е в пыли. На Луне, в полном вакууме, эти борозды сохранятся навечно, их не занесет никакой ветер, так что иных дорожных знаков и не требовалось, но все равно время от времени встречались щиты с тревожными надписями: "ОПАСНОЕ МЕСТО - ВПЕРЕДИ ТРЕЩИНЫ!" или "АВАРИЙНЫЙ ЗАПАС КИСЛОРОДА - 10 КИЛОМЕТРОВ". Лунный транспорт не отличается большим разнообразием. Основные поселки связаны монорельсовыми линиями, вагончики которых бегают быстро и точно по расписанию и обеспечивают своим пассажирам полный комфорт. Но сеть этих линий очень редка и вряд ли когда-нибудь станет особенно густой - из-за непомерной своей дороговизны. Все прочие передвижения обеспечиваются мощными газотурбинными тракторами, известными в народе как "катерпиллеры", или для краткости "кэты". По сути своей, это небольшие космические корабли, взгроможденные на маленькие, но очень широкие колеса, дающие им возможность пробраться куда угодно - в разумных, конечно же, пределах - даже по удивительно корявой поверхности нашего естественного спутника. На ровном месте они легко выжимают до сотни километров в час, однако в нормальных условиях скорость редко доходит даже до пятидесяти. Есть у этих машин и гусеницы, выпускаемые в случае необходимости, что позволяет им - благодаря низкому тяготению - вскарабкиваться по совершенно головокружительным склонам. Были даже случаи, когда тракторы, с помощью своих лебедок, втаскивали себя наверх по отвесным стенам. Они бывают разных размеров, в более крупных моделях можно прожить, не испытывая особых неудобств, несколько недель кряду; именно ими пользовались исследователи, проводившие подробную съемку Луны. Джеймисон был очень опытным водителем, прекрасно знал дорогу, и все равно только через час после начала поездки Уилер перестал стучать зубами и у него опустились дыбом стоящие волосы. Не так-то просто привыкнуть к тому, что на Луне даже сорокапятиградусный склон не представляет собой опасности - если, конечно же, относиться к нему с должным уважением. Было, пожалуй, и к лучшему, что Уилер - новичок; пассажир более опытный пришел бы в полный ужас от весьма неортодоксальной техники вождения, применяемой Джеймисоном. С чего это ради Джеймисон оказался таким блестящим, бесстрашным - этот парадокс обсуждался его коллегами много и долго. Именно парадокс - ведь при любых прочих обстоятельствах он неизменно проявлял крайнюю осторожность и скорее уж не делал ничего, чем делал что-либо без полной уверенности в последствиях. Никто и никогда не видел Джеймисона сильно раздосадованным или очень возбужденным, многие считали его лентяем, но уж это-то было явной клеветой. Он мог потратить на какое-либо наблюдение несколько недель, добиваясь абсолютной надежности результатов - а затем отложить их на два-три месяца, чтобы перепроверить заново. И вот, садясь за руль "кэта", этот тишайший из астрономов превращался в отчаяннейшего из водителей, установившего неофициальный рекорд чуть ли не на каждом тракторном маршруте северного полушария. Причина этого - не осознаваемая даже самим Джеймисоном - лежала в давней детской мечте стать космическим пилотом, мечте, осуществлению которой помешало больное сердце. Из космоса - или с Земли в телескоп - стены Платона имеют вид неприступный и даже устрашающий, особенно - в косых лучах солнца. Действительная же их высота не превышает километра, и путешествие из кратера в Море Дождей не представляет особых трудностей - если правильно выбрать путь через один из многочисленных перевалов. Джеймисон проскочил горы менее чем за час - не доставив тем особой радости Уилеру, который предпочел бы езду помедленнее. Они подъехали к краю высокого обрыва, нависшего над равниной. Прямо впереди безупречную гладкость линии горизонта нарушал треугольный выступ - ровная конусообразная вершина Пико. По правую руку на северо-восток уходили Тенерифские горы, ни в чем не похожие на своего одинокого родственника [Тенерифе - главный из Канарских островов, в честь него и назван этот лунный хребет; лунная гора Пико названа по имени Тенерифского пика (Пико де Тенерифе) - горы на этом острове]. Большую часть этих рваных, иззубренных вершин никто еще не покорил, в основном потому, что никто не давал себе такого труда. Свет Земли красил их в призрачные зеленовато-синие тона, но пройдет неделя, и в безжалостном сиянии дня они поблекнут, станут грязно-белыми, с черными провалами теней. После остановки трактора Уилер тщательно осмотрел местность в мощный бинокль, но не заметил ровно ничего необычного. Это его не удивило - мешавшие астрономам корабли садились где-то дальше, за горизонтом. - Поехали, - повернулся он к лениво любовавшемуся красотами природы Джеймисону. - До Пико можно добраться за пару часов, там и пообедаем. - Ну а что потом? - безучастно поинтересовался водитель. - Если так ничего и не увидим - вернемся домой, как хорошие мальчики. - Ладно, только дальше веселенький участок, так что держись. В этом месте спускались очень немногие тракторы, хорошо, если десяток. Но ты особенно не дрожи, наш "Фердинанд" как раз из этого десятка. Тронув машину с места, он осторожно объехал огромную осыпь - склон, накопивший за тысячелетия толстый слой растресканной горной породы. Подобные места очень опасны - зачастую достаточно малейшего прикосновения, чтобы хлынул безудержный, сметающий все на своем пути каменный поток. Несмотря на кажущуюся безрассудность, Джеймисон не любил рисковать и старался держаться от всяческих ловушек подальше; менее опытный водитель самым жизнерадостным образом проскочил бы у подножия такого склона, и это сошло бы ему с рук - в девяноста девяти случаях из ста. Но Джеймисону приходилось видеть, что случается в этом сотом случае. Трактор, накрытый пыльной каменной волной, обречен - любые попытки спасти его только вызывают новые обвалы. Недолгий спуск показался Уилеру бесконечным, тягостным кошмаром, а ведь можно было ожидать, что по наружному, значительно более пологому, чем внутренний, склону трактор пойдет ровнее. Однако Джеймисон решил воспользоваться легкими условиями и прибавил скорость, с тем побочным результатом, что "Фердинанд" начал ритмично раскачиваться. Дело кончилось тем, что несчастный пассажир исчез на некоторое время где-то в задней части трактора. - Ни разу еще не слышал, - довольно обиженно сказал он по возвращении, - что на Луне может случиться приступ морской болезни. Теперь их окружал малопривлекательный, даже угнетающий (иначе говоря - обычный для лунной равнины) пейзаж. Горизонт сошелся в тесное кольцо; через некоторое время стало казаться, что крохотный, не больше трех километров в радиусе каменистый пятачок - единственное, что осталось от мира. Иллюзия эта настолько сильна, что иногда водители даже сбавляют скорость из подсознательного страха свалиться через край Луны. Через два часа спокойной, без всяких приключений поездки впереди появилась тройная громада Пико; когда-то он был частью стены кратера, сходного с Платоном, однако затем кипящая лава Моря Дождей смыла это огромное, стопятидесятикилометровое кольцо, пощадив одну-единственную - но зато великолепную - гору. У подножия Пико была сделана остановка, чтобы поесть и сварить кофе. Одно из неудобств лунного быта состоит в том, что низкое давление повсеместно используемой здесь атмосферы (компенсируемое высоким содержанием кислорода) заставляет воду кипеть уже при семидесяти градусах Цельсия, так что о горячем питье не приходится и мечтать. Поначалу это раздражает, но проходит время - и человек привыкает. Человек ко всему может привыкнуть. - А ты уверен, что хочешь выполнить все по полной программе? - спросил Джеймисон, убирая со стола посуду и объедки. - Да, пока ты не скажешь, что дальше опасно. Отсюда эти склоны кажутся чуть ли не отвесными. - Слушай меня, и никаких опасностей не будет. Я только боюсь за твое самочувствие: блеванешь в скафандр - мало не покажется. - Со мной все в порядке, - гордо вскинулся Уилер и тут же спросил, словно что-то вспомнив: - А сколько времени мы будем снаружи? - Ну, часа два. А может, и четыре. Так что все, что может зачесаться, почеши сейчас, авансом. - Я совсем не об этом, - с прежней гордостью ответствовал Уилер и снова удалился в заднюю часть кабины. За шесть месяцев своего пребывания на Луне он облачался в скафандр не больше десятка раз, в основном - при учебных тревогах. Необходимость выйти в вакуум возникает у астрономов крайне редко, все их приборы имеют дистанционное управление. Не будучи полным новичком, Уилер все еще находился в стадии повышенной осторожности, гораздо менее опасной, чем следующая за ней стадия излишней уверенности в своих силах. Связавшись (через висевшую в небе Землю) с базой, они доложили о своем местоположении и дальнейших намерениях, а затем проверили друг другу скафандры. Джеймисон, а затем Уилер нараспев читали мнемонический алфавитный список: "А - антенна, Б - батареи, В - воздух, Г - герметичность..."; сначала эта детская считалочка кажется странной и даже глупой, однако она быстро становится естественной частью лунного быта - и над ней никто никогда не смеется. Убедившись, что все оборудование находится в идеальном порядке, они открыли люк шлюза и вышли на устланную толстым слоем пыли равнину. Подобно большинству лунных гор, с малого расстояния Пико выглядит не так устрашающе, как издалека. Немногие отвесные стены было нетрудно обойти. Крутизна склонов, по которым приходилось взбираться, редко превышала пять градусов. При одной шестой земного тяготения это совсем не трудно, даже когда на тебе скафандр. И все равно уже через полчаса непривычная нагрузка начала сказываться; Уилер взмок и сорвал дыхание, стекло его шлема запотело и не позволяло ничего толком видеть. Слишком упрямый, чтобы попросить Джеймисона сбавить темп, он очень обрадовался, когда тот остановился. С почти километровой высоты северная часть равнины просматривалась на глубину километров в пятьдесят. Теперь молодые астрономы обнаружили цель своих поисков буквально за секунду. На полпути к горизонту стояли две транспортные ракеты; широко раскинутые лапы посадочных опор придавали им сходство с кошмарными пауками. Но даже эти необычно огромные космические корабли терялись рядом с шарообразным сооружением, ни в чем не похожем на обычный герметический купол. Оно выглядело как полная металлическая сфера, закопанная в грунт на треть своего диаметра. Через бинокль (специальные окуляры позволяли пользоваться им даже в шлеме) Уилер рассмотрел у основания купола людей и какие-то механизмы. Время от времени в воздух взмывало, тут же оседая, облако пыли - очевидно, шли взрывные работы. Еще одна лунная странность, мелькнуло у него в мозгу. По вине слабой гравитации предметы падают здесь слишком медленно - все, кроме пыли, которая падает слишком быстро. При отсутствии воздуха она опускается ровно с такой же скоростью, как и объекты более солидные. - Ну что тут скажешь, - пожал плечами Джеймисон, также изучавший непонятное сооружение в бинокль. - Кто-то не жалеет денег. - А что это, думаешь, такое? Шахта? - Не исключено. - Как и всегда, лихой водитель был предельно осторожен. - Возможно, они решили перерабатывать руду на месте, и в этом шаре обогатительный завод. Но это - только предположение, я никогда не видел ничего подобного. - Чем бы это ни было, мы сумеем доехать туда за час. Может, взглянем поближе? - Вот так и знал, что ты загоришься. Пожалуй, не стоит, чего доброго, нас попросят остаться в гостях. - Ты читаешь слишком много детективов. Можно подумать, сейчас война, а мы с тобой - шпионы. Да чего там бояться, в Обсерватории знают, где нас искать; если мы не вернемся вовремя, директор устроит дикий скандал. - Боюсь, он устроит дикий скандал, когда мы вернемся, так что съездим: семь бед - один ответ. Пошли, вниз это будет легче, чем вверх. - А я и на подъем не жаловался, - не очень убедительно возразил Уилер. Через несколько минут, уже на спуске, у него появилась тревожная, неприятная мысль. - А вдруг они нас слушали? Вдруг за этой частотой следят - тогда они слышали каждое наше слово, ведь мы в прямой видимости. - И ты еще обвинял меня в мелодраматичности. Никого, кроме Обсерватории, эта частота не интересует, а нашим ничего не слышно, через столько гор ни одна радиоволна не пробьется. А