и отхода для убийцы были запасены. (Случайно или намеренно - другой вопрос.) Сейчас дверца оказалась открытой: не из-за ночного кошмара, но потому, что скобы для замка вывернули с корнем. И уж с этим справились бы не многие - во всяком случае, за себя бы Вадим не поручился. Разумеется, несчастная жертва не стала бы по доброй воле забираться в такое угрюмое место, даже чтобы пописать, - ее сюда затащили, живую или мертвую, и уже здесь разделали под орех, забрызгав кровью камни, траву, мусор, штукатурку. А первым это увидел как раз дворняга, привлеченный сорванным замком, и он же вызвал блюстителей, хотя бы сегодня подкативших к месту убийства в числе первых. Посторонних через калитку больше не пропускали, пока не увезли собранные куски, так что набежавшим зевакам только и осталось, что поглазеть на вынос останков. Затем они (зеваки) живенько разбежались по службам, а вечером любоваться уже было нечем - если не считать обширных бурых пятен, в которых еще надо распознать высохшую кровь. К тому же блюстители натянули поперек проема запретную ленту, отпугивающую крепостных не хуже красных флажков. Короче, кроме блюстов злосчастный дворик топтали не многие, а это прибавляло Вадиму шансов. Притом сегодня, после хорошей нагрузки и внепланового балдежа ("Ах, Юля, Юля!"), у него и сил было побольше. Аккуратно прикрыв за собой дверь, он стал прокручивать обычную рутину, переступая по двору маленькими шажками и старательно таращась под ноги, будто надеялся обнаружить в земле клад. Конечно, идиотизм! - сердито признал Вадим. Почему каждому не заниматься своим делом? Беда в том, что как раз за это дело никто браться не хочет. Еще бы: граждан у нас много, а государство - одно. (Как там у Ключевского: "Государство крепнет, народ хиреет" - краткая история России.) Вот если б пришили кого из Глав! Вокруг было тихо, почти безлюдно, и постепенно у Вадима включались его экстра-чувства, а мысле-облако, съежившееся к вечеру для лучшей защиты, вновь обретало нужную подвижность, прощупывая поверхность там, куда смотрели глаза. Следов по-прежнему возникало слишком много: блюстители набегались тут, собирая останки. Но по крайней мере, они были обуты но форме, и это облегчало поиск. А дворняга, как выяснилось, даже не заходил внутрь - видимо, хватило впечатлений на расстоянии. Так что все прочие оттиски наши. Осталось только разыскать. Вадим наткнулся на них почти в самом центре и невольно присвистнул: эх, ничего себе! След глубоко впечатался и грунт, намекая на немалый вес, и длиной был сантиметров сорок. Это ж какой рост, если в пропорции, - под три метра? Второй отпечаток нашелся в метре от первого и, конечно, ничем тому не уступал. Предполагалось, исполин стоял тут как влитой, широко расставя ноги, и разрывал добычу в клочья, так что куски разлетались по двору, словно от смерча? (Судя по брызгам, шлепки были неслабыми.) Господи, зачем - из бешеной и слепой ярости, от бьющей через край силы, от зверского, не знающего удержу голода? Ну ладно бы только перекусил, еще можно понять, бесчинствовать на кой ляд! И как он угодил сюда единственным прыжком, прямо от калитки, да еще с грузом в руках? С ума съехать... Опустившись на корточки, Вадим исследовал оттиск, запоминая но тех деталях. Очертания были вполне человечьи, громадная нога даже была обута, однако ребристую и, наверное, толстую подошву явственно продавили концы пальцев, загнутых в крючья, а несуразные ноги и вовсе выступили наружу. Закончив дело, убийца с такой же мощью оттолкнулся и опять сиганул - судя по углубившимся когтистым носкам - вон к тому заборчику, метров эдак на десять. Добро пожаловать в ад!.. Качая головой, Вадим приблизился к забору и в самом деле обнаружил здесь вторую пару оттисков, столь же впечатляющую. ("Я не хочу идти пешком, я заскочу одним прыжком!") Подпрыгнув, он вскарабкался наверх и там, на старом гладком бетоне, ясно различил последний отпечаток - гигантской растопыренной ладони, мокрой от крови. Словно росчерк мастера на шедевре. И уж его блюстители точно не видели. Дальше начинался асфальтированный тупичок, выводящий на людную улицу, а там следы наверняка затоптали - даже собака бы их не взяла. Вот ежели бы утром, до общей побудки... Ну хорошо, представил Вадим, а вдруг, на свою голову, я его все-таки догоню - чего он со мной сделает? Устроит еще один кровавый фонтан? Нафиг-нафиг... Интересно, подумал он, может ли в кошмаре присутствовать логика, или следует его принимать как данность. Господи, ну почему я не взялся за это пораньше? Данных, данных не хватает!.. Отчего, к примеру, мясорубки учащаются с каждым месяцем, даже с каждой неделей: убийц стало больше или жертв? А может, суть в том, что полуночникам расширяют дозволенное время? И тоже от середины, как нарастает, ночь от ночи, период затмения забугорных передач, - собственный комендантский час, надо же!.. Ладно, к дьяволу убийц: им с ним самое место, - но вот о чем думают жертвы (если думают), когда отправляются в ночное? Что влечет их во тьму - после стольких смертей, о которых они не могут не знать? Что твердят они перед выходом: чур меня, чур - только не я! Это обычная бабская дурь или тоже сродни мании: рок, фатум? Ведь если вывести за черту все случайности, мистификации, накладки, то проступает еще закономерность: как правило, убивают девиц (не девственниц, нет), незамужних или без устоявшихся связей. Понятно, что другие-то вряд ли станут разгуливать пустынным и темным улицам, да и спать редко ложатся в одиночку, - хотя есть гулены вроде Алисы, которые и при живом муже не очень стесняются. Но у мясорубов словно бы чутье на голодных либо ненасытных женщин, они отыскивают тех даже в постелях, а не только бьют влет, когда ночные бабочки спешат к огонькам Причем наших убийц привлекают не обычные труженицы постельного фронта с бесчувственными мозолистыми дуплами, им подавай истинных блудниц вкладывающих в разгул душу, истекающих от желания соками!.. С вершины забора Вадим еще раз оглядел двор, затем прикрыл глаза и медленно втянул ноздрями воздух, пытаясь вычленить хоть что-то из здешнего букета. Над привычными дворовыми ароматами витал жуткий дух тлена и смерти, но пробивался - едва-едва, на грани восприятия - еще один запах: не вполне человечий, но не звериный. Столь же странный, как обнаруженные Вадимом следы. Что за новая порода? Во всяком случае, его не лишне запомнить: вдруг встретимся на узкой тропке? Спрыгнув в переулок, Вадим нехотя вернулся на одну из хоженых Крепостных троп, вливаясь в неиссякший еще людской ручеек, и без дальнейших приключений добрался до общаги. На проходной ему показалось, что энтузиастка-вахтерша затеяла отмечать возвращения жильцов (по собственному почину или кто надоумил?), и Вадим не отказал себе в удовольствии задержаться и поддразнить стервозную будочницу, словно ту "злую собаку", хотя как раз с псинами никогда такого не делал. Вечером его снова призвала Алиса, и опять Марка в квартире не оказалось: совсем бедняга замотался на службе - с новыми-то обязанностями. Неудивительно, что женушка скучает. На этот раз Алиса не спешила подвергнуться обычной экзекуции. Усадив гостя на диван, она упорхнула на кухню и тут же вернулась, катя перед собой столик с яствами. Вадим наблюдал за ней с удовольствием, но и с опаской: черт побери, их что, специально обучают такой походке? Это ж погибель для мужиков! Расположившись в тревожной близости, женщина разлила по чашкам кофе (настоящий, не какой-нибудь заменитель!) и опять принялась разглядывать его, точно картинку. - Что-нибудь не так? - поинтересовался Вадим. - Опять я не по форме? - По форме, по форме - shut up! Впрочем, он и сам беззастенчиво пялился на Алису, ибо сегодня на ней был прозрачный пеньюар, за которым все ее неописуемые прелести и рассеянные по телу побрякушки выглядели словно экспонаты под выставочным стеклом: все на виду, однако не потрогаешь. - "Лучшее украшение девушки - скромность и прозрачное платьице", - произнес Вадим, ухмыляясь. - Сам придумал? - Это из "Дракона" Шварца, - сообщил он и, поднатужась, добавил: - Действие второе, странички эдак четыре от начала. - Тянет тебя на запретное! - А я сладкоежка, не знала? И в подтверждение хорошенько приложился к пирожному, благо оно того стоило. Как и кофе. У каждого свои слабости. - Вадичек, - заговорила хозяйка, - скажи как другу, откуда берешь свои мелодии? - Сочиняю, - ответил он удивленно. - А ты что вообразила? - O'key, - сказала Алиса, подумав. - Как сочиняешь? - По - разному. - Но как приходит к тебе новые темы? - Иногда во сне. Вместе со стихами. В готовом виде, словно подарок небес. А у тебя такого не бывает? - Впрочем, подобные сны давно его не посещали. И все мелодии за эти годы покрылись плесенью. Этот нечаянный дар неумолимо отходил в прошлое, а посильное сопротивление могло только продлить агонию. "О вдохновение, приди!" Вадим тихонько вздохнул. - Вадик, - судя по всему, Алиса колебалась, - скажи... А за границей ты не бывал? - Нет, - засмеялся он. - Не был, не состоял, не привлекался. Упаси нас бог и Основатель! Если бы даже захотел... - Вадик, Вадик, - удрученно она покачала головой, огорчаешь ты меня. - С таким талантом, с твоей внешностью и прозябать в спецах. А ведь ты мог бы стать, лицедеем. Или бардом. Это ж уровень! - Ну-ну, милая, куда мне так высоко - голова закружится. - Если уж тебя одарило небо... Нельзя быть таким эгоистом, Вадичек, стыдно! Надо отдавать себя людям. - Как Данко? Вадим хмыкнул, вспомнив предостережение Тима. - А какие у них покои, какие пайки - ты бы видел! - Да какие, господи? - Он презрительно фыркнул. - Подумаешь, на категорию-другую выше! - Конечно, с управительскими не сравнить, - согласилась Алиса. - Так ведь и заслуг перед обществом у них больше. - Откуда знаешь? - Это очевидно! - Серьезно? - Ну, я ведь вижу, сколько вкалывает Марк. - И сколько? - По крайней мере, дома почти не бывает. - А стало быть, все это время "отдает себя людям", да? - Но если к нему благоволит начальство, значит, он чего-то стоит? - Человек стоит ровно столько, сколько за него согласны платить другие, - сказал Вадим. - Прочее от лукавого. - Вот Марку и платят... - Потребители? Или начальство? А оно само где разжилось? Вот когда купля-продажа начнет осуществляться напрямую... - Ну, знаешь! - возмутилась женщина. - Тогда любой горластый пацан сможет... - И пусть. Тебе завидно? - Так ведь несправедливо! - Кто это определил - Управители? Конечно, они себя не обидят! А если от них больше вреда, ты не задумывалась? Вообще это смахивает на грабеж. - С чего ты на них зол, Вадичек? - укусила Алиса. - Тебя что, тоже ограбили? - Если б только ограбили! - ответил он. - Перекрыли все ходы, сволочи, дышать не дают... А вот тебя комсомол испортил, - неожиданно заявил Вадим. - Делать ничего не умеешь, зато других поучать - "всегда готовы"! Кабы тебе не подфартило с вывеской... - Но ведь подфартило? - И она давно бы поблекла... - Если б не ты, верно? - А хочешь, проверим? - Что ты! - искренне испугалась женщина. - Ладно, милая, расслабься. - Обещаешь? Ну скажи!.. "Don't worry, - сказал Вадим. - Be happy". Он раскупорил бутыль - не обычной медовухи, а высокопробного бренди, давно исчезнувшего из обычных кормушек, - и налил женщине полный бокал, хотя видел, что она и так на взводе. - Подпоить меня хочешь? - Алиса засмеялась, вздымая груди, Вадим ощутил это плечом. - Коварный! А себе? - Ты же знаешь: после тренировки не приемлю. А тебе надо, верно? Алиса потянулась за бокалом, и ее грудь, скользнув по плечу Вадима, легла ему на руку. Зрелище, открывшееся в вырезе халата, стоило многого. Такое по тивишнику не увидишь. - Все же ты глупый, сообщила женщина, выпрямляясь. - Подобной Студии нет ни в одной губернии. Где еще творить, как не у нас? Там собрано лучшее, что есть в Крепости, - эффектные девицы, обаятельные мужики, к тому же умницы. И то, что мы делаем... Shit! - Ну, ты! - Алиса куснула его за ухо. - Выбирай выражения, honey, если не хочешь, чтобы порвали пасть. - Алисонька, - сказал Вадим, перед вами стоит сложнейшая задача: надо делать программы настолько занятными, чтобы не тянуло на другое; в то же время они не могут быть яркими - иначе увлекут черт-те куда. Выполнить ее можно только при отсутствии конкуренции, в условиях абсолютной монополии. Но тогда зачем выкладываться? - Of course, программы должны быть идейно выдержанными и высоконравственными, особенно для низших... - Женщина осеклась, с опаской глянула ему в лицо. - I mean... Вадим рассмеялся: - Да не тушуйся так - будто я не знаю про спецканалы! Она выдохнула с облегчением и продолжала: - Ну правильно, мы обязаны учить зрителей, вести их в должном направлении... - Поднимать до себя, - подсказал Вадим. - Yes - и поднимать! В конце концов, для того мы поставлены. Мы ведь знаем больше других, лучше понимаем жизнь... - Во-первых, кто нам это сказал? - спросил он. - Во-вторых, если ты все же права, кто в этом виноват? - Quilt?