дела. Я обещала дать ответ Шмидту и Хагенесту, как только вернусь в Европу. Им не терпится приступить к делу. - Я не забыл. Просто хотел убедиться, что твой дружок Реджи закончил интервьюировать моих детей, - он вздохнул. - Подчас так тоскуешь по прежней неизвестности! Франческа подошла поближе к нему. - Не верю тебе ни на йоту, - она не сводила с него глаз. - Я знаю, почему ты сегодня нервничаешь: не можешь проконтролировать, что скажут нам с Реджи твои дети и жена. А для тебя ведь нет ничего важнее, чем руководить всеми. Доктор Браун уже начал было отвечать, но тут по коридору от дальней спальни донесся визг: "_Мамуля_!". Через какую-то секунду мальчишка шести или семи лет промчался мимо Дэвида и Франчески, аккуратно угодив в объятия матери, как раз показавшейся в выходящей в коридор двери. От удара вино выплеснулось из бокала Элейн, она автоматически слизнула капли с пальцев, продолжая утешать сына: - Что случилось, Джастин? - спросила она. - Этот черный дядя сломал мою собачку, - взвизгивал Джастин между рыданиями. - Он ударил по кнопке, и теперь она не включается. Малыш показывал вдоль коридора. К ним приближался Реджи Уилсон вместе с худенькой девочкой - подростком, высокой и очень серьезной. - Папа, - начала девочка, глазами требуя помощи у Дэвида Брауна. - Мы с мистером Уилсоном говорили о моей коллекции булавок и шпилек, как вдруг прикатил этот проклятый пес-робот и укусил его в ногу. А сперва еще написал ему на ботинки. Это Джастин запрограммировал его на такие проказы. - Врет она, - завопил мальчишка, забыв про рыдания. - Она просто не любит Уолли и никогда его не любила. Одной рукой Элейн Браун обнимала за плечи зашедшегося в крике сына, другой удерживала ножку бокала. Сцена явно не производила на нее особого впечатления, хотя на лице мужа заметно было явное недовольство. Проглотив разом остатки вина, она поставила бокал на оказавшуюся под рукой полку с книгами. - Ну-ну, Джастин, - проговорила она, озираясь уже с некоторым смущением. - Успокойся и скажи маме, что случилось. - Этот гадкий дядя не любит меня. И я его тоже. Уолли понял это и начал кусаться, он всегда меня защищает. Тогда возмутилась и девочка, Анжела. - Я чувствовала, что непременно случится что-нибудь подобное. Когда мистер Уилсон стал разговаривать со мной, Джастин все входил в мою комнату, перебивал нас, носил мистеру Уилсону свои игрушки, разные трофеи и даже одежду. Мистеру Уилсону пришлось наконец прикрикнуть. И тут Уолли словно взбесился, и мистеру Уилсону пришлось обороняться. - Она лжет, мама. Она лгунья. Скажи ей, чтобы прекратила... Доктор Дэвид Браун сердитым тоном перебил его и, заглушая весь шум, громко крикнул: - _Элейн_! Убери... _этого_... отсюда. - И, повернувшись к дочери, пока жена вытаскивала упиравшегося мальчишку, проговорил, уже не сдерживая ярости. - Анжела, я же велел тебе не драться сегодня с Джастином, что бы он ни натворил. Девочка так и отшатнулась. Глаза ее налились слезами. Она начала что-то говорить, но Реджи Уилсон загородил ее от отца. - Прошу прощения, доктор Браун, - вмешался он, - но Анжела ни в чем не виновата. Ее рассказ в общем точен. Она... - Послушайте, Уилсон, - резко ответил Браун, - если вы не против, позвольте мне самому управиться с собственными детьми. - Он умолк на мгновение, чтобы успокоиться. - Мне ужасно неловко за этот скандал, - продолжил он негромко, - но все будет улажено за пару минут. - Он взглянул на дочь неласково и холодно. - Возвращайся в свою комнату. Я поговорю с тобой позже. Позвони матери и скажи ей: я хочу, чтобы она забрала тебя перед обедом. Франческа Сабатини с нескрываемым интересом наблюдала за развитием всей сцены. Она подметила раздражение Дэвида Брауна, неуверенность Элейн. "Великолепно, - подумала Франческа. - Все складывается лучше, чем можно было ожидать. Он не будет сопротивляться". Обтекаемый серебристый поезд несся по сельским краям Северного Техаса со скоростью двух с половиной сотен километров в час. За какие-то минуты пути огни Далласского транспортного комплекса (ДТК) замаячили на горизонте. ДТК раскинулся широко - почти на двадцать пять квадратных километров. Это был сразу и аэропорт, и железнодорожный вокзал, и небольшой город. Построенный в 2185 году, чтобы облегчить пересадку с дальних авиационных рейсов на поезда скоростной железной дороги, он, как и другие транспортные центры мира, быстро превратился в город. Более тысячи человек, по большей части работавших в ДТК и не желавших жить далеко от места работы, населяли апартаменты, кольцом охватывавшие транспортный центр к югу от главного вокзала. Сам же вокзал располагал четырьмя большими отелями, семнадцатью ресторанами и более чем сотней различных магазинов, в том числе шикарными - модные товары от Донателли. - Тогда мне было девятнадцать, - говорил Франческе молодой человек, пока поезд подкатывал к станции, - я рос под родительской опекой. И за те десять недель узнал из вашего сериала о любви и сексе больше, чем за всю прежнюю жизнь. Хочу поблагодарить вас за эту программу. Франческа грациозно внимала комплиментам. Она привыкла к тому, что ее узнают повсюду. Когда поезд остановился и Франческа оказалась на перроне, она прощально улыбнулась молодому человеку. Реджи Уилсон предложил ей поднести камеру до народовоза, что должен был довезти их до отеля. - А тебе это никогда не мешает? - поинтересовался он. Франческа вопросительно глянула. - Ну все это внимание, вся эта известность? - добавил он, поясняя. - Нет, - отвечала она, - конечно, нет. - Она улыбнулась самой себе. "Шесть месяцев мы близки, а он все не понимает меня. Как же поглощен собой Реджи, что