---------------------------------------------------------------
     Роберт Джордан "Огни небес" (Книга пятая цикла "Колесо Времени")
     Robert Jordan
     Перевод Т. Велимеев, А. Сизиков
     Изд-во "АСТ", 1997, серия "Век дракона"
---------------------------------------------------------------


     Айильские  вожди  признали  Ранда  ал'Тора  Тем-Кто-Пришел-с-Рассветом,
появление которого предсказано в Пророчествах. Но в рядах Айил нет единства,
и отвергшие Возрожденного Дракона идут через Драконову  Стену  на завоевание
мира.
     Ранд пытается  помешать вторжению,  не зная, что Отрекшиеся готовят ему
новую западню...
     Часть  Айил -  отвергшие  Возрожденного  Дракона  всесокрушающим  валом
обрушились на мир Ранд ал'Тор настигает их у столицы Кайриэна.
     Его друзья, Найнив и Илэйн, вступают в Мире Снов в схватку с Отрекшейся
Могидин
     В Белой Башне раскол. Мятежные Айз Седай собирают Совет в изгнании...
     У  стен Кайриэна  происходит кровопролитная  битва,  но Ранд ал'Тор  не
знает, что самая горькая  для  него  потеря  еще  впереди. А в Кэймлине  его
поджидает в засаде Равин - один из Отрекшихся...
     Новый  роман  эпопеи  Роберта  Джордана  "Колесо   Времени"  продолжает
увлекательное повествование о Ранде  ал'Торе,  его  соратниках и соперниках,
сошедшихся лицом к лицу в великой схватке против надвигающейся на мир Тьмы.


---------------------------------------------------------------


                           Харриет Мой Свет - свет ее глаз









     Сидя за широким письменным столом, Элайда доАврини  а'Ройхан  рассеянно
теребила  наброшенный  на  плечи  длинный  семиполосный  палантин,  палантин
Престола  Амерлин. На первый взгляд многие сочли бы Элайду красивой, если бы
не суровость лица,  лица  Айз  Седай без следов  прожитых лет,  однако очень
скоро становилось  ясно: хмурая  сосредоточенность не связана с серьезностью
обсуждаемого  сейчас дела, она не  оставляет  ее никогда. Но  сегодня в лице
Элайды было заметно и нечто большее, а  в  темных  глазах вспыхивал  гневный
огонек. Но заметил ли кто его?
     Элайда почти  не  слушала женщин, сидевших перед ней на табуретах. Ряды
разноцветных платьев  -  от белого  до темно-бордового,  из шелка или тонкой
шерсти, сообразно склонностям и желаниям, - и на всех, кроме одной, - шали с
Белым  Пламенем  Тар  Валона   по  центру,   отороченные  цветной  бахромой,
соответствующей  Айя обладательницы.  Так  положено по  этикету, ибо  сейчас
здесь  собрался  Зал Башни. Обсуждали донесения и  слухи  о событиях в мире,
стараясь отсеять факты  от шелухи  вымыслов,  стремясь определить  отношение
Башни к происходящему и выбрать надлежащую линию действий, но  редко кто- то
из присутствующих обращал взор  на  женщину  за  столом  - ту,  которой  они
поклялись подчиняться. Но и они  не  занимали мысли Элайды. Сидящие напротив
нее  не понимали, что же важно на самом деле. Точнее,  понимали и страшились
заговорить об этом.
     -  По-видимому,  в Шайнаре  что-то  происходит.  -  Это  была  Данелле,
хрупкая, часто будто витающая в  облаках  Коричневая сестра  -  единственная
присутствующая здесь от своей Айя. Зеленую и Желтую Айя тоже представляло по
одной сестре, и ни одной из трех этих Айя радости подобное обстоятельство не
доставляло.  Голубых не было  вовсе.  Сейчас большие  голубые глаза  Данелле
смотрели куда-то  в  пространство;  на  щеке виднелось  нестертое чернильное
пятнышко,  а  темно-серое шерстяное платье  было помято. - Какие-то слухи  о
приграничных  стычках. Не  с троллоками, и не с  айильцами,  хотя, вероятно,
набеги через Найамские Перевалы участились  и стали более  жестокими. Стычки
между  шайнарцами.  Необычно  для  Пограничных  Земель. Друг  с  другом  они
сражаются редко.
     -  Если  они затеяли гражданскую войну,  то  выбрали  самое  подходящее
время,  - холодно заметила Алвиарин.  Высокая и стройная, в белом шелке, она
одна сидела  без  шали. Облегающий ее плечи  палантин  тоже был белым;  цвет
указывал,  из какой Айя  она назначена  на пост  Хранительницы Летописей. Из
Белой.  Не из Красной, к которой прежде принадлежала Элайда, что шло вразрез
с традициями.  Белые  сестры всегда оставались холодны.  - Троллоки же будто
совсем исчезли. Все Запустение, кажется, затихло и присмирело настолько, что
сдержать его по силам двум фермерам и одной послушнице.
     Костлявые пальцы Теслин зашуршали по бумагам, лежащим у нее на коленях,
но  на  свои  записи  она   не   взглянула.  Она   была  одной  из  четверки
присутствующих здесь Красных сестер - больше, чем  из любой  другой Айя, - и
отличалась  не меньшей суровостью и строгим блеском в глазах, чем Элайда, но
вряд ли кто назвал бы ее красивой.
     -  Вероятно,  было  бы  лучше,  чтобы  оно  не  настолько  притихло,  -
промолвила  Теслин с сильным  иллианским акцентом.  - Этим утром  я получила
сообщение. Маршал-Генерал Салдэйи отправил в поход армию. И не в Запустение,
а в противоположную сторону. На юго-восток. Он бы ни за что так не поступил,
если б Запустение не казалось уснувшим.
     - Значит, просочились слухи  о Мазриме  Тайме.  - Таким же недрогнувшим
голосом Алвиарин обсуждала бы и погоду, и цены на ковры, а не  потенциальную
катастрофу.  Столько сил ушло, чтобы  схватить  Таима,  и не  меньших трудов
потребовало  сокрытие в  тайне  его бегства. Ничего  хорошего  не будет  для
Башни, узнай весь мир о том,  что Айз Седай не сумели удержать в своих руках
пойманного Лжедракона. - И по-видимому, королева Тенобия,  или Даврам Башир,
или они оба полагают, что в деле с Таимом на нас больше нельзя полагаться.
     При  упоминании  Таима  повисла  гнетущая  тишина.  Мужчина,  способный
направлять  Единую  Силу. Он  был уже на пути  в Тар Валон,  где  его  ждало
немедленное укрощение, где его навсегда отсекли бы от Истинного Источника, и
тем  не  менее  ему  удалось  вырваться  на свободу. Однако не  это  событие
обуздало  языки присутствующих. Одно лишь  существование мужчины, способного
направлять Единую Силу,  было  страшным  проклятием; поиски подобных  мужчин
были главной целью Красной Айя, а все прочие  Айя  помогали по мере сил.  Но
теперь  большинство  сидящих  перед  столом  женщин  беспокойно заерзали  на
табуретах, стараясь  не встречаться взглядами, потому  что разговор о  Тайме
слишком  близко  подводил  к иной теме, к  теме, которую никому не  хотелось
обсуждать. Даже Элайда почувствовала, как к горлу подкатила желчь.
     Алвиарин же, по всей  видимости, не испытывала схожего чувства.  Уголок
ее рта мимолетно дрогнул, то ли в намеке на улыбку, то ли в гримасе.
     - Я удвою наши  усилия для поимки Таима. И предлагаю отправить сестру к
Тенобии, в  советницы.  Такую,  которая  привыкла преодолевать  упрямство  и
склонность перечить, присущие этой молодой женщине.
     Тут и другие поспешили прервать тягостное молчание.
     - Да! Советница  Айз Седай ей необходима,  -  оправив на хрупких плечах
шаль  с  зеленой бахромой,  сказала Джолин  и  улыбнулась, хотя улыбка ее  и
оказалась несколько  натянутой. - Причем такая, которая справится с Баширом.
На  Тенобию  он оказывает  излишне большое влияние.  Он  должен вернуть свою
армию. Туда, где она будет нужнее, когда проснется Запустение.
     Слишком многое открывалось взору в вырезе платья, еле прикрытого шалью,
а бледно- зеленый шелк чересчур  облегал тело, чересчур обрисовывал его.  И,
как  представлялось  Элайде,   чересчур  часто  Джолин  улыбалась.  Особенно
мужчинам. Вечно эти Зеленые улыбаются мужчинам.
     -  Не хватало  нам сейчас  еще одной армии  в походе,  - быстро сказала
Шимерин,  Желтая сестра.  Этой полноватой  женщине каким-то странным образом
почти  никогда не удавалось  выдерживать внешней невозмутимости, характерной
для Айз Седай. И  слишком часто,  особенно  в  последнее  время,  у  ее глаз
собирались тревожные морщинки.
     - И  нужно  послать кого-то в Шайнар,  -  добавила Джавиндра, еще  одна
Красная.  Несмотря  на  гладкие  щеки,  ее угловатое  лицо  своей жесткостью
наводило на мысль о молотке. Голос Джавиндры звучал резко и жестко. - Мне не
нравится  подобная  смута  в  Пограничье.  Хуже  не  придумать,  если  через
ослабевший во внутренних сварах Шайнар прорвутся троллочьи орды.
     - Скорей всего,  - согласно кивнула Алвиарин. -  Но ведь в Шайнаре есть
наши агенты.  У Красных, я  уверена, есть.  И у  прочих, пожалуй? -  Четверо
Красных сестер  неохотно  кивнули. Больше никто. -  Пусть они и  предупредят
нас, если небольшие споры перейдут в нечто такое, что обеспокоит нас.
     Не составляло  тайны,  что каждая  Айя,  кроме углубленной  в логику  и
философию Белой, во всех  государствах  имела  свои  глаза и уши, хотя  сеть
осведомителей Желтой  Айя считалась самой слабой и незначительной. Последнее
объяснялось просто: что Желтые могут узнать о болезнях или Исцелении от тех,
кто не способен направлять? У отдельных сестер были свои доверенные люди, но
их оберегали еще больше, чем агентов Айя. Самая густая и  разветвленная сеть
конфидентов, как личных, так и самой Айя, принадлежала Голубым сестрам.
     - Что касается Тенобии и Даврама Башира,- продолжала Алвиарин, - то все
согласны, что эти  трудности будут преодолены посланными  к ним сестрами?  -
Едва Восседающие успели кивнуть, как она продолжила: - Хорошо. С этим все. В
самый раз будет Мемара -  она не станет слушать всякой ерунды от Тенобии и в
то  же время не позволит ей увидеть накинутую на нее  узду. Далее, есть ли у
кого-нибудь  известия  из  Арад  Домана  или Тарабона?  Если  мы  срочно  не
предпримем чего-нибудь,  то  очень  скоро обнаружим, что от Бандар Эбана  до
Побережья Тени господствуют Пейдрон Найол и Белоплащники. Эванеллейн, у тебя
есть что сказать?
     Арад Доман и Тарабон пылали в пламени гражданской войны,  если не хуже.
От прежнего порядка не осталось ничего, никто не подчинялся никакому закону.
Но хуже всего другое - порядка не было нигде. Элайду весьма удивило бы, если
бы его удалось восстановить.
     - Только слухи, - отозвалась Серая  сестра. Ее шелковое платье под цвет
бахромы  шали  было  превосходно сшито и  имело глубокий вырез. Элайде часто
приходило в голову, что  Эванеллейн следовало бы избрать  Зеленую  Айя  - уж
очень много внимания она  уделяла своей  внешности и нарядам. - Чуть  ли  не
каждый в этих несчастных странах  -  беженец, бежали те, кто мог бы отослать
нам  сообщения.  По-видимому, Панарх Аматера исчезла, и в  ее  исчезновении,
возможно, замешаны Айз Седай...
     Пальцы Элайды  сжали палантин.  На лице ее чувства не отразились,  но в
глазах  зажегся опасный огонек.  Хватит обсуждать  салдэйскую  армию. Хорошо
хоть Мемара  из  Красных. Удивительно. Но они  даже не поинтересовались  ее,
Элайды, мнением. Просто "с этим все". От этих мыслей Элайду не отвлекла даже
ошеломляющая  возможность  того, что  к  исчезновению  Панарха причастны Айз
Седай  - если  только  это не  одна  из тысячи  неправдоподобных россказней,
дошедших  с западного  побережья.  От Океана  Арит до  Хребта  Мира  повсюду
найдется  какая-нибудь  Айз Седай, к тому же от Голубых  теперь  всего можно
ожидать.  И  двух  месяцев не  прошло,  как все они  на коленях клялись ей в
верности  - как олицетворению Белой  Башни. А что теперь? Принимают решения,
даже не удостоив ее взглядом!
     В Белой Башне кабинет Амерлин располагался  на среднем  уровне,  однако
эта комната являлась центром Башни, как  сама башня  цвета  выбеленной кости
была ядром  громадного города на острове, который  покоился в  объятиях реки
Эринин. Центром города Тар Валон. А Тар  Валон  - центр  всего  мира  -  или
должен  им быть. В самой  этой комнате  присутствовал отпечаток власти, того
могущества, коим обладали женщины,  занимавшие эти апартаменты на протяжении
жизни  многих  поколений.  Пол  здесь  был  из   полированного  краснокамня,
вывезенного  из   Гор  Тумана,   камины   сложены  из  тесаного  золотистого
кандорского мрамора, стены обшиты  панелями из  бледного дерева с необычными
полосами, богато украшенными причудливой  резьбой. Резным неведомым птицам и
зверям было более тысячи лет. Выходившие на балкон  над личным садом Амерлин
высокие  сводчатые  окна  обрамлял  камень,  блестевший точно  жемчуг.  Этот
камень, спасенный из безымянного города, во время Разлома Мира, поглощенного
mopem Штормов, был известен во всем мире. Комната олицетворяла власть, несла
на себе отблеск всех Амерлин, которые на протяжении почти  трех  тысячелетий
заставляли  владык  и  королей исполнять  их волю.  Порой  бывало достаточно
одного слова. А эти... Они даже не удосужились спросить ее мнения!
     Подобное оскорбительное  само по  себе пренебрежение стало  повторяться
слишком  часто. Хуже  и,  вероятно,  горше  всего то, что  они  узурпировали
власть,  нисколько не  задумавшись. Им известно,  как  палантин оказался  на
плечах  Элайды,  ведь  именно  их  поддержка  возложила  на  нее  этот  знак
достоинства Амерлин.  Да и самой Элайде все это слишком хорошо известно.  Но
они  позволили  себе чересчур  многое.  Необходимо что-то  предпринять.  Так
дальше продолжаться не может. Но еще не время.
     Кабинет, насколько возможно,  Элайда  обустроила ныне  в  своем  вкусе:
резной стол с витиеватой резьбой  в виде строенных колец, тяжелое кресло, на
спинке  которого  над  темными  волосами  Элайды снежной белизной  светилась
большая  эмблема  Пламени  Тар  Валона,  выложенная  драгоценной  поделочной
костью. На столе,  на  равном,  точно выверенном  расстоянии одна от  другой
стояли три  шкатулки,  расписанные лаком в  алтарской манере. В одной из них
Элайда хранила  лучшие миниатюры из своей  коллекции гравюр. В белой вазе на
простом постаменте у стены рдели розы, наполняя кабинет свежим благоуханием.
С  тех  пор как на  Престол  Амерлин  возвели Элайду, еще не было дождей, но
благодаря Силе розовые  бутоны всегда  оставались  нежными и не  увядали.  А
цветы Элайда любила. Их ведь так легко подрезать и заставить быть красивыми.
     В кабинете висели две картины. Чтобы увидеть их, Элайде достаточно было
приподнять   голову.   Остальные   избегали   смотреть   на   них;  из  всех
присутствующих в  кабинете  Элайды  Айз  Седай  одна  Алвиарин  осмеливалась
бросить на них взор.
     - Есть ли  известия об Илэйн? -  робко поинтересовалась Андайя,  вторая
Восседающая  от Серой Айя. Тоненькая, невзрачная, похожая на птичку женщина,
с виду застенчивая,  хотя и с  чертами  Айз  Седай,  выглядела  не  подающей
никаких надежд посредственностью, но  была одной из лучших.  В голосе ее все
еще слышался слабый отзвук тарабонского говора. - Или новости о Галаде? Ведь
коли Моргейз дознается,  что мы где-то потеряли ее  пасынка, она  начнет еще
больше  интересоваться, куда  же  подевалась ее  дочь.  Верно?  А  если  она
пронюхает, что нам неизвестно местонахождение Дочери-Наследницы, Андор будет
закрыт для нас, как и Амадиция.
     Несколько женщин отрицательно качнули головами, а Джавиндра заметила:
     - В королевском  дворце есть Красная сестра, там она  как раз на месте.
Сестрой она стала  недавно, поэтому скорей  сойдет за кого угодно, но не  за
Айз Седай. - Джавиндра имела в виду, что эта женщина еще не обрела лишенного
возраста облика, свойственного тем, кто  долгое  время  имел  дело с  Силой.
Попытайся кто-нибудь догадаться  о возрасте  любой из  женщин  в комнате, он
решил  бы, что им лет по  двадцать,  ну не больше тридцати,  и  в  некоторых
случаях  ошибся  бы раза в два  -  Но подготовлена  она  хорошо,  достаточно
сильна,  и  она  неплохой наблюдатель.  Моргейз ныне  всецело занята  своими
недавно  выдвинутыми   притязаниями  на   кайриэнский  трон.  -  Кое-кто  из
присутствующих пошевелился на своих табуретах, и Джавиндра,  словно осознав,
насколько она близка к опасной теме,  поспешно  добавила:  - А  в  остальном
внимание  Моргейз  занимает,  по-видимому,  новый  любовник, лорд Гейбрил. -
Джавиндра  поджала и без  того тонкие губы: - Она совершенно потеряла голову
из-за него.
     - А  он не дает  ей думать ни  о чем,  кроме как о Кайриэне,  - сказала
Алвиарин. - Там положение почти столь же худо, как в Тарабоне и Арад Домане.
В Кайриэне  голод,  и  вдобавок  каждый Дом борется  за обладание  Солнечным
Троном.   Порядок   Моргейз  восстановит.  Но  чтобы  обезопасить  трон   от
посягательств,  потребуется  время.  А  до  того  у  Моргейз  не хватит  сил
тревожиться  о чем-то  ином, даже о Дочери-Наследнице.  И я поручила  своему
писцу  время  от  времени  отправлять  послания  -  у  нее  недурно  выходит
подражание почерку  Илэйн. Пока мы вновь не обеспечим  должного контроля над
Моргейз, она вряд ли сумеет что-либо предпринять.
     - По  крайней  мере  ее  сын  по-прежнему в  наших руках, -  улыбнулась
Джолин.
     -  Вряд ли можно сказать,  что Гавин в  чьих-то руках, - резко заметила
Теслин. - Эти  его  Отроки  ввязываются в стычки с  Белоплащниками на  обоих
берегах реки. Он едва ли не чаще  действует по собственному  усмотрению, чем
по нашим указаниям.
     - Скоро его приструнят, и он  будет нас слушаться, - заявила  Алвиарин.
Элайда  вдруг почувствовала,  что этот постоянно холодный рассудительный тон
становится ей ненавистен.
     - Кстати, о  Белоплащниках, - вмешалась Данелле. - По-видимому, Пейдрон
Найол  ведет тайные переговоры,  стараясь  убедить Алтару и Муранди пойти на
территориальные  уступки  Иллиану  и  тем  самым удержать  Совет  Девяти  от
вторжения в эти страны.
     Пребывая в безопасности, вдали от той пропасти, за которой пылает огонь
войны, эти женщины трепали языками, рассуждая, не дадут ли  переговоры Лорда
Капитан-Командора излишне много  влияния Детям Света  и  не стоит ли сорвать
переговоры, чтобы Башня вмешалась и заменила этого посредника.
     Элайда скривила губы. Всю свою историю Башня по необходимости вела себя
чересчур осторожно - очень многие боялись  ее, очень многие не доверяли  ей.
но  никогда Башня  не боялась никого и  ничего. Теперь  же в действиях Башни
угадывался страх.
     Элайда  подняла взор на картины. Первая - триптих из деревянных панелей
- изображала Бонвин,  последнюю  Красную,  возведенную  на  Престол  Амерлин
тысячу лет назад. И этот же триптих являл причину,  по которой с  тех пор ни
одна  Красная не  носила  палантина  -  до Элайды. Бонвин, высокая и гордая,
приказывает Айз  Седай  использовать Артура  Ястребиное  Крыло точно  куклу.
Бонвин, с надменным  видом  стоящая на белых  стенах Тар Валона, осажденного
войском Ястребиного  Крыла. И  Бонвин,  жалкая  и коленопреклоненная,  перед
Советом  Башни - ее  лишили палантина  и жезла за то, что  из-за нее едва не
погибла Башня.
     Многие терялись  в догадках, зачем Элайде  понадобилось вернуть триптих
из кладовой, где  он благополучно пылился столько лет. В открытую об этом не
говорили, но кое-какие слухи до Элайды доходили. Им невдомек, что необходимо
иметь перед глазами напоминание о цене, которую придется заплатить за ошибку
или неудачу.
     Вторая картина исполнена в новой манере - на натянутом холсте; это была
копия  наброска  какого-то  уличного  художника с  далекого  запада,  и  она
вызывала у видевших ее  Айз Седай еще большее  беспокойство.  Среди облаков,
что,  вероятно,  обозначало  небо, сражались двое мужчин, оружием им служили
молнии. У одного из сражающихся было огненное лицо. Второй был высок, молод,
с рыжеватыми волосами. Вот он-то и внушал Айз Седай страх; взглянув на него,
даже Элайда  стискивала  зубы.  Она и сама не знала, то ли от ярости,  то ли
чтобы не стучали.  Но со  страхом можно  и нужно бороться. Главное - держать
страх в узде и не поддаваться ему.
     -  Тогда  -  все,  -  сказала  Алвиарин,  легко  поднявшись с табурета.
Остальные  последовали  ее  примеру, поправляя  юбки  и  шали.  Кое-кто  уже
повернулся к дверям. - Через три дня я ожидаю...
     - Разве я дала вам, дочери мои, позволение уйти?  - в первый раз с того
момента,  как все расселись, заговорила Элайда.  Все удивленно посмотрели на
нее. Удивленно! Кое-кто вернулся к своему табурету, но  без всякой спешки. И
ни единого слова извинения! Слишком долго она  сносила подобное отношение. -
Раз вы  уже стоите, то дослушаете меня  стоя. - Те, кто собирался  сесть, на
мгновение  в  замешательстве  замерли,  и,  когда  они  со  смущенным  видом
выпрямились, Элайда  продолжила:  - Я не  слышала  ни  слова о  поисках  той
женщины и ее спутников.
     Незачем было  называть  имя "той женщины", предшественницы Элайды.  Все
знали, кого она  имеет  в  виду. А самой  Элайде с  каждым днем все  труднее
становилось даже мысленно упоминать имя прежней Амерлин. Та женщина виновата
во всех ее трудностях. Во всех!
     - Поиски осложнены тем, - ровным голосом  промолвила Алвиарин, - что мы
распустили слух о ее казни.
     У этой Белой лед вместо крови. Элайда упорно смотрела ей  в глаза, пока
та не добавила запоздалого обращения "матушка", но голос  ее был безмятежен,
чтобы не сказать небрежен.
     Элайда обратила свой взор на прочих, добавила в голос стали:
     - Джолин, за поиски отвечаешь ты, как и за расследование  обстоятельств
побега.  И  в том, и в  другом  случае я слышала лишь жалобы на затруднения.
Вероятно, ежедневная епитимья придаст тебе усердия, дочь  моя. Напиши, какое
наказание кажется  тебе подходящим, и  представь записку  мне.  Если я сочту
епитимью... не слишком строгой, она будет увеличена втрое.
     Вечная  точно приклеенная улыбка Джолин исчезла, что весьма  порадовало
Элайду. Под пристальным взором Амерлин Джолин открыла было рот, но ничего не
сказала и в конце концов присела в глубоком реверансе.
     -  Как прикажете.  -  Слова  она точно  цедила сквозь  зубы с напускным
смирением. Но сейчас и этого довольно.
     - Что предпринимается, чтобы возвратить бежавших?
     Пожалуй,  тон  Элайды был  суровее  прежнего.  Возвращение  Айз  Седай,
бежавших, когда низложили ту женщину, означало возвращение в  Башню Голубых.
И Элайда была уверена, что никогда больше не сможет положиться ни на одну из
Голубых сестер.  Вдобавок она знала, что никогда  не  заставит себя поверить
той,  которая бежала  вместо того,  чтобы приветствовать ее возвышение. Но в
Башне не должно быть раскола, она должна вновь стать единой.
     Задача вернуть беглянок лежала на Джавиндре.
     - Тут  тоже есть  сложности. -  Лицо  Джавиндры  оставалось  как обычно
спокойным, но она нервно облизнула губы, когда по лицу Элайды прошло облачко
раздражения, и добавила: - Мать.
     Элайда качнула головой:
     -  Дочь  моя,  я  не  желаю  ничего  слышать  о трудностях.  Завтра  ты
представишь мне записку  с изложением всего тобою сделанного,  в том числе и
обо всех мерах предосторожности, предпринятых, чтобы мир не  узнал о распрях
в  Башне. -  Последнее  было  чрезвычайно важно  - пусть на  престоле  новая
Амерлин, но мир должен видеть Башню  единой  и сильной, как  всегда.  - Если
тебе недостаточно  времени  на  порученную  работу,  тебе,  вероятно,  лучше
отказаться  от своего  места  Восседающей  от Красных  в Совете.  Мне  стоит
подумать над этим.
     - В  этом  нет необходимости, Мать, - поспешно уверила ее Джавиндра.  -
Требуемый  вами  доклад  будет  у  вас  завтра  же. Уверена,  многие  вскоре
вернутся.
     Ее уверенности  Элайда  не разделяла,  как бы  ей  ни  хотелось  такого
исхода, но Башня должна быть сильной,  должна! Тем  не менее указание Элайды
было принято к исполнению.  Тревога читалась в глазах всех - но не Алвиарин.
Если Элайда готова строго отчитать  кого-  то из своей прежней  Айя  и  даже
пригрозить, а с Зеленой сестрой, бывшей с ней заодно с  самого  первого дня,
обращение  стало  суровей  некуда,   то,  вероятно,  они  допустили  ошибку,
обращаясь  с новой Амерлин будто с неодушевленным парадным  портретом. Пусть
на  Престол Амерлин ее усадили они, но отныне она  -  Амерлин. Еще несколько
примеров в  назидание в  ближайшие дни,  и они все усвоят. Если потребуется,
Элайда вобьет это в голову каждой - она готова подвергнуть  наказанию любую,
даже всех, пока они не взмолятся о пощаде.
     - В  Кайриэне  солдаты  Тира, так  же как и войска Андора, - продолжала
Элайда, не обращая  внимания на  то,  что  присутствующие  отводят  взоры  в
сторону. - Тайренские  солдаты, посланные  туда  тем самым мужчиной, который
овладел   Тирской  Твердыней.  -  Шимерин   стиснула   пухлые  руки,  Теслин
вздрогнула.  Одна  Алвиарин  оставалась холодно- спокойной, точно  замерзший
пруд. Элайда  вскинула руку  и указала на картину,  где двое  мужчин  бились
молниями:  - Смотрите  сюда. Смотрите!  Иначе вы  у меня  все  до  единой на
четвереньках  будете полы мыть! Если у вас  не  хватает  духу посмотреть  на
рисунок, то найдется ли у вас мужество  встретить неизбежное? Башне не нужны
трусы!
     Медленно  они  подняли  взоры,   переступая  с  ноги   на  ногу,  будто
разнервничавшиеся  девчонки, а не Айз  Седай. Алвиарин единственная из  всех
бестрепетно  взглянула  на  рисунок,   и  одна  она  казалась  нисколько  не
взволнованной.  Шимерин  ломала руки, слезы  выступили у нее  на  глазах.  С
Шимерин придется разобраться.
     -  Ранд ал'Тор.  Мужчина, способный  направлять  Силу.  -  Слова Элайды
стегали точно кнутом. Да и у нее самой скрутило живот,  она  боялась, что ее
стошнит.  Она ухитрилась не выдать своего состояния  и  продолжила  -  слова
вылетали, как  камни из  пращи: -  Мужчина,  обреченный сойти с ума, а перед
своей гибелью он  наведет ужас на мир, обрушив  на  него  Силу. И даже более
того. Из-за него Арад Доман и  Тарабон  и все земли между  ними горят в огне
бунтов.  Если  войну  и  голод в Кайриэне нельзя  напрямую связать с ним, то
несомненно он - зачинщик  той  войны, что грозит  разразиться в  еще больших
масштабах, войны  между Тиром  и Андором! А ведь Башне нужен мир! В Гэалдане
какой-то спятивший шайнарец  вещает  о нем, собирая толпы, разогнать которые
не под силу армии Аллиандре. Величайшая угроза Башне, большей опасности миру
никогда не грозило,  а вы не в силах заставить себя говорить о нем? Даже  на
картину взглянуть не можете?
     Ответом Элайде была  тишина. У  всех, кроме  Алвиарин, был  такой  вид,
будто  у  них  языки  к  нёбу  примерзли.  Большинство  не  сводило  глаз  с
изображения  молодого  человека  - точь-в-  точь  загипнотизированные  змеей
птицы.
     - Ранд ал'Тор. - Это  имя горечью отзывалось на губах  Элайды. Когда-то
этот  юноша, такой  простодушный и  невинный с виду, стоял  рядом  с ней, на
расстоянии вытянутой руки. И она не поняла, кто он. Ее предшественница знала
- и одному Свету ведомо, сколь давно ей было обо всем известно! И, зная, она
позволила ему оставаться на  воле. До бегства та женщина многое  рассказала.
Подвергнутая  суровому допросу,  она говорила  такое, чему  Элайда  никак не
могла  поверить.  Ведь если  Отрекшиеся  и вправду  на  свободе, может  быть
потеряно всё. Однако каким-то  образом  та женщина ухитрилась  уклониться от
некоторых ответов. А потом,  прежде чем Элайда успела расспросить ее  вновь,
она сбежала.  Та  женщина и  Морейн.  Та женщина и эта Голубая знали всё. Их
обеих  Элайда  намерена заполучить в  Башню. И они  расскажут  всё,  что  им
известно,  до последней  крупицы.  Но прежде чем  Элайда  закончит,  они  на
коленях  будут умолять  ее о  смерти. Слова  застревали в горле,  но  Элайда
заставила  себя продолжать: - Дочери мои, Ранд ал'Тор - Возрожденный Дракон.
- Колени у  Шимерин подогнулись, и она тяжело осела на пол.  Да и koe у кого
еще ослабели  ноги. Взор  Элайды обдал их презрением. - В  этом нет  никаких
сомнений. О нем говорится в Пророчествах. Темный рвется на свободу из своего
узилища,  близится  Последняя  Битва, и Дракон Возрожденный должен встретить
его, иначе мир обречен  на вечный огонь и  разрушение, пока вращается Колесо
Времени. И  он, дочери мои, разгуливает на свободе. Где он, мы не знаем. Нам
известно с дюжину мест, где его нет. В Тире его  уже нет. Его нет и здесь, в
Башне, - надежно огражденного от Силы, как тому  следует  быть. Он обрушился
на  мир  ураганом,  и мы обязаны  остановить смерч, если есть  хоть какая-то
надежда  пережить Тармон  Гай'дон. Он  должен  быть  в  наших  руках,  и  мы
позаботимся, чтобы он сразился в Тармон Гай'дон. Или кто-то из вас полагает,
что  он добровольно  пойдет навстречу  своей  предвозвещенной  гибели,  дабы
спасти мир?  Мужчина, который уже,  должно быть, сходит  с  ума? Мы  обязаны
подчинить его себе!
     -  Матушка...  -  начала  Алвиарин  тем лишенным  всяких чувств  тоном,
который так раздражал  Элайду, и  она оборвала Хранительницу  Летописей злым
взглядом:
     - Захват Ранда ал'Тора куда важнее всех стычек в Шайнаре или притихшего
вдруг Запустения. Это намного важнее, чем  отыскать Илэйн  или Галада,  даже
важнее поимки  Мазрима  Таима.  Вы найдете  его. Найдете! В  следующую  нашу
встречу  каждая  должна   быть   готова   подробно  изложить   мне,  что  ею
предпринимается для розысков. А теперь оставьте меня, дочери мои.
     Шуршание юбок, волна неуверенных реверансов,  негромкие "как прикажете,
матушка", и все чуть ли не бегом двинулись к выходу. Джолин поддерживала под
руку еле державшуюся  на ногах  Шимерин.  Пожалуй,  Желтая  сестра  как  раз
подходит  для следующего урока  прочим. Другие  понадобятся, чтобы никто  не
сумел  отступить,  а  Шимерин слишком  слаба,  ей нельзя  оставаться в  этом
совете. Разумеется,  дни  этого совета  в  любом случае сочтены: Восседающие
должны выслушивать волю Амерлин и тут же бросаться исполнять ее.
     Кроме Алвиарин, все ушли.
     Дверь закрылась, и две женщины  еще долго смотрели в глаза друг  другу.
Алвиарин была первой, самой первой,  кто выслушал и согласился с обвинениями
против  предшественницы Элайды. И Алвиарин прекрасно понимала, почему она, а
не кто-то  из Красных  носит  палантин Хранительницы Летописей. Красная  Айя
единодушно поддерживала  Элайду, чего нельзя  сказать о Белой, а  без полной
поддержки Белой многие из остальных могли не склониться к мнению заговорщиц.
При ином исходе Элайда сидела бы не на Престоле Амерлин, а в темнице. Именно
так все обернулось бы.  А  то и хуже -  тогда ее  головой, украшающей  пику,
забавлялись бы вороны. Алвиарин  не так просто запугать, как прочих. Если ее
вообще  можно запугать. В твердом взгляде  Алвиарин Элайда видела тревожащий
ее огонек - Хранительница Летописей считала себя равной ей.
     В тишине громом отдался легкий стук в дверь.
     - Входи! - рявкнула Элайда.
     В кабинет робко шагнула одна из Принятых, бледная стройная девушка. Она
тут же присела в низком реверансе - белая юбка с семью  цветными полосами на
подоле  кругом  легла на пол. Судя по широко  раскрытым голубым глазам и  по
тому, как  девушка  старательно  держала очи долу, ей  передалось настроение
только что  вышедших  отсюда женщин. Там,  где  Айз  Седай пробирает  дрожь.
Принятой грозит великая опасность.
     - М-матушка,  з-здесь м-мастер Фейн. Он говорит, что вы х-хотели видеть
его  в э-этот  час. - Склонившаяся девушка покачнулась  и чуть не рухнула от
обуревающего ее страха.
     -  Так  впусти  его, девочка,  незачем  заставлять  человека  ждать,  -
прорычала Элайда, хотя содрала бы шкуру с девчонки, посмей та привести этого
Фейна без предупреждения.  Как ни сдерживала она свой гнев на  Алвиарин,  он
переполнял  ее, хоть Элайда  и  запрещала себе  думать  о том, что  не смеет
выказать  его.  -  И  если  ты никак не  научишься  правильно  говорить, то,
вероятно,  тебе  место  в  кухне, а не  в приемной  Амерлин. Так? Или будешь
делать, как велено? Пошевеливайся, девочка! И передай Наставнице  Послушниц,
чтобы научила тебя с рвением исполнять приказы!
     Девушка что-то пискнула в ответ и стрелой вылетела вон.
     Элайда  с  трудом  взяла  себя  в  руки. Ее нисколько не волновало, как
Сильвиана, новая Наставница Послушниц, накажет провинившуюся: ограничится ли
выговором или выпорет девчонку. Элайда едва замечала послушниц  и  Принятых,
пока они  не мешали ей, а думала о них и  того меньше. Смирения и послушания
ей хотелось от Алвиарин, и чтобы извинялась она, стоя на
     коленях.
     Ну а пока Фейн.  Элайда задумчиво провела пальцем по  губам.  Костлявый
человечек с  внушительным  носом.  В Башне он появился всего несколько  дней
назад, в грязном некогда великолепном  одеянии, хоть и великоватом ему. Этот
мужчина, то высокомерно- надменный, то раболепствующий, испрашивал аудиенции
у  Амерлин.  Не  считая служивших  Башне,  мужчины  приходили  сюда  лишь по
принуждению  либо  когда  иного выбора  не оставалось. И  никто не просил  о
беседе с Амерлин. Скорей всего,  помешанный или  полоумный. Заявил, будто он
из Муранди,  из  самого Лугарда,  но в речи его мешались различные выговоры,
порой произношение менялось посредине одной фразы. Тем не менее складывалось
впечатление, что этот необычный тип может оказаться полезен.
     Алвиарин по-прежнему  смотрела  на  Элайду с  ледяным  самодовольством,
только во взоре намек на вопрос:
     кто такой Фейн? Лицо Элайды  посуровело. Она  уже  потянулась к саидар,
женской  половине  Истинного  Источника,  дабы  при  помощи  Силы  преподать
Алвиарин  урок и  поставить ее  на место.  Но это не выход. Алвиарин  станет
сопротивляться, а драка - будто девчонки  на конюшне - не  тот способ, каким
Амерлин  должна утверждать свою власть, свой авторитет. Однако Алвиарин, как
и других,  нужно  научить подчиняться. И первый  шаг  -  оставить Алвиарин в
неведении относительно мастера Фейна, каким бы ни было его подлинное имя.
     Едва  переступив порог кабинета  Амерлин, Падан Фейн выбросил из головы
прелестную в своем испуге  юную Принятую. Она,  конечно, лакомый кусочек,  и
ему нравилось ощущать, как его жертвы трепещут, словно пичуги в его руке, но
сейчас  важнее  другое.  Потирая  руки,  Фейн низко  склонил голову,  вполне
смиренно, но две женщины  в кабинете сначала словно  не заметили его, в упор
глядя  друг на  друга. Фейн  еле  удержался,  чтобы не протянуть  руку  и не
пощупать  с  нежностью  исходящее от них напряжение.  Повсюду в Белой  Башне
ощущались  напряжение и  раздор.  Все  это ему на пользу. Когда понадобится,
натянутые струны можно будет подергать, а рознь обратить к своей выгоде.
     Фейн  удивился, обнаружив  на  Престоле  Амерлин  Элайду. Лучшего он  и
ожидать не смел. Из услышанного Фейн сделал вывод,  что во многих отношениях
она не столь  сильна, как та женщина, что носила палантин до нее. Да, Элайда
жестче,  куда  безжалостней, но в то же  время  и  более хрупкая.  Вероятно,
согнуть  ее -  задача потруднее,  но сломить -  много легче. Если,  конечно,
дойдет до такого выбора. И все же особой разницы он не видел: одна Айз Седай
ничем не лучше другой, будь она  хоть дважды Амерлин.  Дуры.  Опасные  дуры,
верно, но порой простофили весьма полезны.
     Наконец присутствие Фейна заметили. Амерлин, застигнутая его появлением
врасплох, слегка нахмурилась, Хранительница Летописей ничем не выдала своего
интереса.
     - Теперь ступай, дочь моя, - твердо сказала Элайда, сделав  легкий,  но
несомненный  нажим на  слове  "теперь".  О  да, трения, трещинки  во власти.
Щелочки,  в  которые можно  бросить  семена.  Фейн  чуть не  ухмыльнулся  от
удовольствия.
     Алвиарин замешкалась, потом  коротко присела в реверансе.  Проходя мимо
Фейна  к  двери, она  окинула его лишенным  всяких  эмоций, но приводящим  в
замешательство взглядом.  Фейн  невольно съежился, опасливо втянул голову  в
плечи, сгорбился. Верхняя губа приподнялась, он едва не зарычал, глядя вслед
стройной  фигуре  Айз Седай.  На миг, всего на  миг у  него  опять  возникло
ощущение,  что  она  слишком многое  о нем знает, но  он не понимал,  откуда
взялось это  чувство.  Ее холодное лицо,  холодные  глаза никогда  не меняли
выражения. В это мгновение  Фейну так хотелось, чтобы лицо  и глаза Алвиарин
изменили своему спокойствию. Чтобы в них появился страх. Боль. Мука. Мольба.
Фейн еле удержался от смеха при этой мысли. Конечно, все это чушь. Ничего ей
не  известно.  Терпение -  и он еще  разберется и  с ней, и с  ее  неизменно
бесстрастным взглядом.
     В кладовых и сокровищницах Башни есть вещи, которые заслуживают немного
терпения.  Там  хранится Рог  Валир,  легендарный Рог, который  создан, дабы
призвать из могил павших  героев, призвать их  на Последнюю Битву. О Роге не
ведало даже большинство Айз Седай, но Фейн умел  вынюхивать и вызнавать. Там
же находился и кинжал. Стоя в кабинете, он чувствовал, как кинжал манит  его
к себе. Фейн мог указать на него пальцем. Кинжал принадлежал ему, был частью
его, он  был украден и упрятан тут этими  Айз Седай.  Овладев кинжалом, Фейн
сумеет восстановить столь многое из утраченного... Как это произойдет, он не
знал, но уверенность не покидала его. Обрести частицу  потерянного  Аридола.
Слишком опасно возвращаться в Аридол - там  вполне можно угодить  в ловушку.
Фейн  содрогнулся. Так  долго пробыть  в  этом городе-капкане...  Второй раз
угодить в силки ему не хочется.
     Разумеется, больше никто  не называет этот город Аридолом, только Шадар
Логотом. Шадар Логот - Там, где Ждет Тень. Название в самый раз. Так  многое
переменилось. Изменился даже он сам. Падан Фейн. Мордет. Ордейт. Иногда даже
он сам не понимал, какое из имен и  вправду его. кто он такой на самом деле.
Но в одном он был уверен: он не тот, кем его считают. Всякий полагающий, что
знает его, жестоко ошибается. Теперь он преображен. Сила внутри него, и сила
эта лишь в его власти и ни  в чьей более. Со  временем все узнают, он им еще
покажет.
     Вздрогнув,  Фейн вдруг понял, что Амерлин что-то  говорит.  Порывшись в
памяти, он нащупал нить разговора.
     - Да, Мать,  эта куртка мне в  самый раз. - Он погладил ладонью  черный
бархат, демонстрируя,  насколько  превосходной находит  свою  одежду.  Можно
подумать, одежда имеет какое-то значение. - Очень хорошая куртка. Крайне вам
благодарен за заботу. Мать.
     Как ему  надоели попытки  этой  женщины заставить  его чувствовать себя
непринужденней, но  он готов вытерпеть и многое  другое - встать на  колени,
целовать ей кольцо. Однако на  сей раз Элайда сразу взяла быка за рога,  без
всяких околичностей:
     - Мастер Фейн, расскажи мне все, что тебе известно о Ранде ал'Торе.
     Взор  Фейна метнулся к  картине с двумя  бойцами.  Он глядел  на нее, и
спина его  выпрямлялась.  Портрет ал'Тора притягивал  Фейна не меньше самого
этого человека,  и  кровь  его вскипала в жилах яростью  и ненавистью. Из-за
этого мальчишки он  испытал такое страдание, о  котором старался не  думать,
запрещал себе вспоминать  об этой боли. Мука эта была много хуже боли. Из-за
ал'Тора его изломали, перемололи и воссоздали заново. Да, эта переделка дала
ему средства к мщению, но  речь не  об этом. Мучительное желание  уничтожить
ал'Тора  сжигало   Фейна,  слепило  его,  все  прочее  меркло   перед   этим
стремлением.
     Фейн вновь повернулся к  Амерлин и заговорил, не сознавая, что держится
теперь так же повелительно, как и она, что властно смотрит ей прямо в глаза:
     - Ранд ал'Тор хитер и коварен, его не интересует ничего, за исключением
одного -  его  собственной власти. - Что за дура. - Никогда не угадаешь, что
он сделает. - Но  если она сумеет,  если с  ее помощью ал'Тор попадет в  его
руки...  -  Руководить  им  трудно...  крайне  трудно,  но  полагаю,  вполне
осуществимо. Первое, что нужно сделать, -  это накинуть петлю силков на того
из немногих, кому он верит...
     Если с ее  помощью  он заполучит  ал'Тора,  то, может,  и оставит  ее в
живых, когда уйдет окончательно. Пусть живет, хоть она и Айз Седай.
     Равин, без кафтана,  в одной  рубашке, удобно расположился  в золоченом
кресле,  перекинув ногу в  превосходном сапоге через обитую шелком ручку. Он
улыбался. Стоящая  возле камина  женщина  повторяла отданные ей  приказания.
Большие карие глаза затянула легкая поволока. Молодая красивая женщина, хоть
и  напялившая  на себя ради маскировки простые шерстяные  одежды  неброского
серого цвета. Но ее привлекательность сейчас мало волновала Равина.
     Ни единого тока воздуха  не проникало через высокие окна в комнату. Пот
катился по лицу  говорившей,  блестящие  капельки выступили  на  узком  лице
второго мужчины. Хотя его великолепный алый шелковый камзол  сверкал богатым
золотым шитьем, он  стоял  навытяжку, словно  вышколенный  слуга, каковым по
сути  и являлся,  пусть,  в отличие от женщины,  слугой  стал по своей воле.
Естественно, к происходящему сейчас он был глух и слеп.
     С потоками Духа,  которые обвились вокруг этой парочки, Равин обращался
с изящной аккуратностью. Незачем портить ценных слуг.
     Разумеется, самому  Равину жарко не было, он просто не позволял летнему
зною  касаться себя.  Он  был рослым, крупным мужчиной, смуглым и  красивым,
хотя на висках серебрились белые пряди. Заставить эту женщину исполнять  его
приказы не составило труда.
     На лицо Равина набежала тень. Кое с кем приходилось сложнее. Немногие -
считанные  единицы -  обладали  таким твердым внутренним  стержнем;  что  их
собственное  "я",  их разум,  даже не  осознавая  того,  беспрестанно  искал
малейшей щелочки, чтобы ускользнуть прочь.  Вот  ведь невезение, что ему все
еще  нужен  такой слуга, хоть и в столь незначительной степени. Управлять ею
можно,  но  она продолжает  попытки  высвободиться,  даже  не  понимая,  что
оказалась в ловушке. Со  временем, разумеется,  нужда  в ней  отпадет; тогда
придется решать, отпустить  ее на все четыре  стороны или  избавиться от нее
совсем. И  в том, и  в другом случае есть свои опасности. Разумеется, ничего
такого, что  угрожало  бы ему, но он был  осторожен и  несколько педантичен.
Маленькие опасности, если о них забывать,  имеют  обыкновение  перерастать в
большие,  а на риск он  шел, только расчетливо взвесив все и выбрав лучший и
наиболее безопасный для себя вариант. Итак, убить ее или оставить в живых?
     Возникшая  тишина  - женщина  закончила говорить -  вырвала  Равина  из
потока размышлений.
     - Когда уйдешь отсюда, - сказал он ей, - ты не будешь ничего помнить об
этом  визите.  В  памяти  у  тебя  останется  только твоя  обычная  утренняя
прогулка.  -  Она угодливо закивала, и Равин  слегка распустил  пряди  Духа,
чтобы они  исчезли вскоре после того, как  женщина выйдет на улицу. Добиться
повиновения  легче  при   повторном  использовании  принуждения,   но  тогда
существует опасность, что постороннее воздействие будет обнаружено.
     Закончив с женщиной, Равин  таким  же  образом освободил разум Элегара.
Лорда Элегара.  Дворянин из мелких, но  верный своим  клятвам. Элегар нервно
облизнул тонкие губы и покосился на женщину, потом сразу опустился на колено
перед Равином. Сторонники Тьмы - теперь  их  называют Приспешниками Тьмы или
Друзьями  Темного,  - отныне, когда  освободились из заточения  Равин  и его
сотоварищи,  начали понимать, как строго и неукоснительно должны они  блюсти
свои обеты.
     - Выведи ее задами на улицу,  - распорядился Равин, - и оставь  там. Ее
не увидят.
     -  Будет исполнено, как  вы скажете, Великий Господин,  -  ответствовал
Элегар  и,  не  вставая,  поклонился.  Поднявшись,  он, пятясь  и  кланяясь,
удалился. По пути  к двери он  взял  женщину  за  руку и  потянул за  собой.
Разумеется,  она  послушно  пошла  за   ним,  глаза  ее  по-  прежнему  были
затуманены. Элегар  ни о чем ее не станет спрашивать.  Он знал  достаточно и
хорошо понимал: есть вещи, о которых ему просто незачем знать.
     -  Одна из твоих милашек для забав? - раздался за спиной Равина женский
голос, едва за Элегаром  затворилась резная дверь. - Теперь тебе нравится их
так наряжать?
     Ухватившись за  саидин, Равин  наполнил  себя  Силой,  пятно  порчи  на
мужской половине  Истинного Источника скатилось  прочь по защите из его уз и
клятв, по тем скрепам к тому, что он почитал мощью, превосходящей  сам Свет,
а то и самого Создателя.
     В  центре комнаты, над ало-золотистым ковром,  открылся  проем, ведущий
неизвестно  куда. Равин успел заметить, что стены апартаментов обиты снежной
белизны шелком, и тут  же проход исчез, оставив на ковре женщину, облаченную
в белое платье, стянутое поясом  из тканого серебра. Лишь слабое покалывание
-  кожу  будто  обдало  морозцем -  подсказало  Равину, что  она только  что
направила Силу. Высокая  и стройная,  женщина  была столь же обворожительна,
сколь  красив он  сам. Ее темные глаза напоминали  бездонные  омуты, волосы,
украшенные  серебряными  звездами  и  полумесяцами,   великолепными  черными
волнами ниспадали на плечи. При виде ее у мужчин от страсти дух захватывало.
     - Что у тебя на уме, Ланфир, коли ты явилась ко мне втихомолку? - грубо
спросил Равин. Силу  отпускать  он не  стал,  а  наоборот, на всякий  случай
приготовил  для  своей гостьи несколько  неприятных сюрпризов. -  Если  тебе
вздумалось побеседовать со мной, прислала бы эмиссара, и я бы выбрал место и
время встречи. Если бы согласился на нее.
     Ланфир улыбнулась своей пленительной предательской улыбкой:
     - Равин, ты всегда был свиньей, но дураком - весьма редко.  Эта женщина
-  Айз  Седай. А  если ее  хватятся? Ты случаем  герольдов  не  выслал, дабы
объявить о том, где находишься?
     - О чем ты  говоришь? - усмехнулся Равин. - Она едва ли сильна.  Ее без
няньки-то и за порог выпускать нельзя.  Они  называют Айз  Седай необученных
детишек!  Да  половина  того,  что  они  умеют, -  самостоятельно  освоенные
приемчики, а  остальные их ухищрения...  Нахватались  наспех  всякой мелочи!
Того, что на самой поверхности лежит.
     - Интересно, остался бы ты таким  же самодовольно-благодушным, когда бы
тринадцать таких вот "необученных детишек" образовали вокруг тебя круг?
     Холодная издевка  в  ее голосе больно уязвила  Равина,  но он не  выдал
досады.
     - Я принял меры предосторожности, Ланфир. Это не одна  из  моих милашек
для забав,  как  ты их называешь. Здесь она шпионит для  Башни.  Теперь  она
сообщает  в точности то,  что  надо  мне, причем в  охотку.  Те,  кто служат
Избранным  в  Башне,  верно  указали  мне,  где ее  отыскать.  - Очень скоро
наступит  день, когда  мир откажется от имени  Отрекшиеся  и склонится перед
Избранными.  Так  предвещено, предвещено  давным-давно.  -  Итак,  зачем  ты
явилась, Ланфир? Наверняка не для того, чтобы помогать беззащитным женщинам.
Ланфир еле заметно пожала плечами:
     -   По  мне,  так   забавляйся  со   своими  игрушками,  сколько   тебе
заблагорассудится.  Особого гостеприимства  от  тебя  не  дождешься, поэтому
прости меня, Равин, если...
     С  маленького  столика  у  кровати  Равина  поднялся серебряный кувшин,
наклонился,  наполнил  темным  вином отделанный золотом кубок. Потом  кувшин
опустился на место, а кубок по  воздуху  поплыл в руку  Ланфир.  Разумеется,
Равин  не  ощутил  ничего,  кроме  слабого  покалывания, не  увидел  никаких
сплетенных потоков.  Но ему подобная слепота  никогда не нравилась. То,  что
она  в равной  мере  не  может  увидеть  его  плетений,  служило ему  слабым
утешением.
     - Зачем? - повторил Равин.  Ланфир невозмутимо отпила из кубка и только
потом заговорила:
     - Поскольку ты нас  избегаешь, кое-кто из Избранных вскоре явится сюда.
Я прибыла первой, чтобы ты понял: это вовсе не нападение.
     -  Еще  кто-то? Это  какой-то  твой план?  Какое  мне дело до  замыслов
других? Какая мне в них нужда? - Вдруг Равин глубоко, раскатисто рассмеялся:
- Значит, это не нападение? Так? Ты же никогда не нападала в открытую, разве
нет? Наверно, ты не так вероломна, как Могидин,  но  ты всегда  предпочитала
обойти с тыла или с фланга.  На  этот раз я тебе  поверю -  настолько, чтобы
выслушать  тебя.  Но  ты  будешь  у  меня  на  виду.  - Поверивший Ланфир  и
повернувшийся к ней спиной заслуживает того ножа, который окажется у него  в
спине. Нельзя сказать, что ей можно доверять и в том случае, если она у тебя
под приглядом: характер у нее - в лучшем случае капризный. - Кто еще замешан
во все это?
     Поскольку с  Силой теперь работал мужчина, у Равина было предупреждение
куда более ясное. Открылся другой проем, в котором виднелись мраморные арки.
выходящие на широкие каменные  балконы,  а  в безоблачной голубизне  неба  с
криками кружили  чайки. Потом появился мужчина и шагнул через портал, тут же
сомкнувшийся
     за ним.
     Саммаэль   был  крепко   сбитым   массивным  мужчиной,  с   виду  более
внушительным, чем на  самом деле.  с быстрой, энергичной  походкой и грубыми
манерами. Голубоглазый и золотоволосый, с аккуратно подстриженной  ухоженной
бородкой, он выглядел  бы чрезвычайно привлекательным, если бы не косой шрам
- к лицу, ото лба до челюсти,  точно приложили раскаленную докрасна кочергу.
От шрама Саммаэль мог  избавиться  сразу после того, как получил  его,  ведь
столько лет минуло с той поры. Но он предпочел оставить его.
     Соединенный с саидин так же крепко, как  и Равин, - находясь рядом, тот
смутно чувствовал эту связь, - Саммаэль настороженно оглядел его:
     - Я  ожидал увидеть  тут прислужниц и танцовщиц, Равин.  Или после всех
этих лет тебе наскучили развлечения?
     - Кто говорит о развлечениях?
     Равин и не заметил, как открылся третий портал. Огромная комната по  ту
сторону являла множество бассейнов и колонн с каннелюрами. Там кувыркались и
прыгали почти  обнаженные  акробаты,  на  прислужниках  одежды было  и  того
меньше.  Как ни странно, среди выступающих  сидел с  несчастным  видом тощий
старик в мятом, будто жеваном кафтане. Через  миг  проем исчез, а  в комнате
кроме  новоприбывшей остались  еще и двое слуг в прозрачных, точно паутинка,
мало  что  скрывающих полосках ткани: мужчина с замечательной  мускулатурой,
несший отделанный золотом  поднос,  и красивая,  с пышными, соблазнительными
формами женщина.  Она сосредоточенно наливала вино из графина,  сработанного
из цельного куска хрусталя, в такой же кубок, стоящий на подносе.
     Не  окажись   рядом  Ланфир,  Грендаль   в  любом   обществе  сочли  бы
ошеломительной  красавицей, роскошной  и зрелой. В  низком  вырезе  зеленого
шелкового  платья  покоился  рубин  величиной с  куриное яйцо,  на  длинных,
солнечного  цвета  волосах  лежала  диадема,  инкрустированная  не  меньшими
рубинами.  Но  подле  Ланфир  Грендаль  казалась  всего- навсего  пухленькой
красоткой. Если неминуемое  сравнение и встревожило ее, то Грендаль ничем не
выдала своих чувств, продолжая удовлетворенно улыбаться.
     Не  глядя, Грендаль  протянула руку назад,  звякнули золотые  браслеты,
отягощавшие ее  запястья.  Прислужница  быстро  сунула  ей  в ладонь  кубок,
угодливо  улыбаясь.  Такая  же  заискивающая  улыбка,  точно  отразившись  в
зеркале,  появилась на  лице  мужчины. Грендаль не обратила на  них никакого
внимания.
     -  Итак,  -  весело произнесла  она,  - чуть ли не  половина  уцелевших
Избранных  собралась вместе.  И  никто  не пытается  убить другого.  Событие
маловероятное. пока  не наступил день возвращения  Великого Повелителя Тьмы.
Какое-то время Ишамаэлю удавалось удерживать нас, не позволяя вцепиться друг
другу в глотку, но это...
     - Ты  всегда так  свободно говоришь  в  присутствии  слуг? - поморщился
Саммаэль.
     Грендаль моргнула, оглянулась на пару своих слуг, будто забыла о них.
     - Ни один из них и слова не к месту  не промолвит. Они меня боготворят.
Верно? -  Слуги пали на  колени, страстно забормотав  о своей пылкой любви к
ней. Так и было: они и в самом деле обожали ее. Сейчас. Чуть погодя Грендаль
слегка  нахмурилась,  и  слуги застыли,  смолкнув на  полуслове с  открытыми
ртами. - Такие болтушки! Однако теперь они нам не помешают, верно?
     Равин покачал  головой, гадая, кто эти слуги или кем они были. Для слуг
Грендаль недостаточно  физической  красоты,  они  должны  были обладать либо
властью,  либо высоким положением. В ливрейных  лакеях - лорд, ванну готовит
благородная леди  - таков вкус Грендаль. Доставлять удовольствие  себе - это
одно,  но  подобная   расточительность...  Этой   паре  нашлось  бы  и  иное
применение, куда лучшее; должным образом управляемая, она принесла  бы много
преимуществ  и  выгод,  но  использованный  Грендаль  уровень принуждения...
Наверняка они пригодны только для  украшения,  не более. У этой женщины  нет
подлинной утонченности и мастерства.
     - Мне ожидать еще кого-то, Ланфир? - пробурчал Равин. -  Ты переубедила
Демандреда?  Он  уже  перестал считать  себя  не  кем иным,  как наследником
Великого Повелителя?
     -  Сомневаюсь,  что его занесло бы так  высоко  даже в мыслях, - ровным
голосом  ответила Ланфир.  - Не  настолько он самонадеян. Он видел,  к  чему
такие замашки  привели  Ишамаэля.  В  этом-то  все  дело. И в том, о чем уже
упомянула  Грендаль.  Когда-то  нас,  бессмертных,  было  тринадцать. Теперь
четверо  мертвы,  а один предал  нас. Сегодня  встречаемся мы четверо. Этого
довольно.
     - Ты  уверена, что Асмодиан переметнулся? - спросил Саммаэль.  - Прежде
за  ним  не замечалось  ни  смелости, ни  решительности. Откуда он  набрался
храбрости и рискнул присоединиться к безнадежному делу?
     По губам Ланфир скользнула улыбка.
     - У него хватило смелости устроить засаду,  предполагая  вознестись над
всеми нами.  И  когда выбор встал между  смертью и обреченным  делом, то для
одного шага ему понадобилось совсем немного смелости и чуть-чуть решимости.
     -  Готов  поспорить, и еще  меньше времени.  -  От  шрама презрительная
усмешка Саммаэля стала еще язвительней. - Раз ты была  настолько близко, что
все  знаешь, то почему оставила  его в живых? Ты могла убить его раньше, чем
он догадался бы о твоем присутствии.
     - Я  не тороплюсь убивать, в отличие от тебя. Смерть - это  конец,  она
необратима.  А  ведь  обычно есть  другие  варианты, куда более приемлемые и
сулящие большую выгоду. Кроме того, выражаясь понятными тебе терминами, я не
хотела предпринимать лобовую атаку на превосходящие силы противника.
     - Неужели он так силен? - тихо спросил Равин. - Этот Ранд  ал'Тор? Он в
состоянии одолеть тебя один на один?
     Нельзя сказать, что сам он, дойди до схватки, не победил бы  Ланфир. То
же касается и Саммаэля. Правда, Грендаль, скорей  всего, примкнет к  Ланфир,
рискни  один  из  мужчин что-то предпринять против той. Да и  вообще, скорей
всего, именно в  этот миг обе женщины  наполнены Силой до краев, готовые при
малейшем подозрении обрушить яростные  потоки  на любого из мужчин.  А  то и
друг  на   друга.   Но  этот  фермерский   мальчишка!  Необученный   пастух!
Необученный, если только за подготовку не взялся Асмодиан.
     - Он - возрожденный  Льюс  Тэрин  Теламон, -  тоже  негромко промолвила
Ланфир, - а Льюс Тэрин был не слабее любого из нас.
     Саммаэль  рассеянно  потер пересекавший лицо шрам -  он получил его  от
Льюса Тэрина. Было то более трех тысяч лет  назад, задолго до  Разлома Мира,
еще  до того, как был заключен  в  узилище  Великий Повелитель,  задолго  до
многого, но о случившемся тогда Саммаэль не забывал никогда.
     Тут заговорила Грендаль:
     - Ну, мы наконец начнем обсуждать то, ради чего
     собрались?
     Равин недовольно покосился на слуг - они оставались неподвижны. Вернее,
застыли вновь. Саммаэль ворчал в бороду.
     - Если этот  Ранд  ал'Тор и вправду возрожденный Льюс  Тэрин Теламон, -
продолжала Грендаль, усаживаясь на спину  вставшего на четвереньки слуги,  -
то  я  удивлена,  что  ты, Ланфир, еще не  попыталась  затащить его к себе в
постель. Или задачка оказалась не из простых? Мне помнится, Льюс Тэрин вроде
как вовсю тобой помыкал. То и  дело гасил твои вспышки гнева. И так сказать,
держал на посылках. За вином для  себя гонял.  - Она поставила свой кубок на
поднос,    который    держала    замершая,    точно    бездыханная   статуя,
коленопреклоненная женщина. - Он так завладел  твоими мыслями, что скажи он:
"коврик", - ты растянулась бы у его ног.
     Темные глаза Ланфир коротко вспыхнули, но она овладела собой.
     - Он может быть возрожденным Льюсом Тэрином, но он - не сам Льюс Тэрин.
     - Почем тебе знать? - спросила Грендаль с такой улыбкой, будто все было
лишь  шуткой. - Очень может  быть, что, как  многие  верят, все  рождаются и
возрождаются,  пока вращается Колесо. Но,  судя по  тому,  что я  прочитала,
прежде  никогда  ничего   подобного   не  происходило.   Конкретный  человек
возродился согласно пророчеству. Кому ведомо, что он такое?
     Ланфир пренебрежительно скривила губы в усмешке:
     - Я  внимательно  наблюдала за ним.  Он  не более чем пастух, каковым и
выглядит, причем наивен,  необучен и  простодушен  сверх ожидаемого.  -  Она
вновь посерьезнела. - Но  теперь у него есть Асмодиан, хоть союзник из  того
слабый. Однако еще до Асмодиана четверо Избранных пали в противостоянии ему.
     -  Пускай  рубит  гниль  и сухостой, - с мрачным видом заявил Саммаэль.
Сплетя  потоки  Воздуха, он  подтащил  к себе  стул  и  развалился  на  нем,
перекинув руку через низкую резную спинку,  вытянув и скрестив ноги. Всякий,
кто  счел  бы  его  расслабившимся,  сглупил бы. Саммаэлю  всегда  нравилось
дурачить  своих  врагов, вводя  их в заблуждение,  будто его  можно  застать
врасплох. - В День Возвращения оставшимся достанется больше. Или ты, Ланфир,
полагаешь, будто он может победить в  Тармон Гай'дон? Даже если он и закалит
характер Асмодиану,  где  у него  на  этот раз  Сто Спутников?  Будет  он  с
Асмодианом или  выступит в одиночку,  Великий  Повелитель погасит его  точно
чадящую лампу.
     Ланфир  бросила  презрительный  взгляд  на  Саммаэля,  тот  замолчал  и
набычился.
     - А сколько нас останется  в живых,  когда наконец  освободится Великий
Повелитель?  С  четырьмя  уже  покончено.  Не  окажешься  ли  следующим  ты,
Саммаэль? Тебе,  наверно, понравится. Победишь его - и избавишься наконец от
своего шрама. Ах да, я запамятовала. Сколько  раз  ты с ним сходился в Войну
Силы? Хоть раз ты побеждал?  Что-то  не  припомню. - И Ланфир повернулась  к
Грендаль: -  Или  это  окажешься  ты.  Отчего-то  ему  трудно причинить боль
женщине, но  у  тебя  не  будет даже  того выбора, который был у  Асмодиана.
Учитель  для  него из тебя  такой же, как из  валуна.  Если, конечно, ему не
захочется оставить  тебя в качестве своей  игрушки или комнатной  собачонки.
Как тебе  такой  поворот?  Вместо того чтобы  решать,  какая из твоих  кукол
угождает тебе больше прочих, ты сама станешь учиться
     ублажать.
     Лицо Грендаль исказилось,  и Равин приготовился защищаться - кто знает,
что  эти  две  женщины  вздумают  швырнуть  друг в  друга.  Он  готов был  и
Переместиться - при  намеке на струйку разящего огня. Потом  он ощутил,  как
собирает Силу Саммаэль, ощутил различие  в его потоках - Саммаэль  назвал бы
это завладением тактическим преимуществом. Равин наклонился и схватил его за
руку. Саммаэль  сердито  высвободился,  но момент  был  упущен.  Теперь  две
женщины смотрели не друг на друга, а на  мужчин. Ни одна не могла знать, что
едва не случилось, но им было ясно: между Равином и Саммаэлем что-то было; в
глазах и Ланфир, и Грендаль вспыхнул огонек подозрительности.
     - Я не прочь услышать, что хотела сказать Ланфир. - Равин не смотрел на
Саммаэля,  но  говорил  специально  для него. -  Должно быть,  ей  есть  что
сказать. Иначе эта встреча всего лишь бестолковая попытка напугать нас.
     Саммаэль  мотнул головой - то ли кивок, то ли просто жест недовольства.
Наверное, последнее.
     - О, разумеется, есть! Но  слегка пугнуть тоже  не повредит. - В темных
глазах  Ланфир  все  еще  сверкало  недоверие,  но  голос  был  звонок,  как
прозрачный  ручей.  -  Ишамаэль  пытался  контролировать  его,  и  неудачно.
Попытался  в конце  концов  убить его, и сами  знаете, чем все кончилось. Но
Ишамаэль шел путем запугивания и  грубого обращения, а с Рандом ал'Тором это
не приносит результата.
     -  Ишамаэль совсем ополоумел, - пробурчал  Саммаэль, -  и от человека в
нем мало что оставалось.
     - Вот, значит,  кто  мы такие? - выгнула бровь Грендаль. - Просто люди?
Наверняка  мы нечто  большее. Вот  они, люди. - Она  провела пальцем по щеке
стоящей рядом  на коленях  прислужницы. - Чтобы охарактеризовать  нас, нужно
придумать новое слово.
     - Кем бы мы ни были, - промолвила Ланфир, - мы можем преуспеть там, где
свернул  себе  шею  Ишамаэль. -  Она чуть подалась  вперед,  будто навязывая
остальным свое мнение.
     Ланфир  редко  выдавала  охватывающее  ее  напряжение.  Так  почему  же
сейчас?..
     - Почему только мы четверо? -  спросил  Равин.  И еще одно интересовало
его: почему нужно ждать?
     - А зачем больше? - вопросом на вопрос ответила Ланфир.  -  Если в День
Возвращения  мы сумеем  преподнести Великому Повелителю  коленопреклоненного
Возрожденного  Дракона,  зачем  делить  честь  -  и  награду  -  больше, чем
необходимо?  И как  это  ты, Саммаэль,  выразился?  Может,  его еще  удастся
приспособить для вырубки сухостоя.
     Такой ответ был вполне понятен Равину. Разумеется, ни Ланфир, ни другим
он  нисколько не  доверял, но амбиции понятны. Промеж  себя Избранные  плели
всевозможные интриги, лишь бы занять местечко повыше;
     козни  друг другу  они строили  вплоть  до того дня,  когда  Льюс Тэрин
упрятал  их  в узилище  Великого Повелителя и наложил на него печати. Но как
только  Избранные  освободились,   в  тот   же  день  каверзы   и   заговоры
возобновились. Главное -  удостовериться,  что  замысел  Ланфир не  разрушит
собственных планов Равина.
     - Говори, - промолвил он.
     -  Во-первых,  кто-то еще  пытается им руководить, контролировать  его.
Вероятно,  убить  его. Я  подозреваю  Могидин  или Демандреда. Могидин имеет
обыкновение действовать  из-  за  угла, а  Демандред всегда ненавидел  Льюса
Тэрина.
     Саммаэль  улыбнулся,  или  осклабился,  но  его  ненависть  бледнела по
сравнению с  Демандредовой,  хотя  у  него  причина  для  нелюбви  была куда
весомее.
     -  Откуда тебе известно, что это  не один из  нас  троих?  - с живостью
поинтересовалась Грендаль.
     В широкой улыбке Ланфир тепла было не больше,
     чем в улыбке Грендаль.
     -  Потому  что вы трое вырыли  себе норы и сидите  там,  оберегая  свою
власть,  когда остальные  предпочли кидаться  друг на друга.  Есть и  другие
причины. Я же сказала, что приглядывала за Рандом ал'Тором.
     Сказанное Ланфир о них было  правдой. Сам Равин предпочитал действовать
скрытно,  оставаясь  в  стороне,  и  желательно чужими руками, и в драку без
нужды  не  лез,  хотя  и  не  уклонялся  от открытых стычек. Саммаэль всегда
использовал армии и завоевания; а к Льюсу Тэрину, пусть даже  возродившемуся
пастухом, он  и  шагу  бы не  сделал  без стопроцентной  уверенности в своей
победе. Способом  Грендаль тоже  было завоевание, хотя  и без помощи солдат.
Как  бы она ни носилась со своими игрушками и развлечениями, за один раз она
делала  один. но  основательный  шаг.  По  меркам Избранных - в  открытую  и
наверняка, но чересчур широко Грендаль никогда не шагала.
     - Как вы знаете, я могу следить за ним, оставаясь для него невидимой, -
продолжала Ланфир, -  но вам лучше держаться от него подальше. Нельзя, чтобы
он вас обнаружил. Мы должны заставить его отступить...
     Грендаль заинтересованно подалась вперед,  Саммаэль, по  мере того  как
Ланфир излагала свой план, кивал все чаще. Свое окончательное суждение Равин
решил  отложить на потом. Из  предложения Ланфир, может, что-то да выйдет. А
коли  нет...  А  коли  нет,  то  он  уже  наметил несколько  вариантов,  как
подправить  ход  событий к  своей  выгоде.  Тогда  действительно  все  может
получиться, и даже очень удачно.
     С  пришествием его  низвергнутся  вновь ужасные огни.  Сгорят  холмы, и
станет пеплом  почва.  Спадут  людские  волны,  и сократятся сроки.  Пробита
стена, и поднята вуаль погибели. Громыхают за горизонтом грозы, и огни небес
очистят  землю.  Нет  спасения  без разрушения, нет  надежды  по эту сторону
смерти.
     Из "Пророчеств о Драконе";
     перевод приписывается Н'Делии Басолайн, Первой Деве и Скрепленной Мечом
с Райденом из Хол Кушоне. Около 400 г. П. Р.






     Вращается Колесо Времени, Эпохи приходят и уходят, оставляя  после себя
воспоминания, которые  превращаются  в легенды. Легенды тускнеют, становятся
мифом, и  даже  миф  оказывается  Давно забыт,  когда  породившая  его Эпоха
приходит вновь.  В  Эпоху, называемую Третьей, в Эпоху, которая еще будет, в
Эпоху,  давно  минувшую,  поднялся  ветер  в  огромной  чащобе,   прозванной
Браймским  Лесом. Не был  ветер  началом.  Нет ни начала,  ни конца оборотам
Колеса Времени. Оно - начало всех начал.
     Ветер-суховей  дул на  юг  и на  запад  под раскаленным  золотым диском
солнца. В этих краях, которые обдувал своим жарким дыханием ветер, дождей не
было многие недели,  и странный для  позднего  лета зной усиливался день ото
дня.  Кое-где на  деревьях  виднелись ранние  бурые  листья, а в  пересохших
руслах мелких ручьев дышали  жаром  голые камни. На  открытых пространствах,
где  лишь  редкая   пожухлая   щетка  стебельков  вместо  исчезнувшей  травы
удерживала почву своими корнями,  ветер обнажил давным-давно исчезнувшие под
скрывшей их толщей земли камни. Они были истерты, источены годами и дождями,
и  вряд ли человеческий  глаз  распознал  бы  в них остатки  почти  забытого
города. Помнили о нем лишь предания.
     Ветер  пронесся  через  редкие деревни,  мимо  полей,  где  в  бороздах
озабоченно бродили фермеры, и  вскоре пересек границу  Андора. Лес  поредел,
превратившись  в рощицы  и  небольшие  перелески, и  много лиг спустя  ветер
погнал пыль  по единственной улице деревни, именуемой Корийские Ключи.  Этим
летом давшие деревне название родники сильно обмелели. Изнемогающие  от зноя
собаки лежали,  вывалив  языки;  двое  полуголых  мальчишек  гоняли  палками
набитый бычий пузырь. Остальное будто замерло  без движения в знойном мареве
- лишь ветер, пыль да поскрипывающая гостиничная  вывеска. Гостиница сложена
из красного  кирпича,  крыта соломой,  как и  прочие дома на  улице,  но это
двухэтажное здание было самым  большим и высоким в Корийских Ключах - в этой
аккуратной и благообразной деревне. Привязанные перед  гостиницей лошади под
седлами  еле  помахивали  хвостами.  Вырезанная  на вывеске надпись гласила:
"Справедливость доброй королевы".
     Прищурившись из-за летящей пыли.  Мин  приникла  к  щели в стене сарая,
сколоченной из неструганых досок.  Глядя одним глазом,  ей удалось  заметить
плечо охранника у двери  сарая, но  ее внимание было приковано к  гостинице,
отстоящей чуть дальше. Девушке очень  не  нравилось столь  многозначительное
название  гостиницы,   которое  в   их  положении  звучало  весьма  зловеще.
По-видимому, судья,  какой-то  местный лорд,  прибыл совсем  недавно, но Мин
пропустила этот момент.  Вне всяких  сомнений, сейчас  он выслушивает жалобу
фермера. Обвинитель, Адмер Ним,  при  единодушной поддержке  своих братьев и
кузенов  с  их женами, явно  намеревался  без излишних  проволочек  повесить
"злодеек" прямо тут, но поблизости оказался кто-то из слуг этого лорда.  Мин
гадала,  какое  в  здешних  краях  полагается наказание  за сгоревший  амбар
селянина, причем амбар-то сгорел вместе с дойными  коровами. Конечно,  пожар
был  случайным,  но кто станет  вспоминать об этом, раз началось все с того,
что они нарушили границы чужих владений.
     В  суматохе Логайн убежал - только  его  и видели,  - бросив женщин  на
произвол судьбы. И ведь посмел, чтоб ему сгореть! И теперь девушка не знала,
радоваться тому или нет. Ведь когда  незадолго  до рассвета схоронившихся  в
амбаре беглецов обнаружили,  именно  Логайн  сбил  с  ног Нима. Вот тогда-то
лампа незадачливого хозяина  и  упала на  солому. Если  кого  и  винить,  то
Логайна. Да и за  языком своим следить Логайн редко когда утруждался. Может,
и хорошо, что он удрал.
     Мин повернулась, оперлась спиной о  стену, вытерла со лба пот.  Правда,
пот тут же выступил снова. В сарае стояла духота,  но две спутницы Мин будто
этого и не замечали. Суан, в темном дорожном платье из шерсти, очень похожем
на платье  Мин, лежала на спине и задумчиво водила соломинкой по подбородку.
Меднокожая Лиане, гибкая  и высокая, сидела, скрестив ноги, в нижней сорочке
и  сосредоточенно  орудовала  иголкой над своим платьем.  Пленницам оставили
седельные  сумы,  но предварительно  их перерыли - искали мечи или топоры, в
общем, то, что помогло бы им сбежать.
     - Какое в Андоре наказание за сожженный амбар? - спросила Мин.
     - Если  нам  повезет,  - ответила,  даже  не повернув головы,  Суан,  -
выпорют ремнем на деревенской площади. Не повезет - пороть будут кнутом.
     - О Свет! - еле слышно промолвила Мин. - И это называется везением?
     Суан перекатилась  на  бок и  оперлась  на  локоть.  Она была сильной и
крепкой женщиной,  очень привлекательной, и выглядела всего на несколько лет
старше Мин,  но сверкавший в проницательных голубых глазах огонек властности
не мог принадлежать молодой женщине, ожидающей суда в жалком сельском сарае.
Порой Суан забывалась и вела себя не лучше Логайна, а то и хуже.
     -  Когда  порка  закончится,  -  произнесла она  не  терпящим  дурацких
замечаний тоном,  -  мы будем  свободны  и  сможем убраться  на  все  четыре
стороны. У  нас  это  наказание  отнимет меньше времени,  чем любое  другое.
Скажем,  намного меньше, чем  если  нас решат повесить. Правда, насколько  я
помню андорские законы, до такого вряд ли дойдет.
     Мин затрясло в приступе хриплого смеха - или сдавленных рыданий.
     -  Меньше времени?  Больше  или  меньше времени,  какая разница!  У нас
ничего нет, только время! Клянусь, что по  пути от Тар Валона мы завернули в
каждую деревушку. И  нигде ничего не обнаружили. Ни  намека, ни  шепотка. И,
по-моему, никакой встречи и  в  помине нет. К тому  же теперь  нам  придется
топать на своих двоих. Я тут подслушала - Логайн увел с собой наших лошадей.
Так что мы безлошадные, заперты в сарае и дожидаемся Свет знает чего!
     -   Осторожней   с   именами,   -   шепотом   осадила   девушку   Суан,
многозначительно покосившись на грубо сколоченную  дверь  с караульным по ту
сторону. -  Будешь языком  молоть,  того гляди,  вместо рыбы  сама  в  невод
угодишь.
     Мин  скривилась,  отчасти потому, что  рыбацкие присловья  Суан  ей уже
оскомину  набили,  а  отчасти  потому,  что  та  была  права.  Пока беглянки
опережали  опасные для  них вести,  вернее, не опасные,  а гибельные. Однако
кое-какие  новости, бывает, за день  и на сотню миль летят.  Суан  именовала
себя Марой, Лиане назвалась Амаеной. Логайн взял имя Далин,  после того  как
Суан убедила его, что Гвайр  - выбор дурнее не  придумаешь. Мин по- прежнему
считала, что  ее имя никому  ничего  не скажет, но Суан настояла на своем, и
Мин превратилась в Серенлу. Даже Логайну не были известны настоящие
     имена его спутниц.
     Подлинная  беда заключалась в  том, что  Суан не собиралась сдаваться и
отступать от своего. Недели безуспешных  поисков, теперь еще эта напасть, но
едва Мин заикалась о том,  чтобы направиться в Тир, это разумное предложение
рождало такую бурю, перед которой пасовал и Логайн.  Чем дольше они искали и
не находили того, что было нужно Суан,  тем яростнее становились ее вспышки.
Ну и  характер у  нее. Прежде небось и скалу бы сдвинула! Но у Мин доставало
ума держать при себе
     мысли о нраве Суан.
     Лиане  наконец закончила колдовать  над  своим  платьем  и натянула его
через голову, потом завела руки за спину, застегивая пуговицы. С какой стати
Лиане взбрело  в голову заниматься этаким хлопотным делом. Мин совершенно не
понимала; сама она всякое рукоделие просто ненавидела. Вырез  у платья Лиане
стал немного ниже, чуть открывая грудь, которую  платье  и обтягивало теперь
потеснее прежнего, как, впрочем, и бедра. Но зачем это понадобилось Лиане, в
этой-то  глуши? Никому и в голову не придет пригласить ее потанцевать в этом
жарком, точно печка, сарае.
     Порывшись  в седельных  сумах  Мин,  Лиане  выудила  оттуда  деревянную
коробочку с  румянами,  пудрой  и  всякой всячиной,  которую  Ларас  всучила
девушке  на  прощание.  Мин  собиралась  выбросить коробочку  при случае, но
как-то  забыла  о ней.  Откинув крышку, в  которую с внутренней стороны было
вделано   зеркало,  Лиане  тут   же  принялась  обмахивать  лицо  маленькими
кроличьими пуховками и кисточками. Прежде  Лиане не выказывала пристрастия к
подобным вещам. Теперь же она, по-видимому, осталась недовольна, обнаружив в
ларчике только одну  щетку  для волос из черного дерева и маленький костяной
гребень. Она даже досадливо поворчала, что нет возможности нагреть щипцы для
завивки!  С начала поисков темные волосы Лиане отросли, но до плеч  все-таки
не доходили.
     Недолго понаблюдав за манипуляциями Лиане, Мин поинтересовалась:
     - Что  ты задумала. Ли... Амаена? - Девушка опасалась невзначай глянуть
на Суан, та ведь умела следить за своим языком; что же еще делать,  сидя под
замком и  жарясь заживо! А ведь еще и суд этот скоро!.. Повесят или прилюдно
выпорют. Ну и выбор! - Решила кого- нибудь охмурить?
     Мин вообще-то шутила, стараясь разогнать гнетущую атмосферу, но Лиане -
воплощенные умение и деловитость - удивила ее своим ответом.
     - Вот именно, - с живостью отозвалась она. Широко раскрыв глаза и глядя
в зеркальце,  Лиане что-то делала  с ресницами.  - И если я  охмурю  нужного
мужчину,  то, может,  нам не  понадобится тревожиться о порке  или  о чем-то
подобном. По крайней мере, я добьюсь приговора помягче.
     Мин подняла  было  руку,  чтобы снова  вытереть  пот с лица,  да  так и
замерла.  Для  нее  это  было  все  равно  что  услышать  от  совы,  что  та
вознамерилась  стать колибри, но Суан  просто  села, обернувшись к  Лиане, и
ровным голосом спросила:
     - Откуда такая мысль?
     Мин подозревала, что, пронзи Суан столь пристальным взором ее саму, она
тут  же  призналась бы  во  всех  давно забытых  проступках. Когда  Суан так
смотрит  на  тебя,  немедля  приседаешь  в  реверансе  и несешься  исполнять
веленное,  даже не успев толком  уразуметь приказа. По  большей части  и  на
Логайна ее взгляд действовал точно так же. Разве что он реверанса не делал.
     Лиане  же  преспокойно  коснулась  крошечной  кисточкой  своих  скул  и
тщательно  изучила результат в  маленьком зеркальце. Потом кинула взгляд  на
Суан и. словно не замечая ее взора, ответила своим обычным веским
     тоном:
     - Знаешь, моя  мать вела торговлю. В основном мехами и строевым  лесом.
Так  вот, однажды  я  была  свидетельницей  тому,  как  она задурила  голову
салдэйскому лорду и он дал ей на  откуп годовой запас леса за  половину  той
суммы, которую хотел получить. И сомневаюсь, чтобы он  понял, что случилось,
пока  не вернулся домой.  Да и  тогда  вряд ли  что до него дошло: позже  он
прислал матери браслет  из лунного камня. Доманийским женщинам молва  многое
зазря  приписывает: такую славу им создали  гадкими сплетнями высокомерные и
назойливые фаты,  но кое-что мы умеем. Естественно,  мать  и  тетушки и меня
кое-чему  научили,  вместе  с  сестрами и  кузинами. -  Оглядев  себя, Лиане
покачала головой и со вздохом вернулась к прерванному занятию. - Но боюсь, к
четырнадцати  годам  я  здорово вымахала.  Острые  коленки и  локти -  точно
выросший слишком быстро жеребенок. И  вскоре после того, как я смогла пройти
по комнате, ни разу не споткнувшись, я узнала... - Лиане глубоко вдохнула, -
...что жизнь  сулит  мне нечто иное, чем  купеческая  стезя. А отныне  и эта
дорога для меня оборвалась.  Пора, пожалуй, воспользоваться тем,  чему  меня
научили  столько лет назад.  Обстоятельства  такие,  что  лучшего места  или
времени не придумаешь.
     Суан оценивающе смотрела на Лиане еще несколько мгновений:
     - Это не причина. Не вся причина. Тогда в чем же дело?
     Швырнув в шкатулку  маленькую щеточку, Лиане вскинула  на Суан  горящий
взор:
     - Причина  нужна?  Так я не знаю!  Знаю только,  что в моей жизни нужно
чем-то  заменить...  то, чего больше  нет.  Ты сама  мне  твердила:  в  этом
единственная надежда  выжить. Для меня месть не так значима. Я понимаю, тебе
она необходима, и ты, наверное, права, но помоги мне Свет, и мести, и общего
дела  мне  недостанет!  Я не  могу  заставить  себя всецело отдаться  этому.
Наверное, для меня все слишком поздно. С тобой я останусь, но этого для меня
мало.
     Гнев  отступал,  пока она закупоривала пузырьки и  фиалы, убирала  их в
шкатулку, хотя в движениях ее было больше резкости и силы, чем требуется. От
Лиане исходил слабый, еле уловимый аромат роз.
     - Я знаю, флиртом, заигрыванием пустоты в душе  не заполнить, но чем-то
надо убить праздные  минуты. Может, стать той, кем я рождена, для меня будет
достаточно. Просто не знаю. Мысль эта не нова - мне всегда хотелось походить
на мою  мать  и  тетушек. Уже  взрослой я  порой мечтала  об этом.  - Грусть
набежала  на лицо Лиане,  и последние вещицы она уложила в ларчик  с большей
аккуратностью. -  Я,  похоже,  все время представляла себе, что  притворяюсь
кем-то другим. Так и носила  маску, пока  она не стала второй натурой. Нужно
было делать непростую работу, куда важнее, чем торговля. А ко времени, когда
я поняла, что есть иной путь, которым  я тем не  менее могла идти, маска так
крепко пристала к лицу,  что не отдерешь. Ладно,  теперь с  этим  кончено, и
маска спадает. Неделю  назад я даже подумывала, не  начать ли практиковаться
на Логайне. Но опыта у меня кот наплакал, а он, по-моему, из тех, кто слышит
в твоих словах больше обещаний, чем ты намерена предложить, и такие, как он,
сразу требуют их исполнения. - На губах Лиане вдруг появилась легкая улыбка.
-  Матушка всегда говаривала: если дело  дошло  до этого, значит, ты  крупно
просчиталась. А коли отступать уже  некуда,  есть два варианта: либо плюнуть
на всякое достоинство и дать деру, либо платить и считать случившееся уроком
для  себя. -  Улыбка стала совсем  шаловливой. -  А тетушка Рисара говорила:
плати и получай удовольствие.
     Мин лишь головой покачала.  Послушаешь и решишь, что  Лиане  подменили.
Совсем  другая женщина!  Так говорить о... Девушка  не  верила  своим  ушам.
Кстати, вид у Лиане и  вправду изменился. Она немало повозилась со щеточками
и пуховками, а на лице ее Мин не видела и намека на румяна или пудру. Однако
губы Лиане  казались полнее, скулы - выше, глаза - больше.  Она  и  без того
была миловидной, а теперь стала красивее раз
     в пять.
     Правда, Суан еще не закончила.
     - А если этот сельский лорд окажется вроде Логайна? - негромко спросила
она. - Что тогда?
     Лиане, сидевшая на коленях, напряглась всем телом, тяжело сглотнула, но
ответила абсолютно спокойным
     голосом:
     -  А  что  бы вы сделали тогда? Никто  не моргнул; повисла  напряженная
тишина. Ответить Суан не дали. Но если  она и хотела ответить, то Мин многое
бы отдала, чтобы услышать ее ответ. За дверью загремела цепь, брякнул замок.
     Суан и Лиане медленно  поднялись, спокойно собирая  седельные сумы,  но
Мин вскочила одним прыжком, жалея, что с  ней нет ее доброго  поясного ножа.
Что  за глупость, подумала  она. От  ножа  бед было  бы еще  больше. Я же не
какой-то там герой из сказаний. Даже если я брошусь на стражника...
     Дверь  открылась,  и в проеме вырос мужчина, облаченный поверх рубахи в
длинный кожаный жилет. Да-а,  на такого  молодой женщине не напасть, даже  с
ножом.  А  то  и с  топором. Он был  широк  и плотен. Немногие оставшиеся на
голове волосы были  седы, но выглядел  мужчина крепким,  как старый  дубовый
пень.
     - Пора вам, девушки,  предстать  перед  лордом, - просипел  он.  - Сами
пойдете, или вас тащить,  как мешки с овсом? Так или иначе, идти придется, а
мне как-то лень волочить вас по такой жарище.
     За спиной говорившего Мин заметила еще  двух мужчин, тоже седоволосых и
крепко сбитых, хоть и не столь рослых.
     - Мы сами пойдем, - сухо сказала Суан.
     - Хорошо. Тогда идем. Поживей. Лорд Гарет ждать не любит.
     Хоть девушки и пообещали идти, каждую крепко  взял  за руку охранник, и
все зашагали  по  пыльной земляной  улице.  Ладонь лысоватого мужчины, будто
кандалы,  обхватила локоть  Мин.  Стоило  столько  бегать,  горько  подумала
девушка. Мелькнула мысль пнуть стража по лодыжке -  проверить, не ослабит ли
тот  хватку, но  вид  у  крепыша был  столь  суровый  и уверенный,  что  Мин
заподозрила: скорей всего, она себе ногу отобьет, а остаток пути ее попросту
проволокут.
     Лиане погрузилась в свои мысли;  свободной рукой  она  делала  какие-то
непонятные жесты,  губы ее беззвучно  шевелились, будто  она повторяла,  что
хочет сказать, но то и дело качала головой и начинала заново. Суан тоже была
задумчива, но встревоженно хмурилась, даже губу  покусывала - никогда прежде
она так не волновалась, по крайней мере внешне. В общем, обе ее спутницы
     не придали Мин смелости.
     Шаг за порог общего зала "Справедливости доброй королевы",  под потолок
с  тяжелыми  балками, - и Мин совсем  пала духом. У  стены стоял  Адмер Ним,
окруженный полудюжиной  таких же  дюжих  братцев и  кузенов  с женами, все в
лучших  куртках  и  передниках.  Под  опухшим  глазом   достойного  селянина
наливался желтизной синяк. Фермеры  глядели на трех арестанток со  смешанным
чувством гнева и удовлетворения, отчего у Мин похолодело в животе. Вдобавок,
что  еще хуже, взоры фермерских  женок  горели неприкрытой ненавистью. Вдоль
остальных стен в шесть рядов выстроились селяне. Судя по одежде, их оторвали
от  обыденных трудов. На кузнеце кожаный  фартук, у  женщин закатаны рукава,
руки в муке.  И стар  и  млад, от стариков до немногих  детишек, приглушенно
переговаривались,  отчего  в  зале висел негромкий гул. На трех  женщин  все
смотрели  с  жадным  огоньком в глазах.  Наверное,  большего  возбуждения  в
Корийских Ключах испокон веку не бывало. Однажды Мин довелось видеть толпу в
схожем настроении - на казни.
     Столы сдвинули, лишь  один установили перед длинным кирпичным  камином.
Коренастый мужчина с грубовато-добродушным лицом и обильно тронутыми сединой
волосами  сидел  лицом  к  пленницам, сложив руки  на  столе.  Темно-зеленый
шелковый кафтан  отличало изящество покроя. Рядом  с лордом  стояла стройная
женщина  примерно  тех же лет, что  и он.  На ней  было  великолепное  серое
шерстяное платье, вышитое по вороту белыми цветами. Наверно, решила Мин, это
и есть тот самый местный лорд, а с ним  его леди. Сельская знать осведомлена
о событиях  в мире  немногим лучше  своих  издольщиков  и фермеров,  которым
благородные сдают в аренду землю.
     Стражники вывели трех пленниц на середину зала, поставили лицом к столу
лорда и смешались со зрителями. Женщина в сером  шагнула вперед, и разговоры
тотчас стихли.
     -  Слушайте все и внимайте, - громко  сказала женщина,  -  ибо  сегодня
правосудие вершит лорд Гарет  Брин. Подсудимые,  приговор вам  вынесет  лорд
Брин.
     Значит,  это не леди,  а  кто-то  вроде должностного  лица. Гарет Брин?
Последний раз Мин слышала про Гарета  Брина, что он  Капитан-Генерал гвардии
королевы, и  находился он тогда в Кэймлине. Если  это, конечно, тот же самый
человек. Девушка покосилась на Суан, но та опустила взор на широкие половицы
у себя под ногами. Кем бы он ни был, вид у этого Брина усталый.
     -  Вы  обвиняетесь  в  том, - продолжала женщина  в сером, - что  ночью
проникли в  чужое  владение,  что  подожгли  и  уничтожили  здание вместе  с
хранящимся там  имуществом, что  убили  ценный  домашний  скот, что  нанесли
оскорбление  действием  Адмеру  Ниму,  что  украли  кошелек, содержащий, как
свидетельствуют,  золото  и  серебро. Ясно,  что  нападение и кража дело рук
вашего соучастника, который сбежал,  но перед законом вы трое виновны  в той
же мере, что и он.
     Она сделала паузу, придавая  веса своим словам,  и  Мин  с  Лиане уныло
переглянулись. С  Логайна станется добавить ко всему еще и кражу. Сейчас он,
скорей всего, уже на полпути к Муранди, а то и дальше.
     Чуть погодя женщина заговорила вновь:
     - Ваши обвинители присутствуют здесь. - Она указала на выводок Нимов. -
Адмер Ним, мы слушаем твои показания.
     Кряжистый фермер  вышел  вперед,  преисполненный важности  и  смущения,
одергивая  натянувшуюся  куртку,  с  трудом сдерживавшую  живот  деревянными
пуговицами. Он пригладил редеющие волосы, то и дело падавшие
     на лицо.
     - Как я говорил,  лорд Гарет, обстояло  все так... И  фермер совершенно
откровенно изложил,  как обнаружил чужаков  на своем сеновале  и приказал им
убираться; правда, Логайн  в его рассказе подрос на фут, а единственный удар
превратился в  драку,  в которой Ним в  долгу  не остался  и  возместил  все
обидчику сполна. Упал  фонарь, занялось сено, в предрассветный час  из  дома
выскочила  семья Нима.  Тогда  и поймали этих вот  злодеек,  а  сарай сгорел
дотла,  и  потом  открылась пропажа кошеля из  дома. О том  же, как появился
проезжавший  мимо слуга лорда Гарета,  когда кое-кто из домочадцев уже тащил
веревки и высматривал сук потолще. Ним умолчал.
     Когда фермер  опять заговорил о  "схватке"  - на сей  раз казалось,  он
вот-вот одолеет противника; Брин прервал его:
     - Этого достаточно, мастер Ним. Можешь вернуться на место.
     Но  тут  к  фермеру подскочила одна  из женщин, стоявшая среди  родичей
Нима. Судя по возрасту, она вполне подходила ему  в жены. Хотя  лицо женщины
было  округлым,  мягкости и сердечности от нее ждать не приходилось  - такой
круглой бывает сковорода или обкатанный рекой валун. И обуревал ее не только
праведный
     гнев, а и что-то еще.
     -  Отхлещите  этих девок  как  следует, лорд  Гарет, хорошо? Вздуйте их
хорошенько! А после надо  их  вывалять в дегте  и перьях  и гнать  до самого
Джорнхолма!
     - Никто не вызывал тебя, Майган, - резко проговорила стройная женщина в
сером.  -  Это суд,  а  не  рассмотрение жалоб. Вернитесь на место, и ты,  и
Адмер. Сейчас же. - Оба подчинились,  причем Адмер  - с большей готовностью,
чем Майган. Женщина в сером повернулась к Мин и ее спутницам: - Если желаете
дать  показания в  свою  защиту  или  указать на смягчающие  обстоятельства,
можете высказаться.
     В голосе ее не звучало сочувствия, и вообще он был ровен и безучастен.
     Мин ожидала, что заговорит Суан - она всегда была за главную и вела все
разговоры, но Суан  не пошевелилась, даже глаз не подняла. К столу, не сводя
взора с сидящего за ним мужчины, шагнула Лиане.
     Двигалась  она так  же прямо, как всегда,  однако  ее обычная походка -
грациозный  шаг,  но  все-таки  шаг  -  превратилась в  плавное скольжение с
намеком  на легкое  покачивание из  стороны в  сторону -  точно тростинка на
ветру. Каким-то  образом ее грудь и бедра вдруг обрисовались  явственнее. Не
то чтобы она выставляла их напоказ, просто так казалось  из-за того, как она
двигалась.
     -  Милорд,  мы,  три  беспомощные  женщины,   спасаемся  от  бурь,  что
обрушились на мир. - Ее обычные живые нотки исчезли, голос обрел бархатистую
мягкость  и мелодичность.  В темных  глазах  затлел  призывный огонек. - Без
гроша  в кошеле,  заплутавшие,  мы  нашли  пристанище в сарае мастера  Нима.
Проступок,  я знаю, но нас пугала ночь. - Легкий жест, руки чуть приподняты,
открытые  ладони  обращены  к  Брину - Лиане на  миг  показалась  совершенно
беспомощной. Но всего  на миг. - Этот человек,  Далин,  нам вообще-то совсем
незнаком.  Просто мужчина предложил  свое покровительство. В эти  дни  одним
женщинам  тяжело, нужен мужчина, который их защитит. Но боюсь, милорд, выбор
мы сделали из  рук вон плохой. - Расширенные глаза, умоляющее лицо говорили,
что сам лорд  сделал бы выбор куда вернее. - Да, милорд, этот Далин и  напал
на  мастера  Нима. А мы бы или убежали, или отработали хозяину, чьим приютом
без   спросу  воспользовались.  -  Обойдя   вокруг  стола.  Лиане  грациозно
опустилась  на колени  возле стула  Брина  и мягко положила  пальцы  на  его
запястье,  заглядывая ему  в глаза.  Голос  Лиане дрожал,  хотя от одной  ее
слабой улыбки учащенно забилось  бы сердце любого мужчины. Во  всем этом был
намек на  многое. - Милорд,  мы виновны в маленьком  преступлении,  виновны,
однако не настолько, как тут хотят  представить. Мы  всецело отдаемся вашему
милосердию. Умоляю вас, милорд, сжальтесь над нами! Защитите нас!
     Одно  долгое  мгновение  Брин  смотрел  в  глаза Лиане.  Потом,  громко
откашлявшись, шумно отодвинул стул,  встал и отошел к противоположному концу
стола. Селяне и  фермеры  зашевелились,  мужчины,  по  примеру своего лорда,
прочищали  горло,  женщины что-то тихонько ворчали.  Брин остановился  перед
Мин:
     - Как тебя зовут, девочка?
     -  Мин,  милорд.  -  Уловив  глухое  бурчание Суан,  девушка  поспешила
добавить: - Серенла Мин. Все зовут меня Серенлой, милорд.
     -  Видно,  у  твоей  матери  было  какое-то предчувствие,  - с  улыбкой
проворчал Брин. Не он первый так реагировал на ее имя.  - Хочешь  что-нибудь
добавить, Серенла?
     -  Только, что я очень сожалею, милорд, и  что  в  случившемся на самом
деле нет нашей вины. Это все Далин. Я прошу о снисхождении, милорд.
     Рядом с мольбой Лиане просьба девушки  немногого стоила, но лучшего она
придумать не сумела. Да и с  разыгранным Лиане представлением ничто не могло
бы сравниться. Во рту у Мин пересохло - совсем как  на знойной улице. А что,
если этот лорд решил их повесить?
     Кивнув,  Брин  шагнул к  Суан,  по-прежнему стоявшей потупившись.  Взяв
женщину за  подбородок, лорд приподнял  ее  голову  и в  упор посмотрел ей в
глаза:
     -  А  как  твое  имя, девушка?  Мотнув  головой,  Суан  высвободилась и
отступила на шаг.
     - Мара, милорд, - прошептала она. - Мара Томанес.
     Мин тихонько  застонала.  Суан  была  явно напугана  и  в  то  же время
смотрела на судью вызывающе. Мин уже  казалось,  что  в следующий  миг  Суан
потребует у Брина отпустить  их. Брин спросил, не  желает  ли она что-нибудь
сказать, и Суан дрожащим шепотом отказалась, но глядела  на него так,  будто
судья здесь - она. Если язык придержать она и сумела, то глаза ее подвели.
     Немного  спустя Брин отвернулся. Вновь усевшись на свой стул, он сказал
Лиане:
     - Встань  рядом  с  подругами,  девочка. Та  пошла  на  место, лицо  ее
выражало полный крах и еще что-то, что у другого Мин назвала бы обидой.
     -  Я принял решение, - громко,  для  всех  объявил Брин. - Преступления
серьезны,  и  ничто из  услышанного  мною  не  изменило  фактов.  Если  трое
злоумышленников проникнут в чужой  дом с целью украсть подсвечники и один из
них нападет на хозяина, то виновны в равной мере все трое. Ущерб должен быть
возмещен. Мастер Ним,  я оплачу тебе восстановление  сарая и  еще  дам  цену
шести дойных коров. - Глаза крепкого фермера загорелись,  но Брин добавил: -
Рассчитается с  тобой  Каралин,  когда уточнит сумму ущерба.  Как я  слышал,
коровы у тебя стали давать мало молока. - Женщина в сером коротко кивнула. -
Что касается твоей шишки, то я  присуждаю за побои одну серебряную марку. Не
спорь,  - твердо  заявил Брин,  когда  Ним  открыл  было  рот.  -  Когда  ты
перепьешь, от Майган тебе и покрепче достается. - По рядам зрителей побежали
смешки;  нисколько  не смутили  селян и растерянно-сердитые  взгляды Нимовой
родни, а когда Майган  поджала губы  и презрительно  глянула на  мужа,  смех
зазвучал  даже  громче.  -  Я  также  возмещу  тебе те деньги,  что  были  в
украденном кошеле.  Как только  Каралин удостоверится,  сколько же монет там
было, и каких.
     Вид у Нима и у его супружницы был в равной мере обескураженный, но язык
они держали  за зубами  -  ясно, что большего от Брина им  не  получить. Мин
почувствовала, как где-то глубоко в ее душе начинает зарождаться надежда.
     Опершись  локтями о  столешницу, Брин посмотрел на девушку и ее подруг.
От его неторопливых, веских слов у Мин сжалось сердце.
     - Вы же трое будете работать у меня, за обычную плату. Будете исполнять
все,  что  вам велят,  пока до последнего пенни  не  возместите того, что  я
заплачу за вас. И  не  рассчитывайте на  мою  снисходительность. Если дадите
клятву,  которая  удовлетворит меня,  сторожить  вас не станут  и  вы будете
работать в  моем поместье, в  моем доме. Иначе вас отошлют  на поля, там  вы
будете под неусыпным надзором. За работу на полях плата меньше.
     Решайте сами.
     Мин  лихорадочно  принялась  искать в  закоулках памяти самую слабую из
клятв, которая подошла бы для этого случая. Так или иначе, ей не хотелось бы
нарушать  данного   слова.   Однако   она  собиралась  убежать,  как  только
подвернется  возможность,  поэтому  не  желала  отягощать   совесть  излишне
серьезным клятвопреступлением.
     Лиане тоже искала что-то попроще, но Суан колебалась лишь миг, а  потом
опустилась на колени и приложила  ладони  к сердцу.  Она не сводила взора  с
Брина, и прежний вызов читался в ее глазах.
     - Светом и  надеждой моей  на спасение и возрождение клянусь  я служить
вам,  как будет вам угодно,  и столь долго, как вы потребуете,  или же пусть
Создатель отвернет от меня свой лик, и да поглотит тогда тьма мою душу.
     Говорила  Суан еле слышным шепотом, но  от  слов  ее воцарилась мертвая
тишина. Не было клятвы строже - не считая той, что давала женщина, становясь
Айз Седай, но  ведь  тогда Клятвенный Жезл скреплял  обет,  запечатлевая его
навечно в разуме и теле.
     Лиане  ошеломленно  воззрилась на  Суан, а потом  и сама  опустилась на
колени:
     - Светом и надеждой моей на спасение и возрождение...
     Разум Мин безнадежно барахтался,  отыскивая  хоть какой-нибудь выход из
тупика. Дашь клятву  меньшую, чем они,  и наверняка окажешься на  поле,  где
кто-то  ежеминутно  будет следить за  тобой, но  такая клятва...  Ее  всегда
учили: нарушить  эту клятву все равно что человека убить. Но выхода не было.
Либо поклясться, либо неизвестно сколько лет днем трудиться на поле, а ночи,
вероятно, сидеть под замком.  Встав на колени возле двух других  женщин. Мин
пробормотала  слова  обета,  но мысленно  она  выла в  полный  голос.  Суан,
безрассудней и глупее ты ничего  не  придумала! Во что ты меня втянула? Я не
могу тут торчать! Мне нужно к Ранду! О Свет, помоги мне!
     - Что ж, я такого и не ожидал, -  тихо вымолвил Брин,  когда прозвучало
последнее слово клятвы. - Но этого  вполне достаточно. Каралин,  будь добра,
отведи  мастера  Нима  куда- нибудь и  расспроси его об убытках.  Хорошо?  И
попроси всех уйти. Пусть останутся только эти трое. И распорядись еще, чтобы
их после отвезли в поместье.  В сложившихся обстоятельствах,  думаю, их  нет
нужды стеречь.
     Стройная  женщина кинула  на лорда обеспокоенный  взгляд,  но  коротким
приказанием велела всем уходить. У дверей сразу возникла толчея. Адмер Ним с
братьями держался подле Каралин, от жадности лицо фермера  аж пятнами пошло.
Женщин  Нимового  семейства тоже  обуревала  алчность, но они  еще  успевали
бросать злобные взгляды  на троицу,  стоящую на  коленях в центре  пустеющей
комнаты. Мин не  верилось, что сейчас она  сумеет удержаться на ногах. Слова
клятвы раз  за разом повторялись в ее мыслях. Ох,  Суан,  почему? Мне нельзя
тут оставаться! Я не могу!
     -  У  нас здесь уже было  несколько беженцев,  - промолвил  Брин, когда
гостиницу покинул последний из местных  жителей. Лорд, откинувшись на спинку
стула, разглядывал трех  женщин. - Но таких необычных,  как  вы,  не видали.
Доманийка. А  ты  из  Тира?  -  Суан  коротко кивнула.  Она и  Лиане встали;
стройная  медно-кожая женщина  принялась тщательно  отряхивать  платье, Суан
просто стояла.  Мин с  трудом  поднялась, ноги у нее подгибались.  -  И  ты,
Серенла. - По губам его при этом имени вновь скользнула еле заметная улыбка.
- Если я не ошибся в твоем выговоре, ты откуда-то с запада Андора.
     -  Из  Байрлона, -  тихо промолвила девушка,  спохватилась, но  поздно.
Слово - не воробей. А ведь кто-то мог знать, что Мин из Байрлона.
     - Не слышал, чтобы  на западе появились беженцы. Там вроде бы ничего не
было, - с вопросительной ноткой  произнес он.  Девушка  молчала,  и вопросов
Брин задавать не стал. - Когда отработаете свой долг, вас с радостью  примут
ко  мне на службу. К оставшимся без крова жизнь бывает сурова, и даже топчан
прислуги лучше, чем ночлег под кустом.
     - Благодарю вас, милорд, - ласковым тоном произнесла Лиане, склоняясь в
столь  грациозном  реверансе,  что  даже  в  своем  грубом  дорожном  платье
выглядела точно  на балу  во  дворце. Мин слабым  голосом вторила ей, но  на
реверанс не  отважилась -  боялась, подведут  колени. А Суан  просто стояла,
глядя на Брина, и ни слова не вымолвила.
     - Очень жаль, что ваш спутник увел с собой ваших лошадей. Четыре лошади
скостили бы часть долга.
     - Он - чужак и злодей,  -  сказала  ему Лиане голосом, более подходящим
для интимной беседы. - Лично  я бесконечно счастлива, что вместо него теперь
наш защитник - вы, милорд.
     Брин оглядел Лиане, как показалось Мин, оценивающе, но сказал лишь:
     - По крайней мере в поместье вам нечего опасаться Нимов.
     Никто не ответил. Мин, по чести  сказать, не видела особой разницы, где
мыть полы: в поместье Брина или на ферме Нима.  Как же я  выберусь из  всего
этого? О Свет, как?!
     Воцарившуюся тишину нарушал лишь  тихий стук - Брин барабанил  пальцами
по  столу.  Можно  было  подумать, он  не  знает,  что еще сказать,  но  Мин
сомневалась,  чтобы  лорда что-нибудь  выбило  из колеи. Скорей  всего, Брин
недоволен  тем, что  лишь  одна Лиане как будто выказала  ему благодарность;
девушка  опасалась, что,  по его  мнению, приговор  мог  быть  куда  жестче.
Видимо, до какой-то степени возымели действие и  жаркие взгляды  Лиане, и ее
обволакивающий голос, но Мин не возражала бы, чтобы та вела себя как прежде,
как день назад, как  неделю  назад. Хуже случившегося  ничего не  придумать,
даже  оказаться  подвешенной  за руки  на деревенской площади и то  было  бы
лучше.
     Наконец вернулась, что-то ворча, Каралин.  Она стала докладывать Брину,
ничуть не скрывая раздражения:
     - Чтобы выбить честные ответы из этих Нимов, нужен  не один  день, лорд
Гарет. Послушай я Адмера, у него будет  пять новых сараев и пятьдесят коров.
По крайней мере, думаю, кошелек  все-таки был, но вот сколько там денег... -
Она покачала головой, вздохнула. - Со временем я обо всем узнаю. Джони готов
отвезти этих девушек в усадьбу, если вы закончили с ними.
     - Забирай их, Каралин, - сказал  Брин, вставая. - Как  отправишь, зайди
за мной. Я буду на  кирпичном заводе. - Голос у него опять  звучал устало. -
Тэд Харен говорит, чтобы продолжать делать кирпичи, ему нужно больше воды, и
одному Свету ведомо, где я должен сыскать для него воду.
     Широким  шагом  он  вышел из  общего зала,  будто  совсем  забыв о трех
женщинах, только что поклявшихся
     служить ему.
     Джони оказался тем самым широкоплечим лысеющим мужчиной, который явился
за девушками в сарай. Теперь он поджидал их  перед гостиницей, возле повозки
с высокими колесами и  с парусиновым верхом на полукруглых рамах.  В подводу
была  впряжена худая гнедая  лошадка. Несколько деревенских жителей стояли и
наблюдали за отправлением  пленниц,  но  большинство  селян,  скорей  всего,
вернулись к своим делам или просто попрятались  от зноя. Гарет Брин виднелся
уже в дальнем конце улицы.
     - Джони  позаботится,  чтобы  вы благополучно добрались  до поместья, -
сказала Каралин. - Делайте, что велят, и жизнь не покажется вам тяжелой.
     Несколько  секунд  она внимательно разглядывала трех женщин, ее  темные
глаза   были  пронзительны,  как  у  Суан;   потом  Каралин  кивнула,  будто
удовлетворившись осмотром, и заспешила следом за Брином.
     Джони  придержал  полог  повозки,  но  забраться  женщинам  не помог  и
предоставил  им  рассаживаться самим. Соломки подстелить в повозке оказалось
всего с охапку, тяжелая парусина нагрелась, и  внутри было  жарко. Джони  не
сказал  ни  слова.  Когда  он  забирался на  сиденье возницы,  невидимое  за
парусиной, повозка качнулась. Потом  Мин услышала,  как  он цокнул языком, и
повозка, переваливаясь, покатила вперед, поскрипывающие  колеса подскакивали
на рытвинах.
     Через щель в пологе Мин смотрела, как уменьшалась позади деревня, потом
ее  скрыли  длинные  полосы  перелесков,  потянулись  огороженные  поля.   У
потрясенной случившимся девушки не осталось сил на пустую болтовню. Великому
деянию  Суан суждено кончиться отскребанием котлов и  мытьем полов. Не нужно
было ей помогать Суан, даже близко подходить не стоило. Надо было при первой
же возможности во весь опор гнать в Тир.
     - Ну вот, - вдруг  сказала Лиане, -  сработало вовсе  не  плохо.  - Она
вновь  говорила  своим  прежним  живым  голосом,  но  в  нем  проскальзывало
возбуждение - поверить невозможно! Вдобавок  на щеках у нее играл румянец. -
Могло  выйти  и лучше, но немного практики, и все пойдет на лад. - Раздалось
приглушенное  хихиканье. - Никогда не  думала, что  это  настолько  забавно.
Когда я  и в самом деле почувствовала,  как у него участился  пульс... - Она
повторила движение, которым коснулась запястья Брина.  -  По-моему,  никогда
еще я  не ощущала такой  полноты жизни, не была такой чувствующей, чуткой ко
всему. Тетушка Ресара говорила, что мужчины - забава получше соколов, но  до
нынешнего дня я не понимала ее правоты.
     Бедная Мин,  которую  нещадно  мотало в  повозке,  изумленно вытаращила
глаза. Наконец она вымолвила:
     - Ты  сошла с ума! Сколько лет у нас  отняла эта клятва? Два года? Пять
лет? Видно, ты надеешься,  что Гарет Брин все эти годы станет нежить тебя на
коленях? Ладно, надеюсь, он тебя на них разложит и отшлепает!  И  так каждый
день! - Судя по выражению лица,  Лиане была  весьма озадачена, но Мин ничуть
не  смягчилась.  Неужели  она  считает,  будто Мин  воспримет  все  с  таким
спокойствием,  как сама  Лиане?  Но  вообще-то Мин  злилась вовсе не на нее.
Девушка вывернула шею и покосилась на Суан: - А ты! Когда решаешь отступить,
то уж  сразу по-крупному. Просто  сдалась,  как овечка на бойне. Зачем  было
давать такую клятву? Света ради, зачем?
     - Потому что, - ответила Суан, - это единственная известная мне клятва,
после которой я была уверена, что он не приставит к нам соглядатаев.
     Полулежа на грубых  досках  повозки, Суан  говорила  таким тоном, будто
разъясняла  самую  очевидную  вещь  в  мире.  И  Лиане,  как  видно,  с  ней
соглашалась.
     -  Ты  хочешь  нарушить клятву,  -  потрясение  прошептала  Мин,  потом
встревоженно глянула в щель парусинового полога, на козлы. Вряд ли Джони что
слышал.
     -  Я сделаю то, что должна, -  твердо, но так  же тихо  заявила Суан. -
Два-три дня, пока я не удостоверюсь, что за нами не особенно приглядывают, и
мы уйдем. К сожалению, поскольку лошадей у нас нет, придется  взять чужих. У
Брина наверняка хорошие конюшни. Об этом поступке я буду сожалеть.
     И Лиане сидела точно кошка с  усами в сметане. Она, видно, все поняла с
самого начала, потому-то и не замешкалась, а сразу дала клятву.
     - Ты будешь сожалеть о краже лошадей? - хрипло произнесла Мин. - Решила
нарушить  клятву,  которую  одни  Приспешники   Темного  смеют  нарушать,  и
сожалеешь о краже лошадей? Ни  одной из вас я больше не верю. И знать вас не
желаю!
     -  Ты и  в самом деле хочешь  остаться и  отскребать грязные  котлы?  -
промолвила  Лиане так же  тихо, как и  Мин с Суан. - Ранда здесь нет, а ведь
сердце твое украл он.
     Мин  только  сердито глазами  зыркала.  Как бы  ей хотелось, чтобы  они
никогда не узнали, что  она  влюблена в Ранда ал'Тора. Порой ей  хотелось  и
самой об этом не знать. Влюбиться в мужчину, который едва ли  знает, что она
жива, влюбиться в такого мужчину!.. Но кто он  такой,  казалось  теперь  Мин
совсем  не таким важным по  сравнению с тем, что он  на нее почти не обращал
внимания;  все это, по правде  говоря, одно и то же. Мин хотела сказать, что
она-то слово сдержит, а о Ранде забудет, отрабатывая  свой  долг, сколько бы
это ни отняло времени. Только вот губ разлепить  ей никак не удавалось. Чтоб
ему сгореть! Не встреть я его, не угодила бы в такую передрягу!
     Когда  молчание,  нарушаемое  лишь ритмичным  поскрипом  колес и глухим
стуком копыт, слишком уж затянулось - по мнению Мин, - заговорила Суан:
     -  Клятву свою  я  исполню. Сделав  то,  что обязана сделать  в  первую
очередь.  Я  не клялась служить  ему с  этого же дня.  Я  говорила прямо, но
осторожно, чтобы даже намека на это не прозвучало. Да, это тонкий  момент, и
его Гарет Брин мог и не уловить, но все сказанное - правда.
     Мин качнуло на ухабе вместе с повозкой.
     -  То  есть вы  убежите, а через  несколько лет  вернетесь  и сдадитесь
Брину? Да он ваши шкуры на сыромятню  продаст! Наши шкуры! - Лишь  произнеся
эти  слова, девушка  поняла, что согласна с решением  Суан. Убежать, а потом
вернуться и... Нет,  не могу! Я  люблю Ранда. А он и ухом  не  поведет, коли
Гарет Брин заставит меня работать на кухне всю оставшуюся
     жизнь!
     - Да, такого мужчину не проведешь, согласна. И
     против  него  не  пойдешь,  -  вздохнула  Суан.  -  Однажды   я  с  ним
встречалась. Меня в холодный пот бросило, он ведь мог узнать мой голос. Лица
меняются со временем, а вот  голоса нет. - Она задумчиво провела пальцами по
своему лицу,  как порой, сама того не замечая, делала и до нынешнего дня.  -
Лица меняются, -  тихо произнесла она. Голос  стал жестче:  -  Я уже  многим
заплатила за  свои прошлые  поступки, заплачу и за этот. Когда придет время.
Если выбор у  тебя - утонуть или ехать верхом на рыбе-льве, то прыгай на нее
и надейся на лучшее. Поэтому хватит об этом, Серенла.
     - Быть служанкой  вовсе не то, что  я  бы для  себя выбрала, - заметила
Лиане, - но это все еще далеко в будущем, и кто  знает, что прежде случится?
Я слишком хорошо помню время, когда мне  казалось, будто для меня вообще нет
будущего. - Легкая улыбка проступила на ее губах, Лиане мечтательно прикрыла
глаза, голос стал бархатистым. - Кроме  того, вряд ли он,  по-моему, продаст
наши шкуры.  Дайте мне лет пять  потренироваться, а потом  несколько минут с
лордом  Гаретом  Брином,  и  он  примет нас  с  распростертыми  объятиями  и
разместит  в  лучших  своих апартаментах.  Нарядит  в  шелка, предложит свой
экипаж и отвезет, куда мы захотим.
     Мин не стала разрушать  хрустальные замки фантазий  Лиане.  Временами у
девушки мелькала мысль, что эти двое живут в каком-то выдуманном мире. И еще
одно не давало ей теперь покоя. Вроде бы мелочь, но...
     - Вот еще что, Мара. Я  заметила, кое-кто улыбается,  услышав мое имя -
Серенла.  Брин  тоже   улыбнулся   и  сказал,   будто  у  моей  матери  было
предчувствие. В чем дело?
     -   На   Древнем  Наречии,   -  ответила   Суан,   -  это  имя   значит
"дочь-упрямица".  Еще  при первой встрече упрямство из тебя фонтаном било. В
милю высотой и в четверть мили толщиной. - И это Суан говорит! Да упрямей ее
в целом мире  женщины не сыскать! Еще и улыбается вовсю! - О, конечно же, на
этом ты не застопорилась,  дальше идешь. Так что  в следующей деревне можешь
назваться Чалиндой. Что значит "милая девочка". Или вот еще...
     Повозку вдруг тряхнуло сильнее прежнего, и  она покатилась так  быстро,
словно лошадь понеслась галопом. Женщин мотало, точно зернышки в сите, а они
лишь  изумленно  переглядывались. Затем Суан рывком  поднялась  и  отдернула
впереди парусиновый  полог.  Джони на  сиденье возницы не  было. Потянувшись
через сиденье, Суан подобрала вожжи и рванула на  себя. Лошадь остановилась.
Мин откинула полог сзади, выглянула.
     Дорога проходила через заросли, можно  сказать, лесок из дубов и вязов,
мирта  и сосен. Пыль, поднятая  короткой гонкой, мало-помалу оседала.  В  ее
клубах виднелся Джони, растянувшийся на обочине  укатанной грунтовой дороги,
шагах в шестидесяти позади повозки.
     Не задумываясь, Мин соскочила наземь и побежала к лежащему. Рядом с ним
она опустилась на колени. Джони дышал, но глаза его были закрыты, а на виске
под кровавой ссадиной набухала лиловая шишка.
     Лиане отстранила девушку и уверенными движениями ощупала голову Джони.
     - Жить будет, - быстро отметила она. - Вроде бы кости целы, но когда он
очнется, несколько дней у него  будет побаливать голова. - Сев на пятки, она
сложила руки на груди, в голосе послышалась печаль: - В  любом  случае я для
него ничего не  могу сделать. Чтоб мне сгореть, обещала же  себе, что больше
не буду об
     этом плакать!
     - Вопрос... - Мин  сглотнула комок в горле и  начала заново: - Вопрос в
том, что нам  делать: погрузить его  в  повозку и отвезти  в поместье или...
убежать? - О Свет, я ничем, не лучше Суан!
     - Можем довезти его до ближайшей фермы, - медленно промолвила Лиане.
     К ним подошла Суан, ведя в поводу лошадь,  причем с таким видом, словно
боялась, что  мирное животное вырвется из  оглобель  и покусает  ее.  Бросив
взгляд на лежащего мужчину, она нахмурилась:
     - Он  бы не поранился так, если бы просто упал с повозки. Я не вижу тут
ни камня, ни корня.
     Она  всмотрелась  в окружающий  лес; из-за  деревьев верхом  на высоком
черном  жеребце выехал мужчина.  Он вел за собой трех лошадей,  одна  из них
была мохнатая и на две ладони ниже других.
     Высокий мужчина в  синем  шелковом  кафтане, с мечом на поясе, вьющиеся
волосы ниспадали на широкие плечи. Он был  красив мрачноватой красотой, хоть
невзгоды и отметили его  лицо ожесточенностью. И был он последним человеком,
которого ожидала увидеть Мин.
     - Твоих  рук  дело? - сурово  спросила у  него Суан. Логайн  улыбнулся,
натягивая поводья жеребца и останавливая его у повозки,  хотя  веселья в его
улыбке было
     мало.
     - Праща - штука полезная, Мара.  Вам повезло, что  я оказался здесь.  Я
предполагал, что вы покинете ту деревню через несколько часов,  и ноги бы вы
тогда переставляли еле-еле. Похоже, этот местный лорд  весьма снисходителен.
- Вдруг лицо его помрачнело еще больше, а голос стал тяжелым,  как камень. -
А вы  думали, я брошу вас на  произвол судьбы? Может, и стоило бы. Но вы мне
пообещали,  Мара.  Я  хочу отомстить,  как  вы  мне обещали. Я  шел  за вами
столько, что до Моря  Штормов  осталось не так  далеко. Я  следовал за вами,
хотя вы и не говорили, что мы ищем. Я не спрашивал и о том, как  вы намерены
исполнить  обещанное. Но  теперь я  скажу.  Ваше  время истекает.  Побыстрее
заканчивайте  свои поиски и  выполняйте обещание,  иначе я брошу  вас. Ищите
тогда дорогу сами. Очень  скоро вы поймете, что в деревнях мало  сочувствуют
нищим чужакам.  Три хорошенькие  женщины, и  одни?  Один  вид  этого,  -  он
коснулся  меча, - спасал вас от неприятностей  больше, чем вы догадываетесь.
Поэтому, Мара, побыстрей отыщи, что тебе надо.
     В начале этого пути Логайн не был столь надменен и  бесцеремонен. Тогда
он униженно благодарил за помощь их - так смиренно, как только может мужчина
вроде Логайна. Видимо,  время - и отсутствие результатов поисков - подточили
его благодарность.
     Суан не дрогнула под пристальным взглядом Логайна.
     -  Надежда еще  есть, - твердо заявила она. - Но раз тебе хочется уйти,
оставь наших лошадей, и скатертью  дорога! Не нравится грести, выпрыгивай из
лодки  и  выгребай сам! Посмотрим,  далеко  ли ты уплывешь со своей местью в
одиночку.
     Крупные  руки  Логайна  сжали  поводья,  Мин  услышала,  как  хрустнули
суставы. Легкая дрожь выдавала бьющие через край эмоции.
     - Я останусь с вами, Мара, - наконец промолвил он. - Еще ненадолго.
     На  миг для  взора  Мин вокруг головы Логайна вспыхнул ореол -  сияющая
золотисто-  голубая корона. Естественно, Суан и Лиане ничего не видели, хотя
о такой способности девушки знали. Иногда она замечала вокруг людей подобные
ореолы,  которые  сама  называла  видениями, - образы или  ауры.  Иногда Мин
понимала,  что  они означают.  Эта женщина выйдет  замуж. Тот мужчина умрет.
Житейские  мелочи  или  великие  события, радостные или мрачные;  объяснения
этому дару не было, как неизвестны были и причины  того, с кем, когда и  где
он  проявится.  Айз  Седай  и  Стражи  всегда  имели  ауры;  у  подавляющего
большинства обычных  людей  они  не  проявлялись никогда. И  знание будущего
людей не всегда было приятно.
     Прежде Мин  уже видела ореол вокруг  Логайна и  знала, что означает это
видение.  Грядущая слава.  Но,  вероятно,  из  всех  мужчин  именно для него
будущее  могущество  - полная  бессмыслица. Своего коня,  и меч, и куртку он
выиграл в  кости, хотя Мин  и  сомневалась, что игра  была честной. Больше у
Логайна не было ничего, впереди его  ничего  не ждало,  не считая призрачных
обещаний Суан. Да и сумеет ли она их сдержать? Одно лишь его имя для Логайна
- уже смертный приговор. Нет, в этом видении нет никакого смысла.
     Хорошее  настроение  вернулось  к  Логайну столь  же  внезапно,  как  и
оставило  его. Выдернув из-за пояса толстый, грубой вязки кошель, он звякнул
им перед женщинами:
     -  Я раздобыл  немного  деньжат.  В  ближайшее время нам не придется по
сараям ночевать.
     - Как же,  слыхали,  -  сухо  откликнулась  Суан.  - Лучшего  от тебя и
ожидать не приходится.
     - Считайте это пожертвованием на ваши розыски. - Она протянула руку, но
Логайн  с  легкой насмешливой ухмылкой привязал  кошель к своему поясу. - Не
стоит  вам, Мара, пачкать руки краденым. Кроме того, так я буду уверен,  что
вы не сбежите, бросив меня. - Вид у Суан был такой, будто, сунь ей гвоздь, и
она перекусит его. Тем не менее она ничего не сказала. Привстав в стременах,
Логайн  кинул  взгляд на  дорогу, ведущую в  Корийские Ключи.  -  Сюда  двое
мальчишек отару  овец гонят. Нам пора. Они расскажут обо всем, как только до
деревеньки  добегут. -  Устроившись вновь в седле, он поглядел на Джони, все
еще лежащего без сознания. -  И помощь этому парню  скоренько приведут. Вряд
ли я его очень сильно поранил. Ничего страшного не должно быть.
     Мин покачала головой; Логайн  все время ее удивлял. Ей-то казалось, что
он  выбросил из  головы  человека,  которому  несколько минут  назад  разбил
голову, и думать о нем забыл.
     Суан  с  Лиане  не  стали медлить и  залезли в седла,  Лиане - на серую
кобылку по  имени  Луноцветик, Суан  - на Белу,  низкую  и косматую. Правда,
наездница  Суан  была  аховая, даже  после  нескольких  недель в  седле  она
обращалась  со смирной Белой будто с боевым конем, зло раздувающим  ноздри и
косящим огненным глазом, посему  и  забиралась  на нее  с опаской.  Лиане же
управлялась с  Луноцветиком с непринужденной легкостью, до которой  Мин было
далеко,  но  в отличие  от Суан  девушка знала,  с какой  стороны  подойти к
лошади, и в седло она запрыгнула с большим изяществом.
     - Думаешь, он  отправит за нами погоню? - спросила  Мин,  когда путники
легкой рысцой двинулись на юг, прочь от Корийских Ключей. Спрашивала девушка
у Суан, но ответил ей Логайн:
     - Местный  лорд? На  что вы ему сдались?  Эка  важность! Конечно, может
послать одного человека, наверняка разошлет ваши описания. Но мы поскачем не
останавливаясь,  как  можно  дальше,  и завтра  тоже будем  гнать. - Судя по
всему, теперь за старшего стал он.
     - Да, какая  в  нас  для него  важность,  -  промолвила  Суан,  неловко
подскакивая  в  седле.  Сколько  бы  она ни осторожничала с  Белой,  взгляд,
которым она  буравила спину Логайна,  говорил,  что ее власти брошен вызов и
долго такое положение она терпеть не намерена.
     Мин же надеялась, что Брин считает трех женщин ничем не примечательными
беженками. Может,  так оно и есть. Но как  только  он  узнает  их  подлинные
имена...
     Логайн погнал жеребца быстрее,  и девушка ударила Дикую Розу каблуками,
чтобы та не отставала. Мин решила думать не о том, что  осталось позади, а о
том, что ждет впереди.
     Заткнув кожаные перчатки за пояс с мечом, Гарет Брин взял с письменного
стола бархатную  шляпу с  загнутыми полями. Шляпа была последним достижением
моды,  и  привезли ее из Кэймлина. За тем, чтобы его гардероб соответствовал
всем новым веяниям,  следила  Каралин;  сам  же  лорд  модой  совершенно  не
интересовался, но Каралин считала, что одеваться  он должен сообразно своему
высокому  положению,  и  самолично  по  утрам  выкладывала  ему  шелковые  и
бархатные наряды.
     Надев эту  шляпу с высокой тульей, Брин уловил свое смутное отражение в
окне  кабинета. Да, все как и есть  сейчас -  колеблющаяся  тонкая фигура...
Брин скосил  глаза  на  серую шляпу и  серую  же шелковую куртку, вышитую по
рукавам и воротнику серебряными завитками. Мало похоже на привычные ему шлем
и  доспехи.  Но с  этой  жизнью отныне  покончено, раз  и  навсегда.  А  эти
наряды... Всего лишь средство хоть  чем-то заполнить пустоту тоскливых дней.
И больше ничего.
     - Вы уверены в своем решении, лорд Гарет?
     Брин  отвернулся  от  окна и посмотрел на  Каралин,  стоящую  у  своего
письменного стола, в противоположном конце комнаты. Стол Каралин был завален
счетными книгами - те  годы,  что Брин отсутствовал, она управляла всеми его
имениями,  всем хозяйством и, вне всяких сомнений,  управлялась с этим делом
значительно лучше его.
     - Оставили бы их работать на Адмера  Нима, -  продолжала Каралин, - как
предписывает закон. Тогда это дело вообще бы вас не касалось.
     - Но я не оставил,  - сказал Брин, - и доведись рассматривать  это дело
вновь, поступил бы  точно так  же. Тебе не хуже меня известно, что Ним и его
кузены  этим девушкам  ни  днем ни ночью проходу бы  не давали. А  Майган со
своими товарками превратила бы их жизнь в сущую Бездну Рока, если  бы только
все три девушки случайно в колодце не утонули.
     - В  такую жару, -  сухо заметила Каралин,  - даже  Майган  не стала бы
сталкивать их в  колодец. Тем не менее, лорд  Гарет, мне  понятна ваша точка
зрения.  Но  у  них был почти целый день и вся ночь, они могли убежать  куда
угодно. Разошлите  о них  сообщения,  и только  тогда вы их найдете. Если их
вообще удастся отыскать.
     - Тэд их найдет.
     Тэду было за семьдесят, что ничуть не мешало ему учуять вчерашний запах
при луне да на камнях. К тому же он был безмерно счастлив  сбагрить заботы о
кирпичном заводе сыну.
     - Ну, раз вы так говорите... - Каралин  и Тэд не очень-то ладили. - Что
ж, когда вернете беглянок, я найду, к чему их в доме приставить.
     Что-то  в  ее  голосе,  какая-то  нотка  насторожила  Брина.  Ненароком
прозвучавшее  удовлетворение. Чуть  ли не с  первого  дня, как  он  вернулся
домой, Каралин приводила в манор хорошеньких  служанок и девушек с  ферм. Их
перед Брином прошла целая череда,  и все они готовы были помочь лорду забыть
о его горестях.
     -  Они - клятвопреступницы, Каралин. Боюсь,  им суждено гнуть спины  на
полях.
     Мимолетно  напрягшиеся губы Каралин подтвердили  подозрения  Брина,  но
голос ее остался равнодушен:
     -  Прочим  двум,  лорд  Гарет,  там,  наверно,  и  место,  но не  стоит
разбрасываться  красотой  и  изяществом.  Эта   доманийская  девушка  вполне
подходит, чтобы прислуживать за столом. Такая юная и необыкновенно красивая.
Но, разумеется, все будет так, как вы пожелаете.
     Так  вот  кого,  получается,  присмотрела  Каралин.  И  в  самом  деле,
необыкновенно красивая  девушка. Правда, чем-то  неуловимо отличается от тех
доманиек, что встречались Брину. Робкое прикосновение там, слишком поспешное
и короткое тут. Такое, конечно, абсолютно невозможно. Доманийки чуть ли не с
колыбели  обучают  своих  дочерей  обводить  мужчин  вокруг  пальца.  Нельзя
сказать, чтобы ей ничего не удалось, кое-что она сумела, Брин это признавал.
Раз уж Каралин  после всех фермерских девушек решила напустить на него ее...
Необыкновенно красивая.
     Тогда  почему не  ее лицо,  не ее  облик занимают  его мысли? Почему он
ловит себя на том, что думает о голубых глазах? С  вызовом глядящая на него,
будто  желая, чтобы под  рукой оказался меч, испуганная,  но  отказывающаяся
уступить страху. Мара Томанес. Он был уверен: она сдержит слово, она из тех,
кому не
     нужны клятвы.
     -  Я  верну  ее, -  сказал себе Брин.  -  И узнаю, почему  она нарушила
клятву.
     - Как  скажете,  милорд,  -  промолвила Каралин.  - Думаю,  она  вполне
справится  с  обязанностями  горничной  в  вашей  опочивальне.  Села немного
старовата, чтобы  бегать  вверх-вниз  по лестницам, когда вам  ночью  что-то
понадобится.
     Брин удивленно моргнул. О чем это  она? Ах да, о девушке  из Домани. Он
покачал головой, сетуя на глупость  Каралин.  А  сам-то он разве не  больший
глупец? Он  лорд; он должен  оставаться  здесь и заботиться о  своих  людях.
Однако Каралин управляется  со всем куда лучше его, как и все те годы, когда
он отсутствовал. Сам Брин знал одно солдатское  ремесло,  всю жизнь провел в
военных лагерях,  участвовал в  бесчисленных  кампаниях  и  походах, ну  еще
понимал кое-что в том, как маневрировать в придворных интригах.  Нет, все же
Каралин права. Нужно  снять этот  меч,  эту  дурацкую шляпу,  потом  Каралин
напишет описание беглянок, и...
     Вместо этого Брин сказал:
     -  Повнимательней  приглядывай  за  Адмером  Нимом  и его  родней.  Они
непременно постараются тебя надуть.
     - Как скажете, милорд.
     Слова были преисполнены почтения, но тон говорил:
     "Ты еще поучи дедушку овец стричь".  Усмехаясь про себя, Брин вышел  из
кабинета.
     Манор  в поместье мало отличался от разросшегося фермерского дома - два
этажа,  возведенные  без всякого  плана из  кирпича и камня, подведенных под
шиферную  крышу,  пристройки  и флигели,  расползшиеся  за  многие поколения
Бринов. Род Бринов владел этой землей - или она владела ими - с тех пор, как
на  обломках империи  Артура Ястребиное Крыло около тысячи  лет назад возник
Андор,  и с этого времени сыновья  Бринов верой и  правдой служили Андору на
полях сражений. Больше в войнах за Андор ему не сражаться, но  думать о Доме
Брин  уже  поздно.  Слишком  много было  войн,  слишком много  сражений.  Он
последний в роду. Ни жены, ни сына,  ни дочери. С ним умрет  род. Всему есть
конец - вращается Колесо Времени.
     Перед домом на мощенном камнем дворе ждали рядом с оседланными лошадьми
двадцать  человек. Седины у многих еще больше, чем у Брина. Все многоопытные
воины,  ветераны,  командиры  десятков  и  эскадронов,  знаменщики,  некогда
служившие  с ним вместе. Джони Шагрин,  бывший старшим знаменщиком  гвардии,
стоял  впереди  строя  с повязкой на голове,  хотя Брин достоверно знал, что
дочери Джони подсылали  своих детишек, дабы  те уговорили  его не вставать с
постели.  У него, в числе немногих, была семья, то ли здесь, то  ли где-то в
другом  месте.  Многие  выбрали  службу у  Гарета Брина  вместо  того, чтобы
пропивать свои  пенсии  да  докучать  собутыльникам  воспоминаниями, которые
никому не интересны, кроме как другому такому же старому вояке.
     Все  опоясались  поверх  курток  мечами,  несколько  человек  притащили
длинные,  со  стальными  наконечниками  пики,  которые до сегодняшнего  утра
красовались на стенах.  Позади каждого  седла  приторочена  толстая  скатка,
седельные сумы раздуты, котелок  или  чайник, наполненные бурдюки  - бывалые
бойцы словно вновь собрались в долгий поход, а не на недельку на поиски трех
женщин, подпаливших  какой-то  сарай. Просто появилась возможность  тряхнуть
стариной, или розыски стали предлогом вспомнить прежние веселые деньки.
     Брин не  знал, не это ли  чувство заставило и его  вытащить из пыльного
сундука верный меч. Для того чтобы гоняться верхом за хорошенькими глазками,
он слишком стар,  вдобавок эта молодая женщина ему в  дочери годится, а то и
во внучки. Я не такой дурень, твердо сказал себе Брин. Каралин гораздо лучше
со всем управится, коли он не станет влезать в хозяйственные дела.
     Из дубовой аллеи, ведущей к дороге, галопом вылетел длинноногий  гнедой
мерин. Не успело животное  остановиться,  как наездник  спрыгнул с седла  и,
хоть  споткнулся, устоял на  ногах и сумел приложить руку к сердцу в салюте.
Крепкий и жилистый, с головой, напоминающей обтянутое кожей яйцо, и с белыми
бровями,  своей  густотой  пытавшимися  возместить отсутствие  прочих волос,
Бэрим Халль много лет назад служил под началом Брина старшим десятником.
     - Вас вызвали обратно в Кэймлин, мой Капитан-Генерал? -  переведя  дух,
спросил он.
     -  Нет, - чересчур  резко ответил  Брин.  - А с чего это ты  прискакал,
будто на хвосте у тебя кайриэнская конница?
     Уловив настроение  гнедого,  другие лошади тоже принялись вытанцовывать
на месте.
     - Никогда  не  скакал так  споро,  милорд, если  только мы  за ними  не
гнались.  - Ухмылка Бэрима исчезла, когда он заметил, что Брин не смеется. -
Ну,  милорд,  я увидел  лошадей и решил... - Бэрим  вгляделся в лицо Брина и
оборвал себя: - Ладно,  вообще-то  у меня есть кой-какие  новости. Был  я  в
Новом Брайме, заезжал к сестре. Наслушался всякого.
     Новый  Брайм был  древнее  Андора  - "старый"  Брайм  уничтожили еще  в
Троллоковы Войны, за тысячу лет до Артура Ястребиное Крыло, - и для новостей
места лучше не найти. Средних размеров городок на границе, довольно далеко к
западу от владений Брина, на  дороге  из  Кэймлина в Тар Валон.  Каким бы ни
стало ныне отношение Моргейз к Тар Валону, купцов на дороге не убавилось.
     - Ладно, солдат, выкладывай. Что за новости такие?
     - Э-э, я как раз стараюсь сообразить,  с  чего начать, милорд.  - Бэрим
невольно  выпрямился. - По-моему, самое важное вот  что.  Говорят,  Тир пал.
Айильцы захватили саму Твердыню, и Меч-Которого-Нельзя-Коснуться... в общем,
его-то и коснулись. По слухам, кто-то его в руку взял.
     - Его айилец взял? - недоверчиво спросил Брин. Айилец скорее умрет, чем
меча  коснется,  чему он  сам  был  свидетелем  в Айильскую  Войну.  Правда,
утверждают, что Калландор вроде и не меч вовсе, но кто его
     знает.
     - Этого не говорили, милорд. Имя я слышал, Ран
     или что-то вроде, привычное уху. Но говорили о случившемся как о факте,
а не как о слухе. Будто об этом всем
     известно.
     Брин задумчиво наморщил лоб. Если сказанное правда, то это уже не беда,
а  гораздо хуже.  Если  Калландор взяли,  значит. Дракон  Возродился.  А  из
Пророчеств следует, что тогда близится Последняя Битва, что Темный рвется на
свободу.  Как гласят Пророчества, Дракону суждено  спасти мир.  И уничтожить
его. Одной такой новости  довольно, чтобы Халль гнал как  сумасшедший, тут и
думать нечего.
     Но тот еще не закончил с новостями:
     - Из Тар Валона, милорд, известие пришло тоже не маленькое. Если верить
людям,  то  там теперь новая  Амерлин. На  Престоле Амерлин, милорд,  теперь
Элайда, которая  была у нашей королевы советницей. - Вдруг смешавшись, Халль
затараторил дальше. Моргейз была запретной темой, и  каждый  в поместье знал
об  этом,  хотя  сам Брин  ничего и не запрещал. - Предыдущую  Амерлин, Суан
Санчей, мол, усмирили и казнили. И Логайн тоже умер. Тот Лжедракон, которого
они  в прошлом году  изловили  и  укротили. Говорят так, милорд, будто все -
сущая правда. Кое-кто утверждал, будто самолично был в Тар Валоне, когда там
все происходило.
     Логайн - невелика новость, хоть и начал он войну
     в  Гэалдане, провозгласив  себя  Возрожденным  Драконом.  За  последние
несколько  лет появилось  несколько Лжедраконов.  Правда, про Логайна  точно
известно: направлять Силу  он мог. Пока не укротили его Айз Седай. Ладно, он
не первый  мужчина, которого поймали и  укротили, отрезав от Силы и навсегда
лишив  способности  направлять. Если  верить  молве, после  такой  процедуры
мужчины долго не живут, будь они Лжедраконами  или просто глупыми беднягами,
которые чем-то не потрафили Красным Айя. Недолго они живут, вроде как теряют
желание жить.
     А  вот  Суан  Санчей  -  это  важно. Почти  три  года  назад  он с  ней
встречался. Женщина,  потребовавшая повиновения себе без всяких  объяснений.
Крепкая, как старый корень, язычок что рашпиль, а характер точно у медведя с
больным  зубом. Такая любого  выскочку-претендента  голыми  руками на  части
раздерет.  Усмирение для  женщины - то же,  что для  мужчины  укрощение,  но
явление намного более  редкое. Тем паче  для Престола Амерлин. За три тысячи
лет  лишь   две  Амерлин,  по  признанию  самой  Башни,  подверглись  такому
наказанию, хотя, вполне вероятно, эта участь  постигла еще дюжины две, о ком
даже слуха не просочилось. Чего-чего, а скрыть,  что  ей надо, Башня  всегда
умела.  Но казнь  совершенно лишена смысла, после  усмирения-то. Ведь  вроде
женщины переносят процедуру усмирения не  лучше укрощенных мужчин и вряд  ли
живут дольше.
     От всего этого за десяток  лиг  несет уймой бед. Всем известно, у Башни
есть  союзники,   заключены   альянсы,  протянуты   ниточки  к   тронам,   к
могущественным лордам,  влиятельным знатным дамам. Кое-кто из них  наверняка
решит проверить, по-прежнему ли неусыпно следят за ними Айз Седай.  Может, у
них своих хлопот хватает, неспроста же новая Амерлин таким необычным образом
трон заняла.  А как только этот приятель в Тире уничтожит оппозицию - причем
если он и впрямь завладел Твердыней, маловероятно, чтобы оппозиция оказалась
сильна или многочисленна, - он обязательно выступит -  либо против  Иллиана,
либо против Кайриэна. Весь вопрос - насколько скоро? Соберут ли армии против
него, или войска  к  нему  присоединятся?  Пусть он и  вправду  Возрожденный
Дракон, но Дома могут пойти разными путями, да и простой люд неизвестно куда
повернет. И коли разгораются мелкие свары из-за того, что
     Башня...
     - Старый дурак, - пробормотал Брин. Заметив,
     как вздрогнул Бэрим, лорд успокоил его: - Не ты. Это
     про другого.
     Его эти дела больше не касаются. За исключением одного: решить, на  чью
сторону,  когда придет время, встанет Дом Брин.  Да и кого  это  интересует,
разве только чтобы знать, нападать на него или нет. Брины никогда не были ни
могущественным Домом, ни многочисленным
     родом.
     - Э-э, милорд?  - Бэрим поглядел на стоящих  рядом людей и лошадей. - Я
вам случайно не пригожусь,
     милорд?
     Даже не спросил, куда и зачем. Не одному Брину,
     видно, обрыдла сельская жизнь.
     - Как соберешься, нагоняй. Мы  двинемся на  юг. отправимся по  тракту к
Четырем Королям.
     Бэрим отсалютовал и  стремглав побежал  прочь, подхватив  повод  своего
коня.
     Взобравшись  в  седло, Брин,  ни слова  не говоря, махнул рукой. Отряд,
перестраиваясь в колонну по двое, двинулся следом за ним к обсаженной дубами
аллее. Он  получит ответы. Даже если потребуется схватить эту Мару за шкирку
и как следует потрясти, он добьется ответов.
     Когда  ворота  раскрылись  и  коляска  вкатилась в  королевский  дворец
Андора,  Благородная  Леди  Алтейма  расслабилась.  Она  не   была  уверена,
распахнутся ли они перед ней вообще. Очень много прошло времени до того, как
записку  взяли,  и  еще дольше  пришлось дожидаться ответа.  Служанка, худая
девушка, нанятая  здесь,  в Кэймлине, таращилась  по  сторонам  и чуть ли не
подскакивала  на сиденье напротив  Алтеймы, взволнованная тем, что и в самом
деле попала во дворец.
     Со  щелчком раскрыв кружевной веер, Алтейма  принялась им обмахиваться.
Еще и за полдень не перевалило, так что жарко  будет не в пример этому часу.
А ей-то всегда казалось, будто Андор - край прохладный. Леди в последний раз
прикинула,  что  сказать.  Алтейма  была  красива  и сама  знала,  насколько
красива: большие карие глаза придавали ей невинный, почти безобидный вид,  и
многие горько жалели,  попавшись на этом. Алтейма знала: она вовсе не наивна
и  совсем не безобидна,  но  ее  вполне устраивало,  что таковой ее  считали
другие. И сегодня ей особенно пригодится простодушный облик. На экипаж  ушли
чуть  ли  не  последние деньги, а, убегая из Тира, она сумела  прихватить не
много  золота.  Ей  надо вновь  занять  подобающее положение,  но  для этого
необходимо  завести могущественных  друзей и заручиться их поддержкой, а кто
обладает  в Андоре таким влиянием и властью, как не та, на встречу с которой
и явилась Алтейма.
     Экипаж  остановился  в обрамленном  колоннадой круглом  дворике,  возле
фонтана; подбежавший слуга в красно-белой  ливрее открыл дверцу. На дворик и
на слугу Алтейма едва взглянула, все ее мысли занимала предстоящая  встреча.
Из-под прилегающего чепца, шитого мелким жемчугом, на спину ниспадали черные
волосы, еще больше жемчужин усеивало мельчайшие складочки платья -  с глухим
воротом,   из   бледно-зеленого  шелка.  Однажды,  мимолетно,  Алтейма   уже
встречалась  с  Моргейз; было  то лет пять назад, во  время государственного
визита.  Тогда  Моргейз  излучала   власть  и  могущество  -   сдержанная  и
величественная,  как  и ожидают от  королевы. И  еще  она  была  по-андорски
закована в панцирь благопристойности. То есть чопорности. С этим запавшим  в
память  Алтеймы образом не вязались ходящие  по  городу слухи  о любовнике -
которого,  судя  по всему, горожане  не  очень-то жаловали.  Однако  Алтейма
надеялась, что строгость ее платья - и глухой ворот - произведут на  Моргейз
должное впечатление.
     Едва  Алтейма  твердо  ступила  на каменные  плиты, ее горничная. Кара,
спрыгнула  с  экипажа и  тут же  стала выравнивать  плиссе, пока Алтейма  не
закрыла веер и не шлепнула им по запястью  девушки - внутренний дворик не то
место, где поправляют одежду. Кара - что за дурацкое имя! - отдернула руку и
с обиженным лицом схватилась за запястье, явно готовая разреветься.
     Алтейма  раздраженно  поджала  губы.  Этой девчонке даже невдомек,  как
положено  относиться к мягкому укору. Да и, скорей всего, сглупила она сама,
а  не  девушка -  слишком явно  сказывается отсутствие должного обучения. Но
леди  необходимо иметь  служанку, особенно если ей  надо выделиться из массы
хлынувших  в  Андор  беженцев. Алтейма  навидалась,  как  мужчины  и женщины
работают  под палящим  солнцем,  даже  подаяние на улицах выпрашивают,  а на
самих еще одежда кайриэнской знати. Ей  даже показалось, что одного-двух она
узнала. Наверно, стоило бы взять на службу кого-то из них - кому лучше знать
обязанности  камеристки при леди,  как не самой леди? А  коли  они дошли  до
того, что им приходится трудом руки пачкать, за предоставившуюся возможность
сразу  ухватились  бы.  Забавно  было  бы  заполучить  в  горничные  прежнюю
"подругу". Но сегодня уже  слишком поздно. И необученная  горничная, местная
девушка, достаточно ясно говорит о стесненности Алтеймы в средствах - о том,
что лишь один шаг отделяет ее от этих попрошаек.
     Алтейма Напустила на себя озабоченность.
     - Я сделала тебе больно, Кара? - мягким, ласковым тоном спросила она. -
Оставайся тут, посиди в коляске. Уверена,  кто-нибудь принесет тебе холодной
воды.
     Глупая благодарность на лице девчонки просто поразительна.
     Вышколенные слуги в ливреях стояли неподалеку и вроде никуда особенно и
не  смотрели. Тем не менее слух о доброте Алтеймы разнесется, или она ничего
не понимает в слугах.
     Перед  Алтеймой  появился  высокий  молодой  человек  в  форме  гвардии
королевы  -  красный  мундир  с  белым  воротником,  сверкающая  кираса.  Он
поклонился, держа руку на рукояти меча.
     -  Я -  лейтенант гвардии  Талланвор, Благородная Леди. Если вам угодно
пройти со мной, я провожу вас к королеве Моргейз.
     Она оперлась на  предложенную Талланвором руку,  но не обращала на него
внимания. Воины, если  они  не генералы  и  не  лорды, Алтейму нисколько  не
интересовали.
     Талланвор вел ее  по просторным коридорам,  по которым деловито сновали
мужчины и  женщины  в  ливреях, -  разумеется,  слуги  старались  не  мешать
гвардейцу и его спутнице. Алтейма же тем временем внимательно,  но незаметно
рассматривала  великолепные  гобелены, сундуки и шкафчики,  инкрустированные
костью, чаши и вазы с  золотой и серебряной отделкой, тонкий фарфор Морского
Народа. Здесь  не  хвастались своим  богатством, как в Тирской Твердыне, где
все  выставляли напоказ, но Андор  все же был богатой страной,  возможно, не
беднее Тира. Ей подойдет какой-нибудь лорд - постарше, уступчивый к капризам
еще   молодой  женщины,   лучше   даже,   чтобы  он  был   слегка   немощен,
слабохарактерен и нерешителен. И с владениями побольше. Это лишь для начала,
пока она  не  определит,  за  какие  ниточки власти потянуть в  этом Андоре,
Конечно, немногих слов,  которыми Алтейма обменялась с Моргейз несколько лет
назад, для аудиенции  недостаточно,  но у  Алтеймы есть то,  чего несомненно
желает могущественная королева и что ей необходимо. Сведения из первых рук.
     Наконец Талланвор ввел свою спутницу в  просторную гостиную с  высоким,
расписанным   птицами  и   облаками  голубым  потолком.   Перед  камином  из
полированного  белого   мрамора  стояли  украшенные  причудливой  резьбой  и
позолотой стулья. Алтейма какой-то  частью разума с удивлением отметила, что
огромный красно-золотой ковер тайренской  работы. Молодой гвардеец опустился
на колено и внезапно охрипшим голосом сказал:
     - Моя королева, как вы  и приказали,  я привел к  вам  Благородную Леди
Алтейму, из Тира. Моргейз взмахом руки отослала офицера.
     - Добро пожаловать, Алтейма.  Приятно видеть вас снова. Присаживайтесь,
и побеседуем.
     Перед  тем как  сесть, Алтейма сумела  сделать  реверанс и пробормотать
слова благодарности. Зависть в ее душе стянулась тугим клубком.  Она помнила
Моргейз   красавицей,  но  золотоволосая  женщина,  представшая  ее  глазам,
подсказала  ей, сколь  бледно то  воспоминание. Моргейз была розой  в полном
расцвете, перед которой отступали в тень все прочие цветы. Не стоит винить
     молодого офицера за то, что он запинался на пути к дверям.  Алтейма так
просто обрадовалась, когда он ушел:
     она не могла  смириться с  мыслью,  что он  смотрит на  двух женщин  и,
возможно, сравнивает их.
     Однако  были и перемены. Причем значительные.  Моргейз,  Милостью Света
Королева  Андора,  Протектор Королевства, Защитница Народа,  Верховная Опора
Дома Траканд, такая сдержанная, царственная и благопристойная, носила платье
из переливающегося  белого  шелка,  которое  настолько  обнажало грудь,  что
смутило  бы  девицу,  прислуживающую  в таверне  где-нибудь  в Мауле. Платье
облегало крутые бедра  - такое подошло бы какой-  нибудь тарабонской  шлюхе.
Да, слухи оказались достоверными. У Моргейз  есть любовник.  И  раз она  так
изменилась, то совершенно очевидно, что она пытается угодить этому Гейбрилу,
а не его заставляет ей  угождать. Моргейз  по-прежнему  излучала  величие  и
силу, но платье умаляло ее достоинства.
     Алтейма  была  вдвойне  рада,  что  надела  платье  с  высоким воротом.
Женщина, настолько попавшая в зависимость от мужчины, при малейшем поводе, а
то  и без повода может  внезапно впасть в  ярость от ревности. Если  Алтейма
ненароком столкнется с  Гейбрилом,  то поведет  себя  настолько  равнодушно,
почти безразлично. насколько позволяет учтивость.  Только заподозри Моргейз,
будто  у Алтеймы хоть  мыслишка мелькнула положить глаз на ее любовника, - и
вместо богатого  мужа на слабеющих подагрических ножках Алтейму ждет крепкая
петля на виселице. Сама Алтейма поступила бы точно так же.
     Женщина в красно-белом  принесла  вина,  превосходного мурандийского, и
разлила в хрустальные кубки с глубоко выгравированным рисунком - вставший на
задние лапы андорский лев. Моргейз взяла  кубок,  и Алтейма заметила золотое
кольцо - змей, кусающий собственный  хвост. Некоторые женщины, обучавшиеся в
Белой  Башне,  как  Моргейз, пусть и  не  ставшие Айз  Седай,  носили кольцо
Великого  Змея, как и сами Айз  Седай. Королевы Андора проходили обучение  в
Башне, и традиция эта насчитывала  более тысячи лет. Но чуть ли не все слухи
упрямо твердили о разрыве между Моргейз и Тар Валоном, а ведь только пожелай
Моргейз - и этим  настроениям  улицы, направленным против  Айз Седай, быстро
положили бы конец. Тогда почему она  до сих пор носит кольцо? Не зная ответа
на этот вопрос, нужно быть поосторожней
     со словами.
     Женщина в ливрее удалилась в конец комнаты -
     чтобы не слышать разговора, но видеть, когда нужно
     долить вина.
     Отпив глоток, Моргейз промолвила:
     -  Давно  мы  с вами не  виделись. Как ваш муж, здоров?  Он  с  вами  в
Кэймлине?
     Алтейма  поспешно  перекроила  свои  планы.  Она  не  предполагала, что
Моргейз  известно  о  ее  муже, но  Алтейму  всегда отличало  умение  менять
задуманное на ходу.
     -  Когда я в последний раз видела Тедозиана,  он был здоров. - Ниспошли
Свет, чтобы он поскорее сдох. И чем  быстрее, тем лучше.  -  Он в раздумьях,
идти  ли  служить этому  Ранду  ал'Тору.  Ведь этот  шаг опасен, рискуешь не
удержаться ни  там ни тут и сорваться в пропасть.  Почему же нет, раз лордов
вешают, точно простых преступников.
     - Ранд ал'Тор,  -  задумчиво  промолвила  Моргейз.  - Однажды  я  с ним
встречалась. С виду и не скажешь, что он назовет себя Возрожденным Драконом.
Напуганный мальчишка- пастух, старающийся не показать своего страха. Однако,
если  подумать,  он   выглядел  как  человек,  ищущий  какого-то...  выхода,
спасения.  -  Ее  голубые  глаза  будто  всматривались  во  что-то. - Элайда
предостерегала меня от него. -  Она  словно и  не заметила,  как  выговорила
последние слова.
     -  В  то  время  Элайда  была  вашей  советницей? -  осторожно спросила
Алтейма. Она знала, что так оно и было, потому-то во все эти слухи о разрыве
верилось с трудом. Но нужно знать наверняка, правда ли  произошел  разрыв. -
Теперь, когда она стала Амерлин, вы заменили ее другой?
     Взор Моргейз вновь обрел остроту.
     -  Нет, не заменила! - В  следующее мгновение голос опять смягчился.  -
Моя дочь Илэйн обучается в Башне. Она уже стала Принятой.
     Алтейма замахала своим веером,  надеясь, что  на лбу у нее не выступили
бисеринки  пота. Если Моргейз сама  еще  не  разобралась в своих чувствах  к
Башне, любое неверное слово  грозит  опасностью. Планы Алтеймы оказались  на
краю пропасти.
     А потом Моргейз спасла и саму Алтейму, и ее планы:
     - Вы говорите, ваш муж в  растерянности и не может ни на что решиться в
отношении Ранда ал'Тора. А вы сами?
     Алтейма  чуть не вздохнула облегченно.  Пусть  с этим Гейбрилом Моргейз
ведет  себя как наивная девчушка  с фермы,  но когда дело касается возможной
опасности ее королевству или ее власти, здравый смысл при ней.
     - В  Твердыне,  конечно,  я внимательно  за  ним наблюдала.  -  Зароним
семена,  если надо. - Он способен  направлять  Силу,  а мужчину,  способного
направлять, всегда следует опасаться. Тем не менее он - Возрожденный Дракон.
Сомневаться  нельзя.  Твердыня  пала,  и тогда  Калландор  был в  его  руке.
Пророчества...  Боюсь, решать,  как  быть  с  Возрожденным  Драконом,  лучше
другим,  тем,  кто мудрее меня. Я просто страшусь оставаться там, где правит
он. Даже Благородной Леди Тира не сравниться в смелости с королевой Андора.
     Золотоволосая женщина пронзила Алтейму испытующим  взглядом, отчего  та
испугалась, уж  не переборщила ли она с  лестью. Кое-кому не нравится, когда
им льстят в глаза. Но Моргейз просто откинулась на спинку стула и отхлебнула
вина.
     - Расскажите  мне о нем. Об  этом человеке, которому суждено спасти нас
и, спасая, уничтожить.
     Вот он, успех! Или, по крайней мере. первый шаг к успеху.
     -  Если  оставить в стороне Силу,  то все  равно он -  человек опасный.
Пусть лежащий лев  кажется ленивым. сонным, стоит ему  напасть, и  он весь -
мощь, быстрота  и  натиск. Ранд  ал'Тор кажется простодушным, но не ленивым,
наивным, но не  сонным, а уж когда он нападает... У него начисто отсутствует
должное уважение  к положению человека  в  обществе,  никакого почтения ни к
кому. Я ничуть не преувеличила, говоря, что он лордов вешает. Он - рассадник
анархии. В Тире, по введенным  им новым законам, даже Благородного Лорда или
Леди  могут вызвать в суд, оштрафовать или, что еще хуже, заставить отвечать
на обвинения какого-нибудь убогого крестьянина или жалкого рыбака. Он...
     Алтейма  продолжала, строго придерживаясь  того,  что  считала правдой;
когда нужно,  она могла излагать правду так же живо и непосредственно, как и
лгать. Моргейз потягивала вино и слушала. Со стороны можно было решить,  что
она сидит в  непринужденной позе, предается праздности, но Алтейма видела по
глазам королевы, как та ловит и впитывает каждое слово.
     -  Только  поймите,- закончила рассказ Алтейма,- что я  лишь  затронула
внешнее. Это поверхностный рассказ. О Ранде ал'Торе и его делах в Тире можно
говорить часами.
     -  Мы найдем время поговорить,  -  сказала Моргейз,  и Алтейма мысленно
улыбнулась. Вот это точно успех. - Верно ли, - продолжила королева, - что он
привел с собой в Твердыню айильцев?
     - О  да! Громадные дикари, лица у  них почти  всегда скрыты. И женщины,
даже  они готовы  в любой  момент убить. Бегали за ним, будто  псы, устрашая
всех, и похватали в Твердыне все, что им приглянулось.
     - Я считала, это просто дикий  слух, чистая выдумка, - размышляла вслух
Моргейз. - Весь прошлый год ходили слухи об айильцах, но они двадцать лет не
выходили из Пустыни, с  самой Айильской Войны. Миру уж точно незачем,  чтобы
Ранд ал'Тор  вновь спустил на нас айильцев. - Взгляд  королевы  опять  обрел
пронзительность. - Вы сказали "бегали". Они разве ушли?
     Алтейма кивнула:
     - Как раз перед тем, как я оставила Тир. И он ушел вместе с ними.
     - С ними! - воскликнула Моргейз. - Я боялась, он сейчас в Кайриэне...
     -  У  тебя гостья,  Моргейз?  Следовало  бы  известить  меня,  я должен
поприветствовать ее.
     В комнату вошел крупный, рослый мужчина; шитый золотом красный шелковый
кафтан подчеркивал  массивные плечи и  широкую  грудь. Алтейме незачем  было
видеть  сияющее лицо  Моргейз, чтобы  понять: это  и  есть  тот  самый  лорд
Гейбрил. Об этом сказала уверенность, с которой он перебил королеву. Гейбрил
поднял палец, и женщина в ливрее присела в реверансе и быстро вышла. И он не
спросил  у Моргейз  разрешения отпустить ее слуг. Он  был загадочно  красив,
просто неправдоподобно, и его красоту еще больше подчеркивали белые пряди на
висках.
     Согнав с лица всякое выражение, Алтейма нацепила минимально приветливую
улыбку - в  самый  раз для престарелого дядюшки, не имеющего никакой власти,
без всякого богатства и влияния. Пусть этот Гейбрил ослепителен, но, даже не
принадлежи  он Моргейз, он  не тот мужчина,  которым  Алтейма  попыталась бы
манипулировать. Если только не останется  иного выхода. От Гейбрила исходили
волны могущества и силы и, наверное, даже большие, чем от Моргейз.
     Гейбрил остановился возле  Моргейз и привычным движением положил ладонь
на ее обнаженное плечо. Она  подвинулась,  склонила голову,  коснулась щекой
его руки, но  Гейбрил  не  сводил глаз с Алтеймы.  Ей  было  не  привыкать к
взглядам мужчин, но эти глаза заставили ее встревожиться -  слишком они были
проницательны  и видели  многое,  заглядывали глубоко, в  самые  сокровенные
мысли.
     - Вы приехали  из  Тира?  - От  звука  его  глубокого голоса  у Алтеймы
мурашки побежали  по  спине;  кожу  обдало холодом, будто  Благородную  Леди
окунули в ледяной,  пробирающий до  костей ручей. Но,  как ни странно, через
миг ее тревога растаяла.
     Ответила Гейбрилу Моргейз. Алтейма же под его внимательным взором будто
языка лишилась.
     - Гейбрил, это Благородная Леди Алтейма. Она мне о Возрожденном Драконе
рассказывала. Алтейма была в Тирской Твердыне, когда та пала. Гейбрил, там в
самом деле были айильцы...
     Чуть сжав пальцы, он прервал ее. Гнев вспыхнул  на лице Моргейз, но тут
же исчез, сменившись адресованной Гейбрилу лучезарной улыбкой.
     Взор Гейбрила, пронзающий  Алтейму, вновь  окатил ее дрожью, и на  этот
раз она глубоко вздохнула.
     - Должно  быть, долгая беседа утомила  тебя, Моргейз, - произнес он, не
отрывая  взгляда от  Алтеймы. -  Ты  очень устала.  Ступай  в свою спальню и
поспи. Ступай. Отдохни, я потом тебя разбужу.
     Моргейз тут же встала, продолжая преданно улыбаться Гейбрилу. Взгляд ее
будто заволокло легкой дымкой.
     - Да, я устала, Гейбрил. Пойду вздремну.  Она плавной походкой вышла из
комнаты, не взглянув на  Алтейму, но внимание той было приковано к Гейбрилу.
Сердце  ее билось  все  быстрее; дыхание  участилось.  Он  несомненно  самый
красивый мужчина, которого она видела. Сильнее всех, внушительнее всех... Он
- самый могущественный, самый  величественный.  Все "самое-самое"  водопадом
обрушилось в ее разум.
     На уход Моргейз Гейбрил  обратил  не  больше  внимания, чем Алтейма. Он
уселся  на стул, на котором сидела  королева,  откинулся на  спинку, вытянул
ноги в высоких сапогах.
     - Расскажи-ка  мне,  Алтейма, зачем  ты  явилась в Кэймлин. -  Вновь ее
пробрал  озноб.  - Абсолютную  правду,  но  коротко.  Если я захочу,  детали
изложишь потом.
     Она не колебалась.
     - Я пыталась отравить мужа и вынуждена была бежать, пока Тедозиан и эта
шлюха Истанда не  успели в отместку убить меня или чего похуже учинить. Ранд
ал'Тор  не  мешал  их намерениям,  видимо,  в назидание. -  Рассказывая, она
ежилась от страха. Не потому, что это было правдой,  которую она скрывала. А
потому, что обнаружила: больше всего на свете ей хочется ублажить Гейбрила и
она страшится, что  он прогонит ее прочь. Но ему  нужна правда. -  Кэймлин я
выбрала  по  той  причине,  что не переношу  Иллиан. Пусть  для  меня  Андор
немногим лучше Иллиана, но ведь Кайриэн чуть ли не в руинах. В Кэймлине же я
могу найти мужа  побогаче или  того, который, если понадобится, станет  моим
покровителем, А потом я смогу использовать его власть и влияние.
     Взмахом руки Гейбрил остановил ее и усмехнулся:
     - Порочная кошечка, но премиленькая.  Вероятно, настолько  хорошенькая,
чтобы оставить ее  при  себе.  Только сточить  клыки  и затупить  коготки. -
Внезапно лицо его  стало еще внимательнее. - Расскажи мне, что тебе известно
о  Ранде  ал'Торе. Особенно о  его  друзьях, если  они  у него есть.  О  его
спутниках, союзниках.
     Алтейма говорила и  говорила,  пока у нее не пересохло в горле и она не
охрипла. Лишь когда Гейбрил велел ей, она подняла кубок и отпила вина. Потом
вновь стала  рассказывать. Она сумеет понравиться ему.  Сумеет угодить  ему.
Она ублажит его так, как Моргейз и думать не смеет.
     Горничные,  прибиравшие  в  опочивальне, поспешно присели в  реверансе,
удивленные появлением Моргейз в неурочный утренний час. Она  жестом отослала
их  и, не снимая  платья,  забралась  на кровать.  Некоторое  время  Моргейз
лежала, разглядывая  позолоченную резьбу на кроватных столбиках. Там не было
львов Андора, только розы. Из-  за Андорской Короны Роз, но цветы  нравились
ей больше львов.
     Хватит  упрямиться, пожурила себя Моргейз и задумалась - с  какой стати
этот упрек? Она сказала Гейбрилу, что устала и... Или это он ей сказал? Быть
того не  может.  Она  - королева  Андора,  и  ни один  мужчина не  смеет  ей
указывать. Гарет. Почему она сейчас подумала о Гарете Брине? Уж  он-то точно
никогда  не  указывал  ей,  что  делать. Капитан-  Генерал  гвардии королевы
повинуется королеве, а никак не наоборот. Но  он, бывало, и упрямился, стоял
на своем  - не сдвинешь, пока она не передумает.  Почему я о  нем думаю? Мне
хочется, чтобы он был тут. Что за нелепость. Ведь она сама отослала его - за
то, что  он  возражал ей. Против чего он возражал, казалось сейчас не совсем
ясным, но это  и неважно. Он  ей перечил.  Чувства, которые она испытывала к
Брину, Моргейз припоминала смутно, словно  годы  миновали с той поры, как он
уехал.  Но ведь он был рядом с ней совсем недавно. Какие там  несколько лет!
Хватит упрямиться!
     Глаза  Моргейз закрылись,  и она  провалилась в сон. Она  заснула, и ей
снился бесконечный сон - она убегает от чего-то ей невидимого.