- удивилась Алиса. - Странно ты ставишь вопрос... - O'key. - Вадим решительно включил тивишник и удивленно произнес: - Оп-ля! Оказалось, Марка уже переключили на канал "золототысячников", а Вадим даже не знал, что сюда подведен такой кабель. - Ладно, так даже наглядней, - сказал он. - Все же не явная халтура: для себя старались, верно? Здесь тоже шла постановка, только не беспросветно кондовая, как по КОПу, а словно состряпанная из нескольких забугорных фильмов, там-то давно отошедших, - Вадим даже узнавал сюжетные ходы, слизанные один в один. Правда, исполнение было местное. - Вот взгляни, - продолжал Вадим. - Ну, я понимаю, при нашей скудости не разгуляешься, и не требую много ни от декораторов, ни от спецов, - ладно, технобаза не тянет, проехали... Но ведь и в прочем - дешевка! Хотите вешать лапшу на уши - хотя бы делайте это достоверно, захватывающе, весело. А это что? Нехилые ж актеры, а играют, будто речуги толкают. Ну, с выражением, да... хорошо поставленными голосами. Так ведь не на трибуне, здесь жизнь нужна!.. Значит, плох режиссер, если не смог их раскрутить, - а как не быть плохим при таком тексте? Ты вслушайся - это ж белиберда, примитив! Вдобавок и скукота. А оператор - вглядись!.. Попросту стал в сторонке и крутит шарманку, пока другие тянут мякину. Какие там наплывы, акцентирование, игра теней, подбор красок - о чем ты! И не говори, что у нас не хватает умельцев - просто всплывают не они, а такие вот головотяпы... Система! Алиса заглянула в свой бокал и вдруг рассмеялась: - Ой, а у меня пусто! Похоже, заряд пропал впустую. И вправду, кому это надо: "есть у меня другие интэрэсы". Пожав плечами, Вадим налил ей снова и спросил: - Слушай, beauty, а с чего ты так за меня взялась? С минуту Алиса молчала, потягивая бренди. - С чего, с чего... Переезжаем мы скоро - вот с чего, - сказала она наконец. - Подлей еще, а? - И далеко переезжаете? - спросил Вадим, выплескивая в бокал остатки. - В Центр, конечно. Положение обязывает, ничего не попишешь. - И то - подзадержались вы среди нас, грешных! - Не ехидничай, дурачок. Кабы не твоя лень, и ты не жил бы в халупе. - У нас все пути открыты. - Для задолизов, - не удержавшись, буркнул он, но Алиса, к счастью, не расслышала. - Вот заведутся у тебя дети, - продолжала она, - чего им скажешь? - Тараканы заводятся. - А все-таки? Когда дети начинают стыдиться нищих родителей... - Конечно, лучше, когда они спрашивают: папочка, а почему ты стал такой сволочью? - Подумаешь! Вот Марка таким вопросом не смутить. - Еще бы! У него и детей, скорее всего, не будет. Зачем ему? Он и без того отлично вписывается в Систему. - Знаешь что, - обиделась Алиса, - давай-ка сменим тему! - Давай, согласился Вадим и невинно спросил: А правда, что Режиссер ввел на Студии право первой ночи? Алиса рассмеялась, не вполне убедительно, и заявила: - Вообще хватит о делах - надоело! - Давай о другом, - покладисто сказал он. - О чем? - Чего-то я полнеть стала. - Живете слишком сытно. Перевести бы вас на пару категорий ниже... - Ну, не будь злюкой! Чего мне делать? - Я же давал упражнения - мало? - А может, лучше почаще массировать? - Тебе-то, конечно, лучше, - подтвердил Вадим. - А что у меня силы на исходе, тебя не колышет? - Ну, на это-то тебя хватит, - уверенно заявила она. - Наелся? - Да вроде. - Тогда отрабатывай! Похотливо улыбаясь, женщина выпрямилась, одними кистями потянула за просторные рукава, и пеньюар соскользнул с ее плеч - убийственное зрелище, хотя и частое. - Безжалостная ты мадам, Алиска, - укоризненно заметил Вадим. - Тебя б в стриптизерши. Эх, будь я моложе!.. - Не прибедняйся, Вадичек. Лучше смотри на меня, смотри внимательно - я вся тут. Хочешь, встану, повернусь? - Ради всех святых не надо! - взмолился он. - Кстати, а где твой благоверный? - Предупредил, будет поздно - может, к утру. Ну come on, come on же!.. Запереть дверь? - Смерти моей хочешь? Алиса надвинулась на него обнаженным торсом и стала болезненно щипать за бока, приговаривая: - Противный! Злюка! Противный!.. Возбужденно смеясь, Вадим закрывался руками, потом завопил: - Эй, студийка, ты перепутала роли! Для чего, по-твоему, я тебя поил? Чтобы расслабилась. А ты чего вытворяешь? Энергично работая тазом, Алиса вклинилась между ним и спинкой дивана, со вздохом призналась: - Жаль мне с тобой расставаться, Вулфище, правда. Хотя и толку с тебя!.. Положим, здесь она врала. Кожа ее была настолько насыщена рецепторами, что от массажа женщина получала удовольствия не меньше, чем от самых изощренных любовных игр. Конечно, если бы это совместить... - От pussy-cat слышу, - огрызнулся Вадим. Привычно скинув рубашку, он пододвинул к дивану кресло и приступил было к работе. - Не здесь, - остановила Алиса. - Хочу в воде. - Сегодня у нас что, банный день? - удивился Вадим. - Пошла мода!.. Однако подхватил женщину на руки и перенес в ванну, просторную и добротную, к тому же недавно отреставрированную. После Юлькиных излишеств она не показалась Вадиму роскошной, и вода заполняла ее не столь прозрачная, хотя горячая: еще с прошлого повышения Марку установили газовый титан. Постанывая от наслаждения, Алиса погрузилась на дно, зато ее выдающиеся груди расправились в правильные купола, затвердевшими сосками выступив над поверхностью. Опустив в воду руки, Вадим принялся обрабатывать ее размякшую, разомлевшую в тепле плоть, избегая лишь самых укромных мест. - Иди ко мне, - вдруг позвала женщина, не открывая глаз. - Come, ну? Здесь хватит места обоим. - Где? - откликнулся Вадим настороженно. - И кто второй? - В ванне, глупый! - засмеялась она. - Ну, залезай! Удобней же будет. - Что? - Мыть меня. Заодно и сам помоешься. - Третий раз за вечер? My god, неужто я такой грязный! - Тогда сосредоточься на мне. - Это что же, выходит, я пошел на повышение? - сообразил он. - Раньше мне доверяли только массаж. - Раньше и Марк не задерживался настолько. Похоже, он больше меня не хочет - и ты его понимаешь, верно? - Вовсе нет, - сказал Вадим искренне. - Тогда залезай. Поколебавшись, он все-таки разделся и забрался в свободный закуток, сложившись чуть ли не втрое. За годы знакомства они повидали друг друга во всех видах, так что стесняться было глупо. - Осуществляются мечты, - пробормотал Вадим. - Причем с избытком. Может, не стоило так вожделеть горячих ванн? Но он же не заказывал совместных! - Ну расправься, чего ты? - Ухватив за щиколотки, Алиса потянула Вадима на себя, пока они не сомкнулись ягодицами. - Полежи спокойно, проникнись... - Ждешь, пока и у меня всплывет? - поинтересовался Вадим, легонько разминая ее икры. - Говорю, сил не осталось даже на это. - Чем же вы занимаетесь в своем зале? - Развратом, Лисонька, а как же! Иначе зачем бы мотались туда так часто? - Вот таким, да? Не торопясь, Алиса закинула себе за плечи обе ноги, даже скрестив щиколотки под затылком, и заколыхалась в странной позе, улыбаясь Вадиму с вызовом и благодарностью: ведь это он подарил ей такую гибкость. Причем намного раньше, чем Юле, - лишь только обнаружил в себе эту способность. И хотя на подобные узлы Вадим сегодня нагляделся, роскошные прелести Алисы привносили в зрелище особенную пикантность. Увидеть их сразу и так близко друг к другу, словно собранными в горсть, - да, господа, это впечатляет! - Еще немного, - дружелюбно предупредил Вадим, - и твое сокровище вывернется наизнанку. И на что, по-твоему, это будет похоже? Сначала Алиса прыснула, видимо, представив картинку, затем надула губы. - Чудной ты, Смирнов! - расстроено сказала она. - Вроде и мягкий, и податливый, и уступчивый, но никогда не удается дожать тебя до конца. У тебя что там, под слоем ваты, - сталь? - Пламенный мотор, - ответил Вадим, - вместо сердца. Как у робота. - У приличного робота в каждом важном месте по моторчику. А с тебя что взять? - Шерсти клок. Ибо сказано: "от добра добра не..." - Довольно цитат! - прервала женщина с досадой. - Ты обложился ими со всех подступов, точно минами. Смотри, сам не подорвись! - Чего тебе не хватает? - удивился он. - Даже если забыть о Марке, вокруг вьется столько озабоченных: на Студии и по всему Центру, - только выбирай' - Стоит мне захотеть, - подтвердила Алиса, - и любой из Управителей будет плясать тут на задних лапках. "Золотая тысяча" - ха! Знал бы ты, что за вечеринки закатывают Главы - по блокам или даже в кремле! А сам Первый, в своей резиденции, - представляешь, какие там приемы? - Понятия не имею, - сказал Вадим. - И, честно сказать, не стремлюсь. - Боже, а какие там попадаются самцы! - с восторгом сказала Алиса. - Звери, прямо сейчас из джунглей!.. - Не боишься, загрызут? Звери - они звери во всем. - Завидуешь, да? Самому-то - слабо! - Потребуется, я найду чем компенсировать нехватку свирепости - уж ты знаешь. - А докажи! - Щас, - сказал он. - Разбегусь только. Встав перед женщиной на колени, Вадим осторожно развязал живой узел и наконец принялся за дело. Больше Алиса ему не мешала, только подчинялась его умелым рукам, а иногда подправляла - для пущего эффекта. Видимо, сочетание горячей воды и жалящих ладоней действительно пробрало женщину до самых глубин, потому что такого взрыва страстей Вадим давно не наблюдал. Что бы сказал Марк, еще на лестнице заслышав вопли жены, а потом увидав ее в странном единении с массажистом? (Отдаваться ведь можно только старшим по званию, никак иначе, - раздать им последнюю честь.) И кто бы поверил, что между ними ничего не случилось? Голая и мокрая, Алиса с непривычной заботливостью проводила Вадима до самого входа, без жалости закапав роскошный палас. А затем снова вернулась в ванну - добирать блаженства. Зато нагрянувший раньше обычного Тим был настроен очень решительно, с порога атакуя хозяина: - Ну ты, шизоид!.. Чего ты наплел вчера про свои дурные предчувствия? Впрочем, какими еще они могут быть - в такой голове! - Бедняга, - рассмеялся Вадим. - Испереживался весь, да? Свирепо клацнув зубами, гость обвалился в кресло, хлопнул на стол коробку с половинкой вафельного торта. - Ну! - восхитился Вадим. - "Сегодня праздник у девчат!" И только тогда Тим ухмыльнулся. - Чай хочу, - отрывисто объявил он. - Настоящий, индийский - не нашу полову!.. Алиска снабдила, ведь так? - А то! - Вадим кивнул под столик, где уже дымился чайник, распространяя вокруг соблазнительный аромат. - Психолог, - с огорчением сообразил Тим. - Даже время подгадал, когда я прибегу! - Не только время, - сказал Вадим, кивком же указывая на плоскую тарелку и пару блюдец с ложечками, расставленные по столу, - но и масштаб взятки. Я ведь давно тебя знаю, старичок. - И черт с тобой! Разливай. Первые глотки они сделали молча, следуя негласной традиции, затем Тим внезапно спросил: - Что, до сих пор не можешь ее забыть? - Ты о ком? - изобразил недоумение Вадим. - Ладно, со мной-то можешь не притворяться! Я ведь помню, как разошлись наши тропки, и с тех пор мы словно бредем в разные стороны... к счастью, пока видим друг друга, когда оглядываемся. - Да ты поэт, старичок! - усмехнулся Вадим. - Чего б тебе всерьез не заняться стихоплетством - глядишь, сгодился бы на Студии? - Полный самоконтроль, надо же! - поразился Тим. - И все же то приключение затронуло тебя до нутра, и вот теперь наружу пробивается... - Монстр? - Уж и не знаю, как назвать. Пока ты просто добирал силы и чутья - еще бы ладно, спишем на странности. Затем принялся исцелять наложением дланей, не говоря о диагностике, - и через это мы проходили, таковые феномены науке известны, хотя не афишируются. Но прорицать! - Тим скорбно покачал головой: мол, даже не уговаривай. - Моя интуиция тебя не смущает? спросил Вадим. - Смущает, и что? - Ты ведь понимаешь ее как обычную способность к анализу, только реализуемую подсознательно, верно? - Ну? - А может, мой аналитический талант вырос уже настолько, что я могу прогнозировать будущее? - Как некий сверхкомп? - Примерно, - согласился Вадим. - Или другой вариант: представь, что где-то... ...