если бы даже и подслушали? Сколько я помню, сегодня ты не сказал ни одного такого слова, за которое мама заставляет вымыть рот с мылом. Имелся в виду неприятный эпизод, заметно омрачивший Уилеру первые дни лунной жизни и заставивший его накрепко запомнить, что приватность частных разговоров, самоочевидная на Земле, далеко не всегда доступна человеку, одетому в скафандр - малейший его шепот слышен всем, находящимся в зоне радиосвязи. Горизонт снова сузился, однако еще наверху они взяли азимут, так что знали, куда вести "Фердинанда". Теперь Джеймисон ехал с предельной осторожностью - местность была для него совершенно незнакомой. Прошло два часа, и только тогда из-за горизонта начал подниматься горб загадочного купола, а чуть позднее - и приземистые цилиндры транспортных ракет. Уилер снова направил наружную антенну на Землю, вызвал Обсерваторию, объяснил свои с Джеймисоном намерения и тут же прервал связь - из опасения услышать запрет, Как ни говори, подумал он, а ведь это бред какой-то - связываться с людьми, до которых рукой подать, через расстояние в восемьсот тысяч километров. Бред - не бред, но другого способа не было - все лежащее за горизонтом полностью экранировалось. В некоторых случаях отражение длинных волн от еле заметной ионосферы Луны позволяло послать сигнал на дальнее расстояние, однако метод этот был крайне ненадежен. Так что вся лунная связь осуществлялась на принципе "прямой видимости". Было очень забавно наблюдать суматоху, вызванную приближением "Фердинанда". Ну совсем, подумал Уилер, как растревоженный муравейник. Буквально через несколько минут плотное кольцо тракторов, бульдозеров, грузовиков и взбудораженных людей в скафандрах вынудило их остановить "Фердинанд". - Того и гляди, - ухмыльнулся Уилер, - позовут охранников. Джеймисон явно не разделял его веселья. - Не к добру такие шутки, - укорил он товарища. - Слишком уж это похоже на правду. - Как бы там ни было, к нам приближается представитель Комитета по организации торжественного приема. Что там написано на его шлеме? "БЕЗ.2" вроде? Он, наверное, из отдела техники безопасности. - Может, да, а может - из службы безопасности. Ладно, твоя идея - ты и расхлебывай, а я человек простой, мое дело - вести машину. В наружный люк громко, настойчиво постучали. Джеймисон нажал кнопку, открывающую шлюз, через какую-то минуту "представитель комитета" уже сидел в кабине и снимал шлем. На худощавом лице этого седеющего господина читалась озабоченность, скорее всего - врожденная и вечная. И - ни малейших следов приветливости. - Мы не очень привыкли к посетителям, - сказал он, задумчиво глядя на астрономов, старательно изображавших невиннейшие, добродушнейшие улыбки. - Как вы здесь оказались? "Не очень", подумал Уилер, это он сильно выразился. Да они ни одного посетителя никогда не видели - и надеялись никогда не увидеть. - Мы из Обсерватории, и у нас выходной. Это - доктор Джеймисон, а я - Уилер. Мы оба астрофизики. Мы знали, что вы где-то тут рядом, и решили посмотреть. - Откуда вы знали? - резко спросил седеющий господин. Он так и не представился, проявив по земным понятиям дурные манеры, а по лунным - невероятное хамство. - Возможно, вы слышали, - спокойно, не выходя из себя, объяснил Уилер, - что у нас в Обсерватории есть пара довольно больших телескопов. И вы доставили нам порядочно неприятностей. У меня у самого из-за ваших ракет погибли две спектрограммы. Так что стоит ли удивляться нашему любопытству? На тонких, плотно сжатых губах появилась легкая улыбка; она тут же исчезла, однако обстановка заметно разрядилась. - Думаю, вам лучше пройти в контору и там подождать, пока мы организуем проверку. Это будет совсем недолго. - Простите, я что-то не понимаю. С каких это пор на Луне есть частные владения? - Мне очень жаль, но иначе нельзя. Следуйте, пожалуйста, за мной. Астрономы надели скафандры и вылезли из машины. Несмотря на сознание полной своей невиновности, Уилер начал ощущать некое беспокойство. В его мозгу крутились не очень ободряющие обрывки читанных когда-то историй про шпионов, одиночное заключение и кирпичные стенки на рассвете. Открылся почти незаметный, абсолютно точно повторявший искривленную поверхность купола люк, и они оказались в промежутке между внешней сферой и внутренней, ей концентричной. Насколько достигал глаз, две эти оболочки были соединены сложным переплетением прозрачных пластиковых стержней; из того же незнакомого материала был изготовлен и пол. Все это показалось Уилеру несколько странным, однако разглядывать было некогда. Неразговорчивый провожатый двигался почти бегом; скорее всего - чтобы астрономы увидели как можно меньше. Вскоре они вошли во второй шлюз и только здесь сняли скафандры. "Наденем ли мы их снова?" - мрачно подумал Уилер. Судя по длине этого шлюза, внутренняя сфера имела чудовищную толщину: когда открылась ведущая в центральное помещение дверь, оба астронома мгновенно ощутили знакомый запах озона. Где-то неподалеку располагалось высоковольтное оборудование. Ничего особо странного, но запомнить все-таки стоит. Они оказались в узком коридоре, вдоль которого тянулись двери с номерами и табличками вроде "ВХОД ВОСПРЕЩЕН", "ТОЛЬКО ДЛЯ ТЕХНИЧЕСКОГО ПЕРСОНАЛА", "ИНФОРМАЦИЯ", "АВАРИЙНЫЙ ВОЗДУХ" и "ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ". Ни Уилеру, ни Джеймисону все это ровным счетом ничего не говорило, однако, остановившись в конце концов перед дверью с надписью "СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ", они невесело переглянулись. "Ну вот, так я и думал!" - яснее всяких слов говорило лицо Джеймисона. После недолгой паузы вспыхнула надпись "ВОЙДИТЕ", и дверь автоматически отворилась, пропуская астрономов и их провожатого в самого заурядного вида кабинет. За неоглядным столом восседал мужчина с подобающей его профессии суровой решительностью на лице. Уже сама грандиозность этого стола громко объявляла миру, что деньги здесь не считают; астрономы скорбно припомнили канцелярское оборудование Обсерватории. В углу, на отдельном столике стоял вроде бы телепринтер, но какой-то необычно сложной конфигурации, а все стены кабинета были сплошь покрыты стеллажами с картотеками и папками. - Что это за люди? - вопросил он. - Два астронома из Обсерватории, расположенной в Платоне. Подъехали сюда на тракторе, я решил, что вы захотите на них посмотреть. - Обязательно. Ваши фамилии? Следующую четверть часа заняла скучная, утомительная процедура выяснения и тщательного записывания всех данных молодых астрономов и обстоятельств их поездки; затем была организована связь с Обсерваторией. Так что теперь, мрачно подумал Уилер, крику не оберешься. Раньше друзья из центра связи отмечали передвижения "Фердинанда" только так, на случай несчастья, но теперь им придется доложить о происходящем начальству. Выяснив окончательно, что Уилер - это Уилер, а Джеймисон - Джеймисон, хозяин грандиозного стола некоторое время хмуро их созерцал; постепенно его лицо разгладилось. - Вы сами видите, сколько из-за вас хлопот. Нам и в голову не приходило опасаться здесь неожиданных посетителей, иначе мы поставили бы предупредительные знаки. Вы подъехали сюда прямо, не скрываясь, и это очень разумно - у нас, естественно, есть средства, позволяющие обнаружить любого гостя, сколько бы он ни прятался. Как бы то ни было, теперь вы здесь, и я думаю, в этом нет ничего особенно страшного. Как вы скорее всего уже догадались, это - правительственный проект, который пока что держится в секрете. Домой я вас отпущу, но сначала - две небольшие просьбы. - Какие такие просьбы? - недоверчиво поинтересовался Джеймисон. - Я хочу, чтобы вы обещали не рассказывать об этой поездке ничего, кроме самого необходимого минимума. Ваши сотрудники знают, куда вы направлялись, так что полного секрета никак не получится. Просто не вдавайтесь в подробные объяснения - вот и все. - Хорошо, - согласился Джеймисон. - А вторая просьба? - Если кто-либо начнет вас настойчиво расспрашивать и вообще проявит излишний интерес к этому вашему приключению - незамедлительно поставьте нас в известность. Вот, собственно, и все. Счастливого пути. Уилер долго не мог успокоиться. - Ну и наглец! - продолжал негодовать он, занимая свое место в тракторе. - Ведь даже закурить не предложил. - А вот я считаю, - негромко заметил Джеймисон, - нам еще сильно повезло, что так дешево отделались. Они заняты делом и настроены весьма серьезно. - Хотел бы я знать, каким именно делом. Неужели это действительно шахта? И чего бы, спрашивается, ради кто-то решил копаться в куче шлака, именуемой "Море Дождей"? - Думаю, шахта. Подъезжая, я заметил по другую сторону купола нечто очень похожее на бурильную установку. Непонятно только, с какой такой стати все эти шпионские страсти. - Объяснение может быть одно - они обнаружили здесь нечто такое, о чем не должна знать Федерация. - В каковом случае и мы тоже вряд ли что-нибудь узнаем, а потому не стоит и голову зря ломать. Переходя к вещам более насущным - куда мы теперь? - Давай держаться первоначального плана. Вполне возможно, следующая наша поездка на "Фердинанде" состоится ой как не скоро, так что используем эту на полную катушку. К тому же мне давно хочется посмотреть на Залив Радуги вблизи. - Это же добрых три сотни километров на восток. - Да, но ты же сам говорил, что местность довольно гладкая, если держаться подальше от гор. Доберемся часов за пять. Я вожу машину достаточно прилично, если устанешь - подменю. - В незнакомом месте это слишком рискованно. Давай сойдемся на том, что я довезу тебя до мыса Лапласа. Ты поглазеешь оттуда на свой драгоценный залив, а потом поведешь машину домой, дорога будет уже проложена. Только не сбивайся с колеи. Уилер с радостью согласился; у него были сильные и, как теперь выяснилось, несправедливые опасения, что Джеймисон плюнет на все договоренности и двинет прямо в Обсерваторию. Следующие три часа они ползли вдоль подножия Тенерифских гор, а затем свернули к Прямому хребту - совершенно изолированной полоске гор, представляющей собой нечто вроде слабого отзвука могучих Альп. Теперь Джеймисон вел трактор с предельной внимательностью - незнакомая местность не позволяла расслабляться. Время от времени он указывал на известные ориентиры, и Уилер сверял их по фотографической карте. Километрах в десяти к востоку от Прямого хребта они сделали остановку и ознакомились с содержимым коробок, полученных на кухне Обсерватории. В одном из уголков кабины был оборудован крохотный камбуз, однако пользоваться им сегодня никто не собирался, ну разве что при каких-нибудь чрезвычайных обстоятельствах. Ни Уилер, ни Джеймисон не любили, да толком и не умели, готовить; к тому же, считал каждый из них, к чему все эти хлопоты? Выходной у нас или не выходной? - Сид, - неожиданно начал Уилер между двумя кусками сандвича, - а что ты вообще думаешь о Федерации? Ты встречался с этими ребятами гораздо больше моего. - Да, и мне они нравятся. Жаль, что ты не видел последнюю команду - их было около десятка, изучали конструкцию телескопа. Они думают построить пятнадцатиметровый прибор на одном из спутников Сатурна. - Вот это да! Я всегда говорил, что мы сидим слишком близко к Солнцу. Они избавятся от влияния зодиакального света и прочего мусора, которого вокруг внутренних планет навалом. Но я не про то - было по этим ребятам похоже, что они готовы поцапаться с Землей? - Трудно сказать. Очень дружелюбные и раскованные, но это же они с нами, ученые с учеными. Будь мы политиками или работниками государственной службы, все могло бы выглядеть совсем иначе. - Да мы же и есть работники государственной службы! Наш драгоценный бухгалтер Садлер напоминал мне об этом только вчера. - Конечно, но мы хотя бы научные работники государственной службы, а это - совсем другое дело. Можно с уверенностью сказать, что приезжающие к нам ребята далеко не в восторге от Земли, хотя вежливость не позволяла им об этом и заикаться. А насчет оскорбительности квот по металлам - тут уже они высказывались вслух, и неоднократно. Их главный довод состоял в том, что Федерация испытывает в освоении внешних планет значительно больше трудностей, чем мы, и что половина металлов, используемых Землей, транжирится попусту. - Ну и кто же, ты думаешь, прав? - Трудно