     Опершись  поднятыми  руками  об  оконную раму, Ранд  ал'Тор выглянул из
высокого окна, рассматривая раскинувшийся внизу город Руидин. Стекла в окне,
если они когда и были, не сохранились.  Вытянувшиеся тени круто  клонились к
востоку. В комнате тихо играла бардовская арфа. Пот, едва  выступив на лице,
тотчас  испарялся;  красная  шелковая  куртка, влажная  между лопаток,  была
расстегнута  в тщетной попытке  ослабить духоту,  а рубашка расшнурована  до
середины груди.  Ночь  в Айильской Пустыне могла быть  морозно-холодной,  но
днем от слабого ветерка не стоило ждать даже легкой свежести.
     С  рук,  широко расставленных  в стороны  и  лежащих на  гладком  камне
оконной рамы, спали рукава куртки, открыв взорам  предплечия  Ранда - вокруг
них обвились  необычные создания. Два змеевидных,  золотогривых  существа  с
горящими,  точно солнце, глазами,  сияли ало-золотой чешуей, на  каждой лапе
поблескивало  по  пять золотых когтей. Чудища эти не  были татуировкой,  они
стали частью его кожи. Блестя  драгоценным  металлом и самоцветами, в  свете
клонящегося к закату дня они казались живыми.
     Для  народа,  жившего  по  эту  сторону  горного  кряжа, называемого то
Драконовой  Стеной,   то   Хребтом  Мира,  знаки  эти  отмечали  юношу   как
Того-Кто-Пришел-с-Рассветом.   И,   согласно  Пророчествам,  для   всех   за
Драконовой   Стеной   меты   эти,  как   и  выжженные  на   ладонях   цапли,
свидетельствовали:  он - Дракон Возрожденный. И  то и другое  предвещало ему
одну участь: объединить, спасти - и уничтожить.
     Если б мог, Ранд с радостью позабыл бы эти слова, но времена неведения,
если  когда и были, остались далеко в прошлом, теперь он и не думал об этом.
А если изредка и приходила в голову этакая  идея, то со слабым  сожалением -
так мужчина вспоминает о неразумных мечтах детства. А ведь он помнил чуть ли
не каждую минуту мальчишеских лет -  он едва успел переступить ту грань, что
отделяет взрослую жизнь от детства. И теперь  Ранд старался думать только об
одном:  что  он  должен  сделать.  Судьба  и долг  не позволяли  свернуть  с
предначертанного пути, точно поводья в руке  беспощадного всадника, но  ведь
Ранда частенько  называли  упрямцем.  Дорога должна быть  пройдена,  но если
можно добраться до ее конца разными путями, то  - кто знает? - вдруг это еще
и не конец. Шансов на такой исход мало. Точнее, почти ни одного. Пророчества
требовали его крови.
     За окном лежал  Руидин, выжигаемый  по-прежнему  безжалостным  солнцем,
хоть оно  и спускалось  уже  к  скалистым горам -  голым, почти  без единого
клочка  зелени. В этом суровом, изломанном краю,  где земля  потрескалась от
зноя,  где люди убивали  и умирали за крохотную - перешагнуть можно - лужицу
воды,  никто  и  не подумал  бы  искать  громадный  город.  Его давным-давно
исчезнувшие  строители  не закончили своей работы.  Тут  и  там  поднимались
невероятно  высокие  здания,  уступчатые   и  гладкостенные   дворцы  иногда
обрывались  неровной кирпичной кладкой  на восьмом-десятом этаже. Много выше
парили  башни, но взор  то  и  дело натыкался на  недостроенные  громады.  С
четверть некогда  исполинских зданий с  толстыми  колоннами и  бесчисленными
окнами из  цветного  стекла  лежали, будто  разбросанные  булыжники, поперек
широких проспектов,  посреди  которых  тянулись  полосы голой  земли, земли,
никогда не знавшей деревьев, для которых  она  предназначалась. Изумительные
фонтаны сухи, как и сотни сотен лет. И весь труд затрачен впустую, строители
умерли, так и не завершив своей работы. Но порой Ранда  посещала мысль,  что
город лишь начали возводить - для того, чтобы его нашел он.
     Ишь  возгордился,  подумал  Ранд.  Столько гордости  -  наверняка я уже
наполовину  спятил.  Ранд  не  удержался и  криво усмехнулся. С  мужчинами и
женщинами. пришедшими сюда давным-давно, были Айз Седай, и кому,  как не им,
знать "Кариатонский  цикл", Пророчества о Драконе.  Или, что более вероятно,
они-то и написали Пророчества. Высоковато залетел, а? Голова не кружится?
     Прямо  под   окном   раскинулась  просторная  площадь,  которую  сейчас
наполовину объяла протянувшаяся тень;
     там  беспорядочными  грудами  были  свалены  статуи  и  кристаллические
кресла, престранные вещицы и удивительные фигурки из металла,  камня, стекла
- Ранд ничему не мог дать названия. Их разбросало так, словно здесь бушевала
буря.  Даже тени казались прохладными лишь в  сравнении  с залитыми  солнцем
улицами. Мужчины  в  груботканой  одежде -  не  айильцы,  - обливаясь потом,
грузили  на  фургоны вещи, которые выбирала  невысокая  стройная  женщина  в
шелковом  платье чистейшего  голубого цвета. Она  плавно,  с  прямой  спиной
переходила  от предмета к предмету, будто тягостная жара не  давила на  нее,
как  на  других,  хотя  голову ее охватывало  влажное полотно. Она просто не
позволяла себе  страдать от нещадного  солнца. Ранд готов был поспорить, что
женщина даже не вспотела.
     Возглавлял усердных работников смуглый крупный мужчина по  имени Хаднан
Кадир, как  все считали,  купец. Он  был в кремового цвета шелковых одеждах,
сегодня  насквозь  пропотевших.  Он то и дело утирал лицо большим платком  и
громкими  проклятиями  подбадривал  подручных - охранников и  возниц  своего
каравана фургонов. Но стоило стройной женщине указать на какой-либо предмет,
малый или  большой,  как Кадир наравне  с  прочими  с  готовностью  бросался
поднимать, тащить,  переворачивать. Чтобы подчинить себе  других,  Айз Седай
незачем выделяться  внушительной  фигурой,  но Ранд подозревал,  что  Морейн
командовала бы  не хуже,  даже если бы  никогда  и рядом  с Белой  Башней не
стояла.
     Двое грузчиков сейчас пытались передвинуть нечто  похожее на причудливо
искривленную  дверную  раму,  вытесанную  из  краснокамня,  -  углы ее  были
соединены как- то странно  для человеческого  взора.  Рама  стояла  прямо  и
свободно  поворачивалась, но,  как  те двое  ни  надрывались, наклоняться  и
опрокидываться не  желала.  И  тут один  из  грузчиков поскользнулся и  упал
животом на раму. Ранд напрягся. Мгновение казалось, что от бедолаги остались
только бьющиеся в  панике ноги  - выше пояса тело исчезло. Потом Лан  сделал
несколько шагов  и  выдернул упавшего из  проема,  ухватив  того  за поясной
ремень. Лан был Стражем, связанным с Морейн узами,  а как - Ранд не понимал.
Этот суровый воин в одеждах зеленых оттенков двигался легко и  уверенно, как
айилец, напоминая вышедшего на охоту волка. Меч у бедра казался  неотделимым
от  Стража;  меч был его  частью,  продолжением  руки.  Лан разжал пальцы, и
работник шлепнулся на мостовую, где и  остался  сидеть. Вопли  перепуганного
бедолаги  слабо донеслись до Ранда, а  его сотоварищ в  любой миг  был готов
дать  деру. Некоторые  из людей  Кадира,  случайно  оказавшиеся рядом с этой
парой, переглядывались, явно прикидывая, не лучше ли и им убраться отсюда.
     Среди них появилась Морейн, да так быстро, что казалось, без Силы здесь
не  обошлось. Она  мягко  двигалась от одного человека к другому.  Ее манера
держаться была столь впечатляюща, что Ранд  точно наяву слышал распоряжения,
слетающие  с  ее  губ,  приказы  столь  уверенные,  что не  повиноваться  им
представлялось  верхом   глупости.   Отдавая   короткие  распоряжения,   она
преодолела всякое сопротивление,  подавила  в корне  все возражения, вернула
грузчиков к  работе. Двое вновь взялись за дверную раму и  ворочали  ее с не
меньшим рвением, чем раньше, хотя и  косились на Морейн, полагая, что она не
видит их взглядов. По-своему Морейн была еще суровей и безжалостней Лана.
     Насколько  знал   Ранд,  все   предметы  внизу  были   ангриалами,  или
са'ангриалами,  или тер'ангриалами,  созданными еще до  Разлома  Мира, чтобы
многократно усиливать поток  Единой  Силы или  по-разному  использовать  ее.
Сработаны они были несомненно с помощью Силы, хотя теперь даже  Айз Седай не
знали  секретов их изготовления. У Ранда имелись подозрения, даже больше чем
подозрения, о предназначении этой словно перекосившейся дверной рамы: она  и
в самом деле была дверью - в иной мир, но о назначении остальных предметов у
него не  было ни малейшего понятия. И не только он - никто  ничего  не знал.
Потому-то  Морейн так стремилась отправить  в Башню для изучения  как  можно
больше ценных  находок.  Скорей  всего, даже  в Башне  не хранилось  столько
предметов, имеющих  отношение к  Силе, сколько валялось  на  этой площади, а
ведь считалось,  что  Башня обладает крупнейшим их собранием. И тем не менее
Башня  знала   назначение  лишь  считанных  раритетов  из  своей  богатейшей
коллекции.
     Уложенное в фургоны или раскиданное по мостовой не  интересовало Ранда;
то, что  ему было  нужно,  он  уже забрал. Пожалуй, взял гораздо больше, чем
хотел.
     В  центре  площади,  возле обгоревшего  ствола  дерева  в  сотню  футов
высотой, стоял  небольшой лес стеклянных  колонн, каждая не уступала высотой
дереву, и были они такие тонкие, что казалось, первая же  буря повалит  их и
разобьет. Хотя до них и дотянулся краешек тени, колонны сверкали и искрились
пойманным  и  отраженным солнечным светом. Несчетные  годы айильские мужчины
входили  в  этот стеклянный  лес и возвращались  оттуда, отмеченные  тем  же
знаком,  что и Ранд. Но знак этот был у них лишь на одной руке, и отличал он
вождей кланов. Айильцы либо выходили оттуда с этим знаком, либо  не выходили
вовсе. Айильские женщины тоже  приходили в  этот город,  стремясь  к  званию
Хранительницы  Мудрости. Более никто - ни живой, ни мертвый. "Мужчина  может
войти в Руидин один раз, женщина -  дважды;  большее означает  смерть".  Так
говорили Хранительницы Мудрости,  и раньше  так  и было. Теперь в Руидин мог
войти любой.
     Сотни айильцев ступали по улицам, и в домах множилось число обитателей;
с каждым  днем на  земляных полосах посередине улиц  появлялось  все  больше
бобов,  кабачков  или  ростков  земая,  старательно  поливаемых из  глиняных
горшков.  Воду носили из возникшего ниоткуда громадного  озера, заполнившего
южный  конец  долины. Во  всей стране Айил это было единственное озеро,  где
столько  воды. Тысячи людей разбили лагеря на  склонах ближних гор. даже  на
самом  Чейндаре. куда прежде ступали  лишь  немногие явившиеся  для ритуала,
когда в Руидин отправлялись один мужчина или одна женщина.
     Где  бы  ни  появился, Ранд приносил с  собой перемены и разрушение. На
этот  раз, как он  надеялся -  надеялся вопреки  всему,  -  перемены будут к
лучшему. Такой исход еще возможен. Но сожженное дерево будто насмехалось над
ним.  Авендесора, легендарное Древо Жизни.  О его местонахождении умалчивали
все сказания, и неожиданно оно обнаружилось именно здесь. Морейн утверждала,
что Древо  все еще живо, еще  способно вновь пустить  ростки, но  Ранд видел
пока лишь почерневшую кору и голые ветви
     Вздохнув,  юноша отошел от окна и повернулся лицом к просторной, хоть и
не самой большой в Руидине комнате,  - в двух стенах прорезаны высокие окна,
купольный потолок выложен фантастической мозаикой: крылатые люди и животные.
Оставшаяся  в городе мебель сгнила давным-давно даже в этом сухом воздухе, а
то немногое, что уцелело, источили  черви и жучки. Но у дальней стены стояло
кресло  с  высокой  спинкой,  еще  крепкое, с хорошо сохранившейся золоченой
отделкой. Однако  кресло не  шло ни  в какое сравнение с  прекрасным столом,
широко расставившим свои ножки -  богато украшенные, как  и края столешницы,
великолепной  резьбой в виде цветков Кто-то  натер  дерево  воском,  и  оно,
несмотря на почтенный возраст, светилось изнутри Стол и  кресло отыскали для
Ранда  айильцы. хотя  и  покачивали головами, поглядывая на  непривычные  им
предметы обстановки. В  Пустыне слишком  мало  деревьев, которые могут  дать
ровную  и длинную древесину для изготовления похожего кресла, и уж наверняка
во всей Пустыне не сыщешь подходящего дерева для стола.
     Больше здесь  не  было  привычной для  Ранда мебели.  В центре  комнаты
выложенный темно-красной плиткой пол покрывал превосходный шелковый ковер из
Иллиана, голубых и  золотых тонов Ковер  явно  добыт  в  какой-то  давнишней
битве.  Вокруг него были  разбросаны  яркие  шелковые подушки  с  кистями на
уголках.  На  таких-то  подушках,  а  не на  стульях и  располагались обычно
айильцы, но чаще  они сидели на пятках,  причем  с таким  комфортом, с каким
Ранд устроился бы в мягком кресле.
     На ковре, опираясь на подушки, лежали шестеро мужчин. Шесть вождей, они
возглавляли  кланы,  которые   уже  последовали  за   Рандом.   Вернее,   за
Тем-Кто-Пришел-с- Рассветом Причем  отнюдь  не всегда  с  готовностью.  Ранд
подумал, что один  Руарк -  широкоплечий, голубоглазый, с обильной сединой в
темно-рыжих волосах - настроен к нему дружески, но этого никак не скажешь об
остальных И клановых вождей здесь всего шестеро из двенадцати.
     Не  взглянув  на  кресло. Ранд  уселся, скрестив ноги, на  пол, лицом к
айильцам.  В Пустыне, не считая Руидина, кресла были лишь у клановых вождей,
садившихся в  них  только  в трех случаях: когда  их провозглашали  вождями,
когда они с почетом  принимали сдавшегося врага или когда выносили приговор.
Займи  Ранд сейчас  кресло  -  и они решат,  что  он намерен совершить нечто
подобное.
     На всех  шестерых были  кадинсор, куртки  и штаны  коричневых  и  серых
оттенков, которые  сливались  с  землей,  и мягкие сапожки  со  шнуровкой до
колен. Даже  здесь, на  встрече  с тем, кого они  провозгласили Кара'карном,
вождем вождей, на поясе у  каждого  висел тяжелый нож с  длинным клинком, на
плечах,  напоминая  широкий  шарф, лежала  серо-коричневая  шуфа.  Если воин
закрывал  лицо  черной  вуалью, частью шуфы, значит, он готов убивать.  Да и
сейчас  такое   вполне  возможно.  Эти  люди  сражались  друг  с   другом  в
нескончаемой череде клановых  набегов, битв, в стычках кровной  мести. Вожди
смотрели на  Ранда и ждали, что он скажет,  но ожидание  у  айильцев  всегда
готово смениться движением - внезапным, стремительным и яростным.
     Бэил, самый высокий из встреченных  Рандом мужчин,  и Джеран, стройный,
будто клинок, гибкий и быстрый, точно хлыст, лежали как можно дальше друг от
друга  - насколько  позволял  ковер. Между их кланами  -  Гошиен, к которому
принадлежал Бэил, и  Шаарад  Джерана  -  была  кровная  вражда,  подавленная
появлением  Того-Кто-Пришел-с- Рассветом,  но не забытая.  Несмотря  на  все
случившееся, по-прежнему  действовал  Мир  Руидина,  так,  по  крайней мере,
казалось.  Тем  не менее  безмятежные  звуки  арфы резко  контрастировали  с
непреклонным  стремлением  Джерана  и Бэила  не смотреть друг  на  друга.  С
загорелых лиц на  Ранда  устремились  шесть  пар  глаз - голубых,  зеленых и
серых; рядом с айильцами даже ястребы казались бы ручными птицами.
     - Что мне нужно сделать, чтобы Рийн пришли  ко мне?  - спросил Ранд.  -
Руарк, ты был уверен, что они придут.
     Вождь Таардад спокойно  смотрел на  Ранда; судя по  выражению лица, оно
было словно из камня вырезано.
     - Ждать. И больше ничего. Деарик приведет их. Со временем.
     Седоволосый Ган, лежавший рядом  с Руарком, скривил  губы,  будто хотел
сплюнуть. Как обычно,  с его  лица, напоминавшего дубленую кожу, не  сходило
мрачное выражение.
     - Деарик видел слишком много мужчин и Дев, которые целыми днями сидели,
уставясь в никуда, а потом бросали свои копья. Бросали копья!
     - И  убегали, -  негромко добавил Бэил. - Я сам  видел - среди  Гошиен,
даже из моего собственного  септа. И они  бежали.  А ты, Ган, видел таких  у
Тома-нелле.  Все  мы видели. По- моему, они  ведать не  ведали, куда  бегут,
знали лишь, от кого бегут.
     -  Трусливые змеи!  -  рявкнул  Джеран. Седые пряди  серебрились  в его
светло-каштановых волосах - среди айильских клановых вождей не было молодых.
- Гадюки-вонючки, шарахающиеся от собственной тени! - Едва заметное движение
его голубых  глаз к дальнему краю ковра пояснило, что  эти слова относятся к
Гошиен, а не только к тем, кто бросил свои копья.
     Бэил двинулся было, собираясь подняться, лицо  его стало  еще жестче  -
если такое возможно, но мужчина  рядом с ним успокаивающе положил ладонь ему
на руку. Бруана из Накай отличали могучее  сложение и сила, которой  хватило
бы на двух кузнецов, но характер у него был спокойный и мирный, что вовсе не
походило на Айил.
     - Все мы видели убегающих воинов и Дев. - Голос его прозвучал лениво, а
серые глаза смотрели сонно, однако Ранд знал, что это впечатление обманчиво:
даже Руарк считал Бруана смертельно  опасным бойцом и изворотливым тактиком.
По счастью, Бруан  готов идти за Рандом в огонь и в воду, держа  его сторону
даже  крепче Руарка.  Но Бруан следует за Тем-Кто-Пришел-с-Рассветом;  он не
знал  Ранда  ал'Тора. - Видели, как и ты, Джеран. Тебе  известно, как тяжело
оказаться  перед тем,  что  предстало им.  Нельзя называть  трусами тех, кто
умер, выдержав испытания. Можно ли тогда  называть трусами тех,  кто по этой
причине бежал?
     - Они не должны были узнать об  этом, - пробурчал Ган.  сжимая пальцами
свою подушку с  красными кистями, словно горло заклятого врага. - Это знание
- для тех, кто вошел в Руидин и остался в живых.
     Он произнес эти  слова, ни  кому  не обращаясь,  но предназначались они
Ранду. Ведь именно Ранд открыл всем айильцам то,  что мужчина узнавал  среди
стеклянных колонн на площади. Он сказал столько,  что вожди  и Хранительницы
Мудрости  не посмели  изворачиваться, когда у  них спросили обо всем прочем.
Если и оставался в Пустыне айилец, еще не узнавший правды, то он месяц ни  с
кем не разговаривал.
     Правда  оказалась вовсе  не такой,  какой ее считало большинство, -  не
было   славного  наследия  боевого  прошлого.   В  самом  начале  Айил  были
беспомощными  беженцами,  спасавшимися  от  Разлома  Мира.  Конечно,  любой,
сумевший выжить в те дни, был беженцем, но сами Айил никогда не считали себя
беззащитными.  Но  невыносимей  всего  другое  -  предки  нынешних  айильцев
следовали Путем Листа, отказавшись  от  насилия  даже для защиты собственной
жизни. На Древнем Наречии Айил означало "преданный", "посвященный", и именно
миру  были  посвящены,  преданы  Айил.  Они  же,  сегодня   называющие  себя
айильцами,  оказались  потомками  тех,  кто   нарушил   заповеди  бессчетных
поколений. Остался лишь единственный  след  прежних  зароков:  айилец скорей
умрет, чем коснется меча. А они-то всегда верили, что этот обычай - часть их
гордости, признак, отделяющий их от живущих за пределами Пустыни.
     Ранд   слышал,  что.  по   утверждениям  айильцев,  народ  их  попал  в
необитаемую Пустыню в наказание за какой-то грех. Отныне  айильцы знали, что
это за грех. Мужчины и женщины, построившие  Руидин и умершие здесь, те, кто
в редких  случаях,  когда о  них упоминали,  называли  Дженн  Айил,  кланом,
которого нет, - именно они со  времен, еще предшествовавших Разлому, хранили
верность  Айз Седай. Многим слишком тяжко осознавать, что все, во что веришь
и верил, обернулось ложью.
     - Нужно  было сказать, - промолвил  Ранд. Они имели право знать. Нельзя
жить во лжи. Их собственное пророчество гласило, что я принесу им раскол.  И
я  не  смог  сделать  иначе.  Прошлого не  вернуть;  что  сделано,  того  не
переделаешь. Нужно  думать о будущем.  Кое- кто из этих людей меня не любит,
некоторые  ненавидят за то, что я не родился  среди них, но они должны пойти
за мной. Мне нужны они все. - Что слышно о Миагома?
     Эрим,  лежащий  между  Руарком  и  Ганом, покачал головой. Его  некогда
ярко-рыжие волосы изрядно  поседели, но зеленые глаза глядели пронзительно и
цепко, как  у молодого. Крупные ладони, длинные и  крепкие  пальцы,  широкие
запястья свидетельствовали, что и руки его сильны по-прежнему.
     - Тимолан и своим ногам не позволит знать, куда собрался прыгнуть, пока
от земли не оттолкнется.
     - Когда Тимолан был еще слишком  молод для вождя, - сказал Джеран, - он
пытался объединить кланы. У него ничего не  вышло.  Вряд  ли ему придется по
вкусу, что кому-то наконец удалось то, что не получилось у него.
     -  Он  придет,  -  сказал  Руарк.  -  Тимолан никогда  не  считал  себя
Тем-Кто-Приходит-с-  Рассветом.  И Джанвин  приведет Шианде.  Но  они  будут
выжидать. Вначале они должны сами все уразуметь и осознать.
     -  Они  должны  свыкнуться  с  мыслью, что Тот-Кто-Пришел-с-Рассветом -
мокроземец, - прорычал Ган. - Не обижайся, кар'а'карн.  - В голосе  вождя не
было и следа  раболепия - вождь ведь не король, равно как и  вождь вождей. В
лучшем случае - первый
     среди равных.
     - Со  временем, думаю, придут  и Дэрайн,  и Кодарра, -  спокойно сказал
Бруан. И быстро  - чтобы молчание  не стало причиной для танца копий. Первый
среди равных - и то не всегда. - Они больше других потеряли от откровения. -
Этим  словом айильцы стали называть долгие минуты ошеломления перед тем, как
человек  пытался  бегством спастись от правды об Айил.  -  Пока Манделайн  и
Индириан всецело  заняты тем,  чтобы удержать свои  кланы в  единстве, и оба
захотят своими глазами увидеть Драконов на твоих руках. Но они придут.
     Не обсужденным остался лишь один клан, который не хотелось упоминать ни
одному из вождей.
     - Какие новости о Куладине и о Шайдо? - спросил Ранд.
     Ответом ему была тишина, в которой будто  издалека несколько раз горько
и тихо вздохнула арфа. Каждый выжидал, когда заговорит другой, и каждый явно
чувствовал неловкость  -  насколько  она  заметна  у айильца.  Джеран  хмуро
разглядывал ноготь большого  пальца,  Бруан  поигрывал  серебристыми кистями
своей зеленой подушки. Даже Руарк изучал узоры на ковре.
     В  напряженной  тишине  грациозной походкой  вошли облаченные  в  белое
мужчины и женщины. Они налили вина в отделанные  серебром кубки, поставив их
возле каждого  вождя,  разнесли маленькие серебряные тарелочки  с  редкими в
Пустыне  оливками,  белым  овечьим  сыром и бледными  морщинистыми  орехами,
которые айильцы называли  пекара. Из-под  бледных капюшонов виднелись лица -
непривычные для айильцев кротость и потупленные взоры.
     Захваченные в битве или во время набега, гай'шайн давали клятву служить
с покорностью год и один день, не касаясь оружия, не чиня насилия, и в конце
концов возвращались в свой клан и септ, будто ничего не  случилось. Странный
отголосок Пути Листа. Так требовал джиитох, честь и долг, а для  айильца нет
ничего хуже, чем нарушить джиитох. Возможно, кто-то из гай'шайн прислуживает
своему клановому вождю, но  ни тот ни другой, пока длится оговоренный  срок,
не выдаст знакомства даже взглядом, будь то хоть сын или дочь.
     У Ранда вдруг возникла  мысль,  что именно поэтому кое-кто  из айильцев
так тяжело воспринял  открытую им правду. Этим людям представлялось, что  их
предки дали  обет гаишайн  не  только  от  себя,  но и от имени  последующих
поколений. И  эти  поколения  - все, до нынешних  дней, - взяв в руки копье,
нарушили  джиитох.  Тревожили   ли   когда-нибудь  подобные  мысли   мужчин,
собравшихся здесь с Рандом? Для айильцев джиитох - крайне серьезное дело.
     Мягко, почти бесшумно, гаишайн  удалились. Ни  к еде, ни к вину ни один
из клановых вождей не притронулся.
     - Есть хоть какая-то  надежда, что Куладин встретится  со мной? -  Ранд
знал, что никакой надежды нет:
     он  перестал  отправлять  предложения о  встрече, как только узнал, что
Куладин заживо сдирает с гонцов кожу. Но так можно разговорить других.
     Ган фыркнул:
     -  От него мы получили  одно известие. В  следующий раз, как увидит, он
сдерет с тебя шкуру. Разве похоже, что он намерен вести беседы?
     - Могу я отколоть Шайдо от него?
     - Они идут за  Куладином, - сказал Руарк. -  Он вообще не вождь, но они
считают его вождем. - Никогда Куладин не ступал меж тех стеклянных колонн; и
он до сих пор, видимо, сам верил, как и заявлял, будто  все сказанное Рандом
- ложь. - Куладин утверждает, будто он  - Кар'а'карн, и они верят  ему. Девы
из Шайдо, которые явились сюда, пришли из-за принадлежности к Фар Дарайз Май
и потому, что именно Фар Дарайз Май оберегают твою честь. Больше из Шайдо не
придет никто.
     - Мы высылаем разведчиков наблюдать за  ними, - сказал Бруан, - и Шайдо
убивают их, когда могут. Этим Куладин бросил семена мести, ему уже полдюжины
родов кровные враги, но нет никаких признаков,  что он намерен атаковать нас
здесь.  Я слышал, он заявил, что мы  своим присутствием оскверняем Руидин, а
напасть на нас здесь - значит усугубить этот грех.
     Эрим хмыкнул и примял локтем подушку.
     -  Это значит,  что  здесь хватает  копий,  чтобы убить  каждого  Шайдо
дважды, да  еще  и  останется.- Он сунул в рот  ломтик белого  сыра и,  жуя,
прорычал: - Шайдо всегда были трусами и ворами.
     -  Бесчестные собаки,  -  в  один голос  проговорили  Бэил и  Джеран  и
воззрились  друг на друга, будто каждый подозревал,  что  другой готовит ему
какой-то
     подвох.
     -  Бесчестные  или  нет,  - тихо  заметил Бруан,  -  число  сторонников
Куладина растет. - Говорил он спокойно, но, перед тем как продолжить, сделал
большой глоток из  своего кубка. -  Вы  все  знаете, о чем  я  говорю. После
откровения  некоторые из убежавших не  бросили  копья. Они  присоединились к
своим сообществам
     у Шайдо.
     - Ни один из Томанелле не порвал со своим кланом, - рявкнул Ган.
     Бруан посмотрел мимо Руарка и Эрима на вождя клана Томанелле и медленно
произнес:
     -  Так  случилось  в каждом клане. - Не ожидая, пока кто-то усомнится в
его  словах, он  оперся на подушку и продолжил: - Об ушедших нельзя сказать,
что они порвали с кланом. Они  присоединились к своим  сообществам. Как Девы
из Шайдо, которые пришли сюда, к своему здешнему Крову.
     Кое-кто заворчал, но  в спор не вступил. Правила, касающиеся  айильских
воинских сообществ, были сложны и запутаны, и в каком-то отношении их  члены
были связаны с  сообществом крепче,  чем с кланом. К  примеру,  члены одного
сообщества не  станут  сражаться друг  с  другом, даже если между их кланами
кровная  вражда.  Некоторые  мужчины  не  женились  на близкой  родственнице
товарища  по  своему  воинскому  сообществу  - как если бы она  была близкой
кровной  родней  им.  Об  обычаях  Фар  Дарайз  Май,  Дев Копья, Ранду  даже
задумываться не хотелось.
     - Мне  нужно знать о  намерениях Куладина, - сказал он  вождям. Куладин
все равно что бык с осой в ухе - может кинуться куда угодно. Ранд  помедлил.
- Не будет ли нарушением чести послать людей присоединиться к их сообществам
у Шайдо? - Объяснять, что он  имеет в  виду,  не  понадобилось.  Собеседники
напряглись, даже  Руарк; в глазах их появился холод,  чуть  ли не прогнавший
жару из комнаты.
     - Шпионить  таким  образом, -  при слове "шпионить" Эрим  скривил губы,
будто оно оказалось мерзким на вкус, - все равно что шпионить за собственным
септом. Никто из понимающих, что значит честь, на такое не пойдет.
     Ранд  удержался  от  вопроса,  не   найдется  ли  кто   с  чуть   менее
чувствительной  честью.  У айильцев чувство юмора - штука странная, зачастую
жестокая, но  кое о  чем  с ними никогда не стоит шутить. Не ровен час,  они
вообще не поймут, что тут смешного.
     Чтобы сменить тему, Ранд спросил:
     - Есть какие-нибудь  вести из-за Драконовой Стены?  Ответ он  уже знал:
подобные новости разлетаются  быстро  даже  среди такого множества айильцев,
что собрались у Руидина.
     - Ничего,  о  чем стоило  бы  упомянуть,  -  отозвался Руарк.  -  Из-за
беспорядков  у древоубийц  мало купцов явилось в  Трехкратную  Землю.  - Так
айильцы называли Пустыню  - наказание за их грех,  испытание их  мужества  и
наковальня,  где  им   придадут  форму.  Древо-  убийцами  айильцы  называли
кайриэнцев. - Драконово знамя по-прежнему развевается над Тирской Твердыней.
Тайренцы двигаются на север в Кайриэн,  чтобы,  как ты приказал, раздать еду
древоубийцам. Больше ничего.
     - Лучше бы эти древоубийцы подохли с голоду, - пробурчал Бэил, и Джеран
захлопнул  рот.  Ранд  заподозрил,  что тот  собирался сказать  нечто  очень
близкое словам Бэила.
     - Древоубийцы ни на что  не годны, разве что перебить их либо  продать,
как скот, в Шару, - угрюмо
     заметил Эрим.
     Именно так айильцы поступали с теми, кто  являлся в  Пустыню  незваными
гостями; лишь менестрелям, торговцам да Лудильщикам дозволялось входить в их
край  свободно,  хотя  Лудильщиков  айильцы  избегали  точно  чумных.  Шарой
назывались земли к востоку от Пустыни,  и даже айильцы немногое  знали о тех
странах.
     Краем глаза Ранд  заметил стоящих  в  ожидании в высоком арочном проеме
двух женщин. Вместо отсутствующих дверей  в проеме висели  нити разноцветных
бус, красных и синих. Одной из женщин была Морейн. На миг у  Ранда мелькнула
мысль заставить  их  немного  потоптаться  у порога -  уж больно  раздражало
повелительное выражение лица  Морейн,  которая  явно  ожидала,  что ради нее
вожди  и Ранд немедленно  прервут свой  разговор. Правда, тем для обсуждения
уже не осталось,  и  по  глазам вождей  он видел, что им  совсем  не хочется
продолжать беседу. Слишком свежи были упоминания об откровении и о Шайдо.
     Вздохнув,  Ранд встал, его примеру последовали и  клановые вожди. Кроме
Гана, Ранду никто не уступал ростом. Там, где Ранд провел детские годы, Гана
сочли  бы  человеком  среднего роста,  а  то и  выше; среди  же айильцев  он
считался малорослым.
     -  Вы  знаете, что  делать.  Привести остальные  кланы  и  как  следует
приглядывать за Шайдо. - Он помолчал, потом добавил:  - Все кончится хорошо.
Хорошо для Айил - насколько я сумею.
     - Пророчество гласило,  что ты расколешь нас, - мрачно заметил Ган, - и
начал  ты  соответственно.  Но мы  пойдем  за тобой. Пока не  сгинет тень, -
продекламировал он, - пока не спадет вода, в Тень, оскалив зубы, с последним
вздохом бросить вызов,  чтоб  в Последний  День  плюнуть  в очи Затмевающему
Зрение.  - Затмевающий  Зрение  -  таково было  одно  из  прозвищ  Темного у
айильцев. А еще одно - Ослепляющий.
     Ранду  ничего  не  оставалось,  как  ответить  обусловленными  ритуалом
словами - которых он когда-то не знал:
     -  Клянусь  честью моей и  Светом, жизнь  моя будет кинжалом  в  сердце
Ослепляющего.
     - И до Последнего Дня, - закончил айилец. - До самого Шайол Гул.
     Мерно тренькали струны арфы.
     Вожди  цепочкой прошли мимо двух  женщин, с почтением глядя  на Морейн.
Никакого страха перед ней они не чувствовали. Как бы Ранду хотелось такой же
уверенности  в себе. Морейн имела на него слишком большие  виды, протянула к
нему  слишком  много ниточек-  тяжей,  которыми  его  захлестнула.  И  Ранду
невдомек, когда и
     как она за них потянет.
     Едва успели удалиться вожди,  обе женщины вошли в  комнату; Морейн была
как  всегда невозмутима.  И  как  всегда изящна.  Невысокая, привлекательная
женщина,   даже   не  будь   на  ней  отпечатка  неопределенного   возраста,
характерного  для Айз Седай. Морейн сняла влажную полосу  материи,  с темных
волос на лоб  ее свисал на  тонкой золотой цепочке маленький голубой камень.
Но  даже если  б  она не  сняла  с  головы защищавшую  от жары тряпицу,  это
нисколько не умалило бы ее царственной манеры держаться. Она всегда казалась
на  фут выше ростом, а в глазах  читались непоколебимая уверенность в себе и
властность.
     Вторая  женщина была выше Морейн, хотя тоже не доходила Ранду до плеча.
И она была  юной,  а не лишенной признаков возраста.  Это была Эгвейн, ее он
знал с детства,  с ней вместе он вырос. Сейчас, за исключением темных  глаз,
она вполне  могла сойти  за айилку, и  не только благодаря загорелым лицу  и
рукам.  Девушка  носила  широкую  айильскую  юбку  из  коричневой  шерсти  и
свободную  белую  блузу из растительного  волокна,  называемого алгод. Алгод
мягче тонко спряденной шерсти;
     такой товар  купцы  оторвут с  руками,  если  когда-нибудь Ранд  сумеет
убедить айильцев торговать им. С плеч  Эгвейн свисала серая шаль, а падавшие
на спину  темные  волосы широкой полосой поддерживал серый шарфик. В отличие
от большинства айильских женщин. Эгвейн носила всего один браслет -  светлая
кость, вырезанная в виде кольца из язычков пламени, и всего одно ожерелье из
золотых и  костяных бусинок. И она носила еще одно украшение. На  левой руке
посверкивало кольцо Великого Змея.  Эгвейн обучалась у кого-то  из айильских
Хранительниц  Мудрости   -  чему  именно,   Ранд  не  знал  наверняка,  хотя
подозревал,  что  это  как-то  связано со  снами.  Точнее  трудно сказать: и
Эгвейн,  и  айилки держали  рот на замке. Но ведь Эгвейн обучалась и в Белой
Башне. Она  была одной из Принятых, готовилась в будущем стать Айз Седай. И,
по крайней мере  здесь и  в Тире, выдавала себя  за полноправную  Айз Седай.
Иногда  Ранд   поддразнивал  девушку   этим,   хотя  она   не  одобряла  его
подтруниваний.
     - Фургоны скоро будут готовы отправиться в Тар Валон, - сказала Морейн.
Ее мелодичный голос звучал точно кристальной чистоты ручеек.
     - Пошлите  с ними  сильную  охрану, - заметил  Ранд, - не  то Кадир  не
довезет груз  туда, куда хотите вы. - Юноша  вновь повернулся  к окну, желая
выглянуть  и посмотреть на Кадира.  - Раньше вы не требовали, чтобы я что-то
запрещал или разрешал.
     Внезапно  что-то будто шарахнуло его по плечам  - больше всего на свете
это походило на увесистую палку из  гикори. Кто-то из женщин направил Силу -
подсказало  ему слабое  ощущение  гусиной  кожи, маловероятное  по этакой-то
жаре.
     Резко развернувшись к женщинам, Ранд  потянулся к саидин, наполнив себя
Единой Силой. Ощущение от Силы было такое, будто сама жизнь взбурлила в нем,
словно он стал живее раз в десять, стократно. И порча Темного тоже влилась в
него - смертью и  разложением, словно могильные  черви  закопошились во рту.
Поток Силы грозил в любой миг  снести его, и ему каждое мгновение необходимо
было сражаться с бушующим половодьем, непрестанно бороться, не уступать ему.
Ранд почти свыкся с этим чувством и в то же время  никогда не свыкнется. Ему
хотелось вечно  наслаждаться саидин, и ему было до тошноты плохо. И все  это
время клокочущий поток бил в него, пытаясь ободрать его до костей и дотла
     сжечь кости.
     Со временем порча сведет Ранда с ума, если Сила  не  убьет его раньше -
тут уж какая из напастей достанет первой. С начала Разлома  Мира  на безумие
обречен  всякий  мужчина, способный  направлять, с того самого дня, как Льюс
Тэрин Теламон, Дракон  и Сто Спутников запечатали узилище  Темного  в  Шайол
Гул.  Но  последний  удар   Темного  запятнал  мужскую  половину   Истинного
Источника,  и  способные  направлять  Силу  мужчины, обладающие  этим  даром
безумцы разорвали мир на
     части.
     Ранд наполнил себя Силой... А ведь он не знает, кто из женщин учинил  с
ним такое. Обе холодно, точно ледяные статуи, смотрели на него, обе - выгнув
бровь почти одинаковой дугой, с вопросом в глазах.  Кто-то из них или  обе в
этот  миг  могли  обнимать  женскую  половину  источника - и он  никогда  не
определит, кто именно.
     Разумеется, вытянуть палкой  по спине  -  не в  привычках  Морейн,  она
находила иные способы наказать или обуздать, способы более утонченные и, как
правило,  куда  более  болезненные.  Однако  даже будучи уверенным, что  это
наверняка  Эгвейн,  Ранд ничего не  может  поделать.  Доказательство.  Мысль
скользнула  по поверхности  кокона  Пустоты;  сам  же Ранд плавал  внутри, в
ничто, а мысли и  чувства,  даже  гнев его  были где-то  далеко-далеко.  Без
доказательств я ничего  не сделаю. На этот раз  я не дам себя разозлить. Это
уже не та Эгвейн, вместе с которой он рос, теперь она стала частью Башни - с
тех пор как Морейн  отправила  девушку туда. И опять  Морейн. Вечно  Морейн.
Иногда ему  очень  хотелось,  чтобы  Морейн  исчезла,  пропала  куда-нибудь.
Иногда? А не лукавишь? Ранд сосредоточил все внимание на Айз Седай.
     - Что тебе надо от меня? -  Для собственного уха голос его звучал ровно
и холодно.  А внутри  бушевала  Сила.  Эгвейн говорила ему, что для  женщины
прикосновение  к  саидар, женской  половине  Источника,  было объятием;  для
мужчины  же это действие всегда война  без  пощады.  - И  не  надо опять про
фургоны,  маленькая  сестра. Обычно я понимаю,  что  же  ты хотела  сделать,
спустя очень много времени после того, как все уже сделано.
     Айз  Седай  хмуро воззрилась на Ранда -  и немудрено.  Наверняка  к ней
никто,  кем  бы  он  ни  был,  так  не  обращался.  Ни  один  человек,  даже
Возрожденный  Дракон. Да  и  сам  Ранд  не сказал  бы,  откуда  взялась  эта
"маленькая сестра"; в последнее время  слова  иногда сами возникали у него в
голове. Видать, легкое касание помешательства. Порой он за полночь лежал без
сна, мучимый тревожными мыслями о происходящем с ним. Внутри же  Пустоты все
эти тревоги казались чьими-то чужими терзаниями.
     - Лучше нам поговорить наедине.  - Морейн коротко и  холодно глянула на
арфиста.
     Джасин  Натаэль,  как  он  здесь себя  именовал, возлежал на подушках у
стены без окон и тихо наигрывал на арфе, поставив ее себе на колено. Верхняя
рама  золоченой арфы была  вырезана в  виде созданий,  схожих  с  теми,  что
запечатлены на руках Ранда. Драконы - так их звали айильцы. Откуда у Натаэля
подобная  вещь,  Ранд  мог  лишь  догадываться.   Натаэль  был  средних  лет
темноволосым  мужчиной, которого  во  многих краях, кроме Айильской Пустыни,
считали бы рослым. Темно-синие шелковые штаны и затейливо вышитый по  вороту
и  манжетам  золотой  нитью камзол, уместные при дворе какого-нибудь короля,
были, несмотря  на  жару, наглухо  застегнуты  и  зашнурованы.  Превосходный
костюм выглядел странно  рядом с расстеленным подле него плащом  менестреля.
Вполне  исправный  плащ пестрел многоцветьем частых заплат,  причем пришитых
так, чтобы  трепетали  при легчайшем ветерке.  По этому плащу  даже в глухих
уголках  безошибочно  узнавали  бродящего от  деревни  к  деревне артиста  -
жонглера  и  акробата, музыканта  и сказителя. И  вряд ли  такому по карману
щеголять в  шелках. Что ж, Натаэль, похоже,  весьма высокого мнения о  себе.
Сейчас менестрель казался полностью поглощенным своей музыкой.
     - Все, что  тебе хочется сказать, можешь говорить при Натаэле, - сказал
Ранд. - В конце концов, он - менестрель Возрожденного Дракона.
     Если разговор нужно оставить в тайне, Морейн станет настаивать, и тогда
Ранд отошлет Натаэля, хотя ему не хотелось упускать этого человека из виду.
     Эгвейн громко фыркнула и поддернула на плече шаль.
     - Ранд ал'Тор, ты весь раздулся от важности, словно перезрелый арбуз, -
сказала девушка ровным тоном, будто отмечая очевидное.
     Гнев бурлил  где-то  за  пределами Ничто.  Не от  ее  слов - у Эгвейн с
детства вошло  в привычку  все  время  пытаться поставить  Ранда  на  место,
спихнуть его на ступеньку ниже, независимо от того. заслужил он это или нет.
Но в  последнее время,  как казалось  Ранду,  она стала действовать заодно с
Морейн:  Эгвейн  старается вывести  его  из  равновесия, чтобы  Морейн  было
сподручней  толкать в  нужную ей  сторону. Года два назад,  еще до того, как
стало известно, кто  он такой,  Ранд с Эгвейн, и не только они. считали, что
со временем поженятся. И вот теперь Эгвейн заодно с Морейн - и
     против него.
     Посуровев лицом, Ранд заговорил грубее, чем хотел:
     -  Говори, что ты  хочешь, Морейн. Говори сейчас или отложи, пока  я не
найду время  выслушать  тебя.  Я очень занят. - Последнее  было  неприкрытой
ложью. Время  у Ранда  уходило главным  образом на  упражнения  с  мечом - с
Ланом,  или  с копьями - с Руарком, или  на  обучение  бою  голыми  руками и
ногами, тогда наставниками выступали  оба. Но если сегодня  есть возможность
взбрыкнуть,  то он пойдет  на такой  шаг. А Натаэль пусть слышит. Ему  можно
слышать. Почти все. До тех пор, пока Ранду известно, где тот находится.
     Обе, и Морейн, и Эгвейн, нахмурились, но по крайней мере, настоящая Айз
Седай,  видимо,  поняла, что на  сей раз Ранд уперся на своем - не сдвинешь.
Она покосилась на Натаэля, поджала губы. Тот по-прежнему казался поглощенным
музицированием. Потом  Морейн достала  из  поясного кошеля  толстый  сверток
серого шелка.
     Развернув  шелк, она выложила  на  стол  содержимое  -  диск  с  ладонь
человека  в поперечнике,  наполовину совершенно черный,  наполовину чистейше
белый; два цвета смыкались по волнистой линии, образуя соединенные капли. До
Разлома это был символ Айз Седай, но теперь диск являл собой  нечто большее.
Некогда их было создано всего семь - семь печатей на узилище Темного. Точнее
говоря,  каждый диск  являлся  средоточием  одной из  тех  печатей.  Вытащив
поясной  нож,  рукоять  которого обвивал серебряный  узор, Морейн  аккуратно
поскребла край диска. И от него отвалилась крохотная черная частица.
     Даже в коконе  Пустоты изумление  оказалось  таким,  что Ранд  невольно
охнул.  Сама пустота задрожала, и на миг Сила угрожающе  надвинулась,  грозя
сокрушить его.
     - Это копия? Подделка?
     - Я нашла диск внизу на площади,  - сообщила Морейн. - Но он настоящий.
С  тем,  который я принесла из  Тира,  то  же самое.  -  По тону  можно было
подумать, что она требует себе на обед гороховый суп. А Эгвейн плотно, будто
мерзла, закуталась в шаль.
     Ранд почувствовал  липкое прикосновение страха, просачивающегося  через
границу Пустоты. Отпустить саидин было трудно, но юноша пересилил себя. Если
потерять  концентрацию,  Сила  уничтожит  его  на  месте,  а  сейчас   нужно
сосредоточить все внимание  на самом насущном. И все равно, даже невзирая на
привкус в ней порчи, расстаться с саидин было потерей.
     Лежащая  на  столе  черная  чешуйка  невероятна. Невозможна!  Эти диски
изготовлены  из   квеиндияра,  камня  мужества.  Ничто  созданное  из  этого
материала разломать  нельзя,  даже с помощью Единой  Силы! Какую бы силу  ни
прилагали  к  квейндияру, тот  становился  лишь крепче.  Способ изготовления
камня  мужества утрачен при Разломе Мира, но все сотворенное из него в Эпоху
Легенд сохранилось до сих пор, даже самая  хрупкая ваза, пусть после Разлома
она канула на океанское дно или оказалась  погребена  под горой. Да,  три из
семи дисков уже сломаны, но, несомненно, для этого понадобилось  нечто  куда
большее, чем простой нож.
     Правда, чуток поразмыслив, Ранд признал, что ему невдомек, как на самом
деле  оказались  сломаны  те  три.  Если  никакая   сила,  кроме  могущества
Создателя, не способна разломать камень мужества, тогда  что же разбило  эти
диски?
     - Как так вышло? - спросил Ранд и удивился:
     голос  его был  столь  же спокоен,  как  и тогда,  когда юношу окружала
Пустота.
     - Не знаю, - ответила  Морейн с таким  же внешним спокойствием. - Но ты
понимаешь,  в чем беда? Упади диск со  стола, он разлетится  вдребезги. Если
прочие, где бы они ни находились, в таком же состоянии, то четыре человека с
молотками способны вновь пробить дыру в узилище Темного.  И кто ныне решится
загадать, насколько действенна эта печать - в таком плачевном состоянии?
     Ранд понимал,  в чем беда.  Я еще не готов. Он  понятия  не имел, когда
вообще будет готов, но был уверен - он еще не готов. Эгвейн смотрела на диск
так, точно видела перед собой собственную разверстую могилу.
     Тщательно завернув диск, Морейн уложила его обратно в свой кошель.
     - Наверное, прежде чем я доставлю эту печать в Тар Валон, мне нужно кое
о  чем поразмыслить. Если  мы  узнаем,  из-за чего все и  почему,  вероятно,
что-то можно будет предпринять.
     А перед глазами Ранда возникали жуткие картины:
     Темный вновь тянется к миру из Шайол Гул и со временем освобождается из
плена. Огонь  и тьма застилают  мир,  всепоглощающее  пламя не  дает  света,
несокрушимая  толща  мрака стискивает  воздух. Сквозь полыхавшие в его мозгу
образы с трудом пробился смысл слов Морейн.
     - Ты хочешь идти сама? -  Ранду же казалось, что она навечно прилипла к
нему, точно цепкий мох к скале. А разве тебе не хочется, чтобы она ушла?
     - Рано или поздно, - тихо ответила Морейн. - Рано или поздно,  я... мне
придется оставить  тебя.  Чему быть, того  не миновать. - Ранду  показалось,
будто  Морейн задрожала, но в  следующее  мгновение она вновь преисполнилась
спокойствия и самообладания - так что все могло быть и  игрой воображения. -
Ты должен  быть  готов. - Слова о долге  вовсе не стали для  Ранда  приятным
напоминанием. - Нужно обсудить наши планы. Сколько ты еще будешь тут сидеть?
Даже если Отрекшиеся и не планируют прийти сюда за тобой, то там, за Хребтом
Мира, они наращивают свои  силы, распространяют  свою власть. Что  хорошего,
если, собрав тут Айил, ты обнаружишь, что весь мир за Хребтом - в их руках?
     Усмехаясь, Ранд облокотился  на стол.  Выходит,  это еще  одна интрига.
Если  он  встревожится из-за  ухода  Морейн,  то, наверное,  станет  охотнее
прислушиваться к ее словам и  сделается куда сговорчивее,  не будет  слишком
противиться тому, чтобы  им помыкали. Разумеется,  лгать она не  могла  - не
впрямую.  Этого  не дозволяла  одна из  хваленых Трех  Клятв: не говорить ни
слова  неправды. Но Ранд уже  узнал, что  для  уверток оставалась щелочка  -
шириной  с амбар.  Рано  или  поздно  она  оставит  его в покое. Нет никаких
сомнений в том, когда это произойдет - после того, как он умрет.
     - Ты хочешь  обсудить мои планы, - сухо заметил он. Вытащив  из кармана
короткую  трубку и кожаный кисет,  юноша  набил трубку и, коротко коснувшись
саидин,  направил язычок пламени, затанцевавший  над табаком.  - Зачем?  Это
ведь мои планы.
     Медленно  попыхивая  дымом,  Ранд стал ждать,  не  обращая внимания  на
сердитый взгляд Эгвейн.
     На  лице Айз  Седай не дрогнул ни единый мускул, ее большие глаза будто
метали темные молнии.
     - А что ты делал после того, как отказался, чтобы я направляла тебя?  -
Голос  ее был  спокоен, как и лицо,  но  слова срывались с  губ точно  удары
хлыста. - Куда бы ни пошел, ты повсюду оставлял за собой смерть, разрушения,
войну.
     - Не в  Тире, - произнес  он, пожалуй, слишком поспешно. И явно  в свою
защиту.  Нельзя  позволить ей  вывести себя  из  равновесия Ранд  решительно
запыхтел трубкой - нарочито неторопливо.
     -  Да,  -  согласилась  Морейн,  - не в Тире. Однажды у тебя за  спиной
оказалось  государство, народ,  и  что  ты со всем этим сделал? Восстановить
справедливость и правосудие в Тире - похвально.  Навести порядок в Кайриэне,
накормить голодных - достойно одобрения. В другое время я бы возносила  тебе
хвалу за это деяние. - Морейн была родом из Кайриэна. - Но все это нисколько
не  поможет тебе  подготовиться  к  тому  дню, когда  ты  выйдешь  на Тармон
Гай'дон.
     Целеустремленная женщина, спокойная и не ведающая колебаний, когда дело
касается чего-то другого, даже ее родной страны. Но  разве сам Ранд не такой
же целеустремленный и упрямый?
     -  А  что  же, по-твоему, мне нужно делать? Выслеживать и  затравливать
Отрекшихся?  Одного за  другим?  -  Ранд заставил  себя  медленнее втягивать
табачный дым. - Тебе хоть известно, где  они? Ах да, Саммаэль в Иллиане, это
ты знаешь! Но где остальные? И вот приду я за Саммаэлем, как тебе  угодно, а
там их окажется двое, трое, а то и четверо? Или все девятеро?
     - Тебе  было бы  под силу  сразиться  с  тремя-четырьмя. Возможно, даже
сразу с девятью уцелевшими, - ледяным тоном парировала Морейн, - если бы  ты
не оставил Калландор в Тире. Суть в том, что ты бежишь. На  самом деле нет у
тебя  никакого плана! Нет  у  тебя  плана подготовки  к Последней Битве.  Ты
перебегаешь с места на место в надежде, что все как-то утрясется, сложится к
лучшему.  Ты лишь надеешься, поскольку не знаешь, что еще делать. Если б  ты
послушался моего совета, то по крайней мере...
     Ранд  оборвал  ее, резко взмахнув своей трубкой, словно  и  не  замечая
сердитых взглядов, которыми его жгли обе женщины.
     -  У  меня  есть план.  - Им хочется  знать -  пожалуйста,  а его пусть
испепелит, коли он переменит решение. - Во-первых, я  намерен положить конец
убийствам и войнам, я их  начал или нет.  Если людям  нужно кого-то убивать,
пусть убивают  троллоков, а не  друг  друга. В Айильскую Войну четыре  клана
перебрались за Драконову Стену  и за  два  года громко заявили  о себе.  Они
разграбили  и  сожгли  Кайриэн, разбили  все высланные  против  них  войска.
Пожелай  они,  и  Тар Валон бы захватили.  Из-за ваших Трех  Клятв Башня  не
сумела бы  им  помешать. -  Одной  из  Клятв было  не использовать  Силу как
оружие, разве  что против  Порождений Тени  или Приспешников  Тьмы  или  для
защиты  собственной жизни,  но ведь тогда  самой Башне  айильцы не угрожали.
Теперь  Ранда  цепко  держал  в своей  хватке  гнев. Беглец  с  единственной
надеждой,  таким он ей представляется? - Четыре клана совершили все это. Что
будет, когда я  поведу за  Хребет  Мира одиннадцать? -  Кланов  должно  быть
одиннадцать.  Перетянуть на  свою сторону Шайдо надежды мало.  - Государства
едва успеют задуматься о том, чтобы объединиться, как будет  уже поздно. Они
примут мой мир, или меня зароют в Кэн Брэт.
     Арфа  неприятно  тренькнула,  и  Натаэль  склонился  над  инструментом,
покачивая головой. Через миг вновь раздались тихие, успокаивающие звуки.
     - Да, видно, одним арбузом  дело не обошлось. С головой у тебя точно не
все в порядке,  - пробурчала  Эгвейн, сложив руки на груди. - И камень таким
непробиваемым не бывает! Морейн  всего лишь пытается тебе помочь.  Почему ты
этого не понимаешь?
     Айз Седай разгладила свои шелковые юбки, хотя в том не было нужды.
     - Вывести айильцев за Драконову Стену! Худшего, пожалуй, и не выдумать.
- В голосе Морейн слышалась нотка то ли гнева,  то ли огорчения.  По крайней
мере, Ранд сумел довести до  ее сведения, что он  - не марионетка. - К  тому
времени  Престол Амерлин обратится к правителям  всех государств, к тем, кто
по-прежнему  является  правителем,  предъявит им  доказательства,  что  ты -
Возрожденный Дракон. Им известны Пророчества; они знают, для чего ты рожден.
Как только они убедятся в том, кто ты и что ты, они примут тебя, ибо должны.
Близится Последняя  Битва,  и  ты - их  единственная надежда, другой у  рода
людского нет.
     Ранд громко рассмеялся. Но смех его был  горек. Сунув трубку  в рот, он
сел, скрестив ноги, на стол и принялся рассматривать женщин.
     - Итак, вы с Суан Санчей по-прежнему думаете, что знаете все, что нужно
знать. - По воле Света, они почти ничего о нем не знают и никогда не узнают.
- Вы обе - круглые дуры.
     - Выкажи хоть каплю уважения! - прорычала Эгвейн, но Ранд отмахнулся от
ее слов и продолжал:
     - Благородные Лорды Тира тоже знали Пророчества и поняли, кто  я такой,
увидев в  моей  руке Меч-Которого-Нельзя-Коснуться.  Половина из них ожидала
получить  от меня власть или  славу, если не то  и другое  разом,  а  другая
мечтала о том, чтобы поскорее ткнуть  нож мне в спину и забыть, как страшный
сон, что Возрожденный  Дракон  когда-либо  был  в Тире. Вот  как государства
поприветствуют  Возрожденного  Дракона.  Если только я их в  бараний  рог не
согну, как тайренцев. Знаешь,  почему я  оставил Калландор  в Тире? Чтобы он
напоминал им обо мне. Каждый день они помнят о нем -  торчащем в полу Сердца
Твердыни. И не посмеют забыть, что я вернусь за ним. Вот что удерживает их в
подчинении.
     Это   была   одна   из   причин,    по   которой   Ранд   оставил   там
Меч-Который-не-Меч. О другой он и думать не хотел.
     -  Будь осторожен,  -  чуть  погодя  промолвила Морейн. Только  это,  и
голосом  морозного  спокойствия.  Ранд  же  услышал  в этих  словах  строгое
предостережение. Как-то он уже слышал подобный ее  тон.  Тогда Морейн так же
бесстрастно  заявила,  что  скорее  увидит  его  мертвым, чем позволит  Тени
завладеть им. Безжалостная женщина.
     Она  долго смотрела  на юношу  в  упор,  темные омуты  ее глаз  грозили
затянуть  его  в  свои  глубины.  Потом  Морейн  присела  в  безукоризненном
реверансе:
     - С вашего позволения, милорд Дракон, я отдам необходимые распоряжения.
Мастеру Кадиру надо знать, где ему завтра предстоит работа.
     Никто  не сумел бы заметить в ее поступке или услышать в ее словах даже
слабый  намек  на  насмешку,  но  Ранд  чувствовал  издевку.  Морейн  готова
испробовать все, что угодно, лишь бы вывести его из равновесия, сделать куда
послушнее  - любым  способом. Для этой цели все  было  хорошо:  вина,  стыд,
сомнение, неуверенность. Ранд смотрел вслед Морейн, пока ее не скрыл занавес
перестукивающихся бусин.
     - Незачем  так  хмуриться, Ранд ал'Тор.  -  Голос Эгвейн был тих, глаза
гневно  полыхали,  а  свою  шаль  девушка  держала  так, точно  намеревалась
задушить  Ранда. - И  впрямь лорд Дракон! Кем бы  ты  ни был, все равно ты -
грубый, невоспитанный оболтус!  Тебе еще мало досталось. От тебя  не убудет,
если станешь повежливее.
     -  Так то была ты,-  вырвалось у  Ранда; к его удивлению,  девушка чуть
качнула  головой,  но  спохватилась.  Значит, все-таки Морейн. Раз Айз Седай
настолько  рассердилась, значит,  ее  терпение лопнуло.  Несомненно, это  он
вывел  ее  из  себя.  Наверное, нужно  бы извиниться.  Наверняка, если  буду
повежливей, я от этого не умру.  Но,  честно говоря, он  не понимал, с какой
стати  ему  рассыпаться  в  любезностях  перед Айз Седай,  которая постоянно
старается держать его на короткой сворке.
     Но  в то время как Ранд раздумывал о  вежливости, Эгвейн ничуть об этом
не  заботилась. Если  бы тлеющие  угли могли сделаться темно-коричневыми, то
они точь-в-точь походили бы на глаза девушки.
     -  Ты болван, Ранд ал'Тор, а твоя пустая башка набита шерстью! Зря я не
сказала Илэйн, что  ты ее не стоишь! Ты даже для куницы недостойная пара! Не
задирай носа! Спустись на землю! Я-то хорошо помню,  как ты обливался потом,
пытаясь откреститься  от проделки, в  которую  тебя втравил Мэт.  Помню, как
тебя Найнив порола, пока ты не взвыл в голос, а  потом весь день  сидеть без
подушки  не  мог.  Не  так много лет минуло  с той  поры. Нужно было сказать
Илэйн, чтоб выбросила тебя из головы. Если б она знала хоть  половину о том,
во что ты нынче превратился!
     Ранд пялился на Эгвейн, пока она изливала  на него свою гневную тираду.
Сколько раз девушка входила через занавес из бус, но никогда еще не была так
разъярена. Потом до Ранда  дошло.  Еле  уловимое покачивание головы, которым
она невольно выдала,  что именно Морейн  стегнула его по спине Силой. Эгвейн
изо всех сил  старалась делать лишь то,  что нужно,  и делать как надо и как
положено. Обучаясь у  Хранительниц  Мудрости, Эгвейн одевалась  по-айильски;
насколько он знал девушку, она вполне могла усвоить и айильские  обычаи. Это
очень  на нее похоже. Но в то же время Эгвейн  старалась во всем походить на
настоящую  Айз  Седай, хотя была лишь одной  из  Принятых.  Обычно Айз Седай
крепко держали  свой  характер  в узде,  они никогда  не  выдавали того, что
желали сохранить в тайне. Никогда - ни словом, ни жестом.
     Илиена  никогда не срывала на мне свое  зло,  когда сердилась  на себя.
Нагоняй она мне устраивала только потому, что... Ранд похолодел. Он в  жизни
не встречал  женщины по имени Илиена.  Но он сумел, пусть  смутно, вызвать в
памяти  образ, откликнувшийся  на это  имя.  Прелестное лицо,  молочно-белая
кожа,  золотистые  волосы, того  же оттенка,  что у Илэйн.  Должно быть, это
сумасшествие. Воспоминание о выдуманной женщине. Пожалуй, однажды он поймает
себя на том, что беседует с несуществующими людьми.
     Страстная речь Эгвейн оборвалась, сменившись озабоченным взглядом.
     - С тобой все в порядке, Ранд? - Гнева в голосе девушки  как не бывало.
- Что-то не так? Сейчас я за Морейн сбегаю...
     -  Нет!  - воскликнул  он  и  тут  же  смягчил тон:  -  Ей не  под силу
Исцелить... - Даже Айз Седай не могут  Исцелить  безумие; ни одна из них  не
способна исцелить Ранда, избавить его  от страданий. - Как  дела  у Илэйн? У
нее все хорошо?
     - С Илэйн все хорошо. - Несмотря на  все  сказанное Эгвейн, в ее голосе
слышалось сочувствие. На большее Ранд и не надеялся.  Сам он  знал лишь, что
Илэйн покинула Тир,  остальное касается только  Айз Седай, планы Илэйн -  не
его  дело.  Так  ему  не  раз заявляла  Эгвейн,  а Морейн  вторила  ей.  Три
Хранительницы  Мудрости, которые умели ходить по снам и у  которых обучалась
Эгвейн,  были  еще менее словоохотливы  - у них  свои причины  не  ладить  с
Рандом.
     -  Пожалуй,  мне  тоже лучше уйти,  -  продолжила Эгвейн, поправляя  на
плечах шаль,  - ты устал. - Слегка нахмурясь,  она спросила: -  Ранд, что ты
такое сказал? Ну, "зароют в Кэн Брэт"?
     Он  уже  намеревался спросить, о  чем, Света  ради, говорит девушка, но
вспомнил, как сам произнес эту фразу.
     -  Что-то такое я  когда-то слышал, -  соврал он.  О значении этих слов
Ранд имел столь же смутное представление, как и о том, откуда они взялись.
     - Отдыхай, Ранд, - сказала девушка  - по голосу будто лет  на  двадцать
старше, а  не  двумя  годами  младше  его.  - Обещай  мне,  что  обязательно
отдохнешь. Тебе нужен отдых.
     Ранд  кивнул. Эгвейн  посмотрела ему в  глаза, словно выискивая правду,
потом направилась к выходу.
     Серебряный кубок с вином поднялся  с ковра в воздух и подплыл  к Ранду.
Он  торопливо схватил кубок  за миг  до  того,  как девушка оглянулась через
плечо:
     - Наверное, не стоило бы мне говорить. Илэйн не просила меня передавать
тебе этого, но... Она сказала, что любит тебя. Может, ты уже знаешь,  а если
нет, то поразмысли об этом.
     С этими словами девушка вышла; бусы со стуком сомкнулись за ней.
     Спрыгнув со стола,  Ранд  отшвырнул кубок в сторону, вино расплескалось
по плиткам пола. Взбешенный, Ранд повернулся к Джасину Натаэлю.






     Потянувшись  к  саидин.  Ранд  направил  Силу -  сплел потоки Воздуха и
сдернул  Натаэля с подушек.  Позолоченная арфа  опрокинулась  на  выложенный
темно-красными  плитками пол,  а  сам  Натаэль  застыл  в  футе  над  полом,
распяленный у стены, не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой.
     -  Я  же  предупреждал  тебя! Не смей направлять, когда  кто-то  рядом!
Никогда!
     Натаэль склонил голову набок в свойственной ему  странной манере, будто
искоса поглядывая на Ранда и стараясь незаметно понаблюдать за ним.
     - Если б увидела,  она решила бы, что это ты. - В  голосе менестреля не
слышалось ни вины, ни неуверенности  - но и  вызова тоже; похоже, он считал,
что  предлагает вполне приемлемое объяснение. - Кроме  того, с виду у тебя в
горле пересохло. А придворному барду должно заботиться о своем повелителе.
     Это была одна из причуд Натаэля: раз Ранд лорд Дракон, то сам он должен
быть не простым менестрелем, а непременно придворным бардом.
     Испытывая  отвращение  к  себе  и  сердясь на  Натаэля,  Ранд  распутал
плетение и отпустил  менестреля. Обращаться с ним так грубо  - все равно что
затеять драку с десятилетним мальчишкой. Ранд  не  мог видеть щита,  который
ограничивал  Натаэлю доступ к  саидин, поскольку то было работой женщины, но
знал: преграда никуда не делась.  Все,  на  что  способен сейчас  Натаэль, -
переместить кубок со стола. К счастью, щит сокрыт и от женских глаз. Натаэль
называл это "инвертированием", хотя и не мог объяснить сути явления.
     - А  если бы она увидела мое лицо и что-то заподозрила? Я так удивился,
будто этот  кубок сам по себе ко мне подлетел!  - Ранд сунул трубку в  рот и
яростно запыхтел ею.
     - Она все равно ничего бы не заподозрила. - Расположившись на подушках,
менестрель  поднял  арфу  и  взял  несколько  нот,  прозвучавших  отдаленной
мелодией. -  Как кто-то  что-то заподозрит?  Я  и  сам не  могу  поверить  в
случившееся. -  Если в  голосе  его  и  проскользнула  горечь, Ранд этого не
заметил.
     Сам  Ранд  тоже  до  конца не верил  в произошедшее, хотя изо всех  сил
старался убедить себя в  реальности этого. У человека, сидевшего перед ним и
звавшегося Джасином Натаэлем, было и другое имя. Асмодиан.
     Рассеянно  перебиравший  струны  арфы  Асмодиан  вовсе  не  походил  на
устрашающего  всех и вся Отрекшегося.  Он  был даже по-своему красив -  Ранд
считал,  что тот  нравится женщинам.  Часто  казалось странным, что  зло  не
наложило  на него заметных  глазу отметин.  Он был  одним из Отрекшихся,  но
вовсе не пытался убить Ранда, и  Ранд  скрыл от  Морейн  и всех прочих,  кто
такой Натаэль. Ему нужен был учитель.
     Пытаясь самостоятельно научиться владеть  Силой, Ранд имеет всего  один
шанс из четырех остаться в живых - в случае, если для мужчин справедливо то,
что  относится к женщинам, которых Айз Седай называют дичками. А если нет? К
тому  же  необходимо еще  принимать  в  расчет  безумие. Учить Ранда  должен
мужчина; Морейн, и не она одна,  не  уставала твердить ему: даже птица, мол,
не научит рыбу летать,  с тем же успехом рыба может  учить птицу  плавать. И
учить Ранда должен кто-то  опытный, тот, кому уже известно все, что  следует
знать Ранду. Выбор у  него  небогат - Айз  Седай укрощают  мужчин, способных
направлять,  едва обнаружив их. А ведь с  каждым годом  таких мужчин находят
все  меньше.  Мужчина,  случайно обнаруживший в  себе способность направлять
Силу,  знает не  больше Ранда. Умеющий  направлять  Лжедракон -  ежели  Ранд
разыщет  такого,  которого  еще  не успели  изловить  и укротить,  - вряд ли
откажется   от   собственной   мечты   о   славе   ради   кого-то   другого,
провозгласившего себя Возрожденным Драконом. Вот Ранду ничего и не осталось,
как переманить к себе одного из
     Отрекшихся.
     Асмодиан  с  отсутствующим видом брал случайные аккорды, а Ранд  уселся
напротив него на подушки. Не следует забывать, что этот человек нисколько не
изменился внутренне с того давнего-давнего дня, когда отдал свою душу  Тени.
То, что делает ныне, он делает по принуждению, он вовсе не пришел к Свету.
     -  Ты  никогда  не думал  пойти  на  попятный, Натаэль? - Ранд  избегал
настоящего имени  менестреля;  промолви  юноша  даже  шепотом "Асмодиан",  и
Морейн  тут же решит, что он перекинулся к Тени. Морейн,  а может, и другие.
Тогда вполне  вероятно, ни  сам Ранд, ни Асмодиан  не доживут  до следующего
дня.
     Пальцы застыли на струнах, лицо менестреля было непроницаемо.
     - На попятный? Демандред, Равин, любой из них, едва увидев, убьют меня.
И это мне еще повезет. Наверное, любой из  них  так поступит - кроме Ланфир.
Сам  понимаешь,  проверять мне  ничуть не хочется.  Се-мираг...  Она и валун
заставит взмолиться  о  пощаде  и благодарить за  смерть. А  что до Великого
Повелителя...
     - Темного,  -  резко  оборвал Ранд, еле разжав губы  у чубука.  Великим
Повелителем  Приспешники   Тьмы   называли  Темного.   Приспешники   Тьмы  и
Отрекшиеся.
     Молча соглашаясь, Асмодиан коротко кивнул.
     -  Когда  Темный  вырвется на свободу... - Если раньше на лице  его  не
отражалось  никаких  чувств,  то  сейчас уныние и бесцветность были в каждой
черточке. - Скажу лишь, что сам  отыщу Семираг и отдамся в ее  руки, пока за
предательство меня не настигло наказание... Темного.
     - Вот и учи меня.
     Арфа  заиграла  скорбную  мелодию  -  она, горько  сожалея,  оплакивала
безвозвратную потерю.
     - "Марш смерти",  - промолвил Асмодиан, не  прерывая игры, -  финальная
часть "Цикла  великих страстей",  сочиненного лет за  триста  до  Войны  Сил
неким...
     Ранд перебил его:
     - Ты не очень-то хорошо обучаешь меня.
     - В этих  обстоятельствах лучшего  и  ожидать нельзя. Теперь  ты можешь
обратиться к  саидин всякий  раз, когда пожелаешь,  и  умеешь отличать  один
поток  от другого. Ты способен  защитить себя щитом, и  Сила  делает то, что
тебе нужно. - Он перестал играть  и  нахмурился, не глядя на  Ранда.  - Как,
по-твоему,  Ланфир и правда хотела, чтобы я научил тебя  всему? Если  бы она
хотела этого, то придумала бы способ остаться рядом и связать нас вместе она
хочет, чтобы  ты остался в живых, Льюс Тэрин,  но на этот  раз намерена быть
сильней тебя.
     - Не зови меня так! - рявкнул Ранд. Асмодиан будто и не слышал.
     -  Если вы  вместе планировали...  поймать меня  в  ловушку...  -  Ранд
почувствовал, как в Асмодиане поднялась какая-то  волна - словно  Отрекшийся
проверял созданный вокруг него щит. Способная направлять женщина  увидела бы
сияние,  возникающее,  когда другая  женщина  обнимает  саидар, и несомненно
ощутила  бы,  как  та направляет, но Ранд ничего не видел и мало что  ощущал
вокруг Асмодиана. - Если  вы разработали план вместе, значит, ты позволил ей
крупно себя  надуть. Тогда она тебя перехитрила. Я  уже  говорил тебе:  я не
лучший учитель, особенно если мы  не связаны узами.  Вы задумали это  вместе
или нет?  -  Теперь он смотрел на Ранда, искоса, но внимательно. - Многое ли
ты  вспомнил? О том, что был Льюсом Тэрином, я имею в виду. Ланфир  сказала,
ты вообще ничего не помнишь, но она способна солгать и самому Ве... Темному.
     - На этот раз  она сказала правду. -  Расположившись на  подушках, Ранд
направил Силу,  и  один из  не тронутых  клановыми вождями серебряных кубков
подплыл к нему. Даже столь краткое прикосновение к саидин было  пьянящим - и
мерзостным. И трудно  было отпустить Источник. Ранду не  хотелось говорить о
Льюсе Тэрине;  он устал  от  людей, считающих,  что он  и  есть Льюс  Тэрин.
Чашечка трубки  сильно  разогрелась  от  яростного  пыхтения,  поэтому  Ранд
жестикулировал ею, держа  за чубук. - Если  соединение  узами  поможет  тебе
обучать меня, почему мы этого не сделали?
     Асмодиан  глянул  на Ранда так, будто  тот спросил, почему они  не едят
камни, и качнул головой:
     - Все  время забываю, сколь многого  ты не знаешь. Вдвоем мы с тобой не
сможем. Без женщины, которая соединит нас. Думаю, ты мог бы попросить Морейн
или эту  девушку. Эгвейн.  Одна  из них,  наверное, сумеет придумать способ.
Если только ты не хочешь оставить их в неведении, кто я такой.
     - Не лги мне, Натаэль, - прорычал Ранд.  Задолго до встречи  с Натаэлем
он узнал, что направление  Силы мужчиной и женщиной так  же отлично одно  от
другого, как разнятся сами мужчины и женщины; Ранд не собирался принимать на
веру слова  собеседника. - Я слышал, как Эгвейн  и другие  говорили, что Айз
Седай соединяют свои силы. Если могут они, то почему не можем мы с тобой?
     - Потому что не можем.  - В голосе  Асмодиана прорвалось раздражение. -
Хочешь знать почему - поинтересуйся у алхимиков или книгочеев. Почему собаки
не летают? Вероятно, так в громадной системе  Узора уравновешивается то, что
мужчины  по природе своей сильнее.  Мы не  в состоянии соединяться узами без
помощи женщин,  а  они без  нас могут. Им  все-таки потребна  помощь мужчин,
чтобы создать круг больше чем из тринадцати человек, но это слабое утешение.
     Ранд  был  уверен,  что наконец-то  поймал  Отрекшегося на лжи.  Морейн
рассказывала, что в  Эпоху  Легенд мужчины и  женщины  были  сильны в равной
мере, и солгать она не могла. Так Ранд и заявил, добавив:
     - Пять Сил, Пять Стихий - равны.
     - Земля, Огонь, Воздух, Вода и Дух. - Для каждой Силы у Натаэля нашелся
свой  аккорд. - Верно,  они равны,  и столь же верно, что любое действие, на
которое  способен мужчина  с помощью одной из Стихий, под силу и женщине. По
крайней  мере, отчасти. Но это не имеет ничего  общего с  тем,  что  мужчины
сильнее. Если  Морейн что-то считает правдой, то и  говорит, как об  истине,
так оно или нет. Вот одно из тысячи слабых мест в этих дурацких Обетах. - Он
сыграл  что-то  и впрямь  звучавшее  глупо. -  Кое у  кого  из  женщин  руки
посильнее, чем у некоторых  мужчин, но в общем  все  наоборот.  Так  же и  в
случае с Силой и, пожалуй, в сходных пропорциях.
     Ранд  медленно кивнул.  Сказанное Асмодианом имело  некоторый  смысл  и
звучало разумно. Илэйн  с Эгвейн  считались чуть ли не сильнейшими женщинами
из обучавшихся в Башне за тысячу, а то и более лет, а он однажды проверил на
них  свой  дар, и позже  Илэйн призналась, что почувствовала себя  котенком,
которого схватил мастифф.
     Асмодиан тем временем продолжал:
     - Если  две женщины  связали  себя узами,  это  не  значит, что их сила
удвоилась; соединение  узами не просто сложение  сил. Но если они достаточно
сильны,  то  и  с  мужчиной  могут  поспорить.  А  коли  составится  круг из
тринадцати женщин, берегись.  Объединившись, тринадцать  даже  еле способных
направлять Силу  женщин одолеют  подавляющее большинство  мужчин. Тринадцать
самых слабых женщин из Башни возьмут верх над тобой и над любым мужчиной - и
даже  не запыхаются. В  Арад Домане я как-то услышал присловье,  которое мне
хорошо запомнилось: "Чем больше вокруг женщин,  тем тише ступает мудрец". Не
худо бы и тебе эту поговорку не забывать.
     Ранд  поежился, вспомнив  о  том времени,  когда  он оказался среди Айз
Седай, числом намного превосходивших тринадцать. Конечно, большинство из них
не знало,  кто он такой.  А если б знали... Если  Морейн и Эгвейн связаны...
Ранду не хотелось верить, что Эгвейн так далеко ушла от их прежней дружбы на
своем пути к Башне. Что бы она ни делала, она поступает искренне, без задних
мыслей, и она всем сердцем желает стать Айз Седай. Как и Илэйн.
     Ранд отпил полкубка вина, но вино не смыло тягостных мыслей.
     - Что еще ты можешь рассказать об Отрекшихся? - Этот вопрос он задавал,
наверно, раз  сто и каждый раз  надеялся узнать чуточку больше. Лучше  такой
вопрос, чем пустые размышления, не соединились ли Эгвейн и Морейн, чтобы...
     -  Я рассказал  тебе  все,  что знал, - тяжело вздохнул Асмодиан. - Нас
никогда нельзя было назвать близкими друзьями. Ты думаешь, я что-то утаиваю?
Если ты хочешь знать, где они, то мне неизвестно, где остальные. Знаю только
про Саммаэля, а тебе и  без  моего  рассказа известно,  что он выбрал  своим
королевством Иллиан.  Какое-то  время в Арад  Домане находилась Грендаль, но
полагаю, ее там уже нет - слишком высоко она ценит свой комфорт. Подозреваю,
что и Могидин пребывает - или пребывала - где-то на западе, но никому еще не
удавалось отыскать Паучиху, если она того не желает. Равин приручил какую-то
королеву и забавляется с  ней, но твоя догадка о том, какой страной она  для
него  правит,  ничуть не хуже моих предположений. Больше ничего, что поможет
тебе определить их местопребывание, я не знаю.
     Все  это  Ранд  уже  слышал. Вообще ему  чудилось, что  он  слышал  все
сказанное Асмодианом об Отрекшихся раз пятьдесят.  Порой  -  слишком часто -
казалось, что Ранд уже знает то, о чем ему рассказывает Асмодиан. Кое-что из
услышанного  ему  хотелось бы не  знать, например, что забавляет  Семираг, а
кое-что вовсе было бессмысленным. Демандред переметнулся к Тени из зависти к
Льюсу Тэрину Теламону? Ранд и  вообразить не мог такой зависти, что толкнула
бы его что-то сделать,  тем более  подобный шаг. Асмодиан утверждал, что его
соблазнила  мысль о бессмертии  -  и  о нескончаемых Эпохах музыки. Асмодиан
заявил, что прежде  был известным композитором. Что за  чушь!  Однако в этой
громаде  обрушившегося  на  Ранда  знания, от которого  подчас кровь стыла в
жилах, могла скрываться  та крупица,  благодаря которой он сумеет уцелеть  в
Тармон Гай'дон. Что  бы он ни говорил Морейн, Ранд знал: он должен встать на
пути  Отрекшихся, и случиться  это может  гораздо раньше, чем  ему  хочется.
Наполнив кубок, Ранд поставил его на пол. Вино не смогло стереть факты.
     Раздался  перестук бусин, и  Ранд  оглянулся - вошли облаченные в белые
одежды молчаливые гай'шайн. Они начали собирать блюда  и кубки, поданные для
Ранда  и  вождей;  еще  один  гаишайн,  мужчина,  поставил  на  стол большой
серебряный поднос с  закрытыми тарелками,  серебряной чашей и двумя большими
глиняными  кувшинами  в зеленую полоску. В  одном  из них  наверняка вино, в
другом  вода.  Женщина-гай'шайн внесла зажженную лампу и пристроила ее возле
подноса. Небо в окнах окрасилось желто-  красными цветами заката; в короткий
промежуток между раскаленной печью и морозным ледником воздух и в самом деле
был свеж и приятен.
     Когда гай'шайн удалились, Ранд встал, но уходить не спешил.
     - Как ты считаешь, Натаэль, каковы мои шансы в Последней Битве?
     Асмодиан,  потянувшийся  за своими  красно-синими  шерстяными одеялами,
лежавшими  за подушками, замер  и поднял  глаза  на Ранда, в  своей странной
манере склонив голову набок.
     - В тот день, когда мы встретились тут, ты... нашел на площади какую-то
вещицу.
     - Забудь об этом, - хрипло отозвался Ранд. Он  нашел не одну  вещицу, а
две. - Все равно я ее  уничтожил.  - Ему  показалось, будто плечи  Асмодиана
слегка поникли.
     - Тогда... Темный... уничтожит тебя. Что до меня, то в тот час, когда я
узнаю  о его освобождении,  я вскрою  себе  вены.  Если у меня  будет  такая
возможность.  Быстрая  смерть намного  лучше того,  что  тогда  ожидает меня
повсюду. - Он откинул в сторону одеяла и уселся, мрачно уставясь в никуда. -
Наверняка смерть лучше безумия.  Теперь оно  грозит мне в той же мере, что и
тебе.  Ты лишил  меня оберегавших  от  безумия  уз. - В  голосе  его не было
горечи, одна безнадежность.
     - А  если  бы  существовал иной способ защититься  от  порчи? - спросил
Ранд. - Если можно как-то избавиться от нее? Ты все равно убил бы себя?
     Лающий смех Асмодиана был едок, как кислота:
     - Забери  меня  Тень,  видно, ты  возомнил себя  чуть  ли  не проклятым
Создателем! Мы мертвы. Мы оба мертвецы! Неужели гордыня застила тебе глаза и
ты  ничего  не  понимаешь? Или  ты  просто  непроходимо туп? Ты,  потерявший
надежды пастух?!
     Ранд держал себя в руках.
     -  Тогда  почему бы не покончить со всем  разом? -  срывающимся голосом
спросил он. Я не настолько слеп и вижу, что вы с Ланфир затеяли.  Я не такой
уж тупица, коли одурачил ее и поймал в ловушку тебя Раз нет никакой надежды,
ни единого шанса, даже малюсенького... почему ты еще жив?
     По-прежнему не глядя на юношу, Асмодиан потер нос.
     - Как-то я видел висящего на утесе человека, - медленно промолвил он. -
Он  висел  на обрыве, скала крошилась под  его пальцами... Ухватиться он мог
лишь  за  пучок  травы -  несколько длинных стебельков,  корни  которых едва
цеплялись за  камень.  Это был  единственный шанс вскарабкаться  обратно  на
утес.  Вот за  него  он  и схватился.  - Асмодиан  вдруг коротко и  невесело
рассмеялся. - Он же должен был знать, что они легко выдернутся.
     - Ты спас его? - спросил Ранд, но Асмодиан не
     ответил.
     Ранд  двинулся  к выходу,  за  его спиной вновь раздались  такты "Марша
смерти".
     Длинные нитки бус сомкнулись за ним, и пять Дев,  поджидавших в широком
пустом  коридоре, выложенном бледно-голубыми плитками, легко, одним  плавным
движением поднялись с корточек. Они все, кроме одной, были высоки для женщин
- но не для айилок. Чтобы сравняться ростом с Рандом, их старшей, Аделин, не
хватало чуть больше ладони. Единственным исключением  была Энайла, девушка с
огненной  гривой рыжих волос  и не выше  Эгвейн  болезненно  переживала свой
рост.  Как  и у  вождей кланов, глаза  у  девушек  были  голубые, серые  или
зеленые; волосы - светло-русые, желтые,  точно солома, или  рыжие -  коротко
подстрижены, лишь на затылке оставлен длинный хвост. На поясах висели полные
колчаны, уравновешенные  ножами с длинным клинком; а за спинами, в  налучах.
Девы  носили  роговые  луки.  У  каждой  были  три-четыре  коротких,  но   с
внушительными наконечниками копья  и круглый щит из бычьей кожи. У айильских
женщин, не желавших проводить жизнь у очага и в заботах  о  детях, было свое
воинское объединение - Фар Дараиз Май, Девы Копья.
     Ранд приветствовал Дев легким поклоном, от которого те заулыбались -  у
айильцев не было такого обычая, по крайней мере, его этому не учили.
     -. Я вижу тебя, Аделин, - сказал Ранд. - Где  Джойнде? По-моему, раньше
она была с вами. Она не заболела?
     -  Я вижу тебя, Ранд ал'Тор, -  отозвалась Аделин. Ее золотистые волосы
казались еще светлее, обрамляя дочерна загорелое лицо с  тонким белым шрамом
на щеке. - В каком-то смысле  она заболела. Проговорила сама с  собой  целый
день,  и  не прошло еще и часа, как отправилась к Гарану  из  Джирад Гошиен,
намереваясь положить к его ногам  свадебный венок. -  Кое-кто из Дев покачал
головой: замужество означало отказ от копья.  -  Завтра его последний день в
качестве ее гай'шайн.  Джойнде - из Черной Скалы, из Шаа-рад, - со значением
добавила  Аделин.  Это  и  впрямь  значило многое.  Браки  с  мужчинами  или
женщинами,  захваченными в  гай'шайн - обычное дело,  но  очень  редко браки
заключались между айильцами, чьи кланы находились в кровной вражде, пусть  и
позабытой на время.
     - Эта зараза распространяется, - возбужденно  заговорила Энайла. Обычно
голос ее был горяч - таким же  жаром веяло от ее волос.  - С  тех пор как мы
пришли в Руидин, каждый день одна-две Девы сплетают свадебные венки.
     Ранд кивнул, надеясь, что они сочтут  кивок знаком понимания. А ведь  в
этом его вина. Он  и гадать  боялся, сколько из  Дев  рискнули бы остаться с
ним, расскажи он им правду. Хотя, по  всей  вероятности,  останутся все - их
удержит  честь, а страха они  испытывают  не больше,  чем клановые вожди. По
крайней мере, до сих пор все сводилось лишь к свадьбам, - пожалуй, даже Девы
сочтут замужество лучшим избавлением, чем то, что испытали некоторые. Может,
так еще и случится.
     - Еще немного, и я готов идти, - сказал Ранд девушкам.
     - Мы будем ждать с терпением, - промолвила  Аделин. Говорить о терпении
было трудно - казалось, стоящие на  месте Девы в любой миг готовы взорваться
стремительным движением.
     То, что Ранд хотел сделать, в самом деле  заняло у него  лишь несколько
секунд. Он оплел комнату - точно коробочку обмотал - потоками Духа и  Огня и
закрепил их, чтобы  плетение держалось само собой. Войти и выйти мог любой -
кроме мужчины, способного направлять. Для  него самого - как и для Асмодиана
- перешагнуть порог означало шагнуть в сплошную стену пламени. Это  плетение
потоков - и  то, что Асмодиан, будучи огражден барьером, слишком слаб, чтобы
направлять  сквозь подобную преграду,  - Ранд  обнаружил случайно.  Судя  по
всему,  к менестрелю никто не лез с вопросами, но если кого заинтересует, то
Джасин  Натаэль просто  выбрал местечко  для ночлега  подальше от  айильцев,
насколько  можно  отыскать такое в  Руидине. К подобному выбору с пониманием
отнесутся возчики и охранники Кадира. А Ранд, таким образом, точно знал, где
ночью находится Асмодиан. Девы ему никаких вопросов не задали.
     Ранд повернулся и двинулся к выходу. Девы  последовали за ним,  окружив
его кольцом, настороженные, словно в  ожидании нападения. Асмодиан продолжал
наигрывать погребальную песнь.
     Раскинув руки  в  стороны,  Мэт  Коутон  вышагивал  по  широкому белому
парапету,  обегавшему вокруг сухого  фонтана, и пел песню мужчинам,  которые
наблюдали за ним в меркнущем свете дня.
     Так выпьем  же  вина,  пусть не  опустеют  кубки.  И милых, веселя,  мы
расцелуем  в  губки,  И  кости  мы  метнем,  а  потом  скорей  На  танец,  с
Джаком-из-Теней.
     После дневной жары воздух приятно холодил, и Мэт подумал, не застегнуть
ли куртку из превосходного зеленого шелка, с золотым шитьем.  Но от выпивки,
которую айильцы называли  оосквай, в голове  точно гигантские мухи гудели, и
мысль  эта  тут же улетучилась.  В пыльном бассейне белели на постаменте три
каменные  статуи  -  обнаженные  женщины  футов двадцати высотой.  Одна рука
каждой вздымалась вверх, другая держала, наклоняя, огромный каменный  кувшин
на плече - из него должна была литься вода. Но у одной из статуй недоставало
головы и поднятой руки, а кувшин другой превратился в груду черепков.
     Пока луна  не  сбежит, ночь напролет протанцуем, На колени себе усадив,
девиц,  всех   перецелуем,   Ну   а  потом  со   мной  скорей  На  танец,  с
Джаком-из-Теней.
     -  Ничего  себе  песенка!.. -  крикнул  один  из  возчиков  с  заметным
лугардским акцентом.  Люди  Кадира  держались тесной  кучкой,  особняком  от
айильцев. Все  они были крепкими мужчинами, с жесткими лицами,  но каждый из
них  был уверен: за неосторожный взгляд любой айилец разом глотку перережет.
Не  так  уж  они  и ошибались.  -  Помню, как бабка моя  как-то говаривала о
Джаке-из-Теней, - продолжал большеухий лугардец. - Негоже так о смерти петь!
     Тут Мэт, словно  сквозь туман, понял,  какую песню поет, и скривился. С
той поры  как  пал Алдешар, никто не  слышал "Танца  с  Джаком-из-Теней".  В
голове у него  звучала эта  песня, которую с  вызовом грянули  Золотые Львы,
бросившись в  свою последнюю,  безнадежную  атаку  на  окружившее  их войско
Артура  Ястребиное Крыло.  Ладно хоть, подумал  Мэт,  на Древнем Наречии  не
болтаю.  Он и  наполовину  не  был таким развязным  ухарем, каким казался со
стороны,  но чашек оосквай и правда он опустошил многовато. Вкусом и  цветом
пойло напоминало бурую водицу,  но в голову вдарило,  точно мул лягнул. Коли
не поостерегусь, того и гляди, Морейн меня упакует да и отправит в Башню. По
крайней мере, так я окажусь подальше и от Пустыни,  и от Ранда. Видать, он и
вправду  перебрал, даже  больше, чем ему казалось, раз  полагает это честной
сделкой. Мэт затянул "Лудильщика на кухне".
     У Лудильщика на кухне дел невпроворот.
     Наверху хозяйка в платье голубом.
     По ступенькам - вниз слетает, в розовых мечтаньях,
     И зовет она: "Ох, Лудильщик милый, почини-ка
     для меня ты вот ту кастрюльку!"
     Кое-кто  из  людей Кадира  подхватил  песенку,  а  Мэт  танцующим шагом
вернулся обратно. Айильцы  молчали - у них мужчины не пели, не считая боевой
песни в сражении или погребальной над павшим. Девы же если и пели, то только
в своем кругу, исключительно для себя.
     У парапета сидели на корточках два айильца - сколько  бы оосквай они ни
влили в себя,  на  них  это  никак  не  сказалось,  разве что  глаза малость
остекленели. С какой радостью Мэт вернулся бы в те края, где светлые глаза -
большая редкость; в родной деревне  он видел вокруг  только карие да  черные
глаза. Ранд был единственным исключением. Слева, перед свободным от зрителей
пространством, на широких плитах мостовой лежали  куски  дерева - источенные
червем ручки и ножки кресел. Возле парапета валялся пустой кувшин из красной
глины, рядом  стояли  его братец, где  еще  оставался оосквай, и  серебряная
чаша. Суть игры  состояла в том,  чтобы выпить, а  потом постараться попасть
ножом в подброшенную в воздух мишень. Играть с Мэтом в кости не сел бы никто
из Кадировых людей, а среди айильцев таких были считанные единицы -  слишком
уж  часто он  выигрывал,  а в  карты жители Пустыни не играли. Метание ножей
считалось  чем-то  совершенно  отличным  от  всего  прочего,  особенно  если
добавить к этой забаве оосквай. В кости Мэт выигрывал чаще, чем в этой игре,
но  в фонтане у ног  юноши лежало с  полдюжины чаш  с золотой насечкой и два
золотых блюда - вдобавок к браслетам и ожерельям с рубинами, лунными камнями
или сапфирами, не говоря  уже о  пригоршне монет. Подле выигрышей дожидались
хозяина  плоская шляпа и  необычное копье  с черным  древком.  Кое-какие  из
выигранных вещиц  были  даже  сделаны руками айильцев.  Жители  Пустыни явно
предпочитали  расплачиваться  частью  своей  боевой  добычи,  а  не  звонкой
монетой.
     Корман,   один  из  сидевших  у  парапета   айильцев,  поднял  взор  на
оборвавшего песню Мэта. Белый шрам наискось пересекал нос воина.
     - С ножами, Мэтрим Коутон, ты, пожалуй, так же ловок, как  с игральными
костями. Может, остановимся на этом? Темнеет.
     - Тут полно  света. -  Мэт покосился на  небо:  долину  Руидина покрыли
бледные тени,  но на фоне пока еще светлого неба вполне можно было различить
цель. -  При  таком  свете  даже моя бабуля  не промахнется.  А я  попаду  с
закрытыми глазами.
     Дженрик,  второй из  сидевших на корточках, обвел внимательным взглядом
ряды зрителей.
     - Тут где-то женщины затесались? - Смахивающий сложением на медведя, он
считал себя  остряком.  - Раз мужчина заводит такие речи, значит, поблизости
женщины, перед которыми он желает покрасоваться.
     Девы, которых в толпе было немало,  громко рассмеялись вместе со всеми,
а может, и громче.
     - Так  ты  думаешь, я не смогу?  -  пробормотал  Мэт,  сдергивая темную
косынку, что носил  на  шее,  прикрывая рубец  от петли. - Корман,  подбрось
деревяшку и просто крикни "давай". - Юноша быстро завязал сложенной косынкой
глаза и вытащил из рукава один из ножей. В наступившей тишине он слышал лишь
дыхание  зрителей. Это ты-то не пьян?  Да ты назюзюкался как сапожник! И тем
не менее Мэт вдруг  ощутил свою удачу,  почувствовал порыв,  который  обычно
испытывал в игре,  зная,  какой  гранью вверх  замрут кубики, когда  они еще
катились. В голове у него чуток прояснилось. - Кидай же, - спокойно произнес
он.
     - Давай!  - крикнул Корман, и рука Мэта  хлестко дернулась назад, потом
резко вперед.
     В напряженной тишине громко  и отчетливо раздались два стука: ударила в
дерево сталь, а затем упала на мостовую мишень.
     Никто  не проронил  ни  слова.  Мэт вновь  опустил косынку  на шею.  На
мостовой валялся  обломок  подлокотника,  размером не больше ладони. В самой
его  середке торчал глубоко вонзившийся клинок Мэта.  Похоже,  Корман  хотел
повысить свои шансы на  выигрыш. Что  ж, ведь  Мэт не уточнил, какой  должна
быть мишень. До него вдруг дошло, что он совсем позабыл назначить ставку.
     Наконец один из людей Кадира хрипло воскликнул:
     - Просто-таки удача самого Темного!
     - Удача - лошадь не хуже прочих,  оседлай да скачи, - сказал Мэт самому
себе. Неважно, откуда взялось  это присловье. Да и откуда взялась его удача,
он тоже не ведал - лишь пытался, как мог, оседлать ее и скакать на ней.
     Сколь  бы  тихо Мэт  ни  произнес  эти слова.  Дженрик  поднял  на него
нахмуренный взор:
     -  Что  ты  такое  сказал, Мэтрим Коутон? Мэт  открыл было  рот,  затем
захлопнул  его, так и не повторив фразу, как собирался. Слова ясно звучали в
памяти. Сене сована кабадонде аин довайниа. Опять Древнее Наречие.
     - Да так, ничего, - пробормотал Мэт. - Просто сам с собой разговариваю.
- Зрители начали расходиться. - Думаю, продолжать не стоит - уже темнеет.
     Корман наступил на деревяшку, выдернул нож Мэта и принес его хозяину.
     - Может, в другой  раз,  Мэтрим  Коутон.  Как-нибудь в другой  день.  -
Обычно  так  айильцы говорили  "никогда", если не  хотели  сказать  об  этом
впрямую.
     Мэт  кивнул и  вложил кинжал в ножны, пришитые к изнанке рукава. Так же
случилось, когда он выкинул шесть шестерок двадцать три  раза подряд. Ему не
за что  винить айильцев.  Да и  разобраться как  следует нужно не только  со
своим везением, есть и другое. Глядя на Кормана и  Дженрика, уходящих вместе
с остальными, Мэт с легкой завистью  отметил, что ни тот ни другой ничуть не
пошатывались.
     Запустив пальцы  в волосы, Мэт тяжело уселся  на парапет. Воспоминания,
некогда беспорядочно  набившиеся в  голову,  будто изюминки в  кексе, теперь
перемешались с его собственными. Одна часть его "я" знала, что  родился он в
Двуречье двадцать  лет назад, но он  также хорошо помнил, как возглавлял при
Майганде фланговую атаку, опрокинувшую троллоков, и  как танцевал при  дворе
Тармандевина, и сотню,  тысячу иных событий. В большинстве своем - битвы. Он
помнил, как умирал, причем куда большее число раз, чем ему хотелось помнить.
И не было швов между обрывками разных жизней - если не  сосредоточиться, Мэт
не мог сразу отделить свои личные воспоминания от новоприобретенных.
     Протянув  руку назад,  Мэт нахлобучил  свою широкополую шляпу и положил
поперек колен  необычное копье. Вместо  обыкновенного наконечника, это копье
завершало  что-то  вроде мечевидного клинка фута в  два  длиной,  клейменого
двумя воронами. Лан говорил, будто клинок этот изготовили  с помощью  Единой
Силы еще во времена Войны  Силы, Войны Тени; Страж утверждал, что его совсем
не нужно точить и что он никогда не сломается. Сам Мэт думал, что не поверил
бы  такому,  да вот пришлось. Пусть и минуло три тысячи лет,  а  клинок  все
такой   же,   однако   Мэт  мало   доверял  Силе.   Вдоль   черного  древка,
инкрустированная  каким-то   металлом  темнее  дерева,  шла  вязь   надписи,
обрамленная на концах опять-таки воронами. Надпись была на Древнем Языке, но
Мэт, разумеется, теперь мог ее прочитать.
     Таков исконный договор, и он провозглашает:
     Мысль  - это времени стрела, и память  не истает.  Цена  уплачена. Свое
просивший получает.
     Один из концов  широкой улицы, где-то в полумиле от фонтана, упирался в
площадь,  которую во многих городах назвали бы  главной. Айильские  торговцы
отправились на ночлег, но их  павильоны  по-прежнему стояли там. Эти палатки
были сшиты  из  серо-  коричневой шерсти, обычной для  айильских палаток.  В
Руидин со  всех  концов Пустыни явились сотни торговцев  - на самую  большую
ярмарку,  которую когда-либо видели Айил, и с каждым днем айильцев прибывало
все  больше. Торговцы из  разных  кланов  и  стали  одними  из  первых,  кто
по-настоящему начал обживать этот город.
     В другую сторону - на огромную площадь  в центре города - Мэту вовсе не
хотелось  смотреть.  Отсюда  можно  было различить горбы Кадировых фургонов,
ожидающих завтрашней погрузки. Сегодня днем на один взгромоздили нечто вроде
скособоченной  дверной  рамы  из  краснокамня.  Морейн  особенно   тщательно
проследила, чтобы  ее  крепко- накрепко привязали -  и  именно так,  как она
требовала.
     Мэт  не знал,  что  ей  известно об этом предмете, -  и  спрашивать  не
собирался. Лучше бы Айз Седай совсем  забыла  о существовании Мэта,  хотя на
это  мало  надежды.  Но  сколько бы  ей ни  было  известно,  Мэт  чувствовал
уверенность, что сам  знает  больше.  Он  шагнул туда  - глупец,  взыскующий
ответов. А что получил взамен? Чужие воспоминания,  набившиеся ему в голову.
И еще  смерть. Мэт затянул потуже косынку на шее. И еще две вещи. Серебряный
медальон  в  виде лисьей  головы, который он  носил под  рубахой,  и оружие,
лежащее  у него на  коленях.  Малое  возмещение. Мэт, легко  касаясь, провел
пальцем по надписи.  "Память не  истает".  А у них,  у того  народца  по  ту
сторону этой двери, чувство юмора под стать айильскому.
     -  У тебя  так  каждый раз получается? Мэт  вскинул голову, оглянулся -
рядом  с  ним уселась  Дева. Высокая  даже  для айилки,  пожалуй, выше Мэта.
Волосы точно золотая канитель, а глаза цвета чистого утреннего неба. Девушка
была  старше Мэта, лет, наверное, на  десять, но разница в годах никогда ему
не мешала. К тому же она Фар Дарайз Май.
     - Я -  Мелиндра, - продолжала она, - из септа Джумай. У тебя всегда так
получается?
     Она спрашивает про метание  ножа, сообразил Мэт. Она назвала свой септ,
но  не клан.  Айильцы так никогда не поступают.  Если только... Должно быть,
она  из  Дев  клана Шайдо, которые  присоединились к Ранду. Мэт,  по  правде
сказать, не очень-то понимал во всех этих обществах, но  что  до Шайдо... Он
слишком хорошо помнил, как те горели желанием проткнуть его копьями. Куладин
ненавидел и Ранда,  и  всех,  кто его окружал,  кто явился с ним; а то,  что
ненавидел Куладин, становилось  объектом ненависти и всех Шайдо. Но с другой
стороны, Мелиндра пришла  сюда,  в  Руидин.  Она ведь  Дева. Мелиндра  тонко
улыбнулась; в глазах сверкал манящий огонек.
     - По большей части получается, - правдиво ответил  Мэт.  Даже если он и
не чувствовал  удачи, везло ему часто. А  уж  когда подваливала удача,  дело
было в  шляпе. Мелиндра  хихикнула,  улыбка ее стала  шире,  словно  девушка
считала, что он хвастается. Похоже, женщины  сами для себя  решают, врешь ты
или нет, причем  решают,  невзирая  на очевидные факты. А с другой  стороны,
если  ты им нравишься, на твое  вранье им наплевать. А то  вообще поверят  в
самую чудовищную твою ложь.
     Девы,  к какому бы клану ни принадлежали, могут быть опасны, да и любая
женщина таит  опасность -  эту  истину  он  узнал на  собственном опыте.  Но
Мелиндра определенно смотрела на него не просто так.
     Порывшись  в  горке своих  выигрышей, Мэт  выудил  оттуда  ожерелье  из
золотых спиралей, в центре каждой сверкал темно-синий  сапфир, самый крупный
был с  фалангу его  большого пальца. Он  мог вспомнить  то время - и это его
собственные воспоминания, - когда при виде самого мелкого из этих камней его
прошибла бы испарина.
     - Они очень  подходят к твоим глазам, - промолвил  Мэт,  положив в руки
девушки тяжелую нитку. Он ни  разу не видел, чтобы  Девы носили какие-нибудь
побрякушки, но по опыту знал, что женщинам нравятся всякие украшения. Как ни
странно, в не  меньшей степени им нравились и цветы.  Этого  Мэт не понимал,
но, впрочем, готов был признать, что в женщинах разбирается плохо. Точно так
же  для  Мэта  непостижимы и  его удача, и случившееся  с ним по ту  сторону
перекошенной дверной рамы.
     - Очень  тонкая работа,  - промолвила  Мелиндра,  разглядывая  на  весу
ожерелье.-  Я  принимаю твое  предложение.  -  Ожерелье исчезло в ее поясной
суме, девушка  наклонилась  и  сдвинула Мэту  шляпу  на  затылок.  -  У тебя
симпатичные глаза.  Похожи  на  темный  полированный  кошачий  глаз.  -  Она
забралась  на  парапет  с  ногами,  сидя  обняла  руками  колени,  продолжая
внимательно рассматривать Мэта. - Сестры по копью рассказывали мне о тебе.
     Мэт  надвинул  шляпу  обратно  на брови  и  настороженно  покосился  на
Мелиндру из-под полей. Что ей понарассказывали? И какое такое "предложение"?
Это  всего-навсего ожерелье. Манящий  огонек  в  глазах  девушки  потух; она
глядела на него будто  кошка на мышь. Вот это-то и пугало в общении с Девами
Копья.  Порой  и  не скажешь, хотят они с тобой  потанцевать, собрались тебя
поцеловать либо вознамерились убить.
     Улица быстро пустела, тени сгущались, но Мэт узнал Ранда. Тот наискосок
переходил  улицу,  во  рту  его дымилась  трубка. Кто  станет разгуливать  в
сопровождении чуть ли  не десятка Фар  Дарайз Май,  как  не Ранд? Вечно  они
вокруг него, подумал Мэт. Охраняют, будто стая волчий,, готовы все  сделать,
что он прикажет. Кое-кто и позавидовал бы  эскорту Ранда. Кто угодно, только
не Мэт. Порой такое  общество несколько обременительно. А вот стайка девушек
вроде Изендре...
     - Извини, я на минутку, - торопливо бросил Мэт Мелиндре.
     Прислонив копье  к  низенькой  стенке  фонтана,  Мэт  чуть  ли не бегом
сорвался с места. В голове гудело, хоть и не так громко, как раньше, и он не
запинался.  О своих  выигрышах Мэт  не беспокоился.  У айильцев были  крайне
строгие  раз  и  навсегда  установленные  правила,  что можно  и что нельзя:
захватить в набеге - это одно, а украсть -  совсем  другое. Люди Кадира живо
научились держать руки поглубже  в карманах после  того,  как одного из  них
поймали с поличным. Задав за  кражу отменную порку -  исполосовав от плеч до
пят,  вора  прогнали  прочь, велев убираться из Пустыни. Ему разрешили взять
лишь  один  бурдюк  с водой. Но с  одним  бурдюком и до  Драконовой Стены не
добраться, а с бедняги вдобавок всю одежду сняли. Теперь Кадировы людишки не
подберут и медяка, валяющегося посреди улицы.
     - Ранд? - Окруженный эскортом Дев мужчина продолжал идти. - Ранд?
     До  Ранда не было и десяти шагов, но он не замедлил шага. Две-три  Девы
оглянулись,  но не  Ранд. Мэт вдруг  ощутил  холодок,  никак не  связанный с
надвигавшейся ночью. Он облизнул губы и теперь не громко окликнул,  а просто
произнес:
     - Льюс Тэрин.
     И тут Ранд  повернулся - а Мэт сразу пожалел об этом.  Лучше бы  тот не
оборачивался.
     Некоторое время они смотрели друг  на друга в наступивших сумерках. Мэт
помешкал и решил ближе не подходить. Себя он  убеждал: потому что там  Девы.
Причем одна из них Аделин  - она-то,  в компании с прочими, и учила его игре
"Поцелуй  Дев". Этакую забаву Мэт вряд ли когда забудет,  да и играть в нее,
даже  если зазывать будут, ни  за  что  не  станет. А у Энайлы  взгляд точно
бурав,  вгрызающийся  ему  в  череп.  Ну  кто  бы подумал,  что эта  женщина
вспыхнет, как  попавшее в огонь масло? Было бы отчего! Мэт всего-то и сказал
ей, что  она  - самый прелестный  маленький  цветочек,  который он  в  жизни
видывал!
     И теперь еще  Ранд.  Они вместе выросли.  Мэт  и  Ранд, да еще  Перрин,
бывший в  Эмондовом Луге  учеником  кузнеца. Втроем  они  охотились,  вместе
рыбачили, бродили по Песчаным Холмам, к самым отрогам Гор Тумана забирались,
ночевали под звездами. Ранд был его другом. Только  теперь он оказался таким
другом,  который,  не желая  того, может  и башку тебе разбить. Ведь  Перрин
из-за Ранда чуть не погиб.
     Мэт заставил себя приблизиться фута на  два.  Ранд и  без того выше его
почти  на голову,  а  в  наползавшем  вечернем сумраке казался еще  выше.  И
холодней обычного.
     - Я тут подумал, Ранд... - Как Мэт ни старался, голос прозвучал хрипло.
- Я давно уже дома не был.
     - Мы оба давно  из  дома ушли,  - тихо произнес Ранд. -  Очень давно. -
Вдруг  он  рассмеялся,  не  громко,  но так  похоже  на  прежнего  Ранда:  -
Соскучился по коровам своего отца?
     Мэт почесал ухо, слегка ухмыльнулся.
     - Ну,  честно  говоря,  не  очень. -  Как  же,  очень  надо коровниками
любоваться, подольше бы не видеть этакой картины. - Но я тут подумал: может,
мне отправиться с фургонами Кадира, раз они скоро уйдут?
     Ранд молчал. Когда он наконец заговорил, легкий  налет веселья исчез из
его голоса:
     - До самого Тар Валона?
     Теперь  уже  заколебался  Мэт. Он бы  не  отпустил меня в  лапы Морейн.
Или?..
     - Может быть, - как ни в чем не бывало откликнулся Мэт. - Не знаю. Туда
хочет   отправить  меня  Морейн.   Может,  удастся  вернуться  в   Двуречье.
Посмотреть, все ли в порядке дома. Посмотреть,  жив  ли Перрин. Узнать,  как
там мои сестренки, ма и па.
     - Нам следует делать то, что  мы должны, Мэт.  Зачастую это не то, чего
нам хочется. Нужно делать, что должны.
     Все это походило на оправдание - для слуха Мэта. Ранд будто просил  его
понять. Только Мэт уже не раз поступал так, как должен. Не могу я винить его
за Перрина, да и не мне его винить. Проклятье, никто ведь не заставлял  меня
идти  за  Рандом,  будто  какая гончая!  Только  и  это  не было верно.  Его
заставили. Но не Ранд.
     - Ты разве не... не станешь меня останавливать?
     - Мэт, я не  стану  ничего говорить тебе. Ни "оставайся",  ни  "иди", -
устало сказал Ранд. - Узор плетет Колесо,  а не я, а Колесо  плетет так, как
угодно  Колесу.  -  О-о,  как  все это  похоже на проклятых  Айз Седай!  Уже
повернувшись  и  собираясь уйти, Ранд добавил:  -  Не верь  Кадиру,  Мэт.  В
каком-то смысле он очень опасный человек. Таких ты едва ли встречал в жизни.
Не верь ему ни на гран, а то он тебе глотку перережет, о чем  будем горевать
не только мы с тобой. - Он двинулся по улице  дальше, в сгущающиеся сумерки;
вокруг него, точно охотящиеся волчицы, мягко ступали Девы.
     Мэт смотрел  ему вслед. Купцу поверить? Я  не доверился бы Кадиру, хоть
засунь его в  мешок и накрепко свяжи. Итак, не Ранд сплетает Узор? Да уж кто
как  не он!  Еще до того, как им стало  известно, о чем гласят  Пророчества,
причем тут  они, трое  друзей,  и  узнали, что Ранд - та'верен.  Один из тех
редких людей, которые, вместо того чтобы хочешь не хочешь быть вплетенными в
Узор,  сами вынуждают  Узор формироваться вокруг себя. Мэт  знал,  что такое
быть та'вереном; он  и сам - та'верен,  хотя и  не  столь сильный, как Ранд.
Иногда   одним  своим   присутствием   в  каком-нибудь   городке   Ранд  мог
воздействовать  на жизнь  его обитателей, изменять  весь  ход  жизни  людей.
Перрин тоже  был та'вереном или  мог  им оказаться. Отыскавшая ребят  Морейн
считала крайне  значимым тот  факт, что этим троим юношам, выросшим  в одной
деревне,   уготована  судьба  та'веренов.   И,  кем  бы  они  ни  были,  она
намеревалась всех троих использовать в своих целях.
     Судя по всему, замыслы у нее были грандиозные: все та'верены, о которых
знал  Мэт,  были  мужчинами  вроде Артура  Ястребиное Крыло  или  женщинами,
похожими на Мабриам эн Шириид, которая, если верить преданиям, после Разлома
основала Союз Десяти Государств. Но  ни в  одном сказании не говорилось, что
случается  с  та'вереном,  который  оказывается  близок  к  другому,  такому
сильному, как Ранд. Наверное, так крутит в водовороте листок.
     К  Мэту  подошла  Мелиндра  и  протянула  ему  черное  копье  и  тяжело
звякнувший мешок из грубой ткани.
     - Я сложила  сюда твой выигрыш. - Она и в самом деле была выше Мэта  на
добрых пару дюймов. Мелиндра поглядела  вслед  Ранду: - Я  слышала, ты Ранду
ал'Тору почти брат.
     - Можно и так сказать, - отрезал Мэт.
     - Да  и  неважно, - сказала она, подытоживая. Потом Мелиндра  устремила
свой  взор  на  юношу,  упершись  кулаками  в   бедра.  -  Мэт   Коутон,  ты
заинтересовал меня,  причем до  того, как  преподнес  мне дар  расположения.
Конечно, и речи быть не может о том, что ради тебя я откажусь от копья, но я
несколько  дней к  тебе  присматривалась. У  тебя  улыбка как  у  мальчишки,
задумавшего очередную проказу. Мне это нравится. И эти глаза. - В тускнеющем
свете  она медленно  и широко улыбнулась. С  теплотой. -  Мне  нравятся твои
глаза.
     Мэт поправил шляпу,  хотя  та и  так сидела безукоризненно. В мгновение
ока превратиться из загонщика  в догоняемую добычу.  С айильскими  женщинами
так и случается. Особенно с Девами.
     - Тебе что-нибудь говорит  имя - Дочь Девяти  Лун? -  Порой он  задавал
такой вопрос женщинам. Неверный ответ -  и этой же  ночью он сматывается  из
Руидина, пусть даже придется выбираться из Пустыни пешедралом.
     -  Ничего  не  говорит, -  сказала Мелиндра.  - Но кое-что мне нравится
делать при лунном свете.
     Обняв Мэта за плечи, она  сняла  с его головы шляпу  и принялась что-то
шептать ему в ухо. И почти сразу же он ухмыльнулся - еще шире, чем Мелиндра.






