-----------------------------------------------------------------------
Пер. - М.Колпакчи. В кн.: "Джером К.Джером". Лениздат; 1980.
OCR & spellcheck by HarryFan, 23 August 2002
-----------------------------------------------------------------------
(Из сборника "Дневник одного паломничества и другие рассказы" -
"Diary of a Pilgrimage and other Stories", 1891)
Что за великолепный пес наш английский бульдог! Как он свиреп,
молчалив, неумолим и страшен, когда стоит на страже интересов своего
хозяина, и как безропотен и кроток, когда дело касается лично его.
Нет на свете собаки нежнее и ласковее бульдога. Но на вид этого не
скажешь. Мягкость его нрава отнюдь не бросается в глаза случайному
наблюдателю. Бульдог напоминает того джентльмена, о котором говорится в
популярном стишке:
Он парень что надо, но не с первого взгляда!
Сначала понять, раскусить его надо!
В первый раз я встретился с бульдогом, так сказать, лицом к лицу много
лет тому назад. В ту пору я жил на даче вместе с одним из моих друзей,
одиноким молодым человеком, которого звали Джорджем. Однажды вечером мы
пошли смотреть туманные картины и вернулись домой поздно, когда хозяева
уже спали. Правда, они не забыли оставить в нашей комнате зажженную свечу.
Мы прошли к себе, сели и стали снимать ботинки.
И тут только мы заметили, что на коврике перед камином лежит бульдог.
Собаки с более сосредоточенно-свирепой физиономией и с сердцем, более
чуждым, как мне показалось, всем возвышенным и утонченным побуждениям, я
еще ни разу не видел.
Как правильно заметил Джордж, бульдог этот был скорее похож на
языческого идола, чем на жизнерадостную английскую собаку.
Бульдог, должно быть, поджидал нас. Он встал, приветствовал нас
зловещей усмешкой и занял позицию между дверью и нами.
Мы улыбнулись ему вымученной, заискивающей улыбкой.
- Ты добрый песик, ты славный, хороший песик, - сказали мы ему и
закончили вопросом, допускавшим только утвердительный-ответ: - Ты ведь
хороший песик?
На самом деле мы этого не думали. У нас сложилось особое мнение о нем,
и оно было явно отрицательным. Но мы-не выражали его вслух. Ни за что на
свете не хотели бы мы обидеть пса. Он пришел к нам с визитом, был, так
сказать, нашим гостем, и мы, как благовоспитанные молодые люди, понимали,
что не имеем права даже намеком проявить неудовольствие по поводу его
посещения. Нашей задачей было по возможности смягчать щекотливость его
положения.
Мне кажется, что нам удалось уговорить его не стесняться. Во всяком
случае, он чувствовал себя как дома, чего мы не могли сказать о себе. Не
обратив ни малейшего внимания на все наши любезности, он сразу
заинтересовался Джорджем, особенно его ногами.
Джордж, помнится, очень гордился своими ногами. Сам я не видел в них
ничего такого, что могло бы оправдать тщеславие Джорджа, мне они всегда
казались достаточно неуклюжими. Но справедливость требует признать, что
именно они обворожили бульдога. Он приблизился к Джорджу и стал
рассматривать их с видом исстрадавшегося знатока, нашедшего наконец свой
идеал. Закончив предварительный осмотр, он недвусмысленно улыбнулся.
Джордж в те времена был еще скромен и застенчив. Он зарделся и задрал
ноги на кресло, а заметив, что бульдог не скрывает своего намерения
полезть вслед за ними, перебрался на стол, где и уселся на корточки,
охватив коленки руками. Потерпев неудачу с ногами Джорджа, пес, видимо,
собрался утешиться моими. Но я тоже полез на стол, присоединившись к
Джорджу.
Сидеть в течение долгого времени, согнув колени, на шатком одноногом
столике не ахти как удобно, особенно с непривычки, и мы оба сильно
затосковали. Будить криками о помощи всю семью наших хозяев нам не
хотелось. У нас была своя гордость, и мы опасались, что зрелище, которое
мы собой представляли, сидя на столе, покажется этим малознакомым людям не
слишком внушительным.
В таком положении мы молча просидели около получаса, все время-чувствуя
на себе укоризненный взгляд бульдога, устроившегося на соседнем кресле.