сказать, ведь очень многого мы просто не знаем. Но на Земле есть уйма людей, которые боятся Федерации и не хотят, чтобы она становилась сильнее. Федералы прекрасно об этом осведомлены; не исключено, что однажды они устанут спорить и начнут попросту хапать все, до чего руки дотянутся. Джеймисон скомкал обертки от сандвичей и закинул их в мусорный ящик. Затем взглянул на часы и направился к водительскому месту. - Пора двигаться. Уже выпадаем из графика. От Прямого хребта они свернули на юго-восток, и вскоре из-за горизонта поднялся мыс Лапласа. Огибая этот огромный каменный массив, Джеймисон вдруг притормозил и показал рукой куда-то в сторону. Неожиданное зрелище располагало к печальным размышлениям: изуродованные останки трактора, а рядом с ними - груда каменных глыб, увенчанная металлическим крестом. Судя по всему, трактор погиб от взрыва топливных баков, и очень давно - Уилер никогда не видел такой допотопной модели. Он ничуть не удивился, услышав от Джеймисона, что несчастье произошло чуть не целый век назад - и через тысячу лет и через миллион обломки останутся точно такими же, как сейчас. Впереди показалась могучая северная стена Залива Радуг. Миллионы лет назад здесь была равнина, окруженная замкнутым кольцом гор, - кратер, один из самых больших на Луне. Однако катаклизм, сформировавший Море Дождей, разрушил попутно всю южную часть стены, превратив ее в серповидный хребет; концы этого хребта - мыс Гераклидов и мыс Лапласа - смотрят друг на друга через всю ширину залива, вспоминая о тех далеких днях, когда они были соединены цепью четырехкилометровых гор, от которых остались теперь только немногочисленные холмики. Глядя на шеренгу каменных исполинов, развернувшихся лицом к далекой Земле, Уилер благоговейно затих. Льющийся с неба зеленоватый свет отчетливо вырисовывал каждую деталь крутых, уступчатых склонов, по которым не поднимался еще никто и никогда. Да, конечно же, со временем будут покорены и эти гордые вершины, но как еще много на Луне мест, куда не ступала нога человека, мест, в достижении которых человеку придется рассчитывать исключительно на собственные свои силы и умение. Уилер вспомнил, как давным-давно, еще школьником, впервые увидел Залив Радуги в слабенький самодельный телескоп. Две маленькие линзы, укрепленные в картонной трубке, - вот, собственно, и все устройство, но радости от него было даже больше, чем теперь - от гигантских приборов Обсерватории. "Фердинанд" описал широкую дугу, развернулся в обратном направлении, носом на запад, и замер. Впереди ясно виднелась прорезанная в толстом слое пыли колея, которая пребудет здесь вечно, разве что ее затопчут колеса других, пришедших следом машин. - Конечная остановка, - провозгласил Джеймисон. - Меняемся местами, до Платона машина в полном твоем распоряжении. Через горы снова поведу я, так что разбуди. Спокойной ночи. "И как это он умудряется?" - удивленно думал Уилер, глядя на почти мгновенно заснувшего Джеймисона. Возможно, укачало мягким движением трактора, как ребенка в люльке. Надо и дальше обойтись без резких бросков... Он включил двигатель и повел машину к Платону, стараясь ни на сантиметр не съезжать с колеи. 8 Рано или поздно это должно было случиться, философически утешил себя Садлер и постучал в дверь директора. Сколько ни старайся, при такой работе обязательно кого-нибудь обидишь. И будет крайне интересно узнать - кто успел уже пожаловаться... Сказать, что профессор не отличался высоким ростом, значит не сказать ничего; он был настолько миниатюрен, что некоторые люди не принимали его всерьез - и очень потом горько каялись. Садлеру возможность подобной ошибки не грозила, он-прекрасно знал, насколько часто очень низкорослые люди прилагают все старания, чтобы компенсировать свой физический недостаток (многие ли диктаторы имели хотя бы средний рост?), а вдобавок был уже наслышан, что Маклорин - один из самых своенравных обитателей Луны. Перед Маклорином расстилалась девственно-чистая, ничем не захламленная поверхность письменного стола. Безукоризненную эту гладь не нарушали даже непременные блокнот с ручкой - только маленький пульт коммуникатора со встроенным динамиком. Ничего неожиданного - уникальные административные методы директора, его ненависть ко всей и всяческой писанине также были притчей во языцех. Руководство жизнью Обсерватории осуществлялось почти исключительно в устной форме. Конечно же, кто-то там делал записи, составлял рабочие графики и доклады - но сам Маклорин только включал свой микрофон и отдавал приказы. Система работала без сучка, без задоринки, по той простой причине, что он записывал все свои указания в голове и мог мгновенно "проиграть" их наглецу (таких давно уже не осталось), который осмелился бы заявить: "Но, сэр, вы же никогда мне этого не говорили!" Ходил слушок (а скорее всего - низкая клевета), что Маклорин занимается иногда фальсификацией, меняет свои ментальные записи задним числом. Доказательств, естественно, ни у кого не было. Директор указал на свободный стул (единственный в кабинете). - Не знаю, чья это была блестящая идея, - начал он, не дожидаясь, пока Садлер сядет, - но меня даже не предупредили о вашем будущем приезде. Знай я заранее, я попросил бы отменить его - или хотя бы отложить. Эффективность необходима, но сейчас очень сложное, беспокойное время. У моих сотрудников есть занятия значительно более серьезные, чем объяснять вам свою работу, особенно сейчас, когда мы кладем все силы на наблюдение сверхновой. - Мне искренне жаль, что вас не оповестили, - дружелюбно улыбнулся Садлер. - Скорее всего решение было принято уже после вашего отлета на Землю. - (Интересно, что бы сказал директор, знай он, что все это тщательно подстроено?) - Я понимаю, что, в некотором роде, путаюсь у ваших работников под ногами, однако они оказывали мне всю возможную помощь, и я не слышал ни одной жалобы. Более того, у нас установились вполне приличные отношения. Маклорин задумчиво помял свой подбородок. Садлер с трудом оторвал взгляд от крошечной, не больше, чем у ребенка, но при этом - идеальных пропорций кисти. - Сколько еще вы намерены здесь пробыть? Да, усмехнулся про себя Садлер, не очень-то он бережет чужое самолюбие. - Трудно сказать. Область моих исследований имеет довольно неопределенный характер. Следует, вероятно, предупредить вас, что я почти еще не занимался научной стороной деятельности Обсерватории - а ведь она скорее всего и представляет наибольшие трудности. Пока что я ограничивал свои интересы административной и техническими службами. Новость явно не обрадовала Маклорина; сейчас он был похож на крошечный вулкан, готовый к извержению; предотвратить катастрофу можно было только одним способом. Садлер встал, подошел к двери, быстро ее открыл, выглянул наружу и снова закрыл. Этот - намеренно мелодраматичный - спектакль лишил директора дара речи; тем временем Садлер обогнул стол и щелкнул тумблером коммуникатора. - Вот теперь можно и поговорить, - начал он. - Очень не хотелось, но деваться, похоже, некуда. Скорее всего вы таких штук еще не встречали. Ошеломленный, никогда прежде не сталкивавшийся с подобной наглостью директор увидел перед собой белую, совершенно чистую пластиковую карточку. Неожиданно на ней появились - чтобы тут же снова исчезнуть - фотография Садлера и короткий печатный текст. - А откуда она взялась, - спросил он, немного придя в себя, - эта самая Планетарная разведка? Никогда о такой не слыхал. - Так и должно быть. - Белая карточка спряталась в кармане Садлера. - Организация у нас довольно молодая, и она совсем не рвется на первые страницы газет. Как ни печально, сотрудники Обсерватории сильно заблуждаются относительно смысла моей работы. Говоря откровенно, мне безразлична эффективность вашей организации, и я полностью согласен с тем, что бессмысленно расписывать научные исследования по графам приход-расход. Но легенда получилась хорошая - или вам так не кажется? - Продолжайте. - В голосе Маклорина звучало опасное, ледяное спокойствие. Сцена начинала доставлять Садлеру удовольствие, неприлично выходящее за рамки удовлетворения успешно выполненным служебным долгом. Нет, нельзя позволять себе упиваться властью... - Я ищу шпиона. - По его голосу можно было подумать, что речь идет о чем-то совершенно будничном, заурядном. - Вы что - серьезно? Мы же в двадцать втором столетии! - Я говорю абсолютно серьезно. Не стоит, вероятно, и добавлять, что вы не должны сообщать об этой беседе никому, даже Уагнэлу. - Чтобы кто-то из наших сотрудников занимался шпионажем? - презрительно фыркнул Маклорин. - Даже подумать об этом смешно. - Об этом всегда смешно подумать, - терпеливо объяснил Садлер. - Что ничуть не меняет положения. - А если на секунду предположить, что ваши обвинения имеют под собой хоть какую-нибудь основу - у вас есть догадки, кто же это такой? - Если бы и были, на этой стадии я не мог бы вам ничего сказать. Однако постараюсь быть предельно откровенным. Мы не уверены, что шпион - кто-то из ваших сотрудников; в пользу этого говорит некий туманный намек, подхваченный одним из наших агентов - но никак не более. Однако наличие утечки информации где-то на Луне несомненно, и я расследую данный конкретный вариант. Теперь вам понятно, почему я выспрашиваю всех с такой дотошностью - стараюсь не выбиваться из роли, и только. К этой роли все уже привыкли, а потому остается надеяться, что и таинственный мистер Икс - если он, конечно же, существует - тоже принимает ее за чистую монету. Кстати сказать, именно поэтому мне и хочется знать, кто на меня жаловался. Такие скорее всего нашлись. Маклорин начал издавать негодующие звуки - но тут же капитулировал: - Если верить Дженкинсу - это который со склада, - вы отнимаете у него слишком много времени. - Весьма, весьма любопытно, - удивленно протянул Садлер; Дженкинс заведовал складом и никогда не состоял в списке подозреваемых. - Правду говоря, именно там я провел очень мало времени - достаточно, чтобы не ставить легенду под подозрение, но никак не более. К мистеру Дженкинсу придется присмотреться. - Все это как-то очень неожиданно, - задумчиво сказал Маклорин. - Но если и предположить, что кто-то из наших передает сведения Федерации, я не совсем понимаю, как они могут это сделать. Разве что ваш шпион - один из связистов. - Да, - согласился Садлер, - это и есть главный вопрос. Ему хотелось обсудить с директором именно такие, самые общие черты проблемы - возможно, удастся узнать что-либо новое. Садлер прекрасно понимал трудность и масштаб порученного ему задания. Он никак не мог считать себя настоящим контрразведчиком, оставалось только утешаться, что гипотетический противник находится в аналогичном положении. Последний представитель экзотического - и, во все времена, малочисленного - племени профессиональных шпионов умер скорее всего сотню с лишним лет назад. - Кстати сказать, - заметил Маклорин с деланной и не очень убедительной улыбкой, - а почему вы так уверены, что я - не шпион? - А я и не уверен, - утешил его Садлер. - Полная уверенность - недопустимая для контрразведки роскошь. Но мы изо всех сил стараемся обеспечить максимально возможную уверенность. Надеюсь, вас не слишком тревожили на Земле? В первую секунду Маклорин ничего не понял - но тут же взорвался возмущением: - Так вы что - следите за мной? - Это может случиться с любым, - пожал плечами Садлер. - Для утешения попробуйте себе представить, через что прошел я, прежде чем получить эту работу. Которой я к тому же абсолютно не хотел. - Так что же, в конце концов, вам от меня нужно? - прорычал Маклорин; как ни странно, у этого крошечного человечка был низкий, густой голос (если верить сплетникам - приобретавший в минуты крайнего раздражения пронзительные, визгливые интонации). - Само собой, я хотел бы, чтобы вы извещали меня обо всем подозрительном. Иногда я буду у вас консультироваться - и всегда с благодарностью выслушаю ваши советы. В остальном старайтесь меня по возможности не замечать и продолжайте относиться ко мне как к досадной неприятности, свалившейся на вашу голову. - Вот уж это-то, - криво усмехнулся Маклорин, - не составит ровно никаких трудностей. Но можете не сомневаться - я окажу вам всю возможную помощь. Хотя бы для того, чтобы доказать беспочвенность