     Сопровождаемый эскортом  Фар  Дарайз Май,  Ранд подошел  к  Руидинскому
Крову Дев. Белые ступени шириной во все здание, каждая  в три фута, взбегали
к  толстым,  футов в шестьдесят высотой колоннам, которые сейчас, в сумраке,
казались черными,  но днем сияли яркой голубизной.  Колонны были необычными,
со  спиральными   каннелюрами.  Перед  высоким   зданием  была  выложена  из
глазурованных плит  узорчатая мозаика  -  вились  белые и  голубые  спирали,
казавшиеся глазу  бесконечными.  Прямо  над  колоннами  находилось  огромное
многоцветное окно-витраж - черноволосая женщина  пятнадцати футов высотой, в
причудливом голубом одеянии, правая  рука поднята то ли  в благословении, то
ли  в повелении  остановиться.  Лицо ее было  одновременно  и безмятежным, и
суровым. Кем  бы она ни была, к айильцам она точно не принадлежала -  о  чем
говорили очень светлая кожа  и темные глаза.  Скорей всего, Айз Седай.  Ранд
выбил трубку  о каблук,  сунул  ее в карман  куртки  и  начал подниматься по
ступеням.
     За исключением гай'шайн, мужчинам не дозволялось ступать под Кров Дев -
ни одному, ни в одном из  холдов-крепостей в Пустыне. За подобную попытку  и
вождь, и кровный родич Девы мог заплатить  жизнью, да, по  правде говоря, ни
одному  айильцу  такая мысль и в голову  бы  не пришла.  Точно  так же  дело
обстояло и  с другими айильскими  воинскими союзами:  входить  под  их  кров
разрешалось лишь их членам и гайшайн.
     У  высоких бронзовых дверей стояли в карауле две  Девы. Скосив глаза на
проходившего мимо колонн Ранда, они быстро обменялись  какими-то  знаками на
языке жестов  Дев и  коротко улыбнулись друг дружке.  Ранд  пожалел, что  не
понимает, о чем они  переговариваются. Со  временем бронза тускнеет  даже  в
сухом воздухе  Пустыни, но гай'шайн отполировали двери, и теперь  они  сияли
как  новые.   Створки  стояли   распахнутые  настежь,  и  пара  часовых   не
шелохнулась, чтобы преградить юноше дорогу. Ранд вошел, Аделин с сестрами по
копью не отставали ни шаг.
     Внутри,  в  широких  белых  коридорах, в огромных комнатах,  находилось
множество  Дев.  Они  сидели  на  цветных  подушках,  беседовали,  точили  и
протирали оружие, играли  в "Кошкину колыбельку", или в камни, или в "Тысячу
цветков" -  айильскую  игру,  в которой, помимо  прочего, нужно  выкладывать
узоры  из  плоских камешков,  а  на  камешках  вырезано чуть  ли не с  сотню
различных  символов. Разумеется, повсюду,  занятые разной домашней  работой,
бесшумно  сновали  гай'шайн.  Они  попадались  везде;  вытирали,  подметали,
разносили  еду и  питье,  что-то прилаживали, подправляли, подливали масло в
разнообразные светильники,  от простых глиняных, покрытых глазурью плошек до
золоченых ламп, -  вероятно, взятая  невесть где боевая  добыча. Были тут  и
высокие  напольные шандалы, отыскавшиеся в городе. Мозаичные полы и стены  в
большинстве  комнат  покрывали  разноцветные  ковры и гобелены  всевозможных
рисунков и  стилей - ни  одного похожего. Кроме того,  сами  стены и потолки
представляли собой  изысканные мозаичные  панно: леса, реки, небеса - такого
никогда не видывали в Пустыне.
     Заметив Ранда,  Девы, и юные,  и в годах, улыбались, кое-кто фамильярно
кивал, а  то  и  похлопывал юношу по  плечу. Ранда  окликали, интересовались
самочувствием, спрашивали, поел ли он, не желает ли, чтобы гай'шайн принесли
ему вина или воды. Он отделывался краткими фразами, хотя и улыбался в ответ.
С ним все  хорошо,  он здоров, не голоден и  пить  не  хочет, спасибо.  Ранд
продолжал  идти, не  сбавляя шага.  Замедли он шаг, для  ответа  и неизбежно
придется остановиться, а сегодня в его планы не входило задерживаться.
     Можно  сказать,  что  Фар Дарайз  Май  его в  какой-то  мере усыновили.
Некоторые и в самом деле обращались с ним как с сыном, другие принимали  его
как брата.  И возраст Девы не играл роли:  женщины с сединой в волосах могли
за чашкой чая разговаривать с ним точно с  братом, а Девы,  в  лучшем случае
старше его на год, заботливо удостоверялись, что он  одет надлежащим образом
для жаркой погоды. Уклониться от такого материнского внимания не удавалось -
они просто делали то, что считали нужным, и Ранд никак не мог придумать, как
от них отвязаться. Не использовать же Силу, да и чуть ли не против всех!
     У Ранда  появлялась пару  раз мысль  взять для  своей охраны  воинов из
другого сообщества. Например, из Шае'ен  М'таал, Каменных Псов, или из Аэтан
Дор, Красных Щитов. Руарк, пока не стал вождем, принадлежал к Красным Щитам.
Только какую причину придумать? Правду-то сказать никак  нельзя.  При мысли,
как и  что он станет  объяснять Руарку и остальным вождям, Ранд почувствовал
себя не в своей тарелке. У айильцев ведь  такое чувство юмора, причем весьма
необычное,  что,  скорей  всего,  даже  вечно  хмурый  старик Ган  со  смеху
надорвется. Не говоря уж о том, что любая причина оскорбит всех Дев, заденет
честь каждой. По крайней мере,  по-матерински, за крайне редким исключением,
они с ним обращались только здесь, под Кровом, где кроме них  никто этого не
видел. А гай'шайн хорошо знали, что следует держать язык за зубами обо всем,
что тут происходит. "Девы, - сказал однажды Ранд, - поддерживают мою честь".
Эти слова помнили  все,  а  Девы  так  гордились,  будто  он  каждую  одарил
королевским  троном.  Но  получилось  так,  что честь его  они  поддерживают
по-своему, как желают сами.
     Аделин и  остальные  четверо Дев отправились к своим подругам, но Ранд,
поднимавшийся  все  выше  по  плавно  изгибающимся  пролетам  широкой  белой
лестницы, не оставался в одиночестве. Практически  на каждом шагу он отвечал
на те же вопросы. Нет, он не голоден. Да, знает, что еще не вполне привык  к
жаре. Нет, много на солнце он  не бывает. Ранд переносил  все это стоически,
но  облегченно вздохнул,  добравшись  до  второго,  если  считать  вверх  от
огромного  окна,  этажа. Здесь, в широких  коридорах и  на лестнице, ведущей
дальше вверх, не  было ни Дев, ни гаишайн. Голые стены  и пустые апартаменты
лишь подчеркивали безлюдье, но  после суеты  нижних  этажей одиночество было
благословенным даром.
     Спальней Ранду  служила  комната в центре  здания, окон здесь  не было.
Размеры ее, одной из немногих, не подавляли своим громадьем, хотя расстояние
от  пола  до  высокого  потолка  превосходило  и  длину,  и  ширину.  Каково
назначение  этого  зала,  Ранд  понятия  не  имел.  Единственным  украшением
помещения  являлась  мозаика  в  виде  виноградных  лоз,  обвившихся  вокруг
небольшого камина.  Это  вполне могла  оказаться комната  для  прислуги, как
решил  бы Ранд, не  будь дверь  обшита бронзой, пусть и без всякой резьбы, -
таких  в комнатах  слуг  не  бывает.  Войдя,  Ранд  прикрыл  за собой дверь.
Гай'шайн  начистили металл  до  тусклого блеска.  Вместо стульев на  голубом
мозаичном  полу были разбросаны подушки с кистями,  рядом, поверх  сложенных
стопкой  пестрых  ковров,  лежал  толстый  соломенный  тюфяк. Рядом  с  этой
"постелью" на полу стояли простой  глазурованный  голубой кувшин  с  водой и
темно-зеленая  чашка. Вот  и вся  обстановка,  не считая двух  уже зажженных
трехрогих  светильников  и  стопки  книг фута  в  три высотой в углу. Устало
вздохнув. Ранд, не сняв ни сапог, ни куртки, растянулся на тюфяке -  как  ни
поворачивайся, спать на таком ложе ничуть не мягче, чем на голом полу.
     В комнату уже помаленьку  вползала ночная прохлада,  но Ранд и не думал
разжигать сложенные в камине сухие коровьи лепешки - лучше уж терпеть холод,
чем  такой  аромат.  Асмодиан  пытался  показать способ  сохранить в комнате
тепло. Способ был прост,  но у Ранда не  хватало умения проделать этот трюк.
Один раз он  попробовал - и проснулся посреди ночи, хватая ртом воздух, края
ковров   уже    затлевали   от   жара,   накалившего   пол.   Больше    Ранд
экспериментировать не пытался.
     Ранд  выбрал  это  здание  для  жительства  потому,  что  оно уцелело и
находилось неподалеку  от  центральной  площади;  высокие  потолки создавали
ощущение  прохлады  даже  в  самые  жаркие  часы  дня,  а  толстые стены  не
пропускали ночью сильные холода. Разумеется, тогда  тут не  было  Крова Дев.
Однажды утром Ранд проснулся и  обнаружил, что во  всех комнатах первых двух
этажей поселились Девы, а возле его дверей выставлен караул. Через некоторое
время  он  наконец понял,  что Девы  намерены разместить  в этом здании Кров
своего  сообщества в Руидине, при этом они полагали, что он тут и останется.
На самом-то деле они готовы были перенести Кров туда, куда отправится  Ранд.
Потому-то он и встречался с клановыми вождями в другом месте. Самое большее,
что удалось Ранду, -  это уговорить Дев не  подниматься  на тот этаж, где он
спит.   Они  согласились  оставаться  внизу,   но  его  просьба  изрядно  их
повеселила.  Даже кар'а'карн не король, с кривой усмешкой напомнил он  себе.
Ранду уже дважды  приходилось переезжать выше -  Дев становилось  больше. Из
праздного любопытства он  попытался прикинуть, сколько еще воительниц должно
прибыть сюда, чтобы ему пришлось отправиться ночевать на крышу.
     Лучше думать  об  этом,  чем  терзаться  воспоминаниями о том.  как  он
допустил, чтобы Морейн в печенках у  него засела. До чего достала! Вывела из
себя и выведала его планы, которые он хотел скрыть от нее,  пока не выступят
айильцы. А  ей в  точности  известно, как манипулировать  его чувствами, как
заставить его рассердиться и сказать больше, чем он хочет.  Я никогда раньше
так не злился. Почему мне  так тяжело держать себя в узде? Ладно, остановить
его она все равно  не в силах.  По крайней мере, он так считал. Впредь нужно
не  забываться  и  быть  с  ней  предельно  осторожным.  Изредка   возросшие
способности делали Ранда беспечным  по  отношению к ней, но,  хоть он и стал
намного сильнее, знает-то она куда  больше его, пусть  даже и обучающегося у
Асмодиана.
     То,  что Асмодиан  знает планы  Ранда,  не  столь важно. Хуже, что  его
замыслы  стали известны  Айз  Седай.  Для  Морейн  я по-прежнему  всего лишь
пастух, которого она использует для  целей Башни,  но для Асмодиана я только
хрупкая веточка, за которую можно ухватиться в хлынувшем половодье. Странное
дело: он готов доверять  Отрекшемуся больше, чем Морейн. Впрочем, ни ему, ни
ей нельзя  слишком доверять. Асмодиан... Если узы, связывавшие его с Темным,
оберегали от порчи на  саидин,  значит, есть и  другой  способ защититься от
нее. Или можно очистить саидин от этой скверны.
     Вся беда  в том,  что до  того,  как  переметнуться  на  сторону  Тени,
Отрекшиеся  были  среди наиболее могущественных  Айз  Седай  Эпохи Легенд, а
тогда обычными считались деяния,  на которые Белая  Башня никогда и в мечтах
не  замахивалась. И если Асмодиан не знает такого способа, скорей всего, его
и не существует. Должен существовать. Что-то должно быть! Не сидеть же мне и
ждать, когда сойду с ума и умру!
     А  вот это уже  совершеннейшая  глупость.  Пророчество  предрекает  ему
местом встречи Шайол Гул. Когда это произойдет, неизвестно;  а после ему уже
незачем будет волноваться о своем сумасшествии. Ранд вздрогнул и подумал, не
развернуть ли одеяла.
     Послышался  тихий  шорох шагов -  кто-то в  мягкой  обувке двигался  по
коридору.  Ранда как  пружиной подбросило. Он сел. Я же говорил им! Если они
не могут!..  Женщину,  которая  толчком открыла  дверь, неся в руках толстые
шерстяные одеяла, Ранд вовсе не ожидал увидеть.
     Переступив  порог,  Авиенда  остановилась  и  смерила   Ранда  холодным
взглядом голубовато-зеленых глаз. Очень привлекательная женщина  одних с ним
лет,  она была Девой,  но не так давно  отказалась  от  копья,  чтобы  стать
Хранительницей Мудрости. Ее темные,  с рыжинкой волосы еще не успели отрасти
и  не доходили даже до  плеч  и  вряд ли  нуждались  в сложенной  коричневой
косынке, повязанной так, чтобы пряди не падали на лицо. Со  своей коричневой
шалью  девушка, казалось, обращалась чуточку неловко, а  длинные серые  юбки
вроде бы немножко стесняли ее нетерпеливые движения.
     Увидев на шее девушки серебряное ожерелье - изящная нитка  из  тонко  и
изящно  сработанных  дисков,  причем  все  разные.  Ранд  почувствовал  укол
ревности. Кто, интересно, подарил ей  это ожерелье? Сама  бы она вряд ли его
выбрала; похоже,  драгоценности  она не  жаловала.  Авиенда носила еще  одно
украшение  - широкий костяной браслет  с изящно, во всех деталях вырезанными
розами. Браслет  Авиенде  подарил  Ранд, и он  не  был  уверен,  что девушка
простила его за такой дар. Так или иначе, глупо ревновать.
     -  Я не  видел  тебя десять  дней,  -  сказал  он. -  Мне  уж казалось,
Хранительницы  тебя  к  моей руке  привяжут,  как  только  обнаружат, что  я
отгородил от них свои сны.
     Асмодиана позабавило, когда он узнал, чему первым делом хочет обучиться
Ранд,  а затем  он  расстроился, обнаружив, как  долго тому пришлось учиться
такой простой вещи.
     - Мне  нужно заниматься, Ранд  ал'Тор. - Она  будет  одной  из немногих
Хранительниц  Мудрости,  способных направлять  Силу; ее учили в том  числе и
этому. - Я не из твоих мокроземок, чтобы все время болтаться  рядом, дабы ты
мог  глядеть на меня,  когда тебе захочется. - Хоть она знала и Эгвейн, и  -
раз уж речь об этом, - Илэйн, у Авиенды сложилось весьма своеобразное мнение
о тех, кого она называла мокроземками, да и обо всех  жителях мокрых  земель
вообще. Вот втемяшилось ей это в голову - не выбьешь. - Они не в восторге от
твоего  поступка.  -  Авиенда  имела  в  виду  Бэйр, Эмис  и  Мелэйн  - трех
Хранительниц  Мудрости,  которые обучали  ее, трех ходящих по  снам, которые
пытались следить  за ним. Авиенда с сожалением качнула головой: - А особенно
им не  понравилось, что это от меня  ты  узнал о том, что они входят в  твои
сны. Ранд уставился на девушку:
     - Ты им так  сказала? Но ведь ничего ты мне не говорила! Я сам до всего
дошел. Да и в  конце концов все равно  бы сам догадался, даже и  без  твоего
намека. Авиенда,  они  сами  рассказали  мне,  что  могут в  снах  с  людьми
разговаривать. Мне оставалось сделать всего шаг.
     -  Ты хочешь  еще больше  уронить мою честь? - Голос девушки  был  пока
ровен, но от горящих глаз занялся бы огонь в камине. - Я не позволю ни тебе,
ни  другому мужчине  бесчестить  себя! На след тебя навела  я, и пусть позор
падет  на  мою голову. Лучше  б ты  тут замерз!  - И она швырнула одеяла  на
голову Ранда.
     Он стянул их  с себя и уложил  рядом на тюфяк, соображая, что  сказать.
Опять этот джиитох. А  сама  Авиенда такая злючка-колючка,  точно терновник.
Считалось, что ей поручено обучать его айильским  обычаям, но Ранд  знал: ее
истинная задача - шпионить за ним для Хранительниц  Мудрости. Какой бы ущерб
для чести ни был связан  с подсматриванием за самими айильцами, Хранительниц
это, по-видимому,  не касалось.  К тому же, похоже, просьбу шпионить за  ним
сами айильцы тоже не  сочли бы  предосудительной.  Хранительницы знали,  что
Ранду  все  известно,  но  отчего-то их  это  нисколько не  тревожило,  как,
впрочем, и его - лишь бы все оставалось, как есть. С одной стороны, шпион из
Авиенды  аховый.  Почти никогда она  не пыталась что-то  выведать, и ее нрав
вызывал у него то приступы  гнева, то  угрызения совести -  почти  так же на
него воздействовала Морейн. С другой стороны, иногда, когда девушка забывала
выпускать свои колючки, с ней было приятно провести время, поговорить. Кроме
того,  известно, кого Эмис с прочими к нему подослали, кто за  ним  шпионит.
Если не  Авиенда, будет кто-то другой, и  придется теряться  в догадках, кто
теперь  при  нем соглядатай. Вдобавок Авиенда  никогда не относилась к  нему
настороженно.
     Мэт,  Эгвейн и даже Морейн порой смотрели на  Ранда так, что  в  глазах
читалось: видят они Возрожденного Дракона. А иногда проглядывал страх  перед
способным  направлять  Силу  мужчиной.  Для  вождей  кланов  и  Хранительниц
Мудрости   Ранд  был   Тем-Кто-  Приходит-с-Рассветом,  человеком,  которому
предречено разломать Айил, точно сухой прутик; если они и не боялись его, то
временами относились к нему как к алой гадюке, рядом с которой им приходится
жить. Кого бы ни видела в Ранде Авиенда, это ее нисколько не останавливало -
если считала нужным, она не упускала случая подколоть,  а то и обрушиться на
него с упреками. И так почти всегда.
     По сравнению со всем  остальным,  отношение Авиенды -  утешение слабое,
тем  не менее какую-то  поддержку Ранд  чувствовал. Он, можно  сказать, даже
скучал  по  Авиенде.  С полдюжины раз Ранд посылал  ей цветы - собирая их  с
каких-то колючих  растений, он оцарапался  в  кровь, пока не  сообразил, что
можно воспользоваться Силой. Эти  букетики относили  сами Девы, не посылая с
ними гаишайн.  Разумеется,  получила  она  цветы или  нет,  Авиенда  его  не
уведомляла.
     -  Спасибо,  -  наконец  промолвил Ранд,  проведя  ладонью по  одеялам.
Разговор  о  них представлялся вполне безобидным. -  Наверное, они  бы  тебе
самой в здешние ночи не помешали.
     -  Принести одеяла меня попросила Энайла.  Она узнала, что я  собираюсь
заглянуть к тебе. - Губы девушки дрогнули в намеке на довольную улыбку. - Не
одна и не две сестры по копью обеспокоились, не холодно ли тебе. Я прослежу,
чтобы сегодня ты развел огонь, прошлой ночью ты не разжег камин.
     Ранд почувствовал, как краска заиграла на щеках. Она знает. Что ж,  все
равно она узнала бы. Проклятые Девы могут не делиться с ней всеми новостями,
но и утаивать от нее что- нибудь не станут.
     - Зачем ты хотела меня видеть? - спросил Ранд. К его изумлению, девушка
сложила  руки на груди  и дважды пересекла  узкую комнату  от стены к стене,
потом остановилась и повернулась, сердито глядя на юношу.
     -  Это  вовсе  не  дар расположения, -  заявила она  обвиняющим  тоном,
тряхнув  перед  Рандом  браслетом. - Ты  сам признал. - Да.  верно, хотя ему
казалось, что она вонзит нож ему под ребра, рискни он не согласиться.  - Это
просто глупый подарок от мужчины, который не  знает или которому дела нет до
того, как  мои...  как это воспримут сестры по  копью. Ладно, теперь это все
равно ничего не значит. - Авиенда вынула что-то из поясного кошеля и бросила
на тюфяк рядом с Рандом. - Я отдала тебе долг.
     Ранд  подобрал  брошенный предмет  и повертел его в руках.  Пряжка  для
поясного ремня, выполненная в виде дракона, тонкой работы, из хорошей стали,
с золотыми накладками.
     -  Спасибо. Какая красивая! Авиенда, ты мне ничего не была  должна. Что
за долг?
     - Если  не  хочешь принять ее за мой долг,  -  твердо промолвила она, -
выбрось. Я  найду  что-нибудь другое  и  верну  тебе  долг.  Все  равно  это
безделица, пустяк.
     - Вряд ли это безделица! Наверняка ее на заказ делали.
     -  Не  думай,  будто  это  что-то  значит,  Ранд  ал'-Тор.  Когда  я...
отказалась  от копья,  то  мои  копья,  мой  нож...- рука  девушки  невольно
коснулась поясного  ремня, где обычно  висел нож с длинным  клинком,  - даже
наконечники стрел у меня отобрали и отдали кузнецу, чтобы  он  сделал из них
простые  вещи. Их я должна  была раздать. Большую часть я подарила подругам,
но Хранительницы обязали  меня  назвать  имена трех  мужчин  и трех  женщин,
которых  я больше всего  ненавижу. Каждому из них  мне  было велено  вручить
подарок,  сделанный  из  моего  оружия. Подарить  из  собственных  рук. Бэйр
заявила, что это  учит  смирению.  - Девушка стояла,  гордо выпрямив  спину,
сверкая глазами,  зло бросая каждое  слово  - смирением тут  и в  помине  не
пахло. - Поэтому не думай, будто эта пряжка что-то значит.
     - Ничего не значит, - подытожил Ранд, печально  кивая.  Нельзя сказать,
чтобы  ему  хотелось  получить  от  нее  особый  подарок,  имеющий  какое-то
значение, но было бы приятно думать,  что Авиенда, быть может, увидела в нем
друга.  Совершенная  глупость  ревновать ее.  Интересно, кто  же подарил  ей
ожерелье?  -  Авиенда,  выходит,  я  -  один  из  тех,  кого  ты  так сильно
ненавидишь?
     -  Да, Ранд ал'Тор.  - Голос ее вдруг стал хриплым. На несколько секунд
она отвернулась -  глаза закрыты,  веки подрагивают. - Я ненавижу  тебя всей
душой. Ненавижу. И всегда буду ненавидеть.
     Почему  она  его   ненавидит.  Ранд  не  стал  спрашивать.  Однажды  он
поинтересовался  у Авиенды, почему  она его невзлюбила, - тогда она ему чуть
нос не откусила. Правда,  на  вопрос так и не ответила. Но сейчас речь шла о
чем-то большем, чем неприязнь, о которой она подчас словно забывала.
     - Если ты в самом деле меня ненавидишь, - через силу промолвил Ранд,  -
я попрошу Хранительниц Мудрости прислать обучать меня кого-нибудь другого.
     - Нет!
     - Но если ты...
     -  Нет!  -  Пожалуй,  на этот  раз ее отказ  был  куда более упрямым  и
энергичным.  Авиенда уперла  кулаки в  бедра  и принялась выговаривать  ему,
словно  намеревалась  вбить в голову Ранду  каждое  свое  слово:  Даже  если
Хранительницы разрешат мне  прекратить занятия  с  тобой,  у меня  есть тох,
обязательство  и  долг перед  моей  почти сестрой Илэйн. Ради  нее  я должна
присматривать  за тобой.  Ты  принадлежишь ей, Ранд  ал'Тор. Ей и только ей!
Запомни это.
     Ранд  почувствовал  полное  отчаяние. Хорошо хоть  Авиенда не принялась
опять описывать, какова  Илэйн без одежды - к некоторым из айильских обычаев
он, пожалуй, никогда не привыкнет. Иногда Ранд гадал, действительно ли Илэйн
договорилась с Авиендой, чтобы та присматривала за ним.  Поверить в это было
невозможно, но  ведь  опять-таки  иные женщины,  даже  не айилки, ведут себя
зачастую крайне странно. Где  уж  тут понять  айильскую женщину!  Много чаще
Ранд  тщетно  пытался понять,  от  кого  же, от  чьих  посягательств  должна
защищать его Авиенда. Кроме Дев и  Хранительниц Мудрости, половина айильских
женщин  смотрела на него  точно на воплощение пророчества,  а значит, как на
существо  из потустороннего  мира.  Вторая  же  половина косилась  словно на
мерзкую  змею-кровопийцу,  невесть  как   очутившуюся  в   гуще   ребятишек.
Хранительницы,  когда  стремятся  заставить  его поступить,  как хочется им,
ничем  не лучше  Морейн,  а о  Девах и думать  не  хотелось. Все  эти мысли,
отчаяние, бессильная злость смешались - и Ранд уже кипел от ярости.
     - Теперь послушай-ка меня. Ну,  я  целовался с  Илэйн,  и  не  раз,  и,
по-моему, ей это нравилось не меньше, чем мне. Но  я никому  не давал слова,
ничего не обещал. Я даже не уверен,  что такое мое обещание ей теперь вообще
нужно. - Ранд в один день получил от нее два письма; в одном Илэйн  называла
его возлюбленным светом своей души, а дальше писала такое,  от  чего у  него
уши  загорелись. В другом же  величала негодяем с  жестоким ледяным сердцем,
заявляла, что более не желает его видеть, а потом костерила вдоль и  поперек
почище  Авиенды. М-да, женщины - явно странный народ. - Да у меня и времени-
то на женщин нет, и думать-то о них некогда. У меня  сейчас одно  в голове -
как объединить Айил и даже, если сумею, Шайдо. Я...
     Ранд осекся,  застонал  - сопровождаемая перестуком  драгоценностей,  в
комнату покачивающейся походкой вошла женщина; она несла серебряный поднос с
графином из дутого стекла и двумя серебряными чашами. Кого Ранд хотел видеть
здесь меньше всего, так это ее.
     Красная  косынка из прозрачного  шелка, повязанная  вокруг  головы,  не
скрывала  красивого  матово-томного лица Изендре. Ни  у  кого из айильцев не
могло  быть таких длинных темных  волос и  темных  глаз.  Сочные яркие  губы
манили всяческими соблазнами - пока Изендре  не  заметила Авиенду.  Тогда ее
обольстительная, влекущая  улыбка превратилась в болезненную гримаску. Кроме
косынки на ней было с  дюжину, если не больше,  ожерелий из золота  и резной
кости,  в некоторых посверкивали жемчужины и самоцветы. Не меньше  браслетов
отягощали  запястья, а еще  больше их охватывало лодыжки. Это  был  весь  ее
наряд - более ничего. Ранд заставил себя смотреть только на лицо Изендре, но
щеки его жарко горели.
     Авиенда  походила на  грозовую  тучу,  готовую разразиться молниями,  а
Изендре выглядела так,  словно только-только узнала, что  сейчас  ее  живьем
бросят в кипяток. Ранду захотелось очутиться где угодно, хоть в Бездне Рока,
лишь бы не здесь. Тем не менее он  поднялся  -  ему казалось, что, глядя  на
женщин сверху вниз, он добавит себе властности и уверенности.
     - Авиенда... - начал он, но та не обратила на него никакого внимания.
     - Тебя кто-то прислал? - холодно спросила Авиенда.
     Изендре открыла рот - по лицу было  видно,  что она намерена солгать, -
потом тяжело сглотнула и прошептала:
     - Нет.
     -  Тебя,  сорда,  предупреждали.  -  Сордой  называлась   разновидность
пустынной крысы,  айильцы считали ее  хитрой, пронырливой и совершенно ни на
что не годной; даже кошки, убив крысу, редко ее съедали, настолько мерзко на
вкус было мясо. - Аделин считала, что в последний раз ты все усвоила.
     Изендре содрогнулась и пошатнулась, словно вот-вот упадет в обморок.
     Ранд наконец собрался с мыслями:
     - Авиенда,  прислали  ее  или  нет,  какая  разница?  У  меня  в  горле
пересохло, а если она оказалась настолько любезна, что принесла мне вина, то
ее стоило  бы поблагодарить. -  Авиенда холодно  взглянула  на  две  чаши  и
многозначительно   приподняла  брови.  Ранд  глубоко   вдохнул:  -   Незачем
наказывать  ее лишь  за  то,  что  она  принесла  мне  выпить.  -  Сам  Ранд
предусмотрительно старался на поднос не смотреть.  - Должно  быть,  половина
Дев под Кровом только и спрашивали, не хочу ли я...
     - Девы поймали ее с поличным. Ранд ал'Тор, когда она пыталась  воровать
у Дев. - Голос Авиенды был еще холоднее, чем когда она говорила с Изендре. -
И без того ты чересчур часто вмешиваешься в дела  Фар Дарайз Май. Куда чаще,
чем  следовало  бы.  Справедливому воздаянию не  смеет  препятствовать  даже
кар'а'карн. Тебя это не касается.
     Ранд поморщился, но махнул на все  рукой. Что бы  ни решили Девы,  свое
Изендре неминуемо получит. И не только за этот проступок. В Пустыню  Изендре
пришла с Хаднаном Кадиром, но Кадир  и глазом не моргнул, когда Девы поймали
ее с похищенными украшениями, которые та и носила сейчас. Ранду удалось лишь
уговорить айильцев не отправлять Изендре в Шару связанной, точно коза; он же
не  дал им  прогнать ее голой, с одним  бурдюком  воды, в сторону Драконовой
Стены. Ранд  не  мог  остаться  в стороне, видя, как  Изендре  взмолилась  о
пощаде, едва поняла,  какую  участь  ей  готовят  Девы.  Когда-то  Ранд убил
женщину. Та пыталась убить его,  но воспоминание  об этом  случае до сих пор
жгло  ему  душу. Он  сомневался, что  когда-нибудь  вновь  поднимет руку  на
женщину,  даже  если на другой чаше весов будет его жизнь. Что  за глупость,
ведь женщины-Отрекшиеся, скорей всего,  алчут  его  крови, если не замыслили
чего-то худшего. Но тем не менее дело обстояло именно так. А коли он зарекся
убивать  женщин, разве можно стоять и смотреть,  как погибает женщина? Пусть
даже она заслужила смерть?
     И  вот еще в чем загвоздка. В  любой стране Изендре  ждет  виселица или
плаха,  откройся  то,  что знает  о ней  Ранд.  О  ней,  о Кадире и,  весьма
вероятно,   о  большинстве,  если  не   обо  всех  людях  купца.  Они   были
Приспешниками Темного.  И разоблачить их Ранд не  мог. Не мог, даже  если бы
они узнали, что ему все известно.
     Если хоть одного  из них разоблачить  как Приспешника Темного...  Тогда
Изендре останется только радоваться своему положению - даже быть служанкой и
оставаться  нагой  куда   лучше,  чем  оказаться  брошенной  на  солнцепеке,
связанной по рукам и ногам. Но никто  из них не станет молчать, попав в руки
Морейн. К Приспешникам  Темного  у Айз Седай не  больше сострадания,  чем  к
кому-то  другому;  она тотчас  развяжет им  языки.  А  вместе  с  купеческим
караваном  в  Пустыню  пришел  и  Асмодиан  -  еще один  Приспешник Темного,
вдобавок  наделенный  определенной   властью,  каким  его  считал  Кадир  со
товарищи. Не приходится сомневаться, они  полагают, что он пошел  на  службу
Возрожденному  Дракону  по приказу кого-то обладающего еще  большей властью.
Поэтому, чтобы уберечь своего наставника, чтобы Морейн не попыталась убить и
его, и самого  Ранда -  что  весьма вероятно, - нужно хранить этот секрет от
всех.
     К счастью,  никто не задавался вопросом, отчего айильцы неусыпно следят
за купцом  и его людьми. Морейн полагает,  будто  это проявление обычной для
айильцев  подозрительности  к   чужакам,  явившимся  в   Пустыню,  стократно
увеличившаяся  потому,  что  те  оказались  в  Руидине.  Ей  самой  пришлось
использовать  весь свой дар  убеждения, чтобы  айильцы пустили Кадира с  его
фургонами в город. Все  верно - и Кадиру, и его людям нисколько не доверяли;
Руарк и прочие вожди кланов, скорей всего,  приставили бы к ним стражу и без
просьбы Ранда.  А сам Кадир прямо-таки светился от  счастья, радуясь, что не
получил копья между ребер.
     Ранд  представления  не  имел,  как  будет  выпутываться  из  непростой
ситуации. Если, конечно, эту задачку вообще  можно решить. Все тут настолько
переплелось -  или  голову  сломаешь,  или  шею  свернешь.  В  менестрелевых
сказаниях в такой глухой тупик попадали лишь злодеи.
     Удостоверившись,  что Ранд больше не будет  вмешиваться,  Авиенда вновь
повернулась к Изендре:
     - Можешь оставить вино.
     Изендре со странной гримасой на лице  изящно согнула  колени и опустила
поднос  рядом  с тюфяком. До Ранда  не сразу  дошло,  что ее  гримаска  была
попыткой улыбнуться ему незаметно для айилки.
     - А  теперь  давай бегом отсюда! И первой же Деве,  какую встретишь,  -
продолжала Авиенда, - скажешь, что ты сделала. Бегом, сорда!
     Причитая  и  ломая  руки,  Изендре  побежала  вон, рассыпая звон и стук
украшений. Едва она выскочила из комнаты, Авиенда обернулась к Ранду:
     - Ты принадлежишь Илэйн!  И не смей прельщать других! Тем более  эту...
женщину!
     - Ее?  - обалдел Ранд. -  По-твоему, я?..  Поверь, Авиенда, окажись она
даже последней женщиной на земле,  я удрал бы от  нее на край света! Лишь бы
от нее подальше!
     - Эва, как ты заговорил! - фыркнула девушка. - Ее уже  семь раз секли -
семь! - за то, что пыталась втихомолку залезть к тебе в постель. Без чьей-то
потачки она бы так не упорствовала! Отвечать она будет перед Фар Дарайз Май,
и не  кар'а'карну  лезть в  это  дело. А  тебе  случившееся  сегодня  станет
очередным уроком  наших  обычаев.  И запомни:  ты  принадлежишь  моей  почти
сестре!
     Не дав  Ранду и словечка вымолвить, она твердым шагом вышла из комнаты.
Лицо у Авиенды было такое, что  юноша  подумал:  Изендре может не  дожить до
утра, коли Авиенда нагонит ее в коридоре.
     Глубоко вдохнув и медленно  выдохнув. Ранд потянулся и отодвинул поднос
с вином в угол комнаты. У него не было ни малейшего желания пить то, что ему
принесла Изендре.
     Семь раз  пыталась пробраться ко мне?  Должно быть, Изендре узнала, что
он заступился за нее. Каковы были ее дальнейшие рассуждения, сомневаться  не
приходится: коли Ранд поступил так  за улыбку и томный  взгляд, то что же он
сделает за большее? Юноша вздрогнул, правда,  не только от  этой мысли, но и
от вползшего в  комнату  холода.  Да  он  скорее пригреет  в  своей  постели
скорпиона!  Если Девам не удастся убедить  Изендре поумерить свои  аппетиты,
видимо, придется сказать ей,  что ему все о ней  известно. Только так  можно
положить конец ее проискам.
     Задув светильники,  Ранд в  темноте заполз на тюфяк, не раздевшись и не
сняв  сапог, потом  пошарил  вокруг  и натянул  на  себя  все одеяла.  Юноша
заподозрил, что, не разведя огня в камине, еще до рассвета  не раз  мысленно
поблагодарит Авиенду. Почти бессознательно - это уже вошло в привычку - Ранд
выставил  стражей из  Духа, оберегавших его сны  от  постороннего вторжения.
Затем  ему в  голову пришла мысль, которая его позабавила.  А  ведь  он  мог
сначала улечься в  постель, а потом погасить светильники - с помощью Силы. О
том, что многие простые вещи  можно делать с  помощью Силы, он раньше как-то
не задумывался.
     Некоторое время Ранд лежал под одеялами, согревая постель теплом своего
тела. Как  в  одном  и том же месте может быть так жарко днем и  так холодно
ночью? Подобное  было выше его понимания.  Сунув руку под  куртку, он ощупал
незаживающий рубец  на боку. Со временем  эта рана, которую Морейн так  и не
сумела до конца Исцелить, доконает  его. Ранд был уверен - в ней его смерть.
Кровь его на скалах Шайол Гул. Так гласят Пророчества.
     Нет, не сейчас. Не буду думать об этом нынешней ночью.  У меня еще есть
немного  времени. Но если теперь печати можно соскрести ножом,  будут ли они
держать так же крепко, как раньше?.. Нет. Не сегодня.
     Под  одеялами стало теплее, и  Ранд  поерзал, устраиваясь  поудобнее  -
безуспешно. Надо бы помыться, сонно подумал он. А Эгвейн сейчас, наверное, в
той палатке-парильне. То  и дело, когда  сам Ранд залезал  в  такую палатку,
вместе с ним туда пытались войти несколько Дев - они чуть по земле от хохота
не  катались, когда он  настойчиво не пускал  их  внутрь. Кто  бы  знал, как
неудобно раздеваться и одеваться в клубах жаркого пара!
     Наконец пришел  сон, а вместе с ним  -  надежно защищенные  сновидения,
куда  нет доступа  ни  Хранительницам, ни кому другому. Но  от  своих мыслей
разве спрячешься?.. Три женщины постоянно  вторгались  в его сны. И вовсе не
Изендре  - не считая того короткого кошмара, едва не разбудившего его. Ранду
снились то  Илэйн,  то Мин, то  Авиенда.  Снились и порознь, и  вместе. Одна
Илэйн смотрела на него как на мужчину, но все трое  видели  в нем человека -
того,  кто  он  есть.  Не  считая  того кошмара,  все  его  сновидения  были
приятными.






     Хоть Эгвейн и стояла в самом центре шатра, вплотную к маленькому очагу,
она дрожала от  холода, наливая  воду  из объемистого  чайника  в большой, с
голубыми полосками тазик. Полог палатки она опустила, но холод  просачивался
сквозь  настеленные в несколько слоев  многоцветные ковры, а тепло  от очага
будто уносилось прочь через дымовое отверстие  в крыше, оставляя  после себя
лишь запах горящего кизяка. Зубы девушки так и норовили сорваться на дробь.
     Поднимающийся  над  водой пар  начал  понемногу  рассеиваться,  поэтому
Эгвейн обняла  саидар,  -  на  миг -  и  направила  Огонь, подогревая  воду.
Наверное, Эмис  или  Бэйр могут  мыться  и холодной водой, хотя  они  обычно
парились. Ну, я не такая выносливая, как они. Я же не в Пустыне  росла. И не
собираюсь  замерзнуть насмерть,  моясь холодной  водой,  если  мне  того  не
хочется. Но чувство вины  не покидало девушку,  пока она  намыливала мочалку
пахнущим лавандой  мылом, которое  купила  у  Хаднана Кадира.  Хранительницы
Мудрости  никогда не  требовали  от нее чего-то  такого,  но у  нее возникло
чувство, будто она их обманывает.
     Отпустив Истинный Источник, девушка с сожалением вздохнула.  Даже ежась
от  холода, она тихонько  посмеялась над  своей  глупостью.  Удовольствие от
наполняющей  ее Силы, восхитительный поток жизни  и восприимчивости ко всему
окружающему - вот в чем  таилась опасность.  Чем больше зачерпываешь саидар,
тем больше хочется,  и, если не приучить себя к самодисциплине,  есть угроза
зачерпнуть  больше, чем сумеешь удержать, тогда или погибнешь, или сама себя
усмиришь. А тут уж не до смеха.
     Это один из твоих крупных недостатков, строго выговаривала себе Эгвейн.
Тебе всегда  хочется сделать  больше,  чем тебе  полагается.  Лучше  бы тебе
помыться  холодной водой,  глядишь, и научишься самодисциплине. Только столь
многому нужно и хочется научиться, что целой  жизни не хватит. Ее наставницы
всегда  отличались осторожностью,  и  Хранительницы Мудрости, и  Айз Седай в
Башне; а ведь было так сложно удержаться, когда девушка знала, что во многих
отношениях  уже превзошла их.  Они ведь  не  понимают,  сколь  на  многое  я
способна.
     Порыв   обжигающе-морозного   воздуха  ударил  Эгвейн,   дым  от  очага
закружился по палатке; женский голос произнес:
     - Если вы позволите...
     Эгвейн  вздрогнула,  пронзительно  взвизгнула  и  только  потом  сумела
выкрикнуть:
     - Закрой! -  Она  крепко  обхватила себя руками,  чтобы  не прыгать  от
холода. - Входи или выйди, но только закрой!
     Столько  усилий, чтобы согреть палатку, и теперь Эгвейн с головы до пят
в гусиной  коже! Облаченная в белое женщина  на коленях вползла в  палатку и
опустила  полог. Взор у нее был потуплен, руки смиренно  сложены - точно так
же она вела бы себя, если бы Эгвейн не крикнула на нее, а ударила.
     -  Если  вы соблаговолите, -  негромко  промолвила  женщина в белом,  -
Хранительница Эмис послала меня, чтобы я отвела вас в палатку-парильню.
     Жалея,  что  не  может  с  ногами  залезть  в  огонь,  Эгвейн  тихонько
застонала.  Испепели Свет  Бэйр и ее упрямство!  Если бы не  эта беловолосая
старуха Хранительница, они расположились бы в городских домах, а  не  жили в
палатках на окраине города. И у меня бы была комната с подобающим камином. И
дверь! Она готова была  биться об заклад, что Ранду не приходится мириться с
тем, что к нему когда угодно входят все, кому  не лень. Ранд, этот проклятый
Дракон ал Тор, щелкнет  пальцами, и  Девы носятся вокруг, точно прислужницы.
Спорю, они  отыскали для него настоящую кровать,  и  спит  он  не на тюфяке,
брошенном  на голую  землю. Эгвейн  была  уверена,  что  Ранд  каждый  вечер
принимает горячую ванну. Наверняка  Девы  ведрами таскают ему  в апартаменты
горячую воду. Готова спорить, они даже сыскали для него добрую медную ванну.
     Эмис и  даже  Мелэйн поддались  было  на  предложения Эгвейн,  но  Бэйр
притопнула  ногой, и они тут же с  ней  согласились, точно  гай'шайн. Эгвейн
предположила  следующее:  раз  Ранд  принес   столь   много   перемен,  Бэйр
вознамерилась  поддержать   те  старые  обычаи,  какие  сумеет.  Но  девушке
хотелось,  чтобы  Хранительница  выбрала  что-то   иное  и  выказывала  свою
несговорчивость не в отношении прежних порядков.
     Отказаться  от   приглашения  и  мысли  не  возникало.  Эгвейн  обещала
Хранительницам  забыть,  что  она Айз  Седай, - обещание  легко  выполнимое,
поскольку она и не была Айз Седай,  - и делать в точности то, что ей скажут.
С этим  обстояло хуже:  Эгвейн давно покинула Башню и  опять  привыкла  быть
хозяйкой самой себе. Но Эмис прямо заявила ей: хождение по снам опасно, даже
когда  узнаешь,  что ты  намерена делать,  а коли ничего не понимаешь,  то и
подавно.  Если Эгвейн не будет подчиняться  в реальном мире,  они  не  могут
положиться на ее готовность подчиниться во сне и поэтому не возьмут на  себя
ответственность  за нее.  Потому-то  Эгвейн и работала по хозяйству вместе с
Авиендой;  с подобающим лицом и  со всем смирением, на какое была  способна,
принимала наказания; скажи Эмис, или Мелэйн, или  Бэйр "лягушка",  и  она бы
запрыгала.  Если,  конечно,  можно   так   выразиться,  поскольку  никто  из
Хранительниц лягушку в глаза не видел.  Нельзя  сказать, чтобы они требовали
от меня чего-то большего, чем  принести им чаю.  Нет,  сегодня чай им подаст
Авиенда.
     Эгвейн подумала, не надеть ли чулки, потом  просто сунула ноги в туфли.
Крепкие  туфли, подходящие для Пустыни;  пожалуй,  она  немножко  сожалела о
мягких шелковых туфельках, какие носила в Тире.
     - Как тебя зовут? - спросила Эгвейн, стараясь
     быть приветливой.
     -  Ковинде,  -  последовал  покорный  ответ.  Эгвейн вздохнула. Она все
пыталась вести себя  с  гаишайн дружелюбно,  но взаимностью они не отвечали.
Привыкнуть к слугам у Эгвейн не было возможности, хотя, разумеется, гай'шайн
и не были слугами в точном смысле этого слова.
     - Ты была Девой?
     Догадку  Эгвейн подтвердили  яростно и быстро вспыхнувшие темно-голубые
глаза, но Ковинде быстро опустила взор:
     - Я - гай'шайн.  Что  было, то было до, а что будет, то  будет после, а
теперь есть только сейчас.
     - Из какого ты  септа и клана? - Обычно спрашивать не требовалось, даже
у гай'шайн.
     -  Я служу  Хранительнице Мудрости  Мелэйн из  септа Джирад,  из Гошиен
Айил.
     Эгвейн  нахмурилась и посмотрела на Ковинде, прервав размышления, какой
из  двух  плащей  выбрать - коричневый из  плотной шерсти  или  стеганый  из
голубого шелка, который она купила у Кадира. Купец,  чтобы  освободить место
под груз Морейн, распродал все  товары из своих  фургонов, причем за хорошую
цену. Нахмурилась девушка неспроста - это был не общепринятый  ответ. Эгвейн
слышала, что у некоторых гаишайн последствия такого откровения выражались в.
необычной  форме:  когда  истекали положенные год и один день,  они попросту
отказывались снимать свое белое одеяние.
     - Когда кончается твой  срок? -  спросила  девушка. Ковинде сгорбилась,
почти сжавшись в комочек:
     Я
     гай'шайн.
     -   Но  когда  ты  будешь   вольна  вернуться  в  свой   септ,  в  свою
крепость-холд?
     - Я - гай'шаин,- прохрипела женщина, уткнувшись  носом в ковры.  - Если
этот ответ вам неприятен, накажите меня, но ответить иначе я не могу.
     - Не глупи, - резко сказала Эгвейн, - и выпрямись. Ты ведь не жаба.
     Одетая в белое женщина не мешкая подчинилась и  села на  пятки, покорно
ожидая  новых приказаний.  Будто и  не  было  мимолетной  вспышки гордости и
бойцовского духа.
     Эгвейн глубоко вздохнула. Эта женщина  нашла свой способ приспособиться
к тому откровению. Пусть выход  и глупый, но никакие речи Эгвейн не  изменят
решения Ковинде. Так  или иначе, сейчас Эгвейн надо идти в палатку-парильню,
а вовсе не беседовать тут с Ковинде.
     Девушка  помедлила, вспомнив  о холодном сквозняке.  От ледяного порыва
плавающие в мелкой  чаше два  больших белых  цветка  наполовину закрыли свои
лепестки.  Так   цвело  растение,  называемое  сегаде,-  толстый,  мясистый,
лишенный  листьев  стебель,  кожистый  на  ощупь,  ощетинившийся  колючками.
Сегодня  утром Эгвейн наткнулась на Авиенду, которая смотрела на эти цветки,
лежащие  у  нее  на ладонях.  Айилка  вздрогнула, заметив глядевшую  на  нее
девушку,  и  сунула цветки  в руки  Эгвейн, сказав, что сорвала  их для нее.
Эгвейн решила,  что  в Авиенде еще осталось многое от  Девы и  она не хотела
признаваться,  что  ей нравятся цветы. Правда, если подумать, ей встречались
Девы, которые вплетали цветы в волосы или прикалывали их к одежде.
     Ты просто  ищешь отговорки, лишь  бы подольше в тепле посидеть,  Эгвейн
ал'Вир. Хватит время  тянуть, у  тебя  что, шерсть в  голове  вместо мозгов?
Нельзя быть такой же дурой, как Ковинде.
     - Веди,  - сказала Эгвейн и еле успела накинуть на голое тело шерстяной
плащ  -  гаишайн уже  откинула  клапан  палатки,  открывая  дорогу  -  ей  и
пронизывающей до костей ночи.
     Над головой во тьме колюче сверкали  острые звезды, ярко светила луна в
третьей  четверти.  Лагерь  Хранительниц  Мудрости  -  две  дюжины низеньких
холмиков  -  отделяло  от  мощеной  улицы Руидина  не более  сотни шагов  по
потрескавшейся глине  и  каменистым осыпям. Лунные тени  превратили город  в
причудливые утесы и  скальные уступы.  Пологи всех палаток были  опущены,  в
воздухе смешались запахи горящих очагов и готовящейся пищи.
     Другие Хранительницы приходили сюда почти ежедневно, но  ночи проводили
со своими  септами. Теперь же некоторые  и ночевали в  Руидине. Но не  Бэйр.
Подходить ближе к городу Бэйр не желала; не будь здесь Ранда, она несомненно
настояла бы, чтобы лагерь разбили в горах.
     Эгвейн  крепко придерживала  плащ  обеими  руками  и шагала  как  могла
быстро.  Под полы плаща, слегка распахивающиеся  при  каждом шаге,  вползали
ледяные щупальца. Чтобы поспевать  впереди,  Ковинде пришлось подобрать свои
белые одежды до колен. Эгвейн вовсе не требовалось, чтобы гаишайн показывала
ей дорогу, но Ковинде послали привести ее, и она будет опозорена, а может, и
оскорблена, если  ей не позволят выполнить поручение. Эгвейн стиснула  зубы,
не  давая им  пуститься в  пляс, и желала лишь одного - чтобы идущая впереди
женщина побежала.
     Парильня  ничем  с  виду  не  выделялась - тоже приземистая  и широкая,
опущенные и плотно прикрытые клапаны; но у этой палатки дымоходное отверстие
было   закрыто.  Костер   неподалеку  прогорел  до  багрово  тлеющих  углей,
рассыпанных по нескольким камням величиной с человеческую  голову.  Тусклого
света еле  хватало, чтобы  различить  у входа  в  палатку  темные  маленькие
бугорки, но девушка знала, что это аккуратно сложенная одежда женщин.
     Глубоко  вдохнув стылый воздух, Эгвейн поспешно скинула туфли, сбросила
плащ и  чуть  ли не  нырнула  в  палатку.  Студеный  порыв у  нее за  спиной
мгновенно отсекло упавшим клапаном, а потом, охватывая все тело и выжимая из
него  капельки пота,  на  девушку  опустился  влажный жар.  Эгвейн,  еще  не
успевшая перевести  дух  и вздрагивающая,  тут же  словно  покрылась второй,
глянцевито блестящей кожей.
     В палатке сидели трое  Хранительниц, обучавших Эгвейн хождению по снам,
вид  у них был беспечный, они  потели.  Их  длинные,  до пояса волосы влажно
блестели. Бэйр беседовала с  Мелэйн,  зеленоглазая, золотисто-рыжая  красота
которой разительно контрастировала с  морщинистым  лицом  и длинными  седыми
прядями старшей женщины. У Эмис тоже были белые волосы - или такого светлого
желтого цвета,  что казались белыми,  - но  старой она не  выглядела.  Она и
Мелэйн  могли  направлять, чего  не  скажешь  о  каждой Хранительнице, и  во
внешности  Эмис  было  нечто  присущее  облику  Айз  Седай,  будто  лишенных
признаков возраста.  Морейн, казавшаяся рядом  с  Хранительницами хрупкой  и
маленькой, тоже  выглядела  безмятежной. Капли пота  катились по ее бледному
обнаженному телу, темные локоны слиплись, но она сидела с  царственным видом
и  словно  отказывалась   замечать  отсутствие  одежды.  При  помощи  тонких
изогнутых  пластинок из бронзы, называемых стай-ра. Хранительницы соскребали
с себя пот и дневную
     грязь.
     В  центре   палатки   возле   большого   черного  котла,   наполненного
раскаленными,  закопченными камнями,  сидела  на корточках  мокрая  от  пота
Авиенда. Она осторожно перекладывала щипцами последний камень  из маленького
котла в больший. Закончив с этим,  айильская девушка плеснула на камни водой
из бутылки  - выдолбленной тыквы, - добавив  пару. Если она не управится как
следует  и  пару будет недостаточно,  то  ей грозит,  самое  малое,  строгий
выговор.  Когда  в   следующий   раз   встреча   Хранительниц  состоится   в
палатке-парильне, заботиться о камнях и паре вновь придет очередь Эгвейн.
     Девушка осторожно  села, скрестив  ноги, рядом  с Бэйр. Здесь  не  было
настеленных ковров, лишь каменистая земля, неприятно горячая, влажная, вся в
бугорках.  Вдруг Эгвейн с потрясением заметила,  что Авиенду высекли, причем
совсем недавно.  Айильская  девушка  уселась рядом, скрывая свои  чувства, с
каменным лицом, но Эгвейн невольно вздрогнула.
     Такого  оборота Эгвейн  не ожидала. Хранительницы требовали  соблюдения
дисциплины - спрашивали они с учениц строже, чем  в Башне, а это  кое-что да
значило,  -  но  Авиенда училась  направлять  Силу  с  мрачной  решимостью и
настойчивостью. К хождению по снам она не имела дара, но наверняка прилагала
столько  же усилий  и  прилежания  в обучении  всему,  что  требуется  уметь
Хранительнице, как  и тогда, когда, будучи Девой, постигала секреты владения
оружием. Конечно, когда  Авиенда призналась,  что  по ее  вине  Ранду  стало
известно, что Хранительницы следят за его снами, они заставили  ее  три  дня
выкапывать ямы  в рост человека, а потом  их закапывать, но то был  один  из
редких  случаев,  когда  Авиенда  поступила  неверно.  Эмис   и  две  другие
Хранительницы так часто  ставили  ее в пример  Эгвейн как образчик  кроткого
послушания и надлежащей стойкости, что  иногда Эгвейн просто взвыть в  голос
хотелось, хоть Авиенда и была ей подругой.
     -  Что-то  ты  долго  шла, -  с раздражением заметила Бэйр, пока Эгвейн
робко пыталась устроиться поудобнее.  Голос ее был неприятно  тонок и резок,
но пронзал точно закаленное железо. Бэйр продолжала скрести руки стайра.
     - Прошу  прощения, - промолвила Эгвейн. Вот  так, вполне смиренно. Бэйр
хмыкнула:
     -  За  Драконовой Стеной  ты  - Айз  Седай, но  здесь  -  всего-навсего
ученица, а  ученицы не бездельничают. Когда  я  зову  или за  чем-то посылаю
Авиенду,  она  бежит  бегом,  даже если мне понадобится всего лишь  шпилька.
Нехудо бы тебе ей подражать.
     Вспыхнув, Эгвейн попыталась придать голосу побольше покорности:
     - Я постараюсь, Бэйр.
     Впервые Хранительница в присутствии обеих учениц сравнивала их рвение и
отношение к поручениям. Эгвейн  исподтишка покосилась на Авиенду и удивилась
задумчивому виду подруги. Иногда девушке  хотелось,  чтобы ее "почти сестра"
не всегда являлась для нее столь выдающимся примером.
     -  Девушка  либо  научится,  Бэйр,  либо нет, -  недовольно  произнесла
Мелэйн.  - Наставлениями  займешься потом,  если она не станет  пошустрей. -
Старше Авиенды лет на  десять - двенадцать, не больше,  она  обычно говорила
таким тоном,  будто  ей  под  юбку  репей  забился. А  может,  сейчас Мелэйн
ненароком села  на острый камешек.  Если  и села,  то с  места не сдвинется;
скорей станет дожидаться, когда сам камень в сторону отодвинется. - Повторяю
тебе, Морейн Седай: Айил  следуют за Тем-Кто-Приходит-с-  Рассветом, а не за
Белой Башней.
     Очевидно, Эгвейн не возбранялось знать, о чем беседовали  Хранительницы
и Морейн, поскольку те продолжали разговор.
     -  Может статься, - ровным голосом промолвила Эмис, - когда-нибудь Айил
вновь станут служить Айз Седай, но это время, Морейн Седай, еще не пришло. -
Она на миг остановила руку со стайра и спокойно взглянула на Айз Седай.
     Эгвейн  понимала: это время наступит, раз  Морейн известно, что кое-кто
из  Хранительниц Мудрости  способен направлять Силу. Айз  Седай отправятся в
Пустыню искать девушек, которых можно обучить, и почти наверняка постараются
забрать с собой в Башню и любую Хранительницу,  проявившую  хоть искру этого
дара.  Когда-то девушку  тревожили  мысли  о  том,  как  Айз Седай подчиняют
Хранительниц своему влиянию, нагоняют  на них страху, отрывают  их от всего,
что для тех дорого. Ведь Айз Седай никогда не позволяли женщине,  обладающей
способностью  направлять,  долго  избегать  Башни. Теперь  Эгвейн больше  не
волновалась  за Хранительниц Мудрости, хотя тех,  похоже, одолевали подобные
тревоги. Судя  по  тому,  как  Эмис и Мелэйн каждодневно вели себя с Морейн,
силой воли они  под стать любой Айз  Седай. А Бэйр могла  бы  и  Суан Санчей
заставить плясать под свою дудку, даром что Бэйр не способна направлять.
     Кстати, самой волевой среди Хранительниц Мудрости слыла отнюдь не Бэйр.
Подобная честь принадлежала женщине еще старше,  звали ее Сорилея,  она была
из септа Джарра,  из Чарин Айил. Хранительница  Мудрости  из  Крепости Шенде
способна направить куда  меньше Силы, чем  большинство  послушниц, но вполне
могла  послать  с  поручением любую  другую  Хранительницу,  точно  та  была
гай'шайн.  И те не  смели ей перечить. Нет, нет никакого  резона  горевать о
том, как станут третировать бедных айилок.
     -  Вполне понятно, что  вы хотите  уберечь  свои  страны,  - вступила в
беседу Бэйр, - но Ранд ал'Тор  намерен повести нас вовсе  не для кары.  Ни с
кем, кто  покорится Тому-Кто- Приходит-с-Рассветом,  кто подчинится Айил, не
случится ничего дурного.
     Вот, значит, в чем дело. Ну конечно.
     - Меня заботит не только спасение человеческих жизней и судьбы стран. -
Морейн царственным жестом одним пальцем смахнула со лба пот, но голос ее был
почти таким  же  напряженным,  как и у  Мелэйн.  -  Если  вы допустите  это,
разразится  катастрофа.  После  стольких  лет  подготовки   планы  близки  к
осуществлению, а он вот-вот сам все разрушит.
     - Планы Белой Башни, - заметила Эмис так спокойно, будто соглашалась. -
К  нам эти планы не имеют  никакого отношения. И мы, и  другие Хранительницы
должны думать  о том, что  нужно Айил. Мы позаботимся,  чтобы айильцы делали
то, что в интересах Айил.
     У Эгвейн мелькнула  мысль, что сказали  бы на эти слова клановые вожди.
Конечно, они частенько сетовали, что Хранительницы встревают не в свое дело,
и такие  речи,  наверное, не  станут для них неожиданностью. Вожди  казались
людьми умными, волевыми, но Эгвейн считала, что против  объединенного напора
Хранительниц у них столько же шансов, как в ее родных краях у Совета Деревни
против Круга Женщин.
     Хотя в этот раз права была Морейн.
     - Если Ранд... - начала было Эгвейн, но Бэйр заставила ее умолкнуть:
     - Девочка,  позже мы выслушаем,  что ты хочешь  сказать. Для  нас важно
твое знание Ранда  ал'Тора,  но  пока тебе не  разрешат  говорить, ты будешь
молчать и слушать. И сотри с лица  это угрюмое выражение, иначе я напою тебя
отваром из голубой колючки.
     Эгвейн  поморщилась. Уважение  Хранительниц к Айз  Седай,  пусть  как к
равным себе,  не  распространялось на ученицу,  даже  на ту, которая, по  их
мнению, была Айз Седай. Так или иначе, Эгвейн держала язык за зубами. С Бэйр
станется послать ее  за  мешочком с травами и велеть самой заварить этот  до
невероятности  горький  настой.   Иного  назначения,  кроме  как  излечивать
угрюмость   или   еще  что-нибудь,   что  Хранительницы   сочтут  подлежащим
исправлению,  у голубой  колючки не было. Настой действовал безотказно одним
лишь своим вкусом. Авиенда успокаивающе погладила подругу
     по руке.
     - Ты  полагаешь, для самих Айил такой поворот не обернется катастрофой?
-  Должно быть, непросто  говорить  холодным,  как ручей зимой, тоном, когда
сидишь  в  жарком влажном пару и с  головы до пят  блестишь от пота, но  для
Морейн подобная  задача,  видимо,  не  составляла  труда.  -  Тогда  повсюду
разразится Айильская Война. Как и раньше, вы начнете убивать, жечь и грабить
деревни и городки, пока против вас не обратятся все, до последнего мужчины и
женщины.
     -  Пятая  часть  -  положенная  доля, Айз  Седай,  -  заметила  Мелэйн,
отбрасывая за спину свои  длинные  волосы,  а потом  принялась  водить своим
стайра  по гладкому  плечу.  Даже отяжелев  и  повлажнев от пара, ее  волосы
блестели точно шелк. - Большего мы не взяли даже у древоубийц.  -  Ее взгляд
был выразителен  и многозначителен: Хранительницы знали, что Морейн родом из
Кайриэна. - Ваши короли и королевы взыскивают столько же в виде налогов.
     - А когда все страны и государства ополчатся против вас? - упорствовала
Морейн. - В  Айильскую Войну они, объединившись, поворотили вас вспять.  Так
же может  случиться,  и  наверняка  случится вновь, только  с  обеих  сторон
неизбежны многие и многие смерти.
     - Смерти, Айз Седай, никто из нас  не боится, - заявила Эмис с ласковой
улыбкой,  будто  объясняя ребенку  прописную  истину.  - Жизнь  есть сон, от
которого всем нам суждено очнуться, прежде чем мы  вновь погрузимся в грезы.
Кроме того, Драконову  Стену пересекли под предводительством  Джандуина лишь
четыре клана. Здесь  уже шесть, а  ты сама говоришь, что Ранд ал'Тор намерен
собрать все кланы.
     - Пророчество Руидина  гласит, что он расколет  нас. - В зеленых глазах
Мелэйн вспыхнул  огонек  - либо из-за настойчивости Морейн, либо потому, что
она отнюдь не  была  такой  бестрепетной,  как казалось.  -  Какая  разница,
исполнится предсказанное здесь или по ту сторону Драконовой Стены?
     - Вы лишите его поддержки всех народов к западу  от Драконовой Стены, -
сказала Морейн. Вид у нее был, как всегда, невозмутимый, но, судя по голосу,
она готова была грызть камни. - А ему нужна такая поддержка!
     - Его  поддерживает народ  Айил,  -  заявила  Бэйр тем же  хрупким,  но
неуступчивым голосом. Свои слова она подкрепила энергичными взмахами тонкого
металлического клинка.  - Кланы никогда не были  государством,  но теперь он
сплотил нас воедино.
     - Переубеждать  его мы не станем  и помогать в этом тебе, Морейн Седай,
тоже не будем, - не менее твердо добавила Эмис.
     -  Теперь, Айз Седай, если тебе угодно,  можешь оставить нас, - сказала
Бэйр.  - Что  ты хотела, мы обсудили. Больше на эту тему мы сегодня говорить
не  будем.  -  Сказано  было  вежливо,  но  отказ  прозвучал  решительно   и
недвусмысленно.
     - Я оставляю  вас, -  ответила  Морейн, вся  - воплощение  спокойствия.
Говорила  она  так,  словно это  было ее  предложение, ее  решение. Она  уже
привыкла к тому, что Хранительницы ясно дают понять:  они Башне нисколько не
подчинены. - У меня еще есть дела.
     Вот это  наверняка  во  многом правда.  И, весьма  вероятно,  дела  эти
касаются  Ранда.  Спрашивать Эгвейн не стала;  если Морейн понадобится,  она
сама скажет Эгвейн все, что сочтет нужным, а если нет... Тогда Айз Седай все
равно  вывернется,  так  и   не   солгав,  но   вряд  ли  скажет  что-нибудь
существенное, а то и прямо заявит, что Эгвейн это не касается. Морейн знала,
что имя Эгвейн  Седай из Зеленой Айя, мягко говоря, не соответствует истине.
На  людях подобный  обман она терпела, но  в остальном  не  упускала  случая
поставить Эгвейн на место - когда ей требовалось.
     Когда Морейн, впустив порыв холодного воздуха, удалилась, Эмис сказала:
     - Авиенда, налей чаю.
     Молодая айилка вздрогнула, дважды открыла рот и наконец вымолвила:
     - Его еще заварить надо.
     И  тотчас  на четвереньках поспешила из  палатки. От второго  холодного
порыва пару явно поуменьшилось.
     Хранительницы  переглянулись, удивленные не меньше  самой Авиенды. Да и
Эгвейн изумилась: Авиенда умело справлялась с большей частью обременительной
домашней работы,  пусть и  не  всегда с  изяществом.  Должно быть, что-то ее
очень тревожит,  коли она забыла о такой мелочи, как чай.  Чаю Хранительницы
хотели всегда.
     -  Подбавь  пару,  девочка,  -  велела Мелэйн. Эгвейн  сообразила:  это
относится к ней, ведь Авиенда-то ушла. Торопливо плеснув воду, она направила
Силу,  нагревая и камни, и котел, пока не  услышала треск и  не ощутила жар,
исходящий от  котла, точно от топки. Айильцы,  может, и привыкли в  чем мать
родила сигать  на мороз чуть ли не  из печки, но  ей это в новинку. Заполняя
палатку, заклубились плотные жаркие облака. Эмис одобрительно кивнула; они с
Мелэйн, верно,  заметили окружившее девушку сияние саидар, хотя  сама Эгвейн
его не видела. Мелэйн же продолжала скрести себя стайра.
     Отпустив Истинный Источник, Эгвейн уселась  на  место и, наклонившись к
Бэйр, прошептала:
     - Авиенда сделала что-то не так?
     Она не знала, как отнеслась бы к ее вопросу Авиенда, но не хотела ничем
смущать подругу.
     Бэйр не испытывала подобных сомнений или угрызений совести.
     - Ты про порку? - осведомилась она обычным голосом. - Она пришла ко мне
и заявила,  что сегодня дважды соврала.  Правда,  кому и о  чем,  так  и  не
сказала.  Разумеется,  это  ее  дело   -  до  тех  пор,  пока  она  не  лжет
Хранительницам Мудрости. Но она твердила, что ее честь требует, чтобы тох ее
был оплачен.
     - Она проста... - несказанно изумилась Эгвейн, не в силах договорить.
     Бэйр кивнула, словно такая просьба - нечто совершенно обыденное.
     -  Я  немножко добавила ей от себя,  за то, что она  меня побеспокоила.
Если тут замешан джи, то при чем к ее обязательству  я? Весьма вероятно, что
ее так называемая ложь - нечто такое, о чем беспокоятся лишь Фар Дарайз Май.
Девы, особенно бывшие, порой так суетливы! Совсем как мужчины.
     Эмис кинула на Бэйр взгляд, заметный даже в густом пару. Как и Авиенда,
Эмис, прежде чем стать Хранительницей, принадлежала к Фар Дарайз Май.
     Как казалось Эгвейн, она еще не встречала айильца, который не относился
бы нервно к джиитох. Но такое! Похоже, все айильцы с приветом.
     Сама  Бэйр,  похоже,  совершенно  выбросила  из  головы  случившееся  с
Авиендой и продолжила.
     -  В Трехкратной Земле Потерянных ныне много больше обычного. Столько я
и не  припомню, -  заявила она всем в палатке. Потерянными  айильцы называли
Лудильщиков, Туата'ан.
     - Они  бегут от бед, которые гонят их  за Драконову Стену.  - В  голосе
Мелэйн ясно слышалось презрение.
     - Я слышала,- медленно промолвила Эмис,- что кое-кто из убежавших после
откровения прибился к Потерянным. Они попросили принять их.
     Повисло  долгое молчание.  Теперь все они  знали,  что у них с Туата'ан
одни предки, что их пути разошлись еще до того, как айильцы пересекли Хребет
Мира и явились в Пустыню, но это знание только углубило неприязнь.
     - Он несет перемены, - хрипло прошептала скрытая клубами пара Мелэйн.
     -  Мне казалось,  вы  примирились  с переменами, которые  он  несет,  -
сказала  Эгвейн с  искренним  сочувствием  в  голосе.  Должно  быть,  тяжело
осознавать, что вся твоя жизнь перевернулась в один миг. Девушка готова была
услышать распоряжение прекратить болтать, но ей не велели попридержать язык.
     - Примирились. - Бэйр будто пробовала слово на вкус.  - Вернее сказать,
мы вытерпим перемены, насколько сможем.
     -  Он преобразует  все.  - Голос  Эмис  звучал  озабоченно. - Руидин...
Потерянные...   Откровение...   Предано   огласке  то,   что   нельзя   было
разглашать...
     Хранительницам - да, пожалуй, и всем айильцам - по-прежнему трудно было
говорить на эту тему.
     -  Девы  теснятся вокруг  него,  будто обязаны  ему  больше,  чем своим
кланам, - добавила Бэйр. - Впервые мужчину впустили под Кров Дев!
     Эмис собралась  что-то  сказать,  но  промолчала.  Что  бы ей  ни  было
известно о  делах  Фар Дарайз Май, бывшая Дева  не  поделилась все же своими
знаниями с теми, кто никогда не принадлежал к Девам Копья.
     -  Вожди  больше  не  прислушиваются к  нашим  словам,  как  раньше,  -
проворчала Мелэйн. -  О, они спрашивают  у  нас советов, как всегда,  они не
круглые дураки. Но Бэил больше не говорит мне, что он сказал Ранду ал'Тору и
что  Ранд ал'Тор  сказал ему. Говорит, я  должна спросить у Ранда ал'Тора, а
тот  велит спрашивать у  Бэила. С Кара'карном я ничего не  могу поделать, но
Бэил...  Он  всегда был  упрямцем,  просто до бешенства доводил,  теперь  же
переступил все рамки... Иногда  мне хочется палкой вбить  его дурь обратно в
башку.
     Эмис  с Бэйр хихикнули,  словно  над  удачной  шуткой.  Или  им  просто
хотелось рассмеяться, чтобы хоть на время забыть о переменах.
     - С таким мужчиной остаются только три выхода, - сквозь смех промолвила
Бэйр. - Держаться от него подальше, убить его или выйти за него замуж.
     Мелэйн  словно  одеревенела,  загорелое лицо  покраснело. Эгвейн  вдруг
показалось,  что золотоволосая Хранительница даст  волю горячим, зло жалящим
словам. И  тут порыв кусачего  холода возвестил  о возвращении Авиенды - она
принесла  чеканный   серебряный  поднос,  на   котором  красовались   желтый
глазурованный чайник, изящные чашечки из золотистого фарфора Морского Народа
и каменный кувшинчик с медом.
     Разливая  чай, девушка дрожала, - выйдя из палатки, она не позаботилась
что-нибудь на себя накинуть.  Потом  она торопливо раздала чашечки и обнесла
Хранительниц  медом.  Разумеется,  себе  и Эгвейн  Авиенда налила  чаю, лишь
дождавшись позволения Эмис.
     -  Поддай  пару, - промолвила  Мелэйн. Ее гнев  будто охладило морозным
воздухом. Так и не пригубив, Авиенда поставила чашечку и поспешно схватилась
за долбленую тыкву, явно стараясь загладить свое упущение с чаем.
     - Эгвейн, - сказала Эмис, прихлебывая чай, - как  Ранд ал'Тор отнесется
к  тому, что  Авиенда попросится  спать в  его опочивальне?  - Авиенда так и
застыла с долбленой тыквой в руках.
     - В  его?..  -  Эгвейн  чуть дара  речи  не лишилась.  -  Вы не  можете
требовать от нее такого! Не можете!
     -  Вот  глупая  девчонка, - проворчала Бэйр. -  Мы же не требуем от нее
разделить с ним одеяла. Но не решит ли он, что именно этого она просит? Да и
позволит ли?  Вообще-то, мужчины - странные существа, а Ранд алТор  вырос не
среди нас, поэтому он еще непонятней.
     -  Наверняка ему ничего  такого  и в  голову  не придет, - затараторила
Эгвейн. Потом заговорила медленно: - По-моему, он об  этом и не подумает. Но
ведь это неприлично. Просто неприлично!
     -  Я  прошу,  чтобы  вы  не требовали  от меня  этого, - с  покорностью
промолвила Авиенда, так смиренно, что Эгвейн не поверила своим ушам. Нервным
движением Авиенда брызнула водой - шипя взлетели густеющие облака пара. - За
последние дни я научилась многому, отдав учебе все то время, которое обязана
была  проводить с  ним. С тех пор  как  вы  позволили Эгвейн и  Морейн Седай
помогать мне направлять, я обучаюсь даже быстрее. Не то чтобы они наставляли
меня лучше вас, нет, - поспешно добавила девушка,  - но я хочу научиться еще
очень многому.
     -  Ты  будешь  учиться по-прежнему, -  заявила Мелэйн. -  Тебе  незачем
проводить  с ним каждый  час. Если будешь  стараться как следует, в занятиях
отказа не  будет. Тогда вряд  ли ты что упустишь. Но пока ты спишь, обучение
стоит на месте.
     - Я не могу, -  промямлила  Авиенда, опустив  голову к  тыкве с  водой.
Потом громче и  решительней добавила:  - И  не буду.  - Она вскинула голову,
глаза  полыхали голубовато- зеленым огнем. -  Меня не  будет  там, когда  он
снова позовет к своим одеялам эту вертихвостку Изендре!
     Эгвейн вытаращила глаза на подругу.
     -  Изендре!  -  Эгвейн  видела -  и крайне  неодобрительно  отнеслась к
увиденному, - какому позорному наказанию подвергли ту Девы. Заставить ходить
голой! Но услышать такое!.. - Не хочешь же ты сказать, будто он...
     - Молчать! -  точно  кнутом, ожгла девушек своим окриком  Бэйр. Тяжелый
взор ее голубых глаз раздробил бы и камень.  - Заткнитесь! Вы обе молоды, но
даже Девам  впору знать, что мужчины  совершают глупости, особенно когда они
не привязаны к женщине, способной направить их на верный путь.
     - Я рада,- сухо  заметила Эмис.- Вижу, ты  больше не  сдерживаешь своих
чувств, Авиенда. Когда  дело  доходит до этого, Девы  оказываются  ничуть не
умнее мужчин. Я сама хорошо  все помню,  и прошлое до сих пор смущает  меня.
Если  выплескивать  свои   эмоции,  это  на  время  омрачает  разум,  лишает
возможности судить здраво, но если постоянно зажимать их, не давать чувствам
выхода, всегда будешь видеть все как в тумане.  Надо просто  не давать  воли
гневу и ярости излишне часто и знать, когда их лучше сдерживать.
     Мелэйн подалась вперед, опершись на руки,  - капельки пота, стекавшие с
лица, чуть ли не в горячий котел
     срывались.
     -  Тебе  известна  твоя  судьба,  Авиенда.  Ты  станешь  Хранительницей
Мудрости великой силы и  огромной власти. В  тебе  уже сейчас немалая  сила.
Благодаря ей ты прошла первую проверку, она поможет тебе пройти и
     через это.
     -  Моя  честь, -  хрипло  вымолвила Авиенда  и  сглотнула,  не  в силах
продолжить.   Девушка  сгорбилась,  съежилась,  судорожно  прижимая  к  себе
долбленую тыкву, будто в ней хранилась честь, которую она хотела уберечь
     и защитить.
     -  Узору неведом  джиитох,-  сказала  Бэйр;  если в  ее голосе  и  было
сочувствие, то очень слабое. -  Узору понятно  только то, что должно быть, и
то, что будет. Мужчины и Девы борются с судьбой, даже когда ясно:
     Узор сплетается, невзирая на их борьбу, но ты больше не Фар Дарайз Май.
Ты должна научиться овладевать судьбой. Только поддавшись Узору, ты обретешь
возможность  управлять  собственной жизнью.  Если  бороться, сопротивляться.
Узор все  равно  тебя заставит, вынудит, и ты найдешь несчастья и страдания,
вместо того чтобы обрести блаженство и радость.
     Эгвейн подобные  речи  очень  и  очень напоминали то, чему ее  учили  в
отношении  Единой Силы.  Чтобы контролировать саидар, вначале нужно уступить
ему. Начнешь сопротивляться, и Сила обрушится на тебя, а то и сокрушит своим
буйным напором; уступи и направляй  легонько, деликатно, и  она сделает так,
как  ты  хочешь.  Но это не объясняло,  почему  Хранительницы  добиваются от
Авиенды  исполнения своего  требования.  Поэтому  Эгвейн  так  ничего  и  не
спросила, лишь повторила:
     - Это неприлично.
     Не ответив ей, Эмис сказала:
     - Ранд ал'Тор откажет ей? Принуждать его мы не можем.
     Бэйр и Мелэйн смотрели на Эгвейн так же пристально, как и Эмис.
     Они не  собирались ничего  объяснять.  Проще  камень  разговорить,  чем
вытянуть что- нибудь из  Хранительницы вопреки ее воле. Авиенда, пребывавшая
в угрюмой покорности, рассматривала пальцы своих ног. Она знала:
     так или иначе, Хранительницы Мудрости своего непременно добьются.
     - Я не знаю, - медленно промолвила Эгвейн.  - Так хорошо, как раньше, я
его уже не знаю. - Она сожалела об этом, но  так много  чего произошло - и с
ним, и с ней. Даже не считая того, что девушка поняла:
     Ранда  она любит не  больше, чем брата. Обучение,  как в Башне,  так  и
здесь, многое изменило - как и Ранда изменило осознание того, кем он стал. -
Если  найдете вескую причину, может, он  и не  станет  возражать.  По-моему,
Авиенда ему нравится.
     Молодая айилка, не поднимая головы, испустила тяжелый вздох.
     -  Веская  причина, -  хмыкнула  Бэйр.  - Когда я  была девочкой, любой
мужчина от радости бы горным козлом скакал, если молодая  женщина выказывала
к нему такой интерес. Он бы сам отправился собирать цветы  для ее свадебного
венка. - Авиенда вздрогнула и обвела Хранительниц Мудрости взором, в котором
вспыхнуло  что-то  от  ее  прежнего характера.  - Хорошо,  подыщем  причину,
которую сочтет веской даже тот, кто вырос в
     мокрых землях.
     -  Несколько  ночей назад ты договорилась о встрече  в Тел'аран'риоде,-
сказала Эмис. - На сей раз с
     Найнив.
     - А вот эта многому научится, - вставила Бэйр, -
     если упрямиться перестанет.
     - А до того ночи у тебя свободны, - произнесла Мелэйн. - Если, конечно,
ты не проникаешь в тел'аран'риод без нас.
     Эгвейн подозревала, к чему они клонят.  - Конечно, нет!  -  уверила она
Хранительниц. Тогда ведь она только попробовала. Вот  еще чуточку - и они бы
точно узнали.
     -  Тебе удавалось  отыскать сны Найнив  или  Илэйн? - спросила  Эмис  -
небрежно, как о пустяке.
     - Нет, Эмис.
     Отыскать  сон  другого  человека -  задача  много  сложней,  чем просто
вступить в тел'аран'риод, Мир Снов,  особенно  если этот человек  вдалеке от
тебя. Чем ближе он находится  и  чем лучше ты его знаешь, тем легче добиться
цели. Хранительницы Мудрости по-прежнему требовали, чтобы Эгвейн не вступала
в Тел'аран'риод без сопровождения хотя бы одной из них, но  чей-то чужой сон
мог  оказаться  по-своему  не  менее  опасен.   В  Тел'аран'риоде  Эгвейн  в
значительной степени контролировала и себя,  и окружающее  - если  только не
вмешивалась Хранительница. Хотя  раз от разу Эгвейн действовала  в  Тел'аран
-риоде  все  лучше  и  лучше, ее  умение  не шло  ни  в  какое  сравнение  с
многолетним опытом Хранительниц. Но, оказавшись в чужом сне, сам становишься
его частью; требуются все силы и умение, чтобы не подчиниться чужой воле, не
стать  в этих  видениях таким, каким тебя хочет увидеть во сне этот человек.
Да и тогда кое-что порой не срабатывало. Даже Хранительницы крайне осторожно
наблюдали за  снами  Ранда, никогда не уходя в них полностью. И тем не менее
Хранительницы настаивали,  чтобы Эгвейн продолжала учиться.  Раз они  решили
обучать ее хождению  по снам, от намерения обучить всему, что знают сами, не
отступятся.
     Нельзя  сказать,  чтобы  Эгвейн  испытывала  нежелание, скорее какую-то
робость.  Несколько  уроков,  когда   Хранительницы  Мудрости  позволили  ей
действовать самостоятельно, стали для нее потрясением и несколько отрезвили.
Над  своими   снами  Хранительницы  властвовали  вполне,  поэтому  все,  что
случалось там, происходило согласно их воле и желанию.  Как  они  заявили  -
дабы продемонстрировать Эгвейн возможные опасности. Но один раз ей разрешили
войти в сон Руарка - и Эгвейн была ошеломлена, узнав, что для вождя она лишь
чуть старше ребенка, совсем как его  младшие  дочки. На  миг Эгвейн ослабила
контроль - и миг этот оказался роковым. Она тотчас  же стала сущим ребенком.
При  каждом  взгляде  на Руарка Эгвейн  не могла  не вспомнить, как  ей дали
куклу,  чтобы она  получше ее  рассмотрела. И как она  радовалась  и  самому
подарку, и  одобрительным  взорам Руарка. От  счастливой беззаботной  игры с
куклой Эгвейн оторвала лишь явившаяся Эмис. Плохо уже то, что об этом случае
известно Эмис, но Эгвейн подозревала, что  кое-какие воспоминания о том  сне
сохранились и у Руарка.
     -  Ты  должна  стараться,  -  сказала Эмис.  -  Пытайся,  ведь  у  тебя
достаточно сил, чтобы дотянуться  до них, хоть они  и далеко. И не  случится
ничего плохого, если ты узнаешь, какой им представляешься.
     В  последнем сама  Эгвейн вовсе не  была уверена. С Илэйн все ясно, она
подруга,  но Найнив...  Чуть ли  не всю сознательную жизнь  Найнив была  для
Эгвейн Мудрой Эмондова Луга.  Девушка  подозревала,  что для нее  сны Найнив
окажутся похуже Руарковых.
     -  Сегодня  я буду спать  в стороне  от палаток,  -  продолжала  Эмис.-
Недалеко. Если постараешься,  легко отыщешь меня.  Если я не  увижу  тебя во
сне, утром мы об этом поговорим.
     Эгвейн подавила готовый  вырваться стон.  К снам Руарка ее сопровождала
Эмис;  сама Хранительница задержалась в  них только  на мгновение,  которого
едва  хватило, чтобы  обнаружилось:  Руарк  по-прежнему видит  ее ничуть  не
изменившейся -  молодой женщиной,  на которой  женился. Кроме того,  раньше,
когда Эгвейн пыталась проникнуть в сон Хранительницы, та всегда оставалась в
палатке вместе с ней.
     -  Хорошо,  - заключила Бэйр, потирая  руки,  -  мы  услышали все,  что
следовало.  Если  желаете,  можете  оставаться,  но   я  вроде  уже  чистая.
Отправлюсь-ка я к своим одеялам.  Я не так молода, как вы. - Молода или нет,
она любую из них, возьмись  они бегать наперегонки, загонит до полусмерти, а
потом еще и сама обратно
     принесет.
     Едва Бэйр встала, как заговорила Мелэйн, и - что  очень непохоже на нее
- заговорила нерешительно:
     - Мне нужно... Мне нужно попросить тебя о помощи, Бэйр. И тебя, Эмис. -
Старшая женщина вновь села, обе беловолосые Хранительницы выжидающе смотрели
на  Мелэйн.  - Я...  я бы  хотела,  чтобы  вы от  моего  имени  поговорили с
Дориндой. - Последние слова  вылетели у нее на  одном  дыхании. Эмис  широко
улыбнулась,  а Бэйр  громко  захихикала. Авиенда, по-видимому, тоже поняв, в
чем дело, поразилась, Эгвейн же терялась в догадках.
     Потом Бэйр громко расхохоталась:
     -  Ты  всегда  заявляла, что муж тебе ни к чему  и  никого не желала  в
мужья. Я же схоронила троих  и  не  прочь обзавестись  еще одним.  Холодными
ночами они просто незаменимы.
     -  Женщина  может  переменить  свое  мнение.  -  Голос  Мелэйн,  хоть и
достаточно твердый, никак не соответствовал густому румянцу, выступившему на
ее щеках. - Я не могу держаться подальше от  Бэила и убить его не могу. Если
Доринда согласится принять меня сестрой-женой, я сплету свой свадебный венок
и положу его к ногам Бэила.
     - А  если он не поднимет  венок и  наступит  на него? - с  нескрываемым
интересом допытывалась Бэйр. От смеха  Эмис повалилась  на  спину,  хохоча и
хлопая ладонями по бедрам.
     Насколько  Эгвейн  знала  айильские  обычаи,  такой  исход  был  весьма
маловероятен.  Коли  Доринда решит,  что  Мелэйн подходит ей в  сестры-жены,
Бэилу в этом деле  мало что останется сказать.  Вообще-то,  Эгвейн больше не
шокировало, что у мужчины может быть  две  жены. Ну,  не совсем  так. Разные
страны - разные обычаи, твердо напоминала себе  девушка. Ей не  хватало духу
заставить  себя  спросить, но  из  того,  что она  знала,  выходило,  что  у
некоторых  айильских женщин  двое  мужей.  Нет,  все-таки  айильцы  -  очень
странный народ.
     - Я  прошу вас  об  этом  как своих  первых сестер.  И  мне кажется,  я
нравлюсь Доринде.
     Едва  Мелэйн  промолвила  эти  слова,   шумное   веселье  двух   других
Хранительниц  слегка улеглось. Они продолжали  смеяться, но  теперь обнимали
подругу,  говорили, что рады  исполнить  просьбу и что  ей  будет  хорошо  с
Бэилом.  Эмис и Бэйр вели себя так, словно  Доринда уже дала согласие.  Трое
Хранительниц  и ушли вместе под  ручку, хихикая, будто девчонки.  Правда, не
забыв напомнить Эгвейн и Авиенде прибраться в палатке.
     - Эгвейн, а женщины твоей  страны могут принять сестру-жену? - спросила
Авиенда, палкой откидывая клапан с дымоходного отверстия.
     Эгвейн  захотелось, чтобы дымоход Авиенда  оставила  напоследок - тепло
сразу начало улетучиваться.
     - Не знаю, - сказала она, быстро  собирая чашечки  и кувшинчик с медом.
Стайра тоже отправились на поднос. - По-моему, нет. Может,  если они близкие
подруги... - поспешно  добавила она; незачем показывать, что ей не  очень по
нутру айильские обычаи.
     Авиенда хмыкнула и принялась откидывать боковые клапаны.
     Эгвейн  выскочила из  палатки - зубы у  нее стучали,  вторя дребезжанию
чашечек и бронзовых стайра  на подносе.  Хранительницы Мудрости  неторопливо
одевались,  словно  стояла  мягкая  ночь  и  они  находились  в  спальнях  в
каком-нибудь холде.  Облаченная  в  белое фигура,  бледная в  отсвете  луны.
забрала у Эгвейн поднос, и девушка принялась высматривать свои плащ и туфли.
На земле среди оставшейся одежды она их что-то не видела.
     *  Я распорядилась,  чтобы  твои  вещи  отнесли к  тебе  в  палатку,  -
промолвила Бэйр, завязывая шнурки своей блузы. - Они тебе пока не нужны.
     *  У  Эгвейн  все внутри  в  пятки ухнуло.  Она принялась подпрыгивать,
хлопать  себя руками в тщетной попытке согреться  - ладно хоть Хранительницы
не  велели ей  стоять смирно.  Вдруг до  нее дошло, что снежно-белая фигура,
уносившая  поднос, слишком высока даже  для  айильской женщины.  Заскрежетав
зубами,  она  покосилась  на  Хранительниц, которым  будто и  дела  не было,
замерзнет она до смерти,  прыгая на месте,  или нет.  Может,  айилкам и  все
равно, что мужчина видит их голышом, по крайней  мере,  если он гай'шайн, но
Эгвейн-то не все равно!
     Из  палатки вышла Авиенда и,  увидев подпрыгивающую Эгвейн,  стояла, не
делая  никаких  попыток отыскать  свою одежду. Холод будто не действовал  на
нее, как и на Хранительниц.
     - Итак, - промолвила Бэйр, поправляя на плечах  шаль, - ты, Авиенда, не
только  упряма, как  мужчина.  Ты даже  не  в  состоянии  удержать  в памяти
простейшего  задания, какое  исполняла десятки раз.  Ты, Эгвейн,  упряма  не
меньше и  по-прежнему считаешь, будто можешь копаться в своей палатке, когда
тебя зовут.  Надеемся, пятьдесят кругов  бега вокруг  лагеря  поумерят  ваше
упрямство, прояснят ваши  головы и  напомнят, как нужно откликаться на зов и
как положено выполнять порученную работу. Вперед.
     Без единого слова,  не медля ни  секунды, Авиенда  сорвалась с  места и
вприпрыжку  побежала к  краю лагеря, ловко  уворачиваясь  от  еле видимых  в
сумраке  палаточных  растяжек.  Эгвейн   замешкалась  лишь  на  мгновение  и
устремилась  следом  за подругой. Айилка  бежала не  очень широким  шагом, и
девушка  нагнала ее. Ночной воздух  кусал Эгвейн  морозом, не менее  холодна
была потрескавшаяся глина под ногами, а камешки так и норовили угодить между
пальцами и вдобавок больно царапались. Авиенда же бежала легко, без усилий.
     Когда девушки добрались до последней палатки и повернули на юг, Авиенда
сказала:
     - Знаешь,  почему я занимаюсь  так  усердно?  -  Ни  холод,  ни бег  не
сказывались  на ее  ровном  голосе.  Эгвейн  так  дрожала,  что  едва  могла
говорить:
     - Нет. А почему?
     - Потому  что Бэйр и остальные все время показывают  на тебя и твердят,
как легко учишься ты, тебе  ничего  не приходится объяснять дважды. Говорят,
что  я должна  равняться на тебя.  - Она  покосилась на Эгвейн, и та поймала
себя на том,  что  хихикает вместе  с  подругой. - Это лишь отчасти.  Другая
причина - что я учусь делать...  -  Авиенда  покачала головой, даже в лунном
свете на лице ее явственно читалось изумление. - И сама Сила. Раньше никогда
так себя не  чувствовала. Такой живой! Я  чувствую тончайший  запах,  ощущаю
легчайший ток воздуха!
     -  Опасно  делать  это очень часто  или подолгу, - заметила Эгвейн. Бег
немного согрел ее,  хотя то и  дело на  нее нападала дрожь.  -  Я  тебе  уже
говорила об этом, да и Хранительницы, уверена, повторяли не раз.
     Авиенда только хмыкнула:
     - По-твоему, я могла бы себе ногу копьем поранить?
     Некоторое время девушки бежали молча.
     -  А  Ранд  вправду?..  -  наконец промолвила  Эгвейн. Ей  трудно  было
говорить, но не холод тому  причина -  она  опять начала  потеть. - Я про...
Изендре? - Заставить себя выразиться яснее она не сумела.
     Наконец Авиенда медленно произнесла:
     - По-моему, он ничего такого не сделал. - Голос у нее был  сердитый.  -
Но  если  она  его не интересует,  отчего  ей  все  порки нипочем? Она  ведь
неженка-мокро  -земка, из тех, что ждут, когда мужчины сами  к ним придут. Я
видела,  как  он на нее  глазел, хоть и  пытался  это делать незаметно.  Ему
нравилось смотреть на нее.
     Эгвейн  не  знала, не  считает ли  подруга и  ее  неженкой-мокроземкой.
Наверное,  нет,  иначе  они  бы   не   сдружились.  Но  Авиенда  никогда  не
беспокоилась  о том,  не обижают ли кого-то  ее слова, и, наверное, этому не
научится. Пожалуй, она удивится, узнав, что Эгвейн может обидеться.
     - Девы  ее так вырядили,  -  неохотно признала  Эгвейн,  - что  на  нее
пялится всякий мужчина.
     Вспомнив вдруг, что бежит  без одежды на виду у всех, девушка запнулась
и чуть не упала,  тревожно оглянувшись. Насколько  она могла  судить, вокруг
было  безлюдно.  Даже Хранительницы Мудрости  вернулись в  свои  палатки.  К
теплу, под свои одеяла. Эгвейн взмокла от  пота, но соленые  капельки  будто
замерзали, едва появившись на коже.
     - Он принадлежит Илэйн, - с жаром заявила Авиенда.
     - Признаю, ваших обычаев  досконально я не знаю, но наши не таковы, как
у вас. С Илэйн он не помолвлен.  - С чего это я его защищаю? Его бы выпороть
не  мешало!  Но  честность заставила  девушку продолжить: - Даже  у  вас,  у
айильцев, мужчина вправе сказать "нет", когда его спрашивают.
     -  Вы с Илэйн - почти  сестры,  как и мы с  тобой, - возразила Авиенда,
замедлив, а  потом вновь ускорив бег. - Разве не ты  попросила присматривать
за ним ради нее? Разве ты не хочешь, чтобы он был с ней?
     - Конечно,  хочу.  Если он того желает.  - Это  было не совсем правдой,
Эгвейн покривила душой. Эгвейн хотела, чтобы Илэйн была счастлива, насколько
возможно;  пусть любит Возрожденного  Дракона.  Эгвейн  готова  сделать все,
чтобы Илэйн  получила желаемое, разве что не станет связывать Ранда по рукам
и ногам. Хотя, если понадобится... Возможно, и свяжет. Но согласиться с этим
- Другое дело. Айильские  женщины готовы на многое, очень многое - заставить
себя поступать,  как  они,  Эгвейн  вряд  ли  когда сможет.  - Иначе было бы
неправильно.
     - Ранд принадлежит ей, - твердо заключила Авиенда.
     Эгвейн вздохнула.  Авиенда просто  не желает понимать обычаев, отличных
от  ее собственных.  Айилка  до сих  пор не  отошла  от потрясения,  которое
испытала,  узнав, почему  Илэйн не просит Ранда  жениться  на  ней. У нее  в
голове не укладывалось, что с такой просьбой может обратиться мужчина.
     - Уверена, завтра Хранительницы прислушаются к доводам здравого смысла.
Не заставят же они тебя спать у мужчины в спальне, - сказала Эгвейн.
     Авиенда посмотрела на подругу с нескрываемым  удивлением.  На мгновение
ловкость изменила ей,  и  она  ударилась пальцем  босой  ноги  о кочку.  Эта
оплошность вызвала поток ругательств, к которым с интересом  прислушались бы
даже  Кадировы возчики, а  Бэйр  потянулась  бы за голубой колючкой, но бега
девушка не прервала. Наконец последнее проклятие смолкло, и Авиенда сказала:
     -  Не  понимаю, почему  это  тебя так огорчает?  В набегах мне  не  раз
доводилось спать рядом с мужчиной. В холодную ночь я не единожды  и одеяла с
ними делила, но тебя волнует, что я  буду спать в десяти футах от Ранда. Это
как-то связано с вашими обычаями? Я заметила, ты не моешься в парильне, если
там мужчины. Ты  не  доверяешь Ранду ал'Тору? Или ты не доверяешь мне? - Под
конец голос ее упал до огорченного шепота.
     - Конечно, я  тебе доверяю! - с жаром возразила Эгвейн. - И ему. Просто
это...  -  Она  умолкла,  не  зная,  что  и  как  сказать дальше.  Айильские
представления  о приличиях  оказывались иногда  куда строже  тех, на которых
воспитывали  ее, но порой айильцы  спокойно делали такое,  от чего дома Круг
Женщин растерялся  бы в недоумении: то ли всем  в  обморок хлопнуться, то ли
хворостину  покрепче  схватить. -  Авиенда, если  тут как-то  замешана  твоя
честь... -  Эгвейн затронула чрезвычайно деликатную тему, чреватую обидой. -
Наверняка, если ты объяснишь Хранительницам, они не заставят тебя  поступать
против твоей чести.
     - Здесь нечего объяснять, - категорическим тоном заявила айилка.
     -  Знаю,  я мало  понимаю  в  джиитох...  -  начала  Эгвейн,  и Авиенда
рассмеялась.
     - Айз Седай, ты утверждаешь, будто ничего не понимаешь. Однако все твои
поступки доказывают, что ты живешь согласно ему. - Эгвейн сожалела, что в ее
отношениях с Авиендой сохранялась толика  лжи - она  насилу сумела уговорить
айилку звать ее просто по имени, и все равно прежнее обращение нет-нет, да и
срывалось у Авиенды с языка. Но чтобы тайна оставалась тайной, раскрывать ее
нельзя ни перед кем. - Ты  - Айз Седай, и в Силе настолько могуществена, что
запросто одолеешь и Мелэйн, и Эмис вместе взятых, - продолжала Авиенда. - Но
ты  сказала,  что будешь повиноваться, а  потому скребешь  котлы,  когда они
велят, и бежишь, когда они приказывают. Может, ты и не знаешь джиитох, но ты
следуешь ему.
     Разумеется,  они  говорят о  совершенно  разных  вещах. Скрипя  зубами,
Эгвейн  делала,  что  ей  приказывали,  потому  что это единственный  способ
научиться  хождению по  снам. А  научиться  она хотела, она страстно  желала
научиться  всему, и даже больше того,  что могла  вообразить. Но сама мысль,
будто она способна жить  согласно этому дурацкому джи и тох, просто-напросто
глупа. Она делает то, что нужно, причем только когда это нужно ей.
     Девушки приблизились к месту, откуда  начали бег. Завершив круг, Эгвейн
сказала:  "Это первый", - и умчалась во тьму.  Ее  никто не видел, и  никто,
кроме Авиенды, не узнал бы, отправься она сразу в палатку. Авиенда, конечно,
никому ничего не скажет, но Эгвейн и в голову не пришло остановиться раньше,
чем пробежав пятьдесят кругов.






     Проснувшись  в   кромешной  тьме,  Ранд  лежал  под  одеялами,  пытаясь
сообразить, что его разбудило. Ведь что-то его разбудило? Сон его тут ни при
чем:  он учил  Авиенду  плавать  в пруду  знакомого с  детства двуреченского
Мокрого Леса. Что-то другое.  Затем это нечто возникло вновь - точно  слабое
дуновение, зловонный миазм пробрался под дверь.  Вообще- то, это вовсе  и не
запах. Полная несхожесть,  инакость  -  таким было  это  нечто  по ощущению.
Тухлятина, будто  какая-то мертвечина  с неделю  лежала в стоячей  воде. Оно
вновь ослабло, но на этот раз не исчезло.
     Отбросив  в  сторону одеяла,  Ранд встал, обернувшись в саидин.  Внутри
Пустоты, наполненной  Силой, он  чувствовал,  как  вздрагивает  его тело, но
холод, казалось,  был где-то далеко-далеко.  Ранд осторожно потянул  на себя
дверь,  шагнул  за  порог.  Сквозь  арочные окна  в  концах  коридора лились
водопады  лунного сияния. После черной, как деготь,  темноты в спальне здесь
было светло  почти как днем. Ни малейшего движения, но он чувствовал, как...
что-то... приближается. Что-то  злое. По ощущениям оно напоминало порчу, что
пятнала бушевавшую в нем Силу.
     Рука нашарила  в кармане куртки маленькую резную фигурку -  толстячок с
лежащим на  коленях  мечом. Это  был  ангриал;  с  ним юноша  мог направлять
столько  Силы, сколько не  сумел  бы удержать  под  контролем  без помощи со
стороны. Ранд  надеялся,  что  фигурка ему не  пригодится. Кто бы  ни затеял
нападение, они не ведали, с чем теперь имеют дело. В противном случае они не
позволили бы ему проснуться.
     Мгновение  он стоял в нерешительности. Что бы ни  послали против  него,
Ранд  готов  принять бой, но враг  пока  не здесь,  он внизу. Где,  судя  по
тишине, по-прежнему спят  Девы.  Может, повезет, Ранд их и не разбудит, если
только  не  затеет  стычку  там,  где  они  спят.  Тогда  айилки  несомненно
проснутся, а стоять в стороне и смотреть они не станут  - это ведь Девы! Лан
говорил:  если можешь,  выбирай  место для  боя сам и заставь врага прийти к
тебе.
     Ранд улыбнулся и  затопал  сапогами  к ближайшей  лестнице,  изгибаясь,
уходящей вверх,  потом,  нарочито шумя, поднялся на  последний этаж. Наверху
был  один  громадный  зал  со  слегка  закругленным  куполом  и  несколькими
колоннами  со  спиральными  каннелюрами. Сквозь  лишенные стекол окна  лился
лунный свет, не оставляя тени даже уголка. На  запорошенном  пылью  и песком
полу еще слабо виднелись следы сапог Ранда, оставленные им  в прошлый приход
сюда. Других отпечатков не было.
     Замечательно.
     Широким  шагом  выйдя в  центр зала,  Ранд  встал, расставив  ноги,  на
выложенном мозаикой древнем символе Айз Седай,  десяти футов  в поперечнике.
Подходящее место. "Под этим  знаком он  будет  побеждать". Так гласило о нем
Пророчество Руидина. Он стоял на разделенном надвое волнистой линией круге -
одна нога на черной перевернутой слезинке, которая ныне называлась Драконьим
Клыком и считалась  символом  всякого зла,  другая  -  на  белой капле, ныне
именуемой  Пламенем Тар  Валона. Некоторые утверждали, что она символизирует
собой  Свет. Подходящая поза, чтобы встретить  врага  - стоя между  Светом и
мраком.
     Ощущение мерзостности усилилось, запах  горелой  серы наполнил  воздух.
Неожиданно  началось какое-то  движение.  Точно  крадучись,  какие-то  твари
лунными тенями расползлись по залу. Тени медленно превратились в трех черных
псов - темнее ночи  и ростом с пони.  Собаки, сверкая  серебристыми глазами,
настороженно обступали Ранда. Преисполненный Силой, он слышал, как бьются их
сердца  -  точно  глухой стук  барабанов. Но дыхания собак  Ранд не  слышал;
возможно, они и вовсе не дышали.
     Он  направил Силу, и в руках  его возник меч. Слегка изогнутый клинок с
клеймом в виде цапли казался выкованным  из пламени.  Ранд ожидал Мурддраала
или  чего  похуже, чем Безглазый, но  для собак, даже для собак, порожденных
Тенью, меча достаточно. Кто бы их ни послал, он не знал Ранда.
     Лан говорил, что юноша в  своем владении мечом уже вплотную приблизился
к уровню мастера клинка. Страж скуп на похвалу, поэтому Ранд подумывал, что,
вполне вероятно, он уже перешагнул эту ступень.
     Рыча  - будто перемалывали  в пыль  сухие кости, собаки с  трех  сторон
кинулись на Ранда - быстрее, чем несущиеся галопом лошади.
     Ранд не шелохнулся, пока псы не оказались совсем рядом; потом он плавно
- слившись воедино с мечом  - двинулся, словно в танце меняя  одно за другим
положение  оружия.  В  мгновение ока стойка с мечом под названием  "Смерч на
горе" превратилась в "Ветер, дующий через стену", а тот стал "Раскрывающимся
веером".  Огромные  черные  головы  отлетели от  черных тел.  Капая слюной с
попрежнему  оскаленных и блестящих, словно  сталь, зубов,  они запрыгали  на
полу.  Ранд даже не переступил границ черно-белой мозаики, когда темные тела
рухнули судорожно подергивающимися кровоточащими грудами.
     Рассмеявшись, Ранд убрал меч, хотя и продолжал держаться за  саидин, за
бурлящую  Силу,  за  ее  сладость и  порчу. Презрение скользнуло  по  кокону
Пустоты. Собаки. Исчадия Тени, нет сомнений, но всего-навсего...
     Смех замер.
     Мертвые тела  псов и  их  головы медленно  таяли,  растекаясь  лужицами
жидкой  тени. Черные пятна слегка подрагивали, будто живые. Разбрызганная по
полу кровь дрожала. Вдруг  мелкие капли вязкими струйками побежали  по полу,
слились с лужицами  покрупнее, а те стекли с черно-белой мозаики;  потом они
начали разбухать,  поднимаясь  все  выше,  и  вот  перед  Рандом  опять  три
громадных черных пса -  рычащие, роняющие из пастей  слюну и уже подобравшие
под себя массивные задние лапы, изготовясь к прыжку.
     Ранд  не понимал,  почему почувствовал  удивление -  смутное за  гранью
пустоты. Собаки,  да, но ведь Исчадия Тени. Кто  бы ни  натравил их на него,
они не были так  беспечны,  как полагал Ранд. Но они тем не менее не ведали,
на что способен Ранд.
     Вместо того чтобы вновь взяться за меч, Ранд направил Силу - он помнил,
как делал это однажды, давным-давно. Взвыв, огромные псы прыгнули, и толстый
луч белого света сорвался с ладоней Ранда - точно расплавленная сталь, точно
жидкий огонь. Ранд хлестнул лучом по вытянувшимся в  прыжке тварям;  на  миг
они   стали   странными   тенями   -   все   цвета   превратились   в   свою
противоположность,  а потом тени распались  на  искрящиеся пылинки,  которые
разлетелись в стороны, уменьшаясь и тая, превращаясь в ничто.
     Ранд  с  мрачной улыбкой  позволил  созданному им лучу исчезнуть. Перед
глазами у него все еще стояла багряная полоса.
     Напротив Ранда, в дальнем конце обширного зала, на плиты пола обрушился
кусок колонны. Там, где прошлась полоса света  - или  что  это было такое, -
куски  колонн исчезли,  точно  аккуратно срезанные  чудовищным ножом. Позади
колонн, вдоль стены, в половину ее ширины, зияла брешь.
     - Тебя ни одна из них не укусила? Не обрызгало кровью?
     Ранд  резко повернулся на  голос Морейн;  поглощенный поединком, он  не
услышал, как она  поднялась по лестнице.  Айз  Седай  стояла,  обеими руками
вцепившись  в юбку, и смотрела  на  него, лицо ее пряталось в  лунных тенях.
Наверняка  она почувствовала этих тварей, как и он, но чтобы  добраться сюда
так быстро, ей, вероятно, пришлось бежать.
     - Девы пропустили тебя? Или ты стала Фар Дарайз Май, Морейн?
     -  Они  даровали  мне  некоторые  привилегии  Хранительницы Мудрости, -
торопливо  объяснила она, в  ее обычно мелодичном  голосе прорезались  нотки
нетерпения. - Я сказала караульным, что мне необходимо срочно переговорить с
тобой. А теперь отвечай мне!  Гончие Тьмы тебя не  укусили? На тебя их кровь
не попала? Их слюна тебя не коснулась?
     - Нет, - промолвил он. Значит, Гончие Тьмы. Ту малость, которую  знал о
них.  Ранд почерпнул из древних сказаний  - вроде тех,  какими в южных краях
пугали детей. Кое-кто из взрослых тоже верил этим  преданиям. - А  почему их
укус тебя  так волнует? Ты не можешь Исцелить его? Неужели это означает, что
Темный  освободился?  -  Заключенный   в   Пустоту,  Ранд  даже  свой  страх
воспринимал отстранение.
     В  слышанных  им сказаниях говорилось,  что Гончие  Тьмы бегают  ночами
вместе с Дикой  Охотой, во  главе которой  сам Темный.  Гончие не  оставляют
следов даже на свежевспаханной земле, только на камне, и они не остановятся,
пока ты не  встанешь против них и не победишь в схватке. Есть  шанс уйти  от
них, если  преградой между ними и тобой окажется  проточная  вода.  Особенно
опасны для  встречи с Гончими перекрестки дорог, а самое опасное время сразу
после заката  и перед  самым рассветом.  К нынешнему дню Ранд  уже навидался
обернувшихся  явью  древних  сказаний и полагал, что еще  одно вполне  может
оказаться правдой жизни.
     -  Нет, Ранд,  вовсе не  так. - Казалось, Морейн  обрела  свое  обычное
самообладание;  голос вновь звенел серебристыми  колокольчиками, холодными и
спокойными. - Они  просто еще один вид  Порождений Тени, которых нельзя было
создавать. Однако укус их означает неминуемую смерть - все  равно что кинжал
в сердце. И думаю, вряд ли я успею Исцелить такую рану прежде, чем она убьет
тебя. Их кровь, даже слюна - ядовиты. Попавшая на кожу капля  может медленно
убить, причиняя немыслимые муки. Тебе повезло, что их  было всего три. Если,
конечно,  ты  до  моего появления не убил еще нескольких. Стая Гончих обычно
гораздо больше, собак  десять - двенадцать. По крайней мере,  так утверждают
уцелевшие в Войне Тени манускрипты.
     Стаи  покрупнее.  В  Руидине  Ранд  был для кого-то  из  Отрекшихся  не
единственной целью...
     - Мы должны поговорить о том,  чем ты убил их, - начала Морейн, но Ранд
уже бежал  изо всех сил, игнорируя  ее окрики -  она хотела знать,  куда  он
направлялся и зачем.
     Вниз по лестничным пролетам, по сумрачным  коридорам, где сонные  Девы,
разбуженные  топотом,  испуганно  смотрели ему  вслед  из  освещенных  луной
комнат.    Через    главный   вход,    возле   которого    рядом   с   двумя
женщинами-караульными  стоял  встревоженный  Лан. На  его плечи  был накинут
меняющий цвета плащ Стража, отчего Лан будто растворился в ночной темноте.
     -  Где Морейн? - окликнул он метнувшегося  мимо  него Ранда, но тот, не
отвечая, устремился вниз, перепрыгивая по две ступеньки за раз.
     Незажившая рана  заныла, точно чьи-то беспощадные пальцы впились в бок.
В коконе Пустоты боль осознавалась смутно. Но Ранд уже добрался  до  нужного
здания. Оно стояло на самом краю  Руидина,  далеко от центральной площади  -
как можно дальше от лагеря, где жили Морейн и Хранительницы Мудрости, но все
же  в пределах города. Верхние этажи обрушились кучами щебня, разлетевшимися
по мостовой и растрескавшейся земле. Уцелели только два нижних этажа. Собрав
всю свою волю, Ранд старался держаться прямо и не сгибаться от боли  в боку.
Он вбежал в дом.
     Когда-то  просторная  передняя,  окруженная  каменным  балконом,  имела
высокий потолок; теперь  открытое ночному небу  помещение казалось еще выше,
бледный каменный  пол был  усеян  битым камнем. Ниже  балкона, под  покровом
лунных  теней, три Гончие  Тьмы, встав на задние  лапы,  царапали  и  грызли
обитую  бронзой  дверь. Та сотрясалась под ударами их  лап и едва сдерживала
чудовищный натиск. В воздухе сильно пахло сгоревшей серой.
     Припомнив случившееся  чуть раньше,  Ранд, направляя Силу,  отпрыгнул в
сторону;  луч  коротко  ударил  жидким  белым огнем мимо  двери и  уничтожил
Порождения  Тени.  На  этот  раз юноша  постарался  уменьшить луч,  стремясь
ограничиться уничтожением только Гончих Тьмы, но  в дальнем конце  комнаты в
толстой стене возникла темная дыра. Ранд надеялся, что она не сквозная, хотя
в  лунном  свете  трудно  было  сказать  определенно. Нужно научиться  лучше
контролировать это оружие.
     Располосованная бронзовая обшивка  двери висела клочьями, будто клыки и
когти Гончих Тьмы и впрямь были стальными;  через  несколько  мелких дырочек
пробивался свет лампы. На плитах пола виднелись отпечатки когтей, но их было
на удивление мало. Отпустив  саидин.  Ранд  отыскал уголок поцелее, чтобы не
порезать  руку,   и  забарабанил   кулаком  по  двери.  Боль  в  боку  стала
по-настоящему сильной  и  явственной.  Юноша  глубоко  вздохнул  и попытался
забыть о ней.
     - Мэт? Это я, Ранд! Открывай, Мэт!
     Вскоре  дверь  приоткрылась,  в  щелочку  брызнул  теплый  свет  лампы.
Выглянул Мэт, на  лице его было написано сомнение. Потом он распахнул дверь,
тяжело  навалясь на косяк, словно пробежал  десяток  миль с мешком камней на
спине. Он был обнажен, на шее  его висел серебряный медальон - лисья голова.
Глаз лиса  был  выполнен и  наполовину зачернен  в виде древнего символа Айз
Седай. Зная  отношение  Мэта  к  Айз Седай,  Ранд все удивлялся,  почему тот
давным-давно не продал эту  вещицу. В  глубине комнаты с  невозмутимым видом
заворачивалась в одеяло высокая золотоволосая  женщина. Судя по лежащим у ее
ног копьям и щиту, это была Дева.
     Ранд поспешно отвел взор в сторону и громко прочистил горло:
     - Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
     - С нами все хорошо. - Мэт окинул переднюю тревожным взглядом. - Теперь
хорошо. Ты убил их? Что там было? Впрочем, раз этого  больше нет, я  и знать
не хочу, что  это было. Вот ведь проклятье, человеку иногда трудно быть тебе
другом!
     Не только другом. Еще одним та'вереном и,  вероятно, ключом к победе  в
Тармон  Гай'дон. Кто бы ни  замышлял  нападение на Ранда,  он  имел  причину
нанести удар  и по Мэту. Но  Мэт всегда старался откреститься и от того, что
он та'верен, и от своей роли в Последней Битве.
     - Их больше нет, Мэт. Это Гончие Тьмы. Три их было.
     -  Я же сказал  тебе, не хочу знать! -  простонал Мэт. -  Только Гончих
Тьмы  мне  еще  не  хватало.  Можно сказать,  около  тебя все  время  что-то
новенькое появляется. Да-а, с тобой не соскучишься, разве что вдруг помрешь.
Если  б  я  не  встал  вина хлебнуть,  когда дверь открываться  начала...  -
Передернувшись,  он  умолк и, почесывая алое  пятно  на  правой  руке,  стал
рассматривать разодранную  металлическую обшивку.  - Знаешь, какие  забавные
штуки с  памятью  творятся!  Готов  поклясться, когда я изо всех  сил держал
дверь, чтоб не открылась, одна из них прогрызла дыру! Я ее проклятущую башку
видел! И зубы! Ее даже копье Мелиндры не обескуражило, все лезла и лезла.
     Появление  Морейн  на сей раз  было  более впечатляющим:  она  вбежала,
высоко подхватив юбку, тяжело дыша и кипя от гнева. Следом за ней влетел Лан
- в руке меч, на каменном лице гроза. А позади  них улицу затопила толпа Фар
Дарайз Май. Кое на ком из  Дев из одежды были лишь короткие штаны, но у всех
- копья наготове, шуфа обмотана  вокруг головы, черная вуаль скрывает  лицо,
глаза  сверкают  готовностью убивать. У Морейн  с Ланом, по крайней  мере  с
виду, будто  гора  с плеч  свалилась,  когда  они  увидели  Ранда,  спокойно
беседующего с Мэтом, хотя Айз Седай, похоже, не  прочь  была высказать Ранду
пару "добрых" слов. А что думают айилки, мешали определить эти их вуали.
     В  голос  заверещав,  Мэт  кинулся  в  комнату   и  принялся  торопливо
натягивать штаны. Но,  как он ни суетился, ни прыгал, вышла заминка: надевая
штаны,  он еще и руку не переставая чесал.  Золотоволосая Мелиндра наблюдала
за ним с широкой ухмылкой, которая очень скоро грозила перейти в хохот.
     - Что у тебя с рукой? - спросил Ранд.
     -  Говорю  ж тебе, шуточки какие-то  память выкидывает, -  сказал  Мэт,
продолжая  чесаться и  одеваться. -  Когда мне померещилось,  что та тварюга
дверь  проела, она  вроде  как и  руку  мне обслюнявила,  а  теперь там  так
чешется, точно огнем горит! Да и с виду на ожог похоже.
     Ранд  открыл было  рот,  но  Морейн, отстранив его, решительно  вошла в
комнату. При виде  нее Мэт повалился  навзничь, лихорадочно натягивая штаны,
но она, не  обращая  внимания на  его протесты, опустилась на колени и сжала
голову юноши ладонями.  Ранд уже проходил через процедуру Исцеления, да и со
стороны видел,  как это  делается,  но,  против всех  его ожиданий, Мэт лишь
вздрогнул,  а  потом  за  кожаный  ремешок  приподнял  свой  медальон.  Тот,
покачиваясь, свисал с ладони.
     - С чего вдруг треклятая штуковина стала холоднее  льда?  - пробормотал
он. - Что это ты сделала, Морейн?  Если хочешь что-то сделать, так Исцели от
этой чесотки, а  то  у  меня  уже  вся  рука  чешется. -  Правая  рука  Мэта
покраснела от плеча до запястья и, похоже, начала отекать.
     Морейн не сводила глаз с Мэта -  такого крайнего изумления на  ее  лице
Ранд никогда не видел.
     -  Да,  я тебя Исцелю,  -  медленно вымолвила  она.-  А  если  медальон
холодный, сними его.
     Мэт хмуро  воззрился  на  Морейн,  потом стащил через голову медальон и
положил его рядом с собой. Морейн вновь  обхватила его голову ладонями,  Мэт
завопил,  будто его головой  в  сугроб окунули. Ноги его одеревенели,  спина
выгнулась  дугой; широко, до  предела раскрытые глаза невидяще уставились  в
никуда. Наконец  Морейн отняла руки, и Мэт тяжело обмяк, хватая ртом воздух.
Краснота и отек исчезли. Заговорить Мэт сумел лишь с третьей попытки:
     - Кровь и  пепел! Что  за гадство! Чего,  так  каждый растреклятый  раз
должно быть? Проклятье, было-то всего ничего! Лишь чесалось!
     -  Не  мели  языком  и   думай,  что  говоришь,  -  промолвила  Морейн,
поднимаясь. - Не то я отыщу Найнив и отдам тебя ей, пусть разбирается. -  Но
говорила она без всякого выражения. Можно было подумать, что она произносила
эти слова во  сне.  Айз Седай  старалась не смотреть на  заинтриговавший  ее
медальон, который Мэт повесил обратно  на шею.  - Тебе нужно отдохнуть,  - с
отсутствующим  видом  сказала  она. -  Если  захочешь,  оставайся  завтра  в
постели.
     Дева в одеяле - Мелиндра? - опустилась на колени  возле Мэта и положила
руки ему на плечи, глядя на Морейн поверх его головы.
     -  Я  прослежу, чтобы он  сделал  так, как  вы  сказали, Айз  Седай.  -
Внезапно ухмыльнувшись, она взъерошила Мэту волосы: - Теперь этот  маленький
проказник - мой.
     Судя  по испуганному лицу  Мэта,  он  собирался  с  силами,  явно решив
немедля задать стрекача.
     Ранд расслышал у себя  за спиной приглушенные веселые смешки.  У двери,
заглядывая в комнату, столпились Девы, шуфы и вуали были опущены на плечи.
     -  Поучи его петь, сестра по  копью, - сказала Аделин, и остальные Девы
покатились со смеху. Ранд с холодным лицом повернулся к ним:
     - Дайте человеку отдохнуть Кстати, одеться никому из вас не надо? - Они
неохотно отступили,  по-прежнему заглядывая в  комнату.  Потом оттуда  вышла
Морейн, и искромсанная дверь захлопнулась за ней.
     - Оставьте  нас, пожалуйста, - сказала Девам  Айз Седай. Она покосилась
на них,  чуть  раздраженно  поджав  губы. -  Мне нужно  поговорить с  Рандом
ал'Тором наедине.
     Кивая,  айилки  направились  к  выходу, кое-кто подшучивал,  станет  ли
Мелиндра  учить Мэта  петь Что бы это значило? И кстати, интересно, известно
ли Мэту, что Мелиндра, по всей видимости, из Шайдо?
     Ранд остановил Аделин, положив ладонь на ее обнаженную руку; заметившие
его жест Девы тоже остановились, поэтому юноша обратился ко всем сразу:
     - Если вы не идете, когда я вам говорю, что будет, если мне потребуется
использовать вас в бою? - Такого намерения  у него не было; если удастся, он
постарается избежать  этого. Ранд знал: они яростные и беспощадные бойцы, но
его с  детства  учили  -  мужчина  должен  сделать все, даже  умереть, но не
допустить, чтобы погибла  женщина.  Пусть холодная логика  подсказывает, что
это глупое  убеждение, особенно в отношении таких женщин,  но против себя не
попрешь. Однако он благоразумно не стал объяснять свои сомнения Девам.  - Вы
сочтете это шуткой или решите, что пойдете, когда вам захочется?
     Они  смотрели  на него  с  неверием и ужасом -  так  внимают тому,  кто
обнаружил перед всеми глубочайшее невежество, незнание простейших фактов.
     -  В танце копий, - обращаясь  к Ранду, произнесла  Аделин, - мы пойдем
туда, куда ты укажешь, но сейчас не время танца. Кроме того, ты не велел нам
уходить.
     -  Даже  кар'а'карн  - не  король,  как  в  мокрых  землях, - прибавила
седоволосая Дева. Мускулистая и крепкая,  несмотря на свои немалые года, она
щеголяла  в короткой  сорочке и шуфе. Эта многократно слышанная фраза начала
уже надоедать Ранду.
     Уходя,  Девы продолжали перебрасываться  шутками. Наконец Ранд  остался
наедине с Морейн и Ланом. Страж только сейчас вложил меч в ножны и выглядел,
как  и  всегда, расслабленным.  Иными  словами,  лицо  его, в  лунном  свете
казавшееся  вырубленным  из  цельного  камня,   опять  стало  неподвижным  и
спокойным, а в позе  сквозила готовность взорваться  в неожиданном движении,
отчего все айильцы рядом с Ланом казались мирными котятами. Плетеная кожаная
лента  не  давала упасть  на лицо  его  длинным волосам, тронутым на  висках
сединой. Взор у Стража был точно у голубоглазого ястреба.
     - Мне нужно поговорить с тобой о... - начала Морейн.
     - Лучше поговорим завтра,- перебил ее Ранд. Лицо Лана посуровело,  если
такое вообще возможно. В первую  очередь Стражи оберегали своих  Айз Седай -
как от посягательств на них самих, так и от нападок  на их авторитет, о себе
же Страж думал  потом. Ранд не обратил внимания на напрягшегося Лана. Боль в
боку  рвала тело, но  он ухитрялся  держаться  прямо: нельзя показать Морейн
свою слабость. - Если  ты думаешь,  что я помогу  отобрать  у Мэта  ту лисью
голову,  то  ошибаешься.  -  Каким-то образом  медальон  воспрепятствовал ей
направить Силу. Или же не  позволил  Исцелению воздействовать  на Мэта, пока
тот касался  серебряной  вещицы. - Он дорого за нее  заплатил, Морейн, и она
принадлежит ему. - Вспомнив,  как  Айз Седай огрела его по спине Силой, Ранд
сухо добавил: - Может, я одолжу у него медальон.
     Ранд  отвернулся  от Айз Седай.  Оставался еще один  человек,  которого
нужно проведать,  хотя, так  или  иначе, особой  спешки уже  нет -  к  этому
моменту Гончие Тьмы успели бы закончить то, что им приказано.
     -  Пожалуйста, Ранд,  -  промолвила Морейн, и Ранд  замер  на месте - в
голосе Морейн прозвучала откровенная мольба, раньше  ничего  похожего он  от
нее не слышал.
     Подобный тон, похоже, оскорбил Лана.
     -  Мне  казалось, ты стал мужчиной,  - хрипло проговорил Страж. - Разве
так себя ведет мужчина? Ты поступаешь как высокомерный мальчишка.
     Лан учил его владеть мечом -  и Ранд был уверен, что симпатичен Стражу,
-  но  отдай Морейн  прямой приказ, и Страж сделает  все от него  зависящее,
чтобы убить Ранда.
     - Я не буду с тобой вечно, - не отступалась  Морейн. Пальцы, стиснувшие
юбку, дрожали от  нетерпения. - Я могу  погибнуть  при следующем  нападении.
Могу свалиться с лошади и сломать себе шею, могу получить стрелу в сердце от
какого-нибудь Приспешника Темного  -  а смерть  нельзя Исцелить. Я  всю свою
жизнь посвятила тому, чтобы отыскать тебя - найти и помочь тебе. Тебе до сих
пор неведома собственная сила;
     ты не  понимаешь и  половины того,  что  делаешь. Я... покорно... прошу
простить...  все обиды,  которые  тебе  нанесла.  -  Эти слова, которых Ранд
никогда не предполагал от нее услышать, из  Морейн будто клещами вытягивали,
но они были сказаны. А лгать Айз Седай не могут. - Разреши мне помогать тебе
в меру моих сил, пока я еще могу помочь. Пожалуйста.
     -   Трудно   поверить  тебе,   Морейн.  -  Ранд  не  смотрел  на  Лана,
шевельнувшегося в лунном сиянии. Все его внимание было приковано к Морейн. -
Ты обращалась со мной как с куклой, заставляя плясать под свою дудку, с того
самого дня, как мы встретились.  Освободиться  от твоего влияния удавалось в
тех редких случаях, когда ты была далеко  или когда я не слушал тебя. И даже
тогда это оказывалось непросто.
     Ее смех прозвенел серебристым колокольчиком, но его мелодичное звучание
окрасила горечь.
     - Это больше походило на борьбу с медведем, чем на дерганье веревочек у
марионетки. Хочешь, я пообещаю не пытаться тобой манипулировать? Я даю такую
клятву. - Голос ее  стал алмазно тверд. -  Я даже клянусь  подчиняться тебе,
как  одна  из Дев;  если  потребуешь,  повиноваться,  как  гай'шайн,  но  ты
должен...  - Глубоко вздохнув,  Морейн повторила намного  тише: - Я смиренно
прошу тебя позволить мне помогать тебе.
     Лан не  сводил с Морейн внимательного взора; Ранд подумал, что и у него
самого глаза вот-вот на лоб полезут.
     - Я принимаю твою помощь, - медленно  промолвил он. - И тоже прошу меня
извинить. За всю мою грубость.  - Порой  для грубости у него были основания,
но сейчас Ранда не покидало чувство, что она по-прежнему им манипулирует; но
ведь лгать Морейн не могла.
     Напряжение явно отпустило ее. Она шагнула ближе, всмотрелась в юношу:
     - Чтобы убить Гончих Тьмы, ты воспользовался погибельным огнем. Так это
называется. Я  по-прежнему ощущаю здесь его действие. - Ранд тоже чувствовал
эти  следы - так в комнате  остается  слабеющий запах пирога после того, как
его унесли, а еще это чувство походило на воспоминание  о чем-то исчезнувшем
из поля  зрения.  - Применение погибельного огня  было  запрещено задолго до
Разлома  Мира.  Белая Башня строго запрещает  даже обучаться владению им.  В
Войну  Силы  сами  Отрекшиеся  и  Отродья  Тени  использовали его в  крайних
случаях.
     - Запрещено? - нахмурился Ранд. -  Я ведь сам видел, как ты однажды его
применила. -  В  тусклом свете луны он мог и  обмануться, но ему показалось,
что  на щеках Морейн  вспыхнул  румянец.  Похоже, на этот раз из  равновесия
выведена она.
     - Иногда не остается иного выхода, как преступить запрет. - Если она  и
волновалась,  на голосе  ее смятение не сказалось. - Когда погибельный огонь
уничтожает что-то, оно  перестает  существовать до момента  уничтожения. Так
сгорает  нить - с того  места, где ее  коснулось пламя, и дальше. Чем больше
мощь  разящего  огня, тем дальше  назад  во времени  перестает  существовать
уничтоженный предмет.  Самый сильный погибельный огонь, который могу создать
я,  удалит  из  Узора лишь  несколько секунд. Ты же намного  сильней.  Очень
намного.
     - Но если что-то  перестает существовать до того, как это уничтожить...
- В замешательстве Ранд запустил пальцы в шевелюру.
     -  Ну  вот, понимаешь, в чем вся загвоздка, какие  тут  опасности?  Мэт
помнит,  как видел: одна из Гончих Тьмы прогрызла дверь, но  дыры-то  теперь
нет.  Если  бы она так сильно запачкала его  слюной,  как  он помнит. Мэт бы
давно  умер, я  бы и  подойти к нему не  успела. Но  ты уничтожил тварь, она
исчезла из времени - и того, что она успела сделать за этот отрезок времени,
более не  существует. Остались  только воспоминания - тех, кто это видел или
пережил. Теперь реально лишь то, что Гончая успела сделать до этого момента.
Несколько дыр от зубов в двери и капля слюны на руке Мэта.
     - Вот это звучит для меня  гораздо  приятнее, -  заявил Ранд.  -  Из-за
этого-то Мэт и жив.
     -  Это ужасно, Ранд. - В голосе Морейн  появилась  настойчивая нотка. -
По-твоему,  почему  даже  Отрекшиеся  страшатся  применять   разящий  огонь?
Подумай,  как повлияет на Узор исчезновение одной его нити, из уже  готового
сплетения убрать нить  одного человека на часы его  жизни, на дни? Все равно
что из полотна выдернуть одну нить! Уцелевшие фрагменты манускриптов  времен
Войны  Силы  рассказывают,  что погибельным  огнем  было целиком  уничтожено
несколько  городов,  прежде чем обе  стороны осознали масштаб опасности.  Из
Узора разом  вырвали сотни  тысяч  нитей, которые исчезли из  уже  прошедших
дней. Не существовало более результатов действий этих людей, как и того, что
сделали  другие  из-за  совершенного  ими.  Воспоминания остались  -  но  не
свершения, не  дела и  не поступки. Непредсказуемая  рябь  прошла  по  всему
Узору,  грозя уничтожить,  распустить само  его  плетение. Это  означало  бы
гибель всего. Уничтожение мира, времени, самого Создателя.
     Ранда прошибла холодная дрожь  - и вовсе не  из-за  прохлады, заползшей
под куртку.
     - Морейн, я не могу обещать,  что не буду  его применять. Ты  ведь сама
говорила, что есть моменты, когда надо поступать вопреки запретам.
     -  Я  и не  предполагала, что  ты пообещаешь,  - холодно  заметила она.
Волнение  ее  исчезало, уступив обычной бесстрастности. - Но ты должен  быть
осторожен. - Она опять стала  говорить "должен". - С таким са'ангриалом, как
Калландор,  ты весь город мог бы  уничтожить  погибельным огнем. На грядущие
годы Узор оказался  бы разодран. Кто  возьмется утверждать, что плетение,  в
конце  концов  успокоившись,  сохранит  тебя  в  своем  центре,  хоть  ты  и
выдающийся та'верен? Да,  ты - та'верен,  причем очень сильный, и  это может
оказаться преимуществом для победы даже в Последней Битве.
     - Может, и так, -  бесцветным тоном вымолвил  Ранд. Чуть ли не в каждом
из эпических сказаний  главный герой высокопарно заявлял: победа или смерть.
Похоже, ему остается уповать на лучший  для него  исход - победа и смерть. -
Мне надо кое-что проверить, - тихо сказал он. - Увидимся утром.
     В кружащихся напластованиях  жизни и смерти Ранд, собрав в  себе  Силу,
сотворил в воздухе  проем выше своего роста. Отверстие  вело  в черноту,  по
сравнению  с  которой лунное  сияние казалось  светом дня.  Асмодиан называл
такой проем переходом.
     - Что это? - охнула Морейн.
     - Если я делаю что-то один раз, я это запоминаю. Как правило. - Это был
не ответ, но  пора  проверить клятвы Морейн. Лгать Айз  Седай не могли, но с
них станется и в камне лазейку сыскать. - Сегодня оставь Мэта  в покое. И не
пытайся отобрать у него тот медальон.
     - Его  нужно  отправить в Башню, Ранд, для  изучения. Это,  несомненно,
тер'ангриал, но ни одного такого не находили...
     - Что бы это ни было, - твердо заявил Ранд, - медальон - Мэта.  При нем
пусть и останется.
     Несколько  мгновений  Айз  Седай,  по-видимому,  боролась  с  собой,  -
выпрямившись и вскинув голову, она в упор смотрела на Ранда.  Вряд ли Морейн
привыкла  подчиняться чьим бы то  ни было приказам, не считая, пожалуй, Суан
Санчей.  И  Ранд  был  готов  поспорить,  что  и  той  она  повиновалась  не
беспрекословно. Наконец Морейн кивнула и даже  изобразила нечто вроде намека
на реверанс.
     -  Как скажешь, Ранд.  Он  останется у  Мэта.  Пожалуйста,  Ранд,  будь
осторожен.  Самостоятельно  учиться использовать  что-то  вроде погибельного
огня равносильно самоубийству, а смерть Исцелить  нельзя.  - На сей  раз без
насмешки. - Увидимся утром.
     Последовав за Айз Седай, Лан кинул на Ранда ничего не выражающий взгляд
- вряд ли Стража обрадовал подобный ход событий.
     Ранд шагнул в переход, и проем исчез.
     Юноша стоял на диске - шестифутовом подобии древнего символа Айз Седай.
Даже его черная половина казалась светлее беспредельного  мрака, окружающего
Ранда, нависающего  над головой, простирающегося под ногами - если свалиться
туда, падение будет вечным. Асмодиан утверждал, что есть способ и побыстрее,
чем использование  переходов. Он назывался Перемещением. Однако научить  ему
Асмодиан  не мог,  отчасти  потому,  что не  обладал достаточной  силой  для
создания нужного  для  этого способа  прохода -  из-за ограничивающего  щита
Ланфир В любом случае  Перемещение  требовало  очень хорошего знания  пункта
отправления. Ранд  считал более логичным четкое  представление,  куда хочешь
попасть,  но  Асмодиану  подобный вопрос  напоминал, по-  видимому,  другой:
почему  воздух  -  не  вода?  Слишком  многое  Асмодиан  считал  само  собой
разумеющимся Так или иначе, Скольжение - способ достаточно быстрый.
     Как только  Ранд коснулся диска сапогами, тот дернулся вперед  примерно
на фут и  замер, а впереди  открылся другой проем  Что ж,  довольно  быстро,
особенно на  таком  коротком расстоянии Ранд  шагнул  через проем в коридор,
ведущий к комнате Асмодиана.
     Коридор освещала только луна - сквозь  окна  в концах коридора, лампа у
Асмодиана  была  погашена.  Потоки,  что  Ранд  свил вокруг комнаты, были на
месте, по-прежнему крепко завязанные. Никакого движения, только слабый запах
сгоревшей серы.
     Приблизившись  к  занавеске  из  бусин. Ранд заглянул в  дверной проем.
Лунные тени  заполняли комнату, одной из них  был Асмодиан, разметавшийся во
сне  под  одеялами.  В   коконе  Пустоты  Ранд  слышал,  как  бьется  сердце
Отрекшегося, чуял запах пота  от беспокойных снов. Он  нагнулся, разглядывая
бледно-голубые изразцы пола и впечатавшиеся в них следы.
     Читать следы  Ранд научился еще мальчишкой, и  узнать эти не  составило
труда. Здесь побывали три или четыре  Гончие Тьмы. По-видимому, они, одна за
другой,  ступая след  в  след, подходили к дверному проему. И на  пороге  их
остановила сплетенная вокруг комнаты сеть? Или их послали только проверить и
сообщить? Неужели у этих псов, этих Отродий  Тени  хватает  на такое ума? Но
ведь  Мурддраалы  используют  в  качестве соглядатаев воронов и  крыс, да  и
другие животные-трупоеды и твари вроде них шпионят для Мурддраалов.  Айильцы
звали их Глазами Тени.
     Направив тоненькие потоки  Земли, Ранд принялся выравнивать поверхность
плиток, уничтожая вдавленные  следы, и дошел так до пустынной ночной  улицы.
Он продолжал свое занятие, пока  не отошел  от высокого здания шагов на сто.
Утром, даже если обнаружится  кончающийся тут след, никто не заподозрит, что
Гончие  Тьмы   и  близко  подходили  к  Асмодиану.  Гончих  Тьмы  не  должен
интересовать менестрель Джасин Натаэль.
     Сейчас все Девы в городе, наверно, уже на ногах;
     явно никто  из них не  спит сейчас  под Кровом  Дев. Сотворив  еще один
переход прямо на улице - пятно  темнее ночи, - Ранд позволил диску перенести
его в свою комнату. Он не знал, почему выбор его пал на  этот древний символ
- ведь, пусть и неосознанно, вид диска выбрал он сам; в иных случаях то были
либо ступень лестницы, либо кусок пола. Ах да, прежде чем возникнуть заново,
Гончие Тьмы стекли с этой эмблемы. Под этим знаком он будет побеждать.
     Стоя в кромешном мраке своей спальни, Ранд направил Силу и зажег лампы,
но саидин  не отпустил.  Вместо этого  он направил  Силу опять -  осторожно,
чтобы  не  сработали его собственные ловушки. Часть  стены  исчезла,  открыв
нишу, которую Ранд вырезал сам.
     В  маленьком алькове  стояли  две  статуэтки  в фут  высотой: мужчина и
женщина в  ниспадающих  одеждах  и со  спокойными лицами,  в поднятой руке у
каждой  фигурки -  хрустальная  сфера.  Ранд  обманул  Асмодиана,  он их  не
уничтожил.
     Существовали ангриалы, вроде той фигурки толстячка, что  лежала у Ранда
в  кармане,  и  са'ангриалы  вроде  Калландора.  По  сравнению  с  ангриалом
последние повышали  количество  Силы,  которым  можно безопасно  владеть, во
столько  крат,  во сколько  сам ангриал  увеличивал собственные  возможности
человека направлять. И ангриалы, и са'ангриалы за свою редкость, и не только
поэтому, высоко  ценились у Айз Седай, хотя они умели распознавать  лишь те,
которые предназначались для женщин, то есть для использования с  саидар. Эти
же две фигурки представляли собой нечто иное, и подобные предметы, хотя и не
столь  редкие, ценились не  меньше. Тер'ангриалы  создавались  не  для того,
чтобы увеличивать количество применяемой Силы,  они должны были использовать
ее   особым  образом.   Первоначальное   назначение   даже  большинства  тех
тер'ангриалов,  что  имела Белая Башня,  оставалось для Айз Седай неведомым.
Некоторые они  использовали, но не зная,  правильное применение им нашли или
же назначение их  совершенно иное. Но  Ранд знал, для  чего  созданы эти две
статуэтки.
     Мужская фигурка могла  связать его  со  своей  громадной копией - самым
могучим из когда-либо созданных са'ангриалов, причем Ранд мог находиться как
угодно  далеко  от  той статуи,  хоть на  другом  берегу  Океана  Арит. Этот
тер'ангриал был закончен  вскоре после  того, как  узилище  Темного повторно
замуровали - Откуда я это  знаю? - и фигурку надежно спрятали, прежде чем до
нее добрался обезумевший мужчина Айз Седай. Вторая фигурка позволяла  делать
то же самое женщине - соединяла  ее с огромной статуей-копией,  которая, как
он надеялся,  по-прежнему  погребена  в  Кайриэне.  С такой мощью...  Морейн
говорила, что смерть нельзя Исцелить.
     И тут  - незваные, нежеланные  - вернулись воспоминания о предпоследнем
разе.  когда  Ранд  осмелился  взять  в руки  Калландор.  Образы плавали  за
пределами Пустоты.
     Темноволосая девочка, почти ребенок, лежала на спине, уставив в потолок
невидящие глаза. Платье на ее груди потемнело от  крови - троллок пронзил ее
насквозь.
     Сила  переполняла  Ранда. Калландор сиял,  и сам он воплощал  собой эту
Силу. Юноша устремил потоки в детское тельце, пытаясь вдохнуть в него жизнь.
Тело затрепетало,  приподнялось,  неестественно дрогнули окостеневшие руки и
ноги.
     -  Ранд, ты  не  сможешь  сделать  этого!  -  воскликнула Морейн. -  Не
получится!
     Дышать! Она должна  дышать!  Грудь девочки  поднялась и опала.  Сердце!
Должно биться  сердце!  Кровь, уже загустевшая и темная,  тоненькой струйкой
медленно  вытекала  из  раны на  груди.  "Живи! Живи, чтоб тебе  сгореть!  -
мысленно он чуть не  взвыл. - Я не  хотел опоздать!" Глаза девочки подернуты
пленкой - в  них нет признаков жизни. Вся Сила, бушевавшая в Ранде, ничем не
могла помочь. Не могла ее оживить.
     По щекам Ранда текли слезы.
     Ранд отогнал прочь это воспоминание; ему, даже заключенному  в Пустоту,
оно  причиняло  боль. С этой мощью... С таким громадным количеством Силы  он
сам себе не может доверять. "Ты не Творец", - сказала Морейн Ранду, стоящему
над тем  ребенком.  Но с этой статуэткой мужчины,  всего лишь с половиной ее
мощи он некогда сдвинул с места горы. А ведь с много меньшей  Силой, имея  в
руках лишь Калландор, он тогда чувствовал уверенность, что сумеет  повернуть
Колесо вспять,  оживит девочку. Притягательна не просто и не столько  Единая
Сила,  соблазном было  и  могущество само по  себе, та  сила  и  та  власть.
Невероятное могущество... Надо было уничтожить обе статуэтки. Но Ранд заново
сплел потоки, вновь насторожил западни.
     - Что  ты делаешь? - раздался  женский голос, когда стена  опять обрела
видимость целой.
     Торопливо завязывая потоки -  и  затягивая узел со  своими собственными
смертельными ловушками-сюрпризами, - Ранд втянул в себя Силу и повернулся.
     Рядом с Ланфир, представшей перед ним в бело-серебристом наряде, Илэйн,
Мин и Авиенда показались бы заурядными  девчонками. За один взгляд ее темных
глаз  мужчина отдал бы душу При взгляде на Ланфир  у Ранда скрутило желудок,
его затошнило.
     -  Чего  тебе надо?  - неприветливо  спросил  он.  Ему  как-то  удалось
заблокировать  Истинный Источник и для Эгвейн, и  для Илэйн вместе, но как -
он не помнил.
     Пока Ланфир касается  Источника,  ему легче  поймать руками ветер,  чем
удержать ее  в своем плену. Одна вспышка разящего  огня и... Он не  мог  так
поступить. Пусть она одна из Отрекшихся - Ранда останавливало воспоминание о
катящейся по земле женской голове.
     - Они обе у  тебя, - наконец промолвила она. -  По-моему, я заметила...
Одна - женщина, верно? - Она улыбнулась - в благодарность  за  такую награду
замерло бы сердце любого мужчины. - Ты начал размышлять о моем плане, верно?
Имея их,  мы  с  тобой  поставим на колени всех  прочих Избранных. Мы займем
место самого Великого Повелителя, бросим вызов Создателю. Мы...
     -  Ты  всегда  была честолюбива,  Майрин. - Собственный  голос скрипуче
звучал в  ушах у  Ранда. - Почему, по-твоему, я отвернулся от тебя? Не из-за
Илиены, что бы ты ни думала.  Я выбросил тебя из сердца задолго до встречи с
ней. Честолюбие для  тебя все.  Ты  всегда стремилась  лишь к власти! Ты мне
отвратительна!
     Она уставилась  на  него, крепко  прижав  к животу руки,  темные  глаза
широко раскрылись.
     -  Грендаль сказала... - слабым голосом  начала  она. Сглотнув,  Ланфир
заговорила вновь:  -  Льюс  Тэрин? Я люблю тебя, Льюс Тэрин.  Я всегда  тебя
любила и буду любить всегда! Тебе ведь это известно. Ты должен знать!
     Лицо Ранда напоминало  скалу -  он надеялся,  что скрыл потрясение.  Он
ведать  не  ведал,  откуда  взялись  его  слова,  но  ему  казалось,  что он
припоминает  эту  женщину. Смутный  отголосок  былого.  Я  - не  Льюс  Тэрин
Теламон!
     - Я - Ранд алТор! - хрипло произнес он.
     -  Конечно.  -  Разглядывая  Ранда,  Ланфир  медленно  кивнула.  К  ней
вернулась   холодная   невозмутимость.   -  Ну  разумеется.  Тебе   Асмодиан
рассказывал  - о Войне Силы,  обо мне. Он врал. Ты  любил меня. Пока тебя не
украла  эта  желтоволосая  растрепа  Илиена.  -  На миг  гнев  исказил  лицо
красавицы  кривой  маской;  вряд  ли она  даже заметила свою вспышку. - Тебе
известно,  что  Асмодиан   отсек  собственную  мать?   Теперь  это  называют
усмирением. Отсек и позволил Мурддраалу ее утащить. А как она кричала... Как
ты можешь верить такому человеку? Ранд громко рассмеялся:
     - После того как я поймал его, ты помогла  спеленать его путами,  чтобы
он учил меня. И теперь ты говоришь, что я не могу ему верить?
     -  В учении - да,  - пренебрежительно фыркнула Ланфир. - Он будет учить
тебя потому, что знает:
     отныне и  навсегда у вас общий путь. Даже если  Асмодиан сумеет убедить
остальных, что был твоим пленником,  они все равно разорвут  его, и  ему это
хорошо  известно.  Самая слабая  собака в  стае  зачастую обречена на  такую
судьбу. Кроме того, иногда я заглядываю  в его сны. Он грезит  о том, как ты
одерживаешь  победу  над Великим Повелителем  и возвышаешь его,  ставя подле
себя.  Иногда он грезит и обо мне. - Ее улыбка сказала.  что эти сны приятны
для нее, но отнюдь не для Асмодиана. - Но он будет стараться настроить  тебя
против меня.
     - Зачем ты здесь? -  спросил Ранд. Настроить против нее? Нет  сомнений,
сейчас  она преисполнена Силой, готовая  оградить его щитом,  возникни у нее
малейшее подозрение, что он хоть что-то задумал против нее. Раньше она такое
проделывала, причем с оскорбительной легкостью.
     - Вот таким ты  мне  нравишься.  Высокомерный и гордый,  преисполненный
собственной силой.
     Однажды Ланфир сказала, что он нравится ей неуверенным и что Льюс Тэрин
был излишне надменен.
     - Зачем ты здесь?
     - Этой ночью Равин спустил на тебя  Гончих Тьмы,- спокойно заявила она,
сложив на груди  руки.  - Я бы  пришла  раньше помочь тебе, но пока  не могу
допустить, чтобы остальные узнали, что я на твоей стороне.
     На его стороне... Одна из  Отрекшихся любит его, вернее, любит мужчину,
каким он был три тысячи лет назад. И  все, чего она хочет для него,  - чтобы
он отдал душу Тени  и стал править миром вместе с  ней.  Или стоя ступенькой
ниже ее. Только и всего, если не считать стремления низвергнуть и Темного, и
Создателя  и  занять их место.  Она  совсем свихнулась? Или  мощь  этих двух
са'ангриалов в самом деле настолько  велика, как заявляет  она?  О таком  он
вообще не желал думать.
     -  Почему Равин именно  сейчас решил напасть на меня? Асмодиан говорит,
что Равин заботится лишь о своих интересах,  что даже Последнюю  Битву, коли
удастся,  он  пересидит  где-нибудь  в  сторонке,  выжидая, пока  Темный  не
уничтожит меня. Почему именно он, а не Саммаэль? Не Демандред? Ведь они, как
говорит Асмодиан, ненавидят меня. - Нет, не меня! Они ненавидят Льюса Тэрина
Теламона. Но для Отрекшихся  это все равно.  О Свет, пожалуйста, я - Ранд ал
Тор.  Он  отогнал прочь невесть откуда  появившееся  воспоминание о том, как
сжимал эту  женщину  в  объятьях - они оба молоды и только что  узнали,  что
способны  творить с помощью Силы. Я - Ранд  ал'Тор!  - Почему не Семираг, не
Могидин, не Грен...
     - Но ты ведь и в самом  деле покусился сейчас на его интересы. - Ланфир
рассмеялась. - Разве ты  не знаешь,  где он?  В Андоре, в самом Кэймлине. Он
там правит, разве что королем  не титулуется. Королева  глупо ему улыбается,
танцует для него. Кроме нее там таких  еще с полдюжины. - Губы ее скривились
от отвращения. - Его люди  рыскают по городу  и окрестностям,  выискивая для
него очередных милашек.
     На мгновение известие  потрясло его. Мать Илэйн - в  лапах Отрекшегося.
Но  он  не  имел права  выказывать  к этому интереса.  Ланфир уже  не  раз в
открытую демонстрировала свою ревность; она  вполне способна выследить Илэйн
и  убить, если  у нее  мелькнет мысль,  что он испытывает к девушке какие-то
чувства. А какие чувства я к  ней испытываю? Кроме  того, вне Пустоты плавал
еще один суровый факт,  жестокий и холодный в  своей правдивости.  Даже если
Ланфир сказала правду, Ранд не может бросить все и напасть на Равина. Прости
меня,  Илэйн,  я не  могу. С  Ланфир станется и соврать -  вряд ли она  хоть
слезинку прольет о ком-то из Отрекшихся, кого убьет Ранд, ведь все они стоят
на пути к осуществлению ее собственных планов.  Но в  любом случае для  себя
Ранд решил: он больше  не будет отвечать  на чужие удары и действия. Ведь по
его поступкам они могут додуматься, как он намерен поступить дальше. Поэтому
пусть они реагируют на его  действия -  то-то  удивятся,  как  поразились  и
Ланфир, и Асмодиан.
     - Как Равин считает, я кинусь защищать Моргейз, - промолвил Ранд. -  Да
я ее всего раз в жизни видел. По карте выходит, что Двуречье - часть Андора,
но  я  никогда  не  видывал  там королевского  гвардейца. Сколько  поколений
сменилось,  а их там и в помине не бывало. Скажи  двуреченцу, что Моргейз  -
его королева, он, чего доброго, решит, что ты спятил.
     -  Сомневаюсь, чтобы  Равин  ожидал, что  ты встанешь на защиту родного
края,  - скривила губы Ланфир. - Но он  предполагает, что  свои честолюбивые
замыслы ты защищать будешь. Он намерен усадить  Моргейз на  Солнечный Трон и
прикрываться ею, как  ширмой,  дергая за  веревочки,  пока  не  придет время
выступить открыто  самому. С  каждым днем в  Кайриэне  все  больше андорских
солдат. А  ты послал армию Тира на север, чтобы гарантировать свое влияние и
самому завладеть страной. Чего  же удивляться, что  он напал  на тебя сразу,
как только обнаружил, где ты.
     Ранд покачал головой. Вовсе  не для того он посылал тайренцев, но разве
Ланфир поймет, чего он добивается. И, пожалуй,  не поверит, попытайся  он ей
это
     втолковать.
     - Спасибо  за предупреждение,  -  сказал Ранд.  -  Это  ж  надо,  какая
учтивость с Отрекшейся!
     Разумеется, ему ничего  не остается, кроме как надеяться, что  из всего
сказанного  ею хоть какая-то часть - правда. Хорошая причина  ее не убивать.
Если  будешь   внимательно  ее  слушать,  она  выболтает  куда  больше,  чем
намеревается. Ранд надеялся, что это его собственная мысль, такая холодная и
циничная.
     - Ты охраняешь свои сны и не пускаешь меня в них, - заметила Ланфир.
     -  Я  никого  не  пускаю. -  Это  была  чистая  правда, хотя  в  списке
нежеланных гостей в его снах Ланфир стояла не ниже Хранительниц Мудрости.
     - Сны - моя вотчина. А ты и, тем паче, твои сны принадлежат мне. - Лицо
Ланфир оставалось  безмятежным, но голос  стал  жестче. -  Я могу прорваться
через защиту. Тебе это вряд ли понравится.
     Чтобы выказать равнодушие. Ранд уселся в изножье тюфяка, скрестив ноги,
и положил руки на колени, надеясь, что лицо у него такое же спокойное, как и
у нее. В  нем волнами  перекатывалась Сила. У него  имелись наготове  потоки
Воздуха,  чтобы связать ими Ланфир,  и потоки  Духа.  Из  них сплетают  щит,
ограждающий от Истинного  Источника. Разум Ранда бился, напряженно  стараясь
вспомнить,  сколь  отдаленными  ни  казались ему эти  попытки,  но ничего не
получалось.   Не   зная,  как  создать   щит,  все  остальное  предпринимать
бесполезно. Даже не  видя  преграды,  Ланфир  распорет  или  прорежет  любое
плетение, какое бы  он  ни  создал. Асмодиан  пытался научить  Ранда  такому
приему, но, не имея женского плетения, практиковаться крайне трудно.
     Ланфир  оглядела  Ранда  в  своей  приводящей в замешательство  манере,
легкое недовольство омрачало ее красоту.
     -  Я  проверила сны  айильских женщин. Этих так называемых Хранительниц
Мудрости. Им неизвестно, как надежно защитить себя. Я могла бы напугать их -
тогда они больше никогда снов не увидят. И уж точно  зарекутся  вторгаться в
твои.
     - Мне казалось,  ты не хотела помогать мне в открытую. - Ранд не посмел
сказать Ланфир, чтобы она оставила Хранительниц в покое; она вполне способна
учинить что-нибудь ему назло. С самого начала Ланфир ясно дала понять, пусть
и  не  выразив  своего  намерения  словами,  что  в  отношениях  между  ними
верховодить  намерена  она.  -  Стоит  ли  рисковать? Вдруг  узнает  кто  из
Отрекшихся? Не тебе одной известно, как проникать в людские сны.
     - Из Избранных, -  рассеянно поправила Ланфир. Она  задумчиво  покусала
нижнюю  губу.  -  Как-то  я  подумала, что ты  неравнодушен к  той девчонке,
Эгвейн. И я пронаблюдала ее сны. Знаешь, о ком она грезит?  О сыне Моргейз и
о  ее пасынке. Чаще всего ей снится сын.  Гавин. - Улыбаясь, она с напускным
изумлением  промолвила:  - Ты  не  поверишь, чтобы о таком  грезила  простая
сельская девчонка!
     Ранд понял:  Ланфир  пытается  выяснить, не ревнует ли он. Она и впрямь
считает, что он защитил свои сны, дабы скрыть свои мысли о другой!
     -  Меня бдительно охраняют Девы, -  мрачно заметил  он.  -  Если хочешь
знать, насколько бдительно, загляни в сны Изендре.
     На скулах Ланфир заполыхали  алые пятна. Ну конечно. Он  не должен  был
знать, что она  уже пыталась.  Замешательство накатило на кокон Пустоты. Или
она  считает?..  Изендре?  Ланфир  известно,  что  та  Приспешница  Темного.
Вообще-то, именно Ланфир  привела в  Пустыню  и  Кадира,  и  эту женщину.  И
подбросила  большую  часть  украшений,  в  краже  которых обвинили  Изендре.
Неприязнь  Ланфир даже в мелочах  прорывалась жестокостью. Однако,  если  ей
втемяшится в башку, будто Ранд мог полюбить Изендре, скорее всего, не станет
особой помехой то, что Изендре - Приспешница Тьмы.
     - Не  стоило  вмешиваться, пусть бы  ее отправили пешком  к  Драконовой
Стене,  - небрежно продолжил Ранд. - Но кто  знает, что  бы она  наговорила,
лишь бы спасти свою шкуру? В известной мере мне приходится  защищать и ее, и
Кадира - чтобы уберечь Асмодиана,
     Румянец исчез с лица Ланфир, но, когда она опять  открыла рот, раздался
стук в дверь. Ранд вскочил. Опознать Ланфир не мог никто, однако, если в его
комнате  увидят  женщину,  причем которую не видела входящей ни одна из  Дев
внизу, неминуемы вопросы. А на эти вопросы у него нет ответов.
     Но  Ланфир  уже  открыла  проем, ведущий куда-то в облако занавесей  из
белого шелка и серебра.
     - Помни, любовь  моя:  я - твоя единственная надежда выжить. - Для слов
любви этот  голос  был  чудовищно холоден  и  спокоен. - Рядом со мной  тебе
нечего бояться. Рядом со мной ты можешь властвовать - всем, что есть или еще
только будет. - Приподняв краешек снежно- белой юбки, она шагнула в проем, и
тот в один миг захлопнулся.
     Вновь раздался стук,  и только тогда Ранд заставил  себя  оторваться от
саидин и открыл дверь, потянув ее на себя.
     Энайла подозрительно вгляделась в комнату за спиной Ранда, ворча:
     -  Мне  тут показалось...  Неужели Изендре...-  Она  бросила  на  Ранда
обвиняющий взор. -  Сестры по копью тебя обыскались. Никто  не видел, как ты
вернулся. - Тряхнув  головой,  Энайла  выпрямилась  -  она  всегда старалась
держаться как можно прямее, чтобы казаться  выше. - Вожди явились говорить с
Кар'а'карном,- промолвила она церемонно. - Они ожидают внизу.
     Как выяснилось,  вожди, как  и положено мужчинам,  ожидали у  входа,  в
многоколонном  портике. Небо все  еще было  темным, но  горы  на востоке уже
очертили первые предрассветные отблески.  Если вожди  и  испытывали какое-то
нетерпение, на затененных лицах оно ничем  не  проявлялось,  тем  более  что
между ними и высокими дверями стояли две Девы.
     - Шайдо движутся, - отрывисто бросил Ган, едва появился Ранд. - И Рийн,
и Миагома, и Шианде... Все
     кланы!
     - К кому они идут? К Куладину или ко мне? -
     спросил Ранд.
     - Шайдо движутся к Перевалу Джангай, - сказал Руарк. - Насчет остальных
говорить  еще рано. Но они  на марше - все копья.  Остались только  те, кого
хватит для защиты холдов, пастбищ и стад.
     Ранд лишь кивнул. Только он решил, что никому не позволит диктовать его
действия -  и такая новость!  Что бы ни  замышляли прочие  кланы, у Куладина
один  план  - перебраться  через горы  в Кайриэн.  Что толку  от грандиозных
замыслов  установить  всеобщий  мир,  если,  пока  Ранд  сидит в  Руидине  и
дожидается остальных кланов, Шайдо примутся разорять Кайриэн.
     - Тогда мы тоже выступаем к Джангаю, - наконец проговорил он.
     - Если он решил пройти через перевал, мы  его не нагоним, - предупредил
Эрим. Ган мрачно добавил:
     -  Если  кто-то идет на  соединение  с  ним, это  не  сулит  нам ничего
хорошего - мы растянемся колонной, точно слепозмейка на солнце.
     - Я не собираюсь сидеть и ждать, когда все выяснится, - ответил Ранд. -
Если я не нагоню Куладина, то  намерен оказаться в Кайриэне следом  за  ним.
Поднимайте копья. Выступаем на рассвете, как только сумеем.
     Отвесив Ранду  необычный  айильский  поклон,  уместный только  в  самых
официальных случаях, - одна нога впереди, рука вытянута,  - вожди удалились.
Один лишь Ган обронил:
     - До самого Шайол Гул.