Чуть только кто-нибудь из нас делал движение, как бы желая спуститься со
стола, его взгляд загорался простодушным восторгом.
Через полчаса мы принялись обсуждать, не целесообразно ли рискнуть и
перейти в наступление, но решили воздержаться.
- Никогда не следует, - сказал Джордж, - смешивать безрассудство с
храбростью. Храбрость, - продолжал он (у Джорджа был дар говорить
афоризмами), - есть мудрость зрелого возраста, а безрассудство - порок
юности.
Он сказал, что, пока этот пес в комнате, спустить ноги со стола значит
наглядно доказать наше безрассудство. В итоге мы обуздали себя и остались
сидеть на столе.
Прошло еще около часа, после чего нам до такой степени опротивела жизнь
и наскучил голос мудрости, что мы пошли на риск и, набросив на
подкарауливавшего нас убийцу скатерть, успели выскочить за дверь.
Утром мы пожаловались нашей хозяйке, заявив, что нельзя же оставлять в
жилых помещениях свирепых хищников, и изложили ей вкратце, хоть и не
совсем точно, что произошло.
Вместо чуткого женского сочувствия, которого мы вправе были ожидать,
старушка опустилась в кресло и залилась смехом.
- Как! - воскликнула она. - Неужели вы испугались старичка Бузера! Да
ведь он мухи не обидит! У него не осталось ни одного зуба, у бедняжки. Мы
его с ложечки кормим. Посмотрели бы вы, как кошка гоняет его с места на
место; жизнь уже стала ему в тягость. А к вам он, наверное, пришел
приласкаться: привык, что все его жалеют.
Вот каким было чудовище, заставившее нас в холодную ночь просидеть
полтора часа на столе без ботинок.
Еще мне вспоминается встреча с бульдогом моего дяди. Дядя получил от
одного из своих приятелей совсем молодого бульдога - великолепную собаку,
но с незаконченным образованием, как сказал этот приятель. Других
недостатков у бульдога не было. Мой дядя отнюдь не считал себя
специалистом по части дрессировки бульдогов, но ему казалось, что это дело
несложное, и потому он, поблагодарив друга, потащил подарок домой на
веревке.
- И ты хочешь заставить нас жить в одном доме с этим ублюдком? - с
негодованием воскликнула моя тетушка, явившись в дядин кабинет через час
после прибытия бульдога.
Четвероногий герой дня выступал за ней следом, и весь вид его говорил
об идиотском самодовольстве.
- В чем дело? - удивленно воскликнул мой дядя. - Ведь это первоклассный
пес. В прошлом году его отец заслужил одобрение на выставке в "Аквариуме".
- Ах, так! Могу сообщить тебе, что сын этого отца стал на путь, который
вряд ли заслужит ему одобрение со стороны соседей, - с горечью возразила
тетушка. - Если тебе угодно знать, он только что расправился с котом
бедной миссис Мак-Слэнгер! Нам еще предстоит выдержать хорошенький
скандальчик.
- Нельзя ли как-нибудь замять эту историю? - сказал мой дядя.
- Замять! - повторила тетушка. - Если б ты присутствовал при их
сражении, то не сидел бы здесь, рассуждая, как дурак. Послушайся моего
совета, - прибавила она, - возьмись поскорее за его дрессировку... или как
это называется, что делают с собаками, - пока на его совести нет
человеческих жертв.
В ближайшие дни дяде было некогда заняться песиком, и единственное, что
оставалось делать, это держать его взаперти, строго следя, чтобы он не
выбрался из дому.
Ну и хлопот же он нам наделал! Не то чтобы у этого животного было злое
сердце. Нет, намерения его были превосходны: он старался выполнять свой
долг, Плохо то, что в своем усердии он заходил слишком далеко, и при этом
руководствовался преувеличенным, и даже в корне ошибочным, представлением
о своих обязанностях и своей ответственности. Он, очевидно, был убежден,
что его держат здесь для того, чтобы он не позволил ни одной живой душе
приблизиться к дому. А если кому-нибудь все же удалось проскользнуть в
дом, то выпустить такого человека на улицу нельзя ни под каким видом.
Мы старались внушить ему более скромный взгляд на его роль в жизни
нашей семьи, но безуспешно. Составив собственное представление о цели
своего земного бытия, он проводил свои убеждения и жизнь с излишним, на
наш взгляд, рвением.