ваших подозрений. - Хотелось бы надеяться, что они беспочвенны, - вполне искренне откликнулся Садлер. - И большое вам спасибо за содействие. Прикрывая за собой дверь, он начал было насвистывать, но тут же себя одернул - очень, конечно, приятно, что разговор с директором прошел так удачно, однако, сколько помнится, выходя из этого кабинета, никто никогда не проявляет особой радости. Серьезный и задумчивый, в полном соответствии с ситуацией, Садлер миновал кабинет Уагнэла, вошел в главный коридор и тут же натолкнулся на Джеймисона с Уилером. - Вы были у Старика? - озабоченно поинтересовался Уилер. - Как он, в хорошем настроении? - Я встречался с ним впервые, так что не могу сравнивать. Но поговорили мы вполне хорошо. А в чем дело? У вас сейчас вид как у нашкодивших мальчишек. - Он только что нас вызвал, - объяснил Джеймисон. - Не знаю зачем; возможно, просто хочет разобраться получше, что тут делалось в его отсутствие. Он уже поздравил Кона с открытием сверхновой - может быть, захотел обсудить это дело поподробнее. Но скорее всего Старику доложили, что мы немного покатались на "кэте". - А что тут такого? - Вообще-то тракторы предназначены исключительно для работы, но их все берут. А чего, собственно: заплати за использованное горючее - и все в порядке, никто ничего не потерял. Вот черт, забыл, с кем разговариваю, вам-то про это лучше не знать. Садлер настороженно вскинул глаза, но тут же с облегчением сообразил, что в данном случае имеются в виду исключительно его, им же лично разрекламированные, функции финансового сторожевого пса. - Успокойтесь, - расхохотался он. - В худшем случае я использую эту информацию как орудие шантажа - чтобы при очередной поездке навязаться к вам в попутчики. Будем надеяться, что старик Мак... профессор Маклорин не устроит вам особенно крупной выволочки. Они очень удивились бы, узнав, с какой нерешительностью обдумывает предстоящую беседу сам директор. При обычных обстоятельствах такие мелкие нарушения распорядка, как взятый без спросу трактор, разбирались Уагнэлом, но сегодня произошло нечто более серьезное. Еще пять минут назад ситуация была совершенно неясной; именно чтобы разобраться в ней, и пригласил к себе молодых астрономов Маклорин. Он гордился своим умением держать руку на пульсе всего происходящего в Обсерватории - ну а персонал, естественно, старался максимально ограничить осведомленность начальника и не жалел на это ни времени своего, ни изобретательности. Отчет о несанкционированной поездке давал Уилер - в надежде на не совсем еще исчерпавшееся доброе отношение окружающих к первооткрывателю сверхновой. Если верить его изложению, два бесстрашных, в сияющие латы облаченных рыцаря отправились в темный лес на розыски дракона, угрожающего прекрасной деве Обсерватории. Герой не скрыл ни одного существенного обстоятельства - к своему счастью, так как директор и сам их знал. По мере того как Маклорин слушал это повествование, бессвязные вроде бы части головоломки, хранившиеся в его голове, начали складываться. Недавняя и совершенно загадочная радиограмма, строго приказывавшая не подпускать сотрудников к Морю Дождей, только пришла с Земли; можно не сомневаться, что составлена она в том куполе, куда занесло эту шкодливую парочку. С тем же самым, по всей видимости, местом связана и утечка информации, которой занимается Садлер. Маклорину все еще не верилось, что кто-либо из его людей - шпион, но ведь ни один мало-мальски компетентный шпион и не будет похож на шпиона, так что... Он отпустил Уилера и Джеймисона без всякого скандала (чем привел их в полное недоумение), а затем тяжело задумался. Возможно, тут просто совпадение - ведь к рассказу этого мальчишки не придерешься. Но если один из них охотится за информацией, он организовал поездку самым разумным для своих целей образом. Разумным - или не очень? Разве станет настоящий шпион действовать настолько откровенно, прекрасно при этом понимая, что навлекает на себя подозрения? А может, это - отчаянный двойной блеф, основанный на расчете, что такая вот лобовая атака не вызовет серьезных подозрений? Слава тебе Господи, что не мои это проблемы. И нужно спихнуть их с рук - чем скорее, тем лучше. Профессор Маклорин щелкнул тумблером "ПРИЕМНАЯ" и сказал, обращаясь к Уагнэлу: - Вызовите, пожалуйста, мистера Садлера. Я хочу с ним поговорить. 9 С возвращением директора статус Садлера претерпел изменения - не очень, может быть, заметные на глаз, но все равно существенные. Садлер изо всех сил старался это предотвратить, наперед зная тщетность своих стараний. Первые дни все относились к нему с вежливой подозрительностью; чтобы пробить лед отчуждения, потребовалась долгая, серьезная работа. Постепенно люди разговорились, стали дружелюбнее, и только тогда дело сдвинулось с места. Судя по всему, теперь они жалели о прошлой своей откровенности; работать становилось все труднее и труднее. Он знал, в чем тут дело. Никто, конечно же, и не подозревал истинных причин его пребывания на Луне, однако все видели, что возвращение директора не только не ограничило деятельность "этого бухгалтера", но даже в чем-то укрепило его положение. В маленьком мирке Обсерватории слухи и сплетни разносятся со скоростью, мало уступающей скорости света, секреты здесь почти невозможны. Судя по всему, прошел слушок, что Садлер - птица значительно более важная, чем можно бы подумать. Оставалось только надеяться, что пройдет много времени, пока кто-либо догадается - насколько более важная... До настоящего момента Садлер ограничивал свое внимание административным отделом; делалось это по расчету - ведь именно такого поведения от него и ожидали. Однако Обсерватория существует для ученых, а не для поваров, машинисток, счетоводов и секретарей, хотя, конечно же, не может обойтись без услуг всего этого вспомогательного персонала. Если здесь действительно угнездился шпион, вставали два главных вопроса. Если шпион не может переслать информацию своим хозяевам, она совершенно бесполезна. Мистеру Иксу мало иметь агентов, снабжающих его материалами, - ему необходим надежный канал внешней связи. Выбраться из Обсерватории можно только тремя способами - на тракторе, монорельсом или пешком. Последний вариант можно не принимать в расчет. Теоретически человек мог бы пройти несколько километров и оставить записку под каким-либо заранее оговоренным камушком, однако странности его поведения обратили бы вскоре на себя внимание, а проверить немногочисленных служащих ремонтного отдела - единственных, кто регулярно пользуется скафандром, - было бы проще простого. Каждый вход и выход через шлюзы должен фиксироваться в журнале (правда, Садлер сильно сомневался, что эта инструкция выполняется так уж безукоризненно). Несколько интереснее выглядели тракторы, на которых можно уехать гораздо дальше. Однако их использование предполагает сговор, так как в тракторе должно находиться не менее двух человек, это - одно из тех правил безопасности, которые не нарушаются никогда. История с Уилером и Джеймисоном выглядит, конечно же, странновато. Их прошлое тщательно изучается, через несколько дней должны прислать резюме. Однако при всей безалаберности поведения этих парней слишком уж оно было откровенным, чтобы вызывать серьезные подозрения. Оставался монорельс в Сентрал-Сити. Туда катались все, приблизительно раз в неделю. Вот уж где бесконечное количество возможностей передавать информацию; в этот самый момент целая бригада "туристов" осторожно прощупывает все контакты сотрудников Обсерватории и - скорее всего - узнает уйму пикантных подробностей их личной жизни. Но в этой пьеске Садлер не мог играть никакой роли - разве что составить список наиболее частых посетителей города. Вот и все возможности прямой связи. Садлер не верил ни в одну из них. Существуют, и во множестве, другие, значительно более тонкие методы, не нужно забывать и о том, что мистер Икс - скорее всего - ученый. Любой из сотрудников Обсерватории может построить радиопередатчик, а найти его среди всего этого приборного хлама будет просто невозможно. Нужно признать, что до сих пор терпеливо вслушивающиеся в эфир мониторы не обнаружили ровно ничего, однако рано или поздно их работа должна увенчаться успехом. А тем временем Садлеру предстояло выяснять, чем же это тут занимаются ученые. С жалким ускоренным курсом астрономии и физики, вбитым ему в голову за время подготовки к заданию, нелепо и надеяться понять работу Обсерватории по-настоящему, но хоть какое-то общее представление о ней получить можно и - если повезет - можно будет вычеркнуть из бесконечно длинного, вселяющего тоску списка подозреваемых хоть несколько фамилий. С вычислительным центром Садлер покончил очень быстро. В одном из его помещений царила полная тишина; безукоризненно чистые, укрытые за стеклянными панелями машины мыслили, а прислуживающие этим электронным чудовищам девушки скармливали в их ненасытные пасти одну программную ленту за другой. Соседняя, звукоизолированная комната оглушала бешеным треском принтеров, выбивающих бесконечные вереницы чисел. Глава этого отдела, доктор Мейз, попытался объяснить посетителю, что тут происходит, но задача была явно безнадежной. Его машины ушли бесконечно далеко от таких элементарных операций, как интегрирование, таких детсадовских функций, как косинусы и логарифмы. Они оперировали математическими понятиями, о которых Садлер и слыхом не слыхал, решали задачи, сама постановка которых не имела для него никакого смысла. Это нимало его не расстроило - все, что ему нужно было увидеть, он увидел. Основное оборудование центра находилось под замком и пломбой, добраться до него могли только обслуживающие инженеры, приходившие раз в месяц. На цыпочках, чтобы не нарушать тишину, Садлер удалился из этого храма науки. Оптические мастерские, где терпеливые мастера обрабатывали стекло с точностью до малой доли одной миллионной части дюйма, используя для этого приемы, за сотни лет не претерпевшие никаких изменений, привели Садлера в восторг, расширили его кругозор, но ни на вот столько не продвинули расследование. Он вглядывался в частоколы интерференционных полос, производимых сшибающимися световыми волнами, наблюдал, как бешено они прыгают от микроскопического расширения безукоризненных стеклянных брусков, вызываемого теплом его собственного тела. Здесь наука соединялась с искусством - чтобы достичь совершенства, не имеющего себе равных во всем множестве земных технологий. Неужели же нужный ему ключ закопан здесь, среди всех этих линз, призм и зеркал? Вряд ли... "Я нахожусь в положении человека, - мрачно подумал Садлер, - разыскивающего в темном подвале черного кота, который то ли есть там, то ли нет". Для полной точности аналогии следовало бы добавить - человека, который даже не представляет себе, как именно выглядит этот самый кот. Беседы с Маклорином происходили теперь регулярно и неизменно оказывались полезными. Настроение директора оставалось скептическим, однако он с готовностью оказывал любую помощь - для того, по всей видимости, чтобы поскорее избавиться от непрошеного и настырного гостя. Садлер расспрашивал обо всех технических аспектах деятельности Обсерватории - стараясь, однако, ни одним намеком не показать, какой характер приобретает расследование. Он успел уже составить на каждого сотрудника Обсерватории по небольшому досье - достижение нешуточное, даже если принять во внимание, что всеми первичными биографическими данными его снабдили еще на Земле. Чаще всего такое досье представляло собой один-единственный лист бумаги, но были и состоявшие из нескольких страниц шифрованных записей. Точно установленные факты Садлер заносил чернилами, а догадки и предположения - карандашом, чтобы было проще их менять. Некоторые из предположений были совсем уж дикими, многие - оскорбительными; перечитывая их, Садлер краснел от стыда. И не только перечитывая - вот, скажем, узнал ты, что некий человек все свои деньги просаживает на содержание обитающей в Сити любовницы, и сделал отсюда вывод, что человека этого легко подкупить; с какими глазами будешь ты потом принимать от него по-дружески предложенную кружку пива? Этим конкретным подозреваемым был один из инженеров строительного отдела. Он никогда не скрывал от окружающих своего положения, а