даже представить не может, насколько честолюбивыми бывают женщины". - Я знал, что оба твоих сериала чрезвычайно популярны, - говорил Реджи, - еще до нашего знакомства на тренировках. Но я даже вообразить себе не мог, что нельзя будет заскочить в ресторан или еще куда, чтобы тут же не нарваться на очередного из твоих почитателей. Народовоз оставил вокзал, повернул к торговому центру. Реджи продолжал болтать. Неподалеку от путей на другой стороне площади возле театра клубилась небольшая толпа. Афиша снаружи гласила, что дают американскую пьесу "В любую погоду" драматурга Линци Олсена. - А ты ее видела? - всуе тарахтел Реджи. - Я посмотрел фильм, когда он только вышел лет пять назад, - ответа ее он не ждал. - С участием Хелен Каудилл и Джереми Темпла. Еще прежде чем пьеса сделалась известной по-настоящему. Странная такая история об одной паре, которой пришлось разделить комнату в гостинице во время метели в Чикаго. Оба - семейные люди. Познакомились и тут же влюбились, только поведав друг другу о неисполнившихся надеждах. Жутковато даже, на мой взгляд. Франческа не слушала. Только что на остановке в торговом центре перед ними сел юноша, напомнивший ей кузена Роберто. Смуглый, черноволосый, с тонкими чертами лица. "Когда же я в последний раз видела Роберто, - гадала она про себя. - Года три прошло, должно быть. Там, в Позитано, он был с женой Марией". Франческа вздохнула, припоминая прежние дни. Она еще помнила себя девчонкой, со смехом носившейся по улицам Орвието. Тогда ей было лет девять или десять, невинное неиспорченное дитя. Роберто было четырнадцать. Они играли в футбол на piazza [площадь (итал.)] перед Il Duomo [кафедральный собор (итал.)]. Ей нравилось дразнить кузена - такого мягкого, такого невозмутимого. Роберто... только-то и хорошего было в детстве, что ты, Роберто. Народовоз остановился перед гостиницей. Реджи глядел на нее остановившимся взглядом. Интуитивно Франческа поняла: он только что спросил ее о чем-то. - Ну как? - услышала она его голос, пока спускалась на землю. - Извини, дорогой. Я опять задремала среди белого дня. Что ты сказал? - Не знал, что я настолько скучен, - без тени улыбки отвечал Реджи. И подчеркнуто повернулся, чтобы убедиться в том, что она слушает. - Так где же мы отобедаем? Я бы предпочел китайский ресторан, может быть каджанский [каджанами - название уроженцев Аркадии, области штата Луизиана, французского происхождения]. Перспектива обедать с Реджи в данный момент Франческу не вдохновляла. - Я очень устала сегодня. Пожалуй, лучше поем в комнате, а потом еще немного поработаю. - Обиду на его лице нетрудно было предвидеть. Привстав на цыпочки, она легонько поцеловала его в губы. - Кстати, можешь зайти в мою комнату около десяти - выпьем на ночь. Оказавшись в своем номере, Франческа первым делом включила компьютер и проверила, нет ли каких вестей. Писем оказалось четыре. В меню на экране значился отправитель, время получения, длительность послания и степень его срочности. Разработка системы срочностных приоритетов (ССП) явилась нововведением "Интернэшнл коммуникейшнс Инк", одной из трех уцелевших коммуникационных компаний, распустившихся пышным цветом после массовых слияний в середине столетия. Пользователь ССП по утрам определял программу работ на день и назначал степень важности сообщений, которыми можно прерывать его дела. На сегодня Франческа задала приоритет первой степени - острой необходимости; послание с этим грифом передали бы прямо на терминал в доме Дэвида Брауна. Интервью с Дэвидом и его семьей следовало завершить за один день, и она не желала никаких помех. Одно трехминутное сообщение было второй категории - от Карло Бьянки. Хмурясь, Франческа набрала на клавиатуре нужные коды и включила видеомонитор. На экране появился приятной наружности итальянец средних лет в лыжном костюме, сидевший на кушетке, позади которой в очаге пылали дрова. Buon giorno, cara [добрый день, дорогая (итал.)], приветствовал он ее. Коротко охватив движением видеокамеры гостиную его новой виллы в Кортина-д'Ампеццо, синьор Бьянки приступил прямо к делу. Почему она отказывается появиться в рекламе его летней спортивной одежды? Его компания и так предлагает за это немыслимые деньги, обещает даже перестроить рекламную политику с упором на космос. Рекламные ролики начнут показывать лишь после завершения экспедиции "Ньютон", поэтому конфликт с МКА просто невозможен. Хорошо, да, хорошо, соглашался Карло; в прошлом у них бывали кое-какие расхождения - так ведь это было много лет назад. Ответа он ждал через неделю. "Черт бы побрал тебя, Карло", - размышляла Франческа, удивляясь глубине собственной неприязни. Во всем мире лишь несколько человек могли вывести Франческу из себя, одним из них и был Карло Бьянки. Набрав несколько команд, она записала послание в Лондон своему агенту Дарреллу Боумену: "Привет, Даррелл. Это Франческа, я говорю из Далласа. Передай этому хорьку Бьянки, что его рекламой я не стану мараться и за десять миллионов марок. Кстати, поскольку сейчас его основным конкурентом является Донателли, можешь встретиться с кем-нибудь из руководителей их рекламы, например с Габриелью, - я познакомилась с ней когда-то в Милане, - и намекни, что я охотно сделаю что-нибудь для них сразу после завершения экспедиции. В мае или апреле. - Она на мгновение примолкла. - Все. Завтра вечером буду в Риме. Передай привет Хетер". Самое длинное послание Франческа получила от своего мужа Альберто. Этому высокому седеющему адвокату уже перевалило за шестьдесят. Альберто возглавлял Итальянское отделение германской фирмы "Шмидт и Хагенест", информационного