Ему удалось нагнать такого страха на наших поставщиков, что они под
конец перестали заходить в палисадник. Они не отказывались приносить нам
продукты, но бросали их через изгородь в сад, не открывая калитку, а мы
уже, по мере надобности, подбирали то, что было нужно.
- Ступай в сад и погляди, - говорила мне, бывало, тетушка, у которой я
тогда гостил, - нет ли там сахара. Мне кажется, я видела несколько пачек,
под большим розовым кустом. Если нет, зайди в магазин Джонса и попроси,
чтобы принесли несколько фунтов.
А на вопрос кухарки о том, что приготовить к завтраку, тетя отвечала:
- Право, Джен, я не знаю, что у нас есть. Может, в палисаднике найдутся
отбивные котлеты, а если нет, то на лужайке я как будто заметила кусок
говядины для бифштексов.
На другой день после обеда к нам пришли водопроводчики, чтобы исправить
какой-то пустяк в кухонном кипятильнике. Бульдог, увлеченный в это время
изгнанием почтальона за пределы палисадника, не заметил, как они прошли на
кухню с черного хода. Вернувшись и застав их уже за работой, он едва не
лишился чувств и, по-видимому, горько раскаялся в своей оплошности. Но
ничего не поделаешь, они были уже тут, и единственное, что ему оставалось,
это проследить, чтобы они никуда не скрылись.
Водопроводчиков было трое (чтобы выполнить подобного рода работу,
всегда нужны три человека. Первый приходит сообщить, что скоро придет
второй. Второй является и говорит, что ему некогда, а третий идет вслед за
вторым, спрашивая, не приходил ли первый), и наш преданный бессловесный
страж продержал их в кухне (подумайте только, держать водопроводчиков в
доме дольше, чем это до зарезу необходимо) целых пять часов, пока не
вернулся дядя! И счет гласил: за работу по ремонту крана, производившуюся
мастером и двумя рабочими в течение шести часов, следует восемнадцать
шиллингов, расход на материал - два пенса, итого восемнадцать шиллингов
два пенса.
К нашей кухарке бульдог почувствовал неприязнь с первого взгляда. Мы
его за это не осуждали. Она была сварливой старухой, и мы сами ее
недолюбливали. Но когда дошло до того, что он перестал пускать ее в кухню
и она не могла выполнять свои обязанности, в результате чего дядя с тетей
должны были стряпать обед сами с помощью горничной - девушки усердной, но
совершенно неопытной, - мы почувствовали, что такое отношение к нашей
кухарке равносильно травле.
Мой дядя решил, что дольше пренебрегать дрессировкой бульдога нельзя.
Сосед, живший через дом от нас, всегда говорил о себе, как о большом
знатоке спорта, и вот к нему-то и направился мой дядя, чтобы
посоветоваться, как взяться за дело.
- О, - беззаботно сказал сосед, - выдрессировать бульдога - нехитрая
штука. Потребуется немного терпения, вот и все.
- Это меня не пугает, - ответил дядя. - Нам и сейчас надо немало
терпения, чтобы жить с ним под одной крышей. С чего начинают дрессировку?
- Что ж, я научу вас, - сказал сосед. - Вы ведете его в комнату, где
меньше мебели, закрываете за собой дверь и запираете ее на задвижку.
- Понимаю, - кивнул головой мой дядя.
- Оставляете его в центре комнаты на полу, а сами становитесь перед ним
на колени и начинаете его дразнить.
- Ах, вот как!
- Да, и раздражаете его, пока он не озвереет от ярости.
- Насколько я знаю свою собаку, на это не потребуется много времени, -
задумчиво заметил дядя.
- Тем лучше. Как только он озвереет, он кинется на вас.
Дядя согласился, что это вполне правдоподобно.
- Он захочет впиться вам в горло, - продолжал сосед. - И тут вам надо
быть начеку. Не раньше, чем он прыгнет, но до того, как он повиснет на
вас, вы должны нанести ему прямой удар по носу и сделать ему нокаут.
- Так-так-так! Я начинаю вас понимать.
- Вот-вот, но помните: как только вы его собьете с ног, он вскочит и
снова бросится на вас, и вы должны опять швырнуть его на пол. И продолжать
нокаутировать до тех пор, пока он не выбьется из сил и не покорится.