наоборот - плакался на транжирские привычки своей пассии каждому встречному-поперечному и даже предостерег как-то Садлера, чтобы тот никогда не вешал себе такого камня на шею, после чего и был благополучно вычеркнут из списка возможных жертв шантажа. Все подчиненные Маклорина были разбиты на три категории. В списке А содержались фамилии десяти, или около того, людей, которых Садлер считал наиболее реальными подозреваемыми, хотя ни против одного из них не было весомых улик. Некоторые числились здесь на том лишь основании, что имели больше всего возможностей передать информацию наружу - пожелай они это сделать. Одним из таких был Уагнэл; Садлер практически не сомневался в полной невиновности секретаря, однако не вычеркивал его из списка А - на всякий случай. Попадали в список главных подозреваемых и те, кто имел в Федерации близких родственников либо слишком уж яро и откровенно критиковал политику земного правительства. Само собой, хорошо подготовленный шпион никогда не станет вести себя столь вызывающе, не захочет без всякой нужды вызывать к себе подозрение, однако кто же сказал, что обсерваторский шпион - профессионал? Восторженный, с горящими от энтузиазма глазами дилетант опасен ничуть не менее. Садлер внимательно изучал исследование по атомному шпионажу периода второй мировой войны, и там этот момент подчеркивался особо. Находился в списке А и Дженкинс, заведующий складом. Насчет него Садлер не имел ничего, кроме весьма туманного и никуда не ведущего подозрения. Личность угрюмая и нелюдимая, Дженкинс не пользовался большими симпатиями остальных сотрудников. Злопыхатели утверждали, что получить с обсерваторского склада оборудование - самая трудная на Луне работа, но это попросту характеризовало Дженкинса как достойного представителя известного своей прижимистостью племени кладовщиков, и не более. Вот еще эта интересная парочка, весьма оживляющая тусклые будни Обсерватории, - Джеймисон и Уилер. Приснопамятная поездка в Море Дождей была типичным образчиком их развлечений и вполне, как заверили Садлера, соответствовала обычной схеме этих развлечений. Заводилой всегда оказывался Уилер. Его беда - если можно считать это бедой - заключалась в избытке энергии и изобилии интересов. Ему не стукнуло еще и тридцати; придет, надо думать, время, когда годы плюс бремя ответственности заставят его малость поутихнуть, но пока что этим и не пахло. И тут нельзя было попросту отмахнуться, списать все на задержку в развитии, дескать, вот еще один пример студентика, который рос-рос, да не вырос. Он обладал первоклассным интеллектом и никогда не совершал поступков действительно глупых. Недолюбливали Уилера многие, особенно те, кому довелось стать жертвой одной из его шуточек, однако настоящего зла к нему не испытывал никто. Он не принимал никакого участия в мелких обсерваторских дрязгах и обладал неизменно располагающими добродетелями: абсолютной честностью и прямотой. Общаясь с этим enfant terrible [ужасный ребенок (фр.)] лунной Обсерватории, не нужно было спрашивать, что он думает о том или ином предмете - Уилер сообщал свое мнение сам, без секунды раздумий. Джеймисон был совершенно иным; вполне возможно, именно контрастное несходство характеров и притягивало этих двух молодых людей друг к другу. Двумя годами старше Уилера, он, по всеобщему мнению, "хорошо на него влиял". Однако Садлер сильно в этом сомневался: насколько он мог судить, от присутствия Джеймисона поведение его неукротимого товарища не менялось ни на йоту. Он поделился своими наблюдениями с Уагнэлом, который на некоторое время задумался, а потом вздохнул: - Да, конечно, но вы только подумайте, что мог бы натворить Кон, если бы Сида не было рядом? Как бы там ни было, Джеймисон отличался значительно большей уравновешенностью, а потому и скрытностью. Далеко не такой блестящий, как Уилер, он вряд ли сделает какие-нибудь потрясающие открытия, но именно такие - надежные и здравомыслящие - люди и приводят в божеский вид новые территории, куда ворвался с налету гений. Надежный в научном смысле - да, несомненно, но вот в политическом... Садлер пытался осторожно его прощупать, однако - увы - с нулевым успехом. Создавалось впечатление, что Джеймисона интересуют только работа и живопись (он писал маслом лунные пейзажи) - но никак не политика. При малейшей к тому возможности он выходил на поверхность, вооружившись мольбертом и специальными красками, приготовленными на основе масла с низким давлением паров; комната его успела уже превратиться в некое подобие художественной выставки. Для подбора красок, пригодных к использованию в вакууме, потребовалось долгое, мучительное экспериментирование, однако конечные результаты вряд ли стоили таких трудов. Садлер считал себя достаточно сведущим в искусстве и был вполне уверен, что у Джеймисона гораздо больше энтузиазма, чем таланта. Эту же точку зрения разделял и Уилер. "Вот некоторые говорят, - признался как-то он Садлеру, - что к картинам Сида привыкаешь, а потом они вроде и ничего. А по мне так настоящее "ничего" - в смысле пустое место - гораздо симпатичнее" К категории В относились все остальные сотрудники Обсерватории, достаточно сообразительные для нелегкого и опасного шпионского труда. Садлер время от времени просматривал этот убийственно длинный список, пытаясь найти подходящих кандидатов для перевода в категорию А или - что было гораздо приятнее - в категорию С; к этой третьей и последней категории относились люди, полностью свободные от подозрений. Сидя в крохотной подземной клетушке, перетасовывая листы бумаги и пытаясь встать на место своих поднадзорных, Садлер иногда ощущал себя участником какой-то изощренной карточной игры, в которой большая часть правил меняется на ходу, а противники неизвестны. И это была смертельно опасная игра, ходы в ней делались со все возрастающей скоростью, а исход мог повлиять на будущее рода человеческого. 10 Бархатистый баритон звучал искренне и убедительно. Эти слова странствовали в пространстве уже много минут; пробившись через венерианские облака, они преодолели двести миллионов километров, достигли Земли, а оттуда были ретранслированы на Луну. И все же они доносились из динамика ясно и чисто, почти без искажений и помех. "За это время ситуация здесь значительно осложнилась. Официальные источники отказываются высказывать какое-либо мнение, однако пресса и радио не отличаются подобной сдержанностью. Я прилетел из Геспера сегодня утром, и трех проведенных здесь часов более чем хватило для оценки общественного мнения. Я буду говорить прямо и откровенно, даже с риском огорчить многих своих сограждан. Землю здесь не любят. "Собака на сене" - эти слова звучат, пожалуй, чаще любых других. Никто не отрицает ваших собственных трудностей со снабжением, однако господствует мнение, что, в то время как молодые планеты испытывают острую нужду в самом необходимом, Земля транжирит значительную часть своих ресурсов на излишества и роскошь. Приведу вам один пример. Во вчерашних новостях появилось сообщение о гибели на меркурианской базе пяти человек. Причиной несчастного случая стал дефектный теплообменник - нарушилось охлаждение, и эти люди, попросту говоря, изжарились. Не очень приятная смерть - которой легко было бы избежать, имей изготовитель оборудования достаточное количество титана. Я не могу согласиться с теми, кто возлагает вину за эту трагедию на Землю, но надо же было так случиться, что всего неделю назад вы снова урезали титановую квоту. Можете не сомневаться - на Венере есть силы, которые не дадут народу об этом забыть; не желая, чтобы эту передачу прекратили, я не стану называть имена, однако вы и сами легко догадаетесь, о ком идет речь. При всем при том я не думаю, чтобы ситуация могла измениться к худшему, если только не появится какой-либо новый фактор. Предположим, например - здесь я хочу еще раз подчеркнуть, что рассматриваю чисто гипотетический вариант, - предположим, что Земля обнаружит новые месторождения тяжелых металлов. Скажем, в неисследованных океанских глубинах. Или даже на Луне - несмотря на все разочарования, которыми кончались прежние поиски. Если такое произойдет - и Земля не захочет поделиться находкой, - последствия окажутся очень серьезными. И можно сколько угодно говорить о законном праве собственности - людям, которые сражаются с чудовищным давлением атмосферы Юпитера или пытаются растопить лед на спутниках Сатурна, все юридические аргументы покажутся легковесной чушью. Наслаждаясь своей мягкой весной, своими мирными летними вечерами, старайтесь не забывать, какое это счастье - жить в средней температурной зоне Солнечной системы, где воздух никогда не замерзает и камни никогда не плавятся. И как же поступит при таком повороте событий Федерация? Я не знаю, а если бы и знал - не мог бы вам сказать. Но никому не возбраняется строить догадки. Мысль о какой-то там войне - в прежнем смысле этого слова - кажется мне нелепой. Ни одна из сторон не может нанести своему противнику решительного поражения - хотя и способна причинить ему тяжелейший ущерб. У Земли много ресурсов; правда, они расположены очень концентрированно, а потому легко уязвимы. Кроме того, у нее гораздо больше космических кораблей. Преимущество Федерации состоит в рассредоточенности ее сил. Земля просто не сможет сражаться с полудюжиной планет и спутников одновременно, как бы слабо ни были они вооружены, проблема снабжения станет абсолютно безнадежной. И если, Господь упаси и помилуй, дело дойдет до насилия, скорее всего оно сведется к неожиданным ударам по стратегически важным точкам. Нанеся такой удар, специально оборудованные боевые корабли будут незамедлительно отходить в космос. Все разговоры о вторжении относятся к области чистой фантазии; Земля не имеет ни малейшего желания захватывать другие планеты, а что касается Федерации, то даже при - весьма гипотетическом - желании подчинить Землю своей воле ей не хватит для полномасштабного десанта ни кораблей, ни войск. Насколько я понимаю, нам угрожает нечто вроде дуэли, ни место, ни время которой еще не назначены. Каждый из противников постарается ошеломить другого своей мощью. Однако не надо рассчитывать, что эта война будет ограниченной и джентльменской - войны редко бывали ограниченными, а джентльменскими - никогда. До следующей встречи в эфире, Земля. Родерик Бейнон, Венера". Чья-то рука выключила приемник, и в комнате повисла тишина - никто не хотел начинать неизбежное обсуждение передачи. Первым не выдержал Янсен, инженер энергетического отдела. - Да-а, - восхищенно протянул он, - силен этот Бейнон. - И мне кажется, - заметил Мейз, - что он во многом прав. Медленная, размеренная речь Верховного Жреца Компьютерлэнда странным образом контрастировала с ошеломляющим быстродействием его машин. - А вы на чьей, собственно, стороне? - поинтересовался чей-то голос. - Я храню дружественный нейтралитет. - Но деньги-то вам платит Земля - так на чьей же стороне вы будете, если дело дойдет до драки? - Ну это зависит от многих обстоятельств. Мне хотелось бы поддержать Землю. Но я оставляю за собой право принимать решение самостоятельно. Не знаю уж, кто там сказал: "Это моя планета - права она или ошибается", но только он был круглым идиотом. Если правота Земли окажется очевидной - я буду с ней и душой, и сердцем. В случае не совсем определенном я постараюсь истолковать неопределенность в ее пользу. Но я никогда не поддержу дело, кажущееся мне неправым. Никто ему не ответил; люди молчали, стараясь переварить услышанное. Все это время Садлер пристально наблюдал за Мейзом; он знал, что начальник вычислительного центра известен честностью и прямотой. Человек, занятый активной работой против Земли, никогда бы не решился выражать свое мнение с такой откровенностью. Интересно, подумал Садлер, а как бы вел себя Мейз, знай он, что в комнате находится контрразведчик? Скорее всего сказал бы ровно то же самое, слово в слово. - Какого черта! - взорвался наконец старший инженер, по всегдашней своей привычке напрочь загораживавший синтетическое пламя псевдокамина. - Откуда тут взялась какая-то правота-неправота? Все найденное на Земле или Луне принадлежит нам, и только нам, и мы можем поступать с такими находками, как наша левая нога захочет. - Правильно, однако