Цветы Ямабуки: Шедевры поэзии хайку "серебряного" века (конец ХIХ-начало XX Вв.) ---------------------------------------------------------------------------- Пер. с яп., предисл. и коммент. А. А. Долина. СПб.: Гиперион, 2000. (Японская классическая библиотека. X). OCR Бычков М.Н. ---------------------------------------------------------------------------- ^TВРЕМЯ ПЕРЕМЕН^U Всего сто двадцать лет тому назад многие просвещенные деятели японской культуры всерьез требовали отказаться раз и навсегда от традиционных жанров и форм в поэзии, музыке, живописи, скульптуре, театральном искусстве. На страницах центральных журналов они выдвигали идею скорейшей консервации национальных художественных традиций и перехода к европейским эстетическим стандартам во всем - от штиблет и цилиндров до сонетов, кордебалетов и автопортретов в манере позднего Рембрандта. Результатом этого "низкопоклонства перед Западом" стали многочисленные курьезы моды и забавные художественные гибриды, место которым во всемирной Кунсткамере. В ответ на бурный натиск "западников" противники насильственной вестернизации утверждали самобытность "японского духа", ратовали за исконные национальные добродетели и за верность вековым традициям, воплощением которых в поэзии являлись средневековые жанры _танка_ и _хайку_. Этих "японофилов" отличало пристрастие к архаике, к изрядно обветшавшему канону и устаревшему языку, весьма далекому от живой разговорной речи. Однако в обоих лагерях подспудно догадывались, что истина лежит где-то посередине, что секрет создания высокого, истинно современного искусства кроется в магическом сплаве старого и нового, "своего" и "чужого". Постепенно слепое преклонение перед Западом стало уступать место вдумчивому анализу, а безудержное превознесение национальных святынь сменилось осознанным стремлением сохранить бесценное наследие предков в эпоху необратимых исторических перемен. Так, под знаменем Духовной революции на пороге 90-х годов страна вступила в новый период, который по праву может быть назван Серебряным веком японской культуры - если воспользоваться этим термином по аналогии с российским Серебряным веком и вспомнить о том, что хронологические рамки этих родственных феноменов удивительным образом совпадают. В поэзии, как и во всех прочих областях литературы и искусства, появилось множество новых имен, школ, группировок и направлений. Под влиянием западной эстетики литературная молодежь ниспровергала былых отечественных кумиров и воздвигала алтари Байрону, Шелли, Россетти. Традиционные жанры, особенно _хайку_, по меньшей мере с начала XIX в. пребывали в состоянии глубокой летаргии. Б мире трехстиший безраздельно господствовали поэты стиля "луны и волн"(_цукинами_), которые возвели в принцип бесцветность и полное отсутствие авторской индивидуальности, тем самым доведя до абсурда заветы основоположников и классиков жанра - Мацуо Басе (1644-1694), Пса Бусона (1716-1783), Кобаяси Исса (1769-1827). Между тем поэзия _хайку_, зародившаяся четыре столетия назад как один из видов дзэнского искусства и тесно связанная с графикой _хайга_, с _икэбана_ и чайной церемонией, обладала громадным творческим потенциалом, который далеко не исчерпан и сегодня. В эстетике Дзэн конечной целью любого вида духовной деятельности является достижение состояния отрешенности (_мусин_), полного растворения собственного эго во вселенской Пустоте (_кему_) и слияние с изображаемым объектом в метафизическом транцендентальном озарении. Средством же достижения подобной цели служит недеяние (_муи_), то есть невмешательство в естественный ход событий, умение адаптироваться к переменам. Единственная задача поэта и художника - уловить ритм вселенских метаморфоз, настроиться на их волну и отразить в своем творении, оставаясь лишь медиатором высшего космического разума. Чем точнее передано то или иное действие, состояние, качество предмета при помощи минимального количества средств, тем удачнее, живее образ. Такова поэтика суггестивности. Для западного художника важна прежде всего креативная сторона творческого акта (создание собственного оригинального произведения искусства. Отмеченного неповторимой авторской индивидуальностью). Между тем для японского художника на передний план выступает рефлективная сторона творчества. Рефлексия как отражение и одновременно размышление составляет стержень традиционной поэтики _танка_ и, разумеется, _хайку_. Уловить и выделить красоту, уже заложенную в природе и прежде тысячекратно воспроизведенную великими мастерами древности - чего еще требовать от поэта? Нет сомнения, что на протяжении веков оба магистральных поэтических жанра не избежали влияния окружающей среды, что мировоощущение поэтов формировалось под воздействием конкретного социума. Но тщетно будем мы искать в созерцательной лирике упоминание о конкретных исторических событиях и приметы времени. Зачастую пятистишие X в. или трехстишие XVII в. не отличить от их аналогов, сложенных в начале, а то и в середине нашего столетия. Даже те поэты, которые использовали _хайку_ для ведения своеобразного дневника, старались избегать любых описаний, связанных с суетной политической и социальной тематикой или по крайней мере шифровали эти события с использованием традиционного условного кода. Достойным фиксации считалось лишь "вечное в текущем", то есть явления, имеющие прямое отношение к жизни Природы. Очевидно, внеисторичность классической поэтики и, в частности, поэтики _хайку_, ее ориентированность на макрокосмические процессы, на сезонные циклы и заключенные в их рамки тематические разделы можно рассматривать как результат особого пути развития этой художественной традиции. Именно здесь нашли выражение религиозно-философские взгляды японцев, которые отнюдь не ограничивались учением Дзэн, связав в единое целое анимистические представления Синто о мириадах божеств-ками живой природы, о неразрывной даосской триаде Небо-Земля-Человек, об универсальном буддийском законе кармы. Концепция перерождения душ порождала сознание эфемерности и скоротечности земного бытия, влекла за собой идею ничтожности индивидуального, личностного начала в бесконечном потоке рождений и смертей. Отсюда и изначальная установка не на создание "своего" неповторимого образа, но на тонкую нюансировку "извечной" канонической темы, продиктованной некогда самой природой основоположникам жанра. Соответственно и сотни тысяч _хайку_ бесчисленных авторов становятся этюдами на предсказуемые темы - хотя и с бесконечным количеством вариаций в деталях и поворотах этой темы. Читатель же или поэтический арбитр вольны выбирать и сопоставлять сходные опусы, отталкиваясь от критериев в виде классических шедевров. Апофеозом унификации образной структуры _хайку_ стало составление многотомных сезонных справочников по темам и предметам для авторов - _сайдзики_. В антологиях, как и в современных журналах хайку, стихотворения также сгруппированы по тематике, то есть отдельные авторы практически растворяются в общей массе бесконечно варьирующихся импровизаций на тему раннего снега или цветущей сливы, весенних заморозков, летнего зноя или алых кленовых листьев. На взгляд западного читателя, даже знакомого с основами классической поэтики, разница между школами _хайку_, яростно оспаривавшими приоритет, будет до смешного ничтожна. На протяжении веков старое служило единственным критерием оценки нового, и авторитет великих мастеров прошлого во главе с Басе перевешивал любые доводы в пользу модернизации жанра. Это не удивительно. Ведь именно Басе сумел впервые придать развлекательному поэтическому жанру характер высокой лирики. Именно он сформулировал извечные категории поэтики _хайку_: _ваби_ (аскетическая грусть одиночества), _саби_ (печаль экзистенции, скорбность необратимого течения времени), _сибуми_ (терпкая горечь переживаемых мгновений), _каруми_ (легкость изображения серьезных вещей), фуэки рюко (восприятие вечного в изменчивом и непостоянном). При условии соблюдения этих кардинальных принципов все мелкие новшества, вносимые отдельными авторами или школами, выглядели легковесно. Так могло бы продолжаться еще неограниченно долго, может быть, несколько столетий, если бы столкновение с западной цивилизацией не поставило перед поэтами хайку, как и перед всеми деятелями культуры периода Мэйдзи, совсем иные задачи. Провозвестником новой эры в поэзии и трубадуром наступающего Серебряного века суждено было стать гениальному поэту и литературоведу Масаока Сики. За неполные тридцать пять лет жизни, из которых лишь десять были посвящены серьезному самостоятельному творчеству, Сики успел осуществить подлинный переворот в поэтике _хайку_, а затем и _танка_, заставив мастеров традиционных жанров отбросить обременительные узы средневекового канона. Однако реформа, предпринятая Сики, не означала полного отказа от классических норм и регламентации. Скорее то была попытка адаптировать традиционные жанры к требованиям времени - и попытка несомненно успешная. Если идеи и методы, предложенные Сики, порой и подвергались сомнению, то авторитет его как великолепного мастера _хайку_ остается незыблем по сей день, а созданная Сики поэтическая школа "Хототогису" ("Кукушка") и поныне сохраняет ведущую роль в мире семнадцатисложных трехстиший. Некоторые японские филологи начала века сравнивали Сики по масштабу влияния на литературный процесс с самим Басе. Все прочие довольствовались тем, что проводили прямую линию к Сики от Басе через Бусона и Кобаяси Исса, соизмеряя с этой незаурядной личностью все достижения лирики хайку в Новое и Новейшее время. Главная заслуга Сики состоит в стремлении избавить поэзию традиционных жанров от косности, начетничества, векового консерватизма, от гнета окаменевших канонических ограничений. Выступая в роли "посредника" между литературой средневековья и Нового времени, он открыл перед поэзией _хайку_ перспективу перехода к реалистическому изображению действительности. При этом Сики стремился подытожить мироощущение художника новой, переходной эпохи. Он, в частности, сформулировал учение о двух типах красоты: восточном, пассивном, присущем китайской классической лирике, поэзии Басе и в целом всему жанру _хайку_, - и западном, активном, присущем всему европейскому искусству, а также нарождающемуся современному искусству Японии. Ему же обязаны возвращением из мрака небытия некоторые незаслуженно забытые талантливые поэты эпохи Эдо, и в первую очередь гениальный лирик Пса Бусон, который ранее был известен скорее как художник. В ряде поэтологических очерков, составивших в дальнейшем книгу "Поэт _хайку_ Бусон" ("Хайдзин Бусон"), Сики не только заново открыл поэзию Бусона для японского читателя, но и поставил ее выше творчества Басе. Для него Басе - поэт "негативной красоты", соответствующей духу средневекового японского искусства, а Бусон - позитивной, то есть более соответствующей миропониманию человека Нового времени. Интерес к Бусону-поэту, воплотившему в _хайку_ свои таланты живописца, пробудило у Сики знакомство с художником Накамура Фусэцу, знатоком искусства Востока и Запада, обладавшим к тому же даром сравнительного анализа. Так родилась концепция "отражения жизни" (_сясэй_), ставшая краеугольным камнем эстетики новых хайку в трактовке Сики. Любопытно, что сам Сики охотно признавал связь своего учения с реалистической прозой, которая как раз набирала силу в ту пору под эгидой заимствованного из Франции натурализма. Стержнем теории _сясэй_ была концепция ясности и достоверности поэтического образа. Признавая опасность следования принципу нарочитой безыскусности в стихе, Сики считал, что главное для поэта - проблема выбора "натуры", которая сама диктует форму выражения. Вот и рассвет. Белый парус вдали проплывает за москитной сеткой... Сики справедливо полагал, что _хайку_ - наиболее живописный из всех поэтических жанров, так как трехстишие конденсирует пространственные связи явлений и предметов в единой временной точке. Что особенно привлекало Сики как увлеченного рисовальщика с натуры. С годами представления Сики о реализме _хайку_ становятся все более зрелыми и рафинированными. Он вводит в свою теорию заимствованный из китайской живописи принцип "простоты и мягкости" (_хэйтан_) и одновременно проводит параллели между _хайку_ и европейской ландшафтной живописью. Особую пикантность поэтике _сясэй_ в интерпретации Сики и его школы придает введение сугубо современных реалий быта, которым еще недавно в _хайку_ просто не было места: например, паровоз, фабричный гудок, зубной порошок и т. п. Правда, в основном эти нововведения оставались на страницах манифестов, довольно редко проникая в трехстишия самого Сики и его учеников. Пора безудержных инноваций пришла в _хайку_ гораздо позже, уже после второй мировой войны. Споры о глубинной сущности _сясэй_ продолжались в поэзии _хайку_, а отчасти и танка, еще двадцать пять лет после безвременной кончины Сики в 1902 г. и закончились повсеместным распространением теории поэтического реализма в традиционалистских жанрах. Таким образом, _хайку_ в XX в. составили оппозицию модернистской поэзии новых форм _гэндайси_ и явились самым непосредственным развитием исконных традиций жанра, восходящих к Басе, Бусону и Исса. Будучи человеком разносторонне образованным и необычайно начитанным, Сики сумел приобрести репутацию мэтра уже в молодые годы. Созданная им поэтическая школа вскоре заняла главенствующие позиции в мире _хайку_, сплотив вокруг журнала " Хототогису" ("Кукушка") ведущих поэтов начала века - Такахама Кеси, Кавахигаси Хэкигодо, Найто Мэйсэцу, Нацумэ Сосэки, Накамура Кусадао и многих других. Каждый из учеников в свою очередь имел собственную школу, так что постепенно последователи Сики возвели колоссальное поэтическое здание из многих миллионов трехстиший. Невольно всплывает в памяти мемориальный музей Сики в Мацуяма, где огромное современное строение из стекла и бетона вмещает маленький домик поэта наряду с прочими экспонатами... Своим преемником на посту главы школы (а иерархия в литературно-художественном мире Японии свято соблюдается и по сей день) Сики хотел видеть любимого ученика и единомышленника Такахама Кеси, но фактически после смерти Мастера возглавили школу два его друга и сподвижника - Кеси и Кавахигаси Хэкигодо. Оба были земляками Сики, то есть уроженцами городка Мацуяма на острове Сикоку, и оба сыграли важнейшую роль в оформлении школы несмотря на то, что воззрения их по вопросам поэтики во многом расходились. Хэкигодо, вероятно, был "роднее" Сики чисто по-человечески, а Кеси - по своим творческим устремлениям. Великолепный поэт _хайку_, прозаик, эссеист, критик и литературовед, Хэкигодо принадлежал к плеяде "бурных гениев" эпохи Мэйдзи, изменивших лицо страны в XX в. Прирожденный спортсмен, он отлично играл в новомодную игру бейсбол и тренировал юного Масаока Сики, был неутомимым туристом и альпинистом, исходившим Японию вдоль и поперек с поэтическим блокнотом и альбомом для скетчей в руках. К тому же он играл в пьесах театра Но, руководил кружком каллиграфии, читал лекции по живописи и писал статьи о политике - словом, был истинным "человеком культуры", _бундзин_, в средневековом значении этого слова. Отец Хэкигодо был известным ученым-конфуцианцем, знатоком китайской литературы и философии из города Мацуяма. У него подростком обучался Сики, который очень