     В сером  свете раннего утра Эгвейн,  позевывая,  взобралась на кобылу и
резко натянула поводья, когда Туманная принялась вытанцовывать на месте.  На
лошади не ездили несколько недель. Айильцы предпочитали  передвигаться пешим
ходом  и почти не ездили верхом, хотя вьючных лошадей и мулов  использовали.
Даже если бы в Пустыне нашлось достаточно  древесины для постройки фургонов,
то сама земля здесь была  негостеприимна для  колес  - не одному торговцу на
свое горе довелось узнать это.
     Долгое путешествие на запад  не  радовало Эгвейн. Сейчас  горы скрывали
солнце, но с каждым часом, по мере того как оно станет подниматься все выше,
жара будет усиливаться. Кроме  того, еще неясно, поставят ли  с наступлением
ночи уютную палатку, куда можно будет спрятаться. И девушка не была уверена,
что  айильское одеяние подходит для  верховой  езды.  Шаль на голове, как ни
странно, с успехом оберегала от жары, но громоздкие  юбки, если зазеваешься,
задирались  и обнажали ноги  чуть не  до бедер. Не меньше  благопристойности
Эгвейн беспокоили волдыри от солнечных ожогов. С  одной стороны, солнце и...
Неужели  она  размякла за  какой-то  месяц, когда и не  вспоминала  о седле?
Девушка надеялась,  что  не  отвыкла  от  верховой  езды, иначе  путешествие
окажется для нее слишком длинным.
     Успокоив  нервничавшую Туманную, Эгвейн  встретилась взглядом с  Эмис и
улыбнулась  Хранительнице в ответ на ее  улыбку. Сколько бы Эгвейн  минувшей
ночью ни бегала,  отнюдь  не  по  этой  причине она чувствовала  сонливость;
пожалуй, после той  пробежки  она спала  даже крепче обычного. Ночью девушка
все-таки  отыскала сон Эмис,  и,  чтобы отметить это достижение, они во  сне
выпили вдвоем чаю - в Крепости Холодные Скалы. ранним вечером, когда детишки
играют на террасах среди  взошедших хлебов, а  на  заходе  солнца долину так
приятно обдувает легкий ветерок.
     Разумеется,   потом   у   Эгвейн  было   время   выспаться...   Однако,
переполненная  ликованием,  она  покинула  сны  Эмис  и  не  остановилась на
достигнутом. Да  и не смогла  она  тогда  справиться со своим  возбуждением,
сколько бы  Эмис  ни твердила об  осторожности.  Вокруг были  сны - чьи они,
Эгвейн не ведала. Правда, в нескольких случаях она узнала, что  кому снится.
Мелэйн грезила о том, как кормит ребенка грудью, Бэйр снился один из умерших
мужей,  оба - молоды и  желтоволосы. Эгвейн была крайне осторожна,  чтобы не
вступить ненароком  в их  сны - о  непрошенной гостье  Хранительницы  узнают
тотчас же, а о том, что они с ней  сделают, прежде чем  отпустят,  Эгвейн не
могла думать без содрогания.
     Сны Ранда были для нее  вызовом, на который она не могла не ответить. И
теперь, когда Эгвейн способна порхать от одного чужого сна к другому, как не
рискнуть, не попытать счастья там, где  спасовали Хранительницы? Вот  только
попытка войти в его сон привела к тому, что  она  будто  ткнулась  головой в
невидимую каменную  стену. Девушка знала: по ту сторону лежат  сны Ранда;  и
была убеждена,  что рано  или поздно  сумеет пробиться сквозь барьер. Однако
имелась одна  закавыка -  не на что было воздействовать, не на что смотреть.
Просто стена из  ничего. Над этой задачкой надо  подумать, помозговать, пока
не  удастся  ее разрешить. Если Эгвейн  за что-то  взялась всерьез,  она  не
отступится - вцепится как барсук. Или рогами, как бык, упрется.
     Повсюду  вокруг  суетились  гай'шайн,  свертывая  палатки  Хранительниц
Мудрости и укладывая груз на мулов. Вскоре только айилец или какой-нибудь не
менее искушенный  следопыт  сумеют определить, что на  этом  пятачке твердой
глины когда-то стояли  палатки.  Окрестные  горные склоны  тоже походили  на
растревоженный муравейник - и там собирались в дорогу. Доносящийся из города
шум сливался с гомоном голосов. Уходили если и не все, то тысячи человек. На
улицах толпились айильцы, через всю  центральную  площадь растянулся караван
мастера Кадира;
     фургоны загрузили  тем, что отобрала  Морейн. Позади цепочки  виднелись
три  крашеные  белые  цистерны с водой,  походившие  на  громадные  бочонки,
оснащенные  колесами  и  в упряжке  из  двадцати  мулов. Собственный  фургон
Кадира, в голове колонны, являл собой небольшой белый домик на  колесах,  со
ступеньками  сзади и металлической печной трубой над крышей. Эгвейн проехала
мимо  Кадира - коренастого купца с  ястребиным  носом, облаченного сегодня в
одежды   цвета  поделочной   кости.  Тот  приветственно  сдернул   с  головы
невообразимо мятую шляпу,  в его  раскосых темных глазах не было и намека на
широкую улыбку, которой он сверкнул на девушку.
     Эгвейн, напустив  на себя холодность, проигнорировала купца. Его-то сны
были если  не похотливыми,  то уж  несомненно, жуткими и  дурными. Вот  кого
хорошо  бы  с  головой  окунуть  в  бочку  с  настоем  из  голубой  колючки,
неприязненно подумала девушка.
     Подъезжая  к  Крову  Дев,  Эгвейн  петляла  между  бегающими  туда-сюда
гай'шайн и терпеливо стоящими мулами. К ее удивлению, на одной из  тех,  кто
грузил пожитки Дев, оказалась  не  белая  одежда,  а черная. Пошатываясь под
тяжестью, женщина, с Эгвейн  ростом,  тащила на плечах перевязанный веревкой
узел.  Подъехав  ближе,  Эгвейн склонилась  с  седла, заглянув  под  капюшон
женщины, и увидела измученное лицо Изендре. Пот  градом катился по ее щекам.
Эгвейн  порадовалась,  что  Девы  перестали  выпускать   Изендре  за   порог
совершенно  голой,  но   вырядить  ее   в   черное  представлялось  излишней
жестокостью.  Если уже сейчас Изендре обливается потом,  то когда  воцарится
дневной зной, она будет умирать от жары.
     Но, так или иначе, Изендре - дело Фар Дарайз Май, и Эгвейн это никак не
касается.  Так сказала подруге  Авиенда -  хоть  и мягко, но будто обрубила.
Промолви Эгвейн еще хоть слово на эту тему, Аделин и Энайла,  того и  гляди,
сорвались  бы  на  грубость,  а  седоволосая  Дева  по  имени  Сулин  вообще
пригрозила за ухо отволочь Эгвейн обратно к Хранительницам. Хоть сама Эгвейн
не пожалела времени и сил и уговорила Авиенду не обращаться с ней  как с Айз
Седай,   девушку   несколько   задевало,  что,   переступив   тонкую   грань
неуверенности,  остальные   Девы  вскоре  низвели  ее   до  простой  ученицы
Хранительниц. Да что там, Эгвейн бы и за порог Крова не  пустили, не сошлись
она на данное ей поручение.
     Девушка  поторопила  каблуками  Туманную,  пробираясь  сквозь  суматоху
сборов, но в душе все не находила себе места. Она никак не могла примириться
с тем, как Фар  Дарайз Май,  наказали  Изендре,  и очень неуютно чувствовала
себя  под  взглядами некоторых Дев, несомненно готовых строго  ее  отчитать,
если они решат, что Эгвейн опять  вмешивается  не  в свое дело. И нелюбовь к
Изендре  тут  ни при чем.  Эгвейн и вспоминать-то  не хотелось  о мимолетном
взгляде  на  сны  этой  женщины, незадолго  до  того,  как девушку разбудила
пришедшая  Ковинде. Едва соприкоснувшись с  этими  мучительными кошмарами, в
которых  несчастную  подвергали немыслимым  пыткам,  Эгвейн  в  ужасе бежала
прочь,  а что-то злобное  и мрачное  хохотало ей вслед. Неудивительно, что у
Изендре такой измочаленный  вид.  Эгвейн так поспешно  выскочила  из  глубин
сновидений, что,  резко сев на постели, испугала Ковинде -  та отшатнулась и
отдернула руку от плеча девушки.
     На  улице перед Кровом  Дев  Эгвейн  увидела Ранда.  На нем  была шуфа,
надежно защищающая от  палящего солнца  Пустыни.  Голубая шелковая куртка, с
богатой золотой вышивкой, уместная больше во дворце, наполовину расстегнута.
У поясного ремня новая пряжка в виде  Дракона, искусно  сработанная  вещица.
Нет  никаких сомнений, он  и  впрямь  слишком  о себе возомнил.  Стоя  возле
Джиди'ина, своего крапчатого жеребца. Ранд разговаривал с клановыми  вождями
и с несколькими айильскими торговцами, которые оставались в Руидине.
     За плечом у  Ранда, буквально в шаге  от него, стоял Джасин Натаэль. За
спиной менестреля болталась арфа, в руке он держал поводья оседланного мула,
которого  для  него  купили  у  мастера  Кадира.  Натаэль  был  разодет  еще
роскошнее:  богатое серебряное шитье  чуть ли  не  скрывало под  собой  шелк
черного  камзола,  над  воротом  и  из-под манжет  пенной  волной выбивались
белоснежные  кружева.  Даже высокие  сапоги  на  отворотах у колен  блистали
серебряной  отделкой.  Всю  картину портил характерный  плащ  в  многоцветье
заплат, но менестрели - чудной народ, чего от них ждать?
     Мужчины-торговцы  носили кадинсор, и  хотя  ножи у них на  поясах  были
меньше, чем у воинов, Эгвейн знала:
     если потребуется, они и  с  копьями управятся  с  ловкостью. В них было
много, очень много, от  смертоносной грации их  привычных к копьям  братьев.
Женщин-торговцев, в свободных  белых блузах  из  алгода и  длинных шерстяных
юбках,  в  косынках  и  с  шалями,  отличить от  прочих  большого  труда  не
составляло. За исключением гай'шайн  и Дев - и Авиенды - все айилки щеголяли
множеством браслетов и ожерелий: золотыми, серебряными, из поделочной кости,
с  драгоценными  камнями, некоторые украшения  были  изготовлены  айильцами,
некоторые куплены  у торговцев,  а иные  взяты в  бою. Так вот,  у айильских
торговок украшений было раза в два, а то и в три больше.
     Эгвейн расслышала часть того, что говорил торговцам Ранд:
     - ...в  чем они захотят,  пусть каменщики-огир  строят,  как  им  будет
вольно. Дайте им свободу. Если не во всем,  то хоть в чем-то. Насколько себя
пересилите. Пытаться переделывать прошлое бессмысленно.
     Значит, Ранд отправляет  их  в стеддинг за огир, решив заново отстроить
Руидин. Это хорошо. В Тар Валоне многое - работа огирских каменщиков, и ныне
от восхищения дух захватывает при виде зданий, в которых строители воплотили
в жизнь собственные замыслы.
     Мэт уже сидел в седле своего мерина по кличке Типун - широкополая шляпа
низко надвинута, в  стремя упирается  тупой  конец странного  копья. Зеленая
куртка с высоким воротом выглядела так,  словно  он в  ней спал. Как обычно.
Мэтовых сновидений Эгвейн избегала. Одна из Дев, очень высокая золотоволосая
женщина,  лукаво  ухмыльнулась  Мэту,  отчего  тот,  по-видимому,  смутился.
Наверно, так и есть -  она для  него немного  старовата. Эгвейн фыркнула. Уж
его грезы я очень хорошо себе представляю!  Спасибочки, обойдусь! Подъехав к
Мэту, девушка натянула поводья и оглянулась, высматривая
     Авиенду.
     - Он  велел  ей  помолчать, и она заткнулась, -  промолвил  Мэт,  когда
Эгвейн остановила Туманную. Он мотнул головой в сторону Морейн и  Лана - Айз
Седай, в бледно-голубых шелках, перебирала поводья своей белой кобылы, он, в
плаще Стража,  сдерживал  огромного  боевого  коня вороной  масти.  Лан, как
всегда невозмутимый, не сводил взора с Морейн,  а она, поглядывая  на Ранда,
похоже,  готова была в любой  миг взорваться  от  нетерпения.  -  Она  стала
говорить ему, почему неправильно то, что происходит; мне казалось, она уже в
сотый  раз об этом талдычит. А  он просто сказал: "Я решил, Морейн. Встань в
сторонку и помолчи, пока у меня не найдется  для  тебя время". Причем  таким
тоном, словно ожидал, что она  послушается! И  она сделала,  что он велел. У
нее из ушей пар не свистит? Глянь-ка, вся кипит!
     Мэт  приглушенно засмеялся, настолько  довольный своим остроумием,  что
Эгвейн чуть  не  обняла саидар,  дабы  прилюдно преподать весельчаку хороший
урок. Вместо этого  девушка  громко фыркнула,  чтобы Мэт уразумел,  что  -ее
презрение направлено  на него вкупе с его  глупыми шуточками. Тот  бросил на
нее  косой  взгляд и  опять  хохотнул,  что  нисколько  не  сказалось на  ее
настроении.
     С минуту, ошеломленная, Эгвейн  во все глаза  смотрела  на  Морейн. Айз
Седай сделала так, как сказал Ранд? И  слова поперек  не вымолвила? Это  все
равно что Хранительница Мудрости исполнила чье-то требование! Или в  полночь
на небе солнце засияло! Разумеется, о том ночном нападении  она наслышана  -
все утро только и разговоров что о гигантских собаках, оставивших  на камнях
отпечатки  своих  лап. Эгвейн не  могла  уразуметь, как  это все  связано  с
изменившимся  поведением   Морейн,  однако,  не  считая  известий  о  Шайдо,
появление каких-то громадных собак было единственной новостью, о которой она
знала.  Но вряд ли  эта весть вызвала бы подобную реакцию  Морейн. И вообще,
насколько понимала  Эгвейн, ничто не могло так  изменить Морейн. Несомненно,
спроси девушка  о случившемся, Морейн заявит ей, чтобы  не лезла  не  в свое
Дело,   но  Эгвейн  не  будет   покоя,  пока  она  не   разгадает  подоплеку
происходящего. Ей очень не нравилось, когда она чего-то не понимала.
     Заметив  Авиенду,  стоящую на нижней  ступени  Крова, девушка направила
Туманную в обход толпящихся вокруг Ранда айильцев. Авиенда, как и Айз Седай,
не  сводила  взора  с  Ранда,  но   лицо  ее  ничего  не  выражало.  Айилка,
по-видимому, сама того не замечая, все крутила костяной браслет на запястье.
Так  или иначе, этот браслет имел прямое отношение к сложностям в отношениях
Авиенды с Рандом. Эгвейн не понимала, в чем  тут  дело. Рассказывать Авиенда
отказывалась  наотрез, а  спросить кого-то  другого Эгвейн  не могла,  боясь
обидеть  подругу  или  поставить ее в неловкое положение. Ей  самой  Авиенда
подарила  браслет из резной кости в виде язычков пламени - в  знак того, что
отныне они "почти сестры". Ответным даром  Эгвейн стало серебряное ожерелье,
которое сейчас носила Авиенда,  мастер  Кадир утверждал, что этот кандорский
узор называется "снежинки". Ей пришлось попросить у Морейн  немало денег, но
ожерелье,  как представлялось  Эгвейн, очень  шло Авиенде, которая в Пустыне
никогда не видела снега. Теперь же, скорей  всего, увидит снежинки не только
в ожерелье, но и  воочию - шансов вернуться до  зимы мало.  Что бы ни значил
этот браслет, Эгвейн  была  уверена: со временем она  догадается, в  чем тут
загвоздка.
     -  Что с  тобой?  - спросила  она. Когда девушка нагнулась к подруге со
своего седла с высокой лукой, юбки  ее высоко приподнялись, обнажая ноги, но
Эгвейн едва заметила это - ее очень тревожила Авиенда.
     Эгвейн  пришлось  повторить  вопрос,  прежде  чем  Авиенда,  вздрогнув,
подняла на нее взор:
     - Со мной? Со мной все хорошо.
     - Авиенда, разреши, я поговорю с Хранительницами. Я  сумею убедить  их.
Не  могут  же  они  просто  заставлять тебя... -  Она  не сумела  выговорить
последние слова - когда вокруг столько посторонних ушей.
     -  Так это  по-прежнему тебя  тревожит? -  Авиенда поправила свою серую
шаль и легонько качнула головой. -  Ваши обычаи все  равно кажутся мне очень
странными.  -  Ее  взор  вновь  вернулся к  Ранду  -  так магнит притягивает
железные опилки.
     - Не бойся его.
     - Я не боюсь ни одного мужчины,  -  отрезала  айилка,  глаза ее  метали
голубовато-зеленые молнии. -  Эгвейн, я  не хочу с тобой ссориться, но лучше
тебе не говорить мне таких вещей.
     Эгвейн  вздохнула.  Почувствовав  себя оскорбленной,  Авиенда  запросто
надерет уши кому угодно,  даже подруге.  Во всяком  случае,  Эгвейн  не была
уверена,  что  допустит подобное обращение с  собой.  За  снами Авиенды  она
подглядывала недолго - слишком больно это  оказалось для нее. Обнаженная, но
на  руке  - этот костяной браслет, который  тянул  ее к земле,  точно  весил
больше сотни  фунтов, Авиенда во всю мочь бежала по потрескавшейся глинистой
равнине.  А  позади  нее возник гигант  Ранд, ростом  вдвое  выше  огир,  на
громадном Джиди'ине, он нагонял ее, настигал медленно, но неотвратимо.
     Но нельзя же взять и просто заявить подруге, что та врет. Эгвейн слегка
покраснела. Тем более нельзя, если придется сказать, откуда ей это известно.
Вот тогда  она  точно мне уши  надерет. Больше я так поступать не буду. Надо
же, придумала  -  рыскать по чужим снам!  В сны Авиенды,  по  крайней  мере,
лазить не буду. Плохая  мысль - подглядывать за  снами подруги.  Конечно, не
совсем так, но все-таки.
     Толпа  вокруг Ранда  начала расходиться.  Он легко запрыгнул  в  седло,
следом  за  ним проворно вскочил на мула и Натаэль. Подле Ранда  задержалась
одна  из айильских торговок - широколицая, огненноволосая женщина;  изобилие
чеканного золота, ограненных драгоценных камней и резной кости вполне тянуло
на небольшое состояние.
     - Кар'а'карн, ты хочешь навсегда покинуть Трехкратную Землю? Ты говорил
так, словно больше сюда не вернешься.
     Другие  айильцы  остановились и  повернулись к  Ранду.  Вслед за  рябью
приглушенных  шепотков, повторяющих другим тот же вопрос, прокатилась  волна
тишины.
     Некоторое время Ранд безмолвствовал, обводя взглядом обращенные  к нему
лица. Наконец он произнес:
     -  Я надеюсь вернуться,  но кому по  силам  предугадать, что  случится?
Колесо плетет, как  желает Колесо - Он помедлил - с него не сводили глаз.  -
Но я оставлю вам кое-что на память о себе, - добавил  Ранд, засовывая руку в
карман.
     Вдруг фонтан возле Крова ожил,  вода захлестала из пастей  невероятных,
причудливых дельфинов,  стоящих на  хвостах Позади них, вокруг статуи юноши,
трубящего в  поднятый к  небу  рог,  развернулся водяной  веер,  а потом две
каменные женщины,  чуть  поодаль,  начали  изливать из  ладоней  струи воды.
Потрясенные, лишившиеся дара речи айильцы взирали  на вновь забившие фонтаны
Руидина.
     - Давно следовало это сделать, - пробормотал Ранд явно самому себе,  но
в  воцарившейся  тишине Эгвейн ясно  расслышала  его  ворчание. Единственным
звуком, кроме его бормотания, было журчание и плеск сотен фонтанов. Натаэль,
будто ничего иного и не ожидал, пожал плечами.
     А Эгвейн  смотрела  вовсе  не  на фонтаны,  а  на  Ранда.  На  мужчину,
способного направлять Силу. Ранд. Вопреки всему, он по-прежнему тот же Ранд.
Но всякий раз, когда девушка видела  его в  такие моменты,  она будто заново
узнавала, на что он способен. С  детства ей непрестанно внушали,  что одного
Темного  нужно  бояться  больше,  чем мужчины, обладающего  даром направлять
Силу. Может быть, Авиенда и не зря его боится.
     Но,  оглянувшись  на  Авиенду,  Эгвейн  увидела  на  ее лице  искреннее
изумление  -  такое изобилие  воды  обрадовало айилку так,  как саму  Эгвейн
восхитило бы самое лучшее шелковое платье или расцветший сад.
     -  Пора в путь, -  объявил Ранд, поворачивая крапчатого на запад. - Те,
кто еще не готов, пусть догоняют.
     Натаэль на своем  муле не отставал от него ни  на шаг. И почему Ранд не
гонит от себя этого подхалима?
     Вожди кланов сразу  же  принялись отдавать  приказы, и  суматохи  стало
больше раз  в десять. Вперед устремились Девы и Ищущие Воду; еще больше  Фар
Дарайз Май окружило Ранда почетной стражей, заодно  заключив в свое кольцо и
Натаэля.  Авиенда  шагала  рядом  с Джиди'ином, возле стремени Ранда,  легко
ступая широким шагом вровень с жеребцом, причем тяжелые юбки ей нисколько не
мешали.
     Эгвейн пристроилась рядом с Мэтом, сразу за  Рандом и его эскортом. Она
хмурилась. На  лице ее подруги вновь появилось  выражение мрачной решимости,
словно Авиенду  приговорили сунуть руку  в гадючье логово. Я  обязана что-то
сделать и непременно ей помочь.
     Взявшись за  какую-то задачку, Эгвейн никогда не  отступалась. И сейчас
она хотела во что бы то ни стало разгрызть этот орешек.
     . Устроившись  в  седле,  Морейн  рукой  в  перчатке похлопала Алдиб по
выгнутой шее, но за Рандом последовала не  сразу. По  улице, самолично правя
своим  головным  фургоном,  вел  торговый  караван  Хаднан Кадар. Надо  было
заставить  его  разобрать   фургон,  чтобы  нагрузить  его  доверху,  как  и
остальные. Несомненно,  перечить  купец не  посмел бы  - ее,  Айз  Седай, он
боялся  в достаточной мере. В следующем  за  Кадировым фургоне ехала надежно
закрепленная рама  из  краснокамня - тот  самый  тер'ангриал. Он  был плотно
обтянут  парусиной и крепко перевязан,  чтобы кто-нибудь опять случайно туда
не  упал. По  обе стороны от каравана  шагали  цепочки айильцев - Сейа  Дун,
Черные Глаза.
     Приветствуя Морейн,  Кадир  привстал с козел и поклонился ей, приподняв
шляпу, но  внимательный  взор  Айз  Седай  пробежал  мимо  него по  веренице
фургонов  до  огромной  площади,  окружающей лес тонких  стеклянных  колонн,
которые уже искрились в лучах утреннего солнца. Если б могла, Морейн забрала
бы с площади все, до последней вещицы, но к ее огромному сожалению в фургоны
влезла лишь  малая  часть этих  сокровищ. Некоторые были чрезвычайно велики.
Например, три тускло-серых металлических  кольца, каждое в два с лишним шага
в поперечнике, поставленные  стоймя и соединенные друг  с другом. Вокруг них
натянули плетеную сыромятную веревку -  никто не имел права проходить за нее
без  позволения Хранительниц Мудрости.  Разумеется,  не всякому  разрешалось
даже приближаться к кольцам; откровенно говоря, никому и не хотелось. На эту
площадь  без усилия над собой приходили лишь клановые  вожди и Хранительницы
Мудрости; и только последние смели  прикасаться здесь к чему-нибудь, да и то
с настороженностью и трепетом.
     Бесчисленные    годы   айильские   женщины,    которые   хотели   стать
Хранительницами  Мудрости,  проходили   второе   испытание,  вступая  в  это
скопление сверкающих стеклянных  колонн; и там им воочию представало то, что
видели  и мужчины. В этом испытании гибло меньше женщин,  чем  мужчин, - как
говорила Бэйр, потому  что женщины крепче и выносливей. Эмис  же утверждала,
что слабые духом и телом отсеивались прежде, чем добивались такого права. Но
точно не  мог сказать никто. Прошедшие через колонны и оставшиеся в живых не
несли на  себе никаких  знаков  или  иных  мет.  Хранительницы заявляли, что
видимые глазу знаки  требуются  только мужчинам;  для  женщины  достаточно и
того, что она осталась в живых.
     Первым  испытанием,  первой  ступенью  отсева, еще до всякого обучения,
служили те три кольца. Женщина должна была шагнуть в одно из них - неважно в
какое; вероятно, выбор этот был случайностью или роком. Вновь и  вновь перед
женщиной прокручивалась  ее  жизнь,  перед  ней  представало  ее  будущее  -
всевозможные варианты будущего - в зависимости от каждого из  решений, какие
она примет за  оставшуюся жизнь. Шаг в эти кольца также был чреват гибелью -
не каждая женщина  способна  выдержать открывшееся ей будущее,  как и не все
готовы выстоять перед лицом прошлого.  Разумеется, человеческий  разум  не в
силах запомнить все хитросплетения будущего. В большинстве своем эти картины
мешаются,  перепутываются и  постепенно  стираются  из памяти,  но у женщины
остаются впечатления,  ощущения о событиях,  которые могли бы случиться в ее
жизни,  которые еще должны случиться,  которые могут  случиться. Обычно даже
такие смутные  образы оставались скрытыми, пока  это событие не происходило.
Впрочем, так бывало не всегда. Вот через эти кольца и прошла Морейн.
     ложечка надежды в чашке отчаяния, подумала она.
     - Мне не нравится  видеть тебя такой, -  промолвил Лан. С высоты своего
роста, да еще сидя в седле воронного Мандарба, он глядел на нее сверху вниз,
в уголках  глаз  морщинками залегла тревога.  Для  него подобное  проявление
чувств было все равно что для другого человека горькие слезы.
     Обтекая сбоку лошадей Морейн и Лана, мимо чередой шли айильцы,  гаишайн
вели  вьючных  лошадей.  Морейн  удивилась,  поняв,  что  ее уже  миновали и
цистерны-фургоны Кадира - она и не знала, что взор ее так  долго приковывала
площадь.
     - Какой?  -  спросила она, поворачивая кобылу в хвост колонне. Ранд  со
своим эскортом уже покинул город.
     - Встревоженной, - без обиняков заявил Лан, все с тем же  непроницаемым
лицом,  будто  высеченным из камня.  - Напуганной.  Никогда  не  видел  тебя
испуганной,  даже  когда на нас  толпами лезли  троллоки  и Мурддраалы, даже
когда ты  узнала, что Отрекшиеся освободились,  а Саммаэль чуть  ли не дышит
нам в затылок. Конец близок?
     Морейн  вздрогнула  и сразу  пожалела об  этом.  Хоть  Страж  и смотрел
вперед, поверх  ушей своего жеребца, этот человек никогда ничего  не упускал
из виду. Иногда  ей казалось, что он в состоянии заметить, как за его спиной
падает лист.
     - Ты имеешь  в  виду  Тармон  Гай'дон? Иволга в Се-лейзин  знает больше
меня. Ниспошли Свет,  чтобы  до  этого было далеко  и чтобы  пока все печати
оставались целыми.
     Те две  печати,  которые были  у  Морейн, теперь тоже лежали в одном из
Кадировых  фургонов - каждая упакована в отдельный бочонок, набитый шерстью.
Погрузили бочонки  в другой фургон, не в тот, где находилась дверная рама из
краснокамня - Айз Седай проследила за этим особо.
     - А О чем еще я мог спрашивать? - медленно промолвил Страж, по-прежнему
не  глядя  на  Морейн,  отчего  той  захотелось откусить  себе  язык.  -  Ты
становишься...  нетерпеливой. Я  хорошо помню, как ты  неделями ждала, чтобы
заполучить крошечный обрывок  каких- нибудь сведений,  одно слово. Ждала, не
шевеля  мизинцем, не моргнув  глазом, а сейчас... - Он посмотрел на нее - от
такого взгляда голубых глаз большинство  женщин бросило бы в  холодную дрожь
от  страха.  Да  и  большинство  мужчин.  -  Морейн, та клятва, что ты  дала
мальчишке... Света ради, что на тебя нашло?
     - Лан, его все дальше и дальше утягивает от меня, а я должна быть рядом
с ним.  Ему необходима моя помощь. Вся, какую я могу  ему дать. И  потому  я
пойду на все, чтобы направлять его действия,  разве что в  постель к нему не
лягу. - Кольца дали ей знать, что подобный  поступок обернется бедствием. Не
то  чтобы она всерьез рассматривала такую  возможность - сама мысль  об этом
шокировала ее, но в этих кольцах ей явилось,  что она будет обдумывать такой
вариант - или могла бы склоняться к  нему. Несомненно,  подобная возможность
свидетельствует  о мере ее отчаяния,  и  в кольцах  она увидела,  как  такое
решение приводит  к крушению  всего и  вся.  Морейн  сожалела,  что,  как ни
старалась, не могла припомнить больше подробностей - любая мелочь, какую она
могла  бы узнать о  Ранде ал'Торе, таила ключик к нему.  Но в памяти  Морейн
остался лишь один голый факт: поступи она так - беды не миновать.
     - Вероятно, если он велит  тебе  принести свои комнатные туфли да еще и
трубку раскурить, это весьма укрепит твое смирение.
     Морейн  уставилась на Лана. Неужели  он шутит? Если  так,  тогда не  до
смеха.  Сама она всегда  считала,  что не  бывает ситуации,  когда  смирение
способно  сослужить  добрую  службу. Суан утверждала,  что во  всем  повинно
воспитание в Солнечном  Дворце,  что в Кайриэне  надменность въелась в кости
Морейн, да  так, что та  почти  не  замечает своего высокомерия, - последнее
Морейн решительно отрицала. Хотя Суан была дочерью рыбака из Тира, не всякая
королева выдержала бы  ее взгляд,  и  для Суан  высокомерие других  означало
противодействие ее собственным планам.
     Если  Лан  пытается  шутить,  то он  менялся -  как  бы слабы  ни  были
изменения  и  как бы  он ни упорствовал в своих заблуждениях. Почти двадцать
лет он  следовал за Морейн  и, подчас с огромным риском  для себя, спасал ей
жизнь столько раз, что она со  счета сбилась. И всегда он полагал свою жизнь
чем-то малым  и  незначительным, ценной только  тем,  что  он  нужен Морейн.
Поговаривали,  будто  он  домогается  смерти, как жених добивается  невесты.
Никогда она  не занимала  в его  сердце места любимой, никогда не испытывала
чувства ревности к женщинам, которые, как казалось, кидались ему в  ноги. Он
столько лет  твердил,  что  у  него нет  сердца.  Но  в  прошлом году  вдруг
обнаружил у себя сердце, обнаружил, когда женщина,  привязав  его к  шнурку,
повесила себе на шею.
     Разумеется,  Лан отверг  ее. Нет,  он  отверг не  свою любовь к  Найнив
ал'Мира, некогда Мудрой из Двуречья,  а ныне Принятой Белой Башни, он просто
отказал ей.  Заявил, что  никогда  не  сможет принадлежать  ей. У него  есть
только две вещи: меч, который никогда не сломается, и война, которая никогда
не закончится; он никогда не  преподнесет  невесте такой дар. Так он сказал.
Что  ж,  по крайней мере  об этом Морейн позаботилась, хотя Лан ни о чем  не
узнает,  пока  не  наступит  время.  Узнай  он  до  срока, вероятней  всего,
попытается все изменить - он ведь глупый, упрямый мужчина, тут  уж ничего не
попишешь.
     - Эта  безводная земля, похоже,  иссушила  твою собственную покорность,
ал'Лан Мандрагоран. Где бы найти воды, чтобы вновь пробились ее ростки?
     - Моя  покорность наточена до бритвенной остроты, - сухо ответил Лан. -
Ты никогда не позволяла ей затупиться.
     Смочив белый  шарф водой из  кожаной баклаги, он подал  Морейн  влажную
ткань. Ни  слова не сказав, Морейн обвязала ею голову. Из-за гор за  спинами
всадников уже поднималось солнце - палящий шар расплавленного золота.
     Плотная колонна змеей вилась  вверх по голому склону Чейндара, хвост ее
все еще был в Руидине, тогда как голова, перевалив гребень, направилась вниз
- к каменистому,  холмистому  плато,  усеянному скальными  шпилями-пиками  и
утесами с плоскими верхушками. По серым и бурым камням кое-где будто мазнули
красно-рыжей или  охряной  краской.  Воздух  был  так прозрачен, что  Морейн
видела  вдаль на несколько миль даже  после того, как  всадники спустились с
Чейндара. Вздымались  к небу громады сотворенных  самой  природой арок, и со
всех  сторон  вверх  устремлялись  клыки  и  когти  зубчатых гор.  Местность
пересекали  сухие  лощины  и  овраги, изредка каменистое  бесплодие нарушали
низенькие  колючие  кустики  да безлистые,  ощетинившиеся  шипами  растения.
Колючки  и  шипы обычно украшали и  нечасто  встречающиеся  деревца, кривые,
узловатые и чахлые. Солнце превращало  равнину в пышущую жаром печь. Суровая
земля, которая выплавила  в своем горниле столь же суровый народ. Но менялся
не  один Лан, не одного Лана меняли. Морейн очень  хотелось увидеть,  во что
Ранд превратит в конце концов Айил. Впереди у всех долгий путь.






     Вцепившись одной рукой  в  сиденье  подскакивающего на  ухабах фургона,
Найнив  другой рукой придерживала свою  соломенную шляпу. Она  всматривалась
вдаль  - на дороге позади стихала яростная пыльная буря.  Широкие поля шляпы
защищали лицо молодой женщины  от утренней жары, но громыхающий фургон несся
с такой  скоростью,  что  встречным  напором воздуха шляпу едва не срывало с
головы, не помогала  даже  темно-красная  лента, затянутая под  подбородком.
Мимо катились  невысокие холмы, низины  с редкими  перелесками, с выгоревшей
под  солнцем  позднего  лета  чахлой травой. Поднятая колесами фургона  пыль
затянула все вокруг, да и в горло ее набилось предостаточно - Найнив едва не
закашлялась. Белые  облачка  в небе  беспардонно  врали.  Ни  капли дождя не
пролилось с той  поры, как  путники выехали  из  Танчико,  хоть и минуло уже
несколько недель. Да и колеса купеческих  фургонов  давно  уже не  укатывали
широкую дорогу - те времена остались в прошлом.
     Из плотной, с виду чуть ли не сплошной бурой стены не  появился ни один
всадник - о  чем, о чем, а об этом жалеть не стоило. Найнив  вышла  из себя,
разъярясь  на разбойников, попытавшихся остановить их фургон, а ведь путники
были так близки  к тому, чтобы оставить  позади безумие Тарабона! Ярость  ее
угасла, а не рассердившись, она не  способна почувствовать Истинный Источник
и еще в меньшей степени могла направлять. Но и разгневанную Найнив поразило,
какую бурю она оказалась в силах учинить. Преисполненная  ярости, она только
разбудила вихрь, а дальше буря бушевала сама  собой. Буйство стихии  изумило
своим размахом  и Илэйн, но, к  счастью, молодая женщина не  стала  делиться
впечатлениями ни  с  Томом,  ни с Джуилином. Да,  силы и  возможности Найнив
возрастали, о чем ей говорили наставницы в Башне, и наверняка ни одна из них
не обладала  такой мощью, чтобы успешно противостоять Отрекшейся, как сумела
она, но... Но Найнив по-прежнему не могла переступить внутренний барьер. Это
ограничение   продолжало   существовать.  Появись  грабители  сейчас,  Илэйн
пришлось бы справляться с ними в одиночку, а Найнив этого не хотелось бы. Ее
гнев схлынул, но она была готова разжечь новое пламя ярости.
     Найнив неловко  проползла  на  четвереньках  по  парусине,  покрывавшей
заполнявшие фургон бочонки с красками, протянула руку к одному из бочонков с
водой.  Они  были  привязаны  вдоль  бортов вместе с  сундучками, где лежали
нехитрые  пожитки  путников и съестные припасы.  Шляпа ее тотчас съехала  на
затылок, едва удерживаемая лентой. Пальцы  Найнив коснулись крышки бочонка -
но и только. Чтобы добиться  большего, надо отпустить  веревку,  за  которую
Найнив  цеплялась  второй рукой, а судя  по тому,  как мотает фургон, тогда,
скорей  всего,  запросто  себе  нос расквасишь,  если  вообще на обочину  не
вылетишь.
     Джуилин Сандар направил поближе  к фургону своего длинноногого  гнедого
мерина, которому дал немыслимую кличку - Лентяй. Он протянул Найнив и вложил
ей  в руку  кожаную фляжку; несколько  таких же висело у  его седла. Молодая
женщина благодарно  припала к горлышку и  стала  пить - но отнюдь не изящно.
Болтаясь на  веревке, точно  виноградная  гроздь  на  лозе, которую  треплет
ветер,  Найнив  кое-как  влила себе в рот с четверть фляжки,  еще столько же
окатило перед ее добротного серого платья.
     Такое  платье  вполне подходило  для  купчихи -  с  высоким воротом, из
хорошей  ткани, ладно сшитое,  но простое, без всяких затей. Правда, излишне
дорогой для  купчихи выглядела брошь на груди -  небольшой кружок из  темных
гранатов,  оправленных  в  золото.  Но брошь  -  подарок  панарха  Тарабона;
остальные подаренные ей драгоценности, причем много  дороже, были спрятаны в
тайничке под сиденьем возницы. Найнив носила  брошь, чтобы не забывать: даже
тех женщин, которые восседают на престолах, порой необходимо взять за шкирку
и  как  следует  встряхнуть. Пообщавшись какое-то время  с Аматерой,  Найнив
теперь  с  большим пониманием  относилась  к  тому, как  Башня обращается  с
королями и королевами, порой манипулируя ими.
     Найнив  подозревала,  что  Аматера  преподнесла дары не  просто  так, а
пытаясь откупиться  от своих избавительниц  - дабы  те поскорей убрались  из
Танчико. Она готова была  купить им и корабль, лишь бы  те и часа лишнего  в
городе не задерживались, но никто не  спешил продавать даже самое тихоходное
или протекающее корыто.  Те  немногие  суда, что  еще  оставались  в  гавани
Танчико и способны были  на морской переход, заполонили беженцы. Кроме того,
корабль  был  не  только  самым быстрым,  но и  слишком  очевидным  способом
покинуть  город,  а  после всего случившегося  Черные Айя,  вполне вероятно,
вовсю ищут  Найнив  и Илэйн. Их  же послали выслеживать Черных  Айз Седай, а
вовсе не  затем, чтобы эти Приспешницы Темного устраивали им  засаду. Посему
фургон и  долгая  дорога  через  охваченную  гражданской  войной и  анархией
страну. Найнив уже начинала  жалеть, что не настояла на том, чтобы отбыть из
Танчико  морским  путем. Правда, в своих  чувствах  она  ни  за  что  бы  не
призналась.
     Найнив хотела вернуть флягу Джуилину, но тот отмахнулся от  ее попытки.
Крепкий  мужчина, будто  вырезанный  из  темного дерева, не  очень  уверенно
чувствовал себя на  лошади. На взгляд Найнив, вид у него и вовсе был нелепый
- причем не из-за явно неловкой посадки, а из-за глупой красной  тарабонской
шляпы,  которой он прикрывал  прямые  черные  волосы. Коническая  шляпа  без
полей, высокая, с плоским верхом, не вязалась с темным тайренским кафтаном -
тесно облегающим в талии и расширяющимся книзу. Да и вообще Найнив казалось,
что  вряд  ли  сыщется  хоть  кто-то,  кому  к  лицу  эта  шляпа.  Лично  ей
представлялось, что вид у Сандара такой, точно он таскает на
     голове кекс.
     Жутко неудобно было перелезать к козлам  через нагромождение грузов - с
кожаной флягой в руке и хлопающей по затылку шляпкой.  Вот Найнив и ворчала,
проклиная всех сразу: тайренского ловца  воров - Никак не охотника на воров,
видите ли! - Тома Меррилина - Вот ведь кичливый  менестрель! -  и  Илэйн  из
Дома Траканд,  Дочь-Наследницу  Андора, которую тоже не мешало бы хорошенько
за шкирку потрясти!
     Найнив  хотела сесть  на  деревянные  козлы  между  Томом и  Илэйн,  но
золотоволосая девушка тесно прильнула к менестрелю, а ее шляпка болталась на
спине.  Она так вцепилась  в  руку белоусого  старого дурня,  словно боялась
упасть. Поджав губы,  Найнив  села  рядом с Илэйн, с другой  стороны. Хорошо
хоть,  волосы  она  вновь заплела  в привычную косу,  с  запястье толщиной и
длиной до  пояса  -  потому, вместо того чтобы влепить  Илэйн по уху, Найнив
яростно дернула  пару  раз свою  косу.  Девушка  как  будто стала себя вести
разумнее, но иногда  казалось, что  в  Танчико кое-что у  нее в голове вверх
тормашками перевернулось.
     - Они не гонятся больше за нами, - заявила Найнив, водружая свою шляпку
на место. - Теперь, Том, можешь и немного помедленнее ехать.
     Конечно, крикнуть это можно было и сзади, вместо того чтобы карабкаться
по бочонкам,  но, представив себе, как ее  подбрасывает, мотает из стороны в
сторону, а она кричит, чтобы Том ехал  помедленней... В общем, такая картина
не позволила  Найнив обойтись окликом. Она очень не любила попадать впросак,
и еще меньше ей нравилось, когда ее видели оказавшейся в глупом положении.
     -  Надень шляпку,  - заметила она  Илэйн. - Твоей светлой  коже  солнце
вредно.
     Как Найнив и ожидала, девушка пропустила дружеский совет мимо ушей.
     - Ты великолепно обращаешься  с  вожжами, -  восхищенно  заявила  Илэйн
Тому, который, натянув поводья, перевел четверку лошадей на шаг. -  Ты ни на
миг не терял контроля над упряжкой!
     Высокий жилистый мужчина глянул  на девушку сверху вниз, выгнул  густые
белые брови, но сказал лишь:
     - Впереди кто-то едет, дитя. Что ж, может, он и не такой дурень.
     Найнив   всмотрелась   в   даль  -   из-за  следующей  невысокой  гряды
приближалась колонна  верховых в  снежно-белых плащах - с полсотни солдат  в
сверкающих  кольчугах  и  начищенных  до  ослепительного  блеска  конических
шлемах. Воины сопровождали множество  тяжело груженных фургонов. Дети Света.
Найнив  вдруг  явственно ощутила на  шее кожаный шнур,  на котором у нее под
платьем висели  два  кольца. Тяжелый золотой  перстень-печатка Лана,  кольцо
королей погибшей страны Малкир, ничего не значило для Белоплащников, но если
они увидят кольцо Великого Змея...
     Вот глупая  женщина! Как  же  они  его увидят?  Если, конечно, тебе  не
приспичит раздеться!..
     Найнив  быстро окинула  острым взглядом своих спутников.  Красоту Илэйн
никуда  не спрячешь,  и  теперь,  когда  она  отлипла  от  Тома  и принялась
завязывать  зеленую  ленту шляпки, манеры  ее более приличествовали  тронной
зале,  а  не  купеческому фургону, но платье ничем не  отличалось от  платья
Найнив,  разве что цветом - оно  было  синим.  Украшений девушка не  носила.
Подарки  Аматеры Илэйн обозвала безвкусицей. Ладно, сойдет -  сходило же раз
пятьдесят после Танчико. Правда, со скрипом. Однако с Белоплащниками путники
столкнулись впервые. Том,  в добротном  коричневом плаще, мало отличался  от
любого из  тысячи беловолосых, грубоватых возчиков. А Джуилин - он Джуилин и
есть. Охотник на воров знал, что  делать, правда, ему бы хотелось не в седле
сидеть, а твердо стоять на земле, с посохом в руках или с тем мечеломом, что
он носит на поясе.
     Когда  от головы встречной  колонны отделилось несколько Белоплащников,
Том поворотил упряжку  к обочине и остановил фургон. Найнив растянула губы в
приветственной  улыбке. Она надеялась, что  Чадам  Света не понадобится  еще
один фургон.
     -  Да  осияет вас Свет,  капитан, -  приветствовала  Найнив  узколицего
воина, явно старшего - у него одного не  было пики со стальным наконечником.
Она не представляла, какому званию соответствуют два золотых банта  на груди
его  плаща,  под  эмблемой  многолучевого  солнца, которая  имелась  у  всех
подъехавших солдат. Однако по опыту знала, что мужчины падки на любую лесть.
- Мы очень рады, что встретили вас. В нескольких милях  отсюда нас  пытались
ограбить  разбойники,  но,  к  счастью,  случилась  пыльная  буря.  Воистину
чудесное спасение! Мы едва сумели...
     - Ты купчиха? В последнее время немногие купцы приезжают из Тарабона. -
Голос узколицего  был так же груб, как и его  облик, причем  вид  у него был
такой, будто всякую  радость и  веселье  выкипятили из  него прежде, чем  он
вырос из колыбели.  Темные, глубоко посаженные глаза источали подозрение,  и
Найнив не  сомневалась:  подозрительность  ни на миг не покидала его. - Куда
направляешься? Что везешь?
     - Я везу краски, капитан. - Она  изо  всех  сил старалась улыбаться под
пристальным   немигающим  взглядом   и   почувствовала   облегчение,   когда
Белоплащник ненадолго перевел взор на  других. Том весьма удачно делал  вид,
что  устал; чего с него взять - возчик,  которому все едино, что стоять, что
ехать. А коли Джуилин не сдернул свою  нелепую шляпу, что хоть раз стоило бы
и сделать,  то  по  крайней мере  он  выказывал  праздный интерес  - наемный
работник, которому нечего  скрывать. Когда взор Белоплащника упал  на Илэйн,
Найнив почувствовала, как  та напряглась, а  потому быстро продолжила: - Это
тарабонские краски. Лучшие в мире! В Андоре за них дадут хорошую цену.
     По  знаку  капитана - или  кто он там такой?  - один  из Белоплащников,
пришпорив лошадь,  подъехал  к  задку  фургона.  Разрезав  одну  из  веревок
кинжалом,  солдат  отдернул парусину.  На  свет показалось  три  или  четыре
бочонка.
     - Лейтенант, на них  есть  клеймо.  Выжжено  "Танчико". На этом вот еще
метка - "бордовая". Желаете, чтобы я вскрыл парочку?
     Найнив надеялась,  что офицер как надо истолкует  тревогу на  ее  лице.
Даже не глядя на Илэйн, она чувствовала, как той хочется одернуть солдата за
его  дурные  манеры,  но любой  настоящий  купец  взволнуется,  если  краски
окажутся открыты всем ветрам, жаре или дождю.
     - Капитан,  если вы покажете, какой требуется  открыть, я с  превеликим
удовольствием сама это  сделаю.  - Белоплащник  будто ничего не  слышал - ни
лести Найнив, ни ее просьбы. - Понимаете ли, бочонки запечатаны - чтобы вода
не попала и пыль не забилась. Если сломать крышку, то мне ее ни за что потом
заново воском не закрыть.
     Колонна фургонов поравнялась с путниками и миновала  их в клубах  пыли.
Возчики одеты просто, да  и  внешность  у них  невыразительная,  но  солдаты
сидели в седлах прямо и неподвижно,  будто  замерев,  длинные стальные  пики
наклонены под одинаковым углом.  Даже запыленные  лица, покрытые  капельками
пота, не умаляли суровости и  жестокости их облика. На Найнив и ее спутников
едва глянули только возчики.
     Лейтенант  Белоплащников рукой в боевой  перчатке смахнул  с лица пыль,
потом жестом отозвал солдата от фургона. Теперь его глаза неотрывно буравили
Найнив.
     - Вы  едете из Танчико? Найнив кивнула, вся -  воплощенная открытость и
искренность.
     - Да, капитан, из Танчико!
     - Что вам известно? Что в городе? У нас ходили разные слухи.
     -  Слухи, капитан? Когда мы уезжали, порядка там  почти не  осталось. В
городе  полно беженцев, а за его стенами -  бунтовщики да шайки разбойников.
Торговли считай что и нету. - Это была правда - голая и чистая правда. - Вот
потому-то в эти дни за краски дадут хорошую  цену. Думаю, тарабонских красок
долго еще ждать придется.
     - Купчиха, мне нет дела ни до беженцев, ни до торговли,  ни тем паче до
красок, - не повышая голоса, заметил офицер. - Андрик по-прежнему на троне?
     -  Да,  капитан.  -  Очевидно,  распространились  слухи,  будто  кто-то
захватил  Танчико  и сверг короля.  Наверное, так  и  было. Но кто? Один  из
мятежных   лордов,  которые  сражаются  друг  против   друга  с  не  меньшим
ожесточением, чем против Андрика? Или Преданные Дракону - те, кто поклялся в
верности Возрожденному Дракону, даже не видя его? Поэтому Найнив сказала:  -
Андрик по-прежнему король, а Аматера - панарх. Когда мы уезжали, было так.
     В глазах Белоплащника  не было особой веры  - он явно  считал, что  она
могла и наврать.
     -  Поговаривают,  не  обошлось  без  тарвалонских ведьм.  Вы видели Айз
Седай? Или что-то о них слышали?
     - Нет, капитан,  - быстро ответила Найнив. Кольцо Великого  Змея, будто
раскаленное, жгло кожу.  Пятьдесят Белоплащников, только руку  протянуть. На
сей  раз  и пыльная  буря не спасет, тем более -  сколько бы сама  Найнив ни
отрицала  это  -  она была  куда  больше напугана, чем разгневана. - Честным
купцам незачем  с  ними  якшаться! - Белоплащник кивнул,  и Найнив набралась
храбрости на вопрос. Лишь  бы сменить  тему: - Если позволите, капитан... Мы
уже в Амадиции?
     - Граница в  пяти милях к востоку, - громко произнес  Белоплащник.  - В
настоящее  время.  Первая  деревня,  в  которой   вы  окажетесь,  называется
Мардецин.  Подчиняйтесь закону, и все будет  хорошо. Там есть  гарнизон  Чад
Света.  -  Последнее  он огласил так,  будто гарнизон только  и делает,  что
неусыпно бдит, дабы все подчинялись закону.
     -   Вы  тут   будете  новую  границу  устанавливать?  -  вдруг  холодно
поинтересовалась Илэйн. Найнив готова была ее придушить.
     Глубоко  посаженные  подозрительные  глаза  впились теперь  в Илэйн,  и
Найнив торопливо заговорила:
     -  Простите  ее,  милорд  капитан. Это  дочка моей  старшей сестры.  Ей
втемяшилось, будто она должна была  родиться благородной особой, да вдобавок
она  все к  мальчикам  льнет. Потому-то сестра,  ее мать, ко мне девчонку  и
отослала. - Илэйн не сдержала возмущенного оха. Ее  негодование вполне могло
оказаться настоящим. Найнив подумала, что про мальчиков она зря добавила, не
стоило, наверное, но эти слова показались очень даже уместными, просто  сами
с языка соскользнули.
     Белоплащник еще недолго сверлил женщин взором, потом сказал:
     - Лорд  Капитан-Командор посылает провизию в Тарабон. Иначе тарабонская
шваль  хлынет через  границу и  примется красть  все, что сгрызть  способна.
Ступайте в Свете, - добавил он напоследок, развернул коня и галопом поскакал
в  голову  колонны.  Последние  его слова  были  никак  не  пожеланием  и не
благословением.
     Едва офицер ускакал, Том тронул вожжи, и фургон  покатил вперед, но все
молчали, разве  что откашливались,  пока последний солдат и  клубы  поднятой
фургонами пыли не оказались далеко позади.
     Промочив горло водой из кожаной фляги, Найнив сунула ее в руку Илэйн.
     - Что тебе  в голову взбрело? - потребовала она  ответа у девушки. - Мы
же не в тронном зале твоей матушки! Да и  не ей же, в конце концов, отвечать
за твои слова!
     Илэйн опустошила фляжку и соблаговолила ответить:
     - Найнив, ты же чуть не пресмыкалась! - Она заговорила нарочито высоким
голоском, изображая раболепие: - Я очень хорошая и послушная, капитан. Можно
мне облобызать вам сапоги, капитан?
     - Мы должны вести себя как купцы, а не как переодетые королевы!
     - Купцам незачем подхалимничать! Тебе повезло, что он не подумал, будто
мы что-то скрываем! Ты же так перед ним заискивала!
     -  Купцы  и  не станут  нос  задирать и смотреть свысока  на  пятьдесят
Белоплащников с пиками! Или ты думаешь,  что, если понадобится, мы с помощью
Силы запросто с ними разделаемся?
     - А  зачем ты сказала, что я парням прохода не даю? Вовсе  незачем было
так говорить, Найнив!
     - Да я готова была наговорить с три короба, лишь  бы отвязаться от него
и убраться подальше! А ты!..
     -  Ну-ка,  заткнитесь.  Обе! - рявкнул вдруг Том.  - А то  они вернутся
проверить, кто из вас кого убивает!
     Найнив повернулась на деревянном сиденье, оглядываясь на дорогу, прежде
чем  сообразила,  что Белоплащники слишком далеко - вопи как резаная, они не
услышат. Хотя... может, они и впрямь так орали. Слабым  утешением для Найнив
было то, что Илэйн тоже обернулась.
     Найнив крепко сжала свою косу и сердито  воззрилась  на  Тома, но Илэйн
прижалась к нему, взяла под руку и чуть ли не заворковала:
     - Да, Том, ты прав. Прости, что я голос повысила.
     Джуилин искоса поглядывал на происходящее, старательно делая вид, будто
вовсе  не  смотрит, но  у  него хватило  ума придержать  своего  коня  и  не
приближаться к спорщицам, дабы случайно не попасть под горячую руку.
     Отпустив  косу,  чтобы  ненароком  не выдрать  волосы  с корнем, Найнив
поправила шляпку и  выпрямилась, глядя вперед, на дорогу. Что бы девчонка ни
вбила себе в голову, самое время выбить из нее эту блажь.
     Границу  между Тарабоном и  Амадицией отмечали  только высокие каменные
столбы по сторонам дороги. Кроме фургона Найнив, никакого движения по дороге
не было. Холмы  понемногу начали  повышаться,  но в остальном  местность  не
изменилась - бурая трава  и  кусты  с  немногими зелеными листочками да  еще
редкие сосны, мирты, ели. По  склонам и  низинкам виднелись среди обнесенных
каменными  оградами  полей  каменные  же  фермерские  домики  с  соломенными
крышами,  но вид у  них  был заброшенный.  Не  вился  над  трубами дымок, не
работали  на  полях люди, не паслись коровы и овцы.  Иногда  немногие курицы
рылись во дворах, но при  приближении фургона они, уже одичавшие,  опрометью
бросались  прочь. Видимо, обыватели мало надеялись на гарнизон Белоплащников
- никому не хотелось жить так близко к границе, в  страхе перед тарабонскими
грабителями.
     Когда на гребне холма показался  Мардецин, солнцу еще долго  предстояло
карабкаться по  небосводу к  зениту. Для деревни поселение выглядело слишком
большим  - почти в  милю длиной, оно оседлало небольшую речушку  с мостиком,
бегущую  между  двух  холмов;  черепичных  крыш  тут  было  не  меньше,  чем
соломенных, и на широких улицах царила суматоха.
     -  Нужно  закупить  припасов.   -  сказала   Найнив,  -  но  управиться
по-быстрому. До ночи можно еще далеко уехать.
     - Найнив, мы все устали, - промолвил Том. - От первого света до темноты
-  и  так  каждый  день  почти месяц.  Один  день отдыха не помешает.  Какая
разница, ну доберемся до Тар Валона днем позже.
     В его голосе не слышалось усталости. Скорей  всего, он не прочь сыграть
на своей арфе или флейте в какой-нибудь таверне, видать, предвкушал дармовую
выпивку - когда благодарные слушатели кинутся ему вино покупать.
     Джуилин приблизился к фургону и добавил:
     - Я бы с радостью  ноги размял с денек.  А то  и не знаю, что хуже, это
седло или фургонное сиденье.
     - Думаю, лучше подыскать гостиницу, -  сказала Илэйн, глядя снизу вверх
на Тома. - Хватит с  меня ночевок под фургоном. Я бы лучше послушала, как ты
в общей зале рассказываешь какие-нибудь истории.
     -  Купец  с одним фургоном ненамного богаче  обыкновенного торговца,  -
отрезала Найнив. - В таком городке ему гостиница не по карману.
     Она  не знала, права или нет, но,  как бы ей самой  ни хотелось принять
ванну  и  улечься на чистые простыни,  Найнив не позволит  девчонке  идти на
поводу у Тома. Но  едва слова слетели у  нее с языка, как Найнив поняла, что
сама поддалась  на  не такие  уж и настойчивые  уговоры Тома с Джуилином. От
одного дня ничего не убудет. До Тар Валона еще долгий путь.
     Нет, зря она не настояла  на корабле. На  быстром судне, на том гонщике
Морского Народа, всего за треть того срока, что путники  пересекали Тарабон,
они  уже  добрались бы  до  Тира.  Ведь  обеспечить  попутный ветер труда не
составит, тем  более с хорошей Ищущей Ветер из Ата'ан Миэйр.  А если что,  с
такой  задачей справится  и  Илэйн, и сама Найнив. А  в Тире  известно,  что
Найнив с Илэйн  - Друзья Ранда, и она надеялась, что  тамошних лордов до сих
пор  при имени Возрожденного Дракона от страха  пот прошибает. Нет сомнений,
они по первому требованию предоставят коляску и эскорт для путешествия в Тар
Валон.
     - Найдите местечко для  лагеря,  - нехотя вымолвила  Найнив.  Нет, надо
было настоять на своем и отправиться морем. Сейчас они уже были бы в Башне.






     Найнив нехотя признала, что Том с Джуилином подобрали хорошее  местечко
для  стоянки  -  в  густых зарослях  на восточном  склоне, всего  в миле  от
Мардецина.  Поляна была усыпана палой листвой, от дороги и от деревни фургон
заслоняли  редкие сургамы  да невысокие ивы  с  поникшими  ветвями, а из-под
камней у гребня возвышенности  сбегал  ручей,  футов  двух шириной. Засохшее
илистое ложе ручья было раза в два шире. Воды путникам хватит. Под деревьями
было немного прохладнее, приятно обдувал легкий ветерок.
     Когда  мужчины, напоив  лошадей,  стреножили их и  пустили попастись на
редкой травке выше по  склону, они подбросили  монетку, чтобы решить, кому в
компании с тощим гнедым мерином отправиться в Мардецин за  припасами. Игра в
"коронку"  стала у  них изощренным ритуалом. Когда крону подбрасывал Том, он
неизменно  выигрывал - его ловкие пальцы,  привыкшие  исполнять замысловатые
фокусы, ни  разу  его не  подвели. Поэтому теперь  монету всегда подбрасывал
Джуилин.
     Тем не менее сейчас победил Том. Он  стал расседлывать Лентяя, а Найнив
с головой залезла под козлы и поясным ножом приподняла половицу. В тайничке,
не  считая  двух  маленьких  золоченых  сундучков  с   подаренными  Аматерой
украшениями, лежало несколько кожаных кошелей, туго набитых монетами. Панарх
проявила  неслыханную  щедрость  -  лишь бы  поскорее  увидеть  спины  своих
спасительниц.   По   сравнению  с   этим   богатством   остальное  выглядело
пустяковинами:  маленькая шкатулочка из темного дерева, хоть и полированная,
но  без  резьбы  и позолоты,  и  замшевый  мешочек, в  котором по очертаниям
угадывался уплощенный диск. В шкатулочке лежали два тер'ангриала, отобранных
у Черных  Айя, оба связанных  со сном,  а  в  мешочке...  В мешочке хранился
трофей из Танчико. Одна из печатей узилища Темного.
     Из-за этой-то печати Найнив и торопилась в Тар Валон. И еще она  хотела
узнать у Суан Санчей, где  дальше выслеживать Черных Айя. Выгребая монеты из
кошелей,  Найнив  старалась  не касаться плоского мешочка  - чем дольше  она
хранила его, тем больше  ее снедало желание  вручить ценную добычу Амерлин и
позабыть о  печати. Порой, оказавшись рядом с диском, она будто чувствовала,
как ворочается Темный, пытаясь пробиться на волю.
     Найнив  смотрела  вслед Тому  - тот отправлялся  в поселок  с  карманом
серебра и строгим наказом отыскать немного фруктов, овощей и зелени. Похоже,
будь мужчины предоставлены  себе, они не покупали бы  ничего,  кроме  мяса и
бобов.  Том, прихрамывая, вел коня к дороге. Найнив поморщилась Старая рана,
и, как заявила Морейн, теперь с ней уже  ничего не сделать. Слова эти мучили
Найнив так же, как и хромота менестреля. Ничего не сделать.
     Уходя из  Двуречья, Найнив  поставила себе целью  защитить  своих  юных
односельчан,  уведенных  в ночь из  деревни какой-то  Айз Седай.  Когда  она
отправилась  в Башню, к надежде, что она еще может как-то уберечь их от бед,
добавилось стремление поквитаться с  Морейн за все, что  та  сделала. Однако
мир с  тех пор  переменился. Или, быть  может,  сама  Найнив теперь  чуточку
по-иному смотрела на мир.  Нет, не я  изменилась,  не  я. Я  такая же, какой
была, другим стало все вокруг.
     Теперь же  ей оставалось только  изо всех сил  защищать себя. Ранд - он
стал  тем,  кем стал, и  возврата к прошлому  нет. Эгвейн упрямо идет  своей
дорогой, не позволяя ничему и никому удержать себя, пусть даже путь ее ведет
к обрыву, на край пропасти. У  Мэта теперь одно в голове - женщины, гулянки,
азартные игры. К своему отвращению, Найнив даже изредка  ловила себя на том,
что  сочувствует Морейн. Хорошо хоть  Перрин  отправился домой -  по крайней
мере, так ей передала Эгвейн, которой  об этом, в свою очередь, сказал Ранд.
Наверное, хоть Перрину ничего не угрожает.
     Выслеживать Черных Айя для Найнив было делом  нужным, правильным, и оно
доставляло  ей  удовольствие,  - правда,  страх она тоже  испытывала, хотя и
старательно скрывала Ведь она взрослая женщина, а не  девчонка,  которая при
малейшей  опасности прячется под  мамкину юбку.  Но  не  в этом была главная
причина, почему Найнив  с  таким  упорством  - иногда будто головой об стену
билась - старалась научиться владеть Силой, пусть сама большую часть времени
направлять   могла   не  лучше   Тома.  Причиной   был   Талант,  называемый
Целительством.  Мудрой  Эмондова Луга отрадно было  видеть, как Круг  Женщин
склоняется перед  ее убеждениями  и делает  так,  как ей угодно,  - особенно
учитывая, что  большинство  из Круга  ей  в матери  годились.  Будучи  всего
несколькими годами  старше Илэйн, Найнив  была самой  молодой Мудрой во всем
Двуречье. А  уж  когда Совет  Деревни под  ее нажимом поступал, как и должно
поступать, становилось  так  приятно... Ведь эти  мужчины такие упрямцы!.. И
все же наибольшие удовлетворение и радость  Найнив получала,  когда находила
нужные сочетания лекарственных трав и поднимала на ноги больных. Но Исцелять
при  помощи Единой  Силы... Бывало,  ей  это  удавалось -  по наитию, словно
ощупью, когда не помогали прочие ее умения. Тогда от радости у нее  слезы на
глаза наворачивались. Она  хотела когда-нибудь Исцелить Тома и  увидеть  его
танцующим. Когда-нибудь  она Исцелит даже ту рану на боку у Ранда. Наверняка
нет  ничего, чего нельзя Исцелить, не должно  быть такого! Любую  рану можно
Исцелить  -  если  женщина,  владеющая  Силой,  настроена  самым решительным
образом.
     Отвернувшись от Тома, Найнив увидела, что Илэйн наполнила водой  ведро,
обычно висевшее под фургоном, и теперь, стоя на коленях, умывается. Чтобы не
замочить  платье, девушка накинула  на плечи полотенце. Найнив тоже была  не
прочь умыться. В такую жару одно  удовольствие  освежиться холодной водой из
ручья.  Слишком часто воды для такой  радости  не хватало - у путников  вода
была  только в  бочонках,  привязанных к фургону, да и та предназначалась не
для умывания, а для питья и стряпни.
     Джуилин сидел, привалившись спиной к фургонному колесу, прислонив рядом
с  собой  посох из светлого узловатого дерева, толщиной с дюйм.  Он  опустил
голову на грудь, предусмотрительно надвинув на глаза свою дурацкую шляпу, но
Найнив  и один к одному бы  не поставила,  что  в этот утренний час он спит.
Были вещи, о  которых Джуилин с Томом не знали,  а кое  о чем им лучше и  не
знать.
     Найнив  расположилась  возле Илэйн;  затрещал плотный  ковер  из  полых
листьев сургама.
     - Ты думаешь, Танчико и в  самом деле пал? - Девушка, медленно протирая
намыленной тряпицей  лицо, не ответила. Найнив заговорила опять: - По-моему,
те "Айз Седай", о которых говорил тот Белоплащник, - это мы.
     -  Вероятно.  -  Голос  Илэйн  был  холоден - так с  престола  оглашают
приговор. Глаза ее напоминали голубые льдинки. На Найнив девушка не глядела.
- И скорей всего, сообщения о  том,  что  мы  сделали,  потонули  в путанице
прочих слухов. Сейчас в Тарабоне запросто может быть и новый король, и новый
панарх.
     Найнив держала  свой характер в узде, а руки - подальше от косы. Вместо
косы ее пальцы сжали колени. Ты же хочешь с ней помириться. Так что следи за
языком.
     - Аматера, конечно, не  сахар,  но  мне  бы  не  хотелось, чтобы с  ней
случилось что-то дурное. А ты как считаешь?
     - Красивая женщина, - заметил Джуилин, - особенно если нарядится в одно
из тех тарабонских платьев для прислуги и мило улыбнется. По-моему, она... -
Заметив, что женщины воззрились на него, он надвинул шляпу еще глубже, вновь
прикинувшись  спящим. Найнив с  Илэйн  переглянулись,  у  Найнив  мелькнула,
похоже, та же мысль, что и у подруги. Ох уж эти мужчины.
     -  Что  бы  ни случилось  с  Аматерой,  Найнив, теперь она  осталась  в
прошлом. - Илэйн заговорила почти обычным  тоном.  Рука с тряпицей замедлила
движения. - Я желаю ей всего хорошего, но главным образом надеюсь, что у нас
за  спиной нет Черных Айя. То есть  я хочу  сказать, что  они не гонятся  за
нами.
     Джуилин,  не  подняв головы,  заерзал.  Он до сих  пор чувствовал  себя
неуютно,  узнав,  что  Черные Айз  Седай  -  не  досужие  уличные  байки,  а
существуют на самом деле.
     Пусть  радуется,  что   не  знает  всего,  что   известно  нам.  Найнив
признавала, что  с логикой  в этой  мысли  не очень-то  хорошо,  но если  он
узнает,  что   Отрекшиеся  освободились,  то  даже  глупое  поручение  Ранда
приглядывать  за ними, за ней и  Илэйн, не удержит Сандара и  он сбежит куда
глаза глядят. Тем  не менее  иногда  он бывал полезен. И  он,  и Том. Именно
Морейн отправила с девушками Тома,  а для  заурядного менестреля тот слишком
хорошо знал мир.
     -  Если б  гнались, они уже настигли бы нас. -  Это была совершеннейшая
правда,  принимая  во  внимание  скорость этой  неуклюжей колымаги.  -  Если
повезет, они еще долго не узнают, кто мы такие.
     Илэйн кивнула, мрачная, но опять  прежняя,  и принялась смывать мыло  с
лица. Решительностью она могла поспорить и с двуреченкой.
     - Наверняка Лиандрин со своими товарками сбежала из Танчико. Если не со
всеми, то со многими. И нам по-прежнему неведомо, кто в Башне отдает приказы
Черным Айя. Как сказал бы Ранд, нам, Найнив, еще кое-что надо сделать.
     Найнив  невольно  поморщилась.  Да,  верно,  у  них   есть  список   из
одиннадцати имен, но по возвращении в Башню любая Айз Седай, с  которой  они
заговорят,  может  оказаться  из  Черной  Айя.  Как и любая,  с  которой они
столкнутся  на  пути  в Тар  Валон.  Впрочем,  каждый  встречный может  быть
Приспешником Тьмы, но это не одно и то же, хотя разница и невелика.
     - Больше  чем о  Черных Айя,- продолжала  Илэйн,- я беспокоюсь о М... -
Найнив   быстро  коснулась  руки   девушки  и  кивнула  на  Джуилина.  Илэйн
поперхнулась, а потом продолжила, будто оправившись от кашля: - О матушке. У
нее нет причин тебя любить, Найнив. Скорее наоборот.
     - Она далеко отсюда. - Найнив порадовалась, что голос у нее не дрогнул.
Говорили они не о матери  Илэйн, а  об Отрекшейся, которую Найнив одолела  в
противоборстве. В  глубине души она очень  надеялась,  что  Могидин  далеко.
Очень и очень далеко.
     - А если нет?
     - Она далеко, -  твердо отрезала Найнив,  но поежилась. Какой-то частью
сознания она понимала, как унизила ее  Могидин, и ничего так  не желала, как
вновь встретиться с этой женщиной и вновь ее победить, и на этот раз взгреть
как  следует.  Только  вот  что будет, коли Могидин  застанет  ее  врасплох,
нападет, когда Найнив не будет настолько  рассержена, чтобы направлять Силу?
Разумеется, то же самое  верно и в отношении любого из Отрекшихся и, кстати,
любой Черной сестры,  но  после поражения в Танчико у  Могидин  есть  особая
причина  ненавидеть  Найнив.  Вообще-то мало приятного в  том,  что  одна из
Отрекшихся  знает твое имя и  к тому же, скорей всего, жаждет  твоей головы.
Это же низкая  трусость, резко отчитала себя Найнив. Трусихой  ты никогда не
была и не будешь! Но все равно каждый раз, как Могидин приходила ей на ум, у
Найнив начинало чесаться между лопатками, словно та смотрела ей в спину.
     - Видимо, оттого,  что  оглядываюсь  через  плечо, нет  ли  бандитов, я
разнервничалась, - небрежно заметила Илэйн, вытирая лицо полотенцем. - Ну, в
последнее время, у меня иногда  во сне такое чувство, будто кто-то следит за
мной.
     Найнив вздрогнула, будто слова девушки были эхом ее собственных мыслей,
но потом сообразила, что слово "сон" произнесено с легким нажимом. Не просто
во  сне,  а  в Тел'аран'риоде.  Еще одна  вещь, которой  не знали мужчины. У
Найнив тоже бывало  похожее  ощущение,  однако  в  Мире Снов  они  частенько
чувствовали на  себе  взор невидимых  соглядатаев. Весьма  неуютно,  но  это
ощущение  девушки   уже   обсуждали   раньше.  Найнив   подпустила  в  голос
беспечности:
     -  Ладно, в этих снах нет твоей  матушки, не то  бы она нам  обеим  уши
надрала.
     Могидин наверняка будет  их  пытать и мучить, пока они не  взмолятся  о
смерти.  Или  выстроит  кольцо  из  тринадцати  Черных  сестер и  тринадцати
Мурддраалов  - так  они обратят тебя к  Тени против воли,  привяжут  тебя  к
Темному.  А  может, Могидин способна на это  и  в одиночку... Не  пори чушь,
женщина!  Если б могла,  она давно  бы  так сделала! Не ты ли ее  побила, не
помнишь?
     - Надеюсь, что нет, - мрачно ответила Илэйн.
     -  Ты  мне-то  умыться дашь?  -  раздраженно спросила Найнив. Успокоить
девушку,  конечно,  дело  хорошее,  но можно  и  без  разговоров  о  Могидин
обойтись.  Отрекшаяся, должно быть, далеко. Знай она, где ее  обидчицы, вряд
ли позволила бы им уйти. Ниспошли Свет, чтоб так оно и было!
     Илэйн  опорожнила  ведро  и  наполнила  его  чистой  водой.  Когда  она
вспоминала,  что находится вовсе не в  королевском  дворце в Кэймлине, Илэйн
была очень хорошей девочкой. И когда она не вела себя как распоследняя дура.
О последнем Найнив решила позаботиться после возвращения Тома.
     Насладившись  неторопливым  умыванием  прохладной   водой  и  ополоснув
напоследок лицо  и руки, Найнив взялась  за  обустройство  лагеря и поручила
Джуилину наломать  сухих веток  для костра.  Когда возвратился  Том с  двумя
плетеными корзинами,  свисавшими  со  спины  мерина, одеяла Найнив  и  Илэйн
лежали  под  фургоном,  а еще  два,  для  мужчин,  -  под  длинными  ветвями
двадцатифутовой ивы. Неподалеку  гордо  красовалась добрая куча хвороста,  а
возле прогоревшего  костра - очищенного от листьев пятачка - остывал чайник,
рядом стояли вымытые чашки из  толстой глины. Джуилин ворчал  себе под нос -
его обязали  набрать в бочонки воды из крохотного ручейка. Найнив расслышала
обрывки его проклятий и порадовалась,  что большую часть своих речей Джуилин
выдает в виде маловразумительного бурчания. Сидя на  оглобле, Илэйн с трудом
скрывала свой интерес и напряженно прислушивалась  к тому, что тот бормочет.
И она, и Найнив успели, зайдя за фургон, переодеться в чистые платья. Причем
случайно цвета их нарядов теперь поменялись.
     Стреножив  передние  ноги  мерина, Том  легко  снял со  спины животного
тяжелые корзины и принялся их распаковывать.
     - Мардецин оказался  не таким  процветающим,  как выглядел издали. - Он
опустил на землю  сеточку с мелкими яблоками,  потом  вторую -  с  какими-то
темно-зелеными  листовыми  овощами.  -  Торговли  с Тарабоном  нет,  городок
хиреет.  -  Остальными его приобретениями были  мешки с  сушеными  бобами  и
репой,  вяленая с перцем говядина и  засоленные окорока. И  бутыль  из серой
глины, запечатанная воском, - Найнив решила, что в ней наверняка бренди; оба
мужчины вечно жаловались, что вечерами у них  нет ничего, чтобы отдохнуть  с
трубкой. - И  пяти шагов не сделаешь, как наткнешься на Белоплащника, а то и
на  двоих.  Гарнизон  - где-то  человек  пятьдесят. Казармы за холмом, в том
конце городка, за мостом. Солдат  здесь явно было больше, но похоже, Пейдрон
Найол  отовсюду  стягивает в Амадор  Белоплащников.  -  Разглаживая согнутым
пальцем усы. менестрель ненадолго задумался. - Не понимаю, что он замышляет.
- Том не  из тех, кому нравится что-  то  не  понимать;  обычно ему  хватало
нескольких  часов,  проведенных  в  городке,  и  он, точно вездесущий хорек,
вызнавал многое;  оказывался  в курсе событий в знатных и купеческих  домах,
вынюхивал  об альянсах, интригах, контрзаговорах, которые и составляли  суть
так называемой  Игры Домов. - Все слухи твердят о том, будто  Найол пытается
остановить войну  между Иллианом и Алтарой или, быть может, между Иллианом и
Муранди. Не та причина,  чтобы  отовсюду солдат собирать. Правда, скажу  вам
такую  вещь.  Что  бы  там  ни говорил лейтенант,  съестные припасы, которые
посылают  в  Тарабон, приобретают  на королевский налог.  И  народ  этому не
очень-то рад. Еще и тарабонцев кормить...
     - Король Айлрон  и  Лорд Капитан-Командор  - не наша  забота, - сказала
Найнив, разглядывая  покупки.  Три  соленых  окорока!  - Через  Амадицию  мы
проскочим как  можно быстрее и незаметнее. Может, нам с Илэйн посчастливится
сыскать побольше овощей, чем тебе. Прогуляться не желаешь, Илэйн?
     Та тут же поднялась, разглаживая платье, и достала из повозки шляпку.
     - После  фургонных козел  прогулка будет в  самый раз. Вот если б Том с
Джуилином почаще давали мне ехать верхом на Лентяе...
     Она чуть ли  не  впервые  не одарила менестреля кокетливым взглядом - а
это что-то да значило.
     Том с Джуилином переглянулись, тайренец  вытащил из  кармана монету, но
Найнив не дала ловцу воров ее подкинуть.
     - Мы и сами вполне управимся.  Да и какая  беда может  стрястись, когда
порядок  блюдет  такая уйма  Белоплащников? - Нахлобучив  на голову  шляпку,
Найнив затянула под  подбородком ленту и окинула мужчин твердым  взглядом. -
Кроме того, купленные Томом припасы надо еще погрузить.
     Том и Джуилин кивнули; медленно, неохотно, но они все-таки согласились.
Иногда  эти  двое  излишне  серьезно  относились  к своей  пресловутой  роли
защитников.
     Вскоре Найнив и  Илэйн выбрались на безлюдную дорогу и шагали теперь по
обочине,  по чахлой  травке - чтобы не вздымать пыль. Наконец Найнив решила,
как высказать то, что ей  хотелось, но не успела она рта раскрыть, как Илэйн
промолвила:
     - Найнив, ты  явно  хотела  переговорить со  мной  с  глазу  на глаз. О
Могидин?
     Найнив заморгала и искоса  глянула на  подругу. Не стоит  забывать, что
Илэйн  вовсе не  дура - только ведет себя по-дурацки.  Найнив  вновь  решила
крепко держать свой нрав в узде - иначе разговор, и без того трудный, грозил
вылиться в скандальный спор.
     - Нет, Илэйн,  не об  этом. -  Илэйн, похоже, считала, что  им с Найнив
нужно и Могидин присовокупить к объектам охоты. По-видимому, ей не уразуметь
разницы между Отрекшейся' и, скажем, Лиандрин или Чесмал. - Думаю, нам стоит
обсудить, как ты ведешь себя с Томом.
     - Не понимаю,  о чем  ты. - Илэйн смотрела  вперед, на  городок, но  ее
выдали внезапно выступившие на щеках алые пятна.
     - Он ведь не только вдвое старше и в отцы тебе годится, но и...
     - Он мне не отец! - огрызнулась Илэйн. - Мой отец - Тарингейл Дамодред,
Принц Кайриэнский и Первый Принц Меча Андора! - Поправив шляпку,  чего вовсе
не требовалось, она продолжила мягче, хотя и не намного: - Извини, Найнив. Я
не хотела кричать.
     Терпение, напомнила себе Найнив.
     -  Мне казалось,  ты влюблена в  Ранда.  -  Найнив  старалась  говорить
понежнее,  что далось не без труда. -  Те послания,  что я по твоей  просьбе
передала Эгвейн для него, ясно говорили об  этом. Надеюсь,  ты и ей говорила
то же самое.
     Румянец на щеках девушки стал гуще.
     - Да, я люблю  его,  но... Найнив,  он очень-очень  далеко. В  Пустыне,
окруженный тысячью Дев Копья,  готовых исполнять  все его  приказания.  Я не
могу ни увидеть его, ни словом с ним перекинуться, ни коснуться его... - Под
конец Илэйн уже шептала.
     - Не думаешь  же  ты,  будто  он на Деву  тебя променяет, - недоверчиво
промолвила Найнив. -  Пусть он мужчина, но не  настолько же ветреный. К тому
же стоит ему не так глянуть на Деву, и она проткнет его копьем, будь он хоть
сто  раз  этот  их  рассветный.  Так  или  иначе,  Эгвейн  говорит,  Авиенда
присматривает за ним. И все ради тебя.
     -  Я знаю,  но... Мне нужно  быть  уверенной,  что он  знает, как я его
люблю. - Голос Илэйн  был преисполнен решимости. И тревоги. - Нужно было так
ему и сказать.
     До  Лана  Найнив  вряд  ли заглядывалась на  мужчин, по крайней мере  с
серьезными намерениями, но,  будучи  Мудрой, многое повидала и узнала. По ее
наблюдениям выходило, что это вернейший способ отвадить мужчину на всю жизнь
- он удерет во все лопатки, услышав этакое признание! Он сам должен  сказать
первым.
     -  По-моему,  у Мин  было видение, -  продолжала Илэйн,  - обо  мне и о
Ранде. Она всегда сводила к шутке, что Ранда, мол, придется с кем-то делить,
но полагаю, это вовсе не шутка. Она  просто не могла заставить себя сказать,
что на самом деле значит видение.
     -  Что  за  нелепость!  -  Несусветная  чушь.  Однако  в  Тире  Авиенда
рассказывала ей о том отвратительном айильском обычае... Ты сама делишь Лана
с Морейн, шепнул ей внутренний голос. Но Найнив вскинулась:
     -Это  совершенно  другое  дело!  - Ты  уверена,  что  у Мин  было такое
видение?
     - Да. Поначалу я не была уверена,  но чем больше размышляла, тем больше
крепло это убеждение. Слишком часто она шутила на эту тему. Иного толкования
ее образы иметь не могут.
     Ладно,  что бы там  ни  узрела Мин, Ранд  все-таки  не  айилец.  Ну, по
крови-то  он,  может, и  айилец, как  возвестили Хранительницы  Мудрости, но
рос-то он  в Двуречье, и уж Найнив не  останется в стороне и не позволит ему
вести себя по  этим  безнравственным айильским обычаям.  Да и  Илэйн вряд ли
спустит ему такое - в этом Найнив не сомневалась.
     -  Поэтому  ты дразнишь  Тома? -  Найнив чуть не сказала "вешаешься  на
шею".
     Илэйн покосилась на Найнив, щеки ее вновь зарделись.
     -  Найнив,  между  нами  тысяча  лиг.  По-твоему,  Ранд  на  других  не
заглядывается? Мужчина, он мужчина и есть, хоть на троне, хоть в хлеву.
     У Илэйн имелся почти неисчерпаемый запас  поговорок, которыми в детстве
ее щедро одарила нянюшка - трезво мыслящая женщина по имени Лини,  с которой
Найнив очень хотелось как-нибудь встретиться.
     - Что ж, почему  бы  тебе и  не пофлиртовать немножко, раз ты считаешь,
что  и  Ранд  этим  может  заняться.  -  Найнив  воздержалась от  очередного
упоминания  о возрасте Тома. Ведь  и Лан  в отцы  тебе годится, не  преминул
ворчливо указать внутренний голос. Но я в самом деле люблю Лана! Если бы еще
выведать, как  освободить его от Морейн... Не об  этом сейчас надо думать! -
Илэйн, Том - человек, полный тайн. Не забывай, с  нами его отправила Морейн.
Кем бы он ни был, он уж точно не простой менестрель, шляющийся по деревням.
     - Он был великим человеком, - тихонько  промолвила Илэйн.  -  И  мог бы
стать еще более великим, если бы не любовь.
     Вот  тут  терпение Найнив лопнуло. В  гневе  она повернулась к девушке,
схватила ее за плечи:
     - Этот великий человек не понимает, то ли ему тебя на коленях разложить
и отшлепать, то ли... то ли... на дерево влезть!
     - Я знаю. - Илэйн сокрушенно вздохнула. - Но я не знаю, что мне делать.
     Найнив заскрежетала зубами, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не вытрясти
из головы девчонки всю дурь и чтоб у нее в ушах зазвенело!
     - Да если  бы твоя мать услыхала такое, она бы прислала  Лини, чтобы та
тебя обратно в детскую уволокла!
     - Найнив, я  больше не маленькая девочка. - Голос ее был напряженным, а
румянец на щеках свидетельствовал вовсе не о смущении. - Я такая же женщина,
как и моя мать.
     Найнив  широким  шагом   зашагала  к  Мардецину,  побелевшими  пальцами
вцепившись в свою косу.
     Илэйн нагнала ее через несколько шагов.
     - Мы и в самом деле за овощами идем? - Лицо у нее было спокойное, голос
живой и беззаботный.
     - А ты разве не видела, что привез Том? - сдержанно спросила Найнив.
     Илэйн картинно содрогнулась:
     - Три окорока. И эту жуткую перченую  говядину! Неужели мужчины,  кроме
мяса, ничего не едят, если им тарелку под нос не подсунуть?
     Гнев Найнив помаленьку остывал, пока девушки шли и болтали о причудах и
недостатках слабого пола - мужчин, естественно! -  и обо всем таком. Но гнев
угас не до конца. Илэйн ей нравилась, ее общество было приятно Найнив. Порой
и впрямь  казалось, будто девушка приходится  Эгвейн сестрой, как они иногда
называли  друг  дружку.  Если   бы  Илэйн  не  вела  себя  как  распоследняя
вертихвостка. Разумеется.  Том давно мог положить конец ее  заигрываниям, но
старый  дурень во всем потакает Илэйн, прощает  ей все,  как  добрый  папаша
любимой дочурке, даже когда не знает,  то ли шикнуть на нее, то ли за сердце
хвататься.  Так  или   иначе,  Найнив   твердо  намеревалась   выяснить  всю
подноготную.  Не для блага Ранда, а потому, что Илэйн - девушка куда  лучше,
чем  хочет  казаться. Она словно  подцепила какую-то  странную  лихорадку. А
болезни Найнив привыкла лечить.
     По  гранитным  блокам,  мостившим  улицы  Мардецина,  прошли  поколения
путников, их истерли колеса бесчисленных фургонов, вдоль улиц стояли  сплошь
кирпичные и каменные  здания. Но  многие из них  пустовали, и жилые  дома, и
лавки. Кое-где сквозь  распахнутые  настежь  двери  Найнив  замечала  пустые
комнаты. Из трех замеченных ею кузниц две были заброшены,  а в  третьей -  у
погашенных горнов -  кузнец  рассеянно  протирал  промасленной ветошью  свои
инструменты.  В  одной гостинице  под шиферной крышей,  на  скамейках  перед
которой сидели угрюмые люди, зияли выбитые  окна.  В конюшне, примыкавшей  к
другой  гостинице, скособоченные  двери висели на  скрипучих  петлях,  а  на
дворе,  распялив оглобли,  пылился экипаж,  на  его  высоких козлах  дремала
жалкая  курица. Кто-то в  глубине этого постоялого  двора играл на биттерне.
Мелодия  напоминала  "Цаплю  в  полете",  но  звучала  как-то  подавленно  и
безжизненно. Двери  третьей гостиницы были  накрест  заколочены  обломанными
досками.
     По  улицам бродили люди, но двигались  они точно  в  летаргическом сне,
придавленные зноем. Отупевшие лица  подсказывали,  что на улицу  их  выгнала
лишь привычка,  у  них не имелось  никакой причины выходить из  дому. Многие
женщины, чьи лица почти  полностью  скрывали большие глубокие капоры, носили
платья  с потертыми подолами, и  не у одного и  не  у  двух мужчин  засалены
воротники или обтрепаны манжеты длинных, по колено, кафтанов.
     Белоплащников  на улицах и вправду хватало; если и  не  так  много, как
расписывал Том, то предостаточно. Всякий раз, как Найнив ловила на себе взор
человека  в  чистейше-белом плаще  и  сверкающих  доспехах,  у  нее  спирало
дыхание. Она понимала, что еще не так долго работала  с Силой, чтобы обрести
лишенное  возраста обличье Айз Седай, но эти люди все равно могут убить ее -
тар валонскую ведьму, объявленную в  Амадиции  вне  закона. Убить только  по
подозрению, что она как-то связана с Белой Башней.  Чада Света шагали сквозь
толпу  нисколько,  по-видимому,  не  замечая  царящей  вокруг явной  нищеты.
Горожане  уважительно уступали  им  дорогу,  в ответ получая в лучшем случае
легкий кивок, а зачастую строгое благочестивое напутствие: "Ступай в Свете".
     Изо  всех сил  стараясь не обращать внимания на  Белоплащников,  Найнив
сосредоточилась  на  поисках  свежих  овощей, но  ко времени,  когда  солнце
взобралось в зенит, сверкающим шаром  золота прожигая хилые  облачка,  они с
Илэйн обошли городок  по обе стороны моста,  а сумели набрать лишь небольшой
пучок сахарного  горошка, несколько крохотных редисок и с  полдюжины твердых
груш. Всю  добычу они уложили в специально купленную корзинку. Наверное, Том
и в самом деле искал  овощи. В  такое время года лотки  и тележки лавочников
должны бы ломиться от  летнего изобилия, но девушки видели по  большей части
лишь кучки картошки и  репы, которые знавали лучшие  времена.  Размышляя  об
увиденных  на пути к городку  опустевших фермах, Найнив терялась в догадках,
как здешний люд собирается пережить зиму. И шагала дальше.
     Возле двери крытой соломой лавки  белошвейки висела комлем  вверх ветвь
какого-то  дерева, с виду походившая на метельник, один из видов  ракиты. На
ней желтели  крошечные цветочки, а веточки на всю длину были  обмотаны белой
лентой и связаны  желтой, с болтающимися  длинными концами.  Эта ветвь могла
быть жалкой  попыткой какой-то женщины украсить на праздник  свой  дом в эту
нелегкую пору. Но Найнив полагала иначе.
     Остановившись возле заброшенной лавки,  над дверью  которой сохранилась
вывеска  с вырезанным на  ней  разделочным ножом,  Найнив делала  вид, что в
туфлю  ей  попал камешек и  она  хочет его  вытряхнуть, а  сама тем временем
украдкой разглядывала швейную мастерскую. Дверь была распахнута, в небольших
застекленных окошках виднелись выставленные разноцветные  рулоны  ткани,  но
никто не входил и не входил.
     - Тебе никак не вытряхнуть его, Найнив? Ну так сними туфлю.
     Найнив резко  вскинула голову -  она чуть не забыла,  что  рядом Илэйн.
Никто не  обращал внимания  на двух  женщин, и  поблизости вроде бы  не было
никого, кто мог их услышать. Однако она все равно понизила голос:
     - Вон та ветка метельника, у двери лавки. Это знак Желтой  Айя - сигнал
на крайний случай, от кого-то из глаз и ушей Желтых.
     Ей не пришлось напоминать Илэйн не смотреть на ветвь; девушка лишь чуть
скосила глаза на дверь лавки.
     - Ты уверена? - тихо спросила она. - И откуда ты это знаешь?
     - Абсолютно уверена.  Все точно. Болтающийся кончик  желтой  ленты даже
надрезан на три хвоста.  - Найнив  глубоко вздохнула. Если она не ошибается,
этот никчемный  пучок веточек означает  что-то крайне  важное.  Если  она не
права, то поставит себя в глупое положение, а этого она страшно не любила. -
В  Башне  я провела немало времени в разговорах  с  Желтыми.  - Главная цель
Желтых - Исцеление; травы Мудрой их интересуют мало  - ну зачем нужны травы,
если обладаешь способностью  Исцелять с  помощью Силы? - Одна из  них мне  и
рассказала.  Особого греха она в том  не  видела, поскольку  считала, что  я
выберу Желтую  Айя. Кроме того, знак этот не использовался почти  три тысячи
лет. Илэйн, в каждой Айя на  самом деле считанные  женщины знают,  кто у Айя
глаза и уши, но вывешенная таким образом связка желтых цветков  скажет любой
Желтой сестре, что здесь  - одна из их соглядатаев и у  нее  тут есть крайне
срочное и важное  послание, настолько,  что эта женщина  рискует  обнаружить
себя.
     - И  как мы узнаем, что  это за сообщение? Вот это  Найнив понравилось.
Вовсе не "Что мы будем делать?". У девочки есть характер.
     -  Иди  за  мной,  -  сказала  Найнив,  выпрямляясь  и покрепче  сжимая
корзинку. Она надеялась,  что помнит все сказанное Шимерин. И надеялась, что
Шимерин  рассказала  ей  все.  Для  Айз  Седай толстушка  Желтая  отличалась
излишней суетливостью.
     Вдоль  стен небольшой мастерской,  практически  не  оставляя свободного
места, тянулись  полки, заваленные  рулонами  шелка, штуками  тонкой шерсти,
мотками  ниток,  катушками,  клубками тесьмы, всевозможной ширины и  рисунка
лентами  и  кружевами.  На расставленных портновских  манекенах  красовались
наряды - от законченного платья до только что сметанного, от богато вышитого
наряда  из  зеленой  шерсти,  подходящего  для  танцев,  до  жемчужно-серого
шелкового  одеяния, в котором и при королевском дворе появиться не  зазорно.
На первый взгляд мастерская всем своим видом свидетельствовала о процветании
и удачливости  в делах, но от острого глаза Найнив не  укрылись легкий налет
пыли  на складках высокого  ворота  из  воздушных  солиндейских кружев и  на
большом банте из черного бархата на талии другого наряда.
     В  мастерской  оказались  две темноволосые  женщины.  Одна,  молодая  и
худенькая, взволнованно  прижимала  к  груди  рулон бледно-красного  шелка и
пыталась исподтишка тыльной стороной ладони утереть нос.  Ее волосы по  моде
Амадиции   длинными  кудряшками  ниспадали  на  плечи,  но  по  сравнению  с
изысканной  прической  второй женщины  казались  спутанным вороньим гнездом.
Другая женщина, красивая,  средних лет, несомненно была белошвейкой,  о  чем
безошибочно  свидетельствовала  ощетинившаяся булавками большая  подушечка у
нее на поясе. Платье из  добротной зеленой шерсти покроем и пошивом призвано
было подтвердить ее мастерство, но,  чтобы не смущать  и не затмить случайно
клиентов, она украсила  его  всего  одним рядком  вышитых на  высоком вороте
белых цветков.
     Когда  в лавку вошли Илэйн и Найнив, обе швеи изумленно ахнули, точно к
ним не  заходили  целый  год.  Первой оправилась хозяйка,  слегка  присев  в
реверансе и рассматривая вошедших с настороженным достоинством:
     -  Чем  могу  служить?  Я  -  Ронде  Макура.  Моя  мастерская  в  вашем
распоряжении.
     - Мне нужно платье, шитое по лифу желтыми розами, -  заявила белошвейке
Найнив. - И запомните -  никаких шипов, - со смехом добавила она. - Исцелить
меня - дело долгое.
     Что она говорит  - неважно, главное, она  вставила два ключевых  слова:
"желтые"  и "исцелять". Все хорошо,  если только ветка с цветками не простое
совпадение.  Если  это  случайность, придется  Найнив  придумать причину  не
покупать вышитое платье. И еще как- нибудь помешать Илэйн поделиться с Томом
и Джуилином рассказом об этой прискорбной оплошности.
     Темные глаза  госпожи Макуры несколько секунд  не отрывались от Найнив,
потом  она  повернулась  к  худенькой  девушке  и  подтолкнула  ту  в  глубь
мастерской.
     - Ступай на кухню,  Люци,  и приготовь чаю для этих добрых леди. Завари
из  синей чайницы. Вода еще горячая, хвала  Свету! Поживей,  девочка! Положи
рулон и перестань глаза таращить. Давай, шевелись! Синяя чайница, запомнила?
Мой лучший чай, - произнесла Макура, поворачиваясь к Найнив. Девушка исчезла
за дальней дверью. - Видите ли, живу  я над  мастерской,  а  кухня у меня  в
задней части дома.
     Сама  хозяйка нервно  разглаживала юбки, сложив указательный  и большой
пальцы  колечком. В знак кольца Великого Змея. По-видимому, про заказ платья
можно
     забыть.
     Найнив повторила тот же жест, чуть погодя - и
     Илэйн.
     - Я - Найнив, а это - Илэйн. Мы видели ваш
     сигнал.
     Женщина задрожала, словно хотела убежать:
     - Сигнал? Ах да, конечно.
     - Ну? - сказала Найнив. - Что за срочное сообщение?
     - Не надо говорить об этом здесь... э-э... госпожа  Найнив.  Еще войдет
кто-нибудь.  - В  этом-то  как раз Найнив  сомневалась. - Я расскажу вам  за
чашкой чая. Моего лучшего чая, я ведь говорила?
     Найнив переглянулась с Илэйн. Если  госпожа  Макура  не очень-то рвется
выкладывать новости, должно быть, они и вправду ужасны.
     -  Если  мы пройдем в  глубь дома,  - промолвила Илэйн, - чужие уши  не
услышат нашей беседы.
     От такого царственного тона белошвейка смолкла и уставилась на девушку.
На   мгновение  Найнив  почудилось,   будто   строгий  голос  Илэйн  пробьет
нервозность Макуры, но в следующую секунду глупая женщина опять защебетала:
     -  Чай  вот-вот  будет готов.  Вода уже вскипела. Мы  тут  обычно  пьем
тарабонский  чай. Вот потому-то, видимо,  я  и здесь. Не из-за чая, конечно!
Через наш городок идет вся  торговля, а с фургонами, что туда, что оттуда, и
новости  все  приходили. Они...  вы  больше  всего  интересуетесь  вспышками
болезней всяких  или необычными  хворями, но  я  обнаружила кое-что  и  меня
заинтересовавшее.  Я  тут   немножко  занималась...  -   Она  закашлялась  и
заволновалась  пуще прежнего;  еще немного, и ее  мнущие  и терзающие платье
пальцы протрут в нем  дыру. -  Это кое-что о Детях, конечно, но они... вы...
вообще-то не особенно ими интересуетесь.
     -  На кухню, госпожа Макура, - твердо проговорила Найнив,  когда  та на
миг умолкла, переводя  дыхание. Если из-за  этих новостей белошвейка сама не
своя  от страха,  то  Найнив  не станет терпеть проволочек. Дверь  в глубине
мастерской приоткрылась, Люци, высунув голову, еле слышным шепотом объявила:
     - Готово, госпожа.
     -  Сюда,  госпожа  Найнив,  -  проговорила  белошвейка,  не  переставая
теребить платье. - Прошу, госпожа Илэйн.
     Мимо узенькой  лестницы короткий  коридор привел в  уютную,  аккуратную
кухню, на  очаге кипел чайник, повсюду  высокие  шкафчики  и  буфеты.  Между
задней дверью и окошком, выходящим в  маленький  дворик с высоким деревянным
забором,  висели на стене медные кастрюли. На небольшом столе в центре кухни
красовались  ярко-желтый заварочный  чайник,  зеленая мисочка  с  медом, три
пестрые  разнокалиберные  чашки  и прямоугольная  синяя  фаянсовая  чайница.
Крышка от баночки  лежала рядом. Госпожа Макура схватила чайницу, закрыла  и
поспешно  убрала  в шкафчик,  в  котором уже  стояло более  двух дюжин банок
всяких цветов и оттенков.
     -  Садитесь, пожалуйста, - пригласила она  гостей, наливая чай. - Прошу
вас.
     Найнив села на  стул с деревянной спинкой,  рядом  с  Илэйн; белошвейка
поставила  перед ними  чашки  и метнулась к другому  шкафчику  за оловянными
ложечками.
     -  Сообщение? - промолвила  Найнив,  когда  белошвейка  наконец уселась
напротив   них  с  Илэйн.  Госпожа   Макура  так  нервничала,  что  даже  не
притронулась  к  своей чашке, поэтому  Найнив положила немножко меду в свою,
помешала ложечкой и отпила. Чай был горячим, но после него оставался свежий,
мятный привкус. Может,  горячий чай успокоит переволновавшуюся женщину, если
только она сумеет совладать с собой и донесет чашку до рта.
     - Приятный вкус, - пробормотала Илэйн, пригубив. - А что это за сорт?
     Молодец, девочка, подумала Найнив.
     Но руки белошвейки, лежащие возле чашки, задрожали еще сильнее.
     - Тарабонский чай. Из мест где-то рядом с Побережьем Тени.
     Вздохнув, Найнив сделала еще глоток, чтобы тоже
     успокоиться.
     - Сообщение, - настойчиво продолжила она. - Вы же не  к чаю приглашали,
вывесив тот сигнал. Что у вас за срочные новости?
     - Ах  да.  - Госпожа Макура  облизнула губы, внимательно оглядела обеих
гостий и медленно произнесла:  -  Послание пришло с месяц назад, со  строгим
наказом,  чтобы его  во что бы то  ни стало услышала  каждая сестра, которая
пройдет через городок. -  Она вновь облизнула губы. - В Белой  Башне  примут
всех сестер. Башня должна быть едина и сильна.
     Найнив ждала продолжения, но  женщина  молчала. И это сообщение крайней
важности?  Она посмотрела  на  Илэйн, но девушку, как видно,  совсем сморила
жара:
     обмякнув на стуле, она смотрела на свои лежащие на столе руки.
     -  Это все?  -  спросила Найнив  и вдруг, к своему  изумлению, зевнула.
Должно быть, зной и ее умаял.  Белошвейка, не отвечая, во все глаза смотрела
на нее.
     -  Я сказала... - начала Найнив,  но неожиданно голова  ее отяжелела. С
трудом удержав ее  прямо, Найнив вдруг заметила, что Илэйн, тяжело навалясь,
лежит  лицом на  столе,  глаза  закрыты, руки  безвольно болтаются.  Молодая
женщина с ужасом уставилась на чашку в своей руке.  -  Чем ты  нас опоила? -
срывающимся  голосом спросила Найнив. Во  рту  по- прежнему ощущался  мятный
привкус, а  язык будто распух и едва ворочался. - Отвечай! -  Выронив чашку,
она  перегнулась через стол, колени у нее подгибались. - Испепели тебя Свет,
чем?!
     Госпожа  Макура со скрежетом отодвинулась вместе со  стулом и отскочила
от  стола,  подальше  от  Найнив, но  ее  нервозность  сменилась  выражением
спокойной удовлетворенности.
     Тьма  накатила  на  Найнив.  Последнее,  что  она  услышала, был  голос
белошвейки:
     - Лови ее, Люци!






     Илэйн поняла, что  ее,  ухватив  под руки  и за лодыжки, несут вверх по
лестнице. Глаза девушки были открыты, видеть она видела, но тело могло с тем
же успехом принадлежать кому-то другому - ни руки,  ни ноги, будто чужие, не
слушались  ее. Даже  моргать удавалось  через силу.  Мысли  точно  в  перьях
увязали.
     -  Госпожа,  она очнулась! -  заверещала Люци,  чуть не  выпустив  ноги
Илэйн. - Она на меня смотрит!
     - Говорила же я  тебе, не  волнуйся,  - раздался голос  госпожи  Макуры
где-то  над  головой Илэйн.  - Направлять она  не  может,  как и  ни  единым
мускулом пошевелить, раз  в нее влили чай из корня вилочника. Я случайно это
обнаружила, но, как видишь, очень кстати пришлось.
     Это было правдой. Илэйн висела в  их руках тряпичной куклой, то и  дело
задевая о  ступеньки, направлять она могла с тем же успехом, как  и  бежать.
Ощутить Истинный Источник она в состоянии, но  ухватиться за  него было  все
равно  что достать из зеркала иголку онемевшими от холода пальцами. На Илэйн
накатил панический ужас, по щеке сползла горькая слеза.
     Наверное,  эти женщины  хотят  выдать  ее  Белоплащникам  на неминуемую
казнь, но  Илэйн не  могла поверить, чтобы Белоплащники вынудили этих женщин
расставить  западню, куда  надеялись поймать случайно проходящую  Айз Седай.
Оставалось только одно - Приспешники Темного, которые заодно с Желтой служат
и Черной  Айя. Если Найнив не удалось сбежать, Илэйн окажется в лапах Черной
Айя. И если она хочет спастись, то надеяться должна только на себя. И она не
в  силах ни пошевелиться, ни направлять Силу. Вдруг до  Илэйн дошло, что она
пытается закричать, но издает лишь какое-то тоненькое,  булькающее мяуканье.
Только собрав все оставшиеся силы и волю  в кулак, ей удалось прекратить это
хныканье.
     Найнив  все знала  о  травах  - по  крайней  мере, неоднократно об этом
заявляла. Так почему она не поняла, что за чай им подсунули? Хватит хныкать!
Твердый голосок где-то в глубине ее разума звучал очень  и  очень похоже  на
Лини. Поросенок, повизгивающий под забором, только привлечет к себе лису,  а
ему надо бы убежать. Она отчаянно сосредоточилась на простой задаче - обнять
саидар. Да,  это  было простой задачей,  но сейчас это  для нее все одно что
дотянуться до саидин. Илэйн тем не менее продолжала попытки;  больше она все
равно ничего не могла делать.
     А госпожа  Макура ни о чем  не тревожилась. Когда швеи свалили Илэйн на
узенькую кровать в маленькой тесной комнатушке с одним оконцем, она, даже не
оглянувшись, сразу вытолкала Люци  за порог. Голова Илэйн упала так, что она
увидела вторую узкую кровать и высокий комод с потускневшими медными ручками
на выдвижных ящиках. Глазами Илэйн еще могла вести, но повернуть голову хоть
на волосок было выше ее сил.
     Через  несколько  минут, пыхтя и  отдуваясь,  женщины вернулись, волоча
Найнив, и взгромоздили ее  на вторую кровать.  Лицо у той обмякло и блестело
от  слез,  но темные глаза... В них  полыхала ярость -  но  читался и страх.
Илэйн   надеялась,  что   гнев  все  же  преобладает.  Найнив,  когда  могла
направлять, была сильнее Илэйн -  глядишь,  Найнив и справится  там, где  ее
подруга жалко трепыхается,  раз от  раза беспомощней.  Тогда слезы  на  лице
Найнив - слезы гнева.
     Велев худенькой девушке  остаться,  госпожа Макура  торопливо выбежала.
Вскоре она вернулась, на сей  раз с подносом, который поставила на комод. На
подносе стояли желтый заварочный чайник, чашка,  воронка и  высокие песочные
часы.
     - Люци, запомни: когда в часах высыплется песок, ты  должна в каждую из
них влить две унции. Не забудь:
     не позже!
     -  А почему бы  не напоить их сейчас,  госпожа? -  простонала  девушка,
ломая руки. -  Я хочу, чтобы  они опять  уснули! Мне не нравится, что они на
меня смотрят.
     - Они и  будут спать как убитые,  девочка. Но так они сами идти смогут,
когда нам  понадобится. Когда  настанет время  их отправлять,  я  каждой дам
полагающуюся  дозу.  Потом  им  придется  расплачиваться  головной  болью  и
спазмами в желудке, но думаю, заслужили они куда больше.
     - А если они могут направлять, госпожа? Что тогда? Вон как они  на меня
смотрят.
     -  Хватит вздор молоть,  девчонка! - прикрикнула старшая  белошвейка. -
Если  б  могли, почему, по-твоему, так тянут?  Они беспомощны, как  котята в
мешке.  И останутся такими,  пока ты будешь  их  поить  этим чаем. Итак,  ты
сделаешь  все, как я  велела, ясно?  Мне надо сходить  к старику Эви, голубя
отправить, а  потом еще  кое о чем распорядиться. Но я  вернусь,  как только
смогу. А тебе  лучше еще один чайник  заварить, с  корнем вилочника. Я выйду
через  заднюю калитку.  Мастерскую закрой. Иначе, не ровен час, забредет еще
кто, а этого нам не надо.
     После  ухода  госпожи  Макуры Люци  постояла, глядя на  двух девушек  и
беспрестанно заламывая  руки, потом  наконец выскочила  вон из  комнаты.  Ее
причитания стихли, удаляясь вниз по лестнице.
     Илэйн  видела бисеринки  пота  на  лбу Найнив.  Девушка  надеялась, что
взмокла та не из-за жары, а из-за напряженных усилий. Давай же, Найнив! Сама
Илэйн  тоже тянулась  и тянулась к Истинному Источнику, с  трудом продираясь
сквозь пучки  спутанной шерсти, которыми будто набили голову, но безуспешно;
она  тянулась опять, и вновь  у нее ничего не получалось, и снова... О Свет,
постарайся, Найнив! Ну же!
     Перед  глазами стояли  песочные часы - больше ни на что Илэйн  не могла
смотреть.  Песок медленно сыпался  вниз,  каждая песчинка отмечала очередную
неудачу девушки. И вот скатилась вниз последняя песчинка. Но Люци не пришла.
Илэйн напряглась сильнее - стремясь к Источнику, пытаясь пошевелиться.  Чуть
погодя  пальцы  левой руки дрогнули,  двинулись. Да, вот так!  Еще несколько
минут, и она сумеет приподнять руку. Ладонь оторвалась от покрывала  на долю
дюйма и упала обратно - но Илэйн сумела ее поднять. Девушка с трудом чуточку
повернула голову.
     - Борись, - сдавленно,  еле понятно прошамкала Найнив. Пальцы ее крепко
сжимали  покрывало,  по-видимому,   она   пыталась  сесть.  Даже  голова  не
шелохнулась, но она старалась изо всех сил.
     -  Борюсь,  - попыталась сказать Илэйн, но для ее слуха это  прозвучало
скорее бурчанием.
     Медленно она исхитрилась-таки приподнять руку настолько,  чтобы увидеть
ее, и задержала в таком положении. Торжествующая радость дрожью отозвалась в
теле. Бойся нас, Люци. Побудь еще недолго на кухне, и тогда...
     Дверь с  грохотом отворилась,  и изнемогающая от усилий  Илэйн  чуть не
разрыдалась с досады  - в комнатушку влетела  Люци. А ведь  так  близка была
удача. Девушка-белошвейка бросила на пленниц один взгляд и с воплем кинулась
к комоду.
     Илэйн попыталась бороться с ней, но, сколь бы хрупка ни была Люци,  она
без всякого  труда отмахнулась  от  слабосильных  рук и с  легкостью всунула
воронку  между  зубами  пленницы.  Белошвейка тяжело  дышала,  словно  после
долгого бега. Холодный горький чай наполнил рот Илэйн. Она в ужасе  смотрела
в лицо Люци, на котором застыл не меньший страх. Но Люци зажала Илэйн рот  и
с  ухмылкой  мрачной решимости  хлопала  ее по горлу, пока та не проглотила.
Илэйн тонула  в навалившемся мраке, как сквозь вату слыша бульканье жидкости
и слабые протесты Найнив.
     Когда глаза Илэйн открылись, Люци не было, а через стеклянную горловину
тонкой струйкой сбегали песчинки. Темные глаза Найнив были  вытаращены -  то
ли от страха, то  ли  от ярости. Нет, Найнив  ни  за что  не  сдастся.  Этим
качеством  подруги  Илэйн  восхищалась,  как  и  еще  некоторыми.  Найнив не
отступится, даже если голова ее будет лежать на плахе. Да наши головы уже на
плахе!
     Илэйн стало стыдно, что  она настолько слабее  Найнив. Когда-нибудь  ей
суждено стать королевой Андора, а сейчас ей от ужаса взвыть хотелось. Но она
не завоет, даже в мыслях  -  Илэйн упрямо продолжала попытки пошевелить хоть
пальцем, попытки  пробиться к саидар,  коснуться  его. Разве может она  быть
королевой, коли так слаба? Вновь она тянулась к Источнику. И еще раз. Опять.
Наперегонки с песчинками. Вновь и вновь.
     И еще  раз  опустела верхняя половинка часов,  а  Люци  не было. Опять,
столь же медленно, Илэйн сумела поднять руку. А потом  -  голову! Пусть даже
она тут же шлепнулась обратно. Девушка услышала, как что-то бурчит Найнив, и
сумела разобрать большинство слов.
     Опять громыхнула дверь.  Илэйн приподняла голову, с отчаянием взглянула
на  нее -  и охнула. Будто герой одного  из  своих  сказаний, там стоял  Том
Меррилин. Одной рукой он  крепко сжимал за загривок полуобморочную Люци, а в
другой держал наготове нож.  Илэйн радостно засмеялась, хотя смех  ее больше
походил на карканье.
     Том грубо толкнул Люци в угол.
     - Сиди там, не то я тебе шкуру попорчу! - Два шага, и он очутился возле
Илэйн, нежно  погладил ее по голове, откинул  с лица  девушки прядку  волос.
Морщинистое лицо  исказили тревога и  боль.  - Чем  ты их опоила,  девчонка?
Отвечай, или...
     - Не она, - пробормотала  Найнив.  - Другая.  Она ушла. Помоги  встать.
Надо походить.
     Как почудилось Илэйн, Том  отошел от нее без особого  желания. Он опять
пригрозил ножом Люци - та сжалась в неподвижный комочек. Потом нож мгновенно
исчез  в  рукаве  менестреля.  Рывком  подняв  Найнив  на  ноги.  Том  начал
прохаживаться  с  ней туда-сюда  -  те несколько шагов, что  позволяла узкая
комната. Найнив, шаркая и навалившись  на менестреля,  неуклюже переставляла
ноги.
     - Рад слышать, что эта перепуганная кошечка не словила вас в западню, -
произнес Том. - Если б она оказалась той... - Он покачал головой. Вряд ли он
поймет многое,  даже скажи Найнив ему правду; сама Илэйн ничего не скажет. -
Она рванула вверх по  лестнице в такой панике, что и не услышала,  как я иду
следом.  Но другая ускользнула...  Плохо. И как Джуилин  ее не заметил?  Она
что, сюда других приведет?
     Илэйн перекатилась на бок.
     -  Не думаю.  Том, - промямлила  она. - Она не может допустить... чтобы
многие...  узнали  о ней. - Еще минута-другая  - и она сумеет сесть. Илэйн в
упор  глядела на  Люци  - ту  била мелкая дрожь, она  вжималась  в стену.  -
Белоплащники... схватят ее, как и нас... без промедления.
     - Джуилин? - произнесла Найнив. Голова ее мотнулась, когда она вскинула
сердитый  взор на менестреля. Хотя говорила она уже  без помех. -  Я  же вам
обоим велела оставаться с фургоном!
     Том раздраженно раздул усы.
     - Ты велела нам погрузить припасы, а  двоих для  такой  работы  слишком
много.  Джуилин отправился за вами. Когда же никто из вас троих не вернулся,
я последовал за ним. - Он фыркнул. - Даже если б здесь засел десяток мужчин,
Джуилин  все равно готов был в одиночку кинуться вам  на  выручку. Лентяя он
привязал за домом. Очень хорошо, что я решил  ехать верхом. Думаю, лошадь не
помешает. Надо же вас отсюда увезти.
     Илэйн обнаружила, что может сесть, пусть  с трудом,  цепляясь руками за
покрывало.  Однако попытка  подняться чуть не опрокинула девушку навзничь на
кровать.  Саидар, как  и раньше, оставался недосягаем, а голова  по-прежнему
напоминала  набитую гусиным пером  подушку.  Найнив стала  держаться немного
прямее, она уже отрывала ноги от пола, но все еще висела на Томе.  Несколько
минут  спустя  появился Джуилин,  поясным  ножом  подталкивая  впереди  себя
госпожу Макуру.
     - Она явилась  через  заднюю калитку. Решила, что я вор. Видимо,  лучше
привести ее сюда.
     При виде всей картины лицо белошвейки залило мертвенной бледностью - ее
глаза,  которые  чуть  из  орбит  не  полезли, показались  много темнее. Она
облизнула губы, непрестанно разглаживая юбку и искоса бросая быстрые взгляды
на нож  Джуилина, словно гадая, не рискнуть ли сбежать. Но по большей  части
она таращилась на Илэйн с Найнив. Илэйн полагала,  что с равной вероятностью
хозяйка швейной мастерской или разрыдается, или рухнет в обморок.
     - Туда ее. - Найнив кивком указала в угол, где, обхватив колени руками,
по-прежнему  дрожала Люци. - И помоги Илэйн. Никогда не слыхала о вилочнике,
но похоже, если  походить, действие  настоя ослабевает быстрее. Подвигаешься
побольше, так и совсем пройдет.
     Джуилин  острием  ножа  указал  в   угол,  и  госпожа  Макура  поспешно
устремилась туда и уселась рядом с Люци, испуганно облизывая губы.
     - Я... бы не  сделала... что сделала... только  мне  приказали. Поймите
же! У меня были приказы.
     Осторожно поставив  Илэйн на ноги, Джуилин поддерживал ее, и они вместе
делали те несколько шагов напротив другой пары, что позволяла комната. Илэйн
хотелось бы, чтобы ее  держал под руку Том. Рука Джуилина,  лежащая у нее на
талии, была слишком фамильярной.
     - Кто приказал? - рявкнула Найнив. - Кому в Башне ты докладываешь?
     Белошвейка выглядела больной, но решительно сжала губы.
     -  Если  не  заговоришь.  -  хмурясь, заметила Найнив,  -  я отдам тебя
Джуилину.  Он  в Тире  выслеживает  и  ловит  воров  и знает,  как  выбивать
признания, не хуже Допросника- Белоплащника. Верно, Джуилин?
     -  Кусок  веревки,  чтобы ее связать, - заявил  тот, оскалясь  в  такой
злодейской ухмылке, что Илэйн отшатнулась от него. - Тряпок каких-нибудь для
кляпа, в рот  засунуть, пока не разговорится. Ну, еще масла растительного да
соли... - От его смешка у Илэйн кровь в жилах заледенела. - Она заговорит.
     Госпожа  Макура вжалась  в  стену, одеревенела, глядя  на  ловца  воров
вылезающими  из  орбит  глазами.  Люци  таращилась  на  Джуилина,  будто  он
обернулся троллоком  восьми футов  ростом  и  с  полным  комплектом рогов  и
клыков.
     - Очень  хорошо,-  помедлив, заключила Найнив.- Джуилин,  на  кухне  ты
найдешь все, что нужно.
     Илэйн переводила ошеломленный взгляд с Найнив на ловца воров и обратно.
Неужто они задумали?.. Нет, только не Найнив!
     - Наренвин Барда, - вдруг вымолвила белошвейка. Потом слова полились из
нее, цепляясь одно  за другое: - Я  отсылаю свои сообщения Наренвин Барда, в
гостиницу в  Тар  Валоне. Она  называется  "Вверх по  реке".  Эви  Шендар на
окраине городка держит для меня голубей. Он не знает, кому я их посылаю и от
кого мне приходят записки,  да ему  и дела до  этого нет.  У  его жены  была
падучая и... - Она умолкла, вздрагивая и глядя на Джуилина.
     Илэйн знала Наренвин,  по  крайней  мере  видела ее в  Башне. Тоненькая
невысокая женщина, о  присутствии которой  почти сразу  забываешь, настолько
она  тиха  и незаметна. И  добра. Один  день в  неделю  она  разрешала детям
приносить к  ней  на территорию Башни для Исцеления своих кошечек, собачек и
прочих  любимцев. Вряд ли такая  женщина  окажется Черной сестрой.  С другой
стороны, в  списке Черных  Айя, известных Найнив и Илэйн, было  имя Мариллин
Гемалфин. А она питала слабость  к кошкам и  готова была  свернуть с дороги,
чтобы позаботиться о заблудших зверушках.
     - Наренвин Барда, - мрачно повторила Найнив. - Мне  нужны еще имена - и
в Башне, и за ее стенами.
     - Я... больше не знаю, - слабым голосом вымолвила госпожа Макура.
     - Мы проверим. Давно ли ты стала  Приспешницей Темного? Сколько ты  уже
служишь Черной Айя? Возмущенный вопль сорвался с уст Люци.
     - Мы не Приспешницы Темного! - Она  глянула  на госпожу Макуру и бочком
отодвинулась от нее. - Я - нет! Я иду в Свете! Да!
     Реакция второй женщины была не менее  бурной. Если раньше  глаза у  нее
были выпучены, то сейчас они просто на лоб полезли.
     -  Черной!..  Они вправду  есть?  Но  Башня всегда  отрицала!..  Ну,  я
спросила у Наренвин, в тот день, когда она выбрала меня служить Желтой, быть
для нее глазами и ушами, и только  на следующее утро я  перестала плакать  и
сумела с  кровати слезть. Я... не... не Приспешница Темного! Нет! Никогда! Я
служу Желтой Айя! Желтой!
     По-прежнему  опираясь на  Джуилина,  Илэйн  озадаченно переглянулась  с
Найнив. Разумеется, такое обвинение станет отрицать всякий Друг  Темного, но
в   голосах  женщин  слышались  неподдельная   искренность   и  правдивость.
Негодование   обеих,   что  их  считают   Приспешницами  Темного,  едва   не
перехлестнуло барьер  страха. Судя  по  тому, как медлила  Найнив,  и у  нее
появились такие же мысли.
     - Если вы служите Желтой, - медленно проговорила Найнив, - тогда почему
вы нас опоили?
     -  Из-за  нее,  - кивнула на  Илэйн белошвейка.  -  С месяц  назад  мне
прислали ее описание.  Вплоть до  того, как она  иногда задирает подбородок,
отчего кажется, будто глядит на тебя сверху вниз. Наренвин говорила, что она
может  называть  себя  Илэйн  и  даже   заявлять,  будто  она  из  какого-то
благородного  рода.  -  Слово  за слово,  и  гнев  Макуры,  что  ее  назвали
Приспешницей Темного,  вскипал все  сильнее. - Может, вы и Желтая сестра, но
она-то не Айз Седай, а  просто сбежавшая Принятая! Наренвин велела сообщить,
если  она появится,  и обо  всех,  кто будет вместе с  ней. Если  получится,
задержать ее. А то и захватить. И любого, кто придет с ней. Каким, интересно
знать,  образом мне захватить  Принятую?.. Ума  не  приложу!  Даже  Наренвин
неведомо про мой чай из корня вилочника!  Но ведь таковы  были распоряжения!
Было  сказано,  что  я  должна  даже  пойти  на  риск  раскрыть  себя,  если
понадобится! А здесь  это означает для меня смерть!  Вот погоди, попадешь  в
руки Амерлин, тогда ты, девчонка, не так запоешь! Да всем вам еще покажут!
     - Амерлин! - воскликнула Илэйн. - А она-то тут при чем?
     - Это ее приказ. Как было написано, по повелению Престола Амерлин. Сама
Амерлин  приказала все средства использовать,  только не убивать. А уж когда
Амерлин  тебя схватит, тебе умереть  захочется,  это  точно! -  Резкий кивок
белошвейки был преисполнен яростного удовлетворения.
     - Не забывай, мы еще не в ее  руках, - осадила белошвейку Найнив. - Это
ты в наших. - Но в глазах у нее было то же потрясение, что и в глазах Илэйн.
-  В чем  причина,  было  объяснено? Напоминание,  что  она  сама  пленница,
потушило короткую вспышку Макуры. Она апатично обмякла, привалившись к Люци,
не давая той, да и себе, упасть.
     - Нет. Иногда Наренвин объясняла что-нибудь, но не на этот раз.
     -  Вы  хотели  держать нас  тут одурманенными, пока за нами  кто-то  не
придет?
     - Я собиралась отправить вас в повозке, переодев в какое-нибудь старье.
-  В голосе женщины  даже намека  на  сопротивление не осталось. - Я послала
Наренвин голубя  с  извещением,  что  вы  тут,  и  сообщила,  что  я сделать
намеревалась. Тэрин  Лутай многим мне  обязан, и  я собиралась  дать  ему  в
достатке корня  вилочника,  чтобы хватило до самого Тар Валона, если  раньше
Наренвин не вышлет ему  навстречу сестер.  Он считает, что вы очень хворы, а
чай - единственное  средство  не дать вам умереть,  пока вас не  Исцелят Айз
Седай. В Амадиции женщине,  разбирающейся во всяких лекарственных снадобьях,
надо быть  осторожной.  Лечи слишком многих или слишком хорошо, и кто-нибудь
шепнет про Айз Седай, а потом, глядишь, дом  у тебя  сгорел.  А то еще  чего
похуже. Тэрину-то известно, что язык надо держать за зубами, и он...
     Найнив заставила Тома подойти ближе к госпоже Макуре  и  посмотрела  на
белошвейку сверху вниз, в упор:
     - А  сообщение? Настоящее  сообщение?  Не для того же ты  вывесила  тот
сигнал, чтобы заманить именно нас.
     - Я уже  все вам сказала, - устало вымолвила та.-  Это и было настоящее
сообщение. Я никому не хотела зла. Я ничего не понимаю, и я... пожалуйста...
- Она вдруг разрыдалась, вцепившись в Люци. Та тоже прижалась к ней, они обе
плакали и лепетали. - Пожалуйста,  не  надо соли! Не  позволяйте  ему,  нет!
Пожалуйста! Только не соль! О, пощадите!
     -  Свяжи их, - с отвращением  произнесла Найнив немного погодя, - потом
спустимся вниз. Там и поговорим спокойно.
     Том  помог  ей сесть  на  краешек  кровати,  потом,  сдернув  с  другой
покрывало, быстро нарезал его на полосы.
     Вскоре обе белошвейки  были крепко связаны - спиной к спине, руки одной
притянуты  к  ногам другой,  рты  заткнуты  кляпами  из  остатков покрывала.
Парочка  продолжала хныкать,  когда Найнив, поддерживаемая  Томом,  покинула
комнату.
     Илэйн  хотелось  шагать  с той же уверенностью, что  и  Найнив, но  без
помощи Джуилина она бы наверняка споткнулась  и загремела вниз по  лестнице.
Глядя  на  Тома,  обхватившего  рукой  Найнив, девушка ощутила  слабый  укол
ревности. Ты  маленькая глупая девчонка, резко  отчитал ее голос Лини. Я уже
взрослая женщина, ответила девушка этому внутреннему голосу с твердостью, на
какую даже сегодня не осмелилась бы со своей старой няней. Я люблю Ранда, но
ведь он далеко, а  Том такой умудренный, искушенный и много знает, и... Даже
для  нее  это   слишком  походило  на  оправдание.   Наверняка  Лини  просто
презрительно  фыркнула бы  -  она  всегда  так  делала,  когда  намеревалась
положить конец какой-то нетерпимой выходке или глупости своей питомицы.
     - Джуилин, - нерешительно поинтересовалась  Илэйн, - а что ты собирался
делать с солью и маслом? Только без подробностей, - поспешно добавила она. -
В общих чертах.
     Джуилин несколько секунд смотрел на девушку.
     -  Понятия  не имею.  Они,  впрочем,  тоже. Это  всего-навсего  уловка,
хитрость. Они сами такой  жути  напридумывают,  навоображают...  Куда мне до
них! Я видел, как ломались крепкие упрямцы, когда я посылал за корзинкой фиг
и  парой-тройкой  мышей.  Но  тут  главное  не  перегнуть  палку.  Некоторые
признаются во всем,  что было и чего  не было, лишь бы избежать  тех ужасов,
какие  им подсказало собственное воображение. Правда, эти двое, по-моему, не
врали.
     Илэйн  тоже не сомневалась  в этом. Но  не  сумела сдержать дрожь.  Что
вообще можно сделать с фигами и мышами? Она надеялась, что перестанет гадать
об этом, а то еще кошмары сниться начнут.
     Когда девушка с  Джуилином добрались до кухни, Найнив уже  ковыляла без
посторонней помощи. Теперь она рылась в буфете, где стояла уйма разноцветных
баночек и  чайниц. Илэйн  пришлось сесть  на стул.  Синяя  чайница стояла на
столе,  рядом  с  полным  зеленым  чайником;  девушка  старалась  на  них не
смотреть. Она  по-прежнему не  могла направлять. Обнять саидар ей удавалось,
но  в тот же миг он ускользал. По  крайней мере,  она  была уверена, что  со
временем  Сила к ней  вернется. Мысль об ином исходе приводила в такой ужас,
что Илэйн не позволяла себе думать об этом.
     -  Том,  -  промолвила  Найнив,  откупоривая   всевозможные  баночки  и
заглядывая в них.  - Джуилин. - Она помолчала, глубоко вздохнула  и, все так
же  не глядя на обоих мужчин, сказала: - Спасибо вам.  Я  начинаю  понимать,
зачем Айз Седай нужны Стражи. Большое вам обоим спасибо.
     Ну,  не у всех Айз Седай есть потребность  в Стражах.  Красные считают,
будто  все  мужчины запятнаны порчей, пусть даже направлять из них  способны
единицы.  Были  и  Айз Седай, которые  не обзаводились  Стражами,  поскольку
никогда  не  покидали  Башню, как  и такие, которые не брали  нового  Стража
вместо  погибшего   или  умершего.   Единственной  Айя,  которая   допускала
связывание  узами не с одним, а  с несколькими Стражами, была Зеленая. Илэйн
хотела стать Зеленой. Не по этой, разумеется, причине, а потому  что Зеленые
Айя  называли себя Боевыми Айя.  Коричневые  Айя  искали  потерянные знания,
Голубые вмешивались во  все происходящее в мире, Зеленые же  сестры готовили
себя к  Последней Битве. Тогда они выступят на первый  план,  чтобы, как и в
Троллоковы Войны, сразиться с новыми Повелителями Ужаса.
     Том и  Джуилин  глядели  друг на друга, не скрывая изумления. Наверняка
они ожидали, что  Найнив отчитает их, как всегда не выбирая выражений. Илэйн
так была просто потрясена. Если  кто-то помог  Найнив... Это  она любила  не
больше, чем оказаться неправой;  и в  том, и в другом случае она становилась
колючей, будто шиповник, хотя всегда, разумеется, заявляла,  что она -  сама
разумность и рассудительность.
     - Мудрая.  -  Найнив извлекла  из  одной  из баночек  щепотку  порошка,
понюхала  его  и попробовала кончиком  языка. - Или  что-то в  этом роде, не
знаю, как они их зовут.
     - Здесь  для  таких нет названия, -  заметил Том. - В Амадиции немногие
женщины следуют твоему прежнему ремеслу. Слишком опасно. Для  большинства из
них это занятие побочное.
     Вытащив кожаную  суму с нижней полки буфета, Найнив принялась извлекать
из одной банки небольшие сверточки.
     - И к кому они идут, если  заболеют? К  коновалу?  Или к  безграмотному
костоправу?
     -   Да,  именно   так,  -  ответила  Илэйн.   Ей  всегда  было  приятно
продемонстрировать  Тому,  что и  она  кое-что  знает  о  мире. - В Амадиции
целебными травами занимаются мужчины.
     Найнив пренебрежительно сдвинула брови:
     - Да что  мужчина разумеет в лечении? Уж лучше попросить кузнеца платье
сшить.
     Илэйн вдруг поймала себя  на том, что думает о чем  угодно, только не о
том, что сообщила госпожа  Макура. Если  не думать о занозе,  нога от  этого
меньше болеть не будет. Одна из любимых поговорок Лини.
     - Найнив,  что,  по-твоему, означает это послание? В Башне примут  всех
сестер?  Это же лишено  всякого смысла.  - Не  это хотела сказать  Илэйн, но
подобралась она совсем близко.
     - Башня  играет  по  своим  правилам,- сказал Том.- Что бы Айз Седай ни
делали,  у них на  все  свои  причины.  И  подчас  вовсе  не  те, какими они
объясняют свои поступки. Если вообще что-то объясняют.
     Конечно, они с Джуилином знали,  что девушки всего-навсего Принятые; по
крайней  мере, отчасти, поэтому  и тот и  другой в лучшем  случае через  раз
делали так, как им велят спутницы.
     На лице Найнив явственно  отражалась  борьба. Ей не очень-то нравилось,
когда ее перебивали или отвечали за нее. Кое-что в  списке того, что  она не
любит, еще оставалось. Но ведь минуту назад она благодарила Тома - не так-то
просто осадить человека, который только что избавил тебя от участи брошенной
на тележку капусты.
     -  Порой смысла в действиях Башни сразу и не увидишь, - мрачно ответила
Найнив.  Илэйн  подозревала, что ее раздражение вызвано в  равной  степени и
Томом, и Башней.
     -  Ты веришь тому,  что она сказала?  - Илэйн глубоко вздохнула. -  Что
Амерлин велела доставить меня в Башню любой ценой и средствами?
     Короткий взгляд Найнив, брошенный на девушку, был полон сочувствия.
     - Я не знаю, Илэйн.
     -  Она говорила правду.  -  Джуилин развернул  стул  и  уселся  на него
верхом, прислонив посох к спинке. -  В своей жизни я допросил не одного вора
и убийцу и понимаю,  когда говорят правду.  Чтобы  лгать,  она была  слишком
напугана, а остальное время слишком разозлена.
     - А  вы оба...  -  Глубоко  вздохнув, Найнив  швырнула  суму на стол  и
сложила руки  на груди, словно  не  позволяя  им вцепиться в косу.  - Илэйн,
боюсь, что Джуилин, скорей всего, прав.
     - Но ведь Амерлин известно, чем мы заняты! И ведь именно  она  отослала
нас из Башни! Найнив громко хмыкнула:
     - О Суан Санчей я поверю всему. Заполучить бы ее на часок туда, где она
не могла бы направлять! Тогда бы и посмотрели, какая она крутая.
     Особой разницы Илэйн не видела. Помня  властный голубоглазый взор,  она
подозревала, что, случись  столь  невероятное,  пусть и желанное для  Найнив
событие, подруге достанется уйма синяков.
     -  Но что теперь делать? У всех Айя повсюду глаза и уши.  Да и у  самой
Амерлин соглядатаи есть. По дороге до Тар Валона, того и гляди, какая-нибудь
женщина нам что-то в пищу подсыплет.
     - Нет, если мы будем выглядеть не  так, как ожидают. - Достав из буфета
желтый кувшин,  Найнив поставила  его на  стол рядом с чайником. - Это белый
куриный  перчик. Он успокаивает зубную боль, но вдобавок превратит волосы  в
черные, как  вороново крыло. - Илэйн схватилась за  свои рыжевато-золотистые
кудри. Она готова была спорить, Найнив говорила именно о ее  волосах, а не о
своих!  Однако идея, хоть и не понравилась девушке, очень хороша. -  Немного
поработать иглой над каким-нибудь из тех платьев, в  мастерской, и мы уже не
купчихи, а две благородные леди, путешествующие со слугами.
     - А поедут они в фургоне, груженном бочонками с красками? - осведомился
Джуилин.
     Оставалось  лишь  поблагодарить  Найнив  за суровый  взгляд,  ведь  она
ограничилась только им, а не то...
     - На той  стороне  моста, на конюшенном  дворе, я видела карету. Думаю,
хозяин  с радостью ее продаст. Если  вы успеете вернуться к фургону  прежде,
чем его угонят... Просто не пойму, как вы вообще догадались его там бросить!
Надо же придумать - оставили чуть ли не у всех на виду!.. Ну коли фургон еще
на месте, можете взять один из кошелей...
     Несколько горожан, вытаращив глаза, глядели, как перед мастерской Ронде
Макуры  остановился  экипаж Ноя  Торвальда,  запряженный четверкой  лошадей.
Позади кареты была привязана оседланная лошадь, к крыше приторочены сундуки.
Когда  торговля с Тарабоном рухнула. Ной потерял все  и теперь перебивался с
хлеба на воду, работая на подхвате, от случая к случаю у вдовы Теран. Кучера
кареты  прежде  тут  не  видывали - высокий  морщинистый  мужчина с длинными
белыми  усами и с холодными надменными глазами, не  встречали в  Мардецине и
смуглого, с жестким лицом лакея в тарабонской  шляпе.  Тот неуклюже спрыгнул
на  землю  и  открыл  дверцу.  Ошеломление  сменилось  шепотком,  когда   из
мастерской с  узелками в руках быстрым шагом  вышли две  женщины.  На  одной
зеленое шелковое одеяние, на другой - платье из обычной синей шерсти, головы
обеих  замотаны  шарфами  -  на  цвет  волос  не  было и  намека.  В  карету
незнакомки, можно сказать, почти впрыгнули.
     Двое Детей Света неторопливым шагом  двинулись к карете, дабы выяснить,
кто  эти  чужаки, но, не  успел еще лакей  взобраться  на  козлы, как  кучер
щелкнул длинным кнутом и  крикнул, требуя очистить  дорогу  для леди. Имя ее
потерялось в шуме и суматохе. Чадам  Света пришлось  посторониться вместе  с
прочим  людом,  а карета с  грохотом  унеслась галопом  по  пыльной  улице в
сторону Амадорского тракта.
     Зеваки расходились, переговариваясь между собой. Таинственная леди, вне
всяких сомнений, вместе со своей горничной, что-то  купила у Ронде Макуры  и
умчалась прочь, оставив с носом  Детей Света. В последнее  время в Мардецине
мало  что  происходило,  и  этот  загадочный  визит  даст  пищу сплетням  на
несколько дней. Дети Света зло  отряхивались,  но в конце концов решили, что
доклад  об инциденте выставит их в дурацком свете.  Кроме  того,  их капитан
недолюбливает знать  и, скорей всего, отправит их за  каретой  с требованием
вернуть ее. И чего  ради?  Долгая скачка по жаре, и за  кем? За высокомерной
юной  особой,  отпрыском  какого-нибудь благородного  Дома! Если не  удастся
предъявить  того или  иного  обвинения  - а эти  аристократы такие скользкие
хитрецы!  - кто  окажется  виноватым?  Уж  точно  не капитан!  Надеясь,  что
известие об этаком унижении не дойдет до ненужных ушей. оба  воина даже и не
подумали допросить Ронде Макуру.
     Чуть позже во  дворик позади мастерской  ввел свою повозку Тэрин Лугай.
Под  округлой  парусиновой  покрышкой  была  уложена  провизия  для  долгого
путешествия.  Ронде Макура  излечила Тэрина от лихорадки, что  он  подхватил
двадцать три  зимы назад, но  предстоящее путешествие  радовало  его.  Пусть
ехать надо туда, где  живут ведьмы, главное,  подальше от сварливой женушки,
что пилит его по сто раз на дню, и от злобной тещи.
     Ронде  говорила, кто-то его может встретить по дороге, но умолчала, кто
именно, однако Тэрин Лугай надеялся добраться до самого Тар Валона.
     Он раз шесть  постучал в дверь кухни и только потом вошел, но никого не
обнаружил,  пока  не  взобрался по  лестнице.  В  задней спальне на кроватях
лежали Ронде и Люци. Вытянувшись  на постелях,  они сонно  сопели, полностью
одетые, хоть платья и были измяты, а ведь солнце стояло  еще высоко. Сколько
он  ни тряс женщин за плечи, ни одна не  проснулась. Этого Лугай не понимал,
как и  того, почему одно  из покрывал разрезано на куски и связано в длинные
полосы или  почему в  комнате два  пустых заварочных чайника, но  всего одна
чашка, или почему на подушке  Ронде лежит воронка. Но он всегда знал: в мире
есть  многое, чего он  не  понимает. Возвращаясь  к повозке,  Лугай  думал о
припасах, купленных на  деньги Ронде,  думал о жене  и  ее матери.  Когда он
выводил лошадь со двора, в нем уже крепло намерение посмотреть, какая она из
себя, эта Алтара, и на что похожа Муранди.
     Так  или иначе, но  минуло порядочно  времени, прежде  чем растрепанная
Ронде Макура добрела до дома Эви  Шендара и отправила голубя, привязав к его
лапке  крохотную  костяную  трубочку.  Птица  устремилась на северо-восток -
прямиком к  Тар Валону. Недолго  подумав,  Ронде набросала те же  строчки на
другом  узеньком  кусочке  тонкого пергамента  и прикрепила записку к птице,
которую взяла из другой клетки.  Этот голубь отправился  на запад - ведь она
обещала  отсылать дубликаты  всех  своих  сообщений. В  эти тяжелые  времена
женщине приходится вертеться изо всех сил, да и никому не будет вреда - экая
важность,  ее  послание  к  Нарен-вин.  Размышляя, удастся  ли  когда-нибудь
избавиться от привкуса корня вилочника во рту, она ни капельки не возражала,
чтобы намного хуже стало той, которая назвалась Найнив.
     Как  обычно  мотыжа  грядки  в  своем крохотном  садике, Эви не обращал
никакого внимания на то, чем занята Ронде.  И как обычно, едва  она ушла, он
вымыл руки и вошел  в дом. Ронде,  чтобы перо  писало помягче, подложила под
полоски лист пергамента  побольше. Повернув  этот лист к свету, Эви разобрал
строчки,  что  писала  Ронде.  Вскоре  в  полет отправился  третий  голубь -
совершенно в другую сторону.