не забывайте, что мы односторонне пересматриваем - в сторону снижения - ранее договоренные квоты, а ведь Федерация на них рассчитывала. Нарушай мы соглашение из-за нехватки нужных материалов - это можно было бы хоть и с трудом, но понять; совсем другое дело, если материалы у нас имеются, но мы их попросту придерживаем, намеренно ставим Федерацию в трудное положение. - А с чего бы это мы стали? На вопрос старшего инженера ответил, к своему и окружающих удивлению, молчавший до этого момента Джеймисон. - Страх, - сказал он. - Наши политики безумно боятся. Они понимают, что у Федерации больше мозгов, а скоро будет и больше силы. И тогда Земля отойдет на вторые роли. Прежде чем кто-либо успел возразить, электронщик Чуйков сменил тему разговора на другую, не менее острую. - А вот я все думаю, - сказал он, - про эту передачу. Мы знаем, что Бейнон - парень довольно честный, но он же, как ни говори, ведет передачи с Венеры, по их линии связи, с их разрешения. Не все здесь так просто, как кажется. - Что ты хочешь сказать? - Как знать, а вдруг он работает на их пропаганду? И не то чтобы сознательно, просто подсунули ему информацию - он вот и говорит то, что они хотели бы вбить нам в голову. Например, насчет рейдов. Возможно, нас хотят запугать. - Мысль интересная. А вот что думаете вы, Садлер? Вы же совсем недавно с Земли. Неожиданная атака застала Садлера врасплох, однако он ловко отпасовал мяч назад: - Вряд ли Землю так уж легко запугать. А вот момент насчет возможных источников на Луне - это и вправду очень интересно. Слухи, похоже, дошли уже и до них. Эта намеренная неосторожность даже и не была, если разобраться, неосторожностью, ибо каждый сотрудник Обсерватории знал, что а) Уилер с Джеймисоном наткнулись в Море Дождей на какие-то очень странные работы, ведущиеся по заданию правительства, и б) что им настрого приказано держать язык за зубами. Садлеру было очень интересно посмотреть на реакцию этой парочки. Джеймисон очень натурально изобразил искреннее изумление, но зато Уилер заглотил приманку прямо с поплавком. - А чего бы вы хотели? - вскинулся он. - В Море Дождей садятся корабли, кто же этого не знает, их же вся Луна видит. И там же у них сотни рабочих, и вряд ли все они прилетели с Земли, а те, которые местные, катаются в Сентрал-Сити, так неужели они не ляпнут лишнего своим девицам, особенно - после второй бутылки? "Знал бы ты, - подумал Садлер, - какая это правда и какую головную боль обеспечивает службе безопасности одна уже эта маленькая проблема". - Как бы там ни было, - продолжал Уилер, - мне это все безразлично. Пусть там делают что угодно, лишь бы меня не трогали. Что это за штука - снаружи не разберешь, только понятно, что встала она налогоплательщикам в хорошую сумму. Негромкое, нервное покашливание исходило от тихого, невзрачного сотрудника приборного отдела. Именно в этом отделе Садлер провел сегодняшнее утро, тоскливо разглядывая детекторы космических лучей, магнитометры, сейсмографы, часы, работающие на молекулярном резонансе, и батареи прочих устройств, которые деловито регистрировали информацию - в таких количествах, что никто и никогда не сумеет ее проанализировать. - Не знаю уж, трогают они вас или нет, но мне они устраивают черт знает что. - Как это? - хором спросили все присутствующие. - Полчаса назад я взглянул на магнитометры. Поле здесь почти постоянное, если не считать магнитных бурь, но о них нас всегда предупреждают заранее. А вот тут происходило нечто странное. Поле все время прыгало вверх и вниз - не очень сильно, всего на несколько микрогауссов, но происхождение бросков явно было искусственным. Я обзвонил всю Обсерваторию, но все клялись и божились, что ничего, такого с магнитами не делают. Тут я подумал: а вдруг что-нибудь выделывает эта таинственная команда из Моря Дождей, и так, на всякий случай, взглянул на другие приборы. Ну и ничего, все тихо-спокойно - пока я не добрался до сейсмографов. Они же у нас телеметрические, так вот, стрелки того, который установлен на южной стене кратера, швыряло от упора до упора. Все это выглядело очень похоже на взрывы - мы ведь всегда регистрируем толчки, приходящие из Гигинуса и со всех других шахт. Кроме того, на ленте самописца было заметно небольшое, весьма своеобразное подрагивание, практически синхронное с бросками магнитного поля. Если умножить время запаздывания на скорость звука в скальных породах, все сходится. Так что я точно знаю, откуда идет это безобразие. - Весьма интересное исследование, - заметил Джеймисон. - Только какие же отсюда выводы? - Истолковать можно и так и сяк, но я бы сказал, что там, в Море Дождей, кто-то генерирует импульсы магнитного поля продолжительностью примерно в секунду и совершенно невероятной силы. - А что насчет лунотрясений? - Просто побочный результат. Тут же много магнитных пород, при таком мощном поле их должно встряхивать. Не очень, конечно, сильно; вы бы даже там ничего не заметили, но наши сейсмографы такие чувствительные, что регистрируют падение метеора с расстояния в двадцать километров. Разгорелась техническая дискуссия, Садлер слушал ее без особого понимания, но зато с большим интересом. Когда экспериментальные данные обсуждаются таким количеством умных людей, нельзя сомневаться, что кто-нибудь из них угадает правду - но точно так же нельзя сомневаться, что остальные участники обсуждения противопоставят ему свои хорошие теории. Все это не имело никакого значения, важно было другое - не проявит ли кто-либо слишком уж большой осведомленности. Или - слишком большого любопытства. Ничего подобного не произошло, а потому Садлер так и остался при трех своих не вызывающих особой радости вариантах - либо мистер Икс непомерно хитер, либо мистер Икс не входит в число присутствующих, либо, наконец, мистера Икс и вовсе не существует. 11 Уставшая сиять ярче всех звезд Галактики, вместе взятых, Nova Draconis постепенно тускнела, однако она все еще оставалась значительно ярче Венеры; пройдут, вероятно, тысячи лет, прежде чем людям снова представится подобное зрелище. Очень близкая к Земле в галактическом масштабе, эта звезда была в то же время настолько далека, что ее видимая светимость не менялась на всем протяжении Солнечной системы. Она сверкала одинаково ярко и над раскаленными скалами Меркурия, и над азотными ледниками Плутона. Ее преходящее (а каким оно еще бывает?) величие заставило людей на момент отвлечься от своих мелких дрязг и задуматься о высших сущностях. Но ненадолго. Слепящий фиолетовый свет самой яркой на памяти человека звезды пронизывал теперь разделившуюся систему - систему, планеты которой уже прекратили взаимные угрозы и готовились перейти от слов к делу. Приготовления эти успели зайти гораздо дальше, чем могли представить себе простые люди. Ни одно из правительств - что земное, что федеративное - не желало особо откровенничать со своими гражданами. Укрывшись в секретных лабораториях, люди приспосабливали силы, открывшие им дорогу в космос, к целям убийства и разрушения. Даже работай ученые обеих сторон независимо, в полной изоляции, они неизбежно создали бы примерно однотипное оружие, ибо отталкивались от одной и той же технологии. Но и Земля, и Федерация имели достаточное количество шпионов, а потому довольно хорошо знали оружие друг друга. Определенные сюрпризы - любой из которых мог оказаться решающим - не исключались, однако в целом технический уровень противников был приблизительно одинаков. В одном отношении Федерация имела заметное преимущество. Она могла надежно спрятать свою деятельность, все свои исследования и испытания, среди огромного количества планетных спутников и астероидов; Марс и Венера узнавали о любом старте земного корабля буквально через несколько минут. Каждую из сторон одолевали сомнения относительно эффективности ее разведки. Надвигавшейся войне предстояло стать войной дилетантов, не профессионалов. Любая секретная служба прошлого могла похвастаться долгой - хотя, возможно, и не очень славной - традицией. Шпиона нельзя подготовить за неделю, да и вообще человек, способный стать блестящим агентом, - большая редкость, на его поиски могут уйти годы и годы. Никто не понимал все это лучше Садлера. Иногда он задумывался - неужели каждый из его неизвестных коллег, рассеянных по просторам Солнечной системы, пребывает в такой же растерянности? Ведь полную картину - или хотя бы нечто на нее похожее - видят только люди, сидящие наверху. Прежде ему и в голову не приходило, в какой полной изоляции вынужден действовать секретный агент, насколько ужасно почувствовать, что ты один, что ты никому не можешь довериться, ни с кем не можешь разделить свое бремя. С самого момента прибытия на Луну он не беседовал ни с одним сотрудником Планетарной разведки (хотя как знать, кто из окружающих может оказаться коллегой). Все контакты с организацией были косвенными и безличными. Его регулярные донесения (постороннему читателю они представлялись бы на удивление занудными отчетами об обсерваторской бухгалтерии) отправлялись монорельсом в Сентрал-Сити, и он не имел ни малейшего представления, кто там их получает и что с ними делают. Тем же самым путем приходили - очень редко - инструкции, а в самом экстренном случае можно было воспользоваться телепринтером. Садлер с нетерпением ждал первой, еще на Земле обговоренной встречи со связником. Трудно было надеяться на какую-нибудь практическую пользу от этого рандеву, но оно хоть немного ослабит груз одиночества. Он успел уже, к глубокому своему удовлетворению, близко познакомиться с деятельностью административной и технической служб. Он заглянул (с почтительного удаления) в пылающее сердце микрореактора, снабжавшего Обсерваторию энергией. Он сходил посмотреть огромные зеркала солнечных генераторов. В нормальной обстановке эта техника не применялась, и было приятно сознавать, что вот она здесь, готовая при необходимости подключиться к неисчерпаемым ресурсам дневного светила. Самым большим сюрпризом оказалась ферма. Было очень странно, что в этот век научных чудес, век искусственного того и синтетического сего, остались еще области, где превосходство природы неоспоримо. Ферма являлась составной частью системы кондиционирования воздуха и лучше всего выглядела долгим лунным днем. Садлер увидел ее ночью, с наглухо задраенными огнями, при свете флюоресцентных ламп, но вот выйдет из-за горизонта солнце, и отодвинутся тяжелые металлические ставни, и уж тогда... Однако и сейчас зрелище впечатляло, можно было подумать, что находишься на Земле, в хорошо ухоженной теплице. Медленно текущий воздух омывал шеренги растений, отдавая им избыточный углекислый газ, приобретая взамен не только кислород, но и ту трудно определимую свежесть, скопировать которую не способна никакая химия. Здесь Садлеру презентовали небольшое, но очень зрелое яблоко, каждый атом которого имел своим источником Луну. Он отнес драгоценный плод к себе в клетушку, чтобы насладиться им в одиночестве; становилось понятно, почему в помещения фермы не пускали никого, кроме обслуживающего персонала, - иначе не прошло бы и недели, как все деревья оказались бы ободраны наголо. После этого блаженного зеленого уголка центр связи казался холодным, бездушным - и опасным. Здесь, откуда осуществлялась вся связь Обсерватории с остальными лунными базами, с Землей и - при необходимости - даже с планетами, находилась самая уязвимая точка. Поэтому каждое принимаемое и отправляемое сообщение непременно регистрировалось, а связисты находились под неусыпным наблюдением службы безопасности. Двое из них были недавно переведены - без всякого объяснения причин - на менее ответственную работу. Более того (об этом не знал даже Садлер), в тридцати километрах от Обсерватории телескопическая камера каждую минуту фотографировала огромные антенные комплексы, применявшиеся для дальней связи. И если какой-либо из этих радиопрожекторов будет значительное время развернут в не предусмотренном программой направлении, служба безопасности незамедлительно примет меры. Все без исключения астрономы рассказывали о своих исследованиях и о своем оборудовании с величайшей охотой. Даже если кого-нибудь из них и удивляли некоторые вопросы бухгалтера, виду никто не подавал. Он же старался ни на секунду не выходить