Добейтесь этого только один раз, и дело сделало. Впредь он будет ласков,
как ягненок.
- Так, - сказал дядя, вставая со стула. - И вы полагаете, что это
хороший способ?
- Безусловно, - ответил сосед, - он всегда приносит успех.
- Не сомневаюсь, - ответил дядя. - Мне только пришло в голову, почему
бы вам, имеющему сноровку в подобных вещах, _самому_ не зайти к нам и не
попробовать свои силы? Мы можем предоставить вам отдельную комнату, и я
позабочусь, чтобы вам не мешали.
- И если, - продолжал мой дядя, с сердечной заботливостью, столь
характерной для его отношения к окружающим, - если, вопреки ожиданиям, вы
не сумеете в критический момент стукнуть собаку по носу или если _вы_
выбьетесь из сил раньше, чем бульдог, - что ж, я с удовольствием возьму на
свой счет все похоронные издержки. Надеюсь, вы знаете меня достаточно
хорошо и не сомневаетесь, что вся церемония будет обставлена красиво и с
должным вкусом.
И мой дядя удалился.
Затем мы посоветовались с нашим мясником. Тот согласился, что метод
нокаута никуда не годится, в особенности, когда применять его рекомендуют
пожилому семейному человеку, страдающему одышкой. Вместо этого мясник
предложил моему дяде как можно больше гулять с бульдогом, неусыпно следя
за каждым его шагом.
- Достаньте хорошую длинную цепь, - сказал он, - и дайте ему каждый
вечер как следует пробежаться. Не отпускайте от себя ни на шаг. Заставьте
его слушаться и возвращайтесь домой лишь после того, как он устанет до
полусмерти. Делайте это, не пропуская ни одного дня, месяца два подряд, и
он станет смирным, как дитя.
- Кажется, при таком способе не столько я буду его натаскивать, сколько
он таскать меня за собой, - пробормотал мой дядя и, поблагодарив мясника,
вышел из лавки. - Придется все-таки взяться за дело. И зачем я связался с
этой проклятой собакой!
И каждый вечер со священной пунктуальностью дядя прикреплял длинную
цепь к ошейнику несчастного пса и вытаскивал его из домашнего уюта, чтобы
утомить до изнеможения. Но бульдог возвращался домой свеженький как
огурчик, а дядя плелся за ним, еле дыша, и шумно требовал рюмку виски.
Дядя, оказывается, не представлял себе, что в прозаическом
девятнадцатом веке могут происходить такие волнующие события, какие он
испытал, пока дрессировал бульдога.
О, как безудержна азартная скачка вперегонки о ветром по пустырю, когда
бульдог охотится за ласточкой, а дядя, не имея сил удержать его, летит
следом, держась за другой конец цепи!
О, как веселы шалости на лугах, когда бульдог стремится вцепиться в
корову, а корова - забодать бульдога, и они, нападая и увертываясь, кружат
вокруг моего дяди!
И как приятно беседовать с пожилыми дамами, когда бульдог, опутав их
ноги цепью, опрокидывает их на землю, и мой дядя усаживается рядом на
дорогу, распутывает цепь и помогает им встать!
Но однажды в субботу наконец наступает кризис. Бульдог, как всегда,
выводит моего дядю на прогулку, На дороге играют нервные дети. Они видят
собаку, кричат и разбегаются. Шаловливый молодой бульдог принимает это за
игру, вырывает цепь из рук дяди и летит за детьми. Дядя летит за
бульдогом, отчаянно ругая его. Нежный папаша стоит в палисаднике и видит,
что свирепая собака гонится за его обожаемыми детьми, и, заметив
беспечного хозяина собаки, летит вслед за дядей, отчаянно ругая его. Все
население выбегает на улицу. Раздаются возгласы: "Позор!" В собаку швыряют
чем попало. Что не попадает в собаку, попадает в дядю, что не попадает в
дядю, летит в нежного папашу. Вперед, через весь поселок, вверх на горку,
через мост, кругом по лужайке обратно - хороший круг: полторы мили без
передышки! Дети падают в изнеможении, бульдог резвится около них, у детей
истерика, нежный папаша и мой дядя, вконец запыхавшись, подбегают.
- Почему вы не подозвали к себе собаку? Нельзя же быть таким злыднем на
старости лет!
- Я забыл, как ее зовут, понимаете? Нельзя же быть таким дураком на
старости лет!