     Солнце  давно  перевалило  за  полдень,  но  широкая  соломенная  шляпа
оставляла лицо  Суан в тени. Суан  пропустила  Логайна вперед,  и  тот  ввел
маленький отряд  через Шиленские ворота в Лугард. Внушительные внешние стены
города  требовали ремонта;  как заметила Суан, в двух  местах  серый  камень
осыпался и гребень стены оказался не выше обычной изгороди. Вплотную за Суан
ехали Мин и Лиане, обе уставшие от того темпа, каким Логайн несколько недель
гнал всех от Корийских  Ключей. Ему хотелось быть главным, и  чтобы  убедить
его  в этом,  требовалось немного. Пусть говорит,  когда им утром выступать,
когда и где останавливаться на ночь, пусть все  деньги у него, даже пусть он
считает в порядке вещей, что они  прислуживают ему за едой, которую они же и
готовят, - все это мало трогало Суан. Вообще-то, она даже жалела Логайна. Он
ни сном ни  духом не ведал, какую  роль она ему  уготовила. Большая рыбка на
крючке - чтобы на живца поймать улов покрупнее, мрачно подумала Суан.
     Номинально  Лугард  являлся   столицей  Муранди,   резиденцией   короля
Роэдрана, но в Муранди лорды, бывало, приносили присягу на верность, а потом
отказывались платить подати, а то и поступали наперекор воле Роэдрана. Вот и
простой люд вел себя так же. Государством Муранди являлся только по названию
- и народ едва соблюдал требуемую от него лояльность королю или  королеве. К
тому  же трон иногда слишком часто переходил  из одних рук в  другие. Да еще
страх, что Андор или Иллиан могут завоевать Муранди, вынуждал жителей страны
сохранять какое ни есть, пусть и призрачное, единство.
     Каменные стены прихотливо перегораживали город, состояние многих из них
было еще  хуже, чем внешних бастионов: веками  Лугард рос без всякого плана,
хаотически, как кому в голову взбредет, и  не однажды город разделяли  между
собой враждовавшие аристократы. Мостовыми  город похвастаться не мог, многие
из  широких  улиц  не  были  вымощены,  но  пыльными  оказались  все.  Между
громыхающими купеческими фургонами  сновали  мужчины  в  шляпах  с  высокими
тульями и женщины в передниках  поверх юбок, открывавших лодыжки; в дорожных
выбоинах играли ребятишки. Лугард жил торговлей  - из  Иллиана и из Эбу Дар,
из Гэалдана  на запад и из Андора на север. Огромные площади были заставлены
фургонами, стоящими  колесо к колесу, парусиновый  верх многих  опущен,  над
бортами виднелись всевозможные грузы.  Другие пустовали в ожидании погрузки.
Вдоль  главных улиц  выстроились  гостиницы  и  постоялые  дворы,  конюшни и
загоны, их было чуть ли  не больше серокаменных  домов и лавок,  подведенных
под черепичные крыши всех цветов - синего и красного, зеленого и пурпурного.
В воздухе  висели  пыль  и  гам,  звон металла  из  кузниц, грохот  и  скрип
фургонов, ругань  возчиков,  громкий  смех из  таверн.  Солнце, катящееся  к
горизонту, превращало Лугард в подобие печи, а  сухой воздух будто  навсегда
позабыл о дожде.
     Когда Логайн наконец-то свернул к конюшне и спешился позади гостиницы с
зеленой крышей, которая называлась "Девятерная упряжка", Суан с  облегчением
сползла с Белы  и осторожно  похлопала косматую кобылку по носу, опасаясь ее
зубов. Она  склонялась  к  мнению,  что ехать на спине животного -  не самый
лучший  способ путешествовать. Лодка всегда слушается  руля; а  мало  ли что
взбредет в голову лошади. К тому же лодки не кусаются; правда, Бела тоже еще
не укусила, но  ведь может!.. Хорошо хоть, давно минули те первые дни, когда
она,  разбитая  и одеревеневшая, едва  могла вечером доковылять до лагеря, а
Лиане с Мин наверняка ухмылялись у нее за спиной. Суан все равно чувствовала
себя после дня в седле так, словно  ее  хорошенько  отлупили, но теперь  она
научилась скрывать свое состояние.
     Как только Логайн  принялся торговаться с конюхом, долговязым конопатым
стариком в кожаном жилете на голое тело, Суан бочком приблизилась к Лиане.
     -  Если тебе охота  поупражняться в своих хитростях, - тихо  промолвила
она, - следующий часок попрактикуйся на Далине.
     Лиане подозрительно покосилась на Суан - после Корийских Ключей Лиане в
нескольких деревнях испытывала свои улыбки и взгляды,  но Логайн смотрел  на
нее  равнодушно. Потом Лиане вздохнула и кивнула. Еще раз  глубоко вздохнув,
она заскользила  вперед своей ошеломляющей покачивающейся походкой,  ведя  в
поводу серую лошадь с выгнутой шеей  и  уже издали улыбаясь Логайну. Суан не
понимала, как  вообще возможна такая гибкая походка: у Лиане некоторые кости
будто напрочь
     исчезли.
     Придвинувшись к Мин, Суан заговорила так же тихо:
     - Как только  Далин  закончит с конюхом, скажи ему, что  идешь ко  мне.
Потом  бегом в  гостиницу и, пока я не вернусь,  держись подальше от  него и
Амаены.
     Судя по гаму, волнами выкатывавшемуся из гостиницы, народу там столько,
что  в  той  толпе  и  армия  спрячется.  И уж  наверняка  никто не  заметит
отсутствия одной женщины.  В  глазах Мин появилось  свойственное  ей ослиное
упрямство,  и она  уже собралась открыть рот - несомненно, чтобы спросить, с
какой стати ей все это надо делать. Но Суан опередила девушку:
     -  Просто  сделай  так, Серенла. Или ты не  только тарелки подавать ему
будешь, но и сапоги чистить.
     Упрямое выражение не оставило лица Мин, но девушка угрюмо кивнула.
     Сунув ей  в руку поводья Белы, Суан поспешила прочь с конюшенного двора
и направилась по улице - как она надеялась,  в верном направлении. Ей  бы не
хотелось плутать по всему городу - по такой-то жаре и пылище.
     На  улицах было полно тяжелых фургонов, запряженных шестью или восемью,
а то и десятью  лошадьми. Возчики щелкали длинными кнутами  и  щедро осыпали
проклятиями  и  бранью  как  лошадей,  так  и прохожих, проскакивавших между
фурами.  Просто одетые мужчины и возницы  в долгополых кафтанах,  шагающие в
толпе, то  и  дело  со  смехом  зазывали  проходящих мимо женщин. Женщины  в
разноцветных,  иногда полосатых передниках  шагали, глядя прямо перед собой,
словно и не слыша сальностей,  гордо неся головы, обмотанные яркими шарфами.
Женщины  без передников,  чьи распущенные волосы рассыпались по плечам и чьи
юбки оканчивались  в  футе,  а то  и  больше  от  земли,  зачастую  отшивали
охальников репликами еще похлеще.
     Суан   вздрогнула,  сообразив,  что  кое-какие  из  предложений  мужчин
адресованы  непосредственно ей. Рассердить ее  они не  рассердили  - в своей
целеустремленности она нисколько не рассматривала  их применительно к  себе,
лишь стали для нее неожиданностью. Она до сих пор не привыкла к произошедшим
в себе переменам. Мужчины  находят ее  привлекательной... Глаз  Суан  уловил
отражение  в  грязном  окне портновской лавки  - не более чем туманный образ
светлокожей  девушки в соломенной шляпке. Она  была молода; не просто молодо
выглядела, как могла бы сама сказать, а  именно молода. Немногим старше Мин.
И вправду девушка, однако с преимуществами уже прожитых лет.
     Вот оно, преимущество  того, что тебя  усмирили, сказала себе  Суан. Ей
доводилось встречать женщин, готовых отдать что угодно, лишь  бы скинуть лет
пятнадцать  -  двадцать.  Многие сочли  бы  удачной сделкой,  даже  если  бы
заплатили ее цену. Иногда Суан ловила себя  на том, что мысленно  составляет
перечень  подобных  преимуществ, вероятно, стараясь  убедить  себя, что  они
взаправдашние. С  одной стороны,  освобожденная от  Трех  Клятв,  она могла,
когда понадобится, врать без зазрения совести. И родной отец ни за что ее не
узнает. На самом деле она выглядела не так, как в юные годы:
     изменения,  которые  наложила на  нее  зрелость,  никуда  не делись, но
возвратившаяся  юность  смягчила  их.  С  холодной  беспристрастностью  Суан
подумала, что сейчас она, быть может, стала  красивее, чем была в юности.  В
самые лучшие времена ее называли прелестной. Куда более обычным комплиментом
бывало "милая". Но ей не удавалось связать это лицо с собой, с  Суан Санчей.
Лишь внутренне она оставалась прежней Суан.  Разум  и  память хранили все ее
знания. И в душе она по-прежнему оставалась собой. Но вот лицо...
     В  Лугарде  некоторые  из постоялых  дворов  и  таверн  носили  звучные
названия,   например,   "Молот  коновала",   или  "Пляшущий  медведь",   или
"Серебряная свинья", иногда название  на вывеске  сопровождалось  аляповатой
картинкой.  Иные назывались так, что и вслух не произнесешь, самым приличным
было  что-то  вроде  "Поцелуй  доманийской шлюхи".  На  вывеске  красовалась
медноко-жая  женщина - подумать только, голая по пояс! - с губками бантиком.
Интересно, что бы сказала об этом Лиане? Памятуя, правда, на какую стезю она
ныне  ступила,  бывшая Хранительница Летописей, наверное,  взяла бы подобное
себе на заметку.
     Наконец  на  боковой улице,  не уступавшей шириной  главной,  сразу  за
безворотным проемом в одной из обваливающихся внутренних стен, Суан отыскала
нужную гостиницу - три  этажа нетесаного серого  камня,  увенчанного лиловой
черепичной  крышей.  Вывеска над  дверью  изображала  невероятно  пышнотелую
особу,  всем покровом  которой  служили лишь волосы, расчесанные  так, чтобы
скрывать  как   можно  меньше  ее  прелестей;  красавица  сидела  верхом  на
неоседланной лошади. Суан узнала название, намалеванное  на вывеске, и сразу
отвела от нее взор.
     Затянутый сизым табачным дымом  общий зал  был  полон мужчин. Они пили,
хрипло и сипло смеялись и норовили ущипнуть какую-нибудь девушку-прислужницу
из  тех, что  бегали  по  залу,  выбиваясь  из  сил,  с  вымученными,  точно
приклеенными  улыбками. В конце  длинной  комнаты, под аккомпанемент цитры и
флейты, мелодия которых тонула  в галдеже  посетителей, пела и  танцевала на
столе молодая девушка. Время от времени певица кружилась, отчего юбка высоко
взлетала, открывая ее голые ноги чуть ли не на всю длину. Услышанные обрывки
песни вызвали у  Суан желание с  мылом вымыть рот  девушки.  С  какой  стати
женщине разгуливать  без одежды? Зачем женщине петь об этом толпе напившихся
оболтусов?  Раньше Суан не приходилось бывать  в подобных местах,  и она  не
желала задерживаться здесь и лишней секунды.
     Ошибиться, кто в этой гостинице хозяйничает,  было невозможно: высокая,
крепкая женщина, чью могучую фигуру стягивало красное шелковое платье - шелк
блестел и  словно тлел. Выдающийся вперед подбородок и жесткий рот обрамляли
тщательно завитые,  крашеные кудряшки -  даже природе не  под силу наградить
волосами  такого  оттенка,  не говоря уж  о  том,  что  рыжие  волосы  вовсе
невозможны в сочетании  с  такими темными глазами. То и  дело покрикивая  на
девушек-подавальщиц и  отдавая им распоряжения, хозяйка останавливалась то у
одного  столика,  то  у другого, перебрасывалась с посетителями  несколькими
словами, хлопала кого-то по спине и хохотала вместе со всеми.
     Деревянной походкой,  пытаясь не обращать внимания на  устремленные  на
нее оценивающие мужские взгляды, Суан приблизилась к женщине с кармазиновыми
волосами.
     - Госпожа Тарн? -  Ей пришлось три  раза, каждый раз громче,  повторить
имя, прежде  чем хозяйка гостиницы  взглянула  на нее. - Госпожа Тарн, я ищу
работу. Я петь умею...
     - Если  умеешь, так отчего не поешь? - засмеялась та. - Ну, певица-то у
меня есть, но  чтоб она отдохнула, не худо заиметь и еще одну. Ну-ка, покажи
ноги.
     - Я знаю "Песню  Трех Рыб", - громко произнесла Суан.  Это должна  быть
нужная ей  женщина. Не могут  же  две женщины в  одном  городе  иметь волосы
такого темно-красного цвета, как не могут они и  отзываться  на нужное имя в
нужной гостинице.
     Однако  госпожа Тарн  расхохоталась еще  громче и хлопнула  мужчину  за
ближайшим столиком по плечу, отчего бедняга чуть со скамьи не навернулся:
     - Здесь эту  песню мало  кто  просит  спеть, а,  Пэл? Щербатый  Пэл,  с
извозчичьим кнутом на плече, загоготал, вторя хозяйке.
     - И еще  я знаю  "Небо  голубеет  на заре". Женщина  затряслась, утирая
глаза, точно от смеха на них слезы выступили:
     - Знаешь,  да?  Верю, парням понравится. А  теперь покажи-ка  мне  свои
ноги. Ноги, девочка, или проваливай отсюда!
     Суан замешкалась, но госпожа  Тарн выжидающе  смотрела  на  нее. И  все
больше мужчин  с  любопытством поворачивали головы. Это должна быть та самая
женщина. Суан медленно подтянула юбки  к коленям. Рослая хозяйка нетерпеливо
взмахнула  рукой. Зажмурившись,  Суан стала все выше и выше подбирать  юбки.
Она чувствовала, как с каждым дюймом лицо пылает
     все сильнее.
     - Ишь, скромница, - довольно фыркнула госпожа Тарн. - Ладно, но коли ты
лишь  эти  песни  знаешь, то лучше  тебе иметь ноги, к которым мужики падать
будут.  Правда, каковы  они  у  тебя, сказать нельзя,  пока не  снимешь  эти
шерстяные  чулки. Так,  Пэл? Ладно,  ступай со  мной. Может, голос  у тебя и
есть, но  все равно в таком  шуме я ничего  не услышу. Идем, девочка! Давай,
шевели копытами! Да поживей!
     Глаза  Суан широко раскрылись, засверкали, но хозяйка уже широко шагала
в  глубину  общего  зала.  Чувствуя, как  хребет у  нее стал будто  железный
стержень, Суан выпустила юбки и  поспешила следом, пропуская мимо ушей гогот
и бесстыдные предложения. Лицо у нее было каменным, но в душе гнев мешался с
тревогой.
     До  возведения  на  Престол  Амерлин она отвечала за сеть осведомителей
Голубой Айя; и  до  ее возвышения, и после  некоторые из глаз и ушей были ее
личными агентами. Может, она больше  и не Амерлин,  и даже не  Айз Седай, но
Суан  по-прежнему  знала  всех этих  соглядатаев. Когда Суан  приняла бразды
правления сетью  шпионов  своей Айя,  Дуранда Тарн  уже  служила  Голубым  -
сведения ее всегда оказывались  значимыми  и  своевременными.  Глаза  и  уши
имелись не везде, тем более преданные - на всем протяжении от Тар Валона  до
Лугарда Суан  в достаточной мере доверяла лишь одной,  в Четырех Королях,  в
Андоре, но та исчезла. А в Лугард вместе с купеческими  караванами стекалось
и потом  расползалось  отсюда много  новостей  и  слухов.  Здесь  несомненно
найдутся соглядатаи  и других  Айя, и  нельзя забывать о такой  возможности.
Будешь осторожна - и лодка целой домой вернется, напомнила себе Суан.
     Хозяйка превосходно подходила под описание  Дуранды Тарн -  и  вряд  ли
другая гостиница носила  бы столь гадкое  название, - но почему она отвечает
Суан  таким образом? Ведь  Суан дала ей понять,  что сама  она  - тоже агент
Голубых. Ей пришлось пойти на риск - и Мин, и Лиане тоже теряли терпение, не
говоря уж о Логайне. Осторожность-то,  может, и вернет лодку домой, но порой
смелость  одаривает полным  трюмом. В  худшем  случае  Суан  может  треснуть
хозяйку гостиницы чем-нибудь по голове  и  удрать. Но, прикидывая рост и вес
женщины, как и  крепость ее рук, Суан лишь тешилась надеждой, что ей удастся
выскочить из потасовки победительницей.
     Ничем  не примечательная дверь в ведущем к кухне коридоре  открылась  в
скудно  обставленную  комнату  - стол и  стул  на синем  половичке,  большое
зеркало на стене и, как ни удивительно,  полочка с десятком книг. Как только
дверь за женщинами захлопнулась,  поумерив, хотя  и не заглушив, доносящийся
из  общего  зала гомон, рослая хозяйка  повернулась  к Суан, уперев кулаки в
могучие бедра:
     - Ну ладно. Чего тебе? Не надо называться - я  твоего имени и  знать не
хочу, будь оно и впрямь твое, а не выдуманное.
     Напряжение Суан отчасти спало. Чего нельзя сказать о гневе.
     -  Незачем было так  со мной там  обращаться!  По какому праву? Чего вы
добивались, заставляя меня...
     - Право у меня есть,  - отрубила  госпожа Тарн, - как и  необходимость.
Явись ты к открытию или закрытию, как и полагается, я бы втихую провела тебя
сюда -  никто бы ничего  не узнал. Думаешь, кое  у  кого  из  тех мужчин  не
зашевелились бы в голове всякие вопросы? Например, с чего  это я тебя повела
сюда, будто старую подругу,  которую давно не видела? Я  не могу  допустить,
чтобы  мною заинтересовались.  Тебе  еще  повезло, что я не  заставила  тебя
встать на  стол  вместо Сусу и спеть песню-другую.  И  веди себя со мной как
следует.  -  Она  угрожающе подняла  широкую жесткую руку. - У меня замужние
дочки старше  тебя, и,  когда я их навещаю, они ходят на цыпочках и  говорят
как полагается.  Ты,  госпожа Обманка, сама  явилась ко мне. Значит, знаешь,
почему  пришла.  Твоего  крика там не услышат, а если  и  услышат, никто  не
вмешается. - Коротко кивнув, словно уладив это дело, она вновь уперла кулаки
в бедра: - Итак, чего тебе надо?
     Несколько  раз  во  время   словесной   атаки  хозяйки  Суан   пыталась
заговорить, но госпожа Тарн напирала  на нее, точно приливная волна. Суан  к
такому  не  привыкла.  Когда хозяйка закончила  свою речь,  Суан дрожала  от
ярости,  побелевшие  пальцы  стискивали юбку.  Она изо  всех  сил сдерживала
бурлящий в ней гнев. Я -  просто еще один агент, твердила себе  Суан. Больше
не Амерлин,  просто  еще  один  соглядатай. Вдобавок  она  подозревала,  что
Дуранда  вполне  способна  претворить  свои  угрозы  в  жизнь.  Еще  кое-что
новенькое  для  Суан - опасаться  кого-то  лишь  потому, что  тот  сильнее и
здоровее.
     - Мне  велено  передать  сообщение. Для собрания тех, кому мы служим. -
Суан  надеялась,  что госпожа Тарн припишет  напряжение в  ее голосе страху,
который хозяйка на нее нагнала. От женщины можно добиться большего, если она
посчитает,  что Суан основательно запугана. - Их  не оказалось там, где  мне
было сказано.  Я  могу  только  надеяться... Вдруг  вы  поможете? Может, вам
известно, как их отыскать?
     Сложив руки на массивной груди, госпожа Тарн разглядывала девушку:
     - Ага, умеешь нрав  свой сдержать, когда надо, а? Хорошо. Что стряслось
в  Башне? И  не смей  отнекиваться, что пришла не оттуда,  моя миленькая.  У
твоего  послания  такой курьер, который с  первого взгляда за  милю виден. В
деревне ты бы никогда не набралась этакой кичливости.
     Прежде чем ответить, Суан глубоко вздохнула.
     - Суан Санчей усмирили. - Голос ее даже не дрогнул,  чем она была очень
горда.  -  Элайда а'Ройхан  - новая Амерлин. - Однако  Суан не удержалась от
намека на горечь.
     На лице госпожи Тарн не отразилось ровным счетом ничего.
     - Что  ж,  это объясняет некоторые полученные  мною приказы. Некоторые.
Значит, ее усмирили, да?  Мне казалось, она вечно будет  Амерлин. Видела  ее
однажды,  в Кэймлине,  несколько лет  назад.  Издали. Видок у нее был такой,
будто  на  завтрак  она сыромятные  ремни жует. - Немыслимые  алые  кудряшки
качнулись, когда хозяйка гостиницы мотнула головой. - Ладно, что сделано, то
сделано.  Среди  Айз  Седай   раскол,  верно?  Это  единственное  подходящее
объяснение и  моим приказам,  и тому,  что усмирили старую перечницу.  Башня
расколота, а Голубые подались в бега.
     Суан  скрипнула зубами.  Она пыталась напомнить  себе, что эта  женщина
хранит верность  Голубой  Айя,  а не  лично  Суан  Санчей, но убеждения мало
помогали. Старая перечница, вот как? Да ей самой столько лет, что  она мне в
матери годится.  Тогда  бы  я  точно утопилась.  Через силу  она проговорила
смиреннее некуда:
     - У меня  очень важное послание. Мне как можно скорей нужно отправиться
в дорогу. Вы можете мне
     помочь?
     - Важное, вот как? М-да, что-то я сомневаюсь. Какую-то  ниточку я  могу
тебе  дать,  но беда  в  том, что расшифровывать смысл всего предстоит  тебе
самой. Ну что,  хочешь, чтобы я  сказала? - Женщина отказывалась идти легким
путем.
     - Да, скажите, пожалуйста.
     -  Салли Даэра.  Не знаю, кто она такая  или кем была,  но  мне  велено
назвать  это  имя всякой  Голубой,  которая  случится  рядом  и будет  иметь
потерянный  вид. Одной из сестер ты быть не можешь, но нос  задираешь совсем
как они, поэтому получи. Салли Даэра. Делай с этим что хочешь.
     Усилием воли Суан подавила охватившее ее  радостное возбуждение  и всем
своим видом демонстрировала удрученность:
     - Я тоже о ней не слыхала. Придется продолжать искать.
     - Если отыщешь их,  передай Айлдене Седай: что  бы ни случилось, я буду
верна. Я так долго работала на  Голубую Айя,  что просто ума не приложу, что
еще могу делать.
     - Я  передам  ей,  - откликнулась  Суан. Она  и не знала, что  на посту
ответственной за глаза и уши  Голубых ее сменила  Айлдене; Амерлин, из какой
бы Айя она ни возвысилась, считалась вышедшей из всех Айя, но  ни к одной из
них более не принадлежала. - Наверное, вам нужно придумать какую-то причину,
почему вы не взяли меня. По правде говоря, петь я не умею. Сойдет такая?
     - Будто кому-то из  той  толпы это интересно. - Рослая  женщина  ехидно
изогнула  бровь и ухмыльнулась,  что очень  не понравилось  Суан. - Пожалуй,
милочка, кое-что я  нашла. И  дам-ка я  тебе  маленький  совет.  Если  ты не
соблаговолишь слезть  вниз на  ступеньку-другую  сама,  то какая-нибудь  Айз
Седай  непременно  спустит  тебя  с  лестницы  -  все  ступени пересчитаешь.
Удивляюсь,  как  этого  до сих пор  никто не  проделал. Теперь  ступай.  Вон
отсюда!
     Отвратительная женщина, рычала про себя Суан.  Если б был  какой-нибудь
способ, наказала бы ее, чтоб у нее глаза на лоб полезли. Она полагает, будто
заслуживает большего уважения, да?
     -  Благодарю  вас  за  помощь, -  холодно  промолвила  Суан,  присев  в
реверансе, который  своей грациозностью украсил бы любой королевский двор. -
Вы очень добры.
     Суан сделала уже три шага  через общий  зал, когда позади  нее возникла
госпожа Тарн  и громким  голосом  насмешливо  крикнула ей  вслед, без  труда
перекрыв хохот и возгласы:
     -  Подумать только, какая застенчивая девица! Ноги стройные и белые! От
них  у любого  мужика  ум  за разум  зайдет,  весь на слюну изойдет! И  что,
заголосила будто ребенок,  когда я  попросила  показать их  вам!  Хлопнулась
задом на пол да как заревет! Такие округлые бедра, на любой вкус, а она!..
     Суан споткнулась под обрушившимся на нее валом хохота, который так и не
заглушил потока красочных описаний хозяйки. Лицо  Суан горело, красное,  как
свекла. Она сделала еще три шага, а потом кинулась бежать.
     Выскочив на улицу,  Суан  остановилась  перевести дух и успокоить гулко
колотящееся сердце. Вот ведь мерзкая  старая карга!  Мне бы... Но  не важно,
что ей хотелось сделать;  главное, старая греховодница сказала то, что  Суан
так  хотела  услышать. Дело  не  в  Салли Даэра -  этой  женщины  вообще  не
существовало.  Поняла  бы  только  Голубая, другим  не  догадаться. Салидар.
Место,  где родилась  Диане  Ариман, Голубая  сестра, ставшая  Амерлин после
Бонвин.  Та, которая подняла Башню  из руин после тех бедствий, в которые ее
ввергла Бонвин. Салидар. Последнее  место, где будут искать Айз  Седай, если
не считать, конечно, Амадиции.
     По улице  в сторону  Суан  ехали двое верховых  в  белоснежных плащах и
сверкающих  кольчугах,   неохотно   поворачивая  лошадей  и  уступая  дорогу
фургонам.  Чада Света. В эти дни они  попадаются чуть ли не на каждом  шагу.
Склонив пониже  голову и отступив  к зелено-голубому фасаду гостиницы,  Суан
настороженно  наблюдала  за Белоплащниками  из-под полей  шляпы.  Всадники -
жесткие  лица  под  сверкающими  коническими шлемами  -  скользнули  по  ней
взглядом и проехали мимо.
     В  досаде  Суан  прикусила  губу. Шарахнувшись от  Белоплащников,  она,
вероятно, только привлекла к себе их внимание. Если б они увидели ее лицо?..
А, ничего.
     Белоплащники  готовы  убить встреченную  ими одинокую Айз  Седай, но  у
Суан-то  отныне  больше не  лицо  Айз Седай.  Однако они  заметили, что  она
пыталась спрятаться от  них. Если бы Дуранда Тарн не вывела  ее из себя, она
не совершила бы такой глупейшей ошибки. Суан еще хорошо помнила время, когда
такая мелочь,  как замечания госпожи Тарн, и на волосок не  поколебала бы ее
шага. То время, когда эта  крашеная  грубиянка- переросток, несносная, точно
торговка рыбой, и пикнуть бы не посмела. А коли этой мегере мои манеры не по
нраву, то я...  Нет, Суан  должна своим делом заниматься, не то госпожа Тарн
отлупит ее так, что  и  в седле  не усидишь. Порой трудно забыть о тех днях,
теперь  навсегда минувших,  когда Суан призывала к себе королей и королев, и
те не смели не явиться по ее приглашению.
     Широко  шагая  по  улице,  она  посматривала  по сторонам,  причем  так
сердито, что кое- кто из возчиков прикусил язык  и благоразумно  воздержался
от комментариев, которые так и просились вслед одинокой хорошенькой девушке.
Кое-кто.
     Мин сидела на скамье возле стены в переполненном общем зале "Девятерной
упряжки"  и  наблюдала  за столом, окруженным  стоящими мужчинами. У кого-то
висел на  плече  свернутый  кольцами  извозчичий  кнут,  на  поясе у  других
красовались мечи - то были купеческие охранники. Еще шестеро сидели плечом к
плечу за столом. Мин даже различала сидящих на дальнем краю стола  Логайна и
Лиане.  Логайн  сидел  хмурый и  недовольный, остальные же  мужчины на  лету
ловили каждое словечко улыбающейся Лиане.
     В воздухе плавал густой табачный  дым, и  в гуле  голосов  почти тонули
мелодия  флейты  и  барабана  и  пение  девушки,  танцующей  на столе  между
сложенных из камня очагов. Песня была про  женщину, которая уверяла шестерых
поклонников, что каждый из  них  - единственный мужчина в ее  жизни. Хотя от
слов песни Мин  то и дело бросало в краску, она находила  песню  не лишенной
интереса. Время от времени певица  кидала ревнивые взгляды на столик, вокруг
которого толпилось столько народу. Если быть точнее, то на Лиане.
     Высокая  доманийка,  входя  вместе с Логайном в  гостиницу,  уже, можно
сказать, вела  его на веревочке, а  ее волнующая походка и тлеющий  в глазах
огонек привлекли к ней столько мужчин, сколько и мух  на плошку с  медом  не
налетит.  Чуть не  вспыхнула кровавая  драка, Логайн  и купеческие охранники
схватились  было за мечи,  уже  блеснули ножи,  на  шум прибежали коренастый
хозяин  гостиницы и два весьма дюжих молодца с дубинами. А Лиане моментально
потушила готовое разгореться пламя, точно так же, как и возбудила страсти, -
улыбка тут, пара-тройка слов там, взгляд этому, погладить по щеке того. Даже
хозяин торчал  рядом с ней до последнего, ухмыляясь словно последний болван.
Не  будь у  него дел, он и  сейчас бы тут рассиживал. А  Лиане еще полагает,
будто ей нужно практиковаться! Нет, это совсем не справедливо.
     Если б я могла так крутить  всего одним мужчиной, я была  бы несказанно
довольна. Может, она меня научит... О Свет,  о  чем я думаю? Она ведь всегда
была сама собой, другим оставалось либо принимать ее такой,  какая она есть,
либо не принимать  вовсе. А теперь она подумывает изменить себя - и все ради
какого-то мужчины! И  без  того  худо, что пришлось напялить  платье, вместо
того  чтобы носить привычные куртку и  штаны. Увидел  бы  он меня в платье с
низким вырезом! Показать-то у меня  есть что, не чета Лиане, а она... Хватит
об этом!
     - Мы отправляемся  на  юг, - произнесла у  плеча  девушки  Суан, и  Мин
вздрогнула от неожиданности. Она  и не заметила, как Суан вошла в гостиницу.
- Немедленно.
     Судя по  блеску в  глазах Суан, она что-то узнала. Но  вот поделится ли
она своими сведениями? Похоже, она по-прежнему считает себя Амерлин.
     -  К  ночи до гостиницы добраться не успеем, - сказала Мин.  - Могли бы
здесь переночевать, комнаты есть.
     Спать лучше не под  забором и  не на сеновале, а на кровати, пусть даже
обычно  ее приходилось делить  с  Лиане и  Суан.  Логайн  предлагал  снимать
комнату каждой из троих, но Суан была прижимиста, хотя деньгами распоряжался
скуповатый подчас Логайн.
     Суан огляделась - те, кто не засматривался на Лиане, слушали певицу.
     -  Это  невозможно. Я...  По-моему,  обо  мне  могут  начать  расспросы
Белоплащники. Мин тихонько присвистнула:
     - Далину эта новость не понравится.
     - Тогда ничего ему и не скажем. -  Бросив взор на столпотворение вокруг
Лиане, Суан  покачала головой: - Просто шепни Амаене, что нам нужно уходить.
А он уж за ней пойдет. И будем надеяться, остальные не потянутся следом.
     Мин криво  улыбнулась. Суан постоянно твердила,  мол, ей все равно, что
главенство  забрал  Логайн,  вернее,  Далин. А  тот по  большей части просто
глядел на  нее как  на пустое место, когда она пыталась заставить его что-то
сделать. Однако Суан,  как видно, ничуть  не поколебалась  в своей решимости
вновь привести того к покорности.
     - Кстати, а что это такое - девятерная упряжка? - спросила Мин. Она уже
выходила из гостиницы посмотреть на вывеску над дверью, нет ли какого намека
- но там красовалось лишь название. - Восьмерные я  видела, и десятерные, но
из девяги лошадей - ни разу.
     -  В  этом  городе,  - натянуто  промолвила  Суан, -  лучше об  этом не
спрашивать. - Внезапный румянец на ее щеках навел Мин на мысль, что ответ на
этот  вопрос  Суан  прекрасно  известен. -  Сходи за  ними. Впереди  дальняя
дорога, незачем время терять. И чтобы тебя никто, кроме них, не услышал.
     Мин тихонько  хмыкнула.  Ее никто и  не увидит, эти  остолопы только на
Лиане и пялятся,  а  та им  лишь  улыбается.  Интересно  знать, каким  таким
образом  Суан  привлекла  внимание  Белоплащников?  Хуже  для   беглянок  не
придумаешь, а  ошибки  - это на  Суан вовсе не похоже.  Еще Мин  хотелось бы
знать,  как  заставить Ранда смотреть  на нее  таким взором, какими  все эти
мужчины пожирают Лиане. Если  их четверке предстоит скакать всю ночь - а Мин
подозревала,  что  так  оно и  будет,  -  может.  Лиане  все-таки шепнет  ей
пару-тройку советов.






     Порыв ветра, закруживший пыль  по  лугардской улице,  сдернул бархатную
шляпу  с  головы  Гарета  Брина  и швырнул ее  прямиком под  тяжелый фургон.
Скрипнув, колесо  с железным ободом вмяло шляпу в твердую  глину, оставив от
нее  сплющенное воспоминание. Некоторое  время Брин  смотрел на шляпу, потом
зашагал дальше. На ней все равно грязь стольких дорог, сказал себе Брин. Еще
до Муранди его  шелковый  кафтан основательно пропылился. Сколько ни выбивай
пыль,  толку  мало  - если  у него руки доходили до забот об одежде.  Кафтан
утратил  свой  изначальный  серый цвет  и  приобрел бурый  оттенок Надо было
одеться попроще - он же не на бал собирался.
     Ловко  уворачиваясь  от  громыхающих  по разбитой  улице  фургонов,  он
пропустил мимо ушей летевшую ему вслед брань возчиков - любой уважающий себя
десятник даже во сне выдал бы перлы позабористей - и нырнул в постоялый двор
под красной крышей. Тот назывался "Фургонное  седалище" -  красочный рисунок
вывески давал названию недвусмысленную интерпретацию.
     Общий зал постоялого двора ничем  не отличался от  всех виденных Брином
лугардских гостиниц: возчики и купеческие охранники, набившиеся вперемешку с
конюхами, кузнецами и грузчиками - кого  тут только не  было!  Все говорили,
хохотали  во  всю мощь  глоток, напивались  как  могли, одной рукой обхватив
кружку с выпивкой, а  другой  стараясь облапить и приласкать  служаночку. По
большому счету местечко  мало чем отличалось от обеденных  залов  и таверн в
прочих городках, хотя во  многих бывало куда как спокойней. На столе в конце
зала  прыгала  и пела миловидная  полногрудая  молодая  женщина. Блузка  ее,
казалось, вот-вот спадет с  плеч, а пела она под  едва слышный аккомпанемент
двух флейт и двенадцатиструнного биттерна.
     Тонким слухом и музыкальностью Гарет Брин не славился, но  остановился,
чтобы по достоинству оценить песню. В любом солдатском лагере певицу приняли
бы на "ура". Правда, даже если бы ей  медведь  на  ухо наступил  и петь  она
совсем  не  умела, популярность ее не пострадала бы.  В такой-то блузке  она
мигом сыскала бы себе муженька.
     Джони и Бэрим были уже тут. Внушительная комплекция Джони обеспечила им
отдельный  столик,  хотя волосы у  него давно  поредели  и повязка  все  еще
украшала голову.  Оба старых  вояки слушали девушку. Или просто  пялились на
нее. Гарет Брин тронул обоих за плечи и кивнул на боковую дверь, что вела на
конюшенный двор, куда угрюмый косоглазый  конюх  отвел их лошадей  - за  три
серебряных  пенни.  Год назад  за такую  цену, а то и  дешевле Брин купил бы
хорошего коня. Смута на западе и беспорядки в Кайриэне чудовищно вздули цены
и катастрофически сказались на торговле.
     Никто  из  троих  не  промолвил ни  слова,  пока  всадники не  миновали
городские ворота и не выехали на глухую дорогу, петляя, уходящую на север, к
реке Сторн.  Это  была даже  не  дорога,  так, широкая  тропа. Наконец Бэрим
промолвил:
     - Милорд, вчера они были здесь.
     Это Брин уже и  сам узнал.  Через  такой город,  как Лугард,  не  могли
пройти  незамеченными  три  хорошенькие  молодые женщины,  явно чужестранки,
путешествующие вместе. Во всяком случае - незамеченные мужчинами.
     - Они и еще  какой-то плечистый малый, - продолжал Бэрим. - Похоже, это
тот самый Далин, который был с ними, когда они спалили у Нимов сарай. Кто бы
он ни был, они задержались  ненадолго в "Девятерной  упряжке", выпили там по
стаканчику и уехали. О той доманийской девице мне парни все  уши прожужжали.
Улыбки расточала налево-направо, зазывная  такая походочка... В общем, из-за
нее чуть буза не  поднялась, а потом она всех утихомирила, таким же образом.
Чтоб мне сгореть, но я не прочь повстречаться с какой- нибудь доманийкой!
     - Узнал, куда они направились,  Бэрим? - невозмутимо спросил  Брин. Сам
он этого узнать не сумел.
     -   Гм...  Нет,  милорд.  Но  я  слышал,  через   город  проехала  уйма
Белоплащников, и все - на запад. Как, по-вашему, неужто старый Пейдрон Найол
чего-то затевает? Может быть, в Алтаре?
     - Бэрим, эти дела нас больше не касаются. - Брин  понимал: на  сей  раз
его терпение дало трещину,  но Бэрим был  старым служакой и, услышав эту еле
заметную нотку раздражения, счел за лучшее не отвлекаться от главного.
     - Милорд, я знаю,  куда они направились, - вмешался Джони. -  На запад,
по Джеханнахской дороге.  И гнали,  как поговаривали, во весь опор. - Он был
встревожен. - Милорд, я  встретил двух купеческих охранников - ребята раньше
служили в гвардии. Мы с  ними пропустили по  стаканчику. Случилось  так, что
они  оказались  в  одном  злачном  местечке  под  названием  "Славная ночная
скачка", когда туда явилась та  девчонка, Мара. Она искала работу, говорила,
что петь умеет. Ну, работу она не получила: не  захотела ноги  заголять, как
принято у певичек чуть ли не во всех местных кабаках. Да и кто бы ее осудил?
Вот она и ушла. Мы с зримом потолковали - и выходит, сразу после этого они и
ускакали  на  запад. Не нравится мне  это,  милорд. Она не из  тех  девушек,
которые  ищут работу в этаких  заведениях. По-моему,  она хотела  сбежать от
того малого, Далина.
     Как ни странно,  но даже получив  шишку на голове, Джони  не  испытывал
враждебности к трем молодым  женщинам. У него было  собственное мнение на их
счет, которое он с возрастающей убежденностью  выражал все чаще  с  тех пор,
как отряд выехал из поместья. Джони  вбил себе в голову, что девушки угодили
в  какой-то переплет и их необходимо  спасти.  Брин подозревал, что, если он
нагонит эту троицу и отвезет обратно в поместье. Джони начнет ходить за  ним
по  пятам,  умоляя,  чтобы  девушек  отдали под надзор одной из  его  дочек,
которая будет им как мать.
     Бэрим подобных чувств не ведал.
     - Гэалдан. - Он насупился. - Или, может, Ал-тара. Или Амадиция. Пытаясь
их вернуть, мы рискуем  с Темным облобызаться.  Вряд ли того стоит сгоревший
сарай да пяток коров.
     Брин  не  сказал  ничего. Они  и  без того  слишком далеко зашли с этой
погоней,  а  Муранди  -  неподходящее  место  для  андорцев:  слишком  много
пограничных стычек и споров за много-много лет. Лишь безумец станет гоняться
по  Муранди  за  клятвопреступницей ради ее глазок. Ну, положим,  не больший
глупец, чем тот, кто отправился за ними через полмира?
     - Эти  парни,  с  которыми я говорил...  -  неуверенно начал  Джони.  -
Милорд,  похоже, очень многих  ребят,  которые...  которые служили под вашим
командованием, увольняют. - Приободренный молчанием Брина, он продолжил: - А
взяли  кучу новых.  Много  кого понабрали. Парни  говорили: на место одного,
кому  указали на порог, приходит четверо-  пятеро. К тому же таких,  от кого
хлопот не  оберешься, они сами  бед натворят, вместо  того чтобы их умерить.
Кое-кто из них называет себя Белыми  Львами,  и подчиняются они, мол, только
этому Гейбрилу. - Джони сплюнул, показывая, что он обо всем этом думает. - И
эта  шайка-лейка больше не гвардия.  И не  рекруты благородного  Дома.  Если
верить тем ребятам, Гейбрил набрал себе людей раз в  десять больше, чем есть
в гвардии, и все они клялись в верности трону Андора, а никак не королеве.
     - И это  тоже нас больше  не касается,  - отрубил  Брин.  Бэрим  языком
оттопырил щеку  -  он  всегда  так  делал, когда что-то  знал, но  не  хотел
говорить либо не был уверен в важности своих сведений. - Ну. что еще, Бэрим?
Давай, солдат, выкладывай.
     Тот, собрав лоб в морщины, удивленно воззрился на Брина. Бэрим никак не
мог сообразить, откуда Брин знает, когда он что-то пытается скрыть.
     - Ну, милорд, народ, с которым я  болтал, поговаривал, что Белоплащники
вчера вопросы  всякие задавали.  О девушке, по описанию похожей на эту Мару.
Допытывались, кто  она такая, куда отправилась. Все такое. Слышал, очень они
ею заинтересовались, когда прознали, что она исчезла. Если они  ее ловят, то
девушку могут вздернуть  раньше, чем мы ее отыщем. Если  они, гонясь за ней,
на какую неприятность нарвутся, с них станется и не задумываться, вправду ли
она - Приспешница Темного. Повесят - и  вся недолга. Даже не уточняя, за той
ли вообще гнались.
     Брин нахмурился. Белоплащники? Что вообще Чадам Света  надобно от Мары?
Никогда  бы  не поверил,  будто она  - Приспешница Темного.  Но ведь  он сам
видел,  как  в  Кэймлине  повесили  одного Приспешника Темного,  паренька  с
по-детски  невинным  лицом. Этот мерзавец учил  на улицах детей о могуществе
Темного  -  Великого  Повелителя Тьмы,  как  он  его  называл.  Как  удалось
установить,  за три года  он убил девятерых ребят, когда  они, по- видимому,
решили  его  разоблачить.  Нет. Та  девушка - не  Приспешница Темного, готов
жизнью поручиться. Белоплащники  всех  и  каждого  подозревают.  А  коли  им
втемяшилось в голову, что из Лугарда она бежала, чтобы от них скрыться...
     Ткнув каблуками, Брин погнал Путника кентером. Большеносый гнедой мерин
был замечателен не резвостью,  а  выносливостью и вдобавок смелостью. Вскоре
спутники нагнали Брина и,  заметив настроение бывшего командира, держали рты
на замке.
     Милях  в  двух от Лугарда Гарет  Брин свернул в рощицу дубов и болотных
миртов. На чистой поляне под густыми ветвями раскидистого дуба расположились
временным лагерем остальные его люди.  Горело несколько  небольших, без дыма
костров -  ветераны  всегда  выкроят время выпить  горячего  чаю.  Некоторые
дремали. Какой же бывалый солдат упустит возможность перехватить часок сна?
     Бодрствующие  дружескими  пинками  растолкали   спящих,  и  теперь  все
смотрели  на Брина.  С минуту  он, сидя в седле, переводил взор  с одного на
другого. Седые волосы,  лысины, лица в черточках морщин. По-прежнему крепкие
и  готовые на все, но все-таки... Надо же было тащить их за  собой в Муранди
только потому, что одному старому дурню не терпится  узнать, почему какая-то
женщина нарушила  свою клятву!  А  за этими женщинами,  быть может,  гонятся
Белоплащники. Не говоря уже о том, далеко ли от дома они окажутся и долго ли
продлится  эта погоня.  Если Брин повернет сейчас назад,  то пройдет  больше
месяца, прежде чем отряд опять  увидит Корийские Ключи. Если  же он двинется
дальше, то  нет гарантии, что  погоня завершится хотя бы у Аритского Океана.
Он обязан отвести этих людей домой. Да и самому не худо вернуться. Он должен
так поступить. Он не  имеет права просить  их о таком  - с  риском для жизни
вызволять девушек из лап Белоплащников. Он вполне может оставить Мару на суд
Белоплащников.
     - Мы отправляемся на запад,- громко заявил Брин,  и  тотчас же зашипели
угли,  зазвякали  котелки - вылив на костры остатки чая, котелки привязали к
седлам. - Придется как следует  постараться. Я намерен нагнать  их в Алтаре,
если удастся,  а  если  нет, неизвестно,  куда  они  нас  поведут за  собой.
Глядишь, еще до конца погони повидаем Джеханнах,  или Амадор, или Эбу Дар. -
Брин изобразил  беспечный смешок. - Посмотрим,  какие вы крутые парни, когда
доберемся до Эбу  Дар. У  них там есть таверны, где девицы с иллианцев шкуры
сдирают, а Белоплащников для забавы на вертелы насаживают.
     Они засмеялись громче, чем заслуживала шутка.
     - С  вами, милорд, нам тревожиться не о чем,-  хохотнул  Тэд, засовывая
оловянную кружку  в седельную суму. Его  покрытое  морщинами лицо напоминало
мятую кожу. - Было дело, слыхал, однажды у вас вышла ссора с самой  Амерлин,
и...  -  Джар  Сильвин  пнул Тэда  по  лодыжке,  и тот, сжав  кулаки,  резко
обернулся; пусть и седовласый,  Джар все  равно  был младше его.  - Ты чего,
Сильвин? Хочешь, чтоб тебе башку  разбили? Так и... Что? -  Наконец  до него
дошло,  как  многозначительно  косятся  на  него  Сильвин  и  еще  несколько
сотоварищей. - О! А, да!.. - И он принялся сосредоточенно проверять подпругу
и ремешки на седле; больше никто не смеялся.
     Брин заставил себя  расслабить мускулы разом закаменевшего лица. Что ж,
пора наконец оставить прошлое  в прошлом. Женщина, с которой он делил ложе -
и, как он полагал, нечто большее, - и которая теперь смотрит на него, словно
на незнакомого,  чужого человека... Нет, это не причина, чтобы забыть ее имя
и  не  сметь  произносить  его  вслух.  Лишь потому, что она  изгнала его из
Кэймлина  под  страхом смертной  казни, а  он  всего-навсего  дал  ей совет,
который обязан был дать,  раз  поклялся ей служить...  Если ей не повезло  с
этим лордом Гейбрилом,  невесть откуда появившимся в Кэймлине, то отныне все
это  - не его забота. Голосом ровным и холодным, как замерзшая гладь  озера,
она заявила ему, что  имя его больше никогда не будет произнесено во дворце,
что лишь его многолетняя  служба не позволяет ей немедленно отправить его на
плаху  за  измену. За измену! А Брину нельзя терять  мужества, особенно если
погоня предстоит долгая.
     Закинув ногу на высокую луку седла, Гарет Брин достал трубку и набил ее
табаком  из своего кисета.  Резная чашечка трубки представляла  собой голову
дикого быка, шею которого обвивала  Корона Роз  Андора.  Уже тысячу лет  эта
эмблема  является гербом  Дома Брин:  сила и  храбрость на  службе королеве.
Пожалуй, пора обзавестись новой трубкой - эта уже старая.
     - Не так уж я  хорошо выглядел в той истории, как  ты, верно, слышал. -
Брин нагнулся и взял у подскочившего ветерана тлеющую веточку из погашенного
костра. Потом  он выпрямился, раскуривая  трубку.  - Случилось это  года три
назад  Амерлин  совершала поездку  с  официальными визитами.  Кайриэн,  Тир,
Иллиан  и напоследок, перед возвращением в Тар Валон - Кэймлин. В то время у
нас опять обострились проблемы с мурандийскими приграничными лордами - ну, в
общем,  как всегда.  - Раздались смешки  - на мурандийской границе отслужить
успели  все.  -  Я отправил  отряд  гвардейцев  разобраться  с мурандийцами,
которые считали, будто им  принадлежат овцы и скот по нашу сторону  границы.
Откуда ж мне было знать, что этим делом заинтересуется Амерлин!
     Рассказ привлек  всеобщее внимание. Приготовления к маршу продолжались,
но гораздо медленнее.
     -  Суан Санчей  и  Элайда уединились с  Моргейз... - Ну  вот,  он опять
произнес  ее  имя, и это не  доставило  ему  особых страданий. - А когда они
вышли, вид у  Моргейз был тот еще. Отчасти как у  грозовой тучи  - молнии из
глаз  так  и  летели,  а отчасти  как у десятилетней  девчонки, которой мать
устроила взбучку, поймав на том, что она потихоньку медовые пряники таскает.
Моргейз - женщина упрямая и сильная, но оказаться между Элайдой и  Престолом
Амерлин... - Брин  покачал головой, а солдаты начали пересмеиваться: в одном
никто из них не завидовал лордам и правителям - во внимании к тем Айз Седай.
- Она приказала мне отозвать все войска от границы с  Муранди, и немедленно.
Я попросил ее обсудить этот приказ со мной наедине, и тут на меня накинулась
Суан Санчей. На глазах  половины двора  взялась с меня  стружку снимать то с
одного бока,  то  с  другого.  В  общем, разнесла  меня в пух и прах,  точно
зеленого новобранца, разжевала и выплюнула. Заявила, мол, если я не исполню,
что велено, она из меня наживку для рыбы сделает.
     Тогда Брину пришлось просить у нее прощения - вдобавок ко всему на виду
у придворных! И за что? За то, что старался по  мере сил поступать так,  как
диктует присяга! Но об этом рассказывать не нужно. Даже когда все кончилось,
Брин не был уверен, что Суан не заставит Моргейз обезглавить его,  если сама
раньше ему голову не оторвет.
     - Должно быть, жутко большую рыбину хотела поймать, - засмеялся кто-то,
и все захохотали.
     -  Результат  был  такой, - продолжил Брин,  -  мне  подпалили шкуру, а
гвардии  приказали отступить от границы.  Так  что если надеетесь,  будто  я
стану  оберегать вас  в Эбу Дар, не забывайте  моего мнения: эти трактирщицы
способны и Амерлин вывесить на солнышко просушиться, а вас-то и подавно.
     Бывалые вояки радостно загоготали.
     - А вы, милорд, не узнали  тогда, из-за чего весь сыр-бор разгорелся? -
не унимался любопытный Джони. Брин покачал головой:
     - Думаю, какое-то  из дел Айз Седай.  Не будут же они выкладывать  тебе
или мне всю подноготную того, что замышляют. - Вновь прокатились смешки.
     С легкостью,  вводящей  в  заблуждение  насчет  их  возраста,  ветераны
запрыгивали  в  седла.  Кое-кто  из  них старше меня,  мрачно подумал  Брин.
Слишком  стары,  чтобы   гоняться   за  красоткой   с  милыми  глазками,  за
прелестницей, которая ему в дочери годится, если не во внучки. Я просто хочу
знать, почему она нарушила клятву, твердо сказал себе Брин. Только это.
     Подняв руку, Брин дал сигнал к выступлению, и отряд двинулся  на запад,
оставляя  за  собой шлейф  пыли. Чтобы  нагнать  беглянок,  придется скакать
быстро. Но решение Брина было твердым. Он непременно отыщет их  - в  Эбу Дар
или в Бездне Рока.






     Карету нещадно  качало на кожаных рессорах, но  Илэйн старалась  сидеть
прямо и  не  обращать внимания  на кислую физиономию Найнив, расположившейся
напротив.  Хотя в окошки и залетала пыль, занавески  были отдернуты - легкий
ветерок  немного  облегчал послеполуденную  жару. Поросшие лесами  невысокие
холмы плавно проплывали мимо, порой  среди них попадались  небольшие заплаты
возделанной земли с фермерскими домиками. Вершину холма в  нескольких  милях
от  дороги  венчала  усадьба  какого-то  лорда,  возведенная в  обычном  для
Амадиции стиле - внушительный фундамент футов пятидесяти  высотой, сложенный
из  камня, а на нем - вычурное деревянное строение, с резными балкончиками и
красной черепичной крышей.  Некогда манор наверняка был целиком каменным, но
уже не один десяток лет лордам в Амадиции незачем обзаводиться крепостями, и
королевский закон ныне  требовал строить только из дерева. Против  короля ни
один мятежный лорд в  своих владениях долго не продержится. Разумеется, Дети
Света  не подпадали под этот  закон -  они  вообще  не подчинялись множеству
амадицийских законов.  Илэйн  многое  узнала  -  пришлось -  о  чужестранных
законах и обычаях, и теперь ей было известно побольше, чем в детстве.
     Холмы подальше тоже  были в  проплешинах расчищенных под посевы полей -
коричневые  заплаты  на  зеленом  ковре,  трудившиеся   там   люди  казались
деловитыми муравьями. Все вокруг будто высохло на корню;
     одна молния - и пожар мигом охватит несколько лиг.  Но молния  означала
бы  ливень, а редкие  тонкие  облака  в высоком небе не  предвещали дождя. У
Илэйн  мелькнула праздная мысль: а сумела бы она вызвать дождь?  Девушка уже
многому научилась, в том числе и  погодой управлять.  Однако добиться  дождя
очень  трудно - ведь из ничего ничего не получится. А из тех облачков воды и
на ведро-то не выжмешь...
     -  Миледи скучает? - ядовито  осведомилась Найнив. - Судя  по тому, как
миледи взирает на поля, задрав свой благородный  носик, миледи, должно быть,
желает ехать побыстрее. - Потянувшись за спину, она толчком открыла заслонку
и  крикнула: - Погоняй, Том!  И не спорь!  И ты тоже  прикуси язык, Джуилин,
ловец воров! Я же сказала, побыстрей!
     Деревянная  заслонка с грохотом захлопнулась, но Илэйн услыхала громкое
ворчанье Тома. Скорей всего, он ругался - Найнив весь день то и дело рявкала
на мужчин, можно  сказать,  лаяла, точно цепной пес. Секунду спустя  щелкнул
кнут, и карета рванулась вперед, подскакивая на ухабах  и качаясь из стороны
в сторону; женщин подбрасывало на сиденьях, обитых  золотистым шелком. Когда
Том купил экипаж, пыль  с шелковых  сидений тщательно смахнули, но обивка их
давным-давно слежалась, и назвать ее мягкой было затруднительно. Хотя Найнив
безжалостно  трясло,  она,  судя  по упрямо  сжатым  челюстям, ни за что  не
попросит  Тома  ехать  помедленней  сразу  после того  как  приказала  гнать
лошадей.
     - Пожалуйста, Найнив,- промолвила Илэйн.- Я... Та перебила ее:
     -  Миледи неудобно?  Я  знаю,  миледи  привыкла к комфорту. Это  что-то
такое,- о чем  бедная горничная даже и  не ведает, но ведь несомненно миледи
желает  засветло добраться  до следующего городка?  Чтобы  горничная  подала
миледи  ужин и  постелила  для миледи постель? - При очередном толчке зубы у
Найнив щелкнули, едва не  отхватив язык, и она сердито сверкнула глазами  на
Илэйн, будто в том была ее вина.
     Илэйн тяжело вздохнула.  Верно, в  Мардецине Найнив смотрела  в корень.
Леди никогда не отправится в путь  без  горничной,  а  у  двух  леди, скорей
всего, будут две служанки.  Если не нарядить  в платье Тома или Джуилина, то
служанкой должна  стать одна из них. Да.  Найнив сама поняла, что Илэйн куда
лучше знает, как себя ведут леди. Девушка подвела Найнив к этой мысли мягко,
без нажима,  а обычно та, услышав  здравые  предложения, вполне постигала их
смысл.  Обычно. Но было то в  мастерской госпожи Макуры, после  того как они
досыта напоили белошвеек их собственной жуткой бурдой.
     Покинув Мардецин, они гнали во весь опор  и  к  полуночи  добрались  до
какой-то деревеньки с захолустной корчмой. Там они подняли с постели хозяина
и  сняли две  тесные  комнатенки с  узкими  кроватями.  И  вчера,  встав еще
затемно,  путники  вновь  отправились в путь и обогнули  Амадор, дав крюк  в
несколько  миль. На первый взгляд, ни  одному из четверых ничего нельзя было
вменить в  вину, но всем очень  не хотелось  проезжать через огромный город,
где полным-полно Белоплащников. В  Амадоре  же находилась и  Цитадель Света.
Илэйн не раз слышала, что  в Амадоре, мол, король хоть и  царствует, да  вот
правит там Пейдрон Найол.
     Неприятности начались прошлым вечером,  милях в  двадцати от столицы, в
местечке  Беллон,   стоящем   на  берегу  илистого   ручья   со  звучным   и
величественным названием река  Гейан. Гостиница "Беллонский  брод" оказалась
побольше предыдущей, и хозяйка ее, госпожа Аль-фара, предложила леди Морелин
отдельную  столовую,  от чего  Илэйн  так и  не  удалось вежливо отказаться.
Госпожа Альфара была убеждена, что одной лишь Нане,  горничной леди Морелин,
известно,  как  должно  ухаживать  за  ней. Ведь леди всегда требуют к  себе
особого  внимания, заявила  хозяйка,  и  это  вполне понятно,  к тому  же ее
девушки просто не привыкли к таким гостям, как благородная леди. Несомненно,
Нане в точности известно, как леди Морелин угодно  стелить  постель, как для
нее  приготовить ванну после утомительного дня, проведенного в  дороге. Судя
по всему, список того, что обязана делать Нана для своей госпожи, был просто
бесконечен.
     Илэйн не была уверена, действительно  ли таковы требования амадицийской
знати   или   госпожа  Альфара  решила   всю  работу   переложить  на  плечи
служанки-чужестранки. Илэйн  попыталась было освободить Найнив  от  излишних
тягот,  но та, совсем как хозяйка гостиницы,  рассыпалась в  "как  будет вам
угодно"  и  "миледи  требуется  особое  отношение".  Если  бы  Илэйн  начала
настаивать на своем, это выглядело  бы  глупо или по меньшей мере странно, а
путники вовсе не хотели привлекать к себе излишнего внимания.
     Пока путники были в Беллоне, на людях  Найнив вела себя как  образцовая
горничная при леди. Наедине все разительно менялось. Илэйн оставалось только
желать,  чтобы  Найнив  вновь  стала прежней,  а не  превращалась  в  жуткую
служанку,   будто   порожденную  Запустением.  Извинения   Илэйн   неизменно
наталкивались на слова "миледи очень добра", а то и попросту игнорировались.
Больше  я не стану извиняться, раз в  пятидесятый  сказала себе девушка,  не
стану, если только не будет моей. вины.
     - Найнив, я тут вот о чем думаю. - Вцепившись в ременную петлю, девушка
чувствовала себя  совсем как мячик в детской игре, которую в Андоре называли
подшибалочкой.  В  ней раскрашенный  деревянный  шарик подбивали специальной
лопаточкой, чтобы он не упал на землю, и так кто больше набьет. Тем не менее
Илэйн не  собиралась  просить замедлить  карету. Она  выдержит  столько  же,
сколько  и Найнив. А та ведь такая упрямая! - Я хочу добраться до Тар Валона
и выяснить, что происходит, но...
     -  Ах, миледи думает?  Должно  быть,  от этаких  усилий у  нее  головка
разболелась.  Я обязательно приготовлю для миледи превосходный чай  из корня
овечьих язычков и красных маргариток, как только...
     -  Помолчи-ка, Нана,  - негромко,  но твердо промолвила Илэйн, подражая
тону  своей  матери  -  никогда так похоже  у  нее  не получалось. У  Найнив
отвалилась челюсть. - Если косу себе выдерешь, то поедешь на крыше, вместе с
багажом. - Найнив  издала сдавленный звук, силясь что-то сказать, но ей явно
ничего  не приходило  в голову. Что ж, вполне удовлетворительно. - Порой ты,
видимо,  считаешь,  что  я  по-прежнему ребенок,  но  это ты ведешь себя как
ребенок. Я не просила тебя мне спинку потереть, но чтобы  тебя остановить, с
тобой пришлось бы бороться! Помнишь, я предложила  и тебе спинку потереть, в
благодарность? И спать на раскладушке  я была готова. Сама предложила! Но ты
улеглась на  нее  и  не пожелала  вставать.  Хватит  дуться!  Если хочешь, в
следующей гостинице  горничной буду я. - Наверняка тогда все обернется сущим
бедствием.  Найнив наорет прилюдно на Тома  или кому-нибудь уши  надерет. Но
Илэйн готова была предложить все, что угодно,  лишь бы добиться мира. - Хоть
сейчас давай остановимся и переоденемся за деревьями.
     - Мы  одежду под тебя подбирали, - чуть погодя пробурчала Найнив. Вновь
откинув заслонку, она крикнула: - Помедленней!  Вы что, убить нас хотите? Ох
уж эти глупые мужчины!
     Пока карета сбавляла ход до более  приемлемой скорости, с  козел ничего
не было  слышно, но Илэйн об заклад  бы побилась, что мужчины  разговаривают
между  собой. Как сумела без зеркала, она пригладила волосы.  Девушка до сих
пор не могла спокойно  смотреть в  зеркале  на эти блестящие черные  локоны.
Зеленое шелковое платье надо как следует очистить от пыли.
     - Так что ты там обдумывала, Илэйн? - спросила Найнив, на щеках которой
жарко горели красные пятна. По крайней  мере, правоту Илэйн она уразумела, и
одно  то,  что она  отказалась  от  своих  претензий, вполне  можно  считать
извинением - большего от Найнив вряд ли дождешься.
     -  Мы  несемся обратно  в  Тар  Валон.  но есть  ли у нас хоть малейшее
представление, что  нас ожидает  в Башне?  Если Амерлин вправду отдала такие
распоряжения... Вообще-то я  этому не верю  и  ничего не  пойму, но пока  не
выясню  до конца, я в  Башню - ни  ногой.  Лишь болван сует руку в дупло, не
проверив, что там.
     - Мудрая женщина  эта  Лини, - заметила Найнив. - Если я увижу еще одну
ветку с  желтыми  цветочками,  повешенную  вверх тормашками, то мы, может, и
узнаем  больше.  А до тех  пор лучше  действовать так, будто власть в  Башне
захватили Черные Айя.
     -  Госпожа Макура уже наверняка отослала голубя к Наренвин. С описанием
и этой кареты, и взятых нами платьев, и, скорей всего,  внешности Джуилина и
Тома.
     -  Ничего  не поделаешь.  Этого не случилось бы, если  б мы не тащились
через  весь  Тарабон. Надо  было  морем  уйти.  - Илэйн  тихонько охнула  от
обвиняющего тона Найнив,  и у той достало  совести опять зардеться. - Ладно,
что  сделано, то сделано.  Морейн знает  Суан Санчей. Наверное, если  Эгвейн
спросит у нее, то...
     Внезапно карета резко  остановилась, и Илэйн швырнуло на Найнив. Лошади
шарахнулись, заржали.  Илэйн лихорадочно  сползала с Найнив, та помогала ей,
отталкивая от себя.
     Илэйн высунула голову в окошко, обнимая саидар,- и тут же с облегчением
отпустила его.  Им  повстречалось  нечто  такое,  с  чем  ей  уже доводилось
сталкиваться, - бродячие зверинцы не раз проезжали через Кэймлин. На обочине
дороги, на большой  поляне среди  дневных теней разбил свою стоянку зверинец
на колесах. В клетке,  занимавшей целый фургон, сонно возлежал громадный лев
с черной гривой, в другой нервно расхаживали две его  подруги. Третья клетка
была   пуста:  перед   ней,   повинуясь  жестам   женщины-   укротительницы,
балансировали на  больших красных мячах два черных медведя с белыми мордами.
В  соседней клетке находился  зверь, похожий  на крупного мохнатого  кабана,
только  рыло у  него было  сильно вытянуто  и  заострено и лапы оканчивались
когтями.  Родом он был из Айильской  Пустыни,  это Илэйн знала, и  назывался
этот зверь капар.  В других клетках сидели еще животные и яркие разноцветные
птицы, но, в отличие  от  всех прочих зверинцев, в  этом зрителей развлекали
еще и  люди:  двое мужчин жонглировали обвитыми ленточками обручами, четверо
акробатов тренировались - встав друг  другу на плечи, они образовали высокую
колонну. Вокруг  еще  одной женщины ходили  на задних лапах  и делали заднее
сальто с дюжину собак,  а она угощала их за это каким-то лакомством. Поодаль
еще несколько мужчин устанавливали  высокие шесты  - зачем они нужны,  Илэйн
представления не имела.
     Однако ничто из увиденного не заставило  бы лошадей  вставать на  дыбы,
стремясь порвать упряжь, и испуганно выкатывать глаза - что бы  Том ни делал
с вожжами, животные никак  не успокаивались. Запах львов Илэйн и сама чуяла,
но лошади дико косились на трех огромных серых зверей с морщинистой  шкурой.
Двое  из них  были  ростом  с  карету  -  с  большущими ушами  и  громадными
изогнутыми бивнями по бокам  длинного, свисавшего до земли носа. У третьего,
чуть пониже лошади,  но  явно потяжелее, бивней не было. Илэйн предположила,
что это  детеныш. Женщина с бледно-желтыми волосами почесывала  у малыша  за
ухом  тяжелым  крючковатым стрекалом.  И  таких  животных  Илэйн  доводилось
видеть. И она надеялась никогда их больше не встречать.
     От  лагеря размашистым шагом подошел высокий темноволосый мужчина. Он -
подумать  только! -  в  этакую  жару  носил алый плащ,  которым  и взмахнул,
отвешивая  элегантный  поклон.  Мужчина был  привлекателен,  с  мускулистыми
ногами - и о том, и о другом он явно знал.
     -  Простите  меня,  миледи,  если  ваших  лошадей  напугали  гигантские
кабанолошади. - Выпрямившись,  он подозвал  двух своих людей и  велел помочь
утихомирить лошадей. Потом немного помолчал, глядя на девушку,  и вполголоса
промолвил: - Не волнуйся,  душа моя. - Говорил  он  достаточно  громко,  вне
всяких сомнений, эти слова и  должна была  услышать Илэйн. - Я - Валан Люка,
миледи, хозяин необычайнейшего цирка. Одно ваше присутствие переполняет меня
радостью. - Он опять отвесил поклон, еще более утонченный, чем первый.
     Илэйн  переглянулась с Найнив, заметив на лице  той такую же  довольную
улыбку, которая была на губах и у нее самой. Крайне самовлюбленный тип, этот
Валан Люка. Но обращаться с животными его люди, по-видимому, умели - лошадей
они успокоили, и  те,  хоть  и фыркали и  нервно переступали на месте, глаза
больше не выкатывали.  Как и  лошади. Том с Джуилином тоже не сводили глаз с
чудных животных.
     - Кабанолошади, мастер Люка? - промолвила Илэйн. - Откуда они?
     - Гигантские  кабанолошади, миледи, - был  у  того наготове ответ, - из
легендарной Шары, куда я лично возглавлял поход. О, эти неизведанные, глухие
края, где обитают необычайные народы  с  престранными  традициями  и  чудным
укладом жизни!.. А какие там пленительные виды! Необыкновенные места! О-о, я
расскажу вам об этих  чарующих воображение картинах! Гигантский народ, в два
раза  выше  огир.  -  Он  картинно  развел  руки,  будто  демонстрируя  рост
чужестранцев. -  Безголовые существа!  Птицы  такие огромные,  что взрослого
бычка  унесут. Змеи, способные человека заглотить. Города из чистого золота!
Соблаговолите спуститься,  миледи,  и позвольте мне усладить  рассказом  ваш
слух!
     Илэйн  не  сомневалась,  что  Люка  сам  очарован  своими  невероятными
россказнями, но  очень сомневалась, что эти животные родом из  Шары. С одной
стороны, даже Морской Народ не видел Шару -  лишь обнесенные  стенами порты,
куда их судам дозволялось заплывать, те же,  кто выходил за стены,  исчезали
навсегда. Айильцы  знали  и  того менее. А с  другой стороны,  они с  Найнив
встречали чудовищ  вроде этих -  в Фалме,  во  время шончанского  вторжения.
Шончане использовали таких животных и на тяжелых работах, и в сражении.
     - Пожалуй, нет, мастер Люка, - заявила Илэйн.
     -  Тогда позвольте  устроить для вас представление! - быстро  предложил
тот.  - Как  вы  видите,  мы  не заурядный  странствующий зверинец, а  нечто
совершенно новое! Частные представления. Акробаты,  жонглеры, дрессированные
звери, самый сильный человек в мире! Даже фейерверки имеются. В нашей труппе
есть Иллюминатор!  Мы направляемся в Гэалдан,  и где будем  завтра, известно
лишь ветру. Но за небольшое вознаграждение...
     - Моя госпожа сказала "нет",- перебила  его Найнив.  -  У  нее найдется
куда деньги потратить. И всяко получше, чем на зверей глазеть. - На самом-то
деле  это  она  скряжничала,  наложив лапу на  все  деньги.  Даже  на  самое
необходимое Найнив отсчитывала монеты скрепя сердцем.  Похоже, она полагала,
что все мало-мальски стоящее нужно непременно отвезти в ее Двуречье.
     - А почему вы хотите попасть в Гэалдан, мастер Люка?  - спросила Илэйн.
Найнив  обошлась с ним излишне грубо, и ей остается лишь загладить возникшие
шероховатости.  -  Я  слышала, там какие-то волнения? Вроде  бы армии не под
силу  справиться с человеком, которого зовут  Пророком и который возвещает о
Возрожденном Драконе. Неужели вам хочется угодить в самую гущу беспорядков?
     - Все  крайне  преувеличено,  миледи.  Крайне  преувеличено.  Там,  где
собирается  толпа,  людям  подавай  развлечения.  А  там,  где  люди  желают
развлекаться, мое представление  всегда имеет успех. - Люка помялся,  шагнул
ближе к карете. Смущение промелькнуло на его лице. когда он заглянул в глаза
Илэйн.  -  Миледи,  по правде  говоря,  я вам  буду  очень  обязан, если  вы
разрешите выступить для вас. Видите ли,  дело в том, что в городке дальше по
дороге  у  нас  были  неприятности  из-за кабанолошадей.  Просто  несчастный
случай, уверяю вас, -  поспешно добавил он.  - Они ласковые создания. Совсем
не опасные! Но мне не разрешили устроить в Сиенде представление, а кое-кто и
горожанам не позволяет  прийти на него сюда...  В  общем,  чтобы  возместить
ущерб и выплатить штрафы, мне пришлось отдать все деньги. - Люка поморщился.
- Почти все ушло на штрафы. Если б вы соблаговолили развлечься, я бы показал
вам наше представление - совсем недорого, уверяю вас! Тогда  бы я назвал вас
покровительницей моего предприятия, и,  куда бы мы ни пошли, по  всему  миру
прославляли бы вашу щедрость и великодушие, миледи...
     - Морелин, - сказала девушка. - Леди Морелин из Дома Самаред. - С новым
цветом   волос  Илэйн  вполне  сойдет  за   кайриэнку.   Времени  любоваться
предлагаемым  зрелищем  у  нее не  было, поэтому  она  доставит  себе  такое
удовольствие как-нибудь в другой  раз. Так Илэйн и сказала хозяину зверинца,
добавив: -  Но если у вас нет  денег,  я помогу вам  немного.  Нана, дай ему
что-нибудь, на дорогу до Гэалдана.
     Менее  всего  ей  нужно  было,  чтобы  ее  "прославляли",   но   помочь
бедствующим - ее долг, от  которого, имея средства, она не может уклониться,
даже очутившись в чужих краях.
     Ворча,  Найнив  порылась  в  своей  поясной  сумке,   выудила   кошель.
Высунувшись из  кареты, она что-то вложила в руку Люка и сжала его  ладонь в
горсть. Тот оторопело смотрел на нее, а она заявила:
     - Будь у  тебя достойная работа,  тебе незачем было  бы попрошайничать.
Вперед, Том!
     Щелкнул Томов кнут, и Илэйн откинуло на спинку сиденья.
     - Ни к чему быть грубой, - сказала она. - Или такой резкой. Что  ты ему
дала?
     - Серебряный пенни, - холодно ответила  Найнив, пряча кошелек обратно в
сумку. - И это больше, чем он заслуживает.
     - Найнив, - простонала Илэйн. - Наверное, этот человек думает, будто мы
над ним насмехаемся! Найнив презрительно фыркнула:
     - С такими плечами денек хорошенько поработает -  не развалится. Ничего
с ним не случится.
     Илэйн, хоть и несогласная с этим, молчала. Не  все так просто. Конечно,
работа ему не  повредит, весь вопрос, найдется  ли она для  него.  Не думаю,
чтобы  мастер Аюка согласился  на такую работу, которая заставит его скинуть
эту пелерину. Однако  если Илэйн  подняла бы этот вопрос, спора с Найнив  не
избежать. Ведь когда Илэйн мягко указывала на  то, чего Найнив  не знала, та
готова была обвинить  девушку в высокомерии или  в пристрастии к нотациям. К
тому же  Валан Люка вряд  ли заслуживает, чтобы из-за него  разгорелась  еще
одна   ссора.  Ведь  девушки  совсем  недавно  помирились   после  последней
размолвки.
     Тени   уже  удлинились,  когда   карета  наконец  въехала  в  Сиенду  -
внушительных размеров деревню с каменными домами под  соломенными крышами, с
двумя гостиницами.  Первая, "Королевский  пикинер",  зияла  брешью на  месте
парадной    двери.   Толпа    зевак   наблюдала   за   работой   каменщиков,
восстанавливающих  стену.   Вероятно,   "кабанолошади"   мастера   Люка   не
понравилась вывеска, которая  сейчас была  прислонена  рядом с  проломом. На
сорванной с  креплений вывеске был нарисован несшийся во весь  опор конник с
опущенной в атаке пикой.
     Как ни странно, Белоплащников на многолюдных немощеных улицах оказалось
даже больше, чем в  Мардецине. Много  больше. Да и других солдат хватало - в
кольчугах  и  стальных конических  шлемах,  на  их  синих плащах красовались
Звезда  и Чертополох  Амадиции.  Должно  быть, где-то  неподалеку стояли  их
гарнизоны. Судя  по  всему, особой любви к Белоплащникам королевские солдаты
не питали, а те отвечали им взаимностью. Вдобавок и те и другие  ходили так,
будто  солдат, носящих иные цвета,  для них  не  существовало.  Подчас вояки
обменивались такими вызывающими взглядами,  что  казалось,  вот-вот  блеснут
обнаженные  мечи. У некоторых из  облаченных  в белые плащи  солдат  эмблема
солнечной  вспышки была наложена  на кроваво-красный пастырский  крючковатый
посох-ерлыгу. Рука  Света,  так они именовались - Рука,  которая  выискивает
истину,  но  все  прочие  называли их  Вопрошающими. А  то  и презрительно -
Допросниками. От этих держались в стороне даже другие Белоплащники.
     По  большому счету  их  тут  было  столько,  что у Илэйн  засосало  под
ложечкой. Но светлого времени оставался всего час, и то  учитывая, что летом
солнце  заходит позже.  Даже  если  ехать до  полуночи,  нет  гарантии,  что
встретится другая  гостиница,  к  тому  же столь позднее отправление  в путь
может привлечь  внимание.  Кроме того, есть причина  сегодня остановиться на
ночлег пораньше.
     Илэйн переглянулась с Найнив, и чуть погодя та кивнула:
     - Надо остановиться.
     Когда  карета  остановилась  перед  "Светом  истины", Джуилин  спрыгнул
наземь и распахнул дверцу. Найнив с почтительным выражением лица ждала, пока
тот, подав руку, помогал Илэйн спуститься. Правда,  Найнив успела улыбнуться
- хорошо уже  то, что она опять  не впала в угрюмость. Кожаная сума, которую
она  повесила на  плечо,  казалась несколько несообразной, но, как надеялась
Илэйн, не слишком неуместной. Теперь, когда Найнив вновь  обзавелась запасом
всяких  целебных трав и мазей,  она  и  на минуту не  хотела  выпускать свое
богатство из виду.
     При первом взгляде на вывеску  - многолучевое  золотое солнце вроде той
эмблемы, что красуется  на одежде  у Белоплащников,  - Илэйн  пожалела,  что
"кабано-лошадь"  не  разнесла  вместо  той  гостиницы  эту. По крайней мере,
позади   этой  эмблемы  не  багровела  пастырская  ерлыга.  Около   половины
посетителей в  общем зале  щеголяло  снежно-белыми плащами,  на столах перед
ними  стояли боевые  шлемы. Девушка глубоко вдохнула и  собралась  с силами,
чтобы не развернуться и не убежать.
     Если позабыть о солдатах, гостиница ей приглянулась. Высокие потолки из
гладких балок, темные отполированные  панели.  Большие неразожженные  камины
украшены свежесрезанными зелеными веточками, из кухонь плыли вкусные запахи.
Приветливые  девушки-прислужницы в  белых фартучках  сновали между столами с
подносами, на которых стояли тарелки с едой, вино, эль.
     Появление леди в такой близи от столицы не вызвало особой суматохи. Или
дело  было в соседстве городка с  тем поместьем на холме.  Несколько человек
взглянули  на  Илэйн; куда  более заинтересованно рассматривали "горничную",
хотя Найнив, поймав  на себе любопытствующие  взоры, немедленно нахмурилась,
приняв  строгий,  неприступный вид,  и  все скоро отвернулись к своему вину.
Похоже,  Найнив считает злодеем всякого взглянувшего  на нее  мужчину,  даже
если тот ничего не  говорит и  смотрит на нее вовсе не с вожделением. Иногда
Илэйн терялась в догадках,  почему же тогда Найнив не носит менее облегающие
платья. Ей  пришлось изрядно потрудиться, чтобы  простое серое платье сидело
на  подруге как  влитое. А когда дело дошло  до  тонкой работы  и рукоделия,
выяснилось, что в обращении с иголкой Найнив безнадежна.
     Хозяйка  гостиницы,  госпожа  Джарен,  оказалась  пухленькой  особой  с
длинными  седыми кудряшками,  теплой  улыбкой  и  пытливыми  глазами.  Илэйн
заподозрила, что та с десяти шагов способна углядеть обтрепавшийся подол или
похудевший кошель. Несомненно, смотр гостьи прошли, поскольку хозяйка громко
рассыпалась в приветствиях и поинтересовалась, держит ли леди путь  в Амадор
или направляется оттуда.
     - Оттуда, - слабым, но надменным тоном ответила Илэйн. - Городские балы
- одно удовольствие, и король Айлрон весьма мил и привлекателен, как о нем и
говорили. Что, кстати, не всегда  для королей  справедливо. Однако мне  надо
вернуться в имение.  Мне  нужна  комната  -  для меня  и  Наны. И пристройте
куда-нибудь моих  лакея  и  кучера.  - Подумав о Найнив  и раскладушке,  она
прибавила:  - И чтобы кроватей было две. Нана должна  быть  рядом со мной, а
если она  спит на раскладушке,  то своим  храпом мне уснуть не дает. - Маска
уважения  предательски соскользнула  с  лица  Найнив,  к  счастью,  на  долю
секунды. Но это правда: храпит Найнив - просто жуть.
     -  Разумеется, миледи, - промолвила пухленькая хозяйка. - Для вас  есть
комната. Только  вот  вашим людям придется ночевать на конюшне, на сеновале.
Сами видите, народу у меня  многовато. Вчера  труппа бродяг привела каких-то
ужасных  громадных  зверей.  Один  чуть  напрочь  не  порушил  "Королевского
пикинера". Бедняга  Сим разом лишился  половины постояльцев, а то  и больше.
Вот они  ко мне  и перекочевали. - В улыбке госпожи Джарен было  куда больше
довольства, чем сострадания. - Однако одна комнатка у меня найдется.
     - Уверена, она подойдет.  Если  вы пришлете  легкой  закуски и  воды, с
дороги умыться, то, пожалуй, я пораньше отдохнуть лягу. - В окна еще светило
солнце,  но  девушка  изящным   движением  прикрыла  ладошкой  ротик,  будто
сдерживая зевоту.
     -  Конечно,  миледи. Как  вам будет угодно.  Сюда. По-видимому, госпожа
Джарен считала, что ей положено развлекать гостью беседой, сопровождая ту на
второй  этаж. Она безостановочно трещала о  том, какой нынче наплыв народу и
просто чудо какое-то, что у нее еще осталась  комната, о тех  бродягах с  их
зверьем,  о  том, как их  гнали вон из городка, -  и скатертью дорога! - обо
всех  знатных особах, останавливавшихся за  все  эти годы  в ее заведении, -
однажды заезжал даже сам лорд Капитан-Командор Детей  Света! Да,  вот только
позавчера  проезжал Охотник  за Рогом. Направлялся он  в Тир, где,  говорят,
Тирская Твердыня, будто  спелое яблоко, пала  в лапы какого-то Лжедракона. И
разве не ужасное злодеяние, что мужчины вообще способны на такое?
     - Надеюсь, никогда его  не отыщут.  - Седые кудряшки хозяйки сокрушенно
закачались.
     - Рог Валир? - промолвила Илэйн. - А почему так?
     - Ну, миледи, если его найдут, значит, близится Последняя Битва. Темный
рвется  на  волю. - Госпожа  Джарен задрожала. - Ниспошли Свет, дабы Рог так
никогда и не нашли. Тогда ведь и Последней Битвы не случится, правильно?
     М-да, любопытная логика. На такой довод, похоже, ничем не ответишь.
     Спальня оказалась небольшой, если  не сказать тесной. Две узкие кровати
под   полосатыми  покрывалами  по  сторонам  окна,  выходящего  в  переулок,
оштукатуренные  стены,  а на  пятачке  у  двери  еле можно  разойтись. Между
кроватями притулился столик с  лампой и трутницей, на полу лежал малюсенький
коврик в цветочек, а довершал обстановку умывальник с маленьким зеркалом над
ним. Все было чистенько и отполировано до блеска.
     Хозяйка взбила  подушки, одернула, разгладила покрывала  и сказала, что
перины  набиты  лучшим,  мягчайшим  гусиным  пухом, что  слуги  миледи могут
занести ее сундуки по задней лестнице и что здесь очень уютно, а ночью, если
миледи  откроет  окошко и оставит  в  двери  щелочку,  будет  очень приятный
сквознячок. Можно  подумать, Илэйн заснет, открыв дверь в коридор, где ходят
все  кому  не лень. Прежде  чем  Илэйн  удалось выпроводить госпожу  Джарен,
явились две девушки в передничках. Они принесли вместительный синий кувшин с
горячей  водой  и большой лакированный поднос,  накрытый белой тряпицей. Под
салфеткой угадывались очертания кувшина с вином, двух кубков и еще чего-то.
     - По-моему, она думала, что мы вполне можем отправиться в "Королевского
пикинера",  пусть  там  и дыра в стене, -  промолвила  Илэйн, наконец плотно
затворив дверь.  Оглядев  комнату,  девушка поморщилась: для сундуков  места
совсем не  оставалось.  - И  я все  равно не уверена,  не стоит  ли нам  так
поступить.
     - Я не храплю, - натянуто произнесла Найнив.
     -  Конечно,  нет.  Но  надо  же  было  что-то  сказать.  Найнив  громко
прочистила горло, но сказала лишь:
     -  Рада, что я  очень устала -  так  и клонит  в сон.  Не  считая корня
вилочника,  я  у этой Макуры не отыскала никаких известных мне трав, которые
помогают уснуть.
     Том  с  Джуилином  в   три  приема  занесли  наверх  окованные  железом
деревянные сундуки, при этом они все время  ворчали, что пришлось  тащить их
по узкой задней лестнице. Как это все похоже на мужчин! Еще они бурчали, что
им  придется  ночевать  на  конюшне, - когда  вносили  первый сундук,  петли
которого  были  выкованы в форме листьев. На  дне  этого  сундука  хранились
большая часть денег  и драгоценностей и найденный тер'ангриал. Однако, войдя
в  комнату,  мужчины переглянулись и примолкли.  По крайней мере,  по поводу
ночлега.
     - Мы пойдем в общий зал, может, разузнаем чего, - сказал Том, когда они
втащили последний сундук. В комнате едва остался проход к умывальнику.
     - И может,  по городку пройдемся, - добавил Джуилин. - Когда на  улицах
одни на других так косятся, люди многое болтают.
     -  Очень хорошо, -  сказала Илэйн.  Мужчинам явно хочется думать, будто
они  способны  на нечто  большее, чем просто  таскать тяжести. Так, впрочем,
получилось и в Танчико, и в Марцедине.  Может,  они еще и не раз пригодятся,
но здесь - вряд ли. - И поосторожней,  не  связывайтесь с Белоплащниками.  -
Оба  переглянулись,  всем своим видом  показывая,  как  им надоели  подобные
предостережения.  Как будто  Илэйн не видела,  какими  синяками и  кровавыми
ссадинами доставались  Тому и  Джуилину  крохи  информации,  но она простила
обоих и  улыбнулась  Тому: - С нетерпением буду ждать, когда  вы расскажете,
что узнали.
     -  Только  утром, - твердо заявила  Найнив. Она  упрямо отводила взор в
сторону -  явно злилась на Илэйн, поэтому с тем же  успехом могла  бы  ее  и
суровыми  взглядами  жечь.  - Если  вы  потревожите нас  раньше  и не  из-за
нападения троллоков, то лучше вам иметь причину поосновательней.
     Взгляд, которым  обменялись  Том  с Джуилином, был красноречивее всяких
слов - Найнив  даже  брови вздернула. Однако  когда она с  крайней  неохотой
отсчитала  мужчинам  несколько  монет,   они   удалились,   согласившись  не
беспокоить сна женщин.
     - Если  я даже поговорить с  Томом  не  могу...  - начала  Илэйн, когда
девушки остались одни, но Найнив перебила ее:
     -  Я  не  позволю  им  входить, когда я  сплю  в одной  рубашке.  - Она
принялась неловко расстегивать  пуговицы  на спине. Илэйн потянулась помочь,
но Найнив сказала: - Сама справлюсь. Дай-ка мне кольцо.
     Фыркнув, Илэйн подняла  подол,  залезая  в  кармашек, который пришила с
изнанки.  Если Найнив угодно капризничать, пожалуйста; сама она  не ответит,
даже если Найнив вздумает устроить ей  разнос. В кармашке лежали два кольца.
Илэйн  оставила на месте золотого Великого Змея,  которого  получила в день,
когда стала Принятой, и достала каменное кольцо.
     Кольцо,  в  красных,  голубых,  коричневых  пятнышках  и полосках, было
слишком велико, чтобы надеть на палец, и к тому же уплощено и перекручено. И
без того необычное, кольцо имело еще  одну странность: у него был всего один
край - если провести пальцем по краю, палец обежит  кольцо изнутри и снаружи
и вернется  на  то же место. Это был  тер'ангриал,  и  он  открывал доступ в
тел'аран'риод  даже  тому, кто  не  обладал  даром,  имевшимся  у  Эгвейн  и
айильских ходящих по снам.  Надо было лишь уснуть с этим кольцом, чтобы  оно
касалось кожи. В отличие  от двух тер'ангриалов, отобранных у Черных  Айя, с
этим  кольцом  направлять   не   требовалось.   Илэйн   было  известно,  что
воспользоваться этим кольцом мог даже мужчина.
     Облаченная  в одну льняную рубашку,  Найнив продела  через  тер'ангриал
кожаный  шнурок, на  котором  висели ее собственное кольцо  Великого Змея  и
печатка  Лана, завязала узелок  и  повесила шнурок  себе на  шею.  Затем она
улеглась  на кровать поверх  покрывала. Тщательно  уложив  кольцо, чтобы оно
касалось тела, Найнив опустила голову на подушки.
     - А не рано? Вдруг Эгвейн и Хранительниц там еще нет? - спросила Илэйн.
- Какой сейчас час в Пустыне, я не знаю.
     - Все равно  пора,  даже если  она и не появится раньше. А это вряд ли.
Хранительницы Мудрости держат Эгвейн  на коротком поводке. По большому счету
ей  это только на пользу. Она такая упрямая и своевольная. - Найнив  открыла
глаза и посмотрела на Илэйн - на нее! - будто эти слова и к ней относились.
     - Не забудь сказать Эгвейн, пусть передаст  Ранду, что я о нем помню, -
сказала Илэйн. Она не позволит Найнив устроить скандал. - Скажи  ей... пусть
скажет Ранду, что я его люблю, его одного. - Вот так. Вот она
     и сказала.
     Найнив в самой оскорбительной манере возвела очи
     горе.
     - Если тебе так хочется, - сухо отозвалась она,
     поуютнее устраиваясь на подушках.
     Когда  дыхание Найнив стало размеренным и медленным, Илэйн придвинула к
двери сундук  и  уселась  на него. Ждать  она всегда не  любила.  Стоило  бы
оставить  Найнив тут,  а  самой  спуститься  в  общий  зал.  Том,  наверное,
по-прежнему  там, и...  И  ничего.  Для  всех он  -  кучер.  Интересно, а не
подумала  ли  Найнив и  об  этом, согласившись выступать  в роли  горничной?
Вздохнув,  девушка  прислонилась  к  двери  спиной.  Как  же  ей  ненавистно
ожидание!






     Возможности кольца-те'ангриала  уже не ошеломляли  Найнив, как  раньше.
Она очутилась в том месте, о  котором  думала, когда на нее накатил сон, - в
Тире, в  огромном  зале,  называемом  Сердцем  Твердыни,  в  центре огромной
крепости, Тирской Твердыни. Лампы на высоких, отделанных золотом  стойках не
горели,  но бледный свет, исходящий отовсюду и ниоткуда  -  он просто был, -
разливался вокруг Найнив, растворяясь в неясных тенях поодаль. Ладно хоть не
жарко - в тел'аран'риоде как будто никогда не бывало ни холодно, ни жарко.
     Во  все стороны  убегали гигантские колонны из  краснокамня,  сводчатый
купол терялся в тенях и  полумраке, откуда свисали  на золотых цепях золотые
светильники. Бледные плиты пола под ногами Найнив были истерты:
     в этот зал Благородные Лорды Тира - наяву,  разумеется - приходили лишь
тогда, когда к тому  обязывали законы и традиции,  но  являлись они  сюда  с
самого Разлома Мира. В самом центре, под куполом зала находился  Калландор -
сверкающий меч, изготовленный  будто из цельного куска кристалла. Меч был до
половины вогнан в каменную плиту. Так, как его оставил Ранд.
     Найнив обошла Калландор стороной. Ранд объявил, что посредством  саидин
сплел вокруг  него ловушки, которые не  в состоянии  узреть ни одна женщина.
Найнив подозревала, что ловушки эти весьма коварны и опасны - даже лучшие из
мужчин  бывают отвратительны, когда  стараются превзойти себя  в  хитрости и
изворотливости, - опасны как для женщин, так и для мужчин,  которые  и могут
воспользоваться этим са'ангриалом. Ранд хотел уберечь его в равной мере и от
Отрекшихся, и от Башни. Не считая самого  Ранда,  любой человек, коснувшийся
Калландора, погибнет. Если с ним не случится чего похуже.
     Такова была правда Тел'аран'риода. Существующее в мире яви существовало
и тут, хотя  обратное не всегда было верно. Мир Снов, Незримый Мир,  отражал
реальность, пусть порой и довольно  необычно, и, возможно, имел черты и иных
миров.  Верин Седай  говорила  Эгвейн,  что существует  узор,  сплетенный из
миров, из нашей реальности и из других - точно так же, как сплетение людских
жизней  образует  Узор  Эпох.  тел'аран'риод  пронизывает  все   реальности,
касается всех  миров,  однако немногие способны  вступать  в него, разве что
случайно, не  отдавая себе в этом отчета, во время сна. И мгновения эти таят
для  невзначай появившегося в  Незримом Мире  смертельную  опасность, о чем,
если повезет, он никогда не узнает. Нельзя забывать и другого факта: то, что
случается здесь  со вступившим в тел'аран'риод, произойдет и наяву. Смерть в
Мире Снов обернется смертью и в настоящем мире.
     У Найнив появилось  ощущение,  будто из сумрака  между колоннами за ней
наблюдают,  но  это  чувство   ее  не  встревожило.  Это  ведь  не  Могидин.
Воображаемые глаза. Нет здесь никаких соглядатаев! Сама же говорила Илэйн не
обращать внимания, и вот... Могидин вряд  ли  стала бы только  наблюдать. Но
тем не  менее Найнив хотелось разозлиться настолько, чтобы быть  в состоянии
направлять Силу. Нет, она, конечно,  не испугана.  Просто сердита. Никак  не
испугана.
     Перекрученное  каменное  кольцо было легким  и словно  хотело  улететь,
выскользнуть из- под сорочки. Это напомнило  Найнив, что она, можно сказать,
почти не одета. Едва  у Найнив возникла мысль об одежде, как она оказалась в
платье.  Вот  эту особенность тел'аран'риода девушка любила:  многого  здесь
можно добиться и не направляя Силу, и тут Найнив  подвластно такое, чего  ни
одна Айз  Седай  не способна  сделать  даже при помощи Силы,  -  в  этом она
нисколько  не  сомневалась.  Правда, появившееся  на  ней  платье  несколько
удивило  Найнив. Оно  было не добротное  двуреченское из  хорошей  шерсти, а
совсем иное -  высокий, под самый подбородок, ворот оторочен джайрекрузскими
кружевами, облегающие тело складки бледно-желтого шелка подчеркивают фигуру.
Сколько раз она называла подобные тарабонские одеяния неприличными? Сколько?
Пожалуй, столько же, сколько ей приходилось их надевать, чтобы не выделяться
среди жительниц Танчико. Похоже, Найнив даже  не  осознавала, как привыкла к
таким платьям.
     В  сердцах  дернув  себя  за косу, злясь на  непостоянство  собственных
мыслей,  Найнив махнула рукой на платье и не стала его менять. Пусть  платье
не то, какое  бы ей  хотелось, но она  не взбалмошная девчонка,  чтобы из-за
этого  капризничать и  ножками топать.  Платье  есть  платье.  В нем  она  и
дождется появления Эгвейн, кто  бы  из Хранительниц Мудрости ни  сопровождал
девушку на сей раз, и если кто-то из них хоть словом обмолвится... Я же сюда
пораньше пришла вовсе не о нарядах болтать!
     -  Бергитте?  - Молчание.  Найнив повысила голос, хотя  нужды в том  не
было.  В  этом  месте та  услышит свое имя даже  на другой  стороне мира.  -
Бергитте?
     Из-за  колонн  шагнула  женщина:  в  голубых  глазах  -  спокойствие  и
горделивая уверенность  в себе, золотистые волосы заплетены в косу еще более
вычурную, чем у Найнив. Одежду незнакомка носила такую, какая пришлась ей по
вкусу  более двух  тысяч лет назад - короткая белая куртка и  широкие желтые
штаны из шелка, присборенные на лодыжках над короткими сапожками  на высоких
каблуках. Стрелы в  колчане на боку  походили на серебряные, каким казался и
лук в руке.
     -  Гайдал  здесь?  -  спросила  Найнив. Гайдал Кейн  всегда  был  подле
Бергитте  и всегда нервировал Найнив,  отказываясь ее  замечать  и  сердясь,
когда Бергитте  с ней  разговаривала.  Найнив  была немало потрясена,  когда
впервые обнаружила в тел'аран'риоде Гайдала Кейна и Бергитте - давно умерших
героев, чьи  имена связаны во множестве легенд  и преданий. Но, как говорила
сама  Бергитте, где  же  еще,  как не  во  сне, героям, связанным  с Колесом
Времени, ожидать возрождения? Во сне, который существует столько же, сколько
и  само Колесо. Именно  их, Бергитте  и Гайдала Кейна, Рогоша Орлиный Глаз и
Артура Ястребиное Крыло, и всех  остальных призовет  Рог Валир  на Последнюю
Битву, на Тармон Гай'дон.
     Бергитте мотнула головой, качнулась причудливая коса.
     - Нет, что-то  я его  не видела. Думаю,  его вновь вызвало Колесо.  Так
всегда случается. - В голосе ее слышались тревога и ожидание.
     Если  Бергитте  права,  то где-то  в мире  родился  мальчик - агукающий
младенец,  который  еще  не ведает, что  его ждет удивительная судьба и  его
приключения  дадут  начало новым  легендам.  Колесо,  когда  нужно, вплетает
героев в Кружево Эпохи, формируя Узор, а когда они  умирают, оно  возвращает
их сюда для нового ожидания. Вот  что значит быть связанным с Колесом. Новые
герои могут обнаружить, что и они связаны с Колесом - мужчины и женщины, чьи
храбрость и  достоинства  возвышают  их над обыденностью, но  будучи однажды
связаны с Колесом, они навечно остаются в его власти.
     - И долго еще тебе ждать? - спросила Найнив. - Наверняка еще годы.
     Бергитте  всегда  была вместе с  Гайдалом, эти  имена  стояли  рядом  в
истории и в преданиях,  Эпоха за  Эпохой, связанные  общими  приключениями и
романтической любовью, неподвластной  даже Колесу Времени.  Бергитте  всегда
рождалась после Гайдала - через год, через пять или через десять, но после.
     - Не знаю, Найнив. Время здесь  не похоже на время в мире яви.  С тобой
я, как мне представляется, встречалась десять дней назад, а с Илэйн всего за
день до того. А как для тебя?
     - Четыре  дня и  три,  - пробормотала  Найнив.  Они  с  Илэйн  являлись
поговорить с Бергитте как можно чаще, хотя и не  так часто, как хотели, ведь
в  лагере  вместе с ними  были Том и  Джуилин,  которые  ночами дежурили  по
очереди. Бергитте и в самом деле помнила  Войну Силы,  по крайней  мере свою
тогдашнюю  жизнь  -  и  Отрекшихся.  Прошлые  ее  жизни напоминали  страницы
любимых, давно прочитанных книг,  которые остались в памяти; прожитые раньше
запечатлелись слабее, чем недавние,  но Отрекшиеся врезались  в память очень
глубоко. Особенно Могидин.
     -  Вот  видишь, Найнив?  И  ход  времени  здесь  прихотлив  и  меняется
по-разному. До моего  нового рождения могут минуть месяцы или  дни -  здесь,
для меня. В мире же яви могут пройти года.
     Найнив с усилием подавила досаду.
     - Тогда  не  будем терять драгоценного времени.  После  нашей последней
встречи ты  кого- нибудь из них видела? - Не было нужды уточнять, о ком идет
речь.
     -   Слишком  многих.   Конечно,   Ланфир   частенько   наведывается   в
Тел'аран'риод, но я видела  и Равина,  и Саммаэля, и Грендаль. Демандреда. И
Семираг. - При последнем имени голос Бергитте дрогнул. Даже Могидин, которая
ненавидела ее,  не  пугала девушку  столь явно, но  с Семираг  дело обстояло
иначе.
     Найнив тоже содрогнулась  -  об этой  Отрекшейся золотоволосая  женщина
рассказала слишком  многое -  и поняла, что на ней  теперь плотный шерстяной
плащ  с глубоким,  скрывающим  лицо капюшоном.  Вспыхнув,  она усилием  воли
заставила плащ исчезнуть.
     - Никто из них тебя не  заметил?  - тревожно спросила Найнив. Во многих
отношениях, несмотря на свое знание тел'аран'риода, Бергитте была куда более
уязвима, чем  она. Прекрасная лучница никогда не имела дара направлять Силу,
и любой из Отрекшихся уничтожит ее, точно наступит на муравья - пройдет и не
замедлит шага.  А  если  ее уничтожат  здесь, для нее никогда более не будет
возрождения.
     - Я не  настолько  неумела или  безрассудна, чтобы  допустить  такое. -
Бергитте оперлась на свой  серебряный лук;  легенды  утверждали, что  с этим
луком  и серебряными стрелами она не ведала промаха.  -  Они опасались  друг
друга, а не кого-то другого. Я видела Равина и Саммаэля, Грендаль и Ланфир -
все невидимками выслеживали других. Демандред  и Семираг тоже тенью  крались
за ними. С тех пор как они освободились, я не видела столь многих сразу.
     -  Что-то они  замышляют. -  Найнив  в досаде и недовольстве  прикусила
губу. - Но вот что?
     - Не  могу пока сказать, Найнив. В Войну Тени они всегда строили козни,
и в равной мере друг  против друга, но их затеи не сулят ничего хорошего для
мира, ни наяву, ни во сне.
     - Бергитте, постарайся вызнать, но только чтобы тебе ничего не грозило.
Не надо рисковать. - Лицо  той  не  изменилось, но Найнив показалось,  будто
Бергитте  подобная  просьба позабавила.  Видно, глупая женщина  так  же мало
думает об опасности, как и Лан. Как бы Найнив хотелось порасспросить о Белой
Башне, о том,  что за интриги плетет Суан, но Бергитте, пока ее не  призовет
Рог  Валир,  не  могла  ни видеть,  ни  касаться  реального  мира. Ты просто
увиливаешь от вопроса, который хочешь задать! - Ты видела Могидин?
     -  Нет,  -  вздохнула  Бергитте, -  но  не потому, что не  старалась. В
обычных условиях я могу выследить любого, кто понимает, что находится в Мире
Снов. От них точно рябь по воздуху распространяется. Вернее, от их сознания,
я  точно  и  не  знаю. Я  - воин,  а  не  ученый. Либо она  не  появляется в
Тел'аран'риоде  с тех  пор, как  ты ее побила,  либо... - Она замешкалась, и
Найнив захотелось остановить ее, не  дать сказать то,  что  она  и  без того
знала,  но  Бергитте  была  слишком  сильна, чтобы  уклоняться от неприятных
предположений.  -  Либо  она  знает, что я ее разыскиваю. Она умеет таиться,
такова  уж она.  Ни за что ни про что ее Паучихой не прозвали бы. - В  Эпоху
Легенд словом "могидин" назывался  крохотный  паучок, плетущий  свои  сети в
потаенных местах, его ядовитый укус убивал в одно мгновение.
     Внезапно  Найнив вновь ощутила на себе невидимые глаза,  и ее  пробрала
крупная дрожь. Нет,  ее не трясло. Просто дрожь. Однако она упорно держала в
голове обтягивающее тарабонское платье, чтобы вдруг  не  обнаружить  себя  в
доспехах.  Однажды  так  случилось, но тогда Найнив была одна  и происшедшее
привело ее в замешательство. Куда более неприятно оказаться в таком виде под
холодным  голубоглазым  взором  женщины,  храбростью  не уступающей  Гайдалу
Кейну.
     - Бергитте, а ты отыщешь  ее, если она желает скрытничать? - Важно было
спросить об этом. Ведь коли Могидин знает,  что ее выслеживают... Тогда  это
все равно что искать льва в высокой траве, вооружившись лишь палкой.
     Бергитте не замешкалась с ответом:
     -  Наверное.  Я постараюсь. -  Взвесив  на  руке  лук, она  добавила: -
Пожалуй, я пойду.  Не хочу рисковать. Не надо, чтобы меня видели  остальные,
когда они тут появятся.
     Найнив положила ладонь на руку Бергитте, останавливая ее:
     -  Стоило  бы  сказать  им.  Тогда бы  я смогла  поделиться с Эгвейн  и
Хранительницами тем, что ты  рассказала мне об Отрекшихся, а они передали бы
Ранду. Бергитте, ему нужно знать...
     -  Ты  обещала,  Найнив. -  Яркие  голубые глаза были  непреклонны, как
ледяная глыба. - Правила гласят:
     никому нельзя знать,  что  мы обитаем в тел'аран'риоде.  Разговаривая с
тобой, я нарушаю многие запреты, а оказывая помощь - еще больше. Но поступаю
я так  потому, что не могу стоять в стороне  и наблюдать  за  вашей битвой с
Тенью  -  в  этой  битве я  сражалась в многих  своих  жизнях!  Не  помню, в
скольких.  Однако  я  буду  соблюдать  столько заповедей, сколько  сумею. Ты
должна сдержать свое слово.
     -  Конечно, я сдержу его, - возмущенно вскинулась Найнив, - если только
ты сама не освободишь меня от обещания. И я прошу тебя...
     - Нет.
     И  Бергитте  исчезла.  Рука  Найнив  покоилась на  белом  рукаве,  а  в
следующее мгновение под пальцами была пустота. Мысленно она выдала несколько
ругательств,  подслушанных  у   Тома  и  Джуилина,   вроде  тех,  к  которым
прислушивалась  Илэйн,  за  что  сама  Найнив хмуро косилась на  девушку. Но
употребляемых гораздо реже. Вновь звать  Бергитте нет смысла. Скорей  всего,
она  и  не   придет.   Оставалось   надеяться,  что  золотоволосая   лучница
откликнется, когда ее в следующий раз позовут.
     - Бергитте! Я сдержу обещание, Бергитте!
     Это-то  она наверняка  услышит.  Может,  к  следующей  встрече  лучница
разузнает кое-что  о делишках Могидин. Найнив почти хотелось, чтобы Бергитте
ничего не узнала. Ведь в противном случае это значит,  что Могидин и в самом
деле тайно обшаривает Тел'аран'риод.
     Глупая женщина! "Не остерегаешься змеи, так и не жалуйся, коли она тебя
укусит". Нет, не мешает как-нибудь встретиться с этой Лини, нянюшкой Илэйн.
     Пустота громадного зала  давила  на  Найнив, невыносимы  были  все  эти
огромные  полированные колонны  и  ощущение, будто из сумрака оттуда за  ней
наблюдают. Если бы там и в самом деле кто-то был, Бергитте бы знала.
     Найнив поняла, что разглаживает  на бедрах шелк, прогнала прочь мысли о
невидимых  глазах, которых тут и нет, и сосредоточилась на  платье.  Впервые
Лан встретил  ее  в добротном двуреченском  шерстяном платье, а  в  любви ей
признался,  когда  она  была в простом платье с вышивкой, но  Найнив хотела,
чтобы тот  увидел  ее  в одеянии вроде  этого. Не будет ничего неприличного,
если в таком платье ее увидит только он один.
     Возникло высокое стоячее зеркало, в котором ее отражение поворачивалось
и так и этак, даже через плечо  заглядывало. Желтые складки  плотно облегали
ее, подчеркивая и обрисовывая то, что скрывали. Круг Женщин в Эмондовом Луге
поволок бы ее для хорошего разговора куда-нибудь в тихий уголок, будь Найнив
Мудрой хоть сто  лет. Однако  платье было очень красивым.  Здесь, наедине  с
собой,  она могла признать, что вполне готова носить на  людях одежду  вроде
этой. Это платье тебе нравится, выбранила себя Найнив. Да  ты стала такой же
развязной, какой, по-видимому,  Илэйн становится!  Точь-в- точь как она!  Но
ведь платье прекрасно. И может, не так  уж непристойно,  как она сама всегда
заявляла.  Разумеется,  нельзя,  чтобы  вырез  был чуть  не  до  колен, как,
например, у Первенствующей Майена.  Ну, пожалуй, у  Берелейн он не до колен,
но все равно куда ниже, чем позволяют приличия.
     Найнив  была  наслышана  о  том, что зачастую носят  доманийки  -  даже
тарабонцы называют те одеяния непристойными! Одна  мысль - и складки желтого
шелка превратились в  волнующие линии с узеньким пояском плетеного золота. А
ткань стала тонкой. Лицо Найнив  зарделось. Очень  тонкой. Почти прозрачной.
Теперь  уж точно платье  более  чем недвусмысленно намекало на  определенные
вещи. Если Лан увидит ее в этом  наряде,  уж он не станет  бубнить, что  его
любовь к ней  безнадежна и  что он не  смеет предлагать ей как свадебный дар
вдовий траур. Один взгляд - и у него кровь в жилах охватит огнем. Он...
     - Света ради, Найнив, что это на тебе? - шокированно промолвила Эгвейн.
     Найнив рывком  выпрямилась, крутанулась. Когда она оборотилась лицом  к
Эгвейн  и  Мелэйн  -  как назло,  это  оказалась  именно  Мелэйн,  хотя  эти
Хранительницы  одна другой стоят, - зеркало исчезло, а сама она  оказалась в
темном двуреченском платье из толстой шерсти - в самый раз для лютой зимы. В
немалой степени огорченная  и  тем,  что  ее застали  врасплох,  и  тем, что
испугалась,  -  пожалуй,  последнее  оскорбило  ее больше  всего,  -  Найнив
мгновенно  вновь  сменила  платье,  даже  не  думая,  обратно  на фривольное
доманийское,  а потом,  столь  же  быстро,  на  желтый тарабонский  наряд  в
складках.
     Лицо  Найнив  пылало.   Несомненно,   они  считают  ее  круглой  дурой.
Угораздило  же  так  осрамиться  перед  Мелэйн! А ведь  она  красавица,  эта
Хранительница -  с длинными рыжевато-золотистыми волосами и чистыми зелеными
глазами. Не то чтобы Найнив хоть  капельку  волновало, как та выглядит. Но в
прошлую встречу вместе с Эгвейн была  именно Мелэйн.  И  когда она принялась
насмешливо поддразнивать Найнив относительно Лана, Найнив взорвалась. Эгвейн
твердила,  что они ничуть не подтрунивали над ней, даже  по меркам айильских
женщин,  но  Мелэйн-то  расхваливала  плечи  Лана,  восхищалась его  руками,
глазами. Да по какому такому праву  эта зеленоглазая кошка  пялится на плечи
Лана? Нет, в его верности она нисколько не сомневается, но он ведь мужчина и
сейчас далеко от нее, а Мелэйн совсем рядом, и... Найнив решительно оборвала
нить своих размышлений.
     -  Как там Лан?.. - Ей казалось, что она сейчас  со стыда сгорит.  Что,
язык тебя уже вовсе не слушается?  Но отступать поздно -  не перед Мелэйн же
пасовать! Эгвейн  мечтательно улыбнулась - в  этом мало хорошего,  но Мелэйн
посмела  напустить на лицо такое понимающее выражение!.. - С ним все хорошо?
- Найнив пыталась удержаться в рамках холодного спокойствия, но напряжение в
голосе выдавало ее.
     - С ним все хорошо, - промолвила Эгвейн. - Он беспокоится, не грозит ли
чего тебе.
     Найнив  перевела  дыхание,  которое  невольно  -  сама  не  сознавая  -
задержала.  Даже без Куладина с его Шайдо  Пустыня -  опасное место, а  этот
безрассудный мужчина не  понимает, что такое осторожность. Он беспокоится  о
ней? Чтобы ей ничего не грозило? Неужели этот балбес считает, будто она сама
о себе не в силах позаботиться?
     - Мы наконец добрались до Амадиции, - быстро заговорила Найнив, надеясь
словами прикрыть свой промах. Сначала языком, точно метлой, болтала, а потом
еще и вздохи! Из-за мужчины напрочь мозгов лишилась! Украл он их у тебя, что
ли? Но по лицам собеседниц не угадать  было, удалось  ли ей  добиться  своей
цели.  -  Мы  остановились  в  деревне под названием  Сиенда,  к востоку  от
Амадора. Белоплащники тут кишмя кишат, но ни один из них  не взглянул на нас
дважды. Нам о других нужно тревожиться, а не о себе.
     В  присутствии  Мелэйн  пришлось  осторожничать  -  по  правде  говоря,
чуть-чуть погрешить против истины тут  и там, - но Найнив рассказала о Ронде
Макуре и ее странном сообщении,  о ее попытке опоить их с Илэйн. О попытке -
не могла же Найнив признаться перед Мелэйн, что белошвейка преуспела в своем
злодейском  замысле! Свет,  что  же я творю?  Я  в  жизни  прежде  Эгвейн не
солгала!
     Перед  одной  из   Хранительниц  Мудрости   нельзя   было  упомянуть  и
предполагаемую причину  - возвращение сбежавшей Принятой. Ведь Хранительницы
убеждены,  что  Найнив и  Илэйн  -  полноправные  Айз Седай. Но  надо как-то
сообщить Эгвейн правду.
     - Возможно, случившееся как-то связано с планами в отношении Андора, но
у нас с Илэйн и с тобой, Эгвейн, есть нечто общее, потому-то я считаю, что и
нам  нужно  быть  осторожнее.  И Илэйн  тоже.  - Девушка,  выслушав  Найнив,
медленно кивнула.  Выглядела она будто оглушенная, но похоже, поняла, о  чем
речь.  -  Вкус  этого  чая  возбудил  во  мне  подозрения.  Представь  себе:
попытаться  опоить  чаем  из корня вилочника  ту, которая, как я,  на травах
собаку съела!
     - Интриги внутри  интриг,-  проворчала  Мелэйн.-  Пожалуй, для вас, Айз
Седай, Великий Змей - весьма подходящая эмблема. Когда-нибудь, того и гляди,
сами себя невзначай проглотите.
     - У нас тоже есть новости,- быстро сказала Эгвейн.
     Найнив же, в отличие от Эгвейн,  не видела  причины  для такой  спешки.
Нет, ни за что эта женщина не вынудит меня своими  насмешками выйти из себя.
И  я не рассержусь.  Пусть сколько угодно  оскорбляет Башню. Найнив подальше
отодвинула руку от  косы.  Однако сказанное Эгвейн  напрочь выбило из головы
Найнив всякие мысли о вспыльчивости.
     Куладин намерен пересечь Хребет Мира - уже мрачное  известие, а то, что
Ранд отправился следом, ничуть не  лучше.  Он  ускоренным маршем, от первого
света до сумерек, ведет айильцев  к Перевалу Джангай, и, как сказала Мелэйн,
очень скоро они будут там. Обстановка в Кайриэне и без того  плоха, чтобы на
этой  земле еще и война между айильцами разгорелась. А  если Ранд попытается
воплотить  в  жизнь  свой безумный план, неминуема  новая  Айильская  Война.
Безумный? Нет,  пока еще  Ранд не сошел с  ума. Как-то  он еще  цепляется за
здравый рассудок.
     Много ли  прошло времени с тех пор, как я беспокоилась, хотела защитить
его? - с горечью подумала Найнив. А теперь я лишь хочу, чтобы он оставался в
своем уме, дабы сразиться в Последней Битве. Ну, не только поэтому, но и эта
причина имеет место. Он тот, кто он есть. Испепели меня Свет, да я ничуть не
лучше Суан Санчей! Любой из Айз Седай! Но то, что Эгвейн сообщила о  Морейн,
буквально потрясло Найнив. Она, не веря своим ушам, спросила:
     - Она ему подчиняется?
     Эгвейн энергично закивала - в этом своем нелепом айильском шарфе:
     -  Прошлым вечером  у них вышел спор - она не оставляет попыток убедить
его  не  идти за  Драконову Стену. И  в конце  концов он  велел ей выйти  из
палатки и погулять, пока не остынет. Она будто язык  проглотила, но сделала,
как он сказал. Так или иначе, она битый час проторчала на ночном холоде.
     - Это плохо, - заметила Мелэйн, резким движением поправляя свою шаль. -
Не дело, когда мужчины командуют Айз Седай. Все равно что они Хранительницам
приказывать станут. Даже Кар'а'карну это не приличествует.
     - Вот-вот, не их это дело, - поддакнула Найнив, а потом, спохватившись,
захлопнула  рот.  Да какая мне разница, если он даже  заставит  ее  под свою
дудку танцевать? Она-то вдоволь  натешилась, заставляя нас плясать под свою!
Но  все  равно это неправильно. Я  не хочу  быть Айз Седай,  я просто  желаю
побольше узнать об Исцелении. Я хочу остаться той,  кем была. Ну его,  пусть
как угодно ею вертит! Однако это все же нехорошо.
     -  Ладно  хоть,  теперь он  с  ней  разговаривает, - сказала Эгвейн.  -
Прежде, когда  она  футах  в десяти от него  оказывалась,  он  точно  в  ежа
превращался. Найнив, у него голова с каждым днем распухает.
     - Помнится, когда  я  считала, что  ты  станешь Мудрой, -  кривя  губы,
промолвила  Найнив,  - то учила  тебя опухоли снимать. Для него будет лучше,
если  ты  так  и  сделаешь, пусть  даже  он  в  королевского быка на  выпасе
превратится. Может быть, самое то, раз он нынче таким стал. По-моему, короли
-  да  и королевы -  выставляют себя дураками, забывая,  кто они, и потакают
лишь  своим  слабостям. Но еще  хуже они  оказываются, когда помнят, что они
важные шишки,  но забывают о том, что все равно остаются людьми. Много нужно
потрудиться  тому,  чья единственная забота - напоминать,  что  сильные мира
сего едят, потеют и плачут точно так же, как любой фермер.
     Мелэйн  закуталась  в  шаль, не  уверенная,  то ли согласиться,  то  ли
возразить, но Эгвейн сказала:
     -  Я  попробую. Но порой он сам  на себя не похож,  а когда  похож,  то
обычно такой надменный, что  этакий гордый пузырь не проколоть - уж  слишком
толст.
     - Постарайся как следует. Помоги  Ранду, не дай ему забыть самого себя.
Наверное,  это  лучшее, что для  него можно сделать.  И  для  него -  и  для
остального мира.
     Потом  воцарилось  молчание.  Найнив  с  Эгвейн  определенно не  хотели
говорить, что со  временем Ранду суждено  сойти с ума, и Мелэйн эта  тема не
доставляла никакого удовольствия.
     -  У меня  еще  есть кое-что  важное, - промолвила  наконец  Найнив.  -
По-моему, Отрекшиеся что-то затевают.
     Как она и обещала, о  Бергитте не было сказано ни слова. Пусть считают,
будто она  сама  видела  Ланфир и  прочих.  По правде говоря, Найнив  только
Могидин бы  узнала  в лицо.  Ну еще,  пожалуй, Асмодиана, хоть  и видела его
единожды, да и  то  издали.  Найнив надеялась,  что  никто из собеседниц  не
вздумает расспрашивать, каким  образом ей удалось узнать, кто  есть кто, или
почему ей кажется,  будто  Могидин  может затаиться. На  самом  деле вопросы
возникли вовсе не об этом.
     -  Ты бродила  по  Миру  Снов?  -  Глаза Мелэйн превратились в  зеленые
льдинки.
     Найнив встретила ее суровый взор не менее суровым, сколько бы Эгвейн ни
качала сокрушенно головой.
     - Вряд ли бы я иначе увидела Равина и остальных. Разве не так?
     - Айз  Седай, ты мало знаешь, а пытаешься взять на себя чересчур много.
Тебя не стоило  учить  той малости,  что ты умеешь. Что до  меня, то я порой
жалею, что мы даже  на  эти встречи  согласились. Необученных  женщин нельзя
пускать в Тел'аран'риод.
     - Я сама обучилась куда большему, чем научили меня вы. - Найнив усилием
воли сохраняла  спокойствие. - Направлять я научилась  сама, а что  касается
Тел'аран'риода, не вижу особой разницы. - Лишь из чистого упрямства и  из-за
гнева  она так сказала.  Верно, направлять Силу она научилась  сама,  но  не
понимая, что делает, и не очень у нее получалось. Еще до отправления в Белую
Башню она иногда Исцеляла, не ведая  ничего, пока ей это не доказала Морейн.
Наставницы в Башне объяснили, почему Найнив, чтобы  направлять  Силу,  нужно
разозлиться:  она скрывала  от себя эту способность,  боялась ее,  и  только
ярость могла пробить давние, загнанные глубоко-глубоко страхи.
     - Значит, ты одна из тех, кого  Айз  Седай зовут дичками.  -  Последнее
слово  было произнесено с неким намеком, то ли с насмешкой, то ли с жалостью
- Найнив очень не  понравился тон Мелэйн. В Башне  это слово редко считалось
похвалой. Конечно  же, у айильцев дичков - или, как их еще называли, дикарок
- не было. Способные направлять Хранительницы выискивали даже  тех  девушек,
которые с  рождения обладали  самой  слабой  искрой  дара,  тех,  в ком  эта
способность рано  или  поздно проявится, будут они учиться  или  нет.  Также
Хранительницы заявляли, что ищут и тех девушек, в ком нет подобной искры, но
кого  можно научить. Ни одна из  айилок не погибла, пытаясь освоить этот дар
собственными  силами.   -  Тебе   известно,   Айз  Седай,   какие  опасности
подстерегают  того, кто постигает  Силу без  должного руководства. Не думай,
что опасности сна меньше. Они столь же велики. Пожалуй, даже больше для тех,
кто осмеливается бродить в Мире Снов, не обладая нужными знаниями.
     - Я осторожна, - натянуто проговорила Найнив. Не затем она здесь, чтобы
ей читала  нотации  эта  солнечноволосая лиса  айильского роду-племени.  - Я
знаю, что делаю, Мелэйн.
     - Ничего ты не знаешь и ничего не понимаешь. Ты такая же упрямая, какой
была она, когда пришла к нам. - Мелэйн одарила Эгвейн улыбкой, которая вроде
бы была ласковой. - Мы смирили это неумеренное буйство, и обучение ее теперь
идет гладко и  быстро. Хотя она все еще допускает много  ошибок. - Довольная
улыбка  Эгвейн потухла. Найнив  заподозрила,  что именно из-за  этой ухмылки
Мелэйн и  добавила  последнюю фразу. - Если тебе хочется бродить по снам,  -
продолжала айилка, - то милости  просим к нам. Мы точно так же обуздаем твое
рвение и научим тебя всему.
     -  Спасибо  вам  большое,  но  обуздывать  меня  не нужно, - с вежливой
улыбкой ответила Найнив.
     - Ааналлеин умрет в тот же день, когда узнает о твоей смерти.
     Ледяная  игла пронзила  сердце  Найнив. Ааналлеин  - так  айильцы звали
Лана.  На Древнем  Языке это  значило  Единственный, или  Одиночка,  или  же
Человек,  который  представляет  весь  народ, -  точный перевод  был  подчас
затруднителен.  Айильцы  выказывали  Лану  большое уважение -  человеку,  не
отказавшемуся  от  борьбы с  Тенью  и  продолжающему  вести войну  с врагом,
который уничтожил его страну и его народ.
     - Это нечестно, это грязный приемчик в борьбе, - пробормотала Найнив.
     - Разве мы  боремся?  - изогнула бровь Мелэйн. - Если так,  то знай:  в
битве есть только победа или поражение. Правила не причинять боли - лишь для
игр и забав. Я  хочу, чтобы ты  пообещала, что ничего не  станешь делать  во
сне, не  спросив сначала у одной из нас.  Мне  известно, Айз Седай не  лгут,
поэтому я хотела бы услышать, как ты сама скажешь эти слова.
     Найнив заскрежетала зубами. Дать такое обещание легче легкого. Она ведь
может  и не  исполнять обещанного - Тремя Обетами она не  связана. Но  тогда
получится, что Мелэйн права. Этого Найнив допустить не могла, поэтому ничего
обещать не станет.
     - Мелэйн, она не даст обещания, - наконец проговорила Эгвейн. - Когда у
нее  такой упрямый вид,  как у мула, то  она не вылезет  из  дома, даже если
крыша, горит.
     Найнив зло полыхнула взором на девушку. Как  у мула! А  она ведь просто
отказывается, чтобы ее туда-сюда водили, точно тряпичную куклу.
     Так и не дождавшись слова Найнив, хоть и ждала долго, Мелэйн вздохнула:
     -   Очень   хорошо.  Но   не  лишним  будет  напомнить,  Айз  Седай:  в
Тел'аран'риоде ты всего- навсего дитя. Пойдем, Эгвейн. Нам пора.
     Изумление  промелькнуло  по  лицу  Эгвейн,  когда  они с Хранительницей
медленно растворялись в воздухе.
     Вдруг  до Найнив дошло, что ее наряд изменился.  Точнее, его изменили -
Хранительницы   Мудрости   знали   о   тел'аран'риоде    достаточно,   чтобы
воздействовать и на других, а не только на себя. Теперь на Найнив  оказались
белая  блузка и  темная юбка, но, в отличие от одежды только что исчезнувших
женщин,  юбка у нее  и до колен не доходила. Туфли  и чулки  пропали; волосы
были  заплетены в  две косички, над  каждым ухом,  а  в них вплетены  желтые
ленточки. Возле ее  голых ступней  сидела  тряпичная  кукла  с вырезанным из
дерева и раскрашенным лицом.  Найнив  услышала  яростный скрип  своих зубов.
Однажды такое уже случилось, и она выпытала после у  Эгвейн, что так айильцы
одевают маленьких девочек.
     В ярости Найнив вернула себе  желтое  тарабонское платье  из шелка - на
этот раз оно облегало ее еще  плотнее - и злым пинком отбросила куклу прочь.
Та улетела, исчезнув в воздухе. Нет, точно эта Мелэйн глаз на Лана положила.
А  как же, ведь все айильцы считают его героем. Высокий  ворот превратился в
кружевную стойку, глубокий узкий вырез открыл ложбинку  на груди.  Если  эта
женщина  будет  ему  беспрестанно  улыбаться!..  Если   он!..  Найнив  вдруг
сообразила, как  быстро опускается линия  декольте, как оно  расширяется,  и
поспешно  вернула платью прежнюю строгость, оставив, правда, небольшой вырез
-  такой,  чтобы не  краснеть. Платье  вдруг  стало  таким  тесным,  что она
пошевелиться не могла - пришлось и об этом позаботиться.
     Итак,   выходит,   она   должна  просить  разрешения,   да?  Бежать   к
Хранительницам за позволением что-то сделать?  Разве не она одолела Могидин?
Тогда ее победа произвела на  них должное впечатление, но видно, они об этом
позабыть успели.
     Что  ж, если Бергитте не  в  силах  помочь  и  не  может разузнать, что
творится в Башне, Найнив сама найдет способ все разведать.






     Найнив  тщательно  выстроила  перед  мысленным  взором  образ  кабинета
Амерлин  - точно  так же, как, погружаясь в сон,  представляла  себе  Сердце
Твердыни. Ничего  не  случилось,  и  Найнив  нахмурилась.  Она  должна  была
перенестись  в  Белую   Башню,  в  комнату,  которую   мысленно  нарисовала.
Попытавшись еще раз, Найнив вызвала в памяти картину той комнаты, где бывала
не в пример чаще - к своему неудовольствию.
     Сердце   Твердыни  превратилось   в   кабинет  Наставницы  Послушниц  -
небольшую, обшитую темными панелями  комнатку,  с простой  прочной  мебелью,
которая  знала  несколько  поколений  женщин,  занимавших  этот  пост.  Если
проступок  послушницы  оказывался  настолько  тяжким,  что  его не  искупить
несколькими  сверхурочными  часами  чистки  кастрюль  и котлов  или  работой
граблями  на  дорожках,  провинившуюся присылали сюда. Чтобы в  этот кабинет
получила вызов Принятая, проступок ее должен быть  куда серьезней, но и  она
переступала порог этого кабинета свинцовыми ногами, зная, что уйти отсюда ей
суждено, морщась от боли, как всякой послушнице.
     Рассматривать комнату Найнив  не хотелось  - не однажды Шириам называла
ее тут своевольной  упрямицей,  - но поймала себя  на  том,  что  смотрит  в
зеркало на стене. В него глядели послушницы и Принятые, видя свои зареванные
лица  и  слушая,  как  Шириам выговаривает  им о  необходимости  подчиняться
правилам и выказывать  надлежащее почтение или отчитывает еще за что-нибудь.
Найнив тяжело  давалось подчинение правилам  и почтительное отношение к кому
бы то ни было. Слабые остатки позолоты на резной раме свидетельствовали, что
висит здесь это  зеркало если  не с самого Разлома, то наверняка с Войны Ста
Лет.
     Тарабонское  платье было прекрасно,  но  у  любого, кто  увидит  в  нем
Найнив, возникнут подозрения. Обычно, когда доманийки посещали Башню, наряды
свои  они выбирали осмотрительно, и Найнив  не могла себе представить, чтобы
кто-то, даже во сне очутившись в Башне, не вел себя наипримернейшим образом.
Нельзя сказать, чтобы  Найнив  ожидала кого-нибудь встретить - разве что  на
несколько  мгновений  кто-то случайно  окажется  в тел'аран'риоде.  Ведь  до
Эгвейн в Белой Башне уже четыре  сотни  лет после Корианин Недеал не было ни
одной  женщины, способной вступать в тел'аран'риод. С другой  стороны, среди
похищенных  в  Башне тер'ангриалов, которые по-прежнему  находились в  руках
Лиандрин и ее сообщниц, одиннадцать последней изучала  Корианин.  Два других
предмета исследований Корианин теперь оказались у Илэйн и Найнив, и оба  они
открывали доступ  в тел'аран'риод. Лучше считать,  что и оставшиеся обладают
схожими свойствами. Мало  шансов, что Лиандрин или кто-то  из  ее товарок во
сне отправятся в Башню, из которой бежали, но даже такой шанс слишком велик,
чтобы рисковать угодить в засаду. Вообще-то говоря, Найнив не  может быть до
конца уверенной, что  похищенными тер'ангриалами исчерпывается перечень тех,
которые исследовала Корианин. О  тер'ангриалах,  действие  которых  никто не
понимал, архивные записи подчас говорили очень смутно и невнятно,  и таковые
вполне могли очутиться в лапах Черных сестер, по-прежнему орудующих в Башне.
     Переменившись совершенно, платье теперь стало из мягкой, но все-таки не
очень качественной  белой шерсти, по подолу тянулись семь цветных полос - по
одной для  каждой из Айя.  Если  Найнив увидит кого-нибудь,  кто не исчезнет
через несколько секунд, она вернется в Сиенду, и тогда решат, будто она одна
из Принятых, во сне коснувшаяся тел'аран'риода.  Нет,  вернуться  надо не  в
гостиницу,  а в кабинет  Шириам.  А  всякую встреченную  в  коридорах  Башни
женщину лучше  считать  Черной сестрой, а в  конце концов,  их-то и поручено
выслеживать Найнив.
     Довершая маскировку, Найнив взялась за свою неожиданно  золотисто-рыжую
косу  и показала  язык  лицу  Мелэйн в зеркале.  Вот кого Найнив с  радостью
препоручила бы Шириам для наставлений в этом кабинете.
     Кабинет  Наставницы  Послушниц  располагался  неподалеку  от  келий  ее
питомиц, и в широком, выложенном плитками коридоре с изысканными  гобеленами
и негорящими светильниками время от времени мерцали  двигающиеся фигуры - на
краткие мгновения тут появлялись перепуганные  девушки, все в послушническом
белом. Очень многие  послушницы  в  своих  кошмарах  видят Шириам. Торопливо
шагая мимо.  Найнив не обращала  на них  никакого внимания  - они, ненадолго
задерживаясь в Мире Снов, вряд ли успевали ее увидеть, да и тогда приняли бы
за часть своих сновидений, не более.
     К кабинету Амерлин вела короткая  лестница. Когда Найнив приблизилась к
широким  ступеням, перед ней вдруг возникла Элайда - лицо в бисеринках пота,
кроваво-красное одеяние, на  плечах  палантин  Престола  Амерлин. Или  нечто
очень похожее на палантин Амерлин - на нем не было голубой полосы.
     Безжалостные темные глаза сфокусировались на Найнив.
     - Я -  Престол Амерлин, девчонка!  Разве тебе неизвестно, как  положено
меня приветствовать? Да я тебя... - И она на полуслове пропала.
     Найнив тяжело выдохнула. Элайда - и Амерлин;
     вот  уж точно  кошмарное видение! Наверное, самый ее  разлюбезный  сон,
ехидно  подумала  Найнив.  Скорей в Тире снег повалит, чем  она  так. высоко
взберется.
     Приемная во многом была такой же, какой ее помнила Найнив: широкий стол
и стул за ним предназначались для Хранительницы Летописей; несколько стульев
у  стены -  для  Айз Седай, ожидающих  аудиенции у Амерлин. Послушницам же и
Принятым  положено  дожидаться  вызова  стоя.  Правда,  на  столе  аккуратно
разложены бумаги, перевязанные свитки и большие  пергаменты  с  печатями и с
прописными  буквами -  на  Лиане это не похоже. Нет, неряхой  Лиане  назвать
нельзя,  скорее  наоборот,  однако Найнив  казалось,  что  на ночь та всегда
убирает со стола все документы.
     Она толкнула  дверь во внутренний покой,  вошла и  замерла  на  пороге.
Неудивительно,  что  не удалось попасть сюда с  первой попытки, - кабинет не
имел ничего общего с тем,  каким она его помнила. Украшенный богатой резьбой
стол,  смахивающее на  трон кресло.  Перед  столом  точно  выверенной  дугой
выстроились  табуреты в резных узорах виноградных лоз; между табуретами едва
оставался дюймовый зазор. Но Суан Санчей склонна к простоте, словно показной
аскетизм не позволял ей забывать,  что она остается дочерью простого рыбака,
и  в  кабинете имелся  всего один лишний  стул, на  который  еще  не всякому
посетителю  дозволялось  сесть. А  белая ваза,  наполненная красными розами,
которая установлена на пьедестале!  Больше  на монумент  похоже. Суан любила
цветы,  но  предпочитала  многоцветные  букеты,  напоминавшие  дикий  луг  в
миниатюре.  Раньше  над камином  висел простой рисунок -  рыбацкие  лодки  в
высоких камышах. Теперь там  были  две картины, одна  из  которых показалась
Найнив знакомой. Ранд,  в облаках над Фалме бьющийся  с  Отрекшимся, который
называл себя Ба'алзамоном. Другая,  из  трех деревянных  панелей, изображала
сцены, которые, как Найнив ни силилась, ничего не пробуждали в ее памяти.
     Дверь отворилась,  и у  Найнив  чуть  сердце  из груди  не  выпрыгнуло.
Рыжеволосая Принятая, которую Найнив никогда не встречала, шагнула в кабинет
и  уставилась на нее.  Прошло несколько  мгновений - незнакомка не исчезала.
Найнив решила уже сбежать в кабинет Шириам, когда рыжеволосая заявила:
     - Найнив, если Мелэйн прознает, что ты воспользовалась ее обличьем, она
с тобой такое сделает... Уж не в детское платьице вырядит.
     А потом перед ней предстала Эгвейн, в айильском облачении.
     -  Ты меня так напугала, я чуть  не  поседела, - проворчала  Найнив.  -
Значит,  Хранительницы  Мудрости  наконец-то  соблаговолили  разрешить  тебе
входить в тел'аран'риод, когда тебе захочется? Или же за тобой Мелэйн...
     -  Лучше б  ты  посильнее  испугалась,  -  огрызнулась  Эгвейн, румянец
разгорался  у  нее на щеках.  - Ты дура,  Найнив. Сущий ребенок,  играющий в
амбаре со свечой.
     Найнив задохнулась от возмущения. Ее отчитывает. Эгвейн!
     - Послушай-ка меня, Эгвейн ал'Вир! Я такого от Мелэйн не потерплю, а от
тебя тем более не собираюсь сносить...
     - Лучше бы тебе хоть кому-то поверить, пока себя не угробила.
     - Я...
     -  Если б могла, я  отобрала бы у  тебя  то каменное кольцо.  И  отдала
Илэйн, наказав ей не позволять тебе даже прикасаться к нему!
     - Наказав ей не...
     - По-твоему, Мелэйн преувеличивает? -  строго вопросила  Эгвейн,  грозя
пальчиком  почти  как  Мелэйн.  -  Нет,  Найнив,  нисколько.  Раз  за  разом
Хранительницы  Мудрости   вдалбливают   тебе   в  голову   чистую  правду  о
Тел'аран'риоде,  а ты, видно,  считаешь  их дурами, которые на  ветер  слова
бросают?  А  ты ведь вроде взрослая женщина,  а не  глупая девчонка!  Готова
поклясться,  весь  твой  ум из  головы выдуло, точно  дым. Наберись-ка  ума-
разума, Найнив!  - Она  громко фыркнула, расправляя на плечах шаль. - Сейчас
ты  пытаешься играть  с языками пламени в  большом таком очаге и по глупости
своей не соображаешь, что можешь в огонь свалиться.
     Найнив изумленно смотрела  на девушку. Они  часто  спорили,  но никогда
прежде Эгвейн не  пыталась учинить ей головомойку,  точно девчушке,  которую
застигли с  пальцами  в горшочке  с  медом. Никогда!  Наверно,  всему  виной
платье.  Платье  Принятой,  которое  сейчас  на Найнив, и чужое лицо. Найнив
вновь  стала  сама  собой, теперь уже  в  добротном  синем шерстяном платье,
которое носила на встречах Круга и в котором не раз наставляла Совет на путь
истинный. Она чувствовала себя так, будто вместе с платьем вернула себе весь
авторитет Мудрой.
     -  Мне  хорошо  известно,  сколь  многого я не знаю,  - ровным  голосом
промолвила Найнив, - но эти айильцы...
     -  А ты понимаешь, что способна перенести себя в такой сон, из которого
тебе не выбраться? Сны - реальность здесь. Если угодишь в понравившийся тебе
сон,  можешь оказаться в ловушке - этот сон тебя не выпустит. И ты сама себя
поймаешь в капкан. Будешь сидеть в западне, пока не умрешь.
     - Так ты?..
     - Найнив, по тел'аран'риоду бродят кошмары.
     -  Дашь  ты  мне  наконец хоть слово  сказать?  -  рассердилась Найнив.
Точнее,  попыталась  рассердиться,  слишком  много в  этих  словах  было  от
несбывшейся мольбы - это обстоятельство совершенно ее не устраивало.
     - Нет, не дам, - твердо заявила Эгвейн. - Пока ты не  захочешь  сказать
мне чего-то стоящего. Иного я слышать не желаю. Найнив, я сказала - кошмары,
и я  имела в  виду именно  кошмары. Когда  кому-то попавшему в тел'аран'риод
снятся  кошмары,  они  тоже  становятся здесь  реальностью. А  иногда  после
пробуждения этого  человека порождения  его кошмаров  остаются  тут.  Ты  же
просто ничего не понимаешь! Разве нет?
     Внезапно  грубые пальцы схватили Найнив за руки. Голова у  нее моталась
из  стороны  в  сторону, глаза  полезли  из орбит. Двое огромных,  одетых  в
лохмотья мужчин подняли ее в воздух, лица - загрубелая, наполовину  сгнившая
кожа,  в слюнявых  ртах - острые желтоватые  зубы. Найнив попыталась сделать
так. чтобы эти  чудовища исчезли,  - раз такое под силу этим ходящим по снам
Хранительницам, то и она может!  Но  тут один разодрал  ей  перед платья  до
подола, точно ткань была ветхим пергаментом, а второй ороговевшей от мозолей
лапищей  схватил ее  за  подбородок  и  повернул  лицом  к себе.  Голова его
склонилась  к Найнив, рот приоткрылся. То ли он укусить  ее собрался,  то ли
поцеловать  -  она не  знала, но скорей умерла бы, чем позволила хоть что-то
подобное. Найнив лихорадочно кинулась к  саидар  и ничего не обнаружила - ее
наполнял ужас, а не гнев. Толстые ногти впились  в щеки, прочно удерживая ее
голову. Но ведь это каким-то образом устроила Эгвейн? Да, именно Эгвейн!
     -  Пожалуйста,  Эгвейн! - чуть  ли не пропищала Найнив, но ей  было все
равно - панический ужас обуял ее. - Пожалуйста!
     Мужчины, эти твари, исчезли, и ноги Найнив тяжело ударились об  пол.  С
минуту она могла лишь содрогаться и плакать. Она поспешно уничтожила дыру на
платье, оно вновь стало как  раньше, но на шее и груди остались  царапины от
длинных ногтей. Одежку починить в Тел'аран'риоде легко, но то, что случается
тут с  человеческим существом... Колени у Найнив тряслись, и все силы у  нее
уходили на то, чтобы стоять прямо.
     Отчасти  она  ожидала, что  Эгвейн станет  ее  успокаивать, утешать,  и
сейчас впервые  с радостью приняла бы утешения. Но девушка ограничилась тем,
что сказала:
     - Здесь бывает и кое-что похуже, но кошмары и так опасны. Я создала их,
я  их  и  уничтожила,  но  даже  мне бывало трудно справиться с теми жуткими
тварями, которые мне попадались.  А этих я  никак  не  поддерживала, Найнив.
Если б ты знала, как их уничтожить, тебе никто не мешал от них избавиться.
     Найнив сердито вскинула голову, позабыв утереть слезы со щек.
     - Я  могла бы перенестись  прочь отсюда! В кабинет Шириам или  к себе в
кровать. - Это что, обида у нее в голосе? Нет, конечно же, нет!
     - Но ты была перепугана,  и у  тебя  и мысли такой не возникло, -  сухо
заметила Эгвейн. - Ой, да хватит дуться! У тебя ужасно глупый вид.
     Найнив сурово посмотрела на  девушку,  но ее сердитый  взор  не возымел
прежнего действия -  и вместо того  чтобы начать  спорить,  Эгвейн  попросту
изогнула бровь дугой. И Найнив, чтобы сменить тему, промолвила:
     -  Здесь  мало что напоминает кабинет Суан Санчей. - Интересно,  что же
все-таки с девчонкой произошло?
     - Да, верно,- согласилась Эгвейн, осматривая комнату. - Теперь понятно,
почему  мне  пришлось  добираться  через  мою  старую  комнату  на  половине
послушниц. Но наверное, иногда люди решают обновить обстановку.
     - К этому я и клоню, - терпеливо сказала Найнив. И голос у нее вовсе не
обиженный, и лицо нисколько не угрюмое. Что  за  нелепость!  -  Та,  которая
обставила эту комнату, смотрит на  мир несколько иначе, чем  женщина, прежде
подбиравшая мебель для кабинета. Взгляни на эти картины! Не знаю насчет этой
тройной, но вот тот рисунок тебе знаком так же, как и мне. - Они обе видели,
как все это происходило.
     - Я бы  сказала, что  это Бонвин,  - задумчиво промолвила Эгвейн. -  Ты
невнимательно слушала лекции. И напрасно. Это триптих.
     - Чем бы это ни было, важно другое. - Наставления Желтых Найнив слушала
очень внимательно.  А все остальное  подчас было грудой  бесполезной чуши. -
Похоже, женщина,  которая повесила здесь рисунок, хочет,  чтобы он постоянно
напоминал,  как  опасен  Ранд.  Если  Суан  Санчей  теперь почему-то  против
Ранда... Эгвейн, тогда дела много  хуже. Это не просто желание вернуть Илэйн
в Башню.
     - Наверное, - рассудительно заметила  Эгвейн.  -  Может,  мы что-нибудь
отыщем в бумагах. Посмотри здесь. Когда я закончу со столом Лиане, то помогу
тебе.
     Найнив проводила выходящую Эгвейн возмущенным взглядом. Посмотри здесь.
Во как! У Эгвейн нет никакого права ею командовать. Это она должна следовать
за  Найнив и  не сметь говорить таким безапелляционным  тоном. Тогда  что ты
стоишь столбом? - сердито спросила себя Найнив. Порыться в бумагах - хорошая
идея, и Найнив сама вполне могла проделать этот обыск - и тут, и в приемной.
Но вообще-то, наверняка  на столе у Амерлин бумажки поважнее. Ворча себе под
нос,  что  следует  вправить Эгвейн  мозги, Найнив  размашисто  двинулась  к
резному столу, при каждом шаге подбивая юбку.
     На столе  не  было ничего,  кроме  трех лакированных  орнаментированных
шкатулок, расставленных с  болезненной  точностью.  Памятуя  о  всевозможных
ловушках, настороженных на того, кто вздумает  влезть  в ларчики без спросу,
Найнив сотворила длинную палку и ею откинула крышку первого ларца - зеленого
с  позолотой,  украшенного шагающими  цаплями.  Это  оказался  несессер  для
письменных принадлежностей:  ручки,  перья. чернила, склянка с песком. Самая
большая шкатулка, с красными розами, обвитыми золотыми завитушками,  хранила
в себе более двух десятков изящных резных статуэток -  из кости и из бирюзы;
фигурки  людей  и  животных  лежали  в углублениях,  выстланных  светлосерым
бархатом.
     Откинув крышку третьей  шкатулки - в голубом небе  среди белых  облаков
бьются золотые ястребы, -  Найнив  заметила,  что первые две  снова закрыты.
Похожее уже  случалось здесь: по-видимому,  в тел'аран'риоде  все стремилось
оставаться в том же положении и состоянии, каково оно было в мире яви. Более
того, стоило  на  миг  отвести взор, и детали оказывались  отличными от тех,
которые ты видел мгновением раньше.
     В третьей шкатулке обнаружилась  кипа  всяких документов. Палка исчезла
из руки Найнив, и  девушка робко вытащила верхний лист.  Официальная подпись
гласила:  "Джолин  Айз  Седай",  а излагалась  в  бумаге  униженная  просьба
подвергнуть себя целому списку наказаний.  Пробежав перечень глазами, Найнив
болезненно сморщилась. Ничего  важного в  нем не было, документ  представлял
интерес   лишь  для  Джолин.   Внизу  угловатым  почерком  было  нацарапано:
"Утвердить". Едва Найнив  собралась положить пергамент  обратно, он исчез, и
шкатулка оказалась закрытой.
     Вздохнув,  Найнив  открыла  ее вновь.  Но  бумаги внутри  выглядели уже
иначе. Придерживая крышку,  она  принялась вытаскивать их по  одной и быстро
прочитывать.  Или  пыталась прочитать. Иногда  буквы  и даже доклады целиком
исчезали,  пока  она  доставала  листы  из  шкатулки,  иногда  ей  удавалось
просмотреть полстраницы и не больше. Если сообщения  начинались с обращения,
то  оно было простым:  "С почтением  - матери". Некоторые были подписаны Айз
Седай, некоторые  женщинами  с  иными  званиями, в том  числе и благородного
сословия, или вообще одним  лишь именем, без  всяких титулов. Похоже,  ни  в
одном из  них не было ничего нужного Найнив.  Маршала-Генерала Салдэйи с его
армией  отыскать  не удается, а королева  Тенобия сотрудничать отказывается.
Этот  доклад Найнив  удалось  дочитать до  конца, но,  несомненно,  читающий
документ должен был знать, почему полководца нет в Салдэйе и что от королевы
ожидалось содействие.  Последние три  недели  из Танчико от агентов всех Айя
нет никаких известий - но сверх этого факта ничего не известно. Трения между
Иллианом и Муранди стали ослабевать, и Пейдрон Найол всю заслугу приписывает
себе; даже  по  выхваченным  наугад нескольким строкам становилось ясно, что
тот,  кто их писал, скрежещет зубами  от злости. Нет  никаких  сомнений: все
письма очень важны, в том числе и те,  которые Найнив поспешно просматривала
и которые  исчезали  у  нее на глазах. Однако  для  нее они были бесполезны.
Только она  начала читать  что-то  вроде  сообщения о предполагаемой -  было
употреблено именно такое слово -  встрече Голубых сестер,  как  из  приемной
раздался ошеломленный возглас:
     - О Свет, нет!
     Найнив метнулась  к двери, в руках у нее появилась увесистая деревянная
дубина,  хищно  ощетинившаяся  шипами. Но  когда она  ворвалась  в приемную,
ожидая увидеть  обороняющуюся от  неизвестной напасти Эгвейн, та  стояла  за
столом  Хранительницы   Летописей,   устремив   невидящий  взор   в  никуда.
Несомненно,  на лице  ее отражался  ужас, но, насколько могла видеть Найнив,
девушка была невредима и никакой враг ей не угрожал.
     Заметив наконец Найнив, Эгвейн вздрогнула, потом  собралась  с силами и
сказала:
     - Найнив, на Престоле Амерлин - Элайда.
     -  Что  за  глупости! -  подняла  ее на смех Найнив. Однако  обстановка
кабинета Амерлин  столь разительно не соответствовала стилю Суан Санчей... -
Ты это себе сама навоображала. Должно быть, сама.
     - Найнив, я держала в  руках  пергамент,  подписанный "Элайда до Аврини
а'Ройхан,  Блюстительница  Печатей, Пламя Тар  Валона, Престол  Амерлин".  И
печать на нем была. Печать Амерлин.
     У Найнив сердце к горлу подкатило, а все внутри свела судорога.
     -  Но как?.. Что  случилось  с  Суан?  Эгвейн,  Башня не станет смещать
Амерлин,  не  имея  на  то  серьезных  оснований.  Почти за три  тысячи  лет
низложены были лишь две.
     -  Может быть, Ранд  - достаточно серьезная причина, - говорила  Эгвейн
недрогнувшим  голосом, но глаза у нее  по-прежнему  были расширены. - Может,
она  заболела  чем-то  таким,  чего  не сумели  Исцелить Желтые  сестры. Или
свалилась с лестницы и  шею  свернула.  Да  какая теперь разница, раз Элайда
стала Амерлин. Вряд ли, по-моему, она будет поддерживать Ранда, как Суан.
     - Морейн, -  пробормотала  Найнив.  - Она  была  так  уверена, что Суан
перетянет  Башню на его сторону. - У нее в голове не укладывалось, что  Суан
Санчей мертва. Иногда от  ненависти  к ней  Найнив  места себе  не находила,
изредка  самую  капельку  побаивалась  ее  -  теперь  Найнив  могла  в  этом
признаться,  пусть  только   себе.  Однако  она   уважала  Суан.  И  еще  ей
представлялось, что Суан будет править вечно. - Элайда... О Свет! Она же зла
и подла, как  змея, и  беспощадна,  как кошка. Никогда не угадаешь, что  она
выкинет.
     - Боюсь,  у меня есть намек. Слабая ниточка. -  Эгвейн приложила руки к
животу,  точно  у нее  тоже все внутри  дрожало. -  Это  был  очень короткий
документ.  Мне удалось  прочитать его  целиком. "Все лояльные сестры обязаны
сообщить о  местонахождении женщины по имени Морейн Дамодред. По возможности
задержать ее  каким  угодно способом  и  вернуть  в Белую  Башню для суда по
обвинению  в предательстве". Язык  очень  похож  на тот, каким,  видимо, был
отдан приказ, касающийся розыска Илэйн.
     - Если Элайда требует схватить Морейн, значит, ей известно, что  Морейн
помогает Ранду, и помощь эта  новой Амерлин  не нравится.  -  Надо говорить.
Когда  говоришь,  не так мутит. Предательство. За такое преступление  женщин
усмиряют. А Найнив желала Морейн неприятностей.  Вот Элайда вместо Найнив  и
готовит Морейн злую участь. - Она Ранда ни за что не поддержит.
     - Точно.
     -  Лояльные  сестры. Эгвейн,  это  требование  очень хорошо  сходится с
сообщением  Макуры. Что  бы ни случилось с Суан,  в Айя нет единства. Не все
Айз  Седай  согласны с  тем, что  Элайда  -  Амерлин. Должно быть, произошел
раскол.
     - Да, разумеется. Очень хорошо, Найнив. Я этого не поняла.
     Улыбка у Эгвейн была такая довольная, что Найнив улыбнулась в ответ:
     -  Там,  на  письменном столе Су... Амерлин есть сообщение  о  какой-то
встрече Голубых. Я  его  как раз читала, когда ты вскрикнула. Готова на  что
угодно  спорить,  что Голубые Элайду  не  поддерживают.  -  Между Голубой  и
Красной  Айя  и  в  лучшие времена  существовало  нечто  вроде  вооруженного
перемирия, а в худшие они друг другу глотку перегрызть были готовы.
     Однако, вернувшись в кабинет, девушки не отыскали этого письма. В ларце
была уйма  документов, вновь появилось письмо Джолин -  быстро прочитав его,
Эгвейн ошеломленно  захлопала глазами. Но  нужного  сообщения  они  так и не
обнаружили.
     - Можешь вспомнить, о чем там говорилось? - спросила Эгвейн.
     - Я успела  всего несколько  строчек  прочитать,  а потом ты закричала,
и... Нет, никак не вспомню.
     - Попробуй, Найнив. Давай, постарайся.
     - Стараюсь, Эгвейн, но не получается. Как я ни стараюсь, не вспомнить.
     И тут Найнив поразило то, что она делает, - точно ей молотом между глаз
врезали. Она чуть  ли не  оправдывается! И  перед кем?  Перед  Эгвейн! Перед
девчонкой,  которую не более двух лет назад как следует отстегала по мягкому
месту за то, что та посмела  на нее накричать. А едва ли не минуту назад она
чуть не  раздулась от гордости, как клуша, снесшая яйцо, - потому что Эгвейн
была  ею довольна. Найнив ясно помнила тот день, когда существовавшее  между
ними равновесие поколебалось - они перестали быть Мудрой и девочкой, которая
бегала на посылках по распоряжению Мудрой, превратившись в двух обыкновенных
женщин, оторванных от родного дома. Похоже, ныне положение опять изменилось,
и случившееся  вовсе  не  нравилось  Найнив.  Пока  не  поздно, нужно что-то
предпринять - поставить Эгвейн на место и восстановить равновесие.
     Ложь.  Именно  сегодня  она  в  первый  раз  умышленно  солгала Эгвейн.
Потому-то  и пропало ее моральное превосходство, потому-то и запуталась она,
точно муха в паутине, не в силах вести себя как обычно.
     - Я  выпила чай, Эгвейн. - Найнив  произносила каждое слово через силу.
Иначе не получалось. - Чай из корня вилочника, у этой женщины, у Макуры. Они
с Люци отволокли  нас  наверх  будто перины. Это  к тому, сколько у нас  сил
оставалось. Если  бы Том с  Джуилином  не выдернули нас за  шкирку  из  этой
передряги, нас бы доставили сюда и, скорей всего, усмирили. Или мы еще ехали
бы в Башню, как мешки, по самые уши  накачанные этим корнем вилочника - чтоб
раньше  времени не  очухались. - Сделав глубокий  вдох,  Найнив  постаралась
придать голосу  оправданную  твердость,  но это было  нелегко,  ведь  только
мгновение  назад  она призналась,  что  вела  себя  крайне  глупо.  То,  что
получилось,  Найнив  мало  понравилось - очень  уж нерешительным оказался ее
голос. - Если ты об этом  расскажешь Хранительницам, особенно Мелэйн, я тебе
уши надеру.
     Какие-то  из ее слов,  верно, разожгли искру  гнева в  Эгвейн. Было  бы
странно начинать  спор, но  лучше перепалка,  чем то,  что сейчас  творится.
Правда,  обычно их споры кончались  тем,  что  Эгвейн  отказывалась  внимать
разумным доводам. Они редко расходились довольные друг другом, с тех пор как
у девчонки появилась привычка упорствовать. Однако Эгвейн только улыбнулась.
Довольной улыбкой. Довольной и снисходительной улыбкой.
     - Я подозревала это, Найнив. Была почти уверена. Ты день и ночь бубнила
мне о травах, но ни разу не упоминала о корне вилочника. Убеждена,  ты о нем
и  не  слыхала,  пока  та  женщина  не  сказала.  Ведь  ты  всегда старалась
изобразить все  в наилучшем  виде.  Если  б ты  упала  головой  в  навоз, то
попыталась бы всех убедить, что  поступила  так  нарочно, с какой- то  своей
целью. Итак, что же мы решим...
     - Ничего я не изображала, - сбивчиво пролепетала Найнив.
     -  Бывало  такое, и не  раз. Факты есть  факты, против  них не попрешь.
Прекрати хныкать, лучше помоги мне решить...
     Хныкать! Все приняло совершенно не тот оборот, к какому она стремилась.
     - Не было ничего такого! Нет таких фактов! Никогда я не делала того,  о
чем ты говорила.
     С полминуты Эгвейн молча смотрела на нее.
     - Ты этого так не оставишь, да? Очень хорошо. Ты мне соврала...
     - Это не ложь, - пробормотала Найнив. - Не совсем ложь.
     Эгвейн не обратила внимания на то, что ее перебили:
     - ...и ты лжешь себе. Помнишь, что  ты заставила меня выпить, когда я в
последний раз тебе соврала? - В руке девушки вдруг появилась чашка, до краев
полная вязкой тошнотворно зеленой жидкости. Вид  у нее  был  такой, точно ее
зачерпнули из мерзостного  застоявшегося  пруда. -  В тот единственный  раз,
когда я  вообще  тебе соврала. Вкус этой гадости мне  запомнился надолго. До
сих пор не забыла. А если ты даже себе не можешь сказать правды...
     Найнив невольно попятилась. Разваренный кошачий папоротник  и растертый
в порошок  листознай  - язык у Найнив свела судорога при одной мысли об этом
мерзком пойле.
     - На самом-то деле я и  не врала. - Зачем же тогда она оправдывается? -
Я  просто не  сказала  всей правды.  -  Я же Мудрая! Я  была  Мудрой...  Это
все-таки что-то  еще значит. -  Не думаешь же ты... - Просто скажи ей. Ты не
ребенок, и ты не будешь  пить эту гадость.  - Эгвейн, я...  - Эгвейн  сунула
чашку ей под  нос, и Найнив учуяла  едкий  запах. - Хорошо, - быстро сказала
Найнив. Такого не может  случиться! Найнив  не могла  оторвать взора от этой
чашки,  как  не могла  сдержать  впопыхах слетающих с  губ слов: -  Иногда я
пыталась сделать так, чтобы все выглядело лучше для меня самой, чем оно есть
на самом деле. Иногда. Но никогда ничего важного. Я никогда не... лгала... в
чем-то важном. Никогда, клянусь! Только по мелочи!
     Чашка исчезла, и Найнив облегченно перевела дыхание. Глупая, безмозглая
женщина!  Не  могла  же  она заставить  меня  это  выпить!  Да  что с  тобой
случилось?
     - Нам надо решить, - проговорила Эгвейн как ни в чем не  бывало, - кому
сказать. Морейн непременно должна  обо всем узнать, и Ранд тоже, но если еще
кто-то хоть  краем  уха  прослышит...  Айильцы  - народ странный и  в  своем
отношении  к Айз Седай не менее  чудной,  чем во  всем  прочем.  Думаю,  они
последуют за  Рандом как за  Тем-Кто-Пришел-с- Рассветом, вопреки всему,  но
когда они узнают, что Белая Башня настроена против него, может, рвения у них
поубавится.
     - Рано  или поздно они узнают, - пробормотала Найнив. Она ни за  что не
заставила бы меня выпить эту мерзость!
     - Лучше  позже, чем раньше,  Найнив.  Так что держи себя  в  руках,  не
взорвись  и в следующую встречу не выложи  все напрямик  Хранительницам.  По
правде  говоря, лучше  тебе вообще  не  заикаться  об этом  посещении Башни.
Может, тогда удастся сохранить тайну.
     - Ну не дура же я, - натянуто проговорила Найнив и почувствовала, как в
ней  медленно поднимается горькая  волна, когда Эгвейн изогнула бровь, глядя
на  подругу. Она  не  собирается  говорить  Хранительницам Мудрости  об этом
посещении.  Нет, даже за глаза не просто пренебрегать ими. Ничего подобного.
И она  не пытается выставлять случившееся в лучшем свете. Несправедливо, что
Эгвейн можно  отправляться  в тел'аран'риод,  когда  ей вздумается, а  самой
Найнив приходится мириться с нотациями и запугиваниями.
     - Знаю, что не дура, - сказала Эгвейн. - Если только характер над тобой
верх не  берет.  Держи свой нрав в  узде и не  теряй  головы, если  ты права
насчет Отрекшихся, особенно Могидин. -  Найнив  ожгла  ее  взглядом, открыла
было рот, собираясь сказать, что вполне способна держать себя  в руках и что
уши Эгвейн оторвет, коли та считает иначе, но девушка не дала ей заговорить:
- Мы  должны  узнать об этой встрече Голубых сестер, Найнив. Если они против
Элайды, то может быть - подчеркиваю, может быть, -  они поддержат Ранда, как
это делала Суан. Было там про  городок какой-нибудь  или  деревню? Хотя бы о
какой стране речь шла?
     - По-моему... Нет, не вспомнить. - Найнив боролась с собой,  избавляясь
от  оборонительных  ноток  в  своем  голосе. Свет,  я  во  всем  призналась,
выставила  себя  полной.  дурой,  и от  этого все  только  хуже стало!  -  Я
постараюсь.
     - Хорошо.  Мы обязаны отыскать их, Найнив. - Несколько мгновений Эгвейн
пристально  смотрела на подругу,  а та молчала,  стараясь не повторяться.  -
Найнив, поосторожней  с Могидин.  Не носись  повсюду,  будто  медведь весной
после спячки, только потому, что она улизнула от тебя в Танчико.
     -  Я  не дура, Эгвейн, - с опаской промолвила Найнив. Сдерживаться было
не так-то легко, но коли Эгвейн станет ее игнорировать или хмуриться, ничего
хорошего  не  получится.  Найнив и  без  того в дурацком положении, а  тогда
рискует сесть в еще большую лужу.
     - Знаю. Ты уже говорила. Только не забывай этого. И будь осторожна.
     На этот раз Эгвейн не стала растворяться в воздухе;
     она исчезла столь же неожиданно, как и Бергитте.
     Найнив  уставилась  на то место, где  мгновение  назад  стояла девушка,
мысленно повторяя все, что хотела и что следовало бы сказать Эгвейн. Наконец
до нее дошло:
     она  может  простоять  тут  всю ночь,  к  тому  же  сколько ни  тверди,
говорить-то уже  поздно. Тихонько  бурча, Найнив  шагнула  из тел'аран'риода
обратно в свою кровать в Сиенде.
     Глаза Эгвейн разом открылись. Почти полную темноту нарушало лишь слабое
лунное сияние, пробивающееся сквозь дымоходное  отверстие. Она обрадовалась,
что лежит под несколькими одеялами, - огонь погас,  и морозный холод затопил
палатку.  Над  лицом девушки  туманным облачком вилось  дыхание. Не поднимая
головы,  она  окинула  взглядом  палатку.  Хранительниц  Мудрости  нет.  Она
по-прежнему одна.
     Во время своих одиночных прогулок по тел'аран'риоду Эгвейн больше всего
боялась одного:  вернувшись,  обнаружить,  что ее дожидается  Эмис  или  еще
кто-то из Хранительниц. А может, больше всего ее страшило не это - опасности
в Мире  Снов были и вправду так велики, как Эгвейн описывала  Найнив. Тем не
менее такого исхода девушка очень боялась.  И вовсе  не наказание пугало ее,
хоть  на  них  Бэйр  и не  скупилась. Если  бы, проснувшись,  Эгвейн увидела
глядящую на нее Хранительницу, она любое наказание приняла бы с радостью. Но
чуть  ли  не  в  самом  начале  Эмис  предупредила:  если  Эгвейн  войдет  в
тел'аран'риод без провожатой,  Хранительницы откажутся ее обучать и  отошлют
прочь. Худшего наказания для девушки  было не  выдумать. Но,  невзирая ни на
что, Эгвейн рвалась вперед. Как ни  быстро ее учили, темп казался ей слишком
медленным. Она хотела знать все - все и сейчас.
     Направив Силу, Эгвейн запалила  лампы и развела огонь  в очажке. Гореть
там было уже нечему, но  девушка связала  плетение, и языки пламени заиграли
сами  собой. Эгвейн лежала, наблюдая за облачками, слетавшими у нее с губ, и
ждала,  пока воздух  в  палатке  согреется,  чтобы можно  было одеться.  Уже
поздно, но Морейн, возможно, еще не спит.
     То,  что  случилось с  Найнив,  по-прежнему удивляло  Эгвейн. По-моему,
надави я  сильнее, она бы и впрямь выпила. Эгвейн очень боялась, ведь Найнив
могла   догадаться,   что  никто   из   Хранительниц   не  разрешал  ученице
прогуливаться  в одиночку  по  Миру Снов.  Эгвейн была уверена,  что  краска
смущения непременно выдаст ее, поэтому думала только  об одном: не позволить
заговорить  Найнив, не дать той выжать правду. И Эгвейн не  сомневалась, что
Найнив все равно отыщет выход -  кто бы ей запретил выдать Эгвейн и заявить,
что  все  это лишь для ее же  собственного блага?  Оставалось поэтому одно -
говорить и говорить, стараясь сосредоточить все внимание Найнив на том,  что
неверного сделала она сама. И как бы сильно ни рассердила ее Найнив, Эгвейн,
кажется, ни  разу  не  сорвалась  на крик.  И  как ни  удивительно, каким-то
образом в этот раз Эгвейн взяла верх.
     Хотя,  если задуматься,  Морейн  нечасто  повышала голос,  а  когда это
случалось, добивалась много меньшего, чем ей хотелось. Так было и задолго до
того, как она начала так странно вести себя с Рандом. Хранительницы Мудрости
тоже ни на кого не  кричали  - разве что иногда друг на друга. И, сколько бы
Хранительницы  ни  ворчали,  что  вожди, мол,  больше их  не  слушают,  они,
по-видимому,  с  прежним успехом  гнут  свою линию. Есть  старая  поговорка,
которую Эгвейн  раньше совсем не  понимала: "Тот силится услышать шепот, кто
крика  слышать не желает". Больше она  на Ранда  кричать  не станет.  Тихий,
твердый,  подобающий  настоящей  женщине  голос  - вот  что главное.  Тогда,
выходит,  и  на  Найнив  ей  орать  не  следует:  она  ведь  женщина,  а  не
раскапризничавшаяся девчонка.
     Эгвейн поймала себя  на том, что хихикает. Тем паче  не нужно  повышать
голос на Найнив, раз негромкие слова возымели на нее такое действие.
     Наконец  в палатке  вроде бы стало потеплее, и Эгвейн, вскочив на ноги,
принялась быстро-быстро одеваться. Однако ей все-таки пришлось разбить ледок
в кувшине с водой, и она  протерла глаза ото сна и сполоснула  рот. Набросив
на  плечи плотный темный  шерстяной  плащ,  девушка развязала  жилки  Огня -
оставлять их соединенными  нельзя. Огонь - стихия  весьма опасная и сама  по
себе. Когда Эгвейн  выскочила  из палатки,  пламя  в очаге исчезло.  Девушка
торопливо зашагала по лагерю; холод сжал ее, точно ледяные тиски.
     В  темноте еле виднелись  лишь  ближайшие  палатки  -  невысокие  тени,
которые  могли быть  валунами  на  неровной  земле, но лагерь простирался по
горным склонам на несколько миль в обе стороны. Те высокие зубчатые пики  не
были Хребтом Мира - главный кряж вздымался гораздо выше, и до него было  еще
несколько дней пути на запад.
     Эгвейн  нерешительно  приблизилась к палатке Ранда. Сквозь клапан входа
пробивалась щелочка  света. Когда девушка  подошла ближе,  перед  ней  будто
из-под земли появилась Дева - роговой лук за спиной, колчан на поясе, в руке
- копья  и щит. Других Дев Эгвейн в темноте не различила, но она  знала: они
на  посту,  пусть  даже  в  окружении шести  кланов,  заявивших  о  верности
Кар'а'карну.   Миагома  находились   где-то   к   северу   отсюда,  двигаясь
параллельной  колонной, -  Тимолан  и  словом  не обмолвился  пока  о  своих
намерениях.  Где остальные кланы, Ранду было безразлично. Все  свое внимание
он сосредоточил на ускоренном марше к Джангайскому Перевалу.
     - Он не спит. Да, Энайла? - спросила Эгвейн. Дева кивнула, шевельнулись
лунные тени.
     - Он мало спит. Но человек не  может обходиться без сна. - Голос  у нее
звучал как у матери, беспокоящейся о сыне.
     Тень возле палатки шевельнулась, превратившись в Авиенду, кутающуюся  в
шаль. По- видимому, холода она не испытывала, а час-то уже поздний.
     - Я бы колыбельную  ему спела, если б считала, что толк будет. Слышала,
что над младенцем женщина может и всю ночь не спать, но взрослому-то мужчине
надо знать, что другим  хочется к своим одеялам. - Авиенда, а вместе с ней и
Энайла тихонько засмеялись.
     Покачивая головой и  дивясь странности  айильцев, Эгвейн наклонилась  и
заглянула в  щелочку.  Палатку освещали несколько  ламп. Ранд был  не  один.
Глаза  у  Натаэля  ввалились,  он  с трудом сдерживал зевоту.  Ему-то  спать
хотелось.  Ранд  лежал  возле  одной из позолоченных масляных ламп  и  читал
потрепанную   книгу  в   кожаном  переплете.  Если   Эгвейн  права,  то  это
какой-нибудь перевод Пророчеств о Драконе.
     Вдруг  Ранд перевернул назад несколько страниц, прочитал и  рассмеялся.
Эгвейн старалась  убедить себя, что ничего безумного в  его смехе  нет, одна
лишь горечь.
     - Превосходная шутка, -  сказал  Ранд Натаэлю,  захлопнув книгу и кинув
менестрелю. - Прочитай страницы двести  восемьдесят седьмую и четырехсотую и
попробуй сказать, что я не прав.
     Выпрямившись,  Эгвейн  поджала  губы.  Нет,  с книгами  нужно  бережнее
обращаться! Но в присутствии менестреля ей  с Рандом говорить нельзя. Стыд и
позор, что он взял себе в собеседники человека, которого едва знает.  Нет. С
Рандом  бывает  Авиенда,  частенько наведываются вожди,  Лан приходит каждый
день, и Мэт иногда заглядывает.
     - Почему ты не осталась там, Авиенда? Будь ты с ним.  может, он захотел
бы поговорить о чем-то ином, а не об этой книге.
     - Эгвейн, ему захотелось поговорить с менестрелем, а при  мне они редко
беседуют. Только один на один. Если б не вышла я, ушли бы они с Натаэлем.
     -  Как я слыхала, дети - сплошные заботы. - Энайла рассмеялась. - А  от
сыновей так вообще жизни  нет. Может, еще когда-нибудь расскажешь мне правду
об этом, раз ты теперь от копья отказалась.
     Бросив на  нее сердитый  взгляд -  в темноте лунным  отсветом  блеснули
глаза, - Авиенда с видом обиженной кошки зашагала к своему месту у  палатки.
Энайле и это показалось забавным - она от смеха за бока схватилась.
     Ворча что-то нелицеприятное  об  айильском  чувстве юмора  - она  почти
никогда не понимала их шуток, -  Эгвейн  направилась  к палатке  Морейн, что
находилась неподалеку  от Рандовой.  Там тоже  виднелась  щелочка  света,  и
девушка поняла, что Айз Седай не спит. Морейн направляла - крохотную струйку
Силы,  но достаточную,  чтобы  ее  почувствовала Эгвейн.  Рядом  с палаткой,
завернувшись в плащ Стража, лежал Лан; виднелись  лишь сапоги, все остальное
сливалось с ночью. Подобрав полы плаща,  Эгвейн приподняла юбки и  двинулась
на цыпочках, чтобы не разбудить Лана.
     Дыхание его не изменилось, но  что-то заставило девушку  оглянуться  на
Стража.  Луна  блестела  в  его  глазах  -  он  смотрел  на  нее.  Едва  она
отвернулась,  веки  его тотчас закрылись.  Больше не шевельнулся  ни  единый
мускул; можно подумать, он и не  просыпался. Иногда  этот человек нервировал
Эгвейн. Что бы Найнив в нем ни нашла, ничего такого Эгвейн в нем не видела.
     Опустившись  на колени возле полога, девушка  заглянула внутрь.  Морейн
сидела,  окруженная сиянием  саидар,-  рука поднята,  с  пальцев на  золотой
цепочке  свисает маленький  голубой  камешек,  который  обычно украшал  лоб.
Камешек  светился,  добавляя свою лепту в сияние единственной лампы. В очаге
лежала горстка пепла, даже запаха его не чувствовалось.
     - Можно войти?
     Эгвейн пришлось повторить, прежде чем Морейн ответила:
     - Да, конечно.  -  Свечение  саидар  потухло,  и Айз Седай начала вновь
закреплять в волосах тоненькую золотую цепочку.
     - Ты подслушивала? - Эгвейн устроилась возле Морейн. В палатке было  не
теплее, чем снаружи. Девушка направила Силу, язычки пламени запрыгали поверх
пепла  в  очаге,  и она закрепила  потоки. - Ты же говорила,  что больше  не
будешь.
     - Я сказала: раз Хранительницы Мудрости могут наблюдать за снами Ранда,
то он имеет  право на  уединение. А когда он от них отгородился,  они больше
меня не спрашивали,  а сама я не предлагала. Не  забывай,  у  них свои цели,
которые могут не совпадать с целями Башни.
     Вот как скоро речь зашла именно об  этом! Эгвейн по-прежнему не  знала,
как  рассказать  о   том,  что  ей  стало  известно,   и  не   выдать   себя
Хранительницам, но,  наверное, единственный способ - сказать прямо, а дальше
действовать поосмотрительней.
     - Морейн, на Престоле  Амерлин -  Элайда. Что  случилось с Суан,  я  не
знаю.
     - Откуда тебе известно? - тихо произнесла Морейн.  - Ты что-то  узнала,
ходя по снам? Или наконец-то проявился твой дар Сновидицы?
     Такова была планида Эгвейн. Некоторые Айз Седай  в Башне  полагали, что
она  может  быть Сновидицей  -  женщиной, чьи сны предрекают будущее. У  нее
бывали  сны,  которые  -  она знала -  очень  важны,  но совсем другое  дело
научиться их истолковывать. Хранительницы  утверждали,  что  знание придет к
ней само и ни одна Айз Седай ей в этом деле не помощница. Снилось ей многое.
Ранд, сидящий на стуле, и Эгвейн откуда-то знала,  что хозяин стула злится и
готов убить Ранда за то, что заняли  его место. Эгвейн сумела уразуметь лишь
одно  - владелец  этого  стула  -  женщина.  Иногда сны образовывали сложные
картины.  Перрин, усадив Фэйли себе на колено,  целует ее, а  она играет его
коротко  подстриженной  бородкой,  которой  он щеголял во снах.  Позади  них
развевались  два  стяга: красная  волчья  голова  и  багряный  орел. У плеча
Перрина стоит мужчина в ярко-желтом кафтане,  за  спиной  незнакомца -  меч.
Откуда-то Эгвейн знала, что он - Лудильщик, но ведь ни один Лудильщик к мечу
не  притронется. И  каждая деталь  видения, кроме  бороды, казалась ей очень
важной. Знамена, то,  что Фэйли целуется с Перрином, даже Лудильщик.  Всякий
раз, когда  Лудильщик  делал шаг к Перрину,  будто холодок  рока обдавал все
вокруг. И  еще  один  сон.  Мэт  мечет  кости, а  по лицу его стекает кровь;
широкие поля низко надвинутой шляпы не позволяют видеть рану;
     Том  Меррилин сует  руку в огонь за маленьким голубым камешком, который
сейчас свисает на чело  Морейн.  Или сон о  буре  -  накатывались  громадные
темные  облака, и  не было ни ветра, ни дождя, а зубчатые  стрелы  молний, в
точности похожие одна на другую, нещадно  хлестали  землю. Да, у Эгвейн были
сны, но пока Сновидицы из нее не получалось.
     -  Я видела приказ  о твоем аресте,  Морейн.  Он  подписан  Элайдой как
Амерлин. И  это был  не обычный сон. -  Всё правда. Но не вся правда. Эгвейн
вдруг  обрадовалась, что  здесь  нет  Найнив. Будь  она  тут, мне  бы  самой
пришлось от чашки отшатываться.
     - Колесо плетет так, как угодно Колесу. Пожалуй, это событие и не столь
важно, коли Ранд ведет айильцев за Драконову Стену. Сомневаюсь, чтобы Элайда
продолжила переговоры с правителями, даже если ей известно, что  Суан искала
к ним подходы.
     -  И тебе больше нечего сказать? Морейн,  если  не ошибаюсь, Суан  ведь
была тебе другом! Ты даже слезинки о ней не прольешь?
     Айз  Седай посмотрела на  Эгвейн, и  этот  холодный невозмутимый взгляд
сказал девушке,  сколь  долгий путь ей предстоит, чтобы  она  смогла по прав
уносить это звание.  Сидя, Эгвейн почти на  голову возвышалась  над  Морейн,
кроме того, в Силе она превосходила ее, но владеть Силой еще  не значит быть
Айз Седай.
     - Эгвейн, у меня нет времени на слезы. Драконова Стена недалеко, теперь
всего несколько дней  осталось, а  потом  - Алгуэнья. Да, когда-то мы с Суан
были  подругами. Через несколько месяцев  будет  двадцать один  год, как  мы
начали  поиски  Возрожденного Дракона. Нас было только  двое,  мы только что
стали Айз Седай. Вскоре после этого на Престол Амерлин возвели Сайрин Вайю -
Серую сестру,  можно даже сказать, наполовину Красную. Если  б она узнала  о
нашей затее,  остаток жизни  мы  бы провели,  искупая  свое  прегрешение,  а
Красные сестры неусыпно следили бы за нами, даже за спящими. В Кайриэне есть
поговорка, хотя я слыхала ее и в  Тарабоне, и в Салдэйе. Бери что хочешь, но
не забудь заплатить.  Мы  с  Суан выбрали путь, которым  хотели  идти, и  мы
знали, что со временем за все придется заплатить.
     - Не понимаю, как ты можешь оставаться такой спокойной! Суан, наверное,
мертва.  Или  усмирена... Элайда  или решительно  выступит против Ранда, или
попытается держать его где-нибудь под  стражей  вплоть до Тармон Гай'дон. Ты
же знаешь, она никогда не позволит  разгуливать на  воле мужчине, способному
направлять. По  крайней мере, не все заодно с Элайдой. Некоторые  из Голубой
Айя устроили  где-то сбор. Где -  я  пока не  знаю. И, по-  моему, остальные
Голубые  тоже покинули  Башню.  Найнив говорила, ей передали оповещение, что
всех сестер приглашают вернуться  в Башню.  Сообщение передали через агентов
Желтых. Если уйдут Голубые и Желтые,  тогда и другие, наверно, тоже. А  если
они против Элайды, то, может, поддержат Ранда.
     Морейн вздохнула - очень тихо.
     - По-твоему, мне надо радоваться, что в Белой Башне раскол? Эгвейн, я -
Айз Седай. Я всю свою жизнь  посвятила Башне. Причем задолго до того, как  у
меня даже подозрения зародились, что на моем веку может Возродиться  Дракон.
Башня  была оплотом  борьбы  с  Тенью  на  протяжении  трех  тысяч  лет. Она
наставляла  правителей  на  мудрые решения,  останавливала войны еще  до  их
начала, прекращала войны, которые  начинались. Человечество еще  помнит, что
Темный только и ждет, чтобы вырваться в мир, что грядет Последняя Битва, и в
этом заслуга Башни.  Башни - единой и нерушимой. Что бы ни произошло с Суан,
я почти хочу, чтобы Элайде присягнули все сестры.
     -  А  как же  Ранд?  -  Эгвейн старалась  говорить  спокойно  и твердым
голосом. В палатке  начало  разливаться  тепло от пламени,  но Морейн  будто
распространяла вокруг себя холод. - Дракон Возрожденный... Ты сама говорила,
что он  не готов к Тармон Гай'дон. И  не сможет  подготовиться - если ему не
дать свободы, как  свободы учиться, так  и  свободы влиять на мир. Единая же
Башня, несмотря на всех айильцев Пустыни, превратит Ранда в пленника.
     Морейн легко улыбнулась:
     -  А  ты  учишься.  Хладнокровное,  резонное   убеждение  всегда  лучше
страстных   речей.   Но  ты  забываешь:   всего   лишь  тринадцать   сестер,
объединившись  вместе узами, способны любого мужчину отсечь щитом от саидин.
И  даже  если  этим тринадцати неведом  прием  связывания  потоков  воедино,
немногие могут выдержать такой щит.
     - Я знаю, Морейн, ты никогда не сдаешься. Что ты намерена делать?
     -  Я  воспринимаю мир таким, каков он есть,  - и поступаю сообразно. По
крайней мере с Рандом теперь легче - раз  мне не  требуется отвращать его от
того,  чего  он  хочет.  Наверное,  я должна  быть  счастлива,  что  мне  не
приходится по его приказу за вином бегать. В большинстве случаев он слушает,
хотя редко показывает, каково его отношение к моим словам.
     - Тогда сама расскажи ему  про  Суан и про  события в  Башне.  -  Таким
образом Эгвейн  избегала ненужных вопросов  - Ранд упрям не меньше ее, и ему
захочется разузнать о ее Сновидении больше, чем она сумеет на-придумывать. -
Есть  и  еще  кое-что.  В  тел'аран'риоде  Найнив   видела  Отрекшихся.  Она
перечислила всех оставшихся в  живых, кроме Асмодиана  и Могидин. Ланфир она
тоже видела. Найнив считает, они что-то замышляют, как кажется, вместе.
     -  Ланфир,- промолвила  Морейн, немного  помолчав.  Они обе знали,  что
Ланфир приходила к Ранду в Тире и, возможно, не только тогда. Ведь  Ранд мог
и  умолчать  о  ее  визитах.  Никто  не  знал  об  Отрекшихся  больше  самих
Отрекшихся, и в Башне сохранились  лишь обрывки манускриптов,  фрагменты, но
общеизвестно - Ланфир  любила Льюса Тэрина  Теламона. Они обе - и  Эгвейн, и
Морейн - знали, что она по-прежнему его любит. И Ранд это знал.
     - Если повезет, - продолжала Айз Седай, - нам незачем будет тревожиться
из-за  Ланфир. А вот остальные, кого видела Найнив, - совсем другое дело. Мы
с  тобой должны держать ухо востро и ничего не упускать. Жаль, что так  мало
Хранительниц способны направлять. - Морейн коротко рассмеялась. - Но это все
равно что пожелать, чтоб  они все  были  обучены  Башней.  То же самое,  что
пожелать жить вечно. Во многом они, может, и сильны, но в иных отношениях, к
несчастью, подготовлены недостаточно.
     -  Бдительность,  конечно,  штука  хорошая,  но  что еще? Если  шестеро
Отрекшихся разом  навалятся на Ранда,  ему  понадобится  вся наша помощь, до
последней крупицы.
     Морейн наклонилась к девушке, участливо положила ладонь ей на плечо.
     - Эгвейн, мы не можем вечно водить его за ручку. Ходить он  научился. А
теперь учится бегать. Нам остается только надеяться, что он успеет научиться
прежде, чем его настигнут  враги. И, конечно же, мы по-прежнему будем давать
ему советы.  Направлять его,  когда сумеем.  - Выпрямившись, она потянулась,
прикрыла ладонью зевок. - Уже поздно, Эгвейн. И полагаю, уже через несколько
часов Ранд  заставит лагерь сняться с места, даже если и сам не уснет. Я же,
однако,  с удовольствием отдохну, сколько получится,  перед новой встречей с
седлом.
     Эгвейн совсем собралась уходить, но у нее был еще один вопрос:
     -  Морейн,  почему ты делаешь  все,  что  тебе велит Ранд?  Даже Найнив
считает, что это неправильно.
     - Ах, она так считает? - пробурчала Морейн. - Как бы она ни отбивалась,
а Айз Седай она еще будет. Ты  спрашиваешь  почему? Потому что  я помню, как
контролировать саидар.
     Немного подумав,  Эгвейн кивнула. Чтобы  подчинить себе саидар, сначала
нужно ему поддаться.
     И только в своей палатке, дрожа  от холода, Эгвейн поняла,  что сегодня
Морейн разговаривала с ней как с ровней. Вероятно, Эгвейн куда ближе к тому,
чтобы выбрать себе Айя, чем сама полагает.