конгломерата, владевшего, кроме всего прочего, более чем одной третью газет и журналов Европы, а также всеми основными телекомпаниями Германии и Италии. На экране Альберто, одетый в роскошный черный костюм, попивал бренди в самом сердце их дома. Тон был теплый и дружеский, но скорее отцовский. Он сказал Франческе, что ее длинное интервью с адмиралом Отто Хейльманом прошло по всем телеэкранам Европы, и, как всегда, ему понравились все ее комментарии и вопросы; правда, получилось, что Отто выглядит эгоманом. "Неудивительно, - думала Франческа, слушая слова мужа, - адмирал и есть отпетый эгоист. Но иногда может быть полезен... мне". Альберто передал ей добрые вести о ком-то из его детей (у Франчески оказалось трое приемных деток, и все были старше нее), а напоследок сообщил, что скучает и ждет назавтра домой. "Я тоже скучаю без тебя, - размышляла Франческа, прежде чем браться за ответ. - Жить с тобой так уютно. Ты даешь мне и свободу, и безопасность". Четыре часа спустя Франческа стояла на балконе и курила сигарету под прохладным небом декабрьского Техаса. Она туго запахнулась в толстый халат. Такие выдавались всем гостям отеля. "Ну это не Калифорния, - думала она, затягиваясь поглубже. - Во всяком случае, в Техасе курить можно... хотя бы на балконах. А эти ханжи-калифорнийцы, того гляди, введут уголовную ответственность за курение, если только сумеют". Франческа подошла к ограде балкона, чтобы лучше видеть сверхзвуковой лайнер, с запада заходивший на посадку в аэропорт. Ей представилось, что она уже в самолете: завтра пора домой - в Рим. Она подумала, что неторопливо спускающийся самолет наверняка прилетел из Токио, сделавшегося подлинной экономической столицей мира еще перед Великим хаосом. Мгновенно сраженная недостатком сырья в тощие годы середины столетия, промышленность Японии вновь зацвела, едва мир вернулся к свободному рынку. Франческа поглядела на посадочное поле, затем на звездное небо над головой. Вновь затянулась, провожая взглядом тающий завиток дыма. "Итак, Франческа, - размышляла она, - близится твой истинный шанс. Тебя ждет бессмертие... Ну по крайней мере пока не забудут всех членов экипажа "Ньютона". Тут мысль ее обратилась к экспедиции и мгновенно соорудила несколько вариантов воображаемого обличья невероятных созданий, способных построить пару гигантских космических кораблей и направить их в Солнечную систему. Потом - быстро вернулась к реальному миру, к контрактам, которые Дэвид Браун подписал как раз перед тем, как Франческа оставила его дом. "Теперь мы партнеры, высокочтимый доктор Браун. Завершается первая часть моего плана. Если я не ошиблась, в ваших глазах сегодня мерцал огонек интереса". Закончив обсуждение контрактов и получив нужные подписи, Франческа простилась с Дэвидом небрежным поцелуем. Тогда они оставались вдвоем в его кабинете. Она уловила в ответном его поцелуе удвоенный пыл. Докуренную сигарету Франческа ткнула в пепельницу и вернулась в своей номер. Приоткрыв дверь, она услышала храп. Огромная постель была в беспорядке, поперек ее на спине покоился обнаженный Реджи Уилсон, возмущая своим мерным храпом тишину номера. "Друг ты мой, - безмолвно усмехнулась она, - и для жизни, и для любви ты оснащен великолепно. Но ни то, ни другое нельзя назвать атлетическим состязанием. И ты стал бы куда интереснее, проявись в тебе нечто утонченное, даже просто капля изящества". 7. ПРОГРАММА ПУБЛИЧНЫХ ВЫСТУПЛЕНИЙ В предутренних сумерках высоко над болотами парил одинокий орел. Дуновение морского ветра понесло его вдоль берега океана на север. Далеко внизу, под крыльями птицы, сменяли друг друга светло-бурые и белые пески побережья, островки, устья рек, бухточки уходили к западному горизонту, однообразие лугов и болот нарушал только комплекс разбросанных зданий, соединенных мощеными дорогами. Семьдесят пять лет назад космодром Кеннеди считался просто одним из дюжины вокзалов Земли, где путешественники могли пересесть прямо со скоростного поезда или аэроплана на челнок-шаттл, поднимавший их на одну из низкоорбитальных космических станций. Но Великий хаос оставил от процветавшего космодрома лишь обглоданные кости, разбросанные на равнине как напоминание о расцвете ушедшей культуры. Его порталы и соединительные переходы на долгие годы были предоставлены траве, водоплавающей птице, аллигаторам и всяческим насекомым Центральной Флориды. В 2160-х годах после двадцати лет полного бездействия космодром начал постепенно возвращаться к жизни. Первым ожил аэропорт, а потом возродился и транспортный центр, обслуживавший Атлантическое побережье Флориды. Когда к середине 2170-х годов речь зашла о возобновлении космических полетов, вполне естественно было вспомнить про пусковые площадки космодрома Кеннеди. И к декабрю 2199 года более половины прежних его сооружений вновь стали обслуживать медленно крепнущее сообщение между Землей и космосом. Из окна своего временного кабинета Валерий Борзов следил за великолепным орлом, плавно скользившим к гнезду на одном из редких высоких деревьев, разбросанных среди корпусов. Борзов любил птиц. Их полет завораживал его еще с детских лет, проведенных в Китае. Генерал Борзов частенько видел один и тот же сон - как блаженствует в небе далекой планеты, между стаями невиданных пернатых созданий. Он до сих пор помнил, как спрашивал у отца, обнаружила ли экспедиция на первого Раму летающие биоты, и как был разочарован его ответом. Услыхав рев мотора большого автомобиля, генерал Борзов выглянул в обращенное на юг окно. Прямо напротив из ворот нового испытательного цеха выползал двигательный блок на громадной платформе со множеством осей, один из