из принятой на себя роли. Основным методом был прямой, откровенный разговор по душам. "Это, собственно, к работе не относится, но я всегда интересовался астрономией, а раз уж попал на Луну, то хотел бы посмотреть все, что только возможно. Ну конечно, если вы сейчас заняты..." Такая увертюра действовала как заклинание. Все подобные визиты организовывались Уагнэлом. Секретарь оказывал любую помощь настолько охотно, что Садлер было заподозрил тут попытку отвести от себя подозрения, однако позднее понял, что это - обычная его манера. Бывают такие люди, бессознательно старающиеся произвести хорошее впечатление на всех и каждого, установить со всеми дружеские отношения. И насколько же, наверное, плохо, подумал Садлер, работается ему с таким бесчувственным начальником, как профессор Маклорин. Сердцем Обсерватории являлся десятиметровый телескоп - крупнейший оптический инструмент, когда-либо созданный человеком. Скорее внушительный, чем изящный, он располагался на верхушке небольшого холма, чуть поодаль от жилой зоны. Сложное переплетение форм, опутывавших огромный бочонок, придавало ему нужный наклон, а для разворотов служила круговая рельсовая дорожка. - Ничего похожего на земные телескопы, - объяснял Молтон. Они с Садлером находились в ближайшем к прибору наблюдательном куполе. - Вот, скажем, труба. Она устроена так, чтобы можно было работать и днем. Без нее солнечные блики от опорных конструкций попадали бы на зеркало и неизбежно создавали бы фон. К тому же зеркало искривлялось бы от нагрева, требовались бы часы на охлаждение и настройку. На Земле такие дела никого не беспокоят, там телескопы используются только ночью - те немногие, которые еще используются. - Я даже и не знал, что на Земле остались действующие обсерватории, - заметил Садлер. - Да, несколько штук еще есть. Почти все они заняты подготовкой специалистов. Там, в этой атмосфере, похожей на суп с клецками, никакие настоящие астрономические наблюдения невозможны. Вот, скажем, то, чем занимаюсь я сам - ультрафиолетовая спектроскопия. Интересующие меня длины волн полностью поглощаются атмосферой. Пока люди не вышли в космос, этих линий никто и не видел. Иногда я даже удивляюсь - как это могла на Земле появиться астрономия? - Странно он установлен, - задумчиво заметил Садлер. - Словно на пушечном лафете, ничего похожего на телескопы, которые я видел раньше. - Совершенно верно. Было решено не делать установку экваториальной - компьютер и без того легко отслеживает любую звезду. Но давайте спустимся и посмотрим, что из всего этого получается. Лаборатория Молтона являла собой фантастическое нагромождение полуразобранных (а может - полусобранных) приборов, абсолютно Садлеру незнакомых, в чем тот и признался. - И нечего вам особенно стесняться, - рассмеялся профессор. - Тут же почти сплошь самоделки, собственной конструкции - пробуем и так и сяк, пытаемся что-нибудь улучшить. А вообще дело обстоит следующим образом. Свет. собранный большим зеркалом, проходит через эту вот трубу. Продемонстрировать его я не могу, сейчас фотографирует кто-то другой, а моя очередь чуть попозже. Но когда телескоп передадут мне, я смогу направить его на любой участок неба, дистанционно, вон с того пульта. Ну а потом - анализировать свет выбранной звезды одним из этих спектроскопов. Боюсь, нам не удастся посмотреть, что там у них внутри - кожухи совершенно глухие. Как я уже говорил, интересующее меня излучение сильно поглощается воздухом, поэтому во время работы оптические системы откачиваются. И тут Садлера поразила неожиданная, показавшаяся ему дурацкой мысль. - Послушайте, - сказал он, оглядывая путаницу проводов, батареи электронных счетчиков, атласы спектральных линий, - а вы смотрели когда-нибудь в этот телескоп? - Ни разу, - улыбнулся Молтон. - Устроить это совсем нетрудно, только какой смысл? Все настоящие телескопы - не более чем гигантские фотоаппараты, никто через них не смотрит. Имелись, однако, в Обсерватории и телескопы поменьше, вполне пригодные для визуального наблюдения; некоторые из них, снабженные телевизионными камерами, использовались для поиска комет и астероидов, чье точное местонахождение не было известно. Иногда Садлеру удавалось получить один из этих приборов в свое распоряжение, и тогда он осматривал небо, причем делал это совершенно наобум - набирал на клавиатуре пульта произвольные координаты, а затем вглядывался в телеэкран - что же за добыча попалась на этот раз. Через некоторое время он научился пользоваться Астронавтическим ежегодником, и какое же это было торжество, когда вызванный с пульта Марс повис точно в центре поля зрения. Садлер смотрел на охристо-зеленый диск, почти заполнивший собой экран, со смешанными чувствами. Одна из полярных шапок чуть повернута к Солнцу - там у них начинается весна, иней и снег, покрывающие тундру, медленно оттаивают после долгой, жестокой зимы. Прекрасная планета - если смотреть издалека, но как же трудно строить на ней цивилизацию. Мало удивительного, что ее решительным, закаленным сынам надоело терпеть выходки Земли. Яркое, невероятно четкое изображение стояло на экране как влитое, без малейшего подрагивания и неустойчивости; на Земле Садлеру довелось как-то посмотреть на Марс в телескоп, и теперь он мог непосредственно убедиться, какие оковы сбросила с себя астрономия, выйдя в открытое пространство. Маленький вспомогательный прибор, установленный на Луне, дает возможность за несколько часов увидеть гораздо больше, чем видели земные астрономы, десятилетиями изучавшие Марс при помощи огромных установок. И дело совсем не в расстоянии - оно фактически не меняется, да и вообще Марс сейчас очень далеко от Земли, - а в том, что исчезло дрожащее марево атмосферы. Налюбовавшись вдосталь на Марс, Садлер набрал координаты Сатурна. От потрясающей красоты зрелища перехватывало горло, невозможно было поверить, что этот шедевр создан природой, а не руками какого-либо великого художника. Большой, чуть приплюснутый желтый шар плавал в центре сложной системы колец. Даже с расстояния в два миллиарда километров отчетливо различались неяркие полосы и пятна атмосферных возмущений, а чуть подальше, за пределами драгоценного пояса колец, Садлер насчитал по крайней мере семь спутников. Хорошо зная, что мгновенно действующему глазу телекамеры не под силу равняться с терпеливой фотопластинкой, он все-таки взглянул на некоторые из отдаленных туманностей и звездных скоплений. Он прошелся вдоль столбовой дороги небес - Млечного Пути, задерживая поле изображения на некоторых особенно прекрасных группах звезд и сверкающих облаках алмазной пыли. Через некоторое время Садлер опьянел от беспредельной красоты небес; чтобы вернуться к низким повседневным делам, нужна была какая-нибудь более грубая закуска. Он направил телескоп на Землю. Такую огромную, что даже при наименьшем увеличении экран не мог вместить ее целиком. Освещенные Солнцем области все еще занимали чуть больше половины диска, однако Садлер стал смотреть на темную его часть. Там, в ночи, тускло фосфоресцировали бессчетные светлячки городов, и в одном из них спала сейчас Жанетта и, может быть, видела его во сне. Он уже знал, что жена получила письмо - ее удивленный и в то же время осторожный ответ заметно приободрил Садлера, хотя от укора и одиночества, читавшихся между строк, ему хотелось плакать. Неужели он допустил ошибку, ну зачем были все эти откладывания... Подобно большинству семейных пар этой, плывущей сейчас перед его глазами планеты, Садлеры не торопились обзавестись детьми, хотели сперва "проверить свою совместимость". В этот век на людей, ставших родителями в первые годы совместной жизни, смотрели с удивлением и даже осуждением - такое поведение считалось верным знаком пустоты и безответственности. Оба они хотели иметь полноценную семью и намеревались начать с сына - развитие медицины позволило планировать семью заранее. А потом Садлер получил задание и впервые в жизни осознал всю серьезность межпланетной ситуации. И уже не мог бросить Джонатана Питера в неопределенное, даже страшное будущее. В прошлом подобное рассуждение остановило бы очень немногих мужчин. Более того, угроза собственного ухода из мира зачастую заставляла их еще сильнее стремиться к единственной известной человеку разновидности бессмертия. Однако мир не знал войны уже двести лет, жизнеустройство Земли стало сложным и хрупким, вспышка насилия разорвет его в клочья. Женщина, обремененная ребенком, почти не будет иметь шансов уцелеть. А может быть, все это - просто мелодрама, и не нужно было позволять, чтобы пустые страхи взяли верх над здравым смыслом. Знай Жанетта факты, она и секунды бы не задумалась, несмотря на весь предполагаемый риск. Но Садлер не мог говорить с ней откровенно - и не мог воспользоваться ее незнанием. И поздно рвать на себе волосы - все, что он любит, находится сейчас на этом погруженном в сон шаре, отделенном от него бездонной пропастью пространства. Он вернулся от звезд к людям, через беспредельную пустыню космоса - к одинокому оазису человеческой души. 12 - Я не имею оснований предполагать, - сказал человек в синем костюме, - что кто бы то ни было вас подозревает, однако организовать тайную встречу в Сентрал-Сити не представлялось возможным. Там слишком много людей, и все всех знают. Вы и представить себе не можете, насколько трудно там уединиться. - А не слишком ли на посторонний взгляд странно, что я вдруг решил пойти в это место? - спросил Садлер. - Отнюдь нет, сюда приходят почти все гости города - если им удается. Это вроде Ниагарского водопада - зрелище, ознакомиться с которым каждый считает своем обязанностью. И ведь их можно понять, вы согласны? Не согласиться было трудно. Вряд ли кто-нибудь уходил отсюда разочарованным, широко разрекламированная картина превосходила все ожидания. Выйдя на балкона, Садлер испытал настоящее потрясение, от которого и сейчас еще не совсем оправился. Легко поверить, что очень многие люди физически не могут дойти до этого места. С края каньона выступал прозрачный, даже скорее призрачный, словно и не существующий цилиндр, и юн стоял в этом цилиндре над пустотой. Единственными признаками надежности, безопасности являлись металлическая дорожка под ногами да хрупкие перильца, за которые отчаянно цеплялся каждый, сюда приходящий, - в том числе и Садлер. Разлом Гигинуса числится среди величайших чудес Луны. Длина его больше трехсот километров, а ширина достигает пяти. Это не столько каньон, сколько цепочка связанных друг с другом кратеров, расходящаяся в две стороны от огромного центрального провала. И здесь находится та самая дверь, через которую люди добрались до погребенных сокровищ богини ночи. Садлер уже мог смотреть себе под ноги, не подавляя ежесекундного желания зажмуриться. На бесконечной, как казалось, глубине в маленьких лужицах искусственного света бестолково тыкались из стороны в сторону какие-то странные насекомые. Они походили на тараканов, внезапно попавших в луч карманного фонарика. Каждый из крошечных жучков являлся в действительности огромной землеройной машиной, разрабатывающей дно каньона. Дно это, расположенное на многокилометровой глубине, было на удивление плоским - судя по всему, вскоре после образования разлома его затопила лава; застывая, огненная река превратилась в ровную каменную поверхность. Земля, повисшая прямо над головой, освещала противоположный обрыв. Каньон словно разрезал Луну пополам, ему не было конца ни слева, ни справа; в некоторых местах зеленовато-синий свет, лившийся сверху на отвесную каменную стену, создавал неожиданную иллюзию - Садлеру начинало казаться, что перед ним огромный водопад, извечно низвергающийся в недра Луны. И вдоль всего этого водопада на невидимых отсюда паутинках тросов поднимались наполненные рудой емкости, опускались пустые. Каждая такая бадья - Садлер видел их движущимися по канатной дороге к расположенным где-то вдали металлургическим заводам - имела несколько метров в высоту, но сейчас они казались крошечными, как бусинки. Как жаль, подумал он, что в этой руде есть только сера, кислород, кремний и алюминий, а не тяжелые металлы. Однако хватит таращиться на чудеса природы, это все-таки конспиративная встреча, а не туристическая экскурсия. Садлер вынул из кармана