     Пробравшийся в окошко солнечный  лучик разбудил Найнив. С полминуты она
лежала,  вытянувшись на  полосатом покрывале. На  кровати рядом спала Илэйн.
Раннее утро было уже теплым; ночь не принесла  ни  свежести, ни прохлады, но
рубашка Найнив смялась, перекрутилась и пропиталась потом вовсе  не поэтому.
После  обсуждения  с  Илэйн  увиденного в  тел'аран'риоде Найнив снились  не
очень-то приятные сны. В большинстве  из них она вновь оказывалась  в Башне,
ее  втаскивали в  кабинет  и бросали перед  Амерлин, которой представала  то
Элайда, то Могидин. В других снах Ранд лежал подле письменного стола Амерлин
точно цепной пес - в ошейнике, на крепкой привязи и  в  наморднике. Не лучше
были и сны с Эгвейн - во сне разваренный кошачий папоротник и растолченный в
порошок листознай были ничуть не приятнее на вкус, чем наяву.
     Пробравшись  к умывальнику,  Найнив умылась, с солью и содой  почистила
зубы. Вода  давно  остыла,  но и  холодной  ее назвать  было  нельзя. Найнив
содрала с себя мокрую сорочку и вытащила из сундука свежую, вместе со щеткой
для  волос  и зеркалом. Глядя на  свое  отражение, она  пожалела,  что  ради
удобства  расплела косу.  Толку от этого  почти не было,  и до талии  теперь
свисали сущие лохмы. Усевшись на сундук, Найнив осторожно распутала волосы и
принялась за положенные сто расчесываний.
     По шее на грудь, исчезая под горловиной сорочки, тянулись три царапины.
Они не были красны - спасибо мази из черноголовки, которую Найнив прихватила
в доме  Макуры.  Илэйн  она  сказала,  что  поцарапалась  в колючках. Глупо,
наверное.  Как подозревала Найнив, Илэйн знает, что это неправда, сколько бы
ей ни  живописали, будто  Найнив после  ухода  Эгвейн обрыскала все владения
Башни.  Однако  Найнив была  ночью слишком расстроена  и не в состоянии ясно
мыслить. Несколько раз  она даже беспричинно рявкала и огрызалась на Илэйн -
только  потому, что ее не оставляла  мысль, как несправедливо с ней обошлись
Мелэйн и Эгвейн. Нет, не было смысла напоминать Илэйн, что тут она  вовсе не
Дочь-Наследница.   Однако  вины  девушки  в  этом  нет;  надо   будет  потом
объясниться с Илэйн.
     В зеркало Найнив заметила, что Илэйн встала и начала умываться.
     - Я все равно считаю свой план наилучшим, -  сказала девушка, намыливая
лицо. Несмотря на кудряшки, ее  крашеные волосы цвета  воронова крыла ничуть
не спутались. - Если сделать по-моему, мы окажемся в Тире намного раньше.
     План Илэйн заключался в том,  чтобы выйти к реке Элдар и  добраться  до
какой-нибудь деревеньки, где  не  так много  Белоплащников  и,  что не менее
важно, нет  соглядатаев Башни. Бросить карету  и  на речном судне спуститься
вниз  по реке в Эбу Дар, а там они  сумеют отыскать  корабль,  отплывающий в
Тир. И тогда несомненно  очень скоро они  окажутся в  Тире. Тар Валона же им
нужно избегать любой ценой.
     -  И  сколько мы  проторчим в этой деревеньке в  ожидании, пока там  не
остановится проходящее судно? - терпеливо промолвила Найнив. Она-то считала,
что ночью они с  Илэйн обо всем договорились.  По крайней мере, так полагала
она. - Ты  же  сама сказала,  что не каждое  судно  остановится.  И  сколько
придется ждать в Эбу Дар, пока не подвернется оказия в Тир? - Отложив щетку,
Найнив принялась заплетать косу.
     -  Если  жители деревни  хотят,  чтобы  судно  пристало  к берегу,  они
вывешивают  флаг. И  обязательно  какое-нибудь  да  остановится.  А  в такой
большой порт, как Эбу Дар, всегда заходят суда.
     А  ведь до того как  вместе  с Найнив покинуть Башню,  Илэйн ни разу не
была ни в  одном порту, даже самом захолустном. Видимо,  Илэйн думает, будто
если она что-то не узнала о мире, будучи Дочерью-Наследницей Андора, то уж в
Башне точно это выяснила, хоть расшибись в лепешку, доказывая ей обратное. И
вообще, как она смеет разговаривать с Найнив таким снисходительным тоном?!
     - На корабле, Илэйн, мы вряд ли сумеем отыскать место сбора Голубых.
     Собственный план Найнив состоял в том, чтобы не расставаться  с каретой
и пересечь Амадицию до самой границы,  потом -  через Алтару и Муранди к Фар
Мэддингу в Холмах Кинтара, а оттуда - через Равнину Маредо к Тиру. Этот путь
наверняка дольше, но,  не  говоря  о  том, что  так  имеется  какой-то  шанс
отыскать  место   встречи   Голубых,  кареты  обладают   одним   неоспоримым
преимуществом - они  чрезвычайно  редко тонут. Нет, плавать Найнив умеет, но
на воде чувствует себя не в своей тарелке.
     Вытерев лицо, Илэйн сменила  сорочку и стала  помогать Найнив заплетать
косу. Такая услужливость не  обманула Найнив: наверняка она вновь услышит  о
речных судах. Но ее нутро ни судов, ни лодок не переносило. Нет, конечно, на
ее решения  подобное обстоятельство нисколько не влияет. Если можно привести
на подмогу Ранду Айз Седай, это стоит долгой дороги.
     - Ты название не вспомнила?  - спросила Илэйн, ловко перебирая пальцами
пряди волос Найнив.
     -  Хорошо  хоть  я вспомнила, что  это было  название. О Свет, дай  мне
немножко времени.  - Найнив теперь не  сомневалась, что это название. Должно
быть, городок какой-нибудь или деревня.  Не  могла  же она увидеть  название
страны и забыть  его! Сделав  глубокий  вдох, Найнив затолкала подальше свой
гнев и продолжила помягче: - Я вспомню, Илэйн. Потерпи немного.
     Илэйн  что-то  уклончиво  пробормотала  и  продолжила  заплетать  косу.
Немного погодя она сказала:
     - Разумно ли было, в самом деле, посылать Бергитте выискивать Могидин?
     Найнив искоса бросила короткий взгляд на девушку, но той - будто с гуся
вода. Если тема  разговора  и сменилась, то вовсе не на ту, какую выбрала бы
сама Найнив. И она ответила:
     - Лучше, чтобы мы ее нашли, а не она нас.
     - Наверное, ты права. Но найдем мы ее, а дальше что?
     У Найнив не было ответа на этот вопрос. Но всегда лучше быть охотником,
чем  добычей, сколь бы трудно ни  приходилось. Урок, преподанный  ей Черными
Айя, она усвоила.
     Когда  девушки  спустились  вниз, в  общем  зале  оказалось не  слишком
многолюдно, однако даже в этот ранний  час среди  посетителей белели светлые
плащи  -  обладатели  их  были по большей части  в годах,  все - офицерского
звания.   Они   явно   предпочитали   гостиничную   кухню  стряпне,  которой
Белоплащников  потчуют  в  гарнизоне.  Найнив  согласилась бы  вновь  есть с
подноса, но в крохотной комнатушке чувствовала себя  будто запертой в шкафу.
Все мужчины  были заняты едой  и вином,  в  том числе  и Белоплащники,  и на
женщин никто особо не смотрел. Наверняка  им здесь ничто не угрожало. Воздух
наполняли вкусные  запахи;  по-видимому,  мужчины даже  утром  первым  делом
заказывают говядину или баранину.
     Не  успела Илэйн сойти  с  последней ступеньки лестницы,  как прибежала
госпожа Джарен  и  предложила  молодым  женщинам,  вернее,  "леди  Морелин",
отдельную столовую.  Найнив  и  глазом  не  повела в  сторону Илэйн,  но  та
сказала:
     - Думаю, мы позавтракаем здесь. Мне редко выпадает возможность посидеть
в общем зале, и, сказать откровенно, мне его атмосфера нравится.  Пусть ваша
девушка принесет чего-нибудь холодненького. Утро сулит жаркий день, и боюсь,
мы еще до ближайшей гостиницы не доберемся, а мне от духоты дурно станет.
     Найнив  постоянно удивляло, что надменные замашки сходят  Илэйн с рук и
их еще ни разу  за порог не вышвырнули.  К  нынешнему  времени  она повидала
немало лордов и леди и знала, что почти все они ведут себя подобным образом,
но тем не  менее не переставала удивляться. Сама Найнив с таким отношением и
минуты бы не мирилась. Хозяйка же гостиницы присела в реверансе, улыбаясь  и
потирая ручки,  потом проводила девушек  к  столику  у  выходящего  на улицу
окошка и поспешно кинулась исполнять пожелание Илэйн. А может, то был способ
поквитаться  с девушкой. Здесь Илэйн с  Найнив сидят наособицу, подальше  от
мужчин за другими столиками, но любой проходящий мимо не  мог их не увидеть,
а если  им подадут горячее, -  Найнив  очень  надеялась на  обратное,  -  то
отведенный им столик - самый дальний от кухни.
     Поданный завтрак состоял из приправленных специями оладьев - завернутых
в  белую  тряпицу  и  теплых, но  все  равно  аппетитных, -  желтых  груш  и
синеватого винограда,  который выглядел чуточку увядшим. Еще принесли что-то
красное,  что служанка назвала земляничными ягодами, хотя Найнив  в жизни не
видывала, чтобы ягоды были такими. Да  и вкусом они ни  на  что не походили,
особенно политые взбитыми сливками. Илэйн заявила, что слыхала  о землянике.
Может,  так оно и есть. В общем,  завтрак  был освежающим, особенно с вином,
легко приправленным пряностями. Вино, должно быть,  охлаждают в кладовке над
родником.  Правда,  один глоток подсказал Найнив, что либо родник  не  очень
холодный, либо кладовки такой и в помине нет.
     Ближе  всех, в  трех столиках от девушек,  сидел  мужчина в темно-синем
шерстяном кафтане, с виду процветающий  торговец или мастеровой, но Найнив и
Илэйн  друг с другом разговаривать не стали.  Для  бесед будет уйма времени,
когда они  отправятся в дорогу, к тому же не  стоит  зря рисковать - вдруг у
кого-то излишне  острый слух. С едой Найнив покончила раньше  Илэйн. Судя по
тому, как  девушка неспешно разрезала грушу на  четвертинки, можно подумать,
они за столом весь день провести собираются.
     Вдруг  глаза Илэйн ошарашенно округлились, и  ножичек громко стукнул  о
стол.  Найнив резко повернула голову  и обнаружила, что на скамейку напротив
уселся мужчина.
     -  Я  подумал,  что  это ты, Илэйн,  но цвет волос  меня сначала ввел в
заблуждение.
     Найнив изумленно пялила глаза  на  Галада - единокровного брата  Илэйн.
Именно  пялила глаза.  Высокий и  гибкий,  как  стальной  клинок,  с темными
глазами  и  волосами -  мужчины  красивее она  в жизни не видела. Он был  не
просто красив,  он был великолепен в своей  мужественности.  В Башне  Найнив
видела,  как вокруг него увивались женщины, даже Айз Седай, и все улыбались,
будто  записные  дурочки.  Найнив согнала  со  своего лица не  менее  глупую
улыбку. Но она ничего не могла  поделать с бешено бьющимся сердцем, не могла
заставить себя не дышать прерывисто.  Найнив ничего не чувствовала к  нему -
просто он так красив! Ну ты, женщина, держи себя в руках!
     - Что ты  тут делаешь? - Найнив обрадовало,  что у нее  по крайней мере
голос не срывается. Нечестно, что мужчина обладает такой внешностью.
     - И что ты делаешь в этом наряде? - В тихом голосе  Илэйн резкости было
хоть отбавляй.
     Найнив  заморгала  и только сейчас  сообразила,  что на  Галаде сияющая
кольчуга и белый  плащ  с двумя золотыми бантами под эмблемой  многолучевого
солнца.  Найнив почувствовала, как  на скулах выступает  жаркий румянец. Она
столь пристально  смотрела  на  лицо молодого человека, что даже не заметила
его облачения! От унижения и досады ей хотелось сквозь землю провалиться.
     Галад улыбнулся, и Найнив пришлось перевести дыхание.
     - Здесь  я потому, что я  один из многих Детей, отозванных  с севера. А
Дитя Света я потому,  что это представляется мне правильным. Илэйн, когда вы
с  Найнив и с Эгвейн исчезли, нам  с Гавином  потребовалось немного времени,
чтобы разузнать:  вы вовсе не отбываете  наказание на какой-то ферме, что бы
нам  ни  твердили.  Илэйн,  у них  нет никакого права втягивать  вас  в свои
интриги. Никого из вас.
     - Кажется, ты очень быстро рос в чинах, - заметила Найнив. Неужели этот
болван не соображает, что говорить об интригах  Айз Седай здесь - прекрасный
способ добиться, чтобы их обеих убили?
     -  Эамон Валда, по-видимому,  полагает,  что по своему опыту я  достоин
такого звания, и не важно, где я приобрел  этот опыт.  -  Он  пожал плечами,
точно  полагая  вопрос о своем чине  несущественным.  Скромностью тут  и  не
пахло,  но  и лицемерия или рисовки  в  этом  жесте  не  было. Будучи лучшим
фехтовальщиком среди  тех,  кто занимался  в  Башне  со  Стражами, он  также
отличался и на  занятиях по стратегии и тактике,  но Найнив не  припоминала,
чтобы он  хоть раз похвалялся своим совершенством, даже  в шутку. Достижения
ничего не значили для  Галада, наверное потому, что он с легкостью добивался
успехов во всем.
     - Матушке об этом известно? - требовательно спросила Илэйн, все тем  же
тихим голосом. Ее сердитый вид, правда, отпугнул бы и дикого вепря.
     Галад беспокойно отодвинулся - на волосок:
     -  Как-то времени не  выкроить  ей отписать.  Но, Илэйн,  не  будь  так
уверена, что  она не одобрит  моего решения. С севером она  отныне  не столь
дружна,  как  прежде.  Как  я слышал, возможно, огласят  указ  о  запрете  и
изгнании.
     -  Я  посылала ей письмо с объяснениями - Гневный взгляд Илэйн сделался
озадаченным. - Она должна понять. Она ведь тоже обучалась в Башне.
     - Говори тише, - резко промолвил  Галад  вполголоса.  - Не забывай, где
находишься.
     Илэйн залилась  густым румянцем,  но Найнив не  взялась бы утверждать -
это краска гнева или смущения.
     Вдруг до нее дошло, что сам он говорит так же тихо, как девушки, и с не
меньшей осторожностью. Галад ни разу не упомянул ни Башню, ни Айз Седай.
     - Эгвейн с вами? - продолжал Галад.
     - Нет, - ответила Найнив, и он глубоко вздохнул:
     - Я  надеялся...  Когда она  пропала,  Гавин  места себе  от тревоги не
находил. Он тоже о ней волнуется. Не скажете мне, где она?
     Найнив отметила про себя это "тоже". Стал,  видите ли, Белоплащником, а
сам волнуется за женщину, которая стремится стать Айз  Седай.  Мужчины такие
странные, что их иногда и людьми-то назвать трудно.
     -  Нет, не  скажем, - твердо  заявила Илэйн. Багровые  пятна исчезали с
лица  девушки. -  Гавин тоже тут? Ни  за что не поверю, чтобы он стал... - У
нее  хватило  ума  не повышать голоса, но тем не менее девушка  презрительно
сказала: - Белоплащником!
     - Он остался на севере, Илэйн. - Найнив предположила, что Галад имеет в
виду  Тар Валон, но  наверняка Гавин ушел оттуда.  Неужели  он поддержал  бы
Элайду? - Ты  представить  себе не в  состоянии, Илэйн, что там случилось, -
продолжал  Галад.  -  Как  и следовало  ожидать,  вся  мерзость и разложение
грязной  пеной  вырвались  наружу.   Женщина,  которая  отослала  вас,  ныне
низложена. - Он оглянулся и, хотя рядом никого не было и подслушать никто не
мог, проговорил быстрым шепотом: -  Усмирена и казнена. - Глубоко  вздохнув,
он  с сожалением заметил:  - Там  не место  для вас.  И для Эгвейн. С Чадами
Света я не очень долго, но уверен:
     мой капитан  позволит  мне сопроводить мою сестру домой. Тебе надо быть
дома, при матушке. Скажи, где Эгвейн, и я позабочусь, чтобы ее тоже привезли
в Кэймлин. Там вы обе будете в безопасности.
     Найнив  окаменела.  Усмирена. И  казнена.  Не  несчастный  случай и  не
болезнь. Она рассматривала  в  мыслях  подобную  возможность,  но услышанное
потрясло  ее до  глубины души.  Должно  быть, все дело  в Ранде. Даже если и
существовала слабая  надежда,  что Башня  не  выступит против  Ранда,  после
такого оглушающего  известия она растаяла  бесследно.  Лицо Илэйн  ничего не
выражало, взор ее был устремлен в никуда.
     - Вижу, эти известия вас потрясли, - тихим  голосом промолвил  Галад. -
Не  знаю,  как глубоко та  женщина  втянула  вас  в свои козни, но теперь вы
свободны от ее сетей. Позвольте мне обеспечить ваше безопасное возвращение в
Кэймлин. Никому не надо знать, что  вы  были как-то с ней связаны. Вы, как и
остальные девушки, просто отправились туда для обучения. Все вы.
     Найнив  растянула губы  -  она надеялась, что  эта  гримаса  сойдет  за
улыбку. Ну наконец-то и ей тоже уделили внимание! Ее так и подмывало врезать
этому молодцу по уху. Не будь он таким красавчиком...
     - Я подумаю об этом, - медленно проговорила Илэйн. - То, что ты сказал,
весьма разумно, но мне нужно время. Мне надо подумать.
     Найнив воззрилась на девушку. Весьма разумно? Что за чушь она лопочет?
     - Немного времени у тебя есть, - сказал Галад. - Но тянуть нельзя - мне
еще надо испросить разрешения на отлучку. Нам могут приказать...
     Неожиданно  Галада  хлопнул  по   плечу  черноволосый   Белоплащник   с
квадратным лицом. Он был  старше, но  на плаще посверкивали те же два банта.
Широко осклабясь, он произнес:
     -  Ну,  молодой  Галад,  ты  же не  можешь всех хорошеньких женщин себе
оставить!  В  городке каждая девушка вздыхает, когда он мимо  проходит, да и
мамаши от них не отстают. Представь меня.
     Галад со скрипом отодвинул скамью и встал:
     -  Мне показалось, я узнал  их, когда  они спустились  Тром. Но  как бы
обаятелен я, по- твоему, ни был, мои чары бессильны перед этой леди. Я ей не
нравлюсь,  и  по-моему,  мои  друзья  ей  тоже  не  по  вкусу.  Но  если  ты
потренируешься со мной во владении мечом после полудня, то, может быть, тебе
удастся завлечь красотку-другую.
     - Если ты будешь рядом - никогда, - весьма натурально забрюзжал Тром. -
И я скорей  позволю кузнецу молотом  меня  по голове стукнуть, чем соглашусь
против тебя фехтовать.
     Однако  он позволил Галаду  увести  себя.  Правда, шагнув  к  двери, он
бросил  на  двух  женщин полный  сожаления  взгляд.  Когда два  Белоплащника
уходили, Галад метнул на Илэйн взор, полный недовольства и колебаний.
     Едва эта парочка скрылась из виду, Илэйн встала:
     -   Нана,   ты   мне   нужна   наверху.  -  Возле  столика  тотчас   же
материализовалась госпожа Джарен с вопросом, как миледи понравилась трапеза.
Илэйн ответа  -да: -  Мне  немедленно нужны мои кучер и лакей.  Счет оплатит
Нана. - Едва договорив, девушка зашагала к лестнице.
     Найнив уставилась  вслед  Илэйн, потом  вытащила  кошелек  и  заплатила
хозяйке,  уверяя, что ее  госпоже  все  понравилось, и  стараясь не особенно
морщиться, услышав цены. Отделавшись наконец от хозяйки, Найнив поспешила по
лестнице наверх.  В  комнате Илэйн развила бурную деятельность,  без разбору
распихивая по сундукам  их пожитки, в том  числе и влажные  сорочки, которые
девушки развесили на спинках кроватей для просушки.
     - В чем дело, Илэйн?
     - Найнив, нам нужно немедля убираться отсюда. Ни одной лишней минуты. -
Девушка не  подняла головы, пока не затолкала в сундук последнюю вещь. - Где
бы Галад ни был, он в эту минуту ломает голову над загадкой, с какой, может,
еще  ни разу в  жизни не сталкивался. Есть  два правильных  поступка, но они
абсолютно разные. Один - навьючить меня на лошадь, если понадобится,  связав
по  рукам  и ногам, и отволочь к матери,  дабы утешить ее страдания и спасти
меня  от судьбы Айз Седай.  А  каковы мои желания, его не интересует.  И  не
менее  правильный  поступок - выдать нас, Белоплащникам ли, армии ли, а то и
тем и другим. Таков закон Амадиции и  закон Белоплащников. Айз Седай в  этой
стране вне  закона, как и  всякая  женщина,  когда-либо обучавшаяся в Башне.
Когда-то матушка встречалась  с  Айлроном  - требовалось  подписать торговое
соглашение. Так вот,  им для этого пришлось отправиться в Алтару, потому что
матери нельзя было пересекать границу Амадиции - это против их  закона. Едва
я увидела Галада, в тот же  миг  обняла саидар и не отпущу его,  пока  мы не
окажемся от Галада подальше.
     - Илэйн, ты преувеличиваешь! Он ведь твой брат.
     -  Он  мне  не брат! -  Илэйн  глубоко вздохнула  и медленно  выпустила
воздух. - Да, отец у нас один, - произнесла она поспокойнее, - но он не брат
мне. Я его не признаю.  Найнив, я тебе не  раз  и не  два твердила,  но  ты,
видно,  не воспринимаешь. Галад делает то, что правильно. Всегда. Он никогда
не врет.  Ты  слышала, что он говорил этому  Трому? Он ему не сказал, что не
знает, кто мы  такие.  Каждое сказанное им слово - правда. Он делает то, что
правильно, не  важно, кому  от  этого будет хуже, пусть даже  ему.  Или мне.
Обычно  он ябедничал на Гавина и на  меня, обо всем докладывал! И  про  себя
тоже рассказывал.  Если он решит нас выдать, то мы и до околицы добраться не
успеем, а нас уже будут поджидать в засаде Белоплащники.
     Раздался приглушенный стук в  дверь, и у Найнив перехватило дыхание. Не
Галад же в самом  деле... Лицо Илэйн стало  жестким и  решительным, она была
готова к бою.
     Неуверенно  Найнив приоткрыла дверь и заглянула в щелочку.  За  порогом
стояли Том и Джуилин, последний мял в руке свою идиотскую шапку.
     -  Миледи  звала  нас? - спросил Том с подобострастием в голосе - вдруг
кто-то подслушивает.
     Заново обретя способность дышать и не заботясь о том,  услышит  кто или
нет, Найнив резко распахнула дверь настежь.
     - Заходите, оба, живо! - Она уже устала от того, как эта парочка только
и делает, что переглядывается, когда она что-то им говорит.
     Не успела Найнив закрыть дверь, как Илэйн сказала:
     -  Том,  мы немедленно  уезжаем. - Решительность  покинула ее лицо, а в
голосе звучала тревога. - Галад здесь. Ты должен помнить, каким чудовищем он
был в детстве. Повзрослев, он лучше не стал, а теперь вдобавок Белоплащником
сделался. Он мог бы и... - Слова будто в горле у нее застряли. Она неотрывно
смотрела на  Тома,  губы ее  беззвучно  шевелились, но тот глядел на девушку
такими же круглыми глазами, что и она на него.
     Менестрель тяжело опустился на сундук, не сводя взора с Илэйн.
     - Я... - Громко откашлявшись, он продолжил: - Мне показалось, что он за
гостиницей  следит. Белоплащник... Но он  похож на мужчину, в которого вырос
тот мальчик. Меня не удивляет, что он стал Белоплащником.
     Найнив  подошла  к окну. Илэйн с Томом,  казалось, не заметили, что она
прошла  между ними.  На  улице  стало куда  оживленнее: появились  прохожие,
фермеры, повозки; между Белоплащниками и солдатами сновали селяне. На другой
стороне улицы  сидел на  перевернутом  бочонке  Белоплащник,  не  узнать эти
совершенные черты лица было невозможно.
     - Он не... - Илэйн проглотила комок в горле. - Он не узнал тебя?
     - Нет. Мужчину пятнадцать лет  меняют больше, чем мальчика. Илэйн,  мне
казалось, ты все забыла.
     -  В Танчико, Том, я все  вспомнила.  - Она с  робкой улыбкой протянула
руку и дернула менестреля за длинный ус. Том  так же неуверенно улыбнулся ей
в  ответ. Вид у менестреля был такой, будто  он раздумывал, не сигануть ли в
окошко.
     Джуилин недоуменно  чесал  в  затылке,  а  Найнив  желала  одного: хоть
какого-то  намека, о чем эти двое  тут беседу затеяли.  Однако  имелись дела
намного важней и неотложней.
     -  Нам нужно  уйти, пока  он не навел на нас весь  гарнизон, -  сказала
Найнив. -  А  раз он  следит  за  гостиницей, задачка  не из  легких.  Среди
посетителей я не заметила ни одного, у кого могла бы быть карета.
     - На конюшенном дворе наша единственная, - откликнулся Джуилин.
     Том  и Илэйн по-прежнему таращились друг  на друга,  явно  не  слыша ни
слова.
     Тогда, даже опустив на окошках занавески, уехать в карете не получится.
Найнив готова  была  об  заклад биться,  что  Галад  уже  успел  в  точности
разузнать, как его сестра со своими спутниками прибыла в Сиенду.
     - Задние ворота на конюшенном дворе есть? - спросила она.
     - Ворота есть  - как раз  по одному пройдем, - сухо ответил Джуилин.  -
Все равно - по ту  сторону узенький  переулочек.  В этой деревушке на карете
проехать  можно  лишь  по  двум или  трем  улицам.  - Он  вертел  в  руках и
рассматривал  свою  цилиндрическую шапку.  -  Я  могу подобраться  поближе и
расшибить ему голову. Если будете наготове, то в суматохе  сумеете удрать на
карете. А дорогой я вас нагоню.
     Найнив громко фыркнула:
     - Как, интересно? Галопом помчишься на Лентяе? Даже если сумеешь милю в
седле удержаться, то  как, по-твоему, тебе до лошади удастся добраться, коли
ты на этой  улице  на Белоплащника нападешь?  -  Галад по-прежнему сидел  на
месте, теперь к нему присоединился Тром, и эта парочка, как  видно,  праздно
чесала  языками.  Найнив  наклонилась  к  менестрелю  и  дернула  за  первый
попавшийся  под  руку ус.  - Ты  ничего не  желаешь  добавить?  Какой-нибудь
выдающийся план  предложить? Сплетен  наслушались,  так,  может,  в  них что
полезное для нас найдется?
     Том схватился за лицо и обиженно глянул на Найнив:
     - Пожалуй, ничего. Разве что вам поможет вот это:
     Айлрон  выдвинул притязания на какие-то приграничные  деревни в Алтаре.
Хочет наложить лапу на целую полосу, от Салидара к Со Эбану и до Мостры. Ну,
есть какая польза от этих сведений, а, Найнив? Есть? Надо же, додумалась! Ты
мне ус решила с корнем вырвать? Когда-нибудь тебе здорово уши надерут.
     - И зачем Айлрону  приграничная полоса, Том? - спросила Илэйн. Кажется,
она заинтересовалась - вечно ее интересовали всякие выверты и хитросплетения
политики и дипломатии. Или она просто  пытается  не  дать разгореться спору.
Обычно Илэйн  старалась сглаживать острые углы  и  улаживать  недоразумения,
пока целиком не отдалась флирту с Томом.
     - Этого хочет не король. - С девушкой Том говорил очень мягким тоном. -
А Пейдрон Найол. Обычно Айлрон поступает так, как ему указывают, хотя и  он,
и Найол  делают вид, будто  это вовсе не так.  Деревни эти  почти обезлюдели
после  Белоплащниковой Войны,  которую сами Чада называют  волнениями. Тогда
Найол  был   генералом,  командовал  армией,  и   я  сомневаюсь,   чтобы  он
когда-нибудь отказался от своих притязаний на  Алтару. Если он  возьмет  под
свой контроль оба берега Элдара, то может пресечь речную торговлю с Эбу Дар,
а коли он сомнет Эбу Дар,  то вся остальная Алтара перетечет  ему прямиком в
руки - так из дыры в мешке высыпается зерно.
     - Так,  все это очень хорошо, - твердо  сказала  Найнив, прежде чем Том
или  Илэйн успели  заговорить  вновь. Что-то из услышанного сейчас затронуло
какую-то струнку в ее памяти, но какую и почему, Найнив не  поняла. В  любом
случае на  всякие лекции о взаимоотношениях Амадиции и  Алтары  нет времени,
тем паче что за  гостиницей  наблюдают Галад и Тром. Так Найнив  и  сказала,
присовокупив: -  А что  ты, Джуилин,  скажешь?  Ты ведь  со  всякими низкими
типами якшался? - В городках ловец воров  всегда находил грабителей,  воров,
карманников - Джуилин не раз утверждал, будто они гораздо  лучше осведомлены
обо   всем   происходящем,   чем   любые   местные  власти.  -  Какие-нибудь
контрабандисты,  которых можно подкупить,  чтобы  они  незаметно нас  вывели
или... или... Ну, ты сам понимаешь, что нам нужно.
     - Я мало что  пронюхал. В Амадиции, Найнив,  воры держатся  ниже травы,
тише воды.  Если поймают, первый раз выжигают клеймо, за вторичное нарушение
закона отсекают правую руку,  а уличенных  в воровстве в третий раз  вешают.
Причем безразлично,  что украдено: королевская корона или  каравай хлеба.  В
таком местечке, как  это, воров немного. И это  не те, кто таким ремеслом на
жизнь   зарабатывает.  -  Для  воров-дилетантов   у  Джуилина  нашлось  лишь
презрение. - А  люди по большей части  желают говорить о двух вещах. Вправду
ли   Пророк  появился  нынче  в   Амадиции,  как  утверждают  слухи.   И  не
смилостивятся  ли  отцы  города  и  не  разрешат  ли тому бродячему зверинцу
устроить представление.  А  для  контрабандистов  Сиенда  слишком далека  от
границы, и...
     Довольная Найнив оборвала его тоном, не допускающим возражений:
     - Вот оно! Зверинец! Все вытаращились на нее, будто она спятила.
     -  Ну конечно,  -  заметил Том,  как-то  подозрительно миролюбиво. - Мы
уговорим Люка привести обратно  кабанолошадей и  улизнем,  пока они будут по
камешкам городок разносить. Не знаю, Найнив, что ты ему  дала, но,  когда мы
уезжали, Люка нам вслед здоровенную каменюку швырнул.
     Впервые Найнив простила Тому сарказм, да и  яду в его словах было мало.
И простила ему тугоумие - неужели он не видит того, что ей очевидно?
     - Можно и так. Том Меррилин, но  мастеру Люка нужен покровитель, вот мы
с Илэйн  и  станем  ему покровительницами. Все равно  нам  придется  бросить
карету и  упряжку... -  Как  это  ни  больно Найнив, но так  надо.  А ведь в
Двуречье за те деньги,  которые заплачены за лошадей и карету, Найнив  могла
бы  выстроить очень миленький  домик.  - И  уйдем мы  через заднюю дверь.  -
Распахнув  сундук с  петлями  в  виде  листьев,  она  закопалась под одежду,
одеяла, посуду  и  прочие пожитки,  которые ей ох как  не хотелось оставлять
вместе  с  фургоном,  груженным  красками.  В  Мардецине  Найнив настояла  и
проследила, чтобы мужчины упаковали в сундуки все, кроме упряжи. Наконец она
дорылась  до золоченых ларчиков и  кошельков. -  Том, ступайте  с  Джуилином
через  задние  ворота  и  отыщите  какую-нибудь  упряжку  и  фургон.  Купите
припасов. Встретимся на дороге по пути к лагерю Люка.
     Она  с  сожалением  насыпала в руку  Тома  золота, даже не потрудившись
пересчитать  монеты:  как  знать,  что  и  сколько  тут  стоит,  а   времени
торговаться нет.
     -  Чудесная идея,  -  сказала, широко  ухмыляясь, Илэйн. -  Галад будет
искать двух женщин, а вовсе не труппу жонглеров с дрессированными зверями. И
ему в голову не придет, что мы направимся в Гэалдан.
     Хм,  а  об  этом  Найнив не  подумала.  Она намеревалась  убедить  Люка
направиться прямиком в Тир. Найнив была уверена:  такой зверинец, какой  тот
собрал,  плюс  жонглеры и акробаты себе  на дорогу где угодно заработают. Но
если  Галад  станет искать  беглянок  или отправит  кого-нибудь в погоню, то
наверняка на  восток.  И  он  может  оказаться достаточно  смышленым,  чтобы
проверить и зверинец - иногда мужчины бывают  сообразительны, особенно когда
этого меньше всего ожидаешь.
     -   Об   этом-то,  Илэйн,  я  подумала  в  первую   очередь.  -  Найнив
проигнорировала   внезапно  возникший  на  языке  слабый  привкус,   мерзкое
воспоминание о разваренном кошачьем папоротнике и толченом листознае.
     Разумеется, Том с Джуилином принялись возражать. Не против самой  идеи,
но они,  по- видимому, считали, что  одному  из  них следует  остаться, дабы
защищать  Найнив  и  Илэйн   от   Галада   и  сколь  угодно  большого  числа
Белоплащников.  Очевидно, им невдомек, что если  дело дойдет до  схватки, то
Сила - куда лучшая защита, чем они оба да еще десяток человек в придачу. Том
с  Джуилином по-прежнему  были встревожены,  но Найнив ухитрилась  вытолкать
мужчин за порог со строгим наказом:
     - И не смейте возвращаться сюда. Встретимся на дороге.
     - Если  придется направлять,  - тихонько промолвила Илэйн, когда  дверь
закрылась,  -  мы  очень  скоро  столкнемся  нос  к  носу  с  целым  отрядом
Белоплащников  и,  вероятно, с армейским гарнизоном. Сила нас  невидимыми не
сделает. Нам хватит пары метко пущенных стрел.
     -  Вот когда до  этого дойдет, тогда и  начнем беспокоиться, - отрезала
Найнив.  Она  надеялась,  что мужчинам  подобная мысль в голову  не  придет.
Случись такое, один из них, скорей всего, тайком  вернется, а  если допустит
оплошность,  то возбудит  подозрения  Галада.  Когда  понадобится, Найнив  с
готовностью  воспользуется их  помощью  - урок,  преподанный Ронде  Макурой,
пошел впрок, хотя молодую женщину по-прежнему выводила из себя мысль, что ее
спасли  точно котенка из  колодца. Но помощь Тома  и Джуилина Найнив примет,
только когда сама сочтет ее нужной.
     Найнив быстро сбежала по лестнице и отыскала госпожу Джарен. Ее хозяйка
передумала;  ей не  хочется так скоро вновь подставлять лицо жаре и дорожной
пыли;
     миледи намерена вздремнуть и не желает, чтобы ее тревожили до вечера, а
потом  она пошлет за ужином, попозже. Вот  монета - в оплату комнаты за  еще
одну ночь.  Хозяйка  гостиницы оказалась весьма  понятлива  -  конечно,  она
осведомлена о хрупкости благородных  дам, как и о непостоянстве  их желаний.
Найнив  подумала,  что  госпожа Джарен поймет  что угодно,  кроме,  пожалуй,
убийства - до тех пор пока ей платят по счетам.
     Избавившись   от  толстушки,   Найнив   заловила  в   уголке  одну   из
девушек-подавальщиц. Несколько  серебряных  пенни перекочевали  из ладони  в
ладонь, и  девушка, не снимая  фартучка, умчалась на  поиски  двух  глубоких
капоров, как  сказала Найнив,  таких  прохладных и  прекрасно оберегающих от
жары.  Разумеется, ее леди подобного  не  носит, но  они очень пригодятся ей
самой.
     Когда  Найнив  вернулась  в  комнату,  Илэйн  уже  выложила  на  одеяло
золоченые  шкатулки  и   темный  полированный  ларец,  в  котором  хранились
найденные  тер'ангриалы  и замшевый  мешочек с печатью.  На  другой кровати,
рядом с  кожаной сумой, круглились  пухлые денежные кошели.  Сложив  одеяло,
Илэйн  накрепко  стянула узел куском  надежного  шнура, который  достала  из
сундука. Похоже, Найнив прибрала каждую мелочь, желая сохранить все.
     Теперь она сожалела, что все это добро придется бросить. Жаль было даже
не потому, что за вещи уплачено немало денег. Не только из-за этого. Никогда
не знаешь, что понадобится. Взять, например,  вот эти  два шерстяных платья,
что Илэйн положила на свою кровать. Для  леди они недостаточно хороши, а для
служанки при леди - слишком высокого качества,  но  если бы  эти платья, как
хотела  Илэйн,  остались  в Мардецине,  теперь спутницам  не во что  было бы
переодеться.
     Опустившись на  колени,  Найнив  принялась  рыться  в  другом  сундуке.
Несколько  сорочек,  еще  два  шерстяных  платья  на  смену.  Пара  чугунных
сковородок в парусиновом мешке -  превосходная  утварь, но слишком тяжелы, и
мужчины  наверняка  не  забудут  возместить эту  потерю. Дорожный набор  для
рукоделия в великолепной, инкрустированной костью коробочке. А ведь мужчинам
и в голову  никогда не придет  хотя бы иголку купить.  Однако пожитки Найнив
разбирала машинально, почти не думая о сборах.
     -  Ты знала Тома раньше? - спросила  Найнив -  как надеялась, небрежным
тоном. Краешком  глаза она наблюдала  за Илэйн,  притворяясь, будто  всецело
поглощена скатыванием чулок.
     Девушка начала было вытаскивать из другого  сундука свою одежду, потом,
поглядев на  шелковые  платья, вздохнула и  отложила их в  сторону.  Немного
погодя Илэйн застыла, зарывшись в сундук. На Найнив она не глядела.
     - Когда я была маленькой,  он был придворным бардом в Кэймлине,  - тихо
произнесла она.
     - Понятно. - Найнив ничегошеньки не понимала.  Как человек, который был
придворным  бардом, развлекал  королевскую  семью, в  худшем случае,  знать,
вдруг превратился в заурядного менестреля, бродящего от деревни к деревне?
     -  После смерти отца он был  любовником матери. - Илэйн опять принялась
отбирать вещи в дорогу, и говорила она таким прозаическим тоном,  что Найнив
только рот раскрыла.
     - Твоей матери? Лю...
     Однако девушка даже не смотрела на Найнив.
     - Я его только в  Танчико вспомнила.  Я была совсем  крохой. Эти усы, и
стоял  он близко - я смотрела на его  лицо  снизу вверх... Потом я услышала,
как  он  декламировал  отрывок из "Великой Охоты  за Рогом". Он решил, что я
снова  все  забыла.  - Илэйн слегка  покраснела.  - Я... слишком много  вина
выпила и потому на следующий день не смогла ничего вспомнить.
     Найнив только головой  покачала. Она помнила ту ночь, когда девушка  по
уши залилась вином. По крайней мере, впредь  Илэйн себе такого не позволяла:
дикая  головная   боль  на  следующее   утро,  похоже,   послужила  отличным
лекарством. Теперь-то Найнив поняла, отчего девушка так  ведет себя с Томом.
В Двуречье ей приходилось сталкиваться с похожими  случаями.  Вот, например,
девочка,  которая  только-только стала считать себя женщиной.  С кем  еще ей
себя  сравнивать, как не с матерью?  А  иногда  с кем еще состязаться, чтобы
доказать, что она - женщина?  Обычно все выливалось в невинные попытки стать
лучше  во  всем  - от  шитья  до  готовки.  Ну  еще, быть  может, безобидные
заигрывания с отцом. Но в случае с одной вдовой Найнив стала свидетельницей,
как почти взрослая  дочь той выставила себя на посмешище, пытаясь захомутать
мужчину,  за  которого  ее  мать  намеревалась  выйти  замуж.   И  вся  беда
заключалась в том, что Найнив не имела ни малейшего понятия, как  выбить сию
дурь из  головы Илэйн. Несмотря  на неоднократные  и суровые увещевания и ее
самой,  и всего Круга Женщин - и даже более  чем увещевания,  - Сари Айеллин
утихомирилась, лишь когда ее мать  вновь вышла  замуж и когда  сама она тоже
сыскала себе мужа.
     - Наверное, он был тебе как второй отец, - осторожно промолвила Найнив.
Она  прикинулась, что  больше всего ее  занимает  раскладывание  вещей.  Том
несомненно смотрел на девушку по-отцовски. И это многое объясняло.
     -  Так  о  нем  я  почти  никогда  не  думала.   -  Илэйн  вдруг  очень
заинтересовало, сколько шелковых рубашек взять с собой, но глаза у  нее были
печальные.  -  Своего  отца  я едва помню.  Когда  он  умер,  я  была совсем
младенцем. Гавин говорит, отец все время  с Галадом  проводил. Лини пыталась
сгладить впечатление от этого, но мне известно: в детскую к нам с Гавином он
ни разу не заходил. Знаю, он бы пришел - когда бы мы подросли.  Тогда он нас
многому бы научил, как и с Галадом занимался. Но он умер.
     Найнив решила зайти с другого бока:
     - По  крайней  мере. Том  для своих лет  мужчина еще хоть куда.  Вот бы
хорошенькое  дельце вышло, если б он рук-ног  разогнуть не  мог. У  стариков
часто так бывает.
     - Если б не хромота, он бы заднее сальто запросто делал. И мне неважно,
что  он  прихрамывает. Он очень умный  и очень многое  о  мире  знает.  И он
ласковый, рядом с ним я  чувствую себя как за каменной  стеной.  И не думаю,
что  мне  стоит ему об  этом говорить. Он и так изо всех сил старается  меня
защищать.
     Вздохнув, Найнив  отказалась от дальнейших попыток. По крайней мере, на
время. Том смотрит на Илэйн как на дочь, но если девушка станет продолжать в
том же духе, то в конце  концов он вспомнит, что она  ему  не дочь. Тогда-то
Илэйн поймет, каково оно, на горячую плиту сесть.
     - Илэйн, Том к тебе очень хорошо относится. - Ладно, пора сменить тему.
-  А ты уверена насчет Галада?.. Илэйн? Ты уверена, что Галад выдаст нас, а,
Илэйн?
     Девушка вздрогнула, смахнула ладошкой с лица легкую нахмуренность:
     - Что? Галад? Совершенно уверена, Найнив. И если  он  узнает, что мы не
желаем, чтобы он  нас в Кэймлин  отвез, у него останется всего один выбор. И
это решение он примет, не колеблясь.
     Ворча себе  под нос, Найнив вытащила из  сундука свое шелковое дорожное
платье. Иногда ей  казалось, что Создатель  лишь  для того  сотворил мужчин,
чтоб они женщинам хлопот побольше доставляли.






     Когда  девушка-прислуга  явилась  с  чепцами,  Илэйн. в белой  шелковой
сорочке,  лежала  на  кровати, прикрыв  -?  лоб и глаза влажной тряпицей,  а
Найнив  усиленно делала  вид, будто подшивает подол  светло-зеленого платья,
которое  носила Илэйн. Найнив  то и дело попадала иголкой  себе по  большому
пальцу;  никому  и  никогда  она  не  призналась  бы  в   этом,  но  шить  и
рукодельничать  вообще была  не мастерица Она сидела в  платье - не может же
служанка позволить  себе  бездельничать,  как  леди, но  волосы у  нее  были
распущены. Всякому сразу  видно: у горничной и в мыслях нет в скором времени
из  комнаты  выйти.  Найнив   шепотом  поблагодарила  девушку  -  чтобы   не
потревожить  отдыхающую леди,  - одарила ее  еще  одним  серебряным  пенни и
строго-настрого  наказала,  чтобы  леди  ни  под  каким предлогом  не  смели
беспокоить  Едва  дверь  с  тихим  щелчком  затворилась,  Илэйн  вскочила  и
принялась вытаскивать из-под  кроватей  узлы.  Найнив  отбросила  в  сторону
зеленое шелковое одеяние  и  завела  руки  за спину,  расстегивая  пуговицы.
Прошло  совсем  немного  времени,  и  девушки были готовы: Найнив  в зеленом
шерстяном,  Илэйн  в синем; за спиной  - узелки.  Найнив  несла  свою суму с
травами  и деньги,  а  Илэйн  она доверила  завернутые  в  одеяло  шкатулки.
Глубокие  поля  капоров так  удачно скрывали лица, что Найнив подумала:  они
могут  и мимо Галада  спокойно  пройти, он ведь  помнил  ее с  косой. Однако
госпожа Джарен  вполне  могла остановить незнакомых женщин, спускающихся  от
комнат постояльцев с набитыми узелками.
     Задняя  лестница  узкими  каменными  пролетами  прилепилась к  наружной
стене.  На  секунду  Найнив  посочувствовала  Тому  и Джуилину  -  им  ведь,
беднягам,  немалых трудов стоило затащить по  этой лестнице тяжелые сундуки,
но  внимание молодой женщины занимали двор  и каменная конюшня под  шиферной
крышей.  Под  каретой, в  тенечке,  спасаясь от  жары  и  духоты, развалился
желто-коричневый пес, но все конюхи находились  в конюшне. Через ее открытые
двери  Найнив  заметила  какое-то  движение,  но  наружу  никто  не выходил.
Очевидно, конюхов тоже больше привлекали тень и относительная прохлада.
     Найнив  с  Илэйн  быстро  перебежали  конюшенный  двор  и  выскочили  в
переулок,  зажатый  между  зданием конюшни  и высокой каменной оградой. Мимо
них, занимая чуть ли  не всю ширину  переулка,  прогрохотала  полная  навоза
телега, сопровождаемая тучей мух. Хотя  Найнив и не видела, она подозревала,
что  Илэйн окружена свечением саидар. Сама она  только надеялась, что собаке
не  вздумается  забрехать  и  никому  не понадобится  выйти  из кухни или из
конюшни. Если воспользоваться Силой, улизнуть по-тихому не получится, а коли
пытаться  проторить  себе дорожку  бойким  языком,  то  останутся  следы, по
которым Галад устремится в погоню.
     Нетесаные  деревянные  ворота  в  конце  переулка  запирала всего  лишь
обыкновенная щеколда. На открывшейся за воротами узкой улице, вдоль  которой
стояли простенькие каменные дома  с соломенными, по большей части,  крышами,
было пустынно. Лишь  несколько  мальчишек играли в какую-то игру, в  которой
вроде  бы   требовалось  стукнуть  партнера  погремушкой  с  сухими  бобами.
Единственным  взрослым в поле  зрения был мужчина,  кормивший в голубятне на
крыше напротив своих птиц, но  он чуть ли не по пояс просунулся через дверцу
в клетку.  Ни он, ни ребятишки даже не взглянули на женщин, которые,  закрыв
за  собой  ворота, невозмутимо двинулись по  кривой улочке, всем своим видом
показывая, что находиться тут им ничуть не возбраняется.
     Найнив с Илэйн  отмерили от Сиенды по пыльной  дороге добрых пять миль,
прежде  чем   их  нагнали  Том  с  Джуилином.  Том  правил  фургоном,  очень
напоминавшим фургон Лудильщиков, правда, выкрашен он был в несвойственный им
цвет  -  серо-зеленый,  причем  краска  местами  облупилась, обнажая большие
грязные  пятна.   Найнив  с  облегчением  запихала  узлы   под  козлы   и  с
удовольствием  забралась  в   фургон  позади  менестреля,  но   без  всякого
удовольствия уставилась на Джуилина, ехавшего верхом на Лентяе.
     -  Я  же говорила вам:  в гостиницу  не  возвращаться!  -  заявила  она
Джуилину, мысленно поклявшись врезать ему чем ни попадя, если он взглянет на
Тома.
     - А я и  не  возвращался, - ответил Джуилин, не  ведая, что уберег свою
голову. - Я сказал старшему конюху, что миледи желает свежих ягод. Вот нас с
Томом и послали за город за ягодами. Ну  и еще всякую чушь нес,  вроде того,
что всякие благоро... - Ловец воров осекся и закашлялся, когда сидящая рядом
с Томом Илэйн пронзила его холодным взором. Иногда  Джуилин напрочь забывал,
что она и в самом деле из королевской семьи.
     -  Надо  же  было как-то  объяснить, почему мы ушли из  гостиницы  и из
конюшни.  -  Том  подхлестнул лошадей.  -  Полагаю, вы  сослались на то, что
остались в  комнате  из-за обмороков  и  слабости,  по крайней мере, у  леди
Морелин.  Но  конюхи-то  наверняка  примутся  гадать,  с   какой  стати  нам
захотелось  по  жарище  шляться,  вместо того  чтобы  сидеть  на  прохладном
сеновале и  наслаждаться бездельем, ну и  еще,  быть может, кувшинчиком эля.
Наверное, ни к чему, чтобы о нас судачили.
     Илэйн смерила Тома взглядом -  несомненно  за "обмороки",  а он  сделал
вид, что  ничего не заметил. А может, и  впрямь  ничего не заметил.  Мужчины
бывают слепы, когда им удобно. Найнив громко фыркнула - этого он не заметить
не мог. Менестрель щелкнул кнутом над передней парой  лошадей. Наверняка они
это устроили, чтобы у них с Джуилином был повод по очереди ехать верхом. Вот
еще одна вещь, типичная для мужчин: всегда находить оправдание тому, чего им
хочется. Хорошо хоть Илэйн слегка хмурилась на Тома, вместо того чтобы глупо
ему ухмыляться.
     - Прошлым вечером я еще кое-что узнал, - немного погодя  продолжил Том.
- Пейдрон Найол пытается объединить государства против Ранда.
     - Такому  нельзя  не  поверить, Том,-  заметила  Найнив,- но  как  тебе
удалось  это  узнать? Неужели какой-то Белоплащник поделился с  тобой  этими
сведениями?
     -  Найнив,  слишком  многие говорят  одно и то же.  В  Тире -  какой-то
Лжедракон. Лжедракон, и никто не упоминает пророчеств - ни о падении Тирской
Твердыни,  ни о Калландоре. Этот тип опасен, и государства должны сплотиться
для  отпора, как было  в Айильскую Войну.  И кому,  как не Пейдрону  Найолу,
возглавить их  супротив  Лжедракона? Раз  столь многие  языки  треплются  об
одном, значит, такая мысль  существует  и в сферах повыше, а в Амадиции даже
Айлрон не выскажется о чем-то, не испросив дозволения у Найола.
     Казалось,  старый менестрель всегда складывал слухи и шепотки  и  очень
часто получал в итоге верные ответы. Нет,  не менестрель - Найнив  лучше  не
забывать. Как  бы  он себя  ни называл, Том Меррилин  некогда был придворным
бардом и,  вполне  вероятно,  на своем веку  повидал  не  меньше  придворных
интриг, чем  упоминалось  в его сказаниях.  Причем повидал вблизи.  И  очень
может быть,  даже сам к ним причастен,  раз был  любовником Моргейз.  Найнив
искоса поглядывала  на  Тома  -  морщинистое  лицо,  кустистые белые  брови,
длинные усы, белоснежные, как и волосы на голове. Что ж, о вкусах не спорят,
тем более о вкусах некоторых женщин.
     - Как будто это для нас неожиданность. - Сама Найнив такого не ожидала.
Но должна была ожидать.
     - Матушка  поддержит Ранда, - сказала Илэйн. - Уверена. Пророчества  ей
известны. И влияния у нее не меньше, чем у Пейдрона Найола.
     С последним, по крайней мере,  Том не согласился - чуть заметно покачал
головой.  Да, Моргейз правит  богатой страной, но  Белоплащники  повсюду, во
всех странах,  и родом они из  всех стран. Найнив поняла, что начала уделять
Тому куда больше внимания, чем раньше. Похоже, он и в самом деле знает очень
и очень многое.
     -   Значит,  ты  теперь  полагаешь,  что  надо  было  разрешить  Галаду
сопроводить нас в Кэймлин? - спросила Найнив.
     Илэйн наклонилась вперед и взглянула на нее мимо Тома:
     - Конечно, нет! С одной стороны, где уверенность, что его решение будет
именно  таким?  А   с   другой...  -  Девушка  выпрямилась,  спрятавшись  за
менестрелем. Она будто  сама с собой  говорила, что-то напоминая себе.  -  С
другой, если матушка и впрямь нынче  ополчилась против  Башни, я  все  равно
покамест буду поступать  так, как  собиралась.  Так я  и в  отправленном  ей
письме  написала. Ради нашего  блага она вполне  способна  задержать  нас во
дворце.  И  тебя, и меня. Направлять, она, может, и не умеет,  но я не  хочу
ничего предпринимать  против нее, пока не стану  полноправной  Айз  Седай. А
потом... Не знаю.
     - Сильная женщина, -  с довольным видом кивнул Том. - Тебя, Найнив, она
бы быстро в оборот взяла и манерам обучила.
     Та  вновь  громко  фыркнула  - с  распущенными  по  плечам  волосами не
очень-то  за  косу  похватаешься,  но старый  дурень лишь  осклабился  в  ее
сторону.
     Солнце забралось  уже  высоко,  когда путники доехали  до зверинца.  Он
располагался на той же поляне у дороги, где они его встретили. В неподвижном
душном  мареве даже дубы  выглядели поникшими. За исключением лошадей и этих
серых громадин, кабанолошадей, все животные сидели  по клеткам, и никого  из
людей видно  не  было.  Несомненно,  все  разбрелись  по  фургончикам,  мало
отличавшимся от того, что приобрел в Сиенде Том. Найнив и ее спутники успели
спуститься наземь, прежде чем появился Валан Люка, выряженный в свою нелепую
красную шелковую накидку.
     На  сей  раз не  было никаких  цветистых  речей,  никаких  поклонов  со
взмахами  плаща.  Когда  хозяин  зверинца узнал Тома  и Джуилина,  глаза его
расширились,  потом,  при  взгляде  на  коробчатый  фургон  позади  них,  он
прищурился.  Люка наклонился и заглянул под чепцы;  появившаяся на его губах
улыбка не предвещала ничего хорошего.
     - Ага, положение в свете потеряли, миледи Морелин? Как и состояние, да?
А может, у вас ни того ни другого никогда и в помине не было? Карету украли,
да  несколько  платьев  в  придачу?  Ну,  мне  бы  не хотелось, чтобы  столь
прелестный  лобик обезобразили клеймом. Вот что они тут делают, если вам еще
неведомо! Клеймят, если не чего похуже. Вас, видать, на чистую воду вывели -
иначе  чего же вы бежите? Посему могу предложить вам мчаться  во  всю  мочь.
Если хотите получить обратно ваш распроклятый пенни,  то он где-то на дороге
валяется. Я бросил его вам вслед  - забирайте, если угодно! А по мне,  пусть
он там так и валяется, до самого Тармон Гай'дон!
     -  Вам  нужен  был покровитель,  -  сказала Найнив,  когда  мастер Люка
повернулся к четверке спиной. - Мы можем стать вашими покровителями.
     -  Вы-то?  -  презрительно  бросил  он. Но  остановился. - Даже если бы
помогли  несколько  монет,  стянутых  из  кошеля  какого-то  лорда,  то  мне
краденого не надо!..
     -  Мы возместим все ваши расходы,  мастер Люка, - перебила  Илэйн своим
холоднейшим  высокомерным тоном.  -  И  еще сверх того получите  сто золотых
марок,  если  мы  отправимся  с  вами в  Гэалдан  и если  вы согласитесь  не
останавливаться, пока не пересечете границу.
     Люка уставился на нее, беспрестанно водя кончиком языка по губам.
     Найнив издала тихий стон. Сто марок, и золотом! Сотни серебряных ему бы
с лихвой на все про все хватило! До Гэалдана и дальше, чем бы там ни кормили
этих кабанолошадей!
     - Вы  так много украли?  - с  опаской поинтересовался Люка.  - И кто за
вами гонится? Если Белоплащники или армия, то я рисковать не  стану. Они нас
всех в тюрьму бросят, а зверей, скорее всего, перебьют.
     -  Мой  брат  гонится,  - ответила  Илэйн,  прежде  чем  Найнив  успела
разразиться сердитой тирадой о том, что ничего они не украли. - Похоже, пока
меня не было, сговорились  о моей свадьбе, а брата послали меня искать. А  я
не  имею ни  малейшего желания  возвращаться в  Кайриэн и  выходить замуж за
мужчину на голову короче, раза в три тяжелее  и втрое старше меня. - щеки ее
чуть порозовели, великолепно  имитируя гнев; она прочистила горло,  что  как
нельзя лучше  подтвердило ее слова.  -  Мой отец  грезит  о  притязаниях  на
Солнечный  Трон,  ему  бы  только  поддержкой   заручиться.  А  я  мечтаю  о
рыжеволосом андорце, за  которого и выйду замуж - что бы ни твердил отец,  И
большего, мастер Люка, вам обо мне знать не следует - этого довольно.
     - Может, вы и те, за кого себя выдаете, - задумчиво промолвил Люка, - а
может, и нет. Покажите-ка мне хоть  немного тех денег, которыми  сулите меня
осыпать. На слова вина не купишь.
     Найнив  сердито  запустила руку  в  суму, вытащила  кошелек  потолще  и
тряхнула им перед носом у Люка, а когда он потянулся за звякнувшим мешочком,
упрятала
     его подальше от глаз.
     - Когда  надо будет, тогда и получите.  И сто марок, когда  до Гэалдана
доберемся, - заявила хозяину зверинца Найнив.
     Сто  марок   золотом!  Видно,   придется  все  же   найти   банкира   и
воспользоваться   теми   аккредитивами,  коли  Илэйн  будет   так   деньгами
налево-направо швыряться.
     Люка кисло усмехнулся:
     - Украли вы их  или нет, вы  все равно от  кого-то убегаете. Я не стану
рисковать своим  делом ради  вас, кто бы вас ни искал  - армия  или какой-то
кайриэнский лорд. Лорд,  пожалуй,  даже хуже - еще  решит,  что я его сестру
похитил. Придется вам  среди  других  затеряться. - На лицо  Люка  вернулась
недобрая  ухмылка -  он не забыл тот серебряный  пенни. - Все,  кто со  мной
путешествует,  работают.  Вам  тоже придется,  если вы  намерены остаться со
мной.  Если другие  узнают, что  вы  платите за дорогу,  пойдут разговоры. А
зачем  вам  ненужные толки?  Думаю, с  чисткой клеток  вы  справитесь, а  то
укротители   лошадей  вечно   жалуются,   что  приходится  заниматься  таким
неблагодарным делом. Я даже  отыщу тот пенни и заплачу  вам за работу. Никто
не скажет, что Валан Люка - скупердяй.
     Найнив  вознамерилась  было совершенно  однозначно заявить, что  они не
станут  платить за  дорогу  до Гэалдана да  еще и  работать,  но Том положил
ладонь ей  на руку.  Не произнося  ни слова, он нагнулся,  подобрал  с земли
несколько камешков и принялся ими жонглировать - шесть в кольцо.
     - У меня есть  жонглеры, - сказал  Люка. Камешков  стало восемь,  потом
десять, дюжина. - Неплохо, неплохо. - Кольцо превратилось в два, соединенных
посередине. Люка почесал подбородок. - Может, и ты на что сгодишься.
     -  Я умею  огонь глотать, -  промолвил Том,  уронив камешки. - С ножами
работаю. - Он показал пустые ладони, потом будто достал из уха Люка камешек.
- И еще кое-что умею.
     Люка сдержал быструю ухмылку.
     - Хорошо,  с  тобой все  ясно, но  как  быть с  другими? - Казалось, он
сердится на себя за то, что выказал какое-то одобрение.
     - Что  это?  - спросила, указав  в сторону,  Илэйн. Два высоких  шеста,
которые   Найнив   уже   видела,   теперь  стояли  вертикально,  укрепленные
растяжками. Наверху каждого  шеста имелась плоская площадка, между ними была
туго натянута веревка шагов в тридцать длиной, с площадок свисали веревочные
лестницы.
     - Это аттракцион Седрина, - отозвался Люка и покачал головой. -  Седрин
-  канатоходец, с непревзойденным мастерством пройдет  по  тонкой  веревке в
тридцати футах над землей. Дурак.
     -  Я могу по ней пройти,  -  заявила Илэйн.  Том  протянул  было  руку,
собираясь  взять ее за локоток, но  девушка улыбнулась ему  и легко покачала
головой. Илэйн скинула капор и решительно двинулась вперед.
     Но Люка загородил ей дорогу:
     - Послушайте,  Морелин!.. Или как вас  там? Ваш лобик слишком хорош для
клейма, но неужели вам хочется свернуть столь прелестную шейку? Седрин знал,
что делал, но еще  и часа не минуло, как мы его похоронили. Поэтому-то все и
сидят по фургонам. Конечно, прошлым вечером Седрин  хватил лишку, после того
как нас  прогнали из  Сиенды, но я видывал, как  он танцевал на веревке, под
завязку накачавшись бренди. Я вам вот что скажу. Не надо вам клетки чистить.
Вы поедете в  моем фургоне,  и мы скажем всем, будто вы  - моя возлюбленная.
Разумеется, только на словах. - Хитрая улыбка Люка  говорила  о надежде, что
это окажутся не одни слова, а нечто большее.
     Но ответная улыбка Илэйн сулила ему лишь разбитые надежды.
     - Благодарю вас за любезное предложение, мастер Люка, но если вы будете
добры   отойти  в  сторону...  -   Ему   пришлось   отступить  -  очень   уж
целеустремленно девушка направилась к шестам с канатом.
     Джуилин мял в руках  свою нелепую шапку,  потом нахлобучил ее  себе  на
голову.  Илэйн  тем временем  принялась  взбираться по веревочной  лестнице,
немного путаясь в юбках. Найнив понимала, что делает девушка.  И мужчинам не
худо  бы  сообразить. Том,  по крайней мере,  вроде догадался, но  все равно
готов был кинуться вперед  и подхватить девушку, если та сорвется  с каната.
Люка подвинулся ближе, словно та же мысль посетила и его голову.
     Илэйн немного постояла на помосте,  оправляя платье. Теперь, когда  она
оказалась  наверху,   помост   выглядел  меньше,   да  и  высота  вроде  как
увеличилась. Потом, изящно приподняв подол, будто боясь испачкаться в грязи,
девушка ступила на  тонкую веревку. Она словно через улицу шагала. Насколько
понимала Найнив, в  каком-то смысле  так оно и  было. Она  не видела  сияния
саидар,  но знала,  что Илэйн  сплела тропку  между двумя  платформами  - из
Воздуха. И мостик этот был крепче каменного.
     Вдруг  Илэйн  опустила руки и  сделала  два кувырка  колесом  вперед  -
вороновым крылом  прочертили воздух  волосы,  мелькнули,  блеснув на солнце,
шелковые чулки. Когда девушка  выпрямилась, ее юбки на миг  будто мазнули по
плоской поверхности, но она  сразу подхватила подол. Еще два шага - и она на
дальней платформе.
     - Седрин такое делал, мастер Люка?
     - Он  сальто делал,  - крикнул  тот в ответ. Потом приглушенным голосом
добавил: - Только ножек таких у него не было. Леди, значит! Ха!
     - А я  не одна такая умелая,  - крикнула Илэйн. - Джуилин и... - Найнив
яростно замотала головой; Сила или не Сила,  но к веревке на такой высоте ее
желудок отнесется ничуть  не  лучше, чем к штормящему морю. - ...и  я не раз
такое проделывали. Давай, Джуилин! Покажи!
     Судя по затравленному виду, ловец воров готов был чистить клетки голыми
руками.  Даже львиные, причем со львами внутри. Джуилин зажмурился, губы его
беззвучно двигались в лихорадочной мольбе, он  зашагал к веревочной лестнице
с видом смертника, поднимающегося на эшафот. Взобравшись на  помост, Джуилин
сосредоточенно  переводил  испуганный взор  с Илэйн  на канат.  Внезапно  он
ступил  вперед и,  раскинув руки  в  стороны,  быстро  зашагал  по  веревке,
неотрывно  глядя  на Илэйн  и  безмолвно,  одними  губами,  вознося молитву.
Освобождая  для  него  место  на  площадке,  Илэйн  спустилась  на  половину
лестницы,  а потом  помогла Джуилину  нащупать ногами веревочные ступеньки и
слезть вниз.
     Том  гордо ухмылялся. Илэйн вернулась к Найнив  и взяла у нее чепец.  У
Джуилина был такой вид, точно его в кипятке замочили, а потом выжали.
     - Это было  хорошо, - заметил Люка, глубокомысленно потирая подбородок.
-  Не  так  блистательно,  как  проделывал  Седрин,  не думайте,  но хорошо.
Особенно  мне понравилось, с какой показной легкостью ты это проделала, в то
время как...  - Джуилин, да? - Джуилин притворялся  до  смерти перепуганным.
Принимать будут просто с восторгом!
     Джуилин одарил Люка вымученной улыбкой - от такого оскала руке впору за
ножом тянуться.
     Повернувшись к  Найнив,  Люка  взмахнул своим красным плащом-пелериной,
лицо у него было весьма довольное.
     - Ну а  ты, милая Нана? Какой у тебя неожиданный талант обнаружится? На
руках ходим? Или мечи
     глотаем?
     - Я  с  деньгами бережлива,  -  заявила  Найнив,  похлопывая  по  своей
котомке. - Или вы меня пригласите
     в свой фургон?
     Она  одарила  хозяина зверинца  улыбкой,  от которой его  ухмылку будто
тряпкой стерли, и он аж на два шага отшатнулся.
     На шум и крики из фургонов повыпрыгивали люди;
     все  собрались вокруг  Люка, и он представил  труппе новых артистов.  О
Найнив он  отозвался  туманно, сказав, что она  просто поразительна и с  ней
нужно будет потолковать особо.
     Укротители  лошадей,  как  Люка назвал  мужчин,  у  которых  не имелось
исполнительского   таланта,   оказались  нечесаными  неприветливыми  типами,
вероятно потому, что им меньше всего платили. По сравнению с числом фургонов
их было  не очень много. На самом  деле  выяснилось, что  работы  хватает на
всех,  в том числе и  фургонами править. В бродячем  зверинце, даже в  таком
необычном, больших денег не водится.
     Мужчины крупнее силача Петры Найнив в жизни не  видала. Он был невысок,
зато  широк; кожаный  жилет  оставлял обнаженными  руки - со  ствол  доброго
дерева в  обхвате.  Он был женат на  Кларин, пухленькой  женщине со смуглыми
щечками, которая дрессировала собак.  Рядом с мужем  Кларин выглядела совсем
маленькой. С  медведями выступала  Лателле - темноглазая женщина  со строгим
лицом, короткими черными  волосами  и  вечно презрительно  поджатыми губами.
Стройная Алудра, которую выдавали за Иллюминатора,  очень  даже могла  ею  и
быть. Свои темные волосы она не заплетала в косы на тарабонский манер, что и
неудивительно, известно ведь, каково в  Амадиции отношение к тарабонцам,  но
акцент у нее был тарабонский, да  и кому ведомо, что  случилось  с  Гильдией
Иллюминаторов?  В  Танчико в их квартале  все двери крепко-накрепко закрыты.
Акробаты именовали себя братьями Шавана, но хоть и были они все невысокими и
коренастыми,   компания  у  них  подобралась  весьма   разношерстная  -   от
светлокожего  зеленоглазого Тайрика,  чьи  высокие  скулы и  крючковатый нос
выдавали уроженца Салдэйи, до оказавшегося еще смуглее, чем Джуилин, Бэрита,
на руках  которого красовались  татуировки Морского Народа,  хотя  сережек в
ушах не было.
     Все,  кроме  Лателле,  приняли  новичков  тепло -  больше  выступающих,
следовательно,  больше народу придет посмотреть представление, что  означает
большую выручку. Два жонглера, Бари и Кин, -  эти, как выяснилось, и вправду
братья - вовлекли Тома в беседу об общем ремесле, как только обнаружили, что
он  выступает  с  другими предметами и в иной  манере, чем они. Одно дело  -
заманить побольше народу, и совсем другое -  конкуренция.  Но интерес Найнив
мгновенно   возбудила   светловолосая    женщина,   которая   ухаживала   за
кабанолошадями. Керандин  держалась скованно, стояла  в  сторонке и  едва ли
промолвила несколько слов. Люка заявил, что она, как и те животные, из Шары,
но,  услышав  ее  говор,  мягкий  и  немножко невнятный,  Найнив  тотчас  же
насторожила уши.
     Скоро фургон  новоприбывших  уже стоял  на поляне рядом  с  остальными.
Укротители  лошадей,  хоть и были весьма угрюмы, помогли Тому  и Джуилину  с
упряжкой, чему  те  явно обрадовались. Петра и Кларин  пригласили  Найнив  и
Илэйн на чай.  Шавана захотели, чтобы  девушки  разделили с ними ужин, то же
предложили и Кин с  Бари, отчего на презрительно-высокомерное личико Лателле
набежало хмурое  облачко. Все приглашения девушки тактично отклонили, причем
Илэйн выказала больше учтивости, чем ее подруга.  Найнив мучило воспоминание
о том, как она пялилась на Галада вытаращенными, как у лягушки, глазами; оно
было  еще слишком  свежо,  чтобы  с  любым мужчиной держаться  хоть  чуточку
любезней,  чем требует вежливость.  Люка тоже не преминул сунуться со  своим
приглашением - адресованным лишь Илэйн.  Он говорил  с  девушкой поодаль  от
всех. и Найнив  не слышала  его слов. Ответом Люка послужила пощечина, после
чего Том  подчеркнуто напоказ  выхватил ножи, которые закувыркались у него в
руках.  Чуть замешкавшись,  хозяин зверинца, ворча и  потирая багровую щеку,
удалился прочь.
     Оставив  Илэйн  укладывать  пожитки в  фургон -  если  быть точнее,  та
принялась  швырять  их,  что-то  яростно бормоча,  -  Найнив  направилась  к
стреноженным   кабанолошадям.  Огромные  серые  животные  выглядели   вполне
миролюбиво, но, помня  о проломе  в каменной стене  "Королевского пикинера",
Найнив  не  надеялась  на  надежность  кожаных   шнуров,  обмотанных  вокруг
массивных  передних ног клыкастых громадин. Керандин  стрекалом  с бронзовым
крюком почесывала большого самца.
     - А как они называются  по-настоящему? - Найнив робко погладила длинный
нос  самца. Или рыло,  или еще  что-то вроде этого. Эти  клыки  толщиной  не
уступали  ее ноге,  а  в длину достигали добрых девяти футов, и  у самки они
были лишь немногим меньше. Нос, шумно втянув воздух, потянулся к ее юбке,  и
Найнив поспешно отступила назад.
     - Средит,- ответила светловолосая женщина. - Они называются с'редит, но
мастер Люка считает, что чем проще произносить название, тем лучше. - Нет, в
этом протяжном произношении ошибиться невозможно.
     - И много средит в Шончан?  Стрекало на  миг замерло,  потом продолжило
чесать серую шкуру.
     - Шончан? А где это? Средит. из  Шары, как и я сама. Никогда не слыхала
о...
     - Керандин. Шару ты, может, и видела, но я как-то сомневаюсь в этом. Ты
-  шончанка.  Если я не ошибаюсь, ты наверняка  участвовала во  вторжении на
Мысе Томан, а потом тебя  бросили тут  на произвол судьбы  после  битвы  при
Фалме.
     -  Никаких сомнений  быть не может. -  Илэйн встала рядом  с Найнив.  -
Керандин, мы  наслушались  шончанского  акцента в Фалме. Но не бойся, ничего
плохого мы тебе не сделаем.
     Найнив не стала бы обещать столь многого - ее собственные  воспоминания
о Шончан не допускали подобного безрассудства или доброты. И тем не менее...
Когда тебе нужна была  помощь,  кто помог? Разве не шончанка? Не все же  они
воплощение зла! Среди них есть и другие.
     Керандин перевела дыхание, глубоко вздохнула и немного расслабилась. Ее
словно  отпустило такое застарелое  напряжение, что она и  не заметила,  как
исчез давящий пресс.
     - Мне редко  встречались те, кому было бы известно хоть нечто близкое к
правде  о Возвращении или о событиях в  Фалме. Я слыхала  сотню слухов, один
другого  причудливее,  но правду -  ни разу.  Что мне  только  на руку. Меня
бросили,  как  и многих  средит. Собрать я  сумела только  этих  троих.  Что
случилось с остальными, я  не знаю. Самец - Мер, самка - Сэнит, а  малышка -
Нерин. Она не от Сэнит.
     - Ты этим и занималась? - спросила Илэйн. - Обучала средит?
     - Или была  сул'дам? - добавила Найнив, не  успела еще женщина ответить
на вопрос Илэйн. Керандин замотала головой:
     - Меня проверяли, как  и  всех  девушек, но с ай'дам у меня  ничего  не
получилось.   Когда  меня  выбрали  для  работы  со  средит,  я  радовалась.
Великолепные животные! Вы очень многое знаете, вам известно и о сул'дам, и о
дамани. Я еще не сталкивалась ни с кем, кто бы знал о них. - Страха Керандин
не выказывала. Наверное,  она уже устала бояться - столько  прошло времени с
тех пор, как шончанка обнаружила, что ее бросили в чужой стране. И еще может
статься, она лжет.
     Что касается женщин, способных направлять,  то в Шончан отношение к ним
ничуть не лучше, чем в Амадиции, если не хуже. Их не изгоняли и не убивали -
их брали под стражу  и использовали,  обращая  в дамани. Женщину,  способную
направлять Силу, можно контролировать - посредством устройства,  называемого
ай'дам. Найнив была уверена - это нечто вроде тер'ангриала. Владеющая ай'дам
женщина, которую называют сул'дам, заставляет дамани использовать ее таланты
на потребу  Шончан, даже применять  Силу  в качестве оружия. Дамани ничем не
лучше животного, пусть и ухоженного.  Захватчики превратили  в  дамани  всех
женщин, способных направлять  или  с малой  искоркой врожденного дара. Всех,
кого нашли, - шончане обшарили Мыс Томан и весь полуостров тщательнее, чем о
том когда-либо мечтала Башня. При одной мысли об ай'дам, сул'дам, и дамани у
Найнив похолодело в животе.
     -  Нам мало  известно,  -  сказала  она  Керандин, - но мы хотим узнать
больше.
     Шончан  убрались восвояси, изгнанные Рандом, но как знать, не  вернутся
ли  они когда-  нибудь? Опасность этого еще далека и есть угрозы  куда более
близкие,  однако  если в ногу впился шип, это еще не значит, что царапина на
руке от колючки шиповника со временем не загноится.
     - Будет хорошо, если ты честно и правдиво ответишь  на наши  вопросы, -
сказала Найнив. - По пути на север времени хватит.
     - Обещаю, с тобой ничего плохого не случится, - добавила  Илэйн. - Если
понадобится, я тебя защищу.
     Светловолосая  женщина  перевела  взор  с  Найнив  на  Илэйн,  а  потом
внезапно, к  совершенному  изумлению Найнив, распростерлась на  земле  у ног
Илэйн.
     -  Вы  - Верховная Леди  этой страны,  как  вы  и говорили  Люка.  Я не
сообразила. Простите меня, Верховная  Леди! Я всецело предаюсь вам. - И  она
поцеловала  землю  у ног Илэйн. А  у  той глаза  еще чуть-чуть  и на лоб  бы
полезли.
     Найнив была уверена, что и у нее самой вид не лучше.
     - Встань, - зашипела она, в панике оглядываясь, не  видит ли кто. Видел
Люка - чтоб ему пропасть! - и Лателле, с той же хмурой миной на лице. Но тут
уж ничего не поделаешь. - Вставай!
     Шончанка не двинулась.
     - Поднимись, Керандин, - промолвила Илэйн.  -  В  этой стране  никто не
требует  от  людей подобного поведения.  Даже правители. -  Когда Керандин с
трудом поднялась, девушка прибавила: - Ты ответишь на наши вопросы, а я тебя
научу, как себя следует вести.
     Женщина поклонилась - руки на коленях, голова опущена.
     - Да, Верховная Леди. Будет так, как вы скажете. Я - всецело ваша.
     Найнив тяжело вздохнула. Похоже, на пути в Гэалдан скучать не придется.


     Глава 18
     Гончая Мрака

     Лиандрин  ехала  верхом  по  многолюдным  улицам Амадора, презрительный
бутон  губ  скрывала  оторочка глубокого капора.  Ей  пришлось отказаться от
любимой прически из множества мелких косичек, что ей очень не нравилось. Еще
больше  она  ненавидела  нелепые обычаи  этой абсурдной страны. С  оранжевым
цветом шляпки и  платья  для  верховой езды она еще  смирилась  бы,  но  эти
большие бархатные банты на том и на другом!.. Тем  не менее капор скрывал ее
глаза  - карие глаза в  сочетании с  медово-желтыми волосами выдавали  в ней
тарабонку, а оказаться  нынче тарабонкой в  Амадиции -  не самое лучшее.  Но
оборки оберегали и от худшего - они скрывали от чужих взоров лицо Айз Седай.
Потому-то Лиандрин и могла себе позволить презрительно кривить губы при виде
Белоплащников -  на улицах  это был чуть ли не каждый  пятый. Правда, нельзя
сказать, что встреча с  солдатами, составлявшими еще  одну  пятую  прохожих,
сулила больше хорошего. Разумеется, никто из  них не удосуживался  заглянуть
под поля капора. Айз Седай объявлены здесь вне закона, а значит, их  тут нет
и быть не может.
     Тем  не менее Лиандрин  почувствовала себя  лучше, свернув  в затейливо
выкованные железные  ворота перед  домом Джорина Арене. Еще  одна бесплодная
вылазка в  поисках известий из Белой Башни. Ничего нового с тех пор, как она
узнала: Элайда полагает, будто она правит Башней, и наконец-то избавились от
той  женщины,  Санчей.  Да, верно, Суан  сбежала, но отныне  она бесполезный
обрывок прошлого.
     Из-за  отсутствия  дождей  зелень  в  садах  за серой  каменной оградой
пожухла, побурела, но была ухожена и подстрижена  - кубы и шары, хотя имелся
и куст  в форме  вздыбившейся лошади.  Разумеется, только один. Купцы  вроде
Арене  подражали благородным господам, но  слишком далеко заходить не смели,
дабы никто  не подумал,  будто они о себе чересчур высокого мнения.  Большой
деревянный дом под красночерепичной  крышей украшали причудливые балкончики,
имелась  даже  колоннада из резных  колонн, но, в отличие от особняка лорда,
который дом призван был копировать, стоял он на каменном фундаменте не более
десяти футов высотой. Детское подражание аристократическому манору.
     Жилистый  седовласый слуга  подбежал к Лиандрин, почтительно  придержал
стремя,  пока она спешивалась, потом принял  поводья. Он был облачен во  все
черное. Какой  бы  иной цвет  ни выбрал купец для ливреи  слуг, наверняка он
окажется  цветом  какого-нибудь  лорда,  уж  будьте уверены,  а  даже  самый
захудалый  лорд  способен  доставить немало  неприятностей  самому  богатому
торговцу любым  товаром. Народ  на  улицах называл черное  платье купеческой
ливреей,  и при этих словах все  хихикали.  Лиандрин презирала черную куртку
конюха  не меньше, чем дом Арене и самого  Арене. Придет день, и у нее будут
настоящие поместья. Дворцы! Так ей было обещано, и вместе с дворцами обещана
власть.
     Стаскивая  с рук  перчатки  для  верховой  езды,  Лиандрин зашагала  по
смехотворному пандусу, под  уклон сбегавшему вдоль дома  от парадных дверей,
покрытых резьбой в виде виноградных лоз. Поскольку маноры в крепостях лордов
имели пандусы, то и купец,  который высоко себя  ставит, не может ходить  по
ступеням. В передней - круглом зале со множеством дверей и ярко-раскрашенных
резных колонн и балконом, юная служанка в черном приняла у Лиандрин перчатки
и шляпку.  Потолок зала  был покрыт  лаком  и имитировал мозаичный рисунок -
звезды внутри звезд, золотое и черное.
     - Через час я хочу принять ванну, - сказала Лиандрин девушке. - На этот
раз вода будет не слишком горячей, да?
     Залившись  мертвенной  бледностью,  та присела  в реверансе,  заикаясь,
пробормотала заверения и поспешно убежала.
     Через одну  из многочисленных дверей в зал вошли двое.  Амеллия  Арене,
жена Джорина, была  поглощена разговором с  лысеющим толстяком в  белом, без
единого пятнышка  фартуке. Лиандрин раздраженно  раздула ноздри. Претензий у
этой  особы -  фургон,  а  она не  только сама с поваром  беседует, но еще и
привела его  из  кухни,  чтобы обсудить меню!  Да  она со слугами обращается
точно с... друзьями!
     Первым заметил Лиандрин толстяк Эвон. Он шумно сглотнул и мигом отвел в
сторону свои  поросячьи глазки. Лиандрин терпеть не могла, когда мужчины  на
нее  смотрят,  и   в  первый  день  своего  пребывания  здесь  весьма  резко
побеседовала  с  поваром  о  том,  каким  наглым  образом  его  взор  иногда
задерживается  там, где не следует. Он пытался отрицать это, но ей-то ведомы
мерзкие  мужские привычки. Не дожидаясь разрешения хозяйки, Эвон почти бегом
поспешил удалиться туда, откуда явился.
     Совсем недавно, когда приехали Лиандрин и ее спутницы, седеющая Амеллия
была суровой женщиной со строгим лицом. Сейчас же она нервно облизала губы и
без всякой нужды разгладила отделанное бантиками зеленое шелковое платье.
     - Наверху гостья, миледи. С вашими спутницами, - почтительно промолвила
она. В тот первый день дерзкой купчихе взбрело, видите ли, в голову, что она
вправе  обратиться  к  Лиандрин по  имени.  -  В  большой  гостиной. Как мне
кажется, она из Тар Валона.
     Гадая, кто бы это мог быть, Лиандрин направилась  к ближайшей лестнице,
плавно изгибающейся пролетом наверх. Разумеется, из соображений безопасности
ей были известны немногие из Черной Айя - чего не знаешь, не сможешь выдать.
В Башне из  тех двенадцати, кто ушел вместе с ней, Лиандрин знала как Черную
сестру только  одну. Двое из  двенадцати погибли, и Лиандрин  знала, на  ком
лежит вина за  их смерть.  Эгвейн ал'Вир, Найнив ал'Мира и  Илэйн Траканд. В
Танчико  все  обернулось  так  худо,  что  у  Лиандрин  мелькнула мысль,  не
причастны ли к случившемуся  эти три выскочки Принятые? Не побывали ли они и
там?  Но  ведь  не   тупицы  же  они,  чтобы  второй  раз  покорно  лезть  в
расставленную ею  ловушку?  И  каким  чудом  им  удалось  из  всех  капканов
выбраться  невредимыми,  без  всяких последствий? Нет, попади эта  троица  в
Танчико,  они непременно оказались бы в ее руках, что бы там  ни твердила об
увиденном Джини. В следующий раз, когда Лиандрин найдет этих мерзавок, им не
спастись,  они  за все заплатят!  Вопреки полученным приказаниям, она с ними
покончит раз и навсегда.
     -  Миледи,  -  запинаясь,  вымолвила  Амеллия.  -  Мой  муж,  миледи...
Джорин... Пожалуйста... Не поможет ли ему кто-нибудь из вас? Он же не хотел,
миледи. Он усвоил урок.
     Лиандрин, положив  ладонь на резные  перила,  остановилась и оглянулась
через плечо:
     -  Ему  не следовало  думать, будто  клятвы  Великому  Повелителю можно
забыть в удобный для себя момент, разве нет?
     - Он все  понял,  миледи... Пожалуйста...  Он  целыми  днями  лежит под
одеялами  и дрожит. В такую-то  жару! А когда кто-то прикасается  к нему или
заговаривает хоть шепотом, плачет.
     Лиандрин помедлила, словно раздумывая, потом изящно кивнула:
     - Я попрошу Чесмал посмотреть, что она сможет сделать. Однако ты должна
понять - я ничего не обещаю.
     Вслед ей неслись сбивчивые слова благодарности, но Лиандрин не обращала
на этот лепет никакого внимания.  Тимэйл позволила себе увлечься. Прежде чем
стать Черной,  она  принадлежала к Серой Айя и всегда придерживалась правила
поровну  распределять боль, когда  добивалась  примирения.  И  посредник она
великолепный  и удачливый, поскольку ей нравится распространять боль. Чесмал
говорила,  что через несколько месяцев,  не раньше, Джоринн сможет выполнять
отдельные мелкие поручения, если с ним до тех пор не будут суровы и никто на
него  голоса не  повысит.  За многие поколения она была  у Желтых  одной  из
лучших Целительниц, а посему знает, что говорит.
     Переступив порог большой гостиной, Лиандрин ошеломленно застыла. Девять
из  десяти Черных сестер,  спутниц  Лиандрин,  стояли вдоль  стен, забранных
раскрашенными резными  панелями, хотя  в  комнате  на всех хватило бы обитых
шелком  стульев.  Десятая, Тимэйл  Киндероде,  протягивала чайную  чашку  из
тонкого фарфора темноволосой, невыносимо красивой женщине в бронзового цвета
облачении незнакомого покроя. Эта женщина казалась смутно знакомой, хотя она
и не была Айз  Седай:  по виду она едва достигла средних лет, и, несмотря на
гладкие  щеки,  в  ее внешности не проглядывало  никаких  следов  отсутствия
возраста.
     Однако царящее  в комнате напряжение заставило Лиандрин насторожиться и
не бросаться в драку сломя голову. Наружность Тимэйл была обманчиво хрупкой,
по-детски  большие  голубые глаза  вызывали  в людях  доверие. Теперь же эти
глаза   казались  встревоженными  и  беспокойными,  и  чашечка,  прежде  чем
незнакомка взяла ее,  подрагивала на  блюдечке. Лица  всех женщин  в комнате
были   взволнованными,  спокойствие  сохраняла  одна  эта  странно  знакомая
незнакомка.  У  меднокожей Джини  Кайд,  одетой  в одно  из тех непристойных
доманийских  платьев,  что она носила  дома, на щеках блестели слезы. Прежде
она была в Зеленой Айя и красоваться перед мужчинами любит чуть ли не больше
всех из Зеленых. Рианна Андомеран, некогда Белая, хладнокровная и заносчивая
убийца, нервно теребила белую прядь в черных волосах над левым ухом. Спесь с
нее явно сбили.
     - Что здесь происходит? - громко спросила Лиандрин. - Кто ты такая и...
     Вдруг перед ее мысленным взором промелькнуло воспоминание - Приспешница
Тьмы, служанка из Танчико, которая слишком много о себе мнила.
     - Гилдин! - рявкнула Лиандрин. Эта служанка каким-то образом проследила
за ними  и явно пытается выдать  себя за курьера Черных, имеющего неотложные
известия. - На этот раз ты хватила через край.
     Черная сестра потянулась  к саидар, однако  в то  же мгновение  сидящую
женщину окружило сияние, и попытка Лиандрин завершилась неудачей - она будто
с  разбегу  налетела  на  прочную  невидимую  стену,  преградившую ей путь к
Источнику. Он сиял перед ней, точно солнце, доставляя неизъяснимое страдание
своей недостижимостью.
     - Хватит таращиться,  Лиандрин, и рот разевать,  -  спокойно промолвила
сидевшая женщина.  - Ты похожа  на рыбу. Не Гилдин, а Могидин. Тимэйл, в чай
нужно  добавить побольше  меда.  - И стройная,  с  лисьей мордочкой женщина,
тяжело дыша, кинулась принять из рук Могидин чашку.
     Должно  быть,  так  оно  и  есть.  Кому  другому  удалось  бы  запугать
остальных? Лиандрин обвела взором своих  спутниц, выстроившихся вдоль  стен.
Круглолицая  Элдрит  Джондар,  сегодня  впервые  утратив  отстраненный  вид,
несмотря  на  чернильное  пятно  на  носу,  энергично  закивала.  Остальные,
по-видимому, даже шелохнуться  боялись. Лиандрин не понимала,  зачем это все
понадобилось  одной  из Отрекшихся.  Черные сестры не должны  бы называть ее
так,  но  между  собой  использовали  это  имя.  И  зачем  Могидин  рядиться
служанкой? Зачем ей этот  маскарад? Могидин имела или могла иметь  все, чего
жаждет  сама  Лиандрин.  Не только знание Единой Силы, превосходящее пределы
мечтаний некоторых, но и власть и могущество. Власть над другими, власть над
миром.  И бессмертие. Власть - на  всю жизнь, которая не  кончится  никогда.
Бывало, Лиандрин  и  ее  спутницы рассуждали  о раздорах  между Отрекшимися:
каждый  из  них  отдавал порой  противоречащие  другим  приказы.  Да и  иным
Приспешникам Темного приказывали иногда такое, что кардинально расходилось с
порученным двенадцати Черным сестрам. Наверное, Могидин скрывается от прочих
Отрекшихся.
     Склонившись в  низком реверансе,  Лиандрин как  могла  расправила  свои
юбки-штаны.
     - Мы приветствуем вас,  Великая  Госпожа. Раз нас  возглавит Избранная,
мы, безусловно, восторжествуем еще до Дня Возвращения Великого Повелителя.
     - Хорошо  сказано, - сухо заметила Могидин, взяв чашку у Тимэйл. -  Да,
так много лучше.
     Вид у Тимэйл был  до  нелепости довольный, и она облегченно  вздохнула.
Что же такого сделала Могидин?
     Вдруг в голову Лиандрин пришла одна  мысль,  и вовсе не  радостная. Она
посмела обращаться с одной из Избранных будто со служанкой!
     - Великая Госпожа, я не знала, что в Танчико вы...
     - Разумеется, не знала, - нетерпеливо проговорила  Могидин. - Что проку
было бы  выжидать в  тени, если б  ты и эти вот знали обо мне? - На губах  у
Отрекшейся  заиграла  легкая  улыбка -  только  губ  она и  коснулась.  - Ты
беспокоишься из-за  того, что  не раз посылала Гилдин к повару, чтобы он  ее
высек? - На лбу Лиандрин выступили бисеринки холодного пота.  - Неужели ты в
самом деле  полагаешь, будто  я допущу  подобное? Несомненно,  он докладывал
тебе, все, мол, исполнено, но помнил то, что требовалось  мне. Он и  в самом
деле жалел бедняжку Гилдин, с которой так жестока хозяйка. - Похоже, Могидин
эта беседа весьма забавляла. - Он  угощал меня  теми  десертами, что готовил
для тебя. Я не выскажу недовольства, если он еще жив.
     Лиандрин облегченно вздохнула. Она не умрет.
     - Великая Госпожа,  нет  необходимости  ограждать меня от Источника!  Я
ведь тоже  служу  Великому Повелителю!  Я  поклялась ему в  верности и стала
Приспешницей Тьмы еще до того, как отправилась в Белую Башню. А Черных Айя я
искала с того дня, как узнала о своей способности направлять Силу.
     - Значит, ты единственная из этой  дурно воспитанной стаи, кого не надо
учить, кто у них хозяин? - Могидин изогнула бровь. - Глядя на  тебя, так  не
подумаешь. - Свечение вокруг нее исчезло. - У меня есть задание для вас. Для
всех вас. Забудьте обо всем, чем занимались. Как доказали события в Танчико,
вы полные неумехи.  Может,  вы  станете  выслеживать лучше,  если  за  плеть
возьмется моя рука.
     -  Мы  ожидаем  распоряжений  из  Башни, Великая  Госпожа, - промолвила
Лиандрин. Неумехи!  В  Танчико  они почти нашли то,  за чем охотились, когда
город  взорвался бунтом.  Они сами едва  избежали гибели от  лап  Айз Седай,
каким-то образом  проникших в  самую сердцевину плана Черных сестер!  Если б
Могидин открылась тогда или хотя бы приложила  руку к их  действиям,  они бы
торжествовали  победу. Если кто  и  виноват в их  неудаче,  то сама Могидин.
Лиандрин потянулась к Истинному Источнику - не  для того чтобы обнять его, а
чтобы убедиться,  что  щит не  просто  отодвинут.  Щита  не  было.  - На нас
возложена большая  ответственность,  поручена  важная работа, и, несомненно,
нам приказано будет продолжать...
     Могидин резко оборвала ее:
     -  Вы служите любому Избранному, которому угодно  натравить вашу свору.
Кто бы ни посылал приказы из Белой Башни, она, в свою очередь, получает ныне
распоряжения от кого-то из нас и, весьма вероятно, при этом валяется в ногах
у хозяина. Ты же, Лиандрин, будешь служить мне. Не сомневайся.
     Могидин неведомо, кто возглавляет Черную Айя. Вот так открытие! Могидин
не  знает всего. Лиандрин всегда  представлялось,  что Отрекшиеся едва ли не
всеведущи  и  всемогущи,  нечто  совершенно  далекое  от  обычных  смертных.
Вероятно, эта  женщина  и вправду прячется от остальных Избранных. Захватить
бы ее и передать другим Отрекшимся - наверняка тогда Лиандрин заслужит место
повыше.  Может, даже станет одной из них! С детства Лиандрин в  совершенстве
освоила один трюк. И она в состоянии коснуться Источника.
     - Великая Госпожа, мы, как и вы, служим  Великому Повелителю. Нам  тоже
обещаны вечная жизнь и могущество, когда Великий Повелитель ве...
     -  Ты  считаешь  себя  равной  мне,  маленькая   сестра?  -  недовольно
сморщилась  Могидин.  - Разве  ты стояла  в  Бездне Рока, чтобы отдать  душу
Великому Повелителю? Разве тебе ведома сладость победы у  Пааран  Дизен? Или
горечь пепла при Асар Дон? Ты едва обученный щенок, даже не вожак стаи! И ты
пойдешь туда, куда укажу я, пока я не подберу для тебя местечко получше. Эти
все тоже были о  себе высокого мнения,  как и ты. Хочешь померяться  со мною
силой?
     -  Нет,  конечно. Великая  Госпожа!  - Нет - когда  та предупреждена  и
наготове. - Я...
     - Рано или поздно  ты  попробуешь.  Поэтому я предпочитаю разобраться с
этим  с  самого  начала. Почему,  по-твоему,  твои  спутницы выглядят  столь
бодрыми и внимательными?  Сегодня я уже каждой  преподала должный  урок.  Не
удивлюсь, коли и тебя придется приструнить.  С этим стоит  покончить сегодня
же. Давай, попробуй.
     Испуганно облизнув  губы.  Лиандрин  оглянулась  на  застывших  у  стен
женщин. Только  Асне Зерамене  заморгала и даже легонько  покачала  головой.
Раскосые  глаза,  высокие  скулы  и  четко  очерченный  нос выдавали в  Асне
уроженку  Салдэйи,  и  она  отличалась  присущей  всем  салдэйцам   хваленой
храбростью.  Если она советует не пытаться, если в ее темных глазах сверкают
слезы  страха,  пожалуй,  действительно,  лучше пасть  ниц и валяться  сколь
угодно долго в  ногах Могидин,  лишь  бы она  смилостивилась. И тем не менее
Лиандрин не забывала о своем испытанном трюке.
     Лиандрин   опустилась  на  колени,  склонив  голову  и  поглядывая   на
Отрекшуюся   со  страхом,  который  был  напускным  лишь   отчасти.  Могидин
развалилась в кресле, потягивая чай.
     -  Великая   Госпожа,  прошу  простить  меня,  если  я  позволила  себе
вольность.  Я  знаю, что я всего лишь червь под вашей ногой. Я покорно прошу
прощения как одна из тех,  кто  будет  вашей верной гончей, отдаюсь, как  та
жалкая  собачонка, на  вашу  милость. - Могидин  перевела  взор на чашку,  и
Лиандрин  мгновенно, пока слова с запинкой слетали с ее уст, обняла Источник
и направила Силу, выискивая щелочку, трещинку, которая  должна  быть в броне
самоуверенности  Отрекшейся,  ту щелочку,  которая  есть  в  фасаде  мощи  у
каждого.
     Едва она нанесла нежданный удар,  как  свет  саидар окружил Могидин,  и
Лиандрин объяла  боль.  Она  скорчилась на коврике, пытаясь  взвыть, но мука
превыше  всего,  что она  когда-либо  испытывала, намертво  залепила  ей рот
болью. Глаза ее готовы были выскочить из орбит, кожа - облезть клочьями. Она
дергалась в агонии чуть ли не  целую вечность; когда боль столь же внезапно,
как   и   обрушилась,  исчезла,  Лиандрин  могла  лишь  лежать,  содрогаясь,
всхлипывая, хватая воздух открытым ртом.
     -  Ну,  теперь понимаешь?  -  холодно  осведомилась Могидин и протянула
пустую чашку Тимэйл, бросив  ей:  - Было  очень хорошо. Но в  следующий  раз
завари крепче. - У Тимэйл  был такой вид, будто она сейчас лишится чувств. -
Ты  недостаточно быстра, Лиандрин, не так уж сильна  и мало  знаешь. И такая
жалкая малявка пыталась противостоять мне! Не хочешь ли узнать, на что это в
самом деле похоже? - И Могидин направила.
     Лиандрин  с восхищением глядела  на нее снизу  вверх. Ползая по ковру с
золотистой бахромой, она выдавливала из себя слова сквозь всхлипы и рыдания,
которые не в силах была унять:
     - Простите меня. Великая  Госпожа. - Какая  великолепная женщина, точно
звезда в поднебесье;  комета, великолепием  своим затмевающая всех королей и
королев. -  Простите,  пожалуйста,  -  умоляла она.  Жалко  лепеча, Лиандрин
осыпала поцелуями край юбок Могидин. - Простите. Я - собака, червь. - Как ей
стыдно, до мозга костей стыдно,  что она  до  сих пор  не  воздала  подобных
почестей! Все правильно, так и должно быть. Перед этой женщиной только так и
уместно себя вести. - Позвольте мне служить вам, Великая Госпожа! Разрешите.
Пожалуйста. Пожалуйста!
     - Я не Грендаль. - Могидин грубо оттолкнула Лиандрин обутой в бархатную
туфельку ногой.
     Внезапно  ощущение восторга пропало.  Свернувшись в  комочек  и  плача,
Лиандрин, однако, все ясно помнила. Она в ужасе взирала на Отрекшуюся.
     - Ты убедилась, Лиандрин?
     - Да, Великая Госпожа, - сумела произнести она. Да, Лиандрин убедилась.
В том,  что  она  и помыслить не посмеет  о  новой  попытке,  пока не  будет
совершенно уверена  в успехе. Ее  уловка оказалась лишь бледной  тенью того,
что проделала Могидин. Но если только узнать...
     - Посмотрим. Ты, пожалуй, из  тех, кому требуется второй урок.  Молись,
чтобы это оказалось  не так, Лиандрин. У меня повторный урок - штука  крайне
суровая.  А  теперь займи  свое место  среди остальных. Из твоей  комнаты  я
забрала  некоторые  из предметов могущества,  но оставшиеся безделушки твои.
Разве я не великодушна?
     -  Великая  Госпожа  очень  добра,  -  согласилась  Лиандрин,   икая  и
всхлипывая, рыдания не оставляли ее.
     Пошатываясь, Лиандрин тяжело поднялась  с пола и  встала потом рядом  с
Асне; деревянная стенная панель  помогла ей  стоять прямо.  Она  видела, как
сплетались потоки Воздуха; всего лишь Воздуха, но Лиандрин вздрогнула, когда
они  накрепко запечатали  ей рот и  заткнули  уши.  Сопротивляться она  и не
думала.  Даже помыслить  не  смела  о саидар.  Кому ведомо, на что  способна
Отрекшаяся? Вдруг  Могидин  может прочитать ее мысли?  От  такой перспективы
Лиандрин чуть  стрекача  не задала.  Нет.  Если б Могидин узнала  ее  мысли,
Лиандрин была  бы уже мертва. Или продолжала бы вопить  от боли,  катаясь по
полу.  Или  целовала бы  Могидин  ноги и  умоляла  о  служении ей.  Лиандрин
невольно  содрогнулась;  если  б  плетение  Отрекшейся  не  держало  ее  рот
закрытым, у нее от ужаса стучали бы зубы.
     Тем  же способом  Могидин оплела всех, за  исключением Рианны,  которую
властно поманила  к себе пальчиком  и  тем же  пальчиком  велела  встать  на
колени.  Потом  Рианна   ушла,  следующей  была  освобождена  и  призвана  к
Отрекшейся Мариллин Гемалфин.
     Со своего места Лиандрин видела лица спутниц, для нее губы их двигались
беззвучно.  Очевидно, каждой даются приказания, о  которых  другие ничего не
будут знать.  Лица  же  говорили мало. Рианна  просто слушала,  в  ее глазах
промелькнуло  облегчение,  затем  она  склонила голову, подчиняясь,  и ушла.
Мариллин  выглядела изумленной, потом удивление сменилось  рвением,  но  она
ведь  была Коричневой, а  в  Коричневых энтузиазм пробуждается  при малейшей
возможности   раскопать   какой-нибудь  заплесневелый  огрызок   допотопного
фолианта или  выведать крупицу утраченных знаний. Лицо Джини  Кайд  медленно
превращалось  в маску ужаса; поначалу она качала головой и пыталась прикрыть
руками  свое тело в этом омерзительно прозрачном  одеянии. Но  взор  Могидин
стал жестче,  и Джини торопливо  закивала  и убежала - если  и не с таким же
рвением,  как  Мариллин, то с той же  быстротой.  Столь же мало чувств,  как
Рианна,  выразили  и  Берилла Нарон, худая, почти костлявая, непревзойденная
манипуляторша  и  интриганка,  и Фалион  Бода, длиннолицая  и хладнокровная,
вопреки  неприкрытому  страху.  Испан  Шефар,  родом,  как  и  Лиандрин,  из
Тарабона, хотя и темноволосая,  сначала  поцеловала  подол  Могидин и только
потом встала с колен.
     Наконец  путы, удерживающие Лиандрин,  распустились. Она подумала,  что
теперь ее  очередь  быть  отосланной  Тень  знает  по какому  поручению,  но
заметила, что  путы спали и  с  других оставшихся в  комнате.  Повелительное
мановение пальчика  Могидин, и Лиандрин опустилась  на колени  между  Асне и
Чесмал Эмри, высокой привлекательной женщиной, темноволосой  и  темноглазой.
Чесмал, некогда принадлежавшая к Желтой Айя, с  равной  легкостью Исцеляла и
убивала, но сейчас, судя по устремленному на Могидин напряженному взгляду, и
по тому, как дрожали ее пальцы, вцепившиеся в платье, у нее была только одна
мысль - беспрекословное послушание.
     И тут Лиандрин с  ужасом поняла: она ведь могла и не  обратить внимания
на эти  судорожные  жесты и признаки страха. Обратись она к одной из  Черных
сестер со своим предположением о том, какова может быть награда, если отдать
Могидин  другим Отрекшимся, и все может обернуться катастрофой - если та,  с
кем  Лиандрин  заговорит об  этом, решит, что лично для нее лучше оставаться
комнатной  собачкой Могидин.  При  мысли  о втором уроке  Лиандрин  чуть  не
захныкала.
     - Вас я оставлю при себе, - заявила Отрекшаяся, -  для наиболее  важной
задачи. Другие могут доставить сладкий плод, но для  меня вы  соберете самую
важную  жатву.  Вы  снимете  урожай людьми. Лично для меня. Женщина по имени
Найнив ал'Мира. - Лиандрин вскинула голову, и темные глаза Могидин впились в
нее: - Ты ее знаешь?
     - Я  презираю ее,- искренне ответила Лиандрин.-  Она  -  грязный дичок,
который никогда нельзя было подпускать к Башне.
     Лиандрин  ненавидела всех  дичков.  Мечтая  стать  Черной  Сестрой, она
начала учиться направлять  за год  до  того,  как отправилась  в  Башню,  но
сама-то она ни в коем случае не дичок!
     - Очень хорошо. Вы пятеро  отправитесь за ней, найдете ее для меня. Она
нужна мне живой.  О да, живьем. - От улыбки Могидин Лиандрин пробрала дрожь;
отдать  Найнив  и тех двух женщин Могидин; наверное, Лиандрин  такой вариант
вполне  устроит. -  Позавчера она находилась в деревне под названием Сиенда,
милях  в  шестидесяти отсюда. С ней еще одна  молодая женщина, которая  тоже
меня интересует. Однако они исчезли оттуда. Вы должны...
     Лиандрин внимательно слушала,  стараясь не  упустить ни слова. Исполняя
это  поручение, она  будет верной и ревностной гоычей. А  для  осуществления
другой своей цели она выждет. Главное - терпение.