дорожил вниманием старшего товарища, сына своего наставника. Так зарождалась эта дружба, длившаяся много лет и пережившая обоих поэтов на страницах биографических трудов. Хэкигодо первым последовал за Сики, проводившим радикальную реформу традиционной поэзии, а после смерти друга занял освободившееся место редактора рубрики "Хайку" в центральной газете "Ниппон симбун" и продолжил пропаганду принципа объективного реализма _сясэй_. Важной предпосылкой для создания _хайку_ нового стиля он считал обилие впечатлений, почерпнутых в путешествиях. Однако вскоре Хэкигодо заговорил о необходимости более радикального обновления старинного жанра, апеллируя к модным по тем временам установкам натурализма. Его кредо сводится к сочетанию высокого и низменного, патетического и прозаического: Варю картошку. В безмолвном просторе Вселенной ребенок плачет... Возглавив поэтическое общество "Хайдзаммай", Хэкигодо последовательно выступал за модернизацию _хайку_ - введение новой лексики, постепенный отход от старой грамматики _бунго_, а в дальнейшем и за разрушение строгой ритмической схемы семнадцатисложного стихотворения в пользу создания вольных краткостиший. Его трактат "О поэзии без сердцевины" ("Мутюсинрон") призывал к изображению "чистой натуры" без привнесения в нее человеческих действий и оценок. Он также признавал за поэтом право писать без оглядки на традицию, используя любой материал из области повседневного быта, а позже пришел к отрицанию святая святых - сезонного деления в тематике _хайку_. Несмотря на преданность заветам учителя, Хэкигодо настойчиво выступал за реформы, противопоставляя свои "_хайку_ нового направления" всем прочим, особенно традиционной лирике Такахама Кеси и его сподвижников. В 1907 г. неутомимый пропагандист отправляется в грандиозное турне по Японии, встречаясь в городах и весях страны с энтузиастами _хайку_ для разъяснения своих взглядов. Спустя некоторое время он повторяет путешествие, проведя в дороге в общей сложности более двух лет. Движение, возглавляемое Хэкигодо, постепенно набирало силу, но к концу 10-х годов раскололось на несколько группировок и было оттеснено более консервативными школами. Однако талант и традиционное литературное образование просто не позволили Хэкигодо воплотить до конца в жизнь грандиозные планы реконструкции жанра. Его собственные стихи, собранные в антологиях "Новые _хайку_" и "_Хайку_ нового направления", все же большей частью достаточно традиционны и в основном соответствуют нормативам школы Сики. Более смелые эксперименты Хэкигодо, в которых _хайку_ лишились канонической четкости ритма, грамматической стройности и лексического изыска, перейдя в категорию короткого прозостиха-_танси_, закончились очевидным фиаско. После того, как движение "_хайку_ нового направления" зашло в тупик, его глава официально заявил о роспуске школы, а спустя несколько лет - и о своем отходе от поэзии. Последние двадцать лет жизни он к сложению _хайку_ более почти не возвращался, но зато опубликовал итоговый сборник статей "Путь к _хайку_ нового направления" ("Синко хайку э-но мити") и несколько томов интереснейших исследований о творчестве Бусона, продолжив тем самым работу своего друга и неизменного кумира Сики. Такахама Кеси, другой преемник и верный последователь Сики, почти на шестьдесят лет переживший безвременно почившего учителя, был всегда привержен скорее традиционным эстетическим ценностям, нежели веяниям литературной моды. Выходец из многодетной семьи служилого самурая, наставника фехтования в городе Мацуяма, Кеси с ранних лет познал нужду, когда отец после роспуска самурайских кланов в годы Мэйдзи вынужден был заняться землепашеством. Однако перспектива влачить жалкую участь крестьянина не прельщала честолюбивого и талантливого юношу. Знакомство с жившим по соседству Масаока Сики, который одобрил первые поэтические опыты Кеси, круто изменило жизнь фермера-поневоле и толкнуло его на путь литературного творчества. После переезда в Токио Кеси на много лет становится организатором и вдохновителем сообщества поэтов _хайку_, сплотившегося вокруг основанного Сики журнала "Хототогису". После кончины Сики к нему переходит и пост главного редактора этого мощного журнала, который по сей день остается лидером в мире _хайку_ и воплощением принципа родовой иерархической преемственности: ныне школу _хайку_ "Хототогису" возглавляет внучка Такахама Кеси. Будучи поэтом-пейзажистом по призванию и мыслителем созерцательного, интроспективного склада, Кеси ревностно отстаивал поэтику _сясэй_ в изначальной интерпретации Сики от нападок и извращений архаистов и новаторов всех мастей. В русле традиционного стиля " цветов, птиц, ветра и луны", он выдвигает на первый план точность изображения и скупость изобразительных средств, допуская, правда, в виде исключения изменение ритмической семнадцатисложной схемы. Принцип _сясэй_ он сумел приложить и к прозаическим скетчам, названным им _сясэй-бун_. Свои поэтические опыты, выдержанные в духе привычной пейзажной лирики, своего рода фотозарисовки с натуры, Кеси называл "моментальные _хайку_": То утонут в цветах, то блеснут меж стволов сосновых светлые нити дождя... В десятые годы Кеси возглавил движение в защиту традиций "Хототогису", выступив против необузданного новаторства со статьей "Путь, по которому следует развиваться _хайку_" ("Сусумубэки хайку-но мити"). Надежным союзником Кеси всегда оставался еще один член мацуямского землячества Найто Мэйсэцу, который в свое время нашел в себе мужество стать учеником юного студента Масаока Сики, будучи старше его на двадцать лет. Обширные филологические познания и безукоризненный поэтический вкус Мэйсэцу способствовали укреплению позиций школы. После бурной дискуссии общество "Хайкай сансин", возглавляемое Кеси, и его журнал "Хототогису" надолго возобладали в мире _хайку_, привлекая к себе такие самобытные дарования, как Иида Дакоцу, Накамура Кусадао, Нацумэ Сосэки, Акутагава Рюноскэ и многие другие. Последние два имени в этом ряду олицетворяют триумф новой японской психологической прозы начала века. В то же время как для Сосэки, так и для Акутагава _хайку_ всегда оставались наиболее интимным и насущным способом самовыражения, наиболее эффективным средством художественной фиксации момента. Интерес Акутагава, в ту пору уже признанного писателя, к _хайку_ был настолько велик, что он официально поступил в ученики к Такахама Кеси и занимался под его руководством несколько лет. Немало внимания уделял Акутагава и изучению наследия средневековых классиков жанра. Его книга о творчестве Басе открывает в произведениях бессмертного Старца неведомые ранее глубины. _Хайку_ Акутагава по лексике и образности, можно было бы счесть достаточно традиционными, если бы мы не знали, что их автор - прозаик с весьма нетрадиционным мировосприятием, для которого поэтика _хайку_ служит органическим дополнением к архитектонике ультрасовременной прозы. Чего стоит хотя бы такое стихотворение, посвященное трагедии Великого токийского землетрясения 1923 г., что унесло жизни почти ста тысяч человек! Ветер в соснах шумит - и мы наяву его слышим, летняя шляпа!.. Трехстишие, передающее первозданную радость избавления от смерти, составляет удивительный контраст с мрачными, пессимистическими заметками в прозе того же периода. В сочетании обоих начал, вероятно, и кроется ответ на извечную загадку мироздания, певцом которой был Акутагава Рюноскэ. Если для Сики, Хэкигодо и Кеси _хайку_ были любимым занятием и профессией, а для Сосэки и Акутагава - одной из форм раскрытия их литературного эго, то для иных поэтов они становились стилем жизни, как некогда для Басе или Кобаяси Исса. Более