тех двух, что послужат двум кораблям экспедиции "Ньютон". После ремонта его пришлось вернуть на отладку из-за неполадок в ионной системе. Сегодня блок погрузят в грузовой шаттл, который доставит его к месту сборки на "Низкоорбитальную станцию-2", где блок пристыкуют к хвостовой части корабля... к Рождеству можно будет начать комплексные испытания всех его систем. Оба космических корабля экспедиции проходили сейчас отладочные испытания на этой станции. Космонавты же с помощью сдублированного оборудования проводили тренировки на "Низкоорбитальной станции-3". На летные системы они будут допущены только за неделю до полета. Перед южной стороной здания затормозил электробус, из которого появилась горстка людей. Среди пассажиров оказалась блондинка в полосатой желто-черной блузке с длинными рукавами и черных шелковых брюках. С непринужденной грацией она сразу же направилась ко входу в здание. Даже издали генерал Борзов не мог сдержать восхищения. Удивляться не приходилось - до того как стать тележурналисткой, Франческа преуспевала в качестве фотомодели. Что же ей нужно, подумал он, почему она так настаивала на личной встрече сегодня, пораньше - перед медицинским обследованием. Минуту спустя она уже появилась в дверях его кабинета. - Доброе утро, синьора Сабатини, - поздоровался он. - Зачем такие формальности, генерал? - отвечала она со смехом. - Из всего экипажа лишь вы и оба японца до сих пор отказываетесь звать меня Франческой, - она заметила, что Борзов как-то странно глядит на нее, и перевела взгляд на одежду - вдруг что-то не так. - В чем дело? - после недолгих колебаний спросила она. - А... должно быть, это блузка виновата, - вздрогнув, ответил Борзов. - В какой-то момент мне почудилось, что передо мной тигр, уже готовый наброситься на меня, словно на беззаботную антилопу или газель. Старею, должно быть. Или воображение фокусничает. - Он пригласил Франческу сесть. - Кое-кто из моих знакомых уже говорил мне, что я похожа на кошку. Но на тигрицу... - Франческа уселась в кресло рядом со столом и кокетливо мяукнула. - Я всего лишь безобидная киса. - Не верю и не поверю, - усмехнулся Борзов. - Вас, Франческа, можно описывать целой кучей прилагательных. Но уж "безобидная" среди них не значится. - Тон его сразу сделался деловым. - Чем я могу вам помочь? Вы говорили, что хотите обсудить нечто важное и безотлагательное. Франческа извлекла большой лист бумаги из своего мягкого портфеля и вручила его генералу. - Вот программа пресс-службы проекта. Я только вчера согласовала ее с отделом информации и телевещательными компаниями. Прошу вас учесть, что из подробных интервью со всеми космонавтами состоялось только пять. На этот месяц было намечено еще четыре. Но когда вы добавили три дня упражнений на тренажере, то вычеркнули время, выделенное на интервью с Уэйкфилдом и Тургеневой. На миг она умолкла, чтобы проверить, слушает ли генерал. - На следующей неделе в воскресенье мы еще можем перехватить Такагиси, О'Тулов можно будет проинтервьюировать в сочельник. Но Ирина и Ричард дружно утверждают, что у них для этого нет времени. Кроме того, напомню о старой проблеме - и вы, и Николь не включены в расписание... - Значит, вы назначили мне встречу в 7:30 только для того, чтобы обсудить ваши _журналистские_ проблемы, - прервал ее Борзов, тоном давая понять свое скептическое отношение к ним. - И эти тоже, - невозмутимо отвечала Франческа, не обращая внимания на кислый тон. - Опросы свидетельствуют, что из всех участников экспедиции, - проговорила она, - публика испытывает наибольший интерес к вам, Николь де Жарден и Дэвиду Брауну. Но пока я не могу уговорить вас назначить мне дату своего интервью, а мадам де Жарден заявляет, что вообще не собирается давать его. Телекомпании недовольны. До начала экспедиции я могу не успеть познакомить публику со всеми членами экипажа. Мне нужна ваша помощь. Франческа поглядела на генерала Борзова. - Прошу вас отложить эти дополнительные тренировки, назначить мне дату интервью и поговорить о том же с Николь. Генерал хмурился. Требования Франчески рассердили и раздосадовали его. Он уже собирался заявить, что интервью членов экипажа с представителями прессы не принадлежат к числу первостепенных задач экспедиции, но что-то остановило его. Шестое чувство и долгий опыт общения с людьми советовали не торопиться, говорили - всего, что кроется за словами Франчески, он еще не услышал. Генерал переменил тему разговора. - Кстати, должен вам сказать, что начинаю испытывать растущее беспокойство по поводу этой роскошной новогодней вечеринки, которую задумали для нас ваши друзья из итальянского бизнеса и правительства. Я помню, в начале нашей подготовки мы согласились участвовать всей группой в этом социальном мероприятии. Но я представления не имел, что оно будет объявлено вечеринкой столетия - так, кажется, было написано в одном из американских журналов. Вы же знаете всю эту публику, нельзя ли как-то отыграть в обратную сторону? - Гала-вечер - это еще один пункт в моей повестке дня, - отвечала Франческа, осторожно не замечая вопроса. - Здесь мне тоже нужна ваша поддержка. Четверо космонавтов "Ньютона" объявили, что не собираются присутствовать на ней, и еще двое или трое сомневаются в том, что сумеют присутствовать. А ведь в марте все были согласны. Такагиси и Яманака желают отметить праздник в Японии в семейном кругу, а Ричард Уэйкфилд решил вдруг поплавать с аквалангом в море у Каймановых островов. И эта француженка тоже - просто говорит, что не собирается быть, не давая никаких объяснений. Борзов не сумел подавить смешка. - Что же это у вас такие трудности с Николь