     - Моя королева?
     Моргейз подняла  взор от лежащей на  коленях книги. Небольшую гостиную,
расположенную рядом с  опочивальней, пронзали  косые  лучи солнца.  День уже
стал жарким, ветерка  и в помине нет; на  лице  Моргейз выступил  пот. Скоро
полдень,  а  она еще не выходила  из своих апартаментов.  Совсем  на нее  не
похоже;  и она  никак не могла вспомнить, почему решила провести все утро  с
книгой, ничего не делая. К тому же ей почему-то не удавалось сосредоточиться
на чтении. Судя  по золотым часам, тикающим на полке над мраморным  камином,
минул час  с тех пор, как она в  последний  раз  перевернула страницу, а  ни
слова из прочитанного не осталось в памяти Должно быть, всему виной жара.
     Смутно  знакомый офицер  в  красном  мундире  ее  гвардии опустился  на
колено, опершись  кулаком о  красно-золотой  ковер. А ведь  когда-то Моргейз
помнила  по именам  всех гвардейцев, назначаемых  на  дежурство  во  дворец.
Наверное, в последнее время появилось слишком много новых лиц.
     - Талланвор, - произнесла Моргейз, удивившись  себе.  Офицер был высок,
хорошо  сложен и молод, но она не могла сказать, почему он особо врезался ей
в память. Вроде бы он к ней  кого-то приводил? Давно ли? - Лейтенант гвардии
Мартин Талланвор.
     Он поднял на  нее неожиданно тяжелый  взор, потом вновь вперил глаза  в
ковер:
     - Моя королева, простите меня, но я удивлен, что вы  остались тут. Ведь
пришли такие известия...
     -  Что за  известия?  -  Хорошо бы узнать что-нибудь, сплетни Алтеймы о
дворе Тира несколько наскучили. Иногда у Моргейз появлялось ощущение, что ей
хотелось  спросить Алтейму о чем-то  еще, о чем-то  другом, но все разговоры
вертелись исключительно вокруг слухов, которых Моргейз не  могла припомнить.
А Гейбрилу,  похоже,  доставляло удовольствие слушать их - он обычно сидел в
высоком кресле перед  камином, скрестив вытянутые ноги и  довольно улыбаясь.
Алтейма  же наряжалась во все более откровенные платья  - надо бы указать ей
на  недостойное поведение. Моргейз смутно почудилось, что  она уже думала об
этом. Что за чушь! Если  б я так подумала, то непременно бы сказала. Моргейз
покачала головой, поняв, что мыслями уже далека от молодого офицера, который
начал  было  говорить и умолк,  заметив,  что его не  слушают -  Повтори.  Я
отвлеклась. И встань.
     Талланвор поднялся с  сердитым лицом, глянул на нее  горящими глазами и
вновь опустил взор.  Моргейз  проследила  за его взглядом и вспыхнула:  у ее
платья  был очень  глубокий  вырез.  Но  ведь Гейбрилу нравилось,  когда она
носила  такие  платья... После этой  мысли  она перестала  тревожиться,  что
предстала чуть ли не обнаженной перед каким-то из своих офицеров.
     - Покороче, - обронила Моргейз.  Как  он смеет  так  на меня смотреть?!
Велеть бы его выпороть. - Что это за известия, раз  ты  вздумал  вломиться в
мою гостиную, будто в какую таверну?
     Офицер побагровел, Моргейз не поняла отчего: от  должного смущения  или
от  нарастающего гнева.  Как  он  вообще  смеет сердиться на  свою королеву?
Неужели считает, что мне больше нечего делать, как его доклады выслушивать?
     - Мятеж, моя  королева, - произнес лейтенант ровным  тоном, и все мысли
Моргейз о ее гневе и его непозволительно сердитых взглядах улетучились.
     - Где?
     -  В Двуречье, моя  королева.  Кто-то  поднял древнее знамя Манетерена.
Стяг Красного Орла. Этим утром из Беломостья прибыл гонец.
     Моргейз побарабанила пальцами по книге, в  голове ее слегка прояснилось
- словно  рассеялся  очень  давно  наползший туман.  В  памяти  зашевелились
какие-то воспоминания о Двуречье, затлела какая-то  искра,  которую никак не
удавалось  раздуть. Двуречье... Эту  область  вряд ли  можно вообще  назвать
частью Андора, и ситуация оставалась таковой уже несколько поколений.  И она
сама,  и  три  предыдущие  королевы  с превеликим  трудом сохраняли какую-то
видимость  своей  власти над  рудознатцами  Гор  Тумана,  и даже  эти  крохи
контроля были  бы  утрачены, существуй  возможность вывозить  добываемый там
металл по дорогам, не проходящим через Андор. Что следует удержать в руках -
шахты и копи с золотом, железом  и другими рудами  или  двуреченские табак и
шерсть,  -  было  очевидно.  Но  если не  подавить  восстание, пусть  оно  и
вспыхнуло в той  части королевства, которой она правит лишь на  карте,  бунт
распространится точно лесной пожар - туда, где ее власть реальна. И в памяти
некоторых   все  еще  не  померкли  воспоминания   о  Манетерене  -  стране,
уничтоженной во времена Троллоковых Войн, о Манетерене из легенд и сказаний.
Кроме того, Двуречье  ведь в самом деле принадлежит  ей. Пусть народ там уже
слишком давно  живет по своему  усмотрению, но этот край остается  частью ее
королевства.
     - Лорду Гейбрилу сообщили? - спросила Моргейз. Разумеется, не сообщили.
С такими  новостями он бы  обязательно явился к ней -  с предложениями,  как
погасить  пламя  вспыхнувшего  мятежа.  Его  предложения  всегда  правильны.
Предложения. Моргейз почему-то почудилось, будто он указывал ей, что делать;
казалось, она помнит это. Разумеется, ничего подобного не могло быть.
     - Он извещен, моя королева. - Голос Талланвора по-прежнему  был  учтив,
однако  на  лице  офицера  разгорался гнев.  - Он  посмеялся.  Заявил,  что,
по-видимому,  Двуречье  -  вечный  источник  всяческих  треволнений   и  что
когда-нибудь он  с ним разберется.  Сказал,  что  эта  незначительная помеха
подождет своей очереди - есть дела и заботы много важнее.
     Книга  упала  на пол - королева вскочила  с  места. Когда она проходила
мимо  офицера,  ей показалось,  что по  лицу Талланвора промелькнула  улыбка
мрачного удовлетворения. Служанка  сказала  Моргейз, где найти  Гейбрила,  и
королева  решительно направилась прямиком в  окруженный колоннадой дворик. В
облицованном мрамором бассейне, где плавали листья лилий и плескались рыбки,
журчал  фонтан.  Во   дворике,  благодаря   небольшой  тени,   было  немного
прохладней.
     Гейбрил сидел на широком белом бортике  фонтана,  вокруг него толпились
лорды  и  леди. Моргейз  узнала много  меньше половины  из  них.  Смуглый, с
квадратным  лицом  Джарид  из  Дома Саранд  и его сварливая  жена  Эления  с
волосами  цвета  меда.  Вот  эта  -  жеманница Аримилла  из  Дома  Марне; ее
блестящие   карие  глаза  вечно  широко  раскрыты   в  притворном  интересе.
Костлявый, козлолицый Насин из Дома Кирен, готовый зажать в укромном  уголке
всякую  женщину, какую удастся, хотя  волосы у него  редкие  и совсем седые.
Ниан из Дома  Араун - на ее лице, как обычно, портящая  его бледную  красоту
печать презрения ко всему и всем. Лир из Дома Барин, самодур, каких мир мало
видел, да еще и с мечом на перевязи - подумать только! Каринд из Дома Аншар,
у которой  такой  равнодушный взгляд, - она, как поговаривали, трех  мужей в
могилу  свела.  Остальных  Моргейз  вовсе  не знала,  что само по себе  было
странно,  но этих  она  бы и  на  порог  дворца не  пускала,  за исключением
официальных  государственных  мероприятий.  Во время  Наследования  все  они
боролись против нее, а Эления и Ниан сами жаждали заполучить Львиный Трон. О
чем вообще думал Гейбрил, приведя их сюда?
     Моргейз приблизилась к бассейну и услышала, что говорила, склонившись к
Гейбрилу, Аримилла:
     - ...размеров наших поместий  в Кайриэне, милорд.  На королеву никто из
присутствующих больше раза и  не взглянул.  Будто она служанка, принесшая им
вино!
     - Гейбрил, мне необходимо поговорить с тобой о Двуречье. Наедине.
     - Это будет улажено,  дорогая, - с ленцой отозвался тот, играя пальцами
в  воде.  -  Сейчас  меня волнуют иные  дела. Мне  казалось,  ты  собиралась
почитать,  пока  не  спадет  дневная  жара.  Тебе  лучше  вернуться к  себе,
подождать вечерней прохлады.
     Дорогая.  Он  назвал  ее дорогой  перед  всеми этими  наглецами!  Когда
Моргейз  слышала  этот  тон,  оставшись  с Гейбрилом  наедине,  ее охватывал
трепет...
     Эления прикрыла рот ладонью.
     - Я  так не думаю, лорд Гейбрил.  - холодно  промолвила  Моргейз.  - Ты
немедленно пойдешь со  мной. А когда  я  вернусь,  чтобы  духу  всех этих во
дворце не было, иначе я навсегда изгоню их из Кэймлина.
     Гейбрил  вдруг поднялся во  весь свой  внушительный  рост,  нависая над
Моргейз  точно башня. Она же могла смотреть только  в его темные  глаза.  По
спине побежали мурашки - будто по дворику пронесся порыв ледяного ветра.
     -  Ступай и подожди меня, Моргейз.  - Голос Гейбрила отдаленным рокотом
зазвучал  у нее в ушах - только его голос. -  Я сам разберусь со всем, с чем
следует. Вечером я приду к тебе. Ступай.
     Моргейз подняла было руку, чтобы открыть дверь своей гостиной, и только
тогда поняла, где  очутилась. И что случилось. Он велел ей уйти, и она ушла.
В ужасе глядя на дверь,  Моргейз будто наяву видела презрительные ухмылки на
лицах мужчин, неприкрытую насмешку на лицах некоторых  женщин. Да что это со
мной?  Неужели я настолько голову потеряла от  какого-то мужчины? Однако она
по-прежнему чувствовала: надо вернуться в гостиную и ждать там Гейбрила.
     Словно в полузабытьи, Моргейз заставила себя повернуться и пойти прочь.
На это потребовалось немало сил. Она вся  сжалась от страха  - Гейбрил будет
очень  разочарован, когда войдет в комнату и не найдет ее там, как надеется.
И все внутри Моргейз  перевернулось, когда ей стало ясно,  как раболепна эта
мысль.
     Поначалу она не имела  представления, куда и зачем идет, - главное, она
не подчинится и не будет покорно ждать ни Гейбрила, ни кого другого в мире -
ни мужчину,  ни женщину.  Перед мысленным взором  Моргейз  стояли  дворик  с
фонтаном,  и  Гейбрил,   приказывающий  ей  убираться,  и  эти  ненавистные,
ухмыляющиеся лица. Но  мысли королевы по-прежнему блуждали как в  тумане. Ей
не удавалось постигнуть, как и почему  она позволила случиться  такому. Надо
подумать о  чем-то, что она  в состоянии понять, что  ей  под  силу  решить.
Например, о Джариде Саранде и других.
     Когда Моргейз  взошла на трон, она даровала прощение Джариду, и Элении,
и Ниан, и  прочим - что бы те  ни делали во время Наследования. Точно так же
она  помиловала  всех,  кто  тогда  боролся  против нее.  Наилучшим  выходом
представлялось похоронить вражду,  прежде  чем  заговоры  и  комплоты,  ядом
которых заражено столь  много  стран,  вновь растравят оставшиеся язвы.  Эти
козни  назывались  Игрой  Домов  - Даэсс  Деимар, или  Великой Игрой,  и она
порождала  бесконечные,  запутанные  интриги  между Домами,  порой приводя к
свержению правителей. Из-за Игры разгорелась в Кайриэне гражданская война, и
несомненно она же сыграла свою  роль  в беспорядках, охвативших Арад Доман и
Тарабон. Королевская амнистия призвана  была  положить  конец Даэсс  Деимар,
имевшей место в Андоре, но если Моргейз  и могла оставить без подписей тогда
какие-то  из  помилований,  наверняка  это  были  пергаменты с  этими  семью
именами.
     Гейбрилу  все  эти обстоятельства  были  прекрасно  известны.  Публично
Моргейз не выказывала неприязни, но конфиденциально во всеуслышание говорила
о своем недоверии. Эта бесчестная семерка  шевелила  губами и клялась  ей  в
верности,  но  Моргейз слышала  ложь, слетающую с их языков. Любой из них  с
готовностью  ухватится за  возможность спихнуть  ее  с трона, а  все вместе,
всемером...
     Напрашивался единственный вывод. Должно быть, Гейбрил  замышляет против
нее. Он составил заговор.
     Нет, его план не  в том, чтобы посадить на трон Элению или Ниан. Зачем,
ведь у него уже есть  я, с горечью  думала Моргейз, и я веду себя точно  его
комнатная собачка.  Должно  быть, он намерен сам воссесть на престол.  Стать
первым  андорским  королем!  Моргейз  по-  прежнему  испытывала  потребность
вернуться  к книге и ожидать  прихода Гейбрила. И  ей по-прежнему  хотелось,
чтобы он к ней прикасался.
     Только  увидев вокруг себя старческие  лица, морщинистые щеки и  подчас
согбенные  спины,  Моргейз  поняла,  где  очутилась. Пенсионерский  флигель.
Состарившись, некоторые  слуги  возвращались к своим семьям,  другие  же так
долго  прожили во дворце,  что  не мыслили иной  жизни.  Здесь  им  выделяли
небольшие апартаменты,  имелся при  флигеле и тенистый  садик,  и просторный
двор. Как  и каждая королева до нее,  Моргейз повысила старикам  содержание,
разрешила покупать продукты на дворцовой кухне ниже их  стоимости, а больных
и немощных  обеспечила  лекарями  и  уходом.  Сейчас  королеву  сопровождали
скрипучие поклоны, неуверенные реверансы  и бормотание: "Да осияет вас Свет,
моя  королева",  "Да благословит вас Свет, моя королева",  "Да  обережет вас
Свет,  моя  королева".  Она  с  отсутствующим   видом  кивала  в  ответ   на
приветствия. Теперь Моргейз поняла, куда идет.
     Дверь  Лини ничем не  отличалась от прочих в этом  выложенном  зелеными
изразцами  коридоре  -  так же  украшена скромной резьбой в виде стоящего на
задних  лапах Льва Андора.  Моргейз и не подумала постучать  перед тем,  как
войти:  она  - королева, и  это ее дворец. Старой няни не было  дома,  но на
маленьком  огне  в  кирпичном  камине  кипел  чайник  -  значит,  Лини  ушла
ненадолго.
     Две  уютные  комнатки  были  аккуратно  убраны - постель заправлена  до
совершенных складок,  у стола тщательно, чуть ли не  по  линейке выровненные
два стула. В самом центре стола в синей вазе стояло несколько зеленых веток.
Лини  всегда  слыла  большой аккуратисткой.  Моргейз готова  была об  заклад
биться, что в платяном шкафу в спальне каждое платье тщательно расправлено и
повешено вровень с прочими, и то  же  касается горшков и кастрюлек в  буфете
возле камина в другой комнате.
     На каминной  полке  в деревянных поставцах  стояли  в  ряд раскрашенные
костяные миниатюры.  Их было  шесть. Как  Лини  могла  позволить  себе такую
роскошь  на пенсию  няни?  Это  было  выше  понимания  Моргейз;  разумеется,
подобного  вопроса  она не  задаст. Миниатюры  были  парными: три изображали
молодых женщин, еще три - их же в детстве, в том числе Илэйн и саму Моргейз.
Взяв с полки свой портрет, где она изображена в возрасте  четырнадцати  лет,
Моргейз не могла поверить, что эта стройная шустрая девчонка - она.  Неужели
она выглядела тогда такой наивной и невинной? В тот день, когда юная Моргейз
отправилась  в Белую  Башню,  ее  одели в  такое вот  шелковое  платье цвета
выбеленной кости.  Тогда она  и  не  мечтала быть  королевой, только лелеяла
тщетную надежду, что может стать Айз Седай.
     Моргейз рассеянно  потрогала кольцо  на  левой руке  -  кольцо Великого
Змея.  Если придерживаться буквы  закона, она не  имела права носить кольцо:
женщина,  не имеющая дара направлять, кольца  не удостаивалась.  Но,  еще не
достигнув  шестнадцатилетия, Моргейз  вернулась домой, дабы  от  имени  Дома
Траканд заявить  о своем праве  на  Розовую  Корону. А  когда почти два года
спустя  Моргейз  завоевала  трон,  кольцо  было  преподнесено ей  в дар.  По
традиции  Дочь-Наследница  Андора  всегда проходила обучение в Башне, и ей в
знак признания  многолетней  поддержки Андором Белой Башни вручали  кольцо -
могла она направлять Силу или  нет, значения не имело. В Башне Моргейз  была
лишь наследницей Дома Траканд,  но, раз  на  ее  челе  -  Корона Роз Андора,
кольцо преподнесли и ей - как андорской государыне.
     Поставив свой портрет на место, Моргейз  взяла миниатюру с изображением
матери,  выполненную с  нее, когда  та была года на два старше. Лини нянчила
три поколения женщин  из рода Траканд. Майгдин Траканд была красива. Моргейз
помнила  эту улыбку, излучавшую материнскую  любовь.  Львиный Трон  по праву
должна была занять Майгдин. Но ее унесла  лихорадка, и Верховной Опорой Дома
Траканд стала  юная девушка,  очутившаяся  в самой гуще  борьбы  за трон,  а
поддерживали ее вначале  лишь преданные ее  Дому вассалы и  семейный бард. Я
добилась Львиного Трона. Я не откажусь от него, и, пока жива, мужчина его не
займет. Тысячу лет Лидером  правили королевы, и я не позволю,  чтобы  сейчас
этому пришел конец!
     - Опять  в моих  вещах  роешься?  А. детка? Этот  голос пробудил  давно
позабытые  рефлексы.  Не  успев  сообразить,  что  делает,  Моргейз   зажала
миниатюру в кулачке  и спрятала за  спину. Затем, печально покачав  головой,
поставила портрет обратно на подставку:
     -  Лини, я  давно  не  девочка.  Не забывайся, не то скажешь что-нибудь
этакое, чего я не смогу просто так спустить.
     -  Шея у меня старая  и костлявая. - Лини положила сетку  с морковкой и
репой на стол.  В аккуратненьком  сером платье она выглядела  хрупкой, белые
волосы  собраны  на  затылке в пучок,  кожа на  узком лице напоминает тонкий
пергамент.  Однако  спина  пряма,  голос  чист  и  уверен,  а  темные  глаза
пронзительны, как и всегда. - Если угодно отправить ее в петлю или на плаху,
то  еще неизвестно, кому хуже придется. Старая коряга затупит топор, который
запросто рубит саженец.
     Моргейз вздохнула. Лини не переделаешь. Реверанса от нее  не дождешься,
даже если весь двор воззрится на нее с укоризной.
     -  Ты чем  старше, тем неподатливей. Не  уверена, найдется  ли у палача
достаточно острый топор для твоей шеи.
     -  Давненько  ты меня  не  навещала, поэтому  я  думаю, что  тебе нужно
кое-что  обмозговать. Когда жила в детской,  да и после, ты всегда приходила
ко мне, если не могла в чем-то разобраться. Чаю заварить?
     - Давненько? Разве, Лини? Я каждую неделю к тебе заходила. Что, кстати,
само по себе  чудо, учитывая, как  ты со мной разговариваешь. За  малую долю
того, что  ты мне наговорила, да  еще  в  таком тоне,  я бы изгнала и  самую
высокородную леди в Андоре.
     Лини окинула ее бесстрастным взглядом:
     - Я  с весны  не видела тебя на  пороге моей комнаты.  А говорю  я  как
обычно. Да и стара я, чтоб меняться. Чаю хочешь?
     - Нет. -  Моргейз  в замешательстве приложила  ладонь  ко лбу. Она ведь
навещала Лини каждую  неделю. Она же помнит... Она не  помнит. Ныне  Гейбрил
настолько занимал все ее время, что  иногда затруднительно  вспомнить вообще
хоть о чем-то, кроме  него. - Нет, чаю я не хочу. И зачем пришла, не знаю. В
моей беде тебе не помочь.
     Старая  нянька  фыркнула,  хотя  ей  как-то  удалось  проделать  это  с
изяществом.
     - Твоя  беда  -  это  Гейбрил,  верно? Только сейчас  тебе  стыдно  мне
сказать.  Девочка,  я тебе  пеленки в  колыбели  меняла, ухаживала за тобой,
когда ты болела  и когда тебя тошнило. Я рассказывала тебе все, что  следует
знать о мужчинах. Раньше ты никогда и ничего не стыдилась со мной обсуждать.
Так что сейчас не время начинать стесняться.
     - Гейбрил? - Глаза Моргейз расширились. - Ты знаешь? Но откуда?
     - Ох, детка,  - печально промолвила Лини, - все знают, только ни у кого
духу  не  хватает  тебе  сказать.  Я  бы,  может,  и  сказала,  да  ты  меня
сторонилась. Да и  вряд ли бы  я с этим к  тебе бегать стала. Такому женщина
никогда не поверит, пока сама не узнает.
     - О чем ты  толкуешь? - спросила Моргейз. -  Твой долг, Лини, обо всем,
что  знаешь, мне  рассказать.  Это  долг каждого! О Свет, я узнаю последней!
Может, уже слишком поздно и ничего не изменить!
     - Слишком поздно?  - недоверчиво  проговорила Лини.  - А  почему должно
быть слишком поздно? Вытолкай Гейбрила взашей  из дворца! Выгони  его вон из
Андора. Да и Алтейму с прочими  гони с ним вместе поганой метлой! Вот и все.
Тоже мне, слишком поздно!
     Некоторое время  Моргейз  и  слова  вымолвить  не  могла.  Наконец  она
произнесла:
     - Алтейма и... прочие?
     Лини уставилась на нее и сокрушенно покачала головой.
     - Я - старая дура, видно,  в мозгах сухая гниль завелась. Ну, теперь ты
знаешь. Когда мед из сот вытек, его туда  ничем не загонишь. - Голос ее стал
одновременно и нежнее, и оживленнее - так она, бывало, говорила, что любимый
пони Моргейз сломал ногу и его надо усыпить.  -  Большую часть ночей Гейбрил
проводит с тобой, но не меньше времени он отдает Алтейме. Да вдобавок еще на
шестерых  разбрасывается.  У пяти  из них  комнаты во  дворце.  А  к  одной,
большеглазой молодой дряни, он отчего-то  таскается,  с головы до ног в плащ
завернувшись. По этакой-то жаре!  Наверное, у нее муж есть. Прости, девочка,
но, как ни жаль, правда есть  правда. Лучше самому на медведя  идти, чем  от
медведя бежать.
     Колени  у Моргейз подогнулись, и,  если б Лини  не поспешила  выдвинуть
из-за стола стул и подсунуть ей, она плюхнулась бы на пол. Алтейма... Тотчас
же перед глазами ее встала новая картина: он смотрит, как Моргейз с Алтеймой
сплетничают.  Так мужчина  любовно глядит  на забавляющихся кошечек.  И  еще
шесть других! Гнев взбурлил в душе Моргейз - гнев,  которого недоставало при
мысли, что Гейбрил нацелился на ее трон. Такую возможность она рассматривала
холодно  и  трезво;  столь  же  бесстрастно,  как в недавнем  прошлом  могла
обдумывать что  угодно. Это  была  опасность, к которой  нужно  отнестись  с
вниманием и холодным рассудком. Но то, что она услышала  сейчас! Этот подлец
устроил своих  шлюх  у себя под боком, в ее дворце! А ее превратил в одну из
нескольких своих девок!  Она с него  голову снимет. Его  запорют до  смерти.
Шкуру сдерут заживо.  Помоги ей Свет.  но  как же  хочется, чтобы он  к  ней
прикоснулся! Должно быть, я спятила!
     - Это будет решено вместе со всем прочим, - холодно промолвила Моргейз.
Многое  зависит от  того, кто сейчас  в Кэймлине, а кто  в своих  загородных
поместьях.  -  Где  лорд  Пеливар?  Лорд  Абелль?   Леди  Ара-телле?  -  Они
возглавляют сильные Дома, и у них много вассалов.
     -  Изгнаны,  - медленно проговорила  Лини,  бросив  на Моргейз странный
взгляд. - Прошлой весной ты изгнала их из столицы.
     Моргейз ошарашенно  посмотрела на  нее.  Сама она ничего  подобного  не
помнила.  Потом  с  трудом  стали  пробиваться  воспоминания   -  смутные  и
отдаленные.
     - Леди Эллориен?  - медленно  произнесла Моргейз.  - Леди Аймлин?  Лорд
Луан?
     Другие  сильные Дома.  Те,  что были  на  стороне  Моргейз,  когда  она
боролась за трон.
     -  Изгнаны, - так же медленно повторила Лини. - Когда Эллориен спросила
- за что, ты приказала ее высечь. - Она наклонилась, смахнула волосы Моргейз
со лба, узловатые  пальцы нежно коснулись кожи, будто проверяя, нет ли жара.
- Ты не больна, девочка?
     Моргейз.  как во сне, качнула головой, но лишь потому, что вспоминала -
сквозь завесу тени и мути. Эллориен,  яростно кричащая, когда у нее на спине
рвали платье. Дом Траймане был первым,  кто поддержал Траканд, а возглавляла
его пухленькая, симпатичная женщина всего несколькими годами старше  Моргейз
- Эллориен,  ставшая одной  из самых  близких ее  подруг. По  крайней  мере,
таковой она  была. Илэйн дали имя в честь бабушки Эллориен. Словно в тумане,
Моргейз припоминала, как  и остальные прежние  ее сторонники покидали город.
Теперь было очевидно - они отдалились от нее. И кто же остался? Дома слишком
слабые и  ни на что  не годные, а то  и еще  хуже -  лизоблюды да подхалимы.
Моргейз  как будто  припомнила,  что подписывала  многочисленные  документы,
которые ей подсовывал Гейбрил, учреждала новые титулы. Гейбриловы прихвостни
и ее враги, вот кто теперь силен в Кэймлине.
     -  Мне  безразлично, что ты говоришь, -  твердо сказала Лини.  - Жара у
тебя нет, но что-то неладно. Тебе нужна Целительница Айз Седай.
     -  Никаких  Айз Седай,- решительно отрубила Моргейз  и  вновь потрогала
свое кольцо.
     Она понимала: ее  неприязнь к Башне выросла за  последнее время, причем
кое-кто  назвал  бы  ее отношение выходящим  за  рамки разумного. Но Моргейз
больше  не  могла  заставить себя верить Белой  Башне, которая, по-видимому,
всячески пытается  спрятать от  нее  собственную дочь.  Без ответа  осталось
письмо,  которое Моргейз  отправила  новой  Амерлин,  письмо  с  требованием
вернуть Илэйн  -  никто и  никогда ничего не требовал от Престола Амерлин, а
она осмелилась. Ответа на письмо не было до сих пор. Хотя, пожалуй,  вряд ли
послание успело достичь Тар Валона. Во всяком случае, Моргейз  точно  знала:
ни одну Айз  Седай она к себе и близко не  подпустит. И это решение казалось
ей непреложным. Однако в то же  время Моргейз не могла без гордости думать о
том, что Илэйн так скоро поднялась до Принятой. Илэйн может оказаться первой
женщиной на андорском троне, которая не просто обучалась в Башне, но и стала
полноправной  Айз Седай. Совершенно  непонятно и бессмысленно,  что  Моргейз
испытывает  одновременно  столь  противоречивые  чувства,  но теперь слишком
немногое  имело хоть какой-то смысл. И Илэйн не видать  Львиного Трона, коли
Моргейз не сбережет его для дочери.
     - Повторяю, Лини, никаких Айз Седай, -  сказала Моргейз. - И  не смотри
на  меня так. На этот раз  ты не будешь пичкать  меня противными снадобьями.
Кроме того, сомневаюсь, чтобы в Кэймлине  отыскалась  хоть  одна Айз  Седай,
любого  цвета полосы.  - Прежние сторонники ушли,  изгнанные  указами за  ее
собственной подписью. Быть может, отныне они стали ей врагами за то, что она
сотворила с Эллориен. Во дворце на их местах  новые лорды и леди. Новые лица
в гвардии. О какой  преданности ей может идти речь? - Лини, ты знаешь в лицо
лейтенанта  гвардейцев   Талланвора?  -  Няня  быстро  кивнула,  и   Моргейз
продолжила: - Отыщи его и приведи сюда. Но он не должен знать, что ты ведешь
его  ко мне.  И кстати,  вели всем  в Пенсионерском  флигеле,  если спросят,
отвечать, что меня здесь нет.
     - Получается, тут нечто большее, чем Гейбрил и его женщины?
     - Ступай, Лини. И поторопись! Времени в обрез. - Судя по теням, которые
Моргейз разглядела в окошко, выходящее на  зеленый  сад, солнце уже миновало
зенит. Очень скоро наступит вечер. Вечер, когда Гейбрил придет к ней.
     Лини ушла, а Моргейз  продолжала в  напряженной позе сидеть  на  стуле.
Встать она опасалась: хотя  колени больше не подгибались, она боялась,  что,
если двинется  с места, не остановится, пока не вернется к  себе в гостиную,
где и будет ожидать  Гейбрила. Позыв был очень силен, особенно когда Моргейз
осталась одна.  И  она не сомневалась: как только он  взглянет на  нее,  как
только коснется ее, она ему все простит. Может, и позабудет обо всем  - ведь
воспоминания ее теперь  так расплывчаты и  неполны. Не знай  Моргейз больше,
она могла бы даже подумать,  что он  каким-то образом при помощи Единой Силы
задурил ей голову.  Но ведь ни  один мужчина, способный направлять, не дожил
бы до его лет.
     Лини частенько говаривала  ей, что  в мире всегда найдется  мужчина,  с
которым женщина будет вести себя как безмозглая дурочка, но Моргейз считала,
что  сама она  не из  таких. Однако с мужчинами ей явно не  везло, и винить.
кроме себя,  некого: какими  бы хорошими ее избранники ни  казались вначале,
потом почему-то ничего путного не выходило.
     Замуж   за   Тарингейла   Дамодреда  Моргейз  вышла   из   политических
соображений. Он  был женат  на Тигрейн, Дочери-Наследнице, чье  исчезновение
вызвало Войну за  Наследование  -  после  того  как умерла  Модреллейн.  Это
замужество  обеспечивало  Моргейз  связь  с  прежней  королевой,   устраняло
сомнения большинства ее оппонентов и,  что особенно важно, сохраняло альянс,
положивший  конец  беспрестанным  войнам с Кайриэном.  Ведь  королевы  редко
выбирают  себе мужей  по  своей воле.  Тарингейл  был человеком  холодным  и
замкнутым, любви  между  ними никогда не  было, несмотря на двоих прекрасных
детей. Для  Моргейз его случайная  гибель  на  охоте  стала, можно  сказать,
облегчением.
     Томдрилл Меррилин,  семейный,  а затем  и придворный бард,  был для нее
сначала  радостной  отдушиной.   Веселый,   остроумный,  много   знающий   и
понимающий, он пускал в  ход всевозможные уловки в Игре  Домов,  дабы помочь
Моргейз взойти на трон, а после укрепить и усилить Андор. Тогда он был вдвое
старше ее, но она могла бы выйти за него замуж -  браки  с простолюдинами не
являлись в  Андоре чем-то неслыханным. Но  он исчез, ни  слова не  сказав, и
женщина  взяла в Моргейз верх  над королевой.  Почему  Том  уехал,  она  так
никогда  и  не узнала,  да  это  и  неважно. Наконец  он вернулся, и  она бы
наверняка отменила приказ  о его аресте,  но Том впервые, вместо того  чтобы
мягко погасить ее гнев, дал ее  сердитым  словам  резкую отповедь.  В общем,
слово за  слово он наговорил Моргейз такого, чего  она никогда  не забудет и
вряд  ли  когда простит.  При  воспоминании,  что ее окрестили  избалованным
взбалмошным  ребенком  и  тар-валонской  марионеткой, у нее  до сих  пор уши
горят. Да  он и в  самом деле, схватив за плечи, тряс  ее, точно куклу. Ее -
свою королеву!
     А   потом  был   Гарет   Брин,   сильный  и  знающий,   что   к   чему,
грубовато-добродушный, как и его лицо, и упрямый, как сама Моргейз. И кем он
оказался в итоге? Болваном- изменником! Она выбросила его  из своей жизни. И
пусть радуется - ему неслыханно повезло. Кажется, несколько лет минуло с тех
пор,  как она  видела  его  в  последний раз, а  прошло-то всего полгода.  И
наконец,  Гейбрил.  Венец  ее  списка  негодных  избранников. Остальные,  по
крайней  мере,  не  пытались  свергнуть ее  с  трона,  чтобы  самим на  него
взгромоздиться.
     Не так  уж  много мужчин в жизни одной женщины, но, с  другой  стороны,
даже с избытком. Изредка Лини говаривала,  что мужчины годятся лишь для трех
вещей,  но  уж в  них-то  очень хороши. Моргейз уже  царствовала, когда Лини
наконец  сочла  ее достаточно взрослой  и сказала,  что же это  за три вещи.
Наверное, если я буду продолжать этакий танец, горько подумала Моргейз,  мне
не придется много о том волноваться.
     Тени в садике за  окном сместились  - прошло  около  часа,  прежде  чем
вернулась Лини с  молодым  Талланвором.  Старая  няня еще закрывала дверь, а
офицер уже преклонил колено перед королевой.
     - Поначалу  он  не очень-то  рвался со мной идти,  - заметила  Лини.  -
Правда,  лет пятьдесят назад  я бы ему могла показать  то, что ты всему миру
выставила, тогда  бы он вприпрыжку за мной  побежал. Но сейчас  мне пришлось
выдумать причину поприличней.
     Талланвор повернул голову и угрюмо поглядел на Лини снизу вверх:
     - Ты пригрозила  палкой  меня сюда пригнать, если я сам не пойду.  Тебе
повезло. Мне  стало интересно, что же тут такого  важного для тебя. А то  бы
позвал кого-нибудь отволочь тебя в лечебницу. - Ее суровая гримаса вовсе его
не  обескуражила.  Язвительный  взгляд  офицера  стал  сердитым,  когда   он
посмотрел  на  Моргейз: - Вижу, моя  королева, ваша  встреча с  Гейбрилом не
прошла гладко. Я надеялся на... большее.
     Талланвор глядел  ей прямо в глаза, но замечание Лини  вновь  напомнило
Моргейз  о  ее  платье.  Она  почувствовала себя  так,  будто  в  ее  совсем
обнажившуюся  грудь нацелены  горящие стрелы.  Моргейз  с  превеликим трудом
удержала ладони на коленях.
     - Ты смышленый паренек, Талланвор. И похоже, преданный. Иначе не явился
бы ко мне с известиями о Двуречье.
     - Я  не паренек, -  рывком вскинув голову, резко отозвался тот, стоя на
колене. - Я - мужчина, который жизнью поклялся служить своей королеве.
     И тут Моргейз обрушила на него весь свой гнев:
     -  А  коли  ты мужчина,  то и  веди  себя по-мужски.  Встань и правдиво
отвечай  на  вопросы  своей королевы.  И  помни:  я -  твоя  королева,  юный
Талланвор. Что бы ни случилось и чем бы  тебе  все ни  представлялось,  я  -
королева Андора.
     - Простите меня, моя королева. Слушаюсь и повинуюсь. - В словах офицера
не чувствовалось должного раскаяния. Он поднялся с  колен и, вскинув голову,
глядел на Моргейз, как и прежде, с тем же вызовом. Свет, да он, пожалуй, и с
Гаретом Брином упрямством потягается!
     -  Сколько надежных людей среди гвардейцев во дворце? Кто исполнит свою
клятву и последует за мной?
     -  Я,  - тихо вымолвил  Талланвор, и вдруг весь его гнев разом  пропал,
хотя он  по- прежнему  не  сводил  с  Моргейз  горящего  взора.  - Что же до
остальных... Если вам угодно найти верных людей, то искать  надо в удаленных
гарнизонах, где-нибудь не ближе Беломостья. Тех, кто  был в Кэймлине, вместе
с наемниками отправили в Кайриэн, а оставшиеся в городе - все до одного люди
Гейбрила. Новые их... новые их клятвы - трону и закону, но не королеве.
     Дело хуже, чем она надеялась, но не хуже, чем предполагала.  Кем-кем, а
дураком Гейбрил не был.
     - Тогда мне необходимо скрыться и начать восстанавливать свою власть. -
После  указов  об  изгнании,  после  случившегося  с  Эллориен трудно  будет
заручиться поддержкой знатных Домов, но это необходимый шаг. - Скорей всего,
Гейбрил постарается не  выпустить  меня  из  дворца, -  у  Моргейз мелькнули
слабые  воспоминания,  как она дважды  пыталась  уйти  и как ее останавливал
Гейбрил,  -  поэтому  раздобудь  двух  лошадей  и жди  на  улице  за  южными
конюшнями. Там и встретимся, а я пока переоденусь в дорогу.
     - Там  слишком  людно, - сказал гвардеец.  -  И  слишком  близко.  Люди
Гейбрила могут узнать вас, как бы вы ни переоделись и ни изменили внешность.
Я   знаю  одного  человека...   Сумеете  отыскать  гостиницу  "Благословение
королевы"?  Это в западной  части  Нового Города. - Новым городом этот район
был только по сравнению со Старым Внутренним, вокруг которого он и вырос.
     -  Смогу.  -  Моргейз  не  любила,  когда  ей  перечили,  даже  если  в
возражениях был смысл. И  Брин, бывало, с ней спорил. С каким  удовольствием
Моргейз продемонстрировала бы этому юноше, как она умеет изменять облик. Она
имела обыкновение раз  в год - хотя поняла, что в минувшем году отступила от
многолетней  традиции, -  переодеваться  простолюдинкой и гулять по  улицам,
чтобы уловить пульс жизни народа.  Никто еще ни разу ее не узнал. - Но можно
ли положиться на этого человека, юный Талланвор?
     - Базел  Гилл предан вам, как и я. - Офицер помедлил, боль исказила его
лицо, вновь  сменившись гневом.  -  Почему вы так долго тянули? Вы же должны
были  понимать,  должны  были видеть, однако чего-то ждали,  а  Гейбрил  тем
временем все сильнее сжимал пальцы на горле Андора. Почему вы откладывали?
     Ну вот. Он  действительно  сердился и честно ее  спрашивал, а искренний
вопрос заслуживает откровенного ответа. Только у Моргейз не было ответа - не
считать   же   ответом  какие-то  ее  ничем   не  подкрепленные   догадки  и
предположения.
     -  Юноша,  не  тебе  расспрашивать  свою  королеву, -  мягко, но твердо
ответила Моргейз. - Верный подданный - а я знаю, что ты предан мне. - служит
без всяких вопросов.
     Талланвор глубоко вздохнул.
     - Я буду ждать вас в конюшне "Благословения  королевы", моя королева. -
И офицер удалился с поклоном, уместным при официальной аудиенции.
     -  Почему ты упорно называешь его юным? - спросила Лини, как только  за
гвардейцем закрылась дверь.  - Он от этого только  сердится.  Лишь дура сует
под седло колючку, собравшись проехаться верхом.
     - Он ведь и вправду юн. Лини. Вполне мог бы быть мне сыном.
     Лини фыркнула, на сей раз без всякого изящества:
     -  Он несколькими  годами старше Галада, а Галаду  слишком  много  лет,
чтобы  быть твоим сыном. Когда родился  Талланвор, ты еще  в  куклы играла и
думала, что дети берутся оттуда же, откуда и куклы.
     Вздохнув, Моргейз подумала: уж не обращалась ли Лини точно  так же с ее
матерью? Наверняка. И если Лини доживет  и увидит на троне Илэйн - отчего-то
Моргейз в этом не сомневалась, самой-то  ей казалось, что Лини вечна, - то и
с  Илэйн нянька  вряд ли будет разговаривать более почтительно. Но для этого
еще надо, чтобы Илэйн достался в наследство трон.
     -  Весь  вопрос. Лини,  в том,  так ли  он  предан  мне,  как  кажется.
Один-единственный преданный гвардеец, когда прочих верных  солдат,  всех  до
одного, отослали из дворца? Слишком хорошо все выглядит, чтобы быть правдой.
     -  Он  дал новую клятву. - Моргейз  открыла было рот, но Лини опередила
ее:  - Я видела его потом, одного,  за конюшнями. Потому-то я и поняла, кого
ты имеешь  в  виду.  Меня  он тогда не  заметил. Он стоял на коленях,  слезы
катились по его лицу. Он то  умолял о прощении, то повторял прежнюю присягу.
И  не просто "королеве Андора", а "королеве Моргейз Андорской". Он клялся по
древнему обычаю, на своем мече, полоснув клинком по руке в знак того, что не
нарушит  слова  до последней капли  крови.  Девочка,  я  кое-что  понимаю  в
мужчинах. Этот пойдет за тебя с голыми руками против целой армии.
     Хорошо было узнать об этом. Если  Моргейз не может доверять Талланвору,
то ей  придется  и  в Лини усомниться.  Нет, только не Лини.  Он поклялся по
древнему  обычаю? Теперь  о  таком разве что в  сказаниях  услышишь. И вновь
Моргейз позволила  мыслям  блуждать  вольно. Скорей всего, как бы Гейбрил ни
затуманил ей разум, теперь с этим покончено - ведь она все знает. Так почему
же какая-то часть ее существа по-прежнему хочет вернуться в гостиную и ждать
там? Нужно сосредоточиться.
     -  Лини,  мне  нужно  какое-нибудь  платье  попроще.  Мое  не  очень-то
подходит. Немного сажи из камина, и...
     Лини  настояла  на  том, что тоже отправляется  с Моргейз. В  противном
случае  няню пришлось  бы к стулу  привязать, но  Моргейз была уверена,  что
связать себя Лини так  просто не позволит. Со стороны она выглядела хрупкой,
но  всегда оказывалась сильнее,  чем  представлялось другим. Когда Моргейз с
Лини выскользнули через маленькую боковую калитку, королева мало походила на
себя. Немного сажи - и рыжевато-золотистые волосы  потемнели, утратили  свой
блеск,  сделались  прямыми  и  гладкими.  Для  пущей  маскировки  поможет  и
струящийся  по лицу пот.  Кто  ж  поверит, что  королевы  потеют!  Довершало
картину бесформенное платье из грубой - очень грубой - серой шерсти, с юбкой
для  верховой езды.  Даже  чулки  и  сорочка  были из грубой шерсти.  Теперь
Моргейз выглядела как женщина с фермы, поехавшая на упряжной лошади на рынок
и   решившая  поглазеть  на  город.  Лини  выглядела  как  обычно   -  гордо
выпрямленная  спина,  серьезный  вид.  На ней  было  хорошо  сшитое  зеленое
шерстяное  платье для верховой  езды - правда, вышедшее из  моды лет  десять
назад.
     Моргейз  жалела, что  не  может  почесаться,  и ей  хотелось,  чтоб  ее
спутница не так  близко принимала к сердцу то, что платье не очень-то хорошо
на ней  сидит.  Затолкав платье  с глубоким  вырезом  подальше  под кровать,
старая  няня пробурчала какую-то  пословицу  о  том,  что  значит выставлять
напоказ товар, который и не думаешь продавать. Когда же Моргейз заявила, что
они вроде  как помирились, Лини  ответила:  "Конечно, помирились, но, как ни
крути,  даже и  в  мои  времена  эта  поговорка  уже  была  стара".  Моргейз
подозревала, что плохо подогнанное платье, от которого нестерпимо зудело все
тело, стало ей наказанием за тот наряд.
     Внутренний   Город  был   выстроен   на  холмах,   и  улицы   следовали
естественному   рельефу   местности   и   открывали   неожиданные   панорамы
переливающихся под  солнцем сотнями цветов  башен и  густой  зелени парков с
монументами.  С  возвышенности  Кэймлин  был  виден  как  на  ладони,  глазу
представали разом и холмистые равнины, и леса за городскими стенами. Моргейз
же, спеша  по  многолюдным улицам,  ничего  этого  не замечала.  Обычно  она
старалась прислушиваться к людским разговорам,  стремясь  понять  настроение
народа. Но на этот раз слышала лишь  гомон  и шум большого города.  У  нее и
мысли  не  было  попытаться  подтолкнуть жителей к  действию. Тысячи  людей,
пускай вооруженных главным образом камнями и яростью, просто  сомнут гвардию
в  Королевском  дворце,  но,  даже  не  знай  она  о  том  раньше,  весенние
беспорядки, в результате которых  Гейбрил и привлек к себе внимание Моргейз,
да  и  волнения с  год  назад наглядно продемонстрировали  королеве,  на что
способна  толпа.  Она  же хотела  вновь  править  Кэймлином,  и ей не  нужен
сгоревший город.
     В  Новом  Городе,  за белыми стенами  Внутреннего Города,  имелись свои
красоты.  Высокие  стройные  башни,  сверкающие белизной и  золотом  купола,
громадные  пространства   красночерепичных  крыш  и  огромные  валы  внешних
городских  стен - бледно- серые, с серебристыми и белыми прожилками. Широкие
бульвары и проспекты, разделенные посередине полосой  деревьев и травы, были
запружены  народом,  повозками и фургонами. Пройдя  рядом с газоном, Моргейз
мимоходом отметила, что  трава  сохнет  от недостатка дождей, но  продолжала
целеустремленно искать нужную гостиницу.
     Исходя из опыта своих ежегодных вылазок, Моргейз осторожно выбирала,  к
кому обратиться  с  расспросами. Лучше  спрашивать мужчин.  Она  знала,  как
выглядит, пусть даже с  сажей  в  волосах,  а кое-кому из  женщин  просто из
ревности  взбредет в  голову отправить  ее совсем не туда. Мужчины  же вовсю
ломали  головы  и напрягали  извилины,  лишь  бы  произвести впечатление  на
красивую незнакомку. Только выбирать надо не самоуверенных, не самодовольных
с виду. И не слишком грубых и драчливых. Первые сочли бы за оскорбление, что
к  ним  пристают  с никчемным  вопросом, будто  сами не  пешком  вышагивают.
Вторые, того  и гляди,  решат,  будто у женщины, интересующейся, как куда-то
пройти, на уме нечто другое.
     Один малый  с  излишне крупным для своего лица подбородком,  держащий в
руках поднос со шпильками, булавками и иголками, - явно торговец-разносчик -
широко улыбнулся Моргейз:
     - Тебе никто не говорил, что ты чуток на королеву смахиваешь? Она, хоть
и устроила нам веселенькую жизнь, просто красавица.
     Моргейз одарила его хриплым смешком, чем заслужила строгий взгляд Лини:
     -  К жене своей подлещивайся!  Второй поворот налево, говоришь? Спасибо
тебе. И за комплимент тоже спасибо!
     Моргейз, нахмурясь,  проталкивалась  сквозь толпу.  Слишком  много  она
успела  наслушаться подобного. Нет, не про свое сходство с  королевой, а про
то,  что Моргейз заварила хорошенькую кашу. Похоже, чтобы платить наемникам,
Гейбрил  резко  повысил  налоги, но  винили  ее  -  и  правильно  делали.  В
государственных делах за  все  отвечает королева. Из дворца исходили и новые
законы,  в  которых  было мало  толку, но из-за них жизнь  людей становилась
труднее. Слышала она и шепотки о себе, мол, может, королевы уж слишком долго
правили Андором. Всего лишь слухи, но что один осмеливается высказать вслух,
пусть и вполголоса, то другие  десять держат в голове.  Наверное,  реши  она
поднять горожан  против  Гейбрила, не так-то легко оказалось бы науськать на
него толпу.
     В  конце  концов  Моргейз  отыскала  свою  цель  -  большую  гостиницу,
выстроенную из камня. На вывеске над дверью был нарисован  мужчина,  стоящий
на  коленях  перед  золотоволосой  женщиной  в  Короне  Роз, одну  руку  она
возложила ему на голову. "Благословение  королевы". Если вывеска должна была
изображать ее, то сходство оказалось небольшим. Слишком пухлые щеки.
     Только очутившись у гостиницы. Моргейз поняла,  что Лини тяжело пыхтит.
Няне поневоле пришлось шагать быстро, а ведь она далеко не первой молодости.
     - Лини, извини. Не надо бы так...
     - Если мне за тобой, девочка, не угнаться, то как я  смогу ухаживать за
малышами Илэйн? Ты так и вознамерилась тут стоять? Будешь ноги волочить - до
конца дороги не дойдешь. Он сказал, что будет ждать в конюшне.
     Седовласая женщина зашагала вперед,  бурча  себе  под  нос,  и  Моргейз
последовала за ней. Прежде чем переступить порог сложенной из камня конюшни,
королева, прикрыв глаза рукой, глянула на солнце. До сумерек не  больше двух
часов - тогда Гейбрил кинется ее искать, если уже не начал розыски.
     Талланвор был  в конюшне не один. Когда офицер, с мечом на поясе поверх
зеленого шерстяного  кафтана,  опустился  на  колено на  застланный  соломой
земляной пол, рядом с ним встали на колени еще трое - двое мужчин и женщина;
они  слегка  замешкались,  не до  конца  уверенные, кто  она  такая. Крепкий
розовощекий мужчина с  лысиной, должно быть, и есть хозяин  гостиницы  Базел
Гилл. Старая кожаная куртка со стальными бляхами- заклепками туго обтягивала
его брюшко, и на бедре у него тоже висел меч.
     - Моя королева, - промолвил Гилл, - я давно не брал в руки меч, чуть ли
не с Айильской Войны, но почту за честь,  если вы позволите мне следовать за
вами. - Как ни странно, смешным  или напыщенным он  при этих словах вовсе не
выглядел.
     Моргейз  оглядела  двух  прочих:  массивного  парня в домотканом  сером
кафтане, с тяжелыми  веками, не  раз  перебитым носом и шрамами  на  лице, и
невысокую хорошенькую женщину средних  лет. По-видимому,  она была  подругой
этого уличного забияки, но синее шерстяное платье с высоким воротом казалось
сшитым  из  слишком  дорогой  материи  -  вряд  ли  тип  вроде  ее  спутника
расщедрился бы на подобный подарок.
     Каким бы  ленивым ни выглядел мужчина, он  заметил колебания и сомнения
Моргейз:
     - Я  - Ламгвин, моя королева,  ваш добрый  верноподданный.  Неправильно
все, что делается. И надо бы поправить. Я тоже хочу следовать за  вами. Я  и
Бриане, мы оба хотим.
     - Встаньте, - велела  Моргейз. - Только через  несколько дней безопасно
будет  признавать во мне вашу королеву. Я буду рада  вашему обществу, мастер
Гилл. Вам я тоже буду рада, мастер Ламгвин, но женщине безопаснее остаться в
Кэймлине. Предстоят тяжелые дни.
     Стряхивая соломинки с подола,  Бриане пронзила Моргейз острым взглядом,
а Лини удостоила еще более пронзительным.
     -  Я  знавала дни и потяжелее. - сказала  она с  кайриэнским  акцентом.
Видимо, благородного происхождения, если только Моргейз не дала маху в своих
предположениях.  Скорей  всего,  беженка.  -  И  мне  не  встречался хороший
мужчина, пока я не нашла Ламгвина. Или  пока  он  не  нашел меня. Верность и
любовь, которую он принес вам, я воздам ему десятикратно. Он идет за вами, а
я следую за ним. Тут я не останусь.
     Моргейз вздохнула, потом, соглашаясь, кивнула. Похоже, женщина  приняла
ее  согласие  как  должное.  Хорошенькое дело. И из этого  странного  отряда
Моргейз  предстоит вырастить армию,  чтобы  с ее  помощью вернуть свой трон!
Юный воин, который  то и дело при  взгляде на нее хмурится;  лысеющий хозяин
гостиницы, у  которого  такой  вид,  точно на коня он  в  последний  раз лет
двадцать назад  садился;  уличный  боец,  который  будто на  ходу дремлет; и
беженка-кайриэнка из благородного сословия,  которая ясно дала  понять,  что
верна  только  до тех пор, пока  верен ее дружок. И, разумеется, Лини. Лини,
которая  обращается  с Моргейз так, словно та попрежнему в  детской.  Да уж,
просто замечательный костяк будущего войска!
     - Куда мы отправимся, моя королева? - спросил Гилл, выводя из стойл уже
оседланных лошадей. Ламгвин с неожиданной ловкостью забросил седло с высокой
лукой на другую лошадь - для Лини.
     Моргейз  сообразила, что  не  подумала  об этом.  О  Свет, не может  же
Гейбрил  по- прежнему наводить тень на мой разум! Но  она до сих пор ощущала
потребность вернуться в свою  гостиную, к книге. Нет, он  здесь ни  при чем.
Моргейз  пришлось как  следует сосредоточиться, чтобы вырваться из  дворца и
добраться  сюда.  Раньше она первым делом отправилась  бы  к Эллориен...  Но
теперь лучше, наверное, к Пеливару или к Арателле. Как только она придумает,
как объяснить им причины их изгнания.
     Не успела Моргейз и рта раскрыть, как Талланвор сказал:
     - Надо ехать к Гарету Брину. Великие Дома, моя королева, затаили против
вас обиду,  но если  с вами будет Брин, они  вновь присягнут вам. Пусть даже
лишь потому, что им известно: он не проиграл ни одной битвы.
     Моргейз стиснула зубы, с  трудом  удержавшись от  немедленного  отказа.
Брин -  предатель.  Но  он  к  тому  же  один  из  лучших  полководцев.  Его
присутствие подле  нее станет  весомым аргументом,  когда  придется убеждать
Пеливара  и  остальных  позабыть,  что  Моргейз  их  изгнала. Очень  хорошо.
Несомненно,  он  ухватится  за  возможность  вновь  стать  Капитан-Генералом
Гвардии Королевы. А если нет, она и без него прекрасно обойдется.
     Когда  солнце коснулось краешком горизонта, всадники  были уже  в  пяти
милях от Кэймлина и быстро скакали к Корийским Ключам.
     Лучше  всего  Падан  Фейн  чувствовал  себя  ночью. Неслышным шагом  он
пробирался по  увешанным гобеленами коридорам Белой  Башни, и казалось, сама
темнота за ее стенами накинула на него свой покров,  пряча от  врагов, пусть
на  пути его и горели  стоячие  позолоченные светильники с зеркальцами. Фейн
знал: это чувство  обманчиво, его враги  многочисленны,  и  они  повсюду.  И
теперь, как  и  в любой час бодрствования, Фейн ощущал Ранда ал'Тора. Он  не
знал, где тот находится сейчас, но всем своим естеством чувствовал, нет, был
уверен: тот по-прежнему жив. У Шайол Гул, в Бездне Рока, обрел Фейн этот дар
- дар чувствовать Ранда ал'Тора.
     Разум   Фейна,  едва  коснувшись,  устремился   прочь   от  мучительных
воспоминаний о том, что с ним сделали в Бездне. Из него по капле выжали  его
сущность и  воссоздали  его  заново.  Но позже,  в  Аридоле, он переродился.
Возродился, дабы  поразить и  уничтожить всех  своих врагов  - и  старых,  и
новых.
     Шагая крадучись по пустынным ночным переходам  Башни, Фейн чувствовал и
еще кое- что - ту вещь, которая принадлежала  ему и  которую у него  украли.
То, что  влекло  Фейна в эти мгновения,  было сильнее всего прочего. С  этим
влечением  не  сравнится  ни желание  смерти Ранда  ал'Тора,  ни  стремление
уничтожить Башню, даже месть  своему давнишнему врагу  тускнела  перед  этой
жаждой. Жгучее желание вновь стать цельным.
     Тяжелая,  обшитая  панелями  дверь  с  массивными  петлями  была  обита
железными полосами, в  толстое дерево врезан черный железный замок не меньше
головы Фейна. Вообще говоря, в Башне запирались на ключ немногие двери - кто
бы  осмелился воровать в самой гуще Айз Седай? Однако  кое-какие  вещи Башня
считала слишком опасными, чтобы к ним мог приблизиться всякий. Самые
     опасные предметы хранились  именно за этой дверью, под охраной крепкого
замка.
     Тихонько  хихикая,  Фейн  достал из  кармана  два  тоненьких  изогнутых
металлических  стерженька, вставил их в замочную скважину, начал нащупывать,
нажимать,  проворачивать. Негромкий  щелчок  -  язычок  замка  отошел.  Фейн
привалился к  двери, сипло  смеясь. Под  охраной крепкого  замка. Окруженный
могуществом Айз Седай - и  под  защитой простого куска металла. К этому часу
даже служанки и послушницы наверняка закончили свои дневные работы, но  мало
ли что - кому-то не спится, кто-то может просто  случайно пройти мимо. Фейн,
которого  время  от  времени  по-прежнему сотрясали  судороги веселья, сунул
отмычки обратно  в карман, извлек толстую восковую свечу, запалил фитиль  от
ближнего светильника.
     Фейн затворил  за собой дверь и, высоко подняв  свечу, огляделся. Вдоль
стен   тянулись   полки,   на  которых  стояли   простые   ящики  и   богато
инкрустированные ларцы всевозможных  форм  и  размеров, маленькие фигурки из
обычной  и драгоценной  поделочной кости,  статуэтки из каких-то  материалов
потемнее;  в  пламени свечи  поблескивали  предметы  из  металла  и  стекла,
хрустальные и кристаллические вещицы. С виду ни одна опасной не казалась. На
полках и на всех сокровищах тонким слоем лежала  пыль. Сюда даже  Айз  Седай
заходили редко, и никого другого в эту кладовую они не пускали.
     Фейн открыл стоящий на полке  на уровне пояса ящичек темного металла. В
пространстве, тесно сжатом толстыми, в два дюйма свинца каждая, стенками еле
помещался  изогнутый кинжал  в золотых ножнах, в  навершие его  рукояти  был
вделан  крупный  рубин.  Но ни  золото,  ни  тускло блеснувший, точно густая
кровь,  рубин нисколько не интересовали Фейна. Он торопливо накапал на полку
возле ящичка немного горячего воска, укрепил свечу и алчно схватил кинжал.
     Едва  коснувшись кинжала, Фейн  с облегчением вздохнул и  чуть  ли не в
истоме потянулся. Он вновь стал цельным  - един  с тем, с чем был связан так
давно, воссоединившись с тем, что самым настоящим образом дало ему жизнь.
     Слабо скрипнули  железные  петли, и Фейн метнулся  к двери,  размахивая
перед  собой  искривленным клинком.  Светлокожая  молодая женщина, открывшая
дверь, успела только охнуть и попыталась отскочить, но  Фейн  полоснул ее по
щеке. В тот же миг он отбросил ножны и, схватив женщину за руку, рванул ее в
кладовую.  Высунув голову  за дверь, Фейн всмотрелся в  оба конца  коридора.
По-прежнему пусто.
     Не очень-то  спеша, Фейн втянул голову обратно и закрыл дверь. Он знал,
что увидит, когда оглянется.
     Молодая женщина билась  на каменном полу, безуспешно пытаясь закричать.
Ее  руки,  прижатые  к лицу, уже почернели  и  безобразно  раздулись, темная
опухоль наползала на  плечи,  растекаясь,  точно  густое масло. Снежно-белые
юбки, отороченные по подолу  разноцветными полосками, взметнулись, когда она
без толку засучила ногами. Фейн  слизнул с ладони брызги крови  и, хихикнув,
нашарил на полу ножны.
     - Ты болван.
     Фейн развернулся,  вытягивая руку  с  кинжалом,  но воздух  вокруг него
будто  затвердел, плотно обхватил от шеи до подметок сапог. Так он и застыл,
стоя на цыпочках, чуть ли не вися в воздухе, выставив готовый к удару кинжал
и  глядя на Алвиарин.  А та  закрыла  за собой  дверь и прислонилась к  ней,
рассматривая  Фейна. На сей  раз  петли  не скрипнули. Тихое шарканье мягких
туфель по каменному полу  не замаскировало бы скрипа. Фейн сморгнул капельки
пота, внезапно обжегшие глаза.
     -  Неужели  ты вправду полагаешь, -  продолжила Алвиарин, - что  у этой
комнаты  нет охраны, что за ней нет надзора? На этот замок был наложен малый
страж. Следить за ним  сегодня  ночью  и вменялось в  обязанность этой  юной
дурочке.  Поступи она как положено, и в эту минуту за порогом тебя поджидали
бы с  дюжину Стражей и не  меньше  Айз  Седай. Вот  за  свою  глупость она и
поплатилась.
     Звуки агонии позади Фейна стихли, и он сузил глаза. Алвиарин была не из
Желтой  Айя,  но  она все  равно должна была попытаться  Исцелить девушку. И
тревогу,  как обязана  была  сделать Принятая, эта Айз  Седай не  поднимала,
иначе она оказалась бы тут не одна.
     - Ты из Черной Айя, - прошептал Фейн.
     - Опасное обвинение,  -  спокойно заметила  Алвиарин, оставив,  правда,
неясным, для  кого  из них  оно  опасно.  -  Суан Санчей, когда ее подвергли
допросу, пыталась утверждать,  будто  Черные Айя  существуют.  Она  умоляла,
чтобы  ей позволили  рассказать  нам о них.  Но Элайда не  пожелала об  этом
слышать и не услышала. Байки о Черных Айя - подлая клевета на Башню.
     - Ты из Черной Айя, - повторил Фейн громче.
     - Ты  хотел украсть эту вещицу? - Она говорила,  будто и  не слыша слов
Фейна. - Рубин того не стоит, Фейн. Или как там твое имя? Клинок осквернен в
крайней степени, и даже последний дурак не прикоснется к нему голыми руками,
разве  что  клещами.  Да  и оставаться подле него  без особой нужды  опасно.
Можешь посмотреть, что он сотворил с Верайной. Итак, почему ты явился сюда и
направился  прямиком  к  тому,  о  местонахождении  чего  не  должен  знать?
Заниматься поисками у тебя не было времени.
     -  Я могу  убрать  Элайду. Тогда  ее место  освободится для тебя.  Одно
прикосновение этого клинка, и даже Исцеление ее не спасет. -  Фейн попытался
жестикулировать  кинжалом, но не смог пошевелить им и на волосок. А  если бы
мог - Алвиарин была бы уже мертва. - Ты станешь в Башне первой, а не второй.
     Она  рассмеялась  ему  в  лицо  -  холодно   и  презрительно  зазвенели
колокольчики.
     -  Ты думаешь,  я  не  могла  бы  стать первой,  если бы  пожелала? Мое
положение меня вполне устраивает. Пусть Элайда приписывает себе лавры за то,
что называет успехами, пусть обливается холодным потом за свои  неудачи. Мне
известно,  что означает власть. Итак,  отвечай на мои  вопросы, иначе  утром
вместо одного трупа здесь обнаружат два.
     Так или иначе, здесь все  равно окажется два трупа, независимо от того,
устроит ее подходящая к случаю ложь  или ей безразличен любой ответ. В живых
она его не оставит.
     - Я видел Такан'дар.  -  Произнести эти слова было  невыносимо  больно;
одно воспоминание  о случившемся пронзало  мукой.  Фейн сдержал  стон, через
силу  проталкивая слова  между  зубов. -  Громадное  море  тумана, безмолвно
накатывающиеся валы,  что разбиваются о  черные утесы, а  под густым туманом
багрово  вспыхивают  огни  кузниц.  А от молний, вонзающихся в небеса,  люди
впали  бы в безумие. -  Продолжать ему очень  не  хотелось,  но он превозмог
себя: - Я шел по тропе в преисподнюю Шайол Гул, по длинной-длинной пещере, а
камни над  головой,  нависая чудовищными  клыками,  ерошили  мне  волосы.  И
наконец я вышел на берег озера из огня и расплавленного камня. - Нет, только
не  это опять.  - Там, в бездонных огненных  глубинах, - Великий  Повелитель
Тьмы. Его дыханием даже в полдень черны небеса над Шайол Гул.
     Теперь  Алвиарин стояла  выпрямившись, с округлившимися глазами.  Не от
страха, а под впечатлением услышанного.
     - Мне доводилось слышать о... - тихо заговорила она, затем встряхнулась
и вперила в  Фейна пронзительный взор: - Кто ты? Зачем ты здесь? Тебя послал
кто-то из Отр... Избранных? Почему я не уведомлена?
     Фейн запрокинул голову и засмеялся.
     - Неужели таким,  как ты, сообщают о поручениях, данных таким, как я? -
В говоре Фейна вновь сильнее зазвучал  исконный лугардский акцент - каким-то
образом Лугард был его родным городом. - Значит, Избранные посвящают тебя во
все?  -  Что-то внутри будто кричало, что Фейн поступает  неправильно, но он
ненавидел Айз Седай  -  и это нечто тоже  их ненавидело.  -  Будь осторожна,
хорошенькая   маленькая  Айз  Седай,  не  то  они  отдадут  тебя  на  потеху
Мурддраалу!
     Озлобленный взор Алвиарин сосульками вонзился в глаза Фейна.
     - Еще посмотрим, мастер Фейн. Ты тут нагадил изрядно, и я за тобой, так
и быть,  приберу,  а потом мы еще  посмотрим,  кто из нас будет у  Избранных
стоять выше.
     Не  сводя  глаз с кинжала, Алвиарин попятилась из  комнаты.  Лишь через
минуту после ее ухода воздух вокруг Фейна  обрел обычные свойства и выпустил
его из своих крепких объятий.
     Злясь  на  себя,  Фейн  ощерился.  Дурак.  Играешь  с Айз  Седай по  их
правилам, унижаешься,  потом  одно мгновение  прорвавшегося  гнева  -  и все
рухнуло. Вкладывая кинжал в ножны, он порезался. Потом, облизнув рану, сунул
оружие под куртку. Он вовсе не тот, за кого она его приняла. Когда-то он был
Приспешником  Тьмы, но теперь он  - нечто много большее.  Много  большее - и
выше  этого. Нечто  совсем иное.  Если  ей  удастся  связаться с  кем-то  из
Отрекшихся раньше,  чем он  успеет с  ней разделаться... Лучше  не пытаться.
Сейчас  нет времени искать Рог Валир.  За городскими стенами  Фейна ждут его
сторонники. Должны ждать.  Он изрядно  нагнал на них страху.  Фейн надеялся,
что из людей кое-кто еще жив.
     Солнце еще не взошло, а Фейна уже и след простыл - он выбрался из Башни
и покинул город-остров Тар Валон.
     Ал'Тор где-то там, далеко. А он вновь стал цельным.






     Джиди'ин нес  Ранда от предгорий вверх по каменистому склону, туда, где
начинался Джангайский Перевал, и над всадником нависала громада Хребта Мира.
Драконова Стена вонзалась в небо, и рядом с нею все горы казались карликами,
а  снежные вершины хребта  с  холодным  безразличием  взирали на  обжигающее
послеполуденное солнце.  Самые  высокие  пики  устремлялись за  облака,  что
дразнили Пустыню обещанием  дождя, которого она так никогда и не дожидалась.
Ранд не мог вообразить, с какой стати человеку захотелось  бы карабкаться на
гору,  но  поговаривали,  что те, кто  пытался  забраться  на  эти  вершины,
поворачивали  обратно, охваченные  страхом.  Утверждали также, что от  своих
целей  они отказывались еще и потому, что дышать там невозможно. Ранд вполне
мог поверить, что  от  страха у человека перехватывает дыхание  - немудрено,
коли пытаешься влезть на этакую кручу.
     - ...однако, хотя кайриэнцы всецело  поглощены Игрой Домов, -  говорила
Морейн за плечом у Ранда, - они будут следовать за тобой, пока знают, что ты
силен. Будь с ними  тверд, но я бы попросила тебя быть также и справедливым.
Правитель, который проявляет истинную справедливость...
     Ранд  старался не  обращать  на  Морейн внимания, как  он игнорировал и
других всадников,  и  скрипучее  громыхание  Кадировых фургонов,  вперевалку
катящихся позади. Теснины и разломы Пустыни остались позади, но эти неровные
холмы, не менее бесплодные, для фургонов были  не лучше. Этим путем никто не
проходил вот уже более двадцати лет.
     Таким образом,  как  сейчас,  Морейн  без устали  вещала с  рассвета до
заката, когда бы он  ни  позволил ей.  Наставления Айз Седай могли  касаться
всяких  мелочей -  деталей поведения при  дворе, скажем, в Кайриэне, Салдэйе
или  где-то еще.  Порой речь заходила  и  о  весьма  значительных  вещах:  о
политическом  влиянии  Белоплащников или,  возможно,  о  том,  как  торговля
сказывается   на   решении  правителя   развязать  войну.   Похоже,   Морейн
намеревалась вбить Ранду  в голову все то, что должен знать знатный человек,
по крайней мере образованный, пока юноша  не успел перебраться на ту сторону
хребта. Удивительно,  как  часто  ее наставления  отражали  то, что любой  в
Эмондовом Луге назвал бы обыкновенным здравым смыслом. И не менее часто Ранд
не находил в ее словах смысла ни на грош.
     Время от  времени  Морейн  выдавала  и  вовсе  нечто  сногсшибательное.
Например, что Ранд не должен доверять ни одной женщине из Башни, кроме самой
Морейн,  Эгвейн,  Илэйн и Найнив. Или,  скажем, поразительная  новость,  что
теперь на  Престоле  Амерлин -  Элайда. Но  Морейн, хоть и дала ему обещание
подчиняться, так и  не  обмолвилась, откуда ей все  это стало известно.  Айз
Седай  сказала, что  об  этом должна рассказать другая, это  не  ее, Морейн,
секрет  и она не станет посягать на чужие тайны. Ранд заподозрил, что тут не
обошлось без  ходящих  по снам Хранительниц  Мудрости, хотя те,  глядя ему в
глаза, отказались и подтвердить его подозрения, и опровергнуть их. Жаль, что
он не может заставить их  принести такую же  клятву, что и Морейн: они то  и
дело вмешивались в его отношения с вождями, будто хотели, чтобы, обращаясь к
вождям, он получал одобрение от самих Хранительниц.
     Но  сейчас,  в  эту  минуту, Ранду  вовсе не хотелось  размышлять ни об
Элайде, ни о  Хранительницах, не  хотелось  ему и слушать Морейн. Сейчас ему
хотелось получше рассмотреть открывшийся впереди перевал - глубокое ущелье в
горах,  такое  извилистое,  словно  какой-то  гигант раз  за  разом  бил  по
каменному кряжу  тупым топором,  без особого успеха  пытаясь его  разрубить.
Несколько минут упорной скачки - и Ранд въедет в ущелье.
     По одну сторону от входа в ущелье отвесная  скала была стесана на сотню
шагов в ширину и на образовавшейся плоскости был вырезан выветрившийся змей.
Он обвивался вокруг жезла добрых трех сотен  спанов высотой. Некий памятник,
или  печать  владыки, или  путевая веха.  Наверняка  знак этот  относится  к
какому-то  погибшему  государству, существовавшему еще до  Артура Ястребиное
Крыло,  а  может быть, и  до  Троллоковых Войн. Ранду уже  не раз попадались
следы  давно исчезнувших стран; подчас даже Морейн не знала, откуда  взялись
подобные знаки или что за развалины им встречались.
     Высоко на другой стороне,  у самой  кромки  снегов, очень далеко - Ранд
даже не был  уверен, что видит именно то,  что ему кажется, - стояло нечто и
вовсе  совершенно необыкновенное.  По  сравнению  с  этой  диковиной  первый
памятник, возрастом в  несколько тысячелетий,  представлялся заурядным. Ранд
готов был поклясться, что видит остатки разбитых  зданий, сверкающе-серых на
фоне  более  темной  горы, и  еще  более  странное  сооружение,  похожее  на
покосившийся книзу причал  из того  же материала, будто  предназначенный для
морских кораблей. Если ему все это не мерещится, то развалины восходят еще к
доразломным временам - в те годы облик  земли был совершенно иным. Прежде на
месте  Пустыни  вполне  могло  расстилаться  океанское  дно.  Надо  будет  у
Асмодиана спросить. Даже найдись  у Ранда время, вряд ли у него возникло  бы
желание забраться на такую верхотуру, чтобы поглядеть и пощупать самому.
     У подножия громадного змея прилепился Тайен - средних размеров городок,
окруженный высокой стеной. Городок был  наследием тех времен, когда Кайриэну
разрешалось отправлять караваны через Трехкратную Землю и  по Шелковому Пути
текло  из  Шары  богатство.  Над  городом  вроде  бы  кружили  птицы,  а  на
серокаменных  стенах  через  равные  промежутки темнели какие-то пятна.  Мэт
привстал в  стременах  Типуна, хмурясь  и прикрывая  глаза  от  солнца своей
широкополой шляпой. Он всмотрелся в  утесы перевала, затем  перевел взор  на
город. Лицо Лана не выражало никаких чувств, однако суровый Страж казался не
менее внимательным.  Порыв  ветра,  лишь  немногим прохладнее здесь,  чем  в
Пустыне, обернул фигуру  Стража меняющим  цвета плащом, и на миг тот от плеч
до  сапог  будто  растворился  среди  скалистых  холмов  и  редких  кустиков
терновника.
     - Ты же меня не слушаешь! - вдруг воскликнула  Морейн, поворачивая свою
белую кобылу  ближе  к  Ранду. -  Ты  должен... - Она  глубоко  вздохнула. -
Пожалуйста, Ранд. Я должна так много тебе рассказать. Тебе ведь нужно  очень
многое узнать! В голосе  Айз Седай  проскользнул намек  на мольбу, и  потому
Ранд оглянулся на нее.  Он помнил, какой благоговейный страх некогда внушало
ему одно ее присутствие. Теперь  же она казалась  совсем невысокой, несмотря
на свои царственные манеры. Как ни глупо, но он почему-то чувствовал себя ее
покровителем.
     - У нас впереди  еще много времени, Морейн, - мягко сказал Ранд. - Я не
прикидываюсь, будто  знаю о  мире  столько же, сколько ты.  Отныне ты будешь
подле  меня.  -  Едва ли  он  сам  осознавал,  насколько  огромна  перемена,
произошедшая с тех пор, как она держала его подле себя. - Но сейчас голова у
меня занята иным.
     - Разумеется. - Она вздохнула. - Как тебе будет угодно. У нас еще полно
времени.
     Ранд  погнал  крапчатого серого  жеребца  рысцой,  остальные  двинулись
следом. Фургоны тоже прибавили скорости, хотя за всадниками на таком склоне,
естественно, не поспевали. Лоскутный  менестрелев  плащ развевался за спиной
Асмодиана, Джасина Натаэля, как и знамя, что  он держал, уперев  в стремя, -
ярко-красный стяг с бело-черной  эмблемой древних  Айз  Седай в центре. Лицо
Натаэля застыло  угрюмо-сердитой  маской  -  его не  очень-то радовала  роль
знаменосца. "Под  этим знаком  он будет побеждать". Так  гласило Пророчество
Руидина,  и, вероятно, это знамя не так сильно  напугает  мир,  как Драконов
Стяг, знамя  Льюса  Тэрина Теламона, которое Ранд оставил реять над  Тирской
Твердыней. К тому же древний знак Айз Седай известен немногим.
     Кляксы  на  стенах Тайена  оказались  застывшими  в  судорогах  агонии,
распухшими на солнце мертвецами. Тела висели в  ряд и окружали город по всей
стене. Птицы  оказались глянцево-черными воронами и  грифами  с испачканными
головами  и  шеями.  Некоторые  вороны  расселись  на повешенных,  будто  на
насестах,  и  жадно   рвали   добычу,  не  обращая  внимания  на  налетающих
стервятников.  В   сухом  воздухе  висели  тошнотворно-сладковатое  зловоние
разложения  и едкий запах гари. В  раскрытые нараспашку  ворота с окованными
железом створками виднелись обширные развалины, закопченные каменные  дома и
обрушившиеся крыши. Не считая птиц, не было никакого движения.
     Как  в  Мар  Руойс.  Ранд попытался  выбросить  эту  мысль  из  головы,
стряхнуть невесть  откуда  взявшееся  наваждение,  но перед  его  внутренним
взором  представали картины великого города  - после  того как  его  отбили:
громадные  башни почернели  от  копоти,  обвалились,  на каждом  перекрестке
остатки  огромных  кострищ  -  в огонь  живьем  бросали  тех, кто  отказался
присягнуть  Тени.  Ранд знал,  чьи это должны быть  воспоминания,  хотя и не
обсуждал  их с Морейн. Я  - Ранд  ал'Тор. Льюс  Тэрин Теламон мертв уже  три
тысячи лет.  Я  -  это  я!  Эту  битву,  битву за самого  себя,  Ранд должен
выиграть. Если ему и суждено умереть на Шайол Гул, то умрет он самим  собой.
Усилием воли Ранд заставил себя думать о чем-нибудь другом.
     Прошло полмесяца, как он  покинул Руидин. Полмесяца, хотя  айильцы  шли
маршем от рассвета до заката, шли пешими, но так, что уставали лошади О том,
что Куладин выступил в  поход, Ранд узнал  лишь спустя неделю. Если Куладина
не удастся вскоре нагнать,  у него будет вдоволь  времени, чтобы  опустошить
Кайриэн, прежде чем Ранд сумеет настичь его. И еще больше  времени  пройдет,
прежде чем удастся загнать Шайдо в угол. Тоже не очень- то радостная мысль
     -  Из-за скал слева кто-то за нами наблюдает, - негромко произнес  Лан.
Он  будто всецело углубился в изучение  того,  что осталось от Тайена.  - Не
айильцы, иначе я вряд ли заметил бы хоть что-то.
     Ранд был рад, что убедил Эгвейн  и Авиенду оставаться с Хранительницами
Мудрости. Вид города лишь  подкрепил уверенность в правильности его решения,
но  неизвестный наблюдатель хорошо вписывался  в первоначальный план  Ранда,
хотя юноша и надеялся, что Тайен уцелел.  Эгвейн по-прежнему носила такое же
айильское  одеяние, что  и Авиенда,  а  айильцы вряд  ли были  бы  в  Тайене
желанными  гостями.  И  наверняка  еще  меньше добрых  чувств  к ним  питают
выжившие.
     Ранд  оглянулся  на  фургоны,  останавливающиеся  неподалеку,  ниже  по
склону.  Теперь возчики ясно  рассмотрели город  и  столь странные украшения
городских  стен,   и  среди   них  поднялся  ропот.  Кадир,   сегодня  опять
облачившийся  в  белое,  большим  носовым  платком утирал лицо,  на  котором
выделялся ястребиный нос. Купца подобное зрелище будто и не трогало, он лишь
задумчиво жевал губами.
     Ранд полагал,  что,  как только отряд  минует  перевал, Морейн придется
подыскивать  новых возчиков.  Кадир со товарищи, скорей всего,  при малейшей
возможности  разбегутся  кто  куда.  И  Ранду  придется  отпустить  их.  Это
неправильно, несправедливо  - но это необходимо,  чтобы  защитить Асмодиана.
Сколь  долго  еще  Ранду  придется  поступать  по  необходимости,  а  не  по
справедливости? В идеальном  мире эти понятия должны бы совпадать.  При этой
мысли Ранд рассмеялся - хрипло,  натужно. Он  уже  давно не тот  деревенский
мальчишка, каким был когда-то, но порой этот юнец незаметно пробирался в его
думы  и чувства. Спутники  посмотрели на Ранда, и он подавил  в себе желание
сказать им, что пока еще не спятил.
     Только  спустя несколько долгих минут из-за  скал  появились женщина  и
двое  мужчин  в  одних  рубахах  -  все  трое  оборванные,  грязные,  босые.
Приближались  они   с  опаской,  встревоженно  склонив  головы,  взгляды  их
перебегали с одного верхового  на другого, к фургонам и обратно. Несомненно,
от  любого  окрика они кинутся наутек.  Неверные шаги и заострившиеся  черты
лица свидетельствовали о том, что они несколько дней не ели.
     -  Благодарение  Свету, -  наконец вымолвил один из мужчин, с сединой в
волосах, с изборожденным глубокими морщинами лицом; впрочем, все  трое  были
немолоды.  На мгновение взор его задержался на  Асмодиане, скользнул по пене
кружев у ворота и  манжет, но вряд ли глава этого каравана ехал бы  на муле,
да  еще со  знаменем в руке. Потому мужчина взволнованно схватился за стремя
Ранда.  - Да  будет хвала  Свету, что вы, милорд,  живым выбрались  из  этих
ужасных земель. - Должно быть, за лорда он принял Ранда по одежде - тот  был
облачен в голубой шелковый камзол, вышитый  на плечах золотой канителью. Или
так получилось из-за знамени, а  может, то была обыкновенная лесть. Ведь как
хорошо ни были одеты путники, у горожанина не было никаких оснований считать
их кем-то иным, чем  простыми  купцами. - Эти убийцы-дикари  опять восстали!
Это новая Айильская Война!  Ночью - никто так ничего и  не понял - они вдруг
оказались за стеной. Убивали всех, кто хоть руку поднял, и  украли  все, что
смогли унести. Они бы и камни растащили, да раствор крепко держал кладку.
     -  Ночью?  - резко  спросил  Мэт.  Из-под  низко  надвинутой  шляпы  он
продолжал рассматривать сожженный город. - Ваши часовые спали? У вас же были
часовые? В  такой- то близи  от  врага? Даже айильцам  несладко бы пришлось,
если бы у вас была хорошая стража.
     Лан кинул на Мэта оценивающий взгляд.
     -  Нет, милорд.  - Седоволосый поморгал, глядя на Мэта,  но отвечал  он
Ранду.  Зеленая  куртка  Мэта подошла бы и лорду,  но она была расстегнута и
выглядела так,  точно в  ней спали. - У нас...  У нас было  всего по  одному
караульному у каждых ворот. Столько  времени-то прошло,  как хоть  одного из
этих дикарей  вообще видели... Но на этот  раз...  Чего не украли, сожгли, а
нас выгнали вон- с голоду  подыхать!  Грязные скоты! Хвала Свету,  появились
вы, милорд. Вы спасете нас, а не то тут  мы и помрем. Я - Тал  Нетин. Я... я
был седельником. И хорошим, милорд! Это моя сестра Арил и ее муж Андер Корл.
Он прекрасные сапоги тачает.
     -  Они  и людей увели, милорд,  -  хрипло промолвила женщина.  Помладше
своего  брата,  когда-то она, наверное,  была привлекательной,  но  заботы и
горести  оставили  на  изможденном  лице  морщины,  которые  останутся,  как
казалось Ранду, надолго, если не  навсегда. Муж ее глядел вокруг  потерянным
взором, будто не вполне осознавая, где он. - И мою дочь, милорд, и сына. Они
увели всех молодых, всех, кто старше шестнадцати. И кое-  кого из  тех,  кто
раза в два старше. Обозвали их "гай чего-то", раздели догола прямо на улице,
да так и  погнали. Милорд, может, вы?.. - Арил умолкла,  зажмурилась, словно
до нее дошла невыполнимость ее просьбы;
     женщина пошатнулась. Мало  шансов,  что  она когда-нибудь вновь  увидит
своих детей.
     В то же мгновение Морейн  спрыгнула  с  седла и  оказалась подле  Арил.
Измученная  женщина громко охнула,  когда ее  коснулись руки  Айз Седай, она
привстала на  цыпочки,  вздрогнула. Арил изумленно взирала  на Морейн, но та
будто только поддерживала ее.
     Муж ее вдруг сдавленно охнул, вперившись  взглядом в  золоченую  пряжку
Ранда - подарок Авиенды. Потом он вымолвил:
     - Его руки были отмечены такими  же знаками. Точно  такими. Обвившимися
вокруг рук навроде скальной змеи.
     Тал поднял на Ранда неуверенный взгляд:
     - Это он про главаря дикарей,  милорд. У него...  были знаки на  руках,
как будто  в  виде  змеи.  Одежда  на нем была такая  же чудная,  как у всех
дикарей, но рукава он срезал. И знаки свои напоказ  выставлял, чтоб, значит,
все видели.
     - Это подарок,  который я получил  в Пустыне, - сказал Ранд. Он  держал
руки на луке седла; его собственных Драконов скрывали рукава куртки, но если
приглядеться, можно  увидеть на  тыльных сторонах  запястий  головы чудовищ.
Арил  позабыла удивляться, что же творит Морейн, и все трое горожан смотрели
на Ранда, готовые вмиг обратиться в бегство. - Давно они ушли?
     -  Шесть дней минуло,  милорд, - беспокойно проговорил Тал. - Они здесь
бесчинствовали ночь  и день,  а потом, следующей ночью, ушли. Мы  тоже могли
уйти, но  если  бы  мы столкнулись  с  ними, когда они  возвращаться  стали?
Наверняка их у Селиана отогнали!
     Так  назывался  городок в дальнем конце ущелья.  Ранд  сомневался,  что
Селиан к нынешнему времени в лучшем состоянии, чем Тайен.
     - Многие еще уцелели здесь? Или вас только трое осталось?
     - Может, с сотню, милорд. Может, больше. Никто не считал.
     Внезапно Ранда  охватил гнев, хотя он  старался  погасить вспыхнувшее в
нем пламя.
     - С сотню? -  Голос  его звенел  холодным железом. - И прошло уже шесть
дней? Тогда почему  ваши мертвецы оставлены воронам? Почему тела до сих  пор
украшают  стены города? Это ведь ваши земляки! Это  их зловоние вам в ноздри
забилось!
     Сбившись в кучку, трое тайенцев попятились от Ранда.
     - Мы  боялись, милорд, - сипло промолвил Тал. - Они ушли, но ведь могли
и вернуться. И  он сказал нам... Тот,  со знаками на руках, велел нам ничего
не трогать.
     - Послание, -  бесцветным голосом произнес  Андер.  - Кого повесить, он
выбирал  наугад. Просто  хватал кого  попало, пока  весь  ряд  не  заполнил.
Мужчин,  женщин  - ему было все  равно.  -  Взор его не отрывался от  пряжки
Ранда. - Он сказал,  они будут посланием какому- то человеку, который придет
за ним...  Сказал,  что  хочет,  чтобы  тот  человек  знал...  знал, что они
намерены сделать  по  ту  сторону  Хребта.  Он  сказал... сказал,  что с тем
человеком обойдется еще хуже.
     Внезапно глаза Арил расширились, и все трое, раскрыв рты, уставились на
что-то за спиной  Ранда.  Еще  через мгновение  они закричали, повернулись и
бросились бежать. Из-за камней, откуда появились горожане, поднялись айильцы
в черных вуалях,  и беглецы кинулись в  другую  сторону.  Там тоже появились
воины  в  вуалях, и  несчастные упали  наземь. Айильцы  окружили их, тайенцы
плакали,  держась  друг  за  дружку.  Лицо  Морейн  оставалось  холодным   и
бесстрастным, чего никак нельзя было сказать о ее глазах.
     Ранд  повернулся в седле. Вверх по склону шли  Руарк и Деарик,  опуская
вуали  и разматывая с голов шуфа. Деарик  был  плотнее Руарка,  с выдающимся
носом и светлыми прядями в золотистых  волосах. Как и говорил  Руарк, Деарик
привел Рийнских Айил.
     Тимолан и  его Миагома тоже  двигались  маршем - уже три  дня. Они  шли
второй  колонной, севернее, обмениваясь с теми,  кто  присоединился к Ранду,
редкими  гонцами, но не давая никакого  намека о своих намерениях.  Кодарра,
Шианде и Дэрайн по-прежнему были где-то  восточнее  - как утверждали  Эмис и
другие, основываясь  на  беседах  во  снах  с  Хранительницами Мудрости  тех
кланов;  эти кланы двигались  следом, только медленно.  Причем Хранительницы
этих трех кланов имели не большее представление  о планах своих вождей,  чем
Ранд - о целях Тимолана.
     - Это было очень нужно?  - спросил  Ранд, когда оба вождя  поднялись  к
нему. Поначалу он и сам напугал выживших горожан, но поделом, и расправой им
не  грозил. А один лишь вид  айильцев  заставил бедняг думать, что их сейчас
убьют.
     Руарк просто пожал плечами, а Деарик сказал:
     -  Как ты и хотел, мы незаметно расставили  копья вокруг этого холда. А
никакой  причины  ждать, по-моему, нет.  Ведь  здесь не осталось никого  для
танца копий. Кроме того, они всего лишь древоубийцы.
     Ранд глубоко вздохнул. Он понимал, что  из подобного отношения айильцев
может вырасти  проблема в  своем роде  не меньшая, чем  Куладин.  Почти пять
сотен  лет  назад  айильцы  преподнесли  в   дар  Кайриэну  саженец,  росток
Авендесоры,  а  вместе  с ним  и  право,  которого они не даровали ни одному
другому  государству, - право  через  Трехкратную  Землю  торговать с Шарой.
Никакого объяснения  они не дали, поскольку  мокроземцев  в лучшем случае не
очень-то жаловали. Но  таковым оказалось для айильцев требование джиитох. За
долгие годы странствий, приведших Айил в Пустыню, лишь один народ не нападал
на них, лишь  один позволил им  беспрепятственно запасаться  водой на  своей
земле, когда  мир  страдал  от  засухи.  И в  конце концов айильцы  отыскали
потомков того народа. Кайриэнцев.
     Пять столетий  текло  в  Кайриэн  богатство  -  от  торговли  шелком  и
драгоценной поделочной костью. Пять столетий Авендоралдера росла в Кайриэне.
А потом  король Ламан срубил  дерево, вознамерившись сделать для  себя трон.
Государства знали,  почему двадцать лет назад айильцы пересекли Хребет Мира.
Причиной тому был Ламанов грех - так обитатели Пустыни называли случившееся,
и обрушившаяся на  мир война стала  наказанием за Ламанову гордыню.  Но мало
кто  знал, что для айильцев то  не было войной. Четыре клана  отправились на
поиски клятвопреступника; покарав его, они вернулись  в  Трехкратную  Землю.
Однако  презрение айильцев  к  древоубийцам, к клятвопреступникам никогда не
исчезало.  То,  что  Морейн   была  Айз  Седай,  несколько  затушевывало  ее
кайриэнское происхождение, но Ранд не знал, в какой мере.
     - Эти люди  не нарушали никаких клятв, - сказал вождям  Ранд. - Отыщите
остальных.  Седельник говорит, их здесь около сотни. И помягче с  ними. Если
кто-то из них  видел вас, возможно, сейчас они уже разбегаются по  горам.  -
Оба  айильца  повернулись,  собираясь  уходить,  когда Ранд  добавил:  -  Вы
слышали, что они мне рассказали? Что, по-вашему, тут сделал Куладин?
     - Они убили больше, чем  надо. - Деарик  сокрушенно покачал головой.  -
Так черные хорьки разоряют в овраге гнезда горных куропаток.
     Как говорили айильцы, убивать так же легко, как и умирать;  любой дурак
может сделать и то и другое.
     - А  второе?  Захват пленников. Гаишайн. Руарк  и Деарик переглянулись,
Деарик  поджал  губы.  Несомненно, они  все  слышали  и  не  могли  остаться
равнодушными.  Вожди чувствовали себя  неуютно.  А чтобы айилец почувствовал
себя неуютно, должно случиться немало.
     - Так  нельзя,  - промолвил наконец Руарк.  - Если это... Гайшаин - это
джиитох.  Никто не может обратить в гаишайн того,  кто  не следует  джиитох.
Иначе  они  будут животными  в  человеческом  обличье.  Вроде  той  домашней
скотины, что разводят Шаарад.
     -  Куладин  отрекся от  джиитох.  - Деарик говорил таким  тоном,  будто
утверждал, что у камней отросли крылья.
     Мэт, правя одними коленями, подвел Типуна поближе. Всадником  он всегда
был неважным, но теперь иногда, когда о  чем-то задумывался,  сидел  в седле
так, словно с детства с него не слезал.
     - Это вас удивляет? - спросил Мэт. - После всего, что он уже  натворил?
Да он, даже играя в кости с матерью, мухлевать будет!
     Айильцы  невыразительно посмотрели  на  юношу -  точно  голубые камешки
сверкнули. Во  многих отношениях Айил сами  были джиитох. И в глазах вождей,
кем бы еще ни  стал Куладин, он по-прежнему оставался айильцем. Септ превыше
клана, клан превыше чужаков, но айильцы - превыше мокроземцев.
     К Ранду и его спутникам присоединились несколько Дев: Энайла, Джолиен и
Аделин,  а  также беловолосая Сулин, которую  избрали  хозяйкой  Руидинского
Крова  Дев;  теперь именно  она  возглавляла  Дев,  отправившихся  в  поход.
Чувствуя  общее настроение,  вновь  прибывшие  ничего  не  говорили,  только
терпеливо ждали, воткнув копья наконечниками в землю. Айильцы, когда хотели,
могли и скалы заставить выглядеть торопыгами.
     Молчание нарушил Лан:
     - Если Куладин считает, что ты пойдешь  за ним, то где-то в ущелье тебя
подстерегает  сюрприз.  В  этих  теснинах сотня  человек способна  задержать
армию. А тысяча...
     -  Тогда  мы разобьем лагерь  здесь,-  сказал Ранд,-  и  вышлем  вперед
разведчиков. Пусть проверят, свободен ли путь. Дуад Махдиин?
     - Да, Ищущие Воду, - согласился Деарик. Судя по голосу, он  был доволен
-  до  того  как  стать  вождем  клана, он  принадлежал  к  этому  воинскому
сообществу.
     Когда вождь Рийн зашагал  вниз  по склону, Сулин и другие Девы  окинули
Ранда  ничего  не  выражающими  взглядами.  Последние три  дня  Ранд выбирал
разведчиков  из других сообществ - с тех  пор  как начал опасаться того, что
может  тут найти.  И у него было чувство, что Девы  понимают:  он не  просто
предоставляет  другим сообществам  право  выслать на разведку  своих воинов.
Ранд  старался не замечать  взглядов Дев.  Особенно трудно было игнорировать
голубоглазую  Сулин  -  такими  тяжелыми взорами  она  вполне  могла  гвозди
вбивать.
     - Руарк,  как  только отыщут выживших, присмотри, чтобы их накормили. И
чтобы с  ними  хорошо обращались. Мы  заберем их с собой. -  Городская стена
опять привлекла взор Ранда. Кое-кто из айильцев уже отстреливал  воронов  из
своих гнутых роговых луков. Отродья  Тени не раз использовали воронов и иных
пожирателей мертвечины как своих шпионов - их айильцы называли Глазами Тени.
Отяжелевшие пожиратели падали с лихорадочной жадностью  набивали свои утробы
и едва ли обращали внимание на что другое,  замечая  стрелы, лишь  когда  те
пронзали их  насквозь. Но мудрый  не станет рисковать -  ни с крысами,  ни с
воронами. - И еще, Руарк! Позаботься, чтобы мертвых похоронили.
     По  крайней  мере  в  этом  отношении  то,  что  правильно,  и  то, что
необходимо, совпадало.






     У входа в Джангайское ущелье начал быстро расти лагерь - бивак уходил в
сторону от Тайена, опускался по холмам, шатры вставали между редкими кустами
терновника, у  склонов гор и  даже взбирались по ним вверх. Лучше всего была
видна  та  часть лагеря, что оказалась  в  самом ущелье;  айильские  палатки
сливались с каменистой почвой, и на склонах их  можно было не заметить, даже
зная, куда  смотреть  и что искать. В  предгорьях  айильцы расположились  по
кланам, но в ущелье палатки  группировались  по сообществам.  Здесь стояли в
основном палатки  Дев, но и мужские сообщества прислали своих представителей
- человек по пятьдесят от каждого, они разбили  шатры выше развалин Тайена -
образовалось  несколько лагерей, стоящих несколько на-особицу друг от друга.
Все понимали -  или  считали, будто понимают, -  что  Девы оберегают Рандову
честь, но охранять Кар'а'карна желали все воинские общества.
     Морейн  - и, разумеется,  Лан - отправились размещать Кадировы  фургоны
неподалеку  от  городка.  Айз Седай волновалась о  содержимом  этих фургонов
почти так же, как  и  о  самом Ранде.  Возчики  ворчали,  проклинали тяжелый
запах, идущий от города, и старались не глядеть, как айильцы срезают со стен
мертвые  тела,  но  после  месяцев,  проведенных  в  Пустыне,  караванщикам,
по-видимому,  хотелось держаться поближе к тому,  что, хоть и превратившееся
ныне в руины, они считали цивилизацией.
     Палатки  для  Хранительниц Мудрости  - Эмис, Бэйр  и Мелэйн  - гай'шайн
устанавливали ниже городка, по обе  стороны старой, почти  пропавшей дороги,
ведущей из  холмов. Ранд не сомневался, что Хранительницы заявили  бы, будто
выбрали такое место для того, чтобы находиться рядом с ним  и в то же  время
быть  неподалеку от бессчетных дюжин Хранительниц из  лагерей внизу.  Однако
Ранд не считал случайным совпадением то, что всякий направляющийся к нему из
предгорья  должен  либо пройти через лагерь Хранительниц, либо обойти вокруг
палаток.  Немного удивило его  лишь то,  что облаченными  в  белое  гай'шайн
распоряжается  Мелэйн.  Всего  три  ночи назад  она  вышла  замуж за  Бэила;
церемония сделала ее женой Бэила и первой сестрой  его другой жены, Дорин-ды
По-видимому,  второе  было не менее важно; это немало удивило Ранда, Авиенду
же его изумление потрясло или, может, рассердило.
     Вскоре  верхом на  серой  кобыле появилась  и Эгвейн, позади нее сидела
Авиенда;  просторные  длинные  юбки  обеих  были  поддернуты выше колен.  Со
стороны девушки  казались похожими, несмотря на  разный цвет волос и оттенок
кожи и на то, что высокая Авиенда без труда смотрела поверх плеча Эгвейн, но
у каждой девушки было всего по одному костяному браслету и ожерелью.
     Тела  со  стен  только-только начали  снимать.  Большую  часть  воронья
перебили,  и на  земле валялись черные перья, а  остальные птицы улетели, но
обожравшиеся стервятники отяжелели  и только взмахивали крыльями, вперевалку
бродя по пепелищам внутри городских стен.
     Ранд  пожалел,  что  не  может  уберечь девушек  от  столь  неприятного
зрелища, но, к его удивлению, ни одна из них  не  кинулась прочь,  испытывая
позывы  тошноты.  Ну,  по  правде  сказать,  от Авиенды  он не  ждал  ничего
подобного - о смерти она знала не понаслышке, да и сама, наверно, убивала, и
лицо ее  сейчас оставалось бесстрастным. Но Ранд  не  предполагал увидеть  в
глазах Эгвейн лишь жалость, с какой она смотрела на падающие распухшие тела.
     Девушка  остановила  Туманную  возле Джиди'ина, наклонилась к  Ранду  и
положила ладонь ему на руку:
     - Мне очень жаль. но ты никак не мог предотвратить этого.
     - Знаю, - отозвался он.
     Ранд не знал даже, что тут есть городок, пока пять дней назад  о Тайене
не упомянул мимоходом Руарк. Обычно  на советах  с вождями обсуждалось лишь,
не могут  ли они делать  дневные переходы больше, а также  как  поведет себя
Куладин, миновав Джангай. А пять дней  назад Шайдо  уже  ушли,  сделав  свое
черное дело. Тогда Ранд обозвал себя болваном.
     -  Ладно, только  не  забывай  этого.  Здесь твоей  вины нет. -  Эгвейн
тронула  пятками  Туманную  и заговорила с  Авиендой, еще не  удалившись  на
достаточное  расстояние от Ранда, и тот расслышал: -  Я рада, что он перенес
это так легко. У него есть обыкновение чувствовать  вину  за  то, чего он не
может изменить.
     -  Мужчины вечно полагают, будто им под силу управляться со всем вокруг
себя, - откликнулась Авиенда. - Когда же они обнаруживают, что это не всегда
так,  то думают, будто не справились. А им бы  лучше усвоить простую истину,
которая женщинам давно известна. Эгвейн хихикнула:
     - Вот это чистая правда. Как только увидела тех бедняг, я подумала, что
мы найдем его за каким-нибудь валуном, где его наизнанку выворачивает...
     - Он настолько чувствителен? Я...
     Кобыла  иноходью  удалилась,  и голоса девушек  стихли.  Вспыхнув, Ранд
выпрямился  в седле. Надо же, пытался их подслушивать, ну как полный  идиот!
Тем  не  менее он хмуро поглядывал  в спину удаляющимся девушкам. На себя он
берет ответственность лишь за то, что на его совести - когда в ответе только
он  один. И вину свою  чувствует лишь  за то, с  чем не  сумел справиться. И
только  в тех  случаях, когда  мог  что-то сделать.  Разговор девушек ему не
понравился, хоть у  него  за спиной, хоть у него под носом. Свет  знает, что
они там еще наговорят!..
     Спешившись,   Ранд  взял  Джиди'ина  под  уздцы  и  отправился   искать
Асмодиана, который, похоже, куда-то убрел. Так  приятно было  пройтись после
долгих  дней,  проведенных  в  седле. Вдоль  ущелья вырастали многочисленные
группы  палаток;  горные  склоны  и   утесы  образовывали  труднопреодолимые
преграды, но  айильцы по-прежнему обустраивали стоянку  так,  словно ожидали
нападения  со  скал.  Ранд как-то  попытался  идти  пешим  маршем  вместе  с
айильцами, но  через  полдня  счел за  благо вновь  забраться на  коня. Даже
верхом  нелегко  было не  отстать  от закаленных  Пустыней  бойцов - если бы
поднажали, они вполне могли бы и лошадей загнать.
     Мэт тоже спешился, присел, держа поводья в одной руке и положив поперек
колен  свое  чернодревковое копье,  и вглядывался в  распахнутые  ворота,  с
живейшим интересом рассматривая город и что-то бормоча себе под нос, а Типун
тянулся пощипать листочки с терновника. Мэт не просто рассматривал город, он
его внимательно изучал. Откуда взялось то замечание о часовых? Теперь, после
посещения  Руидина,  Мэт  изредка  говорил  вслух странные  вещи.  Ранду  бы
хотелось, чтобы друг поделился  с ним своими мыслями о случившемся тогда, но
тот по-прежнему отрицал, что с ним что-то произошло, несмотря на  медальон с
лисьей головой, копье  и этот шрам вокруг шеи. Мелиндра,  Дева  из Шайдо,  с
которой Мэт стал не разлей вода,  стояла немного в стороне, не  сводя глаз с
юноши, пока к ней  не подошла Сулин и не прогнала  ее с каким-то поручением.
Ранд гадал, знает ли Мэт, что Девы  заключают пари, откажется  ли  ради него
Мелиндра от  копья. И еще они спорили, не научит ли она его петь, хотя когда
Ранд поинтересовался, что это значит. Девы просто со смеху покатились.
     Асмодиана Ранд нашел по  звукам арфы. Тот сидел на гранитном выступе  и
перебирал струны,  поставив  инструмент  на  колено.  Древко  темно-красного
знамени было ввинчено в каменистую почву, и Асмодиан привязал к нему поводья
мула.
     - Вот  видите,  милорд  Дракон,  -  весело  произнес  Асмодиан,  -  ваш
знаменосец  преданно  исполняет свою  службу. - Голос  его и выражение  лица
изменились, и он сказал: - Если тебе так необходима эта штуковина, почему бы
не вручить ее Мэту? Или пусть ее несет Лан. Или, в конце  концов, почему  не
Морейн? Она  была бы  рада нести твое знамя  и чистить тебе сапоги. Берегись
ее.  Она  - неискренний  человек. Когда  женщина  говорит,  что  будет  тебя
слушаться, причем говорит по своей воле, значит, пора спать  чутко  и почаще
оглядываться.
     - Ты несешь  его. потому что избран, мастер Джасин Натаэль.  - Асмодиан
вздрогнул и огляделся окрест, хотя все находились слишком далеко или же были
слишком  заняты и  услышать  не  могли.  Все  равно  никто,  кроме  Ранда  и
Асмодиана, ничего не  понял бы.  -  Что тебе известно о тех развалинах? Вон,
возле снегов? Должно быть, они из Эпохи Легенд.
     Асмодиан даже взора на гору не поднял.
     -  Этот  мир  очень  изменился  по  сравнению  с  тем,  в котором  я...
отправился  спать.  -  Он говорил  устало  и  еле  заметно  содрогнулся  при
последних словах. -  Об окружающем  мне известно лишь  то, что я узнал после
пробуждения.  -  Арфа  издала   печальные  аккорды  "Марша  смерти".  -  Эти
развалины, насколько я понимаю, могут оказаться тем, что осталось от города,
где я родился. Шорреле был портом.
     От силы еще час, и солнце скроется за  Хребтом Мира, а в такой близи от
высоких гор и ночь наступает рано.
     -  Сегодня я слишком устал для бесед.  - Этим словом они называли уроки
Асмодиана, даже когда  рядом никого не было. А если  к этим урокам прибавить
занятия с Ланом или Руарком, то с тех пор, как Ранд оставил Руидин, на сон у
него  оставалось мало  времени. - Когда будешь  готов, отправляйся к себе  в
палатку, а утром увидимся. И знамя не забудь.
     Больше некому нести эту проклятую штуковину. Может, найдется кто-нибудь
в Кайриэне.
     Когда  Ранд  повернул  прочь,  Асмодиан  дернул   струны,  издав  нечто
неблагозвучное, и спросил:
     -  Сегодня  ночью  мою  палатку  не  оплетут   обжигающими  сетями?  Ты
наконец-то начал мне доверять? Ранд оглянулся через плечо:
     - Я  доверяю тебе как брату. До дня, когда ты предашь меня. Я  дал тебе
честное слово, простил за все, что ты  сделал, в  обмен за мое обучение. Эта
лучшая сделка, чем ты заслуживаешь, но в тот день, когда ты повернешь против
меня,  я возьму  свое  слово обратно и похороню  вместе с тобой. -  Асмодиан
открыл  было рот, но  Ранд опередил  его: - Это я  говорю, Натаэлъ.  Я, Ранд
ал'Тор Народ Двуречья не любит людишек, которые норовят нож в спину всадить.
     Раздраженно  дернув поводья крапчатого. Ранд зашагал  прочь, прежде чем
Асмодиан успел вымолвить хоть  слово. Ранд не  был  уверен, не возникли ли у
Асмодиана  какие-то  подозрения,  будто  мертвец   старается  завладеть  его
разумом, но не желал давать Отрекшемуся ни малейшего намека. Асмодиан и  так
уже считает, что дело его совсем пропащее, а коли он подумает, будто Ранд не
вполне  властен  над  своим  разумом  и,  наверное,  с  ума уже  сходит,  то
оглянуться не успеешь,  как Отрекшийся сбежит. А Ранду еще  так  много  надо
узнать.
     Гаи'шайн в белых одеждах устанавливали под руководством Авиенды палатку
для  Ранда.  Место  она  выбрала  в  ущелье,  возле  входа,  и над  палаткой
возвышалась  та  вырезанная  в скале  гигантская змея  У  гай'шайн были свои
шатры, но их они ставили, разумеется, в последнюю очередь. Поблизости сидели
на корточках  Аделин и  еще  с  дюжину  Дев,  они наблюдали за всем  вокруг,
готовясь охранять  его сон.  Хотя  вокруг  Ранда каждую  ночь  располагалась
лагерем тысяча Дев, они тем не менее выставляли стражу у его палатки.
     Не доходя  до Дев,  Ранд  потянулся  через  ангриал, лежащий в  кармане
куртки,  и  ухватился за  саидин.  Конечно,  не  нужно  было  на самом  деле
притрагиваться к резной фигурке толстячка с мечом. Ранда наполнили смешанные
сладость  и грязь  -  эта  бушующая река  огня,  эта  всесокрушающая ледяная
лавина. Направляя Силу, как он поступал каждый вечер после ухода из Руидина,
Ранд расставил стражей вокруг всего лагеря - не только окружив ими палатки в
самом  ущелье, но и  вокруг всех шатров  - и в  холмах  внизу,  и на  горных
склонах.  Ангриал  требовался,  лишь  чтобы  обнести  охранной линией  такое
большое пространство, но не более того. Ранд думал, что прежде был силен, но
после обучения у  Асмодиана станет еще сильнее.  Пересекая линию стражей, ни
человек,  ни  животное  ничего  не  заметят,  но  при  прикосновении  к  ней
какого-нибудь  Исчадия Тени прозвучит  такой сигнал  тревоги, что в палатках
все повскакивают на ноги. Сделай Ранд  так в Руидине, Гончие Тьмы никогда не
пробрались бы в город незаметно для него.
     Айильцы  выставят  охрану  от  врагов-людей.  А   малые   стражи  Ранда
представляли собой  тонкие, но  сложные  плетения,  и  на практике  не имеет
смысла добиваться  от  них чего-то большего, чем  простого предупреждения об
Отродьях Тени.  Ранд способен создать такого стража, который убьет врага, но
этим  он зажжет  сигнальный костер  для любого Отрекшегося-мужчины, который,
возможно,  рыщет  в  поисках  Ранда,  да  и  Мурддраал  подобный выброс Силы
обязательно заметит.  Вовсе  незачем накликать врагов на свою голову,  когда
они знать не знают, где находится Ранд Отрекшийся подобную охрану распознает
только вблизи, уже  подойдя  к лагерю, а  Мурддраал поймет, на что нарвался,
когда для него будет слишком поздно.
     Ранд отпустил саидин - это стало упражнением для самоконтроля, несмотря
на  мерзость  порчи, несмотря на то,  что Сила  грозила смыть его без следа,
точно  песок  на  речном  дне,  выжечь  дотла,  уничтожить.  Ранд  плавал  в
безбрежной пустоте  Ничто, однако чувствовал малейшие токи воздуха и то, как
они трогают каждый волос на голове, видел переплетение  нитей в  тканях,  из
которых сшиты одежды гай'шайн, чуял теплый запах Авиенды. Ранду хотелось еще
большего. Но в нос били запахи пепелищ Тайена, зловоние сгоревших мертвецов,
смрад  разложения повешенных, даже  уже  зарытых, смешанный  с сухим запахом
могильной земли Это помогло. Саидин исчезл, и  какое-то  время Ранд только и
мог что глубоко вдыхать  горячий сухой воздух. По сравнению с тем, каким все
было раньше,  привкус  смерти словно  исчез,  а  сам воздух  стал  чистым  и
чудесным на вкус.
     - Глянь-ка, что тут было, - заметила Авиенда, когда  Ранд отдал поводья
Джиди'ина  облаченной  в  белое  женщине  с  кротким лицом.  Девушка подняла
мертвую коричневую змею - толщиной с руку юноши и почти девяти футов длиной.
Свое название змея-кровавка получила не зря - от  ее укуса кровь в считанные
мгновения  сгущается в  студень. Если Ранд не ошибается, аккуратная ранка за
головой  -  след  поясного ножа Авиенды.  Аделин и другие Девы  одобрительно
смотрели на девушку.
     - Ты  хоть на  секунду  задумалась, что  эта змея могла тебя укусить? -
сказал Ранд. - Нельзя было Силой действовать, что ли? Нет, тебе понадобилось
ее  своим  проклятым ножом тыкать! Раз  ты была так близко  к ней,  отчего ж
сначала не поцеловала?
     Девушка разом выпрямилась, от ее  больших  зеленых  глаз повеяло ранним
ночным холодком.
     -  Хранительницы  Мудрости  утверждают,   что  нехорошо  излишне  часто
обращаться к Силе. - Тяжелые, точно рубленые слова Авиенды были холодны, как
и взгляд. - Они говорят, можно зачерпнуть слишком много, и тогда тебе станет
плохо. - Чуть нахмурившись, Авиенда добавила больше для себя, чем для Ранда:
- Хотя я пока и близко не подошла к тому, сколько способна удержать. Уверена
в этом.
     Покачивая головой,  Ранд нырнул  в палатку. Нет,  эта женщина не желает
слушать никаких доводов рассудка.
     Ранд устроился на  шелковой подушке около еще не разожженного  очага, и
тут в шатер вошла Авиенда. Хорошо хоть без змеи-кровавки, зато она осторожно
несла что-то длинное, завернутое в несколько слоев одеяла.
     - Ты беспокоился за меня,  - промолвила Авиенда ровным голосом. Лицо ее
было непроницаемо.
     -  Вот  еще,  нет, конечно! - соврал Ранд. Вот глупая женщина! Она себя
убьет  лишь потому, что не соображает, когда надо быть осторожной!  - Я  обо
всех беспокоюсь. Мне бы не хотелось, чтоб кровавка кого-нибудь укусила.
     С  полминуты девушка  не сводила с  Ранда полный  сомнений  взор, потом
быстро кивнула:
     - Хорошо. До тех пор, пока ты не позволишь себе слишком тревожиться обо
мне.  -  Кинув  свернутое одеяло к ногам  Ранда,  она села на пятки напротив
юноши.  Их разделял очаг. -  Ты  не принял  пряжку в погашение  долга  между
нами...
     - Авиенда,  да нет  никакого  долга! - Ранд уже подумывал,  что девушка
забыла о том разговоре. Авиенда продолжала, будто он ничего и не говорил:
     -  ...но,  возможно,  после  этого  мы будем  в  расчете. Вздыхая, Ранд
принялся разматывать серое, в полоску одеяло - с  опаской, поскольку девушка
держала сверток с куда большей осторожностью, чем змею.  Ту Авиенда  держала
так, словно это  чулок.  Наконец  он  развернул одеяло -  и обомлел.  Внутри
оказался меч;
     ножны  его были  так  густо  усыпаны  рубинами  и  лунниками,  что  под
самоцветами  едва  проглядывало  золото, только в одном  месте тускло горела
золотая накладка - восходящее многолучевое солнце. На рукояти из драгоценной
кости, длиной в самый раз для двух рук, имелась еще одна золотая инкрустация
- тоже  многолучевое солнце. Головка эфеса  была велика от обилия рубинов  и
лунников, еще больше драгоценных камней украшало крестовину. Эту вещь делали
не  для того, чтобы ею пользоваться, а  для красоты. Чтобы на нее смотрели и
восхищались.
     - Это же должно стоить... Авиенда, как ты расплатиться-то сумела?
     - Это стоит немного, - промолвила Авиенда таким защищающимся тоном, что
с тем же успехом могла бы признаться во вранье.
     - Меч... Откуда у тебя меч?  Как вообще  у Айил оказался меч? Только не
говори мне, что это припрятал у себя в фургоне Кадир!
     - Я несла его  в одеяле. - Теперь в голосе девушки слышалась обида  еще
большая, чем когда она  говорила о цене. - Даже Бэйр  сказала, что все будет
правильно, пока я в самом деле не коснусь его. - Она неловко пожала плечами,
нервно поправив шаль. - Это  меч древоубийцы. Ламана. Меч сняли с его тела в
доказательство того,  что  он мертв,  потому  что его голову было  не унести
далеко. С тех пор меч переходил из рук в руки - молодых мужчин и глупых Дев,
которым  льстило,  что  они  владеют доказательством  смерти Ламана.  Только
каждый потом начинал задумываться, чем же он  владеет, и вскоре продавал меч
другому. С первого раза, как эту вещь продали, цена ее упала. Ни один айилец
не прикоснется к мечу, даже выломать эти камни.
     - Чтож красив, - как можно тактичней сказал Ранд - последний фигляр или
шут  стал бы носить кричащее. А на костяной рукояти будет СКОЛЬЗИТЬ рука, От
пота ИЛИ крови. - Но я не допущу, чтобы ты...
     Ранд умолк, по привычке на несколько дюймов  вытянув клинок  из  ножен,
чтобы оценить  оружие. Выгравированная в сияющей стали,  стояла цапля - знак
мастера  клинка. Когда-то  Ранд носил отмеченный такой  же эмблемой меч.  Он
внезапно сообразил, что  этот меч схож с его прежним  оружием и с клейменным
вороном  наконечником Мэтова копья - металл, созданный при помощи Силы. Этот
меч  никогда не  сломается,  такой клинок  не нужно затачивать.  Большинство
мечей, которыми владели мастера клинка, были лишь копиями тех,  легендарных.
Лан сказал бы точно, но Ранд и сам был совершенно уверен.
     Вытащив  меч  из  ножен. Ранд  наклонился, протянул руку  через  очаг и
положил ножны перед Авиендой:
     - Авиенда, я возьму клинок в погашение долга. - Меч был длинным, слегка
искривленным и с односторонней  заточкой. - Только клинок. И  рукоять я тебе
тоже верну.
     В Кайриэне  можно изготовить и  новую рукоять,  и ножны. А может, среди
уцелевших тайенцев отыщется хороший кузнец-оружейник?
     Авиенда  округлившимися глазами уставилась  на ножны, перевела  взор на
Ранда, потом  опять на ножны.  Ранд впервые видел девушку изумленной,  у нее
даже челюсть отвисла.
     - Но  эти самоцветы стоят дорого! Намного больше, чем я... Ранд ал'Тор,
ты вновь пытаешься сделать меня своим должником.
     -  Не  совсем  так.  - Если этот клинок  свыше двадцати  лет пролежал в
ножнах,  не тронутый ни чьей-то рукой, ни  ржавчиной,  и не  утратил  своего
блеска, то он был именно  тем, о чем  подумал Ранд. - Ножны я не принял, они
остаются  твоими.  - Подбросив  в  воздух  одну  из  шелковых  подушек. Ранд
исполнил в  положении сидя  вариант удара под названием  "Поднимается слабый
ветер".  Клинок легко  рассек  тонкую  ткань, дождем  посыпались перья. -  И
рукоять я не приму, она тоже твоя. Если ты их продашь, то все, что получишь,
- твое. Это касается только тебя.
     Как  подозревал Ранд, девушка выложила за меч  все, что у  нее  было, а
теперь за одни  ножны получит самое малое раз в сто больше,  но вместо того,
чтобы порадоваться нежданно привалившей удаче, вместо  того  чтобы выглядеть
счастливой или хотя бы поблагодарить его,  Авиенда негодующе  воззрилась  на
Ранда  сквозь падающие  перья  -  ни  дать  ни  взять двуреченская  хозяйка,
обнаружившая  на  полу кучу мусора.  Девушка  хлопнула  в ладоши,  и  тотчас
появилась одна из гай'шайн. которая тут же опустилась на колени  и принялась
прибирать в палатке.
     - Это моя палатка, - с нажимом произнес Ранд.
     Авиенда фыркнула в ответ  -  точь-в-точь  как Эгвейн. Определенно,  эта
парочка слишком много времени проводит вместе.
     Ужин, который принесли, когда уже совсем стемнело, состоял  из обычного
плоского  светлого хлеба  и  щедро  приправленного специями  рагу из сушеных
бобов с ломтиками почти белого  мяса. Когда Авиенда сказала  ему, что это та
самая кровавка,  Ранд  лишь  ухмыльнулся - с  той  поры,  как  он очутился в
Пустыне,  ему  доводилось есть и змей,  и  еще  чего похлеще. Хуже всего, по
мнению  Ранда,  была гара, ядовитая  ящерица; и не  из-за вкуса - она больше
цыпленка  напоминала, - а  просто  потому, что ящерица. Временами  казалось,
будто в Пустыне на каждом шагу попадается столько  всяких ядовитых тварей  -
змей,  ящериц, пауков, да и растений тоже, - сколько  во всем остальном мире
не сыщешь.
     Авиенду, видимо,  несколько разочаровало, что Ранд, отведавший  этакого
блюда, не принялся тут же отплевываться, кривясь от отвращения,  хотя  порой
догадаться о ее чувствах  представлялось весьма затруднительным. Если Ранд и
пытался  прикинуться айильцем, то можно было  подумать, что  Авиенда из кожи
вон лезет, изо всех сил стараясь доказать обратное.
     Уставший  и желающий лишь поскорее  уснуть. Ранд стащил с  себя  только
куртку да стянул сапоги, потом торопливо заполз под свои одеяла и повернулся
спиной  к Авиенде.  Айильские мужчины и женщины вместе ходили в парильню, но
краткое  пребывание  в Шайнаре убедило  Ранда, что он не создан для подобных
вещей, он краснел до ушей и готов был провалиться сквозь землю  от смущения.
Юноша  старался не слышать  шороха  одежды,  когда Авиенда  раздевалась  под
одеялами. По крайней  мере,  на это у нее хватало  скромности, но  он тем не
менее лежал к ней спиной - так, на всякий случай.
     Авиенда  утверждала, что  ей положено  спать у  Ранда  в палатке,  дабы
продолжать  наставлять  его в айильских обычаях и традициях,  раз  он теперь
проводит так много времени  с  вождями. Оба они знали: все это  -  неправда,
хотя Ранд  не  представлял себе, что,  по разумению  Хранительниц  Мудрости,
способна  таким  странным  образом вызнать  у него  Авиенда.  Девушка кряхтя
что-то снимала с себя и непонятно что бурчала себе под нос.
     Чтобы заглушить ее ворчание и перестать думать, что же оно значит, Ранд
сказал:
     -  Свадьба Мелэйн просто незабываема.  А Бэил  и вправду  ни  о  чем не
догадывался, пока ему Мелэйн с Дориндой не сказали?
     - Конечно, нет,  - насмешливо ответила девушка, ненадолго  оторвавшись,
как показалось  Ранду, от снимания  чулка. - А с какой стати Бэилу  знать до
того, как Мелэйн  положила свадебный венок у его ног и спросила его об этом?
-  Авиенда вдруг рассмеялась: -  Мелэйн чуть  с  ума  не сошла и  Доринду до
отчаяния довела, пока они не отыскали для венка цветки сегаде. В такой близи
к Драконовой Стене растет мало сегаде.
     - Это имеет какое-то особое значение? Цветки сега-дер - Как-то раз Ранд
послал Авиенде такие цветки - чего она никогда не признавала.
     - Что нрав у нее колючий  и таким и останется. - Еще одна пауза,  опять
бурчание. - Сплети  она венок  из листьев или цветков медвяного  корня,  это
значило бы, что она заявляет о мягкости своей натуры. Если утренние сережки,
тогда она бы была кроткой, а...  Да слишком  долго  перечислять!  Я бы  тебя
несколько дней обучала всем сочетаниям. Да и к чему тебе их знать? Айильской
жены у тебя не будет. Ты принадлежишь Илэйн.
     Ранд чуть было  не оглянулся на Авиенду, когда та произнесла "кроткая".
Он не мог представить себе айилку, которую возможно описать подобным словом.
Наверное, это значит, что она сначала тебя предупредит, а потом зарежет.
     Под  конец голос  Авиенды сделался  приглушенным.  Блузу  через  голову
снимает, догадался Ранд, и ему захотелось, чтобы светильники не горели. Нет,
тогда было бы еще хуже. Так после Руидина он мучился каждую ночь, и с каждым
разом становилось все хуже и  хуже. Нужно положить  этому конец. Немедленно,
прямо сейчас эта женщина должна отправиться спать к Хранительницам Мудрости,
где ей  и  место. Там отныне пусть и ночует. А узнать от нее  об айильцах...
Что сумеет, то и узнает. И мучился так Ранд вот уже пятнадцать ночей.
     Стараясь выбросить из головы разные нежелательные образы, Ранд сказал:
     -  А  вот  еще в конце там было...  После  того, как все принесли  свои
обеты. - Едва полдюжины Хранительниц успели огласить свое благословение, как
появившаяся  сотня  кровных  родичей  Мелэйн  стала окружать  ее  с  копьями
наготове.  На  подмогу Бэилу бросилась  сотня его родичей, и вождю  пришлось
пробиваться  к новобрачной  с  боем.  Конечно, вуали  ни на  ком  не было  -
происходящее   являлось  лишь  частью   обряда,  -   но  кровь  пролилась  с
обеих-сторон. - Несколькими минутами раньше Мелэйн клялась в любви к нему, а
когда Бэил добрался до нее, отбивалась, точно загнанная в угол горная кошка!
- Если б Доринда не врезала ей под ребра, то, как показалось Ранду, Бэилу ни
за что  не удалось бы перекинуть Мелэйн через плечо и  унести прочь. - Он до
сих пор хромает, и от ее удара у него фингал под глазом.
     -  Она  что же,  тряпкой должна быть? - сонно проговорила Авиенда. - Он
должен понять, чего она стоит. Она ему не безделушка, которую можно в кошель
засунуть.
     Девушка зевнула, и Ранд услышал, как она устраивается поудобнее в своих
одеялах.
     - А что  значит: "учить мужчину  петь"? Что  это такое? - спросил Ранд.
Айильские мужчины, если только они  по старости  лет не отказались от копья,
не поют, разве что боевые песни и погребальные - над мертвыми.
     - Ты о Мэте  Коутоне  думаешь?  -  Авиенда хихикнула. - Бывает, мужчина
из-за Девы сам от копья отказывается.
     - Ну-ка растолкуй! Ничего подобного я не слыхал.
     - Ну, на самом  деле он не то чтобы от копья отказывается... - Слова ее
были для  него  затянуты густым  туманом неясности.  - Иногда мужчина желает
Деву, которая не хочет ради него  отказываться от копья. Тогда он устраивает
так, чтобы она сделала его своим гаишайн. Ну и дурак же он  после этого. Как
он ни надеется, ни одна  Дева  на гаишайн и не взглянет. Ему  будут поручать
всякую  тяжелую работу,  его станут держать в  строгости,  чтоб  помнил свое
место. А  первым  делом его научат петь  - забавлять  за трапезой сестер  по
копью.  "Она собирается научить  его петь" - так говорят Девы, когда мужчина
сам не свой и ведет себя с одной из сестер по копью как круглый дурак.
     М-да, чудной они народ, эти айильцы.
     -  Авиенда!  -  Он  ведь  сам говорил,  что  не  будет больше  об  этом
спрашивать.  Лан сказал, что ожерелье кандорской работы,  а  узор называется
"снежинки". Вероятно, добыча в каком-то набеге на севере. - Кто тебе подарил
это ожерелье?
     -  Друг. Ранд ал'Тор, мы сегодня  много прошли, а завтра ты нас опять с
раннего утра  подымешь в поход. Спи хорошо и проснись, Ранд ал'Тор. - Только
айильцы способны сказать "спокойной ночи", одновременно пожелав, чтобы ты не
умер во сне.
     Установив для охраны своих снов стража  много меньшего,  но куда  более
сложного,  Ранд направил Силу, гася лампы, и попытался уснуть. Друг, значит.
Рийн  пришли с севера. Но ожерелье у  Авиенды  было  раньше.  А ему-то какое
дело?  В ушах Ранда, пока он  не уснул, звучало медленное дыхание Авиенды. И
снился Ранду приводящий в смущение, путаный сон:  Мин и Илэйн  помогают  ему
закинуть на плечо Авиенду, на которой надето одно лишь ожерелье, и она лупит
его по голове венком из цветков сегаде.






     Лежа ничком на одеялах,  Мэт блаженно жмурился  и нежился под  пальцами
Мелиндры.  Она умело  разминала  ему  мышцы спины, двигаясь  по хребту вниз.
После долгого дня в седле нет ничего лучше, чем хороший массаж. Ну, бывало и
кое-что получше, но
     сейчас Мэт блаженствовал под нажимом сильных рук девушки.
     - Для низкорослого мужчины у тебя очень хорошие мускулы, Мэтрим Коутон.
     Тот приоткрыл один глаз  и покосился на Мелиндру, сидящую верхом на его
бедрах.  Она  развела  огонь  раза  в  два  больше, чем требовалось,  и  пот
струйками катился по ее обнаженному телу. Пряди прелестных золотистых волос,
коротко подрезанных, за исключением айильского хвостика на затылке, прилипли
к вискам и ко лбу.
     - Если я слишком низкий, ты всегда можешь найти кого-нибудь повыше.
     -  Для меня ты не  слишком низкий,  -  засмеялась  Мелиндра,  ероша ему
волосы.  У  Мэта  они  были длиннее,  чем  у нее.  -  И  ты  такой  лапушка!
Расслабься. Ты напряжен, а в этом нет ничего хорошего.
     Ворча,  Мэт вновь закрыл глаза. Лапушка?  О Свет! И низкорослый. Только
айильцы могли  назвать  его  низкорослым.  Во  всех  странах,  где  довелось
побывать Мэту, он оказывался  выше многих мужчин, если  не  большинства.  Он
припомнил,  что  был  высоким. Выше  Ранда  -  когда  скакал  против  Артура
Ястребиное  Крыло.  И  на  ладонь ниже, чем сейчас,  когда сражался  рядом с
Майцином  против айлгарийцев. Мэт переговорил с Ланом, заявив, что невзначай
слышал кое-какие имена.  Страж  пояснил,  что  Майцин был  королем  Эхарона,
одного из Десяти Государств, о них Мэт  уже знал,  то ли  за пять, то ли  за
четыре  столетия  до  Троллоковых Войн.  Лан  высказал  сомнение,  что  даже
Коричневой Айя известно больше: многое  утрачено в Троллоковы  Войны, немало
сгинуло  и в Войну  Ста Лет. Эти воспоминания  были самыми  ранними и самыми
поздними  из  тех,  что  вживили  Мэту  под  черепушку. Ничего  после Артура
Пейндрага Танриала и ничего прежде Майцина Эха-ронского.
     - Тебе холодно? - недоверчиво промолвила Мелиндра. - Ты весь дрожишь. -
Она слезла с него. и  Мэт услышал, как  она подкидывает в очаг дрова - здесь
оказалось вдоволь сухого хвороста. Забираясь обратно,  Мелиндра  без  всякой
жалости шлепнула Мэта по заднице и отметила: - Хорошие мускулы.
     - Будешь  продолжать в том же  духе, -  проворчал  Мэт, - и я решу, что
тебе вздумалось, точно какому троллоку, насадить меня к ужину на вертел.
     Нет,  конечно,  нельзя  сказать,  что  ему  не  весело с Мелиндрой - по
крайней мере, пока девушка воздерживается от замечаний, что она выше, - но в
этой ситуации ему было несколько неловко.
     - Нет. Мэтрим Коутон.  Для тебя - никаких вертелов. - Ее большие пальцы
с силой вдавились ему в плечо. - Вот так. Расслабься.
     Мэт  считал, что когда-нибудь придет день - и он  женится, остепенится.
Никуда  от этого  не денешься.  Женщина, дом, семья. На всю оставшуюся жизнь
прикован к одному месту... С таким хомутом на шее. Никогда не слышал о жене,
которой  бы  нравилось,  что муж играет и выпивает. А ведь неспроста  же ему
сказали  те странные типы по ту сторону  тер'ангриала, за порогом той чудной
дверной рамы, что суждено ему "жениться на Дочери Девяти Лун". Ну, наверное,
рано или поздно мужчина  все-таки женится. Но вот взять в жены айилку у Мэта
и  в  мыслях не было. Пока он  в силах,  ему хочется  потанцевать  со  всеми
женщинами, с какими удастся.
     -  По-моему, ты создан не  для вертелов, а  для великой  славы,  - тихо
промолвила Мелиндра.
     - Это просто ласкает мой  слух. - Только теперь  ни за что не заставишь
другую женщину на  него  посмотреть  - ни Деву,  ни  кого из других.  Словно
Мелиндра  навесила  на Мэта  табличку,  гласящую:  "Принадлежит  Мелиндре из
Джумай  Шайдо".  Ну, так  далеко  дело еще  не зашло.  Но  кто знает, на что
способны айильцы,  тем паче Девы  Копья? Женщины думают  совсем не  так, как
мужчины, а уж ход мыслей у айильских женщин - загадка для всех в мире.
     - Странно, что ты так принижаешь себя.
     - Принижаю  себя?  - пробормотал  Мэт. От рук девушки исходило приятное
тепло,  тело Мэта  охватила  истома; распускались стянувшиеся  узлами мышцы,
даже те, о которых он и не знал. - Это как? Мэт все ломал голову, не связано
ли дело с тем ожерельем.  По- видимому, Мелиндра дорого его ценит, во всяком
случае   придает  немалое  значение  тому,   что  получила  его  в  подарок.
Разумеется, ожерелье она не носила. Девы вообще никаких украшений не носили.
Но  Мелиндра  хранила ожерелье  при себе и  показывала  его  всякой женщине,
которая  о  том  просила.  И,  как  казалось Мэту, с  такой просьбой  к  ней
подходили слишком многие.
     - Ты держишься в тени Ранда ал'Тора.
     - Ни  у кого я  не  в тени,  - рассеянно отозвался он. Нет,  дело не  в
ожерелье,  вряд  ли.  Мэт дарил  женщинам  украшения, и не  раз, и Девам,  и
прочим: ему нравилось дарить всякие безделки симпатичным женщинам, даже если
в ответ он получал лишь улыбку. На большее он и не рассчитывал. Если женщину
не радует поцелуй или крепкое объятие так  же, как его, ну и ладно! Нечего и
задумываться!
     - Конечно, есть своя честь в том, чтобы стоять в тени кар'а'карна. Если
хочешь быть рядом с могуществом, приходится стоять в его тени.
     - Тени, -  эхом согласился  Мэт,  не  слушая  девушку.  Иногда  женщины
принимали подарок, иногда - нет, но никто не считал, будто Мэт становился их
собственностью. Вот что, честно  говоря, его мучило.  Он не желает оказаться
собственностью  какой бы  то  ни  было  женщины, даже самой  раскрасивой.  И
неважно, как ловко и умело ее пальцы разминают натруженные мышцы.
     - Твои шрамы  должны  быть  шрамами славы, которыми  ты  заслужишь свое
собственное имя,  имя вождя. Но вовсе не такими...  -  Ее  палец двинулся по
шраму на шее - рубцу от петли. - Ты получил его на службе кар'а'карну?
     Поведя  плечом,  Мэт  стряхнул руку  Мелиндры,  приподнялся  на локтях,
извернулся и поглядел на девушку:
     - Ты уверена, что слова "Дочь Девяти Лун" для тебя ничего не значат?
     - Я же говорила тебе, для меня эти слова - пустой звук. Ложись.
     - Если ты мне врешь, клянусь, я тебя по попе отшлепаю.
     Уперев  руки  в боки, она  смотрела на  него сверху вниз,  в глазах  ее
плясали опасные огоньки.
     - А ты уверен, Мэт Коутон, что сумеешь... отшлепать меня по попе?
     -  Ну, уж  постараюсь изо всех сил. - А вот она, пожалуй, вполне  может
ткнуть  ему копьем под ребра. - Клянешься, что  никогда не  слыхала про Дочь
Девяти Лун?
     -  Никогда,  -  медленно  промолвила Мелиндра. -  А кто  она? Или  что?
Ложись-ка, и дай я...
     Запел  черный дрозд  -  будто  и  в палатке, и снаружи. Через мгновение
раздалась трель  краснокрылки. Славные птахи  Двуречья. В Пустыне таких птиц
отродясь не водилось - сигналы тревоги Ранд выбирал из того, что знал.
     Мелиндру разом будто ветром с Мэта сдуло.  Она подхватила  свои копья и
щит, обернула  шуфа вокруг  головы и закрыла  лицо вуалью.  И  в  таком виде
выскочила из палатки.
     - Проклятие и распроклятый пепел! - пробурчал Мэт, влезая  в штаны и от
спешки путаясь в штанинах. Краснокрылка означала юг. Они с Мелиндрой разбили
шатер с южной стороны лагеря вместе с Чарин  - как можно дальше от Ранда. Но
Мэт вовсе не собирался вылезать наружу, в  самую  гущу терновника,  нагишом,
как Мелиндра. Черный  дрозд означал север, где стояли палатки Шаарад.  Таким
образом, напали сразу с двух сторон.
     Натягивая сапоги  и притоптывая в  них под низким сводом  палатки,  Мэт
покосился  на  серебряную  лисью  голову, лежащую подле  его одеял.  Снаружи
поднялись крики, зазвенел металл.  Мэт уже  успел  сообразить, что  медальон
каким-то образом воспрепятствовал первой  попытке Морейн Исцелить его.  Пока
юноша касался  серебряной висюльки, Сила ничего не могла сделать с ним. Хотя
Мэт никогда  не  слыхал об  Исчадиях  Тени,  способных  направлять  Силу, но
существовали Черные Айя - так  говорил Ранд, и он верил словам друга. К тому
же  всегда есть  вероятность,  что кто-то  из  Отрекшихся  наконец  надумает
разобраться  с  Рандом. Перекидывая  через  голову  кожаный  ремешок,  чтобы
медальон  висел  на  груди, Мэт  подхватил  свое клейменое воронами копье и,
пригнувшись, шагнул из палатки на стылый лунный свет.
     Ледяного холода он почувствовать не успел. Едва  выйдя из палатки,  Мэт
чуть  не  лишился  головы  от кривого,  как  коса, троллочьего  меча.  Юноша
поднырнул под  вражий  клинок, прошелестевший ветерок  коснулся его волос, а
еще через мгновение Мэт, перекувырнувшись, уже  оказался на  ногах  с копьем
наготове.
     В  темноте троллока с первого  взгляда  можно было принять  за  рослого
мужчину, пусть и  раза в полтора выше любого айильца; троллок был облачен  в
черную кольчугу с шипами на оплечьях и налокотниках и  в шлем с похожими  на
козлиные рога. Но рога эти росли из слишком человеческой головы, а ниже глаз
выпирало козлиное рыло.
     Троллок рыкнул  и кинулся на Мэта, провыв что-то на грубом наречии,  не
предназначенном для человеческого  языка.  Мэт крутанул копьем, точно боевым
посохом, отбил древком тяжелый  кривой клинок и ткнул длинным наконечником в
брюхо  поганой твари - сработанная Силой  сталь  пронзила кольчугу с той  же
легкостью, как и  скрытую  под доспехами плоть.  Козломордый  со  сдавленным
хрипом  сложился пополам, Мэт выдернул  свое  оружие и  отскочил  в сторону,
уворачиваясь от падающего тела.
     Повсюду  вокруг  айильцы,  неодетые  или полуодетые,  но  все в  черных
вуалях,  сражались с  троллоками. У  тех  были рыла  кабанов-секачей, волчьи
морды, орлиные клювы, а головы мерзких созданий венчали то рога, то  гребень
из  перьев;  вооружены  они  были  причудливо  изогнутыми  мечами, шипастыми
топорами,  зазубренными копьями и  трезубцами.  Там и тут с  громадных луков
срывались зазубренные стрелы длиной с хороший дротик. Бок о бок с троллоками
сражались  и люди  - в груботканых куртках, с мечами в руках. Погибая  среди
терновника, они отчаянно вопили:
     - Саммаэль!
     - Саммаэль и Золотые Пчелы!
     Да, Приспешники  Темного погибали, причем чуть ли  не сразу после того,
как сближались с айильцами, но троллоки умирали куда дольше.
     -  Я не растреклятый  герой!  -  заорал,  ни к кому не обращаясь,  Мэт,
столкнувшись с очередным троллоком,  имевшим медвежье  рыло и волосатые уши.
Для Мэта это был уже третий троллок. Тварь  размахивала топором  на  длинной
рукояти,  с  полудюжиной шипов и крючьев на обухе,  а расширяющимся  клинком
можно было без труда одним ударом срубить дерево. Это страшное оружие летало
в волосатых лапищах точно игрушечное. И все из-за Ранда - Мэт остался  рядом
с ним и в который уже раз угодил в самое пекло! А ведь Мэту от жизни надобна
всего малость: немного хорошего вина, игра в кости и хорошенькая девица, или
лучше три. -  Зачем меня в это втянули? Не хочу! - Тем паче не хочется, коли
где-то рядом ошивается Саммаэль. - Слышишь меня?
     Троллок рухнул наземь с рассеченным горлом, и Мэт чуть ли не нос к носу
столкнулся с Мурддраалом, только  что  убившим двух одновременно напавших на
него   айильцев.  С   виду  Исчезающий   походил  на   человека  -   хоть  и
одутловато-бледный,  в  черной пластинчатой  броне,  напоминающей чешуйчатую
змеиную шкуру.  И двигался он совсем как змея - быстрый, плавный и будто без
костей;
     черный как ночь плащ не шелохнувшись висел  у Получеловека за спиной. И
у него не было глаз - просто мертвенно-белая кожа на их месте.
     Этот безглазый взор обратился к Мэту, и тот задрожал, страх липко потек
по его членам. "Взгляд Безглазого - страх",  - говаривали жители Пограничных
Земель,  а кому  знать,  как  не  им!  Даже  айильцы  признавали,  что  взор
Мурддраала ознобом ужаса пробирает до  мозга  костей.  Страх - первое оружие
этого создания. Получеловек надвигался на Мэта текучим бегом.
     Взревев, Мэт  бросился  ему  навстречу, закрутил  копьем, точно  боевым
посохом,  делая  им выпады и ни на миг  не  прекращая движения.  А в руке  у
Мурддраала был  клинок  такой же  черный,  как  и  плащ, меч,  выкованный  в
кузницах  Такан'дара, -  если эта сталь  хоть  царапнет Мэта, то он, считай,
мертвец,  если только  Морейн  не поспешит со своим Исцелением. Но есть лишь
единственный верный способ  победить  Исчезающего  - непрерывная атака. Надо
сокрушить Исчезающего прежде, чем он одолеет тебя, а всякая мысль о защите -
один из  способов  умереть.  Мэт даже  мимолетным  взглядом  не мог  окинуть
кипящую вокруг него в ночи битву.
     Клинок  Мурддраала мелькал  змеиным жалом, разил  черной молнией,  но -
только  отражая  Мэтову  атаку.  Когда  клейменная  воронами, сработанная  с
помощью Силы  сталь сталкивалась с  металлом из  плавилен Такан'дара, вокруг
бойцов вспыхивало голубое свечение и словно трещала ударяющая рядом молния.
     Внезапно стремительная, наотмашь атака Мэта достигла цели. Черный меч и
сжимавшая его бледная рука отлетели прочь, и возвратным движением Мэт рассек
Мурддраалу глотку,  но  на этом не остановился. Ударил в сердце, подсек одно
подколенное сухожилие, резанул под  другим коленом - и все молниеносно, одно
за другим. Только тогда Мэт отступил от мерзкого создания; Мурддраал все еще
катался по земле, загребая здоровой рукой  и колотя по  земле обрубком, а из
ран хлестала чернильно-черная  кровь. Чтобы считать Получеловека покойником,
нужно еще подождать; он окончательно умрет лишь с заходом солнца.
     Оглянувшись окрест, Мэт понял, что нападение отбито. Те из Приспешников
Тьмы  и  троллоков, кто  не был  убит, спаслись бегством -  по крайней мере,
насколько  видел Мэт, вокруг стояли одни  айильцы. Правда, у них  тоже  были
потери. Юноша сдернул косынку с шеи мертвого Приспешника Темного и тщательно
обтер  наконечник копья  от  черной Мурддрааловой  крови.  Если оставить  ее
надолго, то она запросто разъест металл.
     В  этом ночном нападении не было ровным счетом никакого смысла. Судя по
телам, людским и троллочьим, что Мэт разглядел в лунном сиянии, ни один враг
не прорвался  за первую линию  палаток. На большее они и надеяться не могли,
слишком мало было число нападавших.
     - Что ты там кричал? Карай чего-то? На Древнем Наречии?
     Мэт,  обернувшись, посмотрел  на  Мелиндру.  Она была без  вуали, кроме
шуфа, на ней  ничего  не было. Рядом стояли и другие Девы, и мужчины, одетые
ничуть не лучше,  и нагота их  мало заботила,  хотя большинство айильцев без
лишних проволочек направлялись в свои палатки. Нет у них надлежащего понятия
о  стыдливости, вот и весь сказ. Ну  никакого  стыда!  А  Мелиндра словно  и
холода не  чувствовала, хотя от ее дыхания поднимались туманные облачка. Мэт
взмок от пота, как и девушка,  и теперь мерз - схватка за жизнь  выиграна, и
стужа схватила его своими ледяными лапами.
     - Да  слышал  как-то,  - ответил  он девушке.  - Мне нравится, как  это
звучит.
     Карай ан  Калдазар!  За  честь Красного  Орла. Боевой клич  Манетерена.
Большая часть воспоминаний Мэта касалась  именно Манетерена. Кое-что он знал
еще до того, как шагнул в тот  перекошенный дверной  проем. Морейн говорила,
это  прорывается  древняя кровь.  Хорошо  хоть,  пока она у него из  вен  не
вытекает.
     Мэт направился к палатке, и Мелиндра обняла его за плечи:
     - Я  видела тебя, Мэт  Коутон,  с Исчадием Ночи. - Таково было одно  из
айильских прозвищ Мурддраала. - Ты такого роста, какой и подобает мужчине.
     Ухмыляясь, Мэт левой рукой обвил талию Мелиндры,  но выкинуть из головы
нелепое нападение никак не удавалось. Как ни хотел, не мог, хоть мысли его и
без того перемешались, перепутались со своими и чужими воспоминаниями. Зачем
кому-то понадобилось устраивать бесполезную и безнадежную атаку? Не имея  на
то  причины,  никто не нападет на  превосходящего  численностью  противника!
Разве что полный болван. Эта мысль занозой засела  в голове у Мэта, никак ее
не вырвать. Без причины никто не нападает.
     Птичьи  трели  мгновенно  разбудили   Ранда,  и  он,  отбросив  одеяла,
схватился  за саидин и  выскочил из палатки без  куртки и не обувшись.  Ночь
была  холодной и лунной, с  холмов ниже перевала доносились отдаленные звуки
сражения.  Вокруг, будто растревоженные муравьи, суетились айильцы, убегая в
ночь,  туда,  откуда  враг  мог  атаковать  вход  в  ущелье.   Малые  стражи
предупредят о нападении с той  стороны -  прорвавшиеся в ущелье Отродья Тени
вызвали бы посвист поползеня. Эти стражи будут начеку до утра, когда Ранд их
снимет,  но не стоит надеяться лишь  на них - лишние глаза и уши, да и копья
тоже не помешают. Мало ли что.
     Вскоре в ущелье все затихло. Гай'шайн  оставались  в своих палатках, им
даже сейчас запрещалось касаться оружия; остальные айильцы  заняли оборону в
ключевых точках лагеря. Ушла даже Аделин со своими Девами - они будто знали,
что,  если промедлят,  Ранд  удержит  их. Он  расслышал глухое  бормотание у
фургонов  возле городских стен,  но никто  из возчиков, как и сам Кадир,  не
появился. Впрочем,  ничего  другого Ранд от  них  и не ожидал. С двух сторон
доносились отдаленные звуки  битвы - людские  крики, предсмертные стоны.  Но
всё  -  внизу,  далеко.  Из  палаток  Хранительниц тоже  высыпали люди;  по-
видимому, они наблюдали за сражением.
     Атака внизу не имела никакого смысла. Нападали  не Миагома, если только
Тимолан  не  принял  Отродий  Тени  в   свой  клан,  а  это  все  равно  что
Белоплащникам навербовать в свои легионы троллоков. Ранд повернулся  к своей
палатке и, даже заключенный в кокон Пустоты, вздрогнул.
     Под лунный свет вышла,  завернувшись  в одеяло, Авиенда. В  шаге позади
нее стоял высокий мужчина, закутанный в  темный плащ; лунные тени дрожали на
исхудалом лице - слишком бледном и  с чрезмерно большими  глазами.  Зазвучал
тихий  напев,  и плащ раскрылся  широкими кожистыми крыльями,  напоминающими
крылья гигантской летучей мыши. Двигаясь будто во сне, Авиенда потянулась  к
ожидающим объятиям.
     Ранд направил  Силу, и огненная струя погибельного  огня  ударила  мимо
девушки. Стрела чистейшего, будто твердого света поразила Драгкара в голову.
Эта узкая струйка воздействовала  не столь стремительно, но от того не менее
убедительно,   чем   на   Гончих   Тьмы.   Цвета   твари   сменились   своей
противоположностью,   черное  стало   белым,  белое  -  черным,   и  Драгкар
превратился в искрящиеся, медленно исчезающие в воздухе пылинки.
     Когда напев оборвался,  Авиенда  встряхнулась, уставилась  на последние
тающие искры  и повернулась  к Ранду, плотнее кутаясь в одеяло. Она вытянула
руку, и полоса огня толщиной с голову юноши с гудением рванулась к Ранду.
     Потрясенный даже внутри Пустоты, напрочь позабыв о Силе,  Ранд бросился
наземь, под клубящееся пламя. Через мгновение оно потухло.
     - Ты чего?! - рявкнул Ранд. Он был так разъярен и потрясен, что Пустота
дала трещину и саидин ускользнул от него. Ранд  с трудом  поднялся на ноги и
шагнул  к девушке. - Это верх неблагодарности! Ни о чем подобном в жизни  не
слыхивал! - Ему хотелось схватить Авиенду за плечи и трясти, пока у нее зубы
не застучат. - Я только что жизнь тебе спас, если ты вдруг не заметила! А уж
коли я нарушил какой-то там распроклятый айильский обычай, то я не...
     -  В  следующий раз,  -  огрызнулась Авиенда,  - я предоставлю великому
Кара'карну  самому со всем  разбираться!  - Неловко прижимая  к себе одеяло,
она, точно деревянная, нагнулась и шагнула в палатку.
     Только  сейчас  Ранд  в  первый   раз  оглянулся.  Взору  его  предстал
корчащийся  в  языках пламени Драгкар. Еще один. Ранд настолько  разозлился,
что  ухитрился  не  услышать  ни  потрескивания  огня,  ни  агонии  гнусного
создания,  не  учуял  вони  -  как  от  горящего сала.  Он  даже  не  ощутил
присутствия зла рядом! А Драгкар убивает, сначала отнимая, высасывая душу, и
лишь  потом  лишает жизни.  Для этого Драгкар  должен  быть  рядом  со своей
жертвой, ему нужно  к ней  прикоснуться, а эта тварь лежала  не более  чем в
двух шагах от  того места,  где стоял Ранд. Он не  знал,  насколько  манящий
напев Драгкара действует на того,  кто преисполнен  саидин,  но был рад, что
ему не довелось проверить это на своей шкуре.
     Глубоко вздохнув, Ранд  опустился  на  колени  возле  входного  клапана
палатки.
     - Авиенда? -  Войти он не  смел. Внутри горела лампа, и девушка  вполне
могла сидеть голышом и мысленно бранить Ранда, костеря его на все лады, чего
тот бесспорно заслуживает.  - Авиенда, прости  меня. Я прошу  прощения.  Я -
дурак, раз говорил с тобой так, даже  не спросив, что да почему. Я же должен
был понимать, что ты мне зла не желаешь, и я... я... полный болван, - слабым
голосом договорил он.
     -  Да, Ранд ал'Тор,  тебе  известно  очень много,  -  раздался  глухой,
сдавленный ответ. - Ты точно болван!
     Как же принято извиняться у Айил? Ранд о таком никогда не спрашивал. Да
и вряд ли бы спросил - памятуя  о джиитох, о свадебных обычаях,  о  том, что
значит учить мужчину петь.
     - Да, верно. И я прошу прощения. - На сей раз ответа  не было. - Ты уже
под одеялом?
     Молчание.
     Ворча  себе под  нос, Ранд встал,  поджав  пальцы  необутых ног; сквозь
шерсть  носков  от земли тянуло ледяным холодом. Он останется  тут,  пока не
будет уверен, что Авиенда хотя бы для  приличия натянула что-нибудь на себя.
Что ж, придется ждать  без сапог и без куртки. Ранд  отдался саидин, пусть с
порчей   и  всяким   таким,   просто  чтобы  внутри  Пустоты  отрешиться  от
пронизывающей до костей стужи.
     Естественно,  три  Хранительницы были  тут как  тут.  Да  еще и Эгвейн.
Обходя горящего  Драгкара,  они  глядели на тварь  и чуть ли  не  одинаковым
движением подтягивали туже шали.
     - Всего  один,  - заметила  Эмис.  -  Благодарение Свету. Но  вообще-то
удивительно.
     - Их было двое, - сказал Ранд. - Второго  я... уничтожил. - Неужели  он
запнулся только от того, что Морейн предостерегала его от погибельного огня?
Ведь это оружие ничуть не хуже прочего. - Если бы Авиенда не убила этого, он
добрался бы до меня.
     - Мы почувствовали, что она направляет Силу. Потому и пришли, - сказала
Эгвейн,  разглядывая  Ранда  с головы  до пят.  Сначала  он решил,  что  она
проверяет, не ранен ли он, но девушка задержала взор на ногах  Ранда в одних
носках, потом глянула  на палатку,  где в  щелочку полога  виднелся свет.  -
Опять   ты  ее  расстроил?  Она  жизнь  тебе  спасла,  а  ты...  Мужчины!  -
Раздосадованно качая  головой, Эгвейн  шагнула  мимо  него  в палатку.  Ранд
услышал негромкие голоса, но разобрать ни слова не сумел.
     Мелэйн поддернула шаль.
     -  Раз мы тебе не  нужны,  то нам еще надо  проверить,  что  происходит
внизу. - Не дожидаясь остальных двух Хранительниц, она заспешила по тропе.
     Последовав за ней вместе с Эмис, Бэйр хихикнула:
     -  Поспорим,  кого  она  кинется   проверять  первым?  Мое  аметистовое
ожерелье, которое тебе так приглянулось, против твоего сапфирового браслета?
     - Идет. Я выбираю Доринду. Хранительница постарше вновь хихикнула:
     - Она, кроме Бэила, никого не видит. Первая сестра - это первая сестра,
но новый муж...
     Они отошли подальше, и  Ранд их больше не слышал. Он пригнулся к пологу
палатки. О чем говорят девушки,  было по-прежнему не  разобрать, если только
не сунуть  ухо в щелочку, а этого он делать не собирался.  Наверняка Авиенда
прикрылась,  раз  в палатке Эгвейн.  Хотя,  судя по  тому, насколько  Эгвейн
приняла айильские обычаи, вполне вероятно,  она сама поскидывала  с себя всю
одежку.
     Тихий шорох мягких  туфель известил о  появлении  Морейн и Лана.  Юноша
выпрямился.  Он  слышал дыхание обоих,  однако  шаги  Стража едва  различал.
Волосы Айз  Седай не  были  убраны,  и она накинула  на себя темное  широкое
одеяние, шелковисто отливающее  в лунном сиянии. Лан был  полностью одет,  в
сапогах  и  с оружием. На плечах  Стража висел плащ, который превращал его в
часть ночи. Как же иначе. Внизу, в холмах, утихал шум боя.
     -  Удивлен, что  ты не  появилась тут  раньше, Морейн. -  Ранд  говорил
холодно, но лучше пусть холодным будет его голос, чем замерзнет он сам. Ранд
цеплялся  за  саидин, боролся  с  нею. и ночная  стужа казалась  ему  чем-то
далеким. Он ощущал морозное дыхание ночи, от ледяных  дуновений под рукавами
рубашки шевелились волоски на  коже,  но  холода  не чувствовал. - Обычно ты
прибегала посмотреть, что со мной, едва почуяв какую-нибудь напасть.
     -  Я никогда не объясняю всего, что делаю  или,  наоборот, не делаю.  -
Голос ее, как  обычно, был невозмутимо-загадочен, однако  даже  в обманчивом
лунном  свете  Ранд  ясно  разглядел,  что Морейн покраснела.  Лан  выглядел
встревоженным, хотя  по  его  лицу  судить было трудно. - Не могу же я вечно
водить тебя за ручку! Придет время, и ты должен будешь идти один.
     -  Сегодня  ночью  я  ведь  и  был один,  разве нет?  -  Замешательство
скользнуло по Пустоте -  прозвучало так, будто Ранд все проделал в одиночку.
Поэтому  он  добавил:  -  И  Авиенда, можно сказать, сняла вот это у меня  с
плеча. - Пламя на Драгкаре стало теперь ниже.
     - Значит, хорошо, что здесь оказалась она, - спокойно  ответила Морейн.
- Я тебе и не понадобилась.
     Испугана Айз  Седай не  была,  в этом  Ранд был  уверен. Он видел,  как
Морейн кидается в гущу Отродий Тени, владея Силой столь же искусно,  как Лан
мечом, и был очевидцем такого слишком часто, чтобы поверить  в страх Морейн.
Так почему она не явилась,  как только  почувствовала  присутствие Драгкара?
Морейн ведь  не  могла его не почувствовать, как и  Лан - таков  был один из
даров,  которые  Страж  получал от уз между ним и  Айз Седай.  Ранд  мог  бы
добиться  от   Морейн  ответа,  поймав  ее  в  тиски  данной  ему  клятвы  и
неспособности  лгать  в  открытую. Нет,  не  мог.  Или, скорее,  не стал  бы
добиваться. Он не станет так поступать с тем, кто старается ему помочь.
     - По крайней мере, теперь понятно, к чему была атака внизу, - промолвил
Ранд. - Чтобы я  подумал, будто там происходит  нечто  важное, а ко мне  тем
временем  подкрался Драгкар.  Они  уже разок попытались в Крепости  Холодные
Скалы, и сейчас у  них тоже  не  вышло. - Впрочем, на сей раз  чуть-чуть  не
получилось.  Если  у  них  было  такое  намерение.  -  Им  стоило  придумать
что-нибудь другое.
     Куладин  впереди;  а  Отрекшиеся,  как представляется, повсюду.  Почему
нельзя, чтобы врагов у него было по одному за раз?
     -  Не  ошибись,  полагая,  будто  Отрекшиеся -  недалекие  простаки,  -
заметила Морейн. - Такая  ошибка легко может  стать роковой. - Она поправила
свое  одеяние, будто сожалея, что оно не потолще. - Час поздний. Если я тебе
более не нужна...
     Морейн со Стражем ушла, и вскоре  начали возвращаться айильцы. При виде
Драгкара  кто-то  вскрикнул, потом  кликнули  нескольких  гаишайн,  чтобы те
отволокли его  прочь, но большинство айильцев просто посмотрели  на крылатую
тварь и разошлись по палаткам. Похоже, чего-то подобного они теперь от Ранда
ожидали.
     Когда появились Аделин и ее  Девы,  они еле ноги  тащили, хоть и были в
мягкой  обувке.  Девы  уставились на Драгкара, которого  волокли за  границу
лагеря мужчины в белом. Девы долго переглядывались и лишь потом приблизились
к Ранду.
     - Здесь же  ничего  не было... - медленно  вымолвила Аделин. - Нападали
внизу. Приспешники Тьмы и троллоки.
     - Я сама слышала,  как они орали "Саммаэль и Золотые Пчелы", - добавила
другая.  Голова  девушки  была обернута  шуфа, и Ранд не  узнал ее.  Судя по
голосу, она была юной - некоторым Девам едва минуло шестнадцать.
     Глубоко вздохнув, Аделин протянула Ранду одно из своих копий, держа его
древко горизонтально перед собой. Вид у нее был как у каменной скалы. Другие
Девы поступили так же.
     - Я... мы... подвели  тебя, -  промолвила  Аделин.  -  Мы  обязаны были
находиться здесь и встретить Драгкаров. Вместо этого мы, точно дети, убежали
танцевать с копьями.
     - И что мне  теперь делать? -  спросил Ранд, и Аделин,  ни мгновения не
колеблясь, ответила:
     - Что пожелаешь. кар'а'карн. Мы готовы ко всему и противиться не будем.
     Ранд  лишь  головой  покачал. Проклятые айильцы  со  своим растреклятым
джиитох!
     -  Забирай  этих  и  отправляйтесь  обратно охранять  мою  палатку. Ну?
Ступайте!   -  Айилки   опять  принялись  переглядываться  и  только   потом
подчинились, так же неохотно, как и подходили к Ранду немногим ранее. - И...
кто-нибудь, передайте Авиенде, что, когда вернусь, я сразу иду  в палатку, -
добавил Ранд. Он не собирался торчать снаружи  всю ночь, мучаясь сомнениями,
не опасно ли  войти в  палатку.  Он зашагал прочь по неласковому каменистому
склону.
     Шатер Асмодиана располагался неподалеку. Оттуда не доносилось ни звука.
Ранд рывком откинул полог  и, пригнувшись, вошел.  Асмодиан сидел во мраке и
кусал губу. Когда появился Ранд, он вздрогнул и, опередив юношу, заговорил:
     - Ты же  не ожидал, что я вмешаюсь?  Драгкаров  я почувствовал, но тебе
ведь под силу с ними разделаться  - что и случилось. Мне Драгкары никогда не
нравились. Нам вообще не стоило их создавать. Мозгов у них еще меньше, чем у
троллоков. Отдай  им  приказ,  и  они  все  равно иногда убивают  того,  кто
окажется ближе. Если б я вышел,  если б хоть что-то сделал...  А если бы кто
заметил? Если б поняли, что это не ты направляешь? Я...
     - Вот и  хорошо,  что  ты  не вышел,  - оборвал его  излияния  Ранд  и,
скрестив  ноги, уселся  в темноте. - Если  б я сегодня  ночью ощутил, что ты
касаешься саидин, то вполне мог убить тебя.
     Асмодиан нервно рассмеялся:
     - Об этом я тоже подумал.
     - Сегодняшнее нападение затеял Саммаэль. И троллоки, и люди вместе.
     -  Не  похоже на  Саммаэля,  он людьми не  разбрасывается,  - задумчиво
промолвил Асмодиан. - Но он положит десять тысяч мертвыми, а  то  и в десять
раз  больше,  если в  итоге  получит  то,  что считает  заслуживающим  таких
издержек. Может быть, кто-то из  других хочет, чтобы ты подумал на Саммаэля.
Даже если бы айильцы взяли пленников... Троллоки мало о чем способны думать,
им бы только убивать, а Приспешники Тьмы верят тому, что им сказали.
     - Это был Саммаэль. Он  пытается выманить  меня, чтобы я  атаковал его,
точно так же, как однажды у Серен-дахара.
     О Свет! По кокону Пустоты скользнула отдаленная мысль. Я сказал "меня".
Ранд ведать не ведал, где был этот Серендахар,  да  и вообще ничего не знал,
кроме того, что он сам произнес эти слова.  Они просто соскользнули с языка,
невесть откуда взявшись.
     После долгого молчания Асмодиан произнес:
     - Не знал об этом.
     -  Я  хочу  понять  одно -  почему? - Ранд  осторожно  подбирал  слова,
надеясь, что  они  - его собственные. Он  помнил лицо Саммаэля - коренастого
мужчины с короткой  золотистой  бородкой.  Нет, не  я. Не  моя  это  память!
Асмодиан  дал  описание  внешности  всех   Отрекшихся,  но  Ранд   знал  это
врезавшееся в  память лицо не со  слов Асмодиана.  Саммаэлю  всегда хотелось
стать  выше,  и  он вечно возмущался,  что Сила  не может ему  помочь. Этого
Асмодиан Ранду не рассказывал. - Судя по твоим рассказам, маловероятно, чтоб
Саммаэль воспылал желанием встретиться со мной один на один, если  только он
не  будет  абсолютно уверен в победе.  А  может,  и тогда не захочет. Ты сам
говорил, что он, коли сумеет, скорей оставит меня для Темного. Так почему же
Саммаэль уверен, что выиграет теперь, если я решу напасть на него?
     Сидя в темноте, Ранд с Асмодианом обсуждали этот вопрос больше часа, но
к  определенному  выводу  так  и не  пришли. Асмодиан считал, что  нападение
устроил кто-то из других, надеясь стравить Ранда с Саммаэлем и таким образом
избавиться от того или  другого,  а то и  от обоих  разом. По  крайней мере,
Асмодиан заявил,  что  таково его мнение.  Ранд постоянно чувствовал на себе
пытливый взгляд Асмодиана. Та оговорка  была слишком велика, скрыть  ее было
невозможно.
     Когда Ранд наконец возвратился  к своей палатке,  Аделин с дюжиной  Дев
вскочили с места и  вразнобой  принялись твердить ему,  что Эгвейн  ушла,  а
Авиенда давно уже спит, что она очень на него сердилась,  они обе сердились.
Девы надавали  ему  гору разных  советов, как справиться  с гневом Авиенды и
Эгвейн, причем из-за того, что говорили все разом, Ранд так ни бельмеса и не
понял. Наконец  Девы  угомонились  и  примолкли,  переглядываясь,  и  Аделин
заговорила одна:
     -  Мы должны  поговорить о сегодняшней ночи. О том, что мы сделали, как
оплошали, и о том, что не сумели сделать. Мы...
     - Ничего не  было, - сказал Ранд. - А если что и было, то все прощено и
забыто.  Вообще-то  я  не прочь  поспать несколько  часов.  Коли  вам  охота
обсудить это дело, отправляйтесь к Эмис или Бэйр. С ними поговорите. Уверен,
они лучше меня поймут, чего вам надо.
     Как ни удивительно, после этих слов Девы замолчали и пропустили Ранда в
палатку.
     Авиенда лежала под  одеялами, высунув из-под  них  стройную голую ногу.
Ранд  старался не  смотреть ни на ее выставленную ногу,  ни на саму девушку.
Лампу она оставила гореть. С приятным чувством он заполз под свои одеяла  и,
направив Силу, потушил лампу, а потом отпустил саидин. Ему  опять приснилась
Авиенда.  Она  вновь швырнула  огненный  шар,  только  теперь  отнюдь  не  в
Драгкара, а рядом с девушкой сидел хохочущий Саммаэль.