того, _хайку_ в этом случае сопрягались с религиозным миросозерцанием и становились формой активной медитации, единственно возможным путем достижения космического единства Неба, Земли и Человека. В истории многих литератур Европы и Азии можно найти легенды о поэтах-странниках, не имевших пристанища в этом мире и черпавших вдохновение в бесконечных скитаниях по свету. Может быть, нигде муза дальних странствий так не влекла поэтов, как в Японии, где устав дзэнского монашеского странничества соединился с обычаем поэтического паломничества к прославленным святыням, заповедным озерам и рекам, снежным вершинам и дальним островам. Особую страсть к путешествиям с незапамятных времен питали поэты, воспитанные в лоне Дзэн-буддийской традиции, для которых дальние переходы от храма к храму и сбор подаяния превращались в своеобразную монашескую схиму. Великий Басе обошел с котомкой за плечами всю Центральную и Северо-Восточную Японию, оставив потомкам замечательные путевые дневники со стихами. Его пример оказался настолько заразителен, что в дальнейшем на протяжении веков многие поэты считали своим священным долгом пройти по тем же местам, где ступала нога Учителя. Так, к столетнему юбилею смерти Басе, то есть в 1794 г., по маршруту, проложенному Старцем, устремились целые отряды его почитателей. Для многих и многих поэтов _хайку_, в том числе и вполне обеспеченных материально, дальние путешествия в поисках "художественного материала" стали неотъемлемой частью творческого процесса. Танэда Сантока, умерший накануне вступления Японии в "большую войну", являет собой пример последнего дзэнского поэта-странника, свободного от всех условностей и ограничений своей непростой эпохи, от всех искусственных напластований традиции и фракционных литературных пристрастий. Жизнь этого неприкаянного бродяги, чьим кумиром всегда оставался Басе, служит как бы переходным звеном от многих поколений дзэнских мастеров и подвижников прошлого к послевоенному поколению американских поэтов-хиппи, скитавшихся по японским островам в жажде обрести _сатори_. Выходец из отдаленной провинции, Сантока в восемнадцать лет перебрался в Токио и поступил на литературный факультет университета Васэда только затем, чтобы через год бросить учебу, полностью отдавшись сочинению _хайку_. Семейство Танэда к тому времени полностью разорилось, и неудачливый школяр пустился бродяжничать без гроша в кармане, попутно слагая стихи. На острове Кюсю в монастыре Хоондзи он постригся в монахи и снова отправился странствовать с ритуальной дзэнской плошкой для милостыни в руках. Некоторое время он жил в горной хижине в родной префектуре Ямагути. Затем снова последовали годы странствий. На склоне лет поэт-скиталец нашел пристанище на родине Масаока Сики, неподалеку от города Мацуяма, в уединенном приюте, который он назвал Иссоан - Убежище одинокой былинки. Хотя среди любителей и знатоков _хайку_ Сантока еще при жизни пользовался репутацией виртуоза-эксцентрика, многие его книги стихов и путевые очерки увидели свет только после смерти поэта. Его посмертная слава превзошла все ожидания. Свитки со стихами и каллиграфическими надписями Сантока стали желанной добычей коллекционеров и литературных музеев. О нем было написано множество серьезных исследований, что, впрочем, вряд ли обрадовало бы самого поэта. Ведь он всегда чурался мирских соблазнов, не искал популярности, стремился жить сообразно с бегом облаков и током вод. Свою душу, заключенную в лапидарных строках "неправильных", неканонических _хайку_, как и свою бренную плоть, он считал органической частью Природы. Простота его сочинений порой может показаться чрезмерной, но нельзя забывать, что перед нами чистейший образец дзэнского искусства, где в простом таится сложное, в малом - великое, в пустоте - наполненность: Ликорис цветет - и помереть невозможно в такую пору!.. Естественный ход развития движения _хайку_ - в начале века должен был привести и привел в конце концов к появлению новых течений и групп, отпочковавшихся от магистральной школы "Хототогису" во главе с Такахама Кеси. К концу 20-х годов среди вольнодумцев выделялась фигура Мидзухара Сюоси - в прошлом одного из ведущих поэтов "Хототогису" и верного сподвижника Кеси. Пресытившись пейзажной лирикой в стиле "цветов и птиц", Сюоси выступил за решительное обновление жанра. В предисловии к сборнику _хайку_ "Кацусика" Сюоси постулировал две возможные концепции восприятия природы, два пути для поэта: "Один - это добиваться полной верности природе, отключая собственный дух-разум, другой - при всем уважении к природе сохранять независимое восприятие и мышление". Он выступал за "очеловечивание" _хайку_, считая, что одной "правды природы" недостаточно для истинного лирика, чья конечная цель - создание высокой "литературной правды", основанной на силе воображения. Жизнь моя! Наедине с хризантемой замру в тишине... Став во главе журнала "Асиби" ("Подбел"), Сюоси снискал немало сторонников среди поэтов _хайку_, которые стремились к расширению возможностей жанра. Однако его энтузиазма хватило ненадолго, и уже к началу сороковых годов он почти полностью отошел от поэзии, переключившись на литературоведческие изыскания. Вторая мировая война фактически положила конец славной эпохе японского Серебряного века. Правда, традиционные жанры не только уцелели, но и были широко использованы официозной пропагандой для насаждения "исконно японских духовных ценностей". Многие поэты были вынуждены прямо или косвенно сотрудничать с милитаристскими властями, что нанесло ощутимый ущерб их репутации в глазах публики. Былые поэтические сообщества распались или изменились до неузнаваемости. Вскоре после войны поэзию _хайку_ и _танка_ захлестнул шквал "демократизации", вызвавший к жизни мириады любительских кружков в среде рабочих, крестьян и служащих. Прежние критерии чистой лирики _хайку_ оказались размыты, профессионалы растворились в массе дилетантов, и сочинение _хайку_ с тенденцией к "интернационализации без границ" по сути дела превратилось из высокого искусства в досужую забаву. Однако творения мастеров Серебряного века не были забыты, навсегда оставшись в сокровищнице японской поэтической классики. ЦВЕТЫ ЯМАБУКИ ШЕДЕВРЫ ПОЭЗИИ ХАЙКУ "СЕРЕБРЯНОГО" ВЕКА ^TМАСАОКА СИКИ^U ИЗ "РУКОПИСНОГО СОБРАНИЯ ХАЙКУ"* ВЕСНА x x x Протопал малыш по зелени вешнего луга - пятки мелькают... x x x Опустился нежданно бумажный змей с высоты в маленький дворик... x x x Короткая ночь. Слышу - будто бы под подушкой грохочет поезд... x x x Через забор заглянул потихоньку - а там мак опадает... x x x Красная слива* - облетевшие лепестки собираю с циновки... ЛЕТО На ложе болезни Четыре - ворона... Пять - чирикают воробьи... Светлеет летняя ночь... x x x Спит человек, а светлячок летает под москитной сеткой... x x x Уползает в нору змея - как ярко над нею ликорис алеет!.. x x x Днем на глади пруда мирно спят водяные птицы. Какая тишь! Во время болезни Кресло подвину, чтоб колени касались ее - цветущей розы!.. x x x Устали глаза любоваться цветением розы - больной, я выбрался в сад... x x x Рисую розу - цветок рисовать легко, а листья трудно... x x x Благоухают розы в саду у меня - заснуть не в силах... x x x Неожиданный гром - от испуга и удивленья поднялся с ложа... x x x Мой палисадник - здесь впервые сегодня расцвел цветок пиона... x x x Только два лепестка опало - и как изменилась форма пиона!.. x x x Нарисован пион - тушь и кисти так и остались лежать на блюде*... x x x Вот так, наверно, яблоко съем - и умру перед пионом... x x x Через поле иду. Опустив мотыги, крестьяне на меня глазеют... x x x Родные края. Если б мама жила здесь нынче! Моти в лотосовом листе... x