в темном-претемном лесу, - встрял Тим, - за полями, за долами, за высокими горами... ...имеется громадный банк данных, куда свалена эта чудовищная груда программ, по которым существует и развивается наш мир, - и стоит там слегка покопаться... - Боже, Лосина, да ты фаталист! - изумился спец. - Конечно же, нет - иначе не стоило бы дергаться. Но почему не поверить в Рок как в некую мировую Программу, суммирующую все тенденции? Это ведь не отрицает свободы воли. - Хочешь сказать, будто ты сию Программу ощущаешь? Ну, знаешь! Разве только я? Любой нормально настроенный разум провидит будущее хотя бы на несколько секунд - достаточный срок, чтобы не угодить под сорвавшийся сверху камень или избежать удара из-за угла. Беда в том, что нормальных становится все меньше, а значит, люди нее сильнее зависят от судьбы. - А ты, стало быть, главный ее противник? - Собственно, почему главный? - Потому что пыжишься больше других. - Это я-то? усмехнулся Вадим и посетовал: - Honey, как ты не прав! Не удержавшись, Тим хихикнул. - В этом смысле нормальнее всех крутари, - добавил Вадим. - Наверное, потому, что рискуют чаще. К тому же свои цели они видят лучше и достигать их умеют. Другой вопрос - какими средствами. - Насчет целей это в точку, - подтвердил гость. - Что умеют, то да! - Собственно, ты о чем? - Как всегда: о бабах. - О господи... - Ненавижу их! - признался Тим. - Эти твои крутари что коршуны: носятся на своих гребаных колесницах по улицам, а чуть проклюнется где свежачок поаппетитней - хвать и к себе в гнездо. Поглядеть же стало не на кого! - Зато оставили умных, - усмехнулся Вадим. - Вот и радуйся, улучшай породу. - На что мне умные - я сам такой! Человек ищет в других, чего в себе не хватает. Почему, ты думаешь, щупляки любят крупных? - Ну, с крупными у тебя проблемы не возникнет. - С толстыми! - возопил Тим. - С толстухами даже, с бабищами! Но не с рослыми, статными да здоровыми - этих ведь тоже разобрали. Не крутари, так "старшие братья" - и у тех губа не дура! - Что ж, в этом есть глубокий природный смысл, - философски заметил Вадим. - Кто поживучей, отхватывает лучших самок, а проигравший - пусть себе плачет! Кому нужен твой ум, если ты не сможешь поднять потомство? Как говорят американцы: "Если ты умный, почему не богатый?" - Потому что я не в Америке, - огрызнулся Тим. - Ага, "здесь тебе не тут", - подхватил Вадим. - А стоит закинуть за океан, кэ-эк развернешься!.. Повезло американам, что тебя сбросили именно на нас, ударопрочных. А крутарей ты и сам боишься, верно? - Я сказал: ненавижу! - Это и значит: бояться. Разве нет? - Дубье они, тупари, пр-р-римитивы!.. - Ты уверен? Тогда попробуй, встань с ними в ряд. - Это как? - Добейся, чтобы тебя уважали. - Крутари, что ль? Они уважают тяжелый кулак. - Ну, не только. - А что еще? Груди по три кило и ноги от шеи? - "Не судите, да не судимы будете!" - назидательно изрек Вадим. - Каким еще свежачком порадуешь? - "И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?" - с готовностью добавил он. - Евангелие от Матфея, глава семь, - куда свежей? Бедняга Иисус: если б сейчас этим хоть кто-то руководствовался! - Процитировать каждый дурак сможет. - Так давай тему. - Пожалуйста: главное достоинство крутаря? - Сила, - сказал Вадим. - Оружия, мускулов, духа. - Члена, - буркнул Тим. - А подробней? "Хочу быть сильным, хочу быть смелым!.." Эволюция силы, да? - Согласен. - O'key, - начал Вадим. - Первое: подкачав мускулы, человек уже выделяется из стада. А научившись ими управлять, словно обзаводится личным оружием. Теперь он не так уязвим, как прочие, а потому не столь зависим от произвола властей. Даже приличное владение кулаками делает его опасным для многих, а если боец способен пустить в ход и ноги, сила его возрастает втрое! Для большинства блюстов такая скотинка не по зубам, а представь, если одиночка научится применять подручные средства: от дрынов до кухонных ножей. Это ж угроза государству!.. - Ну, ты скажешь! - Не всякому, но авторитарному - точно. Когда стережешься не только простого люда, но даже собственных гардейцев, любая заточенная железка покажется чрезмерной. К счастью для наших Глав, огнестрелы сюда почти не проникают, даже у крутарей их немного. Но тем важнее становится умение драться, особенно на клинках. Пока обходишься костями да деревом, еще возможно не выйти из рамок, хотя и обычным дрыном легко проткнуть грудь. Но сталь для того и куется, чтобы рассекать плоть. И если не чувствуешь в себе мясницких наклонностей, лучше в это дело не встревать каким бы романтизмом ни веяло от мечей и шпаг. Для обороны довольно и посоха, что блистательно доказали буддийские монахи. - Что-то не видал ни одного крутаря с посохом, - заметил Тим. - Вот рассекать плоть - это да! Недаром же их так дружно прочат в мясорубы? - Занятно, - сказал Вадим. - Что? - То ли за последние сутки ты сильно поглупел... - То ли? - То ли становишься завистливым. - Тебе хорошо говорить! - вскипел Тим. - С таким букетом дарований и такой вывеской. Тебе и позавидовать некому! - Ну да, тебя очень обделили, - возразил Вадим. - Скорее тебя напугал тот инфарктик. Походил месячишко в инвалидах, а проникся "на всю оставшуюся жизнь". - Зато ты смелый! - Of course, - сдерживая ухмылку, подтвердил Вадим. - А что, закрались сомнения? - Боже мой, Вад! в сердцах воскликнул Тим. - Сколько тебя помню, ты бредешь по жизни, ссутулясь и притиснув к бокам локти, чтобы, не дай бог, кого-нибудь не задеть! Как можно эдакому громиле быть таким телком? В тебя плюнут, а ты утрешься и отойдешь в сторону. Ну нельзя же так, стыдно! Еще обличитель, отметил Вадим, - следующий после Алисы. Сговорились, что ли? Правда, та корила меня за иное. - Может, я не хочу быть "слоном в посудной лавке"? - посмеиваясь, возразил он. - По-твоему, каждому встречному надо доказывать, какой я сильный и сколь опасно в меня плевать? Впрочем, подобная идея редко кому приходит в голову. - Ну да, стоит на тебя поглядеть... - Именно. - Нет, - внезапно сказал Тим. - "Я думал, думал и наконец все понял": ты - робот! - Подумай еще, - предложил Вадим без особой надежды. - Хотя не всем это впрок. "Тем более, ты не оригинален", - мысленно добавил он, опять вспомнив Алису. - А что, вполне может быть, - Тим принялся загибать пальцы - Во-первых, здоровья вагон и силы на троих это как? - У меня одного разве? Ты походи среди крутарей. - Видели, знаем! Даже и там таких поискать. - Ладно, отмахнулся Вадим. - Во-вторых? - Во-вторых, непрошибаем, точно шкаф, - с готовностью посчитал спец. - Сколько тебя знаю, ты ни разу не повысил голос. Вообще тебя хоть чем-то можно вывести из равновесия - ну, в принципе? Наверно, - пожал плечами Вадим. - Только зачем? Чтоб обнаружить эмоции! - Поверь на слово: они у меня есть. Только я ими владею - в отличие от других. - Все так говорят! - запальчиво возразил Тим. - А на поверку... - Что ли, вскрытие показало? - А главное, - Тим вскинул третий палец, пока не торопясь его загибать, - ты совершенно неагрессивен, до идиотизма! Тут вообще прямо по старику Азимову, один в один: первый закон робототехники. Процитировать? - Обойдусь. Только и Христос заповедовал: "Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними". - Принцип садомазохистов! - А они не люди? - Тебе все люди: шлюхи, крутари, садюги... - Коты, - прибавил Вадим. - А вот мне в последнее время глаз положить некуда: кругом сплошные рожи, одна другой страшнее! - Хочешь, сведу с дамочкой? - предложил Вадим. - Симпатичная, интеллигентная, книжки читает. - Надеюсь, не классику? - подозрительно спросил Тим. - Черт знает, но от классики бабы дуреют - сколько раз обжигался! Либо снобизм изо всех щелей прет, либо в крайности "так и кидат", либо и вовсе полуграмотная. Или это дур больше тянет на классику? Вообще-то странно - должно ж быть наоборот... Когда Тим бывал не в настроении, его лучше было "не замать", - хотя сам он только и выискивал, на ком разрядиться. В отличие от Вадима, предпочитавшего зализывать раны по дальним углам, Тим в такие минуты бежал одиночества, без зазрения выплескивая горечь на подвернувшихся. Чаще других доставалось Вадиму - что же, для его массы это не страшно. Поплакавшись и наругавшись, а заодно прикончив торт, Тим скоро ушел. На всякий случай Вадим проследил его топанье до самой квартирки, тем более, тот оступался в темноте через шаг. После отбоя хождения по лестницам и этажным коридорам, мягко говоря, не поощрялись, и в этом даже был резон - при здешних картонных стенах и обычном наплевательстве каждого на всех. Общага есть общага, и если человека не заботит комфорт остальных, за него приходится напрягаться властям. В одном Тим прав: Вадим и в дневные часы старался никого не задевать, а ночью эта боязнь доходила до патологии - собственный нечаянный шум причинял ему страдания. Но сегодня он не собирался даже включать приемник, прежде чем не повидает кое-кого. На этот раз Вадим долго сидел на подоконнике, свесив ноги наружу и дыша осенью, пока не услышал характерное урчание. Сегодняшняя ночь оказалась еще чернее прошлой, однако теперь он знал, что высматривать, и привыкшим к темноте взглядом быстро ухватил давешний вертолетик. И тут же нацелил на него старый бинокль. В черном силуэте проступили детали, впрочем, не слишком подробные. Действительно, корпус "ворона" наполовину составляли тонированные бронестекла, как в колесниках крутарей. И кабина была столь же угловатой формы, будто копировала гигантское насекомое. Вадим увидел, как вертолет вдруг завис против одного из окон соседнего здания и оттуда в кабину прошмыгнул странный предмет, похожий на длинный куль, скользящий по невидимому тросу. Тотчас Вадим сосредоточился на самом окне, но разглядел только, как закрашенная наглухо створка аккуратно встала на место, выдвинувшись из черной комнаты. В следующую секунду винтокрылый "ворон" двинулся дальше и больше не останавливался, пока не пропал из виду. "Ни фига не понимаю! сердито подумал Вадим. - Какие у крутарей могут быть дела в обычном жилом доме, с законопослушными спецами? Чего завзятым хищникам делить с травоядными? Или это похищение? Черт возьми, не хватало!.. Что ли наведаться туда завтра?" Глава 3. ДОПРЫГАЛСЯ 1. Братья-надсмотрщики, не считая сестер Из дома Вадим вышел как всегда, минута в минуту, и так же размеренно направился через парк к остановке. Однако сегодня этот заведенный порядок неожиданно дал сбой, ибо перед самым шоссе, на пересечении нескольких утоптанных трон, Вадим уткнулся в плотную толпу. С каждой секундой она разрасталась, будто на пути многих ручьев, только-только сомкнувшихся в реку, внезапно поставили запруду. Публика собралась тут обычная, нормального крепостного стандарта: тощие или пухлые тела (тощих больше), сутулые ослабленные спины, костенеющие суставы, неуклюжие замедленные движения, землистая кожа. В отличие от несгибаемого короля Артура, живописанного Твеном, им не приходилось напрягаться, чтобы глянуть под ноги: такая посадка головы была для них обычной. А сверх того, заскорузлые расплющенные ладони, покрытые жаропрочными мозолями, какие впору демонстрировать в цирке, и огромные полушария ногтей, настолько сбитых и почерневших от грязи, словно бедняги чаще передвигались на четвереньках. Но куда хуже был их унылый психофон, затягивающий, точно болото. Однако сейчас толпа казалась оживленней обычного, и Вадим уже догадывался - почему. Прежде он только слышал про это, благо слухи разносятся по Крепости как на крыльях, или приходил на место после всех. И вот наконец удостоился лицезреть. А уж остальным как повезло! Их квелые страсти вдруг получили свежую пищу, заряжаясь от чужой беды, из несчастья делая зрелище. Бог знает, отчего жуткие эти картины собирали столько народу - собственных переживаний, что ли, недоставало? Или на фоне истерзанных трупов люди казались себе "живее всех живых"? Прежде Вадим избегал кровавых сцен, хотя даже в размеренном течении Крепостной жизни они встречались не редко: то гоночный колесник сомнет зазевавшегося служителя, то блюстители в избытке рвения забьют нарушителя. Однако нынешняя ситуация, увы, опять требовала присутствия Вадима. Осторожно он стал пробираться сквозь гудящую толпу, изгибаясь всем телом и разворачивая громоздкие плечи, чтобы ненароком кого-нибудь не толкнуть. Если кто-то совсем уж загораживал путь, Вадим бережно отодвигал его, бормоча извинения, и следовал дальше, оставляя за спиной невнятное ворчание. Но и только: по-настоящему возражать ему не решались - все же у атлетов свои права. А гул вокруг все нарастал. - Видали, как ее? - возбужденно тараторил кто-то - С ума съехать! - Разорвали пополам - кошмарная силища! - Говорят, замешаны билдеры. А чего, запросто: берет каждый за ногу и... Бугаи-то какие! - Говорят, от тренировок у них виснет, - хихикнул третий. - Стоило уродоваться, а? Если б я не мог через день, оторвал бы к ядреной фене!.. Загодя концентрируясь, Вадим наконец протиснулся в первый ряд и увидел. На секунду прикрыл глаза, отстраняясь еще дальше, затем открыл. Да, кем бы она ни была, досталось ей крепко. Нетронутой осталась лишь голова, будто нарочно, для пущего устрашения, укрепленная в развилке дерева рядом с тропинкой, - с обескровленным лицом, оцепеневшим на пике ужаса, и жуткими лохмотьями вместо шеи. От прочего и вовсе остались разрозненные члены, обглоданные или измочаленные до костей, словно в припадке бешенства. Большинство мясистых частей отсутствовало: либо с костями, либо попросту сорванные со скелета, - а на уцелевшей лодыжке отпечатался след громадной пятерни с глубоко впившимися когтями, вполне пригодными для подобной работы. И уже знакомый Вадиму. Стиснув зубы, он окинул взглядом обрызганную кровью полянку, запоминая картину накрепко, словно фотографируя. И хватит на сегодня - пощекотал нервы, довольно кошмаром. Потом, на спокойную голову, можно будет обмозговать. - Мало гоняют их, сволочей! - встрял еще один, совсем рядом, - Моя б воля, я бы всех, кто здоровей положенного... А чего выпендриваться, в самом деле? - Начни с этого, если смелый, - хмыкнули за спиной Вадима, и над толпой вдруг зависло молчание - стало быть, общее внимание переключилось на него. Действительно: надо было ему соваться? Ощутив, что вокруг стало свободней, Вадим развернулся и окинул отстраняющихся людей внимательным взглядом. Ухмылялись они пока без особой злобности. Черт знает, что бередит в темных душах такое зрелище, - возможно, желание приобщиться к насилию, оправдываясь "справедливым возмездием"? Или это сродни зависти шакала к свирепости и мощи тигра? А может, дело в слепом и безнадежном страхе, для ублажения которого необходимо расправиться хоть с кем-нибудь? Ведь следующим вполне можешь стать ты... либо кто-то из близких. Под вопрошающим взглядом Вадима тускнели усмешки зрителей и лица ожесточались, будто бедняг заводило его спокойствие. А на взводе они могли убедить себя в чем угодно, словно та же Лариса. Конечно, вряд ли кто из них сумел прикопить бойцовских навыков, то есть вооружиться хотя бы по первому слою. Любой настоящий крутарь прошел бы через эту рыхлую массу, как нож сквозь масло, даже и с голыми руками. Ее словно выводили как раз для такой растительной дремы по тесным клетушкам и однообразного труда, почти не задействующего мозги. Однако в гуртах даже овцы бывают опасны, а тут, похоже, формировалась стихийная стая. Медлить в такой ситуации не стоило как и отступать. Вадим повернулся и уставился на говорившего, предупреждая тяжелым взглядом, что в случае заварушки первым пострадает зачинщик. - Ты чего вякнул, гнида? - спросил он грубым, рыкающим басом, в котором "бряцал металл". - Я не расслышал - повтори!.. Или помочь? Все же насколько меняет людей голос! В фильмах актеры иногда заимствуют голоса у других - эффект бывает неслабый. Даже внутренне Вадим преобразился. Не слишком напрягаясь, он уже почувствовал себя крутарем - правда, одетым и стриженным не по форме, небрежно маскированным под спеца. Как ни странно, остальные тоже это ощутили, сразу утратив к нему интерес. Овцы не воюют с волками. Одно дело - скопом навалиться на одиночку, сколь угодно здоровенного. Совсем другое - замахнуться на представителя высшей касты, за которым чудится такая сила!.. Собственно, какая? Презрительно пожав плечами, Вадим двинулся на толпу, глядя поверх голов, - в полной уверенности, что никто не посмеет его задержать. И в самом деле: тропинка пустела перед ним даже быстрей, чем он наступал. Волк покидал стадо, не пожелав никого прирезать, - и слава всемилостивым Главам!.. Уже загружаясь в транспорт, Вадим увидел, как к месту трагедии подкатили несколько блюстительских патрулей. И перед ними крепостные расступились с той же поспешностью, похоже, признавая за овчарок. Хотя для овчарок блюстители были не слишком поворотливы. Конечно, гонять овечек куда проще, нежели защищать. На службу Вадим все же поспел вовремя. И слава богу, потому что надсмотрщики затеяли там очередную массированную поверку и все кабэшные Управители, вплоть до последней мелкоты, с самого утра стояли на ушах. А с ними не скучали и остальные. Вообще в подобных введениях спецов (не путать со спецзаведениями) службы надзора пользовались особым почетом. Как правило, в них подвизались те же спецы, ничем не проявившие себя на прежних местах, но тем с большей охотой поучавшие других, как надо работать и чего, собственно, ожидает от них Семья. Помимо почета надсмотрщикам перепадал усиленный паек, не говоря об удовольствии поставить на место зарвавшихся умников, бывших своих сотрудников. Справедливости ради следовало заметить, что среди надзирателей (пардон, надсмотрщиков - пока) попадались одаренные организаторы, честно пытавшиеся наладить дела. Но в большинстве туда стремились именно бездари, озлобленные и завистливые, не годные ни на что, - такие, как Оросьев. И недостатка в них не ощущалось, так что Системе было из кого выбирать. С недавних пор среди надсмотрщиков у Вадима завелся персональный злопыхатель, чтобы не сказать мучитель. Или, еще вернее, мучительница. Эта невзрачная тощенькая девица, Руфь, острая на язык и весьма неглупая, принадлежала именно к категории фанатиков дела, отдаваясь спускаемым сверху заданиям с избыточной страстью, наверное, нигде больше не востребованной. Вадима она невзлюбила с первой встречи, накрепко занеся в разряд бездельников, от которых следовало оберегать истинных работяг, - поскольку навязываемые ему ОКРы Вадим игнорировал с тем же упорством, с которым бедняжка Руфь за ними надзирала. А может, она вообще не выносила атлетичных смазливцев, питая к ним застарелую обиду, либо подозревая в скудоумии. Или девушку раздражала выбывающая внепородистость Вадима - в то время как она бережно культивировала в себе национальные признаки, вплоть до шестиугольной звездочки на шее (что, кстати, требовало немалой смелости - по нынешним временам). Интересно, иногда прикидывал он, а как Руфь повела бы себя, отпади надобность в надсмотрщиках? С той же страстью переключилась бы на другое занятие или разобиделась бы на новые порядки, попытавшись вернуть прежние? Наверно, у нее-то хватило бы ума приспособиться - в отличие от большинства других, бесполезных в системе, где работать выгоднее, чем отлынивать. В любом случае Вадим относился к ней даже с симпатией, однако побаивался ее набегов, чреватых очередным ворохом претензий - вполне справедливых, с точки зрения Руфи. К тому же она не стеснялась жаловаться Управителю, а Вадиму вовсе не хотелось вываливать на голову Толяна новые проблемы. В результате приходилось идти на компромисс и кое-что все же подбрасывать в Крепостную копилку, откуда с охотой черпали разнообразные оросьевы. - Хочу представить тебя новому под-Управителю, - объявила Руфь на этот раз, оживленно поблескивая темными глазищами. - По-моему, вам найдется о чем потолковать. - Ты уверена? - Я что, - хихикнула надсмотрщица. - Он уверен! Наверное, радость девушки сильно бы поблекла, прознай она о давнем знакомстве под-Управителя с Вадимом. Посему он решил промолчать и смирно направился следом за Руфью по опустелому коридору, опекаемому надсмотрщиками так же строго, как улицы блюстителями. Правда, толку от всего этого было чуть - как и от облав на проходных. Который раз подтверждалась давняя истина: подневольный труд не бывает эффективным. В принципе никто ее не оспаривал, однако поверить в иное хотелось настолько, что правители раз за разом влетали в ту же лужу, каждый раз придумывая для нее новое имя. И сколько еще будем заниматься шаманством? В свежевыкрашенном предбаннике властвовала новая секретарка, элегантная, как топ-модель, и столь же неприступная. Однако заявившейся Руфи она без промедления указала на охраняемый вход, словно уже получила инструкции. А вот Вадима небрежным кивком отправила к гостевой лавке подождать: видимо, чтобы не слишком задавался. Без возражений он расселся, привалившись спиной к стене, и сквозь ресницы стал разглядывать красавицу - тем более что прочее здесь не стоило внимания. Не глядя на Вадима, секретарка, однако, ощущала его взгляд, судя по надменно поджатым губам. Конечно, можно спорить о вкусах, но на внешность Вадима женщины реагировали почти всегда, хотя иной раз реакция была парадоксальной - как у Руфи. А вот для этой юной девицы он явно представлял интерес не больший, чем беспородный, хотя эффектный пес для ревнителя чистых кровей. Разумеется, все здесь братья, но какой прок от младшеньких: ведь они почти всегда дурни, как следует из сказок, и в наследство получают лишь котов. Вообще никому не заказано любить женщин, только дорогое это удовольствие, а если захочешь на дармовщинку, то и получишь "бесплатное", которое "ничего не стоит". Самое забавное, что для немалого числа красоток как раз цена составляет главный предмет гордости. А если они "очень дорого стоят", то как бы и не продаются. - Сестра, - тихонько позвал Вадим, - вы-то небось не гуляете ночами? Изломив брови, секретарка глянула на него, как на придурка, и, в общем, не слишком промахнулась, если принять ее логику. - И правильно, - прибавил он. - К чему разбрасываться? Цель должна быть простой, ясной, а главное - единственной. Тогда и результат гарантирован. А любить цель следует как раз за результат, верно? Конечно, девушка не ответила. Вряд ли она вообще разбирала слова, будто Вадим говорил не по-русски, даже не по-людски (если говорил). Мало ли что бормочут телки в подчиненном гурте? К рассмотрению принимаются лишь команды пастухов, на крайний случай - лай прочих овчарок. - "Не ложися на краю", - посоветовал Вадим, наглея: все равно ж не слышат? - А то ведь в самом деле может припереться "волчок" - и уж он ухватит так ухватит!.. В этот миг с секретарского пульта раздался другой голос, на который девица была настроена каждой фиброй и с поспешностью загнала разболтавшуюся скотинку в заветные воротца. После недавнего ремонта под-управительский кабинет выглядел впечатляюще, но и странно. Прежняя российская безалаберность уступила место почти готической строгости. Даже широкое, на полстены, окно теперь заменили несколько узких щелей, похожих на бойницы, - да и те прикрылись плотными шторами. Недостаток наружного света компенсировался искусственным, экономным и довольно-таки мрачным, исходившим чуть ли не от уровня пола. Напротив бойниц, в довершение впечатления, помещалась гипсовая копия мумии Основателя в полный рост. А в глубине кабинета, под громоздким мрачным распятием, отгороженный от посетителей