     Натянув поводья, Эгвейн остановила Туманную на макушке поросшего травой
холма и принялась смотреть, как  из Джангайского Перевала на равнину стекает
река айильцев.  Из-за высокого седла  юбки  опять задрались  выше  колен, но
девушка  не обращала на  это  внимания. Нельзя  же каждую минуту по пустякам
беспокоиться! К тому же на ней  еще и чулки -  это ведь  не то же самое, что
голые ноги.
     Мимо  холма быстрым  шагом  двигались колонны айильцев,  разделенные по
кланам,  по  септам,  по воинским сообществам.  Строй  растянулся на милю  в
ширину,  айильцев  были  тысячи  и тысячи,  вместе  с ними двигались вьючные
лошади  и мулы, не  говоря уж о  гайшайн, которые  обустраивают лагерь, пока
прочие сражаются. А  большая часть этой  живой реки уже скрылась из виду или
еще не миновала  перевала. Даже  не  обремененная семьями, походная  колонна
очень  походила  на  двинувшееся  маршем  государство. Здесь,  за перевалом.
Шелковый  Путь  превратился  в  настоящую  дорогу  полных  пятидесяти  шагов
шириной, мощенную белыми плитами. Тракт, прямой как стрела, пересекал череду
кое-где  сровненных холмов. Изредка в интервалах между колоннами  можно было
заметить дорогу,  однако айильцы, по-видимому, предпочитали бежать по траве.
Многие из дорожных плит просели или перекосились. Более двадцати  лет минуло
с той поры, как на этом тракте было оживленное движение.
     После унылых пейзажей Пустыни  и редких, искореженных суровым  климатом
чахлых  карликов  было  приятной   неожиданностью  вновь  увидеть   деревья,
настоящие деревья: высоченные дубы,  густые заросли болотного  мирта - целые
рощицы.  И еще  высокая трава, по  которой  под  летящим  по  холмам  летним
ветерком пробегали мягкие  волны. На севере виднелся настоящий лес, а облака
в небе,  пусть далекие и тонкие, все  же были именно облаками. После Пустыни
воздух казался благословенно  прохладным  и влажным, хотя пожухлые  листья и
обширные бурые проплешины среди травы подсказали Эгвейн, что погода стоит не
в  пример сухая и жаркая для этого времени года. И тем не менее  этот глухой
уголок Кайриэна казался цветущим  раем по  сравнению с каменистыми пустошами
по ту сторону Драконовой Стены.
     Под  низким, почти  плоским  мостиком  извивалась  на  север  небольшая
речушка,  окаймленная полосами высохшей глины, бывшей прежде  речным дном; в
той  стороне лежала  река Гаэлин,  и до  нее  не так  уж много  миль. Эгвейн
гадала, что бы  айильцы подумали о той реке -  однажды ей  довелось видеть у
реки  обитателей Пустыни,  изумленных непривычным обилием воды.  Здесь же ее
усохшая лента означала просвет в словно бесконечном людском потоке - мужчины
и  Девы  на  миг потрясение  замирали,  глядя  на речушку, и лишь  потом  ее
перепрыгивали.
     По тракту загрохотали Кадировы фургоны, длинные упряжки мулов старались
вовсю,  но уступали  в скорости айильцам.  Переход по  извивам  и  поворотам
ущелья  занял четыре  дня, и Ранд, видимо, решил воспользоваться несколькими
оставшимися часами  дневного света,  чтобы  как  можно дальше  углубиться  в
Кайриэн. С  фургонами  скакали и Морейн с Ланом - не впереди  каравана  и не
рядом  с  похожим  на коробку Кадировым белым  домиком  на  колесах, а подле
второго  фургона, на котором  поверх прочего груза  высился  горб  накрытого
парусиной  тер'ангриала  в   виде  дверной  рамы.  Некоторые  предметы  были
тщательно  упакованы  и перевязаны  или уложены в  ящики  и бочонки, в каких
Кадир  доставил  в  Пустыню свои  товары,  а какие-то  просто засунули  куда
попало,  где  отыскалось  место.   Чего  тут   только  не  было:  необычные,
причудливых форм вещицы из металла и стекла, стул из красного кристалла, две
статуэтки обнаженных мужчины и  женщины, высотой  в рост ребенка,  жезлы  из
обыкновенной и драгоценной поделочной кости и из странного черного материала
-  всевозможной длины  и разнообразной толщины. Предметов было много,  в том
числе  и те, которые Эгвейн и  описать-то затруднялась. Морейн  использовала
для груза каждый свободный дюйм пространства во всех фургонах.
     Эгвейн очень хотелось знать, почему Айз Седай не спускает глаз именно с
этого фургона.  Судя  по всему, никто больше не замечал, что Морейн  уделяет
фургону  с тем тер'ангриалом  столько  внимания, сколько не  достается  всем
прочим вместе  взятым,  но девушка заметила.  Однако выяснить,  в чем  дело,
скоро не удастся. Новообретенное равенство в  отношениях  с Морейн оказалось
очень  неустойчивым,  что Эгвейн поняла, задав Айз Седай  этот вопрос еще на
середине  перевала.  Девушке  было   сказано,   что  у   нее  излишне  живое
воображение.  А  если  у  нее  находится время на всякую  ерунду,  например,
шпионить за Айз Седай, вероятно, Морейн стоит переговорить с Хранительницами
о том, что нужно  бы  побольше заниматься с  Эгвейн.  Конечно же, Эгвейн без
конца извинялась, и  похоже, ее преисполненные кротости слова подействовали.
Эмис и остальные Хранительницы не ужесточили своих требований - все осталось
по-прежнему.
     С  сотню таардадских Фар  Дарайз Май рысцой пробежали мимо холма по эту
сторону дороги; двигались они  легко, вуали висели, но  в любой момент  Девы
готовы были  их  нацепить,  а  у  бедер  болтались полные колчаны. Некоторые
держали  стрелы  на  тетивах  своих изогнутых  роговых  луков,  тогда  как у
остальных  луки  висели за спиной в  чехлах;  ритмично покачивались  на бегу
копья и щиты.  Следом  за ними дюжина гаишайн, облаченных в  белые балахоны,
вела навьюченных мулов, едва поспевая за Девами. На одной из гаишайн было не
белое одеяние,  а черное -  Изендре приходилось тяжелее всех.  Эгвейн узнала
Аделин и  еще двух-трех из тех, кто охранял  палатку Ранда в ночь нападения.
Вдобавок к  своему  оружию каждая держала в  руке куклу  -  грубо сделанную,
выряженную  в  длинные юбки  и  свободную блузу;  айилки  всем  своим  видом
старались показать, что  ничего  такого  у них нет,  но их выдавали каменные
лица.
     Эгвейн не знала в точности, что это  за куклы. Сменившись с поста,  эти
Девы вместе явились к Бэйр и Эмис и провели с ними немало времени. Следующим
утром,  когда  лагерь,  еще  погруженный  в   предрассветный  серый  сумрак,
только-только  просыпался,  они  начали  мастерить  кукол. Спросить напрямую
Эгвейн, разумеется, не решилась,  но отважилась  на  мимолетное  замечание в
присутствии  рыжеволосой  Майры из Томанелле, из септа Се-рай, и та сказала,
что кукла должна напоминать ей, что
     она уже  не  ребенок. Тон айилки ясно дал понять - говорить на эту тему
она  не желает.  Одной из  Дев, которые несли в руке куклу,  было  не больше
шестнадцати, но Майра-то ровесница Аделин.  Во всем  этом было мало  смысла,
что огорчало  Эгвейн.  Всякий раз, как  Эгвейн казалось, будто она  понимает
айильские обычаи, случалось нечто, доказывающее, что это далеко не так.
     Против воли взор девушки, точно притянутый магнитом,  вновь обратился к
выходу из ущелья. Там по-прежнему стоял, еле различимый вдалеке, ряд кольев,
протянувшийся  от одного  крутого  горного  склона  до другого. Лишь в одном
месте айильцы  повалили  их,  освобождая дорогу.  Куладин  оставил еще  одно
послание - перегородив тропу кольями и насадив на них мужчин и женщин. Колья
с  мертвецами  простояли  семь  дней. К холмам справа от перевала  цеплялись
высокие  серые стены Селиана, над ними - никакого движения.. Морейн сказала,
что  город стал  лишь слабой тенью  своей былой славы,  однако  размеры  его
внушали уважение. Селиан был много больше Тайена, тем не  менее от него тоже
мало что  осталось. И выживших  не было  - не считая тех, кого  увели Шайдо.
Правда, кто-то мог  убежать, посчитав  какое-то  место безопасным.  На  этих
холмах  были фермы;  хотя после Айильской  Войны  люди и  покинули восточный
Кайриэн,  городу  не прожить  без ферм, которые обеспечивают  его  хлебом  и
другой провизией. Теперь же из почерневших остатков каменных стен фермерских
домов  торчали закопченные трубы;  тут  над сгоревшим  каменным  сараем  еще
уцелели  обугленные  стропила;  там и  амбар, и сам дом обрушились от  огня.
Холм, на который Эгвейн въехала верхом на Туманной, был овечьим выгоном; над
оградой у подножия холма жужжали тучи мух - там картина напоминала бойню. На
всем пастбище не осталось ни одной живой овцы, нигде на дворе фермы не видно
было и цыпленка.  На  полях вместо  спелых  колосьев  щетинилась  обгоревшая
стерня.
     Куладин и Шайдо были айильцами. Но айильцами были и  Авиенда, и  Бэйр с
Эмис и Мелэйн,  и Руарк, который  говорил,  что Эгвейн похожа на одну из его
дочерей. Хотя зрелище  посаженных на кол  людей им  было отвратительно, они,
похоже,  лишь  считали,  что  даже  древоубийцы  не  заслуживали  подобного.
Возможно, единственный  способ  по-  настоящему понять  айильцев -  родиться
среди них.
     Кинув   напоследок  взгляд   на  разрушенный   город,  Эгвейн  медленно
направилась вниз по склону к грубой каменной ограде, выехала через воротца и
склонилась  с седла,  чтобы закрепить створку  петлей из  сыромятного ремня.
Жест, от которого она уже отвыкла.  Ирония заключалась в том, что, по словам
Морейн,  Селиан  и  вправду  мог  переметнуться   на   сторону  Куладина   В
переменчивых  хитросплетениях  Даэсс  Деимар,  когда  на  одной  чаше  весов
захватчик-айилец, а на  другой человек,  пославший  в Кайриэн  солдат  Тира,
какая бы ни была к тому причина, решение могло склониться в  любую сторону -
если бы Куладин дал жителям города возможность выбора.
     Эгвейн, проскакав по широкой дороге, нагнала Ранда, который сегодня был
в красной куртке, и присоединилась к Авиенде, Эмис и  еще тридцати или более
Хранительницам Мудрости, которых девушка  едва знала, не считая двух ходящих
по снам Все двигались немного позади Ранда. Верхом ехали  Мэт в  широкополой
шляпе и с чернодревковым копьем и Джасин Натаэль -  за спиной арфа в кожаном
футляре,  красное  знамя  полощется на  ветру,  -  однако  спешащие  айильцы
обходили отряд с боков. Ранд вел  своего крапчатого в поводу  и беседовал  с
вождями  кланов. В юбках или  не в юбках, Хранительницам придется хорошенько
поработать ногами, чтобы не отстать от проходящих мимо колонн, но они, точно
смола,  прилипли к Ранду. На Эгвейн  они едва  взглянули  - их глаза  и слух
напряженно старались не упустить ни жеста, ни слова Ранда и шести вождей.
     - ...и кто бы ни прошел после Тимолана, - говорил Ранд твердым голосом,
- им нужно сказать то же  самое. -  Каменные Псы, оставленные приглядывать у
Тайена, вернулись с известием, что через день в ущелье вошли Миагома. - Я не
дам Куладину разорить эту страну и не хочу грабить ее сам.
     -  Малоприятное послание,  -  заметил Бэил, - и для нас тоже,  если  ты
хочешь этим сказать, что нам нельзя брать пятую часть
     Ган и остальные вожди, даже Руарк, кивнули
     - Пятая часть - ваша. - Ранд не повысил голоса, но слова его неожиданно
прозвучали, будто заколачиваемые  гвозди  -  Однако ничего  из этой доли  не
будет съестными припасами Питаться будем тем, что найдем, добудем охотой или
купим, если отыщется тот, кто продаст еду, пока я не встречу тайренцев и они
не поделятся  с  нами припасами  из Тира. Того, кто  возьмет на пенни  сверх
пятой доли, или заберет каравай хлеба без уплаты, или сожжет хотя  бы хижину
только  потому,  что та принадлежит древоубийце, или убьет человека, который
не пытался убить его, того я повешу, кем бы он ни был
     - Кланы  вряд ли  с  восторгом  примут  эту  весть,  - сказал  Деарик с
каменным лицом. - Я явился, чтобы следовать за Тем-Кто-Пришел-с-Рассветом, а
не чтобы нянчиться с клятвопреступниками.
     Бэил  и Джеран собрались было с ним согласиться,  но каждый увидел лицо
другого, и оба захлопнули рты
     - Деарик,  хорошенько  запомни, что  я сказал. -  промолвил Ранд.  -  Я
пришел  спасти  эту землю,  а не  разорять ее еще пуще.  То, что  я  говорю,
касается каждого клана Мои слова предназначены и для Миагома, и для тех, кто
последует за мной в будущем. Для каждого клана. Зарубите себе на носу.
     На этот  раз никто и слова поперек не сказал,  и Ранд запрыгнул в седло
Джиди'ина, пустив жеребца  шагом.  На лицах окружавших  его  вождей  застыло
непроницаемое выражение.
     Эгвейн вздохнула. Эти люди годятся Ранду в отцы, если  не старше, они -
предводители  народа, можно  сказать,  короли  во  всем,  хоть  сами  это  и
отрицают,  закаленные  в битвах предводители.  А он  чуть  ли  не вчера  был
мальчишкой,  только-только  переступившим  порог  совершеннолетия,   юношей,
который спрашивал  с надеждой  в голосе, а не приказывал и ожидал  от других
подчинения. Он менялся быстрее, чем Эгвейн успевала уследить за переменами в
нем. Хорошо,  коли Ранду удастся  удержать  этих людей и благодаря  этому он
спасет  другие  города  от  той  участи, которую Куладин  уготовил  Тайену и
Селиану.  Так говорила себе Эгвейн.  Ей  лишь  хотелось,  чтобы Ранд добился
своего,  не выказывая растущего с каждым днем высокомерия. Интересно,  скоро
ли  он станет  ожидать  от нее  такого  же послушания его  приказам, как  от
Морейн? А когда очередь дойдет до всех Айз Седай? Эгвейн надеялась, что лишь
надменность тому виной.
     Решив  поговорить с  Авиендой, Эгвейн высвободила  ногу  из  стремени и
протянула  руку  айилке,  но  та покачала головой.  Она и  в  самом деле  не
очень-то  любила ездить верхом. Или, быть может, причина ее нежелания  - все
эти Хранительницы, плотной группой шагающие рядом. Некоторые из них  не сели
бы  на  лошадь, даже если  б им ноги  переломали. Вздохнув, Эгвейн  слезла с
седла и взяла  Туманную  под уздцы,  с  легким раздражением  оправляя  юбку.
Мягкая, до  колен айильская обувка выглядела удобной, да и была таковой,  но
вовсе не для долгой ходьбы по неровной, жесткой дороге.
     - Он и вправду командует,  -  заметила Эгвейн. Авиенда на миг  оторвала
взгляд от спины Ранда:
     - Я не понимаю его. Не могу понять! Ты только взгляни, что он несет!
     Она имеет в виду, конечно же, меч. Вообще-то, если быть точным,  он его
не  нес. Меч висел на луке  седла, в  простых ножнах из  бурой шкуры кабана;
длинная рукоять, обтянутая той же кожей,  доходила Ранду до пояса. Рукоять и
ножны  изготовил человек  из  Тайена, пока они двигались  по  ущелью. Эгвейн
гадала, зачем Ранду меч,  ведь он мог, направив Силу,  действовать  огненным
мечом,  не говоря  уже обо всем  таком, что заставит мечи выглядеть детскими
игрушками.
     - Авиенда, ты ведь сама ему сделала такой подарок! Подруга нахмурилась:
     - Он пытается заставить меня взять и рукоять. Но  он использовал это, и
она принадлежит ему. Словно насмехаясь надо мной, мечом размахивал!
     - Ты не из-за меча сердишься. - Эгвейн не думала, что Авиенда  сердится
из-за этого - той ночью в  Рандовой палатке айилка и не заикнулась о мече. -
Ты до  сих пор расстраиваешься из-за того, как он  с тобой разговаривал, и я
тебя  понимаю. Я знаю, он жалеет о случившемся. Иногда  он ляпнет что-нибудь
не подумав, но если бы ты разрешила ему извиниться...
     - Очень мне нужны  его извинения, - проворчала Авиенда. -  Не хочу я...
Не могу больше! Не могу я  больше спать в его палатке.  - Вдруг она схватила
Эгвейн  за руку,  и, не знай  та  подругу лучше, вполне могла  подумать, что
айилка в любой момент расплачется. - Ты  должна поговорить с ними обо мне! С
Эмис,  Бэйр и  Милэйн. Тебя они послушают. Ведь ты - Айз Седай!  Они  должны
разрешить мне вернуться к их палаткам. Должны!
     - Кто  и  что должен? - спросила  Сорилея, поотстав от прочих и зашагав
рядом с  девушками. У Хранительницы  Мудрости  из Крепости Шенде были редкие
белые  волосы,  а  кожу  на  лице  словно туго  натянули  на  череп.  Взгляд
прозрачных зеленых  глаз мог с десяти шагов остановить и сбить с ног лошадь.
Так  она  обычно  смотрела на  каждого. Когда же  Сорилея сердилась,  прочие
Хранительницы помалкивали, а вожди кланов с извинениями торопились  убраться
подальше.
     Мелэйн и  другая Хранительница,  седеющая  женщина из  Черной  Воды, из
Накай,  хотели  было присоединиться  к  ним, но Сорилея лишь  бросила на них
взгляд, и те тотчас передумали.
     - Если б ты, Мелэйн, не была слишком занята мыслями о своем новом муже,
то знала бы, что Эмис хочет с тобой  поговорить.  И с тобой, Айрин. - Мелэйн
залилась ярким румянцем и поспешила обратно к остальным, но женщина постарше
оказалась  там первой.  Сорилея проводила их  взглядом, потом обратила  свой
взор на Авиенду: - Итак, теперь мы можем поговорить спокойно.  Значит, ты не
хочешь чего-то делать.  Разумеется,  это  то, что тебе велено сделать. И  ты
думаешь, что  эта девчушка, хоть она  и  Айз Седай,  сумеет избавить тебя от
этого.
     - Сорилея, я... - Авиенда не договорила.
     -  В мое время девочки прыгали, когда Хранительницы говорили "прыгать",
и прыгали  до тех пор, пока их не останавливали. И пока я жива, мое время не
кончилось. Мне выразиться яснее?
     Авиенда глубоко вздохнула.
     - Нет,  Сорилея,  - покорно  ответила  она. Взор старухи впился в  лицо
Эгвейн.
     - А ты? Все еще намерена просить за нее?
     - Нет, Сорилея. - Эгвейн так и подмывало склониться в реверансе.
     - Вот  и хорошо,  -  заметила Сорилея - не с  удовлетворением, а просто
подтверждая то, что ожидала услышать. Скорей всего, так оно и было. - Теперь
я могу поговорить с вами  о том, что  я действительно хочу знать. Я слышала,
кар'а'карн сделал тебе интересный подарок. Просто-таки  неслыханный - рубины
и лунники.
     Авиенда вздрогнула, точно по ноге у нее пробежала мышь. Ну, пожалуй, от
мыши она не вздрогнет,  но  именно так дернулась бы в  подобном случае  сама
Эгвейн.  Айилка  принялась рассказывать  Сорилее о  Ламановом мече и  ножнах
столь торопливо, что слова ее чуть ли не наползали одно на другое.
     Сорилея поправила шаль,  ворча  о девушках, касающихся  мечей, пусть  и
завернутых  в  одеяла, и о  том, что  надо бы  строго отчитать "эту  молодую
Бэйр".
     - Выходит, он не пленил твой взор. Жаль. Это чувство привязало бы его к
нам покрепче.  А то теперь  он  слишком многих  считает  своими. - Некоторое
время  Сорилея разглядывала Авиенду  с ног до головы. - Надо, чтобы Феран на
тебя посмотрел.  Его  двоюродный дед - мой сестра-сын. У тебя есть и  другой
долг  перед нашим народом, не только учиться  на Хранительницу Мудрости. Эти
бедра созданы, чтобы рожать детей.
     Авиенда споткнулась о выступающий угол дорожной плиты и едва не упала.
     - Я...  я подумаю о нем, когда придет время,  - еле  слышно  промолвила
девушка.  -  Мне  еще  многому  надо  научиться,   тому,  что   значит  быть
Хранительницей.  Феран к  тому  же  - Сейа Дун, а Черные  Глаза дали обет не
спать  ни  под  кровом,  ни  в  палатке,  пока Куладин не  умрет. -  Куладин
принадлежал к Сейа Дун.
     Сорилея кивнула, будто все улажено.
     -  А ты, юная Айз Седай? Говорят, ты хорошо знаешь Кара'карна. Исполнит
ли он свою угрозу? Даже вождя клана повесит?
     -  Думаю...  по-моему... он  так  и  сделает. -  Эгвейн  чуть  побойчее
добавила: - Но уверена, его можно убедить, и он поймет разумные доводы.
     Она ни в  чем не была уверена, даже  в  том, что найдется такой довод -
судя  по тону.  Ранд  говорил  весьма  уверенно.  Но  какой  прок  Ранду  от
справедливого наказания, если он вдруг обнаружит,  что  и другие  обратились
против него, как Шайдо?
     Удивленная Сорилея глянула  на Эгвейн,  потом  перевела взор на  вождей
вокруг Рандова коня - от чего многих могло и наземь посшибать.
     -  Ты  меня неверно  поняла. Он  должен  показать этой  стае  шелудивых
волков, что он - вождь-волк. Вождь, юная Айз Седай, должен быть безжалостней
прочих, а Кар'а'карн. обязан быть беспощаднее любого вождя. С каждым днем по
нескольку мужчин  и  даже Дев  не выдерживают откровения,  но  они -  мягкая
за-болонь  и кора железного дерева. Останется  неподатливая сердцевина, и он
должен быть твердым и суровым, чтобы вести их дальше.
     Эгвейн подметила, что в числе тех, кого следует вести, она не упомянула
ни  себя,  ни  других  Хранительниц  Мудрости.  Бормоча  себе   под   нос  о
"запаршивевших  волках",  Сорилея  широко  зашагала  вперед,  и  вскоре  все
Хранительницы внимательно на ходу слушали ее. Что бы ни говорила Сорилея, до
девушек ее слова не долетали.
     - Кто такой Феран?  - спросила Эгвейн.-  Никогда не слышала, чтобы ты о
нем говорила. Каков он из себя?
     Хмуро глядя в спину Сорилее, то и дело терявшуюся за  сбившимися вокруг
старой Хранительницы женщинами, Авиенда рассеянно проговорила:
     - Он очень похож на Руарка,  только моложе, выше и красивей. И волосы у
него  порыжее. Почти год он  пытается  привлечь к себе интерес  Энайлы,  но,
по-моему, скорей она его петь научит, чем от копья откажется.
     - Не понимаю. Ты собираешься его делить с Энайлой? - Эгвейн по-прежнему
испытывала странное чувство, столь небрежно рассуждая об этом.
     Авиенда опять споткнулась и уставилась на подругу:
     -  Делить его? Да  он мне и даром не  нужен! Ни  целиком, ни по частям!
Лицом-то он пригож, но смеется, будто мул ревет. И в ушах ковыряется.
     -  Но  ты так говорила с Сорилеей...  я  подумала... он  тебе нравится.
Почему ты ей не сказала того, что мне сейчас говоришь?
     В негромком смехе Авиенды слышалась боль:
     - Эгвейн, если б она подумала, будто я хочу увильнуть, то своими руками
сплела бы брачный венок, и нас обоих, и Ферана, и меня,  за шкирку поволокла
на свадебную  церемонию. И вообще, ты  слышала, чтобы кто-то сказал  Сорилее
"нет"? Сама бы смогла?
     Эгвейн открыла рот, готовая заявить,  что  она безусловно смогла  бы. И
тут же захлопнула  его. Вынудить отступить Найнив - это одно, а  попробовать
провернуть нечто подобное с Сорилеей -  совсем другое. Все равно  что встать
на пути оползня и велеть ему остановиться.
     Чтобы сменить тему, Эгвейн сказала:
     - Я поговорю о тебе с Эмис и другими. - Вообще-то она не думала, что из
такого разговора  выйдет  какой-то  толк. Время  упущено, об этом надо  было
говорить  много раньше, пока  ничего  не началось.  Наконец-то  хоть Авиенда
осознала  неприличие  ситуации.  Может быть...  -  Если мы пойдем вместе,  я
уверена, они нас послушают.
     -  Нет,  Эгвейн.  Я  должна подчиниться  Хранительницам  Мудрости.  Так
требует джии'тох. -  Будто она  и не  просила  о  заступничестве несколькими
минутами ранее. Будто не она  чуть ли не умоляла Хранительниц не посылать ее
спать в палатку Ранда. - Ну почему  мой долг перед народом - всегда то, чего
мне  не  хочется?  Почему все время  получается так, что  я  скорей  умереть
готова, чем сделать то, чего требует долг?
     -  Авиенда, никто  не заставит тебя идти замуж или рожать  детей.  Даже
Сорилея. - Эгвейн хотелось бы, чтоб ее голос не дрогнул на последних словах.
     - Ты не понимаешь,  - вполголоса промолвила Авиенда, - а я тебе не могу
объяснить.
     Девушка плотнее закуталась  в  шаль и  больше не  пожелала  говорить об
этом.  Авиенда  готова  была  обсуждать их  занятия,  беседовать  о том,  не
повернет ли  Куладин и  не даст  ли он сражения, или  о том, как  замужество
сказалось на Мелэйн, которой теперь обычная  прежде вспыльчивость давалась с
трудом. Авиенда готова была говорить о чем угодно - только  не о том, что же
такое она не может, не сумеет объяснить.






     Когда  солнце   начало   скатываться   за  горизонт,  местность  вокруг
изменилась.  Холмы  стали  ниже,  рощицы  и кусты  - Все  чаще  обвалившиеся
каменные ограды  вокруг того,  что некогда было полями, оказывались  в плену
одичавших, разросшихся  живых  изгородей  или тянулись среди  длинных  полос
дубов, болотных миртов, гикори,  сосен, берестянки и  еще каких-то деревьев,
названий которых Эгвейн не знала.  У  редких фермерских домов  отсутствовали
крыши,  и  за стенами,  между  балок, росли  деревья десяти-пятнадцати шагов
высотой. Внутри каменных дворовых оград шумели небольшие рощицы, а довершали
картину  щебечущие в ветвях птицы  и  пересвистывающиеся чернохвостые белки.
Встречающиеся  изредка ручьи вызывали у айильцев не  меньше  разговоров, чем
зеленеющая  трава  и перелески.  Да, они слыхали рассказы  о мокрых  землях,
читали о  них  в книгах, купленных у торговцев вроде Хаднана Кадира, но мало
кому из  них доводилось  видеть подобные картины  своими глазами после того,
как завершилась охота за Ламаном. Тем не менее приспособились жители Пустыни
быстро -  серо-бурые  палатки сливались  с  палой листвой под деревьями и  с
пожухлой  травой  и  бурьяном.  Лагерь  раскинулся на  несколько  миль, и  в
золотистых сумерках разгорелись тысячи походных костерков.
     Как только гай'шайн поставили для Эгвейн шатер, она с огромной радостью
заползла  в  него.  Внутри  горели  лампы, в очаге плясало невысокое  пламя.
Расшнуровав мягкие сапожки, девушка стянула обувку, сняла  шерстяные чулки и
растянулась на набросанных в несколько слоев ярких коврах. Сгибая и разгибая
пальцы на ногах, девушка  пожалела,  что  у  нее нет тазика  с водой,  чтобы
принять ножную ванну.  Эгвейн нисколько не стремилась притворяться  такой же
выносливой,  как  айильцы,  но  тогда  получается, что  она  и в самом  деле
изнежилась, коли несколько часов  ходьбы  - и ей кажется,  будто  ноги у нее
стали вдвое  больше. Конечно,  с водой  проблем  никаких.  Конечно,  не  все
настолько  просто -  Эгвейн припомнила  ту наполовину пересохшую речку, - но
при желании можно и в ванне как следует искупаться.
     Ковинде, покорная и молчаливая,  в  белом  одеянии, принесла  ужин;  он
состоял  из бледного  плоского  хлеба, испеченного из муки земая, и  густого
рагу. Эгвейн больше  устала, чем  проголодалась, а  потому ела  из  чашки  в
красную полоску чисто механически. Сушеные перцы и бобы  девушка узнала,  но
чье это темное  мясо,  интересоваться не  стала. Кролик,  твердо заявила она
себе  и  надеялась,  что  так оно  и есть. Айильцы употребляли в  пищу таких
тварей, при одном упоминании о которых у Эгвейн волосы бы встали дыбом или в
такие кудряшки завились, каким Илэйн позавидовала бы.  Эгвейн готова была об
заклад биться, что  Ранд даже взглянуть  не осмеливается на то, что же такое
он ест. Мужчины всегда привередливы в еде.
     Покончив с  рагу,  Эгвейн  растянулась  возле серебряного  светильника,
богато украшенного чеканкой и снабженного  серебряным отполированным диском,
который  отражал  и  усиливал  свет.   Девушка   почувствовала  себя  слегка
виноватой,  поняв, что большинство айильцев по вечерам довольствовалось лишь
тем  светом, какой давало пламя костерков, -  мало кто нес с собой лампы или
масло  для  них, подобная  роскошь  имелась лишь  у  Хранительниц Мудрости и
вождей кланов и септов.  Но  нет смысла  сидеть при  тусклом  пламени очага,
когда  у  нее  есть  возможность  полноценного  освещения.  К  тому  же  это
обстоятельство напомнило девушке и еще кое-что:
     ночи здесь вряд ли столь разительно отличаются от дня, как в Пустыне. В
палатке и так уже стало слишком тепло.
     Эгвейн коротко направила, потоки Воздуха погасила  очаг, и она  достала
из  седельной  сумы   книгу  в  потрепанном   кожаном   переплете,   которую
позаимствовала у Авиенды. Томик был небольшой, но толстенький,  мелкий шрифт
сбивался в  тесные строчки -  читать  книгу  нелегко,  разве  что на хорошем
свету,  зато носить  ее с собой нетрудно - это  тебе не тяжеленный  фолиант!
Книга  называлась  "Пламя,  клинок и  сердце" и представляла  собой  сборник
сказаний о  Бергитте  и  Гайдале Кейне, об Анси-лане  и  Барашелле, о Рогоше
Орлиный  Глаз и Дунсинин и еще  с дюжину других. Авиенда утверждала,  что ей
эта книга нравится из-за описанных в ней приключений и сражений. Может,  так
оно  и есть,  но  во всех  рассказах  до единого  говорилось  о  любви между
мужчиной  и  женщиной. Эгвейн готова  была  признать,  что именно  это ей  и
понравилось  -  временами  бурные,  непокорные,  а  порой  нежные  и  полные
очарования  сюжетные линии неумирающей любви.  Во всяком случае  самой  себе
Эгвейн  в этом  признавалась.  Но вряд  ли женщина,  претендующая  на звание
здравомыслящей  и  разумной,  прилюдно  признается,  что питает  слабость  к
подобному чтению.
     По  правде говоря, читать  Эгвейн хотелось не  больше, чем есть. Сейчас
она желала одного: принять  ванну  и завалиться спать, впрочем, от ванны она
могла бы отказаться, но сегодняшней ночью девушка  вместе с Эмис встречается
с Найнив в Тел'аран'риоде.  Однако  там, где  находилась Найнив  - где-то на
пути  в  Гэалдан,  -  ночь  еще,  может,  и   не   наступила,  поэтому  надо
бодрствовать.
     Во  время  последней встречи Илэйн весьма красочно живописала зверинец,
хотя  у  Эгвейн  в  голове не  укладывалось,  что появление Галада -  веская
причина для того, чтобы удирать со всех ног,  точно заяц. Сама она полагала,
что Найнив  с  Илэйн просто  понравились  приключения.  Очень плохо то,  что
случилось с  Суан,  - нужна твердая рука, иначе  их не утихомирить. Странно,
что Эгвейн стала так думать о Найнив - ведь та всегда имела твердую руку. Но
после того эпизода в Башне тел'аран'риода Найнив - уже не та, с кем ей нужно
бороться, противником она становилась все менее и менее.
     Перевернув страничку,  Эгвейн  виновато  поймала себя на  мысли,  что с
большим нетерпением  ожидает сегодняшней встречи с Найнив. И не потому,  что
та  была подругой, а потому,  что Эгвейн хотелось проверить, как происшедшее
сказалось на Найнив, не исчез ли бесследно результат той стычки. Если Найнив
опять вцепится в свою  косу, то  она вот  эдак выгнет холодно бровь,  и... О
Свет,  надеюсь, она усвоила  урок! Ведь если  Найнив ненароком  выдаст меня,
обмолвится о той прогулке, то Эмис, Бэйр и Мелэйн примутся,  в свою очередь,
с меня шкуру  сдирать!  И считай, что  еще хорошо отделаешься, а то, неровен
час, просто прогонят прочь.
     Эгвейн  читала, а веки  ее  норовили  закрыться,  и она  смутно, как  в
полумраке, видела  картины из рассказов в  книжке.  Она  может быть такой же
сильной  и  смелой,  как  все  эти  женщины  -  Дунсинин,  или  Нереин,  или
Мели-синде, или даже  Бергитте. Сильной, как Авиенда. Хватит ли у Найнив ума
попридержать язык сегодня ночью и не ляпнуть что- нибудь в присутствии Эмис?
У  Эгвейн мелькнула  смутная  мысль,  не  взять  ли  Найнив  за  загривок  и
встряхнуть как следует. Что за  глупость.  Найнив  ведь  старше  ее, и не на
год-два. Поглядеть на  нее, выгнув дугой бровь. Дунансин. Бергитте. Такая же
сильная и твердая, как Дева Копья.
     Голова Эгвейн соскользнула на книжку,  и она подсунула томик  под щеку;
дыхание девушки становилось все медленнее и глубже.
     Эгвейн   вздрогнула,   обнаружив,   что    очутилась   среди   огромных
краснокаменных   колонн   Сердца   Твердыни,   залитого   странным    светом
Тел'аран'риода; она вновь вздрогнула, поняв, что на ней  кадинсор. Если ее в
таком облачении увидит Эмис, то Хранительнице это не понравится, и  веселого
для  Эгвейн  будет  мало. Девушка поспешно  сменила наряд  и  изумилась:  ее
одеждой  попеременно становились то  блуза  из  алгода  с  длинной шерстяной
юбкой,  то великолепное  платье из тканого золотом  синего шелка. Наконец на
ней осталось айильское одеяние, довершенное ее  костяным браслетом из резных
язычков пламени и ожерельем из золота и поделочной кости. Давненько у Эгвейн
не бывало подобных колебаний.
     Какое-то  время  девушка подумывала,  не  уйти  ли  из  Мира  Снов,  но
подозревала, что сейчас  сама  крепко спит в своей палатке. Очень  вероятно,
что тогда она очутится  в своем  собственном сне, а она  еще не всегда умела
определять его и осознавать себя в нем; не имея же нужных навыков,  можно  и
не  возвратиться  в тел'аран'риод. И никак нельзя оставить Найнив  наедине с
Эмис. Кто  знает,  чего  наговорит Найнив,  если  Эмис  ее  разозлит?  Когда
появится  Хранительница,  Эгвейн  просто  скажет,  что  и  сама  только  что
оказалась тут.  Раньше  Хранительницы всегда чуточку  опережали  Эгвейн  или
появлялись  в  тот же момент, но наверняка Эмис не  придаст этому значения и
поверит, что оказалась здесь второй.
     Эгвейн уже попривыкла к  ощущению, будто в этом громадном  зале  на нее
смотрит кто- то незримый. Только колонны, одни лишь тени и пустота огромного
пространства. Тем не  менее Эгвейн надеялась,  что  ни  Эмис, ни  Найнив  не
заставят себя долго ждать. Хотя и не исключено, что они задержатся. Как  и в
любом  сне,  в  тел'аран'риоде  время   ведет  себя  очень  странно,  но  до
условленной встречи  остается еще  чуть ли  не целый час. Может,  у нее есть
время для...
     Эгвейн  вдруг сообразила, что слышит голоса - точно слабый шепот  среди
колонн. Окутав себя саидар,  девушка с  опаской двинулась на звук, туда, где
под громадным куполом Ранд оставил Калландор. Хранительницы утверждали,  что
здесь власть Тел'аран'риода столь же  сильна, как и Единая  Сила,  но Эгвейн
куда лучше знала  свои возможности в Силе и потому больше полагалась на них.
Толстые  колонны  из  краснокамня  предоставляли девушке  неплохое  укрытие;
прячась за них, она подкралась ближе, остановилась и всмотрелась.
     Глазам ее предстала вовсе не пара Черных сестер, чего боялась Эгвейн, и
не Найнив.  Вместо  нее  возле  посверкивающего  Калландора,  что торчал  из
напольной плиты, стояла Илэйн, всецело поглощенная тихой  беседой со странно
одетой женщиной. Подобного наряда  Эгвейн в  жизни еще не видывала: короткая
белая куртка необычного  покроя  и  широкие  желтые  штаны,  присборенные  у
лодыжек,  над короткими сапожками с высокими каблуками. На  спину незнакомки
переброшена сложно  заплетенная  золотистая коса, а в  руке у нее  был  лук,
который  поблескивал  точно  отполированное серебро. Стрелы в  колчане  тоже
блестели.
     Эгвейн крепко зажмурилась. Сначала заморочки  с платьем, а  теперь  еще
это. Да, она  только что читала  про Бергитте  - серебряный  лук не оставлял
сомнений, каково имя этой женщины, - но это еще не причина, чтобы вообразить
себе  невесть  что и  увидеть тут легендарную  воительницу. Бергитте ожидает
где-то,  когда ее и прочих героев призовет на  Последнюю Битву Рог Валир. Но
когда  Эгвейн раскрыла  глаза,  Илэйн  и чудно одетая  женщина  не  исчезли.
Девушка не слышала, о чем они говорят, но на этот раз поверила своим глазам.
Эгвейн собралась  уже  выйти  к  ним, показаться, когда  позади нее раздался
голос:
     - Ты решила прийти пораньше? Одна? Эгвейн крутанулась и оказалась лицом
к лицу с  Эмис, чье загорелое лицо было слишком молодо для  ее седых, совсем
белых  волос,  и  с Бэйр, чьи  щеки напоминали  дубленую  кожу. Обе  стояли,
скрестив  руки  под  грудью, и  даже то, как  туго  шали  обтягивали  плечи,
говорило, насколько они недовольны.
     - Я заснула, - сказала Эгвейн.
     Было поздно придумывать какую-нибудь  уместную историю. Эгвейн поспешно
принялась объяснять, почему  она не вернулась - за  вычетом той части, какая
касалась  нежелания, чтобы Найнив наедине говорила  с Эмис. Девушку удивило,
что  она почувствовала оттенок стыда за свое намерение солгать и  облегчение
от  того, что  ей удалось  этого  не допустить. Нельзя сказать, чтобы правда
избавила  ее  от неприятностей. Хоть  Эмис и не так строга,  как  Бэйр,  она
вполне  способна  отправить  Эгвейн остаток  ночи  складывать в кучу  камни.
Многие Хранительницы  истово  веровали, будто бессмысленная  тяжелая  работа
полезна в качестве наказания. А ведь вряд ли убедишь себя  считать иначе как
наказанием,  что  тебя заставляют ложкой  зарывать  кострище.  Конечно,  это
означало  бы, что Хранительницы  не  отказались  обучать ее  дальше. Поэтому
зарывать золу - вариант более предпочтительный.
     Эгвейн  не  удержалась  от  вздоха  облегчения,  когда Эмис  кивнула  и
промолвила:
     - Такое случается. Но в следующий раз вернись и смотри  свой сон.  Я  и
сама могу выслушать,  что  найдется сказать  у Найнив,  и  сообщить  ей, что
известно  нам.  Если б Мелэйн  не  отправилась сегодня  вечером  к  Бэилу  и
Доринде,  она бы  тоже  была здесь. Ты  испугала Бэйр.  Она гордится  твоими
успехами, и если с тобой что-то случится...
     Гордой Бэйр не выглядела.  Пожалуй, когда Эмис умолкла, она нахмурилась
еще больше, потом заговорила:
     -  Тебе повезло, что  Ковинде, вернувшаяся убрать  посуду  после ужина,
встревожилась,  не сумев добудиться тебя. Ты  ведь  не под одеялами  уснула.
Если б я подумала, что ты пробыла тут в одиночку более нескольких минут... -
В  сердитом взгляде на  миг  остро вспыхнуло малоприятное обещание,  и голос
Хранительницы  стал  сварливым.  -  Видно,  нам  придется  дожидаться,  пока
соизволит явиться Найнив, просто  для того, чтобы не  слушать  твоих слезных
просьб, если мы  захотим отправить тебя обратно. Что  ж, раз  нужно, значит,
нужно, но воспользуемся этими минутами с толком. Сосредоточься и...
     - Не Найнив, - поспешно  вставила Эгвейн. Очень ей  не хотелось  знать,
каким будет урок, коли  Бэйр в таком дурном  расположении духа.- Илэйн и...-
Обернувшись, девушка осеклась и умолкла.
     Илэйн в элегантном зеленом шелковом платье  - впору на бал отправляться
- расхаживала взад-вперед  неподалеку от Калландора.  Бергитте нигде не было
видно. Ну не вообразила же я ее себе!
     - Она уже здесь? - спросила Эмис, шагнув туда, откуда тоже могла видеть
девушку.
     - Еще  одна юная глупышка,- пробурчала Бэйр.- Нынче у девушек не больше
мозгов  или  дисциплинированности,  чем  у  коз. -  Она решительно  зашагала
вперед, оставив Эмис  и Эгвейн позади себя, и, подбоченясь, с суровым  видом
встала перед Илэйн. Их разделял сверкающий Калландор. -  Ты  не моя ученица,
Илэйн Андорская, хотя выудила из  нас  достаточно, чтобы не погубить  себя в
тел'аран'риоде.   Если,  конечно,  будешь  внимательной.  Но  будь  ты  моей
ученицей, я бы отстегала тебя,  чтоб живого места не осталось, и отправила к
матери, чтоб  она  с тебя глаз  не  спускала, пока не  повзрослеешь! А  это,
верно, случится не скоро! По-моему, должно пройти даже больше лет, чем ты на
свете  живешь. Я знаю,  вы входили в Мир Снов в  одиночку, и ты, и Найнив. А
раз так, то вы обе ничуть не умнее курицы.
     Увидев  перед  собой  Хранительниц, Илэйн  вздрогнула,  но  когда  Бэйр
закончила  ее отчитывать, золотоволосая  девушка  горделиво  выпрямилась,  с
ледяным  выражением лица вскинула подбородок.  Платье ее  стало красным, еще
более  великолепного  оттенка, по рукавам  и  на высоком  корсаже заблистало
богатое золотое шитье в виде вставших на  задние лапы белых львов и  золотых
лилий -  ее собственного герба. На золотисто-рыжих волосах покоилась изящная
золотая диадема;  над  челом  красовался  лев  на задних  лапах,  выложенный
матово-белыми лунниками. Илэйн еще не лучшим образом контролировала подобные
проявления особенностей тел'аран'риода. Но, с другой стороны, может быть, на
сей раз она облачилась в точности так, как желала.
     - Признательна  вам  за беспокойство, - царственно промолвила она. - Но
вы, Бэйр из Хайдо Шаарад, верно заметили, я - не  ваша ученица. Я благодарна
вам  за наставления, но должна следовать своим  путем и исполнять поручение,
возложенное на меня Престолом Амерлин.
     - Которая мертва, - холодно парировала  Бэйр. - Ты намерена подчиняться
приказам мертвой женщины.
     Эгвейн  чуть ли  не  физически  чувствовала,  как  от  гнева волосы  на
загривке  Бэйр  дыбом  встают.  Если  чего-то  не  предпринять,  Бэйр  решит
преподать Илэйн весьма болезненный урок. Только такой свары и не хватало!
     - Что... почему пришла ты, а не Найнив? - Эгвейн хотелось спросить, что
Илэйн тут  делала,  но  тогда инициативу  вновь  могла  перехватить Бэйр,  а
подобный  вопрос подруга  могла бы  понять и так, будто  Эгвейн  на  стороне
Хранительниц.  А  Эгвейн  очень  не  прочь  узнать,  почему и  о  чем  Илэйн
беседовала с  Бергитте. Мне же это  не померещилось! Может, то была какая-то
женщина,  во  сне  возомнившая  себя Бергитте.  Но лишь те,  кто  вступал  в
Тел'аран'риод сознательно,  оставались в нем дольше нескольких  минут,  да и
Илэйн  не стала  бы со случайным человеком невесть о чем разговаривать.  Так
где же, интересно знать, Бергитте и все прочие герои ожидают своего часа?
     -  У Найнив  голова  болит. - Диадема  исчезла, и  платье  Илэйн  стало
попроще, с несколькими золотыми завитушками по лифу.
     - Она не захворала? - обеспокоилась Эгвейн.
     -  Нет, просто  головная  боль  да  синяк-другой. - Илэйн  хихикнула  и
поморщилась. - Ох, Эгвейн, ты просто не поверишь! К нам пришли поужинать все
четыре Шавана. Ну, на самом-то деле  не ужинать,  а  с Найнив полюбезничать.
Первые  несколько  дней  они  пытались со  мной  заигрывать,  но Том с  ними
потолковал, они и отстали. Он не имел никакого права так поступать!  Нет, не
то чтобы мне хотелось, чтобы они со мной флиртовали, ты ведь  понимаешь. Ну,
неважно...  В  общем,  сидят  они, на Найнив  косятся,  заигрывают,  вернее,
пытаются, поскольку она на  них внимания обращает не больше, чем на жужжащих
мух. И  тут появляется  Лателле и начинает  Найнив  палкой охаживать, причем
обзывает ее по-всякому.
     - Ей ничего не сломали, не отбили? - Эгвейн не была уверена, кого имеет
в виду. Если Найнив разъярится...
     - Нет. Что с ней-то будет! Шавана попытались разнять их, оттащить ее от
Лателле,  и  теперь  Тайрик, скорей  всего, несколько дней хромать будет, не
говоря уже о Бруге, у которого губа распухла. Петре пришлось отнести Лателле
в  ее  фургон,  и  сомневаюсь,  что  она скоро оттуда  нос высунет.  - Илэйн
покачала  головой. - Люка не знает,  кого винить  -  один  из  его акробатов
охромел, а дрессировщица  медведей ревет на кровати. Поэтому  он ругал всех,
и, по-моему, Найнив хотела и ему накостылять. По крайней мере, она, кажется,
не направляла. Разок-другой  чуть не сорвалась, но потом и без того  свалила
Лателле наземь.
     Эмис и Бэйр обменялись ни о чем не  говорящими постороннему взглядами -
они явно не ожидали такого поведения от Айз Седай.
     Эгвейн и  сама почувствовала легкое замешательство, но главным  образом
от того, что еле успевала  переваривать  имена  всех этих  людей, о  которых
раньше  слышала  лишь  мельком.  Странный люд - бродят  по разным странам со
львами, собаками  и  медведями. Да еще и Иллюминаторша. Ей не  верилось, что
этот Петра мог  оказаться таким сильным,  как о  нем говорила Илэйн. Но  что
тогда сказать о Томе, который вдобавок к жонглированию еще  и огонь глотает!
А  то, что делала  Илэйн  на пару  с Джуилином, звучало и вовсе чудно, пусть
даже подруга пользовалась Силой.
     Если же Найнив чуть не направила... Илэйн не могла не заметить свечения
саидар вокруг Эгвейн. Есть у  Найнив  с Илэйн причины прятаться или  нет, но
если  кто-то из них  направит  Силу при свидетелях, долго  скрываться им  не
удастся.  О  таком-то соглядатаи Башни несомненно узнают -  подобные новости
летят  будто на крыльях,  тем  более  если  девушки  еще не миновали границы
Амадиции.
     -  Передай от меня Найнив, что ей лучше держать свой нрав в узде, иначе
у  меня найдется для нее пара слов  - и они ей очень не по вкусу придутся. -
Илэйн выглядела ошарашенной - Найнив наверняка ни словом не обмолвилась ей о
том,  что произошло между ней и Эгвейн. Потому Эгвейн добавила:  -' Если она
направит хоть  струйку,  будь  уверена, Элайда  узнает об этом очень скоро -
голубю нужно лишь до Тар Валона долететь. - Большего  сказать нельзя - и так
уже Бэйр с Эмис вновь переглянулись. Что бы они ни думали о расколе в Башне,
об Амерлин,  отдающей,  как им известно, приказы опоить дурманом Айз  Седай,
Хранительницы ничем не обнаруживали своих мыслей. Порой, когда они хотели, и
Морейн рядом  с  ними выглядела деревенской кумушкой  - болтушкой.  - Честно
говоря, мне бы хотелось  встретиться с вами  обеими наедине. Были  бы  мы  в
Башне,  в  наших прежних  кельях,  я  не  прочь каждой  из вас по паре  слов
сказать.
     Илэйн окаменела, приняв тот же царственно-холодный и неприступный  вид,
как и после отповеди Бэйр:
     - Можешь все и мне высказать, когда тебе будет угодно.
     Неужели она поняла? Наедине - значит подальше от Хранительниц Мудрости.
Эгвейн  оставалось  лишь  надеяться. А  сейчас самое  лучшее - сменить  тему
разговора и надеяться, что Хранительницы не столь внимательно прислушиваются
к ее словам, как им внимает Илэйн. На последнее Эгвейн очень надеялась.
     - А эта стычка с Лателле? Ничего дурного не произойдет? - О  чем вообще
думает Найнив? Что  у нее  в голове-то? В родной деревне за подобную выходку
Найнив  сама  любую женщину  ее  возраста быстрехонько приволокла бы на Круг
Женщин, у той бы скоро глаза на лоб полезли. - Теперь вы, должно быть, уже в
Гэалдане?
     -  Если  повезет, через три  дня будем там. Так сказал  Люка.  Зверинец
передвигается не очень-то быстро.
     - Может, вам пора уйти?
     - Может,  и пора, - медленно промолвила Илэйн. - Интересно же по канату
пройтись... Хотя бы разок  перед...  -  Покачав головой,  она оглянулась  на
Каландор;
     вырез ее  платья стремительно  опустился  на  пару дюймов, потом  вновь
поднялся.  - Не знаю, что  и сказать,  Эгвейн. В  одиночку  намного  быстрее
передвигаться все равно не получится, да мы и не знаем пока в точности, куда
направиться.  -  Иными  словами, Найнив  еще не  вспомнила,  где  собираются
Голубые. Если в докладе Элайде все было указано правильно. - Не упоминая  уж
о том,  что Найнив просто взорвется, если  придется бросить  фургон и купить
верховых  лошадей  или другую карету. Кроме того, мы  теперь многое  знаем о
Шончан. При Дворе Девяти Лун Керандин при с'редит служила. А Двор Девяти Лун
- резиденция Императрицы Шончан.  Вчера Керандин показала нам вещи,  которые
взяла с собой, бежав из Фалме. Эгвейн, у нее есть ай'дам.
     Эгвейн  шагнула вперед,  коснувшись подолом Каландора.  Что  бы там  ни
думала Найнив, ловушки Ранда - не материального плана.
     - А ты уверена, что она не су'лдам Р - Голос девушки дрожал от гнева.
     - Уверена, - успокоила подругу  Илэйн. - Я сама  надела на нее  ай'дам.
Никакого эффекта.
     Этого маленького секрета не ведали даже Шончан, а если даже и знали, то
тщательно  скрывали тайну.  Их дамани были женщинами,  с  рождения  имевшими
искру дара,  женщинами,  которые  рано или поздно смогли бы направлять Силу,
даже не  будучи  обученными.  Но  сул'дам,  контролировавшие  дамани, - этих
требовалось  подготовить.  Шончан   считали  женщин,  способных  направлять,
опасными  животными, за  которыми нужен  глаз  да глаз,  и относились к  ним
соответственно; тем не менее, не зная об их подлинной сущности, многим таким
женщинам позволяли занять в шончанском обществе достойное положение, окружая
почетом и уважением.
     - Мне  непонятен этот интерес к Шончан. - Эмис с трудом  произнесла это
слово  - она никогда  о них не слышала,  пока на  прошлой  встрече  Илэйн не
рассказала. - Содеянное ими ужасно,  но они  убрались восвояси. Ранд  ал'Тор
победил их, и они бежали.
     Эгвейн  повернулась к  Хранительнице спиной и обвела взглядом громадные
полированные колонны, убегавшие в полумрак теней.
     -  Да, они  убрались,  но это не значит,  что они не могут когда-нибудь
вернуться. -  Девушка не хотела, чтобы кто-то, даже Илэйн, видел  сейчас  ее
лицо.  - Мы  должны  узнать о  них  все,  что можем,  - на случай, если  они
вернутся.
     В Фалме шончане надели на нее ай'дам. Они намеревались  отправить ее за
Океан Арит, в Шончан;  остаток жизни Эгвейн суждено было провести на чужбине
и на  цепи, точно  собаке. Всякий  раз  при  мысли о  Шончан  в  душе Эгвейн
вздымалась волна ярости. И страха.  Ужаса, что они вернутся и на этот раз им
удастся схватить ее и добиться своего. Этого страха Эгвейн  ни за что никому
не покажет - того  проблеска ужаса,  который был  в  ее глазах,  в  этом она
убеждена.
     Илэйн положила ладонь на руку подруги.
     - Если они  вернутся,  мы  будем наготове,  -  мягко промолвила она.  -
Врасплох, слепыми и ничего не подозревающими, они нас не застанут.
     Эгвейн  погладила ее руку,  хотя  девушке хотелось  с  признательностью
сжать ее - Илэйн понимала куда больше, чем хотелось бы Эгвейн, но участливое
отношение подруги утешило и умерило душевную боль.
     - Давайте закончим  то, для чего  мы сюда  явились, - вмешалась Бэйр. -
Тебе, Эгвейн, в самом деле не мешает поспать.
     - Мы послали гай'шайн, они тебя раздели  и уложили под одеяла. - Как ни
удивительно, голос Эмис был так же нежен, как и у Илэйн. - Когда вернешься в
свое тело, можешь спать до утра.
     Щеки Эгвейн  порозовели. Памятуя об  обычаях Айил,  она допускала,  что
среди этих гай'шайн были и мужчины. Нужно будет поговорить с Хранительницами
об  этом. И  разумеется, со всем тактом  - они могут и не понять, а просто и
спокойно объясниться на эту тему ей и самой нелегко.
     Эгвейн вдруг осознала, что страх исчез. Кажется, меня больше пугает  не
мысль о Шончан, а то, что я смущаюсь. Это было не  совсем верно,  но девушка
уцепилась за пришедшую мысль, как за соломинку.
     На самом-то деле ей мало  о чем нашлось рассказать  Илэйн. Они  наконец
выбрались в Кайриэн; Куладин  опустошил Селиан  и разорил  местность  вокруг
городка. Шайдо по- прежнему  впереди в нескольких днях  пути и  двигаются на
запад. Хранительницы Мудрости знали больше Эгвейн - они не сразу отправились
в  свои палатки.  Сегодня  вечером  произошло  несколько небольших  стычек с
всадниками, которые  вскоре  бежали. Были  замечены и другие  верховые,  они
ускакали,  не  ввязываясь  в  бой.  Пленных  не захватили.  Морейн  с Ланом,
по-видимому,  полагают,  что  всадники  либо   заурядные   разбойники,  либо
приверженцы одного из Домов, претендующих на Солнечный Трон. Лохмотьями  они
друг  от   друга  почти  не   отличались.  Кем  бы   они  ни   были,  вскоре
распространится весть, что в Кайриэне появилось еще больше айильцев.
     - Рано или  поздно они все равно бы  узнали. - Таким кратким замечанием
по этому поводу ограничилась
     Илэйн.
     Покидая  вместе с  Хранительницами  место  встречи,  Эгвейн  не сводила
взгляда  с  Илэйн -  ей  представлялось, словно и  Илэйн, и  Сердце Твердыни
расплывались, растворялись.  Но золотоволосая девушка никак не дала  подруге
знать, что поняла ее послание.






     Вместо  того чтобы вернуться в свое тело, Эгвейн будто плыла в темноте.
Ей казалось, она сама стала темнотой, совершенно в ней растворившись. Она не
знала,  где находится ее тело, выше, ниже или сбоку -  она  лишилась чувства
пространства. Но девушка  знала, что оно где-то рядом, что в любое мгновение
она  может вернуться  в него. Повсюду вокруг мигали  во  мраке  светлячки  -
неисчислимый рой, постепенно исчезавший в невообразимой дали. Это были сны -
сны  айильцев в  лагере,  сны мужчин и женщин  по всему Кайриэну, сны людей,
разбросанных по всему миру, мерцали перед ней.
     Теперь Эгвейн могла различить  ближайшие  огоньки и назвать  имена тех,
кому эти сны принадлежали. Искорки  очень напоминали светлячков - именно это
обстоятельство доставило ей в самом начале столько волнений и трудностей, но
теперь они стали для нее такими  же индивидуальными, как и лица. Сны Ранда и
Морейн выглядели тусклее, их сияние приглушали выставленные охранные стражи.
Сны Эмис и Бэйр были яркими и мерно пульсировали; по-видимому. Хранительницы
поступили  именно  так,  как  советовали  Эгвейн.  Не  увидев  огоньков-снов
Хранительниц,  она  тотчас  юркнула  бы  в  свое  тело.  Эмис  с  Бэйр умели
странствовать по этой  темноте намного лучше Эгвейн - об их  присутствии она
узнала бы  не  раньше, чем  они  с упреками набросились  бы на нее.  Научись
Эгвейн опознавать и сны Илэйн с Найнив, она имела бы возможность отыскать их
в  этом  громадном  созвездии,  в  каком  бы  отдаленном уголке  мира  те ни
находились. Но сегодня ночью в ее намерения не входило наблюдать за чьими бы
то ни было снами.
     Эгвейн прилежно выстроила перед мысленным  взором четко запечатлевшийся
в памяти  образ  и вновь очутилась в Тел'аран'риоде  - в маленькой, лишенной
окон комнатушке в Башне, в той самой келье, где жила,  будучи послушницей. К
выкрашенной  в  белый  цвет стене примыкала  узкая  кровать.  Напротив двери
стояли умывальник и трехногий  табурет;  на вбитых в стену колышках рядом  с
белым  плащом  висели  платья и сорочки из белой  шерсти  -  одежда нынешней
обитательницы кельи. С той же вероятностью комнатка могла быть и свободной -
уже  многие годы Башне не  удавалось  заселить  все  отведенные  послушницам
помещения.  Пол был таким же светлым, как стены и одежда. Несомненно, каждый
день живущая тут  послушница на  четвереньках скребет пол до белизны. В свое
время тем же занималась и Эгвейн, и  жившая в соседней келье Илэйн. Если  на
обучение в Башню приедет королева, и  ее  жизнь здесь начнется в келье вроде
этой и с непременного мытья полов.
     Когда взор Эгвейн  вновь скользнул по одежде,  она висела уже несколько
по-иному, но девушка не обратила на это внимания. Готовая в один  миг обнять
саидар,  Эгвейн  приоткрыла  дверь  и  высунулась  в коридор.  И  облегченно
перевела дыхание,  увидев, что из соседней двери, точь-в-точь как она  сама,
выглядывает  Илэйн.  Эгвейн  тешила  себя  надеждой,  что  у  нее  не  такой
неуверенный вид  и не  такие большие глаза, как у  подруги. Девушка замахала
рукой,  и  Илэйн поспешно  юркнула в  келью к  Эгвейн; белое  послушническое
платье  превратилось в светло-серое шелковое  для  верховой езды.  Эгвейн же
ненавидела серые платья - такие носили дамани.
     Эгвейн еще  мгновение  постояла, обводя  взором обнесенные  балюстрадой
галереи,  где разместились послушницы. Галереи уходили вверх ряд за рядом  и
этаж за этажом тянулись вниз, до самого Двора Послушниц. Не то чтобы  Эгвейн
и в самом  деле  ожидала,  что  где-то  там притаилась Лиандрин  или  что-то
пострашнее, но осторожность никогда не повредит.
     - Я подумала, что ты именно  это  и хотела сказать, - промолвила Илэйн,
когда подруга закрыла  дверь.  - Ты себе  не  представляешь,  как трудно  не
забыть,  кому и  что  я могу  сказать.  Иногда  мне  хочется все  рассказать
Хранительницам Мудрости. Пусть они  знают, что мы всего-навсего  Принятые, и
покончим с этим.
     -  Ты-то с  этим  покончила  бы, -  твердо  заявила  Эгвейн.  -  А  мне
приходится спать от них не далее чем в двадцати шагах.
     Илэйн передернулась:
     - Эта Бэйр... Она мне  Лини напоминает - у той всегда такой же вид был,
когда я ломала какую-то вещь, которую мне строго-настрого запретили трогать.
     - Погоди, я тебя еще с Сорилеей познакомлю, - пообещала Эгвейн. Илэйн с
сомнением посмотрела  на  нее. М-да,  пожалуй, Эгвейн  и  сама относилась  к
Сорилее  скептически,  пока не встретилась с  ней.  Правда, не так-то просто
познакомить  Илэйн  с  Сорилеей. Эгвейн поправила шаль.  -  Расскажи  мне  о
встрече с Бергитте. Это ведь Бергитте была? Да?
     Илэйн отшатнулась, точно от  удара в живот. На миг она  прикрыла глаза,
потом вздохнула - будто ее до пят наполнило воздухом.
     - Я не могу об этом говорить.
     - Что  значит  -  не можешь говорить? Язык-то у  тебя  есть.  Это  была
Бергитте?
     -  Эгвейн,  я не  могу.  Поверь  мне. Я бы рассказала, но не  могу. Вот
если...  я  попробую  спросить...  -  Будь  Илэйн  из тех  женщин, которые в
отчаянии  ломают  руки,  сейчас она делала бы именно  это.  Она открывала  и
закрывала рот, но не издавала ни звука; взор ее  бегал по комнатке, словно в
поисках подмоги  или  наития. Глубоко  вздохнув,  Илэйн вперила  настойчивый
взгляд  в глаза  Эгвейн: - Что бы  я  ни сказала, любое мое  слово неминуемо
нарушит  обещание, которое  я поклялась  сдержать.  Даже  этим  я  преступаю
доверие. Пожалуйста, Эгвейн!.. Ты должна мне поверить. И ты никому не должна
говорить о том, что ты... как тебе показалось, видела.
     Эгвейн согнала с лица хмурое, непреклонное выражение.
     - Я тебе верю. - По крайней  мере теперь она уверена, что ей ничего  не
померещилось.  Бергитте! О  Свет! -  Надеюсь,  когда-нибудь ты  поверишь мне
настолько, чтобы рассказать.
     - Да  я тебе верю, но... -  Покачивая головой, Илэйн присела на краешек
аккуратно заправленной  кровати. - Мы слишком часто храним  секреты, Эгвейн,
но порой на то есть причина.
     Чуть погодя Эгвейн кивнула и села рядом.
     -  Когда сможешь, тогда и скажешь. -  Вот и все, что сказала Эгвейн, но
Илэйн с облегчением обняла подругу.
     -  Эгвейн, я твердила  себе, что  не стану  об  этом спрашивать. Просто
наконец  перестану  забивать  себе  этим  голову.  -  Серое  дорожное платье
сделалось  блестящим  зеленым  нарядом;  наверное, Илэйн  не  осознала,  как
глубоко вдруг опустился вырез ее платья. - Но... с Рандом все в порядке?
     - Он жив и здоров, если ты об этом спрашиваешь. В Тире я посчитала, что
он жесток,  но сегодня я слыхала, как он угрожал повесить  того,  кто пойдет
против  его приказов. Нет, приказы его  не дурны... Он запретил отбирать еду
без  оплаты  и убивать людей,  но все же... Они  первыми  провозгласили  его
Тем-Кто-Пришел-с-Рассветом, они без колебаний последовали за ним из Пустыни.
И он угрожал им - безжалостный, как холодная сталь.
     -  Это не  угроза, Эгвейн. Он  - король, что бы кто ни говорил - ты, он
сам,  кто-то  еще.  А король или  королева должны отправлять правосудие  без
страха  перед врагами  и не делать скидок друзьям. Любой в роли судьи обязан
быть  суровым  и твердым.  Иногда по сравнению  с матушкой  городские  стены
казались мягкими и податливыми.
     -  Он  не должен  быть таким высокомерным, - ровным голосом  произнесла
Эгвейн. - Найнив  сказала, чтоб я напомнила ему, что  он всего лишь человек,
но как это сделать - ума не приложу.
     - Да,  ему нужно напоминать,  что  он  всего лишь человек. Но он вправе
ожидать подчинения. - В голосе Илэйн звучали высокомерные нотки, пока она не
опустила взгляд. Тогда она залилась румянцем, а зеленое платье вдруг  обрело
кружевной ворот,  подпирающий  подбородок. - Ты не ошибаешься, он  и вправду
настолько надменен? Точно? - сдавленно договорила она.
     - Он самодоволен, точно боров на гороховом поле. -  Эгвейн  поерзала на
кровати. Она  помнила, что  постель жесткая,  но тонкий матрас  казался куда
мягче  одеял, на каких она  спала  в  палатке. О  Ранде Эгвейн беседовать не
хотелось.
     Ты уверена, что та драка не - Вражда с Лателле вряд ли
     вызовет неприятностей;' - сделает дорогу подруг легче
     - Не знаю, что и будет. Лателле ведь затаила злобу на Найнив. Раньше-то
все неженатые мужчины всецело были ее,  она выбирала кого хотела, перебирала
их, как свои игрушки. Думаю, не  одна она так себя ведет - встречаются такие
женщины. Алудра  держится  наособицу, а Ке-рандин и гуся отпугнуть не  могла
бы, пока  я ее  не научила за  себя постоять. Кларин же  замужем за  Петрой.
Однако Найнив ясно дала понять, что оборвет уши всякому, кто даже помыслит с
ней пофлиртовать. Вдобавок она извинилась перед Лателле, поэтому я  надеюсь,
что все уладится.
     - Она извинилась?
     Илэйн   кивнула,   на  лице  ее  отразились  не   меньшие  изумление  и
озадаченность, чем на лице Эгвейн.
     - Мне показалось, она отколотит Люка,  когда тот заявил, что она должна
попросить  прощения. Кстати, по-видимому, к себе  он  ее  предостережение не
относит. Так вот, Найнив извинилась, хоть целый час ходила  туча тучей.  Как
ни странно, что-то о тебе бурчала. - Илэйн помешкала, искоса кинув на Эгвейн
испытующий взгляд.  - Ты ей в  последнюю встречу что-то сказала? С той  поры
ее...  точно  подменили.  И иногда  она сама с собой  разговаривает. Точнее,
спорит. Судя по той малости, что я услышала, с тобой спорит.
     - Я не  сказала  ничего,  чего  не  стоило говорить. - Итак, что  бы ни
произошло между ней и Найнив, это еще действует. Либо так, либо Найнив копит
гнев и выплеснет  его  при следующей встрече. Нет,  Эгвейн больше  не станет
мириться  со вспыльчивостью Найнив.  Тем более теперь, когда она поняла, что
это вовсе  не обязательно. - Передай ей от меня, что ей  слишком  много лет,
чтобы  в драке по земле кататься.  Если она  снова ввяжется, у меня найдутся
для нее слова похлеще. Дословно передай: "Хуже будет".
     Пусть Найнив  переваривает ее слова до следующего  раза. Либо она будет
кроткой, как ягненок... Либо Эгвейн придется исполнить свою угрозу,  довести
ее до логического конца. В обращении с Силой Найнив, может, и лучше  - когда
сумеет   направить,   но  здесь   сильнее   Эгвейн.   Так   или   иначе,   с
раздражительностью Найнив надо покончить.
     -  Я ей скажу, - сказала  Илэйн. - Ты тоже изменилась. Кажется,  и тебе
передалось что-то от Рандовой заносчивости.
     Эгвейн не сразу сообразила, что имеет в виду подруга;
     помогла легкая, но довольная улыбка Илэйн.
     - Не  говори  ерунды, - промолвила  Эгвейн. Илэйн  рассмеялась и обняла
подругу:
     - Ох, Эгвейн, придет день, и ты взойдешь на Престол Амерлин, а я  стану
Королевой Андора.
     -  Если  Башня уцелеет, -  рассудительно заметила Эгвейн, и смех  Илэйн
оборвался.
     - Эгвейн, Элайде не уничтожить Белую Башню. Что бы она ни делала. Башня
устоит.  Скорей она не  удержится  на  Престоле Амерлин. Как  только  Найнив
припомнит название того городка, готова поспорить, что там мы найдем Башню в
изгнании. Там будут все Айя, кроме Красной.
     - Надеюсь.  - Эгвейн поймала  себя на  том, что не скрывает печали. Она
хотела,  чтобы Айз Седай поддержали Ранда  и пошли наперекор  Элайде, но это
наверняка приведет к расколу в Башне, которая, может статься,  никогда более
не будет единой.
     - Мне пора возвращаться,- сказала Илэйн.- Найнив настояла, чтобы та  из
нас, которая не  отправилась в Тел'аран'риод,  бодрствовала.  А у нее голова
просто раскалывается  - ей надо бы  выпить какого-нибудь из своих  настоев и
лечь. Не  понимаю,  почему она так настаивала...  Допустим, одна из  нас  не
спит, ведь  помочь она ничем не сумеет! А знаем мы обе достаточно,  чтобы на
рожон не лезть. - Зеленое платье Илэйн на миг превратилось в  белую куртку и
мешковатые желтые шаровары Бергитте, потом  вновь  обрело прежний вид. - Она
сказала,  чтобы я  тебе не говорила,  но ей кажется, будто  Могидин пытается
найти нас. Ее и меня.
     Напрашивающегося  вопроса  Эгвейн  задавать  не  стала.  Не  приходится
сомневаться: это как-то связано с тем, что подругам сказала Бергитте. Почему
Илэйн  так упорствует, стремясь сохранить этот  секрет? Потому что  обещала.
Илэйн никогда в жизни не нарушит данного ею обещания.
     - Передай ей,  пусть поостережется. - Маловероятно, чтобы Найнив сидела
сложа руки,  подозревая, что за ней охотится одна из Отрекшихся. Несомненно,
она вспомнит,  как  однажды  уже одолела эту женщину,  а храбрости у  Найнив
всегда было больше,  чем здравого смысла.  - К  Отрекшимся нельзя относиться
беспечно. Как, кстати, и к Шончан, пусть они даже  считаются дрессировщиками
зверей. Так ей и скажи.
     - Думаю, если я попрошу тебя быть осторожной, ты тоже не послушаешься.
     Эгвейн удивленно взглянула на подругу:
     - Я всегда осторожна. Тебе это известно.
     -  Ну конечно.  - Последнее,  что увидела Эгвейн,  когда Илэйн медленно
растаяла в воздухе, была очень довольная улыбка.
     Сама  Эгвейн  уходить  не  торопилась.  Если  Найнив  не  вспомнит, где
назначен сбор Голубых, то, может, Эгвейн сама все выяснит. Идея была не нова
- со  времени последней встречи с Найнив она  уже не раз совершала вылазки в
Башню. Эгвейн  превратила свое лицо в лицо Энайлы, обзавелась огненно-рыжими
волосами  до плеч, на ней оказалось платье Принятой с  цветными полосами  по
подолу. Потом девушка представила себе вычурно обставленный кабинет Элайды.
     Кабинет был таким же, каким она  видела его в прежние посещения, только
с каждым  разом все меньше становилось украшенных резьбой в виде виноградных
лоз табуретов, широкой дугой выстроившихся перед обширным письменным столом.
Над камином  висели те  же картины.  Эгвейн направилась  прямиком  к  столу,
отодвинула  в сторону  троноподобный  стул  с выложенным  драгоценной костью
Пламенем Тар Валона, потянулась к лакированной шкатулке для бумаг. Приподняв
крышку, украшенную бьющимися в  облаках соколами, девушка  как  могла быстро
принялась  просматривать пергаменты.  И  все  равно некоторые  исчезали,  не
успевала она и до  середины дочитать, другие изменялись на глазах. И заранее
сказать, какой документ важен, а какой пустяк, было невозможно.
     Большая  часть  бумаг  казалась  донесениями  о  неудачах.  По-прежнему
неизвестно, куда  увел свое  войско  лорд Башир,  -  об  этом  сообщалось  с
оттенком  беспокойства  и  огорчения.  Это имя затронуло  какие-то струны  в
глубинах  памяти Эгвейн,  но, не имея  времени  на  раздумья, она решительно
отодвинула  пергамент  в  сторону  и  взялась за  следующий лист  Раболепный
доклад,  преисполненный панических настроений, извещал: нет никаких сведений
о местонахождении Ранда.  Хорошая новость, ради нее одной стоило отправиться
на  разведку в  Башню.  Последние вести  из  Танчико поступили больше месяца
назад,  а  тамошние глаза и  уши всех  Айя,  так  же как и во всем Тарабоне,
продолжают молчать; доносительница  во всем винила царящую в стране анархию.
Слухи о том,  что кто-то  захватил  Танчико,  подтвердить  не представлялось
возможным, но  в  докладе  выражалось предположение,  что без  Ранда дело не
обошлось. Еще лучше - пусть Элайда ищет его не там, где он есть, а в тысячах
лиг. Смятенное сообщение  гласило, что Красная сестра в Кэймлине утверждает,
будто  видела  Моргейз  на приеме,  хотя агенты  различных  Айя  доносят  из
Кэймлина,  что она  целые  дни  проводит  затворницей. Стычки  в Пограничных
Землях, вероятно, мелкие  восстания в Шайнаре и Арафеле; пергамент пропал из
рук Эгвейн раньше, чем она успела узнать о причинах подобного состояния дел.
Пейдрон Найол созывает Белоплащников в Амадицию, возможно, с целью двинуться
против Алтары.  Хорошо,  что Илэйн  с  Найнив самое  позднее  через  три дня
уберутся оттуда.
     Следующий пергамент  касался  Илэйн и Найнив.  Вначале  автор донесения
настойчиво  советовала  не   наказывать  упустившую  их  агентку   -  Элайда
вычеркнула эти  строки уверенным росчерком и написала на полях: "Наказать  в
назидание!" Затем, когда последовало подробное описание мер, направленных на
поиски  этой пары в Амадиции, одиночный лист  превратился в целую пачку, еле
помещавшуюся в  руках,  оказавшуюся, похоже, сметами  на работу каменщиков и
строителей для возведения во владениях Башни личной резиденции Амерлин. Судя
по числу страниц, скромный домик больше походил на дворец.
     Эгвейн  выпустила  страницы,  и  они  исчезли, не успев разлететься  по
столешнице.  Лакированная  шкатулка  вновь была закрыта.  Девушка знала: тут
можно всю жизнь провести, роясь в документах, - в ларце их всякий раз лежало
все больше, и они всегда оказывались разными. Чем недолговечнее было нечто в
мире яви - письмо, обрывок полотна,  чаша, которую то  и дело переставляли с
места  на  место,  -  тем  менее  устойчиво   оказывалось  его  отражение  в
Тел'аран'риоде. Да и нельзя  задерживаться здесь: когда спишь и находишься в
Мире Снов, ни тело, ни разум не отдыхают, как в обычном, ничем не тревожимом
сне.
     Поспешно  выйдя   в  приемную,  Эгвейн  подошла   к  письменному  столу
Хранительницы  Летописей  и  потянулась  было к аккуратной горке свитков и к
стопке пергаментов,  некоторые из которых  оказались  снабжены печатями, как
комната вдруг  будто замерцала. Не  успела девушка  даже задуматься, что все
это означает, как дверь  открылась и  через порог  шагнул улыбающийся Галад.
Камзол  из   голубой   парчи   обтягивал  широкие  плечи,  штаны  в  обтяжку
подчеркивали форму мускулистых ног.
     Эгвейн глубоко вздохнула - внутри у  нее все задрожало.  Нет, нечестно,
чтобы мужчина был так хорош собой.
     Галад  подошел ближе,  его темные глаза сверкали,  он провел  кончиками
пальцев по щеке девушки.
     - Не хочешь ли погулять со мной в Водном садике? - негромко спросил он.
     -  Если  вам  ласкаться да  обниматься  вздумалось,  - раздался  бодрый
женский голос, - могли бы и другое место найти.
     Эгвейн,  точно ужаленная, повернулась и вытаращила глаза  на сидящую за
столом Лиане  -  с палантином  Хранительницы Летописей  на  плечах  и доброй
улыбкой на меднокожем лице. Дверь в кабинет Амерлин была распахнута, внутри,
возле   простого,  без  вычурных   украшений,  отполированного   до   блеска
письменного стола стояла Суан. Она  читала  длинный  пергамент, на плечах ее
красовалась полосатая накидка - знак высокого положения. Безумие!
     Эгвейн кинулась  прочь, даже не сообразив, что за образ сложился у нее,
и обнаружила себя, тяжело дышащую,  на Лужайке, в  Эмондовом  Луге  - вокруг
дома  с соломенными  крышами, из  нагромождения  камней на  краю просторной,
поросшей   зеленой   травой   площади  журча   бьет   Винный  Ручей.   Возле
стремительного, раздавшегося  вширь потока  стоит  небольшая  гостиница отца
Эгвейн  -  первый этаж сложен  из камня,  нависающий над ним  второй  белеет
штукатуркой.  "Единственная  такая  крыша  во  всем  Двуречье"  -  частенько
говаривал Бран  ал'Вир  о своей красной черепице.  Возле  гостиницы  "Винный
Ручей"  виднелся  большой каменный  фундамент,  в  центре его раскинул ветви
громадный дуб. Фундамент этот был много старше  гостиницы Брана, но  кое-кто
утверждал, что тут, рядом с Винной Рекой, какая-то гостиница давала путникам
приют более двух тысяч лет.
     Дура, выругала себя Эгвейн. Надо же, сама так упорно вдалбливала Найнив
о  снах  в тел'аран'риоде и чуть не угодила в один из собственных снов. Едва
сама  себя в  него не поймала! Впрочем, странно, почему Галад? Да, иногда он
ей снился. Щеки Эгвейн стали  пунцовыми  -  она его  не  любила, нельзя даже
сказать,  что он ей очень нравится, но  он красив, и в тех грезах было много
больше, чем она желала от него. Куда чаще Эгвейн грезила о его брате Гавине,
но и эти  сны так же  глупы. Что  бы  ни  твердила Илэйн,  Гавин никогда  не
намекал Эгвейн о своих чувствах.
     Все дело в той  дурацкой книге,  со всеми этими сказаниями о влюбленных
парах.  Эгвейн  решила: утром, сразу как проснется, отдаст  книгу Авиенде. И
надо  обязательно   сказать  подруге,  что  та  читает  ее  вовсе  не  из-за
приключений.
     Но уходить Эгвейн  не хотелось. Милый сердцу край. Эмондов  Луг. Родной
дом. Последнее место, где она чувствовала себя в безопасности. Минуло больше
полутора лет  с тех пор, как она видела Эмондов Луг  в последний раз, однако
все  казалось  таким же, как  она помнила. Впрочем,  не  все. На Лужайке  на
высоких шестах  развевались два  больших знамени: одно  -  с  красным орлом,
другое  -  с  такой  же  красной  волчьей  головой. Интересно,  Перрин имеет
какое-то отношение к флагам?  Эгвейн не могла представить, при чем  тут  он.
Однако,  как сказал Ранд,  Перрин  отправился домой, и девушка не раз видела
его во сне вместе с волками.
     Ладно, хватит попусту стоять. Пора и...
     Мигнуло.
     Из гостиницы вышла ее мать, седеющая коса перекинута на плечо. Несмотря
на  годы,  Марин  ал'Вир  оставалась  по-прежнему  привлекательной, стройной
женщиной,  и все  Двуречье знало ее как непревзойденную  мастерицу по  части
всяких вкусностей. Эгвейн слышала, как в  общем зале смеется отец -  там  он
заседал вместе с остальными членами Совета Деревни.
     -  Ты  все  еще тут, дитя мое? - обратилась к Эгвейн мать -  добродушно
ворча, но довольная. - Ты ведь уже не первый день замужем и должна понимать,
что мужу ни к  чему знать, как ты тоскуешь  без него. - Качнув головой,  она
рассмеялась: - Ну вот, уже поздно. Вот и он!
     Снедаемая нетерпением, Эгвейн повернулась, взор  метнулся мимо играющих
на Лужайке ребятишек. Под копытами скачущего галопом коня  дробно простучали
балки  низкого  Фургонного Моста, и перед Эгвейн  спрыгнул  с  седла  Гавин.
Высокий и широкоплечий,  он был в  шитой  золотом красной  куртке. Такие  же
золотисто-рыжие  локоны,  как у  сестры, и изумительные темно-голубые глаза.
Конечно, Гавин не отличался чарующей красотой своего единокровного брата, но
сердечко Эгвейн забилось куда чаще,  чем при  виде Галада - Голада? Что? - и
она  приложила  ладони  к  животу  в тщетной попытке  утихомирить гигантских
бабочек.
     - Ты скучала по мне? - улыбаясь, спросил Гавин.
     -  Капельку. -  Почему  я подумала  о Галаде?  Как будто я  видела  его
несколько  секунд назад. - Так, изредка,  когда ничего занятного на глаза не
попадалось. А ты по мне скучал?
     Вместо  ответа Гавин подхватил ее, оторвал от земли и поцеловал. Эгвейн
больше ни о чем и не думала, пока он не поставил  ее обратно на ватные ноги.
Знамена исчезли. Какие знамена?
     - Вот он, - промолвила мать, подходя к ним с младенцем на  руках. - Вот
ваш сыночек. Хороший мальчик! Никогда не плачет.
     Гавин со смехом взял ребенка, поднял его на вытянутых руках:
     - Эгвейн, у него твои глаза. Ох и повздыхают же о нем девчонки!
     Эгвейн  попятилась, замотав  головой.  Были же знамена!  Красный орел и
красная волчья голова. И она в самом деле видела Галада! В Башне.
     - НЕЕЕЕЕЕТ!
     И Эгвейн бросилась прочь,  выскочив вон из Тел'аран'риода в свое  тело.
Она еще  успела подумать,  какой же  глупой оказалась,  позволив собственным
фантазиям  едва не поймать себя в ловушку, прежде  чем  погрузилась в  свой,
ничем  не  угрожающий ей сон. Гавин галопом промчался по  Фургонному  Мосту,
соскочил с седла...
     Выйдя из-за крытого соломой домика, Могидин  с ленцой принялась гадать,
в  какой же глухомани  находится эта  маленькая деревушка.  Обычно  в  таком
захолустье  не ожидаешь  увидеть  развевающиеся  знамена.  Девушка оказалась
сильнее,  чем предполагала Могидин,  и  спаслась  из  сплетенной  ею паутины
Тел'аран'риода. А ведь даже Ланфир, сколь бы кичливо о том  ни заявляла,  не
сумела  бы  здесь  добиться  большего. Тем  не менее  девчонка  представляет
интерес лишь постольку,  поскольку  разговаривала с Илэйн  Траканд,  которая
может  привести  к  Найнив ал'Мира.  Единственная  причина,  почему  Могидин
захотела избавиться от девушки, поймав ее в ловушку, заключалась в том,  что
Отрекшаяся не желала, чтобы кто-то  свободно разгуливал по Тел'аран'риоду. И
без того плохо, что приходится вынужденно делить его с Ланфир, а тут еще эта
приблуда...
     Но Найнив ал'Мира...  Эту  женщину она  заставит умолять  о  позволении
служить  себе.  Ее Могидин  намеревалась  захватить  во  плоти.  Может, даже
попросит Великого Повелителя даровать мерзавке бессмертие, чтобы  эта Найнив
вечно терзалась  и сожалела, что посмела перейти  дорогу Могидин. И выходит,
она вместе  с Илэйн сталкнулась с Бергитте? Вот и  еще одна причина примерно
наказать ее. Давным-давно,  еще в Эпоху Легенд, Бергитте даже не ведала, кто
такая Могидин, но сорвала столь превосходно задуманный Могидин план. А какой
был великолепный  замысел  - захватить  не кого-нибудь, а  Льюса  Тэрина! Но
Могидин узнала ее. Да вот жалость, Бергитте - тогда ее звали Тиадра - умерла
раньше, чем  ее настигла месть Могидин.  Не успела она  тогда  разобраться с
дерзкой лучницей.  Но  смерть  - не наказание и не конец, особенно  если она
означает жизнь тут.
     Найнив  ал'Мира,  Илэйн  Траканд  и  Бергитте.  Этих  трех  она  отыщет
обязательно и непременно  с ними разделается.  И действовать будет из теней,
так,  что они  ни о чем не догадаются, пока  не окажется слишком поздно. Она
покончит со всеми тремя, без исключения.
     Могидин   исчезла,  а   знамена  все  плескались  под  слабым  ветерком
Тел'аран'риода.






     Ореол  величия, голубой с золотом, прерывисто мерцал  вокруг Логайна, а
тот  мешком  сидел в седле.  Мин не понимала, почему  этот ореол в последнее
время появлялся все чаще. Логайн же безучастно смотрел вперед, поверх головы
черного  жеребца.  А  раньше он то и дело  оглядывал  низкие, поросшие лесом
холмы, горбы которых окружали путников.
     Две спутницы Мин ехали вместе чуть впереди - Суан так  же неуклюже, как
и  раньше,  сидела  в  седле  косматой Белы,  а Лиане ловко управляла  своей
мышастой кобылой, причем больше коленями, чем поводьями. Некогда через холмы
проходила дорога,  теперь на нее намекала лишь  неестественно  прямая полоса
папоротников,  пробивающихся  сквозь  усыпанный  листьями  лесной   подстил.
Кружевные  узоры папоротников  пожухли, и опавшая листва сухо похрустывала и
шуршала  под  копытами  лошадей. Плотные переплетения  ветвей прикрывали  от
полуденного зноя,  но  прохлады не  давали. По лицу Мин, хоть  сзади изредка
налетал слабый ветерок, катился пот.
     Вот  уже пятнадцать  дней они скакали от Лугарда на  юго-запад, ведомые
лишь  настойчивостью Суан  - она,  мол,  знает точно,  куда лежит  их  путь.
Правда, о своей  цели  она не  распространялась  - Суан  и  Лиане и  рта  не
раскрывали, точно захлопнувшаяся  медвежья ловушка. Причем Мин  сомневалась,
что даже Лиане осведомлена, куда  они так стремятся. Пятнадцать дней скачки,
а городки и деревни встречались  все реже, расстояния между ними становились
все больше,  пока наконец не исчез всякий след человеческого жилья. С каждым
днем Логайн  все  больше  сникал,  и  с каждым днем  все  чаще  вокруг  него
появлялся  ореол.  На  первых  порах  Логайн  ворчал, что  они  гоняются  за
блуждающим огоньком, но вскоре  Суан вновь  прибрала к рукам свой  маленький
отряд,  и без всякого сопротивления  - Логайн все больше погружался в  себя.
Последние шесть дней у него даже не хватало сил и желания спросить, куда они
направляются и доберутся ли когда-нибудь хоть куда-то.
     Едущие впереди Суан и  Лиане начали тихонько переговариваться.  Как Мин
ни  напрягала слух, слышала  она  лишь  едва различимое  бормотание, которое
вполне  могло  оказаться  и  шорохом  ветра в  листве.  Если она  попытается
подъехать  ближе, наверняка либо Суан, либо Лиане велят ей  приглядывать  за
Логайном, а то и просто  примутся буравить  ее взглядами, пока даже  напрочь
ослепшему болвану  не станет  понятно, что  он сует свой нос в дела, которые
его  ничуть не касаются. И то и другое  они с ней  уже  проделывали. Правда,
Лиане время от времени поворачивалась в седле и посматривала на Логайна.
     Наконец  Лиане придержала Луноцветик и поотстала, пристроившись рядом с
вороным жеребцом Логайна.
     Жара  как будто  не очень ее донимала,  на  медном лице  блестели  лишь
считанные капельки  пота.  Мин натянула  поводья,  отворачивая Дикую Розу  в
сторону и освобождая место для Лиане.
     -  Уже  недолго, - сказала Лиане  Логайну проникновенным голосом. Он не
отрывал  взора  от бурьяна впереди вороного коня. Она наклонилась к спутнику
ближе, оперлась на его руку, даже сжала ее. - Продержись еще немного, Далин.
И тогда  ты отомстишь.  - Его глаза все  так  же отупело глядели на заросшую
дорогу.
     -  Мертвец бы  больше внимания обратил,  - заметила Мин,  нисколько  не
кривя душой. Мысленно она раскладывала по полочкам все, что  делала Лиане, и
по вечерам беседовала с  ней, хотя и старалась не показывать,  зачем  ей все
это нужно знать. Она ведь никогда не научится  вести себя так непринужденно,
как  Лиане.  Если только я  в себя столько  вина не  волью,  что  соображать
перестану.  Однако  несколько  дельных  советов  не помешают. -  Может,  его
поцеловать?
     Лиане  окинула девушку взглядом, который заморозил  бы и бегущий ручей,
но Мин спокойно встретила ее взор.  В общении с Лиане у нее почти никогда не
было затруднений,  чего никак не скажешь про Суан. Немногие же шероховатости
сгладились с тех пор, как  бывшая Хранительница Летописей  покинула Башню, и
много меньше  их стало  с  того времени,  как  Мин стала  обсуждать  с Лиане
мужчин. Да и как тебя запугает  женщина, которая на полном серьезе заявляет,
будто  есть  сто  семь различных  поцелуев  и  что  для  женщины  существует
девяносто  три  способа касаться рукой лица  мужчины? А Лиане, похоже,  всей
этой ерунде верит.
     Вообще-то сама Мин  свое  предложение  о  поцелуе насмешкой не считала.
Раньше  Логайн,  поднявшись первым, будил  остальных  ни  свет ни  заря,  но
однажды его  самого  пришлось вытаскивать  из-под одеял. С  того самого  дня
Лиане нежно ворковала с ним, расточала улыбки, от которых у него пар из ушей
должен был бы вырываться. Мин  не понимала,  испытывает ли Лиане  к  Логайну
какие-то чувства, хотя ей было трудно  даже допустить  подобную возможность.
Или Лиане старается растормошить Логайна, не дать ему, отказавшись от всего,
умереть,  стремится сохранить ему жизнь - для той  участи, что уготовила для
него в своих планах Суан.
     Вдобавок Лиане не перестала кокетничать с другими. По-видимому, у них с
Суан имелся уговор:  Суан ведет беседы с женщинами,  а Лиане  - с мужчинами;
так  повелось  с  самого  Лугарда.  Улыбки и взгляды Лиане  дважды позволили
путникам получить комнаты, хотя хозяева постоялых дворов и утверждали, будто
нет  ни одной свободной; в тех же двух гостиницах и еще трех в придачу Лиане
добилась,  чтобы им  изрядно скостили счет. Еще две ночи, вместо того  чтобы
ютиться под кустом, путники, благодаря уловкам Лиане, удобно располагались в
амбарах. Кроме того, однажды какая-то фермерская женка погналась за  ними  с
вилами наперевес, в другой же раз их угостили необычным завтраком - фермерша
швырнула в них  холодной  овсянкой. Однако Лиане,  в  отличие от  остальных,
считала  эти  инциденты  забавными случаями. Но  в  последние несколько дней
Логайн  перестал  реагировать на  ухищрения  Лиане  так,  как всякий  другой
мужчина, видевший  ее  более двух  минут.  Он  вообще больше  ни на  что  не
реагировал.
     Суан  придержала  Белу,  сидя  в  седле  по-прежнему как  деревянная  и
выставив локти, - просто  чудо, что  она сумела  оглянуться, не свалившись с
кобылы. Кстати, на Суан жара тоже вроде как не сказывалась.
     - Сегодня ты у него тоже образы видела? - На Логайна Суан едва глянула.
     -  Все то  же самое, - терпеливо ответила Мин. Суан отказывалась понять
или поверить, сколько бы  девушка ни твердила ей о своих видениях.  Впрочем,
Лиане относилась к предсказаниям Мин  со  схожим  чувством.  Это не имело бы
значения, если б Мин не увидела впервые такую  ауру еще в Тар  Валоне.  Даже
валяйся Логайн на дороге, хрипя в предсмертной агонии, Мин поставила бы все,
что  имела,  и  даже  сверх того, на  какое-нибудь  чудесное  выздоровление,
оживление.  Например,  откуда  ни возьмись  появляется Айз Седай и  Исцеляет
Логайна. Да что угодно. То, что  видела Мин,  всегда оказывалось верным. Так
случалось  всегда.  Точно  так  же,  впервые увидев Ранда  ал'Тора,  девушка
поняла, что безнадежно,  до  отчаяния влюбится в него,  и  точно  так же она
узнала,  что  ей  придется  делить  любимого с  еще  двумя женщинами. Судьба
предназначала Логайна для  величия и славы, о которых не многие  из  людей и
мечтали.
     - Не смей говорить со мной  в подобном тоне, - промолвила Суан, пронзив
девушку холодом голубых глаз.- И так худо, что  приходится кормить с ложечки
этого здоровенного волосатого карпа,  а  тут еще ты нахохлилась, точно илька
зимой. С ним, девочка, я еще могу смириться, но коли тебе своей кислой миной
вздумается  мне  хлопот  добавить,  то очень  скоро ты об этом  пожалеешь. Я
достаточно ясно выразилась?
     - Да, Мара. - Молодей,. По крайней мере, яда и сарказма ты в свои слова
добавила, издеваясь  над собой, подумала Мин. Мне незачем быть  кроткой, как
гусочка. Лиана-то  я исхитрилась окоротить, та аж с лица спала. В  последней
деревне  доманийка предложила Мин  испробовать на  практике  то,  о чем  они
беседовали, на кузнеце. Высокий мужчина, недурен собой,  с сильными руками и
неторопливой улыбкой, но  все-таки...  - Я постараюсь  не быть угрюмой. Хуже
всего другое -  Мин поняла, что старается говорить искренне. Суан лишь одним
своим  видом многого добивалась.  Мин и вообразить  не  под силу, чтобы Суан
обсуждала, как  улыбаться  мужчине. Суан бы,  в упор глядя мужчине в  глаза,
указала, что ему делать, и ожидала, чтобы веленное исполнили быстро и точно.
Именно так она со всеми и поступает. Если же она и вела себя по-другому, как
с  Логайном,  то  лишь потому,  что  дело  было  не настолько  важным, чтобы
настаивать на своем.
     -  Надеюсь,  уже недалеко?  - резко  заговорила Лиане.  Для  мужчин она
приберегала  иной голосок. -  Мне  не нравится, какой  у  него  вид.  А если
придется еще на ночь останавливаться... Что ж, если  он и  утром будет такой
же квелый, как сегодня, то не знаю, как мы умудримся его на лошадь посадить.
     - Если мне правильно указали дорогу, то не очень далеко, -  нетерпеливо
заметила Суан. В последней деревне Суан пришлось о чем-то  расспрашивать.  О
чем  именно  шла  речь.  Мин  услышать  не  дали,  а  Логайн был  совершенно
безучастен. Суан же не очень-то нравилось, когда ей напоминали о вынужденных
расспросах. Мин не могла понять отчего. Вряд ли Суан полагает,  будто Элайда
пустила за ними погоню.
     Сама  девушка надеялась, что уже близко.  Трудно сказать, как  далеко к
югу  забрели путники,  съехав с  проезжей  дороги, ведущей  в  Джеханнах.  В
большинстве  деревень жители  имели  весьма слабое представление  о том, где
расположена  их деревня,  разве что  не сомневались в названиях  близлежащих
городков. Но когда  путники  переправлялись через Манетерендрелле  в Алтару,
незадолго  до  того,  как  Суан  свернула с  оживленного тракта,  седовласый
старик-паромщик  по какой-то причине долго разглядывал потрепанную карту. На
карте была изображена  местность до  самых  Гор  Тумана.  Если только Мин не
обманывается, то, по ее прикидкам, еще  немного миль  - и путники  достигнут
другой  большой реки. Либо ею будет Боэрн, а это означает, что путники уже в
Гэалдане с пресловутым  Пророком,  собравшим вокруг себя людские толпы, либо
они окажутся у Элдара, на том берегу которого - Амадиция и Белоплащники
     Мин  ставила на Гэалдан, с Пророком или без него.  Но  отряд и  вправду
оказался очень близко к границе.  Только глупец решит искать место сбора Айз
Седай еще ближе  к Амадиции, чем они  сейчас находятся, а  Суан  никогда  не
отличалась глупостью.  В  Гэалдане  они или  в Алтаре, Амадиция должна  быть
недалеко, до нее, скорей всего, несколько миль.
     - Видимо,  укрощение теперь  всерьез  за него взялось,  -  пробормотала
Суан. - Только бы он протянул еще дня два-три...
     Мин  держала рот  на  замке; если женщина  не  хочет  слушать,  толку в
разговоре не будет.
     Покачав  головой,  Суан ткнула Белу каблуками и послала  лошадь вперед,
вновь возглавив отряд.  Она так крепко сжимала  поводья,  будто  ждала,  что
коренастая  кобылка  вот-вот  понесет.  Лиане  опять  принялась  шелковистым
голоском ластиться  к Логайну. Может, у нее и впрямь какие-то чувства к нему
- что ж, этот выбор ничуть не более странен, чем выбор самой Мин.
     Мимо,  ничуть  не  меняясь,  скользили лесистые  холмы, деревья, кусты,
заросли бурьяна  и ползучих  растений. Старую  дорогу,  прямую, как  стрела,
отмечали  папоротники. Лиане сказала, что  почва там,  где проходила дорога,
другая -  будто  Мин важно знать, что да как. С  ветвей  на всадников иногда
цокали белки,  щеголявшие кисточками  на ушках. Изредка  раздавались  птичьи
трели. Что это за птицы. Мин и догадок не строила. По сравнению с Кэймлином,
Иллианом или  Тиром Байрлон,  может,  и не  город, но  девушка считала  себя
городской - а потому птица есть птица. И ей совершенно безразлично, на какой
земле обычно растут папоротники.
     Вновь начали  поднимать голову сомнения. После Корийских Ключей они уже
не раз просыпались, но раньше было проще загонять их подальше. После Лугарда
пузырьки сомнений все чаще выскакивали на поверхность, и однажды Мин поймала
себя на том, что думает  о  Суан так,  как  никогда не  осмеливалась раньше.
Разумеется,  у девушки не хватало духу заикнуться Суан  о  своих сомнениях -
даже самой себе признаться в недостатке  мужества было больно. Но вдруг Суан
не  знает,  куда  направляется?  Врать  Суан  теперь может,  ведь  усмирение
освободило ее  от Трех Клятв.  Или  она по-прежнему надеется, что, продолжая
поиски,  наткнется  на какой-нибудь  след того, что так отчаянно ищет? Лиане
понемногу и несомненно весьма необычным образом начала устраивать свою жизнь
- отделяя себя  от  тревог  о власти,  от  Силы, от  Ранда.  Нет,  Лиане  не
отказывалась от  них  совершенно, но для  Суан,  как  считала  Мин, вряд  ли
существует что-то другое. Белая  Башня и  Дракон Возрожденный составляли всю
жизнь Суан,  и она  будет  держаться за  них, пусть даже ей приходится лгать
самой себе.
     Леса  так  быстро  расступились  перед  большой деревней,  что  Мин  от
неожиданности заморгала.  Опушка  -  Мин  узнала  дубы.  амбровые  деревья и
карликовые  сосны - шагов  на  пятьдесят отстояла от взбиравшихся на  низкие
холмы  домов,  возведенных на обкатанных  речных камнях  и  крытых  соломой.
Девушка готова  была биться об заклад, что  очень недавно на месте поселения
царствовал лес. Деревья плотным кольцом обступали  дома, теснились к стенам,
тут и там возле фасадов светлели свежими срезами пни. Улицы  выглядели  так,
будто их  недавно  перепахали,  на дороге не было плотно  утоптанной  земли,
какая  обретается за многие поколения.  Мужчины настилали  свежие соломенные
крыши  на три больших каменных куба -  должно быть, гостиницы, - над  дверью
одной покачивалась  поблекшая,  побитая ветрами и  дождями  вывеска.  Однако
нигде на  крышах Мин не заметила  старой соломы. Для  столь небольшого числа
замеченных  девушкой мужчин  слишком  много сновало  туда-сюда  женщин  -  и
слишком мало  играло на улице детей. Обычными для деревни были лишь витающие
в воздухе запахи стряпни.
     Если в первое мгновение  представшая ее глазам  деревня  ошеломила Мин,
то,  сообразив,  что  перед ней, она  чуть  с седла  не  свалилась.  Женщины
помоложе -  выбивающие на подоконниках одеяла или спешащие по каким-то делам
- были  в  простых шерстяных  платьях, но ни в  одной  деревне, какой угодно
большой, не оказалось бы так много женщин в дорожных платьях из шелка или из
тонкой шерсти, всех цветов и покроев.  И для взора Мин и вокруг этих женщин,
и вокруг большинства  мужчин плавали  образы, вспыхивали,  меняясь  и мигая,
ауры. Вокруг  подавляющего большинства Мин  не часто что  видела,  но у  Айз
Седай и у Стражей редко когда не бывало аур хоть час. А дети, наверное, тех,
кто служил в  Башне.  Замужних  Айз Седай  вообще  мало,  считанные единицы,
однако, зная  их, не приходится сомневаться,  что они приложили  все усилия,
чтобы  увести  своих  слуг  вместе  с семьями  оттуда, откуда вынуждены были
бежать сами.
     Суан отыскала место сбора Айз Седай.
     В  гробовой настороженной  тишине всадники въехали  в деревню. Никто не
проронил  ни  слова.  Стоящие  неподвижно  Айз  Седай  провожали  пришельцев
внимательными взглядами,  как  и  молодые  женщины  и  девушки  -  наверняка
Принятые или даже послушницы.  Мужчины, за мгновение до  того двигавшиеся  с
волчьей грацией, замерли на месте,  кто сунув руку в солому, кто потянувшись
за  косяк  -  несомненно,  к  припрятанному  там  оружию.  Детишки  исчезли,
торопливо разогнанные по домам взрослыми, которые, по всей видимости, были в
Башне  слугами. У Мин под столькими  немигающими взглядами волосы на затылке
едва дыбом не встали.
     Лиане вроде  обеспокоилась, искоса поглядывая  на  людей,  мимо которых
проезжала,  но Суан  оставалась  спокойной, ни один  мускул не дрогнул на ее
лице. Она направлялась прямиком к самой большой гостинице с невразумительной
вывеской. Возле  гостиницы Суан слезла с Белы, привязала поводья к железному
кольцу  на  каменном  столбе  коновязи,  который,   похоже,  совсем  недавно
установили на место.  Помогая Лиане  спустить с седла  Логайна - обычно Суан
даже руки не предлагала, чтобы посадить или снять его с лошади, - Мин быстро
осмотрелась. Все глядели на них, никто не шелохнулся.
     - Не  ожидала, что меня  встретят  как блудную  дочь,-  прошептала  она
Лиане,- но почему никто хотя бы "здрас-те" не скажет?
     Не успела Лиане ответить, даже если и собиралась, как Суан сказала:
     - Ладно. Нельзя бросать весла, хоть берег  и рядом. Ведите его в дом. -
И она исчезла  за  порогом гостиницы,  а Мин и Лиане повели Логайна к двери.
Тот шел без труда, но когда женщины перестали его подталкивать, сделал шаг и
сразу остановился.
     Такой  обстановки,  как  в  этом  общем  зале,  Мин  никогда  прежде не
доводилось видеть. Широкие  камины, конечно,  не горели, на  месте  выпавших
камней зияли  бреши.  Побелка  на  потолке повреждена, а в больших  прорехах
отвалившейся  штукатурки  виднелась  сетка   обрешетки.  Разномастные  столы
всевозможных  форм и размеров  стояли на  рассохшемся полу,  который  сейчас
подметали несколько девушек. Женщины, на чьих лицах возраст не оставил своей
печати,  сидя за  столами,  просматривали пергаменты, отдавали  распоряжения
Стражам  -  кое-кто  из них  был  в  меняющих цвета плащах -'или приказывали
другим женщинам, среди которых  были Принятые и послушницы. Прочие были  для
этого слишком стары - едва ли не  у половины серебрилась  в  волосах седина,
ясно указывая на прожитые годы. Здесь оказались и другие мужчины, не Стражи;
они, по-видимому, были  на посылках - приносили Айз Седай  то пергаменты, то
кубки с вином. Повсюду царила оживленная, деловитая суета. В комнате плясали
ауры и ореолы - от них у Мин зарябило в глазах и разболелась голова. Девушка
старалась не обращать внимания на образы, пока они не обрушились на нее и не
погребли под собой. Это оказалось нелегко, но подобному приему она научилась
еще в Башне, когда вокруг нее были не одна и не две Айз Седай.
     Навстречу новоприбывшим  направились четыре  Айз  Седай  -  воплощенное
изящество и холодное спокойствие,  в дорожных  юбках-штанах. Для Мин увидеть
эти  знакомые  черты было  все  равно  что добраться  до дома  после  долгих
блужданий.
     Раскосые  зеленые  глаза  Шириам тотчас  же впились  в лицо Мин. Вокруг
огненных волос  Айз  Седай  вспыхнули серебристые и  голубые  лучи  и мягкое
золотое сияние - Мин не могла понять, что значит это видение. Шириам, слегка
склонная  к  полноте,   была  в  темно-синем  шелковом  платье.  Она  строго
нахмурилась:
     - Я была бы более счастлива видеть тебя,  дитя мое, если б  узнала, как
ты  обнаружила  наше  местонахождение.  И  я  не  против,  если  ты хотя  бы
намекнешь, каким образом тебе на ум  пришла  столь неразумная мысль привести
его.
     С полдюжины Стражей придвинулись ближе - руки на рукоятях мечей, острые
глаза ни на  миг не упускают Логайна из виду. А тот  будто  ничего вокруг не
замечает.
     Мин так и застыла с раскрытым ртом. Почему они спрашивают ее?
     - Моя нер... - Договорить девушка не успела.
     - Было бы много лучше, - ледяным тоном заговорила светлощекая Карлиния,
- если бы он умер, как твердили слухи.
     Холод  в  ее  голосе  был не  от гнева,  а  от  рассудочности: Карлиния
принадлежала  к Белой Айя. Ее платье цвета поделочной  кости  выглядело так,
будто  его слишком  долго носили не  снимая.  На миг  Мин  увидела, как  над
темными  волосами  Карлинии проплыло  изображение  ворона;  оно  было больше
рисунком, чем живой  птицей. Девушка решила, что этот ворон - татуировка, но
что значит подобное  видение, она не понимала. Мин сосредоточилась на лицах,
стараясь ничего больше не замечать.
     -  Вид у него такой,  словно он вот-вот умрет, - продолжала Карлиния. -
Что  бы  ни пришло  тебе в голову,  усилия  твои  пропали впустую. Но я тоже
хотела бы узнать, как тебе стало известно о Салидаре.
     Пока Айз Седай вовсю  трепали Мин, Суан  с  Лиане  стояли  в стороне  и
переглядывались - самодовольно, с  веселыми искорками в глазах. На них никто
даже не смотрел.
     Еще  одна Айз  Седай - Мирелле,  смуглая красавица  в зеленом  шелковом
платье, вышитом наискось по лифу золотыми полосами, - выскочила  из-за спины
Белой сестры.  Обычно она всегда улыбалась,  и порой эта  ее  все-понимающая
улыбка могла поспорить и  с новыми уловками из арсенала Лиане, однако сейчас
улыбки на ее совершенной овальной формы лице и в помине не было.
     - Выкладывай, Мин! Не стой, разинув рот, будто олух какой. - Даже среди
Зеленых Мирелле славилась вспыльчивым нравом.
     -  Ты  обязана нам рассказать, -  добавила  Анайя голосом много мягче и
нежнее.  Хотя и  в  нем проскальзывали  раздраженные  нотки.  У  Анайи  были
грубоватые черты лица и материнский вид, несмотря на  свойственное Айз Седай
отсутствие морщин. Она поглаживала бледно-серую юбку с видом матери, которая
сдерживает  себя,  чтобы  не  схватиться  за  хворостину. -  У нас  найдется
местечко и  для  тебя, и для тех двух  девушек, но ты должна рассказать нам,
как сюда добралась.
     Мин встрепенулась и захлопнула рот. Ну конечно. Те две девушки. Она уже
настолько привыкла к  своим спутницам, к тому, какими они теперь  стали, что
даже не задумывалась, сколь разительно  переменился облик Суан и Лиане.  Мин
сомневалась, что хоть одна из этих Айз Седай видела Суан и Лиане после того,
как низложенных правительниц бросили в  подземные темницы под Белой  Башней.
Лиане почти  смеялась,  а  Суан чуть  ли  головой  не  качала,  сокрушаясь о
недогадливости Айз Седай.
     -  Вовсе  не я  горела  желанием  с вами  поговорить,  -  сказала  Мин,
обращаясь  к  Шириам.  Пусть  "те  две  девушки"  на себе почувствуют этакие
взгляды, а с меня уже хватит. - Расспрашивайте Суан. Или Лиане.
     Айз Седай  воззрилась на Мин, будто она у них на глазах рехнулась, а та
кивнула в сторону своих спутниц.
     Четыре пары глаз  переместились  на  тех,  но  узнавать их Айз Седай не
спешили. Они разглядывали странную пару, хмурились, переглядывались. Ни один
из Стражей не отвел взора от Логайна, не снял ладони с меча.
     - Усмирение  может  вызвать подобный  эффект,  -  наконец  пробормотала
Мирелле. - Я читала отчеты, в которых такое предполагалось.
     - Во многих отношениях лица очень схожи, - медленно промолвила  Шириам.
- Можно отыскать  женщин, настолько похожих  на них, но кому и  зачем это бы
понадобилось?
     Суан и Лиане уже не выглядели самодовольными.
     - Мы те, кто мы есть, - решительно заявила Лиане. - Расспросите нас. Ни
одна самозванка не знает всего, что известно нам.
     Суан же не стала дожидаться вопросов.
     -  Лицо мое, может, и  изменилось, однако я, по крайней мере, знаю, что
делаю и почему. Готова поспорить, о вас такого не скажешь.
     От ее стального тона Мин аж застонала, но Мирелле кивнула:
     - Голос Суан Санчей. Это ее голос.
     -   Голос  можно   и  подделать,   -   заметила   Карлиния  по-прежнему
хладнокровно.
     -  Но  насколько  хорошо можно  выучить  воспоминания?  -  Анайя сурово
нахмурилась. - Если это ты, Суан, то  в день твоих двадцать вторых именин мы
с тобой поспорили. Где это случилось и каковы были последствия нашего спора?
     Суан уверенно улыбнулась Анайе:
     -  Во время  занятий. Когда ты втолковывала  Принятым, почему так много
государств, выделившихся  из  империи  Артура  Ястребиное  Крыло  после  его
смерти, не сумели выжить и вскоре исчезли с лица земли. Кстати, я до сих пор
с тобой кое в чем не согласна.  А результат  спора оказался предсказуем: два
месяца  я  по три часа  в  день работала  на кухне.  Ты,  помнится, сказала:
"Надеюсь, тамошний жар перебьет и поумерит твой пыл".
     Если  Суан полагала, будто одного ответа  окажется  достаточно, то  она
глубоко заблуждалась.  У Анайи сыскалось еще немало  вопросов для обеих;  от
нее  не  отставали   и   Карлиния  с  Шириам,  которые,  по-видимому,   были
послушницами   и  Принятыми  в  одно   время   с   допрашиваемой   парочкой.
Интересовались теми  подробностями,  о  которых не  узнал бы никто, решивший
выдать  себя  за  Суан  или  Лиане: о всяких ссорах,  стычках,  о проделках,
удавшихся  и  неудавшихся, о мнениях,  высказанных о разных  наставницах  из
числа  Айз  Седай.  Мин  никогда  бы  не  поверила, чтобы  женщины,  ставшие
впоследствии  Амерлин  и  Хранительницей  Летописей,  так  часто  влипали  в
неприятности,  но у  нее сложилось впечатление, что услышанное  - лишь малая
верхушка  скрытой  ото всех горы и  что и  сама Шириам,  похоже, не уступала
обеим  по части  проказ.  Мирел-ле, самая  молодая  из  всех, ограничивалась
улыбкой и удивленными  замечаниями, пока Суан не сказала что-то о том, как в
ванну Саройи Седай запустили форель  и как какую-то послушницу полгода учили
должному поведению. Правда, Суан не очень-то вдавалась в воспоминания о тех,
кто ее саму наставлял на путь истинный. Будучи послушницей, выстирала платье
непонравившейся Принятой  с чесоточной  травой?  Тайком  улизнула  из  Башни
порыбачить? Даже  Принятым  необходимо разрешение,  чтобы  покинуть владения
Башни  во внеурочное  время. Суан с Лиане  охладили, чуть ли  не  заморозили
ведро воды и установили его так, чтобы окатило Айз  Седай, которая,  как они
считали, несправедливо их выпорола. Судя по блеску в глазах Анайи, им крупно
повезло, что тогда так и не доискались виновниц этого происшествия. Из того,
что Мин знала об  обучении послушниц, да в немалой степени  и Принятых, этим
двум  женщинам просто посчастливилось продержаться в  Башне так долго, чтобы
суметь  стать  Айз Седай.  А  ведь  сейчас  Мин узнала  лишь малую толику их
похождений! Сколько раз с них могли буквально шкуру спустить за их выходки!
     - Я  убеждена. Вполне,  -  промолвила  в конце концов  Анайя,  глядя на
прочих Айз Седай.
     Следом за Шириам кивнула и Мирелле, но Карлиния заметила:
     - Тем не  менее остается вопрос, что с ней делать. Она не мигая глядела
на Суан,  и остальные Айз  Седай сразу заволновались.  Мирелле кусала  губу,
Анайя рассматривала  половицы. Шириам, разглаживая платье,  как  будто вовсе
избегала смотреть на Суан и Лиане.
     -  Мы по-прежнему знаем все, что нам  было известно  раньше,  - заявила
Лиане, внезапно нахмурившись. - Мы можем быть полезны.
     Суан стояла  с  побагровевшим  лицом  - Лиане,  по-видимому,  забавляли
рассказы о  выходках  юных  лет и о  наказаниях за проделки,  но самой  Суан
совсем  не нравились эти воспоминания. Однако  голос  ее звучал лишь  слегка
напряженно, хотя она готова была взорваться:
     - Вы хотели знать, как  мы  вас нашли. Я  встретилась с  одной  из моих
агентов, которая также работает на Голубых. Она и сказала мне о Салли Даэра.
     Мин ничего не понимала. Что это за разговор о Салли Даэра? Да и кто она
вообще такая? Но Шириам и остальные кивнули друг дружке. Как Мин сообразила,
своими словами Суан сообщила нечто гораздо большее,  чем простое объяснение,
как их отыскала. Суан дала понять, что по-прежнему держит в руках сеть своих
осведомителей, которые служили ей как Амерлин.
     - Мин, сядь  там, -  сказала Шириам  девушке, указав на пустой столик в
углу. - Или ты все еще Элминдреда? И Логайна возьми с собой.
     Шириам  и три другие Айз Седай обступили Суан  и Лиане  и повели  их  в
глубину  общего зала. К ним присоединились  еще  две  женщины в  платьях для
верховой езды,  и вся группа скрылась за недавно сколоченной  дверью - доски
были еще свежие.
     Вздохнув, Мин взяла Логайна под руку и повела к столу, усадила на грубо
оструганную скамью, а сама устроилась на шатком стуле с решетчатой  спинкой.
Поблизости  к  стене  прислонились  два Стража.  На  Логайна они будто и  не
глядели,  но  Мин  знала  Гайдинов: они  видят все  и даже  во  сне способны
выхватить мечи за один удар сердца, а то и быстрее.
     Итак,  даже  признав Суан и  Лиане, встретили  их  не  с распростертыми
объятиями. Ну а чего  же она ожидала? В Белой Башне Суан и Лиане были самыми
могущественными - отныне они даже не  Айз Седай. Весьма  вероятно, остальные
просто  не  понимают,  как  себя с  ними  держать. Да  еще  и явились  они с
укрощенным Лжедраконом. Лучше бы Суан не врать и не строить каких-то  планов
насчет Логайна. Мин сомневалась,  что  Шириам  и  прочие  Айз Седай окажутся
столь же терпеливыми, как Логайн.
     И по крайней мере, Шириам узнала Мин. Девушка снова встала, выглянула в
окошко  с  треснутыми стеклами.  Лошади по-прежнему стояли  у коновязей,  но
кто-нибудь из Стражей, которые  с виду  и не следят,  успеет  остановить  ее
раньше,  чем  она отвяжет  поводья Дикой Розы.  В Башне, еще тогда, Суан  ни
перед  чем  не  остановилась, лишь бы  изменить обличье девушки.  Как видно,
напрасно. Правда, Мин не думала, что кому-то из этих Айз Седай известно о ее
видениях. Эти сведения Суан с Лиане явно держали при себе  и ни с кем ими не
делились.  Мин была бы рада до невозможности, если б так  оно  и оставалось.
Если  эти  Айз Седай что-нибудь прознают,  спутают ее по рукам  и ногам, как
прежде поступила сама Суан, и  тогда Мин никогда не добраться  до  Ранда.  И
если   они  посадят  ее  на  короткий   поводок,   Мин  так   и   не  сумеет
продемонстрировать ему все, что узнала от Лиане.
     Все хорошо, все просто замечательно. Она сделала большое дело - помогла
Суан отыскать место сбора;
     теперь важно  привести  Айз Седай на помощь Ранду. Но у Мин есть и своя
цель,  личная. Влюбить  в себя мужчину, который никогда на нее дважды подряд
не смотрел, причем успеть все провернуть, пока он не сошел с ума. Может, она
сама ума лишилась, как суждено ему.
     - Тогда  из нас  получится замечательная пара, -  пробормотала себе под
нос Мин.
     Возле ее столика остановилась веснушчатая зеленоглазая девушка - должно
быть, послушница.
     -  Поесть  не хотите? Или  чего-нибудь выпить? Есть жаркое из оленины и
дикие груши. Может, и сыр найдется.
     Она так старательно отводила взор от  Логайна,  что лучше уж глядела бы
на него вытаращив глаза.
     - Хорошо бы груш и сыру,- сказала девушке Мин. С едой два последних дня
было  не  ахти.  Путникам  не  часто удавалось перекусить в гостинице или на
ферме, пару раз Суан ухитрилась словить рыбу в ручье, но обычно добычу охоты
приносил  Логайн.  К  тому же,  по  мнению Мин, сушеные бобы -  не еда. -  И
немного вина,  если есть. Но сначала я бы  хотела кое-что  узнать.  Если  не
секрет, конечно, где мы? Ведь эта деревня называется Салидар?
     - В Алтаре. В миле к западу - река Элдар. А на том берегу уже Амадиция.
- Девушка  напустила на себя  извечную загадочность  Айз  Седай, впрочем, не
очень-то убедительно. - Где лучше скрываться Айз Седай, как не там, где их и
не подумают искать?
     -  Нам не  нужно было бы скрываться, - осадила девушку смуглая  молодая
женщина с  курчавыми волосами, остановившаяся рядом со столиком. Мин  узнала
ее:
     это была Принятая по  имени  Фаолайн.  Однако увидеть  ее здесь Мин  не
ожидала, полагая, что та останется  в Башне. Как представлялось Мин, Фаолайн
не  нравилось  ничто и никто,  и  она часто говорила, что, став полноправной
сестрой,  выберет   Красную  Айя.  Великолепный  образчик  последовательницы
Элайды. - Зачем ты сюда явилась? Да еще с  ним! Зачем  она явилась? - Мин ни
на секунду не усомнилась, кого Фаолайн имеет в виду. - Это она виновата, что
нам  приходится  скрываться. Я  не  верю, будто  она помогла бежать  Мазриму
Тайму, но, может, она и причастна к его бегству, раз появилась тут с ним.
     - Хватит, Фаолайн, - оборвала круглолицую  Принятую  стройная женщина с
черными волосами, волнами ниспадавшими по  спине до талии.  Мин  показалось,
что  она  узнала эту женщину  в  темно-золотистом дорожном  платье из шелка.
Эдесина. Вроде  бы из Желтой. -  Ступай, у  тебя  есть  свои обязанности,  -
сказала Эдесина.  -  А если ты,  Табия,  собиралась  еды принести,  так тоже
пошевеливайся.
     Эдесина и бровью не повела на  помрачневшую  Фаолайн, которая присела в
реверансе. А той не худо бы взять  пример с уже убежавшей послушницы - Табия
куда старательней сделала реверанс. Вместо этого Эдесина  положила ладонь на
голову Логайна. Тот, уткнувшись взором в стол, будто ничего и не замечал.
     И  тут глазам Мин предстало видение: на  шее Эдесины внезапно сомкнулся
серебристый ошейник, а потом так же внезапно разломился.  Мин вздрогнула. Ей
очень не нравились  видения, связанные с Шончан.  Во всяком  случае, Эдесина
каким-то образом спасется от ошейника. Даже если б Мин и хотела открыть свой
дар,  нет  никакого  смысла  предупреждать  женщину:  все  равно  ничего  не
изменится.
     - Все дело в укрощении, - промолвила немного спустя Айз Седай. - Думаю,
он уже отказался от желания жить. Я для него  ничего не могу сделать. А если
б и могла, то вовсе не уверена, что стала бы ему помогать.
     Взгляд,   брошенный  ею  перед  уходом  на  Мин,  был  очень  далек  от
дружелюбного.
     В нескольких  футах в стороне остановилась элегантная статная женщина в
желтовато-  коричневом  шелковом  платье,  окинула  Мин  и  Логайна холодным
взглядом   бесстрастных   глаз.   Кируна  была  из   Зеленых  и   отличалась
величественными манерами. Как слышала Мин, Кируна приходилась королю Арафела
сестрой, но в Башне относилась к Мин по-дружески. Мин улыбнулась, но большие
темные  глаза,  не узнавая, скользнули по  лицу  девушки,  и Кируна  плавной
походкой покинула гостиницу. Следом за ней устремились четыре  Стража, ничем
не похожие друг на друга  мужчины - их  объединяла лишь смертоносная даже  с
виду манера двигаться.
     В ожидании сыра и груш Мин надеялась, что Суан с Лиане нашли куда более
теплый прием.






     - Мы без руля и без ветрил, - без обиняков заявила Суан шести женщинам,
что сидели перед ней на шести разномастных стульях.
     Обстановка в комнате являла собой мешанину всего и вся. На двух больших
кухонных столах у стен в аккуратном порядке лежали перья, стояли чернильницы
и баночки с  песком.  Множество разрозненных светильников,  от глазурованных
плошек до  позолоченных ламп,  и  свечи  всевозможной длины  и  толщины были
расставлены  наготове  - с наступлением  темноты они  зальют  комнату  ярким
светом. На неровных рассохшихся половицах лежал крохотный, иллианской работы
шелковый  коврик -  с  синими,  красными, золотистыми узорами. Суан и  Лиане
сидели напротив  остальных -  в центре  внимания шести  Айз  Седай. Открытые
оконные  створки   с  потрескавшимися  стеклами  или  фрамугами,  затянутыми
промасленным шелком,  пропускали  в  комнату  дуновение  свежего воздуха, но
развеять жару этот сквознячок не мог. Суан  твердила  себе, что нисколько не
завидует этим женщинам за  способность направлять Силу -  для нее это теперь
безусловно  в прошлом,  - но она завидовала тому, что они не  потели. Лицо у
нее было влажно от пота.
     -  Вся  эта  деятельность снаружи  -  забава  и показуха,  -  напористо
продолжала  Суан. - Может,  вы друг дружку дурачите. Даже  обмануть Гайдинов
сумеете, хотя на вашем месте я  бы на это не  рассчитывала. Но  меня вам  не
провести.
     Суан очень жалела, что к тем  четверым Айз Седай присоединились Морврин
и  Беонин. Морврин, несмотря на умиротворенный,  иногда затуманенный взгляд,
отличало  скептическое отношение ко  всему. Коренастая,  с седыми прядками в
волосах, Коричневая сестра потребует шесть доказательств  и лишь после этого
поверит, что у рыб есть чешуя. А к ней в придачу еще  и Беонин - симпатичная
Серая,  с  волосами цвета  темного  меда  и  серо- голубыми  глазами, такими
большими, что они придавали ей слегка удивленный  вид  Однако по сравнению с
нею Морврин покажется легковерной простушкой.
     -  Элайда держит Башню в кулаке, и вы знаете, что с Рандом ал'Тором она
поступит совершенно  неправильно, -  пренебрежительно бросила Суан. -  Будет
чистым везением, коли  она не ударится в панику и не укротит его  до  Тармон
Гай'дон.  Вам известно: какие бы чувства вы  ни питали к мужчине, способному
направлять  Силу,  Красные  ненавидят их в  десять раз больше.  Белая  Башня
оказалась слабее некуда, когда должна быть сильнее всего, и в  руках глупца,
когда  должна  быть  под  умелым  руководством.  -  Она сморщила нос,  глядя
поочередно  в  глаза  каждой  Айз  Седай.  -  А вы  сидите  тут, дрейфуя  со
спущенными парусами.  Или вы убедите меня, будто делаете нечто  большее, чем
бьете баклуши и пускаете мыльные пузыри?
     - Лиане, ты согласна с Суан? - мягко спросила Анайя.
     Суан никогда не понимала, почему эта женщина нравится Морейн. Заставить
Анайю сделать что-то, чего ей не хочется, - все равно что по мешку с перьями
бить.  Она  не  спорила,  не  противилась,  она  просто  молча  отказывалась
сдвинуться  с  места.  Даже  сидя сложив  руки, Анайя  походила на  хозяйку,
которая ожидает, когда подойдет тесто, но никак не на Айз Седай.
     - Отчасти согласна, -  ответила Лиане. Суан кинула на нее пронзительный
взгляд,  который  та проигнорировала.  -  Что касается  Элайды  -  полностью
согласна. С Рандом  ал'Тором Элайда будет обращаться неверно, так же как она
плохо управляется с Башней.  Что же до  остального, то  я понимаю: вы упорно
работали, чтобы собрать здесь как можно больше сестер. И я надеюсь, вы столь
же настойчиво пытаетесь решить вопрос с Элайдой.
     Суан громко хмыкнула. Когда шла через  общий зал, она успела разглядеть
кое-какие  пергаменты, которые  столь тщательно и прилежно проверяли. Списки
съестных припасов,  распределение строевого леса  для восстановления  домов,
назначения на  вырубку  деревьев, на ремонт домов и  на очистку  колодцев. И
ничего более. Ничего, хотя  бы  отдаленно похожего на сообщение о  действиях
Элайды. Они  планируют тут зимовать. И если в  руки Башни  угодит  хоть одна
Голубая, осведомленная о Салидаре, бедную  женщину подвергнут допросу. Долго
она  не продержится, коли за дело  возьмется  Алвиарин, и Элайда в  точности
узнает, где поймать  всех  скопом.  А  те беспокоятся,  как  получше разбить
огороды или до первых морозов запасти побольше дров!
     -  Тогда о чем говорить? - холодно  промолвила Карлиния. - По-видимому,
вам до сих пор невдомек - вы больше не Амерлин и не Хранительница Летописей.
Вы  даже не Айз  Седай!  - Кое-кто  из шестерых  был настолько тактичен, что
напустил  на  себя смущенный вид.  Разумеется, не  Морврин  и не Беонин,  но
остальные. Никому из Айз  Седай  не  нравились ни  разговор об усмирении, ни
напоминания  об  этом;  особенно  неприятной  они могли счесть  эту  тему  в
присутствии Суан  и  Лиане. - Я  говорю об  этом вовсе не  из жестокости.  И
вопреки тому, кто ваш спутник, мы не верим выдвинутым против вас обвинениям,
иначе нас бы тут не было. Но на прежнее  положение среди нас вы рассчитывать
не можете. И это всего лишь констатация факта.
     Суан помнила Карлинию послушницей и Принятой.  Раз в месяц та совершала
какой-   нибудь   небольшой    проступок,   мелочь,   которая   наказывалась
дополнительной  работой  на  час-два. В  точности  один  раз  каждый  месяц.
Карлиния  не  хотела,  чтобы  ее  считали  зазнайкой  и  пай-девочкой.  Иных
проступков  она никогда не совершала - не  нарушала  правил  и  не допускала
оплошностей;  ведь это нелогично! Тем не менее Карлиния никогда не понимала,
почему другие девушки косились на нее как на любимицу наставниц - Айз Седай.
Прорва логики и не очень-то много здравого смысла - в этом вся Карлиния.
     -  Хотя  совершенное   с  вами  соответствует  букве  закона,  -  мягко
промолвила  Шириам,   -  мы   согласны,  что  сделали   это  злонамеренно  и
несправедливо,  Абсолютно  исказив  дух  закона.  - Спинка стула  позади  ее
рыжеволосой головы  имела совершенно  неуместное резное  украшение  -  нечто
вроде  клубка  сражающихся  змей.  - Что  бы ни твердили слухи,  большинство
выдвинутых против вас обвинений  столь зыбки, что от них можно играючи камня
на камне не оставить.
     -  Только  не  от обвинения, что  она  знала о Ранде ал'Торе и устроила
заговор с целью скрыть его от Башни, - резко вставила Карлиния.
     Шириам кивнула:
     -  Но  даже  если  так,  подобное  обвинение  недостаточно  весомо  для
последовавшего наказания. К тому же все было совершено келейно, тебе не дали
ни единого шанса защитить себя.  Не думай, что мы когда-нибудь повернемся  к
тебе спиной. О вас позаботятся. Все будет хорошо.
     -  Спасибо вам, - произнесла Лиане, голос ее  был тихим и почти дрожал.
Суан поморщилась:
     -   Вы   даже   не  поинтересовались  соглядатаями,  которых   я   могу
использовать. - Когда они обучались, Суан нравилась Шириам,  хотя с годами и
с ее  возвышением между женщинами расширилась  полоса  разделившей  их воды.
"Позаботятся", вот именно!  - Айлдене тут? - Анайя покачала было головой, но
спохватилась.   -  Подозреваю,  нет.  В  противном  случае  вы  знали  бы  о
происходящем  побольше.  Вы  оставили  глаза  и  уши  без  внимания,  а  они
продолжают отсылать  свои сообщения в  Башню. - Осознание  ситуации медленно
проявлялось на лицах Айз  Седай: никто из них  не знал,  какой пост занимает
Айлдене. - Прежде чем  подняться  на  Престол  Амерлин,  я возглавляла  сеть
осведомителей Голубой Айя. - Еще большее  изумление.  - Немножко усилий  - и
каждый агент Голубых и  те, кто служил мне как Амерлин, будут отсылать  свои
послания  вам,  причем таким  образом, что сами останутся в неведении о том,
куда  их сообщения в  конце концов попадают.  - Для  этого,  конечно,  нужно
изрядно потрудиться, но Суан уже  мысленно набросала большую часть  плана, а
Айз Седай пока ни  к чему знать больше. - И  они могут продолжать отправлять
доклады в Башню, как и те сообщения, в которых будет то,  чему... вы хотите,
чтобы  поверила Элайда. - Суан  едва  не  сказала  "мы  хотим",  но  вовремя
прикусила язык.
     Разумеется,  Айз  Седай  пришлось  не  по  вкусу  услышанное.  Немногим
известны  женщины, которым доверено работать с сетью  агентов,  но каждая из
них являлась  Айз Седай. Но этот  рычаг был у Суан единственным, при  помощи
которого она стремилась  пробиться в ту группу, где принимаются  решения.  В
противном случае их с  Лиане засунут в какую-нибудь  хижину, приставив слугу
присматривать за ними Ну, еще их станут изредка навещать  Айз Седай, которым
интересно  обследовать  женщин,   подвергшихся   усмирению.  И   так   будет
продолжаться,  пока они  не помрут.  А уж при  таких  обстоятельствах смерти
ждать недолго.
     Свет, они  могут нас даже замуж выдать! Некоторые полагали, будто муж и
дети  вполне способны заполнить пустоту,  образовавшуюся в жизни  женщины на
месте  Единой Силы. Мужей сватали не одной и не двум женщинам, усмиренным  в
результате несчастного случая - зачерпнувшим из  саидар  чрезмерно много или
пострадавшим при  определении  предназначения тер'ангриалов. Правда,  данная
теория так  и осталась без  доказательств, поскольку те женщины, которые все
же  выходили  замуж,  всегда  стремились,  чтобы   их  и  Башню,  вызывающую
мучительные воспоминания, разделяло как можно большее расстояние.
     - Мне тоже, пожалуй, нетрудно, -  робко промолвила Лиане, - связаться с
теми,  кто был моими соглядатаями до того,  как  я  стала Хранительницей. Но
важнее другое. У меня, как у Хранительницы Летописей,  есть агенты и в самом
Тар  Валоне. -  От  удивления глаза кое у кого стали еще больше. Впрочем,  у
Карлинии  они  сузились.  Лиане  заморгала,  взволнованно  заерзала и  слабо
улыбнулась. - Мне всегда казалось нелепостью, что мы уделяем больше внимания
настроениям  в  Эбу Дар или Бандар Эбане, чем обстановке  у нас под носом, в
самом городе.
     Должны же они уразуметь значимость глаз и ушей в Тар Валоне!
     - Суан. - Сидевшая в кресле  с толстыми ручками Морврин подалась вперед
и твердо произнесла ее имя, словно подчеркивая, что обращается к ней  отнюдь
не как к Престолу Амерлин. Сейчас  круглое лицо Айз Седай  выглядело  скорее
упрямым, чем безмятежным,  а коренастая фигура стала угрожающей. Когда  Суан
была послушницей, Морврин, казалось, редко замечала проступки девушек, но уж
если замечала, то  сама разбиралась с  провинившейся, причем  так, что потом
все не один день сидели прямо и ходили пристыженные, тише воды, ниже  травы.
-  Почему мы должны поступать, как хочется  тебе? Ты ведь усмирена, женщина.
Кем бы  ты ни  была, отныне  ты -  не  Айз Седай.  Если  нам понадобятся эти
агенты, вы обе выложите нам все имена.
     В последних словах Морврин  была  категоричная уверенность. Они выдадут
имена  -  так  или  иначе. Выдадут, если  этим  шестерым  потребуются  имена
соглядатаев.
     Лиане заметно вздрогнула, но Суан выпрямилась. Стул под ней скрипнул.
     - Знаю, что я более не Амерлин. Неужели вы думаете, мне неведомо, что я
усмирена?  Лицо мое изменилось,  но  не душа. Все, что  я когда-либо узнала,
по-прежнему у меня в голове. Воспользуйтесь этими знаниями!  Во  имя любви к
Свету, используйте меня!
     Суан глубоко вздохнула, чтобы  успокоиться. Чтоб  мне  сгореть, если  я
позволю им вышвырнуть меня, точно тухлую рыбу!
     Мирелле воспользовалась возникшей паузой и заговорила:
     - С молодым лицом ты приобрела и характер молодой женщины. -  Улыбаясь,
она сдвинулась на  краешек своего кресла  - такому креслу  с крепкой спинкой
место  у камина какого-нибудь фермера, если ему безразлична потрескавшаяся и
пооблупившаяся лакировка. Правда, улыбка  Мирелле была не такой, как обычно,
одновременно томной и всезнающей, а ее темные глаза, почти такие же большие,
как у Беонин, лучились сочувствием. -  Уверена,  Суан, никто не хочет, чтобы
ты  ощущала себя ненужной. И  я  убеждена:  мы  все желаем  как можно  лучше
использовать твои знания. То, что ты знаешь, сослужит нам добрую службу.
     В сочувствии Мирелле Суан не нуждалась.
     - Видимо,  вы забыли про Логайна, как и про то, зачем я  тащила его всю
дорогу  от Тар Валона.  - Этот вопрос  она не собиралась поднимать  сама. Но
коли они намерены его вообще похерить... - Моя "неразумная" идея?
     - Очень хорошо, Суан, - промолвила Шириам. - Итак, зачем?
     -  Потому что первым шагом к низвержению Элайды  станет именно  Логайн.
Нужно   показать   Башне,   а   если   понадобится,   то   и   всему    миру
продемонстрировать,  что  Красная  Айя нарочно  сделала из  него Лжедракона,
чтобы потом схватить. - Теперь Суан несомненно завладела всеобщим вниманием.
- Красные нашли  его в Гэалдане  за  год  до того,  как он провозгласил себя
Драконом. Но они не доставили его в  Тар Валон и не укротили, а внушили  ему
мысль о том, что он Возрожденный Дракон.
     - Ты  уверена  в этом? - тихо спросила Беонин с отчетливым  тарабонским
выговором. Она неподвижно сидела на своем высоком, с плетеным сиденьем стуле
и настороженно смотрела на Суан.
     - Он  не  знает, кто мы с Лиане  такие. На  пути сюда  он иногда с нами
разговаривал - поздно ночью, когда Мин уже спала, а ему заснуть не удавалось
Прежде он ничего не говорил, поскольку  думал, что за этой затеей стоит  вся
Башня,  но  он  знает,  что именно  Красные сестры  отгородили его  щитом  и
толковали с ним о Возрожденном Драконе.
     - Зачем? - спросила Морврин, и Шириам кивнула:
     -  Да, зачем? Любая из нас бросит  свои дела,  чтобы  подобного мужчину
непременно укротили, но для Красных эта цель - суть самой  их жизни. С какой
стати им создавать Лжедракона?
     - Логайн не знает, - ответила Суан. -  Верно, они рассчитывают на нечто
большее.  Захватить  Лжедракона  -  не  то  же  самое, что укротить  глупого
беднягу, который наводит ужас в лучшем  случае на одну  деревню. Наверное, у
них имеется причина желать большего переполоха.
     - Мы не хотим сказать, будто они как-то связаны с Мазримом Таимом или с
кем-то  из  других, - быстро  прибавила  Лиане.  -  Несомненно,  Элайда сама
поведает вам обо всем, что вы захотите узнать.
     В тишине Суан наблюдала,  как  Айз Седай обдумывают услышанное. Им и  в
голову  не придет, что  она лжет.  Преимущество быть  усмиренной. Похоже, им
невдомек, что  усмирение рвет все  скрепы с Тремя Обетами.  Верно, некоторые
Айз  Седай изучали усмиренных  женщин, но без  особого желания  и  с немалой
осторожностью. Никому не хотелось лишних напоминаний о  том,  что может и  с
ними случиться.
     Насчет Логайна Суан не волновалась. До тех пор, пока Мин открываются ее
видения, тревожиться не  стоит. Логайн протянет еще достаточно долго, и Суан
успеет с ним переговорить. И тогда Логайн  узнает, чего  от него хочет Суан.
Если  б она раскрыла  ему  свой план  раньше,  он,  того и  гляди,  решил бы
действовать по-своему, а Суан не имела права на такой риск. Но теперь, когда
Логайн  вновь оказался в  окружении множества Айз Седай, для него оставалась
единственная возможность отомстить тем, кто его укротил. Месть, направленная
лишь против Красной Айя, и только, но он и  на это согласится. Рыбка в лодке
лучше косяка в море.
     Суан  поглядела  на  Лиане,  которая  улыбалась  самой  слабой из  всех
возможных улыбок. Это хорошо. Лиане не понравилось, что Суан до сегодняшнего
утра  держала  ее в неведении  о  своих планах относительно Логайна, но Суан
слишком долго жила, утаивая секреты  даже  от друзей, и  никогда даже им  не
открывала свои замыслы больше, чем полагала необходимым. Она  надеялась, что
тщательно все рассчитала и посеяла зерно сомнения - не замешаны ли Красные в
дела и  с другими  Лжедраконами.  Со  временем  это  зернышко  прорастет.  В
низвержении Суан заводилами  были Красные Айя. Когда  все  кончится, Красной
Айя может больше и не быть.
     - Это многое меняет, - немного спустя промолвила Шириам. - Мы просто не
можем следовать за Амерлин, которая причастна к такому.
     -   Следовать  за  ней!   -  воскликнула  Суан,  впервые  по-настоящему
изумленная.  - Вы  вправду рассматривали  возможность  вернуться и  целовать
кольцо  Элайды?  Зная,   что   она  натворила?!   И  все  равно   собирались
возвратиться?
     Лиане вздрогнула, словно ей и самой хотелось  прибавить несколько слов,
но  они  с  Суан уговорились,  что именно  та  должна  потерять  терпение  и
взорваться.
     Шириам будто  немного  смутилась, на оливковых щеках Мирелле  выступили
пятна,  но  остальные отнеслись к словам  Суан совершенно спокойно, точно  к
солнечному зайчику.
     - Башня должна быть сильна,  - заявила Карлиния голосом,  не уступавшем
твердостью мерзлому валуну. - Дракон Возродился, близится Последняя Битва, и
Башня должна быть едина.
     Анайя кивнула:
     -  Нам  понятно,  почему  ты  неприязненно  настроена  к  Элайде,  даже
ненавидишь ее.  Мы все  понимаем, но должны прежде всего думать о Башне  и о
мире. Признаюсь, я  и  сама  недолюбливаю  Элайду. Впрочем,  мне  и  Суан не
слишком  нравилась. Нет  необходимости любить Престол Амерлин.  Не  надо так
глазами сверкать, Суан. Еще в послушницах у тебя язык был как напильник, а с
годами не  стал ласковее, скорей наоборот. Когда ты была Амерлин, то толкала
сестер, куда нужно было тебе.  А что  к чему, объясняла крайне редко.  Такое
сочетание мало кому понравится.
     -  Я  постараюсь... высказываться помягче,- сухо  сказала Суан.  Шириам
что,  полагает, будто Престол Амерлин станет с каждой сестрой обращаться как
с  подругой  детства?  - Но  надеюсь,  после  моего  рассказа  ваше  желание
преклонить колени у ног Элайды поуменьшилось?
     -  Если  это  называется высказываться  помягче,  - рассеянно  заметила
Мирелле, -  я тебя сама поучу обходительности - в  случае,  если мы разрешим
тебе руководить нашими глазами и ушами.
     -  Конечно,  теперь  в  Башню мы  не  вернемся,  - сказала Шириам. - Не
вернемся, раз нам стали известны такие  обстоятельства. Нет -  пока не будет
смещена Элайда.
     - Что бы она ни делала, Красные ее поддержат. - Беонин огласила это как
непреложный факт, а не  как возражение.  Не составляло  тайны, как возмущало
Красных, что после Бонвин из Красной Айя ни разу не избирали Амерлин.
     Морврин сокрушенно кивнула:
     -  Да  и  другие  тоже  поддержат.  Те,  кто  слишком  далеко  зашел  в
пособничестве Элайде и не смеет поверить в возможность иного выбора. Те, кто
поддерживает любую власть, сколь бы  подлой та ни была. И некоторые  из тех,
кто решит, что мы раскалываем  Башню, тогда  как ее единство нужно сохранить
любой ценой.
     - Со всеми,  кроме Красных сестер, можно договориться, -  рассудительно
заметила Беонин. Ее Айя ставила своей целью посредничество и переговоры.
     -  Видимо, Суан,  у  нас  найдется задание для  твоих агентов. - Шириам
оглянулась  на  остальных.  - Если только кто-то не считает, что  нужные нам
имена у нее все-таки следует вызнать?
     Морврин в конце  концов покачала головой - пусть  и после всех.  Однако
она так  пристально  и  так  долго  разглядывала Суан,  что у той  появилось
ощущение, будто ее раздели догола, взвесили и обмерили.
     Суан  не удержалась  от вздоха облегчения.  Не  недолгое  прозябание  в
какой-то  хижине, а  жизнь  со  смыслом, с целью.  Пусть  жизнь эта окажется
короткой  -  никто  не  знает,  сколь  долго  проживет  усмиренная  женщина,
получившая для жизни нечто  иное вместо  Единой  Силы,  - но для  исполнения
своей  цели  этого  срока  ей хватит. Значит,  Мирелле намерена  поучить  ее
обходительности, да? Ну-ну. Я еще  покажу  этой лисоглаэой Зеленой... Нет, я
попридержу язык  и стану радоваться, если она  только  поглядывать  на  меня
будет, и не более того. Я знаю, каково все обернется. Чтоб мне сгореть, но я
так и сделаю!
     - Благодарю  вас, Айз Седай, -  промолвила Суан  самым смиренным тоном,
какой сумела изобразить. Когда она обратилась к  ним таким образом, ей стало
больно - еще одно неуместное слово, еще одно напоминание  о том, что для нее
безвозвратно минуло. - Я постараюсь служить как можно лучше.
     Кому-кому,  а Мирелле  ни к чему  было кивать с  таким довольным видом.
Суан  постаралась не слышать  внутреннего голоса,  который  заметил, что  на
месте  Мирелле она сама поступила  бы точно  так же. А то и присовокупила бы
еще несколько слов.
     - Если мне дозволено будет предложить, - промолвила Лиане,  -  не стоит
ждать,  пока вы  заручитесь  достаточной поддержкой  в  Совете Башни,  чтобы
сместить  Элайду. -  Суан  обратила  на  нее заинтересованный  взгляд, будто
услышала об этом в первый раз. - Элайда сидит в Тар Валоне, в Белой Башне, и
для  всего  мира  она  - Амерлин.  Вы  же в  данный момент  -  лишь  горстка
несогласных.  Она  назовет   вас   бунтовщицами  и  подстрекательницами,  и,
поскольку это заявление будет исходить от Престола Амерлин, мир ему поверит.
     - Вряд  ли мы можем помешать ей быть Амерлин, пока она не смещена, -  с
ледяным презрением промолвила Карлиния,  откинувшись на  спинку стула.  Будь
при ней ее шаль с белой бахромой, она наверняка бы в нее закуталась.
     -  Вы можете дать миру настоящую Амерлин.- Лиане обратилась не  к Белой
сестре, а ко  всем Айз Седай, глядя на каждую по очереди, уверенная  в своих
словах,  но  в то  же  время  и  выдвигая  предложение,  которое они обязаны
принять. На это вся надежда. Именно Суан отметила, что приемы, которые Лиане
применяет на мужчинах, возможно приспособить и  для воздействия на женщин. -
В  общем  зале и на  улицах я видела  Айз Седай из всех Айя,  кроме Красной.
Пусть они изберут здесь Совет Башни,  а затем Совет  выберет новую  Амерлин.
Потом вы можете предстать перед миром в качестве истинной Белой Башни - но в
изгнании. И тогда Элайда окажется узурпаторшей. А если к этому присовокупить
откровения  Логайна, неужели  вы  сомневаетесь,  кого  государства  признают
подлинной Амерлин?
     Мысль  укоренилась  глубоко.  Суан  видела,  как  сидящие  напротив нее
женщины крутят эту  идею  и так и сяк,  прикидывая со всех сторон. Что бы ни
обдумывали остальные, лишь Шириам подняла голос против.
     -  Это будет  означать,  что  в  Башне  и  вправду  раскол, -  печально
промолвила зеленоглазая Айз Седай.
     - Она уже расколота, - язвительно заметила Суан и, когда все посмотрели
на нее, в тот же миг прокляла свой язык.
     Предполагалось, что вопрос о новой Амерлин - идея Лиане, и только ее. У
самой Суан была репутация хитроумного манипулятора, и у этих шести Айз Седай
вполне могут  возникнуть  подозрения насчет  любых ее предложений. Потому-то
Суан и начала язвить - они бы ей просто не поверили, заговори она  в  мягком
тоне. Она накинулась на  них,  словно  по-прежнему  считала  себя Амерлин, и
позволила им поставить себя на место.  Лиане же должна была  выглядеть более
готовой к сотрудничеству и лишь  предлагать  ту малость, на какую  способна.
Тогда Айз Седай с большей вероятностью прислушаются к ее словам. Играть свою
роль для Суан не составляло  труда  - пока дело не  дошло до  мольбы.  После
этого ей захотелось всех Айз Седай, сколько их есть в этой деревне, вывесить
вялиться на солнышке. Сидят тут в медвежьем углу, ничего не делают!
     Не  беспокойся, что они станут подозрительными.  Они же,  считают  тебя
шаткой опорой, надломленной тростинкой! Если  все пойдет как надо, иного они
не узнают. Да, опора полезная, пусть и слабая, так зачем о ней задумываться?
Примириться с подобной мыслью  было очень  больно, но в Лугарде Дуранда Тарн
наглядно продемонстрировала Суан неотвратимость этого.
     - Жаль, что я сама до этого не  додумалась, - продолжила Суан. - Теперь
же, как  я понимаю, идея  Лиане  дает вам способ  вновь выстроить Башню,  не
разрушая ее до основания.
     -  Мне все  равно  не нравится это  предложение.  - Голос  Шириам  стал
тверже. - Но что  надо сделать, то должно быть  сделано.  Колесо плетет, как
желает  Колесо, и, будь  на то воля Света,  своим плетением оно лишит Элайду
палантина.
     - Нам понадобится снестись с сестрами, оставшимися в Башне, - задумчиво
промолвила Беонин,  обращаясь  отчасти к самой  себе. - Амерлин,  которую мы
изберем... она ведь должна уметь вести переговоры?
     - Ей необходимо обладать логическим мышлением, -  вмешалась Карлиния. -
Новая Амерлин должна быть женщиной рассудительной и беспристрастной.
     Морврин громко фыркнула - все даже вздрогнули.
     - Шириам  - первая среди нас по  старшинству. И именно она удержала нас
вместе, когда мы готовы были разбежаться куда глаза глядят.
     Шириам энергично замотала головой, но Мирелле не  дала  ей заговорить -
ни единой возможности.
     - Шириам  -  превосходный выбор. Могу  пообещать,  что все  находящиеся
здесь Зеленые сестры будут за нее
     Анайя открыла было рот, на лице ее явственно читалось согласие.
     Пора это прекратить, пока они тут совсем от рук не отбились.
     -  Могу  я кое-что  предложить?  - Суан  подумала, что  робость  у  нее
получается  лучше, чем смирение. Хотя  это и вызывало внутреннее напряжение,
она  считала,  что   должна  научиться  его  выдерживать.  Не  одна  Мирелле
попытается загнать меня под банку, ежели  они  решат, что  я  пытаюсь влезть
выше положенного мне места. Каким бы оно ни было. Только они не попытаются -
они так и сделают. Айз Седай ожидали - нет, требовали - уважения от тех, кто
не  принадлежал к ним. - Мне  кажется, кого бы вы ни  избрали, она не должна
быть из числа тех, кто  находился  в Башне,  когда меня... свергли. Разве не
лучше,  чтобы  ту, которая вновь объединит Башню,  никто не посмел обвинить,
что в тот день она приняла чью-то сторону?
     Если  придется  продолжать  в  том   же  духе,  у  меня  просто  голова
расколется!
     -  Кто-то очень хорошо владеющий Единой  Силой,- добавила Лиане. -  Чем
она сильнее,  тем в большей степени сможет символизировать собой все то, что
есть Башня. Или будет символизировать вновь, когда не станет Элайды.
     Суан чуть не  пнула Лиане. Эту идею предполагалось попридержать с денек
и подбросить попозже, когда  они в самом деле начнут перебирать имена. Они с
Лиане  знали  о  каждой  сестре  достаточно,  чтобы   отыскать  какую-нибудь
слабинку, нужную струнку, и ловко обольщать возможностью заполучить палантин
и жезл.  Суан скорей  согласится голой забраться в косяк щук-серебрянок, чем
позволить этим женщинам сообразить, что она пытается манипулировать ими.
     - Сестра,  которой не было  в  Башне, -  кивнула Шириам - Замечательная
мысль, очень здравая, Суан. Очень хорошо.
     С какой  поразительной легкостью  они теперь  принялись  гладить ее  по
голове!
     Морврин пожевала губами:
     - Будет нелегко. Чтобы найти такую...
     - Степень владения Силой сужает выбор. - Анайя оглянулась на остальных.
- Это требование сделает ее наилучшим  символом,  по крайн