x x Встрепенулся ночью - с тихим шорохом наземь упал цветок вьюнка... x x x У тропки вижу землянику - и мимо спешу: вечер уж близок. ОСЕНЬ x x x Какая жалость! Вот уж начали увядать куклы из хризантем*... x x x Глициний цветы. Ведь совсем уж скоро начнутся затяжные ливни... Осень Слышно, как пес пришел и воду лакает. Холод ночной... x x x Дыханье больного так неровно в осенний день - москитная сетка... ЗИМА x x x На улице снег сечет плащи из соломы - путники идут... x x x Новый календарь. Где-то в пятом месяце, знаю, день моей смерти*... x x x Купил и принес новую зимнюю шапку - да что-то в ней не то... РАЗНОЕ Сочинил однажды к ночи, постукивая по дну коробки с присланными рукописями хайку* Просмотрел три тысячи новых хайку - съел две хурмы... После моей смерти Пусть рассказывают: мол, любил он слагать трехстишья о том, как кушал хурму... x x x Хаги, мискант! Хоть мне их уже и не видеть в будущем году... x x x День кончины Басе *. Не пошел на поминовенье - в одиночестве ем хурму... x x x Больной-то больной, а вишь - до отвала наелся жареных каштанов!.. Примечание к альбому, в котором рисовал с натуры фрукты Начал этот альбом, изобразив на картине зеленые сливы. x x x Писать с натуры гораздо трудней баклажан, нежели тыкву... После того, как закончил рисовать фрукты в альбоме Кончил рисовать, но после обеда не спится - до того устал... x x x Как славно бродить целый день по осеннему долу! Всюду хаги в цвету. ИЗ ЦИКЛА "ШЕСТЬ СЯКУ НА ЛОЖЕ БОЛЕЗНИ" x x x Пион облетел. За долгие дни скопилась на тушечнице пыль... ^TКАВАХИГАСИ ХЭКИГОДО^U ИЗ КНИГИ "НОВЫЕ ХАЙКУ" x x x Один за другим вслед за сливою зацветают персик и абрикос... x x x Поет соловей. От долины к долине несется вешних вод журчанье... x x x "Ну, выплыви же! Ну, выплыви!" - я повторяю. Чирок на пруду... x x x Маленький паучок прогрыз материнскую сумку и выползает... x x x Густая роса - поутру вся шерстка намокла на груди у оленя... x x x Осенняя буря, всю влагу небес исчерпав, помчалась дальше... x x x На крупе вола примостился мальчишка-погонщик. Мелкий мокрый снег... x x x Персики цветут после вешнего половодья в деревне Дзицука... x x x Облачный пик вдруг предстал в багряном сиянье - солнце заходит... x x x Весна холодна. В глубине заливного поля стаи облаков... x x x Выйдя из дома, отошел на пять-шесть шагов. Весенний ветер... x x x В поле деревце сливы. Вижу издали, как человек ветку ломает... x x x У Великого Будды* под утро намокла рука - роса на вишнях... x x x Огромный храм. Летний ливень хлещет и хлещет - не утихает... x x x Майские дожди - даже школа сегодня закрыта в горной деревушке... x x x Маленький куст с цветком распустившейся розы посадил в горшочек... x x x Словно черный корабль, проплывает неторопливо горный пик в облаках... x x x Не желает улитка из раковины выползать - ветер осенний... x x x Убрали тутовник. Нынче время жать коноплю в маленькой деревушке... ИЗ КНИГИ "ВЕСНА, ЛЕТО, ОСЕНЬ, ЗИМА" x x x На ветках айвы так пышно цветы распустились! Под ними - фиалки... x x x С холма Коганэ в долину съезжаю на бричке - мискант и хаги... x x x В полдень у моря брожу меж сосновых стволов - холод пробирает... x x x Воды Тама-реки успокоились после разлива. Груши в цвету... x x x Устали люди колесо водяное крутить - посадка риса*... x x x Долина Куро. Зелень сосен, лотосов цвет. Утренняя буря. x x x Маленький домик - все окрестности заросли летним кипарисом*... x x x У больного на столике мисо и прочая снедь - зябко отчего-то... x x x Пареной репы с соевым творогом съел - и сижу уныло... x x x Посреди полей затерялось святилище Сума* под сенью вишен... x x x Путешественник! В Пса вижу на зимнем поле стаю снежных цапель... x x x Лиственница стоит одиноко, печально. Красные стрекозы... x x x Прохладно цикаде на широком древесном листе - свежий ветер дует... x x x Я один пассажир в этой виды видавшей лодке. Уж год на исходе... x x x Вешнее утро. Нынче у каллиграфа лицо на кисть похоже!.. x x x День Науки* настал. Шуршат под руками шелка старинных свитков... x x x В солнечных бликах на ветках лавра глазки - порывы ветра... x x x Пахнуло летом - ветер гонит высокий прилив. Бабочки вьются... x x x В Нара* вернулся - а там ждет цветущий подбел*! Уезжал любоваться цветами*. x x x Трехдневный месяц. Как печально ночное свиданье в лодке на реке!.. x x x На фоне луны дым чернеет, вздымаясь клубами - городское небо... x x x Забрезжил рассвет. Белеют цветами деревья на росистом лугу... x x x Клич соколиный - он будто бы ветром дохнул, срывая листья... x x x Косят овес - как дрожат колоски, что повыше, в утренней росе!.. x x x Праздник в деревне. Багрянцем горят фонари. Дальний зов оленя... x x x Закопченный очаг и гнездо над ним отыскала ласточка весною... x x x Домишко в деревне, где все жители плавят воск... Опадает ива. ИЗ КНИГИ "СОБРАНИЕ ХАЙКУ НОВОГО НАПРАВЛЕНИЯ" x x x Прохладная тень под вишнями в парке у моря, и вот - разлука... x x x Цикада упала, бьет крылышками на песке - зной еще сильнее... x x x На луг выхожу. Осыпается мак - над цветами пролетают цапли... x x x Сорокопут меж деревьев близ дома порхает, щебечет звонко... x x x Варю картошку. В безмолвном просторе Вселенной ребенок плачет... x x x Всю долгую ночь, пока я сочиняю хайку, жена моя шьет... x x x У меня под ногами цыплята пищат и пищат в траве росистой... x x x Дом без ворот - для ночлега избрали болото дикие гуси... ^TТАКАХАМА КПСИ^U ВЕСНА (вторая луна - четвертая луна) x x x Ранней весной подле дома гуляю в саду, за калитку не выходя... x x x Холода весною - сосен прямые стволы над песками взметнулись ввысь... x x x Смотрят издалека на остатки снега в долине дровосеки со склонов гор... x x x Под натиском ветра, во дворах растопившего снег, громко хлопают створки ворот... x x x С поля вернулся отец, на росток пшеницы случайный во дворе наступив... x x x Наконец-то весна иву старую преобразила в нашем горном селенье. x x x Хари-гора вдалеке, а рядом - храм Амадэра, сливовым цветом сокрыт... x x x Вот так и застынь, как стала сейчас - под сенью сливы в алом цвету! Гуляю в парке Кайко О алая слива! Как мил твой весенний наряд мне, пришедшему издалека! x x x Ты со мной говоришь, а сама все ближе подходишь к сливе в алом цвету... x x x О тишина! Так громко льется над долом соловьиная трель... x x x Случайно заглянешь в лачугу на склоне горы - а там наряжают кукол*... x x x Перед Праздником кукол от жестокого снежного вихря сотрясается дом... x x x В горном селенье цветы для Праздника кукол - сережки ивы... x x x Праздничное сакэ белое и густое, словно вареный рис. x x x Драчливые петухи через речку перемахнули - от людей подальше... x x x Наконец превратился снегопад весенний - и вот рассеялась белая мгла. x x x Вешние воды заглянули в гости к девчушке, что живет в низовьях реки... x x x Замедли шаги перед звонким ручьем на лугу, что вешние воды мчит! x x x Неужели и впрямь вы еще журчите в долине, о вешние воды?.. x x x С грустью смотрел я, как металась перед дождем ласточек стая... x x x Ливень прошел, но по-прежнему не спадает духота весенней ночи... x x x Кажется мне, будто ласточки в поднебесье наделены душой... x x x О, какая тишь! Дождь весенний в саду поливает нераскрывшиеся цветы... x x x Как же мог он с собой черную мглу принести, ливень весенний?! x x x Влажно чернеют тени на рыхлой земле в вешнюю пору... x x x От весеннего ливня так все потемнело вокруг - не видно ни зги!.. x x x Сколько весен еще прошумит над старым курганом! Камелии куст... x x x Под зеленью крон, все в пятнышках тени, белеют камелий цветы... x x x В узеньком переулке примостились с обеих сторон лавки торговцев рассадой... x x x Словно лес, поднялись