неподъемным столом, восседал новый хозяин: "его преподобие отец" Марк. В таком оформлении и сам он выглядел представительным и суровым, словно первосвященник, хотя прической, бледным лицом и форменным одеянием больше походил на баптиста или вампира. А его тесный сюртук со стоячим, наглухо застегнутым воротником и вовсе смахивал на знаменитый китель генералиссимуса. - Ну-с, сударь мой, - зловеще произнес он, легонько подмигивая Вадиму: мол, мы не знакомы с тобой - понял? - Как мне донесли, вы отказались и от этой темы. Не соблаговолите объяснить почему? - Может, сперва мне объяснят, зачем это понадобилось? - откликнулся Вадим, неуклюже пытаясь ему подыграть. - Ведь такая штуковина попросту опасна! Он еще озирался, проникаясь здешней атмосферой, изумленно покачивая головой. Вот так-так: оказывается, Максик не просто подстраховывал старого Управителя - он его контролировал! Похоже, попы снова заступают на место комиссаров - с той же легкостью, с какой те в свое время сменили попов. "Свято место" не пустует? А прославляемые прежде коммуны теперь переименовывают в общины и начинают восхвалять столь же рьяно, ссылаясь на вековые традиции. Нарекли бы тогда просто: "стадом". Тем более, пастыри уже есть (либо "святые отцы", либо "батюшки"), как и паства, - в христианстве на сей счет никогда особенно не церемонились. - Слушайте, Смирнов, - проникновенно заговорил под-Управитель, - по моим сведениям, в нашем КБ вы - первый конструктор. (Руфь покосилась на Вадима с изумлением.) Конечно, здесь нужнее организаторы, поскольку идей в Крепости хватает: для того и существует Институт. Однако вам пошли навстречу и выдали задачку по способностям. Чего же вы опять нос воротите? - Это все равно что будущему висельнику поручить плести веревки, - усмехнулся Вадим. - Разве трудно представить, на что можно нацелить этот генератор, если к нему добавить излучатель? Такие сигналы, да еще в этом диапазоне, из человека за минуты сделают дебила либо вовсе исполосуют мозги! - Странно, что вас это заботит, сын мой, - молвил Марк. - Слишком вы разборчивы, вам не кажется? Копировщиком быть не желаете, а когда предлагают работу по силам, принимаетесь молоть ерунду. В самом деле, родной, даже обсуждать это смешно! Ну что вам до конечных целей разработки? Вас это совершенно не касается. - Во-первых, вполне может коснуться, - возразил Вадим. - И кого тогда винить? Во-вторых, это наверняка коснется других. - А кого в наше время волнуют другие? - светло улыбаясь, спросил Марк. - Конечно, если исключить близких. Скромные труженики клепают по всему миру разнообразное оружие, вплоть до самого смертоносного, и с чистой совестью получают за это плату. А попробуй ее отнять - такое начнется!.. Разве их заботит, в кого полетят сделанные ими пули и на кого упадут бомбы? Они производят изделия, кормятся на этом и кормят детей - все! Да и цель, если вдуматься, самая святая - оборона державы. - Или Крепости? спросил Вадим. - Или нападение - как лучший способ защиты? Или оборона от своих же подданных? - Он покачал головой: - А если б ваши "труженики" производили, скажем, наркотики? - "А если б он вез патроны!" - с той же улыбкой парировал Марк. - Не слишком ли много вопросов? Право же, сын мой, к чему забивать головы себе и другим такой ересью! Это ведь смахивает на саботаж, вам не кажется? - "Дело шьешь, начальничек?" - сказал Вадим. Теперь Руфь поглядела на него с испугом, но ему уже наскучила конспирация. - Ярлыки клеишь? Ну да, ты ведь прошел такую школу!.. Первый ученик, да? - Хорошо, братец, возьмем эту девочку, - тоже отбрасывая лишние формальности, Марк кивнул на Руфь. - Смышленая, ответственная, работает "не за страх" - так вот ее такие проблемы не колышат! Ты что, полагаешь себя лучше "нашей славной молодежи"? - Есть такая штука, как круг подобия, - нехотя пояснил Вадим. - Когда он предельно широк, в человеке присутствует совесть - как обширная сеть подсознательных связей со всем человечеством. Круг сужается до нации, племени, рода, сословия - соответственно, совесть съеживается в честь. А еще есть долг - когда круг подобия ограничен самым ближним окружением: семьей, сослуживцами, начальством. Лучше чем ничего, однако не совесть - даже и близко нет. И есть еще сплоченность толпы, когда любое несогласие принимается за предательство: "кто не с нами - тот против". Может, дело в отсутствии воображения? Если человек не способен представить себя на месте других... - Понятно, - хмыкнул Марк. - Ты один у нас совестливый? - По крайней мере, для меня оружие - не абстракция. А если я замаран в его производстве, то хотя бы сознаю, что за мой хлеб кому-то придется платить кровью. И не хочу, чтоб ее оказалось на мне слишком много. - А в чем измеряешь ее - в галлонах? - полюбопытствовал Марк. - Не все ли равно, насколько ты туда втюхался - по локти или с головой? Если уж замарался... - Мог я раскаяться? Кстати, и в Сахарове, говорят, совесть прорезалась не сразу: сначала он поработал на разрушение. - А-а, уже и этот причислен к святым! - неприязненно протянул Марк. - "Чур меня, чур..." Намекаешь, наша маленькая Руфь тоже не потеряна для человечества и с возрастом прозреет? - Или не прозреет, - сказал Вадим, - последние горизонтальные связи разменяв на вертикальные. Тут уж что перетянет: долг или совесть. С отеческой усмешкой Марк поглядел на раскрасневшуюся девушку, нежданно угодившую в перекрестье обоюдной пальбы. - Доченька, у вас, наверно, дела? - спросил он ласково. - Уж идите - дальше мы сами... Руфь поспешно выскочила из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Марк негромко рассмеялся, с облегчением откинулся в кресле. - А любопытно было б разложить эту мышку на столе, - заметил он. - Ну и что ж, что плоскодонка? Иногда в таких кроется столько пыла!.. - Подкрепляешь служебную преданность личной? - поинтересовался Вадим. - А начал, видимо, с секретарши? - И кончил тоже, - по-свойски хмыкнул хозяин. - А ничего деваха, верно? Оказалась такая профи - где только готовят!.. Алиске-то не настучишь? - Ваши проблемы. - Отчего ж? - В его усмешке Вадиму почудилась напряженность. - Ты ведь для нас почти член семьи! - Марк осклабился еще шире: - Каждый вечер навещаешь, как добрый сын. И акценты он расставил странно, хотя не пережимал. - Только избавь от сцен, ладно? - попросил Вадим. - По крайней мере, сделай паузу после признания собственных прегрешений. - Ну, какие это прегрешения? - миролюбиво возразил Марк. - Так, проверка ближнего окружения, стрельба по движущимся мишеням, вербовка команды... Если угодно - моя прямая обязанность. - Не очень увлекайся такой вербовкой, - посоветовал Вадим, - иначе работать станет некому. - А техника безопасности на что? - хохотнул Управитель. - Ведь столько инструкций наплодили!.. - И для Алисы силы бы поберег. Сам знаешь, сколь опасно оставлять женщину голодной. - Как ты справедливо заметил, это наши проблемы, - посмурнел Марк. - А вот что с тобой делать? - В каком смысле? - Не в том: для команды ты не годишься. Однако и бездельничать тебе не позволят. - В чем проблема? - удивился Вадим. - Или в КБ не осталось нейтральных тем? Вот и подкинь одну по знакомству. Знаешь же: за мной не заржавеет. - Совестливый ты наш! - обрадовался Управитель. - И тебя на блат потянуло? А как же принципы? - Не морочь мне голову, Марк! Принципы нужны тем, у кого нехватка совести, а я обхожусь без искусственных ориентиров. Впрочем, ты тоже - как известно, крайности сходятся. - Будь по-твоему, - согласился Марк. - Как ни противно "поступаться принципами", однако сделаю. - Поплачься мне, поплачься!.. - Что-нибудь еще? - Раз уж подвернулся - подсуетись, обеспечь мне послабление режима. Конечно, я мог бы сачкануть и так... - Господи, а это тебе зачем? - Мои проблемы, Максик. Я же в твои не лезу? - Конечно, у меня имеется парочка "вольных"... - Как удачно! - сказал Вадим. - Значит, завтра ты отпускаешь меня на полдня? - Запросто, - с готовностью подтвердил Марк. - Если ты сдаешь кровь. - "Здравствуй, попа, Новый год!" - удивился Вадим. - Кровь-то при чем? - Понимаешь, под эту кампанию можно провернуть что угодно. Полное благоприятствование сверху! - И что, без крови никак? - Да в чем сложность? По-моему, у тебя ее в избытке. - В достатке, - поправил Вадим. - Так что же, я должен делиться еще и этим? А морда не треснет? - Тебе ведь нужен отгул? Ты пойми: меня тоже контролируют! Я не могу быть добрым за чужой счет по крайней мере, пока не пущу прочные корни. - И скольких для этого придется перетрахать? - Пошляк! - Просто "называю вещи". Вот интересно, Максик, ты делаешь это для удовольствия или по необходимости? Или совмещаешь? - По праву рождения, - ответил Марк. - Чтоб ты знал, мои предки поднимали и осваивали эти земли на протяжении поколений. Так почему мне не вступить во владение законным наследством? - А лишнего не прихватил, "ухарь-купец"? Тоже, новая аристократия! - Ну почему "новая"? возразил тот. - К слову сказать, моя мать урожденная Трубецкая, после Октября высланная из Питера вместе со многими дворянскими семьями. Представляешь, фамилия!.. Правда, дедка скоро шлепнули и бабенка зачахла, зато мать была принята в один из древних здешних кланов, всегда обретавшихся неподалеку от власти. Так что опыт у меня в генах. - Ну, Максик, ты жук! восхитился Вадим. - И здесь подстраховался. А матросика с "Авроры" не вербанул в предки? Так, на всякий случай: вдруг коммунары-ортодоксы вернутся? Отчего не устроить эдакий дворянско-старожильско-коммунарский конгломерат? Вот тогда, чего бы не стали распределять, ты - в первых рядах! - Между прочим, похвалился Марк, - мой прадед по материнской линии владел восемью языками. Какие головы были! - Действительно, за таких предков положена надбавка в снабжении, а также прочие привилегии, - признал Вадим. - Где нам, безродным выскочкам, соперничать с целым сословием! Только и остается гордиться что собственными дарованиями. Правда, нынче и на трех языках можно погореть. Мне вон на каждом допросе пеняют: неспроста, мол, замышляешь! - Что же, человек по натуре слаб, - поддержал Марк, - и лучше бы оградить его от искусов. - Как будто сами "золототысячники" не переходят постепенно на английский! А какой язык выберут "отцы": опять старославянский или все же латынь - вас ведь всегда тянуло к мертвечине? - Ну, с нас-то иной спрос, а вот низших служителей следует поберечь. К тому ж сюда привнесено столько чужеродных пороков и столько лет над нами измывались иноземцы всех мастей, что не грех и переусердствовать. Ко всем чужакам у нас скопился ба-альшой счет!.. - Послушай, старожил хренов! - все-таки разозлясь, сказал Вадим. - В прежних дуростях я замаран куда меньше твоего, хотя с себя вины не снимаю. А когда возводился "весь мир голодных и рабов", после Октября-то, мои предки тоже не рвались на первые роли в отличие от твоих. Так почему я оказался тебе что-то должен? Однако обоим уже надоело ругаться. И какой смысл в дискуссии, если собеседников разнесло настолько, что и слов не различить, - так, доносятся некие звуковые волны, только перепонки раздражают. - Чуть не забыл, - на прощание объявил Марк не без потаенного злорадства. - Тебя желает видеть старший режимник - верно, подошел срок. Заскочи к нему, ладно? Не сочти за большой труд... - Только из расположения к тебе, - открывая дверь, сказал Вадим. - Чтоб не накликать новых бед на твою задницу. И теперь на него с изумлением посмотрела секретарка, на секунду оторвавшись от полировки вампирских ногтей. "Хоть этим ее впечатлил!" - с усмешкой порадовался Вадим. И вдруг представил надменную красотку на Марковом столе - с задранным до груди платьем, с приспущенными по пышным бедрам колготками и нацеленными в потолок стройными голенями, увенчанными изящными туфельками. Картинка вышла не слишком изысканная, однако волнительная. Эта красавица недурно смотрелась бы в любом раздрае, но вот захочется ли ее тронуть? Если она настолько хороша, то почему Марка заинтересовала дурнушка-надсмотрщица? Политика, политика, высокая и загадочная, - нам этого не понять. - Что? - тихо