де Жарден? Мне-то казалось, что женщина с женщиной всегда договорится. - Она полностью не согласна с ролью прессы в нашей экспедиции. И уже несколько раз говорила мне об этом. Она очень упряма в том, что касается ее личных дел. - Франческа пожала плечами. - Но публика от нее без ума. Мало того, что она врач, лингвист и олимпийская чемпионка, так еще и дочь известного писателя и мать четырнадцатилетней девочки... хотя ни дня не была замужем... Валерий Борзов глядел на часы. - Только для информации, - заметил он. - Сколько еще пунктов значится в вашей повестке дня, так вы ее называете? Мы должны быть в аудитории через десять минут, - и он улыбнулся Франческе. - Я ощущаю потребность напомнить вам, что мадам де Жарден изменила свое мнение и согласилась, чтобы вы снимали сегодняшнее совещание. Франческа несколько секунд разглядывала генерала Борзова. "Ну теперь, кажется, готов, - подумала она. - И если я не ошиблась в нем, поймет моментально". Достав из портфеля небольшой кубик, она положила его на стол. Командир экспедиции "Ньютон" казался озадаченным. Взял кубик в руки. - Эту штуку продал нам один независимый журналист, - серьезным тоном проговорила Франческа, - он уверял, что других копий не существует. Она подождала, пока Борзов вставлял кубик в настольный компьютер. Уже начало увиденного заставило генерала побледнеть. Пятнадцать секунд не мигая, он следил за дикими речами своей дочери, Наташи. - Я бы хотела, чтобы этот материал избежал внимания прессы, - мягко добавила Франческа. - И какой же длины запись? - невозмутимым тоном поинтересовался генерал Борзов. - Чуть меньше получаса, - ответила она, - всю видела только я. Генерал Борзов вздохнул. Этой самой минуты жена его Петра опасалась с той поры, как стало известно, что он объявлен командиром "Ньютона". Директор клиники в Свердловске уверял его, что не пропустит к дочери ни одного репортера. И вот перед ним видеозапись тридцатиминутного интервью с ней. Петра была бы сражена. Он поглядел в окно, пытаясь представить себе возможные последствия, если публике станет известно, что у его дочери острая шизофрения. Меня ждет легкий скандал, заключил он, но экспедиции ничего серьезного не угрожает... Генерал Борзов посмотрел на Франческу. Сделки он ненавидел. И далеко не был уверен, что не сама Франческа устроила это интервью с Наташей. Тем не менее... Борзов расслабился и заставил себя улыбнуться. - Должно быть, мне следовало бы поблагодарить вас, впрочем, почему-то это мне кажется неуместным, - он ненадолго умолк. - Предполагаю, что вы рассчитываете на благодарность. "Пока неплохо", - подумала Франческа. Пока - она знала это - лучше было молчать. - Хорошо, - проговорил генерал после затянувшегося молчания. - Дополнительные тренировки мы отменим. Тем более, что остальные тоже возражают, - он покрутил кубик с записью в руках. - Мы с Петрой постараемся прибыть в Рим пораньше - однажды вы это предлагали - специально для вашего интервью. Завтра я напомню всем космонавтам о новогодней вечеринке и скажу, что все должны на ней присутствовать. Но ни я, ни кто-то другой не в силах обязать Николь де Жарден говорить с вами о чем-нибудь, кроме работы. - Он резко поднялся. - Ну а теперь время отправляться на биометрию. Франческа, привстав, чмокнула его в щеку. - Благодарю вас, Валерий. 8. БИОМЕТРИЯ Когда Франческа и генерал Борзов вошли в зал, медицинский инструктаж уже начался. Присутствовали и другие космонавты, а также двадцать пять или тридцать ученых и инженеров, участвовавших в подготовке экспедиции. Четыре газетных репортера и телеоператоры довершали компанию. Перед небольшой аудиторией, как всегда, в облегающем летном комбинезоне стояла Николь де Жарден с лазерной указкой в руках. Рядом с ней находился высокий японец в синем костюме. Он внимательно выслушивал вопросы от аудитории. Николь прервала его, чтобы обратиться к новоприбывшим. - Сумимасен, Хакамацу-сан [извините, господин Хакамацу (яп.)]. Позвольте мне представить нашего командира, генерала Валерия Борзова из Советского Союза, а также итальянскую журналистку Франческу Сабатини. Она обернулась к опоздавшим. - Добрий утра, - произнесла Николь, глядя на генерала и ограничившись быстрым кивком в сторону Франчески в знак приветствия. - Перед нами достопочтенный доктор Тосиро Хакамацу, он проектировал и разрабатывал биометрическую систему, которую мы будем использовать в полете, в том числе и крошечные зонды, что будут введены в наши тела. Генерал Борзов протянул руку. - Рад видеть вас, Хакамацу-сан. Мадам де Жарден очень живо известила нас о вашей выдающейся работе. - Благодарю вас, - отвечал японец, пожимая руку Борзову и кланяясь. - Для меня это честь - принимать участие в подготовке вашей экспедиции. Франческа и генерал Борзов заняли два свободных места в первых рядах аудитории, и мероприятие началось уже в официальном порядке. Николь направила свою указку в сторону пульта сбоку небольшого помоста, и перед аудиторией возникло полное голографическое изображение сердечно-сосудистой системы мужчины, где вены были обозначены синим цветом, а артерии - красным. Крошечные белые стрелки внутри обозначали направление течения крови и его скорость. - Отдел систем жизнеобеспечения МКА на прошлой неделе одобрил новые зонды Хакамацу. Они будут следить за нашим здоровьем, - говорила Николь. - МКА медлило до последней минуты, чтобы можно было правильно интерпретировать результаты испытаний на надежность - эти зонды испытывались в широком диапазоне запредельных ситуаций. Но даже в таких условиях организмы испытуемых не обнаружили никаких признаков отторжения. Нам повезло, что мы сможем