на утес над гладью морскою камелий цветы... x x x Орхидеи весной тоскуют по горному солнцу незапамятных дней... Любуюсь загородными дворцами Кацура и Сюгакуин Нестерпимо блестит над крышей Кацура солнце - весенний рассвет... Храм Реандзи* Подле храма в саду вечно будет стоять на закате камень "Закатное солнце*... x x x Облака по весне - будто огромная груда драгоценных камней... x x x Вкруг деревни сошлись, по склонам гор прилепившись, яблони в вешнем цвету... x x x Закрываю глаза - и вижу те вешние ночи, вижу юность мою... x x x Купил я к столу моллюсков "Весенний месяц" - и в небо взглянул... x x x Печально поникнув, о годах вспоминаю былых, сокрытых мглою... x x x Солнце садится - головастики в темной воде снуют без конца... x x x Бумажный фонарь - гляжу, как под ветром ночным опадают с вишен цветы... x x x Пересекаю реку дум своих долгих - и снова дождь лепестков... x x x Вот и не стало цветов, что с ветвей облетали, не познав увяданья... x x x Смотрю на маяк, что вознесся над купою вишен в белоснежном цвету... x x x Перед шумной толпой закрыты ворота храма - вишни цветут в тиши... x x x То утонут в цветах, то блеснут меж стволов сосновых светлые нити дождя... x x x Сердце мое там, в кипени вешних садов - скорее туда! x x x Все в лиловых цветах, поле редькой засажено густо - храм Дайтокудзи... x x x Ветер весенний! Друга за плечи обняв, стою на холме... x x x На переправе ямабуки глядят из воды - будто бы тонут... x x x Ветвь дикой розы в руках у меня согнулась и сломалась под ветром... x x x Верно, нам не прожить без тревоги, без вечной печали по весне уходящей... x x x Скорбеть о весне - о жизни своей быстротечной безнадежно скорбеть... ЛЕТО (пятая луна - седьмая луна) x x x Заглядевшись на солнце, незаметно забрел я в сад - а там пионы в цвету! x x x Хоть и зовется цветок этот "белый пион" - в нем алых прожилок сеть... x x x Торговец рассадой, разложив в переулке товар, зазывает на голоса... x x x Там, вдалеке, подросших саженцев листья шелестят на ветвях... x x x И вдруг предо мной город в праздничной суматохе - Восточные горы... x x x Навевает печаль вид этой "столичной травы" на лугу заброшенном Уда... x x x Сердце мое порой беззаботно алеет, словно маковый цвет... x x x Хижину эту, что стоит на тропе луговой, я назвал бы "Обитель роз"... x x x Веет печалью от старинных ступеней храма - вокруг шиповник в цвету... x x x У подножья Асама в уезде Северный Саку зреет ячмень на полях... x x x Грущу о былом - в обрамленье ирисов алых журчащий ручей... Ночлег на лугу Короткая ночь - то и дело проносятся звезды прямо над головой... x x x Может, и впрямь не движется наш корабль? - Море в сезон дождей... x x x Светлячок пролетел - это значит, где-нибудь рядом непременно должна быть вода... x x x О, как ночь коротка! Сторожка близ росного поля - ночлег мой в пути... x x x Вот огни светляков, застигнутых ливнем вечерним, растворились во мгле... x x x Вечерние тени даже на травах речных стали заметней... x x x В солнечных бликах искрится вода канала - рыбаки на рассвете... x x x Что там за люди под занавеской рогожной в рыбачьей лодке?.. x x x По склону взбираюсь, муравьиные стежки топчу - тропинка в горах... x x x Все жду, что кукушка под луною сейчас запоет, - родные края... Иокогама в утро моего возвращения из Франции Передо мною огромный раскинулся порт, зеленью окаймлен... x x x Из-под сени ветвей выхожу на солнце - белеют маковые головки... ОСЕНЬ (восьмая луна - десятая луна) x x x Павлонии лист, согретый осенним солнцем, с ветки сорвался... x x x В лунную ночь загорелась на небосклоне среди прочих моя звезда... x x x Цветочный базар. Роса горных тропок - мне тоже скоро по ним бродить... x x x Среди множества крыш я, кажется, различаю цветочный базар... x x x Навещаю погост. О, как малы и невзрачны могилы предков!.. x x x Мох зеленый примят - видно, кто-то здесь поскользнулся. Кладбищенская дорожка... x x x Одинокий жилец, я в доме фонарь зажигаю, подправляю фитиль... x x x О, если бы месяц стал сегодня полной луною! Все празднуют Бон... x x x Как ярко сияет над долиною нашей месяц в ночь праздника Бон!.. x x x Напев плясовой - о житейских делах немудреных в песне поется... x x x Отложив сямисэн, старик свой рассказ продолжает при свете фейерверка... x x x Мимо порта родного в сиянье полной луны на корабле плыву... x x x Прямо по молнии ходят босые крестьянки - заливное поле... x x x Кончается осень. В ясном свете луны замечаю, как постарел мой гость... x x x Последние ливни пронесшегося тайфуна - снова и снова... x x x Того и гляди кур дворовых живьем засушит осенний вихрь... x x x Ночным мотылькам - и тем полюбилась, как видно, настольная лампа... x x x По отлогому склону, где желтые хаги в цвету, поезд ползет к перевалу... x x x О, хаги цветы, тому, кто любуется вами, что-нибудь нашепчите!.. x x x Учителя голос, усталый и приглушенный, - вечерняя школа... x x x Сизый след прочертив, по капле роса стекает с листа банана... x x x Мацумуси пищит. Мне все слышится: "Тятя, тятя!" Нету матери у сироты... x x x Храмовый гонг на луне отдается эхом. Гора Курама... x x x Долго-долго висит одинокое облачко в небе, зацепившись за месяц... x x x Вот и померкло сиянье луны на дороге под уступом горным... x x x Всего лишь на миг мелькнула поздняя птица, туманную мглу пронзив... x x x Смотрю без конца на картинку с видом осенним - раскрытый веер*... x x x Мне жалко его - на крючке беспомощно бьется бычок усатый... x x x Бычков, что резвятся меж кораллов в садах подводных, ловлю на червя... x x x О, как дорога мне росистая эта трава! Вспоминаю былое... x x x Пурпурный мох подстригаю - о звон ритмичный садовых ножниц!.. x x x Старый квартал - лабиринт переулков. Всюду сушат каштаны... Такахара Прозрачный воздух. Девочка маму зовет... Осенний день в Такахара. В Цубахада со священником Хину Волн осенних разбег не увидит - но пусть хоть услышит мой слепой собеседник!.. x x x Золотая осень! Как нитка, по склону вьется извилистая тропа... x x x Золотая осень! Смотрит вдаль из-под руки юная островитянка... x x x Вослед облакам, плывущим по небосклону, ухожу и я... Камакура* Только ропот волны и молчание древних надгробий под небом осенним... x x x Ставлю вещи на свет и смотрю, как рождаются тени в полдень осенний... x x x Выхожу из ворот - бьет в лицо, ступить не давая, осенний вихрь... x x x Ветер осенний. Интересно, что за дымок над чащей вьется? x x x Давнишний приятель одинокой старой сосны - ветер осенний... x x x Под ветром осенним поблекли, будто бы выцвели, струи фонтана... x x x Снова в здешних краях холодную пору встречаю - вихрь осенний... x x x Если б наша любовь была всего лишь капризом!.. Осенний сумрак. x x x "Темнеет уже!" - где-то рядом голос ребенка. Кончается осень. x x x В дождливые дни вдвойне одиноко, тоскливо. Кончается осень... x x x Осенние ливни. К валуну случайно прилипшее крылышко бабочки... x x x Осенние ливни. Временами темнеет вода в озере Бива... x x x Облаками затянет вершину Такэ-горы - и вновь мне грустно... Катода И здесь наблюдаю, как тянутся птицы на юг с гнездовий озерных... Река Макацу, Павильон Четырех часов Снова из облаков появляются резвые пташки в небе огромном... x x x Собран рис на полях - теперь распустились повсюду желтые хризантемы... Южные горы в Миясиро С голых склонов горы спускаюсь вниз, на равнину, где ромашки цветут... Храм Сайхо к западу от столицы Бурый мох на крыше дзэнского храма клюет пичуга... x x x В грустных раздумьях я глаз не сомкнул, утешаясь: "Верно, так ночь холодна..." x x x Любовью объят, иду напрямик через поле, раздвигая ромашки... x x x Ночью на остановке от холода переминаюсь, как озябшая