свои записки и начал рассказывать. Доклад занял совсем не так много времени, как хотелось бы. И было совершенно непонятно - остался слушатель доволен расплывчатыми, неопределенными выводами агента или нет. - Хотелось бы чем-нибудь вам помочь, - заметил он после минутного раздумья, - но нам страшно не хватает людей. Дело принимает плохой оборот, ближайшие десять дней будут критическими. В окрестностях Марса что-то происходит, но мы не можем узнать точно, что именно. Федералы построили по крайней мере два корабля совершенно необычной конструкции, скорее всего они их испытывают. К сожалению, у нас нет никаких определенных сведений, одни слухи, кажущиеся бессмысленными, но в то же самое время переполошившие министерство обороны. Я рассказываю все это, чтобы вы получше представляли себе обстановку. На Луне об этом не знают, так что если кто-нибудь начнет рассуждать на подобные темы, значит, он каким-то образом получил доступ к секретной информации. Теперь насчет списка основных подозреваемых. Я вижу в нем Уагнэла, но, по нашему мнению, он чист. - Хорошо, я переведу его в список В. - Затем Браун, Лефевр и Толанский - у них совершенно определенно нет в Сентрал-Сити никаких сомнительных контактов. - Вы в этом полностью уверены? - Почти. Они используют свое свободное время на цели, весьма далекие от политики. - Я, собственно, так и думал. - Садлер позволил себе роскошь улыбнуться. - Уберем их совсем. - Теперь этот кладовщик, Дженкинс. Почему вы держите его в списке? - Он - единственный сотрудник Обсерватории, которому не нравится моя предполагаемая деятельность, вот, пожалуй, и все основания. Ничего уличающего у меня нет. - Ну что ж, понаблюдаем за ним здесь. Дженкинс приезжает в город очень часто, правда - по вполне понятной причине: на нем лежат все закупки в местных магазинах. Теперь в списке А остается, если не ошибаюсь, пять фамилий. - Да, но меня бы очень удивила виновность любого из них. Об Уилере и Джеймисоне мы уже говорили. Поход в Море Дождей вызвал у Маклорина сомнения относительно Джеймисона, но я не думаю, что это серьезно. Да и вообще, все задумал Уилер. - Далее - Бенсон и Карлин. Их жены родились на Марсе, и к тому же они с очень большим жаром спорят на политические темы. Бенсон - электрик из ремонтного отдела, а Карлин - санитар. У них вроде бы есть некое подобие мотива, но все это как-то очень туманно. Да и слишком уж они бросаются в глаза. И есть один человек, которого стоило бы переместить в ваш список А. Молтон. - Доктор Молтон? - поразился Садлер. - А что, есть какие-нибудь основания? - Ничего особо серьезного, но он летал несколько раз на Марс, по астрономическим делам, и имеет там друзей. - Молтон никогда не говорит о политике; я пробовал его прощупать, но реакции не было ровно никакой. Не думаю, чтобы у профессора было много контактов в Сентрал-Сити - судя по всему, он не интересуется ничем, кроме своей работы, а в город ездит исключительно из-за спорткомплекса, чтобы не терять форму. Что-нибудь еще у вас есть? - К величайшему сожалению - нет. Все остается по-прежнему, пятьдесят на пятьдесят. Утечка несомненно имеется, но как знать, вдруг она здесь, в Сентрал-Сити? А намек насчет Обсерватории вполне может оказаться намеренной дезинформацией. Очень трудно себе представить, каким образом кто-нибудь из ее сотрудников передает сведения Федерации - да вы и сами обратили на это внимание. Радиопрослушивание не обнаружило ничего, кроме нескольких не зарегистрированных, но вполне невинных переговоров личного характера. Садлер со вздохом спрятал записную книжку и еще раз посмотрел вниз, в головокружительную бездну, над которой опасно парил этот хрупкий, еле заметный пластиковый пузырек. Тараканы поспешно расползались, освобождая довольно большую площадку около самого основания обрыва; неожиданно по залитой светом прожекторов стене начало медленно расползаться серое пятно. (Сколько дотуда? Два километра? Или три?) Пыль начала оседать, а облачко дыма быстро рассеялось в вакууме. Садлер начал считать секунды, дошел до двенадцати и только тогда сообразил бессмысленность этого занятия. Рвани там даже атомная бомба, он все равно бы ничего не услышал. Человек в синем костюме кивнул Садлеру, поправил ремешок фотоаппарата и снова превратился в обыкновенного туриста. - Подождите тут десять минут, - сказал он, - и ни в коем случае не приближайтесь ко мне при случайных встречах. Садлер обиженно насупился - как ни говори, он не был таким уж зеленым новичком. Его стаж в Планетарной разведке достиг уже половины лунных суток. Зайдя в небольшое кафе, Садлер оказался единственным его посетителем - а ведь обычно на вокзале Гигинуса не протолкнуться. Общая неопределенность ситуации отпугивала туристов; те, которых она застала на Луне, спешили домой, билеты на отбывающие корабли брались с бою. Никто ничего толком не знал, но все чувствовали - первые неприятности начнутся здесь. Вряд ли Федерация атакует саму Землю, решится на уничтожение миллионов ни в чем не повинных людей. Подобное варварство давно ушло в прошлое - так, во всяком случае, надеялись. Но уверенности не было. Откуда знать, как пойдет война? А Земля - она же такая легкая мишень. На какой-то момент Садлер окунулся в тоскливые, полные жалости к самому себе мысли. Догадалась ли Жанетта, где он находится? Уж лучше бы нет - это только увеличит ее страхи и беспокойство. За чашкой кофе - неизвестно почему, но на Луне никогда не получишь хорошего кофе, так что не стоило и заказывать - он обдумал полученную от связника информацию. Информация эта не прояснила практически ничего, предстояли все те же поиски в темноте. Совет присмотреться к Молтону вызывал полное недоумение: такой честный, прямой человек - и вдруг шпион? С другой стороны, кто же не знает, насколько опасно полагаться на интуитивные соображения, а потому придется теперь уделять Молтону побольше внимания. Только можно спорить на что угодно - ни к чему это не приведет. Садлер перебрал в памяти все известные ему сведения про начальника спектроскопического отдела. Он и сам знал про три поездки Молтона на Марс. Последняя из них состоялась больше года назад - а ведь, скажем, тот же самый Маклорин был там совсем недавно. Да и кто из межпланетного братства астрономов не имеет друзей и на Марсе, и на Венере? Есть ли в Молтоне что-нибудь такое необычное? Разве что всегдашняя его отрешенность, странным образом контрастирующая с внутренней теплотой. Ну и еще эта забавная, даже трогательная "клумба", как называли за спиной профессора его вазу с цветами. Но много же будет работы, если начать присматриваться к таким вот невинным причудам всех и каждого. Тут, правда, есть один момент, достойный некоторого внимания. Нужно узнать, в каком магазине Молтон покупает свои восковые цветочки (это, пожалуй, единственное - за исключением спорткомплекса - место в городе, куда он ходит), и пусть местная агентура там все проверит. Весьма довольный своей дотошностью, Садлер расплатился, покинул совершенно пустое кафе, миновал недлинный коридор и оказался на почти пустом вокзале. Монорельсовая ветка, соединявшая Сентрал-Сити с Гигинусом, проходила мимо Триснекера [небольшой кратер неподалеку от центра видимой части Луны], по невероятно растрескавшемуся скальному плато. Вдоль ее трассы шагали столбы канатной дороги, по которой ползли огромные емкости, полные с рудника и пустые - обратно. Длинные, до километра, пролеты делали это транспортное средство самым экономичным на Луне, да, пожалуй, и самым практичным - пока дело касалось не срочных грузов. Чуть не доезжая города, канатка плавно свернула направо и ушла куда-то за горизонт, к заводскому комплексу, который - прямо либо косвенно - кормил и одевал каждого человека, живущего на Луне. Даже удивительно, как быстро этот город перестал казаться чужим; Садлер переходил из купола в купол с уверенностью старожила. Сперва - в парикмахерскую. Один из обсерваторских поваров прирабатывал - в свободное от кухни часы - стрижкой, однако результаты его трудов выглядели весьма печально. Ну а потом, если останется время, покрутиться минут пятнадцать на центрифуге. Как и обычно, в спорткомплексе было полно сотрудников Обсерватории, старавшихся, на случай срочного отъезда домой, сохранять приличную физическую форму. Записавшись в очередь на центрифугу, Садлер закинул одежду в шкафчик и пошел купаться; через некоторое время затихающий вой мотора просигналил, что "карусель" готова принять новую порцию пассажиров. Подойдя к ней, почти что бывалый контрразведчик с трудом подавил усмешку - он оказался в компании двух подозреваемых из списка А - Уилера и Молтона, - а также семи или около того почти подозреваемых категории В. И мало удивительного, особенно что касается категории В. В этом жутком списке, подходящим названием для которого было бы: "Лица, достаточно умные и активные для шпионской деятельности, относительно которых, однако, нет никаких сведений - ни в ту, ни в другую сторону", состояли добрые девяносто процентов персонала Обсерватории. Центрифуга вмещала шесть человек и была снабжена каким-то хитрым предохранительным устройством, не позволявшим ей запускаться без более-менее приличной балансировки. Вот и сейчас она наотрез отказывалась вертеться, пока толстый сосед Садлера не поменялся местами с худощавым мужчиной, сидевшим напротив. После этого завыл мотор, и большая металлическая бочка с уравновешенными - в физическом смысле слова - людьми начала набирать обороты. И чем быстрее она вращалась, тем тяжелее становилось тело Садлера; одновременно менялось и направление "вверх" - оно поворачивалось к центру барабана. Дышать стало трудно, Садлер попробовал приподнять свою руку - и не смог, она словно налилась свинцом. Его сосед слева - тот самый, худощавый - с видимым трудом поднялся на ноги и начал прохаживаться, аккуратно придерживаясь "своей" территории, обозначенной на полу жирными белыми линиями. То же самое делали и остальные; было чуть жутковато смотреть, как они стоят на вертикальной - с точки зрения Луны - поверхности. Пассажиров центрифуги прижимала к ней сила, в шесть раз превышающая жалкое лунное тяготение, попросту говоря - вес, который они имели бы (и будут когда-то иметь) на Земле. Ощущение не из приятных. Садлеру казалось совершенно невероятным, что неполные две недели назад все его существование проходило в гравитационном поле такой силы. Он понимал, что, вернувшись на Землю, неизбежно привыкнет к ее тяготению, но сейчас расплывался в своем кресле, как медуза по песку. И какая же была радость, когда вой мотора стал затихать, а затем и вовсе прекратился, и появилась возможность выбраться из этого чертова колеса, вернуться в мягкие, любящие объятия Луны. В вагон монорельса Садлер вошел усталым и расстроенным. Его не ободрил даже огненный привет наступающего дня, когда все еще прячущееся за горизонтом солнце чуть тронуло верхушки западных гор. Он пробыл здесь больше двенадцати земных суток, долгая лунная ночь подходила к концу. И было страшно подумать - что может принести с собой наступающий день. 13 У каждого человека есть какая-нибудь слабость, поищи хорошенько - и найдешь, но слабость Джеймисона не требовалось искать, она сама бросалась в глаза. Даже стыдно как-то таким пользоваться, думал Садлер, - но сейчас щепетильность была ему не по карману. Все население Обсерватории относилось к живописным упражнениям молодого астронома с легкой насмешкой и не удостаивало их ни единым одобрительным словом. Чувствуя себя последним лицемером, Садлер начал разыгрывать роль восхищенного почитателя. Потребовалось порядочно времени, чтобы пробить броню сдержанного, необщительного астронома и заставить его разговориться. Излишняя поспешность могла вызвать подозрение, однако Садлер заметно ускорил процесс при помощи простейшей техники - каждый раз, когда товарищи начинали подшучивать над "нашим живописцем", он бросался на его защиту. А происходило это после создания каждого нового шедевра. Перевести разговор с искусства на политику оказалось очень просто - в эти дни о политике задумывался каждый. Кроме того, как ни странно, Джеймисон сам поднял вопрос, к которому осторожно подбирался Садлер. Собственно говоря, начиная с тех далеких времен, когда на Земле появилась атомная энерг