воспользоваться этой системой: и мне, офицеру службы жизнеобеспечения, и вам самим. Во время экспедиции вам не придется подвергаться обычному инъекционному сканированию, как это делалось прежде. Новые зонды вводятся только один раз, самое большее два, за время стодневного перелета. Их не требуется заменять другими. - А проблемы долгосрочного отторжения не исследовались? - вопрос одного из медиков нарушил ход мыслей Николь. - Подробности я расскажу вам сегодня вечером, - ответила она. - А пока хочу упомянуть только, что, поскольку процесс отторжения определяется четырьмя-пятью ключевыми параметрами, в том числе кислотностью, зонды покрыты химикатами, адаптирующимися к среде в месте имплантации. Другими словами, когда зонд прибывает к месту назначения, он, не нарушая тканей, анализирует биохимическую обстановку, после чего выделяет тонкое покрытие, совместимое с ней, и таким образом избегает отторжения. Но я забежала вперед, - Николь повернулась лицом к схеме кровообращения в человеческом организме. - Все пробы будут введены через левую руку, зонды сами собой, повинуясь заложенной в них программе, разойдутся по тридцати двум позициям в теле. Там они погрузятся в ткани организма. Пока она говорила, внутренности голографической модели ожили, и собравшиеся могли увидеть, как тридцать два мигающих огонька из левой руки поплыли по сосудам в глубь тела. Четыре зонда отправились в мозг, еще три - в сердце, четыре - в главные железы эндокринной системы, а оставшиеся - в самые разнообразные места и органы: от глаз до пальцев на руках и ногах. Каждый зонд содержит набор микроскопических датчиков, измеряющих разнообразные параметры жизнедеятельности организма, а также элементарную систему обработки данных, накапливающую и передающую записанную информацию после получения команды от сканера. На практике я рассчитываю сканировать вас каждый день и собирать всю накопленную информацию, но встроенные запоминающие устройства позволяют зондам в случае необходимости накапливать информацию за четыре дня. - Николь умолкла и поглядела на аудиторию. - Есть еще вопросы? - спросила она. - Да, - ответил Ричард Уэйкфилд из первого ряда. - Я понимаю, каким образом эта система накапливает триллионы битов информации. А как обрабатываются или считываются данные, позволяющие вам делать вывод о том, что наблюдаются какие-то сбои? - Ричард, вы проницательны до невозможности, - улыбнулась Николь, - это и будет темой моих дальнейших пояснений, - она подняла в руке тонкий плоский предмет с клавиатурой на нем. - Перед вами стандартный программируемый сканер, позволяющий снимать записанную информацию самым различным образом. Можно запросить полностью все записи с любого канала или со всех сразу, можно установить заранее, что передается лишь критическая информация... Заметив растерянность на некоторых лицах, Николь остановилась. - Наверное, будет лучше, если я вернусь назад и повторю эту часть. Все измерения, произведенные каждым датчиком, укладываются в определенный ожидаемый диапазон значений, конечно, он изменяется от личности к личности... еще более широким спектром значений определяются допустимые уровни. Если результаты данного измерения только слегка выходят за пределы допустимых значений, они записываются в предупреждающий файл, помеченный идентификатором тревоги. И я имею возможность с помощью этого сканера считывать лишь критические значения параметров. Если кто-нибудь из космонавтов чувствует себя хорошо, я могу ограничиться проверкой - производился ли ввод информации в предупреждающий файл. - Но если результаты измерений выходят за пределы допуска, - вставил свое слово Янош Табори, - тогда случается вот что. В зонде включается аварийный передатчик и гудит во всю... бипп, бипп... так что врач подпрыгивает с испугу. Я сам слышал. Было такое во время короткого опыта... оказалось, он был с запредельными параметрами. Я чуть не умер со страху. - Янош был вторым офицером жизнеобеспечения экспедиции. Ответом ему был общий смех. Изображенный им крошка Янош, испугавшийся комариного писка, действительно оказался комичным. - Ни одна система не работает сама по себе, - продолжила Николь, - наши датчики будут работать правильно только в том случае, если заданы значения параметров, определяющие опасный и потенциально опасный интервалы. Вам, конечно, понятно, что датчики следует должным образом калибровать. Мы очень тщательно изучили все ваши медицинские характеристики и ввели начальные значения параметров на мониторы. Теперь важно получить реальные результаты, выданные настоящими зондами, находящимися в ваших телах. Их установка и является целью сегодняшнего обследования. Сейчас мы введем эти зонды всему экипажу и начнем контролировать состояние вашего организма в течение четырех оставшихся генеральных репетиций, начинающихся со вторника. Если потребуется, перед запуском скорректируем пороговые значения. Откровенно говоря, ни одному из космонавтов не хотелось иметь в своем теле целый набор крошечных медицинских станций. Все успели привыкнуть к обычным зондам, помещаемым в тело, чтобы получить определенные сведения, например, о количестве бляшек холестерина, перекрывающих артерии. Но такие зонды всегда были временными. Перспектива же постоянного электронного вторжения в организм вселяла по меньшей мере известные опасения. И генерал Майкл О'Тул задал те два вопроса, что более всего беспокоили экипаж. - Николь, - начал он в своей откровенной манере, - не могли бы вы пояснить нам, чем обеспечивается правильное размещение зондов? И второй вопрос, более важный, на мой взгляд: что произойдет, если один из них