Нежный папаша вопит, что дядя науськал собаку на детей, дядя в
негодовании оскорбляет папашу, разъяренный папаша атакует дядю. Дядя
защищается зонтиком. Преданный бульдог приходит на помощь и наносит
нежному папаше существенный урон. Появляется полиция. Бульдог атакует
полицию, Дядя и папаша арестованы. Дядя оштрафован: пять фунтов стерлингов
и издержки - за вырвавшуюся на волю свирепую собаку. С дяди берут еще один
штраф: пять фунтов стерлингов и издержки - за оскорбление нежного папаши,
На дядю накладывают третий штраф: пять фунтов стерлингов и издержки - за
оскорбление полиции.
Вскоре после этого мой дядя расстался с бульдогом. Но он не отдал его
первому встречному. Он преподнес его в качестве свадебного подарка одному
из своих ближайших родственников.
Однако самую печальную историю из всех, какие я слышал в связи с
бульдогами, рассказала мне моя тетушка, и произошла она с ней самой.
Вы смело можете поверить этой истории, потому что она исходит не от
меня, а от моей тетушки, никогда не осквернявшей себя ложью. Эту историю
вы можете рассказать язычникам, чувствуя, что учите их истине и творите
добро. Во всех воскресных школах нашей местности эту историю рассказывают
с нравоучительной целью. Она из тех историй, которым поверят даже
маленькие дети.
Произошло это еще во времена кринолинов. Тетушка, жившая тогда в одном
провинциальном городке, однажды утром отправилась за покупками и
остановилась на Хай-стрит, чтобы поболтать со своей приятельницей, миссис
Гамворси, женой местного врача. Она (моя тетушка) была в то утро в новом
кринолине, в котором, по ее собственному выражению, неплохо выглядела. Это
было огромное сооружение, негнущееся, как решетка, и прекрасно _сидевшее_
на ней.
Дамы стояли перед магазином Дженкинса, торговца сукнами. Тетушка
полагает, что нижний обруч кринолина каким-то образом приподнялся. Так или
иначе, но рослый и сильный бульдог, все время вертевшийся около них,
ухитрился юркнуть под кринолин моей тетушки и очутился там в плену. Попав
внезапно в темную, мрачную камеру, бульдог, разумеется, испугался и стал
бешено рваться наружу. Но куда бы он ни прыгал, он всюду натыкался на
кринолин. Стремясь вперед, он увлекал за собой кринолин, а вместе с ним
мчалась и тетушка.
Никто не понимал, что происходит. Сама тетушка не знала, в чем дело.
Никто не видел, как бульдог забрался к ней под кринолин, зато все увидели,
что степенная, всеми уважаемая немолодая дама внезапно и беспричинно
бросила свой зонтик, понеслась по Хай-стрит со скоростью десять миль в
час, с опасностью для жизни перебежала через улицу, повернула назад и
домчалась по другой стороне, затем боком, как рассерженный краб, ввалилась
в бакалейную лавку, три раза обежала ее кругом, задев и опрокинув все, что
было на прилавке, выскочила, пятясь, на улицу, сбила с ног почтальона,
кинулась на мостовую, где завертелась волчком, с минуту постояла в
нерешительности, а потом снова пустилась бегом в гору, да так, будто с
цепи сорвалась. При этом она вопила, чтобы хоть кто-нибудь ее остановил.
Все думали, конечно, что она сошла с ума. Люди шарахались от нее,
летели, как солома, гонимая ветром. Через пять секунд Хай-стрит стал
пустыней. Обыватели попрятались, кто в лавки, кто в дома, и
забаррикадировали двери. Особо храбрые мужчины выскакивали, хватали
маленьких детей и под одобрительные крики уволакивали их домой. Кучера и
возницы, оставив экипажи и телеги, карабкались на фонарные столбы.
Неизвестно, что случилось бы, если бы это приключение затянулось.
Паника была так сильна, что мою тетушку, может быть, застрелили бы или
окатили водой из пожарной кишки. К счастью, она выбилась из сил. Издав
вопль отчаяния, она рухнула на землю и, шлепнувшись на собаку, задавила
ее. И тогда в тихом провинциальном городке снова водворилось спокойствие.
Популярность: 8, Last-modified: Thu, 05 Sep 2002 07:20:32 GmT