спросила секретарка, уже не так уверенная в скромном статусе Вадима. Кажется, она даже прикидывала, не промахнулась ли с выбором опекуна. Уж не подпирает ли здешнего Управителя еще один столп - секретный, зато могучий? - Милая, зачем вам такие ногти? - спросил Вадим. - Посетителей драть? Это же ужас! А ведь и у нее, наверно, имеется муж, подумалось Вадиму, строящий карьеру по тем же правилам. А у того вполне может быть своя секретарка - дочь какого-нибудь падшего вождя, тоскующая по утраченным привилегиям. (А этот образ откуда выскочил?) Круговорот Алис в природе, причем узаконенный - во всяком случае, подкрепленный традицией. - Желаю здравствовать, - добавил он, пересекая прихожую, - вам и вашему скоту. И вышел, оставив ее к недоумении: собственно, какой "скот" он имел в виду? А и вправду - какой? Уже без сопровождения Вадим прогулялся к режимникам, благо располагались они совсем рядом, а прочие надсмотрщики в этих местах не шастали: у каждого свои угодья. Опустив персональную бляху в дверную щель, прислонился рядом, настраиваясь на долгое ожидание. Но над дверью тут же вспыхнула зеленая лампочка, и Вадим вошел. Это был кабинет, небольшой и аккуратный, с минимумом мебели и несколькими портретами, развешанными по стенам. Напротив двери, притиснутый к перегородке массивным столом, сидел старший режимник, а над ним, строго по центру, помещался главный портрет - Основателя. Пронзительные глаза под сдвинутыми бровями взирали на посетителя требовательно и грозно. Невольно ежась, Вадим поздоровался. - Прошу, - сказал режимник, - указывая на кресло. Выбравшись из-за стола, он помог Вадиму устроиться, пристегнул его запястья к подлокотникам и проворно облепил присосками детектора. Затем снова занял свое место под завораживающим портретом. - Итак, - начал режимник, подстраивая приборы, - соблаговолите назвать имя, фамилию, профессию, место работы... и так далее, вы знаете. Вадим кивнул и заговорил. Торопиться было некуда, и рассказывал он обстоятельно, с избыточными подробностями, рассеянным взглядом озирая комнату. С прошлого раза здесь мало что изменилось - как и за все годы, которые Вадим ее посещал. Даже режимник уже несколько лет не менялся - немолодой, сухощавый, одетый по инструкции и с такой аккуратностью, что Вадиму сделалось неловко за свою всегдашнюю расхлябанность. Ему даже захотелось подтянуть ненавистный галстук, но как это исполнишь со связанными руками? - Достаточно, - наконец произнес режимник и поднял глаза на Вадима. - Теперь приступим к допросу. Готовы? - Конечно. - Мы не беседовали два месяца. Что у вас изменилось, что произошло нового? Вадим подумал, пожал плечами: - Ничего существенного. Режимник немедленно вперился в индикаторы. Усмехнувшись, Вадим ждал продолжения. Эти деятели не верили людям и потому слишком полагались на приборы. Но кто сказал, будто приборы нельзя обмануть? - Так, - сказал режимник, - хорошо. Вы не солгали, но это не означает, что вы сказали правду. Пронизывающим взглядом, словно копируя Основателя, он вперился уже в Вадима, и тому пришлось изобразить ожидаемое недоумение. - Да, именно, - подтвердил режимник удовлетворенно. - В вашей жизни есть перемены, и не столь малые, однако вы еще их не осознали. - В самом деле? - снова удивился Вадим. - Какие? - Об этом после. Сначала обговорим старое. Не возражаете? - Пожалуйста. - Странно вы ведете себя, Вадим Георгиевич, причем давно. - Зачем это вам? - Что именно? - Что? Ну, например, вот это. - Перегнувшись через стол, режимник потрогал его бицепс, распирающий тесный рукав. - Вам так хочется выделиться? - Нет, конечно. - Тогда зачем? - За десять лет я не пропустил по болезни ни одного дня. Разве плохо? - Так ведь существует много других оздоровительных систем, вполне достойных, я бы даже сказал: патриотических, - отчего вы избрали именно такую, чуждую нам всем? Разве не понимаете, чем это чревато? - А вы сами не пробовали? - Я? - изумился старик. - Вот это? Да на что мне! - А вы попробуйте. Чего ж говорить с чужих слов. - Да? - Режимник с сомнением вгляделся в его лицо. - Может, вы не доверяете Крепости, что она сумеет вас защитить? Или хотите защищаться как раз от нее?.. Ладно, оставим. А вот это как? Он достал из стола книжицу в яркой обложке, уже занесенную Вадимом в пропажи. Так это был обыск? Вадим прикрыл глаза, прогоняя злость. Что с них взять, иначе они не умеют - бедные, бедные... сволочи! - Где вы взяли это? - строго спросил режимник. Вадим открыл глаза: - В библиотеке. - Что? Вы шутите! - Проверьте. Да там и штамп есть. Полистав книжку, режимник озадаченно нахмурился. Что-то в их ведомстве дало сбой, если в Крепостную библиотеку проникли даже не забугорные, а - страшно подумать! - импортные книги. Но уж Вадима винить в этом неправомочно. Тем более, библиотеку давно прикрыли. - Знаете, все-таки странно, - сказал режимник неуверенно. - Ну зачем вам тратить время и силы на изучение чуждых языков, зачем читать эту... белиберду? - А вы сами читали? - Разумеется, нет! - Напрасно, - укорил Вадим. - Врагов надо знать. Он уже без усилия выдерживал доброжелательный тон, ощущая внутри упругую твердость. Режимник растерянно хлопнул ресницами, затем с надеждой вгляделся в индикаторы. Что он ожидал там увидеть, интересно? Пусть этим занимаются кому положено, - с опозданием возразил режимник. - Вообще каждый должен заниматься своим делом. - А как же народная инициатива? Основатель учит нас... - Кстати, об инициативе, - оживился режимник. - Собрания вы не игнорируете - это так. Но все как-то без охоты, без огонька. - Я по натуре сдержан. - Сдержанным следует быть с посторонними. А вот вы третьего дня... - Это по служебной надобности. - Да? А это? - Режимник выхватил из папки листок и зачитал: - "17-го числа сего месяца проверочная комиссия в составе... ну, это пропустим... застала в квартире жильца Смирнова В. Г. постороннюю женщину. Объяснить свое аморальное поведение жилец отказался, при этом вел себя вызывающе". Что вы скажете на такое? - Я уже писал по этому поводу объяснительную. - Да-да, я читал. Но вы не указали там фамилию вашей... гм... гостьи. - Фамилии не знаю. - Интересно. Выходит, в неположенное время вас посещает женщина, и вы укладываете ее, простите, в постель, даже не спросив фамилии. Я правильно излагаю? - Да, знаете ли, - усмехаясь, ответил Вадим, - как-то было не до анкетирования. Если помните, иногда это происходит быстро. В раздражении режимник хлопнул ладонью по папке: - Шутки тут неуместны! Вам следует помнить, что работаете на режимном предприятии, и быть разборчивее в связях! - Об этом я помню всегда, - с точно дозированной обидой возразил Вадим, - и с посторонними о работе не говорю - ни при каких обстоятельствах! - Но вы можете за нее поручиться? - А зачем? Повторяю, здесь утечки быть не может. Режимник снова проконсультировался с детектором - с тем же результатом. - А что вы думаете о лабуправе? - без особой надежды спросил он. - А вы? - с улыбкой спросил Вадим. - Сверху-то видней. Со вздохом режимник поднялся и принялся освобождать его от присосок и ремней, напоследок пожелав: - Если что - заходите. - А как же, - ответил Вадим. - Обязательно. Всенепременно. Выходя из режимного отдела (как и положено, через другой кабинет), он вдруг увидел Оросьева, по-хозяйски расположившегося за одним из столов. Насупя кустистые брови, человечек сосредоточенно копался костлявыми темными пальцами в стопке пухленьких папок. - Сколько раз говорил: пиши короче, - остановившись рядом, сказал Вадим. - Не сваливай все на старших братьев! Сейчас не пришлось бы так напрягаться. - Ладно-ладно, умник, - пробурчал Оросьев, морщинистой лапкой прикрывая наклейку на верхней папке, - поглядим теперь, кто кого поучать станет! - Избави нас бог от таких учителей! - рассмеялся Вадим без особой веселости. - Хотя на другое ты и вовсе не годен. С повышеньицем вас! Долго ты его дожидался, но, кажется, пришел и на вашу улицу праздник будто в старые добрые лагерные времена. - Вадим еще хмыкнул и добавил: - Знаешь, Оросьев, у меня ведь всегда ассоциировался с тобой именно гестаповский мундир - к чему бы, а? - К усечению языка, - огрызнулся тот. - Болтаешь много! - А вот с этим придется повременить, - возразил Вадим. - Дослужись сначала до репрессоров. А ведь хочется, верно? - Ты куда шел? - угрюмо спросил Оросьев. - Вот и топай! А мне работать надо. - Всех нас "на карандаш возьмешь", да? - полюбопытствовал Вадим. - Или нас уже взял, очередь за другими? Вот, оказывается, куда ты вкладывал душу или что там у тебя? Уж не засиживайся на службе, "наш паровозик", береги здоровье. В жизни так много радостей, кроме как напакостить ближнему, - вдруг тебя еще что увлечет? - Он облокотился на столешницу, наклонясь к Оросьеву, заговорил доверительно: - Хочешь, по старой памяти, совет? Пока можешь, не поддавайся зависти совсем, иначе окажешься в таком болоте!.. Думаешь, вампирам живется сладко? Ну, напьются они людской крови - а дальше? Они ведь даже не живые... Впрочем, для тебя это абстракции, - заключил он, - стало быть, и совет не впрок. Распрямившись, Вадим рассеянно кивнул оцепеневшему знакомцу и направился к выходу, отчего-то уверенный, что при следующем допросе его будет терзать уже не тот старенький доверчивый режимник, а растущий, перспективный, "землю рогом роющий" кадр, созвучный новым временам, - Оросьев. Конечно, если этот допрос состоится. 2. В тени чудовищ Сразу после обеденного перерыва Вадима позвали к телефону. Очень удивившись, он подошел. - И чего сбежал? укорил в трубке веселый звонкий голос. - Эх ты, медведище! Вадим напрягся, сделал поправку на изношенную связь и вспомнил. И то - суток не прошло! - А что оставалось делать? - ответил он. - Предков твоих дожидаться? - Ну, виновата, прости! - легко признала Юля. - Не умею пить - моя беда. Слушай, я заскочу за тобой - в пять, да? - Ты понимаешь... - Буду ждать против входа, чао! - И она положила трубку. "Чао-чао", растерянно повторил Вадим. Можешь теперь мямлить до посинения - кто тебя услышит? Изящный "бегунок" поджидал его в условленном месте. Украдкой оглядевшись, Вадим опустился на переднее кресло, рядом с прелестным водителем. На этот раз Юля облачилась в ситцевый сарафан на бретельках и нарядные босоножки, столь же воздушные. На заднем сиденье обнаружился худощавый юноша с тонким печальным лицом. - Это Гарик, мой приятель, - представила его Юля. - Точнее, родственник какой-то там дальний. Похож, верно? - Она рванула машину с места. - Знаешь, куда тебя везу? - В "корыто"? - предположил Вадим. - Или на "полигон"? Гарик содрогнулся, девочка расхохоталась: - Нет, чуть подальше. Только молчок, ясно?.. Хотя чего это я! Мы ведь старые конспираторы, верно? - И она подмигнула Вадиму в зеркальце. "Ну и кретины эти жрецы! - сердито подумал он. - Принимают кого ни попадя!.. Хотя на эту стрекозу и я бы купился или куплюсь. Или уже. Старым становлюсь: на молоденьких потянуло". - А везу я тебя к воображенцам, - продолжала Юля. - Слыхал про таких? - Это которые задаются? - притворился Вадим. - В смысле - воображалы? Гарик вспыхнул, как лампочка. Оглянувшись на него, Юля фыркнула: - Обиделся, смотри!.. Мальчик, а ты при чем? Накарябал пару баек - и туда ж! - Юлия, прекрати! - негодуя, потребовал Гарик. - Это совершенно никого не касается. Девушка махнула на него рукой и объяснила Вадиму: - А воображенцы, мил друг, отличаются от прочих патологически развитым воображением, от коего слова и происходит название. И ладно бы они воображали только внутри, так они еще норовят других осчастливить - верно, Гарик? И фантазируют, я тебе скажу, без удержу! - На какие темы? - А на всякие - запретные в том числе, если тебя это волнует. Куда идем, что с нами будет, а чему и не бывать никогда, но почему не поиграть... Интересно? - Как тебе сказать... Безумно! - Вот! Я знала, чем искупить. - Она хихикнула: Гарик, лапуля, не хмурься так грозно, у нас с ним свои счеты... Подфартило же мне с родственником! Юля лихо вывернула из-под надвигающегося грузовика - у Вадима екнуло сердце. Чуть слышно чертыхнувшись, он пристегнулся