откажет? - Конечно, Майкл, - приветливо отозвалась она. - Помните, эти штуки будут находиться и внутри моего организма, поэтому те же вопросы интересны мне самой. Николь де Жарден было за тридцать. Медная блестящая кожа, темные миндалевидные глаза, роскошная грива цвета воронова крыла. Несомненную уверенность в себе, источаемую этой женщиной, несложно было даже принять за надменность. - Сегодня мы оставим клинику лишь после того, как убедимся, что все датчики очутились в нужных местах. Основываясь на самых последних сведениях, можно не сомневаться, что у одного-двух из нас какой-нибудь датчик непременно окажется не там, где надо. Но это нетрудно обнаружить с помощью лабораторного оборудования и в случае необходимости датчик переведут в соответствующее место. Ну а что касается неисправностей, здесь имеется несколько уровней защиты. Во-первых, каждый зонд автоматически проверяет зарядку собственных батарей двадцать раз в день. Любой неисправный блок сразу же отключается программой управления зондом. Во-вторых, дважды в сутки проводится исчерпывающее испытание функционирования всех подсистем зонда. Отказ при таких испытаниях в числе прочих причин приводит к химическому саморастворению зонда, продукты его растворения нетоксичны и поглощаются телом. Можете не сомневаться: все возможные варианты неисправностей уже были исследованы экспериментально в этом году. Закончив вводную часть, Николь стоя обратилась к коллегам: - Есть вопросы? - и, немного поколебавшись, проговорила. - Тогда мне требуется доброволец. Кто первый подойдет сюда к роботу-медсестре для введения проб? Весь причитающийся мне комплект введен и опробован еще на прошлой неделе. Кто будет следующим? Франческа немедленно поднялась. - Хорошо, начинаем с la bella signora [прекрасная госпожа (итал.)] Сабатини, - отозвалась Николь. Она махнула телеоператорам. - Переведите камеры на контрольный экран. Когда эти электронные жучки начнут разбегаться по всем сосудам, картинка будет - залюбуешься. 9. МЕРЦАТЕЛЬНАЯ АРИТМИЯ За иллюминаторами стемнело, и Николь едва различала внизу сибирские снега. Тайга и зима проплывали под ней... в пятидесяти тысячах футов. Сверхзвуковой самолет начинал замедлять свой полет, принимая курс на юг - к Владивостоку и Японским островам. Николь зевнула. После трехчасового сна трудно будет провести на ногах целый день. В Японию они прибывают утром, в десять часов, но дома в Бовуа, в долине Луары неподалеку от Тура, дочь ее, Женевьева, будет спать и спать, и только через четыре часа будильник поднимет ее в семь утра. В спинке кресла перед глазами Николь включился видеомонитор, напоминая, что до приземления в транспортном центре Кансай осталось всего пятнадцать минут. Очаровательная молодая японка напомнила желающим, что следует поторопиться с заказами гостиниц и транспорта. Николь включила систему связи, встроенную в ее кресло, - вперед выдвинулась тонкая прямоугольная панель с небольшой клавиатурой и маленьким дисплеем. Меньше чем за минуту она оплатила проезд в Киото и троллейбус до отеля. Деньги снимались с универсальной кредитной карточки, для этого ей нужно было только точно назвать свой код - девичье имя матери, Анави Тиассо. Когда она закончила, из одного торца пульта выдвинулся небольшой листок бумаги с напечатанным текстом - номерами поезда и троллейбуса, временем прибытия и отбытия. В отеле она окажется в 11:14 по японскому времени. Пока самолет заходил на посадку, Николь обдумывала причины, вдруг побудившие ее отправиться за треть пути вокруг света. Всего лишь двадцать четыре часа назад она собиралась провести сегодняшний день дома и после бумажной работы заняться языком с Женевьевой. Начинались праздничные каникулы, и, если не брать во внимание дурацкую вечеринку в Риме в последний день года, Николь могла считать себя свободной до 8 января, когда ей следовало явиться на "Низкоорбитальную станцию-3". Но прошлым утром, сидя дома в своем кабинете, она, как всегда, просматривала результаты биометрии, полученные во время последней серии испытаний, и обнаружила кое-что любопытное. Она проверяла давление и параметры сердцебиений у Ричарда Уэйкфилда во время изменения тяготения и установила ничем не объяснимое, на ее взгляд, резкое увеличение частоты пульса. Для сравнения Николь решила воспользоваться параметрами кровообращения доктора Такагиси, учитывая, что они с Ричардом были заняты одним и тем же делом. Но обнаруженное в записях сердечной деятельности Такагиси удивило ее куда больше. Диастолическое расширение сердца профессора из Японии выявило едва ли не патологические аномалии. Но зонд не выдавал предупреждений. Что случилось? Неужели система Хакамацу способна давать сбои? После часа упорной работы обнаружились новые странности. Во время последних тренировок перебои в сердце Такагиси начинались дважды. Нарушения имели спорадический и нерегулярный характер. Слишком долгая диастола, свидетельствующая о неправильной работе клапана при заполнении сердца кровью, наблюдалась иногда с интервалом в тридцать восемь часов. Но четыре раза ей встретились отклонения, все-таки указывающие на определенные нарушения функций. Однако Николь смутили не перебои, а то обстоятельство, что система датчиков за все это время ни разу не выдала сигнала тревоги при наличии явных нарушений функции сердца. Пришлось внимательно пролистать всю медицинскую карточку Такагиси, в особенности ее кардиологический раздел. В бумагах японца сведений о подобных аномалиях не значилось, оставалось предполагать ошибку измерений, не связанную с чисто медицинскими проблемами. "Значит, если бы система работала как положено, рассуждала она, появление