нянька... x x x Промерз до костей - на дворе постоялом ночую у берега Удзи... x x x Голые ребятишки на берегу в Ураясу. Тростник цветущий... x x x На солнцепеке по краям загнулись немного соломенные циновки... x x x Пролетела на юг птица с добычей в клюве - ягода, наверно? x x x Позднюю осень на горе Эйдзан я встречаю. Воспоминанья... x x x Навещая больного, каждый раз все отчетливей вижу: поздняя осень... x x x И вот снова она - та, что некогда тихо сказала: "Поздняя осень..." x x x Исполинский клен листвою рдеет тревожно, готовый вспыхнуть... x x x Вот и еще одна оголяется ветка клена... Тишина повсюду. x x x Олений призыв в отдаленье звучит, затихая, - все печальней, печальней... x x x Кончик трости моей осеннее поле измерил - измеряет другое... x x x Вот и ты познаешь печаль, что извечно сокрыта в осени уходящей... ЗИМА (одиннадцатая луна - первая луна) x x x Первый зимний дождь - в сердце моем надолго останется он... x x x Открываю жаровню - неподвижно висит над пеплом сонный паук... x x x Солнечного тепла, как видно, уже не дождаться цветущим чайным кустам... Тропа в Сага Так я и шел мимо чайных кустов цветущих по тропинке в горах... x x x Так же, как храм, и деревню назвали - Хорюдзи*... Сеют пшеницу. x x x Как он несется по теченью речушки горной, стебель редьки с цветами!.. x x x Взбаламутив ручей, крестьянки моют усердно позднюю редьку... x x x Сколько столетий пережил столп соляной - окаменевший ствол!.. x x x Предпоследний в году, назван месяц "малой весною"' - по-весеннему воздух чист... x x x Пусть опадают, пусть грудой на крышу ложатся мерзлые листья!.. x x x Примятый ногой, он стал по-иному прекрасен, листок увядший... x x x Дыма не видно - никто не сжигает в садах опавшие листья... x x x Подметенный мой двор вновь устлать листвою опавшей спешит старое дерево... x x x Выставив грудку, голубь выпорхнул из-под ног. Палые листья на склоне... x x x Скоро, скоро исчезнет и эта сухая листва, что кружит по саду... x x x Зимняя буря. Тусклый свет фонаря, отраженный в кадушке с водой... x x x И ты, шорох листьев, опадающих с зимних дерев, не смущай раздумий моих!.. x x x Спите, токийцы! В пору зимних дождей впервые ночное затишье... x x x Не с этой ли ночи за последние листья в саду принялся ливень?.. x x x Всюду, всюду звучит над землей этот мерный рокот - долгий "сливовый дождь""... x x x Вскоре затихнут топоры дровосеков в горах - время зимних дождей... x x x К югу от Токио низко висит над землею зимнее солнце... x x x Не тронуты увяданьем, в зимнее небо возносятся кроны старых деревьев... x x x Крики чаек морских - снова встречаю сумерки в хижине на берегу... x x x Прошелся вдоль берега, фонариком высветив стаю дремлющих чаек... x x x На правой щеке зимнего солнца лучи. Иду к горе Ураяма... x x x Лишь за одной наблюдаю я в шумной стае пролетных уток... x x x В небесную высь, под тяжестью снега склоняясь, упрямо рвутся деревья... x x x В сгустившейся мгле стволы оголенных деревьев так массивны и тяжелы... x x x Не в деревне ли Светляков живут хозяева поля? - Засохший тутовник... x x x Расходясь на развилке, две ниточки тянутся вдаль - тропинки в поле... x x x Нагнулся взглянуть на увядший цветок хризантемы - и овод тут как тут! x x x Неспешно ступает по заснеженной зимней бахче большая кошка... x x x Вот таким сохраню этот тронутый увяданьем цветок сурепки... x x x Выхожу из корчмы - а мне вдогонку несется тихая песня... x x x Девушка из корчмы, что разносит рагу овощное, - как она хороша собой! x x x Приятно смотреть на огонь, в котором печется горка сладких бататов! x x x Печеных бататов заказал я на десять сэн - оказалось так много!.. x x x Меж зимних гор затерявшаяся низина - в ней храм Хорюдзи... x x x Зимнее солнце освещает дальние горы. Луг увядший... x x x Верно, угольщики дробят на горе головешки - отдается эхо... x x x Под сенью утеса деревушка ютится в горах - зимняя дорога... x x x Под окном у меня в три голоса выкликают: "Купите угля!" x x x Грудью встречая студеный, порывистый ветер, забываю на время старость... x x x Прошлый год, этот год - будто годы на шест нанизали один к одному... x x x Заголовки газетные проглядываю бездумно - стариковские весны... x x x Играют в волан - слух ласкает мягкий, как масло, столичный говор... x x x Набегают лениво после шторма волна за волной - первое затишье... x x x Как никогда, я цветы пожалел сегодня на зимнем ветру... x x x Возле хижины хлев покосился под тяжестью снега - мычит корова... x x x Оттепель в горах. Коротаю в заснеженной хижине долгий дождливый день... ^TНАЙТО МЭЙСЭЦУ^U ИЗ КНИГИ "СОБРАНИЕ ХАЙКУ МЭЙСЭЦУ" x x x Вечерняя луна. Над амбаром и над конюшней ветви слив в цвету... x x x Мой собственный голос обратно приносит ко мне осенний вихрь... x x x Сверкает полоска - речка Тама течет вдалеке по зимнему лугу... x x x Весенний день - как играют, переливаясь, перья павлина!.. x x x Брюшки мелькают - пролетая в ворота шлюза, падают лягушки... x x x В заброшенный дом захожу, гэта не снимая. Осенний ливень... x x x Луффа* с плети свисает, рядом белые огурцы. Ветер осенний... x x x Фонарь засветив, в час ночной человек гуляет под цветущей сливой... x x x Сияет луна. Ступил на мостик висячий - скрипнули доски... x x x Лошаденке своей возчик что-то толкует, толкует... Холодная ночь. x x x Первый карп на шесте* - значит, есть мальчишка-японец и под этим кровом!.. x x x Слышно, как за окном свой надел мотыжит крестьянин - в почве много камней... x x x Мухи резвятся. На тушечнице лучи вешнего солнца... x x x С плеском плывет упавший ствол по теченью - вешняя река... x x x Растворяется в дымке странствующий монах. Колокол дальний... x x x Стая скворцов пронеслась надо мною в небе - прошумели крылья... x x x Получил подарок - в чайной чашке домой несу золотую рыбку... x x x Кисо-река так сердита, а горы Кисо расплылись в улыбке! x x x Над обрывом у моря старый нищий с семейством своим - с дочкой и внуком... x x x Колокольчик-фурин купил, на веранде повесил - а вот и ветер!.. x x x Об одном лишь прошу - о доброй горячей грелке. Ну и мороз! x x x В прозрачной воде неподвижны сонные рыбы. Ветер осенний... x x x Зимние дожди. Все молчат - и так же безмолвна лодка у причала... x x x Поселилась в луче - и за солнышком переползает зимняя муха... x x x Будто перед собой послушную бабочку гонит - шагает нищий... ^TИИДА ДАКОЦУ^U ИЗ КНИГИ "МОЙ ПРИЮТ В ГОРАХ" x x x Гуляю в горах меж развалин старого замка. Холода поздней весной... x x x Над кряжем Ооги протянулась гряда облаков. Таянье снега... x x x В горной глуши туманом зимним сокрыты птицы на голых деревьях... x x x Круглая, точно луна, наползает темная туча на лунный лик... x x x Весна холодна. Лунным светом залиты предгорья. Мой приют случайный... x x x Чем выше взбираюсь, тем знойное марево гуще - тропинка в горах... Заметки в горной хижине Где-то вдали свищет ветер по горным дебрям. Таянье снега... x x x Осенняя морось. Никнет папоротник меж камней на горных кручах... x x x Дует западный ветер. От дождей прибывает вода, рокоча на порогах... x x x Сквозь зимнюю мглу клекот коршуна в отдаленье. Гора Иоэ... x x x В ночь новолуния играет месяцу мальчик на пастушьей свирели... x x x Ветерок чуть колышет лиловые волны глициний, оплетающих выступы гор... x x x В горной глуши, где плывут облака над лесами, - концерт цикад... Синтоистское святилище у подножия горы в Одани Нежданная оттепель. Растекся туман клубами, поплыл над плетнем... x x x Орхидея весной белеет на голом утесе в зелени мха... Глубоко скорблю о безвременной кончине Акутагава Рюноскэ Душа человека... С одним лишь сравнима она - со светляком осенним... x x x Меж облаков первый снег осенний