ремнем к спинке. - Встречаются воображенцы раз в месяц, - продолжала Юля как ни в чем не бывало. - Ну, общаются там, рукописями обмениваются - с-сочинители! Потом треплют друг друга - да так, что клочья летят... Потеха! - Как ты вышла на них - через Гарика? - Проницательный мой! - Юля чмокнула его в ухо, машина вильнула. - Только не убивай их сразу, любимый, - у них по женской части напряженка, потому вьются вокруг меня точно мухи. - Запрокинув голову, девушка залилась беспечным смехом, едва не врезавшись в бордюр. - Вадик, вот ты все знаешь - отчего, если дама пишет, на нее посмотреть страшно? - Ну, не на всех, - возразил он. - Далеко не на всех. А потом, ты путаешь причину со следствием: как раз пишут оттого, что некрасивы. Или несчастливы. Каждый утверждается как может... Далеко еще? - Не очень. А что? - Ну-ка тормозни. - Зачем еще? - Однако послушалась, круто вильнула к бордюру. Машина встала, едва не клюнув носом в землю. - Махнемся, - предложил Вадим. - Ты сегодня не в форме. - А ты умеешь? Не то кэ-эк гробанемся!.. - Не волнуйся, я свою жизнь ценю. А заодно сохраню ваши. - Спаситель! Я в тебя сразу поверила. Без лишних церемоний Юля перебралась через него в соседнее кресло и объявила: - Нет, вчера я все-таки перебрала!.. - А то не знаю, - проворчал Вадим, пуская машину. - Куда ехать-то? Против опасений, с управлением справился легко, хотя практиковался давно и, уж конечно, не на таких конфетках. Без дальнейших приключений они добрались до места, каковым оказался раскидистый старый дом, давно брошенный, с заколоченными окнами и осыпающейся штукатуркой. Однако расположен он был удобно: на пересечении нескольких миграционных маршрутов - то есть в достаточно людном месте. - Забавно, - пробормотал Вадим. - Чего? - сейчас же вскинулась Юля. - Когда-то здесь помещался Союз Писателей, - объяснил он. ~ Бедные воображенцы - тень сего монстра преследует их поныне. Или им самим любо топтаться на трупе врага? Выбрав местечко поукромней, Вадим притулил там "бегунок". (Хотя уже знал, что Юлька бросает машину, где попало: а чего жалеть - не свое же?) Затем все трое сквозь прореху в ограде пробрались к укрытому за кустами подвальному входу и пыльными темными переходами, подсвечивая себе фонариками, проникли в сумеречные помещения оставленного здания. А там промахнуться было бы трудно, так как из распахнутых дверей бывшего актового зала доносился оживленный гул. Конечно, Юля первой впорхнула на порог, эффектно помахав сразу всем тонкой загорелой рукой, - и приветствовали девочку с энтузиазмом. Но когда за ее спиной вырос Вадим, энтузиазм заметно спал, а от эстрады к нему протянулось с пяток настороженных, прощупывающих взглядов. Пришлось сначала пообщаться со здешними заправилами. Юленька поручилась за новичка со всем пылом непорочной юности, поклялась, что знает его с рождения (своего, естественно), что он носил ее на руках и до сих пор носит, хотя реже. В общем, Вадим по себе знал, что отказать ей трудно, и забавно было наблюдать, как эти неглупые, в общем, ребята - некоторые уже с брюшком либо с лысиной - распускали перед пигалицей хвосты. Конечно, Юльке это нравилось, но под прикрытием Вадимовых массивов ей наверняка было спокойнее - может, затем его сюда и позвали. Зато остальных его присутствие устраивало меньше, и Вадима всего искололи недовольными взглядами. Однако прямых наездов не случилось: грубая сила котировалась в любой компании, даже высоколобой. А публика в зале собралась пестрая, как по виду, так и по занятиям. Профессиональных сочинителей не наблюдалось (и что им тут делать?), зато прочие слои были представлены неплохо. Конечно, больше присутствовало спецов самых разных профессий, но хватало и трудяг. Даже парочка блюстителей забрела, что вовсе странно. Впрочем, различать воображенцев по кастам оказалось не просто. Кастовые признаки в них едва проступали, словно сюда попадали только бракованные экземпляры. Как будто здесь подвернулась одна из отмелей, огибаемая потоком, на которую тот сбрасывал случайный мусор и накопившуюся пену. Даже в нарядах или прическах воображенцы позволяли себе лишнее, словно щеголяя друг перед другом свободомыслием, - не говоря о поведении. Пожалуй, они вполне могли бы выделиться в особую касту, дай им волю. Однако воли воображенцам как раз не давали, а наоборот, всяко подавляли. И кое-кого из них это даже устраивало. Еще неизвестно, как повернутся дела, когда "таланты и поклонники" наконец встретятся лицом к лицу, - многие ли будут востребованы? И на кого обижаться тогда? Зато у воображенцев уже появились свои, пока не канонизированные, мученики. К примеру, одного из них, нервного позерствующего субъекта, куда-то там вызывали и о чем-то таком спрашивали. Вадим так и не понял, в чем, собственно, заключался героизм субъекта, однако гордился тот до сих пор, словно прошел через эшафот или, по меньшей мере, пытки. Двух-трех воображенцев Вадим помнил еще по студии при тогдашнем СП, а с одним, Тигрием Низинцевым, был знаком довольно неплохо, в прежние времена натыкаясь на него почти на всех литературных тусовках, где бы они ни собирались, либо в гостях у приятелей-литераторов - Тигрий обладал почти сверхъестественной вездесущностью и, казалось, мог пребывать в нескольких местах сразу. Не виделись они с самого Отделения, и теперь Низинцев еще полысел и располнел, вполне реализовав задатки, подаваемые смолоду. Вообще же в последние годы Вадим от этой публики отдалился, и потому, наверно, Тигрий лишь прохладно кивнул ему, даже не попытавшись, как раньше, обменяться новостями. - Прошу внимания! - наконец произнес председатель, крупный флегматичный парень с русой шевелюрой, и гул стал стихать. - Все, наговорились?.. Тогда начинаем. - Он помолчал, задумчиво озирая рассаживающихся семинаристов. Сложением и повадками председатель до изумления походил на системщика Гогу, только здешнего, славянского разлива. - Итак, все здесь... или почти все, - он задержал взгляд на Вадиме, - обладают качеством, предосудительным в нашем обществе, то есть фантазией. У кого больше, у кого меньше не суть важно. К сожалению, в широких массах наметилась тенденция к утрате этого свойства. Подавляющее большинство уже не способно заглядывать в будущее дальше нескольких дней, а многие и вовсе живут сегодняшним. Положение катастрофическое, без преувеличения, и главная беда, что именно однодневки устраивают режим более других, а потому получают максимальное благоприятствование. Соответственно мы на другом краю. К счастью, у власть предержащих пока не хватает фантазии осознать, что одно из главных препятствий на пути к абсолюту - как раз фантазеры. И на этом противоречии, собственно говоря, мы паразитируем. Но если кто-то подскажет им и убедит? Наша группа существует не первый год, и пока мы больше играли в конспирацию, а немногие синяки, кои нам перепадали, - председатель кольнул "мученика" насмешливым взглядом, - если честно, и неприятностями назвать нельзя. Мы очень мило проводили здесь время, мило общались, всячески имитировали деятельность - а что на выходе? Мы создали закрытый от прочего мира клуб, и что делается вне этих стен, нас не волнует. Хотя, казалось бы, кому как не нам понимать, куда это ведет? Председатель помолчал, разглядывая собратьев: некоторые были смущены, однако не слишком многие, - и добавил обыденно: - Засим предлагаю перейти к обсуждению. Нет возражений? - Минуточку! - подскочил с места субъект-мученик. - Сперва хотелось бы кое-что выяснить. - Он повернулся и уперся взглядом в Вадима: - Вот вы, собственно, кто? Да-да, вы! "Псих!" - явственно буркнула Юля и показала субъекту язык. Для уверенности Вадим оглянулся, но вперились именно в него. Указующего перста не хватало. - Собственно, я? - переспросил он, ощущая себя неуютно в перекрестии многих взглядов. - Ну да! Кто вы? Почему здесь? - Нехотя Вадим поднялся, огляделся. Все, включая председателя, молча смотрели на него, ожидая ответа. Похоже, здесь не принято игнорировать вопросы, даже бестактные. - Я предсказатель, - заявил Вадим не без вызова. - Простите, кто? - Предсказатель - либо, если желаете, прогнозист. Подмечаю тенденции, прослеживаю их в будущее. По-моему, это не так далеко от ваших занятий. - Но ведь тенденций множество! Они появляются, исчезают, меняются... - У меня альтернативные модели. На все случаи. Субъект озадаченно подергал себя за ухо и сказал: - Предположим, что вы не врете. Но ведь вы не записываете свои предсказания? Как же мы сможем их обсудить? Строго говоря, это ведь не сочинительство! - Зато я сочиняю песни. - Господи! - испуганно вскричал субъект. - А это при чем? - Я могу их спеть, - объяснил Вадим, - если снабдите инструментом. Или, по-вашему, сочинять музыку проще? Окончательно запутавшись, субъект сник. Такого он явно не ожидал. Как и сам Вадим, вдруг обнаруживший в себе странное: ему понравилось выступать, понравилось обращать на себя внимание. Откуда это у него - теперь? Однако сдерживаться не стал. - Хорошо, согласен, - продолжал он, - это не вполне то же самое, хотя общего немало. Но сейчас я хотел бы привлечь ваше внимание к основной своей специальности - электронике. Последнее время я работаю над проблемой, близкой всем вам: каким образом задействовать ресурсы подсознания, чтобы стимулировать воображение. - А собственно, где вы работаете? - спросил кто-то из задних рядов. Обернувшись, Вадим нашел его глазами и на всякий случай запомнил. - Эта тема не обсуждается, - ответил он. - Взамен готов сообщить еще кое-что. - Вадим улыбнулся сочувственно. - Отныне вам будет разрешен выход на публику. - В зале зашевелились, задвигали стульями. - Не пугайтесь, я не официальный уполномоченный, просто имею знакомых на Студии. Так вот, в верхах пришли к заключению, что немножко безобидных фантазий публике не повредит. Стало быть, у вас появляется альтернатива - сами понимаете какая. Засим благодарю за внимание. - Вадим слегка поклонился и сел, чувствуя себя уже выжатым, как лимон. "Ну и перепады! поежился он. К чему бы? Все-таки что-то грядет" Воображенцы снова задвигались, загалдели. Выждав пару минут, председатель коротко постучал по столу, оборвав шум. - Сообщение обсудим позже, - объявил он, - а сейчас приступаем к обсуждению. Коллега, прошу! Из толпы выбрался и уселся на виду упитанный рослый бородач, смахивающий на басмача из исторической ленты. Однако сейчас он улыбался благостно, точно Будда, а его пухлые розовые щеки круглились, словно яблоки. И началось! Действительно, тут не щадили: раскатывали по бревнышку, разбирали до винтиков. Чтобы подставиться под такой обстрел, надо быть смельчаком или мазохистом. Либо садистом (что, как известно, оборотная сторона) и терпеть нынешние пытки, надеясь вернуть сторицей. Однако бородач, судя по всему, был старым семинарским бойцом, и все наскоки отбивал с завидной выдержкой, не теряя внешнего благодушия, зато весьма едко. Своим обидчикам он оказался явно не по зубам - тем более что старались-то больше молодые: видимо, по известному методу Моськи. "Басмач" отвечал всем с одинаковым миролюбием, не прекращая улыбаться, только на некоторых смотрел слишком уж пристально, будто запоминая. Можно было не сомневаться, что с этими он еще посчитается, причем от души. Отольются моськам слоновьи слезы. Но самое интересное развернулось после всех этих свар, когда к трибуне прорвался "субъект" с заявленным докладом и принялся, как ни странно, излагать достаточно здраво выстроенную теорийку, к тому же перекликавшуюся с последними исканиями Вадима. - Да, - убежденно говорил он, - мы именно творцы! Можете считать это определением, а не самовосхвалением. Сейчас в интеллигентских кругах снова входит в моду православие - или же мусульманство, в зависимости от корней. Причем, что забавно, каждая из религий утверждает единобожие и отрицает прочие - чистой воды формализм! Почему не проявить немножко терпимости и не признать свою конфессию лишь одной из многих моделей мироздания, более или менее удачных? И не сравнить ее с другими, и не выбрать отовсюду лучшее? - Потому что тогда они перестанут