долгой диастолы мгновенно бы вывело сигнал за допустимые рамки, тогда включился бы сигнал тревоги. Но этого не было. Ни в первый раз, ни в последующие. Неужели произошел множественный отказ? Если так, то почему датчики по-прежнему продолжают выдерживать ежедневные проверки?" Сперва Николь хотела позвонить кому-нибудь из своих ассистентов по службе жизнеобеспечения, чтобы обсудить с ними обнаруженную аномалию, но, поскольку в МКА праздновали Новый год, решила позвонить прямо в Японию доктору Хакамацу. Результаты разговора обескуражили ее. Он без обиняков заявил ей, что наблюдаемый феномен имеет место в организме пациента и никакая комбинация неисправностей в зонде не могла бы выдать столь странные результаты. - Но почему же ничего не записано в предупреждающий файл? - спросила она у японского инженера-электронщика. - Потому что не были превышены ожидаемые значения, - отвечал он уверенным тоном. - По каким-то причинам датчики именно этого космонавта были установлены на чрезмерно широкий допустимый диапазон. Вы изучали его историю болезни? Но когда Николь упомянула, что необъяснимые данные получены зондами, расположенными в теле его соотечественника, космонавта-исследователя Такагиси, обычно сдержанный инженер буквально закричал в трубку: - Отлично, - выпалил он. - Немедленно все выясню: отыщу доктора Такагиси в Университете Киото и извещу вас о том, что узнаю. Часа через три на видеоэкране Николь появилась унылая физиономия доктора Сигеру Такагиси. - Мадам де Жарден, - начал он крайне вежливо, - мне известно, что вы разговаривали с моим коллегой Хакамацу-сан о результатах моих биометрических измерений во время последних тренировок. Не объясните ли вы в порядке любезности еще один раз, что там обнаружилось? Николь немедленно все высказала своему коллеге, ничего не скрывая, однако заметила, что считает источником ошибки неисправность датчика. За объяснениями Николь последовало долгое молчание. Наконец японский ученый заговорил вновь, теперь явно встревоженным тоном: - Хакамацу-сан только что посетил меня в Университете Киото и проверил установленные в моем теле датчики. Он подтвердил, что неисправностей не обнаружено. - Такагиси умолк, погрузившись в себя. - Мне бы хотелось попросить вас еще об одной любезности. Это для меня исключительно важно. Не могли бы вы безотлагательно посетить меня в Японии? Я бы хотел переговорить с вами лично и объяснить некоторые причины обнаруженной вами аритмии. Николь не могла не видеть честных и открытых глаз Такагиси. Взгляд его явно молил о помощи. И ничего более не уточняя, она согласилась. Место на ночной рейс из Парижа в Осаку было зарезервировано уже через несколько минут. - В ходе великой войны с Америкой нас не бомбили ни разу, - говорил Такагиси, широким движением руки показывая на город внизу, - он почти не пострадал во время беспорядков 2141 года. Сознаюсь, в данном случае мое мнение окажется несомненно предвзятым, но для меня Киото - самый прекрасный город на свете. - Многие из моих соотечественников такого же мнения о Париже, - отвечала Николь, кутаясь в пальто. Было прохладно и сыро. Казалось, вот-вот пойдет снег. Она все ждала, когда ее коллега обратится непосредственно к делу. Не затем же летела она за пять тысяч миль, чтобы посмотреть город, хотя храм Киомицу, укрывшийся среди деревьев на вершине холма, действительно представлял великолепное зрелище - с этим спорить не приходилось. - Выпьем чаю, - пригласил ее Такагиси. Он подвел Николь к одному из чайных домиков, окружавших снаружи буддийский храм. "Ну, - сказала себе Николь, пряча зевок, - сейчас он мне все и выложит". Такагиси встречал ее в гостинице, он предложил ей перекусить и вздремнуть. А потом к трем часам заехал за ней и повез прямо к храму. Он разлил крепкий японский чай по чашкам, дождался пока Николь пригубит. Горячая жидкость грела рот, терпкий вкус даже показался приятным. - Мадам, - начал Такагиси, - без сомнения, вы удивляетесь, почему я просил вас с такой срочностью отправиться в Японию. Видите ли... - говорил он медленно, но веско. - Всю жизнь я мечтал о прилете нового Рамы. И во время учебы в университете, и в течение долгих лет исследовательской работы я грезил одним - о прилете раман. И мартовским утром 2197 года, когда Аластер Мур позвонил мне, чтобы сообщить, что на последних изображениях, полученных "Экскалибуром", виден новый внеземной гость, я едва не зарыдал от счастья. Когда я выяснил, что МКА пошлет на космический корабль экспедицию, то сразу решил - буду участвовать в ней. Японский ученый пригубил из чашки, поглядел налево - за аккуратно постриженные зеленые деревья на обступившие город склоны. - Когда я был мальчиком, - продолжал он, тщательно подобранные слова его английской речи были едва слышны, - я взбирался... ясными ночами я поднимался на эти холмы и глядел на небо, разыскивая взглядом звезду, что могла бы породить разум, создавший ни с чем не сравнимую гигантскую машину. Однажды мы поднялись сюда с отцом и, обнявшись, в ночном холодке глядели на небо, а он рассказывал мне о том, что творилось в его деревне, когда подлетал первый Рама за двенадцать лет до моего рождения. В ту ночь я поверил, - он повернулся к Николь, и она заметила истинную страстность в его глазах, - и все еще продолжаю верить, что для визита из космоса были причины... не мог так просто прилететь этот огромный корабль. Надеясь отыскать ключ, я изучил все материалы первой экспедиции, но окончательных доказательств не обнаружил, их не могло быть. Я предложил несколько гипотез по этому поводу, не имея свидетельств в пользу любой из них. Такагиси снова умолк, прилож