кружится - дороги странствий... x x x В корзинке плетеной пурпур жаркого бабьего лета - полевые цветы... x x x С землею смешались опавшие листья в горах - этот запах прели!.. x x x Чуть заметно дрожит ветка сливы в бутонах набухших - взлетела ворона... x x x Летние странствия. Вдруг донесся звон колокольный из храма Дзэнко... x x x Дым костров полевых, - отнесенный в сторону ветром, он плывет над волнами... x x x В ночь Танабата* объяла кромешная мгла землю и небо... x x x Душно - нечем дышать в селе у подножья Сигэ. Цветы мимозы... x x x В поднебесье летит среди ночи громкое пенье - лягушки с полей... x x x Вот и вышла луна - все вокруг так отчетливо видно! Сезон дождей уже близок... x x x Ветер с гор - это он под вечер волнует, колышет спелый рис на полях... x x x Как поникли вокруг осенние жухлые травы! Дождь над горами... x x x Я прикоснулся к горячей ее руке - дочка торговца углем!.. x x x Двенадцатый месяц*. Увенчаны яркими звездами снежные шапки гор... x x x Начало весны. Фонарей мерцанье сквозь дымку над пирующими в саду... x x x На другом берегу, за рекою, тучи толпятся у горного храма... x x x Под ливнем осенним за цветами пошла она в горы... Этот девичий лик! x x x Я дверь прикрываю, с деревьев глаз не сводя, - осенний сумрак... x x x Ветер осенний. Светят вдали морякам огни желанного порта... x x x Как в былые века, дрожит и колышется пламя - выжигают поля... x x x Осенний погожий день. Жницы перед началом работы собрались за чаем... x x x Полог от комаров. Дотлевают утром осенним в очаге вчерашние угли... В уединении горной хижины Затерялись в снегах все дороги родного края. Греюсь у очага... x x x Снег уже не идет. Серебрится зимняя шапка, как большая рыба... x x x Сегодня сварил океанских креветок к обеду - лето уж близко... x x x Тидори во мгле - о месяце предрассветном горько тоскует... x x x Уж не фазан ли в корзинке плетеной лежит? Горы весною... ИЗ КНИГИ "ВОЛШЕБНАЯ ПОЛЯНА" x x x Уходит весна. Над путником в облачных высях - клич перелетных гусей... x x x Полдневная тишь у бочага лесного - цветы осота... x x x О, неистребимый первозданный запах земли под зимним солнцем!.. x x x Пустотою небес бурый ком земли окружен... Осень в бамбуковой роще. x x x Небо пустынно. Солнце вершит свой путь. Зима в горном краю... x x x В снежном краю ярко светит зимнее солнце. Лодка на озере... x x x Весна наступила. На магнолии ярость излив, угомонился ливень... x x x Луна закатилась. Тидори вьются тревожно вокруг Большого Ковша... На водах в Хаккоцу Уж не оттого ли и волны на быстрине? - Ветер листву колышет... x x x Осенние звезды в неведомой тонут дали. Тутовник в поле... x x x Сквозь легкий туман пробивается яркое солнце. Паданцы на земле... x x x Все дальше и дальше уплывает луна в небесах над выжженным полем... x x x Нырнув в облака, вместе с ними несутся на север ласточки по весне... x x x Осенняя морось. Остались стоять на жнивье две-три метелки мисканта... x x x Над храмом Цуба грозовые тучи клубятся - призывный гул гонга... x x x Пришла их пора - под ветром осенним склонились метелки мисканта... x x x У двери моей от ветра звенит колокольчик*. Гранаты в цвету... x x x Лепестки хризантем потревожены ливнем внезапным в эту лунную ночь... x x x Магнолии отцвели. Созревает конский каштан. Первый ливень осенний... x x x Под ноги глядя, по лесу бреду наугад. Начинается осень... x x x Колокольчик железный позвякивает на ветру в осенний полдень... x x x Коршун над лугом взмывает ввысь, к облакам, - весну почуял!.. x x x Радуга меркнет. Заалели в закатных лучах овощи в корзине... x x x Потухший вулкан. Земляника в траве по склону так прохладна на ощупь... x x x Одинок и печален, повис меж верхушек дерев диск закатного солнца... x x x Заслонку открыл - так медленно и неохотно загораются угли... x x x Дал приют соловью в холодную эту пору аралии поздний цвет... x x x Облака белеют. На деревьях в хвойном лесу стрекот цикад весенних... x x x Солнце палит. В тесные клетки зверинца приходит лето... x x x Цикады поют. Поздней ночью луны сиянье над морем деревьев... x x x Тронул штору над входом - прохладен гладкий бамбук порою осенней... x x x Коршун парит в облаках над горной вершиной. Печалюсь, что год на исходе... ИЗ КНИГ "ЭХО В ГОРАХ" "БЕЛЫЕ ВЕРШИНЫ" Поездка в Сирахонэ, в край Синано Звон осенних цикад. Ясный день в березовой роще близ целебных вод Сирахонэ... Порт в Аомори В печке пылают дрова. За окном над студеным морем кружатся чайки... x x x Холодом дышит ночное февральское небо над вулканом потухшим... x x x Где-то крикнул фазан. Дождь над озером в чаше вулкана - прощальный привет весны... x x x В горной хижине холодной ночью наслаждаюсь поэзией хайку... О, зелень листвы в серебристом лунном сиянье, пронизавшем студеную ночь!.. x x x Ненароком попал в деловитые будни фотографа - цветущей аралии куст... x x x На могиле в горах под осенним дождем распустился запоздалый цветок... x x x Капли темной воды блестят под луной на корзине с бакланом рыбачьим*... x x x Пальма в кадке цветет... Сквозь вечерние тучи мерцают звезды - так далеки!.. x x x С ущербной луной поздней осенью гуси сдружились у себя на пруду... x x x Цветущий тростник блики радуги затеняет на водной глади... x x x Цикаду поймал, взглянул ей в глаза и понял - подходит осень... x x x Отпустили морозы - под луной жучки-древоточцы блестят на ступеньках... x x x Чистит пашню к весне, посадив на закорки младенца, крестьянка в поле... x x x Клубника в теплице. Все глубже день ото дня лазурь зимнего неба... x x x Над теплицей во мгле едва народившийся месяц - год подходит к концу... x x x Мокнут могилы. Павлониям впору цвести - так тепла земля на погосте... x x x И следа не осталось от сверчков, что кишели в полях совсем недавно... x x x В горной глуши заливается под луною хор озябших цикад... На озере под сенью отвесного горного уступа В зимний пасмурный день за пазухой согреваю от дома холодный ключ... К вершине Якэ Ветер осенний! Клубами возносится дым над остроконечным пиком... x x x Рассеялись ночью сгустившиеся облака. Осенние горы... x x x Ясный майский денек - метелки щетинника гнутся под свежим ветром... x x x Акации цвет! Вьются пчелы - нектар добывая, забыли о сотах... x x x Солнцем залита даль. В саду на крутом уступе, как всегда, ни души... x x x Над бухтой Вака при южном ветре попутном коршун взмывает ввысь... x x x Дождь осенний утих - и над Исо-горой раздается плач последних цикад... Вспоминаю былое на горе Тэммоку Гор громады вокруг. О весна! Вспоминаю былое, лик луны золотой... x x x Розу покинув, с жужжанием в сторону солнца удаляется жук... x x x Лунные блики по снежным сугробам скользят - последняя ночь в году... x x x Сверчки умолкают. Зима набирает силу. Тускнеет солнце... x x x Горное эхо от хижины вдаль унесут перистые облака... В Миясиро Северный ветер весной - будто скривился от холода солнца лик над горами... Окрестности горы Тайко Лишь раз на закате луч пробился сквозь облака в гнездо сорочье... Вернувшись в свою обитель Путь мой окончен. Вновь читаются в облаках приметы поздней весны... x x x Поздней ночью затих шумный праздник в селенье горном - запели лягушки... x x x Над кладбищем в горах ветер тучи согнал грозовые. Цветет тутовник... 26.6 провожу ночь в саду Всю ночь напролет жду, не запоет ли кукушка, - фонарь в саду не гашу... Вечер 7.7* Веет во мраке едва заметной прохладой - начинается осень... x x x Осенние звезды - иссиня-зеленый свет над горным пиком... x x x Бреду зимним днем, в руке цветок запоздалый. Печальные думы... x x x Рассеянным взглядом слежу за огнем в очаге - новогодняя ночь... x x x Сын дровосека фазаний манок мастерит. Дни поздней весны...