быть верующими, - с улыбкой ответил председатель. - Подумаешь - откровение! фыркнул "басмач". - Уж столько десятилетий талдычат об единой религии. - Но я-то толкую о модели, возразил субъект. - О научной концепции, если хотите, где нет места домыслам, где все посылы подтверждаются фактами. - Ага, щас, - сказал бородач и прорычал: - "Чуда нам, чуда!" - Смотря что считать чудом. Некоторые отступления от обыденности а почему нет? Вообразите реальность как пограничную полосу между, условно говоря, Светом и Тьмой (или же Небесами и Преисподней), а наши сознания - как воплощения этих изначальных стихий, использующие тела в качестве глубоководных скафандров, без которых здесь не выжить. С усмешкой Юля покосилась на Вадима, а тот лишь покачал головой: действительно, идеи носятся в воздухе. - Стало быть, наш мир можно наречь Вечером? - сострил кто-то из зала. - А для тех есть еще вариант: Крыша и Подвал... или Подземелье. - Или Хаос и Порядок, - неожиданно вставил Вадим. - Так что же первично, Игорек? - вопросил бородач. - идеалист хренов!.. - Изыди, сатана, - отмахнулся тот. - Так вот, сознание (или, если хотите, душа) может быть как мелким, так и глубоким - в зависимости от степени приближения к потусторонним стихиям. Соответственно, и человек меняется от полуживотного до творца, может - до мага. Конечно, чтобы предельно сблизиться со стихиями, то есть "вдохновиться", сознание надо должным образом настроить - вот для чего нужны медитации, заклинания, снадобья... - Все-таки что есть магия? Черт возьми, душа просит чудес! - Чудеса происходят, когда сознание касается сразу Света и Тьмы, как бы замыкая одно на другое, и тогда через него протекает столько Силы!.. А до тех пор наши фантазии остаются внутри нас либо переносятся на бумагу с большей или меньшей адекватностью. Похоже, он говорил всерьез - что было необычным для творцов, создающих свои миры больше для потехи и скорее играющих в философию, не говоря о богоискательстве. Впрочем, это уже походило на богостроительство, нравившееся Вадиму куда сильней. - Магия как высшая ступень творчества, - задумчиво молвил председатель. - А есть кто-нибудь повыше мага? - Может, богочеловек, - предположил Игорек, - в котором обе стихии присутствуют постоянно? Но чтобы остаться в нашем мире, равновесие в нем должно быть идеальным, - ведь каждая тянет к себе с чудовищной силой. Либо нужны прочные корни, запущенные в сознания других. - Стало быть, душа характеризуется не только глубиной, но и широтой, верно? спросил председатель. - А еще, наверное, прочностью сцепления с телом. - Назовем это жизненной силой, - вставил бородач, видимо, имеющий представление о билдерах. - А как одно сознание контактирует с другими - телепатически? На подсознательном уровне? - Назовем это совестью, - усмехнулся председатель. - И чем шире душа, тем совестливей. Кстати, вовсе не обязательно это напрямую связано с глубиной - помните юродивых, блаженных, убогих? Много ли среди них было мудрецов, зато как почитались народом!.. - Между прочим, большинство из них выделялись повышенной жизнестойкостью, - не утерпел Вадим. - Выходит, для телепатостанций тоже требуется жизне-сила? - Если она расходуется на телепатию, на остальное вряд ли останется, - сейчас же возразил Игорек. - Совесть - штука инерционная, - ответил Вадим. - Иначе не было б угрызений. Сначала включаются рефлексы, вплоть до животных, затем начинаешь оценивать ситуацию. Видимо, из соображений экономии связь работает в импульсном режиме и только при крайней надобности переключается на постоянный. Но для дальнего приема резервы мощности должны быть немалыми. - Сразу видно технаря, - проворчал бородач. - Сейчас разложит душу на составляющие, начертает блок-схемку... - А почему нет? - пожал плечами Вадим. - Очень способствует пониманию. Здесь уже поминались модели - так почему не смоделировать сознание? - А как в него войдет, скажем, волевое начало? - поинтересовался бородач. - Чего мне всегда не хватало!.. Отдельным блоком? - Не обязательно. Проще представить его в виде энергетической перегородки между рассудком и остальными частями, продуцирующими желания, эмоции, страсти, сродни внешней оболочке, образованной жизне-силой. Если перегородка прочна, эмоции не замутняют рассудок, а при дальнейшем повышении порога вообще перестают влиять на него впрямую. Тогда поведение субъекта, все его поступки и реакции определяются здравым смыслом - разве вот это и не зовется силой воли? - И человек превращается в робота... - Нет, если у него нормально функционирует совесть. - Тоже представленная в виде блока? - брезгливо спросил субъект. - Да, - подтвердил Вадим. - В виде телепатостанции - достаточно мощной, чтобы принимать без искажений самые дальние сигналы. К слову сказать, сейчас этот блок неисправен у многих, а у большинства других для него недостает жизне-силы. - Например, у нас? - уточнил Игорь. - Ну да, мы же сплошь бесхребетные да слабохарактерные, и мало кто здесь уберегся от соблазнов!.. Куда нам до праведников или героев, верно? - Верно, - спокойно кивнул Вадим. - Жизне-силы у вас недобор. Даже у спецов ее больше. - Так почему бы вам к ним не вернуться? - Игорек, Игорек! - укоризненно призвал председатель. - Опять эмоции, да? - огрызнулся тот. - Что ж делать, мы им подвержены! Может, потому еще и годны на что-то. - Да кто же на них покушается? - Вот он. - Игорек ткнул пальцем в Вадима. - Совесть, говорит, это блок, а "эмоции замутняют рассудок". - У тебя - точно. И ведь жаль: соображаешь ты отменно - когда ни на кого не обижен. А часто ты не обижен? Против воли субъект хихикнул. - Нет, - признал он. - Но ведь - эмоции!.. - Эмоции необходимы, - сухо признал Вадим, - как объект для рассудочного анализа, как материал для творчества. - "Объект, анализ, материал" - я с ума сойду! - взвился Игорек, даже руками всплеснул. - И это - о моей бессмертной душе! - Кто-то недавно призывал к терпимости, - заметил бородач, умильно улыбаясь. - Что, Игорек, на святое покусились? - Кстати, о бессмертии, сказал Вадим. - Интересно, как вы его представляете? Что происходит с душой после гибели тела? И почему, собственно, оно стареет? - У вас надо спросить, - откликнулся Игорь. - У вас-то его куда больше. И про силу вы все так здорово понимаете!.. - Хорошо, вернемся к жизне-силе, - согласился Вадим. - Что это, как не энергия? А где есть энергия, там уместны понятия: "заряд", "напряжение", "ток", "проводник", "конденсатор", "батарея", - короче, все то, с чем вы знакомы не близко. Так почему не обратиться к тем, у кого эта методика отработана досконально? Зачем изобретать велосипед? - То есть к спецам? - уточнил "басмач", улыбаясь уже язвительно. - Именно. Кстати, в информатике они тоже ориентируются неплохо и с охотой представят вам человека в виде прямоходящего робота - с рассудком-компом, характеризующимся оперативной памятью и быстродействием; с блоком памяти, заодно включающим в себя программные файлы, то есть инстинкты и рефлексы; с портами для ввода данных и телепатостанциями, наконец, со всей скелетно-мускульной машинерией, управляемой рассудком и программами через промежуточный блок. А вам останется только вдохнуть в это безобразие жизнь - то есть элемент непредсказуемости и хаоса, а также ваши ненаглядные эмоции. - То бишь "бессмертную душу", - с той же ухмылкой ввернул толстяк. - Ну, кто возьмется? - "А теперь попробуем со всей этой фигнею взлететь", - тихонько пробормотал кто-то. - Щас! - И есть еще одна занятная человечья порода, - сказал Вадим, - до сих пор вами старательно игнорируемая. Имею в виду крутарей. - Крутари? - со смешком переспросил Игорь. - Это у которых бицепсы тяжелее мозга? Как будто это характеризует что-нибудь, кроме самих бицепсов. - Про вес не скажу, - вмешался бородач, сам весивший вдвое против Игорька, - а вот свою мужскую силу они растрачивают на тренажерах. К тому же их мускулы только с виду мощные, а на деле... - Дутые, верно? - негромко подсказал Вадим. - Вроде того, - согласился басмач. - А что, есть возражения? - Как говаривал в подобных случаях один мой знакомый: "Давай-ка я вмажу тебе этими "дутыми", а ты уж суди сам". Не лучший аргумент, согласен, и в доказательства не годится. Что же касается мужской силы... Ну, тут вам видней. - Это почему же? - насторожился бородач. - Что, разве не видней? - удивился Вадим. - Ну, извините - вы с такой уверенностью говорили!.. Наверное, очень хочется в это верить? Выходит, чтобы ощутить превосходство над крутарями, недостаточно интеллекта? - Вы нас с кем-то спутали, - высокомерно парировал толстяк. - Это для самцов важнее потенция. - А вы, стало быть, вознеслись над плотью? - С улыбкой Вадим оглядел оппонента, покачал головой. Чего? - немедленно спросил тот. - Я молчу, - объяснил Вадим. - No comment. - И ладно. Так что там про крутарей? - Видите ли, в чем дело... Конечно, можно клеймить крутарей за тупость, за невежество, за чванливость, однако в упорстве им не откажешь. Эти ребята умеют ставить цель и умеют ее добиваться, шажок за шажком, ежечасно, ежеминутно, хоть на чуть, но меняя вокруг мир и даже меняя себя, вычерпывая из резервов все! По-вашему, это не стоит подражания или хотя бы уважения? Многие ли из вас способны на такое - если честно? - Если честно, - запальчиво сказал Игорек, - то лучше быть слабым! - Лучше быть здоровым и богатым, - пробурчал бородач. - Дальше что? - Да нет, - пожал плечами Вадим, - я только призываю к взаимной терпимости, а кому здесь начинать, если не самым умным? И кто сможет представить себя на месте других лучше воображенцев? Наверно, я идеалист, - вздохнул он. - Но подумайте, кому выгодно развести всех по разным углам. И не обидно ли вам эрудированным, талантливым! - идти у них на поводу? Или для этого ума недостаточно - нужна мудрость? Подумайте!.. - Трибун, - брюзгливо заметил кто-то, - если не пророк. Скучно, господа! - Ну почему, даже трогательно, - возразил другой. - Как это он: "Думайте, о мудрейшие из мудрых!" Очень впечатляет. Пожалуй, даже можно где-нибудь отразить. Улыбаясь углами рта, Вадим ждал продолжения, однако ведущая троица - председатель, бородач и Игорек - общей атаки не поддержала, и она захлебнулась, толком не начавшись. Вскоре разговор переключился на другие темы, Вадиму не слишком интересные. И он снова принялся озираться, вглядываясь в лица, рассматривая запущенный зал, прежде такой торжественный. - На волю хочу, - жалобно пискнула Юля. - Накурили!.. Смоемся, а? Уходить было жаль, однако и Вадиму в этой дымной духоте уже становилось муторно, а чего требовать от такой крохи? Удивительно, что ее на столько хватило. Нехотя Вадим кивнул. Сейчас же Юля сорвалась с кресла и, пригнувшись, потянула его меж рядов к выходу. Ввязавшись в какую-то перепалку, Гарик не заметил их бегства, и на улицу они вывалились вдвоем, взмокшие и слегка одурелые. Брезгливо наморщив носик, Юля трясла растопыренными руками, остужаясь. - Ну вот, опять мокрая, - пожаловалась она. - Сильно от меня несет, да? - Дурочка, - ответил Вадим. - Запах свежего пота у здорового человека вполне сносен. Это потом, часов через шесть, когда он начинает разлагаться... - Человек? - с отвращением спросила Юля. - Пот. - Фу, и зануда же ты! - Оттянув на груди сарафан, Юля подвигала им вперед-назад, гоняя воздух. - Что за жара, а? Хоть душевую с собой вози. Блюстителей поблизости не наблюдалось, потому Вадим позволил себе расшнуровать кафтан донизу, затем расстегнул и рубаху, подпуская к телу свежесть. - Счастье, что ты такая чистюля, - сказал он, озираясь. - Иначе пошла бы по рукам. - Это почему? - А что еще тебя держит? Подумав, Юля пожала голыми плечами: - С кадрами напряженка. Хотя ты прав, наверно: я многих готова почитать, но на дистанции. Как представишь, что придется их трогать, гладить, нюхать, целовать. Ее передернуло. - Слушай, а хочешь окунуться? - В "корыте", что ль? - Не-е, там скучно, да и далеко, - есть местечко занятней. Поскакали! Теперь за руль снова уселась Юля, но покатила уже без прежней лихости, подставив лицо и плечи воздушному потоку, врывавшемуся в оконце. - Ну